Мицкевич Адам
Из поэмы "Конрад Валленрод"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ПОЭЗІЯ СЛАВЯНЪ

СБОРНИКЪ
ЛУЧШИХЪ ПОЭТИЧЕСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНІЙ
СЛАВЯНСКИХЪ НАРОДОВЪ

ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПИСАТЕЛЕЙ

ИЗДАННЫЙ ПОДЪ РЕДАКЦІЕЮ
НИК. ВАС. ГЕРБЕЛЯ

САНКТПЕТЕРБУРГЪ

1871

   

ПОЛЬСКІЕ ПОЭТЫ.

А. МИЦКЕВИЧЪ.

Изъ поэмы "Конрадъ Валленродъ":

   1. Вступленіе.-- А. Пушкина
   2. Вилія.-- Л. Мея
   3. Пѣснь Вайделота.-- Н. Берга
   4. Альпухары.-- Н. Гербеля
   

ИЗЪ ПОЭМЫ "КОНРАДЪ ВАЛЛЕНРОДЪ".

                                 I.
                       ВСТУПЛЕНІЕ.
   
             Сто лѣтъ минуло какъ тевтонъ
             Въ крови невѣрныхъ окупался;
             Страной полночной правилъ онъ.
             Уже прусакъ въ оковы вдался,
             Или сокрылся -- и въ Литву
             Понёсъ изгнанную главу.
             Между враждебными брегами
             Струился Нѣманъ: на одномъ
             Еще надъ древними стѣнами
             Сіяли башни и кругомъ
             Шумѣли рощи вѣковыя,
             Духовъ пристанища святыя.
             Символъ германца на другомъ,
             Крестъ вѣры, въ небо возносящій
             Свои объятія грозящи,
             Казалось, свыше захватить
             Хотѣлъ всю область Падемона
             И племя чуждаго закона
             Къ своей подошвѣ привлачить.
   
             Съ медвѣжьей кожей на плечахъ,
             Въ косматой рысьей шапкѣ, съ пукомъ
             Калёныхъ стрѣлъ и съ вѣрнымъ лукомъ,
             Литовцы юные, въ толпахъ,
             Со стороны одной бродили
             И зорко недруга слѣдили.
             Съ другой, покрытый шишакомъ,
             Въ бронѣ закованный, верхомъ,
             На стражѣ нѣмецъ, за врагами
             Недвижно слѣдуя глазами,
             Пищаль съ молитвой заряжалъ.
             Всякъ переправу охранялъ:
             Токъ Нѣмана гостепріимной,
             Свидѣтель ихъ вражды взаимной,
             Сталъ врагомъ вѣчности для нихъ;
             Сношеній дружныхъ гласъ утихъ,
             И всякъ, переступившій воды,
             Лишонъ былъ жизни иль свободы.
             Лишь хмѣль литовскихъ береговъ,
             Нѣмецкой тополью плѣненный,
             Черезъ рѣку, межь тростниковъ,
             Переправлялся дерзновенный,
             Бреговъ противныхъ достигалъ
             И друга нѣжно обнималъ.
             Лишь соловьи дубравъ и горъ
             По старинѣ вражды не знали,
             И въ островъ, общій съ давнихъ поръ,
             Другъ къ другу въ гости прилетали.
                                                               А. Пушкинъ.
   
                                 2.
                                     ВИЛІЯ.
   
             У нашей Видіи, потоковъ царицы,
             Дно чисто, а волны румянѣй денницы;
             У юной литвинки, царицы изъ паней,
             Еще чище сердце, ланиты румянѣй.
   
             Вилія по ковенскимъ милымъ полянамъ
             Струится въ нарцисахъ, бѣжитъ по тульпанамъ;
             Въ ногахъ у литвинки весь цвѣтъ молодёжи,
             Красивѣй тульпановъ, нарцисовъ пригоже.
   
             Виліи не любы цвѣточки долины:
             Не ихъ -- она Нѣмана ищетъ родного;
             Литвинкѣ не любы и скучны литвины:
             Не ихъ -- она молодца любитъ чужого.
   
             Поднявши Вилію къ себѣ на рамёна,
             Несётся въ даль Нѣманъ на дивомъ просторѣ,
             И держитъ подругу у влажнаго лона,
             И гибнетъ съ ней вмѣстѣ въ невѣдомомъ морѣ.
   
             Какъ Нѣманъ Вилію, тебя, о литвинва,
             Похитилъ пришлецъ изъ родного селенья --
             И ты, моя бѣдная, ты, сиротинка,
             Погибнешь тоскливо въ пучинѣ забвенья.
   
             Ни рѣчки, ни сердца никто не догонитъ --
             Вилія струится, а дѣвица любитъ:
             Вилія въ возлюбленномъ Нѣманѣ тонетъ,
             А дѣвица въ кельѣ дни юные губитъ...
                                                               Л. Мей.
   
                                 3.
                       ПѢСНЬ ВАЙДИЛОТА.
   
             "Идётъ зараза на Литву,
             Лія тлетворное дыханье.
             Внимай народную молву --
             Услышишь чудное сказанье:
             Среди холмовъ, среди полей
             Стоитъ дѣвица моровая,
             Кровавый платъ въ рукахъ у ней;
             Кровавымъ платомъ повѣвая,
             Она живое всё мертвитъ --
             И страшенъ всѣмъ заразы видъ.
             Разящій взоръ въ пустыняхъ блещетъ;
             Чуму завидя въ далекѣ,
             На башнѣ замка стражъ трепещетъ,
             Копьё дрожитъ въ его рукѣ;
             Привратный пёсъ протяжно воетъ,
             И, чуя смерть, онъ землю роетъ.
             Зараза блѣдная идётъ --
             И нѣтъ спасенья и пощады:
             Гдѣ только платъ ея мелькнётъ --
             Пустѣютъ сёла, замки, грады.
             И вотъ ужь цѣлая страна
             Вокругъ чумой поражена...
             Однако всѣ страшились болѣ,
             Когда, мечёнъ грозя Литвѣ,
             Являлся латникъ въ дальнемъ полѣ,
             Съ высокимъ шлемомъ на главѣ.
             "Подобный страшному видѣнью,
             Гдѣ онъ прошолъ грозящей тѣнью,
             Пылала брань, струилась кровь.
             Пойдёмъ, о юноша, со мною,
             Кто сохранилъ еще любовь
             Къ своей отчизнѣ, кто душою
             Донынѣ истинный литвинъ!
             Пойдёмъ -- среди пустыхъ долипъ,
             Надъ скорбною Литвы судьбою --
             Пойдёмъ, поплачемъ мы съ тобою!
             Кручину въ сердцѣ затаимъ,
             А духъ истерзанный и хилый
             Живою пѣснью напоимъ,
             Преданьями отчизны милой.
   
             "О, пѣсня! ты святой ковчегъ,
             Куда народъ во дни печали
             Кладётъ свой рыцарскій доспѣхъ,
             И мечъ, и славныхъ дней скрижали.
             Ты гласомъ вѣщимъ говоришь,
             Изъ вѣка въ вѣкъ переходящимъ,
             И чудодѣйственно миришь
             Былое наше съ настоящимъ.
             Сгараютъ, тлѣютъ письмена,
             Могучихъ геніевъ творенья,
             Лишь ты уходишь отъ забвенья,
             Какимъ-то чудомъ спасена!
             Всегда жива, одна и та же,
             О, пѣсня, ты стоишь на стражѣ
             Съ мечёмъ архангела у вратъ
             Намъ дорогихъ воспоминаній!
             О, пѣсня, ты священный кладъ,
             Ты цвѣтъ народныхъ достояній!
             Когда же суетный народъ,
             Тебя услышавъ, не поймётъ --
             Бѣжишь ты, пѣсня, и хоронишь
             Свою завѣтную красу
             Въ ущельяхъ мрачныхъ и въ лѣсу,
             Или среди развалинъ стонешь...
             Такъ съ крыши, объятой огнёмъ,
             Слетаетъ птичка по-неволѣ,
             Покинувъ гнѣздышко и домъ,
             Надъ нимъ повьётся и потомъ
             Она летитъ въ лѣса и въ поле --
             И тамъ пріютъ себѣ найдётъ
             И пѣсни прежнія поётъ.
   
             "Я пѣсни слушивалъ, бывало,
             Когда столѣтній земледѣлъ,
             Съ полей родныхъ влекущій рало,
             О дняхъ былыхъ мнѣ грустно пѣлъ
             И вспоминалъ минувши бои
             И васъ, могучіе бойцы,
             Давнозабытые герои,
             Отцы... бездѣтные отцы!
             Неудержимые бѣжали
             Потоки слёзъ изъ глазъ моихъ,
             А пѣсни тѣ, въ поляхъ родныхъ,
             Еще сильнѣе поражали:
             Одинъ-однимъ я слушалъ ихъ!
             Какъ въ оный часъ трубою судной
             Господь воздвигнетъ мертвецовъ,
             Такъ мнѣ, при звукахъ пѣсни чудной,
             Являлись призраки отцовъ,
             Вставали арки и колонны
             И пробуждались воды сонны,
             Шумя подъ вёслами гребцовъ...
             Рѣчамъ былого внемля жадно,
             Бывалъ я духомъ возмущонъ;
             Мечталъ и грезилъ такъ отрадно --
             И такъ жестоко пробуждёнъ!
   
             "Исчезли вы, лѣса и сёлы,
             Въ очахъ моихъ густая мгла;
             Замолкли вѣщіе глаголы
             И лютня грустно замерла.
             Брожу одинъ въ нѣмой пустынѣ,
             Но искры стараго огня
             Не тухнутъ въ сердцѣ у меня,
             И неожиданно по-нынѣ,
             Порой, сквозь сумракъ тёмныхъ тучъ,
             Незапный вспыхиваетъ лучъ
             И въ сердце мнѣ ліетъ отраду...
             Такъ въ драгоцѣнную лампаду,
             Стряхнувъ съ нея сѣдую пыль,
             Становятъ иноки фитиль --
             И свѣточъ сей, плѣняя взоры
             Рѣзьбой и гранью дорогой,
             Раскинетъ по стѣнѣ нагой
             Великолѣпные узоры...
   
             "О, еслибъ въ васъ пролить я могъ
             Огонь, что насъ палилъ и жогъ,
             Тогда бы, можетъ, ваши силы
             Воскресли снова изъ могилы,
             И, славы громъ издалека
             Почуя духомъ, всякій ожилъ
             И хоть одну бъ минуту прожилъ,
             Какъ дѣды прожили вѣка."
                                                     Н. Бергъ.
   
                                 4.
                                 АЛЬПУХАРЫ.
   
             Свершилось -- въ развалинахъ веси и грады,
                       Народъ мавританскій въ цѣпяхъ...
             Еще защищаются стѣны Гренады,
                       Но злая зараза въ стѣнахъ.
   
             Еще Альманзоръ защищаетъ съ вождями
                       Вершины родныхъ Альпухаръ.
             Испанецъ свой стягъ водрузилъ подъ стѣнами:
                       Заутра -- послѣдній ударъ.
   
             И вотъ загремѣли орудья съ разсвѣтомъ:
                       Обрушились стѣны и валъ,
             Блеснули кресты надъ большимъ минаретомъ --
                       И замокъ разрушенный палъ.
   
             Одинъ Альманзоръ, когда все въ оборонѣ
                       Погибло, легло головой,
             Давъ смѣлый отпоръ настигавшей погонѣ,
                       Прорвался сквозь вражескій строй.
   
             Ватага испанцевъ, побѣдой надмѣнныхъ,
                       Межь труповъ въ чертогѣ пустомъ
             Пируетъ и дѣлитъ добычу и плѣнныхъ,
                       Купаясь въ винѣ дорогомъ.
   
             Вошедшій привратникъ собранью доноситъ,
                       Что рыцарь далёкихъ сторонъ
             Вождей о свиданьѣ немедленномъ проситъ,
                       Что съ важною тайною онъ.
   
             То былъ Альманзбръ, властелинъ мавританцевъ:
                       Покинувъ пріютъ боевой,
             Онъ самъ предавалъ себя въ руки испанцевъ,
                       Моля ихъ о жизни одной.
   
             "Испанцы!" сказалъ онъ: "во прахъ у порога
                       Челомъ я склониться пришолъ;
             Пришолъ я увѣровать въ вашего Бога,
                       Услышать священный глаголъ.
   
             "Весь міръ да узнаетъ, что честнымъ булатомъ
                       Низложенный царь и герой
             Своихъ побѣдителей хочетъ быть братомъ,
                       Вассаломъ короны чужой!"
   
             Испанцы геройство всегда уважали:
                       Едва онъ былъ узнанъ вождёмъ.
             Какъ тотъ его обнялъ -- и всѣ обнимали,
                       Его лобызали потомъ.
   
             Властитель, на ласки вождей отвѣчая,
                       Всѣхъ пламеннѣй главнаго сжалъ,
             Въ объятьяхъ своихъ и, за шею хватая,
                       Къ устамъ его крѣпко припалъ.
   
             Затѣмъ ослабѣлъ, на колѣни склонился;
                       Но всё еще, слабой рукой
             Держась за одежду, за нимъ онъ влачился,
                       Обматывалъ ноги чалмой.
   
             Взглянулъ, приподнялся -- и всѣ изумились:
                       Такъ блѣденъ и страшенъ онъ былъ,
             Такъ страшно глаза его кровью налились
                       И смѣхъ его ротъ искривилъ.
   
             "Смотрите -- я блѣденъ, презрѣнные гады!
                       Узнайте же -- кто я такой!
             Я васъ обманулъ: возвратясь изъ Гренады,
                       Заразу принёсъ я съ собой!
   
             "Я влилъ въ васъ заразу своимъ лобызаньемъ --
                       И ласки тѣ яда полны!
             Смотрите на корчи, внимайте стенаньямъ:
                       Такъ всѣ умереть вы должны!"
   
             Онъ мечется, рвётся -- какъ-будто бы хочетъ,
                       Тоскою предсмертной томимъ,
             Обнять всѣхъ испанцевъ -- и страшно хохочетъ,
                       Хохочетъ онъ смѣхомъ глухимъ...
   
             И умеръ. Еще не сомкнулися вѣки
                       И холодъ не тронулъ лица,
             А демонскій смѣхъ уже замеръ на-вѣки
                       На блѣдныхъ устахъ мертвеца.
   
             Напрасно испанцы уйдти торопились --
                       Зараза не знаетъ преградъ:
             Еще съ Альпухаръ ихъ войска не спустились,
                       Какъ палъ ихъ послѣдній отрядъ.
                                                                         Н. Гербель.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru