Ле-Мэй Алан
Жили-были три матроса

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    The Three Missing Me.
    Текст издания: журнал "Мир приключений", 1926 г., No 7.

Жили-были 3 матроса

0x01 graphic

Рассказ АЛАНА ЛЕМЭЙ.

   Их было трое... Они сидели в лачуге, покинутой каким-то колонистом, возле Марангао, на бразильском побережье. Их было трое -- скрывшихся от людей, исчезнувших изо всех портов мира, где в этот момент их усиленно разыскивали, -- и каждый из них ничего не знал друг о друге.
   Чтобы удобнее было разговаривать, они называли Друг друга "Биль", "Джим" и "Сам". Но это были вымышленные имена, которые они сами придумали. Ни один из них не знал настоящего имени двух остальных, не знал откуда они, из каких портов. И, соблюдая осторожность, какая в обычае под тропиками, остерегался спрашивать.
   В этот день им повезло с совершенно невероятной находкой: на песчаную отмель, где они с некоторого времени, не имея на то полномочий от бразильских властей, занимались проверкой товаров, море выкинуло в это утро бочонок с ромом. Находки -- это такая вещь, что им следует неустанно воздавать хвалы. Они и воздавали хвалы -- с самого утра, сидя вокруг хромоногой бочки, служившей им столом, и черпая большими чашками прямо из чудесного сосуда, который случай бросил им в руки.
   Биль был толстый, широкоплечий, с лицом открытым и вместе с тем скотоподобным, чем-то напоминавшим какого-то китайского идола. Джим был верзила с ястребиным носом и толстыми губами, полупират, полудикарь, сухопарый, с крепкими мускулами, весь усеянный шрамами. Сам, меланхоличный и сгорбленный, отличался носом необычайной длины, расширявшимся на конце и весьма смахивавшим на бутылку; у него был вид человека, который привык ожидать всегда самого худшего, и не без должных к тому оснований.
   Вдали, на голубых волнах Атлантики, сверкавших как расплавленная эмаль, подымались над водою белые паруса четырехмачтового судна. Двое матросов, смотря через лишенный двери просвет лачуги, следили за кораблем.
   -- Говорят, что это "Мэбль Джонс", -- произнес Биль, указывая на судно своим толстым пальцем. А ты как думаешь, Сам?
   Сам, сидевший спиной к морю, не спеша повернулся на своем ящике из под мыла и с глубоким вниманием принялся рассматривать судно. Затем, приняв прежнее положение, он медленно, взвешивая каждое слово, произнес:
   -- Я скажу, что это она, и скажу, что не она.
   -- Говорят, что это она, сказал Джим, проводя рукой по шершавому подбородку, -- но возможно, что это и не совсем она. Неизвестно.
   Наступило молчание и все трое сделали еще по изрядному глотку.
   -- А вот, если говорить насчет тайн моря... -- произнес самый толстый...
   -- Тайны моря теперь нас не касаются, -- пробурчал Сам.
   -- Если говорить насчет тайн моря, -- повторил с несколько большим подчеркиванием Биль, -- то с тех пор, как я начал работать у руля, я никогда и нигде не слыхал даже мало-мальски похожего на то, что видел собственными глазами на борту "Мэбль Джонс".
   Двое других переглянулись и многозначительно подмигнули друг другу.
   -- Ну уж, извините! -- запротестовал Биль, выпрямляясь и смотря в упор в обе пары насмешливых глаз. -- это сущая правда!
   -- Ну, ясное дело! -- сказал Джим. Валяй уж. Выкладывай свою историю...
   И Биль, не скрывая удовольствия, какое ему дало это разрешение, начал так.
   -- Ну, -- сказал он, -- началось это таким образом: еще гавань Ла-Гуэйры не успела скрыться из наших глаз, как обнаружилось, что недостает одного человека из экипажа. Нашли его сундучек, белье, сумку, но сам матрос -- скрылся! Исчез!.. Как это случилось? Тайна. Помнится мне, его звали... нет, забыл, как его звали...
   Путь наш лежал на Рио. В первую же ночь, в открытом море, произошла странная вещь. У корабельного повара есть свинья. То есть, лучше сказать, -- у него была свинья. Свинья эта была привязана за ногу к кольцу на палубе. Только что пробило вторые полчаса ночной склянки, как вдруг послышался визг. Я, как только услыхал визг, сказал: "Ага, это визг свиньи". И действительно, когда команда пришла на палубу, поварова свинья исчезла. Доказательство, что я был прав.
   -- Поразительно! -- оскалился Джим.
   Биль вызывающе посмотрел на приятеля и продолжал:
   -- Что-же произошло? Искали как есть везде: наверху, внизу, в кухне, в трюме, между палубами, на носу, перевернули всю кладь вверх дном; свиньи -- столько же, как на моей ладони.
   -- Съел ее кто-нибудь! -- заметил Сам.
   -- Это сырую-то съел? -- презрительно отпарировал Биль.
   Как раз в этот самый момент Джима охватило такое желание захохотать, что он чуть не задохнулся. Он едва мог отдышаться. Сам в это время задумчиво качал головой.
   -- Наконец, продолжал Биль, -- настала следующая ночь. Черно, как внутри кармана. Кончика носа перед лицом не видать. Я только что стал на свою вахту у руля, как вдруг -- вижу перед собой что-то уму непостижимое. Спрашиваю себя: не сплюли я? Стою на ногах, как окаменелый, ну, прямо таки, застыл весь от страха, как навождение какое...
   -- Что же это ты увидел? -- спросил Джим.
   -- Глаза, отвечал Биль. -- Два глаза. Зеленые. Так вот и уставились на меня в темноте. Кровь застыла в жилах. Я не шевелюсь. И они тоже, стоят там и не шевелятся...

0x01 graphic

-- Застыл весь от страха... Вижу -- глаза... зеленые... Так вот и уставились на меня в темноте...

   -- Кто это -- стоят и не шевелятся? Глаза? -- сказал Джим, -- снова подмаргивая.
   -- Глаза, -- отвечал Биль. -- Я не двигаюсь с места, и они не двигаются с места, я гляжу на них, а они на меня глядят. У меня по спине мурашки от страха и от холода. Я считаю, что стояли мы так часа полтора, а то и больше. Ну, и в конце концов, что же я сделал? Я пошел на все: хватаю планку и -- швырк! Запускаю ее прямо в оба глаза, изо всех-то сил!
   И в самый этот момент, как я поднял руку, глаза вдруг потухли, точно якорный буек, в котором вышло все масло, даже еще быстрее. Понятно: я промахнулся, не попал в них планкой. И тут вот и вышла ошибка...
   -- Как это, ошибка?
   -- Ну да, планка-то угодила в акурат в голову капитану. Капитан выходил из каюты. Я и посейчас слышу проклятье, какое он изрыгнул. Так начал чертыхаться, как я никогда за всю мою жизнь не слыхивал, а уж я ли не слыхал, как чертыхаются. И вот он приближается к штурвальной, все еще вроде как оглушенный, ноги слегка шатаются, и тут я начинаю соображать, что, пожалуй, на моем месте лучше всего бы перемахнуть через перила да и ухнуть за борт. Но я никуда не перемахнул, я не шевелюсь. Я жду.
   -- Кто это кидается? -- сказал он.
   Ну уж, ежели я вижу, что это он ко мне обращается, я говорю ему, что я ничего не знаю. Ну и тут я ему рассказываю о двух зеленых глазах, которые я видел рядом друг с другом, в темноте. Он опять давай ругаться, еще чище, и, наконец, сажает меня в карцер, на хлеб и на воду, на двое суток.
   -- Так тебе и надо! -- с некоторой важностью произнес Сам.
   Биль возмущенно окрысился:
   -- Почему это ты говоришь?
   -- Не знаю, -- равнодушно и чистосердечно отвечал Сам.
   -- Ну, ладно, -- продолжал Биль, -- и вот, значит, сижу я в карцере, в грязной черной дыре под палубой, и размышляю о грехах наших. До этого дня я бы готов был не знаю чем поклясться, что видал таки, и много раз, крыс на кораблях; но на сей раз, сидя в этой дыре, я убедился, что никогда в жизни не видал крыс. То, что я видел до этого, это все были самое большее мышата, ребятенки мышиные.
   На вторую ночь, как я сидел в тюрьме, крыс еще прибавилось. И не подумайте, что они появились, как вы, может быть, воображаете, поодиночке, друг за дружкой, как капли пота, когда потеешь, нет! Их было вокруг меня, пожалуй, штук шестьдесят, вроде как присяжные на суде вокруг стола, да, штук шестьдесят, и несколько штук у меня на коленях. И вдруг -- фьют-т! -- все исчезли. Как ветром сдунуло. И ни одна не вернулась, что бы взглянуть, что же со мной-то сталось.
   Сначала мне показалось это сверхестественным. Потом я начинаю размышлять. Не выходит у меня из головы: -- почему же это они так моментально провалились. И чем больше я думаю, тем больше говорю себе: нет, кто-нибудь да вошел тихонько сюда. И кажется мне, что моментами я слышу, будто какой-то человек прохаживается вдоль стенок, тихо, стараясь не делать шуму. Но в общем я не был уверен в этом, возможно, что это просто мне почудилось. Думал я, думал, да и заснул.
   Когда я проснулся, кто-то лежал на моей груди ...
   -- Кто это говорит? -- сказал Джим, внезапно заинтересовавшись.
   -- Кто это говорит? Я. Я говорю, что кто-то сидел у меня на груди.
   -- Чепуха! -- произнес Сам.
   -- Ну, нет, сударь мой, не "чепуха": сидел на моей груди , и никаких чертей!
   Я размышляю. Я говорю себе: открывать мне глаза или нет? Слушаю изо всей мочи, как только могу. И ничего не слышу, ничего, кроме дыхания кто лежит на мне. Вы понимаете мое состояние? Наконец, больше я не могу терпеть. Я приоткрываю один глаз, чуть-чуть, самую малость, и гляжу. Черно, как в печке. И я не различаю ничего, кроме двух глаз, опять тех самых двух глаз, которые я уже видел, когда стоял на вахте. Они светились в темноте, как два зеленых маяка, и смотрели на меня совсем близко, прямо в лицо, как будто издеваясь над моим испугом.
   -- Ну, и что же дальше? -- спросил Джим. -- Дальше?
   -- А дальше, -- сказал Биль, -- я заревел, как корова. Да, сударь мой, заревел. Держу пари, что корабли за 40 миль должны были услыхать меня и воображать, что это их зовут в рупор.
   Как только я завопил, он соскользнул с моей груди. Глаза потухли, как искры в воде. И заметьте хорошенько вот что: чтобы слезть с меня, этот тип не встал, не спрыгнул, не скатился вниз с моего тела. Нет. Он просто исчез. И зарубите себе на носу, что ведь это -- после истории с исчезнувшей свиньей, пропавшим матросом, зелеными глазами на юте. Я вспомнил все это и продолжал орать, сколько только у меня хватало мочи. Вся команда кубарем скатилась в мой карцер. Но, понятное дело, при первом же крике он исчез. Ясно, что они никого не нашли, кроме меня, и только лаялись в темноте, что не мешало бы мне разможжить башку.
   Повели они меня к шкиперу и я рассказал ему всю историю с самого начала. Но вы знаете, что это за господа, эти командиры купеческих судов, -- ведь беда какие умницы! Разве они верят чему-нибудь?
   -- Да, -- сказал Сам. -- Тем более, что во всем этом ни слова нет правды!
   Биль, не удостоив ответом, продолжал:
   -- Шкипер приказал второму помощнику занести в журнал, что я сошел с ума, что я стал полным идиотом, но что натощак я не бываю опасен...
   -- Что-ж, я бы сказал: -- шикарный был шкипер, -- произнес Джим.
   Биль еще раз сделал вид, что не слышит.
   -- Сидеть в карцере имеет кое-какие выгоды, -- сказал он, -- небольшие, но все таки кое-что... Вообразите себе, что в тот самый момент, когда меня выводили из карцера, раздался свисток, призывавший всю команду на мостик, для расследования.
   -- Кто это сделал? -- заорал шкипер. -- Говорите! И сию же минуту! Правду, чорт вас побери, или никому не поздоровится!..
   Я думал, что он хочет разузнать, кто сидел на мне, когда я спал, но я тотчас же сообразил, что он тумашится совсем из-за другой штуки. Вся команда была тут, стояла, разинув рты. Начинало светать, еще не совсем рассвело, но можно было видеть, как люди глядели друг на дружку, ничего не понимая, что тут такое происходит. Наконец, один сказал:
   -- Да что сделал-то?
   Капитан повернулся и крикнул в лестницу:
   -- Господин Макферсон! Будьте добры подняться!
   Это было имя одного из помощников. Он выходит. Когда я его увидал, у меня чуть глаза на лоб не вылезли. Он стоял на вытяжку, с самым важным видом, как будто и не знал, что у него брюки были об одной штанине, а другая была на-чисто вырвана.
   -- Сделал вот это!.. -- сказал капитан, показывая пальцем на то место, где полагалось быть другой штанине.
   Понемножку раскусили, наконец, все дело: выяснилось, что помощник прогуливался по палубе и вдруг наступил на чье-то лежащее тело. Спустя момент, штанина из его брюк была вырвана; виновник исчез. Его искали везде, и ни черта не нашли.
   Ну, люди стоят, пялят глаза то на шкипера, то на брюки об одной штанине, а потом переглядываются между собой. И было ясно, что все знают об этом не больше, чем сам помощник. И тут один долговязый ирландец, Пэдди Мак Клоски, как прыснет вдруг со-смеху. Капитан посадил его в карцер, потому что ведь всетаки кого-нибудь да надо же было наказать. И капитан сказал, что необходимо, чтобы все эти истории прекратились
   Прошел день. В команде только и разговору, что о происшествии. Судили, рядили, и то предполагали, и это, а в общем никто ничего не знал. Мы в этот день решили вымыть имущество пропавшего матроса и разделить между собой. Выстирали одежду и все его пожитки, а на ночь повесили все на бак сушиться.
   И вот около второго полчаса ночной склянки прохожу я случайно по палубе, и вижу такую штуку, какую уж наверняка никогда больше не увижу ни на море, ни на суше.
   Пятясь задом, мимо перил, совершенно одна, над самым полом палубы, шла рубашка пропавшего матроса.
   Что же я делаю? Я уж стараюсь ничего не говорить. Я ведь помню, как меня опорочили в корабельном-то журнале.
   Рубашка идет на меня: тихонько, мелкими-мелкими шажками, лицом к ветру, а я пячусь боком и гляжу на эту чертовщину. Как вдруг в углу рубки появляется Макферсон, помощник, тот самый, у которого вырвали штанину из брюк. И он замечает, что рубашка идет. Вижу, что бледный он стал, как новенький парус. И вот он идет на рубашку, -- крадется осторожно, наклонившись...

0x01 graphic

...Совершенно одна, над самым полом палубы, идет на меня рубашка пропавшего матроса, идет мелкими шажками...

   Макферсон подходит совсем близко к ней. Он бросается на нее. Но, в самый тот момент, как он на нее навалился, рубашка сплющилась, будто вовсе и не живая, а самая обыкновенная рубашка, и, когда он взял ее в руки, она выпала на пол и в ней ничего не было .
   Помощник оправился (упал-то он в желоб); вид у него напуганный; оставил он рубашку да и пошел назад.
   Два-три матроса, как и я, видели эту штуку. Взяли весь багаж покойного матроса и вытрясли все вещи в чан. Так что, если бы он был там, как я это думаю, так он нашел бы свою рубашку!
   -- Ну, и идиоты были в вашем экипаже! -- сказал Джим, тот, который был похож на пирата, между тем как Сам печально тряс своим похожим на бутылку носом.
   -- Около половины ночной склянки, -- продолжал Биль, -- мой сосед по койке встает и говорит мне: Чарли!..
   Едва выговорив это слово, Биль переменился в лице. Он внимательно посмотрел на собеседников. Но его смущение длилось недолго. Он выпил глоток рома, как бы ища в своей деревянной чашке желательного успокоения. И, учитывая ту осторожность, какая в обычае под тропиками, двое остальных воздержались спросить его, почему в ту эпоху своей жизни он назывался Чарли вместо Биля. Успокоившись, Биль продолжал:
   -- Чарли, -- говорит мой товарищ, -- обращаясь к парню, который спал на соседней койке , -- кто-то сейчас ходил по палубе, на носу. Я уверен, что слышал шаги. Я боюсь...
   -- Бери пример с меня, говорю я. Я не боюсь ни бога, ни....
   Джим снова подмигнул глазом Саму, а Биль продолжал:
   -- Между тем никто не обратил внимания на эти таинственные шаги, которые слышал товарищ. Правда, от всех этих событий команда с некоторых пор чувствовала себя не в своей тарелке. Вечером начались рассказы о разных историях: насчет того, что видели судно, плывшее по воле ветра, совсем брошенное, и никого не было на борту, или о другом, которое погибло с экипажем и грузом на совсем тихом море, и о всяких других вещах в этом роде. Потом настала ночь и на следующий день мы должны были пристать в Байе. И то, что произошло в эту ночь, было достойным венцом всех событий.
   Плыли мы невероятно медленно: у парусов всегда был такой вид, будто они берут ветер, но судно почти не двигалось.
   Было около второго полчаса ночной склянки. А может быть и третьего, хорошенько не знаю. Ночь -- черным черна. Небо -- мрачное, в тучах. Луны -- никаких признаков. Море спокойное. И вдруг -- ужасный звук наверху разбудил всю команду, звук, какого никто до этого дня не слыхал на земле. Все повскакали с коек...
   Биль сделал еще паузу. Его лицо казалось бледнее обычного, как будто даже воспоминание об этом ночном крике еще причиняло ему страх.
   -- Какого же сорта звук? -- спросил Джим, спустя минуту.
   -- Как вам сказать? Это не был вой, это не был крик о помощи, и не был стон. Это было что-то вроде жалобного, раздирающего крика, но не такого, какой бы испустило горло мужчины или хотя бы женщины, нет. Крик, каким не кричат на земле, крик ужасный, сверхчеловеческий.
   Крик раздался два раза, пронзительный, протяжный, и такой сильный, что у коек подпорки задрожали. И ко второму крику прибавился голос стонущего человека. Почти в тот же миг паруса упали, судно повернулось и начало плясать, как будто вдруг потеряло буссоль.
   Мы думали, что пришел конец "Мэбль Джонс". Команда бросилась наверх, а из каюты вышли два помощника с фонарями, которые стукались и качались.
   Побежали назад, к месту, откуда слышали крик...
   И там, около покинутого колеса, которое вертелось по воле моря, мы увидели тело Санди Смита. Его вахта у руля была в это время. Он был без чувств, бледный и зеленый; того и гляди, что помрет. У всех, кто стоял рядом с ним, поджилки тряслись от страха, и в темноте позади чудились уставившиеся глаза. Немыслимо было удержаться, чтобы каждую минуту не обернуться поглядеть, нет-ли там позади кого-то невидимого.
   Взяли два ведра воды и вылили их на Санди. Он еще был жив и начал биться и метаться. Но он был так напуган, что не мог объяснить помощнику, что с ним произошло. Мы поняли, что он больше напуган, чем болен, но он дрожал и кричал иногда так сильно, что не было возможности рассеять эту новую тайну.
   В конце концов узнали, что Санди Смит был на своем посту, у руля, стараясь держать "Мэбль Джонс" на верном направлении и не думая ни о чем особенном, как вдруг, сделав шаг назад, он наступил ногой на что-то мягкое, на что-то, как он объяснял, вроде человеческой руки. И не успел он отскочить вперед, как этот вот самый ужасный крик и раздался -- позади него, почти что у него под ногами. В тот же самый момент кто-то вцепился в него, по-видимому, желая его повалить. Дальше уж он ничего не помнил.
   Его подняли на ноги, и что же, вы думаете, увидали?...
   Тут Биль опять выдержал паузу, с очевидным намерением усилить эффект, затем продолжал:
   -- ...Зад его штанов был вырван!.. Так же, как штанина у помощниковых брюк!
   После этих слов Биль взял свою чашку, хлебнул большой глоток, и, наполнив рот ромом, принялся наблюдать своих товарищей.
   -- Ну, и чем же это кончилось? -- сказал Джим.
   -- Дорогие друзья, я не знаю. На следующий день, в то время, как я сошел на землю в Байе, одна вещь помешала мне вернуться на борт "Мэбль Джонс". Вы можете мне поверить, если я вам скажу, что я был страшно этим огорчен. Ничто в целом мире не могло бы меня удержать от возвращения на корабль, чтобы посмотреть, что там произойдет. Но случилась одна вещь и... никак невозможно было уехать...
   Осторожность, которая в обычае под тропиками, удержала собеседников от расспросов Биля о том, что это за исключительная вещь помешала ему вернуться на судно. И Биль мог закончить свою историю:
   -- Тайна "Мэбль Джонс", -- сказал он, -- самая необычайная, на мой взгляд, из всех морских историй, какие я когда-либо слыхал на суше или на море. Я считаю ее чем-то вроде чуда.

_____

   Наступило длительное молчание. И, наконец, слово взял Сам:
   -- Возможно, -- сказал он, еще более меланхоличный и более мрачный, чем всегда, -- возможно, что и бывают чудеса на море. Но, что касается до этой истории, тут ничего такого нет. Я знаю разгадку этой тайны. В тот момент, на котором обрывается твоя история, я как раз сел на "Мэбль Джонс" -- в Байе!..
   Лицо Биля стало желтым и злым:
   -- Пожалуйста, -- сказал он, -- не рассказывай мне, что ты сел на корабль вместо меня, потому что это был Симон Девер, матрос... а не то, что мы... Он был уже на борту раньше, чем судно вышло в море, он и еще один рыжий, которого наняли вместо матроса, пропавшего в Ла-Гуэйре...
   -- А я тебе говорю, что я был в шлюпке при выходе из порта, -- настаивал бутылочный нос. -- Я окликнул судно, и мне бросили лестницу. Мне пришлось покинуть Байю по причине некоторых чисто личных обстоятельств...
   С тем поистине замечательным тактом, какой вообще наблюдается под тропиками, от дальнейших расспросов воздержались. И, уже не прерываемый никем, Сам продолжал:
   -- Через два дня после того, как мы отплыли от Байи, нашли на деке молодого тигренка-оцелота, вроде ягуара, только поменьше. Он жил в шлюпках, под брезентом. Это он слопал свинью и показывал свои зеленые глаза в темноте, он лежал на тебе, он ночью ходил по палубе мягкими шагами, он таскал на себе рубашку и рвал брюки. И крик, который вас так напугал, издавал тоже он, и я сам слыхал этот крик, когда нечаянно зацепил его концом багра...
   Возмущенный тем, что его таинственная история так просто объяснилась, Биль все больше и больше начинал злиться.
   -- Ну, ладно, все это очень хорошо, -- сказал он, -- но как ты объяснишь пропавшего матроса? Как он исчез? И как тигренок, совершенно один, мог появиться на борту судна?
   -- А это уж я не знаю, -- добавил Сам.
   Тогда наступил черед Джима. Он вытянул свои крючковатые руки. Его худощавое лицо исказилось отвратительной гримасой:
   -- Пропавший матрос? -- сказал он. -- Это был я!..
   -- Ты?
   -- Да. При выходе из гавани Ла-Гуэйры я махнул через борт, оставив на судне свой багаж. А оцелот, которого вы нашли, -- мой собственный. Впрочем, он был ручной, и мы с ним были большие приятели. Когда я садился на корабль, я его спрятал в шлюпку. Но, после того, как подняли якорь, я вспомнил, что теперь, когда я был зачислен в экипаж, некоторые чисто личные причины принуждают меня вернуться на сушу.
   И еще раз та замечательная тактичность, какая в обычае под тропиками, помешала собеседникам спросить у Джима, почему это он покинул "Мэбль Джонс", едва вступив на нее.
   Как раз в этот момент в листьях карликовых пальм, из которых состояла крыша лачуги, завозилась крыса. Биль заметил зверька и долго, не двигаясь и с грустным видом, смотрел на него.
   -- Я бы тебя спросил, -- сказал он крысе, -- теперь уже успокоившейся, -- я бы тебя спросил: стоит ли рассказывать хорошие истории таким вот животным...

---------------------------------------------------------------------

   Текст издания: журнал "Мир приключений", 1926 г., No 7.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru