Лессинг Готхольд Эфраим
Натан Мудрый

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

НАТАНЪ МУДРЫЙ

ДРАМАТИЧЕСКОЕ СТИХОТВОРЕНІЕ ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ*).

(1779 г.)

(Лессинга)

Introite, nam et heic dii sunt!
Арни Gellium.

ЛИЦА.

   САЛАДИНЪ, султанъ.
   ЗИТТА, сестра его.
   НАТАНЪ, богатый еврей въ Іерусалимѣ.
   РЭХА, его пріемная дочь.
   ДАЙА, христіанка, живущая въ домѣ еврея, какъ собесѣдница Рэхи.
   МОЛОДОЙ ХРАМОВНИКЪ.
   ДЕРВИШЪ.
   ПАТРІАРХЪ Іерусалимскій.
   МОНАСТЫРСКІЙ СЛУЖКА.
   ЭМИРЪ и МАМЕЛЮКИ Саладина.

Дѣйствіе происходитъ въ Іерусалимѣ.

   *) Издавая въ русскомъ переводѣ въ первый разъ одно изъ капитальныхъ произведеній прошедшаго столѣтія, мы имѣли въ виду прежде всего восполнить пробѣлъ въ нашей переводной литературѣ классическихъ произведеній, а вмѣстѣ познакомить ближе публику съ лучшимъ трудомъ того писателя, о жизни и значеніи котораго мы имѣемъ въ виду помѣстить вскорѣ спеціальное изслѣдованіе. Р. Гоше, издатель "Jahrbuch für Literaturgeschichte", полагаетъ, что самая фабула о Натанѣ Мудромъ заимствована авторомъ изъ "Декамерона" Боккаччіо (X, 3); но основная идея драмы вытекла изъ тѣхъ вопросовъ, которые въ прошедшемъ столѣтіи волновали современное поэту-философу европейское общество. Иго католичества породило, если можно такъ выразиться, отрицательную цивилизацію, сложившуюся изъ закоснѣлыхъ предразсудковъ, питаемыхъ невѣжествомъ массъ. Поэтъ удачно выбралъ мѣстомъ дѣйствія Палестину, и моментомъ -- эпоху крестовыхъ походовъ, когда католичество столкнулось лицомъ къ лицу съ магометанствомъ и іудаизмомъ; но на сценѣ происходитъ борьба просвѣщенія съ католичествомъ собственно въ западной Европѣ и въ XVIII-мъ столѣтіи. Въ теченіе ХІІ-го вѣка Іерусалимъ принадлежалъ католичеству, а потому для драматурга было возможно перенести католическія идеи и борьбу съ ними на почву Палестины, вскорѣ послѣ того, какъ Саладинъ овладѣлъ Іерусалимомъ и выдержалъ счастливо борьбу съ Филиппомъ II, французскимъ королемъ, и Ричардомъ I Львинымъ-Сердцемъ, предпринимавшими въ 1190 году третій крестовый походъ.-- Ред.
   

ПЕРВОЕ ДѢЙСТВІЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.
Передняя комната въ домѣ Натана.

НАТАНЪ, только-что вернувшій см изъ путешествія.-- ДАЙА его встрѣчаетъ.

ДАЙА.

             Такъ! онъ и есть! ну, слава Богу, Натанъ,
             Что наконецъ-то возвратились вы.
   

НАТАНЪ.

             Да, слава Богу, Дайа; но зачѣмъ-же
             Ты прибавляешь -- наконецъ-то? Развѣ
             Хотѣлъ я, развѣ могъ вернуться раньше?--
             Вѣдь отъ Іерусалима къ Вавилону
             Двѣ сотни миль, навѣрно, надо сдѣлать,
             Когда приходится, какъ мнѣ, съ дороги
             На право и на лѣво заѣзжать.
             Да и собрать долги -- задача тоже
             Не легкая, и сразу не дается.
   

ДАЙА.

             А между тѣмъ какимъ несчастнымъ, Натанъ,
             Вы сдѣлаться могли: -- вашъ домъ....
   

НАТАНЪ.

                                                                         Я знаю:
             Мой домъ горѣлъ. Я слышалъ, и дай Богъ,
             Чтобъ больше нечего мнѣ было слышатъ.
   

ДАЙА.

             Едва до тла онъ не сгорѣлъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Что-жъ, Дайа!
             Мы новый-бы построили себѣ --
             И даже болѣе удобный.
   

ДАЙА.

                                                     Правда --
             Но вѣдь едва съ нимъ не сгорѣла Рэха!
             Она была на волосокъ отъ смерти.
   

НАТАНЪ.

             Сгорѣла?-- Рэха?-- Дочь моя сгорѣла?
             Нѣтъ, этого я не слыхалъ. Тогда-бъ мнѣ
             Не нужно было никакого дома.
             На волосокъ отъ смерти!-- Ты скрываешь!
             Ея ужъ нѣтъ!-- она совсѣмъ сгорѣла!--
             Высказывай, высказывай мнѣ прямо:
             Убей меня; но долѣе не мучь..
             Она сгорѣла?
   

ДАЙА.

                                 Еслибъ такъ случилось,
             Не отъ меня-бы вы узнали это.
   

НАТАНЪ.

             Зачѣмъ-же ты меня пугаешь.-- Рэха!--
             Моя родная Рэха!
   

ДАЙА.

                                           Рэха -- ваша?
   

НАТАНЪ.

             О! еслибъ снова отвыкать пришлось мнѣ
             Отъ мысли называть ее своею...
   

ДАЙА.

             Итакъ, своимъ считаете вы все,
             Что по такому-жъ праву вамъ досталось.
   

НАТАНЪ.

             Ничѣмъ я не владѣю съ большимъ правомъ.
             Все остальное даръ природы, счастья,
             Но тутъ я добродѣтели обязанъ.
   

ДАЙА.

             Какъ дорого приходится платиться
             За вашу доброту; -- и доброта-ли,
             Что дѣлаютъ съ подобной цѣлью?
   

НАТАНЪ.

                                                               Съ цѣлью?
             Съ какой-же цѣлью?
   

ДАЙА.

                                           Совѣсть, Натанъ, совѣсть!
   

НАТАНЪ.

             Постой-ка, Дайа, слушай; дай сперва
             Поразсказать тебѣ --
   

ДАЙА.

                                           Я говорю вамъ
             Про совѣсть.
   

НАТАНЪ.

                                           Ну! какую для тебя
             Матерію купилъ я въ Вавилонѣ!
             Богатство, вкусъ! едва-ли даже Рэхѣ
             Я лучшую привезъ.
   

ДАЙА.

                                           Такъ что-же въ этомъ?--
             Разъ навсегда я вамъ должна сказать,
             Что дольше совѣсть усыплять не въ силахъ...
   

НАТАНЪ.

             Хотѣлось-бы мнѣ видѣть, какъ тебѣ
             Понравятся мои подарки, -- право.
             Я выбралъ для тебя въ Дамаскѣ серьги,
             Кольцо, цѣпочку, пряжку.
   

ДАЙА.

                                                     Вотъ, какой вы!
             Вамъ только-бы дарить, дарить-бы только!
   

НАТАНЪ.

             Бери мои подарки такъ радушно,
             Какъ я тебѣ даю ихъ -- и молчи.
   

ДАЙА.

             Молчи!-- Да кто-же сомнѣвался, Натанъ,
             Что честны вы, что вы великодушны?--
             И все-таки...
   

НАТАНЪ.

                                           И все-таки я жидъ!
             Вѣдь это ты сказать хотѣла?-- Правда?
   

ДАЙА.

             Вамъ лучше знать, что я сказать хотѣла.
   

НАТАНЪ.

             Такъ и молчи.
   

ДАЙА.

                                           Молчу.-- Но если что
             Отъ этого случится, и чего
             Перемѣнить, чему сопротивляться
             Я не могу, не въ силахъ, -- то падетъ
             На васъ-же.
   

НАТАНЪ.

                                           На меня.-- Но гдѣ-же Рэха?--
             Да правду-ль говоришь ты?-- Ей извѣстно,
             Что я вернулся?
   

ДАЙА.

                                           Разъясните сами: --
             Еще она отъ страха не очнулась,
             И ей огонь рисуется во всемъ,
             Чѣмъ занято ея воображенье.
             Во время сна въ ней бодрствуетъ душа,
             Въ минуту пробужденья засыпаетъ.
             Она подчасъ безпомощнѣй ягненка,
             Подчасъ сильнѣе ангела --
   

НАТАНЪ.

                                                     Бѣдняжка!
             Что?-- всѣ мы, -- люди?
   

ДАЙА.

                                                     Ныньче вотъ лежала
             Она съ закрытыми глазами долго,
             Какъ мертвая; но вдругъ приподнялась
             И закричала: "Чу!-- идутъ верблюды!--
             Чу!-- милый голосъ моего отца!" --
             Потомъ глаза опять открылись. Руки
             Поддерживать головку перестали --
             И снова на постель она упала.
             Я поскорѣй бѣгу къ дверямъ -- и что-же?
             Гляжу, вы въ самомъ дѣлѣ возвратились...
             Но что мудренаго?-- ея душа
             Была все это время только съ вами --
             Да съ нимъ.
   

НАТАНЪ.

             Да съ нимъ? а съ кѣмъ-же это?
   

ДАЙА.

                                                     Съ нимъ,
             Который спасъ ее...
   

НАТАНЪ.

                                           Но кто-жъ онъ?-- Гдѣ онъ?--
             Кто спасъ мнѣ Рэху?--
   

ДАЙА.

                                           Молодой храмовникъ.
             Онъ плѣннымъ привезенъ сюда недавно,
             И Саладинъ помиловалъ его.
   

НАТАНЪ.

             Храмовникъ -- и султаномъ не казненный?--
             Да, -- чудо меньшее мнѣ не спасло-бы
             Мое дитя. О! Господи!
   

ДАЙА.

                                                     И если-бъ
             Онъ не рѣшился жертвовать отважно
             Своею, жизнью, только-что спасенной,
             Ея не стало-бы.
   

НАТАНЪ.

                                           Но гдѣ онъ, Дайа?
             Мой честный рыцарь!-- гдѣ?-- веди меня
             Къ его ногамъ.... Вѣдь вы на первый случай
             Все отдали ему, что изъ сокровищъ
             Вамъ оставалось здѣсь?-- Вы обѣщали
             Гораздо больше?
   

ДАЙА.

                                           Какъ могли мы?
   

НАТАНЪ.

                                                                         Нѣтъ!
   

ДАЙА.

             Явился онъ -- откуда?-- неизвѣстно --
             Ушелъ онъ -- а куда?-- никто не знаетъ.
             Слѣдя за крикомъ, призывавшимъ насъ
             На помощь, -- онъ, не зная дома, смѣло,
             Едва плащемъ прикрывшись отъ огня,.
             Ворвался въ комнаты сквозь дымъ и пламя.
             Ужъ мы его погибшимъ называли,
             Какъ вдругъ онъ очутился передъ нами,
             Держа ее въ рукахъ.-- На наши крики
             Глубокой благодарности, спокойно --
             Холодный, безучастный -- положилъ онъ
             Свою добычу -- и исчезъ въ толпѣ.
   

НАТАНЪ.

             Не навсегда надѣюсь!
   

ДАЙА.

                                           Мы встрѣчали
             Его потомъ гуляющимъ у пальмъ,
             Гдѣ гробъ Спасителя. Къ нему съ восторгомъ
             Я подошла, его благодарила; --
             Потомъ, то требуя, то умоляя,
             Просила я, чтобъ онъ хоть только разъ
             Пришелъ взглянуть на чистое созданье,
             Которое не можетъ быть покойно,
             Пока у ногъ его и со слезами
             Не выскажетъ признательность свою.
   

НАТАНЪ.

             Ну что?
   

ДАЙА.

                       Онъ и не слушалъ наши просьбы.--
             Да горько издѣвался, особливо
             Все надо мной.
   

НАТАНЪ.

             И напугалъ?--
   

ДАЙА.

                                           Нисколько.
             Я снова каждый день его просила --
             И слушала насмѣшки каждый день.
             Чего не вытерпѣла я?-- Чего-бы
             Охотно я не вынесла еще?!--
             Но вотъ ужъ много дней, какъ не приходитъ
             Онъ къ пальмамъ, осѣняющимъ гробницу
             Спасителя Христа.-- Никто не знаетъ,
             Куда онъ скрылся.-- Вы удивлены?
             Задумались?
   

НАТАНЪ.

                                           Меня взяло раздумье:
             Какое впечатлѣнье это все
             Должно произвести на душу Рэхи.--
             Какъ принимать презрѣнье отъ того,
             Кого цѣнить такъ высоко обязанъ?
             Какъ чувствовать невольное влеченье
             Къ тому, кто васъ отталкиваетъ? Право,
             Разсудокъ съ сердцемъ тутъ должны бороться.
             Что побѣдитъ? унынье и печаль?
             Иль ненависть къ людскому роду?-- Часто
             Ни то не побѣждаетъ, ни другое, --
             Въ борьбу вмѣшается воображенье --
             И явится мечтательность, въ которой
             То голова порой замѣнитъ сердце,
             То сердце голову.-- Плохой обмѣнъ!
             И ежели я въ ней не ошибаюсь,
             Такъ и она къ послѣднему придетъ:
             Она мечтаетъ.
   

ДАЙА.

                                           Но вѣдь такъ пріятно --
             Благочестиво...
   

НАТАНЪ.

                                           Все-таки мечтаетъ.
   

ДАЙА.

             Ей особливо очень дорога
             Одна -- причуда, если вы хотите.
             Она считаетъ неземнымъ созданьемъ
             Храмовника, и думаетъ, что ангелъ,
             Котораго защитѣ съ юныхъ лѣтъ
             Любила довѣрять свое сердечко,
             Въ огнѣ, сокрытый облакомъ, надъ нею
             Парилъ и вдругъ храмовникомъ явился.
             Смѣетесь вы?-- Кто знаетъ!-- Но оставьте
             По крайней мѣрѣ ей мечту, въ которой
             Слились въ одно: еврей и христіанинъ
             И мусульманинъ, -- сладкую мечту!--
   

НАТАНЪ.

             Да, сладкую!-- Ступай!-- Ступай же, Дайа.
             Взгляни, что Рэха дѣлаетъ, узнай,
             Могу-ль съ ней говорить? А тамъ отправлюсь
             Я ангела-хранителя искать,
             Причудливаго дикаря!-- И если
             Ему еще угодно по землѣ
             У насъ бродить и рыцарствовать грубо,
             Такъ я найду его и приведу
             Сюда.
   

ДАЙА.

                                 Вы много на себя берете.
   

НАТАНЪ.

             Тогда пускай же сладкая мечта
             Уступитъ мѣсто сладкой правдѣ.-- Дайа,
             Повѣрь мнѣ: -- человѣкъ для человѣка
             Милѣе ангела, -- и ты пенять
             Не будешь на меня, какъ исцѣлится
             Отъ ангеловъ мечтательница наша.
   

ДАЙА.

             Вы такъ добры!-- Но зла въ васъ тоже много;
             Иду, иду -- Да вотъ она сама...
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣже и РЭХА.

РЭХА.

             Такъ это правда!? это вы? отецъ мой!
             Я думала, что выслали впередъ
             Вы только голосъ свой.-- Чего-жъ вы ждете?--
             Какія-жъ горы, рѣки и пустыни
             Теперь насъ разлучаютъ? Какъ? ужъ въ домѣ,
             И не спѣшите вы въ объятья Рэхи,
             Которая горѣла здѣсь безъ васъ?--
             Почти горѣла, не пугайтесь -- только
             Почти -- О! отвратительная смерть --
             Совсѣмъ сгорѣть.
   

НАТАНЪ.

                                           Дитя мое родное!
             Безцѣнное дитя!
   

РЭХА.

                                           Вамъ приходилось
             Переѣзжать чрезъ Іорданъ, Евфратъ
             И Тигръ -- Богъ знаетъ, чрезъ какія воды, --
             И часто, до пожара, я объ этомъ
             Со страхомъ и тревогой вспоминала.
             Съ тѣхъ поръ же, какъ въ огнѣ я побыла,
             Мнѣ кажется, что смерть въ водѣ -- спасенье.
             Въ ней такъ свѣжо, отрадно.-- Но вѣдь вы
             Не утонули --: я вѣдь не сгорѣла --
             Такъ будемъ рады и восхвалимъ Бога.
             Невидимо онъ по волнамъ коварнымъ
             Переносилъ и васъ, и вашу лодку
             На крыльяхъ ангеловъ, -- и въ то же время
             Онъ повелѣлъ, чтобъ ангелъ мой хранитель
             Явился видимый ко мнѣ и вынесъ
             Меня на бѣлыхъ крыльяхъ изъ огня....
   

НАТАНЪ -- про себя.

             На бѣлыхъ крыльяхъ?-- Да!-- Онъ ей набросилъ
             Свой бѣлый плащъ.
   

РЭХА.

                                           Чтобъ видимый онъ вынесъ, --
             Чтобъ онъ развѣялъ крыльями огонь.--
             Итакъ, мнѣ ангела пришлось увидѣть,
             Лицомъ къ лицу, и моего....
   

НАТАНЪ.

                                                     Ты, -- Рэха,
             Была-бъ достойна этого -- и онъ
             Тебѣ не показался бы прекраснѣй,
             Чѣмъ ты ему.
   

РЭХА, усмѣхнувшись.

                                 Кому отецъ мой льститъ?
             Себѣ иль ангелу?
   

НАТАНЪ.

                                           Но еслибъ даже
             Тебѣ услугу эту оказалъ
             Обыкновенный человѣкъ, какими
             Насъ каждый день природа надѣляетъ, --
             То для тебя онъ ангелъ.-- Такъ должно быть.
             Такъ было бы....
   

РЭХА.

                                           Нѣтъ, ангелъ не такой,
             А настоящій; -- право настоящій.--
             Не сами-ль вы учили про возможность
             Существованья ангеловъ на свѣтѣ?
             Про то, что Богъ для любящихъ его
             И чудо можетъ сдѣлать?-- Такъ вѣдь я же
             Люблю Его.
   

НАТАНЪ.

                                 Тебя Онъ тоже любитъ --
             И для тебя и для тебѣ подобныхъ
             Свершаетъ ежедневно чудеса.
             Свершилъ ихъ даже до начала вѣка
             Для насъ.
   

РЭХА.

                                 Вотъ это мнѣ пріятно слушать.
   

НАТАНЪ.

             Какъ? неужели, если спасъ тебя
             Простой храмовникъ, это не должно-бы
             Считаться чудомъ только потому,
             Что кажется весьма обыкновеннымъ!
             Вѣдь чудо величайшее ужъ въ томъ:
             Что истинно чудесное -- и можетъ --
             Да и должно обыкновеннымъ быть.
             Безъ этого всеобщаго-то чуда
             Наврядъ-бы мыслящій чудеснымъ назвалъ,
             Что чудомъ звать одни должны-бы дѣти,
             Которыхъ только новость поражаетъ,
             Необычайность случая.
   

ДАЙА -- Натану.

                                                     Вы вѣрно...
             Хотите, чтобъ отъ тонкостей такихъ
             И безъ того ужъ тронутый разсудокъ
             Ея совсѣмъ-бы помѣшался.
   

НАТАНЪ.

                                                     Дайа,
             Оставь меня. Свое спасенье Рэха
             Достаточно чудеснымъ не считала-бъ,
             Когда бы спасъ ее простой храмовникъ,
             Который самъ спасенъ былъ чудомъ -- да,
             Не малымъ чудомъ, потому-что кто-же
             Не знаетъ, что храмовникамъ донынѣ
             Пощады не было отъ Саладина,
             Что никогда храмовникъ и не ждалъ,
             Не требовалъ пощады?-- что не больше
             Какъ развѣ только кожаный свой поясъ --
             И много если мечъ свой за нее
             Онъ предлагалъ?
   

РЭХА.

                                           Такъ думаетъ отецъ мой.
             Но потому-то вѣдь и не былъ это
             Храмовникъ, а казался только имъ.
             Является-ль иначе, какъ не на смерть
             Храмовникъ плѣнникомъ въ Іерусалимѣ?
             Гуляетъ-ли по городу свободно
             Хоть кто нибудь изъ нихъ? Такъ какъ-же могъ
             Храмовникъ, ночью и по доброй волѣ,
             Меня спасти?
   

НАТАНЪ.

                                 Гляди, какъ остроумно!
             Ну, Дайа, объясняй!-- Вѣдь ты сказала,
             Что плѣнникомъ его сюда прислали;
             Но вѣрно ты и больше знаешь.
   

ДАЙА.

                                                               Да.--
             Такъ говорятъ.-- Еще болтаютъ, будто
             Храмовникъ пощаженъ былъ оттого,
             Что Саладинъ нашелъ въ немъ сходство съ братомъ,
             Когда-то имъ особенно любимымъ; --
             Но такъ какъ брата этого лѣтъ двадцать
             Ужъ нѣтъ въ живыхъ -- не знаю, что съ нимъ сталось
             И какъ онъ назывался -- это все
             Звучитъ такъ странно, такъ невѣроятно,
             Что весь разсказъ навѣрно пустяки.
             Отъ вашей милостыни -- и тучнѣе
             Отъ вашего поста. Не будетъ онъ
             Славнѣй, прекраснѣй отъ восторговъ вашихъ --
             И мощнѣе отъ вашихъ упованій.
             Неправда-ли? Тогда какъ человѣкъ...
   

ДАЙА.

             Конечно, человѣкъ-бы далъ намъ больше
             Возможности услугу отплатить.
             И знаетъ Богъ, какъ мы того желали.--
             Ни въ чемъ онъ не нуждался, ничего
             Онъ не хотѣлъ, -- и такъ самимъ собою --
             Въ себѣ самомъ довольствовался онъ,
             Какъ только ангелы одни бываютъ,
             Какъ ангелы одни и могутъ быть.
   

РЭХА.

             И наконецъ, когда совсѣмъ исчезъ...
   

НАТАНЪ.

             Исчезъ!-- но какъ?-- Что подлѣ пальмъ ужъ больше
             Не появлялся?-- Или вы искали
             Его еще въ другихъ мѣстахъ?
   

ДАЙА.

                                                               Ну нѣтъ.
   

НАТАНЪ.

             Нѣтъ?-- Дайа!-- нѣтъ? вотъ видишь вредъ?-- вотъ видишь?
             Жестокія мечтательницы вы!
             Что если боленъ сдѣлался вашъ ангелъ?
   

РЭХА.

             Онъ боленъ!
   

ДАЙА.

                                           Боленъ?-- врядъ-ли!
   

РЭХА.

                                                                         Дайа! Дайа!
             Я чувствую: меня бросаетъ въ дрожь,
             Мнѣ страшно стало!
   

НАТАНЪ.

                                           Что-жъ?-- Онъ иностранецъ,
             Ему нашъ климатъ жаркій непривыченъ,
             Онъ молодъ, и впервые, вѣроятно,
             Приходится испытывать ему
             Тяжелый трудъ храмовника, и голодъ,
             И рядъ ночей безсонныхъ.
   

РЭХА.

                                                     Боленъ! боленъ!
   

ДАЙА.

             Вѣдь только такъ предполагаетъ Натанъ.
   

НАТАНЪ.

             И вотъ лежитъ онъ!-- ни друзей, ни денегъ,
             Чтобъ хоть купить себѣ друзей.
   

РЭХА.

                                                               Отецъ мой!
   

НАТАНЪ.

             Лежитъ безъ попеченій, безъ совѣта, --
             Одинъ, -- добычею болѣзни, смерти.
   

РЭХА.

             Гдѣ?
   

НАТАНЪ.

                       Онъ!-- который кинулся въ огонь
             Для дѣвушки не виданной ни разу
             И вовсе неизвѣстной -- все равно: --
             Для человѣка.
   

ДАЙА.

                                           Натанъ, пощадите
             Ее!
   

НАТАНЪ.

                       Который не хотѣлъ ни видѣть,
             Ни знать спасеннаго, чтобъ не заставить
             Благодарить.
   

ДАЙА.

                                 О! Пощадите! Натанъ.--
   

НАТАНЪ.

             Который и не требовалъ свиданья.--
             Ужъ развѣ, еслибъ снова нужно было
             Спасать ее, -- чтобъ снова человѣка
             Спасти.
   

ДАЙА.

                       Да перестаньте! поглядите!
   

НАТАНЪ.

             Которому и при смерти-то нѣтъ
             Иного утѣшенья, какъ сознанье
             Прекраснаго поступка.
   

ДАЙА.

                                                     Сжальтесь! Вы
             Ее убьете.
   

НАТАНЪ.

                                 Ты его убила.
             Могла убить.-- Нѣтъ, Рэха, я даю
             Тебѣ лекарство, а не ядъ. Не бойся.--
             Приди въ себя.-- Онъ живъ, не боленъ даже.
   

РЭХА.

             Навѣрно? и не умеръ и не боленъ?
   

НАТАНЪ.

             Не умеръ онъ навѣрно, потому что
             Господь за добродѣтели земныя
             И награждаетъ на землѣ. Пойми же,
             Насколько легче набожно мечтать,
             Чѣмъ поступать и честно, и разумно!
             Такъ вялый, неразвитый человѣкъ
             Съ любовью набожно мечтаетъ -- только
             Чтобъ не посмѣть, -- подчасъ не сознавая
             Причины этой самъ, -- чтобъ не посмѣть
             На дѣлѣ быть хорошимъ человѣкомъ.
   

РЭХА.

             Ахъ, мой отецъ, не оставляйте больше
             Вы вашу Рэху никогда одну.--
             Онъ, можетъ быть, куда нибудь уѣхалъ? "
             Не правда-ли?
   

НАТАНЪ.

                                 Ступайте.-- Безъ сомнѣнья!--
             Я вижу -- мусульманинъ на моихъ
             Навьюченныхъ верблюдовъ засмотрѣлся.
             Вы знаете его?
   

ДАЙА.

                                 Вашъ дервишъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Кто?
   

ДАЙА.

             Вашъ дервишъ; -- шахматный игрокъ.
   

НАТАНЪ.

                                                               Ал-Гафи?--
             Вонъ тотъ?
   

ДАЙА.

                                 Теперь султанъ его назначилъ
             Своимъ казнохранителемъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Ал-Гафи?
             Не бредишь-ли ты снова?-- Онъ и есть!
             Идетъ сюда.-- Скорѣе уходите!--
             Ну что-то мнѣ придется услыхать?
   

ЯВЛЕНІЕ III.

НАТАНЪ и ДЕРВИШЪ.

ДЕРВИШЪ.

             Раскройте же глаза!-- Какъ можно больше!
   

НАТАНЪ.

             Какъ?-- это ты?-- иль нѣтъ?-- Въ такомъ роскошномъ
             Нарядѣ?-- дервишъ?
   

ДЕРВИШЪ.

                                           Отчего же нѣтъ?--
             Чтожъ? развѣ дервишъ ни на что не годенъ?--
             И ровно ни на что?
   

НАТАНЪ.

                                           Нѣтъ, очень годенъ;
             Я только думалъ, дервишъ настоящій
             И самъ не захотѣлъ бы пригодиться.
   

ДЕРВИШЪ.

             Клянусь пророкомъ!-- Можетъ быть и правда,
             Что я не настоящій; но когда
             Бываешь принужденъ....
   

НАТАНЪ.

                                                     И дервишъ? дервишъ?
             Никто не принужденъ быть принужденнымъ,
             А дервишъ былъ-таки!-- Но въ чемъ же?
   

ДЕРВИШЪ.

                                                                         Въ томъ,
             О чемъ его старательно просили --
             И что онъ самъ считаетъ добрымъ.-- Вотъ въ чемъ.
   

НАТАНЪ.

             Какъ святъ нашъ Богъ, сказалъ ты правду.-- Дай же
             Обнять тебя, ты все еще мнѣ другъ.
   

ДЕРВИШЪ.

             И вы сперва не спросите, чѣмъ сталъ я?
   

НАТАНЪ.

             Мнѣ все равно.
   

ДЕРВИШЪ.

                                           А ну, какъ получилъ
             Я должность, при которой наша дружба
             Вамъ будетъ неудобна?
   

НАТАНЪ.

                                           Если сердцемъ
             Ты прежній дервишъ -- я рискну дружиться.
             Что значитъ должность?-- платье!
   

ДЕРВИШЪ.

                                                               Чтожъ?-- и платье
             Нуждается въ почетѣ.-- Ну, скажите!--
             Чѣмъ былъ бы я, служа у васъ?
   

НАТАНЪ.

                                                               Ты былъ бы
             Не болѣе, какъ дервишемъ.-- Пожалуй,
             Вдобавокъ -- поваромъ.
   

ДЕРВИШЪ.

                                                     Чтобъ загубить
             Мои таланты!-- Поваромъ!-- Прекрасно!--
             Ужъ не слугой ли?-- Согласитесь, Натанъ,
             Что Саладинъ меня получше знаетъ.--
             Я у него казнохранитель.
   

НАТАНЪ.

                                                     Ты?--
             И у него?
   

ДЕРВИШЪ.

                                 Поймите: я хранитель
             Сокровищъ небольшихъ, казны домашней:
             Большой казной, какъ прежде, заправляетъ
             Его отецъ.
   

НАТАНЪ.

                                           Ну, домъ его великъ.
   

ДЕРВИШЪ.

             И больше, чѣмъ вы думаете, Натанъ.
             Съ нему всѣхъ нищихъ надобно причислить.
   

НАТАНЪ.

             Но Саладинъ такъ нищихъ ненавидитъ --
   

ДЕРВИШЪ.

             Что хочетъ уничтожить всѣхъ; хотя бы
             Для этого пришлось и самому
             Быть нищимъ.
   

НАТАНЪ.

                                 Славно!-- Это я и думалъ.
   

ДЕРВИШЪ.

             Да онъ и такъ ужъ нищій. Ежедневно
             Теперь его казна къ закату солнца
             Становится пустѣе пустоты, --
             И что потовъ не принесетъ поутру,
             Глядь, все до капли въ полдень уплыло.
   

НАТАНЪ.

             Да, многое каналы поглощаютъ,
             Которыхъ невозможно ни наполнить,
             Ни запрудить.
   

ДЕРВИШЪ.

                                           Вотъ именно.
   

НАТАНЪ.

                                                               Понятно.
   

ДЕРВИШЪ.

             Конечно, плохо, ежели властитель
             На подданныхъ своихъ глядитъ, какъ коршунъ
             На падаль, -- но ужъ если самъ онъ падаль,
             А коршуны они -- такъ сто разъ хуже.
   

НАТАНЪ.

             Нѣтъ, дервишъ.
   

ДЕРВИШЪ.

                                           Хорошо вамъ говорить!
             Хотите ли, я уступлю вамъ мѣсто.
             Вы много ли дадите за него?
   

НАТАНЪ.

             А что оно тебѣ приноситъ?
   

ДЕРВИШЪ.

                                                     Мало,
             Но вамъ большую прибыль можетъ дать.
             Въ казнѣ отливъ бываетъ часто; тотчасъ
             Свои вы шлюзы можете открыть --
             И брать потомъ процентъ какой угодно.
   

НАТАНЪ.

             А тамъ процентъ съ процента.
   

ДЕРВИШЪ.

                                                               Ужъ конечно.
   

НАТАНЪ.

             До той поры, когда весь капиталъ
             Я сдѣлаю процентами.
   

ДЕРВИШЪ.

                                                     Какъ видно,
             Васъ это не прельщаетъ. Такъ пишите
             Разводную и нашей дружбѣ. Право --
             Я сильно вѣдь разсчитывалъ на васъ.
   

НАТАНЪ.

             По правдѣ? дервишъ! Какъ же такъ?
   

ДЕРВИШЪ.

                                                                         Что вы мнѣ
             Поможете мой долгъ исполнить съ честью,
             Что ваша касса будетъ для меня
             Всегда открыта.-- Нѣтъ?
   

НАТАНЪ.

                                                     Но объяснимся.--
             Тутъ есть различье.-- Если для тебя, --
             Такъ отчего же нѣтъ.-- Ал-Гафи, дервишъ, --
             Я все, что въ состояньи, для него
             Исполню, -- но прислужникъ Саладина,
             Ал-Гафи, для котораго.... который....
   

ДЕРВИШЪ.

             Не угадалъ я это? вы всегда
             Добры, какъ и умны, -- умны, какъ мудры.
             Но подождите; чѣмъ теперь Ал-Гафи
             Вы отличаете, исчезнетъ скоро.
             Вотъ платье данное мнѣ Саладиномъ,
             Какъ знакъ отличья! Прежде, чѣмъ оно
             Повыцвѣтетъ, износится въ лохмотья.
             Чтобъ дервишу служить, оно ужъ будетъ
             Висѣть въ Іерусалимѣ на гвоздѣ --
             И снова босоногій я отправлюсь
             Скитаться по горячему песку
             Съ учителями нашими у Ганга.
   

НАТАНЪ.

             Ты къ этому способенъ.
   

ДЕРВИШЪ.

                                                     Да засяду
             За шахматы.
   

НАТАНЪ.

                                 Въ нихъ все твое богатство.
   

ДЕРВИШЪ.

             Подумайте-ка, чѣмъ меня прельстили:
             Что пересталъ я нищенствовать самъ,
             Что богачемъ предъ нищими являюсь,
             Что превратить богатство нищеты
             Могу я мигомъ въ нищету богатства.
   

НАТАНЪ.

             Не этой-же возможностью, конечно.
   

ДЕРВИШЪ.

             Но кое-чѣмъ пошлѣе.-- Я впервые
             Себя польщеннымъ чувствовалъ.-- Я былъ
             Польщенъ добросердечнымъ заблужденьемъ
             Султана...
   

НАТАНЪ.

                                 Именно?
   

ДЕРВИШЪ.

                                           "Что только нищій
             И знаетъ, каково быть нищимъ, -- будто,
             Что только нищій и съумѣетъ нищихъ
             Какъ должно надѣлять".-- Онъ говорилъ мнѣ:
             "Предмѣстникъ твой, по мнѣ, былъ слишкомъ жёсткъ
             И холоденъ, -- давалъ такъ неохотно,
             Такъ неотвязчиво разузнавалъ
             Все, что.просителя касалось.-- Мало,
             Что зналъ нужду, вывѣдывалъ причину
             Нужды, чтобъ, съ ней сообразуясь, скупо
             Помочь несчастному.-- Такимъ не будетъ
             Ал-Гафи, и, въ его лицѣ, султанъ
             Такимъ немилосердо-милосердымъ
             Не явится.-- Ал-Гафи не напомнитъ
             Собою засоренную трубу,
             Которая струю воды чистѣйшей
             Выбрасываетъ мутною.-- Ал-Гафи
             И думаетъ, и чувствуетъ, какъ я." --
             Свистокъ ловца звучалъ такъ сладко, нѣжно,
             Пока снигирь таки попался въ сѣти!--
             Я шутъ шута.
   

НАТАНЪ.,

                                 Ну полно, успокойся,
             Мой дервишъ.--
   

ДЕРВИШЪ.

                                 Эхъ!-- да что! не шутовство-ли,
             Что другомъ человѣчества онъ хочетъ,
             Какъ видите -- единственнымъ казаться, --
             А рядомъ сотни тысячъ душатъ, грабятъ,
             Гнетутъ и истощаютъ родъ людской?!--
             Не шутовство-ль разыгрывать намъ Бога,
             Который въ милосердьи безъ различья
             Дождемъ и солнцемъ надѣляетъ равно
             Цвѣтущій лугъ и голую пустыню,
             На это не имѣя божьихъ рукъ
             Неистощимо щедрыхъ?-- Ну, скажите,
             Не шутовство?
   

НАТАНЪ.

                                           Довольно, -- перестань.
   

ДЕРВИШЪ.

             Постойте, дайте мнѣ еще напомнить,
             Какого я шута играю.-- Какъ?
             Не шутовство: все это знать -- и все-же
             Тутъ сторону хорошую искать?--
             И въ этомъ шутовствѣ принять участье
             Изъ-за нее? Неправда?
   

НАТАНЪ.

                                           Постарайся
             Ты поскорѣе снова воротиться
             Въ свою пустыню.-- Я боюсь, Ал-Гафи,
             Что именно среди людей ты здѣсь
             Разучишься быть человѣкомъ.
   

ДЕРВИШЪ.

                                                               Правда.
             И самъ я этого боюсь.-- Прощайте.
   

НАТАНЪ.

             Куда спѣшить? Ал-Гафи, погоди!--
             Не убѣжитъ твоя пустыня!-- слушай!
             Ал-Гафи! эй!-- Ушелъ. А мнѣ хотѣлось
             Про нашего храмовника спросить.
             Его онъ вѣрно знаетъ.
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

ДАЙА входитъ поспѣшно.-- НАТАНЪ.

ДАЙА.

                                                     Натанъ! Натанъ!
   

НАТАНЪ.

             Ну, что случилось?
   

ДАЙА.

                                           Онъ явился снова!--
             Явился снова онъ.
   

НАТАНЪ.

                                           Кто, Дайа?
   

ДАЙА.

                                                               Онъ.
   

НАТАНЪ.

             Онъ!-- онъ какой-нибудь всегда являлся.
             Ахъ да!-- вѣдь только вашъ зовется такъ.--
             Напрасно!-- Онъ не долженъ-бы являться,--
             И даже еслибъ ангеломъ онъ былъ.
   

ДАЙА.

             Онъ тамъ опять подъ пальмами гуляетъ,
             Рветъ финики...
   

НАТАНЪ.

                                           И ѣстъ ихъ, какъ храмовникъ?
   

ДАЙА.

             Не мучьте вы меня. Она его
             Ужъ угадала жаднымъ взоромъ въ чащѣ
             Густого ряда пальмъ, и неотступно
             Теперь слѣдитъ за нимъ.-- Она васъ проситъ,
             Она васъ умоляетъ, чтобъ сейчасъ
             Вы шли къ нему. Скорѣе!-- Торопитесь.
             Она въ окно показывать вамъ будетъ,
             Въ какую сторону онъ повернетъ.
             Ступайте-же!
   

НАТАНЪ.

                                 Едва сойдя съ верблюда?--
             Годится-ль это?-- нѣтъ. Пойди сама.
             Спѣши! скажи ему, что я вернулся.
             Смотри, что честный малый, не желая
             Въ моемъ отсутствіи въ мой домъ являться,
             По приглашенію отца охотно
             Придетъ.-- Ступай!-- скажи, что я прошу,
             Что искренно прошу его.
   

ДАЙА.

                                                     Напрасно.
             Онъ не пойдетъ къ вамъ.-- Словомъ, не пойдетъ
             Къ еврею.
   

НАТАНЪ.

                                 Такъ ступай, ступай скорѣе,
             Чтобъ удержать его по крайней мѣрѣ,
             Чтобъ издали за нимъ слѣдить.-- Ступай.
             Вслѣдъ за тобой и я приду сейчасъ-же.

Натанъ поспѣшно входитъ во внутреннія комнаты; Дайа выходитъ изъ дому.

   

ЯВЛЕНІЕ V.

Площадь съ пальмами, подъ которыми ХРАМОВНИКЪ гуляетъ взадъ и впередъ. Монастырскій СЛУЖКА слѣдуетъ за нимъ въ сторонѣ на нѣкоторомъ разстояніи, безпрестанно порываясь съ нимъ заговорить.

ХРАМОВНИКЪ.

             Нѣтъ, онъ слѣдитъ за мной не отъ бездѣлья.
             Онъ на руки косится.-- Добрый братъ!--
             Но, можетъ быть, отцомъ васъ называютъ?
   

СЛУЖКА.

             Нѣтъ -- братомъ. Такъ.-- Я служка монастырскій.
             Къ услугамъ вашимъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Добрый братъ мой, если-бъ
             Хоть что-нибудь имѣлъ я!-- видитъ Богъ,
             Что ничего.--
   

СЛУЖКА.

                                           И все-таки -- спасибо!
             Подай вамъ Боже въ тысячу разъ больше,
             Чѣмъ сами вы хотѣли бы подать.--
             Въ готовности весь подвигъ милосердья,
             Не въ томъ, что подается.-- И прислали
             Меня къ вамъ не затѣмъ.--
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Однако васъ
             Прислали?
   

СЛУЖКА.

                                           Изъ монастыря.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                                         Въ который
             Я только-что ходилъ, надѣясь тщетно,
             Что мнѣ дадутъ поѣсть?
   

СЛУЖКА.

                                                     Столы ужъ были
             Всѣ заняты.-- Но если вамъ угодно
             Со мной туда опять пойти....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Зачѣмъ?
             Давно мнѣ мяса ѣсть не приходилось.
             Что за бѣда?-- Вѣдь финики созрѣли.
   

СЛУЖКА.

             О, будьте осторожны съ ними. Много
             Ихъ ѣсть нельзя. Они сгущаютъ кровь
             И могутъ меланхоликомъ васъ сдѣлать.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             А ежели мнѣ самому пріятно
             Быть меланхоликомъ?-- Но васъ ужъ вѣрно
             Сюда не съ этимъ предостереженьемъ
             Прислали.
   

СЛУЖКА.

                                 Нѣтъ. Я долженъ васъ узнать.--
             Узнать какъ можно покороче.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Это
             Мнѣ самому въ глаза вы говорите?
   

СЛУЖКА.

             Да почему-же нѣтъ?
   

ХРАМОВНИКЪ -- про себя.

                                           Монахъ прехитрый.
   

Служкѣ.

             А много васъ такихъ въ монастырѣ?
   

СЛУЖКА.

             Не знаю, я повиноваться долженъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             И тутъ вы повинуетесь, конечно,
             Безъ дальнихъ размышленій.
   

СЛУЖКА.

                                                               А иначе
             Вѣдь это-бъ не было повиновенье.
   

ХРАМОВНИКЪ -- про себя.

             Такъ простота всегда нрава бываетъ.

Служкѣ.

             Но вѣрно вы мнѣ можете открыть:
             Кто пожелалъ узнать меня короче.
             Что вамъ самимъ до этого нѣтъ дѣла,
             Готовъ я клясться.
   

СЛУЖКА.

                                           Могъ-ли я?-- Какая
             Мнѣ польза въ томъ?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Кто-жъ могъ? кому полезно
             Такое любопытство?
   

СЛУЖКА.

                                           Надо думать,
             Что патріарху, потому-что онъ
             Меня прислалъ къ вамъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Патріархъ? Такъ развѣ
             Не знаетъ онъ, что значатъ бѣлый плащъ
             И красный крестъ.
   

СЛУЖКА.

                                           И мнѣ извѣстно это.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Ну! братъ мой, ну! такъ что-же?-- Я храмовникъ,
             И плѣнный.-- Да прибавьте: въ плѣнъ попался
             При крѣпостцѣ Тебнинѣ.-- 'Мы явились
             Туда по окончаньи перемирья,
             Чтобъ ближе было на Сидонъ напасть.
             Я взятъ въ числѣ осьмнадцати, и только
             Одинъ изъ всѣхъ помилованъ султаномъ.--
             Вотъ все, что патріарху нужно знать, --
             И болѣе чѣмъ нужно.
   

СЛУЖКА.

                                           Врядъ-ли больше,
             Чѣмъ то, что онъ ужъ знаетъ.-- Но еще
             Ему хотѣлось бы узнать причину:
             За что одни лишь вы пощажены
             Султаномъ?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Развѣ самъ я это зналъ?--
             Ужъ я на плащъ колѣна преклонилъ,
             Открывши шею -- ожидалъ удара, --
             Вдругъ -- Саладинъ взглянулъ, подходитъ ближе,
             Махнулъ рукой, -- я поднятъ, я раскованъ,
             Хочу благодарить -- и вижу слезы
             Въ его глазахъ. Безмолвенъ онъ, я тоже.--
             Но молча онъ ушелъ, и я остался.--
             Какъ это все сплелось, пускай рѣшаетъ
             Самъ патріархъ.
   

СЛУЖКА.

                                           Тутъ знаменье онъ видитъ:
             Что для великихъ дѣлъ васъ сохранилъ
             Господь Создатель.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Для великихъ, правда:
             Чтобъ вынести жидовку изъ огня,
             Да любопытнымъ богомольцамъ гору
             Синай показывать -- и въ этомъ родѣ.
   

СЛУЖКА.

             Не все же въ томъ. Пока и то не худо.
             И можетъ быть у патріарха есть
             Для васъ занятье поважнѣе.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Вотъ какъ?--
             Вы думаете?-- Онъ, пожалуй, далъ
             Вамъ кое-что замѣтить.
   

СЛУЖКА.

                                                     Да, -- конечно.
             Но прежде долженъ я узнать васъ ближе:
             Такой-ли человѣкъ вы...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Узнавайте.

Про себя.

             Хотѣлъ-бы знать, какъ этотъ узнаётъ.
   

СЛУЖКА.

             Я думаю всего короче будетъ,
             Когда я вамъ открою напрямикъ
             Желанье патріарха.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           И прекрасно.
   

СЛУЖКА.

             Онъ письмецо вамъ поручить хотѣлъ-бы.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Что я за вѣстникъ?-- Это-то занятье
             По вашему славнѣе, чѣмъ спасти
             Жидовку?-- да?
   

СЛУЖКА.

                                           Должно быть. Потому что,
             Сказалъ нашъ патріархъ, письмо такое
             Большую пользу можетъ принести
             Всѣмъ христіанамъ. Кто его доставитъ,
             Сказалъ нашъ патріархъ, получитъ въ небѣ
             Вѣнецъ совсѣмъ особенный отъ Бога
             Въ награду, -- и никто такъ не достоинъ
             Того вѣнца, по мнѣнью патріарха,
             Какъ вы.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Какъ я?
   

СЛУЖКА.

                                           Затѣмъ, что тотъ вѣнецъ,
             Сказалъ нашъ патріархъ, другой кто врядъ-ли
             Съумѣетъ такъ искусно заслужить,
             Какъ вы.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Какъ я?
   

СЛУЖКА.

                                           Вы здѣсь свободны. Всюду
             И все вамъ можно осмотрѣть.-- Притомъ
             Вы знаете, какъ охраняютъ городъ,
             И какъ его штурмуютъ.-- Вы вѣрнѣе
             Оцѣните, сказалъ нашъ патріархъ,
             И чѣмъ сильна, и чѣмъ слаба ограда,
             Которую недавно Саладинъ
             Построилъ, и толковѣе все это
             Опишите, сказалъ нашъ патріархъ,
             Поборникамъ Христа.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Но -- добрый братъ мой,
             Могу-ль я содержанье письмеца
             Узнать подробнѣе.
   

СЛУЖКА.

                                           Конечно.-- Самъ я
             Еще его не знаю хорошенько,
             Но письмецо къ Филиппу королю.
             Нашъ патріархъ... Не разъ ужъ я дивился,
             Какъ этакій святой, который больше
             Живетъ небеснымъ, въ то-же время можетъ
             Настолько нисходить, чтобъ узнавать
             Все, что творится на землѣ. Вѣдь это
             Претрудно.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Ну, такъ патріархъ --
   

СЛУЖКА.

                                                               Все знаетъ --
             И знаетъ достовѣрно -- гдѣ и какъ,
             Съ которой стороны, съ какою силой,
             Начнетъ свой приступъ Саладинъ, коль снова
             Откроется война.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Все это знаетъ?
   

СЛУЖКА.

             И извѣстить объ этомъ онъ хотѣлъ-бы
             Филиппа короля, чтобъ тотъ заранѣ
             Обдумать могъ: дѣйствительно-ль опасность
             Такъ велика, что ужъ нельзя никакъ
             Рѣшиться уничтожить перемирье,
             Которое нарушилъ такъ отважно
             Вашъ орденъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Что за патріархъ! Такъ вотъ какъ!
             Любезный, храбрый мужъ желаетъ сдѣлать
             Не вѣстника простого изъ меня,
             А просто-на-просто шпіона!-- Ну, такъ
             Скажите патріарху, добрый братъ мой,
             Что я -- насколько вы меня узнали --
             Къ такому дѣлу вовсе не способенъ.
             Еще себя считать я долженъ плѣннымъ.
             Притомъ-же долгъ храмовника сражаться,
             А не шпіонить.
   

СЛУЖКА.

                                           Я вѣдь тоже думалъ.
             Вы, господинъ, не гнѣвайтесь, прошу васъ.--
             Однако лучшее еще не въ этомъ.--
             Нашъ патріархъ узналъ, гдѣ на Ливанѣ
             Находится и какъ зовется крѣпость,
             Куда заботливый отецъ Султана
             Сложилъ большія денежныя суммы.
             Изъ нихъ онъ платитъ жалованье войску
             И всѣ военныя издержки.-- Время
             Отъ времени окольными путями
             Къ отцу въ ту крѣпость ходитъ Саладинъ --
             Почти совсѣмъ безъ провожатыхъ.-- Что-же?
             Вы поняли, въ чемъ дѣло тутъ?--
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Нисколько.
   

СЛУЖКА.

             Чего же легче было бы при этомъ
             Напасть на Саладина -- и покончить
             Съ нимъ разомъ.-- Вы боитесь?-- О, у насъ
             Ужъ вызвались на то два маронита,
             Богобоязливые люди, если
             Ихъ поведетъ отважный человѣкъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             И этого отважнаго во мнѣ-же
             Вашъ патріархъ хотѣлъ найти?
   

СЛУЖКА.

                                                               Онъ думалъ,
             Что въ этомъ дѣлѣ королю Филиппу
             Легко изъ Птоломеи намъ помочь.--
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Мнѣ?-- братъ мой, мнѣ?-- Вы слышали, конечно,
             Хоть только слышали: чѣмъ я обязанъ
             Султану?
   

СЛУЖКА.

                                 Да.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           И все-таки рѣшились?
   

СЛУЖКА.

             По мнѣнью патріарха, это все
             Прекрасно, но Господь и орденъ...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Вѣрно,
             Поступка не измѣнятъ -- и не станутъ
             Предписывать разбойничьей продѣлки!
   

СЛУЖКА.

             Навѣрно!-- Но, по мнѣнью патріарха,
             Кого разбойникомъ считаютъ люди,
             Тотъ не всегда разбойникъ передъ Богомъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Какъ?-- Я обязанъ Саладину жизнью --
             И жизнь его отнять я долженъ.
   

СЛУЖКА.

                                                               Низко!
             Безчестно! Но, по мнѣнью патріарха,
             Врага въ султанѣ видитъ христіанство,
             И потому онъ не имѣетъ права
             Разсчитывать на вашу дружбу.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Дружбу?--
             Я только не хочу быть негодяемъ,
             Неблагодарнымъ, гнуснымъ.
   

СЛУЖКА.

                                                     Ни за что!
             Однако-же, -- по мнѣнью патріарха,
             Отъ благодарности ужъ мы свободны,
             Свободны передъ Богомъ и людьми,
             Когда не ради насъ самихъ услугу
             Намъ оказали.-- И, какъ всюду слышно,
             Сказалъ нашъ патріархъ, что Саладиномъ
             Пощажены вы были оттого,
             Что вы ему лицомъ своимъ и станомъ
             Напоминали брата...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Какъ?-- и это
             Извѣстно патріарху?-- и онъ думалъ!--
             Но будь все это правда?-- Саладинъ!--
             Какъ?-- Неужели, если ужъ природа
             Въ мою наружность хоть одну черту
             Родного брата твоего вложила,
             Въ душѣ моей ничто ей не отвѣтитъ?
             А если и отвѣтитъ, такъ обязанъ
             Я подавить въ угоду патріарху?--
             Природа такъ не можетъ обмануть!
             Не можетъ Богъ себѣ противоречить
             Въ своихъ созданьяхъ!-- Нѣтъ!-- Ступайте, братъ мой!
             Не возмущайте желчь мою!-- ступайте!
   

СЛУЖКА.

             Иду, -- охотнѣй, чѣмъ пришелъ.-- Простите.
             Мы, слуги монастырскіе, должны
             Повиноваться старшимъ.
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

ХРАМОВНИКЪ и ДАЙА, которая нѣкоторое время за нимъ уже присматривала и теперь къ нему подходятъ.

ДАЙА.

                                                     Этотъ служка
             Его оставилъ, кажется, не въ добромъ
             Расположеньи духа.-- А должна
             Я все-таки рѣшиться.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Превосходно!!--
             Ну вотъ, не справедлива-ль поговорка,
             Что баба и монахъ -- монахъ и баба,
             Двѣ лапы чорта.-- Онъ меня сегодня
             Бросаетъ изъ одной въ другую.
   

ДАЙА.

                                                               Васъ-ли
             Я вижу, благородный рыцарь.-- Васъ?--
             Сто тысячъ разъ благодаренье Богу!
             Да гдѣ же вы такъ долго пропадали,
             Надѣюсь, что вы не были больны?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Нѣтъ.
   

ДАЙА.

                                 Стало-быть здоровы?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Да.
   

ДАЙА.

                                                                         Мы много
             Объ васъ тревожились все время.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Будто?
   

ДАЙА.

             Вы вѣрно уѣзжали?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Да.
   

ДАЙА.

                                                     И только
             Сегодня вы вернулись?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Нѣтъ, вчера.
   

ДАЙА.

             И въ нашей Рэхѣ тоже возвратился
             Отецъ ея сегодня.-- Такъ могла-бы
             Она теперь надѣяться....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     На что?
   

ДАЙА.

             О чемъ такъ часто васъ просила. Скоро
             Придетъ отецъ ея, чтобъ неотступно
             Васъ приглашать.-- Изъ Вавилона онъ
             Вернулся и привелъ съ собою двадцать
             Навьюченныхъ верблюдовъ.-- Сколько тутъ
             Душистыхъ травъ и камней драгоцѣнныхъ,
             Матерій и всего, чѣмъ такъ богаты --
             И Персія, и Индія, и страны,
             Лежащія за ними.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Ничего
             Я не куплю.
   

ДАЙА.

                                 Своимъ народомъ всюду
             Онъ уважаемъ, какъ иной властитель.
             Хоть часто удивлялась я, что прозванъ
             Онъ мудрымъ Натаномъ, а не богатымъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Въ устахъ его народа, можетъ быть,
             Названья эти однозначны.
   

ДАЙА.

                                                     Я же
             Скорѣй всего его звала бы добрымъ.--
             Вѣдь вы не можете себѣ представить,
             Какой онъ добрый.-- О! чего-бъ не сдѣлалъ,
             Чего-бъ онъ вамъ не отдалъ въ ту минуту,
             Какъ услыхалъ, что Рэху вы спасли.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Неужли?--
   

ДАЙА.

                                 Испытайте.-- Приходите
             Взглянуть.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 На что?-- Какъ скоро миновала
             Минута?
   

ДАЙА.

                                 Развѣ я бы оставалась
             Такъ долго у него, когда-бъ онъ не былъ
             Такъ добръ.-- Вы думаете, не цѣню я
             Свое достоинство, какъ христіанка?--
             И мнѣ никто не напророчилъ въ дѣтствѣ,
             Что только для того я въ Палестину
             Съ моимъ супругомъ потащусь, чтобъ тамъ
             Воспитывать жидовскаго ребенка?
             Любезный мой супругъ былъ честный конюхъ,
             Онъ въ войскѣ императорскомъ служилъ --
             Въ походѣ Фридриха....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Швейцарецъ родомъ,
             Который въ тотъ походъ добился чести
             И счастья утонуть въ одной рѣкѣ
             Съ его величествомъ.-- Ужъ сколько разъ вы
             Все это говорили мнѣ.-- Когда же
             Вы перестанете меня повсюду
             Преслѣдовать?
   

ДАЙА.

                                           Преслѣдовать!
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Да, да --
             Преслѣдовать. Я не хочу васъ больше
             Ни видѣть и ни слышать: не хочу,
             Чтобъ вы напоминали безпрестанно
             Мнѣ о моемъ поступкѣ, о которомъ
             Я совсѣмъ не думалъ -- и который
             Мнѣ самому становится загадкой,
             Когда теперь подумаю о немъ.--
             Я-бъ не хотѣлъ жалѣть о томъ, что сдѣлалъ;
             Но, видите, коль что-нибудь такое
             Опять со мной случится, такъ ужъ вы --
             Вы будете виною, если быстро
             Я дѣйствовать не стану, -- если прежде
             Начну справляться -- и въ огнѣ оставлю
             Все, что горитъ.
   

ДАЙА.

                                           О! Боже сохрани.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Я васъ теперь прошу, какъ одолженья,
             Хоть съ этихъ поръ не знайте вы меня --
             И отъ отца отъ этого избавьте.
             Кто жидъ -- тотъ жидъ. Я неуклюжій швабъ.
             И если образъ дѣвушки являлся
             Когда-нибудь въ душѣ моей, такъ снова
             Давно исчезъ.
   

ДАЙА.

                                           Да вашъ-то не исчезъ
             Въ ея душѣ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Такъ что же въ томъ?
   

ДАЙА.

                                                                         Кто знаетъ?--
             Вѣдь не всегда всѣ люди таковы,
             Какими кажутся.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Но рѣдко лучше!
             Онъ идетъ.
   

ДАЙА.

                                           Куда же вы? постойте....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                                         Я прошу васъ,
             Не дѣлайте мнѣ ненавистнымъ, мѣсто
             Подъ пальмами, гдѣ было такъ пріятно
             Прогуливаться мнѣ.
   

ДАЙА.

                                           Ну, убирайся!--
             Медвѣдь нѣмецкій.-- Все-таки слѣдъ звѣря
             Мнѣ изъ виду не надобно терять.
             Она издали слѣдуетъ за нимъ.
   

ВТОРОЕ ДѢЙСТВІЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Во дворцѣ Султана.

САЛАДИНЪ и ЗИТТА играютъ въ шахматы.

ЗИТТА.

             Да гдѣ ты?-- Какъ играешь ты сегодня?
   

САЛАДИНЪ.

             Не хорошо?-- а мнѣ-таки казалось....
   

ЗИТТА.

             И для меня едва-ли было-бъ сносно.
             Возьми свой ходъ назадъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     А почему бы?
   

ЗИТТА.

             Коня ты открываешь.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Справедливо.
             Ну такъ.
   

ЗИТТА.

             Возьму слона.
   

САЛАДИНЪ.

                                           И то.-- Ну -- шахъ.
   

ЗИТТА.

             Что толку?-- Я пойду сюда, и снова
             Ты остаешься съ тѣмъ, -- что было.
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Вижу,
             Что изъ тисковъ не вырвусь безъ потери.
             Пускай! бери коня.
   

ЗИТТА.

                                           Онъ мнѣ не нуженъ.--
             Я прохожу впередъ.
   

САЛАДИНЪ

                                           Ты ничего
             Мнѣ этимъ не даришь.-- Такое мѣста
             Тебѣ дороже моего коня.
   

ЗИТТА.

             Быть можетъ....
   

САЛАДИНЪ.

                                 Рано пташечка запѣла.
             Смотри-ка!-- Что?-- Поспорить я готовъ,
             Ты этого никакъ не ожидала.
   

ЗИТТА.

             Конечно, нѣтъ. Могла-ль я ожидать,
             Что будешь ты такъ сильно тяготиться
             Своей же королевой.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Королевой?
   

ЗИТТА.

             Ну, видно, тысячу динаръ не больше,
             Я выиграть должна сегодня.
   

САЛАДИНЪ,

                                                               Какъ?
   

ЗИТТА.

             Да, -- спрашивай еще!-- Ты такъ прилежно,
             Стараешься нарочно проиграть,
             А это мнѣ невыгодно ни мало.
             Не только потому -- что такъ играть
             Не занимательно, -- но тоже -- развѣ,
             Когда тебѣ проигрывала я,
             Не въ большемъ выигрышѣ оставалась?--
             Ты мнѣ всегда дарилъ двойную ставку,
             Чтобъ я утѣшилась.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Смотри, -- пожалуй,
             Когда проигрывала ты, сестрица,
             Ты это дѣлала всегда нарочно.
   

ЗИТТА.

             По крайней мѣрѣ, мой любезный братецъ,
             Коль я играть не научилась лучше,
             Такъ этому виной твоя же щедрость.
   

САЛАДИНЪ.

             Мы отступаемъ отъ игры.-- Кончай.
   

ЗИТТА.

             Ты оставляешь ходъ?-- Такъ шахъ, -- и даже
             Двойной.
   

САЛАДИНЪ.

                                 Да, -- этого я не предвидѣлъ.
             Приходится разстаться съ королевой.
   

ЗИТТА.

             А развѣ было чѣмъ еще помочь?
             Посмотримъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                 Нѣтъ, -- бери и королеву.--
             Мнѣ съ этой шашкой вѣчное несчастье.
   

ЗИТТА.

             И только съ шашкой?
   

САЛАДИНЪ.

                                           Прочь ее!-- мнѣ это
             Не повредитъ. Вотъ, видишь, все опять
             Защищено.
   

ЗИТТА.

                                 У брата я училась,
             Насколько обращенье съ королевой
             Должно быть вѣжливо.

Она оставляетъ шашку.

САЛАДИНЪ.

                                           Бери ее
             Иль не бери -- ужъ я ее не трону.
   

ЗИТТА.

             Зачѣмъ же брать?-- Шахъ!-- шахъ!
   

САЛАДИНЪ.

                                                                         Ну, дальше!
   

ЗИТТА.

                                                                                             Шахъ!
             И шахъ!
   

САЛАДИНЪ.

                       И матъ.
   

ЗИТТА.

                                 Нѣтъ, не совсѣмъ: ты можешь
             Конемъ заставить, или -- какъ съумѣешь.
             Но все равно....
   

САЛАДИНЪ.

                                 Ты выиграла.-- Да.
             И я плачу.-- Позвать сюда Ал-Гафи!
             Отчасти, Зитта, ты была права:
             Я невнимательно игралъ сегодня,
             Разсѣянно. И кто всегда приноситъ
             Намъ эти шашки гладкія, въ которыхъ
             Фигуры ничего не представляютъ?
             Съ Имамомъ, что-ли, я игралъ? Но полно!
             Я оправдать мой проигрышъ хочу:
             Не шашки, нѣтъ, меня твое искусство
             Заставило сегодня проиграть,
             Твой взглядъ спокойный, быстрый.
   

ЗИТТА.

                                                               Этимъ тоже
             Ты только притупить хотѣлъ бы жало
             Убытка моего. Довольно! Правда,
             Ты былъ разсѣянъ болѣе, чѣмъ я.
   

САЛАДИНЪ.

             Чѣмъ ты?-- а что тебя могло разсѣять?
   

ЗИТТА.

             Конечно, не разсѣянность твоя.
             Ахъ, Саладинъ! Когда-то снова также
             Прилежно поиграть съ тобой придется?
   

САЛАДИНЪ.

             Тѣмъ больше страсти въ этакой игрѣ.
             Ахъ, да!-- ты вспомнила о томъ, что снова
             Готовится война. Пускай идутъ!
             Смѣлѣй!-- не мною сдѣлано начало.
             Я-бъ наше перемиріе охотно
             Продолжилъ за-ново. Да тутъ же Зиттѣ
             Хорошаго бы мужа подъискалъ.
             И выбралъ бы я Ричардова брата.
             Вѣдь Ричарду онъ братъ!
   

ЗИТТА.

                                                     Да, если стоитъ
             Твой Ричардъ похвалы.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Къ тому же, еслибъ
             Женою брату нашему, Мелеку,
             Досталась Ричарда сестра!-- Такъ вотъ бы
             Семья была! Изъ всѣхъ семействъ на свѣтѣ,
             Изъ лучшихъ лучшая семья была бы.
             Какъ видишь, не лѣнюсь я и себя
             Расхваливать. Надѣюсь, я достоинъ
             Моихъ друзей.-- Вотъ были-бъ люди! Вотъ!!
   

ЗИТТА.

             Всѣ эти сладкія мечты мнѣ были
             Всегда смѣшны! Ты христіанъ не знаешь,
             Не хочешь знать. Ихъ гордость въ томъ, чтобъ только
             Быть христіанами, а не людьми.
             И даже то, что отъ Христа осталось
             Имъ человѣчнаго въ ихъ суевѣрьи,
             Они взлюбили не за человѣчность,
             А потому, что такъ Христосъ училъ ихъ,
             Талъ поступалъ Христосъ. И благо имъ,
             Что былъ еще онъ добрымъ человѣкомъ,
             И что его слова и добродѣтель
             Они на вѣру могутъ взять. Да что!
             Какая добродѣтель -- имя! имя
             Его должно распространяться всюду,
             Должно уничтожать, должно позорить
             Всѣ имена другихъ людей хорошихъ.
             Объ имени, вѣдь, только и хлопочутъ.
   

САЛАДИНЪ.

             Ты думаешь: зачѣмъ же бы иначе
             Имъ нужно было требовать отъ васъ,
             Чтобъ христіанами вы назывались,
             И ты, и Мелекъ, прежде, чѣмъ подумать
             Любить ихъ какъ супруговъ-христіанъ?
   

ЗИТТА.

             Само собой! Какъ будто христіане
             Калъ христіане -- только и способны
             Къ любви, которой надѣлилъ Творецъ
             Жену и мужа.
   

САЛАДИНЪ.

                                 Христіане вѣрятъ
             Такъ часто вздору, что повѣрить могутъ
             И этому. Но все-таки, сестра,
             Ты не права: храмовники виновны,
             Не христіане; не какъ христіане,
             А какъ храмовники, они виновны --
             И изъ-за нихъ не выйдетъ ничего.
             Теперь они отстаиваютъ Акку,
             Которая должна-бъ достаться брату
             Въ приданое за Ричарда сестрой,
             И принялись разыгрывать монаховъ,
             Боясь, чтобъ рыцарство не потеряло
             Иныя выгоды. Монаховъ глупыхъ!!
             Въ надеждѣ, что при первой суматохѣ,
             Ударъ хорошій, можетъ быть, удастся,
             Они едва-едва могли дождаться,
             Чтобъ миновало время перемирья.
             Прекрасно! продолжайте, господа!
             Я самъ доволенъ этимъ, -- продолжайте.--
             Лишь было-бъ остальное все въ порядкѣ.
   

ЗИТТА.

             Ну? Что-жъ еще могло тебя встревожить,
             Разстроить?
   

САЛАДИНЪ.

                                 Что всегда меня приводитъ
             Въ разстройство. Снова былъ я на Ливанѣ
             У нашего отца: его совсѣмъ
             Заботы одолѣли.
   

ЗИТТА.

                                           Бѣдный!
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Просто
             Не справится никакъ. Повсюду плохо,
             То здѣсь, то тамъ недостаетъ.
   

ЗИТТА.

                                                               Чего?
   

САЛАДИНЪ.

             Чего-жъ, какъ не того, что я едва-ли
             Названья удостоиваю! что,
             Когда имѣю, кажется мнѣ лишнимъ,
             Когда же нѣтъ -- необходимымъ.-- Гдѣ-же
             Ал-Гафи? Кто пошелъ его позвать?
             Недостаетъ проклятыхъ, гнусныхъ денегъ!
             Ал-Гафи! наконецъ-то ты явился.
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Дервишъ АЛ-ГАФИ, САЛАДИНЪ и ЗИТТА.

АЛ-ГАФИ.

             Знать изъ Египта деньга намъ прислали?
             Побольше-бъ ихъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Ты получилъ извѣстье?
   

АЛ-ГАФИ.

             Я?-- Нѣтъ, не получалъ; но мнѣ казалось,
             Что я сюда принять ихъ призванъ.
   

САЛАДИНЪ -- задумчиво прохаживаясь взадъ и впередъ.

                                                               Выдай
             Сейчасъ же Зиттѣ тысячу динаръ.
   

АЛ-ГАФИ.

             Все: выдай -- вмѣсто: получи. Прекрасно!
             Вѣдь это менѣе, чѣмъ ничего.
             Опять проиграно, и снова Зиттѣ!
             Все въ шахматы! И вонъ она игра
             Еще стоитъ.
   

ЗИТТА.

                                 Ты радъ, что я счастлива.
   

АЛ-ГАФИ -- разсматривая игру.

             Что радъ? Когда -- вы знаете....
   

ЗИТТА -- дѣлая ему знаки.

                                                     Ст!! Гафи....
   

АЛ-ГАФИ -- глядя все на игру.

             Вы сами-то порадуйтесь сперва.
   

ЗИТТА.

             Ал-Гафи!-- ст!!..
   

АЛ-ГАФИ -- Зиттѣ.

                                           Вы бѣлыми играли?
             И дѣлаете -- шахъ.
   

ЗИТТА.

                                           Какое счастье,
             Что онъ не слышалъ.
   

АЛ-ГАФИ.

                                           Ходъ теперь его.
   

ЗИТТА -- подойдя къ нему ближе.

             Ну, что же ты не скажешь мнѣ, что деньги
             Могу я получить.
   

АЛ-ГАФИ -- все еще прикованной къ игрѣ.

                                           Ну, да. Вы ихъ
             Получите, какъ прежде получали.
   

ЗИТТА.

             Что? что? Въ умѣ ли ты?
   

АЛ-ГАФИ.

                                                     Игра не ваша.
             Вы, Саладинъ, еще не проиграли.
   

САЛАДИНЪ -- едва слушая.

             Я проигралъ!-- плати! плати!
   

АЛ-ГАФИ.

                                                     Плати!
             Но посмотрите, ваша королева....
   

САЛАДИНЪ.

             Не значитъ ничего. Она къ игрѣ
             Ужъ больше не принадлежитъ.
   

ЗИТТА.

                                                               Скажи же,
             Что я за деньгами могу прислать.
   

АЛ-ГАФИ -- все еще углубленный въ игру.

             Понятно!-- какъ всегда. Но если даже
             И ничего не значитъ королева,
             Вамъ все-таки не матъ.
   

САЛАДИНЪ -- подходитъ и опрокидываетъ шашки.

             Мнѣ матъ -- довольно.
             Я такъ хочу.
   

АЛ-ГАФИ.

                                 Что-жъ? Какова игра,
             Таковъ и выигрышъ -- и такъ же будемъ
             Платить.
   

САЛАДИНЪ -- Зиттѣ.

                                 Что говоритъ онъ? что?
   

ЗИТТА -- время отъ времени дѣлая знаки Ал-Гафи.

                                                                         Ты знаешь,
             Онъ любитъ поупрямиться, заставить
             Себя упрашивать. Немножко даже
             Завистливъ онъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                 Но не къ тебѣ же, Зитта?
             Къ моей сестрѣ? Ал-Гафи, что я слышу?
             Завистливъ, ты завистливъ?
   

АЛ-ГАФИ.

                                                     Можетъ быть!--
             Я-бъ самъ не прочь имѣть ея разсудокъ
             И доброту.
   

ЗИТТА.

                                 Но, не смотря на то,
             Онъ до сихъ поръ всегда платилъ исправно.
             Заплатитъ и теперь. Оставь его.
             Ступай себѣ, Ал-Гафи;-- я сегодня
             За деньгами пришлю.
   

АЛ-ГАФИ.

                                           Такъ нѣтъ!-- не стану
             Я больше притворяться.-- Вѣдь узнать
             Когда-нибудь онъ долженъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Кто?-- и что?
   

ЗИТТА.

             Такъ вотъ какъ обѣщаешь ты, Ал-Гафи?
             Такъ вотъ какъ слово держишь ты?
   

АЛ-ГАФИ.

                                                               Кто-жъ думалъ
             Что нашъ обманъ пойдетъ такъ далеко!
   

САЛАДИНЪ.

             Ну?-- ничего я не узнаю?
   

ЗИТТА.

                                                     Гафи,
             Прошу тебя, будь скроменъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Это странно!--
             Объ чемъ упрашивать могла-бы Зитта
             Такъ горячо, торжественно чужого
             И дервиша -- скорѣе чѣмъ меня,
             Родного брата.-- Я теперь, Ал-Гафи,
             Приказываю.-- Дервишъ -- говори.
   

ЗИТТА.

             Мой братъ, не придавай такую важность
             Бездѣлицѣ, не стоющей того.--
             Ты знаешь, у тебя такую-жъ сумму
             Выигрывать случалось мнѣ не разъ,
             Но какъ теперь я въ деньгахъ не нуждаюсь,
             А у Ал-Гафи ихъ пока не много,
             То долгъ я не брала.-- Не безпокойся, --
             Я не намѣрена его дарить
             Ни въ кассу, ни тебѣ, и ни Ал-Гафи.
   

АЛ-ГАФИ.

             Да -- если-бъ только это было!-- это!...
   

ЗИТТА.

             Такой-же вздоръ: -- я не брала тѣхъ денегъ,
             Которыя ты мнѣ назначилъ прежде.
             Съ недавнихъ норъ я только не брала.
   

АЛ-ГАФИ.

             И тутъ еще не все...
   

САЛАДИНЪ.

                                           Не все?-- Ал-Гафи,
             Ты скажешь-ли?...
   

АЛ-ГАФИ.

                                           Съ тѣхъ поръ, какъ изъ Египта
             Мы денегъ ждемъ, она...
   

ЗИТТА -- Саладину.

                                           Не стоитъ слушать...
   

АЛ-ГАФИ.

             Не только ничего не получила, --
             Но...
   

САЛАДИНЪ.

                       Добрая моя!-- еще пожалуй
             Меня ссужала?-- Нѣтъ?--
   

АЛ-ГАФИ.

                                                     Но содержала
             Весь дворъ; -- одна платила всѣ издержки.
   

САЛАДИНЪ -- обнимая ее.

             А!-- вотъ она -- сестра моя!
   

ЗИТТА.

                                                     Мой братъ,
             Могла-ли безъ тебя я это сдѣлать?
             Кто-жъ, какъ не ты, мнѣ далъ мое богатство?
   

АЛ-ГАФИ.

             И сдѣлаетъ опять такой-же нищей
             Каковъ и самъ онъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Братъ ея -- и нищій?
             Я нищій! Я?-- когда-жъ имѣлъ я больше?
             Когда-же меньше?-- Мечъ, коня, одежду --
             И Бога.-- Что-же больше нужно мнѣ?
             Когда-жъ мнѣ въ этомъ будетъ недостатокъ?--
             Но все-таки, Ал-Гафи, я бы могъ
             Съ тобой поссориться.
   

ЗИТТА.

                                           Не ссорься, братъ мой.
             Ахъ! если-бы и нашему отцу
             Могла я также облегчить заботы.
   

САЛАДИНЪ.

             И этимъ вдругъ ты снова разрушаешь
             Мое веселье.-- Мнѣ и для меня
             Не можетъ быть, не будетъ недостатка;
             Ему недостаетъ, а съ нимъ и всѣмъ намъ.--
             Скажите, что намъ дѣлать?-- Изъ Египта,
             Быть можетъ, намъ пришлютъ еще не скоро.
             Богъ вѣдаетъ, какая тутъ причина!
             Вѣдь тамъ еще спокойно все.-- Я радъ бы
             Стѣсниться, усчитать, сберечь во всемъ,
             Что одного меня касаться можетъ --
             И гдѣ другой никто не пострадаетъ.
             Но что могу я сдѣлать? Мнѣ-же нужно
             Имѣть коня, одежду, мечъ!-- и тоже
             У Бога нечего мнѣ оттянуть;
             И такъ ужъ онъ довольствуется малымъ: --
             Моимъ смиреннымъ сердцемъ.-- Я, Ал-Гафи,
             Разсчитывалъ вполнѣ на твой остатокъ.
   

АЛ-ГАФИ.

             Остатокъ!-- Согласитесь сами: вы-бы
             Велѣли на колъ посадить меня,
             Велѣли-бъ удавить, по меньшей мѣрѣ,
             Когда-бъ въ моей казнѣ нашли остатокъ.--
             Утаивать!-- осмѣлься только?
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Что-же
             Мы станемъ дѣлать?!-- Будто ужъ нигдѣ
             Не могъ занять ты прежде, чѣмъ у Зитты.
   

ЗИТТА.

             Да развѣ я позволю, чтобъ меня
             Такого преимущества лишилъ онъ?--
             Я и теперь стою на томъ.-- Пока
             Я далеко еще не обнищала.
   

САЛАДИНЪ.

             Не доставало только обнищать!--
             Ступай, Ал-Гафи, дѣлай какъ умѣешь.
             Займи, гдѣ можешь, -- обѣщай, что хочешь.--
             Но только, Гафи, не проси у тѣхъ,
             Кто мной обогащенъ, -- иначе это
             Считалось-бы, что требую обратно.
             Ступай къ скупѣйшимъ.-- Мнѣ они дадутъ
             Охотнѣй всѣхъ другихъ,-- вѣдь имъ извѣстно,
             Какъ хорошо ихъ деньги наростаютъ
             Въ моихъ рукахъ.
   

АЛ-ГАФИ.

                                 Я этакихъ не знаю.
   

ЗИТТА

             Мнѣ только-что сейчасъ пришло на память:
             Я слышала, Ал-Гафи, что вернулся
             Твой другъ.
   

АЛ-ГАФИ.

                                 Мой другъ?-- Кто-жъ могъ-бы это быть?
   

ЗИТТА.

             Твой высоко-хваленый жидъ.
   

АЛ-ГАФИ.

                                                     Хваленый --
             И жидъ?-- и мною высоко хваленый?
   

ЗИТТА.

             Который богомъ, -- я еще прекрасно
             Могу припомнить, какъ объ немъ когда-то
             Ты выразился мнѣ, -- который богомъ
             Своимъ въ полнѣйшей мѣрѣ надѣленъ
             Отъ высшихъ и отъ низшихъ благъ вселенной.
   

АЛ-ГАФИ.

             Я такъ сказалъ?-- Что-жъ это означало?
   

ЗИТТА.

             Ты низшимъ благомъ называлъ богатство,
             А высшимъ -- мудрость.
   

АЛ-ГАФИ.

                                                     Какъ?-- и про жида
             Я такъ сказалъ вамъ?
   

ЗИТТА.

                                           Развѣ не сказалъ ты
             Мнѣ этого про Натана?
   

АЛ-ГАФИ.

                                                     Ахъ, да!
             Вы про него!-- про Натана!-- объ немъ-то
             Никакъ не могъ я вспомнить.-- Въ самомъ дѣлѣ
             Вернулся онъ?-- Такъ стало быть дѣла
             Его идутъ не дурно.-- Правда, правда:
             Его народъ когда-то назвалъ мудрымъ, --
             Богатымъ тоже.
   

ЗИТТА.

                                           Болѣе чѣмъ прежде
             Народъ теперь зоветъ его богатымъ,
             Всѣ говорятъ про драгоцѣнность
             Сокровищъ, привезенныхъ имъ сюда.
   

АЛ-ГАФИ.

             Ну, если онъ по прежнему богатый, --
             То вѣрно онъ по прежнему и мудрый.
   

ЗИТТА.

             Какъ думаешь, Ал-Гафи, если-бъ ты
             Къ нему толкнулся?
   

АЛ-ГАФИ.

                                           Для чего бы это?
             Не занимать-ли? Вотъ такъ угадали!--
             Онъ дастъ взаймы! Да въ томъ его вся мудрость,
             Что никому взаймы онъ не даетъ.
   

ЗИТТА.

             Но ты его описывалъ мнѣ прежде
             Совсѣмъ иначе.
   

АЛ-ГАФИ.

                                 Въ случаѣ нужды
             Товаромъ онъ ссудитъ; -- но денегъ!-- денегъ
             Не дастъ вамъ никогда.-- Хотя, конечно,
             Такихъ жидовъ, какъ онъ, встрѣчаешь рѣдко:
             Въ немъ много смыслу, онъ умѣетъ жить,
             И превосходно въ шахматы играетъ.
             Но и въ дурномъ, не меньше-чѣмъ въ хорошемъ,
             Онъ не похожъ на всѣхъ другихъ жидовъ.--
             Нѣтъ, -- на него разсчитывать не стоитъ.
             Онъ, правда, часто помогаетъ бѣднымъ --
             И можетъ быть, какъ Саладинъ, даетъ,
             Хотя не такъ-же много, но съ такой-же
             Готовностью и безъ лицепріятья:
             Еврей-ли, христіанинъ, мусульманинъ,
             Огнепоклонникъ -- всѣ ему равны.
   

ЗИТТА.

             И у такого....
   

САЛАДИНЪ.

                                 Какъ могло случиться,
             Что никогда объ немъ я не слыхалъ?
   

ЗИТТА.

             И денегъ въ долгъ не дастъ онъ Саладину?--
             Тому не дастъ, кто только для другихъ
             Нуждается, -- не для себя?..
   

АЛ-ГАФИ.

                                                     Вотъ въ этомъ
             Сейчасъ опять вы видите жида, --
             Обыкновеннаго жида -- повѣрьте.
             Въ благодѣяньи онъ ревнивъ, завистливъ,--
             Хотѣлъ-бы такъ, чтобъ одному ему
             Всѣ нищіе на свѣтѣ говорили:
             "Спаси васъ Богъ за ваше милосердье!!
             Затѣмъ-то онъ и не даетъ взаймы,
             Чтобъ въ подаянью быть всегда готовымъ, --
             И, такъ какъ сказано ему въ законѣ
             Про милосердіе, а не услугу,
             То для того, чтобъ милосердымъ быть
             Онъ самый неуслужливый товарищъ.
             Мы съ нѣкоторыхъ поръ таки не ладимъ,
             Другъ съ другомъ. Не подумайте, однако,
             Что я за то къ нему несправедливъ;
             Онъ добръ на все,-- но только не на это.
             Повѣрьте -- не на это. Я сейчасъ
             Пойду просить кого-нибудь другого.
             Мнѣ помнится, здѣсь жилъ богатый мавръ.
             Онъ очень скупъ, пойду-ка попытаюсь.
   

ЗИТТА.

             Зачѣмъ спѣшить?!
   

САЛАДИНЪ.

                                           Оставь его! Оставь!...
   

ЯВЛЕНІЕ III.

ЗИТТА, САЛАДИНЪ.

ЗИТТА.

             Спѣшитъ онъ, словно только избѣгаетъ
             Распросовъ. Что-же это?-- Точно-ль самъ онъ
             Ошибся -- или только хочетъ насъ
             Онъ обмануть?
   

САЛАДИНЪ.

                                 Могу-ли я отвѣтить?--
             Вѣдь мнѣ едва извѣстно про кого
             Вы говорите. Я сегодня слышу
             Объ этомъ вашемъ Натанѣ впервые.
   

ЗИТТА.

             Возможно-ль, чтобъ совсѣмъ ты не слыхалъ
             Про человѣка, о которомъ всюду
             Молва твердитъ, что будто отыскалъ онъ
             Гробницы Соломона и Давида,--
             Что ихъ замки умѣетъ отпирать
             Всесильнымъ тайнымъ словомъ, и выноситъ
             Отъ времени до времени оттуда
             Несмѣтныя сокровища, которыхъ
             Источникъ меньшій дать не въ состояньи.
   

САЛАДИНЪ.

             Ну, если изъ гробницъ его богатство,
             Такъ вѣрно не Давидъ, не Соломонъ,
             А дураки лежатъ въ гробницахъ этихъ.
   

ЗИТТА.

             Не-то злодѣи. И притомъ источникъ
             Его богатствъ гораздо изобильнѣй,
             Неистощимѣе сокровищъ всякой
             Гробницы.
   

САЛАДИНЪ.

                                 Вы сказали: онъ торгуетъ?
   

ЗИТТА.

             Онъ въ пристаняхъ имѣетъ корабли
             Вездѣ -- и вьючный скотъ его гоняютъ
             По всѣмъ дорогамъ и степямъ. Все это
             Мнѣ самъ Ал-Гафи говорилъ когда-то.
             Восторженно разсказывалъ онъ мнѣ:
             Какъ этотъ другъ его умѣетъ честно,
             Великодушно пользоваться тѣмъ,
             Что добывать съ умомъ, трудолюбиво
             Онъ не считаетъ слишкомъ мелкимъ дѣломъ;
             Разсказывалъ -- какъ чуждъ онъ предразсудковъ,
             Какъ сердце и душа его открыты
             Для всякой добродѣтели -- всему
             Прекрасному доступны.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     А сегодня
             Объ немъ Ал-Гафи говоритъ такъ сухо,
             Такъ неувѣренно.
   

ЗИТТА.

                                           Скорѣй смѣшавшись,
             Какъ будто похвалить его считаетъ
             Опаснымъ, и не хочетъ безъ причины,
             Его бранить. Какъ?-- неужели правда,
             Что даже лучшій человѣкъ не можетъ
             Отстать вполнѣ отъ племенныхъ привычекъ,
             И что Ал-Гафи съ этой стороны
             Стыдился друга.-- Но пускай, какъ знаетъ,
             Пусть больше или меньше въ немъ еврейства,
             Но онъ богатъ -- намъ этого и нужно.
   

САЛАДИНЪ.

             Вѣдь ты-же не захочешь у него
             Насильно отнимать его богатство.
   

ЗИТТА.

             Что называешь ты: отнять насильно?
             Огнемъ?-- Мечемъ?-- Нѣтъ, нѣтъ, -- въ борьбѣ со слабымъ
             И слабости его одной довольно.
             Какое тутъ насиліе!-- Пойдемъ-ка
             Покамѣстъ въ мой гаремъ послушать пѣнье
             Невольницы, мной купленной вчера.
             Я между тѣмъ придумаю, быть можетъ,
             Какъ приступить намъ къ Натану ловчѣй.
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Передъ домомъ Нататна въ той сторонѣ, которая соприкасается съ пальмами.
РЭХА и НАТАНЪ выходятъ изъ дому; имъ на встрѣчу ДАЙА.

РЭХА.

             Вы очень позамѣшкались, отецъ мой,
             Теперь его застанете едва-ли.
   

НАТАНЪ.

             Ну, если не подъ пальмами, не здѣсь,
             Такъ гдѣ-нибудь да сыщемъ, будь покойна.
             Не Дайа-ли идетъ сюда? смотри-ка.--
   

РЭХА.

             Не потеряла-ль изъ виду его!?
   

НАТАНЪ.

             Ну -- вѣрно нѣтъ.
   

РЭХА.

                                           Тогда-бы шла скорѣе.
   

НАТАНЪ.

             Должно быть насъ еще не увидала.
   

РЭХА.

             Ну вотъ и видитъ.
   

НАТАНЪ.

                                           И спѣшитъ -- смотри --
             Но будь спокойнѣй, Рэха.
   

РЭХА.

                                                     Вы хотите
             Такую дочь, которая-бы тутъ
             Спокойна оставалась, -- не заботясь
             Нисколько: чьимъ благодѣяньемъ снова
             Дана ей жизнь, любимая за то,
             Что жизнью вы -- вы первый обязали.
   

НАТАНЪ.

             Нѣтъ, -- я хочу, чтобъ ты всегда была
             Такой, какая есть.-- И еслибъ даже
             Я зналъ, что кое-что совсѣмъ другое
             Въ твоей душѣ гнѣздится...
   

РЭХА.

                                                     Что?-- отецъ мой!
   

НАТАНЪ.

             Меня спросила ты?-- Меня?-- такъ робко?--
             Природа и невинность порождаютъ
             Все то, что совершается въ тебѣ.
             Ты этимъ не тревожься.-- Я спокоенъ --
             Но только обѣщай мнѣ, что -- когда
             Тебѣ яснѣй желанья сердца будутъ --
             Ты отъ меня ни одного не скроешь.
   

РЭХА.

             Скрывать отъ васъ?-- Мнѣ даже и подумать
             Объ этомъ страшно!
   

НАТАНЪ.

                                           Такъ ни слова больше.
             Разъ навсегда мы это порѣшили.
             А вотъ и Дайа.-- Ну?
   

ДАЙА.

                                           Еще гуляетъ
             Онъ тутъ подъ пальмами.-- Сейчасъ онъ выйдетъ,
             Вонъ изъ-за той стѣны.-- Смотрите: вотъ онъ!
   

РЭХА.

             И словно самъ не знаетъ какъ идти:
             На лѣво-ли, на право, иль вернуться.
   

ДАЙА.

             Нѣтъ, онъ не разъ обходитъ монастырь.
             Бьюсь объ закладъ, что здѣсь пройти онъ долженъ.
   

РЭХА.

             Да. Такъ и есть. Ты говорила съ нимъ?
             Каковъ онъ ныньче?
   

ДАЙА.

                                           Какъ всегда.
   

НАТАНЪ.

                                                               Такъ станьте
             Подальше, чтобъ не могъ онъ васъ замѣтить;
             А лучше, если вы совсѣмъ уйдете.
   

РЭХА.

             Еще хоть разъ взглянуть!-- Нѣтъ! у меня
             Его опять укралъ заборъ...
   

ДАЙА.

                                                     Пойдемте!
             Отецъ вашъ правъ: бѣда намъ, если онъ
             Увидитъ васъ -- сейчасъ назадъ вернется.
   

РЭХА.

             Ахъ, Господи!-- заборъ...
   

НАТАНЪ.

                                                     Но если рыцарь
             Изъ-за него появится внезапно,
             Такъ онъ не можетъ не увидѣть васъ.
   

ДАЙА.

             Пойдемте-же! я знаю тамъ мѣстечко,
             Гдѣ изъ окна мы ихъ увидимъ...
   

РЭХА.

                                                               Да?...
             Обѣ входятъ въ домъ.
   

ЯВЛЕНІЕ V.

НАТАНЪ, и вскорѣ потомъ ХРАМОВНИКЪ.

НАТАНЪ.

             Почти страшитъ чудакъ -- почти смущаетъ
             Суровой добродѣтелью своей.--
             И надо-жъ человѣку -- человѣка
             Въ такое затрудненье приводить.--
             Идетъ.-- И юноша, а смотритъ мужемъ!
             Люблю я этотъ добрый, дерзкій взглядъ --
             И смѣлый шагъ.-- Подъ грубой скорлупою
             Навѣрно не такое-же ядро.
             Но гдѣ черты подобныя встрѣчалъ я?--
             Простите, честный рыцарь...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Что?
   

НАТАНЪ.

                                                               Позвольте...
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Въ чемъ дѣло, жидъ?
   

НАТАНЪ.

                                           Осмѣлиться мнѣ съ вами
             Заговорить.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Могу-ль я помѣшать?!
             Но все-таки короче.
   

НАТАНЪ.

                                           Извините --
             И не спѣшите проходить такъ гордо,
             Съ такимъ презрѣньемъ мимо человѣка,
             Котораго въ себѣ вы привязали
             Навѣки.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Какъ?-- Но чуть-ли я не понялъ:
             Вы...
   

НАТАНЪ.

                       Натаномъ зовутъ меня.-- Мнѣ ваше
             Великодушье дочь спасло,-- и я
             Пришелъ...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Не съ благодарностью-ль?-- Избавьте.
             И такъ ужъ благодарности довольно
             Мнѣ выстрадать пришлось за этотъ вздоръ.
             Я ровно ничего для васъ не сдѣлалъ.
             Я и не зналъ, что вашу дочь спасалъ.
             Храмовникамъ ихъ долгъ велитъ бросаться
             На помощь всякому, кто призываетъ.--
             Притомъ-же въ ту минуту жизнь моя
             И безъ того была мнѣ слишкомъ въ тягость, --
             Я ухватился съ радостью за случай,
             Дававшій мнѣ возможность этой жизнью
             Порисковать, чужую жизнь спасая --
             Хотя-бы жизнь какой-нибудь жидовки!--
   

НАТАНЪ.

             И отвратительно -- и величаво!--
             Я понимаю цѣль подобныхъ словъ:
             За этой отвратительною рѣчью
             Себя величье скромное скрываетъ,
             Чтобъ удивленья избѣжать.-- Но если
             Ему противны жертвы удивленій,
             Какая жертва въ немъ встрѣчаетъ меньше
             Презрѣнья?-- Рыцарь, я-бы не спросилъ
             Такъ прямо, если-бъ не были вы плѣннымъ,
             Чужимъ у насъ.-- Скажите!-- Прикажите,
             Чѣмъ я могу служить вамъ?--
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Вы?-- ничѣмъ.
   

НАТАНЪ.

             Но я богатъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Ни разу жидъ богатый
             Мнѣ не казался лучшимъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Развѣ это
             Мѣшаетъ вамъ воспользоваться тѣмъ,
             Что онъ имѣетъ лучшаго?-- Богатствомъ
             Его воспользоваться?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Хорошо.
             Объ этомъ я не стану много спорить, --
             Не стану -- ради моего плаща.
             Когда онъ весь износится, не будетъ
             Ни лоскутка надежнаго -- пожалуй
             Я къ вамъ приду занять сукна иль денегъ,
             Чтобъ новый сшить.-- Вы, впрочемъ, не печальтесь.--
             Теперь пока вамъ нечего бояться:
             Онъ далеко еще не истрепался.
             Вы видите -- вѣдь онъ еще изряденъ.
             Вотъ только скверное пятно въ углу,
             Должно быть, прожжено, какъ на пожарѣ
             Я несъ чрезъ пламя вашу дочь.
   

НАТАНЪ,-- схвативши край плаща и разсматривая его.

                                                     Какъ странно,
             Что этотъ опаленный край плаща,
             Что гадкое пятно о человѣкѣ
             Свидѣтельствуетъ лучше, чѣмъ онъ самъ.
             Позвольте мнѣ!-- Пятно я поцѣлую!--
             Простите!-- это ненарочно.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Что?
   

НАТАНЪ.

             Слеза упала на него.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Пустое!--
             Одною каплей больше.-- Про себя.
                                                     Этотъ жидъ
             Меня въ смущенье, наконецъ, приводитъ.
   

НАТАНЪ.

             О! если-бы вы были такъ добры
             И въ дочери моей, хоть на минутку,
             Прислали этотъ плащъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     На что онъ нуженъ?
   

НАТАНЪ.

             Чтобъ и она могла прижать въ губамъ
             Его пятно, когда ужъ такъ напрасно
             Надѣется обнять у васъ колѣни.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Но жидъ, -- васъ Натaнoмъ зовутъ?-- но, Натанъ,
             Вы вашу рѣчь слагаете прекрасно,
             Остро и ловко.-- Я смущенъ.-- Конечно...
   

НАТАНЪ.

             Старайтесь притворяться, какъ угодно --
             Я васъ и тутъ найду: -- вы слишкомъ честны,
             Добры, чтобъ вѣжливѣе быть.-- Вы знали,
             Какъ много чувства ожидать могли
             Въ спасенной вами дѣвушкѣ, -- какъ много
             Готовности могли найти въ слугѣ;
             Отецъ былъ далеко -- и ваше имя
             Отъ нареканья вы оберегали.
             Боясь ее подвергнуть испытанью,
             Боясь побѣды, вы бѣжали, рыцарь.
             Спасибо вамъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Я долженъ согласиться,
             Что вамъ извѣстно, какъ обязанъ думать
             Храмовникъ.
   

НАТАНЪ.

                                 Все такъ, храмовникъ только!
             И какъ обязанъ!-- словно потому,
             Что орденъ такъ велитъ ему.-- Я знаю
             Какъ думаетъ хорошій человѣкъ.
             Я знаю, что повсюду можно встрѣтить
             Людей хорошихъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Но съ различьемъ тоже,
             Надѣюсь.
   

НАТАНЪ.

                                 Да.-- Съ различьемъ въ цвѣтѣ кожи,
             Въ сложеніи, въ одеждѣ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     И при этомъ
             Въ одной странѣ ихъ больше, чѣмъ въ другой.
   

НАТАНЪ.

             Ну тутъ еще не велико различье.--
             Большому кораблю повсюду нужно
             Большое плаванье -- и если много
             Большихъ деревьевъ близко насажать --
             Ихъ вѣтви станутъ сохнуть и ломаться.
             Нѣтъ, по-просту, какъ мы, людей хорошихъ
             Во всѣхъ странахъ вы встрѣтите не мало.--
             Но только надо, чтобъ одинъ другого
             Не порицалъ, -- чтобъ терпѣливо наросль
             Корявый сукъ сносила, -- чтобъ верхушка
             Не вздумала гордиться, что она
             Одна изъ-подъ земли не выростала.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Прекрасно сказано.-- Но вѣрно тоже
             Вы знаете, какой народъ впервые
             Сталъ порицать другіе; -- вамъ извѣстно,
             Какой народъ впервые называлъ
             Себя народомъ избраннымъ у Бога.
             Чтожъ, -- если къ этому народу я
             И не питаю ненависти?-- если
             Я только удержаться не могу,
             Чтобъ гордость въ немъ не презирать?-- Ту гордость,
             Которую онъ передалъ въ наслѣдство
             Какъ мусульманамъ, такъ и христіанамъ: --
             Что только Бога, признаннаго ими,
             Обязанъ всякій истиннымъ считать!?
             Вы удивляетесь, что я -- храмовникъ,
             Я -- христіанинъ -- говорю вамъ это?
             Когда-жъ и гдѣ въ такомъ ужасномъ видѣ,
             Какъ здѣсь, какъ въ наше время, проявлялось
             Благочестивое безумство -- думать,
             Что Бога лучшаго мы почитаемъ --
             И потому навязывать его,
             Какъ лучшаго, насильно, всей вселенной.
             Кто здѣсь? Кто въ наше время видитъ ясно?
             Но будь слѣпымъ кто хочетъ -- позабудьте
             Мои слова!-- Оставьте вы меня...

Хочетъ идти.

НАТАНЪ.

             А!-- вы не знаете насколько крѣпче
             Меня теперь къ себѣ вы привязали.
             Постойте!-- Мы должны друзьями быть.
             Народъ мой презирайте, какъ хотите:
             Не мы себѣ народъ свой выбирали
             И мы еще народъ не составляемъ.
             Да что народъ?-- Вѣдь люди остаются
             Людьми и въ христіанствѣ, и въ еврействѣ.
             Ахъ!-- Еслибы мнѣ въ васъ пришлось найти
             Хотя однимъ бы человѣкомъ больше,
             Которому довольно и того,
             Что носитъ онъ названье человѣка.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Да! видитъ Богъ, что вы нашли такого.
             Да, Натанъ, вашу руку!-- я стыжусь,
             Что на мгновенье могъ въ васъ ошибаться.
   

НАТАНЪ.

             Мнѣ это льститъ.-- Вѣдь рѣдко ошибешься
             Въ обыкновенномъ только.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     И не скоро
             Забудешь рѣдкое.-- Вы правы, Натанъ,
             Должны мы быть друзьями.
   

НАТАНЪ.

                                                     Мы друзья.
             Какъ рада будетъ Рэха -- и какую
             Я будущность прекрасную предвижу.
             Узнайте только дочь мою!
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Объ этомъ
             Я съ нетерпѣньемъ думаю.-- Но кто-то
             Выходитъ изъ дому у васъ.-- Не Дайа?
   

НАТАНЪ.

             Она.-- Какъ робко!
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Можетъ, съ нашей Рэхой
             Случилось что-нибудь...
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

ТѢ ЖЕ и ДАЙ А -- входитъ поспѣшно.

ДАЙА.

                                           Ахъ! Натанъ!
   

НАТАНЪ.

                                                               Ну?
   

ДАЙА.

             Простите, честный рыцарь, что должна я
             Прервать васъ --
   

НАТАНЪ.

                                 Что тамъ?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Что случилось, Дайа?
   

ДАЙА.

             Султанъ прислалъ, -- султанъ къ себѣ зоветъ васъ.
             Ахъ, Господи!-- султанъ!
   

НАТАНЪ.

                                                     Меня?-- султанъ?
             Онъ вѣрно привезенныя новинки
             Желаетъ посмотрѣть.-- Поди, скажи,
             Что мы еще товаръ не разбирали.
   

ДАЙА.

             Нѣтъ, нѣтъ! Онъ ничего не хочетъ видѣть --
             Ему угодно съ вами говорить,--
             И лично съ вами, и скорѣй -- какъ можно.
   

НАТАНЪ.

             Сейчасъ приду.-- Ступай.
   

ДАЙА.

                                                     Ужъ вы
             На насъ не прогнѣвитесь, храбрый рыцарь.
             Ахъ, Господи, мы всѣ въ такой тревогѣ --
             На что султанъ васъ можетъ звать?
   

НАТАНЪ.

                                                               Увидимъ.
             Ступай!
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

НАТАНЪ и ХРАМОВНИКЪ.

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Такъ вы не знаете его?
             Я разумѣю: лично.
   

НАТАНЪ.

                                           Саладина?--
             Я не искалъ, хоть и не избѣгалъ
             Знакомства съ нимъ.-- Молва объ" немъ такъ много
             Хорошаго твердитъ, что лучше вѣрить
             Чѣмъ видѣть.-- Но теперь, когда бы даже
             Неправду говорили, такъ одна
             Пощада вашей жизни....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Правду!-- правду!--
             Навѣрно.-- Жизнь моя -- его подарокъ...
   

НАТАНЪ.

             Которымъ вдвое, втрое жизнь и мнѣ
             Онъ подарилъ, -- и это между нами
             Мѣняетъ все, накинуло мнѣ петлю,
             Которой вѣчно буду я отнынѣ
             Къ нему привязанъ.-- Съ нетерпѣньемъ жду
             Я первыхъ приказаніи Саладина.
             Я ко всему готовъ!-- Готовъ сознаться,
             Что ради васъ ему настолько преданъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Я самъ, хоть и не рѣдко съ нимъ встрѣчался,.
             Еще не могъ его благодарить.
             Мгновенно произвелъ я впечатлѣнье --
             И вновь оно мгновенно миновало.
             Кто знаетъ, помнитъ-ли онъ обо мнѣ,
             А все-таки еще придется вспомнить
             Хоть разъ, по крайней мѣрѣ, чтобъ рѣшить
             Мою судьбу. Вѣдь мало, что живу я
             По волѣ, по приказу Саладина,
             Въ его рукахъ вся будущность моя.
   

НАТАНЪ.

             Не иначе!-- Тѣмъ больше, я спѣшу.
             Быть можетъ, выдастся еще словечко --
             И мы заговоримъ объ васъ. Прощайте.
             Позвольте мнѣ, -- я тороплюсь къ нему.
             Когда же у себя мы васъ увидимъ?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Когда позволите.
   

НАТАНЪ.

                                           Когда хотите.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Сегодня.
   

НАТАНЪ.

                                 Ваше имя?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Было прежде --
             Меня зовутъ -- фонъ-Штауфенъ, Курдъ фонъ-Штауфенъ.
   

НАТАНЪ.

             Фонъ-Штауфенъ?-- Штауфенъ!...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Чтожъ васъ удивляетъ?
   

НАТАНЪ.

             Фонъ-Штауфенъ?-- такъ!-- изъ вашего семейства
             Ужъ многіе....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Бывали здѣсь?-- Еще бы!
             Останки многихъ догниваютъ здѣсь.
             Мой дядя даже, то-есть нѣтъ -- отецъ мой,
             Хотѣлось мнѣ сказать.... Но отчего
             Вы на меня такъ пристально глядите?
   

НАТАНЪ.

             О!-- ничего! могу ли я на васъ
             Довольно наглядѣться.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Потому-то
             Я первый оставляю васъ.-- Нерѣдко
             Взглядъ испытующій находитъ больше,
             Чѣмъ хочетъ, -- я таки его боюсь.
             Пускай же насъ не любопытство, Натанъ,
             А время понемногу познакомитъ.

Уходитъ.

НАТАНЪ -- изумленный глядитъ ему вслѣдъ.

             "Взглядъ испытующій находитъ больше,
             Чѣмъ хочетъ".-- Словно мысль мою прочелъ --
             Да, это можетъ и со мной случиться.
             Не только ростъ, походка, -- голосъ Вольфа.
             Точь-въ-точь какъ Вольфъ, онъ носитъ мечъ у локтя.
             Какъ Вольфъ рукой проводитъ по бровямъ,
             Скрывая жгучій взглядъ. Какъ Вольфъ, бывало,
             Закидываетъ голову назадъ.--
             Такъ иногда спокойно дремлютъ въ насъ
             Когда-то сердцу близкія картины,
             Покамѣстъ слово, звукъ какой-нибудь
             Ихъ не разбудитъ. Штауфенъ -- да!-- конечно,
             Фонъ-Фильнекъ и фонъ-Штауфенъ -- да!-- Я скоро
             Подробнѣе узнаю это все --
             Но прежде въ Саладину.-- Кто тамъ?-- Дайа --
             Зачѣмъ-то снова крадется. Иди!...
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

ДАЙА, НАТАНЪ.

НАТАНЪ.

             Ну что?-- Опять сердца въ васъ истомились
             Желаньемъ знать, но не объ томъ, что нужно
             Султану.
   

ДАЙА.

                                 Какъ винить ее за это?
             Вы только-что довѣрчивѣе стали
             Съ нимъ разговаривать, какъ насъ пугнуло
             Посланіе султана отъ окна.
   

НАТАНЪ.

             Ты ей скажи, чтобъ каждую минуту
             Она ждала его.
   

ДАЙА.

                                 Навѣрно?
   

НАТАНЪ.

                                                     Дайа, --
             Могу ли на тебя я положиться?
             Прошу тебя, будь осторожна съ нимъ.
             Ты въ этомъ не раскаешься, -- и даже
             Сведешь ты счеты съ совѣстью своей.
             Смотри же, только планъ мой не испорти.
             Въ разсказахъ и разспросахъ будь скромна,
             Умѣренна.
   

ДАЙА.

                                 Нашли что поминать!
             Иду. И вы ступайте. Вонъ, глядите:
             Не къ вамъ ли снова посланный султана,
             Ал-Гафи вашъ?

Уходитъ.

   

ЯВЛЕНІЕ IX.

НАТАНЪ, АЛ-ГАФИ.

АЛ-ГАФИ.

                                 А я шелъ къ вамъ опять.
   

НАТАНЪ.

             Такъ дѣло спѣшное? Чего онъ хочетъ?
   

АЛ-ГАФИ.

             Кто?
   

НАТАНЪ.

                       Саладинъ. Иду, иду.
   

АЛ-ГАФИ.

                                                     Куда?
             Къ султану?
   

НАТАНЪ.

                                 Развѣ ты ко мнѣ не присланъ
             Султаномъ?
   

АЛ-ГАФИ.

                                 Нѣтъ. Такъ онъ ужъ присылалъ?
   

НАТАНЪ.

             Конечно.
   

АЛ-ГАФИ.

                                 Ну, понятно.
   

НАТАНЪ.

                                                     Что понятно?
   

АЛ-ГАФИ.

             Но видитъ Богъ, что я не виноватъ.
             Чего, чего про васъ не говорилъ я,
             Чего не лгалъ, чтобъ только отклонить.
   

НАТАНЪ.

             Что отклонить?
   

АЛ-ГАФИ.

                                 Онъ васъ теперь назначитъ
             Своимъ казнохранителемъ. Мнѣ жаль васъ,
             Но видѣть этого я не намѣренъ,
             И ухожу сейчасъ же. А куда?
             Вы слышали -- дорога вамъ извѣстна.
             Не нужно-ль, по пути, послать со мною
             Чего-нибудь? Скажите, -- я къ услугамъ.
             Конечно, только что голякъ тащить
             Съ собою можетъ. Говорите живо.
             Я ухожу.
   

НАТАНЪ.

                                 Ал-Гафи, образумься.
             Вѣдь я еще не знаю ничего.
             О чемъ ты говоришь?
   

АЛ-ГАФИ.

                                           Вы ихъ возьмете
             Съ собой сейчасъ, мѣшки?
   

НАТАНЪ.

             Мѣшки?
   

АЛ-ГАФИ.

                                 Ну, деньги,
             Которыя дадите въ долгъ султану.
   

НАТАНЪ.

             И только?
   

АЛ-ГАФИ.

                                 Мнѣ смотрѣть, какъ онъ день-за-день
             Васъ до послѣдней нитки оберетъ?
             Какъ занимать, и занимать онъ будетъ
             На мотовство, покамѣстъ даже мыши
             Не околѣютъ съ голоду въ амбарахъ,
             Гдѣ много добраго всегда хранилось
             На милосердье мудрое? Постойте!
             Вы, можетъ быть, себѣ вообразили,
             Что тотъ, кто золото у васъ беретъ,
             Послѣдуетъ и вашему совѣту?--
             Совѣту? онъ? Когда же Саладинъ
             Совѣта слушалъ? Знаете ли, Натанъ,
             Что только-что онъ сдѣлалъ?
   

НАТАНЪ.

                                                               Ну?
   

АЛ-ГАФИ.

                                                                         Къ нему
             Являюсь я. А до меня съ сестрою
             Онъ въ шахматы игралъ. Она умѣетъ
             Порядочно играть. Еще стояла
             Игра неконченною на доскѣ;
             Но онъ рѣшилъ, что выиграла Зитта.
             Гляжу: ну, нѣтъ! Еще игру далеко
             Нельзя назвать проигранною.
   

НАТАНЪ.

                                                               Ба!
             Да это для тебя была находка.
   

АЛ-ГАФИ.

             Онъ долженъ былъ, подвинувъ короля,
             Прикрыться пѣшкой. Еслибъ можно было
             Вамъ показать....
   

НАТАНЪ.

                                           О! я и такъ повѣрю....
   

АЛ-ГАФИ.

             Такъ открывалъ онъ ходъ слону, и Зитта
             Погибла бы навѣрно. Я хотѣлъ ужъ
             Ему все это ясно доказать.
             Зову его -- и что-жъ?
   

НАТАНЪ.

                                           Онъ не согласенъ?
   

АЛ-ГАФИ.

             Онъ и не слушаетъ. Онъ опрокинулъ
             Презрительно всѣ шашки.
   

НАТАНЪ.

                                                     Быть не можетъ!
   

АЛ-ГАФИ.

             Сказалъ: "Мнѣ матъ -- я такъ хочу!" Онъ хочетъ!
             Что-жъ это за игра?
   

НАТАНЪ.

                                           Игра игрою.
   

АЛ-ГАФИ.

             Во всякомъ случаѣ, игра такая
             И скорлупы орѣховой не стоитъ.
   

НАТАНЪ.

             Грѣхъ не великъ, что деньгами соритъ онъ,
             Но что тебя не выслушалъ, -- что въ дѣлѣ
             Подобной важности не слушалъ вовсе,
             Что твой орлиный взглядъ не оцѣнилъ, --
             За это онъ достоинъ мщенья. Такъ ли?
   

АЛ-ГАФИ.

             Ахъ, что?! Я говорю вамъ это только,
             Чтобъ знали вы, что онъ за голова.
             Ну, словомъ, жизнь мнѣ съ нимъ невыносима.
             Вотъ, шляюсь я ко всякимъ грязнымъ маврамъ
             И ихъ прошу, не дастъ ли кто взаймы.
             Я!-- я, который для себя ни разу
             Руки не протянулъ за подаяньемъ, --
             Я для другихъ обязанъ занимать.
             А, право, занимать не многимъ лучше
             Выпрашиванья милостыни; такъ же,
             Какъ въ долгъ давать, съ разсчетомъ на проценты,
             Не многимъ лучше, чѣмъ украсть. У Ганга
             Все это чуждо мнѣ. Тамъ я не долженъ
             Служить орудіемъ такимъ продѣлкамъ,
             И только тамъ людей встрѣчаешь. Здѣсь же
             Изъ всѣхъ, кого я знаю, вы одни
             Достойны жить у Ганга. Не хотите-ль?
             Пойдемте вмѣстѣ. Бросьте вы ему
             Весь этотъ хламъ, которымъ онъ такъ занятъ.
             Вѣдь понемногу все отниметъ -- все!
             А этакъ вы, по крайней мѣрѣ, разомъ
             Отъ всѣхъ хлопотъ избавитесь. Пойдемте,
             Я васъ одѣну дервишемъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Я думалъ,
             Что это сдѣлать мы всегда успѣемъ.
             Но все-таки я поразмыслю, Гафи.
             Постой....
   

АЛ-ГАФИ.

                                 Въ такихъ дѣлахъ не размышляютъ.
   

НАТАНЪ.

             Дай мнѣ сходить къ султану. Дай проститься.
   

АЛ-ГАФИ.

             Кто хочетъ размышлять, тотъ ищетъ поводъ,
             Чтобъ не посмѣть рѣшиться. Кто не можетъ
             Рѣшиться разомъ жить, какъ хочетъ самъ,
             Тотъ будетъ вѣчно жить рабомъ другого.
             Какъ знаете! Ну, будьте же счастливы,
             Пока вамъ это кажется возможнымъ.
             Моя дорога тамъ, а ваша -- здѣсь.
   

НАТАНЪ.

             Вѣдь ты сперва провѣрить счеты долженъ?
   

АЛ-ГАФИ.

             Эхъ! Пустяки. Не стоитъ и считать
             Остатокъ кассы. А что счеты вѣрны --
             Въ томъ вы поручитесь; не вы, такъ Зитта.
             Желаю счастья вамъ.

Уходитъ.

НАТАНЪ.

                                           Я поручусь.
             Ты!-- дикій, добрый, честный, -- какъ назвать мнѣ
             Его?! Да, только настоящій нищій
             Единственный и настоящій царь!
             Уходитъ въ другую комнату.
   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Въ домѣ Натана.

РЭХА и ДАЙА.

РЭХА.

             Какъ, Дайа, какъ сказалъ тебѣ отецъ мой:
             "Чтобъ каждую минуту ждать его?" --
             Вѣдь это значитъ, что придетъ онъ скоро;
             А между тѣмъ, ужъ множество минутъ
             Прошло! Пускай! что думать о прошедшемъ?
             Нѣтъ, лучше каждой будущей минутой
             Я стану жить; придетъ-таки одна --
             И принесетъ его.
   

ДАЙА.

                                           Ужъ это, право,
             Проклятое посольство!-- не оно бы,
             Такъ Натанъ непремѣнно бы теперь же
             Привелъ его съ собою.
   

РЭХА.

                                                     Но когда
             Минута эта, наконецъ, наступитъ...
             Когда исполнится мое желанье
             Горячее, сильнѣйшее изъ всѣхъ, --
             Тогда-то что же?
   

ДАЙА.

                                           Что тогда? Надѣюсь,
             Тогда исполнится и то, что я
             Желаю горячо.
   

РЭХА.

                                           Я; такъ привыкла
             Имѣть одно, сильнѣйшее желанье.
             Когда его не будетъ, что-жъ тогда
             Его замѣнитъ мнѣ? Ничто? Мнѣ страшно.
   

ДАЙА.

             Мое желанье, слышишь ли, мое 4
             Заступитъ мѣсто прежняго: желанье --
             Въ Европѣ увидать тебя, въ рукахъ
             Тебя достойныхъ.
   

РЭХА.

                                           Нѣтъ, ты въ заблужденьи.
             Не тоже-ль самое, что заставляетъ
             Тебя мечтать объ этомъ, не допуститъ,
             Чтобъ и мои желанья были тѣ же?
             Тебя манитъ на родину твою,
             А я свою безъ сожалѣнья брошу?
             Картины твоего воспоминанья
             Должны сильнѣе дѣйствовать, чѣмъ то,
             Что я могу сама здѣсь видѣть, слышать,
             И осязать....
   

ДАЙА.

                                 Упорствуй сколько хочешь.
             Господень путь -- есть путь Господень. Что же,
             Коль рыцарь твой у Бога своего,
             У Бога, за котораго онъ бьется,
             На то и выбранъ именно, чтобъ имъ
             Ты свезена была въ иныя страны,
             Къ народамъ, для которыхъ родилась?--
   

РЭХА.

             Ну что ты мнѣ опять болтаешь? Право --
             Вѣдь у тебя престранныя понятья:
             У Бога своего!-- какой-же Богъ,
             Ему лишь одному принадлежащій, --
             И -- за котораго онъ бьется!-- Дайа!
             Какому Богу нужно, чтобы люди
             Изъ-за него другъ друга убивали?--
             И почему мы знаемъ, для какого
             Клочка земли мы рождены на свѣтъ,
             Когда не для того, гдѣ мы родились?
             Ну если-бы отецъ мой это слышалъ?
             Что сдѣлалъ онъ тебѣ?-- Зачѣмъ всегда
             Какъ можно дальше отъ него ты ищешь
             Мнѣ счастья?-- Что тебѣ онъ сдѣлалъ, Дайа,
             Что ты мѣшаешь съ сорною травой --
             Съ цвѣтами родины твоей любезной --
             То сѣмя разума, которымъ въ душу
             Такъ чисто сѣялъ мнѣ отецъ мой? Дайа,
             Дружокъ ты мой, онъ наконецъ не хочетъ,
             Чтобъ пестрые цвѣты твои росли
             На почвѣ моего разсудка.-- Знаешь,
             И я сама должна тебѣ признаться,
             Что хоть они блестящи и красивы,
             Но истощаютъ силы молодыя --
             И запахъ ихъ удушливъ и тяжелъ.
             Твой мозгъ къ нимъ болѣе привыченъ, Дайа.--
             И этимъ я не осуждаю нервовъ,
             Которыя выносятъ этотъ запахъ;
             Но только онъ меня-то одуряетъ.
             Вотъ, напримѣръ, хоть давича -- твой ангелъ!
             Какой было меня онъ глупой сдѣлалъ!
             Я этой глупости и до сихъ поръ
             Стыжусь передъ отцемъ.
   

ДАЙА.

             Гм!-- глупость!-- Словно
             Встрѣчаешь умныхъ только въ здѣшнемъ домѣ.
             О!-- если-бы я смѣла говорить.
   

РЭХА.

             А развѣ ты не смѣешь?-- Но когда-жъ я
             Не слушала со всѣмъ вниманьемъ все,
             Что ты мнѣ говорила о герояхъ
             Твоей религіи? И развѣ я
             Не удивлялась ихъ дѣламъ и жизни?
             Не плакала объ ихъ тяжелыхъ мукахъ?
             Въ нихъ, правда, наиболѣе геройскимъ
             Считала я не вѣру; но тѣмъ больше
             Мнѣ было утѣшительно ученье:
             Что не зависитъ отъ мечтаній нашихъ
             О Богѣ -- наша преданность ему.
             Какъ часто намъ говаривалъ объ этомъ
             Отецъ мой, и сама ты, Дайа, часто
             Съ нимъ соглашалась, такъ зачѣмъ-же снова
             Стараешься разрушить, что бывало
             Съ нимъ вмѣстѣ строила?-- Мы не должны-бы
             Объ этомъ спорить въ ожиданьи друга.--
             А впрочемъ, для меня оно и кстати:
             Какъ безконечно-бы хотѣлось мнѣ,
             Чтобъ то-же онъ... Чу! слышала ты, Дайа?
             Въ намъ, кажется, вошли?-- Ахъ! еслибъ это
             Былъ онъ!..
   

ЯВЛЕНІЕ II.

РЭХА, ДАЙА и ХРАМОВНИКЪ, которому кто-то отворилъ дверь, говоря:

                                 Войдите.
   

РЭХА, вздрагиваетъ, но сдерживаетъ себя хочетъ упасть передъ, нимъ на колѣни.

             Онъ!-- О мой спаситель!
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Чтобъ этого избѣгнуть, медлилъ я
             Сюда идти -- и все-таки...
   

РЭХА.

                                                     Простите.
             Я передъ этимъ гордымъ человѣкомъ --
             У ногъ его, хочу еще хоть разъ
             Благодарить, но не его, а Бога.
             Онъ благодарности моей не приметъ,
             Какъ и ведро, работавшее то-же
             И съ пользой, и усердно, на пожарѣ.
             Нальютъ его водой -- и выльютъ снова --
             Оно того не чувствуетъ.-- Онъ тоже
             Случайно только брошенъ былъ въ огонь.
             Потомъ къ нему я на руки попала,
             Какъ искра налетѣвшая на плащъ, --
             И, наконецъ, не знаю что оттуда
             Обоихъ вмѣстѣ выбросило насъ.--
             За что-же тутъ благодарить?-- Въ Европѣ
             Иной разъ, подъ вліяніемъ вина,
             И не такіе подвиги творятся;
             Храмовники должны такъ поступать,
             Должны -- какъ тѣ ученыя собаки,
             Которыя и отъ огня спасаютъ
             И изъ воды выносятъ.
   

ХРАМОВНИКЪ -- который все время глядѣлъ на Рэху съ удивленіемъ и безпокойствомъ.

                                                     Дайа, Дайа!
             Я знаю, что тебя я оскорблялъ
             Въ минуту раздраженія и горя;
             Но для чего-же ей передавать
             Всѣ глупости, которыя срывались
             Въ то время съ языка?-- Вѣдь это значитъ,
             Что слишкомъ зло ты мстила за обиду.--
             Быть можетъ, Дайа, ты теперь словечко
             Замолвишь за меня.
   

ДАЙА.

                                           Мой добрый рыцарь,
             Не думаю, чтобъ колкость вашихъ словъ,
             Затронувши сердечко Рэхи, сильно
             Вамъ повредило въ немъ.
   

РЭХА.

                                                     Вы были въ горѣ?
             И вашимъ горемъ вы скупились больше,
             Чѣмъ вашей жизнью.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Доброе дитя!
             Моя душа двоится передъ вами:
             Смотрѣть-ли мнѣ, иль слушать, самъ не знаю.
             Нѣтъ, нѣтъ! не эту дѣвочку я вынесъ
             Изъ пламени! Кто сталъ-бы ждать меня?
             Кто могъ-бы знать ее -- и въ тоже время
             Не броситься въ огонь ее спасти?--
             Но, впрочемъ, страхъ мѣняетъ человѣка.
             Молчаніе. Онъ какъ-бы забывается любуясь ею.
   

РЭХА.

             А я васъ нахожу еще все тѣмъ-же.
             Опять молчаніе, которое она прерываетъ, чтобъ-
             прекратить его задумчивое созерцаніе.
             Ну, разскажите, рыцарь, гдѣ вы были
             Такъ долго?-- Я почти могу спросить:
             Теперь-то гдѣ вы?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Тамъ, -- гдѣ, можетъ статься,
             Не слѣдуетъ мнѣ быть.
   

РЭХА.

                                           А гдѣ вы были?
             Опять гдѣ вамъ не слѣдовало быть?--
             Не хорошо.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Я былъ на той горѣ...
             Ну, какъ бишь -- на Синаѣ.
   

РЭХА.

                                                               На Синаѣ?
             Прекрасно.-- Наконецъ, я достовѣрно
             Узнаю...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                       Что?-- Дѣйствительно-ли видно
             То мѣсто, гдѣ когда-то Моисей
             Стоялъ предъ Богомъ?...
   

РЭХА.

                                                     Только ужъ не это.--
             Гдѣ онъ стоялъ, тамъ онъ стоялъ предъ Богомъ, --
             И этого съ меня вполнѣ довольно.--
             Нѣтъ. Правда-ли, хотѣла я спросить,
             Что будто-бы всходить на эту гору
             Гораздо легче, чѣмъ съ нее сходить?--
             Что до меня -- мнѣ сколько ни случалось
             Взбираться на горы -- всегда бывало
             Наоборотъ.-- Ну, рыцарь?-- Что?-- Зачѣмъ-же
             Вы отвернулись?-- На меня глядѣть
             Вы не хотите.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Я хочу васъ слушать.
   

РЭХА.

             Вы не хотите дать замѣтить мнѣ,
             Что простотѣ моей вы улыбнулись, --
             Что вамъ забавно -- какъ про эту гору, --
             Святѣйшую изъ горъ, -- я не съумѣла
             Спросить чего-нибудь важнѣй?-- не такъ-ли?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Совсѣмъ не то! Опять вамъ буду прямо
             Глядѣть въ глаза. Что?-- вы ихъ опустили?
             Теперь ужъ вы хотите скрыть улыбку!--
             Но для чего я отыскать стараюсь
             Въ неясномъ выраженіи лица,
             Что я такъ внятно слышу -- что вы молча
             Мнѣ сами высказали.-- Рэха! Рэха!
             Какую правду онъ сказалъ: "узнайте
             Ее -- узнайте только"!
   

РЭХА.

                                           Кто сказалъ вамъ?--
             И про кого?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 "Узнайте дочь мою!" --
             Мнѣ говорилъ про васъ отецъ вашъ.
   

ДАЙА.

                                                                         Развѣ
             Не тоже говорила вамъ и я?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Но гдѣ-же онъ? отецъ вашъ.-- Неужели
             Онъ у султана до сихъ поръ?
   

РЭХА.

                                                     Конечно.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Все тамъ еще?-- Нѣтъ, нѣтъ! Какъ я забывчивъ!--
             Онъ врядъ-ли тамъ. Онъ вѣрно ждетъ меня
             Внизу -- у монастырскихъ стѣнъ.-- Мы въ этомъ,
             Какъ помнится, условились.-- Его
             Я приведу. Позвольте...
   

ДАЙА.

                                                     Это дѣло
             Мое.-- Останьтесь, рыцарь; -- я сейчасъ
             За нимъ схожу.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Меня онъ хочетъ видѣть --
             Не васъ.-- Притомъ -- кто знаетъ?-- онъ легко
             Могъ у султана -- могъ легко смутиться.--
             Вѣдь вы не знаете султана.-- Вѣрьте,
             Тутъ есть опасность.-- Мнѣ необходимо
             Идти.
   

РЭХА.

                                 Опасность?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Для меня!-- Для васъ!
             И для него опасность, -- если тотчасъ
             Я не уйду.

Уходитъ.

   

ЯВЛЕНІЕ III.

РЭХА и ДАЙА.

РЭХА.

                                 Такъ скоро!-- Дайа, -- что-же
             Все это значитъ? Что его сразило?
             Что выгнало его?
   

ДАЙА.

                                           Пускай себѣ;
             Я думаю, что это знакъ хорошій.
   

РЭХА.

             Какой же?
   

ДАЙА.

                                 Кое-что въ немъ происходитъ:
             Оно внутри кипитъ -- и не должно
             Перекипѣть. Пускай!-- за вами дѣло.
   

РЭХА.

             За мной?-- и ты становишься, какъ онъ,
             Мнѣ непонятной.
   

ДАЙА.

                                           Скоро можно будетъ
             Вамъ поплатиться съ нимъ за безпокойство,
             Которымъ онъ васъ мучилъ.-- Только вы
             Не будьте слишкомъ мстительны и строги.
   

РЭХА.

             Ну, понимай сама, о чемъ болтаешь.
   

ДАЙА.

             Такъ вы опять совсѣмъ спокойны?
   

РЭХА.

                                                               Да.--
             Да, я спокойна.
   

ДАЙА.

                                 Но, по крайней мѣрѣ,
             Сознайтесь: вамъ пріятно видѣть въ немъ
             Такое безпокойство? И спокойны
             Вы оттого, что не спокоенъ онъ.
   

РЭХА.

             Мнѣ это совершенно непонятно.
             Одно еще, въ чемъ я могу сознаться,
             Такъ это въ томъ, что я сама дивлюсь,
             Какъ, тотчасъ послѣ бурнаго волненья,
             Мнѣ стало вдругъ такъ тихо и отрадно.--
             Его слова, его пріятный взглядъ
             Меня....
   

ДАЙА.

                                 Пресытили?
   

РЭХА.

                                                     О, нѣтъ, конечно,
             Нѣтъ, далеко не то.
   

ДАЙА.

                                           Такъ первый голодъ
             Поутолили?
   

РЭХА.

                                 Если хочешь -- да!
   

ДАЙА.

             Ну, я не то хочу.
   

РЭХА.

                                           Онъ вѣчно будетъ
             Мнѣ дорогъ; онъ останется мнѣ вѣчно
             Дороже жизни; хоть теперь ужъ больше
             При имени его не бьется сердце
             Во мнѣ сильнѣе. Не вздыхаю грустно,
             Когда задумаюсь объ немъ. Да что я
             Болтаю.... Дайа, милая, пойдемъ
             Опять къ окну, гдѣ можно видѣть пальмы.
   

ДАЙА.

             Такъ, стало быть, еще и первый голодъ
             Не заморенъ?
   

РЭХА.

                                 Теперь и пальмы тоже
             Я буду видѣть, -- а не одного
             Его подъ пальмами.
   

ДАЙА.

                                           Холодность эта
             Ведетъ въ началу покой лихорадки.
   

РЭХА.

             Холодность?!-- я не холодна; и право
             Не съ меньшимъ наслажденьемъ вижу то,
             На что могу смотрѣть я безъ волненья.
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Аудіенцъ-зала во дворцѣ Саладина.

САЛАДИНЪ и ЗИТТА.

САЛАДИНЪ -- входя, говоритъ въ дверь.

             Когда придетъ еврей, его сейчасъ же
             Ввести сюда. Какъ видно, не привыкъ
             Онъ торопиться.
   

ЗИТТА.

                                           Вѣрно, не былъ дома,
             И скоро не могли его найти.
   

САЛАДИНЪ.

             Сестра! сестра!
   

ЗИТТА.

                                 Ты, право, словно въ битвѣ
             Готовишься.
   

САЛАДИНЪ.

                                 Притомъ, такимъ оружьемъ,
             Которымъ и владѣть я не умѣю:
             Я долженъ сѣть разставить, притворяться,
             Обманывать, лукавить. Гдѣ же мнѣ
             Все это знать?-- и для чего все это?
             Чтобъ деньги выудить, чтобъ деньги страхомъ
             Сорвать съ жида. Неужли, наконецъ,
             Мнѣ мелочною хитростью придется
             Добыть мельчайшую изъ мелочей?
   

ЗИТТА.

             И мелочью пренебрегать не надо,
             Иль худо можетъ быть.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Къ несчастью, да!
             А если этотъ жидъ и въ самомъ дѣлѣ
             Хорошій и разумный человѣкъ,
             Какъ прежде говорилъ о немъ Ал-Гафи?
   

ЗИТТА.

             Что нужды въ томъ? Вѣдь западню разставишь
             Ты только для жида, который скупъ,
             И боязливъ, и недовѣрчивъ. Если-жъ
             Онъ точно добрый, мудрый человѣкъ,
             Такъ нашимъ будетъ онъ и безъ обмана.
             При этомъ ты еще себѣ въ добавокъ
             Доставишь удовольствіе -- узнать:
             Какъ смѣло, какъ разумно онъ отвѣтитъ;
             Какъ сѣть твою онъ разомъ перерветъ,
             Иль осторожно обойдетъ опасность.
   

САЛАДИНЪ.

             Да, да! Я буду радъ его послушать.
   

ЗИТТА.

             Такъ больше вѣдь и нечѣмъ затрудняться;
             Ужъ вѣрно, если онъ одинъ изъ многихъ, --
             И только жидъ, какъ жидъ -- не станешь, ты
             Стыдиться, что ему такимъ являлся,
             Какими всѣхъ считаетъ онъ. И больше:
             Кто захотѣлъ бы лучшимъ показаться --
             Ему казаться будетъ вздорнымъ, глупымъ.
   

САЛАДИНЪ.

             По твоему, чтобъ человѣкъ дурной
             Не думалъ дурно обо мнѣ, и самъ я
             Обязанъ дурно поступать.
   

ЗИТТА.

                                                     Пожалуй,
             Когда считаешь ты дурнымъ поступкомъ --
             Умѣнье пользоваться всякой вещью,
             Сообразуясь съ ней.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Когда-жъ бывало,
             Чтобъ женскій мозгъ свое изобрѣтенье
             Да разукрасить не съумѣлъ?
   

ЗИТТА.

                                                     Украсить?
   

САЛАДИНЪ.

             Боюсь я, эта тонкая вещица,--
             Съ моей неловкостью, въ моей рукѣ --
             Какъ разъ сломиться можетъ. Тутъ бы нужно
             И дѣйствовать; какъ выдумано было:
             Хитро и ловко.-- Ну! пускай себѣ!
             Я пропляшу, какъ знаю. Хоть, конечно,
             Я радъ бы лучше дурно проплясать,
             Чѣмъ хорошо.
   

ЗИТТА.

                                           Не будь такъ недовѣрчивъ
             Къ себѣ. И если только ты захочешь --
             Ручаюсь за тебя. Но это страсть
             Людей тебѣ подобныхъ: увѣрять насъ,
             Что до всего они добились только
             Однимъ мечемъ. Хоть льву, конечно, стыдно
             Гоняться за лисицей; -- но лисицы
             Стыдится онъ: не хитрости ея.
   

САЛАДИНЪ.

             И вотъ какъ любитъ женщина понизить
             Мужчину въ уровень съ собой. Ступай.
             Я думаю, что выполнить съумѣю
             Урокъ свой.
   

ЗИТТА.

                                 Мнѣ уйти?
   

САЛАДИНЪ.

                                                     А ты хотѣла
             Остаться здѣсь?
   

ЗИТТА.

                                 Ну, хоть не здѣсь, но рядомъ,
             Въ сосѣдней комнатѣ.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Подслушать?-- нѣтъ.
             И тамъ нельзя сестра; чтобъ не мѣшать мнѣ,
             Ступай, ступай! мнѣ слышатся шаги.--
             Но не подслушивать, я все увижу.

Въ то время, какъ Зитта выходитъ въ одну дверь, входитъ Натанъ въ другую, и Саладинъ садится.

   

ЯВЛЕНІЕ V.

САЛАДИНЪ и НАТАНЪ.

САЛАДИНЪ.

             Смѣлѣе, жидъ! смѣлѣе подходи
             Сюда поближе!-- ближе. Безъ боязни.
   

НАТАНЪ.

             Внушай ее врагу.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Ты Натанъ?
   

НАТАНЪ.

                                                               Да.
   

САЛАДИНЪ.

             И Натанъ мудрый?
   

НАТАНЪ.

                                           Нѣтъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Я понимаю,
             Что самъ себя ты такъ не называешь;
             Но твой народъ.
   

НАТАНЪ.

                                 Да, можетъ быть, народъ.
   

САЛАДИНЪ.

             Не думай, что съ презрѣньемъ говорю я
             О голосѣ народа. Мнѣ давно ужъ
             Хотѣлось знать того, кому народъ
             Даетъ названье мудраго.
   

НАТАНЪ.

                                                     А если
             Я прозванъ такъ въ насмѣшку? если мудрый,
             Въ устахъ народа, значитъ только -- умный?
             А умный тотъ, кто выгоду свою
             Умѣетъ соблюдать?
   

САЛАДИНЪ.

                                           Предполагая
             Тутъ истинную выгоду.
   

НАТАНЪ.

                                                     Тогда
             Своекорыстный всѣхъ умнѣй; а мудрость
             И умъ -- одно и то же.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Этимъ ты
             Доказываешь то, что опровергнуть
             Стараешься: -- народу неизвѣстно,
             Въ чемъ истинная выгода людей;
             Но ты узналъ ее; -- по крайней мѣрѣ,
             Узнать старался, размышлялъ. За это
             Одно -- ты вправѣ называться мудрымъ...
   

НАТАНЪ.

             Какимъ себя считаетъ всякій.
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Полно.
             Противна мнѣ уклончивая скромность.
             Простой и здравый смыслъ мнѣ нуженъ. Къ дѣлу.

Встаетъ.

             Но только искреннимъ ты долженъ быть,
             И искреннимъ вполнѣ.
   

НАТАНЪ.

                                           Я постараюсь
             Тебѣ настолько услужить, что буду
             И впредь достоинъ твоего знакомства.
   

САЛАДИНЪ.

             Какъ услужить?
   

НАТАНЪ.

                                           Ты отъ меня получишь
             Все лучшее и по дешевымъ цѣнамъ.
   

САЛАДИНЪ.

             Про что ты говоришь? Не про товаръ ли?
             Съ моей сестрой ты будешь торговаться.

Про себя.

             Пускай подслушаетъ.
                                           А мнѣ купецъ
             Не нуженъ.
   

НАТАНЪ.

                                 Такъ навѣрно ты хотѣлъ бы
             Развѣдать, что въ дорогѣ я подмѣтилъ
             Насчетъ враговъ твоихъ? Они опять
             Повсюду поднялись. Сказать по правдѣ...
   

САЛАДИНЪ.

             И не туда къ тебѣ я пробираюсь.
             Я знаю все, что знать мнѣ нужно. Словомъ....
   

НАТАНЪ.

             Приказывай, султанъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Я о другомъ,
             Совсѣмъ другомъ хотѣлъ бы слышать, Натанъ,
             Твое сужденье. Такъ какъ ты здѣсь мудрымъ
             Слывешь у всѣхъ, скажи мнѣ откровенно:
             Какую вѣру и ея законы
             Ты лучшими считаешь?
   

НАТАНЪ.

                                                     Но, султанъ,
             Ты знаешь, я еврей.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Я мусульманинъ,
             И христіанинъ между нами средній.
             Но вѣдь одна изъ этихъ трехъ религій
             Должна быть истинной, и человѣкъ.
             Такой, какъ ты, не можетъ оставаться
             При томъ, куда случайно онъ заброшенъ
             Своимъ рожденьемъ. Если-жъ остается,--
             То у него на это есть причины,
             То это выборъ зрѣлаго сознанья.
             Такъ подѣлись же имъ и объясни
             Причины, до которыхъ допытаться
             Мнѣ самому не приходилось. Дай мнѣ
             Узнать твой выборъ и его основы,
             Чтобъ я и самъ принять ихъ могъ. Понятно,
             Что это между нами будетъ... Какъ?
             Ты удивленъ? ты смотришь такъ пытливо?
             Да, можетъ быть, султану въ первый разъ
             Пришла на умъ подобная причуда.
             Надѣюсь, что она не унижаетъ
             Султана. Что-жъ? не такъ-ли? Говори!
             Иль хочешь ты съ минутку поразмыслить.
             Ну, хорошо -- даю тебѣ ее.

Про себя.

             Подслушиваетъ-ли сестра? посмотримъ.
             Спрошу ее: довольна-ли началомъ?

Натану.

             Обдумай, но скорѣй -- я не замедлю,
             Я тотчасъ ворочусь.

Уходитъ въ дверь, въ которую вышла и Зитта.

   

ЯВЛЕНІЕ VI.

НАТАНЪ -- одинъ.

                                           Гм! гм!... Чудесно!
             Но какъ-же это? Но чего-же хочетъ
             Султанъ? Я ждалъ, что спроситъ денегъ. Онъ-же...
             Онъ правды требуетъ, онъ хочетъ правды!
             Притомъ наличной, ясной, какъ монета.
             Еще добро-бы старая монета,
             Которую по вѣсу оцѣняли;
             Но эта новая, что выдается
             По счету; новая, которой цѣну
             Мы только по чекану узнаемъ!
             Такой монетой правда не бываетъ.
             Какъ золото въ мѣшокъ, онъ хочетъ разомъ
             И правду загребать себѣ въ разсудокъ.
             Да кто-жъ тутъ жидъ? Неужли я? не онъ-ли? *
             Но точно-ли о правдѣ онъ хлопочетъ?
             Что, если онъ изъ правды хочетъ сдѣлать
             Ловушку? Нѣтъ! Какое подозрѣнье!
             Вѣдь это было-бъ слишкомъ мелко... Мелко?
             Что мелко для великаго?!.. Да, да!...
             Онъ неожиданно ко мнѣ толкнулся.
             Онъ не предупредилъ меня ничѣмъ.
             Когда-жъ подходятъ другомъ -- окликаютъ.
             Я буду остороженъ. Что-жъ отвѣтить?
             Быть яростнымъ приверженцемъ еврейства
             Не слѣдуетъ; тѣмъ больше не годится
             Мнѣ вовсе отъ еврейства отказаться.
             Понятно, что тогда спросить онъ можетъ:
             Зачѣмъ не мусульманинъ я. Да вотъ!...
             Меня легко спасти могло-бы это.
             Вѣдь не одни ребята жадны къ сказкамъ....
             Идетъ! Добро пожаловать! прекрасно.
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

САЛАДИНЪ и НАТАНЪ.

САЛАДИНЪ.
Про себя.

             Ну, поле тамъ очищено.

Натану.

                                                     Что-жъ? Натанъ,
             Вѣдь я не слишкомъ скоро воротился?
             Ты все успѣлъ обдумать? Говори.
             Никто не слышитъ насъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Пускай услышитъ
             Хоть цѣлый міръ.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Такъ ты въ себѣ увѣренъ.
             Вотъ это называю я быть мудрымъ:
             Кто никогда не измѣняетъ правдѣ!
             Кто ради правды жертвовать готовъ
             Имѣньемъ, счастьемъ, жизнью!
   

НАТАНЪ.

                                                               Если нужно,
             И есть въ томъ польза, -- да!
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Теперь я смѣю
             Надѣяться, что я по праву буду
             Носить мой громкій титулъ: улучшитель
             Законовъ и вселенной.
   

НАТАНЪ.

                                                     Славный титулъ!
             Но прежде, чѣмъ я выскажусь открыто,
             Позволь мнѣ сказку разсказать, султанъ.
   

САЛАДИНЪ.

             Пожалуй! почему-же нѣтъ? Я сказки
             Всегда любилъ, когда мнѣ хорошо
             Разсказывали ихъ.
   

НАТАНЪ.

                                           Ну, этимъ врядъ-ли
             Могу я похвалиться.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Униженье
             Тутъ паче гордости. Но къ дѣлу, къ дѣлу!
             Разсказывай.
   

НАТАНЪ.

                                 Во дни давно былые
             Жилъ на востокѣ нѣкій человѣкъ,
             Который изъ любимыхъ рукъ -- въ подарокъ --
             Владѣлъ кольцомъ цѣны необычайной.
             Въ кольцо былъ вставленъ камень драгоцѣнный,
             Игравшій ярко множествомъ цвѣтовъ --
             И силу тайную имѣвшій: дѣлать
             Пріятнымъ передъ Богомъ и людьми
             Того, кому носить его случалось
             Съ надеждой и довѣріемъ. Понятно,
             Что не снималъ его съ своей руки
             Восточный житель никогда, что даже
             На вѣки сохранить его рѣшился
             Въ своемъ потомствѣ -- именно вотъ такъ:
             Кольцо свое оставилъ онъ въ наслѣдство
             Любимѣйшему сыну, завѣщая,
             Чтобъ этотъ сынъ опять отдалъ его
             Тому изъ сыновей своихъ, который
             Заслужитъ наибольшую любовь...
             И чтобъ всегда любимый сынъ былъ первымъ
             Въ своей семьѣ, чтобъ -- не смотря на лѣта --
             Однимъ значеніемъ кольца -- онъ всѣми
             Былъ уважаемъ, какъ глава и князь.
             Понятно-ли, султанъ?
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Понятно, -- дальше.
   

НАТАНЪ.

             Итакъ, переходя отъ сына къ сыну,
             Кольцо досталось одному отцу,
             Имѣвшему трехъ сыновей, въ которыхъ
             Онъ послушанье равное встрѣчалъ,
             А потому и самъ любилъ ихъ равно.
             Порой одинъ, порой другой -- иль третій
             Ему казался болѣе достойнымъ
             Кольца, и съ кѣмъ изъ нихъ наединѣ
             Онъ оставался, тотъ его любовью
             И пользовался въ ту минуту больше,
             Чѣмъ братья; такъ-что каждому изъ нихъ
             Онъ обѣщалъ кольцо тайкомъ отъ прочихъ.
             Такъ дѣло шло, -- подходитъ время смерти.
             Старикъ приходитъ въ затрудненье.-- Больно
             Двухъ сыновей обидѣть въ ихъ довѣрьи
             Отцовскимъ обѣщаньямъ. Что тутъ дѣлать?
             Онъ посылаетъ къ мастеру тайкомъ
             Свое кольцо, и поручаетъ сдѣлать
             Другія два по образцу его.
             Онъ проситъ не жалѣть труда и денегъ,
             Чтобъ только вышли совершенно схожи
             Всѣ три кольца. И это удалось.
             Когда къ отцу ихъ принесли, такъ даже
             Онъ самъ свое кольцо не могъ узнать.
             Довольный и счастливый призываетъ
             Старикъ по одиночкѣ сыновей,
             Благословляетъ ихъ по одиночкѣ,
             Даетъ имъ по кольцу -- и умираетъ.
             Ты слушаешь, султанъ?
   

САЛАДИНЪ -- смущенный, отвернувшись отъ него.

                                           Я слышу -- дальше.
             Кончай скорѣе сказку -- ну?..
   

НАТАНЪ.

                                                               Я кончилъ.
             Что слѣдуетъ -- само собой понятно.
             Едва скончался онъ, приходитъ каждый
             Съ своимъ кольцомъ и каждый хочетъ быть
             Главою дома. Смотрятъ кольца, спорятъ,
             Хотятъ судиться. Тщетно все! не можетъ
             Никто изъ нихъ представить доказательствъ
             Въ защиту своего кольца --

Послѣ молчанія, во время котораго онъ ждетъ отъ султана отвѣта.

                                                     Почти-что
             Какъ нѣтъ вѣдь доказательствъ и у насъ
             Въ защиту правой вѣры...
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Какъ? и это
             Отвѣтъ на мой вопросъ?
   

НАТАНЪ.

                                                     Нѣтъ, это только
             Хотѣлось мнѣ представить въ извиненье,
             Что различать я не рѣшаюсь колецъ,
             Которыя отецъ велѣлъ поддѣлать,
             Чтобъ различить ихъ было невозможно.
   

САЛАДИНЪ.

             Какія кольца? Не играй словами --
             Я думаю, что есть-таки различье
             Въ религіяхъ, мной названныхъ тебѣ;
             Различье даже въ пищѣ и одеждѣ.
   

НАТАНЪ.

             Но только въ ихъ основахъ нѣтъ различья.
             Не на исторіи-лъ основаны онѣ,
             Изустно къ намъ иль письменно дошедшей?
             И какъ же, какъ не на слово, должны мы
             Принять преданья старины?-- не такъ ли?
             Къ кому же мы съ сомнѣньемъ наименьшимъ
             Относимся, какъ не къ своимъ роднымъ?
             Не къ тѣмъ, чья кровь и въ насъ течетъ?-- кто съ дѣтства
             Свою любовь доказывалъ намъ часто?
             Кто не обманывалъ насъ никогда?
             И развѣ только, чтобъ принесть намъ пользу.
             Какъ можетъ кто-нибудь изъ насъ скорѣе
             Чужимъ отцамъ повѣрить, чѣмъ своимъ?
             Какъ можно требовать, чтобъ нашихъ предковъ
             Во лжи мы уличали для того,
             Чтобъ соглашаться въ мнѣніяхъ съ чужими?
             Для христіанъ -- не тоже-ль будетъ?-- Нѣтъ?
   

САЛАДИНЪ -- про себя.

             Клянусь Творцомъ, что говоритъ онъ правду --
             И я невольно долженъ замолчать.
   

НАТАНЪ.

             Но возвратимся снова къ нашимъ кольцамъ.--
             Какъ сказано, судиться стали братья
             И каждый поклялся судьѣ, что прямо
             Изъ рукъ отца свое кольцо имѣетъ,--
             Оно вѣдь такъ и было, -- что отецъ
             Исполнилъ этимъ только обѣщанье,
             Которое давно наединѣ
             Ему давалъ.-- Что тоже такъ и было.
             "Отецъ не могъ", -- такъ каждый увѣрялъ,--
             "Не могъ бы обмануть меня -- и въ этомъ
             Его я никогда не заподозрю.
             Скорѣй я ожидать могу отъ братьевъ
             Такой продѣлки, хоть они казались
             Мнѣ до сихъ поръ хорошими людьми..
             Но я найти обманщика съумѣю!
             Съумѣю разсчитаться за обманъ!"
   

САЛАДИНЪ.

             Ну что-жъ судья?-- мнѣ любопытно слышать,
             Какъ ты судью заставишь говорить.
   

НАТАНЪ.

             Судья сказалъ: "Коль вы сію минуту
             Ко мнѣ отца не приведете, всѣхъ васъ
             Спроважу вонъ. Не думаете-ль вы,
             Что долженъ я вамъ разрѣшать загадки?
             Иль ждать, чтобъ неподдѣльное кольцо
             Само заговорило? Но, постойте,--
             Я слышалъ: то кольцо имѣетъ силу
             Владѣльца своего любимымъ дѣлать,
             Пріятнымъ передъ Богомъ и людьми.
             Пусть это все рѣшитъ: -- въ поддѣльныхъ кольцахъ
             Вѣдь силы нѣтъ?-- Кто-жъ больше всѣхъ изъ васъ
             Любимъ двумя другими, -- говорите.
             Какъ?-- вы молчите?-- значитъ ваши кольца
             Обратно дѣйствуютъ на васъ?-- и только
             На васъ, а для другихъ они безсильны?
             И каждый любитъ больше всѣхъ себя?
             О!-- если такъ, всѣ три кольца поддѣльны!
             Обманщики обманутые вы!--
             А неподдѣльное кольцо, конечно,
             Потеряно. Чтобъ скрыть ловчѣй потерю,
             Отецъ велѣлъ взамѣнъ его вамъ сдѣлать
             Другія три".
   

САЛАДИНЪ.

                                 Прелестно! Превосходно!
   

НАТАНЪ.

             "Такъ если ждете вы -- сказалъ судья --
             Рѣшенья моего, а не совѣта,
             Ступайте прочь.-- Но мой совѣтъ таковъ:
             Останьтесь вы при томъ, что есть. Пусть каждый
             Свое кольцо считаетъ неподдѣльнымъ,
             Коль отъ отца его онъ получилъ.
             Отецъ, быть можетъ, думалъ уничтожить
             Въ своей семьѣ то право старшинства,
             Которое кольцомъ пріобрѣталось.
             Быть можетъ, васъ отецъ любилъ всѣхъ равно,
             И не хотѣлъ двоихъ изъ васъ обидѣть,
             Давая предпочтенье одному.
             Такой любви пусть каждый соревнуетъ:
             Любви безъ предразсудковъ, неподкупной;
             Пусть выкажетъ одинъ передъ другимъ
             Всю силу своего кольца; пусть въ жизни --
             И миролюбіемъ ее проявитъ,
             И кротостью, и добрыми дѣлами,
             И искреннею преданностью Богу, --
             И ежели вліянье вашихъ колецъ
             Въ потомствѣ вашемъ скажется, то снова --
             Чрезъ сотню тысячъ лѣтъ -- я васъ зову.
             Тогда другой судья сидѣть здѣсь будетъ
             На этомъ стулѣ, -- онъ мудрѣй меня, --
             И онъ отвѣтитъ вамъ. Ступайте".-- Вотъ что
             Сказалъ судья.
   

САЛАДИНЪ.

                                           О Господи!...
   

НАТАНЪ.

                                                               Султанъ,
             Коль ты себя считаешь этимъ мудрымъ,
             Обѣщаннымъ судьей....
   

САЛАДИНЪ -- оживленно схватываетъ его за руку.

                                                     Я?-- я ничто!
             Я прахъ!
   

НАТАНЪ.

                                 Султанъ, что сдѣлалось съ тобою?...
   

САЛАДИНЪ.

             Нѣтъ, добрый Натанъ, сотни тысячъ лѣтъ,
             Твоимъ судьей предсказанныя братьямъ,
             Еще не миновали, и не я
             Засяду на его судейскомъ креслѣ.
             Ступай. Но будь мнѣ другомъ, Натанъ...
   

НАТАНЪ.

                                                                         Какъ?
             И больше ничего ты не желаешь
             Мнѣ сообщить?
   

САЛАДИНЪ.

                                           Нѣтъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Ничего?
   

САЛАДИНЪ.

                                                                         Ну да.
             А что?
   

НАТАНЪ.

                                 Такъ я при случаѣ хотѣлъ бы
             Тебя просить....
   

САЛАДИНЪ.

                                           Какъ будто нуженъ случай
             Для просьбы?-- Говори.
   

НАТАНЪ.

                                                     Я только ныньче
             Вернулся изъ далекихъ странъ.-- Дорогой
             Я пособралъ долги -- и у меня
             Едваль не слишкомъ много накопилось
             Наличныхъ денегъ.-- Наши времена
             Становятся сомнительны. Я, право,
             Не знаю, какъ бы мнѣ вѣрнѣй пристроить
             Мой капиталъ, и вотъ я думалъ, -- можетъ,
             Захочешь ты воспользоваться имъ.
             Того гляди война опять начнется,
             И деньги вѣрно будутъ нужны....
   

САЛАДИНЪ -- пристально глядя ему въ глаза.

                                                               Натанъ,
             Я спрашивать не стану: заходилъ ли
             Къ тебѣ Ал-Гафи?-- Не намѣренъ я
             Разузнавать, твое ли подозрѣнье
             Заставило тебя мнѣ предложить...
   

НАТАНЪ.

             Какое подозрѣнье?
   

САЛАДИНЪ.

                                           Но -- я стою
             Его. Прости мнѣ.-- И къ чему скрывать?
             Я долженъ все-таки тебѣ сознаться,
             Что я хотѣлъ....
   

НАТАНЪ.

                                 Не денегъ же съ меня
             Потребовать?
   

САЛАДИНЪ.

                                           Конечно, денегъ! денегъ!
   

НАТАНЪ.

             Такъ это намъ обоимъ очень кстати.
             Я, правда, не могу доставить все,
             Что на лицо имѣю; прежде долженъ
             Я выплатить значительную сумму
             Храмовнику, котораго ты знаешь.
   

САЛАДИНЪ.

             Храмовнику?-- Вѣдь не захочешь ты
             Поддерживать своимъ богатствомъ злѣйшихъ.
             Моихъ враговъ?
   

НАТАНЪ.

                                           Про одного сказалъ я,
             И жизнь его тобой пощажена.
   

САЛАДИНЪ.

             Ахъ!-- Что ты мнѣ напоминаешь, Натанъ.
             Объ немъ совсѣмъ забылъ я. Такъ его
             Ты знаешь?-- Гдѣ онъ?
   

НАТАНЪ.

                                                     Развѣ не слыхалъ ты,
             Какъ много счастья отъ твоей пощады
             Мнѣ чрезъ него досталось?-- Ты не знаешь,
             Что дочь мою онъ вынесъ изъ огня,
             Съ опасностью едва спасенной жизни?
   

САЛАДИНЪ.

             Такъ сдѣлалъ онъ?!-- такимъ онъ былъ и съ виду.
             Иначе бы не поступилъ и братъ мой,
             Съ которымъ у него такъ много сходства.
             Онъ развѣ здѣсь еще?-- Прошу позвать
             Его ко мнѣ.-- Я говорилъ такъ часто
             Моей сестрѣ объ этомъ нашемъ братѣ,
             Ей вовсе неизвѣстномъ, что ужъ надо
             И двойника его ей показать.
             Ступай, зови храмовника. Такъ вотъ какъ
             За добрымъ дѣломъ, -- хоть бы только страсть
             Къ нему насъ побуждала, -- идутъ слѣдомъ
             Другія добрыя дѣла!-- Ступай.
   

НАТАНЪ -- оставляя руку Саладина.

             Сейчасъ.-- Но ты вѣдь и на то согласенъ
             О чемъ мы прежде говорили?...

Уходятъ.

САЛАДИНЪ.

                                                               Жаль мнѣ,
             Что не далъ я сестрѣ подслушать насъ..
             Ну какъ теперь ей разсказать все это?
             Уходитъ въ другую сторону.
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Подъ пальмами, вблизи монастыря, гдѣ ХРАМОВНИКЪ поджидаетъ Натана.

ХРАМОВНИКЪ -- ходитъ взадъ и впередъ въ сильномъ волненіи, потомъ вдругъ останавливается и начинаетъ говорить.

             Усталый звѣрь!-- на жертву обреченный,
             Остановись!-- Ну да -- я не хочу
             Подробно разбирать, что происходитъ
             Теперь въ моей душѣ.-- Я не хочу
             Заранѣ предугадывать, что будетъ.
             Довольно!-- Я напрасно убѣжалъ.
             Напрасно!-- Впрочемъ, чтожъ мнѣ было дѣлать
             Какъ не бѣжать?-- Ну! будь себѣ, что будетъ!
             Ударъ, котораго я избѣгалъ
             Такъ долго, -- поразилъ внезапно, быстро,
             И я посторониться не успѣлъ.
             Ее увидѣть, -- что такъ мало прежде
             Казалось мнѣ заманчивымъ, -- увидѣть --
             И въ тотъ же мигъ рѣшиться никогда
             Не разставаться съ ней.... рѣшиться?-- такъ ли?
             Рѣшенье есть обдуманный поступокъ,
             А я тутъ былъ страдательнымъ лицомъ.
             Ее увидѣть было въ то же время
             Мгновеннымъ чувствомъ близости какой-то,
             Сліянья съ ней, -- и тѣмъ же остается.
             Мнѣ какъ-то и немыслимо, чтобъ могъ
             Я жить въ разлукѣ съ ней.-- Разлука эта
             Была-бы смертью мнѣ!-- Была-бы смертью
             И тамъ, гдѣ послѣ смерти будемъ мы.
             Любовь-ли это?-- Да, -- храмовникъ любитъ --
             И дочь еврея любитъ -- христіанинъ.
             Такъ что-жъ?-- вѣдь я не мало предразсудковъ
             Отбросилъ здѣсь, въ прославленной землѣ; --
             За что и самъ готовъ ее прославить.
             Что нужно ордену?-- Храмовникъ умеръ.
             Для ордена я умеръ съ той минуты,
             Какъ плѣнникомъ попался Саладину --
             И голова, подаренная имъ,
             Не прежняя. Ей чуждо все, что прежней
             Отъ дѣтства натолковано насильно,
             Что прежнюю стѣсняло.-- Эта лучше --
             И родственнѣй отеческому небу.
             Я это чувствую: -- вѣдь здѣсь впервые
             Я начинаю мыслить, какъ отецъ мой
             Когда-то мыслилъ здѣсь, коль про него
             Не сказку мнѣ разсказывали.-- Сказку?
             Но очень вѣроятную -- и ей
             Ни разу я не вѣрилъ такъ охотно,
             Какъ вѣрю ей теперь, когда и мнѣ
             Грозитъ паденіе, гдѣ палъ отецъ мой.
             Но я скорѣе пасть готовъ со взрослымъ,
             Чѣмъ устоять съ дѣтьми.-- За одобренье
             Отца поручится его примѣръ,
             А больше отъ кого-жъ оно мнѣ нужно?
             Отъ Натана?-- Не только онъ одобритъ --
             Онъ поощритъ навѣрно.-- Что за жидъ!?
             И хочетъ такъ простымъ жидомъ казаться.--
             А!-- вотъ онъ! Какъ торопится; но веселъ,
             Съ лицомъ довольнымъ.-- Кто отъ Саладина
             Иначе возвращался?!-- Натанъ! Натанъ!..
   

ЯВЛЕНІЕ IX.

НАТАНЪ и ХРАМОВНИКЪ.

НАТАНЪ.

             Какъ?-- Это вы?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Скажите, что такъ долго
             Вы были у султана?...
   

НАТАНЪ.

                                           Нѣтъ, не очень.
             Я на ходьбѣ замѣшкался.-- Ну, Курдъ --
             Онъ стоитъ славы, про него гремящей; --
             И слава только тѣнь его.-- Но прежде
             Всего я долженъ сообщить вамъ...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                                         Что?
   

НАТАНЪ.

             Онъ хочетъ съ вами говорить.-- Онъ хочетъ,
             Чтобъ вы немедленно къ нему пришли.
             Зайдемте-же ко мнѣ домой; мнѣ надо
             Сперва кой-что ему поприготовить;
             А тамъ къ нему.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Нѣтъ, Натанъ, въ домъ вашъ -- больше
             Я не войду; пока...
   

НАТАНЪ.

                                           Такъ вы ужъ были
             У насъ?-- Вы говорили съ ней?-- Ну что-же?
             Скажите, какъ понравилась вамъ Рэха?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             О!-- Выше всякихъ выраженій, Натанъ!
             Но никогда я снова, -- никогда
             Съ ней не увижусь, если вы сейчасъ-же
             Мнѣ не дадите ваше обѣщанье,
             Что я всегда съ ней видѣться могу!
             Всегда! всегда!..
   

НАТАНЪ.

                                           Какъ понимать мнѣ это?

ХРАМОВНИКЪ -- послѣ минутнаго молчанія, внезапно обнимая его.

             Отецъ мой!..
   

НАТАНЪ.

                                 Юноша!..
   

ХРАМОВНИКЪ -- также внезапно оставляя его.

                                                     Не сынъ? Ахъ!-- Натанъ!
             Прошу васъ...
   

НАТАНЪ.

                                 Добрый юноша...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Не сынъ?!
             Прошу васъ, Натанъ!-- заклинаю ради
             Первѣйшихъ узъ природы!-- Позабудьте
             Позднѣйшія оковы нашей жизни --
             Довольствуйтесь быть человѣкомъ, Натанъ,
             И отъ себя меня не оттолкните.
   

НАТАНЪ.

             Мой милый другъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           И сынъ вашъ! Нѣтъ?!-- не сынъ?!
             И даже если къ сердцу вашей Рэхи
             Ужъ для любви проложена дорога
             Признательностью?-- Если оба чувства,
             Чтобъ слиться во едино, лишь отъ васъ
             Намека ждутъ?-- И то не буду сыномъ?!
   

НАТАНЪ.

             Вы, рыцарь, озадачили меня.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Я озадачилъ васъ?-- Передавая
             Вамъ ваши собственныя мысли -- Натанъ!
             Вы ихъ не узнаёте оттого,
             Что я ихъ высказалъ?...
   

НАТАНЪ.

                                           Я прежде долженъ
             Узнать, который Штауфенъ былъ отецъ вашъ?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Какъ?-- Что вы говорите?-- Неужели
             Подобная минута возбуждаетъ
             Въ васъ только любопытство?
   

НАТАНЪ.

                                                     Потому-что
             Я тоже Штауфена знавалъ когда-то.
             Онъ назывался Конрадомъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     А если
             И моего отца такъ называли?
   

НАТАНЪ.

             И вашего?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Я названъ по отцу.
             Вѣдь Курдъ -- есть Конрадъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Все-таки же не былъ
             Мой Конрадъ вашъ отецъ.-- Онъ былъ храмовникъ,
             Какъ вы;-- онъ не былъ никогда женатъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Такъ что-же?
   

НАТАНЪ.

                                           Какъ?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Ужъ въ этомъ-то, конечно,
             Причины нѣтъ, чтобъ онъ не могъ мнѣ быть
             Отцомъ.
   

НАТАНЪ.

                                 Вы шутите.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     А вы такъ слишкомъ
             Придирчивы.-- Что-жъ, если-бы и такъ?
             Ну, незаконный сынъ!-- и ихъ породу
             Нельзя считать презрѣнной.-- Но оставимъ
             Въ покоѣ нашихъ предковъ.-- Я и тѣни
             Сомнѣнья вамъ не заявлю, повѣрьте,
             На вашу родословную таблицу,
             Избави Боже!-- Вы могли-бы смѣло
             Ее писать, хоть вплоть до Авраама.
             А дальше такъ и самъ ее я знаю --
             И даже самъ поклясться въ ней готовъ.
   

НАТАНЪ.

             Вы злы становитесь.-- Но заслужилъ-ли
             Я это?-- Развѣ я вамъ отказалъ?
             Я только не хотѣлъ-бы такъ поспѣшно
             Связать васъ словомъ, больше ничего.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             И только?-- если такъ, простите, Натанъ.
   

НАТАНЪ.

             Пойдемте...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Съ вами?-- въ домъ вашъ?-- тамъ пылаетъ!--
             Нѣтъ, нѣтъ!-- Я лучше здѣсь васъ подожду.
             Ступайте. Если суждено мнѣ снова
             Съ ней видѣться -- успѣю наглядѣться;
             А если нѣтъ, -- такъ я и безъ того
             Глядѣлъ ужъ слишкомъ много...
   

НАТАНЪ.

                                                     Постараюсь
             Управиться, какъ можно поскорѣй.
   

ЯВЛЕНІЕ X.

ХРАМОВНИКЪ, и вскорѣ потомъ ДАЙА.

ХРАМОВНИКЪ.

             -- И больше, чѣмъ довольно.-- Умъ нашъ можетъ
             Столь безконечно много обнимать --
             И все-таки иной разъ вдругъ бываетъ
             Такъ совершенно полонъ -- и одною
             Ничтожной мыслью полонъ.-- Это дурно;
             Хотя-бъ онъ чѣмъ угодно полонъ былъ.--
             Терпѣнье нужно. На больное тѣло
             Подѣйствуетъ, живительная сила
             Души -- найдетъ себѣ просторъ -- и снова
             Мнѣ возвратитъ спокойствіе и ясность.
             Впервые что-ли я люблю? иль то,
             Что прежде за любовь мной принималось,
             Любовью вовсе не было -- и только
             Теперь я это чувство познаю.
   

ДАЙА -- подкравшаяся со стороны.

             Тсс! рыцарь!..
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Кто зоветъ меня?-- А! Дайа...
   

ДАЙА.

             Я передъ нимъ украдкой проскользнула,
             Но все-таки онъ можетъ насъ увидѣть
             Въ томъ мѣстѣ, гдѣ стоите вы... Идите
             За дерево, сюда, поближе...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Что тамъ?--
             Таинственность какая!-- что случилось?
   

ДАЙА.

             Да, ради тайны я сюда пришла.
             И -- больше -- ради двухъ еще пожалуй...
             Одна изъ нихъ извѣстна только мнѣ,
             Другая только вамъ. Давайте, рыцарь,
             Мѣняться.-- Вы довѣрьте мнѣ свою,
             А я мою довѣрю вамъ...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Извольте,
             Какъ только будетъ мнѣ извѣстно: что вы
             Считаете моимъ.-- Но, вѣроятно,
             Изъ вашей тайны это объяснится.
             Такъ начинайте.
   

ДАЙА.

                                           Вотъ какой вы?-- Нѣтъ;
             Вы прежде -- я потомъ: -- вамъ безполезно
             Мое довѣріе, покамѣстъ я
             Не знаю вашей тайны.-- Ну, скорѣе!
             Вѣдь что сама я выспрошу, не буду
             Считать довѣріемъ -- и вашу тайну
             Мнѣ высказавъ, моей вамъ не узнать.
             Ахъ, бѣдный рыцарь!-- Вотъ вѣдь вы мужчины
             Вообразили, что отъ насъ, отъ женщинъ,
             Вы можете имѣть такую тайну...
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Которой часто не подозрѣваемъ
             Мы сами.
   

ДАЙА.

                                 Можетъ быть, -- и потому,
             Конечно, я должна сама по дружбѣ
             Васъ познакомить съ ней.-- Скажите, чѣмъ-бы
             Намъ объяснить, что вдругъ вы убѣжали,
             Что такъ внезапно бросили вы насъ,
             Что съ Натаномъ теперь не воротились,
             Иль Рэха вамъ понравилась такъ мало?
             Иль можетъ быть такъ много?-- А?-- такъ много?
             Давайте -- взглянемъ: какъ трепещетъ птичка,
             Попавшаяся въ сѣть?-- Короче: -- рыцарь,
             Сознайтесь мнѣ сейчасъ, что влюблены вы;
             Что до безумства влюблены въ нее --
             И я скажу вамъ тоже --
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           До безумства!?
             Какъ вижу -- въ этомъ дѣлѣ вы знатокъ.
   

ДАЙА.

             Сознайтесь только хоть въ любви -- безумство
             Я уступлю вамъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Такъ какъ ужъ оно
             Само собой понятно:-- Я, храмовникъ,
             Люблю еврейку!...
   

ДАЙА.

                                           Да, оно безумнымъ
             Казалось бы; но вѣдь иныя вещи,
             Частехонько, имѣютъ больше смыслу,
             Чѣмъ мы предполагаемъ. И притомъ --
             Не такъ неслыханно, что нашъ Спаситель
             Насъ направляетъ на пути въ себѣ,
             Которыхъ самъ собою даже умный
             Легко не отыскалъ бы никогда.,
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Торжественно!--

Про себя.

                                           Но ставя осторожность
             Взамѣнъ Спасителя -- тутъ есть и правда.

Дайѣ.

             Вы заставляете меня невольно
             Быть любопытнѣе, чѣмъ я бывалъ
             Когда-либо.
   

ДАЙА.

                                 О! Здѣсь страна чудесъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

Про себя.

             Страна чудеснаго!-- Такъ и должно быть:
             Весь міръ столпился здѣсь.

Дайѣ.

                                                     Положимъ, Дайа,
             Ужъ ежели вы требуете это,
             Что я люблю ее, -- что непонятна
             Мнѣ жизнь безъ милой Рэхи, -- что она --
   

ДАЙА.

             Такъ это правда?-- Дайте же мнѣ клятву
             Къ своимъ ее причислить и спасти.--
             Спасти для жизни временной и вѣчной.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Но какъ? Могу ли я дать клятву въ томъ,
             Что у меня нисколько не во власти?
   

ДАЙА.

             Оно у васъ во власти -- и скажи я
             Одно словцо -- во власти вашей будетъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Что даже и отецъ противорѣчить
             Не станетъ?
   

ДАЙА.

             Что отецъ?!-- отецъ ужъ долженъ
             Себя принудить.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Какъ принудить, Дайа?
             Къ разбойникамъ еще онъ не попалъ, --
             И принуждать себя ему не нужно.
   

ДАЙА.

             Такъ, наконецъ, онъ долженъ пожелать --
             И съ радостью.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 И съ радостью -- и долженъ!
             А если я скажу вамъ, что ужъ
             Попробовалъ я тронуть эту струнку....
   

ДАЙА.

             И онъ не вторилъ вамъ?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Его отвѣтъ
             Звучалъ нескладно какъ-то и обидно.
   

ДАЙА.

             Скажите!! Неужели, если вы
             Хотя бы тѣнь желанья заявили
             Взять Рэху, онъ отъ радости не прыгнулъ?
             Онъ холодно отвѣтилъ? Затрудненья
             Вамъ дѣлалъ?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Въ этомъ родѣ.
   

ДАЙА.

                                                               Такъ минуты
             Я больше не задумаюсь.

Молчаніе.

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Однако
             Задумались.
   

ДАЙА.

                                 Онъ, впрочемъ, очень добръ.
             Ему сама обязана я многимъ,
             Да вѣдь не слушаетъ! Ей Богу, этимъ
             Мнѣ заставлять его невыносимо.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Прошу васъ, Дайа, вы меня избавьте
             Отъ этой неизвѣстности. Когда же
             Самимъ вамъ неизвѣстно: хорошо
             Иль дурно, и похвально иль позорно,
             Что вы въ виду имѣли, -- такъ молчите.
             И я готовъ забыть, что есть у васъ
             Кой-что, о чемъ молчать вамъ надо.
   

ДАЙА.

                                                               Это
             Не сдержитъ, а скорѣе побудитъ.
             Узнайте же, что Рэха не еврейка,
             Что Рэха христіанка.
   

ХРАМОВНИКЪ -- холодно.

                                           Дай Богъ счастья!
             Ну, не легко на свѣтъ оно явилось.
             Но не потуги страшны, вы не бойтесь,
             И продолжайте распложать усердно
             Небесныхъ странъ святое населенье,
             Ужъ если на землѣ къ такому дѣлу
             Вы больше неспособны.
   

ДАЙА.

                                           Рыцарь! какъ?
             Заслуживаетъ ли такой насмѣшки
             Извѣстіе мое? Вы христіанинъ,
             Храмовникъ, -- Рэху любите -- и васъ
             Не радуетъ, что Рэха христіанка?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Особенно, что христіанка вашей
             Работы.
   

ДАЙА.

                       Такъ вы поняли меня?
             Прекрасно! Нѣтъ, хотѣла бы я видѣть,
             Кто можетъ обратить ее. И благо
             Ей будетъ, если вновь она вернется
             Къ тому, что въ ней испорчено давно.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Скажите ясно -- или уходите.
   

ДАЙА.

             Она родилась христіанкой, рыцарь,
             Отъ христіанъ -- и крещена.
   

ХРАМОВНИКЪ -- оживленно.

                                                     А Натанъ?
   

ДАЙА.

             Онъ не отецъ ей.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Не отецъ ей? Натанъ?
             Увѣрены ли въ томъ, что вы сказали...
   

ДАЙА.

                                                               Правду,
             Которую оплакивала часто.
             Онъ не отецъ ей, нѣтъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           И воспиталъ
             Ее, какъ дочь свою? и христіанку
             Онъ воспиталъ жидовкой?
   

ДАЙА.

                                                     Безъ сомнѣнья.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             И этого она сама не знаетъ?
             Онъ Рэхѣ никогда не говорилъ,
             Что христіанкою, что не жидовкой
             Она родилась?
   

ДАЙА.

                                           Никогда.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Итакъ,
             Не только онъ воспитывалъ въ обманѣ
             Ребенка, -- онъ въ обманѣ оставляетъ
             И дѣвушку?
   

ДАЙА.

                                 Къ несчастью!
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Натанъ! Какъ?!
             И мудрый, добрый Натанъ былъ способенъ
             Къ такой поддѣлкѣ голоса природы?
             Рѣшился отклонить стремленья сердца,
             Которыя иной бы путь избрали,
             Когда-бъ не онъ на нихъ вліялъ. Вы, Дайа,
             Довѣрили мнѣ, правда, кое-что
             Немаловажное. Все это можетъ
             Имѣть послѣдствія. Я съ толку сбитъ.
             Не знаю, что начать. Уйдите, Дайа.
             Мнѣ нужно время. Онъ пройдетъ здѣсь снова --
             Еще, пожалуй, насъ вдвоемъ застанетъ....
   

ДАЙА.

             Тогда ложись, да умирай....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Теперь
             Я не могу съ нимъ говорить, и если
             Вы встрѣтите его, скажите только,
             Что онъ меня увидитъ у султана.
   

ДАЙА.

             Не дайте-жъ ничего ему замѣтить.
             Пусть это будетъ вамъ послѣднимъ средствомъ,
             Чтобъ въ отношеньи Рэхи вы могли бы
             Отбросить всякое сомнѣнье.... Но,
             Когда потомъ ее вы увезете
             Въ Европу -- ужъ меня вы не оставьте"..
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Увидимъ.... Уходите, уходите!...
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Въ сводчатыхъ переходахъ монастыря.

СЛУЖКА и вскорѣ потомъ ХРАМОВНИКЪ.

СЛУЖКА.

             Да, да.... Онъ правъ, нашъ патріархъ.... Конечно,
             Изо всего, что онъ мнѣ поручалъ,
             Не удавалось многое.... Зачѣмъ же
             Даетъ онъ мнѣ такія порученья?
             Я не хочу быть хитрымъ, не люблю
             Оспаривать, совать свой носъ повсюду,
             За все, за все хвататься! И затѣмъ ли
             Я для себя отъ міра удалился,
             Чтобъ тутъ-то и запутаться сильнѣе
             Въ дѣла мірскія для другихъ.
   

ХРАМОВНИКЪ -- поспѣшно подходя къ нему.

                                                     А! вотъ вы!
             Мой добрый братъ. Я васъ давно ищу.
   

СЛУЖКА.

             Вы, господинъ, меня искали?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Развѣ
             Ужъ вы меня не узнаете?
   

СЛУЖКА.

                                                               Да.
             О, да!-- я знаю васъ; я только думалъ,
             Что никогда мнѣ не придется снова
             Встрѣчаться съ вами, я, какъ передъ Богомъ,
             Надѣялся на это; потому что
             Извѣстно Господу, какъ непріятно
             Мнѣ было предложеніе, съ которымъ
             Меня заставили къ вамъ обратиться.
             Извѣстно Господу -- желалъ ли я,
             Чтобъ выслушали вы его охотно;
             Какъ въ глубинѣ души я былъ доволенъ,
             Когда, безъ дальнихъ размышленій, сразу
             Вы оттолкнули отъ себя все то,
             Что недостойно рыцаря. И что же,
             Вы все-таки приходите?! Теперь
             Оно-таки подѣйствовало, рыцарь?!
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Ужъ вамъ извѣстно, почему пришелъ я?
             Объ этомъ я едва-ли знаю самъ.
   

СЛУЖКА.

             Вы передумали, вы убѣдились,
             Что патріархъ былъ не совсѣмъ не правъ,
             Что предпріятіе его могло бы
             Вамъ принести и честь и деньги? Такъ ли?
             Что врагъ нашъ -- все-таки нашъ врагъ, хотя бы
             Намъ ангеломъ-хранителемъ онъ былъ.
             Все это вы обдумали, все это
             Вамъ въ плоть и кровь вошло, и вы пришли,
             Чтобъ предложить.... Ахъ! Господи!...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Утѣшьтесь,
             Мой честный братъ, мой добрый, не затѣмъ
             Я прихожу сюда, и не объ этомъ
             Хочу я съ патріархомъ говорить.
             Еще на этотъ счетъ своихъ воззрѣній
             Я не мѣнялъ, и ни за что на свѣтѣ
             Мнѣ не хотѣлось бы лишиться мнѣнья
             Хорошаго, которымъ удостоилъ
             Меня такой прямой, благочестивый
             И добрый человѣкъ. Я прихожу,
             Чтобъ только кой-о-чемъ спросить совѣта
             У патріарха.
   

СЛУЖКА -- робко оглядываясь.

                                 Вы? у патріарха?
             Вы, рыцарь, у попа?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Само-то дѣло
             Порядочно поповское.
   

СЛУЖКА.

                                           Ну, попъ
             Совѣтоваться съ рыцаремъ не станетъ,
             Хотя-бъ и рыцарское дѣло было.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             За то скорѣй онъ смѣетъ провиниться;
             Но преимуществу такому много
             Завидовать иной изъ насъ не будетъ.
             Конечно, еслибъ только о себѣ
             Я хлопоталъ; когда-бъ я былъ обязанъ
             Отчетомъ одному себѣ, не сталъ бы
             Справляться съ вашимъ патріархомъ; но,
             Въ извѣстныхъ случаяхъ, я поступаю
             Скорѣе дурно по чужимъ желаньямъ,
             Чѣмъ хорошо, -- но не сносясь ни съ кѣмъ.
             Притомъ, теперь я вижу это ясно,
             Религія есть партія -- и кто
             Себя воображаетъ чуждымъ партій,
             Тотъ все-таки, не замѣчая самъ,
             Нрава своихъ отстаиваетъ только.
             А если разъ оно ужъ таково,
             Такъ, вѣроятно, это справедливо.
   

СЛУЖКА.

             Я лучше промолчу. Мнѣ, господинъ мой,
             Такія рѣчи не совсѣмъ понятны.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             И все-таки....

Про себя.

                                 Да собственно-то что же
             Мнѣ нужно? что? совѣтъ иль приговоръ?
             Совѣтъ прямой и ясный -- иль ученый?

Служкѣ.

             Спасибо вамъ за добрый вашъ намекъ,
             Мой братъ. Что патріархъ!? Нѣтъ, патріархомъ
             Мнѣ будьте вы. Вѣдь патріарха больше,
             Какъ христіанина хочу спросить я,
             Чѣмъ христіанина, какъ патріарха,--
             Такъ дѣло въ томъ....
   

СЛУЖКА.

             Нѣтъ, нѣтъ, ни слова больше.
             Зачѣмъ? Вы ошибаетесь во мнѣ.
             Кто много знаетъ, у того и много
             Заботъ, а я всегда хвалился только
             Одной заботой.... Слушайте. Вотъ кстати!
             Смотрите, какъ я счастливъ! вонъ, идетъ онъ.
             Останьтесь здѣсь, ужъ онъ замѣтилъ васъ.
   

ЯВЛЕНІЕ II.

ПАТРІАРХЪ выходитъ изъ сводчатаго перехода, во всемъ великолѣпіи обстановки духовнаго лица, и ПРЕЖНІЕ.

ХРАМОВНИКЪ.

             Отъ этого я лучше ускользнулъ бы.
             Онъ не совѣтчикъ мнѣ. Румяный, толстый,
             Веселенькій прелатъ. И что за роскошь!
   

СЛУЖКА.

             Взглянули бы вы на него, когда
             Онъ во дворецъ сбирается; теперь же
             Ходилъ къ больному.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Какъ тутъ Саладина
             Ему не пристыдить?!
   

ПАТРІАРХЪ -- подходя ближе, зоветъ служку рукой.

                                           Сюда.-- Вѣдь это
             Храмовникъ? Что ему?
   

СЛУЖКА.

                                                     Не знаю.
   

ПАТРІАРХЪ -- подходитъ къ храмовнику, свита и служка отступаютъ въ глубину.

                                                               Ну.
             Я очень радъ васъ видѣть, храбрый рыцарь,
             И молодой -- да, очень молодой!...
             Такъ съ Божьей помощью -- кой-что могло бы
             И выйти изъ того.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Едва ли больше,
             Отецъ достопочтенный, -- чѣмъ ужъ есть.
             Скорѣе меньше.
   

ПАТРІАРХЪ.

                                 Я, по крайней мѣрѣ,
             Желаю, чтобъ еще вы долго, долго,
             Благочестивый рыцарь, процвѣтали --
             На пользу дѣла Божьяго, -- на славу
             И честь любезнаго намъ христіанства.
             И если только мужество младое
             Совѣтамъ зрѣлымъ старости съ умѣньемъ
             Послѣдуетъ, -- надѣюсь, такъ и будетъ.
             Но чѣмъ могу вамъ услужить?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Тѣмъ самымъ,
             Въ чемъ молодость нуждается: совѣтомъ.
   

ПАТРІАРХЪ.

             Я очень радъ.-- Но примутъ ли совѣтъ мой?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Не слѣпо.
   

ПАТРІАРХЪ.

                                           Кто же это говоритъ?!
             Конечно, долженъ пользоваться всякій
             Разсудкомъ, даннымъ Господомъ, -- но тамъ,
             Гдѣ слѣдуетъ. Всегда ли онъ умѣстенъ?
             Примѣрно: если Богъ -- чрезъ одного
             Изъ ангеловъ своихъ -- въ лицѣ, положимъ,
             Служителя его святого слова --
             Насъ удостоиваетъ знать то средство,
             Которымъ процвѣтанье нашей церкви --
             На благо христіанству -- мы могли бы
             Упрочить, укрѣпить, какимъ-нибудь
             Особымъ способомъ, -- тогда -- кто смѣетъ
             Изслѣдовать разсудкомъ произволъ
             Того, кѣмъ созданъ былъ разсудокъ?... Кто
             Осмѣлится -- по правиламъ ничтожнымъ
             Какой-то чести суетной -- провѣрить
             Законъ небеснаго величья?-- вѣчный
             Законъ? Но будетъ съ насъ объ этомъ. Въ чемъ же
             Вы требуете нашего совѣта?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Положимъ, праведный отецъ, что есть
             Дитя единственное у еврея, --
             Что это -- дѣвушка, -- что съ величайшей
             Заботливостью воспиталъ еврей
             Ее на все прекрасное, что любитъ
             Ее онъ больше жизни, что она
             Ему любовью кроткой отвѣчаетъ.
             И вотъ, кому-нибудь изъ насъ доносятъ,
             Что эта дѣвушка -- не дочь еврея,
             Что будто онъ ее еще младенцемъ
             Нашелъ, купилъ, похитилъ, -- что хотите.
             И знаютъ, будто, что она родилась
             Отъ христіанъ и крещена, что только
             Еврей ее воспитывалъ еврейкой,
             И до сихъ поръ еврейкой оставляетъ,
             Какъ дочь свою. Отецъ достопочтенный,
             Скажите, что тутъ дѣлать?
   

ПАТРІАРХЪ.

                                                     Я сраженъ!
             Но прежде объяснитесь: этотъ случай --
             Гипотеза иль фактъ?-- Сказать иначе:
             Все это такъ лишь вами, господинъ,
             Сочинено, иль точно совершилось
             Оно и продолжаетъ совершаться.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Я думалъ: если хочешь только мнѣнье,
             Отъ вашего святѣйшества, узнать,
             Такъ это все равно.
   

ПАТРІАРХЪ.

                                           Равно.?-- Смотрите,
             Какъ можетъ гордый разумъ человѣка
             Въ духовномъ дѣлѣ ошибаться. Нѣтъ!
             Коль вамъ угодно только забавляться
             Игрою остроумія, не стоитъ
             Труда серьезно говорить о томъ,
             И я къ театру отсылаю васъ,
             Гдѣ могутъ этакія pro et contra
             Съ успѣхомъ представляться. Но когда
             Не шутку театральную въ насмѣшку
             Вы разсказали мнѣ, и этотъ случай
             Есть фактъ, который совершился даже
             Въ любезномъ нашемъ Іерусалимѣ,
             Въ епархіи у насъ -- тогда....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Ну, что же?
   

ПАТРІАРХЪ;

             Жида сейчасъ подвергнуть наказанью,
             Которымъ -- за такое святотатство
             И злодѣяніе -- велятъ казнить
             Законы императора и папы.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Такъ вотъ что?!
   

ПАТРІАРХЪ.

                                 А помянутымъ закономъ
             Повелѣно жечь на кострѣ еврея,
             Коль христіанина онъ совращаетъ
             Въ религіи.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Такъ вотъ оно?!
   

ПАТРІАРХЪ.

                                                     Тѣмъ больше
             Еврея, -- оторвавшаго насильно
             Младенца христіанскаго отъ церкви,
             Съ которой связанъ онъ своимъ крещеньемъ.--
             И чтожъ, какъ не насиліе все то,
             Что дѣлаютъ съ безпомощнымъ младенцемъ?
             Ну -- такъ сказать -- конечно, исключая
             Того, что церковь дѣлаетъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     А еслибъ
             Средь бѣдствій нищеты дитя погибло,
             Когда-бъ надъ нимъ не сжалился еврей?
   

ПАТРІАРХЪ.

             Вздоръ!-- Ничего не значитъ! Сжечь еврея
             Затѣмъ, что лучше въ бѣдствіяхъ погибнуть,
             Чѣмъ къ вѣчному грѣху спастись. Притомъ же,
             Зачѣмъ еврей предупреждаетъ Бога?--
             Захочетъ Богъ -- спасетъ и безъ него.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             И вопреки ему, какъ надо думать,
             Богъ можетъ дать и вѣчное блаженство?
   

ПАТРІАРХЪ.

             Не значитъ ничего -- еврея сжечь.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Мнѣ это жаль. Особенно, какъ слышно,
             Еврей её воспитывалъ не столько
             Въ своей, какъ вовсе безо всякой вѣры.
             О Богѣ же не больше и не меньше
             Онъ говорилъ, какъ только то, чѣмъ разумъ
             Довольствоваться можетъ.
   

ПАТРІАРХЪ.

                                                     Все равно!
             Еврея сжечь. Да за одно за это
             Онъ долженъ быть сожженъ три раза. Что?!
             Безъ всякой вѣры выростить ребенка?
             Не научить его святѣйшей нашей
             Обязанности вѣровать?-- Ну, нѣтъ!
             Ужъ это слишкомъ. Удивляюсь, рыцарь,
             Какъ сами вы...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Честной отецъ!-- Коль Богу
             Угодно будетъ, такъ объ остальномъ
             На исповѣди...

Хочетъ идти.

ПАТРІАРХЪ.

                                 Что?!-- не дать мнѣ даже
             Отчета?-- не назвать жида злодѣя?
             Его ко мнѣ не привести?-- Но знаю,
             Что сдѣлать. Я сейчасъ иду къ султану.
             Султанъ обязанъ охранять насъ въ силу
             Капитуляціи, въ которой клятву
             Онъ далъ,-- во всѣхъ правахъ насъ охранять,
             Во всѣхъ ученіяхъ, какія только
             Причислить смѣемъ къ нашей пресвятѣйшей
             Религіи. Увидимъ.-- Слава Богу,
             Оригиналъ у насъ, и мы имѣемъ
             Печать его и подпись. Мы, -- притомъ,
             Я объяснить ему легко съумѣю,
             Какъ и для государства самого
             Безвѣріе опасно, какъ всѣ узы
             Гражданскія порвутся и погибнутъ,
             Коль ни во что не будутъ вѣрить люди.
             Прочь! прочь! съ подобнымъ святотатствомъ!
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                                                   Жаль,
             Что недосугъ мнѣ дольше насладиться
             Прекраснымъ поученьемъ. Къ Саладину
             Я позванъ...
   

ПАТРІАРХЪ.

                                 Да?-- Итакъ -- тогда -- конечно....
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Коль вашему святѣйшеству угодно,--
             Султана приготовлю я...
   

ПАТРІАРХЪ.

                                                     О!-- знаю,
             Что вы снискали милость Саладина.
             Прошу васъ, у него припоминайте
             Вы обо мнѣ хорошее одно.
             Мной только ревность къ Богу руководитъ,
             И если дѣлаю я слишкомъ много,
             Такъ для него же. Взвѣсьте это, рыцарь.
             Помянутый же случай объ евреѣ,
             Не правда ли, была проблема?-- да?
             И, такъ сказать....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Проблема.

Уходитъ.

ПАТРІАРХЪ.

Про себя.

                                                               Но въ которой
             Я долженъ глубже розыскать основы....
             И это будетъ снова порученье --
             Для брата Бонафида.

Служкѣ.

                                           Слушай, сынъ мой....

Уходитъ, разговаривая со сіужкоі.

   

ЯВЛЕНІЕ III.

Комната во дворцѣ Саладина, куда рабы приносятъ множество мѣшковъ и ставятъ ихъ на полъ одинъ подлѣ другого.

САЛАДИНЪ, и вскорѣ потомъ ЗИТТА.

САЛАДИНЪ -- входя.

             Ну, право, и конца имъ нѣтъ.... А много
             Еще осталось тамъ?
   

РАБЪ.

                                           Не меньше половины.
   

САЛАДИНЪ.

             Такъ отнесите остальное Зиттѣ.
             Да гдѣ-жъ Ал-Гафи? Пусть возьметъ онъ деньги.
             Иль отослать ихъ лучше всѣ къ отцу?
             Здѣсь все-таки сквозь пальцы ихъ пропустишь,
             Хоть, правда, станешь черствымъ наконецъ.
             Теперь придется быть весьма искуснымъ,
             Чтобъ у меня порядкомъ поживиться; --
             И бѣдность пусть справляется, какъ хочетъ,
             Пока, по крайней мѣрѣ, изъ Египта
             Не пришлютъ деньги. Только сбыть бы съ рукъ
             Раздачу подаянія у гроба....
             Паломниковъ не отпустить съ пустыми
             Руками.... Только-бъ я....
   

ЗИТТА.

                                                     Что-жъ это значитъ?
             Мнѣ деньги принесли?
   

САЛАДИНЪ.

                                           Ты заплати
             Себѣ изъ нихъ мой долгъ, а остальное
             Оставь въ запасѣ.
   

ЗИТТА.

                                           Натанъ и храмовникъ
             Еще не приходили?
   

САЛАДИНЪ.

                                           Натанъ ищетъ
             Его вездѣ.
   

ЗИТТА -- показывая ему маленькій рисунокъ.

                                 Смотри, что я нашла,
             Перебирая старыя вещицы.
   

САЛАДИНЪ.

             Мой братъ!!...-- Таковъ онъ! Ахъ! Такимъ онъ былъ....
             О милый, храбрый юноша, какъ рано
             Я потерялъ тебя!-- Чего-бъ мы вмѣстѣ,
             Другъ подлѣ друга не свершили?! Зитта,
             Оставь рисунокъ мнѣ. Я помню, братомъ
             Онъ подаренъ былъ нашей Лиллѣ, старшей
             Сестрѣ твоей, когда однажды утромъ
             Она упорно изъ своихъ объятій
             Не соглашалась отпустить Ассада.
             Въ послѣдній разъ онъ выѣхалъ!-- Онъ мною
             Отпущенъ былъ!-- одинъ!-- и Лилла, съ горя
             Скончавшись, никогда мнѣ не простила,
             Что одного его я отпустилъ.
             Онъ не вернулся.
   

ЗИТТА.

                                 Бѣдный братъ!
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Довольно!
             Когда-нибудь и всѣхъ насъ здѣсь не будетъ.
             Къ тому-жъ -- кто знаетъ? Юношу такого,
             Какъ онъ -- не смерть одна съ пути сбиваетъ;
             Враги его безчисленны, и часто
             Изнемогаетъ сильный, какъ и слабый.
             Объ немъ довольно. Я хочу сравнить
             Съ храмовникомъ его изображенье.
             Посмотримъ, много ли я былъ обманутъ
             Моимъ воображеньемъ.
   

ЗИТТА.

                                           Я затѣмъ-то
             Портретъ и принесла.-- Давай сюда.
             Объ этомъ я скажу тебѣ, -- на это
             Нѣтъ глазъ пригоднѣй женскихъ.
   

САЛАДИНЪ -- входящему привратнику.

                                                     Кто? Храмовникъ?--
             Впустить.
   

ЗИТТА.

                                 Чтобъ любопытствомъ не смущать,
             Чтобъ не мѣшать вамъ...
             Садится въ сторонѣ на диванъ и опускаетъ покрываю.
   

САЛАДИНЪ.

             Хорошо.-- Про себя. Послушать,
             Каковъ-то голосъ?-- Вѣдь и голосъ брата
             Пожалуй спитъ еще въ моей душѣ.
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

ХРАМОВНИКЪ и САЛАДИНЪ.

ХРАМОВНИКЪ.

             Я -- плѣнникъ твой, султанъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Мой плѣнникъ? нѣтъ.
             Кому я жизнь дарю, тому могу-ли
             Не подарить свободу.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Что тебѣ
             Пристало дѣлать, мнѣ пристало слушать,
             Не предъугадывать. Но не согласно
             Съ моимъ характеромъ и положеньемъ,
             Чтобъ началъ увѣрять я -- что за жизнь
             Тебѣ необычайно благодаренъ.
             Во всякомъ случаѣ, она отнынѣ
             Опять въ твоимъ услугамъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Нѣтъ. Но только
             Не пользуйся ты ею мнѣ во вредъ,
             Хоть я врагамъ моимъ отдамъ охотно
             Двѣ лишнія руки, но тяжело бы
             Мнѣ было имъ отдать такое сердце.
             Мой храбрый юноша, я не ошибся
             Въ тебѣ: ты братъ мой и душой и тѣломъ.
             Я даже могъ-бы, кажется, спросить:
             Куда ты пропадалъ все это время?
             Въ какой пещерѣ спалъ? въ какой чудесной
             Странѣ, какой волшебницею доброй
             Такой цвѣтокъ такъ сохраненъ прекрасно?
             Я могъ-бы пожелать тебѣ напомнить:
             Что здѣсь и тамъ мы вмѣстѣ совершали.
             Поссориться съ тобою могъ бы я
             За то, что отъ меня имѣлъ ты тайну,
             И приключенье скрылъ. Я могъ-бы, -- если-бъ
             Съ тобою рядомъ я себя не видѣлъ.
             Пускай! и въ этой сладостной мечтѣ --
             Настолько правды все-таки найдется,
             Что мнѣ приходится на осень жизни
             Опять Ассада увидать цвѣтущимъ.
             Вѣдь ты доволенъ этимъ, рыцарь?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Все,
             Что для меня рѣшается тобою --
             Что-бъ ни было оно -- въ моей душѣ
             Хранилось, какъ желанье.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Такъ давай-же
             Мы это испытаемъ. Ты-бъ остался
             Здѣсь у меня? остался-бы при мнѣ?
             Какъ христіанинъ или мусульманинъ --
             Мнѣ все равно. Въ твоемъ плащѣ съ крестомъ --
             Иль въ нашемъ платьѣ, въ шляпѣ-ли, въ чалмѣ-ли,
             Какъ хочешь -- все равно. Я никогда
             Не требовалъ, чтобъ всѣ деревья всюду
             Росли-бы съ одинаковой корой.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Иначе ты-бы не былъ тѣмъ, что есть:
             Герой, которому пріятнѣй было-бъ
             Господень садъ лелѣять и ростить.
             

САЛАДИНЪ.

             Ну, если я кажусь тебѣ не хуже,
             То мы почти поладили.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Совсѣмъ.
   

САЛАДИНЪ -- протягивая руку.

             И слово...
   

ХРАМОВНИКЪ -- ударяя по рукѣ.

                                 Мужа -- неизмѣнно. Съ этимъ
             Получишь больше, чѣмъ ты могъ бы взять.
             Я твой душой и тѣломъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Слишкомъ много
             Мнѣ прибыли для нѣсколькихъ часовъ.
             А онъ?-- съ тобой онъ не пришелъ?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                               Кто?
   

САЛАДИНЪ.

                                                                         Натанъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Нѣтъ, я одинъ пришелъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Какой прекрасный
             Поступокъ твой! Какая мудрость въ счастьи,
             Что выпалъ-же такой поступокъ въ пользу
             Такого человѣка.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Правда -- правда.
   

САЛАДИНЪ.

             Такъ холодно?! нѣтъ, рыцарь, если Богъ
             Чрезъ насъ добро являетъ, не должны мы
             Не только быть холодными, но даже
             Изъ скромности холодными казаться.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Вѣдь вотъ -- на свѣтѣ въ каждомъ дѣлѣ сыщешь'
             Такія стороны, что часто вовсе
             Понять нельзя: что общаго въ нихъ есть.
   

САЛАДИНЪ.

             Всегда старайся лучшаго держаться
             И Бога восхваляй. Онъ знаетъ, что
             Въ нихъ общаго. Но если затрудняться
             Ты будешь, такъ и мнѣ съ тобой придется
             Быть осторожнымъ; и во мнѣ найдутся,
             Къ несчастью, стороны, которыхъ часто
             На взглядъ нельзя порядкомъ согласить.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Мнѣ это слышать больно: я бываю
             Такъ рѣдко подозрительностью грѣшенъ.
   

САЛАДИНЪ.

             Скажи мнѣ, кто-жъ тебѣ ее внушаетъ?
             Казалось, будто Натанъ? Какъ? ты можешь
             Подозрѣвать его? Такъ объяснись!
             Дай испытать, что ты ко мнѣ довѣрчивъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Я Натана ни въ чемъ не обвиняю
             Я на себя сержусь.
   

САЛАДИНЪ.

                                           И почему?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Что сдуру бредилъ: будто есть возможность
             Еврею разучиться быть жидомъ,
             Что бредилъ на-яву.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Но въ чемъ-же дѣло?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             У Натана есть дочь. Ты слышалъ, что
             Я сдѣлалъ для нея. Я это сдѣлалъ
             Ну -- потому, что сдѣлалъ. Слишкомъ гордъ я,
             Чтобъ видѣть благодарность гдѣ не стою:
             И вотъ день ото дня я уклонялся
             Отъ новой встрѣчи съ дѣвушкой. А Натанъ
             Былъ далеко. Онъ пріѣзжаетъ, слышитъ,
             Меня сыскалъ, меня благодаритъ,
             Онъ хочетъ, чтобы дочь мнѣ полюбилась,
             Болтаетъ про надежды, про веселье
             Грядущихъ дней -- Ну... я развѣсилъ уши,
             Иду къ нему, гляжу, и вижу, точно,
             Что дѣвушка.... Стыдиться долженъ я....
   

САЛАДИНЪ.

             Стыдиться?-- Не того-ль, что впечатлѣнье
             Произвела еврейка на тебя?
             О! никогда!
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Что молодое сердце,
             Плѣняясь болтовней отца, такъ мало
             Противилось такому впечатлѣнью.
             Я въ пламя снова бросился, безумецъ!
             Я сватался -- и получилъ отказъ.
   

САЛАДИНЪ.

             Отказъ?!
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Отецъ-филосовъ, ужъ конечно,
             Не отказалъ мнѣ начисто, но прежде
             Онъ долженъ разузнать и пообдумать...
             О!... непремѣнно!.. Я вѣдь такъ-же дѣлалъ!
             Разузнавалъ, обдумывалъ вѣдь тоже
             Когда она кричала изъ огня!
             По истинѣ -- ей Богу -- это нѣчто
             Прекрасное, настолько мудрымъ быть
             И разсудительнымъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Ну!.. Будь немножко
             Поснисходительнѣе къ старику.
             Не можетъ онъ отнѣкиваться долго.
             Не станетъ-же онъ требовать, чтобъ ты
             Евреемъ сдѣлался?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Кто знаетъ?
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Знаетъ --
             Кто лучше съ этимъ Натаномъ знакомъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Вѣдь оттого, что сами мы признаемъ
             То суевѣріе, въ которомъ съ дѣтства
             Мы выросли, еще не потеряетъ
             Оно надъ нами власти, -- и не всякій
             Свободенъ, кто смѣется надъ своими
             Цѣпями.
   

САЛАДИНЪ.

                                 Замѣчанье очень здраво,
             Но ты...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 И худшее изъ суевѣрій:
             Считать свое -- терпимѣй всѣхъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Пожалуй!
             Но Натана...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 И только своему
             Тупое человѣчество довѣритъ,
             Пока оно привыкнетъ къ свѣтлымъ днямъ
             Безспорной правды.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Да, но эту слабость
             Не встрѣтишь въ Натанѣ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Я такъ-же думалъ.
             Что-жъ? если онъ, обманщикъ этотъ наглый,
             Не что иное, какъ завзятый жидъ,
             Сбирающій младенцевъ христіанскихъ,
             Чтобъ ихъ жидами дѣлать? что тогда?
   

САЛАДИНЪ.

             Кто въ этомъ упрекнетъ его?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     И даже
             Та дѣвушка, которой заманилъ онъ
             Меня, и самъ, казалось, такъ охотно
             Хотѣлъ мнѣ отплатить ея надеждой,
             Что для нея, какъ онъ сказалъ, не даромъ
             Я сдѣлалъ, -- эта дѣвушка ему
             Совсѣмъ не дочь: пріемышъ! христіанка!
   

САЛАДИНЪ.

             И все-таки не хочетъ онъ отдать
             Ее тебѣ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                       Не хочетъ или хочетъ,
             Но сорвана личина съ лицемѣра!
             Но онъ открытъ! болтунъ вѣротерпимый!
             И я съумѣю напустить собакъ --
             Подъ философскою бараньей шкурой
             На волка хищнаго жидовской крови...
             Онѣ его взъерошатъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Христіанинъ!
             Спокойнѣй!
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Христіанинъ! Какъ?-- но если
             И жидъ и мусульманинъ за свое
             Стоятъ, -- такъ вѣрно, только христіанинъ
             Не смѣетъ христіаниномъ являться.
   

САЛАДИНЪ.

             Спокойнѣй, христіанинъ!--
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Саладинъ!
             Я въ этомъ словѣ чувствую всю тяжесть
             Упрека твоего. Ахъ!-- еслибъ зналъ я,
             Какъ тутъ Ассадъ -- Ассадъ твой поступилъ бы.
   

САЛАДИНЪ.

             Немногимъ лучше и навѣрно съ той же
             Горячностью. Но гдѣ-жъ ты научился
             Такъ подкупать меня, какъ онъ, бывало,
             Однимъ намекомъ?-- Да, конечно, если
             Все вышло такъ, какъ ты мнѣ разсказалъ,
             Я Натана и самъ не понимаю.
             Покамѣстъ онъ мнѣ другъ -- и не должны
             Мои друзья сердиться другъ на друга.
             Дай разъяснить себѣ. Будь остороженъ.
             Не подвергай его сейчасъ гоненью
             Мечтателей народа твоего.
             Смолчи о томъ, съ чѣмъ ваше духовенство
             Ко мнѣ пристало бы, ему отмщая.
             Не стой за христіанство -- только на-зло
             Жиду иль мусульманину.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     А скоро
             Мнѣ это поздно было бы. Спасибо,
             Что патріархъ такъ кровожаденъ,-- ужасъ
             Беретъ -- ему орудіемъ служить.
   

САЛАДИНЪ.

             Какъ?-- Прежде, чѣмъ ко мнѣ, ты къ патріарху
             Отправился.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Меня смутила страсть
             И нерѣшительность Прости. Боюсь я,
             Что узнавать ты больше не захочешь
             Во мнѣ черты Ассада твоего.
   

САЛАДИНЪ.

             Я, узнаю его въ такой боязни.
             Мнѣ кажется, извѣстно, изъ какихъ
             Пороковъ выростаетъ добродѣтель;
             И впредь объ ней заботься, и порокъ
             Въ моихъ глазахъ тебѣ вредить не будетъ.
             Ступай. Ищи мнѣ Натана, какъ онъ
             Искалъ тебя, и оба приходите.
             Я долженъ вмѣстѣ вразумить васъ. Если
             Ты искренно объ дѣвушкѣ хлопочешь --
             Она твоя -- не безпокойся. Мы
             И Натана почувствовать заставимъ,
             Что выростить дерзнулъ онъ безъ свинины
             Ребенка христіанскаго. Ступай.

Храмовникъ уходитъ и Зитта встаетъ съ дивана.

   

ЯВЛЕНІЕ V.

САЛАДИНЪ и ЗИТТА.

ЗИТТА.

             Какъ странно!
   

САЛАДИНЪ.

                                 Ну, сестра!-- Ассадъ мой не былъ
             Прекрасный, храбрый витязь?
   

ЗИТТА.

                                                               Если былъ онъ
             Такимъ -- и тутъ въ его изображеньи
             Сказался больше онъ, а не храмовникъ.
             Но какъ забылъ ты выспросить: кто были
             Его родители?
   

САЛАДИНЪ.

                                 И особливо
             Про мать его?-- Была ли здѣсь она
             Когда-нибудь?-- Не правда ли?
   

ЗИТТА.

                                                               Хорошъ ты!
   

САЛАДИНЪ.

             Возможнѣе нѣтъ ничего. Ассада
             Красотки христіанскія любили,
             И самъ онъ былъ до нихъ настолько падокъ,
             Что даже какъ-то рѣчь была... Но полно,
             Я не люблю объ этомъ говорить.
             Теперь онъ снова мой, и мнѣ онъ дорогъ --
             Со всѣми недостатками -- со всѣми
             Причудами души прекрасной, мягкой.
             О!-- Натанъ долженъ дѣвушку отдать
             Ему. Не правда ли?
   

ЗИТТА.

                                           Отдать?-- оставить.
   

САЛАДИНЪ.

             Конечно.-- Если Натанъ не отецъ ей,
             Какое-жъ право на нее имѣетъ?--
             Въ права того, кто далъ ей жизнь, вступаетъ
             Лишь тотъ одинъ, кто такъ ей сохранить
             Могъ эту жизнь.
   

ЗИТТА.

                                 Что, если-бъ ты сейчасъ-же,
             Отнявъ у незаконнаго владѣльца,
             Взялъ дѣвушку къ себѣ?
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Да нужно-ль это?
   

ЗИТТА.

                                                               Оно не то что нужно, -- но одно
             Ужъ любопытство милое мнѣ шепчетъ
             Такой совѣтъ. Меня иной мужчина
             Вотъ такъ и подстрекаетъ знать скорѣй,
             Какую дѣвушку любить онъ можетъ.
   

САЛАДИНЪ.

             Пошли за ней.
   

ЗИТТА.

                                 Позволишь, братъ?
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Но только
             Ты Натана щади мнѣ. Онъ никакъ
             Не долженъ думать, что хотятъ насильно
             Ихъ разлучить.
   

ЗИТТА.

                                           Не безпокойся.
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Я же
             Пойду взглянуть, куда Ал-Гафи дѣлся.
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Прихожая комната въ домѣ Натана, какъ въ первомъ явленіи перваго дѣйствія.
Часть товара разобрана изъ тюковъ; объ немъ и идетъ рѣчь.

НАТАНЪ и ДАЙА.

ДАЙА.

             Ахъ, это все прелестно! превосходно!
             Такъ только вы умѣете дарить.
             Серебрянная ткань-то дорога ли?
             Гдѣ дѣлаютъ ее?-- Вотъ это можно
             Назвать вѣнчальнымъ платьемъ. Королевѣ
             Не нужно лучшаго.
   

НАТАНЪ.

                                           А почему бы
             Вѣнчальнымъ?
   

ДАЙА.

                                 Ну, конечно, вы объ этомъ
             Не думали, когда вы покупали;
             Но право, именно вотъ эта ткань --
             Какъ по заказу платье для невѣсты:
             Тутъ поле бѣлое изображаетъ
             Невинность, а побѣги золотые --
             Разсыпанные по полю -- богатство.
             Премило.-- Посмотрите.
   

НАТАНЪ.

                                                     Остроумно.
             А для какой невѣсты расписала
             Ты символы такъ мудро?-- Развѣ ты
             Невѣста?
   

ДАЙА.

                                 Я?
   

НАТАНЪ.

                                           Да кто же?
   

ДАЙА.

                                                               Я?-- Творецъ мой!
   

НАТАНЪ.

             Кто-жъ больше?-- Чье же свадебное платье?
             Вѣдь это все тебѣ принадлежитъ.
   

ДАЙА.

             Все это мнѣ?-- мое? а не для Рэхи?
   

НАТАНЪ.

             Что я привезъ для Рэхи -- уложилъ я
             Въ другомъ тюкѣ. Бери и уноси
             Свои богатства.
   

ДАЙА.

                                 Искуситель!-- Нѣтъ же,--
             Будь это всѣ сокровища вселенной,
             Я все таки не трону ничего,
             Боль вы сейчасъ же мнѣ не поклянетесь
             Воспользоваться случаемъ, какого
             Дважды небо не пошлетъ вамъ, Натанъ.
   

НАТАНЪ.

             Воспользоваться случаемъ?-- какимъ?
   

ДАЙА.

             Не знаете?-- Не притворяйтесь! Словомъ:
             Храмовникъ любитъ Рэху, -- такъ отдайте
             Ему ее и прекратите грѣхъ,
             Который дольше не могу скрывать я.
             Пускай она вернется къ христіанамъ
             И будетъ тѣмъ, что есть и чѣмъ была.
             Тогда на вашу голову сготовитъ
             Не уголья горящіе одни --
             Все доброе, чѣмъ вы такъ много, много
             Насъ обязали.
   

НАТАНЪ.

                                 Старая погудка
             На новый ладъ. Боюсь я, чтобъ она
             Въ разладъ не зазвучала.
   

ДАЙА.

                                                     Какъ?
   

НАТАНЪ.

                                                               Храмовникъ
             Годился бы, и никому на свѣтѣ
             Не отдалъ бы я Рэху такъ охотно.
             Но.... Будемъ терпѣливы.
   

ДАЙА.

                                                     Терпѣливы?
             Вотъ этo ваша старая погудка.
   

НАТАНЪ.

             Еще немного дней терпѣнья.... Кто тамъ
             Идетъ?-- Смотри-ка!-- Служка монастырскій!
             Поди спроси, что надобно ему?
   

ДАЙА.

             Извѣстно, что за надобность!
   

НАТАНЪ.

                                                     Подай же --
             И прежде, чѣмъ попроситъ.

Про себя.

                                                     Если-бъ только
             Я приступить къ храмовнику съумѣлъ,
             Не высказавъ причины любопытства.
             Сказать ему?-- А если подозрѣнье
             Неосновательно, тогда напрасно
             Запутаю отца я въ это дѣло.

Дайѣ.

             Ну что?
   

ДАЙА.

                       Онъ хочетъ съ вами говорить.
   

НАТАНЪ.

             Зови-жъ его и уходи покамѣстъ.
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

НАТАНЪ и СЛУЖКА.

НАТАНЪ -- про себя.

             Съ какимъ бы счастьемъ, Рэха, я остался
             Твоимъ отцомъ. Но развѣ не могу я
             Остаться имъ, когда я перестану
             Имъ называться. Ты сама, узнавши,
             Какъ сильно быть отцомъ тебѣ хочу я,
             Меня отцомъ считать не перестанешь.

Служкѣ.

             Чѣмъ я могу служить вамъ, братъ честной?
   

СЛУЖКА.

             Не то чтобъ многимъ! Радуюсь душевно,
             Что господина Натана я вижу
             Еще благополучнымъ.
   

НАТАНЪ.

                                           Такъ меня
             Вы знаете?
   

СЛУЖКА.

                                 Да кто же васъ не знаетъ?
             Не одному изъ насъ вы ваше имя
             Съумѣли втиснуть въ руку, и моей
             Оно давнымъ-давно знакомо.
   

НАТАНЪ -- хватаясь за кошелекъ.

                                                     Такъ давайте,
             Мы память освѣжимъ.
   

СЛУЖКА.

                                           Благодарю васъ.
             Я это у бѣднѣйшаго укралъ бы, --
             Не надо ничего. Позвольте вамъ
             Поосвѣжить мое мірское имя;
             Я тоже вѣдь похвастаться могу,
             Что кое-что, чѣмъ вы не погнушались,
             Вамъ въ руки положилъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Скажите: что?
             Простите! я стыжусь, я отплачу вамъ
             Мой долгъ съ избыткомъ.
   

СЛУЖКА.

                                                     Слушайте сперва,
             Какъ самъ сегодня только я припомнилъ --
             Объ этомъ вамъ довѣренномъ закладѣ.
   

НАТАНЪ.

             Закладѣ?-- мнѣ довѣренномъ!
   

СЛУЖКА.

                                                               Недавно
             Я жилъ еще отшельникомъ смиреннымъ
             Близъ Іерихона въ Карантанѣ. Тамъ
             Пришли толпой разбойники арабы,
             Снесли мою часовеньку и келью --
             И за собой меня угнали. Къ счастью,
             Я спасся и бѣжалъ я къ патріарху,
             Чтобъ выпросить себѣ другое мѣсто,
             Гдѣ можно бы мнѣ было до кончины
             Въ уединеньи Господу служить.
   

НАТАНЪ.

             Но это пытка, добрый братъ!-- Кончайте
             Скорѣй. Закладъ! довѣренный закладъ!
   

СЛУЖКА.

             Сейчасъ. Ну патріархъ пообѣщалъ мнѣ,
             Что поселитъ меня онъ на Ѳаворѣ,
             Какъ только тамъ очистится мѣстечко,
             А между тѣмъ, велѣлъ остаться служкой
             Въ монастырѣ. Вотъ, господинъ, теперь
             Я здѣсь живу, и въ день сто разъ навѣрно
             Вздыхаю по Ѳаворѣ. Патріархъ
             Мнѣ поручаетъ многое, къ чему я
             Питаю отвращенье. Напримѣръ....
   

НАТАНЪ.

             Прошу васъ!
   

СЛУЖКА.

                                 Мы подходимъ къ дѣлу. Кто-то
             Ему шепнулъ сегодня, будто здѣсь
             Живетъ еврей, который христіанку
             Воспитываетъ -- какъ родную дочь.
   

НАТАНЪ.

             Что?
   

СЛУЖКА.

                       Выслушайте. Этимъ святотатствомъ
             Онъ сильно былъ разгнѣванъ; онъ призналъ
             Въ немъ настоящій грѣхъ противу Духа
             Святого. Мы считаемъ этотъ грѣхъ
             Важнѣе всѣхъ грѣховъ, хотя порядкомъ
             Не знаемъ сами, слава Богу, въ чемъ
             Онъ состоитъ. Такъ патріархъ велѣлъ мнѣ
             Гдѣ-бъ ни было, но выслѣдить сейчасъ же
             Того еврея. Тутъ внезапно совѣсть
             Моя проснулась: мнѣ пришло на умъ,
             Что я и самъ способствовалъ когда-то
             Незамолимому и страшному
             Грѣху. Скажите, восемнадцать лѣтъ
             Назадъ, не приносилъ ли нѣкій конюхъ
             Вамъ дѣвочку недѣль шести?
   

НАТАНЪ.

                                                     Но какъ же?!
             Конечно! безъ сомнѣнья.
   

СЛУЖКА.

                                                     Такъ вглядитесь
             Въ меня получше, этотъ конюхъ -- я.
   

НАТАНЪ.

             Вы?
   

СЛУЖКА.

                       Господинъ, приславшій къ вамъ младенца
             Былъ, помнится, фонъ-Фильнекъ? Вольфъ фонъ-Фильнекъ?
   

НАТАНЪ.

             Да!
   

СЛУЖКА.

                       Такъ какъ незадолго передъ этимъ
             Скончалась мать и долженъ былъ случайно
             Отецъ спѣшить, мнѣ думается, въ Гаццу,
             Куда съ собой малютку взять не могъ:
             Онъ къ вамъ ее послалъ. Я не въ Дарунѣ-ль
             Засталъ васъ?
   

НАТАНЪ.

                                           Такъ!
   

СЛУЖКА.

                                                     Хоть не было бы чуда,
             Когда-бъ меня и обманула память,
             Такъ много я имѣлъ господъ отважныхъ,
             А этому служилъ я слишкомъ мало:
             Онъ вскорѣ палъ въ бою при Аскалонѣ,
             А, впрочемъ, былъ прекрасный господинъ.
   

НАТАНЪ.

             Прекрасный! да! Ему я много, много
             Обязанъ, и не разъ изъ-подъ меча"
             Онъ вырывалъ меня.
   

СЛУЖКА.

                                           О! превосходно!
             Такъ вамъ тѣмъ болѣе пріятно было
             Заботиться объ дочери его.
   

НАТАНЪ.

             Вы это можете понять....
   

СЛУЖКА.

                                                     Ну, гдѣ же
             Она? Не умерла? О, нѣтъ! пусть лучше
             Не умерла. Коль кромѣ насъ объ этомъ
             Никто не знаетъ -- вы не бойтесь....
   

НАТАНЪ.

                                                               Такъ ли?
   

СЛУЖКА.

             Довѣрьтесь мнѣ. Вотъ видите ли, Натанъ,
             Я полагаю такъ: когда къ добру,
             Которое хочу я сдѣлать, близко
             Граничитъ что-нибудь весьма дурное,
             Добра такого я не стану дѣлать.
             Дурное мы довольно вѣрно знаемъ,
             Но доброе -- далеко нѣтъ. Понятно,
             Что если дѣвочку какъ можно лучше
             Вы воспитать хотѣли -- то ее,
             Какъ дочь свою родную, воспитали.
             Вы это сдѣлали со всей любовью,
             Со всею вѣрностью; -- и отплатить вамъ
             Такой наградой!-- это непонятно.
             Конечно, вы умнѣй бы поступили,
             Когда бы христіанку христіанкой
             Воспитывали чрезъ вторыя руки; --
             Но вами не былъ бы тогда любимъ
             Ребенокъ друга вашего, а дѣтямъ,
             Въ ихъ нѣжномъ возрастѣ, по мнѣ, любовь, --
             Хоть звѣря дикаго любовь нужнѣе,
             Чѣмъ христіанство. Для него всегда
             Еще найдется время. Если только
             Дитя взросло здоровымъ, благонравнымъ,
             Предъ вашими очами, такъ ужъ вѣрно
             Предъ Божьими оно осталось тѣмъ же,
             Чѣмъ было. Да и все-то христіанство
             Основано не на еврействѣ развѣ?
             Частенько я таки-сердился, много
             Я пролилъ слезъ объ томъ, что христіане
             Ужъ какъ-то слишкомъ могутъ забывать,
             Что самъ Господь Спаситель былъ евреемъ.
   

НАТАНЪ.

             Вы, добрый братъ, ходатаемъ мнѣ будьте,
             Коль на меня вражда и лицемѣрье
             Подымутся за мой поступокъ.-- Вы
             Одни должны узнать объ немъ, но послѣ
             Его съ собой въ могилу схороните.
             Еще ни разу суетность меня
             Не побуждала разсказать объ этомъ
             Кому-нибудь другому. Вамъ однимъ
             Я разскажу! Я буду откровененъ
             Съ одной лишь простотой благочестивой.
             Она одна пойметъ, въ какихъ дѣлахъ
             Мы въ состояньи, съ преданностью къ Богу,
             Одерживать побѣду надъ собой.
   

СЛУЖКА.

             Вы тронуты? вы плачете?...
   

НАТАНЪ.

                                                     Въ Дарунѣ
             Вы отдали мнѣ дѣвочку; но вѣрно
             Не знаете, что въ Гатѣ христіане
             Предъ этимъ незадолго всѣхъ евреевъ,
             Съ дѣтьми и женщинами, истребили.
             Не знаете, что въ томъ числѣ погибли
             Моя жена и семь цвѣтущихъ, бодрыхъ,
             И много обѣщавшихъ сыновей, --
             Что въ домѣ брата, гдѣ я ихъ припряталъ,
             Они всѣ вмѣстѣ были сожжены.
   

СЛУЖКА.

             Творецъ мой правосудный!
   

НАТАНЪ.

                                                     Какъ пришли вы,
             Три дня, три ночи я въ золѣ, во прахѣ
             Предъ Богомъ пролежалъ, проплакалъ.-- Плакалъ!
             Я Бога укорялъ!-- въ негодованьи,
             Въ ожесточеньи проклиналъ себя
             И цѣлый міръ!-- Я клялся къ христіанству
             Въ непримиримой ненависти!...
   

СЛУЖКА.

                                                               А!
             Я этому повѣрю.
   

НАТАНЪ.

                                           Понемногу
             Вернулся мнѣ разсудокъ; онъ пріятно
             Шепнулъ мнѣ: "все-таки есть Богъ, и все,
             Что сдѣлано -- его опредѣленье.
             Итакъ, иди, свершай, что ты постигъ.
             Давно, что совершить, когда захочешь,
             Навѣрно не труднѣе, чѣмъ постичь.
             Возстань!" -- и всталъ я, къ Господу взывая:
             Хочу! хочу! была бы только воля
             Твоя на то, чтобъ я хотѣлъ. Тогда-то
             Явилясь вы и, съ лошади сойдя,
             Мнѣ передали милаго ребенка,
             Завернутаго въ плащъ. Что я сказалъ вамъ,
             Что вы мнѣ говорили, -- я не помню.
             Я знаю только то, что, взявъ дитя,
             Я снесъ его къ себѣ, и на колѣняхъ,
             Рыдая, цѣловалъ мою малютку.
             О, Господи! -- изъ семерыхъ дѣтей
             Хотя одно возвращено мнѣ.
   

СЛУЖКА.

                                                     Натанъ!
             Вы христіанинъ! христіанинъ, Натанъ!
             И лучшаго на свѣтѣ не бывало.
   

НАТАНЪ.

             Да! благо намъ! Въ чемъ видите во мнѣ
             Вы христіанина, въ томъ я въ васъ вижу.
             Еврея. Но довольно намъ другъ друга
             Растрогивать. Теперь тутъ нужно дѣло!
             И хоть въ семь разъ сильнѣйшая любовь
             Меня давно ужъ привязала къ этой
             Одной, чужой мнѣ дѣвушкѣ, хотя
             Мнѣ даже мысль убійственна, что снова
             Семь сыновей моихъ я долженъ буду
             Въ ней потерять; но если осторожность
             Изъ рукъ моихъ потребуетъ ее --
             Я покорюсь.
   

СЛУЖКА.

                                 И дѣло! Такъ и думалъ
             Я посовѣтовать. Вамъ подсказала
             Совѣтъ мой ваша добрая душа.
   

НАТАНЪ.

             Но не позволю я, чтобъ первый встрѣчный
             Задумалъ у меня ее отнять..
   

СЛУЖКА.

             Конечно, нѣтъ.
   

НАТАНЪ.

                                 Кто на нее не можетъ
             Представить права большаго, чѣмъ я,
             Пусть болѣе давишинее докажетъ, --
             По меньшей мѣрѣ.
   

СЛУЖКА.

                                           Безъ сомнѣнья.
   

НАТАНЪ.

                                                               Право
             Природы, крови --
   

СЛУЖКА.

                                           Я согласенъ съ вами.
   

НАТАНЪ.

             Такъ назовите-жъ вы мнѣ поскорѣй
             Кого-нибудь, кто братъ ей или дядя,
             Иль вообще ея родной, и я
             Удерживать себѣ ее не стану.
             Ее! которая сотворена,
             Которая взросла на украшенье
             Любой семьи и вѣры! Я надѣюсь,
             Что вамъ объ этомъ вашемъ господинѣ
             И объ семьѣ его извѣстно больше,
             Чѣмъ мнѣ.
   

СЛУЖКА.

                                 Ну, это врядъ ли, добрый Натанъ.
             Вѣдь вы ужъ слышали, что я служилъ
             Недолго у него.
   

НАТАНЪ.

                                 По крайней мѣрѣ,
             Не знаете ли вы, къ какому роду
             Принадлежала мать ея? Не къ Штауфенъ?
   

СЛУЖКА.

             Возможно. Да!-- мнѣ кажется.
   

НАТАНЪ.

                                                               У ней
             Былъ братъ храмовникъ? Назывался Конрадъ
             Фонъ-Штауфенъ? Да?
   

СЛУЖКА.

                                           Коль я не ошибаюсь...
             Постойте! Вспомнилъ: у меня осталась
             Отъ господина книжечка; ее
             Я снялъ съ груди его при Аскалонѣ,
             Во время похоронъ.
   

НАТАНЪ.

                                           Ну?
   

СЛУЖКА.

                                                     Въ ней молитвы.
             Мы требникомъ ее зовемъ. Она,
             Подумалъ я, Христову человѣку
             Еще послужитъ,-- хоть не мнѣ, конечно,
             Я не читаю.
   

НАТАНЪ.

                                 Что же въ этомъ? Къ дѣлу.
   

СЛУЖКА.

             Въ той книжечкѣ, такъ сказывали мнѣ,
             Въ началѣ и въ концѣ собственноручно
             Мой господинъ записывалъ родныхъ
             Супруги и своихъ.
   

НАТАНЪ.

                                           Исходъ желанный!L.
             Ступайте поскорѣй!-- несите книжку!
             Я на вѣсъ золота готовъ у васъ
             Купить ее! Сто разъ скажу спасибо.
             Бѣгите же!-- спѣшите!...
   

СЛУЖКА.

                                           Радъ служить вамъ.
             Но господинъ писалъ въ ней по-арабски.

Уходитъ.

НАТАНЪ.

             Давайте только, все-равно. Ахъ! еслибъ
             Я могъ еще себѣ оставить Рэху,
             И этимъ прикупить такого зятя!
             Едва ли! Ну, пусть будетъ, какъ угодно.
             Но кто-жъ бы это былъ, что патріарху
             Донесъ? Я долженъ распросить объ этомъ.
             Что, если Дайа разглашаетъ?!
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

ДАЙА и НАТАНЪ.

ДАЙА -- входя поспѣшно, взволнованная.

                                                               Натанъ!
             Подумайте!
   

НАТАНЪ.

                                 Ну?
   

ДАЙА.

                                           Бѣдное дитя,
             Совсѣмъ перепугалось. Присылаетъ....
   

НАТАНЪ.

             Не патріархъ ли?
   

ДАЙА.

                                           Нѣтъ. Сестра султана,
             Принцесса Зитта.
   

НАТАНЪ.

                                           А не патріархъ?
   

ДАЙА.

             Нѣтъ, -- Зитта! Слышите?-- принцесса Зитта
             За ней прислала. Требуетъ къ себѣ.
   

НАТАНЪ.

             За Рэхой? Зитта къ намъ за ней прислала?
             Ну, ежели зоветъ ее принцесса,
             Не патріархъ....
   

ДАЙА.

             Какъ вспомнился онъ вамъ?
   

НАТАНЪ.

             Такъ ничего объ немъ ты не слыхала,
             Не такъ давно? Навѣрно? Ничего ты
             Ему не доносила?
   

ДАЙА.

                                                     Я? ему?
   

НАТАНЪ.

             Гдѣ посланные?
   

ДАЙА.

                                           Ждутъ въ передней.
   

НАТАНЪ.

                                                                         Надо
             Ихъ изъ предосторожности спросить
             Мнѣ самому. И только-бъ тутъ не крылось
             Чего-нибудь отъ патріарха.

Уходитъ.

ДАЙА.

                                                     Я-же
             Боюсь еще другого: спорить буду,
             Что мнимая единственная дочь
             Такого богатѣйшаго еврея
             И мусульманину годится. Мигомъ
             Ее храмовникъ потеряетъ, если
             Я не рѣшусь второго шага сдѣлать,
             И ей самой открыть ея рожденье.
             Смѣлѣй! смѣлѣй! Для этого мнѣ надо
             Воспользоваться первой-же минутой,
             Когда я съ ней одна, а это будетъ
             Пожалуй-что теперь, какъ провожать
             Ее пойду. По крайней мѣрѣ, первый
             Намекъ дорогой -- повредить не можетъ.
             Итакъ -- смѣлѣй! теперь иль никогда.
             Уходитъ вслѣдъ за нимъ.
   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Комната во дворцѣ Саладина, въ которую принесены мѣшки съ деньгами. Они еще лежатъ на прежнемъ мѣстѣ.

САЛАДИНЪ и вскорѣ МАМЕЛЮКИ.

САЛАДИНЪ -- входя.

             А деньги все еще лежатъ; никто
             Не можетъ дервиша сыскать, и вѣрно
             Онъ гдѣ-нибудь за шахматной доской
             Забылъ себя и всѣхъ,-- не мудрено,
             Что и меня забылъ Ну что-жъ? Потерпимъ!
             Что новаго?
   

МАМЕЛЮКЪ.

                                 Желанное извѣстье,
             Султанъ! и радость!... Къ намъ благополучно
             Явился изъ Каира караванъ,
             И за семь лѣтъ намъ подать присылаетъ
             Богатый Нилъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                 Прекрасно -- Ибрагимъ!
             По истинѣ ты вѣстникъ мнѣ пріятный.
             А! наконецъ-то! наконецъ! спасибо
             За доброе извѣстье.
   

МАМЕЛЮКЪ -- дожидаясь, про себя.

                                           Ну -- кончай.
   

САЛАДИНЪ.

             Чего-жъ ты ждешь? Ступай.--
   

МАМЕЛЮКЪ.

                                                               И ничего
             Такому вѣстнику?
   

САЛАДИНЪ.

                                           Чего-же больше?
   

МАМЕЛЮКЪ.

             Не дать на хлѣбъ за доброе извѣстье?!
             Такъ, наконецъ, султанъ на мнѣ на первомъ
             Да выучился награждать словами.
             И этимъ можно славиться! я первый,
             Съ которымъ онъ скупится.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Такъ возьми
             Одинъ изъ тѣхъ мѣшковъ.
   

МАМЕЛЮКЪ.

                                                     Теперь не надо,
             Хотя-бъ ихъ всѣ дарилъ ты мнѣ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Упрямецъ!
             Вотъ два, -- бери-же! Не шутя уходитъ!
             Да онъ великодушнѣе меня:
             Отказываться для него навѣрно
             Не такъ легко, какъ для меня дарить.
             Эй! Ибрагимъ! Съ чего и я то вздумалъ
             Вдругъ пожелать совсѣмъ перемѣниться,
             Теперь, такъ незадолго передъ смертью?
             Ужъ если Саладиномъ умереть
             Не хочетъ Саладинъ, такъ Саладиномъ
             Не долженъ былъ и жить.
   

ВТОРОЙ МАМЕЛЮКЪ.

                                                     Султанъ! султанъ!
   

САДАДИНЪ.

             Коль ты приходишь извѣстить...
   

ВТОРОЙ МАМЕЛЮКЪ.

                                                     Что транспортъ
             Явился изъ Египта.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Я ужъ знаю.
   

ВТОРОЙ МАМЕЛЮКЪ.

             Такъ опоздалъ я?...
   

САЛАДИНЪ.

                                           Почему-же? нѣтъ!
             Возьми себѣ за доброе желанье
             Вонъ тамъ мѣшокъ иль два.
   

ВТОРОЙ МАМЕЛЮКЪ.

                                                     Такъ значитъ три.
   

САЛАДИНЪ.--

             Пожалуй, если сосчитать съумѣешь.
             Бери.
   

ВТОРОЙ МАМЕЛЮКЪ.

                       Придетъ еще и третій, если
             Онъ сможетъ дотащиться.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Какъ?
   

ВТОРОЙ МАМЕЛЮКЪ.

                                                               Пожалуй,
             Сломалъ онъ шею. Видишь-ли, какъ только
             Мы трое разузнали достовѣрно,
             Что прибылъ транспортъ, мигомъ поскакали.
             Передній съ лошади упалъ; и такъ
             До города переднимъ оставался
             Все время -- я; но тутъ ужъ Ибрагиму --
             Гулякѣ, лучше улицы знакомы.
   

САЛАДИНЪ.

             А тотъ, упавшій? другъ! упавшій? Что-жъ ты?
             Скачи къ нему на встрѣчу.
   

ВТОРОЙ МАМЕЛЮКЪ.

                                                     Поскачу;
             И ежели онъ живъ, то половину
             Твоей награды я отдамъ ему.

Уходитъ.

САЛАДИНЪ.

             Смотрите, что за добрый, честный малый!
             Кто можетъ похвалиться лучшей стражей?
             И стало быть -- кто запретитъ мнѣ думать,
             Что мой примѣръ такими сдѣлалъ ихъ?
             Такъ прочь-же мысль, чтобъ напослѣдокъ я-же
             Къ другимъ примѣрамъ сталъ ихъ пріучать.
   

ТРЕТІЙ МАМЕЛЮКЪ.

             Султанъ!
   

САЛАДИНЪ.*

                                 Не ты-ль упавшій?
   

ТРЕТІЙ МАМЕЛЮКЪ.

                                                               Нѣтъ. Я только
             Докладываю, что эмиръ твой, Мансоръ,

Слѣзаетъ съ лошади.

САЛАДИНЪ.

                                                                         Веди его!
             Сейчасъ! Да вотъ онъ.
   

ЯВЛЕНІЕ II.

ЭМИРЪ МАНСОРЪ, САЛАДИНЪ.

САЛАДИНЪ.

                                           Мой привѣтъ эмиру!
             Ну -- какъ идутъ дѣла? Ахъ Мансоръ, Мансоръ!
             Ты долго насъ заставилъ дожидаться.
   

МАНСОРЪ.

             Изъ этого письма узнаешь ты,
             Какіе безпорядки въ Ѳиваидѣ
             Смирить пришлось Абулкассему, прежде --
             Чѣмъ смѣли мы отправиться. Потомъ
             Я ускорялъ, на сколько можно было,
             Передвиженья наши.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Вѣрю, Мансоръ.
             Возьми-же, добрый мой, возьми сейчасъ-же, --
             Но только, если сдѣлаешь охотно, --
             Возьми прикрытье свѣжее сейчасъ
             И дальше поѣзжай. Изъ этихъ денегъ
             Ты долженъ на Ливанъ, къ отцу, доставить
             Часть наибольшую.
   

МАНСОРЪ.

                                           Охотно.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Только
             Смотри, чтобъ не было прикрытье слабо.
             Теперь не такъ надежно вкругъ Ливана.
             Ты слышалъ-ли? Храмовники опять
             Придвинулись. Будь очень остороженъ.
             Пойдемъ-ка! гдѣ остановился транспортъ?
             Я на него хочу взглянуть и всѣмъ
             Распорядиться самъ. А послѣ къ Зиттѣ.
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Пальмы передъ домомъ Натана. Храмовникъ ходитъ взадъ и впередъ.

ХРАМОВНИКЪ.

             Нѣтъ, въ домъ я не пойду. Вѣдь, наконецъ,
             Онъ долженъ выйти самъ. Меня, бывало,
             Такъ скоро, такъ охотно замѣчали.
             Пожалуй доживу и до того,
             Что онъ попроситъ перестать усердно
             Показываться передъ этимъ домомъ.
             Гм! Все-таки я слишкомъ золъ и желченъ.
             За что я на него такъ разсердился?
             Онъ мнѣ еще ни въ чемъ не отказалъ,
             И Саладинъ взялся его настроить.
             Какъ? Неужли дѣйствительно гнѣздится
             Во мнѣ гораздо глубже христіанство,
             Чѣмъ въ немъ еврейство. Кто вполнѣ съумѣетъ
             Понять себя? Иначе, какъ-же могъ я
             Оспаривать ничтожную добычу,
             Которую отнять у христіанъ
             Ему такъ было лестно. О! конечно,
             Созданье чудное -- добыча эта.
             Но чье созданье? Вѣрно, не раба,
             Который глыбу мрамора забросилъ
             На бѣдный, на пустынный берегъ моря
             Житейскаго и скрылся тотчасъ; нѣтъ,
             Скорѣй художника, который даже
             И въ камнѣ брошенномъ задумалъ образъ
             Божественный -- и выполнилъ его.
             Пускай отъ христіанъ родилась Рэха,
             Но истинный отецъ ея на-вѣки
             Останется еврей. Когда-бъ я видѣлъ
             Въ ней христіанку, только христіанку,
             Безо всего, что могъ ей дать одинъ
             Такой еврей, какъ этотъ, -- сердце! сердце,
             Скажи мнѣ, что-жъ бы въ ней тебя плѣняло?
             Ничто, бездѣлица! Улыбка даже,
             Хотя-бъ она была красивымъ, нѣжнымъ
             Движеньемъ мускуловъ, хоть было-бъ то,
             Что вызвало улыбку, -- недостойно
             Всей прелести украсившей ее;
             Улыбка даже не плѣняла-бъ. Часто
             И болѣе красивую видалъ я,
             Когда ее насмѣшка, пустословье
             И лесть, и любострастье расточали;
             Обворожала-ли она меня?
             Выманивала-ли во мнѣ желанье
             До самой смерти нѣжно пригрѣвать
             Въ ея лучахъ мое существованье!
             Нѣтъ -- никогда. И все-таки сердился
             Л на того, кто далъ одинъ ей это
             Великое достоинство? но какъ?
             Но почему? Что если въ самомъ дѣлѣ,
             Л заслужилъ насмѣшку Саладина?
             Ужъ дурно-то, что могъ онъ это думать.
             Какимъ ничтожнымъ и какимъ презрѣннымъ
             Я долженъ былъ ему казаться. Кто-же
             Всему причиной?-- дѣвушка! Курдъ, Курдъ!
             Не хорошо. Вернись. Быть можетъ, Дайа
             Мнѣ наболтала кое-что, чему
             Едва-ли доказательства отыщешь.....
             А!-- наконецъ-то изъ дому онъ вышелъ
             И занятъ разговоромъ. Съ кѣмъ-же? съ нимъ?
             Мои служка монастырскій! А! такъ вѣрно
             Все знаетъ!-- и пожалуй патріарху
             Ужъ выданъ! что надѣлалъ я, безумецъ!
             Какъ сильно мнѣ разсудокъ сжечь могла
             Единственная искра этой страсти.
             Что-жъ дѣлать мнѣ теперь? рѣшай скорѣе!
             Я пережду въ сторонкѣ, можетъ быть
             Его оставитъ служка.
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

НАТАНЪ и СЛУЖКА..

НАТАНЪ.

                                           Такъ еще разъ
             Большое вамъ спасибо, добрый братъ..
   

СЛУЖКА.

             И вамъ спасибо.
   

НАТАНЪ.

                                 Мнѣ? отъ васъ? за что-же?
             Не за упрямство-ли, съ которымъ я
             Навязывалъ вамъ то, что вамъ не нужно.
             Да, еслибъ вы мнѣ уступили, еслибъ
             Насильно не хотѣли быть богаче
             Меня --
   

СЛУЖКА.

                       И безъ того вѣдь эта книжка
             Не мнѣ, а дочери принадлежитъ --
             И составляетъ все, что остается
             Ей отъ отца въ наслѣдство. Но -- пускай!
             Она имѣетъ васъ! И дай-то Боже,
             Чтобъ только никогда вамъ не пришлось
             Раскаяться, что для нея такъ много
             Вы сдѣлали.
   

НАТАНЪ.

                                 Могу-ли? Никогда!--
             Не безпокойтесь.
   

СЛУЖКА.

                                 Ну -- а патріархи,
             Храмовники...
   

НАТАНЪ.

                                 Не въ силахъ сдѣлать мнѣ
             Такого зла, чтобъ я, не только въ этомъ,
             Но въ чемъ нибудь раскаиваться сталъ.--
             Такъ вы вполнѣ увѣрены, что это
             Храмовникъ натравляетъ патріарха?
   

СЛУЖКА.

             Едва-ли кто другой.-- Съ нимъ незадолго
             Передо мной бесѣдовалъ храмовникъ --
             И нѣчто въ этомъ родѣ слышалъ я...
   

НАТАНЪ.

             Да вѣдь теперь во всемъ Іерусалимѣ
             Одинъ храмовникъ -- и его я знаю,
             Съ нимъ друженъ: юноша открытый, честный.
   

СЛУЖКА.

             Онъ, -- онъ и есть.-- Но то, чѣмъ мы бываемъ --
             И то, чѣмъ слѣдуетъ намъ быть на свѣтѣ,--
             Одно съ другимъ согласно не всегда.
   

НАТАНЪ.

             Къ несчастью.-- Впрочемъ, дѣлай кто-бы ни былъ
             И худшее, и лучшее свое.--
             Л съ вашей книжкой всѣмъ пренебрегаю
             И съ ней прямымъ путемъ иду къ султану.
   

СЛУЖКА.

             Дай Богъ успѣха.-- Намъ пора проститься.
   

НАТАНЪ.

             И даже не взглянули на нее!--
             Такъ приходите снова, да скорѣе,
             И чаще.-- Если только патріархъ
             Сегодня не узнаетъ... Что за важность!--
             Скажите хоть сегодня патріарху --
             И что хотите.
   

СЛУЖКА.

                                 Нѣтъ, не я.-- Прощайте.

Уходитъ.

НАТАНЪ.

             Смотрите-же, не забывайте насъ.--
             О Господи!-- Зачѣмъ сейчасъ-же, здѣсь-же --
             Я не могу колѣни преклонить
             Передъ тобой подъ этимъ чистымъ небомъ.
             Какъ самъ собою вдругъ распутанъ узелъ,
             Которымъ я тревожился такъ часто!
             Какъ мнѣ легко, что болѣе на свѣтѣ
             Мнѣ нечего скрывать, -- что предъ людьми
             Я наконецъ могу ступать свободно,
             Какъ предъ тобою, Боже!-- Ты одинъ
             Не судишь человѣкй по поступкамъ; --
             Ты знаешь, какъ они бываютъ рѣдко
             Его дѣяньями.
   

ЯВЛЕНІЕ V.

НАТАНЪ и ХРАМОВНИКЪ,; который идетъ къ нему на встрѣчу со стороны.

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Постойте, Натанъ.
             Возьмите и меня съ собой.
   

НАТАНЪ.

                                                     Кто кличетъ?--
             А -- рыцарь!-- это вы?-- Да гдѣ-жъ вы были,
             Что у султана я не встрѣтилъ васъ?
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Мы разошлись дорогой.-- Вы за это
             Ужъ не прогнѣвайтесь.
   

НАТАНЪ.

                                           О -- я нисколько,
             Но Саладинъ --
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Вы только-что ушли....
   

НАТАНЪ.

             Такъ все-таки и вы съ нимъ говорили?--
             Ну это хорошо.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Но онъ желаетъ
             Обоихъ вмѣстѣ видѣть насъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Тѣмъ лучше.--
             И такъ я шелъ къ нему.-- Пойдемте вмѣстѣ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Позвольте мнѣ спросить васъ, Натанъ, кто
             Сейчасъ прощался съ вами?
   

НАТАНЪ.

                                                               Вы, конечно,
             Его не знаете?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Не онъ-ли это --.
             Тотъ добрый малый, служка монастырскій,
             Которымъ пользуется патріархъ
             Для дѣлъ сыскныхъ.
   

НАТАНЪ.

                                           Да, можетъ быть.-- Онъ служитъ
             Во всякомъ случаѣ у патріарха.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Уловка недурная поручать
             Невинной простотѣ свой первый приступъ
             Къ интригѣ.
   

НАТАНЪ.

                                 Да.-- Но простотѣ-то глупой,
             А не благочестивой.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Патріархи
             Въ благочестивую не вѣрятъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Ну,
             За этого могу я поручиться,
             Что онъ ни въ чемъ порочномъ не поможетъ
             Затѣямъ патріарха своего.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Хоть приступаетъ къ нимъ.-- Но вамъ ни слова
             Онъ про меня не говорилъ.
   

НАТАНЪ.

                                                     Про васъ?
             Нѣтъ -- именно про васъ -- ни слова.-- Врядъ-ли
             Онъ знаетъ ваше имя.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Врядъ-ли.
   

НАТАНЪ.

                                                               Правда --
             Онъ мнѣ разсказывалъ про одного
             Храмовника.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 И что?--
   

НАТАНЪ.

                                                     Чего, конечно,
             Никакъ не могъ бы онъ про васъ подумать.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Кто знаетъ?!-- Что-же?
   

НАТАНЪ.

                                                     Будто патріарху
             Храмовникъ жаловался на меня.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             На васъ?-- и жаловался?-- Какъ угодно,
             Но это лгалъ онъ. Выслушайте, Натанъ!--
             Не мнѣ отнѣкиваться въ чемъ нибудь:
             Что сдѣлалъ я -- то сдѣлалъ;-- не таковъ я,.
             Чтобъ захотѣть отстаивать усердно --
             Какъ дѣло доброе -- свой каждый шагъ.
             Зачѣмъ стыдиться мнѣ ошибки?-- Развѣ
             Я не хочу вполнѣ ее исправить?--
             И развѣ я не знаю, до чего
             Насъ можетъ довести желанье это?--
             Итакъ -- сомнѣнья нѣтъ я -- тотъ храмовникъ,
             Который по словамъ монаха, Натанъ,
             На васъ пожаловался патріарху.
             Вы знаете, что взорвало меня,
             И отъ чего вся кровь моя вскипѣла: --
             Безумецъ!-- Я пришелъ, чтобъ всей душой,
             Всѣмъ существомъ вамъ броситься въ объятья.
             О -- ежели хочу я оставаться
             Спокойнымъ, я не смѣю даже вспомнить,
             Какъ холодно вы встрѣтили меня,--
             Какъ безучастно -- а вѣдь это хуже
             Холодности, -- какъ отъ меня старались
             Расчитанно отдѣлаться, -- какими
             Ненужными вопросами хотѣли
             Отвѣтить мнѣ. Послушайте, я былъ
             Взволнованъ, золъ,-- какъ вдругъ подкралась Дайа
             И въ голову мнѣ заронила тайну,
             Которой объяснялось -- такъ я думалъ --
             Загадочное ваше обращенье.
   

НАТАНЪ.

             Но какъ-же это?--
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Выслушайте все.
             Вообразилось мнѣ, что вѣроятно --
             Какъ христіанину -- вы не хотите
             Мнѣ уступить похищенное вами
             У христіанъ. Я вздумалъ хорошенько
             Къ вамъ тотчасъ приступить съ ножемъ къ груди.
   

НАТАНЪ.

             И хорошенько?!-- Такъ-ли?-- Что-же въ этомъ
             Хорошаго?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Послушайте -- согласенъ:
             Я былъ не правъ. Тутъ вы не виноваты,
             И эта Дайа, можетъ быть, не знаетъ,
             Что говоритъ. Вы ненавистны ей,
             Такъ васъ она старается запутать
             Въ дурное дѣло. Можетъ -- можетъ быть!--
             Я сумасбродъ, и только -- вѣчно крайность
             Въ моихъ мечтахъ -- я вѣчно поступаю,
             То слишкомъ ревностно, то слишкомъ вяло.
             И это можетъ быть -- простите, Натанъ.
   

НАТАНЪ.

             Конечно, если такъ вы говорите...
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Ну, словомъ -- да, я былъ у патріарха,
             Но васъ не называлъ я -- это ложь.
             Я только вообще ему про случай
             Разсказывалъ, чтобъ знать его сужденье,
             Хотя и въ этомъ не было нужды.
             Какъ будто ужъ не зналъ я патріарха,
             Какъ негодяя?-- Развѣ я не могъ
             Сейчасъ-же прямо съ вами объясниться,
             И развѣ нужно было, чтобы Рэху
             Я подвергалъ опасности разстаться
             Съ такимъ отцомъ. Однако, что-же въ этомъ?!
             Во-вѣки неизмѣнное себѣ
             Одно пронырство патріарха сразу --
             Ближайшею дорогою -- вернуло
             Меня къ моей живѣйшей мысли. Натанъ,
             Прошу васъ, выслушайте все: -- Положимъ:
             Онъ знаетъ ваше имя. Что-же больше?
             Ну что-же больше?-- Дѣвушку отнять
             У васъ онъ можетъ, если только вкша
             Она -- и болѣе ничья, -- вѣдь только
             Изъ дома вашего ее увлечь
             Онъ можетъ въ монастырь!-- итакъ отдайте,
             Отдайте мнѣ ее, -- тогда пускай
             Приходитъ онъ!-- увидимъ, какъ посмѣетъ
             Онъ у меня отнять мою жену!
             Отдайте мнѣ ее!-- сейчасъ отдайте --
             И будь она вамъ дочерью иль нѣтъ,
             Жидовкой, христіанкой, чѣмъ угодно!--
             Мнѣ все равно -- я ни теперь, ни послѣ,
             Ни разу въ жизни не спрошу объ этомъ.
             Какъ будетъ -- такъ и будь.
   

НАТАНЪ.

                                                               Вы, вѣроятно,
             Считаете, что правду мнѣ скрывать
             Необходимо?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Будь -- какъ будетъ, Натанъ.
   

НАТАНЪ.

             Не я ни вамъ, ни всякому другому,
             Кому объ этомъ не излишне знать,
             Не отрицалъ, что Рэха христіанка,
             Что мнѣ она пріемышъ, а не дочь.
             А если ей самой я не открылся,
             Такъ въ этомъ только передъ ней и долженъ
             Я оправдаться.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Нѣтъ, и передъ ней
             Вы не должны. И впредь вы ей желайте,
             Чтобъ никогда на васъ она другими
             Глазами не глядѣла, и ее
             Отъ этого открытія избавьте.
             Еще покамѣстъ ею вы одни
             Располагаете, -- итакъ отдайте,
             Отдайте мнѣ ее; прошу васъ, Натанъ.
             Вѣдь я одинъ спасти ее для васъ
             Могу вторично -- и хочу.
   

НАТАНЪ.

                                                     Могли-бы,
             Но только не теперь, -- теперь ужъ поздно.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Ужъ поздно?-- Почему?
   

НАТАНЪ.

                                                     Спасибо патріарху...
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Спасибо патріарху?-- какъ?-- ему?--
             Чѣмъ заслужилъ онъ благодарность вашу?--
             За что спасибо?
   

НАТАНЪ.

                                 Что теперь мы знаемъ
             Ея родныхъ; -- что знаемъ мы въ чьи руки
             Ее надёжно можемъ передать.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Пускай благодаритъ его за это,
             Кто чѣмъ нибудь другимъ ему обязанъ.
   

НАТАНЪ.

             Изъ этихъ рукъ должны вы получить
             Ее, -- не изъ моихъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Бѣдняжка -- Рэха!--
             Чего -- чего не испытала ты?!--
             Что для другихъ сиротъ бываетъ счастьемъ,
             Твоимъ несчастьемъ будетъ. Гдѣ они,
             Ея родные?
   

НАТАНЪ.

                                 Гдѣ?!
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           И кто такіе?
   

НАТАНЪ.

             Пока одинъ лишь братъ ея сыскался.
             Вы у него посватаетесь.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Братъ?--
             Но кто-же этотъ братъ?-- духовный?-- воинъ?--
             Послушаемъ -- чего могу я ждать?--
   

НАТАНЪ.

             Я думаю ни то и ни другое; --
             А можетъ -- и обоихъ онъ не чуждъ.
             Я хорошо и самъ его не знаю.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Но вообще?--
   

НАТАНЪ.

                                 Онъ честный человѣкъ,
             И Рэхѣ у него не будетъ худо.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Онъ христіанинъ?--Не сердитесь, Натанъ,
             Я право иногда не въ состояньи
             Понять васъ. Развѣ не придется ей
             Разыгрывать съ родными христіанку; --
             Такъ развѣ наконецъ на самомъ дѣлѣ
             Она не станетъ тѣмъ, -- что представляла, --
             И въ ней пшеницу, сѣянную вами,
             Не заглушитъ негодная трава?--
             И это васъ такъ мало безпокоитъ?
             Вы сами все-таки мнѣ говорите,
             Что ей у брата будетъ хорошо?
   

НАТАНЪ.

             Я думаю, -- надѣюсь.-- А пришлось-бы
             Ей въ чемъ-нибудь нуждаться у него,
             Такъ вѣдь меня и васъ она имѣетъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             О -- въ чемъ-же у него нуждаться ей?
             Какъ будто братецъ не снабдитъ обильно
             Сестрицу угощеньемъ и одеждой?--
             Не будетъ лакомить и наряжать?--
             Чтожъ болѣе сестрицѣ нужно?-- Правда,
             Еще ей нуженъ мужъ.-- Ну, братецъ сыщетъ*
             Ко времени и мужа, -- какъ всегда
             Находятъ ихъ: изъ христіанъ вѣрнѣйшій --
             И лучшій изъ людей.-- Ахъ! Натанъ! Натанъ!
             Какого ангела вы сотворили --
             И какъ вамъ исказятъ его другіе!
   

НАТАНЪ.

             Что нужды?-- все-таки онъ будетъ вѣчно
             Достоинъ нашей искренней любви.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Нѣтъ, про мою любовь не говорите.
             Моя не дастъ похитить ничего, --
             Ни даже самой малости ничтожной,
             Ни даже имени!-- Постойте!-- Рэха
             Подозрѣваетъ, что съ ней происходитъ?
   

НАТАНЪ.

             Быть можетъ.-- Но откуда, -- я не знаю.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             И я не больше вашего.-- Теперь-же,
             Во всякомъ случаѣ, она должна, --
             И прежде отъ меня должна услышать,
             Какой бѣдой судьба ея грозитъ.
             Я не хотѣлъ съ ней говорить, встрѣчаться,
             Пока не назову ее моею, --
             Я передумалъ -- и спѣшу.
   

НАТАНЪ.

                                                     Останьтесь.--
             Куда вы?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                       Къ ней!-- Посмотримъ-же: довольно-ль
             Въ душѣ дѣвичьей мужества, чтобъ тотчасъ
             Рѣшиться на единственный исходъ
             Ея достойный.
   

НАТАНЪ.

                                 А какой?--
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Ни разу
             Ужъ болѣе объ васъ, объ этомъ братѣ
             Не спрашивать....
   

НАТАНЪ.

                                           И?...
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Слѣдовать за мной.
             Хотя-бы сдѣлаться пришлось при этомъ
             Женою мусульманина.
   

НАТАНЪ.

                                           Останьтесь.
             Теперь вы не застанете ее.
             Она у Зитты -- у сестры султана.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Зачѣмъ?-- давно-ли?
   

НАТАНЪ.

                                           Если вы хотите
             И брата вмѣстѣ съ нею тамъ застать,--
             Пойдемте.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Брата Зитты или Рэхи?--
   

НАТАНЪ.

             Обоихъ, можетъ быть, -- идемте только.
             Онъ его уводитъ.
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Въ гаремѣ Зитты.

ЗИТТА и РЭХА бесѣдуютъ между собой.

ЗИТТА.

             О милая, -- какъ рада я тебѣ.
             Не будь-же такъ застѣнчива, печальна,--
             Такъ боязлива, -- будь повеселѣй --
             Довѣрчивѣй.
   

РЭХА.

                                 Принцесса!
   

ЗИТТА.

                                                     Не принцесса,
             Нѣтъ, просто Зиттой называй меня, --
             Своей сестрой, своей подругой.-- Знаешь:
             Зови ты матерью меня.-- Вѣдь я
             Гожусь быть матерью тебѣ.-- Дружекъ мой,,
             Какъ молода, умна, чиста душою,--
             Чего-чего не прочитала ты?
             Чего не знаешь?
   

РЭХА.

                                 Я читала?-- Зитта,
             Надъ глупенькой сестрой ты такъ смѣешься.
             Вѣдь я читать едва могу.
   

ЗИТТА.

                                                     Едва?
             Обманщица.
   

РЭХА.

                                 Что мой отецъ напишетъ.
             Я думала, ты говоришь про книги.
   

ЗИТТА.

             Про книги, разумѣется.
   

РЭХА.

                                                     Ну, ихъ-то
             Читать мнѣ тяжело.
   

ЗИТТА.

                                           И ты не шутишь?
   

РЭХА.

             Нисколько.-- Мой отецъ не очень любитъ
             Холодную начитанность;-- она
             Безжизненными знаками тѣснится
             Въ разсудокъ.
   

ЗИТТА.

                                 Что ты говоришь?-- Но впрочемъ
             Онъ не совсѣмъ не правъ. Такъ значитъ все,
             Что знаешь ты?...
   

РЭХА.

                                           Я отъ него узнала.
             Про многое могу еще сказать:
             И гдѣ, и почему, и какъ училъ онъ.
   

ЗИТТА.

             Конечно, этакъ все усвоить легче,--
             Тутъ всей душою учишься и врутъ.
   

РЭХА.

             А Зитта вѣрно тоже очень рѣдко
             Читала.
   

ЗИТТА.

                                 Почему?-- Я не горжусь
             Начитанностью.-- Но твоя основа?--
             Твоя основа?-- Говори мнѣ прямо.
   

РЭХА.

             Она такъ справедлива и проста,
             Такъ безъискуственна, такъ совершенна,
             Своеобразна.
   

ЗИТТА.

                                 Ну?
   

РЭХА.

                                           А книги рѣдко
             Такими оставляютъ насъ -- сказалъ
             Отецъ мой.
   

ЗИТТА.

                                 Твой отецъ!-- вотъ человѣкъ-то!
   

РЭХА.

             Не правда-ли?--
   

ЗИТТА.

                                 Какъ близко къ цѣли онъ
             Всегда попасть умѣетъ.
   

РЭХА.

                                           Да!-- не правда-ль?
             И этого отца...
   

ЗИТТА.

                                 Но что съ тобою?
             Дружокъ мой!
   

РЭХА.

                                           Этого отца....
   

ЗИТТА.

                                                               Ты плачешь?
   

РЭХА.

             Оно должно-же вырваться наружу!--
             Ахъ! воздухъ нуженъ сердцу моему!

Бросается въ слезахъ передъ ней на колѣни.

ЗИТТА.

             Дитя мое!-- да что съ тобою?-- Рэха!
   

РЭХА.

             И этого отца должна -- должна я
             Лишиться!
   

ЗИТТА.

                                 Ты?-- лишиться?-- Никогда.
             Нѣтъ.-- Успокойся!-- встань....
   

РЭХА.

                                                     Вѣдь не напрасно
             Ты вызвалась мнѣ быть сестрой и другомъ.
   

ЗИТТА.

             Я другъ тебѣ.-- Но встань-же!-- мнѣ придется
             Позвать на помощь...
   

РЭХА -- ободренная встаетъ.

                                           Ахъ!-- Прости!-- Прости,
             Что съ горя забывать я стала -- кто ты.
             Отчаянье и стонъ предъ Зиттой лишни --
             Одинъ холодный и спокойный разумъ
             Надъ ней имѣетъ силу; -- чьи дѣла
             У ней ведутся имъ, тотъ побѣждаетъ.
   

ЗИТТА.

             Ну что-же?
   

РЭХА.

                                 Нѣтъ, мой другъ, моя сестра!
             Ты никогда не допускай, родная,
             Чтобъ навязали мнѣ отца другого.
   

ЗИТТА.

             Тебѣ?-- Отца другого?-- Навязали?--
             Но кто-же, милая, кто могъ-бы даже
             Тебѣ другого только пожелать?--
   

РЭХА.

             Она -- и добрая и злая -- Дала
             Желать мнѣ это можетъ, и желаетъ,
             Чтобъ это можно было.-- Да, -- вѣдь ты
             Не знаешь этой злой добрѣйшей Дайи.
             Прости ей Богъ и награди ее.
             Она мнѣ, оказала много -- много
             Добра и зла.
   

ЗИТТА.

                                 И зла?-- тебѣ?-- такъ вѣрно
             Въ ней мало добраго?
   

РЭХА.

                                           Нѣтъ, очень много.
   

ЗИТТА.

             Но кто-же эта Дайа?
   

РЭХА.

                                           Христіанка, --
             Она съ младенчества меня взростила;--
             И какъ взростила! -- Вѣришь-ли?-- Она
             Мнѣ замѣняла мать;-- воздай за это
             Господь ей, -- но не мало отъ нея-же
             Я вынесла мученій и тревогъ.
   

ЗИТТА.

             Изъ-за чего?-- и почему?--
   

РЭХА.

                                                     Бѣдняжка; --
             Какъ я тебѣ сказала, -- христіанка,
             И мучить изъ любви меня должна.
             Она изъ тѣхъ мечтательницъ, которымъ
             Вообразилось, что они узнали
             Единственный и вѣрный, общій путь
             Къ престолу Бога.
   

ЗИТТА.

                                           А!-- теперь понятно.
   

РЭХА.

             И чувствуютъ онѣ необходимость
             По этому пути направить всѣхъ,
             Кто миновалъ его.-- Едва-ли могутъ
             Онѣ иначе дѣлать, потому-что --
             Коль точно вѣренъ только этотъ путь --
             Нельзя имъ видѣть равнодушно друга,
             Идущаго инымъ путемъ на гибель,
             На вѣчныя мученья; -- какъ нельзя
             Въ одно и то-же время человѣка
             Любить и ненавидѣть.-- Да не это
             И вызываетъ, наконецъ, во мнѣ
             Такія жалобы.-- Охотно-бъ дольше
             Я вынесла ея предохраненья,
             Мольбы, угрозы, -- это всякій, разъ
             Меня на размышленья наводило,
             Въ которыхъ есть и польза и добро.
             Да для кого-же въ, сущности не лестно
             Почувствовать себя кому-нибудь
             На столько дорогимъ, что даже думать: --
             Ему невыносимо, чтобъ на вѣкъ
             Отъ насъ пришлось отказываться.
   

ЗИТТА.

                                                               Правда.
   

РЭХА.

             Но слишкомъ далеко она заходитъ.
             И этому не въ силахъ ничего,
             Я противопоставить: ни терпѣнья,
             Ни размышленій, -- ничего.
   

ЗИТТА.

                                                               Чему?
   

РЭХА.

             Что вздумала она открыть -- какъ тайну --
             Мнѣ только-что.
   

ЗИТТА.

                                 Теперь открыла?
   

РЭХА.

                                                               Да.
             Идя сюда, мы проходили мимо
             Развалинъ христіанской церкви.-- Вдругъ
             Она остановилась и -- какъ будто
             Въ борьбѣ съ собою -- взглядывала молча
             Глазами влажными то на меня,
             То на небо.-- "Пойдемъ!" -- она сказала
             "Чрезъ этотъ храмъ пойдемъ прямой дорогой
             Она идетъ, -- я слѣдую за ней,
             Среди развалинъ робко озираюсь, --
             Но вотъ она опять остановилась, --
             И вижу я себя предъ ступёнями
             Полуобрушеннаго алтаря.--
             Такъ посуди-же, каково мнѣ было,
             Когда она къ ногамъ моимъ упала,
             Горячими слезами заливаясь,
             Ломая руки...
   

ЗИТТА.

                                           Доброе дитя!--
   

РЭХА.

             И ради Божества, которымъ часто
             Молитвы тамъ услышаны бывали --
             И чудеса свершались, -- заклинала,
             Съ какимъ-то непритворнымъ состраданьемъ,
             Чтобъ надъ собой я сжалилась сама.
             Чтобъ я, по крайней мѣрѣ, ей простила,
             Но что она обязана открыть:
             Какое право на меня имѣетъ
             Ея религія.--
   

ЗИТТА -- про себя.

                                           Ну такъ и есть!
             Несчастная!
   

РЭХА.

                                 Что будто я родилась
             Отъ христіанъ,-- и будто крещена.
             Что Натану не дочь!-- Не онъ отецъ мнѣ!--
             О Боже, не отецъ онъ мнѣ!-- Я снова
             У ногъ твоихъ...
   

ЗИТТА.

                                 Ну, полно, Рэха, встань!
             Мой братъ идетъ, скорѣе....
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Тѣ же и САЛАДИНЪ.

САЛАДИНЪ.

                                                     Что случилось?
   

ЗИТТА.

             Она себя не помнитъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Кто?
   

ЗИТТА.

                                                               Ты знаешь....
   

САЛАДИНЪ.

             Дочь Натана?-- а что?
   

ЗИТТА.

                                           Приди въ себя,
             Дитя мое, -- султанъ....
   

РЭ'ХА -- подвигаясь къ султану на колѣняхъ и склонивши голову.

                                           Нѣтъ, я не встану.
             Нѣтъ, я въ лицо султану не взгляну!
             Не буду восхищаться отраженьемъ
             И справедливости, и доброты --
             Въ его глазахъ, въ его улыбкѣ....
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Встань же!

РЭХА.

             Пока не обѣщаетъ онъ....
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Довольно!
             Что-бъ ни было оно -- я обѣщаю.
   

РЭХА.

             Не больше и не меньше: только то,
             Чтобъ у меня отца не отнимали --
             И чтобъ меня оставили ему.
             Еще не знаю, кто другой желаетъ
             Мнѣ быть отцомъ,-- кто можетъ пожелать;
             Но не хочу я знать объ этомъ. Развѣ
             Права отца даются только кровью?!...
   

САЛАДИНЪ -- поднимая ее.

             Я понимаю. Кто-жъ былъ такъ жестокъ,
             Что и тебѣ, тебѣ самой въ головку
             Вложилъ такія мысли? Такъ оно
             Доказано?-- оно неоспоримо?
   

РЭХА.

             Должно быть. Мнѣ сказала Дайа, будто
             Узнала отъ кормилицы моей.
   

САЛАДИНЪ.

             Кормилицы?
   

РЭХА.

                                 Которая скончалась
             И, умирая, тайну передать
             Считала долгомъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Даже умирая!
             Ужъ не въ бреду ли?-- Будь все это правда,
             Но кровь одна, конечно, не даетъ
             Отцовскаго значенья; мы, по крови,
             Едва у звѣря узнаемъ отца,--
             И много, если кровь даетъ намъ право
             Добыть названье это прежде всѣхъ.
             Не бойся же!-- и знаешь ли, что сдѣлай,
             Какъ объ тебѣ отцы вдвоемъ заспорятъ,
             Оставь обоихъ, -- третьяго возьми:
             Меня возьми отцомъ.
   

ЗИТТА.

                                           О, сдѣлай это!
   

САЛАДИНЪ.

             Отцомъ я буду добрымъ, очень добрымъ.
             Постой-же! я придумалъ кое-что
             Гораздо лучшее:-- и вообще-то,
             На что тебѣ отцы?-- умрутъ, пожалуй!
             Ты подъищи кого-нибудь заранѣ,
             Кто могъ бы спорить съ нами въ дѣлѣ жизни....
             Такого нѣтъ?
   

ЗИТТА.

                                 Смотри, она краснѣетъ.
   

САЛАДИНЪ.

             На это я разсчитывалъ, пускай!
             Румянецъ украшаетъ и урода,
             Такъ тѣмъ прелестнѣй онъ у красоты.
             Сейчасъ придетъ отецъ твой, Натанъ,--
             Я звалъ его, -- и кое-кто еще.
             Не угадала кто?-- Сюда -- ты, Зитта,
             Позволишь?...
   

ЗИТТА.

                                 Братъ!
   

САЛАДИНЪ.

                                           Ну, милая, смотри же,
             При немъ изволь краснѣть какъ можно больше.
   

РЭХА.

             Краснѣть? при комъ?
   

САЛАДИНЪ.

                                           Плутовка! ну блѣднѣй!
             Какъ хочешь и какъ можешь....

          Входитъ раба и говоритъ съ Зиттой.

             Не они ли?
   

ЗИТТА.

                                 Пускай сюда введутъ ихъ. Брату. Да, они.
   

ПОСЛѢДНЕЕ ЯВЛЕНІЕ.

Тѣ же, НАТАНЪ и ХРАМОВНИКЪ.

САЛАДИНЪ.

             А! добрые друзья мои! Но прежде
             Всего, ты, Натанъ, долженъ знать, что можешь
             За деньгами прислать когда угодно.
   

НАТАНЪ.

             Султанъ....
   

САЛАДИНЪ.

                                 Теперь я самъ къ твоимъ услугамъ.
   

НАТАНЪ.

             Султанъ....
   

САЛАДИНЪ.

                       Къ намъ караванъ сюда пришелъ.
             Богатъ я вновь, какъ не бывалъ давно.
             Скажи мнѣ: сколько-жъ надобно тебѣ?
             Да что-нибудь громадное задумай.
             Вѣдь у купца въ наличныхъ деньгахъ тоже
             Излишка не бываетъ никогда.
   

НАТАНЪ.

             Теперь ли намъ заботиться и думать
             Объ этихъ мелочахъ. Я вижу слезы --
             И осушить ихъ для меня покамѣстъ
             Важнѣй всего. Подходитъ къ Рэхѣ. Ты Плакала? Объ чемъ же?
             Дитя мое, ты все еще мнѣ дочь.
   

РЭХА.

             Отецъ мой!
   

НАТАНЪ,

                                 Мы другъ друга понимаемъ.
             Довольно. Будь спокойна. Если только
             Своимъ сердечкомъ ты еще владѣешь,
             И не грозитъ оно другой потерей,--
             Отца ты не теряешь.
   

РЭХА.

                                           Кромѣ этой,
             Я никакой не знаю.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Никакой?
             Такъ я ошибся. Что терять не страшно,
             Тѣмъ никогда и обладать -- ни мысли,.
             И ни желанья не было. Прекрасно!
             Прекрасно!-- это все мѣняетъ, Натанъ.
             Ты, Саладинъ, прійти намъ приказалъ,
             Но я тебя напрасно впуталъ въ дѣло.
             Теперь ужъ больше не трудись.
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Опять
             Такъ быстро!-- юноша. Ты хочешь, вѣрно,
             Чтобъ все тебѣ навстрѣчу шло? чтобъ все
             Тебя угадывало?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Ты вѣдь слышишь!
             Ты видишь самъ, султанъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Конечно дурно,
             Что больше не былъ ты увѣренъ въ дѣлѣ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             За то теперь увѣренъ.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Кто въ надеждахъ
             Разсчитываетъ на благодѣянье,
             Тотъ самъ беретъ его назадъ. Спасая,
             Ты въ собственность еще не получаешь
             Спасеннаго; иначе и разбойникъ,
             Который загнанъ жадностью въ огонь,
             Герой такой же, какъ и ты.

Идетъ къ Рэхѣ, чтобы подвести ее къ храмовнику.

                                                     Пойдемъ же,
             Прелестная!-- не будь къ нему строга.
             Когда-бъ онъ былъ другимъ, когда бы не былъ.
             Горячъ и гордъ, не спасъ бы онъ тебя.
             Такъ за одно зачти ему другое.
             Пойдемъ же, пристыди его, и сдѣлай,
             Что сдѣлать самъ онъ долженъ былъ давно:
             Открой ему свою любовь,, свой выборъ, --
             И если онъ тебя отвергнетъ, если
             Забудетъ хоть когда-нибудь, насколько
             Ты сдѣлала неизмѣримо больше
             Подобнымъ шагомъ для него, чѣмъ онъ
             Когда-то для тебя... и что-жъ онъ сдѣлалъ?
             Понюхалъ дыму -- велика заслуга!--
             Тогда нисколько общаго въ немъ нѣтъ
             Съ моимъ Ассадомъ, -- подъ личиной этой
             Не бьется сердце брата моего!
             Пойдемъ же, милая.
   

ЗИТТА.

                                           Иди, дружокъ мой,
             И все-таки признательность твоя
             Еще мала, еще ничтожна будетъ.
   

НАТАНЪ.

             Стой, Саладинъ! стой, Зитта!
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Какъ?-- и ты?...
   

НАТАНЪ.

             Тутъ кой-кого еще прослушать надо.
   

САЛАДИНЪ.

             Кто станетъ отрицать?-- безспорно, Натанъ,
             Такой, какъ ты, ей близкій воспитатель
             Имѣетъ голосъ; -- первый, если хочешь.
             Ты видишь, все я знаю.
   

НАТАНЪ.

                                                     Не совсѣмъ.
             Я не себя имѣлъ въ виду; далеко,
             Далеко не себя. Я попрошу,
             Чтобъ вы сперва прослушали другого.
   

САЛАДИНЪ.

             Кого же?
   

НАТАНЪ.

                                 Брата.
   

САЛАДИНЪ.

                                           Брата Рэхи?
   

НАТАНЪ.

                                                               Да.
   

РЭХА.

             Такъ есть и братъ, -- и братъ у вашей Рэхи?
   

ХРАМОВНИКЪ -- слушавшій ихъ мрачно и разсѣянно, внезапно вспыхнулъ.

             Да гдѣ-жъ онъ, этотъ братъ? Еще не здѣсь?
             Мнѣ сказано, что здѣсь его я встрѣчу.
   

НАТАНЪ.

             Терпѣнье.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Онъ отца ей навязалъ,
             Такъ отчего же брата не подыщетъ?
   

САЛАДИНЪ.

             Недоставало этого! Какъ низко
             Такое подозрѣнье, христіанинъ!
             Оно никакъ бы съ языка Ассада
             Не сорвалось. Прекрасно!-- продолжай!
   

НАТАНЪ.

             Прости ему. Охотно я прощаю.
             Кто знаетъ, что подумали бы мы
             Въ его лѣта и положеньи.

Дружески подходя къ храмовнику.

                                                     Рыцарь!
             Конечно, недовѣріе всегда
             Рождаетъ подозрительность. И еслибъ
             Вы имя настоящее свое
             Сказали прямо....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Что?
   

НАТАНЪ.

                                                     Вѣдь вы не Штауфенъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Не Штауфенъ?-- кто же я?
   

НАТАНЪ.

                                                     Вѣдь васъ зовутъ
             Не Курдъ фонъ-Штауфенъ?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Какъ же?
   

НАТАНЪ.

                                                               Левъ фонъ-Фильнекъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Но....
   

НАТАНЪ.

                       Вы удивлены?
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Признаться!-- Кто же
             Все это заявляетъ?
   

НАТАНЪ.

                                           Я.-- И могъ
             Сказать гораздо больше;-- хоть во лжи
             Я васъ не уличаю.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Нѣтъ?
   

НАТАНЪ.

                                 Быть можетъ
             И то -- другое имя -- тоже ваше.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Я думаю. Про себя.-- Самъ Богъ въ немъ говоритъ.
   

НАТАНЪ.

             Вѣдь ваша мать была изъ рода Штауфенъ,
             А воспиталъ васъ братъ ея, вашъ дядя.
             Родители васъ отдали ему,
             Когда суровый воздухъ ихъ заставилъ
             Вернуться изъ Германіи сюда.
             Такъ дядю-то и звали Курдъ фонъ-Штауфенъ;
             Но можетъ быть онъ васъ усыновилъ?--
             Онъ живъ еще?-- Давно вы съ нимъ разстались?--
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Не знаю, что сказать..Все это правда.
             Мой дядя умеръ. И сюда недавно
             Пріѣхалъ я -- съ послѣднимъ подкрѣпленьемъ
             Храмовниковъ. Но -- но какое дѣло
             До этой родословной брату Рэхи?
   

НАТАНЪ.

             Отецъ вашъ....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                 Какъ?-- вы знали и его?
   

НАТАНЪ.

             Онъ былъ мнѣ другъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Вашъ другъ? возможно-ль? Натанъ.
   

НАТАНЪ.

             Его мы называли Вольфъ фонъ-Фильнекъ,
             Но былъ онъ не германецъ.....
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                                     Такъ и это
             Извѣстно вамъ?
   

НАТАНЪ.

                                 А только на германкѣ
             Онъ былъ женатъ -- и ѣздилъ не на-долго
             За вашей матерью въ ея отчизну.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Довольно. Я прошу васъ. Назовите
             Мнѣ брата Рэхи: гдѣ онъ?-- Кто онъ?
   

НАТАНЪ.

                                                                         Вы!
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Я братъ ея?--
   

РЭХА.

                                 Мой братъ?
   

ЗИТТА.

                                                     Они родные?
   

САЛАДИНЪ.

             Родные?
   

РЭХА -- бросаясь къ храмовнику.

                                 Братъ!
   

ХРАМОВНИКЪ -- отступая.

                                           Я братъ ея?--
   

РЭХА -- останавливается и обращается къ Натану.

                                                               О нѣтъ!
             Не можетъ быть, иначе сердце брата
             Отозвалось бы, знало бы объ этомъ.
             О, Господи!-- обманщики мы всѣ!--
   

САЛАДИНЪ -- храмовнику.

             Обманщики?-- и могъ ты это думать?
             Ты самъ обманщикъ; -- все въ тебѣ чужое --
             Все лживо -- все: лицо, походка, голосъ.
             Не захотѣть признать такой сестры!
             Ступай....
   

ХРАМОВНИКЪ -- спокойно подходя къ нему.

                                 Султанъ!-- Зачѣмъ и ты такъ дурно
             Толкуешь изумленіе мое.
             Ты врядъ-ли видѣлъ твоего Ассада
             Когда-нибудь въ подобную минуту.
             Такъ и во мнѣ и въ немъ не ошибись.

Натану поспѣшно.

             Вы, Натанъ, у меня берете много --
             Н много мнѣ даете. Нѣтъ!-- вы больше,*
             Вы безконечно больше мнѣ даете.

Обнимая Рэху.

             Сестра моя!-- родная!--
   

НАТАНЪ.

                                                     Бланда Фильнекъ.
   

ХРАМОВНИКЪ.

             Зачѣмъ же Бланда?-- Отчего не Рэха?--
             Не ваша Рэха?-- Господи!-- и вы
             Хотите оттолкнуть ее?-- вы снова
             Ей имя христіанское даете?
             Но если я причиной, такъ за что-же
             Она должна расплачиваться, -- Натанъ?
   

НАТАНЪ.

             Вы оба дѣти милыя мои.
             И брата дочери моей могу ли
             Я не считать роднымъ, коль самъ онъ хочетъ.

Онъ обнимаетъ ихъ. Саладинъ, взволнованный и удивленный, подходитъ къ своей сестрѣ.

САЛАДИНЪ.

             Ну что?-- сестра.
   

ЗИТТА.

                                           Я тронута до слезъ.
   

САЛАДИНЪ

             А я почти со страхомъ жду, что больше
             Придется намъ растрогаться -- и ты,
             Насколько можешь, будь къ тому готова.
   

ЗИТТА.

             Но какъ же?
   

САЛАДИНЪ.

                                 На два слова, Натанъ!

Натанъ подходитъ къ Саладину. Зитта отступаетъ къ молодымъ людямъ, чтобъ высказать имъ свое участье. Натанъ и Саладинъ говорятъ тихо.

                                                               Слушай:
             Вѣдь, кажется, сейчасъ ты между прочимъ
             Сказалъ намъ....
   

НАТАНЪ.

                                 Что такое?
   

САЛАДИНЪ.

                                                     Будто не былъ
             Германцемъ по рожденью ихъ отецъ.
             Но кто-жъ онъ былъ?-- откуда онъ?
   

НАТАНЪ.

                                                               Объ этомъ
             Ни слова отъ него я не слыхалъ.
             Ни слова не хотѣлъ онъ мнѣ довѣрить.
   

САЛАДИНЪ.

             Но вообще не западный?-- не франкъ?
   

НАТАНЪ.

             Что онъ имъ не былъ, -- всѣмъ онъ сознавался.
             Его языкъ любимый былъ персидскій.
   

САЛАДИНЪ.

             Персидскій?!-- такъ чего же мнѣ?!-- такъ это
             Навѣрно онъ!-- навѣрно!
   

НАТАНЪ.

                                                     Кто?
   

САЛАДИНЪ.

                                                               Мой братъ!
             Ассадъ!--
   

НАТАНЪ -- подавая ему требникъ.

                       Ужъ если самъ ты догадался,
             Возьми и подтвержденье въ этой книгѣ.
   

САЛАДИНЪ -- жадно раскрывая книгу.

             Его рука!-- И почеркъ узнаю я!
   

НАТАНЪ.

             Они еще не знаютъ ничего --
             И отъ тебя отъ одного зависитъ
             Насколько знать о томъ они должны.
   

САЛАДИНЪ -- перелистовавъ книгу.

             Чтобъ дѣти брата не были мнѣ близки,
             Чтобъ за своихъ дѣтей я не призналъ
             Племянниковъ?!-- тебѣ ихъ что-ль оставить?--

Снова громко.

             Да, Зитта, да -- они родные наши!
             Вотъ сынъ и дочь Ассада моего
             И твоего Ассада!

Спѣшитъ обнять ихъ.

ЗИТТА -- слѣдуя за нимъ.

                                           Что я слышу?
             Могло-ль оно иначе быть?-- могло-ли?
   

САЛАДИНЪ -- храмовнику.

             Ну, голова упрямая, теперь
             Ты долженъ полюбить меня!

Рэхѣ.

                                                     Какъ хочешь!
             А все-таки же сталъ я, чѣмъ недавно
             Себя навязывалъ.
   

ЗИТТА.

                                           И я!-- и я!
   

САЛАДИНЪ -- опять храмовнику.

             Мой сынъ!-- Ассадъ!
   

ХРАМОВНИКЪ.

                                           Итакъ одной мы крови?
             Итакъ тѣ сны, въ которыхъ съ колыбели
             Бывалъ я убаюканъ -- не совсѣмъ
             Пустые сны.

Падаетъ къ его ногамъ.

САЛАДИНЪ -- поднимая его.

                                 Смотри, каковъ!-- Объ этомъ
             Онъ зналъ ужъ кое-что -- и могъ меня
             Своимъ убійцей сдѣлать!-- Погоди же!

Занавѣсъ падаетъ.

В. Крыловъ.

"Вѣстникъ Европы", NoNo 10--11, 1868

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru