Майков Аполлон Николаевич
Десятидневная поездка на южный берег Крыма...

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Десятидневная Поѣздка на южный берегъ Крыма. Одесса. Въ тип. Т. Неймана и Комп. 1848. Въ 12-ю д. л. 70 стр.
   Авторъ этой "Поѣздки" долженъ быть восторженный юноша. Много лѣтъ однимъ изъ пламеннѣйшихъ его мечтаніи было увидѣть южный берегъ Крыма, "этотъ благословенный уголокъ, щедро надѣленный растительностью всѣхъ климатовъ и исполненный величественныхъ горныхъ красотъ".Это желаніе, наконецъ, вовсе неожиданнымъ образомъ исполнилось и произвело странное дѣйствіе на автора: онъ какъ-будто выросъ въ собственныхъ глазахъ, придалъ себѣ и всѣмъ своимъ знакомымъ, которые съ нимъ ѣхали на пароходѣ и которыхъ, онъ различилъ въ толпѣ на берегу при отмаливаніи судна, необыкновенную, историческую важность, какъ-будто это ѣхалъ самъ Митридатъ въ свои понтійскія владѣнія!.. По возвращеніи изъ поѣздки, сидя въ одесскомъ карантинѣ, авторъ "набросалъ для развлеченія себя, бѣглые очерки" всего, что видѣлъ въ этой "Поѣздкѣ", "со всѣми чувствами, впечатлѣніями, восторгами, даже обѣдами и чаями". Согласитесь, что такія вещи имѣютъ мѣсто только въ какихъ-нибудь "выходныхъ книгахъ", равно какъ и подробности о томѣ, съ кѣмъ ѣхалъ авторъ туда на пароходѣ изъ Одессы: тутъ были Н. П. Д. и его прекрасная супруга Е. Ѳ., дѣвицы Д. И., Е. Е. г. и П. В. М; далѣе онъ описываетъ, кого изъ своихъ знакомыхъ онъ вступилъ въ Крыму... Все бы это, могло бы занимательно въ итинераріи Митридата; но "благосклоннѣйшій читатель и прекрасная читательница Десятидневной Поѣздки", не имѣя чести знать этихъ лицъ, ничего не могутъ понять изъ разныхъ намековъ и недомолвокъ, которыми наполнена книга, ни составить себѣ какое-нибудь заключеніе объ этихъ лицахъ по начальнымъ буквамъ ихъ именъ... Что жь касается до впечатлѣній, чувствъ и восторговъ автора, то, въ-попыхахъ, онъ совсѣмъ позабылъ, что одни восклицанія: "чудо, прелесть!" ничего не рисуютъ, и, слушая только такое выраженіе восторга, невольно зѣваешь. Притомъ же, одно описаніе того, что авторъ увидѣлъ въ Крыму, описаніе, лишенное всякаго взгляда, походитъ на то, какъ-будто онѣ прибылъ въ совершенно для него "новый свѣтъ", и описываетъ за урядъ все, что кидалось ему въ глаза, не давая разумнаго значенія предметамъ, не касаясь ни исторіи, ни какихъ-нибудь сближеній, которыя невольно приходятъ на мысль, при болѣе-разумномъ воззрѣніи. Что, на-примѣръ, можно понять изъ подобнаго описанія виллъ русскихъ вельможъ на южномъ берегу Крыма, которыя великолѣпіемъ своимъ и красотою мѣстоположенія напоминаютъ древнія Байи и загородныя виллы римскимъ патриціевъ, когда онъ изображаетъ ихъ такими выраженіями, какія встрѣчаемъ, напримѣръ, въ описаніи Алупки, виллы князя Воронцова:
   
   "Кипарисная роща, которую мы прежде всего прошли, послѣ этого дня, проведеннаго въ разсматриваніи дивъ края, произвела на насъ свой эффектъ. Чудеса! Безъ, счету растутъ эти прекрасныя деревья, и аллея между ними верхъ красоты. Приближаясь ко дворцу, пройдя мимо множества дивъ-дивныхъ, чудъ-чудныхъ, попали мы въ пестрыя клумбы цвѣтовъ дорогихъ, красивыхъ, пахучихъ; дорожка между цвѣтами, извиваясь змѣей, лабиринтами (?) привела насъ ко дворцу. Зданіе вдругъ открылось все! Описывать его красотъ не берусь. Скажу, что мы глядя на это чудо архитектуры онѣмѣли отъ восторга... въ изумленіи невольно спрашивали себя: "не во снѣ ли это видится изъ Шехеразады!... Что шагъ, то что-нибудь невиданное! Память и воображеніе отказываются передавать бумагѣ впечатлѣнія видѣннаго нами; рѣшаюсь лучше краснорѣчиво замолчать, воскликнувъ: тамъ рай, тамъ эдемъ!" (Стр. 22.)
   
   Впрочемъ, тамъ, гдѣ авторъ не пускается въ реторическія описанія своихъ "чувствъ и восторговъ" и не упоминаетъ о своей встрѣчѣ съ людьми, которыхъ читатель не имѣетъ чести знать, разсказъ его не лишенъ занимательности, хоть только потому, что все таки мы мало знакомы съ Россіей...
   Изъ Алупки отправились путешественники къ Байдарамъ. Дорога, горное шоссе, недавно устроенное, идетъ по горѣ винтообразно: на вершинѣ горы, гдѣ уже, вмѣсто сильной растительности долинъ, встрѣчаются только чахлыя сосны и ели -- байдарскія ворота, откуда начинается спускъ къ Байдарамъ. Отд. VI.
   
   "По мѣрѣ спуска чудные, благодатные, полные жизни, виды мѣняются, разнообразятся безконечно.... встрѣчаются татары, татарки, нагруженныя арбы; межь деревьевъ мелькаютъ бѣдные домики дровосѣковъ, дѣти выбѣгаютъ посмотрѣть на проѣзжихъ... къ красотамъ природы добавляется новое для насъ зрѣлище образа жизни, костюмовъ, занятій, построекъ незнакомаго намъ народа: предметы то любопытные, то забавные, а часто и грустные, въ слѣдствіе бѣдности, нищеты и пренебреженія труда беззаботныхъ сыновъ Ислама." (Стр. 26.)
   
   Байдары -- бѣдная татарская деревушка. Балаклава -- маленькій городокъ съ полуразвалившеюся генуэзской крѣпостью. Развалины ХерсовесаТаврическаго покрываютъ огромное пространство.
   
   "Противно слышать (говоритъ авторъ), что севастопольскіе жители доразрушили пощаженное покуда временемъ и перетаскивали отсюда, для устройства домовъ, матеріалы, выдѣланные за тысящелѣтіе назадъ. И теперь въ Севастополѣ -- какъ говорятъ -- многіе дома заставляютъ чваниться своихъ хозяевъ великолѣпными мраморными балконами и фронтонами съ древними эллинскими надписями и миѳологическими изваяніями, украшавшими нѣкогда храмы..." (Стр. 29.)
   
   Послѣ этой поѣздки, путешественники отправились въ Бахчисарай.
   
   "Совершенно восточный характеръ Бахчисарая своею оригинальностью прельщаетъ взоръ подъѣзжающаго путешественника. Среди огромныхъ каменистыхъ скалъ, въ узкомъ ущельѣ, набросаны дома и домики, мечети и минареты, тонущіе въ зелени садовъ, оттѣняемой стройными тополями, великолѣпно-прекрасными въ здѣшнемъ краю. Народонаселеніе города и его окрестностей въ своихъ оригинальныхъ костюмахъ, вращающееся въ своей ежедневной уличной жизни; шумъ, говоръ, суета, арбы, татары, чадры съ загадочными красавицами-татарками, крики муэдзиновъ на минаретахъ, послѣ систематически-однообразныхъ нашихъ городовъ, поражаютъ и увлекаютъ непривычнаго къ этимъ картинамъ!" (Стр. 32.)
   
   Дворецъ гиреевъ мы знаемъ изъ "Бахчисарайскаго фонтана "Пушкина: вотъ любопытный взглядъ на расположеніе его комнатъ; онѣ такъ устроены, что
   
   "Властелинъ вездѣ неожиданно могъ быть и все слышать, самъ не бывъ видимъ: какъ по части управленія, такъ и по части собственныхъ домашнихъ интересовъ. Для жизни, для дѣлъ, для наслажденій, всему предназначены аппартаменты,-- и вездѣ свои лазейки! Въ залу, гдѣ собирался диванъ, выходитъ изъ втораго этажа рѣшетчатое окно: оттуда, какъ намъ объясняли, ханъ иногда наблюдалъ за справедливостью суда надъ народомъ..." (Стр. 33.)
   
   Жители Бахчисарая гордятся тѣмъ, будто ученіе пророка процвѣтаетъ въ настоящее время только въ ихъ городѣ; въ Константинополѣ же оно, по ихъ мнѣнію, упадаетъ. За то же и славятъ они Аллаха съ необыкновеннымъ усердіемъ. По окончаніи службы въ мечети, мулла, знакомый путешественникамъ, предложилъ имъ, не хотятъ ли они видѣть молитвы дервишей?
   
   "Мы (говоритъ авторъ), конечно не отказались, и онъ тотъ-часъ же собралъ ихъ. Дервиши составили между собою тѣсный кружокъ, человѣкъ изъ двадцати; главный изъ нихъ начинаетъ гнусливымъ голосомъ воспѣвать на арабскомъ языкѣ мученія, претерпѣнныя Магометомъ, и притомъ, когда онъ разсказываетъ о какомъ-нибудь мученіи, всѣ, составляющіе кружокъ, какъ-бы сами чувствуя эти мученія, начинаютъ стонать разомъ; стопы усиливаются сильнѣе и сильнѣе, громче и громче, наконецъ до ужасу, и дервиши, не переводя духу, Вопятъ въ продолженіи десяти минутъ; потомъ понемногу утихаютъ и волнуются между собою; пѣніе продолжается, стоны начинаются опять и доходятъ до страшной сцены: многіе чуть не падаютъ отъ истощенія, другіе ихъ поддерживаютъ, и весь кружокъ, шатаясь, кружится, стонетъ невыносимо, и среди этихъ душу раздирающихъ воплей, отдѣляется только одинъ ровный голосъ поющаго и иногда; для поощренія ослабѣвающихъ, слышны рѣзкія прикрикиванія и даже раздается присвистъ нѣсколько разъ; все смѣшивается и въ продолженіе четверти часа, ревя во все горло, бѣснуется, покуда наконецъ не упадутъ всѣ отъ усталости." (Стр. 12.)
   
   Въ Чуфут-Кале въѣхали путешественники, сопровождаемые дикимъ хоромъ цыганъ, которые, поймавъ ихъ на дорогѣ, цѣлой ватагой съ криковъ и гамомъ не отставали отъ нихъ до самыхъ воротъ Чуфут-Кале, какъ ни отбивались отъ нихъ путники: это особенное средство заставить дать себѣ милостыню въ видѣ награды. Тѣмъ только и живутъ здѣсь эти люди; въ Чуфут-Кале путешественники познакомились съ раввиномъ Евреевъ-караитовъ, Шелеме Абрамовичемъ Бегимомъ, лицомъ характеристически-выдающимся посреди безпечнаго населенія этихъ мѣстъ, довольствующагося малымъ и незаботящагося объ улучшеніи своего быта. Онъ воспитывался въ Одессѣ и, возвратившись раввиномъ въ родной городъ, страстно принялся за свое дѣло, желая быть полезнымъ своимъ соотчичамъ. Въ бесѣдѣ своей съ путешественниками, онъ съ увлеченіемъ разсуждалъ о "любимомъ имъ своемъ народѣ, о добрыхъ качествахъ Караитовъ и о заботахъ его къ предохраненію ихъ отъ вкрадывающагося уже и въ нихъ вліянія корысти, заставляющей ихъ оставлять свою родину и переселяться въ города; обѣ училищѣ, которое г. Бегимъ столько времени уже хлопочетъ подчинить правительству, о пособіяхъ, въ коихъ оно нуждается; о нуждахъ своей жизни, о неудовольствіяхъ среди людей, которые по невѣжеству иногда не только не понимаетъ его хорошихъ намѣреній, но еще толкуютъ ихъ посвоему, въ дурную сторону" (стр. 40). Разсказъ этотъ рисуетъ живо простодушнаго старика, которому хотѣлось бы и удержать свою паству въ ея патріархальной простотѣ, и доставить ей нѣкоторое развитіе, которое онъ видѣлъ въ Одессѣ: доброе намѣреніе и совершенное незнаніе средствъ какъ и что дѣлать... во всякомъ случаѣ, это личность, возвышающаяся надъ той средою, гдѣ она поставлена; жизнь его проходитъ въ лелѣнніи плановъ и надеждъ, которые рушатся сами собою отъ ошибки, лежащей въ ихъ основаніи. За то старикъ богатъ преданіями и легендами, знакомъ съ нравами и обычаями края.
   Увидя въ синагогѣ страусовыя яйца на почетныхъ мѣстахъ, путешественники желали знать ихъ значеніе, и почтенный раввинъ объяснилъ имъ, что "по преданіямъ Караитовъ, самка строуса, предчувствуя рожденіе своего птенца, въ-продолженіи слишкомъ двадцати часовъ стоитъ неподвижно, вперивъ взоръ на яйцо, въ ожиданіи этой минуты: такъ и мы во храмѣ Божіемъ должны внимательно мыслить о томъ мгновеніи, когда душа наша оставитъ свою скорлупу и возродится къ новой жизни" (Стр. 38). При гробницѣ Ненекеджанъ-Ханымъ, онъ разсказалъ легенду, какъ дочь Тохтамыша, прекрасная Ненекеджанъ-Ханымъ, "въ юныхъ лѣтахъ, случаемъ потеряннымъ для исторіи, какъ-то увидѣла молодаго Генуэзца, жителя Чуфутѣ-Каде, и плѣнилась имъ. Генуэзецъ..... Проникѣ въ сокровенность дворца и, съ помощью денегъ и преданныхъ людей, увезъ прекрасную принцессу къ себѣ въ Чуфутъ-Кале. Покуда поосмотрѣлись, пообдумали, да нашли догадку, куда исчезла дочь хана, Генуэзецъ порядочно у себя укрѣпился, и... дождался времени, когда въ-послѣдствіи ханъ простилъ дочь и обласкалъ зятя" (стр. 39). Караитское кладбище, называемое Іосафатовой-Долиной, вмѣщаетъ въ себѣ до сорока тысячъ гробовъ. Древность населенія Чуфут-Кале доказывается многими здѣшними гробницами, ротому-что выставленные на нихъ годы соотвѣтствуютъ первому и второму, столѣтію по P. X.
   Восхожденіе на Чатырдагъ описано довольно-просто, и потому читается. Вообще, еслибъ авторъ приготовился предварительнымъ чтеніемъ къ этому путешествію, совсѣмъ позабылъ бы реторику, да избавилъ насъ отъ разныхъ своихъ случаевъ, встрѣчь и намековъ, имѣющихъ цѣну только въ пріятельскомъ кружку или въ провинціальномъ городкѣ, книжечка его Пригодилась бы для туриста. Этнографія и исторія описываемаго имъ края могли бы сообщить ей много занимательности, потому-что Таврида -- историческая почва, гдѣ дѣйствовали многія замѣчательныя историческія личности, гдѣ смѣнилось много цивилизацій, гдѣ поселилось много племёнъ, и отъ всего этого остались памятники и вещественные и живые, и все это связано между собою народными миѳами и преданіями.

"Отечественныя Записки", No 12, 1848

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru