Манн Генрих
Голос крови

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Zwischen den Rassen.
    Перевод М. Славинской и Р. Ландау (1909).

   

ГЕНРИХЪ МАНЪ.

ГОЛОСЪ КРОВИ.

(ZWISCHEN DEN RASSEN).

РОМАНЪ.

ПЕРЕВОДЪ СЪ НѢМЕЦКАГО
М. СЛАВИНСКОЙ и Р. ЛАНДАУ.

МОСКВА.
Книгоиздательство "ПОЛЬЗА" В. Антикъ и Ко.
Типографія Русскаго Товарищества Москва.
Телефонъ 18-35.

0x01 graphic

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

І.

   Негры, которые вели лошадь подъ уздцы, должны были снять свою госпожу съ сѣдла: ей сдѣлалось дурно; ее переложили на телѣжку, запряженную быками, стали обвѣвать пальмовымъ листомъ; большой свѣтловолосый человѣкъ съ тревогой склонился надъ своей блѣдной женой -- и ребенокъ явился на свѣтъ. Огромныя деревья дѣвственнаго лѣса величаво и неподвижно стояли вокругъ. Оттуда, гдѣ лѣсъ рѣдѣлъ, доносился мощный гулъ океана, а изъ чащи -- дикій крикъ попугаевъ и обезьянъ.
   Ребенокъ учился говорить у своей чернокожей няньки и бѣгалъ по песку между лѣсомъ и моремъ. Съ берега онъ приносилъ раковинки, которыя отламывалъ отъ большихъ камней; а на лѣсной опушкѣ собиралъ упавшіе на землю кокосовые орѣхи: изъ нихъ нянька умѣла доставать такое сладкое молоко! Рученки его всегда были полны вкусныхъ, сочныхъ фруктовъ, въ саду было столько цвѣтовъ, а надъ головой золотыми искорками рѣяли маленькія колибри.
   Затѣмъ подросъ братецъ Нэнэ, такъ что съ нимъ можно было играть. Дѣти стали искать среди трещинъ въ стѣнахъ крошечныя круглыя яйца ящерицъ и ужей. Иногда негры приносили маленькія кольца съ хвоста гремучей змѣи: Нэнэ надѣвалъ ихъ себѣ и сестренкѣ; на всѣ пальцы; разукрашенные такимъ образомъ они садились въ чанъ и плыли по ручью внизъ, а черныя птицы съ ярко-красными клювами строго смотрѣли на нихъ изъ кустовъ.
   Когда переѣхали въ городъ, въ столицу, то узнали, что такое тропическій дождь: по улицамъ плавали лодки, а изъ комнаты негры все время должны были ушатами вычерпывать воду. А что за прелесть былъ карнавалъ! Такъ славно было сидѣть на стульчикѣ у балконной двери и смотрѣть внизъ на толпу пестрыхъ масокъ, и мама, красивая такая, бросала въ нихъ разноцвѣтныя хлопушки, которыя лопались съ трескомъ.
   Весело было и у дѣдушки на Большомъ Островѣ: тамъ можно было пробраться въ толпу работающихъ негровъ и посасывать кусочки сахарнаго тростника. Или вмѣстѣ съ цѣлой ватагой черныхъ, желтыхъ и бѣлыхъ дѣтей плантаціи слѣдить съ восторгомъ и волненіемъ, какъ дѣдушка зажигалъ бумажныя трубочки и бросалъ ихъ длинными свѣтящимися змѣйками въ море. А какъ хорошо было на берегу! Море обвивало голыя ножки длинными мягкими волнами, рубашенку, подпоясанную кушакомъ, мягко колыхалъ теплый ночной вѣтеръ, а поднимешь, бывало, глаза вверхъ, чуть голова не закружится, такъ крупны и ярки звѣзды!
   Жилось великолѣпно. Дѣвочка была, какъ всѣ другія дѣти, и все-таки не совсѣмъ такая: у нея были бѣлокурые волосы. Ни у кого здѣсь этого не было: даже у Нэнэ. Черная Анна немало гордилась этимъ и не уставала завивать локоны Лолы. У нея былъ также свѣтлый папа: кто еще могъ похвастать этимъ? Когда онъ пріѣзжалъ въ гости на Островъ, то водилъ ее съ собой гулять. Онъ былъ выше всѣхъ и всегда серьезенъ,-- всѣ любовались имъ, и дѣвочка проникалась горделивой любовью и благоговѣніемъ къ нему.
   Но однажды -- что это значило?-- послѣ обѣдавъ залѣ, гдѣ бабушка плела кружева, мама, красивая мама, сидѣла и плакала: да, громко плакала. А когда она увидѣла свою маленькую дочку, то бросилась къ ней, привлекла ее къ себѣ, упала передъ ней на колѣни и, рыдая, восклицала:
   -- Лола! Моя Лола! Скажи: ты, вѣдь, моя?
   Дѣвочка испуганно-вопросительно взглянула на бабушку: но та сидѣла прямая и серьезная, какъ всегда, и продолжала свою работу.
   -- Развѣ ты не моя?-- молила мать.
   -- Да, ма.
   -- Тебя хотятъ взять у меня. Скажи, что ты не хочешь! Слышишь? Ты, вѣдь, не хочешь уѣхать отъ меня, отъ насъ всѣхъ!
   -- Нѣтъ, ма. Я боюсь. Куда ѣхать?... Я хочу остаться: съ па, съ тобой, съ Анной. Луизіана мнѣ обѣщала маленькій челнокъ; завтра она его принесетъ.
   Но еще въ тотъ же вечеръ маленькую Лолу ждалъ большой челнокъ. Красивая ма лежала въ обморокѣ, Нэнэ съ крикомъ уцѣпился за платье Лолы; но какой-то высокій негръ вырвалъ ее и понесъ на рукахъ къ берегу моря, осторожно переступая голыми ногами съ одного камня на другой... Море свирѣпо шумѣло; кругомъ рѣялъ разорванный мракъ; дѣвочку положили въ лодку. Она не кричала, лишь неслышно плакала въ темнотѣ; негры молча стали грести, и за лодкой потянулась едва мерцающая полоса, точно слѣдъ совершеннаго преступленія.
   

II.

   На борту большого парохода, куда привезли Лолу, стояли на и черная Анна. Какая встрѣча!
   -- Па, развѣ мы совсѣмъ уѣзжаемъ? А Нэнэ? А ма? И куда мы поѣдемъ?
   Свѣтловолосый па ѣхалъ со своей маленькой дѣвочкой къ себѣ домой, чтобы сдѣлать ее нѣмкой.
   Девятнадцатилѣтнимъ юношей прибылъ Густавъ Габріель въ Америку, и она стала его второй и любимой отчизной. До тридцати лѣтъ въ немъ не просыпалась тоска по родинѣ. Вспоминалъ онъ о ней, какъ о чемъ-то маленькомъ и далекомъ, и съ гордостью считалъ себя бразильцемъ... Но затѣмъ онъ постепенно сталъ замѣчать, что онъ все-таки чужой въ этой странѣ, что онъ -- представитель иной культуры, иныхъ взглядовъ. Онъ сталъ ощущать свое одиночество среди всѣхъ этихъ людей чужой расы, которые были такъ далеки отъ него. Ища вокругъ себя людей, союзниковъ, онъ подумалъ о своихъ дѣтяхъ. Неужели они выростутъ среди чужихъ нравовъ и чужого языка? Неужели не будутъ понимать тѣхъ ласковыхъ словъ, которыми въ дѣтствѣ называла его мать? Онъ замѣтилъ, что когда у него вырывалось невольно нѣмецкое слово, то дѣти переглядывались и улыбались... Этого не должно быть!.. Ихъ родина -- не здѣсь, и онъ хотѣль вернуть имъ ее! Съ мальчикомъ, правда, это трудно устроить: онъ долженъ былъ унаслѣдовать дѣло отца, но дочь!.. его свѣтлокудрая дочь!.. Ее онъ уже мысленно видѣлъ вмѣстѣ съ собой въ отцовскомъ домѣ или рисовалъ себѣ, какъ они идутъ рядомъ по улицамъ родного города: онъ и его молодая бѣлокурая дочь. У нея свѣтлые локоны -- она нѣмка. Она будетъ его дочерью; пусть, его жена -- какой чужой она, въ сущности, осталась для него -- удержитъ сына всецѣло для себя: но дочь должна научиться понимать его, должна вернуться домой...
   Никогда еще на не былъ такъ нѣженъ съ Лолой! Онъ увѣрялъ ее, что скоро они вернутся назадъ, что ма и Нэнэ пріѣдутъ къ нимъ въ гости туда, куда они сейчасъ плывутъ. А какъ интересно путешествовать, Лола сама увидитъ.
   Но первое время дѣвочкѣ было очень скверно отъ качки; тянулось это три дня. На самъ ухаживалъ за ней и дѣлалъ все, что собственно должна была бы дѣлать Анна. Въ промежуткахъ между приступами Лола лежала утомленная, но счастливая; а когда она вкладывала свою ручку въ широкую руку своего па, ей казалось, что она вся въ его рукѣ.
   Наконецъ, ей можно было уже встать и смотрѣть, какъ матросы выуживали изъ воды рыбу: у одной изъ нихъ была даже длинная сабля на носу!
   Затѣмъ появился какой-то человѣкъ съ кишкой и сталъ поливать всѣхъ дѣтей. Какъ ни прячешься за трубой или у лѣстницы, всюду тебя найдетъ холодная струя: это было страшно и весело. Промокшія дѣти визжали, а дамы и мужчины громко радовались, что они остались сухи. Вообще, удивительно, до чего всѣ были веселы, любезны другъ съ другомъ и съ Лолой. Казалось, они только и думаютъ о томъ, кого бы обрадовать. Одинъ господинъ угощалъ всѣхъ дѣтей шоколадомъ, и упрашивалъ, когда не хотѣли брать. Даже па рѣдко бывалъ теперь серьезенъ. А море и небо сіяли безпрерывно.
   Пароходъ въѣхалъ еще разъ въ сѣрую воду, подъ тучи, и его сильно качало. Но Лола теперь уже не страдала; она лежала на палубѣ, укрытая плащемъ на и когда сгибала колѣни въ видѣ крыши, то это былъ точно собственный домъ: пусть волны катятся поверхъ него сколько угодно! Впрочемъ, скоро путь кончился, всѣ высадились, и были теперь очень серьезны. Лола съ па и Анной очутилась въ большомъ, некрасивомъ городѣ, по которому приходилось бѣгать до усталости. Но зато здѣсь были такія игрушки, какихъ она дома не видывала, и па накупилъ ей такъ много, что она удивлялась. Потомъ, однажды утромъ сѣли въ поѣздъ и попали въ странный городокъ: дома въ немъ были кривые, а улицы то ползли на гору, то спускались внизъ. Въ огромномъ тряскомъ экипажѣ они доѣхали до воротъ какого-то дома, затѣмъ черезъ дворъ подкатили къ крыльцу; изъ дому поспѣшно выбѣжала маленькая старушка и бросилась къ па на шею. Лола испугалась, потому что па плакалъ. Отчего это? Но тутъ старушка взяла Лолу за подбородокъ и притянула ея лицо къ себѣ такъ близко, что видно было даже, какъ дрожатъ рѣсницы -- глаза у старушки были такіе добрые! Но чего она хотѣла? Она говорила все такъ непонятно. Лола вопросительно посмотрѣла на па; и когда шли въ домъ, па объяснилъ ей, что старушка -- его мама, что сегодня -- день ея рожденія, и въ подарокъ ей онъ привезъ Лолу.
   Въ домѣ пахло пирожнымъ и цвѣтами; были братья па, и всѣ обнимали его. Одинъ изъ нихъ спросилъ у па что-то шопотомъ и потомъ сказалъ Лолѣ на ея языкѣ, что радъ ея пріѣзду. Она разсмѣялась, и все было бы хорошо, если бы новая бабушка не вздумала вдругъ, въ порывѣ нѣжности, обнявъ Лолу, упасть передъ ней на колѣни. У Лолы сдѣлалось такое лицо, какъ будто вотъ-вотъ она заплачетъ. Всѣ стали спрашивать: что случилось, и на перевелъ:
   -- Что съ тобой, дѣтка?
   -- Ничего, па.
   И прибавила, запинаясь, съ улыбкой:
   -- Я что-то вспомнила.
   Точно такъ, какъ теперь бабушка, лежала передъ ней въ тотъ послѣдній день ея красивая ма, но въ слезахъ и въ отчаяніи. Лола думала: "Правда ли, что я скоро вернусь къ ней назадъ?"
   Одинъ изъ дядей старался развеселить ее: онъ хлопалъ въ ладоши, и Лола должна была убѣгать отъ него. Дѣлала она это только, чтобы не обидѣть его и вѣжливо улыбалась, когда онъ ее ловилъ. Всѣ захотѣли тоже играть. Должны были спрятаться, а веселый дядя -- искать. Лолѣ показали очень хорошее мѣсто: подъ темнымъ деревомъ за бесѣдкой. Тамъ она долго стояла, и ее не могли найти. Не слышно было даже шороха въ саду. "Можетъ быть, они забыли обо мнѣ и всѣ ушли?" Ее охватилъ жуткій страхъ: "Па уѣхалъ, Анны нѣтъ, они меня оставили одну!" Она закрыла лицо руками. Одна, совсѣмъ одна! Вдругъ послышались шаги. Лола собралась съ духомъ и тонкимъ голоскомъ вскрикнула "ау". Прошло немного времени; она слушала, едва дыша, пискнула еще разъ, и тогда ее нашли.
   За ужиномъ Лола оживилась и даже спѣла пѣсенку, въ носъ, какъ пѣли негры, у которыхъ она и выучилась ей. Но въ самый разгаръ веселья, когда и па смѣялся, она вдругъ взяла его за руку и быстро шепнула, какъ будто желая застигнуть его врасплохъ:
   -- Правда, па, мы скоро поѣдемъ домой?
   На кивнулъ головой, снова сдѣлался серьезнымъ, и Лола замѣтила, что онъ даже чуть не разсердился. Она растерялась и замолчала.
   -- Ты не знаешь, когда мы поѣдемъ домой?-- спросила она черную Анну, когда та укладывала ее спать.
   Нѣтъ, она не знала, и Лола ей вѣрила. Анна оглядывалась въ комнатѣ, точно въ клѣткѣ, коротко и рѣзко поворачивая голову: глаза Лолы слѣдили за ней, и затѣмъ онѣ обѣ безпомощно глядѣли другъ на друга.
   Но зато какъ весела была эта новая бабушка! Всюду, куда она водила съ собой Лолу, случалось что-нибудь смѣшное: въ залѣ, гдѣ лежали яблоки, на чердакѣ, откуда она доставала разноцвѣтныя платья и такихъ старыхъ, странныхъ куколъ. Веселый дядя тоже очень развлекалъ ее; затѣмъ было довольно интересно ходить гулять съ Анной. Здѣшніе люди, вѣроятно никогда не видали негритянки и потому такъ смотрѣли! Иногда даже бѣжала сзади цѣлая кучка мальчишекъ, которые становились невыносимы: тогда единственнымъ спасеніемъ было бросить имъ конфектъ и убѣжать, пока они дрались...
   Однажды въ комнатѣ у бабушки сидѣлъ господинъ съ бѣлой бородой, въ черномъ сюртукѣ и спросилъ Лолу о чемъ-то. Па объяснилъ ей, что рѣчь идетъ о томъ, хочетъ ли она перейти въ протестантскую вѣру: онъ совѣтуетъ ей. Лола сказала да, старикъ съ бѣлой бородой далъ ей нѣсколько раскрашенныхъ картинокъ, а вечеромъ ее повели въ циркъ... Вообще, такъ много было всего, что, казалось, прошелъ цѣлый годъ.
   -- Правда, мы уже здѣсь скоро годъ?-- спросила она однажды вечеромъ.
   Па отвѣтилъ:
   -- Что ты, дѣвочка? Только, шесть недѣль.
   -- Только? Но, вѣдь, уже снова зима?
   -- Нѣтъ, дитя, здѣсь такое лѣто.
   Лолѣ очень хотѣлось спросить опять, когда они поѣдутъ домой, но па былъ не въ духѣ: у него опять появилась исчезнувшая было складка между бровями. Другіе тоже говорили меньше, чѣмъ всегда. Даже бабушка въ этотъ день улыбалась только на половину. Лола ушла спать подавленная.
   Ночью ей приснился грустный сонъ: она видѣла, что одного негра, котораго она не знала,-- она ихъ всѣхъ любила,-- жестоко бьетъ надсмотрщикъ; негръ плакалъ и стоналъ, и она сама расплакалась при видѣ его и побѣжала жаловаться къ дѣдушкѣ: бѣжала и плакала. Тутъ она проснулась, всхлипывая, а тотъ плачъ все еще продолжался.
   Черная Анна стояла на колѣняхъ у ея кровати и рыдала:
   -- Маленькая госпожа, я должна уѣхать. Завтра уже господинъ и Анна отправляются съ пароходомъ домой, въ нашу страну; а маленькая госпожа остается здѣсь.
   Когда Лола вскрикнула въ ужасѣ, она зашептала:
   -- Тише, тише! Аннѣ не позволили ничего говорить: господинъ запретилъ. Анна должна была уѣхать не простившись, но она не могла.
   -- Ты не уѣдешь отсюда! Слышишь, ты не сдѣлаешь этого! Я тебѣ приказываю!
   Голосъ дѣвочки прерывался отъ злобы и волненія.
   -- Па не оставитъ меня здѣсь одну. Это неправда!
   Но нянька все повторяла, жалобно и монотонно:
   -- Тише, тише! Анна должна уѣхать!
   И въ ея шопотѣ злоба дѣвочки постепенно растаяла. Она, вся разбитая, приникла къ плечу Анны, плакала и просила:
   -- Не уѣзжай!
   -- Анна должна уѣхать!
   -- Если ты уѣдешь, тогда...
   Дѣвочка была потрясена горемъ. Она прижалась лицомъ къ голому черному плечу своей няни и вмѣстѣ съ маслянистымъ запахомъ этой кожи, который она вдыхала въ свои первые дѣтскіе дни, въ ней поднялась темная волна раннихъ счастливыхъ воспоминаній. Въ возбужденномъ безпорядкѣ замелькали передъ Лолой картины ея дѣтства. Она увидѣла пальмовый лѣсъ, затѣмъ цѣлую кучу негровъ, которые показались ей чудно прекрасными; увидѣла кусокъ ярко-голубого пѣнящагося моря и мохнатыя шапки сахарнаго тростника передъ нимъ; увидѣла Нэнэ, ручей и черныхъ птицъ съ яркокрасными клювами...
   -- Если ты уѣдешь, -- рыдала она,-- тогда... все кончено!
   На слѣдующее утро па вошелъ въ комнату и сказалъ:
   -- Маленькая моя Лола, па нужно на короткое время уѣхать и, пока онъ вернется, оставляетъ тебя здѣсь.
   Лола опустила голову.
   -- Для тебя было бы вредно опять такъ далеко ѣхать,-- сказалъ онъ.
   Лола подняла голову и вдругъ, рѣшившись, съ отчаянія на послѣднее средство, произнесла невиннымъ голоскомъ:
   -- Па, возьми меня съ собой!.
   -- Моя дочурка благоразумна, не правда ли,-- отвѣтилъ на, безъ вопроса въ тонѣ. И у Лолы исчезла ея натянутая улыбка.
   Па взялъ ее за руку и повелъ въ городъ, черезъ рыночную площадь, къ старому дому, гдѣ они долго звонили у входныхъ воротъ съ большимъ стекломъ.
   -- Здѣсь живетъ,-- сказалъ па,-- славная барышня, которая будетъ заботиться о моей Лолѣ, пока па не вернется.
   Вошли въ широкій длинный коридоръ; по каменнымъ плитамъ его, взявшись подъ-руки, ходило много дѣвочекъ парами и по нѣсколько въ рядъ. Другія черезъ дверь съ цвѣтнымъ стекломъ выскальзывали въ садъ. Были и большія и маленькія дѣвочки; но самой маленькой, какъ замѣтила Лола, была она сама. Па и она вошли въ комнату и стали ждать. Въ комнатѣ были бѣлые обои съ золотыми цвѣтами, золотые часы, очень высокія окна, а за ними садъ, и Лола, угнетенно вздыхая, смотрѣла то на одинъ предметъ, то на другой. Еще немного времени, и па здѣсь не будетъ. Онъ еще держалъ ее за руку, но она уже ощущала, что скоро, скоро онъ покинетъ ее. О, какъ много должна она была ему сказать! неужели онъ этого не чувствуетъ?
   Дрожащими губами она только выговорила:
   -- Погляди-ка, па, какой смѣшной человѣчекъ на часахъ!
   И думала: "это не то, не то!"
   Она искоса взглянула на отца. Онъ смотрѣлъ прямо впередъ; губы его были плотно сжаты, складка между бровями рѣзко обозначилась -- и Лола почувствовала впервые, что онъ строгъ потому, что ему тоже грустно; онъ притворяется строгимъ, потому что любитъ ее. Ей сдѣлалось тепло и радостно, она сжала руку па; па взглянулъ внизъ, прямо въ ея глаза... Но въ это время въ саду, гдѣ играли дѣвочки, затихъ шумъ, и по лѣстницѣ наверхъ стала быстро подыматься маленькая дама въ черномъ платьѣ. Вотъ она уже близко, вотъ около двери. Неужели нѣтъ спасенія? Отчего па ничего не дѣлаетъ?
   У маленькой дамы одно плечо было выше другого, ея блѣдное длинное лицо улыбалось, и отъ улыбки у нея морщился носъ; все это Лола замѣчала съ полной ужаса отчетливостью.
   Было, какъ во снѣ, когда хочется бѣжать и не можешь двинуться съ мѣста. Тутъ она почувствовала тонкіе холодные пальцы дамы на своей рукѣ. Что это она говоритъ? Лола безпомощно оглянулась на па.
   -- Фрейлейнъ Эрнеста привѣтствуетъ тебя,-- объяснилъ на,-- и обѣщаетъ, что будетъ тебя любить и учить всему хорошему. Ты должна поблагодарить ее.
   -- Мерси,-- сказала Лола съ усиліемъ.
   Потомъ дама съ радостными восклицаніями начала осыпать лицо Лолы поцѣлуями, отъ которыхъ было ей больно. Лола не понимала, зачѣмъ это; она испугалась; а дама между тѣмъ все говорила и говорила, и все звучало вопросительно. Лола замѣтила, что она повторяетъ все одно слово и каждый разъ произноситъ его медленнѣе и отчетливѣе. Опять безпомощный молящій взглядъ въ сторону па, но па сидѣлъ, не глядя на нее. А дама все строже и строже наступала на нее, съ высоко поднятымъ указательнымъ пальцемъ. Лола не могла больше сдержаться и, не отводя отъ дамы испуганныхъ глазъ, залилась отчаяннымъ плачемъ. Тутъ случилось нѣчто очень странное. Лицо барышни, такое строгое и требующее послушанія, вдругъ какъ-то поблеяло, осунулось и сдѣлалось неувѣреннымъ, безпомощнымъ. Она и раньше была маленькаго роста, но теперь она стала почти. такая же, какъ Лола, и, склонивъ голову на бокъ, тихонько погладила дѣвочку по рукѣ. Лола снова испугалась; но теперь не за себя. Что съ барышней? Робкая жалость коснулась сердца дѣвочки, и она ей нѣжно улыбнулась. Затѣмъ подняла выше, еще выше барышнину руку и вдругъ коснулась ее губами. Но это длилось одно мгновенье. Тотчасъ же Лола подбѣжала къ па, обняла его за шею и закричала, чтобы отвлечь отъ барышни и отъ ея смущенія: "какая красивая яблоня заглядываетъ въ окно!" Барышня что-то сказала па, онъ высоко поднялъ Лолу, и она сорвала себѣ яблоко.
   Потомъ всѣ трое пошли въ садъ. Лола почему-то вдругъ почувствовала себя счастливой и прежде чѣмъ взрослые успѣли опомниться, она уже сидѣла наверху, въ вѣтвяхъ яблони. Па бранилъ ее, но она чувствовала, что это такъ, въ шутку; барышня хохотала до упаду и со всѣхъ концовъ сада сбѣжались дѣвочки посмотрѣть на маленькую дикарку. Онѣ принялись прыгать вокругъ дерева, кричали и протягивали руки. Па сказалъ Лолѣ, что въ честь ея поступленія фрейлейнъ Эрнеста позволяетъ ей нарвать яблокъ для всѣхъ. Лола стала карабкаться съ вѣтки на вѣтку, съ серьезнымъ лицомъ выбирала какую-нибудь дѣвочку и бросала ей въ передникъ яблоко. Когда она слѣзла, старшія дѣвочки окружили ее, гладили по волосамъ и цѣловали. Но зазвонилъ звонокъ, и всѣ поспѣшили въ домъ. Па и Лола пошли вмѣстѣ съ Эрнестой въ бесѣдку, гдѣ былъ приготовленъ завтракъ. Лолѣ дали полъ-рюмки вина. Когда поѣли, па взялъ ее къ себѣ на колѣни, расцѣловалъ и сказалъ:-- Поди побѣгай.
   Но при этомъ не выпускалъ ее изъ рукъ и смотрѣлъ прямо въ глаза. Она выскользнула.
   -- Еще одинъ поцѣлуй, дочурка,-- закричалъ на ей въ догонку.
   -- Сейчасъ!
   И она побѣжала за пестрой бабочкой. Было весело на душѣ, она думала: "Какія большія розы!.. Надо посмотрѣть, что это за темная, темная дыра въ заборѣ... Па добрый, эта барышня Эрнеста тоже добрая... Смотра-на, ящерица, шмыгъ, шмыгъ... Придутъ ли опять дѣвочки?.. Какой веселый день!"
   -- Па! па!-- ликовала она.
   -- Онъ не слышитъ меня, потому что садъ -- такой большой. Гдѣ же бесѣдка? А, вотъ, нужно пройти мимо этихъ грядъ... Ну, теперь: па! па!
   Она побѣжала и сразу остановилась: передъ бесѣдкой стояла барышня, одна.
   Лола подошла ближе. Ея взглядъ обыскалъ бесѣдку, скользнулъ повсюду кругомъ и съ мольбой остановился на лицѣ барышни. Что онъ сказалъ ей? Неужели ушелъ?..
   Наконецъ, она собралась съ духомъ и спросила:
   -- Гдѣ па, фрейлейнъ?
   Барышня сказала что-то, опять нѣсколько разъ подрядъ одно и то же, но не такъ медленно и отчетливо, какъ въ тотъ разъ -- и все же Лола поняла ее.
   Въ неудержимомъ горѣ она заломила руки.
   Онъ просилъ у меня еще одинъ поцѣлуй. Какъ онъ могъ уйти, когда я еще должна поцѣловать его!
   Она отъ боли зашаталась, но затѣмъ быстро побѣжала къ дому. Среди дороги остановилась съ поникшей головкой и опущенными внизъ руками; и хлынувшія слезы смыли съ ея губъ тотъ поцѣлуй, который она не успѣла дать своему па.
   

III.

   Лола была одна.
   Она съежилась на скамейкѣ и рыдала долго и безутѣшно. Эрнеста сначала стояла возлѣ нея и шептала изрѣдка слова утѣшенія, но они звучали какъ-то вопросительно, точно она сама въ нихъ не вѣрила. Затѣмъ отошла, выжидательно взглянула на Лолу и вошла въ домъ. Вскорѣ она снова появилась и веселымъ тономъ спросила, не хочетѣли Лола съѣсть чудесный, сочный персикъ. Когда же ребенокъ злобно и отрицательно покачалъ головой и еще пуще зарыдалъ, Эрнеста поспѣшно ушла, точно спасаясь бѣгствомъ.
   Раздался звонокъ, и Лола дала себя увести: Эрнеста ей сказала, что сейчасъ придутъ дѣвочки и увидятъ ея слезы. Эрнеста открыла дверь въ свою комнату; маленькій бѣлый шпицъ съ громкимъ тявканіемъ бросился на Лолу, и Лола, которая тамъ, дома, не боялась огромныхъ дѣдушкиныхъ собакъ, съ крикомъ отшатнулась назадъ.
   -- Ами!-- крикнула Эрнеста и, нагнувшись къ шпицу, сдѣлала ему серьезный выговоръ. Ничего не помогало, -- ребенокъ и собака боялись другъ друга; собаку выгнали изъ комнаты -- она жалобно визжала за дверью.
   Эрнеста стала рыться въ шкафу, вынула оттуда большую пеструю книгу и протянула ее Лолѣ. Она хотѣла посадить Лолу на скамеечку; Лола поскользнулась и опрокинула стаканъ воды на рукодѣліе, которое лежало тутъ же. Эрнеста погладила дѣвочку по щекѣ и улыбнулась. Затѣмъ открыла пеструю книгу на первой страницѣ; на ней былъ нарисованъ абрикосъ, абажуръ и много другихъ вещей. Эрнеста нѣсколько разъ повторяла одно и то же слово, указывая на абрикосъ. Сначала Лола не обращала вниманія, затѣмъ поняла, что должна повторить, но молчала. Эта месть за все, что она испытала, давала ей нѣкоторое удовлетвореніе. Несмотря на это, Эрнеста настойчиво указывала пальцемъ на абажуръ и говорила уже другое слово, повторяя его много разъ. Она указала Лолѣ и на бѣлую башню въ углу комнаты и на ширму, на которой были изображены изъ пестраго бисера -- дама и дѣвочка, а у ихъ ногъ животное, котораго Лола не знала. Оно казалось кроткимъ и необычайно хрупкимъ, его большіе глаза блестѣли, точно были полны слезъ. Лолѣ стало ужасно жаль его, себя -- и она пробормотала то слово, которое ей давно повторяла Эрнеста: "лань", и заплакала, тихо, безъ упорства.
   Когда слезы перестали литься, Эрнеста повела ее къ столу, за которымъ сидѣло много дѣвочекъ; онѣ оживленно болтали, стуча вилками. Лола ничего не ѣла -- ей было грустно. Она была ошеломлена всѣмъ происходящимъ вокругъ, вздрагивала, когда ее называли по имени, и съ горечью думала: -- Чего вамъ отъ меня надо? Отчего я здѣсь? Отчего па не взялъ меня съ собой?
   Послѣ обѣда ее повели въ садъ, но она отрицательно покачала головой и пошла за Эрнестой въ ея комнату, къ лани -- это, вѣдь, былъ ея единственный другъ.-- Лань, лань,-- шептала она. Эрнеста тихо поцѣловала ее въ голову и оставила наединѣ съ другомъ. Когда Лолу укладывали въ кровать, она уже спала, вся въ слезахъ.
   Первое, что она увидѣла при пробужденіи -- въ яркомъ солнечномъ свѣтѣ -- лань, затѣмъ шпица Ами.
   Она стала обдумывать все пережитое и вспоминать, знаетъ ли она уже эту комнату. Съ любопытствомъ оглядывалась вокругъ. Стояла еще одна кровать, но на ней уже никого не было. Лола медленно соскользнула на полъ. Вошла Эрнеста, подняла Лолу на руки и, показывая на себя, повторила нѣсколько разъ:
   -- Эрнеста.
   У Лолы было красное, заспанное личико. Большіе, внимательные, темные глаза были направлены на ротъ Эрнесты и медленно поворачивались то въ одну, то въ другую сторону. Свѣтлые локоны были сбиты, тонкія губы плотно сжаты; изъ-подъ рубашенки выглядывали маленькія, розовыя ножки. Она ничего не говорила, но когда рѣшила, что та достаточно повторяла -- Эрнеста,-- задумчиво кивнула въ знакъ того, что поняла.
   Она выпила какао, копала въ саду. Когда раздался звонокъ, неожиданно попала къ дѣвочкамъ въ хороводъ, затѣмъ опять пошла съ Эрнестой въ комнату лани. Шпицъ Ами уже только ворчалъ и то помахивалъ при этомъ хвостомъ. Лола снова должна была сегодня повторять "абрикосъ", "абажуръ". Она дѣлала это разсѣянно и все время смотрѣла на лань. Она совсѣмъ не думала о тѣхъ вещахъ, на которыя Эрнеста пыталась обратить ея вниманіе. Совершенно случайно замѣтила она, что это была уже вторая страница пестрой книги и что на ней каждая картинка была накрыта бисквитомъ. Снимешь его, подъ нимъ оказывается "булочникъ", "бумага". Она поспѣшно выучила эти слова, чтобы узнать, что нарисовано на третьей страницѣ.
   За столомъ ей захотѣлось разсказать обо всѣхъ впечатлѣніяхъ своей сосѣдкѣ, которая была не на много старше ея. Она заговорила быстро и подробно. Та только смѣялась и подталкивала третью. Лола, разгоряченная своимъ разсказомъ, перешла отъ лани къ животнымъ, которыя были тамъ, дома; потомъ заговорила о томъ, какъ дома хорошо, о Нэнэ и ма. Вдругъ она остановилась, потому что стало очень тихо; всѣ вокругъ молчали и смотрѣли на нее, бѣдную маленькую Лолу: однѣ насмѣшливо, другія съ любопытствомъ. Теперь только Лола вспомнила, что ее не понимали. Безпомощно краснѣя. взглянула она на нихъ и, едва сдерживая слезы, съ жалобной, одинокой улыбкой нагнулась надъ своей тарелкой.
   Послѣ обѣда всѣ дѣвочки прыгали и пѣли. Лола тоже должна была пѣть, но она дѣлала видъ, что не умѣетъ. Эрнеста схватила ее за обѣ руки и повторяла нѣсколько разъ -- "пѣть". И Лола запѣла. Она спѣла въ носъ ту негритянскую пѣсню, которую часто слышала дома, полузакрывая при этомъ глаза, и увидѣла все, что пѣла,-- увидѣла родину, домъ...
   Даже когда она замолчала, то была далеко, далеко отъ тѣхъ, которые ее теперь окружали.
   Нѣсколько минутъ спустя ей вдругъ пришло въ голову, что она пѣла какъ-то разъ эту пѣсню у нѣмецкой бабушки. Странно: о пребываніи у бабушки она ни разу не подумала. Ей казалось, что съ Большого Острова ее привезли прямо сюда. Все, что было между этими двумя событіями, стерлось изъ ея памяти. Вдругъ она вспомнила гримасу, которую скорчилъ какъ-то веселый дядя. Послѣ этого она вспомнила все. Да, это была ея бабушка -- па былъ ея сынъ, и она его любила. И мелькнула надежда: не у нея ли остался па? Какъ это она раньше объ этомъ не подумала! Па не уѣхалъ, онъ остался у своей мамы! Лола пошла къ Эрнестѣ и сказала: "бабушка". Только это одно просящее слово. И Эрнеста ее поняла и отвела туда.
   Бабушка раскрыла объятія, но Лола не обращала на нее вниманія и бѣгала вокругъ: -- "Па, па!", въ его комнату, въ столовую, въ садъ:-- "Па, па!" Она вернулась назадъ послѣ безплодныхъ поисковъ.
   -- Гдѣ па?
   Бабушка говорила ей что-то, Лола понимала что, но не хотѣла вѣрить. Позвали дядю, горничную, всѣ повторили то же самое. Лола не качала больше головой, но оставалась при своемъ. Наконецъ, появился веселый дядя и поздоровался съ Лолой на ея языкѣ.
   Онъ повторилъ тѣ два слова, которымъ выучился у па.
   -- Глупый попугай,-- подумала она и потребовала, чтобы ее отвели къ Эрнестѣ.
   По дорогѣ она заглядывала во всѣ ворота, тащила свою спутницу въ тѣ магазины, въ которыхъ была съ па. На большой, пустой площади, гдѣ дулъ холодный вѣтеръ, остановилась и умоляюще крикнула: -- Па!-- Отвѣта не было. Лола страшно мерзла. Горничная быстро увела ее.
   Теперь ей уже было не до пестрой книги, не до сада, не до лани. Она съ недовѣріемъ смотрѣла на каждаго, кто говорилъ ей слово -- одно изъ тѣхъ непонятныхъ словъ, которыя произносились вокругъ. Эрнестѣ она говорила -- "неправда",-- хотя не понимала, что ей отвѣтила та. При малѣйшемъ прикосновеніи громко вскрикивала. Она имѣла одно желаніе -- обойти всѣ улицы, весь городъ, всѣ дома. Это длилось нѣсколько дней.
   Затѣмъ Лола потеряла всякую надежду. Она заглядывала всюду, во всѣ уголки, вездѣ звала своего "па". Но па не хотѣлъ услышать этого зова или, дѣйствительно, уѣхалъ. Да, онъ уѣхалъ -- люди правы! Значитъ, па и самъ ее выдалъ и покинулъ среди чужихъ людей. Кому же вѣрить послѣ этого?
   Въ эти дни разразилась гроза. Дома Лола радостно вскрикивала, когда видѣла молнію, здѣсь же испуганно металась изъ угла въ уголъ, блѣдная, со сжатыми губами. Не у кого было искать помощи!
   Когда Лолу просили спѣть ея пѣсню, она недовольно пожимала плечами. Она и не говорила больше. И. думала о необыкновенныхъ вещахъ:
   "Я, можетъ быть, страшно заболею и никому не скажу, гдѣ болитъ и буду такъ кричать, какъ тогда негръ"....
   А лань? Такихъ животныхъ не было тамъ, дома, лань тоже не знаетъ, не понимаетъ Лолу.
   -- Развѣ ты не слышишь, что я тебѣ говорю?-- просила она со слезами.-- Лань, милая лань!
   Но лань холодно и безучастно смотрѣла на нее.
   Лола была одна...
   Въ воскресенье ее опять отвели къ бабушкѣ. Она была угрюма и робка, всѣ потеряли терпѣніе и предоставили ее самой себѣ. Недовольная тѣмъ, что никто ею не занимается, она стала бродить по саду. Какъ холодно было въ этой гадкой, чужой странѣ! Боязливо и враждебно взглянула она на сѣрыя облака. Вдругъ увидѣла бесѣдку, въ которой пряталась въ первый день пріѣзда, когда уже предчувствовала, что па покинетъ ее. Бесѣдка была открыта и Лола вошла. Тутъ стояла неуклюжая, старая мебель. Лола.попыталась открыть стѣнной шкафъ -- раздался стукъ и шумъ. Она вздрогнула. Шумъ усилился. Похолодѣвъ отъ ужаса, она стала прислушиваться. Вдругъ раздался сильный трескъ.-- Лоло изо всѣхъ силъ закричала:-- Чортъ! чортъ!
   Тотчасъ же шумъ прекратился и въ дверяхь появился веселый дядя; онъ былъ блѣденъ и сердито смотрѣлъ на Лолу. Та еще разъ крикнула: Чортъ!-- какъ бы въ свое оправданіе и отчасти изъ упрямства.
   Дядя бросился къ ней, взялъ за руку и повелъ въ погребъ подъ бесѣдкой. Онъ показалъ ей, что рубилъ здѣсь дрова и что иногда топоръ ударялся объ полъ. Онъ говорилъ ласковымъ голосомъ, но Лола была озадачена и задумчива. Это шло совершенно вразрѣзъ съ ея опытомъ. Когда тамъ, въ дѣвственномъ лѣсу, раздавался неизвѣстный голосъ, негры шептали другъ другу: -- чортъ!-- когда гдѣ-нибудь внезапно загорался огонекъ, они опять шептали:-- чортъ!-- Если бы черная Анна была съ Лолой, когда дядя рубилъ дрова, она навѣрное завопила бы:-- Чортъ!-- Такъ значитъ это совсѣмъ не онъ? Во всякомъ случаѣ не всегда? Хорошо, что дядя научилъ ее этому! Она ласково улыбнулась ему.. И вдругъ почувствовала, что полюбила всѣхъ людей, пошла къ бабушкѣ, обняла ее и захлопала въ ладоши при мысли, что и Эрнестѣ сдѣлаетъ, что-нибудь пріятное. Мысленно она сравнивала черную Анну съ Эрнестой и съ удивленіемъ замѣтила, что послѣдняя ей гораздо ближе. Черная Анна была просто глупа со своимъ чортомъ.
   Когда Лола пришла домой, она стала передъ. Эрнестой и довѣрчиво проговорила:
   -- Абажуръ, бумага, лань, Эрнеста.
   При этомъ она застѣнчиво улыбнулась -- для 8-лѣтней дѣвочки это, конечно, было слишкомъ мало, но что она могла сказаіь? Эрнеста поняла Лолу; она была такъ тронута, что заплакала.
   Нѣсколько недѣль спустя она предложила Лолѣ написать письмо па.
   -- Напиши на твоемъ языкѣ.
   Лола такъ и сдѣлала; съ искренней радостью приписала она нѣсколько нѣмецкихъ словъ: одно письмо не могло вмѣстить всѣхъ словъ, которыя она уже знала. Отвѣтъ получился скоро. Па тоже написалъ по-португальски, только въ концѣ по-нѣмецки:-- Люблю тебя.-- И -- то, что эти слова онъ могъ написать на родномъ языкѣ, доставило ему такую необычайную радость, которой Лола еще не могла понять. Эрнеста долго смотрѣла на эти строки и сказала:
   -- Хорошенько спрячь это письмо...
   А слѣдующее Лола, которая провела уже четыре мѣсяца у Эрнесты, написала uo-нѣмецки. Отецъ отвѣтилъ на томъ же языкѣ. Между тѣмъ, полулучилось еще письмо -- Лола не знала отъ кого и была страшно взволнована. Она не выдержала и громко вскрикнула:
   -- Ахъ!
   -- Отъ кого?-- спросила Эрнеста.
   -- Отъ ма!-- и она напряженно стала его разсматривать.
   -- Что тебѣ пишетъ твоя мама?
   -- Сейчасъ,-- сказала Лола,-- сейчасъ я прійду.
   Она побѣжала въ комнату и стала разбирать почеркъ ма. Она видѣла его въ первый разъ. Красавица ма всегда только лежала въ гамакѣ. Какъ она должно быть любила Лолу, если написала ей! Лола поцѣловала письмо. Она еще разъ попыталась прочесть, но безуспѣшно -- она ничего не понимала, только нѣсколько отдѣльныхъ словъ.-- Ма, ма,-- застонала она, заплакала, и потомъ тихо сообщила Эрнестѣ:
   -- Ма пишетъ, что теперь очень жарко въ Ріо, а здѣсь такъ холодно.
   А черезъ день она прибавила:
   -- Нэнэ былъ боленъ, теперь уже здоровъ.
   Она все разбирала письмо, на немъ уже было много пятенъ, слѣдовъ слезъ. Какъ-то утромъ Лола проснулась, держа руку высоко въ воздухѣ. Во снѣ она протянула ее къ ма, которая давала ей фрукты,-- а теперь ей пришлось отдернуть пустую руку. Она еще видѣла передъ собой лицо ма, и вдругъ поняла нѣсколько словъ изъ письма.
   Новый языкъ совсѣмъ вытѣснилъ изъ головы Лолы тотъ первый, на которомъ она раньше говорила. Новыя лица заслонили собой старыя. Новый колоритъ видоизмѣнилъ все вокругъ. Шелъ снѣгъ; въ первый разъ Лола приняла снѣгъ за сахаръ, а вѣдь ма его никогда и не видѣла. Ма все лежала попрежнему въ своемъ гамакѣ и хотя она была ма, но не знала ничего, что видѣла Лола. Это такъ странно и непонятно! Лола глубоко задумалась. Такъ обдумывала она иногда слово, имя -- Эрнеста,-- какъ можно было такъ называться Эр-нес-та!-- какъ смѣшно и чуждо звучалъ каждый слогъ! Чѣмъ больше она повторяла это слово, тѣмъ удивительнѣе оно ей казалось. Какъ-то весной, во время прогулки, Лола вдругъ исчезла; ее нашли среди лѣсистыхъ холмовъ -- у ручейка. Вокругъ была мокрая трава, сильно пахло кореньями, ручеекъ журчалъ. Лола сидѣла неподвижно. О чемъ она думала?-- О ручейкѣ.-- Лѣтомъ она часто лежала у края клумбы геліотропа, положивъ голову среди цвѣтовъ и вдыхая ихъ ароматъ.
   Случалось, что иногда давно знакомое лицо ей вдругъ казалось новымъ. Такъ, однажды въ классѣ, вмѣсто того, чтобы писать, она, не отрываясь, смотрѣла на свою любимую учительницу, на ея подвижное личико, быстрыя, ловкія движенія.
   -- Лола, почему ты такъ на меня смотришь?-- спросила фрейленъ Мина. Лола отвѣтила:
   -- Ты -- какъ маленькій... птичка.
   Учительницу французскаго языка Лола ненавидѣла, особенно съ тѣхъ поръ, какъ она пригрозила, что у Лолы изъ горла вырастетъ вишневое дерево, если она будетъ глотать вишневыя косточки. Лола съ отвращеніемъ смотрѣла на это жирное, сѣрое, пронырливое лицо и такъ живо представляла ее себѣ въ образѣ большой, толстой крысы, что при ея прикосновеніи безсознательно вскрикивала.
   Однажды она составила, потѣхи ради, цѣлый заговоръ, въ планъ котораго входило даже воровство. Дѣло касалось "крысы", вполнѣ заслужившей такой продѣлки. Всѣ называли ее такъ; Лола пустила въ ходъ это прозвище и вселила во многихъ отвращеніе къ учительницѣ. Не трудно было убѣдить дѣвочекъ положить "крысѣ" въ кровать большую, уродливую куклу. Нужно было раздобыть маску, чепецъ, кофту, очки. Но гдѣ взять деньги для этого? Всѣ, знали, куда "крыса" прятала свои. Вполнѣ справедливо, чтобы она сама купила себѣ куклу. Такъ и случилось. "Крыса" сначала упала въ обморокъ, а когда замѣтила пропажу денегъ, зарыдала. Лола смотрѣла на нее, видѣла страданіе этого безобразнаго и скупого существа и переживала его вмѣстѣ съ "крысой", внѣ себя отъ раскаянія. Ей казалось, будто мечется толстая, отравленная крыса, и она охотно проглотила бы предназначенный для нея ядъ, если бы это было возможно. Она просила извиненія и даже въ порывѣ раскаянія схватила руку "крысы". Она испытывала къ ней то же отвращеніе, что и прежде, но видѣла, что это существо страдаетъ, чувствовала это безконечно больше другихъ и не понимала, какъ она могла причинить такое страданіе. Гораздо лучше страдать за другихъ. Не разъ ночью ей приходило въ голову:-- На чемъ остановиться, если бы надо было выбирать одно изъ двухъ -- или меня похоронятъ живой, или умретъ Эрнеста или ма?
   Она со вздохомъ переворачивалась съ боку на бокъ. Надо было рѣшиться, надо было взять на себя самое страшное. И вдругъ у нея остановилось ясно и свѣтло на душѣ -- она себя приносила въ жертву. Лучше пускай меня закопаютъ живой, горадо лучше!
   Въ ней росло стремленіе дѣлать добро, привязаться къ кому-нибудь. Въ это время появился новый учитель исторіи Дитрихъ. Онъ былъ робокъ и насмѣшливъ; обращался съ ними, какъ со взрослыми барышнями. Всѣ интересовались имъ, его жизнью, домашней обстановкой. Онъ жилъ съ матерью и сестрами, поддерживалъ уроками всю семью.
   Лола представляла себѣ его жизнь прекрасной, полной нѣжныхъ, благородныхъ мыслей! Съ двумя другими ученицами, которыя тоже были влюблены въ него, отправилась она подъ какимъ-то предлогомъ на его квартиру.
   На полу его комнаты не было ковра. Самъ Дитрихъ всталъ изъ-за своего письменнаго стола, который при этомъ зашатался, и смущенно прикрылъ подушкой дыру на кожаномъ диванѣ. Въ воздухѣ пахло кислымъ молокомъ. Съ тѣхъ поръ Лола по цѣлымъ днямъ возмущалась тѣмъ, что Эрнеста ему слишкомъ мало платитъ. Всѣ должны были бы побывать у него и сдѣлать тотъ же упрекъ Эрнестѣ. Лола часто уединялась, выучивала наизусть урокъ исторіи и, когда разсказывала его Дитриху, ей казалось, что она говоритъ ему что-то ласковое и милое. Однажды въ ясный мартовскій день -- еще лежалъ снѣгъ -- Лола была одна въ саду, и вдругъ взволнованно побѣжала къ Эрнестѣ:
   -- Эрнеста, теперь я знаю, какой видъ имѣетъ весна.
   -- Какой же?
   -- Она похожа на Дитриха!
   Лола сіяла. Открытіе, которое она только что сдѣлала, было просто и, какъ ей казалось, необычайно вѣрно.
   Эрнеста подумала:-- въ двѣнадцать лѣтъ уже? Но сдержалась и сказала:
   -- Лола, для дѣвочки, которой скоро будетъ тринадцать, это ребячество! Дитрихъ такой же человѣкъ, какъ мы всѣ.
   Лола была ошеломлена: неужели, какъ всѣ? Почему же она постоянно о немъ вспоминала? Все время ее преслѣдовалъ запахъ кислаго молока -- такъ много она думала о Дитрихѣ.-- Я должна хорошенько его разсмотрѣть, -- рѣшила она. Какъ разъ въ этотъ день у Дитриха во время урока спустился желтый носокъ и выглядывалъ изъ-подъ сапога. Лола смотрѣла на него мрачно и задумчиво. Подобное случалось и съ другими учителями, но, вѣдь, Дитрихъ былъ совсѣмъ другой, такой благородный! Потомъ она замѣтила, что онъ удѣлялъ слишкомъ много вниманія ея антипатіи -- противной, толстой Женни.
   Та нагло смотрѣла на него, положивъ подбородокъ на жеманно выставленную руку. Лола замѣтила и то, что онъ покраснѣлъ, поправилъ очки и улыбнулся ей, наглой, толстой Женни. Лолу охватила дрожь и страшная злоба на него. Ей хотѣлось поскорѣе показать ему, что онъ далеко не ея идеалъ. Онъ стоялъ прямо противъ нея; его красная, костлявая рука лежала на ея партѣ и на его манжетахъ она видѣла волосы. Осторожно протянула она два пальца, схватила одинъ волосъ и ловко вырвала его. Дитрихъ вздрогнулъ. Красный, сконфуженный, онъ закричалъ:
   -- Такъ не дѣлаютъ!
   Лола, немного испуганнная своей смѣлостью, внимательно разсматривала волосъ.
   -- Дай сюда!-- и Дитрихъ взялъ его у нея.
   Когда же послѣ онъ ей задалъ какой-то вопросъ, она ничего не сказала, хотя могла отвѣтить. Она рѣшила письменно высказать ему свое презрѣніе. Весь вечеръ сочиняна она письмо.
   -- Когда мнѣ нравится человѣкъ, я требую отъ него больше, чѣмъ отъ другихъ. Вы меня разочаровали,-- хотѣла она ему сказать, -- я слишкомъ горда, чтобы увлекаться тѣмъ, кто любитъ другую.-- Но затѣмъ она подумала, что Дитрихъ ничего не зналъ объ ея симпатіи къ нему, что ему нѣтъ никакого дѣла до ея разочарованія. Онъ могъ отдать ей письмо и со смущеннымъ видомъ крикнуть:
   -- Такъ не дѣлаютъ!
   И она рѣшила, что больше никогда любить не будетъ. Тѣмъ не менѣе, въ ту же зиму влюбилась въ итальянскаго шарманщика. Она лежала на окнѣ и любавалась его глазами. Блѣдный и печальный, смотрѣлъ онъ наверхъ. Лола сказала:
   -- Какъ онъ красивъ! Я никогда еще не видѣла красиваго мужчины!
   Толстая Женни не мѣшала ей на этотъ разъ: наоборотъ, она предложила Лолѣ сопровождать ее, если та захочетъ познакомиться съ нимъ. Лола страшно испугалась, сама не зная почему... Но въ воскресенье ждала шарманщика со всѣми своими карманными деньгами за недѣлю. Итальянецъ пришелъ, но былъ пьянъ и грязенъ, затѣялъ ссору и былъ арестованъ. Лола бросила свои десять марокъ внизъ и убѣжала.
   Разочарованіе въ этой любви было очень тяжело. Еще долго послѣ этого она вздрагивала, когда кто-нибудь насвистывалъ на улицѣ итальянскую арію, которую игралъ шарманщикъ. Узнавъ, изъ какой это оперы, Лола настойчиво потребовала, чтобы ее повели въ театръ. И согласилась даже отправиться въ сопровожденіи "крысы". Сердце ея билось, но при попыткѣ вызвать въ своей памяти лицо шарманщика, она замѣтила, что его образъ исчезъ изъ ея души -- волновало и умиляло только то, что происходило на сценѣ, волновала музыка и пѣніе. Какъ будто въ первый разъ въ жизни была она сегодня въ театрѣ и все, что она видѣла, казалось было свое, глубоко пережитое.
   Когда Лола возвращалась домой, ей показалось, что она получила откровеніе свыше: стать актрисой.
   Точно впервые поняла она себя и почувствовала облегченіе и радость.
   "Какъ странно!-- думала она, лежа въ кровати и уставившись въ темный потолокъ,-- неужели это я"! Эрнеста зашевелилась, Лолѣ хотѣлось ее разбудить и сообщить о своемъ рѣшеніи. Но она удержалась -- ей самой надо было привыкнуть къ этой мысли. Проснувшись на слѣдующее утро, она почувствовала большую радость, быстро одѣлась и побѣжала къ Эрнестѣ. Заговорила она откровенно и оживленно, совсѣмъ какъ тогда, когда сообщила, что весна напоминаетъ Дитриха.
   -- Эрнеста!-- крикнула она, -- знаешь, я буду актрисой!
   -- Вотъ какъ, -- спокойно отозвалась Эрнеста, продолжая обвязывать банку съ вареньемъ.
   Лола продолжала:
   -- Я это почувствала вчера въ театрѣ и увѣрена, что мое призваніе -- быть актрисой.
   -- Ты просто глупый ребенокъ; пей лучше какао.
   -- Почему глупый? Мнѣ кажется, что у меня есть талантъ.
   -- Мнѣ это тоже кажется: ты очень мило декламируешь. Но этого не достаточно, чтобы дѣвочкѣ пришла въ голову такая нелѣпая мысль. Не хочешь ли ложку варенья?
   Смущенно проглотила Лола варенье, которое дала ей Эрнеста.
   -- Теперь можешь итти, -- сказала та, и Лола ушла съ опущенной головой. Передъ дверью столовой она выпрямилась и вдругъ повернула обратно къ кладовой.
   -- Эрнеста!
   Лола была блѣдна, ея голосъ дрожалъ. Эрнеста молча взглянула на нее.
   -- Эрнеста, ты думаешь, что я пошутила. Увѣряю тебя, что я говорила очень серьезно.
   -- Тѣмъ хуже, -- сказала Эрнеста и отъ ужаса загремѣла банками.-- Иди въ классную, я сейчасъ задамъ тебѣ штрафную работу.
   -- Хорошо, я исполню всѣ штрафныя работы, которыя ты мнѣ задашь, Эрнеста. Но останусь при своемъ -- я буду актрисой.
   Лола говорила эти слова, точно заучила ихъ. Какая-то внутренняя сила побуждала ее высказаться.
   -- Первый разъ я такъ говорю съ тобой, Эрнеста. Изъ этого ты можешь заключить, насколько серьезно мое рѣшеніе,-- сказала она со слезами на глазахъ: ей было жаль Эрнесты. Та опустилась на табуретъ, черные отъ чистки ягодъ пальцы лежали на колѣняхъ, лицо вытянулось.
   -- Не понимаю, отчего ты противъ этого: увѣряю тебя, что это мое призваніе,-- заявила Лола.
   Эрнеста вдругъ пришла въ себя и быстро вскочила:
   -- Твое призваніе? Стать неприличной особой? Господи, неужели для этого я семь лѣтъ возилась и мучилась съ тобой? Ты просто не сознаешь, что говоришь! Женни, дитя мое, она не знаетъ, что болтаетъ. Ради Бога не говори никому того, что здѣсь слышала!
   Лола обернулась: въ дверяхъ, стояла толстая Женни и смотрѣла на нее съ притворнымъ ужасомъ.
   Она торжественно обѣщала Эрнестѣ никому не сказать ни слова и вскорѣ ушла, а за ней и Лола.
   Но на первомъ же урокѣ Лола замѣтила, что дѣвочки бросаютъ на нее любопытные взгляды. Во время перемѣны тщательно избѣгаютъ. Лола удивленно обратилась къ Женни, чтобы узнатъ причину. Та смущенно прошептала, что Лола сама должна это лучше знать, и поспѣшно вернулась къ другимъ.
   Поведеніе Эрнесты было еще удивительнѣе. Она никогда не могла долго сердиться и первая искала примиренія. Когда Лола шалила, то выходило, что Эрнеста жадно ждетъ добраго слова отъ дѣвочки. Лола рѣдко просила извиненія. И она дѣлала это только изъ жалости къ Эрнестѣ. Въ такихъ случаяхъ Лола вспоминала свою первую встрѣчу съ Эрнестой, вспоминала, какъ строга была та въ первую минуту и какъ внезапно растрогалась, увидя ея слезы. Такъ бывало всегда: Эрнеста добивалась расположенія со стороны дѣвочки и получала нѣсколько пренебрежительную привѣтливость.
   Теперь же было совсѣмъ иначе -- Эрнеста отстранялась отъ Лолы, печально и осторожно, точно Лола была тяжело больна и съ ней можно было разговаривать только мало и тихо. Если бы Эрнеста дѣлала ей сцены, Лола еще больше настаивала бы на своемъ. А такъ -- ей самой рѣшеніе стать актрисой начинало казаться дикимъ и нелѣпымъ. Никакая другая дѣвочка не была способна на это!-- "Неужели же я не такая, какъ всѣ"? думала она и чувствовала себя отчужденной отъ остальныхъ.
   Она вспоминала свои фантастическія мечты, свои необычайныя впечатлѣнія, которыхъ никто изъ окружающихъ не понималъ. Лучшіе изъ нихъ добродушно насмѣхались надъ ней. Вспомнилось Лолѣ и сравненіе Дитриха съ весной и она, краснѣя, закрыла лицо руками, хотя эти слова были сказаны много лѣтъ тому назадъ.
   -- И все-таки я не могу поступить иначе!-- громко про себя сказала она.-- Неужели все это только потому, что я здѣсь чужая. Нѣтъ, нѣтъ, я не такая, какъ всѣ -- когда всѣ стонутъ отъ жары -- я оживаю. Конечно, мнѣ мѣсто не здѣсь. Ахъ, если бы домой, тамъ было лучше, гораздо лучше!
   Передъ ней вдругъ промелькнулъ образъ изъ ея дѣтства: она такъ и затаила дыханіе, но онъ уже исчезъ. Хотѣлось вспомнить подробнѣе, яснѣе, но не удавалось. Казалось, вотъ, вотъ она удержитъ его, но нѣтъ, все не то,-- это только картинка тропической флоры, видѣнная ею на дняхъ въ журналѣ. Лола со вздохомъ подошла къ окну; она вздрагивала, точно ее обдавалъ холодный дождь, который барабанилъ по стекламъ.
   Здѣсь я -- чужая, а свою родину забыла. Гдѣ же мнѣ жить? Тамъ у меня была семья, друзья. Тамъ меня всѣ понимали. Тамъ я была счастлива.
   Она мысленно горько упрекала отца, покинувшаго ее въ чужой странѣ, среди чужихъ людей.
   -- Почему онъ привезъ именно меня? Почему Нэнэ могъ тамъ оставаться. Вѣрно, па меня никогда не любилъ!
   Лола стала вспоминать его письма и рѣшила, что они были написаны холодно и равнодушно. А между тѣмъ, отецъ писалъ ей каждый мѣсяцъ, и только его корректный стиль дѣлового человѣка былъ виной тому, что письма казались безучастными. Лолѣ трудно было понять, какая нѣжная любовь скрывалась за этими холодными фразами.
   -- Ни разу не пріѣхалъ онъ повидаться со мной за всѣ эти долгіе годы.
   -- А какъ онъ былъ суровъ съ ма, бѣдной ма, которая такъ плакала, когда Лолу отнесъ на пароходъ высокій негръ!
   Лола ясно вспомнила ту дурную, страшную ночь, и ей хотѣлось крикнуть съ дѣтской тоской:
   -- Ма!
   Протянувъ руки впередъ:
   -- Ma! Ма!
   Лола хотѣла воскресить въ своей памяти ея лицо, но напрасно. Она шептала нѣжныя, ласкательныя слова, въ страшномъ возбужденіи подставляла губы образу матери -- напрасно. Желаемый образъ исчезалъ.
   Но она не сдавалась, съ тоской искала вокругъ себя помощи, поддержки -- ахъ, да -- письмо ма!-- Она вынимала его изъ папки, и, тяжело всхлипывая, прикладывала старую бумагу къ своей щекѣ.
   -- Это, вѣдь, отъ ма, отъ дорогой ма!-- Каждая маленькая, неровная буква была подаркомъ отъ ма. Она перечитывала это старое письмо, опять и опять. Снова пыталась разгадать нѣкоторыя непонятыя ею слова. Затѣмъ громко произносилатихъ, прислушиваясь къ нимъ съ открытымъ ртомъ и удивленными глазами. Иногда взволнованно смѣялась: да, да, вотъ именно такъ они звучали. А затѣмъ ликуя:-- Вотъ голосъ ма! А такъ говорила черная Анна, а такъ -- Лола начинала вспоминать имена прежнихъ подругъ; какой-нибудь слогъ вызывалъ въ памяти давно забытое лицо, происшествіе. Лола ужъ не знала, на чемъ раньше остановиться. Ея мысли бросались по разнымъ направленіямъ. Минутами она была вполнѣ счастлива. Затѣмъ все исчезало и Лола рѣшала: -- Я должна поѣхать туда! Сейчасъ, сейчасъ напишу объ этомъ па!-- Она садилась за письмо, хотѣла быть ласковой, угодить па и не находила словъ.
   -- Нельзя ли телеграфировать? Нельзя ли убѣжать отсюда? Сію минуту, сію минуту!-- Она начинала ходить взадъ и впередъ по комнатѣ и, наконецъ, съ трудомъ собравшись съ мыслями, писала:
   "Милый па, не позволишь ли ты мнѣ поскорѣе пріѣхать къ вамъ? Ты хотѣлъ, чтобы я здѣсь училась. Увѣряю тебя, что я уже многому научилась".
   Она взглянула въ зеркало, въ которомъ отражалась чуждая ей комната, чуждая, несмотря на то, что она прожила здѣсь семь лѣтъ. Она вспоминала свое лицо рядомъ съ тѣми чуждыми лицами. Вспоминала голоса, которые раздавались вокругъ нея, которые произносили чуждыя слова, выражали другія, чуждыя ей привычки.
   "Я бы тебѣ еще многое сказала, но не умѣю выразиться, такъ какъ, собственно, не владѣю хорошо ни однимъ языкомъ. Пожалуйста, позволь мнѣ пріѣхать. Поклонъ Нэнэ и ма. Нельзя ли получить карточку ма?"
   Лола чувствовала, что отмстила за себя, и спокойно пошла къ остальнымъ. Въ этотъ день она была особенно смѣла и рѣшительна, вечеромъ затѣяла споръ и, противъ своего обыкновенія, не сожалѣла о томъ, что наговорила въ пылу разсраженія.
   Она была твердо увѣрена -- па не откажетъ въ ея просьбѣ, а пока собирала поклонницъ, которымъ во всемъ задавала тонъ, помогала одерживать верхъ надъ другими въ живыхъ картинахъ. Пансіонерки раскололись на двѣ партіи -- одна сгруппировалась вокругъ Женни, другая вокругъ Лолы, и обѣ съ одинаковымъ жаромъ боролись за привлеченіе въ свою партію приходящихъ ученицъ. Борьба была упорная и безмолвная. Однажды соревнованіе происходило изъ-за того, кто окажется раньше за завтракомъ. Напрасно встали съ разсвѣтомъ сторонницы Женни -- Лола со своими уже сидѣла за столомъ. Дѣло въ томъ, что. она связала себя съ другими длинными нитками, которыя протянула подъ дверями. Каждая дѣвочка была связана съ другой, и стоило повернуться одной, какъ просыпались всѣ. Въ эту ночь никто не спалъ, но за то какое радостное чувство побѣды наполняло ихъ.
   У Лолы къ чувству превосходства надъ остальными примѣшивалось и презрѣніе къ нимъ. Ей пріятно было чувствовать свою власть, но при этомъ она думала: -- Какое мнѣ до васъ дѣло! Сколько это вообще еще продлится! Недѣли черезъ двѣ получится письмо отъ па!-- Иногда она поглядывала на Эрнесту, которая ничего не подозрѣвала, и съ трудомъ скрывала свое ликованіе. Какъ-то разъ она даже выдала себя. Въ воскресенье послѣ обѣда Женни пѣла что-то приторно-сентиментальное, прижимая руки къ груди. Лола закричала:
   -- Какая безвкусица!
   Сторонницы Женни запротестовали, и даже въ ея партія не всѣ были согласны съ Лолой. Одна изъ нихъ, дочь депутата, заявила:
   -- Женни пѣла очень хорошо, въ чисто нѣмецкомъ вкусѣ.
   -- Въ такомъ случаѣ это была нѣмецкая безвкусица,-- повторила Лола.
   Всѣ молчали. А когда Лола стала искать поддержки у своихъ сторонницъ, она замѣтила, что онѣ избѣгали ея взгляда и поспѣшили ускользнуть изъ комнаты. Одна изъ нихъ ѣдко проговорила:
   -- Тебѣ этого, конечно, не понять, ты, вѣдь, бразиліанка.
   -- Если бы она была хоть этимъ, -- возразила дочь депутата.
   -- Но она ничего, она просто...
   И съ пренебрежительно вздернутыми губами докончила:
   -- Интернаціональная!
   Отвращеніе, написанное на лицѣ говорившей заразило остальныхъ; онѣ перемѣнили тему разговора, точно говорили о чемъ-то позорномъ. Въ это врамя вошла горничная и передала Лолѣ письмо.
   -- Отъ па!-- Лола выскочила изъ комнаты и заперлась у себя. Она вся дрожала, чувствуя, что рѣшает ея ея судьба, и прошептала:-- Боже мой, Боже!
   Затѣмъ прочла письмо.
   "Милая моя дочь! Твои строки получилъ и съ крайнимъ сожалѣніемъ узналъ, что окружающая тебя обстановка не удовлетворяетъ тебя настолько, насколько я желалъ и ждалъ. А между тѣмъ, весьма полезно удовлетворяться окружающимъ; особенно если эта обстановка временная. Впрочемъ, обѣщаю тебѣ исполнить отчасти твою просьбу и повидаться съ тобой, при чемъ увѣряю тебя, что свиданіе это откладывалось не по моей винѣ. Считаю твой пріѣздъ сюда преждевременнымъ. Будь увѣрена, что мы не долго будемъ въ разлукѣ и что, когда будемъ имѣть возможность перемѣнить мѣсто жительства, то сюда, конечно, переѣдетъ и твоя мать. Она тебѣ кланяется, но своей карточки не можетъ прислать, такъ какъ ни одну не находитъ вѣрной.
   Жизнь каждаго изъ васъ, милое дитя, находится въ зависимости отъ-того, какая кровь течетъ въ нашихъ жилахъ. Среди чуждаго намъ народа мы никогда не можемъ себя чувствовать вполнѣ хорошо. Въ тебѣ, моя дочь, имѣетъ перевѣсъ, какъ я надѣюсь и вѣрю, нѣмецкая кровь, и я мечтаю увидѣть тебя нѣмецкой дѣвушкой. Твоя задача заключается въ томъ, чтобы чувствовать себя въ Германіи совсѣмъ на родинѣ.
   Съ любовью прими эти слова твоего отца. Повѣрь, что мое единственное желаніе видѣть тебя довольной и счастливой".
   Лола кончила, но не отрывала глазъ отъ письма. Ни карточки, ни согласія на пріѣздъ домой, ничего, ни одного добраго слова! Все здѣсь написанное звучало жестко и безучастно. Чувствовать себя здѣсь, какъ на родинѣ, здѣсь, гдѣ ее тонько что унизили и оскорбили! На не зналъ ничего; никто не интересовался Лолой, никто, никто. Все было кончено.
   -- Что съ тобой?-- участливо спросила ее Эрнеста, когда позвонили къ завтраку, -- ужъ не дурныя ли вѣсти изъ дому?
   -- О, нѣтъ, они всѣ здоровы, мнѣ просто какъ-то не по себѣ.
   Эрнеста позволила ей лечь, и Лола была очень рада, когда докторъ заявилъ, что у нея лихорадка. Лежать въ кровати, никого не видѣть, это было хорошо!-- А когда она встала, то на правахъ больной могла молчать и быть не въ духѣ. Она сидѣла блѣдная, слабая и, вмѣсто того, чтобы отвѣчать учительницѣ, смотрѣла на нее такъ, будто видѣла ее въ первый разъ. Какое странное, некрасивое лицо: сердитые глаза, желтые виски, мелкія морщины вокругъ рта! И Лолѣ казалось, что оно становится все старше и старше и превращается, наконецъ, въ мумію. Она съ испугомъ опомнилась, но нѣсколько минутъ спустя уставилась въ лицо отвѣчавшей урокъ ученицы.
   Всѣ лица казались ей отталкивающими; -- глупость и простота нѣкоторыхъ изъ нихъ раздражали ее. Лола злилась, и ей казалось, что она совершенно отупѣла..
   Каждый грубый поступокъ причинялъ ей глубокое страданіе; она запоминала все мелкое, дурное, что видѣла вокругъ себя, и испытывала отъ этого какое-то странное чувство мести. Вотъ каковы были ея враги!
   Лола была увѣрена, что ее всѣ ненавидятъ, и отвѣчала имъ тѣмъ же. Когда собиралось нѣсколько дѣвочекъ и начинали оживленную болтовню, ей казалось, что произносятъ ея имя. Она подходила и просила -- "продолжайте, продолжайте; пожалуйста", -- ея голосъ долженъ былъ звучать насмѣшливо, а выходилъ сдавленнымъ и неувѣреннымъ.
   Однажды вечеромъ, когда заваривали чай, вспыхнула спиртовая машинка и обдала Лолу синими язычками пламени. Лола салфеткой быстро ихъ потушила и закричала:
   -- Это ты виновата, Берта! Ты знала, что сегодня мой чередъ варить чай, и потому нарочно налила слишкомъ полно машинку.
   -- Богъ съ тобой, Лола я, вѣдь, не хотѣла, чтобы ты сгорѣла.
   -- А кто мнѣ далъ на-дняхъ страшно горячую чашку въ руки?
   -- Я этого не знала. Съ другой стороны она была совершенно холодная.
   Добродушная дѣвочка чуть не плакала. Эрнеста съ огорченіемъ замѣтила:-- Ты подозрительна, Лола это очень нехорошая черта.
   Лола была подозрительна, чувствительна, потому что была одинока, всегда на-сторожѣ. Другія имѣли какую-нибудь опору, защиту: положеніе отца, имена тѣхъ, кто ихъ посѣщалъ. Одна маленькая, неуклюжая дѣвочка съ глазами совы вѣчно повторяла, когда чувствовала себя чѣмъ-нибудь обиженной:-- Я -- дворянка, мы называемся "фонъ", а ты нѣтъ.-- Лола тщетно пыталась отмстить. Какъ-то разъ она прочла въ газетѣ, что депутатъ, отецъ ея антипатіи, обанкротился. У нея сердце застучало отъ радости.. Если быть "интернаціональной" -- позоръ, то банкротомъ быть -- и подавно. Съ газетой въ рукахъ бѣгала Лола отъ одной дѣвочки къ другой; дочь депутата слѣдовала за ней и жалобно говорила:-- Это неправда!-- Потомъ отправилась къ Эрнестѣ, прося угомонить Лолу.
   А когда однажды за столомъ сидѣла рыжая костлявая мать Женни и вела разговоръ, Лола отъ огорченья и досады нё могла досидѣть до конца обѣда, убѣжала въ свою комнату и глухо тамъ зарыдала. Никогда, никогда не пріѣдетъ она!
   Некрасивые, простые люди любятъ, по крайней мѣрѣ, своихъ дѣтей!
   Эрнеста съ недоумѣніемъ слѣдила за вспышками Лолы. Она, которая такъ любила дѣвочку, сильно огорчалась тѣмъ, что не можетъ ее понять. Иногда она теряла терпѣніе и пыталась дѣйствовать строгостью. Но щепетильное отношеніе къ тайнамъ чужого сердца удерживало ее.-- "Тутъ, что-то есть, -- думала она, -- пусть дѣвочка сама справится съ этимъ".-- Существовало одно предположеніе, по Эрнеста боялась его высказать.
   -- Скажи, ты все еще хочешь быть актрисой?-- спросила она какъ-то Лолу, собравшись съ духомъ.
   -- Актрисой?-- повторила Лола, съ удивленіемъ поднявъ брови.
   -- Объ этомъ теперь я никогда не думаю.
   Лола думала, что и тамъ люди не лучше, и рѣшила отказаться отъ сцены. Эрнеста вздохнула съ облегченіемъ:-- Слава Богу, слава Богу!
   Она подошла къ Лолѣ и поцѣловала ее въ губы. Слезы блестѣли.у нея на глазахъ.
   -- Все остальное будетъ хорошо, -- убѣжденно проговорила она. Лолу злило, что Эрнеста такъ легко плакала, и она жалобно взглянула на нее. Та быстро отошла.
   -- Ты будешь за это вознаграждена, -- весело сказала Эрнеста.-- Скажи-ка, гдѣ бы ты предпочла провести лѣто -- въ горахъ или на озерѣ?
   -- Мнѣ все равно.
   -- А вотъ подумай.
   Но Лола заупрямилась и рѣшила не отвѣчать. Эрнестѣ пришлось выбирать самой; въ началѣ каникулъ она и Лола отправились въ горы.
   -- Мы должны много гулять вмѣстѣ, -- сказала Эрнеста, но это оказалось невозможнымъ, потому что при подъемахъ у нея начинались приступы сердцебіенія. Лола оставляла ее на скамейкѣ, а сама уходила далеко, далеко въ лѣсъ, гдѣ было дико и безлюдно, гдѣ едва виднѣлась тропинка и было мучительно тихо. Лола была такъ несчастна, что страдала отъ присутствія людей.
   Она чувствовала себя некрасивой: постоянно мучило сознаніе, что у нея слишкомъ высокій лобъ, блѣдныя губы, длинныя, угловатыя руки и ноги. Лола отлично понимала, что присутствіе Эрнесты въ старомодной шляпѣ, шерстяныхъ перчаткахъ, старомъ пальто еще больше подчеркиваетъ ея некрасивость. Онѣ были такой странной, комичной парой! Лола съ отчаяніемъ думала, что окружающіе считаютъ ихъ принадлежащими къ одному разряду людей, ее, Лолу, которая была такъ безконечно далека не только отъ Эрнесты, но вообще это всѣхъ Теперь при встрѣчахъ съ людьми она или робко отворачивалась, или дерзко смотрѣла имъ въ лицо, точно желая сказать, что ей стыдиться нечего. Однако, несмотря на это, чуть влюбилась въ перваго же молодого человѣка, сосѣда по табльдоту. Не влюбилась только потому, что была слишкомъ горда и знала, что некрасива. Она вообще рѣшила, что ни одинтъ человѣкъ не достоинъ любви, что общеніе съ людьми можетъ лишь послужить поводомъ къ новымъ огорченіямъ. Въ одиночествѣ она чувствовала себя лучше -- могла углубиться въ книгу, забыть свое мучительное "я". Тѣмъ ужаснѣе было то, что враги настигли ее и здѣсь. Однажды, когда она сидѣла въ лѣсу, куда, по ея мнѣнію, не проникалъ еще ни одинъ человѣкъ, вдругъ послышался шумъ многихъ голосовъ. Общество шло, раздѣлившись на двѣ партіи, разными дорогами, но черезъ нѣсколько минутъ снова встрѣтилось -- при этой неожиданной встрѣчѣ раздались веселые, радостные крики, смѣхъ. А Лолѣ все это казалось отвратительной комедіей, и она ломала руки отъ раздраженія. Наступила тишина. На ближайшемъ деревѣ послышался птичій крикъ. Лола съ ожесточеніемъ швырнула туда камень. Нѣсколько минутъ спустя она лежала въ травѣ и горячо, безутѣшно рыдала.
   Когда становилось слишкомъ жарко или приближалась гроза, Лола отправлялась въ лѣсъ и. брала съ собой любимую книгу -- Ламартина. Съ горы, на которую она поднималась, видна была безгранично далекая страна съ черными лѣсами, лугами, красными маковыми полями.
   Во время дождя Лола укрывалась въ хижинѣ дровосѣка -- дождь шумѣлъ, а мысли уносили ее далеко, далеко. Она слышала какіе-то необычайно нѣжные, сладкіе звуки, казалось, что она садится въ лодку, а съ ней еще кто-то -- онъ говоритъ: -- Взгляни снисходительно на юность, которая блистаетъ красотой: уйдетъ и молодость,-- что отъ нихъ останется? Могила поглотитъ ихъ и наступитъ для нихъ вѣчное молчаніе; но тебя, Лола, не забудутъ, хотя смѣнятся столѣтія столѣтіями.
   Поэтъ говорилъ это, Ламартинъ. Лола проснулась. Она прижимала ладони къ раскраснѣвшимся отъ стыда и счастья щекамъ и вздрагивала отъ предчувствія того вѣчнаго блаженства, которое ее ждало. Любить и быть любимой безсмертно! Какъ это необъятно, велико! И все же она чувствовала, что ей предначертана такая судьба. Бодрая и радостная, замѣтила она, что въ сердцѣ уже нѣтъ той страшной ненависти къ людямъ. Ей предстоялъ не тотъ жизненный путь, по которому шли обыкновенные люди. Люди опредѣленной національности, говорящіе на опредѣленномъ языкѣ, люди съ предразсудками, привязанные къ деньгамъ и землѣ. Эти люди не могли такъ чувствовать, какъ она. Гдѣ-то должны были существовать другіе, болѣе чистые, болѣе добрые, которыхъ стоило любить. Они жили, вѣроятно, на другой планетѣ.
   Такъ фантазировала Лола, и теперь возвращалась послѣ грозы, совсѣмъ опьянѣвшая отъ ясной, синѣющей дали, отъ красоты освѣженной природы, отъ всеобъемлющей любви къ людямъ.
   Эрнеста съ ужасомъ сказала:
   -- Лола, ты вся промокла! Да,-- вѣдь; такъ ты всѣ свои платья испортишь!
   И Лола должна забыть о поэзіи и вернуться къ скучной, безцвѣтной дѣйствительности.
   Во время грозы Эрнеста ушла къ себѣ въ комнату, но читать не могла: она все думала о томъ, какъ мало радостей доставляетъ ей ея любимица, та Лола, которую она въ душѣ называла своимъ ребенкомъ. Отель былъ изъ очень дорогихъ, Лолѣ не тяжело было платить за себя, но скудныхъ средствъ Эрнесты едва хватало. Обыкновенно она проводила лѣто гдѣ-нибудь въ маленькой деревушкѣ съ другими учительницами и Лолой. Путешествіе въ горы она предприняла исключительно изъ-за Лолы. Дѣвочка росла, и Эрнеста чувствовала, что лишится ея. И. ей хотѣлось еще хоть на короткое время имѣть ее для себя; какъ тогда, когда она была еще совсѣмъ маленькой. И что же? Эрнеста постоянно была одна въ своей комнатѣ: безпрерывно лили дожди, а Лолѣ и въ голову не приходило посидѣть съ ней.
   "Она еще молода, занята исключительно собой и не понимаетъ, что дѣлается въ чужой душѣ. Ея поведеніе объясняется не отсутствіемъ деликатности. Просто я должна высказать, какъ мнѣ хочется побольше быть съ ней. Это моя вина -- надо ей сказать".-- И Эрнеста краснѣла, хотя была совершенно одна въ комнатѣ.
   Сколько молчаливыхъ страданій доставила ей любовь къ этому ребенку! Она до сихъ поръ помнила всѣ наказанія, которымъ подвергла Лолу въ первый годъ ея появленія въ пансіонѣ: такъ тяжело ей было наказывать дѣвочку. Помнила всѣ болѣзненно-нервныя восклицанія маленькой Лолы, которыя та давно забыла. Эрнеста помнила ихъ и со страхомъ спрашивала себя, была ли она достаточно нѣжна съ одинокимъ ребенкомъ. Она вѣдь всегда старалась доставить ей пріятное; приготовляла ея любимыя кушанья, заставляла ворчливаго шпица Ами служить на заднихъ лапкахъ. Ами уже не было. Все измѣнилось. Никогда уже не сидѣла Лола у ногъ Эрнесты, какъ тогда, когда она не умѣла по-нѣмецки и тѣ немногія слова, что знала -- произносила, какъ ласкательныя. Никогда больше не прыгала она къ ней въ постель по утрамъ, не будила поцѣлуями.
   -- Мы нужны дѣтямъ только пока они малы и безпомощны.-- Но неужели такова любовь дѣтей? нѣтъ, нѣтъ, это невозможно! И все же Эрнеста чувствовала, что Лола скоро уйдетъ отъ нея.
   Легко и незамѣтно уходила подрастающая дѣвочка изъ-подъ ея вліянія: такъ легко, точно никогда глубоко не любила Эрнесты. Но, нѣтъ, это было несправедливо по отношенію къ Лолѣ -- передъ ней открывалась жизнь, она шла ей навстрѣчу. Правда, въ дѣвочкѣ всегда было что-то странное, чужое, что часто безпокоило Эрнесту. Она не имѣла подругъ, рано стала влюбляться; впрочемъ, это были такія дѣтскія выходки! Наконецъ, влеченіе къ театру -- вотъ что не мало волновало Эрнесту! А теперь -- замѣтное отчужденіе между ней и дѣвочкой, предчувствіе неминуемой и близкой разлуки!
   -- Почему она такая? Въ чемъ она можетъ меня упрекнуть? Неужели все еще думаетъ о театрѣ?
   Эрнеста знала, что и другія дѣвочки въ возрастѣ Лолы бываютъ раздражительны, нервны, легко возбуждаются. Но Лола была совершенно непонятна, въ ея замкнутости чувствовалось что-то озлобленное, враждебное. Если она страдала, то почему не открыться своей старой подругѣ?-- Она, вѣдь, для меня все, но молодежь надѣется на свою самостоятельность. Когда-нибудь она вспомнитъ меня!
   Раздраженная своимъ одиночествомъ, Эрнеста готова была чуть ли не пожелать дѣвочкѣ дурное будущее, чтобы она вспомнила о ней.
   Но послышались шаги Лолы и, прежде чѣмъ она открыла дверь, Эрнеста простила ей все.
   -- Довольно набѣгалась?-- весело спросила она ее.
   -- Сядь-ка поближе къ старой Эрнестѣ!
   Она сдѣлала видъ, что очень занята своимъ вязаніемъ и заговорила:
   -- Знаешь, о чемъ я вспомнила? О томъ платьицѣ, которое ты носила, когда пріѣхала изъ Америки. Оно было такого же цвѣта, какъ то, которое теперь на тебѣ, да и рукава такіе же. Сколько воды утекло за это время!
   Лола подняла голову отъ книги, которую держала, подождала, немного и продолжала читать.
   -- Ты пріѣхала какъ разъ, когда я была очень грустна и одинока,-- продолжала Эрнеста.
   -- Что?-- переспросила Лола, и Эрнеста робко повторила сказанную ею фразу.
   -- Да,-- нетерпѣливо проговорила Лола; ей было досадно, что Эрнеста отвлекла ее отъ ея мыслей.
   -- Знаешь, первый годъ ты была ужасно печальна.
   Лола опять подняла голову. Задавать вопросы? Къ чему? Этого ей не хотѣлось, и она снова углубилась въ книгу.
   -- Когда человѣкъ такъ одинокъ, какъ я была тогда, онъ быстро привязывается. И я горячо полюбила тебя, одинокаго ребенка -- просто сказала Эрнеста. И послѣ небольшой паузы -- Лола молчала и не двигалась.
   -- Ты, вѣдь, никогда не забудешь старую Эрнесту, правда?
   Молчаніе.
   -- Если тебѣ. прійдется воспитывать ребенка, ты, навѣрное, вспомнишь обо мнѣ... Ты непремѣнно должна сама его воспитывать... Вотъ, что сказано въ "Эмилѣ" Руссо:
   -- "Когда отецъ производитъ на свѣтъ и кормитъ дѣтей, онъ исполняеть только треть своей задачи... Кто не можетъ исполнить всѣхъ отцовскихъ обязанностей, не имѣетъ права стать отцомъ. Ни бѣдность, ни работа не могутъ освободить его отъ обязанности кормить и воспитывать своихъ дѣтей. Читатели, повѣрьте мнѣ, тотъ, у кого есть сердце и кто не исполнитъ этого святого долга, будетъ долгое время проливать горькія слезы и никогда не забудетъ о своей ошибкѣ"...
   Эрнеста подняла глаза. Лола сидѣла блѣдная и пристально смотрѣла на нее.
   -- Ты говоришь о моемъ отцѣ?
   Эрнеста испуганно раскрыла ротъ и не могла выговорить ни слова.
   -- Ты говоришь о моемъ отцѣ?-- повторила Лола.
   Красная отъ смущенія Эрнеста проговорила:
   -- Что ты, дитя мое, Господь съ тобой! Я говорила о насъ, о тебѣ и обо мнѣ. Я вѣдь мысленно всегда называю тебя своей.
   Лола все еще недовѣрчиво смотрѣла на нее -- нѣтъ, она не говорила о па! Какимъ страннымъ тономъ она сказала: я считаю тебя своимъ ребенкомъ. Лола невольно стала сравнивать старое, плохо сшитое платье Эрнесты со своимъ, которое ей тоже вѣчно приходилось обдергивать. И быстро отвернулась.
   Эрнеста склонилась надъ своимъ вязаніемъ и печально подумала: "Бѣдное дитя, ей показалось, что я хочу ее уязвить. Бѣдное, бѣдное дитя!"
   Когда же нѣсколько минутъ спустя она обратилась къ Лолѣ съ какимъ-то вопросомъ и та ей не отвѣтила, Эрнеста постучала, пальцемъ объ столъ и строго замѣтила:
   -- Если ты будешь затыкать уши, то, конечно, не поймешь меня. Говори, пожалуйста, по-французски!
   И онѣ завели для практики длинный, скучный разговоръ.
   Да, положительно, хорошіе люди живутъ на другой планетѣ; вблизи Лола ихъ не видѣла.
   Однажды она нашла въ травѣ маленькую птичку, выпавшую изъ тифзда, и отнесла ее домой.
   -- Что это собственно за птица?-- спросила Эрнеста.
   -- Все равно, я ее люблю,-- отвѣтила Лола.
   -- Когда пріѣдемъ въ городъ, надо будетъ освѣдомиться въ учебникѣ зоологіи.
   -- Нѣтъ, пожалуйста, не дѣлай этого. Мнѣ безразлично, къ какому разряду она принадлежитъ. Можетъ быть, она -- чужая: я ее уже люблю!
   -- Какая ты странная! Впрочемъ, какъ хочешь.
   Съ нѣкотораго времени, въ пансіонѣ не рѣшались ее критиковать -- всѣ восхищались ею. Въ эту зиму она совершенно преобразилась и похорошѣла до неузнаваемости. Она сама замѣчала, что ея плечи округлялись, руки и ноги не казались длинными, неуклюжими. И ее охватила страшная радость.
   -- Неужели это я?-- Она уходила, когда только могла, въ свою комнату "поиграть съ птичкой", какъ она говорила, но на птичку перестала обращать вниманіе, а любовалась собой.
   Вечеромъ она раньше другихъ уходила спать. чтобы подольше оставаться наединѣ со своимъ зеркаломъ. Она видѣла въ немъ огромную волну мягкихъ, золотистыхъ волосъ, нѣжно очерченныя брови надъ чудными, блестящими глазами, тонкія, ярко-красныя губы. Щеки были идеальной формы, заливались нѣжнымъ румянцемъ, и неужели этотъ носъ съ тонкой горбинкой былъ еще такъ недавно некрасивымъ и большимъ. Когда она разстегивала платье; то восхищалась своей красивой шеей, изящной грудью. Ей хотѣлось всю себя оглядѣть, но Эрнеста могла войти; все-таки она это сдѣлала, поставила зеркало на полъ, но сейчасъ же быстро потушила лампу и съ бьющимся сердцемъ бросилась на кровать.
   Какъ она была хороша! Всѣ пансіонерки мечтали подружиться съ ней. Лола испытывала ихъ, требовала, чтобы ей подарили такой предметъ, который былъ имъ особенно дорогъ, только для того, чтобы почувствовать свою власть. Затѣмъ отдавала подарокъ обратно, заявляя, что не можетъ быть ничьей подругой.
   Дружба!-- она слишкомъ серьезно понимала это слово. Послѣ того, какъ ее покинули родные,.ея другомъ могъ быть только человѣкъ съ другой планеты. А для того, чтобы, они встрѣтились, надо было пройти жизнь полную страданій. Чувства этихъ земныхъ людей были слишкомъ низки и ничтожны. Лола больше не прислушивалась къ тому, что говорили о ней. Люди ей казались чуждыми и уродливыми -- она ихъ ненавидѣла. Онѣ хотѣли быть ея подругами? Эти Берты, Греты, которыя вчера до слезъ ссорились изъ-за какого-то жалкаго пирожнаго!
   Теперь, когда Лолѣ надо было написать сочиненіе, она находила его уже готовымъ въ своей тетради. Она получала письма, написанныя той же рукой, въ которыхъ ее молили о дружбѣ. Сначала она ихъ просто выбрасывала, но потомъ заинтересовывалась, отъ кого они были. Однажды воивремя перемѣны она заявила, что хочетъ сообщить что-то необычайно интересное, и собрала вокругъ себя всѣхъ пансіонерокъ. Вынувъ изъ кармана письмо, она громко закричала: -- Кто написалъ это?-- и пристально стала вглядываться въ окружающія лица. Всѣ разглядывали письмо съ любопытствомъ, только длинная Аста стояла въ сторонѣ и смущенно поглядывала на Лолу. Та спрятала письмо и съ короткимъ "спасибо" -- повернулась и ушла.
   Послѣ обѣда въ одномъ изъ ея учебниковъ очутилось новое письмо. Лола сейчасъ же узнала почеркъ Асты. Послѣдняя просила ее непремѣнно прійти въ шесть часовъ въ бесѣдку -- она должна ей что-то сообщить.
   Лола рѣшила не итти. Когда стемнѣло, она сѣла у окна своей комнаты. По саду прошла въ калошахъ длинная Аста. Лола задумчиво смотрѣла ей вслѣдъ. И вдругъ накинула пальто и сошла внизъ.
   -- Въ чемъ дѣло?-- спросила она, неожиданно появляясь изъ-за деревьевъ. Аста испуганно вскочила со скамейки.
   -- Прости,-- застонала она,-- прости! Я не хотѣла тебѣ лгать, но въ присутствіи другихъ не въ силахъ была этого сказать.
   -- Ничего, -- успокоительно сказала Дола. Ей стало жаль этой маленькой худой головы съ жидкими волосами и длиннымъ носомъ. Она подумала о томъ, какъ противно было бы ее поцѣловать, и даже вздрогнула.
   Но боялась причинить страданіе этому жалкому существу.
   -- Кто же писалъ за тебя?-- мягко спросила она. Аста опустила глаза.
   -- Горничная относила въ городъ мои письма, тамъ ихъ переписывали.
   Она съ трудомъ переводила дыханье.
   -- Какъ ты добра, что пришла, Дола. Я этого не заслужила.
   -- Почему?-- спросила Лола и сейчасъ же почувствовала, что этотъ вопросъ былъ лишній.
   -- Ты такъ красива, такъ обаятельна. Всѣ мечтаютъ имѣть тебя своей подругой, и вдругъ я тоже этого добиваюсь. Но, пойми, иначе я не могу. Я знаю, никто не будетъ мнѣ ближе и милѣе тебя. Когда я думаю о тебѣ, мнѣ кажется, что я уже не люблю ни маму, ни брата. Понимаешь ли, не люблю!
   И Лола почувствовала, что Аста нѣжно обняла ее. Лола откинула голову назадъ, чтобы не чувствовать дыханья Асты. Нервныя руки лихорадочно скользили по ея тѣлу, по груди. Ей стало страшно. Она пыталась вырваться и услышала за собой смѣхъ. Мысль о томъ, что у нея есть свидѣтели, возмутила ее.-- У меня нѣтъ ничего общаго съ длинной Астой, но обижать ее тоже не хочу.-- И она быстро нагнулась и поцѣловала Асту въ щеку. Когда она вышла, за ея спиной послышалось глухое рыданіе. Часто, оставаясь одна въ комнатѣ, она удивленно вспоминала объ этомъ.
   Женни ей все объяснила. Пасха приближалась, Женни должна была конфирмоваться и имѣла торжественный видъ. Увидѣвъ какъ-то Лолу въ саду, она подошла къ ней и сказала:
   -- Лола, ты бываешь иногда очень неосторожна: я, какъ старшая, хочу тебя предостеречь. Ты можешь поблагодарить Бога, что я была за деревьями, когда у васъ былъ разговоръ съ Астой, иначе...
   -- Ахъ, ты не знаешь, какъ дурны нѣкоторыя дѣвушки, а мужчины...
   Чутье подсказывало Лолѣ, что она услышитъ нѣчто непріятное, и она захотѣла прервать этотъ разговоръ. Но Женни уже нельзя было удержать. Она не могла терять времени -- такъ какъ скоро покидала пансіонъ. Она больше не предлагала Лолѣ познакомить ее съ шарманщикомъ, такія глупости были давно забыты. Но наивность Лолы невозможно было оставить безъ вниманія.
   -- Мнѣ кажется, что я оказала тебѣ истинную услугу,-- сказала она, закончивъ свои объясненія и разоблаченія.
   -- Да, конечно, -- проговорила Лола, пожимая плечами. Ей было не по себѣ. Она думала:
   "Я отлично поняла, каковы люди. Все, что я сейчасъ узнала, только подтверждаетъ мой взглядъ на нихъ".
   -- Извини, пожалуйста, я должна покормить свою птичку,-- обратилась она къ Женни.
   Но птичка ей давно.надоѣла, она забыла о ней и нѣсколько дней думала только о разоблаченіяхъ Женни. Постепенно она стала о нихъ забывать и только меланхолично размышляла:-- Ахъ, почему не существуетъ, чистой любви!
   Письмо отъ на направило ея мысли въ другую сторону. Па писалъ изъ Аргентины, куда отправился по дѣламъ.
   "Обстоятельства такъ складываются, что я начинаю надѣяться осуществить свою завѣтную.мечту: поселиться съ семьей въ своей родной странѣ. Раньше всего я поѣду за тобой, дитя мое. Но предварительно мнѣ необходимо побывать въ Ріо".
   "А тамъ опять его что-нибудь удержитъ на продолжительное время. Знаемъ мы это",-- подумала Лола.
   Она больше не вѣрила па. Можетъ быть, у него были самыя лучшія намѣренія, но у него, вѣроятно, были и другія заботы, которыя отвлекали, его отъ Лолы. Онъ могъ, конечно, помнить о дочери, но любить, врядъ ли -- онъ, вѣдь, совсѣмъ мало зналъ ее.
   Она отложила письмо, рѣшивъ, что оно значенія не имѣетъ. Однако, во время работы ощутила какое-то радостное волненіе, замѣтила, что все время думала о пріѣздѣ па и написала все невѣрно. Напрасно увѣряла она себя: -- когда я была маленькой, па дурно поступилъ со мной; я этого никогда не забуду.-- Какъ только думала о пріѣздѣ па, начинало громко стучать сердце. И постепенно она стала думать только объ этомъ. Сначала она робко надѣялась:
   -- Когда па пріѣдетъ, я буду жить дома. Наконецъ-то не у чужихъ, а у своего отца!
   Затѣмъ она рѣшила:
   -- Зачѣмъ сидѣть на одномъ мѣстѣ, гораздо лучше путешествовать.-- Она стала вспоминать всѣ тѣ мѣста, въ которыхъ ей хотѣлось бы побывать. И вдругъ робко спрашивала себя:-- А Ріо?-- Сначала она ничего не могла отвѣтить, затѣмъ рѣшила:-- Конечно, въ Ріо поѣдемъ. Если попрошу па, онъ навѣрное позволитъ мнѣ повидаться съ ма. Вѣдь, это близко. И потомъ для него же удобно: онъ тамъ останется; а я вернусь сюда.-- Но всѣ размышленія заканчивались такъ:-- Нѣтъ! Я не пріѣду назадъ. Я тамъ останусь. Ничего на со мной не подѣлаетъ, если я прыгну ему на шею! Лично все это совсѣмъ иначе, чѣмъ въ глупыхъ письмахъ. Или, наконецъ, я спрячусь у ма, или у дѣдушки и бабушки, нѣтъ, они уже умерли, или я лучше убѣгу, чѣмъ вернусь, сюда! Да, да, непремѣнно!-- И она захлопала въ ладоши, первый разъ со времени своего дѣтства. Затѣмъ она побѣжала къ Эрнестѣ, чтобы подѣлиться своей радостью. Внезапно она захотѣла погулять. На душѣ было слишкомъ весело -- сидѣть дома она не могла. Она стала болтать, и беззаботно смѣяться со всѣми. Ни минуты не оставалась она спокойной. То и дѣло повторяла: "какія вы скучныя!" и "неужели никто не пойдетъ гулять?" А когда бродила по улицамъ, то ей казалось, что она. приближаласькъ завѣтной, цѣли.-- Когда сидишь дома, время затягиваетъ тебя, какъ болото. "Дальше, дальше, все быстрѣе впередъ!"
   Однажды она собиралась выйти въ садъ, когда ей подали письмо съ черной каймой. Лола съ удивленіемъ взяла его и снова вернулась въ комнату. Почеркъ былъ ей незнакомъ; началось письмо такъ:
   "Милая Лола! Случилось большое несчастье, нашъ отецъ умеръ".
   -- Чей отецъ?
   Она взглянула на подпись: "Твой братъ Паоло".
   -- Паоло? Что за чепуха! Мой братъ назывался Нэнэ.
   Она стала читать дальше.
   "Отецъ послѣднее время, какъ тебѣ, кажется, извѣстно, разъѣзжалъ по Аргентинѣ и, какъ только вернулся, схватилъ желтую лихорадку. Ея жертвой падаютъ почти всѣ некоренные жители Ріо уѣхавшіе на время и затѣмъ возвращающіеся назадъ".
   -- Это все-таки, кажется, па.
   И она продолжала читать:
   "Мы съ мамой оплакиваемъ его. Раздѣли наши слезы, сестра!
   "Па умеръ?-- думала Лола.-- А, вѣдь, онъ хотѣлъ пріѣхать".
   Она растеряннымъ, блуждающимъ взглядомъ оглянулась кругомъ.
   Лола упала на колѣни и зарыдала. Все, о чемъ она думала до сихъ поръ, разсѣялось, какъ кошмаръ, теперь Лола поняла ясно: "па умеръ", и мучительныя мысли налетѣли на нее со всѣхъ сторонъ:-- Ты не любила его. Ты сердилась на него, не понимала его. Онъ хотѣлъ тебѣ добра и работалъ только для этого. Прочти его письма!
   Она прочитала послѣднее письмо и почувствовала теперь, какъ сильно желалъ отецъ увидать ее. Строчки затрепетали теперь тоской и нетерпѣніемъ.
   -- Какъ я могла раньше не замѣтить этого, я называла его холоднымъ. Холодной была я сама. Домой мнѣ хотѣлось изъ упрямства, изъ гордости. Видѣть его мнѣ было мало -- онъ же стремился только къ этому. Какъ онъ, должно быть, мучился этимъ передъ смертью!
   Страданіе разрывало ей душу, отдавало ее всю покойнику. Какъ онъ былъ нѣженъ съ ней! "Единственное мое желаніе -- видѣть тебя счастливой и радостной". Такъ было написано въ письмѣ, гдѣ онъ отказывалъ ей въ пріѣздѣ домой; въ письмѣ, которое она считала такимъ жесткимъ, изъ-за котораго почти ненавидѣла его! Теперь она вслушивалась въ каждое слово и каждое изъ нихъ говорило ей: "Я люблю тебя", какъ написалъ когда-то на въ своемъ первомъ письмѣ.
   Лола слышала, вспоминала въ воображеніи тяжелую спокойную походку па, ощущала прикосновеніе его сильной руки, видѣла сдержанное волненіе въ его строгомъ лицѣ. "А тогда на Большомъ островѣ",-- думала она. "Я была совсѣмъ маленькая, а онъ -- такой большой и свѣтлый, больше всихъ людей. Всѣ любовались имъ и завидовали мнѣ, когда я шла рядомъ съ нимъ. Какъ я гордилась своимъ па!
   При этомъ воспоминаніи Лола со стономъ упала на полъ.
   Вошла Эрнеста, но долго не рѣшалась ничего произнести. Лола, не подымаясь и не отрывая лица, подала ей письмо, но вся затрепетала, какъ только Эрнеста зашептала утѣшенія, наклонившись надъ ней. Вдругъ она приподнялась и вскрикнула:
   -- Я была плохая дочь!
   -- Что ты, дитя!-- пробормотала Эрнеста,-- ты, вѣдь, съ ранняго дѣтства не видала твоего добраго отца.
   Лола топнула ногой.
   -- Но я ненавидѣла его! Я -- плохая дочь!
   -- Горе затуманиваетъ тебя, дитя,-- сказала Эрнеста, рыдая, обняла голову Лолы и прижала къ себѣ. Лола хотѣла вырваться, во Эрнеста держала ее крѣпко, и Лола постепенно обезсилѣла, склонила голову и дала волю слезамъ.
   -- Ты должна написать матери и брату,-- сказала Эрнеста, радуясь, что нашла для Лолы работу; въ которой могло бы излиться ея горе.
   Но когда Лола стала собирать свои мысли и сочащіяся свѣжей кровью воспоминанія, то явились, и новые вопросы: "Что я имъ напишу? Что я хочу пріѣхать къ нимъ? Теперь я могу поѣхать, потому что на умеръ".
   И тотчасъ же подумала съ ужасомъ: "Господи! вѣдь, это выходитъ, какъ будто я радуюсь. Нѣтъ! нѣтъ! я не поѣду домой: па этого не хотѣлъ, и я не заслуживаю".
   Она написала, что должна еще здѣсь закончить свое образованіе, и когда заклеила письмо, то почувствовала себя точно выросшей.
   Ночью она плакала объ ушедшемъ навсегда отцѣ, о запрещеніи, которымъ, еще больше связалъ ее покойникъ, о потерянной родинѣ: все оплакивала она. Эрнеста всю ночь слышала ея слезы, но лежала совсѣмъ тихо. Но на другой день Лолѣ было легче -- раскаяніе и жертва, которую она принесла памяти па, успокоили ее; эти страданія, эта жертва принадлежали только ей, это былъ кусочекъ родины.
   И она увидала себя ребенкомъ, когда она бродила по городу, заглядывала во всѣ ворота и среди площади, гдѣ дулъ холодный вѣтеръ, умоляюще звала: "па! па!" Тогда онъ тоже оставилъ ее одну, и она не могла, не хотѣла этому повѣрить. Теперь онъ ушелъ еще дальше, и повѣрить было еще труднѣе. "Онъ, вѣдь, хотѣлъ, долженъ былъ скоро пріѣхать!.. И почему нѣтъ письма? Мнѣ еще надо о многомъ спросить ихъ?"
   Лола писала письмо за письмомъ и въ каждомъ ей хотѣлось приписать: "можно ли мнѣ пріѣхать къ вамъ?" Но она пересиливала себя: "Нѣтъ, нѣтъ! этого я не должна дѣлать. Мнѣ такъ суждено: я буду одинока"..
   И изъ этой вѣры въ свою судьбу она создавала себѣ опору въ жизни, которую ей предстояло пережить.
   Въ началѣ осени Лола изъявила желаніе готовиться къ конфирмаціи.
   -- Уже?-- спросила ошеломленная Эрнеста, -- я знала, дитя, что придется разстаться, съ тобой, но такъ рано!
   -- Отчего рано? мнѣ, вѣдь, шестнадцать уже,-- возразила Лола, не обращая вниманія на волненіе Эрнесты. Она говорила холодно и равнодушно, какъ человѣкъ, приготовившійся ко всему, что должно произойти.
   -- А что ты потомъ будешь дѣлать, дитя? Поѣдешь домой?
   - Нѣтъ, ни въ какомъ случаѣ. Ужъ какъ-нибудь устроюсь.
   Тайкомъ Лола стала строить планы будущаго, и теперь она считала ихъ неуязвимыми, она разсчитывала только на самое себя. "Я не'буду ни отъ кого зависѣть. Никто не покинетъ меня, никого я не буду оплакивать -- одна я пойду своей дорогой".
   Слѣдующей весной, однажды послѣ обѣда Лола сидѣла съ нѣсколькими подругами за чаёмъ. Эрнеста позволяла старшимъ воспитанницамъ приглашать подругъ изъ города и оставляла ихъ однѣхъ. Одѣтая въ черное, очень изящное платье пансіонская портниха втайнѣ отъ Эрнесты выписывала ей многія вещи изъ Парижа -- Лола лежала, въ качалкѣ и курила папироску, выпуская дымъ въ окно, чтобы потомъ не пахло въ комнатѣ. Вѣтки цвѣтущей яблони склонялись къ самому подоконнику -- это была та же комната, въ которой много лѣтъ назадъ маленькую Лолу съ отцомъ впервые привѣтствовала Эрнеста.
   -- Да, да. Кто знаетъ, что предстоитъ каждой изъ насъ? Большинство изъ васъ, конечно, пойдатъ по общей колеѣ, вы выйдете замужъ и будете спокойно жить.
   -- Нечего говорить такъ, Лола. Вѣдь, и у тебя кончится тѣмъ же.
   -- Врядъ ли. Я не могу себѣ представить человѣка, къ которому я бы подходила. У меня странная судьба, милыя мои. Я помню, давно -- когда мы еще были совсѣмъ дѣтьми -- кто-то изъ васъ со злости назвалъ меня интернаціональной. Сказано это было правильно. Здѣсь я чужая, да и, вообще, не знаю, гдѣ я -- своя.
   -- Ну и воображаешь ты о себѣ!
   -- Я стараюсь себѣ представить, какъ будетъ. Покончивъ съ пансіономъ, я, вѣроятно, отправлюсь путешествовать съ компаньонкой. Прежде всего намѣчаю себѣ Испанію и Португалію.
   -- Но это, вѣдь, будетъ очень трудно для тебя! Прежде всего языкъ.
   -- Мой родной языкъ -- португальскій.
   -- Но ты давно его забыла.
   -- Я еще помню немного.
   -- Ну-ка, скажи что-нибудь!
   Лола выпустила дымъ въ окно. Въ это время открылась дверь, и Эрнеста вошла, говоря по-французски:
   -- Господа, привожу гостью.
   Запахло сладкими духами и въ комнату быстро вошла красивая дама, съ бѣлымъ лицомъ и блестящими черными волосами въ видѣ бандо, еще молодая и очень элегантная. Она приложила къ глазамъ лорнетъ и оглядывала молодыхъ дѣвушекъ, которыя поднялись съ мѣстъ.
   -- Вотъ она,-- сказала Эрнеста и указала на Лолу.
   Дама опустила лорнетъ -- видъ Лолы видимо смутилъ ее.
   -- Дѣти растутъ,-- замѣтила Эрнеста.
   Дама улыбалась.
   Лола поблѣднѣла и пролепетала дрожащими губами:
   -- Ма?
   Дама быстро, быстро заговорила что-то непонятное. Лола сдавленнымъ голосомъ шептала только "ма, ма" и обѣ стояли нерѣшительно другъ противъ друга, слегка протянувъ впередъ руки. Эрнеста проговорила:
   -- Какъ это странно, сударыня! Когда въ первый разъ ваша дочь вошла въ этотъ домъ, она не понимала меня; теперь она не понимаетъ васъ.
   

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.

   Вошла фрау Габріэль изящно причесанная, въ шелковомъ капотѣ, и спросила:
   -- Гдѣ вещи?
   Лола читала, повиснувъ на окнѣ, и ничего не слышала. Съ усталымъ вздохомъ опустилась фрау Габріэль въ кресло.
   Красивая, стройная головка Лолы выдѣлялась въ яркомъ солнечномъ свѣтѣ. Вокругъ волосъ было золотое сіяніе. Три пальмовыхъ листа качались надъ окномъ.
   Раздался звонокъ къ обѣду.
   Послышался шумъ парохода. Вѣтеръ доносилъ обрывки разговора, музыку, смѣхъ.
   Фрау Габріэль усердно полировала ногти носовымъ платкомъ. Лола вдругъ оглянулась и вздрогнула.
   -- Гдѣ вещи?-- терпѣливо спросила ма.
   -- Да здѣсь же!
   Для ма повернуть голову и самой посмотрѣть было слишкомъ трудно: она предпочитала сидѣть и битый часъ ждать отвѣта на свой вопросъ. Но чего требовать отъ человѣка, у котораго нѣтъ нервовъ! Лола пододвинула, еще ближе къ ма открытыя корзинки и картонки.
   -- У меня едва хватило денегъ, чтобы уплатить за нихъ.
   -- Такъ напиши Нэнэ.-- Ты это всегда говоришь. Ахъ, если бы я была уже вполнѣ самостоятельна... Знаешь, вѣдь мы взяли проценты за полгода впередъ.
   -- Нэнэ много зарабатываетъ; онъ подѣлится съ нами.
   -- Онъ уже прислалъ часть своего заработка. Мнѣ странно, что тамъ, гдѣ-то, работаетъ для меня человѣкъ, котораго я почти не знаю.
   -- Лола, не грѣши, это вѣдь твой братъ!
   -- Вспомни-ка, въ первое время, когда ты сюда пріѣхала, я даже не знала, кто такой Паоло. Въ дѣтствѣ я никогда не слышала, чтобы его называли Паоло, а не знала, что Нэнэ значитъ просто дитя.
   -- Нашъ добрый, милый Нэнэ!
   -- Мы еще можемъ допустить, чтобы онъ зарабатывалъ для насъ, по погубить его -- никогда! Слышишь, никогда!
   -- Хорошо, хорошо, вы это оба ужъ какъ-нибудь уладите: вы умнѣе меня. Ахъ, знаешь, Нэнэ предсказывалъ, что я попаду въ затруднительное положеніе, и ни за что не хотѣлъ, чтобы я уѣзжала.
   -- Къ счастью, онъ съ характеромъ, иначе это могло бы плохо кончиться. Я сама часто забываюсь. Вотъ, напримѣръ, зачѣмъ мы сюда пріѣхали? Довольно ужъ ѣздили за Бранциллой. Теперь она сидитъ въ санаторіи для душевно-больныхъ и все равно уроковъ пѣнія мнѣ давать не можетъ. Надо было оставаться въ Парижѣ.
   -- Ахъ, какъ въ Парижѣ было хорошо.
   -- Наша жизнь въ Парижѣ стоила все-таки дешевле: тамъ мы хотя иногда сидѣли вечеромъ дома. Здѣсь же никогда.
   -- Ты совершенно права, это ужасно; но Господь поможетъ. А теперь можно взглянуть на вещи?
   -- Да вотъ же все тутъ передъ твоимъ носомъ.
   -- Не самой же ихъ открывать...
   Фрау Габріель кротко улыбнулась; ея спокойное лицо мадонны выражало испугъ и безпомощность маленькой дѣвочки. Чтобы доказать свое желаніе быть полезной, она опустила въ одну изъ картонокъ свою маленькую, мягкую, неумѣлую ручку. Лола была тронута и сама стала вынимать одно платье за другимъ. Сначала она свысока поглядывала на восхищеніе ма, но затѣмъ и сама увлеклась. Обѣ съ восторгомъ погрузились въ разсматриваніе этихъ матерій, новыхъ цвѣтовъ, новыхъ фасоновъ, которые обѣщали придать новую прелесть ихъ красотѣ.
   Фрау Габріэль вдругъ спросила:
   -- Какъ ты думаешь, любитъ меня герцогъ Фингало?
   Ея голосъ и взглядъ выражали дѣтское ожиданіе. Лола утѣшила ее:
   -- Конечно, ма.
   -- Дѣло въ томъ, что на послѣднемъ пикникѣ онъ ухаживалъ только за мной. Бришо увѣряетъ меня, что его свадьба откладывается на неопредѣленное время. Было бы ужасно непріятно.
   Но это звучало гордо. Затѣмъ она продолжала осторожно и робко:
   -- Скажи, дитя, герцогъ не внушаетъ тебѣ нѣжныхъ чувствъ, ты не влюблена въ него? Тебѣ стоитъ только сказать, и я...
   -- Нѣтъ, нисколько... хотя нахожу его симпатичнымъ,-- вѣжливо прибавила Лола. А ма продолжала:
   -- Я бы не хотѣла его любви, если бы знала, что ты его любишь. Богъ мнѣ свидѣтель, что твое счастье для меня выше моего.
   -- Милая ма, лучше не думай объ этомъ.
   Лола хотѣла уйти, но ма удержала ее со слезами на глазахъ.
   -- Я бы пожертвовала собой для тебя... Такъ ты его не любишь, совсѣмъ не любишь? Поклянись!
   -- Клянусь,-- и Лола снисходительно улыбнулась. Надо было быть такимъ ребенкомъ, какъ ма, чтобы влюбиться въ титулъ этого жалкаго юноши.
   -- Но на обратномъ пути,-- продолжала ма,.-- онъ шелъ съ тобой. Вы даже уединились отъ остального общества.
   -- Онъ хотѣлъ издали показать мнѣ свою яхту, на которой не можетъ ѣздить, потому что страдаетъ морскою болѣзнью.
   -- О чемъ вы еще говорили?
   -- О Карлѣ Второмъ.
   -- Кто это?
   -- Испанскій король -- онъ жилъ давно, это тебѣ не интересно. Меня это тоже только изрѣдка, занимаетъ. Но съ Фингадо я не знаю, о чемъ говорить.
   -- Неужели?
   -- Увѣряю тебя.
   Ма кивнула головой -- ее успокоили увѣренія Лолы. И она уже не могла скрыть своего торжества.
   -- Со мной онъ иначе разговариваетъ!
   -- Скажи, ма, ты вышла-бы за него замужъ?-- спросила Лола, опустившись на колѣни передъ матерью и съ любовью поглаживая ея руку.-- Я уже вижу мою ма герцогиней въ замкѣ, гдѣ-нибудь въ Сьеррѣ; она ѣдетъ на охоту за волками, орлами, и тому подобными знатными звѣрями.
   Ма задумалась.
   -- Собственно Агиррэ тоже имѣетъ свои преимущества. Онъ депутатъ, очень вліятельный, а Испанія, вѣдь, можетъ стать республикой.
   -- Что ты, ма! Агиррэ, этотъ мальчишка! Да, вѣдь, онъ хочетъ нашихъ денегъ, только денегъ.
   -- Ты не права, Лола. Онъ какъ разъ подходитъ по возрасту -- положимъ, я уже не совсѣмъ молода.
   -- Напротивъ,-- горячо заявила Лола,-- ты очень молоденькая; право же, рядомъ съ тобой я стыжусь своего возраста. За эти два года, что мы съ. тобой путешествуемъ, мнѣ кажется, что я постарѣла на десять лѣтъ. Я даже замѣчаю, что начинаю дурнѣть.
   -- Неправда! Ты -- воплощеніе свѣжести и молодости. Но не достаточно вниманія обращаешь на свой туалетъ, а, между тѣмъ, это очень важно.
   Лола вздохнула.
   -- Ахъ, мнѣ кажется, что лучше было бы, если бы я родилась мужчиной.
   -- Ничего, все пройдетъ, когда выйдешь замужъ. Не находишь ли ты, что уже пора? Сколько благопріятныхъ случаевъ ты уже пропустила! Скажи, можетъ быть, тебѣ нравится Агиррэ? Повидимому, онъ меня любитъ. Какъ ты думаешь?
   -- Конечно, ма.
   -- Вѣдь, знаешь ли, во все время скачекъ онъ не отходилъ отъ меня. Но если ты что-нибудь чувствуешь къ нему, то я...
   Голосъ ма снова задрожалъ. Ма опять готова была принести себя въ жертву. Лола успокоила ее. Она сдержанно засмѣялась и вдругъ съ едва скрытымъ гнѣвомъ проговорила:
   -- Ты говоришь о моемъ замужествѣ, а. между тѣмъ, никогда надъ этимъ не задумываешься. Дочери, у которой такая веселая и кокетливая мать, не легко будетъ найти мужа.
   Ма взглянула на нее съ испугомъ. Лола закончила болѣе мягко:
   -- Я знаю, ты не заслуживаешь серьезныхъ упрековъ. Не забывай только, какъ легко себя скомпрометировать -- и не засиживайся поздно вечеромъ ни съ кѣмъ изъ знакомыхъ.
   -- Ты строга, какъ отецъ,-- сказала ма и вздрогнула.-- Знаешь, онъ мнѣ приснился на-дняхъ.
   Лола встала и подошла, къ окну. Снизу послышался молодой мужской голосъ:
   -- Фрейлейнъ Лола, я принесъ все, что вы хотѣли..
   -- Хорошо, отвѣтила Лола.
   -- Вы серьезно настаиваете на этомъ?
   -- Конечно. Когда вы придете?
   -- Скоро. Черезъ часъ оба кавалера вашей матери будутъ здѣсь. Поклонитесь имъ отъ меня!
   -- До свиданія!
   -- Черезъ часъ, а я еще не одѣта,-- закричала фрау Габріэль и быстро вскочила. У двери она обернулась и спросила:
   -- Лола, какъ ты находишь нашего соотечественника?
   -- Да-Сильва?-- Лолѣ было не по себѣ.
   -- Какъ ты думаешь, любитъ онъ одну изъ насъ? Вѣдь, онъ приходитъ каждый день.
   Лола молчала.
   -- Нѣкоторые признаки говорятъ, что онъ любитъ меня.
   Лола вдругъ оживилась.
   -- Нѣтъ, ма, на этотъ разъ ты ошибаешься. Можешь быть увѣрена, онъ о тебѣ не думаетъ.
   Ма обидѣлась.
   -- Откуда ты знаешь? Въ этихъ вещахъ ты еще совсѣмъ дитя.
   -- Весьма возможно. Но въ данномъ случаѣ я знаю, кого любитъ Да-Сильва. Мы съ нимъ друзья, и онъ мнѣ сказалъ.
   -- Кого же, Господи, кого?
   Ма была страшно разочарована. Лола заявила:
   -- Я не могу выдать его секрета. Ты сама скоро узнаешь. Иди одѣваться.
   А затѣмъ она крикнула ей:
   -- Ма, какъ ты думаешь, страстная я или нѣтъ?
   -- Что за вопросъ!
   -- Мы говоримъ о такихъ вещахъ... Нѣтъ, мнѣ кажется, я не страстная.
   Лола неподвижно стояла передъ дверью, которая только что закрылась за матерью. Потомъ задумалась и опустилась на сундукъ. Вошла горничная и отнесла ма всѣ ея вещи и платья. Лолины были разбросаны на кровати и стульяхъ; тутъ же валялись ноты и книги.
   -- Ма хорошо,--думала Лола.-- Каждый день новое платье, и она не замѣчаетъ, что всѣ они на одинъ ладъ. Каждый день новая любовь; и она всегда вѣритъ, что эта настоящая. Если бы я знала, люблю ли я Да-Сильву? Иногда я въ этомъ увѣрена. Потомъ прихожу домой и думаю о чемъ-нибудь другомъ. Но это "иногда" ужасно мучительно -- я становлюсь меланхоличной, какъ въ пансіонѣ, когда толстая Женни дѣлала свои разоблаченія... Мнѣ кажется, что только съ виду я такъ сильна, а въ душѣ еще легкомысленнѣе ма. Сначала я ее страшно осуждала. Да оно и понятно. Изъ тихаго міра Эрнесты я вдругъ сразу перенеслась въ новыя мѣста, гдѣ каждый день долженъ былъ приносить новыя удовольствія, иначе я его считала потеряннымъ. Единственное, что меня еще возвышало и поддерживало, это честолюбивыя мечты -- у меня оказался красивый голосъ. Но я уже чувствую, что и честолюбіе исчезаетѣ, своимъ пѣніемъ я хочу достичь лишь полной независимости. Та женщина, слабая, чувственная, безъ умственной поддержки, была моей охранительницей, моей подругой, моей семьей, это была ма, красивая ма, которую я въ своихъ дѣтскихъ воспоминаніяхъ такъ поэтично представляла себѣ лежащей въ гамакѣ. Единственный человѣкъ, въ котораго я вѣрила. Какое тяжелое разочарованіе! Такъ вотъ о чемъ она мечтала въ гамакѣ! Едва умеръ па, она начала эту безтолковую жизнь. Я готова была ее ненавидѣть за па. Помню мое отчаяніе, когда въ Трувилѣ убѣдилась, что у ма есть любовникъ. Я была ошеломлена, сама не своя. Ужасъ заключается въ томъ, что и я такая, и со мной будетъ то же самое. Такъ было тогда, а теперь? Я почти имѣю любовника, могу его имѣть въ любую минуту и каждое утро просыпаюсь съ удивленіемъ, что еще его не имѣю.
   Теперь я не должна такъ осуждать ма. Она дитя. Стоитъ ей зарваться, и сейчасъ она видитъ па передъ собой. Я ее тоже стараюсь стращать. Почему, собственно? Я сама въ опасности и должна видѣть вокругъ себя чистоту... Въ опасности ли я? Нѣтъ, нѣтъ, я, вѣдь, совсѣмъ другая. На такихъ людей, какъ бѣдная ма, я смотрю сверху внизъ.
   Все-таки я ее люблю. Мы, точно двѣ сестры, которыя другъ другу завидуютъ и стараются льстить. Мнѣ кажется, мы безъ труда могли бы разстаться. Какъ много ма говорила первое время о Нэнэ. А теперь она вспоминаетъ о немъ только, когда нужны деньги. Теперь мой чередъ наслаждаться материнской любовью. А все-таки пріятно, когда поздно вечеромъ шмыгнешь подъ одѣяло, и приходитъ мать и цѣлуетъ тебя. Она меня долго ласкаетъ, и тогда мнѣ кажется, что я совсѣмъ, совсѣмъ маленькая. Она говоритъ сладкимъ, нѣжнымъ голоскомъ о своихъ успѣхахъ и спрашиваетъ меня о моихъ.
   Я уже давно не на сторонѣ па. Во-первыхъ, потому что чувствую -- па былъ бы недоволенъ мной. Затѣмъ -- живые должны наслаждаться жизнью. Если бы па вернулся, ма не легко было бы уговорить снова улечься въ гамакъ, а я -- нѣтъ, я не та Лола, которую онъ хотѣлъ видѣть во мнѣ... Иначе мы бы не попали такъ скоро въ подобную обстановку.
   Лола оглянула комнату.
   И такой же видъ.принимаютъ всѣ комнаты, гдѣ мы останавливаемся. Я сижу на сундукѣ. Сундуки всегда стоятъ въ нашихъ комнатахъ и распакованы только на половину. Становится пыльно, любовники надоѣдаютъ: надо уѣзжать! Но гдѣ будетъ этому конецъ? Тамъ лежать открытки съ видами изъ дому. Домой? Поѣхать домой? Но, если бы мы туда поѣхати, я бы, можетъ быть, сказала, что Ріо красивѣе Неаполя; жила бы въ такомъ же отелѣ, какъ здѣсь, осмотрѣла бы всѣ достопримѣчательности, нашла бы жару невыносимой и спокойно бы уѣхала. Гдѣ же будетъ конецъ? Кажется, въ первый разъ задаю себѣ этотъ вопросъ. Неужели я уже устала? Да, у меня не такіе нервы, какъ у ма!
   Я бы хотѣла знать, люблю ли я его! Былъ ли бы онъ мнѣ такъ необходимъ въ Венеціи, какъ здѣсь, въ Барцелонѣ?
   Раздается молодой мужской голосъ. Лола вздрагиваетъ. нервно играя длинной золотой цѣпочкой, она смотритъ на дверь. Стучатъ.
   :-- Войдите, пожалуйста, въ гостиную. Я сейчасъ приду.
   Она дѣлаетъ нѣсколько порывистыхъ шаговъ.
   -- Отчего это я задумываюсь надъ этимъ вопросомъ? Послѣ такихъ размышленій я становлюсь какой-то слабой, безвольной и даю ему поводъ воображать то, чего совсѣмъ нѣтъ.
   О, сегодня я ему покажу.

-----

   Она успокоилась и вышла къ своему гостю съ милой улыбкой.
   -- Вотъ здѣсь все, о чемъ вы меня просили,-- сказалъ онъ, указывая на пакетъ, лежащій на роялѣ.
   -- Все... а будетъ ли оно мнѣ впору?
   Но она не смотрѣла на пакетъ, а только на него, на это милое, красивое лицо, со сросшимися бровями. И ея улыбка становилась все радостнѣе. Онъ тоже говорилъ безсознательно, лишь бы имѣть предлогъ смотрѣть на нее.
   -- Я увѣренъ... Мѣрка та, которую вы дали.
   Она тихо повернулась къ нему и, точно во снѣ, сказала.
   -- Хорошо.
   Быстро взяла пакетъ. Онъ предложилъ:
   -- Я отнесу его въ вашу комнату.
   -- Нѣтъ,-- и она лукаво улыбнулась.-- Вы останетесь здѣсь...
   Въ своей комнатѣ она одѣлась въ мужское платье, которое ей принесъ Да-Сильва. Грудь закрыла мягкой пикейной рубахой, волосы -- парикомъ, надѣла круглую мужскую шляпу, взяла палочку въ руки и взглянула на себя въ зеркало. Передъ ней стоялъ элегантный студентъ со свѣжимъ лицомъ, блестящими, темными глазами и смѣлой улыбкой на яркихъ губахъ.
   -- Какъ я красива!-- два раза громко проговорила Лола.
   -- Мой высокій лобъ такъ подходитъ для мужского лица. А вотъ и морщина между бровей, которую я часто видѣла у па. Былъ ли на въ молодости такимъ? Нѣтъ, вѣроятно, не совсѣмъ. Тотъ, въ зеркалѣ, все-таки напоминаетъ женщину. О немъ можно сказать:-- У него, должно быть, красивая сестра!
   Она приподняла шляпу и басомъ проговорила:
   -- Вы въ клубъ? У меня со вчерашняго дня -- ни гроша. Проигрался въ пухъ и прахъ...
   Ей это понравилось. У дверей гостиной она повторила:
   -- Вы -- въ клубъ? У меня со вчерашняго вечера -- ни гроша...
   Да-Сильва слушалъ, прислонившись къ роялю и нахмуривъ лобъ. Онъ оглянулъ ее со всѣхъ сторонъ.
   -- Все въ порядкѣ. Только галстукъ конечно...
   -- Такъ завяжите его мнѣ!
   Онъ сталъ завязывать:
   -- Нѣтъ, спереди не умѣю. Мнѣ хорошо удается только, если я держу галстукъ, какъ будто завязываю на себѣ. Позволите?
   Онъ сталъ за ея спиной и протянулъ руки черезъ ея плечи. Его руки едва касались Лолы, но она испытывала странное волненіе. Завязывая узелъ, онъ коснулся щекой ея виска.
   -- Скорѣе!-- проговорила она сквозь зубы.
   Онъ отошелъ и посмотрѣлъ ей въ глаза.
   Его лицо опять имѣло то мрачное выраженіе, котораго она боялась. Необычайно мягко онъ заговорилъ:
   -- Мнѣ больно смотрѣть на васъ! И двадцати часовъ не прошло съ тѣхъ поръ, какъ мы сидѣли съ вами въ этой же комнатѣ, сидѣли одни, и луна заглядывала сюда... Я акомпанировалъ вамъ. Ваше пѣніе еще звучало въ моей душѣ. Въ сильномъ вол неніи всталъ я изъ-за рояля и смотрѣлъ на васъ. Я былъ въ тѣни, васъ же обливалъ лунный свѣтъ -- имъ полны были ваши глаза, я притянулъ вашу руку къ своему сердцу и почувствовалъ всю эту чудную прелесть ночи, прелесть, которой были полны вы, Лола!
   Лола старалась не смотрѣть на него. И вдругъ, облегченно вздохнувъ, бросилась на кушетку.
   -- Недурно, милѣйшій, но слишкомъ сладко! Боюсь, что на современную дѣвушку вы этимъ не подѣйствуете... А вотъ, взгляните-ка, мнѣ придется самой перевязать галстукъ!
   Въ дверяхъ появились герцогъ Фингадо и Агиррэ. При видѣ незнакомца они остановились съ недовольнымъ видомъ. Лола попыталась подражать ихъ враждебнымъ минамъ, но не выдержала и громко расхохоталась. Они удивленно уставились на нее, затѣмъ спрокалѣтній толстякъ повернулся къ ней спиной. А старообразный юноша, преодолѣвая страхъ, сдѣлалъ два шага по направленію къ врагу. Лола продолжала хохотать. Да-Сильва, наконецъ, разъяснилъ имъ, въ чемъ дѣло. Сначала они растерялись, затѣмъ пришли въ неописуемый: восторгъ. Послышалось шуршаніе шелковыхъ юбокъ, вошла фрау Габріэль.
   -- Какой у тебя видъ. Кто изуродовалъ такъ мое дитя? Вы, да-Сильва? Я, вообще, должна вамъ сдѣлать выговоръ!
   Всѣ запротестовали; наоборотъ, маскарадъ былъ удивительно удаченъ. Фингадо вдругъ пришло въ голову:
   -- Если бы будущій супругъ фрейлейнъ Лолы видѣлъ ее въ этомъ костюмѣ, то...
   -- Что же тогда?-- угрожающее спросилъ да-Сильва.
   Въ безцвѣтныхъ глазахъ герцога отразилась напряженная умственная работа.
   -- Право, не знаю,-- сказалъ онъ со сконфуженной улыбкой.
   Пока фрау Габріэль дѣлала упреки да-Сильвѣ, депутатъ занялся Лолой. Его розовыя щеки вздрагивали, глаза горѣли и говорили, какія мысли вертятся въ головѣ этого Агиррэ.
   -- Точно нездоровый ребенокъ,-- подумала Лола.
   Она слышала, какъ ма сказала:
   -- Вы меня обижаете своей неоткровенностью...
   -- Это правда, да-Сильва, почему вы не говорите ма, кого вы любите?-- крикнула она ему.
   -- Вы -- въ клубъ?-- обратилась она къ Агиррэ.-- У меня со вчерашняго вечера -- ни гроша...
   Она остановилась и вдругъ проговорила:
   -- Дайте мнѣ взаймы... Вамъ, вѣдь, это ничего не стоитъ... Кто столько укралъ, сколько вы!
   Да-Сильва смущенно молчалъ. Лола внезапно робко улыбнулась.
   -- Идемъ, пожалуйста, идемъ!-- горячо попросила она.
   И всѣ пошли.
   -- Пѣшкомъ, пожалуйста, ма, сдѣлай это ради меня!
   Она жадно вдыхала мягкій вечерній воздухъ. Она шла позади другихъ съ да-Сильвой и сказала ему:
   -- Иногда мнѣ хотѣлось бы перенестись въ ту холодную страну, гдѣ я воспитывалась, гдѣ сырой сѣверный вѣтеръ приносилъ запахъ моря!
   И вдругъ неожиданно прибавила:
   -- Ахъ, какъ я презираю мужчинъ!
   -- Вы только что имѣли у нихъ большой успѣхъ,-- колко замѣтилъ да-Сильва,-- можно васъ поздравить! Агиррэ предоставляютъ вамъ; а вотъ за герцога мистриссъ Джебъ заплатила часть долговъ и вамъ бы пришлось воевать съ этой особой.
   -- Не смѣйте дурно говорить о женщинахъ! Ввѣ эти исторіи сочиняютъ мужчины, чтобы составить себѣ рекламу.
   -- Неужели вы разсердились?
   -- Нѣтъ, это испортило бы мнѣ вечеръ... Ма, мы встрѣтимся за ужиномъ у Дюрье? Я иду съ да-Сильвой!
   -- Одна съ да-Сильвой?
   Лола заявила, что въ обществѣ ма ее сейчасъ же узнаютъ. Да, вообще, какъ американка, она можетъ гулять съ кѣмъ угодно и гдѣ угодно.
   -- Видишь, мы съ да-Сильвой друзья, большіе друзья.
   -- Мы -- друзья,-- сказалъ да-Сильва, когда они пошли дальше,-- поэтому примите мое предостереженіе -- вчера вы опять ходили одна. Я васъ слишкомъ уважаю, чтобы...
   -- Да, прежде вы мнѣ не дѣлали сценъ изъ-за такихъ вещей.
   Она подумала:-- Онъ меня больше уважаетъ съ тѣхъ поръ, какъ считаетъ своей невѣстой. Истинно мужская черта!
   Онъ былъ недоволенъ и молчалъ. Они направились туда, гдѣ раздавалась музыка. Тамъ, въ пальмовой рощѣ, сидѣло много молодыхъ женщинъ со своими поклонниками, много'нарядно одѣтыхъ молодыхъ людей.
   -- Вы, вѣроятно, не знаете, кто та дама, которая вамъ улыбается?
   -- Ла-Гелида? Я ее часто видѣла и не знала... Какъ она хороша въ этомъ матовомъ освѣщеніи! Какъ неясно обозначается ея профиль! Мнѣ хочется отвѣтить на ея улыбку, но я стѣсняюсь.
   -- Такъ?-- гнѣвно замѣтилъ да Сильва.-- Не совѣтую вамъ приближаться къ Гелидѣ. Я присутствовалъ при томъ, какъ ее оперировали, а это отнимаетъ охоту...
   -- Неужели? Такъ я бы хотѣла имѣть вашу профессію, быть медикомъ.
   -- Нѣкоторыхъ это еще больше разжигаетъ,-- раздраженно прибавилъ онъ.-- Вы помните тѣ случаи изъ клинической жизни, что я вамъ разсказалъ?
   -- Если бы я была въ юбкѣ, вы не были бы такъ откровенны?
   -- Когда мы обвѣнчаемся, -- сказалъ онъ, забывая свой гнѣвъ,-- я буду еще откровеннѣе.
   -- Да, вѣдь, я вамъ уже говорила, что стою за свободную любовь,-- со смѣхомъ сказала Лола.
   -- Я васъ не понимаю. Что вы такое?
   -- Я -- молодой человѣкъ, которому, какъ видите, улыбаются всѣ дамы. Какой успѣхъ! Отчего я, которою всѣ называютъ красивой, всегда занимаю второе мѣсто послѣ ма? Почему же сегодня я вызываю всеобщій восторгъ? Едва успѣваешь отвѣтить на улыбки всѣхъ этихъ красавицъ.
   Да-Сильва оглянулся.
   -- Кто красивъ? Я не вижу красоты.
   И вдругъ измученнымъ голосомъ проговорилъ:
   -- Я такъ очарованъ вашимъ лицомъ, вашей фигурой, что не вижу никого вокругъ. Хороши ли вы, дурны ли? Не знаю, но вижу только васъ, только васъ.
   Лола подалась немного впередъ; ее охватила дрожь.
   "Всегда лицо, фигура, тѣло", подумала она печально.
   Онъ страстно проговорилъ:
   -- Вы безумно прекрасны.
   -- Ахъ, если бы всѣ такъ думали!-- весело сказала она.-- Видите ли, сначала всѣ занимаются мной, потомъ соображаютъ, въ чемъ дѣло, и идутъ къ ма. Почему вы смотрите съ такой злобой на эту бѣдную красивую дѣвушку, да-Сильва?
   -- Перейдемъ на другую сторону; вы сами увидите.
   Дѣвушка вошла въ табачную лавочку. Всѣ мужчины повернули головы въ ея сторону. Дѣвушка хотѣла что-то купить, но какъ только она открывала ротъ, раздавался отчаянный свистъ.
   -- Она хочетъ спичекъ, повидимому, -- сказала Лола.-- Что она сдѣлала, скажите ради Бога?
   Дѣвушка густо покраснѣла, мужчины злорадно захохотали. Она бросилась на улицу, растерянная, со слезами на глазахъ. Когда она пробѣжала мимо, да-Сильва засвистѣлъ.
   Лола закричала:
   -- Это отвратительно! Я съ вами больше незнакома. Всѣ нападаютъ на бѣдняжку -- я хочу ее защитить!
   -- Не забывайте, что вы мужчина! Заговорить съ ней такъ же оскорбительно для нея, какъ и засвистѣть.
   Лола остановилась и безпомощно оглядывалась. Въ это время двѣ свѣтловолосыя дамы вошли въ магазинъ, и всѣ уступили имъ дорогу. Лола подумала, что также отнеслись бы и къ ней, и все же дурное отношеніе къ той навело на нее страхъ, точно это была угроза, которой и она должна была страшиться.
   -- Ужасно,-- сказала она, -- ужасно положеніе женщины въ вашей мужской средѣ. У насъ мужчина-товарищъ!
   -- У насъ? Да вы, вѣдь, не сѣверянка. Для чего вы приходите къ намъ? Вы портите нашихъ женщинъ: подъ вашимъ вліяніемъ онѣ стремятся къ самостоятельности и, если бы мы допустили, дошли бы до того, что усѣлись однѣ въ кафэ или ресторанѣ. Вы портите и насъ,-- мы поддаемся вашей дружбѣ, какъ тѣ, ваши слабовольные мужчины. Я этого не хочу. Я хочу быть вашимъ господиномъ.
   -- Иногда вы говорите, какъ приличествуетъ вашимъ двадцати пяти годамъ.-- Лола засмѣялась.
   -- Теперь пойдемъ въ кафэ, я хочу посидѣть среди вашего брата.
   -- Къ вашимъ услугамъ. Надѣюсь, что вы сами будете знать, когда остановиться.
   -- Вы меня представите, какъ молодого поляка, слушающаго лекціи въ Парижѣ.
   -- Я попрощаюсь съ вами и всецѣло предоставлю вамъ возможность компрометировать себя.
   И все-таки онъ вошелъ съ ней.
   -- Какое счастье, тутъ сидитъ Гелида. Познакомьте меня сейчасъ же съ ней.
   -- Посмотрите, кто ее окружаетъ: тамъ есть люди, знающіе васъ.
   -- Не бойтесь, скандала не будетъ. Побольше смѣлости, бѣдный другъ!
   Ихъ познакомили, и Лола подсѣла къ красивой куртизанкѣ. Всѣ оглядывались на изящнаго молодого человѣка. Лола видѣла производимое ею впечатлѣніе и чувствовала себя легко и свободно, какъ никогда. Никогда не смотрѣла она такъ спокойно и равнодушно на да-Сильву, какъ сегодня. Какое ей дѣло было до его нахмуренныхъ бровей! Она чувствовала его побѣжденнымъ, чувствовала, что хорошо было все, что она говорила, и онъ не могъ этого отрицать.
   Предложили обѣдать вмѣстѣ. Да-Сильва сталъ увѣрять, что онъ и его другъ уже приглашены. Но Лола заявила, что останется здѣсь и просила его извиниться за нее. Она сидѣла за столомъ рядомъ съ Гелидой. Какой-то поэтъ читалъ свои стихи. Да-Сильва пытался его критиковать, но неудачно. Лола улыбалась и говорила Гелидѣ о томъ юношѣ, который проводитъ ночи надъ книгой и которому мерещатся видѣнія въ образѣ женщинъ.
   Всѣ говорили въ одно время. Ночной вѣтеръ врывался въ комнату. Пробило одиннадцать. Лола вскочила, провозгласила тостъ за свободу и быстро ускользнула.
   Она очутилась въ маленькомъ, узкомъ переулкѣ. Услышавъ за собой знакомые шаги, она страшно испугалась въ какомъ-то подъѣздѣ, но да-Сильва нашелъ ее. Какая неосторожность! Вѣдь ее могли убить, зарѣзать въ этой пустынной улицѣ. Лола, идя рядомъ съ да-Сильвой, мечтала, чтобы изъ темноты появился освободитель и убилъ ее.
   Она поняла: все было напрасно. То, что она считала воодушевленіемъ, было простое опьянѣніе. Она не ушла изъ-подъ власти да-Сильвы. Напротивъ, никогда его рука крѣпче не держала ее, чѣмъ теперь. Они шли по набережной.
   Если на этотъ уголъ я ступлю правой ногой, то еще сегодня уйду изъ-подъ его власти. Если же нѣтъ, то никогда, никогда.
   Молчаніе угнетало ее. Какъ онъ увѣренъ въ себѣ!
   Я буду считать до двадцати и если до тѣхъ поръ онъ не скажетъ ни слова, я крикну -- "на помощь"!
   При свѣтѣ они взглянули другъ на друга. Лола увидѣла на его лицѣ мрачное, чисто-животное страданіе и это ее испугало больше, чѣмъ побѣдоносная жестокость, которую она ожидала. Медленно отвернувшись отъ него, она подумала:
   "Да, да, вотъ онъ какой. Я люблю его противъ воли -- онъ представитель того типа, подъ власть котораго я подпаду. Тѣ, прежніе, въ Парижѣ и Римѣ, были такіе же. Тѣ же сросшіяся брови, та же мраморная блѣдность. Къ чему мучиться? Онъ любитъ меня, насколько можетъ любить. И я, какъ будто, тоже люблю его. Зачѣмъ желать невозможнаго, зачѣмъ слишкомъ много бороться? Почему хоть разъ, хоть одинъ разъ не быть безсознательно, безумно счастливой?
   Она жадно вдыхала морской воздухъ. Между тѣмъ, они вошли въ едва освѣщенный переулокъ и въ темнотѣ наткнулись на кустъ.
   -- Гдѣ же дорога?-- Но вмѣсто дороги онъ искалъ ея рукъ. Лола вздрогнула, когда онъ, наконецъ, схватилъ ихъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ почувствовала, что въ эту минуту онъ съ нѣжностью думаетъ о ней. Она улыбнулась, и ей казалось, что улыбается и вся окружающая ихъ тьма. Она думала о далекомъ прошломъ: о своемъ дѣтствѣ. Они оба оперлись о балюстраду и стояли такъ близко, что каждый чувствовалъ теплоту другого. И они смотрѣли внизъ, въ темноту и искали море, полные томленія и тоски.-- Скоро луна взойдетъ.
   Лота сказала:
   -- Тамъ, на Большомъ островѣ было чудесно, когда море свѣтилось. Ахъ, я вспоминаю, какъ это было: дѣдушка зажигалъ длинныя бумажныя ленты, и онѣ зигзагами падали въ море. Это было такъ красиво!
   Молодой человѣкъ засмѣялся и сталъ вспоминать о томъ морскомъ путешествіи, которое совершила и она. Не помнитъ ли она того короля, котораго дикари на островѣ показывали за два франка. Да, да, конечно. Они вспоминали все видѣнное обоими.
   -- Сейчасъ взойдетъ луна,-- прошептала она. Невольно вспоминалось дѣтское счастье на Большомъ островѣ, чувствовалось, что никогда ужъ не будетъ такъ хорошо, какъ тогда. Не зная почему, Лола сильнѣе ощущала перенесенныя страданія, и одиночество, и усиливающуюся усталость. Въ голосѣ дрожала жажда дружбы, близости, руки готовы были обвить шею любимаго человѣка.
   Онъ безпокойно посматривалъ на нее со стороны. И вдругъ проговорилъ: О чемъ это мы думаемъ?-- Но она уже пришла въ себя, уже вспомнила, что онъ хочетъ овладѣть ею и больше ничего, что она не будетъ его подругой, а только любовницей, что это только одна изъ тѣхъ мимолетныхъ страстей, въ вихрѣ которыхъ она живетъ. Ее охватилъ ужасъ при мысли объ ея заблужденіи, и она не могла тронуться съ мѣста.
   -- Я много думалъ и понялъ васъ. Вотъ возьмите это,-- сказалъ онъ, протягивая ей бутылочку.-- Не принимайте никогда больше одной капли и то, когда идете въ общество.
   Его голосъ показался ей подозрительнымъ.
   Холодная недовѣрчивость заставила ее внутренно сжаться. Чего хотѣлъ этотъ человѣкъ?
   -- Никто еще никогда не желалъ мнѣ добра!-- Онъ былъ врагъ.-- Господи! въ чью власть я попала!-- Она оттолкнула то, что онъ ей протягивалъ. Онъ вдругъ замѣтилъ ея перемѣну, почувствовалъ досаду на себя з.а время, потерянное имъ на мечтаніе, и грубо схватилъ ее. Лола вырвалась и исчезла въ темнотѣ. Луна не взошла.
   Она бросилась впередъ по пустыннымъ улицамъ, ежеминутно ожидая, что его руки схватятъ ее за плечи. На большой, яркоосвѣщенной площади она вскочила въ первый попавшійся экипажъ. Во время ѣзды она снова и снова переживала тотъ ужасный мигъ, когда онъ схватилъ ее. И корчилась отъ страха и отвращенія.
   Когда она очутилась въ своей комнатѣ и зажгла электрическую лампу, то увидѣла въ зеркалѣ изящнаго, самоувѣреннаго молодого человѣка, котораго, какъ ей казалось, она оставила здѣсь.
   -- Что произошло со мной съ тѣхъ поръ!.. она опустилась въ кресло и горько заплакала.
   Когда она проснулась, въ окно смотрѣлъ сѣрый утренній свѣтъ. Скрипѣли телѣги... Лолѣ было холодно, она чувствовала себя утомленной и одинокой.-- Если бы я это сдѣлала!-- подумала она.-- У меня былъ бы теперь господинъ. Можетъ быть, я была бы счастливѣе.-- Затѣмъ: -- Если бы онъ теперь пришелъ? Если бы онъ стоялъ внизу?-- Она посмотрѣла внизъ -- его не было; и она вздохнула.
   Раздѣваясь, она нашла въ карманѣ ту бутылочку, которую онъ ей протягивалъ, и она не хотѣла брать. Ему все-таки удалось дать ее Лолѣ! Она отставила ее далеко отъ себя, нѣсколько разъ безцѣльно прошла по комнатѣ, затѣмъ накинула капотъ и вышла въ гостиную. У дверей спальни ма она вернулась обратно за бутылочкой. Затѣмъ вошла къ ма.
   Ма спала. Какъ по-дѣтски -- ровно она дышала, какое счастливое выраженіе застыло на ея красивомъ лицѣ! Минутами она улыбалась, какъ при своихъ побѣдахъ. О чемъ она грезила? Конечно, о томъ, что всѣ ее обожаютъ, ей поклоняются. Лола стояла и всматривалась въ лицо ма.-- Какъ странно, что я дочь этой ма! Мой внутренній: міръ безконечно далекъ отъ ея, но иногда, противъ воли, я дѣлаюсь похожей на нее, думаю о томъ глупомъ и красивомъ типѣ мужчины, котораго я презираю. Развѣ это не странно? Точно я теряю сознаніе и возвращаюсь къ ма! А мое имя -- Лола... Ло-ла... Въ немъ есть что-то безвольное, слабое! Лола -- нѣтъ, оно можетъ звучать свѣжо и весело...
   Ма проснулась, и обѣ испугались.
   -- Ты пришла?-- бормотала ма.-- Я не слышала... волновалась ужасно... И никого не могла о тебѣ спросить: что бы подумали!
   Лола вдругъ замѣтила у ма признаки приближающейся старости. Вѣдь, и это дѣтское существо должно было страдать и бороться.
   Нѣжное раскаяніе охватило Лолу. Она бросилась на колѣни передъ постелью ма, обняла ее за шею:
   -- Я люблю тебя, ма. Уѣдемъ отсюда!
   -- Уѣхать? Почему?-- испуганно спросила ма.
   -- Потому что... видишь ли, меня узнали. Конечно, то, что я сдѣлала, было глупо. Теперь лучше уѣхать. Ахъ, да -- герцогъ и Агиррэ. Мы поручимъ имъ сообщить всѣмъ, что уѣхали вчера. Никто не сможетъ доказать, что видѣлъ меня сегодня ночью.
   -- А да-Сильва?
   Лола испуганно отшатнулась.
   -- А какъ обстоитъ съ да-Сильвой?
   Лола подошла ближе.
   -- Онъ добрый, хорошій другъ,-- мягко проговорила она.-- Противъ моихъ болей и усталости онъ далъ мнѣ это средство. Какъ ты думаешь, ма, попробовать его?
   Она взяла ложку и вылила каплю изъ бутылки.
   -- Выпить?
   Все еще колеблясь повторила:
   -- Выпить?
   Затѣмъ рѣшительно:
   -- Такъ, теперь посмотримъ, что будетъ.
   А вдругъ это ядъ, который сведетъ ее съ умай броситъ въ его объятія. Она его приняла, что-то будетъ? Она склонилась къ ма, которая готова была зарыдать.
   -- Бѣдная ма, я -- скверная, не подумала, что тебѣ тяжело будетъ разставаться. Всегда я требую отъ тебя жертвъ. Но тамъ, куда мы поѣдемъ,-- тебя тоже будутъ обожать...
   Она ласкала и утѣшала ее. Ма зарыдала, а потомъ крѣпко уснула. Лола заперлась въ своей комнатѣ, сила за книгу и заткнула уши руками, какъ бывало въ дѣтствѣ. Съ восторгомъ вдумывалась она въ прочитанное. Черезъ часъ она замѣтила, что коверъ и столъ были залиты солнцемъ. Она откинулась назадъ, глубоко вздохнула и почувствовала, какъ безконечно далека была отъ нея та ночь.
   -- Отсюда,-- она взглянула на книгу, -- до него далеко, такъ безмѣрно далеко. Какое мнѣ дѣло до него? Совсѣмъ легко я перенесу его отсутствіе.
   Когда, одѣтая, она вошла въ гостиную, горничная. ма стояла на колѣняхъ передъ сундукомъ.
   -- А ты уже начала укладывать вещи?-- спросила ма.
   -- Ахъ, укладывать...-- Ужасъ охватилъ ее.
   -- Я... я не могу... не хочу опять ѣхать,-- она опустила голову.
   Затѣмъ проговорила:
   -- Нѣтъ, я хотѣла сказать, что... Собственно, я хотѣла сказать, что сегодня не имѣю охоты укладываться. Если Жермэнъ успѣетъ, пусть сдѣлаетъ это за меня.
   

II.

   Акулы плыли за пароходомъ, Лола видѣла, какъ матросы вытягивали ихъ крючками и всаживали имъ огромныя палки въ пасть, такъ что протыкалось все тѣло насквозь. Когда беззащитныя чудовища били хвостомъ по палубѣ, а матросы хлопали себя во колѣнямъ отъ радости, ее охватывала гнетущая печаль. Пассажиры собирались вокругъ; это былъ праздникъ для нихъ;-- Лола вспоминала, какъ, будучи ребенкомъ, тоже стояла въ толпѣ и раздѣляла съ ней радость. Вспоминала себя -- веселымъ, непостояннымъ, жестокимъ ребенкомъ съ презрѣніемъ, тоской, а также со страхомъ въ душѣ. Вѣдь, потомъ брали ножъ и разрѣзывали акулу на части? Да, конечно, и она это тогда тоже пережила. Тогда это не казалось необычайнымъ, ужаснымъ -- тамъ, дома, негры съ такой же жестокостью поступали со всѣми пойманными животными.
   "Когда я ѣхала въ Европу,-- думала Лола,-- всѣ люди на пароходѣ казались мнѣ хорошими, желающими доставить другъ другу пріятное. Теперь совсѣмъ, совсѣмъ иначе;-- о, что я читаю на лицахъ этихъ людей, которые съ любопытствомъ смотрятъ на смерть акулъ!"
   Она надвинула на лобъ капюшонъ своего дождевика и оперлась на перила -- видна была темная вода, по которой мелкой рябью пробѣгалъ дождь.-- Тотъ добрый старикъ, который угощалъ всѣхъ дѣтей на пароходѣ шоколадомъ и чуть не плакалъ, когда не брали, былъ, можетъ быть, отчаяннымъ негодяемъ!
   Потомъ подумала:-- Какой недовѣрчивой я стала, какой злой!"
   Дождевой плащъ отяжелѣлъ отъ воды; въ сыромъ воздухѣ дышалось съ трудомъ.-- Мнѣ кажется, что теперь всегда такъ. А когда я ѣхала изъ Ріо -- море и небо сіяли безпрерывно!
   Ma было гораздо легче, она была общительнѣе. Она подружилась со всѣми, радовалась своему здоровому аппетиту и толпѣ поклонниковъ.-- Почему ты вѣчно уединяешься?-- часто спрашивала она. Какъ симпатиченъ такой-то!-- Лола молчала, потому что презрѣніе къ этому лицу сжимало ей горло. Да и что можно было чувствовать къ человѣку, который въ кругу дамъ цѣловалъ руку только одной -- той, у которой былъ наиболѣе высокій титулъ. Или къ такому, который заявлялъ лакею, что выпилъ двѣ рюмки вина, а между тѣмъ, она сама видѣла, что онъ взялъ три. Да, таковы были люди!
   -- Тебѣ тяжела была разлука?-- нѣжно спросила ма.-- Почему ты не была откровенна со мной? Скажи, скажи, Лола, о комъ ты думаешь?
   -- Увѣряю тебя, ма, ни, о комъ!
   Если бы она мучилась изъ-за одного! Но нѣтъ, тотъ, который остался -- ничѣмъ не былъ для нея. Не изъ-за него страдала она тѣмъ тяжелымъ одиночествомъ, которое отравило ея прежніе юные годы! Она посмотрѣла въ воду и съ тоской подумала:
   "Хорошо тому, кто ѣдетъ на родину!"
   Правда, у нея была родина, избранная ею самой,-- отвоеванная шагъ за шагомъ: ея искусство. Но и этой родины она была лишена: ея учительница находилась въ санаторіи для душевнобольныхъ.
   Бранцилла была одной изъ послѣднихъ учительницъ старой школы bel canto.
   Одинъ знаменитый скрипачъ случайно обнаружилъ у Лолы удивительный альтъ, глубоко поразился силой и красотой ея голоса, предсказывалъ ей блестящее будущее и не успокоился, пока она не поѣхала къ Бранциллѣ. Когда Лола впервые вошла къ ней въ комнату, старуха дѣлала сцену своему мужу, прежнему обожаемому тенору, теперь толстому старику. Какъ только они были вмѣстѣ, повторялось то же самое: старикъ убѣгалъ, поднявъ глаза къ небу. А разъ, когда Лола послѣ урока вышла въ переднюю, онъ висѣлъ безъ движенія на веревкѣ, привязанной къ потолку... Злоба старухи перешла съ мужа на весь міръ, особенно на ученицъ, и доводила Лолу до слезъ. Ма возмущалась, во Лола была вѣрна своей мучительницѣ, ѣздила за ней во всѣ города Европы, гдѣ та когда-то имѣла шумный успѣхъ. Она терпѣливо переносила всѣ ея несправедливости; послѣ бурныхъ нападковъ Бранциллы говорила -- "до свиданія",-- и аккуратно являлась къ слѣдующему уроку. Вмѣсто правилъ, которыя должны были бы руководить ея жизнью, она подчинялась настроеніямъ вѣдьмы. Ея переѣзды съ одного мѣста на другое не были безцѣльны: она ѣхала за Бранциллой.
   Въ этомъ жалкомъ, съ каждымъ днемъ болѣе ненормальномъ мозгу Бранциллы была чудесная способность -- она поразительно развивала голоса ученицъ. Лола чувствовала, что сама по себѣ она ничто, но вѣрила, что Бранцилла сдѣлаетъ изъ нея нѣчто, и нѣчто великое. И она слѣпо повиновалась каждому ея слову, каждому движенію. Всѣмъ чуждая, Лола чувствовала близость, дружбу къ этой полу-помѣшанной старухѣ -- вѣдь она покажетъ міру Лолу съ ея чудеснымъ голосомъ!
   Каждая гостиница, каждая бивуачная квартира казалась ей милой и уютной, потому что она здѣсь пѣла. Изъ груды безпорядочно разбросанныхъ вещей, изъ массы безалаберныхъ развлеченій и случайно встрѣчаемыхъ людей она спасалась въ уголокъ, гдѣ стояло піанино -- это былъ точно ея кусочекъ земли. Отсюда она завоюетъ весь міръ. Она будетъ независима, заставитъ всѣ сердца забиться! Какъ презрительно смотрѣла она на окружающихъ, которые обмѣнивались глупыми шутками, пустыми словами! Какъ упорно работала она надъ собой -- расширяла свою родину!.. Но ее отвлекали отъ работы. Напрасно ставила она передъ собой метрономъ, праздничный шумъ заглушалъ тиканье маленькой, строгой машины. Лолу окружало легкомысліе, лихорадочная жажда наслажденій. Затѣмъ появился мужчина; одинъ изъ тѣхъ, подъ власть котораго ей суждено было подпасть,-- работа была заброшена... И она опять стояла у рояля рядомъ со старухой, и день былъ тоскливый, сѣрый, какъ человѣкъ, полный раскаянія послѣ бурной ночи. И часто, когда дни уходили на пустыя, легкомысленныя забавы, Лола съ завистью думала о тѣхъ, которыхъ охраняли обязанности, опредѣленный режимъ!
   И вдругъ Бранцилла исчезла. Лола съ ужасомъ узнала объ этомъ. Неужели у старухи не хватило силъ, чтобы довести Лолу до желанной цѣли? Бранцилла сошла съ ума, пускай, но вѣдь она была единственной, которая умѣла развивать голосъ! На это у нея еще хватитъ разсудка. Лола говорила это людямъ, отнявшимъ Бранциллу у нея.-- Пусть она безумная, я не боюсь. Пустите меня къ ней!-- Напрасно, учительница исчезла для нея, и Лола поняла, что всему наступилъ конецъ. Метода Бранциллы оставляла ученицъ несостоятельными до конца. Лола была безпомощна безъ своей руководительницы. Дорога къ искусству, къ новой родинѣ, была потеряна.
   И въ этомъ состояніи полной безпомощности она попала въ Барцелону, опять въ вихрь удовольствій, опять лицомъ къ лицу съ мужчиной; теперь ѣхала разочарованная, впервые безъ цѣли и плана.
   Хорошо тому, кто ѣдетъ на родину!

-----

   Отъ тяжелыхъ мыслей, печали и томленія Лола разгорячилась и взволновалась. Вздыхая, оглянулась она вокругъ. Пароходный врачъ прогуливался мимо нея. Когда она обернулась, онъ остановился, и Лола взглянула въ его задумчивые глаза. Онъ спросилъ, избѣгаетъ ли и она остального общества. Онъ былъ некрасивъ, но недостаточно, чтобы возбуждать отвращеніе. Лола рѣшила, что въ этомъ и заключается его несчастье и придаетъ его глазамъ такое грустное выраженіе. Ей захотѣлось осмотрѣть лазаретную каюту.
   -- Тамъ слишкомъ печально,-- возразилъ онъ,-- особенно для молодыхъ барышенъ, которыя и сами не весело настроены. Онъ сталъ ей разсказывать о себѣ, просто и правдиво, и она слушала съ уваженіемъ. Еще нѣсколько разъ за этотъ вечеръ подходилъ онъ къ Лолѣ, и ей пріятны были его ласковые разговоры. Но каждый разъ, когда Лола просила показать больныхъ, онъ отказывался.
   Погода стала яснѣе; потомъ поднялась буря. Ма смѣялась вмѣстѣ съ оптимистами, но потомъ прокралась къ Лолѣ и шепнула ей:
   -- Какъ ты думаешь, мы въ опасности?
   Лола пошла съ ней къ остальному обществу, чтобы ма успокоилась.
   Ночью всѣ развеселились. Дѣйствовала близость Италіи, легкій страхъ, общая опасность и сознаніе того, что уже завтра всѣ разойдутся въ разныя стороны, чтобы никогда больше не встрѣтиться. Въ каютѣ опрокидывали стулья, отъ качки бросались другъ другу въ объятья, хваталась за руки и кружились подъ визгливую игру музыкантовъ. Лола подняла свой бокалъ за здоровье своего сосѣда съ длиннымъ носомъ и блестящими глазами, одного изъ тѣхъ, кого ма находила симпатичными, противъ которыхъ и Лола теперь ничего не имѣла. На лѣстницѣ она замѣтила какую-то тѣнь, и ея рука съ поднятымъ бокаломъ невольно опустилась. Она увидѣла передъ собой безрадостное лицо доктора; съ упрекомъ въ голосѣ и точно извиняясь, онъ проговорилъ съ просящей улыбкой:
   -- Не хотите ли теперь осмотрѣть больницу?
   Лола вздрогнула, какъ будто ее поймали на мѣстѣ преступленія. "Онъ хочетъ мнѣ напомнить о томъ, что мы вмѣстѣ грустили", -- подумала она. Затѣмъ возмутилась:
   "Какъ онъ можетъ требовать, чтобы я оставалась такой печальной, только, чтобы утѣшать меня. Ахъ, какъ все на этомъ свѣтѣ жестоко, эгоистично!"
   Вокругъ была тьма, свистѣлъ вѣтеръ. Докторъ взялъ Лолу за руку и повелъ ее по лѣстницѣ въ самую глубь парохода.
   Онъ открылъ дверь и на Лолу пахнуло острымъ запахомъ карболки.-- Идите же!
   Но Лола съ ужасомъ остановилась на порогѣ каюты, гдѣ на узкихъ нарахъ лежали больные и громко стонали, а другіе въ лохмотьяхъ сидѣли въ полу и смотрѣли на нее потухающимъ взглядомъ. Особенно поразила ее одна пара горящихъ глазъ на старомъ и замученномъ лицѣ.
   -- Кто это? Господи, какъ страшно!
   Докторъ склонился надъ старикомъ и прислушивался къ его плачущимъ жалобамъ.
   -- Вы увидите родину. Я вамъ ручаюсь, что вы доживете до этого.
   Затѣмъ онъ обернулся къ Лолѣ:
   -- Теперь идемъ отсюда.
   Когда они вышли, онъ сказалъ:
   -- Старикъ въ молодости отправился въ Америку. Передъ смертью онъ захотѣлъ увидѣть родину, умереть на родной землѣ. Это его цѣль. Ему кажется, что для этого онъ жилъ.
   -- Увидитъ ли онъ родину, скажите, перенесетъ ли онъ переѣздъ?
   -- Нѣтъ,-- тихо сказалъ докторъ.-- Завтра мы будемъ въ Генуѣ, величественной Генуѣ, но онъ уже не будетъ на этомъ свѣтѣ. Вѣдь и теперь онъ живетъ одной только мыслью -- умереть на родинѣ.
   У дверей общей каюты онъ попрощался и исчезъ въ темнотѣ. Лола съ удивленіемъ увидѣла, что царитъ прежнее дикое веселье, и ушла въ свою каюту. Она слышала какіе-то странные звуки -- были ли то обрывки мелодій или плачъ умирающаго старика? Горящіе глаза преслѣдовали ее.
   Она видитъ его молодымъ, бодрымъ. Онъ садится на пароходъ, въ послѣдній разъ цѣлуетъ родителей, братьевъ, сестеръ, любимую дѣвушку. Лола много видѣла, тамъ, въ Ріо такихъ итальянцевъ въ красныхъ рубахахъ и курткахъ, слышала, какъ они выкрикивали свой товаръ -- фрукты. Онъ берется за всякую работу, живетъ бѣдно и посылаетъ домой письма, немного денегъ:-- скоро, скоро я вамъ пришлю на пріѣздъ сюда! Карлотта, я вижу уже мысленно нашу свадьбу!.. Умираютъ родители, остаются братья, сестры, Карлотта ждетъ его. О пріѣздѣ онъ уже рѣдко пишетъ: денегъ еще такъ мало отложено... Но что это? Неужели? Карлотта выходитъ замужъ за другого? Ахъ! у брата родился ребенокъ. Онъ ему много навезетъ вещей, когда пріѣдетъ!.. Дѣла начинаютъ поправляться. Что Бартоло умеръ? И Феликсъ? Почему же ты не пишешь? Молчаніе... И одинокій старикъ забываетъ, что многіе умерли вокругъ, мечтаетъ о родинѣ, о Карлоттѣ въ яркомъ платьѣ. И вотъ онъ ѣдетъ -- пятьдесятъ лѣтъ работалъ онъ, прежде чѣмъ дождался этого путешествія. Его ждетъ родина, родина!..
   ...Лола горько рыдала. Она оплакивала чужое горе и свое. Ей стало стыдно своей ненависти къ людямъ:
   Вѣдь, я хотѣла всѣхъ любить, всегда любить! Когда-то я мечтала о томъ, что меня закопаютъ живой, но зато Эрнеста и ма не умрутъ. Какъ люди могутъ забыть, что всегда должны помогать другъ другу, всегда любить другъ друга!
   

III.

   Послѣ ночи, проведенной въ Веронѣ, когда передъ гостиницей уже стоялъ омнибусъ, Лола вдругъ сказала:
   -- Такъ, значитъ, опять въ Венецію? Неужели нельзя устроиться какъ-нибудь иначе?
   -- Насъ, вѣдь, никто не заставляетъ ѣхать туда,-- возразила ма, растерявшись.
   -- Въ томъ-то и бѣда. Насъ никогда никто не заставляетъ: туда ли ѣхать, сюда ли -- для насъ все равно.
   И Лола устало опустилась на стулъ.
   -- Непріятно, что какъ разъ теперь, передъ отъѣздомъ, начинаются твои нервы!-- вздохнула ма, испуганно поглядывая то на дочь, то на лакея, напоминавшаго, что пора собираться:
   -- Что жъ? Значитъ, мы не ѣдемъ?
   -- Для чего ѣхать?-- воскликнула Лола.-- Чтобы опять встрѣтить какого-нибудь Фингадо и Агиррэ и еще какъ его тамъ зовутъ?..
   Она подумала и продолжала:
   --...и всѣ другіе, всѣ таковы!.. Развѣ ты не знаешь уже впередъ, какой видъ будетъ у твоихъ поклонниковъ, что они будутъ говорить тебѣ? Знаешь ихъ прямо наизусть, и все-таки они остаются чужими. Гораздо лучше было бы съѣздить въ Баварію, къ родственникамъ па, погостить. Послѣ твоего пріѣзда въ Европу мы видѣлись съ ними только мелькомъ, но, мнѣ кажется, что они -- славные люди.
   -- Но, вѣдь, насъ ждетъ въ Венеціи Гримани.
   -- Пошлемъ ей телеграмму.
   Онѣ телеграфировали также и въ Мюнхенъ. Родственники па, Гугигль, всей семьей были на дачѣ; два дня спустя они уже на маленькой станціи встрѣчали своихъ гостей цѣлой толпой празднично одѣтыхъ и оживленныхъ, дачниковъ. Фрау Гугигль и баронесса Уттингъ испускали громкія радостныя восклицанія. Баронесса тотчасъ же подошла къ пріѣхавшимъ дамамъ, и, показывая на свой крестьянскій костюмъ, съ гордостью сказала:
   -- Я изъ Обердирна.
   Гугигль восторженно махалъ своей зеленой шапочкой даже еще тогда, когда путешественницы уже стояли передъ нимъ. На щекахъ у него были красныя пятна, и рѣдкая бородка его разметалась во всѣ стороны. Съ нимъ подъ руку стояла молоденькая сестра его жены, Тини; увидѣвъ Лолу, и ма, она выпустила его руку и удивленными большими глазами уставилась на элегантныхъ дамъ. Гвиннеръ поцѣловала у нихъ руки и оглядѣлъ весь кружокъ съ любезно-наглой улыбкой, какъ будто онъ сказалъ что-то очень остроумное.
   -- Что тутъ происходитъ?-- спросила Лола, когда они двинулись въ путь.
   Тотчасъ же за вокзаломъ они попали въ ярмарочную сутолоку; кругомъ масса крестьянъ, крикъ, шумъ, духовая музыка.
   -- Это -- сельскій праздникъ.
   И прибавила, обращаясь къ напряженно слушавшей фрау Габріэль:
   -- По французски, тетя, я не сумѣю вамъ этого назвать. Крестьяне показываютъ спой скотъ и себя, въ старинныхъ костюмахъ.
   -- Скотъ въ костюмахъ,-- съострилъ Гвиннеръ и съ заискивающей улыбкой взглянулъ на Лолу, какъ бы говоря, что никакъ не можетъ не посмѣяться надъ глупостью человѣческой. Лола отвернулась отъ него и встрѣтилась съ восторженнымъ взглядомъ Тини.
   -- Мы еще и не поздоровались, какъ слѣдуетъ,-- сказала Лола.-- Вы теперь уже -- совсѣмъ большая.
   -- Какъ вамъ живется?-- пролепетала смущенно молодая дѣвушка.
   -- Да говорите другъ другу "ты"! Что это въ замомъ дѣлѣ!-- закричалъ имъ Гугигль.
   -- Хорошо... Мнѣ хорошо. Ну, а -- тебѣ какъ живется?-- спросила Лола, улыбаясь. Тини покраснѣла, потомъ проговорила:
   -- Ты имѣешь сходство съ твоимъ папой!
   -- Ахъ! ты его знала?
   -- Отлично. И никогда его не забывала. Онъ привезъ мнѣ куклу, которая была моей любимицей. Въ его честь я назвала ее Густой, потому что онъ былъ Густавъ. Вѣдь такъ? Теперь куклѣ уже -- конецъ...
   Лола подумала:-- А па умеръ.
   -- Ты еще играешь въ куклы?-- съ усиліемъ спросила она.
   -- О, нѣтъ...
   И вдругъ, точно высказывая то, о чемъ давно думала, воскликнула:
   -- Лола, какая ты красавица!
   -- Это ты-то говоришь? Ты будешь гораздо красивѣе меня; уже теперь видно.
   Она нѣжно погладила кроткое личико Тини въ рамкѣ черныхъ кудрей.
   "Еще немножко слишкомъ оно блѣдно и длинно", подумала ена и вдругъ быстро сказала, повернувъ назадъ голову:
   -- Ма, ма! Ты знаешь: Тини помнитъ па!
   Лицо ма, на которомъ были написаны недоумѣніе и печаль, сразу освѣтилось радостью. Лола съ сіяющей улыбкой кивнула ей:
   -- Какъ славно, что мы сюда пріѣхали!
   Тутъ есть люди, которые знали па, которые съ ней въ родствѣ, которые, быть можетъ, любили того самаго человѣка, котораго любила она.
   -- Ты любила моего папу?-- спросила она.
   -- Очень,-- сказала Тини и прибавила:-- а также и...-- но покраснѣла и замолчала.
   -- Какой онъ былъ тогда? Когда онъ привезъ меня въ Европу, то носилъ большей частью сѣрый костюмъ.
   "Ахъ, какія глупости!-- подумала она про себя.-- Я разболталась совсѣмъ, какъ ма, но какъ пріятно все это! Какъ тепло стало на душѣ!"
   Лолѣ захотѣлось собрать вокругъ себя всѣхъ этихъ людей, которые помнили на, которые говорили ей "ты" и имѣли съ ней хоть каплю общей крови. Между тѣмъ Гугигль, раздобывшій себѣ, наконецъ, пива въ трактирчикѣ подъ навѣсомъ, отпилъ стаканъ за ея здоровье. Онъ стоялъ, растопыривъ ноги, и серьезно и важно показывалъ Лолѣ свое искусство дѣлать большіе глотки. Жена его сбросила съ себя дождевой плащъ и съ развѣвающимися волосами прыгнула на украшенную еловыми вѣтками эстраду для танцевъ и закружилась съ высокимъ толстымъ мужчиной. Танецъ кончился тѣмъ, что онъ высоко поднялъ ее на воздухъ, она растерянно заболтала ногами и зачѣмъ разочарованная танцорша была поставлена на мѣсто, за украшенную вѣтками загородку. Раздалось нѣсколько насмѣшливыхъ свистковъ, но фрау Гугигль не смутилась нисколько и потащила мужа танцовать.
   Нѣсколько паръ неистово кружилось, не обращая вниманія на толчки и давку. Но большинство публики сидѣло на скамьяхъ подъ каштанами, опираясь локтями на столы. И когда музыка отдыхала отъ своего скрипа и гудѣнія, они начинали пѣть. Пѣли они протяжно, растягивая ноты до безконечности; пѣсни были невѣроятно сальныя, но дѣвушки съ косами вѣнцомъ вокругъ головы подтягивали усердно, точно въ церкви. На углу возлѣ дома стояла барская коляска, въ которой сидѣло нарядное общество и наблюдало всю эту деревенскую картину. Особенно привлекалъ ихъ вниманіе одинъ бѣдно одѣтый человѣкъ, портной, которому всѣ, здороваясь, заѣзжали кулакомъ въ носъ. Портной смущенно улыбался и иногда вытиралъ рукой кровь, которая чуть не канала ему въ пиво. Видимо онъ привыкъ къ этому, и такого рода привѣтствіе вошло въ обычай. Нарядная дама въ коляскѣ не отводила лорнета отъ портного. Ма послѣдовала за ней взглядомъ и вдругъ испуганно закричала. Гугигль, его жена и баронесса Уттингъ подбѣжали къ ней.
   -- Что такое? что? ахъ, это портной? Но вы видите, онъ самъ смѣется! Какіе же у васъ нервы!
   Но ма не могла успокоиться: на залитый кровью носъ портного снова опустился кулакъ. Она не слушала уговоровъ, была внѣ себя, перешла на свой родной языкъ, а затѣмъ повторила свое мнѣніе глазѣвшимъ на нее крестьянамъ по-французски. Все это, молъ, ужасно грубо, жестоко. Имъ не слѣдуетъ пить, и надо обращаться другъ съ другомъ по-человѣчески.
   -- Перестань, ма, -- просила Лола, сгорая отъ стыда. Ей казалось, что она отвѣтственна за этотъ грубый народъ, который говоритъ на языкѣ па.
   Но ма не умолкала, а обратилась теперь къ Гугиглю. Пусть онъ, молъ, не думаетъ, что она ничего подобнаго не видѣла. Тамъ, дома, негры тоже устраиваютъ празднества, танцуютъ, напиваются, дерутся, избиваютъ другъ друга до крови. Но ихъ уводятъ за рѣшетку, ставятъ часовыхъ и всю эту гадость не видитъ ни одинъ порядочный человѣкъ. Лола была очень рада, что ни фрау Гугигль, ни баронесса не слышали ма: онѣ обѣ уже плясали съ какими-то парнями. Гугигль ничего не понималъ; онъ подражалъ нервнымъ гримаскамъ ма и повторялъ вслѣдъ за ней какой-нибудь звукъ, который она только что произнесла; онъ былъ гордъ тѣмъ, что не знаетъ ни слова по-французски. Ма замолкла, и со слезами обиды на лазахъ повернулась къ нему спиной.
   На обратномъ пути Гвиннеръ занималъ ма; онъ придумывалъ различныя французскія шарады. Тини шла рядомъ съ Лолой. Вдругъ она сняла свой дождевикъ и надѣлала его на Лолу.
   -- Дождя нѣтъ уже, но сыро. Твой зонтикъ теперь ни къ чему не нуженъ.
   Лола протестовала, но напрасно.
   -- Ну, пожалуйста, возьми! Ты къ такой погодѣ не привыкла. Тамъ, гдѣ вы живете, всегда голубое небо, правда?
   -- Почему ты такъ думаешь? Я, вѣдь, большую часть своей жизни провела въ Германіи.
   -- А выглядишь ты совсѣмъ, какъ иностранка... и одѣта такъ. Извини за этотъ дождевикъ. У тебя, вѣроятно, все изъ Парижа?
   -- Вовсе нѣтъ.. Я нахожу, что твоя блузка очень мило сдѣлана. Мы съ мамой послѣднее время заказывали въ Генуѣ. Вотъ скоро прибудутъ вещи, ты увидишь... Тамъ есть одно платье для театра, Empire... теперь это опять въ большой модѣ. Черный газъ съ кружевами шантильи, вставочку образуетъ толстое серебряное кружево, а подъ нимъ подложена... Застегни мнѣ, пожалуйста, крючекъ!
   -- Подложена -- что?-- въ восторженномъ ожиданіи протянула Тини.
   -- Плотная бирюзовая матерія.
   -- Какая роскошь!
   -- Изъ-подъ шантильи она тоже сквозитъ.
   -- Да. Но...
   Тини вдругъ выпрямилась и собралась съ духомъ. Она кое-что противопоставитъ туалетамъ Лолы.
   -- Слышала ли ты о переоцѣнкѣ всѣхъ цѣнностей?-- спросила она серьезно.
   -- Должна сознаться: нѣтъ. Кто тебѣ разсказывалъ объ этомъ?.. Гвиннеръ?
   -- Откуда ты...
   -- Не пугайся! Откуда я знаю? Ты какъ разъ смотрѣла въ его сторону.
   И въ самомъ дѣлѣ глаза Тини съ такой мечтательностью были устремлены на высокую фигуру Гвиннера!
   -- Это, должно быть, интересно,-- сказала Лола.
   Они шли дальше. Подъ ногами чмокала мокрая жирная глина. Узкая дорога вилась между плоскими полями, желтыми и зелеными, которыя мрачно блестѣли въ сумеречномъ свѣтѣ грозового неба. Чѣмъ дальше убѣгала полоса нивы, тѣмъ она была ярче и наконецъ надъ послѣдней поднималась сине-черная гряда горъ.
   За нѣсколько шаговъ до дому, съ боковой дорожки повернулъ молодой человѣкъ въ пелеринѣ, онъ шелъ съ опущенной головой. Гугигль сдѣлалъ всѣмъ знакъ, чтобы они шли тихо, и когда молодой человѣкъ подошелъ совсѣмъ близко, онъ вмѣстѣ съ женой, баронессой и Тини оглушительно заоралъ. Молодой человѣкъ вздрогнулъ и въ отвѣтъ на продѣлку улыбался грустно и несмѣло. Компанія все еще смѣялась надъ нимъ, а онъ спросилъ, хорошо ли они провели время.
   -- А вы, нѣжный мечтатель?-- отвѣтилъ Гвиннеръ съ досадой.
   -- Меня давитъ эта погода; и я не могъ бы вынести еще шума и крика на праздникѣ.
   Лолѣ этотъ отвѣтъ показался близкимъ; она хотѣла доставить и ма удовлетвореніе и перевела его для нея. Ма оживилась. Когда входили на веранду, она сказала:
   -- Не правда ли, праздникъ былъ бы очень милъ, но эти люди...
   -- Праздникъ долженъ быть безъ людей, по-вашему, сударыня?-- спросилъ Гвиннеръ.-- Музыка, самопроизвольно раздающаяся изъ иструментовъ, и пиво, которое само пьется? Нѣтъ...
   И не обращался больше къ ма.
   -- Люди остаются всегда самымъ главнымъ. Этого не признаетъ также господинъ Арнольдъ Актонъ. Что даетъ намъ единочество? Я знаю, только чего оно не даетъ; это именно знанія людей, присутствія духа и пониманія реальнаго и возможнаго.
   -- Браво!-- воскликнулъ Гугигль.-- А теперь пойдемте со мной нацѣдить пива.
   Они ушли. Фрау Гугигль сказала:-- Я немножко приведу еще въ порядокъ ваши комнаты,-- и убѣжала съ сестрой и съ баронессой.
   Лола и ма вошли въ большую, всю бревенчатую комнату, въ которой было уже почти темно. Арнольдъ Актонъ стоялъ позади. Лола все еще ждала, что онъ скажетъ, и странно -- она боялась, что ему нечего будетъ сказать. Но вдругъ онъ заговорилъ тихимъ голосомъ, останавливаясь и какъ бы вслушиваясь въ собственныя слова:
   -- Знаніе людей... Присутствіе духа... Пониманіе реальнаго и возможнаго... Очень мѣтко. Очень правильно. Еслибъ только все это не было такъ безнадежно второстепенно! Одиночество, конечно, не научаетъ насъ понимать свѣтъ, держаться среди него, отвѣчать на его насмѣшки... Или все-таки не даетъ ли одиночество намъ другое независимое отъ свѣта познаніе его и насъ самихъ... Не знаю, знакомо ли вамъ это: маленькая комнатка, вся до угловъ полная пережитаго и перечувствованнаго; ночныя странствія на просторѣ, когда въ кустахъ трепещетъ тихій вѣтеръ точно звонъ далекихъ бубенчиковъ... Какимъ свѣтлымъ и напряженнымъ становится все наше существо. Уходишь весь въ себя, становишься свободнымъ отъ всякаго внѣшняго воздѣйствія и точно крылья вырастаютъ въ душѣ.
   -- Мнѣ кажется, я понимаю васъ.
   Лола чувствовала, что говоритъ онъ возбужденно можетъ быть, только изъ боязни молчанія, и что онъ ожидаетъ увидѣть передъ собой, когда освѣтятъ комнату, равнодушное лицо. И она сказала:
   -- Я также была одинока.
   И такъ какъ онъ молчалъ, то она отъ смущенія продолжала:
   -- Тогда я ненавидѣла людей и для утѣшенія придумала себѣ особый міръ. И для меня также радость и счастье были возможны только на другихъ планетахъ.
   Каждый изъ нихъ во тьмѣ чужихъ переживаній угадывалъ контуры своихъ.
   -- Когда мы очень одиноки, то весь міръ служитъ намъ только предлогомъ, чтобы упиваться самимъ собой...
   Въ это время быстро растворилась дверь и фрау Гугигль закричала:
   -- О чемъ это вы шепчетесь тутъ?
   Стало сразу свѣтло и Лола увидѣла, что сидитъ рядомъ съ незнакомымъ человѣкомъ въ чужой комнатѣ; ей казалось, что она перенесена сюда изъ далекой чужбины, и она сказала съ удивленіемъ:-- Мы говорили объ одинокихъ прогулкахъ.
   -- И онъ, конечно, говорилъ опять о самомъ себѣ? Это его спеціальность и вначалѣ онъ производитъ этимъ впечатлѣніе. Но затѣмъ уже знаешь все напередъ. Будьте больше среди людей, Арнольдъ! Посмотрите на Гвиннера: вотъ онъ можетъ говорить нѣсколько часовъ подрядъ, не упомянувъ ни разу о себѣ.
   -- Да что бы онъ могъ о себѣ сказать?
   -- Браво! Вы становитесь злы на языкъ. Наконецъ-то!.. Ты знаешь, Лола? онъ, вѣдь, хотѣлъ удирать отсюда, когда узналъ о вашемъ пріѣздѣ? Такой онъ дикарь.
   Лола взглянула на него, но тотчасъ же изъ невольнаго почтенія отвела глаза отъ его мучительно-напряженнаго мечтательнаго взгляда. Она спросила его серьезно, не смѣясь, вмѣстѣ съ фрау Гугигль:
   -- Это правда? Вы хотѣли уѣхать?
   Онъ пробормоталъ:
   -- Напротивъ.. Мнѣ хотѣлось быть въ Мюнхенѣ; мнѣ нуженъ иногда бываетъ городъ.
   -- Зачѣмъ?-- быстро спросила фрау Гугигль.-- Кого вы тамъ знаете? Кого вы стали бы искать? Нѣтъ, право, вы удивительный человѣкъ.
   Лолѣ хотѣлось сказать:
   -- Всегда жалко, когда кто-нибудь -- неудивительный человѣкъ.
   Но ей показалось, что онъ слишкомъ высокъ для того, чтобы брать его подъ защиту, и она промолчала.
   -- Такъ я покажу вамъ ваши комнаты, -- сказала фрау Гугйгль...-- Но куда дѣвалась твоя мама?
   -- Ма!.. ма!..
   Ма вышла изъ угла, возлѣ печки. Въ темнотѣ она тамъ тотчасъ по-дѣтски уснула.
   -- Я промочила ноги,-- сказала она обиженнымъ голосомъ.
   По узкой витой лѣстницѣ онѣ поднялись наверхъ. Комната была напоена теплымъ ароматомъ сырой земли. Когда Лола высунулась изъ окна, ма позвала ее черезъ щель деревянной стѣнки, раздѣлявшей обѣ комнаты. Надо было придумать, куда положить всѣ свои туалетныя принадлежности. Ма была въ затрудненіи: когда прибудутъ сундуки съ вещами, куда дѣвать всѣ платья? Этотъ шкафъ прямо насмѣшка.
   -- Впрочемъ, если одѣваться такъ, какъ онѣ здѣсь, то, вѣроятно, довольно и его,-- иронически прибавила ма, съ укоризной потрогивая старую мебель. Прислуга два раза стучала въ дверь, наконецъ, появилась сама хозяйка и повела гостей внизъ. За квадратнымъ столомъ подъ висящей лампой всѣ сидѣли уже за ужиномъ. Гугйгль закричалъ имъ навстрѣчу:
   -- У насъ сегодня гулять!
   -- Важная вещь въ эстетикѣ,-- сострилъ Гвиннеръ. Фрау Гугигль, стоя въ. тѣни, восхищалась сочетаніемъ красокъ, которое давало сидящее за столомъ общество.
   -- Развѣ это не художествено? Смотрите; Текли -- въ красномъ и бѣломъ съ голубымъ, Гвиннеръ въ кремъ, баронъ со своей бородой, точно изъ морской пѣны. Нѣтъ, господа, взгляните на этотъ бликъ свѣга на бородѣ! Затѣмъ мой мужъ -- у него великолѣпная голова. Арнольдъ смягчаетъ краски. А въ букетѣ, что посреди стола, всѣ цвѣта повторяются. Но постойте, и я войду въ кругъ!
   Она побѣжала къ своему мѣсту. Ея платье реформъ съ золотыми бордюрами должно было представлять великолѣпіе стиля. Возрожденія. И она оглядывалась, сіяя:
   -- Ну, какъ вы находите? Художественно, правда?
   Ма почувствовала, чего отъ нея хотятъ, и изобразила восхищеніе. Но она видѣла только поношенныя платья, которыя не имѣли ничего общаго съ модой. Украдкой она даже взглянула на руки сидящихъ за столомъ -- чисты ли онѣ.
   Гугигль не отставалъ до тѣхъ поръ, пока ма не отпила изъ кружки, которая стояла передъ ней. Тогда онъ обратился къ Арнольду Актону:
   -- Видите? Такого, какъ вы, нѣтъ другого на свѣтѣ.
   -- Ну такъ, пожалуйста, дайте и мнѣ кружку.
   -- Слава тебѣ Господи!
   Гугигль побѣжалъ самъ за пивомъ. Затѣмъ онъ наблюдалъ внимательно за Арнольдомъ и, наконецъ, сердечно проговорилъ:
   -- Ну, дружище, хоро-шо-о! Я всегда такъ: не могу сойтись съ человѣкомъ, если не выпью съ нимъ пива!
   Потомъ заговорилъ съ барономъ Уттингомъ объ его собакахъ -- баронъ держалъ цѣлую псарню. Онъ жилъ въ нанятомъ крестьянскомъ домикѣ, но зато имѣлъ право на охоту во всей округѣ. Арнольдъ Актонъ тоже вмѣшался въ разговоръ; быстро, чтобы не упустить момента, когда онъ можетъ сказать нѣчто подходящее для этихъ людей, онъ сказалъ, что охотничьи собаки ему симпатичны, потому что онѣ живутъ инстинктомъ и на свободѣ; но что онъ ненавидитъ собакъ-жандармовъ, которые стерегутъ дома деревенскихъ кулаковъ или сидятъ за заборомъ въ городѣ и когда приближается чужой, бѣднякъ, начинаютъ свирѣпо лаять съ налитыми кровью глазами. Эти хищные звѣри, порабощенные и приспособленные для защиты сильныхъ въ своей скотской преданности интересамъ своего господина, олицетворяютъ, молъ, для него принципъ собственности въ его самомъ жестокомъ и безчеловѣчномъ видѣ. Ничего нѣтъ противнѣе злобы собаки на всякаго, кто приходитъ отнять что-нибудь у ея господина.
   -- Напримѣръ, на собирателя податей, не такъ ли?-- насмѣшливо подчеркнулъ Гвиннеръ.
   Минута молчанія -- и всѣ расхохотались. Баронесса уткнулась лицомъ въ свою руку, Тини, испуская радостные крики, съ торжествомъ глядѣла на Арнольда. "Ага, вотъ вамъ!" Гвиннеръ дерзко и самоувѣренно смѣялся, а Арнольдъ былъ смущенъ. Лола начала ему подсказывать отвѣтъ, но онъ только пожалъ плечами: не надо, лучше оставить это такъ. Къ тому же фрау Гугигль уже перемѣнила тему разговора. Она вдругъ взяла какую-то книжку и объявила, что мужъ ея долженъ обязательно прослушать одно мѣсто изъ нея. Стала читать. Но мужъ скоро покаялся, что онъ одну минутку подумалъ о своемъ гуляшѣ и уже потерялъ нить. Фрау Гугигль нашла, что это ужасно,-- "антихудожественно". Вотъ безконечно художественно то, что баронесса въ своемъ крестьяскомъ костюмѣ ѣстъ, опершись одной рукой на столъ.
   У ма отъ всего происходящаго были удивленные глаза, но она съѣла еще порцію гуляша и согласилась выпить еще немного пива. Ея сосѣдъ, Гвиннеръ, нравился ей; съ нимъ можно было похохотать. но какъ только она разговаривала съ нимъ, у Тини дѣлалось испуганное лицо. Она попыталась даже начать съ нимъ бесѣду о переоцѣнкѣ цѣнностей, но онъ отвѣчалъ только шутками. Арнольдъ замѣтилъ, что въ натурѣ Тини преобладаетъ интеллектъ, и фрау Гугигль закричала ему:-- Какой же вы плохой психологъ!
   Для того, чтобы не принимать участія въ разговорѣ, Лола притворилась, что слушаетъ какой-то охотничій разсказъ барона. Ей было досадно, что Арнольдъ не молчитъ также. Онъ разспрашивалъ ма о ея знакомыхъ въ Ріо -- у него тамъ была кузина.
   -- Правда, очень дальняя.
   Гвиннеръ тотчасъ же вмѣшался:
   -- Понятно, что дальняя, разъ она въ Ріо.
   Снова смѣхъ и снова смущенная улыбка Арнольда.
   Немного спустя онъ рѣшился спросить:
   -- Нравятся вамъ здѣшніе пейзажи? Хочется ли вамъ гулять?
   Лола отвѣтила:
   -- Да. Мнѣ все здѣсь напоминаетъ тѣ мѣста, въ которыхъ я когда-то совсѣмъ молодой дѣвушкой много бродила въ одиночествѣ.
   Гвиннеръ тотчасъ подхватилъ:
   -- Замѣтьте: въ одиночествѣ. Итакъ, мой милый, танцуйте назадъ -- ваше сопровожденіе нежелательно.
   Лола взглянула на Арнольда съ гнѣвомъ.
   Какъ онъ могъ позволить этому пошлому остряку все время подшучивать надъ собою и вмѣшиваться въ ихъ разговоръ... Но Арнольдъ не нашелся и на этотъ разъ, и она разсерженная, поднялась съ мѣста.
   Межь тѣмъ фрау Гугигль тоже встала изъ-за стола, сняла со сѣны мандолину и спѣла высокимъ пронзительнымъ голосомъ "Санта-Лучія". Гвиннеръ и хозяинъ съ азартомъ спорили о росписаніи поѣздовъ въ Мюнхенъ, а баронъ Уттингъ, потѣхи ради, наложилъ хлѣбныхъ крошекъ въ свои косматые брови, качалъ головой, но онѣ не выпадали -- это очень смѣшило Тини и ма. Затѣмъ Тини принесла листокъ бумаги, и Гвиннеръ сталъ по ея почерку угадывать характеръ. Она -- нѣжная, ищущая натура, говорилъ онъ; въ душѣ ея таится любовь, но какая -- счастливая или несчастная -- еще ясно не видно. Сестра съ тревогой взглянула на нее. Лола отъ сеанса отказалась, и на очереди была теперь фрау Гугигль. Она -- искренняя, правдивая и свободная душа. То, что первая половина буквы М выше второй, указываетъ на вполнѣ оправдываемое сознаніе своего достоинства. Есть указанія на тайную страсть... Между тѣмъ мужъ ея жаловался, что послѣ сладкаго пиво кажется ему невкуснымъ -- ему необходимъ кусокъ сыру. Затѣмъ замѣтилъ, что хотя современная женщина и свободна, но должна заниматься хозяйственными мелочами изъ соображеній художественныхъ. Видно ли въ почеркѣ жены преобладаніе художественнаго чутья? Гвиннеръ удостовѣрилъ это, подмигнувъ глазомъ, и фрау Гугигль пошла за сыромъ.
   Ма потребовала, чтобы Гвиннеръ предсказалъ ей будущее, и протянула ему свою маленькую ручку. Онъ наговорилъ ей кучу комплиментовъ и она засмѣялась отъ радости. Когда же онъ предсказалъ ей большое богатство, она вскрикнула и подбѣжала къ Лолѣ:
   -- Узнай и ты свою судьбу; что тебѣ мѣшаетъ?
   Ма вполнѣ примирилась съ новой средой. Все ее пріятно возбуждало: странныя пѣсни, смѣшной старикъ баронъ съ крошками въ бровяхъ, сутолока, шутки; невѣроятныя блюда, и это пиво, которое въ концѣ концовъ не такъ ужъ плохо, и эти оригинальные люди, которые въ честь ея пріѣзда какъ бы разыгрываютъ рядъ сценъ въ этой странной комнатѣ, среди густыхъ облаковъ дыма. Ма выглянула въ дверь на веранду. Мимо по дорожкѣ подъ дождемъ промчалась Тини къ почтовому ящику. Вернулась она съ пустыми руками, но не грустнѣе прежняго. Ма тоже вышла на веранду, удивленно вслушивалась нѣсколько минутъ въ сонное капаніе дождя и вбѣжала назадъ въ комнату съ внезапнымъ желаніемъ захлопать въ ладоши.
   -- Смотри-ка!-- прошептала она Лолѣ.-- Они прескверно одѣты, а такіе интересные!
   Лолѣ было скучно. Все казалось ей дѣланнымъ, жалкимъ и претенціознымъ. Изъ этой выбѣленной дачной комнаты ей хотѣлось попасть въ кафе въ Барцелонѣ, съ Гелидой, съ да-Сильва и слушать стихи поэта. А тутъ раздавались плоскія остроты Гвиннера, и точно только что выпущенная на свободу бѣсилась фрау Гугигль. Лолѣ было стыдно за нее: мужчины смотрѣли на нее, какъ смотрятъ на заводную игрушку, которая вдругъ катится по комнатѣ одна.
   Гвиннеръ предсказалъ уже судьбу Тини и теперь попросилъ у Арнольда его руку. Она лежала на краю стола; Арнольдъ самъ нерѣшительно поглядывалъ на нее, и Лола тоже посмотрѣла. Рука была, мягкая, страдающая; вспухшія жилы дѣлали ее безхарактерной и вялой... Гвиннеръ съ многозначительной улыбкой оглядѣлъ всѣ линіи кисти, повернулъ ладонью вверхъ и лукаво взглянулъ на фрау Гугигль.
   -- У васъ ничего нельзя разобрать.. Все неразвито. Вы еще очень молоды. Страшно молоды!
   И спросилъ презрительно:
   -- Сколько вамъ лѣтъ?
   Лола стала прислушиваться. Да, Арнольдъ отвѣчаетъ!
   -- Тридцать два.
   -- Въ дѣйствительности, вы гораздо моложе,-- произнесъ Гвиннеръ и выпустилъ его руку. Арнольдъ засмѣялся вмѣстѣ со всѣми, опустилъ глаза передъ ироническимъ взглядомъ Тини, сказалъ какіе-то блѣдныя слова и сѣлъ въ уголъ.
   Гугигль прочиталъ въ газетѣ, что у одного стараго знаменитаго художника умерла жена. Баронесса знала, что супруги всегда плохо жили, и вотъ Гвиннеръ тотчасъ же взялся за сочиненіе объявленія объ ея смерти.
   -- Богу угодно было со смертью моей милой жены избавить меня отъ долгихъ страданій.
   Или:
   -- Смерть моей жены для меня не явилась ударомъ -- ударъ постигъ только ее...
   И въ такомъ родѣ дальше и дальше -- Гвиннеръ шагалъ по комнатѣ и остроты выходили одна за другой изъ его устъ, точно цыплята изъ яицъ. Весь птичникъ такъ и кудахталъ. Баронесса держалась за бока отъ хохота, у фрау Гугигль текли слезы, Тини хлопала въ ладоши отъ радостной гордости, а ма, не понимавшая ни одного слова, ликовала громче всѣхъ.
   Лола и Арнольдъ, подавленные, смѣялись вмѣстѣ со всѣми. Вдругъ, взгляды ихъ встрѣтились, напускное веселье отлетѣло, стали серьезны, и оба невольно придвинулись ближе другъ къ другу.
   -- Какъ вы находите это?-- спросилъ онъ неувѣренно. Она отвѣтила, полуулыбаясь:
   -- Художественно.
   -- Я иногда совершенно теряю мужество бывать въ обществѣ.
   Лолѣ было не по себѣ, потому что она чувствовала страшную близость къ этому чужому человѣку, и помимо воли сказала тономъ пріятельскаго выговора.
   -- Зачѣмъ вы здѣсь? Какъ я замѣтила, вы не сколько не подходите сюда.
   -- Я знаю: для меня играетъ большую роль, какъ ко мнѣ относятся: это глупо, это, быть можетъ, болѣзнь... Но въ жизни такъ много зависитъ отъ случая. Я и подчиняюсь случаю.
   Она кивнула головой, потомъ прибавила:
   -- Все-таки нѣсколько разъ я была оскорблена за васъ.
   -- Напримѣръ, не надо было давать руку, правда?..
   Лола взглянула на руку: теперь вздутость исчезла и рука казалась сильной и нервной.
   -- Но я въ такія минуты стыжусь немного, и это мѣшаетъ вполнѣ владѣть собой: мнѣ стыдно за себя и стыдно за того, который упражняетъ на мнѣ свое мелкое честолюбіе. А потомъ этотъ господинъ считаетъ себя необыкновенно остроумнымъ.
   -- О, да... Но не приходитъ ли вамъ въ голову, что вы могли бы поднять руку?-- спросила она со злобой въ голосѣ.
   Онъ отвѣтилъ.
   -- Иногда потомъ приходитъ. Но, въ сущности, я бы никогда не сдѣлалъ этого. Слишкомъ много самомнѣнія. Кто смотритъ на вещи широко и вдумывается, тотъ не даетъ такой воли своимъ инстинктамъ и не считаетъ себя въ правѣ на это...
   Лола взглянула на него -- онъ снова сидѣлъ какъ тогда въ темнотѣ, нагнувшись, словно уйдя въ себя и въ этой свободной отъ напряженія позѣ, онъ казался болѣе увѣреннымъ, болѣе значительнымъ, болѣе самимъ собой...
   -- Да, это -- сдержанно, чисто, если хотите,-- сказала она, -- но не противно ли это человѣческой природѣ? И всегда ли вы были такимъ? Вы, дѣйствительно, и мальчикомъ никогда не мучили лягушекъ?
   -- Конечно, мучилъ. Но съ годами нервы слабѣютъ и невольно становишься добрымъ.
   -- О! развѣ добрые всегда слабы?
   Лола стала припоминать самое себя:
   -- Я знаю, что кто несчастливъ и безсиленъ, тотъ дѣлается недовѣрчивымъ и злымъ.
   -- Хуже еще, когда человѣкъ внезапно пріобрѣтаетъ силу. Слабый, тогда теряетъ совершенно власть надъ своими нервами. Нѣтъ существа презрѣннѣе того, который, забывая честь и человѣчность, пробивается въ ряды сильныхъ и жестокихъ.
   -- Вы -- фанатикъ, -- сказала Лола и обрадовалась, что можно улыбнуться.
   -- Какъ вы думаете, счастлива ли фрау Гутигль?-- спросила она вдругъ.
   Онъ удивленно посмотрѣлъ на нее.
   -- Отчего ей не быть счастливой? Прежде всего она никогда не думаетъ. И затѣмъ -- она дѣлаетъ со своимъ мужемъ все, что хочетъ.
   Лола улыбнулась.
   -- Мнѣ кажется, что скорѣе онъ заставляетъ ее дѣлать все-такъ, какъ ему желательно. И. это замѣтно всѣмъ.
   -- Неужели я такой не наблюдательный человѣкъ?
   Лола помолчала съ минуту, затѣмъ заговорила:
   -- Изъ всѣхъ женщинъ, какихъ я знаю, хуже всего живется нѣмецкимъ. Самоувѣренность и свободное обращеніе фрау Гугигль дѣла не мѣняетъ. Онѣ все еще безправны и при этомъ должны много работать. Лучше ужъ быть замужемъ въ Бразиліи. Тамъ тоже являешься рабой; но зато лежишь цѣлые дни въ гамакѣ, мужъ и господинъ прислуживаетъ тебѣ, и по закону половина всѣхъ доходовъ мужа принадлежитъ женѣ.
   -- Гдѣ это такъ?-- спросила фрау Гугигль и подсѣла къ нимъ. Когда она узнала въ чемъ дѣло, то нашла, что быть бразиліанкой -- замѣчательно художественно.
   Арнольдь, чтобы только сказать что-нибудь, выпалилъ вдругъ:
   -- Можетъ быть, женщина перестаетъ быть художницей, если она культивируетъ какое-нибудь искусство.
   -- Я пою,-- сказала Лола, улыбаясь.
   Фрау Гугигль дико захохотала.
   -- Простите, -- пробормоталъ онъ, стараясь казаться спокойнымъ, -- я хотѣлъ сказать, что женщина не можетъ отказаться отъ жизни, а это требуется отъ художника.
   -- А маскарады-то художниковъ?-- вставилъ Гвиннеръ.
   Арнольдъ поднялъ плечо, точно отгоняя назойливую муху.
   -- Художникъ долженъ наединѣ съ собой, -- продолжалъ онъ, -- изучить себя, свой внутренній міръ, довести свои чувства до вершины, познать всѣ, самыя смутныя свои ощущенія и имѣть мужество признаться въ нихъ, даже въ самыхъ скверныхъ изъ нихъ.
   -- Недурно,-- объявилъ Гугигль, -- но позвольте вамъ замѣтить, что мы, вѣдь, порядочные люди.
   -- Не навлекайте на себя гнѣва художниковъ,-- предупредилъ Гвиннеръ. Они -- великая сила.
   -- Здѣсь мы находимся во власти одной только силы вашего остроумія,-- сказала Лола, вставая.-- Особенно теперь, въ двѣнадцать часовъ, когда мы устали.
   Всѣ стали прощаться. Лола проговорила, обращаясь къ Арнольду.
   -- Намъ помѣшали, но завтра я еще спрошу у васъ кое-что.
   

IV.

   Въ послѣдующіе дни Лола много говорила съ Арнольдомъ, и они во многомъ поняли другъ друга. А время шло.
   Однажды вечеромъ, войдя въ столовую, Лола почувствовала, что есть кто-то посторонній; прежде чѣмъ она успѣла отыскать его глазами, онъ вскочилъ передъ ней и сдѣлалъ такой поклонъ, какого она уже не видала много недѣль. Лола смутилась.
   -- Графъ Чезаре -- Августо Парди изъ Флоренціи, мой кузенъ, -- сказала баронесса.-- Онъ пріѣхалъ неожиданно.
   Лола улыбнулась немного насмѣшливо и подумала:
   "Значитъ эта порода людей еще не вымерла?"
   Затѣмъ повернулась къ Арнольду. Но ей мѣшало то, что никто не говорилъ, кромѣ итальянца и ма. Радостный, щебечущій, несся голосъ ма черезъ столъ; наконецъ то она опять имѣла человѣка, который вполнѣ понималъ ея языкъ! Всѣ съ удивленіемъ прислушивались къ ихъ необычайно быстрой рѣчи. Лола невольно останавливалась посреди своего разговора съ Арнольдомъ и прислушивалась. Какой чарующій голосъ. Не глядя, она знала, что онъ улыбается, обворожительно и сладко. Знала, что у него тонкія, прямыя брови, черныя рѣсницы на мраморно-бѣломъ лицѣ, яркія, полныя губы. Она все знала, слыша его голосъ. А развѣ это было не такъ?.. Не успѣла она слегка повернуть голову, какъ итальянецъ обратился къ ней.
   -- У насъ съ вашей матерью оказывается масса общихъ знакомыхъ...
   Лола тоже вспомнила нѣкоторыхъ изъ нихъ, но безъ воодушевленія; съ презрѣніемъ смотрѣла она на этого Парди, у котораго лицо имѣло такое приторно-сладкое выраженіе.
   Гугигль бросалъ ироническіе взгляды; онъ скорчитъ гримасу и спросилъ, не идеть ли разговоръ о сладостяхъ. Дамы захихикали. Парди не понялъ. Онъ продолжалъ быть нѣжнымъ и сладкимъ, и все же въ его улыбкѣ чувствовалось что-то скрытое, точно угроза.
   Они продолжали говорить, остальные молчали, Тини съ открытымъ ртомъ, Гвиннеръ подобострастно улыбаясь. Парди пытался вовлечь въ разговоръ свою кузину, фрау Гугигль и барона Уттинга, но это ему не удавалось; а съ ма и Лолой говорилось необычайно легко и быстро. Это сердило Лолу; безъ околичностей вернулась она къ Арнольду. Тотъ вздрогнулъ. Она замѣтила, что онъ сильно робѣетъ, заикается. И старалась быть терпѣливой, придавая своимъ словамь тонъ взрослой, ободряющей застѣнчиваго ребенка. При этомъ она поймала взглядъ, которымъ онъ обмѣнялся съ итальянцемъ. Выпуклые глаза Парди, которые все видѣли, испытующе и уже презрительно скользнули по лицу Арнольда; тотъ робко отвернулся. Лола заговорила громче, точно хотѣла перекричать эти взгляды. Вдругъ она подумала: "Не стоитъ съ нимъ возиться", и внезапно замолчала. Парди тотчасъ же оживленно и быстро заговорилъ.
   На слѣдующее утро въ девять часовъ дамы еще сидѣли за завтракомъ. Парди разсказывалъ имъ объ Африкѣ. Онъ тамъ дрался, какъ левъ, былъ въ плѣну у негуса, проявилъ необычайную храбрость... Баронесса, фрау Гугигль, Тини и ма обмѣнивались удивленными взглядами: какъ дѣти, только что получившія чудесные подарки. Парди успѣлъ убѣдить каждую изъ нихъ, что все это говорится именно для нея. Онѣ были очарованы имъ. Онъ восхищался своей кузиной, наряженной въ крестьянскій костюмъ, и увѣрялъ, что она въ немъ -- точно подростокъ. Тини довелъ до того, что безъ словъ -- одними жестами да игрой глазъ -- заставилъ ее смѣяться надъ своей же фразой о равноправіи женщинъ. Онъ называлъ рисованье фрау Гугигль прелестнымъ. А для ма изображалъ въ смѣшномъ видѣ ихъ общихъ знакомыхъ: его жесты, гримасы были такъ характерны, что не только ма, но и всѣ остальные представляли себѣ тѣхъ людей, которымъ онъ подражалъ. Лола наблюдала его. Но вдругъ невольно засмѣялась, и тогда легкимъ наклоненіемъ головы, путь замѣтнымъ движеніемъ плечъ Парди далъ ей понять, что знаетъ ея сдержанность, и проситъ снисхожденія. Тотчасъ же Лола перестала смѣяться.-- Шутъ!-- подумала она, но невольно чувствовала, что ей льститъ его отношеніе.
   Въ эту минуту въ дверяхъ появился Арнольдъ. Лола внутренно сжалась. Онъ не принималъ никакого участія въ разговорѣ, Лола встала, сѣла рядомъ съ нимъ и заговорила вполголоса, точно желая показать всѣмъ, какъ они близки другъ другу. Потомъ попросила, чтобы онъ проводилъ ее. Очутившись въ своей комнатѣ, Лола подумала:
   "Нѣтъ, я его могу любить только, какъ брата".
   По дорогѣ онъ заговорилъ объ итальянцѣ.
   -- Какъ иногда съ первой встрѣчи опредѣляется вражда. Вотъ вамъ противоположный мнѣ типъ, человѣкъ дѣйствія, активная натура. Онъ еще не произнесъ слова, послѣ котораго не послѣдовало бы дѣло.
   -- Откуда вы это знаете?-- опросила Лола, хотя сама была убѣждена, что это такъ.
   -- Робость, которую внушаютъ ему подобные люди, служитъ для него доказательствомъ,-- возразилъ онъ. И улыбнулся надъ самимъ собой.
   Лола была раздражена его откровенностью, которую она находила мелкой и лишенной достоинства. Она заявила, что легко себѣ это представляетъ. Пусть онъ пойметъ, что это сказано вѣжливо, но холодно. Только страдая полнымъ отсутствіемъ такта, можно было послѣ ея словъ продолжать говорить на ту же тему, а онъ говорилъ, точно она была на его сторонѣ. Тотъ -- человѣкъ инстинкта, стараго покроя -- яркій представигель извѣстной расы.
   -- Ничего общаго между ему подобными и нами не можетъ быть; это чувствуется сейчасъ же, правда?
   Лола сгорала отъ нетерпѣнія, хотѣла его остановить. Но онъ опять возвратаіся къ вопросу о любви людей одной расы, о томъ, какую женщину онъ можетъ любить, какой мужчина можетъ быть ей по душѣ.
   "Какое ему до этого дѣло?"
   Положимъ, она должна была признаться, что многіе ихъ прежніе разговоры давали ему право на это.
   "Собственно, вѣдь ничего не произошло съ техъ поръ? Что это со мной?.. Ахъ, какой онъ безтактный!"
   Сколько она ни боролась съ собой, дурное настроеніе овладѣвало ею все больше и больше... Она шла молча, съ опущенными глазами и съ болѣзненнымъ нетерпѣніемъ жаждала не слышать того, что онъ говорилъ.
   Наконецъ, она проговорила:
   -- Однако, ьы умно обо всемъ разсуждасте.
   Онъ смутился и сразу замолчалъ. Они пришли домой и въ первый разъ не условились относительно слѣдующей прогулки. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ шла ма съ Парди. Лола сстановилась; Арнольдъ какъ будто колебался, потомъ попрощался.
   Ма сіяла и оживленно болтала.
   -- Мы были на постояломъ дворѣ и на кладбищѣ. Сначала крестіяне хоронили кого-то. Мы смотрѣли, было очень интересно. Потомъ они засѣли за выпивку и будутъ сидѣть за пивомъ до ночи. Я бы хотѣла знать, когда они работаютъ...
   Когда ма вошла на веранду къ остальному обществу, Парди обратился къ Лолѣ:
   -- Ваша мама не любитъ много ходить; вы, кажется, наоборотъ. Вотъ и сейчасъ у васъ запыленныя туфли.
   -- Я охотно хожу въ лѣсъ.
   -- Лѣсъ, его важная прохлада! это мой идеалъ. Знаете ли, вы сами возбуждаете во мнѣ воспоминаніе о лѣсной свѣжести?
   -- Вы меня уже такъ хорошо знаете!
   На мгновеніе онъ смутился и нахмурился, но изъ боязни быть осмѣяннымъ, подавилъ раздраженіе и снова заговорилъ сладко и нѣжно.
   -- О, вы должны мнѣ позволить проводить васъ. Я бы хотѣлъ видѣть, какъ вы поглаживаете быстрыхъ ланей. Я не могу себѣ представить, какъ ваши маленькія ножки могутъ топтать нѣжные цвѣты.
   Передъ вечеромъ они пошли гулять и болтали безостановочно, но не о лѣсѣ, цвѣтахъ и ланяхъ. Онъ привезъ массу сплетенъ изъ Віареджіо, курорта, откуда пріѣхалъ и куда опять собирался. Съ презрѣніемъ отзывался онъ о женщинахъ, дѣлалъ злобныя замѣчанія, необдуманныя разоблаченія. И ежеминутно повторялъ:
   -- Вы -- совсѣмъ, совсѣмъ другая. Вы даже всѣхъ этихъ гадостей не можете понять!
   Но Лола понимала: онъ хочетъ завоевать ея расположеніе, обливая грязью другихъ. Точно такъ же пожертвуетъ онъ и ею въ разговорѣ съ другой женщиной.
   Она слушала и говорила сдержанно, съ еле скрытой насмѣшкой, точно онъ былъ ненадежный партнеръ, точно онъ былъ врагъ; но затѣмъ увлеклась, возбужденно смѣялась, и вдругъ замѣтила, что болтаетъ легко и не задумываясь, совсѣмъ какъ ма.
   "Все взвѣшивать, все обдумывать, какъ Арнольдъ, я тоже не могу".
   Ее влекло къ Парди, это было ясно. Ей нравилась его манера крѣпко пожимать руку, такъ что звенѣла золотая цѣпочка отъ часовъ, нравилось то, что онъ ловкимъ движеніемъ хищника обрывалъ вѣтки на ходу, что переходилъ отъ изысканной вѣжливости къ нескрываемой враждебности, все нравилось, -- его необузданность, приторность, вѣчно скрытая угроза. Ей казалось, что она плыветъ въ разукрашенной цвѣтами лодкѣ по быстрой рѣкѣ, а мимо мелькаютъ великолѣпные дворцы. Ни минуты не чувствовала она довѣрія и спокойствія среди смѣха и веселья. Лодка была красива, но дворцы -- изъ картона, а рѣка -- полна грязи, но Лолу быстро несло теченіе.
   Придя домой, она застала ма въ убійственномъ настроеніи.
   -- Надо отдать тебѣ справедливость, ты не очень заботишься о своей матери! Три недѣли скучаю я здѣсь, среди этихъ плохо одѣтыхъ людей -- изъ-за тебя, конечно. Наконецъ, появляется человѣкъ нашего круга, и вотъ ты его водишь цѣлый день по пыльнымъ дорогамъ.
   -- Ты мнѣ сцену устраиваешь, ма? Если бы я знала, что ты тоже хочешь итти...
   -- Не лицемѣрь, пожалуйста! А вспомни, какія жертвы я приносила тебѣ? Ты могла выйти замужъ еще въ Барцелонѣ, если бы хотѣла. Я, твоя мать, стушевалась бы, уступила тебѣ мѣсто...
   Ма рыдала.
   За ужиномъ оказалось, что. не она одна ревнуетъ. Баронесса говорила съ кузеномъ жесткимъ, обиженнымъ тономъ. Фрау Гугигль напомнила ему съ кислой веселостью въ голосѣ, что они условились всѣ вмѣсти пойти осматривать развалины. Лола увѣряла, что она этого не слышала.
   -- Да, да, я понимаю, что вы не слышали,-- и фрау Гугигль пыталась добродушно улыбнуться.
   Парди ловко боролся съ окружающимъ его дурнымъ настроеніемъ. Его любезность и галантность были просто необычайны. Но, тѣмъ не менѣе, дамы имѣли обиженный видъ. У Тини лицо было блѣдное, вытянутое, глаза горѣли. Грустнымъ, долгимъ взглядомъ соединяла она Лолу съ итальянцемъ.
   Гвиннеру она совсѣмъ не отвѣчала. Но вдругъ заговорила съ Парди о женскомъ вопросѣ и на этотъ разъ была непреклонна. Гугигль поддерживалъ ее.
   Постепенно настроеніе смягчилось. Прогулка къ развалинамъ была снова назначена на слѣдующій день. Но ма вдругъ заупрямилась и заявила, что ни за что не пойдетъ.
   Парди долженъ былъ употребить все свое искусство очарователя; и вдругъ неожиданно для и ѣхъ ма прыснула, какъ ребенокъ, который долго удерживается отъ смѣха.
   Войдя въ свою комнату, Лола закрыла дверь, прислонилась къ ней и задумчиво заглядѣлась на вспыхивающую свѣчу. Было пусто и тоскливо; торло сжималось, точно клещами. Какой скверный, тяжелый день, проведенный со случайными, неинтересными людьми!
   -- Какое мнѣ дѣло до этого итальянца, до этого нѣмца? Почему явились именно эти два? На Божьемъ свѣтѣ было такъ много другихъ.
   Она подошла къ окну, безнадежно посмотрѣла въ темную даль.
   И вдругъ вспомнила лунныя ночи, когда стояла такъ же у окна, когда бродила по саду и все казалось волшебно-прекраснымъ... А теперь, оглядывая комнату, всматриваясь въ темноту, она думала: какъ все было, незначительно!
   Дрожа отъ одиночества, она упала съ закрытыми глазами на подоконникъ.

-----

   Тотчасъ же при пробужденіи Лола прониклась предчувствіемъ. Она ждала, что одинъ изъ нихъ придетъ за ней, опередитъ другого, отниметъ ее у того. И мысленно желала, чтобы это былъ Арнольдъ.-- Но никто не приходилъ. Передъ обѣдомъ она встрѣтила Парди, но ускользнула отъ него, хотя онъ ее уже окликнулъ. А за столомъ возмущалась обоими: Арнольдомъ, который краснѣлъ передъ Парди, и итальянцемъ за его пошлую самоувѣренность. И ей казалось, что двѣ маски, двѣ маріонетки играютъ передъ ней выученную роль.
   Рѣшили отправиться осматривать развалины. Лола все еще считала невозможнымъ, чтобы Арнольдъ отпустилъ ее. Каждую минуту она ждала, что онъ откроетъ ротъ и напомнитъ ей объ ихъ обычной прогулкѣ въ лѣсъ. Когда же всѣ встали, а онъ еще не проронилъ ни слова, ей стало такъ тяжело, точно онъ предалъ ее. И Лола заявила, что не пойдетъ.
   -- Ты, дѣйствительно, плохо выглядишь,-- сказала фрау Гугигль.-- Тини, отнеси Лолѣ чашку чаю, прежде чѣмъ мы уйдемъ.
   Въ ея комнатѣ опять стояли его цвѣты!
   Тини подошла къ ней; робко и торжественно держала она подносъ съ чаемъ.
   -- Спасибо, Типи.
   Молчаніе. Чашка зазвенѣла, Тини отвернулась. Граціозно и быстро бросилась она на колѣни передъ Лолой. Обхвативъ ея колѣни, она шептала съ закрытыми глазами, точно во снѣ:
   -- Помнишь, какъ мы съ тобой говорили о томъ, что есть милліоны людей, еще можетъ случиться нѣчто необычайное, неожиданное... Помнишь, какъ я вѣрила, что ты переживешь большое, большое счастье... Видишь, ты его имѣешь, это счастье. Я вижу, что имѣешь!
   И она убѣжала. Лола еще ощущала ея объятья, когда на лѣстницѣ затихли легкіе шаги.
   Когда черезъ часъ она отправилась въ столовую, на порогѣ ждалъ Парди. Онъ поцѣловалъ ей руку и сказалъ:
   -- Неужели вы могли думать, что я пойду на прогулку безъ васъ? Подъ предлогомъ необходимости написать важное письмо я остался, чтобы побыть съ вами.
   Видя ея разсѣянный: взглядъ, онъ замѣтилъ:
   -- Какъ вы себя чувствуете? Не могу ли быть чѣмъ-нибудь полезнымъ?
   -- Они всѣ ушли? И моя мать?
   -- Ваша мать и -- всѣ.
   -- Мнѣ хочется посидѣть въ саду.
   -- Ваша блѣдность очаровательна.
   -- У меня ужасный видъ.
   -- Перестаньте! Клянусь вамъ, я знаю, что говорю; и знаю, чего хочу.
   Это подѣйствовало на нее. Да, этотъ зналъ, чего хотѣлъ. И она больше не прерывала его льстивыхъ рѣчей. Что за голосъ: гибкій, нѣжный -- опасный! Она была увѣрена, что въ это время Арнольдъ мучительно тосковалъ по ней тамъ, у развалинъ, а она такъ презрительно и спокойно думала о немъ.
   Когда она снова увидѣла его, то не могла не удивляться его робости, мѣшковатости, отсутствію находчивости. Весь день она провела съ Парди, видѣла, какъ изящно и самоувѣренно сгибалась возлѣ нея его граціозная фигура, и неуклюжесть Арнольда казалась ей просто необыкновенной. Прежде она видѣла особую красоту въ томъ, что онъ чуждъ всему, подавленъ и свободенъ только, когда грезитъ. Но этой красоты она болине не видѣла и чувствовала стыдъ за его мѣшковатость, точно была тому виной.
   Въ слѣдующіе за этимъ дни она снова и снова внимательно изучала Арнольда. Развѣ, когда онъ долженъ былъ защищать свои взгляды, убѣжденія, у него не былъ видъ, будто онъ хочетъ удрать? Да, онъ просто трусъ. И эгоистъ, пугливый эгоистъ, вѣчно боящійся нарушить свой покой изъ-за другого. Онъ ее раздражалъ, истому что она разочаровалась въ немъ. И часто хотѣлось запретить ему приносить цвѣты въ ея комнату.
   Постоянно у нея было ощущеніе, точно это все она уже переживала, но яснѣе, отчетливѣе. Ей казалось, что этотъ Арнольдъ похожъ на другого, и только тотъ второй уяснитъ ей образъ Арнольда. Увидѣвъ какъ-то, что у него спустился носокъ, она вдругъ вспомнила -- Дитриха, учителя исторіи, Дитриха, робкаго и насмѣшливаго, разговаривавшаго съ ними, какъ со взрослыми барышнями, поддерживавшаго мать и сестеръ, Дитриха, жизнь котораго должна была быть полна нѣжныхъ, благородныхъ мыслей. Вспомнила, какъ однажды у того спустился желтый носокъ, какъ свъ кокетничалъ съ толстой Женни, и отнялъ у Лолы волосъ который она вырвала на его рукѣ.-- "Такъ не дѣлаютъ!" -- и -- ,.Дай его сюда!" -- крикнулъ онъ тогда... Ей хотѣлось громко засмѣяться Арнольду въ лицо, теперь сна вполнѣ поняла ею.
   Не бросаетъ ли онъ украдкой страстныхъ взоровъ на толстую кухарку? У него тоже спустился носокъ, не обличающій тонкаго вкуса въ его обладателѣ. Случалось, что Арнольдъ бывалъ одѣтъ еще небрежнѣе Дитриха. А иногда впадалъ въ другую крайность. И одѣвался ужъ слишкомъ модно, на манеръ итальянскихъ щеголей. Парди же умѣлъ соблюдать мѣру. Арнольдъ одѣвался, какъ человѣкъ, который не знаетъ, какой видъ онъ долженъ имѣть, за кого онъ себя считаетъ. Лола вспоминала всѣ противорѣчія, которыя встрѣчались въ его рѣчахъ, и замѣчала, что хотя онъ и былъ откровененъ, но его образъ для нея совсѣмъ не ясенъ.
   Натура Парди была проще, понятнѣе, въ его душѣ жили обыкновенныя людскія желанія. Не надо было считаться съ его настроеніемъ, съ настроеніемъ окружающей природы. Можно было выслушивать съ безпричиннымъ смѣхомъ кучу комплиментовъ, тутъ же сфабрикованныхъ. Можно было входить въ крестьянскіе домики, быть общительной, веселой, бодрой.
   -- Какъ я тоскую въ своемъ тяжеломъ одиночествѣ но простой любви къ людямъ.
   Здѣсь она была, эта простая любовь къ людямъ причина ея была -- сила. Здѣсь были твердыя, мужскія убѣжденія, здѣсь женщину не высоко цѣнили и немногаго отъ нея требовали. Не надо было казаться умной, значительной, и это было гораздо легчё. Почему же не плыть по этому быстрому теченію?
   И все-таки, когда она находилась въ обществѣ Парди, ее смущала мысль, что тутъ, близко есть болѣе достойный человѣкъ. Она упорно боролась съ этимъ чувствомъ.
   -- Я, вѣдь, молода.
   И возмущалась Арнольдомъ, точно онъ посягалъ на ея молодость, на ея двадцать лѣтъ.

-----

   Когда она пѣла, внизу кто-то громко начиналъ насвистывать, затѣмъ въ окнѣ появлялась голова Парди.
   Онъ безшумно влѣзалъ на подоконникъ и мигомъ оказывался въ комнатѣ Лолы. Увлеченная своимъ пѣніемъ, Лола видѣла это, какъ сквозь санъ. Когда она кончала, онъ шумно выражалъ свое одобреніе и дѣлалъ это отъ чистаго сердца, ни минуты не сомнѣваясь, что все, что нравилось ему, должно нравиться всему свѣту.
   -- Вы будете счастливы, я это чувствую!
   И вдругъ Логѣ ея будущее представлялось прекраснымъ и свѣтлымъ.
   -- Чего я хочу? Взе идетъ прекрасно! Какъ мнѣ могло казаться, что голосъ ослабѣлъ?
   У нея было такое чувство, точно страхъ и сомнѣніе овладѣвали ею только въ присутствіи Арнольда. Ма думала то же самое.
   -- Видишь, ты будешь извѣстной пѣвицей, но, конечно, когда этотъ нѣмецъ торчитъ передъ глазами, какъ дубина, ты теряешь всякую бодрость.
   Парди перелистывалъ ноты; онъ шептллъ ей что-то на ухо, и у ма отъ его близости становились неподвижные, смѣющіеся глаза. Даже потомъ въ своей комнатѣ она безпричинно улыбалась. Лола замѣчала это. Ма была нѣжна, часто вздыхала и поднимала глаза на Лолу, точно хотѣла заговорить. Но молчала.
   -- Скажи, не замѣтно ли тутъ морщинки, возлѣ глаза?-- спрашивала она, просидѣвь битый часъ передъ зеркаломъ.
   -- Нѣтъ, ма, у тебя опять та полоса, когда ты молодѣешь съ каждымъ днемъ.
   Явился новый поклонникъ, и ма молодѣла. Опять приходила она вечеромъ въ ночной рубашкѣ къ Лолѣ и разсказывала о своихъ побѣдахъ.
   -- Мнѣ кажется, что Парди любить меня. Какъ ты думаешь? Вчера весь вечеръ онъ сидѣлъ только со мной. А сегодня, качая меня въ гамакѣ, онъ говорилъ такія вещи...
   -- Онъ всѣмъ говорить "такія вещи", ма.
   -- Но меня онъ любить; это разница.
   -- Развѣ такой, какъ онъ, можетъ любить? Ты наивна, какъ дитя, ма. Вѣдь у него, навѣрное, есть уже связь въ деревнѣ.
   -- Кто тебѣ говорилъ?
   -- Не пугайся, я ничего не знаю. Но ты уже должна замѣчать, что онъ ухаживаетъ за всѣми тремя живущими здѣсь женщинами, какъ за тобой.
   Ма задумалась и вдругъ радостно засмѣялась.
   -- Ахъ, я понимаю! Ты ревнуешь?
   Лола почувствовала, что краснѣетъ. Ма обняла ее за шею.
   -- Ты лкбишь его! Я не хочу препятствовать твоему счастію! Я приношу себя въ жертву!
   Лола гнѣвно вырвалась изъ ея объятій.
   -- Дѣло не въ томъ, ма. Развѣ ты не замѣтила, что онъ весь сегодняшній день провелъ со своей кузиной? Они ушли на сѣнокосъ; сидѣли на сѣвѣ и, вѣроятно, пили вмѣстѣ пиво.
   -- Это ужасно!-- ма топнула ногой.-- Я ему покажу, что со мной нельзя играть!
   -- Не будь ребенкомъ, ма! Баронесса достаточно благоразумна и знаетъ, что онъ позируетъ Мари въ полураздѣтомъ видѣ, а съ маленькой Тини...
   -- Позируетъ!
   Лолѣ стало жаль ма. Она вытерла ея слезы и стала ласкать и утѣшать.
   -- Мнѣ все же кажется, что ты ему больше другихъ нравишься. Вы очень подходите другъ къ лругу.
   -- Не правда ли?-- сказала ма и, наконецъ, улеглась.
   -- Ты хотѣла бы сдѣлаться графиней Парди, ма? Женой Чезаре-Августо Парди? Какъ это гордо звучитъ!
   -- Кто знаетъ... Можетъ быть. Но только въ томъ случаѣ, если ты въ вето не влюблена.
   -- Нѣтъ, ма, я не могла бы его полюбить.
   -- Зачѣмъ любить? Да и что можно любить въ Парди?
   -- Этотъ типъ мнѣ, вѣдь, хорошо знакомъ. Такимъ былъ да-Сильва и всѣ прежніе. Если я отъ нихъ умѣла избавиться, то...
   Она часто, намѣренно вела съ Парди тѣ же разговоры, что съ да-Сильвой, и заранѣе знала всѣ его отвѣты. Парди былъ представитель того же типа, но болѣе совершенный, болѣе зрѣлый.
   Кромѣ того, Лола считала унизительнымъ влюбиться въ человѣка, которому покорялись всѣ женщины, человѣка, имѣвшаго особую силу надъ ними. Она чувствовала чужую ревность, когда замѣчала, что при разговорѣ съ Парди у какой-нибудь изъ нихъ загорались глаза, -- и сама стыдилась этого.
   Итальянецъ велъ безпрерывную игру. Въ то время, какъ у одной послѣ разговора съ нимъ еще пылали щеки, другая уже ликовала и безпокойно оглядывала третью.
   Ма улыбалась по цѣлымъ днямъ, смѣялась надъ всѣми и рыдала по вечерамъ. Баронесса ругалась по-баварски и рѣдко бывала дома. Фрау Гугигль наряжала себя и Тини въ какія-то необыкновенныя шляпы, гарнированныя по ея указаніямъ и іе имѣющія ничего общаго съ модой. О парижскихъ нарядахъ ма и Лолы она теперь отзывалась пренебрежительно. Когда всѣ сидѣли вмѣстѣ, то сейчасъ же обнаруживалась скрытая вражда. Ма хотѣла, чтобы ставни были плотно закрыты, баронесса требовала, чтобы они были настежъ открыты, и обѣ злились на Тини, которой и то и другое было совершенно безразлично.
   Послышались мужскіе шаги, тотчасъ же дамы начали принужденно смѣяться. Но это были только Гугигль и Гвиннеръ; ихъ появленіе было встрѣчено холодно и пренебрежительно.
   -- Гдѣ же галантный ухаживатель и покоритель сердецъ?-- спросилъ Гугигль и сейчасъ же добродушно извинился передъ баронессой за насмѣшливое отношеніе къ ея кузену. Она ничего не имѣла противъ этого, потому что, вѣдь, это оскорбляло и тѣхъ. Всѣ смѣялись -- Гугигль былъ ужасно потѣшенъ. Онъ подражалъ итальянцу и старался, повернувшись къ дамамъ, изобразить на своемъ лицѣ приторную сладость Парди! Да, Парди, дѣйствительно, былъ таковъ.
   Гвиннеръ вдругъ заявилъ:
   -- Когда я вижу такой сверхчеловѣческій типъ, я всегда думаю, что у него на рубашкѣ должны быть дыры.
   Ему самому эта острота очень понравилась, онъ повторялъ ее много разъ и даже клялся "дырками на рубахѣ Парди". Въ присутствіи Парди онъ однажды вдругъ сказалъ:
   -- Клянусь дырами на рубахѣ, вы знаете уже чьей.
   Дамы смущенно захихикали; Парди ничего не понималъ, но тоже засмѣялся. Въ слѣдующій разъ, когда онъ услышалъ тѣ же непонятныя слова и увидѣлъ смущенныя лица, его очаровательная улыбка исчезла, въ глазахъ мелькнула угроза. Дамы испугались, Гвиннеръ смущенно наклонилъ голову. Но Гугигль, который только что выпилъ огромный бокалъ пива, быстро всталъ испросилъ своимъ громкимъ голосомъ:
   -- Что такое? Здѣсь, вообще, ни у кого нѣтъ дыръ на рубахѣ.
   Парди сообразилъ, въ чемъ дѣло. Гугигль прибавилъ хвастливо:
   -- И галантныхъ франтовъ здѣсь тоже нѣтъ.
   -- Что вы сказали?-- переспросилъ Парди.
   Его кузина ударила кулакомъ по столу. Она злорадствовала.
   -- Глупый мальчикъ, онъ говоритъ о тебѣ,-- крикнула она въ лицо кузену.
   Тотъ граціозно поклонился ей. Затѣмъ съ очаровательной улыбкой заговорилъ съ ма и съ Арнольдомъ. Гугигль не обращалъ на него вниманія и продолжалъ пить пиво большими глотками.
   Обѣдъ окончился какъ-то слишкомъ шумно.
   Гугигль и Парди внезапно исчезли. Вдругъ Тини вбѣжала въ комнату съ широко раскрытыми глазами и закричала:
   -- Они передъ домомъ. Они хотятъ драться!
   -- Кто? Ты съ ума сошла?
   -- Парди этого требуетъ!
   -- Господи!-- проговорила фрау Гугигль, поднявъ плечи.
   Баронесса грубо отрѣзала:
   -- Дураки!
   Ма, которая ничего не понимала, начала громко хохотать. Лола замѣтила, что Гвиннеръ поглядываетъ на всѣхъ изъ угла. Въ порывѣ злобы противъ него она вдругъ закричала:
   -- Вотъ, радуйтесь: это слѣдствіе вашихъ неприличныхъ остротъ! Неприличныхъ и дешевыхъ! Достаточно кому-нибудь быть элегантно одѣтымъ, чтобы...
   Она испугалась и вдругъ остановилась. Гвиннеръ, блѣдный, смущенный, напряженно смотрѣлъ, на нее, а другіе, замѣтившіе вспышку Лолы, не придали ей значенія,-- такъ всѣ были разстроены. Лола тяжело и часто дышала. Она поняла, что фрау Гугигль и баронесса должны примирить Гугигля и Парди. И быстро вышла изъ комнаты., наблюдая, какъ обѣ женщины убѣждали ихъ.
   Вдругъ появился баронъ Уттингъ и торжественно опустилъ руки на плечи противниковъ. Всѣ съ надеждой повернулись къ нему.
   Повидимому, старикъ достигъ цѣли, послѣ чего ушелъ въ свою комнату. Лола тоже вошла въ домъ. За ней шелъ Гугигль, онъ корчилъ гримасы и выкрикивалъ:
   -- Съ меня довольно!
   При видѣ своей кружки пива онъ угомонился, быстро схватилъ ее и выпилъ залпомъ. Обѣ женщины привели Парди и требовали, чтобы и онъ пилъ..
   Тотъ, принужденно улыбаясь, отдѣлался нѣсколькими галантными фразами и снова исчезъ. Всѣ были озабочены и недовольны.
   -- Онъ портитъ настроеніе!-- закричала баронесса.
   -- Острите, да поскорѣе!-- и Гугигль покраснѣвшими глазами взглянулъ на Гвиннера.
   -- Знаете, почему онъ хотѣлъ съ вами стрѣляться?-- тотчасъ же послушно сострилъ Гвиннеръ.-- Для того, чтобы и у васъ были дыры на рубашкѣ.
   Засмѣялась только фрау Гугигль. Тини проговорила необычайно серьезно:
   -- А вы, Гвиннеръ, вы стрѣлялись бы?
   -- Ахъ, да, это очень интересно!-- и фрау Гугигль быстро подбѣжала.-- Пусть каждый выскажетъ свое мнѣніе.
   Гвиннеръ заявилъ, что разрѣшилъ бы все дѣло въ двѣ минуты. Для него, современнаго человѣка, дуэль -- дикость, и стрѣляться онъ считаетъ ниже своего достоинства. Фрау Гугигль была вполнѣ съ нимъ согласна. Тини стояла неподвижно и медленно проговорила:
   -- Ничего другого я отъ васъ не ждала!
   Лола повернулась къ Арнольду.
   -- Ваше мнѣніе?
   -- О чемъ? о дуэли?.. Я только что сдѣлалъ все возможное, чтобы предотвратить ее... Что касается меня, то я бы дрался, но по личнымъ побужденіямъ, а не для общества. Я бы стрѣлялся, чтобы убить того, который не долженъ жить... но какъ дойти до такого аффекта? Впрочемъ, кто знаетъ, все можетъ случиться: я могу вдругъ получить орденъ или попасть въ тюрьму. Но не могу себѣ представить, чтобы...
   -- Однако вы благоразумны, дружище!-- сказалъ Гугигль.
   Лола разочарованно молчала.

-----

   Вдругъ ма пронзительно вскрикнула. Она, наконецъ, поняла, въ чемъ дѣло, и такъ взволновалась, что Лола должна была отвести ее наверхъ. Когда она затѣмъ остановилась у окна, то увидала внизу, въ саду, Парди. Онъ стоялъ подъ самымъ ея окномъ. Она видѣла его черныя рѣсницы на блѣдномъ лицѣ и вздрогнула, точео снѣ касались ея щекъ. Шепотомъ и очень настойчиво требовалъ Парди, чтобы она сама сошла внизъ. Лола быстра оглянулась; ма ничего не слышала, и она сошла въ садъ, слегка опьяненная и отуманенная.
   Парди ждалъ ее. Они прошли черезъ боковою калитку и очутились въ полѣ.
   -- Благодарю васъ!-- тихо и горячо произнесъ Парди.-- Какъ я жажду поговорить въ эту минуту съ человѣкомъ, понимающимъ меня! Подумать только, что здѣсь прислугѣ говорятъ "вы" и снимаютъ передъ ней шляпу!
   Лола быстро взглянула на него -- и больше не въ силахъ была сдержать смѣха. Онъ былъ непріятно пораженъ.
   -- Какъ, и вы? Не смѣйтесь, прошу васъ, не смѣйтесь! Вы не знаете этихъ людей. Они -- соціалисты, они всѣ дурно воспитаны! Достаточно взглянуть на ихъ костюмы. Ничего они не стоятъ, эти безпринципные, трусливые людишки! Развѣ это мужчины, которые позволяютъ своимъ женамъ такое поведеніе, такой тонъ? Кто здѣсь штопаетъ чулки? Не возражайте! Я знаю, какія мысли внушаетъ вамъ тотъ деревянный, трусливый человѣкъ!
   Лола сразу перестала смѣяться.
   -- Вы слишкомъ умны и не захотите сдѣлать себя несчастной. Повѣрьте мнѣ: женщины здѣсь большей частью несчастны. Съ нихъ сняли узду, а сами онѣ не знаютъ, куда и какъ итти... Но вы, что вы здѣсь дѣлаете? Вы, вѣдь, сильнѣе ихъ.
   Онъ пропустилъ ее впередъ по мостику черезъ болото.
   Въ концѣ мостика она ступила въ воду и обернулась. Онъ тоже остановился.
   -- Вы, вѣдь, сильнѣе!-- повторилъ онъ и ударилъ себя въ грудь. Сквозь легкій полотняный рукавъ она видѣла, какъ напряглись его мускулы. Враждебно, насторожѣ, подняла она взглядъ до его глазъ; и въ тѣ нѣсколько секундъ, что они смотрѣли другъ на друга, она внезапно поняла, что не имѣетъ ничего общаго ни съ этимъ, ни съ Арнольдомъ... И вдругъ испугалась этой легкомысленной прогулки, испугалась своего смѣха.
   -- Пойдемъ назадъ!
   -- Вы боитесь?
   -- Чего мнѣ бояться? Не васъ же? Вы, вѣдь,-- рыцарь.
   -- Скажите лучше -- охотникъ. Мужчина всегда охотникъ.
   Она молчала.
   -- Ваша мать говорила мнѣ, что хочетъ въ Италію. Надѣюсь, вы поѣдете вскорѣ послѣ меня. Вы, вѣдь, понимаете, что послѣ всего случившагося я могу только для приличія пробыть еще два дня. Но мы должны съ вами увидѣться.
   -- Мнѣ будетъ очень пріятно.
   -- Нѣтъ, мы сами должны это устроить! Я отправлюсь въ Віарэджіо, но достаточно телеграммы, и я ѣду къ вамъ, гдѣ бы вы ни жили!
   -- Я васъ не понимаю...
   -- Вы отлично понимаете, что ваше мѣсто съ нами. Почему? Вы спрашиваете -- почему? Во-первыхъ, у васъ хорошая портниха.,
   -- Съ этимъ я вполнѣ согласна.
   -- Затѣмъ много страсти.
   -- Это неправда.
   -- Надо слышать, съ какой страстностью вы это опровергаете. А здѣсь горячность проявляютъ только пьяные!..
   Онъ склонилъ голову на плечо.
   -- Вы достойны поклоненія!
   -- Только что вы назвали себя охотникомъ. Дѣйствительно, вы иногда точно охотникь, любующійся дичью, прежде чѣмъ ее застрѣлить.

-----

   Они очутились у калитки. Лола думала о томъ, какъ бы избавиться отъ него, пока ихъ eine никто не видѣлъ. Онъ самъ это понялъ, попрощался и заявилъ, что идетъ въ лѣсъ.
   Въ кустахъ послышался голосъ Тини, сдавленный и глухой.
   -- Иди сюда, Лола, я хочу съ тобой поговорить!
   -- Въ чемъ дѣло, Тини? Какъ странно ты сидишь?
   Тини сидѣла возлѣ скамейки, почти подъ ней, обхвативъ руками доску.
   -- Лола, какъ все это ужасно!-- завопила она, не поднимая глазъ.-- Почему они поссорились! Теперь я вижу, что Гвиннеръ трусъ!
   Лола быстро опустилась рядомъ съ Тини на колѣни, притянула ее къ себѣ и поцѣловала.
   -- Онъ вовсе не трусъ, моя бѣдная Тини! Какъ ты можешь это предполагать! Онъ просто не хочетъ совершать насилія, считая это несправедливымъ и дурнымъ.
   -- Ты хочешь меня утѣшить!
   Тини вдругъ зарыдала.
   -- Ты добрая, милая. Теперь ясно, Парди самый сильный человѣкъ. Мнѣ нѣтъ дѣла до современнаго взгляда на дуэль. Подумай только, получить оскорбленіе и звать, что онъ не будетъ стрѣляться за меня. Ужасно! Ужасно!
   Тини вся тряслась отъ рыданій, и ея лицо исказилось въ дѣтскую гримасу.
   -- Ты, должно быть, его очень любила, Тини?
   Тини вздрогнула и вдругъ разсердилась.
   -- Нисколько! Мнѣ только импонировали его рѣчи, совсѣмъ какъ тебѣ -- разговоры Арнольда!
   Лола быстро отодвинулась отъ Тини и, не подумавъ, сколько оскорбительнаго въ ея словахъ, произнесла:
   -- Да развѣ ихъ можно сравнивать?
   -- Что ты хочешь этимъ сказать?
   Обѣ опустили руки на землѣ, и Тини -- сидя, Лола -- на колѣняхъ долго смотрѣли другъ другу въ глаза.
   -- Скажи сама, развѣ Парди не отодвинулъ его въ тѣнь? Ты думаешь, я не замѣчаю того, что ты переносишь?.. А я изъ-за Гвиннера! Знаешь, я, вѣдь, совсѣмъ уже собралась итти въ сестры милосердія. Онъ же далъ мнѣ читать Ницше и довелъ своими афоризмами до того, что я стала современной женщиной. Я и сама не знала, влюблена ли я въ него? Помнишь, я спросила тебя, какъ это узнается? И хотѣла, чтобы онъ меня увезъ. Онъ, конечно, заявилъ, что это не современно. Онъ всегда это говоритъ; этимъ онъ это всего увиливаетъ, совсѣмъ какъ твой Арнольдъ. Таковы они теперь. Но я -- другая!
   И Лола опять увидѣла, какъ въ ея глазахъ блеснулъ дикій задоръ молодой птицы.
   -- Но вотъ явился Парди,-- сказалъ Тини.-- Ты думаешь, я люблю его? Нисколько. Онъ производить на меня впечатлѣніе чего-то грубаго. Мнѣ хочется предостеречь тебя отъ него, Лола!
   -- Ты еще слишкомъ молода, Тини!
   -- Но уже страшно испорчена!
   -- Ты испорчена?.. Чѣмъ же? Вѣдь ничего не случилось, моя бѣдненькая Тини! Ни съ тобой, ни со мной...
   Лолу вдругъ охватила страшная жалость къ Тини, къ себѣ; точно онѣ обѣ были отвергнуты, унижены. Она почувствовала, что можетъ такъ же горько, по-дѣтски зарыдать, какъ Тини. Охотно привлекла бы она снова Тяни къ себѣ, но тане хотѣла и сидѣла неподвижная и мрачная.
   -- Что же могло случиться?-- спросила она.
   -- Наши мысли стали другими и не могутъ быть прежними... Ахъ, если бы я могла сдѣлаться сесгрой милосердія!
   И вдругъ страстно проговорила:
   -- Это неправда, что я не любію Парди! Я ненавидѣла тебя, твою мать, всѣхъ остальныхъ, потому что вы отнимали его у меня!
   -- Я его не отнимаю у тебя, Тини!
   -- Ты, именно ты! Вотъ увидишь, ты послѣдуешь за нимъ, когда онъ отсюда уѣдетъ!
   Видя, что Лола смотритъ на нее со страхомъ, Тини порывисто обняла ее и сдавленнымъ голосомъ прошептала:
   -- И я -- я помогу тебѣ. Вотъ увидишь! Я не хочу тебя ненавидѣть, Лола. Ты -- единственная, которую я люблю, ты -- мой идеалъ, Лола...
   Слезы облегчили ее и она нѣжно проговорила:
   -- Почему ты меня не любишь?
   -- Я тебя люблю, какъ родную сестру.
   -- Неужели? А я тебя гораздо больше! Какъ сестру -- что это значитъ?.. И почему это ты меня ни разу не поблагодарила за мои цвѣты?
   -- За твои цвѣты?
   -- Да, за тѣ, что я тебѣ приносила каждый день.
   -- Такъ это ты...
   -- А кто же другой?.. Ахъ, ты думала -- Арнольдъ?.. Какое у тебя лицо! Лучше бы я этого не говорила! Можетъ быть, и онъ иногда приносилъ... Ты не сердишься на меня?
   Лола пришла въ себя.
   -- Ничего, пустяки. Я думала, что онъ влюбленъ въ меня; теперь замѣчаю, что ошиблась, и мнѣ непріятно, неловко какъ-то.
   Тини держала обѣими руками лицо Лолы и прямо смотрѣла ей въ глаза.
   -- А ты его не любишь?
   -- Нѣтъ!
   -- Это правда, ты даже не вздрогнула... Развѣ я тебѣ давно не говорила, что онъ мнѣ противенъ? Съ нимъ какъ-то жутко, не по себѣ. Это не для тебя, моя Лола. Я теперь опытна въ этомъ отношеніи; если хочешь замужъ, бери ужъ лучше Парди.
   -- Я подумаю.
   Лола встала Тини упала впередъ на руки.
   -- Ай, ай! Помоги мнѣ, Лола! А ты не натерла себѣ камнями колѣни?
   Съ грустнымъ вздохомъ Лола проговорила:
   -- Нѣтъ, но я очень проголодалась. Пойдемъ!

-----

   Лола остановилась на порогѣ столовой. Увидѣвъ тѣхъ же надоѣвшихъ ей людей, за тѣмъ же столомъ, ей захотѣлось повернуть обратно. Всѣ старанія быть свободной, непринужденной были напрасны, она едва сдерживалась, чтобы не быть невѣжливой. Къ счастью, у всѣхъ было дурное настроеніе. Каждый сдерживался, чтобы не наговорить лишняго. Ма вдругъ сказала что-то очень нелюбезное Арнольду. Парди ловко перевелъ разговоръ на другую тему. Онъ одинъ казался непринужденнымъ. Когда онъ обращался къ Лолѣ, та облегченно вздыхала.
   Онъ занималъ общество разсказами о Монте-Карло, объяснялъ свою систему, но мало-по-малу сталъ обращаться только къ Лолѣ.
   -- Вы никогда не играли?
   -- Я не вѣрю въ свое счастье.
   -- Такъ и надо: иначе будете проигрывать.
   -- Потому и не играю ни въ какія карточныя игры.
   -- Я васъ научу. Хотите? Вы будете выигрывать.
   Они разложили карты въ углу, но правила виста нагнали на Лолу безнадежную скуку. Она невольно прислушивалась къ словамъ Гвиннера, который снова предсказывалъ судьбу по линіямъ руки и по почерку. Тини протянула ему свою руку и стояла далеко и неподвижно.
   -- Въ моей жизни что-то должно было сильно измѣниться, -- сказала она съ легкой грустью и ироніей.
   Онъ смутился, не зналъ, что сказать; поднять глаза тоже не рѣшался.
   -- Я знаю одну игру,-- вдругъ вспомнила Лола,-- очень старую, легкую игру. Ребенкомъ меня научила бабушка, тамъ, на Большомъ островѣ. Давайте карты, я попробую.
   Она смѣ пала колоду и стала вспоминать...
   Въ памяти мелькнулъ образъ старушки въ кружевномъ чепцѣ. Лола возбужденно засмѣялась:
   -- Въ то время я всегда выигрывала, всѣ апельсины у бабушки выигрывала. Въ эту игру я и теперь буду выигрывать!
   -- Вотъ такъ, смотрите... Поняли? Пфеннигъ партія, хорошо?
   Парди смѣялся, увѣрялъ, что игра очень трудна, и проигрывалъ нѣсколько разъ.
   -- Давайте играть по милліону за партію, вмѣсто пфеннига.
   Лола испугалась.
   -- Нѣтъ -- это совсѣмъ другое. У меня нѣтъ столько денегъ...
   Парди помиралъ со смѣху.
   -- Но, вѣдь, когда кончимъ играть, пфеннигъ будетъ считаться за пфеннигъ, и мы ни къ чему не будемъ обязаны.
   -- Такъ я согласна.
   Ей стало стыдно своего испуга. Смѣясь, проиграла она одинъ разъ, другой.
   -- Три милліона!-- сказалъ Парди послѣ третьяго раза и взглянулъ на нее, сдавая карты. Она замерла. Его голосъ звучалъ нѣжнѣе и опаснѣе, чѣмъ обыкновенно.
   Она продолжала проигрывать. Ошеломленная, растерянная, слѣдила она затѣмъ, какъ его сильныя, бѣлыя руки выводили на бумагѣ чудовищныя цифры ея проигрыша.
   -- Правда, мы какъ дѣти?
   -- Да, но довольно, я ужасно устала.
   -- Семь милліоновъ, помните же... Можетъ быть, позже я предъявлю свои требованія.
   Она попыталась улыбнуться на прощанье. Но, придя въ свою комнату, закрыла ставни, медленно, долго расчесывала волосы и не тушила лампы.
   -- Если бы это не была та старая дѣтская игра, въ которую я всегда выигрывала!
   Неужели ее пугала эта шутка, этотъ неоплатный пожизненный долгъ Парди?

-----

   Лола проснулась, ее мучили тяжелые утренніе сны, и она была недовольна, что уже такъ поздно. Вѣдь наканунѣ она дала себѣ слово непремѣнно встать рано и погулять по росѣ. А теперь солнце уже высоко стояло въ небѣ. Чтобы не встрѣтиться съ Парди, она не завтракала, а прямо прошла въ садъ. Навстрѣчу ей шли Гугигль, Тини и Гвиннеръ. Арнольдъ тоже подошелъ. Пока другіе разговаривали между собой, онъ началъ:
   -- Всѣ эти дни вы въ какомъ-то странномъ волненіи...
   По этимъ словамъ видно было, что онъ понимаетъ, что дѣлается въ ея душѣ, и Лола стала быстро вспоминать, за что она можетъ его презирать, оттолкнуть.
   Въ эту минуту подошли остальные, и началась веселая, оживленная болтовня...

-----

   Къ вечеру Лолѣ захотѣлось погулять. Надо было пройти черезъ столовую. Она предусмотрительно заглянула въ щелку и быстро отшатнулась: Парди стоялъ посреди комнаты,-- ждалъ онъ кого-то или просто скучалъ? Вотъ онъ взялъ газету, отбросилъ ее, подошелѣ къ окну и взглянулъ на дверь, за которой стояла Лола. На мгновеніе ей показалось, что онъ видитъ ее -- такъ проницателенъ былъ его взглядъ. Онъ повернулся, изящно выгибая грудь, и всѣ его движенія были граціозны и изящны.
   Лола невольно вспомнила Арнольда, на котораго когда-то тоже смотрѣла въ щелку. И съ как имъ-то страхомъ поняла, что Парди не былъ одинъ, никогда не бывалъ одинъ, всегда чувствовалъ себя въ обществѣ людей, -- своихъ жертвъ, мысленно прибавила она. Онъ никогда этого не забывалъ, и слѣдовало держаться съ нимъ насторожѣ... Осторожно вышла она, минуя столовую.
   На залитомъ солнцемъ полѣ, гдѣ лежали копны сѣна, кто-то позвалъ ее и навстрѣчу ей побѣжала баронесса. Крестьянки хохотали ей вслѣдъ и одна изъ нихъ крикнула:
   -- Я такъ же чиста, какъ и ты!
   -- Вотъ болтаю съ ними объ ихъ любовныхъ исторіяхъ, корчу изъ себя наивненькую,-- сказала баронесса Лолѣ.-- Онѣ и не подозрѣваютъ, что я уже продѣлала въ жизни.
   И она начала разсказывать о какомъ-то офицерѣ... Они познакомились на балу. Но онъ былъ бѣденъ и принужденъ былъ перевестись въ глухую провинцію.
   Баронесса любила только его, ненавидѣла общество и предпочла быть крестьянской дѣвушкой.
   Лола съ презрѣніемъ слушала и все-таки завидовала ей. Любить, знать, что никогда не будешь счастлива и, несмотря на это, довольствоваться существующимъ. Это было легко и пріятно. Но чувствовать влеченіе къ человѣку, котораго видишь насквозь! Никогда не знать, любишь ли его дѣйствительно! Никогда себѣ не довѣрнъ! Это тяжело!
   Наступилъ вечеръ.
   -- Слава Богу, послѣдній вечеръ; завтра онъ уѣдетъ, и я вздохну свободно.
   Лола была оживленнѣе, чѣмъ обыкновенно: она хотѣла скрыть свое волненіе. Когда играли въ фанты, она забрала стулъ, на который собирался опуститься Гвиннеръ, онъ сѣлъ на полъ; съ испуганнымъ смѣхомъ она помогла ему подняться и продолжала неудержимо хохотать, хотя онъ былъ страшно обиженъ.
   Пока собирали о ней мнѣнія, она стояла на верандѣ,-- вечеръ былъ темный, душный. Ей вдругъ захотѣлось побродить. Она медленно спустилась по ступенькамъ въ садъ... Тихо; радуясь своей выдумкѣ, она дошла до калитки, вышла на дорогу... Еще разъ остановилась. Ей показалось, что ее кто-то зоветъ,-- и она быстро побѣжала въ темноту.
   -- Пусть думаютъ, что хотятъ! Сегодня хочу быть свободной.
   Темнота возбуждала ее. Какъ хорошо пахло!
   -- Почему каждую ночь я не ходила гулять? Никогда не чувствуешь себя свободнѣе, чѣмъ въ одиночествѣ. Мнѣ не надо людей...
   Она на минуту остановилась -- издали несся колокольный звонъ.
   -- Если бы такъ бродить всю ночь, гдѣ бы меня засталъ разсвѣтъ? Странно, я ничего не узнаю. Неужели я попала на незнакомую дорогу? Передъ ней выросла огромная мужская фигура. Въ слѣдующую минуту она увидѣла, что это стогъ сѣна. Не шаги ли это? Кто-то идетъ за ней. Ну, конечно, ее вѣдь ищутъ. Кто это можетъ бытъ? И вдругъ она задумала:
   -- Кто изъ нихъ пошелъ за мной, тому я буду принадлежать.
   Прежде чѣмъ вступить въ лѣсъ, она нерѣшительно остановилась.
   Тамъ дороги совсѣмъ не было видно. Можно было задохнуться въ этой неподвижной тьмѣ! Но лѣсъ былъ неумолимъ и неудержимо манилъ къ себѣ... Послышались шаги, быстрые, увѣренные шаги. Кто-то шелъ пргмо на нее.
   -- Фрейлейнъ Лола?
   Парди, конечно.-- Тотъ не рѣшился, я заранѣе могла знать, кто пойдетъ меня искать. Но это, конечно, рѣшительно ничего не значитъ.
   -- Фрейлейнъ Лола?
   Онъ впервые называлъ ее по имени.
   -- Въ чемъ дѣло?
   -- Всѣ ищутъ васъ! Разсыпались по разнымъ направленіямъ!
   -- Ищутъ меня? Не понимаю, чего они хотятъ. Сколько разъ вечеромъ я отправлялась гулять на нѣсколько минутъ.
   -- Да, вѣдь, уже часъ, какъ вы ушли, и никто не знаетъ, что съ вами.
   -- Сегодня мнѣ это было пріятнѣе, чѣмъ обыкновенно. А случиться ничего не можетъ! Здѣсь мѣстность очень мирная. Да и я каждый домъ по дорогѣ знаю. Подождите: когда войдемъ въ лѣсъ, налѣво будетъ груда дровъ, затѣмъ дорога и распятіе.
   И она рѣшительно вошла въ лѣсъ.
   -- На этомъ пнѣ я часто сидѣла... А тамъ, въ кустахъ есть хижина.-- Все это она говорила увѣренно, спокойно и шла, заложивъ руки за спину. Парди ежеминутно спотыкался. Какъ только онъ пытался приблизиться, она предостерегала:
   -- Будьте осторожны, споткнетесь! Лѣсъ очень ужъ великъ. Прогулка васъ утомитъ. А я непремѣнно хочу дойти до слѣдующей деревни; право, идите домой.
   Они стояли другъ противъ друга въ полной тьмѣ, у Лолы билось сердце отъ гордости, потому что она чувствовала, что въ эту минуту онъ колеблется и готовъ послушаться.
   Вдругъ его лицо освѣтилось. Оба обернулись: между деревьями мелькалъ свѣтъ, слышались голоса и шаги, по дорогѣ приближались большія, неясныя тѣни.
   -- Это за мной!-- прошепталъ Парди и схватилъ Лолу за руку. Она испугалась; и внезапно охватившая ее жажда защиты показалась ей счастьемъ, унизительнымъ счастьемъ.
   Изъ-за деревьевъ появился какой-то старикъ; онъ велъ человѣка съ блѣднымъ окровавленнымъ лицомъ. Женщина несла фонарь, за ней плелся ребенокъ. Прежде чѣмъ старикъ успѣлъ опомниться, окровавленный человѣкъ прислонился къ дереву и громко застоналъ. Парди подошелъ къ нимъ. Лола почувствовала себя вблизи людей и внѣ опасности; она еще вся дрожала, такъ напряжены были ея нервы во время этой прогулки съ нимъ въ темномъ лѣсу.
   Надо было выслушать, что говорятъ крестьяне. Повести раненаго къ врачу. Вести его было страшно трудно, потому что онъ былъ пьянъ. Старикъ совсѣмъ выбился изъ силъ. Парди быстрымъ движеніемъ сбросилъ сюртукъ, швырнулъ его женщинѣ и взвалилъ раненаго къ себѣ на плечи.
   -- Впередъ!-- скомандовалъ онъ и весело прибавилъ:
   -- Фрейлейнъ Лола, повѣрьте, мнѣ пріятнѣе было бы пройти обратный путь съ вами вдвоемъ.
   -- Неужели? Но такъ вы гораздо интереснѣе!
   Она находила его поступокъ обыкновеннымъ, но все-таки прекраснымъ. Потныя грязныя руки пьяницы пачкали ему лицо, сдавливали шею.
   Лола засмѣялась.
   -- Вы напоминаете тигра, несущаго Вакха!
   Онъ весело отвѣчалъ:
   -- Я попрошу фрау Гугигль нарисовать насъ.
   Она искренно восхищалась имъ. Его не обидѣлъ ея смѣхъ -- онъ слишкомъ чувствовалъ свою силу. Людскія страданія, людская грязь не отталкивали его. Онъ былъ настоящій, цѣльный человѣкъ. А тотъ -- нѣтъ. Она представила себѣ, какъ поступилъ бы тотъ.
   -- Да, я имѣю право его презирать!
   -- Неужели вы не хотите отдохнуть?-- спросила она.
   Онъ отвѣтилъ отрицательно.
   Вдали темнымъ пятномъ обрисовалась деревня. Теперь еще придется разсказать тѣмъ остальнымъ о неожиданномъ приключеніи, публично расхваливать Парди, а завтра, слава Богу, завтра все будетъ кончено.
   -- Когда я проснусь, онъ уже будетъ далеко.

-----

   Она проснулась, вспомнила все и испугалась.
   -- Пока я спала, онъ уѣхалъ.-- У нея было такое чувство, точно во время ея сна кто-то умеръ. И ей было тяжело и жутко, не хотѣлось вставать, видѣть комнаты, аллеи, гдѣ, вѣроятно, было уныло и пустынно.
   Она тотчасъ же вышла въ садъ, потому что не хотѣла ни съ кѣмъ встрѣчаться, не хотѣла ни отъ кого услышать, что онъ уѣхалъ. Можетъ быть, онъ еще здѣсь? Слишкомъ тяжело было вѣрить, что все это пройдетъ такъ быстро и незамѣтно.
   Мы, вѣдь, едва пожали другъ другу руку. Какъ искренно просилъ онъ меня непремѣнно написать ему, когда пріѣду въ Италію. Но что выйдетъ изъ этого? Ничего, кромѣ горечи, не остается послѣ такой быстро прерванной дружбы!
   Она задумалась;-- А что было бы вчера, если бы не появленіе раненаго крестьянина?-- Но сейчасъ же мысленно прибавила:
   -- Если такъ случилось, то значитъ такъ должно было быть, и это къ лучшему.
   За столомъ Гугигль заявилъ:
   -- Мы опять въ своей компаніи -- и слава Богу! Эти итальянцы -- красивый народъ, но вѣрить имъ нельзя и нехорошо съ ними себя чувствуешь.
   Даже старый Уттингъ заявилъ, что ему было всегда не по себѣ при Парди. Лола отъ души презирала ихъ и вся была на сторонѣ отсутствующаго. Какъ бы онъ смѣялся надъ неуклюжими движеніями мужчинъ, надъ безвкусно разодѣтыми женщинами! Боязливо сравнивала себя Лола съ ними -- было ли между ними и ею какое-нибудь сходство? Нѣтъ, то была другая порода женщинъ съ узкими плечами и широкими бедрами!
   -- Художественно!-- услышала она голосъ фрау Гугигль.
   Лола вдругъ вспомнила что-то и попросила Гугигля нарисовать окна знаменитой мюнхенской церкви.
   -- Что вы? Нарисовать такъ, изъ головы?-- сказалъ онъ, и его жена прибавила:
   -- Этого никто не можетъ сдѣлать!
   Лола улыбнулась. Никто этого не могъ, а Парди на дняхъ набросалъ это на пескѣ, хотя и не былъ художникомъ. Она представила себѣ выпуклые глаза Парди. Ихъ взглядъ былъ такъ проницателенъ, что невольно читалъ въ душѣ людей... Лола встрѣтилась вдругъ съ глазами Арнольда. Она чувствовала: онъ догадывается, что происходитъ въ ней. И ее разсердило, что она не можетъ скрыть даже своихъ мыслей отъ него. Благодаря сотнѣ разговоровъ съ нимъ, онъ зналъ ее насквозь, а у нея голова была полна мыслей, которыя не возникли бы безъ него. Онъ понималъ, что влечетъ Лолу къ Парди, въ чемъ Парди сильнѣе его, понималъ внутреннюю борьбу въ душѣ Лолы, понималъ, что въ эту минуту она напрасно пытается презирать его, поставить на одну доску съ остальными. Ей казалось, что она живетъ подъ постояннымъ бдительнымъ надзоромъ властнаго господина. Она не любила его, не давала ему власти надъ собой: и все же -- такъ велика была сила его ума -- она чувствовала себя безсильной передъ нимъ. "Если бы ускользнуть отъ него"!-- и ей хотѣлось вскочить и убѣжать.
   Она хотѣла себѣ представить его въ борьбѣ съ Парди, въ той жалкой роли, которую ему пришлось бы играть. Но это ей не удавалось. Они оба не могли стоять рядомъ -- даже для борьбы,:хотя Парди былъ олицетвореніемъ силы, а тотъ -- даже не настоящій мужчина, по выше, гораздо выше обыкновеннаго мужчины? Еслибы онъ хоть вмѣстѣ съ остальными выругалъ отсутствующаго, но нѣтъ, онъ и этого не дѣлалъ.
   Ока теперь не избѣгала его; наоборотъ, ожидала, что онъ займетъ освободившееся мѣсто, проявитъ нѣкоторую непорядочность -- и страдала отъ того, что этого не было. Ее влекло къ Тини, хотѣлось съ ней подружиться, потому что, вѣдь, и Тини ненавидѣла Арнольда. Но теперь Тини держалась холодно и далеко, избѣгала Лолы. Если онѣ бывали вмѣстѣ въ комнатѣ, то Лола чувствовала на себѣ безпокойный взглядъ ея большихъ глазъ, но стоило ей взглянуть, какъ тѣ уже были опущены.-Ужъ не ревнуетъ ли она?-- Какимъ ничтожнымъ казался этотъ капризъ подростка рядомъ съ ея собственной мукой!
   Хуже было то, что и съ ма нельзя было слова сказать. Въ первый день ма такъ вела себя въ обществѣ, точно отъѣздъ Парди былъ большой несправедливостью, совершенной по отношенію къ ней, точно его прогнали, чтобы отнять у нея. Правда, со всѣми у нея скоро установились прежнія хорошія отношенія, только не съ Лолой. И она уже не приходила къ ней поцѣловать ее передъ сномъ. Но если бы она и пришла -- невысказанное не было бы произнесено. Въ какихъ отношеніяхъ была ма съ Парди? Она тосковала по немъ, мечтала о поѣздкѣ въ Италію. Лола тоже.
   Стыдясь другъ друга, онѣ дѣлали видъ, что нечего рѣшать относительно будущаго, и продолжали эту жизнь, которая была такъ мучительна для обѣихъ.

-----

   На третій день Лола увидѣла на своемъ столѣ цвѣты; два дня Тини ихъ не приносила, рядомъ лежала записка.
   "Сегодня ты получишь письмо изъ Мантуи",-- писала Тини, -- "будто бы отъ подруги, которая случайно узнала, что ты здѣсь, и проситъ пріѣхать къ ней. Въ дѣйствительности же это письмо будетъ отъ меня. Я его давно сочинила и вложила въ конвертъ, который Парди получилъ изъ Мантуи. Пришлось стереть его имя и замѣнить твоимъ. Это все требовало много терпѣнія. Видишь, какъ я люблю тебя, Лола! Письмо мнѣ очень удалось, можешь показать его всѣмъ, они тебѣ повѣрятъ; и затѣмъ можешь ѣхать. Какъ роскошно должно быть въ Италіи. Ты, вѣрно, еще будетъ очень, очень счастлива въ жизни! Не забывай меня! Тини".
   "Какое ребяческое геройство!" подумала Лола и хотѣла пожать плечами. Но почему-то на глаза набѣгали слезы. Она закрыла дверь и забилась въ уголъ, чтобы тамъ выплакать эти слезы. Кого она оплакивала -- себя? Тини?
   За столомъ Тини не было, но у прибора Лолы лежало письмо. Фрау Гугигль уже успѣла посмотрѣть, что оно было изъ Италіи. Никто не интересовался его содержаніемъ, даже ма. Услышавъ о приглашеніи, она чуть не захлопала отъ радости въ ладоши, но заблаговременно сдержалась и съ печальнымъ лицомъ произнесла:
   -- Такъ мы должны уѣхать? Неужели?
   -- Нельзя поступить иначе,-- заявила Лола.-- Моя подруга ждетъ насъ послѣ завтра. Завтра надо ѣхать, завтра съ первымъ же поѣздомъ.
   Гугигль пытался доказать, что онѣ пріѣдутъ вовремя, если даже выѣдутъ вечеромъ.
   -- Тини нездоровится?-- спросила Лола.-- Можно къ ней?
   Фрау Гугигль пошла съ Лолой.
   -- У Тини лихорадка,-- сказала она:-- у нея часто это бываетъ и быстро проходитъ; она, вѣдь, совсѣмъ еще ребенокъ.
   Увидѣвъ Лолу у своего изголовья, Тини вздрогнула.
   -- Что съ тобой, Тини?-- Лола бросилась на колѣни и обняла Тини.
   -- Лола, мнѣ приснилось, что ты уѣзжаешь.
   -- Нѣтъ, если ты этого хочешь, я останусь, непремѣнно останусь.
   Тини слегка отвернулась отъ Лолы. Ея темные, расширенные глаза смотрѣли въ пространство, блѣдныя губы беззвучно прошептали, чтобы не слышала сестра, стоявшая сзади:
   -- Уѣзжай!
   Лола невольно опустила глаза.

-----

   Она укладывала вещи, не зная, что ей предстоитъ, что ее ждетъ впереди. Только бы поскорѣе уѣхать отсюда.
   "Если я увижу его -- отлично, если нѣтъ -- тоже хорошо",-- думала она, засыпая, а передъ разсвѣтомъ, печально зѣвая, мысленно сказала себѣ: "Врядъ ли увижу его. Вѣдь, не поѣду же я за нимъ. Ждать случая? Но пока этотъ случай представится, Парди можетъ очутиться въ Африкѣ".
   Экипажъ съ вещами стоялъ уже передъ домомъ.
   Ма старательно завязывала свою вуаль. Никто еще не всталъ: Лола очень просила не провожать ихъ. Вздрагивая, обошла она сѣрый садъ. Въ бесѣдкѣ пахло сыростью. Лѣто приходило къ концу, она это только теперь замѣтила. При этой мысли ее охватила такая безнадежность, что она не могла двинуться съ мѣста. Тамъ, впереди, бѣлѣлъ туманъ... Опять бродить, одиноко бродить по бѣлусвѣту!..
   Въ ту минуту, какъ Лола протянула руку, чтобы открыть калитку, Арнольдъ сдѣлалъ это съ другой стороны.
   -- Вы уже встали?-- проговорила Лола.
   -- Я не могъ спать,-- сказалъ онъ. Она недовѣрчиво взглянула ему въ глаза. У него былъ утомленный видъ.
   -- Я рада еще разъ попрощаться съ вами,-- нерѣшительно произнесла она.
   -- Благодарю васъ за тѣ нѣсколько лучшихъ часовъ моей жизни, которые я провелъ съ вами. Я не ожидалъ получить столько,-- прибавилъ онъ безъ горечи, что ее сильно удивило. Затѣмъ быстро опустилъ глаза и сказалъ:
   -- Я ни минуты не сомнѣвался, что большаго счастья имѣть не могу. Но, думая о вашей судьбѣ, я боюсь, что вы -- въ заблужденіи. Если бы я могъ заставить васъ видѣть все такъ, какъ вы увидите черезъ нѣкоторое время!
   -- Вы точно пророчите мнѣ на прощанье?-- и Лола пыталась высокомѣрно улыбнуться.-- Я тоже знаю васъ: самое простое кажется вамъ необычайно запутаннымъ.
   Какъ противна была эта нерѣшительность, это вѣчное колебаніе! Теперь его мучила зависть къ тому, который былъ счастливѣе и сдѣлаетъ ее счастливѣе. Онъ хотѣлъ бы, чтобы и она была такой же слабовольной, безпомощной, какъ и онъ!.. Она поблѣднѣла отъ огорченія и злобы. Онъ тоже былъ очень блѣденъ.
   Лола отвернулась. Его лицо мелькнуло передъ ея глазами. Какое-то мучительное сомнѣніе сжимало ей грудь. Но она превозмогла себя.
   -- Если бы было суждено иначе, оно бы случилось.
   И мысленно прибавила съ жестокостью по отношенію къ нему и къ себѣ:
   "Что дѣлать? Такова жизнь!"
   

V.

   Въ Мантую онѣ пріѣхали только ночью, но было душно, какъ днемъ. Утромъ ма испугалась, когда увидѣла Лолу: такой скверный видъ былъ у нея! Она жаловалась, что нечѣмъ было дышать и что мучили комары, забравшіеся подъ пологъ кровати. Ма протянула съ досадой:
   -- Ахъ, ты не выносишь ничего! А тамъ, у насъ дома ужъ пришлось бы тебѣ ко многому привыкнуть!
   Едва вставъ, ма снова легла. Отъ спущенныхъ жалюзи падалъ зеленоватый свѣтъ на ея бѣлую круглую руку, и она смотрѣла на нее съ дѣтской радостью.
   -- Здѣсь совсѣмъ, какъ дома.
   Лола не испытывала этого ощущенія. Ей было странно, что попала она сюда яко бы изъ-за подруги, которой вовсе не существовало.
   -- Теперь надо пойти разыскать мою пріятельницу,-- сказала Лола.
   -- Ахъ, да! ты, вѣдь, ужъ опять одѣта. Настоящая нѣмка, такая аккуратная!
   Лола оставила ма въ мечтательной полудремотѣ и ушла. Улица была точно околдована зноемъ. Подъ старинной башней съ часами на площади, гдѣ стояли навѣсы лавокъ, замѣтно было рыночное оживленіе, но въ немъ было что то искусственное: казалось, вотъ-вотъ эти копошащіеся люди поддадутся гнету жары, обопрутся другъ о друга и заснутъ.
   Лола, едва переводя духъ, спѣшила впередъ. Она попала во дворъ съ арками, затѣмъ въ другой и наконецъ очутилась передъ круглой колоннадой, которая вела къ маленькому хорошенькому театру, съ мохомъ, росшимъ между ступенями изъ розоваго мрамора: весь онъ былъ похожъ на маску въ стилѣ рококо, на которой гримъ засохъ вмѣстѣ съ пылью. Изъ каменныхъ плитъ росла трава; надъ куполомъ сверкало небо, а позади высилась темная громада какого-то замка. Дальше тянулся сѣрый мостъ и исчезалъ гдѣ-то вдали.
   Наконецъ, Лола попала назадъ въ свою улицу и когда вошла въ отель, то ма все такъ же лежала, свѣсивъ руку съ дивана.
   -- Моя подруга...
   Лола хотѣла сказать: "уѣхала", но сконфузилась и закончила:
   --...живетъ, не знаю гдѣ,-- сказала она.
   Ма удивилась, но не очень.
   -- Ты будешь ее еще искать?-- спросила она.
   Лола до вечера ходила еще нѣсколько разъ на поиски. Наконецъ, она объявила, что отыскала квартиру, во что подруга уѣхала и вернется только черезъ нѣсколько дней.
   -- У насъ нѣтъ никакихъ плановъ; не остаться ли намъ здѣсь подождать?
   Ма не возражала противъ этого -- по крайней мѣрѣ такъ выигрывается время.
   И Лола, не находя себѣ покоя въ комнатѣ, снова бродила по вымершему городу, входила въ ворота покинутыхъ домовъ, въ дворы, гдѣ были колодцы со сломанными и украшенными статуями -- и ей приходило на мысль: что если-бъ на этой мертвой пустой лѣстницѣ появился сейчасъ Парди со всей своей жизнерадостностью! Тогда ей казалось, что солнце еще томительнѣе жжетъ пустую улицу. Всѣ покинули ихъ!
   Убѣгая отъ охватывавшей ее тоски, Лола совершенно одна поѣхала за городъ, гдѣ разстилались печальныя бурыя поля. Тамъ стояла на грубыхъ колоннахъ маленькая часовня; внутри все въ ней было по-деревенски пестро, а стѣны были уставлены деревянными фигурами святыхъ въ старинныхъ тяжелыхъ одеждахъ и вооруженіяхъ и увѣшаны изображеніями чудесно спасенныхъ людей. Вотъ этотъ рыцарь возвратился невредимымъ изъ битвы при Павіи, эта дама исцѣлилась отъ чумы -- всѣхъ спасла Мадонна. И Лолѣ вдругъ представилось, что она сама -- несчастная жертва страсти, болѣзни, ужаснаго бѣдствія; ей хотѣлось, подобно этимъ людямъ, призвать на помощь Мадонну, и она опустилась на скамейку, подавленная одиночествомъ тѣхъ, кому не внимаютъ боги.
   Когда она вышла изъ часовни и солнце снова засвѣтило въ лицо, ей стало стыдно за ту комедію, которую она разыграла тамъ передъ самой собой.
   "Эта жизнь сведетъ меня съ ума, -- подумала Лола,-- отчего я не пишу ему, чтобы онъ пріѣхалъ: все было бы такъ просто, по-дружески". Но тотчасъ она подумала, что онъ вовсе не можетъ быть ей другомъ, онъ, отсутствіе котораго ей съ каждымъ днемъ все труднѣе выносить. Да и въ лицѣ ма она не имѣла друга.
   Прежде, когда вовсе не было нужды въ этомъ, ма предлагала себя въ жертву; теперь же это было нужно -- а ма молчала. Она остерегалась снова, какъ въ началѣ знакомства, спросить Лолу, хочетъ ли она выйти замужъ за Парди, такъ боялась теперь получить иной отвѣтъ. Она дѣлала видъ, что ничего не понимаетъ, и этимъ вынуждала Лолу лицемѣрить. Отношенія стали напряженными, откровенность исчезла, и все это Лола приписывала злому умыслу ма.
   Но, наконецъ, надо было высказаться, и Лола, входя въ комнату, сразу объявила:
   -- Подруга не вернется назадъ въ Мантую. Ждали мы, значитъ, понапрасну. Для того, чтобы не совсѣмъ потерять это время, мы бы могли хоть выписать сюда Парди. Онъ предложилъ мнѣ это.
   Ма отвѣтила безпечно:
   -- Мнѣ тоже. Я даже думала, что, пріѣхавъ сюда, застанемъ его уже здѣсь, что ты позаботилась объ этомъ.
   Лола съ удивленіемъ посмотрѣла на ма. Значитъ, она все время лежала, предоставляла Лолѣ играть комедію, а сама думала свое!
   -- Такъ мы, значитъ, играли другъ съ другомъ въ прятки?-- спросила она.
   Ма отвѣтила:-- Иди сюда, я хочу тебя поцѣловать.
   Но когда ма обнимала ее, Лола покраснѣла оттого, что подумала;-- она не спросила, люблю ли я его.

-----

   Когда Парди пріѣхалъ, онѣ встрѣтили его на вокзалѣ. Онъ привѣтствовалъ Лолу раньше глазами, но ма первой подалъ руку. Лола все это тщательно замѣчала. Ни одна мелочь въ его обращеніи съ ними не ускользнула отъ нея. Онъ заказалъ шампанскаго послѣ того, какъ Лола отказалась отъ него, а ма приняла. Лола не выпила ни капли. Парди выразилъ желаніе остаться еще въ Мантуѣ.
   -- Мы ужъ довольно насладились ею,-- объявила Лола. Но ма была согласна съ нимъ.
   -- Я вамъ покажу здѣсь чудеса старинной романтической запущенности,-- прельщалъ онъ.
   -- Мы можемъ схватить здѣсь лихорадку,-- сказала Лола, а ма возразила:
   -- До сегодняшняго дня ты вовсе не боялась и все время ходила по городу.
   Когда они пошли осматривать городъ, Лола завидовала непосредственной радости ма и вмѣстѣ презирала ее. Сама она не могла смотрѣть Парди въ глаза и отвѣчала ему злымъ голосомъ.
   Сначала онъ ее поддразнивалъ, но потомъ сталъ выражать безпокойство за ея состояніе, и ма тоже приняла озабоченный видъ. "Она отлично знаетъ, что".... думала Лола, теряя всякую власть надъ своими нервами. Когда осматривали какую-то церковь, она стояла безучастно въ сторонѣ, около сторожа, зажигавшаго свѣчи. Парди стоялъ, склонившись къ ма, обернувшись спиною къ Лолѣ, и Лола подумала: "Я не стану имъ поперекъ дороги, но и ширмой для нихъ я не желаю быть". И, улучивъ удобный моментъ, она тихонько ушла, страдая и гордясь своей местью. Она ждала, что ма придетъ къ ея кровати пожелать спокойной ночи, и рѣшила притвориться спяшей. Но ма не явилась.
   На другой день Парди былъ занятъ только Лолой. Ей казалось, что ма нарочно держится въ сторонѣ, что у нихъ это условлено, и она вдругъ сказала Парди, глядя ему въ глаза:
   -- Вамъ совершенно не зачѣмъ столько церемониться со мной.
   Когда онъ сталъ возражать ей, она пожала плечами.
   -- Я убѣдилась давно въ томъ, что моя мать нравится больше, чѣмъ я. И увѣряю васъ, это меня нисколько не обижаетъ.
   -- Вы -- кокетка.
   -- Вовсе нѣтъ. Мнѣ никого не нужно. Я уступаю всѣхъ матери.
   Онъ сказалъ тономъ увѣщанія:
   -- Вы, вѣдь, понимаете, что я долженъ ухаживать за вашей мамой.
   Лола не знала, что ей сказать на это. Правду ли онъ говорилъ? Нѣтъ, это ложь! Она испугалась того, какъ ужасно она выдавала себя. И это уже на второй день. "Что-то будетъ дальше? Если я не возьму себя въ руки, я пропала".
   Съ этой минуты Лола стала спокойнѣе. Она была довольна своей сдержанностью и понемногу стала дѣйствительно осмотрительной.
   Они двинулись въ путь, въ Віареджіо. Парди заставилъ ихъ пробыть еще вечеръ во Флоренціи, хотя ма съ удовольствіемъ распаковала бы уже вещи, а Лолѣ не хотѣлось ночевать въ душномі городѣ -- ее тянуло къ морю. Но Парди объявилъ, что неудобно, если онъ вмѣстѣ съ чужими дамами пріѣдетъ такъ поздно вечеромъ. Гостиницу для нихъ онъ тоже выбралъ, совершенно не считаясь съ ихъ желаніями. Категорически и увѣренно, хотя и любезно, онъ привезъ ихъ въ отель, гдѣ онѣ, какъ онъ говорилъ, будутъ имѣть больше комфорта и болѣе приличную публику. Передъ тѣмъ, какъ проститься съ ними, чтобы итти спать къ себѣ домой, онъ отрекомендовалъ ихъ хозяину. Онъ, молъ, графъ Парди отвѣчаетъ за этихъ дамъ.
   -- Скажи, ма, -- спросила Лола, когда онъ ушелъ,-- на тебя это не произвело такого впечатлѣнія, что если мы захотимъ уѣхать отсюда, то насъ не отпустятъ, а пошлютъ сначала за нимъ?
   -- Въ сущности здѣсь очень мило, -- отвѣтила ма, а Лола подумала про себя: "Хоть разъ не имѣть свободы дѣлать что угодно и ходить куда угодно -- это даже пріятно, право"...
   Но, несмотря на это, Лола во время поѣздки изъ Флоренціи сразу же имѣла съ Парди конфликтъ. Она вошла въ одно купэ, но Парди заставилъ ее уйти оттуда, такъ какъ тамъ сидѣла парочка, жившая "гражданскимъ бракомъ", какъ онъ говорилъ.
   -- Вы становитесь невозможны!-- сказала Лола.
   -- Я отвѣчаю за васъ! А вы хотите меня скомпрометировать.
   Въ Лолѣ все такъ и закипѣло, но она сдержалась и только, улыбаясь, покачала головой.
   Когда они прибыли въ Віареджіо, то оказалось, что комнаты, которыя Парди намѣтилъ для своихъ дамъ, заняты другими. Парди пришелъ въ ярость. Лолѣ первый разъ пришлось видѣть его такимъ. Хозяинъ не могъ успокоиться, лакеи ходили на цыпочкахъ. Ма и Лола, окруженныя любопытными взглядами, сидѣли въ салонѣ, какъ разгнѣванныя принцессы.
   Наконецъ Парди добился того, что комнаты были очищены посторонними. Зато во время lunch'а публика подозрительно поглядывала на ма и Лолу. Парди выразительно посмотрѣлъ въ глаза всѣмъ мужчинамъ, и они сразу сдѣлали безучастныя липа.
   Потомъ онъ повелъ дамъ въ ихъ комнаты и вступилъ въ нихъ съ такимъ величіемъ, точно входилъ въ завоеванныя провинціи. Бѣлыя гардины развѣвались отъ дуновенія воздуха. Большія никелевыя кровати имѣли такой прохладный видъ подъ кисейными пологами. Въ маленькой гостиной въ два ряда у стѣнъ стояли стулья, какъ въ театрѣ, и всюду висѣли зеркала. И вдругъ раздался стукъ въ дверь, и вошло четверо мужчинъ, которые попросили Парди представить ихъ дамамъ, извинялись, что не могли дольше вытерпѣть, дѣлали другъ другу упреки, что онъ три дня пряталъ отъ нихъ дамъ, и тотчасъ же начали:
   -- Ты, вѣрно, не знаешь, что эта маленькая миссъ Эдитъ...
   Ма и Лола были сразу же введены въ курсъ дѣла.
   Все общество прошло передъ ними, о каждомъ было разсказано что-нибудь смѣшное или скандальное. Имъ были отданы въ жертву всѣ; стоило имъ только вопросительно произнести какое-нибудь имя и сейчасъ же его освѣщали разными сплетнями.
   Затѣмъ Нутини вывернулъ свои пустые карманы: проигралъ все дочиста. Лейтенантъ Кава помахивалъ своей саблей съ такимъ счастливымъ лицомъ, точно только что получилъ ее въ подарокъ; а бальныя перчатки онъ, въ радостномъ ожиданіи сегодняшняго бала, надѣлъ уже теперь -- въ этомъ онъ сознался краснѣя. Денерисъ говорилъ болѣе слабымъ голосомъ, чѣмъ всѣ другіе, а Вотта во время разговора прищелкивалъ каблуками и ударялъ себя въ жирную, туго обтянутую грудь. У всѣхъ костюмы были по послѣдней модѣ и сидѣли на нихъ безъ единой складочки, какъ у актеровъ на хорошихъ сценахъ.
   Когда другіе не могли слышать ихъ, Нутини сказалъ Лолѣ:
   -- Онъ не хотѣлъ васъ раньше привезти сюда, не такъ ли? И онъ былъ правъ, потому что обѣ Арлетти только сегодня утромъ уѣхали.
   -- Въ чемъ могутъ помѣшать намъ эти Арлетти?
   -- Вамъ, конечно, ни въ чемъ; но ему!
   Лицо Нутини было при этомъ такъ выразительно, что Лолу охватилъ страхъ.
   -- Развѣ вы не другъ Парди?-- спросила она.
   -- Конечно, другъ. Поэтому-то меня и радуетъ, что эти Арлетіи уѣхали. Мнѣ кажется, что онѣ просто авантюристки. Парди слишкомъ легко затѣваетъ игру. Его несчастье -- темпераментъ. А затѣмъ, знаете ли, столько денегъ, сколько ему надо, ему и лучшій другъ не въ состояніи дать. Потому-то я и показалъ раньше свои пустые карманы.
   Лола разсмѣялась вмѣстѣ съ нимъ, но, глядя на сверкающіе глаза Нутини, рѣшила предупредить Парди, что онъ имѣетъ въ немъ врага.
   Между тѣмъ лейтенантъ Кава, стоя на балконѣ за спиной Лолы, показывалъ на купающихся внизу и безпрерывно восклицалъ:
   -- Какъ она хороша, эта мистриссъ Никольсонъ!
   -- Браво!-- сказалъ Парди.-- Навѣрное, она самая длинная изъ всѣхъ желтыхъ жердей, какія торчатъ тамъ внизу.
   Лола, улыбаясь, повернулась къ лейтенанту и, припомнивъ, что онъ принималъ участіевъ сплетняхъ, какія разсказывались здѣсь раньше, спросила:
   -- Вы всѣ здѣсь въ Италіи чувствуете какую-то слабость къ американкамъ, а о своихъ мѣстныхъ дамахъ говорите только нелестныя для нихъ вещи. Какъ это такъ?
   -- Да онѣ не такъ красивы, какъ американки,-- объяснилъ Кава.-- У насъ нѣтъ свѣтлыхъ блондинокъ.
   Но Ботта взглянулъ на вопросъ глубже.
   -- Стоитъ намъ показаться гдѣ-нибудь въ обществѣ рядомъ съ молодой дѣвушкой, сейчасъ же начинаютъ говорить, что мы обручены.
   -- Да, съ молодыми дѣвицами здѣсь вовсе нельзя знакомиться,-- подтвердилъ Нутини.
   А Ботта прибавилъ:
   -- Да у иностранокъ и больше души.
   -- Ты, конечно, подразумѣваешь свою Олимпію? Видите ли, этотъ молодчикъ провелъ полъ-лѣта здѣсь въ лѣсу на берегу пруда съ одной балериной.
   -- Ахъ, да!-- вздохнулъ Ботта, ударивъ себя въ грудь. Нутини сталъ ему доказывать, что нечего печалиться, такъ какъ она прямо убѣжала отъ него, и Ботта возмущенно запротестовалъ. Денерисъ вздыхалъ, опираясь на балконъ и поглядывая на ма. Съ самаго прихода онъ не отходилъ отъ нея.
   -- Есть на свѣтѣ гораздо болѣе достойныя женщины, чѣмъ Олимпія,-- сказалъ онъ протяжно.
   -- Если достоинство ихъ опредѣляется тѣмъ трудомъ, который нужно употребить, чтобы побѣдить ихъ...-- произнесъ Парди.
   Нутини ударилъ по плечу Денериса.
   -- Да, у тебя талантъ къ безнадежной любви,-- сказалъ онъ.
   -- А вы были бы способны на это?-- спросилъ по-дѣтски Кава, обращаясь къ Лолѣ.
   Она невольно улыбнулась.
   -- Я не имѣю еще опыта въ любви.
   Ботта, чтобы объяснить Лолѣ, что такое любовь, снова сталъ говорить о своей Олимпіи. На недовѣрчивую усмѣшку Лолы онъ возразилъ:
   -- Вспомните свою любимую куклу, которую вы, навѣрное, имѣли въ дѣтствѣ. Мы, молодые люди, тоже любимъ играть въ куклы, но ахъ! нерѣдко онѣ очень опасны для насъ.
   -- Неужели?-- спросила Лола. Ботта говорилъ, вращая своими самодовольными бычачьими глазами. Денерисъ только и ждалъ, когда онъ кончитъ. Онъ поднялся съ мѣста, вставилъ свой монокль и старался овладѣть вниманіемъ обѣихъ дамъ.
   -- Знаете ли, -- началъ онъ, -- что только для того, чтобы мелькомъ увидѣть ту, которую я любилъ, я ежедневно ѣздилъ шесть часовъ по желѣзной дорогѣ? Три съ половиной мѣсяца было такъ: ежедневно ѣздилъ въ Пизу и проходилъ мимо ея оконъ. Она показывалась очень рѣдко, но въ салонѣ одного фотографа стоялъ ея портретъ во весь ростъ, и передъ нимъ-то я однажды чуть не застрѣлился. Если бы фотографъ не вошелъ какъ разъ въ этотъ моментъ...
   -- Это правда, -- сказалъ почтительно Кава.-- Фотографъ всюду разсказывалъ объ этомъ.
   -- Твоя смерть, мой милый,-- сказалъ Нутини, снова хлопая Денериса по плечу,-- была бы слишкомъ публичной. Гораздо благороднѣе, тоньше поступила графиня Гаваццо, когда она приняла изъ-за меня ядъ. Она поѣхала для этого въ Швейцарію.
   -- Она была просто морфинистка, мой милый,-- вставилъ Ботта.
   -- Мой милый,-- протянулъ значительно Нутини,-- я знаю, какъ любила меня эта женщина!
   -- А я знаю,-- вмѣшался Ботта,-- какъ это было, когда я любилъ Олимпію, и я объясню вамъ это, синьора.
   Парди прервалъ его:
   -- Я бы не могъ объяснить любовь: я каждый разъ забываю, какъ это было раньше. А приходитъ новая любовь, я узнаю ее и дѣйствую!
   Онъ подождалъ немного, чтобы видѣть эффектъ своей фразы, и потомъ прибавилъ:
   -- Господа, мы зайдемъ за дамами потомъ, когда онѣ переодѣнутся.
   Въ дверяхъ онъ еще долженъ былъ окликнуть Денериса, который никакъ не могъ разстаться съ ма. Ма сіяла.
   -- Правда, онъ прелестный человѣкъ? Скажи, Лола! И мнѣ кажется, что онъ влюбленъ въ меня?
   Лола отвѣтила радостно:
   -- Конечно, ма! Это такъ замѣтно!
   Появленіе всѣхъ этихъ новыхъ мужчинъ прервало, наконецъ, ея томительно-напряженное состояніе. Впервые послѣ долгаго времени мать и дочь свободно и открыто смотрѣли другъ другу въ глаза.
   -- Я радуюсь нашему сегодняшнему выходу. Хорошо все таки, что мы пріѣхали сюда, -- сказала Лола.
   А ма прибавила:
   -- Значитъ, вечеромъ будемъ танцовать! Что мнѣ надѣть?
   Лола пошла съ ма въ ея комнату. При выходѣ оттуда она въ коридорѣ столкнулась съ Нутини и нерѣшительно остановилась на дорогѣ гостиной..
   -- Этотъ Ботта меня ужасно смѣшитъ,-- сказалъ Нутини.-- Знаете ли вы, что эта знаменитая Олимпія просто-на-просто его содержанка?
   -- Не можетъ быть,-- сказала Лола, хотя Ботта произвелъ на нее впечатлѣніе настоящаго альфонса. Нутини пожалъ плечами.
   -- Но не за этимъ я пришелъ къ вамъ. Я хотѣлъ попросить васъ дать мнѣ ваши ноты. Сей часъ у меня какъ разъ есть время просмотрѣть аккомпаниментъ.
   -- Но, видите ли, ноты у меня внизу въ сундукѣ, а сундукъ стоитъ въ моей комнатѣ.
   -- Синьорина! Мы хоть и недавно знакомы, но все же я говорю съ вами, какъ другъ. Будь вы похожи на нашихъ итальянскихъ куколокъ, я бы не предложилъ своего участія въ распаковкѣ вашего сундука. Но вы, вѣдь, американка...
   Лола вспомнила, что укладывала вещи не она сама, а Жермэна: вѣроятно, все лежитъ въ большомъ порядкѣ. Она ввела Нутини въ свою комнату.
   Онъ раньше всего поднялъ жалюзи, затѣмъ ловко и тактично помогъ ей вынуть верхнее отдѣленіе сундука и, найдя ноты, вышелъ просматривать ихъ къ свѣту, на балконъ. Углубившись въ музыку, онъ только изрѣдка выражалъ вслухъ свое восхищеніе.
   Лола невольно слышала голоса, снизу доносившіеся къ ней въ комнату. Раньше всѣхъ она различила дѣтскій голосъ лейтенанта Кава, но онъ говорилъ такія вещи, что Лолѣ не вѣрилось; затѣмъ, не успѣла она опомниться, какъ раздался жирный голосъ Ботты и, наконецъ, носовой тенорокъ Денериса. Одна его фраза была покрыта громкимъ смѣхомъ. Потомъ вся компанія стала поздравлять Парди. Онъ отвѣтилъ:
   -- Мнѣ очень хотѣлось отбить ее у одного нѣмца.
   Услышавъ это и его циничный смѣхъ, Лола покраснѣла, затѣмъ поблѣднѣла. Она стояла, держась за косякъ двери, не понимая, какъ она еще въ состояніи стоять, и глядѣла съ ужасомъ на Нутини, который все время былъ погруженъ въ ноты и изрѣдка восторженно поводилъ шеей. У Лолы быстро мелькнула мысль: "Что, если онъ слышитъ!" и затѣмъ: "Онъ нарочно устроилъ такъ, чтобы я слышала!"
   -- Что съ вами?-- спросилъ вдругъ Нутини, бросая ноты. Лола не могла ничего отвѣтить; въ тотъ же моментъ отчетливо донеслись слова Ботты:
   -- Если бы мнѣ предложили выбрать -- чортъ возьми! Я бы взялъ обѣихъ сразу!
   -- Хвастунъ!-- сказалъ рѣзко Парди.-- Тутъ надо дѣйствовать тонко.
   -- О чемъ они говорятъ? Боже мой! Неужели... Нутини хлопнулъ себя по лбу.
   -- Ахъ, я несчастный! Но развѣ я могъ предвидѣть, что они начнутъ при открытыхъ окнахъ говорить такія гадости? Я почти всегда держусь отъ нихъ въ сторонѣ. Этому роду людей никогда нельзя довѣрять...
   И. вдругъ онъ понизилъ голосъ до шопота.
   -- Этому Парди довѣрять надо еще меньше, чѣмъ другимъ. Если бы вы знали, что онъ тутъ продѣлывалъ съ Арлетти...
   -- Оставьте это!-- вырвалось у Лолы. Она съ шумомъ захлопнула балконную дверь.
   -- Вотъ, вы, вѣдь, слышали, какъ онъ говоритъ о васъ и вашей матери. Потому что, какъ это ни чудовищно, но онъ говорилъ о васъ. Я могу только повторить, что глубоко сожалѣю...
   -- Я полагаю,-- сказала Лола холодно,-- что такъ говорятъ обо всѣхъ.
   -- Да, есть мужчины -- такихъ даже большинство -- которые мѣняютъ свой тонъ о дамахъ, едва только отойдутъ отъ нихъ. И дамы, видя себя окруженными вниманіемъ и уваженіемъ, не подозрѣваютъ...
   -- Да это и не нужно...
   Лолу охватывала злоба на самое себя за то, что она не указываетъ этому человѣку на дверью Наклонившись нѣсколько впередъ и сдвинувъ брови, она произнесла жутко-звенящимъ вопросительнымъ тономъ:
   -- Не оставите ли меня теперь одну? У меня немного болитъ голова.
   -- Дѣйствительно, вы очень блѣдны,-- пробормоталъ Нутини, смѣшавшись, и раскланялся. Когда дверь за нимъ закрылась, Лола увала въ кресло, содрогаясь отъ отвращенія. Вотъ каковъ здѣсь свѣтъ! Сначала всѣ казались такими сердечными, простыми, искренними; они такъ непохожи были на плохо-одѣтыхъ и духовно-высокомѣрныхъ людей тамъ, въ туманной странѣ. Но развѣ Арнольдъ былъ бы способенъ толковать со всѣми и при открытомъ окнѣ объ ея тѣлѣ? Эта мысль такъ потрясла ее, что она спрятала лицо въ сложенныя руки... Ни Гугигль не сдѣлалъ бы этого, ни даже Гвиннеръ! А здѣсь всѣ таковы! И таковъ былъ человѣкъ, котораго она, можетъ быть, будетъ любить. Нѣтъ никакого смысла воображать его своимъ другомъ, предостерегать его относительно Нутини. Оба они, интриганъ и хищникъ, стоятъ другъ друга...
   Ма знала уже черезъ Жермэну, что Лола не въ духѣ, и робко вошла къ ней.
   -- Ты готова? Господи, какъ ты разбросала вещи! А волосы! ты этакъ сожжешь себѣ всѣ!
   -- Пожалуйста, ма, оставь меня въ покоѣ.
   -- Такъ и есть: валяются эти глупыя книги! Ты, вѣрно, опять читала -- оттого и голова болитъ.
   -- Да, я читала.
   -- Она читаетъ. Да войдите же, Парди, и побраните ее хорошенько. Она еще настоящій ребенокъ.
   -- Вы нехорошо одѣты,-- сказалъ Парди, какъ только вошелъ.-- Надо еще разъ переодѣться.
   Лола вскочила.
   -- Что за идея!
   -- По крайней мѣрѣ, вы должны иначе пристегнуть колье. Кромѣ того на плечахъ у васъ слишкомъ много пудры.
   -- Это не ваше дѣло. Ждите меня въ гостиной. Съ какихъ это поръ вы себѣ позволяете приходить въ мою комнату?
   -- Здѣсь совсѣмъ другое. Я отвѣчаю за васъ.
   -- Ахъ, да, я, вѣдь, компрометирую васъ! Но почему вы никогда не дѣлаете никакихъ замѣчаній ма?
   -- Потому что ваша мама безукоризненно одѣта.
   Ма не могла скрыть своего ликованія. Лола встрѣтила ея взглядъ и молча отвернулась.
   Когда собирались уже выходить, она, чтобы уколоть его, сказала:
   -- Теперь скажите, сколько вы истратили на насъ за дорогу?
   -- Въ другой разъ, теперь пойдемъ!
   -- Я не хочу быть у васъ въ долгу.
   -- Пойдемте: насъ ждутъ.
   -- Я должна итти, я? Потому что какіе-то тамъ ждутъ.
   -- Лола! что ты?-- сказала ма, испуганная такимъ упрямствомъ дочери. Парди кивнулъ головой и сказалъ: -- Ваша дочь, дѣйствительно, еще дитя.
   Онъ сталъ считать расходъ. Лола отдала ему деньги, преувеличенно побрякивая монетами. Парди хладнокровно замѣтилъ:
   -- Однако, вы честны.
   Лола была поражена. "Неужели онъ не ожидалъ, что я отдамъ ему деньги?" думала она. "Онъ относится такъ, точно я кокотка... И этотъ разговоръ при открытомъ окнѣ. По крайней мѣрѣ, онъ послѣдователенъ".
   Но какъ она ни старалась обмануть самое себя, все же его манера относиться къ ней безъ нѣжностей, совершенно не считаясь съ ея настроеніями, покоряла ее и облегчала.
   Весь вечеръ она провела очень хорошо, не хуже и слѣдующій. Дни проходили въ купаньи и бездѣльи. Купанье тянулось цѣлые часы; въ этой голубой, мягкой, пронизанной солнцемъ водѣ было такъ привольно. Плаваешь, сколько можешь, а устанешь, сейчасъ же подъѣзжаетъ лодка съ гребцами. Влѣзаешь въ нее, зажмуришь мечтательно глаза, но сквозь щелки ихъ замѣчаешь жадные взоры полуобнаженнаго гребца -- и они такъ пріятно щекочатъ кожу. Парди запрещалъ имъ эти отдыхи въ лодкѣ. Лола имѣла въ присутствіи другихъ объясненіе съ нимъ по этому поводу. Онъ привелъ ей въ примѣръ ма.
   -- Ваша мама принадлежитъ еще къ тѣмъ женственнымъ женщинамъ, которыя умѣютъ слушаться. А въ васъ есть всегда враждебное противодѣйствіе.
   -- И слава Богу, что есть!-- насмѣшливо сказала Лола.
   -- Какъ-нибудь мы должны будемъ объясниться съ вами,-- сказалъ онъ,-- предупреждаю васъ.
   -- Думается, намъ нечего сказать другъ другу.
   -- Сказать, можетъ быть, мало..
   Онъ засмѣялся, а она повернулась къ нему спиной. Въ этотъ моментъ у нея не нашлось словъ, чтобы срѣзать его. Она какъ-то ослабѣла и была близка къ тихимъ слезамъ. Среди всѣхъ его грубостей, отъ него исходила такая сила желанія, что у нея, точно отъ порыва знойнаго южнаго вѣтра, спиралось дыханіе.
   На другой день Лола, какъ обыкновенно, поплыла довольно далеко. Ма закричала ей, чтобы она возвращалась. Лола хотѣла отдохнуть въ лодкѣ, но кругомъ не было ни одной. Она повернула назадъ, легла на спину, потомъ поплыла снова, но скоро устала и все черезъ болѣе короткіе промежутки ложилась на спину. Но пока она чувствовала еще нѣкоторый запасъ силъ и съ радостнымъ ощущеніемъ мести думала о томъ, что, можетъ быть, сегодня утонетъ. Силы оставляли ее; но въ тотъ моментъ, какъ ей сдѣлалось страшно, рядомъ съ ней вынырнулъ Парди. Неужели онъ такъ долго былъ подъ водой?
   -- Не прикасайтесь ко мнѣ,-- закричала Лола,-- и -- откуда только взялись силы -- быстрыми взмахами поплыла къ берегу. Ма кивала ей зонтикомъ.
   -- Дитя мое, дитя! Онъ спасъ тебя?-- И бросилась Лолѣ на шею. Лола еле переводила духъ, но, какъ только отдышалась, произнесла:
   -- Неужели ты думаешь, что я позволила бы этому господину спасать меня?

-----

   Былъ полдень, и вся публика собиралась на веранду куріала, къ завтраку. Выглянуть наружу было невозможно, такъ ослѣпительно сіяло море, такъ ярко бѣлѣло полотно палатокъ. Всѣ спасались въ тѣнь или лѣниво шли по ея границѣ, вдоль ряда домовъ, на свѣтломъ фонѣ которыхъ тонко и черно вырисовывались балконы. Истомленныя красивыя женщины, которыя ходили такъ, какъ будто учились танцовать въ балетѣ, выкрикивали имя, не глядя протягивали назадъ руку и на ней, повисали ихъ дѣти, которыя никогда не были дѣтьми, которыя уже были кокетливы и никогда не дѣлали ничего неприличнаго. Матроны съ опытными улыбками прогуливали своихъ дочерей, и когда онѣ приближались, то видно было, что лица обѣихъ -- и матери и дочери -- покрыты цѣлымъ слоемъ грима. Тутъ были и старѣющіе мужчины съ мѣшками подъ глазами, и совсѣмъ старые съ совершенно безкровными лицами -- но они оставались стройными, имѣли быструю эластичную походку юношей и, подобно имъ, разгуливали, повѣсивъ на руку свою тросточку съ серебряной ручкой. Всѣ они были сдѣланы изъ одного тѣста; они одинаково одѣвались и шагали и, думала Лоло, вѣроятно, всѣ имѣли одну и ту же манеру и думать, и любить. Лолѣ вспомнились тѣ люди на сѣверѣ, которыхъ она покинула недавно, и они показались ей чудаками, изъ которыхъ у каждаго есть свой особый пунктъ. Тамъ каждый жилъ по-своему; здѣсь же нельзя было никого вырвать изъ общей массы.
   Солнце жгло, опьяняло, усыпляло и околдовывало все и всѣхъ кругомъ. Было пріятно сидѣть, удобно развалясь въ пестрыхъ дачныхъ креслахъ, и слушать весело порхающія или тягучія мелодіи музыки; всѣ чувствовали себя какъ-то свободнѣе и смѣлѣе въ нѣсколько рискованныхъ штрандъ-костюмахъ, пили больше, больше смѣялись, позволяли себѣ болѣе откровенныя выраженія и ощущали, что все то, что теперь происходитъ, не имѣетъ никакого значенія для будущаго. Лола заключила дружбу съ Кава. Его грубыя слова, которыя донеслись до нея вчера сквозь раскрытое окно, казались ей прямо невѣроятными, когда она смотрѣла въ его дѣтскіе глаза. "Нельзя было бы жить, если постоянно думать о томъ, что люди говорятъ и дѣлаютъ, когда не видишь ихъ", думалось ей.
   У стола Лолы и ма была большая компанія мужчинъ: Нутини, Ботта и Денерисъ привели своихъ пріятелей. Былъ тутъ и поэтъ Мерлуццо съ лицомъ парикмахерскаго манекена. Онъ говорилъ Лолѣ комплименты и обѣщалъ прочитать ей что-то свое, если она споетъ. Она спѣла тотчасъ же и радовалась успѣху, не задумываясь -- заслуженъ ли онъ. Она болтала и смѣялась.
   При этомъ она чувствовала, что Парди ревниво слѣдитъ за ней и за ма, которая тоже увлеклась тихимъ разговоромъ съ Денерисомъ. Это взбѣсила Лолу, и она вдругъ спросила его:
   -- Скажите, почему вы не знакомите насъ ни съ одной дамой? Вы, вѣроятно, боитесь, чтобъ до нашихъ ушей не дошли разныя исторіи о васъ? Кто такія эти двѣ куклообразныя блондинки, съ подведенными глазами?
   Кава отвѣтилъ вмѣсто Парди:
   -- Это графиня Бернабей и ея сестра.
   -- А мнѣ онѣ кажутся очень сомнительными особами.
   -- Подумайте, что вы говорите!-- со злобой сказалъ Парди.
   -- А! вы очень хороши съ ними?
   Лолѣ было вовсе не интересно знакомиться съ женщинами. Но тѣмъ не менѣе она постоянно упрекала Парди въ томъ, что съ самаго пріѣзда онъ своимъ завоеваніемъ комнатъ для нихъ вооружилъ противъ нихъ всѣхъ дамъ отеля. Однажды, во время купанья, Лола, казалось, склонила на свою сторону одну даму, новую. Когда онѣ потомъ шли вмѣстѣ и встрѣтили Парди, то новая пріятельница сильно смутилась. Парди держалъ себя такъ, точно онъ ничего не видѣлъ и не слышалъ, а когда новая знакомая извинилась и ушла, Лола разразилась гнѣвной рѣчью. Парди стоялъ съ каменнымъ лицомъ и ждалъ; когда же она кончила, онъ сказалъ:
   -- Она кафешантанная пѣвичка.
   Когда же Лола вовсе не была сражена этимъ разоблаченіемъ и замѣтила, что жалко, молъ, что дама въ водѣ не пѣла никакихъ двусмысленныхъ пѣсенъ, тутъ и онъ разразился упреками; говорилъ, что у нея ужасающіе принципы, что ее надо запереть, и дошелъ даже до вопроса:-- Зачѣмъ вы пріѣхали сюда, если хотите оставаться дикаркой?
   -- Я уѣду для того, чтобы не компрометировать васъ дальше,-- сказала Лола съ сердцемъ. Но, вмѣсто этого, она за обѣдомъ принялась сильно подсмѣиваться надъ Парди; она разсказала, какъ онъ исключилъ изъ цвѣточнаго корсо одну красивую дѣвушку только потому, что она -- дочь портного. Парди спросилъ, откуда она это знаетъ, и не успѣла Лола назвать ему имя, какъ онъ уже всталъ и направился къ обидчику. Видно было, какъ они горячо разговаривали, размахивая руками. Парди потребовалъ, чтобы образовался судъ, который бы тотчасъ же высказался объ его образѣ дѣйствій. Когда судъ рѣшилъ, что онъ правъ, Парди вызвалъ своего критика на дуэль. Съ большимъ трудомъ удалось уговорить и успокоить его, и, когда онъ потомъ веселый, обворожительный, сопровождаемый восторженными взглядами вернулся къ столу, сердце Лолы неистово забилось. Какой бѣды она едва не натворила. Вѣдь, характеръ его уже извѣстенъ: онъ мгновенно терялъ хладнокровіе; изъ-за даждой мелочи онъ готовъ былъ вступить въ состязаніе, всегда онъ готовъ былъ къ отвѣтственности и къ борьбѣ съ каждымъ, сомнѣвавшимся въ немъ.
   Лола ходила и думала о немъ. Онъ -- цѣльный типъ и, можетъ, быть, недалекъ отъ героя. Женщина, которая любила бы его, пожалуй, имѣла бы на это основаніе. И въ сущности для менѣе сильной натуры бороться съ нимъ было бы безполезно... Тутъ она испугалась своихъ мыслей. Любить его? Этого авантюриста, который постоянно ищетъ приключеній и только этимъ и живетъ? Этого человѣка, который никогда бы не могъ принадлежать одной? Этого игрока, котораго не останавливала никакая, даже самая высокая ставка?
   -- Онъ хочетъ ма такъ же сильно, какъ и меня! Можетъ быть, даже больше!
   Это было хуже всего. Хотѣлось закрыть глаза на все это и ужъ совсѣмъ не глядѣть. И Лола не пошла къ табльдоту, а тотчасъ послѣ купанья отправилась въ лѣсъ, заходя все дальше и дальше. Лѣсу не было конца. Легко было заблудиться -- какъ это щекотало нервы! Лола нѣсколько разъ съ закрытыми глазами покружилась на мѣстѣ и теперь ужъ не разбирала направленія. Бѣлый замокъ лежалъ глубоко, въ тѣни деревьевъ -- онъ выглядѣлъ такимъ матово-блѣднымъ, точно его никогда не освѣщало солнце. Неужели это сумерки? Уже? Здѣсь можно было сидѣть долго, потонувъ мыслями въ странномъ желтомъ благоуханіи лѣса, перестать ощущать время и унестись далеко, далеко... Правда, она цѣлый день ничего не ѣла, а вонъ тамъ, на опушкѣ, дровосѣки складывають свои пожитки, хлѣбъ... Нѣтъ, дальше; теперь, когда она уже очень устала и приближалась ночь, она рѣшила итти прямо, чтобы скорѣе дойти домой... А вотъ уже сквозь стволы глянуло море, вотъ знакомая дорога, знакомыя мѣста. "Отсюда не больше получаса до дома", подумала Лола, "какая я была дура".
   Она вернулась назадъ такой отчужденной отъ всѣхъ, такой полной презрѣнія. Всю ее наполнялъ прекрасный день, прожитый въ одиночествѣ, и то, что было среди людей, казалось ей безразличнымъ.
   Только на слѣдующій день она замѣтила, что ея отсутствіе какимъ-то образомъ сблизило ма и Парди. Когда другіе заговорили о вчерашнемъ катаньи на лодкѣ, они молчали. Оставались ли они одни? Лола смотрѣла на ма, но та ускользнула отъ ея взгляда. Лола не спросила ничего, а заговорила о греблѣ. Парди предложилъ:
   -- Вамъ хотѣлось бы покататься? Такъ поѣзжайте сегодня! Мама ваша не выноситъ моря, я составлю ей компанію.
   Лола взглянула на ма. Ей хотѣлось иронически отказаться отъ предложенія, но внезапно она проговорила:-- Хорошо!
   Ей было стыдно. Когда она входила въ лодку, то раскаивалась уже. Ма давала кавалерамъ разныя наставленія насчетъ безопасности Лолы.-- "Какъ она лицемѣритъ!" думала Лола. "Зачѣмъ я ей позволяю отнимать его у меня? Вѣдь, имѣю же я право на счастье!" И она рѣшила: "Не стану больше уступать! Онъ, вѣдь, сказалъ мнѣ, что онъ только ради меня ухаживаетъ за ма".
   Лола захотѣла поѣхать къ бухтѣ, которая была далеко, и когда ей возразили, что ея опекунъ разсердится, она сказала:
   -- Вы называете его моимъ опекуномъ? Еще этого не хватало! Не находите ли вы, господа, что онъ немножко много себѣ позволяетъ?
   -- Если кто хочетъ видѣть наглеца, то Парди лучшій образецъ,-- сказалъ живо Кава.
   -- Онъ такъ далеко заходить, что подчасъ бываетъ мнѣ очень несимпатичнымъ,-- сказалъ Ботта.
   -- Это вѣрно,-- и настроеніе Лолы стало еще мрачнѣе,-- давайте побранимъ его немножко. Что вы знаете о немъ, маркизъ?
   Денерисъ отвѣтилъ:
   -- Юношей онъ хотѣлъ какъ-то покончить самоубійствомъ.
   -- Но вѣдь и вы этого тоже хотѣли.
   Денерисъ отвѣтилъ удивленно:
   -- Но это совсѣмъ другое. У него не было несчастной любви, а вѣрнѣе всего -- долги.
   -- Они-то остались ему вѣрны,-- началъ Нутини.-- Несмотря на его огромное родовое имущество, можно все-таки съ увѣренностью предсказать срокъ его полнаго разоренія. Люди, какъ онъ, кончаютъ всегда плохо.
   Ботта пожалѣль домъ Парди:-- Такая старинная, знатная фамилія!
   Де нерисъ возразилъ:
   -- Старинная -- да, но далеко не знатная. Эти флорентинскіе горожане очень поздно облагородились.
   Нутини хотѣлъ перейти къ денежному вопросу, но Лола прервала:
   -- Довольно, оставьте его въ покоѣ!
   Ей вдругъ стало противно, въ отдаленіи отъ него, толковать о немъ вкривь и вкось вмѣстѣ съ его врагами, изъ которыхъ ни одинъ не осмѣлился бы выступить открыто. Она сразу почувствовала раздраженіе противъ этого чуждаго голубого простора вокругъ, противъ этихъ людей, которые смотрѣли на нее. Надо скорѣе причалить къ берегу -- онъ любитъ ма. И ма -- его.
   Лола стала слѣдить за ма взглядами, отъ которыхъ ма совершенно измѣнилася, а ей самой было больно. При каждомъ замѣчаніи ма Лола опускала глаза, стыдилась и вмѣстѣ чувствовала удовлетвореніе. "Какъ можно быть до того глупой!" И какіе избитые пріемы! Мать, ревнующая къ своей дочери, обращается съ ней, какъ съ маленькимъ ребенкомъ -- это такъ старо, такъ старо! Но ма въ своей ревности не отступила бы даже передъ тѣмъ, чтобы намѣренно скверно одѣвать Лолу! Теперь Лола недовѣрчиво принимала совѣты ма относительно туалета. Однажды она даже устроила испытаніе: причесалась нарочно очень не къ лицу и спросила ма, идетъ ли ей новая прическа. Ма была въ восторгъ -- вышла вмѣстѣ съ ма изъ дому; но внизу, на лѣстницѣ, ма остановилась -- лицо у нея было смущенное и красное -- и сказала:-- Дай еще разъ взглянуть на тебя. Нѣтъ, такъ все-таки тебѣ нехорошо!
   Борьба въ душѣ ма не трогала Лолу. Ее раздражало, что теперь приходится не такъ худо думать о ма. Теперь Лолѣ хотѣлось, дѣйствительно, пойти такъ, какъ она была, на штрандъ. Но ма просила и молила, пока наконецъ не увела Лолу назадъ въ комнату и не перечесала ее сама прилежными, полными раскаянія, руками. "Притворство ли это? Что она задумала?" -- размышляла Лола -- и презирала самое себя за эти мысли. Но она не могла ничего съ собой сдѣлать -- поведеніе ма, ея обращеніе съ мужчинами были противны Лолѣ. Эта вѣчная томность и воркованіе, эта пѣвучая и щебечущая манера говорить, склоненная на бокъ головка, перекрестная игра взглядовъ и эта легкая улыбка взаимнаго пониманія, которой обмѣниваются мужчина и женщина! И этимъ мужчиной былъ не только Парди, но и другіе: раньше Денерисъ, теперь Ботта; а женщина, манящая къ себѣ, самка, была мать, ея родная мать! Нѣтъ, мать имѣетъ право быть еще женщиной!
   Чѣмъ больше Лола вдумывалась во все это, тѣмъ ужаснѣе и непоправимѣе казалось ей поведеніе ма. "Теперь я вижу ясно, какъ все это происходитъ. Я люблю одного изъ тѣхъ мужчинъ, съ которыми она кокетничаетъ -- такъ она бы назвала ихъ отношенія, -- но и такъ это ужаснѣе, чѣмъ, если бы она просто отняла его у меня. Тогда я бы, можетъ быть, убила себя! Но такъ она и съ нимъ, и съ другими пошло разыгрываетъ карикатуру на ту любовь, которую я чувствую; показываетъ мнѣ въ изуродованномъ видѣ, что такое женщина; наполняетъ меня ужасомъ, что и я такова. Я люблю человѣка, съ которымъ моя мать обмѣнивается такими взглядами! Развѣ я не поругана и не оскорблена тѣмъ, что ношу въ себѣ? Не хочу быть женщиной! Не хочу любви!"...
   И Лола вдругъ стала дѣвически-чопорной; не слушала разговоровъ, которые всѣ такъ или иначе касались любви, и потребовала, чтобы въ ея присутствіи говорили о серьезныхъ вещахъ.
   -- Я не понимаю,-- сказала она,-- почему здѣсь, въ обществѣ дамъ и мужчинъ, всегда говорятъ только другъ о другѣ, или о другихъ, и никогда -- объ отвлеченныхъпредметахъ.
   -- Да, вы, вѣдь, американка, -- сказалъ Кава. Лола слышала со всѣхъ сторонъ комплименты по адресу американокъ, ее это раздражало, и она объявила, что положеніе женщины въ Италіи -- жалко, и совершенно отстало отъ современности.
   -- Хорошо хоть, что ваши министры введутъ, наконецъ, разводъ.
   Ботта взмолился:
   -- Только бы не это! Если разводъ, отъ чего Боже упаси, войдетъ въ законную силу, мы пропали.
   -- У васъ даже лицо стало несчастнымъ. Такъ сильно вы боитесь женщинъ?
   -- Напротивъ,-- объяснилъ Ботта.-- Я боюсь за нихъ. Онѣ прежде всего будутъ страдать, если законъ будетъ введенъ. Не подумавъ, изъ за какой-нибудь глупости расторгнуть бракъ, а затѣмъ -- отъ бѣдняжки всѣ будутъ сторониться, и она пропадетъ.
   -- Ужъ и теперь,-- вставилъ Деверисъ,-- синьора Капутти сидитъ въ кафэ одна-одинешенька, а она только не живетъ съ мужемъ. Что же будетъ съ разведенными?
   -- Я бы не могъ чтить мою мать, если бы отецъ имѣлъ право дать ей разводъ!-- воскликнулъ Ботта.
   -- Разведенной женщинѣ, можетъ быть, не будутъ даже кланяться,-- замѣтилъ Денерисъ.
   -- Я буду!-- рѣшительно закричалъ Кава.
   Въ это время Парди шелъ къ нимъ по штранду. Лола спросила его:
   -- А вы? вы, конечно, за разводъ?
   Онъ отвѣтилъ: -- Я непримиримый противникъ всякой власти, разъ она давитъ насъ. Отчего наше государство должно отставать отъ всѣхъ другихъ? Американки большей частью -- разведенныя, но онѣ очаровательны...
   Ботта прервалъ его:
   -- Прогрессъ! Это -- лозунгъ! Но пусть мнѣ докажутъ, что разводъ исторически и этнографически, дѣйствительно, есть глубоко вкоренившееся учрежденіе!
   -- Браво, адвокатъ!-- сказалъ Нутини, а Кава бодро воскликнулъ:-- Бракъ -- могила любви.
   Три противника сразу же напали на него.
   Когда они затихли, заговорилъ Парди:
   -- Бракъ есть дѣйствительно могила любви, если за любовь считать не что иное, какъ чисто животную, чувственную страсть. Но истинная любовь, которая живетъ въ душѣ и не зависитъ отъ капризовъ плоти, можетъ быть ощущаема только по отношенію къ одной особѣ и не встрѣчается нигдѣ, кромѣ неразрывнаго брака. Толіко бракъ является чистымъ очагомъ этой любви!
   Лола взглянула на него -- вотъ онъ стоялъ въ видѣ пламеннаго идеалиста -- и самъ вѣрилъ въ себя! Но здѣсь, въ толпѣ, такъ восторженно принимавшей его рѣчь, могло бы быть еще нѣсколько женъ, чистый очагъ которыхъ, благодаря ему, былъ немного менѣе чистъ, и нѣсколько супруговъ, которыхъ онъ поранилъ на дуэляхъ.
   -- То, что вы говорите,-- сказала Лола, -- это -- логика поэта. Ну, а если дѣйствительность не всегда такъ логична,-- что тогда? Не сдѣлаться ли несчастной въ угоду вашей поэзіи?
   Но онъ не замѣтилъ ея насмѣшки.
   -- Однако,-- сказалъ Ботта,-- вы великолѣпный защитникъ праваго дѣла, а одинъ Богъ знаетъ, какъ этому дѣлу нужны защитники...
   И затѣмъ прибавилъ:
   -- Поставьте свою кандидатуру!
   Денерисъ и Кава подхватили его мысль. Лола сказала спокойно:
   -- Вы должны пройти въ парламентъ и спасти бракъ.
   Онъ испытующе смотрѣлъ ей въ глаза. "Настоящій тигръ", подумала она.
   -- Съ этой минуты я рѣшился,-- сказалъ онъ,-- и вы увидите, кто будетъ правъ!
   -- Итакъ, давайте спорить: за и противъ нерасторжимаго брака!-- предложила Лола.
   -- Нѣтъ, это слишконъ серьезный вопросъ для этого. Но вы, Нутини, можете написать, что я ставлю свою кандидатуру. Нужно сейчасъ же заняться подготовленіемъ...
   Его уже окружила цѣлая толпа, желая ему успѣха и поздравляя, и онъ началъ развивать, передъ всѣми свою программу. Съ террасы отеля публика тоже подошла поближе, дамы съ длинными вуалями щебетали, обмахиваясь вѣерами, прерывали рѣчь насмѣшливыми "браво".
   Между тѣмъ Парди говорилъ, что не допускаетъ ни одного повода для развода -- ни даже сумасшествія или преступленія.
   -- Если только пробить хоть одну брешь,-- гремѣлъ онъ,-- то не будетъ никакого удержу, и бракъ будетъ разрушаться по одному желанію одного изъ супруговъ! Наоборотъ, я -- за то, чтобы узы брака были связаны еще крѣпче, чтобы мы, господа, принимали отвѣтственность за нашихъ женъ и даже несли наказаніе за ихъ преступленія.
   "Какой дикій романтикъ!" подумала Лола, сидя въ креслѣ въ тѣни дома.
   Въ это время другой голосъ, голосъ Денериса, захватилъ всеобщее вниманіе.
   -- Боязнь развода, -- ораторствовалъ онъ, -- не можетъ удержать ни жену, ни любовника отъ измѣны. Потому что страсть не боится ничего.
   -- Это и мое мнѣніе, -- воскликнулъ Парди, и они протянули другъ другу руки.
   -- Берегитесь, мужья!-- насмѣшливо и мальчишески звонко закричалъ Кава, и весь кружокъ подхватилъ это предостереженіе. Публика стала расходиться въ разныя стороны. Изъ толпы вышла ма съ Денерисомъ.
   -- Какъ онъ прелестно говорилъ о разводѣ, и вы тоже, маркизъ! О, я стою за разводъ!-- и ма маленькими шажками побѣжала къ Лолѣ. Денерисъ удерживалъ ее и шепталъ ей что-то, но ма все время отрицательно качала головой. Наконецъ, она сказала:
   -- Хорошо, что вы съ Парди опять въ такомъ единеніи. Но знаете, милый маркизъ, не обижайтесь: право, счастливая любовь къ вамъ бы не шла. Вамъ идетъ безнадежная страсть. Когда вы у фотографа хотѣли убить себя, вы, навѣрное, были великолѣпны... Пойдемъ купаться, Лола!-- и ма оставила Денериса.
   Онѣ пошли, и дорогой Лола думала: "Она такъ глупа, что не понимаетъ ни одного слова, если только рѣчь идетъ о чемъ-нибудь общемъ. но какъ только дѣло касается ея красоты, ея тѣла и того, какъ покорить желаніе мужчины, она становится почти остроумной. Должна ли женщина быть такой? Тогда я, значитъ, неудавшійся мужчина. Если бы я могла выступить, какъ бы я высказала имъ правду! Господи, что за общество! Они сантиментальны и вмѣстѣ съ тѣмъ безчеловѣчны, фривольны и мѣщански чопорны. Въ Парди тоже есть все это, но сильнѣе, чѣмъ у другихъ... Нѣтъ, я бы не хотѣла быть мужчиной. Или я была бы такимъ, какъ Арнольдъ"...
   И она съ раздраженіемъ стала разстегивать свою блузку, какъ вдругъ изъ-за угла купальни появилась парикмахерская голова поэта Мерлуццо.
   -- Что вы хотите, Боже мой?
   Ма, уже наполовину раздѣтая, съ крикомъ спряталась за драпировку.
   -- Наконецъ-то я засталъ васъ одну, -- сказалъ поэтъ,-- помните ли вы, что я обѣщалъ вамъ прочесть одну свою новеллу?
   Онъ хотѣлъ сейчасъ же взяться зачтеніе. Лола предложила ему сѣсть на ступенькахъ и обѣщала внимательно слушать его за драпировкой. Но сладкій голосъ раздражалъ ее ужасно. Къ концу сна сказала:-- Очень красиво. Но мысль, что мужъ виноватъ въ невѣрности жены, я нахожу слишкомъ смѣлой.
   -- Не правда ли?-- сказалъ онъ съ гордостью.-- То же самое мнѣ говорили и другіе; Парди тоже замѣтилъ это.
   -- Я такъ и думала,-- сказала Лола, вышла изъ-за драпировки въ своемъ купальномъ халатѣ и прошла мимо Мерлуццо.
   Въ водѣ ма сказала ей: Я не выношу этого поэта. Онъ похожъ на того, прежняго, въ Германіи.
   Лола отвѣтила:
   -- Милая ма, ты понимаешь хорошо такихъ людей, какъ Денерисъ,-- и поплыла.
   Вечеромъ Парди привлекъ Лолу къ отвѣту. Она, молъ, такъ неделикатна, что мать даже плакала изъ за нея -- и при этомъ она еще тратитъ, Богъ знаетъ куда, материнскія деньги. Какъ это происходитъ, что она содержитъ всю семью ихъ горничной? Развѣ она не видитъ, что ея мужъ -- мошенникъ, не хочетъ работать и только лжетъ. Лола отвѣтила, что она знаетъ это, но разъ дѣло обстоитъ такъ, и семья терпитъ нужду, то...
   -- Это безнравственно,-- сказалъ Парди.
   -- Если бы все время справляться, кому помогаешь, то дѣло никогда бы до помощи не дошло. Неужели вы полагаете, что тотъ пьяный мужикъ въ Германіи, котораго вы донесли до деревни и такъ щедро одарили, былъ достойнѣе?
   -- Онъ былъ очень хорошій человѣкъ, я справлялся о немъ.
   -- Я -- тоже. Раненъ онъ былъ ножемъ оттого, что укралъ. Но вашихъ денегъ онъ поэтому заслуживалъ не менѣе, какъ мнѣ кажется.
   Парди только разводилъ руками, и Лола закончила:
   -- Видите ли, вы были въ Африкѣ, многое испытали; но я, хотя ничего и не пережила, болѣе скептикъ, чѣмъ вы. Вамъ бы не слѣдовало, право, такъ часто наставлять меня.

-----

   Положительно, Парди былъ похожъ на героя старыхъ романахъ. Его авантюры, его понятія о чести, его взгляхы и сужденія о людяхъ -- все это было въ чисто старинномъ рыцарскомъ духѣ. Для него существовали только хорошіе и скверныя люди, джентльмены и подлецы, и кто хорошо фехтовалъ, тотъ ужъ, понятно, былъ джентльменъ. Эта наивность подчасъ трогала, подчасъ возмущала: но уваженія къ себѣ она вызвать не могла.
   Всѣ такія открытія раздражали Лолу, она пугалась при каждомъ новомъ оружіи, которое давалось ей въ руки противь него, потому что имъ она больно задѣвала самое себя. Она плохо спала, съ трудомъ скрывала свое раздраженіе и постоянно боялась замѣтить въ немъ еще что-нибудь отталкивающее. Нутини внушалъ ей ужасъ. При каждой встрѣчѣ онъ открывалъ ей новую главу изъ прошлаго Парди. Такъ онъ разсказалъ, что свою любовницу Кіарини, которая ожидала ребенка отъ него, Парди выбросилъ изъ коляски, и она погибла... Нутини каждый разъ подчеркивалъ свое мужество, съ которымъ онъ разоблачаетъ поступки этого страшнаго всѣмъ дуэлянта. Все же Лола считала большинство разсказовъ клеветой. Но безпокойная жажда правды и какое-то мучительное удовольствіе отъ его рѣчей влекли ее къ Нутини. Такъ и теперь: они стояли вмѣстѣ, въ сторонѣ отъ другихъ, смѣялись, и Нутини спросилъ:
   -- Знаете ли вы, отчего синьора Бернабей такъ часто направляетъ на васъ свой лорнетъ?
   --.Эта, съ подведенными глазами? Нѣтъ, не знаю.
   -- Оттого, что она -- любовница Парди... Да, всѣ уже нѣсколько дней говорятъ объ этомъ, но я хотѣлъ раньше убѣдиться... Лола жадно слушала его.
   -- Теперь вы понимаете, что Бернабей ревнуетъ къ вамъ.
   -- Но на-дняхъ, когда Парди держалъ свою рѣчь противъ развода, она, какъ будто, хотѣла подойти ко мнѣ.
   -- Я думаю!-- разсмѣялся Нутини.-- Вы, вѣдь знаете ревность: хочется поближе увидѣть, узнать соперницу.
   -- Нѣтъ, я этого не знаю. И я не соперница синьоры Бернабей.
   -- Серьезно-о?-- протянулъ Нутини.-- Я буду говорить откровенно. Синьора просила меня устроить ей знакомство съ вами.
   -- У меня нѣтъ желанія знакомиться.
   -- О, вы не ревнивы! Вы -- удивительное существо, въ которое и серьезный человѣкъ можетъ влюбиться безумно.
   Лола думала: "Все я замѣчаю, а любовныя исторіи ускользаютъ отъ меня... Вотъ они раскланиваются: да, это правда. Какъ я не видѣла этого раньше! А между тѣмъ, она была мнѣ антипатична съ перваго взгляда, и изъ-за нея я поссорилась съ нимъ. Значитъ, у него есть любовница, тутъ, близко, возлѣ меня"...
   Но все это не могло убить ея любви. Любовь эта росла неудержимо.
   И существованіе Лолы было похоже на ту прогулку въ послѣднюю ночь въ Германіи, когда она брела, сама не зная куда, изъ слѣпого страха его прикосновенія. Теперь она обдумывала каждое слово, каждое движеніе и все же боялась выдать себя взглядомъ, какъ Бернабей, или интонаціей. Развѣ онъ не могъ заглянуть въ нее? Развѣ страсть не прорывалась у нея наружу? Вѣдь, она видна была у всѣхъ этихъ людей:столько лицъ близко склонялось другъ къ другу, столько рукъ нѣжно прикасалось къ другой рукѣ. Лола замѣчала теперь все это. Она видѣла теперь новый смыслъ въ тѣхъ взглядахъ взаимнаго пониманія, какими обмѣнивались женщины съ мужчинами. Она не спрашивала уже больше, почему здѣсь не ведутся никакіе посторонніе разговоры. Она сама теперь могла только болтать со всѣми, смѣяться и безсмысленно, вызывающе смотрѣть на Нутини, который ухаживалъ за ней. Вмѣстѣ съ тѣмъ ее бѣсило это настроеніе, и она приписывала его сирокко, который обезсиливалъ и отнималъ всякія мысли.
   Л.ола стала находить многихъ дамъ очаровательно-красивыми. Многія изъ нихъ румянились, точно кокотки.. Надо было постараться перенять ихъ такъ, и Лола украдкой пробовала подражать имъ. Она замѣчала, что у ма съ каждымъ днемъ круги подъ глазами становились шире. Когда онѣ вмѣстѣ выходили къ табльдоту, и Бернабей и другіе разглядывали ихъ, Лола уже издали чувствовала, какой эффектъ онѣ производятъ. Мягкая южная красота ма и ея юная свѣжесть блондинки выгодно оттѣняли другъ друга. Дома они почти не говорили другъ съ другомъ, одѣвались при закрытой двери и не давали другъ другу совѣтовъ -- но когда онѣ выходили, то внизу, у подъѣзда, ма останавливалась, чтобы итти рядомъ съ Лолой, а на штрандѣ онѣ шли подъ руку и улыбались другъ другу. "Мы въ сущности -- искательницы приключеній -- думала Лола.-- Кто насъ не знаетъ"... И хоть было страшно, но она стала думать дальше.-- Не принадлежа никуда, мы все время ѣздимъ по Европѣ и живемъ только тамъ гдѣ можно найти приключенія. И развѣ у насъ ихъ не было? Чѣмъ я наполняла свое время, если не считать Бранциллу?
   И вся жизнь показалась Лолѣ вдругъ въ иномъ свѣтѣ, она поняла себя.
   "Да, я такая! Я -- авантюристка!.. Другія искательницы приключеній тоже, можетъ быть, не знаютъ этого о себѣ. Вѣроятно, это начинаешь замѣчать только тогда, когда всѣ другіе давно уже знаютъ"...
   Все же она еще старалась переубѣдить себя: "Но я, вѣдь, такъ много читала. Правда, теперь голова моя пуста, но прежде черезъ нее прошли такія мысли, какихъ, навѣрное, не было въ здѣшнихъ головахъ. Теперь я принадлежу къ этому обществу, но еще недавно я была такъ близка съ совершенно другими людьми,-- какой я была тамъ съ Арнольдомъ, совсѣмъ другой".
   Но тутъ же возникла мысль: "Но до этого я была съ да-Сильва. Во мнѣ есть и это. И теперь я здѣсь, и оно опять во мнѣ".
   Почти полдня, она лежала у себя, вся разбитая отъ этихъ мыслей.
   Какъ счастлива ма, которая ничего этого не чувствуетъ! Если Паоло присылалъ нѣсколько тысячъ франковъ, то для нея все было благополучно и въ порядкѣ. Надо быть мягче съ ней...
   При встрѣчѣ съ Бернабей въ Лолѣ заговорила гордость. "Эта женщина,-- думала она,-- придетъ представиться мнѣ, графинѣ Парди, въ мое палаццо".
   И она даже не удивилась своей неожиданной мысли.
   "А, эти люди считаютъ меня авантюристкой. Онъ держитъ меня въ отдаленіи отъ своей свѣтской любовницы, онъ обращается со мной, какъ съ кокоткой. Но они увидятъ! Онъ увидитъ!"
   Какъ она презирала этихъ людей! И вмѣстѣ съ тѣмъ ее манила и увлекала задача завоевать себѣ положеніе среди нихъ. Теперь она почувствовала себя сильной, неуязвимой, больше не избѣгала Парди и даже взяла его съ собой въ свою уединенную прогулку.
   -- Но, пожалуйста, не въ этотъ скучный лѣса.,-- сказала она,-- пойдемъ туда, къ горамъ.
   -- Будетъ очень жарко и далеко...
   -- Нѣтъ, онѣ кажутся такими близкими и тамъ, навѣрное, будетъ вѣтеръ.
   -- Какъ хотите...Да, вотъ что я хотѣлъ вамъ опять сказать,-- вы тратите ужасно много денегъ. Ваша мама совершенно не знаетъ, какъ ей заплатить за тѣ платья, которыя вы себѣ опять выписали.
   -- А вы бы хотѣли, чтобы я отставала отъ Бернабей?
   -- Почему вы сравниваете себя съ Бернабей?
   Лола чувствовала, что онъ смущенъ и что ея холодная улыбка тревожитъ его.
   -- Я знаю васъ,-- сказала она.-- Вы принадлежите къ тѣмъ мужчинамъ, которые даютъ своей подругѣ жизни опредѣленную сумму въ мѣсяцъ и требуютъ, чтобы она справлялась, какъ знаетъ. Вѣдь, можно отлично проигрывать въ карты большія деньги, а въ мелочахъ быть скупымъ. Не такъ ли?
   -- То, что вы говорите,-- недостойно васъ.
   -- Ну, предположимъ, что вамъ это говоритъ пожилая женщина.
   -- Вы слишкомъ умны для женщины! Но къ чему мы говоримъ все это? Слишкомъ давно уже мы дѣлаемъ видъ, какъ будто между нами нѣтъ ничего, какъ будто мы не знаемъ, что вы будете принадлежать мнѣ и что вы этого ждете. Вашъ умъ положенія не мѣняетъ. То, что вы говорите, это только слова, а мы знаемъ про себя больше. Не такъ ли?
   -- Вы говорите невозможныя вещи!-- отвѣтила Лола.
   -- Вы доводите меня до крайности!-- и онъ поднялъ по направленію къ ней сжатый кулакъ. Она шла дальше, не оглядываясь.
   -- Что удерживаетъ меня, что? Еслибъ вы были графиней или горничной...
   Онъ шипѣлъ уже сквозь зубы, но она отлично поняла: все-таки онъ обращается съ ней не такъ, какъ съ другими женщинами. Даже Парди чувствовалъ передъ нею какую-то робость.
   Лола сказала горделиво, со смѣхомъ:
   -- Я предполагаю, -- что это все обозначаетъ предложеніе руки и сердца?
   -- Нѣтъ,-- грубо сказалъ онъ.
   Лола попробовала отшутиться:
   -- Мнѣ тоже совсѣмъ не нуженъ былъ бы противникъ развода.-- "Но что мнѣ сказать,-- думала она,-- сказать ли, что если это было не предложеніе, то остается лишь простая наглость?.. Рѣшиться на это? А вдругъ онъ кинется на меня: такъ всегда бываетъ. Этого "нѣтъ!" я никогда не забуду".
   Она сѣла на выступъ стѣны.
   -- Идите, пожалуйста, дальше. Я хочу остаться здѣсь.
   -- Здѣсь, на солнцѣ, подъ стѣнкой?.. Ну что жъ? я подожду, пока вы отдохнете.
   Лола смотрѣла на горы и думала: "Боже, въ какомъ я положеніи! Ма никогда бы этого не допустила, а я ее такъ часто нахожу глупой".
   И она принужденно разсмѣялась:
   -- Знаете ли, что вы были довольно грубы? Но я прощаю вамъ это. Съ глупыми женщинами соблюдается рыцарская вѣжливость; но что дѣлать съ умными?
   Потомъ прибавила:
   -- Однако, горы къ намъ вовсе не приближаются. Пойдемъ назадъ.
   -- Вотъ видите, вы умѣете уступать, -- сказалъ Парди.

-----

   Они вернулись съ прогулки: Парди, напѣвая, а Лола съ головной болью. Она заперлась въ своей комнатѣ, но и тамъ не могла найти покоя.
   -- Если онъ не женится на мнѣ, я должна застрѣлиться! Это не пройдетъ такъ просто, я чувствую. О, какъ я ненавижу его,
   Она бродила по комнатѣ и стонала. Вдругъ она остановилась: -- Ненависть ли это?.. Что онъ дѣлаетъ теперь? Можетъ быть, онъ у Бернабей?
   Она подошла къ двери ма, прислушалась, затѣмъ тихонько отворила дверь -- ма не было дома.
   -- Что дѣлаетъ ма?
   Лола переживала мучительное чувство. Она не въ состояніи была дольше ни минуты оставаться одна. Въ это время пришла ма,-- въ ней было что-то подозрительно неувѣренное.
   -- Гдѣ ты была?-- спросила Лола быстро. Ма не отвѣчала, глядѣла тупо впередъ, и грудь ея высоко и часто подымалась. Вдругъ она, не поднимая глазъ, упала Лолѣ на грудь.
   -- Скажи, ты хочешь Парди? Оставлю его тебѣ. Я удовольствуюсь Ботта.
   Лола не могла преодолѣть своего негодованія.
   Она вырвалась изъ объятій ма и сказала:
   -- Ты закапала мнѣ все лицо слезами, а я только что напудрилась... Какъ это ты хочешь оставить мнѣ Парди? Развѣ онъ принадлежитъ тебѣ?
   Ма, сразу придя въ себя, сказала враждебнымъ тономъ:
   -- Ну, тогда ты увидишь!
   -- Что я увижу, ма?
   Онѣ обмѣнялись взглядами, и при видѣ этого ребячески-злого лица Лолу охватила жалость. "Это, вѣдь, ма", подумала она. Она обняла ма, усадила ее на стулъ, а сама опустилась передъ ней на колѣни, склонившись къ ней головой. Въ темнотѣ такъ хорошо! То, что только что ощущалось съ такой бурной силой, теперь утихло, отошло.
   -- Мнѣ его вовсе не нужно, -- сказала она, не открывая глазъ.-- Я совсѣмъ не люблю его.
   Ма положила свои маленькія мягкія ручки на ея лицо.
   -- Это мы знаемъ,-- прошептала она.
   Лола приподняла вѣки.
   "Что она видитъ въ моихъ глазахъ?" подумала она и подошла къ зеркалу.
   -- Мнѣ кажется, что у меня маленькая лихорадка, ма, не правда ли, мнѣ лучше сегодня вечеромъ остаться дома? Какъ ты думаешь?
   -- Я думаю, что намъ теперь не надо терять времени, а надо выдать тебя замужъ,-- отвѣтила ма значительно.-- Я должна дѣйствовать за тебя. Ты такая умная, но, право же, простая негритянка умѣетъ ловчѣе завлечь мужчину, чѣмъ ты. Затѣмъ ты не молишься никакому святому... Въ какого Бога ты собственно вѣришь?
   -- Какъ, ты хочешь дѣйствовать, ма? Пожалуйста, не говори ему ни слова, а то я буду очень сердиться.
   -- Я имѣю право запретить ему компрометировать мою дочь. Не принято уходить куда-то на три часа вдвоемъ съ молодой дѣвушкой. Предоставь ужъ мнѣ, я опытнѣе тебя.
   -- Но зачѣмъ я должна выходить замужъ?
   -- Зачѣмъ, чтобы найти покой. А затѣмъ и денежныя дѣла. Съ тѣхъ поръ, какъ Паоло вложилъ наши деньги въ это колонизаціонное предпріятіе, мы получаемъ все меньше и меньше.
   Ма была -- олицетворенное благоразуміе.
   -- Но если предпріятіе удастся, то мы богаты,-- возразила Лола.
   -- Ты сама еще вчера сомнѣвалась въ этомъ. Лучше обезпечить тебя теперь же.
   -- Мнѣ это непріятно, ма. Я выйду замужъ за Парди только въ томъ случаѣ, если наше дѣло пойдетъ. Ну, а теперь... теперь тебѣ пора одѣваться,-- быстро прибавила она.
   -- Нѣтъ,-- такъ же быстро отвѣтила ма, какъ будто заранѣе приготовивъ отвѣтъ.-- Я совсѣмъ не буду переодѣваться.
   -- Что съ тобой, ма? Но, вѣдь, что-нибудь надо же надѣть!
   -- Тогда я надѣну зеленое платье.
   -- Это то, что портниха испортила? И зеленый цвѣтъ тебѣ не къ лицу.
   Ма повторила съ непоколебимой твердостью:
   -- Я надѣну зеленое платье.
   -- Ты ужасна,-- вырвалось у Лолы. То, что ма хотѣла быть некрасивой, было еще болѣе тяжелой жертвой, чѣмъ то, что она отдавала ей Парди.

-----

   Въ этотъ вечеръ ма отказывала всѣмъ кавалерамъ, приглашавшимъ eé на танцы, познакомилась съ нѣсколькими матерями-провинціалками и заботливо бесѣдовала съ ними о дѣтяхъ. Зато въ слѣдующій разъ она поддалась уговору надѣть свое бѣлое, вышитое серебромъ, платье, и каждый разъ, когда она, опираясь на руку Парди, пробиралась вдоль стѣны залы, Лолу тянуло вслѣдъ за ними. Она не отвѣчала своему кавалеру, не отрывала глазъ отъ лицъ ма и Парди -- и мучилась догадками. Лолѣ было жарко, она нервно обмахивалась вѣеромъ, просила своего спутника повести ее въ садъ, затѣмъ къ буфету, съ мѣста на мѣсто. Среди жары у нея вдругъ застучали зубы, какъ въ ознобѣ, и она начала болтать безъ умолку, думая въ то же время о другомъ!
   -- О чемъ вы говорили съ ма?-- спросила она Парди, встрѣтившись съ нимъ, и засмѣялась.
   -- Мы ссорились. Ваша мама не хочетъ, чтобы я гулялъ съ вами. Вы знаете, что отъ этого я ни за что не откажусь,-- сказалъ онъ томительно-сладкимъ голосомъ. Лола засмѣялась тише, закрыла на мгновеніе глаза и снова успокоилась.
   На другое утро у ма былъ заплаканный видъ, голосъ ея былъ полонъ сожалѣнія къ самой себѣ и одѣлась она очень скромно, но Лола знала теперь, что ма жертвуетъ собой не цѣликомъ. Однако ея непонятныя исчезновенія съ Парди стали рѣже. Лолѣ вспомнились его ужасныя слова: "Что останавливаетъ меня?"...-- Можетъ быть, при ма его ничто не останавливало. И ей рисовались картины...
   Лола могла жить и дышать спокойно только тогда, когда она часъ за часомъ знала, что они дѣлаютъ. Лола сблизилась тѣснѣе съ Нутини. Однажды она спросила его:-- Мы держимъ себя слишкомъ по-американски, не такъ ли? Ма опять ушла съ кѣмъ-то вдвоемъ; кажется, съ Парди. Вчера тоже, какъ будто.
   -- Нѣтъ, вчера съ Ботта. Они сидѣли тамъ, на дюнѣ. Но одинъ субъектъ лежалъ на другой сторонѣ и подслушалъ ихъ разговоръ. Ботта сначала повздыхалъ о своей балеринѣ, затѣмъ сдѣлалъ вашей мамѣ предложеніе, а когда она отвергла его, онъ попросилъ у нея денегъ.
   -- Какъ люди здѣсь практичны!-- сказала Лола.-- Это мнѣ нравится. Итакъ, у насъ ищутъ денегъ! Но развѣ насъ не считаютъ авантюристками! Скажите мнѣ правду?
   -- Боже мой, нѣкоторые, должно быть, думаютъ такъ. Кто вредитъ вамъ, это Парди. Вѣдь онъ хвасталъ, что сдѣлаетъ васъ обѣихъ своими любовницами -- васъ и вашу маму!
   Лола посмотрѣла ему въ глаза -- они были лживы. И все-таки Парди могъ это сказать!-- не могла не подумать она.
   -- Гдѣ и когда онъ заявилъ это?
   -- Да еще вчера, при всѣхъ.
   Лола вся дрожала отъ злобы.
   -- И вы позволили ему сказать это? А еще вы говорите, что любите меня.
   -- Я люблю васъ,-- повторилъ Нутини проникновенно. Но тотчасъ его лицо приняло нахмуренный видъ.
   -- Что же касается господина Парди,-- сказалъ онъ, -- то я слишкомъ глубоко презираю его для того, чтобы относиться серьезно къ его хвастовству. Да и никто не принимаетъ его всерьезъ. Кромѣ того, онъ не вызываетъ во мнѣ ревности, такъ какъ я убѣжденъ, что онъ гораздо больше мѣтитъ на вашу маму.
   Лола вздрогнула. Напрасно она старалась побороть свое волненіе -- она чувствовала себя придавленной. Она сдѣлала рукой движеніе, точно ей хотѣлось вырваться изъ окружающей обстановки, и сказала:
   -- Для меня не ново, что вы, мужчины, говорите такъ о женщинахъ. Помните, что мнѣ однажды, у себя на балконѣ, пришлось слышать отъ васъ.
   Нутини прижалъ руку къ сердцу:
   -- Я въ разговорѣ не участвовалъ -- не забывайте этого.
   Вздохнувъ, она произнесла:
   -- Я люблю его! Да, я люблю. Это такъ. Чтоже тутъ подѣлаешь?
   Она поклонилась и ушла. Какъ хорошо это вышло: произошло нѣчто непоправимое. Нутини разболтаетъ объ этомъ вездѣ. Парди узнаетъ... Онъ можетъ посмѣяться надъ нею или -- жениться на ней. "Если нѣтъ, я застрѣлюсь", подумала она. То, что всѣ знаютъ ея тайну, можетъ оказать на него давленіе, можетъ заставить его жениться на ней, "Боже! какъ я разсчитываю! Я, дѣйствительно, становлюсь настоящей авантюристкой!" съ отчаяніемъ подумала она.

-----

   Парди вызвалъ Лолу на объясненіе -- онъ былъ очень взволнованъ.
   -- Знаете ли, что я долженъ крупно поговорить съ Нутини? Ваши дуэты съ нимъ мнѣ совсѣмъ не нравятся.
   -- Но если они мнѣ нравятся? Какое вамъ до этого дѣло? Я люблю Нутини.
   Парди сразу стихъ. Лола растерянно глядѣла, въ сторону. Наконецъ, онъ оправился и сказалъ:
   -- Конечно, это снова ложь?
   -- Какъ вы можете думать...
   -- Если же нѣтъ, то ему будетъ плохо. Но вы больше не увидите его. Если онъ заговоритъ съ вами, то вы прогоните его прочь!
   -- Вы съ ума сошли! Вотъ васъ я, дѣйствительно, не хочу видѣть нѣсколько дней. Сегодня вечеромъ мы поѣдемъ посмотрѣть тотъ домъ, гдѣ жилъ Ботта со своей балериной. И я попрошу васъ остаться.
   -- Сегодня вечеромъ я долженъ отъ имени комитета передать капитану "Савои" флагъ. Вы пойдете со мной на пароходъ.
   -- Я буду обѣдать въ домѣ балерины.
   -- Вы пойдете со мной на пароходъ!
   -- Желаю вамъ весело провести время!
   -- Я приказываю вамъ.
   -- Вы приказываете? Оставьте эти глупости.
   Пальцы Лолы нервно сжали длинную цѣпочку, свисавшею съ ея шеи, и раздавили одну.жемчужину. Другія посыпались на коверъ мелкимъ звонкимъ дождемъ. Парди смотрѣлъ на Лолу, видѣлъ безконечную злобу въ ея глазахъ, которые не отрывались отъ него, и вдругъ, не говоря больше ни слова, медленно повернулся, и вышелъ. Лола удивилась. Она хотѣла оправиться и при этомъ увидала въ зеркалѣ свое лицо, изуродованное злобой. Она сѣла, провела рукой по лбу. "Онъ, кажется, думалъ, что я вцѣплюсь ему въ глаза!" Чувство освобожденія внезапно загорѣлось въ ней. "Я избавилась отъ него! Онъ ушелъ. Я могу теперь дѣлать, что хочу!" радостно почувствовала Лола.
   Она вышла на балконъ съ папироской, потомъ закричала:
   -- Ма! ма! Сегодня вечеромъ поѣдемъ по каналу вверхъ. Будемъ страшно веселиться.
   Когда же ма упомянула про Парди и церемонію передачи флага, она сказала:
   -- Онъ убѣжалъ отъ меня! Мы избавлены отъ него! Ма, будемъ танцевать!
   И, не давая ма времени опомниться, Лола закружилась съ ней по комнатѣ. Когда Лола наконецъ отпустила ее, ма сказала:-- Я должна остаться здѣсь, -- и растерянно стала смотрѣть въ сторону.
   -- Ма! ты не смотришь мнѣ въ глаза. Это нехорошо.
   -- Что же мнѣ дѣлать?
   -- Выбирать!-- отвѣтила Лола, готовая уйти.
   -- Ну, такъ... пойдемъ... по этому глупому каналу.
   -- А пока Жермэна упакуетъ наши вещи. И мы никогда больше не увидимъ Парди.
   -- Ну, этому ты и сама не вѣришь,-- сказала ма.
   Ма относилась къ поѣздкѣ пренебрежительно, не хотѣла переодѣваться для нея и уже, когда садилась въ лодку, спрашивала, долго ли это протянется. Лолѣ хотѣлось веселиться. Она бросала сладости дѣтямъ, которыя бѣжали за лодкой по набережной канала. Нутини взялъ гитару, а Кава, несмотря на то, что былъ въ военной формѣ, надѣлъ маску. Громко визжавшія дѣти стали понемногу отставать. Скоро ихъ охватила безконечная тишина луговъ и синѣющихъ васильками полей. Лола начала пѣть, и Кава снялъ свою маску. Она пѣла лежа, вытянувшись на днѣ лодки и положивъ голову на руки, которыми опиралась на скамью. Ма ворчала.
   -- Какая невыносимая духота! Не лучше ли было оставаться дома, въ нашей прохладной гостиной?
   Между тѣмъ Лола вздумала взять въ лодку маленькую дѣвочку, которая на берегу, въ тѣни рѣдкихъ то полей, пасла ягненка. Отъ ягненка ма тотчасъ же сбѣжала на другой конецъ лодки. Мужчины любовались имъ и осыпали дѣвочку ласками. Денерисъ цѣловалъ ее. Кава подарилъ ей свою маску, Нутини корчилъ гримасы, чтобы позабавить ее. Потомъ всѣ грустно и умиленно смотрѣли, когда Лола держала ее въ объятіяхъ.
   -- Я думала, что вы всѣ будете веселѣе,-- язвительно замѣтила ма.
   И Лола должна была сознаться, что она играетъ комедію; что чудный лѣтній вечерь потерянъ для нея. Пустота и одиночество тѣснили Лолу. Дѣвочка заплакала -- они проѣхали мимо ея дома, и она боялась, что ее увезутъ. Ее высадили на берегъ, и лодка поплыла въ широкой тѣни лѣса.
   Когда стѣны лѣса разступились, неподвижно-гладко открылось передъ ними озеро, а въ дали, надъ его зеркальной поверхностью, бѣлѣлъ домъ Олимпіи.
   Лодка подплыла къ берегу.
   -- Мнѣ не вѣрится, что ея нѣтъ здѣсь, -- сказалъ Ботта, отворяя дверь.
   -- Олимпія!-- закричалъ Кава,-- заглядывая подъ диванъ.
   -- Покажи намъ кухню,-- требовалъ Денерисъ.-- Синьора будетъ такъ добра и приготовитъ намъ сладкое блюдо.
   И онъ, приложивъ руку къ сердцу, умоляюще смотрѣлъ на ма.
   Ботта водилъ Лолу по всѣмъ комнатамъ, затѣмъ они вышли на балконъ и, опираясь на перила, глядѣли на воду. Ботта тяжело вздыхалъ.
   -- Что такое человѣкъ?-- сказалъ онъ.-- Немножко пѣнія, лѣтній вечеръ на водѣ,-- и вотъ сердце, которое казалось одряхлѣвшимъ, снова оживаетъ. Mademoiselle Лола, сжальтесь надъ человѣкомъ, глубоко страдающимъ: вызовите изъ кухви Денериса; я долженъ обязательно переговорить съ вашей мамой. Все зависитъ отъ этого!
   -- Я думаю,-- сказала Лола,-- что Денерисъ уже тамъ вступилъ съ нею въ разговоръ.
   -- Такое благородное существо, какъ вы, не можетъ поддаться обычному женскому эгоизму: я знаю, вы не ревнуете, не завидуете успѣхамъ своей матери. Вамъ бы навѣрное было даже пріятно, если бъ человѣкъ изъ порядочнаго круга женился на вашей мамѣ. Заботу о ней, этомъ ребенкѣ, онъ бы отнялъ у васъ.
   Лола думала: "Онъ правъ; я бы не должна была вѣчно оберегать ее отъ всѣхъ этихъ мужчинъ"...
   -- Хотите ли быть моей союзницей?-- спросилъ ее Ботта.
   Она покраснѣла.
   -- Будемъ откровенны, -- продолжалъ онъ.-- Я освѣдомился о васъ и знаю отлично все: знаю, что вашъ братъ имѣетъ въ рукахъ многообѣщающее дѣло. Вы будете когда-нибудь очень богаты. Но для васъ лично это не представляетъ никакого значенія, пока вы не выйдете замужъ (я знаю законы вашей страны!) и очень мало значитъ -- до смерти вашей мамы. Заключимъ же договоръ -- вы должны помочь мнѣ сдѣлаться мужемъ вашей мамы и, если я достигну этого, то обязуюсь выплатить вамъ извѣстный капиталъ.
   Лола повернулась къ нему лицомъ и проговорила отчетливо:
   -- Я не торгую своей матерью.
   Ботта отвѣтилъ тѣмъ же отечески убѣдительнымъ тономъ:
   -- Вы еще очень молоды.
   -- Такъ подождемъ, пока я стану старше, -- и поднялась съ мѣста. Въ домѣ было уже совсѣмъ темно. Кава и Нутини требовали лампу. Стали вынимать изъ корзинъ провизію, и въ это время вошла, улыбаясь, ма, а за ней Денерисъ торжественно несъ пирожное.
   -- У тебя такой видъ, какъ будто оно твое,-- сказалъ Ботта Денерису.
   -- Кто знаетъ!-- многозначительно протянулъ тотъ, глядя на ма, которая улыбалась, но не ему.
   -- Какъ ты сегодня хорошо выглядишь!-- замѣтилъ Кава.
   -- А я?-- спросилъ Нутини у Лолы на ухо.-- Сдѣлаете ли вы здоровымъ того, у кого изъ-за васъ ввалились щеки?
   Потомъ за столомъ, сидя рядомъ съ ней, онъ говорилъ:
   -- Вы сегодня необыкновенно хороши, увѣряю васъ. Тотъ, вы знаете кто, всегда раздражаетъ васъ. Сегодня въ васъ чувствуется спокойствіе. Женщинѣ съ вашими нервами необходимъ удобный мужъ. Я бы могъ быть такимъ. Я васъ люблю такъ сильно, что даже готовъ былъ бы закрыть глаза на какой-нибудь вашъ капризъ или увлеченіе.
   -- Это больше, чѣмъ я ожидала,-- сказала Лола.
   "Нѣтъ, -- думала она,-- Парди не закрылъ бы глазъ. Ему бы не пришло въ голову ни то, что предложилъ Ботта, ни то, что она слышала теперь".
   Кава черезъ столъ смотрѣлъ на нихъ мальчишески дерзко и вдругъ вынулъ изъ кармана фотографію и поставилъ ее передъ Лолой:
   -- Парди!
   Всѣ засмѣялись. Но въ эту минуту послышался стукъ двери. Кто-то поднимался по лѣстницѣ. Всѣ сидѣли насторожись и смотрѣли другъ на друга, Кава громко разсмѣялся:
   -- Не покончитъ же онъ въ самомъ дѣлѣ со всѣми нами!
   И сразу всѣ мужчины подбѣжали къ дверямъ, подняли лампу, чтобы освѣтить коридоръ -- на порогѣ появился блѣдный офиціантъ изъ отеля, держа въ рукѣ письмо.
   -- Кому?..
   -- Нутини!..
   Всѣ другіе отступили немного отъ него, точно онъ былъ уже сраженъ. Нутини прочиталъ письмо и, поблѣднѣвъ, оглядывался вокругъ.
   -- Онъ вызываетъ меня на дуэль.
   -- Поздравляю!-- сказалъ Кава.
   -- Наконецъ-то!-- воскликнулъ Нутини, глядя въ сторону дамъ и размахивая руками.
   -- Я этого ждалъ. О, я ликую! Онъ узнаетъ теперь, наконецъ, хотя и слишкомъ поздно, что попалъ на настоящаго!
   И онъ закричалъ лакею:
   -- Скажи тому, кто тебя послалъ, что онъ раскается въ своемъ поступкѣ! что это будетъ его послѣдняя дуэль.
   -- Не забывай правилъ вѣжливости, -- сказалъ Ботта.-- Ты говоришь съ секундантомъ Парди.
   Лола сидѣла неподвижно, съ широко раскрытыми глазами и судорожно сжатыми руками, Ма всхлипывала, закрывая ротъ кулачкомъ. Нутини поднялъ письмо съ пола и пытался прочесть еще разъ, но вдругъ разорвалъ его въ клрчки и растопталъ ихъ ногой. Онъ дышалъ тяжело и громко, схватился за сердце и всѣми силами старался улыбнуться. Запинаясь, онъ пробормоталъ:
   -- Чего собственно онъ хочетъ отъ меня?
   И онъ снова вскочилъ съ мѣста, какъ затравленный.
   -- Да перестань мучиться,-- сказалъ Кава, подавая ему бокалъ шампанскаго.-- Такъ случилось бы съ каждымъ. Въ первый моментъ вызовъ на дуэль наполняетъ.насъ гордостью, но въ слѣдующій уже мы приходимъ въ себя.
   -- Однако -- продолжалъ онъ, -- дамы, конечно, поймутъ, что намъ теперь надо переговорить кое-о-чемъ между собой. Такъ какъ вы, къ сожалѣнію, были свидѣтельницами этого печальнаго инцидента, то я могу сказать, что онъ долженъ разрѣшиться рано утромъ и поэтому мы спѣшимъ.
   Денерисъ предложилъ руку ма, Ботта -- Лолѣ. Они зажгли имъ огонь въ спальнѣ и оставили ихъ наединѣ. Лола пошла въ одинъ уголъ, ма -- въ другой, но вдругъ ма со слезами бросилась на шею Лолѣ, которая ее крѣпко обхватила руками.
   -- Этого не должно быть,-- повторила Лола нѣсколько разъ; ма только рыдала. Наконецъ, у нея. вырвалось все, что накипѣло давно:
   -- Съ какимъ опаснымъ человѣкомъ мы связались! О, Лола! ты не должна была этого дѣлать.. Мы слишкомъ далеко зашли съ нимъ; теперь онъ. перестрѣляетъ всѣхъ кругомъ, чтобы имѣть насъ для одного себя. Зачѣмъ ты такъ упорствовала? Такому человѣку, какъ онъ, нельзя не подчиниться. Я опытнѣе тебя, но ты не вѣришь и не слѣдуешь моимъ совѣтамъ. Женится ли онъ на тебѣ? Боже, что это за ужасъ! Что мнѣ дѣлать?
   -- Успокойся, ма, я помѣшаю имъ драться.
   -- Что мнѣ дѣлать?-- плакала ма.-- Мнѣ является твой отецъ, -- но и Парди тоже! Стоитъ мнѣ только пройти по темному коридору, и мнѣ кажется, что онъ идетъ за мной. Я нахожусь между ними обоими, и боюсь ихъ. Но нужно положить. конецъ всему этому: Парди долженъ жениться на тебѣ, я все сдѣлаю для того, чтобы онъ женился: я собой пожертвую.
   Лола слушала все это, не вникая въ смыслъ.
   -- Ма! погоди, послушай! Я должна помѣшать тому, чтобы онъ убилъ этого человѣка. Я бы не перенесла этого; виновато во всемъ мое легкомысліе. Я сказала ему, что люблю Нутини. Понимаешь: изъ-за того, что я была кокетлива, лжива и мелочна, умретъ человѣкъ. Это ужасно! Этому надо помѣшать. Я на все готова. Я готова отдаться ему.
   -- Лола! что ты?-- ма высвободилась изъ объятій Лолы и сама обняла ее.
   -- Ты не практична -- сказала она материнскимъ тономъ.-- Я гораздо практичнѣе.
   -- Какъ это, ма?
   Лола напрасно старалась прочитать въ лицѣ ма что-нибудь опредѣленное. Въ этотъ моментъ ма казалась ей недосягаемо-высокой. Она сама чувствовала себя маленькимъ ребенкомъ.
   Въ это время вошли за ними мужчины; впереди всѣхъ шелъ Нутини, старавшійся держаться бодро. Лола не могла отвести отъ него глазъ -- ее мучило пустое любопытство и желаніе продолжать разговоръ все о томъ же.
   Наконецъ, всѣ поѣхали обратно.
   Возвратившись въ отель, Лола тотчасъ же послала за Парди.
   -- Я хочу быть первой, которая будетъ говорить съ нимъ.
   Съ балкона она видѣла, какъ посланный ею лакей заходилъ изъ отеля въ отель и, наконецъ, повернулъ въ городъ. Лола остановилась на порогѣ, окинула взглядомъ всю свѣтлую высокую комнату, намѣтила тотъ стулъ, на которомъ онъ будетъ сидѣть и стала думать:
   "Что я ему скажу? Что сдѣлать для того, чтобы онъ не убилъ Нутини? Какъ въ сущности люди здѣсь умѣренны и благоразумны, несмотря на свою пылкость! Въ должный моментъ они умѣютъ совладать со своими нервами... О чемъ я думаю? Сейчасъ онъ придетъ сюда. Чего я хочу? Не обманывай себя -- я хочу, чтобы онъ женился на мнѣ. Я должна сказать ему: это была ложь, я не люблю Нутини..И если онъ не повѣритъ мнѣ, я должна прибавить: я не люблю никого и завтра уѣзжаю отсюда. Но этого я тоже сдѣлать не могу". Она снова посмотрѣла на тотъ стулъ, гдѣ будетъ сидѣть Парди, и вмѣсто него представила себѣ задумчивое, довѣрчивое лицо Арнольда. Она вздохнула и покачала головой.
   -- Это кончено. Довольно я боролась. Лучше успокоить его и настроить по-человѣчески...
   Въ дверь сильно постучали. Лола взволнованна поднялась ему навстрѣчу. Проектъ -- быть кроткой уже забылся ею и она сказала съ угрозой:
   -- Если вы будете драться съ Нутини, то между нами все кончено.
   -- А, какъ вы любите его! Но вы довольно дурачили меня: я убью его.
   -- Выслушайте правду: я не люблю его. Но если вы его раните, то тогда я полюблю его. Берегитесь промахнуться! Вы увидите, какъ я буду любить его!
   -- О, я попаду въ цѣль!-- закричалъ онъ.
   -- Для чего же это вамъ надо? Вѣдь вы не любите меня?
   -- Ошибаетесь!
   -- Тогда женитесь на мнѣ! Развѣ вы не понимаете, что вы давно должны сдѣлать это? Что васъ удерживаетъ? Я изъ хорошей семьи. Неужели вы думаете, что вамъ придется стѣсняться меня? Нѣтъ, нѣтъ: вы любите меня только изъ тщеславія, а другая отнимаетъ васъ у меня; та, которую вы иначе любите.
   -- Вы ошибаетесь...
   -- Такъ говорите же!
   Какъ было отвратительно это колебаніе его, это безчестное отвиливаніе. И его то было суждено любить, именно его!
   -- Что я говорю: одна отнимаетъ васъ! Не одна, а всѣ. Вы не лучше проститутки! Оставьте меня!
   Парди прошипѣлъ:-- Благодарите Бога за то, что вы не мужчина!
   -- Благодарите вы Его за это!
   Онъ боролся со сѣоей злобой:
   -- Я могу забыться. Лучше я оставлю васъ. Ваша мама звала меня.
   Лола произнесла черезъ плечо:
   -- Ма выходитъ замужъ за Денериса.
   -- Это неправда! Я помѣшаю этому!
   -- Еще что!
   -- Вы еще увидите меня сегодня!
   И онъ вышелъ, хлопнувъ дверью. Лола быстро ходила взадъ и впередъ по комнатѣ.
   -- Что будетъ? Ма хотѣла отдать его мнѣ? Но въ послѣдній моментъ забываютъ о другихъ. Ма слаба. Если онъ хочетъ ее, а не меня, то она выйдетъ за него.
   Она бросилась на кровать и зарылась лицомъ въ подушки.
   -- Это ясно, всегда было ясно; онъ любитъ ее, а не меня. Что они дѣлаютъ теперь? Надо встать, поправить волосы! Быть готовой гордо улыбнуться, когда выйдетъ и скажетъ ожидаемыя слова.
   Тутъ безъ стука, раскрылась дверь, и вошелъ Парди. На его красивомъ лицѣ сіяло бурное счастье. При видѣ Лолы, у него появилась складка на лбу; со снова закипѣвшимъ раздраженіемъ въ голосѣ онъ спросилъ:
   -- Такъ вы хотите выйти за меня замужъ?
   И она отвѣтила со злобой:
   -- Да!
   

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

I.

   Лола вошла въ свою комнату на цыпочкахъ и не зажигала свѣта. Но ма услыхала, нерѣшительно вошла и, внезапно зарыдавъ, бросилась къ ней на шею.
   -- Будь счастлива!-- произнесла она сквозь слезы.
   -- Не стоитъ говорить объ этомъ,-- пробормотала Лола -- надо теперь быть благоразумными.
   И она, дѣйствительно, старалась побѣдить въ себѣ прежнее упорство и быть уступчивой. Если она, не дожидаясь Парди, спускалась одна къ табльдоту, онъ встрѣчалъ ее съ нахмуренными бровями. Между тѣмъ самъ раздражался, когда она спрашивала, гдѣ онъ провелъ съ ма цѣлыхъ полдня. Они уходили то къ морю, то въ деревню... Зато изъ каждаго появленія Лолы онъ дѣлалъ нѣчто въ родѣ торжественнаго выхода принцессы. Проектировалъ даже раутъ съ танцами и фейерверкомъ, чтобы ввести свою невѣсту въ кругъ свѣтскаго общества.
   Лола заявила, что должна ѣхать во Флоренцію заказать приданое. Рано утромъ, въ день отъѣзда, Лола увидѣла на штрандѣ Бернабей. Та какъ будто хотѣла пройти незамѣченной, но Лола повернула въ ея сторону и поклонилась дѣвически скромно, какъ кланяются старшей дамѣ: ей стыдно было обнаруживать свой тріумфъ. Въ этотъ моментъ подошелъ Парди и представилъ ихъ другъ другу великолѣпнымъ жестомъ,-- онъ вполнѣ наслаждался пикантностью положенія. Лола нахмурила брови. Она подала Бернабей руку быстрымъ движеніемъ, которое какъ бы говорило: "Онъ гордится передъ вами своей невѣстой и хвастается передо мной своей любовницей; развѣ это грубое мужское тщеславіе не должно сдѣлать насъ союзницами?" И Лола удивилась, что. ея протянутая рука не встрѣтила сочувственнаго пожатія и что глаза Бернабей потемнѣли отъ ненависти.
   Въ послѣднюю минуту передъ отъѣздомъ Парди сказалъ:
   -- Нѣтъ, вы не можете ѣхать одна, я поѣду съ ваы и.
   Ма отвѣтила:
   -- Я вамъ сказала уже, что считаю это неудобнымъ.
   Онъ смѣялся надъ опасеніями ма, Лола сама согласилась, что они неосновательны, но ма на этотъ разъ была непоколебима.
   Она говорила ему;
   -- Вы теперь будете постоянно имѣть Лолу при себѣ. А я уѣду далеко... въ Америку.
   Парди не возразилъ ни слова, ушелъ и не явился даже на вокзалъ.
   -- Что съ нимъ?-- спросила Лола.
   Ма снова заплакала.
   -- Ничего, ма, я не сержусь, -- говорила Лола, нѣжно утѣшая ма.-- Меня радуетъ, что ты добилась, чего хотѣла.

-----

   Ма совершенно оживилась; ей доставляло огромное удовольствіе рыться въ матеріяхъ, драпироваться въ нихъ передъ зеркаломъ, мысленно украшать себя ими. Она перестала говорить жалобнымъ тономъ и даже выразила желаніе хорошо пообѣдать. На слѣдующее утро Лола получила по чеку брата необычно крупную сумму. Она одна бродила по улицамъ свѣтлаго, изящнаго города, который точно радовался ей. За расплывающимися въ пыльномъ туманѣ очертаніями мостовъ, свободно вилась золотая лента рѣки и подымалась выше, къ рѣющимъ вдали холмамъ... Лола улыбалась солнцу, сама не сознавая, гдѣ оно.
   Вдругъ она очнулась: -- "Боже, какое безуміе! Что я дѣлаю? Такъ очевидно, что я буду несчастна! Да... Но именно въ тѣхъ случаяхъ, когда что-нибудь очень ясно, вдругъ наступаетъ моментъ, когда этого совсѣмъ не видишь... Я знаю Парди; изъ того, что я уже пережила съ нимъ, легко дѣлать заключенія о будущемъ. А главное, не на кого даже будетъ пенять въ моей судьбѣ -- я сама этого хотѣла"... И быстро промелькнула мысль:. "Еще можно спастись".
   Но она разорвала начатое письмо къ Парди съ отказомъ. Стараясь объяснить ему, что все происшедшее было ошибкой, она снова возвращалась на тотъ же неизбѣжный путь, который привелъ ее къ нему. Да,-- Сильва и другіе были на этомъ пути этапами страданія. Тогда еще можно было стиснуть зубы и пойти дальше, но Парди былъ уже тамъ, гдѣ суждено было упасть...
   "Это и его несчастье, -- думала Лола, -- потому что ему, конечно, нужна жена, которая бы льстила ему и обманывала его. Но я не могу помочь ужъ ни себѣ, ни ему. Я иду на все съ открытыми глазами -- надо оправдать свою кровь".
   Ма попросила Лолу зайти къ ней; она лежала за диванѣ, и глаза у нея были снова заплаканы..
   -- Я много думала,-- сказала она значительно,-- и рѣшила, что ты къ нему не подходишь. Моя обязанность, какъ матери, подать тебѣ совѣтъ противъ этого брака.
   -- Благодарю тебя за доброе желаніе, ма, но теперь уже поздно.
   -- Написать ему?-- спросила ма быстро.
   Лола молчала. Тогда она прибавила:
   -- Я предвижу, что вы оба будете несчастны..
   -- Это со всякимъ можетъ случиться, ма.
   -- Да. Но тутъ иначе и быть не можетъ...
   Въ голое и ма послышалось раздраженіе.
   -- И виновата будешь ты и твои, "твои новыя" идеи.
   -- Или онъ со своими старыми... Но подождемъ: можетъ быть, все будетъ хорошо.
   -- Парди таковъ, какимъ долженъ быть мужчина. Но ты... тебѣ нужно такого мужа, который былъ бы твоимъ другомъ. Скажи, какъ бы это было съ тѣмъ нѣмцемъ: ты, вѣдь, догадываешься, о комъ я говорю? Мнѣ страшно жаль, что я раньше не подумала объ этомъ.
   -- Будь увѣрена,-- сказала Лола, улыбаясь,-- что я и объ этомъ подумала. Но, несмотря на все, Парди именно тотъ, кого мнѣ нужно.
   -- Такъ ты не хочешь измѣнить своего рѣшенія,-- умоляла ма, сложивъ руки.-- Я обращаюсь ко всему лучшему, что есть въ тебѣ. Ты мало въ этомъ понимаешь. У тебя нѣтъ таланта быть женщиной.
   И она продолжала съ горячностью и злобой:
   -- Ты, вѣроятно, думаешь, что мужъ и жена обмѣниваются любезностями. Ты не знаешь, что бракъ -- это договоръ, при которомъ мужъ старается получить свое удовольствіе отъ насъ какъ можно дешевле. Твой отецъ обманулъ меня въ моемъ правѣ. Я бы должна была требовать у него гораздо больше брилліантовъ и парижскихъ шляпъ. Больше путешествовать. Я была неопытна, и онъ эксплоатировалъ меня. Теперь я ненавижу его: да, да, ненавижу! такъ и знай! И я раскаиваюсь въ томъ, что не измѣняла ему. Онъ заслуживаетъ, чтобы я и теперь была невѣрна ему, хотя бы онъ и являлся мнѣ.
   И на ея искаженномъ злобой лицѣ мрачно сверкали глаза.
   -- Жаль, что это такъ,-- сказала Лола, отступая назадъ.-- Я, правда, предполагала это, но вижу теперь, что мнѣ еще труднѣе будетъ быть женщиной.
   Ma судорожно зарыдала, закрывъ лицо руками.
   -- Не уходи! ты не можешь себѣ представить, какъ я страдаю!
   -- Что съ тобой, ма?-- спросила Лола, вздрагивая.-- Что тебѣ?
   Ма отняла руки отъ раскраснѣвшагося лица.
   -- Ты, надѣюсь, никогда не узнаешь, какъ я страдала изъ-за того, что, я -- твоя мать.
   Лола недовѣрчиво взглянула на нее. Печальные вздохи и причитанія ма казались ей театральными. Она тихонько повела плечами. Такъ страдаетъ ма, та самая ма, которая вмѣстѣ съ городомъ мѣняетъ и любовника?
   -- Неужели разлука со мной такъ пугаетъ тебя?-- спросила Лола.
   -- Есть нѣчто, что для меня еще страшнѣе разлуки,-- сказала ма таинственно. Затѣмъ прибавила:-- Все, что я сдѣлала -- сдѣлано для тебя, и то, чѣмъ ты будешь впослѣдствіи, будетъ благодаря мнѣ!
   Лола подумала, что это звучитъ очень торжественно и прервала ма:
   -- Намъ пора къ портнихѣ.
   -- Хорошо,-- отвѣтила ма,-- но я не понимаю, къ чему такое дорогое вѣнчальное платье. Вѣдь никто его не увидитъ, кромѣ нѣсколькихъ молодыхъ людей-свидѣтелей. Не лучше ли подождать со свадьбой, пока въ городъ не вернется съ дачъ все общество? Къ чему эта таинственность и поспѣшность?
   -- Не знаю,-- сказала Лола и смущенно добавила:-- быть можетъ, я довольно ждала?

-----

   Лола, наконецъ, очутилась вдвоемъ съ Парди въ купэ скораго поѣзда; ее мучилъ страхъ, что ихъ увидятъ какіе-нибудь знакомые и вмѣстѣ съ тѣмъ она какъ бы ждала этого. "Такъ,-- думала она,-- чувствуетъ себя, вѣроятно, приличный молодой человѣкъ, которому невзначай случилось путешествовать съ кокоткой". Ей хотѣлось потребовать шампанскаго, цѣловать мужа -- но отъ смущенія она едва смѣла повернуть голову. Парди курилъ и побѣдоносно улыбался.
   Когда потомъ онъ поднялъ ее, чтобы посадить въ коляску, ожидавшую ихъ на вокзалѣ, у Лолы стучали зубы. Подъ плащемъ мужа, въ его объятіяхъ, она мчалась по темнымъ полямъ Кампаньи. Дикая и сонная духота этого пустыннаго края одуряли Лолу, а губы мужа жгли ея шею.
   У колодца, который выдѣлялся среди пустыннаго поля своимъ изогнутымъ силуэтомъ, они остановились. Парди приказалъ поводить немного разгоряченную лошадь. Когда ихъ охватила темнота, сердце Лолы сильно забилось. Она ждала. Ея рука встрѣтилась съ его рукой и вздрогнула. Онъ привлекъ ее къ себѣ.
   Лола неровно дышала и смѣялась, когда они снова сѣли въ коляску.
   -- Поѣдемъ къ самому морю, милый,-- сказала она.-- Я бы хотѣла видѣть море.
   -- Море? Но, вѣдь, мы сейчасъ дома.
   И они мчались дальше, окруженные тьмой, точно въ сказкѣ, и обнимались, не видя лицъ другъ друга. И при всей яркости ощущеній все-таки казалось, что это -- сонъ.
   Теперь они стали медленно подыматься въ гору. Старые длинные дома маленькаго городка лѣпились надъ ними, карабкались вверхъ по откосу. Наконецъ, коляска остановилась -- здѣсь мрачно высился соборъ,-- и они начали пѣшкомъ подыматься по крутымъ ступенямъ улицъ; на землѣ лежали козы: изъ одного запертаго дома вырвался вдругъ раскатъ смѣха, отъ котораго оба вздрогнули и затѣмъ еще тѣснѣе прижались другъ къ другу.
   На самомъ верху подымался вызолоченный дворецъ съ орлами, охраняющими его мрачное величіе. У подножія лѣстницы мерцалъ свѣтъ, такой слабый, что изъ тѣни выступала только худая шея старика, державшаго фонарь; пустыя гулкія залы съ мозаичными полами, гдѣ со стѣны неожиданно взглянуло блѣдное лицо портрета. И въ концѣ амфилады -- комната, будто вся переполненная огромными извивающимися, сплетающимися тѣлами, которымъ тѣсно здѣсь, которыя выливаются наружу, въ гущу темнаго парка. Отуманенная призраками этого мрачнаго дворца, Лола едва ощущала, какъ соскальзываютъ ея одежды... Въ испугѣ она пробормотала:
   -- Кто смотритъ на насъ изъ-за спинки кровати?
   -- Не бойся, моя богиня. Я съ тобой...
   Но черезъ нѣсколько часовъ, по ту сторону грезы, снова засверкали желтые глаза фавновъ, которые стучали своими копытами черезъ порогъ садовой двери и окружали кровать.

-----

   Лола встала прежде, чѣмъ Парди проснулся. Она не смѣла выйти изъ комнаты, чтобы не разбудить его, и сѣла въ старинное кресло. Мысли ея были спутаны. Вдругъ позади нея раздался зѣвокъ, и Парди зашевелился.
   -- Иди ко мнѣ,-- пробормоталъ онъ соннымъ голосомъ.
   Лола вскочила и убѣжала въ садъ.
   Въ раздумья она пошла вдоль дома и черезъ другую дверь проникла въ галлерею, гдѣ вчерашній старикъ накрывалъ къ столу. Онъ поклонился; когда голова его медленно склонялась на грудь, Лола покраснѣла. Она взяла плетеное кресло, затѣмъ встала, то и дѣло мѣняя мѣста. Ей хотѣлось сѣсть на одну изъ обтянутыхъ шелкомъ скамеекъ, опереться на золотой консоль, но все было въ пыли.
   Подъ диваномъ пыль лежала хлопьями, точно вата.
   -- Этотъ дворецъ, вѣроятно, очень старъ?-- спросила она стараго камердинера.
   Онъ тотчасъ же сталъ сыпать годами, именами, цыфрами, какъ гидъ, дающій объясненія туристамъ.
   -- Ахъ, это тоже римская мозаика? Я хочу посмотрѣть ее.
   Она направилась къ двери, но въ это время вошла женщина въ черномъ платьѣ, высокая и темноволосая, еще красивая, несмотря на желтую, не свѣжую кожу; она непріязненно уставилась на Лолу, но потомъ точно опомнилась и вѣжливо спросила, не будетъ ли какихъ приказаній. Лола смутилась и съ любезной улыбкой стала спрашивать ее, какъ здѣсь живется, сколько у нея дѣтей... Вдругъ сердце ея дрогнуло: "Это -- одна изъ его любовницъ. Ну, конечно. Другая на моемъ мѣстѣ сразу поняла бы".
   -- Нѣтъ, мнѣ ничего не надо,-- сказала и на сухо,-- можете итти.
   Старикъ тоже вышелъ и при этомъ вопросительно смотрѣлъ на Лолу. Она вытерла салфеткой одинъ изъ плетеныхъ стульевъ прежде, чѣмъ сѣсть. Затѣмъ положила нога на ногу и думала, сморщивъ брови:-- "Ну, вотъ, я сижу здѣсь; вотъ и все, чего я достигла". Куда исчезла страстная поэзія ночи? Было грязно, пошло, буднично...
   Вошелъ Парди.
   -- Доброе утро, Чезаре,-- сказала Лола, не подымая глазъ, восхищенная и сконфуженная.
   -- Смотри-ка, уже въ шляпѣ и вуали, точно хочетъ убѣжать отъ меня!
   Она сидѣла неподвижно, пока не почувствовала себя въ его тѣсныхъ, жаркихъ объятіяхъ -- тогда она испуганно вырвалась.
   -- Что съ тобой? Ахъ да, ты и раньше убѣжала отъ меня. Но мнѣ кажется, что вчера моя малютка...
   Лола затрепетала.
   -- Я очень давно жду. Отъ голода я стала нервной.
   -- Ахъ, вотъ какъ! Такъ будемъ завтракать. А я здѣсь въ деревнѣ часто до самаго обѣда хожу съ одной только чашкой кофе. Тебѣ не мѣшаетъ, что я курю?
   -- Нѣтъ... И потомъ -- я нахожу, что здѣсь скучно.
   -- Уже? А куда бы ты хотѣла?.. Что дѣлать такъ рано во Флоренціи?
   -- Тогда останемся здѣсь! Я хочу осмотрѣть весь дворецъ. Какая у тебя была комната, когда ты былъ мальчикомъ? Вѣдь, ты съ дѣтства жилъ здѣсь?
   -- Нѣтъ. Мой дѣдъ, бывшій въ Римѣ кардиналомъ, купилъ этотъ дворецъ. Я только на двадцатомъ году унаслѣдовалъ его и тогда въ первый разъ пріѣхалъ сюда.
   -- А что это за портреты въ залѣ? Чье это блѣдное лицо я видѣла вчера?
   -- Это все -- чужіе. Мы -- не феодалы: мы -- флорентинскіе горожане и разбогатѣли посредствомъ мѣховой торговли. Къ счастью, прошло уже почти сто лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ наша семья продала послѣднюю мѣховую шкуру.
   -- Но съ той поры вы владѣете крупными помѣстьями. На милю кругомъ здѣсь все принадлежитъ тебѣ? Вѣдь, ты такъ вчера сказалъ?
   -- Мнѣ и моимъ кредиторамъ.
   -- Какъ это случилось? Твой отецъ...
   -- Былъ скрягой.
   -- Значитъ, ты прожилъ все? Скажи, куда ты дѣвалъ все это?
   Онъ смѣялся.
   -- Ты игралъ?
   -- И это было.
   Она прижалась къ нему и спросила дѣтскимъ голоскомъ:
   -- А еще что?
   Она терпѣла его ласки, напряженно глядя въ сторону, и снова спросила вкрадчиво-кокетливымъ тономъ:
   -- А еще? Кому достались твои деньги?
   Онъ крѣпко, сильно обхватилъ ее и, осыпая поцѣлуями, смѣялся прямо въ ея сверкающіе гнѣвомъ глаза. Гнѣвъ такъ не шелъ къ ея сладкой улыбкѣ!
   -- Какъ это дитя любопытно!
   -- Я не дитя. Я хотѣла бы быть твоимъ другомъ... Я хочу знать, какъ ты жилъ. Развѣ я чужая? Развѣ я рабыня твоя?
   Она взглянула на него и поняла, что выражало его лицо.
   "Ты была моею,-- говорило оно.-- Что же ты можешь еще? Что тебѣ осталось?"
   Лицо Лолы залилось яркой краской, а между тѣмъ кокетливая улыбка, забытая отъ смущенія, все еще играла. Онъ поцѣловалъ ее и выпустилъ изъ рукъ. Она убѣжала въ уголокъ возлѣ камина
   -- Вы оскорбляете меня. Вы издѣваетесь надо мной!
   Лицо ея исказилось злобой, и она вся подалась впередъ, точно готовясь къ борьбѣ. Онъ скрестилъ руки,
   -- У васъ есть прошлое,-- сказала Лола.-- Вы имѣли много любовницъ. Я знаю это.
   -- Ну, что жъ! если вы знаете... Но увѣряю васъ, что вы ошибаетесь,-- сказалъ онъ вѣжливо и добавилъ съ неподражаемой ироніей:
   -- Вы -- первая женщина, которую я люблю.
   -- А если я сама скрыла отъ васъ многое?
   Онъ сдѣлалъ небрежный жестъ рукой.
   -- Не безпокойтесь. Я убѣдился въ томъ, что у меня предшественника не было.
   -- Вы -- низкій человѣкъ!
   -- Какъ я тебя люблю такой!-- и онъ быстро подошелъ къ ней. Напрасно она старалась вырваться изъ его рукъ, онъ вытащилъ ее изъ угла и толкнулъ на диванъ. Она упала на грудь и крѣпко уцѣпилась за ручку.
   -- Будь умницей!-- говорилъ Парди, освобождая осторожно одну изъ ея рукъ.
   -- Я хочу знать ваше прошлое,-- повторяла она упрямо и безпомощно.
   Тогда онъ выпустилъ ее.
   -- Вы не въ духѣ. Въ такомъ случаѣ я займусь своими личными дѣлами. До свиданія!
   Когда шаги его стихли, Лола поднялась, оперлась руками на сидѣніе и съ отвращеніемъ оглядѣла себя. "Какъ онъ обращается со мной!-- думала она.-- Но зачѣмъ я ставлю себя въ такое положеніе, чтобы надо было оказывать ему противодѣйствіе. Я была безобразна при этомъ. Женщинъ дѣлаетъ уродливыми настоящій протестъ. Только притворный идетъ имъ. А я не умѣю притворяться. Боже, какъ тяжело быть полу-человѣкомъ! Я была въ такомъ же бѣшенствѣ, какъ тогда въ Віареджіо, когда онъ попятился назадъ къ двери. Теперь онъ этого не сдѣлаетъ, потому что онъ убѣдился, что я обыкновенная женщина, что все въ порядкѣ. Какъ онъ сказалъ? О, не безпокойтесь: я убѣдился въ томъ, что... Какая низость! Но развѣ я не знала его? Смѣшно желать вызвать въ немъ ревность чувствами, въ которыхъ не было ничего реальнаго!"
   Она медленно встала, оправила юбку, пригладила волосы.
   -- Онъ силенъ; я ему вовсе не нужна. Тотъ, другой, былъ бы моимъ другомъ. Но,-- и она старалась представить себѣ полузабытыя черты того лица.-- развѣ я не ощущала бы въ глубинѣ души презрѣнія къ нему?.. Какъ мы, женщины, жалки,-- мы можемъ только презирать или быть презираемыми. Первое связываетъ меня съ Парди. Когда оно пройдетъ, останется только ненависть. И тогда я буду измѣнять ему, что-ли?"
   Она вышла изъ галлереи и, высоко подымая юбку, чтобы не запачкаться, стала бродить по заламъ. Изъ дверей она замѣтила дворъ съ аркой. Въ углу его сидѣла, опершись на колонну, какая-то старушка за пряжей.
   -- Здравствуйте, какъ поживаете?-- сказала Лола.
   -- Вы хороши, очень хороши: правъ нашъ баринъ,-- сказала старуха, пристально оглядывая всю фигуру Лолы своими дикими черными глазами. Лола покраснѣла.
   Старуха стала что-то тихо напѣвать, и пряла, мѣрно двигая руками. Лола боязливо смотрѣла на нее, точно опасаясь чаръ этой колдуньи. Старуха вдругъ умолкла, глубоко втянула свои губы внутрь беззубаго рта и прошамкала:
   -- Въ самомъ дѣлѣ, вы самая красивая, за исключеніемъ первой изъ всѣхъ, какихъ онъ привозилъ сюда.
   -- Вотъ какъ. А эта первая -- какъ звали ее?
   -- Не упомню. Съ той поры ихъ было много.
   -- Онъ всегда пріѣзжалъ сюда съ женщинами?
   -- И съ друзьями тоже. Они пили и ѣздили на охоту. Разъ зимою они убили волка.
   -- И тогда тоже была женщина?
   -- Гляди-ка! Вы какъ будто ревнуете? Видно сильно онъ полюбился, красавица? Да, это мужчина хоть куда. А видно, что вы его крѣпко любите! Не станете обманывать, какъ та первая,-- будь проклято ея имя,-- никакъ не могу вспомнить его. А дѣло въ томъ, что тогда съ нашимъ-то вмѣстѣ былъ здѣсь еще одинъ молодой господинъ, тоже красивый. И вотъ, когда нашъ-то бывалъ пьянъ, она ходила къ тому товарищу. Мы тутъ всѣ думали, что кончится плохо. Но друзья-то между собой поладили и все выместили на дѣвушкѣ. Они перепились и выгнали дѣвушку совсѣмъ голую сюда во дворъ и съ хлыстами въ рукахъ гоняли ее вокругъ двора такъ долго, что колѣни ея затряслись и голосъ захрипѣлъ. Я выглядывала оттуда, изъ двери церкви. Изъ жалости я отворила ей, чтобы она спряталась. Пойдемте! Я покажу вамъ, гдѣ это было.
   И старуха встала, взяла Лолу за руку и быстро заковыляла черезъ дворъ.
   -- Помогите мнѣ отворить дверь. Охъ, не хватаетъ теперь силы!
   Вступивъ на порогъ церкви, Лола сразу почувствовала себя точно въ какомъ-то волшебномъ, сверкающемъ царствѣ. Въ черныхъ мраморныхъ ступеняхъ отражался алтарь во всемъ его великолѣпіи. Вокругъ колоннъ красиво падали складки голубыхъ занавѣсей съ золотыми звѣздами.
   -- Вотъ, на эти ступени она упала. Глядите вотъ сюда. И спрятала лицо въ это серебряное покрывало, что надъ алтаремъ. Но они, точно бѣшеные, ворвались и сюда: я не успѣла запереть дверь. Я только кричала, поднявъ руки: не убивайте красавицу-Гиду! Вотъ теперь и я вспомнилаее звали Гидой, а онъ и друзья его говорили Гили. И вотъ она лежала тутъ, вся голая, розово-бѣлая, какъ миндальный цвѣтъ, такая свѣтлая на черномъ камнѣ, а они хотѣли на нее напасть! И пуще всѣхъ бѣсился тотъ, изъ-за котораго она и страдала. Развѣ есть благодарность у людей?.. Но что это съ вами? Вы такъ поблѣднѣли? Не бойтесь, больше такихъ вещей не можетъ быть; онъ теперь старше и Бога боится, не такъ пьетъ, какъ прежде, да и денегъ-то, говорятъ, меньше стало. Здѣсь побогаче его господа живутъ. Вы, вѣрно, видѣли, какъ ѣхали сюда, виллу Кателли, внизу, красный такой домъ. Вотъ это щедрый баринъ. Я нѣсколькихъ изъ нашихъ дѣвушекъ свела къ нему и очень, имъ хорошо у него было; и если хотите, то я...
   -- Нѣтъ,-- сказала Лола,-- я не хочу.
   -- Ну, конечно. Я и забыла: вы очень ужъ любите нашего-то.
   -- И затѣмъ я -- его жена.
   Старуха съ недоумѣніемъ смотрѣла на нее.
   -- Я -- графиня Парди,-- сказала Лола,-- и прощаю вамъ, что вы меня не знали.
   Она хотѣла уйти, но старуха взмолилась, упавъ на колѣни и держа ее за юбку.
   -- Госпожа, добрая госпожа, пожалѣйте меня! Я бѣдная старуха, живу одна въ этой башнѣ! Сыновья мои, что служили барину, вашему супругу, всѣ поумирали. Куда мнѣ дѣваться? Я ничего не знала. Пожалѣйте старуху, красавица, и не говорите ничего барину. Куда пойти, если меня прогонятъ?
   -- Не плачьте; оставайтесь, пожалуйста, здѣсь,-- сказала Лола вѣжливо и нѣсколько смущенно.
   Въ одной изъ залъ Лола встрѣтила стараго Бенедетто, попросила его показать ей римскую мозаику и думала при этомъ: "То, что я услышала, въ сущности не ново для меня. Онъ былъ здѣсь со всѣми своими женщинами, почему не пріѣхать и со мной?"
   -- Что это: разливъ Нила?-- спросила она вдругъ камергинера. Тотъ съ недоумѣніемъ взглянулъ на нее: онъ уже минутъ пять разсказывалъ ей объ этомъ.
   -- Ну, спасибо. Когда графъ придетъ, скажите ему... Нѣтъ, впрочемъ, не надо...
   Выходить въ садъ ей не хотѣлось: лучше ужъ побродить по этимъ старымъ заламъ. Но и это утомительно. Лѣнь. "Тѣ, прежнія, вѣроятно, тоже были лѣнивы -- послѣ такой ночи", подумала она. "Когда онъ цѣлуетъ меня, то должно быть чувствуетъ подъ своими губами и тѣхъ, которыя лежали на тѣхъ же подушкахъ. Это было остроумно -- привезти меня сюда. Онъ любитъ утонченныя наслажденія".
   Входя въ спальню, Лола увидѣла, что женщина въ черномъ убираетъ постель. Она покраснѣла. Женщина, склонясь надъ кроватью, сказала фамильярнымъ тономъ:
   -- Хорошо ли почивали, барыня?
   Лола подумала:-- Боже мой, что отвѣчать?
   Но та продолжала:-- Нашего барина всѣ женщины любятъ, да его и есть за что любить. Не прикажете ли, барыня, чего нибудь? Платья я повѣсила въ этотъ шкафъ. Если я вамъ понадоблюсь, то откройте дверь и позовите Марію. Здѣсь звонковъ нѣтъ.
   Оставшись одна, Лола думала: "Что она? ненавидитъ меня? Хочетъ ли она смутить меня своимъ безстыдствомъ, или же просто увѣрена, что онъ вернется къ ней?"
   Глаза Лолы были пристально устремлены къ одну точку. Ей чудилось, что матовыя руки этой женщины, отливающія золотистымъ блескомъ мрамора, обвиваются вокругъ шеи Парди; что губы его, хищныя, яркія, приближаются къ затуманенному страстью лицу ея. Лола отогнала отъ себя видѣніе и подумала, вздыхая: "Не надо этого! Я не хочу. Пусть! Пусть онъ любилъ многихъ, но теперь очередь за мной. Онъ будетъ любить меня одну!"
   Она сняла шляпу и вуаль, переодѣлась въ легкое воздушное матинэ, поправила прическу, отполировала ногти, положила на щеки легкій румянецъ. Затѣмъ она сняла съ рукъ всѣ кольца, оглядѣла себя въ зеркало, легла на диванъ и стала ждать.
   Два дня подрядъ они вовсе не выходили изъ дому. Лола пожелала завтракать и обѣдать въ галлереѣ, но такъ, чтобы все было сервировано сразу, и чтобы никто не подавалъ къ столу. Прислуга не смѣла показываться даже подъ окнами въ саду. Но на третій день, вечеромъ, они рѣшили выйти подышать воздухомъ; когда ворота замка открылись передъ ними, взглядъ Лолы упалъ на карлицу съ зобомъ и гнойными глазами. Она вздрогнула, отвернулась, пошла быстрѣе, и даже слезы гнѣва выступили на ея глазахъ. Какъ могло это безобразіе ворваться въ чудное царство ласки и страсти, въ которомъ она жила! Но тотчасъ же Лола повернула назадъ и высыпала нищей въ руки всѣ деньги, какія были при ней. Затѣмъ, опустивъ рѣсницы, прошептала, опираясь на руку мужа:
   -- Скажи ей, чтобъ она оставалась здѣсь.
   Однако старуха шла вслѣдъ за ними до первой лѣстницы и воющимъ голосомъ молилась за свою благодѣтельницу. Изъ всѣхъ домовъ раздавались привѣтствія. Женщины съ дѣтьми на рукахъ выходили на порогъ, показывали другъ другу молодыхъ господъ и желали имъ счастья. Сосѣдки изъ окна въ окно обмѣнивались похвалами красотѣ графини. "Здѣсь слишкомъ грязно для такихъ красивыхъ ножекъ!" -- закричала какая-то дѣвушка и быстро стала обѣими руками сбрасывать со ступенекъ лѣстницы обглоданные кочни кукурузы.
   Внизу, на скатѣ, гдѣ кончалась улица, еще разъ мелькнули при лучахъ заката пестрые товары деревенскихъ лавокъ. Дорога пошла внизъ, подъ гору. Небо было такого теплаго яркаго цвѣта и такъ отчетливо отражалось въ каждой изъ круглыхъ ягодъ винограда, что вился по обѣимъ сторонамъ. Лола глядѣла въ глаза мужа и видѣла въ нихъ тѣ же золотистыя искорки.
   Они шли дальше. Лола чувствовала, что счастье, которымъ она упивалась эти дни и ночи, запершись въ душныхъ комнатахъ замка, точно рвется на просторъ. Радость ея тѣла перешла на все вокругъ и свѣтилась отовсюду.
   Рука объ руку они вступили въ длинную аллею кипарисовъ, величавыя тѣни которыхъ ложились на свѣтлые виноградники; въ концѣ аллеи стоялъ убогій домишко. Здѣсь они остановились. Парди закричалъ что-то въ окно. Вышла женщина съ дѣтьми, одинъ изъ нихъ побѣжалъ за отцомъ. Женщина накрыла столъ скатертью, принесла винограду. Лола, еще не пробуя, нашла, что виноградъ -- чудный. Затѣмъ пришелъ самъ хозяинъ, дружески пожалъ руки Парди и Лолы и усѣлся къ нимъ. Лола не переставала улыбаться: она искала, что бы сказать имъ полюбезнѣе, но чувствовала при этомъ, что не можетъ найти подходящаго тона. Парди былъ очень разговорчивъ и говорилъ съ хозяевами, какъ съ равными. Лола смотрѣла на мужа и ощущала особенное тонкое возбужденіе отъ этой смѣси элегантности и грубой простоты.
   Въ это время она замѣтила, что голоса мужчинъ зазвучали горячѣе и поняла, что рѣчь идетъ о деньгахъ. Крестьянинъ клялся, что не можетъ въ этомъ году внести арендную плату, а Парди стучалъ рукой по столу.
   -- Ей-Богу, я говорю правду! повѣрьте, ваша свѣтлость! Тотъ арендаторъ, котораго вы выгнали, изъ мести срѣзалъ мои лучшіе виноградники, внизу, у самой земли. Я замѣтилъ, когда его уже и слѣдъ простылъ. Сами вѣдь знаете, что это за человѣкъ!
   Женщина, какъ эхо, повторяла вслѣдъ за мужемъ каждое слово. Лола взглянула на нее -- внезапно ей бросилась въ глаза ужасная лихорадочная желтизна ея лица и черные круги вокругъ глазъ; она замѣтила изсохшаго ребенка на худой почернѣвшей рукѣ матери, поняла болѣзненную сверкающую глубину въ глазахъ этихъ людей и ей стало стыдно. Раскаяніе охватило ее. Такъ вотъ каковы бѣдствія и нищета, среди которыхъ она лелѣетъ свое безмятежное счастье! Она вспоминала только что испытанное позорное удовольствіе красоваться въ рамкѣ этого убожества -- и ее наполнило чувство стыда и ужаса.
   Женщина точно прочла мысли Лолы.
   -- Да,-- сказала она,-- у насъ у всѣхъ лихорадка. Зимою-то еще ничего, можно жить. А вотъ лѣто -- зной невыносимый!-- а перебраться въ горы нельзя было: денегъ нѣтъ.
   -- Ваша свѣтлость!-- кричалъ крестьянинъ.-- Взгляните собственными глазами на срѣзанные виноградники. Тогда вы не скажете, что я это самъ сдѣлалъ.
   -- Э, да что тамъ, -- сказалъ Парди, -- знаю я васъ,-- всѣ вы -- пройдохи.
   -- Прошу тебя,-- сказала Лола совсѣмъ тихо, ей было стыдно, что она такъ несмѣла со своимъ мужемъ. Парди отвѣтилъ рѣзко:
   -- Зачѣмъ ты вмѣшиваешься?
   И обратился къ крестьянину:
   -- Въ воскресенье принесешь мнѣ остальныя деньги; не то худо будетъ!
   -- Идемъ!-- сказалъ онъ Лолѣ.
   -- Попросите за насъ,-- молила ее вслѣдъ женщина. Лола пошла за Парди, опустивъ голову и думала: "Почему я не могу сказать имъ, что люблю ихъ? Лучшее во мнѣ остается всегда нѣмымъ". А Парди неожиданно вернулся назадъ, шутя похлопалъ крестьянина по плечу и подалъ женщинѣ руку.
   "Баринъ-то добрый все-таки", -- сказала она. Парди на прощаніе повторилъ еще разъ:
   -- Итакъ, въ воскресенье. Не то -- пожалуйте въ судъ.
   -- Какъ прикажете,-- сказала женщина.
   Парди былъ въ духѣ и доволенъ собой и нѣжно просунулъ свою руку подъ руку Лолы. но какъ только они отошли на столько, что ихъ не могли видѣть, она высвободила свою руку.
   -- Обижена?-- спросилъ онъ съ ироніей, не мягко.-- Я закричалъ на тебя; знаю, это безобразно. Но что же дѣлать? Ты хотѣла испортить мнѣ все дѣло. Теперь ты видѣла, какъ надо брать людей. Не сердись же, будь милой!
   Но при его прикосновеніи она закричала: -- Оставь меня!
   Нѣсколько секундъ онъ не выпускалъ ея руки, которая извивалась, чтобы вырваться; наконецъ выпустилъ ее и пошелъ дальше. Лола задыхалась отъ злости. Итти было трудно и душно. Навстрѣчу имъ въ облакѣ пыли бѣжало стадо овецъ. Глупое, дѣтское блеяніе барашковъ, уютный, мирный запахъ ихъ мягкошерстныхъ тѣлъ растрогалъ Лолу. Она быстро взяла Парди подъ руку и кротко сказала:-- Милый, вѣдь, они бѣдняки!
   -- Чортъ побери! да, вѣдь, и намъ нужны деньги.
   -- Но эта маленькая сумма для насъ не имѣетъ значенія.
   -- Если разсуждать такъ при каждомъ должникѣ, то... Да и потомъ: они просто лгутъ.
   -- Но они платятъ своимъ здоровьемъ.
   -- На то они крестьяне изъ римской Кампаньи.
   -- Прежде всего они -- люди. Прости имъ этотъ платежъ!
   -- Нѣтъ, моя милая; я имѣю свои основанія... Добрый вечеръ, господа.
   На площади возлѣ кафэ сидѣлъ мѣстный адвокатъ во фракѣ, аптекарь и жандармскій офицеръ -- они поклонились. Парди познакомилъ Лолу со всѣми, заказалъ коньяку и былъ въ самомъ лучшемъ настроеніи. Когда они распрощались и пошли дальше, онъ сказалъ ей:
   -- Если ты такъ человѣкоколюбива, то отчего ты такъ сухо держала себя съ этими людьми?
   -- Прости! я иногда хочу быть любезной, но не могу. Но ты, -- пожалѣй тѣхъ бѣдныхъ. Изъ любви ко мнѣ сдѣлай это.
   -- Чего бы я не сдѣлалъ изъ любви къ тебѣ?
   -- Такъ ты освободишь ихъ отъ платежа аренды?
   -- Это мы увидимъ. Если ты будешь вести себя очень хорошо.
   -- Что же я должна сдѣлать?
   Онъ засмѣялся. На послѣднихъ ступеняхъ лѣстницы онъ понесъ ее на рукахъ, какъ въ первый разъ. Какая-то женщина, стоявшая передъ порогомъ съ ребенкомъ, весело закричала имъ вслѣдъ. Лола тянула его за рукавъ, чтобы онъ опустилъ ее на землю. Но, несмотря на все, сила мужа, его нечувствительность къ просьбамъ, самая его грубость, волновали ея чувственность. Было темно, наверху съ противнымъ крикомъ носились летучія мыши, а среди голой синевы ночного неба огромнымъ и чудовищнымъ великаномъ возвышался дворецъ. Вѣяло душной, страстной истомой. Руки Парди и Лолы были сухи и горячи.

-----

   Неожиданно ихъ освѣтила луна. Лола оторвала свои губы отъ его губъ.
   -- Такъ ты простишь имъ долгъ?
   Онъ произнесъ насмѣшливо:
   -- Съ ума я сошелъ, что ли?
   И снова они слились въ долгомъ объятіи. Наконецъ, онъ сказалъ:
   -- Утоми меня, тогда я прощу имъ долгъ.
   На слѣдующее утро, когда Лола лежала еще въ постели, Парди, собираясь выходить, сказалъ ей:
   -- Развѣ я утомленъ? Нѣтъ! Они заплатятъ за аренду.
   Съ каждой ночью комнаты казались имъ душнѣе: они выносили одѣяла въ садъ. Влажная трава охлаждала ихъ. Изъ темной чащи сіяли дикіе зеленые глава фавновъ, а вѣтеръ приносилъ одуряющій ароматъ цвѣтовъ.
   Когда Парди уходилъ, Лола вяло сидѣла въ прохладной галлереѣ, курила и жила воспоминаніями. Наслажденія -- вотъ былъ весь ея міръ. Ничего другого она не знала, не хотѣла знать...
   Впервые чувствовала она себя близкой и равной всему живущему. И Марія, въ первое утро спрашивавшая о проведенной ночи, не казалась ей больше загадкой. Теперь Лола часто болтала съ ней и заставила ее признаться въ ея любви съ Парди. Это было два года тому назадъ; младшій ребенокъ Маріи былъ отъ него. Мужъ зналъ все -- она призналась ему. Но нисколько не раскаивалась, потому что испытала счастье...
   Такъ говорили двѣ женщины о мужчинѣ, который пробудилъ въ нихъ страсть. Говорили горячо, таинственно, минутами еле заглушая крикъ ревности, минутами понижая голоса до шопота. Марія была опытнѣе и посвящала Лолу въ невѣдомыя ей еще тайны любви. Но вотъ... слышались шаги Парди, и Марія неслышно исчезала.

-----

   -- Что я еще должна сдѣлать, чтобы ты простилъ крестьянамъ долгъ?-- спрашивала Лола.-- Что я должна еще сдѣлать?-- горячимъ шопотомъ повторяла она съ тайнымъ желаніемъ и волненіемъ.
   Она не сказала ему, что знаетъ исторію Гиги. Но въ его объятіяхъ, закрывъ глаза, воображала себя той голой дѣвушкой, которая была распростерта въ церкви у подножія алтаря.
   -- Называй меня Гиги!
   Затѣмъ прибавила:-- Научи меня еще чему-нибудь? Ты говоришь -- больше нечему? Нечему? Такъ прости имъ долгъ!
   Онъ, смѣясь, нарушилъ слово. А на ея горькіе упреки отвѣчалъ:
   -- Съ вами, женщинами, все можно себѣ позволить.
   Однажды, гуляя по саду, Лола обратила вниманіе на старый женскій монастырь съ рѣшетчатыми оконцами, находившійся невдалекѣ. Лола съ ненавистью смотрѣла на эти мрачныя, темныя стѣны. Какъ-то разъ церковная дверь была открыта. Полукругомъ стояли монахини и пѣли. Лола насмѣшливо поглядывала на нихъ. Когда онѣ прошли мимо нея, Лолѣ хотѣлось шепнуть имъ такія вещи, чтобы онѣ потеряли покой до конца дней своихъ.
   По дорогѣ съ вокзала Лола изъ окна кареты презрительно поглядывала на людей, идущихъ по мокрой отъ дождя мостовой. Они ничего не знали, имъ незнакомо было то, что пережила она, Лола. Вѣдь съ этимъ человѣкомъ она пережила жгучія минуты. И ее не интересовалъ домъ, въ который привезъ ее Парди, не интересовали почтительно кланявшіеся слуги. Для чего они здѣсь? Почему онъ ихъ не отсылаетъ? Вотъ, вотъ -- сейчасъ раскроются его объятія.
   Парди сталъ разсматривать присланные цвѣты, визитныя карточки. Лакей доложилъ, что обѣдъ поданъ. Не успѣли они сѣсть за столъ, какъ явился гость.
   -- Мой другъ Вальдомини,--сказалъ Парди.
   Лола удивилась:-- Его другъ?-- Спокойно выслушавъ поздравленія и комплименты, она подумала:-- "Хорошо, это уже сдѣлано? Что теперь?"
   Гость сѣлъ съ ними за столъ, надо было слушать его разсказы о людяхъ, которыхъ она совсѣмъ забыла за эти послѣдніе дни. Онъ говорилъ красиво, оживленно. Лола весело смѣялась и невольно вышла изъ своего міра грезъ.
   Онъ ушелъ вмѣстѣ съ Парди, и она понемногу вернулась къ дѣйствительности. Быстро переодѣвшись и заложивъ руки за синну, она опустилась на оттоманку. Вотъ закрылась дверь за его другомъ, Парди поднимается по лѣстницѣ, онъ уже на порогѣ. Она улыбнулась. Нѣтъ... ошиблась, это не онъ... все еще не онъ. Горничная почтительно доложила:
   -- Графъ ушелъ вмѣстѣ съ княземъ.
   -- Ахъ да, я знаю...
   Она думала:-- "Вѣроятно, онъ пошелъ проводить Вальдомини. Тотъ вѣдь сказалъ, что его жена нездорова. Парди посидитъ у него съ четверть часа".
   -- Проходитъ еще полчаса.
   -- Внизу, кажется, открывается дверь! Ахъ, наконецъ-то.
   -- Скажите графу, что я въ спальнѣ.
   -- Графъ еще не вернулся.
   Одна, совсѣмъ одна. Теперь они, вѣроятно, подошли къ дому Вальдомини. Тотъ сказалъ:-- Моя жена больна, мнѣ скучно, погуляемъ немного.-- Но вѣдь прогулка длилась больше часа? Куда они могли пойти? Лола мысленно слѣдовала за ними. Передъ клубомъ на улицѣ Торнабу они часто стояло много мужчинъ. Они обсуждали, куда бы направиться -- не въ театръ ли? Оглядывали проходящихъ дамъ и дѣлали вслухъ свои замѣчанія. Неужели Парди теперь съ ними? Неужели онъ можетъ переносить клубную атмосферу, слышать эти разговоры, видѣть пошлыя лица?-- Вѣдь всѣ его мысли заняты мной, только мной! Онъ знаетъ что я лежу здѣсь и жду его!
   Вдругъ ей показалось, что онъ произнесъ своимъ громкимъ, увѣреннымъ голосомъ очень грязное слово, и она знала: это слово относилось къ ней. Она въ ужасѣ вздрогнула. Тѣ засмѣялись. Парди продолжалъ говорить о ней, подробно разбиралъ и описывалъ красоту ея тѣла. Лола чувствовала, какъ горитъ ея лицо и спрятала его въ подушку, но безпощадный голосъ Парди все-таки доходилъ до ея ушей. Развѣ онъ стѣснялся выраженіями тогда, когда Нутини заставилъ ее подслушивать?
   Она стала ходить взадъ и впередъ по комнатѣ "Какъ я недовѣрчива! Вѣдь, онъ любитъ меня чего же больше? И уважаетъ меня съ тѣхъ поръ какъ мы обвѣнчались. Все, что мнѣ мерещилось -- совершенно немыслимо: вѣдь я его жена! Надо знать мужчинъ"...
   Мало-по-малу она успокоилась и почувствовала, что ей очень холодно. Было три часа ночи. Лола легла въ постель.
   Когда она проснулась, было уже совсѣмъ свѣтло; возлѣ нея спалъ Парди. Она приподнялась на локтѣ и стала разсматривать ею неподвижное, красивое лицо. Полуоткрытый ротъ казался еще ярче и краснѣе на блѣдномъ лицѣ... Ея взглядъ скользнулъ по его вѣкамъ, по широкому лбу. За этимъ лбомъ таились мысли, которыя не принадлежали ей, воспоминанія, которыхъ она съ нимъ не могла раздѣлить. Она со страхомъ думала, какъ начать разспрашивать его. "Лучше молчать и снова отвоевать его", твердо рѣшила она.
   Онъ требовалъ, чтобы Лола ѣздила съ нимъ кататься.
   Бернабей кивала имъ изъ окна кареты. Вечеръ они должны были провести у нея. Когда они пріѣхали домой, Парди помогъ Лолѣ снять шубу, и она почувствовала жгучій поцѣлуй на плечѣ. Но когда обернулась, его уже не было. Ночью его приходъ разбудилъ ее. Со стиснутыми зубами обнялъ онъ ее. Дикость его страсти такъ испугала ее, что она отшатнулась на край кровати, и онъ едва успѣлъ подхватить ее.
   Въ слѣдующіе дни онъ ограничивался мимолетными ласками. Казалось, голова его занята другимъ. Лола не спрашивала чѣмъ. Она рѣшила такъ уютно обставить домъ, чтобы ему по вечерамъ не хотѣлось уходить. Въ первые дни квартира ее совершенно не интересовала. Теперь же она велѣла все почистить, собственноручно разставляла кресла и стулья, сняла лишнія, плохія картины. Всѣ некрасивыя, лишнія вещи поставила внизу, въ той части дома, куда уже въ октябрѣ не проникало солнце. Наверху должно было быть свѣтло и весело. Парди насмѣхался надъ спальней, гдѣ почти ничего не осталось, кромѣ кроватей. Будто не хватило бы мѣста для его сабель, чучелъ птицъ и коллекціи обуви! Онъ не препятствовалъ увеличенію электрическихъ лампъ, давалъ указанія обойщикамъ и драпировщикамъ. Но однажды вспылилъ, заставъ Лолу въ совершенно новой для него комнатѣ. Она расточительна до невозможности! Двѣ тысячи франковъ за эту сѣрую мебель!
   -- Вѣдь, на эти деньги я могъ играть цѣлую недѣлю!
   Онъ прикусилъ губы и прибавилъ:
   -- Удвоилъ, удесятерилъ бы эту сумму!
   -- У меня не было будуара, -- сказала Лола.-- А мой братъ опять прислалъ двѣ тысячи франковъ.
   -- Но у меня лежить неоплаченный счетъ портнихи.
   -- Ты самъ хочешь, чтобы я заказывала себѣ новыя платья.
   -- Развѣ я дѣлаю тебѣ упреки? Свѣтская дама должна имѣть туалеты, но ей не нуженъ будуаръ. Дома можешь проводить время въ своей уборной.
   -- Должна же я имѣть комнату для чтенія.
   -- Лишнее, совершенно лишнее! Это книги сдѣлали тебя такимъ безумнымъ существомъ! Какъ я ихъ ненавижу!
   Онъ схватилъ книгу, лежавшую поблизости, и бросилъ ее въ каминъ. Затѣмъ, успокоившись, продолжалъ:
   -- Видишь ли, мы предназначены для свѣтской жизни. Въ нашей квартирѣ имѣютъ значеніе только тѣ комнаты, которыя увидятъ посторонніе, гости. Тамъ все должно быть изысканно-красиво, не по-мѣщански. Я велю заново позолотить потолокъ въ залѣ. Да и фрески надо реставрировать, когда будутъ деньги.
   -- Отъ реставраціи фрески очень потеряютъ.
   -- Ничего, за то онѣ будутъ блестѣть.
   Лола покорилась. Свободное отъ пріемовъ и визитовъ время она проводила у портнихи или въ своей уборной.
   Въ тѣ дни, когда не было гостей, обѣды были, по его требованію, болѣе чѣмъ скромны. Когда же они послѣ театра ужинали въ "Гамбринусѣ" или приглашали къ себѣ Вальдомини, напитки стоили больше, чѣмъ обѣды за всю недѣлю. Что же дѣлать? Надо было во всемъ соглашаться. Надо было дѣлать все возможное, чтобы удержать, сохранить его...
   Иногда Лола не смѣла смотрѣть въ глаза будущему... Но слышались шаги Парди, и кровь горячо приливала къ сердцу. Ей казалось, что это -- его кровь. Ей казалось, что онъ всю ее наполнилъ собой, сдѣлалъ сильнѣе, бодрѣе.
   На большомъ балу въ казино она отчетливо и ясно чувствовала себя красивѣе, блестящѣе, чѣмъ прежде, чувствовала въ себѣ, новую прелесть, за которую должна была быть благодарна ему. Красота ея ума точно слилась съ красотой наряда, и окруженная поклоненіемъ, сознаніемъ своей побѣды, она искала только его, того, кто впервые пробудилъ въ ней обаятельную женственность. Она была богата. Этотъ одинъ человѣкъ такъ одарилъ ее любовью, что она могла ею подѣлиться съ человѣчествомъ. На прогулкахъ, среди блестящей толпы, она вдругъ замѣчала печальную нищету, останавливала карету, отводила нищаго въ боковую улицу, разспрашивала его и помогала деньгами и участіемъ.
   Все это съ веселой увѣренностью, безъ мрачныхъ мыслей о безполезности такой ничтожной помощи. Вальдомини познакомилъ ее съ депутатомъ-соціалистомъ. Подъ конецъ разговора съ ней -- тотъ сказалъ:
   -- Вы -- первая и единственная дама во Флоренціи, живущая не въ средніе вѣка.
   Она засмѣялась: столько задорнаго довѣрія было въ ней. У Бернабей она уже добилась взноса на народный университетъ. Обѣ маленькія Никколи даже захотѣли посѣщать лекціи. А Клавдія Грилли принимала участіе во всемъ, что интересовало Лолу. Клавдія была ея настоящей, искренней подругой! Она часто приносила Лолѣ цвѣты Какъ быстро протекали часы, когда Лола читала отраженіе своихъ желаній и мыслей въ большихъ, синеватыхъ глазахъ Клавдіи. Та медленно гладила свои черные волосы и, закрывая губами свои маленькіе, острые зубки, тихо, исподлобья поглядывала на Парди: что-то онъ скажетъ? Пока подруги бесѣдовали, онъ не уходилъ изъ дому, бѣгалъ взадъ и впередъ по комнатѣ, пожимая плечами. Иногда внезапно останавливался, точно стараясь жестами заставить ихъ вернуться къ предмету спора. Неужели онѣ дѣйствительно думаютъ, что безъ мужчины имѣютъ какое-нибудь значеніе на свѣтѣ?
   Лола вѣрила, что отвоюетъ его. Онъ, вѣдь, въ душѣ настоящій ребенокъ. Онъ проигрывалъ тысячи, но дѣлалъ ей сцены изъ-за какихъ-нибудь нѣсколькихъ грошей. А его жестокость къ прислугѣ напоминала высокомѣріе избалованнаго ребенка. Лола показывала ему примѣръ доброты и кротко обращалась съ прислугой.
   -- Къ чему злоупотреблять нашимъ случайно благопріятнымъ положеніемъ? Мы никогда не сдѣлаемъ для нихъ того, что они дѣлаютъ для насъ.
   Онъ настаивалъ на строгой дисциплинѣ.
   -- Это особая порода людей. Ихъ стоитъ только распустить, и мы пропали.
   Лола замѣтила:
   -- Къ чему властвовать? Мое человѣческое достоинство страдаетъ, когда я вижу униженіе другихъ людей.
   Какъ-то у Лолы пропала золотая пряжка. Парди, несмотря на протесты Лолы, обыскалъ всѣ вещи прислуги. Пряжки нигдѣ не оказалось. Парди заявилъ, что отвѣтственность падаетъ на Жермэну. Она одна входила въ спальню: нашлась ли у нея пряжка или нѣтъ, все равно, она должна уйти. Жермэна была та самая горничная, которая еще служила у ма, но не захотѣла ѣхать съ ней въ Америку и осталась у Лолы. Она грозила подать на графа за клевету. И только изъ любви къ Лолѣ отказалась отъ этой мысли, согласившись прослужить до конца мѣсяца. Ежедневно Лола просила и молила за нее. Парди неизмѣнно отвѣчалъ:
   -- Я -- здѣсь хозяинъ.
   Однажды въ театрѣ Лола имѣла неосторожность выступить въ защиту незамужнихъ матерей. Въ ихъ ложѣ было нѣсколько человѣкъ. Среди нихъ находился и Ботта; онъ являлся какъ бы представителемъ взглядовъ общества на этотъ вопросъ. Лола горячо спорила и не уступала. Двое мужчинъ переглянулись съ улыбкой. Парди, войдя въ ложу, моментально поспѣшилъ на помощь Лолѣ. Онъ сталъ щеголять своими рыцарскими взглядами. Доказывалъ, убѣждалъ, горячился, но тѣ спокойно и непреклонно стояли на своемъ и, насмѣшливо улыбаясь, поглядывали на него. И только многозначительный намекъ Парди на шпагу и его разъяренный видъ стерли съ ихъ лицъ раздражавшую его улыбку! Лола побѣдила. Онъ помогъ ей пробиться. Она вздохнула облегченно и радостно, точно онъ, дѣйствительно, на рукахъ пронесъ ее черезъ сомкнутые ряды враговъ. Она ликовала: онъ съ ней за одно! Да, да! Она предчувствовала, что отвоюетъ его!
   Глаза ея наполнились слезами, и, когда всѣ смотрѣли на сцену, она взяла мужа за руку. Но онъ вырвалъ руку. По дорогѣ въ коляскѣ онъ молчалъ и запретилъ Лолѣ говорить, якобы, боясь чтобы она не простудилась. Когда пріѣхали домой, онъ вдругъ остановился на порогѣ спальни, скрестивъ на груди руки.
   Она испугалась его грознаго лица и быстро спросила:
   -- Что съ тобой, милый?
   -- Безъ штукъ, пожалуйста; вы отлично понимаете въ чемъ дѣло. Сударыня, заявляю вамъ: чтобы вы меня больше компрометировать не смѣли!
   -- Я -- тебя? Я хотѣла поблагодарить тебя, любить, какъ никогда еще... Ты сталъ на мою сторону...
   -- Да, конечно -- я сталъ на вашу сторону! Что изъ этого? Вы -- моя жена; если бы вы совершили кражу, я тоже выгораживалъ бы васъ. Но замѣтьте себѣ, я тогда бы не меньше презиралъ вагъ.
   -- Я, вѣдь, только убѣждала мужчинъ быть милосердными къ несчастнымъ женщинамъ. Ты самъ далъ мнѣ столько любви, что я ни на кого не могу смотрѣть со злобой.
   -- Предавайтесь вашимъ утопіямъ, пока мы наединѣ. Но берегитесь ставить на карту честь моего дома!
   -- Я не понимаю, чѣмъ честь вашего дома...
   -- Повторяю, вы не только наносите матеріальный ущербъ моему дому, но и позорите мое имя. Да, достаточно я терпѣлъ. Вы старались убѣдить маленькихъ Никколи въ томъ, что ада не существуетъ; къ счастью, неудачно. Мои слуги теряютъ всякое почтеніе. Вы терпите воровку въ домѣ...
   -- Жермэна не воровка!
   -- Вы терпите воровку! Благодаря вамъ, въ моемъ домѣ бываетъ одинъ изъ этихъ подлыхъ соціалистовъ!
   -- Бѣдный Риккетти! Его недаромъ мучитъ мысль, что въ этой странѣ не вкоренятся его идеи.
   -- Онъ жалкій негодяй и больше ничего.-- заявилъ Парди.-- Ты его пригласила назавтра: сейчасъ же напиши ему, чтобы не являлся.
   -- Это неудобно!-- прошептала она.-- Подумай, милый!
   -- Думать?-- Онъ снова вспылилъ.-- Ты, кажется, плохо понимаешь свое положеніе; мнѣ нечего думать. Я запрещаю Риккетти бывать въ моемъ домѣ... Затѣмъ, кто тебя уполномочилъ увеличить Чекко жалованье на пять франковъ?
   -- Наши пріемы усложняютъ его работу...
   -- Ты зря выбрасываешь мои деньги!
   -- Опомнись. Подумай, что значитъ для тебя пять франковь? Ты, вѣдь, дашь ихъ какому нибудь лакею на чай. Будь добрымъ! увеличь ему жалованье!
   Онъ злобно оттолкнулъ ее.
   -- Не для такого хозяйничанья привезъ я тебя сюда Откуда ты такая взялась? Исполняй мои приказанья, иначе отправлю тебя отсюда вмѣстѣ съ твоей горничной!
   Лола съ ужасомъ замѣтила ненависть въ его глазахъ. Не можетъ быть, она не хотѣла этому вѣрить! Онъ ошибся, онъ боленъ! Съ нѣжной улыбкой, точно онъ пошутилъ, Лола прошептала:
   -- Серьезно ты гонишь меня? Въ такомъ случаѣ молю жестокаго человѣка уже не за одну, а за двухъ. Позволь мнѣ остаться и... позволь, чтобы осталась и Жермэна!
   -- Позволить, чтобы Жермэна осталась! Въ который разъ я это слышу! Прощай. Это совсѣмъ какъ: "Прости крестьянамъ долгъ". Знаю, какія прекрасныя вещи ты дала мнѣ взамѣнъ арендныхъ денегъ. Теперь ты тоже хочешь этимъ откупиться? Ну, что же, пойдемъ, Гиги!..
   Она отшатнулась. Онъ засмѣялся и ушелъ. Лола прислонилась къ постели; его смѣхъ еще звучалъ въ пустыхъ комнатахъ. Она неподвижно смотрѣла впередъ и думала: "Онъ презираетъ меня!" Ее колѣни дрожали, она незамѣтно опустилась на полъ.
   -- Да раівѣ можетъ быть иначе? Развѣ онъ можетъ уважать меня? Я шла съ нимъ погрязи, я опустилась до самыхъ грубыхъ вожделѣній; свой хорошій поступокъ я тоже загрязнила ими.
   Горячая кровь заливала ей щеки. Дрожа, поднялась она съ пола. Ей хотѣлось бичевать себя. Съ отвращеніемъ взглянула она въ зеркало. Вотъ эти глаза, которые видѣли безконечные, нечистые сны. Этотъ мерзкій ротъ... Она вдругъ протянула впередъ обѣ руки, точно увидя нѣчто новое, ужасное, вздрогнула и горько заплакала.
   Что я сдѣлала? Я отдалась во власть своей плоти! Я теперь ея раба и ни о чемъ другомъ не могу больше думать. Ни о чемъ. Пока буду жива -- буду помнить ожесточенную силу этихъ объятій! Я ненавижу себя, а онъ презираетъ меня, какъ грязную служанку.
   Она сѣла на край постели.
   -- Господи, Господи, я пропала!
   

II.

   На другой день, несмотря на угрозы Парди, Лола написала не только Риккетти, но и всѣмъ остальнымъ гостямъ, что вечеръ не состоится. Парди, желая отмстить, вызвалъ депутата на дуэль и слегка ранилъ его. Послѣ этого онъ заявилъ Лолѣ, что его честь возстановлена, и у нихъ опять могутъ возобновиться пріемы.
   -- Ты ошибаешься,-- сказала она,-- теперь я никого не хочу видѣть.
   Онъ готовъ былъ вспылить, но сдержался, увидѣвъ выраженіе ея лица -- враждебное, замкнутое.
   -- Безуміе,-- проговорилъ онъ и вышелъ.
   Лола осталась одна. Съ тоской вспоминала она дѣвичьи годы, робкое одиночество, грозу въ лѣсу. Она тогда была одна, совсѣмъ одна и дѣтски-чиста. Ее охватилъ щемящій ужасъ: -- Какъ это случилось? Какъ я могла дойти до этого? Вѣдь, я была совсѣмъ, совсѣмъ другой!-- И она вспоминала Арнольда. Если бы онъ зналъ! А, можетъ быть, придется опять встрѣтиться? Нѣтъ, нѣтъ, никогда больше не видѣть его!
   Ей нравилось ѣздить далеко за городъ въ закрытой каретѣ. Парди запретилъ ей это.
   -- Если ты сумасшедшая, то отъ этого не должны страдать мои лошади. Благоразумные люди ѣздятъ по парку. Ты же хочешь обязательно взбираться на крутыя горы: это переутомляетъ лошадей.
   Его скупость, безграничная жестокость и несдерживаемые порывы тяготили и раздражали ее. А прежде казалось шуточнымъ дѣломъ исправить это недостатки. Лола даже была счастлива при мысли, что излѣчить его отъ нихъ. Какъ-то Парди занялъ пятьдесятъ франковъ у того самаго Чекко, которому не хотѣлъ прибавить пять франковъ жалованья. Тотъ, казалось, былъ польщенъ, быстро побѣжалъ за деньгами и весело заявилъ, что обѣдъ поданъ. Лола не могла отвести глазъ отъ блюда, которое ей подалъ старый слуга. Парди оживленно болталъ съ нимъ. Затѣмъ ему вдругъ показалось, что недостаетъ нѣсколькихъ сигаръ въ ящикѣ. Чекко былъ обвиненъ въ воровствѣ и возвращенъ въ прежнее подчиненное положеніе. Во время обѣда Парди заговорилъ о старомъ Никколи и сталъ возмущаться, что тотъ разорилъ вторую жену и своимъ деспотизмомъ выгналъ изъ дому жениха дочери.
   Безсовѣстный человѣкъ! Онъ недостоинъ быть главой семьи.
   Лола упрекала себя въ томъ, что слишкомъ строго осуждаетъ Парди.-- Онъ этого, собственно, не заслуживаетъ: вѣдь до свадьбы онъ былъ такимъ же, и я это знала. Я знала, что онъ грубъ и несправедливъ. Не онъ виноватъ. Многія другія были бы вполнѣ удовлетворены на моемъ мѣстѣ: такія же безсознательныя существа, какъ и онъ. Отвѣтственность лежитъ на мнѣ: я все предвидѣла. Только чувственность могла меня такъ отуманить, но тогда я шла сознательно на свою погибель... Въ немъ говорить южная кровь. Онъ -- человѣкъ инстинкта, расы и ставитъ выше всего свое право господина. Я же не принадлежу ни къ какому народу, ни къ какой расѣ. Я всѣмъ одинаково чужда и одинаково близка. Я его понимаю, а онъ меня нѣтъ -- и это дѣлаетъ меня безправной...
   Она терпѣливо переносила его вспышки гнѣва и принимала подарки, которые онъ ей дѣлалъ.
   -- Ты приносишь мнѣ счастье,-- говорилъ онъ.-- Я замѣтилъ, что, если иду отъ тебя, всегда выигрываю.
   И требовалъ ласкъ. Онъ былъ теплѣе, сердечнѣе: его любовь иная, чѣмъ ея, уживалась съ презрѣніемъ. Онъ спалъ, а она бодрствовала и думала:
   "Чего я хочу? Вѣдь я знала, что изъ-за меня онъ не переродится, что онъ искатель приключеній, игрокъ..."
   Когда она впервые увидѣла его пьянымъ, то вдругъ вспомнила шарманщика съ горящими глазами и блѣднымъ лицомъ, который занялъ мѣсто въ ея сердцѣ послѣ учителя исторіи Дитриха. Вспомнила, какъ бросила ему всѣ свои карманныя деньги, но онъ былъ пьянъ и попалъ въ участокъ.
   Парди былъ такъ же невѣжественъ, какъ этотъ шарманщикъ, и это иногда даже трогало ее. Онъ не понималъ, почему она охладѣла къ нему, и всѣми силами старался разжечь ея страсть и упорно требовалъ сына:
   -- Гдѣ Джіованнино? Почему нѣтъ Джіованнино?
   Лола съ отвращеніемъ и ужасомъ думала объ этомъ. Ребенокъ отъ него, этого чужого человѣка?
   -- Онъ не будетъ моимъ, не будетъ меня знать, любить... Порода Парди сильнѣе скажется въ ребенкѣ. Онъ будетъ принадлежать ему. Я этого не хочу, не хочу.
   Послѣднее время она съ трудомъ переносила окружавшихъ ее чуждыхъ ей людей. Раздражали ихъ громкіе, грубые голоса, ихъ чувственность, отражавшаяся въ выпуклыхъ глазахъ. Въ этой сутолокѣ страстей и тщеславія она когда-то сама участвовала тамъ, въ Віареджіо, и, ослѣпленная любовью къ Парди, видѣла все въ иномъ свѣтѣ. Теперь завѣса спала съ глазъ, все было отвратительно, противно. Многое, прежде незамѣченное, бросалось ей въ глаза. Всѣ пожимали руку маленькому Элидрини, хотя всѣ знали, что онъ шулеръ. Но, вѣдь, его жена была дочерью префекта. Лола часто думала: "Если бы Парди не принадлежалъ къ такому аристократическому роду, то..."
   Траппола всѣмъ показывалъ новый портсигаръ, а его сестра обмахивалась вѣеромъ, сидя возлѣ барона Бергмана, которому принадлежало то и другое. Каждый въ отдѣльности былъ снисходителенъ къ остальнымъ. Ни одинъ изъ нихъ не чувствовалъ необходимости быть безупречнымъ.
   Въ этомъ кругу не прощалось только одно: быть не такимъ, какъ остальные. Не чувствовали ли они, что Лола критикуетъ ихъ? "Если бы Парди умеръ, всѣ говорили бы, что я его отравила", думала Лола.
   Въ городѣ говорили о новомъ свѣтскомъ скандалѣ. Бернабей была поймана мужемъ съ лейтенантомъ Кава. Мужчины стрѣлялись, и Кава была переведенъ въ Сицилію. Всѣ отшатнулись отъ Бернабей, несмотря на то, что прежнихъ ея одиннадцать любовниковъ всякій могъ пересчитать по пальцамъ; отвернулись отъ нея даже родители и сестра, которая отличалась отъ нея только тѣмъ, что вмѣсто одиннадцати имѣла лишь девять любовниковъ. Мужъ назначилъ ей извѣстную сумму ежемѣсячно, съ условіемъ, чтобы она жила въ деревнѣ. Лола рѣшила отправиться къ ней: такъ возмутило ее всеобщее лицемѣріе. Эта женщина была послѣдней любовницей Парди до его женитьбы; она и Лола были въ натянутыхъ отношеніяхъ; теперь Лола стыдилась этого,-- вѣдь та была побѣждена. Она не могла быть совсѣмъ дурной, если Кава, самый порядочный изъ всѣхъ, любилъ ее. Кава пришелъ прощаться. Лола прямо спросила его.
   -- Вы очень любили графиню?
   Онъ опустилъ глаза.
   -- А если бы и не любилъ,-- сказалъ онъ.-- Теперь изъ-за нея отправляюсь въ ссылку, большаго она и требовать не можетъ.
   И прибавилъ, улыбаясь и краснѣя, какъ мальчикъ:
   -- Мнѣ такъ жаль ее...
   -- Мнѣ тоже -- и я бы хотѣла ей это сказать.
   -- Боже упаси! Вы не можете теперь бывать у этой женщины!
   ...А вѣдь онъ былъ самымъ порядочнымъ изъ всѣхъ! Лола тотчасъ же рѣшила отправиться къ ней.
   На слѣдующій же день до Лолы дошли отрывки ея разговора съ Бернабей въ совершенно искаженномъ видѣ. Говорили, что она стала въ защиту всѣми осужденной.
   Въ салонѣ Вальдомини ее встрѣтили удивленными взглядами, нѣкоторые смотрѣли даже съ ужасомъ. Лолѣ это было противно, она съ тоской думала:
   "Все мнѣ здѣсь чуждо. Вездѣ, вездѣ я чувствую себя чужой.-- Ее душили слезы. Она раскрыла окно: шелъ дождь, въ лицо пахнулъ сырой, непріятный воздухъ.
   -- Я не имѣла права итти къ Бернабей. Я -- жена Парди, и онъ отвѣчаетъ за мои поступки. Я -- слабовольное, жалкое существо -- хочу исправлять міръ. Нѣтъ, мнѣ надо быть одной, одной!
   Парди не понималъ, почему она не хотѣла его видѣть.
   -- Пожалуйста, милый, оставь меня одну. Я нездорова. Видишь, какъ я подурнѣла?
   Онъ нетерпѣливо повелъ плечами:
   -- Опять капризы?
   -- Увѣряю тебя, я болѣзненно-раздражительна, нездорова.
   Онъ вдругъ мягко проговорилъ:
   -- Неужели? Скажи -- это Джіованнино?
   -- Нѣтъ, нѣтъ!-- простонала она съ ужасомъ и мольбой.
   Онъ рѣшительно заявилъ:
   -- Стыдись! Какимъ тономъ ты это сказала! Возмутительно для матери или женщины, которая должна была бы быть ею!
   Онъ протянулъ руку черезъ открытое окно и дотронулся до графской короны, украшавшей стѣну. Похлопавъ маіоликоваго ангела, который ее держалъ, Парди съ удареніемъ сказалъ:
   -- Она будетъ украшать только голову матери, иначе...
   У самой двери онъ обернулся и докончилъ:
   -- Уходи, откуда пришла..
   Она прислонилась къ окну и неподвижно смотрѣла на кроткую мадонну, воспріявшую благую вѣсть. Что-то тянуло ее къ ней.
   Она вышла изъ дому, притаилась въ воротахъ дома напротивъ. По обѣимъ сторонамъ подъѣзда стояли на колѣняхъ Дѣва Марія и ангелъ; у нея было спокойное и тихое лицо, точно она давно ждала его. Лиліи и розы распустились уже въ честь ея материнства, пестрыя птицы пѣли ей пѣсни, и маленькіе ангелочки держали корону надъ ея головой, надъ головой матери. Къ ней обращались всѣ женщины этого дома, ожидавшія ребенка. Но Лола, точно изгнанная изъ него, бродила по саду. Только когда стемнѣло, она ощупью прошла темныя залы перваго этажа и открыла дверь на узкій балконъ. Она стояла передъ мадонной и ангеломъ, надо было дотронуться до опущенныхъ вѣкъ мадонны и шепнуть ей въ маленькое ушко свое завѣтное желаніе... Тихо было вокругъ. Розы и лиліи благоухали, крылья ангела еще трепетали отъ полета.
   И вдругъ Лолѣ почудился его голосъ.
   Съ дикимъ испугомъ захлопнула она за собой дверь, прислонилась къ стѣнѣ,-- сердце громко стучало. Тамъ, въ залѣ, висѣли портреты женщинъ, которыя въ этомъ домѣ ждали ребенка. Враждебное любопытство тянуло Лолу къ нимъ. Какіе у нихъ всѣхъ спокойные, животно-спокойные глаза! Онѣ были изъ разныхъ семействъ города и все же походили другъ на друга: окруженныя родственниками, онъ рожали и воспитывали своего ребенка и отдавали замужъ въ другую семью.
   Изъ мужчинъ никто не обладалъ красотой Парди. Ихъ лица были грубѣе, но и они были рабами тѣхъ же страстей. Когда Лола смотрѣла имъ въ глаза, они загорались желаніемъ. Они всѣ требовали отъ нея ребенка, наслѣдника этого дома. Но тутъ ей бросился въ глаза одинъ: юноша, почти мальчикъ, съ мягкими, нѣжными кудрями, падавшими на открытый воротникъ. Лобъ и мягкая щека склонялись въ самую тѣнь, точно хотѣли скрыться въ ней.
   Косые лучи заходящаго солнца падали на нѣжныя черты. Лолѣ онѣ вдругъ показались знакомыми. Кого-то знакомаго и милаго напоминали онѣ... И она поняла -- юноша былъ Арнольдъ, ему она бы хотѣла дать сына.

-----

   Съ тѣхъ поръ, какъ Лола перестала показываться въ обществѣ, подруги ежедневно посѣщали ее. Но напрасно. Только однажды она приняла Клавдію.
   -- Клавдія, дѣйствительно, привязана ко мнѣ. Только ее я могу видѣть.
   Та рѣшительно вошла.
   -- Ты имѣешь что-нибудь противъ меня?
   Лола, смѣясь, отрицательно покачала головой. Клавдія бросилась ей на грудь и вся засіяла отъ радости.
   -- Какъ хорошо, что ты на меня не сердишься! Я тебя такъ люблю!
   -- А я ужасно рада, что я имѣю тебя, Клавдія. Я чувствую себя часто такой одинокой, несчастной.
   -- Вотъ видишь, а ты еще читаешь и разстраиваешь себя окончательно. Не надо читать!
   Клавдія подозрительно схватила лежавшую возлѣ нея книгу.
   -- Нѣмецкая? Ты запираешься на ключъ и читаешь по-нѣмецки? Это значитъ -- ты не хочешь имѣть ничего общаго съ нами.
   Лола притянула къ себѣ подругу.
   -- Ага! ты не хочешь, чтобы я посмотрѣла тебѣ въ глаза. Но я отлично все понимаю. Несчастье Бернабей возмутило тебя, потому что ты честная нѣмка. Ты вовсе не на ея сторонѣ, какъ она утверждаетъ: вѣдь она обманула мужа, а это очень дурно. Но мы не должны бросать камня, говоришь ты. Мы прежде сами должны быть честными, уходить отъ мужа раньше, чѣмъ возьмемъ себѣ любовника. Не такъ ли, скажи, не такъ ли?
   -- Какъ ты меня поняла, какъ смѣшно это сказала своимъ неаполитанскимъ акцентомъ!
   Грустныя мысли Лолы, въ устахъ этой хорошенькой обезьянки, не звучали такъ безнадежно -- скорѣе какъ унылая шутка!
   Личико Клавдіи приняло вдругъ печальное выраженіе.
   -- Какъ ужасна женская жизнь! Намъ грозятъ ужасы ежедневно! Слышала ли ты о чиновникѣ изъ Віа дель Миньяно, который задушилъ жену? Какъ воробья, вотъ такъ!
   Клавдія глухо застонала, вытаращила глаза, вытянула языкъ. Потомъ бросилась на стулъ и зашептала.
   -- Мой мужъ тоже способенъ на это. Онъ неврастеникъ, часто напивается... ругаетъ меня, упрекаетъ... но въ одинъ прекрасный день онъ будетъ молчать и...
   Клавдія быстро провела рукой по своей шеѣ. Затѣмъ громко заплакала. Лола испуганно опустилась передъ ней на колѣни.
   -- Клавдія! Вѣдь, у той женщины былъ любовникъ.
   Клавдія судорожно повторяла:
   -- Я такъ боюсь!
   -- Чего тебѣ бояться? Ты, вѣдь, не такая, какъ та.
   -- Такая же! У меня есть любовникъ. Не спрашивай, кто! Повѣрь, наши мужья таковы, что мы нуждаемся въ утѣшеніи.
   -- Я знаю.
   -- Какой у тебя странный видъ! О комъ ты теперь думаешь? Довѣрь мнѣ свой тайну, Лолина!
   Лола испуганно вырвалась изъ ея объятій.
   -- Ни о комъ я не думаю, увѣряю тебя. Но если бы я и не любила своего мужа, я никогда не взяла бы любовника. Я васъ не осуждаю: у васъ другія натуры.
   Клавдія потянулась всей своей изящной фигуркой.
   -- А все-таки это занимательно. Скажи, Лолина, почему бы ты не могла?.. Развѣ ты не замѣчаешь, что Вальдомини въ тебя влюбленъ? Какъ бы я хохотала, если бы Парди...
   Она приставила рожки къ своему лбу.
   -- Онъ, который столькихъ соблазнилъ! Всѣ были бы отомщены. А ты не подозрѣваешь, что онъ тебя обманываетъ?
   -- Я знала это прежде, чѣмъ вышла за него замужъ,-- Лола опустила глаза.-- Я взяла его такимъ, какъ онъ есть.
   -- Какая честность! Знаешь ли, въ концѣ концовъ это уморительно!
   Она захохотала. Потомъ съ восхищеніемъ проговорила:
   -- Правда, если бы ты кого-нибудь полюбила, ты бы разошлась съ мужемъ?
   Печально и несмѣло сказала Лола:
   -- Я бы хотѣла всегда, всегда быть одной.
   Клавдія вскочила.
   -- Неужели онъ тебѣ такъ надоѣлъ?
   Сейчасъ же ея глаза потухли, она снова приняла спокойный, кроткій видъ.
   -- Сдѣлай это, бѣдняжечка! Ты будешь счастлива!
   Лола внимательно наблюдала за ней.
   -- Тебѣ хочется этого?
   Послышались шаги Парди. Клавдія испуганно заметалась.
   -- Господи! Я должна уйти.
   -- Почему? Оставайся!
   Клавдія вздрогнула. Она прикусила губу, не поднимала глазъ и все отворачивалась отъ Парди. Лола смотрѣла то на нее, то на него. Потомъ быстро выпустила руку Клавдіи.
   -- Прощайте,-- сказала та и выбѣжала изъ комнаты.
   -- Что съ ней?-- Парди поблѣднѣлъ.
   Лола у окна тяжело дышала. Медленно повернувшись къ нему, она проговорила:
   -- Я не знаю.
   -- Ты отвѣчаешь такъ отрывисто. Скажи, я виноватъ въ твоемъ дурномъ настроеніи?
   -- Нѣтъ.
   -- Ты ни въ чемъ не можешь меня упрекнуть?
   -- Нѣтъ.
   -- Тѣмъ лучше. Я вижу, тебѣ нуженъ покой.

-----

   -- И это была подруга! Это маленькое, хитрое животное, которое во всемъ подражало мнѣ. Съ перваго же дня она знала, чего хотѣла. Мы спорили; я думала завоевать Парди, думала, что если тѣла такъ близки, какъ были наши, то и души должны быть такими же. Она поддерживала меня, лукаво, молча... И отняла его у меня!
   Лола не могла перенести того, что ей пришлось пережить. Она безцѣльно бродила по комнатамъ, забивалась въ темные углы.
   Она вдругъ бросилась къ звонку.
   -- Попросите графа сейчасъ же сюда!
   -- Графа нѣтъ дома.
   Лола увидѣла въ зеркалѣ свое перекошенное отъ злобы лицо.
   -- Погоди же! Я устрою скандалъ, о которомъ Флоренція будетъ помнить! Онъ у нея, навѣрное у нея. Накрыть ихъ, отмстить и уйти, уйти отсюда: опять быть свободной!
   Но вмѣсто того, чтобы открыть дверь, она прислонилась къ ней и замечталась.
   -- Для кого я хочу быть свободной? О комъ я опять подумала? Клавдія тоже замѣтила, что же комъ-то думаю... Я хуже ихъ обоихъ, хуже всѣхъ! Я любила Арнольда, когда вышла замужъ за Парди, уступая своей чувственности. Это правда, горькая правда!

-----

   Едва наступилъ май, какъ Лола заявила, что ѣдетъ въ Санъ-Грегоріо.
   Взглядъ Парди загорѣлся.
   -- Помнишь садъ ночью, когда мы лежали подъ деревьями, въ кустахъ? Ты хочешь опять... Я не отказываюсь, но...
   -- Ты ошибаешься. Я хочу одна туда поѣхать.
   -- Безъ меня? Что это опять за штуки?.. Ахъ, да, ты больна. Къ сожалѣнію, эта болѣзнь не отъ Джіованнино. Предположимъ, что нашего климата ты не переносишь. Но сказать правду, частенько пожалѣешь о томъ, что женился на иностранкѣ.
   Цѣлый день просидѣлъ онъ въ своемъ кабинетѣ, писалъ и телефонировалъ, а на слѣдующій день заявилъ, что она можетъ ѣхать. До Рима онъ готовъ былъ ее проводить. Она поблагодарила и отказалась.
   Цвѣлъ миндаль и персики. Розовые лепестки лежали на дорогѣ, летѣли Лолѣ вслѣдъ. Въ городкѣ всѣ лица засіяли при ея появленіи.
   Ея сердце сжалось, когда она подходила къ замку.
   Въ комнатахъ было еще темно и холодно. Лола должна была сдѣлать надъ собой усиліе, чтобы отдать приказаніе открыть окна. Ей стыдно было смотрѣть въ глаза слугамъ, которые видѣли ее тогда. Холодные старческіе глаза камердинера не отрывались отъ нея.
   Медленными шагами прошла она мимо черной Маріи съ гордымъ, равнодушнымъ лицомъ, у дверей спальни остановилась, потомъ быстро вошла. Прислонившись къ двери, она закрыла лицо руками и прошептала:-- Слишкомъ много униженій, слишкомъ много униженій, слишкомъ много!
   Ей казалось, что со всѣхъ сторонъ ее окружаютъ отвратительныя картины прошлаго. Кое-какъ добралась она въ темнотѣ до сада.
   -- Къ чему себя дольше мучить?..
   Сразу стало легче и свободнѣе дышать.
   -- Видишь, ты достаточно отомщенъ? Я пришла сюда, чтобы вполнѣ отдаться твоему презрѣнію. Оно нужно мнѣ, какъ живительный бальзамъ.
   -- Къ чему все это? Онъ не слышитъ и все забылъ.
   -- Я вся полна тѣмъ луннымъ свѣтомъ, который падалъ тогда на насъ, Арнольдъ!
   Она протянула свое лицо съ закрытыми глазами къ мягкому, синеватому свѣту луны.
   И опомнилась только въ темнотѣ.

-----

   Послѣ короткаго сна, она вышла изъ дому. Было свѣжее, ясное утро. На синемъ небѣ зубцами вырисовывались бѣлыя горы, звонили колокола. На площади устроена была арка, обвитая цвѣтами.
   Къ монастырю медленно двигалась процессія: дѣвочки въ бѣломъ, монахи, народъ. У воротъ монастырской церкви ждали монахини. Органъ игралъ.
   Все въ этомъ ясномъ, прозрачномъ воздухѣ казалось чистымъ безгрѣшнымъ! Лола прислонилась къ высокой стѣнѣ монастыря и смотрѣла на проходящихъ, не отрывая глазъ отъ темныхъ, мрачныхъ стѣнъ. Когда-то она съ ненавистью смотрѣла на нихъ, готова была ихъ разрушить, уничтожить. Хотѣла шептать тѣмъ безмолвнымъ женщинамъ такія слова, отъ которыхъ бы онѣ потеряли покой навсегда. А теперь сама готова была кончить жизнь подъ этими мрачными сводами. Забыться въ пѣніи, въ молитвѣ, не грезить, не мечтать.
   Полдень былъ жаркій. Она едва держалась на ногахъ, голова была полна жгучихъ мыслей. Вдругъ все закружилось передъ глазами. Ее охватилъ страхъ.-- Кончено, подумала она. Слабость была страшная. Лола хотѣла позвать на помощь, но не въ силахъ была издать ни одного звука. Мягкій вѣтерокъ освѣжилъ ея испуганное лицо. Тамъ, у воротъ замка, была большая каменная птица грифъ. Лола повисла на ея шеѣ, съ закрытыми глазами, слабая, безъ силъ.
   -- Значитъ здѣсь, здѣсь умереть. Почему же нѣтъ? Къ чему все это? Вокругъ только каменныя существа и небо, которому нѣтъ дѣла до меня. Довольно.
   Она какъ бы смирилась, и неожиданно силы вернулись къ ней.
   Незамѣтно очутилась она въ своей комнатѣ. Нѣсколько дней не выходила, избѣгала взглядовъ прислуги, думала въ полутьмѣ о томъ, что ее привело сюда, о своей судьбѣ.
   Ма была тамъ, дома, забыла Европу, "чужихъ" и Лолу; никогда не писала. Да и въ жизни Лолы она не оставила глубокаго слѣда. Вспоминая о ма, Лола думала сейчасъ же о какомъ-нибудь приключеніи, о лицѣ мужчины, о платьѣ. Вспоминалась вся эта лихорадочная жизнь -- жадность къ удовольствіямъ, усталость, порывы чувственности увлеченіе пѣніемъ, безумная Бранцилла... Лола усиленно гнала отъ себя эти воспоминанія. Вотъ Паоло, ея братъ -- для нея пустой звукъ, даже не образъ. Она не понимала его языка. Онъ зарабатывалъ для нея деньги, а она не умѣла даже поблагодарить его за это. Что же касается другихъ родственниковъ, то она даже именъ ихъ не знала. Можетъ быть, они иногда случайно и вспоминали ее? Правда, тутъ близко жили люди, любившіе на, а ради него и Лолу! Она вспомнила брата, отца, потомъ тѣхъ родственниковъ въ Мюнхенѣ. Ихъ образы быстро улетучились. Лола смотрѣла въ пустоту. Отъ всего пережитаго ничего не осталось.
   Но вдругъ ей вспомнилось маленькое, улыбающееся лицо Эрнесты! Это было хорошее, добродушное существо, но совсѣмъ другого склада, чѣмъ Лола. Даже теперь, когда Эрнеста умерла; Лола не могла ей простить, что развивалась подъ исключительнымъ вліяніемъ этой жалкой, обиженной души.
   -- Я была бы свободнѣе, счастливѣе, если бы Эрнеста дала мнѣ возможность стать актрисой!
   Вотъ маленькой Тини судьба улыбнулась: она теперь актриса. Маленькая Тини, которая едва не стала сестрой милосердія, играетъ гдѣ-то далеко, далеко на сценѣ.
   -- Я столько мечтала о любви! Будучи ребенкомъ, готова была умереть за ма, за Эрнесту. Мечтала о радостяхъ для всего человѣчества. Но кому я это дала почувствовать? Кому стало лучше, благодаря мнѣ? Мое чувство всегда было мимолетной игрой.
   Она встала, отдернула занавѣсы и тоскливо взглянула въ садъ.
   -- Па первый озлобилъ меня. Я ни одному человѣку больше не вѣрю съ тѣхъ поръ, какъ меня, свою маленькую дѣвочку, онъ покинулъ въ большомъ чужомъ саду. По его винѣ я не вѣрила больше любви -- ни его, ни Эрнесты.
   Она вспомнила себя въ то лѣто, проведенное въ горахъ, когда она готова была всѣхъ любить. Только отъ Эрнесты отворачивалась, упорно затыкала уши и читала.
   Теперь уже поздно. Эрнеста умерла. Па тоже умеръ прежде, чѣмъ Лола успѣла его полюбить. Безнадежно опустивъ руки, она бросилась изъ комнаты. Вѣтеръ пробѣгалъ по ея спинѣ.
   -- И его, его я тоже не успѣла полюбить! Арнольдъ! Арнольдъ!

-----

   Она часто ѣздила кататься, гнала лошадей вскачь. Надо было избавиться отъ назойливыхъ мыслей! Ничего не помогало. Гдѣ-нибудь у воротъ она вдругъ замѣчала Арнольда со шляпой въ рукахъ, какъ тогда, у калитки, при послѣдней встрѣчѣ. Она закрывала глаза. Напрасно, -- она видѣла передъ собой его горькую, робкую улыбку...
   Это было мучительно и сладко! А, вѣдь, могло быть такъ хорошо! Можно было любить другъ друга, слушать чириканье птичекъ, наслаждаться мелодіей свѣжаго, радостнаго утра.
   "Я искала родину: какъ прекрасна была бы та, которую создали бы наши души. Я выбрала то, что было красиво, и тяжело наказана за это. Если бы я могла все разъяснить тебѣ! Если бы ты зналъ, какъ я страдаю... Мое искупленіе въ томъ, что ты этого не знаешь и что я молчу...
   "Я тебѣ все скажу, чѣмъ стала и благодаря чему. Ты не услышишь, но я тебѣ это скажу. Точно я пишу все это на стѣнѣ между вашими двумя садами; а этой стѣны ты никогда не, переступишь. Точно я выкрикну мою исповѣдь морю, которое насъ раздѣляетъ. Не бойся, волны заглушатъ мои слова!"...
   Дома, вся въ слезахъ, она стала записывать свои дѣтскія воспоминанія. Послѣ этого прошедшій день показался ей пріятнымъ и содержательнымъ.
   Прошли недѣли; она не писала боіьше ни слова, а казалось, что уже изобразила ему всю свою жизнь ея темными и свѣтлыми днями. Теперь онъ зналъ ее всю.
   Съ удивленіемъ замѣтила она, что листья въ саду стали опадать. Неужели уже кончилобь лѣто? Она больше не чувствовала себя одинокой, покинутой. Онъ всегда былъ съ ней -- сначала, какъ безплотный духъ, печально стоявшій за ея плечами. потомъ, какъ другъ, дыханье котораго она часто при чтеніи ощущала на вискѣ. Она была виновата передъ нимъ, но онъ простилъ, забылъ все. Она теперь могла успокоиться. Лола стала здоровѣе, увѣреннѣе.
   -- Повидимому, я окончательно приноровилась къ здѣшнему климату!-- Парди требовалъ ея возвращенія во Флоренцію.
   -- Почему же нѣтъ? Теперь я сильна, потому что вернула себѣ того, кого люблю. Среди чужихъ я буду чувствовать его поддержку, и никто этого не замѣтитъ.

-----

   Всѣ спрашивали Лолу:
   -- Графиня, въ какомъ курортѣ вы провели лѣто? Вы такъ похорошѣли, вы опять расцвѣли.
   Она много выѣзжала. Успѣхи въ казино возобновились; мужчины настойчивѣе, чѣмъ прежде, ухаживали за ней съ увѣренностью, что одинъ изъ нихъ добьется ея расположенія. Всѣ находили, что наступила пора, когда у нея будетъ любовникъ, и Парди думалъ то же.
   Однажды она совершенно внезапно покинула шумный и веселый балъ. Сидя въ углу кареты, она улыбалась тихо и мечтательно. Парди сказалъ:
   -- Ты слишкомъ часто танцовала съ Вальдомини.
   -- Неужели? Я не обратила на это вниманія.
   -- Другіе это замѣтили... Впрочемъ, я совершенно не понимаю Вальдоыиви. Онъ такъ-усердно ухаживаетъ за тобой -- комично, въ его годы. Онъ мой другъ, и я не стану отрицать, что онъ прежде имѣлъ большой успѣхъ у женщинъ. Несмотря на это, говорятъ, Вальделли недавно прогнала его.
   -- Она очень красива,-- отвѣтила Лола, чтобы только сказать что-нибудь, хотя каждый ея отвѣтъ еще больше раздражалъ его.

-----

   Въ послѣднее время Парди даже ближе сошелся съ Вадьдомини, сопровождалъ его всюду, гдѣ тотъ могъ встрѣтить Лолу. Остальное время проводилъ съ ней. Онъ снова сталъ приносить ей цвѣты и подарки, самъ покупалъ ей ленты, перья, а книги, которыя прежде швырялъ въ уголъ, предлагалъ читать ей вслухъ. Утромъ, когда она еще одѣвалась, онъ стучалъ въ дверь и спрашивалъ, хорошо ли она спала.
   -- Увѣряю тебя, когда я стою утромъ у твоей двери, мнѣ кажется, что я едва знакомъ съ тобой.
   Лола проговорила кокетливо черезъ плечо:
   -- Такъ ведите себя подобающимъ образомъ, прошу васъ... А что это за записку вамъ только что принесли? Я чувствую ея ароматъ. Вы, вѣдь, еще не успѣли прочесть ее?
   Онъ покраснѣлъ, упрямо сломалъ печать. Лола узнала почеркъ Клавдіи. Она гордо прошла мимо него и вышла изъ комнаты. Къ ней вернулось спокойствіе, самообладаніе, она могла бороться съ противникомъ.

-----

   Однажды, въ концѣ зимы, опять ставили "Тоску". Когда дверь ложи захлопнулась, Лола почувствовала себя, какъ въ раю. Дрожа, глотала она слезы. Счастье,-- оно было въ этихъ звукахъ. Два голоса, два любящихъ голоса поднимались надъ пыткой, надъ угнетеніемъ, какъ два вооруженные ангела. Все было забыто. Лола чувствовала, сама того не сознавая, что Парди вошелъ въ ложу... Она улыбнулась, не глядя на него, но улыбка была предназначена ему. То прежнее ее не пугало больше: вѣдь, это была любовь! Заблужденія? Но развѣ эти любящіе ангелы не звали ихъ?
   Занавѣсъ опустился. Наступила тишина. Она забыла, гдѣ она, едва дышала... Возвратившись изъ театра, Лола ужаснулась.
   -- Что я сдѣлала, Господи, что я сдѣлала! Онъ понялъ меня. Одна съ нимъ въ пустомъ домѣ! Въ его власти. Онъ знаетъ, что теперь я слаба! Какъ жить дальше!
   Его мягкій голосъ ласкалъ, какъ недавно затихшая музыка.
   -- Я такъ счастливъ снова очутиться наединѣ съ тобой. Ты прекраснѣе, чѣмъ прежде; я люблю тебя больше, чѣмъ прежде. Слышала ли ты, сколько любви было въ этой музыкѣ? Это было для насъ, моя радость, для васъ! Иди сюда, ко мнѣ.
   Она вскочила, опрокинула стулъ.
   -- Оставь меня, я опять больна. Куда ты?
   Онъ вошелъ съ ней въ ея комнату.
   -- Къ чему это все? Будь откровенна! Ты любишь меня. И я тебя.
   Она вырвалась.
   -- Чего ты хочешь отъ меня? Я тебя не знаю. У насъ все кончено!
   -- Нѣтъ, далеко не кончено. Ты еще помнишь меня...
   -- У тебя есть! другія женщины, не такъ ли? Пусти меня, пожалуйста. Я хочу уйти отсюда. Это была ошибка, я могла бы тебѣ это объяснить. Я потеряла голову... Господи, я хочу уйти, уйти отсюда.
   Онъ стоялъ, опираясь на край постели, и улыбался.
   -- Я вижу, ты влюблена, ты любишь меня, я это вижу. Что за бѣда, что я люблю другихъ женщинъ? Ты простишь меня. Впрочемъ, это ложь: я люблю только тебя!
   Его глаза загорѣлись, улыбка исчезла. Онъ отодвинулся отъ кровати и бросился къ ней. Но вдругъ остановился -- Лола стояла на подоконникѣ. Послышался звонъ разбитаго стекла, Лола закричала.
   -- Не тебя я люблю! Я люблю другого -- если ты дотронешься до меня, я прыгну внизъ!
   Еще разъ тихо повторила:
   -- Я люблю другого.
   Онъ сжалъ кулаки.
   -- Неправда! Я возьму тебя!
   Лола гордо откинула голову и медленно сказала:
   -- Я не твоя плѣнница. Я могу умереть. Ему, тому, кого я люблю, я обязана своимъ спасеніемъ. Ты меня сдѣлалъ грубой и жалкой, знаешь ли ты это? Я была твоей грязной служанкой. Онъ меня спасъ и сдѣлалъ своей подругой. Знай, я чиста!
   Онъ задыхался отъ злобы.
   -- Кто онъ? Я его убью!
   -- Ты его никогда не увидишь. И я никогда не увижу.
   Онъ не спускалъ съ нея глазъ. Затѣмъ презрительно сказалъ:
   -- Ты съ ума сошла, вотъ и все. Моя обязанность снять тебя съ окна.
   Онъ сдѣлалъ шагъ къ ней. Она висѣла уже по ту сторону окна.
   -- Назадъ, или я брошусь. Въ тотъ день, когда ты дотронешься до меня, я умру!
   Онъ поднялъ плечи, показалъ пальцемъ на лобъ и тихо вышелъ.
   Дверь закрылась за нимъ. Лола сразу почувствовала, что страшно ослабѣла. Съ ужасомъ взглянула она внизъ, въ темноту. Съ закрытыми глазами спустилась она съ окна. Едва дотащилась до двери и заперла ее на ключъ. Еще хватило силы броситься на постель.
   -- Спасена, еще разъ спасена! На сколько времени? А я-то думала, что совершенно излѣчилась? Вездѣ подкарауливаетъ соблазнъ -- въ картинахъ, звукахъ. Почему я не бросилась изъ окна! Теперь я не могу больше разговаривать съ Арнольдомъ, смотрѣть ему въ глаза. Онъ знаетъ, что я лгу. Она вскочила: -- Нѣтъ! Этого не должно быть! Еще одна такая мысль и я брошусь внизъ.
   Она подбѣжала къ окну. Сейчасъ же закружилась голова.
   -- Я не могу. Я -- труслива.
   Она снова упала на постель и лежала долго, долго.
   -- Могу ли я вѣрить себѣ? Когда я настоящая -- теперь или тогда въ ложѣ? Можетъ быть, я напрасно мучу себя -- можетъ быть, чувственныя радости выше всего, и тотъ отсутствующій только напрасно мучитъ меня. Я все-таки люблю Парди. Уступить, дать себѣ волю, -- какъ легко было бы жить... Не стучитъ ли онъ?
   Она стала прислушиваться... Нѣтъ, но она этого желала. Она закрыла лицо руками и видѣла передъ собой ярко-красныя губы Парди.
   -- Прости меня, Арнольдъ. Ты видишь, какъ я жалка! Спаси меня. Приди!
   

III.

   Послѣ завтрака Лола вспомнила, что сегодня -- пріемный день у Клавдіи. Какъ только она вошла въ ея гостиную, изъ-за чайнаго столика поднялась какая-то черная фигура и направилась къ ней навстрѣчу!
   -- А! Гвидаччи! здравствуйте!
   Маленькій аббатъ остановился между Лолой и другими. Онъ радостно подпрыгивалъ, нервно поводилъ руками и, наконецъ, сказалъ:
   -- Знаете, кого я вамъ привезъ, графиня?-- И отступилъ въ сторону. Въ тотъ же моментъ чайный столикъ пошатнулся, одна изъ чашекъ упала и забрызгала платье Клавдіи, а Лола, поблѣднѣвъ, глядѣла въ лицо, тоже блѣдное и взволнованное. Она едва переводила дыханіе, сердце сильно стучало и внутри что-то повторяло: "Арнольдъ, Арнольдъ"...
   Въ одинъ короткій мигъ она почувствовала безконечное довѣріе къ своей судьбѣ и очнулась отъ своихъ мыслей, пока Клавдія вытирала облитое платье.
   Клавдія обняла Лолу.
   -- Это пріятный сюрпризъ, Лолина, -- шепнула она, слегка намекая, что понимаетъ.
   Лола вдругъ заторопилась, вынула свой платочекъ и принялась помогать вытирать платье.
   -- Онъ опрокинулъ чашку? Да, я помню, онъ всегда имѣлъ обыкновеніе это устраивать.
   Всѣ облегченно засмѣялись. Лола заговорила по-нѣмецки:
   -- Гдѣ вы жили съ тѣхъ поръ? Видѣли вы моихъ родственниковъ? Я имѣла письмо отъ Тини: она теперь -- актриса... Моя кузина хотѣла стать сестрой милосердія, а пошла въ актрисы, -- пояснила она другимъ. Затѣмъ снова по-нѣмецки:-- Какая странная судьба! Кто бы могъ предвидѣть все это?
   Клавдія удивленно замѣтила:
   -- Я не понимаю ни слова.
   -- Вы тоже, Гвидаччи! Но вы, вѣдь, прямо изъ Германіи?
   Да, Гвидаччи былъ въ Германіи. Ему нравилось пиво и, вообще, своеобразная жизнь у нѣмцевъ! Ахъ! путешествовать, тратить силу, энергію, лучше этого ничего нѣтъ!
   -- Онъ не знаетъ страха!-- воскликнула Клавдія.
   -- Чего бояться? У меня въ карманѣ всегда надежный другъ,-- и онъ ощупалъ свой револьверъ.
   -- Я знаю,-- сказала Лола,-- что вы смѣлы. Въ Прато, -- разсказывала она Арнольду, -- два года назадъ, во время выборовъ...
   -- Объ этомъ не стоитъ и разсказывать,-- прервалъ Гвидаччи.-- Каждый порядочный человѣкъ можетъ очутиться въ такомъ же положеніи. Вотъ, только вчера: я вижу на улицѣ извозчика, который гонится за ребенкомъ и бьетъ его. Я остановилъ лошадь на ходу и теперь извозчикъ будетъ наказанъ.
   -- Вы -- настоящій герой, Гвидаччи,-- воскликнула Клавдія.-- Неужели вы не сообщите объ этомъ вашемъ поступкѣ въ газеты?
   Нѣтъ, Гвидіччи давалъ только свѣдѣнія о церковныхъ дѣлахъ. Въ тотъ самый моментъ, когда онъ замѣтилъ жестокую расправу извозчика, онъ былъ занятъ осмотромъ церкви Сэръ-Лоренцо и мысленно украшалъ ея будущій фасадъ, -- планъ фасада у него дома и можно его посмотрѣть.
   -- Кстати я вамъ покажу и старинныя матеріи, очень красивыя, которыя я собралъ, -- сказалъ онъ.
   Лола выразила удивленіе его дѣятельности. Онъ подтвердилъ: да, онъ всегда чѣмъ нибудь занятъ. Вотъ и теперь: такъ много есть пріѣзжихъ друзей, которымъ надо показать Флоренцію.
   -- Впрочемъ,-- продолжалъ онъ,-- Арнольдъ, напримѣръ, знаетъ Флоренцію лучше меня. Какъ я радъ, что онъ поѣхалъ со мной въ Италію. Когда я всірѣтилъ его въ Берлинѣ, онъ былъ такой печальный и говорилъ, что никогда, ни за что не поѣдетъ сюда, не знаю, почему. Затѣмъ оказалось, что онъ, какъ и я, вашъ старый другъ, графиня... Надѣюсь, мы какъ-нибудь всѣ вмѣстѣ поѣдемъ куда-нибудь слушать музыку? Съ большимъ удовольствіемъ я предложилъ бы теаіръ, но, къ сожалѣнію. санъ не позволяетъ. Тяжелѣе всего для меня быть лишеннымъ театра.
   -- А женщинъ?-- спросила жадно Клавдія.
   Лицо аббата приняло строгое замкнутое выраженіе, и онъ убѣжденно произнесъ:
   -- Надо только твердо отречься -- и тогда все хорошо.
   Лола взглянула на него:-- Вы говорите такъ, точно это зависитъ отъ воли.
   Гвидаччи беззвучно разсмѣялся и сказалъ, что не понимаетъ, какъ это люди не умѣютъ держать себя въ уздѣ. Онъ не осуждаетъ ихъ, но они ему чужды.
   -- Тѣло -- это тиранъ; онъ не уступаетъ своихъ правъ и не идетъ ни на какія сдѣлки.-- Увѣряю вагъ, каждый мужчина хочетъ отъ васъ одного и того же.
   Лола взглянула на Арнольда, какъ бы спрашивая его, что онъ думаетъ. Онъ хотѣлъ говорить, но аббатъ продолжалъ:
   -- Вотъ потому церковь и права, что не допускаетъ развода. Пусть души разъединятся; кто помѣшаетъ имъ въ этомъ? Но тѣлу нельзя дать воли, оно должно смириться.
   Клавдія зѣвнула. Она стала извиняться:-- Знаете, такъ жарко, что совсѣмъ устаешь. Да не подкладывайте больше дровъ, Гвидаччи! Я хотѣла только немножко затопить каминъ для развлеченія гостей. Но сегодня, видимо, никого не будетъ.
   Однако, въ тотъ же моментъ послышались голоса, и вошло четверо молодыхъ людей во главѣ съ Ботта. Клавдія ожила, начала щебетать, улыбаться и дѣлать нѣжные глазки.
   -- Ципріани, когда вы начнете мой портретъ?
   -- Меркуціо, прочтите намъ свою послѣднюю новеллу! У васъ ея нѣтъ съ собой? Вотъ бѣда: у васъ никогда нѣтъ съ собой того, что надо.
   Гвидаччи заговорилъ о своемъ пріятелѣ, лейтенантѣ Кава. Бѣдняга пишетъ такія жалобныя письма изъ Сициліи.
   -- Да онъ тамъ, вѣроятно, совсѣмъ одичаетъ,-- сказалъ Ципріапи.
   Лола стала весело поддерживать эту шутку. "Они всѣ, собственно, очень славные", подумала она.-- "Не надо только брать ихъ всерьезъ". Ей было пріятно сидѣть въ этомъ легкомысленномъ кружкѣ свѣтскихъ людей. "Какъ странно,-- думалось ей,-- мы сидимъ въ шумномъ обществѣ, не смотримъ другъ на друга и все-таки кажется, что мы вмѣстѣ".
   Она быстро взглянула на Арнольда. Тотъ смущенно глядѣлъ себѣ подъ ноги; видно было, что онъ придумываетъ, какъ бы уйти. Лола испуганно отвела отъ него взглядъ.
   Гвидаччи сталъ прощаться; Арнольдъ поспѣшно присоединился къ нему. Когда онъ подошелъ къ Лолѣ, она хотѣла и не могла рѣшиться сказать, что проситъ его къ себѣ, въ домъ того, другого... И она нерѣшительно пошла съ Гвидаччи къ дверямъ.
   -- Я хочу зайти къ вамъ посмотрѣть планъ фасада и ваши старинныя матеріи, когда вамъ будетъ удобно?
   -- Во всякій часъ, графиня; днемъ и ночью. Вы, вѣдь, знаете, что я не сплю.
   -- Какъ, вы совсѣмъ не спите?-- удивилась Лола и только для того, чтобы удержать Арнольда еще немного, чтобы не отпустить его безъ слова надежды, она заставила Гвидаччи разсказать ей всѣ подробности его нервной безсонницы.
   И вдругъ, рѣшившись, сказала:-- Вотъ что я надумала. Завтра въ половинѣ пятаго я буду у васъ.
   Придя домой и оставшись одна, Лола была поражена тѣмъ, какъ сильно она любитъ. Этого она не знала. Раньше любовь ея была точно молитва къ какому-то божеству, въ существованіе котораго нетвердо вѣришь. Теперь жизненность ея чувства изумляла ее. Арнольдъ здѣсь! Ея отчаянные призывы услышаны!

-----

   У Гвидаччи Лолу встрѣтила маленькая Пьерина и сказала, что братъ долженъ сейчасъ вернуться. Но она не рѣшилась ввести Лолу въ кабинетъ.
   -- Тамъ сидитъ одинъ господинъ, -- объяснила она, наконецъ.
   -- Это ничего,-- сказала Лола.
   Войдя, она пожала руку Арнольда и они сѣли другъ противъ друга, не говоря ни слова. Лола чувствовала, по насмѣшливо-внимательному взгляду Пьерины, что та уже поняла. Она обратилась къ дѣвочкѣ, спросила объ ея новыхъ рисункахъ, но та вопросительно наклонила къ ней ухо. Наконецъ, радостно улыбнулась: рисунки? ахъ да! есть новые.-- И она пошла за ними.
   Лола и Арнольдъ сидѣли по обѣ стороны письменнаго стола, на которомъ стояло множество женскихъ карточекъ. На стѣнѣ тоже онѣ вились цѣлой гирляндой, а на самомъ верху висѣлъ портретъ улыбающагося папы. Свѣтло-зеленые длинные, листья растеній весело вытягивались и заполняли собою узкую комнату; между ними, на полу, безпорядочно валялись пустыя соломенныя бутылки?
   "Какая очаровательная комната!-- думала Лола.-- Мы сидимъ въ ней одни съ нимъ, одни. Солнце свѣтитъ намъ".
   Она не видѣла ничего: глаза ея были полны слезъ: она отошла къ окну.
   -- Отчего вы все молчите?-- спросила она, неповорачиваясь къ нему.
   -- Графиня...
   -- Оставьте этотъ глупый титулъ!
   Она взглянула на него. Онъ тоже всталъ съ мѣста, но стоялъ сгорбившись и избѣгалъ ея взгляда.
   -- Я радъ, что нахожу васъ такой счастливой и въ кругу друзей,-- выговорилъ онъ наконецъ.
   У Лолы что-то сдавило въ горлѣ. Ну, конечно, онъ еще не вѣритъ ей. Онъ еще больше полонъ сомнѣній, чѣмъ раньше. "Но теперь я должна покорить, должна убѣдить его. Это мое дѣло",-- рѣшила она.
   Пришла Пьерина со своими рисунками, затѣмъ Гвидаччи. Онъ сталъ извиняться, перечислилъ всѣ свои занятія и все время упоминалъ о какой-то австрійской баронессѣ, которая поможетъ ему, какъ слѣдуетъ, изучить Флоренцію. "Лучше, чѣмъ по книгамъ",-- прибавилъ онъ. Затѣмъ онъ вытащилъ планъ церковнаго фасада, сталъ объяснять и тутъ же выложилъ и свои старинныя матеріи. Въ то же время онъ сообщилъ, что безсонница уже прошла. Онъ принимаетъ бромъ и все обстоитъ благополучно.
   Онъ повелъ гостей въ гостиную, гдѣ Пьерина уже накрыла столъ.

-----

   Собираясь уходить, Лола подала Арнольду руку послѣднему.
   -- Какъ это случилось, что вы маѣ, старинной пріятельницѣ, до сихъ поръ не сдѣлали визита?.. Я покажу вамъ свой домъ... Мужъ будетъ очень радъ видѣть васъ. А кстати,-- который часъ? Онъ сейчасъ какъ разъ дома. Поѣдемте къ намъ!
   Они сѣли въ карету. У Лолы сильно стучало сердце -- за минуту до того она еще не знала, что отважится настолько.
   -- Что вы дѣлали съ тѣхъ поръ, какъ, мы разстались?-- спросила она, боясь молчанія, какъ только дверца кареты захлопнулась.
   Онъ проговорилъ, какъ бы съ трудомъ:
   -- Я путешествовалъ.
   И внезапно сталъ разсказывать что-то, точно раскрылъ книгу на случайной страницѣ.
   Они пріѣхали.
   -- Что, мужа нѣтъ дома? Это меня удивляетъ. За часъ до обѣда онъ всегда уже у себя.
   Лола вся покраснѣла отъ своей лжи: съ того дня, какъ между ними произошло крупное объясненіе, Парди не обѣдалъ дома.
   Арнольдъ шелъ за нею по комнатамъ съ натянутымъ видомъ чужого человѣка, и это возмущало ее: "Онъ бы долженъ былъ чувствовать, какъ мнѣ тяжело. Думаетъ ли онъ объ этомъ? Зачѣмъ онъ пріѣхалъ?" Между тѣмъ, Арнольдъ началъ говорить о чудной статуѣ передъ ихъ домомъ. Лола должна была слушать, должна была спокойно говорить объ ангелѣ и мадоннѣ, какъ будто не она еще недавно такъ горько плакала подъ угрозой той вѣсти, которую они приносили. Она рѣзко сказала:
   -- Хотите пройти туда посмотрѣть на нихъ поближе?
   Въ быстро надвигающихся сумеркахъ она пошла впереди него въ нижній залъ, отворила окно и безъ словъ остановилась передъ нимъ. Они глядѣли другъ на друга, но лица ихъ были замкнуты. "Это была ошибка,-- думала Лола:-- мы слишкомъ виноваты оба. Поздно. Такова жизнь"...
   -- Изъ портретовъ тоже есть кое-что интересное. Я велю зажечь свѣтъ.
   -- Нѣтъ, зачѣмъ? Это освѣщеніе очень хорошо. Я посмотрю еще вонъ ту голову и уйду.
   Снова, какъ въ тотъ первый вечеръ, который Лола провела въ картинномъ залѣ, падалъ на стѣну бѣловатый свѣтъ и снова печально глядѣли внизъ каріе глаза того юноши, который точно оплакивалъ себя. Она съ трудомъ перевела дыханіе и прошептала почти беззвучно.
   -- Я несчастлива. Вы были правы, когда не совѣтовали мнѣ...
   Онъ сдѣлалъ шагъ впередъ, затѣмъ остановился.
   -- Я боялся этого,-- сказалъ онъ сдавленнымъ голосомъ.
   Слезы горячо хлынули изъ глазъ Лолы. Она вся склонилась внизъ, точно сломленная.
   Арнольдъ усадилъ ее въ кресло, а самъ, опустившись на полъ, у ея колѣнъ, шепталъ мольбы о прощеніи.
   -- Я виноватъ, что мы потеряли другъ друга. Я долженъ былъ быть сильнѣе. Какъ вы страдали! Я былъ гордъ. Теперь я не знаю, не чувствую ничего, кромѣ вашихъ слезъ. Все, что я перестрадалъ, для меня уже ничто. Теперь все въ томъ,-- какъ осушить ваши слезы. Довѣряете ли вы мнѣ еще? Не презираете меня?
   -- Презирать? Васъ? Такъ вы не вѣрите моему раскаянію? Какъ мнѣ доказать вамъ его? Хотите, я буду цѣловать вамъ руки?
   Онъ вырвалъ ихъ у нея и закрылъ ими лицо. Онъ нагнулъ голову, и ихъ лбы коснулись другъ друга: оба плакали.
   -- Подумать только, что ты опять мой!-- сказала Лола, страстно обвивая его шею руками.-- Я хочу только знать, думалъ ли ты обо мнѣ. Скажи, мнѣ, что ты ни на минуту не забывалъ меня. Ты былъ со мной, правда? Я чувствовала это.
   -- Да. Я вовсе не путешествовалъ. Это была ложь. Я ненавидѣлъ весь міръ, который манилъ васъ и который вы предпочли мнѣ. Вы были моимъ послѣднимъ и самымъ глубокимъ разочарованіемъ. Единственное существо, понимавшее мой языкъ, отказалось отвѣчать мнѣ на немъ! Я былъ одинокъ, какъ никогда раньше. Но я не хотѣлъ отвлечься, не хотѣлъ уѣзжать. Я жадно пилъ восторги одинокаго страданія. Вы видите, я былъ гордъ имъ. Мнѣ хотѣлось отмстить вамъ. И мои художественныя работы съ тѣхъ поръ были чаще всего местью... Но я не могъ мстить, потому что любилъ васъ. Потому что люблю тебя.
   Она больше угадала, чѣмъ услышала эти слова: голосъ его прерывался.
   -- Съ вами я не могъ совладать первый разъ въ жизни. Вы слишкомъ наполняли меня всего. Взглядъ мой затемняла ваша тѣнь. Вы были во мнѣ, дотрагивались до моего сердца, и рука, которая должна была работать надъ созданіемъ искусства, падала. Я могъ только бороться съ вами, просить о пощадѣ, и побѣжденный, сломленный, подчиниться и любить васъ. Только любить!
   -- А я! Точно такъ же, совсѣмъ такъ же я нашла тебя и говорила съ тобой. Я раньше боялась тебя, когда-то даже ненавидѣла. И все-таки, еслибъ не ты, не твое дыханіе, вѣяніе котораго окружало меня, я бы погибла. Милый! знаешь ли ты, что я много мѣсяцевъ подрядъ жила съ тобою вдвоемъ? Ты долженъ это знать.
   -- Можетъ быть, это было то время, когда я тебѣ такъ много писалъ. Писалъ ли я или только грезилъ?
   -- И со мной было то же! Значитъ, ты никогда не покидалъ меня! Что бы со мной было теперь безъ тебя? Я не стою тебя.
   И она склонилась лицомъ внизъ. Онъ быстро приподнялъ ея голову.
   Подъ его дрожащій шопотъ Лола зарылась глубже въ кресло и закрыла глаза. Голова Арнольда опустилась на ея колѣни. Такъ прошло нѣсколько секундъ. Вдругъ они вздрогнули и отшатнулись другъ отъ друга.
   -- Какъ странно!-- сказалъ онъ.
   -- Развѣ то, что было тогда, не болѣе странно?-- спросила Лола.-- Какъ странно все, что было! Подумайте только! всѣ эти старыя картины -- это были люди, жили и не имѣли о. насъ никакого понятія. А какъ мало мы, т.-е. тѣ, которые тогда. были мы, знали о себѣ, о томъ, чѣмъ мы будемъ потомъ. Не вѣрится даже, какъ слѣпы, какъ чужды самимъ себѣ мы были? О, это не знающее, страшное, наивное прошлое!.. Окажите мнѣ еще разъ, что я никогда больше не потеряю васъ.
   Онъ подошелъ и взялъ ея руку. Долго стояли они молча.
   -- Теперь вы должны итти,-- сказала Лола.
   Когда онъ ушелъ, она закрыла глаза. Рука ея все еще чувствовала прикосновеніе его руки; она улыбнулась и подумала, что хорошо бы никогда не размыкать глазъ.

-----

   -- Догадывались ли вы, что происходитъ у меня въ душѣ,-- спросила Лола на другой день.-- Зналк вы, что я васъ жду? О, я не смѣла надѣяться и все-таки ждала.
   -- Нѣтъ, -- отвѣтилъ Арнольдъ.-- Я не думалъ, что имѣю какую-либо власть надъ вами и покорился этому сознанію. Я вообще не вѣрю, чтобы меня можно было долго выносить! Я самъ уже давно выношу себя только потому, что иначе нельзя. И я съ трудомъ понимаю, какъ это другимъ не надоѣдаетъ показывать себя людямъ все въ томъ же видѣ, снова повторять тѣ же душевные жесты, которые всѣмъ извѣстны напередъ. Чти вы могли открыть во мнѣ еще новаго?
   -- Что вы принадлежите мнѣ,-- сказала Лола.
   Онъ ожилъ.
   -- Да. Теперь я не принадлежу уже себѣ, я освободился отъ этого неизмѣннаго тиранна, котораго ненавидѣлъ. А теперь какое освобожденіе: я сталъ господиномъ своего владыки. Свободно я избралъ себѣ другого: я люблю.
   Лола смущенно глядѣла внизъ.
   -- Я не заслуживаю этого,-- сказала она.
   Онъ изумленно улыбнулся:-- Но вы видѣли меня такимъ слабымъ? А другихъ -- настолько сильнѣе?
   Быстро взглянувъ на него, Лола замѣтила, что онъ покраснѣлъ
   -- Я думалъ, что вы нашли у другихъ ту родину, которую вы такъ искали. Еслибъ не настойчивость Гвидаччи, я бы врядъ ли увидѣлся съ вами снова.
   Она испугалась:-- Вы могли думать, что я здѣсь чувствую себя, какъ на родинѣ? Вы, вѣдь, знали, что...
   Имени мужа она тоже не могла произнести.
   -- ...что эти другіе внутренно ничего не могли дать мнѣ.
   И прибавила, опустивъ голову:
   -- Ничего, кромѣ позора. Эти люди знаютъ только тѣло, только осязаемое; они дѣлаютъ изъ женщины рабыню, вещь!.. И къ тому же еще право, какъ будто, на ихъ сторонѣ, -- продолжала Лола съ горечью.-- Мой мужъ обманываеть меня, но развѣ я могу отвѣчать ему тѣмъ же? То, что не связываетъ его, связываетъ меня. Чувственности я отдала дань разъ навсегда, теперь я презираю ее. Мнѣ иногда кажется даже, что я презираю самое счастье, что и отъ васъ а желаю одного только страданія.
   Арнольдъ сказалъ:
   -- Вы больны, еслибъ я могъ излѣчить васъ!
   Они замолчали. Вдругъ въ воздухѣ весело зазвенѣлъ колокольчикъ, тотчасъ къ нему присоединился другой и съ пѣвучимъ задоромъ они запѣли въ перемежку. Лола произнесла тихо и внятно:
   -- Вѣдь, мы оба знаемъ -- неправда ли?-- что никогда не будемъ принадлежать другъ другу.
   Лола вздрогнула. Въ дверяхъ стоялъ Парди и смотрѣлъ на нихъ. Онъ улыбался, но взглядъ его былъ тяжелъ и мраченъ, и онъ сказалъ притворно-легко и вмѣстѣ насмѣшливо:
   -- А, старый знакомый! Вы нашли дорогу къ намъ? Скажите, а какъ поживаетъ мой другъ Гугигль? Я все еще жалѣю, что наша дуэль не состоялась тогда.
   Онъ засмѣялся.
   -- Кромѣ него я чаще всего вспоминаю еще одну красивую дѣвушку, тамъ, въ селѣ. Какъ легко онѣ даются, эти нѣмецкія женщины! Поразительно!
   Онъ похлопалъ Арнольда по колѣну.
   -- Знаете ли, мой милый, если вы съ которой-нибудь изъ нихъ понапрасну потратили время, то это не рекомендуетъ вашу ловкость.
   Арнольдъ поднялся и сталъ прощаться съ. Лолой -- она сидѣла, какъ застывшая.

-----

   При слѣдующемъ посѣщеніи Арнольда Парди появился сразу и тотчасъ вступилъ въ разговоръ.
   -- Вы говорили здѣсь о Наполеонѣ! Ахъ, Наполеонъ! Какой гигантъ!.. И какіе теперь пошли мелкіе людишки!
   Арнольдъ отвѣтилъ:
   -- Я не преклоняюсь передъ императоромъ. Мнѣ больше нравится Бонапартъ, когда онъ совершалъ свое освободительное шествіе по пробуждавшимся навстрѣчу ему странамъ. Тогда вѣнцомъ его былъ идеалъ. Позже онъ сталъ разжирѣвшимъ актеромъ своего собственнаго величія, и у него не осталось ничего, кромѣ своего собственнаго я. Этого мало, хотя бы это я и было очень велико. Надо стать выше героя и понять, что значителенъ онъ можетъ быть только благодаря любви.
   Парди окинулъ Арнольда недовѣрчивымъ взглядомъ, затѣмъ развалился въ креслѣ, заложивъ руки въ карманы и сталъ насвистывать. Лола чувствовала оскорбительное для Арнольда въ его манерахъ и тонѣ; ее мучилъ стыдъ, потому что оба они были при ней вмѣстѣ. Она боялась взглянуть на Арнольда, но ей было ясно, что все, что онъ говорилъ, дышало любовью къ ней. Въ своихъ словахъ онъ не подразумѣвалъ ни ее, ни себя, но каждое слово было окрашено его чувствомъ. Парди ощущалъ это; онъ чуялъ какую-то опасность, не находилъ ничего реальнаго, на что онъ могъ бы обрушиться, и потому мстилъ мальчишеской невѣжливостью, и когда Арнольдъ уходилъ, онъ сдѣлалъ удивленное лицо, точно считалъ его давно ушедшимъ.
   Лола предполагала, что онъ имѣетъ въ домѣ шпіоновъ -- иначе онъ не могъ бы такъ аккуратно являться къ самому моменту прихода Арнольда и разстраивать ихъ свиданіе. Въ своей фальшивой роли Парди сталъ такимъ пошлымъ, такимъ непохожимъ на того прежняго, блестящаго Парди, и она жалѣла его, какъ жалѣютъ безпомощное животное. Но помочь ему она не могла ничѣмъ, не могла объяснить ему, что за ея тѣло ему нечего бояться. Она не давала ему ничего, кромѣ холоднаго взгляда; онъ долженъ былъ терпѣть это, потому что она была ему вѣрна. И она спокойно выносила вмѣшательство Парди въ ихъ разговоры.
   Однажды Парди явился домой до прихода Арнольда и велѣлъ Лолѣ одѣваться, чтобы итти съ нимъ въ концертъ.
   -- Я не пойду, я жду Арнольда,-- отвѣтила она.
   -- Хорошая причина! Его посѣщенія, знаешь ли, становятся подозрительными. А ты дѣлаешь такой видъ, точно это тебѣ и въ голову не приходитъ.
   Лола вспылила.
   -- Не пачкай своими скверными мыслями наши отношенія! Онъ слишкомъ хорошъ для того, чтобы я его...
   Ей хотѣлось сказать: "сдѣлала твоимъ замѣстителемъ", но она только холодно прибавила:-- Этого ты понять не можешь. Но будь спокоенъ -- тебѣ не отъ чего терять спокойствія.
   -- Я покажу вамъ, какъ я спокоенъ!
   Онъ тяжело переводилъ духъ, и сжавшійся кулакъ его дрожалъ. Ротъ вдругъ искривился, глаза приняли безумное выраженіе; все, долго сдерживаемое, неожиданно прорвалось наружу.
   Онъ вышелъ. Лола была блѣдна и вся дрожала. Лицо Парди было ужасно. Какъ уйти отъ него? Что можетъ успокоить его? Что дѣлать? Умереть? Теперь, когда есть Арнольдъ, умереть? Такъ долго искать его, найти наконецъ и тотчасъ снова потерять? "Нѣтъ, нѣтъ! я не могу. Бѣжать къ нему, бѣжать!"
   "Но я забываю, я связана, я не имѣю на это права. Онъ, который хочетъ насъ убить, онъ имѣетъ право; я -- нѣтъ. Я должна жить такъ, какъ требуетъ вся эта нечистая узкая жизнь кругомъ".
   Она невыразимо страдала, но все повторяла непреклонно:
   -- Я не должна больше видѣть его.

-----

   Въ тотъ же день Лола написала объ этомъ Арнольду и цѣлый день проплакала, лежа въ своей полутемной комнатѣ.
   -- И я считала счастіемъ тотъ моментъ, когда онъ появился! О, еслибъ онъ не приходилъ! Я бы опускалась все ниже и ниже, забылась бы и не страдала, какъ теперь!
   Вошла Клавдія. Она оглянулась на двери и, наконецъ, тихо и значительно проговорила:-- У меня есть письмо.
   Лола поднялась на постели.
   -- Ты шутишь? Не надо!
   -- Лолина! Милочка! посмотри-ка!
   И она протянула письмо. Лола схватила его; читая, она стиснула зубы, чтобы они не стучали,-- ее била дрожь.
   Онъ вѣрилъ ей! Онъ понималъ, что она можетъ подчиняться тому, нелюбимому и все-таки любить его, Арнольда! И. онъ былъ готовъ любить ее издалека, безъ надежды на взглядъ, на пожатіе руки. съ одной мыслью о ней! Какое счастье...
   Лола стала ходить къ Клавдіи, брать его письма.
   -- Онъ все пишетъ и пишетъ,-- говорила Клавдія.-- Что вамъ остается еще писать, разъ вы видитесь?
   -- Я, вѣдь, говорила тебѣ, что мы не видимся.
   -- Но на его письмахъ городской штемпель.
   -- И все-таки мы не видимся никогда, никогда. Если бы ты понимала его языкъ, то прочла бы сама въ письмахъ.
   Клавдія имѣла видъ растеряннаго ребенка, даже губы надула. Вдругъ она обняла Лолу -- Теперь я вѣрю, Лола!
   Она считала, что подруга скрытничаетъ съ ней; все равно -- она примиряется съ этимъ и все-таки помогаетъ ей! Правда, вѣдь, она не заслуживаетъ довѣрія, она, отнявшая у подруги мужа! Лола поняла мысли Клавдіи: она молча обняла ее, какъ невиннаго звѣрька, который любитъ тебя, но которому нельзя открыться.
   -- Это хорошо, -- сказала Клавдія,-- что ты не держишь письма у себя дома.
   -- Я не могу! мой письменный столъ каждый дёнь перерытъ весь. Парди на почтѣ справляется о письмахъ, которыя лежатъ для меня "до востребованія". Я замѣтила даже однажды, что горничная подпорола подкладку моего платья и искала тамъ...
   -- Такіе они всѣ,-- подтвердила Клавдія, -- таковъ и мой. И оттого, Лола, твои письма и у меня не въ полной безопасности. Лолина, ты должна сжечь свои письма.
   Лола печально опустила голову; но когда она принесла и эту жертву, то ей стало радостно, несмотря на всю остроту страданія. Послѣдняя осязаемая, видимая чужимъ связь была порвана. Этимъ ежедневно сжигаемымъ листкомъ бумаги, котораго касалась его рука, она ежедневно праздновала побѣду надъ плотью. То, что оставалось, была -- тайна. Снова вставалъ вередъ нею беззвучный міръ призраковъ и заслонялъ собою все видимое. Въ свѣтѣ все шло такъ же. На прогулкѣ по парку Лола проѣзжала, облокотясь на серебристыя подушки коляски, глядя прямо впередъ безучастнымъ страдающимъ взглядомъ. Ея взоръ никогда не скользилъ по перстрой толпѣ пѣшеходовъ. Она знала, что единственнаго, кого она хотѣла видѣть, нѣтъ среди нихъ. Она представляла его себѣ одиноко живущимъ въ запущенномъ домикѣ подъ старыми деревьями, тамъ, за рѣкой; ей казалось, что живетъ онъ въ такомъ мірѣ, куда нѣтъ пути, и куда она никогда не проникнетъ, и она видѣла его на порогѣ, подъ тѣнью старыхъ деревьевъ; онъ сидѣлъ, низко опустивъ голову, и косые лучи солнца освѣщали его...
   Вдругъ музыка пробудила Лолу отъ ея грезъ. Всѣ экипажи останавливались на круглой площадкѣ. Къ ней подошли знакомые молодые люди.
   -- Графиня, васъ нигдѣ не видно. Что это, опять нервы? Странно, что вы не переносите нашего климата.
   Раньше, когда всѣ думали, что Лола неравнодушна къ Вальдомини, они щадили Парди. Теперь же, когда каждый надѣялся на успѣхъ, они старались дать ей понять, что скоро любовникъ будетъ необходимъ хотя бы изъ-за счетовъ портнихи и цвѣточницы. Ей разсказали, что замокъ Санъ-Грегоріо, когда она прошлымъ лѣтомъ жила въ немъ, уже не принадлежалъ Парди: онъ нанялъ его для нея. Лола не могла не повѣрить этому, когда припомнила, всѣ тѣ приготовленія, которыя онъ предпринялъ тогда къ переѣзду.
   Какъ ни везло Парди въ игрѣ, у него никогда ничего не было: все забирала Саррида -- танцовщица изъ "Альгамбры".
   Съ высоты своего безтѣлеснаго и безнадежнаго страданія Лола жалѣла его; она входила въ переговоры съ кредиторами, платила изъ своихъ денегъ болѣе настойчивымъ изъ нихъ и старалась разобраться въ хаосѣ счетовъ и записокъ на письменномъ столѣ мужа.
   Какъ-то разъ братъ Паоло прислалъ ей денегъ; она вошла въ кабинетъ Парди, сняла кучку бумагъ со стола и подложила подъ нее нѣсколько кредитокъ: онъ подумаетъ, что забылъ эти деньги здѣсь,-- но вотъ въ руки ей попало письмо, написанное почеркомъ, который она сразу узнала, хотя видѣла его всего 3--4 раза въ жизни -- почеркомъ ма. Въ концѣ письма былъ поставленъ адресъ одного отеля въ Генуѣ. Лола съ отъѣзда ма въ Америку не получала отъ нея ни строчки; что же она могла писать Парди? На четвертой страницѣ ей бросилось въ глаза выраженіе благодарности за испытанное счастье. Какое счастье? Потомъ упоминалось имя Лолы. "Будь добръ съ нею, тогда я не буду раскаиваться въ томъ, что сдѣлала для тебя".
   -- Она съ нимъ на ты?
   Лола перевернула страницу; письмо начиналось: "Мой возлюбленный!"
   Сердце Лолы замерло. Она испугалась самой себя, испугалась той, которая мысленно произнесла эти два слова. Она бросила письмо и сказала громко:
   -- Онъ былъ ея любовникомъ.
   Она упала на стулъ и заткнула себѣ уши:-- Я не хочу вѣрить этому! Это неправда.
   -- Она продала меня,-- думала Лола, въ отчаяніи ломая руки:-- Хуже того: она отдала меня въ придачу въ томъ торгѣ, при которомъ она получила его. Онъ хотѣлъ насъ обѣихъ! Я знала это и была такъ слѣпа. Теперь я вижу! Она такъ хотѣла, чтобы я догадалась! Она такъ уговаривала меня передъ свадьбой. Она хотѣла, чтобы я оставила его ей: ея любовника... И я могла оставить его: одно только слово съ ея стороны, и всего этого ужаса не было бы, всего, что я перестрадала. Былобы возможно счастье!"
   Она закрыла лицо руками и зарыдала отъ обиды и бѣшенства. Затѣмъ порывисто вскочила:-- "Нѣтъ, дальше не могу такъ! Слишкомъ долго я покорялась. И я наконецъ хочу быть счастливой, несмотря ни на что. Меня ждетъ Арнольдъ, котораго я люблю. Я знаю дорогу къ нему, знаю его сердце и свое, а все, что стояло между нами, разрушено. Я снова принадлежу самой себѣ и Арнольду. Я хочу къ нему!".
   

IV.

   Путь былъ далекій. Лола не узнавала улицъ, Спрашивала дорогу у прохожихъ и прислушивалась къ собственному голосу, казавшемуся ей чужимъ. "Я, навѣрное, больна!-- думала она, -- я знаю. Но что же изъ этого? Дальше, впередъ!"
   Но вотъ, надъ стѣной, старыя деревья раскрыли свой шатеръ: его деревья. Ворота, открытыя настежь. будто ждали ее. Арнольдъ сидѣлъ у дверей своего низенькаго дома, задумавшись. Значитъ, это все существуетъ не только въ ея грезахъ? Солнце таяло за листвой кипарисовъ. Вотъ уже гравій заскрипѣлъ подъ ея нетерпѣливыми шагами. Арнольдъ поднялъ голову, шевельнулъ рукой, какъ бы отгоняя видѣніе, итакъ и застылъ. Лола упала къ его ногамъ.
   -- Все кончено. Мы свободны, -- шептала она, задыхаясь,-- я -- твоя. Обними меня крѣпко, спроси меня обо всемъ. Ты долженъ все знать. Вѣдь одну только родную душу надо имѣть на свѣтѣ. А я всегда была одинока. Нѣтъ человѣка, у сердца котораго я была бы пригрѣта. Только ты! Ты одинъ!
   -- Моя Лола! моя маленькая Лола!
   -- Говори мнѣ это! Говори еще! Я такъ долго не знала ласки. Отъ этого я погибаю... Но ты, вѣдь, ничего не знаешь: здѣсь такъ тихо, а тамъ все пошло прахомъ... Ты долженъ спасти меня.
   -- Моя бѣдная Лола, ты въ лихорадкѣ!
   -- Дай мнѣ руки, положи свою голову сюда, ко мнѣ на плечо. Успокойся, послушай, что я скажу тебѣ. Я такъ люблю тебя, что хотѣлъ бы умереть вмѣсти съ тобой, вотъ сейчасъ. Намъ нечего ждать, и часто я думаю, что смерть была бы лучшей участью для насъ.
   -- Умереть?.. Да, можетъ быть, это то, чего я хотѣла. Я не знала... Но раньше дай мнѣ твои губы!
   Но тотчасъ она вырвалась изъ его рукъ:
   -- Нѣтъ! не это. Я не могу.
   -- Но если ты меня любишь? Я не знаю, какъ это случилось, -- но развѣ ты меня недостаточно для этого любишь?
   -- Не будь грустнымъ! Клянусь, что...
   -- Значитъ, ты меня не такъ любишь. Я зналъ.
   Они стояли далеко другъ отъ друга. Лола провела рукой по глазамъ: "Что это? почему я не могу! Отчего я почти раскаиваюсь въ томъ, что люблю его? Чего же я ждала отъ него? Долженъ ли онъ былъ истребить враговъ и вырвать меня отсюда? Дѣйствовать героемъ? Но это, вѣдь, ребячество. Герой -- это тотъ, другой, я знаю тотъ героизмъ. У этого же человѣка натура слишкомъ тонкая, слишкомъ сложная для того, чтобы ему вступать въ поединокъ съ жизнью. Отдохнуть у него. Только отдохнуть. Не оглядываться назадъ, не думать"...
   -- Можешь ты меня любить такъ? Безъ того, другого?
   И она склонилась къ нему, не разжимая рукъ.
   -- И все-таки я буду принадлежать тебѣ одному. Мы будемъ видѣться, обѣщаю тебѣ. Но то, другое,-- видишь ли, мы этого не можемъ! Подумай самъ и ты увидишь, что мы на это неспособны. Лгать и обманывать? Нѣтъ! лучше страдать... Въ сущности, что случилось? Парди и моя мать -- такіе же, какъ всѣ. И тутъ я одна виновата и должна нести свою вину. Зачѣмъ я потеряла самое себя?.. Видишь, теперь ты опускаешь голову и соглашаешься. Ты -- мое утѣшеніе. Я забуду все свое несчастье, пока буду съ тобой. Обѣщаешь мнѣ, что ты удовлетворишься этимъ?
   Онъ поднесъ ея руку къ своимъ губамъ. Они долго стояли молча. Лола нѣсколько разъ спрашивала какъ будто въ полуснѣ:
   -- Ты будешь всегда любить меня?
   И онъ подносилъ ея руку къ своимъ губамъ.
   Потомъ, очнувшись отъ грезъ, она сказала со вздохомъ:
   -- Да, это прекрасно. Но...
   И добавила упавшимъ голосомъ, на днѣ котораго звучала легкая насмѣшка:
   --...но мы никогда не будемъ принадлежать другъ другу.
   

V.

   Рано утромъ Клавдія явилась къ Лолѣ. Она говорила, что погода чудная, что ей хотѣлось принести подругѣ фіалокъ, но -- видно было, что она чѣмъ-то взволнована. Наконецъ, она призналась. Проходя, она видѣла, что дверь въ комнату Парди открыта, и всѣ ящики стола вытянуты, какъ послѣ отъѣзда. Лола была удивлена.
   -- Можетъ быть, онъ въ самомъ дѣлѣ уѣхалъ?-- спросила Клавдія съ жалобно-молящимъ взглядомъ.
   -- Мы въ очень скверныхъ отношеніяхъ, и оттого, вѣроятно, онъ мнѣ ничего не сказалъ. Развѣ ты не должна знать больше моего, Клавдія?
   Клавдія покраснѣла. Конечно, она спросила у лакея. Но онъ ничего не могъ объяснить,-- впрочемъ, нѣтъ...
   Губы Клавдіи судорожно искривились.
   -- Ну что жъ? я скажу... Онъ уѣхалъ -- и я это знала!-- онъ уѣхалъ съ Сарридой.
   "Какое счастье!" подумала Лола.
   -- О чемъ ты думаешь?-- спросила Клавдія.
   -- О томъ, что мы можемъ сегодня поѣхать въ Монте-Турно: ты, Арнольдъ и я. Такъ какъ ты уже выбралась изъ дому, то поговори, пожалуйста, объ этомъ съ Гвидаччи.
   Днемъ они встрѣтились у трамвая, который шелъ въ Прато. Маленькій аббатъ ликовалъ: хорошую погоду онъ считалъ своимъ личнымъ успѣхомъ. Всѣ были веселы и смѣялись наперерывъ, сами не зная чему: тому ли, что была весна, что женщины были украшены свѣтлыми вуалями и цвѣтами, тому ли, что они неслись такъ быстро по широкимъ, залитымъ солнцемъ полямъ.
   Пріѣхали въ Прато. Хорошо было вдыхать горный воздухъ, подыматься на холмы, обвитые виноградомъ, возлѣ которыхъ лѣпились свѣтлые домики, упиваться ароматомъ молодой зелени...
   Гвидаччи повелъ ихъ вокругъ деревни, черезъ старый запущенный церковный садъ въ ризницу церкви. Высокій сгорбленный старикъ встрѣтилъ ихъ.
   -- О, еслибъ я могла исповѣдаться этому старому священнику,-- сказала Клавдія.
   -- Откройся мнѣ,-- сказала Лола.
   Клавдія подняла на нее свои большіе глаза.
   -- Передъ тобой я бы хотѣла упасть на колѣни, Лолина, -- заговорила она тихо и страстно.-- Какъ! я отняла у тебя мужа, а ты смотришь на меня, слышишь мой голосъ и не пытаешься задушить меня? Я не понимаю тебя, но буду тебѣ предана, какъ собака.
   -- Ты ничего не отняла у меня, Клавдія. Онъ не давалъ мнѣ счастья: онъ втопталъ меня въ грязь. Меня унижаетъ сознаніе, что когда-то я любила его, измѣняющаго мнѣ со всѣми!
   -- Унижаетъ!.. Грязь!.. Знаешь ли, я по уличной грязи, между колесами экипажей, ползла бы за нимъ. Онъ долженъ вернуться ко мнѣ отъ Сарриды. Я бы пошла для него на всякій позоръ и умерла бы для него.
   Она встряхнула головой такъ сильно, что высоко взлетѣло на ея шляпѣ страусовое перо. Но тотчасъ же она громко засмѣялась навстрѣчу Гвидаччи, схватила Пьерину за руку и быстро побѣжала внизъ съ холма. Арнольдъ и Лола остались вдвоемъ и медленно пошли вслѣдъ за всѣми.
   -- Что съ вами?-- спросилъ онъ.-- Вы какъ будто испуганы.
   -- Вы не слышали, что она сказала?.. Оставимъ это. Это ея судьба. У насъ же сложилось такъ, что мы идемъ рядомъ по этой чудной лѣсной дорогѣ и принадлежимъ другъ другу. Возьми мою руку!.. Тутъ, за воротами есть садъ; когда я проѣзжала мимо него, я всегда думала о тебѣ.
   -- Я во многихъ случаяхъ думалъ о тебѣ; я до сихъ поръ не вѣрю, что вижу тебя, Лолу!-- Я люблю тебя такъ сильно, что отказался отъ тебя навсегда. У меня больше не будетъ момента слабости.
   -- То была моя вина. Я вчера прибѣжала къ тебѣ, потому что хотѣла мстить. То, что я узнала, было для меня только предлогомъ вырваться. Но предлогъ былъ неудаченъ, и месть плоха. Она ниже нашего достоинства.
   Они остановились и глядѣли внизъ, въ долину.
   -- Я думаю,-- сказалъ медленно Арнольдъ,-- что твоя мать очень страдала.
   Лола съ счастливой улыбкой взглянула на него.
   -- О, ты, значитъ, сильно любишь меня, если такъ говоришь!
   -- Теперь, когда я вспоминаю ее, она кажется мнѣ жалкимъ невѣдающимъ существомъ, безпомощной птичкой, попавшей въ сѣти.
   -- Да. Развѣ не трогательно, что она покорилась только тогда, когда нашла необходимымъ выдать меня замужъ. Онъ иначе не взялъ бы меня: онъ хотѣлъ насъ обѣихъ... То, что я считала предательствомъ, было съ ея стороны жертвой! Какъ много ея словъ вспоминается мнѣ теперь! Мнѣ хотѣлось бы просить у ма прощенія за мою холодность! Я должна стать лучше.
   Арнольдъ повторилъ:
   -- Мы должны стать лучше.
   Они услышали, что другіе возвращаются, и вошли вмѣстѣ съ ними въ домъ. Маленькая пустая комнатка, гдѣ они сѣли за накрытый столъ, казалась Лолѣ самой уютной, какую она только видѣла. Она всѣхъ слушала съ восхищеніемъ: Клавдію, Гвидаччи, Пьерину. Ея счастье какъ будто дѣлало всѣхъ веселѣе, ея радость сверкала во всѣхъ глазахъ. Она иногда поддразнивала Арнольда, но въ каждомъ словѣ звучало ликованіе и восторгъ. Гвидаччи посадилъ рядомъ съ ней Арнольда, а когда они пошли пѣшкомъ къ экипажу, Клавдія оставила ихъ вдвоемъ.
   -- Какъ я люблю тебя!-- сказала Лола.-- Я вспоминаю прошлый ужасъ одиночества, смотрю оттуда на насъ обоихъ и изумляюсь.
   На слѣдующее утро Лола получила черезъ посредство Клавдіи письмо отъ него. Онъ писалъ: "Вчера я еще долго не ложился и бродилъ по саду. Когда я тебя не вижу, мнѣ тяжело падаютъ на душу тѣ минуты, которыя мы пропустили мимо -- разсѣянныя, незамѣтныя. Нельзя терять ничего изъ своего счастья! Жизнь невѣрна. Она проходитъ. Любить тебя всегда, всегда!.."
   Лола имѣла многое сказать ему. Ола написала:-- "Со вчерашняго дня меня мучитъ потребность проявить то желаніе добра, къ которому я пришла. Мнѣ хочется обнять всѣхъ, кто былъ жертвой моей холодности. Но я не знаю пути къ нимъ; я стыжусь навязываться имъ, обязывать ихъ къ благодарности. Что мнѣ дѣлать? Свою любовь ко всѣмъ я должна сосредоточить на тебѣ одномъ. Любить тебя! Но ты не можешь отвѣчать мнѣ тѣмъ же. У тебя есть кого любить кромѣ меня: столько созданныхъ тобою твореній, въ которыя ты вкладываешь часть своей души! Я ревную тебя къ нимъ".
   Арнольдъ отвѣтилъ: -- "Ты ошибаешься: я писалъ только, чтобы чувствовать, что живу. Но теперь развѣ я не живу, благодаря тебѣ? Я писалъ, чтобы стать великимъ, но развѣ не ты наполняешь меня могуществомъ? Всѣ мои образы затихли и склонились передъ тобой!.."
   Получивъ это письмо, Лола въ первый разъ послѣ двухлѣтняго промежутка, открыла рояль, достала своя старыя ноты и стала пѣть. Такъ ли увѣренно звучалъ голосъ? Остался ли весь его прежній блескъ? Лола слышала только одно, что въ ея голосѣ звучитъ что-то новое, что должно понравиться Арнольду.
   Она поспѣшила къ нему. Его не было дома. Но она все-таки вошла, сѣла въ его кресло, взяла книгу, открыла ее на той страницѣ, которая была заложена имъ, и стала читать. Затѣмъ она сѣла къ піанино и запѣла. Откуда-то взялась въ ней сила. Эти звуки уносили ее куда-то далеко. Когда она очнулась, она была въ объятіяхъ Арнольда.
   -- Какъ ты очутился здѣсь?.. У меня кружится голова... Но что это? ты плакалъ?
   -- Ты никогда не пѣла такъ. Ты стала большой артисткой, Лола!
   -- Нѣтъ. Но я люблю тебя!
   -- Я зналъ, что ты придешь. Какъ давно мы не видались!
   -- Безконечно давно. Постой: только одинъ день.
   -- Но теперь мы опять вмѣстѣ, солнце свѣтитъ, и мы можемъ итти, куда хотимъ!
   Они выѣхали, каждый порознь, за городъ, потомъ встрѣтились и пошли по старой дорогѣ въ Фьезоле.
   -- Я давно не видѣла такихъ красокъ,-- посмотри внизъ! Весь городъ окутанъ какимъ-то золотистымъ туманомъ. Даже куполъ собора едва-едва обрисовывается во мглѣ. Мы стоимъ надъ нимъ, и одни.
   Скоро они смѣшались съ толпой туристовъ, вошли, какъ и тѣ, въ церковь и осмотрѣли развалины. Они забыли о времени, сидя подъ деревомъ возлѣ какого-то домика, и собрались только тогда, когда на поблѣднѣвшемъ небѣ тихо замерцала первая звѣзда; тогда они поѣхали внизъ, къ городу.
   Прогулки ихъ стали повторяться ежедневно.
   Они бродили по полю, отдыхали въ деревенскихъ кафэ. Если шелъ дождь, они оставались въ городѣ, намѣчая какую-нибудь мало посѣщаемую церковь или дворъ дома гдѣ-нибудь въ предмѣстьѣ. Когда приходилось прощаться, Лолѣ трудно бывало оторвать глаза отъ Арнольда.
   -- Боже мой! каждый вечеръ разставаться! Еслибъ ты зналъ, какъ я боюсь разлуки и какъ я ночью тоскую по тебѣ! О, еслибъ мы могли всегда быть вмѣстѣ! Ты не любишь меня такъ сильно, какъ я тебя!
   Однажды имъ пришелъ въ голову рискованный планъ: поѣхать на нѣсколько дней куда-нибудь подальше, чтобы не разставаться ни на минуту.
   -- Я не потеряю ни одной секунды, я не буду спать!-- сказала Лола.
   Они стали ежедневно обсуждать этотъ проектъ, отыскивали все новыя мѣста, гдѣ они могли бы укрыться, совѣтовались. Лола предполагала, что ея горничная пишетъ Парди подробныя донесенія обо всемъ; онъ писалъ и дѣлалъ въ письмахъ такіе намеки, точно что-то знаетъ. Въ концѣ іюня Лола, какъ-то разъ войдя въ гостиную, застала его тамъ; она сильно испугалась. Парди съ раздраженіемъ заявилъ, что хочетъ наконецъ, "установить въ домѣ порядокъ", что женщина, которая по вечерамъ выходитъ изъ дому, на ложномъ пути.
   -- О, еслибъ я зналъ!-- говоритъ онъ.-- Еслибъ вы не были такіе хитрые и холодные люди! Поймать кого-нибудь! О, я знаю кого! Не сомнѣвайся. Но ты хитрая иностранка: ты хорошо прячешь своихъ!
   Два дня онъ не отпускалъ ее отъ себя ни на минуту, перерылъ весь домъ, угрожая ей смертью, если найдетъ доказательства измѣны, -- и вдругъ снова исчезъ -- видно, съ Сарридой было немало хлопотъ.
   Лола тотчасъ же поспѣшила къ Арнольду: теперь можно поѣхать! Пріѣздъ Парди сдѣлалъ ее рѣшительной.
   -- Что бы ни случилось, все равно; но эти дни должны быть нашими.
   Утромъ она поѣхала вслѣдъ за Арнольдомъ въ Праччію, гдѣ онъ уже ждалъ ее.
   Несмотря на волненіе, она чувствовала себя увѣренно, была благодарна судьбѣ и предана Арнольду до слезъ. Сидя въ прохладной залѣ ресторана, она смѣялась отъ радости.
   -- Я опять съ тобой!
   Они поѣхали наверхъ, на гору. Дорога вилась черезъ широкія долины съ деревнями, утопавшими въ зелени; позади остались мельницы съ шумящими плотинами, луга. Знойно жгло солнце, и только съ вершины горы иногда долеталъ быстрый холодный вѣтерокъ. Вотъ ужъ потянулась стѣна сосенъ, высокая, тихая. Копыта ословъ будили гулкое эхо..
   Они остановились.
   -- Оставимъ вещи въ гостиницѣ, -- сказала Лола, здѣсь еще пока мало народу. Какой дивный лѣсъ, пойдемъ въ самую глубь его... Пойдемъ дальше... У меня какое-то безпокойство; мнѣ все кажется, что время бѣжитъ быстрѣе, чѣмъ надо. Постой, куда это мы пришли? Ущелье -- и сосны. Такъ здѣсь было и тысячу лѣтъ назадъ. Здѣсь дорога въ Ломбардію. Темнѣетъ, а мы идемъ въ Ломбардію! Какъ это звучитъ! Какъ старинная легенда съ опасностями и приключеніями. И мы не имѣемъ убѣжища, не имѣемъ денегъ, мы одиноки и должны нищенствовать. Хотѣлъ бы ты, чтобы такъ было? Скажи! ради меня!
   -- Я бы все перенесъ для тебя, не стремясь обладать тобою. Я слишкомъ люблю тебя, чтобы желать обладанія.
   Лола выпустила его руку и поникла головой.
   -- Любовь ли это?-- сказала она -- та братская привязанность, которую мы чувствуемъ? Почему ты любишь меня? Чего ты хочешь?.. Ахъ, нѣтъ, я мучу тебя. Пойдемъ вотъ сюда, гдѣ шумитъ вода. Здѣсь не слышишь своихъ мыслей. Камни здѣсь скользкіе, можно упасть, и тогда унесётъ далеко. Скажи: ты бы умеръ за меня? Можетъ-быть, въ воду ты бы бросился. Но могъ ли бы ты застрѣлиться? оружія ты не любишь, правда?
   Злое любопытство овладѣло ею, но когда картина его смерти представилась ясно, она со страхомъ прижалась къ нему:-- Милый, прости меня! Я не хочу героя! Я презираю мужчину, который думаетъ о моемъ тѣлѣ и о ребенкѣ изъ моего тѣла. Мы этого не хотимъ. Въ нашей любви нѣтъ примитивности тѣхъ, которые продолжаютъ родъ.
   -- Лола, я люблю тебя!
   -- Какъ чуждо звучитъ вдругъ это слово! Что это значитъ: мы любимъ! Отчего ты любить меня, а не вотъ ту женщину, которая прошла?
   -- Лола! какая у тебя печальная и одинокая улыбка! Ты безпокоишь меня. Въ глазахъ твоихъ ужасъ; ты хочешь заглянуть мнѣ въ самое сердце. Раскрывается ли оно передъ тобой? Нѣтъ? Ты вздыхаешь? Что ты шепчешь?
   -- Я слишкомъ сильно люблю. Эта страна, въ которой я чужая, не знаетъ такой любви.
   Они сошли внизъ и направились, молча, по дорогѣ. Вдругъ Лола остановилась и обняла шею Арнольда.
   -- Что съ тобой, моя Лола? Ты смѣешься? или плачешь?
   -- Все было -- неправда. Ты, вѣдь, не повѣрилъ? Мы любимъ другъ друга -- это, все-таки, конецъ всего.
   Дорога снова шла въ гору. Лола оперлась на руку Арнольда. Онъ прикрылъ ее своимъ широкимъ плащемъ. Луна скрылась. Они сѣли на полянѣ, откуда широко разстилался видъ на горы и, укрывшись плащемъ, прижались другъ къ Другу.
   -- Моя Лола!
   -- Да, совсѣмъ твоя,-- сказала она, но прибавила странно звенящимъ голосомъ: -- нѣтъ, все-таки не совсѣмъ.
   Быстро летѣли часы. Вотъ ужъ птицы стали робко пробовать голоса. На стволахъ деревьевъ засвѣтились первые красноватые лучи. Лола и Арнольдъ легли на мохъ, и уснули.
   Когда они проснулись, въ зеленую гущу лѣса уже ярко свѣтило солнце, точно привѣтствуя ихъ. А они съ изумленіемъ оглядывались вокругъ, стараясь проникнуть въ неразгаданную тайну своей странной любви... Они вышли изъ лѣсу: знойное голубое небо уже сіяло надъ ними.
   -- Новый день!
   Тутъ только они поняли, что цѣлую ночь провели вмѣстѣ -- первую ночь. И они, радостно смѣясь, упала другъ другу въ объятія и въ поцѣлуяхъ смѣшали свои слезы.
   Наконецъ, вернулись въ отель. Очутившись одна въ своей комнатѣ, Лола невольно подумала: -- Какъ Парди презиралъ бы его теперь! Всю ночь подъ его плашемъ и онъ не взялъ ея! Она слышала смѣхъ Парди. Голова у нея болѣла; она взглянула въ зеркало и увидѣла, что лицо ея красно отъ стыда.
   -- Какъ? Я стыдилась за него, за Арнольда? за своего возлюбленнаго? Оттого, что человѣкъ низшаго порядка не понялъ бы его? Какая я низкая!
   Ее мучило нетерпѣніе загладить обиду, которую она нанесла Арнольду; скорѣе, скорѣе внизъ -- онъ ждалъ за столикомъ -- и, еще не садясь, подать ему руку и подъ взглядами всей залы тихо и гордо сказать, глядя ему прямо въ глаза:
   -- Мой возлюбленный!

-----

   Черезъ пять дней, проведенныхъ на волѣ, коляска увозила ихъ назадъ въ городъ. Лола сказала:
   -- Посмотри еще разъ на этотъ домъ и эти обелиски! Будемъ ли мы когда-нибудь еще итти по этой дорогѣ? Вмѣстѣ, навѣрное, никогда. Это прошло. Впереди я предчувствую только горе.
   -- Отчего, Лола?
   Она опустила голову. Ей хотѣлось сказать. "Мы, вѣдь, убѣдились уже, что наша любовь не даетъ намъ счастья". Но она молчала. На вокзалѣ въ Праччіи, гдѣ онъ усадилъ ее въ вагонъ, она была раздражительна и разсѣянна. Едва она успѣла сѣсть, какъ поѣздъ двинулся. Лола закрыла глаза. Ей казалось, что она ѣдетъ навстрѣчу своей и его погибели.
   Они стали встрѣчаться, какъ и прежде, въ предмѣстьяхъ, въ маленькихъ загородныхъ кафэ, бродили рука объ руку по полю, отдыхали въ тѣни монастырскихъ стѣнъ. Лола постоянно ждала, не спроситъ ли Арнольдъ о Парди. "Забылъ онъ о немъ, что ли? Онъ принимаетъ нашу свободу, какъ должное. Ну, а еслибъ Парди вернулся? Еслибъ онъ заявилъ свои права?" И что-то похожее на злобу подымалось въ ней противъ этого мечтателя, съ вѣчно сосредоточеннымъ лицомъ.
   Небо было уже по осеннему грустно и мягко, когда вернулся Парди.
   -- Теперь будетъ опять трудно, -- сказалъ Арнольдъ. Лола недовольно молчала.
   Онъ продолжалъ:-- Я встрѣтилъ его; сознаюсь, у меня всегда немного бьется сердце, когда я вижу его: точно проходишь мимо клѣтки съ хищнымъ звѣремъ. Но на него пріятно смотрѣть -- онъ всегда взвинченъ, всегда готовъ къ нападенію. Настоящій Марсъ!
   -- Это очень интересно!-- вспылила Лола.-- Но то, что онъ разрушилъ мою жизнь, вы забываете! Вы -- бездушный человѣкъ. Оставьте меня одну!
   -- Лола!-- заговорилъ онъ, догоняя ее,-- какъ ты можешь сразу такъ забыть все? Развѣ мы не принадлежимъ другъ другу? Я люблю тебя не меньше оттого, что не ощущаю къ нему ненависти.
   -- Не знаю.
   -- Но я смотрю на него, какъ на кошмарный образъ...
   Его волненіе, противорѣчія и упрямыя преувеличенія примирили Лолу. Теперь, когда его лобъ нахмурился, у нея разошлась складка между бровями. Только бы не это вѣчное равновѣсіе!
   Вдругъ Лола вцѣпилась въ руку Арнольда.-- Господи! Мы должны куда-нибудь скрыться. Ты видишь, онъ идетъ! Вонъ тамъ, позади экипажей.
   Арнольдъ отвѣтилъ:
   -- Пусть будетъ, что будетъ. Наша дорога лежитъ здѣсь.
   -- Ты ребячишься,-- сказала Лола. Она вся дрожала, но слѣдовала за нимъ. Туманъ теперь сгустился еще больше прежняго, и они прошли незамѣченными. Много времени спустя Лола спросила:
   -- Ты хотѣлъ столкновенія?
   -- Да.
   -- А теперь ты хочешь его?
   -- Нѣтъ.
   -- Это хорошо. Намъ надо быть благоразумными.
   -- Ты находишь?-- спросилъ онъ, долго и печально заглядывая ей въ глаза. Она опустила голову. Да, то, что ему хотѣлось сказать, правда: они оба слабы, и не могутъ помочь другъ другу.
   Дома она оплакивала себя и его. Что дѣлать? Опять она пришла къ тупику, откуда не было выхода. Сколько разъ уже въ жизни ей приходилось переживать такія безнадежныя времена! Неудачи сдѣлали ее болѣзненно-неувѣренной; она вѣчно колебалась, пропускала свиданія съ Арнольдомъ, хотя бы изъ-за того, что не могла найти подходящаго къ погодѣ туалета, и цѣлые дни тосковала у себя въ комнатѣ.
   Она безустанно допытывалась у самой себя:
   -- Могу ли я уйти отъ Парди?
   -- Нѣтъ,-- рѣшила она,-- я все-таки люблю его; не могу не любить, несмотря ни на что.
   Арнольдъ говорилъ ей:
   -- Ты мало имѣешь отъ меня, я знаю это. Ты чувственна. Я всегда ощущаю твое презрѣніе ко мнѣ зато, что я не овладѣлъ тобою. Презрѣніе женщины ко всякому, кто не беретъ ея. Какое самопрезрѣніе!
   Его грубый тонъ облегчалъ ее; она жадно ловила его гнѣвные и скорбные взгляды и нѣжно отвѣчала:
   -- Я мучаю тебя, милый!
   И они прощали другъ другу. Но взаимное непониманіе и раздраженіе продолжалось.
   -- Я не хочу причинять тебѣ страданія. Я хочу, чтобы ты продолжалъ любить меня. Мы должны разстаться.
   Они увѣряли другъ друга, что въ разлукѣ будутъ счастливы сознаніемъ счастья другого. Но въ то же время оба прятали слезы.
   -- Я часто невѣрно понимаю тебя, -- сказалъ Арнольдъ;-- оставшись въ одиночествѣ, я припоминаю твои жесты, выраженіе лица -- и тогда только знаю, что было скрыто, въ твоихъ словахъ.
   Судьба, связавшая ихъ, ставила имъ все новыя и новыя загадки для разрѣшенія; имъ приходилось прятать отъ чужихъ взглядовъ свою любовь, сомнѣваться въ ней и ощущать всю ея горечь въ самомъ расцвѣтѣ счастья.
   Одно время они перестали видѣться. Лола нѣсколько дней не выходила на улицу. Но однажды, сумерками, она увидала Арнольда у своего подъѣзда.
   -- Прости, что я остановился возлѣ твоего дома,-- сказалъ онъ.-- Теперь уже темно, и я усталъ! Но я бы простоялъ до самаго утра. Отчего ты не приходишь?
   Лола забыла все; она повела его въ подъѣздъ и тамъ обняла его, но, услышавъ шаги на лѣстницѣ, они быстро вышли. По многолюднымъ центральнымъ улицамъ они пошли врозь, но когда, черезъ лабиринтъ старыхъ узкихъ переулковъ и черезъ мостъ они попали на ту сторону рѣки, стало безопасно. Они грустно всматривались въ лица другъ друга. Подъ аркой Віа-делла-Морте Арнольдъ предложилъ:
   -- Не отдохнуть ли намъ немного?
   Они рѣшились войти въ какое-то плохенькое кафэ. Стеклянная дверь задребезжала, когда они открыли ее; три человѣка, игравшіе въ карты, недружелюбно глянули имъ навстрѣчу. Они усѣлись въ углу.
   Арнольдъ взволнованно заговорилъ о своей любви къ ней, и Лола грустно улыбнулась.
   -- Мы пережили уже все хорошее, что было намъ суждено. Вспомни нашу весну, этотъ день въ Монте-Турно. Господи! какъ чиста и радостна была тогда жизнь! Еслибъ тогда умереть! А теперь... какъ безпокойно на душѣ... Что эти? кто-то у дверей? Ахъ, сердце у меня начинаетъ биться при каждомъ шорохѣ!..
   Какой-то экипажъ остановился передъ дверьми кофэ; хозяинъ и лакеи выбѣжали на улицу. Изъ кареты донесся голосъ, приказавшій вынести ку черу стаканъ пунша... Нѣсколько минутъ гнетущей тишины. Лола, вся блѣдная, сжавъ одной рукой руку Арнольда, вытянула шею и выглянула:
   -- Я не могу больше, я должна посмотрѣть...
   Взглянула -- и отшатнулась; Арнольдъ выглянулъ тоже и увидѣлъ карету съ гербомъ Парди.
   Лола поднялась съ мѣста. Арнольдъ положилъ на столъ деньги, и, крѣпко держа другъ друга за руки, они вышли изъ кафэ. Окно кареты было завѣшено. Кучеръ спокойно прихлебывалъ свой пуншъ. Можно было обойти карету сзади, можно было спастись Но отчего завѣшено окно?.. Лола остановилась въ колебаніи. Арнольдъ замѣтилъ по ея безумному взгляду, что она, наконецъ, рѣшилась пойти навстрѣчу катастрофѣ. Ее охватило любопытство и жажда мученичества. Арнольдъ понялъ это и поблѣднѣлъ. Она подошла къ каретѣ вплотную, встала на подножку; затѣмъ тихо отдернула занавѣску съ открытаго окошка, и они оба беззвучно наклонили свои лица къ нему. На нихъ повѣяло горячимъ дыханіемъ двухъ тѣлъ, сплетшихся въ страстномъ объятіи. Лола не произнесла ни звука, не пошевельнулась. Она, не спѣша выпрямилась -- помертвѣвшіе отъ наслажденія глаза Клавдіи, все еще не видя, были устремлены на нее...
   Не скрадывая шаговъ, Лола и Арнольдъ, молча, пошли дальше по безлюднымъ улицамъ предмѣстья. Арнольдъ крѣпко поддерживалъ руку Лолы, часто повторяя:
   -- Бѣдная моя!
   

VI.

   Уже вторую ночь у Лолы была сильная лихорадка. Она видѣла себя ребенкомъ, на большомъ островѣ. Ярко сіяло море и сады. Цвѣты задумчиво раскачивали своими головками. Лола давала имъ имена хорошо знакомыхъ ей людей. Но окружающій воздухъ былъ невыносимо тяжелъ. Хотѣлось бѣжать, бѣжать, но нельзя было двинуться съ мѣста. Вдругъ, изъ-за деревьевъ показалась большая, серьезная фигура:-- Па, па!
   Лола проснулась съ протянутыми впередъ руками, съ улыбкой на губахъ. Чужое лицо склонилось надъ нею. Она отшатнулась:-- Клавдія!-- закрыла лицо руками и застонала.
   -- Я внушаю тебѣ ужасъ. Лолина? Взгляни на меня, молю тебя, взгляни! Ты права, я отвратительна, ужасна. Я уйду, Лолина.
   Теперь Лола вспомнила все. Изъ темной кареты смотрѣли на нее отуманенные страстью глаза Клавдіи. Вспомнилось все, вспомнился и Арнольдъ. Снова вернулась къ ней ея судьба.
   -- Ты принесла мнѣ вѣсти отъ него?
   Клавдія робко прижалась къ стѣнѣ и проговорила:
   -- Почему ты заболѣла? Я -- преступница, я знаю, знаю это! Ахъ, если бы Тулліо, наконецъ, убилъ меня! Я видѣла тебя, Лола. Ты промелькнула, какъ видѣніе.
   -- Оставимъ это!.. Онъ далъ тебѣ какія-нибудь порученія?
   -- Только то, что безпокоится о тебѣ. Онъ не сказалъ ничего: но я видѣла по немъ. Ты скоро выздоровѣешь, правда, Лолина? Я скажу ему, что тебѣ лучше.
   -- Не надо. Скажи, что я скоро умру... Я бы очень хотѣла умереть. Никто не знаетъ, какъ бы хорошо это было.
   Клавдія опустилась на колѣни, схватила руку Лолы и быстро прижала ее къ губамъ.
   -- Ты добрая, моя Клавдія. Я люблю тебя: не волнуйся, я не умру -- это было бы слишкомъ большое счастье. Вотъ только что мнѣ снилось, будто еще ничего не случилось, ничего дурного нѣтъ...
   Вскорѣ она выздоровѣла и, хотя уже давно встала съ постели, но все еще не хотѣла писать ему. Слова разрушили бы прекрасный сонъ, сотканный ея воображеніемъ. Когда она снова случайно встрѣтилась съ Арнольдомъ, то невольно испугалась. Онъ заговорилъ мягко и нѣжно -- ее же душили слезы. Почему онъ не упрекалъ ее? Вѣдь, онъ навѣрное зналъ, что вчера у нея было большое общество. Значитъ, со всѣми она видѣлась, только не съ нимъ.
   -- Мой мужъ не даетъ мнѣ покоя, -- сказала она.
   Арнольдъ вздрогнулъ. Значитъ одно упоминаніе имени Парди вызывало въ немъ ревнивыя мысли.
   -- Онъ разоренъ, -- съ сердцебіеніемъ сказала Лола.-- Чтобы спастись, ему остается одно -- выставить свою кандидатуру въ депутаты. И такъ какъ парламентъ распущенъ... Но ты меня не слушаешь?
   Онъ что-то пробормоталъ. Нѣтъ, его гнѣвъ и ненависть уже исчезли. Ревность дѣлала его еще болѣе застѣнчивымъ. Лола раздраженно сказала:
   -- Почему ты не бранишь меня? Я -- скверная.
   -- Ты была больна. Я тебя слишкомъ люблю... Зачѣмъ такая справедливость? Лучше бы онъ показалъ себя господиномъ, какъ тотъ! У себя въ комнатѣ она замечталась объ этомъ. Ей рисовались заманчивыя картины: они убѣжали отсюда, жили въ хижинѣ, были бѣдны. Онъ приказывалъ, она работала для него, была его служанкой. Мысленно сидѣла у его ногъ, но когда повернула лицо къ нему, то замѣтила, что передъ ней Парди. Быстро отогнала она отъ себя этотъ образъ.
   -- "Почему, послѣ всѣхъ перенесенныхъ мученій, я все же ищу въ Арнольдѣ того, другого? Неужели я неизлѣчима? Ахъ, если бы любимый спасъ меня! Онъ долженъ перестать грезить, начать дѣйствовать". Что онъ долженъ былъ дѣлать, она не знала. Это было дѣло его, мужчины. И Лола безцѣльно и печально бродила по комнатамъ.-- Можетъ быть, всему виной то, что мы не принадлежимъ другъ другу? Я, вѣдь, обыкновенная, средняя женщина! Если бы онъ хоть разъ показалъ себя настоящимъ мужчиной. Такъ нельзя, это противорѣчитъ человѣческой природѣ -- отдать другъ другу все, кромѣ тѣла. Вотъ почему страданіе, тоска, мечты...

-----

   Лола требовала отъ Арнольда:
   -- Будь хоть разъ легкомысленнымъ! Неужели ты ни разу не измѣнилъ мнѣ? Дрался ли ты когда-нибудь на дуэли? Дѣйствуй же, дѣйствуй, не щади такъ своихъ силъ!
   Онъ былъ слишкомъ бережливъ. Лола иногда мысленно упрекала его за то, что онъ никогда не сдѣлалъ ей подарка. Вотъ Парди, тотъ швырялъ сотни тысячъ для Сарриды.-- Да и для меня онъ всегда былъ готовъ, стоило лишь высказать желаніе. Арнольдъ слишкомъ благоразуменъ и сдержанъ. Какъ онъ холодно смотритъ на людей. Никогда не увлекается, не бываетъ пристрастнымъ. Онъ всегда разсудителенъ, справедливъ и не знаетъ, что значитъ врагъ, другъ. Вотъ Парди -- тотъ умѣетъ любить и ненавидѣть, и, кого не закалываетъ, того считаетъ честнымъ человѣкомъ!
   Она опять вспомнила прошлое. Она готова была плыть съ Арнольдомъ по мрачному, холодному морю. Но вотъ откинулись занавѣски кареты, и она увидѣла страстныя объятія двухъ людей -- Парди и Клавдіи! Убить ихъ, непремѣнно убить! Въ этомъ найти облегченіе. Какъ могла Клавдія еще жить. Убить обоихъ!-- Тогда все успокоится.
   Кровавый сонъ исчезалъ, и Лола начинала презирать себя и свои вспышки бѣшенства. Былъ одинъ исходъ: примириться. Она рѣшила отогнать всѣ мучительныя мысли, заняться хозяйствомъ и стать бережливой, очень бережливой. Но это было безцѣльно,-- Парди необузданно швырялъ деньгами.
   Въ одинъ прекрасный день была продана мадонна, та, что украшала фасадъ.-- Лола старалась непринужденно смѣяться и весело говорила гостямъ:
   -- Какъ вамъ нравится его выходка, господа? Если тебѣ надоѣла статуя, -- мнѣ тоже, правду сказать,-- то почему ее долженъ получить какой-то американецъ? Почему не отдать лучше въ музей?
   -- Глупости, американецъ даетъ вдвое больше! Ты думаешь, дешево обходятся мнѣ выборы? Десять тысячъ избирателей получать по пяти лиръ. Но я пройду непремѣнно, увидите! Хотите держать пари, Марко, Карлино?
   Онъ умѣлъ расположить къ себѣ всѣхъ этихъ людей, вызвать на ихъ лицахъ веселыя улыбки, хорошее настроеніе. Къ дому приближалась музыка, и показалась толпа, во главѣ которой шелъ Вальдомини. Послышались крики:
   -- Да здравствуетъ Парди! Долой его враговъ!
   Парди выскочилъ къ воротамъ и заговорилъ что-то неопредѣленно возбуждающее, отчего у окружающихъ загорѣлись глаза. Затѣмъ, протянувъ руку впередъ, сказалъ:
   -- Тамъ, въ моемъ погребѣ, вамъ продаютъ вино по пять сольди. Вы знаете, какъ это дешево. Съ сегодняшняго дня оно будетъ для васъ по три сольди.
   Его внезапно окружили, подняли на руки и понесли къ винному погребу. Пирушка длилась долго. На слѣдующее утро обыватели съ удивленіемъ замѣтили отсутствіе мадонны у воротъ дворца.
   Парди стоялъ среди своихъ слугъ и громко хохоталъ.
   -- Вы хотите денегъ?-- кричалъ онъ.-- У меня ихъ нѣтъ: меньше, чѣмъ вчера. Вѣдь у меня украли мою мадонну!
   У него, дѣйствительно, не было денегъ. И онъ боролся только, чтобы бороться -- выхода не было. Лола съ волненіемъ слѣдила за нимъ. Она не могла спать, думая о той безумной жизни, которую онъ велъ день и ночь. Какъ однообразно и сѣро жилось съ Арнольдомъ! Парди положительно былъ достоинъ удивленія. Онъ былъ окруженъ, опьяняющей радостью, безумнымъ легкомысліемъ. И Лола, живя рядомъ съ нимъ, усвоила манеры и выраженія, которыхъ прежде не имѣла.
   -- Послушайте-ка, Ботта, старый другъ, поддержите кандидатуру моего мужа. Отъ васъ я, впрочемъ, ничего другого и не жду, но проведете ли вы его?
   Боіта зачмокалъ губами. Сосѣди по столу громко заговорили, обращаясь къ Лолѣ:
   -- Графиня, повѣрьте, на вашей сторонѣ многіе. Раньше всего его кредиторы, которыхъ мы убѣдили, что только въ случаѣ его избранія они получатъ деньги.
   -- Что же, -- сказала Лола.-- Приходится служить низкимъ интересамъ, чтобы достичь высокой цѣли.
   Нутини заговорилъ:
   -- Каждый дѣлаетъ, что можетъ. Знаете исторію съ Линдой Витали? Вашъ супругъ въ клубъ проигралъ Витали крупную сумму денегъ, и тотъ получилъ ее въ видѣ чека отъ ювелира Спонтелли. Витали разслѣдовалъ это дѣло, и что же оказалось? Угадайте! Чекъ былъ уплаченъ драгоцѣнностями его жены, Линды.
   Вокругъ засмѣялись. Нутини продолжалъ:
   -- Представьте себѣ, Витали молчитъ объ этой исторіи! Чѣмъ только не пожертвуешь, будучи супругомъ Линды, чтобы провести въ парламентъ кандидата, который будетъ стоять противъ развода. И вы такъ думаете, правда, графиня?
   Лола встала изъ-за стола и произнесла съ величественнымъ жестомъ:
   -- Я не скрываю того, что мало цѣню денежныя жертвы и презираю деньги. Всякая жертва, принесенная Парди, впередъ уже возвращена имъ: вѣдь онъ дрался въ Африкѣ за благо Италіи!
   Она стояла, гордо откинувъ голову. Окружающіе невольно съ уваженіемъ склонились передъ пей. Лола видѣла, что всѣ готовы закричать браво. Она чувствовала себя счастливой, героиней, союзницей Парди. Онъ прошелъ мимо, но еще издали замѣтилъ, какое впечатлѣніе она произвела. Лола сказала:-- Пойдемъ, мой другъ, -- оперлась на его руку, и они вышли, окруженные всеобщимъ восхищеніемъ.
   Очутившись дома, наединѣ съ собой, Лола испугалась.-- Что же это такое? Неужели у меня нѣтъ собственныхъ чувствъ? Къ чему эта комедія на краю пропасти? Я хотѣла его удержать, а теперь сама же подгоняю. Надо что-нибудь дѣлать, предостеречь его.
   Послышались шаги Парди. Лола слышала, что онъ тяжело опустился въ кресло. Ея сердце громко стучало.
   Она вошла въ комнату, гдѣ онъ сидѣлъ.
   -- Добрый вечеръ. Какъ обстоятъ наши дѣла?
   -- Наши дѣла?
   -- Отчего ты такъ нахмурилъ лобъ?
   Она дотронулась до него рукой.
   -- Конечно, у насъ вѣдь, несмотря на все, есть общіе интересы. Дай мнѣ немного за тебя подумать! Та бурная жизнь, которую ты теперь ведешь, не позволяетъ тебѣ этого. Какъ можетъ кончиться все это? Хочешь ли ты быть выбраннымъ или нѣтъ, это, вѣдь, лишь игра для тебя. А что останется, даже въ случаѣ побѣды? Развѣ все золото, которымъ полны игорныя зады Флоренціи, не побывало въ твоихъ рукахъ? Развѣ ты пересталъ играть? А когда послѣдняя женщина достанется тебѣ, развѣ ты не устремишься за другими? Будь спокойнѣе, мой другъ, старайся сдерживать свои желанія.-- И тише, съ дрожью въ голосѣ, прибавила:
   -- Мы не созданы, чтобы быть счастливыми. Пріучись и ты къ этой мысли.
   Онъ сбросилъ ея руку со своего плеча и, заскрипѣвъ зубами, взглянулъ на нее. Она испуганно прошептала:
   -- Я говорю это, потому что безпокоюсь за тебя, за себя. У насъ, вѣдь, общіе интересы.
   Онъ вспылилъ.
   -- Наконецъ ты это поняла! Другія женщины приходятъ немного раньше къ этому заключенію. Я слышалъ, что гибель дома, семьи, можетъ быть предотвращена женщиной. Но, вѣроятно, нѣсколько иной, чѣмъ ты.
   Лола выдержала его презрительный, тяжелый взглядъ.
   -- Ага! нашлись и у тебя слезы. Теперь ты боишься и за себя. А между тѣмъ, казалось, что тебѣ нѣтъ дѣла до этого дома. Ты сидѣла въ этихъ комнатахъ, какъ плѣнница, какъ туристка. И никогда не переставала думать на чужомъ языкѣ, а то, что ты думала, было намъ чуждо и враждебно. Да, у меня былъ врагъ въ домѣ!
   Лола тяжело дышала и съ трудомъ проговорила:
   -- Ты былъ со всѣми -- противъ меня. Я была одна.
   -- Да, конечно. Ты была разсудительна, потому что была холодна. Какъ неосмотрительно я поступилъ, впустивъ сюда чужую, которая спокойно шпіонила за нами.
   -- Мы оба поступили неосмотрительно. Но я не шпіонила. Я на многое закрывала глаза.
   -- Однако наединѣ съ тѣмъ, твоимъ другомъ, не мало философствовала на нашъ счетъ. У тебя былъ другъ, любовникъ. И теперь, можетъ быть, есть. Надо было тогда дать тебѣ выброситься изъ окна! Ты смѣла мнѣ сказать въ лицо, что любишь другого! Какъ это случилось, что я не столкнулъ тебя съ окна? Не понимаю.
   -- Да, ты долженъ былъ это сдѣлать.
   Они дико смотрѣли другъ на друга.
   -- Убей меня теперь!
   Она откинула руки назадъ.
   -- Убей же, убей меня!
   -- Зачѣмъ?-- чтобы стать убійцей и окончательно погибнуть изъ-за тебя? Нѣтъ! Мы будемъ продолжать жить вмѣстѣ... Мой домъ кажется мнѣ чужимъ. Въ немъ нѣтъ ребенка. Ты погубила мой родъ: гдѣ Джіованнино? Ты была всегда безъ родины и лишила меня моей. А теперь ты хочешь оставить меня одного? Не надѣйся на это! Мы неразлучны. Знаешь ли, почему я хочу быть выбраннымъ въ парламентъ? Только для того, чтобы не дать пройти въ парламентѣ закону о разводѣ. Пусть нашъ адъ будетъ вѣчнымъ!-- Можетъ быть, тебѣ придется жить со мной во дворцѣ министра, ты увидишь, что всѣ банки къ моимъ услугамъ, что меня всѣ боятся, цѣнятъ, а женщины обожаютъ. Будешь угнетена моей силой и властью. Можетъ быть и то, что меня освищутъ, и я останусь нищимъ; буду жить въ жалкой лачугѣ, питаться черствымъ сыромъ, откармливать свиней, которыми буду торговать на рынкѣ и спать со служанкой. Ты будешь ниже ея! Ты будешь жить со мной: законъ заставитъ тебя, и я его использую...
   Ему не хватило голоса и дыханія. Онъ стоялъ съ искаженнымъ отъ злобы лицомъ. Лола прошептала:
   -- Сдѣлай это. Я согласна.
   Въ бѣшенствѣ онъ закричалъ:
   -- Низкая, подлая, лицемѣрная женщина! Если бы я могъ тебя погнать голой по всѣмъ улицамъ! Если бы я могъ придумать для тебя такой позоръ, который бы вырвалъ изъ твоей лживой груди нелицемѣрный вздохъ -- нелицемѣрный и послѣдній!
   Онъ схватился за голову и, шатаясь, вышелъ изъ комнаты.
   На слѣдующее утро Лола узнала, что любовница мужа находится въ домѣ. Горничная Клотильда слышала отъ Чекко. что она провела ночь у графа въ комнатѣ. Послѣ обѣда Клотильда снова, внѣ себя, влетѣла въ будуаръ.
   -- Неужели графиня не знаетъ, что дѣлается на лѣстницѣ?
   -- Несутъ мебель въ нижній этажъ. Графъ и та женщина тамъ; повидиму, она останется жить въ домѣ.
   Горничная выбѣжала и скоро опять вернулась. Чекко выносилъ стулья изъ столовой. Развѣ это не позоръ, что у графини забираютъ вещи и отдаютъ такой особѣ?
   -- Мебель принадлежитъ графу,-- сказала Лола.
   -- Но если бы барыня сошла внизъ и прогнала ту... Законъ, вѣдь, на сторонѣ барыни. Поваръ знаетъ это навѣрное.
   Лола сказала:
   -- Оставь! Господинъ остается господиномъ! Клотильда раскрыла ротъ отъ удивленія.
   -- Графиня -- святая,-- наконецъ, заявила она.
   Лола вздрогнула.
   -- Никогда не говори этого, слышишь? Во всемъ, что дѣлаетъ теперь графъ, виновата я одна, скажи это другимъ: я хочу, чтобы они это знали.
   Горничная не отвѣчала; не спуская изумленныхъ глазъ съ Лолы, она быстро вышла. Вечеромъ, причесывая Лолу, она не разжимала губъ, обращалась съ Лолой осторожно, какъ съ больной, и только изрѣдка бросала на нее соболѣзнующіе взгляды.
   Лола тихо попросила:
   -- Говори же!
   Клотильда колебалась, потомъ заговорила тономъ упрека. Странную женщину впустилъ въ домъ графъ. Она, говорятъ, француженка. Шарлотта видѣла ея платья: они, правда, на шелку, но грязны и разорваны.
   На слѣдующее утро Клотильда сама заговорила. Леопольдо, кучеръ, увидѣлъ женщину въ лицо, и теперь все ясно. Она -- одна изъ тѣхъ, которыя ходятъ ночью по улицамъ. Леопольдо знаетъ ее, и двѣ недѣли тому назадъ даже былъ у нея. Чекко, не любившій кучера, поспѣшилъ доложить объ этомъ графу во время бритья, но графъ только засмѣялся.
   Вечеромъ Лола открыла всѣ окна, чтобы лучше слышать шумъ праздника, который Парди давалъ своимъ друзьямъ. Тѣ пришли въ его домъ, но не наверхъ, къ хозяйкѣ, а этажемъ ниже, къ его любовницѣ.
   Лола ясно различала голоса. Она высунулась изъ окна и слышала, среди хохота мужчинъ, грязныя слова, относящіяся къ ней. То же самое она уже разъ испытала, тогда лѣтомъ, незадолго до замужества.
   -- Хорошо, пусть будетъ такъ! Погибнуть вмѣстѣ съ нимъ и въ нищетѣ быть его служанкой. Я была бы служанкой Арнольда, если бы онъ этого хотѣлъ. Теперь я знаю свою судьбу. Какъ бы тяжела она ни была, я довольна ею, потому что знаю.
   Лола боялась, чтобы та женщина не подумала, будто она ее презираетъ. Нѣсколько разъ у нея являлось желаніе спуститься внизъ, открыть дверь и заглянуть туда.
   Одна жертва была Лолѣ особенно тяжела: внизу, гдѣ поселилась та женщина, остался портретъ мальчика съ мягкими волосами и яркими губами на блѣдномъ лицѣ. Это былъ тотъ, которому Лола посвятила самые нѣжные сны. Страшно было подумать, на что теперь должны были смотрѣть эти печальные глаза.
   Однажды, въ ту минуту, когда она хотѣла сѣсть въ экипажъ, сзади послышался рѣзкій голосъ:
   -- Отлично! Вотъ и карета для меня,-- и внезапно онѣ очутились другъ передъ другомъ. У Лолы отъ испуга закружилась голова: мелькнули желтые волосы, накрашенное лицо. Она услышала робкій голосъ:
   -- Я ошиблась, карета была не для меня?
   Лола едва выговорила:
   -- Пожалуйста, поѣзжайте!
   Но та нерѣшительно отступила назадъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, что вы.
   Взглядъ Лолы прояснился; она увидѣла большіе, испуганные синіе глаза.
   -- Я пойду пѣшкомъ, и та робко поклонилась.
   -- Нѣтъ,-- сказала Лола.-- Ѣдемъ со мной!
   Та сначала колебалась, опустила голову, но затѣмъ покорно сѣла въ экипажъ. Кучеръ возмущенно взглянулъ на нее. Когда онѣ очутились рядомъ, Лола сказала:
   -- Не думайте, что я хочу васъ унизить...
   Она боялась зарыдать и замолчала. Леопольдо злобно гналъ лошадей, проходящіе мужчины безпрестанно оглядывались,-- женщина по привычкѣ звала ихъ глазами, потомъ откидывалась назадъ и взглядомъ просила у Лолы прощенія. Лола вдыхала ея отвратительные рѣзкіе духи, видѣла изъ-подъ кружева юбки грубую обувь.

-----

   Въ тотъ же вечеръ Лола должна была быть у Вальдомини и выслушивать намеки.
   -- Скажите, графиня, вы сдали нижній этажъ въ наемъ? Родственникамъ, вѣроятно?
   -- Знаете, синьора Бальфатти встрѣтила васъ въ экипажѣ съ какой-то неизвѣстной намъ кузиной.
   Мужчины улыбались и отворачивались. Клавдія быстро отошла.
   -- Ты избѣгаешь меня, Клавдія?
   -- Для чего я тебѣ? У тебя, вѣдь, есть новая подруга? Но я должна это высказать -- ты ужасно нетактична, Лола. Всѣ мы понимаемъ, что намъ не должно быть никакого дѣла до любовницъ нашихъ мужей.
   Говоря это, она вспомнила, кто она сама, и покраснѣла. Но сейчасъ же возмущенно продолжала:
   -- Ты -- злая, хочешь повредить ему. Можетъ быть, ты уже добилась того, что онъ не будетъ выбранъ.
   Лола прошептала, блѣднѣя:
   -- Я просто потеряла голову.
   Но Клавдія все-таки покинула ее. Лола безсильно искала помощи: она не могла вынести этого одиночества. Стала кокетничать съ мужчинами, позволяла имъ ухаживать за собой. И съ ужасомъ думала:
   "Я труслива: онъ не долженъ знать, что случилось".
   Наступилъ день выборовъ. Домъ Парди весь былъ полонъ его друзей и избирателей. Во всѣхъ комнатахъ ѣли, пили, шумно говорили. Парди пожималъ всѣмъ руки. Его вліяніе, казалось, распространялось не только на эту кучку людей, но на все населеніе города. Лола видѣла, что онъ блѣденъ и обаятеленъ, какъ прежде. Она была привѣтлива, льстила тѣмъ, которымъ онъ выказывалъ расположеніе, униженно угадывала его желанія. Къ обѣду толпа порѣдѣла. Съ нею ушелъ и Парди.
   Лола съ трудомъ перевела дыханье. Послѣ ухода толпы воздухъ былъ тяжелый и непріятный. Она боялась прійти въ себя. Только ни о чемъ не думать, ничего не предрѣшать! Сегодня хорошій день, легкій день: такъ хорошо было толкаться въ толпѣ и суматохѣ.
   На стѣнахъ пестрѣли огромные плакаты -- бѣлые, красные, желтые. На площади, передъ мостомъ, стоялъ кучками народъ, развѣвались флаги. Мостъ и берега казались Лолѣ красивѣе и шире, чѣмъ обыкновенно: точно наступилъ первый весенній день.
   Толпа, стоявшая у трактира, указывала на красные плакаты и выкрикивала каждому проходящему въ лицо имя соціалиста Риккетти. Двое рабочихъ внимательно взглянули на Лолу. Ее узнали. Послышались крики:
   -- Долой Парди!
   На горячемъ солнцѣ синѣли букеты фіалокъ. Вездѣ -- въ рукахъ прохожихъ, на груди у женщинъ и дѣвушекъ.
   Огромныя залы стараго дворца Уффицы такъ и кишѣли народомъ. Цѣлая толпа стояла и передъ нимъ. Говорились рѣчи. Студенты, съ кокардами на фуражкахъ и газетами въ рукахъ, мелькали въ толпѣ, уговаривали деревенскихъ избирателей голосовать за своихъ.
   Воодушевляли ихъ своимъ энтузіазмомъ.
   Лолѣ вдругъ надоѣла шумная площадь, она повернула въ ближайшую улицу. Навстрѣчу мчался экипажъ.
   -- Лола!
   Клавдія быстро направилась къ ней.
   -- Я пойду съ тобой. Ты не сердишься на меня, Лолина? Я была такъ несчастна тогда, когда упрекала тебя изъ-за француженки. Это была ревность. Прости меня! Возьми эти фіалки и прости.-- Прощаешь? Ты безконечно добра, Лолина!
   -- Куда ты идешь, Клавдія?
   -- Не знаю.
   Слезы еще не просохли, но она уже смѣялась.
   На соборной: площади было много народа. Обѣ женщины съ трудомъ прочищали себѣ дорогу.
   -- Пойдемъ туда,-- сказала Клавдія, указывая на узкую уличку. Но вдругъ вздрогнула.
   -- Что съ тобой?-- Лола сама уже замѣтила стоящаго на углу мужчину. Онъ, видно, подкарауливалъ кого-то, сильно волновался и держалъ одну руку въ карманѣ. Его взглядъ горѣлъ и не отрывался отъ Клавдіи.
   -- Твой мужъ,-- прошептала Лола.
   -- Да, онъ,-- и Клавдія посмотрѣла на него.-- Онъ ужасенъ сегодня; онъ, кажется, получилъ какое-то письмо.
   Клавдія вздохнула,
   -- Видишь, онъ ушелъ, смѣшался съ толпой
   Она возбужденно засмѣялась.
   -- Онъ ничего не сдѣлаетъ. Почему именно сегодня...
   -- Ты такъ серьезна, Лолина. Ты безпокоишься за меня? Значитъ, ты любишь меня?
   Клавдія тяжело вздохнула. Потомъ шепотомъ, торжественно, заговорила:
   -- Будь ты одной изъ нашихъ, я бы ненавидѣла тебя. Но мы были подругами. Ты такъ благородна, что тебя нельзя бояться. Ахъ, вѣдь, онъ любить тебя одну! Онъ сказалъ мнѣ это, дней восемь тому назадъ. Я была въ бѣшенствѣ изъ-за француженки. Онъ пожалъ плечами и сказалъ, что любитъ только тебя. Меня же онъ такъ презираетъ, что говоритъ мнѣ это въ лицо.
   -- И все же тебя онъ сдѣлалъ счастливой, а меня несчастной.
   -- Онъ еще говорилъ, что ты одна можешь его спасти.
   -- Только погибнуть съ нимъ я могу; ничего больше.
   Клавдія задумчиво провела рукой по лбу.
   -- О чемъ мы это говоримъ? Я призналась тебѣ во всемъ? Мнѣ стыдно! Но почему-то мнѣ все чудится, что я говорю съ тобой въ послѣдній разъ. Я суевѣрна, и мнѣ кажется, что произойдетъ что-то. Я его потеряю! Онъ мнѣ сказалъ, что если не будетъ выбранъ, то заберется съ тобой въ деревню, Лолина,-- будь ласкова съ нимъ. Ты, вѣдь, такъ добра... Господи, вотъ опять тотъ появился...
   -- Повернемъ назадъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Онъ побѣжитъ за нами.
   Онъ стоялъ передъ кафэ Боттегоне, былъ еще блѣднѣе и, не переставая, отстегивалъ и застегивалъ пуговицы своего сюртука.
   -- Я боюсь, я страшно боюсь,-- шептала Клавдія.
   -- Почему это онъ держитъ руку въ карманѣ?..
   -- А когда мы подходимъ, онъ отворачивается, не кланяется...
   -- Ни одного извозчика: сегодня день выборовъ, но не бойся, моя бѣдная Клавдія. Я -- съ тобой. Онъ поворачиваетъ за уголъ. Его уже не видно. Скорѣе, уйдемъ.
   Онѣ почти бѣгомъ бросились по широкой улицѣ. Проходящіе мужчины улыбались, поглядывая вслѣдъ этимъ двумъ элегантнымъ и красивымъ женщинамъ.
   Вдругъ послышались крики и пѣніе... Изъ боковой улицы показалась толпа, конные жандармы.
   Толпа хлынула прямо на Лолу и Клавдію.
   Онѣ услышали возгласы:
   -- Да здравствуетъ Риккетти!
   Клавдія прижалась къ какимъ-то воротамъ и звонко, какъ птичка, закричала:
   -- Нѣтъ! Да здравствуетъ Парди!
   Вихрь промчался мимо. Обѣ женщины пришли въ себя. Улица опустѣла.
   -- Идемъ скорѣе!-- сказала Лола.
   Но Клавдія глухо отвѣчала:
   -- Безполезно. Вотъ, онъ стоитъ тамъ!
   Лола съ отчаяніемъ проговорила:
   -- Какъ онъ туда попалъ? Не понимаю...
   -- Суждено...-- сказала Клавдія.-- Сегодня утромъ у меня изъ рукъ упало шесть головныхъ шпилекъ и всѣ крестъ на крестъ. Это случится сегодня...
   -- Остановись, Клавдія, не подходи къ нему...
   Но уже грянулъ выстрѣлъ. Клавдія зашаталась и прислонилась къ стѣнѣ.
   -- Попаль. Но я еще жива. Онъ приближается, хочетъ прикончить меня. Нѣтъ, нѣтъ, я не хочу умирать. Спаси меня, Лола! Я должна итти къ нему: ты знаешь, къ кому. Онъ велѣлъ мнѣ притти, онъ ждетъ. Когда я вернусь отъ него, я согласна умереть, но не теперь, не сейчасъ...
   Она судорожно вытянула руки, защищаясь. Лола бросилась впередъ и схватила револьверъ. Раздался выстрѣлъ. Рука Лолы была облита кровью, Клавдія упала. Но тотчасъ поднялась и бросилась бѣжать. Она бѣжала посреди улицы, невѣрными шагами, размахивая руками по воздуху. Три выстрѣла грянули ей вслѣдъ. Изъ боковыхъ улицъ одновременно выбѣжало нѣсколько городовыхъ, которые загородили улицу и подхватили Клавдію. Она показала рукой на стрѣлявшаго. Они отпустили ее, она упала. Всѣ набросились на мужчину. Онъ прислонился къ стѣнѣ съ закрытыми глазами. Револьверъ валялся у его ногъ.
   Лола опустилась на колѣни передъ Клавдіей.
   -- Скажи что-нибудь, Клавдія, хоть одно слово. Прошу тебя!
   Маленькая ручка Клавдіи судорожно сжалась.
   -- Ты плачешь? Правда, ты плачешь?-- и Лола коснулась губами слезы, которая выкатилась изъ глаза Клавдіи. Но слеза была холодна, глаза Клавдіи застыли.
   -- Графиня,! Что случилось? Боже мой! Жива ли она еще? Пустите меня, графиня!
   Лола узнала Гвидаччи.
   -- Ужасно, ужасно! Я выходилъ изъ церкви Санъ-Лоренцо и услышалъ выстрѣлы.
   0нъ опустился на колѣни и приложилъ ухо къ груди Клавдіи.
   -- Умерла,-- сказалъ аббатъ.
   Лола закрыла глаза руками.
   -- Я хочу уѣхать отсюда. Пришлите карету.
   Убійцу уже увезли. Покойницу тоже положили на носилки и унесли.
   Лола все еще видѣла передъ собой застывшіе глаза Клавдіи и ея послѣднюю холодную слезу.

-----

   Подъѣхалъ экипажъ. Гвидаччи усѣлся въ него съ Лолой. Онъ не переставалъ болтать.
   Недалеко отъ дома, она сказала:
   -- Не входите со мной. Мнѣ помощь ненужна. Рана на рукѣ? Пустяки. Главное, отдохнуть.
   Она сама перевязала себѣ руку -- только никого не видѣть! И съ закрытыми глазами бросилась на диванъ.
   -- Клавдія была его вещью; она протестовала противъ этого, и онъ ее разбилъ. Такъ будетъ и со мной... Но я не хочу, не хочу! Онъ не имѣетъ на это права. Я сдѣлала его несчастнымъ? Но все же я жить хочу!
   У нея закружилась голова. Вошелъ Парди.
   Усталыми шагами подошелъ онъ къ окну и, не глядя на нее, сказалъ:
   -- Плохо. Мнѣ сегодня не везетъ. Готовься къ уединенной жизни въ деревнѣ.
   Онъ сталъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ и бормоталъ что-то сквозь зубы. Потомъ спросилъ:
   -- Клавдіи здѣсь не было?
   Лола молчала. Онъ подошелъ ближе. Она приподнялась и медленно произнесла;
   -- Клавдія умерла. Изъ-за тебя, по дорогѣ къ тебѣ.
   Онъ зашатался, схватился за голову.
   -- Неправда!
   Онъ сразу сталъ какъ-то меньше, старше. И, опустивъ голову на грудь, глухо застоналъ. Лола съ ненавистью смотрѣла на него. Онъ назначилъ Клавдіи свиданіе. Она ради него прошла по городу, гдѣ ее подкарауливала смерть. Она была ему нужна, потому что объятія женщины могли принести ему счастье на выборахъ. И ея смерть оглушила его, потому что могла быть предвѣстникомъ неудачи.
   Парди глухо произнесъ:
   -- Надо спасать, что еще можно спасти. Пойду и заявлю, чтобы въ газетахъ не упоминалось мое имя при описаніи этого убійства. Скажи, когда это произошло?
   Она молчала,
   -- Отвѣчай, собака!
   Лола лежала, приподнявшись на локтѣ, и съ ненавистью смотрѣла на него. Онъ отвернулся, скомкалъ шляпу въ рукахъ и повернулся къ двери... Послышались быстрые шаги по лѣстницѣ. Дверь распахнулась. Лола едва удержалась отъ крика. Передъ ней стоялъ Арнольдъ. Онъ тяжело дышалъ. Увѣренно и прямо посмотрѣлъ онъ сначала на Парди, потомъ на нее, твердымъ шагомъ подошелъ къ Лолѣ.
   -- Вы ранены?
   Онъ замѣтилъ ея перевязанную руку и вздрогнулъ.
   -- Вы хотѣли ее убить,-- обернулся онъ къ Парди.-- Я требую вашей жизни.
   Парди сжалъ кулаки.
   -- Вы съ ума сошли. Но хорошо, что, наконецъ, появились. Вы получите то, чего желаете.
   Онъ засмѣялся. Арнольдъ сдѣлалъ въ его сторону нѣсколько гибкихъ и ловкихъ шаговъ.
   -- Выбирайте оружіе, но если вы остановитесь не на револьверѣ, то вы -- жалкій трусъ. Если вы не согласитесь со мной, что одинъ изъ насъ долженъ остаться на мѣстѣ, то я повторю вамъ, что вы -- жалкій трусъ.
   Арнольдъ поклонился Лолѣ и вышелъ.
   -- Подождите меня!-- сказала она громко и встала.
   Она быстро взяла шляпу, пальто. Арнольдъ открылъ передъ ней дверь.
   -- Не сонъ ли это?-- сказалъ Парди. Лола вернулась.
   -- Клавдія желала тебѣ побѣды, это былъ ея послѣдній крикъ. Но не мертвая принесетъ тебѣ счастье!
   И она медленно вышла.

-----

   -- Хочешь сѣсть въ карету?-- спросилъ Арнольдъ.
   -- Нѣтъ.
   -- Ты права. Мы не убѣгаемъ, а свободно уходимъ отсюда.
   -- Знаешь, -- сказала Лола, -- не онъ меня ранилъ, а мужъ Клавдіи.
   Онъ молчалъ.
   -- Не измѣняетъ ли это твоихъ намѣреній?
   -- Нѣтъ.
   Она радостно взглянула на него.
   -- Если онъ этого не сдѣлалъ, то могъ это сдѣлать. Говорили о томъ, что ты ранена. Гвидаччи говорилъ -- не знаю что. Когда я услышалъ, что пролилась твоя кровь, я почувствовалъ, какъ закипѣла моя. Я понялъ, что тотъ, который можетъ коснуться тебя, долженъ умереть. Ты -- моя. Я достаточно настрадался за тебя.
   -- Мы достаточно вмѣстѣ страдали, -- сказала Лола и взяла его руку.
   Улицы были полны народа. Слышны были звуки мандолины, гитары. Депутатъ былъ почти выбранъ. Въ узкихъ окнахъ магазиновъ были выставлены его портреты, вездѣ зажигались лампіоны. Колокола звонили.
   -- Давно уже вся моя жизнь сосредоточилась исключительно на тебѣ,-- сказалъ Арнольдъ,-- всѣ мои мысли, страданія. И это хотятъ отнять у меня? Нѣтъ, никогда. Мы должны вмѣстѣ жить или вмѣстѣ умереть
   -- Вмѣстѣ жить,-- быстро и съ увѣренностью сказала Лола.
   -- Къ моему сердцу приливаетъ твоя кровь. Твои настроенія невольно охватываютъ и меня, твое безпокойство гложетъ и меня, твоя любовь придаетъ мнѣ силы. Кто убьетъ тебя, убьетъ и меня. Но я хочу жить. Я почувствовалъ это съ сегодняшняго дня.
   -- Я тоже. Если бы ты не пришелъ, я бы убила его. Второй разъ ты услышалъ меня издалека. И теперь совершилъ тотъ смѣлый поступокъ, о которомъ я мечтала.
   Они пришли къ дому, гдѣ жилъ Арнольдъ. Наступили сумерки. Деревья тихо склонялись къ Лолѣ. Арнольдъ открылъ калитку. Вдругъ изъ боковой улицы послышались громкіе крики:
   -- Выбранъ Парди! Выбранъ Парди!
   Они захлопнули за собой калитку и пошли по темной аллеѣ. Въ концѣ ея стоялъ домъ съ большими лиліями подъ окнами. Лола прервала молчаніе.
   -- Онъ не вступитъ въ парламентъ. Онъ долженъ умереть, чтобы мы могли жить. Мы больше не хотимъ быть его рабами. Уважающій себя народъ освобождается отъ своихъ господъ.
   -- Отчего ты такъ поблѣднѣла, Лола?
   -- Клавдія умерла. Я ее любила. Какъ ужасно она умерла.
   -- Прислонись ко мнѣ! Вдыхай этотъ чудный, ночной ароматъ. Сколько въ немъ спокойствія и силы.
   -- Ты силенъ. Я прислонюсь къ тебѣ!
   -- Позволь мнѣ понести тебя по этимъ ступенькамъ, моя Лола. Спокойно лежи на этой террасѣ, прислони сюда твою чудную голову и жди, пока я вернусь.
   -- Ты уходишь?
   Онъ молчалъ. Слезы брызнули у нея изъ глазъ.
   -- Намъ предстоитъ еще самое тяжелое, а я уже теряю силы.
   Онъ опустилъ глаза.
   -- Если я останусь...
   -- Ты можешь сомнѣваться? Нѣтъ, нѣтъ. Ты знаешь: въ тотъ же часъ умру и я.
   Они закрыли глаза и прижались другъ къ другу.
   -- Теперь ко мнѣ вернулись силы. Ты побѣдишь!
   -- Твои глаза зажгли мою кровъ. Я вѣрю въ побѣду!
   Она откинула голову назадъ.
   -- Возьми меня! Я -- свободна... Нѣтъ, подожди! Какой ты страстный, настоящій герой! Я восхищаюсь тобой!
   Онъ опустился на колѣни передъ ней. Она взяла его голову въ руки и медленно прижалась губами къ его лбу.
   -- Вотъ такъ! ты пойдешь и будешь бороться за меня. Потомъ мой герой вернется ко мнѣ, положитъ голову мнѣ на руки и будетъ моимъ спутникомъ. Такимъ я должна имѣть тебя, потому что я, вѣдь, только женщина... Будешь ли ты имѣть терпѣніе ее мной, милый?
   Онъ прошепталъ:
   -- Испытаніе лежитъ позади насъ. Каждый изъ насъ знаетъ, что онъ говоритъ, когда произноситъ:-- Я люблю тебя.
   -- Я люблю тебя!-- сказала Лола.

КОНЕЦЪ.

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru