Аннотация: En sommarsaga.
Перевод Марии Лучицкой. Текст издания: журнал "Сѣверный Вѣстникъ", NoNo 1-4, 1890.
ЛѢТНЯЯ ИДИЛЛІЯ.
А. Т. Едгренъ-Леффлеръ.
Переводъ со шведскаго.
ВЪ ДВУХЪ ЧАСТЯХЪ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
I.
Обѣденный колоколъ созвалъ на большую гостиничную веранду всѣхъ жильцовъ; дулъ сильный вѣтеръ съ моря, и дамы прибѣжали запыхавшись съ развѣвающимися юбками. Погода не благопріятствовала пребыванію на верандѣ. А между тѣмъ, вотъ остановилась первая изъ дамъ и стала глядѣть на море, за нею другая, третья, и всѣ онѣ стояли, испуская отъ времени до времени удивленные возгласы. Маркизы стучали, ударяясь о крышу веранды; двое слугъ прибѣжало изъ залы, чтобы собрать ихъ и прикрѣпить къ столбамъ, по это удалось только послѣ долгихъ усилій. Большинство дамъ явилось безъ шляпъ и искусственный безпорядокъ причесокъ съ подвитыми, красиво окаймляющими лобъ волосами уступилъ мѣсто неожиданному безпорядку съ прямыми клоками волосъ, торчащими тамъ и сямъ и возбуждавшими недоумѣніе, потому что никакъ нельзя было понять, откуда они взялись, такъ какъ остальные волоса были вьющіеся.
-- Что это такое? Что это виднѣется тамъ вдали?
-- А! да это сумасшедшій норвежецъ, это онъ плаваетъ среди бурныхъ волнъ.
-- О Боже! что вы говорите? вскричала одна изъ дамъ, готовая, казалось, упасть въ обморокъ при этомъ неожиданномъ извѣстіи. Фалькъ плаваетъ тамъ, среди этихъ ужасныхъ волнъ?
-- Посмотри на "лозу", шепнулъ одинъ изъ мужчинъ. Она опять нуждается въ поддержкѣ. Поспѣши, воспользуйся случаемъ. Только помни -- она вѣситъ не менѣе десяти пудовъ!
-- Это чистое безобразіе, раздался тонкій щебечущій женскій голосокъ. Непростительно рисковать жизнью такимъ нелѣпымъ образомъ, совершенно даромъ.
-- Не говорите этого; я нахожу, напротивъ, что такое необыкновенное мужество просто грандіозно, возразила "лоза".
-- Ого, вотъ опять начинается перепалка между "лозою" и "синею", говорили улыбаясь мужчины.
Синяя получила это имя по многимъ причинамъ. Во-первыхъ, она была студенткою въ Упсалѣ и авторомъ нѣсколькихъ анонимныхъ статей по женскому вопросу, въ которыхъ проводились самые радикальные взгляды; во-вторыхъ, она любила одѣваться въ синій цвѣтъ и обладала, парою прекрасныхъ синихъ глазъ; при этомъ она произносила самыя рѣзкія фразы голосомъ, который звучалъ, какъ щебетаніе птицъ, и съ самымъ кроткимъ выраженіемъ маленькаго, нѣжнаго улыбающагося ротика. У нея была маленькая тонкая фигурка съ легкими, безшумными движеніями, гладкіе, блестящіе волосы съ красноватымъ оттѣнкомъ, и высокій, выпуклый, гладкій лобъ, который казался нѣсколько обнаженнымъ. Друзья ея совѣтывали ей обрѣзать на лбу волосы, говоря, что это ей будетъ гораздо больше къ лицу; но у нея были на этотъ счетъ свои опредѣленные принципы и она этого не желала. Высокій чистый лобъ придавалъ лицу интеллигентное выраженіе,-- она была женщина мыслящая и не хотѣла имѣть видъ собаченки.
Посторонній, услышавшій прозвище "лоза" и "синяя" навѣрное ошибся бы если бы его попросили догадаться, къ кому относятся эти шутливыя названія, обязанныя своимъ происхожденіемъ остроумію скучающихъ посѣтителей утскэрскихъ морскихъ купаній. Маленькая "синяя" дѣйствительно походила на "лозу", нуждающуюся въ опорѣ, и при взглядѣ на нее трудно было повѣрить, чтобы этотъ улыбающійся ротикъ и этотъ щебечущій голосокъ, имѣли что-нибудь общее съ ярымъ радикализмомъ, скрывающимся подъ такою кроткою внѣшностью. Напротивъ того, такъ называемая "лоза" смотрѣла настоящимъ синимъ чулкомъ. Но кто приглядывался къ ней ближе, тотъ вскорѣ находилъ, что подъ этимъ мужскимъ обликомъ скрывалась настоящая женская душа. Она ненавидѣла современное женское эмансипаціонное движеніе;-- да, она такъ сильно ненавидѣла его, что вся ея душа возмущалась при видѣ маленькой студентки и при мысли, какъ много зла надѣлали подобнаго рода женщины, которыя стараются возстановить женщину противъ ея природнаго господина, научаютъ ее критиковать лицо, которому она обязана подчиняться, отнимаютъ всю прелесть и всю поэзію отъ того, что есть наиболѣе прелестнаго и наиболѣе поэтичнаго въ мірѣ,-- лоза, обвивающая дубъ, слабая и кроткая женщина; которая любовно и униженно, да, униженно склоняется на сильную грудь мужчины. Все это она произносила громовымъ голосомъ, смотря вверхъ съ подходящимъ къ обстоятельствамъ экзальтированнымъ выраженіемъ маленькихъ свѣтлосѣрыхъ потухшихъ глазокъ. Въ отвѣтъ на это маленькая "синяя", всегда съ нѣсколько смущенною миною, щебетала, что для нея просто нестерпимо слышать, какъ можетъ женщина въ наше время быть настолько лишенною чувства собственнаго достоинства, какъ можетъ вообще кто-либо смотрѣть униженно на другого, будь то мужчина или женщина, которая стоитъ всегда несравненно выше мужчинъ по душевной чистотѣ,-- да, она не можетъ понять, какъ могутъ вообще женщины соглашаться выходить замужъ при существующихъ обстоятельствахъ, когда мужчины настолько пали въ нравственномъ отношеніи; она думаетъ, что единственное средство исправить мужчинъ состоитъ въ томъ, чтобы всѣ женщины образовали изъ себя антибрачный союзъ и объявили, что соглашаются выходить замужъ только за чистыхъ мужчинъ. Всѣ эти разговоры сильно увеселяли общество купающихся: одни принимали сторону "лозы", другіе -- сторону "синей"; "лоза" отъ волненія гремѣла, "синяя" плакала отъ досады.
Впрочемъ сегодня дѣла не зашли такъ далеко: "лоза" была слишкомъ заинтересована этимъ, по ея мнѣнію, грандіознымъ зрѣлищемъ человѣка, сильнаго человѣка, боровшагося со стихіями, а "синяя", считая совершенно безсмысленнымъ такой безполезный рискъ жизнью, отвернулась и перестала смотрѣть на море, гдѣ человѣкъ, одаренный разумомъ, такъ сильно поддавался вліянію чисто животныхъ инстинктовъ.
Но среди общества было и другое лицо, рѣзко порицавшее героическую выходку норвежца. Одна дама, прозванная остряками "клячею" благодаря краснымъ глазамъ на очень блѣдномъ лицѣ, серьезно возмущалась безнравственностью зрѣлища -- мужчины въ естественномъ видѣ. Конечно, разсмотрѣть можно было только голову съ густыми русыми волосами, которая то показывалась, то исчезала опять среди лѣнящихся волнъ. Но такъ какъ всѣ присутствующіе несомнѣнно знали, что нельзя плавать въ платьѣ, то "кляча" находила, что ея скромность страдаетъ отъ того, что всѣ это сознаютъ вмѣстѣ съ нею. Она была сестрою мѣстнаго доктора, который тоже пришелъ на веранду вмѣстѣ со своею молоденькою дочерью, и выражала брату глубокое негодованіе по поводу живого и нескрываемаго интереса, съ какимъ молодая дѣвушка слѣдила за русою головою, ныряющею въ волнахъ.
-- Но это именно и доказываетъ, насколько моя дѣвочка невинна, возразилъ докторъ. Она и не думаетъ объ этомъ. Ты испортишь ее, если будешь возбуждать такія мысли.
-- Ты неправъ, отвѣтила "кляча" голосомъ, который по своему ясному, пронзительному звуку походилъ на звонъ серебрянаго колокольчика, и посмотрѣла брату прямо въ глаза испытующимъ, пристальнымъ взглядомъ, который всегда какъ бы старался проникнуть въ самую душу ближняго. Необходимо думать о такихъ вещахъ. Христіанинъ никогда не можетъ быть слишкомъ деликатнымъ въ дѣлахъ, оскорбляющихъ скромность, и индифферентность въ этомъ отношеніи доказываетъ вовсе не невинность, а скорѣе безстыдство,
-- Но, милый другъ, вскричалъ маленькій рыжеватый докторъ, повышая голосъ, всѣ мы ходимъ голые -- въ платьяхъ,-- и я не вижу, почему хуже быть голымъ въ волнахъ.
Это замѣчаніе было услышано всѣми присутствующими и возбудило общій хохотъ; всѣ поняли, конечно, чѣмъ оно было вызвано, и не мало насмѣшливыхъ глазъ устремилось на скромную "клячу". Но это ее не смутило. Она встрѣтила всѣ обращенные на нее взоры гордымъ, уничтожающимъ взглядомъ, такъ что большинство было принуждено отвернуться или опустить глаза.
Въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ общества, въ уголку веранды стояла дама приблизительно тридцати лѣтъ, на которую часто засматривалась публика; но къ ней никто не подходилъ и не заговаривалъ. Разсказывали, что она влюблена въ норвежца; говорили даже, что она съ нимъ въ связи, и положеніе ея среди купающихся было довольное одинокое. Дамы не любили ее, находили страшной кокеткой; она тоже не была особенной любительницей дамскаго общества; мужчины отстранились отъ нея, какъ только она начала оказывать явное предпочтеніе норвежцу.
Она была замужемъ, но то былъ, какъ говорили, французскій бракъ,-- подразумѣвая при этомъ, что мужъ и жена живутъ на отдѣльныхъ половинахъ и видятся другъ съ другомъ только въ обѣденные часы. Мужъ почти весь день проводилъ на рыбной ловлѣ,-- это была у него настоящая страсть, которую онъ могъ удовлетворять только во время короткихъ лѣтнихъ вакансій, отнятыхъ имъ отъ дѣлъ.
Анна Краббе стояла, обвивая руками одинъ изъ столбовъ веранды; наклонившись впередъ своею тонкою, гибкою фигурою и устремивъ на море свои большіе, сильно оттѣненные, мечтательные, васильковые глаза, которые принимали иногда необыкновенно суровое выраженіе; она, казалось, была всецѣло занята происходившимъ на морѣ и глубоко равнодушна къ замѣчаніямъ окружающихъ.
Но тутъ произошло событіе, которое сразу отвлекло взоры всѣхъ отъ моря и заставило забыть зрѣлище, за которымъ они слѣдили съ такимъ напряженнынъ вниманіемъ. Новая дама,-- да, совершенно новая для всѣхъ дама появилась на верандѣ. Она вошла такъ свободно, какъ будто была давно представлена всему обществу и принята имъ въ свой кружокъ, смѣло подошла къ группѣ мужчинъ и спросила:
-- Не думаете-ли вы, что тутъ есть опасность?
Всѣ взоры обратились на нее, и одинъ изъ мужчинъ отвѣтилъ:
-- Конечно нѣтъ, онъ выскочитъ, это лучшій пловецъ, какого я когда-либо видѣлъ.
Можетъ быть это,-- да, да, навѣрное такъ! Спросить швейцара! Отвѣтъ распространился съ быстротою молніи. Да, это она, она! Наконецъ-то! Вотъ уже скоро двѣ недѣли, какъ для нея приготовлено помѣщеніе въ гостинницѣ, двѣ лучшія комнаты съ видомъ на море, и ее ждали со дня на день, ждали съ большимъ любопытствомъ и нетерпѣніемъ.
Хотя она уже много лѣтъ проживала въ Римѣ, но на родинѣ ее всѣ знали. Посѣщавшіе Римъ скандинавки много разсказывали о ней по возвращеніи домой, а когда картины ея появлялись на выставкахъ въ Стокгольмѣ, онѣ возбуждали всегда всеобщее вниманіе.
"Кляча" имѣла свои сомнѣнія относительно нравственности художницы, потому что она рисовала голыя фигуры, большею частью дѣтей, но также и лѣсныхъ нимфъ и фавновъ и тому подобныхъ сомнительныхъ личностей. Было не мало и другихъ дамъ, которыя въ глубинѣ души питали тѣ же подозрѣнія, но не рѣшались громко высказывать ихъ, такъ какъ считали себя знатоками искусства,-- а онѣ знали, что искусство имѣетъ право быть голымъ. "Лоза" приходила въ уныніе при видѣ искусства, до такой степени лишеннаго всякаго идеальнаго содержанія, "синяя" же горячо защищала современную теорію: то, что рисуютъ, не имѣетъ никакого значенія,-- важно то, какъ рисуютъ.
Какъ только распространилось извѣстіе, что она наняла себѣ помѣщеніе въ гостинницѣ, тотчасъ начались безконечные споры о ея произведеніяхъ. Теперь же она сама такъ внезапно предстала предъ ними, что ея произведенія были забыты ради ея личности.
Художница Улла Розенгане, повидимому, сильно заинтересовалась пловцомъ. Она громко спросила, кто это такой. Дамы сдѣлали видъ, будто не слышатъ вопроса, точно онъ прозвучалъ въ воздухѣ, не будучи обращеннымъ ни къ кому изъ нихъ. Нельзя же вступать въ разговоръ съ особой, никому не представленною.
Но докторъ счелъ своею обязанностью отвѣтить -- это норвежскій народный ораторъ Рольфъ Фалькъ. Онъ содержитъ въ Норвегіи высшую народную школу и пріѣхалъ сюда на парусной лодкѣ недѣли двѣ тому назадъ. Вонъ тамъ ниже стоитъ и его лодка.
-- Лодка не велика, сказала Улла. Неужели онъ въ ней пріѣхалъ изъ Норвегіи.
-- Да, онъ такой же превосходный лодочникъ, какъ и пловецъ. Это, вообще, очень эксцентричный человѣкъ, въ чемъ вы вскорѣ сами убѣдитесь. Но, быть можетъ, вы позволите мнѣ взять на себя смѣлость представиться вамъ,-- такъ какъ никто другой не можетъ этого сдѣлать. Докторъ Браттъ, мѣстный врачъ. А это моя сестра, г-жа Мэллеръ, продолжалъ онъ, указывая на "клячу", которая открыла свои большіе глаза, посмотрѣла Уллѣ въ лицо глубоко проницательнымъ взглядомъ и крѣпко и сердечно пожала ей руку. Докторъ продолжалъ faire les honneurs.
-- Для насъ большая честь -- и для нашего маленькаго Утскэра, что къ числу своихъ гостей мы можемъ прибавить и г-жу Розенгане, сказалъ онъ. Позвольте вамъ также представить фрэкенъ Евелину Суръ,-- онъ указалъ на "лозу", и фрэкенъ Нелли Нерманъ,-- такъ называлась "синяя".
Г-жа Суръ съ достоинствомъ кивнула головою, за то Нелли Нерманъ поспѣшила съ живостью заявить, что она очень рада случаю познакомиться съ знаменитою художницею.
-- Почему именно нашъ маленькій Утскэръ удостоился чести вашего посѣщенія, спросила она. Ахъ да, вѣдь у васъ тутъ есть родственники? Одна г-жа Розенгане...
-- Да, это моя тетка съ материнской стороны и въ то же время вдова моего дяди. Я сюда пріѣхала нарочно для того, чтобы провести лѣто съ нею и ея дѣтьми.
-- Но они не живутъ въ гостинницѣ, замѣтила Нелли. Они вѣрно поселились гдѣ-нибудь отдѣльно.
-- Они на дачѣ,-- тетка моя больна, а дочь ея Еглантина -- глухонѣмая.
-- Да, я слышала объ этомъ, сказала Нелли. Какъ это грустно. Но когда родители въ родствѣ между собою... Я знаю доцента, продолжала она съ нѣкоторымъ смущеніемъ. Онъ очень интересный собесѣдникъ.
-- О да, отвѣтила улыбаясь Улла. Онъ большой оригиналъ, это вѣрно, но, у него не мало и добрыхъ качествъ, какъ мнѣ кажется.
-- И очень умная голова, прибавила Нелли горячо.
Г-жа Краббе отвернулась отъ моря, гдѣ уже ничего не было видно, и глаза ея встрѣтились съ глазами Уллы.
-- Какъ -- ты здѣсь?
-- Я могла-бы повторить твой вопросъ. Но я конечно знала, что здѣсь ждутъ пріѣзда знаменитой Уллы Розенгане.
-- Вотъ уже скоро десять лѣтъ, какъ мы не видались. Но я тебя сейчасъ же узнала. Удивительно, право, какъ ты мало измѣнилась.
-- Я?! о какъ ты можемъ это говоришь!
-- Какая странная эта г-жа Краббе? говорили между собою дамы, входя въ столовую. Она ни разу не подала виду, что знаетъ фрэкенъ Розенгане, а между тѣмъ сколько было о ней толковъ за послѣднее время! Это воплощенная скрытность!
Г-жи Краббе и Розенгане направились вмѣстѣ въ столовую. Такъ какъ норвежецъ былъ ея сосѣдомъ по столу, то г-жа Краббе охотно помѣшала-бы Уллѣ сѣсть рядомъ съ собой, если-бы могла. Но внимательный содержатель гостинницы, думая сдѣлать удовольствіе своей знаменитой гостьѣ, приказалъ посадить ее рядомъ со знакомой; пришлось волею-неволею покориться.
По окончаніи супа, когда принесли рыбу, въ залѣ послышалось движеніе, одно изъ тѣхъ, которое наблюдается иногда въ театрахъ послѣ удачной реплики актера. Нельзя собственно сказать, чтобы кто-либо изъ зрителей двинулся или издалъ какое-либо восклицаніе, но по всему театру слышится какъ-бы трепетаніе листьевъ послѣ порыва вѣтра,-- непроизвольное выраженіе чувствъ, которое умный актеръ цѣнитъ выше всякихъ аплодисментовъ.
Въ залу вошелъ новый посѣтитель съ фигурою настоящаго викинга; онъ быстрыми шагами направился къ г-жѣ Краббе и сѣлъ рядомъ съ ней. Это былъ высокій, широкоплечій человѣкъ, съ гибкимъ станомъ, энергическимъ, чисто норвежскимъ типомъ лица, густыми волосами, отброшенными назадъ съ широкаго лба, и съ вызывающимъ, надменнымъ и въ то же время пріятнымъ, полнымъ жизни и здоровья выраженіемъ во всей его личности. Онъ былъ героемъ купаній,-- не только по своимъ подвигамъ въ дѣлѣ плаванія, но и потому, что при его появленіи нерѣдко усиленно бились женскія сердца, краснѣли и блѣднѣли женскія щеки, застѣнчиво опускались женскіе глаза и нѣжно звучали женскіе голоса, и "лоза" всякій разъ съ томленіемъ во взорѣ поглядывала на высокій крѣпкій дубъ.
Улла Розенгане, отъ природы очень наблюдательная, уже въ самомъ началѣ обѣда догадалась о роли, какую игралъ на морскихъ купаніяхъ эксцентрическій норвежецъ. Ея ясный, внимательный взоръ, который, казалось, снималъ всегда съ васъ мѣрку въ длину и ширину, быстро замѣтилъ, какое впечатлѣніе успѣлъ произвести сѣверянинъ на женскія сердца. Говорили ли о немъ, или нѣтъ, все равно, но какъ только отворялась дверь, дамы оборачивались, краснѣли и смотрѣли выжидающимъ образомъ на дверь или въ противоположную сторону. Все это очень забавляло Уллу. Герои романовъ вообще рѣдки,-- какая удача, чтобы здѣсь, въ этомъ уединенномъ шведскомъ мѣстечкѣ, наткнуться именно на одного изъ нихъ.
Г-жа Краббе совершенно не говорила съ нимъ,-- она еле поклонилась ему, но съ той минуты, какъ онъ вошелъ въ залу, она перестала ѣсть. Сначала онъ не обратилъ на это вниманія. Онъ былъ веселъ, разговаривалъ громко чрезъ столъ, съ сосѣдями направо и налѣво, былъ нѣсколько шуменъ и смѣялся смѣхомъ, который понравился Уллѣ своею сердечною веселостью, но въ то же время непріятно поразилъ ее своею несдержанностью.
-- Но вы ничего не ѣдите, моя милая барынька, вскричалъ онъ внезапно, обращаясь къ г-жѣ Краббе, которая отказалась вновь отъ предлагаемаго ей блюда.
-- Я не могу ѣсть, потому что слишкомъ много болтаю, отвѣтила она, слегка улыбаясь.
-- Болтаете! Да вы не сказали ни одного слова съ тѣхъ поръ, какъ я вошелъ въ комнату.
-- Да? въ самомъ дѣлѣ? А вы это замѣтили?
"Вотъ оно", подумала Улла, "наше истое сѣверное кокетство. Отталкивать, чтобы привлечь, играть роль обиженной, кокетничать пассивно. Какъ это все искусственно и какъ мнѣ не нравится!"
-- Но почему же вы и не ѣдите, и не болтаете? спросилъ наконецъ норвежецъ.
-- Это васъ, вѣроятно, мало интересуетъ. Я желаю одного только, чтобы это не уменьшило ни вашего аппетита, ни вашей веселости.
Фалькъ быстро наклонился къ сосѣдкѣ и, смотря ей въ лицо своими блестящими глазами, сказалъ ей вполголоса: "Если я васъ обидѣлъ, то вы должны сказать мнѣ: чѣмъ?".
Его глаза остановились на ней съ такимъ выраженіемъ, что
Улла, сидѣвшая по другую ея сторону, почувствовала себя очень неловко; нѣтъ, это было именно такого рода ухаживаніе, которое она не могла выносить. Въ этомъ взорѣ не было страсти,-- иначе она ничего не имѣла бы противъ него,-- это было заигрываніе, игра въ страсть.
Г-жа Краббе наклонилась надъ своею тарелкою, разрѣзала хлѣбъ на шесть равныхъ кусковъ, старательно разложила ихъ въ два ряда и затѣмъ шепнула:
-- У меня сегодня нѣсколько разстроены нервы, я не выношу душевныхъ волненій,-- вотъ почему я не могу ѣсть.
-- Душевныхъ волненій! повторилъ онъ. Но изъ за чего же? Вѣдь это была просто моя ежедневная экскурсія.
-- Я этого не выношу, сказала она, закрывая глаза. Я видѣла, какъ васъ поперемѣнно подхватывала то одна, то другая большая волна,-- это меня страшно испугало, теперь я совсѣмъ больна.
Эта явная аффектація надоѣла Уллѣ.
-- Какъ вы думаете, могу-ли я еще теперь, въ мои годы, научиться плавать? Я совсѣмъ не умѣю, спросила она Фалька.
-- О, конечно, отвѣтилъ онъ. Вы хотите научиться? Вы смѣлы, не правда-ли? Я это вижу по вашему лицу. А если вы смѣлы, то это пустое дѣло.
-- Можетъ быть вы будете такъ добры, согласитесь дать мнѣ нѣсколько уроковъ?
Нѣсколько головъ посмотрѣло на нихъ.
-- Съ величайшимъ удовольствіемъ. Мнѣ всегда хотѣлось, чтобы дамы и мужчины плавали здѣсь вмѣстѣ, какъ во Франціи.
-- Ахъ да, правда, сказала Улла, только теперь понявшая, почему на нее смотрятъ съ такимъ удивленіемъ. Это не принято въ Швеціи.
-- Не принято -- вотъ слово, которое я не терплю, вскричалъ Фалькъ. Что, если мы поставимъ себя выше условныхъ приличій, фрэкенъ? Что, если мы съ вами постараемся основать общество пловцовъ, въ которомъ мужчины и женщины плавали бы вмѣстѣ.
-- Вотъ отличная мысль! воскликнулъ Улла.
За столомъ воцарилось молчаніе, удивленное, негодующее молчаніе. Этого можно было всегда ожидать отъ нея, которая такъ любила рисовать голыя фигуры, нужно-же было ей пріѣхать именно на эти морскія купанія и производить здѣсь такой скандалъ.
Вставъ отъ обѣда, Фалькъ остановился съ Уллою на верандѣ, продолжая оживленно бесѣдовать съ ней. Анна Краббе исчезла. Черезъ нѣсколько минутъ Фалькъ оглянулся и сталъ искать ее глазами.
-- Я именно сегодня условился покататься на лодкѣ съ г-жею Краббе, сказалъ онъ. Она вѣрно поджидаетъ меня у моря. Не желаете-ли и вы принять участіе въ прогулкѣ?
-- Охотно, отвѣтила Улла.
Проѣхаться на лодкѣ мимо шведскихъ береговъ, это было нѣчто совершенно новое, неиспытанное, пріятное! Эти старыя, сѣрыя скалы! Она не знаетъ, любитъ-ли ихъ, во всякомъ случаѣ не сильно,-- она любитъ югъ, только югъ,-- но однако сѣрыя скалы, блѣдное небо съ своимъ нѣсколько холоднымъ сѣвернымъ оттѣнкомъ, такое эфирное, высокое, заливы, рифы и сѣро-зеленыя волны -- все это хватаетъ за душу, затрогиваетъ то, что скрыто въ глубинѣ души и такъ рѣдко прорывается наружу.
-- Любовь къ родинѣ? спросилъ норвежецъ.
-- О нѣтъ, она вовсе не была патріоткой, она была космополиткой.
-- Жаль, сказалъ онъ съ какою-то сердечною наивностью. Тотъ, чье сердце не билось горячо за родину, не знаетъ лучшаго чувства въ мірѣ. Тотъ не знаетъ вѣрно также, что значитъ любить семью, домъ.
-- У меня нѣтъ ни семьи, ни дома, прервала она его. У дикихъ птицъ нѣтъ также ни гнѣздъ, ни семьи, а между тѣмъ жизнь ихъ самая счастливая!
Нѣчто въ ея словахъ непріятно поразило его. Глубокія чувства были, по видимому, чужды ей. Потому-то она и могла жить такъ одиноко, безъ всякихъ связей съ остальнымъ міромъ. Его взглядъ остановился на Аннѣ Краббе, которая сидѣла у моста и ждала.
-- Интересно посмотрѣть, что изъ этого выйдетъ, сказала "кляча", проходившая мимо съ одною пожилою дамою. Г-жа Краббе никогда не соглашается ѣздить съ Фалькомъ въ обществѣ другой дамы.
-- Это совершенно естественно, отвѣтила старая дама, остановившись, чтобы лучше слѣдить за тѣмъ, что происходило на мосту. Разъ мой мужъ ѣздилъ съ ними въ лодкѣ; она все время сидѣла рядомъ съ Фалькомъ и какъ только лодка наклонялась на сторону, схватывала его за руку, сжимала ее и кричала отъ страху. Она очень боится моря; если и ѣздитъ, то только ради того, чтобы быть съ нимъ; никто не видалъ ее въ лодкѣ ея мужа.
При видѣ Уллы, Анна встала съ потемнѣвшими глазами и пошла имъ на встрѣчу.
-- Я готовъ, закричалъ Фалькъ, и фрэкенъ Розенгане ѣдетъ тоже съ нами.
-- Я не поѣду сегодня, сказала Анна; на плечахъ у нея былъ накинутъ дождевой плащъ, а въ рукахъ она несла плэдъ, что ясно указывало на ея намѣреніе кататься. Дуетъ слишкомъ сильный вѣтеръ.
Улла сразу поняла причину этой перемѣны.
-- Я тоже думаю, что сегодня не стоитъ ѣхать, сказала она. "Не я стану разлучать любящія сердца", подумала она съ нѣкоторымъ чувствомъ неудовольствія.
Она вернулась въ гостинницу, а Фалькъ послѣдовалъ за Анною на ея любимое мѣстечко въ скалахъ, гдѣ она любила подолгу сидѣть и смотрѣть на море.
Сегодня она была въ дурномъ расположеніи духа и мало расположена разговаривать. Она думала о своей старой школьной подругѣ Уллѣ Розенгане съ стѣсненнымъ сердцемъ и даже съ нѣкоторою злобою. Она предчувствовала со всею подозрительною ревностью любящей женщины, что эта художница своимъ свободнымъ обращеніемъ, выработаннымъ благодаря постоянному, ничѣмъ не стѣсненному общенію съ мужчинами, со своими великосвѣтскими манерами и умѣніемъ вести салонные разговоры можетъ сдѣлаться опасною соперницею. Что могла она противопоставить ей,-- она, у которой не было ни умѣнія поддерживать бесѣду, ни образованія, ни какихъ-либо особыхъ интересовъ. У нея не было ничего, кромѣ своей любви, или вѣрнѣе сказать, она не дѣлала себѣ иллюзій на этотъ счетъ, кромѣ своего страстнаго, пылкаго желанія быть любимой. Она желала быть любимой не въ смыслѣ обыкновенной привязанности,-- къ такого рода чувству она относилась совершенно равнодушно и у нея никогда не было ни одного друга,-- она хотѣла сдѣлаться предметомъ страстныхъ желаній мужчины, его пылкихъ взоровъ, его затаенныхъ мечтаній. Безъ этого жизнь теряла для нея всякій смыслъ, обращалась въ пустую безсмысленную туманную картину, на которую она смотрѣла разсѣянно, безучастно, и которая казалось ей такой же недѣйствительной, какъ и сны.
Такимъ страстнымъ мечтамъ она предавалась съ ранняго возраста. Ея родители и учителя принимали ея задумчивость за выходящія изъ ряду способности и отъ нея, какъ отъ богато одареннаго ребенка, котораго нельзя втискивать въ обыкновенныя рамки, требовали гораздо меньше прилежанія въ чтеніи и другихъ работахъ. Ея большіе выразительные глаза, сжатыя губы, сдержанное обращеніе придавали ей загадочность сфинкса и всѣ, кто влюблялся въ нее, увлекались именно этимъ, чѣмъ-то таинственнымъ, которое проникало все ея существо и обѣщало такъ много при ближайшемъ знакомствѣ.
Фалькъ поддался также этому очарованію, а между тѣмъ онъ сидѣлъ теперь рядомъ съ ней и думалъ о другой. Никто никогда не производилъ на него такого сильнаго впечатлѣнія. Онъ не зналъ даже, какое это было впечатлѣніе, пріятное или непріятное, онъ зналъ только одно, что не могъ не думать о ней. Высокій гибкій станъ, свободная и гордая посадка головы, ея необыкновенная увѣренность въ каждомъ движеніи, свободная увѣренность прирожденной свѣтской женщины, и эти волосы, мелкими мягкими кудрями вьющіеся вокругъ головы -- и глаза и улыбка.
-- Ну! сказала Анна, взглянувъ на него.
-- Что?
-- Поѣдемъ?
-- Какъ?! Вѣдь это было-бы невѣжествомъ относительно фрэкенъ Розенгане.
-- Тогда отправляйтесь къ ней. Почему вы сидите здѣсь? сказала Анна, сдвинувъ густыя брови.
-- Но право, фру, вѣтеръ на морѣ слишкомъ силенъ!
-- Я не боюсь, отвѣтила она, поблѣднѣвъ.
-- Неправда, вы боитесь, я вижу по вашему лицу.
-- Есть вещи, которыхъ я боюсь гораздо больше, чѣмъ ѣхать на лодкѣ съ вами, сказала она, и взоры ихъ встрѣтились,
-- Такъ вы хотите ѣхать на лодкѣ со мною? переспросилъ онъ.
Она посмотрѣла на волнующееся море, слегка содрогнулась, закрыла на секунду глаза, но отвѣтила рѣшительнымъ тономъ: "да".
II.
Солнце яркими лучами грѣло голыя, сѣроватыя скалы, возвышавшіяся надъ бухтою, у которой были расположены морскія купанія. У подножія скалъ разстилалось море, безмятежное, безмолвное и безцвѣтное. Воздухъ былъ проникнутъ сухимъ туманомъ, облекающимъ горы и рифы. Повсюду царила глубокая тишина. Никто не рѣшался двигаться въ полудневный жаръ. Большая часть публики засѣла на верандахъ, съ работами или книгами въ рукахъ. Вся флотилія лодокъ стояла въ гавани. Внизу на верандѣ мужчины обыкновенно ухаживали за дамами, но сегодня и это шло у нихъ вяло. Если и происходило какое-либо движеніе, то только по направленію къ купальнямъ и обратно.
Среди пыли на солнцепекѣ большой дороги расположилась подъ своимъ походнымъ зонтомъ фрэкенъ Розенгане. Дорога въ этомъ мѣстѣ дѣлала поворотъ и приближалась къ морю, гдѣ два-три мальчика купались между двумя защищающими ихъ отъ солнца скалами. Въ этой маленькой природной бухтѣ стояло нѣсколько рыбачьихъ лодокъ, нѣсколько сѣтей было растянуто на берегу для сушенія, къ обрыву скалы былъ прилѣпленъ маленькій ветхій сарайчикъ для укрыванія лодокъ, сѣдоволосый старикъ сидѣлъ около и починялъ сѣти -- все это вмѣстѣ представляло весьма живописную картину, случайно очень удачно расположенную, и художница употребляла всѣ усилія, чтобы успѣть набросить ее на полотно раньше, чѣмъ она разстроится.
Она не обращала никакого вниманія на непріятный запахъ сушеной рыбы и гнилыхъ морскихъ водорослей, равно какъ и на палящій зной солнечныхъ лучей, но продолжала свою работу, рисуя большими, сильными взмахами кисти и не замѣчая, что нѣкоторые изъ дачниковъ приблизились къ ней и разговаривали, стоя за ея спиною.
Ея раздвижной стулъ глубоко врѣзался въ песокъ, и чтобы удобнѣе сидѣть, она принуждена была протянуть ноги во всю ихъ длину. Свою большую соломенную шляпу она сдвинула со лба, такъ что нижняя часть лица подвергалась вся дѣйствію солнечныхъ лучей -- зонтъ защищалъ только полотно и палитру. Пепельные, мягкіе волоса падали ей на лобъ завитками до самыхъ бровей; свѣтло-голубые глаза прищурились отъ солнца, а лицо, съ покраснѣвшимъ отъ загара носомъ было покрыто слегка веснушками. Платье было сшито изъ платковъ, драпированныхъ во всевозможныхъ направленіяхъ; оно было коротко и изъ подъ него выглядывала бѣлая кружевная юбка. Ноги съ высокимъ подъемомъ были зашнурованы въ желтые парижскіе ботинки,
"Синяя" и "лоза", то есть фрэкенъ Нелли Нерманъ и фрэкенъ Евелина Суръ, съ любопытствомъ разсматривали это оригинальное явленіе, о которомъ онѣ не знали, что думать. Все существо фрэкенъ Розенгане было проникнуто такою глубокою самоувѣренностью, что ясно было, какъ мало вниманія обращала она на замѣчанія, которыя могли дѣлаться на ея счетъ. Она очевидно имѣла достаточно мужества, чтобы оставаться всегда самой собою и такъ мало интересовалась тѣмъ, что другіе думали о ней, и подходила-ли она сама или нѣтъ къ окружающей обстановкѣ, что ея полный индифферентизмъ производилъ импонирующее дѣйствіе, и въ то-же время въ этой удивительной самоувѣренности было нѣчто, задѣвающее васъ за живое. Любопытнѣе всего, что эта безцеремонность, вольность въ обращеніи, которая у каждой другой указывала-бы на недостатокъ воспитанности, у нея, напротивъ того, казалась чѣмъ-то безспорно изящнымъ, такъ что право, право...
Таковы были молчаливыя размышленія Нелли Нерманъ, пока она стояла и внимательно разсматривала Уллу Розенгане и ея работу.
Но Евелина Суръ вполголоса замѣтила кавалеру Уллы, доценту Розенгане:
-- Право, жалко видѣть, на сколько современное искусство лишено идеализма. Возьмемъ хотя-бы, напримѣръ, этотъ сюжетъ -- вѣдь въ немъ нѣтъ ни мысли, ни идейнаго содержанія.
Доцентъ, который при всякомъ рѣзкомъ замѣчаніи чувствовалъ себя крайне неловко и всегда старался примирить противоположные взгляды, охотно распространился бы въ отвѣтъ на это замѣчаніе; но такъ какъ онъ стоялъ слишкомъ близко отъ художницы, чтобы держать неслышно отъ нея маленькую рѣчь, приготовленную имъ въ головѣ, то ограничился улыбкою и краткимъ возраженіемъ: "право не знаю, можно ли это сказать?"
Фрэкенъ Розенгане сдѣлала маленькое движеніе головою, изъ котораго ясно было, что она замѣтила разговаривавшихъ; поэтому наблюдатели нашли приличнымъ приблизиться къ ней и поздороваться.
-- Какой прелестный сюжетъ, прощебетала Нелли Нерманъ, глубоко убѣжденная, что фрэкенъ Розенгане съ нетерпѣніемъ ожидаетъ сужденій о своей работѣ.
-- Сегодня превосходная погода, отвѣтила Улла; наклонившись, она отодвинула отъ себя полотно и стала разсматривать его, прищуривъ одинъ глазъ. "Вы этого не находите?" продолжала она, бросивъ бѣглый взглядъ въ сторону и замѣтивъ, что ея слова были найдены слишкомъ мало-осмысленными, чтобы заслуживать отвѣта.
-- Если вы позволите мнѣ сдѣлать маленькое замѣчаніе, сказала Нелли съ обычною ей нѣсколько смущенною миною,-- она чувствовала себя въ роли художественнаго критика и не могла освободиться отъ чувства отвѣтственности, связаннаго съ этою ролью,-- все это кажется мнѣ какъ бы искуственно подстроеннымъ. Слишкомъ много собрано въ одномъ мѣстѣ -- мальчики, старики, сѣти, лодка -- это производитъ на зрителя впечатлѣніе сочиненнаго, а въ наше время,-- въ наше время реализма,-- когда натурализмъ, все болѣе и болѣе проникающій повсюду...
Голосъ Нелли становился съ каждымъ словомъ менѣе увѣреннымъ; она чувствовала себя неловко, принужденная говорить одна, между тѣмъ какъ художница не помогала ей ни единымъ замѣчаніемъ. Но тутъ вмѣшался доцентъ, который всегда нѣсколько стѣснялся и конфузился въ присутствіи своей знаменитой кузины, но не въ силахъ были теперь устоять противъ искушенія произнести небольшую рѣчь. Онъ заговорилъ, начиная, какъ всегда, съ обычной ему фразы: "Не знаю, право, можно ли это говорить!" Крайность въ томъ или другомъ направленіи была одинаково антипатична для его уравновѣшенной натуры juste milieu. Вѣское рѣзкое слово непріятно поражало этого мягкаго и разсудительнаго человѣка и заставляло его волноваться, точно его кто ударилъ въ лицо.
-- Съ одной стороны, продолжалъ онъ, разсматривая кончики своихъ сапогъ, совершенно естественно стремленіе современнаго искусства искать прежде всего природы и правды. Но съ другой стороны, по моему, заходятъ слишкомъ далеко тѣ лица, которыя требуютъ полнаго отсутствія всякаго замысла, даже такого, какъ напр. въ настоящемъ случаѣ, когда картина подстраивается сама собою.
Его прервала фрэкенъ Суръ своимъ низкимъ басомъ:
-- Вотъ чего я никакъ отъ васъ не ожидала, г. доцентъ! Я никогда не думала, что вы тоже станете утверждать, будто совершенно естественно со стороны искусства искать прежде всего природы и правды. Что такое искусство, если оно не ставитъ выше всего красоту, прекрасное!
-- Конечно, отвѣтилъ доцентъ, у котораго началось легкое подергиваніе около глазъ при этомъ рѣзкомъ замѣчаніи. Но искать прекраснаго безъ естественнаго такъ же ошибочно,-- по крайней мѣрѣ съ моей точки зрѣнія, прибавилъ онъ, смягчая свои слова,-- какъ искать въ природѣ только одного безобразнаго и неестественнаго.
Фрэкенъ Розенгане продолжала разсматривать однимъ глазомъ свою картину; взявъ толстую кисть, она размѣшала на палитрѣ краски до неопредѣленнаго оттѣнка и наложила большое пятно этой краски на ту часть полотна, гдѣ должно было быть изображено небо. Затѣмъ, отодвинувъ отъ себя картину, она встала, отошла въ сторону и начала въ отдаленіи разсматривать эффектъ этой размазни.
-- Интересно было бы услышать мнѣніе объ этомъ предметѣ самой фрэкенъ Розенгане, сказала фрэкенъ Суръ.
-- О какомъ предметѣ? спросила Улла, прибавивъ бѣлой краски къ приготовленной на палитрѣ.
-- Да объ отношеніи прекраснаго къ естественному,-- т. е. объ истинныхъ задачахъ искусства.
-- Единственная моя задача въ настоящее время -- придать вотъ этому здѣсь воздуху его настоящій холодный оттѣнокъ, отвѣтила Улла, не отрывая глазъ отъ картины. Мои глаза такъ свыклись съ южнымъ небомъ, что я никакъ не могу передать на палитрѣ этотъ блѣдный, холодный полутонъ. Что же касается до задачъ искусства, она бросила мелькомъ взглядъ на доцента,-- то о нихъ я ни мало не забочусь. Что дѣлали бы г. эстетики, еслибы и художники стали ломать себѣ голову надъ этими вопросами?
Бросивъ это колкое замѣчаніе, она опять сѣла и начала усердно работать надъ краскою, наброшенною ею тамъ и сямъ на полотно.
-- Фрэкенъ Розенгане такъ права, такъ права, сказала Нелли, обрадовавшись случаю показать, что есть люди, которые держатся еще болѣе крайнихъ мнѣній, чѣмъ она. Художникъ долженъ быть свободнымъ отъ всякихъ теорій. Подражать природѣ, передавать вѣрно какъ прекрасное въ ней, такъ и безобразное,-- вотъ что должно быть его единственною задачею. Все остальное -- старый невыдохшійся еще романтизмъ.
Такъ какъ Улла не обнаруживала никакого желанія вступать вновь въ разговоръ, то дамы продолжали свой путь въ сопровожденіи доцента, не переставая горячо спорить.
Маленькіе голубые бантики, которыми было усѣяно ситцевое голубое платье Нелли, развѣвались при всякомъ движеніи въ то время, какъ она шла впередъ своими мелкими быстрыми шажками. Съ ея бѣлой соломенной шляпы спускалась голубая лента; рыжеватые свѣтлые волоса слегка завивались вокругъ высокаго лба, а голубые глаза глядѣли такъ кротко, съ кротостью глазъ мадонны, въ то время какъ она подымала ихъ и, смотря на высокую коренастую фрэкенъ Суръ, шедшую съ нею рядомъ, съ пренебреженіемъ восклицала:
-- Идеализмъ! красота! Ахъ, все это только фразы! Кто вѣритъ въ нихъ въ наше время!
-- Грустно видѣть, говорила фрэкенъ Суръ, крайне грустно видѣть, что такое опасное заблужденіе...
Улла ничего больше не слышала, такъ какъ разговаривавшіе повернули за уголъ дороги. Но ей не долго пришлось сидѣть одной: другая пара приближалась къ ней. То были Фалькъ и г-жа Краббе. Они шли близко другъ къ другу, онъ, наклонившись къ ней и о чемъ-то горячо разговаривая, она молча съ опущенными глазами, воспринимая его слова всѣмъ своимъ существомъ. Черное, плотно облекающее платье, матовая блѣдность лица особенно рельефно оттѣняли пылкое, страстное Чувство, выражавшееся въ этихъ опущенныхъ глазахъ, въ этихъ нервно сжатыхъ тонкихъ губахъ. Улла съ интересомъ посмотрѣла на нихъ.
Увидѣвъ ее, они остановились изъ вѣжливости, съ очевидною неохотою. Фалькъ молчалъ и разсѣянно смотрѣть вдаль. Г-жа Краббе нѣсколько неувѣреннымъ тономъ спросила, какъ можетъ она работать въ такую жару.
-- Жара мнѣ очень пріятна, отвѣтила Улла. Здѣсь, на сѣверѣ, чувствуешь напротивъ, всегда недостатокъ въ теплѣ.
Фалькъ нечаянно оглянулся на картину.
-- Что за прелесть! вскричалъ онъ горячо.
Въ его голосѣ слышалась неподдѣльная искренность, въ словахъ выражался наивный восторгъ передъ красотой, который для художника имѣлъ гораздо большее значеніе, чѣмъ какай бы то ни было эстетическая художественная критика. Уллу онъ затронулъ за живое.
-- Какъ вы думаете, не придала ли я воздуху слишкомъ теплый оттѣнокъ? спросила она.
-- Право не знаю, это такъ хорошо. Не правда ли? обратился онъ къ г-жѣ Краббе.
-- Да, очень красиво, отвѣтила она равнодушно.
Улла посмотрѣла на нее. Все ея существо было проникнуто счастьемъ -- какимъ-то особеннымъ, чувственнымъ счастьемъ. Что значила для нея картина, природа и всѣ окружающіе ее люди сравнительно съ ея собственными мечтами!
Улла почувствовала какъ-бы уколъ въ сердце. Эта недалекая, недаровитая, инертная Анна Краббе, которая никогда не имѣла никакой цѣли въ жизни,-- она была во всякомъ случаѣ счастлива, счастливѣе чѣмъ она сама со всѣмъ ея прошедшимъ, всѣмъ окружавшимъ ее поклоненіемъ, всей ея жизнью, богатой перемѣнами и содержаніемъ. Она была счастливѣе потому, что обладала несравненно менѣе сложною натурою, такъ что могла подпасть всецѣло подъ вліяніе одного чувства, хотя-бы несложнаго, чувственнаго! Потому что чувство, притягивавшее другъ къ другу эти два существа, было вовсе не симпатія, не взаимное пониманіе, не общность интересовъ, не сходство характера. Это была просто физическая любовь, неосмысленная, безъидейная чувственность,-- и только. А между тѣмъ счастливъ былъ тотъ, кто могъ цѣликомъ отдаться хотя-бы даже и такому чувству,-- не копаясь въ немъ, не анализируя его, не спрашивая себя, стоитъ-ли предаваться ему, и не отвѣчая, что врядъ-ли стоитъ подвергаться мукамъ, которыя любовь можетъ повлечь за собою -- какъ дѣлала она всякій разъ, когда готова была полюбить.
Поднялся легкій вѣтерокъ, я воздухъ. и вода сразу на столько измѣнились что Улла не могла продолжать своей работы. Фалькъ предложилъ, прокатиться на парусахъ, но Улла отказалась за неимѣніемъ времени,-- у нея былъ начатъ другой этюдъ, для котораго такое освѣщеніе было какъ разъ впору.
-- Неужели ты будешь работать цѣлый день? спросила г-жа Краббе.
-- Да, когда я работаю, я работаю всегда цѣлый день. Когда я отдыхаю, я люблю отдыхать настоящимъ образомъ -- отдыхать не только отъ кисти, но и отъ мыслей и отъ всѣхъ своихъ фантазій, а это я могу сдѣлать только тогда, когда что другое сильно займетъ меня.
-- Неужели бываетъ время, когда тебя занимаетъ что-нибудь другое? спросила Анна. Я думала, что у тебя одна только страсть -- живопись.
-- О, нѣтъ, сказала Улла, бросивъ на подругу значительный взглядъ. Не всѣ такъ счастливы, что могутъ имѣть одну только страсть,:-- у меня ихъ много, и я постоянно перехожу отъ одной къ другой.
-- Быть можетъ вы согласитесь прокатиться? спросилъ Фалькъ подходившаго доцента.
-- Нѣтъ, благодарю, отвѣтилъ послѣдній, я не нахожу полезнымъ для себя кататься теперь, когда я только что выкупался.
-- Но, мой милый Людовикъ, прервала его Улла, какъ ты можешь говорить это въ такую жару?
-- На морѣ дуетъ.
-- Милый мой, помилосердуйте, вскричалъ Фалькъ, вѣдь вы совсѣмъ молодой здоровой человѣкъ.
-- Именно потому, что у меня необыкновенно хорошее здодоровье, отвѣчалъ доцентъ, было-бы неблагоразумно съ моей стороны подвергать себя какой-либо опасности.
Онъ кротко улыбнулся и посмотрѣлъ съ извиненіемъ на окружающихъ, чтобы изгладить дурное впечатлѣніе, которое его рѣшительный отказъ могъ произвесть на нихъ.
-- Но я очень благодаренъ за любезное приглашеніе, прибавилъ онъ, и надѣюсь въ другой разъ,-- онъ поклонился, но Фалькъ не замѣтилъ его поклона; онъ обратился къ г-жѣ Краббе:
-- Ну, а вы какъ, фру Краббе? вы не рабъ своей работы и не рабъ своего, здоровья? вы поѣдете со мною, не правда-ли?
-- О, да, охотно, отвѣтила она; затѣмъ, обращаясь къ Уллѣ: я никогда не думала, что у тебя настолько развито чувство долга. Въ дѣтствѣ я помню...
-- Долгъ! вскричала Улла,-- или рабъ, какъ выразился г. Фалькъ. Нѣтъ, я вовсе не рабъ своего долга. Я признаю только одну обязанность -- слѣдовать своему минутному вдохновенію. И теперь у меня проснулось желаніе ѣхать съ вами.
Она направилась къ своему рабочему ящику, спрятала въ немъ кисти, сложила стулъ и мольбертъ, а Фалькъ пошелъ къ мосту готовить лодку. Доцентъ предложилъ Уллѣ помочь ей нести вещи; предложеніе это было сдѣлано съ нѣкоторымъ смущеніемъ, какъ бы не зная, къ какимъ послѣдствіямъ оно можетъ повести. Она сейчасъ же отдала ему ящикъ и стулъ и затѣмъ собиралась уже подать сложенный легкій мольбертъ, когда замѣтила такое удивленное выраженіе на его лицѣ, что изъ вѣжливости спросила: "можетъ быть это будетъ слишкомъ много для тебя?" продолжая въ то же время спокойно передавать ему свои вещи одну за другой. Но когда онъ отвѣтилъ ей на это съ очевиднымъ облегченіемъ: "да, это будетъ слишкомъ много",-- она сразу перемѣнила тонъ, отняла у него все: мольбертъ и зонтъ взяла въ одну руку, ящикъ, стулъ и мѣшокъ съ кистями въ другую, картину положила себѣ на грудь, подпирая ее руками и подбородкомъ.
-- Что ты дѣлаешь? вскричалъ съ отчаяніемъ доцентъ. Вѣдь я же могу понесть часть этого.
Фалькъ вернулся въ эту минуту, чтобы провести дамъ къ лодкѣ, и протянулъ руку, чтобы освободить Уллу отъ ея вещей.
-- Что это значитъ? съ какой стати вы это сами несете? вскричалъ онъ, бросивъ на доцента негодующій взоръ.
-- Это значитъ, что только тотъ понесетъ эти вещи, кто понесетъ и меня самую, отвѣтила со смѣхомъ Улла, поддаваясь нашедшему на нее припадку веселости и продолжая двигаться впередъ со своимъ грузомъ.-- Разъ я признаю себя несовершеннолѣтней и принимаю помощь отъ другихъ, то дѣлаю это вовсе не затѣмъ, чтобы давать имъ несть только половину моихъ тяжестей. Я хочу или быть восточной султаншей и не дотрогиваться ногой до этой плебейской земли,-- или быть свободной женщиной и во всемъ самой помогать себѣ.
Не успѣла она договорить своей рѣчи, какъ Фалькъ поймалъ ее на словѣ. Онъ чувствовалъ физическую потребность пускать при всякомъ удобномъ случаѣ въ ходъ свою необыкновенную мускульную силу; кромѣ того, ему всегда пріятно было дѣлать то, что хотя бы носило подобіе защиты или охраны слабѣйшаго. Улла не опомнилась, какъ онъ схватилъ ее на руки и, не слушая ея криковъ и возраженій, понесъ по дорожкѣ, которая вела отъ лужайки къ лодочной пристани. Г-жа Краббе слѣдовала за ними. Ея лицо сильно измѣнилось. Глаза, только что выражавшіе какое-то страстное опьяненіе, мрачно глядѣли теперь изъ подъ густыхъ бровей.
Какъ разъ въ то время, какъ Фалькъ приближался къ мосту со своей ношей, на встрѣчу имъ показались на береговой дорогѣ два господина. Въ ту же минуту Улла была на ногахъ, и надменный поклонъ, которымъ она отвѣтила на привѣтствіе одного изъ этихъ господъ, имѣлъ, повидимому, цѣлью дать понять, что хотя она иногда и позволяла себѣ и другимъ нѣкоторыя вольности, она дѣлала это только потому, что, какъ настоящая свѣтская дама, была всегда увѣрена въ себѣ и въ своемъ умѣніи держаться извѣстныхъ границъ, вслѣдствіе Чего могла позволить себѣ многое, на что не рѣшилась бы другая женщина на ея мѣстѣ.
Г. Краббе, съ большимъ удивленіемъ наблюдавшій за продъидущей сценой и начинавшій уже двусмысленно улыбаться, отвѣсилъ фрекенъ Розенгане почтительный поклонъ, между тѣмъ какъ его спутникъ подходилъ къ Аннѣ.
-- Супруга наша, кажется, собирается кататься? спросилъ г. Краббе. Нѣтъ, моя милая женушка, отложи это на другой разъ. Теперь же отправимся домой, гдѣ ты нальешь намъ по одной рюмкѣ, а. можетъ быть и по двѣ. Мы прямо съ парохода и голодны, какъ черти.
Анна отвѣтила на привѣтствіе своего гостя съ такимъ выраженіемъ лица, которое произвело на честнаго малаго далеко не пріятное впечатлѣніе. Ему показалось, что виною ея неудовольствія онъ самъ, и всю дорогу онъ дѣлалъ неловкія и отчаянныя усилія, чтобы быть возможно любезнѣе съ прекрасною, но строгою и серьезною женою своего пріятеля.
-- Твоя жена -- настоящая монахиня, сказалъ онъ по дружески г. Краббе за чашкою кофе съ коньякомъ. Право, удивительно, какъ можетъ такая красивая женщина быть настолько серьезной и такъ просто одѣваться. Хотѣлось бы мнѣ, чтобы моя жена посмотрѣла на нее,-- она вѣчно украшаетъ себя турнюрами и т. п. прелестями, а сама величиною въ пивную бочку, ха-ха-ха! ха!-ха!-ха! Онъ ударилъ себя по колѣну и отъ души расхохотался.
-- Но самое удивительное въ ней, продолжалъ онъ, это -- что она ни капли не кокетка.
-- Ну вотъ! сказалъ г. Краббе.
-- Нѣтъ, увѣряю тебя честью! Хотя бы разъ, за всю дорогу она обратила на меня свои чудные глаза,-- не то, что другія,-- конечно, я старый, женатый человѣкъ, но мужчина всегда остается мужчиной, чтобы ни говорили. Хе-хе-хе!
Анна все съ большимъ и большимъ раздраженіемъ слушала взрывы хохота изъ комнаты своего мужа. Какіе у него всегда возмутительные, простые пріятели? Ей постоянно приходится краснѣть за нихъ,-- Да и за него также. Это было величайшей мукой въ ея жизни -- его невоспитанность непріятно поражала врожденное въ ней чувство изящнаго, а гордость возмущалась отъ унизительнаго сознанія, что всѣ люди, обществомъ которыхъ она дорожила, сторонятся отъ него.
Она вышла замужъ въ ранней молодости; такъ какъ она была бѣдна, то г. Краббе считался хорошей для нея партіей. Но замѣтивъ впослѣдствіи силу своего вліянія на мужчинъ, она не разъ глубоко раскаивалась въ этомъ опрометчивомъ шагѣ. Она могла бы сдѣлать гораздо лучшую партію, еслибы не такъ спѣшила.
Она утѣшала себя нѣкоторыми случайными любовными связями. Ея мужъ былъ совершенно не ревнивъ и въ то же время до такой степени простъ, что постоянно приглашалъ къ себѣ въ домъ молодыхъ людей съ цѣлью развлечь свою красавицу-жену, возбуждавшую такое восхищеніе.
Но ни одна изъ этихъ связей не удовлетворила мучившую ее жажду сильныхъ эротическихъ ощущеній. Онѣ были только блѣдною прелюдіею къ той дѣйствительной страсти, которая охватила ее этимъ лѣтомъ и росла съ каждымъ днемъ, главнымъ образомъ потому, что Фалькъ до сихъ поръ не дѣлалъ никакой попытки придать ихъ отношеніямъ иной характеръ, чѣмъ какой они имѣли съ перваго дня знакомства. Онъ открыто ухаживалъ за ней -- вотъ и все. Былъ-ли онъ дѣйствительно влюбленъ? Она не была въ этомъ увѣрена, но она твердо рѣшила это узнать. Она не позволитъ Уллѣ Розенгане отнять его у нея такимъ образомъ. Она принудитъ его объясниться сегодня же вечеромъ.
III.
Желая повеселить своего гостя и показать ему хорошее общество, въ которомъ онъ вращался, г. Краббе разослалъ приглашеніе на ужинъ своимъ друзьямъ или скорѣе друзьямъ своей жены: знаменитой художницѣ, общему любимцу норвежцу, ученому доценту, богатой наслѣдницѣ фрекенъ Суръ и передовой студенткѣ фрэкенъ Нерманъ -- наиболѣе выдающимся личностямъ среди купающихся.
-- Все это замѣчательно ученые люди, говорилъ онъ съ довольною улыбкою своему пріятелю; моя жена любитъ больше всего такое общество.
-- Да, да, конечно, равныя дѣти всегда лучше играютъ, отвѣтилъ пріятель въ наивномъ убѣжденіи, что Анна необыкновенно ученая женщина,-- убѣжденіе, раздѣляемое г. Краббомъ.
Гости собрались на террасѣ передъ виллой. Г. Краббе и его пріятель усѣлись за стаканами тодди, стараясь почерпнуть возможно больше свѣдѣній изъ разговора остальной компаніи.
Доцентъ и Фалькъ по обыкновенію вступили въ горячій споръ. Они начали его въ маленькой столовой у чайнаго стола., но когда Фалькъ спорилъ, онъ нуждался всегда въ большомъ просторѣ. Онъ былъ слишкомъ великъ для маленькой виллы въ стилѣ кургаузовъ и въ пылу разговора такъ сильно размахивалъ руками, что грозилъ, повидимому, разбить въ дребезги всю эфирную кукольную мебель Анны. Поэтому онъ вышелъ быстро на веранду, чтобы имѣть большую свободу движеній; доцентъ скромно послѣдовалъ за нимъ, продолжая разговоръ. Но вскорѣ И здѣсь оказалось для нихъ тѣсно; они перешли оба на песчаную площадку передъ домомъ.
Доцентъ, нѣсколько сутуловатый, худощавый, съ болтающимися костлявыми руками представлялъ комичное зрѣлище рядомъ съ гигантскою фигурою своего противника, который, казалось, готовъ былъ сокрушить его, когда надвигался на него съ сжатыми кулаками, восклицая: "Но вы являетесь защитникомъ далёко не мужественныхъ взглядовъ, г. доцентъ! Увѣрять, что не слѣдуетъ приходить въ гнѣвъ при видѣ возмутительнаго поступка!
-- Да, я утверждаю, что можно прійти въ негодованіе при видѣ дурнаго поступка, но не слѣдуетъ ненавидѣть того, кто его совершилъ,-- возразилъ доцентъ, во время отклоняясь въ сторону, такъ какъ норвежецъ только что собирался опустить свою руку на его плечо.-- Никогда не можетъ быть хорошо ненавидѣть.
-- Нѣтъ, напротивъ, совершенно правильно поступаетъ тотъ, кто ненавидитъ и гнѣвается. Это такое естественное, хорошее, облегчающее чувство ненавидѣть злого.
Нелли Нерманъ и Евелина Суръ вышли рука объ руку на песчаную площадку. Нелли вмѣшалась въ разговоръ, чтобы помочь доценту.
-- Ненависть и гнѣвъ указываютъ только на недостатокъ историческаго кругозора. Разъ мы знаемъ, что все имѣетъ свои причины и что данное лицо развивается подъ вліяніемъ окружающихъ его обстоятельствъ, какъ можемъ мы быть вастолько нелогичными, чтобы гнѣваться на него? сказала она съ обычною ей застѣнчивою миною.
-- Нѣтъ, я далекъ отъ того, чтобы согласиться съ этимъ, вскричалъ доцентъ, дѣлая нѣсколько шаговъ въ сторону Нелли. Конечно, внѣшнія обстоятельства сильно вліяютъ на развитіе характера, но сказать, что характеръ всецѣло образуется подъ давленіемъ внѣшнихъ обстоятельствъ, значитъ отрицать за человѣкомъ сознательное право выбора,-- а это крайне опасное ученіе.
Евелина возвысила свой низкій голосъ, вскричавъ съ нафосомъ: "Въ самомъ дѣлѣ было-бы слишкомъ грустно думать, что человѣкъ, рожденный свободнымъ и созданный по образу божьему, находится въ полной зависимости отъ такихъ второстепенныхъ вещей, какъ внѣшнія обстоятельства".
-- О Боже мой, неужели существуютъ еще на свѣтѣ люди, которые вѣрятъ въ свободную волю? послышался съ веранды тихій шутливый голосъ. Улла полулежала на садовомъ стулѣ, защищая себя отъ вечерняго солнца пестрымъ зонтикомъ изъ краснаго атласа съ нарисованными на немъ цвѣтами; ноги ея были протянуты, а голова опиралась на спинку стула. Спорившіе обернулись къ ней.
-- А, это вы? сказалъ Фалькъ. Какъ вы тамъ покойно устроились!
-- Да, мнѣ здѣсь хорошо, отвѣтила она тѣмъ-же тихимъ шутливымъ голосомъ. Это единственное покойное мѣсто во всемъ домѣ. Но если вы думаете, что отъ моей свободной воли зависитъ уступить его кому-либо другому, то вы сильно ошибаетесь. Во мнѣ есть внутренняя врожденная потребность выбирать для себя всегда лучшія мѣста. И въ этомъ нѣтъ ничего преднамѣреннаго, какъ нѣтъ его и въ томъ, что Анна, напротивъ, предпочитаетъ сидѣть на крыльцѣ и смотрѣть на море.
Анна слегка двинулась; она сидѣла на нижней ступенькѣ веранды, подпирая рукою щеку. Ея мысли вовсе не были такъ далеко, на морѣ, какъ ея взгляды. Но въ то же время она не слѣдила и за разговоромъ, находя его вовсе не интереснымъ.
-- Будете-ли вы и завтра работать? спросилъ Фалькъ Уллу.
-- Кто знаетъ, отвѣтила она. Почемъ могу я знать, что я буду дѣлать завтра? Можетъ-ли человѣкъ предугадывать будущее? Неужели вы думаете, что я обладаю пророческимъ даромъ?
-- О, фрэкенъ, вы теперь все обращаете въ шутку. Но я никакъ не могу повѣрить, чтобы человѣкъ, который такъ много сдѣлалъ какъ вы, не имѣлъ совершенно никакой вѣры въ силу воли.
-- Нѣтъ, вы, право, необыкновенно наивны. Вы только что говорили о ненависти и гнѣвѣ, а теперь говорите о волѣ. Я много работаю,-- это правда. Но я дѣлаю это вовсе не потому, что хочу,-- это такъ-же мало зависитъ отъ моей воли, какъ и то, что я сдѣлалась художницей. Я не предрѣшала своей судьбы, когда въ четыре-пять лѣтъ рисовала картинки ко всѣмъ сказкамъ, которыя мнѣ разсказывали; я чувствовала неодолимое желаніе рисовать раньше, чѣмъ посвятила себя искусству. Думаю также, что и мои родители не рѣшили до моего рожденія произвесть на свѣтъ ребенка съ талантомъ художника.
-- Къ чему говорить парадоксы, вскричалъ Фалькъ, вскакивая на веранду. Не хорошо съ вашей стороны унижать такимъ образомъ волю, фрэкенъ. Эта самая высокая изъ всѣхъ способностей человѣка.
-- Очень интересный разговоръ, чрезвычайно поучительный, сказалъ г. Краббе, опираясь рукою на столъ и стараясь глядѣть глубокомысленно своими маленькими сѣрыми круглыми глазками. Да, видишь-ли, когда находишься между учеными людьми... онъ потрепалъ по колѣну своего пріятеля и оба улыбнулись.
-- Я вѣрю также въ силу воли, замѣтила Анна какъ-бы про себя и крѣпко сжала губы, точно рѣшившись на что-то.
Г. Краббе громко расхохотался.
-- О да, я увѣренъ въ этомъ, хе-хе-хе, я увѣренъ въ этомъ. Вотъ женщина, которая умѣетъ хотѣть, это я говорю тебѣ, сказалъ онъ, хлопнувъ по столу. Да, моя жена женщина съ энергіей. Стоитъ ей что-нибудь задумать, самъ чортъ не выбьетъ у нея это изъ головы.
Внизу на песчаной дорожкѣ Нелли и доцентъ затѣяли новый споръ, вызванный лредъидущимъ. Доцентъ говорилъ о святости клятвы, а Нелли утверждала, что клятвы никого не могутъ связывать, такъ какъ мы не властны надъ могущими возникать обстоятельствами и не можемъ предвидѣть ихъ въ то время, когда клянемся.
-- Напримѣръ, брачная клятва, прощебетала она. Какъ можетъ человѣкъ быть настолько безразсуднымъ, чтобы приносить брачную клятву? Обѣщать любить другъ друга всю жизнь, какъ это можно? какъ можно знать, сдержишь-ли ты данное слово?
Вниманіе Анны было возбуждено.
-- Я нахожу, что Нелли совершенно права, замѣтила она. Слѣдовало-бы воспретить такія клятвы.
-- Что-же мы должны, но вашему, дѣлать? уничтожить бракъ? вмѣшалась Евелина, глубоко оскорбленная. Общество безъ брака! Тогда лучше и не жить!
-- Уничтожить бракъ! повторила Анна, я вовсе не это хочу сказать. Она всегда чувствовала себя неловко, когда разговоръ затрагивалъ общіе вопросы. Я нахожу только, что бракъ,-- что клятва -- слѣдовало-бы разрѣшить...
-- Обманывать другъ друга, прервалъ ее добродушный голосъ съ такимъ сердечнымъ веселымъ смѣхомъ, что легко было видѣть, какъ доволенъ своимъ замѣчаніемъ пріятель г. Краббе.
-- Нѣтъ, слѣдовало-бы разрѣшить разводъ, сказалъ Фалькъ, и Аннѣ показалось, что онъ посмотрѣлъ на нее. Дайте только намъ возможно больше свободы разводиться, и мы будемъ избавлены отъ всѣхъ этихъ безобразныхъ союзовъ, отъ которыхъ такъ многіе погибаютъ.
-- Но есть много такихъ женъ, которыя, я хочу сказать, что не всѣмъ можно разводиться, рѣшилась высказать нѣкоторое сомнѣніе. Анна. Много есть женъ, которыя въ такомъ случаѣ не имѣли-бы чѣмъ жить.
-- Вы этого не думаете, фру, вскричалъ Фалькъ, быстро оборачиваясь къ ней. Вы не хотите сказать, что женщина можетъ унизиться до того, чтобы жить на средства своего мужа въ то время, когда сама обманываетъ его,-- или во всякомъ случаѣ, когда любитъ другого?
-- Ого, братъ Фалькъ, куда зашелъ! вскричалъ Краббе. Приписывать моей женѣ такія инсинуаціи! Что ты! что ты! Онъ дружески похлопалъ по плечу Фалька, а пріятель его, еще не успокоившійся, послѣ своей недавней выходки и продолжавшій тихонько смѣяться, разразился вмѣстѣ съ нимъ громкимъ хохотомъ.
-- Что-же должна она дѣлать въ такомъ случаѣ? спросила Анна тихимъ голосомъ.
-- Я вамъ сейчасъ скажу, отвѣтилъ онъ, садясь рядомъ съ ней на ступеньки и наклоняясь къ ней. Замужняя женщина, полюбившая другого,-- должна, если бѣдна, уйти изъ дома мужа и заняться какимъ-либо дѣломъ,-- поступить въ учительницы, прикащицы, наконецъ служанки,-- дѣлать какую угодно работу, которая даетъ ей возможность честно заработать свой кусокъ хлѣба,-- но накинуть на плечи мужа заботу о себѣ, жить въ роскоши, которою онъ окружаетъ ее, въ то время, когда ея сердце отдано другому, этого она ни за что на свѣтѣ не должна дѣлать.
Анна встала при этихъ словахъ. Это-ли былъ отвѣтъ, котораго она ждала? Было-ли это указаніе ей? только тогда, когда она будетъ свободна и одинока,-- и это одно, одно только удерживало его?-- Она сошла къ мосту и сѣла на скамейку. Такъ какъ она нерѣдко уединялась такимъ образомъ отъ общества, то ея отсутствіе осталось незамѣченнымъ. Ея правильный профиль съ густыми черными гладкими волосами и тонкимъ гибкимъ станомъ въ строгой черной одеждѣ рѣзко выдѣлялся на свѣтломъ фонѣ безцвѣтнаго вечерняго неба въ то время, какъ она сидѣла, волнуясь и предаваясь своимъ страстнымъ мечтамъ.
Какъ могъ онъ держаться такихъ взглядовъ! Зарабатывать свой хлѣбъ, идти въ служанки, какъ онъ говорилъ. Это было-бы чистымъ сумашествіемъ, такихъ вещей не бываетъ на свѣтѣ! Слыханное-ли дѣло, чтобы кто поступалъ такимъ безумнымъ образомъ? Напротивъ того, тайная связь, это встрѣчается на каждомъ шагу. Она погрузилась въ размышленія. Они любили другъ друга, онъ приходилъ ночью, стоялъ здѣсь передъ ея верандою,-- ея мужъ былъ на рыбной ловлѣ,-- утромъ мимо прошла Улла, поклонилась ей, заговорила; умные наблюдательные глаза Уллы,-- она ненавидѣла эти глаза,-- разсматривала ее съ удивленіемъ, она замѣтила счастье, сіявшее на ея лицѣ. И она, она, такая талантливая, такая умная, съ горечью и завистью посмотрѣла на нее, у которой было это одно сокровище, и теперь Улла, сознательно или безсознательно,-- вѣроятно, безсознательно, но это не измѣняетъ дѣла,-- пытается отнять его у нея.
Наверху на верандѣ бесѣда становилась все оживленнѣе. Заговорили о дѣятельности Фалька въ качествѣ начальника высшей народной школы.
-- Неужели вы въ самомъ дѣлѣ удовлетворяетесь этою дѣятельностью? спросила Улла. Неужели вы никогда не испытываете желанія имѣть болѣе интеллигентныхъ слушателей, болѣе развитыхъ, съ которыми можно было бы подѣлиться болѣе высокими знаніями? Я думаю, что съ вашими обширными свѣдѣніями вы были бы гораздо болѣе на мѣстѣ въ роли профессора университета.
-- Спасибо! вскричалъ онъ. Чтобы сдѣлаться чиновникомъ! Чтобы экзаменовать людей съ извращенными мозгами, у которыхъ только одна цѣль впереди при поступленіи въ университетъ -- получить возможность добывать себѣ кусокъ хлѣба! Нѣтъ, ни за что въ мірѣ! Мои крестьяне и крестьянки -- люди совсѣмъ иного закала. Они являются въ школу съ такою страстью учиться, съ такою жаждою знанія, что просто любо смотрѣть. Но все это у нихъ въ зачаточномъ состояніи, такъ что они даже не умѣютъ выразить своихъ чувствъ. И какое счастіе для учителя работать на этой дѣвственной почвѣ, идти медленнымъ, но вѣрнымъ шагомъ впередъ, пока наконецъ не появятся первые молодые ростки -- и затѣмъ продолжать все дальше и дальше, съ любовью и пониманіемъ, пахать и сѣять,-- о, вотъ вы посмотрѣли бы на мою мать, какъ трогательно счастлива она, когда замѣчаетъ начало духовной жизни въ комъ-нибудь изъ своихъ. питомцевъ,-- ничто никогда такъ сильно не радуетъ ее.
-- Правда-ли, что ваша мать ходитъ всегда въ крестьянскомъ платьѣ? спросила г-жа Суръ.
-- Да, конечно, и я также. Мы не хотимъ никакихъ различій между такъ называемыми высшими и низшими классами. Для норвежца нѣтъ большей чести, какъ быть хорошимъ крестьяниномъ.
-- Вы живете совершенно такъ, какъ крестьяне? спросила Улла нѣсколько насмѣшливо. ѣдите дурную пищу, поддерживаете въ комнатахъ дурной воздухъ, употребляете грубыя слова, имѣете низменныя мысли, которыя не идутъ дальше стропилъ вашего потолка?
-- Можетъ быть то, что вы говорите, фрэкенъ, очень забавно, сказалъ Фалькъ, вспыхнувъ. Но я позволю себѣ сказать вамъ, что наша дѣятельность заслуживаетъ во всякомъ случаѣ чего-нибудь другого, а не насмѣшки, не потому, конечно, что мы дѣлаемъ что-нибудь великое; безъ сомнѣнія, несравненно болѣе возвышенно заниматься науками и писать картины а также...
Улла прервала его. "Нѣтъ, я вовсе не это имѣла въ виду. Я понимаю, что вы поступаете прекрасно, когда -- я... слышала, вы могли бы сдѣлать блестящую карьеру, если бы захотѣли".
-- Ну, часъ отъ часу не легче, вскричалъ Фалькъ. Прошу покорно избавить меня отъ такихъ комплиментовъ. Моя дѣятельность не на волосъ не лучше всякой другой; я вовсе не думаю ставить ее себѣ въ заслугу; я защищаю только право народа на просвѣщеніе и человѣческое развитіе. Если я возмущаюсь, то только потому, что не выношу тона превосходства, съ которымъ нѣкоторые позволяютъ себѣ говорить, какъ только рѣчь зайдетъ о крестьянахъ.
-- Но я, напротивъ того, отношусь къ крестьнамъ съ величайшимъ дочтеніемъ, возразила Улла, подымаясь изъ своего полулежачаго положенія. Я только спрашиваю, неужели жизнь норвежскихъ крестьянъ такъ хороша, что ее стоитъ принимать за образецъ?.
-- Но я вовсе не говорю, что ее нужно принимать за образецъ. Мы не живемъ такъ, какъ живетъ въ дѣйствительности большинство норвежскихъ крестьянъ, но такъ, какъ имъ, по нашему мнѣнію, слѣдовало бы жить, т. е. удобно, здорово, но умѣренно. Мы не желаемъ пользоваться роскошью и изысканностью, не позволяемъ себѣ разнаго рода прихотей, которыя изобрѣтены досужимъ городскимъ меньшинствомъ и могутъ достаться въ удѣлъ только немногимъ. Мы находимъ, что пріятнѣе жить такъ, какъ живутъ многіе, нежели такъ, какъ могутъ жить только нѣкоторые. Можете-ли вы понять это? И намъ кажется, что есть въ жизни много духовныхъ задачъ, которыя мы будемъ имѣть возможность выполнить, если не станемъ тратить времени на мелочи, на поддержку этой безполезной роскоши въ платьяхъ, въ ѣдѣ, въ меблировкѣ и т. п. Мы вѣримъ, что родина наша нуждается въ нашемъ трудѣ для достиженія другихъ задачъ. Вы можете понять это, фрэкенъ Розенгане, вы можете! его тонъ сдѣлался теплѣе; онъ наклонился къ ней, положивъ руку на спинку ея стула и смотря ей въ глаза. Вы, такая умная, безъ предразсудковъ...
-- Я очень хорошо понимаю васъ, отвѣтила Улла. Повѣрители, я много, много разъ такъ уставала отъ всего, что называется роскошью, избыткомъ культуры, что убѣгала къ берегу моря и по цѣлымъ недѣлямъ жила въ рыбачьей хижинѣ -- о да, я понимаю это очень хорошо.
-- Ваши слова во многомъ вполнѣ основательны и справедливы, сказалъ доцентъ, Но можно рядомъ съ этимъ поставить съ нѣкоторымъ основаніемъ, по моему мнѣнію, слѣдующій вопросъ: то, во всякомъ случаѣ довольно поверхностное образованіе, которое ваши воспитанники будутъ имѣть возможность въ такое короткое время...
-- Ахъ да, это все я превосходно знаю, прервалъ его Фалькъ. Вы предпочитаете, чтобы народъ жилъ какъ настоящій звѣрь, чѣмъ какъ получеловѣкъ. Вы, ученые господа, вы ужасные умственные аристократы; вамъ кажется, что разъ крестьянинъ, посѣщающій школу, не можетъ сдѣлаться по крайней мѣрѣ кандидатомъ философомъ, то и не стоитъ обучать его такимъ ничтожнымъ вещамъ, каковы исторія его родины, законы, по которымъ онъ долженъ жить и судиться, права его и обязанности относительно согражданъ и общества,-- и если онъ при этомъ научится вдобавокъ понимать и любить своихъ поэтовъ и шведскихъ въ придачу,-- то вы конечно говорите: къ чему это, развѣ это нужно ему. Если онъ не можетъ сдѣлаться ни ученымъ, ни чиновникомъ, то пусть ужъ лучше остается круглымъ невѣждою, какъ и его предки. Къ чему пробуждать напрасно умственные интересы въ людяхъ, которыя не могутъ сдѣлаться учеными?
-- Нѣтъ, мы этого конечно не говоримъ. Мы боимся только, чтобы народъ, вкусивши такимъ поверхностнымъ образомъ съ древа знанія, не сталъ презирать свое будничное дѣло, не сталъ считать себя слишкомъ развитымъ для того, чтобы заниматься ручнымъ трудомъ.
-- Извините, г. доцентъ, но отъ кого мы слышимъ постоянно эти возраженія? это глубокое уваженіе въ физическому труду? именно отъ тѣхъ, которые никогда въ жизни не занимались физическимъ трудомъ и не могутъ заниматься имъ. Но я могу вамъ сказать, я, который собственноручно посадилъ всѣ кусты въ моемъ саду, собственноручно расчистилъ безплодную площадку, на которой построенъ мой домъ, самъ пахалъ на ней и сѣялъ, я могу вамъ сказать то, что вы всегда говорите, но чему вы не вѣрите, потому что если бы вы этому вѣрили, вы доказали бы это сами, я могу вамъ сказать, что физическій трудъ представляетъ самъ по себѣ наслажденіе, что въ немъ сила, охраняющая человѣчество отъ гибели, и что мы слишкомъ хорошо это знаемъ, чтобы подрывать его значеніе; мы не учимъ крестьянъ, что физическій трудъ слишкомъ низменное занятіе для того, кто усвоилъ себѣ капельку знанія; напротивъ того, мы говоримъ имъ, что физическій трудъ стоитъ такъ высоко, что даже много знающій человѣкъ хорошо сдѣлаетъ, если станетъ заниматься имъ.
-- Не согласитесь-ли вы устроить здѣсь въ Утскерѣ публичное чтеніе, г. Фалькъ? спросила Улла. Не думаете-ли вы, что для насъ, лѣнивыхъ и изнѣженныхъ городскихъ жителей, будетъ полезно получить болѣе точныя свѣдѣнія о вашихъ высшихъ народныхъ школахъ и вообще о вашихъ воззрѣніяхъ на этотъ счетъ? Обѣщаю вамъ, что вы будете имѣть по крайней мѣрѣ одного очень внимательнаго и заинтересованнаго слушателя.
-- О, если у меня есть хоть одинъ такой слушатель въ виду, я готовъ говорить для него на большой дорогѣ, на морѣ, гдѣ угодно. Но если у меня соберется ихъ, скажемъ напр. пять, то тѣмъ удобнѣе устроить для нихъ чтеніе. Я это дѣлаю всегда съ большимъ удовольствіемъ, увѣряю васъ. Я люблю очень устраивать такого рода бесѣды и никогда не заставляю себя дважды просить.
-- Вотъ и отлично. Значитъ мы соберемся въ клубѣ въ одинъ изъ ближайшихъ вечеровъ, хорошо? Мы расклеимъ на всѣхъ углахъ большія объявленія. Объ этомъ позаботишься ты, Людвигъ, обратилась Улла къ доценту.
Гости стали прощаться, выражая Фальку свое искреннее удовольствіе по поводу будущаго его чтенія. Всѣ слышали о немъ, какъ объ отличномъ ораторѣ и всѣмъ было пріятно это маленькое развлеченіе въ однообразной дачной жизни.
Фалькъ медлилъ уходить. Совѣсть его не была спокойна относительно Анны. Когда онъ увидалъ ее погруженною въ глубокую задумчивость, ему пришла въ голову непріятная мысль, не отнеслась-ли она слишкомъ серьезно къ его ухаживанію. Онъ не хотѣлъ уйти сегодня вечеромъ домой, не доставивъ ей случая сказать ему наединѣ нѣсколько словъ, если бы она этого захотѣла. Онъ сѣлъ противъ нея на верандѣ.
-- Ну? спросила она. Это была ея всегдашняя привычка завязывать съ нимъ разговоръ. Онъ ждалъ. Черезъ минуту она опять заговорила.
-- Что-же? теперь вы ужъ настоящимъ образомъ влюблены? спросила она, принужденно улыбаясь.
-- Въ кого? переспросила онъ... Намекаете-ли вы на Нелли Нерманъ или на Евелину Суръ?
-- Или на ту, которую вы нарочно не называете, прибавила она съ тою-же натянутою усмѣшкою.
-- Фрэкенъ Розенгане! Я думаю, что это послѣдняя изъ всѣхъ, въ кого я могъ-бы влюбиться.
-- Въ самомъ дѣлѣ? Серьезное лицо Анны слегка прояснилось, а черные мрачные глаза просіяли... Это, право, странно. Она, у которой все есть, талантъ, красота, умъ -- все, что...
-- Все, что возбуждаетъ восхищеніе, еще далеко отъ того, чтобы пробудить любовь, прервалъ онъ ее.