П. Н. Милюков: "русский европеец". Публицистика 20--30-х гг. XX в.
М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. -- (Люди России).
П.Н. НОВГОРОДЦЕВ
Умер П.Н. Новгородцев. Треволнения эпохи гражданской войны и изгнания тяжело отразились на его организме, преждевременно надорвав его,-- и сердечная болезнь сперва заставила его отказаться от привычной и любимой академической работы, а потом свела его в могилу. Мы в последнее время оказались в разных политических лагерях; но это не мешает мне свято хранить память о длинном жизненном пути, пройденном нами вместе, в одних рядах, в служении общему делу -- демократии и свободы.
Некоторые личные и идеологические особенности П.Н., правда, давно уже хранили в себе возможность будущих расхождений. Новгородцев был человек волевой, и силу своей воли он сосредоточил на работе в административных академических должностях. Все знающие эту работу в Москве относились к ней с величайшим уважением. Твердость основного направления Новгородцев умел соединять с умением убеждать, а не просто приказывать. Но приобретенные в администрации привычки все же клали некоторую грань между П.Н. и его ближайшими друзьями.
Другие различия были в исходных точках мысли и мировоззрения. Новгородцев принадлежал к московской школе религиозных философов, к кружку Трубецкого, и разделял их взгляды. Эта подпочва веры, направлявшей научную мысль, всегда чувствовалась у него, но резко и ярко она вышла наружу, как кажется, только в эмиграции, с тех пор как Новгородцев сблизился с евразийцами и стал развивать теорию превосходства восточно-религиозного идеала над западной культурой, в кризисе которой он был убежден давно.
Из этих настроений вытекал и выбор тем для научных исследований, начиная с первой диссертации "Историческая школа юристов" (М., 1896) -- первом европейском построении цельной системы национального консерватизма, продолжая работой о "Кризисе современного правосознания" (М., 1909), где Новгородцев проследил "крушение веры в современное правовое государство", и кончая исследованием "Об общественном идеале" (М., 1917; 3-е изд. Берлин, 1921), в котором он "поставил целью показать, что то же крушение старых верований проявляется и в отношении к неизведанным еще укладам новой жизни, о которых говорят социализм и анархизм".
При своей глубокой образованности и всестороннем знании предмета, Новгородцев, конечно, не мог ограничиться банальным и огульным отрицанием новейших форм демократии и новейших учений об общественном идеале. В том же предисловии к последней книге, из которого взяты предыдущие цитаты, он говорит: "Только в свете этого вывода (о кризисе) получают настоящее свое оправдание и исторические пути правового государства: оно не принесло и не могло принести с собой совершенства жизни... но оно открыло и еще более должно открыть в дальнейшем своем развитии простор для проявления всех жизненных возможностей, всех закономерных притязаний, всех прогрессивных стремлений. Крушение веры в совершенное правовое государство есть только крушение утопии, с отпадением которой остается, однако, в полной силе настоящее историческое призвание правового государства в его практических стремлениях и реальных достижениях. Но точно так же и крушение усилий социализма и анархизма нисколько не колеблет тех жизненных начал, которые бесспорно заключаются в этих учениях".
С такими взглядами вполне гармонирует принадлежность Новгородцева к партии народной свободы. Он участвовал в создании партии и был членом ее центрального комитета. В первой Государственной Думе Новгородцев был докладчиком по законопроекту о неприкосновенности личности, и его доклад уже был поставлен на повестку, но накануне этого дня Дума была распущена. Вместе с другими членами партии покойный участвовал в Выборгском манифесте и разделил последствия этого участия: был привлечен к суду, отбыл заключение в Таганской тюрьме и лишился избирательного права. Последнее обстоятельство отдалило его от активной политической жизни, и временно он прекратил партийную деятельность. Но революция снова вернула его в ряды партии, и в этот момент он, со свойственными ему талантом и энергией, поддерживал ту политическую линию, которую вел и я, выступая в комитете и на съездах партии против потворства крайностям революции. В дни московского большевистского восстания, на перепутье между Петроградом и Ростовом, я был его гостем.
Мы еще раз встретились, как друзья и участники общей политической деятельности в Киеве времен Скоропадского. Но тут уже было положено начало последней политической дифференциации.
В истории русской общественности Новогородцев останется одним из самых крупных представителей русского либерализма в его беспримесном виде. Доминирующая у него идея личности, как абсолютной цели общественного прогресса, явилась связующим звеном между его религиозно-философскими убеждениями и его политическими построениями. Личность, не корректированная социальностью,-- это центральная идея старого, классического либерализма, опоздавшего развиться в России. Это же и особенность того направления германской науки, под влиянием которой оформились идеи Новгородцева. Английская и французская идеология менее гармонировали бы с его основными убеждениями.
В эмиграции П.Н. являлся одним из идейных вождей националистического течения, которое он освещал своим авторитетом в глазах молодежи. С этим течением, после разрыва с правым крылом партии народной свободы, мне приходилось вести активную борьбу. Но я не хотел вмешивать в эту борьбу личности П.Н., которая продолжала внушать всем, знавшим покойного, самое глубокое уважение. Мне в особенности ясно, что личность Новгородцева не исчерпывается тем выражением, которое она получила в последней борьбе, и что не этим он приобрел то неоспоримое право на видное место в истории русской общественности, которое за ним останется.
Преклонимся в лице Новгородцева перед памятью одного из вождей русского освобождения от оков старого порядка, и пожалеем, что уродливые условия жизни не дали направлению Новгородцева того влияния на широкие круги, какого оно заслуживало,-- не только благодаря личному таланту покойного, не только благодаря его замечательному преподавательскому дару изложения, но и благодаря самому существу тех мыслей, которые он разделял и которым активно служил в течение большей части своей политической и общественной деятельности.