Марков Евгений Львович
Жигулевы горы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Глава из книги "Россия в Средней Азии").

   

Евгений Львович МАРКОВ

ЖИГУЛЕВЫ ГОРЫ

(Глава из книги "Россия в Средней Азии. Очерки путешествия по Закавказью, Туркмении, Бухаре, Самаркандской, Ташкентской и Ферганской областям, Каспийскому морю и Волге" в 2-х томах и 6-ти частях. Часть VI. Домой по Волге. СПб., 1901 г.)

   Сейчас же за Самарою оба берега Волги делаются настоящими горами. На левом берегу они идут живописными каменистыми обрывами в курчавых шапках лесов, изредка перерезаясь глубокими лесными ущельями. Справа тоже высокие горы, сплошь укрытые лесами. Этот проход великой реки между стеснившими ее двумя горными стенами называется "Самарскими воротами".
   "Соколиные горы" справа нас, на левом берегу, суровые, крутые. Слева, на правом берегу -- "Серная гора", 700 футов высоты.
   "Самарские ворота" кончаются у крутого поворота Волги с востока на юг. Отроги гор левого берега уходят, все понижаясь, внутрь страны, вдоль берега впадающей здесь в Волгу реки Соки, и незаметно теряются в степях.
   Одинокая шапка "Царева кургана" одна высится, будто мрачный сторож этого дикого берега, у самого перелома Волжского русла. В древности это был один из самых важных пунктов волжского русла, где удобнее всего можно было останавливать плывущие по реке суда. Царев курган озирает надалеко всю окрестность. Несомненно, что курган этот всегда играл большую роль в истории волжских разбоев и волжских войн. Но предания о нем слишком перепутались, чтобы можно было теперь разобраться в них с какою-нибудь определенностью. Кто уверяет, что курган был насыпан Мамаем или Батыем, кто рассказывает, что это царь Иван Грозный, отправляясь забирать татарские царства по Волге, -- "царство Казанское, а мимоходом -- Астраханское", -- велел каждому воину своему принести на это место горсть земли, из которых и вырослая целая гора. По крайней мере, так поют об этом местные песни...
   Впрочем, исследователи почвенного строения "Царева кургана" убедились, что гора эта вовсе не насыпная, а такая же природная, и такого же точно геологического состава, как все вообще горы Самарской луки. Повод к легендам дал, вероятно, ее наружный вид, который действительно напоминает своею правильною округлостью искусственно насыпанный холм.
   Царев курган всего 140 футов вышиною, но имеет местоположение довольно неприступное, так как с двух сторон его отделяет от степи река Сока, а с третьей стороны речка Куруль, не говоря уже о Волге; да и бока его обрывисты.
   Наверху кургана виднеется какая-то вышка, в роде тех, которые ставились на казацких пикетах в Кубанской и Терской области, хотя издали нельзя было рассмотреть хорошо.
   За Царевым курганом, после резкого поворота Волги, левый берег ее опять заслоняется низменными лесистыми островами, а Соколиные горы темнеют уже вдали.
   Но зато на правом берегу начинается теперь сплошной кряж знаменитых "Жигулевых гор", под тень которых и перебирается наш пароход, сторонясь подальше от песчаных отмелей, островов и кос левого берега. "Жигули" -- это слава и краса Волги, вместе с Самарскими воротами живописнейший уголок изо всей живописной и величественной панорамы колоссального Волжского русла. Теперь мирные туристы, дамы и дети спокойно приезжают сюда из всевозможных мест России, а подчас и Европы, чтобы полюбоваться восходом или заходом солнца за фантастическими вершинами Жигулей и отражающею их в себе широкою скатертью Волги. Но еще не особенно далеко то время, когда имя Жигулей произносилось с искренним ужасом, и всякий, кто приближался на судне к их лесистым обрывам, крестился и предавал Богу душу свою. Народ довольно своеобразно объясняет себе название "Жигули". Рассказывают, будто волжские удальцы, гнездившиеся в этих горах и поджидавшие здесь суда, плывущие вниз или вверх, имели скверную привычку парить зажженными вениками злополучных судохозяев, допытываясь у них, где спрятаны деньги или товары подороже. Насколько в этом правды судить теперь мудрено. Во всяком случае несомненно, что Самарская лука, и особенно Жигули исстари и до наших дней служили любимым притоном всякого беглого, воровского и разбойничьего сброда.
   Недаром сложилась старая местная песенка: "Волга реченька бурлива, говорят; под Самарою разбойнички шалят".
   Здесь воинствовали в свое время и Ермак, и Стенька Разин, и Шелудяк, и Кондрашка Булавин, и всякие знаменитые, так сказать, исторические разбойники. Но сюда же, в эти непроходимые лесные трущобы Самарской луки, отрезанные от мира с трех сторон могучим столбом Волги и отвесными обрывами ее берега, а с четвертой стороны тоже отделенные будто крепостным рвом руслом речки Усы, -- спасалась от царских приставов и "даней многих", от солдатчины, паспортов и крепостной неволи всякая бродячая голь.
   "Измерять их невозможно для того, что по горам лес частник" -- коротко, но выразительно доносили в XVII веке царю про земли Самарской луки местные воеводы.
   Неприступные кручи гор, заросшие лесами, и многочисленные природные пещеры в их известковых толщах, ведомые только самим лесным обитателям, долго делали бесплодными все усилия правительства истребить здесь разбойничество. Разбойники, засевшие при этой естественной заставе волжского пути, в течение целых столетий брали правильную дань своего рода с товаров, провозимых с Нижнего на низ и снизу на Казань и Нижний. Выработана была и своего рода правильная система этого, так сказать, узаконенного грабежа. Сопротивляться не решался почти никто. Бурлаки и судовые рабочие в душе гораздо более сочувствовали удалой вольнице, ряды которой они же и пополняли при первом удобном случае, чем своим ограбленным хозяевам, которые не особенно баловали их жалованьем, харчами и добродушным обращением; поэтому при первом зловещем и хорошо знакомом крике "Сарынь на кичку!", "Кичка нос!" -- все и на берегу, и на палубе падали лицом на землю и лежали, боясь пошевельнуться, но волжские удальцы расправлялись с хозяевами и отбирали себе все, что им было по вкусу.
   Еще в наши дни, при покойном Императоре Николае, в Жигулях разъезжали постоянные военные команды, обязанные ловить разбойников и охранять от них проходящие мимо суда.
   Впрочем, судя по рассказам местных жителей, команды эти своими придирками, произволом и взяточничеством досаждали волжскому торговому люду, пожалуй, не меньше тех вольных грабителей, от которых они должны были защищать его.
   Разбойничество в Жигулях прекратилось только с конца сороковых годов, когда на Волге явились первые пароходы, против которых роковой клич "Сарынь на кичку!" не оказывал больше никакого волшебного действия, и которых могучий огнедышащий бег не по силам было остановить самому отчаянному разбойничьему суденышку.

*

   Трепещущие огоньки судовых фонарей мелькают, будто какие-то таинственно пролетающие фосфорические бабочки, на фоне темных вод и темных горных громад.
   Сумерки охватывают нас не только оттого, что солнце зашло за горы, но еще больше оттого, что пароход наш двигается как раз под этими горами. Зато же и видны они нам, несмотря на полусумрак, до последнего камушка. Под суровою сенью этих разбойничьих гор приютились кое-где на редких клочках низменного берега, уютно обсев только что заваренный под костром котелок с кашей, ночующие рыбаки или артель судовых рабочих. Белый косой парус осторожно пробирается сквозь эту прозрачную полутьму поближе к высоким скалам берега, чтобы легче одолевать напор реки, слишком уже непосильный на середине. То и дело бесшумно и быстро, будто не своею волей, проносятся мимо нас плоты бревен и дров, с громадными рулями впереди и сзади, с избушками и воротами наверху, с неподвижными, будто окаменелыми от удивления фигурами людей. В другом месте буксирный пароход с многочисленными фонарями на всевозможной высоте, с зеленым ярко-рдеющим глазом справа, тащит с усилием вверх против течения и тоже поближе к берегу две или три черные, как гроба, безмолвные баржи, еле мигающие своими одинокими тусклыми фонариками, мотающимися наверху мачты.
   Изредка попадается в низкой расселине этих сплошных обрывистых стен, у подножия этого колоссального каменного амфитеатра волжского берега, какое-нибудь неведомое селение, утонувшее в зелени, переливающее своими веселыми огоньками среди сгустившегося мрака лесного ущелья. Но все эти проявления жизни так редки здесь. Неприступные известковые обрывы, обросшие, как черепа волосами, глухими лесными дебрями, где безопасно гнездится до сих пор медведь и всякий дикий зверь, тянутся на многие десятки верст, почти нигде не оставляя места для жилища человека, для высадки его судов. Недаром этот утесистый горный кряж заставил свернуться в кольцо около своих ног ударившуюся в него со всего бурного налета исполинскую голубую змею Волги.
   Селений мало в Жигулевых горах. Которые и есть, те засели в глубоких буераках, разрывающих изредка горный кряж. На самих же горах -- ничего, кроме лесов и фантастических утесов.
   Мы с женой просидели не один час на палубе, молча любуясь этим постепенно развертывавшимся перед нами свитком суровых и величественных картин. Хотя они и лишены были теперь прелести утреннего солнечного освещения, но зато рисовались перед нами в самом характерном виде своем, особенно близко подходившем к их былому роковому значению в истории Волги...
   Белые осколы и осыпи, опрокинувшиеся целиком вместе с венчающими их черными чащами в омуты могучей реки, курчавые силуэты самых капризных форм, пирамидами, куполами, столообразными твердынями, зубчатыми замками, кажутся вдвое грознее и вдвое живописнее от этого фантастического отражения их в реке, где в смутном мерцании сумрака они кажутся вырастающими из какой-то незримой подводной бездны.
   Эти природные пирамиды и осадные замки -- не безъименные груды камней. Славные когда-то по Волге разбойничьи имена оставили им в наследие свою злополучную славу. Степану Тимофеичу и здесь, конечно, отведено главное место, как везде по Волге.
   "Стенькиных курганов" тут не один. Вот мы проезжаем в тени "Лысой горы", чуть ли не самой высокой вершины Жигулей, достигающей 840 футов. Ее посетил при проезде своем в Астрахань Великий Петр и начертал на ней своею царскою рукой год своего посещения, теперь уже давно стертый временем.
   В глубоком буераке за Лысою горой -- старинное село Моркваши, которое снабжает теперь известкою Самару и все Поволжье.
   За Морквашинским буераком -- опять на целые версты подряд стены гор. Местные старожилы указывают нам характерные вершины "Двух братьев" и "Девичьего кургана", неразлучные, конечно, с легендами...
   Еще более глубокая и узкая трещина рассекает сплошную горную твердыню у села Жигулей, давших свое имя береговым горам. Это так называемая "Жегулевская труба". Она словно откалывает от соседних возвышенностей живописный утесистый выступ гор, который невольно приковывает к себе взгляд своими характерными обрывами и господствующим положением над горами и рекой... Это "Мододецкий камень", -- по преданию, тоже становище Стеньки Разина; на вершине его до сих пор видны, как мне передавали волжские жители, остатки укрепления. Тут же сейчас и устье довольно оригинальной реки Усы, имевшей такое важное значение в истории волжских разбоев.
   Уса -- речонка не особенно маленькая, все течение ее немного больше ста верст; но она ни при истоке, ни при устье, ни во все продолжение течения своего не хочет отстать от своей матери Волги. Начинаясь почти у самого города Сенгилея (Симбирской губ.), стоящего на Волге, она, так сказать, провожает Волгу, послушно следуя за всеми ее изворотами: у Костычей она едва не впадает в Волгу, но вдруг резко поворачивает вместе с Волгою в крутую петлю Самарской луки, и, войдя в нее, разом меняет свое восточное направление на северное, перерезает будто канавою шейку Самарской луки и впадает в Волгу, как раз против стоящего на левом берегу ее города Ставрополя. Этот поворот на север происходит в такой близости от Волги, именно от южного колена Самарской луки, что вольные казаки и волжские удальцы, грабившие купеческие суда, чтобы не попадаться под выстрелы Самарской крепостцы и на глаза самарским воеводам, обыкновенно переволакивали посуху свои косные лодки из южного колена луки в Усу и как снег на голову преграждали путь выходившим из Самары товарам у Молодецкого камня, в северном колене Самарской луки; или же, наоборот, так же внезапно появлялись из-под Молодецкого камня в южном плесе луки, благодаря все той же Усе. В этом отношении Уса играла ту же роль, как речка Камышинка, о которой я рассказывал раньше.
   Село Переволока, расположенное у самого поворота Усы на север и очень близко от берега Волги, сохранила в своем имени в назидание потомству эту былую историческую роль речки Усы, которая кроме того служила удобным защитным рвом своего рода для укрывавшейся внутри Самарской луки, в лесных дебрях и пропастях Жигулевских гор, всякого рода бродячей вольницы. Еще раньше в Самарской луке были Улусы ногайских татар, защищенные укрепленными местами. Против этих татарских аванпостов Московское царство воздвигнуло свои передовые караулы. У самого конца Жигулевских гор и вместе с тем у самого начала Самарской луки (если считать по течению), при повороте Волги чуть не под прямым углом, возвышается, отступя версты 4 от берега, одна из самых высоких вершин Жигулевской цепи, ее последняя или, вернее, ее первая гора, -- "Караульный бугор", около которого расположено старинное село Усолье. Бугор этот недаром называется "Караульным". С него без труда можно видеть на огромное пространство и русло Волги, и Заволжье, и прилегающие местности Симбирской губернии. На этом-то бугре высилась в старое время сторожевая башня и стояла царская сторожа, высматривая движение татар и оберегая русские суда от нападения грабителей. Русские поселенцы еще в половине XVI века угнездились в Усолье и соседних береговых уголках Самарской луки, добывая соль из соляных ключей. Усолье обратилось тогда в порубежный городок, об-несенный стенами, башнями, валами; ногайские татары с своей стороны перегородили узкий проход между Волгою и Усой тремя рядами валов, сохранившимися до нашего времени у селения "Валов", недалеко от Переволоки.
   Усолье с большею частью земель Самарской луки принадлежало некогда любимцу императора Петра Великого Меньшикову; а теперь принадлежит известным богачам графам Орловым-Давыдовым, предку которых, знаменитому Орлову, подарила эти земли Екатерина II.

*

   До самой полночи мы с женой любовались своеобразною картиной этих некогда грозных, пустынных гор, видных нам, несмотря на полусумрак ночи, с удивительною отчетливостью очертаний; черно-зеленый тон лесов, белизна обрывов, выступы камней, капризные тени утесов -- все было видно так хорошо, что можно было хоть рисовать их... Какая-то особенная поэтическая тишина покоилась теперь на этих погруженных в сон лесах, на этих немых твердынях, неподвижно отражавшихся в затихших пучинах реки. Полу-сказочные старые легенды, слышанные мною, носились, казалось, словно незримые ночные птицы, не только в голове моей, но и над этими горными дебрями, в торжественном величии и таинственном молчании провожавшими целые часы сряду наш тоже наконец смолкнувший и погруженный в сон пароход.

*

   Мы не спали еще, когда пароход приставал к Ставрополю, теперь простому уездному городу Самарской губернии, а когда-то столице калмыцкого войска, которое угнали потом при императоре Николае на пограничную Оренбургскую линию поближе к родной ему Азии, упразднив существовавший здесь калмыцкий суд, калмыцкую канцелярию и всякие специально калмыцкие учреждения.
   Множество белян, барж, плотов остановилось здесь на ночлег, бросив якоря. Сплавные суда не могут двигаться целую ночь, а должны давать отдых своим немногочисленным рабочим, как долгие извозчики волей-неволей дают отдых своим лошадям.
   Только проехав Караульный бугор и налюбовавшись досыта ночною панорамой Жигулей, которые здесь наконец обрываются, опоясав Волжскую луку на протяжении целых девяноста верст, мы с женой решились покинуть уже совсем безлюдную террасу парохода и тихо спустились в свою уютную каюту...
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru