Lib.ru/Классика: Лесков Николай Семенович. Голос природы

Лесков Н. С.

Голос природы

Лесков Н. С. Собрание сочинений в 12 т. -- М., Правда, 1989; Том 7, с. 432-439.

Origin: Библиотека Якова Кротова, http://www.krotov.info.

Глава первая

Известный военный писатель генерал Ростислав Андреевич Фаддеев, долго сопутствовавший покойному фельдмаршалу Барятинскому, рассказывал мне следующий забавный случай.

Проезжая с Кавказа в Петербург, князь однажды почувствовал себя в дороге нездоровым и позвал доктора. Было это, если я не ошибаюсь, кажется, в Темир-Хан-Шуре. Доктор осмотрел больного и нашел, что опасного в его состоянии ничего нет, а что он просто утомился и ему необходимо отдохнуть один день без дорожной качки и тряски в экипаже.

Фельдмаршал послушался доктора и согласился остановиться в городе; но станционный дом был здесь прескверный, а частного помещения, по непредвиденности такого случая, приготовлено не было. -- Явились неожиданные хлопоты: куда поместить на сутки такого именитого гостя.

Пошла суета да беганье, а нездоровый фельдмаршал тем временем поместился в почтовой станции и улегся на грязном диване, который для него только чистою простынею покрыли. Между тем весть об этом событии, разумеется, скоро облетела весь город, и все военные побежали поскорее чиститься и парадиться, а штатские -- сапоги наваксили, виски припомадили и столпились против станции на другом тротуаре. Стоят и фельдмаршала высматривают -- не покажется ли в окно?

Вдруг, ни для кого неожиданно и негаданно, один человек всех сзади распихал, выскочил и побежал прямо на станцию, где фельдмаршал на простыне на грязном диване лежал, и начал кричать:

-- Я этого не могу, во мне голос природы воздымается!

Посмотрели на него все и подивилися: что за нахал такой! Местные обитатели все этого человека знали, и знали, что сан у него не велик -- так как он был не штатский, не военный, а просто смотрителишка при каком-то местном маленьком интендантском или комиссариатском запасе, и грыз вместе с крысами казенные сухари да подошвы, и таким манером себе как раз через дорогу против станции хорошенький деревянный домик с мезонином нагрыз.

Глава вторая

Прибежал этот смотритель на станцию и просит Фаддеева, чтобы непременно о нем доложить фельдмаршалу.

Фаддеев и все другие стали его отговаривать.

-- Зачем вам, -- это совсем не требуется и никакого приема чинов тут не будет, -- фельдмаршал здесь только для временного отдыха от своей усталости и, как отдохнет, опять уедет.

А интендантский смотритель на своем стоит и еще больше воспламенился -- просит, чтобы непременно о нем князю доложили.

-- Потому что я, -- говорит, -- не славы ищу и не почестей, а в том самом виде именно и предстою, как вами сказано: не по службе, а по усердию моей ему благодарности, так как я всем на свете князю обязан и теперь во всем моем благоденствии, голосом природы возбуждаем, желаю ему благодарно долг отдать.

Его спросили:

-- А в чем ваш долг природы заключается?

А он отвечает:

-- Таков мой долг благодарной природы, что князю здесь в казенной неопрятности нехорошо отдыхать, а у меня как раз отсюда визави дом, свой дом с мезонином, и жена у меня из немок, дом наш содержится в чистоте и опрятности, то у меня для князя и для вас есть на мезонине комнаты светлые, чистые, везде на всех окнах занавески белые с кружевами, и на чистых постелях тонкое белье полотняное. Я желаю с большим радушием принять у себя князя, как отца родного, потому что я всем в жизни ему обязан и без того отсюда не пойду, чтобы ему не было доложено.

Так он настойчиво на этом стоял и не хотел уходить, что фельдмаршал из другой комнаты услыхал и спрашивает:

-- Какой это шум? Нельзя ли мне доложить: о чем такой разговор слышно?

Тогда Фаддеев все доложил, а князь пожал плечами и говорит:

-- Решительно не помню, какой такой это человек и чем он мне обязан; а впрочем, посмотрите его комнаты, которые он предлагает, и если они лучше этой лачуги, то я приглашение его принимаю и за беспокойство ему заплачу. Узнать -- сколько хочет?

Фаддеев пошел мезонин у интенданта осмотрел и докладывает:

-- Помещение очень спокойное и чистота необыкновенная, а про плату хозяин и слышать не хочет.

-- Как так, и отчего? -- спросил фельдмаршал.

-- Говорит, что он много вам обязан и голос природы его побуждает за счастье выразить вам долг благодарности. А иначе, -- говорит, -- если платить хотите, то я и дверей своих открыть не могу.

Князь Барятинский засмеялся и этого чиновника похвалил.

-- Однако, я замечаю, -- говорит, -- он молодец и с характером -- это в нашей стороне стало редко, и я таких людей люблю: вспомнить, чем он мне обязан, я не могу, но к нему перейду. Давайте вашу руку и идем отсюда.

Глава третья

Перешли улицу и... во двор; а у калитки уже фельдмаршала встречает сам смотритель -- припомажен, приглажен, на все пуговицы застегнут и с лицом самым радостным.

Князь как оглянулся вокруг -- видит, все чисто, светло сияет, за палисадником зелень веселая и розы в цвету. Князь и сам развеселился.

Спросил:

-- Как хозяина зовут?

Тот отвечал что-то вроде Филипп Филиппов Филиппов.

Князь продолжает с ним разговор и говорит:

-- Очень у тебя хорошо, Филипп Филиппыч, -- и мне нравится; только одного я никак припомнить не могу: где и когда я тебя встречал или видел, и какое я тебе мог одолжение сделать?

А смотритель отвечает:

-- Ваша светлость меня очень видели, а когда -- это если забыли, то после объяснится.

-- Зачем же после, когда я сейчас тебя хочу вспомнить.

Но смотритель не сказал.

-- Прошу, -- говорит, -- у вашей светлости прощения: если вы сами этого не вспомнили, то я сказать не смею, но голос природы вам скажет.

-- Что за вздор! какой "голос природы", и отчего ты сам сказать не смеешь?

Смотритель отвечает: "так, не смею", и глазами потупился.

А тем временем они пришли на мезонин, и здесь еще лучше чистота и порядок: пол весь мылом вымыт и хвощом натерт, так что светится, посередине и вдоль всей чистенькой лестницы постланы белые дорожки, в гостиной диван и на круглом переддиванном столе большой поливанный кувшин с водою, и в нем букет из роз и фиалок, а дальше -- спальная комната с турецким ковром над кроватью, и опять столик и графин с чистой водой и стакан, и снова другой букет цветов, а еще на особом столике перо, и чернильница, и бумага с конвертами, и сургуч с печатью.

Фельдмаршал сразу окинул все это глазом, и очень ему понравилось.

-- Видно, -- говорит, -- что ты, Филипп Филиппыч, человек полированный, знаешь, что как следует, и я тебя действительно как будто где-то видел, но не могу вспомнить.

А смотритель только улыбается и говорит:

-- Не извольте беспокоиться: через голос природы это все объяснится.

Барятинский рассмеялся:

-- Ты, -- говорит, -- братец, после этого и сам не Филипп Филиппович, а "голос природы", -- и очень этим человеком заинтересовался.

Глава четвертая

Лег князь в чистую постель -- ноги и руки вытянул, и так хорошо ему стало, что он сразу же задремал: проснулся через час в прекрасном расположении, а перед ним уже стоит прохладный шербет вишневый, и этот самый хозяин просит его выкушать.

-- Вы, -- говорит, -- на лекарства медиков, ваша светлость, не полагайтесь, а у нас природа и вдыхание атмосферы пользуют.

Князь весело ему отвечает, что все это, говорит, очень хорошо, но я тебе должен признаться -- я у тебя прекрасно спал, но, черт меня возьми, и во сне все думал: где же я тебя видел, или никогда не видал?

А тот отвечает:

-- Нет, -- говорит, -- вы изволили очень хорошо меня видеть, но только совершенно в другом виде природы и потому теперь не признаете.

Князь говорит:

-- Хорошо, пусть так; но теперь здесь, кроме меня и тебя, никого нет, если же там в соседней комнате кто есть -- то вышли всех их вон, пусть на лестнице постоят, а ты мне откровенно скажи без всякой секретности: кто ты такой был и в чем твоя преступная тайна, -- я могу тебе обещать выпросить прощение и обещание свое исполню, как есть я истинный князь Барятинский.

Но чиновник даже улыбнулся и отвечал, что за ним ровно никакой провинной тайности нет и никогда не было, а он не смеет только "сконфузить" князя за его непамятливость.

-- Так и так, -- говорит, -- я вашу светлость за ваше добро постоянно помню и на всех молитвах поминаю; а наш государь и вся царская фамилия постоянно кого раз видели и заметили -- того уж целый век помнят. Потому дозвольте, -- говорит, -- мне вам словесно о себе ничего не вспоминать, а в свое время я все это вам в ясных приметах голосом природы обнаружу -- и тогда вы вспомните.

-- А какое же ты к этому средство имеешь голосом природы все обнаруживать?

-- В голосе природы, -- отвечает, -- все средства есть.

Князь улыбнулся чудаку и говорит:

-- Это твоя правда, -- сказал князь, -- забывать скверно, и наш государь и царская фамилия действительно удивительно какие памятливые; но у меня память слабая. Не снимаю с тебя воли, делай как знаешь, только я желаю знать: когда же это ты будешь мне свой голос природы обнаруживать, потому что я себя теперь в твоем доме уже очень хорошо почувствовал и после полуночи, холодком, хочу выехать. А ты мне должен сказать: чем тебя наградить за мой покой, который я у тебя имел, -- потому что на это уже таков есть мой обычай.

Смотритель отвечает:

-- Я до полуночи успею вашей светлости вполне весь голос природы открыть, если только вы в рассуждении моей награды не откажете мне то, что я составляю себе за драгоценнейшее.

-- Хорошо, -- отвечает князь, -- даю тебе свое слово, что все, о чем попросишь, я тебе сделаю, но только не проси невозможного.

Смотритель отвечает:

-- Я невозможного просить не стану, а у меня такое желание больше всего на свете, чтобы вы явили мне протекцию -- сошли ко мне в нижние покои и сели с нами за стол и что-нибудь скушали, или даже хоть просто так посидели, потому что я нынче справляю мою серебряную свадьбу, после двадцати пяти лет, как я на Амалии Ивановне женился по вашему милосердию. А будет это к вечеру в одиннадцатом часу; в полночь же, как вам угодно, вы можете благопристойно холодком выехать.

Князь согласился и слово дал, но только все-таки опять никак не мог вспомнить: что это, и откуда этот человек, и отчего он двадцать пять лет тому назад женился на Амалии Ивановне по его милосердию?

-- Я даже с удовольствием пойду на ужин к этому чудаку, -- сказал князь, -- потому что он меня очень занимает; да и по правде сказать: мне самому что-то помнится, не то насчет его, не то насчет Амалии Ивановны, а что именно такое -- припомнить не могу. Подождем голоса природы!

Глава пятая

К вечеру фельдмаршал совсем поправился и даже ходил гулять с Фаддеевым -- город посмотрел и закатом солнца полюбовался, а потом, как возвратился домой в десять часов, хозяин уже его ждет и к столу просит.

Князь говорит:

-- Очень рад, сейчас приду.

Фаддеев пошутил, что это даже и кстати, потому что он после прогулки почувствовал аппетит и очень хотел съесть, что там Амалия Ивановна наготовила.

Барятинский опасался только того: не посадил бы его хозяин на первом месте и не стал бы подавать много шампанского да потчевать. Но все эти опасения были совершенно напрасны: смотритель и за столом показал столько же приятного такта, как и во все предыдущие часы, которые князь провел в его доме.

Стол был накрыт щеголевато, но просто; в зальце, очень просторном, сервировка опрятная, но скромная, и зажжены два черные чугунные канделябра прекрасной французской работы, в каждом по семи свечей. А вино стоит хороших сортов, но все местное, -- но между ними толстопузенькие бутылочки с ручными надписями.

Это -- наливки и водицы разных сортов и превосходного вкуса, и малиновые, и вишневые, и из крыжовника.

Стал смотритель гостей рассаживать и тоже опять показал свою ловкость: не повел князя в конец стола к хозяйскому месту, а усадил его, где тот сам хотел, -- между адъютантом князя и прехорошенькой дамочкой, чтобы было фельдмаршалу с кем сказать и короткое слово и любезностями к приятному полу заняться. Князь с дамочкой сразу же очень разговорился: он интересовался, откуда она, и где воспиталась, и какое в таком далеком уездном городе находит для себя развлечение?

Она ему на все его вопросы отвечала очень смело и без всякого жеманства и открыла, что больше всего, будто, чтением книг занимается.

Князь спрашивает: какие она книги читает?

Она отвечает: Поль-де-Кока романы.

Князь засмеялся:

-- Это, -- говорит, -- веселый писатель, -- и спрашивает: -- Что же вы именно читали: какие романы?

Она отвечает:

-- "Кондитер", "Мусташ", "Сестра Анна" и прочие.

-- А своих русских писателей не читаете?

-- Нет, -- говорит, -- не читаю.

-- А почему так?

-- У них мало светского.

-- А вы любите светское?

-- Да.

-- Почему же это так?

-- Потому, что мы о своей жизни сами все знаем, а то интереснее.

И тут говорит, что у нее есть брат, который сочиняет роман из светской жизни.

-- Вот это любопытно! -- сказал князь. -- Нельзя ли хоть немножко видеть, что он там пишет?

-- Можно, -- отвечала дама, и на минуточку встала и принесла небольшую тетрадку, в которой Барятинский, взглянув только на первую страницу, и весь развеселился и подал ее Фаддееву, сказавши:

-- Посмотрите, как бойко начато!

Фаддеев посмотрел на первые строки светского романа, и ему стало весело.

Роман начинался словами: "Я, как светский человек, встаю в двенадцать часов и утреннего чаю дома не пью, а езжу по ресторанам".

-- Чудесно? -- спросил Барятинский.

-- Очень хорошо, -- отвечал Фаддеев.

В это время все развеселились, а хозяин встал, поднял вверх бокал с шипучим цимлянским и говорит:

-- Ваша светлость, прошу вашего позволения, ко всеобщему и моему удовольствию, в сей драгоценный для меня день дозволить мне изъяснить: кто я такой, и откуда и кому всем, что имею к своему благоденствию, обязан. Но не могу я этого изложить в хладном слове человеческого голоса, так как я учен на самые мелкие деньги, а разрешите мне во всем законе моего естества при всех торжественно испустить глас природы!

Тут уже настало время самому фельдмаршалу сконфузиться, и он до того смешался, что нагнулся вниз, будто хотел салфетку поднять, а сам шепчет:

-- Ей-богу, не знаю, что ему сказать: что это он такое спрашивает?

А дамочка, его соседка, щебечет:

-- Не бойтесь, разрешайте: уж Филипп Филиппович дурного не выдумает.

Князь думает: "Э, была -- не была, -- пусть испущает голос!"

-- Я такой же гость, -- говорит, -- как и все прочие, а вы хозяин -- делайте, что вы хотите.

-- Благодарю всех и вас, -- отвечает смотритель и, махнув головой Амалии Ивановне, говорит: -- Иди, жена, принеси, что ты сама знаешь, собственными твоими руками.

Глава шестая

Амалия Ивановна вышла и идет назад с большою, ярко отполированною медною валторною, и подала ее мужу; а он взял, приложил трубу к устам и весь в одно мгновенье переменился. Только что надул щеки и издал один трескучий раскат, как фельдмаршал закричал:

-- Узнаю, брат, тебя, сейчас узнаю: ты егерского полка музыкант, которого я за честность над плутом интендантом присматривать посылал.

-- Точно так, ваша светлость, -- отвечал хозяин. -- Я вам этого напоминать и не хотел, а сама природа напомнила.

Князь обнял его и говорит:

-- Выпьемте, господа, все вдруг тост за честного человека!

И изрядно таки выпили, а фельдмаршал совсем выздоровел и уехал чрезвычайно какой веселый.

Примечания

Впервые -- журнал "Осколки", 1883, N 12.

Стр. 432. Известный военный писатель генерал Ростислав Андреевич Фаддеев, долго сопутствовавший покойному фельдмаршалу Барятинскому... -- Барятинский, Александр Иванович (1814 -- 1879), князь, -- генерал-фельдмаршал, в годы с 1856 по 1862, был главнокомандующим отдельным Кавказским корпусом и наместником Кавказа. Фадеев, Ростислав Андреевич (1824 -- 1883) -- генерал, публицист, писавший на военные темы, в годы с 1859 по 1864 состоял при наместнике Кавказа.

Темир-Хан-Шура -- ныне Буйнакск, Дагестанской АССР.

Стр. 435. Поливанный -- глазированный.

Стр. 438. Поль де Кок (1794 -- 1871) -- автор многочисленных фривольных нравоописательных романов.

Стр. 439. ...егерского полка музыкант... -- В конце 40-х годов Барятинский командовал Кабардинским егерским полком.

Оставить комментарий Лесков Николай Семенович (yes@lib.ru) Год: 1883 Обновлено: 10/12/2016. 18k. Статистика. Рассказ: Проза Рассказы кстати	Скачать FB2 Оценка: *5.4511** Ваша оценка:

Лесков Николай Семенович Голос природы