Ли Ионас
Лоцман

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Lodsen og hans Hustru.
    Текст издания: журнал "Русскій Вѣстникъ", NoNo 5-7, 1893.

   

ЛОЦМАНЪ.

Романъ Iонаса Ли.

(Пер. съ норвежскаго).

I.

   Самымъ отважнымъ, среди готовыхъ бороться на морѣ со всякой непогодой, считался въ Арендалѣ темнобородый лоцманъ Сальве Христіанзенъ изъ Мердё. Съ опасностью жизни укрылъ онъ не одинъ корабль, который безъ него неминуемо потерпѣлъ бы крушеніе. Было извѣстно, что онъ одинъ остался на разбитомъ и готовомъ потонуть суднѣ, отправивъ товарищей за помощью на берегъ; но также было извѣстно, что онъ на дурномъ счету у лоцманскаго альдермена Бека, почему и не получитъ никогда медали за спасеніе, хотя дома у него хранится въ угловомъ шкафу нѣсколько серебряныхъ кружекъ съ надписями и большой телескопъ, полученные имъ на память отъ разныхъ кораблей.
   Роста Сальве былъ скорѣе маленькаго, почти нѣжно сложенный, съ лицомъ, выражавшимъ непреклонность и неустрашимость. Проницательные темные глаза, прямой носъ, рѣзкія черты,-- все это въ соединеніи съ суровымъ обращеніемъ и отрывистой рѣчью производило впечатлѣніе необычайной энергіи. Замкнутость Христіанзена была слѣдствіемъ нѣкотораго раздраженія, ясно показывавшаго людямъ, что онъ прекрасно можетъ жить и безъ нихъ.
   Въ городѣ носились слухи,-- это говорили также и у лоцманскаго альдермена,-- что онъ придерживается рюмки, и это потому, что, сбывъ свои макрели на пристани, онъ зачастую просиживалъ цѣлый день за стаканомъ водки въ горницѣ тетки Андерсенъ. Онъ говорилъ мало, но къ вечеру, когда голова его была не свѣжа, его опасно было задѣвать.
   Никто не зналъ, почему онъ чувствовалъ себя привольно въ матросской горницѣ тетки Андерсенъ,-- во всякомъ случаѣ тутъ умѣли съ нимъ обращаться. Высокое мнѣніе, какимъ онъ пользовался вообще въ качествѣ моряка, сдѣлало его героемъ здѣшняго кружка, и хотя никто ему не высказывалъ этого, однако по тѣмъ, повидимому, случайнымъ вопросамъ, съ которыми обращались къ нему послѣ той или другой его поѣздки, по тѣмъ поклонамъ, какими привѣтствовали его входившіе, онъ видѣлъ, что пользуется здѣсь симпатіями и уваженіемъ.
   Пока лоцманъ Сальве Христіанзенъ сидѣлъ въ матросскомъ кабакѣ, девятилѣтній сынъ его игралъ въ гавани съ толпою своихъ городскихъ сверстниковъ, которые еще не заботились о сословной разницѣ.
   Темноволосый, темноглазый мальчикъ, со здоровымъ цвѣтомъ лица, былъ самымъ отчаяннымъ изъ нихъ, и какъ сынъ своего отца, пользовался извѣстнымъ уваженіемъ,-- честь, которую онъ старался поддержать всевозможными головоломными продѣлками. Собственно ему слѣдовало присматривать за катеромъ, но послѣдній былъ привязанъ, и его также видно было съ реи гавани. Гьертъ терпѣливо сидѣлъ на своемъ посту, пока арендальскіе мальчики не возвращались изъ школы. Но когда тѣ появлялись и взапуски бѣжали къ любимому мѣсту своихъ игръ -- гавани, побросавъ при этомъ книжки на понтонномъ мосту, онъ поджидалъ ихъ на видномъ пунктѣ, сидя на реѣ или салингѣ, или -- это видѣли изъ многихъ оконъ и простымъ и вооруженнымъ глазомъ и разсказывали, къ ужасу всѣхъ матерей въ городѣ -- ложась животомъ на верхушку мачты. Многимъ дѣтямъ рѣшительно запретили знаться съ сыномъ "отчаяннаго Христіанзена"; но смотрѣть на салингъ или на верхушку мачты, виднѣвшіеся также изъ дому, было такъ заманчиво, точно Гьертъ Христіанзенъ сидѣлъ на деревѣ познанія добра и зла.
   На улицѣ было всегда весело, какъ во всѣхъ приморскихъ городахъ, гдѣ постоянное пребываніе въ гавани превращаетъ мальчика въ матроса раньше даже его первой поѣздки.
   Внукъ Бека, Фредерикъ, будущій кадетъ, полагалъ, что его не видно будетъ изъ дома, когда онъ карабкался по задней сторонѣ мачты къ другу своему, сидѣвшему на верхушкѣ; но тонкое дерево не послужило желаннымъ прикрытіемъ отъ зоркаго взгляда лоцманскаго альдермена.
   Взбѣшенный, появился онъ на берегу, осыпалъ шкипера бранью за то, что тотъ стоитъ тутъ и смотритъ, а затѣмъ отдулъ своей суковатой палкой Гьерта Христіанзена, завлекавшаго его внука, приговаривая, что и теперь уже видно, чѣмъ будетъ Гьертъ, что яблоко не далеко падаетъ отъ яблони.
   Его собственный, любимый, избалованный отпрыскъ, старше Гьерта года на два, избѣгъ наказанія, за что другіе мальчики хотѣли его отодрать при первомъ же случаѣ. И это случилось бы непремѣнно, еслибы Гьертъ, за котораго они собирались отомстить, не заступился неожиданно за него.
   Только возвращаясь въ катерѣ домой, лоцманъ узналъ эту исторію. Онъ поблѣднѣлъ, какъ полотно; но когда услышалъ, что Гьертъ отстоялъ Фредерика, остолбенѣлъ и, помолчавъ немного, проговорилъ:-- Разскажи это матери.
   

II.

   Мердё {Ё означаетъ островъ.}, гдѣ жилъ лоцманъ, лежитъ передъ входомъ въ Арендаль, въ открытомъ морѣ.
   Внѣшняя сторона небольшаго, полукруглаго острова состоитъ собственно изъ голаго рифа. Съ верху у флюгарки наблюдательнаго поста лоцмановъ, въ непогоду можно обозрѣть скрытыя шхеры и подводные камни недоступнаго берега, повсемѣстно здѣсь опаснаго. Арендальскіе лоцманы на Мердё и торунгенѣ считаются лучшими въ Норвегіи.
   Въ противоположность англійскимъ или голландскимъ, изъ которыхъ каждому отведенъ строго опредѣленный участокъ, норвежскіе лоцмана совершаютъ далекія поѣздки и, высматривая корабли, стоятъ то у Линдеснэса, то у Скагена, или Ганегольмена, то высаживаютъ у Гарнъ-Ревъ лоцмана на бортъ гамбургскаго судна. Въ своихъ широкихъ катерахъ съ клеймомъ Арендаля, нумеромъ и широкой красной оторочкой на большомъ парусѣ, они ловятъ макрелей по всему Сѣверному морю до Доггерской косы, гдѣ окликаютъ иностранныя рыбацкія лодки и освѣдомляются о корабляхъ изъ канала, вышедшихъ изъ англійскихъ и голландскихъ гаваней.
   Лучше всего знаетъ лоцмановъ съ Мердё капитанъ, кружащійся въ темную зимнюю ночь возлѣ Торунгена и сознающій, какъ трудно ему пробраться безъ лоцманской помощи. Но вотъ онъ слышитъ окрикъ, приказываетъ выбросить канатъ и предъ нимъ на палубѣ появляется лоцманъ, съ котораго струится вода. Человѣкъ мѣняетъ платье, выпиваетъ, чтобы согрѣться, стаканъ вина и принимаетъ управленіе. Онъ не задумывается ни минуты прыгнуть въ море, обвязавъ себя веревкой, такъ какъ иначе не могъ бы попасть на судно.
   Считая за честь благополучно провести корабль, люди эти, повидимому, нисколько не цѣнятъ своей жизни.
   Съ внутренней стороны острова находится извѣстная спасательная гавань Мердё, небольшое береговое село, гдѣ живутъ рыбаки и лоцмана. Въ одной изъ небольшихъ хижинъ, окрашенныхъ въ красный цвѣтъ, жилъ и нашъ лоцманъ.
   На небольшихъ окнахъ стояли горшки герани, и комната поражала чистотою. Все убранство было полукорабельное, и здѣсь, какъ обыкновенно у моряковъ, день распредѣлялся по склянкамъ. Надъ складнымъ столомъ висѣла большая зрительная труба, на угловомъ шкафу помѣщались свертки картъ, а въ другомъ углу -- большіе голландскіе часы съ зеленой кукушкой.
   Жена лоцмана видѣла наканунѣ, какъ катеръ миновалъ Мердё, держа путь на Арендаль. Она поджидала теперь мужа, между тѣмъ какъ младшій ея сынъ, Генрикъ, вѣроятно занимался ловлею креветокъ въ одной изъ лужъ, которыя образуются въ низкихъ частяхъ острова послѣ бури или высокаго прилива. Мать поручила ему высматривать отца и увѣдомить объ его приближеніи; но мальчикъ такъ увлекся своимъ любимымъ занятіемъ, что позабылъ наказъ матери, а катеръ съ лоцманской полоской и нумеромъ быстро подходилъ къ заливу.
   Жена лоцмана сидѣла у окна за столомъ. Платье ея было не мѣстнаго покроя, похожее на голландское.
   Она видимо безпокоилась. Выраженіе ея сильно озабоченнаго лица мѣнялось постоянно. На минуту она подперла щеку рукою и съ утомленіемъ закрыла глаза, затѣмъ снова стала прилежно шить. Хотя она любила своего мужа, но казалось, точно она боится его возвращенія.
   Въ томъ, какъ она быстро поднялась, услышавъ неожиданно шаги лоцмана и медля выйти ему на встрѣчу, было что-то испуганное, надломленное. Но когда онъ вошелъ въ комнату, выраженіе это смѣнилось открытой, повидимому, веселой улыбкой
   Возвращаясь изъ Арендаля, онъ зачастую бывалъ недоволенъ, сердитъ и на него трудно было угодить. Она тотчасъ замѣчала, въ какомъ онъ настроеніи, и соображала, что ей слѣдуетъ быть веселой и привѣтливой, не говорить ничего, что могло бы его разсердить, и не показывать ему недовольнаго, огорченнаго лица. Приходя въ "отчаяніе", онъ угрожалъ учинить надъ собою что-нибудь ужасное, и она знала, что онъ былъ способенъ исполнить угрозу. Случалось не разъ, что послѣ какого-нибудь неосторожнаго ея слова онъ мгновенно уѣзжалъ снова въ море, -- и одинъ разъ даже въ бурную ночь, когда легко могъ погибнуть.
   Онъ самъ зналъ свой характеръ и, быть можетъ, желаніе не давать ему воли заставляло его зачастую предпочитать горницу тетки Андерсенъ въ Арендалѣ собственному дому.
   Но по прошествіи перваго опаснаго для ихъ отношеній дня, лоцманъ и его жена были самые счастливые и довольные люди; онъ боготворилъ ее и дѣтей, и также трудно разставался съ ними, какъ передъ тѣмъ неохотно возвращался домой.
   Сегодняшній поступокъ Гьерта съ внукомъ Бека настроилъ его благодушно и облегчилъ женѣ ея тяжелую задачу. Съ довольнымъ лицомъ вошелъ онъ въ свою маленькую комнатку и привѣтствовалъ жену:-- Какъ поживаешь, мать? А гдѣ же карманный дозорщикъ?
   Онъ спрашивалъ о своемъ младшемъ сынѣ, такъ плохо исполнявшемъ порученіе матери и котораго онъ постоянно называлъ такъ, если былъ въ духѣ. Это былъ любимецъ Сальве.
   Тяжелый камень свалился съ души жены, но она остереглась выказать это мужу. Вокругъ нея все вдругъ преобразилось. Она радовалась вечернему солнцу, освѣщавшему и ранѣе ея бѣлокурые волосы, когда она сидѣла за шитьемъ.
   Это была красивая, статная женщина съ цвѣтущимъ, здоровымъ лицомъ, которая теперь дрожащими руками поспѣшно помогала мужу перемѣнить платье, и ей трудно было поэтому отвѣчать ему связно. Лоцманъ нѣсколько разъ, постоянно возвышая голосъ, позвалъ карманнаго дозорщика, который наконецъ боязливо показался въ дверяхъ, -- босой, съ засученными панталонами, держа жестянку съ креветками въ рукѣ.
   Но вотъ появился и старшій сынъ со множествомъ узелковъ и товаровъ, закупленныхъ отцомъ въ Арендалѣ, и тотчасъ приказалъ стоявшему съ открытымъ ртомъ брату помочь ему выбрать все изъ лодки.
   Гьертъ коротко поздоровался съ матерью; она сдѣлала знакъ, что на этотъ разъ все обошлось хорошо. Глазами и манерами онъ совершенно походилъ на нее и втихомолку помогалъ ей насколько хватало силъ. Онъ столько насмотрѣлся на несчастныя отношенія родителей, что сталъ другомъ и помощникомъ матери, хотя въ то же время восхищался и отцомъ.
   Когда Гьертъ ѣздилъ съ отцомъ, мать сравнительно бывала спокойна. Она знала, что Сальве, если его обуяетъ злой духъ, непотопитъ по крайней мѣрѣ катера, ища смерти -- возможность, которую она въ ужасѣ зачастую представляла себѣ. Притомъ Гьертъ постоянно извѣщалъ мать объ отцѣ черезъ разныхъ рыбаковъ и лоцмановъ. Если же онъ оставался дома, мать по временамъ посылала его въ Арендаль разузнать объ отцѣ.
   Расположеніе духа лоцмана въ морѣ было по обыкновенію ровное, но иногда и тутъ, безъ всякой причины, на него находили мрачныя минуты. Всего лучше онъ чувствовалъ себя въ бурю. Тогда онъ бывалъ веселъ и привѣтливъ съ другими лоцманами. Само собою сложилось, что постоянно предоставляли ему бросаться въ море, обвязанному веревкою, когда бурныя волны не позволяли иначе взобраться на требующее помощи судно -- если бы онъ предоставлялъ это другому, это было бы доказательствомъ его уваженія и признанія превосходства другаго. Онъ же не уважалъ никого, и сознаніе это повидимому, удовлетворяло его.
   Въ этотъ разъ лоцманъ долго оставался дома, и между супругами было полное согласіе. Въ первые дни отецъ помогалъ Генрику ловить креветокъ, а затѣмъ занялся оснащеніемъ для него кораблика. Единственное, что вызвало споръ, -- это посѣщеніе Гьертомъ школы. Люди они были зажиточные, и мать высказала однажды, какъ казалось, внезапно пришедшую ей въ голову мысль, что они могутъ отдать Гьерта въ школу въ Арендалѣ, гдѣ онъ могъ бы жить у тетки. Но отецъ былъ противъ этого. Гьертъ, по его примѣру, достигнувъ извѣстнаго возраста, станетъ обучаться оснасткѣ кораблей у Терьезема въ Бренгенѣ.
   Между тѣмъ лоцманъ сталъ все чаще и все съ большимъ безпокойствомъ похаживать возлѣ наблюдательнаго флага или, заложивъ руки за спину, стоялъ одинъ въ гавани -- онъ не былъ изъ тѣхъ, которые собираютъ вокругъ себя товарищей.-- Это были вѣрныя примѣты возраставшаго въ немъ желанія опять уѣхать въ море.
   

III.

   Корветъ "Орелъ" только-что возвратился въ Арендаль изъ Средиземнаго моря. Вотъ онъ стоитъ въ гавани, возбуждая общее удивленіе огромными снастями, ярко начищенными мѣдными ручками дверей и перилъ, массою матросовъ и ихъ рѣзкими военными манерами, громкими свистками и трескомъ барабановъ.
   Гьерту позволили отправиться съ однимъ лоцманомъ въ городъ, чтобы осмотрѣть военный корабль. Общее любопытство было сильно возбуждено различными слухами. Съ многозначительными минами разсказывали, какъ наказываютъ линьками. Товарищи Гьерта и народъ вообще въ гавани питали страхъ, смѣшанный съ уваженіемъ къ судну. Всякій разъ какъ раздавался свистокъ, возбужденное воображеніе ихъ рисовало наказаніе кошками, и лодки съ любопытными невольно держались на почтительномъ отъ корвета разстояніи.
   Во всѣхъ этихъ разсказахъ было вѣрно одно, что экипажъ былъ недоволенъ однимъ изъ офицеровъ, и ненавидѣлъ его за жестокость. На несчастье онъ заставилъ отвѣдать десятихвостки корабельнаго поэта, и тотъ сложилъ пѣсенку, которая вскорѣ стала распѣваться на всѣ голоса въ гавани.
   Гьертъ неутомимо занимался кораблемъ и всѣмъ, до него касающимся, и, возвращаясь на другой день домой, былъ весь подъ впечатлѣніемъ видѣннаго и слышаннаго. Кто это тотъ, что ходилъ по палубѣ въ такомъ прекрасномъ, сверкавшемъ золотомъ мундирѣ! Его просвѣтилъ Фредерикъ Бекъ, съ которымъ онъ особенно сдружился съ тѣхъ поръ, какъ спасъ его отъ побоевъ.
   Между тѣмъ засвѣжѣло, что не предвѣщало къ вечеру хорошей погоды, и катеръ быстро подвигался на парусѣ.
   Лоцманъ нѣсколько разъ поднимался къ флагу, выглядывая Гьерта, и теперь сидѣлъ дома и подклеивалъ старую карту, когда сынъ подошелъ отъ пристани, напѣвая пѣсенку:
   "Ура за веселую вахту! Эй, размахнись и бей! Ура за горящую спину въ горячей странѣ,-- тамъ, въ Англіи!"
   "Ну скажи, дружочекъ боцманъ, не устала ли твоя кошка? Эй, размахнись и бей! Осталось только два десятка -- тамъ, въ Англіи! "
   "На пушкѣ короля отсчитываютъ ему раціонъ! Эй, размахнись и бей! У самой мачты -- мѣсто вахты -- тамъ въ Англіи"!
   "Не сыскать другаго моряка! Эй, размахнись и бей! Тамъ траля, тамъ траля,-- тамъ въ Англіи!"
   Тихо напѣвая, остановился онъ на дворѣ, оканчивая послѣднюю строфу, и мужъ съ женой переглянулись, заслышавъ сына.
   Мать занималась приготовленіемъ похлебки. Когда Гьертъ вошелъ, тотчасъ можно было замѣтить, что онъ возвратился съ запасомъ замѣчательныхъ разсказовъ и сознаетъ ихъ важность. Быстро поклонившись, онъ придвинулъ къ столу стулъ, хотя мать не подавала еще кушать. Онъ прогодался, какъ волкъ.
   -- Ну, Гьертъ, заговорила мать, когда мальчикъ немного поѣлъ и сталъ озираться, ожидая вѣроятно приглашенія начать свой разсказъ,-- ты былъ на кораблѣ?
   -- Нѣтъ, я не былъ; но говорилъ съ людьми, которые тамъ были.-- Впрочемъ, я видѣлъ все, увѣрялъ онъ съ важнымъ кивкомъ головы,-- съ марса шкуны "Антонія", стоявшей возлѣ. Она хватала ему только до обшивки, -- могла бы быть баркасомъ корвета.
   -- Если бы была много поменьше, закончилъ сухо лоцманъ, относя въ угловой шкафъ свернутую карту.
   Обратясь къ матери, Гьертъ началъ приводить массу сравненій въ пользу корвета, но его прервалъ отецъ:-- что пѣлъ ты, подходя домой?
   -- А... это пѣсенка про наказанія линьками.
   -- Вотъ какъ... что же, дѣйствительно, наказывали кого-нибудь? спросилъ отецъ, пронизывая сына взглядомъ. Онъ не придавалъ вѣры подобной болтовнѣ.
   Любопытство отца необыкновенно польстило Гьерту, тѣмъ болѣе, что все время онъ сгоралъ отъ нетерпѣнія разсказать объ этомъ, и потому началъ тотчасъ тономъ глубокаго убѣжденія.-- Да, не можетъ быть никакого сомнѣнія, отецъ! Одни говорятъ шесть, другіе десять, но что всѣ они были засѣчены до смерти и выброшены въ Средиземномъ морѣ на съѣденіе акуламъ, также вѣрно, какъ... какъ -- онъ быстро сталъ озираться, отыскивая, чѣмъ бы подтвердить свои слова и не находя ничего подходящаго, закончилъ болѣе тихимъ голосомъ,-- какъ то, что на часахъ кукушка!
   Слушая этотъ разсказъ, мать присѣла съ тарелкой на скамейку. Она со страхомъ перевела глаза съ сына на мужа, лицо котораго однако успокоило ее.
   -- Отъ кого ты слышалъ это, Гьертъ? спросилъ онъ, наконецъ, серьезно.
   -- Отъ кого я слышалъ? Всѣ говорятъ это! Но сознавая, что для его недовѣрчивыхъ родителей слово "всѣ" почти однозначаще со словомъ "никто", онъ продолжалъ:-- Фредерикъ Бекъ сообщилъ это. Онъ самъ говорилъ съ матросомъ, караулившимъ офицерскую лодку, въ то время какъ капитанъ былъ въ городѣ, и тотъ много кое-чего разсказалъ ему.
   -- О, конечно, это человѣкъ, заслуживающій довѣрія! замѣтилъ лоцманъ съ добродушной насмѣшкой.-- Ну, что же онъ разсказывалъ?
   -- О, многое.
   -- Что же? Говори!
   -- О, былъ ужасный орканъ, такъ что они видѣли на морѣ цѣлый снесенный городъ; пасторъ стоялъ тутъ же передъ несчастными и проповѣдовалъ имъ; далѣе, въ Гибралтарскомъ проливѣ, они такъ близко пронеслись у берега, что съ бугшприта втащили на корабль пальму, на которой сидѣла цѣлая негритянская семья,-- ее потомъ снова высадили на берегъ.
   Гьертъ продолжалъ бы выкладывать свой запасъ "удивительныхъ случаевъ", еслибы его не остановилъ смѣхъ родителей. Хохоталъ и карманный дозорщикъ, видя, что другіе смѣются, за что Гьертъ посмотрѣлъ на него многообѣщающимъ взглядомъ и, сконфуженный, сказалъ:-- Вы, что же, думаете, что это неправда?
   -- Знаешь ли, мальчикъ, что такое небылицы?-- Такихъ тебѣ и наговорилъ парень изъ лодки, сказалъ лоцманъ и сѣлъ къ столу.
   Во время ѣды всѣ были веселы, а затѣмъ мать стала убирать, Гьертъ болталъ, мать то уходила, то возвращалась, а отецъ сидѣлъ у окна, смотрѣлъ на дворъ и слушалъ. Сынъ съ такою точностью описывалъ все видѣнное имъ на корветѣ, съ такимъ увлеченіемъ говорилъ объ офицерахъ и кадетахъ, что заставилъ мать остаться въ комнатѣ и послушать, а отецъ съ улыбкой замѣтилъ:
   -- Ты тоже, кажется, хотѣлъ бы быть морскимъ кадетомъ?
   -- Да, сказала мать, очарованная на мгновеніе блестящей мыслью,-- поступи онъ въ школу въ Арендаль, кто знаетъ, къ чему это привело бы его! Пономарь говоритъ, что у Гьерта хорошая голова!
   Замѣчаніе жены не понравилось лоцману; онъ измѣнился въ лицѣ и отвѣтилъ обиженно:
   -- Полагаю, что Гьертъ не слишкомъ хорошъ для занятіи своего отца, и намъ не нужно вталкивать его въ кругъ большихъ господъ.
   Хорошее настроеніе Гьерта еще усилилось представленіемъ блестящей будущности и, не обративъ вниманія на измѣнившійся тонъ отца, онъ воскликнулъ:
   -- Мать говорила недавно, что кадетомъ я бы выглядѣлъ совершенно иначе, чѣмъ простой морякъ!
   Слова эти были искрой, брошенной въ пороховой погребъ. Жесткія черты лоцмана передернулись, и онъ посмотрѣлъ на жену взглядомъ, полнымъ неумолимой насмѣшки. Взглядомъ этимъ онъ говорилъ, что прекрасно знаетъ, что лежитъ въ основаніи этихъ словъ.
   Съ омрачившимся лицомъ повернулся онъ къ сыну и проговорилъ такимъ голосомъ, что жена вздрогнула:
   -- Ты также презираешь положеніе твоего отца, мальчикъ?
   И когда Гьертъ въ своемъ возбужденіи выпалилъ къ несчастью:-- Фредерикъ Бекъ будетъ также кадетомъ,-- послѣдовало приказаніе:-- Поди сюда, Гьертъ!
   Раздалась пощечина, отъ которой Гьертъ пошатнулся. Но, замахиваясь второй разъ, лоцманъ случайно посмотрѣлъ на жену. Она подалась на шагъ впередъ, точно желая вырвать у него мальчика, и стояла съ пылающимъ лицомъ и сверкающими глазами въ такой позѣ, что заставила его опустить руку. Затѣмъ она тотчасъ вышла въ кухню.
   Минуту лоцманъ стоялъ въ нерѣшительности. Потомъ открылъ дверь къ женѣ и рѣзко и коротко проговорилъ, что сегодня вечеромъ уѣзжаетъ съ Гьертомъ въ море, и приказалъ приготовить провизію.
   Когда, спустя короткое время, жена вошла съ приготовленными припасами, въ ней не осталось и слѣда недавняго возбужденія. Лицо ея было блѣдно и неподвижно спокойно, и въ обращеніи съ мужемъ проглядывало смиреніе. На дворѣ дико завывала буря, пока она собирала необходимыя для уѣзжавшихъ вещи.
   Но, оставшись на минуту одна съ Гьертомъ, она страстно прижала мальчика къ груди и, подавивъ рыданія, прошептала:
   -- Никогда не высказывай отцу, что ты боишься его, дитя мое!
   Мужъ и жена прощались у дверей, но она, незамѣченная въ темнотѣ, пробралась до мѣста стоянки катера и долго сидѣла потомъ съ младшимъ сыномъ на колѣняхъ и плакала.
   Такая же буря, какъ и въ природѣ, бушевала въ этотъ вечеръ въ груди лоцмана, когда онъ отчаливалъ отъ берега.
   

IV.

   Опасный берегъ Норвегіи освѣщенъ нынѣ рядомъ превосходныхъ береговыхъ и морскихъ маяковъ; но еще недавно на далекое протяженіе не было другаго освѣщенія, кромѣ бѣлой пѣны прибоя.
   Маяки Сторе- и Лилль-Торунгена высоко поднимаются надъ моремъ, стоя на голыхъ утесахъ того же названія. Зимою сообщеніе съ материкомъ зачастую прерывается наноснымъ льдомъ, который не даетъ грести и по которому нельзя пробраться пѣшкомъ.
   Въ 1820 году -- лѣтъ за двадцать до постройки этихъ башенъ и ранѣе того времени, въ которое мы вводимъ читателя -- на Торунгенѣ стоялъ домъ, задняя и одна изъ боковыхъ стѣнъ котораго, почти до самаго верху, засыпаны были грудой камней. Это имѣло видъ, точно домъ согнулся, пропуская свободно надъ собою бури. Низкая входная дверь обращена была къ материку, вѣроятно, также съ цѣлью большей защиты отъ вѣтра, а два крошечныхъ окошка позволяли обитателямъ слѣдить за моремъ. Въ щели, между камнями, повыше косы, лежала лодка.
   Вступая, или вѣрнѣе, спускаясь черезъ высокій порогъ въ домъ, здѣсь, къ своему удивленію, посѣтитель встрѣчалъ просторъ и убранство, какого нельзя было ожидать. Большой шкафъ съ буфетомъ, безъ сомнѣнія, находился прежде въ другой обстановкѣ, рѣзные стулья и ковры, большой каминъ, за нимъ въ углу запыленная старая прялка, на которой сохранилось еще немного сѣрой шерсти. По всему можно было заключить, что въ домѣ жила когда-то женщина.
   У очага, на скамейкѣ, сидѣлъ одинокій старикъ, занятый обыкновенно сапожной работой. Вытаскивая дратву, онъ, по привычкѣ, произносилъ иногда громко слово, точно его слушаетъ подруга его жизни. У него было застывшее, немного печальное лицо; сѣдые, густые волосы спускались низко на уши и затылокъ. Взглядъ, бросаемый имъ изъ-за мѣдныхъ очковъ на незнакомца, входившаго къ нему въ домъ, выражалъ сдержанное привѣтствіе, между тѣмъ какъ выраженіе провалившагося рта и рѣзко очертаннаго подбородка говорили ясно, что онъ готовъ исполнить порученіе, но что его не заставятъ сдѣлать того, чего онъ не пожелаетъ.
   Упрямство было выдающимся его качествомъ, всѣ это знали, оно вошло даже въ поговорку. Покупавшіе у него рыбу въ гавани, при малѣйшей попыткѣ съ ихъ стороны торговаться, достигали только того, что онъ спокойно, но безповоротно уѣзжалъ. Нерѣдко онъ привозилъ въ своей лодкѣ дрова, потому что въ гавани было мало топлива.
   Объ немъ знали только, что онъ былъ прежде лоцманомъ, что у него былъ пьяница-сынъ, изъ-за котораго отецъ лишился занятій. Говорили, что онъ принялъ вину сына на себя. Съ тѣхъ поръ онъ сталъ чуждаться людей и поселился съ женою на Торунгенѣ, а когда сынъ утонулъ,-- взялъ къ себѣ маленькую внучку-сиротку.
   Трудно сказать, чѣмъ жилъ онъ здѣсь, если не считать небольшаго заработка отъ шитья сапоговъ и рыбы, которую онъ сбывалъ на корабляхъ, а также незначительной добычи отъ охоты, когда онъ былъ помоложе.
   Къ числу его заработковъ принадлежало поддерживать въ каминѣ огонь въ осеннія ночи. Свѣтъ въ его двухъ окнахъ служилъ указаніемъ лоцманамъ, работавшимъ въ темнотѣ, которые такимъ образомъ узнавали Торунгенъ. За это старикъ получалъ отъ нихъ постоянное вознагражденіе.
   Источникъ этотъ былъ гласный. Однако, болѣе чѣмъ вѣроятно, что свѣтъ ночью въ окнахъ Якова служилъ, главнымъ образомъ, сигналомъ контрабандистамъ, судна которыхъ подплывали къ берегу и выгружали товары. Старикъ былъ слиткомъ хитеръ, чтобы кому проговориться, но ему перепадали обыкновенные подарки: можжевеловая настойка, мѣшечки кофе, табакъ, мука и проч., и вообще онъ жилъ, ни въ чемъ не нуждаясь на шхерѣ.
   Только разъ его видѣли въ церкви, когда онъ привезъ въ лодкѣ тѣло своей жены. Когда пасторъ изъ Тромзе сыпалъ на гробъ землю, крупныя слезы катились по лицу Якова, и всѣ замѣтили, что только поздно ночью онъ ушелъ съ кладбища.
   Старый Яковъ, какъ звали его обыкновенно -- полное его имя было Яковъ Раклевъ -- ослабѣлъ въ послѣдніе годы, и ему не легко было проѣхать длинный путь до города. Вслѣдствіе давняго поврежденія ноги, онъ съ трудомъ могъ входить въ лодку, и потому большею частью сидѣлъ за работой у очага въ своей шерстяной курткѣ и кожаномъ передникѣ.
   Изрѣдка, когда внучка его, дѣвушка съ густыми бѣлокурыми волосами, за которою слѣдомъ ходила косматая собака, врывалась въ комнату, внося съ собою струю свѣжаго морскаго воздуха, и начинала разсказывать, она могла заставить его подойти еще къ окну и посмотрѣть на море, а затѣмъ брюжжа онъ выходилъ за нею изъ дому съ зрительной трубою. Дѣвушка становилась такъ, чтобы плечи ея служили подпоркой. Рука старика уже сильно дрожала. Слѣдуя ворчливымъ указаніямъ дѣда за ея спиною, внучка старалась направить телескопъ. Она видѣла простымъ глазомъ то, для чего старику требовалось стекло. При общемъ обсужденіи, какой корабль виднѣется, исчезали недовольство и воркотня дѣдушки, который, высказавъ свое мнѣніе, возвращался снова въ домъ.
   Такимъ образомъ, точно рычащаго медвѣдя, вытаскивали его изъ берлоги, и дурное расположеніе его проходило. Въ дѣйствительности онъ гордился своей внучкой. Никогда не ошибалась она въ распознаваніи кораблей и съ точностью могла опредѣлить, какого рода судно.
   Но понятія дѣвочки не были обширны. Елизавета видѣла мало людей, а въ послѣдніе годы, со смерти бабушки, она и дѣдъ были единственными жителями острова. По временамъ къ нимъ приваливала какая-нибудь лодка, и раза два она побывала у тетки въ Арендалѣ. Дѣдъ выучилъ ее читать и писать. Она прочитала все, что было въ библіи, молитвенникѣ и "Дѣяніяхъ датскихъ и норвежскихъ морскихъ героевъ", и жила еще разсказами, которые ей удавалось извлечь изъ молчаливаго обыкновенно дѣда о дняхъ его молодости.
   Въ комнатѣ висѣла на стѣнѣ маленькая, безъ рамы, картинка, изображавшая битву подъ Лингёрномъ, въ которой участвовалъ дѣдъ. И хотя собственно на картинкѣ виднѣлся только какой-то хаосъ верхушекъ мачтъ, пушечныхъ жерлъ и дыма, тѣмъ не менѣе дѣвушка часто стояла передъ нею и мысленно помогала побить англичанъ, а завѣтною ея мечтою было увидѣть когда-нибудь близко военный корабль.
   

V.

   Съ тѣхъ поръ какъ сталъ хворать старый Яковъ, провизію и все необходимое привозилъ на Торунгенъ лодочникъ Христіанзенъ. Онъ умѣлъ ладить со старикомъ и пріѣзжалъ въ году по нѣскольку разъ.
   Сынъ его, Сальве, съ ранняго дѣтства ѣздилъ съ отцомъ въ его рыбацкой лодкѣ и, такъ сказать, выросъ среди подводныхъ камней, рифовъ и прибоевъ.
   Когда онъ въ первый разъ увидѣлъ Елизавету, онъ побывалъ уже въ другихъ странахъ и служилъ юнгой. Въ то время ему было восемнадцать лѣтъ, а ей неполныхъ четырнадцать. Онъ считался львомъ на балахъ въ Сандвигенѣ и Бренгенѣ и сознавалъ свою власть. Черноволосый, темноглазый, съ выразительными чертами умнаго лица, ловкій и подвижной, Сальве, благодаря этому, спасался отъ многихъ непріятностей, которыя навлекалъ на себя своимъ острымъ языкомъ.
   Однажды, благодаря раннему возвращенію судна, на которомъ онъ служилъ, осенью домой, онъ поѣхалъ съ отцомъ въ лодкѣ и увидѣлъ внучку стараго Якова. Однако, въ сознаніи своего превосходства, онъ не удостоилъ даже заговорить съ нею, но съострилъ, сравнивъ ее съ цаплей. Въ красномъ клѣтчатомъ, шерстяномъ платьѣ, съ концами, завязанными на спинѣ, сравненіе это было очень удачно. Во всякомъ случаѣ, возвращаясь домой, онъ объявилъ, что не встрѣчалъ еще подобной дѣвушки и что было бы забавно видѣть ее танцующей въ залѣ, какъ стрекоза, съ ея тонкими ногами и руками.
   Въ слѣдующій разъ Елизавета показала Сальве серебряные часы дѣдушки, и съ этого у нихъ завязался разговоръ.
   Первымъ его впечатлѣніемъ было, что она глупа. Она закидала его вопросами, въ убѣжденіи, что онъ долженъ знать все. Она допытывалась, какъ живутъ знатные господа въ Арендалѣ и какъ держатъ себя дамы.
   Онъ разсказывалъ ей всякія небылицы, и она вѣрила всему, какъ невинное дитя. Но уѣзжая онъ почти сожалѣлъ о своемъ поступкѣ; и онъ рѣшилъ, что молодая дѣвушка -- все что угодно, но только не глупа. Кромѣ того, ему пришлось тѣмъ болѣе устыдиться своей лжи, что дѣдъ ея слышалъ все и разсердился.
   Когда Сальве пріѣхалъ въ слѣдующій разъ, старый Яковъ былъ такъ съ нимъ грубъ, что ему стало неловко оставаться въ комнатѣ, и онъ принялся тотчасъ за работу у лодки.
   Между тѣмъ дѣвушка разсказывала ему, что дѣдъ ея служилъ на военномъ кораблѣ "Наяда". Оскорбленный Сальве, рѣшившій, что старикъ велъ себя съ нимъ, какъ "неотесанный чурбанъ", сопровождалъ разсказъ насмѣшливыми замѣчаніями, на которыя Елизавета въ своемъ увлеченіи не обратила вниманія, или не поняла ихъ. Но, окончивъ работу, онъ далъ полную волю своему раздраженію и засмѣялся недовѣрчиво. Это она поняла.
   -- Старый Яковъ на "Наядѣ"!-- Этого навѣрное никто не слышалъ до сегодняшняго дня!
   На несчастье, старый Яковъ подошелъ въ эту минуту, провожая стараго Христіанзена. Взбѣшенная Елизавета закричала:-- Дѣда! онъ не вѣритъ, что ты былъ на "Наядѣ"!
   Старикъ отвѣтилъ неохотно, точно считая унизительнымъ обращать вниманіе на пустяки.-- Ахъ, это вѣрно снова какая-нибудь пустая болтовня!
   Овладѣло ли имъ тщеславіе или злоба на молодаго парня, или онъ только теперь замѣтилъ волненіе и вызывающую позу своей внучки, онъ вдругъ поднесъ къ носу Сальве свои большіе кулаки и разразился словами:
   -- Если ты уже хочешь знать, то скажу тебѣ, что я стоялъ съ такими людьми, какихъ ты никогда не встрѣтишь, у батареи "Наяды", когда ее обстрѣливалъ "Диктаторъ", и человѣкъ, котораго ты теперь видишь передъ собою, спасся, только черезъ пушечный портъ, когда она затонула. Мы не занимаемся здѣсь лганьемъ, какъ ты, проклятый щенокъ! И если бы я не уважалъ твоего отца, который уменъ и самъ накажетъ тебя, я бы такъ исполосовалъ тебѣ спину, что ты долго помнилъ бы это!
   И, проговоривъ эту длиннѣйшую рѣчь, сказанную старымъ Яковомъ въ послѣднія тридцать лѣтъ, онъ повернулся, кивнулъ головою его отцу и пошелъ въ домъ.
   Молодая дѣвушка чувствовала себя несчастной, когда Сальве уѣхалъ, не простившись съ нею. Старикъ тоже былъ недоволенъ; ему казалось, что онъ сдѣлалъ глупость, и боялся, что разсердилъ стараго лодочника.
   

VI.

   Побывавъ въ Ливерпулѣ и Гаврѣ, Сальве на слѣдующую осень снова вернулся домой.
   Въ первый свой пріѣздъ на островъ ему было неловко. Его отецъ и старый Яковъ Торунгенъ {Т. е. Яковъ изъ Торунгена -- вслѣдствіе стараго обычая. Въ средніе вѣка всѣ вообще называли себя по мѣсту жительства.} не переставали дружить. Казалось, что "бѣлый медвѣдь", какъ Сальве называлъ Якова, забылъ совершенно, что произошло между ними и чѣмъ онъ ему угрожалъ. Съ дѣвушкой онъ помирился скоро; она знала теперь, что не все можно говорить дѣду.
   Пока лодочникъ и старый Яковъ подкрѣпляли свои силы въ комнатѣ, Сальве носилъ изъ лодки товары въ погребъ. Елизавета сопровождала его туда и обратно, и разговоръ ихъ проходилъ при этомъ, такъ сказать, чрезъ всѣ точки компаса.
   Разспросивъ его о Гавръ-де-Грасѣ, гдѣ онъ былъ, и объ Америкѣ, гдѣ онъ не былъ, и о томъ, такъ ли знатна жена его капитана, какъ и жена капитана военнаго корабля, и не намѣренъ ли онъ также жениться на знатной дамѣ, она выпытывала у смѣющагося матроса, могутъ ли жены офицеровъ присутствовать на кораблѣ во время войны.
   Съ тѣхъ поръ Сальве сталъ постоянно проситься съ отцомъ на Торунгенъ.
   Елизавета поразительно похорошѣла за послѣднее время. Она могла быть очень серьезной и въ то же время оставалась ребенкомъ. А такіе глаза, какъ у нея, попадались не часто.
   Въ послѣдній разъ онъ говорилъ ей о балахъ въ Сандвигенѣ и старался дать ей понять, что дѣвушки считаютъ его чѣмъ-то особеннымъ, но ему уже наскучило танцовать со всѣми ими.
   Она слушала съ любопытствомъ и заставила его сознаться, что въ зиму ему пришлось подраться два раза. Она съ испугомъ посмотрѣла на него и нерѣшительно проговорила: -- И тебя больно побили?
   -- О нѣтъ, все это кончается лишнимъ танцемъ. Они хотѣли танцовать съ той дѣвушкой, которую я пригласилъ.
   -- Развѣ это дурно? Кто это? Какъ ея имя?
   -- Одна зовется Маріей, другая -- Анной; это дочери Герлуфа Андерсена. Представь себѣ, какъ онѣ красивы. На Аннѣ было бѣлое платье и серьги, и она танцуетъ такъ, точно раскачивается парусное судно,-- это говоритъ и штурманъ Гьерсъ,
   Изъ этого разговора она узнала, что дѣвушки въ Арендалѣ и въ другихъ портахъ, гдѣ побывалъ Сальве, одѣваются красиво. Но онъ также обѣщалъ привезти ей изъ Голландіи пару сафьяновыхъ башмаковъ съ блестящими серебряными пряжками.
   Съ этимъ обѣщаніемъ онъ уѣхалъ послѣ того, какъ Елизавета позволила ему снять мѣрку со своей ноги и, для большей вѣрности, даже два раза. Лицо дѣвушки сіяло радостью, и она наказывала ему не забыть обѣщанія.
   На слѣдующій годъ Сальве привезъ-таки башмаки. Они были очень красивы и съ серебряными пряжками, но стоили болѣе половины его мѣсячнаго жалованья.
   Елизавета одѣвалась теперь лучше и была почти взрослая. Она подумала, прежде чѣмъ принять сапожки, и не спрашивала такъ обо всемъ, какъ раньше. Точно также она не такъ охотно болтала съ нимъ возлѣ лодки, предпочитая сидѣть съ нимъ около стариковъ.
   -- Развѣ ты не видишь, какъ вздымается море? Лодка разобьется здѣсь о скалы,-- увѣрялъ онъ.
   Но она видѣла, что это неправда, и, надменно закинувъ головку, отправлялась къ дому одна. Онъ шелъ за нею.
   Этому, безъ сомнѣнія, она выучилась въ Арендалѣ, гдѣ конфирмовалась осенью, живя у тетки. И похорошѣла, и пополнѣла она такъ, что Сальве былъ просто пораженъ. Прощались они тоже не такъ, какъ, прежде,-- смѣясь и болтая. Онъ чего-то стѣснялся, не зная, какъ быть съ нею, а послѣ ни о чемъ не могъ болѣе думать, какъ только о ней.
   

VII.

   Старая "Юнона", на которой служилъ Сальве, стояла у Сандвигена и ждала только нордъ-оста, чтобы сняться. Это былъ трехмачтовый корабль, плававшій много разъ въ американскихъ водахъ и считавшійся однимъ изъ самыхъ большихъ арендальскихъ кораблей. Прибытіе и отплытіе его было для города и окрестностей цѣлымъ событіемъ, а служить на немъ считалось честью, тѣмъ болѣе, что командиръ его и главный собственникъ, капитанъ Бекъ, былъ человѣкъ очень дѣльный и счастливый.
   Въ десять часовъ утра, когда "Юнона" при слабомъ сѣверозападномъ вѣтрѣ снялась съ якоря у Сандвигена и медленно выплыла въ море, ее провожало много зрителей. Большая часть экипажа была изъ мѣстныхъ жителей, и всѣ знали, что поѣздка на этотъ разъ будетъ продолжительная. На кораблѣ находился также сынъ капитана, морской офицеръ Карлъ Бекъ, съ сестрою и небольшимъ обществомъ. Они хотѣли высадиться у Торунгена и захватили съ собой лодку. Общество предположило совершить маленькую увеселительную поѣздку, и мущины хотѣли поохотиться на морскихъ чаекъ, во множествѣ водящихся весною на шхерахъ.
   Около четырехъ часовъ пополудни, когда судно проходило мимо Лилль-Торунгена, Сальве Христіанзенъ стоялъ на носу и смотрѣлъ въ даль.
   Волны съ шумомъ пѣнясь отскакивали отъ подводныхъ камней, и цѣлый рядъ темныхъ съ золотыми краями облаковъ предвѣщалъ къ вечеру дурную погоду. Поэтому общество, не доѣзжая до большаго острова, предпочло сойти съ корабля у Лилль-Торунгена.
   Сальве видѣлъ внучку Якова, стоящую со зрительной трубкой на освѣщенномъ вечернимъ солнцемъ утесѣ. Однако его мучила неизвѣстность,-- смотритъ ли она на отъѣзжающую отъ корабля парусную шлюпку, или на него.
   Молодой матросъ съ умысломъ выбралъ видное мѣсто и такъ былъ грустно настроенъ, что готовъ былъ чуть не плакать. Онъ теперь зналъ, что страстно любитъ Елизавету.
   Чтобы убѣдиться, на него ли она направляетъ стекло, онъ помахалъ шапкой, и лицо его просвѣтлѣло, когда она отвѣтила на его привѣтствіе. Онъ снова снялъ шапку, и ему снова кивнули въ отвѣтъ.
   Задумавшись смотрѣлъ онъ на берега, исчезавшіе вдали въ надвигавшихся сумеркахъ. Онъ однако бодрился. Въ Бостонѣ онъ купитъ для Елизаветы платье и кольцо, а вернувшись обратно, тотчасъ отправится къ ней и задастъ ей одинъ вопросъ.
   Онъ вздрогнулъ, услыша свое имя и сердитый окрикъ боцмана, спрашивавшаго его, спитъ что ли онъ? Скомандовали рифить на ночь; начинался сильный вѣтеръ.
   Послѣ обѣда, какъ это обыкновенно бываетъ въ первый же день по отплытіи, распредѣлили вахты. Сальве досталась "собачья" вахта {Отъ полуночи до четырехъ часовъ утра.}. Корабль вышелъ въ темнотѣ въ открытое море съ зарифленными марселями. По временамъ луна выплывала изъ-за тучъ, несшихся, точно дымъ, и на минуту освѣщала весь корабль.
   Волненіе Сальве отняло у него сонъ. Онъ ходилъ по палубѣ, прислушиваясь къ заунывной пѣснѣ одного изъ матросовъ.
   Эта же ночь загнала общество, сошедшее съ корабля, къ старому Якову на Торунгенѣ.
   Въ началѣ оно пыталось доѣхать до большаго острова, но море стало сильно волноваться, наступила темнота, и потому дальнѣйшая поѣздка при такихъ условіяхъ не могла назваться пріятной. Рѣшили повернуть назадъ, отказавшись отъ экскурсіи, разсчитанной дня на два, на три, и провести ночь на Лилль-Торунгенѣ.
   Велико было удивленіе стараго Якова, когда къ нему постучались вечеромъ, и онъ, при свѣтѣ камина, увидѣлъ входившихъ шесть человѣкъ, въ томъ числѣ двухъ дамъ. Онъ повернулся на скамейкѣ и прикрылъ глаза рукою, чтобы лучше разсмотрѣть незнакомцевъ.
   Будь это выходцы съ того свѣта, Елизавета, дремавшая у огня, испугалась и удивилась бы не болѣе.
   -- Премиленькая и серьезная,-- замѣчательное лицо,-- подумалъ Карлъ Бекъ, входя первый въ комнату. Онъ не сводилъ съ нея глазъ, когда она, закраснѣвшись, инстинктивно схватила кофточку, лежавшую на скамейкѣ.
   -- Добрый вечеръ, Яковъ! привѣтствовалъ онъ дружески, подходя къ старику и положивъ ему руку на плечо.-- Тебѣ придется продержать насъ до завтра. Къ тому времени погода навѣрно улучшится. Мы не рѣшились ѣхать на Сторе-Торунгенъ изъ-за дамъ, при этомъ онъ шутя указалъ на сестру и ея подругу.-- Впрочемъ, у тебя самого есть дѣвушка, и ты знаешь, каково съ ними.
   Старикъ не остался нечувствительнымъ къ такому любезному обращенію. Онъ поднялся со скамейки, давая мѣсто и прося располагать всѣмъ, что у него есть. Затѣмъ онъ приказалъ Елизаветѣ принести дровъ и подложить въ каминъ.
   Пока общество усаживалось вокругъ огня, Карлъ Бекъ сошелъ къ лодкѣ за провизіей. Онъ не отставалъ отъ Елизаветы и принесъ также охапку дровъ. Бросивъ ихъ на полъ, онъ воскликнулъ:
   -- А теперь мы приготовимъ "Bal", какъ говорятъ шведы; но раньше нужно поѣсть!
   Провизіи было въ избыткѣ, и всѣ ѣли, весело болтая. Затѣмъ наступила очередь "Bal" -- смѣси изъ крѣпкихъ напитковъ и разныхъ пряностей -- готовить которую Бекъ былъ большой мастеръ. Миска запылала синимъ огнемъ, и общество наполнило стаканы, озаренные синимъ пламенемъ.
   Карлъ Бекъ, въ своемъ красивомъ офицерскомъ мундирѣ, съ якорями на пуговицахъ, сидѣлъ верхомъ на скамейкѣ и пѣлъ пріятнымъ баритономъ бывшія въ то время въ ходу пѣсни, а общество повторяло за нимъ припѣвъ.
   Старый Яковъ, подъ вліяніемъ хорошаго угощенія, развеселился и даже вставлялъ по временамъ слова, когда рѣчь заходила о событіяхъ послѣдней войны, но попытка заставить его разсказать что-нибудь не удалась.
   Постепенно общество примолкло, и Карлъ Бекъ запѣлъ снова, чтобы разогнать сонъ.
   Повторяя припѣвъ матросской пѣсни: "Ура, ребята, за дѣвушекъ, ура, плѣняющихъ наши сердца!" и поднимая стаканъ, онъ кивнулъ дѣвушкамъ, сидѣвшимъ въ усталой позѣ на скамейкѣ, а также Елизаветѣ, бодро стоящей за ними. Огонь освѣщалъ его красивое, смуглое лицо, черные вьющіеся волосы и темные глаза, унаслѣдованные имъ отъ матери,-- уроженки Бреста. Онъ былъ, конечно, красивъ съ своей мужественной осанкой, полный жизни и веселья.
   Чаще и чаще стали справляться о погодѣ. Начало свѣтать, и съ первыми лучами зари общество уже было въ лодкѣ.
   Въ воображеніи Елизаветы еще долго носился образъ красиваго морскаго офицера, сидѣвшаго у огня. Она все видѣла его передъ собой съ приподнятымъ стаканомъ, поющимъ, устремивъ на нее глаза:
   
   "Ура, ребята, за дѣвушекъ, ура,
   Плѣняющихъ наши сердца".
   
   Съ тѣхъ поръ морякъ сталъ часто пріѣзжать на охоту на Торунгенъ и всегда одинъ на парусной лодкѣ. Однако, благодаря безсознательному, но вѣрному такту дѣвушки, ему ни разу не удалось говорить съ нею наединѣ.
   

VIII.

   "Юнона" счастливо достигла Бостона, гдѣ Сальве истратилъ большую часть своего жалованья на покупку матеріи для платья и двухъ массивныхъ золотыхъ колецъ съ начальными буквами имени его и Елизаветы. Отсюда съ грузомъ строительнаго лѣса изъ Канады они отправились въ Гримсби, проѣхали затѣмъ въ Ливерпуль и оттуда назадъ въ Квебекъ.
   Прошло уже одиннадцать мѣсяцевъ, какъ корабль покинулъ Арендаль, и теперь, по дорогѣ изъ Мемеля въ Нью-Іоркъ, намѣревался зайти въ родной городъ, сдать нѣкоторые товары и запастись провіантомъ.
   Возлѣ Мемеля ему пришлось бороться со льдомъ, и неудача преслѣдовала его, въ Скагеракѣ судно совершенно затерло, и не было надежды на скорое освобожденіе. Зима стояла суровая на Балтійскомъ морѣ, и на ледяной поверхности виднѣлись флаги всѣхъ націй, корабли которыхъ подверглись одинаковой съ "Юноной" участи. Оставалось только ждать и надѣяться. Предвидѣлся даже голодъ, если ледъ не скоро освободитъ ихъ -- запасы приходили къ концу.
   Было очень тоскливо. Больше всѣхъ скучалъ Сальве, съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ ожидавшій возвращенія домой. Съ трудомъ выносилъ онъ эти муки Тантала.
   Необыкновенно быстро прошелъ онъ ученіе и недолго оставался въ младшихъ матросахъ. Съ большою смѣлостью соединялъ онъ ловкость кошки, и быстрота его движеній по снастямъ возбуждала общее одобреніе. Въ синей широкой рубахѣ, подпоясанный ремнемъ, здоровый и сильный -- это былъ типъ матроса по призванію. И, несмотря на его рѣзкость, онъ былъ любимъ всѣми вообще за доброе сердце. Онъ никогда не тщеславился своими качествами матроса, а острый его умъ доставлялъ ему перевѣсъ во всякомъ спорѣ со слишкомъ заносчивымъ товарищемъ.
   Матерія на платье, кольца и то, что онъ собирался сказать дѣвушкѣ, сильно его занимали. Свои размышленія онъ заканчивалъ, сходя потихоньку внизъ и открывая сундукъ, чтобы убѣдиться, всѣ ли его подарки на мѣстѣ.
   Сотни разъ взбирался онъ на мачту, осматривая состояніе моря. При ясной погодѣ, съ брамсалинга, какъ будто виднѣлась въ зрительную трубу полоска берега Норвегіи.
   Наконецъ поднялись туманы, задули вѣтры съ материка; послѣдніе дни во льду показались синія полыньи.
   Въ одинъ вечеръ корабль словно почувствовалъ, что свободенъ. Ледъ погрузился.
   Несмотря на необходимость вытирать постоянно съ лица соленую воду и капли дождя, Сальве весело расхаживалъ эту ночь на своемъ посту, между тѣмъ какъ другіе караульные, въ непромокаемыхъ сапогахъ и плащахъ, насколько возможно старались укрыться отъ непогоды. Всѣ снасти обледенѣли, и постоянно усиливающееся завываніе вѣтра не предвѣщало ничего хорошаго.
   Сурово звучалъ голосъ капитана Бека. Но въ бурную, темную, зимнюю ночь ему приходилось не легко. Потоки дождя съ юга и вѣтеръ съ материка гнали сильно къ берегу, между тѣмъ какъ упорное держаніе пути противъ вѣтра угрожало опасностью натолкнуться на ледяную глыбу. Онъ не зналъ, въ какомъ мѣстѣ находится, и безпокойно ходилъ по рубкѣ. Отъ-времени до времени онъ разговаривалъ съ кѣмъ-нибудь изъ. матросовъ, фигуру котораго замѣчалъ при свѣтѣ фонаря.
   -- Куда мы идемъ, Іенсъ?
   -- На юго-западъ, капитанъ.
   -- Гмъ, еще ближе къ материку! ворчалъ онъ.
   -- Что говоришь, вахтенный? обратился онъ къ рулевому, возвращавшемуся на свой постъ съ носа.
   -- Зги не видно! Слѣдовало бы вывѣсить фонарь; онъ освѣщалъ бы хотя не много. Но лотъ падаетъ свободно.
   -- Вотъ какъ! отвѣтилъ капитанъ насмѣшливымъ тономъ, озадачившимъ рулеваго.
   -- Дуракъ! Не знаетъ еще, что тутъ лотъ можетъ падать свободно, пока судно не врѣжется въ скалу! проворчалъ капитанъ ему вслѣдъ.
   Вскорѣ стало несомнѣнно, что опасность близка. Капитану не оставалось ничего другаго, какъ натянуть всѣ паруса и держаться подальше отъ берега. Въ такую ночь нельзя было разсчитывать встрѣтить лоцмана; все же онъ приказалъ сдѣлать нѣсколько выстрѣловъ изъ пушки, въ надеждѣ, что вѣтеръ донесенъ сигналы на берегъ.
   Старой "Юнонѣ" приходилось выдерживать такое давленіе по всѣмъ пазамъ, какое было бы ей въ пору развѣ только въ. болѣе молодые годы. И послѣдствія этого обнаружились скоро. Пришлось пустить въ ходъ насосы и дѣйствовать ими безостановочно.
   -- Поверни! Наддай влѣво! Отдай! Готовься къ спуску!-- была однообразная команда, какъ только прибавляли новые паруса, причемъ всѣхъ обдавало водою, и все судно тяжко вздрагивало. Палубный грузъ, состоящій изъ тяжелыхъ балокъ, отчасти былъ сброшенъ силою воды въ море, отчасти приподнятъ концами и припертъ къ обшивкѣ и мачтамъ. Экипажъ привязывалъ себя веревками къ снастямъ.
   Сальве Христіанзенъ и два другихъ матроса уже вторую ночь работали у руля, какъ вдругъ сильная волна, поднявшаяся съ лѣвой стороны корабля, съ шумомъ вкатилась на палубу, срывая переднія снасти. Съ непреодолимой силой разрушала она все находу; снесла большую часть обшивки, лодку и ночную сторожку и попортила руль. Захлестнутые волною, матросы очутились на самыхъ неожиданныхъ мѣстахъ.
   -- Берегись! волна съ носа! раздался окрикъ, и вдругъ все море представилось страшной бѣлой массой.
   Корабль почти легъ на бокъ. Еще усилившееся завываніе вѣтра съ постояннымъ обдаваніемъ пѣной доказывало, что буря превратилась въ орканъ.
   Старый Бекъ, въ грубомъ плащѣ съ роговыми пуговицами, въ мокрой шапкѣ, стоялъ съ рупоромъ въ рукѣ и смотрѣлъ въ ночной телескопъ, взятый имъ у рулеваго. Для избѣжанія ночной гибели въ шхерахъ, приходилось прибѣгать къ крайнимъ мѣрамъ, и Бекъ рѣшилъ натянуть еще паруса.
   -- Осади марса-фалы! Выбери марса-брасъ! Марса-фалы подымай!-- раздавалось въ рупоръ. Въ темнотѣ слышалось только "Галименъ {Окрикъ на англійскихъ, норвежскихъ и частью нѣмецкихъ корабляхъ при подъемѣ тяжестей нѣсколькими людьми.} о-о-гой!", между тѣмъ какъ работающихъ матросовъ постояно обдавало водою, и корабль наклонялся такъ, что они повисали на снастяхъ и палуба выскальзывала у нихъ изъ-подъ ногъ.
   Благодаря увеличенному количеству парусовъ, судно легло на бокъ и затѣмъ съ бѣшеною быстротою помчалось. Но въ слѣдующее мгновеніе раздался трескъ,-- судно потеряло руль. Главный парусъ трепало вѣтромъ, такъ что никто не рѣшался къ нему подойти; остатки обшивки ломались отъ напора волны, постоянно обдававшей палубу и уносившей всякій разъ балки.
   Сальве Христіанзену было слишкомъ много работы возлѣ поломаннаго руля, чтобы онъ могъ смотрѣть по сторонамъ. Однако въ ту минуту, когда нахлынула первая волна, въ ея гребнѣ онъ замѣтилъ двѣ яркихъ точки. Это пробудило его воспоминанія и, несмотря на бурю, романтическому юношѣ казалось, что онъ отправляется на свиданіе съ Елизаветой Раклевъ -- мысль, всецѣло овладѣвшая имъ, какъ ни мало она подходила къ его тяжелой работѣ.
   Двѣ яркихъ точки сверкнули снова, и теперь онъ былъ увѣренъ, что свѣтъ этотъ изъ дома стараго Якова на Торунгенѣ.
   Когда лопнулъ марсель и вернулъ Сальве къ дѣйствительности, онъ снова сталъ практическимъ человѣкомъ.
   -- Свѣтъ слѣва, закричалъ онъ позади капитана, который теперь тоже смотрѣлъ въ ту сторону,-- это изъ оконъ стараго Якова на Торунгенѣ.
   -- Если ты не ошибаешься, проворчалъ Бекъ, подходя ближе съ помощью веревки, -- насъ очень скоро разобьетъ у Торунгена.
   И между ними начался разговоръ. Сальве разсказалъ, что онъ съ дѣтства хорошо знаетъ фарватеръ у Торунгена. Разговоръ привелъ къ тому, что блѣдный, какъ полотно, Бекъ рѣшилъ плыть дальше и взять Сальве въ качествѣ лоцмана.
   -- На твои молодыя плечи возложено слишкомъ много, проговорилъ Бекъ, -- подумай хорошенько! Ты ставишь на карту жизнь свою и нашу.
   Спустили паруса, оставивъ ихъ, сколько дозволило бушующее море, и стали подвигаться къ берегу. Вскорѣ послышался шумъ прибоя.
   Принявъ командованіе, молодой матросъ стоялъ спокойно съ рупоромъ, имѣя по сторонамъ капитана и рулеваго. Но вдругъ холодный потъ выступилъ у него на лбу.
   Съ путеводнымъ свѣтомъ произошло что-то неладное. Онъ вспыхнулъ и наконецъ потухъ.
   Что бы это было! Неужели Сальве ошибся и ведетъ теперь "Юнону" со всѣми на ней людьми прямо на скалу?
   Опасеній своихъ Сальве не высказывалъ. Мучительная неизвѣстность длилась четверть часа, и никогда въ жизни не видѣлъ онъ такого мрачнаго лица, какъ лицо Бека, въ душу котораго закралось сомнѣніе. Капитанъ видимо колебался, не принять ли ему снова управленіе.
   Но вотъ свѣтъ опять загорѣлся, и въ эту ночь Сальве Христіанзенъ укрылъ "Юнону" въ Мордё!
   На слѣдующее утро корабль стоялъ въ Арендальской гавани, гдѣ пришлось выгрузить весь товаръ, безустанно работая насосами. Затѣмъ для исправленія отвели судно въ докъ.
   Сальве получилъ сто талеровъ отъ капитана, который обѣщалъ назначить его помощникомъ рулеваго, какъ только онъ изучить мореходство.
   Тогда-то у Сальве родилось желаніе стать лоцманомъ.
   

IX.

   На Лилль-Торунгенѣ произошли замѣчательныя событія, о которыхъ въ городѣ толковали повсемѣстно.
   Недѣлю тому назадъ со старымъ Яковомъ сдѣлался ударъ, и онъ умеръ въ ту ночь, когда "Юнона" рискнула пройти между шхерами. Въ теченіе послѣднихъ двухъ сутокъ, сквозь бурю, слышались сигналы о помощи, и все это время Елизавета одна поддерживала огонь. Она забыла объ этомъ только въ тотъ часъ, когда старикъ боролся со смертью.
   То были минуты страшной тревоги для Сальве на "Юнонѣ".
   На слѣдующій день, молодая дѣвушка рѣшилась въ своемъ отчаяніи на опасный шагъ. По тонкому льду она стала пробираться, чтобы призвать на помощь людей. Къ счастью, она встрѣтила лодку, которая отвезла ее въ Арендаль.
   Бѣдная Елизавета слишкомъ была опечалена смертью дѣда, чтобы придавать особенное значеніе своему разсказу.
   Однако мечтательный лейтенантъ, Карлъ Бекъ, съумѣлъ придать случившемуся романтическій оттѣнокъ, такъ что Елизавету неожиданно провозгласили героинею дня. Это началось съ дома судьи, -- здѣсь были двѣ красивыхъ дочки, и у него поэтому ежедневно бывалъ лейтенантъ Бекъ, -- и вскорѣ по всему городу только и было разговору, что объ одинокой дѣвушкѣ на Торунгенѣ, которая, сидя возлѣ умирающаго дѣда, спасла "Юнону" и затѣмъ отважилась пройти по льду. Всѣ предполагали въ ней замѣчательный характеръ. О красотѣ же ея мнѣніе дамъ раздѣлялось; многія сожалѣли, что дѣвушка заброшена. Сложилось убѣжденіе, что Беки нравственно обязаны позаботиться объ ней.
   И дѣйствительно, первое, что сдѣлали Беки, были приличныя похороны старика Якова.
   Молодая дѣвушка, жившая въ узкой улицѣ у своей тетки, получала ежедневно, открыто и анонимно, дружескіе совѣты, черныя платья и украшенія, особенно отъ молодыхъ людей и прикащиковъ. Благотворительныя дамы города лично побывали у ея тетки и совѣтовались съ нею о будущности Елизаветы.
   Но когда морской офицеръ высказалъ, что всѣ эти подарки онъ считаетъ оскорбленіемъ личнымъ для себя и своей семьи,-- они тотчасъ прекратились.
   Самъ онъ только разъ и то со своей сестрою побывалъ у тетки Елизаветы. Онъ былъ очень любезенъ, сердечно и деликатно высказалъ свое участіе къ горю дѣвушки и, видимо растроганный, сказалъ при прощаніи, что жизнью его отца семья обязана ей.
   Послѣ его ухода, сестра его приступила къ своему предложенію. Она просила тетку отпустить Елизавету къ нимъ въ домъ, гдѣ она постепенно пріучится самостоятельно вести хозяйство. Ей не придется работать у нихъ, какъ простой дѣвушкѣ. Затѣмъ прибавила, что планъ этотъ исходитъ отъ ея брата.
   Предложеніе это было великолѣпно, и тетка съ нескрываемою радостью согласилась на него. По лицу Елизаветы пробѣжала тучка. Не отдавая себѣ отчета почему, но дѣвушка чувствовала нѣкоторый страхъ при мысли о предстоящемъ сближеніи къ лейтенантомъ и въ то же время ни за что не отказалась бы отъ этого.
   Уже на слѣдующій день Елизавета переѣхала къ Бекамъ.
   

X.

   Капитанъ Бекъ ежедневно бывалъ въ докѣ, присматривая, какъ "Юнону" сколачиваютъ, чинятъ и чистятъ. Домой онъ приходилъ только обѣдать. Нужно было торопиться и во-время приступить къ нагрузкѣ.
   Что касается Сальве, то въ первые дни по прибытіи на родину онъ былъ вполнѣ счастливъ. Онъ получилъ отъ капитана сто талеровъ и великолѣпныя обѣщанія и видѣлъ, что всѣ смотрѣли на него съ восхищеніемъ. Работа по выгрузкѣ и отводу корабля въ докъ заняла цѣлую недѣлю, и только въ субботу вечеромъ онъ получилъ давно желанный отпускъ.
   Отбывая наканунѣ вахту и сидя на лѣвой сторонѣ корабля, онъ нечаянно услышалъ внизу разговоръ, отъ котораго вся кровь его отхлынула отъ сердца.
   Одинъ изъ плотниковъ разсказывалъ подробности о смерти Якова и о томъ, какъ внучка его спасла "Юнону" и затѣмъ отправилась по льду.
   -- Говорятъ, продолжалъ онъ,-- что капитанъ хоронитъ стараго Якова въ понедѣльникъ. Онъ также пристроитъ и внучку; объ этомъ позаботился его сынъ.
   За шумомъ молотовъ и склепываніемъ Сальве не дослышалъ части разговора.
   -- И это не безъ причины, раздалось снова,-- немного тише и со смѣхомъ -- повѣрь мнѣ, такъ, зря, онъ не сталъ бы ходить цѣлый годъ стрѣлять на Торунгенѣ чаекъ.
   -- Ужь не эту ли подстрѣтилъ онъ чайку?.. Кажется, старый Яковъ не такой былъ человѣкъ...
   -- И я такъ думаю. Она пришла оттуда и теперь поселилась у нихъ. Это сказывала мнѣ ея тетка. Старуха не подозрѣваетъ ничего дурнаго и разсказала это по своей простотѣ. Ея племянница у Бековъ горничной.
   Шумъ позади заставилъ говорившаго обернуться и взглянуть наверхъ. Онъ увидѣлъ блѣднаго, молодаго матроса, съ ужасомъ смотрѣвшаго внизъ расширенными глазами. Матросъ повернулся тотчасъ и перешелъ палубу.
   -- Это навѣрно ея возлюбленный, прошепталъ плотникъ товарищу и началъ обтесывать балку. Помолчавъ немного, онъ промолвилъ съ досадной:-- Ну, не хотѣлъ бы я встрѣтиться съ нимъ, когда онъ получитъ отпускъ.
   Когда Сальве услышалъ про молодаго офицера, онъ вскочилъ въ волненіи; но желаніе узнать больше подробностей заставило его сдержаться. Впрочемъ, все сказанное о поступкѣ Елизаветы и о томъ, что она нашла даже пріютъ у родныхъ офицера,-- казалось вполнѣ достовѣрнымъ. Онъ зналъ обоихъ говорившихъ; то были люди почтенные, и разскащикъ передавалъ со словъ тетки.
   Въ этотъ день было особенно много работы, но руки Сальве точно окостенѣли. Онъ не былъ въ состояніи приняться ни за что и дѣлалъ все механически.
   -- Ты нездоровъ, парень, или грустишь о своей возлюбленной? спросилъ рулевой во время послѣобѣденной вахты, замѣтивъ, что съ матросомъ что-то неладно.
   При словѣ "возлюбленная" Сальве встрепенулся. Онъ вдругъ освободился отъ чувства тяжести и сталъ работать такъ усердно, что потъ струился у него градомъ по лицу. По временамъ онъ громко начиналъ пѣть. Онъ боялся думать. Позднѣе онъ сталъ на Павьяновую вахту вмѣсто товарища, который очень обрадовался, что можетъ спокойно выспаться и не быть "корабельной собакой". Вахта эта заключается въ томъ, что одинъ человѣкъ оберегаетъ корабль отъ портовыхъ воровъ.
   Онъ шагалъ одинъ по палубѣ. Ночь была темная. Въ гавани виднѣлись только два, три одинокихъ фонаря и нѣсколько свѣтлыхъ точекъ въ городѣ. По временамъ Сальве останавливался въ раздумья. Одно ему было ясно: убить лейтенанта у него не дрогнетъ рука.
   Около двухъ часовъ ночи онъ сошелъ на берегъ. Тетка Елизаветы жила въ домикѣ на пригоркѣ. Сальве рѣшилъ разбудить ее и переговорить съ нею.
   Старая Христина привыкла, что ее тревожили ночью. Въ число ея занятій входили обязанности сидѣлки у больныхъ,-- но всякій разъ она бывала сердита. Узнавъ Сальве при слабомъ свѣтѣ свѣчи, по его блѣдности и всей фигурѣ, она заключила, что онъ пьянъ.
   -- Это ты, Сальве... ночью! воскликнула она съ упрекомъ черезъ щелочку двери, не впуская его.-- Вотъ куда идетъ твой заработокъ?
   -- Ахъ, нѣтъ, тетка, я прямо съ вахты; мнѣ нужно поговорить съ вами объ Елизаветѣ. Голосъ его былъ тихъ и грустенъ, и старуха замѣтила, что онъ очень печаленъ. Она открыла дверь.
   -- Объ Елизаветѣ?
   -- Да; гдѣ она теперь?
   -- Гдѣ она теперь?.. У Бека, конечно! Что случилось?
   -- Вамъ лучше это знать, тетка Христина, отвѣтилъ онъ грустно.
   Она подняла свѣчу въ уровень съ его лицомъ и посмотрѣла на него. Она испугалась, не понявъ хорошенько смысла его словъ.
   -- Что должна я знать... скажи! проговорила она почти съ мольбою.
   -- Говорятъ, что лейтенантъ торчалъ на Торунгенѣ цѣлый годъ и... стрѣлялъ чаекъ; или, быть можетъ, вы думаете, что онъ женится на ней? воскликнулъ онъ дико и громко.
   Только теперь она поняла его. Она съ силою поставила подсвѣчникъ и опустилась на стулъ.
   -- Такъ вотъ что говорятъ! произнесла она наконецъ. Страхъ ея теперь прошелъ; она разсердилась и встала. Уперевъ руки въ бока, со сверкающими глазами, она походила на женщину, которую нельзя оскорблять безнаказанно.
   -- Да... значитъ, уже сплели на бѣдную Елизаветку эту басню! Но я скажу тебѣ, что домъ Бековъ самый почтенный въ Арендалѣ, и люди какъ ты и тебѣ подобные, не могутъ запятнать его.-- Успокойся, твои милыя слова я передамъ Елизаветѣ, а также и капитану, и лейтенанту, и госпожѣ Бекъ, и тебя прогонятъ съ "Юноны", какъ мальчишку. И ты думаешь, что Елизаветѣ нужно вымаливать у молодаго офицера возстановленія своей чести?
   -- Милая тетушка Христина, воскликнулъ Сальве, прерывая потокъ ея рѣчей,-- я ничего не думаю,-- я былъ далеко отсюда, но я слышалъ сегодня въ докѣ, какъ Андерсъ съ Холма разсказывалъ все это за достовѣрное!
   -- Андерсъ съ Холма? Это говорилъ онъ -- этотъ гадкій притворщикъ въ благодарность за то, что прошлую недѣлю я была у его жены? Съ нимъ я еще посчитаюсь. Но въ такихъ вещахъ, что утайщикъ, что воръ -- одно и то же, продолжала она съ негодованіемъ. Собственная дочь Бека приходила сюда и предложила Елизаветѣ приличное мѣсто въ приличномъ домѣ, и со мною говорила объ этомъ, понимаешь ли ты, парень? При этомъ дрожащей рукою, полная сознанія своего достоинства, она ткнула себя въ грудь.-- Елизавета не думала проситься туда. И тебѣ не къ чему было убѣгать съ вахты и разсказывать мнѣ подобныя глупости, и я скажу все Елизаветѣ, да -- все, пусть она знаетъ! волновалась старуха и громко хлопнула рукою объ руку;-- пусть знаетъ, какого ты хорошаго объ ней мнѣнія!
   -- Тетушка!-- я не думалъ ничего дурнаго, взмолился онъ. Ему вдругъ сдѣлалось легко на душѣ.-- Не говорите ничего Елизаветѣ!
   -- Будь покоенъ, скажу все!
   -- Тетка Христина, проговорилъ онъ тише, опуская глаза внизъ,-- я платье для нея купилъ въ Бостонѣ, и вдругъ услышалъ все это и не могъ успокоиться. О кольцахъ онъ не упоянулъ.
   -- Да, сказала она немного мягче, помолчавъ и разсматривая въ это время Сальве сквозь полузакрытыя вѣки,-- ты привезъ для нея платье? И бѣгаешь ночью и разсказываешь, что она вѣшается на шею офицеру? возвысила она снова голосъ.
   -- Но я вовсе не вѣрю этому!
   -- И ты прибѣжалъ сюда, чтобы увѣрить меня въ этомъ, паренекъ!
   -- Я совсѣмъ потерялъ голову, услышавъ, что про нее такъ говорятъ.
   -- Ну, а теперь уходи!-- Андерсъ съ Холма поплатится мнѣ за свою болтовню, хотя бы для этого мнѣ пришлось побывать съ нимъ и у городскаго и у портоваго судьи!
   Открывая дверь, старуха спросила уже ласково:-- Послушай, Сальве! Что у васъ уже рѣшено съ Елизаветой?
   Онъ не зналъ, что собственно отвѣчать на этотъ неожиданный вопросъ.
   -- И самъ не знаю, право!-- два года тому назадъ, я подарилъ ей пару башмаковъ!
   -- Да, ну, хорошо; возвратись теперь на вахту и постарайся, чтобы никто тебя не увидѣлъ -- это мой совѣтъ! проговорила она, не вдаваясь въ дальнѣйшія подробности, и заперла дверь.
   Сальве все же не вполнѣ успокоился. Судя по всему, онъ заключилъ, что въ лейтенантѣ имѣетъ соперника, и думалъ, что теперь не время навязываться со своимъ платьемъ и кольцами. Да и Елизавета была еще въ глубокомъ траурѣ.
   Вечеромъ, когда всѣ на кораблѣ были уволены на три недѣли, онъ немедленно отправился къ своему отцу, надѣясь узнать отъ него болѣе подробныя свѣдѣнія. Въ понедѣльникъ, оба они присутствовали на погребеніи стараго Якова на Тромоерскомъ кладбищѣ.
   

XI.

   Всѣ эти событія захватили Елизавету врасплохъ. Они показались ей какимъ-то смутнымъ сномъ. Вотъ уже она ходитъ въ черномъ нарядномъ платьѣ и живетъ въ одномъ изъ тѣхъ прекрасныхъ домовъ, объ убранствѣ которыхъ она такъ часто мечтала на Торунгенѣ.
   Капитанъ Бекъ былъ женатъ во второй разъ. Жена принесла ему хорошее приданое и умѣлымъ управленіемъ возстановила порядокъ, котораго недоставало во время вдовства Бека. Она была женщина энергическая и строго выполнявшая свои обязанности. Взрослыя дѣти мужа уважали ее, но не особенно любили,-- они должны были подчиняться ей. И мужъ ея, бывшій полнымъ властелиномъ на "Юнонѣ", далеко не былъ властелиномъ дома.
   Независимое положеніе молодаго морскаго офицера создало ему нѣкоторую свободу дома, и, благодаря его такту, онъ прекрасно уживался съ властолюбивою мачихою. Въ городѣ его чуть не носили на рукахъ, а сестры боготворили и составляли всевозможные планы его женитьбы. Въ качествѣ члена береговой коммисіи, ему приходилось прожить еще цѣлый годъ дома.
   Съ первыхъ же дней поступленія, когда неумѣвщая справляться въ комнатахъ Елизавета дѣлала одинъ промахъ за другимъ, здравый разсудокъ подсказалъ ей вооружиться терпѣніемъ и употребить всѣ свои способности, чтобы ознакомиться съ дѣломъ, и она начала со слѣпаго повиновенія госпожѣ Бекъ. Иногда она садилась у окна и смотрѣла на гавань. Она чувствовала потребность подышать свѣжимъ, холоднымъ воздухомъ и наконецъ открывала окно, подставляя вѣтру свое разгорѣвшееся лицо, и оставалась такъ, пока г-жа Бекъ не появлялась и не отзывала ее строгимъ голосомъ. Съ досадой хозяйка не разъ говорила, что ей кажется, точно у нея въ домѣ поселилась дикарка.
   Вообще, вначалѣ не разъ попадало Елизаветѣ; но она переносила все кротко. Г-жа Бекъ видѣла въ этомъ желаніе выучиться, между тѣмъ какъ настоящая причина заключалась въ непоколебимомъ рѣшеніи дѣвушки превозмочь все.
   Лейтенантъ Бекъ съ поразительною прозорливостью подмѣчалъ ея страданія и время отъ времени ободряюще на нее взглядывалъ; но Елизавета дѣлала видъ, что не понимаетъ ничего. Только однажды, когда ее бранили при немъ, она вдругъ убѣжала и съ рыданіями бросилась на свою кровать.
   Ей пришлось какъ-то внести послѣ обѣда подносъ, на которомъ она, по неопытности, оставила горячій чайникъ на спиртовкѣ. По дорогѣ онъ опрокинулся, и, несмотря на то, что кипятокъ обжегъ ей руку, она, не торопясь, спокойно вынесла подносъ обратно. Ей не хотѣлось снова выслушивать замѣчанія въ присутствіи лейтенанта.
   Хозяйка перевязала сама руку Елизаветы въ кухнѣ. Однако Карлъ Бекъ, сидѣвшій на диванѣ и видѣвшій всю предъидущую сцену, потерялъ самообладаніе. Возмущенный, онъ вскочилъ и выказалъ столько участія дѣвушкѣ, что сестра его, Мина, съ которой онъ одинъ доставался въ комнатѣ, пытливо взглянула на него и сказала:-- Ужь не влюбленъ ли ты въ нее, Карлъ?
   -- Не бойся, Мина, отвѣтилъ онъ, беря ее за подбородокъ,-- въ Арендалѣ кромѣ ея много хорошенькихъ, но ты сама видишь, это удивительная дѣвушка. Кто продѣлалъ бы такую штуку съ подносомъ; притомъ, мы не должны забывать, что безъ нея...
   -- Знаю, знаю, сказала Мина, отстраняя головку;-- ей надоѣло слышать постоянно одну и ту же исторію.-- Не знала же она, что именно отецъ нашъ находится на кораблѣ!
   Не безъ хитрости придумалъ красавецъ-лейтенантъ всю эту исторію. Подъ видомъ добродушія, въ немъ скрывался тонкій дипломатъ.
   Разглашая заслуги Елизаветы въ спасеніи "Юноны", онъ, такъ сказать, поставилъ свою семью подъ гнетъ общественнаго мнѣнія и принудилъ пріютить дѣвушку. Съ другой стороны, онъ велъ себя съ нею чрезвычайно осторожно и, желая расположить къ себѣ Елизавету, хотѣлъ, чтобы мачиха и сестры ничего не замѣтили.
   У него были основанія предполагать, что онъ произвелъ на нее впечатлѣніе. Но въ то же время онъ зналъ, что имѣетъ дѣло съ дикимъ лебедемъ, готовымъ каждую минуту распустить крылья и улетѣть. Въ характерѣ дѣвушки проглядывала независимость, самостоятельность и сила.
   Въ ихъ семьѣ она совершенно перемѣнилась. Видя, какъ она тихо скользитъ въ домѣ, не замѣчаетъ его, во всемъ слѣпо повинуется хозяйкѣ, онъ едва узнавалъ ее и началъ сомнѣваться, Но вскорѣ понялъ, что и въ этомъ отношеніи она прекрасно знаетъ, чего добивается, и сцена съ подносомъ имѣла въ его глазахъ другое значеніе, чѣмъ для остальныхъ. Ему казалось, что она такъ приневоливаетъ себя только ради его, и это льстило ему.
   Но въ то же время, въ ней было нѣчто, что дѣлало его нерѣшительнымъ и заставляло держаться на извѣстномъ разстояніи. То же самое было и во время его пріѣздовъ къ старому Якову, и это именно всего болѣе привлекало его.
   Дѣло въ томъ, что старикъ Яковъ сразу понялъ, для чего лейтенантъ зачастилъ на Торунгенъ, и, не смѣя указать ему дверь, счелъ болѣе благоразумнымъ предостеречь свою внучку. Онъ объяснилъ ей, что такіе люди не женятся на простыхъ дѣвушкахъ, хотя очень часто проводятъ съ ними свои досуги.-- Вотъ такой, какъ Сальве, на того можно положиться, заключилъ онъ, какъ думалъ, очень дипломатически свою рѣчь.
   -- Но, кажется, ты былъ другаго мнѣнія, дѣдушка, когда хотѣлъ поколотить его! отвѣтила она не безъ колкости.
   -- Гм--да; иногда молодежь нужно поколачивать, проворчалъ старикъ,-- но онъ честный парень, и приди онъ и посватайся, я тотчасъ бы отдалъ ему тебя, и тогда я бы спокойно сталъ ожидать смерти.
   Елизавета ничего не отвѣтила, но выраженіе ея лица доказывало, что объ этомъ она составила свое особое мнѣніе. На Сальве Христіанзена она смотрѣла, какъ на милаго товарища, и вполнѣ довѣряла ему, но морской офицеръ исключительно занималъ ея мысли въ послѣднее время. Все, о чемъ она когда-либо мечтала, воплотилось для нея именно въ немъ. Но былъ ли то его мундиръ, или принадлежность его къ флоту, или лично онъ самъ, она не давала себѣ отчета, что собственно ее прельщало, пока предостереженіе дѣда не оскорбило ее и не заставило призадуматься. Теперь для нея стало ясно, что именно онъ олицетворялъ все высокое и прекрасное, но въ то же время почувствовала неукротимую гордость. Отказавшись отъ какихъ бы то ни было притязаній на него, она въ то же время не переставала имъ восхищаться. Эта именно двойственность выражалась въ ея глазахъ и смущала лейтенанта. Когда впослѣдствіи она узнала отъ тетки, что люди говорятъ объ ней, это ее очень огорчило, и она еще болѣе убѣдилась, что невидимая стѣна раздѣляетъ ее и лейтенанта.
   Спустя мѣсяцъ, когда "Юнону" снова снарядили въ путь, сестра Карла Бекъ съ улыбкой вошла въ комнату и проговорила:-- Елизавета, на дворѣ стоитъ морякъ и проситъ позволенія поговорить съ тобою. У него какой-то свертокъ,-- быть можетъ, подарокъ!
   Елизавета, которая устанавливала посуду, покраснѣла, а Карлъ Бекъ, стоявшій у окна, поблѣднѣлъ. Дѣвушка знала, что это Сальве, и почти испугалась его смѣлости. Она видѣла его уже раза два раньше и дала ему понять, что избѣгаетъ его за то, что слышала отъ тетки. Дрожа и волнуясь, вышла она къ нему.
   Онъ смотрѣлъ на нее молча.
   -- Хочешь ты это платье, Елизавета? спросилъ онъ, наконецъ, грубо.
   -- Нѣтъ, не хочу, Сальве, послѣ того, что ты говорилъ обо мнѣ.
   -- И такъ ты не хочешь, Елизавета? спросилъ онъ медленно и грустно.-- Ну, тогда не стоитъ говорить больше объ этомъ.
   -- Нѣтъ, Сальве, не нужно говорить больше.
   Но когда она увидѣла, съ какимъ убитымъ видомъ стоялъ онъ и смотрѣлъ на нее, спрашивая:-- И съ этимъ-то я долженъ уѣхать, Елизавета?-- она вдругъ расплакалась. Съ отчаяніемъ, но отрицательно покачавъ головою, она вбѣжала въ домъ.
   Въ комнатѣ замѣтили, что она плакала. Но Карлъ Бекъ былъ человѣкъ сдержанный и хитрый: онъ высунулся изъ окна и посмотрѣлъ, уноситъ ли его соперникъ свертокъ.
   Ночью Елизавета проснулась. Во снѣ она плакала и видѣла, что Сальве стоитъ у трапа бѣдно одѣтый и несчастный. Но гордость не позволяла ему просить помощи, и онъ смотрѣлъ только на нее серьезно и съ упрекомъ.
   Взволнованная, лежала она, все думая о видѣнномъ снѣ. Вдругъ услышала шумъ и подошла къ окну. Полиція вела кого-то по улицѣ.
   Когда толпа поравнялась съ домомъ, при слабомъ свѣтѣ фонаря Елизавета замѣтила, что ведутъ Сальве. Онъ отбивался блѣдный и взбѣшенный, въ разорванной рубахѣ на груди, а въ лицѣ его было такое выраженіе, что она не могла уже болѣе уснуть.
   По ту сторону гавани, у тетки Андерсенъ, произошла схватка, матросовъ. Разсказывали, что въ ходъ были пущены ножи и что зачинщикомъ былъ Сальве. На слѣдующій день капитанъ Бекъ лично побывалъ у городскаго судьи, чтобы освободить Сальве до отплытія "Юноны" и внесъ за него выкупъ.
   Молодая дѣвушка знала прекрасно причину такого поведенія Сальве, и когда лейтенантъ разсказывалъ на слѣдующій день, что Сальве затѣялъ драку безъ всякаго повода,-- она вышла изъ комнаты.
   Нѣсколько дней Елизавета ходила блѣдная и печальная, и лейтенанту казалось, что она болѣе обыкновеннаго удаляется отъ него.
   Послѣ полудня, передъ отплытіемъ, отецъ Сальве пришелъ съ младшимъ сыномъ на корабль, чтобы попрощаться, и оба замѣтили, что Сальве какой-то странный. Брату показалось даже, точно Сальве думаетъ, что они никогда болѣе не увидятся, Сальве отдалъ отцу свои сто талеровъ и когда тотъ не хотѣлъ принимать ихъ, онъ все же настоялъ, чтобы отецъ сохранилъ ихъ для него. Старикъ приписалъ это огорченію по поводу столкновенія съ полиціей, но, прощаясь, проговорилъ съ тоскою:-- Сальве, не забывай, что дома тебя я буду ждать!
   Вечеръ и часть ночи Сальве провелъ на мачтахъ "Юноны". Онъ сидѣлъ и смотрѣлъ на домъ Бековъ до тѣхъ поръ, пока въ верхней комнаткѣ горѣлъ огонь. И когда онъ потухъ, ему показалось, что свѣтъ потухъ въ душѣ его и въ немъ все умерло.
   

XII.

   Въ одномъ изъ прелестнѣйшихъ уголковъ Зунда капитанъ Бекъ имѣлъ дачу -- небольшой, одноэтажный сѣрый домъ съ покатой черепичной крышей. Позади дома, по склону скалы, тянулся красивый лѣсокъ. Въ тѣ годы, когда капитанъ Бекъ бывалъ въ плаваніи, семья его проводила лѣто на дачѣ. Со временемъ капитанъ предполагалъ прекратить свои поѣздки и устроить здѣсь корабельную верфь.
   Когда Беки жили на дачѣ, работа не переводилась всю недѣлю. Госпожа Бекъ любила проводить время за прялкой; пасынокъ -- общій любимецъ дамъ, который въ качествѣ члена береговой коммисіи занятъ былъ дѣлами, пріѣзжалъ обыкновенно по субботамъ въ своей красивой парусной лодкѣ и оставался все воскресенье. По этимъ днямъ наѣзжали также одна или двѣ семьи къ нимъ или въ сосѣднюю дачу, и тогда вечеръ проводили вмѣстѣ.
   Къ числу частыхъ посѣтителей принадлежала семья почтмейстера Форстберга, состоявшая изъ отца съ матерью, подростка-сына и восемнадцатилѣтней дочери Маріи, бѣлокурой дѣвушки со спокойнымъ характеромъ и необыкновенно умнымъ лицомъ. Никто не говорилъ, что она красива, но большинство знавшихъ ее считали ее такою. Во всей ея небольшой фигуркѣ и во всѣхъ движеніяхъ было много безсознательной миловидности и гармоніи. Но зато всѣ единогласно признавали, что она очень умна. Всѣ безъ исключенія подруги повѣряли ей свои тайны. Онѣ не замѣчали, что сама она никогда не разсказываетъ имъ про себя. Всѣ считали ее слишкомъ "корректной и прямой" для того, чтобы у нея водились сердечныя дѣла. Она была также повѣренной сестеръ Карла Бека, особенно Мины, которая любила ее больше другихъ своихъ подругъ и думала про себя, что Мари самая подходящая партія для ея брата.
   Единственная дѣвушка въ этомъ кружкѣ, которую Карлъ Бекъ не зналъ съ дѣтства, была именно Марія Форстбергъ.
   Прошло нѣкоторое время, пока онъ открылъ, что съ этой спокойной дѣвушкой стоило вести разговоръ. Затѣмъ онъ сталъ мучиться, что все имъ сказанное казалось въ ея присутствіи такой пустой болтовней. Она была такая правдивая и такъ мило улыбалась, если что заслуживало ея одобренія. При ней онъ старался выказать свою мужественность, присоединяя къ тому же извѣстнаго рода кокетство, и оно производило впечатлѣніе: то былъ его талантъ или недостатокъ -- проявлять необыкновенную сердечность по отношенію къ тому, кто въ данную минуту интересовалъ его. Поэтому она вынесла лестное впечатлѣніе, что онъ шутливо относится къ дамамъ потому, что до сихъ поръ не встрѣтилъ еще никого, кто заслуживалъ бы его серьезнаго вниманія. Женщины, которыхъ онъ зналъ, служили для него развлеченіемъ въ свободные часы. И Марія тѣмъ охотнѣе готова была смотрѣть съ этой точки зрѣнія, что въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ Карлъ Бекъ былъ тайнымъ избранникомъ ея сердца. Все это время подруги довѣряли ей многое, что, безъ сомнѣнія, сказали бы ей послѣдней, будь онѣ попроницательнѣе.
   Елизавета была постоянно занята, но тѣмъ не менѣе чувствовала себя на дачѣ свободнѣе. Она стала привыкать къ хозяйству и выказала даже къ нему способности, и госпожа Бекъ могла уже во многомъ положиться на нее. Особенно хорошо Елизавета служила за столомъ -- чего менѣе всего ожидали отъ нея -- и когда статная хорошенькая дѣвушка, съ такимъ милымъ личикомъ, въ красивомъ ситцевомъ платьѣ и бѣломъ передникѣ, приносила гостямъ въ бесѣдку чай или кофе, -- не одинъ взглядъ съ восхищеніемъ останавливался на ней. Нельзя было не замѣтить выдающуюся красоту Елизаветы.
   Марія Форстбергъ, знавшая ея исторію, обратила на нее вниманіе и часто давала ей указанія и старалась помочь ей. Несмотря на разницу характеровъ и общественнаго положенія, обѣ дѣвушки чувствовали какую-то симпатію другъ къ другу. Вначалѣ Елизавета выказала холодность. Она не хотѣла замѣчать маленькихъ услугъ и любезностей, оказываемыхъ Маріей со свойственнымъ ей спокойствіемъ, но уже въ слѣдующее воскресеніе поблагодарила ее привѣтливымъ взглядомъ.
   Однако Марія чувствовала, что нелегко пріобрѣсть довѣріе этой дѣвушки.
   Отъ нея рѣдко можно было добиться чего-нибудь кромѣ "да" и "нѣтъ", но тѣмъ охотнѣе она услуживала молча. По временамъ лицо ея быстро мѣняло цвѣтъ и ясно говорило, что Елизавета имѣетъ свое мнѣніе, а та почти оскорбительная быстрота, съ которою она отворачивалась и дѣлала по-своему, когда не понимала, чего требовала отъ нея Марія, доказывала, что она не такъ податлива, какъ полагали Беки. Затѣмъ Марія не могла не замѣтить, что Елизавета обладала врожденнымъ умѣньемъ одѣваться къ лицу и красиво убирать свои чудесные волосы, не позволяя себѣ надѣть ни одного бантика, не подходящаго къ ея положенію. Ее можно было заподозрить, казалось, даже въ кокетствѣ, между тѣмъ Марія Форстбергъ -- тонкая наблюдательница, не могла подмѣтить въ ней ничего подобнаго.
   Елизавета съ своей стороны знала прекрасно, что Марія имѣла болѣе всего шансовъ сдѣлаться женою лейтенанта не только по своимъ достоинствамъ, но и домашняя политика, которую подмѣтила Елизавета, сильно направлена къ этому. И хотя Елизавета считала себя только сторонней зрительницей, однако за недѣлю у нея накопились какія-то смутныя чувства, которыя съ пріѣздомъ Маріи въ воскресенье проходили не вдругъ. Затѣмъ ей стало казаться, что Марія обладала особымъ свойствомъ привлекать людей, и вскорѣ Марія замѣтила, что пріобрѣла въ Елизаветѣ друга.
   Дѣвушка эта, противъ своего обыкновенія, бывала съ нею даже сообщительна. Повидимому, разговоръ вертѣлся только на способахъ накрыванія и уборки стола, но Елизавета съ большимъ тактомъ умѣла сообщить пріятельницѣ все, что касалось лейтенанта. По временамъ Марія Форстбергъ не могла удержаться, чтобы не посмотрѣть на нее испытующе своими умными глазами, желая убѣдиться, не говоритъ ли она это умышленно; но Елизавета бывала такъ всецѣло занята своей работой, чтоэтого нельзя было заподозрить.
   Послѣднее время лейтенантъ Бекъ молча оказывалъ вниманіе Елизаветѣ. Бывая въ комнатѣ, она замѣчала, что глаза его не отрывались отъ нея, какъ бы онъ ни былъ занятъ другими, а по пріѣздѣ домой взглядъ его тотчасъ отыскивалъ ее.. Но ни однимъ словомъ онъ не выказывалъ своихъ чувствъ.. Давая какое-нибудь порученіе, онъ обращался не только къ сестрамъ, но также и къ ней.-- Она никогда не забываетъ, говорилъ онъ, и Елизавета поняла, что онъ хочетъ этимъ высказать, что вполнѣ полагается на нее.
   По временамъ лейтенантъ привозилъ въ воскресенье письма со множествомъ почтовыхъ штемпелей. Это были письма отъ отца къ мачихѣ, которая прочитывала ихъ сперва про себя, а затѣмъ громко. Елизавета слушала всегда со стѣсненнымъ сердцемъ, боясь узнать что-нибудь дурное о Сальве.
   Хотя и самый младшій въ упомянутой выше коммисіи и назначенный только для пополненія необходимаго числа членовъ, лейтенантъ Бекъ былъ настолько дѣльнымъ офицеромъ, что предложеніе его, съ которымъ не соглашались вначалѣ члены, послѣ долгихъ обсужденій было одобрено предсѣдателемъ и положено въ основаніе всей работы. Предсѣдатель, какъ и большинство коммисіи, очень расположенный къ лейтенанту, сообщилъ объ этомъ его отцу. Коммисія предполагала прекратить свои дѣйствія къ концу года, и сестры полагали даже, что Карлъ получитъ орденъ.
   Во время посѣщенія Маріи Форстбергъ, давно посвященной во всѣ семейныя дѣла, разговоръ зашелъ объ этомъ, и Елизавета, бывшая тутъ, подумала, что орденъ будетъ очень къ лицу молодому лейтенанту.
   Когда спустя нѣкоторое время вошелъ Бекъ, снова начали шутливый разговоръ объ орденѣ.
   -- Ахъ, я ни мало не забочусь объ этомъ! отвѣтилъ онъ, словно наскучивъ такимъ разговоромъ.
   Елизаветѣ понравилась такая серьезность, и она подумала что онъ говоритъ какъ настоящій мущина. Въ дѣйствительности же Бекъ очень желалъ получить орденъ и втайнѣ сердился на Марію за ея равнодушіе къ этому. Обыкновенно она была его повѣренною въ серьезныхъ дѣлахъ, но онъ скрылъ отъ нея свои надежды на полученіе ордена и теперь прикидывался равнодушнымъ.
   Судя по выраженію лица Маріи, можно было заключить, что и она не совсѣмъ довольна.
   Въ одно изъ воскресеній Елизавета замѣтила, что лейтенантъ вдѣлъ въ петлицу полевой цвѣтокъ, который только-что положила именно Елизавета. Это могла быть и простая случайность.
   За обѣдомъ подавали лѣсную землянику. Гостей не было.
   -- Да, произнесъ вдругъ Бекъ, -- въ тысячу разъ лучше садовой земляники лѣсная! Совсѣмъ другой, удивительный ароматъ и вкусъ.
   Елизаветѣ показалось, что при этомъ онъ какъ-то особенно посмотрѣлъ на нее. Она чувствовала, что слова эти относятся къ ней, и вообще въ этотъ день въ немъ было нѣчто, что ее безпокоило. Онъ ужь часто такъ смотрѣлъ на нее.
   

XIII.

   Различныя поправки въ городскомъ домѣ принудили семью довольно долго оставаться на дачѣ, но и въ сентябрѣ погода стояла прекрасная. Въ осенней окраскѣ, Зундъ былъ восхитителенъ, и зачастую семья проводила вечера на террасѣ.
   По случаю пріѣзда членовъ коммисіи съ предсѣдателемъ, угощеніе было особенно роскошное.
   Вечеромъ, когда мущины сидѣли въ лѣсу и Елизавета принесла горячую воду для пунша, одинъ изъ гостей, капитанъ-лейтенантъ, позволилъ себѣ относительно ея какую-то шутку, отъ которой вся кровь прилила къ лицу дѣвушки. Она не сказала ничего, но чайникъ, который она ставила въ эту минуту, задрожалъ въ ея рукѣ, и она кинула на говорившаго такой сердитый взглядъ, что тотъ смутился.
   -- Чортъ возьми! воскликнулъ онъ. Ты видѣлъ, Бекъ, какіе глаза она сдѣлала?
   -- Да, это прегордая дѣвушка! отвѣтилъ Бекъ, который разсердился, но не хотѣлъ выказывать этого своему начальнику.
   -- Гордая дѣвушка! скажите! повторилъ тотъ съ раздраженіемъ, которое явно говорило, что онъ хочетъ ее назвать "дерзкой служанкой".
   -- Я хотѣлъ сказать, красивая дѣвушка, поправилъ Бекъ уклончиво и принужденно засмѣялся.
   Елизавета слышала это. Она оскорбилась и въ первый разъ сравнила лейтенанта и Сальве. Такъ Сальве не поступилъ бы, будь онъ на мѣстѣ Бека.
   Встрѣтивъ ее позднѣе одну, когда она убирала на террасѣ, Карлъ спросилъ полуозабоченно:-- Елизавета, конечно, ты не обидѣлась словами стараго грубіяна? Въ сущности онъ очень добрый и порядочный человѣкъ и не думалъ ничего дурнаго.
   Елизавета молчала и хотѣла прекратить разговоръ, собираясь идти въ домъ.
   -- Нѣтъ, я не потерплю, чтобы тебя оскорбляли, Елизавета! воскликнулъ онъ вдругъ страстно и схватилъ ее за руку. Эта рука дороже для меня, чѣмъ всѣ образованныя дамы, взятыя вмѣстѣ!
   -- Господинъ Бекъ, прервала она его запальчиво и со слезами на глазахъ, я уйду отъ васъ сегодня же хоть ночью, если вы будете говорить мнѣ такія оскорбительныя вещи.
   Она исчезла въ корридорѣ, но Бекъ пошелъ за нею.
   -- Елизавета, шепталъ онъ, я говорю серьезно!
   Она вырвалась отъ него.
   Лейтенантъ воспользовался звѣзднымъ вечеромъ для одинокой прогулки по острову и возвратился только послѣ полуночи.
   Намѣренія его вовсе не были уже такъ серьезны, но, увидя, какъ она чудно-хороша съ глазами, полными слезъ, онъ дѣйствительно заговорилъ серьезно. Онъ былъ бы даже способенъ жениться на ней, несмотря на всѣ препятствія.
   На слѣдующее утро онъ отправился въ лодкѣ въ Арендаль, но, проходя возлѣ дѣвушки, успѣлъ шепнуть: -- Я говорю серьезно!
   Постоянное повтореніе этихъ словъ смутило Елизавету. Она пролежала всю ночь съ открытыми глазами. Онъ, конечно, хотѣлъ сказать, что любитъ ее, а она уже рѣшила выполнить свою угрозу и уйти изъ дома.
   Но вотъ онъ повторилъ ихъ снова и какимъ тономъ! Неужели онъ дѣйствительно намѣренъ сдѣлать ее женою.
   Цѣлый рядъ полузабытыхъ мечтаній снова пронесся передъ нею и опьянилъ ее. Всю недѣлю она ходила блѣдная и разстроенная, со страхомъ думая о воскресеньи,-- днѣ, въ который онъ долженъ пріѣхать. Что скажетъ онъ ей? И что отвѣтитъ она ему?
   Но онъ не пріѣхалъ. Дѣла заставили его внезапно отлучиться изъ города. Зато явилась Марія Форстбергъ и замѣтила тотчасъ, что въ настроеніи дѣвушки произошла перемѣна. Елизавета видимо уклонялась отъ всякой помощи и во взглядахъ ея, пойманныхъ Маріей случайно, было что-то холодное, даже злобное. Это обезпокоило ее больше, чѣмъ она даже сознавалась себѣ. Слѣдуя внезапному влеченію, она дружески взяла дѣвушку за руку, но это не произвело никакого впечатлѣнія; и, войдя въ комнату, не могла не спросить: -- Что съ Елизаветой?
   Другіе не замѣчали ничего.
   Карлъ Бекъ пріѣхалъ не въ воскресенье по обыкновенію, а раньше, въ срединѣ недѣли, и торопливо прошелъ по всему дому, не заставъ Елизаветы въ столовой.
   Наконецъ онъ встрѣтилъ ее наверху. Пристально смотрѣла она въ окошко, изъ котораго виднѣлось только небо и часть лѣса. Она услышала его шаги, когда онъ поднимался по лѣстницѣ, и почувствовала такой невыразимый страхъ, такой смертельный ужасъ, что готова была выпрыгнуть изъ окна. Что ей отвѣтить ему?
   И когда онъ вошелъ и, обнявъ ее, спросилъ полушепотомъ: -- Елизавета, хочешь быть моею?-- въ первый, разъ въ жизни она почувствовала себя близкой къ обмороку. Она едва сознавала, что дѣлаетъ, но невольно оттолкнула его.
   Онъ схватилъ ея руку и снова спросилъ: -- Елизавета, хочешь быть моею женою?
   Блѣдная, какъ мертвецъ, отвѣтила она: --Да!
   Но когда онъ снова хотѣлъ обнять ее, она отшатнулась и посмотрѣла на него съ выраженіемъ ужаса.
   -- Елизавета! проговорилъ онъ ласково и хотѣлъ подойти къ ней и успокоить ее.-- Что съ тобою? Знаешь ли ты, какъ страстно ждалъ я этой минуты!
   -- Не теперь, только не теперь! просила она, отстраняя его рукою, -- послѣ....
   -- Ты сказала "да", Елизавета, ты согласилась быть моею.. Но онъ видѣлъ, что она желаетъ, чтобы онъ ушелъ.
   Долго сидѣла она на сундукѣ и растерянно смотрѣла на полъ.
   И такъ свершилось! Сердце ея билось такъ усиленно, что кажется, она слышала его удары и чувствовала въ немъ тупую боль. Лицо ея постепенно приняло холодное, рѣзкое выраженіе. Она думала, что теперь онъ говоритъ матери, что они обручены, и приготовилась вынести тяжелую неизбѣжную борьбу.
   Она ждала, что ее позовутъ внизъ. Наконецъ рѣшилась пойти сама.
   Въ комнатѣ всѣ спокойно занимались своимъ дѣломъ. Лейтенантъ притворялся читающимъ, но, при входѣ ея, украдкой взглянулъ на нее нѣжнымъ, озабоченнымъ взглядомъ.
   Принесли ужинъ, и все шло обычнымъ порядкомъ. Лейтенантъ, какъ и всегда, шутилъ немного. Елизаветѣ казалось, что на всемъ лежитъ какой-то туманъ. Ее спросила Мина, что съ нею, и механически она отвѣтила:-- "Ничего".
   Итакъ, значитъ, все объяснится не теперь, позднѣе. Она, по обыкновенію, хлопотала, но не чувствовала пола подъ собою и не знала, что держитъ въ рукахъ
   Прошелъ вечеръ, всѣ пошли спать, и ничего не объяснялось.
   Въ полутьмѣ лѣстницы Карлъ нѣжно схватилъ ее за руку и проговорилъ:
   -- Покойной ночи, моя Лита, моя, моя Лита! но она была не въ силахъ отвѣчать на его пожатіе и, когда онъ протянулъ свои губы къ ея лицу, она быстро отшатнулась.
   -- Я пришелъ только сказать тебѣ это, дорогая, милая Лита! прошепталъ онъ со странной дрожью въ голосѣ и хотѣлъ обнять ее, -- Завтра я долженъ быть въ городѣ. Неужели я уѣду безъ доказательства твоей любви?
   Она медленно подставила ему лобъ; онъ поцѣловалъ ее, и она тотчасъ ушла.
   -- Покойной ночи, любовь моя! прошепталъ онъ ей вслѣдъ.
   Елизавета долго не могла уснуть. Ей хотѣлось плакать, и она ощущала внутренній холодъ, и, когда, наконецъ, уснула, ей снился не женихъ, но Сальве, всю ночь одинъ Сальве. Она видитъ, какъ онъ смотритъ на нее серьезнымъ, печальнымъ взглядомъ, и она стоитъ, какъ виноватая. Онъ что-то говорилъ, она не могла разслышать что, но знала, что онъ проклиналъ ее и выкинулъ за бортъ подарки, которые ей готовилъ.
   Она рано встала и пыталась развлечь себя другими мыслями,-- мыслями о своемъ будущемъ "жены офицера". Но теперь, какъ нарочно, все, что прежде она считала въ этомъ положеніи такимъ заманчивымъ, теперь ей совсѣмъ не нравилось. Она чувствовала себя совсѣмъ несчастной и все не рѣшалась сойти въ столовую.
   Карлъ не уѣхалъ въ это утро. Онъ видѣлъ, что еще не все устроено съ Елизаветой.
   Предъ обѣдомъ, когда сестры ушли, а мачиха была занята, ему удалось поговорить съ Елизаветой наединѣ. Она все еще была точно въ лихорадкѣ и ожидала, что онъ все сообщитъ мачихѣ.
   -- Лита, сказалъ онъ, нѣжно приглаживая ея волосы,-- такъ какъ она въ смущеніи потупила глаза,-- я не могъ уѣхать, не переговоривъ еще разъ съ тобою.
   Она не поднимала глаза, но не отстранялась отъ него.
   -- Любишь ты меня? Хочешь быть моей женой?
   Она молчала. Наконецъ проговорила, поблѣднѣвъ и точно съ усиліемъ:
   -- Да, люблю!
   -- Говори мнѣ "ты", называй меня по имени, просилъ онъ искренно,-- и посмотри на меня хорошенько.
   Она взглянула на него, но не такъ, какъ онъ ожидалъ. Выраженіе ея глазъ было рѣшительное и холодное, когда она проговорила:
   -- Погодите... вотъ какъ обручимся...
   -- Развѣ мы не обручены?
   -- Когда вы скажете это вашей мачихѣ? спросила она нерѣшительно.
   -- Дорогая Елизавета, -- здѣсь въ домѣ не должны ничего знать, пока... черезъ три мѣсяца, когда я...
   Выраженіе ея лица и быстрое движеніе, съ какимъ она отняла руку, заставили его остановиться и измѣнить то, что онъ намѣревался сказать ей.
   -- На слѣдующей недѣлѣ я напишу отцу изъ Арендаля и тогда разскажу матери, о чемъ я писалъ. Довольна ты этимъ, моя дорогая! Или ты хочешь покончить теперь же? воскликнулъ онъ рѣшительно и снова взялъ ее за руку.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не теперь!.. на слѣдующей недѣлѣ! воскликнула она съ внезапнымъ страхомъ, впервые отвѣчая на его пожатіе.
   -- И тогда ты будешь моею, Лита?
   -- Да... тогда...
   Она старалась не встрѣчаться съ нимъ взглядомъ.
   -- Прощай, Лита, я вернусь въ субботу; я не могу не видѣть тебя долго.
   -- Прощайте, сказала она беззвучно.
   Онъ сошелъ съ ожидавшую его лодку, она же не посмотрѣла ему вслѣдъ и пошла въ противуположную сторону.
   Въ мірѣ впечатлѣній ничтожныя вещи имѣютъ зачастую большое значеніе. Когда лейтенантъ объявилъ Елизаветѣ, что онъ хочетъ сдѣлать ее своею женою, она была поражена благородствомъ его помысловъ. Она чувствовала, что онъ дѣйствительно любитъ ее. Но никогда не думала, что онъ опасается такъ борьбы со своею семьею.
   Она сознавала сама, насколько это тяжело, но подъ его защитой чувствовала себя въ безопасности. Но когда онъ такъ неожиданно сталъ все откладывать срокъ объясненія, предоставляя семьѣ узнать все во время его отсутствія, она испытала чувство, которое заставило ее одуматься.
   Нѣсколько дней до пріѣзда молодаго Бека, она боролась съ собою тяжко и послѣднюю ночь была точно въ лихорадкѣ.
   Онъ пріѣхалъ въ субботу вечеромъ и поздоровался съ нею первой. Казалось, будто онъ не хочетъ дольше скрывать ихъ отношеній, но она, блѣдная и молчаливая, входила въ комнату и выходила, не глядя на него.
   Онъ привезъ письмо отъ отца, и его послѣ ужина прочитали громко. Письмо помѣчено было изъ южно-американскаго порта и въ немъ упоминалось о Сальве. У мыса Гатерасъ ихъ застигла такая буря, что они принуждены были подрубить снасти главной стеньги. Стеньга повисла на двухъ-трехъ канатахъ и стала такъ сильно бить о нижнія снасти, что неминуемо порвала бы ихъ. Сальве взобрался наверхъ подрубить остальные канаты и, пока онъ сидѣлъ на верху, все рухнуло за бортъ. По счастью, во время паденія онъ ухватился за канатъ и этимъ только избѣгъ смерти. "Это былъ смѣлый подвигъ", говорилось въ письмѣ; "впрочемъ, у парня этого, кажется, не все въ порядкѣ въ головѣ, и онъ далеко не такой, какимъ я его считалъ".
   -- О, я давно это зналъ, замѣтилъ Бекъ, презрительно пожимая плечами.-- Невозможный человѣкъ, и, если не погибъ въ этотъ разъ, то не долго промаячитъ.
   Онъ не видѣлъ негодующаго взгляда Елизаветы. Въ эту минуту она съ отчаяніемъ сознавала, что это она виновата, что Сальве поступаетъ такъ безраздсуно и характеръ его испортился. Долго сидѣла она молча, сжимая на колѣняхъ руки; она боролась сама съ собою.
   Прежде чѣмъ разошлись спать, Бекъ шепнулъ ей:
   -- Сегодня я написалъ отцу, Елизавета, а завтра -- день нашего обрученія!.. Вотъ удивится Мина!
   Елизавета послѣдняя оставалась въ столовой и, уходя, захватила съ тобою листъ бумаги и чернильницу. Она легла въ постель; но въ полночь она сидѣла у стола и выводила на бумагѣ буквы. Она писала:
   "Простите! Я не могу быть вашей женою, я люблю другаго. Елизавета Раклевъ".
   Она сложила листокъ и, за неимѣніемъ облатки, заколола его булавкой. Затѣмъ тихо отперла дверь въ комнату госпожи Бекъ, наклонилась къ ней и позвала ее. Госпожа Бекъ проснулась и очень испугалась, увидя Елизавету одѣтой и, какъ ей показалось, собравшейся въ путь.
   -- Сударыня, проговорила дѣвушка,-- я пришла къ вамъ за помощью и совѣтомъ. Вашъ пасынокъ спросилъ меня, согласна ли я быть его женою -- это было въ прошлое воскресенье -- и я отвѣтила "да", но я обдумала и теперь не хочу этого. Мнѣ лучше вернуться къ теткѣ или уѣхать еще дальше, посовѣтуйте только мнѣ куда? Я неопытная дѣвушка и боюсь, что онъ отыщетъ меня.
   Старуха была страшно поражена. Въ началѣ она состроила недовѣрчивую, презрительную гримасу; но, сообразивъ, что дѣвушка, конечно, говоритъ правду, невольно поднялась въ постели.
   -- Но почему ты сообщаешь мнѣ это теперь ночью? спросила она наконецъ; она не могла понять такой поспѣшности.
   -- Потому что сегодня онъ написалъ отцу, а завтра хочетъ сказать вамъ и сестрамъ.
   -- Вотъ какъ! онъ уже писалъ! Вотъ зачѣмъ онъ помѣстилъ тебя въ домъ! проговорила она обиженно.
   Но тутъ она сообразила, что Елизавета не виновата и поступаетъ благородно. Она взглянула на нее ласково и сказала:
   -- Да, ты права; тебѣ лучше всего уйти отъ насъ куда-нибудь подальше, чтобы тебя не легко было найти.
   И она стала раздумывать. У нея явилась блестящая мысль. Она начала одѣваться. Эта женщина обладала мужскимъ умомъ и привыкла рѣшать. На этихъ именно дняхъ шкиперъ Гарвлоитъ, женатый на ея сводной сестрѣ, просилъ ее отрекомендовать ему норвежскую дѣвушку, которая могла бы помогать въ хозяйствѣ. Это было самое подходящее для Елизаветы мѣсто, и ее слѣдовало отправить къ нему на корабль, уже готовый къ отплытію.
   Госпожа Бекъ тотчасъ написала письмо Гарвлоиту, передала его Елизаветѣ, которой вручила также довольно значительную сумму,-- прибавку къ ея жалованію.
   Въ тихую лунную ночь, Елизавета одна поѣхала въ небольшой лодкѣ въ Арендаль. На сверкавшей поверхности Зунда кое-гдѣ виднѣлись высокія мачты. Глядя на широкій просторъ, Елизавета испытывала безумный восторгъ освобожденія, чувствовала себя легко и сильнѣе налегала на весла. Ей казалось, что она ушла изъ какой-то неволи,-- освободилась отъ тяжкаго гнета. А Марія Форстбергъ!
   Она рада, что увидитъ ее!
   Первый лучъ багрово разлился по небу и водѣ. Она подъѣхала къ городу и тотчасъ отправилась къ теткѣ и сказала ей, что, по рекомендаціи госпожи Бекъ, поступаетъ къ Гарвлоиту, въ Голландію, куда отправляется сегодня же на его кораблѣ. Она показала ей также письмо.
   Тетка выслушала ее, затѣмъ, вдругъ сказала:
   -- Елизавета,-- было что-нибудь съ офицеромъ?
   -- Да, тетя, отвѣтила она откровенно,-- онъ хотѣлъ на мнѣ жениться.
   -- Ну, и что же?
   -- Сначала я было согласилась; но подумала, вижу, что не люблю его, и сказала это госпожѣ Бекъ.
   Тетка поражена была этою новостью.
   -- Итакъ, ты не захотѣла? спросила она наконецъ.-- Что же, тебѣ нравится больше Сальве Христіанзенъ?
   -- Да, тетя, отвѣтила она тихо.
   -- Почему же ты не дала ему слова тогда, замѣтила тетка уже строго.
   У Елизаветы выступили на глазахъ слезы.
   -- Да, какъ аукнется, такъ и откликнется!-- ворчала старуха и стала варить кофе.
   Прежде чѣмъ отправиться на корабль, Елизавета пошла къ почтмейстеру, гдѣ застала Марію Форстбергъ уже вставшей. Марія очень удивилась, узнавъ новое рѣшеніе дѣвушки. Мѣсто было выгодное, почти самостоятельная должность, и притомъ госпожа Бекъ сама посовѣтовала ей согласиться, разсказывала Елизавета, ловко отвлекая Марію отъ настоящей причины. Маріи не вполнѣ была ясна вся эта исторія. Елизавета видѣла это по ея глазамъ. На прощаньи обѣ дѣвушки обнялись и даже поплакали.
   На дачѣ не мало удивились исчезновенію Елизаветы. Лейтенантъ нашелъ ея письмо, но не думалъ, что она уѣхала, и, сильно взволнованный, ушелъ изъ дому и вернулся только къ вечеру.
   Между тѣмъ госпожа Бекъ сообщила все дочерямъ; конечно, отъ постороннихъ приходилось все скрывать.
   Хотя глазами лейтенантъ всюду искалъ Елизаветы, но только вечеромъ спросилъ объ ней, и когда узналъ, что она ушла, и что, быть можетъ, теперь уже на пути въ Голландію, онъ точно окаменѣлъ. Затѣмъ съ неудовольствіемъ посмотрѣлъ на мать и сестеръ.
   -- Если бы я зналъ, что вы подстроите мнѣ это, я бы... воскликнулъ онъ, наконецъ, схвативъ стулъ, на которомъ сидѣлъ, и такъ сильно ударилъ имъ объ полъ, что стулъ затрещалъ.
   Бекъ ушелъ въ свою комнату. Но письмо ея однако ясно: она любитъ другаго, и онъ знаетъ, кого именно.
   

XIV.

   Выходя въ послѣдній разъ изъ Арендаля, "Юнона" перемѣнила только нѣсколькихъ человѣкъ изъ своего экипажа. Въ то время, какъ и теперь, весною бываетъ не мало рыбаковъ съ запада, готовыхъ поступить на корабли. Они прибываютъ въ своемъ рыбацкомъ костюмѣ, испачканные и согнутые отъ постоянной работы въ лодкѣ, и, вмѣсто косаго корабельнаго ящика, приносятъ свои круглые крестьянскіе сундуки. Въ ихъ осанкѣ недостаетъ матросской выправки и ихъ нанимаютъ въ долгое плаваніе только за неимѣніемъ матросовъ.
   Такого именно человѣка, изъ какого-то захолустья Фьорда, сѣвернѣе Ставангера, наняла "Юнона", и онъ сразу сталъ козломъ отпущенія. Это былъ коренастый парень, съ большимъ, грубымъ лицомъ, обрамленнымъ рыжей бородою. Звался онъ Нильсъ Буваагенъ, ходилъ неуклюже, съ опущенными руками, какъ черепаха, и ужь совсѣмъ въ немъ не замѣтно было "молодцеватости". Но вскорѣ оказалось, что онъ, какъ большинство людей его покроя, необыкновенно выносливъ. Когда въ непогоду онъ оглядывался кругомъ въ своей мѣховой шапкѣ, онъ напоминалъ лицо викинга, а на дозорномъ посту стоялъ, не морщась, хотя волна за волною обдавала его. Онъ былъ до невѣроятности наивенъ, особенно когда рѣчь заходила объ его женѣ и дѣтяхъ. Поваръ, большой насмѣшникъ, могъ довести его до слезъ и неоднократно продѣлывалъ это для развлеченія другихъ.
   Однако, несмотря на насмѣшки и поддразниванія -- его до извѣстной степени уважали. Единственный человѣкъ, принимавшій его сторону, былъ Сальве; онъ пускалъ въ защиту Нильса свой острый языкъ и дѣлалъ это не столько изъ расположенія, сколько наперекоръ другимъ.
   Но вскорѣ одно событіе сблизило ихъ обоихъ.
   Послѣ отъѣзда, миновавъ ночью Фореландскіе маяки, "Юнона" вошла въ Дуврскій проливъ среди такого тумана и дождя, что днемъ нельзя было различить верхушки мачты. При этомъ волны,-- какъ зачастую въ этомъ фарватерѣ,-- были необыкновенно рѣзки и часты. Ночью постоянно слышались звонки и сигналы со всѣхъ кораблей; плыли въ темнотѣ, опасаясь каждую минуту наткнуться на другое судно. Вдругъ съ лѣвой стороны корабля, только-что окаченной волною, раздался крикъ:
   -- Дозорный упалъ за бортъ! Нильсъ Буваагенъ!
   -- Человѣкъ за бортомъ! повторялось на различныхъ мѣстахъ, но никто и не думалъ въ такую погоду о поданіи помощи.
   Сальве стоялъ у рѣшетчатыхъ люковъ и видѣлъ, какъ человѣкъ съ раскинутыми руками скользнулъ за бортъ. Поспѣшно спрыгнулъ онъ на лѣвую сторону, развертывая по дорогѣ канатъ. Онъ увидѣлъ, какъ волна, высоко приподнявъ человѣка, относила его; Сальве выкинулъ съ силой канатъ, и Нильсъ Буваагенъ былъ спасенъ.
   Съ этого времени Нильсъ сталъ самимъ вѣрнымъ другомъ Сальве. Сальве отвѣчалъ на эту дружбу, хотя она обнаруживалась у него болѣе въ дѣйствіяхъ, нежели въ словахъ. И съ тѣхъ поръ поваръ не рѣшался уже вышучивать Нильса.
   Прошло нѣсколько мѣсяцевъ. "Юнона", готовая къ отплытію, стояла въ рейдѣ Монтевидео, въ ожиданіи прибытія почты. Нетерпѣніе, съ какимъ ожидаютъ писемъ, и разочарованіе, если ихъ нѣтъ, знакомы только тому, кто побывалъ въ дальнемъ и тяжеломъ плаваніи. На кораблѣ не бываетъ ни одного человѣка, который не хотѣлъ бы получить извѣстій съ родины о женѣ, о дѣтяхъ, о любимой женщинѣ или о родственникахъ.
   Подъѣхала шлюпка. Несмотря на убійственную жару, штурманъ, какъ кошка, взобрался по трапу и исчезъ за каютой, гдѣ капитанъ сидѣлъ у столика за стаканомъ.
   Капитанъ Бекъ сидѣлъ, изнемогая отъ жары. Его мясистое краснощекое лицо показывало, что онъ только притворяется спокойнымъ при видѣ пачки писемъ. Онъ кивнулъ штурману, и тотъ понялъ, что ему слѣдовало отойти и подождать на другой сторонѣ каюты.
   Бекъ вскрылъ пакетъ, и лицо его просвѣтлѣло, когда на одномъ изъ писемъ онъ узналъ почеркъ сына. Затѣмъ онъ сталъ раскладывать письма по адресамъ, дѣлая при этомъ замѣчанія.
   -- Штурманъ! крикнулъ онъ весело, собирая все и отдавая тому,-- тутъ много писемъ отъ женъ и невѣстъ.
   Нѣкоторые видѣли, что штурманъ съ пакетомъ въ рукахъ поднялся по трапу, и съ быстротою молніи на кораблѣ разнеслась вѣсть о прибытіи почты. Когда затѣмъ штурманъ сталъ выкликать адреса, весь экипажъ собрался возлѣ большаго люка, за исключеніемъ двухъ, трехъ, запоздавшихъ на мачтахъ, которые теперь быстро начали спускаться.
   Только одинъ Сальве Христіанзенъ не ждалъ и, казалось, не желалъ получить никакихъ извѣстій. Пока раздавали письма, онъ угрюмо стоялъ на лѣвой сторонѣ у руля, занятый съ двумя матросами, подвѣшивавшими шлюпку и укрѣплявшими ее. Онъ также подсоблялъ имъ, но движенія его доказывали, что онъ далеко не весело настроенъ.
   Въ его обращеніи было много грубости, непріязненности, и если капитанъ сообщалъ домой, что не вполнѣ доволенъ имъ, онъ имѣлъ на то основаніе. Сальве нерѣдко подавалъ поводъ къ непріятностямъ, и если на кораблѣ происходила ссора, то зачинщикомъ всегда оказывался онъ. Кромѣ того, капитанъ замѣтилъ, что Сальве недоволенъ лично имъ.
   За исключеніемъ капитана, сидѣвшаго позади каюты, на палубѣ былъ только одинъ Сальве. Старшій штурманъ, съ письмомъ своей невѣсты, ушелъ за свою перегородку; второй штурманъ лежалъ въ большой лодкѣ, перечитывая свое письмо, и весь экипажъ разсѣялся.
   Капитанъ Бекъ долго читалъ длинное письмо сына; онъ покраснѣлъ, какъ вареный ракъ, и казался взволнованнымъ.
   Сынъ просилъ его согласія на бракъ съ Елизаветой, и отецъ, несмотря на ласковыя слова сына, прекрасно понималъ, что дѣло это уже покончено.
   Невольныя движенія и полугромкія восклицанія ясно доказывали, какъ сильно разсердило капитана письмо. Онъ посидѣлъ еще съ минуту молча, барабаня по колѣну и злобно поглядывая на Сальве, стоявшаго у колеса. Казалось, что ему хочется излить свою досаду на молодомъ человѣкѣ. Онъ зналъ, что Сальве готовилъ подарки для Елизаветы и безъ сомнѣнія сватался къ ней. И вотъ та же дѣвушка собиралась стать женою его сына, морскаго офицера!
   Онъ такъ сильно стукнулъ рукою, въ которой держалъ письмо, по столу, что стаканъ и бутылка скатились. Оттолкнувъ ногою осколки, онъ быстро зашагалъ по палубѣ. Проходя мимо Сальве, онъ едва могъ сдержать себя. Однако быстро повернулся передъ нимъ и прошелся раза два.
   По взглядамъ капитана Сальве догадался, что тотъ хочетъ сказать ему что-то непріятное, и упрямымъ выраженіемъ лица и дерзкой осанкой показывалъ, что приготовился къ отпору.
   -- Гдѣ второй штурманъ? Гдѣ вся вахта? вскричалъ капитанъ сердито, возвращаясь къ Сальве и какъ бы съ удивленіемъ оглядываясь. Между тѣмъ онъ зналъ хорошо, гдѣ находятся всѣ, такъ какъ было рѣшено сняться съ якоря позднѣе, при вечернемъ вѣтрѣ.
   -- Гой! закричалъ съ большой лодки, потревоженный въ своемъ пріятномъ занятіи штурманъ, поднимаясь и съ письмомъ въ рукѣ растерянно поспѣшая на окрикъ.
   -- Готовься къ отчалу! Зови всѣхъ людей! командовалъ Бекъ и въ добавокъ заревѣлъ свое приказаніе въ рупоръ.
   Съ недовольными лицами повыползли люди изъ разныхъ уголковъ; они никакъ не ожидали такого сюрприза въ самый солнцепекъ, а тутъ приказанія сыпались градомъ о насадкѣ парусовъ и снятіи якоря, точно капитанъ сошелъ съ ума.
   Нильсъ Буваагенъ стоялъ, тяжело дыша. Онъ вынулъ подкладку изъ своей старой мѣховой шапки и былъ только въ однѣхъ панталонахъ, такъ что его мощный торсъ былъ весь на виду. Это былъ сѣверный медвѣдь, попавшій подъ тропики. Терпѣливый по натурѣ, онъ не раздѣлялъ неудовольствія своихъ товарищей; онъ только-что окончилъ привязывать тяжелый якорь.
   -- Вы еще прохладитесь при насадкѣ кливеровъ. Когда мы обогнемъ мысъ, придется поставить всѣ лиселя! замѣтилъ иронически Сальве. Онъ только-что натянулъ съ другими матросами большой парусъ.
   Упоминаніе о постановкѣ лиселей омрачило всѣ лица. Работа трудная, а люди и такъ страдали отъ ужасной жары.
   Между тѣмъ изъ рупора то и дѣло доносились приказанія, сопровождаемыя понуканіями и бранными словами. Въ этотъ разъ капитанъ не скоро угомонился. Люди неохотно повиновались. Никто изъ нихъ не сомнѣвался, что капитанъ продѣлываетъ все это единственно изъ желанія отомстить за высказанное ими до пріѣзда въ Монтевидео недовольство пищей. Въ этомъ городѣ матросы почти не пользовались отпускомъ. Подъ предлогомъ политическихъ безпорядковъ, господствовавшихъ въ штатахъ Лаплаты, гдѣ различныя партіи чуть не ежедневно схватывались на улицахъ Монтевидео, капитанъ отпускалъ тутъ матросовъ лишь на очень короткое время.
   И въ слѣдующіе дни расположеніе духа капитана не улучшилось. Онъ былъ красенъ, точно страдалъ приливами крови, и Сальве замѣтилъ, что всякій разъ, при встрѣчѣ съ нимъ, онъ злобно на него взглядывалъ.
   Наконецъ Бекъ не могъ больше себя сдерживать. Ему нужно было сорвать на комъ-нибудь досаду, вызванную обрученіемъ сына. При этомъ ему пришлось не пощадить и себя, но онъ зналъ, какъ сильно огорчитъ Сальве. Сальве укладывалъ канатъ, какъ вдругъ капитанъ, молча смотрѣвшій на его работу, проговорилъ презрительно:-- Ты знаешь эту Елизавету Раклевъ, которую я взялъ къ себѣ въ домъ! Почта принесла мнѣ радостную вѣсть, что она обручилась съ роднымъ моимъ сыномъ!
   -- Въ добрый часъ, капитанъ! отвѣтилъ Сальве, сильно поблѣднѣвъ. У него сдавило въ горлѣ, но онъ заносчиво посмотрѣлъ на капитана.
   -- Конечно, онъ самъ думалъ о ней! проворчалъ Бекъ, когда Сальве отошелъ.-- Пусть лучше сердится за это, чѣмъ за корабельную пищу, заключилъ онъ съ иронической улыбкой.
   Поздно вечеромъ Сальве и Нильсъ стояли вмѣстѣ на большой реѣ, выполняя какое-то приказаніе. Остальные люди уже спустились внизъ, но Сальве, искавшій уединенія, стоялъ еще на верху, облокотившись на тяжелую рею.
   По лицу и настроенію Сальве Нильсъ замѣтилъ уже днемъ, что съ нимъ случилось что-то необыкновенное. Видя теперь, что пріятель его медлитъ сойти, онъ остался также, сказавъ, что недурно подышать тутъ воздухомъ вмѣсто того, чтобы тотчасъ ложиться спать въ душную каюту.
   Нѣсколько времени Сальве стоялъ, погруженный въ свои мысли. Въ утахъ его раздавались еще слова капитана; это приводило его въ бѣшенство. Въ своемъ горѣ, онъ чувствовалъ потребность отомстить капитану и по отрывистымъ восклицаніямъ другъ его угадалъ его мысли.
   Снизу доносилась матросская пѣсня, меланхолически звучавшая въ ночномъ воздухѣ. Матросъ пѣлъ про измѣну любимой дѣвушки.
   Когда пѣснь умолкла, Сальве вдругъ обратился къ Нильсу, который, судя по его лицу, былъ растроганъ пѣніемъ: -- Ты грустишь о чужой возлюбленной, Нильсъ,-- а что бы ты сдѣлалъ, если бы это была твоя?
   -- Моя жена? отвѣчалъ тотъ съ испугомъ. Онъ видимо не могъ сразу понять этого и растерянно смотрѣлъ на Сальве.
   -- Не пожелалъ ли бы ты всѣми помыслами видѣть ее на днѣ моря?
   -- Мою Каренъ на днѣ моря? Нѣтъ, я лучше бы самъ прыгнулъ туда.
   -- Но если бы она была тебѣ невѣрна? продолжалъ Сальве, съ какимъ-то демоническимъ раздраженіемъ муча бѣднягу.
   -- Но она никогда не измѣняла!
   Отвлеченности были не для Нильса, и отъ него нельзя было ничего болѣе добиться. Однако онъ былъ оскорбленъ и вскорѣ спустился внизъ, не говоря ни слова.
   Результатомъ размышленіи Сальве было рѣшеніе бѣжать немедленно по пріѣздѣ "Юноны" въ Ріо. Онъ не хотѣлъ ходить по однѣмъ доскамъ съ тестемъ Елизаветы.-- Лучше въ воду, чѣмъ назадъ въ Арендаль! проворчалъ онъ, слѣзая.
   Между тѣмъ взошла луна, и Нильсъ, не могшій успокоиться на своей койкѣ, пришелъ снова къ Сальве. Онъ отвелъ его въ сторону, точно для секретнаго разговора.
   -- Что бы я сдѣлалъ, спрашивалъ ты? Я тебѣ скажу, проговорилъ онъ послѣ короткаго молчанія,-- я затянулъ бы себѣ веревку на шею.
   Сальве стоялъ и молча смотрѣлъ на него. При свѣтѣ луны лицо Нильса казалось необыкновенно блѣднымъ.
   -- Видишь ли, сказалъ Сальве насмѣшливо, кладя руку на шею Нильса,-- у меня нѣтъ жены, а все же,-- ну, я пошутилъ! И онъ отошелъ, принужденно засмѣявшись.
   Медленно подвигалась "Юнона" на сѣверо-востокъ вдоль берега Бразиліи, развернувъ всѣ свои паруса. Каждое утро къ концу собачьей вахты, когда солнце величественно поднималось надъ моремъ, начиналъ дуть свѣжій вѣтерокъ, принося запахъ пряныхъ травъ. Надъ кораблемъ пролетали альбатросы и другія морскія птицы, а въ водѣ виднѣлись цѣлыя стаи рыбъ.
   Мало-по-малу воздухъ нагрѣвался, вѣтеръ утихалъ и вплоть до вечера паруса повисали. Дѣлали едва по пяти узловъ въ часъ и большую часть дня жара стояла невыносимая.
   Однако капитанъ ни мало не смягчался. Казалось, онъ поставилъ себѣ задачей мучить свой экипажъ, который, какъ утверждалъ, слишкомъ разжирѣлъ отъ лѣни.
   Нѣсколько тучекъ на горизонтѣ подали поводъ къ жаркой работѣ послѣ обѣда, такъ что корабль, развернувшій всѣ паруса, принужденъ былъ убрать ихъ въ ожиданіи оркана.
   Наступила буря, но не такая сильная, какъ ожидалъ капитанъ. Зато разразился страшный ливень. Молнія слѣдовала за молніей, сопровождаемая оглушительнымъ трескомъ и громомъ, какіе бываютъ только въ этихъ мѣстахъ. Молнія не прекращалась и ночью, появляясь постоянно и ослѣпляя глаза. Около двухъ часовъ наступило затишье, и на верхушкахъ мачтъ зажглись вдругъ большіе огни; они появились на всѣхъ остріяхъ, а въ срединѣ ихъ, на главной мачтѣ, показалась большая яркая луна. Феноменъ этотъ продолжался болѣе часу, и многіе думали, что это предвѣщаетъ гибель.
   Вообще за послѣдніе дни происходили странныя вещи. Кромѣ свѣченія, въ угольномъ трюмѣ слышались стоны.
   Одинъ изъ матросовъ утверждалъ, что нѣсколько ночей подъ рядъ видѣлъ человѣка, который выходилъ изъ средней части корабля, направлялся къ компасу и затѣмъ исчезалъ. Другой говорилъ, что на этомъ пути видѣлъ водянаго, который прыгалъ черезъ бортъ въ воду. Въ своей острой шапочкѣ, онъ былъ не выше полуфута, а когда водяной покидаетъ корабль, это предвѣщаетъ неминуемую гибель.
   Все это было очень важно, и настроеніе Бека, не унимавшагося всѣ эти дни, объяснялось только тѣмъ, что въ капитана вселился злой духъ.
   Странные звуки внизу не прекращались. А когда закрыли люкъ, они еще усилились. Поваръ, набиравшій внизу воду, выскочилъ однажды, испуганный, и увѣрялъ, что видѣлъ тамъ человѣка въ красной курткѣ.
   -- Это корабельный дѣдушка, оплакивающій корабль, говорили, покачивая головами. Однако, когда поваръ сталъ возражать, говоря, что парень по величинѣ не уступаетъ толстому боцману Андерсу и кромѣ того весь черный и съ когтями, всѣ пришли въ ужасъ.
   Капитанъ счелъ все это новой выдумкой, чтобы разсердить его, и мстилъ, задавая усиленную работу.
   Сальве не вѣрилъ въ предразсудки, но онъ ничего не имѣлъ противъ возраставшаго среди матросовъ неудовольствія и намекнулъ даже, что не дурно было бы дезертировать въ Ріо всѣмъ, кому только это удастся.
   Когда Бекъ услышалъ о послѣднемъ разсказѣ повара, онъ презрительно воскликнулъ:-- Мнѣ кажется, что въ каждомъ изъ васъ сидитъ по глупому чорту! Неужели никто изъ васъ не рѣшится сойти въ угольный трюмъ? Или мнѣ придется сдѣлать это самому?
   Первый штурманъ предложилъ слѣдовать за нимъ. Но вотъ выступилъ Сальве и сказалъ, что для него безразлично, сойти ли въ трюмъ, или взобраться на снасти;-- тамъ и въ половину не вспотѣешь такъ, прибавилъ онъ колко.
   Осматривая съ фонаремъ темное пространство, Сальве нашелъ жалкаго, исхудалаго человѣка, въ красной шерстяной курткѣ, забравшагося за чанъ съ водою. Онъ выпачкался углемъ, какъ негръ, и когда поднялся на палубу, разсказалъ, вздрагивая, что дезертировалъ въ Монтевидео изъ полка, за что полагается смертная казнь, и надѣялся незамѣтно доѣхать на кораблѣ до Ріо. Въ послѣдній вечеръ, проведенный ими въ гавани, онъ, пользуясь темнотою, забрался на корабль и спрятался тамъ, гдѣ хранился уголь. Когда заперли люкъ, его чуть не задушилъ угольный газъ, и онъ не могъ воздержаться отъ стоновъ. Съ тѣхъ поръ онъ пользовался ночью, чтобы пробираться въ подвѣшенную лодку, гдѣ и лежалъ до восхода солнца и дышалъ свѣжимъ воздухомъ. Однажды онъ рѣшился поискать въ кухнѣ остатковъ кушанья и не разъ останавливался у компаса, такъ какъ ему казалось, что путь тянется безъ конца, и онъ хотѣлъ убѣдиться, дѣйствительно ли корабль направляется къ сѣверу въ Ріо, какъ онъ слышалъ это въ гавани.
   Это былъ молодой, худощавый человѣкъ, съ маленькими живыми глазками, не выше Сальве, похожій на испанца или португальца. Но онъ также говорилъ по-англійски.
   Капитанъ усумнился въ правдивости разскащика. Онъ не походилъ на простаго солдата и, судя по его страху выдать свое присутствіе даже въ открытомъ морѣ, Бекъ заключилъ, не принадлежитъ ли онъ къ политическимъ изгнанникамъ, которые всѣ стремились укрыться въ Ріо. Капитанъ велѣлъ накормить его и обѣщалъ не мѣшать ему покинуть корабль, когда ему это будетъ удобно, но прибавилъ, чтобы онъ не разсчитывалъ на его помощь, такъ какъ капитанъ не намѣренъ ради него ссориться съ властями.
   Сальве, который, какъ и большинство моряковъ, зналъ по-англійски, мало-по-малу сблизился съ испанцемъ, найдя въ немъ очень занимательнаго и умнаго малаго.
   

XV.

   При легкомъ вѣтрѣ "Юнона" вошла послѣ полудня изъ открытаго моря въ гавань Ріо-Жанейро,-- одну изъ красивѣйшихъ въ мірѣ. Дивная роскошь природы произвела на Сальве такое сильное впечатлѣніе, что онъ сталъ даже раскаяваться въ принятомъ имъ рѣшеніи убѣжать.
   Портовые чиновники, осматривавшіе корабль, не замѣтили лишняго человѣка противъ названной капитаномъ цифры матросовъ. Бразильянецъ спокойно работалъ въ числѣ прочихъ въ платьѣ, которымъ снабдилъ его Сальве.
   Портовый лоцманъ, напыщенный мулатъ въ панамѣ съ шарфомъ, съ бляхой и палкой, замѣтилъ однако недовольство экипажа, и нѣтъ сомнѣнія, что, именно по его знаку, въ тотъ же вечеръ явились къ нимъ вербовщики.
   Капитанъ Бекъ былъ недоволенъ и собою, и матросами. Теплый климатъ всегда раздражалъ его. Зачастую онъ старался сдерживать себя, но зато впослѣдствіи сердился еще сильнѣе.
   Письмо сына очень его огорчило и, считая авторитетъ свой подорваннымъ, онъ сталъ просто неумолимъ.
   Матросы, замышлявшіе уйти съ корабля, сочли болѣе благоразумнымъ подождать выдачи имъ части жалованья, что обыкновенно происходитъ въ гавани, но Сальве и бразилецъ исчезли въ слѣдующую уже ночь.
   Начались розыски при помощи рѣчной полиціи и особенно допытывали того вербовщика, котораго видѣли разговаривающимъ съ матросами. Но тотъ такъ спокойно держалъ себя во время обыска его дома, что подозрѣнія полиціи въ участіи его въ этомъ дѣлѣ совершенно разсѣялись.
   Тогда-то Бекъ сталъ назначать на ночную вахту самыхъ надежныхъ людей, отходилъ на ночь далеко отъ набережной и никому не разрѣшалъ отпуска.
   За его помощь тому висѣльнику въ красной курткѣ тотъ отблагодарилъ его уводомъ лучшаго матроса.-- Такова всегда награда за доброту! замѣтилъ онъ ядовито.
   Побѣгъ Сальве разсердилъ капитана болѣе, чѣмъ онъ это выказывалъ. Помня свое обѣщаніе, онъ старался, чтобы тотъ изучилъ плаваніе, и предполагалъ назначить Сальве командиромъ "Юноны", а самому отдохнуть. Капитанъ сознавалъ въ душѣ, что трудно встрѣтить болѣе честнаго, надежнаго человѣка, и кромѣ того Сальве выказывалъ не совсѣмъ обыкновенныя способности.
   Надежда Сальве на помощь бразильца скоро перешла въ увѣренность, и онъ всячески старался расположить его къ себѣ. Собираясь бѣжать, онъ вырѣзалъ остріемъ ножа на своихъ серебряныхъ часахъ: "На память отъ Сальве Христіанзена" и положилъ ихъ въ жилетный карманъ Нильса, который громко храпѣлъ въ койкѣ. Незамѣченный палубнымъ вахтеннымъ, онъ вмѣстѣ съ бразильцемъ спустился ночью на набережную по канату, придерживавшему корабль.
   Спутникъ Сальве видимо былъ знакомъ съ мѣстностью, но и очень трусилъ. Они избѣгали всѣхъ освѣщенныхъ улицъ и часто останавливались въ темныхъ мѣстахъ, чтобы не быть замѣченными ночными сторожами.
   Цѣлый часъ они странствовали по узкимъ переулкамъ, затѣмъ дома стали чередоваться съ садовыми заборами. Вѣтки померанцевъ свѣшивались надъ ними, пропитывая ночной воздухъ своимъ сильнымъ запахомъ. Они достигли предмѣстья Катумби, но нужно было попасть черезъ площадь въ другое предмѣстье Мата-Паркасъ. На одной сторонѣ, на возвышеніи, виднѣлось зданіе, похожее на крѣпость, обнесенное каменными стѣнами. Спутникъ Сальве заволновался и сказалъ, что это тюрьма, вокругъ которой постоянно ходитъ патруль. Затѣмъ послѣ получасовой ходьбы онъ остановился наконецъ у садоваго забора, въ которомъ виднѣлась небольшая калитка. Бразилецъ осторожно осмотрѣлся и, лихорадочно взволнованный, проговорилъ:-- Тутъ мы должны перелѣзть, и тогда мы въ безопасности!
   Онъ взобрался на стѣну съ помощью спины Сальве и втянулъ его за руки. Въ одинъ прыжокъ онъ очутился въ саду, кинулся на траву, сталъ валяться по ней, точно безумный, постоянно вскрикивая:-- Salvado! Salvado!-- затѣмъ подбѣжалъ къ маленькому домику, на половину скрытому между деревьями, постучалъ особеннымъ образомъ и закричалъ: -- Паолина! Паолина!
   Дѣвушка въ ночномъ костюмѣ подняла жалузи и высунула голову.
   -- Федериго! воскликнула она молодымъ, но довольно низкимъ голосомъ, и они быстро обмѣнялись по-испански нѣсколькими фразами, которыхъ Сальве не понялъ. Онъ замѣтилъ только, что она съ испугомъ замолчала, увидя незнакомца, но слово "amigo" и краткое поясненіе успокоили ее.
   Она поспѣшно открыла дверь, порывисто обняла Федериго, поцѣловала его въ обѣ щеки и расплакалась. Затѣмъ, по обычаю страны, она подставила Сальве для поцѣлуя щеку и очень удивилась, когда тотъ отвѣтилъ поклономъ на ея привѣтствіе, проговоривъ полу англійскимъ, полуиспанскимъ языкомъ: -- Good evening, Senorita! Теперь только она увидѣла, что стоитъ безъ мантильи, и убѣжала.
   Паолина была сестра Федериго Нунеца. Въ домѣ жила только она со старухой матерью и совершенно дряхлой мулаткой, ея мамкой. Вскорѣ она появилась снова, неся на подносѣ свѣчу, хлѣбъ, вино и фрукты. Она сѣла за столъ, положила руку на плечо брата и съ участіемъ слушала его разсказъ, сопровождаемый живыми жестами. Вѣроятно, она думала, что они очень проголодались, такъ какъ поминутно придвигала имъ хлѣбъ.
   Во время разсказа Федериго, лицо ея поминутно мѣнялось. Вдругъ она поблѣднѣла, и глаза ея сверкнули. Она съ силою ударила рукою по воздуху, точно пронзая кого-нибудь стилетомъ, и, откинувъ голову, засмѣялась злобно и торжествующе, показавъ при этомъ ослѣпительно бѣлые зубки. Сальве сообразилъ, что братъ ея, спасаясь, убилъ безъ сомнѣнія кого-нибудь въ Монтевидео и теперь боится, что полиція въ Ріо увѣдомлена объ этомъ.
   Сальве сидѣлъ и разсматривалъ Паолину. Это была гибкая, прелестная женщина, съ роскошными формами, одна изъ тѣхъ смуглыхъ красавицъ, которыя встрѣчаются только на югѣ, съ необыкновенно подвижнымъ лицомъ и блестящими глазами. Но игра ея лица, похожаго на лицо брата, показалась ему мало женственною, а выраженіе ея глазъ, съ какимъ она нѣсколько разъ взглянула на него, положительно возбудило въ немъ отвращеніе. Онъ не зналъ, какъ это случилось, но вдругъ передъ нимъ возникъ образъ Елизаветы. Онъ такъ ясно увидѣлъ ея милое, спокойное сѣверное лицо, что могъ бы нарисовать его.
   Нелестное мнѣніе, невольно отразившееся на лицѣ Сальве при этомъ сравненіи, случайно подмѣчено было Парлиной, которая собиралась со страстностью своей натуры поблагодарить его за все, сдѣланное имъ для брата. На минуту она смутилась и была въ нерѣшительности. Что-то дрогнуло въ ея поблѣднѣвшемъ лицѣ, и глаза ея зажглись своеобразнымъ свѣтомъ. Она подошла къ нему и, слѣдуя его примѣру при встрѣчѣ съ нею, взяла за руку и холодно проговорила нѣсколько словъ въ знакъ благодарности. Она даже не взглянула на него, желая ему покойной ночи, но разбудила только мулатку, которая принесла для нихъ нѣсколько тростниковыхъ матъ. Федериго пошелъ между тѣмъ къ матери, и Сальве слышалось, какъ они оживленно разговаривали.
   Мысли Сальве снова перенеслись къ тому, о чемъ онъ усиливался не думать, и долго лежалъ онъ съ открытыми глазами, видя постоянно передъ собою Елизавету. Когда же уснулъ, ему снилось, что онъ попалъ въ змѣиное гнѣздо, и что онъ борется съ громадной змѣею, которая хочетъ ужалить его и въ блестящихъ глазахъ которой онъ узналъ наконецъ глаза Паолины.
   Сенорита вышла по утру съ мулаткой за покупками, а также чтобы узнать, какія сдѣланы распоряженія о поимкѣ бѣглецовъ.
   Руководимый желаніемъ приноровиться къ окружающимъ, Сальве надѣлъ тонкое, синяго сукна платье, захваченное имъ въ узелкѣ съ другими вещами, а также деньгами, оставшимися отъ выплаченнаго ему жалованья въ Монтевидео. Замѣтивъ, съ какимъ удивленіемъ разсматриваетъ его мать Федериго, которой его представили, онъ заключилъ, что красивый матросскій костюмъ произвелъ на нее впечатлѣніе. Должно быть, старуха ожидала встрѣтить въ другѣ своего сына грубаго бразильскаго матроса, которые тамъ составляютъ подонки народа.
   Мать Федериго была худощавая, старая женщина, съ пергаментнымъ лицомъ и густыми сѣдыми волосами, свернутыми на затылкѣ въ узелъ. Руки ея украшались множествомъ массивныхъ колецъ, а въ ушахъ вдѣты были тяжелыя серьги. Маленькіе, бѣгающіе по сторонамъ, глазки придавали ея лицу подозрительное, пытливое выраженіе.
   Впрочемъ, Сальве скоро замѣтилъ, что старуха попиваетъ. Большую часть дня она проводила на небольшой верандѣ въ тѣневой сторонѣ дома, куря постоянно папиросы и имѣя возлѣ себя стаканъ водки съ водой. Тѣмъ не менѣе дѣти относились къ ней съ почтеніемъ; повидимому, въ ея рукахъ находились всѣ нити предпріятія, въ которое вовлечены были и братъ съ сестрою. Вечеромъ, когда звонили къ вечернѣ, она зачастую бросалась, почти пьяная, на колѣни, перебирала четки и бормотала молитвы, послѣ чего тотчасъ ложилась спать.
   Возвратившись домой, сенорита избѣгала заговаривать съ Сальве. Онъ замѣтилъ, что она передала брату довольно много денегъ, и тотъ, скучавшій все утро,-- развеселился.
   -- Что ты сдѣлалъ моей сестрѣ? спросилъ однажды Федериго со смѣхомъ Сальве.-- Она тебя не любитъ. Она опасная! сказалъ онъ серьезно; но прибавилъ въ раздумьи:-- Впрочемъ, пока ты у насъ въ домѣ, ничего, но помни, я тебя предостерегъ.
   Между тѣмъ и Федериго и Сальве стали уже скучать въ долгомъ домашнемъ заключеніи. Несмотря на убѣжденія сестры, Федериго ушелъ вечеромъ и возвратился поздно, въ мрачномъ, возбужденномъ состояніи. По отрывистымъ фразамъ его, Сальве заключилъ, что онъ проигралъ всѣ деньги.
   Уже на другое утро Сальве замѣтилъ, что въ домѣ нуждаются въ деньгахъ.
   Однажды и братъ и сестра были въ очень дурномъ расположеніи духа. Онъ слышалъ даже, что они спорили. Онъ воспользовался удобной минутой и передалъ Федериго всѣ свои сбереженія, за исключеніемъ одного серебрянаго піастра, желая такимъ образомъ отблагодарить за гостепріимство.
   Деньги были взяты, хотя нерѣшительно, и въ этотъ же вечеръ Федериго снова ушелъ, а Паолина осталась сидѣть на верандѣ.
   Различіе ихъ языковъ мѣшало Сальве разговаривать съ нею, чему онъ впрочемъ былъ очень радъ. Однако въ послѣднее время Паолина съ нѣкоторымъ любопытствомъ часто посматривала на него и задавала ему вопросы черезъ брата. Но кругозоръ ея былъ очень узкій; вопросы ея были однообразны. Болѣе всего она интересовалась нарядами женщинъ его страны, такъ что вскорѣ онъ заучилъ необходимыя для отвѣтовъ слова.
   Въ то время, какъ онъ сидѣлъ въ этотъ вечеръ на стулѣ, она прошла сзади его и точно случайно провела слегка рукою по его волосамъ. Будь въ немъ электричество, они издали бы искры, какъ шерсть кошки, такъ разсердила его эта фамильярность.
   Вернувшись домой, Федериго съ досадой швырнулъ свою шляпу на стулъ и сразу выпилъ стаканъ рому, стоявшій на столѣ. На немъ не было болѣе красиваго плаща, въ которомъ онъ вышелъ.
   -- Я проигралъ всѣ твои деньги! воскликнулъ онъ по-англійски, не стѣсняясь болѣе, и затѣмъ съ непріятнымъ смѣхомъ сказалъ что-то сестрѣ, лицо которой показало, что она понимаетъ его.
   -- Вотъ мой послѣдній піастръ! проговорилъ Сальве и подалъ Федериго серебряную монету.-- Быть можетъ, онъ принесетъ тебѣ счастье.
   -- Онъ счастливъ въ любви, замѣтила Паолина съ досадой и наивнымъ предразсудкомъ.-- Онъ обрученъ.
   Братъ подбросилъ піастръ указательнымъ пальцемъ и смѣясь перевелъ товарищу слова сестры; но Сальве нетерпѣливо перебилъ его и отвѣтилъ поспѣшно: -- Я не обрученъ и не обручусь никогда!
   -- Несчастливъ въ любви! воскликнула дѣвушка съ восторгомъ,-- и это послѣдній піастръ! Федериго, завтра мы выиграемъ сто, двѣсти!
   Она говорила съ глубокимъ убѣжденіемъ. Схвативъ мандолину, она лихо протанцовала по комнатѣ, пристально смотря на Сальве.
   -- Федериго, иди сегодня! обратилась она вдругъ къ тому со смѣхомъ и бросила мандолину на диванъ.-- До завтра счастье ему еще измѣнитъ!
   Она схватила шляпу брата, надѣла ему на голову и выпроводила за дверь.
   Пока Паолина въ ожиданіи возвращенія брата сидѣла одна съ Сальве въ освѣщенной лампою комнатѣ, чрезъ дверь и окна которой врывалась ночная прохлада, она угощала его ромомъ съ водою и свертывала для него папиросы,-- искусство, въ которомъ, судя по ея смѣху и ужимкамъ, она считала Сальве очень неловкимъ. Она лихорадочно волновалась и каждую минуту подбѣгала къ садовой калиткѣ.
   Сальве сидѣлъ спокойно, курилъ и пилъ по временамъ изъ стакана, между тѣмъ какъ она качалась на тростниковомъ стулѣ и смотрѣла на него. Она вздохнула и томнымъ голосомъ проговорила:-- Боюсь, что Федериго снова проигрываетъ.
   Сальве не былъ настолько простъ, чтобы не понять тайнаго смысла этихъ словъ. Онъ видѣлъ, что она красива и очень заманчива въ своей граціозной позѣ съ вытянутыми маленькими ножками, но его разсердило, что бразильянская дѣвушка смѣетъ становиться на одну линію съ Елизаветой. Онъ швырнулъ папиросу и, не скрывая неудовольствія, вышелъ въ садъ.
   Онъ ненавидѣлъ женщинъ съ тѣхъ поръ, какъ именно та, которую онъ любилъ, измѣнила ему. Онъ быстро шагалъ еще по саду, какъ торжествующій и взволнованный Федериго возвратился домой.
   -- Триста піастровъ! воскликнулъ онъ и въ два, три прыжка очутился у дома. Въ комнатѣ сестра его уснула на диванѣ.
   При этомъ извѣстіи она вскочила, и Оальве видѣлъ, какъ братъ и сестра съ дѣтской радостью перебирали серебро и раскладывали его по столу на три кучки. Но такъ какъ Сальве положительно отказался взять болѣе одного піастра, глаза сенориты выразили чрезвычайное удивленіе. Она не понимала этой жертвы, но невольно чувствовала его превосходство. Подумавъ немного, она протянула ему руку и сказала: -- Сеноръ, дайте мнѣ вашъ піастръ, я дамъ вамъ взамѣнъ другой.
   Сальве подалъ ей монету, которую она поцѣловала нѣсколько разъ.
   -- Я начну играть съ нимъ завтра! воскликнула она радостно и спрятала піастръ за корсажъ.
   Дѣйствительно, она выиграла на другой день и вернулась домой счастливою.
   Судя по всему, Сальве заключилъ, что семья жила игрою. Кромѣ того Федериго имѣлъ связи съ какою-то партіей и надѣялся, въ случаѣ возстанія, получить мѣсто офицера въ корпусѣ добровольцевъ.
   Пока не начались ухаживанья Паолины, Сальве нравилось даже его уединеніе. Однако, когда она видимо стала для него по цѣлымъ днямъ сидѣть дома и наряжаться, жизнь здѣсь сдѣлалась для него невыносимой. Онъ объявилъ, что какъ только уѣдетъ "Юнона", онъ отправится въ гавань и поищетъ работы на одномъ изъ кораблей.
   Сенорита поблѣднѣла, но скоро оправилась и начала даже шутить.
   Федериго уговорилъ его однако отложить свое намѣреніе на три дня и побывать до того на сходкѣ дружественной ему партіи, которая соберется ночью въ одномъ изъ предмѣстіи.
   Вечеромъ, когда братъ ушелъ по обыкновенію играть, Паолина сидѣла на порогѣ. Роскошные ея волосы были распущены; она казалась утомленной, лѣниво перебирала струны гитары и, напѣвая, устремляла на него свои черные глаза.
   Сальве, сидѣвшій въ комнатѣ, чувствовалъ себя до нѣкоторой степени въ осадѣ. Ему очень хотѣлось пройти мимо нея въ садъ, но она занимала все пространство въ дверяхъ и сочла бы это невѣжествомъ. Единственнымъ признакомъ его досады было усиленное пусканіе колецъ дыма.
   -- Ты хочешь уйти? спросила она наконецъ грустно, почти съ мольбою.
   -- Да, сенорита! отвѣтилъ онъ откровенно. Онъ былъ разсерженъ.
   Въ мигъ она вскочила и выхватила что-то изъ-за корсажа. Стилетъ, брошенный ею, прозвенѣлъ въ воздухѣ и воткнулся въ стѣну возлѣ его головы. Гибкое ея тѣло еще не разогнулось, лицо было блѣдно и глаза сверкали, какъ она вдругъ откинулась назадъ и засмѣялась.
   -- Ты испугался? воскликнула она.
   Но въ Сальве не было замѣтно испуга; онъ былъ спокоенъ, но озадаченъ. Однако, не имѣя и представленія, что можно схватиться съ женщиною, онъ оставилъ стилетъ въ стѣнѣ, хотя вначалѣ ему сильно хотѣлось воспользоваться имъ.
   -- Посмотри! сказала она, подбѣгая и вынимая стилетъ. И вотъ, смѣясь, она начала кидать его въ различныя мѣста стѣны и ни разу не промахнулась.
   -- Признайся, ты испугался! сказала она кокетливо, и вся, разгорѣвшись отъ движенія, сѣла возлѣ него и заглянула ему въ лицо.
   -- Прежде ты испугался, а теперь сердишься. Развѣ женщины въ твоей странѣ не похожи на меня?
   Сальве холодно взглянулъ на нее.-- Нѣтъ, сенорита! отвѣтилъ онъ коротко и вышелъ въ садъ.
   Она схватила снова гитару и стала громко пѣть. Пѣснь звучала угрожающе, и слова словно вырывались изъ ея устъ.
   Позднѣе вечеромъ, она тѣмъ не менѣе кокетливо подошла къ нему и по мѣстному обычаю подала ему папиросу, которую закурила сама. И когда онъ отказался отъ нея, она топнула ногою и дико вскрикнула:-- Сеноръ!
   Но тотчасъ же спохватилась и, засмѣявшись притворно добродушно, оказала, что она догадывается, что это не въ обычаѣ его страны.
   Сальве почувствовалъ значительное облегченіе съ приходомъ Федериго, который сообщилъ, что сходка назначена на завтра.

* * *

   Федериго привелъ своего друга въ плохо освѣщенную Эстансію въ нѣсколько комнатъ. Различныхъ классовъ общество, люди, среди которыхъ большинство съ военной выправкой, въ потертыхъ мундирахъ, занимали двѣ внутреннія комнаты.
   Въ первой залѣ Сальве увидѣлъ впрочемъ нѣсколькихъ моряковъ, которые, видя на немъ матросскій костюмъ, кивнули ему. Казалось, то были янки.
   Всѣ пили водку -- акахакасъ; табачный дымъ застилалъ воздухъ; слышался оглушительный шумъ смѣшанныхъ голосовъ.
   Федериго посадилъ Сальве за длинный столъ къ загорѣлымъ бородатымъ людямъ въ большихъ шляпахъ и сапогахъ со шпорами. Общество не понравилось ему. Мущины походили на погонщиковъ быковъ, какихъ онъ встрѣчалъ въ Монтевидео, или даже скорѣе на бандитовъ.
   -- Они изъ вольнаго корпуса Мендеца, шепнулъ Федериго и представилъ Сальве старшему изъ нихъ. Это былъ дюжій парень съ коричневымъ лицомъ, большими, черными усами и живыми, маленькими глазками; онъ внимательно вглядывался въ Сальве. По временамъ всѣ чокались и кричали: "Долой Тейо!" Но пока сравнительно всѣ были еще спокойны. Поджидали "капитана".
   Однако подъ вліяніемъ напитковъ разговоры стали громче, и началась игра.
   У различныхъ столовъ сидѣли люди того же разбора. Лучше одѣтые держались отдѣльно, разговаривали тихо и, казалось, трусили. Всѣ видимо досадовали на поздній приходъ капитана.
   Крики, смѣхъ и шумъ все усиливались. Уже виднѣлись раскраснѣвшіяся лица, слышались споры и удары кулаками по столу.
   Федериго, у котораго было много знакомыхъ, исчезъ въ толпѣ, а сосѣди Сальве стали играть въ кости. Столько жадныхъ, съ низменными страстями лицъ Сальве никогда не приходилось видѣть сразу, и онъ твердо рѣшилъ не имѣть съ этими людьми ничего общаго. Оставалось только выбраться отсюда невредимымъ, и Сальве ощупалъ то мѣсто на груди, гдѣ у него былъ спрятанъ ножъ.
   Одинъ изъ американцевъ, поклонившихся ему вначалѣ, подошелъ и просилъ пересѣсть къ нимъ, но Сальве чувствовалъ, что за нимъ наблюдаютъ, и отклонилъ приглашеніе.
   Вдругъ, къ удивленію, онъ увидѣлъ сенориту; въ красивой кружевной мантильѣ, она стояла возлѣ игорнаго стола, играла съ большимъ увлеченіемъ и проигрывала ставку за ставкой. У игорнаго стола сидѣлъ самъ хозяинъ,-- высокій худой португалецъ, съ длиннымъ, желтымъ лицомъ и почти лысой головою. Все время онъ смотрѣлъ на Паолину съ униженно-сладкимъ сожалѣніемъ. Разсердившись, она перестала играть и повелительно кликнула его.
   Они быстро переговорили, и Сальве уловилъ при этомъ ея взглядъ, который заставилъ его призадуматься. Она была неестественно блѣдна. Сальве видѣлъ также, какъ въ заключеніе она подала португальцу руку, которую тотъ поцѣловалъ съ счастливымъ лицомъ, и затѣмъ она исчезла.
   Цѣлый вечеръ хозяинъ ходилъ довольный и, плутовски мигнувъ, поклонился Федериго, когда тотъ проходилъ мимо игорнаго стола. Когда затѣмъ Федериго подошелъ на минуту къ Сальве, онъ шепнулъ ему:-- Думаю, что сестра продала сегодня вечеромъ свою душу и обручилась съ богатымъ Антоніо Варецъ; поздравь насъ, другъ мой!
   Сальве замѣтилъ, что хозяинъ неоднократно говорилъ съ человѣкомъ на концѣ стола и угощалъ его, а также, что тотъ украдкой кидалъ на Сальве взгляды, не предвѣщавшіе ничего хорошаго.
   Между тѣмъ американецъ, рослый, сильный человѣкъ со свѣтлой бородой и рѣзкимъ лицомъ янки, съ золотой нашивкой на рукавѣ, проигрывалъ дублонъ за дублономъ.
   -- Это подозрительная игра! крикнулъ онъ по-англійски Сальве, съ которымъ ему видимо хотѣлось познакомиться.
   -- И мнѣ такъ кажется, отвѣтилъ Сальве.-- Скверное гнѣздо!
   -- Откуда ты?
   -- Изъ Норвегіи!
   -- А.... Норвежецъ!... Хорошіе моряки!... Убѣжалъ въ Ріо? спросилъ онъ, смѣясь, точно это разумѣлось само собою.-- Поиграть за тебя?
   -- У меня нѣтъ денегъ.
   -- Вотъ тебѣ гинея въ счетъ жалованья на "Звѣздѣ", идущей въ Вальпарайзо! воскликнулъ янки, все еще смѣясь, насколько это можно было разобрать въ шумѣ, и кинулъ золотую монету на столъ, которую тотчасъ проигралъ.
   Онъ обернулся и, приставляя руку ко рту, закричалъ:-- Еще одна въ счетъ жалованья! Слѣдующая монета подверглась той же участи.
   -- Еще одна въ счетъ жалованья! раздалось снова и съ такимъ же успѣхомъ.
   Сальве почувствовалъ вдругъ отвращеніе къ этому игроку, который непрошенный игралъ на его счетъ. Лицо его, несмотря на веселость, не внушало довѣрія, и Сальве закричалъ ему: -- Играй за себя, янки!
   Но тотъ, казалось, не хотѣлъ этого слышать и хладнокровно повторялъ:-- Еще одна въ счетъ жалованья! Еще одна въ счетъ жалованья!
   Терпѣніе Сальве истощилось. Все время онъ былъ зажатъ въ узкомъ мѣстѣ между скамейкой и стѣною, сидя между людьми и не имѣя возможности выйти. Теперь однако, ухватившись за своего сосѣда, онъ перепрыгнулъ черезъ столъ къ безсовѣстному янки. Онъ чувствовалъ непреодолимую потребность освободиться и попасть на улицу.
   Въ эту минуту изъ крайней комнаты раздался крикъ:-- Полиція! и тамъ погасили огни. Точно также ихъ начали гасить и здѣсь, когда Сальве хотѣлъ броситься на американца, который очень удивился, увидя его такъ неожиданно предъ собою.
   Но непріязненныя отношенія превратились тотчасъ въ дружескія. Сальве увидѣлъ, что къ нему подоспѣлъ хозяинъ и въ тоже время въ темнотѣ и свалкѣ почувствовалъ, что его ухватило нѣсколько человѣкъ и влекутъ въ противоположную дверь, чѣмъ та, изъ которой выходили остальные.
   -- На помощь, янки!-- Маленькая дверь направо! успѣлъ онъ крикнуть, пока его втаскивали.
   Ему завязали ротъ, повалили, скрутили руки и ноги и толкнули въ темный уголъ, за какой-то ящикъ, какъ ему показалось.
   -- Гм, проговорилъ янки,-- долгъ мой не долженъ пропадать! Онъ спокойно вышелъ и потребовалъ помощи полиціи.
   Сальве былъ увѣренъ, что слышитъ шопотъ сенориты.
   Открылась дверь, и онъ увидѣлъ ее съ лампою въ рукѣ. Она насмѣшливо смотрѣла на него и капала горячимъ масломъ прямо ему на лицо. Пока она смотрѣла, лицо ея искривилось жаждой мести и приняло хищное выраженіе. Но вотъ она захлопнула дверь и вышла.
   Сальве лежалъ связанный. Однако ему удалось вынуть ножикъ изъ кармана и перерѣзать имъ веревки.
   Онъ всталъ и съ ножемъ въ рукѣ сталъ прислушиваться.
   Вскорѣ онъ услышалъ голосъ американца и полицейскихъ, которые его искали. Поэтому онъ откликнулся и былъ освобожденъ.
   -- Ну... они прекрасно тебя отдѣлали! замѣтилъ насмѣшливо янки, увидя его лицо при свѣтѣ.
   -- Мнѣ бы хотѣлось посчитаться съ хозяиномъ, сказалъ Сальве, чувствовавшій потребность отомстить.
   -- Да, но у насъ нѣтъ на то охоты, отвѣтилъ повелительнымъ тономъ американецъ, который оказался боцманомъ корабля.-- Намъ не къ чему связываться съ полиціей. При томъ, не забудь, что ты мнѣ долженъ.
   Янки плотно окружили Сальве, и ему оставалось только повиноваться. Но взглядъ, брошенный имъ на боцмана, сказалъ тому, что переговоры о заработкѣ возобновятся еще на кораблѣ.
   

XVI.

   Всю ночь безустанно работали и таскали товары, торопясь выйти поскорѣе изъ гавани и до полудня уже сняться съ якоря.
   Когда освободили Сальве, "Звѣзда" стояла уже не въ гавани, а въ открытомъ морѣ. Капитанъ, три рулевыхъ и нѣсколько низшихъ начальниковъ расхаживали по палубѣ въ тапкахъ съ галунами, въ форменномъ платьѣ, точно на военномъ кораблѣ, а стоявшіе на вахтахъ были при оружіи. Зато экипажъ состоялъ изъ оборванцевъ, повидимому, набранныхъ изъ всѣхъ націй. Тутъ были англичане, ирландцы, нѣмцы и американцы и, кромѣ того, съ полдюжины негровъ и мулатовъ.
   Сальве предоставили пока самому себѣ. Обходя корабль, онъ былъ непріятно пораженъ, увидя, какъ со стороны, обращенной къ морю, спускали, безъ всякихъ обрядностей, три трупа, небрежно зашитые въ полотно. Отъ портовой полиціи удалось скрыть, что на кораблѣ свирѣпствовала желтая лихорадка. Разговорившись съ блѣднымъ мальчикомъ, который прислуживалъ въ каютахъ, Сальве узналъ, что внизу есть еще нѣсколько больныхъ и что одинъ изъ опущенныхъ въ море умеръ на той же койкѣ, на которой спалъ эту ночь Сальве. Это его ужасно возмутило.
   Вечеромъ его позвали къ капитану, возлѣ котораго стоялъ боцманъ. Капитанъ, худощавый, энергическаго вида сорокалѣтній мущина, съ большими черными бакенбардами, рѣзкими чертами лица и красиво зачесанными блестящими волосами, курилъ трубку съ длиннымъ чубукомъ, сидя за столомъ, на которомъ стояла чашка кофе.
   -- Какъ тебя зовутъ? спросилъ онъ, отвѣчая кивкомъ на поклонъ Сальве.
   -- Сальве.
   -- Сальве! повторилъ капитанъ съ англійскимъ акцентомъ,-- и норвежецъ?
   -- Онъ слишкомъ порядоченъ для нашего сброда, пробормоталъ онъ, обращаясь къ боцману.
   -- Ты опытный матросъ?
   -- Да.
   -- Ты получилъ три гинеи въ счетъ жалованья? продолжалъ капитанъ, затянувшись изъ трубки и справляясь со своею записною книжкою,-- мѣсячное жалованье.
   -- Нѣтъ, капитанъ! и Сальве разсказалъ, какъ было дѣло,-- я не получалъ никакой платы ни прежде, ни теперь... и до сихъ поръ со мной обращались, какъ съ собакой, если еще не хуже!
   Капитанъ не обратилъ вниманія на послѣднюю фразу и сказалъ кратко и рѣзко:
   -- Я возвращу ему три гинеи, боцманъ Дженкинсъ, и назначаю его на формарсъ. Намъ нуженъ порядочный человѣкъ. А въ слѣдующій разъ играйте на свой счетъ, а не на счетъ матросовъ, замѣтилъ онъ колко боцману, понижая голосъ, но Сальве понялъ все.
   Позднѣе, подвѣшивая свою койку внизу, Сальве увидѣлъ возлѣ себя человѣка за тѣмъ же занятіемъ. Ошибиться было трудно -- это былъ Федериго. Онъ попался въ руки полиціи, но замѣтилъ, что боцманъ со "Звѣзды" освободилъ Сальве, и когда ему удалось убѣжать по дорогѣ, онъ скрылся на этомъ кораблѣ.
   Вскорѣ Сальве увидѣлъ, что судьба зло подшутила надъ нимъ, закинувъ его на этотъ корабль. Экипажъ состоялъ изъ самыхъ подонковъ доковъ Нью-Орлеана и Чарльстона, изъ людей, на лицахъ которыхъ отпечатлѣлись пороки и послѣдствія унизительнаго образа жизни. Тутъ слышались постоянно отчаянныя проклятія и богохульство. Побои и самое возмутительное обращеніе принадлежали къ числу обычныхъ явленій, а подвергшійся наказанію служилъ мишенью для издѣвокъ товарищей. Закона и справедливости тутъ не существовало; все зависѣло или отъ покровительства офицеровъ или отъ дружбы большаго или меньшаго числа товарищей.
   Вскорѣ оказалось, что при такихъ условіяхъ Сальве приходится разсчитывать только на себя. Американцы и ирландцы, которыхъ было болѣе всего, причислили его вначалѣ къ себѣ, но вскорѣ стали относиться къ нему непріязненно. Они обидѣлись, что онъ не вступаетъ съ ними въ дружбу, и заподозрили его въ презрѣніи къ нимъ; когда же обнаружилось, что онъ превосходно знаетъ дѣло,-- ему стали завидовать. Болѣе всего ему вредилъ боцманъ, лукаво внушавшій матросамъ, что Сальве любимецъ офицеровъ. Тутъ неожиданно проявилось расположеніе Федериго, и Сальве обязанъ былъ только ему, что португальцы не возненавидѣли его также. Это снова сблизило ихъ.
   Экипажъ особенно боялся рыжаго, сильно сложеннаго, покрытаго оспинами ирландца, подверженнаго по-временамъ приступамъ бѣшенства. Кромѣ его, на кораблѣ было еще два, три подобныхъ ему буйныхъ, которые постоянно остерегались другъ друга. Офицеры благоразумно не вмѣшивались въ раздоры матросовъ; однако, они съ удовольствіемъ замѣчали, что неустрашимость Сальве посбила спѣси у ирландца, а также у одного мулата, желавшаго играть подобную же роль. Офицерамъ были на руку ссоры и несогласія матросовъ; иначе общая дружба такихъ негодяевъ могла угрожать имъ опасностью. Мало-по-малу и Сальве заразился общимъ буйствомъ; одна кровавая драка слѣдовала у него за другой, и капитанъ удивлялся, какъ могъ онъ такъ ошибиться въ немъ.-- Но, "съ волками жить, по-волчьи выть!" замѣчалъ онъ. Все же Сальве былъ самымъ дѣльнымъ и самымъ надежнымъ матросомъ на кораблѣ.
   Боцманъ Дженкинсъ не задѣвалъ его. Онъ слышалъ, что Сальве поклялся выпустить ему внутренности, если онъ только посмѣетъ оскорбить его.
   Къ Федериго Сальве относился презрительно, хотя однажды, непрошенный, принялъ его сторону во время драки съ янки, который, безъ сомнѣнія, избилъ бы тщедушнаго бразильца. Сальве считалъ Федериго фальшивымъ, коварнымъ и безсовѣстнымъ. Къ такому заключенію давали поводъ поступки и рѣчи бразильца; но Сальве помогалъ ему въ силу товарищескаго духа, которому неуклонно слѣдуютъ даже самые испорченные люди и, кромѣ того, онъ привыкъ къ его дружбѣ. Федериго былъ очень занимательный парень, могъ говорить обо всемъ и имѣлъ въ запасѣ массу теорій, которыя Сальве охотно выслушивалъ во время длинныхъ вахтъ. И хотя онъ не соглашался съ доводами Федериго, отрицавшаго вѣру, все же убѣжденія товарища отражались и на немъ. Онъ сталъ задавать себѣ вопросъ, кто въ состояніи помочь ему, если онъ самъ оплошаетъ среди того сброда, съ которымъ столкнула его судьба, и если кто дѣйствительно распоряжается всѣмъ, думалъ онъ съ горечью, то многое въ его жизни должно было бы сложиться иначе.
   Они обогнули мысъ Горнъ и пришли въ Вальпарайзо. Но въ утро, передъ входомъ корабля въ гавань, Сальве, къ величайшей досадѣ, былъ посаженъ подъ арестъ. Капитанъ хотѣлъ помѣшать побѣгу его съ корабля, какъ онъ заявилъ о томъ раньше.
   Забравъ на островѣ Хинхѣ грузъ гуано для Китая, корабль плылъ по Тихому океану, однообразіе котораго нарушалось изрѣдка пролетавшей птицей или китомъ, выпускавшимъ вблизи ихъ, фонтанъ воды. Въ тихія ночи надъ ними сверкало созвѣздіе Южнаго Креста. Но на кораблѣ не все было тихо. Споры, драки и богохульство день и ночь раздавались на маленькой скорлупѣ, казавшейся точкой на безконечной поверхности воды. Часть экипажа, съ ирландцемъ во главѣ, предполагала убить офицеровъ и обратить корабль въ китоловное судно.
   Однажды ночью, разговаривая съ Федериго во время вахты, Сальве спросилъ его:
   -- Послушай, Федериго, что, по-твоему, сдѣлала бы со мной твоя сестра, еслибы мнѣ не удалось убѣжать?
   До этого времени они избѣгали затрогивать этотъ щекотливый вопросъ, и Федериго отвѣтилъ уклончиво:
   -- Право, не знаю, что тебѣ сказать; но по временамъ она бываетъ зла.
   -- Да, но что ты думаешь? Я знаю, что ты не причастенъ въ этомъ дѣлѣ.
   -- Гм, -- это не легко рѣшить! отвѣтилъ Федериго съ видимымъ облегченіемъ и странно улыбнулся, точно съ удовольствіемъ придумывая, что могло бы случиться.-- Однажды она ошпарила кипяткомъ обезьяну, которая ее укусила. Она такая изобрѣтательная, право!
   Морозъ пробѣжалъ по кожѣ у Сальве.
   -- Но теперь за все поплатится Антонію Варецъ, продолжалъ Федериго,-- и ты можешь успокоиться! Теперь она богата и счастлива! заключилъ онъ со вздохомъ.
   Мы не станемъ описывать этотъ печальный періодъ жизни Сальве, во время котораго характеръ его измѣнился къ худшему, и онъ утратилъ способность вѣрить въ добро и въ силу Всевышняго. Не станемъ вдаваться въ подробности, какъ онъ озлобился до того, что, наконецъ, у него явилась мысль примкнуть къ бунтовщикамъ. Не одну ночь боролся онъ съ искушеніемъ всадить ножъ въ спину какого-нибудь изъ своихъ мучителей-офицеровъ, проходившихъ возлѣ него въ темнотѣ. Жизнь ихъ, какъ казалось Сальве, зачастую висѣла только на волоскѣ, но волосокъ этотъ былъ крѣпче, чѣмъ онъ полагалъ. Лицо Елизаветы и вліяніе нравственныхъ впечатлѣній дѣтства удерживали его отъ преступленія.
   Прослуживъ полтора года на "Звѣздѣ", онъ ушелъ съ нея, причемъ ему выплатили значительную сумму. Слѣдующіе корабли, на которыхъ ему приходилось служить, представляли не лучшія условія; но онъ привыкъ уже отчасти къ подобной жизни, и нервы его притупились. Однако, за нимъ всюду слѣдовалъ Федериго. У Сальве были сбереженія; онъ не тратилъ денегъ въ гаваняхъ, какъ Федериго, и не проигрывалъ ихъ. Онъ ненавидѣлъ женщинъ и пріобрѣлъ славу дикаго, свирѣпаго человѣка, такъ что въ матросскихъ притонахъ его всѣ избѣгали. Онъ сознавалъ не безъ горечи, что въ концѣ концовъ деньги составляютъ величайшую силу, и носилъ свои сбереженія зашитыми въ поясъ.
   Прекрасно изучивъ Федериго и узнавъ его ненасытную жадность и любовь къ золоту, Сальве сталъ приписывать дружбу его тѣмъ деньгамъ, которыя носилъ при себѣ. У него явилось подозрѣніе, что Федериго смотритъ на него, какъ на свой резервный фондъ. Поэтому, когда въ одной изъ гаваней тотъ предложилъ ему бѣжать и заняться раскопкой золота въ одной изъ новооткрытыхъ минъ, Сальве безъ особаго негодованія уяснилъ себѣ, что другъ его не постѣснится приколоть его и ограбить. Такова была эта дружба. Федериго любилъ больше деньги, нежели товарища. Поэтому Сальве отклонилъ его предложеніе, хотя оно и понравилось ему, какъ перемѣна въ образѣ жизни. Однако, отношенія обоихъ остались по-прежнему дружественными.
   Такъ прошло четыре года, когда Сальве затосковалъ по Европѣ. Но даже самому себѣ онъ не хотѣлъ сознаться, что влекло его на родину.
   Долго подыскивая подходящаго корабля для обратнаго пути, онъ поступилъ, наконецъ, со своимъ неразлучнымъ товарищемъ на грузовое судно, принадлежавшее голландской колоніи Кюрасао и везшій въ Роттердамъ и Нью-Дьепъ грузъ табаку и рому. За исключеніемъ нѣсколькихъ человѣкъ голландцевъ, весь экипажъ состоялъ исключительно изъ креоловъ. Сальве, знакомый со всѣми условіями американскихъ контрактовъ, тотчасъ по прибытіи въ Нью-Дьепъ, уволился съ корабля законнымъ порядкомъ. Родриго не подозрѣвалъ ничего, пока Сальве не вышелъ со своими вещами на палубу. и не объявилъ ему объ уходѣ въ послѣднюю минуту.
   Федериго поблѣднѣлъ и на глазахъ его выступили слезы -- отъ оскорбленія, или разочарованія, или отъ обѣихъ причинъ вмѣстѣ,-- Сальве угадать не могъ. Выраженіемъ своего лица съ маленькими, безпокойными, черными глазками онъ напоминалъ спугнутую мышь. Наконецъ, онъ кинулся Сальве на шею и воскликнулъ:-- Выпьемъ, по крайней мѣрѣ въ послѣдній разъ. Пробывъ такъ долго вмѣстѣ, я теперь буду сильно тосковать безъ тебя!
   Вопреки здравому разсудку это растрогано Сальве, а воспоминаній объ услугахъ, оказанныхъ ему этимъ негодяемъ, вызвало въ немъ почти раскаяніе.
   --Что дѣлать, другъ мой! отвѣтилъ онъ.-- Что рѣшено, то рѣшено! Но сгодня вечеромъ я тебя угощаю. Приходи въ "Аврору".
   Въ гавани стояло очень много кораблей, и харчевня "Аврора" была переполнена матросами, распѣвавшими за джиномъ и бранди пѣсни въ честь встрѣчи или новаго знакомства.
   Сальве и Федериго сидѣли за стаканами въ комнатѣ, примыкавшей къ танцовальному залу. Тутъ, кромѣ нихъ, было немало курящихъ и пьющихъ мущинъ и отдѣльныхъ паръ, отдыхавшихъ послѣ танца. Рядомъ, въ наполненной дымомъ и испареніями залѣ, виднѣлись въ открытую дверь матросы всѣхъ націй, вертѣвшіеся въ танцѣ съ хорошенькими голландками.
   Сальве не принималъ участія въ танцахъ. Его раздражало веселье, хотя сегодгя онъ не выказывалъ своихъ чувствъ ради Федериго.
   Послѣдній казался неутѣшнымъ и вначалѣ вечера сидѣлъ задумавшись, изрѣдка прихлебывая изъ стакана.
   Сзади у окна двое молодыхъ людей разговаривали по-норвежски. У Сальве усиленно забилось отъ радости сердце; уже нѣсколько лѣтъ онъ не слышалъ роднаго языка.
   А Федериго съ трогательнымъ вниманіемъ наполнялъ постоянно стаканъ Сальве, разливая какъ бы въ опьяненіи содержимое своего. Онъ разговорился и припоминалъ всѣ случаи совмѣстной жизни.
   -- Видишь, я не забываю ничего, сказалъ онъ сердечно,-- ничего! прибавилъ онъ рѣзко послѣ нѣкотораго молчанія, при чемъ глаза его зажглись страннымъ блескомъ.
   Оба норвежца снова вошли. Одинъ изъ нихъ, разгоряченный танцами, восхвалялъ дѣвушекъ въ залѣ.
   -- Эти что! перебилъ его товарищъ.-- Посмотрѣлъ бы ты красавицу Елизавету въ Амстердамѣ въ "Звѣздѣ"! Но съ той не потанцуешь такъ, другъ мой!
   Слова эти мгновенно заинтересовали Сальве, и онъ сталъ внимательно слушать.
   -- Почему же нѣтъ? спросилъ первый заносчиво.
   -- Потому, что во-первыхъ тамъ не танцуютъ, а во-вторыхъ, еслибы и танцовали, то пригласить ее рѣшился бы только развѣ шкиперъ, но никакъ не меньше этого. Но весною, когда мы были тамъ съ "Галатеей", я видѣлъ, какъ она говорила съ капитаномъ;-- она сама изъ Норвегіи. Вотъ такъ чудная дѣвушка! Волосы -- точно золотая корона, и сама такъ хороша въ оснасткѣ, что голова кружится, когда посмотришь на нее.
   Сальве задумался и весь вечеръ былъ разсѣенъ.
   Ему показалось, что они говорили объ его Елизаветѣ, и мысль эта не покидала его, хотя разсудокъ говорилъ, что она давно уже замужемъ за лейтенантомъ. Спокойствіе его было нарушено, и онъ почувствовалъ почти болѣзненное желаніе побывать въ Арендалѣ и убѣдиться во всемъ.
   Когда оба друга собрались уходить, Федериго былъ такъ пьянъ, что Сальве пришлось поддержать своего неутѣшнаго товарища и проводить его въ темнотѣ черезъ узкую плотину, омываемую съ обѣихъ сторонъ моремъ. Федериго крѣпко ухватился за его руку и тяжело налегъ на него. Дойдя до середины плотины, Сальве увидѣлъ, что другъ его сдѣлалъ рѣзкое движеніе и тотчасъ же почувствовалъ такой сильный ударъ въ лѣвый бокъ, что отлетѣлъ шага на три назадъ. Въ то же время онъ услышалъ злобный голосъ своего друга:-- Это тебѣ за Паолину, собака!
   Поясъ съ деньгами,-- предметъ стремленій Федериго,-- спасъ Сальве. Послѣдній сильнымъ ударомъ сбилъ своего противника съ ногъ и тотъ скатился въ воду.
   -- Помогите! Помогите! раздалось снизу.
   -- Хорошо! отвѣтилъ Сальве насмѣшливо.-- Помогу ради нашей крѣпкой дружбы, но раньше брось свой ножъ!
   Сальве свернулъ жгутомъ свой носовой платокъ, собираясь протянуть его Федериго.-- Ты и твоя сестра проучили меня, проговорилъ онъ съ горечью.-- Дѣйствительно, меня слѣдовало убить и ограбить за то, что я могъ вѣрить тебѣ или кому бы то ни было! Ну, вылѣзай!
   И, когда Федериго появился на плоту, онъ сказалъ презрительно:
   -- Теперь намъ пора разстаться! Прощай, мой вѣрный другъ!
   Онъ ушелъ, слыша за собою ругань и проклятія бразильца.
   

XVII.

   На кораблѣ изъ Тонсберга, нагруженномъ строительнымъ лѣсомъ, Сальве могъ немедленно отправиться на родину. Онъ разсчитывалъ пересѣсть затѣмъ на судно изъ окрестностей Арендаля.
   Съ страннымъ чувствомъ вступилъ онъ на корабль съ родины и прислушивался къ разговору людей, для которыхъ онъ видимо составлялъ предметъ любопытства. Его загорѣлое лицо, иностранный покрой платья,-- все въ немъ изобличало, что онъ возвращается изъ далекихъ, неизвѣстныхъ имъ странъ. Его считали англичаниномъ или американцемъ, такъ какъ онъ съ умысломъ умолчалъ о своемъ происхожденіи, и условіе со шкиперомъ заключилъ по-англійски.
   Дровяники эти, зимній нарядъ которыхъ уподоблялъ ихъ больше рабочимъ, нежели матросамъ, были все сильные, смѣлые люди. Но Сальве съ умиленіемъ тотчасъ замѣтилъ, что у всѣхъ у нихъ честныя лица. Такого выраженія онъ не видѣлъ уже многіе годы. Онъ устыдился носить среди ихъ ножъ, что вошло у него въ привычку, и въ первый же день спряталъ его въ свой сундукъ. Онъ также оставлялъ на видномъ мѣстѣ свои часы и деньги, гдѣ каждый могъ ихъ взять, и съ удовольствіемъ и радостью видѣлъ, что все оставалось нетронутымъ.
   Погода не благопріятствовала имъ. Противный вѣтеръ смѣнялся совершеннымъ затишьемъ, и въ двѣ недѣли они достигли только Ганегольмскаго маяка въ Ютландіи.
   Взволнованный до глубины души и раздумывая постоянно объ Елизаветѣ и лейтенантѣ, Сальве все представлялъ ее себѣ въ Амстердамѣ. Онъ сталъ разспрашивать шкипера, выгодна ли поѣздка въ Голландію, и интересовался всѣми подробностями. Разговоръ велся на ломаномъ англійскомъ языкѣ, но онъ заключилъ изъ него, что поѣздки не только доставятъ ему барышъ, но совершенно ему по характеру. Опасность и рискъ придавали въ его глазахъ особую заманчивость этому дѣлу. Жить на родинѣ и не подчиняться никому -- вполнѣ согласовалось съ его требованіями, и онъ рѣшилъ осуществить задуманный имъ планъ. У него было нѣсколько сотъ талеровъ для покупки собственнаго судна и, кромѣ того, сто талеровъ хранились еще у отца. И такъ, онъ рѣшилъ сдѣлаться шкиперомъ корабля и возить строительный лѣсъ въ Голландію.
   Нетерпѣніе Сальве дошло до крайнихъ предѣловъ; ему хотѣлось увидѣть первую полоску своей родины.
   Наконецъ появился Линдеснесъ, и Сальве нашелъ, что ни одна поросшая пальмами коса южныхъ морей не можетъ сравниться съ этимъ видомъ. Но въ то же время его охватилъ ужасъ, при мысли о томъ, что услышитъ онъ объ Елизаветѣ въ Арендалѣ, и люди на кораблѣ, видя его нетерпѣніе и безпокойство, заключили, что голова англичанина не въ порядкѣ.
   Наконецъ, пробилъ часъ избавленія. Къ кораблю подошелъ лоцманскій катеръ изъ Арендаля.
   Съ наступленіемъ темноты, онъ добрался до жалкой квартиры госпожи Гьерсъ и только на слѣдующее утро могъ увидѣть свой родной городъ.

-----

   Слѣдующій день было воскресенье.
   Неподдающееся описанію торжественное настроеніе охватило Сальве, когда онъ услышалъ звонъ колоколовъ и увидѣлъ горожанъ, шедшихъ въ праздничныхъ нарядахъ въ церковь. Предъ нимъ пронеслось все святое и чистое, все, чему онъ вѣрилъ въ тѣ дни, когда былъ еще беззаботенъ, веселъ и полонъ довѣрія, и глаза его наполнились слезами. Онъ узналъ большинство лицъ, и среди ихъ тетку Елизаветы, шедшую одиноко съ молитвенникомъ и бѣлымъ, аккуратно сложеннымъ, носовымъ платкомъ въ рукѣ.
   Сальве не могъ устоять противъ искушенія и присоединился къ прихожанамъ. Но онъ дерзнулъ на это въ надеждѣ, что его никто не узнаетъ.
   Робко слѣдовалъ онъ за толпою, и ему казалось, что всѣ освѣщенные солнцемъ дома его роднаго города свидѣтельствуютъ противъ него и спрашиваютъ, какое право имѣетъ матросъ со "Звѣзды" идти въ церковь, и ему потребовалось все его самообладаніе, чтобы войти туда. Ему казалось, что присутствіе его оскверняетъ святыню.
   Онъ сѣлъ на самый послѣдній стулъ у дверей и точно во снѣ видѣлъ, какъ другіе проходили мимо него. Они казались ему существами, болѣе чистыми. Заигралъ органъ, запѣли псалмы, а онъ сидѣлъ, закрывъ лицо руками, и тихо плакалъ отъ нахлынувшихъ чувствъ.
   Такъ просидѣлъ онъ большую часть службы. Вся жизнь его пронеслась передъ нимъ, сцена за сценой, событіе за событіемъ. Ребенкомъ и юношей онъ ходилъ въ церковь, какъ и другіе, а теперь -- какимъ вернулся онъ на родину? Онъ грѣшилъ и богохульствовалъ болѣе, чѣмъ всѣ прихожане, взятые вмѣстѣ; онъ лишенъ теперь вѣры, которою нѣкогда обладалъ также.
   Наконецъ, въ глазахъ его сверкнуло пламя. Онъ вспомнилъ о тѣхъ, кто довелъ его до такого состоянія,-- объ Елизаветѣ и лейтенантѣ, и съ ненавистью въ сердцѣ вышелъ изъ церкви.
   Человѣкъ, шедшій быстро и надменно по улицѣ, былъ уже не тотъ, который два часа тому смиренно шелъ этой дорогой въ церковь. Въ одной парѣ, вышедшей изъ церкви, онъ узналъ капитана Бека съ женою. Видъ этого человѣка еще болѣе взволновалъ его, и онъ ускорилъ шаги.
   До отъѣзда въ Сандвигенъ къ отцу, онъ хотѣлъ разузнать все объ Елизаветѣ и рѣшилъ разспросить свою хозяйку. Онъ давно зналъ крошечную мадамъ Гьерсъ, съ острыми, блестящими глазками, и помнилъ, что она болтаетъ, какъ сорока, и знаетъ всѣ городскія новости.
   Въ этотъ часъ, по воскресеньямъ, не бывало еще посѣтителей, и Сальве сидѣлъ одинъ у стола. Въ то время, какъ хозяйка собиралась подавать ему кушанье и расправляла на столѣ скатерть, онъ спросилъ, женился ли сынъ капитана Бека, морской офицеръ,
   -- Женился, отвѣтила она, удивившись, что онъ говоритъ по-норвежски,-- женатъ уже года три. Но кто вы? спросила она, вглядываясь въ него.-- Неужели Сальве Христіанзенъ, который... Она теперь только узнала его.
   По тону ея голоса безошибочно можно было заключить, что дезертирство сильно ему повредило во мнѣніи арендальцевъ, и Сальве сухо докончилъ ея прерванный вопросъ:-- который убѣжалъ въ Ріо-Жанейро отъ капитана Бека.
   -- О, я никому не скажу этого, прошептала она таинственно, живо заинтересованная.
   Хотя Сальве не думалъ, что капитанъ Бекъ станетъ его преслѣдовать, однако бѣгство его съ корабля было главной причиной, почему онъ хотѣлъ остаться неузнаннымъ въ Арендалѣ. Онъ отвѣтилъ съ ироніей, чего, однако, не замѣтила его собесѣдница:
   -- Я вполнѣ вамъ вѣрю, мадамъ Гьерсъ; я знаю, что вы изъ тѣхъ женщинъ, которыя не любятъ болтать. Онъ, быть можетъ, несправедливо думалъ, что она сидитъ точно на иголкахъ и ждетъ только случая выйти и подѣлиться своею новостью съ кумушками.
   -- Итакъ лейтенантъ женатъ, повторилъ онъ какъ бы про себя.
   -- Да, уже давно. Свадьба была у родителей невѣсты; молодые живутъ въ Фредериксвернѣ.
   -- Елизавета не имѣетъ родителей, проговорилъ Сальве нетерпѣливо.
   -- Елизавета?-- Та, что была у Бековъ? Ахъ, это другая исторія, отвѣтила она со страннымъ удареніемъ.-- Нѣтъ, лейтенантъ женился на дочери почтмейстера, на Маріи Форстбергъ, а то была простая шутка. Все кончилось тѣмъ, что бѣдняжка должна была уѣхать въ Голландію. Говорятъ, она тамъ нашла себѣ мѣсто.
   -- Вы знаете это навѣрное? спросилъ Сальве рѣзко и такимъ голосомъ, что маленькая женщина смутилась и почувствовала необходимость доказать свои слова.
   -- Хотя все сдѣлалось очень секретно, но уѣхала она очень поспѣшно. Все это хорошо извѣстно,-- можно даже сказать, давно извѣстно и даже забыто.
   -- Что извѣстно? спросилъ Сальве неохотно.-- Видѣлъ ее кто-нибудь, мадамъ Гьерсъ?
   -- Нѣтъ,-- ни я и никто. Беки жили тогда всю осень на дачѣ, и это еще однимъ доказательствомъ больше, чтобы...
   -- И такъ и вы, и всѣ прочіе ничего не знаете въ этомъ дѣлѣ, кромѣ того, что я самъ вамъ разсказалъ, проговорилъ Сальве презрительно. У него явилась потребность защитить Елизавету передъ другими, хотя самъ отказался отъ нея и чувствовалъ себя несчастнымъ и убитымъ.
   -- Случайно я знаю, какъ произошло все, солгалъ онъ, строго взглянувъ ей въ лицо,-- и, продолжалъ онъ, ударивъ кулакомъ по столу -- не стану ѣсть ни куска въ домѣ такой сплетницы! Понимаете меня, мадамъ? Вотъ, возьмите! Онъ кинулъ на столъ нѣсколько серебряныхъ монетъ и выбѣжалъ, чтобы взять свой сундукъ.
   Мадамъ Гьерсъ извинялась, говоря, что она повторяла только то, что всѣ говорили въ городѣ, но Сальве остался непреклоннымъ. Вскинувъ сундукъ на спину, онъ зашагалъ по улицѣ. На мосту онъ снялъ и поставилъ свою ношу.
   Онъ хотѣлъ нанять лодку для поѣздки къ отцу, но пока сѣлъ на сундукъ и, задумавшись, смотрѣлъ на гавань.
   Размышленія его привели къ тому, что онъ отказался отъ поѣздокъ въ Голландію.
   Онъ нанялъ лодку въ Сандвигенъ, но по дорогѣ туда велѣлъ вдругъ рулевому измѣнить направленіе и причалить съ другой стороны гавани у дока. Ему хотѣлось поговорить съ теткой Елизаветы и узнать все хорошенько. Онъ не хотѣлъ допустить ничего дурнаго и не могъ вѣрить тому, что говорили.
   Старуха тотчасъ узнала его, какъ только онъ вошелъ.
   -- Здравствуй, Сальве! сказала она.-- Давно тебя не было, почти пять лѣтъ, если не ошибаюсь.
   Онъ стоялъ мрачный, не замѣчая ея приглашенія сѣсть.
   -- Правда ли, что Елизавета... такимъ образомъ уѣхала отъ Бековъ въ Голландію?
   -- Какъ, такимъ образомъ? спросила она, измѣнившись въ лицѣ.
   -- Такимъ, какъ говорятъ люди, отвѣтилъ Сальве съ удареніемъ.
   -- Конечно, если люди говорятъ, то такой человѣкъ, какъ ты, долженъ всему вѣрить, отвѣтила она насмѣшливо.-- Не понимаю, зачѣмъ приходишь ты съ разспросами къ ея старой теткѣ, если у тебя есть столько достовѣрныхъ свидѣтелей! Во всякомъ случаѣ тетка можетъ разсказать тебѣ совсѣмъ иное, мой паренекъ. Но она не сдѣлала бы этого, еслибы не думала, что дѣвушка все еще тебя любитъ, несмотря на то, что ты Богъ вѣсть гдѣ околачивался всѣ эти годы. Я знаю ея характеръ, чтобы тебѣ было извѣстно! Однажды, ночью она дѣйствительно убѣжала отъ Бековъ и пришла сюда утромъ; но она сдѣлала это ради тебя, желая покончить съ лейтенантомъ. Госпожа Бекъ помогла ей уѣхать въ Голландію, не желая имѣть ее своей невѣсткой.
   Лучъ радости блеснулъ на лицѣ Сальве, но оно тотчасъ омрачилось снова.
   -- Развѣ она не была помолвлена съ лейтенантомъ? спросилъ онъ.
   -- И да и нѣтъ, отвѣтила старуха осмотрительно, не желая ни мало отступать отъ истины,-- она согласилась сказать "да", но затѣмъ убѣжала, потому что не хотѣла быть его женою. Со слезами созналась она мнѣ, какъ она сожалѣетъ, что сказала тебѣ "нѣтъ".
   -- Вотъ какъ было дѣло, проговорилъ онъ насмѣшливо,-- да и нѣтъ! Беки не желали такой невѣстки и помогли ей уѣхать въ Голландію, и... вы хотите увѣрить меня, что она ушла ради меня? Онъ покачалъ головою и прибавилъ грустно:-- Богу извѣстно, какъ мнѣ хочется этому вѣрить, но я не могу, тетка Христина! Вы ея тетка и, конечно, хотите...
   -- Боюсь, въ томъ твое несчастье, Сальве, перебила его строго старуха,-- что ты никому не довѣряешь вполнѣ, и поэтому болтовня людей смущаетъ тебя. Но съ подобными мыслями тебѣ нечего искать у меня. Объ одномъ только прошу тебя, проговорила она мягко, но съ серьезнымъ выраженіемъ умнаго, энергическаго лица,-- чтобы ты не пытался сближаться съ Елизаветой до тѣхъ поръ, пока въ сердцѣ твоемъ останется хотя капля сомнѣнія. Иначе это поведетъ къ несчастію васъ обоихъ.
   -- Прощайте, тетка Христина! сказалъ онъ растроганный и хотѣлъ пожать ея руку, но она не подала ему руки и проговорила:-- не забудь, что тебѣ совѣтуетъ старая женщина, много видѣвшая на своемъ вѣку!
   Задумавшись сидѣлъ Сальве въ лодкѣ, везшей его въ Сандвигенъ къ отцу. По дорогѣ онъ снова перемѣнилъ намѣреніе и рѣшилъ выполнить свой первоначальный планъ и начать поѣздки въ Голландію.
   

XVIII.

   Въ одинъ ясный октябрьскій день застаемъ мы Сальве шкиперомъ на бригѣ "Аполло", везущимъ грузъ дерева въ Пюрмурендэ.
   Онъ очень доволенъ своимъ старымъ судномъ уже потому, что оно его собственное. Экипажъ состоитъ всего изъ семи человѣкъ изъ Тромэ и Ноттерэ. Люди знали, что поступаютъ къ строгому хозяину, но вскорѣ увидѣли, что онъ обращается съ ними очень хорошо. Они были опытные моряки, но въ первую же поѣздку замѣтили, что имѣютъ дѣло съ необыкновеннымъ смѣльчакомъ, всѣ помыслы котораго направлены къ тому, чтобы ѣхать быстрѣе и сдѣлать какъ можно болѣе рейсовъ, пока около Рождества ледъ не прекратитъ поѣздокъ. Онъ выѣзжалъ въ сильную бурю и на замѣчанія отвѣчалъ весело, что на то и вѣтеръ, чтобы двигаться впередъ.
   Распустивъ половину парусовъ, "Аполло" двигался, имѣя на рулѣ Нильса Буваагена. Сальве встрѣтилъ его въ Арендалѣ и уговорилъ поступить къ нему.
   Что всего болѣе привлекало его въ этомъ человѣкѣ,-- это его постоянное спокойствіе и непоколебимая любовь къ женѣ и дѣтямъ. Зачастую Сальве останавливался возлѣ него и слушалъ наивные разсказы о вынесенныхъ имъ невзгодахъ.
   Суровый капитанъ, въ характерѣ котораго не было ни капли чувствительности, завидовалъ своему подчиненному, завидовалъ веселости и спокойствію этого человѣка, раздумывая, что и онъ могъ бы обладать этими неизмѣнными качествами, будь онъ настолько простъ и глупъ, чтобы вѣрить всему.
   Елизавета отдала свои первыя лучшія чувства лейтенанту -- въ этомъ не было сомнѣнія -- а потомъ, да, только потомъ и онъ оказался хорошимъ.
   Болѣе чѣмъ когда-либо его грызло сознаніе, насколько образъ его мыслей ниже способа мышленія этого Нильса, который, безъ сомнѣнія, оправдалъ бы Елизавету. Онъ удивлялся простаку Нильсу, ѣхавшему такъ спокойно и возвращавшемуся домой веселымъ, Нильсу, въ сердце котораго никогда не закрадывалось сомнѣніе. Онъ представлялъ его себѣ сидящимъ съ важнымъ достоинствомъ дома, держа одного ребенка на колѣняхъ, въ то время какъ другія дѣти окружали его и возились тутъ же.
   Такія мысли занимали его, когда онъ подолгу останавливался или шагалъ по палубѣ, и лицо его просвѣтлѣло, когда, наконецъ, онъ рѣшилъ поѣхать изъ Пюрмурендэ въ Амстердамъ и повидаться съ Елизаветой.
   

XIX.

   Шкиперъ Гарвлоитъ, у котораго поселилась Елизавета, жилъ на оживленной улицѣ, ведущей въ докъ. Госпожа Гарвлоитъ, болѣзненная женщина съ четырьмя дѣтьми-подростками, нашла въ дѣвушкѣ прекрасную помощницу и поэтому относилась снисходительно ко многимъ странностямъ Елизаветы. Серьезность послѣдней привлекала къ ней взрослыхъ, но въ то же время съ дѣтьми она была весела и шаловлива. Зачастую она бѣгала съ ними взапуски внизъ и вверхъ по лѣстницѣ, такъ что у госпожи Гарвлоитъ не разъ являлось желаніе остановить эту игру. Повременамъ дѣвушка молчала и ходила задумчивая по цѣлымъ днямъ, такъ что со стороны казалось, что она скучаетъ по родинѣ.
   Молодые люди, бывавшіе въ домѣ -- изящный прикащикъ изъ самой значительной конторы въ городѣ, разыгрывавшій аристократа, и свѣтловолосый краснощекій сынъ шкипера изъ Влиланда -- были оба родственники Гарвлоитовъ. Хотя Елизавета, обладавшая прямымъ характеромъ, не соблюдала съ ними строгихъ формъ, установленныхъ обществомъ, тѣмъ не менѣе оба они замѣтили вскорѣ, что всякое сближеніе съ нею дозволено только въ тѣхъ границахъ, какія она сама имъ опредѣлила. Оба они приходили обязательно каждое воскресенье, ревновали другъ къ другу, старались услужить ей, и оба смутно сознавали, что вздыхали напрасно.
   Когда, слѣдующею осенью, шкиперъ Гарвлоитъ возвратился изъ своей поѣздки, онъ привезъ извѣстіе, что лейтенантъ Бекъ обручился съ Маріею Форстбергъ, дочерью арендальскаго почтмейстера, и передалъ Елизаветѣ поклонъ отъ невѣсты. Свадьба назначена весною.
   Вѣсть эта чрезвычайно обрадовала Елизавету, зачастую ее озабочивала мысль, что быть можетъ Бекъ несчастенъ изъ-за нея. Она судила такъ по своимъ чувствамъ къ Сальве. Для нея былъ точно праздникъ, когда вечеромъ, сидя одна въ своей комнатѣ, она смотрѣла на каналъ со множествомъ кораблей, освѣщенныхъ кроткой луною. Она думала о своей пріятельницѣ, поклонъ которой доказывалъ, что та ничего не знаетъ объ ея отношеніяхъ къ лейтенанту. Она почувствовала значительное облегченіе тѣмъ болѣе, что послѣдній такъ скоро утѣшился. Улыбка ея говорила, что она оцѣнила его по достоинству, и пока луна любопытно заглядывала къ ней въ окошко, мысли ея устремились далеко, куда улетали охотно -- къ Сальве.
   Такъ сидѣла она, глубоко задумавшись, распустивъ свою густую косу. Выраженіе ея лица становилось все печальнѣе. Повременамъ она вздрагивала. Иногда ей становилось такъ тяжело отъ сознанія, что это по ея винѣ Сальве уѣхалъ далеко и сталъ отчаяннымъ человѣкомъ. Это было ея постоянное горе, отъ котораго она хотѣла отдѣлаться и о которомъ постоянно думала. Во снѣ она часто видѣла Сальве несчастнымъ и гордымъ, съ блѣднымъ лицомъ и проницательными глазами, съ ненавистью смотрѣвшими на нее -- виновницу его несчастья. У нея являлась мысль переодѣться матросомъ и отправиться за нимъ на поиски. Но она знала, что, отыскавъ его, не рѣшится показаться ему на глаза. Она почти принадлежала уже другому, и ни за что въ мірѣ не хотѣла бы прочесть въ его взорѣ безпощаднаго порицанія и упрека.
   Она разрыдалась, склонивъ голову на руки, пока наконецъ не уснула, прислонившись къ окну.
   Уже три года Елизавета жила въ Амстердамѣ, когда Гарвлоитъ лишился своего судна, потерпѣвъ крушеніе возлѣ Амланда. Онъ потерялъ большую часть своего состоянія и, что всего хуже, лишился возможности продолжать свои занятія въ качествѣ шкипера, такъ какъ у него не хватало средствъ на покупку новаго корабля. Всѣ въ домѣ сильно пріуныли, и Елизавета, которой предстояло уйти отъ Гарвлоитовъ, была очень огорчена. Она полюбила этихъ людей.
   Толстый неповоротливый Гарвлоитъ сильно похудѣлъ. Безъ сюртука ходилъ онъ по дому, обмахиваясь своимъ носовымъ платкомъ -- отъ жары или отъ заботъ, это не легко было сказать. Онъ напоминалъ собою моржаилитюленя, выкинутаго на берегъ.
   Однажды у него блеснула мысль, которая видимо укоренялась все болѣе и болѣе. Цѣлое послѣобѣда онъ безпокойно шагалъ взадъ и впередъ, обдумывая, нельзя ли устроить харчевню для моряковъ. Домъ его по счастью расположенъ у самаго дока. Внизу можно отвести комнату для матросовъ, а верхній залъ -- для шкиперовъ и моряковъ. Помѣщенія въ домѣ, слава Богу, достаточно.
   Однако Гарвлоитъ не говорилъ никому ни слова, пока окончательно не обсудилъ и не рѣшилъ дѣла. Тогда только онъ явился передъ женою съ сверткомъ напечатанныхъ объявленій и большой доской.
   -- Во имя всѣхъ святыхъ, Гарвлоитъ, что это такое? воскликнула она.
   Гарвлоитъ торжественно и молча повернулъ доску, на которой большими буквами стояло: "Подъ Звѣздою", и проговорилъ съ удареніемъ: Это нашъ новый хлѣбъ, жена! Въ слѣдующемъ мѣсяцѣ вывѣска эта будетъ на нашемъ домѣ, объявленія розданы на корабли и прибиты въ гавани. Какъ видишь, Гарвлоитъ не растерялся въ тяжелую минуту! заключилъ онъ не безъ гордости. И тогда только онъ разсказалъ, что намѣренъ открыть харчевню и что Елизавета будетъ ему помогать.
   Мадамъ Гарвлоитъ возражала слабо:-- Но ты забылъ, что не переносишь пива, другъ мой! Другое возраженіе, именно, что скажутъ въ Норвегіи, что мужъ ея унизился до простаго содержателя харчевни,-- она благоразумно не высказала. Самое главное -- найденъ былъ новый заработокъ, и притомъ они радовались тому, что Елизавета остается у нихъ. Во всякомъ случаѣ, мужъ нашелъ жену гораздо спокойнѣе, чѣмъ ожидалъ, и очень этому обрадовался. Онъ считалъ ее умнѣе себя и былъ бы очень огорченъ, еслибы она не одобрила его плана.
   Такимъ образомъ въ одинъ изъ понедѣльниковъ, въ оживленной улицѣ у канала, появилась надъ дверями вывѣска золотыми буквами по синему фону: "Подъ Звѣздою".
   "Звѣзда" возникла въ счастливый часъ и на счастливомъ мѣстѣ. Тотчасъ стали собираться гости съ кораблей, какъ въ нижней, такъ и верхней комнатѣ, и, судя по началу, можно было разсчитывать на хорошія дѣла. Гарвлоитъ стоялъ самъ въ опрятной нижней комнатѣ за прилавкомъ, на которомъ красовалось множество каменныхъ кружекъ съ оловянными крышками, между тѣмъ какъ у стѣнки изъ ящика съ крошенымъ табакомъ выглядывали длинныя и короткія голландскія трубки, которыя подавались каждому гостю вмѣстѣ съ потребованною кружкою пива или чѣмъ-нибудь съѣдобнымъ. Подъ прилавкомъ помѣщалась пивная бочка съ блестящимъ краномъ, подъ которымъ стояла чашка, куда стекала пѣна, и повсюду, какъ это заведено въ Голландіи, разставлены были въ избыткѣ песочницы. На полкахъ у стѣны стояли ряды бутылокъ и кувшиновъ со спиртными напитками, въ числѣ которыхъ находилась извѣстная темнозеленая можжевеловая настойка.
   Въ качествѣ хозяйки, у Елизаветы было много дѣла, и она прислуживала только въ тѣхъ случаяхъ, когда нужно было приготовить что-либо особенное для гостей наверху. Но иногда она приходила также внизъ, чтобы удостовѣриться, что все въ порядкѣ, и слава объ ея красотѣ служила не малою приманкою "Звѣзды".
   Норвежцы, пріѣзжавшіе съ балками въ Амстердамъ -- большинство разгружало корабли въ Пюрмурендэ или Алькмарѣ -- заходили всѣ безъ исключенія въ "Звѣзду". Елизавета часто разговаривала съ ними, какъ съ земляками, а если узнавала, что кто-нибудь изъ нихъ бывалъ въ кругосвѣтномъ плаваньи,-- спрашивала какъ бы случайно, не слыхалъ ли тотъ объ ея знакомомъ морякѣ, по имени Сальве Христіанзенъ изъ Арендаля.
   Елизавета обладала немалой долей энергіи, и теперь, когда она вела все хозяйство, качество это развилось въ ней еще больше. Ея сила и опредѣленность ея мнѣній казались въ ней какъ бы упрямствомъ, и повременамъ мадамъ Гарвлоитъ считала Елизавету слишкомъ властной. Въ періоды ея тихой грусти, когда она проявляла наибольшую дѣятельность, нерѣдко она оставляла безъ вниманія распоряженія своей госпожи и дѣлала все по-своему.
   Но сдержанная мадамъ Гарвлоитъ не высказывала своего неудовольствія, только по временамъ замѣчала ей, что она невѣжливо и свысока обращается съ прикащикомъ. Елизавета отвѣчала, что онъ надоѣлъ ей. Но мадамъ Гарвлоитъ отвѣчала строго, что молодая дѣвушка должна настолько знать приличія, чтобы не показывать этого. Говоря откровенно, Елизавета знала приличія, но не любила принуждать себя и находила глупымъ притворяться и находить занимательнымъ то, что въ сущности было очень скучно.

-----

   Какъ-то передъ обѣдомъ, когда у Елизаветы было особенно много работы, она быстро прошла черезъ нижнюю комнату. За однимъ изъ маленькихъ столиковъ сидѣлъ бородатый мужчина, и передъ нимъ стояла нетронутая кружка пива.
   Второпяхъ ей показалось, что это штурманъ или капитанъ; но должно быть что-нибудь особенное въ немъ привлекло ея вниманіе, потому что въ дверяхъ она обернулась. Онъ былъ блѣденъ и смотрѣлъ на нее.
   Только за дверью ей пришло на умъ, что это Сальве, хотя она никогда не представляла себѣ его иначе, какъ простымъ матросомъ. Глубоко взволнованная, стояла она и размышляла, войти ли ей еще разъ.
   Она нажала ручку двери и, вся зардѣвшись, съ опущенными глазами, вошла въ комнату. Проходя мимо Сальве, она слегка наклонила голову въ знакъ привѣтствія. Подходя уже къ противоположному выходу, она услыхала позади себя подавленный, ѣдкій смѣхъ.
   Она быстро повернулась и гордо взглянула на него.
   -- Здравствуй, Сальве Христіанзенъ! проговорила она громко и спокойно.
   -- Здравствуй, Елизавета! отвѣтилъ онъ нѣсколько хрипло и приподнялся въ смущеніи.
   -- Ты стоишь съ кораблемъ здѣсь въ Амстердамѣ?
   Онъ сѣлъ снова, не смѣя подойти къ ней.
   -- Нѣтъ, въ Пюрмурендэ:-- я пріѣхалъ сюда, чтобы...
   -- Ты возишь теперь лѣсъ?
   -- Да, Елизавета, отвѣтилъ онъ многозначительно.
   Но вотъ она гордо поклонилась ему и вышла.
   Нѣсколько мгновеній Сальве сидѣлъ неподвижно. Когда она въ первый разъ обернулась въ дверяхъ, онъ чувствовалъ, что юна войдетъ снова, но онъ ждалъ совершенно другаго. По природѣ деспотъ, онъ не выносилъ униженія. Видя же ее кротко входящею, съ явнымъ сознаніемъ своей вины, онъ вдругъ почувствовалъ въ себѣ судью.
   Прежде всего онъ хотѣлъ видѣть ея сокрушеніе и раскаяніе,-- а затѣмъ простить и любить ее со всею страстью.
   Но въ ту минуту, когда она остановилась у двери, блѣдная отъ подавленнаго волненія, надменно закинувъ голову и спокойно съ нимъ разговаривая,-- онъ почувствовалъ, что находится отъ нея теперь дальше, чѣмъ тогда, когда былъ во второй половинѣ свѣта.
   Сальве былъ въ отчаяніи и очень недоволенъ собою. Какая она статная и красивая! А самъ онъ? Какимъ ничтожнымъ и несчастнымъ показался онъ себѣ!
   Послѣ этого сопоставленія онъ тяжело поставилъ кружку, изъ которой разсѣянно пилъ, и выбѣжалъ изъ комнаты.
   Долго ходилъ онъ въ гавани, затѣмъ остановился и посмотрѣлъ на корабли, пришедшіе сюда изъ всѣхъ частей свѣта. При этомъ онъ подумалъ о безпокойной жизни матроса и съ ужасомъ почувствовалъ, что ему снова, быть можетъ, придется вести эту жизнь. Все зависѣло теперь отъ Елизаветы, но надежды у него было не много!
   Ни отъ чего не страдалъ такъ Сальве, какъ отъ неизвѣстности; поэтому, собираясь идти дальше, онъ уже почти рѣшилъ узнать свою судьбу. Подходя съ этимъ намѣреніемъ къ мосту, онъ замедлилъ однако шагъ, полагая, что необходимо нѣкоторое время, чтобы ослабить непріятное впечатлѣніе, произведенное имъ на Елизавету.
   День былъ туманный, но вотъ прояснилось небо, и когда Сальве проходилъ по мосту, лучи солнца вдругъ освѣтили окна домовъ. Елизавета стояла у открытаго окна. Она также чувствовала потребность собраться съ мыслями.
   Сальве замѣтилъ ее и остановился, любуясь красивой дѣвушкой.
   -- Благословенная эта головка будетъ моею! невольно воскликнулъ онъ громко и страстно. Быстро прошелъ онъ по улицѣ и очутился у дома Гарвлоита.
   Елизавета слышала, какъ за нею открылась дверь. Когда Сальве явился такъ неожиданно передъ нею, у нея подкосились ноги и она въ изнеможеніи опустилась на стулъ, но скоро поднялась съ такимъ вызывающимъ видомъ, точно передъ нею врагъ.
   -- Елизавета, проговорилъ онъ тихо, -- неужели ты снова ушлешь меня далеко? Богъ знаетъ, вернусь ли я оттуда!
   Она не отвѣчала, но, поблѣднѣвъ, пристально смотрѣла на него. Казалось, что она не дышетъ, ожидая, что скажетъ онъ дальше.
   -- Будь моей женою, Елизавета! просилъ онъ; -- я стану снова хорошимъ человѣкомъ! Чѣмъ я сдѣлался безъ тебя, ты могла убѣдиться въ этомъ сегодня утромъ.
   -- Богъ свидѣтель, Сальве, отвѣтила она, между тѣмъ какъ крупныя слезы текли у нея изъ глазъ,-- Богъ свидѣтель, что сердце мое всегда принадлежало тебѣ, даже и тогда, когда я не знала еще себя,-- но прежде всего я должна узнать, что ты обо мнѣ думаешь.
   -- То, что я думаю объ ангелахъ Божіихъ, Елизавета! проговорилъ онъ искренно и хотѣлъ взять ея руку.
   -- Знаешь ли ты, что я чуть не обручилась съ молодымъ Бекомъ? спросила она, краснѣя, но не отводя отъ него глазъ.-- Тогда я не знала еще себя и думала только о блескѣ и суетѣ, пока не спаслась бѣгствомъ.
   -- Не говори объ этомъ, дорогая Елизавета! Твоя тетка разсказала мнѣ все!
   -- И ты больше не сомнѣваешься во мнѣ? Потому что я не хочу переносить ничего подобнаго, какъ сегодня утромъ, Сальве,-- не могу выносить этого, понимаешь ты мсья? проговорила она дрожащимъ голосомъ.
   -- Сомнѣваться въ тебѣ? Онъ прижалъ ея руку къ своему сердцу. Въ это мгновеніе онъ былъ убѣжденъ, что она никогда не любила лейтенанта.
   Лицо ея озарилось счастьемъ. Минуту они смотрѣли другъ на друга, и Сальве обнялъ ее.
   Такъ стояли они, точно не желая никогда разлучаться, прижавшись одинъ къ другому, не разговаривая, не улыбаясь. Быть можетъ, къ счастливой дѣйствительности примѣшивалось недовѣріе, неопредѣленный страхъ снова потерять другъ друга.
   Они стояли посреди комнаты, а въ дверяхъ стоялъ толстый Гарвлоитъ, пораженный представившимся ему зрѣлищемъ. Онъ совершенно растерялся и безпомощно разводилъ руками, точно желая прогнать видѣніе.
   Никто изъ нихъ не замѣтилъ, что дверь осталась открытой. Наконецъ Елизавета увидѣла хозяина и, не смутившись, но охваченная желаніемъ подѣлиться своимъ счастьемъ, воскликнула:-- Это мой женихъ!
   -- Это твой женихъ? переспросилъ онъ и въ ужасѣ отступилъ шагъ назадъ.
   -- Я зовусь Сальве Христіанзенъ, шкиперъ "Аполло"! прибавилъ Сальве, не выпуская Елизаветы.
   Наконецъ Гарвлоитъ придумалъ исходъ. Онъ повернулся и позвалъ нѣсколько разъ:
   -- Андреа! Андреа! и такъ какъ жена его не приходила, онъ, сравнительно съ толщиною, сталъ быстро сходить по лѣстницѣ. Но на нижней ступенькѣ онъ остановился и растерянно сталъ озираться.
   Когда наконецъ появилась мадамъ Гарвлоитъ, она удивилась его задумчивости и озабоченному виду и спросила, что случилось.
   -- Я разоренъ! проговорилъ онъ печально.
   Она посмотрѣла на него, не понимая смысла его словъ, но соображая, что вѣроятно произошло нѣчто очень непріятное.
   -- Елизавета сидитъ тамъ наверху со своимъ женихомъ, шкиперомъ. Богъ знаетъ, кто онъ! проговорилъ онъ медленно.-- Можешь посмотрѣть сама. И затѣмъ, послѣ краткаго молчанія, высказалъ настоящую причину своего безпокойства:
   -- Кто будетъ теперь вести хозяйство? Я никогда не найду другой такой, какъ Елизавета!
   Мадамъ Гарвлоитъ соображала быстрѣе мужа. Она поднялась по лѣстницѣ и убѣдилась во всемъ лично.
   -- Я знала его, еще маленькой дѣвочкой, окончила Елизавета свои несвязныя объясненія.
   Мадамъ Гарвлоитъ выказала живое, сердечное участіе; она была женщина и поняла, что за этой любовью скрывается цѣлый романъ. Однако, несмотря на свое любопытство, она воздержалась отъ распросовъ до болѣе удобнаго случая. Сальве просилъ ее не стѣсняться его присутствіемъ. Наконецъ, появился Гарвлоитъ и былъ очень любезенъ.
   Елизавета проводила Сальве. Ей такъ было трудно разстаться съ нимъ, точно она провожала его въ Ново-Голландію, а не разсчитывала увидѣться завтра.
   Въ маленькомъ чепчикѣ и нарядномъ голландскомъ платьѣ, стояла она на слѣдующее утро у двери и поджидала Сальве. Еще ни одна дверь не открывалась на улицѣ, какъ онъ уже давно похаживалъ возлѣ дома, и, когда они увидѣлись, лицо дѣвушки вспыхнуло отъ удовольствія.
   Мадамъ Гарвлоитъ вышла изъ комнаты подъ какимъ-то предлогомъ, и женихъ, и невѣста остались одни.
   -- Посмотри, Елизавета! сказалъ онъ торжественно.-- Пять лѣтъ тому назадъ я былъ въ Бостонѣ и купилъ эти кольца. Онъ вынулъ ихъ изъ бумаги и подалъ ей. У меня было послѣ того много непріятностей, но я сохранилъ ихъ.
   Она кинулась ему на шею и спрятала у него на груди свое заплаканное лицо. Елизавета нашла, что это самыя красивыя кольца, какія ей приходилось видѣть. Она надѣла ихъ оба и поднесла ему руку, чтобы показать, и сказала:
   -- Въ первый разъ въ жизни у меня на рукѣ кольцо!
   Но она замѣтила, какъ по лицу Сальве скользнула тѣнь, и покраснѣла. Ей естественно пришло на мысль, что лейтенантъ также чуть не надѣлъ ей на палецъ кольцо.
   Но впечатлѣніе это скоро изгладилось.
   Елизавета не рѣшалась спросить, когда Сальве уѣзжаетъ, но вопросъ этотъ былъ у нея постоянно на умѣ. Она знала, что судно его стоитъ въ Пюрмурендэ, и что онъ можетъ уѣхать каждый день. Она не говорила ничего и все откладывала этотъ вопросъ до вечера. При разставаніи, она сдѣлала надъ собою усиліе и спросила нетвердо:
   -- Когда тебѣ нужно уѣхать?
   -- Во вторникъ вечеромъ, Елизавета! Въ среду я долженъ быть въ Пюрмурендэ.
   Что-за радость! Оставалось еще пять дней. Но они прошли, какъ одинъ мигъ.
   До отъѣзда Сальве сообщилъ Гарвлоитамъ, что они рѣшили повѣнчаться послѣ его возвращенія, въ апрѣлѣ. Теперь былъ декабрь.
   -- Для меня это будутъ нескончаемые четыре мѣсяца! сказалъ Сальве въ послѣдній вечеръ. Елизавета думала тоже. Она была блѣдна, но, видя его печальнымъ, старалась казаться веселой.
   Наконецъ, наступилъ часъ разставанія. Сальве поцѣловалъ Елизавету и сказалъ:
   -- До весны!
   Глазами, полными слезъ, слѣдила она за нимъ, пока онъ не скрылся за мостомъ.
   

XX.

   Все случилось, какъ предчувствовалъ Сальве. Для него это была долгая, скучная зима. Онъ жилъ въ Тонсбергѣ, но не искалъ общества другихъ шкиперовъ, которыхъ зимою бываетъ тамъ много.
   Нѣкоторое время онъ жилъ воспоминаніями о чудной недѣлѣ въ Амстердамѣ. Но, къ несчастью, вскорѣ сталъ снова взвѣшивать и пробовать доставшееся ему сокровище, и сомнѣнія, одно за другимъ, снова стали закрадываться въ его душу. Отдала ли она ему остатки своего сердца или все нетронутое еще чувство?
   Его снова стала мучить мысль, явившаяся у него въ ту минуту, когда она показывала ему кольца: она была почти невѣстой лейтенанта.
   Онъ началъ обдумывать, насколько она любитъ побрякушки и блескъ, отъ которыхъ ей нужно будетъ отказаться. Можетъ ли предстоящая ей жизнь,-- жизнь жены простаго моряка, принужденнаго трудомъ заработывать свой хлѣбъ, сравниться съ существованіемъ дамы, къ чему она, казалось, предназначена самой природой.
   А затѣмъ обидчивость, съ какой она относилась ко всякому напоминанію объ этомъ случаѣ. При обрученіи она поставила условіемъ, чтобы объ этомъ не говорилось никогда.
   Чѣмъ болѣе онъ думалъ, тѣмъ опаснѣе ему казалась почва, на которой онъ задумалъ строить свое счастье. Насколько яблоко казалось ему красивымъ снаружи, настолько онъ считалъ его испорченнымъ внутри, и часто рѣшалъ его бросить. И все же въ сердцѣ его оставалось чувство, противорѣчившее всему этому. Когда эти мысли посѣщали его, какимъ гадкимъ казался онъ себѣ.
   -- Будь она здѣсь, восклицалъ онъ, чувствуя себя близкимъ къ отчаянію.
   Онъ часто хотѣлъ написать Елизаветѣ; однако, было такъ много, чего онъ не могъ и чего не хотѣлъ ей сказать, что постоянно откладывалъ письмо. Наконецъ, онъ рѣшился и написалъ слѣдующее:

"Уважаемой дѣвицѣ Елизаветѣ Раклевъ!

   Что касается "Аполло", то онъ стоитъ въ ряду другихъ кораблей у Сельвигстроме. Ледъ толщиною болѣе фута, и нѣтъ надежды, что онъ скоро растаетъ; всѣ предсказываютъ, что нынче это случится поздно. "Аполло" поставленъ хорошо, а снасти хранятся въ складѣ у Петерсена. Что же касается капитана, которому ты сказала въ Амстердамѣ, что отдала ему все свое сердце и навсегда, такъ что никакая сила въ мірѣ не въ состояніи отнять его,-- онъ много думалъ объ этомъ и готовъ быть сильнымъ, но хотѣлъ бы повидать тебя, пока не протрется весь канатъ. Мнѣ кажется, что въ немъ рвутся уже послѣднія нити. Но еслибы я тебя увидѣлъ, онъ сталъ бы такимъ крѣпкимъ, что выдержалъ бы всякое волненіе. Ты же должна простить тому, кто въ эти пять лѣтъ, о которыхъ ты знаешь, сдѣлался такимъ слабымъ. Я не хочу этимъ сказать, что это твоя вина, но не хочу казаться лучше, чѣмъ я въ дѣйствительности. Я вполнѣ тебѣ вѣрю, но не довѣряю себѣ, и это несчастье, которое никто не можетъ устранить. Читая это письмо, вспомни о морякѣ, котораго не пускаетъ ледъ, и не забывай его, пока мы не увидимся, за что я готовъ пожертвовать половиной своей крови и еще больше. Скучаю безъ тебя и стремлюсь къ тебѣ. А теперь будь здорова. Хочу тебѣ вѣрить всѣми помыслами, во всѣхъ случаяхъ, до послѣдняго моего часа и надѣяться на тебя. Прощай, дорогая дѣвушка. Кланяюсь тебѣ, твой Сальве Христіанзенъ".
   Надъ письмомъ этимъ Елизавета пролила немало слезъ. Вечеромъ, передъ отходомъ ко сну, склонилась она надъ нимъ, и съ грустью сознавала, что она сама виною тому, что ему такъ трудно вѣрить ей. Она понимала прекрасно, что стояло между строками.
   -- Еслибы я только была съ нимъ! думала она, и ей все болѣе хотѣлось отвѣтить ему; но она никогда не училась правильно писать и не умѣла составить письма.
   Послѣ многихъ трудовъ, ей удалось, наконецъ, написать пару строкъ:
   

"Моему милому Сальве Христіанзенъ.

   Ты долженъ уповать на Бога, а послѣ Него, во всѣхъ случаяхъ жизни, на меня, потому что я очень тебя люблю, говорю тебѣ истинную правду. На вѣки твоя Елизавета Раклевъ, а весною Елизавета Христіанзенъ".
   Она сложила это письмо и просила молодаго Гарвлоита написать адресъ. Однако, для большей вѣрности, сама отнесла письмо на почту.

-----

   Получивъ письмо, Сальве тотчасъ догадался, отъ кого оно, но медлилъ его вскрыть изъ боязни, что Елизавета разсердилась и отказываетъ ему въ своей рукѣ. Онъ не забылъ, какъ она встрѣтила его въ Амстердамѣ.
   Но вотъ, съ удивленіемъ и радостью, прочелъ онъ увѣренія въ ея любви. Много разъ читалъ онъ ея коротенькое письмо, бережно складывая его потомъ и пряча въ записную книжку. На нѣкоторое время онъ совсѣмъ преобразился.
   Но дни проходили, а съ ними уменьшалась и цѣна этой бумажки. Это было письменное удостовѣреніе, что она любитъ его теперь, но оно не доказывало, что онъ былъ ея первой и единственною любовью. И снова имъ овладѣли сомнѣнія. По счастью, ледъ началъ таять, и у Сальве явилась работа. Ему было опасно предаваться своимъ мыслямъ. А затѣмъ, забывъ всѣ страданія зимы, онъ сталъ думать о часѣ свиданія, о той минутѣ, когда назоветъ Елизавету своею.
   

XXI.

   Сальве пріѣхалъ въ Амстердамъ, чтобы обвѣнчаться. Ему оставалось на это только четыре дня, въ теченіе которыхъ бригъ разгружался въ Пюрмурендэ. Не желая вводить Гарвлоитовъ въ издержки на свадьбу, Сальве и Елизавета рѣшили повѣнчаться въ тотъ день, когда имъ приходилось уѣзжать въ Пюрмурендэ.
   Въ это торжественное утро домъ Гарвлоитовъ показалъ себя во всемъ великолѣпіи. По случаю свадьбы, изъ сундуковъ вынули парадныя платья, сдѣланныя еще во времена зажиточности семьи. Мадамъ Гарвлоитъ надѣла тяжелое шелковое, зеленое платье, затканное цвѣтами, массивное ожерелье и золотой обручъ на голову, сверкавшій, точно корона. Благодаря полнотѣ, Гарвлоитъ могъ надѣть только часть параднаго одѣянія своего дѣдушки, именно золотую парчевую жилетку, очень длинную и очень жесткую.
   Въ церкви присутствовало нѣсколько человѣкъ давнихъ знакомыхъ семьи, а также сынъ шкипера изъ Влилянда, по кроткому, круглому лицу котораго текли слезы, когда Гарвлоиты вели невѣсту въ миртовомъ вѣнкѣ и вуали къ алтарю. Въ этотъ день на Елизаветѣ были прелестные башмаки съ серебряными пряжками, и Сальве съ удивленіемъ увидѣлъ, что это тѣ самые, которые онъ подарилъ ей много лѣтъ тому назадъ. Увѣренность, что теперь они безповоротно принадлежатъ другъ другу, доставляла обоимъ неописанную радость. Какъ забилось сердце Елизаветы, когда Гарвлоитъ въ первый разъ назвалъ ее "мадамъ Христіанзенъ", и какъ счастлива она была, слыша, какъ другіе называютъ ее этимъ именемъ.
   Сѣли за столъ, но общее настроеніе было не радостно. Гарвлоитамъ не легко было разставаться съ Елизаветой, которую они искренно полюбили.
   Спустя два часа, новобрачные отправились въ Пюрмурендэ, и Гарвлоитамъ показалось, что домъ ихъ опустѣлъ.
   Въ ясный этотъ вечеръ, когда "Аполло" тянули бичевой по каналу, послышался звонъ Алькмарскихъ колоколовъ. Въ молчаніи стояли молодые на палубѣ. Имъ казалось, что это ихъ свадебная пѣсня.
   

XXII.

   Молодые супруги прожили въ Тонсбергѣ цѣлый годъ, счастливѣйшій годъ ихъ жизни, и Елизавета носила уже на рукахъ малютку. Его назвали Гьертомъ.
   Молодая женщина прибирала и украшала свою комнату. Она завела почти голландскій порядокъ. На окнахъ стояли цвѣты, и все въ домѣ, а также и ея платье, показывало, что она жила въ другихъ условіяхъ.
   Во время частыхъ отлучекъ Сальве, красивая молодая жена шкипера пріобрѣла расположеніе нѣсколькихъ зажиточныхъ семействъ, съ которыми у нея установились хорошія отношенія. Сальве не говорилъ ничего, но она скоро замѣтила, что, возвращаясь домой, онъ бывалъ недоволенъ, когда она разсказывала ему объ этомъ, но не понимала причины его неудовольствія.
   Это была единственная тѣнь, затемнявшая иногда ея счастье. Впрочемъ, все это скоро изглаживалось, такъ какъ Сальве сознавалъ самъ, что ревность его къ этимъ почтеннымъ людямъ только смѣшная слабость съ его стороны. Но онъ не могъ совладать съ собою. Елизавета нѣкогда почти принадлежала уже къ ихъ кругу, а теперь должна была снизойти до его бѣдной хижины.
   Расхаживая одинъ по палубѣ своего брига на морѣ, онъ представлялъ себѣ все въ самыхъ мрачныхъ краскахъ и невыразимо страдалъ отъ сознанія, что люди эти ежедневно и безъ словъ напоминаютъ въ его домѣ то, что онъ всего менѣе могъ выносить, напоминаютъ Елизаветѣ, отъ чего она отказалась, выйдя за него замужъ. Съ другой стороны самолюбіе его не дозволяло ему поговорить объ этомъ съ Елизаветой и попросить ее избѣгать подобныхъ знакомствъ.
   Когда родился Гьертъ и когда начали справляться о здоровьѣ Елизаветы, а оптовый торговецъ Юргенсенъ прислалъ даже какой-то подарокъ, Сальве, не отходившій до того отъ постели жены и колыбели сына, утратилъ свое счастливое настроеніе. Онъ вышелъ и, заложивъ руки на спину, сталъ ходить передъ домомъ. Всякій разъ когда онъ проходилъ мимо окна, Елизавета видѣла его мрачное лицо.
   Но, возвратившись послѣ нѣкотораго времени въ комнату, онъ удвоивалъ свою нѣжность и вниманіе.
   Вернувшись изъ поѣздки раннимъ лѣтомъ, Сальве разсчитывалъ остаться дома мѣсяца два.
   Дни, по его мнѣнію, проходили слишкомъ скоро. Елизавета цвѣла, какъ роза, и они условились, что молодая женщина поѣдетъ съ нимъ въ слѣдующій разъ и навѣститъ Гарвлоитовъ въ Голландіи.
   По воскресеніямъ молодые, нарядные супруги ходили въ церковь, и Елизавета, понявшая наконецъ его непріязнь къ "знатнымъ" людямъ, удивлялась, почему онъ любитъ, чтобы она наряжалась. Не безъ самодовольства объясняла она это тѣмъ, что онъ гордится ею и радъ похвастать своею женою.
   Догадываясь, что его неудовольствіе происходитъ отъ его недовѣрія къ ней, Елизавета показывала видъ, что не особенно дорожитъ знакомствами, надѣясь втайнѣ, что ея равнодушіе убѣдитъ его со временемъ, насколько онъ несправедливъ къ ней.
   Но она не догадывалась, какъ глубоко онъ принимаетъ это къ сердцу.
   Однажды, послѣ его возвращенія изъ Ноттерэ, гдѣ онъ нанималъ матросовъ, Елизавета разсказала ему, что передъ его пріѣздомъ разговаривала съ оптовымъ торговцемъ Юргенсеномъ и его женою, проходившими мимо ихъ дома.
   -- Завтра они поѣдутъ въ Фредериксвернъ и, подумай только, они знаютъ Марію Форстбергъ! Я просила ей кланяться! разсказывала она подъ радостнымъ впечатлѣніемъ.
   -- Марія Форстбергъ?-- Кто это? спросилъ Сальве въ недоумѣніи.
   -- Это дѣвушка, которая была такъ добра со мною.... она запнулась, вообразивъ дальнѣйшія обстоятельства, покраснѣла и продолжала тише:-- Та, которая вышла замужъ за лейтенанта Бека.
   -- Ты должна бы поклониться и Беку отъ меня! сказалъ онъ рѣзко. Онъ поблѣднѣлъ и избѣгалъ ея взгляда, и она окончательно смутилась.
   Наконецъ она подошла къ нему, сѣла у него на колѣняхъ и обняла за шею.
   -- Ты же не сердишься на меня за это?
   -- Нѣтъ; можешь посылать поклоны кому угодно.
   -- Она была моимъ лучшимъ другомъ, когда я жила въ Арендалѣ, сказала она откровенно, но смутилась при послѣднихъ словахъ, потому что это было равнозначаще, "когда я жила у Бековъ".
   -- Я вовсе не сомнѣваюсь, что ты очень дружна съ этими людьми!
   -- Да, Сальве! воскликнула она, разсердившись, и встала.
   Но онъ притянулъ ее.
   -- Прости меня, Елизавета! сказалъ онъ мягко, съ раскаяніемъ,-- мнѣ такъ больно, когда ты говоришь объ этихъ людяхъ. Я знаю, что тутъ нѣтъ ничего дурнаго, увѣренъ въ этомъ такъ же, какъ въ томъ, что я тутъ сижу, прибавилъ онъ, замѣтивъ ея слезы.
   И вотъ онъ началъ успокоивать ее, въ чемъ и успѣлъ, и снова весь вечеръ они были безконечно счастливы.
   Но съ этого дня Сальве сдѣлался задумчивымъ и молчаливымъ, хотя также нѣжно относился къ женѣ. Онъ не хотѣлъ также ходить болѣе въ церковь, по воскресеньямъ, и они оставались дома.
   Духъ безпокойства видимо овладѣлъ Сальве, и онъ торопился уѣхать.
   

XXIII.

   Согласно условію, Елизавета поѣхала съ мужемъ, провела нѣсколько дней у Гарвлоитовъ, и теперь они возвращались домой. Путешествіе было пріятное, хотя Сальве все время былъ молчаливъ и серьезенъ.
   Но онъ такъ слѣдилъ за собою, такъ былъ заботливъ и внимателенъ, что Елизавета стала уже свыкаться съ его настроеніемъ, какъ незамѣтно свыкаются съ меньшимъ свѣтомъ, послѣ того какъ долгое время пользовались полнымъ сіяніемъ солнца.
   При легкомъ вѣтрѣ и чудной погодѣ вышли они изъ переполненнаго кораблями мелководнаго Зюйдерзе, берега котораго не видно во многихъ мѣстахъ. Елизавета сидѣла съ маленькимъ Гьертомъ на палубѣ и разспрашивала лоцмана, котораго имъ пришлось взять, о всѣхъ встрѣчавшихся имъ на пути островахъ и городахъ. Большинство названій она знала со времени пребыванія въ Амстердамѣ Заинтересовавшись какимъ-нибудь поясненіемъ, Сальве также вмѣшивался въ разговоръ, но большею частью слушалъ молча, или смотрѣлъ въ даль, держа Гьерта на рукахъ. Церковная башня вблизи острова Урка, выстроенная изъ норвежскаго гранита, возбудила патріотическій восторгъ Елизаветы.
   Въ одно утро солнце показалось слабой точкой въ туманѣ и только въ полдень засіяло полнымъ блескомъ, обдавая свѣтомъ зеленоватую, волнуемую легкимъ вѣтеркомъ, поверхность воды.
   Елизавета вышла на палубу погрѣться на солнцѣ и съ удивленіемъ увидѣла массу бѣлыхъ парусовъ вокругъ.
   Это великолѣпное зрѣлище она научилась цѣнить по достоинству еще со времени пребыванія на шхерахъ. Чувствуя потребность высказать свой восторгъ, она подозвала Сальве.
   Самымъ красивымъ кораблемъ былъ безспорно корветъ "Полярная Звѣзда", шедшій на-перерѣзъ имъ, на полныхъ парусахъ къ каналу. Онъ возвращался изъ экспедиціи въ Средиземное море. Слава объ этомъ военномъ кораблѣ гремѣла по всему побережью, и Елизавета издавна хотѣла видѣть его. Не сомнѣваясь болѣе въ его тождествѣ, она воскликнула:-- Это "Полярная Звѣзда"! Посмотри, Сальве, что-за великолѣпный корабль! Посмотри, какъ онъ разсѣкаетъ волны и какъ развѣвается его флагъ. Какъ это красиво. А матросы! Среди тяжелыхъ парусовъ, они похожи на птицъ. Ну, не дивный ли это корабль? восклицала она съ воодушевленіемъ, но Сальве видѣлъ все и ничего ей не отвѣтилъ.
   Ему было извѣстно то, чего не знала Елизавета, что на кораблѣ находился лейтенантъ Бекъ, и сердце его разрывалось, слыша восторженныя похвалы кораблю, на которомъ тотъ ѣхалъ.
   -- Что, еслибы ты былъ капитаномъ такого корабля, Сальве? проговорила она громче, желая вызвать его на отвѣтъ.
   -- Само собою разумѣется, что это другое дѣло, чѣмъ стоять на такомъ деревянномъ башмакѣ, какъ этотъ ободранный "Аполло", отвѣтилъ онъ колко. Но чувствуя, что онъ не въ состояніи владѣть болѣе собою, онъ отошелъ отъ Елизаветы, сдѣлавъ видъ, что ему нужно отдать приказанія матросамъ.
   Елизавета совсѣмъ растерялась. Нѣтъ сомнѣнія, что она сильно оскорбила его, только не понимала чѣмъ именно. Она знала тотъ громкій голосъ, которымъ онъ командовалъ, точно также нельзя было ошибиться въ выраженіи его лица, съ какимъ онъ стоялъ у руля, заложивъ одну руку за бортъ кафтана, которая вѣроятно была сжата въ кулакъ.
   Нѣсколько минутъ Елизавета раздумывала, наконецъ на лицѣ ея отразилась рѣшимость.
   Ей нужно поговорить откровенно и лучше раньше, чѣмъ позже, вынести неизбѣжную сцену. Все это слишкомъ глупо и нельзя же ревновать къ кораблю! И во всякомъ случаѣ ей это надоѣло; надоѣло слѣдить за каждымъ словомъ, надоѣло быть постоянно на-сторожѣ. Когда-нибудь нужно же все выяснить. И это она сдѣлаетъ теперь; нужно доказать ему, что онъ мучитъ себя напрасно.
   Она вздохнула свободнѣе, рѣшившись стряхнуть невидимый гнетъ, такъ долго тяготѣвшій надъ ними.
   Однако она не могла улучить удобнаго случая. Погода портилась, приходилось подвязать часть парусовъ. Затѣмъ Сальве снова ходилъ часа два на носу. Елизавета замѣтила, что онъ умышленно избѣгаетъ ея.
   И экипажъ чувствовалъ, что не время теперь подходить къ капитану, и молча обходилъ то мѣсто палубы, гдѣ онъ шагалъ взадъ и впередъ. Въ своихъ непромокаемыхъ платьяхъ и кожаныхъ плащахъ, надѣтыхъ въ ожиданіи непогоды, стояли они группами, тревожно поглядывая на грозныя тучи, облагавшія горизонтъ, и старыя снасти, потрясаемыя вѣтромъ. Нетерпѣливо ждали они приказанія убрать еще паруса. Не было сомнѣнія, что ночью имъ придется выдержать бурю.
   Сальве опомнился только въ послѣднюю минуту. Когда онъ крикнулъ имъ зарифить два паруса и подтянуть марсель, буря уже ихъ настигла. Онъ бросился къ рупору и, проходя торопливо возлѣ Елизаветы, сидѣвшей у входа въ каюту, проговорилъ коротко и рѣзко: -- Въ такую погоду тебѣ не мѣсто здѣсь! Иди съ ребенкомъ въ каюту, Елизавета!
   Елизавета и сама собиралась идти, но она съ недоумѣніемъ и грустью посмотрѣла ему вслѣдъ. Такъ онъ никогда еще не говорилъ съ нею. Можно было подумать, что онъ ненавидитъ и ее, и ребенка.
   Экипажъ ждалъ, что онъ велитъ держаться по вѣтру и не станетъ подвергать судно опасности, плывя ночью противъ вѣтра. Поэтому люди неохотно повиновались приказанію натянуть еще паруса. Старыя мачты трещали, и корабль сильно качало.
   Нильсъ Буваагенъ былъ прекраснымъ рулевымъ и даже въ темнотѣ могъ положиться на вѣрность своей руки, чувствуя малѣйшій поворотъ судна. Онъ и другой еще матросъ стояли молча у руля, между тѣмъ какъ Сальве не переставалъ нервно расхаживать. При слабомъ свѣтѣ фонаря лицо его показалось Нильсу мертвенно блѣднымъ.
   У Нильса было что-то на душѣ, однако онъ считалъ невозможнымъ говорить теперь съ Сальве.
   -- Поверните на три, четыре румба къ востоку, капитанъ! предостерегъ онъ.
   -- Марсель треплетъ! раздалось съ носа.
   -- Судно старо, капитанъ! Нельзя злоупотреблять стеньгами! рѣшился высказаться Нильсъ болѣе опредѣленно.
   -- Я покажу тебѣ, какъ у меня запляшетъ эта скорлупа! проворчалъ Сальве про себя, притворившись, что не слышитъ замѣчанія.
   -- Поверни, Нильсъ! раздалась въ отвѣтъ команда.
   Нильсъ вздохнулъ. Онъ счелъ это безуміемъ, и не было ни одного человѣка во всемъ экипажѣ, который не думалъ бы того же.
   Въ темнотѣ, подъ ревъ бури и шипѣніе пѣны, черезъ короткіе промежутки, слышалась команда: -- Выбери тали у марса! Натяни галсъ! Натяни кливеръ-шкитъ!
   Но едва кливеръ натянули и укрѣпили, какъ онъ лопнулъ и повисъ на штагѣ, гдѣ его растрепало въ клочья. Волненіе было страшное; корабль обдавало волною, и по немъ съ трудомъ можно было переходить.
   Въ эту ночь Сальве, казалось, лишился разсудка. Неукротимый демонъ овладѣлъ имъ, побуждая его на безумства.
   "Полярная Звѣзда" -- слово это постоянно раздавалось у него въ ушахъ и волновало кровь, пока онъ буквально не довелъ себя до лихорадочнаго бреда, во время котораго ему представлялся корветъ, распустившій паруса, и слышались восторженныя похвалы Елизаветы. Но онъ докажетъ, что и онъ также можетъ побороться съ вѣтромъ и что для этого не требуется стоять на "Полярной Звѣздѣ". Это онъ продѣлаетъ на расшатанномъ суднѣ, Елизавета ошибается, если думаетъ, что онъ на своемъ жалкомъ бригѣ уступитъ первенство какому-нибудь офицеру!
   Раза два Сальве спрашивалъ повара, прислуживавшаго Елизаветѣ, что дѣлается въ каютѣ, и получалъ въ отвѣтъ, что жена его сидитъ одѣтая. Въ послѣдній разъ добродушный человѣкъ этотъ прибавилъ осторожно:-- Вѣроятно, ей хочется видѣть васъ,-- капитанъ; она не привыкла къ этому!
   Еслибы глаза повара могли видѣть въ темнотѣ, онъ замѣтилъ бы злобное подергиваніе лица Сальве. Не отвѣчая, капитанъ снова началъ ходить между каютой и рулемъ, при чемъ ему приходилось придерживаться за перила.
   Въ то время какъ ревность и самолюбіе Сальве рисовали передъ нимъ несуществующія картины, Елизавета ломала голову надъ своимъ положеніемъ.
   Внизъ она сошла съ такимъ чувствомъ, точно ее придавило что-нибудь тяжелое и точно ей предстоитъ великое горе. Такимъ она не знала Сальве. Она не могла думать и механически занялась ребенкомъ, укладывая его спать.
   Раскачиваемая койка казалась ему колыбелью, и онъ скоро спокойно уснулъ.
   Подвѣшенная подъ потолкомъ лампа качалась. Слабый свѣтъ падалъ на зеленый складной столъ между окнами каюты и на вѣшалку съ матросскимъ платьемъ.
   Придерживая ребенка, Елизавета смотрѣла на него. Поведеніе Сальве было такое странное, глаза ея выражали ужасъ. Она чувствовала, что рискуетъ всѣмъ, если не измѣнитъ своего рѣшенія и не принудитъ его высказаться откровенно. Но съ другой стороны у нея явилась непреодолимая потребность скинуть съ себя иго неизвѣстности и объясниться наконецъ съ мужемъ.
   По временамъ корабль дрожалъ отъ сильныхъ толчковъ и, чтобы устоять, ей приходилось хвататься за края койки. Она замѣчала, что буря усиливается, и ожидала Сальве.
   Черезъ нѣкоторое время послышались шаги по лѣстницѣ, но то былъ поваръ. Съ раскраснѣвшимся отъ вѣтра, забрызганнымъ водою лицомъ, вошелъ онъ, придерживая дверь, чтобы та не захлопнулась. Онъ пришелъ спросить, не нужно ли чего.
   -- Очень сильная буря? спросила она, стараясь скрыть свой страхъ и разочарованіе.
   -- Очень сильная, мадамъ. Но пойдетъ лучше, какъ только капитанъ велитъ убрать паруса, а то мы сильно держимъ противъ вѣтра.
   -- Мы идемъ противъ вѣтра, Іенсъ? спросила она съ испугомъ.
   -- Да; судно трещитъ со всѣхъ сторонъ;-- но какъ только убавимъ паруса, тотчасъ будетъ лучше,-- вы увидите! Не нужно ли вамъ чего?
   -- Благодарю, ничего не нужно! Она хотѣла спросить, скоро ли придетъ ея мужъ, но не рѣшилась и повторила:
   -- Благодарю, ничего не нужно.
   Поваръ замѣтилъ ея колебаніе. Онъ осторожно притворилъ за собою дверь и побрелъ въ своихъ тяжелыхъ сапогахъ наверхъ.
   Елизавета осталась въ томъ же положеніи, прислушиваясь. На лицѣ ея все замѣтнѣе отпечатлѣвались ея душевныя страданія, и наконецъ она заломила руки. Она сознавала, что Сальве умышленно не приходитъ и инстинктивно чувствовала, что онъ держитъ противъ вѣтра, разсердившись на нее и на ребенка, и что это его способъ отвѣчать ей.
   -- Но что я ему сдѣлала? воскликнула она страстно и приникла лицомъ къ подушкѣ.
   -- Что я ему сдѣлала? повторяла она до тѣхъ поръ, пока, мысль, которую она постоянно отгоняла, не превратилась въ ужасную томительную увѣренность.
   -- Онъ не вѣритъ мнѣ; не довѣряетъ мнѣ больше, прошептала она въ отчаяніи.-- Но что онъ думаетъ? Что предполагаетъ?
   Она не слышала болѣе шума и треска, не обращала вниманія на усилившуюся качку и не чувствовала потрясающихъ ударовъ волны.
   Въ то время, какъ она съ трудомъ держалась за койку, всѣ чувства ея были окованы страхомъ. Она сознавала въ себѣ силу только на одно, готова была на всякія жертвы, чтобы сохранить любовь Сальве.
   Съ отчаяніемъ упрекала она себя, приписывая себѣ вину во всемъ и считая, что это она довела его до того, что онъ утратилъ въ нее вѣру. Теперь она несла только должную кару. Она видѣла его борьбу и старанія побѣдить себя.
   И вотъ она приготовилась терпѣть, нести безъ ропота всю жизнь тяжелый крестъ, искупая этимъ свое легкомысліе, которое довело Сальве до такого состоянія.
   Инстинктъ подсказалъ ей вѣрное средство. Она покажетъ, что сама непоколебимо довѣряетъ ему.
   И со слабой улыбкой стала она раздѣваться и легла рядомъ съ маленькимъ Гьертомъ.
   На палубѣ Сальве потребовался ночной телескопъ, находившійся въ каютѣ. Дозорному на мачтѣ показалось, какъ-будто бы одинъ разъ онъ увидѣлъ свѣтъ маяка, въ случаѣ чего, они находились возлѣ Ютланда, противъ всякаго ожиданія Сальве. Самолюбіе не дозволяло ему послать кого-нибудь за телескопомъ, а самому не хотѣлось идти къ Елизаветѣ.
   Люди все болѣе дивились безумію Сальве, а онъ шагалъ по палубѣ, не рѣшаясь сойти въ собственную каюту. Наконецъ этого нельзя было уже избѣжать, и онъ спустился внизъ быстрыми, легкими шагами.
   Открывъ дверь въ каюту, онъ остановился въ удивленіи Онъ ждалъ увидѣть Елизавету сидящею въ страхѣ съ ребенкомъ на рукахъ. Вмѣсто того, тутъ царствовала глубокая тишина и лампа догорала. Быстро подошелъ онъ къ стѣнѣ и снялъ телескопъ. Испортивъ нѣсколько спичекъ, отсырѣвшихъ на палубѣ, онъ зажегъ наконецъ одну и освѣтилъ барометръ, но затѣмъ не тушилъ спичку и сталъ прислушиваться, спитъ ли Елизавета. Невольно подошелъ онъ къ койкѣ.
   -- Елизавета! прошепталъ онъ, точно желая ее разбудить.
   -- Это ты Сальве? спросила она спокойно.
   -- Я думалъ, что ты не ляжешь въ такую погоду. Качаетъ сильно, а я не приходилъ къ тебѣ, проговорилъ онъ взволнованно.
   -- Къ чему? Я же знала, что ты на палубѣ и не безпокоилась. Остальное же зависитъ отъ Бога. Тебѣ не легко, бѣдному, и сходить сюда некогда!
   -- Елизавета! воскликнулъ онъ съ раскаяніемъ и порывисто нагнулся, чтобы обнять ее, несмотря на свое промокшее платье.
   Но вотъ раздался страшный трескъ и почувствовалось сильное сотрясеніе. На суднѣ, должно быть, что-то сломалось. Послышались громкіе крики.
   Сальве приподнялъ Елизавету.
   -- Одѣвайся! Не теряй ни одной минуты и выходи съ ребенкомъ наверхъ!
   Корабль легъ на бокъ и не поднимался уже болѣе,
   -- Формарсъ сломанъ, капитанъ! Снасти повисли! прокричалъ Нильсъ Буваагенъ внизъ.
   Сальве взглянулъ на жену съ выраженіемъ глубокаго раскаянія и побѣжалъ наверхъ.
   -- Поверни руль, если онъ слушается! закричалъ онъ рулевому.-- Люди, къ топорамъ!
   Бригъ лежалъ на боку съ порванными вывернутыми снастями, и волны наскакивали на него, какъ на шхеру.
   Сальве работалъ самъ у формарса, подрубая шестъ, который соскользнулъ въ воду.
   При первыхъ проблескахъ утренней зари, сильныя руки людей лихорадочно отрубали испорченныя снасти. Пришлось пожертвовать брамселемъ и марселемъ съ реями и принадлежностями. Передняя мачта также сломалась, и большой парусъ растрепало въ клочья.
   Когда, наконецъ, послѣ неимовѣрныхъ усилій, удалось освободить бригъ отъ загромождавшихъ его попорченныхъ снастей, онъ всплылъ какимъ-то обломкомъ, который можно было вести только по вѣтру. Пришлось ждать разсвѣта, удерживаясь насколько было силъ, чтобы убѣдиться, находятся ли они въ открытомъ морѣ или у опаснаго Югланда. При западномъ вѣтрѣ, послѣднее было равносильно погибели.
   Съ разсвѣтомъ они увидѣли, что рифъ Горнъ остался далеко позади ихъ въ южномъ направленіи. Такимъ образомъ они находились почти передъ Рингфіордомъ, и имъ оставалось только одно -- держаться какъ можно дальше отъ берега.
   Сальве ходилъ по оголенной палубѣ своего брига, на которомъ была поломана часть обшивки. Люди постоянно чередовались у насосовъ. Въ трюмѣ давно уже оказалось болѣе трехъ съ половиною футовъ воды, и теперь, несмотря на выкачиваніе, вода стояла выше четырехъ футовъ. Очевидно, въ бригѣ была большая пробоина, что было тѣмъ опаснѣе, что по дорогѣ домой они везли только балластъ и не имѣли балокъ, чтобы спастись на нихъ въ крайности.
   Въ это утро роздали увеличенные раціоны, и хотя всѣ работали съ удвоенной силою, все же на кораблѣ не было ни одного человѣка, который бы не думалъ, что день этотъ, быть можетъ, послѣдній въ его жизни.
   Сальве сказалъ Елизаветѣ:
   -- Очень возможно, что намъ придется гдѣ-нибудь высадиться.-- Мы теряемъ бригъ, прибавилъ онъ тише дрожащимъ голосомъ.
   Послѣднія слова онъ произнесъ съ удареніемъ, не желая говорить ей прямо, что на всемъ берегу не найдется подходящаго мѣста для высадки и что имъ угрожаетъ гибель.
   Она взглянула на него съ такимъ довѣріемъ, что у него защемило сердце, и онъ отвернулся.
   Онъ не могъ не сознавать, что самъ виною несчастья, и хотѣлъ во всемъ признаться Елизаветѣ. Однако, теперь на это было не время. Ему было также очень больно лишиться корабля. Онъ тяжело работалъ много лѣтъ, чтобы скопить что-либо, и теперь становился зависимымъ бѣднякомъ.
   Елизавета успокоилась. Она не думала о потерѣ брига. Мысли ея заняты были той великой побѣдой, которую она одержала надъ Сальве своимъ безусловнымъ довѣріемъ,
   Она укачивала ребенка въ каютѣ. На лицѣ ея отразилась рѣшимость и, прижимая къ себѣ сына, она шептала ему со слезами на глазахъ:
   -- Онъ не посмѣетъ не вѣрить намъ теперь, Гьертъ!
   Она поняла, что настроенный болѣзненно Сальве долженъ знать всѣ ея сокровенныя мысли, долженъ постоянно имѣть доказательства ея безконечной любви, чтобы научиться вѣрить ей. И на это она рѣшилась!
   Онъ никогда не замѣтитъ и тѣни упрека по поводу брига, никогда, что бы ни произошло между ними, не увидитъ ее недовольной. Опытъ этой ночи далъ въ ея руки спасительное средство, и она чувствовала себя готовой на всякія жертвы, чтобы удержать любовь мужа и доставить ему душевный покой.
   Въ полдень, Сальве и Нильсъ Буваагенъ стояли вмѣстѣ возлѣ уцѣлѣвшей мачты.
   Хотя буря значительно уменьшилась, все же было пасмурно и волны хватали высоко. Нѣсколько чаекъ печально кружились между ними и берегомъ, у котораго море съ шумомъ разбивалось о подводные камни. Оттуда доносился глухой трескъ и шипѣніе. Сомнѣваться болѣе было невозможно. Слѣдующіе три, четыре часа рѣшатъ ихъ судьбу.
   Оба человѣка стояли молча, глубоко задумавшись.
   -- Знаете ли, что для меня всего ужаснѣе во всей этой исторіи, проговорилъ Сальве грустно,-- это, если ты или кто-нибудь изъ людей поплатитесь жизнью за мое безумство. Бригъ у меня на второмъ планѣ.
   -- Богъ не безъ милости, капитанъ! утѣшалъ Нильсъ.-- Нужно только покрѣпче держаться, когда судно выброситъ на скалу, а тамъ что-нибудь придумаемъ!
   -- Дай-то Богъ! проговорилъ Сальве, отходя.
   Нильсъ постоялъ еще нѣсколько минутъ. Его большое бородатое лицо было грустно. У него не оставалось почти никакой надежды на спасеніе, и онъ думалъ о женѣ и дѣтяхъ.
   Сальве упрекала совѣсть. На лицѣ его отражалось безпокойство и въ глазахъ сознаніе неизбѣжности несчастія.
   На известковыхъ скалахъ, зубчатыя образованія которыхъ отсвѣчивали издали сѣро-коричневыми и лиловатыми оттѣнками, замѣтили въ телескопъ группу людей.
   Сальве стоялъ на палубѣ возлѣ жены съ ребенкомъ и проговорилъ съ глубокимъ вздохомъ:
   -- Я охотно пожертвовалъ бы бригомъ и готовъ снова очутиться съ пустыми руками, еслноы я могъ вернуть эту ночь, Елизавета!
   Она горячо пожала ему руку и этимъ отвѣтила лучше, чѣмъ словами.
   Но вслѣдъ за тѣмъ онъ снова сталъ человѣкомъ практическимъ и показалъ ей, какъ лучше привязать къ себѣ ребенка, и надѣлъ на нее веревку съ морскимъ узломъ.
   -- Подвигая вотъ такъ, ты развяжешь его. Я не могу быть возлѣ тебя. Ты понимаешь, что я долженъ позаботиться о всѣхъ на кораблѣ.
   -- Исполняй свой долгъ, Сальве, прошептала она,-- это утѣшитъ насъ обоихъ!
   -- А теперь, заключилъ онъ, съ подавленнымъ волненіемъ проводя рукою по головѣ ея и ребенка,-- теперь прощай. Не теряй только бодрости; когда будетъ нужно, я буду возлѣ тебя. Увидишь, что все обойдется хорошо.
   -- Съ помощью милосердаго Бога, Сальве, отвѣтила она.-- Помни это!
   Быстро прошелъ онъ по палубѣ, сзывая людей на совѣтъ. Благодаря накопленію воды, корабль одной стороной уже погрузился въ воду.
   -- Послушайте, молодцы, сказалъ онъ, -- намъ предстоитъ вещь опасная, но мы не трусы. Поэтому намъ нужно спасти хотя бы жизнь. До рифовъ остается еще часа четыре, но тогда начнетъ уже смеркаться, и трудно разсчитывать на помощь тѣхъ людей, которыхъ мы видѣли. Поэтому, пока еще свѣтло, необходимо выбрать болѣе удобное мѣсто и высадиться. Если вы раздѣляете мое мнѣніе, мы высадимся тотчасъ, не ожидая, пока въ темнотѣ бригъ нашъ разобьетъ о скалы.
   Люди молчали, мрачно смотря на берегъ. Но когда Нильсъ Буваагенъ согласился съ мнѣніемъ капитана, перейдя на его сторону, всѣ остальные послѣдовали за нимъ.
   Сальве самъ сталъ у руля и, отдавъ нужныя приказанія, повернулъ "Аполло" къ берегу. Темное взволнованное лицо Сальве выражало крайнюю сосредоточенность, глаза напряженно смотрѣли на берегъ, выбирая подходящее мѣсто. Раза два онъ посмотрѣлъ въ телескопъ на дюны, на которыхъ виднѣлась группа людей.
   Бѣлая вздымающаяся и опадающая стѣна росла все выше; шумъ и ревъ прибоя становился все оглушительнѣе, причиняя головокруженіе Елизаветѣ, которая, въ сознаніи близкой опасности, не отводила глазъ отъ берега.
   Состояніе это длилось довольно долго. Сальве у руля исчезалъ передъ нею какъ бы въ туманѣ, и въ ужасѣ она искала успокоенія, переводя глаза на ребенка.
   Шипѣніе и ревъ все увеличивались. Глаза Елизаветы видѣли желтоватую пѣну съ громадными гребнями, разсыпавшимися въ воздухѣ тысячами брызгъ. Она услышала страшный крикъ; ей показалось, что бригъ сразу подняло и что мачта закачалась, и почувствовала, какъ масса воды нахлынула на нее, угрожая оторвать ее отъ перилъ, за которыя она держалась. И это повторялось снова и снова до безконечности и чуть не задушило ее. Но единственною ея мыслью было крѣпко держаться.
   Очнувшись немного, она увидѣла возлѣ себя Сальве. Онъ держался за одинъ канатъ съ нею. Люди также уцѣпились за что могли. Бригъ лежалъ на боку на подводныхъ камняхъ. Передняя часть его, поднимаясь, ударяла постоянно о камень. Мачта свѣсилась, и волна за волною вкатывалась на палубу.
   -- Нужно подрубить снасти, друзья, иначе мы не освободимся! закричалъ Сальве, приставляя руки ко рту, и съ топоромъ кинулся впередъ. Нильсъ Буваагенъ помогалъ ему, и Елизавета въ смертельномъ страхѣ смотрѣла, какъ оба они обрубали веревку за веревкой, при чемъ ихъ постоянно обдавало волною. За послѣднимъ ударомъ, освободившимъ ихъ отъ мачты, Сальве поспѣшно отскочилъ назадъ.
   Въ слѣдующее мгновеніе желтоватый, смѣшанный съ пескомъ прибой перекинулъ ихъ черезъ рифъ, и отсюда, толчекъ за толчкомъ, понесъ ихъ дальше къ берегу, отбивъ при этомъ носъ брига.
   Хладнокровно разсчиталъ Сальве, что въ этомъ ихъ спасеніе. Освобожденное отъ тяжести воды судно могло быть легче поднято на берегъ.
   Наконецъ по истеченіи двухъ ужасныхъ, томительно-долгихъ часовъ бригъ остался неподвиженъ. Уже стало смеркаться. Изрѣдка волны перекатывались еще черезъ палубу, закидывая ее мокрымъ пескомъ. Несчастные видѣли, что остатокъ ихъ брига или будетъ разбитъ постепенно водою, или же ихъ занесетъ пескомъ въ теченіе ночи.
   Въ направленіи къ тому мѣсту, гдѣ они видѣли людей, шелъ протокъ съ кипящимъ прибоемъ, и они сочли за счастье, что не попали въ него, иначе неминуемо бы потонули. По другую сторону было спокойнѣе, хотя и тутъ было не малое волненіе.
   Они видѣли, что сигналы ихъ были поняты, но съ отчаяніемъ замѣтили, что люди ушли.
   Сальве сталъ приготовлять доски. Экипажъ послѣдовалъ его примѣру, и они воспользовались всѣмъ, что могло плавать.
   Онъ хотѣлъ привязать жену съ ребенкомъ къ доскѣ и, надѣясь на свое умѣніе плавать и ловкость, -- доставить ихъ на берегъ черезъ эту полосу воды, которая, ударяясь о берегъ, оставляла послѣ того длинное сухое пространство.
   Занятый приготовленіемъ къ этому, онъ услыхалъ радостный крикъ. Изъ-за возвышенія дюны показалась толпа людей, которые влекли за собою лодку. Съ помощью волны лодка немедленно была спущена и отнесена въ море, и люди усиленно заработали рулемъ.
   Очевидно, смѣльчаки эти знали свой фарватеръ. Большимъ полукругомъ обогнули они цѣлый рядъ песчаныхъ косъ, объ которыя, точно объ молъ, разбивались самыя большія волны, и наискось подошли къ кораблю. Зацѣпившись за него баграми, они закричали:-- Торопитесь, парни!
   Втораго приглашенія не требовалось. Сальве поднялъ жену, почти лишившуюся чувствъ, и передалъ ее въ лодку, гдѣ ее положили на дно. Но она тотчасъ вскочила, протягивая руки, и успокоилась только, когда ей подали ребенка. Затѣмъ, устремивъ глаза на Сальве, она стала поджидать его. Онъ прыгнулъ въ лодку послѣдній, и тогда Елизавета впала въ обморокъ.
   Вскорѣ очутились у берега, гдѣ двадцать человѣкъ образовали цѣпь и вытянули лодку на сухое мѣсто.
   Радостные крики привѣтствовали ихъ прибытіе, а человѣкъ, правившій рулемъ, сказалъ Сальве, молча пожимавшему его руку:-- Вы рѣшительный человѣкъ, норвежецъ; хорошо, что вы прямо держали путь сюда, иначе васъ бы разбило ночью о скалы!
   Участливо и сердечно люди, подававшіе помощь, пригласили несчастныхъ провести у нихъ ночь.
   Взявъ ребенка на руки и поддерживая жену, Сальве послѣдовалъ съ утомленнымъ экипажемъ за почтеннымъ Ибомъ Матисеномъ и его товарищами. Они шли пока между холмами, защищавшими ихъ отъ вѣтра.
   До селенія было около мили. Темнѣло. На плоской долинѣ снова сталъ дуть вѣтеръ, со свистомъ обдавая ихъ пескомъ.
   Наконецъ показались огни и рядъ хижинъ. Самая большая принадлежала Ибу Матисену, который и повелъ къ себѣ Сальве съ женою. Экипажъ размѣстился въ другихъ хижинахъ.
   Жена Иба, сильная пятидесятилѣтняя женщина, стояла у печки съ засученными рукавами и готовила. Не разгибаясь, она посмотрѣла на вошедшихъ, но, при видѣ Елизаветы, воскликнула сострадательно, что было лучше, чѣмъ всякія привѣтствія.:-- бѣдная женщина съ ребенкомъ была на морѣ, Ибъ?
   -- Да, Маренъ. Матиса и Петера не видно, слава Богу, въ фарватерѣ.
   Послѣднее было очевидно утѣшительнымъ извѣстіемъ. Не отвѣчая ничего, женщина занялась пришедшими, придвинувъ для нихъ скамейку къ огню и приказавъ взрослой дочери поставить на огонь кострюлю съ водою. Хозяйка была женщина опытная; она заставила всѣхъ переодѣться, и вскорѣ Елизавета укладывала уже ребенка въ постель.
   Между тѣмъ Маренъ тихонько разспрашивала Иба о случившемся.
   Сильве, сидѣвшій передъ огнемъ, слышалъ ея вопросъ, его ли это судно?
   -- Да, отвѣтилъ онъ вмѣсто Иба,-- и это было все мое достояніе. Но мы должны радоваться, что вашъ мужъ не далъ намъ погибнуть. Къ сожалѣнію, мы не можемъ отблагодарить его за то, что онъ въ такую погоду рисковалъ своею жизнью.
   -- За это мы не беремъ платы, сказала она коротко и прибавила болѣе мягко:-- У насъ самихъ есть два сына, которые ѣздятъ въ Норвегію, и тамъ также бываютъ непогоды!
   Сальве былъ блѣденъ и страшно утомленъ. Поѣвъ немного, онъ тотчасъ легъ, но проснулся до разсвѣта.
   До него доносился глухой шумъ моря. Елизавета лежала въ лихорадкѣ и громко бредила. По отдѣльнымъ словамъ Сальве могъ заключить, что мысли ея заняты имъ. Онъ слушалъ ея безсвязную рѣчь: но вотъ она заговорила громче.
   "Никогда, никогда не услышитъ онъ слова о бригѣ!" и спустя минуту прибавила: "Не правда ли, Гьертъ, онъ долженъ застать насъ въ постели, а то подумаетъ, что мы боимся".
   Сальве озабоченно посмотрѣлъ на жену и почувствовалъ, какъ безконечно любитъ ее. Но слова ея возбудили его подозрѣнія, Онъ заключилъ, что она дѣйствовала преднамѣренно, съ разсчетомъ, а не по естественному побужденію, и глубоко вздохнулъ, цѣлуя ее въ лобъ.
   Спустя часа два, онъ всталъ и отправился взглянуть на бригъ.
   Окрестный видъ соотвѣтствовалъ его настроенію. Вѣтеръ гулялъ по пустынной дюнѣ, вздымая облака песку. Морскія птицы кружились надъ обломкомъ брига, торчавшимъ изъ воды. Далѣе разстилалось Нѣмецкое море, но ни одинъ корабль не оживлялъ синевато-сѣрую пустыню.
   Между берегомъ и переднимъ рядомъ рифовъ торчали части брига; части досокъ и снастей валялись на берегу.
   Сальве невыразимо тянуло къ этому берегу. Онъ сравнивалъ свою жизнь съ этой картиной. Ему удалось добыть бригъ, и вотъ онъ торчитъ изъ воды,-- онъ получилъ Елизавету, но и съ нею потерпѣлъ крушеніе. Горюя о потерѣ брига, въ то же время его мучили слова, сказанныя его женою во снѣ.
   Вскорѣ къ нему пришелъ Ибъ Матисенъ съ матросами., Послѣдніе начали отыскивать остатки ихъ имущества. Послѣ продолжительныхъ поисковъ, вынесли три сундука и компасъ.
   И этотъ день они провели еще въ рыбачьей деревнѣ, а затѣмъ сердечно простились съ Ибомъ Матисеномъ, его женою и всѣми людьми, такъ безкорыстно послужившими имъ.
   Увѣдомивъ власти о случившемся, Сальве заплатилъ экипажу жалованье изъ спасенныхъ имъ денегъ, послѣ чего всѣ они отправились въ Христіанзундъ на яхтѣ, везшей зерно.
   Всю дорогу Сальве молчалъ. Онъ зналъ, что весь экипажъ обвиняетъ его въ гибели судна, что слухъ объ этомъ разнесется и что у него остается мало надежды получить послѣ этого случая управленіе чужимъ кораблемъ. Ему не хотѣлось также выпрашивать такого мѣста въ Тонсбергѣ, гдѣ, очень возможно, онъ получилъ бы его ради Елизаветы, которую всѣ любили. Онъ вовсе не хотѣлъ возвращаться съ нею туда, ко всѣмъ этимъ "важнымъ" людямъ.
   Ему оставалось только одно: стать лоцманомъ въ окрестностяхъ Арендаля. На это онъ способенъ. Онъ родился и выросъ тамъ. При томъ занятіе это ему по сердцу и сверхъ того въ Мердё, напримѣръ, онъ будетъ спокоенъ, такъ какъ Елизавета будетъ всецѣло принадлежать ему.
   Обдумавъ все хорошенько, онъ подошелъ къ Елизаветѣ, сидѣвшей съ ребенкомъ возлѣ спуска въ каюту.
   -- Елизавета, началъ онъ,-- я обдумалъ, что мнѣ теперь дѣлать. Если мы продадимъ все въ Тонсбергѣ, я могу купить себѣ лоцманскій катеръ, и у меня останется еще кое-что для начала. Я думаю поселиться въ Мердё. Тебѣ придется помириться съ мыслью быть женою маленькаго человѣка!
   -- Если человѣкъ этотъ Сальве Христіанзенъ, я всегда буду съ нимъ счастлива, отвѣтила она весело.-- Мнѣ всегда тамъ нравилось.
   -- Я найму домъ въ Мердё для тебя, пока устрою все въ Тонсбергѣ, сказалъ онъ.
   Не мало труда стоило ей безропотно согласиться на это. Ей такъ хотѣлось увидѣть свой домикъ въ Тонсбергѣ. Они стали обсуждать, какъ все устроить лучше.
   Когда затѣмъ Сальве сталъ ходить по палубѣ, онъ прошепталъ: Да, она, очень умна, и у нея всегда готовый отвѣтъ!
   Но чтобы она ни сказала, онъ ко всему отнесся бы недовѣрчиво.
   

XXIV.

   Не станемъ подробно описывать жизнь Сальве и Елизаветы въ теченіе десяти лѣтъ, проведенныхъ ими на Мердё, до того времени, когда начинается нашъ разсказъ. Скажемъ только, что утѣшительнаго въ ихъ существованіи было все меньше и меньше.
   Сальве становился все мрачнѣе и придирчивѣе, и въ той же степени увеличивалось самопожертвованіе Елизаветы. Она принуждена была взвѣшивать каждое слово, старалась щадить его самолюбіе, и все же самымъ неожиданнымъ образомъ возбуждала, его неудовольствіе. Происходили сцены тѣмъ болѣе тяжелыя, что онъ никогда не высказывался откровенно. Принуждая себя къ терпѣнію, она кротко выносила его вспышки, зачастую кончавшіяся тѣмъ, что онъ уѣзжалъ въ море.
   Тогда она сидѣла по цѣлымъ часамъ и плакала. По временамъ затаенная обида и подавленная злоба вспыхивали ярко и требовали выхода. Но всегда превозмогали любовь и сознаніе, что она обязана помочь Сальве побѣдить его недовѣріе. Она. видѣла, какъ сильно онъ страдалъ и только одна знала его вполнѣ, между тѣмъ какъ другіе судили объ немъ поверхностно.
   И какъ гордилась она, когда другіе лоцманы удивлялись его смѣлости и восторгались имъ.
   Вначалѣ, когда лоцманское занятіе было цѣлью его стремленій, оно оказало на него благотворное вліяніе, и онъ никогда не оставался въ Арендалѣ, какъ это сталъ дѣлать позднѣе, вмѣсто того чтобы возвращаться прямо домой.
   Но нѣкоторыя обстоятельства замѣтно подѣйствовали на него. Именно назначеніе капитана Бека лоцманскимъ альдерменомъ, который такимъ образомъ сдѣлался начальникомъ Сальве, и затѣмъ возвращеніе сына его, лейтенанта, въ Арендаль, гдѣ онъ сталъ завѣдывать верфью отца. Съ тѣхъ поръ какъ въ Арендалѣ поселились молодые Беки, Елизавета, возвращаясь изъ города, куда ей приходилось ѣздить за покупками или навѣстить тетку, всегда видѣла Сальве не въ духѣ. Это выражалось въ его ѣдкихъ насмѣшкахъ надъ неспособностью стараго Бека быть лоцманскимъ альдерменомъ. Поэтому Елизавета прекратила свои поѣздки въ городъ, хотя для нея это было большимъ лишеніемъ. Она чувствовала потребность общенія съ людьми, чувствовала по временамъ необходимость стряхнуть съ себя однообразіе будничной жизни въ Мердё.
   Но то именно обстоятельство, что Елизавета постоянно уступала и подчинялась, давало новую пищу неусыпнымъ подозрѣніямъ Сальве. Внутреннее убѣжденіе подсказывало ему, что это противъ ея натуры, и онъ видѣлъ въ этомъ одинъ разсчетъ. Болѣзненное недовѣріе, возникшее въ немъ во время его странствованій по свѣту, а также сомнѣнія въ женѣ сдѣлали изъ него тирана, который во время раздраженія не выносилъ ни малѣйшаго противорѣчія у себя въ домѣ. Съ другой стороны онъ не менѣе жены боялся своихъ приступовъ гнѣва и потому такъ часто спасался бѣгствомъ въ Арендаль.
   

XXV.

   Молодые Беки, какъ ихъ звали въ отличіе отъ семьи капитана, жили открыто въ Арендалѣ, имѣя на то средства. Корабельная верфь приносила хорошіе доходы.
   Красивый лейтенантъ былъ пріятнымъ собесѣдникомъ. Его вьющіеся, черные, рано начавшіе сѣдѣть волосы живописно ложились вокругъ лба, и въ разговорѣ за стаканомъ вина, всѣ соглашались, что трудно встрѣтить болѣе красиваго человѣка. Обращеніе его было любезное, а дѣловитость -- признана всѣми.
   Такимъ образомъ онъ пріобрѣлъ вѣсъ какъ въ гостиныхъ, такъ и въ дѣлахъ.
   Гораздо меньшей любовью пользовалась его жена. Мнѣніе объ ея корректности во всѣхъ отношеніяхъ не заключало въ себѣ похвалы, но было признаніемъ ея вліянія въ обществѣ. Она была уравновѣшивающимъ началомъ для мужа. Безъ ея такта, при всей своей сердечности, онъ съ трудомъ удержалъ бы свое положеніе въ обществѣ.
   Въ своихъ отношеніяхъ къ женѣ Бекъ былъ настоящимъ рыцаремъ. Внимательный до мелочей -- онъ считался образцовымъ мужемъ.
   Но близкіе друзья находили нѣкоторыя странности въ отношеніяхъ супруговъ, считали ихъ слишкомъ сдержанными. Установилось мнѣніе, что жена не цѣнитъ мужа по достоинству. Казалось, что въ присутствіи постороннихъ супруги разговариваютъ всего охотнѣе и дружелюбнѣе. При томъ госпожа Бекъ отличалась необыкновенною блѣдностью. Спокойствіе ея напоминало иногда безчувственность, и она съ разсчитанною холодностью отвѣчала на ласки мужа.
   Послѣ брака Марія пріѣхала въ Фредериксвернъ цвѣтущей, и личико ея дышало счастьемъ первой любви. Обаятельность мужа безусловно покорила ее, и она была увѣрена въ его чувствѣ.
   Однако, постепенно стали проявляться вещи, которыя далеко не согласовались съ составленнымъ ею представленіемъ о мужѣ. Онъ былъ чрезвычайно тщеславенъ и до смѣшнаго подчинялся мнѣнію свѣта. Но до тѣхъ поръ, пока она не сомнѣвалась въ его любви, разочарованія эти не имѣли значенія. Напротивъ, ей казалось даже, что она еще болѣе любитъ его за эти слабости, искоренить которыя втайнѣ задумала.
   Любезный лейтенантъ Бекъ встрѣчалъ всюду радушный пріемъ, и вскорѣ у него установился родъ сантиментальныхъ отношеній со всею прекрасною половиною города.
   Домой онъ возвращался большею частью съ цвѣточкомъ въ петлицѣ и даже сталъ получать небольшіе подарки то отъ одной, то отъ другой дамы. Онѣ положительно завладѣли имъ, какъ общимъ предметомъ, достойнымъ вниманія.
   Единственная женщина, которая чувствовала себя отодвинутой на задній планъ, была его жена. Она видѣла, какъ всѣ эти поклонницы вставали между ею и мужемъ,
   Со временемъ она утратила веселость, повидимому, съ интересомъ выслушивала его разсказы послѣ возвращенія его изъ гостей. Но она стала одѣваться очень изысканно и систематически развивала свои природный даръ слова, а также занялась музыкой и пѣніемъ.
   Она хотѣла затмить самыхъ красивыхъ соперницъ, которыхъ превосходила уже умомъ, что ей дѣйствительно удалось.
   Она не могла покорить только одного человѣка, и этимъ человѣкомъ былъ ея мужъ. Мелкая лесть и ухаживанія, предметомъ которыхъ онъ былъ, до такой степени поработили его самолюбіе, что онъ уже не понималъ тонкой лести жены. Она была его женою и безъ того принадлежала ему.
   Съ этихъ поръ началось вліяніе Маріи въ обществѣ и, благодаря положенію и богатству мужа, она сохранила это вліяніе и по пріѣздѣ въ Арендаль.
   Въ первые годы послѣ свадьбы между супругами произошло объясненіе, имѣвшее для Маріи рѣшающее значеніе. Поводомъ къ тому послужили отношенія Бека къ женѣ одного высокопоставленнаго офицера. Гордость Маріи возмутилась, хотя она видѣла, что мужъ поступаетъ такъ столько же изъ тщеславія, сколько изъ разсчета. Въ обществѣ она холодно обошлась съ этой дамой, за что мужъ упрекнулъ ее дома.
   До настоящаго времени онъ не подозрѣвалъ, что его отношенія къ женѣ могутъ когда-либо нарушиться, и въ слѣпомъ эгоизмѣ не замѣчалъ того, что непріятно волнуетъ Марію. Она не стала отвѣчать на его упреки, но спокойно, подойдя къ нему, пристально посмотрѣла на него и вышла изъ комнаты. Ему сдѣлалось неловко. Онъ слышалъ, какъ она медленно поднималась по лѣстницѣ наверхъ.
   Спустя часъ, она снова пришла со свѣчей въ рукахъ. Лицо ея было грустно, и она не взглянула на мужа, но, по обыкновенію, стала прибирать комнату на ночь. Желая ее успокоить, Бекъ просилъ ее не принимать этого такъ близко къ сердцу. Онъ хотѣлъ ее нѣжно обнять и вдругъ увидѣлъ передъ собою разгнѣванную, поблѣднѣвшую женщину.
   И вотъ она высказала ему все, что накопилось у нея на душѣ. И то, что услышалъ лейтенантъ, онъ не довѣрилъ бы и лучшему другу. Онъ былъ сильно смущенъ, такъ какъ жена говорила правду, но не долго помнилъ объ этомъ.
   Она назвала его безхарактернымъ человѣкомъ, который изъ-за лести расточаетъ другимъ то, что дорого для нихъ обоихъ. И, вращаясь среди сотни кокетокъ, отъ него не осталось ничего честнаго и правдиваго, ничего, на что польстилась бы хорошая женщина, прибавила она.
   И когда Бекъ сантиментально кинулся на диванъ, восклицая, что онъ несчастный человѣкъ, несчастнѣйшій мужчина, она раза два повторила презрительно:
   -- Мужчина! Мужчина! Еслибы ты былъ мужчиной, я любила бы тебя еще, уважала бы тебя; но теперь любовь моя угасла, какъ эта свѣча, и она задула свѣчку и ушла.
   Бекъ былъ пораженъ и положительно ошеломленъ ударомъ, нарушившимъ его семейное счастье, и сталъ опасаться, что жена говорила серьезно.
   Всю ночь Марія просидѣла у постели ребенка, и Бекъ не рѣшался безпокоить ее.
   Несмотря на свое оскорбленное самолюбіе, онъ былъ очень кротокъ съ нею въ слѣдующіе дни, и откровенно и искренно созналъ свою неправоту. Онъ даже старался увѣрить ее въ своемъ исправленіи, поставивъ себя въ совершенно другія отношенія съ мѣстными дамами и, дѣйствительно, добился того, что она, повидимому, обращалась съ нимъ по-прежнему, то-есть, спокойно и дружески, какъ въ послѣдніе годы.
   Но до полнаго примиренія дѣло не доходило. Она была слишкомъ прозорлива, а онъ слишкомъ эгоистиченъ. Настоящая серьезная любовь не могла пустить въ немъ корней, тѣмъ болѣе превратиться въ общее жизненное дерево.
   Добродушный и хорошо воспитанный, онъ обращался бы превосходно со всякой женою, которая даже и не была бы для него такъ необходима, какъ Марія. Она же чувствовала, что вліяніе ея въ обществѣ даетъ ей въ руки оборонительное оружіе и заставляетъ его признавать ея превосходство. Съ отчаяніемъ въ сердцѣ убѣдилась она, что любовь ея была ошибкой, что въ мужѣ ея нѣтъ ничего серьезнаго и правдиваго, что могло бы привлекать ее, нѣтъ ничего, что нѣкогда она предполагала найти въ немъ.
   Она знала тайну этого кумира общества: онъ не былъ мужчиной въ истинномъ значеніи этого слова.
   Ей оставалось только прибѣгнуть къ благоразумію и довольствоваться общимъ почтеніемъ и внѣшнимъ вниманіемъ мужа, и устроить совмѣстную жизнь, по возможности, сносно.
   Всю свою любовь и заботливость она перенесла на единственнаго сына Фредерика, котораго воспитывала строго, замѣтивъ въ немъ черты характера отца.
   Елизавету она не переставала любить и всегда радовалась, когда та посылала ей поклоны. Въ ея воспоминаніяхъ статная эта дѣвушка была однимъ изъ тѣхъ существъ, къ которымъ ее влекло болѣе всего. Въ своемъ разочарованіи, она часто представляла себѣ ея выразительное, характерное лицо.
   Иногда она встрѣчала Елизавету въ Арендалѣ и понимала причину ея отчужденія. Въ числѣ старыхъ писемъ мужа Марія нашла записку Елизаветы.
   Для нея это не было ударомъ. Она слишкомъ хорошо знала легкомысліе и вѣтренность своего мужа, а любовь ея давно умерла.
   Но, встрѣчая на улицѣ жену лоцмана, Марія пристально вглядывалась въ нее, отыскивая въ ея лицѣ признаки счастья, но ей казалось, что женщина эта чѣмъ-то угнетена. И когда до нея дошли слухи о суровости и нелюдимости лоцмана, она была увѣрена, что и Елизавета несчастлива въ бракѣ. Она чувствовала непреодолимую потребность поговорить откровенно съ Елизаветой, услышать отъ нея правду и убѣдиться, что она не такъ еще несчастна, какъ та.
   Елизавета также искренно желала повидать прежнюю пріятельницу, но домъ Бековъ былъ для нея запрещенной областью по многимъ причинамъ. Однако, она замѣтила, какою блѣдною стала Марія,
   Особенно разъ она поражена была ея видомъ, стоя на пристани съ сыномъ передъ отъѣздомъ домой. Госпожа Бекъ проходила подъ руку съ мужемъ и долго смотрѣла въ ея сторону. Въ глазахъ ея было столько грусти, что Елизавета была тронута.
   Послѣ того прошли годы. Обѣ женщины не видѣлись болѣе, такъ какъ Елизавета перестала пріѣзжать въ Арендаль.
   

XXVI.

   Мы переносимъ теперь читателя къ тому времени, которымъ начинается нашъ разсказъ, -- къ ночи, когда Сальве, волнуемый мрачными сомнѣніями, уѣхалъ съ сыномъ въ море.
   Ночь эту Елизавета провела еще въ большемъ безпокойствѣ, чѣмъ обыкновенно послѣ такихъ сценъ.
   Когда Сальве ударилъ сына, въ ней вспыхнуло негодованіе, которое она подавила съ большимъ трудомъ, чувствуя съ ужасомъ, что она чуть-было не вспылила. Только долгая привычка къ подчиненію помогла ей промолчать и на этотъ разъ.
   Но приводимыя ею всегда извиненія не удовлетворили ее въ этотъ разъ. Задумчиво сидѣла Елизавета эту ночь, снова переживая минувшіе годы, и съ отчаяніемъ увидѣла, что она боролась и боролась, ни на шагъ не подвигаясь впередъ, между тѣмъ какъ терпѣніе ея уже приходило къ концу.
   Неужели у нея нѣтъ никакихъ правъ? Неужели она станетъ молчать до тѣхъ поръ, пока одинъ изъ нихъ не успокоится на кладбищѣ въ Тромзё?
   Мысли эти, пробудившись разъ, назойливо возвращались. На слѣдующій день онѣ явились снова, не покидая ее ни на минуту. Елизавета страшилась возвращенія Сальве домой. Какъ встрѣтитъ она его? Она чувствовала, что не въ состояніи владѣть болѣе собою. Комната ея показалась ей узкой и душной, какъ тюрьма, въ которой она просидѣла много лѣтъ. Чтобы немного успокоиться, она взяла на руки Генрика.
   Вечеромъ она разрыдалась. Всѣ ея мысли показались ей такими грѣховными. Она чувствовала, что, несмотря на все, любитъ Сальве, и неудержимо рыдала.
   Спустя нѣсколько дней, сосѣдъ привезъ ей извѣстіе отъ тетки. Послѣдняя сильно заболѣла и желала видѣть Елизавету. Та собралась тотчасъ и уѣхала съ Генрикомъ въ Арендаль, попросивъ сосѣда извѣстить Сальве о случившемся.
   Она почти радовалась, что не будетъ дома во время его пріѣзда.

-----

   Болѣзнь тетки Христины была въ городѣ нѣкоторымъ событіемъ. Благодаря многолѣтнимъ занятіямъ въ качествѣ сидѣлки, старую Христину знали многія семьи въ городѣ, въ томъ числѣ и семья Бековъ.
   Молодая госпожа Бекъ постоянно освѣдомлялась о здоровьѣ больной и, наконецъ, получила извѣстіе, что опасность миновала. Она воспользовалась этимъ случаемъ, чтобы повидать Елизавету, и въ одно утро пошла къ ней.
   Елизавета видѣла ее въ окно и вышла къ ней на встрѣчу. Обѣ женщины молча смотрѣли другъ на друга.
   Глаза Елизаветы были полны слезъ, но и госпожа Бекъ была также взволнована. Она молча пожала руку Елизаветы, выражая этимъ свое къ ней расположеніе.
   Елизавета ввела госпожу Бекъ въ маленькую, уютную кухню тетки Христины, гдѣ на очагѣ варился супъ для больной. Она предложила гостьѣ сѣсть. Было такъ тихо, что слышалось тиканье часовъ въ сосѣдней комнатѣ, въ которой спала, тетка Христина.
   Обѣ женщины молчали. Наконецъ, госпожа Бекъ спросила тихонько:
   -- Какъ здоровье вашей тетки?
   -- Благодарю, она поправляется, отвѣтила Елизавета.-- Теперь она спитъ, и это подкрѣпляетъ ее.
   -- Какъ давно мы не видѣлись -- шестнадцать лѣтъ! проговорила госпожа Бекъ, останавливая глаза на Елизаветѣ, точна отыскивая на ней слѣды времени.-- Но вы всегда были сильны, сильнѣе меня!
   -- Да, въ послѣдній разъ мы видѣлись въ то утро, когда я уѣзжала въ Голландію, сказала Елизавета.
   -- Какъ часто я вспоминала то утро, прошептала госпожа Бекъ, и губы ея дрогнули. Елизавета прочла на ея лицѣ выраженіе нѣмаго горя.
   -- Если вашей теткѣ нужно что-нибудь, вы, конечно, знаете, что ей слѣдуетъ только обратиться ко мнѣ, сказала госпожа Бекъ, пожимая руку Елизаветы. Она хотѣла назвать Елизавету вмѣсто тетки, но чувствовала, что ихъ отношенія не допускаютъ этого. Впрочемъ, Елизавета и безъ того поняла ее.
   -- А вы, Елизавета? продолжала она, участливо смотря ей въ глаза.-- Вы не вполнѣ довольны, вы, несчастливы въ замужествѣ.
   Яркая краска залила лицо Елизаветы, и невольно она отдернула руку.
   Оскорбленно посмотрѣла она на госпожу Бекъ.
   -- Нѣтъ, госпожа Бекъ, отвѣтила она,-- я -- она хотѣла сказать: "счастлива", но предпочла сказать:-- не несчастлива въ бракѣ. Но чувствуя, что выраженіе это слабо, добавила:-- никогда я не желала другаго мужа, кромѣ того, кто сталъ имъ.
   -- Я рада этому, Елизавета. Но мнѣ разсказывали иначе, добавила она смущенно, и снова наступило молчаніе. Госпожа Бекъ догадалась, что оскорбила ее и что послѣднимъ замѣчаніемъ еще ухудшила дѣло. Елизавета держала себя съ достоинствомъ.
   Рядомъ въ комнатѣ послышался шорохъ; Елизавета воспользовалась этимъ, чтобы прекратить томительное молчаніе, и пошла къ теткѣ.
   Госпожа Бекъ смотрѣла ей вслѣдъ удивленными, испытывающими глазами. Итакъ, она ошиблась! Но Елизавета врядъ-ли была счастлива. А между тѣмъ, какая разница между ними.-- Та любитъ своего мужа.
   Когда Елизавета возвратилась, госпожа Бекъ заговорила, желая изгладить непріятное впечатлѣніе и слѣдуя потребности высказаться откровенно.-- Не обижайтесь, Елизавета, моими словами! Но я думала, что у всѣхъ есть свое горе.
   -- Мы всѣ несемъ крестъ, который подъ часъ бываетъ очень тяжелъ! замѣтила Елизавета, понимавшая, что заключалось въ словахъ госпожи Бекъ, и поэтому съ участіемъ посмотрѣла на нее. Но прямо она не хотѣла отвѣчать, полагая, что признаніе той вырвалось противъ воли. Она сказала только:-- у васъ есть сынъ, госпожа Бекъ, вы богаты и у васъ есть возможность наполнить вашу жизнь.
   -- Наполнить жизнь! воскликнула та,-- наполнить жизнь! Я признаюсь тебѣ въ томъ, чего не знаетъ никто. Я умираю день за днемъ и знаю хорошо, сколько меня еще осталось. Это немногое съ каждымъ днемъ еще убываетъ. Ты единственная, кому я сказала это, единственное существо, мнѣніемъ котораго я дорожу. А теперь прощай и забудь все это! Если когда-либо мы еще встрѣтимся, мы не будемъ уже говорить объ этомъ. Взволнованная она подошла къ двери и открыла ее.
   -- Всякое испытаніе отъ Бога, а величайшій грѣхъ -- отчаяніе! проговорила Елизавета въ утѣшеніе.
   Госпожа Бекъ обернулась на порогѣ, и Елизавета увидѣла ея кроткое, блѣдное, печальное лицо.
   -- Елизавета, проговорила она,-- я нашла это въ столѣ моего мужа. Знай, что я никогда не огорчалась этимъ. И, вынувъ изъ кармана старый пожелтѣвшій лоскутокъ бумаги, она протянула его Елизаветѣ.
   Еще долго сидѣла Елизавета, думая о печальной госпожѣ Бекъ.
   Теперь она понимала, почему та блѣдна. На лицѣ ея не было морщинъ, оно было такое красивое, но какъ сильно измѣнилось оно! Бѣдная, бѣдная! Какъ ей тяжело! Въ ней трудно было признать прежнюю Марію Форстбергъ.
   -- Вотъ, что значитъ быть несчастной въ замужествѣ! подумала она. Ей показалось, что она увидѣла страшный призракъ, и съ глубокимъ состраданіемъ вспомнила она свою подругу.
   Успокоившись немного, ее стала занимать другая часть разговора. Это были слова, такъ внезапно оскорбившія ее.
   -- Такъ вотъ что говорятъ про насъ люди! подумала она.-- Несчастлива замужемъ!
   Во время ухода за больной и сидѣнія по ночамъ, у нея была довольно времени обдумать это. Она со страхомъ вспоминала свою замужнюю жизнь и свою неустанную, безплодную борьбу въ теченіе многихъ лѣтъ. Она не подвинулась ни на шагъ. Напротивъ, она отступала все болѣе и болѣе. Могла ли она сказать откровенно, что такая жизнь -- счастье?
   И счастливъ ли Сальве?
   Она представила его себѣ юношей и затѣмъ такимъ, какимъ онъ сталъ впослѣдствіи: мрачнымъ, суровымъ и недовѣрчивымъ; вспомнила, какъ вмѣсто радости она испытывала тайный страхъ при его возвращеніи; вспомнила, какъ они разстались недавно, и что она передумала въ то время.
   Долго и съ горечью останавливалась ея мысль на этомъ. Вотъ до чего дошло между ними!
   Со страхомъ стала она думать, что, вѣроятно, это и считается несчастьемъ въ замужествѣ. Прежде ей не приходило въ голову, что это могутъ подумать объ ней. Мужемъ у нея былъ единственный человѣкъ, котораго она любила и хотѣла въ мужья.
   Къ утру она сидѣла, сложивъ руки на колѣняхъ, и озиралась въ комнатѣ.
   Ночникъ тускло свѣтилъ позади кровати. Слова, сказанныя госпожею Бекъ, все еще раздавались у нея въ ушахъ. Она слышала ясно: "я умираю день за днемъ и знаю хорошо, сколько меня еще осталось. Это немногое съ каждымъ днемъ еще убываетъ!"
   И вдругъ ее точно озарило свѣтомъ.
   -- Да, это именно такъ мы живемъ съ Сальве! Насъ обоихъ убываетъ постоянно; мы ежедневно умираемъ одинъ около другаго, и это происходитъ во всякомъ несчастномъ бракѣ!
   Вся согнувшись, сидѣла она, долго раздумывая надъ этимъ печальнымъ фактомъ. Все ея самопожертвованіе, вытекавшее изъ того убѣжденія, что онъ не переноситъ правды, показалось ей ужасной, годами длившейся ложью. Недостатокъ обоюдной откровенности испортилъ ихъ отношенія.
   Но вотъ она подняла голову, и глаза ея зажглись рѣшимостью и энергіей. Въ эту минуту она была прекрасна и сильна.
   -- Такъ не должно продолжаться! Мы не должны портить нашу жизнь! воскликнула она и поднялась въ волненіи.
   -- Что ты говоришь, Елизавета? спросила тетка, только-что проснувшаяся.
   -- Ничего, дорогая тетя! отвѣчала та.
   -- Ты такая -- такая веселая, Елизавета!
   -- Это отъ того, что ты хорошо спала, тетя! Выпей немножко, и ты снова уснешь!
   Губы Елизаветы улыбались, и вся фигура ея выражала довольство. Она почувствовала полное облегченіе и освобожденіе отъ многолѣтняго гнета. Наконецъ-то она стала правильно судить и ясно увидѣла то, что лежало до сихъ поръ тяжелымъ туманомъ на ея жизни, отравляя всякій шагъ, всякую мысль и всякую радость. Теперь она знала, въ чемъ заключается ея долгъ и какъ ей слѣдуетъ поступать.
   Цѣлый день она ожидала Гьерта и Сальве и думала, какъ она встрѣтитъ своего мужа. Необходимо было объясниться; но она сознавала, что нужно дѣйствовать осторожно.
   И она ждала его теперь съ радостью и нетерпѣніемъ.
   

XXVII.

   Сальве посчастливилось укрыть въ Геснэсѣ англійскій корабль, за что онъ получилъ большую плату. По обыкновенію его пугало возвращеніе домой, но, не заставъ семьи и узнавъ причину ея отъѣзда, онъ тотчасъ собрался въ Арендаль.
   Елизавета встрѣтила его въ сѣняхъ.
   -- Богъ помощь, Сальве, сказала она и взяла его за руку.-- Я очень безпокоилась о тебѣ и съ нетерпѣніемъ ждала твоего возвращенія. Но входи тихонько. Она ввела его въ комнату, рядомъ съ больной.-- А гдѣ же Гьертъ?
   Сальве посмотрѣлъ на нее удивленно. Не такъ встрѣчала она его обыкновенно. Не въ ея привычкахъ было требовать отъ него до нѣкоторой степени отчета. Обыкновенно онъ первый начиналъ разговоръ и, смотря по расположенію, выказывалъ ей вниманіе.
   -- Гьертъ остался дома, отвѣтилъ онъ кратко.-- Но ты безпокоилась обо мнѣ? Ожидала меня съ нетерпѣніемъ? спросилъ онъ почти тономъ упрека.
   -- Для меня не все же равно, въ опасности ты или нѣтъ! Ты знаешь это хорошо.
   -- Какъ здоровье тетки? перебилъ онъ ее. Очень она больна?
   -- Ты можешь съ ней повидаться. Пойдемъ, но только тихонько!
   Сальве чувствовалъ, что собственно его принуждаютъ къ этому, но послѣдовалъ за нею.
   Онъ постоянно избѣгалъ встрѣчъ съ теткой Христиной, предоставляя женѣ поддерживать отношенія. Онъ боялся испытующихъ глазъ старухи и постоянно помнилъ ея предостереженіе не сближаться съ Елизаветой съ сомнѣніемъ въ сердцѣ.
   Войдя въ комнату, онъ съ почтеніемъ приблизился къ постели.
   -- Это ты, Сальве! проговорила тетка слабымъ голосомъ.-- Ты бываешь не часто. Елизавета такъ хорошо ходитъ за мною, а Генрикъ такой спокойный и милый. Гдѣ же Гьертъ, онъ не съ тобою? и старуха вопросительно посмотрѣла на него.
   -- Онъ дома, тетя, отвѣтилъ Сальве. Какъ ваше здоровье?
   -- Спасибо; самъ видишь. Я часто думаю, что будетъ изъ мальчика. Онъ такой сорванецъ, хотя и добрый парнишка!
   -- Увидишь, тетя, какимъ онъ у насъ будетъ, сказала Елизавета, стоявшая позади Сальве, и подошла къ кровати.
   -- Но ты знаешь, что тебѣ нельзя много говорить!
   Сальве былъ непріятно пораженъ. Разговоръ зашелъ какъ разъ о томъ предметѣ, который послужилъ поводомъ къ послѣдней сценѣ дома, и, несмотря на это, Елизавета говорила объ этомъ такъ легко. Лицо его стало суровымъ.
   -- Ты такъ весела была ночью, Елизавета! Кто былъ вчера у тебя?
   -- Госпожа Бекъ.
   -- Молодая? продолжала допытывать тетка.
   -- Да. Но ты слишкомъ много говоришь, тетя!
   -- Я и самъ такъ думаю, проговорилъ Сальве. Но, замѣтивъ, что Елизавета дѣлаетъ ему знаки уйти, сказалъ:
   -- Надѣюсь, вы поправитесь, тетя, до моего пріѣзда, черезъ нѣсколько дней! До свиданія!
   Онъ вышелъ нѣсколько поспѣшно, и лобъ его нахмурился. Гордость запрещала ему высказать то, что онъ думалъ. Но ему такъ хотѣлось сказать ей колко, что она можетъ оставаться въ Арендалѣ сколько ей угодно и тотчасъ уѣхать.
   Елизавета видѣла, что происходило въ немъ и, войдя съ нимъ въ кухню предупредила его.
   -- Послушай, Сальве, я, конечно, останусь здѣсь, пока тетка не выздоровѣетъ.
   -- Конечно, отвѣтилъ онъ сухо,-- у тебя тутъ есть знакомые!
   -- Ты говоришь о госпожѣ Бекъ? Она всегда была добра со мною, и я очень люблю ее; притомъ она несчастлива съ мужемъ, бѣдняжка.
   Сальве остолбенѣлъ. Очевидно, Елизавета забыла все, забыла, что существовали камня преткновенія. Быть можетъ потому, что она была у тетки?
   Онъ холодно посмотрѣлъ на нее, точно не понимая ничего.
   -- Можешь оставаться, сколько угодно, сказалъ онъ и заторопился уходить, но не могъ не прибавить:-- Дома такъ пусто и скучно!
   -- Въ этомъ ты не ошибаешься, Сальве. Дѣйствительно, я много лѣтъ жила совершенно одна. Ты уѣзжаешь такъ часто, и я постоянно остаюсь одна. Вотъ уже два года, какъ я не была у тетки.
   -- Елизавета! вскричалъ онъ, стараясь владѣть собою,-- ты потеряла разсудокъ!
   -- Именно этого я хочу избѣжать! отвѣтила она невозмутимо.
   Онъ уставился на нее. Вотъ она стоитъ и говоритъ ему это прямо въ лицо.
   -- Вотъ какова ты, наконецъ! замѣтилъ онъ злобно.-- Всегда я подозрѣвалъ это. Мнѣ все равно. Можешь возвратиться домой, когда захочешь, продолжалъ онъ холодно и равнодушно.
   -- Я пришлю тебѣ денегъ, мнѣ ихъ не жалко. Можешь знаться съ госпожою Бекъ и со всею знатью, сколько тебѣ угодно!
   -- Почему же мнѣ не знаться съ госпожею Бекъ? воскликнула она, поднявъ голову и сверкая глазами.-- Быть можетъ, ты думаешь, что я поступила такъ, что мнѣ совѣстно войти въ ихъ домъ? Одно скажу тебѣ, Сальве,-- и скажу это ради нашей любви,-- это должно наконецъ кончиться! Если такъ будетъ продолжаться, заключила она медленно и съ дрожью въ голосѣ,-- то ты можешь дожить до того, когда отъ моей великой любви не останется уже ничего. Въ этомъ никто не воленъ, Сальве!
   Онъ постоялъ нѣсколько минутъ молча и все смотрѣлъ на нее. Проницательные, темные глаза его говорили, что въ немъ происходитъ что-то опасное, чего онъ боится самъ.
   -- Стану надѣяться, что ты говорила это въ сердцахъ. Поэтому не стану сердиться; обѣщаю тебѣ забыть это, думая, что сегодня ты больна, проговорилъ онъ почти спокойно.
   -- Не обманывай себя, Сальве! Я говорю то, что думаю, клянусь тебѣ въ этомъ своею любовью.
   -- Прощай, Елизавета! Я пріѣду въ среду, сказалъ онъ, точно настаивая на своемъ и не желая ее слушать.
   Послѣ ухода Сальве, Елизавета безпомощно опустилась на скамейку. Она сама испугалась всего сказаннаго ею.
   Невыразимый ужасъ овладѣлъ ею. Она знала мужа, знала, что при его страстной натурѣ рискуетъ всѣмъ, знала, что онъ способенъ снова уѣхать далеко и начать безпорядочную жизнь. Тѣмъ не менѣе ей нужно было рѣшиться. Съ помощью Божьею она побѣдитъ и удержитъ его своею любовью.
   

XXVIII.

   По дорогѣ домой лоцманъ смутно сознавалъ все происшедшее, но глаза его горѣли гнѣвомъ, и смуглое лицо приняло строгое выраженіе.
   Онъ былъ сильно взволнованъ, оскорбленъ до глубины души. Именно въ домѣ у тетки она сказала ему, что она несчастна, что онъ тиранитъ ее съ тѣхъ поръ, какъ они живутъ вмѣстѣ. Онъ горько улыбнулся. И такъ онъ не ошибался. Она дѣйствительно не была откровенна.
   Да, они дѣйствительно несчастливы, но чья въ томъ вина? Почему она всегда оставляла его въ неизвѣстности? Развѣ она не обманула его, когда онъ былъ еще молодъ и не зналъ сомнѣній? А позднѣе? Онъ вѣдь хорошо видѣлъ, какъ трудно ей помириться съ его скромной жизнью!
   Онъ чувствовалъ, что теперь утратилъ многолѣтнюю власть надъ нею и что ему предстояла борьба. Ему казалось, точно она внезапно внесла въ его домъ боченокъ пороху и угрожаетъ взорвать все на воздухъ. Но онъ не привыкъ къ принужденію.
   По пріѣздѣ въ Мердё, Сальве молча привязалъ свой катеръ, не взглянувъ даже на помогавшаго ему Гьерта и молча прошелъ въ домъ, гдѣ остановился у окна и сталъ барабанить по стеклу.
   Вскорѣ стемнѣло. Гьертъ зажегъ свѣчу и поставилъ на столъ. Онъ замѣтилъ, что у отца снова произошло что-то съ матерью, и не смѣлъ поэтому спросить объ ней.
   Цѣлый вечеръ отецъ просидѣлъ молча на скамейкѣ, служившей обыкновенно кроватью мальчика.
   Когда настало время ужинать, Гьертъ поставилъ кушанье на столъ. Онъ видѣлъ, что отецъ сердитъ, и ходилъ на-ципочкахъ, стараясь дѣлать все тихо. Но эта именно осторожность была причиною его неловкости, и онъ чуть не уронилъ тарелки, застучавъ ими.
   Это и видимый страхъ сына раздражало Сальве. Онъ вдругъ громко крикнулъ:-- Что же ты не спрашиваешь о матери?
   При другихъ обстоятельствахъ Гьертъ навѣрное бы испугался, но онъ очень безпокоился о матери, сторону которой принималъ втайнѣ, поэтому храбро отвѣтилъ: -- Да, отецъ, все время я хотѣлъ спросить тебя, какъ она поживаетъ. Когда она вернется? Бѣдная мама! воскликнулъ онъ и разрыдался.
   -- Мать возвратится, какъ только тетка будетъ здорова, сказалъ лоцманъ мягко, успокоивая сына. Но затѣмъ закричалъ снова.-- Нечего скулить, Гьертъ! Ты можешь поѣхать къ ней, когда захочешь, завтра же утромъ. А теперь ложись на нашу постель!
   Гьертъ повиновался.
   Въ волненіи лоцманъ ходилъ по комнатѣ.
   -- Вотъ, что она устроила! вскричалъ онъ.-- Она знала, что дѣлала и чѣмъ угрожала!
   Онъ снова сѣлъ на скамейку и уставился на полъ. Страсти сильно въ немъ бушевали.
   -- Но она не принудитъ меня!
   Свѣча потухала. Онъ вынулъ другую и вставилъ ее въ подсвѣчникъ. Было далеко за полночь. Минуту онъ постоялъ съ подсвѣчникомъ въ рукѣ, затѣмъ подошелъ къ постели и посмотрѣлъ на Гьерта. Мальчикъ лежалъ на мѣстѣ матери, и на лицѣ его виднѣлись еще слѣды слезъ. Онъ уснулъ плача.
   Долго стоялъ такъ лоцманъ. Губы его дрожали, и лицо сдѣлалось сѣро. Онъ сильно страдалъ. Наконецъ онъ вышелъ.
   Когда Гьертъ проснулся на слѣдующее утро, онъ увидѣлъ, что отецъ, нераздѣтый, лежитъ на его скамейкѣ и дремлетъ. Вѣроятно онъ не спалъ всю ночь. Это огорчило мальчика,-- онъ также жалѣлъ и отца.
   Вскорѣ проснулся Сальве и растерянно посмотрѣлъ на Гьерта. Затѣмъ онъ сказалъ ласково:-- Вчера я обѣщалъ тебѣ отпустить къ матери въ Арендаль; быть можетъ, она скучаетъ по тебѣ.
   -- Если мать здорова, я лучше останусь съ тобою, отецъ, пока ты не поѣдешь самъ, съ нею вѣдь Генрикъ.
   -- Ты хочешь остаться со мною? Голосъ былъ безъ всякаго выраженія и казалось, что Сальве обдумываетъ что-то.
   -- Нѣтъ, поѣзжай, Гьертъ, проговорилъ онъ вдругъ другимъ голосомъ, не допускавшимъ возраженій.-- Мать ничего не взяла съ собою. Ты отвезешь ей сундукъ съ праздничнымъ платьемъ и всѣмъ, что ей нужно. Можетъ пройти не мало времени, пока... пока старая тетка выздоровѣетъ. И, сказавъ это, онъ вышелъ изъ комнаты.
   Пока Гьертъ складывалъ все дома, отецъ заготовилъ лодку и самъ вложилъ весла въ руки сына.
   Передъ его отъѣздомъ Сальве погладилъ его по щекѣ, но проговорилъ рѣзко:
   -- Кланяйся матери и скажи, что я пріѣду въ среду, какъ обѣщалъ. Будь остороженъ въ дорогѣ.
   Долго провожалъ Сальве глазами уѣзжавшую лодку, потомъ поднялся къ флюгаркѣ и по обыкновенію сталъ расхаживать съ заложенными за спину руками. Но волненіе снова заставило его вернуться въ домъ, гдѣ онъ просидѣлъ цѣлый день.
   Злоба улеглась въ немъ настолько, что онъ могъ здраво разсуждать. Болѣе всего онъ удивлялся внезапной перемѣнѣ въ своей женѣ. Не послѣдняя же сцена передъ выѣздомъ его въ море произвела на нее такое дѣйствіе? Подобныя столкновенія у нихъ бывали не рѣдко! Нѣтъ, тутъ крылось что-то другое; это произошло съ нею въ Арендалѣ. Недаромъ она упоминала о несчастномъ бракѣ госпожи Бекъ. Да; нѣтъ сомнѣнія, что она говорила съ госпожею Бекъ и что ее научила этому ея старая пріятельница.-- Дѣйствительно, я многимъ обязанъ этимъ Бекамъ! воскликнулъ онъ сердито.-- Всѣ мои несчастья исходятъ изъ этого змѣинаго гнѣзда.
   -- И съ такими мыслями она жила у меня въ домѣ, скрывая все, разыгрывая покорную жену. А теперь воспользовалась случаемъ. Тамъ, въ Арендалѣ, она въ безопасности и можетъ предъявлять свои права мужу, этому лоцману, пользующемуся дурною славою. Тамъ всѣ заступятся за нее, начиная съ тетки и кончая этими Беками!
   И что собственно произошло у Елизаветы съ Беками, онъ никогда не могъ узнать съ точностью.
   -- Она поставила условіемъ, чтобы я вѣрилъ ей, иначе ни на что не соглашалась! И это всегда мучило меня. А теперь у меня отпала охота разыгрывать изъ себя дурака! вскричалъ онъ, сорвался въ бѣшенствѣ и зашагалъ по комнатѣ.-- Она должна мнѣ покаяться,-- она, которая меня такъ унизила!
   Онъ присѣлъ къ столу.
   -- Елизавета, Елизавета, что ты надѣлала? прошепталъ онъ и закрылъ лицо руками.
   -- Да, что она надѣлала? Полагаю, ничего, дорогой Сальве,-- но ты сошелъ съ ума. Ахъ, еслибы я могъ вѣрить, что ничего не случилось!
   -- Когда я побуду съ нею, мнѣ всегда становится легко! вздохнулъ онъ и прибавилъ: -- Она часто говорила, что любитъ меня, полюбила съ тѣхъ поръ, какъ узнала на шхерахъ у дѣда; и она не вретъ, въ этомъ я могу поручиться жизнью!
   -- Я вѣрю тебѣ, Елизавета, когда ты стоишь передо мною и говоришь мнѣ!
   -- Но за что ей любить меня? Развѣ ей было такъ хорошо у меня, чтобы она дорожила мною? Не всему ли причиной мое безуміе? Да, я заслужилъ это! проговорилъ онъ, и холодный потъ выступилъ у него на лбу.-- Она права, тысячу разъ права! Я обращался съ нею дурно, тиранилъ ее, не довѣрялъ, подозрѣвалъ. И она не была бы тѣмъ, чѣмъ она есть, еслибы переносила все это!
   -- Я не могъ помириться съ мыслью, что она могла бы жить въ лучшихъ условіяхъ и что я недостаточно хорошъ для нея, и это постоянно терзало и мучило меня, пока я не убѣдилъ себя, что не могу ей вѣрить.
   -- Но правда ли это? задалъ онъ себѣ вопросъ, и чѣмъ дальше думалъ, тѣмъ лицо его становилось мрачнѣе,
   -- Какой я глупецъ, какой великіи глупецъ! засмѣялся онъ вдругъ ѣдко.-- Это она фальшива и неискренна, и она должна сознаться въ этомъ и. покаяться. Да, это она должна смириться передо мною, а затѣмъ выслушать все, въ чемъ я имѣю право упрекнуть ее. Такъ оно есть и такъ быть должно!
   Послѣ этихъ словъ, лицо лоцмана приняло жесткое, неумолимое выраженіе. Но затѣмъ выраженіе это смягчилось.
   -- Я буду говорить съ нею кротко, ласково, -- забуду все Но она все же должна смириться! прибавилъ онъ энергично.
   

XXIX.

   Когда Гьертъ пріѣхалъ съ вещами матери, она вся помертвѣла. Ей показалось, что задача ея ей не по силамъ.
   Еще наканунѣ пріѣзда Сальве она боролась съ собою. Со стѣсненнымъ сердцемъ чувствовала она приближеніе рѣшительной минуты.
   Всѣ легли спать. Кругомъ царствовала тишина, а она испытывала то же чувство, какъ нѣкогда на "Аполло", когда сидѣла и ждала, между тѣмъ какъ подводные камни все приближались. Завтра утромъ они неминуемо будутъ тутъ, но на этотъ разъ дѣло касается большаго, чѣмъ потеря брига; на этотъ разъ приходится отстаивать ихъ общее самое драгоцѣнное достояніе! По ту сторону рифовъ ей представлялся длинный, пустынный жизненный путь.
   На этотъ разъ уже она бросалась въ пучину для спасенія ихъ любви. Торжественное настроеніе овладѣло ею. Невольно ей пришла на умъ молитва за погибающихъ на морѣ, которую она произносила часто, сидя одна въ ожиданіи мужа, когда буря потрясала весь домикъ на Мерде, и моля Бога избавить Сальве отъ внезапной смерти.
   Отъ внезапной смерти! Что, еслибы онъ дѣйствительно погибъ, разставшись съ нею въ гнѣвѣ, оскорбленный! Скрасила ли бы ея любовь его послѣднія минуты?
   -- Нѣтъ, Сальве,-- не за такую жизнь придется тебѣ благодарить меня въ послѣдній часъ!
   Ночью она проснулась съ крикомъ. Ей снилось, что Сальве покидаетъ ее, и она въ ужасѣ звала его: -- Сальве, Сальве!
   Прибывъ поутру къ пристани, лоцманъ увидѣлъ обоихъ своихъ сыновей, поджидавшихъ его. Маленькій Генрикъ еще издали радостно здоровался съ нимъ, но Гьертъ оставался серьезнымъ.
   -- Здравствуйте, мальчики! привѣтствовалъ ихъ дружески лоцманъ.-- Ну какъ здоровье тетки?
   -- Лучше, отвѣтилъ Гьертъ.
   -- Она спитъ днемъ, торжествовалъ "карманный дозорщикъ", который думалъ, что это необходимо для выздоровленія тетки. Затѣмъ онъ важно, съ пріемомъ настоящаго матроса, швырнулъ шапку на пристань и остался съ непокрытой свѣтлокудрой головкой. Покрикивая "аллой o-гой!" началъ онъ забирать веревку, выброшенную лоцманомъ, между тѣмъ какъ Гьертъ, не обращая вниманія на усилія брата, дѣлалъ изъ нея петлю для привязки.
   -- Молодцы ребята,-- справляетесь хорошо! Останьтесь здѣсь и посмотрите за катеромъ, пока я вернусь. Наблюдай, Гьертъ, за карманнымъ дозорщикомъ, чтобы онъ не бѣгалъ за мостъ! И, сказавъ это, лоцманъ быстро зашагалъ по улицѣ.
   Пока Генрикъ разыгрывалъ матроса, Гьертъ смирно сидѣлъ въ катерѣ. Проходили товарищи, но онъ не поворачивался и они, видя его дурное настроеніе, оставили его въ покоѣ. Мальчикъ безпокоился. Онъ былъ смышленъ и замѣтилъ, что между отцомъ и матерью происходитъ что-то необыкновенное.
   Было что-то торжественное во всей фигурѣ Елизаветы, когда она стояла у очага и ждала мужа. Она услышала его таги въ сѣняхъ. При его входѣ, выразительное лицо ея слегка зардѣлось; она смотрѣла на него, забывъ съ нимъ поздороваться. Отъ вниманія его не ускользнуло выраженіе силы и увѣренности, проглядывавшее въ Елизаветѣ. Это была именно та Елизавета, которую онъ любилъ.
   -- Елизавета! обратился онъ къ ней и посмотрѣлъ ей въ лицо,-- я долженъ упрекнуть тебя. Ты была со мною неискренна, неискренна много лѣтъ, думаю даже, что съ того самаго времени, какъ мы поженились!
   Онъ ласково посмотрѣлъ на нее, какъ бы ожидая отъ нея признанія, чтобы простить ей все. Она же стояла блѣдная, опустивъ глаза, между тѣмъ какъ грудь ея сильно поднималась.
   -- А какъ я любилъ тебя! вскричалъ онъ съ оттѣнкомъ упрека, -- больше жизни!
   Она постояла еще немного молча и должна была призвать на помощь всю свою рѣшимость, чтобы высказать все. Наконецъ она начала говорить, не поднимая глазъ: -- Хорошо, что ты заговорилъ, Сальве; я и сама много передумала.
   -- О чемъ же ты думала? У него снова появилось заносчивое выраженіе, хорошо извѣстное Елизаветѣ. Это доказывало, что онъ оскорбленъ ея отвѣтомъ, и что дальше не намѣренъ унижаться.
   -- Правъ ли я, или я неправъ? спросилъ онъ рѣзко.
   -- Въ томъ, что я слѣпо вѣрила твоей любви, отвѣтила она и взглянула ему въ лицо, -- да, ты правъ, и этимъ я горжусь. Но выказывалъ ли ты мнѣ когда-нибудь свою любовь? Или только я обязана была все давать? Неужели счастье мое не шло въ счетъ и неужели у меня нѣтъ никакихъ правъ? Нѣтъ, сознайся, Сальве, проговорила она съ невольной дрожью въ голосѣ и взглядомъ, въ которомъ отразилось все, что она перестрадала, -- сознайся, что ты любилъ себя самого и когда ты женился, ты взялъ еще меня, чтобы помогать тебѣ любить себя. Такимъ образомъ для этого занятія насъ было двое! Но этого еще не довольно! Нѣтъ! добавила она съ рѣзкимъ движеніемъ.-- Еслибы ты любилъ меня такъ, какъ я любила тебя, никогда бы не дошло до того, что мы стоимъ другъ передъ другомъ, какъ враги.
   -- Елизавета, проговорилъ онъ тихо, чувствуя, что только съ трудомъ можетъ сдерживать себя. Голосъ его звучалъ насмѣшливо, и взглядъ не отрывался отъ нея.
   -- Благодарю тебя, что наконецъ ты высказала мнѣ свое мнѣніе, хотя немного поздно. Ты видишь, я правъ, говоря, что ты не была со мною откровенна.
   -- Я не была съ тобою откровенна, говорить ты,-- да, это правда! повторила она съ удареніемъ, спокойно встрѣчая его взглядъ.-- Но причина тому не въ недостаткѣ моей любви къ тебѣ, а въ томъ, что ты никогда не довѣрялъ мнѣ. Я помирилась съ твоимъ постояннымъ ко мнѣ недовѣріемъ, терпѣла и молчала, думая, что тебѣ трудно выслушать правду, и надѣясь, что со временемъ мое поведеніе само убѣдитъ тебя. Я считала, что поступаю правильно, и продолжала дѣйствовать такъ несмотря на все, чего это мнѣ стоило,-- а мнѣ пришлось страдать много, очень много, Сальве! Я страдала ежедневно, много лѣтъ, потому что любила тебя. А ты, накладывавшій на мои плечи все большую и большую тяжесть, любилъ ты меня? Я почти начинаю сомнѣваться въ этомъ, Сальве!
   Онъ стоялъ подавленный неожиданнымъ обвиненіемъ. Такой взглядъ на ихъ отношенія былъ для него новостью, и онъ сознавалъ со смущеніемъ, что она имѣетъ много основаній прійти къ такому заключенію. Однако, несмотря на это, онъ сказалъ колко:
   -- Ты во всемъ права, Елизавета! Я знаю, что бѣдный простой лоцманъ не подходящая для тебя партія,-- и зналъ это съ тѣхъ поръ, какъ мы обручились. Помнишь ли, тогда на "Аполло", въ какой восторгъ ты пришла отъ "Полярной Звѣзды?" Тогда я почувствовалъ, что тебѣ нуженъ другой мужъ, что ты стремишься къ высшему, и погубилъ въ эту ночь свой бригъ!
   -- Сальве! воскликнула она страстно,-- ты знаешь хорошо, что только ты одинъ имѣлъ значеніе въ моихъ глазахъ, хотя ты только бѣдный лоцманъ. И въ то время, увидя "Полярную Звѣзду", не сказала ли я, что, еслибы ты былъ капитаномъ на этомъ суднѣ, они узнали бы тогда, что значитъ настоящій командиръ! Что мнѣ "Полярная Звѣзда", если я не могу получить ее для тебя! И не заключался ли для меня весь свѣтъ въ простомъ шкиперѣ "Аполло?"
   Съ чувствомъ невыразимаго счастья слушалъ Сальве страстное признаніе Елизаветы, говорившей, что только онъ, онъ одинъ, былъ героемъ всѣхъ ея помысловъ. Онъ вѣрилъ каждому ея слову, какъ это обыкновенно случалось, когда она говорила, и думалъ, что онъ величайшій изъ дураковъ, живущихъ на землѣ. Уже онъ открылъ свои объятія, но его удержала глубокая грусть, съ какою она заговорила дальше:
   -- Нѣтъ, Сальве, не это стоитъ между нами, хотя ты и умно это придумалъ. Не это, но совсѣмъ другое. Ты не вѣришь мнѣ въ глубинѣ своего сердца и потому ты позднѣе додумался до этого. И вѣрь мнѣ, продолжала она съ болью,-- что между нами не будетъ согласія, если ты будешь хотя немного сомнѣваться во мнѣ. Пойми, что дѣло идетъ о нашемъ общемъ спокойствіи, что ради этого покоя я боролась всѣ эти годы и переносила все отъ тебя! И если ты не понимаешь этого еще и теперь,-- тогда помоги Богъ мнѣ и тебѣ! заключила она въ отчаяніи и полуотвернулась къ огню, на который задумчиво стала смотрѣть.
   Онъ стоялъ не шевелясь и едва смѣлъ взглянуть на нее, такъ ясно сознавалъ онъ, что она говоритъ правду. Она точно въ зеркалѣ показала ему всю ихъ брачную жизнь, и онъ увидѣлъ себя въ немъ такимъ ничтожнымъ, такимъ эгоистомъ, рядомъ съ ея великой любовью. Съ болью въ сердцѣ созналъ онъ свое униженіе и безсознательно подошелъ къ окну.
   -- Елизавета, началъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія, -- сердце твое должно тебѣ сказать, что ты составляешь для меня все въ мірѣ! Я знаю, въ чемъ я неправъ, и откровенно признаюсь тебѣ въ своей винѣ, хотя послѣ того я покажусь тебѣ ничтожнымъ человѣкомъ. Да, Елизавета, я никогда не могъ быть увѣренъ, что всецѣло и нераздѣльно обладаю твоимъ сердцемъ, съ тѣхъ поръ... онъ съ трудомъ могъ продолжать, чувствуя, что унижаетъ себя этимъ признаніемъ, -- со времени твоей исторіи съ лейтенантомъ. Это была моя скрытая рана, понимаешь ты,-- продолжалъ онъ тише,-- съ которой я никогда не могъ справиться, несмотря на мое глубокое убѣжденіе. И быть можетъ и теперь я еще не совсѣмъ одолѣлъ это. И сознаюсь тебѣ откровенно, что не одолѣю никогда, но разстаться съ тобою -- это выше моихъ силъ, Елизавета! Я всегда видѣлъ, что ты создана для чего-то большаго, что ты должна бы имѣть мужемъ человѣка со значеніемъ,-- такого, какъ я, и въ тоже время не такого незначительнаго, какъ я. Видишь ли, съ этой мыслью я никогда не могъ помириться, и поэтому возненавидѣлъ всѣхъ людей и сдѣлался такимъ подозрительнымъ и дурнымъ съ тобою. Хотя ты была моей женою, Елизавета, я никогда не могъ думать, что ты принадлежишь мнѣ, и никогда не считалъ тебя дѣйствительно своею, но то, что ты сказала мнѣ сегодня, убѣдило меня, слава Богу, въ противномъ. У меня не было достаточно характера,-- я былъ слабѣе тебя, хотя признаюсь, я также не мало боролся! воскликнулъ онъ, поблѣднѣвъ. Онъ положилъ обѣ руки на ея плечи и смотрѣлъ ей въ лицо.
   Она чувствовала, какъ руки его дрожали, и на глазахъ ея показались слезы. Ей было больно видѣть его въ такомъ положеніи. Но вдругъ подъ вліяніемъ внезапной мысли она отстранила его руки и ушла рядомъ въ комнату, гдѣ открыла комодъ. Она возвратилась со старой запиской и подала ее мужу:
   -- Вотъ письмо, которое я написала морскому офицеру въ ту ночь, когда убѣжала изъ дома Бековъ.
   Сальве съ удивленіемъ посмотрѣлъ на нее.
   -- Мнѣ отдала его госпожа Бекъ, сказала она.-- Прочитай его, Сальве!
   "Простите, что я не могу быть вашей женою, но я люблю другаго. Елизавета Раклевъ" разбиралъ онъ крупный, нечеткій почеркъ. Затѣмъ онъ сѣлъ на скамейку и перечиталъ еще разъ.
   Она стояла возлѣ него и смотрѣла то на записку, то на его лицо.
   -- Что тамъ написано, Сальве? спросила она наконецъ,-- почему я не могла быть женою лейтенанта?
   -- Потому что я люблю другаго, отвѣтилъ онъ съ влажными глазами.
   -- Я любила другаго; а кто былъ этотъ другой?
   -- Благослови тебя Богъ! проговорилъ Сальве и притянулъ жену въ объятія.

-----

   Мальчикамъ надоѣло ждать у катера, а дозорщикъ совсѣмъ потерялъ терпѣніе. По многимъ признакамъ онъ заключилъ, что далеко за полдень. Маленькіе мальчики вышли уже изъ школы, и въ докѣ уже прозвонили въ колоколъ.
   Вотъ онъ просунулъ въ дверь свою свѣтлокудрую головку и раскраснѣвшееся личико. Мать и отецъ, видимо очень веселые, сидѣли на скамейкѣ. Но второй быстрый взглядъ на очагъ убѣдилъ его въ печальной дѣйствительности: на немъ не было ни одного горшка и даже огонь потухъ. Войдя въ кухню, онъ воскликнулъ плаксиво:-- Вы уже покушали и мы съ Гьертомъ ничего не получимъ на обѣдъ?
   Елизавета вскочила испуганная.-- А тетка! воскликнула она.-- Уже половина перваго, а я ничего не готовила! Она побѣжала къ больной, а Генрикъ успокоился, видя, что миновала опасность остаться голоднымъ.
   Тетка Христина догадалась, что между супругами происходитъ нѣчто особенное, и потому не звала Елизаветы.
   -- Онъ шутитъ съ маленькимъ Генрикомъ, сказала она про себя.-- Вотъ замѣчательно; раньше я никогда не слышала, чтобы онъ смѣялся.
   Когда вошла Елизавета, старуха испытующе взглянула на нее.-- Случилось что-нибудь? спросила она.
   Елизавета подбѣжала къ кровати и обняла тетку.-- Да, отвѣтила она взволнованно,-- сегодня счастливѣйшій день въ моей жизни! и снова выбѣжала въ кухню готовить.
   Старуха посмотрѣла ей въ слѣдъ и задумчиво покачала головою.
   Обѣдали въ кухнѣ. Однако лоцманъ не чувствовалъ голода. Онъ вдругъ всталъ изъ-за стола и пошелъ къ больной. Должно быть ему нужно было многое разсказать ей, потому что онъ долго оставался съ нею.
   

XXX.

   Наступила зима. Однажды вечеромъ, Елизавета сидѣла у себя въ комнатѣ и ожидала возвращенія мужа. Она безпокоилась и постоянно посматривала въ окно. Наканунѣ, цѣлый день бушевало море. Онъ долженъ былъ пріѣхать утромъ, а вотъ уже вечерѣетъ.
   Елизавета положила шитье, но не могла рѣшиться зажечь огонь и сидѣла въ сумеркахъ. Огонь въ печкѣ бросалъ красную полосу на полъ.
   На огнѣ стоялъ котелокъ съ горячей водою, чтобы тотчасъ напоить мужа теплымъ, когда онъ возвратится. Гьертъ посѣщалъ школу въ Арендалѣ и жилъ у тетки; Генрикъ сидѣлъ на полу въ полосѣ свѣта и строгалъ палочки изъ дерева.
   -- Снова начинается вѣтеръ, Генрикъ, сказала Елизавета и надѣла платокъ, собираясь выйти.
   -- Не стоитъ, мама, замѣтилъ мальчикъ, не прерывая своего занятія и поставивъ противъ груди палочку, которую раскололъ ножемъ,-- не стоитъ, на дворѣ ничего невидно. Мать остановилась у двери. Но вотъ ей послышались шаги.
   -- Идетъ! воскликнула она и выбѣжала.
   Лоцманъ вошелъ въ сѣни. Онъ былъ весь занесенъ снѣгомъ, но двѣ руки обняли его за шею.
   -- Какъ долго ты ѣздилъ, Сальве, воскликнула Елизавета, принимая изъ его рукъ свертки, и направилась въ кухню, гдѣ зажгла свѣчу.-- Что такое случилось? Я слышала, что вчера ты провелъ въ Арендаль галеасъ и поэтому ждала тебя уже сегодня утромъ. Вчера была ужасная погода, и я сильно безпокоилась, продолжала она, помогая мужу снять мокрое платье.
   -- Я порядочно работалъ, Елизавета! проговорилъ онъ весело.
   -- Отъ галеаса?
   -- Да; а затѣмъ у меня были дѣла въ Арендалѣ, такъ что я могъ уѣхать только послѣ обѣда.
   -- Ты вѣроятно видѣлъ Гьерта?
   -- Конечно, отвѣтилъ онъ и съ нетерпѣніемъ посмотрѣлъ на дверь.
   -- Ну, какъ онъ поживаетъ?
   -- Можешь сама спросить у него, сказалъ Сальве, потому что открылась дверь и Гьертъ вошелъ, громко закричавъ: Добрый вечеръ, мама!
   Удивленная Елизавета подбѣжала къ сыну и обняла его.
   -- На мальчикѣ нѣтъ сухой нитки, проговорила она озабоченно.-- Но что это значитъ, дорогой Сальве? Какъ отпустили мальчика изъ школы?
   -- Когда мы одѣнемъ все сухое и напьемся чего-нибудь теплаго, мы все объяснимъ тебѣ, мамаша, проговорилъ Сальве лукаво.-- Онъ пробудетъ съ тобою всю недѣлю.
   Она обрадовалась и принялась хозяйничать, поглядывая то на Гьерта, который сгоралъ отъ нетерпѣнія сообщить всѣ новости, то на мужа, лицо котораго оставалось загадочнымъ.
   Дверь кухни была открыта, и въ печкѣ весело трещалъ огонь.
   Лоцманъ сѣлъ, набилъ трубку и, затянувшись раза два, сказалъ Гьерту:
   -- Ну, разсказывай! Я вижу, что тебѣ не терпится!
   -- Представь, мама, воскликнулъ мальчикъ,-- отецъ хочетъ, чтобы я былъ морскимъ офицеромъ! И поэтому онъ взялъ меня изъ школы и на слѣдующей недѣлѣ отвезетъ меня въ Фредериксвернъ.
   Елизавета, мѣшавшая въ горшкѣ, посмотрѣла на мужа почти испуганно.
   -- Что ты думаешь, Сальве?
   -- Не хотѣла бы ты, чтобы мальчикъ вошелъ къ тебѣ въ своемъ красивомъ мундирѣ! Ты, кажется, этого желала? дразнилъ онъ ее.-- А такъ какъ ты сама не можешь быть ничѣмъ подобнымъ, потому что женщинъ не принимаютъ на военные корабли, и я самъ не могу уже достигнуть такихъ степеней, то хочу попытать это съ Гьертомъ.
   -- И ты говоришь серьезно, Сальве? спросила Елизавета, видимо взволнованная.
   Лоцманъ кивнулъ утвердительно.
   -- Если такъ хочетъ отецъ, то да благословитъ тебя Богъ, дитя мое, проговорила она, растроганная, прижимая мальчика къ груди.
   -- Ну, Генрикъ, или теперь въ комнату. Тамъ ты можешь поболтать съ Гьертомъ, если онъ удостоитъ еще отвѣтомъ такого ничтожнаго человѣчка, какъ ты. Скажи ему, что ты будешь капитаномъ корабля и станешь зарабатывать столько, какъ двое такихъ господъ въ мундирахъ.
   Когда дѣти ушли, Елизавета спросила:
   -- Ео какъ это случилось, Сальве?
   -- Видишь ли, у меня засѣло въ головѣ, что Гьертъ долженъ пойти выше, чѣмъ его отецъ, и я отправился къ лоцманскому альдермену Беку и спросилъ, что мнѣ дѣлать, чтобы повести сына по этой дорогѣ. Я говорилъ также съ молодой женщиной.
   -- Милый, ты былъ у Бека?
   -- Ну, да; нужно же двинуть мальчика! Кромѣ того, я попросилъ у него прощенія за свой невоздержный языкъ -- и мы помирились. Въ сущности онъ прекрасный старикъ, и я поступилъ съ нимъ дурно. Онъ сказалъ, что не забывалъ никогда, что я счастливо провелъ ему старую "Юнону" и что онъ тогда же рѣшилъ назначить меня ея командиромъ. Пока мы разговаривали, вошла молодая госпожа Бекъ и услышала, о чемъ мы ведемъ рѣчь. Она также заинтересовалась моимъ дѣломъ, говоря, что ты ея старая пріятельница. Она думаетъ, что Гьерта удастся помѣстить безплатно въ институтъ, если онъ только выдержитъ экзаменъ лѣтомъ. У нихъ тамъ есть знакомые, которые постараются устроить это, и если лоцманскій альдерменъ напишетъ, что я прекрасный лоцманъ,-- продолжалъ онъ смущенно,-- и заслуживаю, чтобы меня наградило правительство, то дѣло очень облегчится. И вотъ лоцманскій альдерменъ просилъ за меня.
   -- Далѣе, далѣе! просила Елизавета.
   -- И самъ аттестовалъ меня. Я не зналъ, что я такой молодчина! заключилъ онъ, смѣясь.
   -- Наконецъ-то тебя оцѣнили! проговорила она съ гордостью.
   -- А если не устроится такимъ образомъ, то Сальве Христіанзенъ можетъ заплатить за ученье сына изъ собственнаго кармана! Это немножко дорого; но у насъ есть кое-что въ сберегательной кассѣ, а остальное отыщется. Оно и хорошо, что дѣло станетъ выгонять меня изъ дома, а то я очень привыкну сидѣть возлѣ тебя, Елизавета! сказалъ онъ и привлекъ ее къ себѣ.-- По временамъ мнѣ необходима буря и непогода, такова уже моя натура, и лоцманскій альдерменъ не преувеличивалъ, говоря это.
   Жена смотрѣла на него, и глубокое волненіе выразилось на ея лицѣ.
   -- Счастливы мы теперь, Сальве! проговорила она.-- Жалъ только, что такъ не было съ начала!

Конецъ.

"Русскій Вѣстникъ", NoNo 5--7, 1893

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru