Мнемозина: Документы и факты из истории отечественного театра XX века / Вып. 4. М.: Индрик, 2009.
Отто Биха[i]. Всеволод Мейерхольд
Linkskurve[ii], 1930. No 8
Надо ясно сказать: пролетариат не имеет ничего общего с бесчисленными экспериментами "революционной формы". Эти эксперименты -- формально-эстетическое занятие бунтующего мещанства, скрывающего за новыми драпировками старое содержание.
Для театра, обладающего классовым сознанием пролетариата, понятия современного театра и политического театра -- само собой разумеющиеся предпосылки. Эти понятия не допускают обобщенных и сложных толкований. Их смысл может быть сведен к повседневным формулам нашей борьбы.
Такого революционного оружия в Театре Мейерхольда, несмотря на его сверкающую маску бунтаря, нет.
"<...> Для разработки идей нужны люди, обладающие практической мощью" (Маркс, "Святое семейство", с. 225).
Идеи, носителем которых является Мейерхольд, не выходят за пределы идей старого мирового порядка; они еще в гораздо меньшей степени способствуют включению людей в классовую борьбу пролетариата.
Напротив, корни Мейерхольда в дне вчерашнем, на обломках которого он неосознанно пытается под прикрытием новой архитектуры воскресить смысл существования этих обломков.
Само собой разумеется, что искусство рабочего класса создаст свои собственные формы. Но эти формы вытекают из содержания и не могут высасываться "из себя".
Ни классический театр Станиславского -- театр сбалансированного натурализма, ни виртуозный артистизм "раскрепощенного театра" Таирова не раскрывают характерный мир пролетариата. Обоим дала энергию победоносная пролетарская революция. Она создала экономическую основу для их неограниченных экспериментов, для нового самосознания, чтобы безоговорочно порвать с традицией.
Всеволод Мейерхольд -- фигура первостепенной важности в истории современного театра. Огромная движущая сила социального переворота окрылила его творчество. Радикальный разрыв с законами драматического театра, ломка всех традиционных форм и методов режиссуры до известной степени оказали революционизирующее воздействие и на ее содержание.
В чем основная мысль произведшего переворот режиссерского метода Мейерхольда? В чем смысл этой "биомеханической" системы, с помощью которой он намеревается создать нового актера? Она позволяет ему тренировать, расширять гамму эмоциональных переживаний актера. В ритмически-игровой форме наряду с планомерным совершенствованием мышц она тренирует нервную систему. Она серийным способом, так сказать, на бегущей дорожке воссоздает эмоциональные ситуации человеческих катастроф, потрясений и психологических переживаний. Она средствами материалистического анализа освобождает от покрова иллюзий индивидуалистические конфликты и "судьбоносные" проблемы. Насколько эти приемы революционны? На протяжении многих лет героика Гражданской войны находила воплощение в патетических, игровых формах его театра. Но с прогрессирующей нормализацией, с неизбежным угасанием юпитеров романтики и наступившей трезвой повседневностью Советов он оказался на распутье, не зная, с чего начать. Здесь кончается понимание мелкобуржуазного радикала. Возможность развития тоже. Но только на этом пути может быть развитие.
Связь можно нащупать только на идейной дороге рабочего класса. Созидающему художнику неизбежно придется вступить в ряды этого класса, освободиться от предрассудков мелкобуржуазной идеалистической эстетики, пожертвовать фикцией индивидуалистического эксперимента ради реальности коллектива. На этот путь Мейерхольд еще не вступил. Еще нет.
Его нынешняя роль в Советском Союзе консервативна. Он мог бы в вихре революции осуществить большие свершения. В возникающем новом обществе ему на смену приходят молодые силы (ТРАМ, профсоюзные театры и т. д.).
Долгие годы среди буржуазной критики он считался самым главным режиссером-новатором современности. Постановки Станиславского, Таирова и, прежде всего, Мейерхольда обладали масштабом, с которым соизмеряли их современников. Даже его эпигоны (Грановский, "Габима" и другие) находили везде восторженный прием.
Долгие годы и мелкие, и крупные театральные деятели на Западе более или менее удачно имитировали его. Но его образцового уровня они могли достичь в такой же малой степени, как коллеги в кино гигантского уровня советской кинопродукции.
Советский театр и советское кино -- документы раскрепощенных сил социальной и культурной революции, обретшей свободу творческой энергии рабочего класса.
Берлинская гастроль Мейерхольда -- не предмет интереса революционного пролетариата.
Сатирическая критика Гоголя в "Ревизоре" не получает у Мейерхольда необходимой классовой глубины. Напротив, гоголевская перспектива жестокого порядка брутальных бюрократов превращена в паноптикум жалкой общечеловеческой глупости.
"Лес" Островского под экстатической художественной рукой Мейерхольда становится лишь формально значимым фарсом об иллюзорном мире мещан, в котором лишь мгновениями мерцает прообраз злободневного анализа.
"Великодушный рогоносец" Кроммелинка кружится вокруг уже преодоленных даже буржуазным театром проблем чувственного мира мещанина. Сатира, прикасающаяся лишь к теням и проходящая мимо нас.
Даже "Рычи, Китай!", удивительный рассказ о страданиях и борьбе китайских кули, не может нас удовлетворить. Событие, движущая содержательная сила как-то остается на заднем плане, становясь поводом для самовлюбленного самовыражения. Самовыражения, которое, несмотря на его виртуозность -- а может быть, как раз из-за нее -- заставляет забыть о его существе.
А где же пьеса о строительстве нового социалистического мира?
Революционный пролетариат критикует Мейерхольда. Он [пролетариат] критикует даже выдающиеся советские фильмы (не имеющие даже приблизительных параллелей в буржуазном кино), потому как и им еще не удается найти в формах своего искусства выражение все преобразующей действительности социалистического строительства.
Но не должно ли нас заставить задуматься то, что буржуазная критика так неожиданно холодно и отрицательно отнеслась к Мейерхольду? Не обогнала ли его реальный образ тень, которую он отбрасывал на протяжении целого десятилетия?
Мы не хотели быть неправильно понятыми: мы не придаем никакого значения критике, производимой жалким штабом культурагентов Ульштайна, Моссе и Гугенберга[iii], критике, которая дует в фанфары по поводу каждого парижского или нью-йоркского пустяка и за сложными фразами скрывает то, что ей вообще нечего сказать.
Нас интересует исключительно причинная связь. Это единодушное отрицание художника, пред эпигонами которого они склоняются, более чем случайное дело. Снова оказывается, что и из самого жалкого из всех храмов на свете, храма "чистого искусства", во имя профита закрыт путь ко всему, что исходит из страны рабочих и крестьян.
-----
[i]Биха (Biha) Отто -- литературный критик и теоретик коммунистической ориентации, печатался в "Rote Fahne" и "Linkskurve".
[ii] "Linkskurve" -- журнал Союза пролетарско-революционных писателей Германии, основан председателем этого Союза Иоханнесом Р. Бехером; издавался в 1929 - 1932 гг.
[iii]Ульштайн, Моссе, Гугенберг -- газетные магнаты Германии 1910 - 1930 х гг. Концерн Леопольда Ульштайна (1826 - 1899) и его сыновей -- издательство книг, газет и журналов, основанное в 1877 г. Издавал, в частности, газеты "Berliner Morgenpost", "Montagpost" (обе в 1930 г. имели тираж 500 тыс. экз.), "Berliner Zeitung am Mittag", "Vossische Zeitung", журнал "Querschnitt". В 1926 г. с издательством сотрудничал Бертольт Брехт, получавший там ежемесячный гонорар. В 1934 г. Геббельс существенно ограничил права Ульштайна. В концерн Рудольфа Моссе (1825 - 1920), основателя "Berliner Tageblatt" (1872), среди прочих изданий, входили также "8-Uhr-Abendblatt", "Berliner Morgenzeitung". После прихода фашистов к власти предприятие евреев Моссе было "приобщено к господствующей идеологии" (термин наци). Концерн Альфреда Гугенберга (1865 - 1951) -- самый большой до прихода фашизма концерн средств массовой информации, основан в 1914 г. как пропагандистский орган крупных немецких промышленников, владел, в частности, киностудией УФА, газетой "Deutsche Zeitung", множеством газет вне Берлина.