Лондон Джек
Китовый зуб

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    The Whale Tooth.
    Перевод Е. Уткиной (1925).

   Джек Лондон

Китовый зуб

The Whale Tooth

Перевод с английского Е. Уткиной

Из сборника "Сказки южных морей"

   Это произошло давно на островах Фиджи, в селении Реве, в миссионерском доме. Джон Стархэрст поднялся и громко заявил о своем намерении проповедовать евангелие племенам всего Вити-Леву. Вити-Леву, иначе - "Великая Страна" - самый большой остров в группе, состоящей из многих больших островов и множества мелких. На побережье Вити-Леву приютилась горсточка белых людей: то были миссионеры, торговцы, рыбаки и дезертиры с китобойных судов. Жизнь их всегда висела на ниточке. Под окнами их домов нередко поднимался дым жарких печей, а мимо дверей тащили на пиршества тела убитых.
   Лоту - богопочитание - распространялось медленно и нередко ползло вспять, подобно раку. Вожди, объявлявшие себя христианами и с восторгом принятые в лоно церкви, имели прискорбное обыкновение впадать в грех, соблазняясь мясом какого- нибудь давно намеченного врага. Съесть либо быть съеденным - таков был закон страны, и власть его над страной обещала быть очень продолжительной. Иные вожди, например Таноа, Туйвейкозо и Туикилакила, поедали своих собратьев сотнями. Но среди этих ненасытных первое место занимал Ра Ундреундре, проживавший в Такираки. Он вел счет своим трофеям. Ряд камней перед его хижиной символизировал тела, им съеденные. Этот ряд простирался на двести тридцать шагов в длину, а камней в нем было восемьсот семьдесят два. Каждый камень соответствовал одной жертве. Ряд этот оказался бы и длиннее, если бы Ра Ундреундре не получил злостного удара копьем в крестец во время схватки в зарослях Сомо-Сомо. И Ра Ундреундре был подан на стол Наунгавули, ничтожный ряд камней которого отмечал всего лишь сорок восемь побед.
   Изнуренные тяжелой работой, истощенные лихорадкой, миссионеры твердо стояли на посту и упорно выполняли свой долг. Временами, впадая в отчаяние, они все же надеялись на какое-то чудо, в роде благодарного сошествия святого духа в виде огненных языков, которое принесло бы им великую жатву душ.
   Но людоеды Фиджи оставались попрежнему упорными. Курчавоголовые лакомки не желали отказываться от своих горшков с мясом, пока жатва была обильна. Иногда пленных бывало слишком много - и каннибалы, шантажируя миссионеров, тайком распускали слух, что в такой-то день произойдет процедура избиения и состоится пиршество. Миссионеры спешили откупить жизнь жертв и раздавали пачки табаку, коленкор и связки бус. Уступая этот избыток живого мяса, вожди тем не менее получали большую прибыль от подобных сделок, ибо всегда имели возможность совершить нападение на другие селения и захватить еще пленных.
   Вот при каких обстоятельствах объявил Джон Стархэрст о своем намерении проповедывать слово божие по побережью Великой Страны. Он сказал, что начнет с горных твердынь у верховьев реки Ревы. Его слова были приняты с изумлением и ужасом.
   Проповедники из туземцев даже прослезились. Два товарища-миссионера всеми силами пытались его отговорить. Повелитель острова Ревы заявил, что жители гор несомненно сделают с ним "каи-каи", или, иначе, - съедят, и что он, повелитель Ревы, познавший Лоту, вынужден будет итти на них войной, а жители гор непобедимы, это он хорошо знал. Они могут спуститься вниз по реке и разгромить селение Реву - это повелитель острова Ревы тоже прекрасно знал. Но что было ему делать? Если же Джон Стархэрст все-таки хочет туда отправиться, он будет съеден, а тогда вспыхнет война, и сотни людей погибнут.
   К вечеру того же дня депутация вождей Ревы посетила Джона Стархэрста. Он терпеливо их выслушал, спокойно с ними поговорил, но ни на шаг не отступил от своего решения. Своим товарищам-миссионерам он заявил, что вовсе не намерен стать мучеником; он лишь выполняет волю бога, призвавшего его и повелевшего проповедывать евангелие жителям Вити-Леву.
   Торговцам, убеждавшим его особенно пылко, он сказал:
   -- Ваши доводы ничего не стоят. Вами руководит лишь опасение понести убытки в ваших делах. Ваши интересы сводятся к накоплению денег, мой же - к спасению душ человеческих. Язычники этой темной страны должны быть спасены.
   Джон Стархэрст не был фанатиком. Он первый стал бы возражать против такого обвинения. Он был в высшей степени практичным и рассудительным человеком. В благих результатах своей миссии он не сомневался и лелеял мечту зажечь в душах горных жителей искру священного огня и открыть им путь к новой жизни; и новая жизнь разольется затем вглубь, вширь и вдаль - по всей Великой Стране, от моря и до моря, до самых отдаленных островов, затерянных в океане. Мягкие серые глаза его не горели огнем безумия; им руководила спокойная решимость и непоколебимая вера во всемогущего бога.
   Нашелся лишь один человек, который одобрил его намерение. Это был Ра Вату. Он втайне ободрял его и предложил ему проводников до подножия первых холмов. Джону Стархэрсту доставило величайшую радость поведение Ра Вату. Закоснелый язычник, Ра Вату, - с сердцем таким же черным, как его поступки, - начинал как будто исправляться. Он даже поговаривал о принятии христианства. Правда, уже три года тому назад он выразил подобное желание - и был бы принят в лоно церкви, если бы Джон Стархэрст не воспротивился его намерению захватить с собой всех своих четырех жен. И с экономической, и с этической точки зрения Ра Вату был противником моногамии. Кроме того, его оскорбила такая неосновательная придирка миссионера, и, желая продемонстрировать свою полную независимость, он взмахнул дубиной над головой Стархэрста. Стархэрст спасся лишь благодаря тому, что успел подскочить к Ра Вату и плотно к нему прижаться. Он сжимал его до тех пор, пока не подоспела помощь. Но теперь все было забыто и прощено. Ра Вату готов стать членом церкви, и не только как обращенный язычник, но и как раскаявшийся полигамист. Он уверял Стархэрста, что ждет лишь смерти своей самой старой, больной жены.
   В одном из каноэ Ра Вату Джон Стархэрст направился вверх по тихому течению Ревы. На каноэ он должен был плыть два дня до того места, где судоходство на реке прекращается.
   Вдали виднелись громады туманных гор, поднимающихся к самому небу; то был горный хребет Великой Страны. Весь день Джон Стархэрст, не отрываясь, смотрел с жадным нетерпением в ту сторону.
   Временами он тихо молился. Иногда к его молитве присоединялся Нарау, туземец-проповедник, семь лет назад принявший христианство, после того как был спасен от пылающей печи доктором Джемсом Эллери Брауном. Этот доктор внес за него грошовый выкуп: несколько пачек табаку, два шерстяных одеяла и большую бутылку целебного бальзама.
   Только в последний момент, после двадцатичасовых молитв в полном уединении, ухо Нарау удостоилось услышать глас, призывающий его итти в горы с Джоном Стархэрстом.
   -- Господин, я иду с тобой, - объявил он.
   Джон Стархэрст с тихой радостью приветствовал его решение. Поистине, господь бог не оставит его - Джона Стархэрста, - если даже такое слабое существо, как Нарау, вызвалось сопровождать его.
   -- Я, действительно, не из храбрых, я - слабейший из сосудов господних, - объяснил Нарау в первый день пути.
   -- Ты должен верить, крепко верить, - сказал ему миссионер.
   В тот же день другое каноэ отправилось в путь вверх по течении Ревы. Но оно шло позади и старалось держаться незаметно. Это каноэ тоже принадлежало Ра Вату. В нем находился Эрирола, двоюродный брат Ра Вату и преданный его слуга. Всю дорогу он не выпускал из рук маленькой корзинки, где лежал китовый зуб.
   Это был великолепный китовый зуб - шесть дюймов длины, идеальной формы, слегка пожелтевший, с красноватым оттенком от времени. Зуб был собственностью Ра Вату. С появлением на Фиджи китового зуба связан любопытный обычай. Вот в чем он заключается: всякий, получивший китовый зуб, не имеет права отказать в просьбе тому, кто этот зуб ему подарил. Просьбы могли быть самые разнообразные: можно требовать и человеческой жизни и братского союза между племенами. И ни один уроженец Фиджи не обесчестит себя отказом ее исполнить, раз китовый ус им уже принят. Иногда просьба откладывается на некоторое время, или выполнение ее замедляется, но последствия всегда неизбежны.
   К концу второго дня пути Джон Стархэрст остановился почти у самых истоков Ревы, в деревне одного вождя, по имени Монгондро.
   Утром он рассчитывал отправиться пешком, в сопровождении Нарау, к вершинам туманных гор, казавшихся вблизи бархатисто-зелеными. Монгондро, старый маленький вождь, кроткого нрава, приветливый, близорукий, страдающий слоновой болезнью, не питал больше склонности ко всем треволнениям войны. Миссионера он встретил с радушным гостеприимством, дал ему пищу со своего стола и даже завязал с ним спор на религиозные темы. Монгондро обладал любознательным умом и весьма обрадовал Джона Стархэрста, обратившись к нему с просьбой объяснить сущность и происхождение бытия.
   Кратко рассказав вождю о сотворении мира по книге Бытия, Джон Стархэрст увидел, что Монгондро глубоко взволнован. Несколько минут старый маленький вождь молча курил. Затем, вынув изо рта трубку, печально покачал головой.
   -- Этого не могло быть, - сказал он. - Я, Монгондро, в юности своей умел работать стругом. И все же мне нужно было три месяца, чтобы сделать каноэ, маленькое каноэ, совсем маленькое. А ты говоришь, что вся земля и вода созданы одним человеком...
   -- Нет, созданы одним богом, единым истинным богом, - перебил его миссионер.
   -- Это все равно, - продолжал Монгондро, - значит, все: земля вода, деревья, рыба, леса, горы, солнце и луна и звезды созданы в шесть дней! Нет, нет. Говорю тебе, в юности я был ловким человеком, и все же мне нужно было три месяца, чтобы сделать одно небольшое каноэ. Это - сказка для маленьких детей, и ни один взрослый человек ей не поверит.
   -- Но я же взрослый человек, - заметил миссионер.
   -- Это верно, ты взрослый. Но мой темный разум не в состоянии постичь то, чему ты веришь.
   -- Говорю тебе, я верю, что все сотворено в шесть дней.
   -- Да, ты так говоришь; да, да, - успокоительным тоном забормотал старый людоед.
   А когда Джон Стархэрст и Нарау улеглись спать, в дом вождя прокрался Эрирола и после дипломатической беседы протянул старику китовый зуб. Старый вождь долго держал зуб в руке. Это был превосходный китовый зуб, и Монгондро хотелось его заполучить.
   Но он угадывал просьбу, какая последует за подарком. Нет, нет! Китовый зуб великолепен, и всякому лестно было бы его иметь, но все же старик с бесконечными извинениями вернул его Эрироле.
   __________
   С первыми проблесками рассвета Джон Стархэрст был уже на ногах и в своих высоких кожаных сапогах зашагал по тропинке сквозь заросли. По его стопам следовал верный Нарау, а голый проводник, подданный Монгондро, указывал им дорогу к ближайшей деревне. В полдень они пришли туда. Отсюда путь им показывал новый проводник. Позади, на расстоянии мили от них, пробирался Эрирола, с китовым зубом в корзинке, привязанной за плечами. Два дня он шел по следам миссионера, в каждом селении предлагая вождям китовый зуб. Но все от него отказывались. Эрирола являлся тотчас же после ухода миссионера, а потому вожди догадывались, какая просьба их ждет, и предпочитали уклониться.
   Миссионер и Нарау направлялись по прямому пути в горы, а Эрирола избрал мало кому известную тропинку и опередил их. Он явился в укрепленные владения вождя Були из Гатока. Були не был осведомлен о скором прибытии Джона Стархэрста. Китовый зуб был великолепен - редкий экземпляр - и окраска его казалась необыкновенной. Зуб был предложен в присутствии посторонних. Були из Гатока восседал на лучшей своей цыновке, окруженный главными советниками; три раба опахалами отгоняли от него мух. Из рук своего глашатая удостоил он принять китовый зуб, подарок Ра Вату, доставленный сюда, в горы, двоюродным братом Ра Вату, Эриролой.
   Рукоплескания сопровождали передачу подарка; группа советников, глашатаи и рабы с опахалами восторженно кричали хором:
   -- А! вои! вои! вои! А! вои! вои! вои! А! табуа леву! вои! вои! А! мудуа, мудуа, мудуа!
   -- Скоро придет сюда один белый, - начал Эрирола после длительной паузы. - Это - миссионер; он будет здесь сегодня. Ра Вату желает получить его сапоги. Он хотел бы подарить их своему доброму другу Монгондро. А вместе с сапогами он пошлет ему и ноги белого. Монгондро - старик, зубы у него плохие. Постарайся непременно, Були, чтобы ноги были доставлены вместе с сапогами, а туловище может остаться здесь.
   Були уже не рад был китовому зубу; он нерешительно оглянулся вокруг. Но ведь подарок был уже принят.
   -- Такая мелюзга, как миссионер, не имеет никакого значения, - ободрял Эрирола.
   -- Конечно, на такую мелюзгу, как миссионер, нечего обращать внимание, - ответил Були, овладев собой. - Монгондро получит сапоги. Вперед, молодцы! Ступайте втроем или вчетвером! Идите по тропе навстречу миссионеру. Постарайтесь же доставить сюда сапоги.
   -- Слишком поздно, - сказал Эрирола и прошептал: - Слышишь! Он идет сюда.
   Пробравшись сквозь густой кустарник, Джон Стархэрст, а за ним Нарау выступили вперед. Высокие сапоги, намокшие при переходе через поток, на каждом шагу выбрасывали тонкие струйки воды. Стархэрст оглядел всех горящими глазами. Воодушевленный непоколебимой верой, не испытывая ни страха, ни сомнения, он ликовал, глядя на раскинувшуюся перед ним крепость. Он знал, что с сотворения мира он был первым белым человеком, вступившим в эту горную крепость Гатока.
   Зеленые хижины лепились по крутым горным склонам или нависали над бурной Ревой. По обе стороны вздымались отвесные скалы. Узкое ущелье озарялось солнцем не больше, чем на три часа. Ни кокосовых пальм, ни бананов нигде не было видно, но буйная тропическая растительность покрывала горы, проникая в каждую выбоину и трещину, и легкие зеленые гирлянды ниспадали с острых выступов скал. В глубине ущелья, с высоты восьмисот футов мощным потоком низвергалась Рева, и воздух в скалистой крепости дрожал и гудел в унисон с грохотом водопада.
   Джон Стархэрст увидел, как из дома вышел сам вождь Були и с ним его свита.
   -- Я принес вам благую весть, - приветствовал их миссионер.
   -- Кто послал тебя? - спокойно спросил Були.
   -- Бог.
   -- Это имя неизвестно в Вити-Леву, - усмехнулся Були. - Каких островов, селений или долин он повелитель?
   -- Он повелитель всех островов, всех селений, всех долин, - торжественно прозвучал ответ Джона Стархэрста. - Он - владыка неба и земли, и я принес вам его слово.
   -- А прислал ли он китовый зуб? - послышался дерзкий вопрос.
   -- Нет, но драгоценнее всякого китового зуба...
   -- У нас в обычае, чтобы вожди обменивались подаркам и посылали китовый зуб, - перебил его Були. - Или твой повелитель скряга или ты дурак, если пришел в горы с пустыми руками. Посмотри, более щедрый человек тебя опередил.
   С этими словами он показал китовый зуб, полученный от Эриролы.
   Нарау застонал.
   -- Это китовый зуб Ра Вату, - шепнул он Стархэрсту. - Я его хорошо знаю. Теперь мы погибли.
   -- Вещь красивая, - сказал миссионер, поглаживая свою длинную бороду и поправляя очки. - Ра Вату позаботился о том, чтобы нас здесь хорошо приняли.
   Но Нарау снова застонал и отошел от того, за кем так преданно следовал.
   -- Ра Вату скоро станет христианином, - заявил Стархэрст, - я принес тебе весть о Лоту.
   -- Не нужно мне твоего Лоту, - гордо ответил Були. - Я хочу, чтобы тебя сегодня же прикончили дубиной.
   Були дал знак одному из своих рослых горцев, и тот, выступил вперед, замахнулся дубиной. Нарау стремглав бросился в ближайший дом, пытаясь спрятаться под защиту женщин, среди цыновок. Джон Стархэрст прыгнул вперед и обхватил руками шею палача. Теперь, когда ему не угрожала неминуемая смерть, он пустил в ход все свое красноречие. Зная, что защищает свою жизнь, он однако не испытывал ни страха, ни волнения.
   -- Ты совершишь злое дело, если убьешь меня, - говорил он палачу. - Я ничего плохого не сделал ни тебе, ни Були.
   Он так крепко уцепился за шею горца, что остальные не осмеливались пустить в дело дубину.
   В такой позе он отстаивал свою жизнь и убеждал дикарей, громко требовавших его смерти.
   -- Мое имя Стархэрст, - спокойно говорил он. - Я работал на Фиджи в течение трех лет и не просил за это никакой награды. К вам я пришел для вашего же блага. Зачем меня убивать? Разве это принесет кому-нибудь выгоду?
   Були украдкой бросил взгляд на китовый зуб: правитель Гатока уже был щедро вознагражден.
   Толпа голых дикарей окружила миссионера. Они затянули песнь смерти - песнь раскаленной печи - и заглушили обличавший их голос. Но Стархэрст ловко обхватывал тело палача, не давая возможности нанести смертельный удар. Эрирола усмехался, а Були рассердился.
   -- Прочь, дураки! Нечего сказать, хорошая молва распространится по берегу: целая дюжина против одного безоружного, слабого, как женщина, миссионера! И он вас осиливает!
   -- Послушай, Були, - стараясь перекричать шум свалки, воззвал миссионер. - Я и тебя одолею. Мое оружие - истина и справедливость, и ни один человек не может мне противостоять.
   -- Ну, подойди ко мне, - отвечал Були. - Мое оружие - всего лишь жалкая, ничтожная дубина, и, как ты сказал, она против тебя бессильна.
   Толпа расступилась, и Джон Стархэрст очутился лицом к лицу с Були, опиравшимся на огромную, сучковатую дубину.
   -- Что ж, подходи, миссионер! - вызывающе кричал Були, - победи меня!
   -- Не сомневайся, я подойду и одолею тебя, - ответил Джон Стархэрст. Протерев очки и снова надев их, он шагнул вперед.
   Були поднял дубину и ждал.
   -- Прежде всего, заметь, что моя смерть никакой пользы тебе не принесет, - возобновил свои доводы миссионер.
   -- За меня ответит моя дубина, - сказал Були.
   И на каждый довод миссионера он давал один и тот же ответ, зорко следя, чтобы предупредить ловкий маневр белого человека, бросающегося на шею палачу.
   И теперь, только теперь, Джон Стархэрст почувствовал, что смерть близка. Он не пытался ее избежать. С непокрытой головой стоял он под ярким солнцем и громко молился - непонятная фигура неизбежного белого человека, который с библией, с пулей или бутылкой рома настигает смущенного дикаря в его собственных укреплениях. Таким предстал Джон Стархэрст перед Були из Гатока в его скалистой крепости.
   -- Прости им, ибо они не ведают, что творят, - молился он. - О господи, сжалься над Фиджи. Имей сострадание к Фиджи. О Иегова, внемли моей молитве ради него, твоего сына, который всех нас привел к тебе. От тебя мы пришли и молим, - прими нас опять к себе. Но ты всемогущ и можешь ее спасти. Простри свою длань, о господи, и спаси Фиджи, несчастных людоедов Фиджи.
   Були потерял терпение.
   -- Теперь я тебе отвечу, - пробормотал он, замахиваясь дубиной.
   Нарау, скрывавшийся в хижине среди женщин, услышал тяжелый удар и содрогнулся. Затем раздалась песнь смерти, и он понял, что тело его друга- миссионера волокут к печи.
   Он слышал слова:
   -- Осторожней! Осторожней несите меня. Ибо я подвижник моей страны. Благодарю тебя! Благодарю! Благодарю тебя!
   Потом из шума выделился одинокий голос и спросил:
   -- Где мужественный человек?
   Сотни голосов проревели в ответ:
   -- Сейчас его приволокут к печи и изжарят.
   -- Где трус? - снова прозвучал одинокий голос.
   -- Убежал, чтобы донести, - загудела в ответ толпа. - Убежал, чтобы донести! Убежал, чтобы донести!
   Нарау застонал в тоске. Слова старой песни были правдивы. Он был трусом - и ему оставалось только пойти и донести.
  
   1910
  
   Источник текста: Полное собрание сочинений Джека Лондона.  Т.14, кн.1: Сказки южных морей. Рассказы] / Пер. с англ. Е.Уткиной ; Под ред. Евгения Ланна. - 1925. - 140 с. Приложение к журналу "Всемирный следопыт". Москва --1929
   Оригинал здесь: "Книжные полки Лукьяна Поворотова".
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru