Маркевич Болеслав Михайлович
Повести и рассказы. Б. М. Маркевича. Выпуск первый. Спб., 1883

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Повѣсти и разсказы. Б. М. Маркевича. Выпускъ первый. Спб., 1883.
   Въ наши смутные дни что ни шагъ попадаются люди крайне страннаго типа. Въ общественной дѣятельности своей, или въ печати, на виду, публично, они за "охранителей" себя выдаютъ, а, пожалуй, и въ самомъ дѣлѣ считаютъ. Тутъ они и за "непоколюбимость основъ" горою стоятъ, и "недовольныхъ" всѣхъ клеймятъ, да разносятъ, и оптимистами выказываются: все-де у насъ благополучно обстоитъ, а всѣ эти вопросы да недостатки -- измышленіе измѣны, да крамолы. Но послушайте вы этихъ же самыхъ охранителей въ частномъ быту, въ интимной бесѣдѣ, заговорите-ка съ ними о людяхъ и дѣлахъ нашихъ, завзятый либералъ, и тотъ не съумѣетъ выискать и выказать такого количества мрачныхъ пятенъ, какое нагромоздитъ передъ вами этотъ мнимый охранитель. И все-то у насъ скверно, и всѣ-то у насъ глупы, и то-то не складно, и другое не хорошо -- словомъ, хоть святыхъ вонъ неси. Въ простотѣ душевной, люди этого типа никакъ не могутъ привести въ соотвѣтствіе публичныхъ своихъ заявленій съ интимными взглядами; не могутъ отказаться или отъ казового оптимизма, или же отъ домашняго критицизма. Не то, чтобъ они зря болтали, злословя въ тихомолку: нѣтъ, они дѣйствительно и явственно видятъ всѣ недостатки, и скрыть ихъ отъ себя и близкихъ -- не въ силахъ. Но, подобно "вольтерьянцамъ" прошлаго вѣка, они думаютъ, что одни они могутъ и въ правѣ замѣчать прорѣхи современности, но что кричать объ этомъ на весь свѣтъ не подобаетъ: лишь избранные призваны судить о такихъ тайнахъ. Для толпы же, для большинства нужно скрывать истину. И вотъ почему они, сознавая прорѣха, публично клянутся, что ихъ не существуетъ.
   Мы вспомнили объ этомъ презабавномъ типѣ, просматривая "Повѣсти и разсказы" г. Маркевича. Авторъ этотъ, какъ извѣстно, принадлежитъ къ числу столповъ нашей охранительной литературы. Въ "серьёзныхъ" произведеніяхъ его пера, украшающихъ страницы "Русскаго Вѣстника и "Московскихъ Вѣдомостей", постоянно проповѣдывается самый что ни на есть неуступчивый и косный регрессъ, самомалѣйшія же поползновенія хулителей современности всегда выдаются за продуктъ коварной интриги. Но вотъ тотъ же писатель выступаетъ съ собраніемъ "бездѣлушекъ", повѣстей и разсказовъ, единой лишь забавы ради написанныхъ и изданныхъ. Въ нихъ о высшей политикѣ ни слова -- здѣсь идетъ рѣчь о любовныхъ шалостяхъ, о проказахъ и казусахъ безразличныхъ ст возвышенной точки зрѣнія. Очевидно, это ужь не публичная дѣятельность, а интимная бесѣда автора -- да и всѣ разказы г. Маркевича ни дать, ни взять похожи на послѣобѣденную, безпретенціозную болтовню "по душѣ", межъ холостыми. Всмотритесь же въ мысли и взгляды разсказчика, и вы увидите, какая метаморфоза произошла въ нашемъ "охранительномъ" писателѣ, увидите, какъ мало похожъ онъ, съ тѣхъ поръ, какъ растегнулъ, послѣ сытаго обѣда, служебный свой вицмундиръ, на того суроваго формилиста, что еще утромъ готовъ былъ "въ гррробъ заколотить" дерзновенныхъ хулителей поддерживаемой имъ современности...
   Замѣтьте, г. Маркевичъ далекъ, охъ, какъ далекъ, отъ мысли -- дать вольную волю своему языку: хоть и въ холостой компаніи, но онъ себѣ на умѣ, знаетъ, что слова его могутъ "подвергнуться превратнымъ толкованіямъ. Онъ старательно обходитъ опасныя мѣста рѣчи, и говоритъ только о безобидныхъ предметахъ. Но, тѣмъ не менѣе, его интимный взглядъ на вещи нѣтъ-нѣтъ, да и прорвется, незамѣтно для него самого. Онъ повѣствуетъ, напримѣръ, о жалкомъ положеніи чиновничка, по ошибкѣ вложившаго письмо къ камеліи въ конвертъ, предназначавшійся для добродѣтельной супруги его начальника. Ничего, какъ видите, противоохранительнаго нѣтъ въ помыслахъ разсказчика. Но въ пылу импровизаціи у него вырвется сознаніе, что рѣчь идетъ о начальникѣ одного изъ виднѣйшихъ петербургскихъ департаментовъ, что имъ вертитъ жена, фальшивѣйшее изъ созданій, какихъ только производилъ свѣтъ, что это не какая-нибудь почтовая чиновница, а женщина заправляющая", что къ ней "государственные сановники заходятъ послѣ Совѣта", что ей "стоитъ только захотѣть, чтобы посадить своего протеже на какое хотите мѣсто, хотя бы даже туда, куда Калигула посадилъ своего коня (разумѣй -- Сенатъ). Къ слову же, не внимая въ значеніе своихъ откровеній, г. Маркевичъ разскажетъ, что эта самая женщина является расточительницей тѣхъ мѣстъ, чиновъ, званій и отличій, которые въ глазахъ массы служатъ воздаяніемъ за государственныя заслуги. И въ концѣ-концовъ окажется, что все это раздавалось ею исключительно въ видахъ амурныхъ шашенъ. Тутъ же, въ нѣсколькихъ словахъ, г. Маркевичъ нарисуетъ вамъ начальника виднаго департамента чистопробнымъ идіотомъ, не могущимъ сообразить грубѣйшей изъ интригъ его жены... Даже говоря о какомъ-то важномъ дипломатѣ г. Маркевичъ разскажетъ вамъ анекдотъ, выводящій этого дипломата достойнымъ собратомъ вышеназваннаго начальника виднаго департамента. Еще далѣе, въ рядѣ телеграммъ, онъ выставитъ непроходимую безтолковщину и несообразительность цѣлаго ряда администраторовъ, безъ разбора хватающихъ кого попало... Затѣмъ, разсказывая объ очень важной аристократкѣ-благотворительницѣ, покровительствующей какому-то пріюту, онъ выставитъ вамъ ее и алчною, и лгуньей, и глупою, а съ нею вмѣстѣ мазнетъ какого-то члена "Совѣта", состоящаго на побѣгушкахъ у желтоволосой и потертой француженки. Когда рѣчь перейдетъ къ дѣловому чиновнику, взысканному всѣми милостями неба, и шагающему къ самымъ высшимъ должностямъ, г. Маркевичъ покажетъ вамъ, путемъ какихъ низостей онъ всплылъ, и, не ограничиваясь этимъ, обнажитъ вамъ его черствое сердце, его бездушный эгоизмъ, его продажность и безусловное отсутствіе въ немъ всякихъ гражданскихъ и государственныхъ идеаловъ, стремленій, взглядовъ. Познакомившись, по галлереѣ портретовъ г. Маркевича, съ типами нашихъ департаментскихъ дѣятелей, крупныхъ и мелкихъ, невольно приходишь въ ужасъ при мысли -- что, если какое-либо мое дѣло попадетъ когда-нибудь на обсужденіе и рѣшеніе этихъ людей! И единственное заключеніе, которое тогда приходитъ вамъ въ голову -- это то, что надо "искать женщину", ту самую женщину, которая вертитъ этимъ міромъ и состоитъ въ шашняхъ съ его обитателями.
   Мы отказываемся отъ задачи -- подобрать въ книжкѣ г. Маркевича подобныя откровенности, очевидно срывающіяся у него съ языка -- тамъ и сямъ -- въ теченіи его безсодержательной болтовни о совершенно неинтересныхъ любовныхъ приключеніяхъ его героевъ. Достаточно было указать на нѣсколько образцовъ. Прибавимъ только, для полноты, что ни въ одномъ изъ двѣнадцати разсказовъ г. Маркевича, посвященныхъ, большею частью, описанію міра заповѣднаго для охранительныхъ сочинителей, даже и эпизодически не выведена ни одна сколько-нибудь свѣтлая личность, не выставлена ни единая симпатическая черта, на которой можно было бы остановиться съ участіемъ и понять, что хоть ради этой личности, хоть изъ-за этой черты авторъ можетъ искренно служить дѣлу излюбленнаго имъ міра. Напротивъ того, все, что выводится имъ изъ этого міра, все, что имъ о немъ высказывается, ужасомъ проникаетъ читателя. Въ довершеніе контраста слѣдуетъ замѣтить, что во всей книжкѣ съ безусловною симпатіею описана только одна личность изъ совершенно противуположнаго міра. Э;о -- госпожа Змаичъ, въ разсказѣ "Свободная душа", молодая женщина "новой формаціи"... Какимъ образомъ могло случиться, что писатель несомнѣнно "охранительнаго направленія", въ цѣломъ рядѣ своихъ разсказовъ охаялъ и смѣшалъ съ грязью всѣхъ выводимыхъ имъ представителей охранительныхъ сферъ, а въ свѣтломъ видѣ выставилъ единственную представительницу "новыхъ формацій" -- этого объяснить мы не беремся.
   Конечно, намъ пріятнѣе всего было бы объяснить такое непостижимое явленіе просто "безсознательнымъ творчествомъ" автора, въ которомъ инстинктъ художника взялъ верхъ надъ взглядами публициста. Но увы, такое объясненіе страдало бы явною натяжкой, потому что именно какъ художникъ г. Маркевичъ въ своей послѣдней книжкѣ ниже всякой критики. Очень можетъ быть, что большинству читающей публики его "Повѣсти и разсказы" покажутся, какъ показались уже какому-то невзыскательному рецензенту, и оригинальными, и бойкими. Но мы далеки отъ такой оцѣнки. Книжка г. Маркевича кажется намъ, съ точки зрѣнія литературной, вопіющею продѣлкою. Авторъ неряшливо и веумѣло поддѣлался подъ тонъ и манеру французскихъ разказчиковъ школы журнала "La vie parisienne", изъ очерковъ которыхъ заимствованы имъ даже и фабулы нѣкоторыхъ его разсказовъ. но какъ ни силился г. Маркевичъ, онъ далеко все-таки отсталъ отъ прототиповъ своихъ, Катрэля и О'Монруа. Онъ даже и съ Пьеромъ Верономъ сравниться не смогъ, хоть и похитилъ у него заѣзженную этимъ балагуромъ форму повѣствованія посредствомъ подбора телеграммъ. Вообще, независимо отъ рабскаго подражанія формѣ французскихъ разсказчиковъ, "Повѣсти и разсказы" г. Маркевича страдаютъ еще, по существу, новоображаемою анекдотичностью содержанія, лишающаго ихъ всякаго литературнаго значенія. Еслибы г. Маркевичъ вникъ поглубже въ манеру писанія тѣхъ, кому подражалъ, онъ понялъ бы, можетъ быть, что французскіе разсказчики умѣютъ зачастую придать даже и наикурьёзнѣйшему изъ повѣствуемыхъ ими анекдотовъ какой нибудь общій или типичный характеръ, безъ чего писанье выходило бы у нихъ, какъ вышло у г. Маркевича, нетолько безсодержательнымъ, но и безцѣльнымъ...

"Отечественныя Записки", No 4, 1883

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru