Lib.ru/Классика: Мицкевич Адам. Крымские сонеты

КРЫМСКІЕ СОНЕТЫ.

**Адама Мицкевича *).**

*) Изъ Мицкевича у насъ до сихъ поръ переведено немного. Крымскіе сонеты высоко цѣнилъ Пушкинъ. И великая душа геніальнаго польскаго поэта, и красоты вашего Крыма ярко отражаются въ этихъ сонетахъ. Приближается столѣтіе со дня рожденія Мицкевича, и редакція Русской Мысли сочла своимъ долгомъ познакомить читателей съ однимъ изъ лучшихъ его произведеній.

Wer den Dichter will verstehen,

Muss in Dichters Lande gehen.

Гёте.

Товарищамъ по крымскому путешествію.
Авторъ.

I.
Акерманскія степи.

Я выплылъ на просторъ сухого океана;

Возъ тонетъ въ зелени, какъ челнъ среди валовъ;

Межъ шумныхъ волнъ луговъ, межъ заводью цвѣтовъ,

Миную острова багряные бурьяна.

Темнѣетъ... Ни тропы нигдѣ нѣтъ, ни кургана...

Средь звѣздъ небесъ ищу ладьѣ проводниковъ;

Не облако-ль блеститъ, не день ли встать готовъ?

Нѣтъ, то сверкаетъ Днѣстръ -- лампада Акермана.

Постойте! Что за тишь! Я слышу, какъ незримый

И взорамъ сокола журавль свой держитъ лётъ,

Какъ мотылекъ въ травѣ дрожитъ, неуловимый,

Какъ змѣйка скользкая былинки грудью мнетъ

Такъ тихо, что поймать я-бъ слухомъ могъ любимый

Зовъ изъ Литвы... Но въ путь... никто насъ не зоветъ.

II.
Морская тишина.

На вышинѣ Тарханхута.

Чуть вѣетъ лентами палатки вѣтерокъ

И грудью тихою играетъ гладь морская...

Невѣста такъ себя мечтой любви лаская,

Пробудится, вздохнетъ и снова сонъ глубокъ.

Какъ стяги бранные, когда война пройдетъ,

На мачтахъ паруса недвижны; легкимъ ходомъ

Корабль колышется, какъ бы прикованъ къ вбдамъ;

Радъ отдыху матросъ и путникъ чуждъ заботъ.

О, море! Есть въ числѣ твоихъ существъ веселыхъ

Полипъ; во время бурь онъ крѣпко спитъ на днѣ,

Но въ тишь волнуетъ глубь змѣистыми ногами...

О, мысль! И у тебя въ часы невзгодъ тяжелыхъ

Спитъ гидра памяти, покоясь въ тишинѣ,

Когда же въ сердцѣ миръ -- вонзается когтями.

III.
Въ плаваньи.

Свѣжѣетъ... чудовища всплыли морей,

Готовьтеся, дѣти!... Матросъ выбѣгаетъ,

По сѣти невидимой кверху всползаетъ,

Вися, какъ паукъ въ паутинѣ своей!

Вихрь! Вѣтеръ! Не зная узды, веселѣй

Корабль накренившійся въ пѣнѣ ныряетъ,

Сквозь тучи корму къ небесамъ поднимаетъ,

И вѣтеръ подъ крылья хватаетъ смѣлѣй!

Я духомъ въ глубокой пучинѣ летаю,

Мечты разметались, какъ ткань парусовъ,

И съ крикомъ веселья за ихъ вереницей

Несусь я и руки впередъ простираю,

Помочь кораблю въ быстромъ бѣгѣ готовъ.

Легко мнѣ... я знаю, что значитъ быть птицей.

IV.
Буря.

Порваны снасти; шумъ бездны побѣднѣй,

Паника, помпы зловѣще стучатъ,

Бросили въ страхѣ матросы канатъ,

Солнце заходитъ съ надеждой послѣдней.

Вихрь завываетъ; другъ другу на смѣну

Влажныя горы вздымаются съ дна,

Смерть налетѣла на остовъ суднй,

Словно солдатъ на разбитую стѣну.

Тотъ полумертвъ, этотъ руки воздѣлъ,

Тѣ обнялись передъ мракомъ могилы,

Тѣ просятъ смерть ихъ отъ смерти спасти.

Путникъ одинъ лишь въ раздумьи сидѣлъ,

Мысля: блаженъ, кто лишается силы,

Молится-ль небу, твердитъ ли "прости".

V.
Видъ горъ изъ Козловскихъ степей.

Пилигримъ и мирза.

Пилигримъ.

Аллахомъ ли изъ льдовъ тамъ создана преграда,

Иль ангеламъ онъ тронъ изъ мерзлыхъ тучъ сковалъ,

Иль дивы сдвинули обломки горныхъ скалъ,

Чтобъ не могла пройти съ востока звѣздъ плеяда?

Но что за зарево?... Иль то пожаръ Царь-Града,

Иль Богомъ въ часъ, когда на землю сумракъ палъ,

Чтобъ на пути мірамъ плывущимъ день сіялъ,

Въ небесныхъ высотахъ повѣшена лампада?

Мирза.

Тамъ?... Былъ я... тамъ зима спитъ въ ледяной постели,

Тамъ горло родниковъ пьетъ изъ ея гнѣзда;

Дохнулъ -- и снѣгъ летѣлъ; но тамъ я былъ у цѣли,

Гдѣ нѣтъ дорогъ орламъ, гдѣ стала тучъ гряда;

Я видѣлъ сонный громъ въ туманной колыбели,

Тамъ надъ моей чалмой блестѣла лишь звѣзда:

То Чатырдагъ!...

Пилигримъ.

Аа!!

VI.
Бахчисарай.

Дворецъ Гиреевъ пустъ, но дремлетъ въ гордомъ снѣ.

Тамъ, гдѣ съ пороговъ пыль паши сметали лбами,

По тронамъ и софамъ, межь страсти тайниками,

Гадъ вьется, саранча роится въ тишинѣ.

Цвѣтныя стекла скрылъ плющъ вьющійся въ окнѣ,

По сводамъ вверхъ взбѣжалъ онъ гибкими вѣтвями...

Какъ въ Валтасара дни своими письменами

"Руина" пишетъ здѣсь природа на стѣнѣ.

Средь залъ изъ мрамора сосудъ, онъ цѣлъ донынѣ:

Гарема то фонтанъ, онъ до сихъ поръ живетъ,

Струей жемчужныхъ слезъ взывающій къ пустынѣ:

Гдѣ скрыты вы, любви и мощность, и почетъ?

Вамъ вѣкъ бы жить и жить, источникъ быстръ въ долинѣ...

О, горе! Вы прошли, а ключъ еще течетъ.

VII.
Бахчисарай ночью.

Толпа молящихся оставила джамидъ,

Изана тонетъ звукъ въ затишьи молчаливомъ,

Зардѣлся ливъ зари въ томленіи стыдливомъ:

То свѣтлый царь къ своей возлюбленной спѣшить.

Огнями вѣчныхъ звѣздъ гаремъ небесъ горитъ,

Тамъ, гдѣ сквозитъ просторъ сапфировымъ отливомъ,

Какъ лебедь облачко въ спокойствіи сонливомъ

Плыветъ; грудь бѣлая, край золотомъ повитъ.

Тѣнь стелетъ минаретъ и вѣтви кипариса,

Гранита черныхъ глыбъ чернѣетъ рядъ кругомъ,

Какъ сонмы дьяволовъ передъ лицомъ Эвлиса,

Подъ кровомъ темноты; порой надъ ихъ шатромъ

Проснется молнія и съ быстротой Фариса

Пустыню обѣжитъ въ молчаніи ночномъ.

VIII.
Могила Потоцкой.

Въ краю весны ты спишь межь пышными садами,

О, роза юная! Мгновенья дней былыхъ,

На память сердцу давъ лишь гнетъ терзаній злыхъ,

Умчались отъ тебя цвѣтными мотыльками.

Надъ Польшей небеса усѣяны звѣздами...

Зачѣмъ на сѣверѣ такъ много блещетъ ихъ?...

Иль, прежде чѣмъ остыть, огонь очей твоихъ,

Летя, отмѣтилъ путь блестящими слѣдами?...

О, полька! я, какъ ты, умру въ тоскѣ унылой,

Пусть другъ на гробъ земли родной мнѣ броситъ комъ.

Случайныхъ странниковъ передо твоей могилой

Я буду пробужденъ родимымъ языкомъ.

И пѣсню въ честь тебя слагая съ вѣщей силой,

Помянетъ и меня пѣвецъ своимъ стихомъ.

IX.
Могилы гарема.

Мирза къ пилигриму.

Изъ виноградника любви васъ взялъ Аллахъ

Съ столу незрѣлыми; жемчужины Востока,

Изъ моря счастія, изъ радостей потока

Васъ въ лоно мрачное похитилъ рано прахъ.

Забвенье скрыло васъ; надъ вами здѣсь въ садахъ

Чалма холодная сіяетъ одиноко,

Какъ призраковъ бунчукъ, и еле видитъ око

Гяура надписи о вашихъ именахъ.

О, розы райскія, гдѣ чистый билъ потокъ,

Подъ листьями стыда вы дни свои кончали,

Сокрытыя, чтобъ зрѣть невѣрный васъ не могъ.

Теперь его глаза пріютъ вашъ повстрѣчали.

Я допустилъ... Прости ему, святой пророкъ:

Вѣдь, онъ одинъ сюда взглянулъ съ слезой печали.

X.
Байдары.

Я шпорю -- конь летитъ со скоростью вѣтровъ;

Долины и лѣса, и камни въ рядъ тѣснятся,

Плывутъ у ногъ моихъ, какъ волны въ даль стремятся;

Упиться я хочу волной картинныхъ сновъ.

Когда же мой скакунъ, уставъ, не слышитъ словъ,

Когда цвѣта земли подъ кровомъ мрака тмятся,--

Какъ въ стеклахъ зеркала разбитаго дробятся

Въ глазахъ ряды долинъ, и камней, и лѣсовъ.

Міръ спитъ, но я не сплю. Скачу въ предѣлъ морской.

Тамъ черный валъ, спѣша, на берегъ съ шумомъ плещетъ...

Его встрѣчаю я съ простертою рукой...

Вокругъ меня хаосъ, въ лицо волна мнѣ хлещетъ...

Я жду, а мысль, какъ челнъ въ пучинѣ водяной,

Кружится и на мигъ въ безпамятствѣ трепещетъ.

XI.
Алушта днемъ.

Гора отряхнула туманныя латы,

Намазъ зашептала полей полоса,

Съ кудрей, наклоняясь, роняютъ лѣса,

Какъ съ четокъ калифовъ, рубинъ и гранаты.

Въ цвѣтеньи луга мотыльками богаты...

Ихъ рой, словно радуги яркой коса,

Цвѣтнымъ балдахиномъ закрылъ небеса;

Вдали саранча вьетъ свой саванъ крылатый.

Гдѣ-жь лысыя скалы любуются въ морѣ,

Тамъ шумно стихія прибоемъ идетъ

И съ отблескомъ злымъ, какъ у тигра во взорѣ,

Жестокой грозы предвѣщаетъ налётъ,

Но съ легкостью воды колышетъ въ просторѣ

И въ нихъ лебединый купается флотъ.

XII.
Алушта ночью.

Повѣялъ вѣтерокъ, слабѣй жара дневная;

На Чатырдагъ упалъ свѣтильникъ всѣхъ міровъ,

Потокомъ разлился пурпурныхъ огоньковъ

И гаснетъ. Пилигримъ мечтаетъ, отдыхая.

На горы тьма легла, въ долинахъ ночь глухая,

Сквозь сонъ журчатъ ручьи на ложѣ изъ шелковъ,

Струится ароматъ, какъ музыка цвѣтовъ,

Рѣчами тайными въ глубь сердца проникая.

И тихо я дремлю, лелѣемъ темнотой.

Вдругъ метеоръ сверкнулъ и, упадая низко,

По небу надъ землей льетъ пламень золотой.

О, ночь восточная!-- властна, какъ одалиска,

Ты лаской усыпишь, а если сонъ ужь близко --

Огнемъ очей твоихъ вновь будишь въ ласкѣ той.

XIII.
Чатырдагъ.

Мирза.

Ислама вѣрный сынъ дрожитъ, твой склонъ лобзая,

О, мачта крымская, великій Чатырдагъ!...

Ты міра минаретъ, ты высей падишахъ,

Вознесся между скалъ, къ лазури убѣгая.

