Мёллер Артур
Старая школа

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы", 1916, No 3.

Старая школа
Артура Мёллера

Со шведского В. Д.

   Только что прозвонили к утренней молитве. Шестьсот более или менее мелодичных голосов пропели под аккомпанемент старого заслуженного, хотя несколько дребезжащего органа, гимн:
   
   Снова сияет нам ясное солнце,
   Благодарю Тебя, о, Господи!
   И с новой надеждой, силой и мужеством
   Предаюсь я радости бытия.
   
   Хотя сейчас нельзя было так уж буквально понимать эти слова: за окном еще не разошелся грозящий снегом февральский туман и на углах улиц еще горели фонари, окруженные мутно-желтым сиянием. И большинство учеников медленно плелось по длинным и узким коридорам к своим классам с совершенно другими чувствами, чем "мужество, сила и новая надежда". Сколько из них мысленно возвращалось к своим мягким постелям, жалея, что они не больны, и что легкомысленно провели вчерашнее после-обеда, а это, по всей вероятности, повлечет теперь за собою выговор перед всем классом, замечание в журнале, быть может, даже повлияет на четверть.
   Однако, ученики второго класса мало беспокоились об этом, так как сегодня день у них начинался уроком физики.
   Учитель Бергиус вошел, отряхнул уже хорошо известным жестом свою меховую шапку и помахал другой рукой мальчикам, предлагая им оставаться сидеть, вместо стояния, точно на часах; при этом глаза учителя не встретили ни одного боязливого или виноватого взора. Он скинул галоши и потер руки.
   -- Черт возьми, как тут холодно, мальчики! Разве вам не холодно?
   -- Конечно, холодно, господин учитель, -- хором вскричали воспитанники.
   -- Несомненно, вы должны мерзнуть, -- проворчал лектор и, подойдя к печке, пощупал ее; она была совершенно холодна. -- Опять эта старая Каролина ленится топить. Дежурный, вы должны следить, чтобы было вытоплено.
   Каролина была женой сторожа.
   -- Господин учитель, -- поднялся дежурный, -- Каролина говорит, что выходит слишком много дров на эту комнату.
   Учитель остановился в своем хождении по классу.
   -- Глупости. Нельзя, чтобы вы мерзли, мальчуганы. Позовите сюда старуху, дежурный.
   -- Я бы мог сам принести охапку дров из сарая.
   Учитель схватился за нос, как имел привычку делать, когда ответ требовал у него некоторого размышления.
   -- Ну, да, конечно, вы можете сами. Идите и принесите сюда дрова.
   Учитель отпустил кончик своего сизого носа; цвет этот давал городским кумушкам повод (совершенно неосновательный) утверждать, что лектор пьет; но Самуэль Бергиус пил только несколько стаканчиков красного вина в те вечера, когда поправлял физические задачи, сделанные учениками. А от такого питья нос не бывает сизым. Городские же девицы были злы на лектора Бергиуса за то, что он до пятидесяти лет и на пороге высшего оклада продолжал пребывать холостяком.
   Бергиус подошел и остановился у окна, имевшего вид ниши, благодаря толщине старых стен. Снег падал ровно и покрывал остроконечные крыши старого родного города. Рассвет зимнего утра окрашивал хлопья его в голубой цвет, точно в сказке; учитель вынул серебряную табакерку и понюхал табаку, после чего очень благодушно повернулся \ к классу, мягко освещенному желтовато-красным светом четырех ламп на потолке.
   -- Не можете-ли вы, Ольсен, сказать мне, почему идет снег? -- Но по-видимому это был феномен, глубину происхождения которого у Ольсена не было мужества измерить. -- Ну, конечно! Бы думаете, что Господь заставляет там наверху маленьких ангелов трясти пуховики, чтобы у вас было бросаться чем-нибудь во время перемен. Сядьте и в течение десяти минут прочтите со вниманием страницы 73 и 74 об уплотнении газов. Да и вы все тоже: там есть многое, что вы забыли.
   С этими словами учитель сел на кафедру, надел очки и развернул перед собой утреннюю газету.
   Можно было-бы подумать, что это должно было послужить сигналом к шуму и гаму в классе, раз глаза учителя скрылись за газетой. Но нет. Конечно, зашептались, но не полетело ни бумажек, не корчилось никаких гримас на потеху товарищей. В школе из поколения в поколение устно передавалась история о том, как энергично и горячо Бергиус сразу же наказывал за такие попытки: он не жаловался ни ректору, не записывал в штрафную книгу--нет, по-военному: моментальное наказание розгами.
   Такая система не только внушала мальчикам уважение, но и придавала большую популярность. И Самуэль Бергиус был, вероятно, самым популярным учителем среди учеников.
   Тем временем дежурный успел затопить печь и сесть на свое место. Учитель Бергиус бросал иногда на печь взгляды из-за газеты; ему казалось, что в заслонке делается все темнее и темнее. Бергиус сошел с кафедры, открыл дверцу и потер руки.
   -- Создатель мой, он топит, как девчонка, будто не знает химии cum laude. Поленья лежат набитые, как селедки. Разве вы, дежурный, не знаете, что для горения требуется приток кислорода, кислорода?
   И учитель стал на колени и сам принялся укладывать дрова с архитектурной точностью. И не прошло нескольких минут, рак в печке запылал яркий огонь, а учитель Бергиус с кочергой в руках совершенно забыл и про урок, и про огонь....
   День прошел по расписанию, часы пробили три и учитель, довольно усмехаясь, собирался направиться к дому, к ожидавшим его там котлеткам, трубке и тодди из красного вина. Но, когда он с пачкой синих тетрадей под мышкой вышел на школьный двор, взор его упал на кирпичное строение на противоположной стороне двора. Лицо Бергиуса мгновенно нахмурилось. Здание показалось ему в снежной полутьме февральского полудня еще более угрожающим и похожим на тюрьму. Учитель остановился и протер очки. Что это, как будто на коньке крыши развевается флаг? Кто-то шел Бергиусу на встречу. Это был сам ректор, коренастый, видный человек с выхоленной черной бородой и размеренными движениями, очень самодовольный.
   -- А, мой дорогой Бергиус, -- сказал ректор, протягивая ему руку и похлопывая длинного, сутуловатого физикуса по плечу, -- сегодня у нас угощение плотников и каменщиков за подведение дома под крышу. А к 1-му апреля, я надеюсь, нам уже можно будет переехать в новое помещение.
   -- Уже в апреле! -- Учитель даже опешил.
   -- Надеюсь. Нам больше не следует рисковать ни своим, ни ученическим здоровьем, оставаясь в старых, тесных и темных помещениях, -- ректор жестом указал на старое, симпатичное двухэтажное здание школы', которое летом и осенью все было увито диким виноградом.
   -- Но до окончания этого семестра, я во всяком случае надеюсь, что...
   Ректор не дал ему докончить. Поглаживая свою бороду, он произнес:
   -- Это будет красивое здание; уже и сейчас можно судить об этом. Одна из самых новейших школ в наших местах. Когда вот эти деревья будут срублены, так как они заслоняют фасад с улицы...
   -- Каштаны! -- вскричал учитель Бергиус. -- Неужели вы хотите срубить каштаны?
   -- Конечно, -- сказал ректор и поднял брови, -- ведь они только мешают.
   Каштаны! Все закружилось в голове Бергиуса. Срубить эти старые, гордые деревья, которые он помнит в течение тридцати лет, к которым на перегонки бегут мальчики, когда прозвонят к перемене, чтобы собрать во время перерыва побольше упавших каштанов.
   -- Вандал! Выскочка! -- проворчал Бергиус сквозь зубы и без дальнейших церемоний повернулся и пошел далее.
   Ректор устремил в его спину удивленный взгляд.
   -- Какой оригинал этот достойный Бергиус, -- сказал он про себя. -- Все же надо положить конец его оригинальничанью. Он должен помнить, что у него есть начальство.
   Затем, подымаясь по доске в вестибюль нового здания, ректор продолжал размышлять: Время опередило его. Старый дуралей! Ректор слышал, что класс называл Бергиуса Дуралеем. Мысль эта несколько утешила ректора, но самолюбие его было глубоко уязвлено.
   Прошло уже две недели апреля и весь учительский персонал был вполне удовлетворен новым помещением школы. Высокие, светлые комнаты, зеленоватый свет ауэровских ламп, практичные приспособления для вентиляции, широкие коридоры и каменные лестницы, удобные кресла учительской, импонирующий внешний вид школы--все это являлось предметом ежедневных восхвалений, при которых старое здание служило лишь темным фоном, каким-то доисторическим, недостойным. На торжестве освящения ректор выразил свое твердое убеждение, что в этих новых стенах будут воспитаны не только более здоровые и сильные поколения, но и более благородные и образованные, так как, говорили римляне, в здоровом теле живет здоровый дух (mens sana in corpore sano).
   Но среди мальчиков не везде было полное довольство: ведь на старых скамейках и пюпитрах, где столько поколений врезало перочинными ножами плоды художественных фантазий, несколько лишних черточек не были-бы заметны, тогда как здесь!.. Гигантские окна и сильный свет кроме того не допускали много испытанных трюков.
   Но больше всего -- на этом здании лежал отпечаток чего-то невыносимо прямолинейного, неуютного и непоэтичного, бессознательно раздражавшего их.
   Но никто, кажется, не страдал от этого больше учителя Бергиуса.
   За эти две недели его точно подменили. Пропали его обычные добродушие и приветливость, он стал угрюм и ворчлив даже со своими любимцами. Старику недоставало всего, что за тридцать лет стало для него прямо жизненной потребностью-- старого вида из окна, специфического воздуха комнаты, желтовато-красного света лампы, старого, привычного места для его зонтика, огня в печке, Каролины, с которой он бранился из-за дров (в новом здании, конечно, было центральное отопление). Бергиус хирел, как растение, пересаженное в чужую и непригодную для него почву. Он сам чувствовал, что не подходит к этому совершенно новому дому со своим старым зеленоватым плащом, потертой меховой шапкой, табакеркой и сизо-багровым кончиком носа.
   И вот в один прекрасный день тоска его и тайное недовольство разразились катастрофой.
   Как обыкновенно, Бергиус дал классу десять минут на прочтение урока, пока сам просматривал еженедельную газету -- он перестал читать городской листок с тех пор, как тот поместил фотографию нового здания школы и ее архитектора, творца этого банального здания, каких много, с его ужасным балконом, названным Бергиусом "горбом".
   Вдруг учитель увидел, что на первой скамейке один из мальчиков, которого он уже не раз замечал в кое-как не исполненных дома работах, читает книгу, судя по формату, непохожую на физику. А, так вот какая благодарность за то, что он по своей доброте дает им время на подготовку! Мальчики презирают и игнорируют его предмет до такой степени, что за его уроком сидят и готовятся к другим.
   На цыпочках сходит учитель с кафедры, осторожно подкрадывается к виноватому и заглядывает в лежащую перед тем книгу -- учебник догматики, предмет, который Бергиус глубоко презирает и давно-бы вычеркнул из программы, не считая его дающим настоящие познания.
   В следующий момент раздаются звонкие пощечины. Учитель вне себя от ярости. Он бьет и бьет, а весь класс, никогда не видавший его в таком состоянии, замер, бледный от страха.
   Через несколько дней после этого Бергиус был приглашен в кабинет ректора. Директор школы заметил ему, что теперь запрещено наказывать учеников побоями. При наличности более грубых проступков учитель должен доводить их до сведения ректора. Затем ректор сообщил Бергиусу, что отец наказанного мальчика требует формального извинения, в противном же случае предаст случай гласности.
   Старый учитель, оставшийся стоять перед своим начальством, -- точно сам он был школьником, заслужившим выговор, -- вдруг поднял голову,
   -- Извинения? -- вскричал он, -- и я еще должен просить извинение за то, что поколотил мальчишку, ведшего себя, как скотина. Он заслужил пощечины, и мне нисколько не жаль его! Гоните меня за это!
   Ректор сердито поднялся.
   -- Отец дает тебе сроку до субботы. Надеюсь, что ты поймешь, к чему тебя обязывает честь школы.
   Никогда за все пятьдесят три года своей жизни не возвращался учитель Бергиус домой с такой тяжестью на душе, как в этот день. Честь школы! Эта стрела задела глубоко. Он являлся позором школы. Он преступил ее законы и был пугалом для мальчиков.
   О происшествии скоро узнал весь город, и оно стало притчей во языцех. Кумушки злорадствовали и общее напряжение росло по мере приближения субботы. Смирится ли старый упрямец и нелюдим?
   Вечером в пятницу из квартиры ректора с быстротою молнии распространилось сенсационное известие, что Бергиус согласился извиниться перед отцом пострадавшего в кабинете ректора в 12 часов следующего дня.
   Но потом Бергиус точно раскаялся в своем решении в последнюю минуту, так как и отец, и ректор ждали напрасно уже десять-двадцать минут. О болезни не могло быть речи, ибо Бергиус дал свои уроки от 8 до 11.
   Был послан сторож узнать, что случилось с учителем; он вернулся с известием, что учитель только что был в школе и взял ключи от старого здания, двери С., сказав, что должен взять оттуда некоторые бумаги.
   Когда взломали двери в физический кабинет, то нашли там учителя Бергиуса висящим на печной вьюшке. Он показывал язык новой школе, новому времени...

------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: журнал "Вестник иностранной литературы", 1916, No 3.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru