Lib.ru/Классика: Мари Жюль. Любовь и ревность

ЖЮЛЬ МАРИ.
ЛЮБОВЬ И РЕВНОСТЬ

Часть первая.

ГЛАВА I.
Армія несчастныхъ.

Хижина стараго Трайнора, какъ и всѣ его подобныя въ графствѣ Тайпрери, въ Ирландіи, походила на плохой сарай, въ который со всѣхъ сторонъ свободно проникалъ вѣтеръ. Она была не болѣе пятнадцати футовъ въ длину и восьми или десяти въ ширину. Стѣны ея были сдѣланы изъ грязи и нѣсколькихъ камней изъ сосѣдней каменоломни. Крыша представляла кучу сучьевъ, на которые были навалены сверху камни, чтобы вѣтеръ не развѣвалъ ихъ. Отверстіе, продѣланное въ крышѣ, служило трубою.

Снаружи, къ хижинѣ, между кучами навоза, была проложена маленькая тропинка, вымощенная разбросанными на нѣкоторомъ разстояніи другъ отъ друга, плоскими камнями, которые указывали дорогу, оканчивавшуюся у двери.

Хижина стараго Филиппа Трайнора, фермера графа Гарри Дунсдаля, стояла въ горахъ, въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ отъ деревни Фарней. Вся окрестность имѣла дикій и печальный видъ и почти вѣчно была покрыта туманами, окружавшими вершины горъ неуловимымъ покрываломъ. Отроги горъ, которые назывались Конорскимъ дефиле, скрывали собою деревню Фарней, расположенную въ болѣе плодородной долинѣ, чѣмъ хижина стараго Филиппа.

Въ тотъ день, когда начинается описываемая нами драма, то есть весною 1862 года, туманъ, спускавшійся съ горъ, мало-по-малу разсѣялся, блѣдные лучи солнца освѣтили гранитъ скалъ и какой-то человѣкъ, шедшій изъ Фарнея, явился въ началѣ Конорскаго дефиле. Хотя онъ былъ закутанъ съ ногъ до головы въ ирландскій каррикъ, тѣмъ не менѣе, по его твердой походкѣ, легко было угадать, такъ же какъ и по гибкости его движеній, что этотъ человѣкъ былъ очень молодъ.

На немъ были надѣта касторовая шляпа съ приподнятыми полями и темные бархатные панталоны, сверхъ которыхъ, выше колѣнъ, были надѣты кожаные штиблеты. Въ рукахъ онъ держалъ палку со свинцомъ на обоихъ концахъ, которой мѣстные крестьяне владѣютъ съ необычайной ловкостью и ударъ которой часто бываетъ смертеленъ.

Подходя къ хижинѣ, онъ замедлилъ шаги и почти у самыхъ дверей остановился и сѣлъ на камень. Лицо его вдругъ омрачилось.

Опершись руками на колѣна, онъ машинально глядѣлъ предъ собою на дикую, необработанную долину и погрузился въ глубокую задумчивость.

Лучи солнца, отразившіеся на противоположной голой скалѣ, привели его въ себя.

-- Къ чему колебаться, прошепталъ онъ. Днемъ раньше -- днемъ позже -- не все ли равно... Лучше узнать отъ меня.

Сказавъ это, онъ всталъ.

Это былъ высокій молодой человѣкъ съ гордыми, рѣшительными чертами лица; подъ густыми бровями сверкали черные глаза, а высокій лобъ указывалъ на сильный умъ. Взглядъ его былъ немного надмененъ, а губы улыбались насмѣшливо, но въ эту минуту, когда никто не наблюдалъ за нимъ, на лицѣ его выражалась нравственная усталость.

Онъ переступилъ съ одного камня на другой, открылъ дверь хижины и, наклонившись слегка, вошелъ.

Въ хижинѣ сидѣло двое стариковъ: Филиппъ Трайноръ и Катерина, его жена, оба морщинистые, измученные.

Катерина пряла; что же касается Филиппа, то онъ курилъ изъ короткой, черной трубки.

Молодой человѣкъ подошелъ сначала къ Катеринѣ, потомъ къ Филиппу, и поцѣловалъ обоихъ.

-- Здравствуй, мать. Здравствуй, отецъ, сказалъ онъ звучнымъ и въ то же время кроткимъ голосомъ.

Нѣчто въ родѣ радости мелькнуло на морщинистыхъ лицахъ стариковъ.

-- Здравствуй, Робертъ, сказали они.

Окружающая обстановка доказывала страшную, полнѣйшую нищету.

Пестель была изъ сухихъ сучьевъ, на очагѣ стояла кое-какая посуда. Къ стѣнѣ были придвинуты двѣ почернѣвшія отъ времени скамьи; около очага стояли два или три треногихъ табурета. Въ одномъ изъ угловъ лежали огородническія орудія. Надъ дверью было прилѣплено нѣсколько раскрашенныхъ картинокъ и между ними висѣло мѣдное распятіе.

Предъ очагомъ стоялъ столъ, а предъ нимъ табуретъ со спинкой -- роскошь бѣдняковъ.

Робертъ опустился на эту табуретку.

Филиппъ продолжалъ курить, Катерина прясть. Но такъ какъ Робертъ съ безпокойствомъ глядѣлъ то на отца, то на мать, не рѣшаясь заговорить, то наступило довольно продолжительное молчаніе.

Наконецъ, онъ сказалъ:

-- Вчера вечеромъ, вернувшись съ поля, я нашелъ у себя ожидавшаго меня пристава Бирна.

-- Пристава Бирна?..

-- Да.

Старуха перестала прясть, ея мужъ курить, оба съ безпокойствомъ взглянули на Роберта.

-- Чего надо было отъ тебя Бирну? съ гнѣвомъ спросилъ старикъ.-- Ты ему ничего не долженъ... ты не долженъ графу Дунсдалю... Ты платишь ему аккуратнѣе, чѣмъ кто либо... Ты можетъ быть даже единственный во всемъ округѣ. Ты чуть не умираешь отъ истощенія, обработывая твое и наше поле, потому что мы съ матерью слишкомъ слабы и, благодаря тебѣ, мы также ничего не должны... Ты помогаешь своимъ старымъ родителямъ, Богъ вознаградитъ тебя со временемъ, когда ты заведешь свою семью... Зачѣмъ же приходилъ къ тебѣ Бирнъ?

Робертъ опустилъ голову и ничего не отвѣчалъ:

Тогда мать обратилась къ нему въ свою очередь:

-- У тебя видъ человѣка, который скрываетъ дурное извѣстіе, сказала она. Что случилось?

-- Случилось то, сказалъ Робертъ такъ тихо, что старики едва слышали его, что Бирнъ требуетъ отъ меня трехгодовой арендной платы, которой я не заплатилъ... моей и вашей...

-- И ты долженъ эти деньги?

-- Да.

-- Значитъ ты насъ обманывалъ?

-- Да, обманывалъ. Я хотѣлъ, чтобы вы жили спокойно и до сихъ поръ мнѣ удавалось удалять отъ васъ всякую непріятность. Я все разсчитывалъ на хорошій урожай, который помогъ бы мнѣ заплатить деньги, или на какой нибудь счастливый случай,-- но этого не случилось.

-- Это не твоя вина, я тебя не упрекаю. Я знаю, что ты долженъ платить каждый годъ половину той цѣны, которую стоило бы наше поле, если бы его продать.

-- Въ первый разъ это можно сдѣлать, во второй тоже... но въ третій!..

-- Однако, мнѣ удалось дожить до моихъ лѣтъ и не быть должнымъ ничего... Но цѣною какихъ страданій!.. Я голодалъ цѣлую жизнь... Во всю мою жизнь я помню можетъ быть десять дней, когда я наѣдался досыта. Впрочемъ, вы видите, мнѣ пятьдесятъ лѣтъ, Катеринѣ также, а мы такъ истощены, что боимся выходить изъ дома, когда дуетъ сильный вѣтеръ.

Помолчавъ немного, онъ спросилъ:

-- Что ты будешь дѣлать?

-- Ничего. Я буду живъ, за себя я не безпокоюсь. Я могу спать подъ открытымъ небомъ на дождѣ... Зимою я могу, въ случаѣ надобности, поселиться въ трещинѣ скалы, но вы...

-- Что ты хочешь сказать?

-- Я хочу сказать, что я, вы и двѣсти фарпенскихъ и другихъ фермеровъ, которые такъ же должны, какъ и мы, будутъ выгнаны изъ своихъ домовъ, можетъ быть брошены въ тюрьмы и разорены. Ихъ стада будутъ схвачены, точно такъ же, можетъ быть, и все, что имъ принадлежитъ. Отцы должны будутъ удалиться въ горы, неся въ рукахъ остатки своего имущества, а матери поведутъ за собою или понесутъ на рукахъ дѣтей, которыя не умѣютъ ходить... Вы хорошо знаете, что такія вещи случаются не въ первый разъ. Я слишкомъ молодъ, чтобы помнить это, но говорятъ, что многіе умерли отъ холода и голода.

-- Да, это правда. Ихъ имена навѣки запечатлѣлись въ памяти всѣхъ насъ. Такъ уморъ Джони Петси, Макъ-Шіа, Кертеръ, О'Коннеръ, Тенди и многіе другіе,-- я назвалъ только моихъ друзей. Въ то время хозяиномъ имѣнія былъ не Дунсдаль, а Норбюри. Такъ какъ онъ не имѣлъ состраданія къ бѣднякамъ, то бѣдняки осудили его. Петси, хижина котораго находилась въ одной милѣ отъ меня, убилъ его однажды, когда онъ проѣзжалъ верхомъ по лѣсу.

Старый Филиппъ всталъ. Его руки перестали дрожать, глаза сверкали.

-- Робертъ, подними же голову. Можно подумать, что ты стыдишься меня, не смѣешь на меня взглянуть.

Молодой человѣкъ всталъ и выпрямился.

Все тоже выраженіе нравственной усталости виднѣлось у него на лицѣ, тогда какъ глубокая морщина перерѣзала лобъ.

Филиппъ задумался.

-- Петси, сказалъ онъ, былъ членъ лиги, а я предсѣдательствовалъ въ тайномъ судѣ, приговоръ котораго осудилъ Норбюри. Я былъ въ то время начальникомъ Фарнейской общины. Но я слишкомъ старъ и меня замѣнилъ Джоэ. Ты по прежнему другъ Джоэ и его помощникъ?

-- Да, по прежнему.

-- Хорошо, я убѣжденъ, что онъ организуетъ сопротивленіе.

-- Онъ видѣлся со всѣми фермерами.

-- Что касается меня, то меня можетъ быть убьютъ, но я не выду изъ этого дома. Тутъ жили мои отецъ и мать, тутъ они умерли... Тутъ я страдалъ цѣлую жизнь съ Катериною, привязанность которой поддерживала меня... здѣсь ты родился и выросъ... Это поле перешло ко мнѣ отъ отца, я считаю его моимъ, этотъ домъ мой. Если бы графъ Гарри не удвоилъ платы, мы платили бы ему. Когда его люди соберутся выгнать насъ, мы съ Катериной ляжемъ поперегъ двери, они могутъ взять насъ за ноги и выбросить вонъ... Но лучше умереть, чѣмъ страдать. Къ тому же ты отомстишь за насъ, Робертъ!.. Члены лиги отомстятъ за насъ.

Онъ невѣрной походкой направился въ темный уголъ хижины, гдѣ лежали различныя огородническія орудія, и вынулъ оттуда блестящую тяжелую лопату.

-- Несчастный, сказалъ онъ, я съ трудомъ могу поднять ее.

Сказавъ это, онъ передалъ лопату Роберту, который съ волненіемъ глядѣлъ на него.

-- Возьми ее, въ твоихъ рукахъ она будетъ полезнѣе... возьми и унеси, это мой предсмертный подарокъ. А не то Бирнъ укралъ бы ее у меня.

Въ эту минуту они стали прислушиваться.

Филиппъ, желавшій продолжать, замолчалъ.

По каменистой дорогѣ послышался стукъ лошадиныхъ копытъ.

Лошадь остановилась предъ хижиной и рѣзкій голосъ крикнулъ:

-- Эй, Филиппъ Трайноръ!

Робертъ и старикъ поблѣднѣли.

-- Это онъ, сказалъ Филиппъ,-- это Бирнъ.

-- Эй! Трайноръ! откройте дверь!

Старикъ повиновался.

-- Что вамъ отъ меня надо? спросилъ онъ.

-- Графъ Гарри Дунсдаль требуетъ, чтобы вы заплатили слѣдуемыя ему деньги.

-- Я не могу.

-- Въ такомъ случаѣ, тѣмъ хуже для васъ.

Приставъ бросилъ какую-то бумагу Трайнору, повернулъ лошадь и исчезъ, оставивъ послѣ себя на лицахъ обоихъ мужчинъ выраженіе гнѣва и отчаянія.

-- Ты хорошо сдѣлалъ, Робертъ, что предупредилъ насъ,-- ударъ былъ менѣе тяжелъ. Кромѣ того, мы можемъ теперь поговорить. Садись.

Мать, огорченная пріѣздомъ пристава, оставила свою пряжу. Вдругъ она взяла палку и, опираясь на нее, съ трудомъ подошла и встала между сыномъ и мужемъ.

-- Филиппъ, сказала она, ты всю жизнь свою былъ бунтовщикомъ и старость, отнявъ у тебя силы, не измѣнила твоихъ мыслей. Я не хочу, чтобъ ты подавалъ дурные совѣты Роберту. Что станется съ нами обоими, если нашего сына возьмутъ, удалятъ отсюда, приговорятъ, можетъ быть, къ смерти. Подумай обо всемъ этомъ.

-- Что же ты предлагаешь, Катерина? Неужели ты способна съ улыбкой на лицѣ оставить этотъ домъ?.. Въ такомъ случаѣ, уходи.

-- Нѣтъ, я умру отъ этого, также какъ и ты.

-- Ну, такъ что же?

-- Надо добиться отсрочки.

Старый Трайноръ горько засмѣялся.

-- Нельзя и думать добиться отсрочки. Бирнъ сейчасъ доказалъ намъ это. Никогда графъ или его управляющій, Варнеръ, не станутъ слушать нашихъ жалобъ.

-- Въ такомъ случаѣ надо заплатить.

Трайноръ съ удивленіемъ поглядѣлъ на жену.

-- Ты спрятала гдѣ нибудь деньги?

Она покачала головою и, понизивъ голосъ, прибавила:

-- Ты знаешь, что мы могли бы быть почти богаты, если бы Робертъ хотѣлъ этого...

-- Это мечта, на исполненіе которой мы столько разъ надѣялись...

-- Что если мы поговоримъ съ нимъ объ этомъ?..

-- Говори, если хочешь. Въ это время я покурю. Приходъ Бирна до такой степени взволновалъ меня, что мнѣ кажется я не курилъ нѣсколько мѣсяцевъ.

Робертъ, читавшій въ это время бумагу пристава, ничего не слышалъ.

Мать подошла къ нему и съ безконечной нѣжностью поцѣловала его въ лобъ.

-- Дитя мое, сказала она, ты знаешь, въ какомъ мы тяжеломъ положеніи. Если бы мы были молоды, то несчастіе, которое намъ угрожаетъ, казалось бы намъ менѣе тяжелымъ, но мы такъ стары... Ты одинъ можешь помочь и спасти насъ...

-- Я готовъ. Но какимъ образомъ?

-- Мы никогда не говорили тебѣ о женитьбѣ, продолжала она, хотя отецъ твой и я мы хотѣли бы предъ смертью поцѣловать нашихъ внуковъ. Сегодня я хочу поговорить съ тобою о женитьбѣ.

Она сказала это глядя на молодаго человѣка, который вдругъ поблѣднѣлъ, тогда какъ при первыхъ словахъ старухи на лицѣ его выразилось безпокойство.

-- Тебѣ двадцать пять лѣтъ, продолжала мать. Въ Ирландіи люди женятся моложе. Всѣ твои фарнейскіе сверстники уже отцы семействъ. Развѣ ты не хочешь послѣдовать ихъ примѣру?.. отвѣчай?..

Робертъ молчалъ.

-- Впрочемъ, ты ничего не потерялъ ожидая. Та, которую мы хотѣли бы, чтобъ ты взялъ себѣ въ жены, самая красивая изъ всѣхъ фарнейскихъ дѣвушекъ, а ея отецъ самый богатый изъ всѣхъ фермеровъ графа Гарри...

-- Люси Бринъ?..

-- Да.

-- Можетъ быть ея отецъ не такъ богатъ, какъ говорятъ и ваши надежды не оправдались бы. Къ тому же Люси Бринъ никогда не думала обо мнѣ.

-- Ты говоришь неправду. Уже не говоря объ отцѣ, который говорилъ тебѣ и намъ, что онъ съ удовольствіемъ согласился бы на твою женитьбу, сама Люси много разъ давала тебѣ понять это. Она отказывалась отъ лучшихъ жениховъ во всемъ округѣ, потому что ждетъ тебя. Ты говоришь, что она никогда не думала о тебѣ, но въ такомъ случаѣ, ты одинъ изъ всей фарнейской молодежи не знаешь, что она безъ ума влюблена въ тебя. Сознайся лучше, что ты это знаешь, а хотѣлъ мнѣ солгать?

-- Да.

-- Почему?

-- Я ее не люблю.

-- Всякій другой гордился бы любовью такой дѣвушки, какъ Люси Бринъ. Твоя жизнь прошла бы съ нею счастливо и спокойно и вашему счастію завидовали бы всѣ.

-- Говорю вамъ, что я ее не люблю.

-- Она обладаетъ всѣми качествами, которыя ты могъ бы желать видѣть въ свей женѣ, кожа у нея бѣлѣе, черты лица тоньше, волосы гуще, глаза блестящѣе, чѣмъ у самыхъ богатыхъ женщинъ Ирландіи. Сама графиня Елена, которая хороша какъ царица, не лучше ее. Люси Бринъ восхищаются всѣ, также какъ восхищаются женою Гарри Дунсдаля.

-- Я не люблю Люси Бринъ, повторилъ Робертъ смущеннымъ голосомъ и опустивъ глаза.

-- Я такъ и думала. Если бы ты любилъ ее, она давно уже была бы твоей... Или, можетъ быть, ты любишь другую?.. Если это такъ, то почему ты не довѣришься намъ?.. Скажи мнѣ, любишь ли ты кого нибудь?

-- Нѣтъ, съ усиліемъ отвѣчалъ сынъ.

-- Въ такомъ случаѣ, я съ болѣе спокойнымъ сердцемъ стану умолять тебя выслушать меня. Если ты не любишь ни одной изъ дѣвушекъ, тогда то, чего я у тебя попрошу, не будетъ для тебя жертвой... Почему не жениться тебѣ на Люси Бринъ?

-- Я не хочу.

-- Подумай о томъ, что ты говоришь, сынъ мой. Подумай, какъ унижаюсь я, прося тебя, прося за твоего отца и за меня... У фермера Брина есть цѣлый мѣшокъ золотыхъ сувереновъ, которые онъ подаритъ своей дочери въ день ея свадьбы. Тамъ гораздо болѣе чѣмъ надо для того, чтобъ не бояться на будущее время пристава Бирна и графа Гарри. Ты не можешь отказать мнѣ, Робертъ, въ моей просьбѣ. Эта женитьба дала бы тебѣ богатство и спокойствіе, и любовь твоей жены, наконецъ, принудила бы тебя полюбить ее и кромѣ того это дало бы намъ счастіе спокойно прожить до смерти подъ нашей кровлей... Подумай, сынъ мой, что если насъ выгонятъ отсюда зимой?..

-- О! мать! требуй отъ меня какой хочешь жертвы! Возьми мою жизнь -- она твоя.

-- Ты слышалъ, я хочу только твоего счастія. Я не прошу твоей жизни.

-- Нѣтъ, мать, я не могу... не могу.

Катерина молчала нѣсколько мгновеній, пристально глядя на сына своими черными, еще живыми глазами.

Трапноръ, куря трубку, невозмутимо слушалъ, какъ будто бы разговоръ между матерью и сыномъ не имѣлъ для него никакого интереса.

Старуха продолжала:

-- Отказывая мнѣ такимъ образомъ, ты долженъ имѣть серьезную причину,-- что это за причина?

-- Ея нѣтъ, вы ошибаетесь.

-- У тебя въ сердцѣ любовь, въ которой ты не смѣешь признаться. Ты честолюбивъ. Ты всегда одѣтъ, какъ человѣкъ выше твоего положенія. Ты ученый,-- фарнейскій священникъ научилъ тебя латыни и многимъ другимъ вещамъ, названія которыхъ я не знаю. Это дѣлаетъ тебя гордымъ и надменнымъ. Безъ сомнѣнія, наша бѣдность тяготитъ тебя, а то довольство, которое принесла бы съ собою Люси Бринъ, не соотвѣтствуетъ твоимъ надеждамъ... Ты мечтаешь о другомъ... кого ты любишь?

-- Никого.

-- Поклянись въ этомъ.

Робертъ опустилъ голову и лицо его еще болѣе поблѣднѣло.

-- Ты лжешь. Еще разъ спрашиваю тебя: кого ты любишь?

-- О! матушка! съ волненіемъ вскричалъ Робертъ, прошу тебя, замолчи!..

Но старуха опустилась на колѣни, рыдая и умоляя, протягивая къ сыну руки.

-- Люси Бринъ -- честная дѣвушка. Она столь же умна, какъ и красива и будетъ достойной тебя женою... Женись на ней, дитя мое... Возьми ее!.. Ты дашь намъ прожить нѣсколько лишнихъ мѣсяцевъ. Неужели ты осмѣлишься колебаться между той любовью, которую ты обязанъ къ намъ питать, и той любовью, которой ты стыдишься, такъ какъ не осмѣливаешься признаться въ ней намъ?..

-- Неужели ты сомнѣваешься во мнѣ, мать?

-- Нѣтъ, значитъ ты соглашаешься?

-- Встань, обними меня. Я не хочу видѣть тебя у моихъ ногъ.

Говоря это, онъ поднялъ мать.

-- Ты соглашаешься?.. повторяла она, вытирая слезы.

-- Дай мнѣ подумать.

-- Подумать!.. когда полиція угрожаетъ намъ, когда приставъ Бирнъ уже былъ у насъ!..

-- Однако, я не могу рѣшиться въ нѣсколько минутъ на такое важное дѣло.

-- Но медлить некогда.

-- Можетъ быть существуетъ другое средство избавиться отъ угрожающаго намъ несчастія?

-- Какое?

-- Я пойду къ Чарльзу Варнеру, управляющему графа... Въ случаѣ надобности я подкараулю самого графа и поговорю съ нимъ. Я буду просить ихъ уменьшить нашу арендную плату и дать мнѣ отсрочку года на два для уплаты. Графъ знаетъ, что я имѣю большое вліяніе на окрестныхъ жителей... онъ побоится волненій въ округѣ... Онъ не долженъ забыть смерти Норбюри, котораго убили члены Лиги, и онъ можетъ быть выслушаетъ мою просьбу.

-- Пожалуй, сдѣлай это, если хочешь. Но если онъ откажетъ, тогда ты согласенъ жениться?

Робертъ провелъ рукою по лбу, покрытому холоднымъ потомъ. Въ его душѣ происходила тяжелая борьба.

Мать съ безпокойствомъ ожидала его отвѣта.

Наконецъ онъ сказалъ едва слышно:

-- Нѣтъ, это невозможно... Я не женюсь на Люси Бринъ... Я не въ состояніи этого сдѣлать.

Старуха почти совсѣмъ выпрямилась.

-- Робертъ, сказала она, ты дурной сынъ.

Молодой человѣкъ отвернулся. нервная дрожь пробѣжала у него по тѣлу, но онъ не показалъ своего волненія.

Катерина отвернулась отъ него и снова сѣла на скамейку предъ очагомъ.

Она не сказала ни слова, но ея взглядъ, вмѣсто материнской нѣжности, выражалъ суровость и почти грубость.

Робертъ всталъ, накинулъ себѣ на плечи плащъ, взялъ лопату, данную отцемъ и направился къ двери.

-- Прощайте, сказалъ онъ, я иду въ замокъ, просить графа Дунсдаля.

Онъ уже вышелъ за дверь, когда отецъ остановилъ его.

-- Остановись, сказалъ онъ.

Робертъ вернулся.

-- Я далъ говорить твоей матери, сказалъ Филлипъ, но я не одобряю, чего она требовала. Мы не имѣемъ права насиловать твое сердце и ты свободенъ не любить Люси Бринъ. Къ тому же деньги ея отца не принесли бы намъ никакой пользы. Ты сказалъ, что болѣе двухсотъ фермеровъ ожидаетъ такая же участь, какъ и насъ?

-- Да.

-- Много ли между ними членовъ Лиги?

-- Всѣ или почти всѣ.

-- Знаешь ли ты ихъ намѣренія? Хотятъ они заплатить или же откажутся и будутъ сопротивляться?

-- Они готовы возмутиться.

-- Въ такомъ случаѣ мы не должны платить. Не забывай, что нашъ тайный законъ осуждаетъ, какъ измѣнниковъ, тѣхъ, которые воспользовались бы несчастіемъ другихъ; точно также, измѣнниками считаются тѣ, которые не желаютъ раздѣлять общаго несчастія. Твоя женитьба на Люси Бринъ не спасла бы насъ отъ изгнанія.

-- Но если графъ смягчится?

-- Ты не можешь, не рискуя жизнью, просить его за себя или за меня, ты долженъ просить за всѣхъ несчастныхъ, которыхъ онъ собирается поразить. Если онъ согласится дать отсрочку тебѣ, но не согласится дать ее другимъ, ты долженъ отказаться,-- это твой долгъ.

-- Хорошо.

ГЛАВА II.

Когда Робертъ вышелъ изъ отцовской хижины, солнце поднялось уже высоко и жаръ былъ удушливъ.

Онъ снялъ плащъ и, взявъ его на руку, пошелъ чрезъ Конорское дефиле и спустился по узкой тропинкѣ, ведущей къ долинѣ.

Спускъ со стороны горы былъ дикій и крутой.

Рѣдкіе кустарники росли между скалами, на которыхъ отражались ослѣпительные лучи солнца. Низкія сосны съ трудомъ держались корнями за камни. Но всюду, гдѣ были деревья, были и хижины, каждый уголокъ земли казался обитаемымъ. Нѣсколько домашнихъ и дикихъ козъ попадались навстрѣчу молодому человѣку и сейчасъ же исчезали въ скалахъ.

Вокругъ царствовало глубокое молчаніе.

Въ воздухѣ не было ни малѣйшаго вѣтерка, не было ни жужжанія насѣкомыхъ, ни пѣнія птицъ, даже ящерицы спали въ отверстіяхъ скалъ.

У подошвы горы было немного свѣжѣе. Лучи солнца падали въ траву не отражаясь.

Робертъ оставилъ каменистую тропинку, по которой онъ шелъ до сихъ поръ, и повернулъ на дорогу, которая проходитъ чрезъ деревню Фарней и ведетъ къ замку Дунсдаль.

По мѣрѣ приближенія къ замку, наружность страны измѣнялась, на горизонтѣ появились дубовые лѣса, рѣзкой линіей отдѣлявшіеся на ясной лазури неба. Предъ лѣсомъ видны были зеленыя, обработанныя поля, засѣянныя рожью, овсомъ, картофелемъ; видно было множество стадъ, которыхъ караулили только собаки; пони прыгали на свободѣ. И повсюду въ этомъ веселомъ пейзажѣ, подъ каждымъ деревомъ, среди каждаго поля виднѣлись хижины съ соломенными крышами.

Замокъ Дунсдаля стоялъ отъ деревни на разстояніи нѣсколькихъ миль. Чрезъ два часа послѣ выхода отъ отца, Робертъ Трайноръ пришелъ къ замку.

Графъ Гарри Дунсдаль былъ одинъ изъ богатѣйшихъ ирландскихъ помѣщиковъ. До сорока лѣтъ онъ велъ широкую жизнь въ Лондонѣ и Парижѣ, затѣмъ вдругъ, послѣ полугодоваго отсутствія, во время котораго его можно было считать умершимъ, онъ снова появился въ свѣтѣ, ведя съ собою подъ руку актрису итальянку, Елену Леоти, замѣчательную красавицу, на которой онъ женился. Объ этой свадьбѣ много болтали, но такъ какъ репутація Елены была безупречна и не давала никакихъ поводовъ къ скандаламъ, а также и потому, что она происходила изъ хорошаго неаполитанскаго семейства, то свѣтъ кончилъ тѣмъ, что простилъ то, что долго называлъ сумасшествіемъ графа, и даже совершенно пересталъ объ этомъ думать.

Гарри Дунсдаль любилъ свою жену и первые дни послѣ брака были днями безоблачнаго счастія. Боясь, чтобы Елена не пожелала снова появиться на театрѣ, гдѣ она пользовалась большимъ успѣхомъ, графъ оставилъ Парижъ и поселился въ Лондонѣ. Онъ прожилъ тамъ четыре года. Что произошло въ эти четыре года въ его семействѣ?

Въ эти четыре года Гарри Дунсдаль два раза дрался на дуэляхъ, причины которыхъ остались неизвѣстными, и убилъ двоихъ людей. Затѣмъ онъ неожиданно уѣхалъ навсегда въ свой замокъ Дунсдаль, въ Ирландіи.

Онъ жилъ тамъ очень уединенно, въ теченіе четырехъ лѣтъ занимался только своими лошадьми и собаками и охотился шесть дней въ недѣлю. И дѣйствительно, у него были лучшія своры и лучшія конюшни во всей Англіи. У графа Гарри было его паръ собакъ, а въ его конюшняхъ пятьдесятъ кровныхъ лошадей. Содержаніе лошадей и собакъ стоило ему въ годъ отъ пяти до шести тысячъ фунтовъ стерлинговъ. Большинство его собакъ стоили не менѣе двухсотъ гиней за штуку.

Графъ охотился во всякую погоду: въ дождь, въ ужасную грозу; случалось что онъ въ восемь часовъ проѣзжалъ около шестидесяти миль.

Средняго роста, широкоплечій, съ живыми глазами, прямымъ носомъ, энергическими и рѣзкими чертами лица, графъ Гарри Дунсдаль представлялъ собою совершенный типъ страстныхъ охотниковъ, подвиги которыхъ знамениты во всей Англіи, Ирландіи и Шотландіи.

Рѣзкій съ фермерами, очень часто даже жестокій, онъ не обращалъ вниманія на ненависть, которую внушалъ имъ. Всѣ жалобы крестьянъ отталкивались его скупостью и непоколебимостью. Правда, до него уже дошло нѣсколько угрозъ, но онъ былъ храбръ и не обращалъ на это вниманія. Впрочемъ, онъ имѣлъ обыкновеніе взваливать всѣ дѣловыя заботы на агента, который управлялъ его громаднымъ состояніемъ и жилъ вмѣстѣ съ нимъ въ замкѣ. Послѣ каждой угрозы новыя строгости доказывали крестьянамъ, что ихъ угрозы только раздражаютъ графа.

Подойдя къ рѣшеткѣ, Робертъ Трайноръ остановился и сталъ ждать.

Фермеры графа не имѣли права входить во дворъ замка.

Проходившій мимо конюхъ спросилъ Роберта, что ему надо. Робертъ отвѣчалъ, что желаетъ видѣть Варнера.

Лакей отправился предупредить управляющаго, контора котораго занимала маленькій павильонъ, смежный съ однимъ изъ флигелей замка.

Прошелъ часъ.

Робертъ сидѣлъ на камнѣ, глядя на фасадъ замка; его взглядъ перебѣгалъ отъ окна къ окну со странной настойчивостью. Но теперь глаза его сверкали, лобъ разгладился, все лицо оживилось и сердце билось сильнѣе.

Наконецъ явился лакей и провелъ его въ контору.

Варнеръ былъ маленькій, худенькій человѣкъ, блондинъ съ голубыми глазами и хитрымъ видомъ.

Онъ сидѣлъ предъ письменнымъ столомъ, когда вошелъ молодой человѣкъ, и не пошевелился.

-- А! это вы, Робертъ Трайноръ. Что вамъ надо?

-- Поговорить съ вами, ваша честь.

-- Вы пришли заплатить вашу арендную плату или плату вашего отца? Или можетъ быть всѣ фарнейскіе фермеры прислали васъ съ деньгами?

-- Нѣтъ, ваша честь, я не пришелъ платить ни за себя, ни за отца, ни за другихъ,-- я пришелъ совсѣмъ за другимъ.

-- Говорите.

-- Я пришелъ просить вашу честь дать отсрочку и уменьшить арендную плату.

-- Въ такомъ случаѣ, вы напрасно безпокоились.

-- Почему?

-- Уже не въ первый разъ подобныя просьбы передаются намъ и графъ всегда одинаково отказываетъ. Передать ему вашу просьбу было бы потеряннымъ трудомъ,-- встрѣча будетъ такая же.

-- Фарнейскіе фермеры никогда не были несчастнѣе. Ваша честь живете здѣсь давно и знаете это такъ же хорошо, какъ и я.

-- Имъ много разъ угрожали изгнаніемъ и они платили.

-- Это правда, ваша честь, но на этотъ разъ они не заплатятъ. Прошлый и предпрошлый года были неурожайными и на всѣхъ фермахъ нѣтъ ни фартинга экономіи.

-- Это большое несчастіе, Робертъ Трайноръ, большое несчастіе, но я не могу ничего сдѣлать.

-- Не отказывайтесь выслушать меня, ваша честь. Я прошу не за себя, не за молодыхъ людей моихъ лѣтъ...

-- Вы горды, Трайноръ. Вы не хотите наклонить голову,-- я это знаю.

-- Я прошу васъ за старухъ и стариковъ, которыхъ вы выгоняете изъ домовъ и которые, не имѣя силъ эмигрировать въ Америку, будутъ принуждены умереть отъ голода и холода, протягивая руки къ замку. Я прошу васъ за нихъ, а не за себя.

-- И ваши родители принадлежатъ къ ихъ числу, Робертъ Трайноръ? Вы поступаете, какъ хорошій сынъ. Я понимаю ваше безпокойство и еслибы могъ помочь вамъ, я охотно бы это сдѣлалъ. Я уже раза два или три просилъ графа за фарнейскихъ крестьянъ и онъ давалъ имъ отсрочки, но теперь, я знаю, онъ твердо рѣшился на все. Мои просьбы будутъ напрасны. Вамъ остается только сдѣлать одно, Трайноръ.

-- Что такое?

-- Заплатить.

Робертъ пожалъ плечами и его голосъ, спокойный до этой минуты, вдругъ измѣнился и сдѣлался почти грубымъ.

-- Фермеры не заплатятъ, сказалъ онъ.

Варнеръ всталъ изъ-за стола, пораженный этимъ отвѣтомъ, въ которомъ слышалась угроза.

-- Если они не заплатятъ, мы выгонимъ ихъ изъ домовъ, продадимъ ихъ стада на ярмаркѣ въ Тапирери и выручимъ за нихъ свои деньги.

Нѣсколько мгновеній прошло въ молчаніи.

Варнеръ нахмурилъ брови и старался прочесть на лицѣ молодого человѣка смыслъ его угрозы. Онъ хорошо зналъ Трайнора и былъ увѣренъ, что послѣднія слова были сказаны обдуманно. Къ тому же онъ зналъ, насколько жители округа были энергичны, храбры и рѣшительны. Было очевидно, что они рѣшились защищаться до послѣдней крайности, а разъ война будетъ объявлена, имъ придется вести жизнь постоянно полную опасностей, угрозъ и можетъ быть жестостей. Кровавыя репрессаліи, грабежи, пожары, убійства выступятъ на сцену. Тайное общество "Лига" было могущественно и къ нему принадлежали почти всѣ крестьяне Ирландіи, вѣчно воюющіе съ владѣльцами земли, на которой они живутъ. Разъ въ какомъ нибудь уголкѣ Ирландіи вспыхнетъ бунтъ, онъ угрожаетъ разлиться по всей странѣ.

Варнеръ думалъ обо всемъ этомъ.

-- Робертъ Трайноръ, сказалъ онъ, наконецъ, я знаю, что вы пользуетесь большимъ вліяніемъ на фермеровъ, поэтому я долженъ смотрѣть на ваши слова, какъ на выраженіе мыслей всѣхъ вашихъ друзей.

-- Можете, ваша честь.

-- Хорошо, я пойду къ графу и передамъ ему вашу просьбу. Подождите меня.

Молодой человѣкъ сѣлъ и сталъ ждать.

Варнеръ направился къ замку.

Въ этотъ день графъ случайно былъ дома; управляющаго сейчасъ же провели къ нему.

-- Что случилось, Варнеръ? спросилъ графъ.

-- Одинъ фарнейскій фермеръ, Робертъ Трайноръ, которому угрожаетъ изгнаніе, пришелъ просить дать ему отсрочку уплатить долгъ.

Графъ, ходившій взадъ и впередъ по комнатѣ, остановился предъ Варнеромъ.

-- Отсрочку!..

Онъ громко засмѣялся и пожалъ плечами. Затѣмъ, вынувъ изо рта сигару, сказалъ:

-- Что вы объ этомъ думаете, Варнеръ?

-- Если вамъ угодно, ваша честь, посовѣтоваться со мною, то я скажу, что было бы можетъ быть благоразумнѣе не отталкивать просьбу этого человѣка.

-- Благоразумнѣе,-- говорите вы,-- почему?

-- Изъ словъ Трайнора мнѣ показалось, что крестьяне готовы возмутиться... Впрочемъ, я получилъ уже объ этомъ извѣщеніе съ другой стороны. Угрозы Трайнора, который, какъ вамъ извѣстно, одинъ изъ начальниковъ Лиги, подтверждаютъ мои свѣдѣнія и не оставляютъ мнѣ по этому поводу никакого сомнѣнія. Возмущеніе въ графствѣ Тайпрери было бы очень важно, такъ какъ около насъ находится главный рычагъ тайнаго общества, вѣтви котораго растянуты по всей Ирландіи. Повторяю, ваша честь, что было бы благоразумнѣе не доводить фермеровъ до крайности.

-- Дайте отсрочку Трайнору.

-- Онъ проситъ не за одного себя, а за всѣхъ фарнейскихъ фермеровъ.

-- Но въ такомъ случаѣ, это не просьба, а требованіе, почти приказаніе.

-- Да, почти.

-- Въ такомъ случаѣ, Варнеръ, я прошу васъ не обращать никакого вниманія на эту просьбу.

-- Однако...

-- Прошу васъ кромѣ того ускорить сборъ денегъ и не заботиться объ угрозахъ. Если крестьяне будутъ сопротивляться и откажутся отдать стада, я напишу въ Тайпрери и мнѣ вышлютъ оттуда драгунъ. Скажите это Трайнеру, чтобъ онъ предупредилъ своихъ друзей, можетъ быть они подумаютъ.

-- Я сомнѣваюсь. Тѣмъ не менѣе я исполню ваши приказанія.

-- Да, я надѣюсь, что вы сдѣлаете это немедленно, Варнеръ.

Послѣ этого управляющій вернулся въ контору, а Дунсдаль вышелъ вслѣдъ за нимъ и докуривалъ свою сигару въ саду, приказавъ приготовить себѣ лошадь.

Робертъ Трайноръ пошелъ на встрѣчу Варнеру.

-- Ну, что? спросилъ онъ.

-- Я передалъ графу вашу просьбу, не скрывъ, что за нею скрываются угрозы.

-- Ну, и что же?

-- Милордъ далъ приказаніе не давать отсрочки. Мнѣ отдано приказаніе преслѣдовать неплательщиковъ.

-- Хорошо, сказалъ Робертъ. Я не настаиваю болѣе.

И, поклонившись Варнеру, онъ вышелъ.

Гарри Дунсдаль прогуливался по главной аллеѣ сада и Роберту, чтобъ выйдти за рѣшетку, надо было пройти мимо него.

Когда молодой человѣкъ подошелъ къ нему, онъ спросилъ:

-- Вы Робертъ Трайноръ?

Фермеръ молча поклонился.

-- Это вы осмѣлились угрожать мнѣ возмущеніемъ, гнѣвомъ моихъ фермеровъ?

-- Я не угрожалъ, а просилъ.

-- Вы имѣете странную манеру просить. Вы явились ко мнѣ въ замокъ съ лопатою въ одной рукѣ и съ палкою съ свинцовымъ наконечникомъ въ другой.

-- Эту лопату далъ мнѣ моей отецъ, желающій, чтобъ Бирнъ не отнялъ ее у него. Что же касается палки, то я никогда съ нею не разстаюсь.

-- Варнеръ передалъ вамъ мой отвѣтъ?

-- Передалъ.

-- Значитъ вы предупреждены, ступайте.

-- Такъ какъ вашей чести было угодно обратиться ко мнѣ, то позвольте мнѣ напомнить вамъ нѣкоторыя, забытыя вами, подробности.

-- Какія подробности? спросилъ графъ, нахмуривъ брови.

-- Ваша честь живете въ странѣ четыре или пять лѣтъ и въ эти четыре-пять лѣтъ получали предупрежденія, на которыя не обращали вниманія,-- пора подумать о нихъ.

-- Берегитесь!.. поблѣднѣвъ вскричалъ Дунсдаль.

-- Такъ какъ ваша честь желаете глядѣть на мои предупрежденія, какъ на угрозу, то я долженъ замѣтить вамъ, что это не первая, полученная вами, "лига" ни на кого не нападаетъ измѣннически...

-- Я прикажу отколотить васъ палками, Трайноръ!

-- Когда вы изгнали фермера Нигема, который умеръ отъ холода и голода предъ вашимъ замкомъ вмѣстѣ съ дѣтьми, "лига" предупреждалъ васъ.

Дунсдаль стиснулъ зубы, нервно сжимая въ кулакѣ хлыстъ.

Робертъ продолжалъ.

-- Вторично вы получили предупрежденіе отъ "лиги" тогда, когда сдѣлалось извѣстно, что вы не позволили одному изъ вашихъ фермеровъ взять къ себѣ на службу пастухомъ члена "лиги"...

-- Трайноръ!.. Трайноръ!

-- Въ третій разъ вы хотѣли овладѣть стадами двухъ моихъ друзей -- Педи и Даніеля, тогда мы бросили въ рѣку приставовъ и сторожей, которыхъ вы послали...

-- Негодяй!.. крикнулъ графъ.

Онъ поднялъ руку, чтобъ ударить Роберта хлыстомъ по лицу, но молодой человѣкъ наблюдавшій за нимъ, налету остановилъ его руку и быстро выхватилъ хлыстъ. Онъ инстинктивно поднялъ лопату и одно мгновеніе она готова была опуститься на голову Гарри.

Это была роковая минута.

Но Трайноръ былъ достаточно благоразуменъ и имѣлъ довольно силы воли, чтобъ сдержаться.

-- Наконецъ, сказалъ онъ тихимъ голосомъ, слегка дрожавшимъ отъ волненія, неужели нужно напоминать вашей чести, что Норбюри былъ убитъ потому, что былъ жестокъ съ нами и что въ вечеръ его смерти потѣшные огни были зажжены на всѣхъ холмахъ въ Тайпрери, Коркѣ и Манагонѣ.

Графъ былъ страшно блѣденъ и сжималъ кулаки.

-- Я прикажу отколотить васъ такъ, чтобъ вы всю жизнь сохраняли на себѣ знаки, Трайноръ, сказалъ онъ.

Высокая фигура крестьянина, казалось, сдѣлалась еще выше.

-- Ваша честь ошибается, сказалъ онъ. Прибить Роберта Трайнора не такъ легко, какъ вы думаете.

Въ это время мимо проходилъ егерь графа, въ сопровожденіи нѣсколькихъ конюховъ. Они уже издали увидѣли споръ графа съ Робертомъ, вырванный хлыстъ, угрожающую лопату и раздраженіе обоихъ говорившихъ. Варнеръ послалъ ихъ нарочно прогуливаться недалеко отъ графа, боясь какого нибудь несчастія, и даже сама графиня Елена, увидавшая эту сцену изъ окна, вышла изъ замка и подбѣжала къ мужу.

-- Ко мнѣ, Дикъ Кертеръ!.. крикнулъ графъ егерю. Ко мнѣ, Дикъ!.. повторилъ онъ такимъ же тономъ, какъ позвалъ бы одну изъ собакъ своей своры.

Дикъ и его спутники поспѣшно бросились на зовъ.

Дикъ былъ сильный малый, съ крѣпкими руками и широкими плечами.

-- Привяжи Роберта Трайнора къ этому дереву, сказалъ графъ, и дай ему столько ударовъ кнутомъ, сколько осталось дней въ году.

-- А!.. смѣясь сказалъ Дикъ Кертеръ, теперь, іюнь, когда придетъ ноябрь Трайноръ перемѣнитъ шкуру.

Трайноръ, отступавшій мало по малу и прислонившійся спиной къ павильону, не боялся быть окруженнымъ.

Онъ молчалъ, только глаза его не оставляли Дика и въ нихъ сверкало выраженіе презрѣнія и угрозы.

-- Ну, Дикъ!.. крикнулъ Гарри.

Лакеи бросились на крестьянина, но палка Роберта съ свинцовымъ наконечникомъ, которую онъ быстро вертѣлъ въ рукахъ, удерживала ихъ на почтительномъ разстояніи и одинъ изъ нихъ, слишкомъ подвинувшійся впередъ, упалъ, пораженный ударомъ въ грудь, къ ногамъ графа.

Вдругъ Робергъ вздрогнулъ и взглядъ его на мгновеніе оторвался отъ лица Дика.

За графомъ появилась графиня Елена, спрашивавшая, что случилось.

Графъ повернулся и сухо отвѣчалъ:

-- Ничего такого, чтобы до васъ касалось, сударыня.

-- Почему этотъ человѣкъ принужденъ защищаться противъ вашихъ людей?

-- Потому, что я хочу, чтобы его наказали крутомъ за его дерзость.

-- Наказать кнутомъ!.. Его!..

И на лицѣ графини выразилось такое сильное волненіе, что даже графъ замѣтилъ его.

-- Какое вамъ дѣло-до этого человѣка? сказалъ онъ.

-- О! нѣтъ, вы не будете такъ жестоки!

-- Кто же мнѣ помѣшаетъ?

-- Я!..

Графъ насмѣшливо улыбнулся.

-- Идите домой, тихо сказалъ онъ. Мнѣ кажется, вамъ не слѣдовало бы показывать этимъ людямъ зрѣлище нашихъ ежедневныхъ ссоръ.

Такъ какъ она колебалась, не спуская глазъ съ Трайнора, то графъ рѣзко прибавилъ:

-- Если вы сейчасъ же не уйдете, то, клянусь вамъ,-- я прикажу выпороть этого человѣка у васъ на глазахъ.

-- О! сказала она, бросая на мужа взглядъ ненависти, вы негодяй!.. слышите ли, вы негодяй! негодяй!..

Затѣмъ она быстро повернулась и ушла, не осмѣливаясь оглянуться.

Когда она сдѣлала нѣсколько шаговъ, громкій крикъ остановилъ ее.

Она оглянулась.

У ногъ графа лежалъ Дикъ Кертеръ съ разбитымъ плечомъ, пораженный ужасной палкой Трайнора, а послѣдній, размахивая предъ собою лопатою, бросился къ рѣшеткѣ и исчезъ за нею.

Елена схватилась руками за грудь. Ея сердце громко билось, кровь приливала къ головѣ и вызвала яркую краску на щеки.

Тѣмъ не менѣе она вздохнула съ облегченіемъ.

-- Онъ силенъ и смѣлъ, прошептала она. Онъ скорѣе умеръ бы, чѣмъ позволилъ бы наказать себя.

Едва успѣла она войти къ себѣ, какъ за нею вслѣдъ явился ея мужъ.

-- Сударыня, сказалъ онъ, безъ всякаго предисловія, вы забыли наши условія и принуждаете меня напомнить ихъ вамъ. Я много разъ просилъ васъ не вмѣшиваться въ мои личныя дѣла. Я предоставляю вамъ въ замкѣ полную свободу, но хочу сохранить ее и себѣ тоже. Вы должны знать, что наши отношенія должны ограничиваться тѣми случаями, когда мы не можемъ избѣгнуть встрѣчи, поэтому я не понимаю вашего вмѣшательства и еще менѣе вашего гнѣва и волненія. Въ теченіе четырехъ лѣтъ, въ которыя мы съ вами другъ другу чужіе, вы въ первый разъ занялись мною, но и этого слишкомъ много. Надѣюсь, сударыня, что вы остановитесь на этой первой попыткѣ.

Все это было сказано съ злобной ироніей.

-- Да, сказала графиня, мы живемъ съ вами, какъ чужіе, вы можете сказать, даже, какъ враги.

-- Я только изъ любезности не употребилъ этого слова, сказалъ Гарри, кланяясь. Но теперь я. признаюсь, что оно вполнѣ справедливо.

-- Вы заперли меня въ этотъ замокъ, гдѣ я живу одна, никого не видя. Жизнь, которую я веду, невыносима, такъ какъ меня окружаетъ полнѣйшее одиночество. И, наконецъ, я дошла до того, что боюсь тѣхъ часовъ, когда мы съ вами встрѣчаемся, боюсь ихъ, какъ новыхъ мукъ, болѣе ужасныхъ, чѣмъ даже одиночество. Вы терзаете мое сердце постоянными насмѣшками, низостями и жестокостями...

-- Однимъ словомъ, сударыня, вы не желали бы видѣть меня болѣе? Это было бы вамъ пріятно?

-- О!.. сказала она съ жестомъ отчаянія.

Графъ подошелъ къ ней и съ силою взялъ ее за руки.

-- А кто виноватъ во всемъ этомъ? сказалъ онъ. Кого надо упрекать?

Графиня сдѣлала движеніе, чтобы вырвать свои руки изъ рукъ графа, но послѣдній крѣпко держалъ ее.

-- Мнѣ больно, сказала она.

Онъ отпустилъ ея руку.

-- Вы заставляете меня тяжело искупать проступки, которыхъ я не дѣлала, съ горечью сказала молодая женщина.

-- Это неудачный намекъ на прошлое, сударыня, сказалъ Гарри. Неужели мнѣ нужно вамъ напоминать, что я два раза пощадилъ вашу жизнь, когда у меня два раза были въ рукахъ доказательства вашей измѣны?

-- Вы лжете... Прежде я умоляла васъ повѣрить мнѣ, теперь я знаю, что всѣ мои мольбы безполезны; тѣмъ не менѣе я прошу васъ избавить меня отъ позора вашихъ упрековъ.

Графъ сухо засмѣялся.

--: Вамъ не идетъ играть оскорбленную гордость, сударыня. Въ особенности къ вамъ не идетъ глядѣть на себя какъ на мученицу, когда, напротивъ, вы должны были бы быть мнѣ благодарны за то спокойствіе, которымъ я васъ окружилъ. Я васъ избавилъ отъ скандала, который могъ бы разыграться въ Лондонѣ, если бы сдѣлались извѣстными двѣ преступныя любви, которыя послѣдовали у васъ за уваженіемъ, если не за любовью, которую я долженъ былъ бы внушить вамъ. Благодаря мнѣ, сударыня, всѣ мои друзья, всѣ, знающіе васъ, могутъ еще смотрѣть на васъ, какъ на честную женщину. Одинъ я могу заставить васъ покраснѣть, взглянувъ вамъ прямо въ лицо. Одинъ я имѣю право обращаться съ вами, какъ съ презрѣнной женщиной!.. Когда я взялъ васъ изъ театра, я любилъ васъ и взамѣнъ той чести, которую я вамъ дѣлалъ, женясь на васъ, я просилъ у васъ только небольшой благодарности -- только уваженія къ знатному имени, которое я вамъ давалъ... Вы не имѣли ни уваженія, ни благодарности. Вы были недостойны того высокаго положенія, въ которое я васъ поставилъ,-- васъ, которая была наканунѣ оперной пѣвицей. Вы пытались покрыть мое имя грязью... Вы чуть не опозорили мое семейство... Я убилъ вашихъ двухъ любовниковъ,-- честь спасена. Но, пожалуйста, не разыгрывайте изъ себя несчастной и не ставьте мнѣ въ преступленіе, что я заперъ васъ въ этомъ замкѣ, не смотря на вашу красоту и молодость. Вы окружены здѣсь глубочайшимъ уваженіемъ. Большое празднество, которое я даю каждый годъ въ сезонъ охоты, приводитъ сюда большинство друзей, которыхъ вы оставили въ Лондонѣ... Что бы вы ни говорили -- вы свободны. Мое состояніе -- а оно громадно, вы это знаете -- къ вашимъ услугамъ. Вамъ очень легко осуществить всѣ ваши фантазіи. Чего вамъ не достаетъ? Мнѣ кажется, это очень добродушно для обманутаго мужа? Ваша печаль и несчастный видъ не имѣютъ на меня никакого вліянія. Я не утомляю васъ изліяніями любви, которой я не чувствую. Съ другой стороны вы не скрываете того, что вы ко мнѣ чувствуете. Вотъ почему, сударыня, съ общаго согласія, мы рѣшились вести ту жизнь, которую ведемъ. Между благовоспитанными людьми такого рода компромиссы возможны, но только въ такомъ случаѣ, когда каждый держитъ свое обѣщаніе. Поэтому я кончаю тѣмъ, съ чего началъ, прося васъ предоставить мнѣ спокойно управлять моимъ имѣніемъ и въ особенности не разыгрывать предъ моею прислугою, изъ-за негодяя, который этого не стоитъ, сценъ вашей сострадательности.

Графиня гордо стояла предъ мужемъ. Ея черные глубокіе глаза казались еще больше отъ блѣдности лица. Она тяжело и нервно дышала. Она дала мужу договорить до конца, не прерывая его, но на каждое его слово ея взглядъ отвѣчалъ презрѣніемъ.

Когда онъ кончилъ, она спокойно сказала:

-- Когда вы взяли меня изъ театра, я дѣйствительно позволила ослѣпить себя перспективою сдѣлаться вашей женою и носить одно изъ знатнѣйшихъ въ Англіи именъ. Я не любила васъ любовью, но чистосердечная привязанность, увеличивающаяся каждый день и -- что бы вы ни говорили -- благодарность могли бы до сихъ поръ наполнять мою душу, и та симпатія, которую я къ вамъ почувствовала, легко могла бы превратиться въ болѣе нѣжное и живое чувство, если бы послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ брака ваши постоянныя напоминанія мнѣ о моемъ происхожденіи и вашемъ, ваша грубость и намеки не показали мнѣ въ истинномъ свѣтѣ вашъ характеръ. Вы обращались съ вашей женою менѣе кротко, чѣмъ съ вашими собаками или лошадьми. Я долго страдала молча, такъ какъ надѣялась возвратить васъ къ себѣ покорностью, вниманіемъ. Но эта надежда была безуміемъ. Я разсчитывала на вашу любовь и не замѣчала, что вы любили меня только изъ гордости, какъ красивую вещь, которой вы были единственнымъ обладателемъ. Такъ вотъ та роль, которую я играла у васъ. Вы хотѣли, чтобы въ свѣтѣ говорили, что у графа Гарри Дунсдаля въ его конюшняхъ лучшія лошади, что у него лучшія собаки, что у него самая красивая жена во всей Англіи. Но я не возмутилась противъ такого позора, я старалась скрывать мою печаль и мои слезы и попрежнему была покорна и предана. Но привязанность, родившаяся изъ благодарности, которой я не могла чувствовать, уменьшалась съ каждымъ новымъ оскорбленіями, любовь исчезла и осталось только презрѣніе съ сознаніемъ, что я пожертвовала такому человѣку моимъ талантомъ, молодостью, красотой, жизнью. Вы дважды недостойно подозрѣвали меня, дважды бросали въ лицо упрекъ, что я была любовницею вашихъ друзей. Я сказала вамъ, что вы лгали. Они любили меня,-- это правда, но гдѣ же тутъ преступленіе? Тѣмъ не менѣе, вы не хотѣли мнѣ вѣрить. Вѣря въ обманчивую внѣшность, вы поссорились съ этими друзьями и убили обоихъ. Каждая изъ этихъ смертей -- убійство. Вы должны были бы прибавить третье -- убивъ меня, это было бы лучше.

Графъ пожалъ плечами, но Елена не обратила на это вниманія и продолжала.

-- Я давно заплатила вамъ за все, чѣмъ я вамъ обязана. Молча страдая до сегодня, я, наконецъ, возмущаюсь. Не смотря на вашу жестокость, я васъ не боюсь. Я не имѣю ни малѣйшаго призванія разыгрывать роль мученицы, на будущее время я буду дѣйствовать по своему и совѣтую вамъ хорошенько смотрѣть за мною.

Одно мгновеніе казалось, что Дунсдаль бросится на жену. Но онъ сдержался.

-- О! сказалъ онъ съ ироническимъ смѣхомъ, я убѣжденъ, что по крайней мѣрѣ здѣсь вы не найдете новаго любовника!.. Не захотите же вы позволить любить себя какому нибудь мужику въ лохмотьяхъ?

Графиня ничего не отвѣчала, но устремила на мужа странный взглядъ.

ГЛАВА III.

Робертъ Трайноръ, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ по выходѣ изъ замка, остановился и подождалъ нѣсколько мгновеній, чтобы убѣдиться, не преслѣдуетъ ли его прислуга графа.

Но они не имѣли ни малѣйшаго интереса гнаться за нимъ, а единственный ненавидѣвшій Роберта человѣкъ -- Дикъ Картеръ, былъ въ слишкомъ печальномъ положеніи съ разбитой грудью, чтобы ему могло придти въ голову немедленно отомстить Роберту Трайнору. Слѣдовательно онъ былъ въ безопасности.

Тщательно навернувъ плащъ на руку, чтобы въ случаѣ надобности отразить ею удары, если на него нападутъ, онъ перекинулъ лопату черезъ плечо и, опираясь на палку, поспѣшно пошелъ обратно по дорогѣ въ Фарней.

Онъ уже дошелъ до тропинки, какъ вдругъ услышалъ, что его два раза назвали по имени: Робертъ Трайноръ.

Онъ обернулся и нахмурился. Выраженіе досады мелькнуло у него на лицѣ,-- его звала Люси Бринъ.

-- Подождите меня, Робертъ, сказала она, хотите пойдемте вмѣстѣ?

-- Съ удовольствіемъ, Люси. Я очень радъ, смущеннымъ тономъ сказалъ Робертъ.

Угадала ли она его смущеніе? Можетъ быть, такъ какъ она пошла рядомъ съ молодымъ человѣкомъ, не говоря ни слова, смущенная, безъ сомнѣнія, его нелюбезностью.

Люси была хорошенькая дѣвушка лѣтъ двадцати, высокая, стройная, съ изящными манерами. Всѣ ея движенія отличались легкостью и граціей, которыя пріобрѣтаются жизнью на свободѣ и привычкою ходить по горамъ. Ея красота напоминала собою роскошный испанскій типъ. Ея большіе черные глаза сверкали мрачнымъ огнемъ или же выражали кротость, безграничную преданность и глубокую страсть. Ея ротъ съ ярко-красными губами былъ немного великъ, что придавало всему ея лицу выраженіе энергіи и рѣшимости. Ея черные волосы, раздѣленные проборомъ по срединѣ, были заплетены въ двѣ косы, завязанныя красной бархатной лентой, и небрежно спускались на спину.

Она шла съ непокрытой головой. На плечахъ у нея была накинута небольшая красная шаль, еще болѣе оттѣнявшая ея смуглыя щеки. Кожаный поясъ съ стальной пряжкой стягивалъ сѣрое фланелевое платье.

Молодые люди молча шли рядомъ въ теченіе нѣсколькихъ минутъ, затѣмъ Робертъ заговорилъ первый, стараясь говорить спокойнымъ тономъ:

-- Вы ходили зачѣмъ нибудь въ замокъ, Люси. Я только-что оттуда, но не видѣлъ васъ тамъ.

-- Я не входила въ замокъ, я ждала у рѣшетки.

-- Васъ, вѣроятно, не пустили?

-- Нѣтъ. Я видѣла, какъ вы шли чрезъ Фарней, направляясь къ Дунсдалю. Отецъ сказалъ мнѣ: "вотъ идетъ Робертъ Трайноръ. Вѣроятно, онъ отправляется просить графа дать отсрочку фермерамъ, не заплатившимъ аренды. Графъ человѣкъ злой, дай Богъ, чтобы съ Робертомъ не случилось чего нибудь". Говоря это, отецъ глядѣлъ на меня. Я поняла, что вы подвергаетесь опасности и незамѣтно для всѣхъ пришла сюда. Я присутствовала при вашемъ разговорѣ съ графомъ и уже хотѣла бѣжать въ деревню привести на помощь друзей, если бы вы не освободились безъ посторонней помощи. Развѣ я могла позволить графу мучить васъ.

Она разсказала все это безъ ложной скромности, пристально глядя на Роберта.

Послѣдній, по прежнему смущенный, поблагодарилъ ее.

Затѣмъ снова наступило молчаніе.

Робертъ думалъ о томъ, что произошло въ это утро между его матерью и имъ, объ упрекахъ старухи, о ея мольбахъ, которыя онъ оттолкнулъ. Онъ думалъ также о страстной любви, которую онъ угадалъ, что Люси чувствуетъ къ нему и въ которой она готова была сознаться по его малѣйшему движенію, при малѣйшемъ ободрительномъ словѣ. И какая-то смѣсь нетерпѣнія и раздраженія охватила его.

"Зачѣмъ все это, когда я не люблю ее?" думалъ онъ.

Обернувшись, онъ бросилъ послѣдній взглядъ на замокъ, исчезавшій вдали за деревней.

Наконецъ, молодая дѣвушка рѣшилась заговорить.

-- Какъ вы думаете, Робертъ, возмутятся крестьяне противъ графа?

-- Безъ сомнѣнія. Графъ отказался дать отсрочку и поручилъ Варнеру скорѣе изгнать насъ. Онъ, вѣроятно, призоветъ полицію и солдатъ, но насъ двѣсти фермеровъ, и въ тотъ день, когда явятся люди графа, всѣ фермеры Тайпрери присоединятся къ намъ, тогда насъ будетъ десять тысячъ.

-- И вы, Робертъ, безъ сомнѣнія, станете во главѣ ихъ?

-- Я, съ Недомъ Гримсомъ и Джоэ.

-- Джоэ любитъ васъ, какъ братъ, но Недъ вашъ смертельный врагъ съ тѣхъ поръ, какъ фарнейскій судья присудилъ вамъ источникъ, раздѣляющій ваши поля, который Недъ требовалъ для одного себя.

-- Я это знаю.

-- Недъ Гримсъ поклялся отомстить вамъ.

-- Я это также знаю. Но я не боюсь его, по крайней мѣрѣ въ настоящее время. Онъ хорошій ирландецъ, онъ любитъ Ирландію, какъ отца и мать, и не въ состояніи въ минуту волненія, когда намъ необходимо собраться всѣмъ, припоминать личныя неудовольствія.

-- Можетъ быть, озабоченно сказала Люси.

-- Вы боитесь за меня?

-- Вы меня не успокоили.

-- Вы очень добры, безпокоясь о тѣхъ опасностяхъ, которыя могутъ мнѣ угрожать, насмѣшливо сказалъ Робертъ. Знаете, еслибы это было извѣстно въ Фарнеѣ, я сталъ бы предметомъ всеобщей зависти.

Люси покраснѣла, но отвѣчала:

-- Вы ошибаетесь. Я полагаю, что молодые люди безъ зависти узнали бы о томъ участіи, которое я къ вамъ питаю.

-- Почему это?

-- Они хорошо знаютъ, что вашъ отецъ и мой согласны на счетъ нашего брака, но они знаютъ такъ же, что вы не думаете обо мнѣ, такъ какъ изъ всѣхъ фарнейскихъ жителей вы одни не обращаете на меня вниманія, вы одни не ухаживаете за мною, одни вы не приходите вечеромъ бродить вокругъ фермы моего отца.

-- Это правда, Люси. Но это не мѣшаетъ мнѣ признавать, что вы изящны и прекрасны, какъ знатная дама.

-- Какъ графиня Елена?

-- Почему вы назвали это имя, Люси?

-- Потому что это единственная знатная дама, которую я когда либо видѣла.

-- Ну, да, Люси, вы такъ же хороши. Можетъ быть даже лучше, чѣмъ графиня Елена.

Глаза молодой дѣвушки засверкали.

-- Я это знаю, мнѣ это говорили. Но фарнейская молодежь ищетъ моей руки не потому только, что я хороша, а потому еще, что я богата. У моего отца болѣе тридцати акровъ земли и триста золотыхъ гиней. Даніэль Каланъ, Патрикъ Микъ, Джоэ Дютронъ, -- всѣ знаютъ это. Вотъ почему они такъ усердно ухаживаютъ за мною. Въ тотъ день, когда я выду замужъ, мой отецъ,-- который уже старъ и хочетъ отдохнуть,-- отдастъ мнѣ свою ферму и все, что въ ней есть, а такъ же и свою экономію. Мой мужъ будетъ первымъ богачемъ въ деревнѣ,-- это всѣмъ извѣстно.

-- Почему же вы не выходите замужъ, Люси?

-- Мнѣ двадцать лѣтъ и я готова выдти замужъ, но я не хочу выдти ни за одного изъ моихъ претендентовъ,-- я не люблю ни одного изъ нихъ.

-- Э! если вы никого не любите, Люси, то не спѣшите выходить замужъ.

-- Нѣтъ, я люблю.

-- Въ такомъ случаѣ, тотъ, кого вы любите, не живетъ въ Фарнеѣ?

-- Нѣтъ, онъ живетъ недалеко отъ моего отца.

-- Почему же вы не выходите за него?

-- Онъ не любитъ меня, Робертъ. Онъ едва кланяется мнѣ, когда я прохожу мимо него. Еслибы онъ ухаживалъ за мною, какъ остальная молодежь, очень возможно, что я не замѣтила бы его. Но его равнодушіе раздражило меня, заставило меня думать о немъ и пренебрегать другими. Я полюбила его, потому что онъ, казалось, игралъ мною. Я полюбила его съ досады. Теперь зло уже сдѣлано,-- я полюбила его и никогда не выду замужъ. Если онъ не захочетъ на мнѣ жениться, я останусь старой дѣвушкой,-- вотъ и все. А когда мой отецъ умретъ, я возьму его триста гиней и уѣду въ Америку, гдѣ я по крайней мѣрѣ не буду видѣть того, кто пренебрегъ мною.

-- Но, Люси, можетъ быть онъ не подозрѣваетъ вашей любви? Можетъ быть онъ считаетъ васъ настолько выше его, что не рѣшается даже думать о васъ? Можетъ быть, наконецъ, онъ былъ бы счастливѣйшимъ изъ людей, еслибы вы дали ему понять вашу любовь?

-- О! онъ уже давно все понялъ!

-- Можетъ быть, вы ошибаетесь?

-- Если я ошибаюсь и онъ ничего не знаетъ, то почему же онъ избѣгаетъ моего взгляда, когда я ищу его? Развѣ мои глаза ничего не говорятъ, Робертъ?

-- О! Люси, въ вашихъ глазахъ можно прочесть вашу душу, какъ въ открытой книгѣ.

-- Если я ошибаюсь и онъ ничего не знаетъ, то почему же онъ уходитъ, какъ только мы встрѣчаемся съ нимъ въ одномъ домѣ?

-- Безъ сомнѣнія, дѣла призываютъ его въ другое мѣсто... случай... больше ничего.

-- Почему же не бываетъ онъ никогда у моего отца, который другъ съ его отцомъ?

-- Скромность.

-- Почему вечеромъ, когда всѣ возвращаются домой, онъ дѣлаетъ большой обходъ, чтобы не пройти мимо нашей фермы?

-- Это все случай или скромность.

-- Почему, когда мы танцуемъ, онъ никогда не приглашаетъ меня и принуждаетъ меня, отъ досады и горя, оставлять балъ раньше другихъ? Почему онъ никогда не говоритъ со мною?.. Почему, завидѣвъ меня издали, онъ поворачиваетъ назадъ?

-- Я не знаю, Люси, но можетъ быть всѣ доказательства вашей любви не могутъ открыть ему глазъ, потому что онъ дуракъ.

-- Дуракъ!.. Онъ!.. Онъ самый ученый изъ всей деревни. Я скорѣе подозрѣваю, что онъ гордецъ и презираетъ тѣхъ, кто былъ его друзьями.

-- Сдѣлайте послѣднюю попытку, Люси, и онъ, безъ сомнѣнія, рѣшится.

Люси бросила на Роберта огорченный взглядъ.

-- Эта попытка была сдѣлана сегодня утромъ, сказала она, такъ какъ ваши родители говорили вамъ обо мнѣ. Они сказали мнѣ это. И вы объявили, что никогда не женитесь на мнѣ. Правда ли это, Робертъ?..

Молодая дѣвушка, задыхаясь отъ сдержанныхъ слезъ, остановилась, чтобы перевести дыханіе и немного успокоиться.

Сначала увидавъ Люси, Робертъ думалъ, что ему можно будетъ избѣгнуть встрѣчи съ нею, но вскорѣ онъ покорился судьбѣ.

Но, однако, когда Люси выдала такимъ образомъ свою тайну, признавшись въ любви со всею чистотою и невинностью своей души, онъ на мгновеніе былъ пораженъ.

Мужчина въ такихъ случаяхъ рѣдко играетъ хорошую роль: онъ бываетъ или смѣшонъ или отвратителенъ.

Робертъ понялъ это и такъ какъ онъ былъ человѣкъ крайне честный и добрый, то избѣгъ того и другаго, чистосердечно обратившись къ Люси.

-- Благодарю васъ, что вы ждали меня около замка, сказалъ онъ. А такъ же и за то, что вы мнѣ сказали. Вы поняли, такъ же какъ и я, что между нами необходимо объясненіе. Но прежде всего, Люси, я хочу, чтобы оно было дружелюбно и чтобы все, что мы скажемъ, не могло уничтожить чувства уваженія и привязанности, которое мы питаемъ другъ къ другу.

Не имѣя силъ отвѣчать, Люси молча наклонила голову.

-- Да, Люси, я избѣгалъ видѣть васъ, говорить съ вами, даже кланяться вамъ, когда могъ дѣлать это незамѣтно. Нѣтъ сомнѣнія, что вы прекрасны и достойны всевозможной любви и уваженія. Я давно замѣтилъ, что я для васъ не посторонній и понялъ въ то же время, что васъ привлекаетъ ко мнѣ то недостаточное вниманіе, которое я вамъ оказывалъ. Вы можетъ быть думали, что это было разсчитано, что я, желая пріобрѣсти ваше сердце, рѣшился дѣйствовать предварительно на ваше самолюбіе, на вашу женскую гордость. Если вы подумали это, то вы ошиблись.

-- Нѣтъ, я поняла, что съ вашей стороны ея не существуетъ. Но какова бы ни была первая причина моей любви къ вамъ,-- я васъ люблю, Робертъ, и заранѣе предупредила отца, что сдѣлаю то, что сдѣлала. Онъ не запретилъ мнѣ этого. Онъ увидалъ мою печаль и сказалъ мнѣ: "Иди, дочь моя, переговори съ Робертомъ, у него экзальтированная голова, онъ долженъ понять тебя. Поди и скажи ему, что я буду радъ имѣть его своимъ зятемъ и что его отецъ и мать умерли бы счастливо, еслибы знали, что ты будешь ихъ невѣсткой. Скажи ему все это".

-- Я глубоко этимъ тронутъ и въ отвѣтъ на ваше чистосердечіе отвѣчу вамъ тѣмъ же. Несмотря на всѣ преимущества, которыя даетъ мнѣ женитьба на васъ, несмотря на то, что моему самолюбію льститъ, что вы выбрали меня между всѣми, я не хочу скрывать отъ васъ истину, Люси. Я хочу сохранить мою свободу и не желаю жениться, по крайней мѣрѣ теперь.

-- Я терпѣлива. Я буду ждать васъ, сколько хотите, хотя мой отецъ, начинающій стариться, желалъ бы видѣть меня скорѣе замужемъ, чтобы умереть спокойно.

-- Не ждите меня, Люси, такъ какъ очень возможно, что мое рѣшеніе никогда не измѣнится.

-- Вы не можете остаться холостымъ...

-- Почему же?

-- Потому что одиночество будетъ для васъ тяжело, когда вашего отца и матери не станетъ и васъ не кому будетъ любить, вы почувствуете потребность имѣть семью.

-- Я уже сказалъ вамъ, что предпочитаю свободу.

Они снова пошли впередъ.

Люси была блѣдна и, когда Робертъ этого не замѣчалъ, ея черные, сверкающіе глаза, въ которыхъ блестѣли слезы, старались проникнуть въ глубину души молодого человѣка. Но выраженіе его лица было спокойно и невозмутимо, только лобъ его нахмурился.

Когда они дошли до деревни, она снова остановилась и вытерла глаза.

-- Я не хочу, чтобы меня видѣли вмѣстѣ съ вами, сказала она, а не то по моему волненію сейчасъ бы угадали что произошло. Этого не должно быть.

Онъ ничего не отвѣчалъ.

Они молча стояли, глядя другъ на друга, онъ серьезно и съ пугливой улыбкой на губахъ, которая вызвала у нея на глаза новыя слезы.

Наконецъ она сказала, покачавъ головою:

-- У меня есть соперница, не правда ли?

-- Нѣтъ, Люси. Не думайте этого...

-- Нѣтъ, вы любите женщину, я въ этомъ убѣждена. Слѣдовательно она красивѣе меня, богаче, изящнѣе, лучше?.. Возможно ли это?

-- Повторяю вамъ, что я никого не люблю.

-- Я убѣждена, что вы лжете.

-- Нѣтъ, нѣтъ.

-- Не защищайтесь. Вы такъ хорошо скрываете вашу любовь, что никто не знаетъ ея предмета. Можетъ быть она не живетъ въ Фарнеѣ?

-- Люси!.

-- Прощайте, Робертъ. Прощайте, я довольна, что сказала вамъ все. Прощайте!..

Она убѣжала, будучи не въ состояніи сдерживаться болѣе, и только добѣжавъ до деревни, немного перевела духъ и говорила съ искаженнымъ ревностью лицомъ:

-- Я не хочу, чтобы онъ любилъ другую! Не хочу!..

Когда она вернулась къ отцу, послѣдній разговаривалъ съ крестьяниномъ однихъ лѣтъ съ Робертомъ, можетъ быть грубѣе его, менѣе изящнымъ, но такимъ же красивымъ и хорошо сложеннымъ.

У него были коротко остриженные волосы и густая черная борода, съ которой представляли странный контрастъ свѣтло-голубые, ясные глаза.

Это былъ Джоэ, одинъ изъ наиболѣе опасныхъ и энергическихъ начальниковъ лиги графства Тайпрери.

Когда Бринъ увидѣлъ вошедшую дочь, онъ сдѣлалъ жестъ Джоэ.

Войдя Люси сѣла въ уголъ на табуретѣ, слишкомъ огорченная, чтобы замѣтить, что мужчины говорили о ней въ ту минуту, когда вошла и что ея присутствіе прекратило ихъ разговоръ.

-- Она что-то печальна, оставьте ее, Бринъ, тихо сказалъ Джоэ.

-- Нѣтъ, Джоэ, я долженъ узнать разъ навсегда, чего она хочетъ. Я долженъ также сказать ей о томъ предложеніи, которое вы мнѣ сдѣлали,-- предложеніи, которое дѣлаетъ мнѣ удовольствіе, Джоэ, хотя, не скрою, что вы не должны питать большихъ надеждъ.

-- Я сильно боюсь, Бринъ...

-- Не стыдитесь этого, Джоэ. Я понимаю это, я тоже былъ молодъ, какъ вы и влюбленъ.

Бринъ подошелъ къ дочери.

-- Люси!.. сказалъ онъ, дотрогиваясь до ея плеча.

Она испуганно подняла голову, какъ будто ее вдругъ разбудили.

-- Что тебѣ надо, отецъ? спросила она.

Бринъ хотѣлъ заговорить, но Джоэ дернулъ его за рукавъ и шепнулъ:

-- Вы видите, она плачетъ.

-- Ну, такъ что же?

-- Не говорите ей, зачѣмъ я приходилъ, это только увеличитъ ея горе.

-- Кто знаетъ. Женщины такъ измѣнчивы.

-- Въ такомъ случаѣ, да будетъ воля Божья.

И сказавъ это, Джоэ немного отступилъ и отвернулся.

-- Ты плачешь, Люси? сказалъ Бринъ.

Молодая дѣвушка успѣла вытереть глаза.

-- Все кончено! сказала она.

-- О чемъ ты плакала?

-- Я только-что разсталась съ Робертомъ Трайноромъ... Я все ему сказала... Онъ меня не любитъ.

-- Ты должна была ожидать этого.

-- Я все еще надѣялась.

-- Нечего думать о Робертѣ Трайнорѣ. Онъ свободенъ, Люси, и ты не можешь заставить его умъ и сердце заниматься тобою.

-- Я отомщу за себя и узнаю, любитъ ли онъ другую.

Старикъ Бринъ засмѣялся.

-- Вотъ каковы дѣвушки, сказалъ онъ. Вы слышали, Джоэ?

-- Да, Бринъ, смущенно сказалъ крестьянинъ. Я слышалъ и вижу, что мнѣ здѣсь нечего дѣлать. Мнѣ остается только уйдти.

-- Еще минуту, Джоэ.

Затѣмъ, обратившись къ дочери, Бринъ продолжалъ:

-- Ты не должна огорчаться, что Робертъ не обращаетъ на тебя вниманія, напротивъ, слѣдуетъ показать свою гордость. У насъ въ Фарнеѣ есть молодцы, кототорые стоятъ Роберта Трайнора, но нѣтъ ни одной дѣвушки, которыя могли бы поспорить съ тобою.

-- Это нисколько не уменьшаетъ моего горя, отецъ.

-- Я тебя не понимаю. На твоемъ мѣстѣ я бы быстро рѣшился...

-- Увы!..

-- Въ особенности, если бы видѣлъ, что за мною ухаживаютъ и что такой молодецъ, какъ Джоэ, желаетъ на мнѣ жениться. Вотъ что бы я сдѣлалъ, если бы я былъ Люси Бринъ.

-- Да, я очень польщена тѣмъ, что Джоэ подумалъ обо мнѣ. Если бы я никого не любила, я предпочла бы его всѣмъ. Но такъ какъ онъ знаетъ теперь, что я люблю его друга, Роберта Трайнора, то надѣюсь, что онъ возьметъ обратно свою просьбу и не будетъ настаивать.

-- Но ты не можешь вѣчно любить Роберта Трайнора, если онъ не хочетъ любить тебя?

-- Нѣтъ, отецъ, я всегда буду любить его.

-- Видите, Бринъ, я былъ правъ и, не смотря на ваши слова, я всегда думалъ, что привязанность Люси серьезна.

-- Что же дѣлать, мой бѣдный Джоэ?

-- Ничего, Бринъ. Я ухожу и прошу прощенья у Люси.

-- О! Джоэ! я была очень откровенна. И, безъ сомнѣнія, вы уходите очень печальны, также печальны, какъ была я сама, разставаясь съ Робертомъ. Поэтому не вы, а я должна просить у васъ прощенія.

-- О! Люси!.-- Въ такомъ случаѣ не отпускай его, не давъ ему награды, сказалъ Бринъ.

Люси покачала своей хорошенькой, заплаканной головкой.

-- Развѣ я могу сдѣлать это? сказала она.

И снова закрыла лицо руками, чтобы никто не могъ видѣть ея слезъ.

Джоэ вышелъ.

На порогѣ Джоэ, пожимая руку Брину, сказалъ такъ, чтобы не быть слышаннымъ Люси:

-- Это меня очень огорчаетъ. Но я хочу доказать Люси, какъ я ее люблю, сдѣлавъ все, что могу для ея счастія.

-- Что же вы сдѣлаете, Джоэ?

-- Я пойду сейчасъ къ Роберту Трайнору. Онъ долженъ былъ быть утромъ у графа Дунсдаля, чтобы просить у него отсрочки фермерамъ, которымъ грозитъ выселеніе. Мнѣ надо поговорить съ Робертомъ о томъ, что отвѣтилъ графъ и затѣмъ организовать энергическое сопротивленіе, которое будетъ безпощадно, если съ нами обойдутся слишкомъ жестоко.

-- Я ничего не долженъ Дунсдалю и онъ не можетъ изгнать меня, но мои молитвы будутъ за васъ, а мои ружья, порохъ и пули въ вашемъ распоряженіи. Но что можетъ имѣть ваше свиданіе съ Робертомъ общаго со счастіемъ Люси?

-- Вы не угадываете?

-- Нѣтъ.

-- Робертъ и я, мы друзья съ дѣтства, мы очень любимъ другъ друга и никогда не ссорились. Я разскажу ему все, что сказала Люси, и употреблю все мое вліяніе, чтобы узнать отъ Роберта, дѣйствительно ли его удаляетъ отъ вашей дочери любовь къ другой. А я сомнѣваюсь въ этомъ, потому что иначе онъ, вѣроятно, признался бы мнѣ. Онъ давно зналъ, что я люблю Люси и одобрялъ мою любовь.

-- Можетъ быть онъ тайно любитъ мою дочь и ваша любовь къ ней, которую онъ знаетъ помѣшала ему сказать истину?

-- Не думаю этого, Бринъ, такъ какъ едва ли онъ могъ бы скрываться такъ хорошо. Тѣмъ не менѣе, я спрошу его.

-- Вы достойный человѣкъ, Джоэ, и я былъ бы счастливъ, если бы вы могли быть мужемъ моей дочери.

-- До свиданія, Бринъ. Я сейчасъ же бѣгу къ Роберту.

-- До свиданія, Джоэ. Желаю счастія.

Отъ Брина Джоэ отправился къ Роберту.

Молодой человѣкъ только-что вернулся къ себѣ въ хижину.

Когда онъ увидѣлъ Джоэ на порогѣ, лицо его просіяло и онъ бросился къ нему на встрѣчу, протянувъ руку.

-- Я видѣлъ графа и ждалъ тебя, сказалъ онъ.

Затѣмъ, видя, что его другъ печаленъ, онъ съ безпокойствомъ спросилъ:

-- Что съ тобою? Ты нездоровъ?

-- Нѣтъ, не могу сказать, чтобы я былъ боленъ, но я весь разбитъ, какъ будто долго былъ между жизнью и смертью и теперь выздоровѣлъ.

-- Что случилось?

-- Я давно люблю Люси...

-- Да, ты говорилъ мнѣ это.

-- Сейчасъ я просилъ ея руки у ея отца. Онъ ничего не имѣетъ противъ нашей свадьбы, но Люси не хочетъ слышать о ней.

-- Бѣдный Джоэ!

-- Она безъ ума любитъ тебя и не хочетъ выдти замужъ ни за кого другого.

-- Она ждала меня сейчасъ по дорогѣ въ замокъ и не скрыла ничего изъ того, что ты мнѣ говоришь. Я отвѣчалъ ей, что горжусь ея выборомъ, но хочу остаться свободнымъ и не имѣю ни малѣйшаго желанія жениться.

-- Правда это, Робертъ?

-- Клянусь тебѣ, Джоэ, я не люблю Люси.

Джоэ вздохнулъ съ облегченіемъ и Робертъ, замѣтивъ это, не могъ не сказать:

-- Что же ты думалъ?

-- Ничего, сказалъ онъ. Я былъ сумасшедшій. Но Люси несчастна чрезъ тебя. Если твое сердце свободно, Робертъ, то почему ты не женишься на ней?

-- Ты, Джоэ, любя Люси, можешь совѣтовать мнѣ жениться на ней?..

-- Я хочу только ея счастія, даже цѣною моего счастія и моей ревности. Такъ какъ она тебя любитъ, такъ какъ ты достоинъ ея, то я страдалъ бы менѣе, видя ее твоей женою, чѣмъ женою кого нибудь другого. Моя дружба къ тебѣ можетъ быть со временемъ измѣнитъ мою любовь къ ней въ братскую привязанность.

-- То, что ты хочешь сдѣлать, Джоэ, возвышенно, но невозможно.

-- Почему?

-- Если бы я любилъ Люси, Джоэ, то моя страсть, безъ сомнѣнія, заставила бы меня принять твою жертву. Но я люблю другую, Джоэ... Люблю всѣмъ сердцемъ... Я не могу сказать тебѣ ея имени, Джоэ, эта тайна не принадлежитъ мнѣ.

-- Что же это за женщина, Робгртъ, которую ты не можешь любить среди бѣлаго дня, предъ лицомъ всѣхъ?

Робертъ ничего не отвѣчалъ, а Джоэ внимательно и печально глядѣлъ на него.

Робертъ предвидѣлъ, что онъ обратится къ нему съ другимъ вопросомъ и потому рѣшился опередить его.

-- Я хочу, сказалъ онъ, чтобы между нами никогда не было вопроса о томъ, что я тебѣ сказалъ сейчасъ.

-- Пожалуй, сказалъ Джоэ, послѣ нѣкотораго молчанія.

Послѣ этого они быстро перемѣнили разговоръ и Робертъ сообщилъ Джоэ планъ графа.

Окончивъ разсказъ, онъ прибавилъ:

-- Дунсдаль очень раздраженъ и сопротивленіе, которое онъ встрѣтилъ во мнѣ, когда хотѣлъ приказать отколотить меня, конечно, неспособно успокоить этого раздраженія. Поэтому на этихъ дняхъ мы должны ожидать самыхъ строгихъ мѣръ.

-- Однако, у насъ есть законные сроки, которыхъ графъ не можетъ нарушить.

-- Напрасно ты это думаешь, Джоэ. Онъ сдѣлаетъ все, что захочетъ. Къ тому же, относительно большинства изъ насъ онъ имѣетъ полное право дѣйствовать какъ угодно. У него уже въ теченіе полгода находятся декреты о выселеніи двухъ сотъ фарнейскихъ фермеровъ и онъ приведетъ эти декреты въ исполненіе. Ты и я, Джоэ, получившіе только сегодня первую бумагу отъ Бирна, могли бы въ крайности требовать законной полугодовой отсрочки предъ судомъ и заставить графа заплатить намъ вознагражденіе. Но ни ты, ни я, Джоэ, не сдѣлаемъ этого, чтобы раздѣлить общую участь. Поэтому, другъ мой, намъ надо ждать, что сегодня или завтра или дня чрезъ два, безъ сомнѣнія очень скоро, люди графа выбросятъ насъ изъ нашихъ хижинъ. Намъ нельзя терять время.

-- Я такъ же думаю и мы должны принять заранѣе мѣры, если не хотимъ быть застигнутыми врасплохъ.

-- Ты видѣлся съ фарнейскими и окрестными фермерами?

-- Да.

-- Ну, и что же, всѣ рѣшились идти? Никто не будетъ кланяться?

-- Всѣ, ни одинъ не останется сзади.

-- Есть ли у насъ оружіе?

-- Мы со временемъ позаботимся пріобрѣсти его. Прежде чѣмъ прибѣгать къ насилію, намъ надо сдѣлать послѣднюю попытку относительно графа. Послѣ завтра всѣ фермеры, которымъ угрожаетъ выселеніе, ихъ друзья, сосѣдніе фермеры, которыхъ я предупрежу завтра огнями, разложенными на горахъ, наши отцы, матери, жены, дѣти,-- всѣ мы направимся къ замку Дунсдаль. Мы попросимъ говорить съ графомъ, мы еще разъ опишемъ ему картину нашей нищеты и будемъ умолять его о состраданіи къ старикамъ, которыхъ онъ приготовляется заставить страдать. Можетъ быть зрѣлище столькихъ несчастныхъ, голосъ такой арміи бѣдняковъ тронетъ его сердце.

-- А если онъ откажетъ, Джоэ?

-- Это будетъ сигналомъ войны,-- войны самой свирѣпой и безжалостной.

ГЛАВА IV.

Слѣдующій день былъ употребленъ на предупрежденіе подвергавшихся опасности фермеровъ и ихъ друзей.

Джоэ разослалъ эмиссаровъ въ сосѣднія деревни объявить, что противъ Гарри Дунсдаля приготовляется манифестація.

Такъ какъ всѣ ирландскіе крестьяне солидарны между собою, то новость быстро распространилась по всему графству Тайпрери. Робертъ Трайноръ помогалъ Джоэ въ организаціи это дѣла.

Онъ и его другъ были очень уважаемы крестьянами и пользовались надъ ними большимъ вліяніемъ. Въ нихъ въ послѣднее время заключалась вся сила сопротивленія мѣстной лиги. Къ Джоэ и Роберту являлись жаловаться страдавшіе и голодавшіе. Всѣ знали, что они благоразумны, храбры и добры и много разъ доказали свою вѣрность ужаснымъ, жестокимъ законамъ ихъ тайнаго общества. Крестьяне давно признали ихъ начальниками, а въ замкѣ не довѣряли имъ.

Когда крестьяне были предупреждены, Джоэ сталъ терпѣливо ждать дня, назначеннаго для манифестаціи.

Она должна была произойти четыре или пять дней спустя, съ восходомъ солнца.

Умы были слишкомъ взволнованы, чтобы тайна могла быть сохранена. То, что сдѣлалось извѣстнымъ, дошло до ушей Варнера, который поспѣшилъ отправиться къ графу.

Хотя послѣдній, отдыхая послѣ обѣда, не хотѣлъ его принять, но Варнеръ настойчиво требовалъ, чтобы его впустили.

-- Я пришелъ по очень важному дѣлу, сказалъ онъ.

Наконецъ, онъ былъ принятъ.

-- Что такое случилось? спросилъ графъ.

-- Я самъ хорошенько не знаю, отвѣчалъ Варнеръ. Вотъ уже нѣсколько дней, съ тѣхъ поръ, какъ Робертъ Трайноръ приходилъ ко мнѣ съ жалобою фермеровъ, вашихъ должниковъ, во всей странѣ царствуетъ сильное возбужденіе.

-- Ну, такъ что же?

-- Крестьяне собираются разговаривать, даже по ночамъ въ своихъ ригахъ. Несмотря на всѣ мои усилія, я не могъ вполнѣ узнать ихъ планы. Но отъ нихъ можно всего ожидать.

-- Неужели вы думаете, что они будутъ имѣть дерзость напасть на замокъ?

-- Не знаю, можетъ быть они просто приготовляютъ мирную попытку, съ цѣлью просить всѣмъ вмѣстѣ у васъ того, въ чемъ вы отказали депутату.

-- Дѣйствуя на меня боязнью?

-- Нѣтъ, но желая принудить васъ подумать. Легче отказаться выслушать одного человѣка, чѣмъ слышать крики, жалобы и восклицанія цѣлой арміи изъ пяти-шести тысячъ фермеровъ, даже когда послѣдніе явятся безоружными и безъ всякихъ враждебныхъ намѣреній.

-- Я такъ же не уступлю этой толпѣ въ лохмотьяхъ, какъ не уступилъ Роберту Трайнору.

-- Воля ваша, ваша честь. Мое дѣло было предупредить васъ.

-- Хорошо. Сообщите мнѣ только одно, Варнеръ.

-- Что такое, ваша честь?

-- Какой день выбрали негодяи?

-- Четвергъ.

-- А сегодня понедѣльникъ. Успѣете ли вы въ теченіе завтрашняго дня принять всѣ необходимыя мѣры, чтобы выселить неплатящихъ фермеровъ въ среду?

-- Конечно.

-- Это раньше, чѣмъ они ожидаютъ, и это сдѣлаетъ безполезной ихъ манифестацію.

-- Подобная мѣра можетъ вызвать бунтъ.

-- Я жду его.

-- Крестьяне -- фанатики. Разъ будучи выведены изъ себя, они не отступятъ ни предъ какой крайностью. Они смотрятъ на убійство не какъ на преступленіе, а какъ на возмездіе, какъ на правосудіе, на военную необходимость.

-- Я это знаю. Въ замкѣ такія стѣны, которыя могутъ выдержать осаду, а мои люди умѣютъ обращаться съ ружьями.

-- О! они не объявятъ открытой войны, а будутъ преслѣдовать изъ-за угла.

-- Я охотникъ и привыкъ ко всевозможнымъ хитростямъ. Ваше дѣло слушаться, Варнеръ.

-- Все будетъ сдѣлано, какъ угодно вашей чести.

Послѣ этого управляющій вышелъ отъ графа и сейчасъ же послалъ дать знать приставу Бирну и всѣмъ тѣмъ, которые должны были помогать выселенію фермеровъ.

Тайна до послѣдней минуты была такъ хорошо сохранена, что никто не зналъ ничего.

Наканунѣ выселенія, вечеромъ, Робертъ вышелъ изъ своей хижины и направился къ замку.

Такъ какъ было совсѣмъ темно и онъ шелъ не по дорогѣ, а по горной тропинкѣ, то никто не могъ его встрѣтить.

Дойдя до Дунсдаля, онъ, вмѣсто того, чтобы прямо направиться къ воротамъ, обошелъ замокъ и затѣмъ исчезъ въ маленькомъ лѣску.

Онъ провелъ около получаса, скрестивъ руки, стоя опершись на стволъ дерева и устремивъ пристальный взглядъ на темныя окна замка.

Его неподвижность была такъ велика, что мимо него можно было бы пройдти, не замѣтивъ его.

Вдругъ въ замкѣ освѣтилось одно окно.

-- Наконецъ-то!.. съ радостью вскричалъ онъ.

На этотъ разъ онъ вышелъ изъ лѣса, подошелъ къ рѣшеткѣ замка и остановился у небольшого стоявшаго около самой ограды павильона.

Въ нижнемъ этажѣ этого маленькаго павильона помѣщалась контора Варнера, но управляющій бывалъ въ ней только днемъ, ночью же все было пусто.

Что касается втораго этажа, то онъ былъ раздѣленъ на нѣсколько комнатъ, предназначавшихся для друзей Дунсдаля, когда они пріѣзжали къ нему охотиться. Первые гости помѣщались въ замкѣ, а остальные въ павильонѣ.

Но въ эту эпоху года павильонъ былъ совершенно пустъ.

Дойдя до стѣны, Робертъ снова остановился.

Развернувъ толстую веревку, которая была обмотана у него вокругъ таліи и на концѣ которой былъ маленькій крючекъ, онъ машинальнымъ жестомъ человѣка, привыкшаго къ подобнымъ приключеніямъ, ощупалъ дуло двухствольнаго пистолета, засунутаго у него за поясомъ.

Чрезъ нѣсколько мгновеній наверху въ павильонѣ послышался тихій стукъ рукою по стеклу.

-- Это вы? спросилъ Робертъ.

-- Идите.

Тогда, развернувъ веревку, Трайноръ раскачалъ ее и бросилъ чрезъ стѣну, крючекъ зацѣпился за другую сторону со стороны сада.

Убѣдившись, что онъ крѣпко держится, молодой человѣкъ, не колеблясь, быстро взобрался до верхушки стѣны. Тамъ онъ осмотрѣлся вокругъ и, увидѣвъ, что нѣтъ никого, отцѣпилъ веревку.

Одно изъ оконъ павильона было открыто и Робертъ однимъ прыжкомъ очутился въ комнатѣ.

Окно снова закрылось.

Ночь была такъ темна, что сначала онъ ничего не замѣтилъ, но вдругъ почувствовалъ руки, обвившіяся вокругъ его шеи.

Онъ слабо вскрикнулъ и откинулся назадъ, какъ бы лишаясь чувствъ.

-- Робертъ! развѣ вы меня не видите?

-- Елена!..

Это была графиня.

Уже болѣе года они видѣлись такимъ образомъ.

Уже болѣе года они любили другъ друга и ихъ страсть увеличивалась съ каждымъ днемъ отъ тѣхъ опасностей, которыми они были окружены и всѣхъ предосторожностей и тайнъ, которыми должны были окружать себя.

Мы въ нѣсколькихъ словахъ разскажемъ, какимъ образомъ началась эта любовь, для обоихъ неожиданная, но всесильная страсть.

Робертъ уже нѣсколько мѣсяцевъ тайно любилъ графиню, ни на что не надѣясь, когда однажды графиня, возвращаясь верхомъ въ замокъ и проѣзжая чрезъ лѣсъ, вдругъ очутилась лицомъ къ лицу съ нимъ.

Онъ былъ убѣжденъ, что она проѣдетъ, хотя обыкновенно она не ѣздила по этой дорогѣ. Но у сердца есть инстинктъ.

Робертъ часто искалъ ее такимъ образомъ наудачу, прячась въ кустахъ, чтобы видѣть, какъ она проѣдетъ мимо и насладиться ея видомъ.

Послѣ этого онъ возвращался къ себѣ въ хижину съ сердцемъ, полнымъ счастія и все окружающее казалось для него окруженнымъ небеснымъ сіяніемъ.

Въ этотъ день она ѣхала верхомъ и такъ какъ она вдругъ выѣхала изъ-за поворота дороги, то лошадь, неожиданно увидѣвъ его, кинулась въ сторону и такъ какъ тропинка была узка, то лошадь однимъ копытомъ ударила Роберта.

Онъ, окровавленный, безъ памяти упалъ на землю.

Сладивъ съ лошадью, графиня сошла на землю и подошла къ молодому человѣку.

У него была большая рана въ плечѣ, изъ которой лилась кровь.

Недалеко текъ маленькій ручеекъ; Елена побѣжала къ нему, набрала воды руками и намочила поблѣднѣвшій лобъ Роберта. Затѣмъ своимъ вышитымъ платкомъ вытерла кровь, которая продолжала течь изъ раны.

Вскорѣ онъ пришелъ въ себя, открылъ глаза, узналъ графиню и прошепталъ:

-- Я самъ виноватъ, я испугалъ лошадь. Не безпокойтесь обо мнѣ.

И видя ее такъ близко отъ себя, огорченную нанесенной ею раной, пролитой кровью, которая заставляла ее вздрагивать, онъ испытывалъ сильное волненіе.

-- Вы фарнейскій фермеръ? сказала она.

-- Да.

-- Вы никогда не будете въ состояніи дойти до деревни, я сейчасъ сяду на лошадь и поѣду въ замокъ, откуда пришлю слугу съ экипажемъ, онъ поможетъ вамъ.

Онъ съ трудомъ поднялся.

-- Нѣтъ, я пойду пѣшкомъ. Моя хижина недалеко, я самъ перевяжу себя, а завтра скажу, что ночью, проходя чрезъ горы, упалъ въ разщелину.

-- Но вы страдаете. Съ вами можетъ на дорогѣ сдѣлаться обморокъ. Я не хочу оставить васъ такимъ образомъ.

-- Прошу васъ... тихо сказалъ онъ.

Между тѣмъ его взглядъ не оставлялъ ее.

Онъ былъ очень хорошъ собою, а страданіе и потеря крови придавали его мужественному и энергическому лицу интересную блѣдность.

Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ, шатаясь и держась за деревья.

-- Нѣтъ, сказала она, вамъ никогда не дойти.

Тогда она подошла къ нему и, какъ бы боясь, что онъ упадетъ, взяла его рукою за плечо.

Но отъ этого прикосновенія Робертъ закрылъ глаза. Въ одно мгновеніе всѣ деревья завертѣлись у него въ глазахъ и онъ опустился къ ногамъ Елены.

-- Оставьте меня, прошу васъ, оставьте меня! Я слишкомъ страдаю.

-- Тѣмъ болѣе причинъ, чтобы я васъ не оставляла.

-- Вы меня заставляете страдать, а не моя рана. Я даже не чувствую отъ нея боли.

Кровь бросилась ему въ лицо. Онъ самъ испугался своей дерзости.

Что же касается Елены, то пораженная тономъ его словъ, она внимательно взглянула на него и по мѣрѣ того, какъ она стала понимать, лицо ея сдѣлалось холоднымъ, глаза потеряли свое сострадательное выраженіе и надменная гордость выразилась на ея лицѣ.

-- Простите... прошепталъ Робертъ.

Онъ улыбался дѣтски испуганной улыбкой.

Слабость сильнаго человѣка имѣетъ способность волновать женщинъ, к-ромѣ того ихъ гордости всегда льститъ считать себя любимыми, хотя бы самыми несчастными существами.

Въ глазахъ Роберта графиня легко прочла страданіе, безконечную любовь и безграничную преданность, готовую пожертвовать собою изъ-за одного слова, изъ-за каприза, но волнуемую стыдомъ такой любви, предметъ которой былъ слишкомъ высокъ, такъ какъ Робертъ признавался въ своей любви и въ то же время просилъ за нее прощенія.

Три года тому назадъ, когда онъ въ первый разъ увидалъ графиню и когда почувствовалъ волненіе въ своемъ сердцѣ, онъ долго противился. Его ирландская гордость возмущалась. Гарри былъ ландъ-лордъ, для котораго работали окружные фермеры, Гарри былъ врагъ, человѣкъ проклятый, осужденный на убійство тѣми, которыхъ его непреклонная жестокость посылала умирать отъ голода въ болотахъ или на голыхъ скалахъ. Крестьяне распространяли свою ненависть и на Елену и, любя ее, Робертъ чувствовалъ себя виновнымъ. Онъ былъ несчастливъ и смущенъ.

Но, понявъ, наконецъ, что бороться напрасно, онъ не старался болѣе защищаться и далъ теченію увлечь себя.

Видѣніе графини Елены посѣщало его каждую ночь во снѣ, и днемъ за работой онъ останавливался, смутно улыбаясь невидимому образу, который, казалось ему, парилъ надъ нимъ въ небесахъ.

Но съ тѣхъ поръ каждый разъ, когда старый Филиппъ послѣ ужина съ наивнымъ краснорѣчіемъ описывалъ борьбу Ирландіи съ ея побѣдителями, каждый разъ, когда его глаза сверкали отъ ненависти при воспоминаніи о послѣднихъ короляхъ, каждый разъ, когда его губы произносили имена Фицъ-Джеральда, Роберта Эммета, О'Кеннеля, каждый разъ, когда старикъ припоминалъ тайныя преступленія, заставлявшія дрожать англичанъ, каждый разъ, когда старикъ указывалъ сыну на эти примѣры, каждый разъ, когда Филиппъ Трайноръ оживлялъ эти воспоминанія, -- Робертъ опускалъ голову и чувствовалъ, что краснѣетъ.

А Филиппъ прибавлялъ всегда:

-- Люби Ирландію, сынъ мой! Люби твою страну больше матери, больше меня! Сражайся за нее и отдай ей твою жизнь! Спаси Ирландію отъ убивающей ее нищеты и отъ позорящей ея бѣдности! Люби Ирландію, посвяти ей всѣ силы твоего ума. Каковы бы ни были окружающія тебя несчастія и разочарованія, твои руки не должны слабѣть и не должны опускать оружія!

Конечно, Робертъ страстно любилъ Ирландію, онъ отдалъ бы всю свою кровь по каплѣ, чтобы сдѣлать свою родину свободной. Онъ только ждалъ случая пожертвовать для нея всѣмъ. Онъ готовъ былъ сражаться во главѣ членовъ лиги, но его любовь къ Еленѣ была сильнѣе патріотизма, сильнѣе ненависти къ графу Гарри, къ ландъ-лордамъ и англійскимъ мундирамъ, сильнѣе воодушевленныхъ словъ отца и его собственнаго рѣшенія.

Эта любовь уничтожала его, отнимала его волю. Предъ ней онъ чувствовалъ себя слабымъ и ничтожнымъ. Онъ уже не жилъ теперь, какъ въ первые годы своего юношества, въ постоянномъ ожиданіи великой борьбы противъ хозяевъ земли. Онъ жилъ только для Елены...

-- О, простите! повторялъ онъ.

Когда графиня услышала его "прости", она простила, потому что была женщина и инстинктивно понимала величину этой привязанности.

Хотя она была итальянка, она хорошо знала, что раздѣляетъ съ мужемъ ненависть ирландцевъ противъ саксовъ, вѣчную ненависть расъ.

Она угадала, какую борьбу долженъ былъ пережить этотъ юноша съ смѣлымъ лицомъ, лежавшій у ея ногъ; поняла, сколько отвращенія долженъ онъ былъ побѣдить, и была растрогана.

Ея доброта уничтожила гордость и въ глубинѣ души Елена была тронута данью, отдаваемой ея красотѣ, счастлива въ особенности тѣмъ, что въ томъ уединеніи, въ которое поставилъ ее графъ, она могла разсчитывать на сильную руку, смѣлое сердце и безпредѣльную преданность.

Какой-то голосъ въ глубинѣ ея души говорилъ ей: "теперь ты не одна!" И хотя выраженіе ее лица было попрежнему серьезно, тѣмъ не мёнѣе въ глубинѣ взгляда мелькала почти благодарность.

-- Встаньте, сказала она Роберту, протягивая ему руку, мнѣ нечего вамъ прощать.

Онъ глядѣлъ на нее съ такимъ же видомъ, съ какимъ разсматривалъ бы картинки святыхъ, наклеенныя на стѣнахъ его отцомъ, если бы онѣ вдругъ оживились и спустились къ нему, окруженныя облаками.

-- Я пришлю къ вамъ доктора, сказала она, у васъ сломана рука. Это можетъ кончиться серьезно.

-- Благодарю, ваша честь, за доброту, прошепталъ онъ.

-- Какъ ваше имя? перебила она его.

-- Робертъ Трайноръ.

-- Гдѣ вы живете?

-- У озера, въ концѣ деревни.

-- Чрезъ часъ къ вамъ пріѣдетъ докторъ. Прощайте, Робертъ Трайноръ. Выздоравливайте скорѣе.

-- Да хранитъ Богъ вашу красоту и счастіе!

-- Счастіе... съ горечью прошептала графиня, ударивъ хлыстомъ лошадь, которая поскакала въ галопъ.

Счастіе было бы быть можетъ возможно при такой любви, какъ его!

Выздоровѣвъ, Робертъ снова началъ отправляться на свои поиски за Еленой.

Онъ много разъ видѣлся съ нею. Она съ увлеченіемъ разспрашивала его и каждое ея слово увеличивало безуміе и опьяненіе Роберта.

Мало-по-малу и она стала заниматься имъ. Эта безграничная преданность трогала и привлекала ее. Она задала себѣ великую задачу воспользоваться этой любовью, какъ могущественнымъ рычагомъ, который поднялъ бы тѣ рѣдкія качества, которыя она угадывала въ Робертѣ.

Она хотѣла сдѣлать изъ него героя, принудить его вести благородную борьбу среди бѣлаго дня, защищать права притѣсненныхъ противъ подавляющей ихъ силы. Она хотѣла заставить его отказаться отъ тайныхъ преступленій и начать въ Ирландіи мирную агитацію, враждебную всякимъ насиліямъ, но тѣмъ болѣе опасную, что она гораздо болѣе обезпокоила бы Лондонъ и его парламентъ. Ей хотѣлось бы поставить этого крестьянина въ лохмотьяхъ, этого полудикаго горнаго жителя наравнѣ съ графомъ Гарри Дунсдалемъ, благородство сердца поставить противъ благородства происхожденія.

Но это желаніе открыло дорогу любви, отчаяніе неудавшейся жизни и ненависть къ мужу сдѣлали остальное.

Она не была любовницей Роберта. Послѣдній желалъ обожать ее издали, безконечно счастливый зная себя любимымъ. Дышать однимъ воздухомъ съ этой женщиной, глядѣть ей въ глаза, цѣловать ея руки -- было для него достаточно.

Онъ позволилъ бы убить себя изъ-за ея малѣйшаго каприза и никогда ни у одной восточной царицы не было болѣе внимательнаго и преданнаго раба.

Оба они были молоды и страстны и понимали опасность любить такимъ образомъ.

По ночамъ, въ глубокой темнотѣ, въ которой происходили ихъ свиданія, когда ихъ объятія дѣлались жарче, когда ихъ сердца начинали биться сильнѣе, когда голосъ Роберта начиналъ звучать болѣе страстно, Елена первая, придя въ себя, отталкивала его и онъ у ея ногъ молилъ прощенія.

-- Я люблю васъ, сказала она ему однажды, но не хочу быть сообщницей вашихъ преступленій. Погодите, Робертъ, до тѣхъ поръ пока вы поймете, насколько отвратительна тиранія, насколько она унижаетъ Ирландію вмѣсто того, чтобы возвышать ее.

Онъ еще боролся, но съ каждымъ днемъ его безумная любовь усиливалась.

Они видѣлись въ павильонѣ, когда наступала ночь.

Тутъ имъ нечего было бояться. Она ждала его, тихо стучала въ стекло, когда знала, что онъ подошелъ къ стѣнѣ, а онъ, въ свою очередь, при помощи веревки перелѣзалъ чрезъ стѣну.

Они оставались такимъ образомъ вдвоемъ цѣлые часы, забывая все. Ночь незамѣтно проходила, а когда вдали появлялась заря, Робертъ уходилъ и бросался на свою постель изъ сухихъ листьевъ съ сердцемъ полнымъ счастія.

Одно изъ оконъ павильона выходило въ поле. Около этого окна они садились, держась за руки.

Въ этотъ вечеръ Робертъ разсказалъ графинѣ о манифестаціи, которую фермеры приготовляли протовъ замка.

Елена слишкомъ хорошо знала мужа, чтобы надѣяться на благопріятный результатъ этой попытки.

-- Графъ мстителенъ, сказала она. Онъ такъ же храбръ, какъ и жестокъ. Дай Богъ, чтобы съ вашими друзьями не случилось несчастія.

Тогда Робертъ сказалъ ей, что если графъ откажется выслушать ихъ, то всѣ дунсдальскіе фермеры возмутятся, что жизни графа будетъ угрожать опасность и самый замокъ можетъ сдѣлаться жертвою пламени.

-- Это ужасно, перебила она его. Къ чему можетъ привести подобный замыселъ?

Робертъ печально взялъ ее за руку.

-- Не говорите дурно о моихъ друзьяхъ, сказалъ онъ. Они борятся за спасеніе Ирландіи, за свои права, за свою свободу.

-- Ихъ дѣло святое, Робертъ, но они позорятъ его, пользуясь убійствами, грабежами, пожарами, чтобы доставить себѣ свободу.

На это Робертъ шепотомъ отвѣчалъ ей, приводя стихи Томаса Мура, которые знаютъ всѣ дѣти Ирландіи.

"Возмущеніе!.. Какое позорящее слово, которымъ такъ часто клеймили самое святое дѣло, которое когда либо выигрывали или проигрывали человѣческое слово или шпага. Сколько благородныхъ сердецъ, предназначенныхъ для добра, пали подъ позорнымъ названіемъ бунтовщиковъ, тогда какъ, еслибы хоть одинъ день, хоть одинъ часъ имъ удалось имѣть успѣхъ, они завоевали бы себѣ безсмертную славу".

Елена покачала головой.

-- Ваши преступленія не спасутъ Ирландію, какъ не спасли ее до сихъ поръ. Каждый бунтъ только прибавляетъ новое звѣно къ цѣпи рабства вашей несчастной страны. Я уже говорила вамъ, Робертъ, что спасеніе Ирландіи заключается въ революціи, которая, если уже не можетъ охватить всю страну, то по крайней мѣрѣ охватила бы хотя всѣ южныя графства. Сѣверная Ирландія такъ же пришла бы къ вамъ на помощь, тогда вамъ было бы легко вызвать общее возстаніе. Крестьяне вооружены. Очень легко собрать порохъ и патроны, такъ чтобы англичане ничего не подозрѣвали въ тотъ день, когда вся нація поднялась бы вмѣстѣ. Всякое пролитіе крови могло бы быть избѣгнуто, благодаря силѣ самой революціи. И еслибы вы были даже побѣждены, ваши притѣснители не осмѣлились бы удваивать тяжесть вашего рабства, не боясь привлечь на себя порицаніе Европы.

-- Я уже давно слѣдую вашимъ совѣтамъ, сказалъ Робертъ, я видѣлся со всѣми начальниками и обдумалъ съ ними возмущеніе, которое прежде всего должно было начаться на улицахъ Дублина. Я вѣрю въ Ирландію и самое мое дорогое желаніе видѣть ее, наконецъ, независимой, но я повсюду встрѣчаю препятствія.

-- Какія?

-- Всѣ члены нашего общества, а такъ же и сѣверныхъ графствъ предпочитаютъ бороться во мракѣ, преслѣдовать ландъ-лордовъ хитростью, чѣмъ рѣшиться на открытое возмущеніе. До сихъ поръ я не могъ ихъ убѣдить. Но я исполню ваше желаніе, Елена, и снова увижусь съ ними. Ихъ патріотизмъ великъ, ихъ ненависть къ Англіи велика, можетъ быть мнѣ удастся имѣть успѣхъ.

-- Повѣрьте мнѣ, что только въ этомъ ваше спасеніе, Робертъ. Скажите имъ это. Но вы, другъ мой, неужели вы не выйдете изъ членовъ ужасной ассоціаціи, въ которой вы одинъ изъ начальниковъ? Неужели вы не возьмете обратно свою свободу, чтобы идти пожертвовать собою святому дѣлу вашей родины? Неужели убійство не волнуетъ васъ? Неужели вы не боитесь, что однажды я узнаю, что въ числѣ убійцъ и поджигателей, ужасныхъ героевъ кровавыхъ ночей, узнали Роберта Трайнора?

Молодой человѣкъ опустилъ голову и ничего не отвѣчалъ.

-- Вы молчите? сказала Елена.

-- Я вмѣстѣ съ Джоэ Макъ-Долемъ одинъ изъ начальниковъ здѣшней лиги. Это наша единственная сила и защита противъ враговъ. Мы поддерживаемъ другъ друга и вполнѣ вѣримъ другъ другу. Я связанъ съ ними торжественными клятвами. Ихъ правосудіе безжалостно, ихъ мщеніе вѣрно. Забыть мои клятвы,-- значитъ обезчестить себя... Но еслибы даже я рѣшился отречься отъ ихъ дѣла и разстаться съ ними, то мнѣ не удалось бы спастись отъ ихъ ненависти.

-- Но вы по уму стоите гораздо выше всѣхъ этихъ несчастныхъ. Вы можете дать имъ понять ваши виды и ваши стремленія. Ихъ фанатизмъ и преступленія имѣютъ себѣ извиненіе въ той страстной любви, которую они питаютъ къ Ирландіи,-- вы должны обратиться къ этому чувству.

-- Вы правы, Елена, но не глядите на нихъ, какъ на обыкновенныхъ убійцъ, каждый ихъ поступокъ есть результатъ рѣшенія трибунала. Мои друзья не убійцы, а мстители.

-- И такъ, вы меня не понимаете, вы мнѣ отказываете. Вы не станете убѣждать ихъ?

-- Я сдѣлаю это, рискуя жизнью.

-- Я убѣждена, что вы будете имѣть успѣхъ.

-- А я сомнѣваюсь, такъ какъ мнѣ придется бороться съ человѣкомъ, котораго всѣ слушаютъ и въ котораго вѣруютъ почти, какъ въ Бога.

-- О комъ вы говорите?

-- О Джоэ Макъ-Долѣ, о Джоэ, котораго всѣ уважаютъ за его добродѣтель и мужество, котораго я самъ люблю, какъ брата, и для котораго я готовъ пожертвовать жизнью, зная, что онъ, въ свою очередь, не колеблясь, пожертвуетъ мнѣ своей.

-- Онъ соединится съ вами.

-- Можетъ быть.

-- Почему вы сомнѣваетесь?

-- Джоэ Макь-Доль въ отчаяніи, его энергія мечтаетъ только о мщеніи и ужасѣ, которые распространились бы надъ всѣмъ графствомъ Тайпрери. Джоэ слышалъ отъ своего отца и дѣда, какъ Фицъ-Джеральдъ и Робертъ Эммеръ умерли на эшафотѣ, какъ О'Конноръ, Макъ-Невенъ, Томасъ Эммеръ были изгнаны, какъ другихъ мучали за то, что они потерпѣли неудачу въ ихъ великодушныхъ попыткахъ и Джоэ не вѣритъ болѣе въ Ирландію, онъ убѣжденъ, что общее возстаніе невозможно, что ирландскій народъ впечатлителенъ и капризенъ и что если революція, предводительствуемая имъ, имѣла бы успѣхъ въ Тайпрери, она не имѣла бы никакого успѣха въ другихъ провинціяхъ за недостаткомъ пониманія или вслѣдствіе злой воли.

-- Дѣйствуйте безъ него.

-- Нѣтъ, этого нельзя, такъ какъ онъ сталъ бы не довѣрять мнѣ, а я не хочу возбуждать его недовѣріе.

-- Развѣ вы боитесь его, Робертъ?

-- Я не боюсь его, но, возбудивъ его недовѣріе, я не буду свободенъ, Елена. Можетъ быть онъ угадаетъ, что у меня есть тайна и захочетъ проникнуть въ эту тайну. Если бы онъ зналъ, что я имѣю счастіе видѣть васъ и быть вами любимымъ... если бы онъ зналъ, что я васъ люблю, онъ отказался бы принять участіе въ заговорѣ въ пользу спасенія Ирландіи, узнавъ, что вы ободряете меня на это... Я и онъ, мы оба одинаково ненавидимъ графа, но онъ, Елена, не дѣлаетъ разницы между графомъ и вами!.. Онъ васъ ненавидитъ. Заговоръ, въ которомъ вы приняли бы участіе, показался бы ему подозрительнымъ. Скажу болѣе, его дружба ко мнѣ не защититъ васъ противъ его ненависти. И видя, что я бросаю для открытаго возмущенія его мрачные планы, въ которыхъ онъ видитъ спасеніе Ирландіи, онъ будетъ смотрѣть на меня самого, какъ на врага, и выдастъ мщенію тѣхъ, которые ему повинуются. Этого мщенія я не боюсь, такъ какъ съумѣлъ бы предупредить его или спастись отъ него. Но у меня есть врагъ, Недъ Гримсь, самый безжалостный изъ всѣхъ членовъ, и я даже не знаю, удастся ли мнѣ обезпечить васъ, дорогая Елена, отъ ихъ жестокости.

-- Такъ какъ я препятствіе, Робертъ, такъ какъ наша любовь можетъ разбить ваши планы и подвергнуть опасности вашу жизнь, то будемъ видѣться только изрѣдка, удвоимъ предосторожности, не будемъ даже совсѣмъ видѣться, а будемъ только писать другъ другу. Можно условиться куда класть письма.

-- Я не могу не видѣть васъ, Елена.

-- Но если это необходимо.

-- Нѣтъ, въ случаѣ надобности я скажу все Джоэ, моя откровенность обезоружитъ его. Это единственный шансъ пріобрѣсти его на нашу сторону. Его помощь была бы драгоцѣнна и я постараюсь достичь этого.

-- Да вдохновитъ васъ Богъ, другъ мой!

-- Но неужели, Елена, вы могли серьезно подумать оставить меня послѣ цѣлаго года безконечнаго счастія?..

Она улыбнулась и протянула ему руку, которую онъ страстно поцѣловалъ.

Они встали и подошли къ окну.

Луна спряталась за тучи и темнота еще болѣе увеличилась.

Вдругъ Робертъ сдѣлалъ движеніе и слабо вскрикнулъ.

Испуганная Елена наклонилась въ окно.

На трехъ самыхъ высокихъ отрогахъ горы мелькали три костра, отдѣлявшіеся красными пятнами въ ночной темнотѣ.

-- Это сигналъ, сказалъ Робертъ, поблѣднѣвъ.

-- Что онъ значитъ?

-- Это призывъ для всего графства Тайпрери, это приказаніе явиться на гору, не теряя ни минуты.

-- Кто даетъ эти приказаніе?

-- Джоэ.

-- Опять онъ. А если вы не исполните его приказанія?

-- Члены лиги будутъ справляться обо мнѣ, такъ какъ я извѣстенъ настолько же, насколько и самъ Джоэ, и мнѣ придется потомъ объяснять мое отсутствіе.

-- Вы знаете о причинѣ этого собранія?

-- Нѣтъ. Безъ сомнѣнія, Джоэ заходилъ ко мнѣ, но не засталъ меня.

-- Вы жалѣете объ этомъ, Робертъ? съ безпокойствомъ спросила Елена.

-- Да, Елена, жалѣю. Я въ первый разъ оставилъ моихъ братьевъ.

На склонахъ огни продолжали сверкать, какъ маяки, а Робертъ стоялъ у окна и, наклонившись впередъ, глядѣлъ на нихъ, какъ бы желая угадать причину этихъ таинственныхъ сигналовъ.

Вдругъ огни погасли.

-- Теперь поздно, прошепталъ Робертъ.

-- Посмотрите, другъ мой, вдругъ сказала Елена, указывая пальцемъ на склонъ горы къ стѣнѣ замка. Посмотрите, всѣ эти огни приближаются.

Робертъ ничего не отвѣчалъ.

Во всѣхъ углахъ горы, на всѣхъ склонахъ, во всѣхъ кустахъ сверкали факелы. Сначала ихъ видно было не болѣе десяти, затѣмъ появилась сотня, потомъ тысячи и вдругъ вся долина была охвачена точно пожаромъ. Чувствовалось приближеніе толпы, катившейся какъ громадная волна, которую ничто не можетъ остановить.

Темныя тучи покрывали небо, скрывая луну; вѣтеръ колебалъ огни факеловъ, отъ которыхъ разлетались искры.

Но что было ужаснѣе всего, это молчаніе этой толпы; ни криковъ, ни звуковъ, ни даже легкаго шепота не было слышно.

-- Они направляются къ замку, съ ужасомъ прошептала графиня, отходя отъ окна.

-- Не бойтесь ничего, сказалъ Робертъ, я не вижу у нихъ оружія.

-- А для чего же они идутъ?

-- Просить графа уменьшить ихъ платежи и въ особенности просить его не выселять фермеровъ. А про себя Робертъ думалъ:

"Эта манифестація должна была произойти только въ четвергъ. Почему же Джоэ вдругъ ускорилъ ее"?

Онъ не зналъ, что послѣ полудня Джоэ предупредили о томъ, что выселеніе произойдетъ завтра, по новому приказанію графа. Тогда Джоэ наскоро собралъ ближайшихъ членовъ лиги и такъ какъ фермеры должны были быть выселены въ девять часовъ утра, то Макъ-Доль принужденъ былъ идти въ замокъ ночью.

Факелы продолжали приближаться.

Теперь уже почти можно было различать лица. Лохмотья развѣвались отъ вѣтра.

Нѣсколько секундъ спустя каждое лицо можно было назвать по имени. А между тѣмъ ночное молчаніе прерывалось только ревомъ вѣтра и шелестомъ деревьевъ. Факелы мрачно освѣщали длинныя, худыя лица крестьянъ и бросали мрачный отблескъ на ихъ глубокіе глаза.

-- Какой ужасный кошмаръ! сказала Елена, опускаясь на стулъ и закрывая лицо руками.

Такъ какъ свѣтъ факеловъ освѣщалъ окно, то Робертъ отступилъ и спрятался за занавѣсями. Онъ глядѣлъ, нахмуривъ лобъ и стиснувъ зубы.

Толпа все приближалась.

Наконецъ она остановилась предъ рѣшеткой замка.

Впереди всѣхъ стоялъ одинъ человѣкъ, опираясь на желѣзную палку, съ черной полотняной маской на лицѣ.

Робертъ узналъ его по атлетической фигурѣ и по надменной, гордой походкѣ.

-- Это Джоэ Макъ-Доль, сказалъ онъ. Онъ на своемъ постѣ, а меня нѣтъ рядомъ съ нимъ.

Онъ невольно сказалъ это вслухъ и повернувшись увидалъ графиню, которая съ упрекомъ глядѣла на него.

-- Джоэ подвергается опасности, съ моей стороны подлость не быть около него, чтобы защитить его.

Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ по комнатѣ, какъ бы ища выхода, затѣмъ съ отчаяніемъ остановился.

-- Нѣтъ, сказалъ онъ, я не могу васъ оставить. Къ тому же, меня могли бы видѣть выходящимъ и это значило бы добровольно выдать нашу тайну. Затѣмъ, если графъ позволитъ себѣ какое нибудь насиліе, если Джоэ не въ состояніи будетъ обуздать своихъ спутниковъ, то вы сами подвергаетесь опасности и я одинъ могу защитить васъ. Не бойтесь, Елена, я остаюсь.

-- Вы страдаете, Робертъ?.. Вы несчастны?

-- Нѣтъ, нерѣшительнымъ тономъ сказалъ онъ.

Она покачала головой и шепотомъ прибавила:

-- Это первая горечь, которая примѣшалась къ нашему счастію. Дай Богъ, чтобы она была послѣдней.

Робертъ ее не слышалъ.

На дворѣ сторожевыя собаки громко лаяли, оскаливъ зубы.

Въ замкѣ начали появляться огни въ окнахъ.

Джоэ подошелъ къ рѣшеткѣ и громко позвонилъ.

Затѣмъ, отступивъ на нѣсколько шаговъ, сталъ ждать.

Вскорѣ прибѣжалъ слуга.

-- Что вамъ нужно?

-- Видѣть Его Честь и говорить съ нимъ.

-- Ночью?

-- Намъ некогда ждать.

Слуга удалился въ замокъ.

Начались переговоры. Очевидно, никто не рѣшался доложить Дунсдалю.

Первый былъ предупрежденъ Варнеръ.

Онъ вскочилъ съ постели, одѣлся и, захвативъ два пистолета, поспѣшно вышелъ на дворъ.

Начались переговоры.

-- Что вамъ нужно?

-- Графа.

-- Вы не можете его видѣть.

-- Мы сломаемъ рѣшетку и тогда насъ принуждены будутъ выслушать. Въ его же интересахъ, г. Варнеръ, предупредите его.

-- Кто вы такой? почему вы замаскированы?

-- Сегодня я правосудіе, которое угрожаетъ, завтра я буду правосудіемъ, которое наказываетъ. Подите повторите мои слова графу Дунсдалю.

-- Я зналъ, что все это дурно кончится, прошепталъ Варнеръ.

Прошло четверть часа.

Наконецъ, Варнеръ вернулся.

-- Его сіятельство отказывается васъ видѣть, сказалъ онъ. Что вамъ нужно? чего вы отъ него хотите -- говорите, я передамъ вашу просьбу.

-- Хорошо, сказалъ Джоэ Макъ-Доль, подождите.

Затѣмъ, подойдя къ собравшейся толпѣ, онъ сказалъ нѣсколько словъ.

Глухой ропотъ пробѣжалъ по молчавшей до сихъ поръ толпѣ. Всѣ передавали другъ другу извѣстіе. "Графъ не хочетъ насъ слышать". Факелы заволновались, руки конвульсивно сжимали тяжелыя палки, головы поднимались съ вызывающимъ видомъ. Давленіе заднихъ рядовъ толкало переднихъ почти къ самой рѣшеткѣ.

Съ другой стороны, Варнеръ отступалъ, держа по пистолету въ каждой рукѣ.

-- Мы выломаемъ рѣшетку, сказалъ Джоэ, и когда будемъ подъ окнами, графъ по неволѣ выслушаетъ насъ.

-- Берегитесь, сказалъ Варнеръ.

-- За себя я ничего не боюсь, отвѣчалъ Макъ-Доль, презрительно пожимая плечами.

Затѣмъ, обращаясь въ толпѣ въ лохмотьяхъ, молча слушавшей, онъ прибавилъ:

-- А вы?..

-- Смерть графу, если онъ откажетъ! раздались дикіе крики толпы. Мы подожжемъ замокъ!

Факелы сильно заволновались, распространяя вокругъ себя тысячи искръ и долина, казалось, вдругъ была охвачена страшнымъ пожаромъ.

-- Г. Варнеръ, сказалъ Макъ-Доль,-- подите разскажите графу, что вы видѣли и прибавьте, что чрезъ полчаса и я не въ состояніи буду повелѣвать предводительствуемой мною толпой.

Управляющій съ безпокойствомъ обернулся къ замку.

Нѣсколько времени тому назадъ всѣ окна были освѣщены, теперь же все было тихо и спокойно и весь фасадъ былъ погруженъ въ полнѣйшую темноту.

Но Варнеръ понялъ, что графъ приготовляется къ оборонѣ и что за каждымъ окномъ помѣщенъ вооруженный слуга.

Джоэ, поймавшій взглядъ агента, не былъ обманутъ этой хитростью.

Онъ приблизился къ Варнеру и тихо сказалъ:

-- Горе графу, если будетъ сдѣланъ хоть одинъ выстрѣлъ.

Управляющій снова исчезъ.

Между тѣмъ толпа начала приходить въ нетерпѣніе, все болѣе и болѣе приближаясь къ рѣшеткѣ.

Робертъ изъ окна въ павильонѣ слѣдилъ за всѣми ея движеніями.

Елена же сидѣла закрывъ лицо руками.

Вдругъ Робертъ наклонился, рискуя быть видѣннымъ, и всплеснулъ руками, едва удерживаясь отъ крика ужаса.

-- Боже мой! сказалъ онъ.

-- Что съ вами, Робертъ? спросила Елена.

Она поспѣшно подошла къ нему, готовясь раздѣлить опасность, которая ему угрожала.

Тогда, не говоря ни слова, Трайноръ указалъ ей на сгорбленнаго старика съ морщинистымъ лицомъ, глаза котораго ярко сверкали.

-- Вы видѣли этого старика сзади Джоэ Макъ-Доля, Елена?

-- Да, ну такъ что же?

-- Это мой отецъ.

Дѣйствительно, это былъ Филиппъ Трайноръ.

Увидя сигналъ на горѣ, онъ всюду искалъ сына и, не найдя его, взялъ факелъ и присоединился къ толпѣ. По дорогѣ его факелъ погасъ и теперь онъ молча, со сгорбленной спиной, съ качающейся головой, съ нервно дрожащими руками, опираясь на палку, стоялъ, не спуская глазъ съ замка.

Въ эту минуту Варнеръ вернулся.

-- Милордъ, сказалъ онъ, не хочетъ, чтобы всѣ эти люди вошли во дворъ. Вы сами можете понять опасность этого.

-- Опасности не существуетъ. Мы пришли просить, а не наказывать.

-- Милордъ позволяетъ вамъ одному идти въ замокъ и тамъ изъ сада сообщить ему ваши требованія. Согласны ли вы?

-- Пожалуй, сказалъ Джоэ, немного подумавъ.

Затѣмъ онъ сказалъ нѣсколько словъ толпѣ, которая отступила.

Ворота пріотворились, чтобы пропустить Макъ-Доля, и сейчасъ же закрылись.

Крестьянинъ остановился у подъѣзда.

Въ самомъ подъѣздѣ стояла тѣнь и грубый голосъ -- голосъ графа, въ которомъ звучалъ сдерживаемый гнѣвъ, спросилъ:

-- Что вамъ нужно?

Тогда Джоэ отвѣчалъ:

-- Ваша честь должны знать это, такъ какъ одинъ изъ насъ, Робертъ Трайноръ, уже объяснялъ вамъ нѣсколько дней тому назадъ предметъ нашихъ жалобъ.

-- Я забылъ.

-- У васъ лучше память, ваша честь, когда дѣло идетъ о полученіи денегъ. Мы пришли просить васъ уменьшить нашу арендную плату. Она такъ высока, что мы не можемъ платить, не смотря на самый усердный трудъ и всевозможныя лишенія. Неужели нѣсколько шилинговъ меньше для каждаго изъ насъ уменьшитъ состояніе вашей чести? Нѣтъ, я знаю, вы смѣетесь надъ бѣдняками,-- и напрасно, такъ какъ нашъ трудъ составляетъ громадныя богатства Дунсдаля. Если бы вашей чести пришло въ голову осмотрѣть всѣ имѣнія, то, безъ сомнѣнія, вы почувствовали бы состраданіе къ той нищетѣ, которую увидѣли бы. Каждый день умираетъ кто нибудь изъ изгнанныхъ вами фермеровъ; другіе, которые не изгнаны, живутъ не лучше. Выселеніе, которое поразитъ ихъ завтра, отниметъ у нихъ всякую возможность выплатить вамъ, и тѣ стада, которыя вы отъ нихъ отнимите, не заплатятъ того, что они вамъ должны. Поэтому, я безъ всякихъ угрозъ пришелъ просить у васъ только состраданія. Я пришелъ просить, чтобы завтрашнее выселеніе было отложено, чтобы намъ была дана отсрочка, чтобы наша арендная плата была уменьшена. Это будетъ только справедливостью и такимъ образомъ избѣгнутся большія несчастія.

-- Вы кончили вашу болтовню? насмѣшливо сказалъ графъ.

-- Да, я все сказалъ. Берегитесь, ваша честь.

-- Я былъ терпѣливъ, выслушавъ васъ до конца, надѣюсь, что вы будете мнѣ за это благодарны... Но это все, что я могу для васъ сдѣлать. Я не отмѣню отданнаго на завтра приказанія, я не уменьшу вашей арендной платы. Варнеръ много разъ сообщалъ мнѣ ваши жалобы. Высказывая ихъ, вы основывались на низкой цѣнѣ скота и хлѣба. Я изучилъ этотъ вопросъ. Цѣны на скотъ и хлѣбъ понизились въ графствѣ Ватерфордѣ, а не въ Тайпрери, и въ особенности не въ моихъ имѣніяхъ. Слѣдовательно ваша плата не преувеличена, вы могли бы легко заплатить ее, но лѣность убиваетъ васъ, и тѣ, которые умираютъ отъ голода, также убиты лѣностью. Подите, скажите шайкѣ, которую вы привели и всѣ факелы которой не пугаютъ меня, что я не только не хочу уменьшить вашихъ арендныхъ платъ, но что потому что положеніе имѣнія вполнѣ цвѣтущее, я считаю возможнымъ увеличить ее на одну треть.

Наступило молчаніе.

Послѣ послѣднихъ словъ графа, Варнеръ инстинктивно отошелъ отъ Джоэ, но послѣдній, опустивъ голову, стоялъ неподвижно.

-- Хорошо, сказалъ онъ, хорошо. Такъ какъ вамъ нравится быть жестокимъ, то намъ безполезно унижаться долѣе. Мы возьмемъ силою то, въ чемъ вы намъ отказываете.

-- Будьте благоразумны, отъ Дублина до Тайпрери недалеко и сотня драгунъ быстро проѣдетъ двѣ или три мили.

-- Когда, до васъ, Норбюри жилъ въ этомъ замкѣ, драгуны также пріѣзжали. Нѣкоторые изъ нихъ погибли въ болотахъ, другіе преслѣдовали нашихъ друзей въ горахъ и многіе изъ нихъ не возвратились.

-- Довольно!..

-- Мнѣ нечего говорить больше вашей чести.

Сказавъ это, Джоэ Макъ-Доль повернулся и возвратился къ толпѣ, которая молча присутствовала при этомъ странномъ разговорѣ, но такъ какъ она была слишкомъ далека, то не могла разобрать всѣхъ словъ.

Джоэ передалъ въ чемъ дѣло.

Въ одно мгновеніе новость сдѣлалась извѣстной и молчаніе стало еще ужаснѣе.

Факелы мало-по-малу погасли, луна по прежнему была скрыта и все погрузилось въ глубокій мракъ.

Толпа сдѣлалась невидимой, но она чувствовалась и слышалась въ ночномъ молчаніи.

Однимъ словомъ, Джоэ могъ добиться взрыва этой сдержанной ярости, но, безъ сомнѣнія, у него еще осталась послѣдняя надежда, такъ какъ это слово не было произнесено и толпа мало-по-малу разсѣялась.

Между тѣмъ на востокѣ появился слабый свѣтъ.

Наконецъ, въ концѣ Конорскаго дефиле появился яркій дискъ солнца.

Но толпа уже исчезла, все было тихо и пустынно, только вдали въ деревнѣ громко кричали пѣтухи.

Въ Дунсдалѣ не ложились и первые слуги, вышедшіе съ восходомъ солнца, съ испугомъ остановились.

Посреди двора стоялъ высокій шестъ съ прибитой къ нему дощечкой. На ней былъ нарисованъ гробъ, и подъ нимъ надпись:

"Графу Гарри Дунсдалю".

Это было первое предупрежденіе и объявленіе войны.

Варнеръ сообщилъ о случившемся графу.

-- Хорошо, сказалъ послѣдній, отвѣчайте имъ выселеніемъ.

Робертъ принужденъ былъ ждать ухода толпы, чтобы оставить павильонъ.

Елена, взволнованная ночной сценой, не удерживала его болѣе.

Ночной мракъ еще покровительствовалъ имъ. Графиня могла вернуться къ себѣ, не будучи видѣнной.

Робертъ перелѣзъ чрезъ стѣну, такъ же какъ и влѣзъ. Затѣмъ, снова обмотавъ веревку вокругъ таліи, онъ повернулъ на тропинку, которая вела къ Фарнею.

Едва сдѣлалъ онъ нѣсколько шаговъ, какъ изъ-за сосѣднихъ кустовъ сзади него вышелъ широкоплечій мужчина, громаднаго роста, съ лицомъ, закрытымъ черной маской. Онъ далъ Роберту уйдти, затѣмъ лихорадочнымъ жестомъ сорвалъ маску и изъ-за нея появилось озабоченное и опечаленное лицо Джоэ Макъ-Доля.

-- Я не ошибся!.. несчастный любитъ графиню Елену!

Хижина Роберта, какъ намъ уже извѣстно, помѣщалась у подошвы горы, на берегу озера.

Когда онъ вернулся домой, солнце уже поднялось на востокѣ и туманъ сгустился надъ озеромъ.

Войдя къ себѣ, онъ бросился въ постель, но безпокойство и волненіе прогнали сонъ.

Однако, мало-по-малу ночная сцена изгладилась и онъ помнилъ только о счастіи, которое испытывалъ около Елены.

Когда онъ возвращался съ этихъ свиданій, какое-то безуміе охватывало его, онъ чувствовалъ потребность мечтать. Одна за одной, онъ припоминалъ всѣ подробности своего свиданія съ молодой женщиной, старался оживить пережитое счастіе, и воспоминаніе вѣрно передавало ему всѣ пережитыя наслажденія.

Онъ разстрогивался отъ кроткихъ словъ графини, отъ ея взоровъ, улыбки или прикосновенія ея нѣжной руки. Онъ еще-слышалъ благоуханіе, отдѣлявшееся отъ нея, какъ будто она все еще была около него.

Но когда онъ осматривался вокругъ и видѣлъ окружающую его нищету, онъ повторялъ:

-- Она любитъ меня, я это знаю. Она сказала мнѣ это.

Но въ то же время ему казалось, что это сонъ и онъ инстинктивно ждалъ ужаснаго пробужденія.

ГЛАВА V.

Въ девять часовъ утра люди графа, съ приставомъ Бирномъ во главѣ, окружили фермы, арендаторы которыхъ были должниками Гарри Дунсдаля.

Фермеры, предупрежденные заранѣе, приняли свои предосторожности: стада еще ночью были уведены въ горы и были въ безопасности, оставалось только нѣсколько курицъ, рывшихся въ навозѣ.

Всюду, куда являлся Бирнъ въ сопровожденіи своихъ спутниковъ, которыхъ въ Ирландіи зовутъ ловцами, которые должны ловить стада неплатящихъ арендаторовъ, когда эти стада угоняются въ горы,-- повсюду, куда ни стучался приставъ, ему сейчасъ же отворяли, но какъ только, слѣдуя приказанію, онъ хотѣлъ выводить фермеровъ изъ ихъ хижинъ, онъ всюду наталкивался на твердую рѣшимость не выходить и уступать только силѣ.

Первымъ въ спискѣ былъ показанъ Робертъ Трайноръ, вторымъ -- Джоэ Макъ-Доль, третьимъ -- Недъ Гримсъ, послѣднимъ былъ назначенъ Филиппъ.

Бирнъ его не боялся. Онъ зналъ, что старикъ не опасенъ.

Когда Бирнъ явился къ хижинѣ Роберта, послѣдній открылъ самъ и всталъ на порогѣ съ палкой въ рукѣ.

-- Вы не войдете, Бирнъ, сказалъ онъ.

-- Почему это, мой милый?

-- Потому что я запрещаю вамъ это и потому что я готовъ разбить голову всякому, кто попробуетъ подойти.

Бирнъ повернулся къ своимъ спутникамъ.

-- Ну, сказалъ онъ, вы слышите, что сказалъ Робертъ Трайноръ?

-- Да, г. Бирнъ, отвѣчали они, не спуская глазъ съ палки Трайнора.

-- Выгоните его.

-- Ну, г. Бирнъ, сдѣлайте это сами.

-- Вы боитесь!.. Вы забыли, что вы здѣсь исполнители закона.

-- Законъ не защититъ насъ отъ палки Трайнора. А его палка также легко разбиваетъ головы, какъ вы разбили бы орѣхъ.

-- Если онъ васъ ударитъ, тюрьма будетъ его наказаніемъ.

-- Да. Но это не излечитъ насъ отъ палочныхъ ударовъ.

Приставъ былъ внѣ себя.

Онъ громко бранился, но его гнѣвъ былъ безсиленъ. Тогда онъ попробовалъ дѣйствовать убѣжденіями и, повернувшись къ Роберту, стоявшему на порогѣ, сказалъ:

-- Послушайте, Робертъ, вы не заставите меня посадить васъ въ тюрьму. Не противьтесь,-- это будетъ гораздо хуже. Нельзя не повиноваться рѣшеніямъ закона. Послушайте, Робертъ, уйдите сами. Позвольте мнѣ завладѣть вашей обстановкой и закрыть вашу хижину. Вы найдете работу гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ. Если вы хотите, мы заплатимъ за переѣздъ вашъ въ Америку, а по пріѣздѣ вы получите золотой суверенъ. Такой здоровый малый, какъ вы, составитъ себѣ тамъ состояніе... Послушайте, Робертъ, предупреждаю васъ: не исполняя моихъ приказаній, вы вовлечете себя въ дурную исторію.

-- Войдите, г. Бирнъ, войдите, насмѣшливо сказалъ Робертъ.

Но говоря это, онъ продолжалъ стоять на порогѣ съ ужасной палкой въ рукахъ.

-- Вы дорого заплатите за это, Робертъ Трайноръ, поблѣднѣвъ отъ гнѣва, сказалъ Бирнъ.

-- Войдите же, г. Бирнъ. Прошу васъ, войдите.

Приставъ сдѣлалъ знакъ своимъ людямъ.

-- Я дамъ двѣ гинеи тому, кто выброситъ вонъ этого человѣка!

Произошло легкое движеніе, руки протянулись, глаза засверкали.

-- Три гинеи, сказалъ Бирнъ.

Наиболѣе рѣшительные и разгоряченные виски, которой они выпили въ замкѣ, сдѣлали два или три шага къ Трайнору, затѣмъ остановились.

-- Четыре гинеи!.. крикнулъ приставъ, до крови кусавшій губы.

Смѣльчаки бросились, наклонивъ головы. Палка Роберта въ одно и то же время ударила нападающихъ по головѣ и по рукамъ.

Раздались три крика, три проклятія и вся испуганная шайка отступила.

У одного изъ нападающихъ была разбита голова, все лицо покрыто кровью, у другого была сломана рука.

-- Пять гиней!.. Шесть гиней!.. ревѣлъ Бирнъ.

Робертъ сдѣлалъ два шага впередъ и махнулъ палкой, которая свистя разрѣзала воздухъ, и по прежнему вѣжливо повторялъ:

-- Войдите, г. Бирнъ. Войдите же, прошу васъ.

-- Я отказываюсь, сказалъ приставъ прерывающимся отъ ярости голосомъ. Я отказываюсь, говорю вамъ. Но берегитесь тюрьмы.

Продолжая отступать, приставъ прибавилъ:

-- Хорошо, я ухожу, но васъ не будетъ сейчасъ у стараго Филиппа Трайнора и, клянусь вамъ!.. вашъ отецъ заплатитъ за васъ.

Онъ удалился вмѣстѣ со своей шайкой, тогда какъ раненые слѣдовали за нимъ, крича и жалуясь.

Четверть часа спустя, онъ изъ всѣхъ силъ стучался у хижины Филиппа Трайнора.

Старикъ открылъ дверь и сказалъ:

-- А! это вы, г. Бирнъ?

-- Это я, мой милый.

-- Я васъ ждалъ.

И онъ отступилъ въ глубину хижины, гдѣ сѣлъ на скамейку рядомъ съ Катериной, переставшей прясть и дрожа глядѣвшей на пришедшихъ.

-- Ну, ступайте отсюда, грубо сказалъ приставъ. Вонъ отсюда, Филиппъ Трайноръ. Именемъ закона.

-- Куда же намъ идти, г. Бирнъ, если вы насъ выгоните? Нашъ сынъ, безъ сомнѣнія, могъ бы насъ принять, но увы!.. онъ такъ же какъ и мы должникъ милорда и можетъ быть, прежде чѣмъ придти сюда, вы уже выгнали его съ его фермы? Гдѣ же намъ преклонить головы, позвольте узнать?

-- Это не мое дѣло. Убирайтесь. Вывести ихъ, прибавилъ онъ обращаясь къ своимъ людямъ.

Въ одно мгновеніе комната наполнилась народомъ, но Филиппъ и Катерина не сопротивлялись. Они только легли на полъ и ихъ должны были вынести.

Старикъ плакалъ и стоналъ.

Когда его переносили чрезъ порогъ онъ возмутился и съ отчаяніемъ уцѣпился за дверь.

Ударъ палки по рукамъ заставилъ его отпустить дверь.

Но казалось, что боль на мгновеніе заставила его забыть слабость. Онъ вырвался изъ рукъ тѣхъ, которые тащили его, и схватилъ за горло ударившаго его.

Оба упали на полъ, съ дикой яростью кусая и колотя другъ друга.

-- Вытащите ихъ! крикнулъ Бирнъ.

Но Филиппъ, истощенный сдѣланнымъ усиліемъ, лишился чувствъ.

Онъ ударился головой о камень и кровь полилась изъ глубокой, большой раны.

Катерина, также потерявшая сознаніе, была брошена рядомъ съ нимъ.

Бирнъ заперъ ихъ хижину и оставилъ двухъ сторожей предъ дверями, чтобы старики не могли войти обратно.

Сдѣлавъ это, приставъ и его остальные люди пошли въ деревню.

Солнце, ярко свѣтившее утромъ, мало-по-малу закрылось черными тучами, которыя спускались все ниже. Молнія начинала сверкать и-раздались удары грома, повторяемые эхомъ скалъ, замирая вдали.

Начали падать крупныя капли дождя, наконецъ разразилась гроза и дождь полилъ потоками. А Катерина и Филиппъ лежали рядомъ не шевелясь и казались трупами.

Дождь уже промочилъ насквозь ихъ платье.

Оставленные сторожить хижину спрятались, не заботясь объ изгнанныхъ.

Между тѣмъ отъ сильнаго дождя, съ горы потекли цѣлые ручьи воды, которые, окружая Филиппа и его жену, все увеличивались.

Кровь изъ раненой головы Трайнора текла въ воду.

Наконецъ потокъ воды, все расширяясь приподнялъ оба тѣла и повлекъ ихъ впередъ.

Тогда Катерина сдѣлала движеніе. Свѣжесть воды привела ее въ себя.

Она открыла глаза, вздрогнула и съ трудомъ приподнялась на колѣни.

Тогда она увидѣла Филиппа.

-- Боже мой! они убили его!

И бѣдная старуха, бросилась къ тѣлу мужа, подняла ему голову и старалась оттащить его отъ потока, противъ котораго -- ея слабость была такъ велика, -- она не могла бороться. Но Филиппъ былъ слишкомъ тяжелъ, она не могла его удержать.

Тогда она начала громко кричать:

-- Филиппъ! Филиппъ! приди въ себя!

Затѣмъ, забывъ все окружающее, она невольно крикнула:

-- Робертъ! гдѣ ты?

Въ эту самую минуту, заглушая грохотъ грозы, голосъ Роберта отвѣчалъ:

-- Матушка! Матушка!

-- А! наконецъ-то, это онъ, сказала старуха.

Въ мгновеніе одно Робертъ былъ около нея. Съ ужасомъ поднялъ онъ ее, затѣмъ отца, изъ лужи, въ которой они уже исчезали на половину, и отнесъ ихъ въ расщелину скалы, въ которой они были въ безопасности отъ дождя.

-- Они выгнали васъ безъ состраданія къ вашей старости, сказалъ онъ съ сверкающими глазами. Злодѣи!..

Усѣвшись на камень, онъ положилъ отца къ себѣ на колѣни, какъ маленькаго ребенка, стараясь отогрѣть его похолодѣлое тѣло, вдохнуть въ него хоть немного своей жизни.

Видя, что Бирнъ направился въ горы, Робертъ сейчасъ же понялъ его намѣреніе.

Онъ не могъ помѣшать изгнать отца, но защищаясь самъ противъ Бирна, онъ сказалъ себѣ:

-- Мои родители всегда найдутъ убѣжище подъ моею кровлею.

Но сильная гроза и потоки дождя, лившіеся съ горъ, возбудили въ немъ опасенія. Онъ зналъ, что его старики слабы и больны и испугался за нихъ.

-- Имъ никогда не найти себѣ убѣжища, повторялъ онъ.

И, бросивъ свою хижину, онъ, не теряя ни минуты побѣжалъ къ нимъ.

Бирнъ, увидѣвъ его издали, засмѣялся.

-- Эге!.. сказалъ онъ, Робертъ Трайноръ идетъ къ отцу и не подозрѣваетъ, что мы такъ близко отъ него.

Робертъ дѣйствительно не видѣлъ ихъ.

Такимъ образомъ въ то время, какъ молодой человѣкъ подавалъ помощь своимъ родителямъ, приставъ приказалъ выломать дверь въ его хижину, захватилъ все тамъ находившееся и оставилъ достаточное количество сторожей, чтобы не пустить Роберта по возвращеніи.

Затѣмъ, не обращая вниманія на проливной дождь и громкіе удары грома, повторявшіеся въ горахъ, приставъ продолжалъ свой путь по деревнѣ, кончая свое тяжелое дѣло.

Джоэ Макъ-Доль, Недъ Гримсъ и большинство фермеровъ противились также какъ и Трайноръ. Бирну удалось выгнать только стариковъ, сыновья которыхъ были далеко, но число этихъ стариковъ было значительно. И длинная процессія этихъ несчастныхъ, мужчинъ и женщинъ молча проходила по деревнѣ, направляясь къ горамъ, чтобы искать въ нихъ убѣжища.

Они несли на плечахъ все, что могли спасти изъ рукъ приставовъ, все что оставалось у нихъ изъ съѣстныхъ припасовъ: хлѣбъ, овесъ, картофель и небольшое количество виски.

Робертъ попрежнему сидѣлъ въ расщелинѣ скалы, держа на колѣняхъ отца. Катерина въ отчаяніи лежала на землѣ.

Наконецъ, раненный началъ приходить въ себя. Робертъ перевязалъ емущолову платкомъ и кровь перестала течь.

Филиппъ открылъ, наконецъ, ротъ и произнесъ нѣсколько непонятныхъ словъ. Робертъ не понялъ его, тогда голова старика снова упала на плечо сына.

-- Боже мой! Чего онъ хочетъ? прошепталъ молодой человѣкъ.

Филиппъ сдѣлалъ новое усиліе.

-- Пить, прошепталъ онъ.

-- Боже, у меня нѣтъ ничего, чтобы помочь ему.

Филиппъ, безъ сомнѣнія, понялъ, такъ такъ, покорившись своей участи, замолчалъ и закрылъ глаза.

-- Боже, помоги намъ! прошептала Катерина, дрожа въ сильной лихорадкѣ.

Робертъ посадилъ Филиппа рядомъ съ матерью, прислонивъ его спиной къ камнямъ, затѣмъ закрылъ обоихъ своимъ плащомъ, чтобы хотя немного отогрѣть, и вышелъ.

Въ эту минуту гроза разразилась со страшной силой. Все небо было покрыто черными тучами, по которымъ кровавыми зигзагами сверкала молнія; въ горахъ было темно, какъ ночью.

Робертъ пошелъ по тропинкѣ, по которой вода лилась съ горы со страшной быстротой и доходила ему до колѣнъ. Но пройдя нѣсколько шаговъ, онъ остановился, увидя идущихъ къ нему навстрѣчу людей. Это были выгнанные изъ деревни старики и старухи, съ которыми Бирну было не трудно справиться.

Во главѣ шелъ фермеръ съ бѣлыми волосами. Его окружали внуки, которыхъ онъ взялъ къ себѣ годъ тому назадъ, потому что ихъ отецъ умеръ отъ лихорадки въ болотахъ Клогана.

-- Керри, сказалъ Трайноръ,-- дай мнѣ немного виски для отца -- онъ умираетъ отъ холода.

-- Пусть Богъ возьметъ его душу -- онъ можетъ быть будетъ счастливѣе насъ, сказалъ Керри, подавая молодому человѣку бутылку, которою потрясъ у себя надъ ухомъ:-- Вотъ виски, но его немного, можетъ быть два или три глотка.

-- Все-таки это немного разогрѣетъ его.

-- Гдѣ же вашъ отецъ, Трайноръ? Я хотѣлъ бы пожать ему руку передъ смертью; онъ всегда былъ моимъ другомъ.

-- Идемте, сказалъ Робертъ.

Новость, сообщенная Трайноромъ, быстро разнеслась по всей толпѣ несчастныхъ, поднимавшихся въ горы. Со всѣхъ сторонъ слышался шопотъ:

-- Они убили стараго Трайнора.

Вмѣсто того, чтобы продолжать свой путь, всѣ пошли за Керри и Робертомъ по направленію къ расщелинѣ скалы, въ которой умиралъ Филиппъ.

Они остановились на нѣкоторомъ разстояніи и, снявъ шапки, стали креститься, дрожа отъ холода подъ насквозь промокшими лохмотьями.

Филиппъ выпилъ глотокъ виски, это немного оживило его. Онъ узналъ Роберта, затѣмъ Керри, хотѣлъ протянуть имъ руки, но не могъ.

Робертъ опустился на колѣни около отца и поцѣловалъ его въ лобъ. Вдругъ Филиппъ, сдѣлавъ надъ собою громадное усиліе, прошепталъ:

-- Сынъ мой... въ эту ночь... гдѣ ты былъ?

Сердце сжалось у Роберта, но онъ долженъ былъ солгать, такъ какъ иначе отравилъ бы послѣдніе часы стараго патріота, если бы его сознался, что не принималъ участія въ манифестаціи.

-- Гдѣ ты былъ? повторилъ старикъ.

-- Въ замкѣ, шепотомъ отвѣчалъ Робертъ.

-- Однако я тебя не видѣлъ.

-- Это я оставилъ на дворѣ Дунсдаля надпись отъ имени лиги. Но въ чемъ ты подозрѣвалъ меня, отецъ? И что я такое сдѣлалъ?

-- Ничего, сынъ мой, я доволенъ тобою, доволенъ тѣмъ, что ты сказалъ... очень доволенъ.

Онъ произнесъ послѣднія слова такимъ слабымъ голосомъ, что Робертъ едва услыхалъ его.

Катерина, понимая, что ея мужъ умираетъ, хотѣла стать на колѣни, но ея слабость была слишкомъ велика и она со сгономъ снова упала. Филиппъ пошевелился.

-- Это ты, Катерина?

-- Филиппъ, не умирай!

-- Нѣтъ, все кончено... пришла моя очередь. Не плачь, я счастливѣе тебя -- мнѣ ничего не нужно, тогда какъ тебѣ, моя бѣдная старуха... что съ тобою будетъ!

-- Я чувствую, что послѣдую за тобою, Филиппъ, мнѣ не пережить тебя.

-- Не дѣлай этого, Катерина, нѣтъ... двѣ наши смерти были бы слишкомъ большимъ несчастіемъ для Роберта. Не умирай, Катерина -- ты его утѣшишь.

Онъ съ трудомъ приподнялся и продолжалъ:

-- Я сражался за спасеніе Ирландіи... меня убили враги Ирландіи... Умри за твою страну, Робертъ.

Молодой человѣкъ лихорадочно прижалъ къ губамъ холодную руку умирающаго.

-- Прощай, Робертъ... прошепталъ онъ,-- прощай, Катерина, прощай, Керри...

Онъ тяжело вздохнулъ, вздрогнулъ и все было кончено.

Керри сдѣлалъ знакъ остальнымъ, которые поняли, что Трайноръ умеръ. И вся толпа въ лохмотьяхъ, забывая на мгновеніе свое собственное несчастіе и угрожающій голодъ, опустилась на колѣни на грязную тропинку и стала молиться за умершаго. И многіе изъ тѣхъ, которые молились за спасеніе души Филиппа, завидовали вѣчному спокойствію могилы, которая сдѣлалась его удѣломъ.

Увидѣвъ, что мужъ скончался, Катерина зарыдала и упала на землю.

-- Вашей матери дурно, Трайноръ, сказалъ Керри.

Робертъ вытеръ слезы и поднялъ мать.

-- Нѣтъ, сказала она, оставьте меня, мнѣ будетъ лучше на землѣ.

Сказавъ это, она лишилась чувствъ, лицо ея приняло темный цвѣтъ, глаза казались стеклянными. Она походила на трупъ.

-- Матушка! съ испугомъ вскричалъ Робертъ.

-- Какое несчастіе для Роберта, прошепталъ старый Керри, качая своей бѣлой головою.

-- Они убили также и старую Катерину, раздалось въ толпѣ.

Но она еще была жива. Ея худые пальцы шевелилисъ, какъ будто она хотѣла что-то сказать и не будучи въ состояніи выговорить ни слова, хотѣла объяснить это жестами.

-- О, о, прошептала она.

-- Матушка, матушка, повторялъ Трайноръ, горе котораго было ужасно.-- Не умирай, не оставляй меня, скажи еще слово.

Губы несчастной зашевелились и она едва слышно прошептала:

-- Благословляю тебя.

Все было кончено: Катерина и Филиппъ Трайноръ стали двумя трупами. Между тѣмъ Керри подозвалъ нѣсколькихъ крестьянъ и сказалъ, указывая на молодаго человѣка:

-- Трайноръ не можетъ оставаться здѣсь -- это печальное зрѣлище убьетъ его, точно такъ же, какъ мы не можемъ оставить здѣсь этихъ покойниковъ. Подите предупредите Джоэ Макъ-Доля, онъ другъ Трайнора и придетъ помочь ему.

Одинъ изъ крестьянъ отдѣлился отъ толпы и пошелъ внизъ къ Фарнею.

Прошло болѣе часа, прежде чѣмъ явился Джоэ. При видѣ двухъ труповъ онъ снялъ шапку и перекрестился.

-- Царство имъ небесное, сказалъ онъ.

Затѣмъ, опустившись на колѣни около своего друга, онъ тихо позвалъ его:

-- Робертъ! Робертъ! это я, Джоэ, встань.

-- А, Джоэ! Джоэ! съ отчаяніемъ сказалъ Робертъ. Какое несчастье!

-- Ихъ убили графскіе слуги?

-- Да, убили ихъ тѣмъ, что выгнали.

-- Они будутъ отомщены... Но куда отнести намъ ихъ трупы?

-- Ко мнѣ.

-- Идя сюда, я видѣлъ, какъ приставъ запиралъ твою хижину.

-- Онъ воспользовался моимъ отсутствіемъ?

-- Да, но когда я ушелъ, Бирнъ уже оставилъ деревню, слѣдовательно моя хижина еще на занята.

-- Въ такомъ случаѣ, Джоэ, если ты позволишь, я перенесу моихъ стариковъ къ тебѣ.

Робертъ взялъ на руки трупъ своей матери, тогда какъ Джоэ Макъ Доль несъ трупъ старика Филиппа. Они оба были такъ худы, что казались не тяжелѣе дѣтей.

Никто не слѣдовалъ за ними, но когда они проходили по деревнѣ, всѣ встрѣчные крестьяне опускались на колѣни, и каждый разъ Джоэ, шедшій впереди, говорилъ: "Это Филиппъ и Катерина Трайноръ, которыхъ убили, выгнавъ ихъ изъ ихъ хижины".

Когда молодые люди удалялись съ ихъ печальными ношами, крестьяне вставали и ихъ взгляды казались еще мрачнѣе.

У Джоэ оба покойника были положены рядомъ на постели. Фарнейскій священникъ, за которымъ послали, явился почти сейчасъ же и началъ печальную службу. Робертъ, стоя на колѣняхъ, не спускалъ глазъ съ труповъ отца и матери, тогда какъ Джоэ просилъ у него, какъ милости, позволить ему позаботиться обо всемъ необходимомъ.

Съ наступленіемъ вечера, хижина Джоэ наполнилась друзьями Филиппа и Роберта, которые провели ночь около труповъ, подкрѣпляя себя время отъ времени глоткомъ виски.

Около пяти часовъ утра на дорогѣ послышался шумъ, точно топотъ лошадей, и всѣ бывшіе въ хижинѣ, исключая Роберта, вышли на дорогу.

Солнце уже встало и все озеро и горы были ярко освѣщены. Хижина Джоэ стояла на самомъ берегу рѣки. На одной изъ площадокъ горы и надъ озеромъ, недалеко отъ Конорскаго дефиле возвышалась величественная развалина: двѣ четырехугольныя массивныя башни, соединявшіяся громадными обломками скалъ съ другими развалинами, которыя время или война пощадили гораздо менѣе. Вьющіяся растенія и мохъ покрывали старыя, полуразрушенныя стѣны мягкимъ ковромъ. Одна изъ башенъ, наклонившаяся надъ пропастью, казалось, хотѣла глядѣться съ вышины въ зеркало и грозила обрушиться при малѣйшемъ дуновеніи вѣтра. Ея громадная черная масса бросала тѣнь на яркоосвѣщенныя воды озера и рѣки, на днѣ которыхъ, казалось, были заключены другія развалины. Это былъ замокъ Макъ-Долъ, въ которомъ нѣкогда жили, управляя всей страною, предки Джоэ. А теперь, подъ горой, почти закрытая тѣнью отъ башни, помѣщалась несчастная хижина единственнаго потомка древней фамиліи.

Дорога, которая идетъ изъ Фарнея въ Тайпрери, дѣлала поворотъ у подножія горы.

Галопъ лошадей былъ слышенъ нѣсколько мгновеній, но ничего не было видно, затѣмъ вдругъ изъ-за поворота появилось пятьдесятъ красныхъ мундировъ. Это были драгуны изъ Тайпрери.

Графъ Дунсдаль послалъ за ними наканунѣ, узнавъ отъ Бирна о сопротивленіи, къ которому готовятся фермеры.

Доѣхавъ до первыхъ домовъ деревни, они пустили лошадей рысью. Всѣ деревенскіе жители слышали приближающійся топотъ лошадей и вышли поглядѣть на пріѣзжихъ.

Мало-по-малу толпа все увеличивалась и, наконецъ, собралось нѣсколько сотъ людей, молча и внимательно смотрѣвшихъ на проѣздъ войска. Они знали, что эти пятьдесятъ драгунъ -- ихъ пятьдесятъ враговъ; въ ирландскихъ семействахъ ненависть къ англійскому мундиру передается отъ отца къ сыну. Саксы -- это враги!

Едва успѣли драгуны удалиться на двадцать шаговъ, какъ изъ толпы поднялись громкіе крики: "Смерть имъ".

Офицеръ сейчасъ же скомандовалъ: "Стой!"

Драгуны остановились и, по новой командѣ, перевернулись лицомъ къ толпѣ. Тогда офицеръ, бывшій сзади, очутился впереди и, пустивъ лошадь въ галопъ, подъѣхалъ къ крестьянамъ.

-- Кто кричалъ?

Крестьяне съ удивленіемъ переглядывались и перешептывались, указывая на офицера. Послѣдній вынулъ саблю изъ ноженъ.

-- Кто кричалъ? повторилъ онъ грубымъ голосомъ.

Тогда одинъ высокій, худой малый, фермеръ Недъ Гримсъ отдѣлился отъ толпы.

-- Никто не кричалъ, сказалъ онъ.-- Мы здѣсь у мертвецовъ, мы пришли поклониться тѣламъ двухъ нашихъ друзей, мы не думаемъ ни о чемъ, кромѣ нихъ. Ваша честь, вѣроятно, ошиблись.

Офицеръ подозрительнымъ взглядомъ окинулъ толпу, но всѣ стояли опустивъ головы, съ боязливымъ видомъ. Онъ произнесъ какое-то ругательство, пришпорилъ лошадь и возвратился къ своему отряду.

Безъ сомнѣнія, ему были даны опредѣленныя приказанія и, кромѣ того, ему надо было сначала повидаться съ графомъ Дунсдалемъ. Поэтому онъ приказалъ своимъ людямъ продолжать путь къ замку.

Они ускакали, преслѣдуемые насмѣшками оставшихся крестьянъ.

Что касается до Роберта, то, стоя на колѣняхъ у постели, на которой лежали дорогіе мертвецы, онъ ничего не видѣлъ и не слышалъ.

Утромъ были принесены два гроба, затѣмъ друзья Роберта отнесли тѣла въ церковь, гдѣ священникъ совершилъ отпѣваніе. Джоэ поддерживалъ Роберта, который не могъ идти безъ его помощи.

-- Мужайся, говорилъ онъ, мужайся.

При мысли о томъ, что Дунсдаль, мужъ женщины, которую любилъ Робертъ, былъ причиною смерти его старыхъ родителей, при видѣ отчаянья, выражавшагося на лицѣ молодого человѣка, Джоэ невольно говорилъ себѣ: какъ онъ долженъ страдать!

Въ церкви и на кладбищѣ было много крестьянъ изъ Фарнея и изъ окрестностей, которые узнали о смерти двухъ изгнанныхъ, тѣмъ не менѣе похороны прошли спокойно: не было слышно ни одного протеста, не было произведено ни малѣйшаго безпорядка. Всѣ молча слѣдовали за гробами, не желая ни однимъ словомъ нарушить печальную сосредоточенность Роберта, котораго всѣ любили.

По окончаніи церемоніи всѣ разошлись по своимъ хижинамъ, къ своимъ работамъ, ожидая вечера, какъ бы повинуясь какому нибудь таинственному приказанію, данному невидимымъ существомъ.

Вечеромъ, около девяти часовъ, на трехъ самыхъ высокихъ вершинахъ горы были зажжены три костра, сверкавшіе въ темнотѣ, какъ громадные красные глаза. Это Макъ-Доль сзывалъ членовъ лиги и въ темнотѣ, пробираясь между кустарниками, молча двигались тѣни людей, вооруженныхъ палками со свинцовыми наконечниками, топорами или ружьями, съ лицами, закрытыми черными масками.

ГЛАВА VI.

Развалины замка, или лучше сказать крѣпости Макъ-Доль, образовывали на площадкѣ горы большой четыреугольникъ, въ каждомъ углу котораго были нѣкогда устроены бастіоны. На эту площадку надо было подниматься по узкимъ тропинкамъ, по которымъ невозможно было идти двоимъ рядомъ.

Какъ мы уже сказали, башня сохранилась довольно хорошо и представляла еще очень величественное зрѣлище, но стороны четыреугольника, гдѣ прежде были стѣны, представляли теперь только кучи камней -- убѣжище ящерицъ.

Въ этотъ-то замокъ, куда даже днемъ никто не рѣшался проникнуть, въ которомъ жили только совы, въ этотъ-то таинственный замокъ пробирались замаскированные люди.

Посреди развалинъ горѣлъ костеръ, ярко освѣщая камни вокругъ себя, но оставляя въ темнотѣ все, что было у стѣны и у бастіоновъ. Этотъ костеръ не былъ видѣнъ снизу, благодаря окружавшимъ его громаднымъ кучамъ камней, а столбъ чернаго дыма, поднимавшійся отъ него, сливался съ темнотою ночи.

Члены лиги молча собирались въ большомъ четырехугольникѣ древней крѣпости; нѣкоторые садились и пили, другіе ложились на землю, но большинство стояли. Всѣ были вооружены, у всѣхъ на лицахъ были черныя полотняныя маски, маски ирландскихъ бунтовщиковъ.

Толпа увеличивалась съ минуты на минуту и такъ какъ мѣсто сборища находилось на границѣ графства Тайпрери, то множество жителей Ноклофти, Килагена, бывшихъ на похоронахъ Катерины и Филиппа, также принимали участіе въ сборищѣ.

Таинственныя тѣни двигались по тропинкамъ, вдругъ появляясь точно изъ земли и, ни слова не говоря, присоединялись къ прежде пришедшимъ. Всѣ тропинки, которыя вели въ развалины, соединялись у Конорскаго дефиле и въ этомъ мѣстѣ стоялъ вооруженный человѣкъ, спрашивавшій пароль.

-- Мы желаемъ земли...

-- Какой земли? спрашивалъ сторожъ, поднимая ружье.

-- Нашей зеленой земли.

Малѣйшая нерѣшительность въ отвѣтѣ стоила бы жизни.

Въ полночь крѣпость была полна народу. Костры погасли на вершинахъ.

Въ срединѣ развалинъ, на эстрадѣ, образованной кучею каменныхъ обломковъ, сидѣло двое людей, такъ же замаскированныхъ, какъ и другіе, и закутанныхъ въ длинные каррики.

Свѣтъ костра ярко освѣщалъ ихъ, но ихъ нельзя было узнать. Одинъ, казавшійся выше ростомъ, на сколько по крайней мѣрѣ можно было судить, держалъ ружье между ногъ, другой казался невооруженнымъ, но когда его плащъ на мгновеніе распахнулся, то пламя костра отразилось на тяжеломъ топорѣ.

Черезъ нѣсколько минутъ высокій, худой малый съ развязными манерами, подошелъ что-то сказать сидѣвшимъ на эстрадѣ.

-- Огни погашены, все спокойно.

-- А драгуны?

-- Они въ замкѣ.

-- Хорошо.

Тогда одинъ изъ двухъ предсѣдательствующихъ, тотъ, который отвѣчалъ подошедшему, всталъ и твердымъ тономъ сказалъ:

-- Вы знаете, для чего вы здѣсь собрались?

Пятьсотъ голосовъ отвѣчали: "да".

Въ эту минуту изъ глубины толпы раздался голосъ:

-- Большинство изъ насъ знаютъ преступленія графа Дунсдаля, но можетъ быть не всѣ знаютъ, что его виновность увеличивается смертью Филиппа и Катерины Трайноръ. Не мѣшаетъ сказать это, прежде чѣмъ судить и осудить Дунсдаля.

-- Это правда! раздалось нѣсколько голосовъ.

-- Это правда! повторилъ предсѣдатель.

Тогда въ нѣсколькихъ словахъ онъ напомнилъ изгнаніе фермеровъ, тѣ событія, которыя были вызваны этимъ изгнаніемъ, и печальную смерть двухъ стариковъ.

По мѣрѣ того, какъ подвигался его разсказъ, глухой ропотъ толпы все болѣе увеличивался и, наконецъ, покрылъ его голосъ.

Предсѣдатель кончилъ такимъ образомъ:

-- Мы должны судить графа Гарри Дунсдаля -- готовы ли вы?

-- Готовы!

Вы должны выбрать присяжныхъ и поклясться вашею жизнью, что будете повиноваться произнесенному ими приговору.

-- Клянемся въ этомъ нашею жизнью, жизнью нашихъ дѣтей и спасеніемъ Ирландіи!

По произнесеніи клятвы, которая возобновлялась каждый разъ, когда судили кого нибудь, началась странная церемонія. Передъ двумя предсѣдателями поставили большую ивовую корзинку, покрытую холстомъ съ маленькимъ отверстіемъ въ срединѣ. Старики вышли впередъ, затѣмъ, проходя по одному передъ корзиной, они опускали руку въ отверстіе холста и вынимали по маленькому свернутому кусочку полотна, которые передавали предсѣдателю. На этихъ кускахъ были написаны номера, чтобы попасть въ число присяжнымъ, которыхъ было двѣнадцать; нужно было вынуть одинъ изъ четныхъ нумеровъ, между 2-мя и 24-мя. Предсѣдатель развертывалъ номеръ, вынувшій его ждалъ. Когда номеръ былъ не четный, вынувшій его уходилъ въ толпу, если же номеръ былъ одинъ изъ названныхъ нами, крестьянинъ оставался на эстрадѣ, сзади предсѣдателя.

Когда присяжные были выбраны, предсѣдатель повернулся къ нимъ и спросилъ:

-- Подсудимый графъ Гарри Дунсдаль изгналъ насъ, противно нашимъ правамъ, и былъ причиною смерти двоихъ изъ насъ, признаете ли вы его виновнымъ?

-- Да! отвѣчали всѣ въ одинъ голосъ.

-- Какое наказаніе онъ заслужилъ?

-- Смерть!

Вся толпа была охвачена дикою радостью, какъ будто она хотя одно мгновеніе сомнѣвалась въ приговорѣ этого страннаго правосудія, касъ будто бы эта развязка не была предвидѣна. Дикіе крики радости были какъ бы угрозой мужу Елены. Затѣмъ снова наступило молчаніе и предсѣдатель заговорилъ:

-- Графъ Дунсдаль приговоренъ нами къ смерти, не можете ли вы сказать что нибудь въ его пользу?

-- Нѣтъ! нѣтъ! нѣтъ!

-- Слѣдовательно приговоръ будетъ приведенъ въ исполненіе; сейчасъ мы обсудимъ, какимъ образомъ долженъ умереть графъ, а пока повеселитесь, я вамъ позволяю это.

Тогда толпа раздѣлилась на группы; повсюду были зажжены костры, изъ кармановъ длинныхъ карриковъ были вынуты бутылки виски, которыя обходили всѣхъ, послышались громкіе разговоры, смѣхъ и восклицанія. Въ эту минуту не было разговора ни о приговорѣ, произнесенномъ надъ графомъ Дунсдалемъ, ни о прибытіи драгунъ.

У ирландцевъ подвижной умъ и безпокойное воображеніе, они легко переходятъ отъ одного предмета на другой. Закрытые масками, не зная другъ друга, они гордились своимъ могуществомъ и готовы были умереть, чтобы отмстить,-- но они легко забывали свои непріятности и нищету и угрожавшій имъ голодъ, чтобы весело отпраздновать будущее убійство графа.

Виски продолжало передаваться изъ рукъ въ руки, бутылки быстро опорожнялись, но, какъ по волшебству, ихъ замѣняли новыя, появлявшіяся изъ тѣхъ же кармановъ карриковъ.

Въ нѣкоторыхъ группахъ слышны были патріотическія пѣсни, разговоры, но вскорѣ весь этотъ шумъ замолкъ.

Когда предсѣдатель спросилъ: "какимъ образомъ умретъ Дунсдаль", наступило такое торжественное молчаніе, какъ и въ началѣ засѣданія. Затѣмъ одинъ за однимъ начали выражать свои мнѣнія.

-- Надо повѣсить его!

-- Надо привести его сюда, плюнуть ему въ лицо, затѣмъ убить и бросить его тѣло на жертву воронамъ!

-- Надо поджечь замокъ и сжечь тамъ его, его жену, управляющато и всѣхъ слугъ!

-- Графъ одинъ осужденъ, возразилъ предсѣдатель на это послѣднее предложеніе,-- одинъ графъ долженъ и умереть.

-- Бросить его въ озеро или въ рѣку!

-- Бросить его въ Клоганское болото, онъ будетъ погружаться мало-по-малу и будетъ чувствовать, что умираетъ... мы будемъ стоять около, чтобы помѣшать придти къ нему на помощь!

-- Его надо повѣсить противъ хижины стариковъ Трайноровъ -- это будетъ справедливо!

Эта мысль, казалось, понравилась многимъ, такъ какъ со всѣхъ сторонъ раздались крики:

-- Да, пусть его повѣсятъ! Пусть его повѣсятъ!

Предсѣдатель вмѣшался.

-- Надо будетъ слишкомъ много народу, чтобы исполнить этотъ приговоръ, сказалъ онъ,-- а это можетъ возбудить подозрѣніе и представить для насъ опасность.

-- Въ такомъ случаѣ пусть его убьютъ, какъ Норбюри!

-- Да, какъ Норбюри!

-- Хорошо, сказалъ предсѣдатель,-- на этотъ разъ я согласенъ -- для этого будетъ достаточно двоихъ, пусть сама судьба укажетъ на нихъ. Присяжные должны занять мѣсто сзади меня и первый изъ нихъ будетъ вынимать имена, какъ это всегда бываетъ. Два первыя имени будутъ считаться избранными Богомъ для приведенія въ исполненіе нашего приговора. Каждый изъ васъ долженъ поклясться, повиноваться, не боясь ни Дунсдаля, ни драгунъ, ни суда.

-- Клянемся!

-- Я клянусь такъ же, какъ и вы, такъ какъ мое имя смѣшано съ вашими и я могу быть тѣмъ, кого случай изберетъ, чтобы наказать Дунсдаля.

-- Одинъ изъ насъ не клялся, раздался чей-то голосъ.

-- Кто?

Нѣсколько рукъ протянулось по направленію къ эстрадѣ и предсѣдатель повернулся въ сторону того, который сидѣлъ рядомъ съ нимъ, хотя не говоря ни слова, но, очевидно, раздѣляя съ нимъ власть.

Онъ сдѣлалъ жестъ удивленія.

-- Робертъ, прошепталъ онъ,-- неужели онъ отказывается! Несчастный, тогда онъ погибъ...

Наши читатели, безъ сомнѣнія, уже угадали, что двумя начальниками бунтовщиковъ были Джоэ Макъ-Доль и Робертъ Трайноръ.

Макъ-Доль подошелъ къ своему другу, который опустивъ голову на грудь, казался погруженнымъ въ глубокую задумчивость и не слыхалъ ничего происходившаго вокругъ.

-- Робертъ, сказалъ онъ,-- развѣ ты не понялъ?

Молодой человѣкъ поглядѣлъ на него и всталъ.

-- Нѣтъ, я все понялъ и слышалъ, но прежде чѣмъ поклясться, я хочу говорить.

-- Что ты хочешь сказать?

-- Что новое преступленіе безполезно и можетъ только повредить нашему дѣлу.

-- Ты-ли это, Робертъ, говоришь такъ? Или можетъ быть подъ твоей маской скрывается измѣнникъ?

-- Нѣтъ, это я, Джоэ Макъ-Доль.

-- Ты ихъ не убѣдишь и только погубишь себя, берегись!

-- Очень можетъ быть.

Робертъ подошелъ къ краю эстрады и быстрымъ жестомъ сорвалъ маску.

-- Я Робертъ Трайноръ, сказалъ онъ,-- и хочу, чтобы никто здѣсь не сомнѣвался въ этомъ.

Раздались громкіе аплодисменты. Тотъ же самый голосъ, который замѣтилъ, что Робертъ не клялся сказалъ:

-- Я караулилъ васъ въ то время, какъ всѣ клялись, не потому, чтобы я не довѣрялъ... но потому, что всѣ должны повиноваться нашему закону и произносить клятву.

-- Назвавъ его именемъ того, который, скрываясь подъ маской, говоритъ со мною, я могъ бы доказать, что онъ повиновался скорѣе голосу личной злобы, чѣмъ общественной пользы, сказалъ Робертъ.

-- Это неправда.

-- Въ такомъ случаѣ я прошу позволенія назвать ваше имя. Если я ошибаюсь, то вамъ легко будетъ доказать это.

-- Пожалуй.

-- Вы -- Недъ Гримсъ.

-- Это правда. Но входя сюда я, какъ вамъ извѣстно, забываю всѣ личныя ссоры.

-- Я хотѣлъ-бы этому вѣрить.

-- Робертъ, сказалъ Джоэ Макъ-Доль, -- поклянись вмѣстѣ съ нами, что если судьба изберетъ тебя исполнителемъ приговора надъ Гарри Дунсдалемъ, ты будешь повиноваться, хотя бы это стоило тебѣ жизни или свободы.

-- Друзья мои, сказалъ онъ,-- ни одинъ изъ здѣсь находящихся не любитъ Ирландію болѣе меня.

-- Никто не сомнѣвается въ вашемъ патріотизмѣ, Трайноръ, сказалъ Недъ.

-- И никто не имѣетъ на это права, Недъ Гримсъ, такъ какъ я нѣсколько разъ доказалъ его.

-- Мы всѣ доказали это.

-- Однако, я вижу такія опасности, которыя ускользаютъ отъ васъ и на которыя уже указывали ранѣе люди, посвятившіе свою жизнь Ирландіи.

-- Что ты хочешь сказать, Робертъ? спросилъ Макъ-Доль.

-- Я хочу сказать, что та борьба во мракѣ, къ которой мы приготовляемся, неблагородна и позоритъ Ирландію, что совершаемыя нами преступленія только удаляютъ насъ отъ той цѣли, къ которой мы стремимся, что мы только раздражаемъ нашихъ притѣснителей, вмѣсто того, чтобы пугать ихъ и что вмѣсто того, чтобы облегчать наши цѣпи ихъ только усиливаютъ. Смерть Дунсдаля навлечетъ множество бѣдъ на все графство. Мы отмстимъ за себя -- это правда, но для удовольствія мщенія мы пожертвуемъ благомъ нашей родины.

-- Кто это говоритъ? вскричалъ Недъ.-- Неужели это сынъ Филиппа и Катерины Трайноръ?

-- Да, это я, Гримсъ. И потому, что я сынъ несчастныхъ стариковъ, убитыхъ Дунсдалемъ, вы должны вѣрить мнѣ, когда я говорю, что не слѣдуетъ убивать Дунсдаля.

Въ толпѣ послышался ропотъ удивленія, мгновенно смолкшій по знаку Джоэ.

-- Я, такъ же какъ и вы, врагъ рабства, врагъ притѣснителей, продолжалъ Робертъ,-- я, такъ же какъ и вы, хочу благоденствія нашей прекрасной, зеленой Ирландіи. Я хочу, чтобы мы были у себя хозяевами, чтобы мы составляли законы, чтобы насъ освободили, но я чувствую отвращеніе къ проливаемой нами крови. Я хотѣлъ бы, чтобы мы дѣйствовали среди бѣлаго дня, чтобы всѣ наши поступки были открыты -- такимъ образомъ дѣйствуетъ настоящая сила, истинное могущество. Но горе Ирландіи, если для спасенія себя, она употребитъ оружіе труса,-- убійство!

-- Только слухи о нашемъ мщеніи доходятъ до Лондона, возразилъ Недъ.

-- Нѣтъ, наше мщеніе возбуждаетъ только гнѣвъ саксовъ, а не страхъ. Я хотѣлъ бы быть на столько краснорѣчивымъ, чтобы пробудить въ вашихъ душахъ благородныя страсти.

-- Говорите, мы васъ слушаемъ!

-- Друзья мои, забудемъ наши личныя неудовольствія и будемъ помнить только о несчастной судьбѣ нашей родины. Измѣнитъ ли чѣмъ нибудь смерть Дунсдаля наше положеніе? Уменьшатся ли наши налоги? Дадутъ ли намъ болѣе свободы? Напротивъ того, наказаніе послѣдуетъ за преступленіемъ, налоги удвоятъ, а реформы отложатъ.

-- Что же вы предлагаете, Робертъ Трайноръ?

-- Я хотѣлъ бы, чтобы повсюду поднялось возстаніе, но возстаніе мирное, такое, какое нѣкогда возбудилъ О'Коннель во всѣхъ графствахъ Ирландіи. Я хотѣлъ бы видѣть ирландцевъ достаточно дисциплинированными, чтобы идти средя бѣлаго дня противъ Англіи. Чтобы мы могли заставить исполнять нашу волю, но заставить не дикостью нашихъ преступленій, а величіемъ нашей манифестаціи. Состраданіе Европы уже на нашей сторонѣ; дѣйствуя такъ, какъ я говорю, мы заслужимъ ея восхищеніе и уваженіе. Каждое изъ совершаемыхъ нами преступленій тѣмъ презрѣннѣе, что только увеличиваетъ наше несчастіе. Слѣдуйте по великому пути, начертанному О'Коннелемъ. Наши депутаты поддержатъ насъ, ихъ сердце принадлежитъ налъ. Если же наши враги не будутъ слушать наши жалобы, не исполнятъ нашихъ справедливыхъ требованій, тогда мы успѣемъ вспомнить, что у насъ есть оружіе. Я все сказалъ. Друзья мои, прежде чѣмъ поклясться, я хотѣлъ сказать вамъ, что убійство Дунсдаля будетъ новымъ несчастіемъ для нашей страны.

Слова Роберта не произвели впечатлѣнія на слушавшую его толпу. Чтобы понять имъ необходимо было сосредоточить на этой рѣчи всѣ ихъ умственныя способности, но въ это время виски горячила ихъ кровь и опьяненіе уже наполняло всѣ головы. Гробовое молчаніе встрѣтило рѣчь молодого человѣка и Недъ Гримсъ, торжествовавшій этотъ неуспѣхъ, громко засмѣялся.

Тогда заговорилъ Джоэ Макъ-Доль:

-- Я надѣюсь, что никто не сомнѣвается, что слова Роберта Трайнора были внушены ему горячимъ патріотизмомъ, но онъ ошибается, стараясь убѣдить насъ, что наши тайныя общества безсильны. Робертъ -- сторонникъ О'Коннеля, онъ не былъ бы врагомъ всеобщаго возстанія, если бы мирное волненіе не имѣло успѣха. Я же полагаю, что наше тайное правосудіе гораздо лучше. Наши отцы разсказывали намъ о возмущеніи 1778 года, затѣмъ о возмущеніи 1792 и революціи, организованной Робертомъ Эмметомъ 1803 года, которыя всѣ не имѣли успѣха, не смотря на то, что были приняты всѣ предосторожности; никто, вѣроятно, не забылъ тѣхъ несчастій, которыя навлекли на Ирландію эти неудачныя попытки. Неужели кто нибудь захочетъ снова подвергнуть страну ужасной отвѣтственности за неудачное возмущеніе?

-- Нѣтъ! Нѣтъ! Нѣтъ!

-- Убѣдилъ ли васъ Робертъ Трайноръ и отказываетесь ли вы отъ смерти графа?

-- Нѣтъ, онъ долженъ умереть!

-- Робертъ, сказалъ Джоэ,-- ты знаешь наши законы, они заставляютъ насъ сопротивляться. Когда наши враги заставляютъ насъ выселяться изъ хижинъ -- мы противимся, когда судъ приказываетъ намъ это -- мы продолжаемъ противиться, когда драгуны желаютъ принудить насъ къ этому -- то же самое. Несправедливой силѣ мы противупоставляемъ самое ужасное наказаніе: тѣ, кто прямо или косвенно способствовали къ нашему выселенію, должны быть наказаны смертью -- таковы наши законы. Ландъ-лорды, изгнавшіе насъ, или ихъ управляющіе должны быть наказаны смертью, таковъ опять-таки нашъ законъ. Ихъ друзья, родные также осуждены на смерть, ихъ дочери и жены -- на безчестіе. Таковы наши законы, Робертъ. И прежде ты давалъ торжественное обѣщаніе, что если будешь выбранъ исполнителемъ наказанія, заслуженнаго виновнымъ, то будешь съ радостью повиноваться, ты долженъ возобновить эту клятву, долженъ поклясться снова передъ всѣми.

-- Да, да, да, клянитесь!

Робертъ снова надѣлъ маску и неподвижно стоялъ рядомъ съ Макъ-Долемъ, спокойно вынося насмѣшливый и злобный взглядъ Неда Гримса. Одно мгновеніе онъ колебался, тогда Макъ-Доль наклонился къ нему и шепнулъ:

-- Неужели воспоминаніе объ отцѣ и матери, умершихъ на твоихъ рукахъ, не одержитъ верхъ надъ твоею любовью къ графинѣ?

Робертъ вздрогнулъ и еслибы на немъ не было маски, то видно было бы, какъ онъ поблѣднѣлъ, тогда какъ собравшася толпа, увидѣвъ его колебаніе, начинала роптать и дѣлилась угрожающею. Сверкающіе, подозрительные взгляды не спускались съ Роберта.

Послѣдній поднялъ руку.

-- Клянусь снова повиноваться нашимъ законамъ! сказалъ онъ.

Раздались громкіе крики радости, а Робертъ, садясь, прошепталъ:

-- Это единственное средство беречь ее.

Стали вынимать жребій. Первыми были вынуты имена Неда Гримса и Трайнора: судьба избирала ихъ въ исполнители смертнаго приговора, произнесеннаго надъ Дунсдалемъ.

Услыша свое имя, Робертъ слегка вздрогнулъ, но чувствуя, что за нимъ наблюдаетъ Макъ-Доль, онъ постарался не показать своего волненія.

-- Согласно съ нашими законами графъ долженъ быть предупрежденъ о приговорѣ.

-- Это будетъ сдѣлано, сказалъ Джоэ.-- Заявленіе объ этомъ будетъ расклеено на всѣхъ церквахъ графства, на фарнейской церкви и на стѣнахъ замка. Графъ будетъ предупрежденъ, онъ можетъ принять противъ насъ всѣ предосторожности, которыя только внушитъ ему самосохраненіе.

-- Этого будетъ недостаточно, сказалъ Недъ Гримсъ.-- Графъ будетъ смѣяться надъ нашими заявленіями, которыя его люди будутъ срывать, какъ только мы ихъ наклеимъ.

-- Чего же вы хотите?

-- Немедленной смерти Варнера.

-- Да, смерти управляющаго! Смерть! Смерть! заревѣла толпа въ лохмотьяхъ.

-- Но онъ не одинъ виновенъ...

-- Онъ англичанинъ, слѣдовательно врагъ... смерть ему!

-- Но теперь въ замкѣ драгуны...

-- Варнеръ живетъ въ двухъ стахъ ярдахъ отъ замка, мы успѣемъ убить его и сжечь домъ, прежде чѣмъ придутъ драгуны.

-- Вы всѣ желаете этого?

-- Да, всѣ. Смерть Варнеру!

-- Пусть будетъ по вашему.

Снова раздался громкій крикъ радости. Бутылки были выпиты до дна, затѣмъ толпа одинъ за однимъ оставила крѣпость и разсѣялась по тропинкамъ.

На верху огни были погашены. Послѣдними вышли изъ горъ Джоэ и Робертъ. Робертъ былъ задумчивъ, вдругъ онъ взялъ за руку Ma къ-Доля.

-- Джоэ, сказалъ онъ,-- ты знаешь все...

-- Да, я знаю, что ты любишь графиню Елену, знаю, что во время вчерашней манифестаціи ты былъ съ нею, вмѣсто того, чтобы быть съ нами, что уже было первой измѣной. Сегодня ты возражалъ противъ приговора нашего суда изъ боязни, чтобы впослѣдствіи не сказали, что убивая графа, ты хотѣлъ отдѣлаться отъ мужа твоей любовницы.

-- Джоэ!

-- Я твой другъ, Робертъ, я люблю тебя, ты это знаешь. Не я говорю это, твои враги будутъ говорить такъ, а у тебя они есть,-- Недъ Гримсъ одинъ изъ самыхъ опасныхъ. Судьба указала на него, какъ на твоего помощника въ убійствѣ графа. Онъ не разстанется съ тобой до тѣхъ поръ, пока это убійство не будетъ совершено... Если ты будешь колебаться, то берегись -- онъ донесетъ на тебя и моя власть не спасетъ тебя отъ смерти.

Робертъ ничего не отвѣчалъ.

Горы были уже далеко. Толпа молча двигалась въ кустахъ, безъ шума и безъ криковъ, направляясь къ лѣсу, въ которомъ помѣщался домъ Варнера не далеко отъ Дунсдаля.

Придя туда, они разсыпались вокругъ дома и стали насторожѣ у всѣхъ выходовъ, чтобы не дозволить Варнеру уйти. Нѣкоторые пошли въ лѣсъ, чтобы собрать сухіе сучья, которые сложили передъ дверью и подъ окнами и затѣмъ подожгли.

Густой бѣлый дымъ поднялся отъ сухихъ сучьевъ и проникъ въ домъ во всѣ отверстія.

Одно изъ оконъ второго этажа открылось и Варнеръ съ безпокойствомъ выглянулъ въ него. Въ эту минуту уже показалось пламя. Управляющій отскочилъ, вскрикнувъ съ отчаяніемъ, затѣмъ вернулся почти сейчасъ же съ ружьемъ въ рукахъ.

-- Ко мнѣ! Помогите! кричалъ онъ.

И такъ какъ огонь все болѣе разгорался, онъ могъ различить неподвижныя фигуры ирландцевъ, ожидавшихъ исполненія своего мщенія. Онъ понялъ въ чемъ дѣло и прошепталъ:

-- Я погибъ!

Но онъ былъ храбръ и не хотѣлъ умереть не сопротивляясь. Поэтому онъ выбѣжалъ изъ дома прямо въ разложенный вокругъ костеръ и, сильно обжегшись, направился къ крестьянамъ, которые неподвижно стояли на мѣстахъ. Но при его появленіи они бросились къ нему, чтобы заставить его вернуться въ домъ.

Онъ два раза выстрѣлилъ и раздалось два крика. Тогда Варнеръ бросилъ ружье и выхватилъ пистолетъ, но бунтовщики, продолжая подвигаться, заставили его приблизиться къ огню.

Въ ту минуту, когда онъ хотѣлъ сдѣлать послѣднее усиліе, чтобы спастись, неожиданный толчокъ бросилъ его въ огонь. Онъ громко вскрикнулъ:

-- Помогите! Я горю!

Домъ обрушился на него. Нѣсколько мгновеній видѣли, какъ онъ корчился въ послѣднихъ мукахъ агоніи. Слышны были громкіе, ужасные крики, но мало-по-малу они стали ослабѣвать, затѣмъ раздалось послѣднее глухое рычаніе и наступила тишина.

Стѣны дома окончательно обрушились, тогда какъ крестьяне разсѣялись во всѣ стороны.

Въ замкѣ увидѣли пожаръ и сейчасъ же поднялась тревога. Лошади драгуновъ были на скоро осѣдланы и солдаты помчались на мѣсто пожара. Но когда они подъѣхали, они увидѣли только громадную кучу горящихъ обломковъ.

Солдаты разсѣялись по всѣмъ направленіямъ, но все вокругъ было тихо и пустынно. Два трупа бунтовщиковъ, пораженныхъ пулями Варнера, были унесены, чтобы быть таинственно погребенными. Таково было обыкновеніе! Ирландцы никогда не оставляли своихъ мертвыхъ. Что касается до управляющаго, то его трупъ, на половину обуглившійся, былъ найденъ на другой день подъ развалинами. Драгуны изъ замка и слѣдователь, присланный изъ города, осматривали окрестности, чтобы найти виновниковъ убійства управляющаго и пожара, но всѣ усилія были напрасны.

Ирландцы снова спокойно принялись за работу.

По указанію графа, вспомнившаго угрозу Роберта Трайнора, молодой крестьянинъ былъ арестованъ, но противъ него не было никакихъ доказательствъ и, продержавъ его два дня въ погребахъ замка, его выпустили на свободу за недостаткомъ доказательствъ.

На этотъ разъ, какъ почти всегда, англійское правосудіе напрасно старалось найти виновныхъ и такъ какъ неуспѣхъ его стараній распространялся повсюду, то онъ только увеличивалъ смѣлость членовъ тайнаго союза: ихъ дерзость становилась еще больше, ихъ угрозы ужаснѣе.

Такъ какъ опасались возмущенія въ Фарнеѣ и его окрестностяхъ, то драгуны возвратились въ замокъ съ наступленіемъ ночи, а по всей окрестности были разставлены патрули.

Въ Дунсдаль было прислано около пятидесяти человѣкъ солдатъ. Они были раздѣлены на три отряда, каждый подъ начальствомъ унтеръ-офицера.

Первому отряду было поручено осмотрѣть горы, второму -- лѣсъ, третьему -- наблюдать за рѣкой, Клоганскимъ болотомъ и озеромъ.

Первый и второй отрядъ возвратились, не принеся никакихъ извѣстій, но въ третьемъ недоставало двоихъ людей, пораженныхъ пулями въ ту минуту, какъ они проѣзжали по узкому шоссе, проходящему по Клоганскому болоту, тѣла ихъ упали въ болото и были поглощены имъ. Каждое усиліе несчастныхъ приподняться, напротивъ того, погружало ихъ еще глубже. Лошади также исчезли.

Что касается убійцъ, то они были спрятаны метрахъ въ пятидесяти оттуда, среди кустовъ, росшихъ въ болотѣ, но желать ихъ взять тамъ, значило бы подвергнуться вѣрной смерти.

Всадники должны были оставить своихъ раненыхъ товарищей задохнуться въ грязи и обратились въ бѣгство, не зная числа враговъ, съ которыми имѣли дѣло, преслѣдуемые въ сумеркахъ жестокими насмѣшками невидимыхъ враговъ.

Утромъ они осмотрѣли горы, разыскивая изгнанныхъ фермеровъ, которые пріютились въ расщелинахъ скалъ, или же начинали строить себѣ хижины на скатахъ горъ.

Тѣ изъ крестьянъ, которые въ первый день противились выселенію, должны были уступить на слѣдующій день Бирну, который явился съ подкрѣпленіемъ. На этотъ разъ было бы безумно противиться вооруженной силѣ: всѣ фермеры забрали свои пожитки и отправились въ горы, но нѣсколько дней спустя, чтобы помѣшать графу воспользоваться выгодами этого изгнанія, на всѣхъ церквахъ округа были наклеены слѣдующія афиши:

"Землевладѣльцамъ, управляющимъ, приставамъ и фермерамъ, которые пожелали бы пріобрѣсти земли изгнанныхъ арендаторовъ и всѣмъ тѣмъ, которые принимали участіе въ притѣсненіяхъ несчастныхъ фермеровъ и графу Дунсдалю!

"Предупреждаемъ васъ подъ страхомъ смерти и сожженія вашихъ домовъ, чтобы вы не осмѣливались изгонять арендаторовъ и приводить въ исполненіе декреты, дѣлать домашнія описи и помогать своимъ землевладѣльцамъ или ихъ управляющимъ. Не забывайте вы всѣ, фермеры и землевладѣльцы, участи Норбюри!"

Этимъ предупрежденіемъ члены тайнаго союза давали себѣ право наказывать смертью тѣхъ фермеровъ, которые, воспользовавшись изгнаніемъ ихъ друзей, пріобрѣтали ихъ землю у Дунсдаля. Они разсчитывали на ужасъ, который внушаетъ ихъ союзъ, чтобы оставить поля невоздѣланными, а слѣдовательно и не приносящими никакого дохода владѣльцу. Что касается хлѣба или картофеля, который должны были караулить драгуны, то фермеры полагали, что Дунсдаль, приговоренный къ смерти, не успѣетъ ихъ продать.

Четыреста или пятьсотъ человѣкъ несчастныхъ скрылись въ горахъ со стадами, которыя продали въ графствѣ Коркъ. Но не у всѣхъ были быки или другой скотъ для продажи, не у всѣхъ были деньги и большинство стариковъ принуждены были жить милостыней.

Со дня изгнанія они, какъ мы уже сказали, поселились въ горахъ. Многіе изъ нихъ уже построили хижины изъ сучьевъ, покрывъ ихъ землею, гдѣ по крайней мѣрѣ имѣли убѣжище отъ дождя; другіе просто спали на камняхъ.

Съ наступленіемъ утра они сходили съ горъ и разсѣевались по сосѣднимъ деревнямъ; по вечерамъ они возвращались въ хижины, неся съ собою куски хлѣба, полученные изъ милости, и дѣлили ихъ съ дѣтьми и больными женщинами, которыхъ лихорадка приковывала къ мѣсту и которыя не имѣли, какъ другія, силы обращаться къ милосердію ближняго. Многіе умирали и фарнейское кладбище сильно наполнилось въ послѣднее время.

Дѣти бродили по горнымъ тропинкамъ, палимые горячимъ солнцемъ; старики лежали въ хижинахъ, какъ живые трупы, не шевелясь. Двое или трое машинально, руководимые инстинктомъ, пытались вернуться къ себѣ домой въ Фарней; такъ какъ ихъ хижины были закрыты, то они сломали двери.

Они улеглись на постели, гдѣ проспали до утра. Тогда Бирнъ, дѣлая обходъ, увидалъ ихъ и приказалъ драгунамъ отправить въ тюрьму, гдѣ одинъ изъ нихъ умеръ.

Когда вечеромъ Бирнъ вернулся домой, гдѣ его ожидала жена, приготовляя ужинъ, онъ нашелъ прислоненную къ наружной сторонѣ дома палку, на верху которой была доска съ роковымъ знакомъ: гробъ и двѣ кости, сложенныя на крестъ.

Онъ поблѣднѣлъ и, быстро войдя, опустился на стулъ.

-- Боже мой, прошепталъ онъ. Негодяи желаютъ моей смерти... Я погибъ!

Его жена, толстая, высокая особа, которая пользовалась во всей деревнѣ репутаціей женщины, которая можетъ со стаканомъ виски побѣдить двоихъ какихъ угодно пьяницъ, поспѣшно бросилась къ мужу, говоря:

-- Что съ тобой, Бирнъ? Скажи, пожалуйста, что съ тобой?

-- Да, я погибъ, продолжалъ онъ, отвѣчая самъ себѣ. Какъ будто я виноватъ во всѣхъ этихъ изгнаніяхъ!

-- Бирнъ, объяснись!

-- Какъ будто я не самый кроткій изъ всѣхъ исполнителей закона!

-- Ну да, Бирнъ, весь свѣтъ тебя знаетъ, отъ Лимерика до Килькени нѣтъ пристава лучше тебя.

-- О, еолибы это была правда, моя добрая Дженни!

-- Это правда, Бирнъ.

Но онъ съ отчаяніемъ пожалъ плечами.

-- Чтобы убѣдиться въ противномъ, мистриссъ Бирнъ, вамъ стоитъ только выглянуть изъ дома.

Мистрисъ Бирнъ нѣсколько мгновеній молча глядѣла на мужа, какъ будто бы думдя, что онъ сошелъ съ ума, затѣмъ повиновалась его совѣту, вышла и поспѣшно вернулась, блѣдная какъ полотно.

-- Ну, что, мистриссъ Бирнъ, вы видѣли?

-- О, негодяи! Подлецы! убійцы!.. Надо донести на нихъ... надо призвать сюда драгуновъ... пусть они не выходятъ отъ насъ, пусть они заботятся о тебѣ день и ночь до тѣхъ поръ, пока тѣ, кто желаетъ твоей смерти, не будутъ арестованы.

-- Драгуны сюда не придутъ -- имъ довольно дѣла съ замкомъ, который они должны спасти отъ пожара.

-- Но они сдѣлаютъ съ тобою то же, что сдѣлали съ несчастнымъ Варнеромъ. Они сожгутъ тебя живымъ и меня также безъ сомнѣнія.

-- Успокойся, они приговорили къ смерти только меня и не подумаютъ о тебѣ.

-- Ты въ этомъ увѣренъ, Бирнъ?

-- Совершенно.

-- А! сказала она, вздохнувъ съ облегченіемъ и полуутѣшенная, уже не думая болѣе о мужѣ.

Затѣмъ, чтобы успокоить свое волненіе, она налила себѣ и залпомъ выпила полъ-стакана виски. Бирнъ, закрывъ лицо руками, не шевелился, только шепталъ:

-- Что дѣлать?.. Что дѣлать?

Толстая Дженни ударила его кулакомъ по плечу и громко засмѣялась.

-- Что такое веселитъ тебя, когда ты видишь меня въ отчаяніи?

-- Послушай, Бирнъ, неужели ты и въ самомъ дѣлѣ вѣришь, будто они хотятъ убить тебя?

-- Да.

-- И тебя такъ пугаетъ ихъ гробъ и двѣ кости, сложенныя крестомъ?

-- Когда они послали такое предупрежденіе врагу, его можно считать мертвымъ и еще счастливы тѣ, которыхъ они предупреждаютъ -- по крайней мѣрѣ они могутъ принять предосторожности, а Варнеръ, напримѣръ, былъ застигнутъ врасплохъ.,

-- Я не раздѣляю твоего мнѣнія, Бирнъ.

-- Что же ты думаешь?

Джени права, подумалъ онъ, это, вѣроятно угроза. Еслибы они хотѣли убить меня, то покончили бы со мною вчера.

И онъ отправился въ замокъ за приказаніями къ графу.

Самый несчастный изъ всѣхъ изгнанныхъ фермеровъ былъ старый Керри. Еслибы у него не было маленькихъ внуковъ, онъ спокойно покорился бы несчастію, но видъ дѣтей, плакавшихъ отъ голода, выводилъ его изъ себя. Такъ какъ у него не было другихъ средствъ къ жизни, кромѣ прошенія милостыни, то онъ жилъ ею въ теченіе нѣсколькихъ дней. Затѣмъ, въ припадкѣ отчаянія, готовый перенести всѣ жестокости Дунсдаля, онъ оставилъ горы и, съ трудомъ, опираясь на палку, направился къ деревнѣ. Его хижина была очень бѣдна, но онъ чувствовалъ, что умираетъ и предпочиталъ кончить свою жизнь среди той нищеты, въ которой жилъ, чѣмъ въ горахъ подъ дождемъ и вѣтромъ.

Онъ не сообщилъ друзьямъ своего плана и, видя его уходящимъ, всѣ думали, что онъ идетъ просить милостыню. Но старикъ не думалъ объ ѣдѣ. Одиночество тяготило его, онъ хотѣлъ во что бы то ни стало увидѣть деревню, въ которой выросъ, несчастную хижину, въ которой родился, въ которой были воспитаны его дѣти. Онъ чувствовалъ страстное желаніе увидать голыя стѣны, которыя давали ему убѣжище съ рожденія. Онъ желалъ вернуться въ свои домъ, хотя бы цѣною свободы и даже жизни.

Онъ вошелъ въ деревню съ наступленіемъ ночи; въ окрестныхъ поляхъ и на улицахъ никого не было. Крестьяне благоразумно заперлись у себя по домамъ, готовые выйти при первомъ зовѣ, но употребляя всевозможныя предосторожности, чтобы не внушить никакихъ подозрѣній.

Хижина стараго Керри была заперта, какъ и хижины всѣхъ изгнанныхъ фермеровъ, но такъ какъ Бирнъ не опасался возвращенія дряхлаго старика, то его хижина была оставлена безъ присмотра, и Керри не трудно было войти. Внутри хижины ничто не измѣнилось: деревянные стулья, старый шкафъ, столъ и постель стояли на прежнихъ мѣстахъ.

Старикъ легъ сейчасъ же, заснулъ и проспалъ до утра. Такъ какъ дверь осталась полуоткрытою, то утромъ Бирнъ сейчасъ же замѣтилъ, что Керри вернулся. Онъ засталъ старика еще спящимъ и грубо разбудилъ его.

-- Керри, надо уходить.

Старикъ открылъ глаза и сразу не понялъ чего отъ него хотятъ.

-- Нѣтъ, сказалъ онъ, наконецъ, нѣтъ, я останусь.

-- Уходи сейчасъ же и обѣщай мнѣ не входить болѣе насильно, а не то берегись тюрьмы!

-- Я хочу остаться -- я умру въ горахъ, если вернусь туда. Сжальтесь надо мною, мистеръ Бирнъ! Неужели его честь разбогатѣетъ, если принудитъ меня умереть отъ холода, подумайте, мистеръ Бирнъ, развѣ это доставитъ какой нибудь доходъ его чести?

-- Это не мое дѣло, Керри, тебѣ надо уходить.

-- Нѣтъ, убейте меня, а я не уйду.

-- Никто тебя убивать не станетъ, но ты уйдешь.

-- Нѣтъ.

-- Я въ послѣдній разъ приказываю -- уходи!

-- Я ужъ сказалъ вамъ, что предпочитаю умереть.

Бирнъ пожалъ плечами и ушелъ.

Часъ спустя онъ вернулся съ отрядомъ драгунъ.

Онъ принялъ эти предосторожности, потому что не надѣялся побѣдить упрямство Керри и предвидѣлъ, что его необходимо будетъ выгнать силою. Такъ какъ деревенскіе жители могли стать на сторону старика, то надо было все предвидѣть, а окруженный драгунами Бирнъ не боялся сопротивленія.

Когда отрядъ приблизился къ хижинѣ, Керри лежалъ и спалъ. Стукъ лошадиныхъ копытъ разбудилъ его, онъ поднялся, узналъ драгунъ, заперъ дверь и изнутри заставилъ ее всѣмъ, что только было въ хижинѣ. Затѣмъ сталъ ждать, рѣшившись позволить убить себя, но не выгнать.

Бирнъ сначала обратился къ нему дружелюбно.

-- Керри, говорилъ онъ, ты самъ портишь себѣ дѣло сопротивленіемъ. Какъ ты ни старъ, ты долженъ повиноваться закону, какъ и всѣ другіе; открой дверь и уходи скорѣй. Если ты уйдешь, я даю тебѣ слово не составлять акта, никто тебя не будетъ безпокоитъ; но торопись, не то мое терпѣніе истощится, я буду принужденъ арестовать тебя и отправить въ тюрьму.

-- Моя хижина принадлежитъ мнѣ такъ же, какъ мое поле, отвѣчалъ старикъ. Никто въ свѣтѣ не имѣетъ нрава отнять у меня ихъ.

-- Ну, сказалъ Бирнъ драгунамъ, это старый упрямецъ, мы никогда не уговоримъ его, сходите съ лошадей и выломайте двери.

Драгуны повиновались. Двухъ хорошихъ ударовъ плечемъ было достаточно, чтобы выломать дверь и разбросать старую мебель, разставленную старикомъ за дверью. Но передъ входомъ стоялъ Керри съ пистолетомъ въ рукѣ.

-- Я убью перваго, который переступитъ черезъ порогъ, сказалъ онъ.

Голосъ его дрожалъ отъ отчаянія и гнѣва.

Драгуны зарядили карабины и прицѣлились.

Керри не отступалъ и машинально, съ упрямой настойчивостью существа, не сознающаго, что оно дѣлаетъ, повторялъ:

-- Я убью перваго... Да, я убью перваго...

Протянутой рукой онъ продолжалъ направлять пистолетъ на драгунъ.

-- Берегись, Керри, говорилъ Бирнъ, прячась за лошадь, берегись, тебя повѣсятъ...

-- Брось пистолетъ, сказалъ одинъ драгунъ.

-- Нѣтъ!

-- Брось пистолетъ или я выстрѣлю.

-- Что-жъ, убейте меня...

Раздался выстрѣлъ и старикъ, перевернувшись два раза, не вскрикнувъ, даже не вздохнувъ, упалъ впередъ, съ пробитой грудью.

Бирнъ поблѣднѣлъ.

-- Плохо, плохо... прошепталъ онъ.

-- Онъ самъ виноватъ... царство ему небесное, сказалъ выстрѣлившій драгунъ.

Выстрѣлъ заставилъ выйти крестьянъ изъ сосѣднихъ хижинъ, но, понявъ происшедшую драму, они поспѣшно снова удалились. Вокругъ солдатъ не было ни одного человѣка.

Бирнъ вошелъ въ хижину Керри.

-- Положите этотъ трупъ на постель, сказалъ онъ драгунамъ, я приду запереть дверь, когда его похоронятъ.

Солдаты повиновались и подняли тѣло.

Въ эту минуту пистолетъ выпалъ изъ рукъ старика и упалъ на полъ. Бирнъ поднялъ его и вскрикнулъ отъ гнѣва.

-- Несчастный! сказалъ онъ, закрывая лицо руками. Чѣмъ онъ угрожалъ намъ!

Это былъ старый, заржавленный пистолетъ, въ которомъ не было даже курка. У бѣднаго Керри не было подъ руками другого оружія!

-- Дѣло плохо, повторялъ приставъ. Эта смерть обрушится на меня.

Онъ вернулся къ себѣ домой и не выходилъ цѣлый день, когда же наступилъ вечеръ, то забаррикадировался какъ умѣлъ. На этотъ разъ Дженни, которой виски придавала храбрости, напрасно старалась успокоить его. Съ приближеніемъ ночи страхъ охватывалъ его все болѣе и болѣе. Ноги тряслись, колѣна подгибались, зубы стучали.

-- Увѣряю тебя, Бирнъ, они не придутъ, говорила жена, они сердиты не на тебя, а на графа. Они хорошо знаютъ, что не ты, а графъ причиной всего зла.

-- Варнеръ такъ же не былъ врагомъ фермеровъ, а между тѣмъ они сожгли его живымъ. Ты знаешь, что они приклеили афиши на всѣхъ церквахъ, чтобы всѣ знали, что они объявляютъ войну лордамъ, дающимъ приказанія, и всѣмъ агентамъ, исполняющимъ ихъ. Я осужденъ ими, нѣтъ сомнѣнія... мнѣ не миновать смерти... мнѣ не видать завтрашняго дня.

Между тѣмъ темнота совершенно наступила.

Бирнъ подопіелъ къ окну и съ ужасомъ поглядѣлъ въ него.

Вдали виднѣлся рядъ фонарей, медленно двигавшихся по направленію къ озеру, къ тому мѣсту, гдѣ было кладбище.

-- Они хоронятъ стараго Керри, прошепталъ Бирнъ, вздрагивая всѣмъ тѣломъ и отходя отъ окна. Мнѣ холодно, Дженни, сказалъ онъ, вечеръ начинаетъ становиться свѣжимъ, разведи огонь.

Когда каминъ былъ растопленъ, Бирнъ сталъ грѣться передъ нимъ. Жена сѣла рядомъ съ нимъ и, такъ какъ, безъ сомнѣнія, то отчаяніе, въ которомъ она его видѣла, заставляло пересыхать ея горло, она протянула руку къ бутылкѣ съ виски, стоявшей на столѣ, но мужъ остановилъ ее.

-- Ты довольно пила, сказалъ онъ, ты сейчасъ потеряешь голову и не будешь стоять на ногахъ. Оставь бутылку, Дженни, я тебѣ приказываю.

Она съ недоумѣніемъ поглядѣла на него, такъ какъ онъ не имѣлъ обыкновенія мѣшать ея сладкимъ развлеченіямъ, онъ даже часто присоединялся къ ней и, такимъ образомъ, они забывали то одиночество, въ которомъ оставляли ихъ деревенскіе фермеры.

-- Ты мнѣ нужна, продолжалъ Бирнъ.

-- Зачѣмъ я тебѣ нужна?

-- Скажи мнѣ, есть ли у тебя храбрость?

-- Столько же, сколько и у тебя, Бирнъ.

-- Расположена ли ты сдѣлать все, что будетъ зависѣть отъ тебя, чтобы спасти меня?

-- Клянусь тебѣ, что я сдѣлаю все.

-- Ты добрая и достойная жена, я хорошо сдѣлалъ, что разсчитывалъ на тебя.

-- Только объясни мнѣ, въ чемъ я могу быть тебѣ полезной.

-- Сейчасъ. Такъ какъ пока еще не поздно, ты пойдешь...

-- Оставить тебя одного!

-- Да, фермеры не рѣшатся исполнить своего приговора раньше полуночи, поэтому у меня впереди цѣлыхъ два или три часа спокойствія. Ты должна воспользоваться ими, чтобы сходить въ замокъ. Тамъ ты потребуешь говорить съ драгунскимъ офицеромъ; ты разскажешь ему, въ какомъ я положеніи и какая опасность мнѣ угрожаетъ; ты дашь ему понять, что если вокругъ моего дома будутъ поставлены на часы нѣсколько солдатъ, то они удалятъ убійцъ и поджигателей и спасутъ мнѣ жизнь. Онъ не откажется прислать солдатъ... иначе это было бы не по христіански. Онъ долженъ защитить меня такъ, какъ защищаетъ замокъ, потому что я представитель закона. Я убѣжденъ, что онъ пришлетъ ко мнѣ солдатъ. Ступай, моя добрая Дженни, и возвращайся скорѣй. Если они нападутъ на домъ прежде, чѣмъ ты вернешься, то я буду сопротивляться. У меня есть два ружья, порохъ и пули. Мнѣ удастся, безъ сомнѣнія, убить нѣсколькихъ, а это заставитъ подумать остальныхъ.

-- Я бѣгу въ замокъ, сказала Дженни, набрасывая на голову шаль.

Дженни, въ то время какъ мужъ отставлялъ мебель, которой забаррикадировалъ дверь, налила себѣ украдкой стаканъ виски и поспѣшно выпила его.

Подкрѣпившись такимъ образомъ, она поцѣловала Бирна и твердыми шагами пошла по дорогѣ, ведущей къ Дунсдалю, тогда какъ ея мужъ заперъ за нею дверь и снова забаррикадировалъ ее.

Когда толстая Дженни прошла около четверти часа, она начала чувствовать сильное головокруженіе, ея глаза ничего не различали впереди и, странная вещь, деревья, кусты начали вертѣться, танцовать, подниматься и опускаться, какъ будто оживленные волшебной палочкой. Потъ выступилъ у нея на лбу.

-- Это отъ страха, подумала она, останавливаясь, чтобы перевести духъ. Страхъ придти въ замокъ слишкомъ поздно заставляетъ отниматься мои руки и ноги.

Но это былъ не страхъ, а виски: она выпила черезчуръ много, тѣмъ не менѣе она инстинктивно понимала еще всю важность порученія, даннаго ей мужемъ. Она шаталась и шла зигзагами, но все-таки шла впередъ, говоря сама съ собою:

-- Я должна придти въ замокъ... до полуночи... драгуны должны идти со мною... до полуночи... иначе не найду ни мужа... ни дома.

И она шла какъ могла, но наконецъ, ей пришлось остановиться. Опершись на дерево, она снова перевела духъ.

-- Никогда я такъ не боялась, подумала она, вытирая себѣ лицо.

Достойная особа ошибалась, ей слѣдовало бы сказать: "Никогда виски не казался мнѣ вкуснѣе... никогда я не пила его столько".

Она сдѣлала еще нѣсколько шаговъ. Свѣжій ночной воздухъ и поднявшійся легкій вѣтеръ вмѣсто того, чтобы привести ее въ себя, казалось, напротивъ того, заставляли ее ослабѣвать еще болѣе. Мысли безпорядочно вертѣлись у нея въ головѣ. Воспоминаніе о мужѣ и той опасности, которой онъ подвергался, дѣлалось у нея все неопредѣленнѣе и замѣнялось потребностью отдохнуть., страстнымъ желаніемъ сѣсть. Нѣсколько времени она еще боролась противъ этого желанія, но наконецъ, побѣжденная упала на краю дороги.

-- Я просижу здѣсь минуту, не болѣе... впрочемъ, я еще успѣю... Черезъ полчаса я буду въ замкѣ, а драгуны на лошадяхъ поѣдутъ скорѣе, чѣмъ я... кромѣ того, отдохнувъ немного, я пойду скорѣе...

Но не успѣла она сѣсть, какъ ея глаза закрылись противъ воли, она чувствовала, что сонъ охватываетъ ее, по все еще боролась, стараясь открыть глаза, смѣясь безъ всякой причины, стараясь заставить себя думать о Бирнѣ, который съ безпокойствомъ ждалъ ее,-- но все было напрасно. Она глубоко вздохнула и упала на траву.

-- Я просплю четверть часа, пробормотала она въ послѣднемъ проблескѣ разсудка. Четверть часа, не болѣе... Это окажетъ мнѣ пользу...

А секунду спустя мистриссъ Бирнъ уже громко храпѣла. Что же было въ это время съ ея мужемъ?

Принявъ предосторожности противъ всякой неожиданности, онъ снова сѣлъ передъ ярко горѣвшимъ каминомъ и, для приданія себѣ мужества, послѣдовалъ примѣру жены и окончательно опорожнилъ бутылку виски. Время отъ времени онъ подходилъ къ окну, чтобы оглядѣть окрестности. Онъ погасилъ свѣчку, чтобы не быть видимымъ снаружи и, такъ какъ огонь въ каминѣ былъ слишкомъ ярокъ, то онъ прикрылъ его пепломъ. Тогда его окружила полная темнота. Онъ зарядилъ оба ружья, готовясь употребить ихъ при малѣйшей тревогѣ. Прошелъ часъ, потомъ другой, приближалась полночь. Бирнъ считалъ минуты.

-- Моя жена должна уже придти, говорилъ онъ, она уже видѣлась съ драгунами, ей нужно было полтора часа, чтобы дойти до Дунсдаля и четверть часа, чтобы переговорить съ офицеромъ... затѣмъ, чтобы пріѣхать сюда, для всадниковъ нужно полчаса... Очевидно драгуны теперь уже въ дорогѣ и приближаются сюда... Они знаютъ, что до полуночи опасность не велика и потому не торопятся... Или можетъ быть жена шла не такъ скоро какъ обыкновенно, это также можетъ объяснить небольшое запаздываніе... Но ничто еще не потеряно.

Бирнъ старался такимъ образомъ успокоить себя, но онъ внимательно прислушивался и малѣйшій шумъ заставлялъ его вздрагивать отъ надежды или страха, такъ какъ всякій шумъ представлялъ для него или прибытіе драгунъ, его спасителей, или приближеніе ирландцевъ, его враговъ.

Пробило полночь и Бирнъ поспѣшно всталъ.

-- Не случилось ли какого нибудь несчастія съ моей женой? подумалъ онъ. Или можетъ быть драгуны отказались слѣдовать за нею?

Онъ не чувствовалъ себя въ безопасности въ первомъ этажѣ и поднялся во второй. Тамъ, открывъ маленькое окошко, онъ осмотрѣлъ окрестность.

Вокругъ не видно было ничего подозрительнаго. На трехъ вершинахъ горъ погасали костры. Приставъ замѣтилъ ихъ, но онъ не зналъ значенія этого сигнала и приписалъ эти огни изгнанникамъ, которые скрылись въ горахъ.

Свѣжій вечерній вѣтерокъ, бывшій причиною несчастья мистриссъ Бирнъ, превратился въ сильный вѣтеръ, свистѣвшій въ трубахъ. Вдругъ Бирнъ застоналъ:

-- А! это они... я ихъ видѣлъ... они бѣгутъ сюда... Ко мнѣ, Дженни, ко мнѣ!..

Неопредѣленныя тѣни, какъ будто плававшія въ ночной темнотѣ, приближались и удалялись. Одна изъ нихъ подошла такъ близко, что еслибы была луна, Бирнъ могъ бы узнать кто это.

Тѣнь простояла нѣсколько секундъ противъ двери, обошла вокругъ дома и затѣмъ исчезла.

Бирнъ, дрожа отъ страха, ни живъ, ни мертвъ, тѣмъ не менѣе держалъ ружье. Прошло нѣсколько минутъ, тѣни удалились, все снова успокоилось.

-- Можетъ быть это мнѣ показалось, подумалъ приставъ, лаская себя послѣдней надеждой.

Онъ старался что нибудь разглядѣть во мракѣ и, высунувшись изъ окна, прислушивался, не слышно ли стука подъѣзжающихъ драгунъ. Но скоро всякія сомнѣнія сдѣлались невозможными: тѣни снова возвратились, но въ гораздо большемъ числѣ. Онѣ потихоньку приближались. Тогда Бирнъ бросился въ другую сторону дома, открылъ окно и хотѣлъ выскочить въ него, чтобы бѣжать въ поле, но таинственныя тѣни окружали домъ громаднымъ кольцомъ, которое съуживалось каждую минуту.

Несчастный упалъ на колѣни и сложилъ руки.

-- Пришелъ мой послѣдній часъ, подумалъ онъ. Боже! прости мнѣ мои грѣхи... А ты, Дженни, что ты дѣлаешь! почему не спѣшишь ты на помощь къ мужу?..

Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ дома черныя тѣни остановились. Нѣкоторыя изъ нихъ вышли впередъ и, наложивъ вокругъ дома сухихъ сучьевъ, удалились; мелькнулъ свѣтъ зажженнаго факела и одинъ крестьянинъ въ каррикѣ, съ замаскированнымъ лицомъ, поджогъ сучья, которые загорѣлись въ одно мгновеніе, какъ солома.

-- Они хотятъ сжечь меня, какъ Варнера! заревѣлъ Бирнъ. Нѣтъ, я предпочитаю, чтобы они убили меня! Помогите! Ко мнѣ! Драгуны!..

Высунувъ ружье изъ окна, онъ выстрѣлилъ въ того, который зажегъ сучья. Смѣхъ былъ отвѣтомъ на его выстрѣлъ. Бирнъ, руки котораго дрожали отъ страха, плохо прицѣлился. Тогда онъ снова зарядилъ ружье, взялъ другое, уже заряженное, и внѣ себя отъ ужаса и ярости бросился въ огонь.

Онъ началъ бѣгать вокругъ дома, потрясая надъ головой ружьями, какъ будто бы вдругъ охваченный безуміемъ. Онъ искалъ выхода и не находилъ. Мрачное кольцо призраковъ оставалось неподвижнымъ, а сзади него поднимался огонь, раздуваемый сильнымъ вѣтромъ.

Вся окрестность была освѣщена фантастическимъ свѣтомъ и Бирнъ, если бы у него только хватило присутствія духа, могъ бы пересчитать одного за другимъ своихъ враговъ. Красное зарево пожара ярко освѣщало ихъ, но они не боялись быть узнанными, такъ какъ были замаскированы.

Вдругъ Бирну показалось, что кольцо съуживается, онъ отступилъ. Онъ не ошибался, крестьяне хотѣли бросить его въ огонь.

-- Драгуны! драгуны! кричалъ онъ. Драгуны... ко мнѣ! помогите!

Тогда онъ на удачу разрядилъ ружье въ приближавшуюся массу, но пуля, свистя, пролетѣла надъ головами, никого не задѣвъ. Тогда онъ кинулся на землю, рыча, какъ дикій звѣрь. Къ нему подошли двое или трое, завязали ему ротъ и подняли. Странная вещь, онъ замолчалъ и далъ унести себя, почти лишившись чувствъ, до такой степени былъ великъ его страхъ. Онъ почувствовалъ, что его качаютъ, угадывалъ, что его хотятъ бросить въ огонь и не пошевелился, но вдругъ его опустили на землю, и чей-то голосъ сказалъ:

-- Его надо повѣситъ у стараго Керри.

-- Да, повѣсить его въ хижинѣ Керри! раздались голоса со всѣхъ сторонъ.

Тогда толпа молча оставила горящій домъ, направляясь къ хижинѣ, гдѣ утромъ Керри былъ убитъ драгунами, пытаясь напугать ихъ.

Въ руки Бирна, полумертваго отъ страха былъ данъ факелъ.

Крестьяне окружили его, готовые броситься на него при малѣйшемъ его движеніи. Кричать было невозможно. Полотно, которымъ былъ завязанъ его ротъ, почти не давало ему дышать. Для него уже не было надежды, онъ почти не сознавалъ отъ страха, что съ нимъ дѣлается, и шелъ машинально, подгоняемый ударами палки по плечамъ, если останавливался.

Въ хижинѣ у него взяли факелъ, сняли полотно, завязывавшее ему ротъ, и связали руки за спиной, чтобы помѣшать сопротивляться. Тотъ же самый голосъ, который первый сказалъ, чтобы его повѣсили, раздался снова:

-- Бирнъ, вы можете помолиться въ послѣдній разъ и просить у Бога прощенія въ сдѣланныхъ вами проступкахъ.

-- Вы не имѣете права судить меня... Вы -- убійцы... негодяи... трусы...

-- Вы умрете, Бирнъ, молитесь Богу.

-- Оставьте мнѣ жизнь, друзья мои... оставьте мнѣ жизнь... Мнѣ кажется, другъ мой, что я узналъ вашъ голосъ... или я сильно ошибаюсь, или же вы... почтенный Джоэ Макъ-Доль... Вы не говорите ни да, ни нѣтъ, но я убѣжденъ, что угадалъ... Джоэ Макъ-Доль, я никогда не дѣлалъ вамъ зла... мы всегда были друзьями... еслибы вы аккуратно платили графу, я никогда не вмѣшивался бы въ ваши дѣла... Сжальтесь надо мною, Джоэ... то, что вы хотите сдѣлать -- преступленіе. Если васъ откроютъ, вы и ваши товарищи будете приговорены къ смерти... Подумайте... отпустите, меня... Я обѣщаю вамъ хранить тайну... Я уйду отсюда, но прежде чѣмъ уходить дамъ вамъ тѣ деньги, которыхъ у васъ нѣтъ, чтобы заплатить вашъ долгъ графу Дунсдалю... Это рѣшено, не правда ли, вы меня помилуете?.. Не дѣлайте мнѣ зла.

-- Можете вы возвратить жизнь старому Керри?

-- Не я убилъ его...

-- Можете-ли вы возвратить жизнь Филиппу и Катеринѣ Трайноръ, которыхъ вы выбросили на скалы, въ страшную бурю?

-- Не я ихъ убилъ, а графъ, приказавъ изгнать ихъ.

Джоэ, такъ какъ Бирнъ не ошибался, сдѣлалъ знакъ двоимъ. Они бросились на пристава, опрокинули его и въ. то время какъ одинъ, поставивъ ему колѣно на грудь, не давалъ ему шевелиться, другой обвязалъ ему вокругъ шеи веревку которую прикрѣпилъ къ потолку.

Бирнъ, понявъ что все кончено, что на этотъ разъ нѣтъ надежды и что всего нѣсколько мгновеній отдѣляютъ его отъ смерти, началъ громко кричать, вырываясь изъ державшихъ его рукъ.

Вдругъ снаружи хижины послышались голоса:

-- Драгуны! Драгуны!

На мгновеніе наступило молчаніе. Всѣ стали прислушиваться и дѣйствительно, вдали послышался приближавшійся галопъ лошадей.

Бирнъ былъ страшно обрадованъ.

-- Помогите! кричалъ онъ изо всѣхъ силъ.-- Помогите!.. Драгуны... ко мнѣ!

-- Кончайте, сказалъ Джоэ.

Веревку потянули и Бирнъ былъ приподнятъ съ земли, успѣвъ вскрикнуть въ послѣдній разъ: "Помогите!"

Конецъ веревки, переброшенный черезъ балку въ потолкѣ, былъ привязанъ къ ножкѣ стола, вдѣланнаго въ стѣну, и приставъ, подергиваемый послѣдними конвульсіями, повисъ въ пространствѣ.

Снова всѣ бывшіе въ хижинѣ стали прислушиваться. Шумъ становился все яснѣе, приближался весь отрядъ -- около пятидесяти всадниковъ. Они скакали къ дому пристава. Пожаръ увидѣли въ замкѣ и угадали, что это дѣло фермеровъ.

По дорогѣ солдаты нашли мистриссъ Бирнъ, спокойно спавшую, положивъ голову на кучу камней. Одинъ изъ драгунъ сошелъ съ лошади и разбудилъ спавшую.

Почувствовавъ, что ее трясутъ, Дженни проснулась. Она съ трудомъ могла понять что такое случилось и какимъ образомъ она очутилась тутъ. Но если ея голова была еще тяжела, то опьяненіе, благодаря сну, исчезло. Она, наконецъ, вспомнила, что съ ней было.

-- Бирнъ!.. Ахъ, Боже мой, Бирнъ!.. Что съ нимъ сталось?

Солдатъ посадилъ ее къ себѣ на лошадь. Она не противилась, только повторяла:

-- Они подожгли домъ... они сожгли живымъ моего мужа... онъ умираетъ... мы опоздаемъ и я въ этомъ виновата...

Когда драгуны подъѣхали, домъ уже обрушился и осталась только куча обломковъ. Стараться подать помощь приставу было безполезно. Если онъ попалъ подъ горящія развалины дома, то долженъ былъ уже давно умереть. Поэтому солдаты думали только о томъ, чтобы захватить поджигателей и убійцъ. Они разсѣялись по всей деревнѣ, чтобы отрѣзать отступленіе тѣмъ, которые не имѣли времени спрятаться, или бѣжать. Но весь Фарней былъ пустъ и безмолвствовалъ; можно было подумать, что онъ необитаемъ.

Напрасно драгуны скакали по всѣмъ направленіямъ, они никого не встрѣтили: ирландцы исчезли какъ тѣни. Наконецъ, одинъ солдатъ замѣтилъ, что дверь одной изъ хижинъ открыта и указалъ на нее офицеру. Послѣдній приказалъ отряду остановиться и сошелъ съ лошади.

Въ ту минуту какъ онъ хотѣлъ войти въ хижину, одинъ изъ драгунъ, бывшій утромъ съ Бирномъ, тотъ, который убилъ Керри, узналъ хижину.

-- Тутъ нѣтъ никого, сказалъ онъ,-- арендаторъ умеръ сегодня, сопротивляясь намъ, домъ оставленъ...

Тѣмъ не менѣе офицеръ вошелъ и, сдѣлавъ въ хижинѣ нѣсколько шаговъ, наткнулся на ноги пристава.

Отступивъ онъ позвалъ одного драгуна съ факеломъ. Когда послѣдній вошелъ, то они увидѣли повѣшеннаго Бирна съ разинутымъ ртомъ, съ вышедшими изъ орбитъ глазами, съ сильно вытянутой шеей.

-- Это приставъ, сказалъ знавшій его солдатъ.

И они окружили домъ, чтобы помѣшать убійцамъ бѣжать, еслибы кто нибудь изъ нихъ былъ тутъ спрятанъ. Но всѣ поиски остались тщетными.

Веревка была перерублена ударомъ сабли и Бирна вынули изъ петли, но всѣ усилія привести его въ чувство были напрасны: онъ былъ мертвъ. Мистриссъ Бирнъ, сопровождавшая драгунъ въ ихъ розыскахъ, упала на трупъ мужа.

Къ ногамъ пристава была привязана надпись, указызывавшая на убійцъ; вмѣсто подписи былъ нарисованъ гробъ и двѣ кости положенныя на-крестъ.

Убійство Бирна, такъ же какъ и убійство Варнера, было только предупрежденіемъ замку, такъ какъ на второмъ домѣ, какъ и на первомъ, была надпись:

"Графу Гарри Дунсдалю".

На другой день, слѣдователь изъ Тайпрери, увѣдомленный ночью, поспѣшно явился въ деревню. Два убійства и два пожара на разстояніи двухъ или трехъ дней возбудили умы во всей странѣ.

Сильное волненіе было замѣтно въ фермерахъ сосѣднихъ графствъ: Корка, Лимерика и Килькени.

Англійское правосудіе желало дѣйствовать быстро и примѣрно наказать виновныхъ. Нѣсколько казней должны были произвести спасительное вліяніе на умы,-- но надо было найти виновныхъ, а они были неизвѣстны.

Всѣ розыски не привели ни къ чему, не было произнесено ни одного неосторожнаго слова; не смотря на блестящія обѣщанія, распространенныя по всей странѣ, не нашлось ни одного измѣнника. Изгнанные фермеры, удалившіеся въ горы, были такъ же непроницаемы какъ и фермеры долины. Не было сдѣлано даже ни одного ареста, но униженная вѣжливость крестьянъ, насмѣшка, звучавшая въ ихъ отвѣтахъ,-- все указывало, что они знаютъ виновниковъ преступленія, можетъ быть сами сообщники, но твердо рѣшились не уступать ни угрозамъ, ни просьбамъ.

По убійству Бирна, такъ же какъ и по убійству Варнера, слѣдствіе не привело ни къ какимъ результатамъ, а когда слѣдователь оставилъ Фарней, на горахъ зажжены были костры, чтобы дать знать всей странѣ о новой побѣдѣ тайнаго союза.

ГЛАВА VII.

Присутствіе въ замкѣ драгунъ, часовые, разставленные у рѣшетки замка и въ саду, сдѣлали очень трудными свиданія Роберта Трайнора съ Еленой. Въ первые дни они совсѣмъ не могли видѣться и графиня, предоставленная самой себѣ, съ безпокойствомъ узнала объ убійствѣ Варнера и Бирна.

Не смотря на обѣщанія Роберта, она знала что онъ бунтовщикъ, знала какъ ужасенъ законъ, связывавшій его съ членами лиги. Она боялась, что онъ принималъ какое нибудь участіе въ этихъ убійствахъ и такъ какъ онъ признался ей, что принадлежитъ къ числу начальниковъ, то была въ страшномъ испугѣ при мысли, что можетъ быть розыски правосудія кончатся тѣмъ, что его обвинятъ. Поэтому, понятно, каково было ея безпокойство и отчаяніе, когда, послѣ убійства Варнера, Трайнора арестовали по указанію графа.

Она вздохнула съ облегченіемъ только тогда, когда ему возвратили свободу.

Она видѣла, какъ драгуны привели его въ замокъ со связанными руками, заперли въ погребъ и, глядя изъ окна, она не могла сдѣлать молодому человѣку ни малѣйшаго знака изъ боязни погубить его, возбудивъ подозрѣніе и ненависть мужа.

Она была также осторожна, когда онъ, выпущенный на свободу, вторично шелъ по большому двору замка.

Однако они не могли не видѣться долѣе -- Елена угадывала, что Робертъ имѣетъ сообщить ей много важнаго. Но какимъ образомъ устроить свиданіе?

Она два раза видѣла его бродившимъ вокругъ Дунсдаля, прятавшимся въ кустахъ и два раза принуждена была дать ему уйти. Теперь, когда она выходила изъ замка, лейтенантъ Ричардъ Торнтонъ давалъ ей проводниковъ, не смотря на всѣ ея просьбы, такъ какъ можно было бояться, что крестьяне будутъ мстить ей, какъ женѣ графа. Эти проводники слѣдовали за ней на нѣкоторомъ разстояніи, никогда не теряя ея изъ вида, готовые удалить отъ нея всякую опасность, но мѣшая ей въ то же время говорить съ Трайноромъ.

Однажды, впрочемъ, она встрѣтила на тропинкѣ крестьянина, который увидалъ ее издали и ждалъ. Она пустила лошадь шагомъ и, наклонившись, какъ будто для того, чтобы поправить амазонку, сказала ему:

-- Ждите меня сегодня вечеромъ за стѣною замка, въ сторонѣ сада.

-- Я буду, сказалъ Робертъ.

Такъ какъ, драгуны при видѣ этой встрѣчи, поспѣшили приблизиться, то Робертъ вѣжливо поклонился имъ и удалился.

Отыскивая какого нибудь выхода, графиня замѣтила въ стѣнѣ сада, закрытую шпалерами изъ вьющагося растенія, маленькую калитку, давно заброшенную.

Эта калитка до половины сгнила и достаточно было простого толчка, чтобы заставить ее отвориться. Но, открывъ дверь, оставалось еще пройти въ нее, а для этого надо было обрубить вѣтви растеній, закрывавшихъ ее. Въ этомъ была опасность, такъ какъ садовники, обходя каждый день садъ, должны были бы замѣтить это и предупредить графа, который, безъ сомнѣнія, приказалъ бы принять мѣры, чтобы наблюдать за этимъ мѣстомъ.

Послѣ нѣсколькихъ попытокъ, Елена убѣдилась, что ей удастся выйти въ калитку, раздвинувъ немного вѣтви. Вернувшись обратно, ихъ надо было только привести въ прежній видъ, но это уже не трудно было сдѣлать.

Въ этой сторонѣ сада драгунъ не было и она могла безъ всякой опасности выйти ночью въ калитку, которую она позаботилась открыть днемъ.

Наконецъ, вечеромъ, въ назначенный часъ, она осторожно скользнула въ калитку.

Робертъ, ожидавшій ее, сейчасъ же подошелъ къ ней. Они лихорадочно обнялись и въ первую минуту не могли выговорить ни слова. Наконецъ Елена прошептала:

-- Поклянитесь мнѣ, что вы не присутствовали при убійствахъ Варнера и Бирна.

-- Я не могу этого сдѣлать, сказалъ Робертъ, опуская голову.

-- Почему?

-- Я былъ рядомъ съ Джоэ Макъ-Долемъ.

-- Боже мой, это ужасно! со страхомъ выговорила она, всплескивая руками.

-- Я счастливъ видѣть васъ, Елена, такъ какъ долженъ сообщить вамъ нѣчто.

-- Что такое? вы меня пугаете.

-- Графъ Дунсдаль приговоренъ нами къ смерти... онъ это знаетъ -- мы его предупредили.

-- Это ужасно!.. Вы не можете, Робертъ, дать совершиться этому преступленію... вы были бы вдвойнѣ виновны. Я ненавижу моего мужа всею силою моей любви къ вамъ, но я считала бы себя сообщницей этого убійства, еслибы не постаралась помѣшать ему. Вы также, Робертъ, любя меня, должны покровительствовать этому человѣку. Если онъ когда нибудь умретъ, то его смерть не должна оставить въ васъ угрызеній... дайте мнѣ слово защищать его... спасать отъ всѣхъ ловушекъ, которыя поставили бы для него.

-- Мы осудили его, онъ долженъ погибнуть...

-- Робертъ, именемъ нашей любви заклинаю васъ, выслушайте меня... Не остатокъ привязанности къ графу заставляетъ меня просить васъ, но я не хочу, чтобы онъ былъ убитъ, потому что его кровь загрязнитъ ваши руки... потому что его смерть навѣки удалитъ васъ отъ меня... Вы имѣете вліяніе на вашихъ единомышленниковъ, вы ихъ начальникъ, увидайтесь съ ними... убѣдите ихъ... докажите имъ, на сколько безполезно это преступленіе.

-- Я ужь пытался сдѣлать это, но они мнѣ не повѣрили.

-- Можетъ быть новая попытка будетъ имѣть успѣхъ...

-- Я не могу сдѣлать ее, не рискуя быть сочтеннымъ измѣнникомъ, или трусомъ, не рискуя быть осужденнымъ и казненнымъ самому.

-- Почему?

-- Потому что судьба указала на меня и на Неда Гримса, какъ на убійцъ графа.

-- Васъ, Робертъ!.. васъ... о, вы должны отказаться... иначе это было бы слишкомъ ужасно.

-- Я уже сказалъ вамъ, что въ случаѣ колебанія мнѣ угрожаетъ смерть. Мои друзья никогда не простятъ мнѣ...

-- Въ такомъ случаѣ бѣгите, скройтесь отъ ихъ адскаго могущества... Я предпочитаю потерять васъ, чѣмъ быть принужденной ненавидѣть васъ и чувствоватъ къ вамъ отвращеніе.

Робертъ Трайноръ ничего не отвѣчалъ и графиня не нарушала его молчанія, надѣясь, что онъ позволитъ убѣдить себя, и что сила любви заставитъ его забыть и ужасные законы его единомышленниковъ и клятву повиноваться имъ хотя бы цѣною жизни.

-- Елена, сказалъ, наконецъ, Робертъ, я не убью вашего мужа, потому что понимаю, какъ и вы, насколько жестоко было бы это преступленіе... но я измѣню моимъ сообщникамъ... они будутъ имѣть право считать меня измѣнникомъ... и мое сердце разрывается при мысли объ отцѣ и матери, смерть которыхъ я оставлю безнаказанной... но тѣмъ не менѣе, повторяю вамъ, я пощажу жизнь графа -- но не просите у меня ничего болѣе, Елена... я не могу обѣщать... Такъ какъ графъ Дунсдаль предупрежденъ, онъ можетъ защищаться... ему объявили благородную войну... предоставьте Богу быть судьею между притѣснителемъ и притѣсняемыми... предоставьте графа его судьбѣ.

Елена покачала головой.

-- Нѣтъ, Робертъ, этого недостаточно. Если вы хотите, чтобы никакое облако не омрачало нашей любви, если вы хотите, чтобы со временемъ ничто не раздѣляло насъ, вы должны не только не принимать участія въ преступленіи, но, зная планы убійцъ, вы должны мѣшать имъ исполняться... Робертъ, не отказывайте мнѣ!..

-- Однимъ словомъ, Елена, вы хотите, чтобы, приготовивъ съ Недомъ Гримсонъ западню, я увѣдомлялъ о ней графа, нашего врага?

-- Да, Робертъ.

-- Этого нельзя.

-- Это вашъ долгъ.

-- Мой долгъ повиноваться нашимъ тайнымъ законамъ и убить графа для спасенія Ирландіи.

-- Вы позорите вашу страну...

-- Я мщу за нее...

Огорченная Елена замолчала. Она старалась въ темнотѣ прочесть во взглядѣ Роберта, но не могла. Молодой человѣкъ печально отвернулся.

Вдругъ она протянула ему руку и сказала:

-- Прощайте, мы больше не увидимся.

Застигнутый врасплохъ, онъ машинально отвѣчалъ:

-- Прощайте.

Его рука сжала руку графини.

Но какое это было пожатіе! Можно было подумать, что они никогда не разстанутся.

Графиня удалилась первая, не глядя на Роберта, не сказавъ ему ни слова.

Онъ почувствовалъ острую боль въ сердцѣ и слезы выступили у него на глазахъ. Видя, что она исчезла, онъ съ отчаяніемъ вскричалъ:

-- Елена! Елена!

Она остановилась и сама готова была лишиться чувствъ. Тогда онъ бросился къ ней и обнялъ ее за талію.

-- Неужели вы могли думать, что я въ состояніи жить безъ васъ, вскричалъ онъ. Вы можете дѣлать все, что хотите... Еслибы вы приказали мнѣ сдѣлать преступленіе, я и то бы повиновался... Вы запрещаете мнѣ помогать убійству графа, могу ли я сопротивляться!

-- И такъ, вы согласны?

-- Да, я буду заботиться о Дунсдалѣ и помѣшаю Неду убить его.

-- Не компрометируя себя?

-- Я постараюсь... Недъ Гримсъ не будетъ дѣйствовать одинъ, по крайней мѣрѣ въ первое время, слѣдовательно я буду знать обо всѣхъ его попыткахъ. Я не могу прямо предупредить графа, не выдавая себя и своихъ друзей, но мнѣ безъ сомнѣнія удастся разстроить планы Неда... вы ихъ уже знаете... Мы рѣшились дать пройти нѣсколько дней между убійствомъ Бирна и первой попыткой противъ графа, чтобы успокоить тѣхъ, которые насъ боятся... Мы должны были ждать Дунсдаля въ лѣсу и убить его тамъ...

Графиня вдрогнула, и Робертъ, стоявшій рядомъ съ нею, увидалъ въ ея глазахъ, что-то въ родѣ отвращенія.

-- Я обѣщался спасти его, сказалъ онъ тогда, почти боязливо, не смотря на мою ненависть и несчастный конецъ моихъ родителей, требующій мщенія... я сдержу слово, хотя бы это стоило мнѣ жизни.

-- Робертъ, сказала Елена съ безконечной нѣжностью, это величайшее доказательство, которое вы только можете мнѣ дать, вашей любви.

Она нѣжно обняла его и Робертъ, побѣжденный, дрожа отъ волненія, заставившаго его забыть и Филиппа и Катерину Трайноровъ, и свои клятвы и мщеніе, прижался губами къ головѣ молодой женщины, затѣмъ, какъ будто бы этотъ поцѣлуй зажегъ его кровь, онъ отступилъ, закрывъ лицо руками.

-- Намъ пора разстаться, сказала графиня сильно взволнованная. Оставаться здѣсь долѣе было бы опасно.

Въ то время какъ Елена возвращалась въ замокъ, Робертъ скрылся во мракѣ.

Съ тѣхъ поръ, какъ графъ Гарри Дунсдаль узналъ о томъ, что его жизнь подвергается опасности, онъ нисколько не измѣнилъ своего образа жизни. Онъ выѣзжалъ какъ и прежде, много ѣздилъ верхомъ по лѣсу, возвращался поздно ночью, не обращая вниманія на предупрежденіе, смыслъ котораго очень хорошо понималъ.

Когда лейтенантъ Торнтонъ просилъ его быть осторожнѣе, онъ отвѣчалъ:

-- Нѣтъ, сударь, я не желаю принимать никакихъ предосторожностей.

Тогда лейтенантъ сталъ настаивать.

-- Мой полковникъ отправилъ меня въ Дунсдаль, не только для того, чтобы защищать замокъ и прекратить всякіе безпорядки въ вашемъ имѣніи, но также и для того, чтобы защищать вашу особу.

-- Повторяю вамъ, я не буду принимать никакихъ предосторожностей, мистеръ Торнтонъ, пусть ваши драгуны стерегутъ замокъ и заботятся, чтобы съ графиней не случилось никакого несчастія,-- на это я согласенъ. Что же касается меня, то я не хочу доставить этимъ негодяямъ удовольствіе думать, будто я ихъ боюсь, и, дѣйствительно, лейтенантъ, эти негодяи имѣли бы право смѣяться, встрѣтивъ меня подъ конвоемъ отряда вашихъ солдатъ. Нѣтъ, нѣтъ! Не будемъ говорить объ этомъ, я никого не боюсь и къ счастію достаточно ловокъ, чтобы угадать и разстроить всѣ ихъ хитрости!

-- Подумайте, милордъ, что я отвѣчаю за вашу жизнь и что у меня потребуютъ отчета въ тѣхъ приключеніяхъ, которыя ваша храбрость не позволяетъ мнѣ предвидѣть и предупредить.

-- Если только въ этомъ дѣло, мистеръ Торнтонъ, то я напишу вашему полковнику, что я поручилъ вамъ стеречь мой замокъ и всѣхъ живущихъ въ немъ, но что я всѣми силами воспротивился вашему желанію сопровождать меня повсюду, что сдѣлало бы меня смѣшнымъ.

-- Если вы этого желаете, графъ, то я ничего не скажу болѣе, отвѣчалъ Торнтонъ съ нѣкоторымъ неудовольствіемъ.

Тѣмъ не менѣе, не предупреждая никого, офицеръ, каждый разъ, какъ только выѣзжалъ Дунсдаль, посылалъ двухъ или трехъ драгунъ, переодѣтыхъ крестьянами, осмотрѣть, все ли въ лѣсу спокойно, тогда какъ два другіе, также переодѣтые крестьянами, издали слѣдовали за графомъ.

-- Ну что, мистеръ Торнтонъ, говорилъ Дунсдаль нѣсколько дней спустя, вы видите, что не слѣдовало ничего бояться.

-- Ирландскіе крестьяне терпѣливы какъ дикари, возразилъ Торнтонъ; они будутъ ждать годъ, два, если понадобиться, чтобы убить васъ, не подвергая себя опасности.

-- Между нами будь сказано, лейтенантъ, я думаю, что они охотнѣе нападаютъ на такихъ бѣдняковъ какъ Варнеръ и Бирнъ, чѣмъ на ихъ господъ. Я убѣжденъ, что вы преувеличиваете опасность, которой я подвергаюсь.

-- Вспомните, графъ, убійство Норбюри, который владѣлъ передъ вами Дунсдалемъ.

Гарри засмѣялся и пожалъ плечами.

-- Норбюри былъ близорукъ, я же вижу лучше черныхъ орловъ.

-- Я не раздѣляю вашего спокойствія, графъ, и отъ всего сердца желаю, чтобы будущее не подтвердило моихъ словъ.

Лейтенантъ Ричардъ Торнтонъ не ошибался. Недъ Гримсъ уже давно караулилъ графа; въ первые дни онъ ждалъ Дунсдаля около замка, бродя вокругъ, подъ видомъ нищаго, пряча пистолетъ подъ лохмотьями.

Но счастье не везло ему, графъ не ѣздилъ въ его сторону. Тогда Недъ сталъ наблюдать за его привычками; онъ убѣдился, что Гарри почти всегда ѣздилъвъ лѣсъ на западъ отъ замка, продолжавшійся до самого графства Коркъ. Чтобы доѣхать до лѣса Дунсдаль проѣзжалъ чрезъ поле, огражденное живыми изгородями, за которыми было очень легко спрятаться.

Тутъ-то Недъ Гримсъ и Робертъ рѣшили ждать графа съ наступленіемъ ночи, когда онъ будетъ возвращаться въ замокъ.

Робертъ, изгнанный вмѣстѣ съ остальными, жилъ въ горахъ и при помощи Джоэ Макъ-Доля и его друзей построилъ себѣ хижину. Деньги за скотъ, проданный имъ въ графствѣ Коркъ, дали ему возможность купить себѣ хлѣба; Недъ Гримсъ и Джоэ жили точно также.

Послѣ полудня Недъ явился за Трайноромъ, чтобы сообщить ему составленный имъ отчаянный планъ. Онъ хотѣлъ ждать графа за изгородями, но такъ какъ у него было только старое кремневое ружье, то онъ просилъ Роберта дать ему карабинъ, которымъ Бирну не удалось завладѣть, такъ какъ молодому человѣку удалось спрятать его внѣ хижины до посѣщенія пристава.

-- У тебя есть пистолетъ, сказалъ Недъ Гримсъ, я выстрѣлю и такъ какъ я почти увѣренъ, что не промахнусь, то убью графа. Если же я только раню его, то ты покончишь съ нимъ, затѣмъ мы бѣжимъ въ разныя стороны, чтобы не быть замѣченнымъ обоимъ, въ случаѣ насъ станутъ преслѣдовать.

-- Пожалуй, спокойно сказалъ Трайноръ.

-- Карабинъ заряженъ?

-- Да, я самъ опустилъ въ дуло пулю.

-- Хорошо, сказалъ Недъ, не понимая странной улыбки, которая сопровождала этотъ отвѣтъ Роберта.

Они стали ждать вечера. Одинъ фарнейскій нищій,

Мильсъ, по прозванію Желтый, пришелъ сказать имъ послѣ полудня, что Дунсдаль, какъ обыкновенно, выѣхалъ безъ всякой свиты.

Въ сумерки Недъ взялъ ружье, спряталъ его подъ плащемъ, и, вмѣстѣ съ Робертомъ, но по различнымъ тропинкамъ, направился къ условленному мѣсту въ нѣсколькихъ сотняхъ метровъ отъ замка. Они пришли туда съ наступленіемъ сумерекъ и, чтобы лучше спрятаться, легли на землю; изгороди скрывали ихъ отъ рѣдкихъ прохожихъ; имъ не было надобности караулить, такъ какъ стукъ лошадиныхъ копытъ долженъ былъ предупредить ихъ заранѣе о приближеніи графа.

Они провели такимъ образомъ около часа.

-- Онъ не пріѣдетъ, прошепталъ Недъ, Желтый Мильсъ безъ сомнѣнія ошибся, или же графъ вернулся раньше, намъ не дождаться его сегодня.

-- Погоди, сказалъ Робертъ, Дунсдаль очень храбръ и не боится темноты, даже зная, что ему угрожаетъ опасность.

Они замолчали; Трайноръ былъ правъ: не прошло и пяти минутъ какъ вдали послышался стукъ лошадиныхъ копытъ.

Недъ приподнялся, стараясь разглядѣть тотъ ли это ѣдетъ, кого они ждутъ, но темнота была уже довольно сильна, а всадникъ еще слишкомъ далеко.

Мало-по-малу шумъ приближался и, наконецъ, Недъ Гримсъ прошепталъ:

-- Это онъ, я его узнаю.

Онъ взвелъ курокъ въ карабинѣ.

Силуэтъ графа, сначала неопредѣленный, выдѣлялся все яснѣе и яснѣе.

Трайноръ, наклонившись изъ-за изгороди, увидѣлъ его въ свою очередь.

Недъ Гримсъ сталъ на колѣни, просунулъ ружейный стволъ сквозь сучья, прицѣлился и, когда графъ былъ въ нѣсколькихъ метрахъ, спустилъ курокъ.

-- Промахнулся! съ яростью вскричалъ онъ, отбросивъ карабинъ.

Услышавъ выстрѣлъ, испуганная лошадь бросилась въ сторону, затѣмъ понесла.

Графъ вынулъ изъ кобуры револьверъ и четыре или пять пуль ударились въ вѣтви изгороди, за которою скрывались два сообщника, но не попали въ нихъ.

-- Промахнулся! повторилъ Недъ Гримсъ, сжимая кулаки, а между тѣмъ я хорошо прицѣлился и готовъ былъ бы держать пари, что положу его на мѣстѣ.

Затѣмъ они удалились по той же дорогѣ, по которой пришли, а такъ какъ графъ ѣхалъ одинъ, то они не опасались нападенія съ его стороны и не боялись быть застигнутыми.

Быстрый галопъ лошади замолкъ въ отдаленіи, очевидно, Гарри счелъ болѣе благоразумнымъ не возвращаться назадъ, не зная со сколькими врагами будетъ имѣть дѣло.

Пройдя нѣсколько шаговъ, Недъ остановился и взглянулъ Роберту прямо въ лицо.

-- Вы убѣждены, что зарядили ружье? спросилъ онъ.

-- Убѣжденъ.

-- Это странно, вскричалъ Гримсъ, качая головой, но я не слыхалъ свиста пули.

Робертъ ничего не отвѣчалъ и Недъ не настаивалъ.

Когда графъ возвратился въ замокъ, первый, кого онъ увидалъ, былъ лейтенантъ Торнтонъ.

-- Ну, сударь, весело сказалъ онъ, вы ошибались только вполовину -- четверть часа тому назадъ крестьяне сдѣлали по мнѣ выстрѣлъ. Въ этомъ отношеніи вы были правы, но не правы въ томъ, что считали ихъ ловчѣе, такъ какъ они промахнулись, стрѣляя въ меня почти въ упоръ, и, странная вещь -- прибавилъ онъ, такъ же какъ и Недъ,-- я даже не слышалъ свиста пули.

-- Богъ покровительствуетъ вамъ, милордъ, сказалъ лейтенантъ, такъ какъ ваши крестьяне, охотящіеся цѣлые годы въ болотахъ, обыкновенно не дѣлаютъ промаховъ.

-- Вы должны убѣдиться въ противномъ, мистеръ Торнтонъ.

-- Надѣюсь, по крайней мѣрѣ, что это измѣняетъ ваши планы: если бы вы ѣхали не одинъ, то нѣтъ сомнѣнія, что въ васъ не рѣшились бы выстрѣлить, а если бы рѣшились, то мои люди нашли бы убійцъ. Я солдатъ, милордъ, и не боюсь опасностей, но я полагаю, что храбрость должна соединяться съ осторожностью.

-- Подождемъ еще, мистеръ Торнтонъ.

-- Какъ вамъ угодно, милордъ.

Нѣсколько дней спустя, вечеромъ, Недъ Гримсъ и Робертъ Трайноръ лежали въ кустахъ у тропинки въ лѣсу. Послѣ полудня они видѣли бродившихъ вокругъ нихъ крестьянъ, которые были имъ совершенно незнакомы и которые были никто иные, какъ переодѣтые драгуны Торнтона, но, лежа неподвижно на землѣ, они не были замѣчены. Когда наступила ночь, Недъ прошепталъ, наклонясь къ уху Роберта:

-- У васъ съ собой ружье, у меня также, ступайте на опушку лѣса; если я промахнусь и на этотъ разъ, стрѣляя въ графа, то вы попадете -- вы лучшій стрѣлокъ во всей деревнѣ, я вамъ довѣряю. Если онъ будетъ только раненъ вами или мною, то крикъ одного изъ насъ подастъ сигналъ и графу Гарри не ночевать сегодня въ замкѣ.

Робертъ Трайноръ всталъ, не сдѣлавъ никакого возраженія, и осторожно пошелъ, прячась за деревьями.

Дойдя до опушки, онъ со страннымъ вниманіемъ сталъ смотрѣть въ ту сторону, гдѣ оставилъ Неда Гримса. Черезъ нѣсколько времени онъ осторожно пошелъ дальше и, сдѣлавъ большой обходъ, вошелъ въ лѣсъ.

Когда онъ опять появился у лѣсной тропинки, онъ былъ на двѣсти или триста метровъ впереди того мѣста, гдѣ скрывался Недъ Гримсъ. Послѣдній, не подозрѣвая ничего, спокойно оставался на прежнемъ мѣстѣ.

За два или за три часа, въ то время, какъ графъ, приготовляясь выѣхать, прогуливался по саду, камень, брошенный черезъ стѣну, попалъ ему прямо въ грудь.

Дунсдаль отступилъ, думая, что на него нападаютъ, между тѣмъ камень упалъ къ его ногамъ и взглядъ его инстинктивно остановился на немъ. Камень былъ завернутъ въ кусочекъ бумаги, который графъ съ любопытствомъ развернулъ и прочелъ слѣдующее:

"Если графъ Дунсдаль собирается выѣхать сегодня по обыкновенію, то ему совѣтуютъ не ѣхать черезъ лѣсъ."

Записка была безъ подписи.

-- Чортъ возьми! вскричалъ Гарри. Я дамъ клятву, что никогда не сяду болѣе на лошадь, если буду колебаться хоть одну минуту!

И онъ уѣхалъ, ничего не сказавъ Ричарду Торнтону о полученной запискѣ; только выѣзжая изъ замка, онъ убѣдился, заряженъ ли его револьверъ и потомъ спокойно вскочилъ въ сѣдло.

Первый его проѣздъ черезъ лѣсъ прошелъ безпрепятственно. Ночью, возвращаясь обратно, прежде чѣмъ выѣхать въ лѣсъ, онъ остановился на мгновеніе, осмотрѣвъ взглядомъ кусты и деревья.

Вечеръ былъ восхитительный, солнце только что зашло; птицы молчали; ни малѣйшій вѣтерокъ не шелестилъ листьями. Повсюду царствовало спокойствіе и какъ бы усталость послѣ удушливаго дня.

Забравъ поводья въ лѣвую руку, графъ взялъ въ правую револьверъ и пустилъ лошадь въ галопъ по тропинкѣ.

Робертъ не шевелился, стоя между деревьями и ждалъ съ палкой въ рукахъ, тогда какъ незаряженное ружье его было приставлено къ дереву.

-- Я писалъ графу, чтобы онъ не выѣзжалъ, прошепталъ онъ, но онъ отваженъ и можетъ быть захочетъ бравировать опасность. Если онъ проѣдетъ черезъ лѣсъ, если мнѣ не удастся остановить его и онъ проѣдетъ мимо Неда Гримса, то для него все кончено.

И онъ съ безпокойствомъ прислушивался, надѣясь, что графъ не выѣзжалъ. Въ эту минуту Дунсдаль въѣхалъ въ лѣсъ и Робертъ смутно разслышалъ вдали стукъ лошадиныхъ копытъ.

-- Это онъ! прошепталъ онъ.

Стукъ приближался и дѣлался яснѣе.

Робертъ приподнялся, раздвинулъ вѣтви и крѣпко сжалъ палку рукою, приготовясь прыгнуть.

Когда лошадь, пущенная въ галопъ, промчалась мимо него съ быстротой молніи, Робертъ протянулъ палку, раздался сухой трескъ, какъ бы сломанной вѣтви и лошадь, съ разбитой ногой, тяжело упала на бокъ, увлекая за собой Дунсдаля.

Графъ громко вскрикнулъ. Онъ не успѣлъ высвободить ногу изъ стремени и она была прижата. Онъ дѣлалъ тщетныя усилія освободиться, не выпуская изъ руки револьвера.

Вдругъ неожиданный толчокъ вышибъ у него изъ рукъ револьверъ. Передъ графомъ стоялъ незнакомецъ высокаго роста съ лицомъ, покрытымъ маской, вооруженный тяжелой, окованной желѣзомъ палкой.

-- Злодѣй! вскричалъ графъ, ты думаешь, что я у тебя въ рукахъ...

Онъ протянулъ руку, чтобы вынуть второй револьверъ, но не успѣлъ. Легкій ударъ палкой по головѣ оглушилъ его и онъ лишился чувствъ.

-- Онъ пролежитъ часа два, прошепталъ Робертъ, снимая маску. Онъ спасенъ.

Онъ снова бросился въ чащу, сдѣлавъ тотъ же обходъ за Недомъ Гримсомъ и сталъ на опушкѣ лѣса, на мѣстѣ, указанномъ ему Недомъ.

Прошелъ часъ; шумъ раздвигаемыхъ вѣтвей заставилъ его поднять голову, но такъ какъ темнота была непроницаемая, то онъ не могъ въ двухъ шагахъ различить, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, съ другомъ или съ врагомъ.

-- Это я, раздался голосъ Неда, теперь ужъ слишкомъ поздно и графъ, безъ сомнѣнія, не пріѣдетъ. Онъ или не выѣзжалъ или мы были обмануты невѣрными свѣдѣніями, или же, наконецъ, вернулся въ замокъ по другой дорогѣ. Идемъ, мы только напрасно теряемъ время, сегодня безполезно оставаться здѣсь долѣе.

-- Я также думаю, Недъ.

Они спокойно вернулись въ деревню.

Прошло около часу. Всѣ обитатели замка были въ волненіи. Люди говорили шопотомъ, что графъ, имѣвшій привычку возвращаться гораздо ранѣе, безъ сомнѣнія, убитъ гдѣ нибудь въ лѣсу.

Лейтенантъ Торнтонъ отправилъ своихъ людей, въ сопровожденіи слугъ, по всѣмъ направленіямъ. Самъ же, въ сопровожденіи пяти или шести солдатъ съ факелами, отправился по лѣсной тропинкѣ.

Крикъ одного солдата, ѣхавшаго впереди, предупредилъ, что напали на слѣдъ. Лейтенантъ поспѣшилъ на этотъ зовъ. Графъ былъ найденъ лежащимъ на тропинкѣ, съ ногой, придавленной животомъ лошади и окровавленной головой.

-- Умеръ? лаконически спросилъ Торнтонъ.

-- Нѣтъ, только раненъ; вѣроятно, падая, онъ ударился головой о дерево и лишился сознанія отъ потери крови. У лошади сломана передняя нога. Прежде всего надо высвободить его.

Въ одну минуту это было сдѣлано; тогда лейтенантъ вытеръ кровь съ лица графа и влилъ ему въ ротъ нѣсколько капель виски, поданнаго однимъ изъ драгунъ.

Дунсдаль началъ приходить въ себя.

Открывъ глаза, онъ сразу вспомнилъ все, что съ нимъ было.

-- Это случай? спросилъ Торнтонъ.

-- Скажите лучше западня. Вы положительно были правы, эти негодяи хитрѣе, чѣмъ я думалъ. На будущее время придется принимать предосторожности.

-- Что такое случилось? Можетъ быть вы принимаете за покушеніе на убійство простое паденіе,-- съ лучшимъ всадникомъ это можетъ случиться. Я полагаю это потому, что если бы вы имѣли дѣло съ людьми, желающими вашей смерти, то они не довольствовались бы тѣмъ, что ранили васъ, а совершенно покончили бы съ вами.

-- Они думали, что убили меня, сухо сказалъ графъ. Я видѣлъ того, который поразилъ меня, другой остался спрятаннымъ, или же можетъ быть онъ былъ одинъ,-- я не знаю. Онъ ударомъ палки сломалъ ногу лошади, вторымъ ударомъ выбилъ у меня изъ рукъ револьверъ, который ваши люди могутъ найдти въ травѣ, если потрудятся поискать. Что же касается до третьяго удара, то онъ былъ направленъ мнѣ въ голову. Затѣмъ я не помню, что произошло со мной.

-- Убійца былъ замаскированъ?

-- Да.

-- Это странно, сказалъ лейтенантъ. Я осмотрѣлъ вашу рану -- она не серьезна, а вы должны знать, что свинцовая палка ирландца убиваетъ на мѣстѣ. Право, графъ, можно подумать, что васъ только хотѣли оглушить.

-- Съ какой цѣлью, мистеръ Торнтонъ?

Лейтенантъ, не имѣя возможности дать объясненіе, молча пожалъ плечами.

Не смотря на свою слабость, графъ не позволилъ нести себя, а хотѣлъ идти въ замокъ пѣшкомъ, опираясь только на лейтенанта и солдата.

Прежде чѣмъ отправиться въ путь, онъ указалъ одному изъ драгунъ на лежавшую и тяжело дышавшую лошадь.

-- Убейте ее, сказалъ онъ, чтобы она болѣе не страдала.

Солдатъ повиновался. Лошадь вздрогнула и осталась неподвижной.

-- Это былъ лучшій конь изъ всей моей конюшни, сказалъ Дунсдаль въ видѣ надгробнаго слова.

Нѣсколько дней спустя, графъ, совершенно оправившись, прогуливался вечеромъ по саду, какъ вдругъ, точно такъ же, какъ и въ первый разъ, получилъ ударъ камнемъ въ грудь. Камень былъ завернутъ въ слѣдующую записку:

"Не смотря на поданный мною совѣтъ, графъ выѣзжалъ, совѣтую ему быть осторожнѣе на будущее время. Если бы онъ не былъ оглушенъ ударомъ свинцовой палки и не былъ лишенъ возможности продолжать дорогу, онъ былъ бы убитъ тѣми, которые ожидали его при выходѣ изъ лѣса".

-- Чортъ возьми! вскричалъ Дунсдаль, они смѣются надо мной! Кто его бросилъ, этотъ камень?

Графъ былъ слишкомъ далеко отъ забора, чтобы камень могъ быть брошенъ снаружи. Осматриваясь вокругъ, графу показалось, что онъ видитъ скрывающуюся за деревьями тѣнь. Онъ поспѣшилъ къ ней, это былъ садовникъ, возвращавшійся въ замокъ и несшій на спинѣ свои орудія. Въ головѣ графа мелькнуло подозрѣніе.

Этотъ садовникъ можетъ быть былъ членомъ союза.

-- Десять гиней, если ты скажешь истину, сказалъ Дунсдаль.

Глаза садовника засверкали.

-- Что могу я сказать, ваша честь, такого, чего бы вы не знали лучше меня?

-- Ты бросилъ мнѣ этотъ камень? Признайся, тебѣ не будетъ сдѣлано никакого зла, ты получишь отставку, но я отдамъ тебѣ въ наемъ ферму и въ первый годъ не возьму никакой платы, говори!

Садовникъ колебался.

Дунсдаль понялъ его.

-- Двадцать гиней и два года аренды, если ты отвѣтишь и тюрьма, если будешь молчать.

Эта угроза заставила крестьянина выпрямиться, такъ какъ только одни обѣщанія могли побѣдить его.

-- Я не знаю, о чемъ спрашиваетъ меня ваша честь, сказалъ онъ.

И онъ удалился, оставивъ графа блѣднымъ отъ гнѣва.

Въ Фарнеѣ и прислуга замка скоро узнали о приключеніи Дунсдаля. Оно дошло до ушей Неда Гримса. Въ первый же разъ, какъ онъ встрѣтился съ Робертомъ, они заговорили объ этомъ.

-- Это происшествіе спасло жизнь проклятому графу, сказалъ Недъ. Что вы объ этомъ думаете, Трайноръ?

-- Я полагаю, что Богъ справедливъ и не можетъ долѣе покровительствовать ему.

-- О! Робертъ, ему покровительствуетъ не Богъ. Богъ не могъ сойти въ лѣсъ, вооруженный палкой, и ударить Дунсдаля достаточно сильно, чтобы оглушить, но не настолько, чтобы убить...

-- Я васъ не понимаю, Недъ Гримсъ, совершенно спокойно сказалъ Робертъ.

-- Я хочу сказать, что между нами есть измѣнникъ, что этотъ измѣнникъ знаетъ наши планы и разстраиваетъ ихъ. Я видѣлъ лошадь графа, лежавшую на дорогѣ; ея нога была перебита ударомъ свинцовой палки -- въ этомъ невозможно ошибаться и я знаю немного молодцовъ, которые были бы способны нанести такой ударъ.

Ничто ни во взглядѣ, ни въ голосѣ Неда Гримса не указывало Роберту, чтобы эти слова обращались въ частности къ нему и заключали въ себѣ угрозу. Трайноръ былъ слишкомъ ловокъ и остороженъ, чтобы показать видъ, что они безпокоятъ его. Онъ только сказалъ:

-- То, что вы думаете, Недъ Гримсъ, очень невѣроятно, такъ невѣроятно, что похоже на сказку.

-- Я еще не убѣжденъ, подозрительнымъ тономъ сказалъ Недъ, но мое убѣжденіе не замедлитъ составиться и тогда горе измѣннику!

-- Горе измѣннику! повторилъ Робертъ какъ эхо.

Въ продолженіе двухъ недѣль Недъ и Робертъ не пытались возобновлять свои попытки.

Дунсдаль выѣзжалъ не иначе, какъ въ сопровожденіи двухъ драгунъ, избѣгалъ проѣзжать по лѣсу или же мимо живыхъ изгородей, въ которыхъ могли скрываться убійцы. Онъ возвращался до наступленія ночи и всегда ѣздилъ по долинѣ, удаляясь какъ можно болѣе отъ горъ. Онъ сдѣлался остороженъ, но его ярость только увеличилась.

Онъ составлялъ въ умѣ самые ужасные планы мщенія всѣмъ своимъ фермерамъ безъ различія, такъ какъ онъ зналъ, что если не всѣ принадлежали къ числу членовъ ужасной и таинственной ассоціаціи, то всѣ оказывали ей покровительство, одни своимъ молчаніемъ, другіе тѣмъ, что скрывали виновныхъ въ случаѣ надобности.

Часто, проѣзжая мимо кустовъ, онъ шепталъ:

-- Если я когда нибудь увижу негодяя, желающаго моей смерти, я его не выдамъ суду, а самъ совершу надъ нимъ правосудіе и о немъ будутъ долго говорить во всей странѣ.

Но, какъ мы уже сказали, въ слѣдующіе дни его оставили въ покоѣ.

Между городомъ Тайпрери и горами находится громадное и опасное Клоганское болото, черезъ которое идетъ узкое шоссе -- единственная дорога между городомъ и горами. Тутъ-то Недъ Гримсъ рѣшился ждать графа въ одинъ прекрасный день, когда ему понадобилось ѣхать въ Тайпрери.

Планъ Неда состоялъ въ томъ, что если дѣла задержатъ Дунсдаля въ городѣ до вечера, то спрятаться въ травѣ около шоссе и, услышавъ стукъ экипажа графа, протянуть черезъ шоссе веревку, привязанную къ заранѣе приготовленнымъ палкамъ, такъ, чтобы экипажъ, лошади, кучеръ, графъ и драгуны упали въ бездонное болото. Такъ какъ съ тѣхъ поръ, какъ графъ выѣзжалъ не иначе, какъ съ драгунами, въ него невозможно было выстрѣлить при проѣздѣ, такъ какъ его свита слишкомъ легко овладѣла бы убійцей, то слѣдовало въ одно и то же время отдѣлаться отъ графа и отъ его свиты,-- вотъ почему Недъ подумалъ о болотѣ и терпѣливо ждалъ перваго путешествія Дунсдаля въ городъ.

На этотъ разъ онъ предупредилъ Роберта, что ждетъ его въ этотъ же самый вечеръ и когда Трайноръ упрекнулъ его, что онъ съ нимъ не посовѣтовался, Недъ насмѣшливо отвѣчалъ:

-- Теперь, по крайней мѣрѣ, я убѣжденъ, что никто не предупредитъ графа.

Робертъ выпрямился и презрительно сказалъ:

-- Это угроза, Недъ?

Недъ отступилъ. Хотя онъ былъ такъ же силенъ какъ Трайноръ, но онъ былъ трусливъ.

-- Нѣтъ, Робертъ, сказалъ онъ, смѣясь, какъ вы могли это подумать! Какимъ образомъ могу я подозрѣвать васъ, одного изъ нашихъ начальниковъ... что вы покровительствуете человѣку, жестокость котораго была причиною смерти вашего отца и матери.

Робертъ сдѣлалъ движеніе. Лицо его омрачилось, глаза сверкнули, а Недъ продолжалъ:

-- Если бы я сталъ это говорить, то никто не захотѣлъ бы мнѣ повѣрить, меня назвали бы сумасшедшимъ.

Но это измѣненіе тона и лицемѣріе Неда не могли обмануть Роберта.

"Онъ меня подозрѣваетъ, подумалъ онъ, если я еще разъ спасу графа, то погублю себя".

Недъ Гримсъ искоса наблюдалъ за нимъ, онъ угадывалъ его колебаніе и съ трудомъ могъ удержаться отъ торжествующей улыбки.

-- Идемъ, сказалъ Робертъ.

Они по разнымъ дорогамъ пробрались къ шоссе, идущему черезъ болото.

Трайноръ пришелъ первымъ. Мѣсто, выбранное Недомъ, было самое опасное изъ всего болота. У самого шоссе пропасть была наполнена черной, жидкой грязью, на которой мѣстами виднѣлись кочки, покрытыя высокой травой, скрывавшія подъ собою такую же пропасть.

Недъ, занимавшійся два дня приготовленіемъ этой засады, принесъ съ собою доски, которыя расположилъ такимъ образомъ, чтобы спрятаться подъ ними.

Когда темнота наступила, Недъ вышелъ изъ своего убѣжища и привязалъ съ каждой стороны шоссе на высотѣ около полутора метра концы толстой и крѣпкой веревки, которая, благодаря темнотѣ, была невидима.

Послѣ извѣстнаго часа въ этой мѣстности не проѣзжаетъ никакихъ экипажей, но, чтобы помѣшать попасть въ ловушку фарнейскимъ крестьянамъ, которые случайно могли бы запоздать въ городѣ, Недъ Гримсъ пошелъ впередъ къ сторонѣ города, съ которой долженъ былъ пріѣхать Дунсдаль, а Робертъ отошелъ къ сторонѣ деревни.

-- На этотъ разъ я ничего не могу сдѣлать, прошепталъ Трайноръ.

Не желая употреблять силы противъ Неда Гримса, Роберту приходилось покориться и предоставить графа его судьбѣ.

-- Очевидно, Недъ Гримсъ чувствовалъ недовѣріе и принялъ всѣ предосторожности, думалъ Робертъ. Но всѣ ли? Не забылъ ли онъ чего нибудь?

И тогда, осторожно пробираясь по травѣ и въ грязи, рискуя каждую минуту упасть въ болото, Робертъ дотащился до веревки. Она была крѣпка, опасность была вѣрная и неизбѣжная.

-- Что дѣлать? прошепталъ Трайноръ.

Легкій шумъ за шоссе заставилъ его вздрогнуть. Онъ подумалъ, что Недъ Гримсъ возвратился и, не желая быть застигнутымъ у веревки, бросился въ траву, лихорадочно прислушиваясь, не слѣдятъ ли за нимъ. Безъ сомнѣнія, ему послышалось, такъ какъ шумъ не возобновлялся, но онъ не видѣлъ того, что противъ него появились двое людей, головы которыхъ были наравнѣ съ поверхностью земли и которые пристально слѣдили за всѣми его движеніями.

Подождавъ немного, Трайноръ приподнялся, снова вернулся къ шоссе, бросилъ послѣдній взглядъ въ ту сторону, гдѣ долженъ былъ находиться Недъ Гримсъ, и, вынувъ ножъ, перерѣзалъ веревку, такъ что она держалась только на нѣсколькихъ волокнахъ. Малѣйшій толчекъ долженъ былъ окончательно разорвать ее. Сдѣлавъ это, онъ удалился.

Когда онъ исчезъ, двое, спрятанныхъ возлѣ него людей, мало-по-малу приподнялись и ползкомъ добрались до веревки. Одинъ изъ нихъ былъ Недъ Гримсъ, другой Джоэ Макъ-Доль.

Нѣсколько мгновеній они молчали.

-- Обманулъ ли я васъ, Джоэ, когда говорилъ, что Робертъ Трайноръ измѣняетъ намъ, сказалъ, наконецъ, Недъ.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Джоэ глухимъ голосомъ. Робертъ Трайноръ измѣнникъ!.. О! несчастный, несчастный!..

-- Я исполню мой долгъ, сказалъ Недъ Гримсъ, я донесу на Трайнора завтра въ общемъ собраніи. Мнѣ нуженъ былъ свидѣтель, мнѣ надо было убѣдить всѣхъ, что мое обвиненіе основательно... Я надѣюсь, Макъ-Доль, что вы не сомнѣваетесь болѣе?

-- Увы!

-- Вы поддержите мое обвиненіе? Робертъ вашъ другъ... но вы нашъ начальникъ, вы знаете, что наша безопасность обезпечивается настолько же ненавистью къ притѣснителямъ, какъ и тѣмъ мщеніемъ, которое, по нашимъ законамъ, постигаетъ измѣнниковъ.

-- Я исполню мой долгъ такъ же, какъ и вы, Недъ, сказалъ Джоэ такимъ тихимъ голосомъ, что онъ походилъ на вздохъ.

-- Но вѣдь Робертъ вашъ другъ...

-- Я забуду нашу дружбу.

-- Вы жили до сихъ поръ какъ два брата, будетъ ли имѣть одинъ изъ васъ силу судить другого, можетъ быть другой по прежнему сохранитъ надъ нимъ братское вліяніе?

-- Молчите, Недъ, молчите, а не то вы заставите меня подумать, будто вы радуетесь постигшему насъ несчастью.

Но если бы Джоэ могъ видѣть лицо Неда, то улыбка ненависти, кривившая его губы и сверкавшій взглядъ доказали бы ему, что онъ не ошибся.

Чтобы не быть застигнутыми они оставили шоссе и спрятались въ травѣ, которая совершенно скрыла ихъ.

Джоэ молчалъ, а Недъ Гримсъ, угадывавшій его отчаяніе и волненіе, несмотря на все желаніе, не рѣшался заговорить. Но онъ думалъ про себя:

-- Джоэ способенъ предупредить Роберта, что его будутъ судить, Робертъ бѣжитъ и такимъ образомъ спасется отъ приговора, который мы произнесемъ надъ нимъ завтра. Я буду слѣдить за Макъ-Долемъ и помѣшаю ему видѣться съ Робертомъ.

Вдругъ Джоэ всталъ:

-- Намъ безполезно оставаться здѣсь, сказалъ онъ, экипажъ графа и драгуны проѣдутъ сейчасъ по шоссе, но ни проклятый Дунсдаль, ни солдаты не будутъ даже подозрѣвать объ опасности, которой подвергались.

-- Это правда, намъ некогда успѣть исправить веревку или сходить за новой въ Фарней.

-- Идемте!

-- Но Робертъ?

-- Робертъ, который считаетъ васъ на вашемъ посту, будетъ терпѣливо ждать проѣзда графа, затѣмъ, когда экипажъ исчезнетъ, онъ вернется въ горы.

-- Если онъ не найдетъ меня, если я не подойду къ нему, то въ немъ явится подозрѣніе и онъ будетъ считать себя открытымъ... Я остаюсь.

-- Пожалуй, сказалъ Джоэ, озабоченно нахмуривъ лобъ.

Недъ Гримсъ далъ ему уйдти. Четверть часа спустя, экипажъ Дунсдаля, сопровождаемый двумя драгунами, проѣхалъ по шоссе.

Лошадь перваго солдата, наткнувшись на веревку, споткнулась, но веревка лопнула и всадникъ при свѣтѣ экипажныхъ фонарей замѣтилъ препятствіе и угадалъ западню.

-- Эй! крикнулъ онъ кучеру, стой!

Экипажъ былъ остановленъ, фонари сняты, чтобы осмотрѣть мѣстность. Одинъ изъ солдатъ сошелъ съ лошади.

-- Мы должны были бы быть въ эту минуту всѣ въ болотѣ, это чудо, что веревка лопнула, сказалъ графъ.

-- Извините, ваша честь, сказалъ солдатъ, веревка не лопнула, а была перерѣзана. Если нѣкоторые изъ этихъ негодяевъ желаютъ вашей смерти, то другіе, по крайней мѣрѣ, стараются васъ спасти.

-- Это въ третій разъ! прошепталъ Дунсдаль.

Нѣсколько минутъ было употреблено на осмотръ окрестностей, но такъ какъ все было тихо и спокойно, то экипажъ, предшествуемый драгунами, снова двинулся въ путь.

ГЛАВА IX.

Люси Бринъ очень печально провела дни, послѣдовавшіе за ея окончательнымъ объясненіемъ съ Робертомъ Трайноромъ. Она нѣсколько разъ видѣлась съ нимъ, но ни разу не говорила. Они оба понимали, на сколько ихъ взаимныя отношенія фальшивы и неловки, и избѣгали всякихъ намековъ.

Но непонятное сопротивленіе Роберта только усилило любовь молодой дѣвушки. Она еще не отчаявалась, хотя въ глубинѣ души была убѣждена, что сердце Роберта наполнено страстью, которую онъ окружаетъ тайной и предмета которой, не смотря на всѣ усилія, она не могла открыть.

Такъ какъ она большею частью молчала и не заговаривала о Робертѣ, то ея отецъ считалъ ее полуутѣшившейся и былъ недалекъ отъ мысли возобновить вторичную попытку въ пользу Джоэ.

Однако, онъ все еще колебался. Послѣднія событія, въ которыхъ онъ не принималъ участія, но которыя внутренно одобрялъ, на время всецѣло заняли его.

Убійство Варнера, повѣшеніе Бирна, безплодныя попытки на жизнь графа Дунсдаля служили предметомъ разговора всѣхъ фарнейскихъ крестьянъ; ожидали возмущенія крестьянъ всего имѣнія, а можетъ быть даже и всего графства и, наконецъ, даже всей Ирландіи.

Возмущенія всегда вызываютъ репрессаліи, но онѣ большею частью обрушиваются на невинныхъ.

Бринъ, уже состарѣвшійся, боялся за себя, за свою ферму и за золото, которое тщательно пряталъ подъ очагомъ. Онъ хорошо зналъ, что руководителями движенія были Джоэ Макъ-Доль и Робертъ Трайноръ, поэтому не безъ удивленія и даже не безъ страха увидѣлъ однажды утромъ вошедшаго къ нему Макъ-Доля, нѣсколько часовъ спустя послѣ того, какъ графъ, благодаря Трайнору, спасся отъ западни, устроенной ему въ Клоганскомъ болотѣ.

Джоэ не спалъ всю ночь. Измѣна друга, необходимость пожертвовать имъ послѣ доноса Неда Гримса, не дали ему сомкнуть глазъ. Онъ былъ очень блѣденъ, глубокая морщина перерѣзывала его лобъ.

-- Я не съ вами хочу говорить, безъ всякаго предисловія сказалъ онъ фермеру, а съ вашей дочерью. Я хотѣть бы поговорить съ ней наединѣ.

-- Вотъ какъ! съ удивленіемъ сказалъ Бринъ. Развѣ какое нибудь несчастіе угрожаетъ Трайнору? прибавилъ онъ, подумавъ немного.

-- Можетъ быть, печально отвѣчалъ Макъ-Доль, качая головой.

Въ эту минуту Люси вошла въ комнату. Бринъ объявилъ ей, чего желаетъ Макъ-Доль, но она обманулась относительно его намѣренія и нахмурила брови.

-- Къ чему? спросила она.

-- Я пришелъ не для того, чтобы говорить вамъ о любви, сказалъ Макъ-Доль, понявъ ея нерѣшительность.

Между тѣмъ Бринъ вышелъ, оставивъ ихъ однихъ.

Джоэ подошелъ къ Люси и взялъ ее за руки.

-- Люси, сказалъ онъ ей, то, что я хочу вамъ сообщить, очень важно и растерзаетъ ваше сердце. Если вы любите попрежнему Роберта, то мои слова пробудятъ въ васъ ревность,-- тѣмъ не менѣе я прошу васъ выслушать меня до конца, быть спокойной и простить мнѣ то горе, которое я принужденъ вамъ причинить.

-- Говорите, Джоэ, съ безпокойствомъ сказала она.

-- Робертъ измѣнилъ намъ... Робертъ сегодня вечеромъ будетъ приговоренъ нами къ смерти.

Люси, ломая руки, упала на табуретъ.

-- Я не ошибся, сказалъ Джоэ, вы любите его такъ же какъ прежде.

-- Люблю ли я его! вскричала она внѣ себя отъ страха.

-- Готовы ли вы сдѣлать все, что отъ васъ зависитъ, чтобы спасти его?

Я готова, если надо, пожертвовать жизнью.

-- Увы! бѣдная Люси, та жертва, которую я отъ васъ потребую, будетъ для васъ тяжелѣе.

-- Говорите, Джоэ, я на все готова... Я его люблю.

Макъ-Доль собрался съ мыслями. Въ виду опасности, угрожавшей его другу, онъ забылъ свою любовь къ Люси и любовь послѣдней къ Роберту, но онъ все-таки былъ человѣкъ и одно мгновеніе его сердце тяжело сжалось при видѣ страстной привязанности, сверкавшей въ глазахъ молодой дѣвушки. Но это волненіе было непродолжительно.

-- Сегодня вечеромъ, сказалъ онъ, мы всѣ соединимся въ развалинахъ замка, чтобы судить и осудить измѣнника, и Робертъ, не зная, что его измѣна извѣстна, явится безъ малѣйшаго недовѣрія. Это будетъ для него смертнымъ приговоромъ.

-- Отчего же вы не предупредите его?

-- Я не могу этого сдѣлать, такъ какъ Недъ Гримсъ -- одинъ изъ нашихъ -- его врагъ и обвинитель, наблюдалъ за мною всю ночь и наблюдаетъ до сихъ поръ. Онъ не дозволилъ бы мнѣ видѣться съ Робертомъ. Впрочемъ, мало того, что нужно предупредить Трайнора объ опасности, которой онъ подвергается, надо заставить его оставить страну и бѣжать въ Америку, такъ какъ въ Ирландіи, повсюду, наше мщеніе постигнетъ его. Но всѣ мои совѣты и просьбы не убѣдили бы его, Люси, я знаю, онъ не послушался бы меня... другія просьбы и другіе совѣты необходимы, чтобы убѣдить его...

-- Я понимаю, вы хотите, чтобы я переговорила съ нимъ... но Робертъ не любитъ меня... и не послушается меня, такъ же, какъ и васъ.

Макъ-Доль поблѣднѣлъ и ничего не отвѣчалъ. Можно было подумать, что онъ снова колеблется, наконецъ, онъ тряхнулъ головой и тихо прошепталъ:

-- Нѣтъ, Люси, я не это хотѣлъ сказать,-- васъ онъ также не послушается какъ и меня...

Она встала, прижавъ руки къ сердцу и стиснувъ зубы.

-- Объяснитесь, Джоэ, я не понимаю вашихъ словъ.

-- Одно только существо въ свѣтѣ, Люси, могло бы спасти Роберта... одно только существо имѣетъ надъ нимъ достаточно власти, чтобы заставить его уѣхать.

-- Кто это, Джоэ? говорите.

-- Та, которую онъ любить безумно...

-- Ея имя... прошу васъ, Джоэ... вы ее знаете?.. О, скажите мнѣ ея имя!

-- Графиня Елена.

-- Она!.. Она...

Люси сдѣлала нѣсколько шаговъ къ Джоэ, повторяя внѣ себя:

-- Она... Жена Дунсдаля... онъ ее любитъ... изъ-за нея онъ не глядитъ на меня... онъ пренебрегаетъ мною изъ-за нея... Онъ любить графиню Елену!.. Но это безуміе, Джоэ... это безуміе... васъ обманули.

-- Нѣтъ, я самъ открылъ тайну Роберта... впрочемъ, онъ во всемъ мнѣ признался.

-- Но она не любитъ его... Она не можетъ его любить!

-- Она его любитъ.

Люси вскрикнула съ отчаяніемъ.

-- Все кончено!.. До сихъ поръ я еще надѣялась, что онъ вернется ко мнѣ... теперь я не могу бороться съ такой знатной дамой... онъ погибъ для меня.

Она снова опустилась на табуретъ со сверкающими глазами и раскраснѣвшимся дицомъ.

-- Джоэ, вы безжалостны, шептала она, вы видѣли, что я его люблю, къ чему же вы отняли у меня послѣднюю надежду?.. Вы благородны и добры, Джоэ, къ чему же заставляете вы меня такъ страдать?.. Джоэ, вы были очень жестоки...

Онъ слушалъ ее, опустивъ голову.

Нѣсколько словъ, сказанныхъ имъ очень тихо, заставили ее вздрогнуть и поблѣднѣть.

-- Я еще не все сказалъ...

-- Боже мой, Джоэ, что такое вы еще мнѣ скажете?.. Какое новое горе приготовляете вы мнѣ?

-- Я понимаю ваше отчаяніе, Люси, такъ какъ я самъ страдаю вдвойнѣ -- въ моей дружбѣ къ Роберту и въ моей любви къ вамъ... Но я еще не сказалъ, какой жертвы я отъ васъ ожидаю.

-- Говорите, Джоэ,-- теперь уже ничто не можетъ увеличить моей печали.

-- Это большая жертва...

-- Говорите, Джоэ, мое мужество велико.

-- Чтобы спасти Роберта отъ нашего мщенія, графиня Елена должна принудить его оставить Ирландію, или по крайней мѣрѣ спрятаться и не показываться въ деревнѣ... Я не могу видѣться съ графиней, такъ какъ Дунсдаль и драгуны не дали бы мнѣ дойти до нея... и кромѣ того, я уже сказалъ вамъ, Недъ Гримсъ ни на минуту не оставляетъ меня. Поэтому я подумалъ о васъ, Люси... и пришелъ сказать вамъ: Люси, забудьте ревность и слушайтесь только вашей любви и вашего сердца... отправьтесь въ замокъ и спросите графиню... вамъ откажутъ въ позволеніи видѣть ее, но вы должны настаивать... графинѣ сообщать о вашихъ настаоніяхъ... любопытство... можетъ быть предчувствіе... заставитъ ея приказать принять васъ. Если вы будете не однѣ, то графиня удалитъ сама всѣхъ свидѣтелей, когда вы скажете, что пришли спасти Роберта Трайнора,-- согласны ли вы?

Молодая дѣвушка рыдала, закрывъ лицо руками. Слезы текли у нея по рукамъ сквозь пальцы. По временамъ она сильно вздрагивала.

-- О! Джоэ, чего вы отъ меня требуете!

-- Не отказывайте, Люси! Подумайте, что это единственное средство спасти Роберта, а вы отказываете... значитъ вы желаете его смерти.

-- Хорошо, сказала Люси, отнимая руки отъ лица, я пойду... пойду сейчасъ же.

Джоэ поспѣшно ушелъ, разстроенный этой сценой, а Люси вытерла слезы, вымыла лицо свѣжей водой, чтобы Бринъ, вернувшись, не могъ увидѣть, что она плакала.

Затѣмъ, немного успокоившись, сильная принятымъ рѣшеніемъ, она вышла изъ дому и направилась къ Дунсда.тю. Полдороги она бѣжала, она боялась подумать, боялась, что начнетъ колебаться.

Дойдя до воротъ замка, онаостановилась, задыхаясь отъ усталости, съ сильно бьющимся сердцемъ. Ей казалось, что она умираетъ.

Увидѣвшіе ее солдаты приказали ей удалиться, но она объявила, что желаетъ говорить съ графиней. Сначала ее приняли за сумасшедшую и только послѣ долгихъ просьбъ рѣшились доложить графинѣ.

Люси уже отчаивалась, когда къ ней вышелъ лакей, говоря, чтобы она слѣдовала за нимъ.

Войдя въ гостинную, гдѣ ее ожидала графиня, Люси вдругъ почувствовала, что силы оставляютъ ее и полумертвая упала на полъ. Ее подняли и привели въ чувство.

Елена, пораженная ея красотой и изяществомъ всей ея фигуры, которое, впрочемъ, не рѣдко встрѣчается въ ирландкахъ даже низшаго класса, взяла ее за руки и старалась ободрить словами.

-- Я должна говорить съ вами сейчасъ же наединѣ, сказала молодая дѣвушка, указывая на слугъ, которые недовѣрчиво глядѣли на нее. Графиня колебалась.

-- Во имя Роберта Трайнора, котораго вы любите, шепнула Люси, выслушайте меня.

Графиня чуть не вскрикнула отъ испуга. Что могло значить, что ея тайна извѣстна этой женщинѣ? Какая ужасная опасность угрожала ей?

Она жестомъ приказала слугамъ оставить ее вдвоемъ съ крестьянкой. Всѣ повиновались.

-- Что вы такое сказали?.. Какое имя произнесли?.. Что вы отъ меня хотите? сказала она.

Люси, задыхаясь, отрывистыми фразами разсказала ей свой разговоръ съ Джоэ Макъ-Долемъ и передала опасность, которой подвергался Робертъ.

Она сказала ей, что если Робертъ не будетъ предупрежденъ, если онъ явится въ горы, то она никогда его не увидитъ; сказала, что если онъ не бѣжитъ, Недъ Гримсъ съумѣетъ найти его повсюду, гдѣ бы онъ ни спрятался... Наконецъ, его надо было спасти и она одна могла сдѣлать это.

-- Но кто же вы такая? спросила графиня. Почему вы знаете, что я его люблю?.. Почему вы, будучи крестьянкой и, слѣдовательно, имѣя возможность пройти всюду незамѣченной, не стараетесь увидѣться съ Робертомъ и предупредить его?

-- Кто я такая -- это рѣшительно все равно, сказала Люси. Какое вамъ дѣло до того, какъ я узнала, что вы любите другъ друга. Почему я не предупреждаю его сама?.. Потому что онъ не послушался бы меня и я не могла бы убѣдить его, что, оставаясь около васъ, онъ рискуетъ жизнью. Я постараюсь предупредить его и приду сказалъ вамъ послѣ полудня, удалось ли мнѣ это. Но заставить его прятаться... оставить васъ... не видѣться съ вами... О! этого я даже не попробую сдѣлать!

Выраженіе глазъ Люси было такъ, печально, что графиня замѣтила это и угадала волненіе Люси, ея любовь и отчаяніе.

-- Вы его также любите? спросила она.

-- Да.

Подъ вліяніемъ волненія, вызваннаго этимъ открытіемъ, такъ какъ Елена понимала, чего долженъ былъ стоить молодой дѣвушкѣ ея поступокъ, она протянула ей руки.

Но Люси отвернулась и грубо оттолкнула руки Елены.

-- Нѣтъ, сказала она, не думайте, чтобы между нами была возможна симпатія... Я васъ ненавижу отъ всего сердца... у васъ нѣтъ и не будетъ болѣе безжалостнаго врага. Сегодня я забываю мою ненависть, потому что она менѣе сильна, чѣмъ моя любовь къ Роберту... потому что Робертъ подвергается опасности и вы одна можете его спасти. Вотъ почему я сюда пришла.

Графиня ничего не отвѣчала, но черезъ нѣсколько мгновеній презрительно улыбнулась.

-- Я вамъ предлагала мою дружбу, сказала она, но не боюсь вашей ненависти:-- любовь Роберта съумѣетъ защитить меня противъ васъ.

Люси страшно поблѣднѣла.

-- Можетъ быть, прошептала она.

Ихъ взгляды встрѣтились и въ обоихъ выражался вызовъ. Одно мгновеніе, подъ вліяніемъ соперничества, онѣ забыли Роберта, совершенную имъ измѣну и смертельную опасность, которой онъ подвергался. Но эта мысль мгновенно пришла имъ въ голову и заставила ихъ покраснѣть.

-- Для васъ, сказала крестьянка, онъ измѣнилъ своимъ братьямъ... онъ подвергъ опасности свою жизнь для того, чтобы спасти вашего мужа... Когда вамъ пришлось выбирать между мужемъ, котораго вы не любите, такъ какъ забываете его въ объятіяхъ другого, и любовникомъ, котораго вы любите, вы не колебались... вы избрали смерть любовника... Что же вы за женщина! Безъ сомнѣнія, любовь Роберта тяготила васъ... капризъ знатной дамы прошелъ и вамъ наскучила эта забава. Ваше поведеніе было очень ловко, такъ какъ, заставляя любовника спасать мужа, вы мирились съ вашей совѣстью и вашъ проступокъ казался вамъ менѣе серьезнымъ.

-- Замолчите! сказала Елена, поднимая голову, замолчите, несчастная! Перестаньте оскорблять меня и уходите... я не нуждаюсь въ вашей помощи, чтобы спасти Роберта... я спасу его одна, хотя бы это стоило мнѣ жизни. Вы узнаете также, на сколько были оскорбительны ваши подозрѣнія... и моя любовь, менѣе эгоистичная, превзойдетъ вашу самоотверженіемъ.

-- Неужели вы думаете, что еслибы моя жизнь могла принести ему пользу, то я не отдала бы ее улыбаясь? Но съ чьей стороны жертва была бы больше; съ вашей ли, когда васъ любитъ Робертъ, или же съ моей, когда я люблю его безнадежно?

-- Въ такомъ случаѣ помогите мнѣ, вы можете это сдѣлать.

-- Какимъ образомъ?

-- Я уже говорила вамъ сейчасъ, что не могу выйдти днемъ никуда безъ провожатыхъ, поэтому всякая попытка съ моей стороны была бы безполезна... Но вы можете постараться увидѣть Роберта, предупредить его, что его врагъ донесетъ на него, помѣшать ему отправиться на сегодняшнее собраніе... можетъ быть сегодня ночью мнѣ удастся переговорить съ нимъ... Тогда, если только онъ меня любитъ, его на завтра уже не будетъ здѣсь, онъ уѣдетъ и будетъ въ безопасности.

-- Позволятъ ли мнѣ снова войдти въ замокъ, такъ какъ мнѣ понадобится сказать вамъ, встрѣтила ли я Роберта и на что онъ рѣшился?

-- Я позабочусь объ этомъ, приходите... не бойтесь.

-- А если мнѣ не удастся его увидѣть?.. Если онъ не вернется цѣлый день?

-- Въ такомъ случаѣ, храни насъ Богъ!..

Люси покинула замокъ, оставивъ графиню въ сильномъ безпокойствѣ, такъ какъ она упрекала себя, что подвергла своего любовника всѣмъ этимъ опасностямъ и чувствовала, что если съ нимъ случится несчастіе, то она никогда не проститъ себѣ этого.

-- Нѣтъ, говорила она, я его спасу, я въ этомъ убѣждена... или же умру вмѣстѣ съ нимъ... около него... Жизнь была бы для меня слишкомъ тяжела.

Время медленно шло и графинѣ каждую минуту казалось, что она видитъ въ окно молодую дѣвушку. Но только съ наступленіемъ ночи, когда солнце уже исчезло за горизонтомъ, Люси Бринъ прибѣжала въ замокъ и графиня приказала сейчасъ же ввести ее.

-- Ну что? спросила она, не рѣшаясь произнести ни слова болѣе, до такой степени лицо молодой дѣвушки было искажено усталостью и страданіемъ.

-- Ничего, сказала Люси, съ трудомъ переводя духъ. Я была въ деревнѣ... въ горахъ... повсюду справлялась о Робертѣ,-- но его нигдѣ нѣтъ... И наконецъ я узнала, что утромъ онъ отправился въ графство Коркъ... Онъ продалъ быка одному изъ тамошнихъ фермеровъ, который не заплатилъ за него, и такъ какъ сегодня у Роберта не было ни гроша денегъ, то онъ, безъ сомнѣнія отправился за деньгами къ этому фермеру.

-- Онъ, вѣроятно, переночуетъ тамъ...

-- Увы! на это нельзя разсчитывать.

-- Почему?.. Кто ему помѣшаетъ?

-- Графство Коркъ сейчасъ же за горою и оттуда хорошо видны огни, разложенные на вершинахъ въ знакъ сигнала. Робертъ, еслибы онъ даже не собирался вернуться, увидѣвъ эти сигналы, пустится въ путь.

-- Но въ такомъ случаѣ онъ погибъ! Что намъ дѣлать?

-- О, я сама не знаю! Мнѣ кажется, что я схожу съ ума... мои мысли путаются... я ничего не понимаю.

-- Боже мой! Боже мой!

Обѣ женщины замолчали, погруженныя въ свои мысли.

Графиня провела рукою по лбу. Ея черные глаза сверкнули лихорадочнымъ блескомъ.

-- Нѣтъ, прошептала она, я его не оставлю.

-- Что вы хотите дѣлать?

-- О, я еще ничего не придумала... у меня, какъ и у васъ, Люси, голова въ огнѣ... я стараюсь собраться съ мыслями, но напрасно.

Люси, почти лежа на стулѣ, не шевелилась, не спуская глазъ съ графини.

-- Это ваша вина... повторяла она, не придумавъ ничего кромѣ этихъ трехъ словъ. Это ваша вина...

-- Да, отвѣчала Елена, я это знаю. Не упрекайте меня -- я и такъ довольно несчастна.

Наступило продолжительное молчаніе. Елена старалась придумать средство спасенія, но не находя ничего, качала головою и рвала волосы.

Въ минуту крайняго отчаянія мысль ея невольно обратилась къ Богу.

-- Сжалься надо мною/Боже! говорила она. Сжалься!

-- По какой дорогѣ будетъ возвращаться Робертъ изъ графства Коркъ? вдругъ спросила она Люси. Тамъ нужно ждать его и не дозволить идти далѣе.

-- На гору ведетъ много тропинокъ и неизвѣстно, по которой онъ пойдетъ.

-- Нѣтъ сомнѣнія, что онъ пойдетъ по кратчайшей дорогѣ.

-- Чтобы ждать Роберта на кратчайшей дорогѣ надо было бы знать, въ какую деревню онъ пошелъ... съ какого пункта онъ пойдетъ... но никто не могъ сообщить мнѣ этого, такъ какъ никто не зналъ.

-- Хорошо, сказала Елена, такъ какъ нѣтъ болѣе надежды, то я рѣшаюсь...

-- Что вы хотите сдѣлать?

-- Безъ сомнѣнія, это безуміе, но въ то же время это единственное, остающееся намъ средство спасенія... Прощайте, Люси, возвращайтесь въ Фарней... молите Бога за Роберта.

-- Я раздѣлю вашу опасность.

-- Я не позволю вамъ этого... очень возможно, что я не успѣю и погибну... достаточно одной смерти Роберта, я не хочу упрекать себя также и въ вашей.

Люси не настаивала, но ея взглядъ, устремленный на соперницу, казалось хотѣлъ проникнуть въ глубину ея души и угадать ея планы.

Поклонившись графинѣ, она поспѣшно удалилась.

-- Кто изъ насъ двоихъ спасетъ его? прошептала она, убѣгая.

Ночь наступила и на трехъ горныхъ вершинахъ появились яркіе костры.

ГЛАВА X.

Высокій, худой мужчина съ лицомъ, закрытымъ маской, стоялъ у входа на тропинку, которая вела въ развалины стараго замка Макъ-Долей.

Опираясь на ружье, онъ стоялъ какъ будто на сторожѣ. Было около девяти часовъ вечера. На всѣхъ трехъ вершинахъ костры продолжали горѣть, ярко освѣщая заревомъ сосѣднія вершины.

Уже нѣсколько минутъ какая-то тѣнь молча бродила по Конорскому дефиле, недалеко отъ неподвижнаго часового. Вдругъ, какъ будто бы принявъ неожиданное рѣшеніе, она двинулась впередъ и подошла къ часовому. Это былъ ирландскій крестьянинъ, въ маленькой касторовой шляпѣ съ приподнятыми полями, съ лицомъ, закрытымъ черной маской, закутанный съ ногъ до головы въ длинный каррикъ.

Когда онъ появился на тропинкѣ, часовой оживился, взялъ ружье на плечо и прицѣлился въ крестьянина. Послѣдній дрожащимъ голосомъ произнесъ пароль: "Мы желаемъ земли!"

Часовой съ минуту былъ какъ будто въ нерѣшимости, затѣмъ, продолжая цѣлиться, прибавилъ: "Какой земли?"

-- Нашей зеленой земли.

Ружье опустилось, крестьянинъ поспѣшно бросился на тропинку и исчезъ въ темнотѣ.

Отойдя довольно далеко, онъ остановился, приложивъ руки къ сердцу и прошепталъ:

-- Боже! помоги мнѣ!

Какъ мы уже сказали въ одной изъ предъидущихъ главъ, дорога раздѣлялась на нѣсколько тропинокъ, проложенныхъ почти въ отвѣсныхъ скалахъ, которыя внизу соединялись у Конорскаго дефиле, а наверху -- у развалинъ крѣпости. Крестьянинъ, безъ сомнѣнія, зналъ это, такъ какъ шелъ не колеблясь и если нѣсколько разъ останавливался на пути, то лишь для того, чтобы прислушаться, не слѣдятъ-ли за нимъ другіе, или же потому, что подъемъ былъ тяжелъ и ему приходилось хвататься за корни деревьевъ, чтобы не упасть.

Черезъ полчаса онъ дошелъ до развалинъ. Яркій огонь горѣлъ внутри стѣнъ, но никого еще не было, хотя не было сомнѣнія, что члены лиги не замедлятъ собраться, такъ какъ, замѣтивъ сигналы на горѣ, они отправились въ путь.

Пришедшій крестьянинъ не вошелъ въ четыреугольникъ, образованный стѣнами,-- можно было подумать, что онъ боялся быть видимымъ. Онъ остался снаружи, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ входа, ярко освѣщеннаго огнемъ костра, разложеннаго внутри. Всѣ входившіе въ это мѣсто освѣщались яркимъ свѣтомъ.

Выбравъ большой обломокъ камня, обросшаго мохомъ, крестьянинъ легъ сзади него и, раздвинувъ вѣтви кустарниковъ, не спускалъ глазъ съ ярко освѣщеннаго мѣста дороги. Вдругъ вокругъ него мракъ, казалось, оживился, съ земли начали подниматься тѣни и ихъ длинные плащи заставляли ихъ казаться выше, чѣмъ онѣ были въ дѣйствительности.

Онѣ являлись со всѣхъ сторонъ, казалось, камни раздвигались, чтобы пропустить ихъ. Вставая на ноги, онѣ молча входили во внутренность развалинъ и собирались вокругъ огня. Приходившіе послѣ занимали мѣста сзади первыхъ.

На эстрадѣ сидѣлъ человѣкъ, поставивъ ружье между колѣнъ и опустивъ голову на грудь, погруженный въ глубокую задумчивость.

Съ девяти часовъ до полуночи тѣни поминутно входили въ развалины, только въ полночь ихъ появленіе сдѣлалось рѣже.

На вершинахъ огни погасли и вокругъ крестьянина, лежавшаго за камнями, снова наступила тишина.

-- Я убѣжденъ, что онъ не входилъ, говорилъ онъ себѣ, я узналъ бы по его походкѣ и еслибы мои глаза ошиблись, то сердце предупредило бы меня... Нѣтъ, его нѣтъ съ ними... онъ, вѣроятно, не видѣлъ сигнала, или былъ слишкомъ далеко, чтобы придти во-время... Онъ не придетъ... онъ спасенъ! Боже, благодарю тебя!"

Крестьянинъ сталъ прислушиваться. Изъ развалинъ до него доносился шумъ голосовъ, сначала неопредѣленный, какъ будто бы нѣсколько человѣкъ говорили вмѣстѣ, затѣмъ болѣе ясный.

-- Нѣтъ, снова сказалъ крестьянинъ, наклоняясь, чтобы лучше слышать, Роберта тамъ нѣтъ.

Между тѣмъ, внутри развалинъ бушевала буря, буря людскихъ голосовъ, раздраженныхъ мщеніемъ, болѣе опасная чѣмъ настоящая буря.

Макъ-Доль продолжалъ оставаться на эстрадѣ одинъ, Роберта Трайнора не было. И когда одинъ изъ членовъ явился сказать, что огни погасли и что, безъ сомнѣнія, всѣ члены собрались, Джоэ вздохнулъ съ облегченіемъ.

-- Ну, прошепталъ онъ, Люси Бринъ исполнила свой долгъ и графиня успѣла предупредить Роберта.

Затѣмъ онъ далъ слово Неду Гримсу, который всталъ на камень и заявилъ свое обвиненіе.

-- Я хочу, сказалъ онъ, сообщить вамъ, что одинъ изъ насъ измѣняетъ и хочетъ рано или поздно выдать насъ драгунамъ Дунсдаля.

Мертвое молчаніе послѣдовало за этими словами.

Крестьянинъ у входа слушалъ и ждалъ.

-- Кто этотъ измѣнникъ? спросилъ одинъ голосъ.

-- Робертъ Трайноръ.

-- Кто его обвиняетъ?-- Мы должны знать, не имѣемъ ли дѣла съ обманщикомъ. Кто вы такой? Снимите маску.

-- Я повинуюсь, сказалъ врагъ Роберта и быстрымъ жестомъ развязалъ завязки, сдерживавшія маску.

-- Недъ Гримсъ! Недъ Гримсъ! раздался шопотъ вокругъ него.

Никто его не любилъ, но всѣ знали, что онъ горячій патріотъ и вѣрили ему.

-- Что такое случилось? сказалъ тотъ же голосъ.

Тогда Недъ Гримсъ разсказалъ то, что уже извѣстно нашимъ читателямъ. Онъ сообщилъ о своихъ первыхъ подозрѣніяхъ и, наконецъ, о томъ, какъ добился увѣренности.

-- Чтобы никто не сомнѣвался въ моихъ словахъ, прибавилъ онъ, я взялъ свидѣтеля и прошу его подтвердить мои слова.

-- Кто этотъ свидѣтель?

Макъ-Доль, всталъ въ свою очередь, и снялъ маску.

-- Я -- Джоэ Макъ-Доль, вашъ начальникъ, я видѣлъ все... Робертъ Трайноръ измѣнилъ намъ... Недъ Гримсъ сказалъ правду. Теперь ваше дѣло судить и осудить измѣнника.

-- Смерть ему! смерть! раздались крики пятисотъ голосовъ.

Крестьянъ, слушавшій у входа, дрожалъ всѣмъ тѣломъ и машинально, сложивъ руки, повторялъ:

-- Боже, сжалься надъ нимъ!

Между тѣмъ внутри развалинъ наступило глубокое молчаніе, такъ какъ приготовлялись выбрать присяжныхъ. Вдругъ крестьянину показалось, что на концѣ платформы онъ слышитъ шумъ шаговъ человѣка, поднимающагося по тропинкѣ. Онъ сталъ прислушиваться, сердце его перестало биться.

Да, онъ не ошибся, кто-то бѣгомъ поднимался вверхъ.

-- Я чувствую, что умираю.., что если это онъ! прошепталъ крестьянинъ.

Въ эту минуту на одной изъ тропинокъ появилась тѣнь и въ то мгновеніе, когда она проходила по освѣщепному мѣсту, крестьянинъ вскочилъ и едва слышно прошепталъ:

-- О это онъ! это Робертъ!

И онъ бросился впередъ, чтобы помѣшать Роберту войдти.

Нѣсколько шаговъ отдѣляли новопришедшаго отъ бреши въ стѣнѣ. Онъ шелъ очень скоро... еще секунда и онъ вошелъ бы, но чья-то рука съ отчаяніемъ схватила его и оттолкнула въ темноту.

-- Робертъ! Робертъ, это вы?

Тотъ отъ удивленія ничего не отвѣчалъ, но крестьянинъ узналъ его вполнѣ и не сомнѣвался болѣе.

-- Робертъ, не входите! Всѣ знаютъ, что вы измѣнили вашимъ братьямъ; они собрались судить васъ... они желаютъ вашей смерти. Не входите... или вы погибли

Робертъ хотѣлъ отвѣтить, но не успѣлъ -- изъ внутренности развалинъ появились два или три крестьянина, услышавшіе ихъ разговоръ.

-- Кто вы такіе?

Робертъ Трайноръ, такъ какъ это былъ онъ, приблизился и тихо сказалъ пропускъ, тогда ружье направилось на молодаго крестьянина.

-- Кто вы такой? Что вамъ надо?

Онъ колебался нѣсколько мгновеній, но колебаться долѣе значило бы погубить себя. Онъ сказалъ пропускъ и прошелъ, въ свою очередь, слѣдуя издали за высокимъ силуэтомъ Роберта, потерявшимся въ толпѣ.

Въ эту самую минуту пятьсотъ голосовъ собравшихся снова повторили:

-- Смерть измѣннику! смерть! смерть!

Робертъ и крестьянинъ принуждены были войдти, такъ какъ иначе съ нихъ сорвали бы маски.

Войдя въ развалины, Трайноръ не направился къ эстрадѣ, на которой сидѣлъ обыкновенно рядомъ съ Джоэ... Идти туда значило бы добровольно выдать себя. Онъ потерялся въ толпѣ, не думая о крестьянинѣ, который предупредилъ его. Отойдя въ неосвѣщенный уголъ, онъ поднялся на кучу камней, поросшихъ мхомъ, и съ этого возвышеннаго мѣста, не будучи видимъ, могъ наблюдать за толпой. Онъ сталъ наблюдать и ждать.

Что же стаюсь съ молодымъ крестьяниномъ, преданности котораго Робертъ былъ обязанъ жизнью?

Войдя въ развалины, онъ видѣлъ, какъ исчезъ въ толпѣ Робертъ Трайноръ и бросился вслѣдъ за нимъ, такъ какъ ему во что бы то ни стало хотѣлось подойти къ Трайнору, встать подъ его покровительство. Два или три раза онъ видѣлъ недалеко передъ собой Трайнора, который на цѣлую голову былъ выше остальныхъ, и могъ бы почти дотронуться до него, если бы протянулъ руку. Онъ могъ бы его позвать и былъ бы, безъ сомнѣнія, услышанъ, но остановить его или позвать, значило бы указать на него любопытству толпы и можетъ быть, вызвать подозрѣніе окружающихъ, поэтому крестьянинъ продолжалъ молча слѣдить за Робертомъ. Два раза онъ терялъ его изъ виду.

По мѣрѣ того, какъ огонь становился менѣе ярокъ, слѣдить за Робертомъ становилось все труднѣе. Вдругъ онъ совершенно исчезъ.

Въ эту минуту все вниманіе толпы обратилось на эстраду; тамъ выбирали присяжныхъ, которые должны были судить Роберта и Макъ-Доль торжественнымъ голосомъ заставлялъ всѣхъ повторять клятву.

И всѣ повторяли ужасную клятву. Старики выходили изъ толпы и вынимали изъ корзины имена, написанныя на обрывкахъ холста. Тогда присяжные по мѣрѣ выбора занимали мѣста сзади Джоэ. Когда выборъ былъ конченъ, Макъ-Доль спросилъ:

-- Признаете-ли вы Роберта Трайнора виновнымъ въ измѣнѣ?

Всѣ двѣнадцать присяжныхъ отвѣчали единогласно:

-- Да, Робертъ Трайноръ виновенъ!

-- Какое наказаніе онъ заслуживаетъ?

-- Смерть!

-- Какимъ образомъ долженъ онъ умереть?

-- Пусть его повѣсятъ... пусть покончатъ съ нимъ выстрѣломъ... пусть бросятъ его въ Клоганское болото... пусть его утопятъ въ рѣкѣ или сожгутъ живымъ въ его хижинѣ -- все равно, только въ теченіе двухъ сутокъ онъ долженъ быть мертвъ.

-- Кому поручить исполненіе приговора?

-- Жребій рѣшитъ это, пусть каждый подойдетъ вынуть номеръ изъ корзинки. Тѣ, которые вынутъ номера семнадцатый или тринадцатый, будутъ избраны для наказанія измѣнника.

Это было сказано первымъ избраннымъ въ присяжные, который говорилъ отъ имени остальныхъ. Когда онъ сѣлъ, началось выниманіе жребія.

Крестьяне по очереди проходили передъ Макъ-Долемъ, который развертывалъ куски полотна и читалъ.

Прошло четверть часа: ни тринадцатый, ни семнадцатый номеръ не вынимался. Эта церемонія происходила молча, правильно, безъ малѣйшаго безпорядка.

Длинный рядъ крестьянъ, опиравшихся на палки или на ружья, проходилъ передъ Макъ-Долемъ. Робертъ Трайноръ принужденъ былъ идти съ толпой, направлявшейся къ эстрадѣ, иначе его замѣтили бы и начали бы подозрѣвать. Но такъ какъ онъ былъ одинъ изъ послѣднихъ, онъ былъ въ тѣни, которая спасала его, между тѣмъ каждая минута приближала его къ неизбѣжной опасности, такъ какъ, очутившись освѣщеннымъ яркимъ свѣтомъ, онъ неминуемо былъ бы узнанъ Джоэ, Недомъ Гримсомъ и всѣми остальными, несмотря на маску... только онъ и Макъ-Доль во всемъ Фарнеѣ были такого высокаго роста, только онъ одинъ во всѣхъ окрестностяхъ одѣвался такъ хорошо. Джоэ еще можетъ быть пропустилъ бы его, не желая выдать, но Недъ Гримсъ, конечно, не сдѣлалъ бы этого.

Очевидно, онъ подозрѣвалъ, что Робертъ находится въ развалинахъ, такъ какъ внимательно смотрѣлъ на проходившихъ мимо эстрады. Робертъ сжалъ палку.

-- Если онъ выдастъ меня, подумалъ онъ, горе ему! Ему не придется насладиться своимъ торжествомъ.

И онъ продолжалъ шагъ за шагомъ подвигаться къ толпѣ.

Вдругъ недалеко отъ него, среди всеобщаго молчанія, раздалось насмѣшливое восклицаніе:

-- Ну, что же, юный другъ, чтожъ вы не двигаетесь? Нужно идти съ нами, мой милый, или же виски, которое вы выпили, разбило вамъ ноги и руки?

Эти слова обращались къ видѣнному нами маленькому крестьянину. Такъ какъ онъ стоялъ неподвижно, то кто-то взялъ его за плечо и толкнулъ впередъ. Онъ также долженъ былъ вынуть жребій, между тѣмъ онъ не чувствовалъ въ себѣ силы держаться на ногахъ.

Къ счастію для него всѣ толпились и, такъ сказать, поддерживали его.

На нѣсколько шаговъ сзади него шелъ Трайноръ.

Джоэ сдѣлалъ движеніе. Заговорщики остановились.

-- Нумеръ тринадцатый вынутъ! сказалъ онъ.

Заговорщикъ, на котораго судьба указала, какъ на исполнителя только что произнесеннаго приговора, стоялъ, опираясь на палку. Онъ былъ еще грязнѣе и ободраннѣе, чѣмъ всѣ окружающіе. Онъ былъ одѣтъ въ одну рваную жилетку и стоялъ, опершись руками на палку.

-- Идите сюда, сказалъ Джоэ.

Крестьянинъ повиновался и поднялся на эстраду.

-- Снимите маску! таковъ нашъ законъ! раздались голоса со всѣхъ сторонъ.

Онъ повиновался и снятая маска открыла старое, морщинистое лицо, до половины закрытое сѣдой бородой, красные глаза и отвислыя губы, открывавшія беззубый ротъ.

-- Это нищій, Желтый Мильсъ! раздалось въ толпѣ. Его знали во всемъ графствѣ, онъ просилъ милостню всю жизнь; никогда никто изъ стариковъ не видалъ его занимающимся чѣмъ либо другимъ. Такъ какъ онъ постоянно переходилъ съ мѣста на мѣсто, то онъ оказывалъ заговорщикамъ нѣкоторыя услуги. Громкое ура встрѣтило его избраніе, затѣмъ шествіе продолжалось.

Трайноръ, не спуская глазъ съ Неда Гримса, все сильнѣе и сильнѣе сжималъ въ рукѣ палку, а маленькій странный крестьянинъ все болѣе дрожалъ отъ страха.

Вдругъ онъ очутился освѣщенный яркимъ свѣтомъ; тогда инстинктивно -- хотя всякая попытка была безполезна -- онъ хотѣлъ отступить, но вокругъ него раздались громкіе крики:

-- Ну, мой милый! не надо пить въ другой разъ столько виски.

И грубыя руки снова толкнули его впередъ.

Когда онъ проходилъ мимо Неда Гримса, послѣдній вытянулъ голову. Несмотря на маску и высокій воротникъ каррика, можно было различить бѣлый лобъ, нѣжную шею, а рука, протянувшаяся изъ-подъ плаща, чтобы опуститься въ корзинку, была маленькая женская рука съ тонкими пальцами.

Свертокъ полотна быль переданъ Макъ-Долю. Послѣдній развернулъ его и, поднявъ надъ головой, сказалъ:

-- Нумеръ семнадцатый!

Всѣ взгляды устремились на крестьянина. Затѣмъ, такъ какъ дальнѣйшее выниманіе жребія сдѣлалось безполезнымъ, толпа смѣшалась. На этотъ разъ Трайноръ очутился въ первомъ ряду.

-- Встаньте рядомъ съ Мильсомъ, сказалъ Макъ-Доль, и также какъ и онъ, снимите маску, чтобы мы узнали, кто вы такой,-- таковъ законъ.

Всѣ шеи вытянулись. Недъ Гримсъ помѣшалъ огонь въ кострѣ.

Но крестьянинъ не повиновался. Безграничный ужасъ проковывалъ его къ землѣ; остальные съ любопытствомъ ждали, желая узнать, кто долженъ вмѣстѣ съ Мильсомъ убить Роберта Трайнора.

-- Нѣтъ, я не хочу!.. не хочу... Неужели никто не придетъ мнѣ на помощь.

Макъ-Доль повторилъ:

-- Братъ, вы должны снять маску, какъ Мильсъ; мы должны узнать васъ.

Тогда какъ крестьянинъ продолжалъ стоять неподвижно, Мильсъ взялъ его одной рукой за плечо, а другой вдругъ сорвалъ маску.

Въ одно мгновеніе наступило такое глубокое молчаніе, что казалось, будто развалины опустѣли, и вдругъ среди этого молчанія раздался громкій крикъ:

-- Графиня Елена!

Да, это дѣйствительно была она. Чтобы спасти Роберта, чтобы предупредить его во-время, она рѣшилась проникнуть въ среду бунтовщиковъ. Она знала ихъ привычки отъ Роберта, знала отъ него мѣсто ихъ тайныхъ сборищъ, ихъ таинственный пропускъ, ей не трудно было найти въ замкѣ костюмъ ирландскаго крестьянина и такимъ образомъ она пустилась одна, ночью, идя на свѣтъ костровъ.

Когда Мильсъ сорвалъ съ нея маску, она только опустила голову. Вся ея энергія и хладнокровіе вдругъ исчезли. Она приготовилась умереть. Ея ужасъ былъ такъ великъ, что смерть казалась для нея облегченіемъ.

Быстрое движеніе Мильса заставило упасть шляпу съ ея головы и распуститься волосы, которые длинными прядями разсыпались по ея плечамъ. Нѣсколько мгновеній продолжался неописанный, ужасный шумъ, слышались крики страха и ярости, такъ какъ заговорщики видѣли свою тайну въ рукахъ графини, и такъ какъ они по могли подозрѣвать причины, которая привела молодую женщину въ ихъ среду, то думали, что она пришла только для того, чтобы выдать ихъ драгунамъ, и при мысли объ опасности, отъ которой они только случайно избавились, они на мгновеніе онѣмѣли отъ ужаса. Въ первое мгновеніе, когда Трайноръ узналъ Елену, его отчаяніе было такъ велико, что парализовало его силы. Онъ стоялъ пораженный, съ широко раскрытыми глазами, тогда какъ вся кровь прилила ему къ сердцу. Къ счастію, эта слабость продолжалась одно мгновеніе.

Онъ подумалъ, что колебаться и придумывать средства спасти Елену, это значило навсегда погубить ее, отдать ее на жертву ужасной смерти,-- надо было воспользоваться паникой, охватившей толпу, пробраться сквозь нея и, схвативъ графиню, постараться выбѣжать изъ развалинъ.

Онъ бросился впередъ и его движеніе было такъ быстро и неожиданно, что онъ въ одну минуту проложилъ себѣ дорогу. Ударомъ ноги онъ разсыпалъ костерь, изъ котораго головни покатились къ ногамъ первыхъ рядовъ, которые невольно отступили, тогда какъ разсыпавшіеся угли стали гаснуть и развалины погрузились почти въ полную темноту.

Недъ, узнавъ Трайнора, бросился къ нему навстрѣчу. Ихъ борьба продолжалась нѣсколько мгновеній, но вскорѣ Недъ, глубоко вздохнувъ, упалъ съ разбитой головой.

Елена упала на эстраду полумертвая отъ ужаса. Желтый Мильсъ держалъ ее за руки, стоя на колѣняхъ около нея, чтобы не дать ей бѣжать.

Схвативъ графиню за талію, Трайноръ хотѣлъ поднятъ ее, но старый нищій былъ сильнѣе и не выпускалъ ее. Понявъ, что имѣетъ дѣло съ врагомъ, онъ вскочилъ и началъ защищаться своей палкой. Въ то же самое время заговорщики, внѣ себя отъ ярости, снова бросились къ эстрадѣ и громкій, безпорядочный шумъ наполнилъ развалины.

-- Ко мнѣ, Джоэ, прошепталъ Робертъ.

Мильсъ продолжалъ защищаться. Менѣе сильный, чѣмъ Трайноръ, онъ былъ одинаково ловокъ и отражалъ всѣ удары. Минута была критическія.

Нѣкоторые изъ заговорщиковъ пытались снова зажечь костеръ, огонь котораго указалъ бы Роберта ихъ мщенію.

Макъ-Доль слѣдилъ въ темнотѣ за перипетіями борьбы. Онъ узналъ Роберта и колебался между законами своего общества и дружбой къ молодому человѣку. Онъ съ Робертомъ всегда глядѣли другъ на друга какъ на братьевъ, ихъ мысли, любовь и нелюбовь были общія.

Джоэ не могъ выдать друга врагамъ и ждалъ, полагаясь на силу Роберта и покровительствуя ему своимъ молчаніемъ, тогда какъ, присутствуя такъ близко при борьбѣ, онъ могъ бы выдать его однимъ словомъ, но увидя, что палка Трайнора разбилась, онъ почувствовалъ, какъ сердце у него сжалось, и онъ безсознательно бросился на Мильса, не для того, чтобы разлучить ихъ, но для того, чтобы занять мѣсто друга въ борьбѣ и дать Роберту время спастись съ Еленой. Въ то же время онъ шепнулъ своему другу:

-- Уходи, уходи скорѣе, не то вы оба погибли!

Трайноръ понялъ откуда явилась ему эта неожиданная помощь.

-- Благодарю, Джоэ, я всю жизнь не забуду твоей услуги, прошепталъ онъ.

Между тѣмъ Желтый Мильсъ яростно продолжалъ нападеніе, тогда какъ Макъ-Доль, сохраняя полное хладнокровіе, ударомъ палки перебилъ ему обѣ руки.

Мильсъ зашатался и упалъ, страшно вскрикнувъ:

-- Ко мнѣ! ко мнѣ!

Въ эту минуту костеръ снова былъ разведенъ. Всѣ увидѣли Неда Гримса лежавшимъ на землѣ и Желтаго Мильса, звавшаго на помощь.

Джоэ Макъ-Доль, сидя на эстрадѣ, казался равнодушнымъ къ происходившей драмѣ, но сердце у него сильно билось. Затѣмъ всѣ увидѣли человѣка высокаго роста, замаскированнаго, который несъ графиню на плечахъ и, быстро пробравшись сквозь толпу, исчезъ во мракѣ. Всѣ бросились вслѣдъ за ними. Въ темнотѣ сверкнули два огонька, раздались два выстрѣла, сопровождаемые двумя криками. Два человѣка упали на землю подъ ноги толпѣ; произошелъ минутный безпорядокъ, которымъ Робертъ воспользовался и исчезъ за большой кучей камней.

Пробираясь по самому берегу обрыва горы надъ рѣкой, онъ шелъ по узкому пространству, на которомъ едва хватало мѣста, чтобы поставить ногу. Одной рукой онъ придерживался за стѣну, а другой держалъ лишившуюся чувствъ графиню. Такимъ образомъ онъ дошелъ до крутаго поворота, дальше котораго невозможно было подвигаться, не подвергаясь опасности упасть съ высоты семисотъ или восьмисотъ метровъ въ рѣку. Тутъ онъ остановился.

Елена начинала приходить въ себя. Когда, наконецъ, она открыла глаза, Робертъ держалъ ее на рукахъ, но въ темнотѣ она не могла узнать ни его, ни опасной мѣстности, гдѣ она находилась.

-- Гдѣ я? прошептала она. И чувствуя, что ее держатъ сильныя руки, она испугалась, вздрогнула и попробовала вырваться.

-- Елена, не бойтесь, это я, Робертъ.

Она, какъ будто не понимая, продолжала отталкивать его.

-- Берегитесь, сказалъ Трайноръ, мы стоимъ надъ пропастью, малѣйшее движеніе можетъ заставить упасть въ нее.

-- Это вы, Робертъ... вы... внѣ опасности... о, какая ужасная ночь!

По мѣрѣ того, какъ присутствіе духа возвращалось къ ней, она стала оглядываться вокругъ и увидѣла съ одной стороны стѣну, прислонившись къ которой они стояли, съ другой черную, бездонную пропасть; надъ ихъ головами ярко сверкали звѣзды на темно-синемъ небѣ.

Она поняла опасность и, пораженная ужасомъ, не могла произнести ни слова, только крѣпко прижалась къ Роберту.

Ихъ положеніе было ужасно. Если бы ихъ открыли, то о сопротивленіи нечего было и думать, да у Роберта не было и оружія, такъ какъ его палка разбилась во время борьбы съ нищимъ, а пару пистолетовъ онъ самъ бросилъ, разрядивъ ихъ въ преслѣдовавшихъ враговъ. Впрочемъ, оружіе ни къ чему не послужило бы ему: ихъ спасеніе зависѣло только отъ случая.

Это мѣсто было такъ опасно, что едва ли кому нибудь могло бы придти въ голову искать ихъ здѣсь. Скрыться въ этомъ мѣстѣ, значило идти почти на вѣрную смерть, можно было считать чудомъ, что они оба были еще живы и не обрушились въ пропасть.

Заговорщики, угрожающіе крики которыхъ доносились до нихъ, бѣгали по развалинамъ, отыскивая слѣды бѣглецовъ.

Крики становились то глуше, то яснѣе, смотря потому, какъ враги удалялись или приближались.

Елена была ни жива, ни мертва. Самъ Робертъ не рѣшался произнести ни слова, боясь не за себя, а за нее.

Вдругъ онъ сталъ прислушиваться, наклонившись надъ пропастью и рискуя упасть.

Вдали слышенъ былъ стукъ лошадиныхъ копытъ.

Какъ ни слабо достигалъ этотъ шумъ на высоту, Робертъ не ошибся.

-- Это драгуны изъ Дунсдаля, сказалъ онъ.

-- Мы спасены! вскричала Елена, не думая въ первую минуту о томъ, какимъ образомъ могла бы она, будучи найдена здѣсь, объяснить свое присутствіе въ горахъ.

Но въ эту минуту факелы появились на вершинѣ стѣны, у которой они стояли, прислонясь. Надъ нею появились тѣни и радостные крики доказали, что они открыты.; ....

-- Мы погибли! прошепталъ Робертъ.

Дѣйствительно они были открыты: факелы, которыми надъ ними размахивали, дѣлали еще ужаснѣе мракъ пропасти, на краю которой они пріютились.

Трайноръ крѣпче прижалъ графиню къ своей груди, стараясь защитить ее своимъ тѣломъ.

Но, чувствуя себя рядомъ съ любимымъ человѣкомъ, Елена, не смотря на угрожавшую ей смерть, не совершенно потеряла присутствіе духа, опасность перестала пугать ее.

-- Я счастлива умереть съ вами, Робертъ, сказала она.

На нихъ уже были направлены дула ружей; два большихъ камня, столкнутые сверху, прокатились около нихъ.

Елена, понявъ, что настала ея послѣдняя минута, уже закрыла глаза, тогда какъ Робертъ, блѣдный, стиснувъ зубы, еще придумывалъ средство защищаться, или по крайней мѣрѣ умереть, отмстивъ за себя, увлекая за собою своихъ преслѣдователей.

Но вдругъ дула ружей исчезли; факелы погасли; заговорщики исчезли со стѣны и глубокое молчаніе окружило бѣглецовъ.

Робертъ старался проникнуть во мракъ, чтобы угадать, что происходитъ, но это не удавалось ему.

Такъ какъ онъ зналъ, что заговорщики не легко оставляютъ свою жертву, то боялся, что они приготовляютъ имъ смерть еще ужаснѣе той, которую они ожидали.

Какъ мы уже сказали, глубокое молчаніе смѣнило крики, но заговорщики не оставили развалинъ, такъ какъ время отъ времени это молчаніе прерывалось восклицаніями. Можно было подумать, что они слушаютъ кого-то и находятся въ нѣкоторой нерѣшимости.

-- Они увидѣли драгунъ, сказала графиня.

-- Можетъ быть.

-- Я говорила вамъ, Робертъ, что мы спасены.

-- Нѣтъ, такъ какъ мы попадаемъ изъ одной опасности въ другую. Развѣ вы не погибли, если солдаты найдутъ васъ въ горахъ?

-- Да, сказала она, вздрогнувъ, да, я во что бы то ни стало должна вернуться въ замокъ. Что дѣлать?

-- Успокойтесь, Елена, я не знаю, извѣстно ли драгунамъ наше убѣжище. Если только кто нибудь изъ нашихъ не измѣнилъ, то заговорщикамъ нечего бояться и драгуны могутъ долго бродить по тропинкамъ, прежде чѣмъ проберутся въ крѣпость.

-- Но если кто нибудь измѣнилъ?

-- Въ такомъ случаѣ драгунамъ нужно полчаса, чтобы, оставивъ своихъ лошадей у подножія горы, окружить развалины... да и то если заговорщики откажутся сдаться. Я сомнѣваюсь, чтобы солдаты рѣшились взять ихъ штурмомъ, такъ какъ онъ стоилъ бы имъ слишкомъ многихъ жертвъ.

-- По всей вѣроятности, они пошлютъ за подкрѣпленіемъ...

-- Да, но полученіе подкрѣпленія не заставитъ ихъ рѣшиться нести напрасныя потери, тогда какъ имъ будетъ легко заставить заговорщиковъ сдаться.

-- Какимъ образомъ?

-- Голодомъ.

Елена вскрикнула отъ ужаса.

-- О, Робертъ! это ужасная смерть, которая проолжается цѣлые дни... Нѣтъ, Робертъ, я не хочу умереть такимъ образомъ... лучше убейте меня сейчасъ же. Умремъ вмѣстѣ, бросившись въ пропасть... Я слышала, что падая съ такой вышины, человѣкъ не успѣваетъ страдать... Но умереть отъ голода -- это ужасно!

-- Еще не вся надежда потеряна для насъ, Елена.

-- Увы! я не вижу ничего кромѣ ужасныхъ опасностей. Если заговорщики рѣшатся ждать солдатъ, то мы погибли, если Богъ не спасетъ насъ какимъ нибудь чудомъ.

-- Но если они оставятъ крѣпость,-- а они могутъ успѣть сдѣлать это,-- и сдѣлавъ большой обходъ, вернутся въ свои деревни... Драгунамъ не могутъ быть извѣстны всѣ тропинки, а ирландцы, даже самые старые, быстрѣе ходятъ по горамъ чѣмъ саксонскіе солдаты...

-- Услышь васъ Богъ! Но оставятъ ли они насъ такимъ образомъ, не окончивъ свое мщеніе?

Робертъ ничего не отвѣчалъ. Онъ не надѣялся на это.

Что же происходило во внутренности развалинъ въ то время, какъ Елена и Робертъ ожидали неизбѣжной смерти?

Въ то время какъ пять или шесть человѣкъ, взобравшись на стѣну, открыли Трайнора и графиню, раздался громкій голосъ Джоэ Макъ-Доля, говорившій:

-- Братъ я, ко мнѣ!

Прежде чѣмъ повиноваться, заговорщики нѣсколько времени колебались, боясь, что Робертъ, хитрость и ловкость котораго они знали, убѣжитъ изъ рукъ. Но взглядъ на положеніе бѣглецовъ успокоилъ ихъ: при малѣйшемъ движеніи несчастные подвергались вѣрной смерти. Всякая попытка на бѣгство была невозможна.

Тогда они оставили ихъ и пошли на зовъ Макъ-Доля.

Костеръ снова былъ зажженъ.

Въ одномъ углу лежали Недъ Гримсъ и Желтый Мильсъ, приходившіе въ себя. Оба они корчились, у одного были сломаны обѣ руки, у другого разбитъ черепъ.

Джоэ задумчиво сидѣлъ на эстрадѣ; внизу, полускрытая тѣнью отъ большаго обломка скалы, сидѣла, или лучше сказать, лежала на землѣ женщина, задыхавшаяся отъ усталости, съ растрепанными волосами, съ искаженнымъ лицомъ.

Заговорщики увидѣли ее. Двадцать ружей направились на нее, но она, закрывъ глаза, не обращала ни на что вниманія. Вся толпа кричала:

-- Намъ измѣнили! Намъ измѣнили!

Женщины не принимались въ число членовъ общества и не должны были знать ихъ тайнъ.

Эта женщина была Люси Бринъ.

Она вбѣжала въ развалины какъ сумасшедшая, съ окровавленными руками, разорваннымъ платьемъ и какъ тѣнь пронеслась между заговорщиками, отыскивая Роберта. Въ это время костеръ не былъ зажженъ и мракъ покровительствовалъ ей.

Она прибѣжала, крича:

-- Джоэ! Джоэ! ко мнѣ!

И Джоэ, услышавъ ея голосъ, бросился но направленію его.

-- Боже мой, это вы, Люси Бринъ! дрожа отъ испуга, вскричалъ онъ.

-- Да, это я, Джоэ. Я чувствую, что умираю... Спасите меня.

-- Зачѣмъ пришли вы сюда, несчастная?

-- Спасти Трайнора... и вы должны помочь мнѣ сдѣлать это.

-- Вы погубите его и въ то же время погубите себя. Уходите, Люси, уходите скорѣе... прежде чѣмъ васъ замѣтятъ и узнаютъ. Бѣгите! Заговорщики никогда не простятъ вамъ, что вы проникли въ ихъ тайны. Они безжалостно убьютъ васъ и даже я не въ состояніи буду васъ защитить.

-- О! если я умру, то я по крайней мѣрѣ умру съ Робертомъ.

Джоэ сдѣлалъ печальный жестъ.

-- Съ Робертомъ графиня Елена... Смерть соединитъ васъ троихъ, Люси.

-- Графиня здѣсь?

-- Да, ее узнали... Робертъ выдалъ себя, чтобы спасти ее. Въ эту минуту заговорщики ищутъ ихъ и... Слышите, Люси?.. Эти крики, раздающіеся со стѣны, доказываютъ, что бѣглецы найдены.

-- Это ужасно... Робертъ умретъ... графиня здѣсь...

-- Я не могу сдѣлать для нихъ болѣе того что я уже сдѣлалъ, Люси, но я не хочу, чтобы къ смерти графини и Роберта прибавилась еще третья смерть... бѣги те, Люси... Заклинаю васъ именемъ вашего отца!

-- Нѣтъ, я остаюсь, я хочу говорить съ заговорщиками.

-- Что же вы имъ скажете? Гнѣвъ ослѣпляетъ ихъ и они останутся глухи къ вашимъ мольбамъ.

-- Я не стану ихъ умолять, я пришла предложить имъ выборъ между ихъ смертью и спасеніемъ жизни Роберта.

-- Люси Бринъ, горе помутило вашъ разсудокъ.

-- Нѣтъ, Джоэ, я въ полномъ разсудкѣ.

-- Прошу васъ послѣдній разъ, Люси, бѣгите!

-- Нѣтъ.

Въ эту минуту Джоэ, угадавъ опасность, которой подвергался Робертъ, позвалъ къ себѣ заговорщиковъ. Это все-таки было отсрочкой для Трайнора и графини.

Люси упала у подножія эстрады, полумертвая отъ истощенія и заговорщики, замѣтивъ ее, прицѣлились въ нее.

Она лежала съ закрытыми глазами, яростные крики окружавшей толпы не пугали ее.

Открывъ глаза, она спокойно встала и сдѣлала нѣсколько шаговъ имъ навстрѣчу.

Крестьяне окрестныхъ деревень не знали ее, но фарнейскіе крестьяне шептали:

-- Это Люси, дочь фермера Брина.

Жестъ Джоэ заставилъ опуститься ружья, но толпа близко окружила Люси. Она не обратила на это никакого вниманія.

Нѣсколько оправившись отъ усталости, она казалась почти спокойной и смѣло глядѣла на окружающихъ. Взглядъ ея не выражалъ вызова, но не выражалъ также и боязни.

Опустивъ руки, слегка наклонивъ голову, она оглядывала по очереди всѣхъ, какъ бы желая назвать по именамъ всѣ эти лица, скрытыя отъ нея масками.

Тогда Джоэ возвысилъ голосъ:

-- Люси Бринъ, сказалъ онъ, вы проникли въ нашу тайну, вы знаете наказаніе, которое васъ ожидаетъ.

-- Я знаю, что вы безжалостны.

-- Зачѣмъ пришли вы къ намъ?

-- Я буду откровенна, я знаю, что Робертъ Трайноръ измѣнилъ вамъ и что вы должны судить его въ эту ночь, я знаю, что для него вопросъ идетъ о жизни и смерти...

-- Это правда.

-- Я уже давно знала о вашихъ сборищахъ въ развалинахъ крѣпости Макъ-Долей и знала также, что три костра, разложенные на вершинахъ горъ, служатъ сигналомъ къ сборищу. Никто не говорилъ мнѣ этого -- не слѣдуетъ никого обвинять -- я просто угадала вашу тайну.

Между заговорщиками послышался глухой ропотъ. Если ихъ тайна была извѣстна графинѣ и Люси Бринъ, то она могла быть извѣстна также и многимъ другимъ, слѣдовательно они были въ опасности.

-- Къ дѣлу, Люси, къ дѣлу! Намъ некогда ждать! раздались грубые голоса и толпа еще болѣе стѣснилась вокругъ нея.

-- Вы осудили Роберта, сказала она, вы желаете его смерти и смерти графини.

-- Да, да.

-- Графиню я оставляю вамъ, моя ненависть къ ней еще сильнѣе, чѣмъ ваша. Но что касается Роберта, то я хочу, чтобы вы дали слово... вы всѣ передъ Джоэ Макъ-Долемъ, что ни одинъ волосъ съ головы его не падетъ и что даже вы будете защищать его, если его жизнь подвергнется опасности.

Смѣхъ и крики ярости прервали это странное начало.

Люси Бринъ не была испугана и продолжала:

-- Я могу спасти вамъ жизнь, но могу также, смотря по моему капризу, дать вамъ всѣмъ погибнуть... Я знаю какой опасности подвергаюсь, приходя сюда и не рѣшилась бы придти, не будучи увѣрена, что вы не рѣшитесь наказать меня.

Увѣренность и почти презрѣніе, съ которымъ говорила молодая дѣвушка, произвели впечатлѣніе. Нѣкоторые начали съ безпокойствомъ глядѣть на нее.

-- Объяснитесь, Люси, сказалъ Макъ-Доль, самъ удивленный ея мужествомъ.

-- Я не могу объясниться болѣе.

-- Чего же вы хотите?

-- Я уже сказала... Кажется я выразилась ясно, я хочу, чтобы вы пощадили жизнь Роберта Трайнора... Послѣ вы можете съ графиней дѣлать все, что вамъ угодно -- я никогда не встану между вами и ею. Трайноръ долженъ быть свободенъ,-- слышите ли вы, или же вы рискуете вашей жизнью.

-- Вы сами угрожаете намъ. Люси, или же знаете объ опасности, о которой одна вы только можете насъ предупредитъ?

-- Да... Вы подвергаетесь страшной опасности.

Заговорщики молчали, смутное безпокойство охватило наиболѣе храбрыхъ. Они не знали, о какой таинственной опасности говорила Люси.

-- Время идетъ! сказала молодая дѣвушка. Вы понимаете это такъ же, какъ и я... я не скажу ничего прежде, чѣмъ вы не дадите мнѣ слово, не скажу ничего, прежде чѣмъ Джоэ Макъ-Доль, вашъ начальникъ, не дастъ слова пощадить Роберта.

-- Но если опасность, которой вы намъ угрожаете, существуютъ только въ вашемъ воображеніи, Люси?

-- Вы сами можете судить о ней.

-- Хорошо.

Макъ-Доль поднялся, жестомъ заставилъ молчать толпу и, обратившись къ ней, сказалъ:

-- Вы слышали дочь фермера Брина?

-- Да.

-- Согласны вы дать то обѣщаніе, котораго она требуетъ?

Наступило молчаніе, затѣмъ раздалось нѣсколько голосовъ:

-- Да, хотимъ, но пусть она говоритъ.

-- Вы всѣ такого мнѣнія?

Начало, сдѣланное нѣсколькими, какъ почти всегда бываетъ, увлекло за собою другихъ.

-- Могу ли я дать ей слово отъ вашего имени?.. продолжалъ Джоэ. Могу ли я это сдѣлать, не боясь быть клятвопреступникомъ?

-- Можете, Джоэ Макъ-Доль.

Тогда онъ повернулся къ Люси.

-- Жизнь Роберта будетъ пощажена, сказалъ онъ, если дѣйствительно намъ угрожаетъ опасность и ваша преданность спасетъ насъ отъ нея.

Молодая дѣвушка сдѣлала радостное движеніе.

-- Спѣшите, сказала она, бѣгите скорѣе изъ крѣпости, скройтесь по самымъ тайнымъ тропинкамъ... Ваше убѣжище извѣстно. Драгуны изъ Дунсдаля окружаютъ въ настоящую минуту гору.

-- Поклянитесь, Люси, что вы говорите правду.

-- Клянусь!

Въ одно мгновеніе вся толпа кинулась въ безпорядкѣ къ выходу изъ развалинъ, забывъ Роберта, графиню и Люси.

Костеръ былъ погашенъ, всюду царствовала темнота, развалины почти опустѣли. Тѣни молча исчезали за скалы, какъ будто земля разступилась у нихъ подъ ногами.

Джоэ Макъ-Доль остался одинъ.

-- А вы, Джоэ? сказала Люси. Чего вы ждете?

-- Съ нѣкотораго времени, сказалъ крестьянинъ, я началъ измѣнять всѣмъ моимъ клятвамъ... Я никогда не думалъ, что наступитъ день, когда мнѣ придется выбирать между законами и моей дружбой къ Роберту и глубокой любовью, которую я питаю къ вамъ. Въ настоящее время чаша переполнилась, Люси, я не хочу болѣе видѣть Фарнея, не хочу болѣе видѣться съ заговорщиками.

Онъ говорилъ тихо, опустивъ голову на грудь.

-- Что вы хотите дѣлать, Джоэ?

-- Такъ какъ драгуны должны явиться, то я буду ихъ ждать и не стану защищаться.

-- Это безуміе, Джоэ, подумайте о той участи, которую вы себѣ готовите. Если они не убьютъ васъ, то арестуютъ, отвезутъ въ тюрьму и вы будете повѣшены.

-- Я это знаю.

-- Кому же будетъ полезна ваша смерть, Джоэ?

-- Мнѣ, Люси, такъ какъ оставшись въ живыхъ, я постоянно буду думать о томъ, что не исполнилъ своего долга.

-- Подумайте, Джоэ... Если драгуны схватятъ васъ, я умру отъ стыда... потому что я сама привела ихъ.

-- Вы?.. Вы, Люси?

-- Да, Джоэ, я... Я отправилась къ лейтенанту Торитону и сказала ему, что ирландцы-заговорщики собираются въ горахъ и что онъ, дѣйствуя осюрожно и ловко, можетъ сразу покончить со всѣми ими.

-- Несчастная!

-- А!.. Я хотѣла спасти Роберта.

-- И спасая его, вы осудили меня.

-- Нѣтъ, Джоэ, прошу васъ, измѣните ваше рѣшеніе... Я не въ состояніи буду жить съ такимъ тяжелымъ воспоминаніемъ... Я стала бы упрекать себя въ вашей смерти, какъ въ преступленіи... О! Джоэ, не будьте такъ жестоки.

-- Вы сами желали этого, Люси... Вы скоро утѣшитесь, такъ какъ не любите меня.

-- Джоэ, вы заставляете меня страдать... Уходите, другъ мой, заклинаю васъ именемъ любви, которую вы ко мнѣ питаете... Уходите, Джоэ, если вы меня любите.

-- Можете ли вы въ этомъ сомнѣваться!

-- Бѣгите, Джоэ, не теряйте ни минуты... каждое мгновеніе можетъ погубить васъ.

-- Повторяю вамъ, Люси, я хочу остаться и останусь.

Молодая дѣвушка съ отчаяніемъ бѣгала по развалинамъ, а Джоэ по прежнему сидѣлъ на эстрадѣ.

Онъ бросилъ далеко отъ себя палку и ружье, чтобы устоять отъ желанія воспользоваться ими, когда явятся драгуны.

-- Хорошо, Джоэ, сказала наконецъ Люси, я спасу васъ противъ воли!

И она спустилась по одной изъ тропинокъ, которыя всѣ сходились у Копорскаго дефиле.

Она бѣжала, не обращая вниманія на острые камни, коловшіе ей ноги.

Въ горахъ было пусто, заговорщики исчезли. Когда она спустилась къ подножію горы, драгуны, сойдя съ лошадей, спорили о достоинствахъ разной системы ружей.

Какъ только Люси сдѣлала первый шагъ изъ дефиле, ее сейчасъ же окружили, но она не испугалась.

-- Ведите меня къ вашему лейтенанту, сказала она, мнѣ нужно говорить съ нимъ.

Драгуны колебались, тогда одинъ унтеръ-офицеръ подошедъ къ молодой дѣвушкѣ и, освѣтивъ ея лицо факеломъ, узналъ ее.

-- Это Люси Бринъ, сказалъ онъ; мы се ожидали, исполните ея желаніе.

Драгуны повиновались.

-- Я сказала вамъ, что выдамъ вамъ заговорщиковъ сегодня ночью... сказала она, послѣ полуночи.

-- Да, и мои солдаты уже начинаютъ терять терпѣніе, сказалъ офицеръ, гдѣ заговорщики?

-- Вы пришли слишкомъ поздно, въ горахъ нѣтъ никого. Они, безъ сомнѣнія, узнали отъ своихъ шпіоновъ, что вы оставили Дунсдаль, и испугались.

-- Вы лжете, Люси Бринъ, я арестую васъ а завтра отправлю въ судъ; вы можетъ, быть, отвѣтите судьямъ откровеннѣе, чѣмъ намъ.

-- Вы можете дѣлать, что угодно, но подумайте, что ничто не заставляло меня выдавать вамъ заговорщиковъ и что минуту тому назадъ мнѣ было очень легко вернуться въ Фарней, не попадаясь къ вамъ. Какой интересъ могу я имѣть обмануть васъ, развѣ я пришла къ вамъ не добровольно и когда, подозрѣвая измѣну, вы спросили о руководящихъ мною причинахъ, то что я вамъ отвѣтила?

-- Что вы дѣйствуете подъ вліяніемъ ненависти и желанія мести.

-- Это правда, и я лишилась этого мщенія; впрочемъ, продолжала Люси, представляясь равнодушной, я обѣщала вамъ свести васъ на мѣсто сходки заговорщиковъ... я не хочу не исполнить моего обѣщанія. Если вы не вѣрите моимъ словамъ, то отправьте вашихъ людей въ развалины крѣпости Макъ-Долей,-- заговорщики собираются тамъ.

Лейтенантъ подозрительно поглядѣлъ на нее, стараясь угадать ея мысли. Онъ нахмурился.

-- Мои люди до утра будутъ караулить горы и до тѣхъ поръ вы останетесь нашей плѣнницей.

Радость Люси была такъ велика, что кровь бросилась ей въ лицо.

-- Роберту и Джоэ нечего бояться, думала она.

Но Торнтонъ какъ будто угадалъ ее и прибавилъ:

-- Съ небольшимъ отрядомъ я самъ поднимусь въ крѣпость; вы будете сопровождать меня, вы должны указать мнѣ дорогу и, если вы солгали, Люси, то васъ повѣсятъ.

Она вздрогнула, но сейчасъ же оправилась.

-- О! подумала она, я дамъ имъ время бѣжать.

Прошелъ часъ послѣ того, какъ появленіе Люси Бринъ спасло Роберта. Джоэ Макъ-Доль, сидя на эстрадѣ, продолжалъ ждать, рѣшившись выдать себя, если явятся драгуны. Онъ напрасно ждалъ и, наконецъ, утомившись, сошелъ съ эстрады и крикнулъ на всякій случай, не зная, живъ ли еще Трайноръ.

-- Робертъ, вы свободны, спѣшите уйдти!

Сказавъ это, онъ сталъ прислушиваться.

-- Благодарю, Джоэ, благодарю еще разъ, раздался недалеко отъ него взволнованный голосъ.

Трайноръ, неся на рукахъ графиню, возобновилъ опасный переходъ, сдѣланный нѣсколько часовъ тому назадъ, рискуя упасть въ пропасть; но молчаніе, въ которое вдругъ погрузились развалины, возвратило ему надежду. Онъ подозрѣвалъ, что произошло какое нибудь неожиданное событіе, дававшее имъ отсрочку.

-- Очевидно, думалъ онъ, заговорщики были предупреждены, что солдаты окружаютъ ихъ и бѣжали, забывъ о насъ.

Ему удалось благополучно добраться наконецъ до трещины въ стѣнѣ, чрезъ которую онъ вышелъ. Оттуда-то онъ отвѣчалъ Макъ-Долю, позвавшему его.

-- Вы внѣ опасности, Робертъ, я очень доволенъ, сказалъ Макъ-Доль, васъ спасла Люси Бринъ.

-- Люси! сказала графиня.

-- Но, повторяю вамъ, спѣшите, время дорого, скоро начнетъ разсвѣтать.

И въ ту минуту, какъ Трайноръ хотѣлъ броситься въ его объятія, онъ поспѣшно удалился и исчезъ въ темнотѣ.

Тогда Робертъ, снова взявъ Елену на руки, скрылся между камнями, и было пора, такъ какъ Торитонъ вскорѣ появился со своими драгунами; но развалины были пусты, нѣсколько догоравшихъ вѣтвей въ кострѣ однѣ доказывали, что заговорщики дѣйствительно собирались тутъ ночью.

-- Слишкомъ поздно! прошепталъ лейтенантъ, эта дѣвушка была права, птички улетѣли, но ихъ гнѣздо открыто.

И онъ снова спустился внизъ, не заботясь болѣе о Люси.

Молодая дѣвушка бродила цѣлую ночь по горамъ, наконецъ она спустилась въ деревню и долго стояла передъ хижиной Роберта. Какое-то необъяснимое предчувствіе говорило ей, что Трайноръ спрятался въ этой хижинѣ съ любимой женщиной, въ ожиданіи пока въ горахъ все успокоится и драгуны оставятъ ихъ.

И она не ошиблась. Вдругъ дверь отворилась и на порогѣ появился Робертъ; Елена опиралась на его руку и въ ночномъ молчаніи Люси услышала слова любви, прерываемыя поцѣлуями.

Дрожащій голосъ молодой женщины достаточно ясно говорилъ, что она не устояла противъ страстныхъ просьбъ Трайнора и что ей не въ чемъ было болѣе отказывать своему любовнику.

Люси безъ чувствъ тихо опустилась на землю...

Четверть часа спустя, Робертъ, не подвергаясь никакой новой опасности, проводилъ графиню до замка.

ГЛАВА XI.

Въ теченіе послѣдующихъ мѣсяцевъ между заговорщиками произошли большіе безпорядки; драгуны, казалось, не желали оставить замокъ. Лейтенантъ Торнтонъ поселился тамъ въ ожиданіи пока, не возстановится совершенное спокойствіе. Такъ какъ тайна сходокъ въ развалинахъ сдѣлалась извѣстна, то заговорщики не могли рисковать показаться въ горахъ, не подвергаясь опасности, ни явиться болѣе въ долину и подвергнуться настоящей осадѣ.

Со времени описанныхъ нами драматическихъ событій три красные маяка ни разу не сверкали на вершинахъ горъ, можно было подумать, что вся страна успокоилась и пожаръ окончательно потушенъ. Но огонь скрывался подъ пепломъ. Такъ какъ Недъ Гримсъ, раненый Трайноромъ, и Желтый Мильсъ, раненый Магъ-Долемъ, долго не поправлялись, то графъ Дунсдаль былъ оставленъ въ покоѣ. Онъ склоненъ былъ уже думать, что его безпощадные фермеры оставили свои планы мщенія и мало по малу началъ, не смотря на совѣты Торнтона, по прежнему кататься безъ конвоя, иногда удаляясь отъ Дунсдаля на нѣсколько миль. Одинъ Трайноръ понималъ, что это спокойствіе только наружное и хотя Макъ-Доль сказалъ ему, что заговорщики не желаютъ его смерти, такъ какъ торжественно дали обѣщаніе пощадить его, тѣмъ не менѣе, возвращаясь ночью въ горы, онъ окружалъ себя всевозможными предосторожностями.

Онъ хорошо зналъ, что не всѣ простили ему: двое поклялись къ нему смертельною ненавистью. Эти двое были Недъ Гримсъ и Мильсъ.

Уже нѣсколько дней какъ руки нищаго вылечились и рана Неда наконецъ закрылась. Послѣ этого они не разставались другъ съ другомъ. Ихъ встрѣчали повсюду вмѣстѣ, какъ въ деревнѣ, такъ въ трактирахъ, въ лѣсу, въ поляхъ, въ горахъ. Много разъ смѣлость графа могла сдѣлать его убійство очень легкимъ. Дунсдаль много разъ проѣзжалъ по лѣсу, когда они находились тамъ, много разъ его лошадь бросалась въ сторону, проходя мимо двухъ крестьянъ, лежавшихъ въ кустахъ; но или они не были вооружены, или же ихъ удерживалъ страхъ, или наконецъ они ожидали другого случая,-- но они спокойно пропускали всадника.

Макъ-Доль угадывалъ ихъ намѣренія и предупредилъ Трайнора.

-- Берегись, сказалъ онъ однажды, Недъ Гримсъ повсюду ищетъ тебя, а Мильсъ приписываетъ тебѣ ударъ палки, нанесенный ему мною, они соединились для общаго мщенія. Будь благоразуменъ, Робертъ, и если я тебѣ понадоблюсь, то не забывай, что я твой другъ.

-- Я угадалъ ихъ планы, сказалъ Трайноръ, они ждали меня вчера въ Конорскомъ дефиле, не подозрѣвая, что спрятавшись сзади нихъ, я наблюдалъ за ними и не терялъ ихъ изъ виду. Когда они сдѣлаются слишкомъ опасны, я съумѣю отдѣлаться отъ нихъ, уложивъ ихъ мѣсяцевъ на шесть въ постель; время наконецъ измѣнитъ ихъ намѣренія.

Не смотря на увѣренность Роберта, Макъ-Доль казался озабоченнымъ.

-- Будь остороженъ, снова повторялъ онъ.

Наступилъ сезонъ охоты и Дунсдаль, какъ обыкно венно, разослалъ приглашенія своимъ друзьямъ.

Хотя въ Лондонѣ и во всей Англіи волненія, происшедшія въ имѣніи графа, были извѣстны, хотя знали, что графъ принужденъ былъ прибѣгнуть къ помощи вооруженной силы, чтобы обезпечить себѣ безопасность въ своемъ замкѣ, тѣмъ не менѣе это не казалось въ глазахъ охотниковъ достаточнымъ предлогомъ, чтобъ отказаться отъ любимаго развлеченія. У графа была великолѣпная охота и возможность подвергнуться опасности была только новой прелестью.

Наступилъ день главной охоты; это было въ концѣ октября. Небо было ясно, только легкія облака скользили по небу; день обѣщалъ быть великолѣпнымъ.

Друзья Дунсдаля выходили изъ своихъ комнатъ и приготовлялись садиться на лошадей. Конюхи держали на готовѣ осѣдланныхъ лошадей, собаки прыгали вокругъ охотниковъ и Дикъ Картеръ, начальникъ егерей, и его подчиненные звали ихъ по именамъ, ласкали, говорили съ ними, тогда какъ собаки отвѣчали лаемъ, какъ будто вспоминая знаменитые подвиги, которые разсказывалъ имъ Дикъ Картеръ.

Со времени приключенія въ лѣсу, Дунсдаль ѣздилъ на Айстонѣ, свѣтло-караковомъ, чистокровномъ жеребцѣ, который не имѣлъ соперниковъ въ быстротѣ. Нельзя сказать, чтобы это былъ самый изящный, но, безъ сомнѣнія, это былъ самый неутомимый конь изъ всей конюшни. Къ несчастію у Айстонѣ были плоскія копыта и некрасивый крупъ, но графъ былъ увѣренъ въ немъ и зналъ, что доброе животное не отступить ни передъ стѣнами, ни передъ изгородями. Дунсдаль гордился своимъ реноме извѣстнаго охотника и не былъ бы доволенъ, если бы кто нибудь обогналъ его.

Что касается до графини, которая, не смотря на свое отвращеніе, должна была слѣдовать за охотой, то она ѣхала на своей любимой лошади Рори О'Моръ.

Охота, начавшаяся съ первыми лучами солнца, должна была продолжаться цѣлый день, такъ какъ никакое животное не заставляетъ проѣхать такъ много, какъ лисица. Многимъ изъ англійскихъ охотниковъ случалось гнать лисицу на разстояніи двадцати миль и все-таки не нагнать. Поэтому надо было ожидать продолжительной, интересной охоты, богатой различными событіями, во время которой можетъ быть пришлось бы объѣхать всѣ дунсдальскія владѣнія съ одного конца до другого.

Охотники были готовы, егеря держали собакъ на сворѣ, ожидая только сигнала. Его подалъ графъ.

-- Впередъ! вскричалъ онъ.

Охотники направились сначала къ опушкѣ буковаго лѣса. Довольно долго ничего не находили, какъ вдругъ самая старая собака изъ всей своры, Нильсонъ, вытянула хвостъ и подала голосъ. Тогда вся свора присоединилась къ ней. Поднятая лисица, бросилась въ лѣсъ, затѣмъ, промчавшись черезъ него, исчезла въ кустахъ. Собаки сбились со слѣда, въ сворѣ произошелъ безпорядокъ. Собаки напрасно метались по долинѣ, щараясь снова найти слѣдъ, наконецъ Нильсонъ опять нашелъ слѣдъ лисицы, которая сдѣлала поворотъ и такимъ образомъ исчезла сначала изъ глазъ собакъ. Найдя снова ея слѣдъ, вся свора съ яростью бросилась за нею. Пять минутъ спустя лисица снова была принуждена выбѣжать въ долину и направилась къ виднѣвшемуся на горизонтѣ большому дубовому лѣсу.

Собаки выказывали такое усердіе, что можно было предвидѣть, что животное будетъ скоро нагнано. Лисица уже начинала утомляться, охотники два или три раза видѣли ее въ лѣсу и наконецъ Нильсонъ первый догналъ ее, затѣмъ почти въ то же мгновеніе остальная свора была около него. Лисица была предоставлена имъ и секунду спустя отъ нея не осталось ни одной косточки. Такъ какъ былъ уже полдень, то охотники вошли въ лѣсъ и расположились на травѣ, чтобы позавтракать привезенной провизіей.

Черезъ часъ завтракъ былъ оконченъ и охотники снова вскочили въ сѣдла. Графиня издали слѣдовала за охотой, оставаясь послѣдней, но не удаляясь на столько, чтобы потерять изъ глазъ общество. Эта шумная веселость утомляла ее и раздражала ей нервы. Ей много разъ хотѣлось повернуть лошадь и вернуться въ замокъ, но, безъ сомнѣнія, о ней стали бы безпокоиться, думая, что съ ней случилось какое нибудь приключеніе, бросили бы охоту и вернулись въ Дунсдаль, а этого она не желала. И такъ какъ она выѣхала утромъ вмѣстѣ съ охотой, то и хотѣла остаться съ ней до конца и до конца исполнить свои обязанности хозяйки.

Когда охотники были на лошадяхъ, Дунсдаль спросилъ ихъ, желаютъ ли они охотиться за другой лисицей, или же предпочитаютъ возвратиться въ замокъ.

Такъ какъ день былъ великолѣпный, небо ясно, то всѣ въ одинъ голосъ отвѣчали:

-- Да, да, впередъ!

Между тѣмъ, съ вершинъ горъ крестьяне и фермеры, изгнанные приставомъ Бирномъ, нахмуривъ брови, слѣдили за охотой. Всѣ подробности охоты были имъ ясно видны.

Нищій Мильсъ и Недъ Гримсъ были въ числѣ глядящихъ.

-- Они направляются къ горамъ, сказалъ нищій, какъ бы говоря самъ съ собою. Лисица, безъ сомнѣнія, бросится въ горы и Дунсдалю съ гостями придется проѣхать по маленькому Кайбурскому мостику. Да, положительно, лисица бѣжитъ туда, да... недурная идея... она знаетъ, что вокругъ мостика черезъ трещину ростутъ такіе густые кусты, что сами собаки не въ состояніи будутъ преслѣдовать ее тамъ.

Въ это время Недъ шепнулъ на ухо Мильсу:

-- Можно было бы устроить славную штуку.

-- Какую?

-- Перепилить балки, поддерживающія мостъ.

Мильсъ подумалъ и покачалъ головой.

-- Къ чему? сказалъ онъ. Если мы подпилимъ балки, то въ пропасть упадетъ тотъ, кто первый войдетъ на мостикъ, а первый скачущій за собаками -- Дикъ Картеръ; другіе, увидя предъ собою открывшуюся пропасть, остановятся... Я не дамъ ни гроша, чтобы спасти Картера, онъ англичанинъ... но, повторяю тебѣ, Недъ, что умретъ онъ, а не проклятый Дунсдаль.

-- Да, это правда, сказалъ Недъ. Не будемъ говорить объ этомъ.

И, оставивъ остальныхъ, двое сообщниковъ спустились съ горы.

Въ концѣ октября дни уже коротки и въ пять часовъ почти совсѣмъ темно. Было уже довольно поздно и если лисица не была настигнута, то охотѣ приходилось бросить ее. Что предвидѣлъ нищій Мильсъ, то и случилось: животное, подбѣжавъ къ подножію горы, вмѣсто того, чтобы бѣжать вдоль ея, храбро бросилось между скалъ. Она была сильно утомлена, бѣжала высуня языкъ и ея пушистый хвостъ волочился по землѣ. Это было послѣднее ея усиліе: еще нѣсколько секундъ и собаки должны были догнать ее, если только ей не удастся заставить ихъ потерять свой слѣдъ. Очевидно, она уже давно рѣшилась, такъ какъ нисколько не колеблясь вбѣжала въ скалы и исчезла, повернувъ противъ вѣтра.

Когда собаки вбѣжали въ скалы, онѣ остановились, потерявъ слѣдъ. Въ это время на мостикѣ чрезъ пропасть стояла женщина и, наклонивъ голову, глядѣла на охоту. Эта женщина была Люси Бринъ. Она шла изъ графства Коркъ, куда отецъ посылалъ ее утромъ.

Она только что замѣтила охоту,-- такъ какъ гора составляла часть имѣнія Дунсдаля, то никто кромѣ графа не могъ охотиться на ней. Къ тому же у Люси было острое зрѣніе и она, не смотря на наступившую темноту, увидѣла ѣхавшаго впереди охотниковъ самаго графа на Айстонѣ.

Физіономія молодой дѣвушки выразила ненависть.

-- Графиня, безъ сомнѣнія, вмѣстѣ съ ними, прошептала она, однако, я ее не вижу.

И она продолжала смотрѣть.

-- Они ѣдутъ сюда... они будутъ здѣсь чрезъ нѣсколько минутъ, подумала она, удаляясь.

Но вмѣсто того, чтобы перейдти черезъ мостикъ и продолжать свой путь въ Фарней, она вернулась обратно и пошла по тропинкѣ, которая вела въ ту часть горы, гдѣ поселились изгнанные фермеры.

Прежде чѣмъ удалиться она посмотрѣла еще разъ въ долину, гдѣ скакала толпа охотниковъ, а вдали въ небольшомъ разстояніи отъ нихъ тихой рысью ѣхала графиня.

Она была слишкомъ далеко, чтобы ее можно было узнать, только вѣтеръ развѣвалъ ея амазонку.

-- Это она, я убѣждена, что это она, прошептала Люси. Горе ей! горе ей!.. Она будетъ здѣсь черезъ нѣсколько минутъ... Охота проѣдетъ черезъ мостикъ, думала Люси. Графиня проѣдетъ послѣ... много времени спустя послѣ другихъ... и она будетъ одна... никто не поможетъ ей...

Затѣмъ, какъ будто бы у нея мелькнула въ головѣ ужасная мысль, она прибавила почти вслухъ:

-- Нѣтъ, это ужасно... нѣтъ... нѣтъ, никогда!

Она сдѣлала нѣсколько шаговъ по направленію къ мостику, желая продолжать путь въ Фарней, но остановилась, будучи не въ состояніи идти далѣе.

-- Я безумно люблю его, шептала она, а онъ любимъ ею... довольно страдать... довольно мучиться... я хочу отмстить за себя.

И она убѣжала.

Нѣсколько минутъ спустя она была въ долинѣ изгнанныхъ фермеровъ.

Войдя въ хижину, дверь которой была открыта, а внутри никого не было, она чрезъ мгновеніе вышла оттуда съ топоромъ. Крестьянинъ, жившій въ этой хижинѣ, безъ сомнѣнія, отправился въ Коркъ просить милостыню.

Выйдя изъ хижины, Люси пошла по прежней дорогѣ. Дойдя до мостика черезъ пропасть, она спряталась за скалами и стала ждать.

Измученная лисица пробѣжала мимо нея, высунувъ языкъ и исчезла по другую сторону, въ кустахъ. Черезъ нѣсколько мгновеній она увидѣла собакъ, за которыми слѣдовалъ Дикъ Картеръ, затѣмъ Дунсдаль на Айстонѣ, затѣмъ охотники одинъ за однимъ на довольно большомъ разстояніи проѣхали передъ ней.

Охота была утомительная и не. всѣ были такъ неутомимы какъ графъ Гарри. Наконецъ проѣхали всѣ.

Тогда Люси Бринъ вышла изъ своего убѣжища.

Вдали графиня Елена медленно подвигалась впередъ. Она была одна.

-- Я еще успѣю, сказала Люси и, поспѣшно нодбѣжавъ къ мостику, спустилась внизъ по осколкамъ скалъ, придерживаясь руками.

Пробравшись подъ мостъ, она прислушалась послѣдній разъ, не ѣдетъ ли какой нибудь запоздалый охотникъ, и стиснувъ зубы, съ холоднымъ потомъ на лбу, стала рубить балки, поддерживавшія мостикъ. Въ продолженіи четверти часа ударъ слѣдовалъ за ударомъ.

-- А! сказала она наконецъ, я не въ состояніи работать болѣе.

Руки у нея затекли, она даже не имѣла силы поднять топоръ. Тогда движеніемъ ноги она столкнула его въ пропасть, глубина которой была такъ велика, что топоръ на половинѣ дороги отрубилъ толстую вѣтку сосны и, наконецъ, съ громкимъ стукомъ упалъ на дно.

Люси Бринъ вздрогнула.

-- Это ужасно! ужасно... говорила она себѣ, сжимая руками лобъ, покрытый потомъ и молча глядя на свое дѣло: двѣ балки были перерублены и съ одной стороны мостъ поддерживался только полусгнившими досками, которыя не должны были устоять подъ малѣйшей тяжестью.

Люси съ трудомъ поднялась, цѣпляясь за вѣтви кустовъ, выросшихъ между камней.

Поднявшись на верхъ, она упала полумертвая отъ усталости и, кое-какъ, на колѣняхъ, доползла за кучу камней, за которыми уже пряталась одинъ разъ.

По другую сторону мостика, напротивъ молодой дѣвушки, двое мужчинъ осторожно раздвинули вѣтви и глядѣли на нее. Злая радость выражалась на ихъ лицахъ. Это были Недъ Гримсъ и желтый Мильсъ.

-- Славная дѣвушка! шепнулъ Недъ на ухо нищему. Кто могъ бы это подозрѣвать!

-- Конечно, никто, отвѣчалъ Мильсъ.

-- Она сдѣлала наше дѣло... тѣмъ лучше...

Мильсъ задумался и наконецъ сказалъ:

-- Да, она славная дѣвушка... хорошая ирландка. Мы хорошо сдѣлали, что тогда не сердились на нее за ея приключеніе... Но на кого она сегодня мѣтитъ? Это не можетъ быть Дунсдаль -- вотъ ужъ полчаса, какъ онъ не подвергается никакой опасности. Можетъ быть Робертъ Трайноръ... въ такомъ случаѣ она должна знать, что Робертъ отправился сегодня въ Коркъ и долженъ возвратиться вечеромъ... Она значніъ знаетъ, что онъ будетъ здѣсь черезъ нѣсколько минутъ.

-- Да, Мильсъ, если только она не ненавидитъ графиню...

-- Можетъ быть, подождемъ.

Они снова наклонились и вѣтви скрыли ихъ.

Между тѣмъ стало почти совсѣмъ темно; въ долинѣ поднимался тонкій туманъ и издали слабо доносился собачій лай. Какъ вдругъ, въ ночномъ молчаніи, послышались быстрые шаги по каменистой тропинкѣ.

-- Идущій сюда, сказалъ Недъ, не подозрѣваетъ, что его смерть такъ близка.

-- Недурно было бы предупредить его, сказалъ Мильсъ, если этотъ человѣкъ хорошій ирландецъ.

Люси Бринъ также услышала шаги. Она вдругъ вскочила и при послѣднемъ свѣтѣ сумерекъ увидѣла высокую фигуру Роберта Трайнора.

Только нѣсколько шаговъ отдѣляли его отъ моста, онъ спокойно прошелъ ихъ.

Люси увидѣла его и ея ужасъ былъ такъ великъ, что она стояла на колѣняхъ, протянувъ къ нему руки, какъ бы желая остановить его и не въ состояніи была произнести ни слова.

Робертъ продолжалъ подвигаться и уже поставилъ ногу на мостъ.

Широко раскрывъ глаза, Люси сдѣлала послѣднее усиліе и крикнула:

-- Робертъ! Робертъ! Но это былъ не крикъ, а скорѣе вздохъ и Робертъ не могъ слышать его. Онъ былъ уже на срединѣ моста. Сгнившія доски не обрушились подъ нимъ, тѣмъ не менѣе мостъ слегка зашатался. Было очевидно, что онъ не выдержитъ тяжести двоихъ людей поэтому опасность, угрожавшая графинѣ, которая ѣхала верхомъ, была ужасна.

Дойдя до другого конца мостика, Робертъ испыталъ какъ бы смутное предчувствіе опасности, которой онъ подвергался. Поставивъ одну ногу на землю, онъ другой ногой сильно ударилъ по мосту, чтобы испытать его крѣпость. Но съ той стороны, на которой онъ стоялъ, балки не были перерублены и мостъ устоялъ.

Робертъ пошелъ дальше. Когда онъ проходилъ мимо кустовъ, Недъ Гримсъ осторожно зарядилъ ружье.

-- Мильсъ, сказалъ онъ, что если мы покончимъ съ нимъ сейчасъ?

-- Это невозможно... Люси Бринъ увидитъ.

-- Она не успѣетъ намъ помѣшать.

-- Да, но это будетъ свидѣтель, мы незнаемъ, можно ли на нее положиться.

Недъ Гримсъ разрядилъ ружье, къ тому же Робертъ уже отошелъ слишкомъ далеко.

-- Съ вашими колебаніями, Мильсъ, проворчалъ онъ, намъ ничего не добиться, я кончу тѣмъ, что стану дѣйствовать одинъ.

-- Я не колеблюсь, Недъ, я только остороженъ.

Люси Бринъ видѣла, какъ Робертъ перешелъ черезъ мостъ. Невозможно описать, какія муки испытала она въ теченіе одной минуты, въ которую онъ подвергался смертельной опасности.

-- Боже мой! Боже мой! шептала она, я чувствовала, что умираю... еще минута и я была бы мертва.

Между тѣмъ графиня Елена, видя, что темнота все увеличивается, подняла лошадь въ галопъ и собиралась уже въѣхать на мостикъ.

Люси ждала ее -- да, это она, дѣйствительно она -- а съ другой стороны мостика Недъ Гримсъ говорилъ желтому Мильсу:

-- Женѣ проклятаго графа придется проститься съ жизнью.

Елена подвигалась впередъ; видя себя одну въ горахъ, окруженную темнотою, она испугалась и уже раскаивалась, что не слѣдовала за охотой ближе.

-- Собакъ уже не слышно, прошептала она, охота, вѣроятно, возвращается въ Дунсдаль и, не видя меня, начнутъ безпокоиться. Къ счастью, думала она, я знаю дорогу и не могу заблудиться.

И воспоминаніе объ ужасной ночи, проведенной ею въ горахъ, заставило ее вздрогнуть.

Вдругъ лошадь бросилась въ сторону, такъ что графиня чуть не упала съ сѣдла и увидала передъ собою блѣдную женщину, которую сейчасъ же узнала.

-- Люси Бринъ! вскричала она.

-- Да, это я, сказала молодая дѣвушка. Я узнала васъ издали и пришла... пришла просить васъ не принимать болѣе Роберта Трайнора... вы не можете любить его... такая знатная дама, какъ вы, не можете унижаться, любя крестьянина. Безъ сомнѣнія, вы искали въ этой любви только разсѣянія... васъ забавляло возбуждать сильную страсть и можетъ быть вы предвидѣли, что настанетъ день, когда вамъ надо будетъ воспользоваться его преданностью, чтобы спасти вашего мужа отъ тѣхъ ловушекъ, которыя ему разставлены... но, повторяю вамъ,-- вы его не любите и не можете любить.

-- Оправьтесь, дитя мое! сказала графиня, гнѣвъ заставляетъ васъ терять голову. Мнѣ васъ жаль и я понимаю, какъ вы должны страдать, но вы жестоки... Послѣ того, что произошло въ развалинахъ два мѣсяца тому назадъ, можете ли вы сказать, что моя любовь есть только развлеченіе знатной дамы?

-- Да, это правда, вы показали, что любите Роберта, я не права... но у вашей чести такъ много удовольствій... Развѣ вы не окружены почестями?.. развѣ вашъ мужъ не любитъ васъ?.. всѣ вами восхищаются и льстятъ вамъ... вы скоро утѣшитесь, не видя Роберта. Вы богаты и, благодаря этому богатству, всякое развлеченіе вамъ доступно.

-- Придите въ себя, Люси.

-- У меня же есть только одно счастье -- любовь Роберта... оставьте его мнѣ... не лишайте меня надежды,-- такъ какъ я еще надѣюсь,-- что, хотя вы красивѣе меня, онъ все-таки вернется ко мнѣ, если вы его бросите... Нѣсколько времени онъ можетъ быть будетъ жить воспоминаніемъ о васъ, но я съумѣю выказать ему такую преданность и вниманіе, что онъ будетъ ими тронутъ... я убѣждена... и можетъ быть кончитъ тѣмъ, что забудетъ васъ... и будетъ глядѣть какъ на сонъ на ту страсть, которую питалъ къ вамъ... Прошу васъ, оставьте его мнѣ... Но не торжествуйте, видя, какъ я унижаюсь передъ вами, такъ какъ повторяю вамъ, если вы меня не послушаетесь -- вы будете наказаны... и можетъ быть скоро...

-- Вы мнѣ угрожаете?

-- Нѣтъ, я только предупреждаю васъ.

-- Прощайте, Люси.

Испуганная дѣвушка ломала себѣ руки.

-- Нѣтъ, нѣтъ, вы не можете мнѣ отказать... неужели вы такъ дорожите любовью крестьянина!.. Я вамъ не угрожала... нѣтъ, я только умоляла васъ...

И такъ какъ графиня ударила лошадь хлыстомъ, Люси бросилась передъ нею.

-- Остановитесь! Я не хочу... не хочу...

-- Пропустите меня, Люси. Я васъ сожалѣю и люблю. Если когда нибудь я вамъ понадоблюсь, обратитесь ко мнѣ не колеблясь, я всегда готова быть вамъ полезной, не забудьте этого, Люси.

-- Мнѣ не нужна ваша привязанность... я васъ ненавижу...

-- Вы пугаете лошадь. Съ вами можетъ случиться несчастіе. Отойдите.

-- Вы отказываетесь... вы меня не слушаете...

-- Дайте мнѣ ѣхать, ночь уже совсѣмъ наступила.

Люси колебалась. Взглядъ ея инстинктивно перенесся на мостикъ, она вздрогнула и закрыла глаза... Затѣмъ вдругъ, задыхающимся голосомъ, сказала:

-- Пожалуй... поѣзжайте, но я буду отомщена.

Она опустилась на краю дороги, тогда какъ Рори О'Моръ поскакала въ галопъ.

Почти въ то же мгновеніе Люси поднялась на колѣни, вздрагивая отъ ужаса. Вдругъ она вскочила, взмахнула руками, какъ бы желая оттолкнуть ужасное видѣніе, и безъ чувствъ упала на землю.

Громкій крикъ, заглушившій роковой трескъ обрушивающагося моста, "ко мнѣ!" раздался въ пространствѣ. Затѣмъ уже немного глуше изъ пропасти раздался другой крикъ: "Боже, сжалься надо мной!" Это было все -- изъ глубины Кайбурскаго ущелья никогда не долетало никакого шума, тутъ было какъ бы спокойствіе и вѣчное молчаніе громадной могилы...

Недъ Гримсъ и Желтый Мильсъ осторожно поднялись изъ кустовъ. Они оба были блѣдны и дрожали всѣмъ тѣломъ.

-- Все равно... прошепталъ нищій, но чтобы убить женщину -- нужна женщина... я понимаю, что у мужчины не хватаетъ на это мужества.

И они удались по направленію къ Фарнею.

Въ эту минуту охота кончалась. Старый Нильсонъ снова первый нагналъ лисицу и схватилъ ее за заднюю ногу. Растерзанное животное лежало на травѣ, а собаки лежали вокругъ нея.

Дикъ Картеръ указалъ Дунсдалю на лисицу.

-- Она великолѣпна, сказалъ графъ.

Конецъ 1-й части.

Часть вторая.
Тайна хорошенькой дѣвушки.

ГЛАВА I.

Когда всѣ охотники собрались, то отсутствіе графини Елены было замѣчено. Но такъ какъ она цѣлый день не выражала особеннаго увлеченія охотой и слѣдила за нею издали, то сначала никто не безпокоился. Прошелъ однако часъ, егеря были посланы къ подножію горы и стали звуками роговъ подавать сигналъ графинѣ на тотъ случай, если бы она заблудилась, но все было напрасно. Съ этой минуты стало очевидно, что какое нибудь приключеніе замедлило возвращеніе молодой женщины, если только ей не пришло въ голову, вмѣсто того, чтобы ѣхать черезъ горы, повернуть обратно и вернуться въ Дунсдаль по долинѣ. Въ такомъ случаѣ ей приходилось сдѣлать довольно большой кругъ и ея запозданіе было понятно.

Графъ отправилъ егерей съ приказаніемъ проѣхать по той дорогѣ обратно, по которой они пріѣхали, а самъ съ гостями отправился въ замокъ; но егеря возвратились, не принеся никакихъ извѣстій.

Тогда Дунсдаль отправился къ горамъ, въ сопровожденіи нѣсколькихъ гостей. Вдругъ они услышали вдали громкій стукъ лошадиныхъ копытъ. Всѣ остановились; это скакалъ Дикъ Картеръ; онъ былъ сильно испуганъ и прерывающимся голосомъ сказалъ:

-- Большое несчастіе случилось съ вашей честью.

-- Что такое? спросилъ графъ.

-- Кайбурскій мостикъ обрушился... когда я съ егерями подскакалъ къ нему въ галопъ, мы чуть не упали въ пропасть... лошади сами остановились, иначе насъ не было бы теперь въ живыхъ.

-- А графиня?..

-- Ея сіятельство, увы, должно быть, погибла. Рори О'Моръ очень капризенъ... безъ сомнѣнія, онъ понесъ и ея сіятельство лежитъ теперь на днѣ пропасти.

-- Вмѣсто того, чтобы жаловаться, вамъ надо было скорѣй спуститься въ Кайбуръ... Графиня можетъ быть еще жива... можетъ быть мы еще успѣемъ ее спасти.

-- Я приказалъ это сдѣлать егерямъ, но для этого нужно сдѣлать большой обходъ...

-- Ну, такъ что же!

-- Я уже доложилъ вашей свѣтлости, что егеря отправились, но я не знаю, что произошло съ тѣхъ поръ. Я поспѣшилъ предупредить ваше сіятельство.

Всадники сошли съ лошадей и послѣдовали за Дикомъ Картеромъ, указывавшимъ дорогу. Они обходили гору у подножія и, пройдя нѣсколько сотъ метровъ, столкнулись лицомъ къ лицу съ егерями, которые несли тѣло графини на носилкахъ, наскоро сдѣланныхъ изъ вѣтвей.

Падая въ пропасть, молодая женщина разбилась о камни и ея прелестное лицо было такъ обезображено, до такой степени забрызгано грязью и кровью, что было неузнаваемо.

Графъ невольно вздрогнулъ и на мгновеніе забылъ ненависть, раздѣлявшую ихъ въ послѣднее время и помнилъ только о той безграничной любви, которую чувствовалъ къ ней во время ихъ свадьбы.

Мрачное шествіе направилось къ замку.

Въ слѣдующіе дни всѣ гости графа разъѣхались, отдавъ послѣдній долгъ графинѣ. И Дунсдаль снова остался въ одиночествѣ, которое послѣ катастрофы стало еще полнѣе.

Извѣстіе о смерти графини съ быстротою молніи разнеслось повсюду. Тѣ, которые говорили объ этомъ роковомъ извѣстіи, таинственно прибавляли:

-- Она упала въ Кайбуръ съ высоты болѣе двухъ сотъ метровъ... мостъ обрушился подъ нею. Одни говорятъ, что это мщеніе фермеровъ, другіе -- что это несчастіе, въ которомъ люди невинны.

Робертъ Трайноръ, нашедшій себѣ работу въ графствѣ Коркъ, былъ въ отсутствіи уже два дня. Фермеръ Бринъ, видя его проходящимъ мимо своей двери, когда онъ возвращался, позвалъ его къ себѣ и сообщилъ ему о случившемся.

-- Эй, Робертъ Трайноръ, подите сюда!

-- Что вамъ угодно, Бринъ? съ удивленіемъ спросилъ молодой человѣкъ, такъ какъ Бринъ сердился на него съ тѣхъ поръ, какъ онъ отказался отъ руки Люси.

-- Я хочу, сообщить вамъ новость.

Робертъ съ удивленіемъ доглядѣлъ на него.

Бринъ былъ не золъ и, кромѣ того, держась вдали отъ заговорщиковъ, онъ не зналъ, что Робертъ былъ любовникомъ жены Дунсдаля. Поэтому онъ самымъ невиннымъ тономъ сказалъ:

-- Вы меня спрашиваете... какую новость! Откуда же вы такое? Повсюду только и говорятъ, что объ этомъ.

-- О чемъ это, Бринъ?

-- Графиня Елена убилась.

Робертъ или не слышалъ, или не понялъ,

-- Извините, Бринъ, повторите, пожалуйста, что вы сказали, прошепталъ онъ.

Тогда фермеръ, довольный, что его разспрашиваютъ, подробно разсказалъ все, что зналъ, сопровождая свой разсказъ комментаріями, въ которыхъ слышалось то состраданіе къ несчастію, случившемуся съ молодой женщиной, которая никогда не была жестока къ своимъ фермерамъ, то ненависть ко всему, что носило англійское имя.

-- Да, говорилъ онъ, это ужасная катастрофа.... мщеніе Божіе обрушилось на графиню. Чтожъ послѣ этого будетъ съ проклятымъ Дунсдалемъ! Какое ужасное наказаніе постигнетъ его? Несчастная покойница была не виновата въ жестокостяхъ своего мужа... Но что съ вами, Трайноръ? какъ вы поблѣднѣли... вы дрожите... что съ вами, мой милый?

Молодой человѣкъ съ трудомъ держался на ногахъ.

Съ первыхъ словъ фермера онъ вообразилъ, будто тотъ ошибается, но по мѣрѣ того, какъ тотъ продолжалъ свой разсказъ, онъ долженъ былъ убѣдиться въ ужасной истинѣ.

-- Елена! Елена! прошепталъ онъ и безъ чувствъ упалъ на землю.

Испуганный Бринъ, не понимая причины этой неожиданной слабости, бросился къ нему на помощь. Одно мгновеніе онъ считалъ его мертвымъ. Тогда онъ началъ звать изо всѣхъ силъ:

-- Люси, поди сюда, Люси!

Молодая дѣвушка издали замѣтила разговоръ отца и Трайнора, но не хотѣла показываться. Она хорошо угадывала, видя спокойствіе Роберта, что онъ еще не знаетъ о смерти графини; она угадала также, что отецъ разсказываетъ ему объ этомъ и съ ужасомъ шептала:

-- Нѣтъ сомнѣнія, Трайноръ сейчасъ же догадается, что это не случайность и можетъ быть станетъ подозрѣвать, что это я убила его любовницу.

Но увидя, что Робертъ упалъ на землю и услыша зовъ отца, она подбѣжала къ нимъ.

-- Боже мой! сказала она, что вы ему сдѣлали, отецъ?

-- Право не знаю, отвѣчалъ фермеръ, очень обезпокоенный положеніемъ, въ которомъ видѣлъ Роберта и страннымъ волненіемъ дочери. Я разсказалъ ему о смерти графини и онъ упалъ въ обморокъ... Странный малый. Я никогда бы не подумалъ, что у него такіе слабые нервы.

Люси, стоя на колѣняхъ около Роберта, сама казалась близкой къ обмороку.

-- А ты, Люси, что съ тобою?.. Впрочемъ, вотъ ужь два или три дня, какъ у тебя странный видъ... Нечего сказать, хорошее занятіе умирать съ горя оттого, что самый бѣдный изъ всѣхъ фарнейскихъ фермеровъ не любитъ тебя! Помоги мнѣ перенести его въ хижину; мы созовемъ крестьянъ -- его пріятелей и они помогутъ ему дойти въ горы. Бери его подъ руку, Люси, мы не можемъ оставить его провести ночь на дорогѣ.

Люси хотѣла сдѣлать, что ей говорилъ отецъ, но силы измѣнили ей и она два раза чуть не уронила Роберта.

-- Да что съ тобою, Люси? повторилъ Бринъ.

Тогда онъ одинъ потащилъ молодаго человѣка въ домъ, положилъ тамъ на постель и сталъ брызгать ему водою въ лицо, чтобы привести его въ себя. Но всѣ усилія были напрасны и Бринъ началъ сильно безпокоиться.

Люси, наклонившись надъ молодымъ человѣкомъ, глядѣла на него сверкающими отъ лихорадки глазами и съ трудомъ дышала.

-- Ну, прошепталъ фермеръ, такъ какъ мы не можемъ вывести его изъ летаргіи, то нужно сходить за докторомъ Джэмсомъ. Бѣги, Люси, приведи его скорѣй.

Молодая дѣвушка, шатаясь, вышла. Крупныя капли пота выступили у нея на лбу. Очутившись на чистомъ воздухѣ, она вздохнула свободнѣе и побѣжала къ деревнѣ.

Къ счастію, старый Джэмсъ Вортъ былъ дома. Онъ только что вернулся послѣ обхода больныхъ, снялъ штиблеты и, сидя у огня, ждалъ, когда жена подастъ ему поѣсть. Когда Люси объяснила ему въ чемъ дѣло, добрякъ снова надѣлъ штиблеты, и, не слушая возраженій жены, кричавшей ему вслѣдъ, что ужинъ испортится, отправился къ Брину.

Трайноръ по прежнему лежалъ на постели, неподвижный какъ трупъ. Сверкающіе глаза Люси съ безпокойствомъ устремились на доктора. Послѣдній сдѣлалъ гримасу и сказалъ:

-- Не знаю, поправится ли онъ.

Услыша эти слова, Люси подумала, что смерть Роберта неизбѣжна и видѣла себя навсегда разлученной съ тѣмъ, кого любила... разлученной по своей винѣ.

-- Это я убила его, шептала она, качая головой и плача.

Въ то время какъ докторъ ухаживалъ за больнымъ, Бринъ говорилъ дочери:

-- Полно, Люси, не огорчайся, докторъ не говоритъ, чтобы Робертъ умеръ; онъ только еще не можетъ угадать, какая болѣзнь будетъ послѣдствіемъ этого страннаго обморока.

Тогда про себя онъ прибавлялъ:

-- Если Робертъ умретъ, Люси способна броситься въ озеро, чтобы не пережить его. Нѣтъ хуже съумасшедшихъ, какъ влюбленныя дѣвушки и хотя бы она была любима взаимно!

Робертъ подалъ первые признаки жизни только на другой день утромъ. Докторъ провелъ всю ночь у его изголовья.

Бринъ спалъ на связкѣ соломы, а Люси совсѣмъ не ложилась.

Придя въ себя, молодой человѣкъ поднялся на рукахъ, поглядѣлъ на окружавшихъ, сказалъ два или три непонятныхъ слова и снова погрузился въ летаргическую неподвижность.

-- Воспаленіе въ мозгу, сказалъ докторъ, этого я и боялся. У несчастнаго страшная лихорадка, скоро начнется бредъ.

Затѣмъ, повернувшись къ Брину, онъ прибавилъ:

-- Ему придется пролежать въ постели мѣсяца два, если только онъ не умретъ черезъ недѣлю. За нимъ придется ухаживать каждую минуту,-- кто возьметъ это на себя?

-- Положительно не знаю, сказалъ фермеръ, это не мое дѣло, господинъ докторъ... я прикажу отнести его къ нему... онъ устроится тамъ, какъ можетъ... это не мое дѣло.

-- Къ нему! сказала Люси, вставая и вытирая глаза, это невозможно, отецъ.

-- Почему это?

-- Потому что вы очень хорошо знаете, что онъ теперь одинъ.-- Его отецъ и мать умерли, за нимъ некому будетъ ухаживать.

-- Это не моя вина.

-- Нѣтъ, отецъ, это невозможно. У Трайнора есть враги и враги многочисленные, которые желаютъ его смерти,-- Макъ-Доль сказалъ мнѣ это,-- Недъ Гримсъ и Желтый Мильсъ поклялись погубить его и имъ легко будетъ сдѣлать это, если они найдутъ больного Роберта въ его хижинѣ въ горахъ, неспособнаго даже поднять палку. Впрочемъ, ни Мильсу, ни Неду даже не придется убивать его -- болѣзнь возьметъ это на себя, когда холодный зимній вѣтеръ будетъ свободно дуть вокругъ его холоднаго очага.

-- Вы добрая дѣвушка, Люси, сказалъ Джэмсъ Вортъ, и говорите правду, оставить этого молодого человѣка безъ ухода -- это все равно, что убить его, -- даже послѣднее было бы гуманнѣе.

-- Не онъ первый умретъ отъ лихорадки... испаренія Клоганскаго болота убили многихъ... Я ничего не могу для него сдѣлать. Неужели вы разсчитывали, что я оставлю его у себя?

-- Однако, это необходимо, отецъ, сказала Люси.

-- Никогда! Онъ принесъ бы мнѣ несчастіе.

-- Если вы прогоните Роберта, я послѣдую за нимъ всюду, куда бы онъ ни пошелъ.

-- Ты дурная дочь, Люси, и даже не имѣешь гордости, если любишь человѣка, который не любитъ тебя.

Люси опустила голову и слезы снова полились у нея изъ глазъ.

-- Позвольте мнѣ ухаживать за Трайноромъ у васъ, отецъ, сказала она сквозь рыданія. Но если вы его прогоните, то я рѣшилась сдѣлать то, что сказала.

Бринъ казалось былъ очень недоволенъ, но онъ зналъ свою дочь, зналъ, что она никогда не измѣнитъ рѣшенія. Еще нѣсколько мгновеній онъ колебался, затѣмъ пожалъ плечами.

-- Пожалуй, сказалъ онъ, но повторяю тебѣ, Люси, съ Робертомъ Трайноромъ войдетъ въ нашъ домъ несчастіе.

Въ слѣдующіе дни Робертъ только изрѣдка приходилъ въ себя, остальное время лежалъ неподвижно, какъ трупъ. Лихорадка продолжалась, по временамъ приходили припадки бреда, въ которыхъ больной вскакивалъ съ постели, хотѣлъ уйти и изъ всѣхъ силъ выбивался изъ рукъ Люси и Брина.

Только на восьмой день Джэмсъ Вортъ объявилъ наконецъ, что опасный кризисъ прошелъ.

-- Выздоровленіе будетъ подвигаться медленно, сказалъ онъ, и Трайноръ долго еще будетъ слабъ. Ему необходимъ тщательный уходъ. Будьте осторожны, Люси, и главное дѣло удаляйте отъ него малѣйшее волненіе -- это можетъ быть для него роковымъ.

Молодая дѣвушка ухаживала за больнымъ съ материнской нѣжностью. Она тихо ходила около постели, избѣгая малѣйшаго шума, когда онъ отдыхалъ.

Хотя, по словамъ доктора, Трайнору было гораздо лучше, тѣмъ не менѣе онъ еще не пришелъ въ себя, онъ не узнавалъ ни доктора, ни Люси, ни фермера.

Тотъ день, когда сознаніе вернулось къ нему, онъ былъ вдвоемъ съ Люси. Широко раскрывъ глаза, онъ глядѣлъ то на молодую дѣвушку, то на окружавшіе предметы, которые всѣ для него были незнакомы. Наконецъ взглядъ его встрѣтился со взглядомъ Люси и остановился.

Молодая дѣвушка дрожала при ужасномъ воспоминаніи о Кайбурскомъ мостѣ.

-- Онъ угадаетъ, что это сдѣлала я, думала она. Онъ сейчасъ же пойметъ по моему молчанію, какую ужасную тайну скрываю я отъ него.

-- Люси, прошепталъ больной.

Его слабый голосъ заставилъ ее вздрогнуть.

-- Онъ узналъ меня!

-- Люси, повторилъ Робертъ, стараясь собраться съ мыслями и между тѣмъ понимая, что въ его существованіи есть пробѣлъ въ нѣсколько дней, котораго онъ не можетъ ничѣмъ наполнить; онъ силился связать прерванную нить воспоминаній.

Люси, готовая упасть въ обморокъ, собрала всѣ силы чтобъ улыбнуться, и тихо сказала:

-- Да, это я, будете покойны, я забочусь о васъ, вы ни въ чемъ не будете чувствовать недостатка... вы у моего отца.

-- Что же такое случилось?

-- Вы были очень больны... докторъ думалъ, что вы умрете, и мы только съ трудомъ могли спасти васъ... лихорадка и бредъ терзали васъ.

-- Боленъ... лихорадка... бредъ... прошепталъ молодой человѣкъ, какъ будто что-то припоминая. Но почему же я здѣсь?

-- Потому что если бы васъ оставили въ горахъ въ такую холодную погоду, вы бы умерли.

Вдругъ память вернулась къ нему.

-- О! прошепталъ онъ съ отчаяніемъ, Кайбурскій мостикъ... Елена... Елена...

И онъ снова лишился чувствъ.

Обезумѣвшая отъ горя Люси упала на колѣни.

-- Боже мой! Боже мой, дай ему жить!.. возьми мою жизнь, такъ какъ я виновна, но помилуй его!

Между тѣмъ молодой человѣкъ снова пришелъ въ себя, тихо протянулъ руку Люси и сказалъ:

-- Благодарю, благодарю! но увы! лучше бы вы дали мнѣ умереть. Вы добры... ваше сердце не помнитъ зла... благодарю, Люси... благодарю вашего отца, который, зная, что вы страдаете изъ-за меня, тѣмъ не менѣе не сердится на меня... За это я буду помнить о васъ всю жизнь... но я не хочу оставаться у васъ долѣе. Я чувствую себя сильнымъ... я отправлюсь въ горы... Не безпокойтесь, Люси -- для меня нѣтъ никакой опасности... я могу встать...

-- Нѣтъ, Робертъ, вы ошибаетесь, вы еще очень слабы и попрежнему серьезно больны... лежите въ постели. Если бы вы захотѣли встать, вы не могли бы удержаться на ногахъ, а малѣйшая усталость, по словамъ доктора, только продолжитъ вашу болѣзнь.

Онъ ее не слушалъ и хотѣлъ встать, но только застоналъ и снова упалъ на постель.

-- Вы видите,-- сказала она -- я не солгала.

Нѣсколько минутъ онъ лежалъ молча и не шевелился, затѣмъ вдругъ спросилъ Люси:

-- Правда-ли, что сказалъ вашъ отецъ, правда-ли что графиня умерла такой ужасной смертью?

-- Это правда, Робертъ, едва слышно прошептала она.

-- А вы, Люси, не подозрѣваете-ли вы преступленія? Думаете-ли вы, что дѣйствительно мостикъ обрушился безъ помощи преступной руки?

Люси была ни жива, ни мертва, сердце у ней перестало биться, тѣмъ не менѣе она имѣла силы сказать:

-- Да, Робертъ, я думаю, что это только случай.

И такъ какъ онъ молчалъ, то по его раздраженному взгляду, по нахмуреннымъ бровямъ, она угадала, что въ душу его вкралось подозрѣніе.

Ей нужна была вся ея энергія, чтобы не выдать себя и спросить спокойнымъ голосомъ:

-- Что же такое вы подозрѣваете, Робертъ?

-- Если бы у меня было достаточно силъ, то я пошелъ бы въ Кайбуръ и, осмотрѣвъ балки, убѣдился бы обрушились ли онѣ подъ тяжестью лошади или были подпилены до проѣзда Елены.

Память все болѣе возвращалась къ нему.

-- Теперь я припоминаю, сказалъ онъ, въ этотъ самый вечеръ я прошелъ по мосту и предчувствовалъ опасность, мостъ дрожалъ у меня подъ ногами... можетъ быть одного усилія было бы достаточно, чтобы онъ обрушился и я спасъ бы Елену... но Богъ не хотѣлъ этого. Однако, утромъ я проходилъ по этому самому мостику и ничего не замѣтилъ... Что же такое произошло въ этотъ промежутокъ?

Онъ задумался. Люси, не спускавшая съ него глазъ, не рѣшалась спрашивать его.

-- Я хочу видѣть Джоэ! вдругъ сказалъ Робертъ. Люси, будьте такъ добры, дайте знать Макъ-Долю, что я имѣю въ немъ надобность.

Молодая дѣвушка отправилась въ горы и полчаса спустя вернулась съ Макъ-Долемъ.

-- Что тебѣ надо отъ меня, Робертъ? спросилъ онъ.

-- Джоэ, ступай къ Кайбурскому мостику, осмотри балки и скажи мнѣ, былъ ли это случай или преступленіе. Если было преступленіе -- я найду убійцу и, да буду я проклятъ, если не отомщу за Елену!

Люси съ волненіемъ глядѣла на Джоэ. Послѣдній отвѣчалъ:

-- Теперь ужъ поздно, Робертъ.

-- Почему? Что ты хочешь сказать?

-- Вчера я былъ у Кайбурскаго ущелья; рабочіе дѣлали новый мостикъ, обрушившіяся балки унесены и сожжены,-- ты знаешь, что въ горахъ мало лѣсу, а первые холода были въ нынѣшнемъ году очень сильны..

-- Хорошо, съ отчаяніемъ сказалъ Робертъ, я только объ этомъ и хотѣлъ просить тебя, теперь я вижу, что мнѣ никогда не узнать, было ли преступленіе или нѣтъ.

Съ этого времени Трайноръ не дѣлалъ другихъ попытокъ узнать истину, но въ теченіе нѣсколькихъ дней былъ погруженъ въ глубокое отчаяніе. Онъ позволялъ Люси ухаживать за нимъ, не обращаясь къ ней ни съ однимъ словомъ; онъ по цѣлымъ часамъ лежалъ, не открывая глазъ, а между тѣмъ онъ не спалъ, въ его возбужденномъ мозгу проходили всѣ обстоятельства смерти графини; онъ не зналъ ихъ, но его воображеніе создавало ихъ и заставляло его постоянно переживать это тяжелое и ужасное зрѣлище.

Люси понимала это, но немного успокоенная тѣмъ, что слышала отъ Макъ-Доля, она не боялась болѣе, что ея тайна сдѣлается извѣстной Роберту; она перестала вздрагивать при одной мысли о его гнѣвѣ и мщеніи, если бы онъ когда нибудь узналъ о ея преступленіи. Теперь она мучилась не отъ страха, но отъ угрызеній совѣсти, которыя наполняли ея сны страшными кошмарами.

Съ рокового вечера смерти графини, Люси страшно похудѣла, постоянная лихорадка покрывала ея щеки болѣзненной краской и заставляла сверкать глаза неестественнымъ блескомъ. Она не отходила отъ постели Роберта, внимательно слѣдя за малѣйшими капризами больного.

Чувствуя смерть въ сердцѣ, она всегда была весела и улыбалась. Ей казалось, что своей преданностью къ Роберту она выкупитъ преступленіе, совершенное въ припадкѣ ревности; она разсчитывала посвятить всю свою жизнь Роберту, надѣясь, что, въ старости, угрызенія совѣсти сдѣлаются менѣе сильны.

Но Робертъ не любилъ ее; однако, со временемъ, горе, которое онъ чувствовалъ, должно было превратиться въ печальное воспоминаніе и тогда, въ своемъ одиночествѣ онъ можетъ быть вспомнитъ, что Люси по прежнему любитъ его и можетъ быть не откажется вторично отъ ея преданности. Но, что если онъ откажется? Что тогда дѣлать Люси? Неужели, дойдя до преступленія, чтобы обладать любимымъ человѣкомъ, она. наконецъ, откажется отъ мысли обладать имъ и утѣшится, выйдя замужъ за одного изъ тѣхъ жениховъ, которыхъ расхваливалъ ея отецъ! Одна мысль объ этомъ заставляла ее блѣднѣть.

-- О! нѣтъ, нѣтъ! думала она. Я буду жить около него, это необходимо, то, что я сдѣлала, принуждаетъ меня поступить такимъ образомъ... Но если онъ захочетъ оставаться вѣрнымъ памяти Елены?.. Тогда я умру и можетъ быть Богъ и графиня простятъ меня, когда узнаютъ, сколько я страдала.

Утомительныя ночи, проводимыя безъ сна, казалось, не имѣли вліянія на Люси, возбужденіе поддерживало ее и давало ей почти сверхъестественную силу.

Старикъ Бринъ, ворча, хотѣлъ заставить ее отдохнуть, но она упрямо отказывалась. Тогда онъ съ гнѣвомъ сжималъ кулаки и говорилъ:

-- Она убьетъ себя изъ-за этого малаго!

Слыша эти слова отца, такъ гармонировавшія съ ея мыслями, Люси улыбалась.

Тогда Бринъ пожималъ плечами и замолкалъ.

Докторъ Джэмсъ Вортъ не ошибся, говоря, что выздоровленіе будетъ медленно. Только черезъ мѣсяцъ Робертъ могъ встать съ постели и то еще былъ такъ слабъ, что не могъ стоять на ногахъ безъ посторонней помощи.

-- Не я васъ спасъ, другъ мой... говорилъ докторъ, подмигивая на краснѣвшую Люси. Нѣтъ, не я, но эта прелестная дѣвушка.

Тогда Робертъ отвѣчалъ:

-- Я не нуждался въ этомъ новомъ доказательствѣ дружбы, чтобы убѣдиться, на сколько Люси добра и благородна.

Уходя, докторъ отводилъ фермера въ сторону.

-- Вотъ свадьба на хорошей дорогѣ! говорилъ онъ. Что вы на это скажете, Бринъ?

-- Вы ровно ничего не понимаете! съ яростью возражалъ Бринъ.

Но не одна болѣзнь подвергала опасности жизнь Трайнора: Недъ Гримсъ и Мильсъ уже нѣсколько времени бродили вокругъ фермы, ища случая, когда Робертъ останется одинъ, чтобы исполнить свой ужасный планъ, но ихъ стѣсняло присутствіе Люси. Они знали ея энергію и были убѣждены, что она съ дикой смѣлостью будетъ защищать любимаго человѣка. У Брина были ружье и пистолетъ и Люси не колеблясь пустила бы ихъ въ дѣло и Мильсъ, не безъ основанія, говорилъ, что надо дѣйствовать осторожно.

Молодая дѣвушка, не довѣрявшая имъ, очень скоро поняла ихъ планъ. Уже два раза она находила ихъ, возвращаясь изъ деревни, на порогѣ своей фермы.

-- Что вамъ нужно? спросила она въ первый разъ.

Негодяи переглянулись, какъ бы колеблясь, не воспользоваться ли имъ тѣмъ, что у Люси нѣтъ оружія и, бросившись на нее, привести ее въ неспособность защищать Трайнора.

Она поняла ихъ намѣреніе и хотѣла уже позвать на помощь, какъ вдругъ, услышавъ на дорогѣ шаги приближавшихся крестьянъ, Недъ и Мильсъ удалились и Люси вошла на ферму, но съ этого времени она постоянно была на сторожѣ.

Въ другой разъ, это было вечеромъ. Бринъ отправился утромъ въ Тайпрери; снѣгъ шелъ уже дня четыре или пять; дороги были въ очень дурномъ состояніи и сильный вѣтеръ задержалъ фермера. Вдругъ въ дверь раздался громкій стукъ, разбудившій Трайнора.

-- Кто вы такой? спросила Люси.

-- Я несчастный нищій, у котораго нѣтъ ни куска хлѣба, я умираю отъ усталости, я не въ состояніи дойдти сегодня въ горы и умру подъ снѣгомъ, если вы не дадите мнѣ мѣстечка у огня.

-- Какъ васъ зовутъ?

Отвѣтъ заставилъ себя ждать, стучавшій видимо колебался и Люси принуждена была повторить вопросъ, угрожая не открыть двери.

-- Желтый Мильсъ! сказалъ голосъ.

-- Откройте, Люси, откройте, сказалъ Робертъ, Мильсъ мой врагъ, но несчастный кажется умираетъ отъ холода.

Люси сняла со стѣны двуствольное ружье отца и пошла открыть дверь, которую тщательно заперла сейчасъ же какъ только Мильсъ вошелъ.

Нищій, молча, подошелъ къ огню, не сказавъ ни слова Роберту, съ котораго не спускалъ глазъ.

Нѣсколько минутъ прошло такимъ образомъ.

-- Мильсъ, сказала молодая дѣвушка, вотъ бутылка виски, вотъ хлѣбъ, котораго хватитъ вамъ на два дня, вотъ горячій картофель и кусокъ свинины,-- возьмите все это и теперь, когда вы согрѣлись и получили то, чего хотѣли, берите вашу палку и уходите.

-- Зачѣмъ вы меня выгоняете, Люси? Отчего вы глядите на меня такъ недовѣрчиво? Зачѣмъ вы не выпускаете изъ рукъ ружья? Развѣ вы можете бояться отъ меня чего нибудь дурного?

-- Уходите сейчасъ же, Мильсъ, я знаю, что вы сердиты на Роберта Трайнора, который не можетъ защищаться, и что Недъ Гримсъ, вашъ сообщникъ, навѣрно недалеко. Выслушайте, что я вамъ скажу, Мильсъ, и повторите Неду, что, при малѣйшей вашей попыткѣ сдѣлать дурное Роберту, я, не колеблясь, убью васъ обоихъ.

Нищій всталъ и направился къ двери, бросивъ на молодую дѣвушку и на Роберта взглядъ, полный ненависти и прошепталъ такимъ образомъ, чтобы быть слышаннымъ только Люси:

-- А! моя милая, если бы мнѣ пришло въ голову разсказать исторію Кайбурскаго мостика, такъ можетъ быть вы стали бы сговорчивѣе.

Люси вскрикнула и отступила, точно пораженная въ сердце смертельнымъ ударомъ.

-- Боже мой! Что съ вами. Люси? сказалъ Робертѣ, съ трудомъ приподнимаясь и думая, что негодяй вымѣстилъ на ней свою злобу.

Но Люси уже успѣла оправиться и слегка дрожащимъ голосомъ отвѣчала:

-- Ничего, я испугалась за васъ.

Затѣмъ она опустилась въ углу на табуретъ и неподвижно сидѣла, положивъ руки на колѣна. Такимъ образомъ засталъ ее вернувшійся отецъ, но онъ уже началъ привыкать къ странностямъ дочери и не обращалъ на нихъ вниманія.

Ей не пришлось ничего отвѣчать ему.

Робертъ, сонъ котораго былъ очень безпокоенъ, просыпался каждую минуту. Его взглядъ искалъ Люси и останавливался на ней. Въ его памяти проходили всѣ подробности ея любви, продолжавшейся нѣсколько лѣтъ и не уменьшавшейся, не смотря ни на что.

-- Бѣдняжка! Какъ она прекрасна и трогательна, какая преданность, какая доброта и какое мужество? Она болѣе, чѣмъ кто либо заслуживаетъ любви и счастья.

Затѣмъ, въ окружавшемъ его полумракѣ, онъ вызывалъ образъ графини и мало-по-малу тѣни Елены и Люси смѣшивались, казались для него равны, какъ будто бы обѣ его любви слились въ одну, какъ будто бы душа Елены перешла въ Люси и составила съ ея душой одно цѣлое, а въ то время, какъ онъ мечталъ такимъ образомъ,-- странная вещь,-- Люси, задремавшая на своемъ табуретѣ, шептала подъ вліяніемъ кошмара:

-- Елена! Елена!

ГЛАВА II.

Два мѣсяца спустя, Робертъ совершенно оправился. Уходя съ фермы, онъ отвелъ Люси въ сторону и, взявъ ее за. руки, сказалъ:

-- Люси, вы много разъ спасали мнѣ жизнь: въ крѣпости,-- когда явились вырвать меня изъ рукъ заговорщиковъ, у себя дома,-- когда ухаживали за мной съ такой преданностью, наконецъ, тогда, когда не дали мнѣ пасть подъ ударами Неда Гримса и Мильса, которые, конечно, легко справились бы со мною. Я никогда не въ состояніи буду доказать вамъ мою благодарность; я желалъ бы, чтобы пришелъ день, когда я могъ бы пожертвовать для васъ этой жизнью, которою я вамъ обязанъ, я не неблагодарный и хотѣлъ бы, чтобы представился случай доказать вамъ это.

Она ничего не отвѣчала.

Когда онъ ушелъ, она была сильно огорчена. Она привыкла видѣть его каждый день, тяжелая усталость ночей, проводимыхъ безъ сна у его изголовья, мѣшала ей думать о Кайбурскомъ ущельѣ, а теперь, когда онъ уходилъ, ей снова грозило одиночество, наполненное призракомъ графини, разбитой о скалы и страшно обезображенной.

Въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ послѣ смерти Елены, спокойствіе въ Дунсдалѣ не было нарушено ничѣмъ. Казалось, страхъ парализовалъ заговорщиковъ съ тѣхъ поръ, какъ они узнали, что тайна ихъ сборищъ находится въ рукахъ враговъ. Самъ лейтенантъ Ричардъ Торнтонъ успокоился и въ одинъ прекрасный день драгуны оставили замокъ.

-- При малѣйшемъ волненіи я возвращусь, сказалъ Торнтонъ на прощанье.

Макъ-Доль и Робертъ отправились работать въ графство Коркъ, но Джоэ не оставилъ своихъ кровавыхъ плановъ и отъѣздъ драгунъ былъ для него сигналомъ новой серіи мщенія. Онъ объявилъ Трайнору, что заговорщики соберутся и направятся въ замокъ.

-- Насъ будетъ пятьсотъ человѣкъ, говорилъ Макъ-Доль, если понадобится, даже тысяча; всѣ жители графства Коркъ готовы присоединиться къ намъ. Графъ умретъ, а его замокъ превратится въ кучу пепла, прежде чѣмъ драгуны успѣютъ пріѣхать. Я не хочу, чтобы говорили, что преступленія и жестокости проклятаго Дунсдаля остаются безнаказанными.

Робертъ, помнившій на сколько графиня чувствовала отвращеніе къ этой ужасной, подпольной борьбѣ, напрасно старался отговорить Макъ-Доля.

Онъ былъ непоколебимъ и на всѣ возраженія Роберта, что такое мщеніе только ухудшаетъ участь ихъ страны и позоритъ Ирландію, говорилъ:

-- Нѣтъ, нѣтъ, твои идеи возвышены, но ты знаешь, такъ же хорошо какъ и я, чіо онѣ непрактичны. Всѣ подобныя попытки не имѣли успѣха по недостатку единодушія.

Когда Макъ-Доль говорилъ это, его глаза сверкали дикой радостью, а лицо казалось преображеннымъ ненавистью.

Робертъ скоро понялъ, что всѣ его старанія убѣдить Макъ-Доля будутъ напрасны, онъ пересталъ настаивать, но мало-по-малу, по мѣрѣ того, какъ шло время и воспоминаніе о графинѣ Еленѣ начинало казаться прекраснымъ, но далекимъ сномъ, Робертъ нечувствительно снова началъ возвращаться къ идеямъ Макъ-Доля и къ организуемому имъ сопротивленію, и, въ тотъ вечеръ, когда на вершинахъ горъ зажглись сигнальные огни, онъ отправился къ Клоганскому болоту, гдѣ Макъ-Доль назначилъ новое мѣсто сборищъ, такъ какъ развалины замка перестали быть безопаснымъ убѣжищемъ.

Въ эту ночь было рѣшено, что на завтра будутъ предупреждены всѣ окрестные фермеры, чтобы нападеніе на замокъ имѣло болѣе шансовъ успѣха.

Заговорщики узнали Трайнора, явившагося на сборище безъ маски, и большинство пожимало ему руку.

-- Мы забываемъ все и рады васъ видѣть между нами.

Только нѣкоторые держали себя сдержанно. Что же касается до Неда Гримса и желтаго Мильса, то они не оставили своей вражды, они рѣшились ждать и по молчаливому соглашенію не говорили еще ни слова о Кайбурской драмѣ, при которой присутствовали, о той тайнѣ, которая жгла имъ губы.

Сигналы на горахъ были замѣчены въ замкѣ и прислуга сейчасъ же предупредила управляющаго Туссена, замѣнившаго Варнера. Туссенъ, отлично знавшій ирландскіе нравы, разбудилъ Дунсдаля, который, утомленный десятичасовой охотой, крѣпко спалъ.

-- Фермеры собираются сегодня вечеромъ, сказалъ онъ, ваше сіятельство хорошо бы сдѣлали, если бы приняли предосторожности, они могутъ задумать нападеніе на замокъ.

-- Они никогда не посмѣютъ.

-- Ваше сіятельство знаете противное: ирландцы смѣлы и терпѣливы какъ дикіе звѣри, караулящіе свою жертву.

-- Но мѣсто ихъ сборищъ извѣстно...

-- Поэтому я и убѣжденъ, что они собираются не въ развалинахъ замка. Чтобы убѣдиться въ этомъ, я, если вы позволите, пошлю Дика Картера съ приказаніемъ спрятаться въ горахъ и наблюдать за всѣми тропинками. Какъ прикажете?

-- Хорошо, я согласенъ.

Но охотники, посланные Туссеномъ, вернулись одинъ за однимъ, не сообщивъ ничего; тѣмъ не менѣе управляющій былъ неспокоенъ и старался заставить графа раздѣлить свое безпокойство.

Графъ Гарри, сдѣлавшійся болѣе осторожнымъ со смерти Бирна, Варнера и катастрофы, жертвою которой была Елена, приказалъ прислугѣ вооружиться и не спалъ всю ночь.

Но эта ночь прошла спокойно, ничто не оправдало принятыхъ предосторожностей.

На другой день въ деревнѣ и въ окрестностяхъ все было спокойно, крестьяне занимались своими обычными работами, а вечеромъ, на горахъ, не видно было сигналовъ.

-- Фальшивая тревога, говорилъ Дунсдаль.

Около десяти часовъ вечера люди, посланные Туссеномъ во всѣ стороны, объяснили, что почти всѣ хижины кажутся пустыми, а въ горахъ царствуетъ какое-то оживленіе. Они встрѣчали крестьянъ, вооруженныхъ ружьями и палками, безъ сомнѣнія, отправлявшихся на заранѣе назначенное свиданіе и всѣ они шли въ противоположную отъ горъ сторону. Дикъ Картеръ, слѣдя за нѣкоторыми, прячась въ кустахъ, замѣтилъ, чти они направлялись къ болоту, но не могъ идти дальше, желая предупредить графа.

-- Они удаляются отъ замка, сказалъ послѣдній, безъ сомнѣнія они отправляются въ какую нибудь экспедицію внѣ моего имѣнія, слѣдовательно намъ нечего бояться.

Тѣмъ не менѣе, по совѣту Туссена, въ городъ были посланы три гонца съ порученіемъ сказать лейтенанту Торнтону, что происходитъ. Когда они отправились, было одиннадцать часовъ.

Не прошло и получаса, какъ со всѣхъ сторонъ вокругъ замка появилось множество тѣней. Это были заговорщики. Во главѣ ихъ шли Макъ-Доль и Трайноръ.

Въ замкѣ сейчасъ же поднялась тревога и всѣ слуги съ ружьями, топорами и пистолетами сошли на дворъ, предводительствуемые графомъ.

Туссенъ обратился къ бунтовщикамъ:

-- Уходите, сказалъ онъ, или мы будемъ въ васъ стрѣлять!

Отвѣта не было. Тѣни двигались, но не слышно было ни одного слова, ни одного крика.

Дикъ Картеръ съ егерями подошелъ къ рѣшеткѣ и былъ слышенъ рѣзкій звукъ взводимыхъ курковъ.

Въ эту минуту, подъ напоромъ двухсотъ человѣкъ, рѣшетка затрещала и обрушилась.

-- Стрѣляй! крикнулъ графъ.

Сверкнула молнія, раздались громкіе выстрѣлы и десять труповъ нападающихъ упали на землю, но въ толпѣ не раздалось ни одного крика, какъ будто она не обратила никакого вниманія на этихъ десять мертвецовъ, и дворъ замка въ одно мгновеніе былъ наполненъ народомъ.

-- Стрѣляйте! стрѣляйте! кричалъ Дунсдаль.

Ружейные выстрѣлы поминутно раздавались; множество бунтовщиковъ было поражено, но толпа продолжала подвигаться.

Прислуга замка отступала подъ натискомъ и, скрывшись въ замкѣ, приготовлялась къ рѣшительной оборонѣ.

Заговорщики до сихъ поръ не сдѣлали ни одного выстрѣла; овладѣвъ дворомъ и садомъ, они стали совѣщаться, слѣдовало ли, по ихъ обыкновенію, зажечь замокъ. Пожаръ могъ довести до отчаянія дунсдальскую прислугу и значительныя потери заговорщиковъ еще болѣе увеличились бы; или же надо было выломать двери и брать комнаты замка одну за одною, убивая всѣхъ попадавшихся на пути.

Макъ-Доль стоялъ за атаку, такъ какъ осада была невозможна, потому что драгуны могли быть предупреждены и бунтовщики очутились бы между двухъ огней, напротивъ того, атака представляла множество преимуществъ: прислуга графа, какъ ни была она ему предана, не могла долго сопротивляться тысячѣ нападающихъ, обезумѣвшихъ отъ ярости.

Рѣшено было остановиться на послѣднемъ планѣ.

-- Согласенъ ли ты съ этимъ, Робертъ? спросилъ Джоэ.

Трайноръ молча опустилъ голову.

-- Впередъ! крикнулъ Макъ-Доль.

Бунтовщики только и ждали этого сигнала. Смерть ихъ двадцати сообщниковъ возбудила ихъ и они рѣшились не давать никому пощады. По сигналу Макъ-Доля всѣ бросились къ дверямъ; изъ всѣхъ оконъ раздались выстрѣлы и между нападающими снова упало нѣсколько человѣкъ, но ихъ ничто не останавливало.

Двери были выломаны; замокъ наполнился народомъ; заговорщики разсыпались повсюду; комнаты были взяты одна за одной. Прислуга, наконецъ, уступила и, бросая пистолеты и карабины, бѣжала чрезъ тѣ выходы, которыхъ нападающіе еще не могли или не успѣли занять.

Зрѣлище этого нападенія имѣло въ себѣ что-то фантастическое, можно было вообразить себя въ глубинѣ Сѣверной Америки въ первое время Европейской колонизаціи, когда молчаливыя толпы дикарей врасплохъ нападали на колонистовъ. Никто не подумалъ бы, что это происходило въ Европѣ, въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Англіи.

Когда всѣ защитники замка были разсѣяны, въ толпѣ поднялись громкіе крики:

-- Поджечь замокъ!

Въ одно мгновеніе были зажжены факелы, въ комнаты набросаны вѣтви, всѣ окна открыты для притока воздуха и четверть часа спустя замокъ былъ объять пламенемъ.

Вдругъ заговорщики разсѣялись какъ тѣни, такъ какъ поставленные Макъ-Долемъ сторожа дали знакъ о приближеніи драгунъ.

Что же сталось въ иго время съ графомъ?

При первомъ нападеніи онъ вошелъ въ свои комнаты во второмъ этажѣ и стрѣлялъ въ нападающихъ, затѣмъ, видя, что двери выломаны и фермеры, болѣе смѣлые, чѣмъ онъ ихъ считалъ, проникли въ замокъ, онъ позвалъ наиболѣе преданныхъ егерей и заперся съ ними въ одну комнату, дверь которой они забаррикадировали. Тамъ они стали ждать.

Графъ Дунсдаль, блѣдный и мрачный, не скрывалъ отъ себя, что они погибнуть всѣ до послѣдняго, если Дикъ Картеръ не успѣетъ во-время привести драгунъ.

Дрожа отъ ярости, онъ слышалъ раздававшіеся вокругъ него ружейные выстрѣлы, крики раненыхъ. Кричавшіе были его люди, такъ какъ заговорщики падали молча.

Это была таинственная, ужасная битва дикарей.

Вскорѣ удары, раздававшіеся въ забаррикадированную дверь, показали графу, что насталъ его часъ. Дверь разлетѣлась, егеря прицѣлились, раздалось двадцать выстрѣловъ, которые поразили двадцать человѣкъ. Нападающіе отступили и между ними произошелъ минутный безпорядокъ.

Когда, черезъ нѣсколько мгновеній, фермеры снова бросились къ двери, ихъ встрѣтили новые двадцать выстрѣловъ, вновь положившіе двадцать человѣкъ. Но нападающіе бросились черезъ трупы товарищей, началась ужасная схватка.

Графъ защищался съ удивительной силой. Держа карабинъ за дуло, онъ размахивалъ имъ, не давая никому подойти къ себѣ. Тѣмъ не менѣе онъ уже былъ раненъ въ голову, кровь текла у него по лбу и залѣпляла глаза. Другая пуля разбила ему лѣвое плечо, но онъ защищался, держа оружіе въ правой рукѣ.

Наконецъ, онъ остался одинъ, всѣ его егеря или были убиты, или выскочили въ окно, въ садъ, разсчитывая, что случай или темнота дадутъ имъ спастись.

Самыми свирѣпыми изъ нападающихъ были Недъ Гримсъ и Желтый Мильсъ. Нищій наскоро зарядилъ пистолетъ, говоря:

-- Пора съ нимъ покончить.

-- Увѣренъ ли ты, что не промахнешься?

Мильсъ прицѣлился и спустилъ курокъ.

Графъ, раненый въ грудь, пошатнулся и упалъ. Нападающіе, считая его мертвымъ, бросились на него, но онъ, сдѣлавъ надъ собой послѣднее усиліе, вскочилъ.

Тогда они съ испугомъ отступили.

Онъ снова хотѣлъ схватить ружье, но не успѣлъ, ударъ палки Неда Гримса сломалъ ему руку. Онъ снова упалъ, громко застонавъ.

Въ эту минуту снаружи раздался крикъ:

-- Драгуры! Драгуны!

Когда драгуны явились, весь замокъ былъ объятъ пламенемъ. На дворѣ валялись одни трупы.

Нѣсколько солдатъ рѣшились броситься въ горящій домъ, но скоро возвратились, говоря, что всѣ находящіеся въ замкѣ мертвы.

Солдаты Ричарда Торнтона оставили замокъ и разсѣялись по окрестностямъ, но все было безполезно: зазаговорщики исчезли.

Между тѣмъ Дикъ Картеръ и егеря, посланные за драгунами, возвратились вмѣстѣ съ ними и бросились отыскивать Дунсдаля.

-- Они, безъ сомнѣнія, убили его, сказалъ Туссенъ, который благоразумно бѣжалъ при первыхъ же выстрѣлахъ. Они его убили и въ настоящую минуту онъ въ горящемъ замкѣ!

Дикъ Картеръ любилъ графа также, какъ собаки его своры любили его самого. Онъ принесъ изъ сарая крѣпкую лѣстницу, приставилъ ее къ стѣнѣ къ тому мѣсту, гдѣ видѣлъ открытое окно во второмъ этажѣ, и однимъ прыжкомъ былъ въ комнатѣ.

Это была спальня графа. Дикъ Картеръ сразу наткнулся на трупъ. Въ страшной жарѣ и темнотѣ онъ не могъ-бы узнать графа, но въ эту самую минуту огонь пробрался въ комнату, гдѣ лежалъ Дунсдаль, и освѣтилъ его, лежавшаго съ ружьемъ въ рукахъ.

Тогда Дикъ взвалилъ графа къ себѣ на плечи и съ обожженными волосами и бровями добрался до лѣстницы.

-- Онъ мертвъ? спросилъ Туссенъ.

-- Не знаю, ваша честь, отвѣчалъ Дикъ, безъ чувствъ падая на снѣгъ.

Егеря бросились къ графу и такъ какъ въ эту минуту крыша замка обрушилась со страшнымъ трескомъ, а стѣны тоже грозили обрушиться, то они поспѣшно унесли Гарри.

Онъ не шевелился, но Дикъ, пришедшій въ себя, приложивши ухо къ груди графа, вскричалъ:

-- Онъ живъ! Живъ!

-- Надо послать за докторомъ Джемсомъ Вортомъ, сказалъ Туссенъ.

Двадцать минутъ спустя, егерь привезъ доктора, который осмотрѣлъ раны Дунсдаля. Онъ долгое время ничего не говорилъ, наконецъ, въ отвѣтъ на устремленные на него взволнованные взгляды прислуги, сказалъ:

-- Я не могу ничего сказать, его сіятельство живъ, но его такъ обработали, что ему немного лучше, чѣмъ если бы былъ мертвъ.

Таковъ былъ приговоръ Джемса Ворта.

-- Отнесите раненаго ко мнѣ, сказалъ онъ.

Изъ вѣтвей сдѣлали носилки и все шествіе направи лось къ Фарнею.

ГЛАВА III.

Послѣ пожара замка Робертъ Трайноръ и Джоэ Макъ-Доль, сильно заподозрѣнные въ участіи въ этомъ дѣлѣ, оставили графство и прятались у одного фермера графства Вексфордъ.

Ферма была расположена на берегу моря и, въ случаѣ тревоги, молодые люди могли сѣсть на корабль и искать убѣжища въ Америкѣ, которая гостепріимно принимаетъ несчастныхъ, которыхъ голодъ гонитъ изъ Ирландіи

По черезъ нѣсколько времени ихъ друзья изъ графства Тайпрери дали имъ знать, что имъ болѣе нечего бояться правосудія, что послѣднее закроетъ глаза на ихъ возвращеніе и не будетъ заниматься ими. Въ Фарнѣе имъ было дано знать, что было бы очень пріятно если бы они окончательно оставили страну. Имъ даже предлагали денегъ, для того, чтобы облегчить ихъ переселеніе въ Америку и первоначальное тамъ устройство, но они отказались: они были слишкомъ преданы Ирландіи и умерли бы съ горя вдали отъ своего Зеленаго острова.

Вскорѣ послѣ своего возвращенія въ Фарней, Робертъ и Джоэ отправились къ Брину.

Услышавъ на дорогѣ ихъ шаги, Люси вскочила и поблѣднѣла. Ужасное воспоминаніе о Кайбурскомъ мостикѣ заставляло ее вздрагивать каждый разъ, какъ она видѣла Трайнора.

Она жила подъ вліяніемъ постояннаго страха, каждую минуту думая увидѣть въ любимомъ человѣкѣ безжалостнаго судью. Одно слово Желтаго Мильса, одно слово Неда Гримса, его сообщника, который также, вѣроятно, зналъ все,-- могло погубить ее.

При одной мысли объ этомъ ей хотѣлось навсегда покончить съ угрызеніями совѣсти и навѣки разстаться съ Робертомъ, бросившись въ рѣку. Но въ тоже время, подъ вліяніемъ отчаянія, ей приходило въ голову, что если она пожертвовала графиней Еленой, то почему, для обезпеченія будущаго спокойствія, не убить Неда и Мильса и не избавиться такимъ образомъ отъ единственныхъ свидѣтелей своего преступленія. Неужели она была бы болѣе преступна, убивъ этихъ двухъ негодяевъ, которые, безъ сомнѣнія, сдѣлали на своемъ вѣку много дурного! Съ ихъ исчезновеніемъ она могла разсчитывать на полнѣйшее спокойствіе.

Но эти припадки были мимолетны и, придя въ себя, она говорила:

-- Убить ихъ обоихъ... опять кровъ!.. Нѣтъ, довольно Елены... Пусть Мильсъ и Недъ скажутъ все Роберту... я предпочитаю умереть отъ его руки... быть проклятой и мучимой имъ, чѣмъ убить еще разъ.

Между тѣмъ молодые люди вошли въ хижину и поспѣшно подошли къ Люси.

Послѣ первыхъ привѣтствій, Трайноръ отвелъ въ сторону Люси.

-- Я любилъ Елену, Люси, сказалъ онъ, и вы должны понять, что я не могу совершенно забыть ее... Но она любила васъ, Люси... она много разъ говорила мнѣ о васъ съ глубокимъ восхищеніемъ... она знала какъ возвозвышенна ваша душа и въ послѣдніе дни своей жизни она чистосердечно сожалѣла, что не можетъ доказать вамъ, что понимаетъ васъ... О, Люси, если бы вы ее знали!.. если бы ваша ревность не удаляла васъ отъ нея, она была бы вашей сестрой...

Люси была взволнована. Каждое слово Трайнора было для нея мученіемъ. Она не могла поднять глазъ отъ смущенія.

Роберіъ продолжалъ:

-- Я люблю васъ, Люси.... люблю не той лихорадочной страстью, какой любилъ Елену, но такъ же глубоко, какъ любилъ ее... Вы видите, я чистосердеченъ... я надѣюсь, что мое признаніе, если и удалитъ васъ отъ меня, то все-таки заслужитъ мнѣ ваше уваженіе. Я не могу яснѣе объяснитъ, что я чувствую, но вашъ женскій инстинктъ заставитъ валъ понять меня безъ словъ. Я безъ малѣйшаго угрызенія совѣсти говорю вамъ, Люси, что люблю васъ... сама Елена, если она насъ слышитъ и видитъ, должна одобрить насъ... Вы любите меня, Люси... согласны ли вы имѣть меня вашимъ мужемъ... позволите ли мнѣ просить вашей руки у Брина?

Люси поблѣднѣла. какъ полотно и опустилась на табуретку.

-- О, Робертъ! Робертъ! прошептала она. прижимая руку къ сердцу.

Она не могла сказать ни слова болѣе.

Безумная радость наполнила ея душу, когда она услышала слова Роберта, но въ то же время ужасъ охватилъ ее.

Что, если теперь, когда она сдѣлается женою Роберта, онъ узнаетъ о ея преступленіи! Эта ужасная мысль отнимала у нея всѣ силы, тѣмъ не менѣе она прошептала едва слышно:

-- Что могу я сказать вамъ, Робертъ,-- развѣ вы не знаете, что мое живѣйшее желаніе принадлежать вамъ навсегда.

Молодой человѣкъ хотѣлъ поймать взглядъ Люси, но она не осмѣлилась поднять глазъ. Щеки ея были покрытьы яркой краской, а руки холодны какъ ледъ.

-- Что съ нами, Люси? сказалъ Робертъ.

Она отняла руки отъ лица и, понявъ, что въ будущемъ ей придется постоянно притворяться, взглянула ему въ Лицо if со слезами на глазахъ прошептала:

-- Я такъ много страдала!

А между тѣмъ Джоэ Макъ-Доль, стоявшій, скрестивъ руки на груди, Джоэ, котораго они забыли, но который не пропустилъ ни слова изъ ихъ разговора, глядѣлъ на нихъ и также плакалъ.

Онъ оплакивалъ свои потерянныя надежды, свою непризнанную любовь, свои исчезнувшія иллюзіи.

Трайноръ услышалъ рыданія, вырвавшіяся у Джоэ и бросившись къ другу, крѣпко обнялъ его, говоря:

-- Прости меня, другъ мой, братъ мой!

Но Джоэ уже успѣлъ овладѣть собой и на губахъ его появилась улыбка.

Вскорѣ послѣ этого оба пріятеля вышли изъ дома. Макъ-Доль отправился въ горы, а Трайноръ пошелъ черезъ поле отыскивать Брина, который кололъ дрова и такъ былъ погруженъ въ свою работу, что не слыхалъ шаговъ подошедшаго къ нему молодого человѣка.

-- Отдохните на минуту, сказалъ Робертъ, ударивъ его по плечу, мнѣ нужно многое сказать вамъ.

-- А, это вы Трайноръ! Я очень радъ васъ видѣть.

Они оба усѣлись на срубленный стволъ дерева и фермеръ спросилъ:

-- Ну что же, мнѣ любопытно знать, что вы пришли мнѣ сказать.

Робертъ помолчалъ немного, потомъ сказалъ Брину:

-- Я васъ сейчасъ удивлю.

Крестьянинъ съ безпокойствомъ поглядѣлъ на него.

-- Я пришелъ просить васъ выдать за меня вашу дочь.

Бринъ не сказалъ ни слова, не сдѣлалъ ни малѣйшаго жеста, до такой степени былъ онъ изумленъ.

-- Хорошо ли я слышалъ, сказалъ онъ наконецъ, вы дѣйствительно хотите быть мужемъ Люси?

-- Это мое живѣйшее желаніе.

-- Э, мой милый! Откуда у васъ явилось это неожиданное рѣшеніе? Мнѣ кажется, что если бы вы дорожили моей дочерью, то вамъ давно надо было бы обратиться ко мнѣ съ этой просьбой... Люси умирала отъ любви къ вамъ.

-- Въ то время я не любилъ ее, Бринъ, а теперь... теперь я не сталъ бы просить ея руки, еслибы не любилъ.

Физіономія Брина омрачилась, въ головѣ у него мелькнуло подозрѣніе, но такъ какъ онъ былъ человѣкъ чистосердечный, то прямо высказалъ его.

-- Вы уже давно бѣдствуете, мой милый, сказалъ онъ, съ тѣхъ поръ какъ Бирнъ выселилъ васъ, вы продали скотъ, чтобы имѣть на что жить... Безъ сомнѣнія, у васъ нѣтъ больше работы, а я знаю вашу гордость, вы предпочли бы умереть съ голоду, чѣмъ просить милостыню... Тогда, не зная куда обратиться, вы, вѣроятно, сказали себѣ: у Брина есть экономія въ триста золотыхъ монетъ, которыя въ день свадьбы онъ дастъ мужу своей дочери... съ этими деньгами я буду однимъ изъ богатѣйшихъ фермеровъ... Люси любитъ меня... я пойду сказать ея отцу, что ея преданность, наконецъ, побѣдила меня... онъ не откажетъ мнѣ въ ея рукѣ. Не правда ли, вы такъ думали, другъ мой?

Трайноръ быстро всталъ.

-- Прощайте, Бринъ, сказалъ онъ, не будемъ говорить объ этомъ.

И онъ большими шагами пошелъ по дорогѣ въ деревню. Фермеръ покраснѣлъ до ушей и закричалъ ему вслѣдъ: -- Робертъ! Эй, мой милый!

Но Трайноръ не слушалъ и продолжалъ удаляться.

-- Онъ разсердился, прошепталъ Бринъ, и вполнѣ правь... я негодяй... моя дочь безъ ума отъ него... онъ проситъ ея руки, а я отказываю ему, обращаясь съ нимъ какъ съ нищимъ, какъ будто онъ не самый гордый и умный изъ всѣхъ нашихъ молодцовъ... будто моя дочь не придетъ въ отчаяніе и не будетъ способна сдѣлать какое угодно безуміе, узнавъ о томъ, что я сдѣлалъ.

И Бринъ бросился бѣжать со всѣхъ ногъ, махая длинными руками и крича:

-- Робертъ! Эй Робертъ! Вернись же, мой милый! Вернись, голубчикъ!

Наконецъ онъ, задыхаясь, догналъ Трайнора.

-- Не идите же такъ скоро, Робертъ, у меня не двадцатилѣтнія ноги и я не могу слѣдовать за вами.

-- Мнѣ нѣтъ никакой надобности ждать васъ, Бринъ, и говорить съ вами. Намъ болѣе не о чемъ разговаривать.

-- Вы разсердились на мое подозрѣніе... Ну, Робертъ, вы слишкомъ горячи... бывало вы любили посмѣяться... теперь, я не знаю, что съ вами сталось... но съ вами нельзя пошутить. Вы должны понять, Робертъ, что говоря все это, я шутилъ... Я знаю, чего вы стоите и уже давно оцѣнилъ васъ... вы честный и порядочный человѣкъ, хорошій рабочій и я не боюсь отдать вамъ дочь... я убѣжденъ, что она будетъ счастлива... я даже не буду упрекать васъ за то, что вы такъ долго заставили себя просить... не будемъ говорить объ этомъ... ступайте скажите Люси, что она должна приготовляться къ свадьбѣ.

-- Вы дѣйствительно хотѣли посмѣяться, Бринъ, и не вѣрили тому, что говорили? сказалъ Трайноръ.

-- Будьте покойны, другъ мой, если бы то, что я сказалъ, была правда, то Люси давно была бы замужемъ за другимъ, хотя бы ей пришлось еще болѣе похудѣть и поблѣднѣть.

-- Благодарю, Бринъ! Насколько вы меня огорчили нѣсколько мгновеній тому назадъ, на столько же теперь вы меня радуете. Я вернусь въ Фарней и предупрежу Люси.

-- Бѣгите, Трайноръ, бѣгите... я послѣдую за вами какъ могу.

Извѣстіе, принесенное Робертомъ, не было неожиданностью для Люси. Она была убѣждена, что ея отецъ не откажетъ, такъ какъ онъ обожалъ ее, тѣмъ не менѣе, когда Робертъ сказалъ ей, что все кончено, что они скоро будутъ мужемъ и женой, она не могла не заплакать и бросилась на шею отцу, когда послѣдній, улыбаясь, появился на порогѣ съ пилой и топоромъ на плечѣ.

Черезъ недѣлю Робертъ и Люси были обвѣнчаны.

Какъ только молодые вышли изъ церкви, Люси на ступеняхъ лѣстницы почувствовала неожиданную дурноту. Она столкнулась съ Недомъ Гримсомъ, который стоялъ, опираясь на палку, и съ нищимъ Мильсомъ, который съ мѣшкомъ на спинѣ, бормоталъ молитву, будучи грязнѣе и оборваннѣе чѣмъ когда либо, и оба негодяя глядѣли на нее, подмигивая съ насмѣшливой улыбкой.

Робертъ и Бринъ унесли безчувственную Люси, тогда какъ гости спрашивали, что такое случилось, а Мильсъ кричалъ:

-- Бѣдняжка, какъ она любитъ своего мужа! Она любила его такъ давно, что выйдя, наконецъ, за него замужъ, не въ состояніи перенести своего счастья. Хотѣлъ бы я быть да мѣстѣ Роберта Трайнора.

Затѣмъ нищій началъ говорить грубыя шутки, смѣшившія молодыхъ людей, и кончилъ тѣмъ, что сказалъ:

-- Не забудьте, друзья мои, пригласить на свадьбу и желтаго Мильса. Посадите его въ уголокъ, гдѣ его никто не будетъ видѣть, только дайте ему виски и картофелю.

Молодежь увела за собою Мильса, говоря, что, конечно, въ день свадьбы никто не долженъ голодать.

Между тѣмъ Люси пришла въ себя и такъ какъ Трайноръ, боясь не захворала-ли она, безпокоился этимъ обморокомъ, то она успокоила его, говоря:

-- Причиной всему видъ Неда Гримса и Мильса. Я знаю, что они ваши враги и испугалась, не задумали-ли они чего нибудь противъ васъ.

-- Они не посмѣютъ ничего мнѣ сдѣлать, Люси, успокойтесь, съ улыбкой отвѣчалъ Робертъ.

Для угощенія гостей былъ накрытъ въ сараѣ громадный столъ. Каждый изъ гостей принесъ съ собою свою посуду, такъ какъ хозяйства Брина, какъ ни былъ онъ зажиточенъ, не было бы достаточно.

Пиръ былъ устроенъ на славу и Желтый Мильсъ, садясь за столъ, перекрестившись, прошепталъ:

-- Дай мнѣ Богъ силы ѣсть до завтра, не отдыхая.

И во все время угощенія Люси видѣла передъ собою насмѣшливое лицо нищаго. По временамъ, видя, что Робертъ безпокоится ея молчаніемъ, она начинала улыбаться, говорила съ сосѣдями, отвѣчала на вопросы, съ которыми къ ней обращались, затѣмъ снова погружалась въ молчаніе.

Когда обѣдъ былъ конченъ, подали свадебный пирогъ. Онъ былъ громадной величины и заканчивался куполомъ въ три четверти метра вышины. Послѣ этого всѣ встали. Священникъ, покраснѣвшій отъ вина, произнесъ короткую молитву, благословилъ пирогъ и разрѣзалъ его.

Бринъ взялъ блюдо и подалъ всѣмъ родственникамъ новобрачныхъ, которые получили по куску.

Затѣмъ столъ былъ снятъ, стулья и табуреты вынесены и двое музыкантовъ на скрипкѣ и на волынкѣ начали играть танцы, которые окончились очень поздно.

Когда, наконецъ, сарай почти совсѣмъ опустѣлъ, нищій вышелъ вмѣстѣ съ другими и всталъ на порогѣ дома, чтобы пожелать спокойной ночи новобрачнымъ.

Къ нему подошелъ Недъ Гримсъ, который бродилъ вокругъ фермы, такъ какъ его не приглашали за его дурную репутацію.

Когда мимо нихъ проходили Трайноръ и Люси, негодяи встрѣтили ихъ поклонами, говоря:

-- Желаемъ счастія и долгой жизни Роберту Траинору и Люси Бринъ! Желаемъ имъ множество дѣтей, которые были бы такъ же хороши, какъ отецъ и мать.

Дверь фермы, наконецъ, закрылась. Гости удалились, а Люси говорила мужу:

-- Вы слышали, Робертъ, пожеланія этихъ людей?

-- Да. Они пьяны, къ чему обращать вниманіе на ихъ слова... къ тому же они не сказали ничего дурного.

Люси покачала головой.

-- Меня мучитъ роковое предчувствіе.

-- Какое, бѣдная, дорогая Люси?

-- Мильсъ и Недъ принесутъ намъ несчастье.

И она, дрожа, положила свою смуглую, хорошенькую головку на груди мужа.

ГЛАВА IV.

Первое время послѣ свадьбы молодые были очень счастливы и предчувствіе Люси не оправдывалось: Мильсъ, казалось, оставилъ страну, что же касается до Неда Гримса, то онъ рѣдко выходилъ изъ горъ и изъ хижины, которую построилъ себѣ тамъ. Работалъ онъ преимущественно въ графствѣ Коркъ, гдѣ фермеры спокойнѣе и зажиточнѣе. Работа давала ему средства къ жизни, правда, небольшія, и онъ бывалъ въ Фарнеѣ только по воскресеньямъ, да и то избѣгалъ Роберта, даже сворачивалъ съ дороги, если видѣлъ его издали.

Трайноръ, разбогатѣвъ приданымъ Люси, поселился въ той хижинѣ, изъ которой его выселилъ Бирнъ. Онъ заплатилъ свой долгъ графу и приставъ, замѣнившій Бирна, далъ ему квитанцію отъ имени наслѣдниковъ Дунсдаля.

Но Робертъ не оставилъ для одного себя трехъ сотъ золотыхъ монетъ, данныхъ ему фермеромъ; на другой день послѣ свадьбы онъ сказалъ своей женѣ:

-- Люси, мы богаты, твой отецъ далъ намъ барановъ, коровъ, свиней и двѣ лошади, я человѣкъ здоровый, трудолюбивый, деньги, полученныя тобою въ приданое, долго будутъ намъ безполезны, согласна-ли ты, чтобы я употребилъ ихъ на помощь тѣмъ, которые помогали мнѣ самому, когда я былъ въ несчастіи?

-- Эти деньги твои, другъ мой, ты можешь располагать ими, какъ хочешь. Что ты хочешь дѣлать?

-- Заплатить арендную плату за изгнанныхъ фермеровъ и позволить имъ такимъ образомъ работать и жить. Со временемъ они заплатятъ мнѣ свой долгъ.

-- Твоя мысль благородна и я могу только одобрить ее, Робертъ, ты вырвешь множество несчастныхъ изъ нищеты и голода.

Трайноръ отправился переговорить съ управляющимъ Туссеномъ. Агентъ обратился къ наслѣдникамъ Дунсдаля, которые удовольствовались частью долга. И такимъ образомъ приданое Люси дало возможность вернуться всѣмъ изгнаннымъ изъ Фарнея фермерамъ. За Макъ-Доля Робертъ хотѣлъ внести все, но когда Джоэ узналъ объ этомъ, онъ не захотѣлъ ничего принять, несмотря на настоянія своего друга.

-- Какъ же будешь ты жить, Джоэ? спросилъ мужъ Люси.

-- Я буду работать на фермахъ.

-- Но вѣдь это нищета...

-- Да, но за то свобода, такъ какъ наслѣдники графа не могутъ сдѣлать со мной ничего, потому что у меня ничего нѣтъ. Да хранитъ Богъ, Робертъ, васъ и другихъ изгнанниковъ, которымъ ваша щедрость возвратила хижины и новое несчастіе которыхъ неизбѣжно, если случится неурожай.

Съ этого времени Макъ-Доль только изрѣдка появлялся въ Фарнеѣ.

Люси понемногу начинала надѣяться: исчезновеніе Неда и нищаго Мильса возвратило ей спокойствіе. Но какъ ни была она счастлива, выйдя за Роберта, она не могла прогнать ужаснаго воспоминанія о своемъ преступленіи. Угрызенія совѣсти разстраивали ея жизнь, глубокая морщина появилась у нея на лбу и часто, когда Роберта не было, когда она чувствовала, что никто за нею не наблюдаетъ, все лицо ее страшно измѣнялось и она казалась почти старухой.

Не смотря на всѣ предосторожности молодой женщины, Робертъ, наконецъ, замѣтилъ ея состояніе. Онъ подумалъ, что она несчастлива и удвоилъ ласки и предупредительность; наконецъ, однажды, онъ заговорилъ съ ней объ этомъ.

Люси не спала уже двѣ или три ночи въ сильной лихорадкѣ.

-- Люси, сказалъ онъ, что съ тобой?

Люси съ удивленіемъ поглядѣла на мужа, стараясь представиться довольной, но въ глубинѣ души обезпокоенная его проницательностью.

-- Ничего, сказала она, я здорова.

Онъ покачалъ головой и обнялъ молодую женщину.

-- Къ чему лгать, Люси? сказалъ онъ, я вижу, что ты больна. Что съ тобой, моя дорогая?

-- Положительно ничего.

-- Ты что-то скрываешь отъ меня... какую-то тайну; я не знаю что... какъ будто ты хочешь мнѣ въ чемъ-то признаться и не смѣешь.

-- Признаться... въ чемъ? съ ужасомъ сказала Люси.

-- Почемъ я знаю.

Нѣсколько мгновеній они молчали. При этомъ словѣ "признаніе" Люси показалось, что она умираетъ. Она вздрагивала въ глубинѣ души и съ ужасомъ говорила себѣ, что можетъ быть, со временемъ, ея мужъ, удивленный ея поведеніемъ, наконецъ угадаетъ причину ея волненія и безпокойства.

-- Развѣ я не сдѣлалъ все, что отъ меня зависитъ, чтобы сдѣлать тебя счастливой, Люси? продолжалъ Робертъ. Всѣ мои мысли принадлежатъ тебѣ. Можетъ быть я, самъ того не зная, какъ нибудь оскорбилъ тебя, хоть я этого не думаю... но еслибъ это было такъ, то я прошу прощенья. Или можетъ быть ты работаешь слишкомъ много -- въ такомъ случаѣ оставайся нѣсколько дней дома... или можетъ быть у тебя есть какое нибудь желаніе, въ которомъ ты не смѣешь мнѣ признаться изъ боязни, что я не удовлетворю его... можетъ быть тебѣ хочется купить новую шаль или золотой крестъ больше того, который у тебя есть.... или можетъ быть пару хорошенькихъ башмачковъ, какъ тѣ, которые мы видѣли въ городѣ и на которые ты такъ долго любовалась? Угадалъ ли я, Люси? говори, моя дорогая.

-- Нѣтъ, Робертъ, мнѣ ничего не надо, кромѣ твоей любви. Я не такая кокетка, чтобы мнѣ было мало того, что у меня есть.

-- Ты не кокетка, но я не сталъ бы упрекать тебя, если бы ты занималась своимъ туалетомъ. Благодаря твоему отцу, мы не чувствуемъ ни въ чемъ недостатка и ты слишкомъ хороша, Люси, чтобы я сталъ удивляться, если бы тебѣ хотѣлось быть одѣтой лучше другихъ.

-- Успокойся, Робертъ, я не больна, не утомлена и такъ счастлива твоей любовью, что въ настоящее время не желаю ничего болѣе. Моя любовь къ тебѣ не уменьшилась, а напротивъ,-- я думала, что она не можетъ увеличиться и ошибалась...

Немного опечаленный недостаткомъ откровенности въ женѣ, Робертъ взялъ ее за голову и долго глядѣлъ въ глаза, а она имѣла настолько мужества, что улыбаясь выносила этотъ взглядъ.

-- Такъ это правда, сказалъ онъ наконецъ, ты ничего не скрываешь отъ меня, Люси?

-- Ничего, ничего.

Въ послѣдующія недѣли она казалась такой веселой и счастливой, что Трайноръ забылъ свое безпокойство и не разспрашивалъ ее болѣе.

Однажды, въ день большой ярмарки въ графствѣ Коркъ, Робертъ и Люси отправились туда, чтобы купить необходимыя для фермы орудія. Они возвращались домой ужь поздно вечеромъ и едва вошли въ горы, какъ Люси вдругъ, узнавъ мѣстность, гдѣ она находилась, остановилась блѣдная и дрожащая... Они были въ пяти стахъ шагахъ отъ Кайбурскаго мостика и она очень хорошо знала, что тамъ, между двумя скалами, по приказанію графа, быль поставленъ большой, деревянный креста въ намять о графинѣ.

-- Зачѣмъ ты пошелъ по этой тропинкѣ? почти съ гнѣвомъ спросила она мужа.

Трайноръ съ удивленіемъ поглядѣлъ на нее.

-- Потому что это кратчайшій путь, сказалъ онъ, и потому что пять минутъ тому назадъ ты сама спокойно шла по этой тропинкѣ.

-- Вернемся назадъ.

-- Почему?

-- Развѣ ты не знаешь, что намъ придется пройти по Кайбурскому мостику?

-- Знаю, но не понимаю, въ чемъ дѣло.

Люси дрожала всѣмъ тѣломъ, она чувствовала, что сдѣлала неосторожность и малѣйшее подозрѣніе Роберта могло погубитъ ее. Ея слабость была такъ велика, что ноги подъ ней подгибались; къ счастію, помощь пришла къ ней оттуда, откуда она ожидала опасности: самъ мужъ спасъ ее.

-- Ты боишься Кайбурскаго мостика, сказалъ онъ, не безпокойся, онъ уже давно перестроенъ и крѣпче чѣмъ когда либо, возьми мою руку и обопрись на нее.

Люси повиновалась, похолодѣвъ отъ ужаса и они снова пошли впередъ.

Люси казалось, что когда они вступятъ на мостикъ, призракъ Елены поднимется изъ пропасти, бросится на нее, задушитъ и увлечетъ за собой. Когда они вошли на мостикъ, Люси чуть не лишилась чувствъ.

-- Что съ тобой? сказалъ Робертъ. Ты столько разъ доказывала свое мужество и теперь вдругъ боишься.

-- Это правда,-- я безумна, прошептала она и лишилась чувствъ.

Поднявъ на руки безчувственную жену, Робертъ перенесъ ее черезъ мостикъ, въ свою очередь напоминавшій ему много тяжелаго. Черезъ нѣсколько мгновеній Люси пришла въ себя.

-- У тебя вѣрно закружилась голова, Люси, сказалъ онъ, какъ ты себя теперь чувствуешь?

-- Лучше.

-- Можешь ли ты идти или хочешь, чтобы я понесъ тебя на рукахъ?

-- Благодарю, Робертъ, я постараюсь идти.

Съ этого вечера кошмары и галлюцинаціи начали преслѣдовать Люси такъ же, какъ и въ первое время послѣ свадьбы. Наконецъ, какъ ни довѣрчивъ былъ Робертъ, онъ сталъ безпокоиться состояніемъ жены и такъ какъ она по прежнему отказывалась отвѣчать, то онъ сталъ наблюдать за нею, не спуская съ нея глазъ каждый разъ, какъ она считала себя одной. Очень часто стало случаться, что подъ предлогомъ надобности сходить въ Фарней или въ окрестности, Люси исчезала на. часъ или на два. Когда она возвращалась, то казалась спокойнѣе, какъ будто бы тамъ, куда она ходила, она находила утѣшеніе или, можетъ быть, минуту забвенія.

Однажды, Трайноръ издали послѣдовалъ за нею и не безъ удивленія увидалъ, что она пошла къ горамъ, а оттуда въ Конорское дефиле.

Вскорѣ онъ увидѣлъ, что Люси, выйдя изъ дефиле, направилась къ той части горы, въ которой находилось Кайбурское ущелье.

-- Куда она идетъ? подумалъ онъ.

Но чѣмъ болѣе онъ старался что нибудь придумать, тѣмъ болѣе терялся въ предположеніяхъ: наконецъ, онъ сказалъ себѣ, что напрасно старается придумывать, что и безъ того скоро узнаетъ въ чемъ дѣло.

Дойдя до мостика черезъ Кайбурское ущелье, Люси на мгновеніе остановились, какъ будто подъ вліяніемъ страха, устремивъ взглядъ на большой, черный крестъ.

Робертъ, спрятавшись въ кускахъ тамъ, гдѣ въ день смерти Елены прятались Недъ Гримсъ и Мильсъ, не спускалъ съ жены глазъ.

Колебаніе Люси было очень непродолжительно. Она бѣгомъ перебѣжала черезъ мостикъ и упала у подножія креста, громко рыдая и закрывъ лицо руками.

Время отъ времени, когда она поднимала голову, Робертъ могъ видѣть ея взволнованное лицо, залитое слезами. Она громко молилась, но ея слова не доносились до Роберта. Ему хотѣлось показаться и подойти къ ней, но подумавъ, онъ остался на прежнемъ мѣстѣ: ужасное подозрѣніе родилось у него въ душѣ и заставило его вздрогнуть и поблѣднѣть какъ смерть.

Онъ напрасно старался бороться противъ ужасной мысли, пришедшей ему въ голову.

-- Нѣтъ, нѣтъ, говорилъ онъ, это невозможно... это безуміе... кошмаръ.

Онъ хотѣлъ встать и бѣжать, но не могъ пошевельнуться, ноги отказывались ему повиноваться, тогда какъ какая-то волшебная сила притягивала его взглядъ къ кресту и молившейся Люси.

Она провела такимъ образомъ около часа, когда же, наконецъ, встала и прошла мимо кустовъ, то Робертъ замѣтилъ, что она перестала плакать.

Мужъ былъ такъ близко отъ нея, что могъ бы однимъ жестомъ остановить ее. Онъ сдѣлалъ этотъ жестъ до половины, но боязнь узнать ужасное преступленіе... убѣдиться, наконецъ, въ справедливости своихъ подозрѣній, остановила его. Онъ могъ бы, показавшись неожиданно, узнать истину, но страхъ убѣдиться въ такомъ ужасномъ несчастіи остановилъ его. Онъ предпочелъ ждать, еще надѣясь, что его подозрѣніе окажется несправедливымъ. Онъ чувствовалъ, насколько ужасна сдѣлалась бы его жизнь, еслибы онъ узналъ о преступленіи. Быть мужемъ Люси, той, которая убила Елену,-- одна эта мысль приводила его въ ужасъ, внушала отвращеніе къ самому себѣ. Его отчаяніе было такъ велико, что онъ даже не думалъ о мщеніи, къ тому же онъ любилъ Люси, любилъ ее серьезной и прочной привязанностью, которая наполняла его жизнь.

Онъ вернулся на ферму только много спустя по возвращеніи Люси. Онъ нашелъ ее занятой приготовленіемъ ужина. Она улыбнулась при видѣ его, но онъ не имѣлъ мужества отвѣтитъ на ея улыбку, она внушала ему страхъ. Но чтобы узнать до чего дойдетъ ея притворство, онъ спросилъ:

-- Какъ здоровье дочери фермера Мюрфи? надѣюсь, что опасность прошла.

-- Да, ей лучше, сказала Люси... гораздо лучше, но я буду продолжать навѣщать ее, пока она совсѣмъ не поправится.

Онъ упалъ на стулъ, закрывъ лицо руками.

Видя его печаль, Люси подошла къ нему, обняла за шею, поцѣловала въ лобъ. Этотъ поцѣлуй заставилъ его вздрогнутъ.

Она съ испугомъ стала спрашивать, что съ нимъ. Дѣйствительно, онъ былъ блѣденъ, а глаза его горѣли. Она никогда не видала его въ такомъ положеніи.

-- Что съ тобою, Робертъ?

Вмѣсто отвѣта онъ грубо оттолкнулъ ее.

-- Боже мой! Боже мой! прошептала она, внѣ себя отъ страха, сложивъ руки.

Тогда онъ всталъ.

-- Въ то время какъ тебя не было, сказалъ онъ, я быль у дочери Мюрфи... ты не была у нея. Кромѣ того ты солгала, говоря, что она больна, мужъ сказалъ мнѣ, что съ тѣхъ поръ, какъ мы женились, ты ни разу не была у нихъ... Къ чему ты солгала? Гдѣ была ты -- отвѣчай!

-- Я была у отца, сказала она наконецъ.

-- Ты лжешь, твой отецъ въ городѣ, я встрѣтилъ его сегодня утромъ.

Наступило тяжелое молчаніе.

-- Хорошо, сказала она, я не хочу, чтобы ты подозрѣвалъ меня... я скажу тебѣ правду.

Но и на этотъ разъ она не сказала правды, а постаралась снова обмануть его. Она сказала ему, что проходя вмѣстѣ съ нимъ по Кайбурскому мостику и лишившись чувствъ, она съ тѣхъ поръ боялась, что онъ будетъ за что на нее сердиться, и тогда, желая заставить себя привыкнуть проходить черезъ пропасть, она ходила туда нѣсколько разъ, проходила одна по мостику и у подножія чернаго креста молилась за душу графини.

Какъ ни странно было это объясненіе, оно, однако, успокоило Роберта; не то чтобы оно совершенно уничтожило его подозрѣнія, но такъ сказать, смягчило ихъ, сдѣлало ихъ болѣе неопредѣленными и давало возможность предполагать ошибку.

Онъ вздохнулъ свободнѣе, но его недовѣріе было возбуждено и онъ продолжалъ наблюдать за женой. Люси поняла это и хотя ея мученія были велики, тѣмъ не менѣе она притворялась какъ могла и не выходила въ послѣдующіе дни. Но тайна, которую знаютъ трое, не можетъ долго оставаться тайной: катастрофа скоро разразилась надъ головой Люси.

Однажды вечеромъ, когда они только-что поужинали, въ дверь раздалось нѣсколько ударовъ. Люси пошла открыть и отступила, слегка вскрикнувъ, при видѣ Неда Гримса и нищаго Мильса, съ котомкой за плечами.

Негодяи начали низко кланяться молодой женщинѣ, тогда какъ Робертъ равнодушнымъ жестомъ снялъ ружье со стѣны и положилъ рядомъ.

Замѣтивъ его движеніе, Мильсъ засмѣялся.

-- О! другъ мой, сказалъ онъ, кажется все, что было между нами, давно забыто.

-- Могу я глядѣть на васъ, какъ на друзей?

-- Да, Робертъ, какъ на друзей.

А Недъ Гримсъ прибавилъ:

-- Мы желаемъ долгой и счастливой жизни Роберту Трайнору и дочери фермера Брина.

По приглашенію Люси они сѣли, а нищій глядѣлъ на нее насмѣшливымъ взглядомъ.

-- Что вамъ отъ меня надо? спросилъ Трайноръ. Вы голодны, я могу дать вамъ виски и картофелю.

-- Благодарю, Трайноръ, мы ѣли. Что касается виски, то его можно выпить всегда.

-- Люси, сказалъ Робертъ, дай имъ круглую бутылку.

Круглая бутылка такой же величины, какъ и простая, но только донышко у нея круглое, вслѣдствіе чего она не можетъ стоять и пьющій изъ нея долженъ держать ее въ рукахъ, пока не опорожнитъ всю. Обыкновенную бутылку можно пить цѣлый часъ, круглая выпивается въ десять минутъ.

-- Какая любезность, сказалъ Мильсъ, облизываясь. Неправда-ли, Недъ... Мы не забудемъ этого, Робертъ.

Наступило молчаніе. Люси вернулась съ бутылкой. Робертъ откупорилъ ее и подалъ гостямъ.

-- Славный виски! сказалъ Мильсъ, Робертъ Трайноръ вполнѣ счастливъ... не всѣ его друзья пользуются такимъ счастьемъ,-- что вы на это скажете, Недъ?

-- Ваши слова дышатъ мудростью, Мильсъ.

-- И Робертъ въ своемъ спокойствіи забылъ, что онъ самъ выстрадалъ когда-то. забылъ несчастныхъ, которые умираютъ съ голода.

-- Нѣтъ, я ничего не забылъ, сказалъ онъ.

-- Нѣтъ, другъ мой, нѣтъ... сказалъ Гримсъ.

-- Что вы хотите этимъ сказать?

-- Говори, Мильсъ, сказалъ врагъ Трайнора, ты легче объяснишь, въ чемъ дѣло.

-- Хорошо. Женившись, вы Робертъ, началъ Мильсъ, хлебнувъ изъ бутылки, сдѣлали доброе дѣло, за которое вѣчно будутъ вамъ благодарны друзья Ирландіи. Вы раздѣлили между несчастными, выгнанными проклятымъ Дунсдалемъ, деньги, собранныя фермеромъ Бриномъ... вы могли бы ихъ оставить у себя, но вы предпочли утѣшить несчастныхъ.

-- Чтожъ дальше?

-- Но, между несчастными, Недъ Гримсъ и я, мы можетъ быть несчастнѣе всѣхъ, а между тѣмъ, вы насъ забыли. Вамъ было бы не трудно намъ дать нѣсколько золотыхъ сувереновъ... мы немного должны наслѣдникамъ Дунсдаля... но вы не сдѣлали этого -- почему? Можетъ быть вы забыли насъ потому, что мы были въ отсутствіи, Робертъ?.. иначе, повѣрьте, мы бы явились изъ первыхъ.

-- Это все, что вы хотѣли мнѣ сказать?

-- Все, другъ мой, намъ обоимъ такъ мало надо, что мы убѣждены въ вашемъ согласіи.

-- Ну, вы ошибаетесь.

-- Ошибаемся, Робертъ? какъ такъ?

-- Вы ничего не получите.

-- Почему?

-- Я могъ бы вамъ совсѣмъ не отвѣчать, такъ какъ я вамъ ничего не долженъ и мои дѣла васъ не касаются, но я предпочитаю разъ навсегда откровенно съ вами объясниться. Вы не получите отъ меня ни гроша, вы, Недъ Гримсъ -- потому что я знаю, какую вы дружбу ко мнѣ чувствуете... потому что я знаю, что если я еще живъ, то не вамъ обязанъ этимъ... я не разъ находилъ васъ подкарауливавшимъ меня на поворотѣ тропинки и если вы меня не убили, то тишь потому, что не имѣли случая. Я хорошо васъ знаю, Недъ, знаю, что, прося меня оказать вамъ услугу, вы не перестанете меня ненавидѣть и мое благодѣяніе не помѣшаетъ вамъ убить меня... я былъ бы глупцомъ, Недъ Гримсъ, если бы помогъ вамъ. Кажется, я былъ достаточно чистосердеченъ.

-- Да, сказалъ негодяй, до крови кусая себѣ губы... да, вы хорошо сдѣлали, сказавъ мнѣ, что думали... но Робертъ, подождемъ конца. Что вы отвѣтите Мильсу? получитъ ли онъ такой же отказъ?

-- Желтый Мильсъ долженъ былъ убить меня и не простилъ меня, какъ остальные. Я не сердитъ на него за то, что онъ устраивалъ мнѣ ловушки, такъ какъ въ первое время онъ только повиновался законамъ нашего общества.

-- Это правда, сказалъ нищій, повеселѣвъ, я былъ сердитъ на васъ только одинъ мѣсяцъ, помня, полученный отъ васъ въ развалинахъ замка, ударъ который сломалъ мнѣ руку, такъ что я долго не могъ заниматься моимъ ремесломъ и вы по всей справедливости должны вознаградить меня.

Сказавъ это, Мильсъ громко расхохотался и ударилъ кулакомъ по колѣнкѣ Неда, который по прежнему былъ мраченъ и раздраженъ.

Робертъ отвѣчалъ:

-- Вамъ также, Мильсъ, я не дамъ ничего.

Веселость нищаго вдругъ прекратилась и онъ остановился, разинувъ ротъ и вытаращивъ глаза.

-- У меня не осталось въ домѣ ни одной золотой монеты, продолжалъ Трайноръ, но если бы и были, то я полагаю не рѣшился бы датъ ихъ Мильсу, такъ какъ онъ употребилъ бы ихъ не на то, чтобы заплатить свой долгъ Дунсдалю, но на пьянство.

Нищій опустилъ голову и бросилъ злобный взглядъ по направленію Люси, которая молча присутствовала при этой странной сценѣ.

-- Но, продолжалъ Робертъ, если у меня нѣтъ денегъ, которыя я могъ бы раздѣлить съ Мильсомъ, то я могу предложить ему работу, онъ будетъ заработывать у меня средства къ жизни. Если вы согласны, Мильсъ, то скажите и сегодня вечеромъ вы будете ночевать на фермѣ. Если вы откажетесь, я увижу, что трудъ для васъ тяжелъ, а ваше странствованіе по графству пріятнѣе вамъ малѣйшей работы.

Мильсъ грубо возразилъ на это:

-- Я пришелъ попросить у васъ нѣсколько золотыхъ монетъ, чтобы вернуть себѣ мою хижину... вы не согласны... хорошо, я не буду настаивать, но вы напрасно такъ поступаете, Робертъ, потому что старый Мильсъ знаетъ много дурного и хорошаго и вы будете жестоко наказаны за вашъ отказъ.

Взглядъ его снова устремился на Люси, которая, понявъ намекъ нищаго, знала, что погибнетъ, если Робертъ останется непреклоннымъ. Тогда она, въ свою очередь, рѣшилась попросить его.

-- Робертъ, сказала она, Недъ и Мильсъ несчастны, не отказывай имъ въ томъ, что они просятъ.

-- Не обращай вниманія на ихъ угрозы, они ничего не могутъ намъ сдѣлать.

-- Мы почти богаты, мы ни въ чемъ не нуждаемся, дадимъ же имъ небольшую часть нашего излишка.

-- Повторяю, что Мильсъ найдетъ у насъ сколько угодно работы... Мильсу не нужны деньги, ему нужна обезпеченная жизнь. Я уже сказалъ, что буду радъ оказать ему услугу... Что касается до денегъ, то ты знаешь, Люси, на что я употребилъ твое приданое, у меня не осталось ни гроша.

-- А что ты сдѣлаешь для Неда?

-- Ничего.

-- Робертъ, забудь ваши старыя неудовольствія, изъ этихъ двухъ несчастныхъ, тебѣ легко сдѣлать друзей.

-- Меня удивляетъ твоя просьба за этихъ людей, Люси. Храни твое состраданіе для тѣхъ, кто его заслуживаетъ. Ты должна знать, продолжалъ Робертъ, нахмуривая брови, что они оба глубоко ненавидятъ меня и я даже не понимаю, почему они обратились ко мнѣ сегодня, съ какой цѣлью... ихъ просьба должна скрывать какую нибудь ловушку. Ты можетъ быть забыла, Люси, что спасла меня изъ ихъ рукъ... я былъ бы слишкомъ наивенъ, если бы забылъ объ этомъ. Сколько бы я не далъ денегъ Неду Гримсу, онъ не перестанетъ быть моимъ врагомъ... но сдѣлавшись лицемѣромъ и скрывая свою ненависть, онъ будетъ для меня только опаснѣе... я предпочитаю открытую войну. Нѣтъ, Люси, я ничего не дамъ Гримсу, я не открою для него дверей моей фермы, не открою для него моего кошелька.

Молодая женщина перестала настаивать. Видя, что ей не удастся убѣдить мужа, она снова отошла въ уголъ и опустилась на табуретъ, рѣшившись покориться своей судьбѣ.

Мильсъ и Недъ молчали. Наконецъ Недъ, выпивъ залпомъ остававшійся въ бутылкѣ виски, пошелъ возвратить бутылку Роберту и остановился передъ нимъ.

-- Я не сержусь на васъ, сказалъ онъ.

Затѣмъ, повернувшись къ Люси, которая готова была лишиться чувствъ, продолжалъ:

-- А вы, Люси, вы, хорошая женщина, я вамъ благодаренъ, что вы защищали насъ... Въ сущности, Трайнорь, вы можетъ быть лучше бы сдѣлали, если бы исполнили наши просьбы... вы сейчасъ узнаете, на сколько быль хорошъ совѣтъ, который давала вамъ жена, но, безъ сомнѣнія, вы еще не знаете всѣхъ ея достоинствъ!.. У васъ, Люси, чудное сердце, вы осторожны и ловки, но болѣе всего энергичны и мужественны... да, я убѣжденъ, что Робертъ не знаетъ васъ такъ же хорошо, какъ мы... не правда ли, Мильсъ?

-- Совершенно вѣрно.

Робертъ схватилъ за руку Неда.

-- Что вы хотите сказать? вскричалъ онъ.

-- Потерпите, Робертъ, сказалъ тотъ.

-- Я погибла, прошептала испуганная Люси, онъ убьетъ меня.

Прежде чѣмъ сдѣлать ужасное открытіе, Недъ остановился. Онъ зналъ, на сколько силенъ Робертъ, и боялся, что въ первомъ порывѣ гнѣва молодой человѣкъ покончитъ съ нимъ. Тогда, ловкимъ движеніемъ, незамѣтнымъ для Роберта, онъ всталъ передъ ружьемъ, прислоненнымъ къ стѣнѣ, и такъ какъ у него въ рукѣ была палка, кромѣ того, въ лицѣ Мильса, онъ имѣлъ помощника, а Робертъ быль безоруженъ, то онъ успокоился.

-- Да, Трайноръ, вы не знаете ее такъ, какъ знаемъ, мы, продолжалъ негодяй, вы знаете ея мужество, потому что она нѣсколько разъ спасала васъ, но вы не знаете, на сколько она васъ любитъ, потому что не видѣли такъ, какъ видѣлъ Мильсъ и я, какимъ образомъ она отдѣлалась отъ графини Елены.

-- Несчастный! вскричалъ Трайноръ, что ты хочешь сказать?

-- Да, другъ мой, Люси Бринъ такъ любила васъ, что въ одинъ прекрасный день, когда злодѣй Дунсдаль охотился на лисицу, она отправилась ждать охоту у Кайбурскаго мостика... она не желала погибели ни графа, ни его гостей, но графини...

Трайноръ бросился къ женѣ.

-- Правду ли они говорятъ? вскричалъ онъ, отвѣчай, Люси!

-- Не слушай ихъ болѣе, Робертъ, если любишь меня, отвѣчала Люси полумертвая отъ страха.

-- Отвѣчай! повторилъ онъ.

Люси встала, бросила на мужа безумный взглядъ, потомъ вдругъ, прежде чѣмъ Недъ угадалъ ея намѣреніе, бросилась къ ружью Роберта, взвела курокъ и прицѣлилась въ Гримса.

Негодяй отступилъ. Еще секунда и онъ былъ бы мертвъ, но ружье было вырвано у Люси Робертомъ.

-- Я хочу узнать правду, сказалъ онъ.

-- Это было бы плохимъ способомъ узнать ее если бы вы отправили насъ на тотъ свѣтъ, насмѣшливо сказалъ Гримсъ.

Люси безъ чувствъ упала на полъ, но Робертъ не чувствовалъ къ ней состраданія.

-- Продолжайте, сказалъ онъ Неду.

-- Эта штука была славно приготовлена... не правда ли, Мильсъ? продолжалъ Недъ. Мильсъ вѣрно говорилъ въ тотъ вечеръ, что убить женщину не достало бы мужества ни у него, ни у меня. Мы были спрятаны въ кустахъ около Каибура и случайно видѣли все... Люси Бринъ топоромъ надрубила балки, затѣмъ поднялась на верхъ и, спрятавшись за скалу, стала ждать... и знаете ли, Робертъ, кто первый прошелъ по устроенному такимъ образомъ мостику?

-- Нѣтъ... пробормоталъ Робертъ, нѣтъ.

-- Это были вы и, безъ сомнѣнія, мостъ затрясся, такъ какъ вы колебались нѣсколько мгновеній и даже ударили каблукомъ по мостику.

-- Да, я помню... помню.

-- Я очень счастливъ, Робертъ, что вы этого не забыли, по крайней мѣрѣ вы убѣждены, что мы не лжемъ.

-- Дальше.

-- О, остальное прошло отлично: графиня Елена проѣхала на лошади много спустя послѣ остальныхъ охотниковъ. Люси бросилась къ ней на встрѣчу инамъ сначала показалось, что она хочетъ предупредить ее... но мы ошибались, такъ какъ почти въ ту же минуту графиня галопомъ проѣзжала по мостику, который сломался и она упала въ пропасть. Мы не хотѣли никому ввѣрятъ этой тайны... Ваши дѣла, какъ вы уже сказали, касаются только васъ и, можетъ быть, мы навсегда сохранили бы про себя эту исторію, если бы вы были щедрѣе относительно насъ. Впрочемъ, очень возможно, что это доказательство любви заставитъ васъ любить Люси еще болѣе и въ такомъ случаѣ мы будемъ очень счастливы, что еще болѣе скрѣпили соединяющія васъ узы.

-- Молчать! крикнулъ Робертъ.

Онъ видимо съ такимъ трудомъ сдерживалъ свою ярость, что негодяи инстинктивно отступили.

У Трайнора въ рукахъ было ружье, которое онъ вырвалъ у Люси. Онъ поднялъ его, поглядѣлъ на курокъ и бросилъ на негодяя мрачный взглядъ. Послѣдній смутился. Потомъ онъ поднялъ палку, говоря:

-- Если вы сдѣлаете хотя одно движеніе, чтобы прицѣлиться въ насъ -- я сломаю вамъ руку.

Но Робертъ уже успокоился. Онъ бросилъ ружье на столъ, кинулся къ Неду, схватилъ одной рукой его палку, а другой его самого за горло и, приподнявъ съ земли, выбросилъ въ дверь, а затѣмъ повернулся къ Мильсу.

Онъ былъ такъ блѣденъ, глаза его такъ сверкали, что нищій, не думая сопротивляться, отправился вслѣдъ за своимъ товарищемъ.

Робертъ захлопнулъ за ними дверь. Наконецъ, онъ остался одинъ.

Свѣча чадила на столѣ, догорѣвъ до конца и вспыхивая по временамъ, заставляла фантастическія тѣни танцовать на стѣнахъ. Люси по прежнему лежала безъ чувствъ.

ГЛАВА V.

Робертъ долго глядѣлъ на молодую женщину, лежавшую у его ногъ, блѣдную какъ смерть. На лицѣ его выражались то ярость, то потребность мщенія, то отчаяніе. Онъ не старался привести Люси въ себя; первой его мыслью было убить ее; ему казалось, что смерть жены успокоитъ его, сдѣлаетъ для него менѣе тяжелою ношу жизни, и его ярость увеличивалась отъ мысли, что Люси, безъ угрызеній совѣсти, безъ колебаній, вышла за него замужъ. Ему было стыдно того, что онъ сдѣлалъ, стыдно, что онъ былъ мужемъ Люси и ему хотѣлось убить ее, чтобы отмстить за Елену и за самого себя.

Машинальнымъ жестомъ онъ взялъ ружье и приставилъ дуло къ груди молодой женщины. Послѣдняя въ эту минуту начала приходить въ себя и глубоко вздохнула. Малѣйшее движеніе Роберта и все было бы кончено, но убить эту женщину, вся жизнь которой была любовью къ нему, которая совершила преступленіе подъ вліяніемъ безумной ревности, значило бы совершить новое преступленіе, столь же чудовищное, какъ и преступленіе, совершенное ею.

Робертъ разрядилъ ружье, но Люси, немного оправившись, поняла въ чемъ дѣло и съ трудомъ поднялась.

-- Ты хочешь убить меня, сказала она.

Онъ ничего не отвѣчалъ, только отступилъ, чтобы она не могла дотронуться до него, взять его за руку.

-- Да, ты хотѣлъ это сдѣлать, Робертъ, продолжала она, прошу тебя, избавь меня отъ этой жизни, которая для меня ужасна... убей меня... сжалься надо мною.... было бы ужаснѣе оставить мнѣ жизнь... повторяю тебѣ, Робертъ, смерть будетъ для меня облегченіемъ... Убей меня, я буду тебя благословлять... Я умру, любя тебя... моя послѣдняя мысль будетъ о тебѣ... Прошу тебя, Робертъ, не колеблись... цѣлься въ сердце... быстрая смерть будетъ для меня благодѣяніемъ!..

Онъ молчалъ. Тогда, въ темнотѣ, она ощупью подошла къ нему, но почувствовавъ прикосновеніе ея дрожащей руки, онъ грубо оттолкнулъ ее. Она зашаталась и упала.

Ночь прошла такимъ образомъ. Время отъ времени Робертъ слышалъ, какъ Люси, лежа на землѣ, повторяла:

-- Боже, сжалься надо мною!

Робертъ также желалъ умереть, онъ желалъ, чтобы Недъ и нищій Мильсъ вернулись, онъ бросился бы на нихъ, чтобы заставить ихъ драться и убить себя, но Недъ и Мильсъ не возвращались.

Когда, наконецъ, наступило утро, мужъ и жена не рѣшались взглянуть другъ на друга. Наконецъ, Робертъ всталъ, надѣлъ шляпу и плащъ: его рѣшеніе было принято, онъ вышелъ, не поворачиваясь, и сдѣлалъ это такъ быстро, что даже не слышалъ послѣдняго крика жены:

-- Робертъ! Робертъ!

Она не рѣшилась слѣдовать за нимъ, увѣренная, что онъ прогонитъ ее.

Прошло нѣсколько часовъ, а Робертъ не возвращался; тогда Люси бросилась въ деревню, разспрашивая всѣхъ, не видѣлъ ли кто нибудь ея мужа. Около полудня она встрѣтила одного крестьянина, который сказалъ ей, что видѣлъ Роберта, бѣжавшаго по дорогѣ въ Тайпрери.

-- Я не успѣлъ разглядѣть его лица, но по росту увѣренъ, что это онъ.

-- Зачѣмъ могъ онъ отправиться въ Тайпрери? съ удивленіемъ спрашивала себя Люси.

Она вернулась домой и ждала до вечера, надѣясь, что Робертъ вернется, но ночь наступила и прошла, а Люси все была одна. Не въ состояніи будучи ждать долѣе, она побѣжала къ отцу, прося дать ей взаймы немного денегъ.

-- Къ чему? спросилъ онъ.

-- Мнѣ нужно, отвѣчала она, не желая объяснить своего намѣренія отправиться въ Тайпрери.

-- Но гдѣ тѣ деньги, которыя я далъ тебѣ въ приданое?

-- Мужъ мой употребилъ ихъ на дѣло.

-- Мнѣ очень жаль, Люси, но я не могу дать тебѣ ничего.

-- Отецъ, прошу тебя.

Ей надо было прибѣгнуть ко лжи, сказать, что мужъ, уѣхавъ, забылъ оставить ей деньги, а между тѣмъ дочь Мюрфи хотѣла продать свинью очень дешево, но на чистыя деньги, и она, Люси, желала воспользоваться этимъ случаемъ.

Старикъ Бринъ позволилъ убѣдить себя и далъ дочери денегъ.

-- Только помни, я даю тебѣ въ взаймы! сказалъ онъ.

Она поблагодарила, отца и убѣжала.

Около полудня она была городѣ и у всѣхъ знакомыхъ начала справляться о Робертѣ.

Долго всѣ ея разспросы не имѣли никакого результата. Она уже начала отчаяваться, какъ вдругъ увидѣла идущаго по улицѣ Мильса. Нищій былъ пьянъ и распѣвалъ во все горло.

Люси испугалась и хотѣла повернуть обратно, но Мильсъ уже увидѣлъ ее и былъ около нея.

-- Люси, пробормоталъ онъ, какой день встрѣчъ!.. сейчасъ только я столкнулся съ Трайноромъ...

-- Вы его видѣли? вскричала Люси.

-- Да, моя милая.

-- Ахъ, Мильсъ, я прощу вамъ все зло, которое вы мнѣ сдѣлали, если вы мнѣ скажете, гдѣ Робертъ и зачѣмъ онъ сюда пріѣхалъ.

-- Э, э! моя милая, смѣясь сказалъ Мисьсъ, я полагаю, вы понимаете, что послѣ всего происшедшаго, вашъ мужъ не могъ взять меня въ повѣренные своихъ тайнъ.

-- Такъ вы ничего не знаете? съ огорченіемъ сказала Люси.

-- Нѣтъ, я кое-что знаю безъ его разсказовъ, я слѣдилъ за нимъ издали и видѣлъ, какъ онъ входилъ къ Туссену и пробылъ тамъ около часа...

-- Что же дальше? задыхаясь сказала Люси.

-- Затѣмъ онъ отправился въ бюро эмиграціи въ Австралію и такъ какъ, послѣ завтра изъ Корка отправляются эмигранты, то очень вѣроятно, Люси, что Трайноръ хочетъ быть въ числѣ ихъ.

-- Гдѣ это бюро?

-- Въ нижнемъ городѣ. Но что же вы хотите дѣлать?

-- Слѣдовать за Трайноромъ.

Люси побѣжала въ эмигрантское бюро. У дверей стояло человѣкъ пятьдесятъ несчастныхъ, ожидавшихъ своей очереди войдти. Люси напрасно отыскивала Роберта, его не было; она хотѣла войдти, ее оттолкнули.

-- Ожидайте вашей очереди... или вы очень спѣшите уѣхать?

Тогда она рѣшилась ждать своей очереди въ обществѣ несчастныхъ, рѣшившихся бросить свою родину. Прошелъ часъ, затѣмъ другой, а мужъ Люси не выходилъ изъ бюро. Уже половина ожидавшихъ вошли, скоро Люси должна была остаться одна.

-- Очевидно, думала она, если Робертъ и былъ здѣсь, какъ говорилъ Мильсъ, то давно уже ушелъ. Можетъ быть онъ теперь по дорогѣ въ Коркъ.

Когда пришла ея очередь, она рѣшительно вошла въ домъ.

-- Что вамъ угодно? спросили ее.

-- Я хочу оставить Ирландію и ѣхать съ первымъ пароходомъ въ Австралію.

-- Отлично... вы по крайней мѣрѣ не плачете... Какъ ваше имя? гдѣ вы живете?

-- Я изъ Фарнея, меня зовутъ Люси, я жена Роберта Трайнора.

Говорившій съ ней маленькій, желтый человѣчекъ устремилъ на нее взглядъ, въ которомъ сверкала злобная радость.

-- Ага! сказалъ онъ, какъ бы говоря самъ съ собою. Вы жена Роберта Трайнора, который былъ здѣсь сейчасъ, не такъ ли?

-- Да, не болѣе какъ часъ или два тому назадъ, я хочу слѣдовать за нимъ.

-- Что касается до васъ, дитя мое, то это другое дѣло. То, о чемъ вы просите, невозможно.

-- Почему? задыхаясь вскричала она.

-- Потому что Трайноръ, отъ котораго мы рады избавиться, вслѣдствіе его прошедшаго, Трайноръ поставилъ условіемъ своего отъѣзда, чтобы васъ ни за что не выпустили изъ Ирландіи. Однимъ словомъ Трайноръ не хочетъ, чтобы вы за нимъ слѣдовали...

-- Вы не имѣете права отказать мнѣ...

-- Вы ошибаетесь.

-- Прошу васъ, ваша честь, позвольте мнѣ ѣхать, позвольте мнѣ слѣдовать за мужемъ!

-- Между Трайноромъ и вами для насъ нѣтъ выбора: Трайноръ опасенъ, а вы нѣтъ.

Люси поняла, что настаивать долѣе безполезно и ушла, не прибавивъ болѣе ни слова.

Но что дѣлать? На что рѣшиться? Она знала, что эмигранты сядутъ на пароходъ въ Коркѣ и, не теряя ни минуты, пошла пѣшкомъ на мѣсто отправки и на другой день утромъ была уже въ Коркѣ.

Придя на набережную, она сейчасъ же спросила, отошло ли судно съ эмигрантами.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ одинъ матросъ, но оно не замедлитъ отплыть, поторопитесь!

Люси бросилась въ гавань, гдѣ стояла громадная толпа эмигрантовъ. Въ одно мгновеніе она узнала Трайнора, который на цѣлую голову возвышался надъ остальными.

-- Робертъ! Робертъ! вскричала она.

Онъ услышалъ ее, вздрогнулъ и узналъ жену, которая бѣжала къ нему, протягивая руки и повторяя:

-- Робертъ! Робертъ, возьми меня съ собою!

Въ эту минуту къ пристани подошли лодки, которыя должны были перевозить эмигрантовъ на пароходъ, ожидавшій на рейдѣ.

-- Садитесь! крикнулъ офицеръ.

Лодки наполнились эмигрантами, тогда какъ въ воздухѣ стоялъ стонъ отъ рыданія и криковъ прощающихся и уѣзжающихъ. Солдаты остановили Люси, но она кричала:

-- Робертъ! Робертъ! Сжалься надо мною... я умру!..

Робертъ стоялъ отвернувшись, тогда какъ эмигранты спрашивали другъ друга:

-- Къ кому изъ насъ обращается эта молодая женщина? Съ кѣмъ хочетъ говорить, кого хочетъ она обнять въ послѣдній разъ?

-- Пустите меня, говорила Люси солдатамъ, я хочу его видѣть... хочу, чтобы онъ выслушалъ меня!

Между тѣмъ эмигранты продолжали садиться и на пристани оставалось не болѣе десяти человѣкъ, въ числѣ которыхъ былъ Трайноръ.

-- Кого вамъ нужно? сказалъ офицеръ, сострадательно обращаясь къ Люси.

-- Моего мужа.

-- Гдѣ онъ? Гдѣ вы его видите?

-- Тамъ... Вотъ этотъ самый высокій и красивый изъ всѣхъ!

Офицеръ сдѣлалъ Роберту знакъ, но послѣдній съ удивленіемъ поглядѣвъ на Люси, имѣлъ мужество отвернуться и тихо сказалъ нѣсколько словъ. Офицеръ повернулся къ Люси и грубо сказалъ:

-- Ступайте прочь, этотъ человѣкъ васъ не знаетъ!

Люси страшно вскрикнула и безъ чувствъ упала къ ногамъ солдатъ.

Лодки отплыли отъ пристани и никто не обращалъ вниманія на безчувственную Люси, только двѣ какія-то женщины, изъ состраданія, подняли ее и положили на кучу канатовъ.

Когда она пришла въ себя, пароходъ съ эмигрантами давно уже исчезъ. На пристани не было никого, кромѣ носильщиковъ и матросовъ, которые каждый разъ, проходя мимо нея, бросали нанее насмѣшливые взгляды, говоря:

-- Она слишкомъ напилась виски!

Наконецъ Люси поднялась, она дѣйствительно шаталась и матросы долго преслѣдовали ее насмѣшками.

Она снова отправилась въ Тайпрери и когда, наконецъ, измученная и усталая пришла въ городъ, то обратилась къ первому полицейскому.

-- Гдѣ живетъ констебль? спросила она.

-- Въ Доноръ-стритѣ.

-- Мнѣ нужно сдѣлать ему важное сообщеніе, можете вы проводитъ меня къ нему?

-- Съ удовольствіемъ, моя красавица.

Минутъ черезъ десять полицейскій остановился передъ хорошенькимъ домикомъ, позвонилъ и, войдя, спросилъ сэра Томаса Викгэма.

Его ввели въ гостинную, гдѣ его, улыбаясь, встрѣтилъ толстякъ сэръ Томасъ.

-- Говорите, что вамъ нужно, Фидеръ?

Агентъ посторонился и указалъ на Люси.

-- У меня нѣтъ ничего новаго, сказалъ онъ, но вотъ эта красавица хочетъ говоритъ съ вашей честью.

Сказавъ это, онъ вышелъ.

Констэбль и Дюси остались вдвоемъ.

-- Я васъ слушаю, сказалъ сэръ Томасъ Викгэмъ.

Люси, не колеблясь, сказала:

-- Я убила графиню Елену Дунсдаль, разрубивъ балки на Кайбурскомъ мосту... Я пришла выдать себя правосудію... Судите меня!..

Конецъ.

"Библіотека для Чтенія", NoNo 3--5, 1882

Оставить комментарий Мари Жюль (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1881 Обновлено: 29/10/2020. 472k. Статистика. Роман: Проза, Переводы Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Les Nuits rouges ou l'Irlande en feu ("Красные ночи, или Ирландия в огне") Текст издания: журнал "Библіотека для Чтенія", NoNo 3-5, 1882.

Мари Жюль Любовь и ревность

ЖЮЛЬ МАРИ. ЛЮБОВЬ И РЕВНОСТЬ

Часть первая.

ГЛАВА I.Армія несчастныхъ.

ГЛАВА II.

ГЛАВА III.

ГЛАВА IV.

ГЛАВА V.

ГЛАВА VI.

ГЛАВА VII.

ГЛАВА IX.

ГЛАВА X.

ГЛАВА XI.

Часть вторая.Тайна хорошенькой дѣвушки.

ГЛАВА I.

ГЛАВА II.

ГЛАВА III.

ГЛАВА IV.

ГЛАВА V.

Мари Жюль
Любовь и ревность

ЖЮЛЬ МАРИ.
ЛЮБОВЬ И РЕВНОСТЬ

ГЛАВА I.
Армія несчастныхъ.

Часть вторая.
Тайна хорошенькой дѣвушки.