Иван Козлов
КРЫМСКИЕ СОНЕТЫ АДАМА МИЦКЕВИЧА
Переводы и подражания
Посвящено Мицкевичу от переводчика
----------------------------------------------------------------------------
Источник текста: И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений
Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
Л., "Советский писатель", 1960
Вступительная статья, подготовка текста и примечания И. Д. Гликмана
----------------------------------------------------------------------------
АККЕРМАНСКИЕ СТЕПИ
В пространстве я плыву сухого океана;
Ныряя в зелени, тону в ее волнах;
Среди шумящих нив я зыблюся в цветах,
Минуя бережно багровый куст бурьяна.
Уж сумрак. Нет нигде тропинки, ни кургана;
Ищу моей ладье вожатую в звездах;
Вот облако блестит; заря на небесах...
О нет! - То светлый Днестр, - то лампа Аккермана.
Как тихо! постоим; далеко слышу я,
Как вьются журавли, в них сокол не вглядится;
Мне слышно - мотылек на травке шевелится,
И грудью скользкою в цветах ползет змея.
Жду голоса с Литвы - туда мой слух проникнет...
Но едем, - тихо всё - никто меня не кликнет.
МОРСКАЯ ТИШЬ
НА ВЫСОТЕ ТАРКАНКУТА
Ласкаясь, ветерок меж лент над ставкой веет,
Пучина влажная играет и светлеет,
И волны тихие вздымаются порой,
Как перси нежные невесты молодой,
Которая во сне о радости мечтает,
Проснется - и опять, вздохнувши, засыпает.
На мачтах паруса висят, опущены,
Как бранная хоругвь, когда уж нет войны,
И, будто на цепях, корабль не шевелится;
Матрос покоится, а путник веселится.
О море! в глубине твоих спокойных вод,
Меж твари дышащей, страшилище живет;
Таясь на мрачном дне, оно под бурю дремлет,
Но грозно рамена из волн в тиши подъемлет.
О мысль! и у тебя в туманной глубине
Есть гидра тайная живых воспоминаний;
Она не в мятеже страстей или страданий, -
Но жало острое вонзает - в тишине.
ПЛАВАНИЕ
Сильнее шум - и волны всколыхались,
Морские чуда разыгрались,
Матрос по лестнице бежит,
Взбежал: "Скорей! готовьтесь, дети!"
И как паук повис меж сети,
Простерся - смотрит, сторожит.
Вдруг: "Ветер! ветер!" - закачался
Корабль и с удила сорвался;
Он, ринув, бездну возмутил,
И выю взнес, отвага полный,
Под крылья ветер захватил,
Летит под небом, топчет волны,
И пену размешал кругом,
И облака рассек челом.
Полетом мачты дух несется;
Воскликнул я на крик пловцов.
Мое воображенье вьется,
Как пряди зыбких парусов,
И на корабль я упадаю,
Моею грудью напираю;
Мне мнится, будто кораблю
Я грудью хода придаю,
И, руки вытянув невольно,
Я с ним лечу по глубине;
Легко, отрадно, любо мне;
Узнал, как птицей быть привольно.
БУРЯ
Корма запрещала, летят паруса,
Встревоженной хляби звучат голоса,
И солнце затмилось над бездной морокою
С последней надеждой, кровавой зарею.
Громада, бунтуя, ревет и кипит,
И волны бушуют, и ветер шумит,
И стон раздается зловещих насосов,
И вырвались верьви из рук у матросов.
Торжественно буря завыла; дымясь,
Из бездны кипучей гора поднялась,
И ангел-губитель по ярусам пены
В корабль уже входит, как ратник на стены.
Кто, силы утратив, без чувства падет;
Кто, руки ломая, свой жребий клянет;
Иной, полумертвый, о друге тоскует,
Другой молит бога, да гибель минует.
Младой иноземец безмолвно сидит,
И мнит он: "Тот счастлив, кто мертвым лежит;
И тот, кто умеет усердно молиться,
И тот, у кого еще есть с кем проститься".
ВИД ГОР
ИЗ СТЕПЕЙ КОЗЛОВСКИХ
Пилигрим и Мирза
Пилигрим
Кто поднял волны ледяные
И кто из мерзлых облаков
Престолы отлил вековые
Для роя светлого духов?
Уж не обломки ли вселенной
Воздвигнуты стеной нетленной,
Чтоб караван ночных светил
С востока к нам не проходил?
Что за луна! взгляни, громада
Пылает, как пожар Царь-града!
Иль для миров, во тме ночной
Плывущих по морю природы,
Сам Алла мощною рукой
Так озарил небесны своды?
Мирза
Не вьется где орел, я там стремил мой бег,
Где царствует зима, свершил я путь далекий;
Там пьют в ее гнезде и реки и потоки;
Когда я там дышал - из уст клубился снег;
Там нет уж облаков, и хлад сковал метели;
Я видел спящий гром в туманной колыбели,
И над чалмой моей горела в небесах
Одна уже звезда, - и был то...
Пилигрим
Чатырдах! {*}
{* Вершина Чатырдага, по закате солнца, от отраженных лучей, кажется
несколько времени в пламени.}
БАХЧИСАРАЙСКИЙ ДВОРЕЦ
В степи стоит уныл Гирея царский дом;
Там, где толпа пашей стремилась
С порогов пыль стирать челом,
Где гордость нежилась и где любовь таилась,
На тех софах змея сверкает чешуей,
И скачет саранча по храмине пустой.
И плющ, меж стекол разноцветных,
Уж вьется на столбах заветных,
Прокравшись в узкое окно;
Уже он именем природы
К себе присвоил мрачны своды;
Могучей право отдано;
И тайной на стене рукою,
Как Валтазаровой порою,
_Развалина_ начерчено.
Гарема вот фонтан. Еще бежит поныне
Из чаши мраморной струя жемчужных слез
И ропщет, томная, в пустыне;
Но слава, власть, любовь! - Ток времени унес
Мечтавших здесь гордиться вечно;
Он их унес скорей и влаги скоротечной.
БАХЧИСАРАЙ НОЧЬЮ
Молитва отошла, _джамид_ {1} уже пустеет,
Утих _изана_ {2} звук в безмолвии ночном,
Даль тмится, и заря вечерняя краснеет
Рубиновым лицом.
Сребристый царь ночей к наложнице прелестной
В эфирной тишине спешит на сладкий сон,
И вечною красой блестит гарем небесный,
Звездами освещен.
Меж ними облако одно, как лебедь сонный,
На тихом озере плывет во тме ночной;
Белеет грудь его на синеве бездонной,
В краях отлив златой.
Здесь дремлет минарет под тенью кипариса;
А там гранитных скал хребты омрачены:
Там непреклонные в диване у _Эвлиса_ {3}
Чернеют сатаны.
Под мраком иногда вдруг молния родится,
И чрез туманный овод лазуревых небес
Она из края в край, внезапная, промчится
Как быстролёт Фарес. {4}
1 Джамид - мечеть.
2 Изан - молитва, которую поют муезины на минаретах..
3 Эвлис - Люцифер.
4 Фарес - славный бедуинский наездник.
ГРОБНИЦА ПОТОЦКОЙ
В стране прекрасных дней, меж пышными садами,
О роза нежная! тебя давно уж нет!
Минуты прежние! златыми мотыльками
Умчались; память их точила юный цвет.
Что ж Север так горит над Польшею любимой?
Зачем небесный свод так блещет там в звездах?
Иль взор твой пламенный, стремясь к стране родимой,
Огнистую стезю прожег на небесах?
О полька! я умру, как ты, - один, унылый;
Да бросит горсть земли мне милая рука!
В беседах над твоей приманчивой могилой
Меня пробудит звук родного языка.
И вещий будет петь красу твою младую,
И как ты отцвела в далекой стороне;
Увидит близ твоей могилу здесь чужую,
И в песни, может быть, помянет обо мне!
МОГИЛЫ ГАРЕМА
Мирза
Вы, недозрелыми кистьми
Из виноградника любви
На стол пророка обреченные,
Востока перлы драгоценные;
Давно ваш блеск покрыла мгла;
Гробница, раковина вечности,
От неги сладкой, от беспечности
Из моря счастья вас взяла.
Они под завесой забвения
Лишь над могильным их холмом,
Один в тиши уединения,
Дружины теней бунчуком,
Белеет столп с чалмою грустною,
И начертал рукой искусною
На нем гяур их имена,
Но уж надпись чуть видна.
О вы, эдема розы нежные!
Близ непорочных струй, в тени,
Застенчивые, безмятежные,
Увяли рано ваши дни!
Теперь же взорами чужими
Гробниц нарушился покой;
Но ты простишь, пророк святой!
Здесь плакал он один над ними.
БАЙДАРЫ
По воле я пустил коня -
Скачу, - леса, долины, горы,
То вдруг, то розно встретя взоры,
Мелькают, гибнут вкруг меня
Быстрее волн; и меж видений
Я вне себя гоню, скачу:
Упиться вихрями явлений
И обезуметь я хочу.
Когда же конь мой пененный
Уже нейдет и саван свой
На мир усталый, омраченный
Накинет ночь, -глаз томный мой
Разгорячен, еще трепещет,
В нем призрак скал, лесов, долин,
Как в зеркале разбитом, блещет.
Земля уснула, я один
Не сплю и к морю прибегаю;
Стремится черный вздутый вал;
Склонив чело, пред ним я пал,
К нему я руки простираю,
И треснул вал над головой;
Теперь хаос владеет мной,
Я жду, чтоб, погружась в забвенье,
Как над пучиною ладья,
Так бы, кружась, и мысль моя
Могла исчезнуть на мгновенье.
АЛУШТА ДНЕМ
Гора отрясает мрак ночи ленивый;
И ранним намазом волнуются нивы;
И злато струями везде разлилось;
Лес темный склоняет густые вершины,
Как с четок калифов, гранаты, рубины
Он сыплет с кудрявых зеленых волос.
В цветах вся поляна; над ней мотыльками
Летучими воздух пестреет цветками;
Так радуги ясной сияет коса,
Алмазным наметом одев небеса;
Лишь взор опечален вдали саранчою,
Крылатый свой саван влекущей с собою.
Под диким утесом шумя в берегах,
Сердитое море кипит, напирает,
И в пене, как будто у тигра s очах,
Дневное светило пред бурей играет,
А в лоне лазурном далеких зыбей
Купаются флоты и рать лебедей.
АЛУШТА НОЧЬЮ
Свежеет ветерок, сменила зной прохлада,
На темный Чатырдаг падет миров лампада -
Разбилась, пурпур льет и гаснет. Черной мглой
Одеты гор хребты, в долине мрак глухой.
И путник слушает, блуждая, изумленный:
Сквозь сон журчит ручей меж томных берегов,
И веет аромат; от слуха утаенный,
Он сердцу говорят в мелодии цветов.
Невольно клонит сон под сенью тихой ночи...
Вдруг будит новый блеск: едва сомкнулись очи
Потоки золота льет светлый метеор
На дол, на небеса, на ряд высоких гор.
Ты с одалискою Востока,
О ночь восточная! сходна:
Лаская нежно, и она
Лишь усыпит, но искрой ока
Огонь любви опять зажжен,
Опять бежит спокойный сон.
ЧАТЫРДАГ
Как музульманин, устрашенный
Твоей твердыни возвышенной,
Подошву днесь целую я.
Ты мачта Крыма-корабля,
Ты вечный минарет вселенной,
О наш великий Чатырдаг!
Ты над горами падишах. {*}
{* Падишах - титул турецкого султана.}
От дальних скал за облаками
Ты под небесными вратами,
Как страж эдема Гавриил,
Сидишь себе между светил,
Ногами попираешь тучи;
Твой плащ широкий - лес дремучий;
Из облак выткана чалма
И шита молнии струями.
Прольет ли солнце зной над нами
Иль осенит внезапна тма,
И жатву саранча, а домы
Гиаур жжет, - ты невредим
Стоишь, недвижимо глухим;
Но землю, и людей, и громы
Ты подостлать себе возмог;
Стоишь, как драгоман созданья,
И лишь тому даешь вниманья,
Что говорит творенью бог.
ПИЛИГРИМ
Роскошные поля кругом меня лежат;
Играет надо мной луч радостной денницы;
Любовью дышат здесь пленительные лицы;
Но думы далеко к минувшему летят.
Напевом милым мне дубравы там шумят,
Байдары соловей, сальгирские девицы,
Огнистый ананас и яхонт шелковицы -
Твоих зеленых тундр, Литва, не заменят.
В краю прелестном я брожу с душой унылой:
Хоть всё меня манит, в тоске стремлюся к той,
Которую любил порою молодой.
Он отнят у меня, мой отчий край! Но милой
О друге всё твердит в родимой стороне:
Там жив мой след, - скажи, ты помнишь обо мне?
ДОРОГА НАД ПРОПАСТЬЮ
В ЧУФУТ-КАЛЕ
Мирза
Теперь молитву сотвори;
Кинь повод, взор отвороти;
Ногам коня седок вверяет
Рассудок свой. - Как он идет
И оком бездну измеряет;
Едва скользит, колена гнет -
И вдруг, меж скал на край склоняся,
Повис, копытом уцепяся.
Но ты на бездну не взгляни;
Она как кладезь Ал-Каира;
Рукой над нею не махни,
Неокриленной для эфира,
И думать ты о ней страшись:
Как якорь дума - берегись!
Перуном ой с ладьи стремится,
Но, дерзко брошенный меж волн,
В пучину опрокинет челн
И в дно морское не вонзится.
Пилигрим
А я сквозь трещину земли,
Я заглянул в нее...
Мирза
Скажи,
Что ж видел ты?
Пилигрим
Мои виденья,
Мирза! по смерти расскажу,
Но для живых я выраженья
В земных речах не нахожу.
ГОРА КИКИНЕИС
Мирза
Взгляни на пучину, в ней небо лежит:
То море, и ярко пучина блестит.
Убитая громом, не птица ль гора
Крыле распустила в той бездне сребра?
Сам радужный очерк тесней в небесах,
Чем мачтовых перьев на синих волнах.
И островом снежным под дикой скалой
Оделися степи лазури морской;
Но остров сей - туча, и черная мгла
Полмира объемлет с крутого чела.
Огнистую ленту ты видишь на нем?
То молния. - Едем, и первый с конем
Я кинусь, - а путник, смотри на меня,
И бич свой, и шпоры готовь для коня.
На край тот отважно и в конскую прыть
Чрез бездну нам должно с размаха вскочить.
Чалма ли заблещет на той стороне,
То я; не робея ты бросься ко мне;
Но если не узришь ее пред собой,
Знай: людям не ехать дорогою той.
РАЗВАЛИНЫ ЗАМКА
В БАЛАКЛАВЕ
Краса Тавриды, ужас ханов,
Здесь замок был; теперь лежат
Обломков груды, и торчат,
Как череп неких великанов,
Приюты гадов и ужей
Иль, их презреннее, людей.
Взойдем на башню, - там заметны
Гербов остатки на стенах;
Ищу я надписи заветной
Иль имя храброго в боях;
Оно в пыли развалин хладных,
Как червь меж листьев виноградных.
Здесь грек на камне высекал;
В монголов часто генуэзец
Железо гибели бросал,
И Мекки набожный пришелец
_Намаза_ песнь в тиши певал;
Теперь же ворон чернокрылый
Лишь облетает здесь могилы, -
Один на башне вестовой
Так черный флаг уныло веет,
Когда от язвы моровой
Страна прекрасная пустеет.
АЮ-ДАГ
Люблю я, опершись на скалу Аю-Дага,
Смотреть, как черных волн несется зыбкий строй
Как пенится, кипит бунтующая влага,
То в радуги дробясь, то пылью снеговой;
И сушу рать китов, воюя, облегает;
Опять стремится в бег от влажных берегов,
И дань богатую в побеге оставляет:
Сребристых раковин, кораллов, жемчугов.
Так страсти пылкие, подъемляся грозою,
На сердце у тебя кипят, младой певец;
Но лютню ты берешь, - и вдруг всему конец.
Мятежные бегут, сменяясь тишиною,
И песни дивные роняют за собою:
Из них века плетут бессмертный твой венец.
<1828>
Примечания
Крымские сонеты Адама Мицкевича
Цикл "Крымских сонетов", вошедший в книгу Адама Мицкевича (1798-1855)
"Сонеты", был напечатан на польском языке в Москве, в конце 1826 г.
"Крымские сонеты" быстро приобрели широкую известность в литературных, а
затем и в читательских кругах. Одним из горячих пропагандистов поэзии
Мицкевича был П. А. Вяземский. В начале 1827 г. он сделал прозаический
перевод "Крымских сонетов", сопроводив его статьей, в которой дана очень
высокая оценка художественным достоинствам сонетов. Не без влияния
Вяземского Козлов начал в 1827 г. переводить "Крымские сонеты", причем
некоторые из них он опубликовал до отдельного издания. Наряду с переводами
Козлова, в альманахах и журналах 1827-1828 гг. начали появляться переводы А.
Илличевокого, Ю. Познанского, В. Щастного. Козлов завершил работу над
переводом всего цикла "Крымских сонетов" в 1828 г. Об этом свидетельствует
сообщение, напечатанное в No 24 "Московского телеграфа" за 1828 г.: "Можем
порадовать читателей наших известием, что творец "Чернеца" и стольких
прекрасных стихотворений вскоре подарит их новым трудом своим: он перевел
все "Крымские сонеты" Мицкевича и печатает их особою книжкою". Эта "особая
книжка" вышла в свет в 1829 г. ("Крымские сонеты Адама Мицкевича. Переводы и
подражания Ивана Козлова". Издал книгопродавец Непейцын. Санкт-Петербург,
1829). Но до этого "Крымские сонеты" Козлова были известны в списках. Этому,
в частности, способствовал Вяземский, сообщивший 2 января 1828 г. Козлову
следующее: "Досей поры не написал я предисловной статьи к вашему переводу
сонетов Мицкевича... Между тем, чтобы доказать вам, что ваши сонеты у меня
на сердце, скажу, что читал их недавно на академическом обеде у княгини
Зенеиды <Волконской>, которая слушала их с большим удовольствием, и сама вам
то повторит скоро, потому что собирается ехать в Петербург" ("Русский
архив", 1886, No 2, стр. 183). Вяземский сдержал свое обещание и написал
"предисловную статью" к отдельному изданию "Крымских сонетов" 1829 г. В ней,
помимо разбора сонетов, с большой похвалой говорится о Пушкине, который
перевел отрывок из вступления к поэме Мицкевича "Конрад Валленрод" и тем
самым "освятил своим именем начало сего желаемого союза между польскою и
русскою музою". А затем Вяземский переходит к переводу Козлова: "Ныне другой
поэт, коего дарование уже ознаменовалось во многих произведениях, увлеченный
также вдохновениями польского поэта, хотел нам передать их в переводе, близ-
ком по возможности, или в подражании, сохраняющем главные мысли и
господствующий колорит подлинника. Здесь не место ни похвалам исполнению в
общем, ни критическим замечаниям частным, к коим могут подать повод опыты,
здесь предлагаемые. Можно только надеяться, что любители русской поэзии
примут с новым удовольствием и с новою признательностию дар любезного им
поэта, а знатоки искусства оценят с должною справедливостью побеждение
трудностей, которые предстояли русскому переводчику в состязании с поэтом
смелым, сжатым и своенравным, каков г-н Мицкевич, а особливо в своих
"Крымских сонетах" ("Введение", стр. 11-12). Отдельное издание "Крымских
сонетов" осуществлялось при участии издателя "Московского телеграфа" Н. А.
Полевого, к которому Козлов обратился 16 декабря 1828 г. с просьбой
"...неотменно сказать на первом листу, что сии подражания посвящены мною
Адаму Мицкевичу, что прошу вас сделать, если даже они уже и печатаются;
очень легко будет лист безнумерный вклеить после заглавия" ("Русское
обозрение", 1893, No 6, стр. 821).
Аккерманские степи. Перевод сонета "Stepi Akermanskie". Впервые -
"Московский телеграф", 1828, No 3, стр. 323. Лампа Аккермана - маяк,
расположенный вблизи Аккермана. Литва- родина Адама Мицкевича, откуда он был
в конце 1824 г. выслан за участие в тайной патриотической организации
"филаретов".
Морская тишь на высоте Тарканкута. Перевод сонета "Cisza morska".
Впервые - изд. 1829 г., стр. 3-4. Тарканкут - возвышенность на Тарханкутском
полуострове западной части Крыма. Рамена - плечи.
Плавание. Перевод сонета "Zegluga". Впервые - там же, стр. 5-6.
Буря. Перевод сонета "Burza". Впервые - там же, стр. 7-8. Верьви -
веревки.
Вид гор из степей Козловских. Перевод сонета "Widok gor ze stepow
Kozlowa". Впервые - "Альбом северных муз. Альманах на 1828 год", стр.
344-345. Этот сонет Мицкевича был в 1834 г. переведен М. Ю. Лермонтовым.
Козлов - искаженное название турецкой крепости Гёзлев, находившейся в Крыму
на месте нынешней Евпатории. Мирза - почетный титул высокопоставленных
персидских чиновников.
Бахчисарайский дворец. Перевод сонета "Bakczysaraj". Впервые - изд.
1829 г., стр. 11-12. Развалина начерчено. Имеется в виду библейское сказание
о таинственной надписи на стене пиршественного зала вавилонского царя
Валтасара, предвещавшей ему гибель.
Бахчисарай ночью. Перевод сонета "Bakczysaraj w nocy". Впервые - там
же, стр. 13-14. Диван - совет; в Осмаяской империи - совет при султане или
при великом визире.
Гробница Потоцкой. Перевод сонета "Grob Potockiej". Впервые - там же,
стр. 15-16. "Недалеко от дворца ханов возвышается могила, устроенная в
восточном вкусе, с круглым куполом. Есть в Крыму народное предание, что
памятник этот был поставлен Керим-Гиреем невольнице, которую он страстно
любил. Говорят, что эта невольница была полька из рода Потоцких. Автор
прекрасно и с эрудицией написанной книги "Путешествие по Тавриде"
Муравьев-Апостол полагает, что предание неосновательно и что могила хранит
останки какой-то грузинки. Не знаем, на чем он основывает свое мнение, ибо
утверждение его, что татарам в половине XVIII столетия нелегко было бы
захватить невольницу из рода Потоцких, неубедительно. Известны последние
волнения казаков на Украине, когда немалое число народа было уведено и
продано соседним татарам. В Польше много шляхетских семейств, носящих
фамилию Потоцких, и невольница могла и не принадлежать к знаменитому роду
властителей Умани, который был менее доступен для татар и казаков. На основе
народного предания о Бахчисарайской могиле русский поэт Александр Пушкин с
присущим ему талантом написал поэму "Бахчисарайский фонтан"" (примечание А.
Мицкевича. Перевод М. Живова. Здесь и далее примечания Мицкевича даются по
книге: Адам Мицкевич. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 1. М., 1948),
Могилы гарема. Перевод сонета "Mogily haremu". Впервые - там же, стр.
17-18. Мирза - см. стр. 460. Перлы драгоценные. Имеются в виду юные девушки
Востока. Бунчук - конский хвост на древке, служивший полковым знаменем в
турецкой коннице. Белеет столп с чалмою грустною. Имеется в виду надгробие в
виде каменной чалмы. Гяур - мусульманское наименование иноверца.
Байдары. Перевод сонета "Bajdary". Впервые - там же, стр. 19-20.
Байдары - Байдарская долина в юго-западной части Крыма, вблизи Севастополя.
Алушта днем. Перевод сонета "Aiuszta w dzien". Впервые - там же, стр.
21-22. Намаз - "молитва мусульман, которую они совершают, сидя и кладя
поклоны" (примечание А. Мицкевича). Калиф или халиф - титул духовного главы
мусульман; позднее - титул турецких султанов. Алмазный намет - узор.
Алушта ночью. Перевод сонета "Afuszta w nacy". Впервые - там же, стр.
23-24. Одалиска - обитательница гарема.
Чатырдаг. Перевод сонета "Czatyrdah". Впервые - "Славянин", 1828, No 4,
стр. 147. Днесь - ныне, сегодня. Гиаур (гяур) - см. выше. Драгоман -
переводчик на Востоке.
Пилигрим. Перевод сонета "Pielgrzym". Впервые - там же, стр. 27-28.
Денница - рассвет, утренняя заря.
Дорога над пропастью в Чуфут-Кале. Перевод сонета "Droga nad przepasia
w Czufut-Kale". Впервые - там же, стр. 29-30. Чуфут-Кале - "городок на
высокой скале; дома, стоящие на краю, подобны гнездам ласточек; тропинка,
ведущая на гору, весьма трудна и висит над бездною. В самом городе стены
домов почти сливаются с краем скалы; взор, брошенный из оком, теряется в
неизмеримой глубине" (примечание А. Мицкевича). Мирза - см. стр. 460.
Ал-Каир - Каир. Перуном он с ладьи стремится - т. е. с быстротой молнии (от
имени Перуна, бога грома и молнии у древних славян).
Гора Кикинеис. Перевод сонета "Gora Kikineis". Впервые - там же, стр.
31-32.
Развалины замка в Балаклаве. Перевод сонета "Ruiny zamku w Bafakfawie".
Впервые - там же, стр. 33-34. Грек.. генуэзец. "Над заливом этого же
названия стоят руины замка, построенного некогда греками, выходцами из
Милета. Позднее генуэзцы возвели на этом месте крепость Цембало" (примечание
А. Мицкевича). Мекки набожный пришелец. Мекка - город в Саудовской Аравии,
родина Магомета, место паломничества мусульман. Намаз - см. стр. 461.
Аю-Даг. Перевод сонета "Ajudah". Впервые - там же, стр. 35.