Ты видѣнъ въ небесахъ отъ края и до края,

Какъ свѣтлый Гавріилъ въ эдемскихъ высотахъ;

Лѣса тебѣ плащомъ, тюрбанъ твой въ облакахъ

Расшила молнія, огнями стрѣлъ сверкая.

Горитъ ли солнце намъ, нависнетъ ли туманъ,

Летитъ ли саранча, гяуръ ли жгетъ селенья,

Ты, Чатырдагъ, молчишь въ величьи безъ движенья,

Межъ небомъ и землей природы драгоманъ;

У ногъ твоихъ и громъ, и земли, и творенья,

И Божью слушать рѣчь тебѣ даръ тайный данъ.

XIV.
Пилигримъ.

У ногъ моихъ коверъ роскошнѣйшихъ полей,

Надъ головой лазурь, кругомъ красавицъ лица,

Но сердце почему-жь изъ этихъ мѣстъ стремится

Въ далекій край и въ даль, увы, ужъ прошлыхъ дней.

Литва! Твой шумный лѣсъ мнѣ пѣсни пѣлъ звучнѣй,

Чѣмъ соловей Байдаръ, Салгирская дѣвица,

Ни желтый ананасъ, ни въ цвѣтѣ шелковица

Не могутъ замѣнить трясины мнѣ твоей.

Манитъ всей прелестью та дальняя страна!...

Но отчего-жь томлюсь въ печали неустанной

О той, что такъ любилъ въ дни юности туманной?

Мнѣ съ родиной моей разлука суждена,

А ей все тамъ твердитъ, что вѣренъ другъ желанной...

Топча мой свѣжій слѣдъ, вѣрна ли мнѣ она?...

XV.
Дорога надъ пропастью въ Чуфутъ-Кале.

Мирза и пилигримъ.

Мирза.

Брось поводъ. Помолись. Отвороти свой взоръ.

Здѣсь всадникъ разумъ свой ногамъ коня ввѣряетъ.

Конь умный. Онъ стоитъ, пространство измѣряетъ,

Припалъ, копытомъ бьетъ о край кремнистыхъ горъ,

Повисъ. Не смѣй глядѣть! Твой взглядъ упалъ въ просторъ,

Какъ въ Аль-Каира глубь, и дна не достигаетъ;

Не указуй: рука на крыльяхъ не летаетъ;

Не мысли: думъ полетъ неудержимъ и скоръ,

Какъ якорь брошенный въ пучины водяныя,

Помчится молніей и, не встрѣчаясь съ дномъ,

Лишь только погрузитъ ладью въ хаосъ волненья.

Пилигримъ.

Мирза! А я, взглянувъ сквозь щели міровыя,

Тамъ видѣлъ... Что? въ гробу тебѣ скажу лишь я о томъ:

На языкѣ живыхъ нѣтъ словъ для выраженья.

XVI.
Гора Кикинѳисъ.

МИРЗА.

Взгляни на пропасть. Въ ней лазурь небесъ сіяетъ.

То море. Кажется, среди его валовъ,

Кружась, орелъ-гора, сраженъ стрѣлой громовъ,

Какъ радуги дуга, взмахъ крыльевъ простираетъ

И снѣжнымъ островомъ равнину водъ скрываетъ.

То туча плаваетъ тѣмъ островомъ снѣговъ.

Полміра ночи мглой покрылъ ея покровъ...

Ты видишь, лента тамъ на лбу ея пылаетъ?

То молнія. Постой! Попался намъ подъ ноги

Провалъ; туда помчусь на всемъ скаку коня.

Вотъ я скачу... ты жди, исполненный тревоги...

Я скроюсь... между скалъ гляди ты на меня...

Заблещетъ на чалмѣ перо, то это я,

А нѣтъ, такъ значитъ нѣтъ тамъ для людей дороги.

XVII.
Развалины замка въ Балаклавѣ.

Вотъ замка древняго нестройная громада,

О Крымъ забывчивый, твоя краса и страхъ,

Какъ груда череповъ, тѣснится на горахъ;

Въ немъ гадъ нашелъ пріютъ иль люди хуже гада.

Взойдемъ наверхъ! Ищу гербовъ межъ стѣнъ фасада.

Вотъ надпись... Имя то, гремящее въ бояхъ,

Гроза враждебныхъ войскъ, въ забвенья дремлетъ снахъ,

Обвитое, какъ червь, листами винограда.

Монголамъ рабства цѣпь здѣсь итальянецъ вилъ,

Грекъ фрески вырѣзалъ на удивленье глаза,

Изъ Мекки пилигримъ шепталъ слова намаза.

А нынѣ коршунъ тутъ кружится черпокрылъ,

Какъ въ городѣ, когда надъ нимъ прошла зараза,

Какъ погребальный флагъ, твердя про тлѣвъ могилъ.

XVIII.
Аюдагъ.

Опершись на скалу, съ вершины Аюдага

Я поглядѣть люблю на черный строй валовъ...

То блескомъ радуги, то серебромъ снѣговъ

Сверкаетъ и кипитъ ихъ пѣнистая влага.

Взбѣжавъ на мель, они ворвутся, какъ ватага

Съ твердыней берега воюющихъ китовъ,

И, у стремясь назадъ, роняютъ средь песковъ

И жемчугъ, и кораллъ -- богатствъ подводныхъ благо

Не такъ ли и въ тебѣ, о молодой поэтъ,

Порою страсть мрачитъ безбурный сердца свѣтъ,

Но лиру ты возьмешь -- и скорби нѣтъ, какъ нѣтъ.

Безслѣдно потонувъ на глубинѣ забвенья,

Она смѣняется безсмертьемъ пѣснопѣнья,

Для твоего чела сплетая украшенья.

Ястребъ.

На вершинѣ Кикинѳисъ (къ) *).

Вотъ ястребъ, противъ тучъ исполненный безсилья,

Въ стихію чуждою грозою занесенъ,

Весь мокрый и борьбой съ вѣтрами утомленъ,

На мачтѣ, средь людей, свои расправилъ крылья.

Его никто теперь обидѣть не рѣшится,

Спокойный, какъ въ лѣсу на вѣткѣ, онъ сидитъ...

Гость Джіованна онъ: кто гостю повредитъ,

Тотъ, если на морѣ, пускай грозы страшится.

Припомни ты мое, свое припомни ты;

Ты въ жизни видѣла удары бурь ужасныхъ,

И крылья подрѣзалъ мнѣ вихрь невзгодъ ненастныхъ.

Къ чему слова любви, къ чему обманъ мечты?

Ты ставишь сѣть другимъ среди путей опасныхъ...

Л. Медвѣдевъ.

*) Этотъ сонетъ Мицкевичемъ не оконченъ.

"Русская Мысль", кн.II, 1895

Оставить комментарий Мицкевич Адам (yes@lib.ru) Год: 1895 Обновлено: 28/06/2024. 41k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия, Переводы Поэзия	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Перевод Л. М. Медведева (1895).

Мицкевич Адам Крымские сонеты

КРЫМСКІЕ СОНЕТЫ.

Адама Мицкевича *).

I.Акерманскія степи.

II.Морская тишина.

III.Въ плаваньи.

IV.Буря.

V.Видъ горъ изъ Козловскихъ степей.

VI.Бахчисарай.

VII.Бахчисарай ночью.

VIII.Могила Потоцкой.

IX.Могилы гарема.

X.Байдары.

XI.Алушта днемъ.

XII.Алушта ночью.

XIII.Чатырдагъ.

XIV.Пилигримъ.

XV.Дорога надъ пропастью въ Чуфутъ-Кале.

XVI.Гора Кикинѳисъ.

XVII.Развалины замка въ Балаклавѣ.

XVIII.Аюдагъ.

Ястребъ.

Мицкевич Адам
Крымские сонеты

**Адама Мицкевича *).**

I.
Акерманскія степи.

II.
Морская тишина.

III.
Въ плаваньи.

IV.
Буря.

V.
Видъ горъ изъ Козловскихъ степей.

VI.
Бахчисарай.

VII.
Бахчисарай ночью.

VIII.
Могила Потоцкой.

IX.
Могилы гарема.

X.
Байдары.

XI.
Алушта днемъ.

XII.
Алушта ночью.

XIII.
Чатырдагъ.

XIV.
Пилигримъ.

XV.
Дорога надъ пропастью въ Чуфутъ-Кале.

XVI.
Гора Кикинѳисъ.

XVII.
Развалины замка въ Балаклавѣ.

XVIII.
Аюдагъ.