Аннотация: Текст издания: журнал "Нива", NoNo 46-52, 1870.
Эва.
Повѣсть К. Р. Ленце. (переводъ съ нѣмецкаго).
Былъ жаркій сентябрскій денекъ. Во всей природѣ царила глубокая тишина. Не слышно было ни пѣнія птицъ, ни шума листьевъ, только жужжали насѣкомыя, да солнце палило сверху немилосерднымъ образомъ.
Поэтому нѣтъ ничего удивительнаго въ томъ, что одинокій путникъ спѣшилъ поскорѣе перейдти вдоль по тропинкѣ открытымъ лугомъ, чтобы достигнуть ближайшаго лѣса и отдохнуть подъ его гостепріимной тѣнью.
Путникъ этотъ былъ высокій, молодой человѣкъ, красивой наружности, съ окладистой бородой, проницательными темными глазами и съ безконечно грустнымъ выраженіемъ въ лицѣ. На видъ ему казалось около тридцати-шести лѣтъ, но на лбу успѣли уже образоваться легкія морщины, и улыбка рѣдко оживляла его почти мрачный взглядъ. Онъ оставилъ свою дорожную сумку въ гостинницѣ ближайшей деревни, гдѣ онъ остановился, и теперь несъ въ рукахъ только альбомъ.
Войдя въ тѣнь густыхъ деревьевъ, путникъ снялъ съ головы легкую соломенную шляпу и началъ ею обмахиваться, осматриваясь вокругъ, не найдется-ли гдѣ нибудь спокойнаго мѣстечка, гдѣ-бы можно было въ волю отдохнуть. Лѣсъ уходилъ на вершину холма; мѣстами попадались маленькія лѣсныя просѣки, сквозь которыя можно было свободно видѣть близь-лежащее озеро и мощные горные хребты, которые возвышались на нѣсколько часовъ пути отъ просѣкъ.
Въ одной изъ этихъ просѣкъ виднѣлось большое распятіе, съ прекрасною рѣзьбою, а передъ нимъ стояла маленькая скамейка.
-- Тутъ пріятно отдохнуть, подумалъ путникъ,-- а можно пожалуй нарисовать картину, представляющую крестъ на переднемъ планѣ, и передъ нимъ колѣнопреклоненную крестьянку, продолжалъ онъ вполголоса, и оставя въ сторонѣ отлогія извилины дороги, сталъ прямо карабкаться наверхъ къ тому мѣсту, гдѣ стоялъ крестъ. Добравшись туда, онъ бросился подъ дерево на мягкій роскошный мохъ -- и положа голову на выпятившійся корень дерева, началъ любоваться чудесными окрестностями и голубымъ безоблачнымъ небомъ, которое виднѣлось сквозь вѣтви.
Есть что-то особенное въ томъ настроеніи, которое овладѣваетъ человѣкомъ, когда онъ сидитъ одинъ въ лѣсу въ совершенномъ уединеніи. Позабываются печали и заботы, прохладный лѣсной воздухъ освѣжаетъ пылающій лобъ, въ пѣсняхъ птичекъ слышатся радость и веселіе; какое-то спокойствіе, миръ и блаженство нисходитъ въ человѣческое сердце.
Точно такъ же и морщины на лбу нашего путника начали мало-по-малу сглаживаться, въ чертахъ его лица разлилось безконечное спокойствіе, а мысли понеслись высоко, высоко въ то свѣтлое, безконечное пространство, которое разстилалось надъ его головой.
Вдругъ послышался шумъ легкихъ шаговъ на песчаной дорогѣ. Онъ поднялъ голову. Стройная молодая дѣвушка шла съ холма, держа въ одной рукѣ вѣнокъ изъ цвѣтовъ, а другою поддерживала свое платье, такъ что можно было ясно разсмотрѣть ея маленькія ножки.
Путникъ не тронулся съ мѣста. Неподвижно лежалъ онъ, смотря на очаровательное существо, въ свѣтло-синемъ батистовомъ платьицѣ. Онъ видѣлъ, какъ дѣвушка повѣсила свой вѣнокъ у подножія креста и нѣсколько минутъ безмолвно молилась, потомъ сѣла на скамейку и устремила вдаль на окрестности пристальный печальный взглядъ.
Такимъ образомъ путникъ могъ теперь хорошо разглядѣть ея благородный профиль, тонкій носикъ, чистый дѣвственный лобъ, маленькія коралловыя губки, круглый, упругій подбородокъ и большіе лучистые, темные глаза. Къ довершенію очерка нужно еще прибавить, что во всѣхъ движеніяхъ этого милаго, гибкаго созданія проглядывала неподражаемая грація; ея роскошные, золотистые волосы, гладко зачесанные за ухо, были собраны сзади въ толстый, густой узелъ; а два длинные, блестящіе локона падали небрежно на плечи.
-- Кто-бы могла быть эта молодая дѣвушка? придумывалъ путникъ,-- какимъ образомъ попала она въ эту дикую мѣстность, откуда, и гдѣ она живетъ -- вѣроятно не очень далеко отсюда, на ней даже не надѣто шляпы...
Но тутъ размышленія его были прерваны, потому что дѣвушка, сидѣвшая до сихъ поръ неподвижно, вдругъ быстро приводнялась съ своего мѣста -- и простирая впередъ руки, съ какимъ то страстнымъ желаніемъ воскликнула:
-- О, какъ бы мнѣ хотѣлось вонъ отсюда, какъ можно дальше, туда -- въ иной заманчивый свѣтъ, что-нибудь видѣть, слышать, пережить!
Потомъ она медленно опустила руки, и еще разъ пристальнымъ и нетерпѣливымъ взглядомъ посмотрѣла вдаль, затѣмъ поспѣшно оставила свое спокойное мѣсто и пошла опять прежней дорогой.
Звуки ея голоса, въ которыхъ слышалось такъ много грусти, проникли въ самое сердце путника. Тихонько закрылъ онъ свой альбомъ, и безшумно поднявшись съ мѣста, отправился вслѣдъ за прелестной дѣвушкой, которая въ это время спѣшила взойти на холмъ.
Достигнувъ до самой вершины холма и повернувъ за уголъ, дѣвушка скрылась отъ глазъ нашего путника.
Почти въ тоже самое мгновеніе онъ услыхалъ, какъ зазвенѣлъ колокольчикъ, скрипнула отворяемая дверь и съ шумомъ захлопнулась, а потомъ все затихло.
-- Фея вернулась въ свой заколдованный замокъ, подумалъ смѣясь путникъ,-- посмотримъ, не удастся ли мнѣ снять съ нея всѣ чары колдовства и освободить изъ замка.
Сдѣлавъ еще нѣсколько шаговъ, путникъ обогнулъ тотъ-же зеленый уголъ, за которымъ скрылась молодая дѣвушка,-- и внезапный крикъ удивленія вырвался у него, потому что передъ его глазами вдругъ какъ изъ земли выросъ древній, величественный, сѣрый замокъ, такой романтическій, такой живописный, что вполнѣ заслуживаетъ описанія.
Половина рва, который прежде, окружалъ замокъ, была съ лицевой стороны засыпана и образовала собою широкую террасу; отъ нея шли комнаты съ нижняго этажа. Другая сторона рва была обращена въ нѣчто въ родѣ пруда, черезъ который каменный мостикъ велъ во дворъ -- просторный и всегда содержимый въ порядкѣ. Въ серединѣ двора находился глубокій колодезь съ большимъ высѣченнымъ изъ мрамора водоемомъ, осѣненнымъ громадными липами. Замокъ, существовавшій уже нѣсколько столѣтій, съ готическими окнами и жестью на крышѣ былъ построенъ въ видѣ полуквадрата, къ которому какъ бы прислонилась башня, основанная (какъ утверждаютъ) еще во времена римлянъ.
Какъ замокъ такъ и башня были обсажены плющомъ, дикимъ виноградомъ и всевозможными вьющимися растеніями, которыя смѣло и привольно взбирались до самой крыши -- а тамъ віясь то кольцами, то фестонами, перебирались до самаго конька и оттуда свѣшивались длинными изящными звеньями. Передъ террасою, съ которой открывался великолѣпный видъ, лежалъ небольшой, но со вкусомъ расположенный цвѣтникъ, далѣе тянулся склонъ поросшій низенькою рощицей, постепенно переходившею въ лѣсъ.
Съ возрастающимъ удивленіемъ обходилъ путникъ издали это богатое помѣстье и при этомъ замѣтилъ, что только нижній этажъ обитаемъ, и два окна въ первомъ этажѣ отворены, въ остальныхъ же вездѣ закрыты ставни, что придавало замку почти мрачный видъ.
-- Замокъ и его несчастная обитательница интересуютъ меня, бормоталъ нашъ путникъ,-- отчего ей такъ хочется уйдти отсюда -- и почему это для нея невозможно? Ужь не замужемъ ли она за такимъ человѣкомъ, который ревнуетъ ее, тиранитъ и запираетъ? Ему стало вдругъ такъ жарко и душно, что онъ опять снялъ свою соломенную шляпу и началъ какъ прежде обмахиваться ею.
-- Надо срисовать замокъ, продолжалъ онъ,-- съ наружной стороны безъ всякаго позволенія, а видъ съ террасы -- испросивъ прежде на то позволеніе. Но всякомъ случаѣ я здѣсь останусь! Все такъ манитъ: живописное мѣстоположеніе, тайна, заключенная въ прелестномъ созданіи, великолѣпный воздухъ, отсутствіе друзей и свобода отъ моихъ узъ... хотя и минутная, добавилъ онъ съ горькою усмѣшкой.
Бросивъ еще послѣдній взглядъ на замокъ, онъ сошелъ съ горы -- и черезъ четверть часа добрался до скромной гостинницы, въ которой онъ оставилъ свой дорожный мѣшокъ. Въ этой гостинницѣ нанялъ онъ на всю недѣлю маленькую, но веселенькую комнатку; изъ ея оконъ открывался видъ на озеро.
Въ то время, когда путникъ стоялъ у окна и старался въ наступившихъ сумеркахъ различить замокъ, въ дверь кто-то постучался; взошелъ хозяинъ гостинницы съ зажженной свѣчкой и съ неизбѣжной въ Германіи книжкой, въ которую записывались имена путешественниковъ.
-- Смѣю ли я васъ просить вписать въ эту книгу ваше почтенное имя, сказалъ онъ, важно кладя на столъ книгу и держа въ рукахъ уже совсѣмъ приготовленное и окунутое въ чернила перо.
Путешественникъ подошелъ къ столу и провелъ задумчиво рукою по лбу, потомъ твердымъ и увѣреннымъ почеркомъ написалъ: Норбертъ.
Хозяинъ, прочтя такое простое имя, умѣрилъ немного свою важность.
-- А чѣмъ изволите заниматься, осмѣлюсь васъ спросить?
Снова на минуту задумался Норбертъ, потомъ наклонился къ столу и написалъ: "художникъ".
-- А! художникъ!.. отвѣчалъ хозяинъ съ легкимъ презрѣніемъ и косясь на его дорожный мѣшокъ.
-- Откуда же слѣдуетъ взять вашъ багажъ?
-- Я оставилъ небольшой сундучекъ въ Б... на почтѣ, и Норбертъ при этомъ назвалъ ближайшій городокъ,-- вы можете прислать мнѣ его завтра.
Физіогномія хозяина немного просвѣтлѣла при этихъ словахъ. Путешественникъ безъ багажа есть какъ бы лицо безличное, а маленькій сундучекъ во всякомъ случаѣ гораздо лучше, чѣмъ простой дорожный мѣшокъ.
-- Скажите мнѣ пожалуйста, продолжалъ Норбертъ,-- кому принадлежитъ вонъ тотъ прекрасный, старинный замокъ, и кто въ немъ живетъ?
-- Ну, разскажите же, сдѣлайте одолженіе, эту исторію,-- кстати, не угодно ли вамъ покурить? и Норбертъ положилъ на столъ нѣсколько сигаръ и придвинулъ ихъ къ хозяину.
-- Весьма любезно съ вашей стороны, улыбнулся тотъ съ довольнымъ видомъ; милостиво хотѣлъ онъ сказать, но вспомнилъ скромное имя господина Норберта, художника съ маленькимъ сундучкомъ,-- и удовольствовался поэтому словомъ любезно.
-- Вотъ видите ли, замокъ принадлежитъ уже нѣсколько столѣтій фамиліи Эбензее, но въ немъ долго никто не жилъ, такъ что замокъ почти превратился въ развалины. Четырнадцать лѣтъ тому назадъ присланы были въ замокъ каменьщики, маляры, обойщики. Они все въ немъ поправили, а когда работа была кончена, въ одно прекрасное утро пріѣхалъ въ замокъ господинъ баронъ съ своей единственной дочерью, которая была замужемъ за графомъ Вальденау,-- вотъ ея-то дочь, молодая графини Эва и живетъ теперь въ замкѣ одна съ дѣдушкой.
-- А мать? прибавилъ Норбертъ.
-- О, вотъ уже четыре года какъ она умерла. Она была несчастлива и много страдала, какъ говорятъ.... графъ Вальденау женился на ней изъ-за денегъ, дурно обходился съ своей женой, надѣлалъ много долговъ и впослѣдствіи совсѣмъ прогорѣлъ и кончилъ свою жизнь въ Америкѣ въ самомъ бѣдственномъ положеніи. Это былъ тяжелый ударъ для графини и для господина барона, потому что онъ прежде любилъ графа какъ своего роднаго сына -- и хотѣлъ завѣщать ему все свое состояніе, такъ какъ у него не было своихъ наслѣдниковъ. Но когда до него въ довершеніе всѣхъ исторій дошли слухи, что зять съ нетерпѣніемъ ждетъ его смерти и пускается въ спекуляціи, тогда пошло на разрывъ. Съ тѣхъ поръ баронъ презираетъ всѣхъ людей, не довѣряетъ никому и совсѣмъ удалилъ отъ общества свою внучку. Онъ нанялъ для графини Эвы француженку-гувернантку на пять лѣтъ, но въ прошедшемъ году она уже отошла отъ нихъ. Мнѣ очень жаль бѣдную графиню, сказалъ хозяинъ сострадательно покачивая круглой большой головой,-- ей только девятнадцать лѣтъ, такая молоденькая и такая добрая. Ей должно быть ужасно скучно жить въ такомъ уединеніи съ дѣдушкой, которому уже переступило за шестой десятокъ; посудите сами, какое же онъ можетъ доставить развлеченіе для молодой дѣвушки! Да, такъ вотъ-съ какія дѣла-то! со вздохомъ заключилъ хозяинъ.-- Вамъ больше ничего, надѣюсь, не понадобится? добавилъ онъ уже дѣловымъ тономъ,-- въ такомъ случаѣ позвольте пожелать вамъ спокойной ночи,-- и онъ удалился, оставя Норберта въ задумчивости.
Прошла ночь -- и настало свѣжее, росистое утро. Норбертъ наскоро собралъ всѣ рисовальные приборы -- и по вчерашнему взошелъ на холмъ, расположился около креста и принялся набрасывать акварелью видъ окрестности.
Утро прошло, рисунокъ былъ совсѣмъ оконченъ, но никто еще не являлся. Начиная терять всякое терпѣніе, Норбертъ хотѣлъ уже встать съ своего мѣста и направиться къ замку, какъ вдругъ услышавъ шорохъ и шаги, онъ быстро обернулъ голову. Пожилая, прилично одѣтая женщина, съ маленькой корзинкой въ рукахъ, тяжелою походкою и съ серіознымъ видомъ шла по дорогѣ. Но едва только она успѣла скрыться изъ виду, какъ вдругъ вчерашняя молодая дѣвушка прошла мимо Норберта -- такъ поспѣшно, что онъ едва могъ разсмотрѣть ее.
-- Вальбурга! Вальбурга! кричала она задыхаясь.
-- Что прикажете, графиня? раздался голосъ Вальбурги изъ чащи лѣса.
-- Подожди минуту, ты позабыла захватить письмо.
-- И то! отозвалась Вальбурга.
Норбертъ слышалъ, какъ онѣ еще немного поговорили; потомъ графиня Эва медленными шагами пошла назадъ.
На минуту Норбертъ могъ полюбоваться ея красивымъ лицомъ; затѣмъ она вдругъ подняла глаза и казалась чрезвычайно удивленною, увидя совершенно посторонняго человѣка. Съ нѣкоторымъ любопытствомъ поглядѣла она на художника и на его ландшафтъ, потомъ ускоренными шагами пошла дальше.
-- Теперь или никогда! подумалъ Норбертъ -- и почтительно снявъ шляпу, приблизился къ ней съ поклономъ, который вполнѣ обличалъ въ немъ свѣтскаго человѣка.
-- Графиня, началъ онъ, и въ голосѣ его послышалось какое-то странное смущеніе,-- простите, что незнакомый человѣкъ осмѣливается говорить съ вами. Я немножко рисую -- и вчера скитаясь въ этихъ мѣстахъ, совершенно случайно дошелъ до вашего замка и былъ положительно очарованъ его живописной прелестью. Графиня, у меня будетъ къ вамъ большая просьба: могу ли получить позволеніе срисовать замокъ?
Она спокойно выслушала эту рѣчь, устремивъ на художника большіе темные глаза.
-- Замокъ этотъ не мой, отвѣчала графиня звучнымъ голосомъ,-- но если вы желаете, я могу попросить объ этомъ моего дѣдушку.
-- Если только это васъ не обезпокоитъ, быстро добавилъ Норбертъ.
-- Нисколько, отвѣчала она.
-- Могу ли я завтра получить отѣтъ?
-- Если вы желаете, то можете получить его сегодня послѣ обѣда, и Эва съ легкимъ поклономъ хотѣла уже удалиться, но вдругъ остановилась.
-- Не будетъ ли это нескромностію съ моей стороны, сказала она полузастѣнчиво,-- если я попрошу васъ показать мнѣ вашъ рисунокъ? Здѣсь мое любимое мѣсто, добавила она какъ-бы оправдываясь.
-- Ахъ, какая прелесть!.. вскричала она въ восхищеніи, когда Норбертъ показалъ ей свой альбомъ.-- Горы, деревья, озеро, все это передано такъ естественно, такъ вѣрно! Какъ чудно, какъ въ зеркалѣ, отражается деревня и тамъ пасущееся стадо! Какой вы счастливецъ, что умѣете такъ превосходно рисовать!
-- Да, я буду считать себя счастливцемъ, если графиня удостоитъ принять отъ меня потъ этотъ маленькій рисунокъ... и онъ быстро вырвалъ листокъ изъ альбома и подалъ въ руки графини.
Легкая краска покрыла личико Эвы.
-- Вы хотите отдать его мнѣ? сказала она съ замѣшательствомъ,-- нѣтъ, это уже слишкомъ много... я не могу этого принять, и она положила рисунокъ на скамейку.
-- Хорошо, такъ мнѣ придется уничтожить этотъ рисунокъ, сказалъ Норбертъ съ наружнымъ спокойствіемъ, но въ глубинѣ души очень раздосадованный отказомъ графини.
-- Уничтожить! воскликнула Эва.
-- Конечно; если я однажды отдалъ, то не могу взять назадъ, и такъ... онъ схватилъ рисунокъ обѣими руками, готовясь его разорвать.
-- То что вы разъ отдали -- не принадлежитъ уже вамъ; слѣдовательно, вы не имѣете никакого права уничтожать. И съ рѣшительнымъ видомъ Эва взяла рисунокъ изъ рукъ художника.-- Благодарю васъ, вашимъ подаркомъ вы доставили мнѣ много радости. Сегодня за завтракомъ я непремѣнно переговорю съ дѣдушкой, а въ три часа вы можете придти за отвѣтомъ.
И прежде чѣмъ Норбертъ успѣлъ отвѣчать ей, она исчезла.
Она быстро взошла на гору, бережливо держа въ рукахъ свое сокровище. Дойдя до воротъ замка, графиня позвонила; старый слуга отворилъ двери.
-- Нѣтъ еще, но черезъ три минуты все будетъ готово, отвѣчалъ тотъ, взглянувъ на большіе старинные часы, которые висѣли посреди булавъ, мечей и щитовъ и часто приводили Эву въ отчаяніе своимъ однообразнымъ медленнымъ тиканьемъ. И теперь, не входя еще на лѣстницу, она бросила на нихъ гнѣвный взглядъ, потомъ поспѣшно пошла по широкой, темной лѣстницѣ.
Въ своей комнатѣ она поставила рисунокъ на письменный столикъ -- и заложа руки за спину, внимательно принялась его расматривать то вблизи, то издалека.
Потомъ, совсѣмъ по дѣвичьи, принялась она упрекать себя за свое неосторожное, неловкое поведеніе.
-- Вырвать рисунокъ у него изъ рукъ и потомъ убѣжать! О, какъ глупо, какъ необдуманно!...
У молодыхъ дѣвушекъ есть особенная страсть: впослѣдствіи всегда раскаиваться въ своемъ поведеніи,-- и достойно замѣчанія, какъ онѣ чрезъ это чувствуютъ себя несчастными.
Румянецъ еще ярко горѣлъ на щекахъ Эвы, когда она взошла въ столовую. Матвѣй посмотрѣлъ на нее съ упрекомъ, потому что съ тѣхъ поръ, какъ онъ отперъ ей дверь, прошло уже не три, но цѣлыхъ пять минутъ, а Матвѣй пуще жизни любилъ соблюдать во всемъ точность.
Баронъ Эбензее, высокій, еще крѣпкій мужчина, съ бѣлоснѣжными волосами, сидѣлъ за столомъ и протянулъ руку своей внучкѣ. Эва наклонилась и поцѣловала ее, потомъ усѣвшись напротивъ дѣдушки, начала извиняться.
-- Прости, милый дѣдушка, что я заставила тебя прождать; право, на этотъ разъ у меня была довольно основательная причина... и въ немногихъ словахъ она разсказала свою встрѣчу съ художникомъ и его просьбу, не упоминая однако о подаренномъ рисункѣ.
Баронъ Эбензее нахмурился.
-- У меня нѣтъ ни малѣйшей охоты запружать свой замокъ различными художниками. Эти люди вырастаютъ какъ грибы; гдѣ одинъ явится, туда стекается ихъ цѣлая дюжина.
-- Но я прошу тебя, милый дѣдушка!.. на этотъ разъ онъ всего-на-всего одинъ; онъ такъ великолѣпно рисуетъ и смотритъ такимъ джентльменомъ... и кстати, какая прекрасная мысль пришла мнѣ въ голову! продолжала Эва, хлопая въ ладоши,-- какъ ты думаешь, дѣдушка, не согласится ли онъ мнѣ давать уроки? Вѣдь ты знаешь, что брать уроки рисованія -- мое давнишнее, страстное желаніе.
-- Да, если ты хорошо будешь ему платить, то онъ многому тебя научить. Люди готовы на все изъ-за-денегъ, отвѣчалъ баронъ съ насмѣшливой улыбкой.
-- Онъ смотритъ вовсе не бѣднякомъ, сказала Эва слегка-обиженнымъ тономъ,-- и вѣроятно въ этомъ не будетъ особеннаго несчастія, если онъ согласится давать мнѣ уроки два раза въ недѣлю. Учиться рисовать -- это доставитъ мнѣ большое удовольствіе... и она съ умоляющимъ видомъ посмотрѣла на дѣдушку.
-- Ну, если это тебя такъ забавляетъ, то можешь спросить его; тебѣ извѣстно, что моя касса въ твоемъ распоряженіи, и этими словами баронъ закончилъ разговоръ.
Эва сидѣла какъ на угольяхъ до тѣхъ поръ, покуда кончился обѣдъ, и баронъ удалился въ свою комнату. Тогда она стрѣлой побѣжала наверхъ по лѣстницѣ и чрезъ длинный корридоръ къ своей старой, вѣрной служанкѣ Вальбургѣ, которая заботилась объ Эвѣ съ самаго дѣтства, побила и сама вскормила ее.
-- Валли, Валли, вскричала она съ сіяющимъ лицомъ,-- большая новость, радостное извѣстіе! Знаешь ли, что случилось?-- я буду учиться рисовать, дѣдушка позволилъ; подумай, какъ это чудесно, какъ это весело!
-- Потише, потише, отвѣчала Вальбурга, съ восторгомъ смотря на свою любимицу,-- такъ скоро ничто не дѣлается. У кого же графиня будетъ брать уроки?
-- Я тебѣ сейчасъ все объясню.
И Эва усѣвшись на комодъ, который стоялъ около рабочаго стола старушки, снова разсказала свое маленькое приключеніе, но на этотъ разъ гораздо подробнѣе.
-- Ты увидишь, какія картинки я буду рисовать, продолжала она съ одушевленіемъ:-- великолѣпные ландшафты, игривые жанры, сельскую, скромную жизнь, портреты... и тебя также непремѣнно нарисую, какъ ты здѣсь сидишь съ своей скучной корзинкой, наполненной разорванными чулками, въ черномъ платьѣ, съ сѣдыми волосами, а на нихъ маленькій чепчикъ; за спиной у тебя окно, въ которое глядятся зеленыя вѣтки... Говорю тебѣ, что это выйдетъ чудесная картина.
Эва немного закинула назадъ свою маленькую, красивую голову, и нрищурясь смотрѣла на старушку.
-- Нужно завести мастерскую и выстроить галлерею для моихъ рисунковъ. О, эта жизнь будетъ настоящимъ раемъ!.. и она спрыгнувъ съ комода, скорыми шагами начала взадъ и впередъ прохаживаться по комнатѣ.-- Теперь найдется много работы, часы будутъ летѣть, а не ползти по прежнему, и дни промчатся съ быстротой молніи.
Вдругъ Эва умолкла.
-- Звонокъ! закричала она,-- это онъ. Скажи поскорѣе Матвѣю, чтобы онъ провелъ господина въ большую залу; я сейчасъ прійду.
-- Ты что-то не очень похожъ на художника, подумала Вальбурга, которая воображала всѣхъ художниковъ съ длинными, нечесанными локонами, съ громаднымъ портфелемъ и съ бѣлымъ зонтикомъ въ рукахъ.
-- Не угодно ли господину пожаловать сюда, сказала она, отпирая ближайшую изъ дверей,-- графиня сейчасъ придетъ.
Норбертъ слегка поклонился, и приподнявъ красную шелковую портьеру, вошелъ въ высокую, просторную залу, съ лѣпнымъ, богато-украшеннымъ потолкомъ, съ старинною мебелью, коврами и картинами. Все было убрано со вкусомъ и поражало своей древней прелестью; стоявшія вокругъ рѣдкости могли бы привести въ восторгъ каждаго любителя коллекцій.
Не долго пришлось дожидаться Норберту; онъ услыхалъ, какъ отворилась дверь,-- и быстро обернувшись замѣтилъ маленькую, бѣленькую ручку, которая приподнимала портьеру. Показался стройный станъ Эвы -- и такъ какъ она минуту пріостановилась, то ея величественная фигура, выдѣляемая краснымъ занавѣсомъ, который бросалъ чудный отсвѣтъ на ея личико, такъ поразила Норберта своей благородной красотой, что онъ невольно поклонился ей гораздо ниже обыкновеннаго.
-- Вы пришли за отвѣтомъ, начала тотчасъ же Эва,-- я съ большимъ удовольствіемъ могу объявить вамъ, что замокъ и садъ совершенно въ вашемъ распоряженіи.
-- Вы очень добры, отвѣчалъ Норбертъ,-- ни беру на себя смѣлость -- съ избыткомъ воспользоваться вашимъ позволеніемъ. Напримѣръ, видъ съ террасы долженъ быть неподражаемо хорошъ, а замокъ такъ живописенъ, что я жду не дождусь, когда онъ будетъ на полотнѣ. Примите мою глубочайшую благодарность, графиня, за ваше милостивое ходатайство, прибавилъ Норбертъ, сдѣлавъ уже нѣсколько шаговъ къ двери.
-- Еще одно слово, воскликнула Эва, протягивая руки, какъ-бы намѣреваясь его удержать,-- у меня къ вамъ будетъ большая просьба, господинъ... госп...
-- Норбертъ, подсказалъ художникъ.
Эва признательно кивнула головою.
-- Такая большая просьба, что едва рѣшаюсь высказать ее...
-- Ваша просьба уже исполнена, перебилъ Норбертъ улыбаясь,-- а потому не стѣсняйтесь особенно. Скажите мнѣ совершенно откровенно, чего вы желаете?
-- Согласитесь ли вы давать мнѣ уроки рисованія?
И Эва съ умоляющимъ видомъ посмотрѣла на него.
-- Уроки рисованія! воскликнулъ Норбертъ,-- счастливая мысль!.. извините, блистательная, хотѣлъ я сказать. Конечно, съ большимъ, большимъ удовольствіемъ; когда же вы хотите начать? завтра, или сегодня же? Чѣмъ раньше, тѣмъ лучше.
-- Вы, право, такъ добры, что рѣшаетесь на такое докучное дѣло, сказала графиня,-- теперь я прошу сказать ваши условія, я съ большимъ удовольствіемъ прійму ихъ.
-- Какъ, условія? сказалъ художникъ съ вытянутымъ лицомъ,-- то-есть иначе сказать: денежное вознагражденіе; ну, графиня, добавилъ онъ рѣшительнымъ тономъ,-- я даю уроки pour l'honneur, а не изъ-за денегъ; если вы не хотите меня больше оскорблять, то пожалуйста не заговаривайте объ этомъ. Принесите вашу шляпу и карандашъ, а бумага имѣется при мнѣ. А рисовали вы прежде, или нѣтъ? прибавилъ онъ вдругъ; въ жару разговора онъ до сихъ поръ совсѣмъ забылъ ее спросить объ этомъ.
-- Рисовала ли я? возразила Эва съ смущеніемъ,-- да, но какъ! я никогда не брала уроковъ; горы, нарисованныя мною, выходили похожими на уродливыя, кротовыя норки, деревья -- какъ растрепанныя облака; а вотъ недавно я нарисовала стадо коровъ, такъ Вальбурга спросила меня, зачѣмъ это я придѣлала овцамъ рога. Я боюсь, что вамъ понадобится со мною большое терпѣніе.
И Эва задумчиво вздохнула.
-- Ну, Богъ знаетъ, сказалъ съ улыбкою Норбертъ,-- во всякомъ случаѣ мы сейчасъ же отправимся. Но сначала я вамъ кое-что нарисую для копированія, прежде чѣмъ дойдемъ до большаго.
-- Да, это будетъ самое лучшее, воскликнула съ жаромъ Эва,-- а въ то время какъ я буду дѣлать маленькія попытки -- вы начнете рисовать съ натуры чтобы не терять вашего драгоцѣннаго времени. Я вамъ укажу великолѣпное мѣсто -- и очень не далеко отсюда.
Спустя двѣ минуты, можно было видѣть, какъ учитель и ученица перешли черезъ мостъ, потомъ взошли на холмъ, пошли вдоль по тѣнистой аллеѣ, въ концѣ которой и усѣлись на каменныхъ ступенькахъ передъ маленькимъ храмомъ.
Отсюда открывался чудный видъ. Налѣво стоялъ замокъ, у подножія холма лежало темно-голубое озеро, далѣе шла величественная цѣпь альповъ, которыхъ остроконечныя вершины были увѣнчаны блестящимъ серебристымъ украшеніемъ вѣчныхъ снѣговъ. Около храма возвышались полукругомъ мощные буки и дубы, съ которыхъ раздавались сладкія пѣсни птицъ, что еще усугубляло торжественную тишину природы.
Полюбовавшись немного всею этой картиной, Норбертъ разостлалъ передъ своей милой ученицей листъ бумаги, на которой онъ нѣсколькими штрихами нарисовалъ два большіе камня -- и потомъ передавъ ей въ руки карандашъ, просилъ начинать. А самъ онъ въ свою очередь принялся снимать акварелью виды окрестности, но безпрестанно оборачивалъ голову, чтобы взглянуть на личико Эвы, разгорѣвшееся нѣжнымъ, кроткимъ румянцемъ отъ усердія къ работѣ -- и это личико своею чистотою и невинностію казалось ему невыразимо симпатичнымъ. Она рисовала прилежно, со вниманіемъ смотря на оригиналъ и не говоря ни слова. Норбертъ ощущалъ такое гнетущее чувство отъ этой полной тишины, ему хотѣлось слышать снова ея голосъ, который звучалъ чудесною музыкой,-- и онъ ломалъ себѣ голову, придумывая, съ чего-бы начать разговоръ.
-- А на зиму вы тоже остаетесь здѣсь? спросилъ онъ наконецъ, чтобы что-нибудь сказать.
Она молча, не поднимая глазъ, кивнула головкой.
-- Зимой здѣсь должно-быть порядкомъ скучно, продолжалъ Норбертъ.
Тогда она подняла глаза.
-- Порядкомъ, вскричала Эва,-- нѣтъ, этого слова слишкомъ мало! Страшное, ужасное одиночество! Когда день за день то-же бѣлое покрывало одѣваетъ землю, птицы не поютъ, даже фонтанъ замерзаетъ и не шумитъ болѣе,-- когда все тихо и мертво, солнце такъ рано заходитъ, вечера тянутся такъ безконечно долго,-- мною тогда положительно овладѣваетъ полное отчаяніе.
Она уронила карандашъ, и сжимая крѣпко руки, сказала:
-- Мнѣ-бы хотѣлось поглядѣть на Божій свѣтъ, мнѣ-бы хотѣлось путешествовать, послушать музыки, поглядѣть картины, изучить людей, пожить -- хоть одинъ разъ пожить прежде чѣмъ умереть. Ея глаза пылали, и она казалась глубоко-разстроенною.
-- А вы еще никогда не были въ свѣтѣ? спросилъ художникъ, слушавшій ее съ большимъ участіемъ.
-- Никогда! и она покачала головой почти съ мрачнымъ видомъ,-- постоянно сижу здѣсь взаперти, всегда одна, безъ знакомыхъ, безъ друзей. Два раза въ годъ пріѣзжаютъ къ намъ двое или трое сосѣднихъ помѣщиковъ, самые скучнѣйшіе люди, у которыхъ вмѣсто сердца какой-то огородъ, а вмѣсто мозга картофельныя гряды. Мы отдаемъ имъ визиты, больше нѣтъ ничего и никого. Дѣдушка не любитъ свѣта.
-- Онъ совершенно правъ, перервалъ Норбертъ почти съ жаромъ.
-- Да, правъ, повторилъ снова Норбертъ,-- свѣтъ всегда обманываетъ и лжетъ; снаружи онъ кажется такимъ прекраснымъ, блестящимъ, обольстительнымъ; внутри же онъ полонъ нравственной испорченности, лицемѣрія, гнусности и низости.
-- И вы также ненавидите людей? вскричала Эва,-- но за что-же?
-- Потому что я хорошо ихъ изучилъ, добавилъ коротко Норбертъ.
-- Я не могу повѣрить, что люди настолько дурны, какъ мнѣ приходится слышать. Право, право, вы обманываетесь! Дѣдушку я понимаю въ этомъ отношеніи, потому что онъ много извѣдалъ самыхъ горькихъ опытовъ; но почему же всѣ-то люди должны быть непремѣнно дурными, если въ одномъ обманешься? Можетъ-быть позже вы увидите, что вы несправедливо ихъ оскорбляли.
-- Боюсь, что этого никогда не случится, сказалъ Норбертъ съ грустной улыбкой.
-- А какими богатыми средствами вы можете располагать!.. Вы, мужчины, можете дѣйствовать и созидать; мы-же, бѣдныя женщины, не смотря на стремленіе къ дѣятельности, должны довольствоваться мелочами.
-- Богъ знаетъ еще, сказалъ почти смѣясь Норбертъ,-- можетъ-быть когда нибудь придетъ то время, когда вы будете искать этого ненавистнаго уединенія, полюбите его -- и будете совершенно счастливы, не видя людей и ничего не слыша объ нихъ.
-- Надѣюсь, что такое время никогда не настанетъ, отвѣчала съ энергіей Эва,-- до этого надо много испытать разочарованій. Однако взгляните пожалуйста на этотъ камень, что я нарисовала; кажется, онъ никуда не годится,-- не правда-ли?
Художникъ поправилъ рисунокъ, и поучалъ свою ученицу почти до самаго заката солнца; наконецъ Эва вспомнила, что время уже кончить первый урокъ.
На слѣдующій день урокъ быль назначенъ въ десять часовъ утра; Эва должна будетъ придти опять къ маленькому храму, и тамъ художникъ будетъ ожидать свою ученицу.
На мосту они разстались.
Эва побѣжала къ Вальбургѣ разсказать объ первомъ урокѣ, потомъ пошла въ залу, гдѣ дожидался ея дѣдушка, которому она передала все вкратцѣ. Когда же Эва упомянула, что художникъ отказался отъ денежной платы за уроки, то баронъ недовѣрчиво поднялъ брови.
-- Это пустое притворство -- для того чтобы ему заплатили побольше, растроганные его благородствомъ.
-- Дѣдушка, какъ ты можешь думать подобнымъ образомъ! воскликнула молодая дѣвушка.-- Если бы ты только посмотрѣлъ на него....
-- Благодарю за знакомство, отвѣчалъ холодно баронъ,-- давай-ка лучше займемся шахматной игрой, это гораздо веселѣе.
Эва быстро встала чтобы исполнить его желаніе, но на глазахъ ея блестѣли слезы. Эва привыкла уже къ такимъ сужденіямъ дѣдушки -- и хотя ей всегда было непріятно выслушивать ихъ, но никогда они не оскорбляли и не огорчали ее такъ больно какъ сегодня. Объ этомъ она конечно не думала. Она только чувствонала это, не отдавая себѣ отчета въ своемъ чувствѣ.
Вечеръ прошелъ какъ обыкновенно. За шахматной игрой слѣдовалъ чай, потомъ каждый занялся чтеніемъ про себя, а въ десять часовъ Эва, пожелавъ дѣдушкѣ спокойной ночи, ушла въ свою комнату.
Въ эту пору Эва болѣе всего скорбѣла объ утратѣ матери. Дорогая рука не покоилась болѣе съ благословеніемъ на юной головкѣ, и тѣ уста, которыя бывало постоянно съ такою нѣжностію желали ей спокойнаго, безмятежнаго сна, были теперь навсегда холодны и безмолвны. Сегодня Эва чувствовала себя какъ-то особенно мягко настроенною. Едва Вальбурга вышла изъ комнаты, молодая дѣвушка открыла окно, и опершись обѣими ругами на подоконникъ, пристально вглядывалась въ ночную темноту. Тамъ тихо плескалъ фонтанъ, отъ цвѣтовъ струилось сладкое благоуханіе; Эва замѣтила вдали на деревнѣ чуть-мерцавшій одинокій огонекъ, который отражался въ озерѣ. Ниже и ниже склонялась головка графини и опустилась на руки; когда же Эва чрезъ нѣсколько минутъ приподняла свое личико, щеки ея были влажны, а рѣсницы мокры.
Слѣдующая недѣля пролетѣла какъ на крыльяхъ. Съ удвоеннымъ прилежаніемъ занималась Эва уроками рисованія и съ невинною гордостію радонамсь на свои успѣхи. Тѣ часы, въ которые она брала уроки или болтала съ своимъ учителемъ, были самыми радостными въ ея жизни. Невыразимое довольство, ясность и какое-то радостное чувство, котораго Эва прежде никогда не испытывала, наполняли ея существо. И во внѣшнемъ образѣ жизни замѣтна была большая перемѣна. На щекахъ у ней горѣлъ яркій румянецъ, большіе глаза смотрѣли свѣтло и радостно на весь Божій міръ,-- и туалетъ ея (всегда самый изысканный) теперь отличался еще большимъ вкусомъ, дабы не оскорбить, какъ она себѣ признавалась, эстетическаго чувства художника.
Съ самаго ранняго утра весело и громко звучалъ ея голосъ; ея ножки едва касались земли; она напоминала собою (какъ однажды замѣтилъ ей Норбертъ) въ одно и тоже время Эрато и Терпсихору.
Однажды послѣ обѣда художникъ ожидалъ Эву на обычномъ мѣстѣ свиданія. Три часа, время урока, уже прошли, пробило половина четвертаго и наконецъ четыре, а Эва все еще не являлась. Норбертъ почти терялъ терпѣніе. Двадцать разъ вставалъ онъ съ мѣста и принимался прохаживаться по аллеѣ, дѣлая возможныя и невозможныя догадки. Ужь не больна-ли Эва, или не уѣхала ли она? а то можетъ-быть ей уже наскучили уроки рисованія, или дѣдушка не пускаетъ ее?
Такъ мучилъ онъ себя до тѣхъ поръ, пока въ концѣ аллеи показалось бѣлое платье графини. Норбертъ потѣшилъ ей на встрѣчу.
-- Ради Бога, воскликнулъ онъ,-- что такое случилось? Не заболѣли-ли вы, или можетъ-быть вы забыли меня, т. е. я хотѣлъ сказать, уроки рисованія?
-- Ни то, ни другое, возразила Эва,-- у насъ были гости.
-- Гости? ревниво спросилъ Норбертъ,-- но кто-же? вѣроятно какая нибудь старая дама съ своимъ дряхлымъ супругомъ, или дочери сосѣднихъ помѣщиковъ?
-- На этотъ разъ: нѣтъ, смѣясь отвѣчала Эва,-- у насъ былъ очень милый молодой человѣкъ, господинъ фонъ-Моллернъ, съ которымъ я игрывала еще въ дѣтствѣ.
Норбертъ тихонько присвиснулъ.
-- Я не видалась съ нимъ уже нѣсколько лѣтъ, наивно продолжала Эва,-- онъ удивительно какъ развился, много путешествовалъ и только-что-пріѣхалъ изъ Парижа, объ которомъ онъ сообщилъ намъ много интереснаго. Свиданіе съ нимъ меня очень обрадовало. Но зачѣмъ это вы все хотите убирать? добавила Эва, очевидно удивленная, замѣтивъ, что Норбертъ укладываетъ весь рисовальный приборъ.
-- Да вѣдь уже поздно теперь начинать урокъ, отвѣчалъ тотъ глухимъ голосомъ.
-- Какъ поздно? мы можемъ еще почти цѣлый часъ работать. Господинъ Моллернъ разсказывалъ мнѣ также объ тѣхъ великолѣпныхъ картинахъ, которыя находятся въ Римѣ,-- и обѣщалъ, если я когда нибудь поѣду въ Римъ, быть моимъ чичероне. Посмотрите-ка, перебила Эва сама себя,-- сельская хижина, нарисованная мною, вышла весьма не дурно! не правда-ли? Въ Тиролѣ непремѣнно должны быть такія живописныя хижины.
-- Вѣроятно и объ этомъ вамъ тоже господинъ фонъ-Моллернъ разсказалъ? прибавилъ Норбертъ, съ ожесточеніемъ очинивая карандашъ.
Выраженіе его голоса заставило Эву поднять глаза.
-- Что съ вами? да намъ вѣрно нездоровится? воскликнула она потомъ, замѣтивъ его блѣдность.-- Что вы чувствуете, господинъ Норбертъ? вамъ дурно?...
Мрачное выраженіе пробѣжало по чертамъ художника.
-- Да, мнѣ дѣйствительно нехорошо, отвѣчалъ онъ подавленнымъ голосомъ.
Эва сильно встревожились и спрашивала художника, не нужно-ли ему доктора. Норбертъ старался успокоить ее. Рисованіе же на этотъ разъ положительно не ладилось. Наконецъ Эва захлопнула книгу.
-- У меня сегодня ничего, ничего не выходитъ, я такъ разсѣяна. Все думаю объ чудесахъ, что мнѣ разсказывали,-- и какъ-бы мнѣ хотѣлось посмотрѣть ихъ!.. но увы! это невозможно.
-- Молодой человѣкъ должно быть очень увлекательно разсказывалъ, сухо замѣтилъ Норбертъ.
-- О, необыкновенно увлекательно! Да хотите -- я васъ познакомлю съ нимъ? Онъ вѣдь скоро къ намъ опять пріѣдетъ.
-- Благодарю васъ! поспѣшно отвѣчалъ художникъ,-- но я не падокъ на новыя знакомства. Однако пора разойтись, становится уже довольно сыро.
-- Вы положительно нездоровы, сказала Эва серіозно.-- Прошу васъ, поберегите себя -- и лучше не приходите завтра на урокъ.
-- Если это вамъ угодно, добавилъ художникъ съ принужденнымъ поклономъ.
-- Вовсе нѣтъ; напротивъ, я бы очень желала, чтобы вы пришли, если только вамъ будетъ полегче, совершенно просто отвѣчала молодая дѣвушка.
Разговаривая такимъ образомъ, они дошли до моста.
-- Ну, прощайте, сказала Эяа, ласково протянувъ руку учителю,-- а къ завтрему -- если можете -- выздоравливайте.
Норбертъ схватилъ протянутую ручку и на минуту слегка пожалъ ее, потомъ тотчасъ же выпустилъ,-- и не говоря ни слова пошелъ подъ-гору.
-- Или онъ боленъ, или у него какое-нибудь горе, подумала Эва, смотря съ участіемъ вслѣдъ за уходившимъ.-- Если бы я могла чѣмъ нибудь помочь ему!... добавила она потомъ со вздохомъ, задумчиво приближаясь къ замку.
-- Послушай, Вальбурга, говорила молодая дѣвушка въ тотъ же вечеръ, когда старушка помогала ей раздѣваться,-- ты бывало разсказывала мнѣ много разныхъ исторій, а теперь давно уже я ничего не слышу отъ тебя.
-- Это происходитъ оттого, что у графини теперь только и на умѣ: рисованіе да краски, отвѣчала Вальбурга немного-обиженнымъ голосомъ.
-- Ахъ, что это тебѣ въ голову приходитъ такой вздоръ! засмѣялась ея хорошенькая госпожа,-- ну, садись же сюда... И подвинувъ кресло къ постели, она легко прыгнула въ него.
-- Начинай же, добавила молодая дѣвушка, съ удовольствіемъ прислоняясь головой къ подушкамъ,-- только интересную исторію, а то я засну. Не знаешь-ли ты чего нибудь о привидѣніяхъ? Или объ старыхъ портретахъ, которые въ полночь, когда все погружено въ глубокій сонъ, оживаютъ?.. о призракахъ, блуждающихъ по длиннымъ корридорамъ стараго замка, катая ядра и гремя цѣпями?.. наконецъ исторію о разбойникахъ со взломомъ, кражею и побѣгомъ? ну, ну, чтоже ты молчишь, неужели до сихъ поръ ничего не придумала.
-- Я знаю одну исторію, сказала медленно Вальбурга,-- но въ ней нѣтъ ни привидѣній, ни разбойниковъ.
-- Все равно, разскажи что знаешь, воскликнула Эва нетерпѣливо.
-- Ты можетъ быть еще никогда не слыхала объ твоей бабушкѣ Беатѣ? добавила Вальбурга.-- Внизу въ библіотекѣ виситъ ея портретъ.
-- Да, молодая дѣвушка съ большими чсрными глазами и темными локонами.. Знаю, знаю; однажды я спросила дѣдушку, чей это такой портретъ, но онъ отвѣчалъ мнѣ такъ холодно, коротко: "это портретъ моей покойной сестры",-- такъ что я больше не смѣла распрашивать. Разскажи же, что съ ней случилось?
"Даннымъ давно уже", начала Вальбурга, сложивъ руки на груди: "мнѣ было только четырнадцать или пятнадцать лѣтъ, когда я въ первый разъ поступила въ услуженіе къ господину барону,-- но я до сихъ поръ очень хорошо помню, какая красавица была госпожа Беата и притомъ какая добрая. Она казалось ангеломъ, слетѣвшимъ на землю; ея сердце было такое нѣжное, впечатлительное. Она лишилась матери, будучи еще совсѣмъ ребенкомъ; сестеръ у нея не было, только одни братья. Когда ея отецъ женился въ другой разъ, то Беата не сошлась съ своей мачихой; а ея сводная сестра, теперешняя баронесса Хальденъ, была еще совсѣмъ маленькой дѣвочкой, такъ лѣтъ на двадцать моложе, когда Беату начали вывозить въ свѣтъ. Мачиха же была такая образованная дама, что всѣ люди съ именемъ или домогающіеся его составить -- посѣщали ея домъ. На вечерахъ у баронессы собиралось разнообразное общество: музыканты, разнаго рода художники и писатели толпились въ ея гостинной -- и большею частію до поздней ночи продолжались или литературные вечера, или концерты."
"Однажды, по окончаніи одного изъ этихъ празднествъ, пошла я въ комнату къ Беатѣ, чтобы помочь ей раздѣться, такъ какъ я исправляла должность ея горничной. Но на этотъ разъ она не позволила мнѣ снять съ себя даже булавки. "Я должна учиться сама все дѣлать" сказала она мнѣ -- и замѣтивъ, что я съ удивленіемъ смотрю на нее, пояснила мнѣ спокойнымъ голосомъ: "я выхожу замужъ за бѣднаго художника". Ахъ, любезная графинюшка, не могу тебѣ сказать, какъ мнѣ было нехорошо отъ этихъ словъ, потому что вѣдь я знала, какой твердый и жесткій характеръ былъ у господина барона. Но мои мольбы не привели ни къ чему: Беата хотя и кроткая была, но силу-то воли отъ оща наслѣдовала, а тотъ былъ какой-то желѣзный. Можешь представить, графинюшка, что изъ всего этого вышло. Баронъ и баронесса взбѣленились; мучили Беату, запирали, лишили наслѣдства, но вдругъ въ одинь прекрасный денекъ она исчезла".
"На слѣдующій день получаю я письмо -- и въ немъ написано, что Беата вышла замужъ, совершенно счастлива и уѣзжаетъ съ своимъ возлюбленнымъ мужемъ въ Италію, больше ничего. Много ночей не поспалось мнѣ, все-то я думала объ милой госпожѣ, хотѣлось мнѣ хоть разочекъ взглянуть на нее, прежде чѣмъ умру,-- вѣдь я отъ чистаго сердца любила ее мою голубушку".
"Прошло восемь лѣтъ, я все еще жила у твоего дѣдушки, вдругъ однажды принесъ мнѣ какой-то мальчикъ письмо. Взглянула я на почеркъ, да такъ и себя не вспомнила, сорвала печать-то да и читаю: "Милая Балли, приходи сегодня вечеромъ въ семь часовъ ко мнѣ, но не говори объ этомъ никому ни слова. Беата".
"Насилу, насилу дождалась я, покуда день пройдетъ, и едва только пробило половина седьмаго, я сейчасъ же отправилась въ путь. Право, если бы въ письмѣ не было означено точнаго адреса, я бы никогда не рискнула взойти въ такой грязный домъ, къ которому я подошла. Взойдя на три лѣстницы на самый верхъ, я такъ вся дрожала, что принуждена была прислониться къ стѣнѣ, а то бы не устояла на ногахъ; постучалась въ дверь, но голосъ, отозвавшійся на мой стукъ, совершенно былъ нѣ незнакомъ. А вѣдь это все таки Беата меня окликнула; но какъ она измѣнилась, постарѣла, похудѣла, обѣдняла! Платье на ней было штопано да и перештопано, а вся мебель и комната такъ бѣдны и ветхи, что у меня просто сердце сжалось".
"Она бросилась ко мнѣ на шею, и долго мы не могли ни слова вымолвить. Наконецъ она сдержала себя, у ней всегда былъ сильный характеръ, и стала распрашивать: какъ поживаетъ отецъ, мачиха, сестры и братья".
"Она строго наказала мнѣ не говорить ни объ ея возвращеніи, ни объ нашемъ свиданіи. Я здѣсь спокойно умру, говорила она потомъ, и когда я съ ужасомъ посмотрѣла на нее, то она замѣтила: "ты мнѣ кажется не вѣришь? но я знаю, чувствую, что скоро умру. Не утѣшай меня, только одна смерть можетъ доставить мнѣ утѣшеніе".-- "Но гдѣ же твой мужъ?" спросила я. Она вдругъ вся поблѣднѣла. "Онъ умеръ", отвѣчала Беата. "Бѣдное дитятко, но когда же, гдѣ и отчего?" Она разсмѣялась, но не приведи тебѣ Господь слышать когда нибудь такой смѣхъ. "Онъ умеръ въ больницѣ, и знаешь ли отъ какой болѣзни?" Она крѣпко сжала мою руку и шепнула на ухо: "отъ delirium tremens! знаешь ли ты, какого рода эта болѣзнь? помѣшательство отъ пьянства". "Великій Боже, милое мое дитятко, что ты претерпѣла!" "Я страдала, ужасно страдала", вскричала Беата, ломая руки, "но не заставляй меня вспоминать объ томъ времени, а то я съ ума сойду. О Боже! пошли мнѣ терпѣнія, дай мнѣ силы вытерпѣть все до конца -- и пошли мнѣ этотъ конецъ скорѣе, скорѣе! "
Эва, полупривставъ и опершись на руку подбородкомъ, съ глубокимъ вниманіемъ слушала старушку.
-- Дальше! сказала она наконецъ почти шопотомъ.
"Каждый вечерь отправлмлась а къ Беатѣ, продолжала Вальбурга,-- днемъ же за ней ходила сестра милосердія. Беата разсказала мнѣ, какъ она была счастлива вначалѣ своего замужества, но потомъ настали тяжелыя времена: она стала открывать въ мужѣ много недостатковъ, съ каждымъ днемъ онъ становился все грубѣе и вспыльчивѣе, такъ что жизнь для нея сдѣлалась невыносимою. Она ужасно страдала, особенно когда еще любила своего мужа. Ты не можешь понять, какая это мучительная пытка: разочаровываться постепенно въ любимомъ человѣкѣ; отъ этого вѣдь сердце разбивается, это самое величайшее горе, которое только приходится испытывать на этомъ свѣтѣ. Все остальное: ничего не значитъ въ сравненіи съ подобнымъ несчастіемъ. Впослѣдствіи она относилась ко всему равнодушно. Когда ея мужъ возвращался домой въ самомъ отвратительномъ состояніи, шумѣлъ, бранился, неистовствовалъ,-- она оставалась холодна и спокойна. Какъ будто свинцовая тяжесть давила ей сердце и мозгъ. Она не могла ни объ чемъ думать, стала безчувственна ко всему и даже не плакала. Только послѣ смерти мужа, когда она возвратилась сюда, растаяла ледяная кора ея сердца -- и теперь она снова могла мыслить и чувствовать. Однажды, когда я по обыкновенію пришла къ Беатѣ, сестра милосердія отозвала меня въ сторону и объявила, что Беата проживетъ не болѣе двухъ дней. Мнѣ ничего болѣе не оставалось дѣлать, какъ побѣжать къ барону и разсказать ему обо всемъ. Я какъ теперь вижу господина барона, стоявшаго у письменнаго стола, когда я взошла къ нему въ кабинетъ. "Что тебѣ нужно?" спросилъ онъ. У меня совсѣмъ закружилась голова, и я долго не могла ничего проговорить. Въ комнатѣ была такая мертвая тишина, только часы громко тикали, точно произнося: "говори скорѣй, говори скорѣй, времени мало!..-- "Господинъ баронъ", сказала я наконецъ вдругъ и звуки моего собственнаго голоса ужаснули меня,-- "Беата здѣсь". Онъ весь задрожалъ, какъ будто бы его ранили въ самое сердце. Но только на минуту оставался онъ недвижимъ, потомъ проговори гь совершенно явственно и громко: "никакой Беаты я не знаю".
"Я думала, что умру съ горя, услыхавъ эти слова. Ужъ и не помню, что я ему потомъ говорила. Я бросилась передъ нимъ на колѣни, просила, умоляла его. "Пойдемте поскорѣе со мной, Беата больна, она умираетъ, она раскаялась въ своемъ проступкѣ". Потомъ я вскочила, подала господину барону его шляпу и палку и вытащила его за руку въ дверь. На улицѣ я наняла карету, мы сѣли и поѣхали. Трудно было старому барону взобраться по такимъ крутымъ лѣстницамъ; едва только подошли мы къ дверямъ Беаты, какъ услышали ужасный крикъ. "Отецъ!" звала она. "Иду", отвѣчалъ баронъ и кинулся въ ея комнату. Какого рода было это свиданіе -- знаетъ только одинъ Богъ; черезъ два часа баронъ вышелъ отъ Беаты, и она уже лежала мертвая".
-- Бѣдная, задумчиво сказала Эва.-- Балли, спросила она внезапно,-- вѣдь ея мужъ былъ пѣвецъ, не правда-ли?
-- Нѣтъ, онъ былъ живописецъ, отвѣчала Бальбурга почти шопотомъ и опустивъ глаза въ землю.
Эва безпокойно повернулась на другую сторону.
-- Зачѣмъ ты разсказываешь мнѣ такія грустныя исторіи? Зачѣмъ, зачѣмъ?... Спокойной ночи и она спрятала лицо въ подушки.
-- Спокойной ночи, графиня, тихо отвѣчала Бальбурга и хотѣла уйдти изъ комнаты. Но только что она подошла къ двери, какъ Эва опять позвала ее.
-- Валли! поди сюда!
Старушка вернулась. Тогда молодая дѣвушка, приподнявшись на постели, крѣпко обѣими руками обняла Вальбургу и нѣжно поцѣловала ея морщинистыя щеки.
-- Спокойной ночи, кротко повторила Эва, потомъ упала на подушки и закрыла глаза.
На другое утро, въ девять часовъ Эва дожидалась уже Норберта у храма -- и когда услыхала его твердую, гибкую походку, яркій румянецъ разлился по ея тонкимъ чертамъ, и она еще ниже наклонилась къ своему рисунку. Послѣ первыхъ привѣтствій съ обѣихъ сторонъ, художникъ, весело усѣвшись на ступенькахъ храма, воскликнулъ: -- О! здѣсь настоящая тишина и спокойствіе. Сегодня въ гостинницѣ, гдѣ я остановился, было очень шумно, мнѣ кажется, что хозяинъ слѣдуетъ русской пословицѣ: "люби жену какъ душу, а бей какъ шубу". Съ самаго ранняго утра начались крики, брань и побои, и мнѣ окончательно не дали заснуть. Несмотря на все добродушіе, этотъ народъ ужасно грубъ.
-- Да, мужчины, начала-было Эва.
-- Ну ужь извините, точно такъ же и женщины, перебилъ Норбертъ полу-шутя, полу-серіозно.-- Если женщина дѣйствительно добра -- она лучше всѣхъ мужчинъ; если же зла, то она хуже семи дурныхъ мужчинъ; ну а ужь если груба, то въ цѣломъ свѣтѣ не найдешь болѣе ужаснаго зрѣлища.
-- Совершенно справедливо, добавила Эва: -- но вы должны же сознаться, что мужчины большею частію первые подаютъ поводъ къ ссорѣ и бываютъ виновниками несчастныхъ браковъ. Ихъ себялюбіе, эгоизмъ, грубость и гнѣвное нетерпѣніе доводятъ часто бѣдныхъ женщинъ до отчаянія.
-- Что вы сваливаете все на нашу голову?! воскликнулъ Норбертъ,-- не могу же я не заступиться за нашъ полъ! Не вѣрьте однако, что мы виновники несчастныхъ браковъ; наоборотъ, почти всегда, изъ десяти разъ восемь женщины сами бываютъ причиною. Ихъ суетность, капризы, недостатокъ въ мудрой уступчивости и кротости,-- вотъ тѣ свойства, которыя неоднократно уже разрушали семейное счастіе. Добрая и кроткая жена всегда имѣетъ большое вліяніе на своего мужа; она незамѣтно направляетъ и воспитываетъ его сердце. Я много разъ видалъ чудесные примѣры. Дурная же можетъ лучшаго мужа сдѣлать чортомъ.
Норбертъ всталъ со ступенекъ храма и быстрыми шагами принялся расхаживать взадъ и впередъ по аллеѣ. Эва смотрѣла на него съ удивленіемъ, однако черезъ нѣсколько минутъ художникъ владѣлъ собой.
-- Нашъ разговоръ не совсѣмъ вѣжливъ, замѣтилъ художникъ полусмѣясь,-- но когда разгорячишься, то думаешь объ одномъ только: какъ бы отстоять свое мнѣніе.
Говоря такимъ образомъ, Норбертъ открылъ альбомъ и показалъ Эвѣ свой послѣдній рисунокъ.
-- Видите, графиня, остается только подпустить бѣлой краски -- и рисунокъ готовъ; я думаю, что сегодня послѣ обѣда мы можемъ выбрать новое мѣсто. Но какая разсѣянность съ моей стороны! продолжалъ онъ, перебивая самъ себя,-- я позабылъ захватить воды для разведенія красокъ; обыкновенно я ношу ее всегда при себѣ въ небольшой стклянкѣ.
-- Этому горю легко помочь, сказала Эва,-- въ нѣсколькихъ шагахъ отсюда въ лѣсу протекаетъ источникъ... и она указала рукою но тому направленію, откуда слышалось легкое журчаніе и плескъ источника. Норбертъ положилъ свой альбомъ на землю, взялъ бутылку и направился къ указанному мѣсту, между тѣмъ какъ молодая дѣвушка, опершись подбородкомъ на руку, внимательно смотрѣла ему вслѣдъ.
Рисовальный альбомъ лежалъ у ея ногъ, и вѣтеръ шелестилъ его листьями. Сначала раскрылся одинъ листъ -- и Эва увидала свой портретъ съ закинутою слегка головою и съ широко открытыми, какъ бы одушевленными глазами; потомъ открылся другой листъ -- и она увидала себя же, сидящую у креста и смотрящую вдаль; еще новый листъ -- опять была изображена Эва у приподнятой драпировки. Тутъ вѣтеръ быстро перевернулъ нѣсколько рисунковъ одинъ за другимъ -- и Эва снова видѣла себя, въ профиль, ко весь ростъ, въ старо-германскомъ нарядѣ, въ видѣ Нормы, ангеломъ съ развѣвающимися крыльями и съ лучезарной звѣздой на головѣ... здѣсь книга осталась открытою. Норбертъ могъ возвратиться каждую минуту; Эва еще разъ наклонилась и осмотрѣлась кругомъ,-- потомъ, протянувъ маленькую ножку, подсунула ее подъ переплетъ альбома, и захлопнувъ книгу, быстро взялась за карандашъ. Худож-никъ приближался; сильный испугъ выразился на личикѣ Эвы, когда она, взглянувъ нечаянно на свой рисунокъ, увидала, что въ срединѣ ландшафта стояло имя Норберта. Не долго задумываясь, она разорвала листокъ въ мелкіе клочки.
-- Что это вы дѣлаете? воскликнулъ удивленный Норбертъ, заставъ свою ученицу за такимъ страннымъ занятіемъ.
-- Рисунокъ былъ такъ отвратителенъ, такъ нехорошо нарисованъ, я была такъ разсѣяна, бормотала смущенная Эва.
Норбертъ проницательно посмотрѣлъ на молодую дѣвушку.-- Вы тоже капризны? спросилъ онъ тихимъ голосомъ.
-- Нѣтъ, вовсе нѣтъ! отвѣчала почти со слезами Эва.-- Такъ надо было... иначе я ничего не могла сдѣлать...
Немного погодя, художникъ совершенно незамѣтно поднялъ одинъ клочокъ разорваннаго рисунка; ему попались на глаза три буквы -- и это были начальныя буквы его имени.
Эва не могла себѣ объяснить страннаго поведенія своего учителя въ остальное время урока. То онъ становился неудержимо веселъ, смѣялся, передразнивалъ пѣніе птицъ, то вдругъ дѣлался серіозенъ, задумчивъ, смѣялся про себя -- и не подозрѣвая, что за нимъ наблюдаютъ, безпрестанно останавливалъ взоры съ восхищеніемъ на своей милой ученицѣ. Наконецъ настало время кончать урокъ. Но художникъ намѣревался остаться у храма, увѣряя, что онъ положительно не чувствуетъ голода и подождетъ Эву здѣсь.
Не было еще трехъ часовъ, когда снова вернулась Эва, неся маленькую корзинку.
-- Еще не народился такой человѣкъ, который, можетъ питаться однимъ воздухомъ, говорила она смѣясь,-- вы видите во мнѣ спасительницу вашей жизни... и она принялась вынимать изъ корзинки хлѣбъ, потомъ кусокъ холоднаго пирога, бифстекъ и бутылку вина.-- Молчите, перебила она изъявленія благодарности Норберта,-- кушайте поскорѣе, а потомъ уже мы начнемъ наше путешествіе но лѣсу. Я знаю одно мѣсто на ближайшемъ холму; оттуда видъ еще прекраснѣе, чѣмъ здѣсь. Ну, какъ вы теперь себя чувствуете? спросила Эва черезъ нѣсколько минутъ, когда художникъ осушилъ стаканъ вина за ея здоровье.
-- Сильнѣе Голіафа, воскликнулъ Норбертъ,-- и готовъ теперь сопровождать васъ, дивная волшебница, хоть на конецъ свѣта.
-- Avanti, смѣясь отвѣчала Эва,-- и будемъ надѣяться на счастливое открытіе.
Быстрыми шагами прошли они по лѣсу, потомъ вышли на большой, открытый лугъ; посрединѣ его художникъ остановился и внимательно посмотрѣлъ на небо, которое начало заволакиваться тучами.
-- Ужь не боитесь-ли вы грома? насмѣшливо спросила Эва.
Они направились дальше, вошли снова въ лѣсъ, но тутъ уже трудно стало пробираться въ гористой мѣстности. Эва рѣдко нуждалась въ помощи, легко и свободно перепрыгивала она съ камня на камень, между тѣмъ какъ взоры Норберта были неудержимо прикованы къ ней.
-- Наконецъ-то мы достигли желанной цѣли! весело воскликнула молодая дѣвушка, взобравшись на самую вершину скалы и стоя на краю обрыва, который круто спускался въ озеро.-- О, не правда ли, какое здѣсь очаровательное мѣсто?!.. Громъ гремитъ, добавила она вдругъ и посмотрѣла вокругъ себя, какъ будто ее кто нибудь звалъ.
-- Надо воротиться назадъ, поспѣшно сказалъ Норбертъ,-- можетъ-быть мы минуемъ дождь. Скорѣе, скорѣе, графиня!
-- Да взгляните вы еще хоть разъ на окрестность, просила Эва,-- а то что же мы даромъ-то проходили столько времени! Не пранда-ли, это зрѣлище грозы очень эффектно?
Норбертъ разсѣянно посмотрѣлъ вокругъ себя. Одна часть горы была ярко и рѣзко освѣщена солнцемъ, между тѣмъ какъ другую уже окутала сѣрая пелена дождя, спускавшагося на всю окрестность, подобно густому покрывалу. На крыльяхъ вѣтра прилетѣла и разразилась страшная гроза. Отъ ея дуновенія деревья гнулись какъ лозы, въ дикой пляскѣ кружились сухіе листья; она хлестала по волнамъ озера, такъ что онѣ пѣнились, яростно ломала сучья, разбрасывая ихъ то въ ту, то въ другую сторону. Буря хватила до Эвы, сорвала шляпку съ ея головы и понесла эту шляпку въ пропасть; молодая дѣвушка пошатнулась и не могла устоять на ногахъ, такъ что Норбергъ поддержалъ ее, обнявъ одной рукой. Обильно падали крупныя градины, ослѣпительная молнія прорвала тучи -- и превратила на мигъ все небо въ огненное море, затѣмъ снова съ страшною силою грянулъ небесный гласъ. Далеко прокатился ударъ грома, пробуждая тысячу отголосковъ. Молодая дѣвушка, опираясь на руку Норберта, чувствовала себя какъ-бы оглушенною.
-- Идите скорѣй, говорилъ художникъ, и ему нужно было почти кричать для того, чтобы Эва могла услыхать его слова.-- Мы стоимъ на самомъ открытомъ мѣстѣ, слѣдуйте за мной.
Крѣпко держа Эву за руку, онъ началъ вмѣстѣ съ нею спускаться съ горы.
Градъ продолжался не болѣе, двухъ минутъ; за первымъ раскатомъ не было уже ни грома ни молніи, только дождь полилъ какъ изъ ведра. Путники промокли до костей. Норбергъ заботливо поглядывалъ на молодую дѣвушку, но та пришла уже въ себя и улыбаясь кивала ему головой.
Спускъ съ горы былъ чрезвычайно труденъ: вслѣдствіе дождя стало очень скользко, а мокрыя платья затрудняли всякое свободное движеніе. Норбертъ выказалъ себя неутомимымъ: онъ поддерживалъ и велъ Эву, отстраняя сучья, заграждавшія дорогу, отводилъ вѣтки, которыя чуть не хлестали въ лицо молодой дѣвушки своей мокрой листвой,-- однимъ словомъ, заботился обо всемъ, чтобы облегчить для нея трудный, утомительный путь. Они миновали нѣсколько молодыхъ деревьевъ, сломленныхъ или вырванныхъ съ корнемъ.
-- Сколько бѣдъ надѣлала эта гроза! сказалъ Норбертъ и потомъ прибавилъ про себя: -- такъ одно несчастное дѣло разбиваетъ цѣлую жизнь человѣка.
Онъ крѣпко стиснулъ губы, покачалъ головой, какъ бы желая прогнать всѣ мрачныя мысли на то время, когда съ нимъ не было его грустнаго прошлаго, а настоящее улыбалось ему такъ соблазнительно. Спѣшно прошли они черезъ лугъ.
-- Вы многое можете выдержать, сказалъ художникъ.
-- Но въ настоящемъ случаѣ вы мнѣ много помогли, отвѣчала Эва и при этомъ такъ довѣрчиво взглянули на художника, что онъ невольно крѣпко пожалъ ея маленькую ручку. Она покраснѣла, и не знала нѣсколько мгновеній куда дѣвать глаза, потомъ опустила ихъ долу и въ продолженіи остальной дороги не проронила ни одного слова.
Между тѣмъ въ замокъ Эбензее, какъ разъ передъ началомъ грозы, явился гость. Господинъ фонъ-Моллернъ -- высокій, сильный и широкоплечій мужчина, съ бѣлокурыми густыми волосами и бородою,-- пріѣхалъ изъ своего помѣстья на верховой лошади, посидѣть и поболтать нѣсколько времени съ сосѣдомъ. Господину фовъ-Моллерну на видъ казалось лѣтъ двадцать семь или двадцать восемь; онъ много путешествовалъ, былъ хорошо образованъ, любимецъ всего околотка, уважаемый высшими и обожаемый своими подчиненными.
Кто хоть разъ слышалъ его сильный, звучный голосъ и веселый, задушевный смѣхъ, или кто встрѣчалъ его открытый взглядъ и доброе выраженіе его лица, не отличавшагося особенной красотой, тотъ не скоро забывалъ Феликса Моллерна.
"Онъ предсталъ предо-мной свѣжій и сильный, подобно молодому сосновому дереву, освѣщенному яркими лучами солнца", таково было мнѣніе объ Феликсѣ одной знакомой ему сентиментальной дамы -- и дѣйствительно она не ошибалась.
Молодой человѣкъ усѣлся на маленькомъ стулѣ и вовсе не скрывалъ того разочарованія, которое онъ почувствовалъ, узнавъ что Эвы не было дома. Гроза безпокоила его больше, чѣмъ барона Эбензее; тотъ былъ увѣренъ, что Эва пріютилась въ какой нибудь хижинѣ.
Неоднократно покушался фонъ-Моллернъ ѣхать на поиски графини; но никто не зналъ, въ какую сторону пошла Эва,-- и онъ долженъ былъ отказаться отъ своего намѣренія. Оба сосѣда поговорили сначала о томъ, о другомъ, наконецъ старый баронъ попросилъ своего гостя помочь ему совѣтомъ насчетъ постройки теплицъ, и когда тотъ съ удовольствіемъ изъявилъ свое согласіе, то баронъ отправился въ свою комнату за планомъ.
-- Онъ хорошій, славный человѣкъ, думалъ баронъ, проходя по длинному корридору.-- Эва ему нравится, такъ пускай лучше этотъ, чѣмъ кто нибудь другой.... ахъ, да вотъ и она сама является, перебилъ онъ самъ себя и поспѣшилъ къ ближайшему окну, изъ котораго можно было видѣть мостъ и дорогу до самыхъ воротъ замка. Но что такое увидалъ баронъ? Молодая дѣвушка пожала руку художника, она казалась какъ будто смущенною, но вмѣстѣ съ тѣмъ и довѣрчивою, была задумчива, но и весела; вотъ они дошли до самыхъ воротъ замка.... могъ-ли баронъ не вѣрить собственнымъ глазамъ?... художникъ -- съ какимъ стыдомъ, съ какимъ презрѣніемъ произнесъ баронъ Эбензее это слово!-- художникъ схватилъ протянутую руку, снялъ мокрую перчатку -- и, о небо! онъ коснулся губами руки графини.
Баронъ стоялъ какъ пораженный громомъ. Онъ сначала ожидалъ, что Эва разсердится на дерзкаго негодяя и сдѣлаетъ ему строгій выговоръ,-- но нѣтъ, ничуть не бывало: она казалось вовсе не обидѣлась, напротивъ улыбалась, слегка покраснѣвъ.
У барона закружилась голова, онъ ухватился за подоконникъ и закрылъ глаза.
Его внучка, урожденная графиня Вальденау, находится въ таинственныхъ сношеніяхъ съ какимъ то чужеземцемъ-художникомъ -- о! этого баронъ не могъ пережить.