Ла-Порт Жозеф
Всемирный путешествователь, или Познание Стараго и Новаго света... Том пятый

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Le voyageur françois, ou la connoissance de l`ancien et du nouveau monde.
    Перевод Якова Булгакова.
    Письма 55 -- 65. Китай.

   

ВСЕМИРНЫЙ
ПУТЕШЕСТВОВАТЕЛЬ,
или
ПОЗНАНІЕ
СТАРАГО и НОВАГО СВѢТА,
то есть:

ОПИСАНІЕ
всѣхъ по сіе время извѣстныхъ земель въ четырехъ частяхъ свѣта,
содержащее:
каждыя страны краткую исторію, положеніе, города, рѣки, горы, правленіе, законы, военную силу, доходы вѣру, ея жителей, нравы, обычаи, обряды, науки, художествы, рукодѣлія, торговлю, одежду, обхожденіе, народныя увеселенія, доможитіе, произрастенія, отмѣнныхъ животныхъ, звѣрей, птицъ, и рыбъ, древности, знатныя зданіи, всякія особливости примѣчанія достойныя, и пр.

изданное
Господиномъ Аббатомъ де ла Портъ,

а на Россійской языкъ
переведенное съ французскаго.

   

ТОМЪ ПЯТЫЙ

ТРЕТІЕ ИЗДАНІЕ.

Въ Санктпетербургѣ,
Съ дозволенія Ценсуры, печатано у I. К. Шнора иждивеніемъ Ивана Глазунова.
1802 года.

   

ОГЛАВЛЕНІЕ

Писемъ содержащихся въ семъ пятомъ Томѣ.

   55. Китай
   56. Продолженіе Китая
   57. Продолженіе Китая
   58. Продолженіе Китая
   59. Продолженіе Китая
   60. Продолженіе Китая
   61. Продолженіе Китая
   62. Продолженіе Китая
   63. Продолженіе Китая
   64. Продолженіе Китая
   65. Конецъ Китая
   

ВСЕМІРНЫЙ ПУТЕШЕСТВОВАТЕЛЬ.

ПИСЬМО LV.

Китай.

   Наконецъ приѣхалъ я, Государыня моя, въ наидревнѣйшую и обширнѣйшую Имперію свѣтла: будучи столь же велика, но больше населена, нежели Европа, повинуясь единому государю, завися отъ единой воли, управляясь едиными всегда правилами, существуетъ она съ одинаковою славою больше четырехъ тысячъ лѣтъ. Нравы, обычаи, да и самой языкъ не претерпѣли въ ней ни малѣйшей премѣны, и противъ обыкновенія Азіатскихъ государствъ Монархъ ея почитаетъ себя покровителемъ, отцемъ и другомъ своего народа. Но я только еще, такъ сказать, коснулся границъ сей обширной и удивительной земли; письма мои содержать будутъ наблюденіи, по мѣрѣ представляющихся взору моему предмѣтовъ, заслуживающихъ любопытство.
   Отправясь изъ Кохинхинскаго порта, пристали мы въ Макао, брося якорь при островѣ Хѣ-нинѣ. Между произрастеніями примѣтили мы на ономъ дорогое дерево орлиное и фіолетовое, а особливо желтое дерево, называемое негніющее, потому что не портится оно ни въ водѣ, ни въ землѣ. Изъ него дѣлаютъ якори для кораблей и столбы, кои не понятно становится дорого, естли бываютъ нѣсколько толсты. Императоръ Кан-хи построилъ изъ сего дерева цѣлой дворецъ, и велѣлъ себя по смерти въ немъ положишь. Есть на помянутомъ островѣ еще и другіе деревья; и изъ иныхъ течетъ драконова кровь, изъ другихъ бѣлой клей, которой изходя изъ дерева, когда оно нарубится, краснѣетъ, чѣмъ больше сгущается; а будучи положенъ на уголье испускаетъ запахъ приятнѣе ладона. Водится такъ же въ Хѣ-нанѣ междукаменьями небольшая голубая рыба, похожая на дельфина", она предпочитается Дорадѣ (кузнецу), но не долго живетъ, естли ее вынуть изъ ея стихіи.
   Окружность сего острова занимаетъ около семи сотъ верстъ. Китайцы владѣютъ только частію онаго, остатокъ населенъ народомъ вольнымъ, огражденнымъ неприступными горами, и никакаго съ нимъ сношенія неимѣющимъ. Мущины и женщины продѣваютъ волосы въ кольцо, и носятъ ихъ на лбу: одежда ихъ состоитъ въ соломенной шляпѣ и не большомъ полотняномъ передникѣ, убранство въ золотыхъ сергахъ и синихъ сдѣланныхъ на лицѣ полосахъ; оружіе въ лукѣ, стрѣлахъ и ножѣ, которые носятъ они въ небольшомъ кузовѣ, привязанномъ сзади къ поясу. Вообще они весьма безобразны, малорослы и красноватаго цвѣта.
   Считаютъ на семъ островѣ четырнадцать или пятнадцать городовъ, и всѣ оные почти на берегу построены. Столица называется Ся-джеу-фу. Корабли къ ней подходятъ подъ самыя стѣны, и торги столь велики, что можно ее положить въ числѣ наизнатнѣйшихъ городовъ сей части Азіи. Горные жители почти никогда не кажутся, развѣ для нападенія на сосѣднія деревни, что нерѣдко случается; но они такъ мало знаютъ устройство и столь трусливы, что двадцать пять Китайцовъ прогоняютъ пять сотъ островитянъ.
   Прежде прибытія нашего въ Макао ѣхали мы мимо острова Санъ-сіяня, славнаго смертію святаго Ксаверія и его гробницею, которая видна тутъ и понынѣ: поставлена она на небольшемъ холмѣ при подошвѣ высокой горы. Іезуиты построили при ней часовню. Я уже кажется доносилъ, что тѣло святаго перевезено въ Гою.
   Городъ Макао лежащій на полуостровѣ при устьѣ рѣки Кантонской, называемой Тахо, тѣмъ только и знатенъ, что Португальцы, основали въ немъ средоточіе своей торговли: они его и завели, получа отъ Китайцевъ за нѣкоторыя услуги сію землю, и построивъ крѣпостцу, которая вскорѣ превратилась въ цвѣтущій городъ, но много потеряла прежней своей знатности; нынѣжъ больше въ немъ Китайцевъ, нежели Португальцевъ, и сіи будучи бѣднѣе, слѣдовательно и слабѣе ихъ. Позволено имъ однако отправлять въ Кантонѣ торги два раза въ годъ. Они имѣютъ губернатора, но Китайцы содержатъ Мандарина, отъ котораго весь край зависитъ. Когда жители хотятъ просишь у него о чемъ, идутъ всѣ собравшись предъ его палаты; властелинъ отвѣтствуешь имъ на письмѣ, и изъясняется симъ образомъ: "сей варварской и грубой народъ приноситъ мнѣ такую то прозьбу; я снисхожу на оную, или, я отказываю въ оной."
   Португальцы имѣютъ весьма малой гарнизонъ въ Макао, не имѣя чѣмъ содержать много войска. Китайцамъ платятъ дань за землю, на которой стоятъ ихъ домы и церкви: сіи домы построены по Европейски, но нѣсколько низки. На мысѣ соединяющемъ Макао съ матерою землею поставлена стѣна для возпрепятствованія сообщенія у жителей съ Китаемъ; въ срединѣ оной находятся ворота, и при нихъ всегдашній караулъ. Иногда позволяется Китайцамъ живущимъ въ городѣ ѣздить во внутрь земли, но Португальцамъ никогда. Оныя ворота отворяются въ извѣстные дни, дабы жители могли покупать съѣстные припасы, и Китайцы продающіе ихъ, кладутъ на нихъ цѣну по своему изволенію.
   Пробывъ недолгое время въ Мавао, вогали мы на рейду Гуаи-джеу-фу, что Европейцы называютъ Кантоновъ: оной есть одинъ изъ самыхъ приморскихъ, люднѣйшихъ и богатѣйшихъ городовъ во всемъ Китаѣ, а особливо съ того времяни, какъ къ торгамъ съ сосѣдними королевствами присоединенъ торгъ съ Европейцами, коихъ Китайцы ни въ какой другой портъ не впускаютъ. Кантонъ есть столица провинціи раздѣленной на десять округовъ, имѣющихъ каждой свой городъ.
   Нѣтъ зрѣлища прекраснѣе береговъ широкой рѣки Та-хо, ведущей къ сему великому городу: на нихъ безпрерывно представляются, то луга изпещренные цвѣтами, пресѣкаемые рощами, кончащіеся холмами возвышающимися на подобіе амфитеатра, на которой возходять по дерновымъ ступенямъ; то каменныя горы покрытыя мхомъ; деревни поселенныя въ лѣсочкахъ, сады искусно обработанные, каналы составляющіе острова, берега всегда цвѣтущіе, всегда зеленѣющіеся, и покрытые множествомъ судовъ, стройно поставленныхъ въ нѣсколько рядовъ на подобіе улицъ, и служащихъ обиталищемъ безчисленному народу: на каждомъ суднѣ живетъ семья въ разныхъ покояхъ, какъ въ домѣ; по утру всѣ жители выходятъ толпою и раздѣляются, иные идутъ въ городъ, иные на поля для отправленія своихъ работъ.
   Мы вошли въ превеликой городъ, которой кажется составленъ изъ трехъ разныхъ городовъ, раздѣленныхъ между собою высокими стѣнами, и коею округъ и число обывателей не уступитъ Парижу; улицы длинны, нѣсколько узки, вездѣ прямы и изрядно вымощены; домы стѣснены, и земля подъ нихъ занята съ великою бережливостію. Большая часть домовъ смазаны изъ глины по поламъ съ кирпичемъ, и покрыты черепицею. Въ Татарскомъ городѣ лежащемъ на сѣверъ есть много пустырей и мало жителей, но отъ средины до Китайскаго города хорошо онъ выстроенъ, имѣетъ изрядныя улицы и триумфальные ворота. Палаты, гдѣ собираются ученые, гдѣ живетъ вицерой, генералъ войскъ и мандарины, имѣютъ нѣкоторой родъ великолѣпія, но весьма различнаго съ тѣмъ, кое мы уважаемъ въ Европѣ. Есть также недурные капищи, окруженные кельями Бонзовъ, кои суть здѣшніе монахи. Китайской городъ не имѣетъ ничего примѣчанія достойнаго, изключая нѣсколько улицъ съ богатыми лавками со стороны рѣки Западное предмѣстіе люднѣе другихъ и красивѣе въ наружности, улицы въ немъ, коихъ число очень велико, покрыты по причинѣ жаровъ; а какъ сей околотокъ наполненъ купцами, то ходя въ немъ, кажется, ходишь по рядамъ или по гостиному двору.
   Вообще Кантонъ такъ люденъ, что на всякомъ шагу должно останавливаться: предъ тѣми, коихъ несутъ въ носильняхъ (портшезахъ), ѣздитъ человѣкъ по улицамъ, а особливо носители тягостей совсѣмъ босы, а иногда и на головѣ у нихъ ничего нѣтъ; иные надѣваютъ большія соломенныя страннаго вида шляпы, и всѣ что нибудь несутъ, ибо здѣсь не употребляютъ ни возовъ, ни скота для возки того, что кто купитъ или продастъ.
   На концѣ каждой улицы сдѣлана рогатка, которую закидываютъ, колъ скоро смеркнется: тогда всякой обязанъ сидѣть дома, и сіе распоряженіе, которымъ содержится спокойствіе въ большихъ городахъ, въ употребленіи по всему Китаю.
   По утру, когда ворота отпираются, и въ вечеру прежде запиранія оныхъ число входящихъ и исходящихъ столь велико, что принужденъ бываешь стоять и дожидаться долгое время, пока удастся пройти, удивительно, что въ такомъ множествѣ туда и сюда идущихъ не встрѣчается ни одна женщина.
   Жители Кантонскіе трудолюбивы, проворны, и смысленны; хотя нѣтъ въ нихъ довольно живости на выдумки, но перенимаютъ они съ невѣроятною удобностію всѣ Европейскія работы, и весьма легко списываютъ рисунки, когда имъ оные дашь. Деньги, привозимые сюда изъ наиотдаленнѣйшихъ земель привлекаютъ купцовъ изъ всѣхъ провинцій, и въ городѣ найти можно все, что ни есть рѣдкаго и любопытства достойнаго во всей Имперіи.
   Все, что читалъ я прежде о Китаѣ, вселило въ меня великое почтеніе къ жителямъ; я такъ радовался быть между ими и такъ сильно желалъ ихъ познать, что безпрестанно ходилъ въ самые людные мѣста, надѣясь найти кого нибудь изъ чужестранныхъ, приѣзжающихъ сюда изъ всѣхъ частей свѣта, кто бы могъ удовольствовать мое желаніе. Однажды, какъ я наиболѣе былъ занятъ сею мыслію, подошелъ ко мнѣ человѣкъ, коего лице не совсѣмъ было мнѣ незнакомо; дѣйствительно узналъ я въ немъ миссіонера, которой вмѣстѣ со иною учился въ Марселіи. Онъ за нѣсколько лѣтъ поселился въ Китаѣ, и приѣхалъ въ Кантонъ за дѣлами, касающимися до его званія. Имя ему Г. де Рошь; и хотя онъ изъ такаго чина монаховъ, въ которомъ о нѣкоторыхъ обрядахъ инако мыслятъ, нежели Іезуиты, но живетъ съ ними въ совершенномъ согласіи, знаетъ исторію и обычаи здѣшней земли; и я въ сихъ отдаленныхъ странахъ получаю отъ него всякую помощь и изъясненія, въ коихъ мнѣ нужда.
   Когда бы вы увидѣли, говорилъ онъ мнѣ, всѣ города въ Китаѣ, вы бы нашли такое совершенное между ими сходство, что довольно посмотрѣть одного, дабы имѣть общее обо всѣхъ понятіе. Они всѣ имѣютъ четвероугольной видъ, по крайней мѣрѣ, сколь то положеніе позволить можетъ; двѣ большія улицы, пересѣкающіяся накрестъ отъ юга къ сѣверу и отъ востока къ западу; по срединѣ находится площадь, съ которой видны четверы вороты. Каждая часть четвероугольника пресѣкается также долгими улицами, изъ коихъ иныя широки, иныя узки, и домы въ нихъ поземные, а рѣдко въ которомъ есть другое жилье. Ровъ, валъ, толстая стѣна и башни составляютъ ограду Китайскихъ городовъ, даже и тѣхъ, кои здѣсь называются военными. Жители не перемѣнили строенія крѣпостей, хотя употребленіе пороху знать и начали.
   Внутри города построены другія высокія башни, и которыя тѣмъ выше кажутся, шло домы очень низки. На улицахъ бываютъ триумфальные вороты, изрядные кипищи, зданіи въ честь великихъ людей, народные строеніи больше по пространству своему, нежели по великолѣпію, примѣчанія достойные. Лавка убраны фарфоромъ, лаковою работою и шелковыми штофами; предъ всякими дверьми выставлена, на подобіе вывѣски на выкрашенномъ столбѣ и въ изрядныхъ рамахъ, надпись большими словами товаровъ, какія въ лавкѣ находятся. Поставлено также на ней и имя купца съ симъ прибавленіемъ: онъ тебя не обманетъ; но на сіе также мало въ Китаѣ полагаться можно, какъ на вывѣски трактировъ, на коихъ прибавляютъ: здѣсь кормятъ чисто. Сіи надписи вышиною отъ семи до осми футовъ, стоящіе на подножіи, повсюду въ равномъ отъ домовъ отдаленіи, составляютъ неменьше приятную, сколъ и странную улицу; да въ семъ почти одномъ и состоитъ вся красота Китайскихъ городовъ.
   Въ Имперіи находится оныхъ больше полутора тысячи, продолжалъ миссіонеръ, не считая великаго множества крѣпостцей, замковъ, пригородковъ и деревень, коими можно сказать, покрытъ весь Китай. Многіе изъ помянутыхъ селеній столь велики и людны, какъ самые большіе города. и обнесены глиняною, но низкою стѣною. Домы также глиняные и весьма дурны. Вы видите, примолвилъ г. де Рошь, что и городскіе почти не великолѣпнѣе.
   Китайцы не любятъ нашихъ домовъ о многихъ жильяхъ, и трясутся отъ страха, когда разсказываютъ имъ о высотѣ нашихъ лѣстницъ. Другая весьма примѣтная у нихъ съ нами разность, есть разположеніе оконъ. На улицу они ихъ не имѣютъ, дабы, какъ говорятъ, не показывать себя народу; они и позади двери внутри дома, дѣлаютъ стѣнку, и ставятъ ширмы, чтобы входящіе не могли видѣть, что дѣлается въ покояхъ.
   По многихъ другихъ примѣчаніяхъ, миссіонеръ, оставаясь здѣсь еще на нѣкоторое время, обѣщалъ ходить со мною всюду, куда заведетъ меня любопытство. Назовитесь моимъ ученикомъ, или слушателемъ, говорилъ онъ мнѣ, а подъ симъ именемъ васъ впустятъ во всѣ мѣста, куда я самъ ходить могу. Я охотно принялъ сіе наименованіе, да не отрекся и должности, отправлять, ежели настоять будетъ нужда. Онъ мнѣ предложилъ съѣздить съ нимъ въ нѣкоторые провинціальные города, куда дѣла его призывали. И такъ учинили мы нужные приуготовленіи; ибо, чтобы вы ни говорили, Государыня моя, я не такъ странствую, какъ тѣ герои романовъ, кои имѣютъ при себѣ драгоцѣнные каменья и сокровищи, а въ платьѣ, бѣлье и пищѣ терпятъ, недостатокъ.
   Въ Китаѣ не найдешь постель готовыхъ, какъ въ Европѣ, надобно всегда съ собою ихъ возить естьли не захочешь спать на рогожкѣ; и мы на оное рѣшились. Въ постоялыхъ дворахъ не имѣли мы недостатка; но они очень худо снабжены, изключая находящихся по большимъ дорогамъ. Есть мѣста, гдѣ дичина, да и самые фазаны дешевле дворовой живности. Лѣтомъ милосердые люди даютъ даромъ по дорогамъ бѣднымъ прохожимъ холодное питье, а зимою теплое.
   Печатаются народные дорожники, показующіе путь отъ одного мѣста до другаго. Безопасность, украшеніе и выгода большихъ дорогъ суть предметы, коихъ здѣсь не пренебрегаютъ. Сіи дороги обыкновенно широки, гладки, а во многихъ провинціяхъ и вымощены: подѣланы проходы на самыхъ высокихъ горахъ, вершины сравнены, камни просѣчены, пропасти и долы завалены. На каналахъ идущихъ чрезъ все государство сдѣланы берега, а въ болотныхъ мѣстахъ насыпаны плотины для безопасности путешествующихъ. Есть мѣста, гдѣ дороги походятъ на аллеи, кои безпрестанно приводили мнѣ на память прекрасныя по Франціи дороги, вѣчной памяти предающіе государствованіе Лудовика XV. Другіе по бокамъ огорожены высокими стѣнами, дабы по полямъ не ходили и не ѣздили. Сіи стѣны на перекресткахъ имѣютъ отверстіи, ведущіе къ разнымъ деревнямъ.
   Мандарины каждаго округа имѣютъ повелѣніе смотрѣть, чтобъ дороги хорошо были содержаны, и за малѣйшее упущеніе наказываются строго. Одинъ изъ сихъ чиновныхъ не довольное прилѣжаніе употребившей для починки дороги, по которой надлежало ѣхать Императору, предпочелъ лучше лишить себя жизни, нежели подвергнуться неизбѣжимому наказанію, которое отвратить наши правители провинцій конечно нашли бы способъ.
   На мѣстахъ, гдѣ много ѣздятъ, попадаются въ нѣкоторомъ между собою разстояніи то башни съ бутками для часовыхъ, то монастыри Бонзовъ, упражняющихся въ странноприимствѣ, то мѣста для отдохновенія сдѣланные на подобіе пещеръ, гдѣ путешествующіе могутъ укрыться отъ дождя, отъ холода, или отъ жара. Сіи выгодныя и приятныя гостинницы обыкновенно строются старыми Мандаринами, кои отъѣхавъ въ свои провинціи, стараются заслужить любовь, или почтеніе, зданіями полезными обществу.
   Часовые выходятъ изъ карауленъ и становятся рядомъ, ежели ѣдетъ по дорогѣ какой знатной человѣкъ. Какъ поля покрыты большими дорогами, то всегда видно немалое число таковыхъ башенъ, а по сей причинѣ разойники и воры весьма рѣдки въ Китаѣ, и не лишаютъ почти никогда жизни тѣхъ, у кого отнимаютъ кошелекъ.
   Сіи самыя башни служатъ также къ показанію разстоянія отъ одного мѣста до другаго и именъ главнѣйшихъ городовъ. Часовые обязаны сверхъ того носить письма отъ двора и передаютъ одинъ другому, пока не дойдутъ оные до губернаторовъ, городовъ и провинцій.
   АІы ѣхали то на лошадяхъ, то на лошакахъ, а иногда шли и пѣшкомъ, нанявъ для скарба нашего носильщиковъ. Я не давалъ покою моему товарищу вопросами о началѣ, древности и премѣнахъ Китайской Имперіи., "Неоспоримая исторія сего народа и единая, которая основывается на астрономическихъ наблюденіяхъ, говорилъ мнѣ ученой миссіонеръ, доходитъ до затменія, вычисляемаго за двѣ тысячи лѣтъ до Рождества Христова, ибо Китайцы соединили исторію небесную съ земною, и симъ образомъ справдили одну другою. Іезуиты, присланные въ послѣднихъ вѣкахъ къ сему незнаемому народу, повѣряли затменія, упоминаемыя Конфуціемъ; и сравнивая ихъ съ разными знатными произшествіями Китайской исторіи, произвели начало сей Имперіи отъ самыхъ отдаленнѣйшихъ временъ. Писатели, не столъ пріятствующіе здѣшней Монархіи, соглашаются, что она по меншей мѣрѣ стольже древня, какъ Египетская. Нѣкоторые Китайцы простираютъ притязанія свои далѣе потопа; но сія мысль почитается здѣшними учеными людьми на равнѣ съ тою, что мы (Французы) производимъ себя отъ Троянъ. Вообще всѣ Китайцы держатся своей истинной исторіи, которая полагаетъ начало Имперіи при царствованіи Фу-хи, да и за темное почитаютъ все время, протекшее отъ Фухія до Яу. Сей послѣдній вступилъ на престолъ около двухъ тысячъ четырехъ сотъ лѣтъ до Рождества Христова, и чрезъ восемдесять лѣтъ своего правленія старался просвѣтить и сдѣлать людей счастливыми. Имя его и понынѣ въ великомъ почтеніи въ Китаѣ.
   "Лѣтосчисленіе Китайское начинаетъ быть вѣрно со дней сего Императора. Онъ, будучи самъ искусной математикъ, трудился въ поправленіи астрономіи; а сіе доказываетъ, что родился онъ въ народѣ уже просвѣщенномъ, ибо не видимъ мы, чтобъ древніе старшины Гальскихъ селеній поправляли Астрономію. Кловисъ, говоритъ г. Вольтеръ, не имѣлъ обсерваторіи.
   Яу желая утвердить благоденствіе подданныхъ послѣ своей смерти, назначилъ наслѣдникомъ, обойдя своего сына, которой казался ему мало способнымъ къ правленію, земледѣльца называемаго Шунь, котораго многія добродѣтели чинили достойнымъ престола. Шунь правилъ съ толикою мудростію и тихостію, что привлекъ къ себѣ любовь отъ всего народа. Онъ имѣлъ обыкновеніе говаривать: "ежели хотите вы знать, что такое человѣколюбіе, закройте ваши книги, и смотрите на нещастныхъ; ежели вы когда нибудь вкушали сладость добродѣтели, то описаніе ея находится въ вашемъ сердцѣ...
   "Дабы быть въ состояніи править справедливо народомъ, Шунь прибѣгнулъ къ одному средству, которое нынѣ конечно бы показалось чрезвычайнымъ. Онъ выдалъ указъ, коимъ позволялось подданнымъ его писать на дскѣ вывѣшенной нарочно все то, что найдутъ они въ поведеніи Государя достойнымъ укоризны; но еще чрезвычайнѣе покажется то, что на оной дскѣ цѣлые двадцать лѣтъ ничего написано не было.
   "Двадцать двѣ династіи (Императорскія фамиліи или колѣна) правили Китаемъ одна за другою. Первая признаетъ за основателя своего Ю, и кончится въ особѣ Гія, семнадцатаго Императора своего колѣна. Вы заключите сами, что сіи многочисленныя фамиліи должны были произвести добрыхъ и худыхъ Царей: первые по естественному слѣдствію держались долѣе на престолѣ, нежели послѣдніе. Не входя въ подробности ихъ правленія, думаю я, продолжала нашъ миссіонеръ, что вы будете довольны, когда услышите о разныхъ приключеніяхъ, кои мнѣ разсказывали о нѣкоторыхъ изъ помянутыхъ Императоровъ.
   "До времяни Фу-хи, Китайцы были народъ варварской, безъ устройства и нравовъ. Сей Государь просвѣтилъ ихъ, далъ имъ законы; а дабы симъ придать довѣренность, объявилъ всенародно, что видѣлъ ихъ изображенные на спинѣ одного чрезвычайнаго животнаго. половина лошади, половина летучаго змѣя. Обманъ ему удался, какъ Нумѣ, Магомету и многимъ другимъ. Сей славный крылатый змѣй учинился знакомъ, или гербомъ Китая, украшеніемъ царской одежды и предметомъ народнаго почтенія.
   Императоръ Ю, дабы учинить подданнымъ доступъ къ себѣ свободнѣе, велѣлъ повѣсить у дверей своихъ покоевъ колоколъ, барабанъ и три доски изъ разныхъ металловъ. Смотря по свойству дѣла, били съ сіи орудія, и Монархъ тотчасъ въ себѣ допускалъ просящаго, увѣряютъ, что въ одинъ день вставалъ онъ два раза изъ за стола, а въ другой выходилъ три раза изъ бани, дабы выслушать приносимыя жалобы. Ю возвелъ съ собою на престолъ всѣ благотворительныя добродѣтели добраго Царя: быль Титомъ Китайскимъ; учредилъ порядокъ въ приказахъ; утвердилъ прибѣжище бездѣтнымъ, старикамъ, вдовамъ, сиротамъ; основалъ общественныя училища для всенароднаго воспитанія; далъ врачей и лѣкарства забвенію преданнымъ сельскимъ жителямъ; украсилъ столицу Имперіи достопамятными зданіями: основалъ академіи для наукъ и художествъ, завелъ фабрики, почиталъ земледѣльцовъ, и покровительствовалъ торговлю.
   "Ши хуан-ти построилъ съ двѣ тысячи лѣтъ назадъ славную стѣну, раздѣляющую Китай отъ Татаріи, которая и нынѣ простирается еще съ лишкомъ на двѣ тысячи верстъ. Она идетъ чрезъ горы и пропасти; для протоку рѣкъ подѣланы въ ней широкіе своды; построены отъ мѣста до мѣста крѣпости и ворота для удобности торговъ. Сія стѣна складена частію изъ кирпича, частію смазана изъ битой глины, имѣетъ въ вышину тридцать, а въ ширину двадцать футовъ; и есть достопамятность, превосходящая и самыя Египетскія пирамиды своего полезностію и великимъ пространствомъ, увѣряютъ, что на дѣланіе ея употреблена была цѣлая треть всего народа; что работа продолжалась только пять лѣтъ, и что стѣна стереглась миліономъ солдатъ. Сіе не возпрепятствовало однако Татарамъ завладѣть Китаемъ. Нынѣ довольствуются содержитъ порядочные гарнизоны въ мѣстахъ, наиболѣе требующихъ осторожности.
   "Сей самой Императоръ, которой оставилъ вѣчное доказательство своей славы, хотѣлъ, чтобы потомство воспоминало и говорило только о немъ одномъ. Онъ повелѣлъ сожечъ всѣ исторіи, стараясь изкоренить память своихъ предшественниковъ. Не пощадилъ онъ и нравоучительныхъ книгъ подъ тѣмъ предлогомъ, что вредны оныя самодержавію; что обучающіеся по нимъ становятся поправителями государства, толкуютъ въ худо государево поведеніе и внушаютъ въ народѣ духъ неповиновенія и возмущенія. Онъ могъ напередъ знать, что такое повелѣніе совершенно исполнено не будетъ.
   "Фу-ти, коего Китайскія лѣтописи полагаютъ въ числѣ наилучшихъ Государей, повелѣлъ собрать старинныя книги, спасшіяся отъ варварскаго неистовства тирана Ши-хуан-ти, и приказалъ по онымъ обучать юношество. Исторія упрекаетъ сего Государя только въ томъ, что онъ неумѣренное легковѣріе имѣлъ къ сокровеннымъ наукамъ. Одинъ обманщикъ принесъ къ нему нѣкакой составъ и увѣщевалъ его выпить, обѣщая ему безсмертіе. Случившійся при немъ Мандаринъ, которой былъ обѣихъ разумнѣе, взялъ сосудъ и составъ выпилъ; Императоръ прогнѣвавшись, осудилъ его на смерть. "Но, сказалъ тогда Мандаринъ, ежели сіе питіе дѣлаетъ безсмертнымъ, ты тщетно стараться будешь меня умертвить. Ежели же напротивъ безсмертія оно не даетъ, то заслуживаетъ ли смерть мой поступокъ."
   "Тай-дзунъ уподоблялъ Государя угнѣтающаго своихъ подданыхъ человѣку, которой рѣжетъ у себя тѣло кусками, дабы ѣвши ихъ толстѣть. Видя однажды ужасное опустошеніе, причиняемое на поляхъ саранчею, взялъ онъ одну въ ротъ, и сказалъ воздыхая: "мерзкое насѣкомое! ты пожираешь пищу моихъ подданныхъ; для чего не пожираешь ты лучше мою утробу? Въ другой день прогуливаясь на суднѣ съ дѣтьми своими, говорилъ имъ: "вы видите сіе судно; его несетъ вода, но она же можетъ его и потопить. Народъ подобенъ сей водѣ, а Императоръ сему судну...
   "Когда Гугъ Капетъ основалъ третіе колѣно Французскихъ Королей (въ 964), Тай-дзу начиналъ девятнадцатую династію Китайскихъ Императоровъ. Разсказываютъ о семъ послѣднемъ, что случилося войску его въ одну весьма холодную зиму сражаться съ Татарами; тогда снялъ онъ съ себя шубу и послалъ къ своему полководцу, увѣряя его, что желалъ бы онъ быть въ состояніи дать подобную каждому солдату.
   "Ши-дзу былъ первой Татарской Князь возшедшій на Китайской престолъ. Онъ жилъ въ одно время съ св. Пудовикомъ (1280) и приобрѣлъ также, какъ и онъ, любовь, тихостію и мудростію своего правленія. Оставилъ новымъ подданнымъ законы ихъ и обычаи; да и самъ по благоразумію своему сообразовался нравамъ и склонностямъ завоеваннаго народа, Сія самая политика была сохранена Манжурскими Татарами; они держа оружіе въ рукѣ поддались законамъ земли, которой похитили престолъ. Во время сего Ши-дзуя полагаютъ созданіе славнаго канала, проходящаго чрезъ Китай отъ полудня на полночь, почти на три тысячи верстъ, и отворяющаго сообщеніе у одного конца Имперіи съ другимъ. Сія работа, называемая Императорской каналъ, превосходитъ все то, что мы ни имѣемъ дивнаго въ Европѣ. Онъ соединяется съ озерами и рѣками, въ коихъ теряется на нѣкоторое время, выходитъ опять изъ нихъ, продолжаетъ свое теченіе, и вновь впадаетъ въ другія рѣки и озера. Главная причина, для которой выкопанъ, есть та, чтобъ снабдить столицу и дворъ съѣстными припасами. Китай наполненъ таковыми каналами, кои хотя и не столь великолѣпны, но весьма много служатъ къ напоенію полей, для привоза всякихъ нужныхъ вещей, и для переѣзду путешествующихъ. Въ числѣ сихъ каналовъ есть такіе, кои идутъ прямо верстъ по пятидесяти. Берега многихъ покрыты домами, гдѣ живетъ безчисленное множество народа. Главные каналы снабжаютъ водою другіе небольшіе по обѣимъ сторонамъ, а сіи раздѣляются на протоки, идущіе чрезъ города и деревни и приносящіе въ оные изобиліе.
   "Великое достоинство, соединенное съ благополучными обстоятельствами, возвело на Китайской престолъ человѣка, которой былъ поваромъ въ монастырѣ Бонзовъ. Хун-фу (такъ назывался сей Монархъ) дабы не имѣть причины стыдиться своихъ предковъ, почтилъ титуломъ Императора своего отца, дѣда, прадѣда и пращура, какъ и во Франціи, когда случай, деньги или достоинства возводятъ подлаго человѣка на такой степень, на которомъ бываютъ благоурожденные; первое ихъ попеченіе стремится на составленіе родословія, коимъ множество презрѣнныхъ предковъ дѣлаются дворянами. Нѣкогда Хун-фу объѣзжая области съ своимъ сыномъ, остановился на полѣ, на которомъ мужики пахали землю: "научись, говорилъ онъ сыну, щадить людей столь почтенія достойныхъ; и когда будетъ царствовать, берегись обременять ихъ податьми...
   "Теунхонгъ, Китайской Генералъ имѣлъ жену, которую любилъ чрезмѣрно, и которую похитилъ у него Императоръ. Огорченной и раздраженной мужъ сдѣлалъ заговоръ противъ Государя умертвилъ его во время бунта, и похитилъ престолъ. Сіе великое произшествіе тотчасъ внесено было въ лѣтописи историческаго приказа. Должно напередъ изтолковать что значитъ сей приказъ: онъ составленъ изъ писателей, коимъ ввѣрено вноситъ въ исторію Имперіи, добродѣтели и пороки царствующаго Императора. Бытіе сего приказа основано на твердомъ и главномъ законѣ, которой не весьма приятенъ Монарху, но котораго не можетъ онъ уничтожить, сколь ни самовластенъ. Удивительнѣе еще то, что сей приказъ чрезмѣрно строгъ; не можно его ни подкупить, ни подольстить; ни малѣйшаго уваженія онъ ни къ кому не показываетъ, ни на кого не смотритъ; угрозы Государя, страхъ казни, наижесточайшія мученіи, ничто не въ силахъ остановить пера членовъ его составляющихъ. Обязаны наблюдать слова и дѣла Императора; каждой изъ нихъ особо, и не сообщая другимъ, записываетъ оныя на особливомъ листѣ, сколь скоро объ нихъ узнаетъ, подписываетъ, что написалъ, и кладешь сей листъ въ ящикъ, на которомъ для того прорѣзана скважина. На ономъ листѣ замѣчается все, что Императоръ сказалъ или сдѣлалъ хорошаго или худаго.
   На примѣръ: "въ такой то день Государь пожаловалъ почтенныя отличности будущимъ потомкамъ тѣхъ простонародныхъ героевъ, кои посвятили лучшіе годы жизни своей на службу Государеву.
   "Въ такой то день присвоилъ онъ ихъ сыновей, собралъ ихъ въ одно жилище, и повелѣлъ подъ своимъ покровительствомъ обучать ихъ законамъ вѣры, честности, чести и войны...
   "Въ такой то день, такова то года доносили ему, что ежели онъ повелитъ сдѣлать приступъ, на которомъ не много будетъ пролито крови, городъ осаждаемой имъ сдастся четырью днями скорѣе; я хочу лучше потерять лишніе четыре дни подъ городомъ, отвѣтствовалъ онъ, нежели одного подданнаго...
   "Въ такой то день такова та года одержалъ онъ побѣду, присутствуя своею особою на славномъ сраженіи; и наименованіе побѣдителя тѣмъ только его польстило, что могъ онъ дать миръ своимъ неприятелямъ.
   "Въ такой то день, смотря на ужасное позорище мертвыхъ и умирающихъ на полѣ сраженія, помогайте, сказалъ онъ, моимъ подданнымъ, равно какъ моимъ дѣтямъ; помогайте и самымъ неприятелямъ.
   "Въ такой то день ѣздилъ онъ самъ въ военную больницу смотрѣть, исполняются ли его повелѣнія.
   "Въ такой то день такова то года, когда труды воинскіе довели его на край гроба, и вся Имперія стенала отъ печали и горести, сказалъ онъ, услыша о семъ доказательствѣ любви: Что жъ я такаго сдѣлалъ, что они тебя такъ любятъ?
   "Въ такой то день такаго то года получилъ онъ славное наименованіе Любимаго Монарха единогласнымъ восклицаніемъ отъ всего народа, которой самъ изъ всѣхъ народовъ въ свѣтѣ наиболѣе любимъ своимъ Государ.мъ.
   "Въ такой то наконецъ день умеръ у него послѣдней сынъ; онъ въ семъ случаѣ оказалъ горячность наинѣжнѣйшаго отца, и твердость наивеличайшаго паче всѣхъ Царей, и проч. и проч."
   "Тоже самое чинится и въ разсужденіи худыхъ дѣлъ: но, въ запискахъ послѣдняго Императора, которыя я прочелъ, не находится иныхъ, кромѣ дѣлъ достойныхъ служить образцемъ всѣмъ Государямъ."
   "Ящикъ или столъ, въ которой кладутся листы историческаго приказа, не долженъ никогда отворяться во время жизни Императора, ниже до тѣхъ поръ, пока царствуетъ его поколѣніе. Когда взойдетъ на престолъ другое, то собираютъ сіи записки, и сочиняютъ исторію переведшейся династіи.
   "Въ сихъ то лѣтописяхъ историческаго трибунала внесено дѣйствіе похитителя Тсупхонга. Повѣствованіе не въ похвалу ему было. Увѣдомясь о таковой смѣлости, отрѣшилъ онъ президента, осудилъ его на смерть, уничтожилъ повѣствованіе, поставилъ новаго начальника. Первое употребленіе власти, учиненное симъ послѣднимъ, состояло въ томъ, чтобъ написать новое повѣствованіе столь же справедливое и обстоятельное, каково было его предшественника. Государь узнавъ о дерзости, уничтожаетъ листъ, разрушаетъ приказъ, и предаетъ смерти всѣхъ его членовъ. Имперія немедленно наполняется писаніями, представляющими Монарха въ столь злостномъ видѣ, что онъ опасаясь не безъ причины всеобщаго возмущенія, не инако предуспѣлъ укротить подданныхъ, какъ позволя возстановленіе историческаго трибунала, и возвратя ему всю его прежнюю вольность."
   Таковыми разговорами миссіонеръ умножалъ приятности нашего путешествія. Видя, что столь сильно знаетъ онъ исторію здѣшней земли, просилъ я его разсказать, какимъ образомъ нынѣшнее Императорское колѣно взошло на Китайской престолъ,
   "Нанобширнѣйшая Имперія въ свѣтѣ, завоеванная народомъ, едва до того извѣстнымъ, есть таковое произшествіе, отвѣчалъ онъ мнѣ, которое можно почесть за наиудивительнѣйшее приключеніе въ новѣйшей исторіи. Сія чудная премѣна учинилась въ началѣ прошедшаго вѣка слѣдующимъ образомъ.
   "За большою стѣною, о которой я вамъ разсказывалъ, находилось нѣсколько колѣнъ Манжурскихъ Татаръ, съ коими Китайской вицерой, по сосѣдству сего маловажнаго народа, поступалъ весьма сурово. Они здѣлали возмущеніе, соединясь въ одинъ корпусъ избрали предводителя, и дали ему наименованіе Короля или Хана. Сей выборъ палъ на особу Тант-су, того самаго, котораго нынѣ царствующій домъ признаетъ за основателя своей Династіи. 0нъ не помышлялъ конечно тогда о завоеваніи Китая, а хотѣлъ только отомстишь и доставить вольность своему народу. Неожиданные успѣхи вселили въ него мысль о важнѣйшихъ и величайшихъ предпріятіяхъ. Каждой годъ правленія его отличаемъ былъ побѣдою, а всякая побѣда покоряла ему провинцію. Онъ не столь долго жилъ, чтобъ успѣть завоевать весь Китай; сынъ его Тант-сонгъ, которой былъ его наслѣдникъ, объявилъ себя Китайскимъ Императоромъ; но смерть его ослабила на нѣкоторое время опасное могущество Татаръ; а какъ онъ былъ бездѣтенъ, братья же его не имѣли духа слѣдовать по его стезямъ; то Манжурская монархія преобразилась въ нѣкоторой родъ республики.
   "Между тѣмъ всѣ Китайскія провинціи колебались возмущеніемъ: при недостаткѣ постороннихъ неприятелей, сія Имперія раздираема была собственными своими жителями. Монархъ сидѣлъ запершись въ сералѣ съ женами своими и евнухами, а народъ въ то время повиновался разнымъ начальникамъ, изъ коихъ одинъ только и достоинъ быть знаемъ. Назывался онъ Лій, подступилъ подъ самой Пекинъ съ лучшими своими войсками. Императоръ не оставлялъ нимало дворца своего да и того не зналъ, что неприятели его окружали; уныніе появившееся на лицахъ приближенныхъ его и министровъ наконецъ удостовѣрило его, что дѣла находились въ отчаянномъ состояніи. "Увы! вскричалъ онъ, я вижу совершенно, что колѣно мое приближается къ концу; одной только милости прошу я у васъ, спасите моего сына." При сихъ словахъ дворъ наполнился воплемъ и рыданіемъ. Императрица устрашенная онымъ, оставила свои чертоги, обняла дѣтей, омывала ихъ слезами чрезъ нѣсколько времени, отдала на руки людямъ довѣренность ея заслужившимъ, провожала глазами, пока не вывели ихъ изо дворца; послѣ чего заключилась въ своихъ покояхъ и предала себя смерти. Императоръ пришедшій къ ней похвалилъ таковой примѣръ вѣрности: "Вотъ, говорилъ онъ другимъ женамъ, образецъ, которому должны вы слѣдовать; я васъ не только о томъ прошу, но и приказываю... Того же часа желаніе его исполнено съ такимъ подобострастіемъ, что ни одна изъ сихъ нещастныхъ, коихъ было около сорока, и коимъ должно бы нѣсколько пособить въ таковомъ случаѣ, не дерзнусь произнести жалобы на свой жребій.
   "По семъ произшествіи Императоръ увидѣлъ свою дочь лѣтъ пятнадцати, которую Императрица не хотѣла подвергнуть опасности отдаленіемъ изъ дворца, не надѣясь на ея младость. Не потребовалъ онъ отъ нея произвольнаго лишенія жизни: сей доброй отецъ самъ вонзилъ въ грудь ея кинжалъ, и оставилъ ее между мертвыми. Вы безъ сумнѣнія ожидаете теперь, что онъ и самъ себя убьетъ надъ бездушными тѣлами женъ и дочери: нѣтъ, Государыня моя, онъ прежде хотѣлъ узнать, не осталось ли еще надежды къ его спасенію. На конецъ всѣ его покушенія были безполезны, и скрылся онъ въ отдѣленное зданіе, и написалъ на одеждѣ своей слѣдующіе слова: Несчастія мои суть наказаніе Неба, раздраженнаго моимъ нерадѣніемъ. Погибъ я отъ вельможъ двора моего, ибо они не допущали меня до познанія дѣлъ моей Имперіи. Бунтующіе подданные разтерзайте тѣло мое на части, но пощадите мои народъ невинной, и тѣмъ уже довольно нещастной, что меня имѣлъ Государемъ. Сіе писаніе было вмѣсто духовной Монарха, которой снявъ съ себя поясъ, удавился, и тѣмъ окончилъ жизнь, коей защищать неимѣлъ мужества.
   "По смерти сего государя Татары и Лій бунтовщикъ, какъ его называютъ, ибо онъ не имѣлъ удачи, спорили между собою о Китайской Имперіи. Лій побѣждаемъ былъ на многихъ сраженіяхъ, и ежедневно видѣлъ уменшеніе своей власти. Войска наскучили частыми его неудачами, и онъ отъ всѣхъ оставленной убитъ земледѣльцами.
   "Одинъ изъ сыновей Татарскаго Князя Тант-су и брать Императора Тант-сонга вступилъ въ Пекинъ, и занявъ наиважнѣйшія мѣста въ семъ городѣ, возложилъ корону на одного изъ своихъ племянниковъ, имѣвшаго семь лѣтъ отъ роду, а самъ принялъ на себя правленіе Имперіи. Сей младенецъ былъ отецъ славнаго Императора Кан-хи, при коемъ Китай наслаждался толикимъ благоденствіемъ, что и вѣра Христіанская въ немъ процвѣтала. Онъ самъ имѣлъ столько благоразумія и счастія, что равно повиновались ему и Китайцы и Татары. Жилъ онъ въ одно время съ Лудовикомъ XIV, и между тѣмъ, какъ Французской Монархъ наполнялъ Европу звукомъ своея славы, Китайской Императоръ разпространялъ по всему востоку шумъ своего имени. Царствованіе его было долголѣтно, славно, и преисполнено великими произшествіями. Сіи оба Государя равно были счастливы и прозорливы въ выборѣ своихъ полководцовъ и министровъ, равно прилѣжали къ дѣламъ, пеклись о благоденствіи своихъ народовъ, любили ученыхъ, науки, художества; были велики въ знатныхъ дѣлахъ, неразточительны въ доможитіи, одарены, однимъ словомъ, всѣми добродѣтелями достойными престола, всѣми качествами составляющими великихъ Государей. Лудовикъ XIV, любилъ, покровительствовалъ, почиталъ служителей вѣры. Кан-хи дружелюбно поступалъ съ миссіонерами, приходящими научать его подданныхъ и имъ удивляться.
   "Сынъ его Юнг-шингъ царствовалъ тринадцать лѣтъ, и наслѣдникомъ имѣлъ Kieн-лонги, которой съ 1735 года сидитъ со славою на Китайскомъ престолѣ. Онъ къ великимъ знаніямъ присоединяетъ глубокое ученіе, и немалую склонность къ стихотворству, у меня есть, продолжалъ Г. де Рошь, его сочиненія исторія послѣдняго колѣна, и поэма о городѣ Мукденѣ, откуда онъ произошелъ; сей поэмы хотя напечатано уже больше шестидесяти изданій, но и понынѣ она очень рѣдка внѣ дворца; я съ трудомъ могъ ее достать.
   "Сей государь слѣдуя примѣру своего отца и дѣда, ѣздилъ въ Мукденъ на могилы своихъ предковъ, и возвратясь оттуда сочинилъ помянутую поему, предъ коею положилъ предисловіе, гдѣ говоритъ, что стихотворство, когда рѣчь идетъ о похвалѣ какаго мѣста, должно превозносить наипаче вещи находящіяся или произрастающія въ томъ мѣстѣ. Въ слѣдствіе сего правила высокій стихотворецъ довольно обширно разпространяется о естественной исторіи Мукдена, и начисляетъ удивительное различіе четвероногихъ, птицъ, рыбъ, деревьевъ, произрастеній и травъ всякаго рода, находящихся въ уѣздѣ, или въ зависящей отъ онаго города области.
   "Ничто не можетъ быть благороднѣе и живѣе вступленія поэмы, въ коемъ Императоръ описываетъ часъ своего отъѣзда. Я помню наизусть первые стихи; ихъ можно перевесть такимъ образомъ: "Въ назначенный день, разпущено великое знамя; убраны мои кони: гордая, но легкая ихъ выступь не уступила въ скорости высокопарной птицѣ; впряжены они въ колѣсницу; снаружи удивительная живопись представляетъ на ней облака, фениксовъ, драконовъ; внутри украшена тканьми не менѣе къ великолѣпію и къ выгодѣ служащими. Облеченный во одежду, вселяющую въ шѣхь, кто на нее взираетъ, глубокое почтеніе къ тому, кто ею украшается, возсѣлъ я на колесницу. Во мгновеніе ока повѣяли на воздухѣ по воли вѣтровъ всѣ знамена, коимъ различность цвѣтовъ, умножающая ихъ красоту, придаетъ блескъ въ удивленіе приводящій и произвели свистъ подобный сладкому птицъ пѣнію. Тогда я направилъ путь къ тѣмъ знаменитымъ мѣстамъ, коимъ покровительствуютъ духи, кои покрываютъ свѣтозарные облака, кои исполняютъ излняніями свѣтила кои украшаютъ напрерывъ и небо и землю, одаряя ихъ безцѣнными дарами: наконецъ прибылъ я въ жилище почтенныхъ моихъ предковъ...
   "Вообще сія поэма, которой слышали вы только начало, наполнена согласіемъ, высокими мыслями, описаніями, израженіями, величествомъ вымысловъ означающихъ острой разумъ, и разумъ еще сидящій на престолѣ. Вы спросите, какимъ образомъ Китайской Императоръ, правя самъ собою наипространнѣйшею Имперіею въ свѣтѣ, могъ сочинить въ праздные часы и вмѣсто увеселенія поему, требующую большихъ свѣдѣній, нежели каковы быть могутъ обыкновенныя? Я отвѣтствую, что тѣ, кои собирали все служащее къ сочиненію сей поэмы, кои приводили въ порядокъ, разсматривали, избирали лучшее, писали, что онъ сказывалъ, поправляли и прибавляли, были ученые люди первой степени. Къ желанію понравиться самовластному Государю, могущему ихъ наградить и наказать по своей волѣ, каждой присовокупилъ собственную свою пользу доставить ему славу, коей блескъ разпространялся и на нихъ въ будущіе вѣки: ибо кто не знаетъ въ Имперіи, что ученые находящіеся при его величествѣ для того только и окружаютъ его особу, чтобы все имъ сочиняемое было превосходно хорошо? Я не упомяну имянъ Князей, вельможъ и Мандариновъ, споспѣшествовавшихъ къ сочиненію поэмы; таковой списокъ не произвелъ бы для васъ ничего принятаго; довольно ежели вы будете знать, что было четыре главныхъ начальника при сочиненіи поэмы, два у нихъ помощника, два хранителя, двенадцать пересмотрщиковъ, четыре надзирателя, пятнадцать Мандариновъ переписывавшихъ Манжурскими и три Китайскими буквами: ибо поэма была напечатана на обоихъ языкахъ и на каждомъ издана тридцать два раза, то есть, что употреблено тридцать два рода различныхъ буквъ для Китайскаго тисненія, и столько же для Татарскаго...
   Симъ кончилось повѣствованіе Г. де Роша. Въ слѣдующемъ письмѣ возвращусь я къ моему путешествію.
   Я есмь и проч.
   

ПИСЬМО LVI.

Продолженіе Китая.

   Первой городъ Кантонской провинціи, въ которомъ дѣла принудили остановишься миссіонера, называется Шоу джед-фу. Нужно предупредить васъ, Государыня моя, о знаменованіи сихъ различныхъ имянъ, коими отличаются многіе Китайскіе городы. Тѣ, которые кончатся словомъ Фу, суть перваго степени, имѣющіе многіе другіе въ своей зависимости. Джеу называются города второй степени, отъ коихъ такъ же зависятъ менше подъ именемъ Гіенъ, или города третьей степени.
   Китайцы считаютъ семь, или восемь городовъ, не уступающихъ величиною Парижу, а Пекинъ и его превосходитъ числомъ жителей. Въ городахъ первой степени пребываютъ главные губернаторы или правители; въ прочихъ управляютъ Мандарины, хотя они иногда также велики и людны, какъ первостепенные. Верстахъ въ пяти отъ Шоу-джеу-фу находится славной монастырь Бонзовъ, въ которомъ мы были. Не льзя ничего найти приятнѣе его положенія, а объ основателѣ его чудеса намъ разсказывали. Что вы ни читали о нашихъ святыхъ, не можетъ сравниться съ суровостію жизни сихъ Бонзовъ, ежели вѣришь Китайцамъ. Во всякой вѣрѣ есть люди, кои себя смиряютъ, дабы угодить Всевышнему. Слава Богу еще, что они не почитаютъ себя обязанными для сей причины дѣлать зло ближнему! Помянутой основатель, препроводившій крайне строгую жизнь, жилъ лѣтъ съ тысячу назадъ, и въ монастырѣ его было до тысячи Бонзовъ.
   Сіи монахи обязаны своимъ началомъ Индейцу, называемому Фое, жившему гораздо прежде Пиѳагора. Прибывъ они въ Китай, проповѣдывали и разпространили вѣру своего начальника, коего чтили, какъ бога. Онъ ихъ научилъ правилу преселенія душъ и всѣмъ отъ того произходящимъ несообразимостямъ, и оставилъ сверхъ того пять ненарушаемыхъ преданій, то есть, не убивать никакой живущей твари, не похищать добра ближняго, избѣгать нечистоты, никогда не лгать, и воздерживаться отъ употребленія вина. Къ симъ должностямъ Бонзы присовокупили другія, служащія единственно для ихъ выгоды. Они стараются увѣришь народъ, что весьма нужно для будущей жизни дѣлать добро монахамъ; что подаваемою имъ милостынею изкупляется онъ отъ грѣховъ, и заслуживаетъ великія воздаянія; угрожаютъ вѣчнымъ мученіемъ тѣмъ, кто умретъ, не исполнивъ сей заповѣди. Симъ точно образомъ Католицкіе монахи безчеловѣчно осудили на вѣчную муку Французскаго Короля за то, что онъ не основалъ и не обогатилъ монастырей.
   Помянутые Бонзы, ежели посмотрѣть на ихъ наружной видъ, ведутъ наистрожайшую жизнь въ свѣтѣ. Они мучатъ себя, даже на площадяхъ носятъ цѣпи, кои едва тащить могутъ; бьютъ себя по головѣ и по груди камнями; и останавливаясь у домовъ говорятъ жителямъ: "Посмотрите, чего намъ стоитъ очищать васъ отъ грѣховъ; не можно ли вамъ подать намъ хотя небольшей милостыни?" Но изо всѣхъ сихъ умерщвленій смѣшнѣе показалось мнѣ слѣдующее, которое слышалъ я отъ миссіонера: нѣкакій молодой Бонзъ сѣдши въ кресла, или лучше въ клетку, со всѣхъ сторонъ закрытую и внутри набитую долгими гвоздями, велѣлъ себя носить двумъ человѣкамъ,. крича зрителямъ: "Я не выду изъ сего мѣста, въ которое заперся для блага душъ вашихъ, пока не разкупише вы всѣхъ гвоздей, а они стоятъ каждой по десяти копѣекъ... Онъ просилъ также и миссіонера купить оныхъ, прибавляя: "Вотъ, возьми сіи гвозди; они лучшіе изъ моего стула, потому что больше всѣхъ меня колютъ, но я тебѣ не дороже другихъ ихъ продамъ. Ты не долженъ сумнѣваться о томъ, чтобы не учинились они источникомъ благословенія въ твоей семьѣ; возми хотя одинъ, а что ты мнѣ за него дашь, то послужитъ на созданіе капища, которое строимъ мы богу Фое." Сія хитрость ему удалася, и обманщикъ скоро разпродалъ свой товаръ.
   Не смотря на сіе наружное строгое житіе, состояніе Бонзовъ здѣсь въ такомъ презрѣніи, что нѣтъ почти Китайца нѣсколько благороднаго, которой бы подумалъ вступить въ сей чинъ. Бонзы, дабы наградить сей недостатокъ, покупаютъ молодыхъ невольниковъ лѣтъ по семи и по осми, обучаютъ своей наукѣ, и дѣлаютъ ихъ монахами. Большая часть изъ нихъ великіе невѣжды; ибо какъ есть между ими разныя степени, то одни употребляются на собираніе милостыни; другимъ, кои попросвѣщеннѣе, поручается ходить къ ученымъ людямъ, и стараться снискать милость у знатныхъ. Самые старые бываютъ въ сообществахъ набожныхъ женщинъ, но таковыя собранія дѣлаются только въ нѣкоторыхъ городахъ, и женщины участвующія въ оныхъ должны быть зрѣлаго вѣка, вдовы, свободныя и могущія разпоряжать нѣкоторымъ числомъ денегъ. Бонзы избираютъ между ими въ начальницы такихъ, кои въ состояніи способствовать къ содержанію монастыря. Мущины также имѣютъ свои братства, въ коихъ начальствуетъ старой Бонзъ. И тѣ другія поютъ пѣсни въ честь Фои; но главная цѣль сихъ братствъ есть, какъ и повсюду, выманивать деньги у глупыхъ въ оныя вступающихъ.
   Бонзы по падкости своей на милостыни всегда готовы итти безъ различенія къ богатымъ и убогимъ, сколь скоро ихъ позовутъ, и пробыть у нихъ, сколько кому пожелается. Ежели призываютъ ихъ въ какое женское сборище, они водятъ съ собою старшаго, отличающагося отъ прочихъ оказываемымъ къ нему почтеніемъ, правомъ сидѣть на первомъ мѣстѣ и одеждою приличною его сану.
   Утверждаютъ, что сіи Бонзы великіе прошлецы въ любовныхъ дѣлахъ. Они внушаютъ своимъ набожнымъ ученицамъ, что снисходя на желанія послѣдователей божка ихъ Фое, часто удостоеваются онѣ, ничего не зная, божественныхъ его объятій; увѣряютъ ихъ также, что имѣютъ старинное право на ихъ дѣвство. Помните ли вы, говорятъ они имъ, что прежде, нежели вы родились, вы мнѣ обѣщались быть моею женою. Скоропостижная смерть лишила меня требуемаго теперь мною права: но новая жизнь обязываетъ меня въ ономъ домогаться, и ничто васъ отъ него освободить не можетъ. Нерѣдко дѣвицы изъ наилучшихъ фамилій даютъ уловлять себя таковыми хитрыми словами, привыкаютъ къ пороку съ самыхъ нѣжныхъ лѣтъ, и до того доходятъ, что явно предаются распутной жизни.
   Прежде, нежели вступаютъ въ чинъ Бонзовъ, должно пройти чрезъ тяжкіе опыты: желающій быть принятъ въ ихъ число отращиваетъ волосы и бороду цѣлой годъ, одѣвается въ бѣдное и изодранное рубище, ходитъ по дворамъ, потупи глаза въ землю, проситъ милостыни, и поетъ похвалы идолу, на услуженіе которому хочетъ себя посвятить. Во время сего труднаго искуса, долженъ онъ воздержаться отъ всякаго мяса; заказано ему спать, а ежели заснетъ, начальники будятъ его безъ милосердія. Когда онъ прошелъ всѣ сіи опыты мужественно, допущается въ монахи. Всѣ ближнихъ монастырей Бонзы собираются, падаютъ предъ идоломъ, читая громогласно нѣкоторыя молитвы, и звоня въ колокольчики, а на шеѣ имѣя четки. Между тѣмъ приемлемой лежитъ при двери капища, и ожидаетъ въ молчаніи конца обряду. Тогда Бонзы за нимъ приходятъ, ведутъ его къ жертвеннику и налагаютъ на него сѣрое одѣяніе, подпоясываютъ веревкою, какъ Капуцина; на голову надѣваютъ ему шапку изъ картузной бумаги; и все сіе кончится взаимными обниманіями.
   Бонзы желали бы склонишь всѣхъ людей на свѣтѣ вести сію праздную и безполезною жизнь, не думая о томъ, что будетъ съ другими общественнаго житія состояніями. Ровность ихъ по сему поводу можешь только сравнена быть съ стараніемъ Католицкихъ монаховъ, уговаривающихъ молодыхъ людей вступить въ ихъ чинъ, хотя и сами сожалѣютъ, что вошли въ оной.
   Есть также и Бонзицы въ Китаѣ, то есть дѣвицы живущія обществомъ въ монастыряхъ, хотя сами онѣ и не обязаны въ нихъ заключаться, а только хранить воздержаніе во всю свою въ монастырѣ бытность. Строго наказываютъ тѣхъ, кои погрѣшатъ противъ сего правила, и принуждаютъ по томъ оставить монастырь и выпили за мужъ.
   Монастыри Бонзовъ весьма часты въ Китаѣ, гдѣ считаютъ больше миліона сихъ монаховъ, хои сребролюбивы, невѣжды, лицемѣры, лѣнивцы, и люди распутную жизнь ведущіе. Наилучшіе ихъ монастыри построены на горахъ. Покланяться въ нихъ приходятъ издалека, и сколь скоро придутъ къ подошвѣ горы, становятся на колѣна, и оказываютъ почтеніе частыми поклоненіями. Тѣ, кои не въ состояніи предприять таковаго благочестиваго путешествія, просятъ приятелей своихъ купить имъ бумагу, напечатанную и запечатанную Бонзами, на коей находится изображеніе ихъ бога. Сіи бумаги называютъ они пашпортомъ для будущей жизни, и каждой монастырь запасается великимъ оныхъ числомъ. Въ монастырѣ, гдѣ мы находились, готовились принимать на другой день нашего прибытія, одного монаха, и мы нарочно ночевали въ немъ, дабы посмотрѣть сего обряда, и тутъ то я видѣлъ всѣ обстоятельства, о коихъ вамъ доношу.
   При возвращеніи нашемъ видѣли мы позорище гораздо печальнѣе прежняго. Наказывали преступника осужденнаго на Кангу, которая есть колодка, составленная изъ двухъ толстыхъ и широкихъ досокъ съ выемкою въ срединѣ: положивъ въ оную шею виноватаго, склепываютъ доски, и онъ въ семъ состояніи не можетъ видѣть своего тѣла, ни поднесши руки ко рту, а кормитъ его другой. Съ симъ ошейникомъ, которой бываетъ различной тяжести по мѣрѣ преступленія, провождаетъ онъ день и ночь. Вѣситъ же оной отъ пятидесяти до двухъ сотъ фунтовъ. Наказаніе продолжается по цѣлымъ мѣсяцамъ, въ теченіе которыхъ колодникъ долженъ показываться на площадяхъ и при дверяхъ капищъ. Сіе наказаніе почитается безчестнымъ; сродникамъ и друзьямъ позволяется поддерживать кангу для облегченія колодника; но дабы кто не покусился совсѣмъ его освободить, судья аалѣпливаетъ бумагою мѣсто, гдѣ сходятся доски, и прикладываетъ народную печать. На бумагѣ написано словами преступленіе и время наказанія. Когда срокъ оному пройдетъ, колодникъ приводится къ судьѣ, и сей его освобождаютъ, но давъ ему прежде нѣсколько ударовъ палкою (ибо симъ начинаются и кончатся почти всѣ наказанія въ Китаѣ), и сдѣлавъ увѣщаніе, чтобъ впредь велъ себя лучше.
   Когда число ударовъ палкою не превосходитъ двадцати, сіе почитается за отеческое и небезчестное поправленіе. Императоръ поправляетъ иногда симъ отеческимъ образомъ своихъ министровъ и придворныхъ господъ, и по томъ по прежнему къ себѣ допускаетъ и съ ними разговариваетъ: можно бездѣлицею заслужить сіе наказаніе. Ежели судья узнаетъ, что кто укралъ ничего незначущую вещь, или разгорячился на словахъ, тотчасъ приводитъ въ движеніе орудіе поправленія. Оное есть трость изъ бамбу толстая, тяжелая, крѣпкая, разколотая на двое и плоско стесанная, а длиною въ нѣсколько футовъ. Судья сидитъ съ важнымъ видомъ за столомъ, на которомъ поставленъ ящикъ съ палочками, длиною въ шесть или семь дюймовъ. Когда броситъ онъ одну изъ сихъ палочекъ, тотчасъ принимаются за преступника, кладутъ его на брюхо на полъ, спускаютъ шаравары по самыя пяты, и бьютъ палкою по бедрамъ столько разъ, сколько судья вынетъ изъ ящика помянутыхъ палочекъ. Должно примѣтить, что четыре удара считаются за пять и сіе называется царская милость; ибо Императоръ, какъ нѣжный отецъ, всегда нѣчто уменшаетъ въ наказаніяхъ. По окончаніи поправленія, наказанной становится на колѣна предъ судьею, кланяется ему почти въ землю три раза, и благодаритъ его за принятое стараніе о его исправленіи,
   Здѣсь нанимаютъ людей за деньги (что вамъ странно покажется) вытерпѣть наказаніе вмѣсто виноватаго. Они съ великимъ проворствомъ скрываютъ его и становятся на его мѣстѣ, и симъ образомъ кормятся, получая палочные удары. Есть другой способъ избавиться отъ нѣкоторой части поправленія, то есть, согласиться съ исполнителями, кои умѣютъ давать удары столь легко, что они почти нечувствительны.
   Мандаринъ имѣетъ право вездѣ бить палвами даже и внѣ своего округа; для чего всегда при немъ и бываютъ исполнители правосудія, и несутъ предъ нимъ вышеописанную палку. Ежели простолюдинъ не слѣзетъ на дорогѣ съ лошади, когда ѣдетъ Мандаринъ, или не поторопится уѣхать прочь, тотчасъ получаетъ нѣсколько ударовъ по его повелѣнію; и сіе такъ скоро исполняется, что иногда наказаніе окончено бываетъ прежде, нежели прохожіе то примѣтятъ.
   Палкою также наказываются часовые, кои заснутъ ночью, дѣти, школники, слуги, бродяги и нищіе, Сихъ послѣднихъ весьма много въ Китаѣ. Они таскаются станицами, смотрятъ на руку какъ цыганы, и не менѣе изувѣчены или притворяются такими, а часто и нарочно себя увѣчатъ для возбужденія сожалѣнія. Одни залѣпляютъ глазъ пластыремъ, другіе дѣйствительно выкалываютъ оной; у одного ротъ кривъ, у другова руку или ногу свело, наконецъ всѣ поддѣланныя увѣчья, кои видимъ мы у себя въ земляхъ, извѣстны и употребляются въ Китаѣ. Правда, что правленіе поступаетъ съ таковыми уродами строже, нежели у насъ; и отъ бамбуковой палки тотчасъ являются носы, глаза, руки и ноги, которые до того были скрыты. Ежели нищій родится безъ всякаго недостатка, отцы и матери часто ребятъ увѣчатъ, дабы тѣмъ привести въ состояніе доставать хлѣбъ сею презрительною хитростію.
   Сіи бродяги сами также себя мучатъ невѣроятнымъ образомъ для полученія милостыни. Сѣкутъ себя немилосердо плѣтью, лбомъ бьются о камень, или двое сражаются лбами какъ быки, разбиваютъ себѣ головы и падаютъ безъ памяти. Они бы не перестали до смерти такъ драться, ежелибъ зрители не разнимали ихъ, бросая имъ денегъ. Обыкновенно бываютъ такіе бродяги провожатыми у лѣкарей ѣздящихъ по деревнямъ на тиграхъ и друтихъ приученыхъ звѣряхъ. Сіи обманщики сверхъ обыкновенной одежды, носятъ епанчу съ долгими рукавами и съ перевязью, въ правой рукѣ держатъ шпагу, которую вертятъ, выхваляя лѣкарства свои на всѣ болѣзни. Но я возвращаюсь къ Китайскимъ законамъ, касающимся до казней.
   Въ уголовныхъ разправахъ не всегда нужно опредѣленіе судьи для приведенія предъ него преступника. Въ какомъ бы мѣстѣ ни засталъ судья безпорядокъ, имѣетъ онъ право тотчасъ наказывать; но сіе не препятствуетъ однакожъ позвать виноватаго въ какой вышней приказъ, гдѣ дѣло его снова разсматривается во всемъ Порядкѣ, и онъ иногда наказывается съ большею прежняго суровостію.
   Между тѣмъ, какъ производятъ судъ, виноватой сажается въ ппорму, но которая не столь нечиста, и не наводитъ ужаса, какъ наши. Здѣсь тюрмы пространныя и спокойныя жилища, построенныя на одинъ образецъ почти во всей Имперіи. Недовольно ли нещастливы люди часто невинные или учинившіе небольшой проступокъ уже и тѣмъ однимъ, что отнята у нихъ вольность? и должно ли усугублять еще сію потерю лишеніемъ здравія и всѣхъ приятностей жизни?
   Китайскія тюрмы всегда наполнены множествомъ колодниковъ. Въ Кантонѣ сидитъ оныхъ обыкновенно до пятнадцати тысячъ человѣкъ. Государство не даетъ на нихъ пропитанія, но позволено имъ упражняться въ разныхъ работахъ, отъ коихъ они и кормятся. Преступниковъ уличенныхъ въ какомъ отмѣнномъ злодѣйствѣ куютъ и сажаютъ въ особые чуланы; прочіе имѣютъ свободу прогуливаться днемъ на пространномъ дворѣ; а въ вечеру вводятъ ихъ въ превеликую залу для препровожденія ночи. Около тюрмы ходятъ караульные и наблюдаютъ, чтобы не было шуму. Крайнее прилагается стараніе о тѣхъ, кто занеможетъ. Приводятъ къ нимъ докторовъ, и лѣкарства даютъ на щетъ государевъ. Офицеру поручено смотрѣть, чтобы всякой исправлялъ свою должность. Не слышно въ нихъ ни шуму, ни ссоръ; спокойствіе наблюдается какъ въ монастырѣ. Что принадлежитъ до здоровыхъ колодниковъ, имъ ежедневно приносятъ съѣстные припасы въ изобиліи что составляетъ безпрерывной рынокъ, и все вмѣстѣ походитъ на порядочно устроенную небольшую республику. Женская тюрма отдѣлена и съ решетками, подаютъ имъ все нужное чрезъ небольшую башню, и рѣдко мущины къ нимъ приближаются.
   Когда преступникъ обличается въ какомъ важномъ злодѣйствѣ, дѣло его идетъ чрезъ пять или шесть приказовъ, подчиненныхъ одинъ другому, но изключая нѣкоторые чрезвычайные случаи, требующіе скораго рѣшенія, какъ на примѣръ бунтъ и возмущеніе, ни одинъ изъ нихъ не осуждаетъ окончательно на смерть, уголовныя дѣла разсматриваетъ самъ Императоръ, и ни одинъ приговоръ не исполняется, ежели имъ не подписанъ, а ему представляется до трехъ разъ. Китайцы не почитаютъ излишними никакихъ предосторожностей, когда идетъ дѣло о сохраненіи жизни гражданину. По сему вы заключите, что важныя преступленія рѣже бываютъ въ Китаѣ, нежели въ Европѣ, гдѣ столь тихая разправа была бы подвержена многимъ неудобствамъ. Съ другой стороны таковое медленіе выгодно невиннымъ, и спасаетъ имъ почти всегда отъ нещастія, хотя и подвергаются они необходимости стенать долгое время въ оковахъ.
   Когда преступленіе чрезвычайно важно, Государь подписывая приговоръ, прибавляетъ слѣдующія слова: "тотчасъ по полученіи сего повелѣнія казнить осужденнаго безъ отлагательства... Ежели же дѣло идетъ о какомъ обыкновенномъ преступленіи, повелѣніе смягчается симъ образомъ: "содержать преступника въ тюрмѣ до осени, и тогда его казнить... Обыкновенно до сего времени отлагается наказаніе всѣхъ преступниковъ, осужденныхъ на смерть. Ежели Императору неугоденъ покажется приговоръ такаго приказа, назначаетъ онъ другихъ судей для разсмотрѣнія вновь дѣла, пока рѣшеніе ихъ не будетъ согласно съ его мнѣніемъ. Симъ способомъ властенъ онъ всегда спасти преступника, или погубить невиннаго по своему произволенію.
   Въ обыкновенныхъ разправахъ приговоръ нижнихъ приказовъ сообщается чиновникамъ вышнихъ правительствующихъ мѣстъ, а чрезъ то самой презрительной подданной пользуется тѣмъ преимуществомъ, которое у насъ во Франціи дается только наизнатнѣйшимъ людямъ, то есть быть судиму собравшимися вмѣстѣ приказами.
   Пытка простая и чрезвычайная установлена въ Китаѣ, какъ и во всѣхъ просвѣщенныхъ земляхъ; и здѣсь не менѣе остроумны въ изобрѣтеніи новыхъ махинъ для мученія виноватыхъ. Сіе стараніе превзойти другихъ безчеловѣчіемъ невѣдомое варварскимъ народамъ не могло быть не знаемо въ землѣ, гдѣ съ столь давнихъ временъ науки и художества въ почтеніи. Здѣсь судья допрашиваетъ преступника на дыбѣ, и терзаетъ съ холоднымъ духомъ и помалу нещастнаго, умножая въ немъ постепенно наилютѣйшую боль. Онъ привыкнувъ употреблять съ умѣніемъ пытку, знаетъ во время остановить смерть, когда она приближается тихими стопами. По сей причинѣ случаются такіе между сими нещастными, кои проводивъ мѣсяцовъ шесть въ темницахъ, имѣя очи помраченныя, кости изломанныя въ предварительномъ и еще страшнѣйшемъ мученіи, нежели самая казнь, влекутся на мѣсто оной обезображенные и почти умирающіе.
   Когда преступникъ осужденъ на смерть, не упускаютъ прежде прочтенія приговора поднесть ему стаканъ вина), называемаго вино приношенія. По прочтеніи же большая часть сихъ нещастныхъ начинаютъ ругать тѣхъ, кто ихъ осудилъ. Судіи слушаютъ таковыя брани терпѣливо; но чего не было еще въ употребленіи во Франціи, когда я выѣхалъ, кладутъ имъ по томъ въ ротъ кляпъ, которой мѣшаетъ имъ говорить, и съ которымъ ведутъ ихъ на мѣсто казни. Другіе поютъ, идучи на смерть, и весело пьютъ какъ вино приношенія, такъ и то, коимъ ихъ подминаютъ приятели, дожидающіеся на дорогѣ нарочно для учиненія имъ сего послѣдняго доказательства своей дружбы.
   Главныя казни суть слѣдующія: давятъ, рубятъ головы, и разсѣкаютъ тѣло на части. Первая наибольше въ обыкновеніи и почитается легчайшею; ею казнятся знатные люди: употребляютъ къ тому веревку длиною въ семь или восемь футовъ съ петлею, которая накладывается на шею осужденному. Иногда изъ особливой милости Императоръ посылаетъ шелковой снурокъ, и позволяетъ ему самому себя удавить.
   Вторая казнь почитается за самую безчестную, и употребляется въ случаѣ тяжкихъ преступленій. Китайцы думаютъ, что не можетъ человѣку случиться ничего хуже, какъ не сохранить при смерти тѣло свое такъ цѣло, какъ получилъ оное при рожденіи.
   Третья есть казнь измѣнниковъ и бунтовщиковъ, и имѣетъ нѣчто варварскаго въ образѣ,исполненія. Привязываютъ осужденнаго къ столбу, сдираютъ ему кожу съ головы и заворачиваютъ на глаза; по томъ рѣжутъ ему всѣ части тѣла одну послѣ другой; порютъ брюхо, и бросаютъ трупъ въ яму, или въ рѣку.
   Для казни не строятъ возвышенныхъ мѣстъ. Осужденной на лишеніе головы становится на колѣна просто на площади, имѣя руки связанныя назадъ; палачъ приближается, и отрубаетъ ему голову съ одного удара. Должность сего послѣдняго не заключаетъ ничего поноснаго въ разумѣ Китайцевъ, а напротивъ онъ пользуется отличностію, какъ прежде сего въ нѣкоторыхъ округахъ Нѣмецкой земли палачеву должность отправлялъ младшій изъ мѣщанъ, а въ другихъ новобрачной. Въ Грузіи, сказываютъ, въ похвалу ставится говорить о знатномъ господинѣ, что никто лучше его не умѣетъ повѣсить или отрубить головы. Пекинской палачъ носитъ желтой кушакъ, которой есть украшеніе Князей крови {Желающіе имѣть подробнѣйшее свѣдѣніе о правосудіи Китайскомъ, могутъ читать Китайское уложеніе, переведенное Г. Леонтьевымъ, и напечатанное въ 3 частяхъ при Императорской Академіи Наукъ въ 8. 1778 и 79 года.}.
   Мы недолго пробыли въ Шоу-джеу, потому что воздухъ тамъ не здоровъ, и свирѣпствуютъ болѣзни, отъ которыхъ умираетъ множество людей. Мы оставили его и отправились въ Кантонскую провинцію. Близь одного мѣста, называемаго Намъ-сюнъ видѣли мы на вершинѣ горы верстъ на пять удивительную дорогу, по сторонамъ коей находятся преужасныя пропасти: но какъ она весьма широка, то и не слышно, чтобы приключилось когда нещастіе. Сія дорога есть самая проѣзжая въ Китаѣ, ибо по ней все идетъ съ востока и запада, а по сей причинѣ людей на ней всегда бываетъ такъ много, какъ на улицахъ болшихъ городовъ. Въ близости отъ нея стоитъ капище, построенное во славу Мандарина сдѣлавшаго помянутую дорогу, а нѣсколько далѣе каменное зданіе, воздвигнутое купцами въ честь Вицероя, которой выпросилъ нарочитое уменшеніе на таможенныя пошлины.
   Таможни не такъ строги, какъ у насъ. Не только не осматриваютъ съ грубостію и наглостію, но рѣдко случается, чтобъ открывали сундуки и развязывали узлы. Ежели проѣзжій кажется нѣсколько знатенъ, сундуковъ у него не отворяютъ, и ничего отъ него не требуютъ. "Мы видимъ, говорятъ надсмотрщики, что вы не купцы." Есть мѣста, гдѣ пошлина берется товаромъ, и полагаются въ томъ на объявленіе везущаго. Въ другихъ платятъ съ вѣса, и въ семъ не бываетъ нималѣйшаго затрудненія. Посылокъ надписанныхъ къ придворнымъ не осматриваютъ.
   Всего больше удивила меня въ сеи провинціи красота и великолѣпіе мостовъ. Когда а въ томъ признался миссіонеру; чтожъ вы скажете, отвѣчалъ онъ мнѣ, когда увидите Фугіянской, Гун-джеуской, Шынь-сиской и Пекелиской области разные превосходные сего рода работы? Тамъ есть совсѣмъ плоскіе мосты, то есть, что вмѣсто сводовъ положены поперегъ на столбахъ превеликіе четвероугольные каменья. Я видѣлъ одинъ такой мостъ, которой по меншей мѣрѣ имѣетъ въ длину двѣ тысячи пять сотъ футовъ, и стоитъ больше, нежели на трехъ стахъ столбахъ столь высокихъ, что подъ мостомъ проходятъ свободно большіе суда съ мачтами и на парусахъ: по обѣимъ сторонамъ сдѣланы перила, на коихъ поставлены въ равномъ между собою разстояніи шары, львы и пирамиды.
   Весьма часто попадаются мосты о семи, осьми и девяти мраморныхъ дугахъ. На другихъ по концамъ построены тріумфальныя ворота, высокія, величественныя и совершенно выработанныя. Мостъ на рву, окружающемъ въ Пекинѣ Императорской дворецъ есть преудивительная работа: онъ представляетъ дракона чрезмѣрной величины, коего ноги служатъ вмѣсто столбовъ, туловище составляетъ середней, хвостъ другой, а голова третей сводъ или дугу. Весь онъ сдѣланъ изъ черной яшмы, и всѣ его части столь искусно соединены, что почтешь его за одинъ кусокъ.
   Мостъ называемой въ Китаѣ жѣлезнымъ дѣйствительно составленъ изъ многихъ желѣзныхъ цѣпей. Сдѣланъ она надъ глубокимъ и стремительнымъ ручьемъ: на каждомъ берегу складены преогромныя каменныя громады, а къ нимъ прикрѣплены цѣпи, протянутыя съ одного берега на другой, и на нихъ положены толстые дубовые брусья. Въ другихъ мѣстахъ видалъ я, что вмѣсто цѣпей употребляютъ канаты, и кладутъ на нихъ доски, кои не бывъ хорошо прикрѣплены, трясутся, а при томъ видъ пропастей столь умножаетъ страхъ, что не безъ ужаса бываетъ проѣзжимъ.
   Множество таковыхъ мостовъ составляетъ величавое и приятное зрѣлище въ такихъ мѣстахъ, гдѣ каналы прямы. Китайцы построили удивительные мосты чрезъ протоки, стремящіеся въ горахъ. Есть между прочими одинъ называемой летучій мостъ, потому что виситъ кажется на воздухѣ, бывъ сдѣланъ изъ одной дуги или свода, а концами утвержденъ на вышинахъ, между коими протекаетъ рѣка по весьма глубокой долинѣ. Въ длину онъ имѣетъ больше шести сотъ, а вышина свода будешь около семи сотъ футовъ. Я не видалъ ничего отважнѣе сего въ архитектурѣ. Когда вымѣрялъ глазомъ съ одной стороны обѣ горы имъ соединяемыя, съ другой сводъ, которой величественно возвышаясь изъ самаго дна бездны, составляетъ на воздухѣ твердой и надежной путь; то трудно мнѣ было смотрѣть на работу толикой громады и долго не пришелъ я въ себя, какъ отъ удивленія должнаго странѣ, прославляющейся столь чрезвычайными и чудными зданіями, такъ и отъ стыда, сколь мы отдалены отъ того, чтобы онымъ подражать осмѣлиться. Не могши самъ себя увѣрить, чтобъ таковое преодолѣніе искуства надъ природою было дѣло рукъ человѣческихъ, я почти за истинну почиталъ тѣ восточныя грѣзы, въ коихъ подчиняются человѣку для его службы духи, властители стихій. Казалось мнѣ, что вижу предъ собою труды сихъ всемогущихъ духовъ, кои, какъ мы читаемъ въ Азіатскихъ романахъ, повинуясь трости волшебника, превращаютъ во мгновеніе ока свѣтъ и премѣняютъ образъ вселенной.
   Но въ Китаѣ мало есть мостовъ, могущихъ сравниться съ находящимся въ Фу-джеуфу, столицѣ Фугіянской провинціи. Рѣка, которая очень широка, составляетъ, раздѣляясь, множество небольшихъ острововъ, соединенныхъ между собою другими мостами. Въ главномъ находится больше ста дугъ изъ тесанаго камня, и по обѣимъ сторонамъ перила со множествомъ украшеній всякаго рода. Одно содержаніе сего превосходнаго зданія стоитъ ежегодно безчисленныхъ денегъ, кои всегда раздаются изъ казны съ великою щедростію. Часто обыватель, простой Мандаринъ даетъ на таковые расходы, желая доставить своимъ землякамъ выгоду; о чемъ мы и понятія не имѣемъ. Во Франціи ежели бы какой богатой и просвѣщенной гражданинъ вздумалъ начать что либо подобное, то бы въ зависти своихъ единоземцевъ нашелъ столько препятствій, сколько природа можетъ произвести строителю въ созиданіи таковыхъ полезныхъ работъ.
   Я позабылъ упомянуть о странствующемъ Агличанинѣ, съ которымъ по случаю встрѣтился въ Кохинхинѣ: онъ былъ принужденъ остановиться въ Макао для купеческихъ дѣлъ, и мы не прежде его нашли, какъ по возвращеніи нашемъ въ Кантонъ; былъ онъ представленъ Вицерою, которой желалъ насъ видѣть, принялъ весьма ласково, и познакомилъ со всѣми учеными сего великаго города. Вы конечно знаете, что симъ именемъ называютъ здѣсь тѣхъ, кои по разнымъ испытаніямъ дошли до степени Лиценціатовъ, Магистровъ и Докторовъ. Во всѣхъ частяхъ Имперіи находятся училища, въ коихъ, какъ въ Европѣ, получаются сіи разныя степени, и изъ сихъ-то удостоенныхъ людей выбираютъ въ судьи и гражданскіе чиновники. А какъ сей есть единственной способъ дойти до чиновъ, то всѣ даже и дѣти самыхъ подлыхъ людей стараются учиться, надѣясь нажить тѣмъ мѣсто: подобно какъ во Франціи самой послѣдній мѣщанинъ даже и мужикъ, думая получить приходъ, отъ котораго вся его семья достанетъ пропитаніе, онъ отдаетъ въ школу своихъ дѣтей, и лишаетъ государство солдатъ, художниковъ и земледѣльцовъ.
   Китайцы начинаютъ учиться по шестому году. Первое основаніе или книга, которую даютъ имъ въ руки, содержитъ сотню буквъ, изъясняющихъ употребительныя слова, какъ солнце, мѣсяцъ, человѣкъ, нѣкоторыя животныя, травы, домъ, орудія и другіе предметы подобнаго рода. Всѣ сіи вещи тутъ же нарисованныя просвѣщаютъ ихъ понятіе, и сія есть первая Китайская азбука.
   Потомъ даютъ имъ другую книгу, составленную изъ тысячи краткихъ изреченій, кончащихся риѳмами для способнѣйшаго удержанія въ памяти. Оныя всѣ должно выучить наизусть прежде, нежели ученикъ приступитъ къ другимъ наукамъ; а естьли онъ всякой день не затвердитъ ихъ нѣкоторое число, кладутъ его на лавку и сѣкутъ плетью, но всегда по платью, ученикамъ дается одинъ только мѣсяцъ на гулянье, и пять или шесть дней въ году отпускаютъ ихъ по прозьбамъ.
   Когда они станутъ постарѣе, принуждаютъ ихъ знать наизусть сокращеніе ученія Конфуціева, какъ у насъ катихизисъ. Между тѣмъ, какъ учатся читать, приучаютъ ихъ писать буквы кистью, ибо въ Китаѣ не употребляютъ ни перьевъ, какъ у насъ, ни тростей, какъ у Араповъ, ни карандашей, какъ у Сіамцовъ. Кисть держатъ они прямо, какъ бы хотѣли колоть бумагу, и начинаютъ съ верху, какъ Европейцы, у нихъ заготовленъ листъ написанный красными буквами, которыя покрываютъ они чернымъ, или употребляютъ прозрачную бумагу. Стараются сильно имѣть чистой почеркъ; ибо искуство писать чисто есть здѣсь вещь наибольше всего уважаемая. Письмо красиво написанное предпочитается въ Китаѣ наилучшей картинѣ, и вообще оказывается нѣкоторой родъ почтенія къ буквамъ печатнымъ и писменнымъ. Ежели кто случайно найдетъ писанной листъ, поднимаетъ его съ благоговѣніемъ, и никогда не сдѣлаетъ изъ него непристойнаго употребленія. Которой изъ писателей нашихъ можетъ похвастать, чтобъ писаніе его было столь почтено?
   По окончаніи первыхъ началъ обучаютъ отроковъ сочиненію, которое состоитъ въ разположеніи какаго либо изрѣченія, коего тотчасъ должно понять и изъяснитъ смыслъ, установлены награжденія, какъ у насъ, для тѣхъ, кои превзойдутъ прочихъ. Во многихъ городахъ губернаторы сами заставляютъ учениковъ сочинять и раздаютъ награжденія. Нѣтъ ни села, ни деревни, которая бы не имѣла своего учителя для юношества. Зажиточные люди ввѣряютъ воспитаніе своихъ дѣтей особливымъ учителямъ, что дѣлается и у насъ, но съ тою разностію, что таковые наставники въ большемъ уваженіи въ Китаѣ. Должность ихъ почтенна и прибыльна; въ домахъ они отличаются, сидятъ на первомъ мѣстѣ, и воспитанники почитаютъ ихъ вѣчно.
   Когда молодые люди окончили таковое домашнее ученіе, начинаютъ новой кругъ науки, которая отворяетъ имъ путь къ степенямъ и ко вступленію въ число ученыхъ, то есть, что они съ большею еще ревностію, нежели прежде, отягощаютъ память безчисленными буквами или знаками, и набиваютъ голову множествомъ изрѣченій, кои единъ разсудокъ вперяетъ во всякаго человѣка. Судя по разнымъ степенямъ, чрезъ которые проходятъ сіи учащіеся, и испытаніи (экзамены), коимъ подвержены они для достиженія до докторства, можно бы заключить, что Китайскіе ученые суть великіе мудрецы: но въ самомъ дѣлѣ умѣютъ они только читать и писать, а сему надобно учишься всю жизнь. Погрѣшность правописанія или памяти, худо начертанная буква, стихъ изъ книги не твердо выученный, невѣрное чтеніе какаго закона, лишаютъ ихъ степени, къ которому они готовились. Острота у нихъ замыкается въ томъ, какъ я уже сказалъ, чтобъ сочинять риторическія разпложенія на самыя обычайныя вещи.
   Какая разность между нашимъ и Китайскимъ воспитаніемъ! У насъ молодыхъ людей учатъ языкамъ, риторикѣ, стихотворству, географіи, философіи, математикѣ, исторіи, Богословіи, медицинѣ, правознанію, музыкѣ, и пр., а Китайское юношество почти ничѣмъ онымъ не занимается. И такъ не можно не сожалѣть о народѣ трудолюбивомъ, которой съ толикою къ наукамъ охотою менѣе знаетъ по двадцатилѣтнемъ прилѣжаніи и стараніи, нежели большая часть Европейцевъ въ шестнадцать лѣтъ отъ роду. Толикое невѣжество при такомъ трудолюбіи причиняется единственно свойствомъ ихъ языка, на изученіе котораго, дабы только говоришь и писать съ нѣкоторымъ успѣхомъ, требуется цѣлой человѣческой жизни, у нихъ нѣтъ ни простыхъ буквъ, ни азбуки, какъ у насъ. Сколько словъ, столько есть и знаковъ для изображенія оныхъ. Считаютъ цхъ до тысячи шести сотъ: но одно слово можетъ значить больше двадцати разныхъ вегцей чрезъ разныя титлы и наклоненія голоса, то есть, что языкъ Китайской есть пѣніе, имѣющее больше перемѣнъ, нежели Ншаліянскіе рецитативы, да и тутъ только жители одного мѣста могутъ себя взаимно разумѣть; ибо каждая провинція и даже каждой городъ имѣетъ свое нарѣчіе или, лучше сказать, свой особой напѣвъ.
   Нѣтъ языка, которой бы былъ наполненъ обоюдными словами больше Китайскаго, не можно писать, что другой говоритъ, ни понять чтеніе книги, ежели самую книгу не имѣешь предъ глазами. Сверьхъ тысячи шести сотъ словъ, изъ коихъ каждое имѣетъ многія знаменованія, есть еще великое число другихъ знаковъ или изображеній, соотвѣтствющихъ разнымъ израженіямъ, употребляемымъ въ разговорѣ. Я повторяю, что наидолжайшей жизни человѣческой едва станетъ на выученіе всѣхъ оныхъ; но никто не причитается къ числу ученыхъ, ежели по меншей мѣрѣ не знаетъ ихъ до шестидесяти тысячъ, такъ что самой великой мудрецъ въ Китаѣ есть тотъ, кто луяше умѣетъ читать и писать.
   Народъ здѣшній имѣетъ ту чрезвычайность, что языкъ ихъ не походитъ ни на одинъ изъ всѣхъ, коими говорятъ въ свѣтѣ, выключая только нѣкоторыя порубежныя области, по видимому отъ нихъ же начало получившія. Сей странной языкъ, которой Японцы называютъ языкомъ смѣшенія, представляетъ Европейцу трудности, съ которой стороны на него ни посмотришь {См. ежемѣсячныя сочиненія 1767 года мѣсяцъ февраль.}.
   Ученые раздѣляются здѣсь на три рода, соотвѣтствующіе тремъ степенямъ мудрецовъ: дабы достигнуть до оныхъ, должно выдержать три испытанія и дать доводы о своемъ знаніи. Ничего нѣтъ важнѣе, ни столь строго исполняемаго, какъ таковыя испытанія; ибо по сочиненіямъ судятъ о способности человѣка. Запираютъ ихъ въ кельи, и они не могутъ имѣть ни малаго сообщенія внѣ оныхъ; стерегутъ ихъ прилѣжно вѣрные надзиратели, у коихъ отняты всѣ способы дать себя подольстить или подкупить; двери запечатаны вицеройскою печатью; ученикамъ не позволено имѣть другой бумаги или книги, кромѣ нужной для сочиненія; снабжаютъ ихъ пищею, свѣчами и пр. изъ Императорской казны. Домъ служащій къ сему употребленію есть пространное зданіе, раздѣленное на множество чулановъ, длиною въ четыре или пять, а шириною въ три фута съ половиною. Есть училища, въ коихъ бываетъ такихъ отгородокъ до шести тысячъ, и въ нихъ то запираютъ готовящихся къ награжденію.
   Первое испытаніе дѣлается Мандариномъ изъ первыхъ степеней, коего дворъ нарочно посылаетъ въ каждую провинцію: онъ прилагаетъ крайнее къ тому раченіе, не уважая никого и не смотря ни на что, кромѣ достоинства; запрещено ему говорить съ кѣмъ бы то ни было, во все время отправленія его должности; однакожъ хотя и подвергается онъ неизбѣжимой смерти, естьли будетъ уличенъ въ нарушеніи оной; бываютъ иногда такіе, кои прежде еице прибытія въ провинцію даютъ себя подкупать деньгами; соглашаются съ ними о знакѣ, по которому узнать сочиненіе того, кому они хотятъ сдѣлать добро.
   Награжденіе присуждается наилучшимъ сочиненіямъ, и сочинители получаютъ первой степень, соотвѣтствующій баккалаврамъ нашихъ школъ; съ сего времени начинаютъ они пользоваться разными преимуществами, носятъ отмѣнное платье; освобождаются отъ битья палками по повелѣнію обыкновенныхъ судей, имѣютъ особаго надъ собою начальника, и имъ однимъ наказываются. Въ поправленіяхъ сего рода иногда увидишь шестидесятилѣтняго старика, стенящаго подъ палкою, а сынъ его въ тоже самое время получаетъ похвалы и награжденія.
   До втораго степени достигаютъ вторымъ испытаніемъ чинимымъ всякіе три года, и то только въ столичныхъ провинціальныхъ городахъ; а до третьяго послѣднимъ испытаніемъ отправляемымъ въ Пекинѣ въ Императорскомъ дворцѣ. Ежели найдутся между готовящимися такіе, которые не могутъ вынести дорожныхъ расходовъ; то всегда имъ помогаютъ, дабы бѣдность не была препятствіемъ достоинству. Монархъ иногда самъ присутствуетъ при испытаніи, и самъ даетъ задачи для сочиненія. Принятіе въ докторы дѣлается съ чрезвычайною пышностію и великолѣпіемъ; представляютъ ихъ Императору, и онъ даетъ имъ почетные подарки. Имена ихъ пишутся на большихъ доскахъ и выставляются на народныхъ площадяхъ посылаются гонцы въ роднѣ ихъ съ извѣстіемъ о ихъ выборѣ, и весь городъ празднуетъ сіе произшествіе; ставятся въ честь ихъ тріумфальныя ворота, и Государь вскорѣ возводитъ ихъ въ разныя достоинства каждаго по его знанію и способности.
   Лиценціаты, кои сами на себя не надѣются, или кои не столь честолюбивы, чтобы бѣгать за докторствомъ, возвращаются домой, для препровожденія спокойной жизни; они также могутъ, имѣя покровителя, дойти до чиновъ; но сколь скоро вступятъ въ должность доктора или лиценціата, не позволено имъ ослабѣвать въ ученіи, ибо повелѣваютъ имъ, когда они о томъ и не думаютъ, являться на испытаніе. Ежели найдутъ ихъ мало знающими, то лишаютъ степени и отсылаютъ со стыдомъ домой; ежели напротивъ примѣтятъ новые успѣхи, возводятъ ихъ на вышшія мѣста.
   Изъ сей политики произходитъ то, что должности, бывъ отправляемы всегда и скусными людьми, отвращаютъ злоупотребленія, изшекающія изъ невѣжества: а какъ опредѣляютъ въ оныя по достоинству, то Императоръ можетъ лишить мѣстъ, сколь скоро кто учинится недостойнымъ. Впрочемъ нѣтъ въ Китаѣ наслѣднаго дворянства, а дѣлаетъ дворяниномъ мѣсто, слѣдовательно должно непремѣнно приобрѣсть способности своего отца, ежели захочешь достигнуть до его чина и состоянія. Чтожъ подумаетъ Китаецъ, естьли ему сказать, что въ нѣкоторыхъ земляхъ въ Европѣ чины и должности не даются ни по наукѣ, ни по способности; что напротивъ самые ученые, самые умные люди, тѣ, коихъ ученіе просвѣтило разумъ, въ совершенство привело разсудокъ, оставляются на сторонѣ, что предпочитаются имъ почти всегда невѣжи, люди безъ всякихъ дарованій, коихъ одно богатство возводитъ на мѣста, отъ которыхъ зависитъ доброй порядокъ общества и народная безопасность? Онъ конечно заключитъ, что мы люди непросвѣщенные, что у насъ законы уступаютъ своенравію и невѣжеству; и можетъ быть не безъ основанія станетъ насмѣхаться тѣмъ, кои дурачатся между нами, стараясь приобрѣсть знанія, къ которымъ привязываемъ мы столь мало выгоды. Въ Китаѣ докторъ почитаетъ себя человѣкомъ нажившимъ состояніе, не опасающимся ни бѣдности, ни премѣнъ щастія и вѣрнымъ въ полученіи чиновъ.
   Воспитаніе даемое Китайскому юношеству приноситъ также великую пользу и во нравахъ. Бывъ занято трудомъ съ самыхъ нѣжныхъ лѣтъ, не имѣетъ оно времени развратиться распутною жизнію. По сей причинѣ ученые здѣсь всѣ скромны и важновидны. Они всегда ходятъ потупя глаза младой Китайской ученикъ не менѣе постояненъ въ своихъ поступкахъ и не менѣе свирѣпообразенъ въ наружности нашего университетскаго ректора, въ ходу выступающаго.
   Сверхъ чиновъ получаемыхъ ученіемъ есть другіе, до коихъ доходятъ военнымъ искуствомъ, и для оныхъ чинятся также испытанія: должно доказать искустиво въ стрѣляніи изъ лука, въ верховой ѣздѣ, показать силу въ подниманіи большихъ каменьевъ, въ ношеніи великихъ тягостей. По томъ заставляютъ ихъ сочинять простую рѣчь, но съ разсужденіемъ о чемъ нибудь касающемся до военнаго искуства, и задаютъ имъ вопросы о разбиваніи лагерей, о походахъ, о воинскихъ хитростяхъ и проч.
   Первая книга, по которой они учатся, и которая почитается за лучшую изъ всѣхъ книгъ объ войнѣ, была сочинена Сун-тзеемъ, однимъ изъ наихрабрѣйшихъ Китайскихъ полководцевъ. Сіе сочиненіе столь много уважается, что военные докторы (ибо здѣсь солдаты имѣютъ Своихъ докторовъ какъ ученые) дошли до своихъ чиновъ только тѣмъ, что изтолковали, или изъяснили нѣкоторые оной члены. Вторая написанная У-тзеемъ идетъ съ первою на ровнѣ, и единогласно похваляется. Сочинитель ея есть другой герой, коего славныя дѣла составляютъ наибольшее украшеніе исторіи его вѣка. Великій Императоръ Каи-хи велѣлъ перевесть на Татарской языкъ сіи обѣ книги, и нынѣ нѣтъ человѣка, которой бы подумалъ, что онъ въ состояніи водить войска, ежели не знаетъ наизусть Сентзея и у тзея, кои суть Китайскіе Монтекукулу. Они для войны тоже, что Конфуцій для нравоученія. Сей произвелъ философовъ, добродѣтельныхъ людей, честныхъ гражданъ, а они добрыхъ воиновъ, искусныхъ офицеровъ, великихъ полководцевъ.
   Прочіе писатели о воинскомъ иск устьѣ имѣютъ также свое достоинство, хотя поставляются и ниже двухъ вышепомянутыхъ; но можно быть баккалавромъ, даже и докторомъ, не знавши и не читавши ихъ. Рѣдко однакожъ случается, чтобъ желающій вытти въ чины военною службою, ихъ не читалъ, не училъ, или не зналъ по меншей мѣрѣ ихъ содержанія. Въ комъ примѣтится больше способности, тотъ производится въ вышніе чины, и изъ сего училища государство получаетъ превосходныхъ офицеровъ.
   Я есмь, и проч.
   

ПИСЬМО LVII.

Продолженіе Китая.

   Говоря, что Китайцы всю жизнь проводятъ въ изученіи своего языка, не изключилъ я чрезъ то и другихъ наукъ. Они ко всѣмъ прилѣжатъ, но мало во всѣхъ имѣютъ успѣха, и рѣдко доходятъ далѣе начальныхъ основаній. Въ удивленіе приходить, что всѣ ихъ знанія, не смотря на ихъ древность, толико ограничены. Они не больше почерпнули въ Ариѳметикѣ, Астрономіи, Геометріи, Медицинѣ, Географіи, естественной философіи и физикѣ, какъ только тѣ понятія, коихъ упражненіе въ дѣлахъ требуетъ; далѣе же никогда не достигали, и кажется лишены и способностей прейти сіи предѣлы. Мы напротивъ начали имѣть знанія весьма поздо, но все въ совершенство привели весьма скоро. Науки больше оказали успѣховъ въ Европѣ въ три столѣтія, нежели у Китайцевъ въ четыре тысячи лѣтъ. О физикѣ имѣютъ они весьма слабыя понятія, въ Логикѣ никакихъ не знаютъ правилъ, а что касается до Метафизики, и имя ея имъ неизвѣстно. Главное ихъ ученіе наипаче клонится ко нравамъ; и въ самомъ дѣлѣ оно есть наибольше достойное человѣка, и наиполезнѣйтее обществу. По сей причинѣ народъ Китайской цѣломудренъ, и можетъ быть, хотя и идоламъ служитъ, наидобродѣтельнѣйшій въ свѣтѣ. Почти всѣ его Императоры были мужи отмѣнной добродѣтели, Нумы, Солоны, Ликурги, Антонины, и что паче всего заслуживаетъ примѣчаніе, смиреніе и уничиженіе, кое было невѣдомо симъ философамъ, точно повелѣваете" въ Китаѣ; оно признается здѣсь за коренную добродѣтель полезную тому, кто ей слѣдуетъ; и вообще за добродѣтель нужную между людми, хотя обыкновенно и требуется отъ нихъ единой скромности, которая есть обоюдная оной наружность. Ни въ какомъ народѣ нѣтъ столько и столь хорошихъ нравоучительныхъ книгъ. Мудрецы ихъ въ своихъ сочиненіяхъ не стыдятся писать танъ, чтобы простой народъ ихъ разумѣлъ. Они не хвастаютъ своимъ воображеніемъ, какъ Греческіе и Римскіе; не бѣгаютъ за похвалами, какъ наши проповѣдники и философы. Стараются быть вразумительны, и соображаются понятію черни, ищутъ единственно научить людей, за цѣль себѣ поставляютъ сдѣлать ихъ лучшими.
   Нравственная философія у Китайцовъ вообще есть таже, какъ и у другихъ народовъ; ибо разумъ во всѣхъ земляхъ одинаковъ, и люди повсюду имѣютъ въ сердцѣ для своего поведенія правила твердыя и непремѣняющіяся. Оныя заключаются во взаимственныхъ должностяхъ родителей и дѣтей, Государя и подданныхъ, друзей и гражданъ. Изъ сихъ трехъ начальныхъ правилъ выводятъ они прочія обязательства не только для частнаго поведенія въ жизни, но и для порядка и управленія государства. Они увѣрены, что ежели дѣти покорны тѣмъ, отъ коихъ получили жизнь, ежели народъ почитаетъ Государя и властителей за отцовъ, вся земля будетъ составлять семью добропорядочно устроенную; и на семъ то положено основаніе ихъ Монархіи и политики. Власть родительская никогда у нихъ не ослабляется; законы дѣлаютъ ее столь сильною, что ни вѣкъ, ни чинъ, никакая отговорка не можетъ отъ нея освободить дѣтей. Мать можетъ повелѣть наказать палками своего сына, хотя бы онъ былъ Мандариномъ первой степени. Сіе отъ дѣтей почтеніе въ толикомъ уваженіи у Китайцовъ, что одинъ Императоръ, сославшій въ ссылку мать свою за неистовое ея поведеніе, былъ принуягденъ подданными возвратить ее и возставить въ достоинствѣ Императрицы. Сынъ не смѣетъ судиться съ отцемъ безъ согласія сродниковъ, приятелей и судей, ни подать на него челобитную, развѣ подпишетъ оную его дѣдъ, и тогда естьли найдется жалоба хотя мало неосновательна, жизнь сына не бываетъ безопасна. Напротивъ того отецъ, обличающій сына въ непочтеніи къ себѣ, не обязанъ доказывать онаго доводами, но вѣрятъ слову его. Ежели бы случилось, что бываетъ рѣдко, сыну побить отца, или, и того ужаснѣе, умертвить его въ запалчивости или бѣшенствѣ; тогда уныніе и смущеніе разпространяется по всей провинціи: наказаніе налагается на всѣхъ сродниковъ, и Мандарины того мѣста лишаются чиновъ. Не имѣя участія въ преступленіи, терпятъ они безчестіе отъ онаго произходящее. "Они въ томъ виноваты, говорятъ здѣсь, что не довольно прилѣжно смотрѣли за добрыми нравами. Преступникъ не покусился бы на толикое злодѣяніе, ежелибъ затушали въ немъ превратныя его склонности, и наказывали его за первые проступки." Домъ его раззоряется до подошвы, равно какъ и всѣ сосѣдніе, и на томъ мѣстѣ воздвигается зданіе, предающее вѣчности ужасное его преступленіе. Сія строгость, которая можетъ показаться вамъ съ лишкомъ чрезвычайною, нужна однако въ такой землѣ, гдѣ корыстолюбіе и страхъ суть главныя побужденія во всѣхъ дѣйствіяхъ.
   Вотъ произшествіе доказывающее горячность сыновней въ Китаѣ любви къ отцамъ. Одинъ Мандаринъ заслужилъ смерть тѣмъ, что отправлялъ должность со мздоимствомъ. Сынъ его, имѣющій лѣтъ пятнадцать, предсталъ предъ Императоромъ, и повалился ему въ ноги, предай жизнь свою, дабы спасти отца. Монархъ будучи тронутъ таковымъ доказательствомъ горячности, снизшелъ на прозбу, даровалъ жизнь судьѣ, и хотѣлъ въ награжденіе за толивое великодушіе отличить сына почетными знаками; но онъ ихъ не принялъ, говоря, что не желаетъ получить отличности, которая бы безпрестанно приводила ему на память то, что отецъ его былъ виновенъ. Второй членъ Китайскаго нравоученія состоитъ въ народномъ къ Государю почтеніи, превышающемъ оказываемое нами къ нашимъ въ Европѣ. Первые министры, ближніе сродники, самой братъ Императорской не инако съ нимъ говорятъ, какъ на колѣняхъ. Падаютъ ницъ предъ его трономъ, предъ кушакомъ и предъ одеждою. Никто, какагобъ онъ ни былъ чина, не дерзаетъ ѣхать верхомъ или въ коляскѣ мимо воротъ дворца его; приближаясь къ нимъ, всякой слазитъ съ лошади, и идетъ пѣшъ, а пройдя нѣсколько шаговъ далѣе воротъ, опять садится. Таковое почтеніе не можно однакожъ назвать слѣпымъ. Когда монархъ въ чемъ погрѣшитъ, подданные не боятся его обвинять, и Мандарины дѣлаютъ ему тайно суровыя представленія; но при народѣ они всегда его почитаютъ: ибо покорность и повиновеніе признаютъ душею всякаго добраго правленія.
   Сіе государственное правило, обязывающее народъ воздавать монарху сыновнее почтеніе, налагаетъ и на него также обязательство управлять имъ съ отеческою любовію. Между ими вообще вкоренилось мнѣніе, что Императоръ не долженъ ни о чемъ иномъ помышлять, кромѣ пользы своего государства; что небо возвело его на сію высокую степень не для того, чтобъ онъ наслаждался, не дѣлая ничего, окружающими его благами, но чтобы пекся о благоденствіи своихъ подданныхъ. Съ малолѣтства прнобучаютъ государей не знать иной славы, инаго величества, не воспоминаютъ имъ объ Ахиллесахъ, объ Александрахъ, объ Цезаряхъ инако, какъ прибавляя, что были они три бича, коихъ послало Небо во гнѣвѣ своемъ, желая наказать народъ.
   Сіе похвальное предразсужденіе глубоко вкоренилось въ разумѣ народа: правители и Императоръ знаютъ онаго важность, и не упускаютъ увѣрять подданныхъ, что имѣютъ къ нему отеческую привязанность и любовь, успѣхъ въ правленіи зависитъ отъ умѣнія больше или менѣе представлять человѣка, напоеннаго вышесказанною мыслію. По сей причинѣ случалось во времена голода и бѣдствій, что не только Вицерои и первые министры, но и самъ Монархъ запирался во дворцѣ, постился, лишался всѣхъ утѣхъ, раздиралъ на себѣ одежду, съ кротостію признавалъ свои погрѣшности, почиталъ народныя напасти собственнымъ своимъ нещастіемъ, и просилъ своихъ министровъ, предсѣдателей совѣтовъ, докторовъ первой степени и нравонаблюдателей Имперіи сдѣлать ему искреннее представленіе на письмѣ о погрѣшностяхъ, касающихся до его особы, или имѣющимъ какое либо сношеніе съ правленіемъ.
   Признайтесь, Государыня моя, что ежели бы сіи произшествія не были засвидѣтельствованы людьми достойными, вы бы подумали, что здѣсь рѣчь идетъ о Платоновой республикѣ, или о королевствѣ утопскомъ. Нѣкоторой Императоръ жаловался во всенародныхъ вѣдомостяхъ, что находясь въ загородномъ домѣ, не видалъ ни единаго просителя съ челобитною; опасаясь, чтобы отдаленіе его не почли за стараніе обрѣсти въ немъ покой, увѣрялъ онъ, что отъѣхалъ туда единственно по причинѣ лучшаго тамъ воздуха, и что желаетъ, чтобы и въ семъ дворцѣ дѣла всякой день отправлялись, какъ въ Пекинѣ. Онъ до того снисходилъ, что уволилъ приѣзжать къ себѣ членовъ правительствующихъ приказовъ для отданія отчета въ нужныхъ дѣлахъ, ибо время было чрезвычайно холодно. Государь, желающій править Китаемъ со властію, долженъ сообразоваться сему правилу: ежели поведеніе его не соотвѣтствуетъ оному, впадаетъ онъ въ презрѣніе; а когда народъ престанетъ почитать государя, не долго пребываетъ въ послушаніи.
   Что принадлежитъ до взаимственныхъ обязательствъ общества, кои составляютъ третій членъ Китайскаго нравоученія; можно сказать, что Китайцы поступаютъ междусобою съ такою вѣжливостію, которая бы у насъ показалась и смѣшна и шуточна; мастеровые, слуги и мужики дѣлаютъ между собою привѣтствія. Когда извощики, носильщики и работники встрѣтятся въ узкомъ какомъ проѣздѣ то вмѣсто того, чтобъ браниться и биться, какъ то дѣлается въ нашихъ счастливыхъ краяхъ, они учтиво подходятъ другъ ко другу, просятъ взаимно у себя прощенія, причитая каждой себѣ въ вину учиненную остановку, становятся на колѣна одинъ предъ другимъ, не разходятся, не надѣлавъ множества низкихъ поклоновъ, и не опускаютъ ни малѣйшихъ учтивостей, кои не весьма покойны въ Китайской вѣжливости. Сіи обыкновенія столь же древни у нихъ, какъ и Монархи. Обучали онымъ ихъ первые мудрецы въ тѣхъ законныхъ книгахъ, кои столь уважаются во всей Имперіи: все въ нихъ означено въ крайней подробности: какъ ходить въ гости, кланяться, дариться, письма писма, угощать и пр. Таковые обычаи имѣютъ силу закона; и никто не дерзаетъ отъ исполненія оныхъ уклониться. Въ Пекинѣ есть верховной приказъ, которой между главными своими должностями считаетъ стараться о наблюденіи всѣхъ сихъ обрядовъ. Китайцы хвастаютъ, что они учтивѣе и въ обществѣ лучше умѣютъ жить всѣхъ людей въ свѣтѣ. Правда и то, что нѣтъ земли, гдѣ бы нравы были столь кротки; ссоры у нихъ весьма рѣдки, а драки и насильствія почти имъ неизвѣстны. Самая чернь не имѣетъ грубости и невѣжества, которое во всѣхъ другихъ земляхъ отличаетъ ее отъ прочихъ гражданъ.
   Когда случится ссора, оная не идетъ далѣе брани; много ежели употребятъ кулаки; но когда и драться хотятъ Китайцы, прежде долго о томъ размышляютъ, снимаютъ съ себя платье, и кладутъ его, свернувъ куда нибудь въ безопасное мѣсто, желая, чтобъ имъ разодрали лучше кожу, нежели кафтанъ... Ежели кому оцарапятъ, говорятъ они, кожа заживетъ; но когда кафтанъ раздерутъ, надобно купить новой, а сіе стоитъ денегъ... Предохранивъ платье отъ всякой опасности, вызываютъ они другъ друга, и полуртомъ изрѣдка произносятъ бранныя слова съ четверть часа, или до тѣхъ поръ, какъ зрители удовольствовавъ свое любопытство, и наскуча слышать все тоже, примутся ихъ разнимать. Богатыри сперьва на то не соглашаются, но наконецъ даютъ себя уговорить, надѣваютъ платье и разходятся.
   Обучась нравственной наукѣ, Китайцы упражняются въ познаніи произшествій. Никакой народъ не былъ столь попечителенъ о сохраненіи своихъ лѣтописей, ни столь совѣстенъ въ исторической вѣрности. Сверьхъ приказа, о которомъ я вамъ доносилъ, каждой городъ издаетъ въ народъ печатные листы, ежели что случится необыкновеннаго въ его округѣ: въ оныхъ упоминается о людяхъ отличившихся своимъ достоинствомъ и заслугами, даже и самыя женщины имѣютъ въ сихъ листахъ мѣсто; содержалъ же оныя не столько повѣствованіе о примѣчательныхъ произшествіяхъ, но и многія наблюденія о свойствѣ и обычаяхъ жителей. Въ нѣкоторыя времена Мандарины собираются для разсмотрѣнія сихъ лѣтописей, и ежели найдутъ, что вѣрность въ нихъ нарушена похлѣбствомъ или невѣжествомъ, дѣлаютъ въ нихъ перемѣны и поправки. Таковое множество записокъ чинитъ Китайскую исторію весьма пространною, и ученіе оной дѣлается упражненіемъ труднымъ и требующимъ великаго терпѣнія, работы и времени.
   Китайцы не имѣютъ ни проповѣдниковъ, ни стряпчихъ, слѣдовательно и понятія о томъ, что мы называемъ краснорѣчивымъ сочиненіемъ. Мало у нихъ поэмъ нѣсколько долгихъ, и изъ всѣхъ родовъ стихотворенія ода наибольше въ употребленіи. Стихи имѣютъ съ риѳмами и безъ риѳмъ. Въ стихотворствѣ ихъ вообще нѣтъ недостатка въ приятности.
   Нѣсколько дней назадъ былъ я на комедіи, которую играли не на народномъ театрѣ (строгость нравовъ препятствуетъ позволить оные), но у одного моего знакомца; ибо во всѣхъ городахъ есть шайки шутовъ и обаятелей, ходящихъ по домамъ, куда ихъ позовутъ. Вы сами разсудите, что одни только зажиточные люди могутъ имѣть у себя комедіантовъ, и я видѣлъ ихъ въ домѣ у одного богатаго Мандарина, которой звалъ насъ къ себѣ обѣдать.
   Сколь скоро сѣли мы за столъ, четыре или пять главныхъ комедіантовъ, богато убранныхъ, вошли въ залу, поклонились въ землю, и ударили четыре раза лбомъ объ полъ. Послѣ сего доказательства почтенія они встали, и начальникъ ихъ подойдя къ первому гостю, подалъ ему реэстръ комедій, кои его шайка представлять въ состояніи. Когда условились за столомъ о комедіи, начали играть музыканты; между тѣмъ на полъ послали коверъ, и комедіанты вышли изъ покоя, находящагося позади театра. Часть комедіи состояла въ словахъ, часть въ пѣніи; комедіанты не худо были одѣты, и часто платье перемѣняли. Между дѣйствіями садились они ѣсть, а иногда выходило новое лице, и сказывало свое имя и содержаніе роли. Комедія взята была изъ исторіи, и началась прологомъ, въ коемъ упоминалось, что былъ одинъ Императоръ, учинившій много добра отечеству, и заслужившій вѣчное воспоминовеніе въ народѣ. Сей Императоръ выходилъ самъ въ царской одеждѣ, окруженный придворными и гвардіею.
   Вмѣсто интермедіи представляли человѣка обманутаго блудницею, которую онъ почиталъ себѣ вѣрною, хотя въ его присутствіи соперникъ ее цѣловалъ. Забавляли также насъ пантомимомъ, въ которомъ двѣ молодыя женщины. нехудо убранныя, стоя каждая на плечахъ человѣка, дѣйствовали опахаломъ, слѣдуя мѣрѣ и движеніямъ музыки. Впрочемъ не должно искать въ Китайскихъ комедіяхъ ни правильности, ни вѣроподобія. Такова была у Грековъ трагедія въ своемъ началѣ въ Тесписово время; таковы были во Франціи старинныя комедіи, и извѣстныя подъ именемъ нравоученій и таинствъ представленія.
   Музыка у Китайцовъ, еще менѣе совершенна, нежели ихъ театръ, и такъ нескладна и единоголосна, что не достанетъ терпѣнія слушать; но для нихъ имѣетъ безконечную пріятность. Имъ и наша нравится, и они всегда дивятся, какъ мы ее пишемъ, ибо сами ни одной ноты не имѣютъ, и играютъ по выучкѣ наслышкою. Есть у нихъ духовые инструменты и съ струнами; но голосъ идетъ равно безъ всякой отмѣны, Чтожъ касается до различія и противогласія многихъ инструментовъ въ одной музыкѣ; они почитаютъ сіе за несообразимость и разногласіе смѣха достойное, къ коему никогда слухъ ихъ не привыкнетъ.
   Ариѳметика ихъ также по сравненію сего ограничена; знаютъ они однако наши четыре правила, но считаютъ не цифрами, коихъ у нихъ совсѣмъ нѣтъ, а употребляютъ щеты, то есть доску съ десятью или двенадцатью проволочными прутьями, на коихъ нанизаны костяные шарики.
   Прочія части Маѳематики, изключая Астрономію, совсѣмъ не были извѣстны Китайцамъ прежде сообщенія ихъ съ Европейцами; а Геометрія и понынѣ несовершенна, заключается въ маломъ числѣ задачъ, но и тѣхъ рѣшить они не могутъ по правиламъ. Ничто такъ ихъ не прельстило, какъ Астрономія, Оптика и Механика: сіи науки при послѣднихъ Императорахъ входили во дворецъ съ частію, и приближались небоязненно къ престолу, когда самые большіе господа стояли вдали на колѣняхъ, и едва дерзали возводить взоръ на Монарха; даже и вѣра, принесенная Миссіонерами въ Китай, допущена была подъ покровительствомъ Астрономіи, съ которою она соединялась. Іезуиты наилучше знающіе сію науку получали отъ Монарха знаки чрезвычайнаго благоволенія; онъ къ нимъ посылалъ своихъ придворныхъ навѣдываться о здоровьѣ, призывалъ ихъ ко двору, допускалъ въ самые сокровенные чертоги, употреблялъ ихъ въ своихъ собственныхъ и народныхъ дѣлахъ, угощалъ кушаньемъ съ своего стола, давалъ имъ драгоцѣнныя одежды, желалъ имѣть ихъ портреты и изъ своихъ рукъ дарилъ имъ дичину, которую самъ застрѣлилъ на охотѣ. Губернаторы и вицерои, слѣдуя примѣру государя, приѣзжали къ нимъ со многолюдствомъ въ домы, въ церкви, и заставляли своихъ подчиненныхъ почитать ихъ въ провинціяхъ себѣ подвластныхъ.
   Астрономія есть одно изъ наидревнѣйшихъ у Китайцовъ знаній: нынѣ еще показываются инструменты, кои были употребляемы славными ихъ Астрономами за тысячу лѣтъ до Рождества Христова. Миссіонеры повѣрили тридцать шесть затменій, упомянутыхъ въ Конфуціевыхъ книгахъ, и нашли только два ложныхъ и два сумнительныхъ. Прилѣжаніе, съ каковымъ сей народъ всегда наблюдалъ небесныя движенія, обязало его завести приказъ Астрономіи, которой есть одинъ изъ и иглавнѣйшихъ въ Имперіи. Первая его должность состоитъ въ томъ, чтобы увѣдомлять государя о новыхъ на небѣ явленіяхъ. Пятеро изъ сихъ астрономовъ упражняются день и но ъ въ наблюденіи свѣтилъ на нарочно для т то построенной башнѣ; но смѣшнымъ покажется при семъ, что сей приказъ обязанъ предсказывать перемѣны времени, могущія проK i/i т а и, 71
   изводить болѣзни, сушу, недостатокъ въ съѣстныхъ припасахъ и пр. Требуется также отъ нихъ, чтобъ они сверьхъ всего были астрологи. Можно ли сему удивляться? Невѣжи и въ Европѣ также какъ въ Китаѣ почитаютъ за одно сіе имя. Не думаетъ ли народъ въ самомъ Парижѣ, что наблюдатели свѣтилъ на обсерваторіи должны предсказывать дождь, градъ, громъ и проч. Вся Китайская Астрономія заключается въ сочиненіи календарей съ предвѣщаніями, каковы дѣлаются въ Люттихѣ. Въ оныхъ календаряхъ означаются счастливые и нещастливые дни; благополучные для женидьбы, для дороги, для строенія, для прошенія милости у Императора, и тысячи подобныхъ наблюденій.
   Признайтесь, Государыня моя, что народъ, содержащій отъ трехъ тысячъ лѣтъ академію для предсказанія ведра, непогоды, долженъ имѣть весьма ограниченный разумъ. Съ наималѣйшимъ вниманіемъ должны бы были Китайцы примѣтить, что произшествія столь рѣдко и столь случайно согласны бываютъ съ предвѣщаніями астрологовъ. Правда, что главной долгъ сего трибунала есть начислять затмянія, означать оныхъ день, часъ, величину и продолженіе; но самые обряды при томъ наблюдаемые доказываютъ, что не изкоренилось еще между ими суевѣріе и невѣжество. Печатаютъ въ народныхъ вѣдомостяхъ, и прибиваютъ объявленія на перекресткахъ о времени затменія. Сколь скоро солнце или луна начнетъ помрачаться, всѣ падаютъ и бьютъ лбомъ по землѣ; по всему городу слышенъ смѣшенной звукъ барабановъ и литавръ; ибо Китайцы находятся въ томъ смѣха достойномъ предувѣреніи, что небесной драконъ, готовящійся пожрать сіи два свѣтила, испужается шуму и оставитъ свою добычу. Наконецъ сіи люди еще столь маловѣдущи въ Астрономіи, что когда Миссіонеры поправили ихъ календарь, и выбросили изъ текущаго года лишній мѣсяцъ, не могли они понять, куда дѣвался сей мѣсяцъ; степенные и важнообразные Мандарины спрашивали другъ у друга, въ какое мѣсто положили его на сбереженіе, и когда онъ вновь появится?
   Вы конечно спросите также у меня, видя столь малые успѣхи здѣшняго народа въ познаніи свѣтилъ, какимъ образомъ сія важная и полезная наука, возвѣщающая столь величественнымъ гласомъ славу творца, могла между ими продолжаться больше четырехъ тысячъ лѣтъ, а ни одного не нашлось человѣка, которой бы глубоко въ нее вникнулъ; и какимъ образомъ случай, премѣнность въ природѣ, или награжденія не произвели у нихъ ни одной чрезвычайной головы, отверзающей, какъ Архимедъ, Картезій, Невшонъ, путь всему потомству?
   Различныя причины могли тому возпрепятствовать; первая, малыя отличности чиненныя при многихъ Императорахъ упражнявшимся въ семъ родѣ ученія. Вся ихъ надежда состояла въ томъ, чтобъ достигнуть до первыхъ мѣстъ Математическаго приказа, коего доходъ едва достаетъ на умѣренное содержаніе: и какъ сему приказу нѣчего смотрѣть на землѣ, то нѣчего почти отъ нея ему и требовать. Я уже сказалъ, что, дабы набогатиться, должно учиться исторіи, законамъ, нравоученію; говорить и писать о сихъ вещахъ чистымъ слогомъ, что какъ вамъ извѣстно, нимало не касается до Математиковъ. Астрономъ, Геометръ не бываетъ обыкновенно ни краснорѣчивой говорунъ, ни хорошій писецъ. Изъ всѣхъ ученыхъ сего рода людей двое только можетъ быть предуспѣли и въ томъ и другомъ господа Фонтенель и д'Аламбертъ. Часто, кто почитается орломъ въ Астрономіи, бываетъ во всемъ другомъ утка или ворона.
   Вторая причина малаго успѣха Китайцевъ въ сей наукѣ есть почтеніе ко всему тому, что имъ оставили праотцы: все то, что пахнетъ древностію, для нихъ свято. Сверхъ того не стараются они нимало превзойти другихъ какъ внутри, такъ и внѣ Имперіи. Математика не доводитъ ни до степени доктора, ни до правленія провинціями, и Витай не имѣетъ въ ближнемъ сосѣдствѣ, какъ Франція, Королевства, въ которомъ бы было общество ученыхъ, могущее примѣтить и вывесть наружу астрономическія его погрѣшности. Но не знаю я, не скорѣе ли бы и въ такомъ случаѣ Китайцы принялись покорить себѣ таковое сосѣднее Королевство, дабы заставить его молчать и принудишь принять свой календарь съ кротостію.
   Упоминая о календарѣ, долженъ я сказать, что нѣтъ здѣсь книги, которая бы печаталась въ большемъ числѣ, и которая бы обнародовалась съ большимъ торжествамъ. Предъ изданіемъ его выпускается отъ Императора указъ, запрещающій подъ смертною казнію продавать и употреблять другой, или въ немъ дѣлать поправки. По сей причинѣ печатаютъ его миліонами вдругъ, ибо всякъ спѣшитъ покупать. Писанъ онъ на Татарскомъ и Китайскомъ языкѣ. Сколь скоро Императоръ принялъ на себя трудъ прочесть и одобрить календарь, роздаютъ оной по его повелѣнію князьямъ, боярамъ и придворнымъ чиновникамъ, посылаютъ къ вицероямъ провинцій, а они отдаютъ главнымъ казначеямъ для перепечатанія, сіи же послѣдніе разсылаютъ копіи ко всѣмъ подсуднымъ Губернаторамъ и проч.
   Въ день раздаванія при дворѣ собираются всѣ Мандарины рано по утру во дворецъ въ одеждахъ по своимъ чинамъ. Календари, приуготовленные для поднесенія Императору и его фамиліи, кладутся на превеликомъ раззолоченномъ столѣ о многихъ ярусахъ, сдѣланномъ на подобіе пирамиды. Они всѣ напечатаны на большой бумагѣ, обвернуты въ жолтомъ атласѣ, и завязаны въ чахлахъ изъ золотой парчи. Помянутой столъ держатъ сорокъ человѣкъ въ желтомъ платьѣ. Календари назначенные князьямъ, министрамъ и пр. носятся на столахъ съ обрядами приличными достоинству каждаго, и все сіе раздаваніе производится съ почтеніемъ, благоговѣніемъ и поклонами, кои извѣстны только въ одномъ Китаѣ. По примѣру двора губернаторы и вицерои провинцій принимаютъ календари подобнымъ же образомъ. Народъ ихъ покупаетъ, и нѣтъ ни одной семьи, сколь бы она ни была убога, которая бы не купила календаря. Сія книга почитается вещію столь важною во всемъ государствѣ, что кто ее приметъ, признаетъ себя подданнымъ или данникомъ Имперіи; а не взять тоже значитъ, что всенародно зачать бунтъ.
   Теперь стану я говорить о врачахъ, кои въ Китаѣ столь-же древни, и столь же почти мало искусны, какъ Астрономы. Вся ихъ умозрительная наука состоитъ въ громкихъ словахъ, которыхъ они сами не разумѣютъ: но какъ во всѣхъ земляхъ теорическія системы не входятъ въ отправленіе сей науки; то невѣжество въ семъ случаѣ вреда больнымъ не наноситъ.
   Сказываютъ, что врачи здѣшніе весьма искусны въ знаніи пульса; они хвастаютъ, что по біенію жилы узнаютъ качество крови, источникъ и свойство болѣзней. Сперва кладутъ они руку больнаго на подушку, держатъ середней палецъ по срединѣ жилы, по томъ два, жмутъ ими то тихо, то сильно. Сіе повторяютъ нѣсколько разъ, проводятъ долгое время въ разсматриваніи біенія, и стараются примѣтить онаго разность. Не знаю я, мило ли бы было ревнивымъ нашимъ мужьямъ таковое щупанье пульсовъ у ихъ женъ?
   По семъ долгомъ дѣйствіи объявляютъ они, въ которой части тѣла гнѣздо болѣзни, сколько оная продолжится, и выздоровѣетъ ли больной. Я не могу удержаться, чтобъ не сравнить сихъ лѣкарей съ тѣми слѣпыми, кои погладя, картину на хвалятся, что узнаютъ цвѣтъ красокъ. Не можно однако того отнять у Китайцовъ, чтобъ не были они довольно искусны въ лѣченіи: они знаютъ травы и употребляютъ ихъ съ успѣхомъ; а какъ понятія не имѣютъ о физикѣ, объ Анатоміи же и не слыхивали, то все ихъ умѣніе состоялъ въ опытности или привычкѣ. Но сіе не лучше ли мнимой и высокой врачебной науки безчеловѣчныхъ и корыстолюбивыхъ Европейскихъ докторовъ, вой, то предаясь опаснымъ системамъ, то дѣлая варварскіе опыты, продолжаютъ мученіе больнаго, и убиваютъ его безъ угрызенія совѣсти?
   Пусканіе крови не весьма въ обыкновеніи у Китайцевъ, также какъ и клистиры, кои они называютъ лѣкарствомъ варваровъ. Будучи увѣрены, что большую часть болѣзней причиняютъ вѣтры, врывающіяся въ тѣло, употребляютъ они огонь для разогнанія оныхъ, прикладывая разваленныя иглы къ разнымъ частямъ тѣла.
   Прививаніе воспы, чинится здѣсь съ весьма давняго времени; но не нарѣзываютъ для онаго кожи, какъ въ Европѣ, а дуютъ младенцу въ носъ изъ рожка порошокъ оспяной; и сей способъ всегда удаченъ {См. ежемѣсячныя сочиненія 1758 года мѣс. Сентябрь.}.
   Болѣзни, коимъ наибольше здѣсь подвержены, суть глазная и Мордехинъ, или сильное колотье, которымъ часто мучится простой народъ. Нигдѣ также нѣтъ столько гаѣпыхъ, какъ въ Китаѣ.
   Удивительно, что въ здѣшней землѣ, гдѣ все возстановляется въ приказы, не вздумали сдѣлать враческаго. Человѣкъ желающій отправлять сіе ремесло выдаетъ себя лѣкаремъ, не учась, не бывъ испытанъ, и не получа степени врача; да и никто въ томъ ему не споритъ. По сей причинѣ все государство наполнено площадными лѣкарями и ихъ предписаніями и лѣкарствами. Странно мнѣ показалось, что не смотря на важничаніе Китайское, есть насмѣшки, коими, какъ и во Франціи, дурачатъ врачей. Васъ лѣчатъ въ Европѣ желѣзомъ, говорилъ мнѣ недавно одинъ ученой, цѣля на пущеніе крови, а насъ здѣсь мучатъ огнемъ. Не надежно, чтобъ сія мода перемѣнилась, ибо мы также дорого платимъ за мученіе, какъ за вылѣчиваніе.
   "Ты страшнѣе меня, сказалъ однажды Императоръ Кан-хи своему врачу: "ты воленъ убить, когда захочешь; а я не могу никого умертвить безъ свидѣтельствъ и доказательствъ...
   Хотя народъ здѣшней мало знаетъ Химію; но страстно вдался въ исканіе философскаго камня прежде еще, нежели помышляли о немъ въ Европѣ. Книги ихъ въ такихъ же пышныхъ выраженіяхъ говорятъ, какъ и наши, о сѣмени золота, о порошкѣ и по. и обманщики обѣщаютъ составить не только золото, но и всеобщее лѣкарство, дѣлающее безсмертнымъ. Всякой день случаются приключенія доказывающія, что сіи алхимисты не менѣе нашихъ плуты.
   Вчера имѣлъ я продолжительной разговоръ съ ученымъ, о которомъ упомянулъ выше, о образѣ правленія и разныхъ судахъ города Кантона. "Сіе правленіе, говорилъ онъ, почти одинаково во всѣхъ столицахъ нашихъ провинцій; а что вы здѣсь видите, то самое произходитъ и въ главныхъ городахъ государства; разность же состоитъ только въ числѣ чиновниковъ по мѣрѣ обширности мѣстъ подсудныхъ ихъ расправѣ. Первой есть главной правитель провинціи: онъ сбираетъ также подать или пошлину съ соли, и отдаетъ въ ней отчетъ надзирателю доходовъ, находящемуся въ Пекинѣ. Для караула своего и въ своемъ повѣлѣніи имѣетъ пять тысячъ войска. Живетъ обыкновенно въ городѣ Джоуцині во стѣ верстахъ отъ Кантона, куда приѣзжаетъ, ежели дѣла того потребуютъ. Второй полицеймейстеръ и великой казначей морскихъ и сухопутныхъ таможенъ; онъ также отдаетъ отчетъ надзирателю доходовъ; караулъ его состоитъ изъ трехъ тысячъ человѣка, а живетъ онъ въ Кантонѣ. Третей и четвертой суть два предсѣдателя, одинъ испытанія чинимаго всякіе три года желающимъ получить степень лиценціата; а другой такагожъ испытанія производимаго чрезъ осмнадцать мѣсяцовъ для баккалавровъ. По окончаніи оныхъ возвращаются они оба въ Пекинъ.
   Пятый Мандаринъ, пребывающій въ Кантонѣ, есть надзиратель провинціи и главной сборщикъ податей, получаемыхъ съ земли. Каждаго города губернаторъ долженъ доставлять къ нему доходы съ земель своего уѣзда; а надзиратель собравъ ихъ вмѣстѣ, отсылаетъ къ главному надзирателю, удержа, что надлежитъ служащимъ въ его провинціи. Поборъ какъ сихъ денегъ, такъ таможенныхъ, соляныхъ и расположенныхъ на жителей по ихъ имуществу чинится весьма порядочно. Нѣтъ здѣсь ни наглыхъ сборщиковъ, ни алчныхъ откупщиковъ, ни грубыхъ и безчеловѣчныхъ повѣренныхъ, угнѣтающихъ народъ неправедными и тяжкими привязками и взятками. Земля вымѣрена; вычислено, что она приноситъ, число семей вѣдомо, имущество каждой извѣстно, равно какъ и то, что должно государю получить погодовнаго оклада. Всякой житель обязанъ принести свою часть къ учрежденному на то сборщику. Ежели, кто не исполнитъ, не стараются раззорять его, наказуя новымъ за то налогомъ, а сажаютъ въ тюрму, и изрѣдка бьютъ палкою, пока всего не заплатитъ.
   Шестый чиновникъ есть главной судія уголовныхъ дѣлъ. Онъ отсылаетъ опредѣленія свои въ приказъ, рѣшащій таковыя дѣла въ Пекинѣ, и которой разсмотри, докладываетъ объ нихъ Императору. Государь подтверждаетъ рѣшеніе, перемѣняетъ его, или прощаетъ осужденнаго. Рѣдко на сихъ мѣстахъ случаются судьи, которыхъ бы можно было подкупить: ибо поведеніе ихъ и жалобы народа разсматриваются съ великою строгостію. Ежели на какаго судью донесутъ въ неправосудіи, осуждается онъ на потеряніе жизни, а по меншей мѣрѣ на лишеніе чина, и объявляется неспособнымъ на вѣки ко всѣмъ другимъ должностямъ. Всѣ тяжбы рѣшатся безъ всякихъ расходовъ: судьи гражданскіе и уголовные имѣютъ довольное жалованье, и не смѣютъ ничего требовать отъ судящихся; слѣдовательно неизвѣстны здѣсь ни взятки, ни подарки, бѣдные могутъ ходить за своимъ дѣломъ, не бояся угнѣшенія отъ богатаго и сильнаго соперника.
   Сверхъ чиновниковъ, коихъ я начислилъ, есть еще другіе имъ подчиненные въ каждомъ мѣстѣ, а у сихъ также свои подвластные, раздѣляющіе съ ними труды. Всѣ Мандарины имѣютъ въ городахъ и деревняхъ многихъ коммисаровъ, коимъ препоручено смотрѣть за всемъ произходящимъ, дабы основываясь на ихъ доношеніяхъ, удобнѣе могли подашь помощь сами собою, и повсюду содержатъ доброй порядокъ и спокойствіе, кои суть главной предметъ правленія.
   За симъ слѣдуетъ почтъ-директоръ. Почты здѣсь учреждены почти, какъ въ Европѣ. При каждомъ столбѣ, поставленномъ чрезъ пять верстъ, находятся курьеры съ невѣроятною скоростію ѣздящіе; а при осмомъ столбѣ построены дворцы и народные домы, въ коихъ становятся и угощаются на казенномъ щетѣ знатные чиновники, даются имъ возки и всѣ возможные выгоды. Сіи почты учреждены были для службы двора, и лошади, коихъ число не мало, содержатся на государскомъ иждивеніи, но и частные люди ими пользуются, и за небольшое число денегъ, платимыхъ почтмейстеру, письма ихъ вѣрно доставляются.
   По изчисленіи судей и чиновниковъ полицейскихъ, кои, какъ я уже сказалъ, почти тѣже во всѣхъ провинціяхъ, должно также упомянуть и о военныхъ, или войсковыхъ Мандаринахъ, Татарскихъ и Китайскихъ, которые всѣ носятъ знаки своихъ чиновъ. Есть Генералъ Порутчики, Генералъ-Маіоры, Маіоры, Капитаны, простые Порутчики, Прапорщики и пр. Татарской Генералъ командуетъ пятью тысячами, а первой офицеръ Китайскаго земскаго войска (милиціи) войсками природными своей провинціи. Кантонской не живетъ здѣсь, какъ Татарской, но въ другомъ первостепенномъ городѣ, и имѣетъ въ своихъ повелѣніяхъ пятъ тысячъ человѣкъ пѣхоты и конницы. Есть и другіе генералы въ сей провинціи, командующіе разными корпусами, кои, ежели соединишь ихъ съ вышесказанными, составятъ въ одной Кантонской провинціи болѣе тридцати тысячъ воиновъ.
   Одинъ Татарской Генералъ можетъ держать свои войска въ мѣстѣ своего пребыванія. Жилище его составляетъ въ самомъ городѣ почти особой городъ окруженной стѣнами. Китайскіе Генералы раздробляютъ свои войска по разнымъ городамъ провинціи. Кантонская имѣетъ оныхъ десять первой степени, девять второй и шестьдесятъ третьей, изъ коихъ каждой, смотря по его важности, содержитъ гарнизонъ довольной для удержанія народа въ должности.
   Китайскіе гарнизоны разнятся отъ нашихъ тѣмъ, что составляющіе ихъ солдаты не премѣняются, и одинъ полкъ иногда двадцать лѣтъ не переводится изъ города въ городъ. Сіи войска живутъ въ околоткахъ, отдѣленныхъ отъ прочихъ обывателей. Для нихъ построенъ нѣкоторой родъ казармъ, и внутри оныхъ каждой солдатъ имѣетъ избу около десяти футовъ въ длину и ширину, напереди дворикъ, а позади садъ; но и тотъ и другой не больше избы, въ которомъ должны помѣститься солдатъ, жена его и дѣти: ибо военные люди всѣ почти женаты. Сверьхъ того домы ихъ не имѣютъ между собою сообщенія, а раздѣлены каменными стѣнами вышиною въ шесть и семь футовъ, чтебъ не видно было женъ упражняющихся въ домостроительствѣ; ибо здѣсь за преступленіе почитается посмотрѣть на жену другова.
   Когда гражданской чиновникъ или офицеръ сдѣлаетъ какое доброе дѣло, заслуживающее уваженіе, то тотчасъ его награждаютъ почетнымъ знакомъ. Симъ именемъ называется здѣсь то, что въ школахъ разумѣютъ подъ знакомъ прилѣжности, установленнымъ для поощренія учащихся. Сіи знаки даются первымъ Мандаринамъ правительствующими приказами, а нижнимъ вицероями. Судья рѣшившій справедливо какое трудное дѣло, полковникъ хорошо учившій своихъ солдатъ получаетъ почетной знакъ, какъ ученикъ сдѣлавшій задачу знакъ прилѣжности. Четыре таковыхъ знаковъ составляютъ степень, которою награждаются за отмѣнно важныя дѣла. Помянутыя степени записываются въ реестръ, и оной посылается по двору: а ежели таковой судья, или полковникъ погрѣшитъ по томъ въ чемъ нибудь, то вмѣсто лишенія чина или жалованья вычернивается изъ реестра одинъ или нѣсколько таковыхъ степеней.
   Сверьхъ пользы сихъ знаковъ они почитаются столь славными, что Мандарины въ своихъ титулахъ никогда не упускаютъ объ нихъ упоминать. Я первой Мандаринъ такаго то города, почтенной шестью знаками. Такова бываетъ пышная надпись, которую употребляютъ они въ заглавій повелѣній, посылаемыхъ въ округи, подлежащія ихъ расправѣ" Мандаринъ, у котораго отняты два или три таковыхъ знака, обязанъ равно упоминать о томъ во всѣхъ повелѣніяхъ имъ обнародываемыхъ, Согласитесь, что все сіе пахнетъ школою и ребячьею игрою. Какія мысли можно имѣть объ офицерѣ, о судьѣ, коего надлежитъ удерживать въ должности подобными мелочьми? Какое произведетъ въ васъ понятіе столь низкая политика? Тоже мнѣ кажется, что и ихъ грубыя и смѣшныя живописи, способныя больше къ увеселенію дѣтей, нежели къ удовольствію вкуса людей имѣющихъ разсудокъ.
   То, о чемъ хочу я теперь говорить, никакаго сношенія не имѣетъ съ предъидущимъ; но я такъ ослѣпленъ сіяніемъ зажженныхъ около меня больше ста тысячъ фонарей, что, не могу обойтися, чтобъ прежде окончанія письма необъяснить вамъ сего страннаго праздника, ежегодно отправляемаго въ Китаѣ. Начинается оной въ пятнадцатой день перваго мѣсяца, и продолжается четыре дня. Въ старину было подобное торжество въ Египтѣ; не оттуда ли оно перешло къ Китайцамъ? Сіи послѣдніе по тщеславію своему въ въ томъ не признаются, и не хотя ничѣмъ быть обязаны другимъ народамъ, разсказываютъ другое оному начало. Сіе обыкновеніе, говорятъ они, заведено вскорѣ по основаніи имперіи нѣкакимъ Мандариномъ, которой потерявъ дочь свою на берегу рѣки, проискалъ ее цѣлую ночь, и для сей причины зажегъ множество фонарей, а жители округи, коими былъ онъ много любимъ, слѣдовали за нимъ толпою съ зажженными факелами. Другіе утверждаютъ, что Мандаринъ самъ утонулъ, и что народъ, его обожавшій, искалъ его съ фонарями. Какъ бы то ни было; но по привязанности къ сему судьѣ воспоминовеніе произшествія возобновлено по окончаніи года, и такъ вошло въ обыкновеніе, что обратилось во всеобщій праздникъ, отправляемый съ того времени во всей Имперіи.
   Въ сей день зажигается можетъ быть сто миліоновъ фонарей: всякой имѣетъ свой, и видны такіе, у коихъ поперечникъ будетъ въ тридцать футовъ, и въ коихъ можно бы дать балъ, ставятъ въ нихъ множество восковыхъ свѣчъ или плошекъ, и представляютъ разныя позорища. Для увеселенія народа кромѣ сихъ большихъ есть другіе поменше шестиугольные, коихъ каждой бокъ имѣетъ четыре фута въ вышину и полтора въ ширину, покрытые тонкимъ и прозрачнымъ шелковымъ штофцомъ, на которомъ написаны разныя изображенія. {Способъ дѣлать Китайскіе фонари описанъ въ ежемѣсячныхъ сочиненіяхъ 1768 года въ мѣсяцѣ Генварѣ.} Въ сей же день жгутъ два фейерверка, въ коихъ Китайцы всегда были превосходные мастера: они умѣютъ дѣлать въ нихъ великія перемѣны и представлять всякія изображенія. Видны бываютъ деревья, покрытыя листьями и плодами, виноградъ, яблоки, померанцы природнаго имъ цвѣта, и ихъ почесть можно за настоящія деревья, освѣщенныя ночью; чего еще у насъ не умѣютъ дѣлать.
   Въ продолженіе сего праздника представляются другія позорища для увеселенія народа Въ одномъ мѣстѣ видны скачущія лошади, корабли на парусахъ, арміи въ маршѣ, Короли окруженные своими дворами; въ другихъ сборища плясуновъ и выпускныхъ куколъ, коихъ движенія и обороты совершенно соотвѣтствуютъ словамъ махиниста. Кажется, что куклы сами говорятъ, а будучи больше нашихъ, слѣдовательно больше и глаза обманываютъ.
   Я есмъ и проч.
   

ПИСЬМО LVIII.

Продолженіе Китая.

   Я выѣхалъ изъ Кантона вскорѣ послѣ послѣдняго письма моего, и доноту вамъ, что съ мѣсяцъ уже находимся мы въ Нанкинѣ, я, мой миссіонеръ и Агличанинъ. Часть дороги ѣхали мы съ Мандариномъ предсѣдателемъ ученія, возвращающимся ко двору, и вотъ, что произходило въ пути нашемъ.
   Мы вскорѣ прибыли къ такому мѣсту, гдѣ поднимаютъ суда для впущенія ихъ въ каналъ, которой десятью футами выше, нежели рѣка. Китайцы не знаютъ, что такое шлюзы, и никакаго понятія не имѣютъ о гидравликѣ {Наука о движеніи жидкихъ тѣлъ, и особливо воды.}. Все ихъ искуство состоитъ въ перетаскиваніи судовъ руками чрезъ двойную наклоненную плоскость, по одной изъ которой тянутъ его вверхъ съ великимъ трудомъ, и почти сбрасываютъ по другой не безъ малой опасности. На семъ мѣстѣ всегда находится множество народа, которой нанимается для работы, и сіе дѣйствіе кончится скорѣе четверти часа.
   Мы увидѣли издали гору Сан-ван-габъ самую высокую и утесистую во всемъ Китаѣ: имя ея значитъ летучая гора или по вышинѣ ея вершины, которая кажется скрывается въ облакахъ, или по причинѣ древняго капища, о которомъ говорятъ, будто было туда перенесено въ одну ночь. Въ Китаѣ на всѣхъ почти горахъ видны подобныя капища, имѣющія обыкновенно при себѣ монастырь Бонзовъ. Въ одномъ изъ тѣхъ, которой мы осматривали, видѣлъ я великія статуи, изъ коихъ одна сражается съ дракономъ, другая топчетъ карлу, и держитъ въ рукѣ обнаженной мечъ. Въ другомъ сидитъ большой идолъ между малыми, и одѣтъ на подобіе Римлянина краснымъ плащемъ, покрывающимъ ему плеча; по сторонамъ у него стоятъ на столбахъ два страшные дракона, кои протянули шеи, и кажется, будто свистятъ.
   Близъ одного небольшаго города провинціи Гянъ-си встрѣтились мы съ Мандариномъ, посланнымц въ Кантонъ отъ двора для нѣкоего чрезвычайнаго дѣла. Послѣ первыхъ привѣтствій предсѣдатель нашъ сталъ на колѣна, и спрашивалъ у него о здоровьѣ Императора. Одни только чиновники сей степени имѣютъ право навѣдываться симъ образомъ о состояніи своего государя.
   Провинція Гянъ-си славится хорошимъ фарофоромъ, дѣлающимся въ селѣ Гин-де-дженѣ, у котораго не достаетъ только стѣнъ, чтобы заслужить имя города. Оно распространяется верстъ на семь по берегу большой рѣки, и имѣетъ около миліона жителей. Считаютъ въ немъ отъ пяти до шести сотъ печей для фарфора, и ночью походитъ на горящій городъ или превеликую печь со многими отдушинами; нѣтъ человѣка, не изключая слѣпыхъ и хромыхъ, которой бы не могъ здѣсь выработать себѣ хлѣба разтираніемъ красокъ.
   Всему свѣту извѣстно, что Китайцамъ обязаны мы изобрѣтеніемъ сей драгоцѣнной и ломкой посуды, которую въ Европу первые привезли Португальцы. они назвали ее Порцелана, что значитъ на ихъ языкѣ чашка. Искуство дѣлать фарфоръ въ Китаѣ столь древнее, что не извѣстно, кто ею изобрѣлъ. Въ сравненіи съ Гни де-дженскимъ фарфоромъ Фугіянской и Кантонской не больше почитаются, какъ наша глиняная посуда, и чужестранцы не могутъ въ томъ ошибиться, ибо Отличается онъ и цвѣтомъ и добротою. Фугіянсной бѣлъ, не лоснится, и не видно на немъ никакой перемѣны въ цвѣтахъ. Старались въ Пекинѣ и въ другихъ мѣстахъ поддѣлаться къ прекрасному Гин-дженскому фарфору; но сіи опыты не удались, несмотря, что привозили оттуда мастеровъ, и употребляли тѣ же составы. Помянутую красоту и совершенство водѣ приписываютъ. Примѣтить должно, что земля, изъ которой дѣлается въ Гинъ-де-дженѣ фарфоръ, находится не близко оттуда, а привозятъ ее за полтораста верстъ изъ другой провинціи, гдѣ употреблять ее не умѣютъ. Мнѣ сильно хотѣлось посмотрѣть сей фабрики, но чужестраннымъ въ село въѣзжать не позволяютъ.
   Наибольше въ семъ пути удивляло меня, что цѣлые города и деревни, даже и большія дороги вымощены фарфоромъ: помянутыя дороги наполнены людьми, и есть деревни, не имѣющія больше одной улицы, а жителей считаютъ въ нихъ тысячъ по сту. Съ большой дороги видѣли мы больше двадцати таковыхъ многочисленныхъ селеній, лежащихъ въ долинѣ совершенно обработанной и кончащейся преобширнымъ городомъ, которой составляетъ приятное зрѣлище. Ѣхали мы также мимо горы окруженной, какъ островъ, немалою рѣкою, берега которой отдѣланы прекраснымъ камнемъ, а въ горѣ построена башня о многихъ ярусахъ и около ее капища и домы Бонзовъ. Далѣе видно озеро, на коемъ плаваетъ безчисленное множество судовъ на парусахъ, представляющихъ еще приятнѣйшее зрѣлище. Временно пролетаютъ тутъ превеликія стада небольшихъ птицъ, и покрываютъ часть горизонта.
   Мрамора столь много во всей сей области, что Китайцы употребляютъ его на каналы и другія народныя зданія. Повсюду попадаются куски, похожіе на обломки столбовъ, кои катаютъ по пашнѣ для уровненія земли; однакожъ деревни почти всѣ строены изъ глины или соломы, а одни капища кирпичныя. Верхи ихъ установлены украшеніями, какъ на примѣръ птицами, драконами, вѣтвями, и покрыты зеленою и голубою лоснящеюся черепицею. Въ одной изъ сихъ деревень видѣли мы куколъ похожихъ на нашихъ, а разность состояла только въ одеждѣ. По полямъ часто попадаются гробницы, подобныя пирамидамъ и окруженныя кипарисными рощами.
   Любовался я, особливо смотря на высокія горы, до вершины почти обработанныя: дабы дождь не сносилъ земли, и дабы воду на нихъ удержать, раздѣляютъ ихъ на площадки, подпирая оныя стѣною изъ тѣхъ самыхъ камней, коими земля была покрыта. Цѣлыя семьи живутъ въ пещерахъ, и на горахъ не видно ни деревьевъ, ни кустовъ; малое количество травы и хвороста на нихъ растущаго тотчасъ вырывается для корму скотинѣ. Въ другихъ мѣстахъ видны прелестныя долины, покрытыя деревьями, хлѣбомъ, стадами, земледѣлателями и широкими насыпанными дорогами, имѣющими по обѣимъ сторонамъ ровные скаты: сіи дороги обыкновенно бываютъ футами десятью выше полей, а футовъ двадцать пять или тридцать ширины въ верху и сорокъ внизу.
   Въ семъ самомъ путешествіи показывали мнѣ сальное дерево, коего весьма много въ нѣкоторыхъ частяхъ Китая: оно ростетъ съ вишню, сучья его кривы, пень короткой, а листья вырѣзаны сердцемъ и самаго алаго цвѣта: плодъ его лежитъ въ твердой шероховатой и темной шелухѣ, которая разкрывается, сколь скоро созрѣетъ, какъ каштанъ. Каждая изъ сихъ шишекъ имѣетъ три небольшія ядра, покрытыя тонкимъ слоемъ весьма бѣлаго и довольно крѣпкаго жира: для отдѣленія онаго толкутъ весь плодъ;, то есть скорлупу съ орѣхомъ, варятъ въ водѣ, и собираютъ плавающее поверьху сало: а дабы учинить его мягче, мѣшаютъ съ обыкновеннымъ деревяннымъ масломъ, и дѣлаютъ изъ него свѣчи, которыя макаютъ послѣ въ растопленномъ воскѣ, отъ чего обливаются они тонкою перепонкою, препятствующею имъ оплывать.
   Нѣтъ сумнѣнія, что сіи свѣчи могли бы быть столь же хороши, какъ наши, ежелибъ Китайцы старались сало вычищать, но какъ мало о томъ радятъ, то свѣтъ отъ нихъ темнѣе и духъ противнѣе. Также вмѣсто свѣтильны употребляютъ они пустую и легкую палочку, обвивая ее нитью сдѣланною изъ сердца тростника; что производитъ много дыму, а мало свѣта.
   Другое произведеніе природы не меньше удивительное и полезное есть восковое дерево: оно не столь высоко, какъ первое и различается отъ него также видомъ своихъ листьевъ, кои больше долги, нежели широки. Сіе дерево покрыто безчисленнымъ множествомъ насѣкомыхъ, кои дѣлаютъ на сучьяхъ его соты менѣе пчельныхъ по воскъ весьма бѣлъ, и превосходной доброты: почему и продается дороже. Когда сіи черви привыкнутъ къ деревьямъ одного округа, то никогда его не покидаютъ безъ чрезвычайной причины, а оставя однажды уже не возвращаются. Въ нѣкоторыхъ провинціяхъ отправляютъ великой торгъ сими насѣкомыми, вынимая ихъ изъ дерева. Въ началѣ весны прикладываютъ ихъ къ корню. Они всходятъ по корѣ, прогрызаютъ дерево до сердца, которое приуготовляютъ и устрояютъ по своему обычаю. Меня увѣряли, что изъ самаго войска вынимаются черви, собираютъ ихъ, варятъ въ водѣ, и изъ нихъ выступаетъ нѣкоторой родъ жира, которой сгустясь, составляетъ сей столь уважаемой Китайской воскъ.
   Въ продолженіе столь дальняго путешествія не всегда дорога наша усыпана была цвѣтами: намъ должно было иногда лазить на стоячія почти горы, коихъ склоненіе столь было круто и излучисто, что принуждены нашлись обдѣлать ихъ ступеньками на подобіе лѣстницъ, да и самую вершину состоящую изъ камня должно было срѣзать, дабы провести тамъ дорогу. Хотя сіи горы страшны и сухи, есть однако на нихъ мѣста не хуже плодоносныхъ полей обработанныя.
   Съ пашпортомъ или почтовымъ ярлыковъ нашего Мандарина находили мы всевозможную помощь. Сей ярлыкъ есть листъ бумаги печатной на Китайскомъ и Татарскомъ языкѣ, и приложена къ нему печать вышняго военнаго приказа. Повелѣвается онымъ листомъ всѣмъ мѣстамъ давать безостановочно назначенное число лошадей и все нужное для пропитанія Мандарина и съ нимъ слѣдующихъ, отводить ему квартиру въ народныхъ гостинницахъ, а когда принужденъ онъ ѣхать водою, доставлять ему суда и прочія надобности. Печать вытисненная на семъ ярлыкѣ четвероугольна, по гари дюйма во всѣ стороны, и не имѣетъ другаго знака тли надписи, кромѣ имени приказа и главныхъ его чиновниковъ.
   Сей листъ былъ намъ тѣмъ полезнѣе, что въ сосѣдней провинціи терпѣли ужасной голодъ, отъ котораго много людей умирало. Вы скажете, какимъ образомъ народъ трезвой, трудолюбивой, живущей въ богатой и изобильной землѣ, управляемой предосторожными и нерасточительными государями можетъ тому быть подверженъ? "Сіе чинится по той причинѣ, отвѣтствовалъ мнѣ нашъ Мандаринъ, которому сдѣлалъ я точно такой же вопросъ, что намѣренія двора не всегда исполняются. Когда случается недородъ въ какой провинціи, правители прибѣгаютъ къ народнымъ житницамъ; а естьли въ нихъ ничего не найдутъ, не спѣшатъ доносить о гномъ Императору; ибо таковыя вѣсти бываютъ ему неприятны. Наконецъ не могши далѣе откладывать, посылаютъ они свои представленія, кои проходя чрезъ многія руки, весьма не скоро достигаютъ до престола. Государь извѣстясь, повелѣваетъ тотчасъ собраться вельможамъ, а между тѣмъ чинитъ наилучшія обнадѣживанія. За симъ слѣдуетъ опредѣленіе приказовъ, заключающееся въ томъ, чтобъ просить Императора о назначеніи комисаровъ. Симъ надобно время приготовиться къ отъѣзду, и по многихъ сборахъ наконецъ они отправляются. Вотъ, говоритъ народъ, видя ихъ проѣзжающихъ, дворцовое посланники, ѣдущіе кормить бѣдныхъ такой то провинціи. Они получаютъ похвалы повсюду, гдѣ зла не терпятъ, а страждущіе имѣютъ время перемереть, пока они доѣдутъ. Даются повелѣнія, ѣздятъ, скачутъ, возятъ, показываютъ, что всѣми силами стараются, и симъ занимаются до тѣхъ поръ, пока не больше останется голодныхъ, сколько захотятъ оставить или сколькимъ помочь могутъ, и изобиліе возвращается, когда облаешь облегчится отъ тунеядцевъ...
   На границѣ между провинціями Гянъ-си и Гянъ-нань или Нань-гинъ есть фарфоровая фабрика, которую показываютъ и чужестраннымъ. Я видѣлъ въ ней кучи бѣлыхъ каменьевъ съ серебреными частицами; и изъ нихъ дѣлается фаянсовая посуда. Вымывъ куски вынутыя изъ домни, моютъ ихъ для отдѣленія земли и песку до тѣхъ поръ, пока они не обратятся въ самой мелкой порошокъ. Сей порошекъ разводятъ въ водѣ, и дѣлаютъ изъ него тѣсто, которое нѣсколько разъ мѣсятъ, и при всякомъ разѣ поливаютъ водою. Когда оно уже хорошо перетерто, кладутъ его на разные круги, а по томъ давъ видъ нужной посудѣ, ставятъ на солнце, но снимаютъ съ онаго на время полу деннаго жара. Высушивъ такимъ образомъ, росписываютъ, наводятъ на нихъ глянецъ, составленной изъ той же смѣси, что и посуда. Послѣ всѣхъ сихъ дѣйствій сушатъ посуду въ печи помощію зажигательныхъ стеколъ, и не прежде вынимаютъ, какъ она постепенно простынетъ. Сія работа продолжительна, трудна, и занимаетъ множество работниковъ; ибо одинъ сосудъ проходитъ рукъ чрезъ шестьдесять.
   Въ Китаѣ дѣлаютъ фарфоровое сосуды удивительной величины; я видалъ оные въ три фута вышины, составленные изъ многихъ кусковъ, но съ такимъ искуствомъ соединенные, что спая не можно никакъ усмотрѣть; симъ же образомъ придѣлываютъ они ручки, уши, выпуклыя изображенія и другія украшенія. Сіи большія вещи готовятся для Кантонскихъ купцовъ, кои отвозятъ ихъ въ Европу, ибо въ Китаѣ рѣдко покупаютъ сосуды столь высокой цѣны. Они бываютъ всякихъ цвѣтовъ; а употребительнѣе прочихъ желтой и синей, или лазоревой. Дѣлаютъ гладкіе, похожіе на мозаикъ, сквозные, или прорѣзные. Китайцы особливо великіе мастера для смѣшныхъ фигуръ и животныхъ: они дѣлаютъ утокъ и черепахъ, кои плаваютъ по водѣ, и кошекъ, коихъ мыши боятся. Что принадлежитъ до куколъ знаемыхъ въ Европѣ подъ именемъ magots, оныя суть здѣшніе идолы, по коимъ не больше должно судить о настоящемъ образѣ Китайцевъ, какъ по Каллотовымъ {Славной Французской гридировальщикъ родомъ изъ Нанси, умеръ въ 1635 году. Главное его дарованіе состояло въ томъ, что на самомъ маломъ пространствѣ умѣлъ вмѣщать множество фигуръ, и двумя или тремя почерками изображать подобіе, осанку и начальное свойство особы, которую хотѣлъ представишь. За лучшія его работы почитаются ярмонки, бѣдствія войны, осады, искушеніе св. Антонія и пр. а всѣхъ его работъ считается до 1600.} картинамъ о Французахъ.
   Здѣшніе мастеры думаютъ о себѣ, что они одни только въ свѣтѣ умѣютъ дѣлать фарфоръ. Я хотѣлъ съ ними говорить о Японскомъ фарфорѣ, которой въ толикомъ у нашихъ охотниковъ уваженіи; но они начали меня увѣрять, что никогда онаго не бывало на свѣтѣ, что находится онъ въ одномъ только воображеніи людей мало знающихъ, и что Японцы наровнѣ съ другими народами истинной фарфоръ получаютъ изъ Китая. Я возпользовался случаемъ, чтобъ сказать имъ о превосходныхъ фарфоровыхъ заводахъ во Франціи и въ Саксоніи, не уступающихъ Гинд-дженскому, соглашаясь однакожъ, что хотя мы и не достигли еще до такой бѣлизни и доброты въ составѣ, но что превзошли ихъ въ красотѣ, приятности, правильности и совершенствѣ рисунка.
   Во всемь свѣтѣ нѣтъ можетъ быть страны прекраснѣе провинціи Гянъ-наньской граничащей съ Гянъ-си. Она и плодороднѣе и цвѣтущѣе всѣхъ прочихъ торговлею, а по тому и самая богатая изъ всего Китая; ибо одна платитъ Императору около тридцати миліоновь рублей. Способствуетъ наипаче къ обогащенію ея великое множество рѣкъ и каналовъ, близость моря, трудолюбіе жителей, хорошія и многочисленныя фабрики, шелкъ, лаковая работа, чернила, бумага. Все, что ни идетъ изъ сей провинціи, больше уважается и дороже продается, нежели получаемое изъ другихъ областей Имперіи; считается въ ней сто семь городовъ, изъ коихъ главнѣйшій есть Нан-кинъ.
   Первой предметъ, привлекшій мое вниманіе при ближеніи къ предмѣстіямъ сего города, есть славная башня или колокольня фарфоровая, превосходящая все то, что разточеніе и мскуство ни произвели рѣдкаго въ Китаѣ. Сіе чудное зданіе имѣетъ девять ярусовъ, снаружи раздѣленные навѣсами совершенной работы; а лѣстница до верьху состоитъ изъ осми сотъ ступенекъ Въ каждомъ ярусѣ по четыре окна соотвѣтствующія четыремъ главнымъ вѣтрамъ, и по галлереѣ заставленной идолами и украшенной живописями. Видъ сей башни есть осмиугольникъ; въ округъ ея будетъ около сорока футовъ, то есть, по пяти въ каждомъ боку. Внутри и снаружи одѣта она разноцвѣтнымъ кирпичемъ, похожимъ на фарфоръ, и всѣ части сего прекраснаго зданія соединены съ толикимъ искуствомъ, что оно кажется сдѣлано изъ одного куска. Около угловъ каждой галлереи или переходовъ, навѣшано множество колокольчиковъ, производящихъ понятной звонъ, когда вѣтеръ ихъ качаетъ. На спицѣ башни видна сосновая шишка, вылитая, ежели вѣрить жителямъ, изъ чистаго золота; вся рѣзьба вызолочена, и башня, кажется, сдѣлана изъ вырѣзаннаго мрамора и камня. Вотъ, Государыня моя, что Китайцы называютъ фарфоровою башнею, а я бы лучше назвалъ кирпичною, построена она лѣтъ съ триста назадъ, и безъ всякаго сумнѣнія есть зданіе наилучше разположенное, наибольше твердое и наивеликолѣпнѣйшее во всемъ возтокѣ. Она принадлежитъ къ славному капищу, созданному внѣ городскихъ стѣнъ и названному храмъ благодарности. Построенъ оной равно, какъ и башня, однимъ Императоромъ для нѣкотораго вельможи, которой служивъ ему вѣрно и хорошо въ войскѣ, оставилъ свѣтъ и пошелъ изъ набожества въ Бонзы.
   Подлѣ помянутаго капища стоитъ наилучшій и наибогатѣйшій монастырь въ Китаѣ. Въ немъ видны пространные четвероугольные дворы, окруженные кельями, въ коихъ живутъ монахи. Статуи украшающія капище почти всѣ чрезвычайной величины. Между оными одна представляетъ стоящую женщину, и при ней четыре вооруженные и разкрашенные исполина. На главномъ жертвенникѣ сидитъ человѣкъ, положивъ себѣ ногу на колѣно. Прочіе истуканы суть двѣ женщины, стоящія спинами вмѣстѣ съ другими небольшими идолами при ногахъ, и множество разныхъ уродливыхъ и страшныхъ изображеній.
   Нан-кинъ безспорно величайшей и прекраснѣйшій городъ во всей Имперіи; положеніе его прелестно, а земля чрезмѣрно плодоносна. Рѣка, имѣющая въ семъ мѣстѣ болѣе двухъ верстъ ширины, раздѣляется на множество каналовъ, текущихъ по всему городу, изъ коихъ по нѣкоторымъ большіе суда ходить могутъ. Нан-кинъ чрезъ многіе вѣки былъ столицею Имперіи и обыкновеннымъ пребываніемъ государей: почему и названъ онъ симъ именемъ, знаменующимъ полуденной дворъ, какъ Пекинъ значитъ сѣверной дворъ. Императоры переселились въ сей послѣдній городъ, приводя себя въ осторожность противъ набѣговъ Татарскихъ. Наи-кинъ, которой нынѣ служитъ только жилищемъ губернатору полуденныхъ провинцій, имѣлъ въ старину три стѣны, изъ коихъ самая большая, сказываютъ, была около семидесяти верстъ въ окружности. Видны еще и понынѣ нѣкоторые оной остатки, кои больше походятъ на границу какой провинціи, нежели на стѣну окружавшую городъ. Китайцы увѣряютъ, что два человѣка поѣхавшіе верхомъ по утру изъ однихъ воротъ вскачь для объѣзду города каждой въ противную сторону не могли бы встрѣтиться прежде вечера.
   Впрочемъ хотя по пренесеніи столицы Нан-кинъ весьма упалъ, что касается до великолѣпія, считаютъ однакожъ въ немъ жителей до трехъ миліоновъ, полагая въ сіе число живущихъ на судахъ, коими пристань всегда покрыта. Разположеніе его земли и горы, включенныя въ городъ, дѣлаютъ изъ него неправильную фигуру. Старинныхъ дворцовъ не видно и слѣдовъ, обсерваторія запущена и почти развалилась. Всѣ капища, Императорскія гробницы, и другія достопамятныя зданія разорены Татарами во время перваго ихъ нападенія. Улицы посредственной широты, изрядно вымощены; домы низкіе, но прекрасные; лавки просторныя и богато убранныя. Татары содержатъ въ немъ многочисленной гарнизонъ, и владѣютъ частію города, которая отъ другой отдѣлена простою стѣною. Нан-кинъ есть пребываніе наиславнѣйшихъ докторовъ или учителей Китайскихъ и убѣжище Мандариновъ, коихъ министерство перестало употреблять къ дѣламъ. Все, что ни есть наибольше рѣдкаго и любопытнаго въ прочихъ провинціяхъ, самыя богатыя парчи, дорогія работы, здѣсь все найти можно. Книгохранилища многочислѣннѣе и выборъ книгъ лучшій; книгопродавцы имѣютъ больше книгъ, бумага бѣлѣе, художники искуснѣе, народъ умнѣе и учтивѣе, языкъ чище и менѣе грубъ; нежели въ какомъ либо другомъ мѣстѣ Имперіи, не изключая и самой столицы.
   Сей городъ пользуется многими преимуществами, надаванными ему отъ новыхъ повелителей, и почитаемыми отъ нихъ за наинадѣжнѣйшій способъ къ искорененію всѣхъ мыслей о возмущеніи. Изъ сего можно вывести то заключеніе, что Татары не имѣя чего опасаться внутри, присвоятъ нечувствительно всѣ обычаи Китайцевъ. Изящество страны ихъ изнѣжитъ, они запустятъ у себя волосы, и чрезъ двѣсти лѣтъ придутъ съ сѣвера другіе Татары, грубые и склонные къ войнѣ, кои, не познавая въ нихъ потомковъ первыхъ, завладѣютъ Монархіею; что не одинъ уже разъ самымъ дѣломъ исполнялось, а по положенію земли и по нравамъ жителей можно, не будучи пророкомъ, ни великимъ политикомъ, предузнать, что тоже самое еще случится.
   Колокола Нан-кинскіе прежде были въ числѣ наилюбопытнѣйшихъ вещей въ сей древней столицѣ: отъ ихъ чрезмѣрной тяжести упала колоколня, и все зданіе по томъ опустѣло, а колоколовъ уже не подняли. Самой большой вѣсилъ около 1260 пудъ и имѣлъ отъ десяти до одинадцати футовъ въ вышину. Хотя Китайцы и понынѣ хвалятъ его звонъ, но металлъ въ немъ показался мнѣ ниже употребляемаго въ Европейскихъ колоколахъ.
   Главная неприятность въ городѣ Нан-кинѣ есть вонь отъ дерма, которое по недостатку навоза возятъ днемъ въ бочкахъ для утучненія земли. Симъ товаромъ великой здѣсь торгъ отправляется, и садовники дороже его покупаютъ у тѣхъ, кто питается мясомъ, нежели у такихъ, кои живутъ только рыбою. Меня весьма увѣряли, что есть люди, кои для разпознанія безъ всякаго затрудненія его отвѣдываютъ, Я не видалъ самъ сихъ опытовъ, но видѣлъ по улицамъ и по большимъ дорогамъ нужники въ чистотѣ содержанные, въ кои зовутъ прохожихъ для исправленія естественныхъ нуждъ, и держатъ въ нихъ всегда большія глиняныя корчаги, чтобъ нимало не пропадало сего дорогова товара.
   Дабы хорошо вызнать Китайцевъ, должно въ Нан-кинѣ разсматривать ихъ свойство: здѣсь нравы, вѣра, законы не претерпѣли ни какой премѣны, и древнія обыкновенія свято сохраняются. Я стану описывать теперь разныя богослуженія, введенныя въ Китаѣ.
   Считаютъ сдѣсь три главныя секты, составляющія три господствующія вѣры въ государствѣ; вѣра вельможъ и ученыхъ признающая Конфуція своимъ начальникомъ; вѣра учениковъ Лао-Кіуновыхъ, которая нынѣ есть только смѣсь глупостей и дурачествъ; третья, о коей я уже упоминалъ, есть вѣра Фои основателя Бонзовъ и ученія о преселеніи душъ: отсюда произходишъ правило столь вкоренившееся въ его послѣдователяхъ: любитъ скотовъ, любитъ монаховъ.
   Прежде, нежели начну я говорить о первой сектѣ, то есть о сектѣ знатныхъ и ученыхъ людей, объясню, кто таковъ былъ Конфуцій почитаемый за основателя оной. Онъ родился въ селѣ королевства Лу нынѣшней провинціи Піанъ-дунъ за пять сотъ пятьдесятъ лѣтъ до Рождества Христова, и былъ современникъ Пиѳагору и Солону, а Сократъ жилъ, нѣсколько времени спустя послѣ его смерти. Съ самаго малолѣтства неутомимое любопытство обратило стремительной его разумъ къ наукамъ. Проницаніе и острота соединялись въ немъ съ чрезвычайною памятью: онъ безпрестанно читалъ, и помнилъ все, что прочелъ. Скорые его успѣхи, высокость мыслей, сила, съ которою онъ изъяснялся, въ удивленіе приводили его наставниковъ, коимъ вскорѣ не осталось, чему его обучать. Единственно упражняясь въ наукахъ, препроводилъ онъ опасный вѣкъ страстей; но природа сохраняетъ свои побѣдоносныя права: философъ сдѣлался чувствителенъ, и любовь возпалила его къ прекрасной Гіен-ку-къ, на которой онъ и женился, учинясь свободнымъ чрезъ ея смерть, принялся онъ учить явнымъ образомъ нравоученію. Не вступая въ таинства естества, не мѣшаясь въ подробное разсмотрѣніе вкоренившейся вѣры, сей Китайской Философъ довольствовался говорить о Творцѣ всѣхъ существъ и вселять въ нему почтеніе, страхъ, благодарность; толковать, что ничего отъ него не скрыто, что онъ не оставляетъ ни добродѣтели безъ награды, ни преступленій безъ наказанія, на сихъ правилахъ разсѣянныхъ въ его сочиненіяхъ основывалъ онъ какъ свое поведеніе, такъ старался изправить и поведеніе согражданъ.
   Сей нравоучитель былъ столь счастливъ, что предуспѣлъ обратить людей къ добру, и отвлещи ихъ отъ зла наилучшимъ изъ всѣхъ способовъ, то есть исполняя во первыхъ самъ свои собственныя наставленія. Онъ особливо въ томъ поступилъ благоразумно, что не возсталъ прогнивъ мнѣній, принятыхъ по поводу вѣры; опасной камень притыканія, о которой Сократъ и другіе славные исправители нравовъ несчастно сокрушились! Конфуцій съ знаніемъ совокуплялъ добродѣтель. Кротость, непорочность, скромность, безкорыстіе, презрѣніе богатствъ составляли его свойство; и хотя Китай погружался въ порокахъ противоположенныхъ симъ добродѣтелямъ, однакожъ Конфуцій дошелъ до степени Мандарина и до самаго министерства. Правила его о правленіи, политика, расположеніе гражданскихъ его законовъ не менѣе достойны удивленія, какъ и его нравоученіе. Онъ доказалъ своимъ собственнымъ примѣромъ, сколь полезно, чтобъ государи и властелины были философы, и чтобъ все правленіе основывалося на правосудіи.
   Вскорѣ Имперія приняла на себя новой видъ; и сія премѣна была столь благополучна, что произвела зависть въ, сосѣднихъ государяхъ. Они заключили, что, какъ ничто не можетъ привести въ цвѣтущее состояніе государства, кромѣ порядка и наблюденія законовъ, то Король Луской конечно приобрѣтетъ съ лишкомъ много силы, ежели продолжитъ слѣдовать совѣтамъ человѣка столь мудраго и просвѣщеннаго. Король государства Тси употребилъ наихитрѣйшее и наидѣйствительнѣйшее средство для учиненія наставленій сего философа безполезными. Онъ отправилъ посольство къ Лускому Королю и къ вельможамъ его двора состоящее изъ младыхъ дѣвъ рѣдкой красоты, обученныхъ пѣть, плясать, и всѣмъ дарованіямъ прельщающимъ чувства. Хитрость возъимѣла успѣхъ. Король и вельможи не могли защищаться отъ прелестей сихъ любезныхъ чужестранокъ, и монархъ предаясь утѣхамъ, оставилъ попеченіе о дѣлахъ. Конфуцій не возмогши обратить его на путь добродѣтели, отрекся отъ министерства, и удалился изъ отечества для исканія въ другихъ королевствахъ людей достойнѣйшихъ слушать его наставленій. Слова его привлекли къ нему больше трехъ тысячъ учениковъ, изъ коихъ семдесять два и понынѣ пользуются особымъ почтеніемъ. Разговоры его были наполнены премудрости и медоточиваго краснорѣчія, привлекающаго всѣ разумы, равно какъ и его книги. Онъ ихъ къ концу привелъ въ уединеніи, и престалъ жить на семдесятъ третьемъ году; о чемъ какъ вельможи, такъ и народъ равное оказывали сожалѣніе.
   Главныя сочиненія сего философа называются: великая наука, или училище возмужавшихъ;-- непремѣнная средина, въ коей состоитъ добродѣтель; нравоучительныя слова; и понятіе совершеннаго правленія. Всѣ сіи сочиненія имѣютъ предметомъ совершенство нравовъ и благоденствіе общества, коему основаніемъ служатъ справедливость и благотвореніе. Сей великій мужъ объявилъ, (а сего не отъ всякаго ожидать можно) что не онъ изобрѣлъ свое ученіе, а почерпнулъ его большею частію въ древнихъ рукописныхъ сочиненіяхъ. Мысли его о божествѣ были бы наиразсудительнѣйшія въ такомъ случаѣ, ежели не призывать въ помощь откровенія.
   Китайцы имѣютъ наиглубочайшее почтеніе къ памяти сего законодателя. Возставили ему огромное зданіе на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ обыкновенно обучалъ онъ своихъ слушателей, Оное сперва окружено было стѣнами, а нынѣ составляетъ немалое селеніе. Въ каждомъ городѣ находится теперь монументъ въ честь его воздвигнутой, въ которомъ ученые собираются въ извѣстные дни, и дѣлаютъ ему приношенія, не различающіяся почти съ подлинными жертвами. Ежели судію несутъ мимо таковой часовни, онъ выходитъ изъ паланкина для оказанія почтенія. Никто не возвысится въ чинъ Мандарина, не получитъ судебнаго мѣста, естьли не былъ принятъ въ докторы по Конфуціевымъ правиламъ. Произходящіе отъ его поколѣнія пользуются еще великимъ уваженіемъ; они бываютъ Мандарины по праву рожденія и имѣютъ преимущества, каковы не даются и самымъ князьямъ крови, то есть освобождаются отъ платежа всякихъ податей, ученые достигающіе до степени докторовъ даютъ дары чиновникамъ, произшедшимъ отъ сего знаменитаго и славнаго поколѣнія.
   Я уже сказалъ, что ученые слѣдуютъ правиламъ Конфуція. Императоръ исповѣдуетъ сію же вѣру, равно какъ князья и всѣ чиновные. Она основана на естественномъ законѣ, моего держались въ Китаѣ еще до рожденія описуемаго мною философа; но онъ составилъ изъ него науку, которую можно сократишь въ слѣдующія правила.
   "То, что называется разумъ въ человѣкѣ, должно почитаемо быть за небесное и божественное изліяніе.
   "Закономъ именуютъ то, что согласно съ разумомъ и естествомъ. Законъ данъ людямъ чрезъ вліяніе, и есть даръ неба.
   "Страсти произтекаютъ изъ естества, а разумъ долженъ стараться ихъ побѣдить.
   "Сколь скоро человѣкъ достигнетъ до возраста, въ которомъ можетъ чинить употребленіе разума, то долженъ поведеніе свое управлять по слѣдующимъ тремъ правиламъ: 1. Воздавать виновникамъ своей жизни тоже самое, чего ожидаетъ отъ своихъ дѣтей, 2. Оказывать къ государю своему ту же вѣрность, а къ начальникамъ то же повиновеніе, коего имѣетъ право требовать отъ своихъ подчиненныхъ. 3. Любить своихъ равныхъ, какъ себя самаго, и другимъ ничего такаго не дѣлать, чего не желаетъ себѣ отъ другихъ."
   Естьли положиться на законныя книги Китайцевъ; то видно изъ оныхъ, что древнее богочтеніе сего народа имѣло первымъ предметомъ вышнее существо, творца и господа всего бытія, называемаго Шанъ-ти, само держав <Пропуск 104-105> Господь, или Тіенъ, которой значитъ небо. Сіе послѣднее слово имѣешь два знаменованія, какъ у насъ; или вещественное небо, или духъ на немъ властвующій.
   Въ сей сектѣ почитаютъ также, но во второмъ мѣстѣ нижнихъ духовъ, зависящихъ отъ перваго существа, нѣсколько похоялихъ на нашихъ Ангеловъ. Хотя книги часто повелѣваютъ бояться Тіена, и опредѣляютъ душамъ добродѣтельныхъ людей пребываніе при Шаньти; но непримѣтно, чтобъ упоминали онѣ о вѣчныхъ мукахъ, или о безконечномъ блаженствѣ. Хотя также написано въ сихъ книгахъ, что первоначальное существо произвело всѣ вещи" однако слова столь ясны, чтобы можно было, судить, разумѣлиль чрезъ то сочинители точное ихъ сотвореніе и произведеніе изъ ничего. Но должно также и то примѣтить, что никогда они онаго не отвергали, и нигдѣ не сказали, что міръ есть вѣчной. Нигдѣ равнымъ образомъ не обрѣтается, чтобъ изъяснились они о свойствѣ души, или чтобъ принимали ее за духъ и за безсмертную.
   Что касается до идолослуженія, въ помянутыхъ книгахъ не находится ни малаго оному слѣда. Понятіе о истинномъ Богѣ не было у Китайцовъ искажено неистовыми воображеніями ихъ стихотворцевъ: никогда имъ и; мысль не приходило обоготворить изъ подлаго суевѣрія славныхъ людей своей земли; и сколь ни велико почтеніе ихъ къ Императорамъ, изъ коихъ многіе были великіе мужи, не чтятъ они ихъ божескими почестьми. Единому истинному Богу воздается отъ нихъ богочтеніе. Они призывали его уже въ такое время, когда другіе народы были еще язычники, и приносили ему жертвы въ наидревнѣйшемъ храмѣ мира. Идолослуженіе познали въ Китаѣ по принесеніи въ него статуи Фои: неученые постоянно прилѣпившіеся къ правиламъ своихъ предковъ не приняли участія во всенародной заразѣ, вкоренившейся между женщинами, суевѣрами, чернью, и Бонзами.
   Ничто столь не способствовало къ удержанію древней вѣры между Китайцами, какъ учрежденіе верховнаго приказа, коего власть состоитъ въ осужденіи и уничтоженіи суевѣрныхъ обрядовъ: оной называется приказъ обрядовъ; должность его та же, что и инквизиціи, но средства различны. Вещь примѣчанія достойная и могущая по нашему мнѣнію произвести другое странное сравненіе, есть, что между составляющими священной приказъ обрядовъ случаются иногда такіе, кои дома предаются тысячамъ суевѣрій, а когда сойдутся въ собраніе, на ровнѣ съ прочими осуждаютъ оныя. Симъ полезнымъ единогласіемъ въ дѣлахъ духовныхъ лучшая часть Китайцовъ предохраняется отъ грубыхъ заблужденій, царствующихъ во многихъ странахъ Азіи.
   Около трехъ предъ симъ вѣковъ появилась секта философовъ, вой подъ предлогомъ изъясненія священныхъ книгъ {Китайцы разумѣютъ чрезъ священныя книги тѣ древнія книги, кои называютъ они Гинъ, и изъ коихъ остались у нихъ только нѣкоторыя мѣста, и сочиненія Конфуціевы, почитаемыя ими не менѣе помянутыхъ Гинъ.} и изтолкованія ученія ввели опасныя системы, имѣющія цѣлью уничтоженіе всякой вѣры. Они сочинили подъ именемъ естественной философіи родъ духовной энциклопедіи въ двадцати томахъ, наполненныхъ дерзостными задачами о вѣрѣ, странными сумнѣніями о должностяхъ человѣка, мнѣніями оскорбляющими величество Государей неприличнымъ презрѣніемъ благопристойности, пагубнымъ нерадѣніемъ объ отечествѣ, объ обществѣ, о самой жизни; такою наконецъ философіею, которая все чинитъ зависящимъ отъ единыхъ пружинъ естества, и на тотъ только конецъ и щетъ оныя познать, дабы утвердить власть страстей, и безъ разбора позволить все удовлетворить оныя могущее.
   Два славные человѣка Ху-тсе и Хинг-тсе были начинатели сего великаго сочиненія. Къ нимъ присоединилось сорокъ ученыхъ, и дали древнимъ книгамъ смыслъ превращающій и изтребляющій всякое богочтеніе. Сіи отступники, названные Юкіау, признаются здѣсь за безбожниковъ или тонкихъ матеріалистовъ, присвояющихъ имя бога или Ли нѣкоторой силѣ, соединенной съ веществомъ; силѣ слѣпой по мнѣнію однихъ, разумной по мнѣнію другихъ. Сія секта считаетъ нынѣ не малое число послѣдователей, кои, дабы не устрашить чернь, хвалятся, что нравоученіе ихъ не изпорчено, и не престаютъ повторять, что добродѣтель столь надобна людямъ, столь любезна сама собою, что не нужно и познаніе Бога для слѣдованія ей. Но не менѣе отъ того и то правда, что безбожіе ихъ есть ученіе пагубное, уничтожающее, обезсиливающее душу, осушающее източники чувствительности, разрушающее наитвердѣйшую подпору нравоученія, отнимающее послѣднее утѣшеніе у нещастныхъ, а у добродѣтели безсмертіе, окаменѣвающее сердце праведнаго, лишая его друга и свидѣтеля, и воздающее справедливость только злымъ, коихъ въ ничто обращаетъ.
   Многіе, дабы никому не быть противными, составили себѣ особую систему присвоятъ мнѣнія всѣхъ сектъ, не принимая точно ни какой вѣры. Счастіе одно есть ихъ божество, какъ оно бываетъ у всѣхъ пожираемыхъ высокомѣріемъ, или господствуемыхъ корыстолюбіемъ. Вообще всѣ мало здѣсь безпокоятся о будущей жизни, учащіеся стараются быть способными, дабы достигнуть до достоинствъ. Купцы прилѣпляются къ торговлѣ, и трудятся, дабы обогатиться; военные стараются о произвожденіи, а народъ о своемъ пропитаніи. Но сіе не вездѣ ли равнымъ же образомъ дѣлается?
   Прежде Конфуція Лао-кіунъ ввелъ въ Китаѣ секту, вѣрующую злымъ духамъ, очарованіямъ и предвѣщаніямъ. Сіи мнѣнія понравились черни всегда съ лишкомъ склонной къ дивному, и были защищаемы нѣкоторыми Императорами, не менѣе черни легковѣрными. Помянутые послѣдователи полагали блаженство человѣка въ чувствованіи спокойнаго сладострастія, оставляющаго всѣ дѣйствія души. Послѣ употребили во зло таковое ученіе, какъ то сдѣлали въ Европѣ съ ученіемъ Эпикура.
   Книги Лао-кіуна наполнены здравымъ и любомудрственнымъ ученіемъ, и главная содержитъ больше пяти тысячъ изрѣченій, изъ коихъ многія заключаютъ въ себѣ превосходныя истинны. Нынѣ преемники его предались грезамъ умозрительной Астрологіи и суевѣріямъ чернокнижной науки. Они предсказываютъ будущее, чертятъ на бумагѣ всякіе знаки и изображенія, и препровождаютъ обряды свои крикомъ и страшнымъ вышьемъ. Какъ случается иногда, что произшествія соотвѣтствуютъ ихъ предсказаніямъ, то и не должно удивляться, что сіи люди бываютъ отличаемы и послѣдуемъ!.. Не смотря на сіе, ученые мало ихъ уважаютъ, и сіи мнимые волшебники умными людьми почитаются не лучше, какъ у насъ Цыганы, или тѣ, кои по чертамъ руки предсказываютъ будущее.
   Со времени завладѣнія Китаемъ отъ Татаръ ввели они свою вѣру, которая есть таже, что въ королевствѣ Бутанскомъ, о коемъ говорилъ я въ одномъ изъ моихъ писемъ. Другія вѣры, терпимыя въ нѣкоторыхъ областяхъ Китая, суть Жидовская, Магометанская и Христіанская. Жиды, имѣютъ отъ нѣсколькихъ вѣковъ синагогу въ провинціи Хо-нань: Ихъ всѣхъ тамъ только семь или восемь семей; женятся они между собою, не вступая въ союзы съ другими, и отправляютъ, какъ повсюду, ремесло ростовщиковъ и торгашей.
   Магометовы послѣдователи имѣютъ немалыя селенія, особливо въ области Гянъ-нань: какъ они никого не безпокоятъ по поводу вѣры, то и ихъ оставляютъ спокойно исполнять обряды ихъ богочтенія, и позволяютъ еще имъ покупать Китайскихъ ребятъ для воспитанія въ ихъ вѣрѣ. Нѣкогда въ голодное время купили они больше десяти тысячъ дѣтей. Китайцы могутъ ихъ подкидывать, а дочерей и убивать по праву родительской власти, кое здѣсь защищается столь ревностно.
   Первые Іезуиты, проникнувшіе въ сіи пространныя области около средины шестнадцатаго вѣка, не нашли здѣсь ни малѣйшаго слѣда Христіанства: сіе подаетъ поводъ заключать, что народъ Китайской никогда не былъ просвѣщенъ свѣтомъ исгйинныя вѣры, и изъ нѣкоторыхъ достопамятностей выводятся слѣдствія совсѣмъ противныя; но оставимъ разсмотрѣніе всего сего миссіонерамъ, какъ вещь до насъ не касающуюся, а можно только сказать, что Святой Ксаверій былъ нѣсколько счастливѣе въ своемъ въ Китай путешествіи, нежели Моисей въ разсужденіи Ханаанской земли. Законодавецъ Еврейскаго народа видѣлъ только издалека сію обѣтованную землю, а святый Ксаверій имѣлъ удовольствіе вступишь въ Китай, или по крайней мѣрѣ на островъ Саньсіянь, зависящей, какъ я уже сказалъ, отъ Кантонской провинціи.
   Ученики Игнатія Лоіолы ог.ропили сію невѣрную землю своимъ потомъ, а многіе утучнили ее и кровію. Безкорыстность, попирающая ногами сокровища и величественности, нравы приводящіе на память невинность Апостольскихъ временъ, природная воздержность, укрѣпляемая знойностію климата, заставили почитать ихъ за духовъ небесныхъ, низшедшихъ на земной шаръ для управленія блаженствомъ людей и для устроенія порядка въ мірѣ. Правда, что въ наиотдаленнѣйшія времена древности виданы были славные философы, странствующіе по Индіи какъ для ученія, такъ и для возбужденія къ себѣ удивленія. Музоній и Домись {Древніе философы, изъ коихъ первой жилъ во второмъ вѣкѣ, слѣдовалъ Стоической сектѣ, и при царствованіи Нерона сосланъ на островъ Гіару за то, что охуждалъ нравы сего Государя.} показывали тамъ пышность своей мудрости; Пиѳагоръ посѣялъ свои заблужденія, и вынесъ оттуда новыя; Эпиктетъ насадилъ то гордое нравоученіе которое заставляетъ ненавидѣть добродѣтель въ его сочиненіяхъ; Аполлоній Тіанскій хотѣлъ снискать божеское почитаніе; но сіи проповѣдыватели, обузданные роскошью, и порабощенные чувствами, были только высокопарные говоруны, подающіе примѣръ всѣхъ слабостей; они, гордясь превосходствомъ своихъ знаній, презрѣніемъ покрывали всѣхъ, кто не былъ философъ, имъ подобный.
   Явилось слѣдовательно совсѣмъ новое видѣніе, когда узрѣли людей, слѣдующихъ суровому ученію, не привязанныхъ къ землѣ, предводимыхъ усердіемъ и сожалѣніемъ, отъ коего не ожидали они кромѣ уничиженія въ здѣшней жизни и награжденія на небѣ. Между тѣмъ какъ одни, украшаясь бѣдностію, раздавали хлѣбъ словесный людямъ столь же бѣднымъ, сколь были сами, другіе обогащенные священными и мірскими знаніями, призывались въ домы вельможъ, коихъ старались содѣлать своими учениками.
   Тѣ, о коихъ наичаще слышу я отъ Іезуитовъ миссіонеровъ, суть: отецъ Рогонъ, открывшій путь своимъ собратіямъ; отецъ Рикчи почитаемый заводителемъ сей миссій; отецъ Шаль, которой былъ учителемъ одного Императора, и достигъ до первѣйшихъ степеней достоинства при дворѣ его; отецъ Верніестъ, учинившійся также великимъ господиномъ въ Китаѣ; отецъ Буветъ, отецъ Жернильомъ, оба математики и оба содруги Императора Канхи.
   Въ повѣствованіяхъ чинимыхъ мнѣ о сихъ славныхъ мужахъ не могу я довольно надивиться, съ какимъ искусствомъ помянутые миссіонеры, не менѣе ревностные, какъ и благоразумные, не менше благочестивые, какъ знающіе въ наукахъ, въ художествахъ, въ астрономіи и въ механикѣ, умѣли вкрасться въ разумъ у вельможъ и снискать милость у государей. Многіе изъ нихъ жили въ Императорскихъ дворцахъ, соорудили церкви, имѣли богатые домы и пр.
   Ученики святаго Доминика и святаго Францгіска вздумали итти по ихъ слѣдамъ и подбирать класы на полѣ, на которомъ Іезуиты сняли изобильную жатву. Но вскорѣ сей духъ стремленія прилѣпляющійся къ знаніямъ и дарованіямъ изпровергъ наивеличайшія намѣренія. Правда, что Христіанская вѣра гонима была (въ Китаѣ, но раздоры, возставшіе между миссіонерами, больше нанесли ей вреда, нежели ненависть невѣрныхъ. Евангельскіе дѣлатели раздѣлились на двѣ стороны. Споры, коихъ первою причиною была можетъ быть зависть, начались по поводу нѣкоихъ обрядовъ, касающихся до Конфуціева богочтенія и до воздаванія мертвымъ послѣдняго долгу. Нѣкоторые изъ сихъ обрядовъ были суевѣрны, и запрещены Христіанамъ, но прочіе можно было почесть за обычаи ничего не значащіе и совсѣмъ мірскіе: такъ по крайней мѣрѣ думали Іезуиты. Монахи чужестранныхъ миссій, вновь прибывшіе въ Китай, соединились съ ихъ противоборниками и склонили Римской дворъ войти въ свои ссоры. Г. де Рошь часто о семъ разсказывалъ мнѣ, какъ человѣкъ безпристрастной; но я принимая еще менше въ томъ участія, не долженъ вступать въ подробности, а донесу вамъ только, что оныя распри такъ далеко дошли, что самъ Императоръ Каи-хи, сколь ни любилъ миссіонеровъ, едва ихъ не выслалъ. Иногда приходилъ онъ въ сердце отъ ихъ докукъ, не могши понять причины, столь сильно ихъ распаляющей. "Я удивляюсь, говорилъ онъ имъ, видя васъ въ такомъ безпокойствѣ о вещахъ того свѣта, гдѣ вы конечно сами никогда не бывали. Для чего не пользуетесь вы спокойно настоящею жизнію?" Разсказываютъ много таковыхъ его отвѣтовъ, по коимъ можно догадаться, что покровительствуя миссіонерамъ, жертвовалъ онъ своими политическими видами той склонности, которую къ нимъ имѣлъ.
   По смерти сего монарха получили они повелѣніе выѣхать изъ всѣхъ провинцій Имперіи; дозволялось имъ жить въ Кантонѣ, а нѣкоторымъ только Іезуитамъ остаться въ Пекинѣ, ибо имѣли въ нихъ нужду для математики. Имъ тамо оказываются всякія отличности, подобно какъ Христіанскіе Государи наиподобострастнѣйшіе рабы Инквизиціи держать при себѣ превосходнаго живописца, или искуснаго художника, коего работѣ удивляются, не уважая, какой онъ секты. Но оставя математиковъ, миссіонерамъ повелѣли молчать. Больше трехъ сотъ церквей были раззорены, или обращены на мірское употребленіе; больше трехъ сотъ Христіанъ лишены пастырей и преданы гоненію.
   Таково было чрезъ многіе годы плачевное состояніе Христіанской вѣры въ сихъ обширныхъ странахъ. Іезуиты предуспѣли напослѣдокъ возобновить церкви, даже и въ столицѣ; и хотя вѣра Христова запрещена понынѣ въ Китаѣ, но отправляютъ они, принимая нѣкоторыя предосторожности, съ довольною свободностію свою должность; правленіе не чинитъ о томъ изысканій. Что принадлежитъ до миссіонеровъ, разсѣянныхъ по провинціямъ, ревность ихъ требуетъ великаго благоразумія, но многіе изъ нихъ имѣютъ сильныхъ друзей, подъ покровительствомъ коихъ въ своихъ подвигахъ трудятся. Нанкинскіе, съ коими Г. де Рошь меня познакомилъ, дали мнѣ жилище въ своемъ домѣ, гдѣ часто я вижу Мандариновъ первой степени, кои приходятъ ихъ посѣщать, и кои живутъ въ крайней приязни.
   Я есмь и проч.
   

ПИСЬМО LIX.

Продолженіе Китая.

   Письмо сіе начинаю я похоронами. Третьяго дня былъ я съ двумя Іезуитами на погребеніи отставнаго стараго Мандарина, приятеля сихъ миссіонеровъ. Я стану разсказывать, Государыня моя, пока не позабылъ, что видѣлъ, а при семъ случаѣ и все то, что слышалъ о Китайскихъ похоронахъ. Писать стану, что придетъ на мысль; вы сами приведете оное въ порядокъ, ежели того пожелаете.
   Когда человѣкъ приближается къ смерти, обрядникъ Имперіи повелѣваетъ снять его съ постели и положить на землю, дабы жизнь его кончилась такъ, какъ началась; ибо дѣйствительно сей же самой обрядникъ повелѣваетъ класть на землю младенцевъ тотчасъ по рожденіи, показывая тѣмъ, что они должны возвратиться въ мѣсто, откуда пришли.
   Когда больной лишился дыханія, кладутъ ему въ ротъ небольшой кляпъ, дабы онъ не затворился. Въ сіе время кто нибудь изъ семьи его излазитъ на кровлю дома съ платьемъ умершаго, и разстилаетъ его на воздухѣ, призывая покойникову душу; по томъ возвращается къ мертвецу и покрываетъ его помянутымъ платьемъ; въ семъ положеніи оставляютъ его на три дня, ожидая, не подастъ ли онъ какаго знака жизни.
   Ежели больной исповѣдывалъ безумную секту Бонзовъ, то въ обыкновеніи звать предъ смертію его сихъ монаховъ для полученія помощи ихъ молитвами. Они приходятъ съ небольшими глазами, колокольчиками и другими инструментами, и производятъ стукъ, отъ котораго больной еще скорѣе отходитъ вмѣсто полученія ожидаемаго отъ нихъ вспоможенія.
   Прежде положенія тѣла во гробъ моютъ его, бальсамируютъ, одѣваютъ въ самое богатое платье, и покрываютъ знаками его достоинства; послѣ кладутъ на возвышенное мѣсто въ изрядно убранной залѣ, и туда приходятъ кланяться предъ нимъ въ землю жены, дѣти и сродники. Въ третій день кладутъ его во гробъ изъ дорогова дерева, лакированной и позолоченной, которымъ покойникъ запасся еще во время жизни, какъ то обыкновенно бываетъ. Предосторожность Китайцевъ по сему члену такъ далеко простирается, что они лишаютъ себя въ жизни самыхъ нужныхъ вещей, дабы сдѣлать гробъ, которой бы имъ по смерти принесъ честь; дѣти продаютъ себя или нанимаются на нѣкоторое время для того только, чтобъ достать денегъ на покупку гроба отцу, употребляются на нихъ самыя драгоцѣнныя деревья. Вы видѣли, что Императоръ Каи хи сдѣлалъ себѣ гробъ изъ фіолетоваго дерева. Можно гробы найти совсѣмъ готовые въ лавкахъ у столяровъ, богато раззолоченные, украшенные разною рѣзьбою; и иные продаются рублей по шестисотъ. Дѣлаютъ ихъ особые для мѣщанъ и для знатныхъ людей. Китаецъ умершій, не заготовя себѣ гроба, сожигается какъ Татаринъ. Въ Китаѣ за великое милосердіе почитается между богатыми роздать нѣкоторое число гробовъ бѣднымъ и выдать за мужъ нѣсколько неимущихъ дѣвицъ. Въ домѣ великой праздникъ, когда хозяинъ до того дожилъ, что досталъ себѣ хорошей гробъ. Показываютъ его цѣлые годы любятъ въ него ложиться, примѣриваютъ, спокойно ли въ немъ будетъ; спрашиваютъ у приятелей, пригожъ ли онъ во гробѣ и пр.
   Прежде положенія тѣла во гробъ, которой обыкновенно дѣлается изъ толстыхъ досокъ, устилаютъ низъ известію; а когда тѣло положатъ, то наполняютъ всѣ пустыя мѣста хлопчатою бумагою; иногда же обмазываютъ смолою, а по томъ покрываютъ бѣлымъ штофомъ, ставятъ на столѣ похожемъ на жертвенникъ, и берегутъ его нѣсколько мѣсяцевъ. Изрѣдка жгутъ на помянутомъ жертвенникѣ ладонъ, благовонныя свѣчи, золотую бумагу и шелковыя парчицы.
   Въ день похоронъ сродники и друзья провожаютъ гробъ. Ежели погребается ^знатной человѣкъ, ставятъ гробъ на носилки съ богатымъ балдахиномъ; несутъ его двадцашь или тридцать человѣкъ, а спереди идетъ множество служителей, держащихъ въ рукахъ небольшія изображенія изъ картузной бумаги; дѣти покойника идутъ пѣти въ дерюжномъ мѣшкѣ, опираясь на палку, спину сгорбя, какъ бы отягчены были печалію; дочерей, наложницъ и законную жену несутъ въ носилкахъ, въ коихъ ихъ не видать, не плачевной ихъ крикъ всѣмъ слышанъ; за ними слѣдуютъ другіе провожатые по два въ рядъ; иные несутъ знамена, значки, курильницы съ благовоніемъ, иные имѣютъ инструменты и играютъ на нихъ печальныя пѣсни. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ носится также посреди всѣхъ портретъ покойника съ именемъ и чинами его, написанными золотомъ.
   Кладбища всегда бываютъ внѣ городовъ, въ пещерѣ нарочно сдѣланной и состоящей обыкновенно въ трехъ покояхъ, изъ коихъ каждой имѣетъ дверь и кровлю загнутую по угламъ. Иногда дѣлается посреди прочихъ четвертая кровля, и сія вершится пирамидою. Сіи пещеры строятся, когда только можно, на холмахъ, или насыпяхъ нарочно для того сдѣланныхъ, и окружены кипарисными лѣсочками; а число сихъ лѣсковъ и пещеръ столь велико около городовъ, что представляютъ они зрѣлище не совсѣмъ неприятное. Бѣдные довольствуются покрытіемъ гробовъ смолою, или наметываютъ надъ ними бугоръ земли. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ могилы поставлены въ покояхъ столы, и между тѣмъ, какъ отправляется погребеніе, служители приготовляютъ пиръ для всѣхъ при ономъ находящихся.
   Когда придутъ къ мѣсту погребенія, гробъ опускается въ могилу, жгутъ благовонія, дѣлаютъ обрядъ припиванія, приносятъ въ жертву мясо, и бросаютъ въ огонь всѣ бумажныя изображенія, о коихъ я говорилъ выше. Оныя представляютъ евнуховъ, невольниковъ, лошадей, верблюдовъ, и другіе подобные предметы. Китайцы увѣрены, что мертвые принимаютъ на томъ свѣтѣ чинимыя здѣсь приношенія, и что всѣ помянутыя изображенія оживотворяются въ будущей жизни, и имъ служатъ. По сей причинѣ всякой годъ въ извѣстные торжественные дни каждой отправляетъ обрядъ принпванія и носитъ кушанье на могилы своихъ предковъ въ томъ мнѣніи, что души ихъ оными насыщаются. Французъ, которому не можетъ быть не извѣстно, что по смерти Короля Французскаго готовятъ и накрываютъ для него столъ чрезъ нѣсколько дней въ обыкновенное время, какъ при его жизни, не долженъ находить сей Китайской обычай ни чрезвычайнымъ, ни смѣшнымъ.
   Народъ здѣшней, любя съ горячностію отечество и сродниковъ, въ великомъ презрѣніи имѣетъ путешествователей, кои оставляютъ гробницы своихъ предковъ, и подвергаются возможности умереть въ чужой землѣ, гдѣ никто имъ не отдастъ послѣдняго долга. Сію укоризну неоднократно дѣлали они Миссіонерамъ.
   Погребеніе и свадьбы сушь двѣ весьма важныя вещи у Китайцевъ. Похороны особливо ихъ раззоряютъ, и они думаютъ, что погрѣшили противъ гливнѣйшаго обязательства, естьли не похоронятъ великолѣпно того, кого несутъ въ могилу; сами они не заботятся о своей смерти, лишь бы осталися наслѣдники для оплакиванія ихъ въ предписанное время. Одна мысль, что лишены будутъ таковой почести, хотя бы жены ихъ и дѣти должны были препровождать несчастные дни въ постыдномъ убожествѣ, часто препятствуетъ имъ освобождаться отъ жизни самоубійствомъ. Не смотря на сіе есть однако еще довольно такихъ, кои себя умерщвляютъ, дабы отмстить неприятелю; но таковые почитаются за чудовищъ въ ужасъ приводящихъ. Я сказалъ отмстить, ибо въ силу здѣшнихъ законовъ, когда найдутъ кого мертвымъ, то выискиваютъ всѣхъ, кто съ нимъ жилъ не въ мирѣ; допрашиваютъ, пытаютъ, чтобъ доискаться, не принудились они его, причиняя ему печаль, прибѣгнуть къ столь отчаянному способу.
   Въ старину обыкновенное время траура по отцѣ было гари года, но нынѣ сокращено оное въ двадцать семь мѣсяцевъ, въ продолженіе которыхъ должно отрещися не только отъ пировъ и увеселеній, но и отъ исправленія должности по своему чину. Въ сіе время Мандаринъ оставляетъ свою губернію, Министръ правленіе дѣлъ, и живетъ въ уединеніи, предаясь печали, и не мысля ни о чемъ больше, кромѣ своей потери. Императоръ можетъ отъ того уволить, но сіе рѣдко случается.
   Жены носятъ трауръ по мужьяхъ по три года, а мужья по году; прочіе смотря на степень сродства. Сказываютъ, что прежней обычай носишь трауръ по отцѣ три года основанъ на благодарности, которою дѣти обязаны отцу за тѣ три года, чрезъ кои имѣли нужду въ его помощи. Китайцы выводятъ начало сего обыкновенія изъ первыхъ временъ ихъ Монархіи. Одинъ Императоръ по смерти Императора Яу заперся, сказываютъ, на три года въ погребальную пещеру сего государя, и оставилъ на все сіе время управленіе государства своимъ Министрамъ.
   Въ первой годъ траурное платье состоитъ въ рясѣ, или лучше въ мѣшкѣ изъ сего холста, похожаго на тотъ, коимъ тюки обшиваютъ; шапка, порты, обувь такая же, а вмѣсто кушака веревка. Сіе одѣяніе почитается знакомъ глубокой печали. Во второй годъ холстъ бываетъ потокѣ, а въ третей можно носить шелковое платье. Первые сто дней провождаются въ ужасномъ уединеніи и горести. Воздерживаются отъ мяса и крѣпкихъ питій; многіе отрицаются и отъ сообщенія съ женами; иные спятъ на простыхъ рогожкахъ подлѣ отцовскаго гроба.
   Траурной цвѣтъ у Китайцевъ бѣлой: они вѣрятъ, что сродники ихъ оставляютъ жизнь, дабы перейти въ жилище весьма свѣтлое, и по сей причинѣ выбрали бѣлой цвѣтъ, какъ болѣе сходной съ мѣстомъ ихъ пребыванія. Греки носили черное, сообразуясь мыслямъ своимъ о Тенарѣ яко жилищѣ темномъ и скучномъ, въ которое отсылали они по смерти души покойниковъ. Я не знаю, по какой причинѣ мы слѣдуемъ ихъ обычаю, или для чего промѣняли мы Китайской цвѣтъ на Греческой; ибо я читалъ не помню гдѣ, что въ старину бѣлой цвѣтъ значилъ во Франціи самой глубокой трауръ, какъ и нынѣ употребляютъ его въ такъ называемомъ маломъ траурѣ, и не далѣе какъ во время Генриха III именовались бѣлыми Королевами вдовствующія наши Королевы, или носящія трауръ по своихъ мужьяхъ.
   Когда смерть коснется престола, трауръ чинится всеобщій во всемъ Китаѣ, и бываетъ короче или долѣе, смотря на достоинство покойника. Для матери Императорской носятъ его пятдесятъ дней. Канг-хи приказалъ въ духовной не носить по немъ траура болѣе двадцати семи дней. Въ сіе время приказы заперты, и объ дѣлахъ совсѣмъ не помышляютъ, Мандарины день препровождаютъ во дворцѣ, плачутъ, или по крайней мѣрѣ то показываютъ. Ничто уподобишься не можетъ великолѣпію государскаго погребенія; бываетъ иногда на ономъ до шестнадцати тысячъ человѣкъ.
   Долгъ воздаваемой умершимъ не ограничивается въ одномъ только времени погребенія. Два обряда наблюдаются ежегодно. Первой отправляется въ залѣ предковъ въ извѣстные мѣсяцы, и нѣтъ семьи, которая бы не имѣла зданія на сіе опредѣленнаго. Въ ономъ собирается все поколѣніе, произходящее отъ одного корня, состоящее иногда отъ семи до осми тысячъ человѣкъ. Безъ всякаго различія въ чинахъ мастеровой, ученой, земледѣлецъ, Мандаринъ, всѣ бываютъ тогда вмѣстѣ, и ни одинъ предъ другимъ не спесивится. Старшій лѣтами, хотя бы былъ нищій, занимаетъ большое мѣсто. На предолгомъ столбѣ, къ которому придѣланы ступеньки, стоятъ изображенія или по меншей мѣрѣ имена главныхъ предковъ; по томъ всѣ мущины и женщины, произшедшіе отъ нихъ, поставлены по обѣимъ сторонамъ, написанные на небольшихъ дощечкахъ вышиною въ одинъ футъ, съ означеніемъ вѣка, качества, чина, дня и года смерти каждаго, такъ что Китаецъ можетъ сказать: non omnis moriar (не весь умру).
   Сродники собираются въ оное зданіе весною, а иногда осенью. Приуготовляется пиръ съ иллюминаціею. Тѣ, кои не въ состояніи имѣть особливой залы для сего праздника, выставливаютъ имена своихъ предковъ въ лучшемъ мѣстѣ дома. Прочіе обряды отправляются надъ самою могилою; кустья и трава выростшіе около ея вырываются; сродники ставятъ на могилѣ хлѣбъ, вино и мясо, коими сами при концѣ насыщаются. Поѣвши падаютъ всѣ ницъ предъ могилою; и начальствующій отвѣтствуетъ на сію учтивость изъявленіемъ благодарности, но наблюдая глубокое молчаніе. Бонзы, введшіе идолослуженіе въ здѣшнюю Имперію, не преминули присовокупить къ симъ обычаямъ многіе суевѣрные обряды, весьма удаляющіеся отъ истиннаго ученія вѣры Китайской; но оные принимаются и наблюдаются только невѣждами, слѣдующими безумной ихъ сектѣ.
   Дабы разогнать въ васъ печальныя мысли о смерти и погребеніяхъ, стану я описывать Китайскую свадьбу. Здѣсь берутъ за себя дѣвку, не видавъ ее, и она приданаго не приноситъ. Во Франціи бываетъ совсѣмъ противное: женятся, хотя уже и видѣли невѣсту, точно для того только, что есть за нею приданое; да кажется, что она еще милость дѣлаетъ жениху, когда соглашается за него вытти, забывая, что жена не должна имѣть иной знатности кромѣ той, которую получаетъ отъ мужа.
   Женитьба въ Китаѣ производится, какъ любовное дѣло, чрезъ посредство старыхъ свахъ, коихъ ремесло состоитъ въ пріискиваніи дѣвкамъ жениховъ, и коихъ свидѣтельству должно вѣрить, касательно до красоты, разума и дарованій будущей супруги. V жениха не спрашиваютъ о склонности; выборъ жены зависитъ отъ сродниковъ, кои имѣютъ полную власть поставлять договоры. Невѣсты иначе получить не можно, какъ чрезъ подарки, или за нѣкоторое число денегъ, служащее на покупку нужнаго ей къ свадьбѣ. Когда условіе напишется, подарки ошошлются, и деньги заплатятся, то каждая семья собирается особо къ домовой часовнѣ для отправленія нѣкакихъ духовныхъ обрядовъ. Старшій въ оной съ почтеніемъ кланяется именамъ своихъ предковъ, призываетъ ихъ тѣни, объявляетъ имъ о положенномъ на мѣрѣ бракѣ, читаетъ свадебной контрактъ, и бросаетъ бумагу, на которой оной написанъ, на приуготовленную жаровню.
   Въ день свадьбы сажаютъ и запираютъ молодую въ богатоубранную носильню, и несутъ ее вмѣстѣ съ подарками при звукѣ дудокъ, гобоевъ и барабановъ, аза нею слѣдуютъ сродники и друзья. Одна надѣжная особа несетъ ключъ отъ носильни, и отдаетъ его жениху, которой ожидаетъ съ нетерпѣливостію, и тошже часъ отпираетъ. Тогда то судитъ онъ о своемъ счастіи, или несчастій. Случается иногда, что увидя безобразіе невѣсты, запираетъ скоропостижно носильню, и невѣсту отсылаетъ назадъ къ отру; и въ семъ случаѣ данные имъ подарки пропадаютъ; но ежели невѣста пріятна, женихъ подаетъ ей руку, и ведетъ въ залу, гдѣ приготовленъ пиръ. Тамъ отправляются нѣкоторые обряды, совершающіе ихъ союзъ: сперва моютъ они себѣ руки, стаютъ другъ къ другу спиною, по томъ невѣста кланяется жениху четыре раза, а онъ ей только два. Они льютъ на полъ оба по нѣскольку капель вина, кладутъ на сторону небольшой кусокъ мяса, просятъ другъ друга ѣсть и пить, и употребляютъ по перемѣнкамъ одинъ сосудъ.
   Въ вечеру ведутъ молодую въ покой къ мужу, гдѣ положены на столѣ ножницы, нитки, и хлопчатая бумага въ знакъ, что она должна работать. Во Франціи, гдѣ народъ повѣжливѣе, невѣста находитъ цвѣты, ленты, воды благовонныя, помады, румяна и пр. въ корзинѣ складенныя для показанія, что должна любить убранство и щегольство.
   Я читалъ, что прежде Татарскаго господствованія наблюдалось довольно чудное обыкновеніе, когда дѣло шло о свадьбѣ Императора или наслѣдника короны. Приказъ обрядовъ назначалъ пожилыхъ женщинъ для избранія, не взирая на природу, двадцати наипрекраснѣйшихъ дѣвицъ во всемъ государствѣ; оныхъ приносили во дворецъ въ замкнутыхъ носильняхъ, и въ ономъ осматриваны онѣ были матерію князя, котораго сбирались женить, или одною изъ первѣйшихъ придворныхъ госпожъ. Старались примѣчать, не пахнетъ ли у нихъ изо рта, или нѣтъ ли инаго скрытаго недостатка, для котораго могли бы онѣ не полюбишься. Императору. По повтореніи таковыхъ изслѣдованій избирали одну изъ помянутыхъ дѣвицъ и представляли государю съ великими обрядами; прочихъ же девятнадцать выдавали за главнѣйшихъ вельможъ.
   Тоже почти наблюдалось при выдаваніи за мужъ Царевенъ. Собирали нѣкоторое число молодыхъ людей стройныхъ и пригожихъ, и приводили ихъ предъ Императора. которой назначалъ изъ нихъ одного въ женихи своей дочери. Сіе обыкновеніе уже не наблюдается; нынѣ Царевенъ выдаютъ за Татарскихъ Хановъ, или государственныхъ вельможъ; а Императоры берутъ себѣ женъ изъ ихъ же фамилій. Наложницы, коихъ называютъ придворныя. госпожи, раздѣлены на разные степени отличающіеся платьемъ, а особливо милостію Монарха; тѣ, коихъ наибольше онъ любитъ, носятъ имя почти королевъ или полукоролевъ. Число женщинъ, опредѣленныхъ для утѣхъ государя, невѣроятно велико.
   Всякому Китайцу позволено имѣть сверхъ законной жены, многихъ наложницъ: принимаютъ ихъ въ домъ безъ всякихъ обрядовъ; родителямъ даютъ нѣкоторое число денегъ, обѣщаются на письмѣ хорошо содержать ихъ дочь; чего бываетъ и довольно. Сіи наложницы подчинены всѣ настоящей женѣ, и родящіяся отъ нихъ дѣти почитаются за принадлежащихъ ей; по ней они, а не по своимъ матерямъ носятъ трауръ. Многіе Китайцы берутъ женъ сего рода единственно для того, чтобы имѣть дѣтей мужеска пола; а когда наживутъ сына, отпущаютъ ихъ, ежели онѣ не понравятся законной женѣ.
   Есть нѣкоторые города и особливо въ Гянь-нанской провинціи, кои славнѣе другихъ наложницами: въ нихъ воспитываютъ пригожихъ дѣвочекъ, покупая часто оныхъ и въ другихъ мѣстахъ. Женщина посредственнаго состоянія, овдовѣвшая, и неимѣющая дѣтей, иногда выдается за мужъ противъ своей воли наслѣдниками умершаго мужа, ищущими получить назадъ данныя за нее деньги; а ежели случится у нея дочь при груди, оная продается вмѣстѣ съ матерью.
   Здѣсь извѣстны, какъ и въ Европѣ, такъ называемыя разводныя препятствія, то есть, нѣкоторые особливые случаи, для коихъ браки почитаются не состоявшимися: на примѣръ, дѣвица обрученная съ кѣмъ нибудь и получившая подарки, не можетъ вытти за другаго мущину. Мандаринъ не долженъ женишься ни въ городѣ, ни въ провинціи, гдѣ онъ губернаторомъ. Разрушается бракъ, когда вмѣсто пригожей женщины подводятъ дурную, или невольницу вмѣсто свободной, уничтожается оной также, ежели сынъ или дочь сопрягаются во время траура по отцѣ или матери; ежели между собою родня, хотя и въ отдаленномъ колѣнѣ; два брата не могутъ женишься на двухъ сестрахъ. Овдовѣвшей отецъ не можетъ женить сына на падчерицѣ, или дочери вдовы, которую за себя взялъ. Сіи случаи сверьхъ уничтоженія брака подвергаютъ также преступившихъ строгому наказанію.
   Два дома, кои, сговоривъ женить дѣтей, лишатся обѣихъ прежде совершенія брака, праздицотъ свадьбу даже и по смерти жениха и невѣсты. Обрядъ отправляется, пока гробы изъ домовъ еще не вынесены, а я уже сказалъ, что берегутъ оные иногда по нѣскольку лѣтъ. Посылаютъ другъ ко другу подарки, всегда съ музыкою и разными наблюденіями, какъ бы сговореные еще жили; ставятъ гробы рядомъ; отправляютъ при оныхъ свадебной пиръ; и кладутъ супруговъ въ одну могилу. Съ сего часа почитаютъ себя роднею, какъ бы умершіе дѣйствительно жили въ супружествѣ.
   Разводы весьма рѣдки у Китайцевъ, но позволены во многихъ случаяхъ, и иногда для причинъ очень неважныхъ: ибо говорятъ они, удерживать силою два сердца, которыя не мнятъ быть соединены, есть тоже, что привязать живаго человѣка къ трупу. Мужъ оставить можетъ жену, естьли она непослушна, безплодна, прелюбодѣйница, ревнива, болтунья, воровка, или подвержена нѣкоторымъ болѣзнямъ, какъ проказѣ, падучей болѣзни и пр. Примѣтить должно, что чрезъ помянутое болтаніе, дающее мужу право просить о разводѣ не должно разумѣть привычку говорить безполезныя слова, за которую бы со всѣми женщинами во всѣхъ краяхъ свѣта должно было разводиться; но нѣкоторыя нескромности производящія ссору между роднею.
   Бываютъ обстоятельства, въ коихъ хотя бы жена погрѣшила наиважнѣйшимъ образомъ, мужъ не можетъ съ нею развестися, какъ на примѣръ, ежели отецъ, мать и братъ у жены умеръ; ежели мужъ оныхъ лишился, а жена по нихъ носила уже трауръ; ежели мужъ во время женитьбы былъ бѣденъ, а послѣ разбогатѣлъ, ибо жена терпѣла недостатокъ съ нимъ вмѣстѣ, и слѣдовательно было несправедливо не раздѣлять ей съ мужемъ благополучной жизни. Ежели жена уйдетъ изъ дому, наказывается плетью, и мужъ послѣ продать ее воленъ; а смерти предается, ежели сбѣжавъ, выдетъ за другаго. Когда же мужъ ее оставитъ, позволяется ей, спустя три года, жаловаться предъ судомъ, которой даетъ ей власть посягнуть вновь.
   Китайскія женщины живутъ въ великомъ уединеніи и никогда въ люди не кажутся. Покои ихъ заперты для всѣхъ мущинъ, даже и для свекровъ, которымъ не позволяется невѣстокъ своихъ видѣть въ лице, хотя и живутъ съ нимъ въ одномъ домѣ. Сіе позволеніе дается только тѣмъ сродникамъ, кои моложе ихъ лѣтами, ибо не думаютъ, чтобы въ таковомъ возрастѣ могли они покуситься на какую либо вольность, а старые напротивъ въ состояніи возпользоваться своимъ надъ женщинами преимуществомъ.
   При самомъ рожденіи датотъ младенцамъ общее имя ихъ фамиліи; а мѣсяцъ спустя прилагаютъ къ нему другое называемое молочнымъ именемъ, кое обыкновенно бываетъ названіе какаго ни есть цвѣта, или пригожаго звѣря. Получаютъ они также еще одно имя при начатіи ученія, другое при окончаніи, третье, когда достигнутъ до какаго чина, и одно сіе послѣднее навсегда сохраняютъ. Тогда за неучтивость почитается называть ихъ по фамиліи, или которымъ ни есть изъ помянутыхъ именъ, надаванныхъ въ дѣтствѣ.
   Китайцы столь страстно желаютъ имѣшь дѣтей, что ежели нѣтъ, покупаютъ тайно младенцевъ и выдаютъ ихъ за своихъ: сіи постороннія дѣти входятъ во всѣ права законныхъ наслѣдниковъ, учатся и достигаютъ до степени Баккалавровъ и докторовъ; преимущество, коего лишены купленные явнымъ образомъ.
   Присвоеніе дѣтей также въ великомъ обыкновеніи въ Китаѣ; но должно имѣть согласіе настоящаго отца и матери, и заплатить имъ извѣстное число денегъ. Присвоенной сынъ имѣетъ всѣ права законнаго, и не лишается оныхъ, хотя бы послѣ и родились дѣти у отца, его присвоившаго; а вступаетъ напротивъ того съ ними въ равной дѣлежъ наслѣдства.
   Сей часъ принесли ко мнѣ первой билетъ, которымъ зовутъ меня обѣдать завтре въ гости. Я говорю первой; ибо обрядъ здѣшней, когда кого хотятъ угостить, повелѣваетъ три раза звать писменно. На канунѣ, въ день пира, и въ самую ту минуту, какъ садиться за столъ, зала бываетъ убрана множествомъ сосудовъ съ цвѣтами и всемъ могущимъ прельщать глаза: для каждаго гостя прнуготовляется особой столъ, и на всѣхъ столахъ одно кушанье. Столы поставлены въ два ряда одинъ противъ другова; а симъ образомъ и гости сидятъ напротивъ, могутъ взаимно себя видѣть и свободно разговаривать. На краяхъ столовъ разставлены фарфоровые блюды съ разными родами мелко изрубленнаго мяса, но до нихъ не касаются; ибо они грубо приготовлены, и становятся тутъ только для занятія мѣста.
   Сколь скоро хозяинъ ввелъ гостей, кланяется имъ каждому порознь, беретъ чашу, наполняетъ ее виномъ, поднимаетъ, сколь можно, выше, плещетъ изъ нея на полъ, и симъ чинитъ признаніе, что отъ неба получилъ все, что ни имѣетъ. Ежели не случится кого изъ самыхъ знатныхъ господъ, то первое мѣсто занимаешь старшій, или чужестранной. Я часто имѣлъ сію честь, предпочитается обыкновенно тотъ, кто ѣхалъ далѣе другихъ. Въ противность обычаю восточныхъ, кои ѣдятъ на софахъ, поджавъ ноги, Китайцы имѣютъ стулья, какъ и мы; но не садятся, не надѣлавъ прежде тысячи поклоновъ, отговорокъ, учтивостей и пр.
   Когда всѣ усѣлись, начинаютъ питьемъ чистаго вина; дворецкой ставъ на одно колѣно, говоритъ во весь голосъ: "господа! просятъ васъ взять чашку." Всѣ гости берутъ ее въ обѣ руки, поднимаютъ ко лбу, опускаютъ ниже пояса, приносятъ весьма тихо ко рту, и прихлебываютъ три или четыре раза. Между тѣмъ, какъ они симъ занимаются, ставятъ на столъ нѣсколько блюдъ мяснаго кушанья, и дворецкой проситъ ѣсть, какъ прежде просилъ пить. Сіе повторяется не только всякой разъ, когда за чашки приниматься должно, но когда и новыя блюда ставятъ, или отвѣдываютъ новое кушанье. Можно сказать, что Китайцы не очень нѣжны: пшено, горохъ, морковь и другіе овощи есть ихъ обыкновенная пища. Они безъ принужденія ѣдятъ лошадиное, верблюжье, ослиное и собачье мясо, да изъ сихъ животныхъ большая часть, когда продаются на рынкѣ, околѣла отъ старости, или отъ болѣзни; ибо именно заказано ихъ бить, особливо лошадей и верблюдовъ. Любимое ихъ кушанье свинина, мясо дикихъ кобылъ, устрицы, медвѣжьи лапы, оленьи жилы, и паче всего птичьи гнѣзда, о которыхъ писалъ я къ вамъ уже неоднократно. Похлѣбки у нихъ весьма хороши, а дѣлаются изъ свинова жира, или выжатаго соку изъ разнаго мяса. Свинина весьма здѣсь вкусна. Въ помянутыхъ сокахъ варятъ они свое рубленое мясо. Въ каждое время года растутъ разные роды травъ и овощей намъ въ Европѣ совсѣмъ неизвѣстныхъ: изъ сѣменъ сихъ травъ бьютъ масло, употребляемое во всѣхъ почти соусахъ. Французскіе повары, кои столь много хитрятъ, удивились бы увидя, что Китайцы ихъ во многомъ перещеголяли, и еще съ меньшимъ трудомъ, и иждивеніемъ. Земляки наши конечно не повѣрилибъ, что изъ однихъ бобовъ и пшенной, или ржаной муки дѣлаютъ здѣсь множество блюдъ, одни на другія не похожихъ ни вкусомъ, ни видомъ.
   Не употребляютъ здѣсь ни ложекъ, ни вилокъ, а имѣютъ небольшія палочки костяныя, или изъ чернаго дерева, коими дѣйствовать Китайцы великіе мастера. Блюды всѣ фарфоровыя: дворецкой ходитъ ихъ принимать на конецъ столовой отъ поваренныхъ служителей, подающихъ оныя на колѣняхъ. Во весь обѣдъ слова и движенія гостей и служащихъ учреждены такъ, что трудно удержаться отъ смѣха.
   Когда дойдетъ до плодовъ, чашки перемѣняютъ, и ставятъ больше прежнихъ, а служители съ великимъ прилѣжаніемъ наполняютъ ихъ теплымъ виномъ; ибо въ Китаѣ непьютъ другова, даже и лѣтомъ; а ѣдятъ холодное и зимою. Помянутое вино не изъ винограда дѣлается; здѣсь варятъ пшено и пшеницу, и составляютъ изъ него весьма крѣпкое питье. Китайцы держатъ чашки не больше скорлупы Грецкаго ореха, но и тѣ не вдругъ выпиваютъ, а прихлѣбываютъ, дабы продолжить удовольствіе.
   Прежде, нежели встаютъ изъ за стола, къ каждому приноситъ его слуга небольшіе мѣшечки изъ красной бумаги, въ коихъ положено нѣсколько денегъ для служащихъ и комедіантовъ; ибо, какъ я уже сказалъ, на всякомъ почти пиру бываетъ комедія. Сіи мѣшечки кладутся предъ хозяиномъ, которой по нѣсколькихъ затрудненіяхъ соглашается напослѣдокъ, чтобъ оные были розданы его слугамъ, Нашему Агличанину не казалось страннымъ сіе обыкновеніе, которое наблюдается и въ Лондонѣ. Что до меня принадлежитъ, я судя, какъ Французъ, нахожу въ немъ нѣчто подлое и не весьма вѣжливое, и даже въ Китаѣ оно мнѣ противно. Гости разходятся со всѣми здѣшними обрядами. Люди ихъ несутъ предъ ихъ носильнями превеликіе бумажные фонари, на коихъ имя и достоинство господъ написано большими словами. На другой день посылаютъ благодарителѣные билеты.
   Въ учтивостяхъ, въ посѣщеніяхъ, въ письмахъ наблюдаются другіе обряды; ибо сей вѣжливой, учтивой, проворной и обманчивой народъ все привелъ въ правила, изъ нравоученія сдѣлалъ жеманство, и не знаетъ инаго обхожденія, кромѣ привѣтствій и поклоновъ. Обрядникъ Китайской есть истинной уставъ законовъ, коимъ образомъ вести себя съ равнымъ и съ вышшимъ, учтивство почитается не за пустое привѣтствіе, но за крѣпчайшую связь общества, и за вѣрное средство къ сохраненію единомысленности и подчиненности между людьми. Въ слѣдствіе чего правленіе всегда прилагало попеченіе о сохраненіи, даже и въ самой черни, нѣкоторой привычки къ учтивству и благопристойностямъ, которыя намъ показались бы очень смѣшны. На примѣръ, когда по долгомъ разлученіи два приятель увидятся, они оба становятся на колѣна, и кланяются въ землю три раза; обыкновенное привѣтствіе состоитъ въ сложеніи рукъ на груди и движеніи ихъ, наклоняя немного голову. Не полюбится ли вамъ слѣдующее изъясненіе употребляемое ими для возблагодаренія за какое нибудь удовольствіе? Вы, разтощаете сердце ваше.
   Когда должно сдѣлать кому посѣщеніе, сперва отдается придвернику красная бумага съ золотыми травами, сложенная на подобіе опахала. На ней написано имя, чинъ и причина посѣщенія, по томъ прибавлено: "Искренній и горячій другъ вашего господствованія и всегдашній послѣдователь вашихъ мнѣній пришелъ сдѣлать вамъ земной поклонъ... Когда кто въ траурѣ, бумага бываетъ бѣлая. Часто хозяинъ принимаешь гостя, не показываясь ему, и въ таковомъ случаѣ приказываетъ ему сказать, чтобъ онъ не безпокоился и не выходилъ изъ носильни; но въ тотъ самой, или на другой день самъ непремѣнно у него бываетъ. Сія точность почитается за знакъ чести. Кто не хочетъ принимать, ни самъ быть у другихъ, вывѣшиваетъ на дверяхъ небольшую доску, на которой написано; дома нітъ, или недосугъ. Сей обычай наблюдается особливо между учеными, коимъ праздные люди и невѣжи часто бы наносили безпокойствіе и скуку своими безполезными разговорами.
   Ежели гость бываетъ принятъ и человѣкъ знатной, вводитъ его въ комнату, покрываютъ подсолнечникомъ, или большимъ опахаломъ, такъ что онъ не можетъ видѣть хозяина, ни отъ него быть видѣнъ прежде нежели онъ къ нему подойдетъ; тогда начинаются привѣтствія и поклоны, точно означенные въ числѣ трехъ тысячъ въ Китайскомъ обрядникѣ. За самую бездѣлицу должно ихъ дѣлать столько, какъ за вещь наиважнѣйшую въ свѣтѣ. Помянутая книга сочинена больше трехъ тысячъ лѣтъ назадъ: въ ней показаны поклоны, кои обязаны дѣлать; слова, какія должно выговоришь; титулы, кои надлежитъ взаимно себѣ давать; колѣноприклоненія, обращенія, чтобъ быть то на правой рукѣ, то на лѣвой; нѣмыя учтивости; наконецъ поклонъ стулу, на которомъ вы будете сидѣть; ибо здѣсь конечно должно сгорбиться предъ симъ стуломъ съ почтеніемъ, и стереть съ него пыль полою своей одежды; а вы съ своей стороны должны сѣсть на него, не облокачиваясь, упереть глаза въ полъ, руки держать на колѣняхъ, и обѣ ноги равно высунуть; въ семъ положеніи сказываете вы съ важностію и въ короткихъ словахъ причину вашего прибытія. Вамъ отвѣтствуютъ также угрюмо многими поклонами. Изъясненія и слова при семъ бываютъ весьма покорны и льстивы: никогда не употребляется ни первое, ни второе лице, на примѣръ не не говорится: "Я пришелъ засвидѣтельствовать вамъ благодарность за оказанную мнѣ милость; но милость, которую господинъ или докторъ оказалъ наинижайшему изъ своихъ слугъ, послѣднему изъ своихъ учениковъ, возбуждаетъ въ немъ наивеличайшую благодарность а онъ отвѣчаетъ "то, что можетъ способствовать удовольствію господина (такого то) причиняетъ оное равно и его слугѣ."
   Все сіе означено въ помянутомъ обрядникѣ, и нѣтъ народа, въ которомъ бы находилось толикое различіе въ почетныхъ наименованіяхъ, какъ у Китайцевъ въ ихъ привѣтствіяхъ. Въ сей же самой книгѣ вельможи обучаются знакамъ почтенія, кои должны воздавать Императору, князьямъ, мастеровые, крестьяне, носильщики тягостей имѣютъ между собою правила, наблюдаемыя отъ древнихъ временъ, и отъ коихъ никто не можетъ освободиться. Въ Китаѣ здоровуются нынѣ тѣмъ же образомъ, въ тѣхъ же словахъ, съ тѣми же движеніями, поклонами, какъ то дѣлывалось за три тысячи лѣтъ: ибо все оное но именно научается къ книгахъ объ учтивостяхъ, кои читаютъ Китайцамъ въ малолѣтствѣ, и коимъ возмужавши не смѣются они, какъ мы.
   Посѣщенія знатнымъ людямъ должно дѣлать до обѣда; за не почтеніе бы почлось предстать передъ ними съ видомъ человѣка вставшаго изъ за стола, а еще больше ихъ обидишь, естли они услышатъ запахъ вина, или крѣпкаго какаго питія слѣдовательно весьма должно отъ онаго остерегаться, когда намѣревается къ нимъ итти. Посѣщеніе безъ того не проходитъ, чтобъ не поднесли чаю. По короткомъ разговорѣ приходитъ слуга чисто одѣтой, несущей столько чашекъ, сколько гостей; тогда снова начинаются кривлянья для принятія чашки, для поднесенія по рту, для отданія слугѣ, наконецъ разстаются также съ обрядами. Хозяинъ провожаетъ до самой носильни и прощается. Едва вы его покинули, присылаетъ онъ къ вамъ слугу съ привѣтствіемъ; въ нѣкоторомъ разстояніи догоняетъ васъ другой съ тѣмъ же, и тутъ то уже можно сказать, что посѣщеніе совершенно кончилось.
   Не менше бываетъ хлопотъ и въ письмахъ: ежели пишетъ къ вышшему, бумага должна имѣть красные края и быть сложена на подобіе опахала. Письмо начинается на второмъ сгибѣ: чѣмъ оно короче, тѣмъ больше доказываетъ почтенія; чѣмъ человѣкъ, къ которому пишется знатнѣе, тѣмъ письмо мельче, наблюдая однакожъ между строками должное разстояніе. Слогъ ни мало не походитъ на употребляемой въ разговорахъ, то есть, что онъ еще больше надутъ и вѣжливъ; надписи перемѣняются по мѣрѣ чина и достоинства. Письмо кладутъ въ пакетъ заклеенной красными краями съ сими словами: письмо внутри. Сей пакетъ покрывается толстою бумагою и съ такими же краями, и на немъ кладется надпись. Печать прикладывается въ двухъ мѣстахъ съ сими словами: сохранено и запечатано. Число ставится между печатьми. Ежели письмо посылается ко двору, и требуетъ скораго отправленія, привязываютъ перо въ пакету, и гонецъ долженъ ѣхать день и ночь, нигдѣ не останавливаясь.
   Учтивости наводятъ скуку особливо въ праздникахъ. Я уже говорилъ о фонарномъ. Новой годъ состоитъ, какъ и у насъ, во взаимномъ поздравленіи, въ посѣщеніяхъ, угощеніяхъ и подаркахъ, и есть время игръ и увеселеній. Называютъ его заключеніемъ печатей; ибо ящики, въ кои кладутся печати каждаго приказа, печатаются тогда съ великими обрядами. По просту сказать, сіе время въ Китаѣ есть время отдыхновенія; дѣла прерываются, почты останавливаются, чиновники должностей не отправляютъ. Что касается до утѣхъ и учтивства, ихъ столько бываетъ, какъ бы святки соединены были съ масленицею.
   Сельскіе жители празднуютъ другой праздникъ при наступленіи весны. Они возятъ по полю глиняную корову преужасной величины, которую едва пятьдесятъ человѣкъ тащить могутъ. Позади ея видѣнъ ребенокъ, у коего одна нога обута, другая боса, и которой ее бьетъ прутомъ, какъ бы погонялъ. Корова у нихъ есть знакъ труда и прилѣжанія, Губернаторы выходятъ изъ своихъ домовъ съ факелами, знаменами, при играніи музыки, на головѣ имѣютъ вѣнки; за ними слѣдуютъ росписанныя качалки, украшенныя лентами и портретами славныхъ людей, отъ коихъ земледѣльство получило приращеніе. Улицы увѣшаны коврами, поставлены тріумфальные ворота, и весь городъ освѣщенъ фонарями. За коровою идутъ мужики и тащатъ орудія земледѣлія. Шествіе кончится шайкою комедіантовъ и разныхъ шутовъ въ маскахъ, и приходятъ въ губернаторской домъ, гдѣ разбиваютъ корову и вынимаютъ у нея изъ брюха множество небольшихъ глиняныхъ коровокъ, коихъ раздаютъ предстоящимъ. Праздникъ кончится чтеніемъ похвалы земледѣльству чрезъ Мандарина. Приписываютъ начало его Одному Императору, которой, видя государство войною раззоренное, далъ собою примѣръ трудолюбія, вспахивая государскую землю, и тѣмъ принудилъ вельможъ слѣдовать своему примѣру.
   Около сегожъ самаго времени Императоръ торжественно самъ пашетъ землю для ободренія земледѣльства: сей обрядъ отправляется съ пышностію, достойною своего предмета. Государь приуготовляется къ нему тридневнымъ постомъ и воздержаніемъ; по томъ собираютъ земледѣлатпелей, почтенныхъ лѣтами, украшенныхъ сѣдиною, кои должны находиться при его величествѣ, когда наложитъ онъ руку на плугъ. Молодые поселяне разполагаютъ всѣ орудія землепашества, и Императоръ въ полной царской одеждѣ и со всѣмъ дворомъ приѣзжаетъ на назначенное мѣсто. Сперва приноситъ онъ жертву въ двоякомъ видѣ для изпрошенія изобилія и для сохраненія плодовъ земныхъ; принимается за плугъ, пашетъ нѣсколько рядовъ, а ему подражаютъ придворные вельможи; сѣетъ сѣмена разнаго хлѣба, и во все сіе время дворъ пребываетъ въ глубокомъ молчаніи. Въ слѣдующій день находившіеся при Императорѣ земледѣлатели, допахиваютъ остатокъ поля, и праздникъ кончится раздачею имъ отъ него даровъ. Мало найдется такихъ просвѣщенныхъ народовъ, кои бы не превозносили похвалами сей обычай; но мало государей, которые бы ввесть его удостоили.
   Въ продолженіе лѣта одинъ изъ коронныхъ начальниковъ съ прилѣжаніемъ осматриваетъ поле, ходя по всѣмъ бороздамъ, и ежели найдетъ стебель о тринадцати колосьяхъ, доноситъ тотчасъ двору, которой изъ того выводитъ доброе предвѣщаніе. Во время жатвы собираетъ онъ хлѣбъ въ желтые мѣшки, и кладетъ въ житницу нарочно для того опредѣленную. Сей хлѣбъ хранится для самыхъ большихъ торжествъ, и Императоръ приноситъ его въ жертву, какъ плодъ труда рукъ своихъ. "Я самъ, говорилъ покойной Императоръ, я, которой повелѣваю всѣмъ, что имѣетъ дыханіе подъ небомъ, и которой въ семъ качествѣ вижу себя предохраненнымъ больше всѣхъ другихъ отъ голода и бѣдствій имъ причиняемыхъ, я самъ ежегодно пашу землю собственными моими руками. Чинимое мною служитъ вамъ доказательствомъ, что сей трудъ до всѣхъ принадлежитъ; по тому что нѣтъ никого, кто бы не питался произрастеніями земли. Ежели вы станете рачительно прилагать требуемые ею труды, не только принесетъ она вамъ все нужное, но и въ состояніе васъ приведетъ пропитать вашихъ родителей, содержать ваши семьи, и препроводить приятно жизнь вашу во изобиліи, часто достойномъ предпочтенія и самому обладанію сокровищъ. Вельможи государства, чиновники, судьи, вы всѣ, на коихъ я слагаю часть бремени правленія! объявите народамъ мнѣ подданнымъ мои намѣренія, наставьте ихъ, что упражненіе, довольствующее наиглавнѣйшую ихъ нужду, должно имъ быть драгоцѣннѣе всѣхъ прочихъ. Дѣланіе земли имѣетъ связь со всѣми частями государства, и нѣтъ изъ оныхъ ни одной, которая бы отъ него не зависѣла, и своимъ произхожденіемъ не была ему обязана. Бывъ весьма просто въ своемъ началѣ, оно показуется сперва маловажнымъ; но ежели разсмотрите его со вниманіемъ, то тотчасъ увидите, что оно уподобляется тѣмъ низкимъ косогорамъ, кои поднимаяся нечувствительно, кончатся горами, досязающими до облаковъ. Пища, многолюдсгивіе, художества, торговля, мореплаваніе, войска, доходы, богатства, все слѣдуетъ за земледѣліемъ; чѣмъ больше оно цвѣтетъ, тѣмъ больше государство имѣетъ способовъ и силы...
   Прилѣжаніе въ земледѣлію до того въ Китаѣ доведено, что ежегодно возвышается въ достоинство Мандарина земледѣлецъ наибольше предъ другими отличившійся въ семъ ремеслѣ. Сберегаютъ сей влассъ людей грубыхъ, но нужныхъ, какъ дражайшую и полезнѣйшую часть государства. Краснорѣчивыя умствованія, кои безпрестанно вы слышите, что въ изобиліи оставлять поселянина опасно, дабы онъ не учинился наглымъ; что покоренъ онъ игу послушанія только тогда, когда обремененъ тяжестію работъ; что однажды бывъ приученъ къ зависимости, будетъ ей слѣдовать по привычкѣ; что должно его отягощать сверьхъ силы, дабы возпрепятствовать ему жаловаться на свою судьбу; и что однимъ только умноженіемъ податей доходятъ до способности удержать его въ сей бѣдности, которая есть крѣпчайшая ограда отъ бунта: сіи ужасныя тиранскаго начальства правила почтены бы здѣсь были за богохуленіе и наказаны смертію; а потому и не увидишь никогда въ сихъ блаженныхъ странахъ сельскаго жителя отягченнаго, уничтоженнаго, идущаго за плугомъ, повѣся голову, падающаго отъ усталости, просящаго частицы благъ его трудами пріобрѣтенныхъ, и вѣчно борющагося съ подлыми мучителями, приходящими грабить его жилище и налагать подать на крайнюю его бѣдность.
   Когда гонецъ посланной отъ губернатора провинцій приѣзжаетъ ко двору, Императоръ не упускаетъ спрашивать о состояніи деревень и жатвы. Дождь шедшій въ нужное время служитъ поводомъ къ посѣщенію и привѣтствію между знатными.
   Каждой годъ Китайскіе докторы и ученые отправляютъ другой праздникъ, коего всѣ обстоятельства объяснены въ большой книгѣ обрядовъ: сей праздникъ есть нѣкоторой родъ богочтенія, воздаваемаго Конфуцію. Собираются въ одну залу, въ которой по многихъ поклонахъ, колѣнопреклоненіяхъ, паданіяхъ ницъ на землю, ставятъ на столъ вино, плоды, цвѣты, огородные овощи, свѣчи и благовонія, кои по перемѣнкамъ подносятъ изображенію помянутаго философа. Въ честь его поютъ стихи при играніи на инструментахъ, читаютъ похвальное ему слово, прославляютъ его знаніе, мудрость, превосходство его нравоученія, а за симъ слѣдуютъ новые поклоны и взаимныя привѣтствія между Мандаринами.
   Изъ помянутой залы переходятъ въ другую, гдѣ воздаются также почести древнимъ губернаторамъ городовъ, правителямъ провинцій, отличившимся въ отправленіи ихъ должностей; наконецъ вступаютъ въ одно мѣсто, гдѣ вывѣшены имена гражданъ, почитаемыхъ ради ихъ добродѣтелей, и каждой изъ нихъ получаетъ поклоны по своей заслугѣ.
   Сіи почести, воздаваемыя умершимъ, были главною причиною ссоръ произшедшихъ между миссіонерами. Одни признали ихъ за церковное служеніе, склоняющееся на идолопоклонство; другіе почитали мірскимъ обыкновеніемъ и нимало до вѣры не касающимся.
   Сверьхъ сихъ всеобщихъ праздниковъ есть также частные, отправляющіеся съ чрезвычайнымъ торжествомъ и пышностію. Въ числѣ послѣднихъ полагается дѣлаемой Императоромъ въ честь матери, когда она доживетъ до шестидесяти лѣтъ. Всѣ живописцы, рѣщики, архитекторы и мастеровые, находящіеся въ столицѣ и въ провинціяхъ заняты бываютъ прнуготовленіями къ оному. Наши художники и всѣ тѣ, коимъ поручено управленіе народныхъ торжествъ, могли бы многое новое перенятъ у Китайцевъ какъ для декораціи театровъ, такъ для порядка и украшеній праздниковъ: они бы научились здѣсь не ограничивать утѣхи народа бѣдными и ничего не значащими фейерверками; отвращать, чтобъ народа не давили, и чтобы день увеселеній не превращался въ день плача. Китайцы знаютъ, какъ и мы, тайну дѣлать порохъ, и вы увидите однако, что при таковыхъ случаяхъ его не употребляютъ. Я всѣ слѣдующія подробности слышалъ отъ одного миссіонера, которому удалось видѣть два раза подобное торжество.
   Оно состоитъ въ украшеніи на цѣлыя четыре мили дороги, по коей мать Императорова ѣздитъ, всемъ тѣмъ, что искуство, вкусъ и разумъ могутъ изобрѣсти чрезвычайнаго: сіи украшенія начинаются отъ одного загороднаго дворца, а кончатся въ Пекинскомъ, отстоящемъ отъ него верстъ около дватцати. Когда шествіе дѣлается водою, то для монарха, его матери и придворныхъ приготовляются суда: золото и различіе цвѣтовъ, коими суда украшены, даютъ имъ ослѣпляющій блескъ; по обѣимъ сторонамъ рѣки возвышаются зданія, (коихъ разнообразные виды упражняютъ, увеселяютъ и прельщаютъ взоръ. Зданія раззолочены, разписаны, украшены по здѣшнему вкусу, и служатъ каждое для особливаго употребленія. Въ одномъ играетъ музыка, въ другомъ дѣйствуютъ комедіанты; повсюду разставлены заѣдки и питье, а въ нѣкоторомъ между собою разстояніи мѣста для отдыхновенія и великольпные троны для ихъ Величествъ, ежели бы они захотѣли остановиться.
   Городъ представляетъ другое позорище: отъ самыхъ городскихъ воротъ до дворцовыхъ повсюду видны перестиллы, бѣседки, ряды столбовъ, галлереи, амфитеатры, трофеи и другія предивныя зданія Китайской архитектуры; разноцвѣтныя плетенки изъ цвѣтовъ, золото, поддѣланные алмазы и другіе каменья сіяютъ со всѣхъ сторонъ; великое множество зеркалъ литыхъ изъ металла различнымъ видомъ и расположеніемъ съ одной стороны умножаютъ предметы, съ другой уменшая, собираютъ ихъ въ одно мѣсто и составляютъ позорище, прельщающее взоръ, и зрителей въ изумленіе приводящее.
   Между сими великолѣпными зданіями подѣланы горы и долины, кои за настоящія почесть можно, и кои представляютъ прелестныя уединенныя мѣста. На нихъ текутъ ручьи и бьютъ ключи, разсажены рощи и лѣски, разставлены дѣланые дикіе звѣри, подобные живымъ, такъ что обмануться можно; на вершинахъ и на скатахъ помянутыхъ горъ видны монастыри Бонзовъ съ капищами и идолами. Въ другихъ мѣстахъ подѣланы сады и огороды съ решетками, покрытыми виноградомъ всѣхъ степеней зрѣлости, произрастенія всякихъ родовъ, плоды и цвѣты всѣхъ временъ; и все сіе есть дѣло искуства, котораго съ настоящимъ различить не можно.
   Во многихъ мѣстахъ вырыты озера, пруды, водохранилища съ рыбами и плавающими птицами; въ иныхъ поставлены столбы, и на нихъ мальчики убранные обезьянами, попугаями въ ихъ кожахъ и перьяхъ, и играющіе какъ настоящіе; другіе заперты въ плодахъ чрезвычайной величины, кои разтворяясь, представляютъ кучи и хороводы въ разныхъ положеніяхъ. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ города, равно какъ и по дорогѣ вдоль рѣки, разставлены музыканты и комедіанты.
   Всѣ улицы въ Пекинѣ раздѣлены на сіе время на три прохода: средней для ѣдущихъ верхомъ или въ коляскѣ, боковой одинъ для идущихъ, а другой для возвращающихся. Нѣтъ здѣсь нужды, какъ у насъ, чтобы солдаты копьями, ружьями и штыками устращали народъ, для котораго праздникъ главнѣйше дѣлается. Нѣсколькихъ человѣкъ съ плетью довольно для сохраненія порядка и возпрепятствованія замѣшательствъ; миліоны зрителей спокойно осматриваютъ въ нѣсколько часовъ, чего бы не могли увидѣть въ пятнадцать дней безъ сей предосторожности; и никогда не увлышишь, чтобъ позорище мира превратилось въ страшное побоище по упрямству, нерадѣнію, неспособности и неразумѣнію управляющихъ праздникомъ, какъ то случалося въ Парижѣ.
   Какъ здѣсь не въ обычаѣ женщинамъ выходить и быть вмѣстѣ съ мущинами; то для нихъ назначаюшся особые Дни: тогда ни одному мущинѣ не позволяется показываться, и дѣйствительно никто не смѣетъ выпили на улицу. Миссіонеръ, отъ котораго я слышалъ сіе описаніе, увѣрялъ меня, что таковые праздники стоятъ казнѣ больше шестидесяти миліоновъ рублей.
   Водяной праздникъ также очень знатенъ въ Китаѣ: отправляется оной въ пятой день пятой луны, соотвѣтствующей нашему Іюню. Домы убираются зеленью; ходятъ другъ въ другу на посѣщеніе, но не брызгаются водою, какъ въ Пегу, гдѣ, какъ вамъ уже извѣстно, удовольствіе, или лучше безуміе состоитъ въ обливаніи прохожихъ изъ оконъ. Китайцы, бывъ постояннѣе и скромнѣе, тотъ же самой праздникъ отправляютъ съ меншимъ своеволіемъ. Молодые люди ѣздятъ въ богатыхъ лодкахъ, сдѣланныхъ на подобіе драконовъ, по рѣкамъ; и плаваютъ на водѣ, гоняются, стараются выпередить, употребляя награжденіе. По сему познаете вы народъ просвѣщенной, даже и въ утѣхахъ, умѣющій соединить приятство и пользу съ грубыми обыкновеніями, кои перенялъ отъ своихъ сосѣдей или предковъ.
   Я есмь и проч.
   

ПИСЬМО LX.

Пpoдолженіе Китая.

   По отправленіи послѣдняго письма, Государыня моя, приѣхалъ сюда начальникъ Іезуитовъ въ Китаѣ. Сей монахъ родомъ Шампанецъ, называемый отецъ Дероберъ, осматривалъ, въ какомъ находятся нынѣ состояніи дѣла миссій, получа на то повелѣніе отъ своего генерала. Онъ объѣхалъ всѣ области сей пространной Имперіи, и разговаривая со мною нѣсколько разъ, не оставилъ изъяснить мнѣ, что каждая изъ нихъ имѣетъ въ себѣ примѣчанія достойнаго; и такъ письмо сіе содержать будетъ наши разговоры, или исторію его путешествія, изъ коей опущу я только касающееся до ихъ миссій, или до тѣхъ мѣстъ, о которыхъ уже доносилъ.
   Путешествіе его начинается Хо-нанемъ наипрелестнѣйшею провинціею въ Имперіи. Китайцы разсказываютъ, говоритъ отецъ Дероберъ, что Фу-хи прельстясь приятностію и изобиліемъ, основалъ въ ней свой дворъ; она и называется цвѣтъ или садъ Китая. Въ свѣтѣ нѣтъ мѣста могущаго съ нимъ сравниться, прибавилъ Іезуитъ, котораго я только слова повторяю; и между любопытностями природою произведенными показывали намъ небольшое озеро, коего вода даетъ неподражаемой лоскъ шелку; а сіе свойство привлекаетъ туда великое множество мастеровыхъ для фабрикъ.
   Столица называемая Кай-фын-фу лежитъ на столь низкомъ мѣстѣ, что рѣка выше города; для сего построили плотины, идущія верстъ на полтораста. Во время одной осады бунтовщики помянутую плотину разломали, отъ чего потонуло триста тысячъ жителей. Сія рѣка, равно какъ и всѣ въ оной провинціи изобилуютъ рыбою, между коею находится одна похожая на крокодила, и которой жиръ, ежели однажды зажжетъ, не можно уже погасить, пока совсѣмъ не сгоритъ. Городъ Хо-намъ-фу стоитъ въ самой срединѣ Имперіи. Въ другомъ городѣ отъ него зависящемъ показывали намъ башню, построенную славнымъ Джеугуномъ, жившимъ лѣтъ за тысячу до Рождества Христова, для чиненія на ней астрономическихъ наблюденій. Въ ней хранится еще инструментъ, служившій для измѣреній полуденной линіи. Китайцы приписываютъ сему мудрецу изобрѣтеніе компаса. Въ уѣздѣ Намъ-янскомъ въ сей же провинціи водится родъ змѣи, коей кожа, настоянная въ винѣ, служитъ лѣкарствомъ отъ паралича.
   Въ Хо-нанѣ изобильно ростетъ нѣкоторой плодъ, которому первые Португальцы дали имя фиги, или винной ягоды, не по тому что онъ имѣетъ ея видъ или вкусъ, но что высушенной покрывается сахарною и мушистою коркою: дерево, на которомъ ростетъ, величиною съ орѣховое Грецкое и сучья на немъ очень часты, листья широки, зелены весною, а красны осенью. Плодъ имѣетъ желтосвѣтлой, и величиною обыкновенно съ грушу, но площе ея; поспѣваетъ поздо осенью, и надобно его класть на солому, дабы созрѣлъ; сушатъ его также и на солнцѣ.
   Нѣтъ земли, гдѣ бы чужестранцевъ лучше принимали, какъ въ провинціи Шынъ-си, сосѣдней съ Хо-нанемъ, и гдѣ бы жители были вѣжливѣе и учтивѣе. Думаютъ, что она населена была прежде всѣхъ другихъ частей Китая; и теперь она прочихъ плодороднѣе. Находится въ ней много золотыхъ рудниковъ, но запрещено ихъ копать, дабы не отвратить народа отъ полевой работы, а позволяется искать сего металла въ рѣкахъ, кои столько несутъ съ собою золотаго песку, что многіе тѣмъ только и кормятся.
   Прочія отмѣнныя произрастенія сей провинціи суть ревень, мускъ, душистыя деревья и родъ летучихъ мышей чрезвычайной величины, коихъ мясо жителямъ нравится лучше, нежели куры. Изъ нѣкоторыхъ горъ изтекаетъ смолистая жидкость, называемая каменное масло, кое служитъ для лампадъ. Птица имянуемая Золотая круица, коей столь выхваляется красота, водится здѣсь въ великомъ множествѣ. Въ Европѣ нѣтъ на нее похожихъ птицъ; смѣшеніе краснаго и желтаго цвѣта, возвышающейся на головѣ хохолъ, цвѣтъ хвоста и тѣни крыльевъ, кажется, даютъ ей преимущество надъ всѣми природы произведеніями въ семъ родѣ; мясо ея вкуснѣе фазаньева. Изъ всѣхъ восточныхъ птицъ она наибольше заслуживаетъ привезена быть въ Европу, и менше всѣхъ ее тамъ знаютъ. Есть другая птица могущая сравниться съ соколами, самаго лучшаго рода, но живѣе и храбрѣе ихъ: ее такъ уважаютъ въ Китаѣ, что ежели удастся поймать, должно отнести ко двору, гдѣ представляется она Императору, и отдается соколинымъ начальникамъ. Здѣсь также родится особая роза, называемая Царица цвѣтовъ, Китайцы ее сильно любятъ, и она дѣлаетъ украшеніе ихъ садовъ.
   Старая чрезъ горы лежащая въ столицѣ дорога удивительной работы, и приводитъ всякаго во изумленіе; окончана она была съ невѣроятною скоростію, работниковъ было больше ста тысячъ человѣкъ; между горами подѣланы мосты.
   Си-анъ-фу столица сей провинціи есть одинъ изъ прекраснѣйшихъ, величайшихъ и люднѣйшихъ городовъ Китая. Видны еще въ немъ остатки древняго дворца, въ которомъ живали Короли, когда провинція составляла особое Королевство. Показывали намъ гробницу, жителями почитаемую за гробницу Фухія. Ежели преданіе не баснословно, то безъ противорѣчія сей монументъ есть наидревнѣйшее зданіе во всемъ свѣтѣ.
   Поворота на полдень, въѣхали мы въ Сычаунъ, гдѣ родятся куры, коихъ Китайскія госпожи вскармливаютъ для своего увеселенія: оныя куры малы, имѣютъ короткія ноги, ą вмѣсто пуху шерсть.
   Въ сей провинціи текутъ двѣ рѣки примѣчанія достойныхъ свойствъ. Одна производитъ въ бархатахъ лоскъ неподражаемой; другая уважается потому, что въ ней закаливаются желѣзныя орудія, и получаютъ превозходную доброту.
   Но наибольше Сы-чаунь отличается чудеснымъ качествомъ ростущаго въ ней Ревеня, которой почитаютъ за наилучшей извсѣхъ знаемыхъ. Раздѣляютъ его на два рода: одинъ ростеть на высотахъ, другой на ровныхъ мѣстахъ и въ садахъ. Китайцы оставляютъ для себя первой, какъ больше силы имѣющей. На горахъ его произращающихъ водится такъ много змѣй, тигровъ и другихъ страшныхъ звѣрей, что никто подойти къ нимъ не смѣетъ; но учатъ большихъ обезьянъ вырывать изъ земли сей корень, чистить его, нанизывать на тростникъ и надѣвать себѣ на шею, какъ чотки. Сіи животныя проходятъ лѣса людямъ неприступные, и вѣрно добычу приносятъ къ своимъ господамъ. Китайскимъ врачамъ столь извѣстенъ сей способъ собиранія ревеня, что по дирамъ корня умѣютъ его различать отъ садоваго; хотя и сей также провертывается, дабы его не познали, но знатоки всегда находятъ разность между дирами сдѣланными челевѣкомъ и обезьяною.
   Какъ сей корень въ великомъ употребленіи въ Европѣ, то я старался, продолжалъ отецъ Дероберъ, извѣдать обстоятельно отъ жителей и отъ Миссіонеровъ всѣ его свойства, и какъ имъ торгуютъ. Мнѣ сказали, что сюда часто приѣзжаютъ за нимъ Бухарцы, вывозятъ его въ свою землю, а оттуда отправляютъ на Средиземное море. Посылаютъ также много онаго въ Россію; но главной его складъ въ Пекинѣ, откуда отпускается онъ во всѣ порты посѣщаемые Голландцами, Агличанами, Французами, Шведами и Датчанами, Русской почитается однакожъ за наилучшей, и вотъ какъ они его достаютъ.
   Всякой годъ посылается по повелѣнію Коммерцъ и Медицинской Коллегіи на Кяхту пограничной Китайской городъ свѣдущей и разумной Аптекарь и съ нимъ Комисаръ, коему поручено покупать ревень. Аптекарь разсматриваетъ и выбрасываетъ черной, гнилой, или заплеснѣвѣлой. Сей выброшенной ревенъ кладется въ кучу и сожигается, дабы его не продали тихонько. Что принадлежитъ до товара, признаннаго добрымъ, разкладываютъ его въ пространномъ сараѣ, но гдѣ ни солнце, ни дождь проникнуть не можетъ, и сушатъ, ежели въ томъ нужда. По томъ вновь его разбираютъ, чистятъ, кладутъ въ ящики, засмаливаютъ, и отвозятъ въ Москву или въ Петербургъ, а оттуда по третьемъ разборѣ отпускаютъ за море.
   Ревень привозится кусками довольно крупными, неровными, имѣющими въ длину потри и по четыре дюйма, а въ толщину по три и по четыре пальца. Онъ нѣсколько тяжеловатъ, внутри жолтъ, снаружи мрамористъ, пахнетъ лѣкарствомъ, и водѣ даетъ шафранной цвѣтъ. Цѣлая трава или произрастеніе есть корень кругловатой, вѣтвистой, изъ вершины коего выходятъ многіе листочки, разстилающіеся по землѣ и разположенные вкругъ одни надъ другими. Сіи листы бываютъ велики, зелены и вырѣзаны на подобіе сердца. Изъ средины ихъ возвышается стебель угловатой и дорожчатой, вышиною въ полтора фута, производящей цвѣточки, похожіе на вишенные, кои уступаютъ мѣсто остроконечному треугольному зерну, поспѣвающему въ Августѣ. Произрастеніе разкидывается весною, а цвѣтетъ въ Іюнѣ. Время способное вынимать его изъ земли есть зима, прежде нежели начнутъ показываться новые листья. Ревень, которой садятъ въ Европѣ по садамъ, не имѣетъ никогда твердости противъ Китайскаго, бываетъ долѣе, не столь горекъ, слизокъ, не долго сберегается, и не имѣетъ жилъ, отличающихъ настоящей ревень. Монахи сказывали мнѣ, что они послали онаго въ Парижъ для Королевскаго сада, и думаютъ, что онъ тамъ цвѣтетъ хорошо, и сноситъ холодныя зимы.
   Другое произрастеніе, достойное зависти Европейцевъ и вниманія путешествующихъ по Сы-чуаньской провинціи, есть лаковое дерево, которое родится также изобильно и въ другихъ областяхъ Имперіи. Сіе дерево, жителями называемое Ци-шу, не высоко, и не приноситъ ни цвѣтовъ, ни плодовъ; кора на немъ сѣроватая, а листья похожи на диной вишнякъ; ростетъ само собою по горамъ; но сажаютъ его и въ долинахъ. Жители надрѣзываютъ на немъ норку и достаютъ жидкость, которая есть тотъ прекрасной Китайской лакъ, почитаемой нами столь совершеннымъ, и коего дѣлать не можемъ перенять мы тѣмъ наипаче, что онъ есть произведеніе природы, а не составъ искуства. На деревѣ дѣлаютъ три или четыре легкія нарубки на ворѣ, и ставятъ подъ нихъ раковины для собранія текучей гуми, которая сначала бываетъ чиста и жидка; но когда постоитъ на воздухѣ, принимаетъ красноватой цвѣтъ, и мало по малу становится черна. Собираютъ ее лѣтомъ; и за хорошей годъ почитаютъ, ежели тысяча деревьевъ дастъ фунтовъ двадцать или двадцать четыре въ одну ночь. Собравъ нѣкоторое количество, цѣдятъ ее чрезъ толстое полотно, которое по томъ крутятъ, дабы выжать всю жидкость; а гуща употребляется во многія лѣкарства въ аптекѣ. Качество сей гуми столь зловредно, что переливающіе ее обязаны употреблять разные предохранительные способы, какъ напримѣръ, отворачивать голову, надѣвать маски, имѣть перчатки, сапоги и коженую подушку на груди. Сія смола принимаетъ въ себя всякой цвѣтъ, съ какимъ ее смѣшаешь; прочность въ ней соотвѣтствуетъ лоску: когда она хорошо наложится, ни отъ воздуха, ни отъ старости дерева не теряетъ красоты; и сей то лакъ самъ собою поднимаетъ столь высоко цѣну на привозимые къ намъ изъ Китая ящики и пр. Когда онъ высохнетъ, выдерживаетъ кипятокъ, и влажности въ себя не беретъ; но дабы дашь ему сіе совершенство, требуется много времени и работы: не довольно покрыть имъ два или три раза, а покрываютъ по девяти и по десяти; что не можетъ быть тонко. Отъ искуства мастера зависитъ частію его совершенство. Мѣшаютъ съ нимъ золото и серебро, пишутъ по немъ людей, звѣрей, домы, горы, охоты, сраженія и пр. Нѣчего бы было пожелать, ежелибъ дурной вкусъ рисосанія не обезображивалъ всѣ Китайскія работы.
   Провинція Гуй-джеу, въ которую въѣхалъ я, оставя Сы-чуанскую, продолжалъ отецъ Дероберъ, есть столь бѣдная и столь безплодная земля, что Государство не только не получаетъ отъ нея прибыли, но обязано напротивъ кормить живущихъ въ ней людей, кои мало просвѣщены, и никакаго почти сообщенія не имѣютъ съ другими Китайцами: живутъ въ горахъ по обычаю дикихъ, и большая изъ нихъ часть никому не повинуются.
   Какая разность между сею провинціею съ прекрасною страною Юнъ-нанъ, лежащея по среди Имперіи! Самые послѣдніе мужики, показалось мнѣ, больше были учтивы, вѣжливы, больше наблюдали благопристойности, больше имѣли тихости и человѣколюбія, нежели найдется оной въ Европѣ можетъ быть и въ самомъ дворянствѣ. Порядочное строеніе и величина городовъ, простота обывательскихъ домовъ, великолѣпіе народныхъ зданій, смиренная и постоянная наружность жителей; всегдашнія взаимныя одолженія, примѣчаемыя въ деревняхъ и по большимъ дорогамъ, доброй порядокъ посреди безпрестаннаго движенія, безпрерывное трудолюбіе, искуство дѣлать землю, произрастенія, постоянная любовь народа въ Государю и къ законамъ имъ управляющимъ ненарушимое наблюденіе отъ Императора права собственности его подданныхъ и договоровъ общества поставленныхъ при возведеніи его на престолъ, съ одной стороны родительская власть повелѣвающая съ благостію, съ другой послушаніе дѣтей, повинующихся съ горячностію: таковы были чудеса, коимъ не могъ я довольно надивиться, и коимъ нравы Китайцевъ повсюду представляютъ примѣръ.
   Юнь-наньская провинція напояется множествомъ озеръ и рѣкъ, производящихъ въ ней удивительное изобиліе; золото влекомое ручьями съ горъ и смѣшивающееся съ пескомъ, заставляетъ догадываться, что находятся въ нихъ богатые рудники. Сверьхъ обыкновенной мѣди приносятъ они особливаго рода называемую Китайцами Пентонѣ (Бай-тунъ) или гіілая мѣдь: оная имѣетъ одинъ цвѣтъ съ серебромъ, и естьлибъ не столь была ломка, трудно бы различить сіи два металла. Въ сей провинціи находятся также прекрасной янтарь, яхонты, сафиры, агаты, мускъ, шелкъ, бензуинъ, и тѣ прекрасные яшмоватые мраморы, кои представляютъ горы, цвѣты, древа, рѣки и пр. Цвѣты оныхъ столь живы, и столь близко подходятъ къ настоящимъ, что можно ихъ почесть за картины наилучшаго живописца. Сія страна наполнена также родомъ оленей, не превосходящихъ величиною спальныхъ собакъ; я оныхъ нигдѣ въ другихъ мѣстахъ не видалъ.
   Провинція Туанъ-см примѣчанія достойна по множеству восковыхъ деревьевъ, о коихъ я уже прежде упоминалъ, по богатымъ золотымъ рудникамъ, по превосходной норицѣ, коей запахъ приятнѣе Цейланской; по наилучшимъ каменьямъ для составленія Китайскихъ чернилъ; по нѣкоторымъ птицамъ, коихъ перья употребляются въ основу шелковыхъ штофовъ; по рѣкѣ, коей вода способна къ вычищенію пятенъ на платьѣ и къ точенію желѣзныхъ орудій; по живости разума и пронырству жителей; въ Пекинѣ не бываетъ произвожденія ученыхъ безъ того, чтобы не вошли при ономъ въ Докторы многіе изъ Гуанъ-сискихъ уроженцовъ.
   Вы сами были къ Кантонской провинціи, говорилъ отецъ Дероберъ; и такъ нѣчего мнѣ объ ней сказать. Поворота на сѣверъ, приѣхалъ я въ провинцію Ху-Гуанъ, лежащую посреди Китая: она столь плодоносна всякимъ хлѣбомъ, что называютъ ее житницею Имперіи. Изобилуетъ она равнымъ образомъ живностію, скотомъ и овощными плодами. Пословица говоритъ, что прочія провинціи могутъ только датъ завтракъ Китаю, а Ху-гуанъ такъ богата, что въ состояніи накормить на обѣдѣ и на ужинѣ. Сія провинція будетъ величиною съ Францію, а У-чанъ-фу ея столица, не уступитъ обширностію Парижу, включая Ханъ-янъ, рѣкою только отъ нея отдѣленной. Сей городъ есть одинъ изъ наилюднѣйшихъ и наибольше посѣщаемыхъ въ Китаѣ. Ежели вы присоедините къ симъ двумъ городамъ восемь или десять тысячъ судовъ и сто кораблей стоящихъ верстахъ на десяти по рѣкѣ Гянъ, которая въ ширину имѣетъ около трехъ верстъ, то согласитесь, что для человѣка, видящаго съ одной стороны цѣлой лѣсъ мачтъ съ другой великое пространство земли застроенной домами, не найдется въ свѣтѣ ничего въ семъ родѣ, чтобы могло уподобиться красотѣ сего позорища. Рѣка Гинъ хотя въ семи стахъ верстахъ отъ моря столь глубока, что могутъ ходить по ней самые большіе корабли, и доставлять помянутымъ двумъ городамъ всѣ земныя сокровища. Торговля также въ цвѣтущемъ состояніи въ Дэйнъ-джеу-фу городѣ не менше населенномъ столицы: положеніе его столь важно, что въ пословицу вошло, что кто овладѣетъ Дзинь-джеу-фемъ, тотъ имѣетъ ключъ отъ всего Китая.
   Провинція Гянъ-си вамъ извѣстна, ибо вы чрезъ нее ѣхали въ Нан-кинъ; но не знаю, сказывалиль вамъ о сѣменъ нѣкоторой рыбы, коею производится тамъ великой торгъ? Въ Маіѣ мѣсяцѣ жители перегораживаютъ рѣку въ разныхъ разстояніяхъ заколами изъ рогожъ, и оставляютъ только проходъ для судовъ. Сѣмя останавливается при рогожахъ, и наполняются имъ многіе сосуды. Купцы его покупаютъ, отвозятъ въ разныя области и продаютъ въ пруды, въ коихъ отъ него разиложаются преизрядныя рыбы. Не пришло еще никому на мысль испытать сей способъ въ нашихъ остроумныхъ Европейскихъ краяхъ.
   Фу-Гіянъ хотя небольшая провинція, почитается наилучшею въ Имперіи: положеніемъ своимъ способствуетъ она торговлѣ съ Филиппинскими островами, съ Японіею, съ Явою, съ Сіамомъ и пр. Горы покрытыя борами снабжаютъ ее строевымъ лѣсомъ, другія выдѣланныя на подобіе амфитеатра уступами отъ подошвы до вершины возвышаются ярусами, на нихъ дѣлаются водохранилища, наполняемыя дождами, и часто рѣка протекающая при подошвѣ орошаетъ вершину горы помощію всегда успѣвающаго трудолюбія, которое дѣлая махины, какъ можно простѣе, и умножая ихъ количество, уменшаетъ число и тягость работниковъ.
   Сверьхъ произрастеній, свойственныхъ другимъ провинціямъ, въ сей находится одинъ плодъ намъ совсѣмъ неизвѣстной, но почитаемый за самой лучшей вкусомъ въ свѣтѣ. Китайцы называютъ его Ли-джи, величиною и видомъ походитъ на финикъ, косточка въ немъ продолговатая, твердая и черная, какъ уголь. Оная покрывается нѣжною мякотью, сочною, внутри бѣлою какъ снѣгъ и весьма пахучею: но когда Ли джи засохнетъ, то оная нѣсколько уменшается и морщится, какъ слива. По словамъ Китайцевъ онъ есть царь плодовъ, и хотя родится изобильно, но неменѣе отъ того уважается.
   Фу-гіанъ наибольше примѣчанія достоинъ по причинѣ превосходнаго и наилучшаго во всемъ Китаѣ Чая. Деревцо, на которомъ ростетъ оной, рѣдко выбѣгаетъ выше шести футовъ, густо и вѣтвисто, листья на немъ узкіе, остроконечные, темнозеленые, длиною въ дюймъ и зубчатые по краямъ, цвѣты походятъ на бѣлой шиповникъ, ягоды на ореховое ядро, не менѣе влажны. Оно любитъ долины и подошвы горъ, каменистой и на солнцѣ лежащей грунтъ. Чай, родящейся на тучной землѣ, менѣе уважается. Сажаютъ его сѣмена въ ямкахъ глубиною въ пять и шесть дюймовъ, и тотчасъ покрываютъ землею: надобно же сажать нѣсколько зеренъ вмѣстѣ, ибо многія изъ нихъ не принимаются. Зерна всходятъ и выпускаютъ многіе стебли, изъ коихъ выростаетъ изъ каждаго особое деревцо; пока оное ростетъ, должно навозить землю по крайней мѣрѣ одинъ разъ въ годъ.
   Рѣдко бываетъ, чтобы сбирали чай въ первые шри года, но въ четвертой и въ слѣдующіе сборъ весьма изобиленъ. На седмомъ году менѣе онъ листьевъ приноситъ, и оные становятся толсты и тверды, тогда срѣзываютъ деревцо по самой корень, отъ чего на будущей годъ пускаетъ онъ новыя отрасли, на коихъ родится великое множество листьевъ. Собираютъ ихъ въ Мартѣ, когда онѣ малы, нѣжны и едва развернулись. Сей первой сборъ наилучшій, и приноситъ такъ здѣсь называемой Царской чаи, ибо бережется оной для Императора и его фамиліи, щиплютъ тѣ только листы, кои находятся на концахъ самыхъ мелкихъ вѣтвей, и продаютъ тѣмъ, кто въ состояніи дороже заплатить.
   Второе время собиранія есть мѣсяцъ Апрѣль. Листья бываютъ тогда больше и изобильнѣе, но добротою хуже первыхъ, въ Маіѣ же самаго послѣдняго качества. Такимъ образомъ чаи, знаемые нами и столь между собою различные родятся всѣ на одномъ деревѣ, и помянутая разность произходитъ отъ времени, когда листья собраны, и отъ способа, какъ высушены.
   Они сушатся въ тѣни, и свертываются рукою, другіе на разогрѣтомъ гладкомъ желѣзномъ листѣ, на коемъ безпрестанно ихъ ворочаютъ, пока не завянутъ. Снявъ съ листа, кладутъ ихъ на бумагу, или въ рогожки, и махаютъ опахалами, чтобъ остыли; мнутъ въ корзинахъ, чтобъ больше сморщились; по томъ кладутъ опять на желѣзной листъ, и переворачиваютъ рукою, пока они посредственно не окрѣпнутъ. Сіе повторяется нѣсколько разъ; а когда совсѣмъ высохнутъ, то можно ихъ беречь многіе годы, а особливо ежели крѣпко закупорены.
   Листья послѣдняго сбора кладутся надъ паромъ горячей воды, а сіе чинится или для того, чтобъ смякли, или для отнятія у нихъ нѣкотораго нездороваго свойства, кое всегда имѣютъ они, бывъ свѣжи. Когда паръ ихъ пробьетъ, кладутъ на желѣзные листы, или сковороды, о коихъ я упомянулъ; прочее дѣлается, какъ выше сказано.
   Для сохраненія въ чаю запаха должно его беречь отъ воздуха; ибо и царской чай продается въ Европѣ для того дороже, что больше пахнетъ. Китайцы утверждаютъ, что фіалковой запахъ не есть его природной. То сущая правда, что имѣютъ обыкновеніе власть коренья фіалки въ ящики, въ коихъ по томъ посылается къ намъ чай.
   Здѣсь разходится сего произрастенія невѣроятное множество. Чай есть обыкновенное здѣшнее питье даже и во время обѣда, и и употребляется во многихъ лѣкарствахъ. Дабы имѣть его во всей его добротѣ, должно ему пролежать годъ по собираніи, и вредно употреблять его свѣжей. Китайцы приписываютъ сему питью множество здоровыхъ свойствъ по многое употребленіе по ихъ же признанію весьма вредно, ежели частымъ яденіемъ жирныхъ мясъ, какова на примѣръ свинина, не поправятся злыя отъ того слѣдствія. Сія послѣдняя пища, столь уважаемая въ Китаѣ. сама бы была очень вредна, ежели бы не пили тамъ много чаю.
   По поводу сего разсказываютъ здѣсь смѣшную сказку. Нѣкакая женщина имѣла Сухова, безобразнаго и отвратительнаго м)жа, съ коимъ наскучивъ жить, желала сильно сбыть его съ рукъ. Она требовала совѣта у врача, и получила въ отвѣтъ слѣдующее; "Давай ему ѣсть много ветчиннаго сала, и я тебѣ отвѣчаю, что ты менѣе нежели чрезъ годъ отъ него освободится." Не довольствуясь симъ предписаніемъ, которое по видимому для долготы времени ей не понравилось, пошла она къ другому врачу, не сказавъ ему ничего о первомъ. "Ежели ты хочешь скорѣе его отправить на пютъ свѣтъ, сказалъ второй Эскулапій, я не знаю лучшаго способа, какъ поить его безпрестанно чаемъ: чѣмъ чай будетъ крѣпче, тѣмъ скорѣе избавишься ты отъ мужа... Помянутая женщина думала, что легче достижетъ до исполненія желаемаго намѣренія, употребляя оба предписанія; но къ несчастію своему увидѣла противное; ибо сіи два лѣкарства въ одно время даваемыя доставили мужу наилучшее здоровье.
   Въ Китаѣ раздѣляютъ чай на разные роды, имѣющіе особыя имена въ разныхъ провинціяхъ, и между коими, какъ въ Европѣ между винами, качество земли и климата производитъ чувствительную разность. Слово The или Thea произошло отъ худаго произношенія въ Фугіянской провинціи. Во всѣхъ прочихъ выговариваютъ tcha, ча. Не должно смѣшивать съ чаемъ все, что Китайцы называютъ симъ именемъ; они его даютъ многимъ другимъ произрастеніямъ, кои ни видомъ, ни свойствомъ ему не подобны. Настоящей чай нерѣдокъ у нихъ однакожъ и дешевъ; ибо простой не дороже продается двухъ копѣекъ фунтъ. Китайцы пьютъ его безъ сахару. Дороже всего бываетъ цвѣтъ деревца, и увѣряютъ, что восточныя блудницы инаго чая не пьютъ, кромѣ сего послѣдняго.
   Безполезныя покушенія, чинимыя въ Европѣ завести сіе деревцо, не должны отнимать надежды. Донынѣ употребляли къ тому только сѣмена; а ежелибъ перевезли самое деревцо, пересадивъ его въ ящикъ и въ хорошую землю, можетъ быть лучше бы удалося. Не должно отчаиваться въ успѣхѣ, пока не попытаются всѣ возможные способы.
   Я не оставлю Фу-гіяна, не упомянувъ о Синѣю небольшой рыбѣ въ немъ водящейся, равно какъ и въ другихъ полуденныхъ провинціяхъ сей Имперіи: кормятъ ее въ большихъ прудахъ, нарочно для сего употребленія вырытыхъ и служащихъ украшеніемъ въ загородныхъ домахъ. Лучшія суть алаго цвѣта, и какъ бы осыпаны были золотымъ порошкомъ, а особливо къ хвосту, раздвоящемуся на многія плюсны. Есть также оныя и сребристыя, и говорятъ, что первыя суть самцы, а послѣднія самки. Оба сіи рода равно востры и проворны; любятъ играть на поверхности воды; но отъ наималѣйшаго дѣйствія воздуха дохнутъ. Приучаютъ ихъ выходишь на верьхъ по звуку трещетки, давая имъ тогда ѣсть. Зимою питаются онѣ или травою растущею на днѣ пруда, или червями пристающими къ кореньямъ. Часто ловятъ ихъ въ сіе время и сажаютъ въ фарфоровые сосуды, а весною опять пускаютъ въ прудъ. Самые знатные люди веселятся, воспитывая ихъ, клича, смотря на скорость ихъ движеній и блескъ ихъ цвѣта. Воду для нихъ перемѣняютъ по два раза въ недѣлю, и ставятъ на дно опрокинутой горшокъ съ дирами, дабы они имѣли убѣжище отъ солнца. Бросаютъ также на воду сырую траву для тѣни и прохлажденія. Когда переносятъ сію рыбу изъ одного мѣста на другое, должно наблюдать, чтобъ не коснуться до нея рукою; ибо она тотчасъ умретъ, или зачахнетъ. Громъ и пушечная пальба, духъ смолы также имъ весьма вредны. Сія рыба чрезмѣрно плодится, лишь бы приложено было стараніе ловить икру, плавающую по верху, сколь скоро она ее выпуститъ; безъ чего рыба сама ее пожираетъ. Икру кладутъ въ сосудъ на солнце и держатъ до тѣхъ поръ, пока теплота дастъ живность зародышкамъ. Сперва оные являются совсѣмъ черные, но по малу становятся красны, или бѣлы, золотисты или серебристы. Сіи прекрасные цвѣты всегда начинаютъ показываться съ хвоста, и разширяются къ половинѣ рыбы. Обыкновенная ихъ величина въ длину палецъ, а толстота по сравненію, и онѣ очень стройны въ своей малости. Иныя выростаютъ съ сельдь. Китайцы отправляютъ ими великой торгъ.
   Провинція Дже-гянъ почитается за самую богатую, хотя она изъ числа и самыхъ малыхъ. Сокровище ея состоитъ во множествѣ шелковыхъ червей. Поля въ ней покрыты мелкими шелковицами, или тутовыми деревьями, за которыми ходятъ и обрѣзываютъ ихъ, какъ поступается съ виноградными лозами. Сіе обыкновеніе произходитъ отъ того мнѣнія, утвержденнаго опытами, что листья малыхъ деревьевъ производятъ лучшей шелкъ. Сей товаръ продается здѣсь столь умѣренною цѣною, что десять платьевъ шелковыхъ въ Китаѣ менѣе стоятъ, нежели одно суконное въ Европѣ. Дже-гянъ снабжаетъ шелкомъ не только Китай, Японію и Филиппинскіе острова, но и цѣлую Индію; и весь шелкъ, покупаемой Голландцами, идетъ изъ сей же провинціи. Онъ превосходитъ всѣ прочіе бѣлизною, тонкостію и лоскомъ.
   Утверждаютъ, что изъ сей области вывезены были въ другія части свѣта шелковые черви, кои столь благополучно развелись въ полуденныхъ провинціяхъ Франціи. Римляне переняли у Грековъ искуство ихъ воспитывать, а Греки научились отъ Персовъ, кои сами тѣмъ обязаны были Китайцамъ. Послѣдніе говорятъ, что, когда начала населяться ихъ земля, первые жители одѣвались звѣриными кожами; что почувствуй въ кожахъ недостатокъ по размноженію людей, Императорова жена изобрѣла искуство прасть шелкъ; что въ слѣдующіе вѣки многіе Государыни и Княжни полагали забаву свою въ питаніи червей и въ чиненіи паутинъ ихъ способными къ разнымъ употребленіямъ. Около дворца отведены были земли для тутовыхъ садовъ. Императрица въ провожаніи придворныхъ госпожъ ходила туда съ великими обрядами, и рвала листья съ вѣтвей, наклоненныхъ ея послѣдовательницами. Штофы выходящіе изъ ея рукъ или сотканные по ея повелѣнію приносимы были вышнему повелителю міра во время отправленія торжественнаго жертвоприношенія. Наконецъ сія отрасль трудолюбія была ободряема Императрицами, какъ земледѣліе ободрялось, да и понынѣ ободряется Императорами. Вскорѣ за изобиліемъ послѣдовало совершенство. Симъ благомъ обязаны сочиненіямъ многихъ просвѣщенныхъ мужей, даже и самыхъ Министровъ, вой не гнушались чинить наблюденій о семъ новомъ искуствѣ, и весь Китай обучался по книгамъ всему тому, что могло имѣть съ нимъ сношеніе {См. о шелковыхъ ежем. сочин. 1767 въ Маіѣ мѣсяцѣ.}.
   Лучшіе штофы дѣлаются въ Нанкинѣ изъ прекраснаго Дже-гіянскаго шелку. Всякому знакомы камки, канфы, или атласы гладкіе, полосатые и съ травами; тафты похожія на объярь или гродетуры; тафты со сквозными узорами и травами, полосатые штофы, газы, бархаты и пр. но далеко оные отъ того, чтобъ подойти добротою къ тканямъ французскихъ фабрикъ.
   Превзошли мы ихъ особливо золотыми и серебреными парчами; ибо Китайцы не знаютъ искуства волочить сіи металлы, обвивать ими нитку и ткать съ шелкомъ. Все ихъ умѣніе въ семъ тканьѣ состоитъ въ томъ, чтобы рѣзать на самыя тончайшія пластинки листы позолоченной или посеребреной бумаги, мѣшать съ ними шолкъ и придавать ему цвѣтъ оныхъ. Вы можете догадаться, что такая позолота, какъ бы ни была наведена, и сколь бы сначала ни блистала, не можетъ пребывать долгое время.
   Позволяется только однимъ Мандаринамъ первыхъ степеней, ихъ женамъ и любовницамъ носить сіи позолоченые штофы. Что принадлежитъ до рисунка, повсюду оказуется ихъ разумъ, въ которомъ не достаетъ жара, выдумки и вкуса. Видны только изувѣченыя фигуры, и безъ всякаго намѣренія соединенныя кучи изображеній. Ни малѣйшаго умѣнія въ разположеніи свѣта и тѣней, ни малѣйшей приятности, или легкости, повсюду примѣтной въ работахъ Европейскихъ мастеровъ, у Зіитайцовъ ниже слѣдовъ нѣтъ: вездѣ увидишь птицъ, домы, деревья, а наичаще драконовъ, животныхъ, весьма почитаемыхъ въ сей землѣ для причинъ изъясненныхъ мною прежде. Но все сіе плоско, а не возвышается какъ на нашихъ штофахъ; основа повсюду ровная; узоры ткутся въ штофѣ, и отдѣляются различностію тѣней, а не неравностію основы. Краски ихъ суть соки изъ травъ или цвѣтовъ, но и впиваются въ штофъ, и почти никогда не линяютъ.
   Сколь ни много шелковъ въ Европѣ, не можемъ мы по самой причинѣ ихъ различія, обойтись безъ Китайскаго. Хотя вообще онъ тяжелъ и волокна его не ровны, но по бѣлизнѣ своей всегда другимъ будетъ предпочтенъ. Всѣ думаютъ, что онъ таковъ родится; нежели сему не вѣрить, то должно согласиться, что Китайцы, когда его вьютъ, кладутъ въ щелокъ что нибудь отдѣляющее отъ него грубыя частицы. Сія догадка доказывается, кажется, тѣмъ, что мало убываетъ шелку, когда его варятъ для крашенія. Какъ бы то ни было, одна бѣлизна, въ которой никакой другой шелкъ сравниться не можетъ съ Китайскимъ, дѣлаетъ его способнымъ для тканія флеровъ и блондъ. Сколь ни силились употреблять на оные во Франціи другіе телки, никогда успѣха не имѣли. Вкусъ къ симъ уборамъ столь распространился, что разходъ чрезвычайно умножился на восточной шелкъ. Въ послѣднія времена вывозили его на шестнадцать миліоновъ рублей каждой годъ; Франція употребляла изъ онаго въ работу больше трехъ четвертей.
   Сверьхъ шелка Дже-тянская провинція имѣетъ наилучшую матерію для дѣланія а наибольше уважаемая составляется изъ коры бамбовой и тутовой, коихъ цѣлые лѣса находятся въ Дже гяпѣ. Китайцы узнали употребленіе бумаги гораздо ранѣе, нежели въ Европѣ, а до того времени писали на небольшихъ деревянныхъ дощечкахъ желѣзнымъ остроконечнымъ гнильцомъ, и соединяя сіи дощечки, составляли книги. Въ Китаѣ можно еще найти тяковыя книги, въ коихъ буквы весьма чисто изображены. Писали также на метальныхъ доскахъ, на шелковыхъ тканяхъ и полотнахъ изъ хлопчатой бумаги, но никогда на доскахъ натертыхъ воскомъ, какъ у Римлянъ, ни на паргаминѣ, какъ у насъ.
   Одинъ Мандаринъ вздумалъ употребить въ дѣло кору съ дерева. Когда верхняя груба или тверда, берутъ нижнюю, которая и мягче и бѣлѣе, и не только употребляютъ кору, но и самое дерево, дѣлая изъ него драницы, и кладучи въ корыто съ водою, чтобъ ихъ смягчить. Когда начнутъ оные гнить, вынимаютъ ихъ изъ первой воды, и вымывъ хорошенько, кладутъ въ яму и засыпаютъ извѣстью; спустя нѣсколько дней, опять моютъ. Симъ способомъ приводятъ ихъ въ волокна, и сушатъ на солнцѣ.
   Приготовя такимъ образомъ, кладутъ ихъ въ кипятокъ, и въ ономъ до того толкушу пестомъ, что дерево становится жидкимъ тѣстомъ, которое льютъ на решетки, сдѣланныя изъ волоконъ бамбовыхъ. Оныя решетки и ширѣ и долѣ нашихъ; почему Китайская бумага и имѣетъ то преимущество предъ нашею, что листы у нихъ бываютъ по десяти и по двенадцати футовъ въ длину. Сіи листы мочатъ въ квасцахъ, отъ чего чернила не разплываются, и бумага такъ лоснится, что кажется посеребрена или вылакирована. Для умноженія лоску кладутъ также слюду, изтолокши вмѣстѣ съ квасцами весьма мелко, посыпаютъ ею слегка листы, наклеивъ оные прежде. Когда листъ высохъ, вытираютъ его хлопчатою бумагою, чтобъ сгладишь и счистить лишнюю слюду. Но составъ, изъ котораго дѣлается сія бумага, подвергаетъ ее многимъ неудобностямъ: она ломается больше нашей, пристаетъ къ ней пыль, вбирается въ нее влажность, и заводятся черви.
   Кромѣ сей, дѣлаются другія и изъ хлопчатой бумаги, изъ шелковыхъ охлопковъ, изъ шелковыхъ и посконныхъ лоскутьевъ, которыя бѣлѣе, чище и не столь подвержены вышепомянутымъ неудобствамъ.
   Расходъ бумаги здѣсь невѣроятной. Сверьхъ ученыхъ, кои ужасное множество ее переводятъ, повѣрить не возможно, сколько употребляютъ ее въ домахъ обывательскихъ. Покои ею обиты, потолоки подмазаны, оконницы заклеены, и всякой годъ перемѣняются. Китайцы умѣютъ старую бѣлить удивительнымъ образомъ, какъ бы она ни была замарана, или стара, они дѣлаютъ ее новою.
   Китайская бумага учинилась товаромъ съ того времени, какъ пришло въ голову Европейцамъ обивать его покои, и оклеивать ширмы; но сей вкусъ уменшился, когда въ Англіи начали дѣлать такую, которая заступила ея мѣсто. Во Франціи же до такаго достигли совершенства, что дѣлаютъ бумагу насыпную бархатомъ и сукномъ, перенявъ у Агличанъ, и есть такія, что ничего не можетъ быть богатѣе и пригожѣе. Пестрота цвѣтовъ не уступаетъ совершенству рисунковъ. Самые знатные господа убираютъ ими великолѣпные покои. Однимъ словомъ сіи бумажные обои, коихъ аршинъ едва стоитъ двадцать копѣекъ, заступили мѣсто штофовъ, за которые платили рублей по десяти.
   Китайскія чирнила дѣлаются изъ сажи: печи, въ которыхъ жгутъ нѣкоторое особливое дерево, годное къ сему употребленію, кладутся чуднаго вида; дымъ идетъ чрезъ долгія трубы въ небольшіе покои, обитые бумагою. Давъ довольное время пристать къ бумагѣ копоти, снимаютъ ее съ стѣнъ и съ потолка. Сіи покои курятъ мускомъ или другими духами, кои смѣшиваясь съ сажею, чинятъ запахъ чернилъ приятнымъ. Изъ сажи составляется тѣсто, которымъ наполняютъ небольшіе деревянныя формы различнаго вида. Тщетно въ Европѣ старались перенять дѣлать Китайскія чернила столь полезныя для рисовки, ибо ими можно чертить весьма тонко и дѣлать всѣ возможныя оттушевки. Все касающееся до письма въ такомъ уваженіи въ Китаѣ, что искуство дѣлать чернила полагается въ числѣ свободныхъ художествъ.
   Бамду, изъ котораго дѣлаютъ бумагу въ Дже-гянской провинціи, употребляется такожъ на множество другихъ надобностей: дѣлаютъ изъ него кровати, столы, стулья, гребни, корзины, трубы для теченія воды, трубы для телескоповъ, футляры, и особливо тѣ прекрасныя восточныя рогожки, столь уважаемыя въ Англіи и Голландіи.
   Сія провинція славится такожъ добротою своихъ раковъ. Опенки возятся изъ нея во всю Имперію, и по цѣлымъ годамъ сберегаются; а когда захотятъ ихъ ѣстъ свѣжіе, какъ съ корня, стоитъ только труда размочить ихъ въ водѣ. Ветчина Дже-гянская не менѣе почитается въ Китаѣ, какъ Вестфальская въ Европѣ.
   Много выхваляютъ положеніе города Ханджеу-фу столицы сей провинціи, великое число ея жителей, выгодность каналовъ и торгъ шелкомъ, которой есть, какъ я уже сказалъ, наилучшій въ свѣтѣ. Жители даютъ городу имя соотвѣтствующее знаменованію земнаго рая: онъ совсѣмъ круглой противъ обыкновенія почти всѣхъ Китайскихъ городовъ, улицы, кои въ немъ не очень широки, вмѣсто украшенія имѣютъ множество тріумфальныхъ воротъ, воздвигнутыхъ въ честь славныхъ ея гражданъ.
   Сіи достопамятныя строенія весьма обыкновенны во всемъ государствѣ; и малаго стоитъ ихъ заслужить. Ежели кто дошелъ до докторства, ставятъ ему трофеи; родня его, друзья или сограждане не жалѣютъ на нихъ денегъ; особливо же строятъ оные въ славу Государей и воиновъ. Такія вороша обыкновенно имѣютъ трои двери, составленныя изъ круглыхъ или четвероугольныхъ столбовъ безъ карнизовъ и капителей; фризы чрезмѣрно высоки; почему и остается много мѣста для надписей и рѣзьбы, коими сіи зданія украшаются. Наша Готическая Архитектура не представляетъ глазамъ ничего столь страннаго: но какъ они разставлены по улицамъ въ нѣкоторомъ разстояніи, то и производятъ важное и приятное зрѣлище. Считаютъ больше тысячи двухъ сотъ тріумфальныхъ воротъ, поставленныхъ въ честь Государямъ, знатнымъ мужамъ, славнымъ женщинамъ, и людямъ отличившимся знаніемъ или добродѣтелію: предмѣтъ удивленіе производящій во Французѣ, которой не видитъ въ своемъ отечествѣ ни одного народнаго монумента, воздвигнутаго въ честь ученыхъ или добродѣтельныхъ гражданъ.
   Приятнымъ городомъ столицу Дже-гянскую дѣлаетъ близь лежащее озеро. Вода въ немъ такъ чиста и свѣтла, что можно разглядѣть самой мелкой песокъ на двѣ; берега его одѣты и намощены тесанымъ камнемъ, и построены на нихъ превеликія открытыя залы для желающихъ отдыхать. Природа произвела посреди озера, которое въ окружности имѣетъ около десяти верстъ, небольшіе осгаровики, на коихъ построены капище и увеселительные домы. Берега наполнены монастырями Бонзовъ и другими зданіями, между коими находится дворецъ для Государя, когда онъ объѣзжаетъ сію часть Имперіи. Наконецъ ничто сравнено быть не можетъ съ красотою всего сего округа: въ немъ видны долины, ровнины преудивитѣльнаго пространства, пресѣкаемыя безчисленнымъ множествомъ каналовъ, обработанныя съ искуствомъ, и столь гладкія, что кажется нарочно были сровнены.
   Сія провинція имѣетъ въ уѣздѣ своемъ восемьдесять восемь городовъ и великое число богатыхъ и людныхъ селъ. Я упомяну только о Шоу-синѣ и Нин-по. Первой лежитъ на обширной ровнинѣ, и построенъ, какъ Венеція, посреди водъ; каждая улица имѣетъ свои каналъ и мосты объ одной дугѣ; берега сихъ каналовъ вымощены бѣлыми каменьями, имѣющими шесть футовъ въ длину, и украшены тріумфальными воротами. Жители почитаются наибольше знающими законы изъ всѣхъ Китайцевъ; и сколько бы ни уменъ былъ Мандаринъ, всегда старается имѣть у себя секретаремъ обывателя изъ сего города. Шоу-синъ знатенъ также гробницею Императора Ю, которой между прочими услугами оказанными отечеству отвратилъ стремленіе морской воды, потоплявшей часть Имперіи.
   Нин-по есть превосходной портъ, въ которомъ отправляется великой торгъ шелкомъ съ Батавіею, Сіамонъ и Японіею. Во стѣ верстахъ отъ него лежитъ множество малыхъ острововъ, изъ коихъ одни обитаемы купцами, другіе Бонзами имѣющими капища, въ кои ѣздятъ молиться, третьи въ немилость пришедшими и спокойствія ищущими Мандаринами; иные наконецъ рыбаками.
   Отецъ Дероберъ сказывалъ намъ, что будучи въ Нин-по, нашелъ онъ собрата своего отца Паренненя, присланнаго за придворными дѣлами. Императоръ, говорилъ онъ, почтилъ его желтымъ кушакомъ, украшеніемъ тѣмъ болѣе драгоцѣннымъ, что увидя его, всякой обязанъ стать на колѣна и бить лбомъ въ землю, пока не разсудится подпоясанному онымъ закрыть его своимъ платьемъ. Одинъ Мандаринъ, про котораго знали, что не приятствуетъ Христіанскому закону, пришелъ посѣтить Іезуита въ Нин-по; сей для принятія его взялъ конецъ кушака въ руку, и притворясь суровымъ, выговаривалъ ему, что онъ дерзнулъ осуждать вѣру, удостоенную почтенія отъ его Государя. Между тѣмъ, какъ говорилъ, бѣдной Мандаринъ бился лбомъ въ землю столь часто, что всѣ находившіеся тутъ Христіане начали просить отца Паренненя не унижать его болѣе. Повелѣвъ встать, Іезуитъ совѣтовалъ ему быть впредь скромнѣе, ежели не хочетъ, чтобъ онъ принесъ на него жалобу Императору. Не смотря на ненависть здѣшнюю къ нашей вѣрѣ, Государь чинитъ ей отъ времени до времени отмѣнности, возвышая Миссіонеровъ на степень Мандариновъ. Онъ хотѣлъ дать сіе достоинство брату Аттирету Іезуиту и живописцу, которой у него въ службѣ, и къ которому приходитъ онъ часто смотрѣть работы; но сей скромной и тихой монахъ отрекся отъ таковой чести.
   Миссіонеръ нашъ, получа повелѣніе быть въ столицу, позволяетъ мнѣ, Агличанину, и г. Дерошу Ѣхать съ собою; но мы останемся еще на нѣсколько мѣсяцевъ въ Нан-кинѣ, откуда сообщу я вамъ нѣкоторыя подробности, касающіяся до нравовъ и обычаевъ Китайскихъ.
   Я есмь и проч.
   

ПИСЬМО LXI.

Продолженіе Китая.

   Я уже давно говорю вамъ, Государыня моя, о Китайцахъ, а ничего еще не сказалъ о ихъ образѣ, одеждѣ и свойствѣ нрава. Превеликой лобъ, высокія рѣсницы, малые и узенкіе глаза, большія брови, короткой и нѣсколько раздавленной носъ, широкія ноздри, плоское и довольно бѣлое лице, ротъ обыкновенной, верхніе зубы выдались впередъ, а нижніе вдались назадъ, образованіе ничего противнаго не имѣющее, черные волосы, долгія и широкія уши, тѣло полное, плеча круглыя, толстыя икры, средней ростъ, важная ужимка. Вотъ вамъ Китаецъ! Таковы они, ежели не всѣ, то большею частію.
   Рѣдко бываетъ, чтобы молодые люди запускали бороду; большая чаешь оную вырываетъ, а начинаютъ объ ней попеченіе имѣть въ тридцать лѣтъ, и поставляютъ ее украшеніемъ мужескаго возраста; ростятъ ее особливо на подбородкѣ, а на верхней губѣ отпускаютъ усы, служащіе имъ немалымъ убранствомъ, и тщательно ихъ чешутъ, вяжутъ и плетутъ искусно въ носы. Чернь, которая работаетъ много, и на головѣ носитъ только небольшой колпакъ, не защищающій лица отъ солнца, обыкновенно смугла; а въ полуденныхъ провинціяхъ деревенскіе жители, ной пашутъ землю въ порткахъ безъ рубашки, всѣ желты какъ Мавры.
   Большая часть чертъ, описанныхъ мною, суть общи обѣимъ поламъ. Какъ красота зависитъ отъ мнѣнія, то неудивительно, что народъ здѣшній не однихъ съ нами объ оной мыслей. Молодыя дѣвицы не упускаютъ, слѣдуя наставленію матери и вкусу страны, вытягивать рѣсницы, дабы глаза казались меньше; прижимать носъ, чтобы былъ короче; оттягивать уши, чтобъ были длинны и велики. Госпожи бѣлятся и румянятся, какъ въ Европѣ, и безпрестанно жуютъ бетель, какъ въ Индіи; изъ него выходитъ красная жидкость, отъ которой кажется, будто вырваны у нихъ всѣ зубы, кои бы довольно были бѣлы безъ употребленія помянутыхъ листьевъ.
   Малость ноги есть приятство, о которомъ наибольше стараются Китайки, и ничего не щадятъ, чтобы дойти до сей красоты. Сколь скоро родится дѣвочка, опутываютъ ей тотъ часъ ноги, чтобы не росли. Во Франціи совсѣмъ тому противное дѣлается; даютъ имъ волю рости, какъ хотятъ; женщины начинаютъ стыдиться сего порока, когда уже нѣтъ больше средства помочь, и безполезно себя мучатъ, дабы ноги поправить. Нога пятилѣтней Французенки не войдетъ въ башмакъ Китайки, которая бы могла быть ея матерью. Самая маленкая Парижская ножка покажется въ Пекинѣ уродомъ; почему женщины здѣсь ходятъ тихо, принужденно и нетвердо ступаютъ, утверждаютъ, что сія мода выдумана для того, чтобы онѣ больше сидѣли дома. Какъ можно удержать женщину, которая хочетъ гулять! И такъ легче вѣрить, что здѣшней народъ, будучи весьма склоненъ къ похоти, не пренебрегаетъ ничего, что можетъ способствовать сей склонности; и между разными прелестями, могущими нравишься въ женщинѣ, естьли что милѣе, какъ маленькая поэма? Прекрасной атласной башмачекъ покрываетъ ногу Китайки, которая старается ее выставлять, притворяясь, что отъ скромности ее прячетъ. Мущины знаютъ уже, что значитъ сіе жеманство, и оно служишь новымъ побужденіемъ къ утѣхѣ.
   Женщины носятъ шелковые порты до половины икры; остатокъ ноги покрытъ шелковымъ же, но весьма короткимъ чулкомъ. Носокъ у башмака загнулся къ верьху, а каблукъ низкой и четвероугольной. Долгая одежда по самыя пяты съ узкими рукавами, изъ подъ которой кромѣ лица ничего не видно. Женщины носятъ на сей первой одеждѣ воротникъ изъ бѣлаго атласа, и другое платье съ долгими и широкими рукавами, кои служатъ имъ вмѣсто рукавицъ и муфты. Онѣ съ такимъ стараніемъ закрываются, что рукъ у нихъ совсѣмъ не видно. Ежели подаютъ что нибудь даже и сродникамъ своимъ, то кладутъ на столъ, чтобъ онъ самъ взялъ. Сія тихая и боязливая скромность, повелѣвающая красотѣ укрываться отъ взора мущинъ, здѣсь почитается за должность, и въ Китаѣ негодуютъ на то, когда увидятъ на образахъ въ церквахъ святыхъ написанныхъ съ голыми руками, а особливо съ босыми ногами.
   Обыкновенной головной уборъ Китаекъ состоитъ въ раздѣленіи волосовъ на многія космы и вплетеніи въ оныя золотыхъ и серебреныхъ цвѣтковъ и драгоцѣнныхъ каменьевъ. Часто прибавляютъ онѣ къ онымъ птичку, коей крылья падаютъ на виски, а хвостъ загнувшись, составляетъ перо посреди головы; туловище лежишь надъ самымъ лбомъ, а шея и носъ надъ самымъ носомъ; ноги запутаны въ волосахъ, и поддерживаютъ весь уборъ, которой носятъ только знатныя госпожи. Иногда имѣютъ онѣ нѣсколько сихъ шпицъ, кои переплетаясь, составляютъ на головѣ подобіе вѣнца. Молодыя дѣвицы надѣваютъ колпачки изъ картузной бумаги, обтянутые шелковою лентою, украшенные драгоцѣнными каменьями, и составляющіе надъ лбомъ уголъ. Темя головы убирается цвѣтками, между коими втыкаютъ алмазныя булавки. Престарѣлыя и подлыя женщины обвиваютъ голову нѣсколько разъ шелковымъ полотнищемъ.
   Одежда мущинъ мало разнится съ женскою, и соотвѣтствуетъ важновидности, которую они въ славу себѣ ставятъ. Долгое по самую землю полукафтанье, а сверху кафтанъ нѣсколько покороче съ широкими рукавами и безъ воротника, кушакъ, котораго концы висятъ до колѣнъ, и къ которому привязываютъ они кошелекъ и ножъ, весьма широкіе портки, чулки на подобіе полусапожковъ и туфли безъ каблуковъ, соединенные съ чулками, круглая изъ картузной бумаги шапка, похожая на сахарную голову, обтянутая атласомъ, подбитая тафтою, покрывающая почти только темя, а на самомъ концѣ привѣшена къ ней кисть колосовъ изъ лошадиной гривы, или изъ краснаго шелку, которая бьется по опушкѣ шапки: вотъ одежда Китайцовъ, кои, какъ и мы, перемѣняютъ матеріи на платьѣ по разнымъ временамъ года.
   Не всѣ цвѣты позволено носить всякому состоянію безъ разбора: желтой, какъ я уже, кажется, сказалъ, принадлежитъ Императору и Князьямъ крови, красной Мандаринамъ, черной, голубой, фіолетовой всему свѣту. Вы можете разсудить сами, что у народа любящаго столь страстно церемоніи должно быть и разнымъ платьямъ. Для принятія или отданія посѣщенія, надлежитъ быть въ сапогахъ, въ рясѣ, имѣть опахало въ рукѣ и остроконечную шапку на головѣ; иначе одѣваются, когда ѣздятъ верхомъ. Шляпа, полукафтанье, и сюртукъ бываютъ тогда изъ толстой зеленой навощенной тафты. Въ обыкновеніи въ новой годъ одѣваться въ новое платье, что и самые бѣдные наблюдаютъ. Я уже доносилъ вамъ о траурномъ платьѣ; оное одинаково, какъ для Государя, такъ для знатнаго и для мастероваго.
   Все сказанное мною касается до всѣхъ жителей вообще; но различены разностію одежды и знаками чины и достоинства гражданскихъ и военныхъ Мандариновъ. Первые имѣютъ на платьѣ изображенія птицъ, какъ то аистовъ, орловъ, павлиновъ и пр. военные же хищныхъ звѣрей, то есть, львовъ, леопардовъ, тигровъ, и пр. Сіи обычаи установлены такъ давно, что нѣтъ памяти ихъ началу, и Татары приняли ихъ съ радостію. Офицеры ихъ носятъ также въ торжественные дни на груди и на спинѣ въ двухъ четвероугольникахъ, вышитыхъ золотомъ и телками, изображенія сихъ птицъ и животныхъ.
   Сверхъ сего украшенія Мандарины имѣютъ на шапкахъ и на кушакѣ дорогіе каменья, кои разностію своею показываютъ разность степеней. Первыя три степени отличаются такожъ рясами съ изображеніемъ драноновъ о трехъ или о четырехъ когтяхъ. Сей знакъ тѣмъ почетнѣе, что оное животное есть также отличительной знакъ Императора съ тою разностію, что онъ носитъ его съ пятью ногтями, и оной за столь священной почитается, что никто не дерзаетъ его имѣть, писать, ниже карандашемъ рисовать безъ точнаго на то позволенія отъ Императора.
   Моды не перемѣняются здѣсь, какъ во Франціи: отъ четырехъ тысячъ лѣтъ всѣ одинаково одѣваются, и только послѣ послѣдняго завоеванія Татары учинили нѣкоторыя перемѣны. До того времени Китайцы не стригли волосовъ и напрыскивали ихъ благовоніями, но одинъ Татарской Императоръ повелѣлъ имъ брить головы, оставляя хохолъ, которой плетутъ въ косы. Сей законъ показался имъ столь тягостенъ, что многіе предпочли оставить скорѣе отечество, нежели волосы; другіе согласились лишиться лучше жизни, нежели того, что почитали ея украшеніемъ. Петръ Великій съ большимъ благоразуміемъ поступилъ. Онъ довелъ подданныхъ своихъ до бритья бороды, не отнимая у нихъ жизни.
   Татары больше уваженія оказали къ женщинамъ, оставя имъ и платье и убранство; а какъ между ими есть тоже различіе и подчиненность, какъ и между мущинами, то носятъ и онѣ на платьяхъ знаки своихъ достоинствъ.
   Китайцы простѣе въ домовыхъ уборахъ, нежели въ одеждѣ. Вообще домы ихъ снаружи некрасивы и непорядочны; внутри же чисты, но небогаты. Сперва входятъ въ сѣни съ простымъ потолкомъ открытые со всѣхъ сторонъ и не имѣющіе другаго украшенія, кромѣ простова ряда крашеныхъ столбовъ, поставленныхъ для поддержанія кровли. Въ нихъ то дѣлаются посѣщенія и принимаются гости. Въ покояхъ нѣтъ ни зеркалъ, ни обоевъ, ни картинъ; мебели состоятъ въ ширмахъ, столахъ, лаковыхъ кабинетахъ, тростяныхъ стульяхъ и фарфоровыхъ сосудахъ. Иные вѣшаютъ шелковые фонари разныхъ цвѣтовъ, другіе рамы съ изрѣченіями напечатанными на атласѣ, изображеніями цвѣтовъ, птицъ, полевыхъ видовъ и портретовъ своихъ предковъ. Большая часть довольствуются бѣлить стѣны, и оклеивать бумагою. Постели ихъ убраны и къ сему употребляютъ они иногда самые богатые штофы. Сіе тѣмъ удивительнѣе, что ихъ никто не видитъ, и за неучтивость почитается водить посторонняго въ спальню. Въ оконницахъ стеколъ не употребляютъ, а вставляютъ раковины устрицъ и другихъ водяныхъ животныхъ, или залѣпляютъ ихъ просто бумагою. Въ полуденныхъ провинціяхъ довольствуются решеткою. Камины не въ обыкновеніи, а имѣютъ кирпичныя печи, въ коихъ не жгутъ почти ничего, кромѣ угольевъ, и чернь готовитъ себѣ пищу при очагахъ сихъ печей.
   Но время описать вамъ свойство и нравы Китайцевъ. Они вообще имѣютъ тихой, сговорчивой и человѣколюбивой нравъ. Поступки ихъ учтивы, ничего грубаго, колкаго и сердитаго въ себѣ не имѣютъ. Вѣжливость ихъ тотчасъ примѣтить можно, ибо ею управляются всѣ ихъ дѣйствія, и потому Китайцы были бы въ Азіи, что Французы въ Европѣ, естлибы отложили свои церемоніи. Съ другой стороны я не знаю народа тщеславнѣе, и у котораго бы голова была столь набита превосходствомъ своимъ надъ всѣмъ родомъ человѣческимъ. Онъ всѣ народы называетъ варварами; нѣтъ для него ничего добраго, кромѣ того, что въ его землѣ дѣлается. Китайцы могли бы получить великой свѣтъ отъ нашихъ художниковъ; но презираютъ симъ пользоваться, не хотя ничего дѣлать по нашему обычаю. Должно было употребить силу, что бы принудить Пекинскихъ Архитекторовъ построить одно капище по образцу привезенному изъ Европы; а мы въ покояхъ нашихъ, въ праздникахъ, въ позорищахъ, кажется не имѣемъ и другаго вкуса, кромѣ вещей Китайскихъ. Мандарины сильно дивились, узнавъ, что за морями находятся государства обширнѣе Китайскаго и люди умнѣе ихъ ученыхъ. Показали имъ на картѣ Европу, Африку, Америку: "гдѣжъ Китай, спросили они? Въ семъ небольшомъ уголкѣ земли, отвѣтствовано имъ." Тогда съ смущеніемъ переглядываясь между собою, промолвили они сквозь зубы, "онъ очень малъ."
   Китаецъ съ природы холоденъ и задумчивъ: онъ не выслушаетъ въ мѣсяцъ, что французъ можетъ наговорить въ одинъ часъ. Должно избѣгать, говоря съ нимъ, сей скорости, и сей живости, которая хочетъ верхъ взять силою; тихостію его уговорить можно, а скоропостижностію только разсердишь {Нравы Китайцевъ пространно описаны въ книгѣ Г. Линдингера: Обычаи достопамятныхъ народовъ, переведенной Г. Тейлсомъ и напечатанной, при Моск. универс. въ 1766. 8.}.
   Отъ Миссіонеровъ слышалъ я, что одинъ ихъ товарищъ сказывалъ проповѣдь съ немалымъ жаромъ: слушатели примѣтя то говорили между собою: "На кого онъ сердится? Съ кѣмъ онъ можетъ драться? Не думаетъ ли онъ насъ увѣрить своимъ сердцемъ? Ежели онъ говоритъ правду, почтожъ онъ сердится?
   Въ Китаѣ не надобно проповѣдывать, а разсуждать справедливо, говорить благоразумно: все походящее на вспылчивость почитается здѣсь за порокъ противной человѣколюбію, ученые особливо имѣютъ наружность столь холодную, что никогда не произнесутъ слова съ какимъ нибудь движеніемъ; даже военные люди и самыя Татарскія войска, наблюдаютъ сію тихость и воздержность. При походѣ войскъ плоды мясо разкладываютъ въ лавкахъ столь же покойно и безопасно, какъ во время хода Бонзовъ. Нѣтъ почти примѣра, чтобы солдатъ обидѣлъ жителя. Я видѣлъ, что отрубили голову Татарину за то, что онъ не доплатилъ денежки изъ уговоренной цѣны за купленой имъ съѣстной припасъ. "Наши войска, говорятъ Китайцы, сдѣланы для того, чтобъ защищать насъ отъ неприятелей, а не число ихъ умножать."
   Отецъ Дероберъ разсказывалъ мнѣ, что въ теченіе его путешествій ночевалъ онъ въ одномъ замкѣ, въ которомъ на караулѣ было пятьдесятъ человѣкъ. Оказывали ему тамъ невѣроятныя учтивости. Комендантъ уступилъ ему свою горницу, и пришедъ къ нему на другой день извинялся, что не могъ лучше угостить. Чтобы больше сего сдѣлалъ Французской офицеръ для пригожей женщины! Онъ же мнѣ сказывалъ, что видѣлъ Китайку идущую въ капище, предъ коею всѣ солдаты встали и поклонились ей съ почтеніе; чего бы конечно не учинили Французскіе солдаты. Китайцы говорятъ, что почтеніемъ къ женскому полу въ военномъ духѣ возвышаетъ любовь, и родитъ изъ нужды произходящей отъ чувствъ благородное поощреніе къ добродѣтели.
   Женщины здѣшнія столь скромны, что нѣтъ тому подобія въ Европѣ; глубокое уединеніе скрываетъ ихъ отъ взора мущинъ. Сей родъ неволи, въ которомъ наши Французенки видятъ только красоту, преданную власти варваровъ, и двойное тиранство любви и гордости, въ Китаѣ почитается гражданскимъ и политическимъ установленіемъ. Въ первыя времена Монархіи, когда стыдливость царствовала во всей своей непорочности, позволено было женщинамъ кланяться съ мущинами и даже говорить; но какъ невинность начала развращаться, то привѣтствіе учиненное женщиною стало почитаться за непристойность. Оставлены имъ только нѣмые поклоны; а дабы изтребитъ прежнюю привычку, то заказали имъ и между собою говорить и видѣться. Изкореняя такимъ образомъ весь духъ сообщества, обязали ихъ прилѣпишься къ домовой жизни; отъ чего бываютъ онѣ и лучшія матери и лучшія жены. Когда живешь съ меньшимъ числомъ людей, кажется больше любишь свою семью. Онѣ не имѣя никакихъ другихъ должностей, кромѣ приличныхъ своему состоянію, исполняютъ налагаемое на нихъ попеченіе, то есть, родятъ дѣтей, и утѣшаютъ мужа въ печаляхъ житейскихъ. Завися по природѣ своей отъ пола составляющаго ихъ силу и славу, ничто ихъ не освобождаетъ отъ сей законной власти.
   Въ домахъ дѣлаются двои покои, одни внѣшніе для мужа, другія внутренніе для жены, изъ коихъ не выходитъ она безъ важныхъ причинъ: она не имѣетъ ничего въ своей зависимости, и повелѣваетъ только у себя въ покояхъ; родню свою посѣщаетъ небольше двухъ разъ въ году, но по врожденной склонности въ ея полѣ къ щегольству, хотя и никто ее не видитъ, кромѣ ея служанокъ, всякое утро препровождаетъ по нѣскольку часовъ въ убираніи.
   Супружеское ложе рѣдко бываетъ оскверняемо прелюбодѣяніемъ: женщины, запершись въ своихъ покояхъ, не принимаютъ ни гостей, ни тѣхъ принятыхъ развратителей, кои ведутъ къ преступленію чрезъ стези утѣхъ, ни тѣхъ опасныхъ прельстителей, кои безъ угрызенія совѣсти измѣняютъ друзьямъ и приятелямъ, давшимъ имъ покровъ. Нѣжная, молодая и прекрасная жена честь себѣ дѣлаетъ изъ своей должности, и въ напрняганѣйшемъ изъ всѣхъ союзовъ представляетъ очамъ рѣдкое и восхищающее зрѣлище невинности и любви. Сія красавица, упражняющаяся въ наинѣжнѣйшемъ попеченіи, вліянномъ отъ природы, прижимаетъ къ груди младенца, коего питаетъ своимъ млекомъ, а отецъ въ молчаніи дѣлитъ взгляды свои между сыномъ и матерью. Непорочныя утѣхи услаждаютъ всѣ ихъ минуты, да и самыя горести... ежели можно имѣть ихъ въ семъ блаженномъ состояніи, не сушь для нихъ мученіе угнѣтающее, но только печаль въ большее чувствіе и нѣжность ихъ приводящая.
   Китайцы предупредили нещастія, приключающіяся на челѣ мужа, или тѣмъ, что оставляютъ мало свободы женамъ, или что завели вольные домы: по опасаясь, дабы женщины предающіяся таковой жизни, не причинили безпорядка, не могутъ онѣ ни жить внутри городовъ, ни имѣть особыхъ домовъ. Онѣ соглашаются многія жить вмѣстѣ подъ управленіемъ какаго извѣстнаго человѣка, отвѣчающаго за все зло, могущее случиться. Впрочемъ сей родъ женщинъ, равно унижающихъ и вашъ полъ и нашъ, здѣсь только терпимъ: онѣ и здѣсь почитаются за безчестныхъ, какъ во всѣхъ краяхъ, гдѣ уважается добродѣтель. Многіе начальники и совсѣмъ ихъ не допускаютъ въ мѣста себѣ подчиненныя равно какъ во Франціи случаются священники, кои изгоняютъ ихъ изъ своихъ приходовъ.
   Городъ Янъ-джеу-фу въ Гянъ-наньской провинціи славится приятностію и красотою блудницъ своихъ. Онѣ имѣютъ ноги чрезвычайно малы и множество другихъ совершенствъ, отъ чего и въ пословицу вошло: "Кто хочетъ имѣть любовницу съ топкимъ станомъ, съ черными волосами, съ маленькою ногою и съ бѣлою грудью и пр. долженъ выбирать въ Янъ джеу." Не смотря на все сіе, ни гдѣ не достанешь ихъ дешевле. Нѣтъ нужды ни давать денегъ на содержаніе порока, ни покрывать идола алмазами, чтобы онъ благосклонно васъ слушалъ; съ небольшею дачею принимается всякой. Сами матери продаютъ дочерей, но сей родъ жизни отдаляетъ ихъ отъ супружества; ибо молодая дѣвка не найдетъ уже мужа, когда докажется на нее, что произходитъ изъ семьи, которой домъ безпорядоченъ, поведеніе подозрительно, которая имѣетъ на себѣ какое нибудь пятно, какую наслѣдную или прилипчивую болѣзнь, и пр.
   Народъ здѣшней подражаетъ въ наружной важности и скромности Стоикамъ. Нѣкакой Мандаринъ желавшій переговорить о торговомъ дѣлѣ съ Голландцемъ просидѣлъ цѣлой день подлѣ него въ приемномъ покоѣ, не отвори рта и не сдѣлавъ ни малѣйшаго движенія, умыселъ его состоялъ въ томъ, чтобъ, принудя чужестранца начать, найти случай вывѣдать его намѣренія. Сей же самъ не меньше будучи важенъ, сидѣлъ въ такомъ же положеніи, сохранялъ тоже молчаніе и въ томъ же видѣ. Мандаринъ отчаясь добиться отъ него толку, пошелъ молча, а Голланецъ далъ ему волю отправишься, не произнеся ни слова.
   Китайцы имѣютъ обыкновеніе изъясняться только одинъ разъ о дѣлѣ и держаться перваго своего отвѣта. Какъ съ ними ни разсуждай, не отстаютъ они отъ перваго мнѣнія, особливо ежели имѣютъ дѣло съ Европейцами. Такимъ образомъ, когда рѣчь идетъ о вещи неприятной имъ, по причинѣ ихъ чванства или прибыли, всегда можно напередъ полагать, что сколько ни спорь, сдѣлаешь наконецъ по ихъ желанію.
   Хотя Китайцы съ природы тихи, но весьма мстительны, рѣдко однакожъ прибѣгаютъ въ насильственнымъ средствамъ. Они терпѣливо ожидаютъ случая погубить своего неприятеля; время не укрощаетъ въ нихъ желанія мщенія, они удовлетворяютъ его, когда найдутъ къ тому способной случай. Самые воры не употребляютъ инаго средства, кромѣ хитрости. Иные ходятъ за судами и нанимаются ихъ тащить, а ночью вкрадываются въ покои, засыпляютъ проѣзжихъ дымомъ нѣкоторой травы, и обдираютъ купцовъ такъ, что они того и не примѣтятъ.
   Корыстолюбіе есть господствующая страсть и главной порокъ въ семъ народѣ. Оттуда произходитъ ненаблюденіе доброй вѣры, въ которомъ укоряютъ его по торговымъ дѣламъ и особливо съ чужестранцами. Чудно покажется, что при открытіи ихъ мошенничества сохраняютъ они всю холодность. Нѣкоторой Кантонской купецъ продалъ одному Агличанину немалое число тюковъ шелку. Агличанинь прежде груженія ихъ на корабль хотѣлъ пересмотрѣть, и открывъ первой нашелъ его во всей исправности, но развязавъ другіе, увидѣлъ, что шелкъ былъ гнилой. Онъ началъ чинить выговоръ Китайцу, которой отвѣчалъ ему, не перемѣняясь въ лицѣ: "Я бы гораздо лучше тебѣ товаръ далъ, ежели бы твой мошенникъ переводчикъ не увѣрилъ меня, что ты не станетъ развязывать тюковъ." Въ другое время мужикъ продалъ одному Голландцу окорокъ ветчины: сей взвѣся его, хотѣлъ рѣзать, но ощупалъ можемъ, что вмѣсто мяса было дерево, обмазанное жирною и красноватою глиною и искусно обтянутое свиною кожею. На другой день пошелъ онъ на рынокъ, и увидѣлъ купца своего, которой поднесъ къ нему на продажу каплуновъ: "посмотримъ, сказалъ онъ ему, не такіе ли у тебя и каплуны, каковъ былъ окорокъ,, Въ самомъ дѣлѣ разглядѣлъ онъ, что у нихъ брюхо было разрѣзано, все мясо вынято, и вмѣсто онаго набиты охлопки. Мужикъ видя себя изобличенна, сказалъ ему съ холоднымъ духомъ, "признаюсь, что я глупъ, и что ты смыслишь самъ больше меня."
   Таковые примѣры бываютъ часто въ Китаѣ. Нѣтъ хитрости, которой бы не употребляли для привлеченія купцовъ: одна только осталась, коей они еще не выдумали, и которую могли бы перенять у насъ, то есть, чтобы, когда жены ихъ пригожи, держать ихъ въ лавкахъ, или имѣть въ нихъ молодыхъ, прекрасныхъ и нарядныхъ дѣвушекъ, какъ нанимаютъ оныхъ въ Парижѣ.
   Должно крайне остерегаться ссужать чѣмъ Китайца, не принявъ напередъ всѣхъ предосторожностей: онъ начинаетъ занимать малымъ числомъ, обѣщаясь отдать деньги съ большими процентами; держитъ слово, и приобрѣтя довѣренность, берешь больше. Сія хитрость продолжается цѣлые годы до тѣхъ поръ, пока не удастся ему выманить желаемой суммы; послѣ чего скрывается. Я упоминаю о семъ единственно для показанія, что нравы Китайцевъ не совсѣмъ разнятся съ нашими.
   Другое сходство есть ненасытная склонность въ нѣкоторыхъ провинціяхъ къ тяжбамъ: народъ такъ любитъ ябеду, что закладываетъ вещи, домъ, дабы имѣть удовольствіе тягаться или довести соперника до палою"; но часто случается, что обвиненной перекупаешь судей, и обращаетъ удары на спину своего непріятеля. Но извѣстны еще здѣсь, какъ въ нѣкоторыхъ нашихъ провинціямъ, торгаши спорныхъ дѣлъ, кои продаютъ два дѣла, чтобъ имѣть, чѣмъ ходить за третьимъ.
   Горсть Татаръ не одинъ разъ покоряла Китайскую Имперію; что кажется должно бы доказывать недостатокъ храбрости въ ея жителяхъ. Первые говорятъ насмѣхаясь, что когда у нихъ лошадь заржетъ, то обратитъ въ бѣгъ всю Китайскую конницу. Сія насмѣшка прежде послѣдней перемѣны основана была не только на нѣгѣ здѣшняго народа, но и на природѣ лошадей, кои не могли выдержать ни виду, ни ржанія неприятельскихъ.
   Воздержность, скромность, осторожность, стыдливость поставляются у нихъ качествами превосходящими военную храбрость, и суть свойственны обѣимъ поламъ, кои по меншей мѣрѣ знаковыми себя оказываютъ; ибо здѣсь все основано на наружности, и тотъ всѣхъ добродѣтельнѣе, кто хитрѣе скрываетъ пороки. Должно однакожъ признаться, что самые порочные люди имѣютъ врожденную склонность къ добродѣтели, и не могутъ удержаться, чтобъ не удивляться тѣмъ, кои ей слѣдуютъ. Они сохраняютъ память добродѣтельныхъ людей тріумфальными воротами и почетными надписями.
   Способность, искуство и трудолюбіе суть также, кажется, качества свойственныя сему народу. Лавъ, фарфоръ и различіе шелковыхъ штофовъ, привозимыхъ въ Европу, служатъ тому доказательствомъ. Не меньше также видно искуства въ работахъ изъ чернаго дерева, изъ черепахи, изъ кости, изъ янтаря, изъ корольковъ. Рѣзныя работы и народныя зданія, какъ вороты въ большихъ городахъ, мосты, каналы, капища, башни, дворцы не меньше величественны, какъ и со вкусомъ построены. Все, что выходитъ изъ рукъ сего народа, имѣетъ напечатлѣніе его вкуса. Правда, что у Китайцевъ не достаетъ выдумки въ механикѣ, но орудія ихъ просты, и наши перенимаютъ они удобно.
   Китайцы поворотливы, трудолюбивы и терпѣливы. Народъ не инако наживающій пропитаніе, какъ безпрерывною работою, цѣлые дни ворочаетъ землю, стоя по колѣна въ водѣ, и счастливымъ себя почитаетъ, ежели имѣетъ на ужинъ нѣсколько пшена, похлѣбку изъ травы и чай. Онъ не пренебрегаетъ ни единаго способа для выработанія себѣ пищи; а какъ хлѣбъ мелютъ здѣсь повсюду одними ручными мельницами, то сіе упражненіе занимаетъ великое множество бѣдныхъ жителей. Одни сбираютъ по улицамъ лоскутья, обрѣзки шелковые, шерстяные, бумажные, полотняные, птичьи перья, сабачьи кости, куски бумаги, и вычистя ихъ продаютъ. Другіе торгуютъ своимъ собственнымъ дермомъ, собирая оное и отъ другихъ.
   Они имѣютъ особливое дарованіе къ службѣ, старался отгадать желаніе и предупредишь приказаніе господина. Знаютъ множество остроумно выдуманныхъ способовъ, и съ небольшимъ числомъ орудій и снадобья дѣлаютъ вещи, на кои въ другихъ земляхъ требуется оныхъ не мало.
   Не смотря на воздержность, трудолюбіе и проворство здѣшняго народа, число людей столь велико, что земля, хотя плодородна и повсюду выработана, едва можетъ прокормить жителей. Размноженіе, долженствующее быть предметомъ попеченія всѣхъ почти правленій, есть бичъ въ Китаѣ. Но сколь ни изобильна земля, меньше она плодоносна, нежели Китайскія женщины; и жители принуждены бы были сами себя ѣсть, ежели бы не принимались мѣры для возпрепятствованія имъ умножаться. По сей причинѣ большая изъ нихъ часть подвержены крайней нищетѣ; есть между ими столь бѣдныя, что по невозможности вскормить дѣтей принуждены оныхъ подкидывать по улицамъ. Другія при самомъ рожденіи топятъ дочерей. Отецъ продаетъ иногда сына, жену и себя самаго; но чаще довольствуется продажею семьи.
   Свойство разума Китайцевъ чинитъ ихъ съ природы склонными къ притворству и политикѣ. Нѣтъ въ Европѣ двора, не изключая и Римскаго, гдѣ бы хитрость и искуство имѣли больше участія въ произшествіяхъ. Они безпрестанно стараются вызнавать вкусы, склонности, нравъ и намѣренія одинъ другаго.
   Хотя скромны и просты въ теченіи домашняго житія, но не менше великолѣпны въ торжественныхъ случаяхъ. Ничто сравниться не можетъ съ видомъ величества, съ коимъ люди имѣющіе чины, бываютъ въ ходахъ, въ праздники, на народныхъ аудіенціяхъ и пр. Когда Мандаринъ выходитъ изъ своего дома, всѣ служащіе въ его приказѣ идутъ въ порядкѣ по обѣимъ сторонамъ улицы. Одни несутъ подсолнечникъ, другіе бьютъ въ мѣдной тазъ, и кричатъ народу, чтобъ воздавалъ судіи должную честь. Иные держатъ долгіе бичи, иные предшествуютъ съ палками, къ коимъ придѣланы желѣзныя цѣпочки, какъ въ старину хаживали Приставы съ пуками батоговъ предъ Римскими Консулами. Видъ сихъ орудій приводитъ въ трепетъ жителей города. Сколь скоро судья появится, всякъ о томъ только и заботится, чтобъ оказать ему почтеніе, не кланяясь, ибо почлось бы сіе за достойное наказанія полубратство, но сходя съ дороги, стоя сжавши ноги, спустя руки и смотря въ землю; въ семъ положеніи ожидаютъ, пока пройдетъ Мандаринъ. Ежели Вицерой по городу идетъ, онъ препровождается множествомъ людей, кои занимаютъ всю улицу. Шествіе открывается двумя литаврщиками для поданія о немъ народу извѣстія: за ними слѣдуютъ двадцать человѣкъ съ знаменами, на коихъ написаны большими буквами титулы Губернатора, знаки его чиновъ, какъ драконъ, тигръ, черепаха и другія животныя, послѣ несутъ шесть чиновниковъ деревянныя лопатки, поднявъ ихъ вверьхъ, и на коихъ написаны золотыми словами особливыя качества Мандарина. Гвардія замыкающая все сіе вооружена копьями, молотками, топорами, саблями, луками, стрѣлами, бичами, палками и другими страха, наводящими орудіями. Вицерой сидитъ въ позлащенной носильнѣ, несомой осмью человѣками, окруженной пажами, служителями пѣшими и конными, и каждой изъ нихъ имѣетъ какую ни есть вещь, нужную для услуги господина.
   Когда сей послѣдней бываетъ посланъ отъ двора и дѣлаетъ по дорогѣ посѣщеніе начальникамъ въ городахъ то предъ мночисленною его конною свитою ѣдетъ офицеръ, везущій въ скрынкѣ билеты посѣщенія. При носильнѣ его идутъ два или четыре служителя богатоубранные, множество другихъ слѣдуютъ за нимъ пѣшкомъ, но вся сія толпа составлена изъ наемныхъ людей, какъ въ Европѣ нанимаютъ служителей на день въѣзда посольскаго. Они при Мандаринѣ остаются только во время пребыванія его въ городѣ; пятнадцать человѣкъ изъ оныхъ не должны ни мало отлучаться изъ его дома, а шестеро играютъ у дверей на гобояхъ, дудкахъ и барабанахъ, отъ коихъ нѣтъ ни на малое время покою ни сосѣдямъ, ни самому посланному.
   Военнослужащіе офицеры оказываютъ еще больше пышности въ своихъ походахъ. Свита ихъ состоитъ вся изъ конныхъ, и они стараются перещеголять другъ друга блескомъ и богатствомъ конскихъ уборовъ, оружія и платья. Даже самые Миссіонеры ѣздятъ иногда съ подобною пышностію; ибо Китайскіе Христіане не менше другихъ любятъ сіи наружные обряды. Жены не уступаютъ въ томъ своимъ мужьямъ; возокъ ихъ есть носильня съ осмью носильщиками, а невольницы слѣдуютъ за ними въ качалкахъ.
   Не одни только знатныя особы показываются народно съ таковымъ великолѣпіемъ, но и средней человѣкъ не выходитъ изъ дома инако, какъ ѣдетъ верхомъ или въ возкѣ запертомъ и окруженномъ служителями, и кто его менше, уступаетъ ему изъ почтенія дорогу. Когда встрѣтятся два Мандарина, ежели они равной степени, то довольствуются, не оставляя носильни и не вставая, сдѣлать поклонъ по своему обычаю; то есть сложить руки и опустишь, а потомъ поднять ихъ себѣ на голову, что повторяютъ до тѣхъ поръ, пока ихъ не пронесутъ. Но ежели одинъ другаго чиномъ ниже, то долженъ остановить свой возокъ, или слѣзть съ лошади, когда верхомъ ѣдетъ, и низко поклониться.
   Наиглавнѣйше Китайцы предъ престарѣлыми людьми оказываютъ себя покорными, скромными и почтительными. Они признаютъ ихъ за особъ, коихъ вѣкъ и время учинили хранителями мудрости; ни порода, ни богатство, ни чести, ни достоинства не увольняютъ ихъ отъ воздаванія должныхъ почестей старикамъ. Самъ Государь полагаетъ въ томъ свою славу, чтобы ихъ чтить. На одной всенародной аудіенціи указали Императору Мандарина третьяго степени, коему было отъ роду сто лѣтъ. Государь велѣлъ ему къ себѣ подойти, всталъ, дабы сдѣлать ему честь, и поздравилъ его съ долговременною жизнію.
   Тоже почтеніе, оказываемое къ старикамъ, дѣти имѣютъ къ родителямъ, ученики къ учителямъ, говорятъ при нихъ мало и не садятся. Обычай ихъ обязываетъ, особливо въ новой годъ, въ день ихъ рожденія, или въ знатныхъ случаяхъ, поздравлять ихъ, становясь на колѣна, и бія нѣсколько разъ головою въ землю. При смерти отца, и матери старшій сынъ вступаетъ во всѣ права отцовскія въ разсужденіи своихъ меншихъ братьевъ, и сіи обязаны имѣть къ нему уваженіе какъ къ родителю. Вольно имъ однако жить въ одномъ домѣ или раздѣлиться. Въ послѣднемъ случаѣ старшій даетъ имъ долю изъ отцовскаго имѣнія равную съ своею; ибо здѣсь дѣти мужеска пола дѣлятся равно. Ничего нѣтъ опредѣленнаго для дочерей: ежели онѣ не выйдутъ за мужъ, братья должны ихъ кормить.
   Въ одной книгѣ, сочиненной отъ имени и по повелѣнію нынѣшняго Императора, говоритъ сей Государь къ меншимъ братьямъ слѣдующее: "Въ обыкновенныхъ разговорахъ, не оказывайте никогда упрямства, но полагаясь на то, что старшіе ваши братья лучше васъ мыслятъ, уступайте имъ со скромностію, и ведите себя, какъ бы вы были одного съ ними мнѣнія. Въ пирахъ берите себѣ кушанье послѣ всѣхъ прочихъ; будьте воздержаны въ словахъ, и не говорите, не будучи вопрошены. Ежели вамъ случится итти изъ дома, не ходите никогда предъ вашими братьями, но держитесь въ сторонѣ и слѣдуйте за ними. Стоя, сидя, во всякомъ случаѣ уступайте имъ первое мѣсто. Вы ничего дѣлать не должны иначе, какъ по ихъ приказу, или съ ихъ позволенія: а ежели начали уже вы что нибудь по собственному вашему побужденію, не продолжайте, ежели они будутъ противнаго въ томъ съ вами мнѣнія...
   Удивительно, что про сего самаго Государя, которой есть четвертой сынъ Императора Каи-хи, говорятъ, будто бы онъ умертвилъ нѣкоторыхъ изъ своихъ братьевъ, возымѣвъ на нихъ подозрѣніе. Сказываютъ, что Мандаринъ, коему было поручено отъ него написать сіе наставленіе, нѣсколько съ лишкомъ вступилъ въ подробности о взаимныхъ между братьями должностяхъ, а особливо меншихъ къ старшимъ, и что Императоръ почелъ оное за упрекъ своего поведенія; не жаловался однакожъ, а подтвердилъ его напротивъ съ великими похвалами, но вскорѣ нашелъ сочинителя виновнымъ въ нѣкоторомъ преступленіи, и лишилъ его головы.
   Въ случаѣ смерти отца старшіе братья обязаны законами отвѣтствовать за безпорядки младшихъ. Не рѣдко случается, что вельможа лишается имѣнія, чиновъ, и строже еще иногда наказывается за то только, что братъ его обличенъ въ какомъ нибудь преступленіи.
   Мало есть народовъ, кои бы суевѣрнѣе были Китайцевъ: я разумѣю преданныхъ идолослуженію и вѣрящихъ колдовству. Они обожаютъ даже компасъ употребляемой въ мореплаваніи, кадятъ его безпрестанно, приносятъ ему мясо на жертву, бросаютъ въ море лоскутки золоченой бумаги, бумажныя лодки, дабы волны занимаясь потопленіемъ оныхъ, не имѣли времени вредить кораблямъ. Во время суши просятъ идоловъ о дождѣ. Мандаринъ прибиваетъ повелѣніе на углу каждой улицы, налагаетъ всеобщій постъ, и мясникамъ запрещаетъ продавать мясо. Потомъ отправляются торжественные ходы. Судья слѣдуетъ за оными пѣшій нерачиво одѣтый, и кладетъ иногда солому въ башмаки въ знакъ покаянія: онъ препровождается Мандаринами нижнихъ степеней, и главными обывателями города, несущими дары Бонзамъ и жертвы идоламъ. Поны, находящіеся въ ходу, поютъ молитвы и вричашъ плачевнымъ голосомъ не столь изъ набожества, сколь боясь палокъ, ежели дождь не пойдетъ, ибо они хвастаютъ изпросить оной. Нѣкоторые изъ нихъ, обѣщавъ съ лишкомъ много, бывали осуждены простоять цѣлой день на колѣняхъ на солнцѣ въ самое жаркое время. Иногда достается и идолу, ибо ежели онъ долго заставитъ ждать исполненія прозьбы, бьютъ его палками, дабы учинить благосклоннѣе, и ломаютъ въ куски, ежели и послѣ сего продолжитъ свое упрямство. Одинъ изъ таковыхъ боговъ не удостоившій отвѣтствовать на повторенные повелѣнія Губернатора былъ изгнанъ изъ города, и капище его раззорено. Какъ я смѣялся о семъ съ однимъ ученымъ: "вы смѣетесь, сказалъ онъ мнѣ, и вы правы; но и слыхалъ отъ Миссіонеровъ, что въ одной Европейской землѣ, которую называли они Испаніею, когда наступитъ суша, попы и властелины носятъ изображеніе одного изъ вашихъ святыхъ на берегъ рѣки, гдѣ бросили бы его въ воду, ежели бы тѣже самые попы не ручались, что чрезъ сутки дождь пойдетъ.
   Я есмь и проч.
   

ПИСЬМО LXII.

Продолженіе Китая.

   Вы изъ одного письма узнаете, Государыня моя, что мы выѣхали изъ Нан-кина, и прибыли въ столицу Китая. Прежде, нежели начну я говоришь о Пекинѣ, опишу вамъ нашу дорогу. Мы не оставили Гянъ-нансной провинціи безъ того, чтобы не осмотрѣть главные въ ней городы. По Нан-кинѣ отличаются особливо Су-джеу и Янъ-джеу. Первой походитъ положеніемъ на Венецію, но превосходитъ ее пространствомъ и числомъ жителей. Пріятность и плодородіе климата, стеченіе чужестранныхъ, всегдашнее зрѣлище лодокъ и судовъ, коими покрываются въ немъ каналы; наконецъ тихіе и роскошные нравы людей дѣлаютъ въ немъ наипріятнѣйшимъ пребываніе изо всего Китая. Здѣсь въ пословицу вошло: что на небѣ рай, то на землѣ Су-джеу.
   Я вамъ разсказывалъ объ одномъ городѣ, славномъ красотою женщинъ: оной есть Янъ-джеу, стоящій надъ широкимъ каналомъ. Множество приуготовляемой въ немъ и продающейся въ сосѣднія провинціи соли привлекаетъ въ него толпы народа. Жители преданы утѣхамъ; женщины весьма уважаются, и умѣютъ доставлять забавы разными образами: все то, что ни повѣствуется о неумѣренности въ роскошахъ Амаѳонскихъ дѣвицъ, есть только слабое начертаніе способовъ и любовныхъ ухищреній, съ каковыми сіи любезныя Яніанки дѣлаютъ людей счастливыми. Сія прелестная страна есть для Китайцевъ, что Кипръ былъ для Грековъ.
   Въ сей странѣ ростутъ лучшіе Померанцы. Тѣ, кои имѣемъ мы въ Европѣ, вышли изъ Китая, откуда Португальцы вывезли первыя сѣмена. Въ Лиссабонѣ и понынѣ показываютъ первое дерево, отъ котораго, утверждаютъ, разродились всѣ померанцы, служащіе украшеніемъ въ нашихъ садахъ.
   Здѣсь мы взяли легкія носильни для продолженія нашего пути: оныя сдѣланы изъ тростей, равно какъ и палки, на коихъ ихъ несутъ. Естьли бы онѣ были тяжелѣе, трудно бы было ихъ и употреблять въ горахъ. Носильщики имѣютъ начальника, отъ котораго проѣзжіе ихъ нанимаютъ. Даютъ ему реестръ сундуковъ и связокъ, соглашаются о цѣнѣ, денги платятъ напередъ, и получаютъ столько ярлыковъ, сколько возмешь людей; по томъ отдаютъ имъ поклажу, и оная вѣрно доставлена бываетъ до назначеннаго мѣста. Тяжести обыкновенно привѣшиваются по срединѣ рычага изъ бамбу, которой несутъ два человѣка на плечахъ. Ничто сравниться не можетъ съ легкостію сихъ носильщиковъ: въ цѣлой день останавливаются они только три раза, и въ часъ уходятъ около десяти верстъ, хотя и не имѣютъ помочей. Дорога въ иныхъ мѣстахъ такъ наполнена людьми, что представляется торжищемъ, и вся населена деревнями и харчевнями, въ коихъ всякой найдетъ обѣдъ за умѣренную цѣну. Человѣкъ можетъ сытъ быть за три копѣйки; но за вино платятъ особливо, естли кто пить пожелаетъ. Пища, которая вообще не нравится чужестраннымъ, состоитъ въ травахъ и огородныхъ овощахъ, и что всего хуже, сіи яствы бываютъ холодны и недоварены. Китайцы зелень предщкнітаютъ живности: мы не слѣдовали ихъ примѣру, и всю надежду полагали на заготовленную ветчину, цыплятъ и утокъ. Добрая птица стоитъ здѣсь копейка; но обыкновенная и менше другихъ дорогая пища, есть нѣкоторое тѣсто изъ бобовъ, называемое здѣсь Джеу-ху; дѣлаютъ изъ него коровайцы толщиною дюймовъ въ шесть. Они мало вкусны, когда сыры, но вареные въ водѣ и приготовленные съ нѣкоторыми травами, рыбою и другими приправами, бываютъ весьма хорошимъ кушаньемъ, а жареные въ коровьемъ маслѣ и того лучше. Ѣдятъ ихъ также сушеные и копченые; и сей способъ готовить ихъ превосходитъ всѣ прочіе. Разходится ихъ великое множество; ибо начиная отъ Императора до послѣдняго поденщика, всѣ страстно ихъ любятъ. Фунтъ состоящей изъ двадцати унцій продается по денежкѣ.
   Въ одной здѣшней деревнѣ видѣлъ я, что хлѣбъ не молотятъ принятымъ повсюду образомъ, но катаютъ по немъ валъ изъ неглаженаго мрамора. Длиною оной будетъ въ два фута съ половиною, а въ поперечникѣ двадцать четыре дюйма, и везется быками за веревки, привязанныя по концамъ. Въ семъ же мѣстѣ Китайцы собираютъ круглые камешки, кои въ стрѣльбѣ служатъ имъ вмѣсто пуль.
   Мы часто оставляли сухой путь, и плыли по каналамъ. Въ часы, назначенные для осмотра судовъ, приходятъ таможенные чиновники со множествомъ людей и съ музыкою, а приходъ ихъ возвѣщается пальбою изъ пушекъ. Одни имѣютъ значки, булавы, другіе цѣпи, подсолнечники и разныя украшенія, или знаки своихъ должностей. Посреди ихъ является Мандаринъ, несомой осмью человѣками въ открытой носильнѣ, а на концѣ другой вышней степени и въ закрытой носильнѣ. Жители при проходѣ ихъ, держатъ зажженые и пахучіе факелы, каковы жгутъ предъ идолами, и ставъ на колѣна, трижды кланяются въ землю. Оба Мандарина садятся въ бесѣдкѣ на берегу рѣки, и мимо ихъ проводятъ всѣ барки, одна за другою. Надсмотрщики берутъ имена каждаго шкипера, подаютъ ихъ Мандаринамъ безъ дальнихъ розысканій, и налагаютъ на нихъ пошлину по величинѣ судна. Всѣ сіи служители носятъ на груди небольшей лоскутъ, повѣшенной на шеѣ, привязанной по бокамъ, и на которомъ написаны нѣкакія Китайскія буквы.
   Въ семъ водяномъ путешествіи видѣли мы опасныя мѣста, отъ коихъ не можно бы спастись безъ великаго искуства. При таковыхъ мѣстахъ стоятъ обыкновенно капища Бонзовъ, кои просятъ у плывущихъ милостыни, обѣщаютъ за нихъ молиться, и гюказыващтъ предолгіе списки матрозовъ, избавившихся, ежели имъ вѣрить, ихъ помощію.
   Когда знатной человѣкъ проѣзжаетъ мимо карауленъ, построенныхъ вдоль по рѣкамъ, солдаты ему чинятъ поздравленіе, а узнаютъ его по розписаннымъ значкамъ и по копьямъ окружающихъ его людей. Впрочемъ можно также познать его и по тому, что бьютъ у него по три удара въ большіе мѣдные тазы. Караулъ отвѣтствуетъ толикимъ же числомъ ударовъ, и обязанъ стеречь барку въ ночное время. Есть такіе между сими судами, кои имѣютъ всѣ возможныя выгоды. Ежели плывущіе на нихъ господа люди богатые, или высокихъ чиновъ; то барки бываютъ развращены, раззолочены, на кормѣ сдѣланъ особой покой для музыки, повѣшены конскіе хвосты, поставлены барабаны и другіе инструменты. По числу таковыхъ украшеній судятъ о качествѣ Мандарина; и сихъ судовъ такое здѣсь множество, что въ одномъ Китаѣ ихъ будетъ больше, нежели во всемъ извѣстномъ свѣтѣ.
   Большая рѣка, которую называютъ желтою рѣкою, ибо вода въ ней мутна и густа, представляла взору нашему многіе плавающіе острова, дѣла рукъ человѣческихъ, какъ насъ увѣряли; сдѣланы же они изъ тростей бамбу, сквозь кои влажность и мокрота не проходятъ. Китайцы строятъ на семъ основаніи хижины, или небольшіе домики изъ досокъ и другихъ легкихъ вещей, въ коихъ живутъ съ женами, дѣтьми и скотиною. Есть между сими островами такіе, на коихъ помѣщаются по сту семей, и всѣ кормятся торгомъ. Они останавливаются по цѣлымъ мѣсяцамъ на одномъ мѣстѣ, и привязываются къ надолбамъ, набитымъ по берегу.
   Проѣзжали мы чрезъ многіе города, гдѣ не имѣютъ обычая кричать съ товаромъ, но играютъ на разныхъ инструментахъ, по коимъ ихъ различаютъ. Мастеровые симъ же образомъ даютъ о себѣ знать: брадобреи, напримѣръ, хлопаютъ щипцами, и всю свою лавку носятъ на палкѣ; блюдо и жаровня повѣшены съ одной стороны, а съ другой скамейка и прочія ремесла ихъ орудія.
   Въ мѣстахъ, гдѣ горы и трудные проѣзды, находятся небольшіе домы, обитаемые Бонзами, въ коихъ держатъ всегда готовой чай, и подчиваютъ съ немалою учтивостію. Сіи добрые люди весьма радовались, когда мы что нибудь давали, и изъявляли благодарность свою низкими поклонами. Ежели ничего имъ не дашь, стоятъ они неподвижны.
   Приближаясь къ одному городу въ провинціи Шань-дунъ, видѣли мы превеликую ловлю. Дѣлается оная птицею называемою Лува, которая поменьше гуся, и мало разнствуетъ съ ворономъ; шею имѣетъ долгую, носъ орлиной, Китайцы сажаютъ ее на край судна, и она увидя рыбу, бросается въ рѣку, и ловитъ ее, ныряя подъ водою; поймавъ приноситъ къ рыбаку, которой вновь пускаетъ птицу на промыселъ: но дабы не проглотила она рыбы, надѣваетъ ей на шею желѣзное кольцо. Ежели рыба ей не по силѣ, то даетъ она знать хозяину крикомъ. Когда рыбакъ доволенъ птицею, снимаетъ кольцо, и даетъ ей волю ловить на себя. Позволеніе для сей ловли покупается у Императора, а птица въ такомъ уваженіи у Китайцевъ, что, ежели хорошо выучена, продается рублей по тридцати.
   Утиная ловля, которая здѣсь наровнѣ съ рыбною, дѣлается съ помощію большой тыквы, надѣваемой человѣкомъ на голову; а чтобы могъ онъ видѣть и переводить духъ, дѣлается на ней отверзтіе, утки весьма любятъ тыквы, а сверхъ того и привыкли видѣть ихъ плавающія по болотамъ; приближаются къ ней клевать, и въ сіе время человѣкъ хватаетъ илъ за ноги. Другой родъ ловли чинится небольшими стрѣлами привязанными къ луку ниткою, дабы не потерять стрѣлы, и притянуть рыбу, когда стрѣла въ нее воткнется.
   Въ большей части городовъ, селъ и даже деревень приходятъ на постоялые дворы увеселять проѣзжихъ во время обѣда, шайки комедіантовъ и шутовъ. Дабы избѣжать повторенія, не говорю я ни о капищахъ воздвигнутыхъ идоламъ, ни о зданіяхъ построенныхъ въ честь великимъ людямъ, ни о множествѣ гробницъ и монастырей, кои видѣли мы въ разныхъ мѣстахъ въ Шандунской провинціи. Множество озеръ, ручьевъ и рѣкъ, не считая большаго Императорскаго канала, способствуютъ ко учиненію сей провинціи наиплодоноснѣйшею въ Имперіи. Дичина и живность въ ней крайне дешевы; а озера снабжаютъ изобильно рыбою. Нѣтъ почти хлѣба и плода, которой бы въ ней не родился; но предпочтительнѣе прочихъ прекрасные персики, разные роды орѣховъ и каштановъ, множество сливъ и грушъ. Всѣ сіи плоды сохраняются сухіе, и развозятся въ другія провинціи, гдѣ на нихъ великой расходъ. По полямъ видѣнъ родъ бѣлаго шелка, свойственнаго сей области, пристающаго долгими нитками къ кустамъ и деревьямъ. Изъ онаго дѣлаются штофцы, хотя не столь тонкіе, но чаще и крѣпче, нежели изъ обыкновеннаго. Сія провинція имѣетъ также то преимущество, что родился въ ней Конфуціи. Многія зданія доказываютъ народное почтеніе къ памяти сего великаго мужа. Главные городы суть Дзи-ань, День-джеу, Чунь-джеу, кои не уступаютъ ни въ величинѣ, ни въ богатствѣ, ни въ красотѣ наилучшимъ городамъ въ Китаѣ.
   Въ городѣ Та-джеу производится торгъ напиткомъ Зам-су, о коемъ я вамъ доносилъ, и которой въ Китаѣ употребляется вмѣсто вина. Изъ Та-джеу возятъ его въ самыя отдаленныя провинціи; и сіе дѣлаетъ городъ столь цвѣтущимъ въ торговлѣ. Питье приготовляется разными образами, а обыкновенно положа извѣстное количество пшена въ воду на двадцать на четыре или тридцать дней, варятъ его до тѣхъ поръ, пока оно совсѣмъ не разойдется. Послѣ сего даютъ ему бродить и покрыться пѣною, довольно похожею на пѣну молодаго вина. Подъ пѣною находится чистое вино, которое сливаютъ въ муравленые сосуды. Изъ дрожжей дѣлаютъ водку, и оная бываетъ иногда и крѣпче нашей и больше горитъ. Китайцы дѣлаютъ также водку изъ пересиженнаго бараньяго мяса или ягнятины; но сверхъ непріятнаго вкуса заражаетъ она сильно голову парами. Водка передвоенная изъ молока и бобовъ бываетъ гораздо слабѣе.
   Между огородными травами, растущими въ сей провинціи, наибольше другихъ Китайцы стараются о Петсѣ, листьями похожей на нашъ качанной салатъ, и превосходящей оной вкусомъ. Солятъ его, настаиваютъ въ уксусѣ, и мѣшаютъ со пшеномъ для отнятія у него непонятности. Народъ весьма много оной травы ѣстъ, и повѣрить почти не можно, сколь много ее сѣютъ. Первые морозы дѣлаютъ ее мягкою въ Октябрѣ и Ноябрѣ отъ возхожденія до захожденія солнца проѣхать не льзя въ вороша городскіе отъ множества телегъ, нагруженныхъ симъ товаромъ.
   Не далеко отъ столицы увидѣли мы въ одной деревнѣ народъ собравшейся толпами для сопротивленія саранчѣ, которая всякой годъ посѣщаетъ сію землю; оная приносится полуденнымъ вѣтромъ въ такомъ множествѣ, что ежели по нещастію упадетъ на землю, поѣстъ чрезъ нѣсколько часовъ всѣ произрастенія. Жители бѣгаютъ по полямъ съ разпущенными знаменами, кричатъ безпрерывно во весь голосъ до тѣхъ поръ, пока не увидятъ сихъ насѣкомымъ падающихъ въ море, или въ какую рѣку.
   За симъ позорищемъ послѣдовало другое, то есть ходъ съ страшными идолами, коихъ несли въ близь лежащее капище. Женщины одѣтыя въ самое богатое платье ѣхали на ослахъ; жрецы играли нестройнымъ образомъ на трубахъ, на флейтахъ и били въ барабаны; иные кадили ладономъ предъ помянутыми идолами; другіе приносили имъ въ жертву лоскутки позолоченной бумаги. Сіи жрецы, слѣдующіе ученію Лао-кіума, упражняются по большой части въ Химіи, въ составленіи философическаго камня и всеобщаго лѣкарства. Лао-кіумъ, о которомъ я уже говорилъ, хвасталъ, что знаетъ средство продолжить жизнь человѣческую, почему ученики его и названы секта безсмертныхъ. Можетъ быть сія мнимая безсмертность основывалась въ своемъ началѣ на ученіи о будущей жизни, означенной какою ни есть аллегоріею, которую по томъ приняли за сущую правду: ибо часто случается, что истинна доводитъ людей до заблужденія.
   Примѣчанія достойно въ окружностяхъ Пекина, что всегда встрѣтить деревенскихъ жителей по всѣмъ дорогамъ съ двумя коробами привязанными на концахъ палки, собирающихъ скотской калъ для утучненія садовъ. Иные сгребаютъ также листья опадшіе съ деревьевъ и солому для топленія, ибо дрова здѣсь очень рѣдки.
   Чѣмъ ближе подъѣзжаешь къ столицѣ, тѣмъ постоялые дворы становятся хуже: въ нихъ не найдешь ничего, кромѣ зелени и другихъ мелкихъ припасовъ; а причину тому сказали, что хотя съѣстное очень дорого, но проѣзжіе не хотятъ ничего прибавить къ четыремъ копѣйкамъ съ денежкою, кои во всякомъ постояломъ дворѣ во всемъ государствѣ суть обыкновенная плата за ужинъ и за препровожденіе ночи.
   Прежде прибытія въ Пекинъ видѣлъ я, какъ наказывали предъ домомъ одного судьи человѣка за преступленіе другова, которой его нанялъ. Настоящей преступникъ договорился въ томъ съ тюремнымъ надзирателемъ; и какъ я удивлялся таковому обыкновенію, то мнѣ разсказывали, что одинъ злодѣй нанялъ бѣднаго человѣка для полученія за него наказанія, думая, что оное кончится палочными ударами, а нанявшейся былъ осужденъ на смерть: но измѣна открылась, и всѣхъ участниковъ предали смерти.
   Въ одной деревнѣ недалеко отъ столицы нѣкоторой богатой ученой человѣкъ прняглель нашего Миссіонера позвалъ насъ къ себѣ обѣдать. Вамъ уже извѣстны Китайскіе обѣды; но не помню, сказалъ ли я, что нѣтъ у нихъ ни тарелокъ, ни салфетокъ, и что они привѣшенными у нихъ на шеѣ платками отираютъ только ротъ, отъ чего пальцы всегда въ жиру, и смотря на нихъ, часто тошнится. Употребляютъ они двѣ палочки изъ чернаго дерева, или изъ кости такъ проворно, что поднимаютъ ими булавку; держатъ же ихъ въ правой рукѣ между большимъ и двумя слѣдующими пальцами. Похлѣбки пьютъ, не употребляя помянутыхъ палочекъ, какъ только для приведенія въ ротъ кусковъ въ нихъ плавающихъ. Жаркое становится разрѣзанное кусками въ фарфоровыхъ чашахъ. Вмѣсто солонокъ имѣютъ небольшіе сосуды съ сокомъ изъ мяса, приготовленнаго съ солью, и обмакиваютъ въ нихъ куски.
   Изъ за стола мы встали такъ рано, что могли поспѣть въ Пекинъ еще въ тотъ же день. Дорога по обѣимъ сторонамъ населена загородными домами съ широкимъ каналомъ предъ каждымъ и каменнымъ чрезъ оной мостомъ. Нѣтъ здѣсь, какъ у насъ, безконечныхъ лѣсовъ, кои не столько снабжаютъ дровами, сколь вредятъ земледѣлію по причинѣ заключаемыхъ въ нихъ звѣрей на утѣшеніе знатныхъ и на раззореніе бѣдныхъ. Пріятность Китайскихъ садовъ замыкается въ выгодномъ положеніи и въ различности саженія и обработыванія. Въ нихъ вы увидите прелестныя кедровыя и кипарисныя бесѣдки. Сія пріятная дорога, возвѣщающая издалека столицу великой Имперіи, кончится при самыхъ ея предмѣстіяхъ.
   Отецъ Дероберъ нашелъ намъ выгодное жилище близь самаго дворца, дабы не быть въ отдаленіи отъ живущихъ при дворѣ Іезуитовъ Красота помянутаго дворца не столько въ архитектурѣ состоишь, сколь въ невѣроятномъ множествѣ зданій, дворовъ и садовъ. На четвероугольномъ и больше продолговатомъ, нежели широкомъ мѣстѣ, возвышаются кирпичныя строенія вышиною въ восемь саженъ, покрытыя желтою черепицею и наведенныя лакомъ, уподобляющимся позолотѣ. Кровля представляетъ львовъ, драконовъ и всякихъ животныхъ. Ограда, состоящая изъ хорошихъ стѣнъ, окружаетъ не только жилище Государя, но и многія поставленныя для его Министровъ, чиновниковъ и всѣхъ принадлежащихъ къ его службѣ. Оная ограда имѣетъ къ округѣ своемъ верстъ шесть, и занимаетъ средину Татарскаго города; ибо послѣ послѣдней премѣны Пекинскіе жители принуждены были уступить домы свои побѣдителямъ, и выстроили наскоро новой городъ внѣ стѣнъ стараго. Симъ образомъ столица состоитъ нынѣ изъ двухъ городовъ, Татарскаго и Китайскаго.
   Женщины и евнухи живутъ внутри дворца: сіе мѣсто отдѣлено особою оградою. Девять обширныхъ дворовъ одинъ за другимъ занимаютъ все его пространство, а между собою соединяются большими воротами, изъ коихъ при каждыхъ стоитъ стража. Ворота сдѣланы съ мраморными сводами и надъ ними превеликая бесѣдка. Отворены они отъ самаго разсвѣта до ночи. Запрещено строго къ нимъ приближаться слѣпымъ, хромымъ. горбатымъ, нищимъ и Бонзамъ, однимъ словомъ всѣмъ родамъ людей могущихъ произвесть омерзѣніе какимъ либо безобразіемъ, противнымъ взору, или чрезмѣрною неопрятностію.
   Стропила кровель, покрывающихъ бесѣдки, составляютъ безпорядочное смѣшеніе брусьевъ, бревенъ, подпоръ наставленныхъ одни надъ другими, высунувшихся и дѣлающихъ видъ чудной: всѣ оныя выкрашены зеленью и изпещрены золотыми изображеніями. Крылья дворовъ застроены или небольшими отдѣленными домами, или долгими переходами. Комнаты Императорскія находятся на послѣднемъ дворѣ. Ворота на оной поддерживаются столбами изъ драгоцѣннаго дерева. Около идетъ площадка намощенная бѣлымъ мраморомъ, украшенная перилами и пресѣкаемая во многихъ мѣстахъ лѣстницами, изъ коихъ середняя есть отлогой скатъ безъ ступенекъ, по которому никто кромѣ Императора не ходитъ.
   Трудно описать съ точностію всѣ части сего обширнаго дворца, да и сумнѣваюсь, можетъ ли таковое описаніе безъ помощи плана быть для чтенія пріятно. Довольно сказать вообще, что ни одинъ Государь въ свѣтѣ не живетъ такъ великолѣпно, какъ Китайской Императоръ; подданные его дали огромные имена галлереямъ, воротамъ, лѣстницамъ, дворамъ, входамъ сего безконечнаго зданія, какъ то: вышній дворъ, входъ о тысячѣ дугахъ, зала вышняго согласія, двери чистаго и безпорочнаго неба, врата таинственной силы и пр. Симъ образомъ различаютъ они разныя части сего величественнаго зданія, которое могло бы одно составить немалой городъ. Зала аудіенціи имѣетъ около ста тридцати футовъ въ длину и почти столько же въ ширину. Панельная работа вся рѣзная, развращенная зеленымъ цвѣтомъ. и убранная позолоченными драконами. Наружные столбы, поддерживающіе кровлю, имѣютъ внизу около семи футовъ въ толщинѣ, и прекрасно вылакированы. Стѣны такъ бѣлы, что ослѣпляютъ взоръ, но просты, безъ обоевъ, безъ зеркалъ, безъ живописи и безъ всякаго украшенія. Тронъ, стоящей посреди залы, также простъ. На немъ то его Величество принимаетъ пословъ.
   По обѣимъ сторонамъ дворца, которой собственно есть жилище самаго Императора, видно множество большихъ и пространныхъ домовъ, въ коихъ живутъ князья. Оные домы такъ же имѣютъ названія свои, и приводятъ въ удивленіе красотою, различностію и богатствомъ. Одинъ именуется Дворецъ цвѣтущаго знанія, въ коемъ Императоръ бываетъ тогда, когда пожелаетъ разговаривать съ учеными, спрашивать у нихъ совѣта, или отправлять. посты наблюдаемые въ Китаѣ. Другой Дворецъ военнаго совѣта. Въ немъ бываютъ, когда государство угрожается какимъ возмущеніемъ, разбойниками или нападеніемъ Татаръ. Третій умершихъ Императоровъ. Сіи Государи представлены въ немъ сидящіе въ царской одеждѣ на престолѣ изъ орлинаго дерева; передъ ними стоятъ столы съ подсвѣшниками, курильницами и всемъ могущимъ служить ко употребленію живыхъ. Въ нѣкоторые торжественные дни ставятъ предъ нихъ кушанье наилучшимъ образомъ приготовленное. Дворецъ милости и благоразумія есть мѣсто, въ ноемъ воздаются погребальный почести Государямъ вскорѣ по ихъ смерти. Дворецъ сожалѣнія и радости служишь пребываніемъ наслѣднику короны по смерти царствующаго Императора. Дворецъ цвѣтущаго согласія есть жилище прочихъ Императорскихъ сыновей, пока они холосты. Старшей женится во дворцѣ Царской свадьбы, Императрица мать живетъ во дворцѣ Благочестія, дочери во дворцахъ Благости и щастія. Вторая и третья Императрица съ наложницами и другими женами покойныхъ Императоровъ пребываютъ во дворцахъ Должнаго имени, Долгой жизни и Небеснаго спокойствія. Когда Государь похочетъ быть наединѣ съ Императрицею, ходитъ во дворецъ Великой дружбы,, или во дворецъ называемой Мѣсто покоя. Дворцы Принимающій несъ и Возвышенной земли служатъ къ утѣхамъ, коими наслаждается его Величество съ Императрицами второй степени. Наконецъ дворецъ Изобильной добродѣтели и другой именуемой Покрывающій сердце содержатъ Императорскія дорогія вещи. Всѣ сіи зданія стоятъ въ одной оградѣ.
   Внѣ стѣны дворца видѣнъ дворецъ Двойной цвѣтъ, такъ названной по тому, что построенъ Государемъ два раза возходившимъ на Китайской престолъ; и дворецъ Десяти тысячъ жизней, въ которой уединился одинъ слабоумной Императоръ съ Бонзами, обманщиками для исканія всеобщаго лѣкарства и дѣланія воды безсмертія. Чрезъ мѣсяцъ жаръ отъ горновъ приключилъ ему болѣзнь, отъ которой онъ умеръ въ нѣсколько дней. Дворецъ Совершенной чистоты построенъ другими Монархами для признаванія пятнадцатаго дня осмой луны. Дворецъ Цвѣтущей башни есть главное жилище Императора въ продолженіе большихъ жаровъ. Когда онъ хочетъ веселишься рыбною ловлею, смотрѣть сраженій на водѣ, или гулять по водѣ, удаляется во дворецъ Десяти тысячъ утѣхъ, лежащій на берегу превеликаго озера. Звѣринецъ называется дворецъ стѣнъ тигра. Въ немъ забавляется его Величество смотрѣніемъ на львовъ, медвѣдей, тигровъ, леопардовъ, волковъ, обезьянъ, павлиновъ, орловъ, лебедей, журавлей, попугаевъ и другихъ родовъ животныхъ и птицъ, питаемыхъ въ сей оградѣ. Старинные Имерашоры ѣзжали во дворецъ, называемой Середнею крѣпостію, смотрѣть сраженія трехъ тысячъ евнуховъ, но Татарскіе Государи отмѣнили сіе обыкновеніе.
   Обладатели Европы! вы имѣете дворцы для каждаго времени въ году; но имѣете ли вы оные для каждой надобности, для каждой вашей склонности, для каждаго вкуса? Имѣете ли вы оные для здоровья и для болѣзни, для радости и печали, для труда и покоя, для горести и утѣхи, для войны и мира, для уединенія и показанія себя народу, для любви и дружбы, для вольности и принужденности, какъ имѣютъ Китайскіе Императоры?
   Ко всѣмъ симъ дворцамъ можно присовокупить двадцать четыре огромныхъ палатъ, построенныхъ около дворца для помѣщенія великихъ чиновниковъ двора Императорскаго. Должность ихъ состоитъ въ надзираніи надъ погребами, запасными анбарами и придворными служителями. При владѣніи Китайскихъ Монарховъ сіи разныя мѣста занимаемы были евнухами; нынѣ заступаютъ ихъ семдесять два Татарскіе велможи, имѣющіе подъ собою великое число подчиненныхъ.
   Сверхъ сего множества палатъ, изъ коихъ иные принесли бы честь нѣкоторымъ Европейскимъ Королямъ, находится въ той же оградѣ немалое число капищъ, имѣющихъ свое особое опредѣленіе. Одно посвящено сѣвернымъ звѣздамъ, коихъ народъ призываетъ для изпрошенія долгой жизни. Въ другомъ молятся о дѣтяхъ, богатствахъ и достоинствахъ. На третье Китайцы взираютъ съ ужасомъ; Императоръ Каи-хи повелѣлъ соорудить его для политическихъ причинъ. Онъ хотѣлъ приласкать тѣмъ западныхъ Татаръ, отъ коихъ произходилъ со стороны своей матери. Идолъ въ немъ обожаемой нагъ и въ непристойномъ положеніи бога Пріапа, что крайне трогаетъ скромное важничаніе Китайскаго народа.
   Сіи капища, сіи дворцы, сіи палаты раздѣлены между собою стѣнами, на коихъ подѣланы цвѣты, птицы, драконы и всякіе возвышенныя изображенія животныхъ. Сіе собраніе зданій, состоящее изъ мраморныхъ бесѣдокъ, галлерей, столбовъ, перилъ и лѣстницъ, сіе множество кровель изъ желтой, зеленой, синей черепицы, напускаетъ толикой блескъ, что при возходѣ солнца кажутся онѣ вылитыми изъ чистаго золота и расписанными лазоревою и зеленою финифтью, наконецъ сіе смѣшеніе разныхъ работъ и украшеній, живописи, лака, позолоты, рогожекъ, ковровъ, картинъ, мраморныхъ или фарфорофовыхъ половъ, составляетъ зрѣлище столь великолѣпное, что Ничто не можетъ подать большаго понятія о величествѣ государя. Прибавьте къ сему дворы, конюшни, службы, кладовыя, книгохранилища, сады, озера, пруды, звѣринцы, каналы, рощи и строеніе нужное для помѣщенія всѣхъ служащихъ; и тогда вы согласитесь сами, что наипрекраснѣйшіе Европейскіе городы едва могутъ сравниться въ великолѣпіи и огромности съ симъ пространнымъ и рѣдкимъ дворцомъ.
   Хотя разныя его части и довольно странной Архитектуры, не можно однакожъ не признать, чтобъ не составляли они величественнаго зданія. Не должно искать въ нихъ ни водометовъ, ни лабиринтовъ, ни мраморныхъ и мѣдныхъ статуй, какъ въ нашихъ дворцахъ, ни той красы и нѣжности, ни совершенства въ работѣ и вкусѣ, чѣмъ художники наши шолико превосходятъ Китайскихъ по главная красота здѣшнихъ зданій состоитъ въ правильномъ расположеніи покоевъ, въ отмѣнномъ устроеніи высокихъ кровель съ отлогостями и съ загибами на концахъ, на коихъ подѣланы по угламъ драконы. Подъ таковою кровлею дѣлается другая не уступающая красотою первой, и коей подпоры выкрашены и изпещрены позолоченными изображеніями.
   Таково есть наиглавнѣйшее зданіе въ столицѣ. Прочіе домы чисты и выгодны, но самые простые. Палаты Мандариновъ превосходятъ ихъ только пространствомъ, а не красотою; въ нихъ видны широкіе дворы, предлинныя галлереи, прочныя ворота и горницы, о уборѣ коихъ мало прилагаютъ попеченія. Сія простота не столько происходитъ отъ вкуса народа, съ природы любящаго пышность, сколь отъ одного древняго политическаго обыкновенія. Здѣсь опасно и пожелать отъ другихъ отличиться. Мандаринъ почелся бы за преступника, естьли бы построилъ домъ красивой, съ лишкомъ высокой. Нравонадзиратели установленные отъ полиціи обвинили бы его предъ Государемъ, и самая малая бѣда, могущая ему приключиться въ таковомъ случаѣ, была бы та, что принудили бы его сломать домъ. Приказы судебные не великолѣпнѣе обывательскихъ домовъ. Капища здѣсь по Императорскомъ дворцѣ наилучшія и примѣтнѣйшія зданія.
   Стѣны новаго города показались мнѣ низки и въ худомъ содержаніи, но старыя, построенныя изъ кирпича, имѣютъ около сорока футовъ вышины. Нѣсколько человѣкъ верхомъ могутъ по нимъ ѣздить рядомъ, а въѣзжаютъ по весьма отлогому скату. Въ нѣкоторомъ между собою разстояніи подѣланы толстыя четвероуголольныя башни. Ровъ сухой, но глубокъ и широка. Воротъ, коихъ числомъ тринадцать, чрезвычайно высоки и не имѣющіе варварскаго вкуса въ Архитектурѣ. При каждыхъ стоятъ по двѣ превеликія бесѣдки или башни: изъ одной видъ простирается на поле, а изъ другой въ городъ; они имѣютъ по девяти ярусовъ съ небольшими круглыми окнами, каковы дѣлаются для пушекъ, а въ низу залу, служащую караульнею, съ наруже оставлено мѣсто саженъ на шестьдесять для площади обнесенной въ полукругъ стѣною, на которой могутъ стоять въ строю до пяти сотъ солдатъ.
   Городъ Пекинъ былъ вымѣрянъ по повелѣнію покойнаго Императора, и имѣетъ около тридцати верстъ въ окружности, не считая тридцати предмѣстій. Чрезвычайная его величина соотвѣтствуетъ и могуществу Монарха въ немъ обитающаго и пространству государства, котораго онъ есть столицею. Хотя домы въ немъ ниже нашихъ, но не менше въ нихъ живешь народа: ибо десятеро Китайцевъ свободно помѣщаются въ такомъ мѣстѣ, гдѣ тремъ Французамъ тѣсно. Сверхъ того большая часть ремесленныхъ людей, носильщиковъ, нищихъ, не имѣютъ жилища въ Пекинѣ, а занимаютъ суда, коими покрывается пристань, и кои составляютъ другой городъ почти стольже людной, какъ первой. Прибавьте въ сему безчисленную толпу мужиковъ, ежедневно приѣзжающихъ изъ деревень; а наибольше движеніе въ ней умножаютъ ремесленные люди, бородобреи, портные, столяры и пр. ибо они не сидятъ дома, но бѣгаютъ по улицамъ, ищутъ по городу работы, и съ собою носятъ всѣ свои орудіи; даже кузнецы таскаютъ на себѣ наковальню, молотъ, горнъ и мѣхъ. Наконецъ всѣ зажиточные обыватели и люди посредственнаго состоянія водятъ за собою всѣхъ своихъ подчиненныхъ. Представьте себѣ всѣхъ нашихъ приказныхъ, судей, стряпчихъ, секретарей, прокуроровъ, поддьячихъ, комиссаровъ, разсыльщиковъ, откупщиковъ, таможенныхъ служителей, казначеевъ, банкировъ, докторовъ, лѣкарей, аптекарей, цирюльниковъ, однимъ словомъ всѣхъ мѣщанъ города нѣсколько зажиточныхъ, послѣдуемыхъ толпою ихъ подчиненныхъ и слугъ; то и тогда еще будете имѣть слабое понятіе о сумятицѣ и тѣснотѣ сей столицы. Во всемъ ономъ невѣроятномъ стеченіи людей не попадается ни одна женщина: по чему легко можно судить о числѣ жителей Пекина; когда улицы въ немъ едва могутъ вмѣщать половину оныхъ. Число ихъ такъ велико, что вамъ бы показалось, будто изъ всѣхъ провинцій сбѣжались люди смотрѣть какаго чрезвычайнаго позорища. Приложите къ сему невѣроятное число лошадей, лошаковъ, верблюдовъ, носиленъ, телѣгъ нужныхъ для удовольствованія города съѣстными припасами и колясокъ для употребленія такихъ, кои пѣшкомъ исходятъ. За двѣнадцать или пятнадцать копѣекъ возятъ васъ цѣлой день на лошади, или на лошакѣ верхомъ. Проводникъ держитъ его за поводъ, дабы легче проѣхать сквозь толпу, да и возы не скорѣе ѣздятъ пѣшихъ. Здѣсь не почитается за безчестіе, какъ у насъ, ежели ѣдущаго выпередитъ пѣшій, и не позволяется, чтобъ откупщикъ, непотребная дѣвка, и петиметръ усиливались въ запуски выпередить, приводя въ трепетъ честнаго гражданина, убѣгающаго отъ нихъ изъ всей силы, дабы не напустить духъ подъ ихъ колѣсницею. Не увидите вы здѣсь также смѣха и презрѣнія достойнаго позорища, чтобы тысячи каретъ зацѣпившись, стояли неподвижны по цѣлымъ часамъ, и чтобы между тѣмъ позолоченой бояринъ, разваляся и забывъ, что есть у него ноги, проклиналъ себя, что не можетъ далѣе ѣхать.
   Повсюду попадаются въ Пекинѣ кучи молей смотрящихъ на площадныхъ лѣкарей и слушающихъ отгадывателей, пѣвуновъ, обаятелей, комедіантовъ. Сколь скоро появится какой судія, знатной человѣкъ, Мандаринъ шествующій съ составляющими его приказъ; всѣ помянутые зрители сторонятся и очищаютъ мѣсто идущимъ, кои одни уже производятъ тѣсноту въ городѣ. Князя крови, придворнаго господина провожаетъ отрядъ конницы. По счастію улицы очень широки; а иначе бы не можно было и разъѣхаться. Всѣ онѣ прямы и ровны: и иныя будутъ длиною верстъ на пять и уставлены по сторонамъ богатыми лавками, кои производятъ преизрядное дѣйствіе, хотя вообще низкость домовъ вредитъ красотѣ зрѣлища; но выкрашенные и вылакированные столбы по обѣимъ сторонамъ лавки составляютъ украшеніе улицы, и дѣлаютъ ее похожею на театральную декорацію.
   Продаются здѣсь небольшія книжки, въ коихъ улицы, площади, храмы и домы знатныхъ означены съ именами, достоинствами, жилищемъ всѣхъ чиновныхъ, дабы всякой могъ сыскать, кого кому надобно.
   Городъ раздѣленъ на множество частей или околотковъ, подчиненныхъ нѣкоторымъ надзирателямъ, имѣющимъ присмотръ надъ десятью домами и отдающимъ Губернатору отчетъ обо всемъ произходящемъ въ своихъ околоткахъ. Домы одного околотка обязаны взаимно одинъ другаго оборонять и защищать. Ежели случится воровство, или какой безпорядокъ, всѣ они за то отвѣтствуютъ. Каждый хозяинъ отвѣтствуетъ также за поведеніе своихъ дѣтей и слугъ, и обязалъ прибить у себя на двери ерлыкъ, показавъ на немъ число и качество живущихъ съ нимъ людей. Городъ охраняется солдатами, кои всегда ходятъ съ бичемъ и усмиряютъ имъ причиняющаго шумъ, кто бы онъ ни былъ, удивительно, что Китайцы, кои не жалѣютъ фонарей въ свои праздники, и коихъ столь много выхваляется устройство и порядокъ наблюдаемый въ городахъ, за безполезно почитаютъ предосторожность освѣщать ихъ ночью; а обязывается только каждой житель идущей ночью по улицѣ нести съ собою фонарь, привязанной на палкѣ. Не смотря на сіе, нигдѣ такаго спокойствія не найдешь, какъ въ Пекинѣ, и рѣдко услышишь, чтобъ кого убили, или чтобъ воры разломали и ограбили какой домъ.
   Тѣмъ же солдатамъ, которые наблюдаютъ доброй порядокъ, поручена чистота улицъ; и они смотрятъ, чтобъ всякой хозяинъ мелъ предъ своимъ домомъ улицу, и поливалъ въ большіе жары. Когда шелъ дождь, они роютъ спуски съ каждой стороны, дабы вода стекала, по томъ ровняютъ и бьютъ дорогу, такъ что вскорѣ послѣ великаго дождя можно ходитъ сухо. Сіе тѣмъ нужнѣе въ Пекинѣ, что улицы немощены, а иначе и прохода бы по нихъ не было. Но что же бы были, ежели бы ихъ не поливали? Пыль такъ велика, что должно бы отъ нея задохнуться. Какъ въ городѣ содержится гарнизонъ изъ сорока тысячъ человѣкъ, опредѣленныхъ къ содержанію полицейской должности; то все исполняется въ невѣроятною скоростію.
   Едва ночь наступитъ, закидываютъ рогатки на концѣ каждой улицы, и оныя отпираютъ только для людей знаемыхъ, для важныхъ причинъ и для крайнихъ нуждъ; иначе караульные берутъ и отводятъ въ тюрму. Разговоры, пляска, посѣщенія, прогуливанья ночныя оставленныя между нами людямъ жить умѣющимъ въ Пекинѣ почитаются увеселеніемъ сволочи, воровъ, мошенниковъ, и всегда наказываны бываютъ палочными ударами. Солдаты, ходящіе отъ одной караульни до другой, безпрестанно бьютъ въ трещетки для показанія, что исправляютъ свою должность. Они должны также отвѣтствовать на крикъ караульныхъ, разставленныхъ во всякой улицѣ. Губернаторъ ежедневно объѣзжаетъ юродъ, и часто нечаянно является, гдѣ его нимало не ожидали. За наималѣйшее нераченіе наказываетъ строго. Однимъ офицерамъ и рядовымъ отправляющимъ караулъ позволено носить оружіе.
   Въ главныхъ околоткахъ находится колоколъ, или барабанъ для подаванія ночью знака бдѣнія. Каждое бдѣніе или смѣна дѣлается чрезъ два часа. Первая начинается въ сумерки. Въ продолженіе оной бьютъ изрѣдка по одному удару въ барабанъ, или въ колоколъ. Во вторую бьютъ по два раза, три въ третью, и такъ далѣе; чрезъ что, когда ни проснется, можно узнать, которой часъ. Въ сіе время поетъ особой человѣкъ слѣдующую пѣсню: "повинуйтеся родителямъ вашимъ, почитайте стариковъ и начальниковъ, живите согласно, не дѣлайте несправедливостей...
   Колоколы Пекинскіе льются изъ того-же металла, какъ и наши, но вмѣсто языка у нихъ деревянной молотокъ, отъ котораго звонъ бываетъ менше пронзителенъ, и слѣдовательно безпокоенъ. Главной колоколъ безспорно почесть можно самымъ большимъ въ свѣтѣ, выключая Московской, которой, сказываютъ, вѣситъ около двенадцати тысячъ пудъ. Нанкинской колоколъ, о которомъ я говорилъ, не будетъ и въ половину вѣсомъ противъ Пекинскаго.
   Неизвѣстно время, когда завелись колоколы въ Китаѣ; сіе тѣмъ менше удивительно, что и въ Европѣ не знаютъ ихъ начала. Наибольше принятое мнѣніе есть то, что святый Павлинъ Епископъ Польскій первой употребилъ ихъ въ своей церкви, и думаютъ, что и названы они по латыни campanae отъ имени Кампаніи въ Неаполитанскомъ Королевствѣ, а Nolae отъ города. Сіе обыкновеніе перешло по томъ во многія западныя церкви; ибо у Грековъ было оно рѣдко, да и переняли они его въ девятомъ уже вѣкѣ отъ одного Венеціанца. Турки запретили имъ употреблять колоколы, боясь, чтобъ звонъ не былъ противенъ спокойствію душъ, кои по ихъ мнѣнію гуляютъ на воздухѣ, или вѣроятнѣе, чтобъ не послужилъ онъ знакомъ во время возмущеній. Составъ здѣшнихъ колоколовъ есть смѣсь изъ двадцати или двадцати четырехъ фунтовъ олова и ста фунтовъ мѣди. Къ сему прибавляютъ два фунта сурьмы, дабы голосъ былъ пріятнѣе. Большой колоколъ въ Пекинѣ имѣетъ пятнадцать футовъ въ вышину и сорокъ пять въ окружности.
   Другая любопытная вещь въ сей столицѣ есть Обсерваторія. Она состоитъ изъ четвероугольной башни, прислоненной къ стѣнѣ Татарскаго города, и видъ съ нея простирается на великое пространство въ окружностяхъ. Строеніе ничего великолѣпнаго не имѣетъ, но есть въ немъ сфера небесная, глобусы, телескопы и множество инструментовъ математическихъ, физическихъ и Астрономическихъ. До прибытія Миссіонеровъ были оные у Китайцевъ несовершенны и грубо сдѣланы. Отецъ Вероіестъ ихъ перемѣнилъ; но по причинѣ древности сохраняются оные понынѣ въ одной залѣ. Мѣдные инструменты сдѣланные на ихъ мѣста Іезуитами велики, чисто выработаны, украшены драконами и правильно поставлены на площадкѣ башни. Ежели исправность въ нихъ соотвѣтствуетъ чистотѣ работы, то мало найдется такихъ, кои бы сравниться могли съ ними. Невѣроятно, что мастеровые Китайскіе, не имѣя довольно вниманія или разумѣнія, не привели своей работы до совершенства, коимъ отличаются Парижскіе. Однакожъ сколь бы ни недостаточны были сіи новые инструменты, весьма превосходятъ старые. Никогда бы не уговорили Китайцевъ употреблять ихъ безъ особливаго указа отъ Императора; столь они привязаны но всему, что пахнетъ стариною. Сіе есть также одна изъ тѣхъ вещей, въ коихъ разнствуютъ они съ Французами.
   Я есиьи проч.
   

ПИСЬМО LXIII.

Продолженіе Китая.

   Въ Европѣ спрашиваютъ, деспотическую ли власть имѣетъ Китайской Императоръ? Я отвѣтствую, Государыня моя, что хотя падаютъ предъ нимъ ницъ, какъ предъ Богомъ; хотя за наимилѣйшее опущеніе почтенія къ его особѣ наказуются, какъ за святотатство; хотя сему Государю даютъ наименованія приличныя божеству; хотя онъ есть глава вѣры равно какъ и правленія; хотя имѣетъ власть, которой никакая другая сила ограничить не можетъ: правда однакожъ съ другой стороны, что нѣтъ государства, въ которомъ бы жизнь, честь и имѣніе людей было защищаемо большимъ числомъ законовъ; что многіе Китайскіе Государи почитали сіи самые законы своею подпорою, подданныхъ своими дѣтьми, властелиновъ своими братьями. Ежели нѣкоторые изъ нихъ власть свою во зло употребляя, сдѣлались бичемъ рода человѣческаго; то другіе, не имѣя никакаго обузданія, одиннъ разсудкомъ и нравами отъ того были воздерживаемы. Китайской Монархъ знаетъ, что народъ преданъ ему только тогда, когда онъ творитъ его счастливымъ; что ежели бы на единъ часъ попустился на тиранство; вскорѣ потрясся бы его престолъ сильнымъ поколебаніемъ, и его бы самаго низринулъ. Бывъ главою народа, которой за нимъ примѣчаетъ, которой его судитъ, которой знаетъ свои права и умѣетъ ихъ защищать, онъ есть въ Китаѣ самымъ дѣломъ то, въ чемъ въ другихъ мѣстахъ, хотятъ увѣрить Государей, то есть, что они любимы и обожаемы подданными. Онъ не въ качествѣ завоевателя, или законодавца, но въ качествѣ отца имѣетъ власть, и подъ симъ лестнымъ наименованіемъ правитъ, награждаетъ и называетъ. Такимъ образомъ правленіе здѣшнее по свойству своему есть деспотическое, а въ существѣ Монархическое и родительское. Въ самомъ дѣлѣ, чтобъ то былъ за деспотизмъ, въ коемъ находятся цѣлые корпусы судей и ученыхъ, отваживающихся чинить представленія и дѣлать поученія своему деспоту? Здѣсь ежели Государь оныхъ не уважитъ, ежели дастъ почувствовать слѣдствія негодованія своего Мандарину, отважившемуся на таковыя представленія изъ усердія къ отечеству; то лишается уваженія въ мысляхъ людей: а геройская твердость судей чинится предметомъ всенародной похвалы, и безсмертною творитъ ихъ память.
   Такова есть въ самомъ дѣлѣ должность такъ называемаго здѣсь Приказа Нравоисправителей, могущаго во многомъ уподобиться Французскому Парламенту. Нравонаблюдатели не только въ страхѣ и въ наблюденіи законовъ содержатъ подчиненныя судебныя мѣста, разсматриваютъ рѣшенія другихъ расправъ, уничтожаютъ ихъ или подтверждаютъ, какъ имъ покажутся оныя справедливы или нѣтъ; но они суть такожъ орудіи, употребляемыя народомъ для допущенія до самаго престола своихъ жалобъ, для представленія Государю правъ и преимуществъ подданныхъ.
   Нравоисправители отъ давнихъ лѣтъ и всегда представляли съ благородною твердостію Императорамъ, что находили приличнымъ благу государства. Добрые Государи пользовались ихъ совѣтами, тиранны презирали ихъ, или наказывали: но тогда весь народъ принималъ участіе въ нещастіи своихъ достойныхъ защитниковъ; и почтеніе оказанное къ ціановымъ отцамъ отечества, горесть изъявленная при ихъ страданіи, славныя имена, почетные знаки, коими ихъ украшалъ, награждали ихъ съ избыткомъ за немилость отъ Государя. Въ слѣдствіе сего помянутые знаменитые судіи ежедневно доказываютъ свое мужество и великодушіе. Сколь скоро, благоденствіе государства того потребуетъ, не уважаютъ они ни знатныхъ господъ, ни Мандариновъ, какъ бы ни покровительствовалъ ихъ Монархъ. Любовь къ славѣ и должности преодолѣваетъ все; и когда исполнить надлежитъ свой долгъ, ни во что они ставятъ отставку, ссылку и самую смерть. Китайскія лѣтописи не одинъ тому представляютъ примѣръ. Я упомяну только о слѣдующемъ,
   Двенадцать Мандариновъ вознамѣрились открыть Императору Ти-сіенгу ненависть, возбужденную имъ въ Китайцахъ чрезъ крайнія его безчеловѣчія. Первой принявшій на себя долгъ произвести въ дѣйствіе сіе намѣреніе былъ на двое разпиленъ по повелѣнію тиранна. Второй преданъ пыткѣ и скончалъ жизнь въ тяжкомъ мученіи. Третій не менше оказалъ твердости, и Ти-сіангъ закололъ его тотчасъ кинжаломъ своею собственною рукою. Словомъ, одинъ изъ нихъ только спасся отъ его бѣшенства, хотя не менше своихъ собратій изъявилъ отваги. Онъ предсталъ во дворцѣ, держа въ рукахъ орудіи казни: "Вотъ, Государь, плоды, говорилъ онъ, приобрѣтаемые твоими вѣрными слугами за ихъ усердіе: я пришелъ для полученія моего награжденія... Императоръ пораженной таковою твердостію духа простилъ его поступокъ, и исправился въ своемъ поведеніи.
   Никогда не случалось, чтобы Приказъ Нравоисправителей отсталъ отъ своихъ преслѣдованій, когда почиталъ ихъ основанными на справедливости и на правилахъ мудраго правленія. Добродѣтельные Государи признали, что сіе столь полезное для благоденствія ихъ народовъ учрежденіе препятствовало имъ самимъ быть обманутымъ льстецами и придворными. Возможно ли, чтобъ въ таковомъ правленіи Государь употреблялъ самопроизвольную власть? Главные уставы изтекаютъ отъ престола, но въ силу государственнаго учрежденія Императоръ не дѣлаетъ ничего, не спрося совѣта у людей, воспитанныхъ въ законѣ и избранныхъ голосами. Онъ дѣлитъ съ ними тягостные труды царствованія, обо всѣхъ дѣлахъ увѣдомляется, принимаетъ челобитныя, подаваемыя какъ для изпрошенія милости, такъ для принесенія жалобъ на обидящихъ и для увѣдомленія о собственныхъ его погрѣшностяхъ. Мнѣ на сихъ дняхъ показывали таковую челобитную, поданную одному Императору: въ ней сказано было, что онъ препровождалъ жизнь въ утѣхахъ и праздности съ толпою наложницъ, презирая Императрицу, законную свою супругу; что въ полководцы войскъ жаловалъ людей мало свѣдущихъ воинское искуство больше падкихъ къ золоту и серебру, нежели старающихся о чести и славѣ; что доходы его ежедневно изтощевались чрезмѣрными его издержками, и пр.
   Изъ всѣхъ образцовъ правленія, дошедшихъ до насъ отъ древнихъ временъ не знаю я ни одного столь совершеннаго, каково Китайское. Оно основывается единственно, какъ я сказалъ, на взаимныхъ должностяхъ отцовъ и дѣтей. Императоръ носитъ имя отца государства; вицерой есть отецъ провинціи, которою правитъ, какъ Мандаринъ отецъ города, въ которомъ судитъ. Глубоко впечатлѣнное почтеніе въ дѣтяхъ къ тѣмъ, отъ кого они жизнь получили, питаетъ ихъ и содержитъ въ совершенномъ разположеніи и готовности къ гражданскому повиновенію. Покорность, сохраняющая миръ въ семьяхъ, производитъ въ городахъ спокойствіе, начало добраго порядка. Такимъ образомъ хотя Китай можетъ быть есть наисамовластнѣйшая изъ всѣхъ Монархій, но мало мы знаемъ народовъ на землѣ, кои бы наслаждались столь разумною вольностію. Императоръ властенъ налагать подати, кои почитаетъ приличными; но кромѣ самыхъ крайнихъ случаевъ рѣдко сію власть употребляетъ. Года не проходитъ напротивъ того, чтобъ не освобождалась отъ подати одна или двѣ провинціи, особливо естьли претерпѣли нещастія отъ болѣзней или отъ недорода.
   Императоръ самовластно разпоряжаетъ доходами и всѣми чинами, назначаетъ и отрѣшаетъ Вицероевъ и Губернаторовъ. Что принадлежитъ до преемника, корона есть наслѣдственная, и Императоръ, у коего обыкновенно бываетъ много дѣтей, избираетъ изъ нихъ, кого хочетъ, и для своей чести всегда въ выборѣ предпочитаетъ того, которой признается достойнѣйшимъ. Онъ при жизни своей еще объявляешь его наслѣднымъ Княземъ, и сей въ ономъ качествѣ имѣетъ уже предсѣданіе и почести предъ своими братьями. Императоръ можетъ отмѣнить свой выборъ, какъ то возпослѣдовало при Кан-хи. Случалось также и то, что Государь не находя въ фамиліи своей добропорядочныхъ Князей, искалъ наслѣдника въ чужестранныхъ: можно ли дивиться, что на Китайскомъ престолѣ сидятъ всегда великіе мужи?
   Князья крови не имѣютъ никакаго права на чины и чести безъ точнаго отъ Государя позволенія. Тѣ, кои не соотвѣтствуютъ поведеніемъ своей природѣ, отмѣняются только желтымъ кушакомъ, которой есть знакъ царской крови для обоихъ половъ. Сей цвѣтъ почитается здѣсь за священной, и носящій его не имѣетъ нужды въ другихъ знакахъ охраненія; повсюду гдѣ бы ни шелъ, воздается ему почтеніе. Избрали желтой цвѣтъ предпочтительно всякому другому, потому что онъ означаетъ солнце, коему уподобляется Государь. Князьямъ крови опредѣляется жалованье на ихъ содержаніе; на народъ не принимаетъ участія ни въ чемъ до нихъ касающемся. Имперія наполнена сими Князьями, произходящими отъ какой ни есть древней династіи, а узнаютъ ихъ по желтому кушаку: размноженіе ихъ унижаетъ, и нѣкоторые изъ нихъ такъ бѣдны, что служили Миссіонерамъ вмѣсто слугъ. Ни одному имѣющему достоинство Князя не льзя ночевать внѣ столицы безъ позволенія отъ двора, и запрещено имъ также бывать въ гостяхъ одному у другова.
   Дворянство есть наслѣдное въ одной только Императорской и Конфуціевой фамиліи. Сынъ перваго Министра есть простолюдинъ, ежели не произойдетъ собственнымъ своимъ достоинствомъ: онъ бываетъ наслѣдникъ имѣнія, но не чести отцовской. Когда Государь жалуетъ кого въ дворяне, то иногда разпростираетъ сіе преимущество на его предковъ и потомковъ до извѣстнаго числа поколѣній. Когда отецъ Вербіестъ Фламандской Іезуитъ былъ пожалованъ въ Президенты Математическаго Приказа, и объявленъ отъ Государя великимъ человѣкомъ чрезъ дипломъ, то въ тоже самое время дали ему жалованную грамоту на дворянство отца его, матери, отцовъ и дѣдовъ и того и другой. Миссіонеры почитались его братьями, и по сей причинѣ пользовались преимуществами дворянства. Императоръ въ письмѣ своемъ къ Іезуиту Шаллю называетъ его человѣкомъ рѣдкаго благочестія, а мать его женою знаменитой святости. Дѣдъ его, котораго конечно уже тогда не было въ живыхъ, пожалованъ въ Президенты Математическаго Приказа; Императоръ, говоря о его бабушкѣ, изъясняется, "что желалъ бы имѣть мѣсто приличное, гдѣ бы всегда могъ ее чтить по ея достоинству приношеніемъ ладона."
   Въ качествѣ первосвященника Китайскій Императоръ можетъ святыми дѣлать, кого похочетъ, особливо тѣхъ, кои были полезны важными услугами, или достойны почтенія за великія добродѣтели. Онъ можетъ также дѣлать ихъ и божками, воздвигать имъ капища, и принудить народъ имъ покланяться. Наконецъ власть его превосходитъ и обычаи; ибо онъ можетъ по своей волѣ перемѣнять имена провинцій, городовъ, фамилій, заказать употребленіе нѣкоторыхъ выраженій въ языкѣ, возобновить старинныя что Греки, Римляне, и особливо Французы почитали неподчиненнымъ никакой власти. Китайской Императоръ не полагаетъ различія между тѣмъ, что приказалъ сдѣлать и что самъ сдѣлалъ, когда рѣчь идетъ о какомъ ученомъ сочиненіи; "Я столь много надъ симъ, трудился, говорилъ Канхи по случаю одного анатомическаго дѣла, о коемъ ему доносили, что долженъ совершенно его знать." А весь его трудъ только въ томъ состоялъ, что далъ онъ повелѣніе отцу Паренненю перевесть на Манжурской языкъ сочиненіе лѣкаря Діониса {Петръ Діонисъ лѣкарь дѣтей Короля Французскаго былъ первой операторъ въ такъ называемомъ королевскомъ саду въ Парижѣ, опредѣленной Лудовикомъ XIV. умеръ въ 1718; онъ оставилъ многія славныя сочиненія; а переведенное Іезуитомъ Паренненемъ называется Анатомія человѣка.}.
   Почтеніе, воздаваемое Китайцами Государю, соотвѣтствуетъ величеству его могущества: одни только придворные, обыкновенно его окружающіе, имѣютъ право стоять при немъ; но и тѣ обязаны преклонять колѣно, когда съ нимъ говорятъ. Ежели онъ занеможетъ, всѣ чины государства собираются на пространной дворъ во дворцѣ, и не смотря на жестокость воздуха, препровождаютъ дни и ночи на колѣняхъ, упражняясь въ изъясненіи своей горести. Вся Имперія терпитъ въ его особѣ, и кажется, что потеря его есть единое нещастіе, могушее приключиться подданнымъ. Ежели не выдержитъ болѣзни, ежели умретъ наконецъ, не говорятъ, что онъ умеръ; сіе было бы просто, но говорятъ: "великая гора повалилась; новой гость прибылъ на небо."
   Я не учиню долгаго описанія пышности, съ каковою Императоръ выѣзжаетъ въ торжественныхъ случаяхъ. Вы понимаете, Государыня моя, что наивеличайшій Государь въ свѣтѣ въ народѣ любящемъ паче всѣхъ прочихъ пышность, не щадитъ ничего, и показывается во всемъ великолѣпіи восточныхъ повелителей. Одежда его изъ желтаго бархата, разшитая множествомъ небольшихъ драконовъ о пяти когтяхъ на каждой ногѣ. Грудь покрывается двумя большими переплетшимися драконами; шапка, сапожки, кушакъ чрезмѣрно богаты; оружіе, конскіе уборы, подсолнечники, опахалы, все около него блеститъ. Свита его составлена изъ самыхъ избранныхъ людей въ государствѣ, то есть изъ Князей, Министровъ, Мандариновъ и всѣхъ чиновныхъ, начальствующихъ въ верховныхъ совѣтахъ Имперіи.
   Въ Пекинѣ находится шесть верховныхъ Приказовъ, имѣющихъ главное надзираніе надъ множествомъ другихъ нижнихъ. Первой бдитъ надъ поведеніемъ всѣхъ судей, и доноситъ Государю, когда опростается мѣсто Мандарина, дабы онъ безъ отлагательства назначилъ на оное другаго. Второй управляетъ доходами. Третій есть Приказъ обрядовъ, которому поручено сохраненіе древнихъ обыкновеній, обрядовъ касающихся до вѣры, до жертвоприношеній, до принятія Пословъ, до праздниковъ, до художествъ, до иностранныхъ дѣлъ и пр. Четвертой имѣющій въ вѣдомствѣ военныя дѣла, разпростираетъ свою расправу на войска, офицеровъ и оружіе. Пятой судитъ рѣшительно уголовныя дѣла. Шестой имѣетъ надзираніе надъ всѣми царскими строеніями, надъ строеніями мостовъ и дорогъ, капищъ, тріумфальныхъ воротъ, плотинъ, однимъ словомъ всѣхъ народныхъ зданій, равно какъ и надъ морскими дѣлами. Каждой изъ сихъ шести Приказовъ имѣетъ Президента, двухъ засѣдателей, и раздѣляется на многіе другіе, составленные шакожъ изъ Президента и двенадцати Совѣтниковъ. Сихъ подчиненныхъ Приказовъ считаютъ до сорока или до пятидесяти. Таково было число ихъ до послѣдней перемѣны; но со времени завоеванія Манжурскаго, оное удвоено, ибо во всякой Приказъ посажено столько Татаръ, сколько было Китайцевъ. Сіе есть дѣло политики завоевателя, дабы приобучить старыхъ своихъ подданныхъ къ Китайскому обыкновенію, не причинивъ неудовольствія новымъ.
   Шесть Пекинскихъ Приказовъ подчинены Императорскому Совѣту, составленному изъ Князей крови, изъ Министровъ и изъ Мандариновъ первой степени. Его Величество предсѣдаетъ въ ономъ своею особою; а по немъ первой Министръ Имперіи. Въ семъ Совѣтѣ судятъ всѣ тяжбы перенесенныя челобитчиками изъ Приказовъ, разсматриваются важныя дѣла, и Государь даетъ по онымъ окончательное рѣшеніе. Сей вышній Приказъ называется внутреннимъ, ибо держится внутри дворца.
   Въ Китаѣ все дѣлается по разпоряженію сихъ различныхъ приказовъ, и къ Государю итти прямо не позволено. Во время послѣднихъ Китайскихъ Императоровъ сіи Приказы столь были самовластны, что во многихъ слу. чаяхъ самъ Монархъ не отваживался касаться до ихъ рѣшенія; но какъ Татары начали править престоломъ, не столь уже много на нихъ смотрятъ. Доказательствомъ сему служитъ отправленіе всякихъ чужестранныхъ вѣръ всенародно позволенное, не смотря на представленія министерства и на древнія установленія правленія.
   Для возпрепятствованія, чтобъ столь многочисленныя и столь сильныя собранія не покусились ограничить власти и самаго Государя, или бы не возпрняли чего противъ его пользы, дѣла расправы ихъ такъ раздѣлены, что они всѣ имѣютъ нужду одинъ въ другомъ. Нѣтъ ниже одного нѣсколько важнаго дѣла, которое бы не относилось ко многимъ изъ сихъ Приказовъ, а иногда и во всѣмъ вмѣстѣ. Сверхъ того постановленъ отъ Государя во всякомъ Приказѣ надзиратель для наблюденія, что къ нимъ произходитъ. Онъ не имѣетъ голоса, но присутствуетъ во всѣхъ собраніяхъ, и по должности обязанъ доносить Императору и о самыхъ сокровенныхъ намѣреніяхъ, или рѣшеніяхъ Приказа, а особливо о несправедливостяхъ и злоупотребленіяхъ.
   Съ таковою же строгостію смотрятъ за чиновниками и судіями въ провинціяхъ. Во всѣхъ большихъ городахъ находятся особенные надзиратели сверхъ чрезвычайныхъ посѣтителей посылаемыхъ временно отъ двора. Сколь скоро ногою онъ вступитъ въ провинцію, то беретъ верхъ надъ Вицероями и надъ всѣми прочими Мандаринами. Страхъ производимой имъ столь великъ, что произошла оттуда пословица: увидѣла мышь кошку. Они носятъ на правой рукѣ Императорскую печать, и сколь скоро примутъ ее отъ Государя, чинятся страшнѣе грома; и сіе не безъ причины, ибо право таковыхъ осмотрщиковъ идетъ столь далеко, что могутъ они раззорять чиновниковъ и лишать мѣстъ: но обыкновенно строгость ихъ упадаетъ только на тѣхъ, коихъ безпорядки чрезмѣрно явны и скрыты уже быть не могутъ или коимъ бѣдность не позволяетъ насыщать ихъ корыстолюбія. Ежели случится претерпѣть имъ по проискамъ тѣхъ, коихъ открыли они злоупотребленіе, какое ни есть несчастіе, тогда весь народъ почитаетъ ихъ отцами отечества и мучениками народнаго блага; а виноватые и ихъ покровители наживаютъ ненавистныя имена, предаваемыя исторіею вѣчности.
   Императоръ самъ дѣлаетъ иногда таковые осмотры, желая видѣть своими глазами поведеніе Губернаторовъ, и принимать жалобы отъ народа. Вотъ, что слышалъ я отъ одного стараго Миссіонера, которому случилось быть въ Нан-кинѣ при слѣдующемъ произшествіи. Я повторю точныя его слова: Императоръ Кан-хи, объѣзжая однажды провинціи, и удалясь нѣсколько отъ окружающихъ его, увидѣлъ одного старика горько плачущаго. Не показывая, что онъ Государь, спросилъ у него о причинѣ его печали. Имѣлъ я только одного сына, отвѣтствовалъ старикъ, въ которомъ полагалъ всю горячность, и котораго почиталъ единою подпорою моей семьи. Сего сына похитилъ у меня Татарской Мандаринъ, и тѣмъ меня лишилъ надежды его впредь видѣть; ибо будучи бѣденъ и немощенъ, какъ вы меня видите, какое я могу имѣть средство принудить Губернатора отдать сына мнѣ назадъ? Для чегожъ? сказалъ Императоръ, пойдемъ со мною къ Мандарину. Старикъ повиновался, и слѣдовалъ за нимъ въ домъ судіи. Татаринъ былъ обличенъ въ преступленіи на него доводимомъ, и Императоръ, дождался своей гвардіи, того-же часа велѣлъ ему отрубить голову. По томъ обратясь къ опечаленному отру, "я тебѣ отдаю, сказалъ ему, чинъ сего недостойнаго похитителя; будь справедливѣе его, и да наставитъ тебя примѣръ сей ничего таковаго не дѣлать, чрезъ что бы ты заслужилъ быть также подобнымъ образуемъ для другихъ."
   Вотъ другое обыкновеніе приносящее честь правленію здѣшней земли: всякіе три года подается Императору роспись, содержащая имена съ добрыми и злыми качествами всѣхъ Мандариновъ. Въ каждомъ городѣ главной чиновникъ разсматриваетъ поведеніе подчиненныхъ себѣ служителей, даетъ имъ знаки или благотворительные или предосудительные, и отсылаетъ ихъ въ вышній провинціальной Приказъ. Въ ономъ помянутые знаки разсматриваются Вицероемъ, которой дѣлаетъ свои наблюденія, и подписывается подъ ними. Внизу имени Мандаринова прибавляется слѣдующее: "Сей падокъ къ деньгамъ. Сей съ лишкомъ строгъ и жестокъ. Сей очень старъ, и не въ состояніи отправлять своей должности. Сей гордъ, своенравенъ. Сей сердитъ, гнѣвенъ; и не можетъ собою владѣть. Сей слабъ, и не въ силахъ принудить себѣ повиноваться. Сей медлителенъ, и не скоро дѣла отправляетъ, и пр." Ежели знаки благотворительны, то описываются добродѣтели Мандарина: "Сей есть человѣкъ справедливой, не угнетаетъ народа, вѣрно исполняетъ свою должность. Сей есть человѣкъ знающій, твердъ безъ грубости, умѣетъ заставить себя любить и бояться вмѣстѣ... Таковые знаки и приписи посылаются въ верховной Пекинской Трибуналъ, которой не оставляетъ никогда наказывать или награждать въ слѣдствіе добраго или злаго засвидѣтельствованія о каждомъ. Однихъ жалуютъ въ вышніе чины, другихъ отрѣшаютъ, или опредѣляютъ на мѣста подчиненныхъ служителей.
   Не должно однакожъ вѣрить, чтобъ всегда награжденія давались тѣмъ, кто ихъ достоинъ. Какія ни берутъ предосторожности раздаватели милостей, не возможно, чтобъ въ выборѣ своемъ не основывались они на одинъ изъ трехъ слѣдующихъ побужденій: сильное покровительство, докука отъ просящаго, или громная слава. И такъ краснобай всегда одерживаетъ верьхъ надъ человѣкомъ истинныхъ достоинствъ. Первой бываетъ поворотливъ, хитръ, ищетъ и не опускаетъ случая и времени, принимаетъ на себя, какъ Прошей, всѣ образы и лица, ни о чемъ не задумывается, ничто его не затрудняетъ; онъ ко всему привыкъ, все готовъ начать; а второй напротивъ скроменъ, тихъ и боязливъ: ученіе и опышность наставили его остерегаться предупрежденій самолюбія. Ему надобно время на размышленіе; ничѣмъ онъ не хвалится; боится, чтобы не обѣщать свыше силъ своихъ; приучивъ покорять духъ свой единому разуму, не знаетъ онъ иску" шва хвалить дурачества, въ комъ бы то ни было; духъ вольности, почерпнутой въ книгахъ, внѣдряетъ въ него отвращеніе и непреодолимое омерзѣніе къ принужденности, которая обладала обхожденіемъ знатныхъ. Судите, способенъ ли онъ съ таковыми расположеніями снискать себѣ сильныхъ покровителей? уединеніе есть его стихія; въ ней онъ любитъ пребывать и въ ней до тѣхъ поръ оставаться, пока случайное какое обстоятельство не изторгнетъ его изъ онаго противъ собственной его воли. Онъ не имѣетъ участія въ милостяхъ, и удобно бы въ томъ утѣшился, ежелибъ не имѣлъ часто горести видѣть, что увѣнчевается безстыдство, и что всенародно предпочитаются ему люди, съ коими за стыдъ бы онъ поставилъ себя сравнивать.
   Императоръ посылаетъ также временно чрезвычайныхъ надзирателей, кои объѣзжаютъ городы скрытно, и пробывъ нѣсколько времени подъ видомъ шпіоновъ, объявляются наконецъ, и явно судятъ виноватыхъ.
   Не смотря на таковыя строгости, бываютъ случаи, въ которыхъ наивеличайшія несправедливости терпимы и можно сказать позволяемы. На примѣръ, всѣ Мандарины, посылаемые за дѣлами отъ двора назначаются и отправляются правительствомъ. По возвращеніи. обязаны они давать знатные подарки Князьямъ крови, вельможамъ и министрамъ. А какъ не хотятъ, чтобъ оные были имъ въ тягость, то и прощаютъ всѣ нападки, приносящіе имъ деньги. Они не имѣютъ причины опасаться, что разоренные ими люди найдутъ при дворѣ покровителей, или что поведеніе ихъ будетъ изслѣдовано. Никто и пожаловаться не отважится; ибо всякому извѣстно, что безполезно ждать поправленія. Въ сихъ случаяхъ не можно прямо итти къ Императору, но конечно должно проходить чрезъ руки Министровъ, или занимающихъ первые чины при дворѣ; а всѣ сіи господа столь тѣсно связаны между собою, что терпящій необходимо остается безъ удовольствія.
   Въ нѣкоторые дни въ году Императоръ созываетъ придворныхъ вельможъ, первыхъ Мандариновъ, приказныхъ, для учиненія имъ поученія; они тоже самое исполняютъ въ своихъ приказахъ. Два раза въ мѣсяцъ собираютъ народъ и предлагаютъ ему какой ни есть членъ нравоученія. Государь самъ задаетъ, о чемъ должно толковать.
   Что наибольше послужитъ къ поданію вамъ, Государыня моя, высокихъ мыслей о безпрестанномъ попеченіи правительства по поводу поведенія судей есть печатающаяся ежедневно газета въ Пекинѣ. Всѣ въ оной новости касаются главнѣйше до добраго или худаго правленія Мандариновъ. Въ ней вносятся имена лишенныхъ чиновъ и причины таковаго несчастія; опредѣленіи Приказовъ; несчастія приключившіяся въ провинціяхъ; что учинено Губернаторами для вспоможенія народа; обыкновенныя и чрезвычайныя издержки Государя; милости имъ разданныя; представленія ему учиненныя, похвалы данныя отъ него Министрамъ, выговоры и угрозы имъ сдѣланные, на примѣръ: "такой то имѣетъ худую славу, онъ будетъ наказанъ, естьли не исправится." Однимъ словомъ, сія газета содержитъ подробное и вѣрное описаніе всѣхъ государственныхъ дѣлъ. Люди, коимъ поручено сочинять оную, должны поднести ее Императору прежде обнародованія. За преступленіе достойное смерти почитается внести въ нее что либо ложнаго.
   Спокойствіе Имперіи зависитъ единственно отъ Монаршаго попеченія о содержаніи въ должности тѣхъ, кому ввѣряетъ свою власть. Ежелибъ не смотрѣлъ онъ безпрестанно за поведеніемъ Мандариновъ, живущихъ въ отдаленности отъ двора, они бы сдѣлались тираннами въ провинціяхъ. Но давно уже говорю я о сихъ чиновникахъ, не объяснивъ того, что касается до сего перваго степени гражданъ. Слово Мандаринъ значитъ повелѣвающій. Въ Китаѣ они такъ не называются; а извѣстны тамъ подъ именемъ Кванъ, то есть, предположенной, или голова. Португальцы дали имъ наименованіе взятое изъ ихъ языка, а отъ нихъ приняли и всѣ Европейцы.
   Какъ встарину во Франціи бывали Рыцари оружія и Рыцари законовъ, такъ здѣсь находятся Мандарины ученые и Мандарины военные. Закономъ опредѣлены мѣста, которыя занимать они должны въ собраніяхъ при дворѣ. Гражданскіе Мандарины стоятъ по лѣвую сторону Императорскаго престола, то есть по ту, которая ставится въ Китаѣ почтеннѣйшею; военные занимаютъ правую" Одежда судей беретъ верьхъ надъ оружіемъ, какъ у Римлянъ. На первыхъ лежитъ все правленіе государства; ибо они одни могутъ быть въ гражданскихъ чинахъ. Число ихъ простирается до четырнадцати или пятнадцати тысячъ. Четырежды въ году печатается списокъ съ ихъ именами, чинами, мѣстомъ рожденія и временемъ, когда они получили степени; раздѣлены же на десять классовъ. Первые три отправляютъ главнѣйшія должности, и изъ нихъ выбираетъ Государь Колао, или статскихъ Министровъ, судей верьховныхъ Приказовъ, Губернаторовъ большихъ городовъ, казначеевъ провинцій, Вицероевъ и пр. Число калаовъ не опредѣленно, и зависитъ отъ соизволенія Монарха, которой беретъ ихъ изъ разныхъ Приказовъ по своей мысли; рѣдко однакожъ бываетъ ихъ вдругъ больше пяти или шести. Одинъ изъ нихъ имѣетъ обыкновенно старшинство предъ прочими, можетъ почтенъ быть за перьваго Министра, и пользуется всею довѣренностію у Государя.
   Кваны, или Мандарины нижнихъ степеней занимаютъ подчиненные мѣста при расправѣ и сборахъ, повелѣваютъ въ малыхъ городахъ и управляютъ въ нихъ полиціею. Между сими разными чинами царствуетъ такая подчиненность, что Мандаринъ первыхъ трехъ степеней можетъ наказывать палкою всѣхъ нижнихъ Мандариновъ. Самой меншій изъ нихъ имѣетъ полную власть во всемъ пространствѣ своего уѣзда; но дрожитъ предъ своимъ начальникомъ, какъ сей предъ Приказами царствующаго города, и какъ Президенты сихъ Приказовъ предъ Государемъ, которой есть источникъ вышней власти. Вообще всѣ сіи чиновники признаются за представляющихъ особу Государя, а по сей причинѣ и почитаются по сравненію, какъ самъ Императоръ. Народъ говоритъ съ ними на колѣняхъ, когда засѣдаютъ они въ Приказѣ. Вы уже видѣли, что выѣзжаютъ они съ великою пышностію. Удивительно, что столь многочисленной народъ можетъ быть удерживаемъ въ границахъ должности столь малымъ числомъ Мандариновъ, управляющихъ провинціями. Имъ повинуются съ крайнею скоростію и покорствомъ, сколь скоро прибьютъ они простой листъ бумаіи на углахъ улицъ.
   Когда случится одно или многія порожнія мѣста, оныя раздаются по старшинству и достоинству ученыхъ. Сія раздача дѣлается слѣдующимъ образомъ: доносятъ Императору, что есть четыре или пять праздныхъ Мандаринскихъ мѣстъ. Онъ повелѣваетъ призвать толикое число ученыхъ, первыхъ стоящихъ въ спискѣ, по томъ пишутся на особливыхъ бумажкахъ опорожнившіяся губерніи; кладутъ по старшинству своей степени, и каждой получаетъ въ правленіе городъ, которой достался ему по жеребью.
   Когда Китайцы домогаются, чтобъ Государь трудился и упражнялся въ государственныхъ дѣлахъ, то тѣмъ еще больше требуютъ того отъ градоначальниковъ. Мандаринъ долженъ допускать къ себѣ всѣхъ не только во время назначенное для дѣлъ, но и каждаго часа во дни и въ ночи. Домъ его всегда отворенъ; сколь скоро кто ударитъ въ барабанъ, повѣшенной у его двери, онъ тотъ часъ долженъ вытти; но ежели кто его обезпокоитъ, не претерпя обиды или какаго убытка, дающаго ему право прибѣгнуть къ судіи, тотъ навѣрно получитъ палочные удары въ наказаніе за сіе безвременное посѣщеніе.
   Законы запрещаютъ Мандаринамъ многія увеселенія, какъ то игры, гуляньи, посѣщенія, собранія. Они не знаютъ другихъ утѣхъ, кромѣ тѣхъ, какія имѣть могутъ въ домахъ своихъ. Ежели хотятъ удержаться въ своихъ чинахъ, нужно, чтобы отправляли должность безкорыстно и не строго. Вообразить себѣ не можно сколь много о томъ печется правительство. Ежели кто посаженъ будетъ по ихъ повелѣнію въ тюрму, и въ ней умретъ, они должны донести о томъ двору, и доказать многими свидѣтельствами не только, что не имѣли участія въ смерти его, но что и доставляли ему всѣ нужныя вспоможенія. Государь извѣщается о всѣхъ погибающихъ въ оковахъ, и смотря по получаемымъ о томъ извѣстіямъ, наряжаетъ часто народныхъ людей для изслѣдованія правды.
   Мандаринъ уличенный въ принятіи подарка теряетъ мѣсто; а ежели взялъ много, казнится смертію. Два чиновника изъ одной фамиліи не могутъ повелѣвать въ одномъ округѣ. Никто не можетъ быть Мандариномъ въ городѣ, и ниже въ провинціи, гдѣ родился, и обыкновенно не оставляютъ чиновнаго долгое время въ одномъ мѣстѣ: онъ производится и переводится въ другое, дабы не приобрѣлъ знакомствъ и не завелъ дружбы, могущей сдѣлать его пристрастнымъ. Сіи начальники отвѣчаютъ за всякое зло, произшедшее въ округѣ ихъ расправы, и ежели кого покрадутъ или убьютъ, они должны сыскать виноватаго, а иначе лишены бываютъ чиновъ.
   Когда Мандаринъ ѣдетъ повелѣвать въ другую провинцію, исполнивъ въ прежней свою должность къ удовольствію народа, сей воздаетъ ему невѣроятныя почести. Всякъ на перерывъ старается доказать ему свое почтете, усердіе и благодарность; при каждомъ шагѣ на улицахъ останавливаетъ его толпа людей, собирающихся по дорогѣ для учиненія ему похвалъ; улицы покрываютъ цвѣтами, коврами, подносятъ ему плоды, вареныя заѣдки, и курятъ его благовоніями. Смѣшно бываетъ въ семъ позорищѣ, что народъ снимаетъ нѣсколько разъ съ него сапоги, и надѣваетъ новые; всѣжъ бывшіе на его ногахъ сохраняются, какъ драгоцѣнныя вещи, а первые, кои снимутъ съ него въ семъ возхищеніи, благодарностію производимомъ, кладутся въ кивотъ или нѣкоторой родъ клетки, и оная становится надъ городскими воротами. Съ такимъ же Мандариномъ, которой не весьма честно велъ себя въ отправленіи должности, поступаютъ при отъѣздѣ его съ презрѣніемъ. Естьли провинится онъ въ чемъ нибудь, Императоръ призываетъ его ко двору, и по небольшомъ выговорѣ удерживаетъ, пока не употребитъ къ какой либо должности по своему изволенію, а между тѣмъ не имѣетъ онъ инаго наименованія, какъ придворнаго, учащагося своей должности. Симъ образомъ живетъ онъ безъ чина и безъ дѣла до тѣхъ поръ, пока не дастъ доказательствъ о своемъ разкаяніи, пока новыми заслугами не загладитъ пятна, и пока:не учинить себя достойнымъ новыхъ милостей. Ежели онъ не повинуется, или подъ разными предлогами станетъ уклоняться отъ исполненія повелѣнія присланнаго отъ двора, Императоръ объявляетъ его бунтовщикомъ. Сіе чинится съ немалымъ обрядомъ и столь медленно, что виноватой имѣетъ время притти въ себя и разкаяться. Назначается день для общаго собранія. Государь препровождаемый вельможами всѣхъ степеней и стоглавными Мандаринами проѣзжаетъ на мѣсто къ тому опредѣленное. Тамъ объявляетъ подробно преступленія того. котораго судить имѣетъ. "Такой ню ослушался моихъ повелѣній; преступилъ свою должность, превратилъ установленной порядокъ; безъ законныхъ причинъ оскорбилъ такихъ, коихъ надлежало наградить, или по меншей мѣрѣ похвалить и ободрить; не послушалъ ни совѣтовъ моихъ, ни угрозъ, и продолжаетъ пребывать въ неповиновеніи. Я о томъ васъ извѣщаю, какъ людей долженствующихъ, въ слѣдствіе чиновъ, коими вы почтены, стараться совокупно со мною о содержаніи добраго порядка въ моемъ государствѣ, дабы принять по общему согласію мѣры самыя дѣйствительныя для отвращенія зла... За сею рѣчью слѣдуетъ единогласное осужденіе виноватаго, и сочиняется общая молитва всевышнему Существу, воздушнымъ духамъ и тѣнямъ предковъ, чрезъ которую объявляютъ имъ, что противъ воли видятъ они себя принужденными мстить за кровь людскую и предать смерти человѣка, учинившагося недостойнымъ жизни.
   Ежели Мандаринъ отличитъ себя чрезвычайными и великодушными дѣлами, Государь усугубляетъ награжденія, даемыя въ таковыхъ случаяхъ тѣмъ, что своею рукою одаряетъ его тѣми почтенными надписями, кои чинятъ украшенія дома и славу цѣлаго поколѣнія. Состоятъ же оныя въ пяти или шести Китайскихъ буквахъ, знаменующихъ особу., которую хотятъ похвалить, илнозначающихъ ея качества, добродѣтели и славныя дѣла. Императоръ пишетъ ихъ крупными словами; по томъ вырѣзываютъ оныя на деревѣ или на мѣди, и ставятъ доску въ великолѣпныя рамы. Нѣсколько Мандариновъ, послѣдуемые множествомъ людей, несутъ оную при звукѣ инструментовъ въ домъ чиновника, удостоеннаго сей милости, и ставятъ ее съ почтеніемъ въ первомъ мѣстѣ его покоевъ.
   Конечно не было бы государства счастливѣе Китая, ежели бы всѣ участвующіе въ правленіи соображались законамъ своей земли; но въ толикомъ числѣ чиновниковъ всегда найдется нѣсколько такихъ, кои жертвуютъ общимъ благоденствіемъ своимъ собственнымъ выгодамъ. Подчиненные употребляютъ всѣ возможныя хитрости, чтобы обмануть начальниковъ, а сіи стараются обольстить вышніе Приказы, иногда же и самаго Императора. Они столь искусно прикрываютъ свои виды покорными и льстивыми выраженіями, и въ подаваемыхъ письмахъ принимаютъ на себя видъ безпристрастности, что Монарху надлежитъ быть весьма проницательну, дабы узрѣть истинну подъ толикими завѣсами.
   Ежели судить о Китайцахъ по ихъ нравамъ, обычаямъ, законамъ и образу правленія; то должно заключить, что сей народъ весьма миролюбивъ и весьма отдаленъ отъ тѣхъ качествъ, кои дѣлаютъ воиномъ. Свойство ихъ нрава съ природы спокойнаго, вѣжливаго и покорнаго долженствуетъ чинить ихъ больше способными въ общественной жизни, нежели къ шуму оружія. Сердце ихъ, всегда наполненное боязнію наказанія, всегда содержимое въ границахъ слѣпаго повиновенія, кажется не въ состояніи произвесть отважныхъ намѣреній, кои чинятъ героями. Разумъ ихъ, затменный съ малолѣтства безконечнымъ числомъ мѣлкихъ обрядовъ, винитъ то, что и въ самомъ цвѣтѣ стремительной младости кровь переливается въ нихъ, кажется, съ медленностію. Предпочтеніе, даемое ученію и знанію, воспитаніе юношества, которое не видитъ ничего кромѣ книгъ, не слышитъ кромѣ нравоученія и зависимость, въ каковой живутъ военные у ученыхъ, суть препятствія къ храбрости. Наконецъ предразсужденія ихъ, или, естьли вамъ угодно, ихъ благоразуміе, не инако представляетъ имъ, какъ съ нѣкоторымъ ужасомъ ту плачевную необходимость, до коей иногда люди доходятъ порываться на жизнь своихъ собратій. Все сіе способствуетъ конечно къ произведенію почтительныхъ сыновъ, добрыхъ родителей, вѣрныхъ подданныхъ превосходныхъ гражданъ; но не можетъ вселить отвагу въ солдата, храбрость въ офицера, великихъ видовъ въ Генерала. Не смотря на сіе, сей самой народъ, которой отъ четырехъ тысячъ лѣтъ существуетъ почти въ одинакомъ съ нынѣшнимъ состояніи, часто торжествовалъ надъ неприятелемъ; да когда и имѣлъ несчастіе быть побѣжденъ, всегда давалъ законы побѣдителямъ. Правда, что находятся въ его лѣтописяхъ примѣры трусости, каковыхъ не видимъ мы въ другихъ исторіяхъ, но суть также и образцы храбрости, коимъ должно удивляться, и каковыхъ мало мы читаемъ.
   Военное правленіе лежитъ на другомъ родѣ чиновниковъ, кои суть военные Мандарины. Сихъ раздѣляютъ на пять степеней, составляющихъ больше семнадцати тысячъ таковыхъ чиновниковъ. Первая носитъ имя Мандариновъ задней стражи; вторая Мандариновъ лѣваго крыла; третья Мандариновъ праваго крыла; четвертая Мандариновъ корпуса баталій; а пятая Мандариновъ передней стражи. Сіи различныя степени управляются пятью Приказами, подчиненными шестому, которой самъ зависитъ отъ верьховнаго Пекинскаго Приказа военныхъ дѣлъ. Глава онаго есть одинъ изъ самыхъ большихъ господъ въ государствѣ, власть его разпространяется вообще на всѣ придворныя и провинціальныя войска, а чинъ соотвѣтствуетъ Генералъ-фельдмаршалу, или Коннетаблю. Изъ опасности, дабы онъ не употребилъ во зло своей власти, приданъ ему ученой Мандаринъ, носящій наименованіе Главнаго надзирателя, или Военнаго. Сверьхъ того присматриваютъ за его поведеніемъ два другіе надзирателя изъ ученыхъ же Мандариновъ. Генералъ не можетъ начать никакаго предпріятія безъ совѣта сихъ трехъ чиновниковъ, а они отдаютъ отчетъ во всѣхъ поступкахъ Военному Приказу.
   Помянутые семнадцать тысячъ военныхъ Мандариновъ имѣютъ въ своихъ повелѣніяхъ больше семи сотъ тысячъ человѣкъ пѣхоты и двѣсти тысячъ конницы. Всѣ оныя войска служатъ гвардіею главнымъ Мандаринамъ, Губернаторамъ, чиновникамъ, судіямъ; провожаютъ ихъ въ дорогахъ, держатъ караулъ для ихъ безопасности около постоялыхъ дворовъ, въ коихъ они ночуютъ, и всякой разъ, когда Мандаринъ останавливается, смѣняются другимъ карауломъ. Раздѣлены они на многіе легіоны, а каждой легіонъ состоитъ изъ десяти тысячъ рядовыхъ, составляющихъ сто сотныхъ ротъ. Татары имѣютъ желтыя знамена, Китайцы зеленыя. Предводители каждаго корпуса повинны обучать всегда своихъ солдатъ. Временно бываютъ такіе смотры, на коихъ осматриваются и люди и оружіе. Когда все оное не найдется въ порядкѣ, виноватые тотчасъ наказываются, Китайцы палкою, а Татары плѣшью. Жалованья пѣхотному пять копѣекъ на день и мѣрка пшена, коею человѣкъ свободно пропитаться можетъ. Конной имѣетъ въ двое, и двѣ мѣрки бобовъ для лошади. Сіи войска нехудо одѣты и вооружены; плата производится имъ порядочно каждые три мѣсяца. Состояніе ихъ столь завидно, что всякой ищетъ быть въ службѣ. Нѣтъ нужды употреблять, какъ въ Европѣ силу, деньги, или хитрость для вербованія, они сами идутъ охотно. Рѣдко найдешь зажиточнаго между военнослужащими: разточеніе есть подлинная причина бѣдности, до которой иногда иные доходятъ. Хотятъ хорошо быть одѣты, хорошо ѣсть, и въ одинъ мѣсяцъ иногда проживаютъ все годовое жалованье, по томъ занимаютъ, платя большіе проценты, и вскорѣ приходятъ въ несостояніе заплатить долгъ. Государство содержитъ ихъ однакожъ; жалованье всегда имъ исправно дается, но не достаетъ онаго и для заплаты нѣкоторой только части ихъ заимодавцевъ. Иные не довольствуясь тѣмъ, что проѣдаютъ напередъ жалованье, проживаютъ, какъ и у насъ, свои родовыя имѣнія, и все, что отцы собрали въ потѣ лица, или своею храбростію. Но Китайцы, будучи съ природы робки, сушь худые солдаты; наималѣйшее усиліе разорвать ряды ихъ можетъ, да и Татары уже ослабѣли въ семъ нѣжномъ климатѣ. "Они добрые солдаты, говаривалъ великій Императоръ Каи хи, когда бьются съ худыми; но худы, когда придетъ дѣло имѣть съ хорошими... Непоколебимой миръ, коимъ Китай наслаждается уже больше ста лѣтъ безпрерывно, совсѣмъ ослабилъ въ нихъ отвагу. Предпочтеніе даемое Китайцами ученію и знанію, обыкновенное воспитаніе юношества упражненнаго надъ книгами, зависимость военныхъ отъ ученыхъ суть препятствія, какъ я уже сказалъ выше, усиливаться храбрости. Любимыя однакожъ войска Китайскихъ Императоровъ суть Татары, и одни они въ состояніи въ случаѣ несчастія имъ помочь; почему и не пренебрегаютъ ничего въ обученіи ихъ, и въ питаніи въ нихъ склонности къ войнѣ врожденной въ семъ народѣ. "Манжурской солдатъ, говоритъ нынѣшній Императоръ, стоитъ десяти другихъ...
   Всѣ сіи войска употребляются для предупрежденія возмущеній, для успокоенія бунтовъ, для очищенія большихъ дорогъ отъ воровъ и разбойниковъ; и рѣдко сіи послѣдніе учходятъ отъ ихъ рукъ. Когда дѣло идетъ о войнѣ, то берутъ изъ каждой провинціи по нѣскольку баталіоновъ и составляютъ армію. Солдаты носятъ мундиры только во время службы, то есть, когда идутъ на караулъ, когда учатся, бываютъ на смотрѣ, или провожаютъ Мандариновъ. Въ другое время упражняются въ ремеслахъ, въ коихъ родились.
   Я видѣлъ на сихъ дняхъ ученіе корпуса, состоящаго изъ четырехъ тысячъ пѣхоты. Солдаты поставлены были въ двѣ ширенги, и ружья имѣли съ фитилемъ. Генералы были верхомъ, и вооружены лукомъ и стрѣлами; а офицеры пѣшіе съ саблями, короткими и долгими, смотря по ихъ чину. Всѣ сіи войска стояли въ глубокомъ молчаніи, пока командиръ не велѣлъ выстрѣлить изъ небольшой пушки, лежащей на верблюдѣ. По семъ знакѣ выступали они въ передъ, подавались назадъ, и дѣлали обороты по здѣшнему устройству съ немалымъ порядкомъ. Потомъ раздѣлились на многіе отряды, и ставъ на колѣна довольно тѣсно, пребыли въ семъ положеніи нѣсколько минутъ, встали, заняли старыя мѣста, и вновь построились безъ малѣйшаго помѣшательства. Я сужу по движеніямъ, кои видѣлъ, что можно бы ихъ легко обучить всякимъ воинскимъ движеніямъ.
   Я внесу здѣсь нѣкоторыя военныя изрѣченія, выбранныя изъ Китайскихъ книгъ, изъ коихъ усмотрите вы духъ человѣколюбія и тихости, оживляющей сей народъ даже и въ самомъ шумѣ оружія. "Сохранять владенія и всѣ права Государя, которому служите, вы воины, должно быть первымъ вашимъ попеченіемъ; умножать оные, отнимая у неприятеля, не обязаны вы, естьли къ тому не будете принуждены, Бдѣть о спокойствіи городовъ вашей земли, вотъ, что васъ должно главнѣйше занимать, нарушать же оное въ неприятельскихъ есть самое послѣднее для васъ дѣло, спасать отъ всякаго нападенія дружескія селенія есть долгъ, о которомъ повинны вы помышлять; а нападать на неприятельскія позволено только въ самой крайности. Старайтесь быть побѣдителями, не вступая въ сраженіе. Небу никогда не бываетъ угодно пролитіе человѣческой крови; одинъ тотъ, кто даетъ жизнь людямъ, властенъ у нихъ оную отнять. Поведеніе предводителя долженствуетъ согласоваться съ небомъ и съ землею, коихъ дѣйствіи стремятся къ произведенію и къ сохраненію, а не къ изтребленію существъ."
   Политика Китайская почитаетъ за весьма важное правило запрещать находящимся въ войскѣ писать о произшествіяхъ войны Симъ способомъ одни только предводители могутъ извѣщать Государя о всемъ, что нужно ему знать, и не подвергаютъ слѣдовательно своей славы злостнымъ постороннимъ доношеніямъ. Они имѣютъ право писать прямо къ Императору, а есть времена и случаи, въ кои и обязаны то чинить. Когда имѣютъ донести двору о какомъ произшествіи, соглашаются между собою, въ какомъ образѣ его представить, дабы не умолчать о томъ, что изъяснить должно, и не упомянуть того, что надлежитъ содержать въ тайнѣ. Трудно имъ согласиться обмануть Государя въ какомъ либо важномъ дѣлѣ, и можно не безъ основанія заключить, что онъ почти обо всемъ извѣстенъ; но какъ никто не вѣдаетъ кромѣ его о произходящемъ въ войскѣ, то и выдаетъ въ народъ, что разсудитъ за благо. Ежели случится какому офицеру быть не согласну со мнѣніемъ своихъ товарищей, онъ имѣетъ право писать тайно ко двору, представляя, что найдетъ нужнымъ; но долженъ весьма быть остороженъ. Естьли извѣстіе его справедливо, то подавшіе ложное наказываются строго; а естьли въ его поступкѣ найдется вѣтреность, злость, или пристрастіе, онъ самъ погибъ на вѣки.
   По таковымъ письмамъ сочиняются по повелѣнію Императора вѣдомости приятныя, или неприятныя, смотря по обстоятельствамъ. Иногда отдается приказъ, чтобъ Князья, вельможи и первые Мандарины имперіи поздравляли его съ вымышленными побѣдами, которымъ онъ радуется при собраніи подданныхъ, и оныя вносятся въ лѣтописи заготовляемыя для составленія въ свое время исторіи его царствованія. Ежели войска по многихъ компаніяхъ останутся наконецъ побѣдителями, тогда всѣ успѣхи подробно описываются и почитаются за истинные. Государь заключаетъ миръ, или, какъ говорятъ прощаетъ побѣжденные народы. Ежели же войска побиты, онъ оправдываетъ себя тѣмъ, что его обманули; посылаетъ новыхъ полководцевъ со множествомъ денегъ для поправленія дѣла; и тогда вскорѣ все покоряется, и вступаетъ въ порядокъ. Вся сія тайна извѣстна бываетъ одному Министру вышняго Совѣта его Величества, а государство увѣрено, что великому повелителю Китая стоитъ только пожелать, дабы Овладѣть всею вселенною. По возвращеніи и офицеры и солдаты награждаются; прославляютъ ихъ какъ героевъ, и имъ конечно не приходитъ охоты противорѣчить своимъ выхвалятелямъ.
   У Китайцовъ слава и щастіе въ войнѣ зависитъ отъ искуства и добраго поведенія Генерала: но "какъ успѣхи ему приписываются, такъ и за всѣ нещастіи онъ же отвѣчаешь. Виноватъ или нѣтъ, когда дѣло не удастся, онъ долженъ погибнуть, или по меншей мѣрѣ быть наказанъ. Сіе поведеніе покажется сначала противнымъ разуму; но ежели его разобрать, не представляется оно уже таковымъ, уважая землю, въ которой имѣетъ мѣсто; ибо дѣйствительно отъ удостовѣренія, въ которомъ каждой пребываетъ, что сіе правило наблюдается, зависитъ частію наблюдаемый въ Имперіи доброй порядокъ. Такимъ образомъ полководецъ проигравшій баталію отъ того, что слѣдовалъ повелѣніямъ двора, рѣдко спасается отъ смерти, сколь бы ни основательныя приводилъ причины. Здѣсь не скажутъ, что онъ не иное что сдѣлалъ, какъ сообразовался данному себѣ предписанію, но что онъ трусъ или вѣтренъ; что долженъ былъ иначе толковать волю ввѣрившаго ему войска; что онъ не знаетъ своей должности, и пр. Здѣсь Государь всегда долженъ быть правъ, больше нежели въ другихъ краяхъ.
   Сколь скоро война кончилась, Императоръ повелѣваетъ подать себѣ списокъ всѣхъ на ней отличившихся, и назначаетъ имъ награжденія, сравнительныя съ ихъ заслугами, убитымъ даетъ почетныя наименованія, остающіяся ихъ дѣтямъ, коимъ опредѣляетъ довольное содержаніе, пока не придутъ они въ возрастъ сами служишь въ военныхъ, или гражданскихъ чинахъ. По славномъ завоеваніи Королевства Елутскаго, Императоръ здѣлалъ больше пяти сотъ новыхъ чиновъ и должностей, и отдалъ въ вѣчныя времена потомкамъ тѣхъ, кои служили въ сей войнѣ съ отличностію; и дабы не опустишь никого при раздачѣ милостей, повелѣлъ обнародовать въ газетахъ, чтобъ всѣ имѣющіе право требовать оныхъ, подали на письмѣ свои имена, чины и причины, по коимъ почитаютъ себя достойными къ награжденію.
   Артиллерія не весьма давно знаема въ Китаѣ; употребленіе пушекъ введено только лѣтъ за полтораста назадъ. Первыя подарены были Императору Макайскими Португальцами, и съ того времени начали по ихъ образцу пушки здѣсь дѣлать. Но должно было прибѣгнуть къ Іезуитамъ; одни отцы Шалъ и Вербіестъ вылили оныхъ триста двадцать. Довольно странная должность для Миссіонеровъ.
   Манжурскіе Татары, правящіе Имперіею съ самаго изтребленія колѣна Минъ, не надѣясь въ военной наукѣ превзойти Китайцевъ, удовольствовались переводомъ ихъ сочиненій. Принявъ ихъ образъ правленія, приняли они равно и военныя правила; а хотя бы и нашлась въ оныхъ какая разность, но оная состоитъ только въ наружномъ убранствѣ. Помянутыя правила собраны въ древнихъ сочиненіяхъ, о коихъ я уже упоминалъ, но не сообщилъ вамъ повѣсти, находящейся въ предисловіи одной изъ сихъ книгъ, писанной еще до Рождества Христова. Вотъ какъ Миссіонеры оную разсказываютъ.
   "Король Дже-гянской провинціи имѣлъ ссору съ сосѣдними Государями, и дѣло клонилось къ явной войнѣ. Съ одной и другой стороны чинились приуготовленія. Храброй Сунтсе предсталъ предъ Короля, и просилъ себѣ мѣста въ его войскѣ. Государь радуйся, что человѣкъ таковаго достоинства перешелъ на его сторону, учиня ему весьма милостивой пріемъ, говорилъ: я видѣлъ сочиненіе твое о воинскомъ искуствѣ, и имъ доволенъ: но правила тобою предписываемыя кажутся мнѣ трудными къ исполненію, а иныя есть и такія, кои почитаю совсѣмъ невозможными; да можетъ ли ты и самъ исполнить? Когда воюютъ только въ мысли, то выдумаютъ наилучшіе способы; но не такъ то бываетъ, какъ дойдетъ до дѣла.
   "Государь, отвѣтствовалъ Сунт-се, я ничего не написалъ въ моихъ сочиненіяхъ, чего уже самъ не дѣлалъ въ войскѣ, и осмѣливаюсь увѣрить ваше Величество, что въ силахъ исполнишь ихъ съ кѣмъ бы то ни было, ежели только дастся мнѣ власть. Ты разумѣешь, говорилъ Король, что легко научить людей понятныхъ, приобыклыхъ къ труду, охотныхъ и послушныхъ; но не всѣ они таковы. Нѣтъ въ томъ нужды, сказалъ Сунт се; я вызвался, что кто бы то ни былъ, и не изклгочаю никого, ни самыхъ упрямыхъ, ни трусовъ, ни слабыхъ; я всѣхъ полагаю въ семъ числѣ. По твоимъ словамъ, прервалъ рѣчь Король, ты вселишь и въ самыхъ женщинъ мысли храбрыхъ Воиновъ? Ты ихъ обучишь ружью? Такъ, Государь, и я прошу въ томъ несумнѣваться."
   "Король желая повеселиться, приказалъ, привести сто восемдесять своихъ женъ. Приказъ его тотчасъ былъ исполненъ, и Королевы предстали. Между оными находились двѣ, коихъ онъ любилъ страстно, и сіи учинены предводительницами. Посмотримъ, сказалъ Монархъ усмѣхаясь, посмотримъ, Сунт-се, сдержитъ ли ты свое слово. Я тебя поставляю Генераломъ надъ симъ новымъ войскомъ. Ты имѣешь власть выбрать любое мѣсто во всемъ моемъ дворцѣ для обученія ихъ ружью; а когда онѣ довольно обучатся, дай мнѣ знать. Генералъ хотя и почувствовалъ, сколь смѣшную должность заставляютъ его отправлять, но не лишился отваги, и твердымъ голосомъ отвѣчалъ, что отдастъ отчетъ, и что надѣется удовольствовать Короля своею службою, а по крайней мѣрѣ увѣрить, что Сунт-се не такой человѣкъ, которой бы дерзновенно и не одумавшись за что либо принимался...
   "Король пошелъ во внутренніе покои, а военачальникъ помышлялъ о исполненіи наложеннаго на себя дѣла: потребовалъ онъ оружіе и весь воинской снарядъ для новыхъ воиновъ, и въ ожиданіи, пока оное приготовится, вывелъ ихъ на дворъ, которой нашелъ къ тому способнымъ. Теперь вы, говорилъ онъ Королевскимъ женамъ, находитесь подъ моими повелѣніями и наставленіями: вы должны слушать меня прилѣжно и повиноваться во всемъ, что я прикажу. Сіе есть первой и главнѣйшій законъ воинскій. Берегитесь его нарушить. Я хочу, чтобы завтре же вы дѣйствовали оружіемъ предъ Королемъ, и надѣюсь, что вы исполните оное съ точностію."
   "По сихъ словахъ опоясалъ онъ ихъ шарфами, далъ имъ въ руки копья, раздѣлилъ ихъ на два отряда, и поставилъ предъ каждымъ по одной наперсницѣ, учиня сіе разпоряженіе, началъ дѣлать наставленіе слѣдующими словами: различаете ли вы хорошо грудь свою со спиною и правую вашу руку съ лѣвою? отвѣчайте. Вмѣсто отвѣта возпослѣдовалъ смѣхъ. но какъ онъ продолжалъ молчать и показывать важной видъ, то онѣ единогласно отозвались, что знаютъ. Когда такъ, говорилъ Сунт-се, помните твердо, что я стану вамъ сказывать. Когда ударятъ въ барабанъ одинъ разъ, стойте какъ теперь, и не уважайте ничего кромѣ того, что. предъ вашею грудью. Когда ударятъ въ барабанъ два раза, оборотитесь такъ, чтобъ грудь ваша была на томъ мѣстѣ, гдѣ теперь ваша правая рука. Когда вмѣсто двухъ, услышите вы три раза, оборотитесь такъ, чтобы грудь была тамъ, гдѣ была прежде лѣвая рука. Но когда ударятъ въ барабанъ четыре раза, оборотитесь такъ, чтобъ грудь ваша очутилась тамъ, гдѣ была спина, а спина, гдѣ была грудь.
   "Можетъ сказанное мною не очень ясно для васъ, я повторю: одинъ ударъ въ барабанъ значитъ, что не должно шевелиться, но быть въ готовности; Два удара, что должно оборотиться на право, три удара, что должно оборотиться на лѣво; а четыре, что должно здѣлать полукругъ. Я еще изъясняюсь.
   "Порядокъ, которому я слѣдовать буду, есть такой: велю сперва ударить въ барабанъ одинъ разъ. При семъ знакѣ вы приготовьтесь меня слушать. Спустя нѣкоторое время, велю я ударить два раза: тогда всѣ вмѣстѣ оборотитесь на право съ важнымъ видомъ. Послѣ чего велю я ударить не гари, но четыре раза, и вы докончите полукругъ. По томъ велю я вамъ стать по старому, и велю для сего ударить такъ, какъ и прежде одинъ разъ. При семъ знакѣ приготовитесь, послѣ велю я ударить не два раза, но три, и вы оборотитесь на лѣво, а при четырехъ ударахъ докончите полукругъ. Хорошо ли вы поняли, что я говорилъ? Ежели имѣете какое сумнѣніе, скажите: я постараюсь васъ удовольствовать. Разумѣемъ, отвѣтствовали Королевскія жены. Когда такъ, сказалъ Сунт-се, я начну. Не позабудьте, что звукъ барабана служитъ вамъ вмѣсто Генеральскаго голоса; по тому что чрезъ него даетъ онъ вамъ свои повелѣнія.
   "Послѣ сего троекратно повтореннаго наставленія Сунт-се вновь построилъ небольшое свое войско, и велѣлъ ударить одинъ разъ въ барабанъ, услыша сей звукъ, всѣ женщины начали смѣятся. Онъ велѣлъ ударить два раза, онѣ засмѣялись еще сильнѣе. Генералъ не оставляя важнаго своего вида, говорилъ слѣдующее: можетъ легко статься, что я не ясно изъяснился, когда вамъ дѣлалъ наставленіе, и ежели сіе правда, то я въ томъ виноватъ. Я постараюсь исправить мою погрѣшность, изъясняя вамъ такъ, чтобы вы понять могли, (тогда повторилъ онъ имъ три раза прежнее наставленіе разными словами). Послѣ сего увидимъ мы, прибавилъ онъ, лучше ли вы будете повиноваться. Приказалъ онъ ударить разъ вы барабанъ, по томъ два раза. Женщины размышляя о его важномъ видѣ и своемъ странномъ уборѣ, позабыли, что должно повиноваться, и удерживаясь нѣсколько минутъ отъ смѣха, захохотали наконецъ неумѣреннымъ образомъ."
   "Сунт-се не измѣнился, но тѣмъ же самымъ голосомъ какъ и прежде, началъ имъ говорить: Ежелибъ я худо изъяснился, или ежели бы вы не увѣрили меня единогласно, что поняли мои слова, не были бы вы виноваты; но я вамъ говорилъ ясно, какъ вы въ томъ сами признались; для чегожъ вы не повинуетесь? Вы тѣмъ заслуживаете наказаніе, да еще и воинское. Между военными людьми, когда кто не повинуется повелѣніямъ своего предводителя, достоинъ смерти: и такъ вы всѣ преданы будете смерти. Послѣ сего короткаго поученія приказалъ Сунт-се женщинамъ стоящимъ въ шеренгахъ убить тѣхъ двухъ, кои поставлены были надъ ними повелительницами, Въ то самое время одинъ изъ стражей опредѣленныхъ при Королевскихъ женахъ, видя, что Сунт-се не шутитъ, бросился къ Королю донести о произходящемъ. Король послалъ тотчасъ сказать ему, чтобъ не производилъ далѣе своего намѣренія, и особливо не касался бы до двухъ Королевъ, коихъ онъ любилъ наибольше, и безъ коихъ жить не могъ.
   "Генералъ выслушалъ съ почтеніемъ слова пересказываемыя ему отъ имени Королевскаго; но не повиновался его воли. Донесише его Величеству, отвѣчалъ онъ, что Сунт-се почитаетъ его справедливымъ и разсудительнымъ, и по тому не думаетъ, чтобы онъ перемѣнилъ уже свое мнѣніе, и хочетъ, чтобъ повелѣніе его было исполнено. Государь знаетъ законъ, и не можетъ слѣдовательно прислать приказа, посрамляющаго достоинство, коимъ самъ меня почтилъ. Онъ мнѣ поручилъ обучить своихъ сто восемдесятъ женъ, поставилъ меня надъ ними Генераломъ, и такъ мое уже дѣло привести все сіе къ концу. Онѣ меня ослушались, и всѣ смерти преданы будутъ. Едва произнесъ сіи слеша, какъ обнажилъ онъ саблю, и съ тою же холодною кровію, съ какою дотолѣ дѣйствовалъ, отрубилъ головы двумъ первымъ, а на ихъ мѣста поставилъ другихъ, велѣлъ бишь въ барабанъ, какъ о томъ толковалъ прежде своимъ ученицамъ; и сіи женщины обращались въ молчаніи и сходственно съ его повелѣніями, какъ бы свою жизнь упражнялись въ военномъ искуствѣ.
   "Тогда Сунт-се обратясь къ посланному, говорилъ: донеси Королю, что его жены умѣютъ воинскую науку; что я могу итти съ ними на войну, заставить презирать всѣ опасности, и вести ихъ чрезъ огонь и воду. Король свѣдавъ о произшедшемъ, сильно объятъ былъ горестію: такъ я лишился, вскричалъ онъ, тяжко воздыхая, того, что мнѣ всего на свѣтѣ милѣе -- Пускай сей чужестранецъ удалится въ свою землю. Я не хочу имѣть его, ни пользоваться его услугами---что ты сдѣлалъ, безчеловѣчной? какъ могу я жить и пр.
   "Сколь ни неутѣшенъ казался Король, время и обстоятельства привели въ забвеніе сію потерю. Неприятели готовились напасть на него; онъ призвалъ назадъ Сунт ее. и учинилъ его полководцемъ въ своемъ войскѣ. Сосѣди, наибольше безпокойствія ему причинявшіе, устрашась, единаго слуха о дѣйствіяхъ сего великаго война, начали о томъ только помышлять, чтобы пребыть въ покоѣ подъ покровительствомъ Государя, которой въ службѣ своей имѣетъ такаго человѣка...
   Таковымъ то представляютъ Китайцы сего героя; а изъ повѣсти, вымышленная ли она, или справедливая, заключаютъ, что твердость и суровость есть основаніе, на коемъ утверждается наиглавнѣйшая власть полководца. Сіе правило, могущее весьма не полюбиться во Франціи, есть превосходно для Азіатскихъ народовъ, у коихъ честь не всегда бываетъ первымъ побужденіемъ.
   Китайцы не есть народъ военной, и таковымъ быть не могутъ. Предметъ правительства ограничивается въ народномъ спокойствіи; предмѣтъ свойственной государству, не имѣющему неприятелей внѣ земли, или мыслящему, что отъ нихъ огражденъ повсюду. Нынѣ Имперія защищается съ востока и съ полудня бурнымъ моремъ и неприступными берегами; съ запада неприступными горами; съ полуночи большою стѣною, крѣпостями и провинціями, платящими дань Татаріи. {См. ежемѣсячныя сочиненія 1757 года мѣсяцъ Апрѣль.} Впрочемъ исторіи Китайцевъ мало прославляютъ ихъ военныя дѣла, и превозносятъ только миролюбивыя добродѣтели. Миръ и рабство въ конечное приводятъ ослабленіе сей народъ и безъ того уже трусливой и робкой. Остается только содержать его въ покоѣ и въ равновѣсіи его слабости. Бѣда государству, естьли военной духъ овладѣетъ мирнымъ войскомъ: тогда возгорится огонь съ четырехъ концовъ Имперіи. Военной духъ питается сраженіями, а въ обширныхъ государствахъ, гдѣ движенія столь тихо идутъ отъ края къ средоточію, вскорѣ высокомѣріе и неудовольствіе возмутятъ отважность въ нетерпѣливыхъ, кои не имѣя, на кого устремиться за границею, принуждены будутъ дѣйствовать внутри сама;о государства. Лучше-для Китая быть завоевану постороннимъ, нежели раздѣлену своими, и счастливѣе просвѣщать своихъ побѣдителей, нежели изтреблять неприятелей.
   Я упомянулъ, что одинъ изъ вышнихъ Пекинскихъ Приказовъ управляетъ государственными доходами. Способъ собирать оные есть самой простой и порядочной: каждой обыватель отъ двадцати до шестидесяти лѣтъ платитъ поголовную подать за себя, сходную съ его имуществомъ. Поля всякое лѣто вымѣриваются около времени жатвы. Извѣстно, что они принести могутъ, а потому и подать разкладывается. Оной подвержены всѣ земли даже и принадлежащія капищамъ. Священной чинъ не освобождается здѣсь отъ платежа. Самая древняя въ Китаѣ подать была десятина съ земель, кои можно обработывать. Мало по малу Императоры налагали поборы на металлы, товары и съѣстные припасы; учредили пошлины на входящіе товары въ разныя провинціи; однимъ словомъ нынѣ имѣютъ они таможни на такомъ же почти основаніи, какъ и во многихъ Европейскихъ государствахъ.
   Отъ начала весны до жатвы не позволено Мандаринамъ обезпокоивать сельскихъ жителей платежомъ подати. Сверхъ палочнаго наказанія худымъ плательщикамъ правители даютъ ерлыки старикамъ и нищимъ, кои идутъ къ задолжавшимъ, и кормятся у нихъ до тѣхъ поръ, пока не наѣдятъ на означенное въ ерлыкѣ число денегъ. Обыкновенная подать простирается до чрезвычайно великихъ суммъ, не отъ того, чтобы каждой поселянинъ съ лишкомъ оною былъ отягченъ, но по причинѣ непонятнаго числа платящихъ. Берется оная частію деньгами, частію произращеніями, то есть, хлѣбомъ, солью, угольемъ, деревомъ, товарами и пр. Сіи различныя подати ежегодно составляютъ больше ста миліоновъ рублей. Запасы раздаются чиновникамъ Императорскимъ какъ въ провинціяхъ, такъ и въ столицѣ, и составляютъ часть ихъ жалованья. Достальные дѣлятся старикамъ и нищимъ. Въ бѣдственныя времена раздаютъ недостаточнымъ земледѣльцамъ хлѣбъ, сколько нему нужно для посѣва. Императоръ наполняетъ онымъ магазейны всякіе три, или четыре года; а во время недорода продаютъ его дешевле, нежели обыкновенно покупается хлѣбъ въ самые плодородные годы. Всегда причисляется къ суммѣ, назначенной на Государевы росходы, нѣсколько миліоновъ денегъ, опредѣленныхъ на сію покупку: но доходы государственные столь велики, что всѣ таковыя щедрости не причиняютъ въ нихъ чувствительнаго уменшенія. Въ самомъ дѣлѣ сверхъ ста семидесяти миліоновъ, сбираемыхъ съ земель, получаетъ онъ больше шестидесяти миліоновъ съ таможенъ, съ соли, съ найма домовъ, принадлежащихъ Государевымъ волостямъ, съ рубки лѣсовъ, съ штрафовъ и конфискацій. Приложите къ сему безчисленное множество другихъ поборовъ съѣстными припасами всякаго рода, и вы увидите, что сей Государь имѣетъ на день около осми сотъ тысячъ рублей дохода. Вы не станете тому удивляться ежели представите себѣ чрезмѣрную обширность и непонятное множество жителей сей Имперіи, что превосходитъ всякое вѣроятіе. {Въ послѣднюю перепись нашлось въ Китаѣ 5д, 798, 384, человѣка годныхъ въ солдаты, не считая Мандариновъ и Бонзовъ.} Когда ѣдешь по большой дорогѣ, кажется, что видишь идущія арміи, ярмонки, безпрестанные ходы; и такъ нѣчего сумнѣваться, когда разсказываютъ, что сіе государство содержитъ около двухъ сотъ миліоновъ душъ, удобно найти можно причины столь великаго размноженія въ Китаѣ. Во первыхъ дѣти почитаютъ родителей какъ боговъ, таковыми признаютъ ихъ еще въ своей жизни, а по смерти приносятъ имъ и жертвы; слѣдовательно всякой охотится умножать свою семью, столь покорную въ семъ мірѣ, и столь нужную на томъ свѣтѣ. Во вторыхъ многоженство у нихъ позволено; а какъ мущины здоровы и сильны, воздухъ благорастворенной, то нерѣдко бываютъ отцы имѣющіе по пятидесяти и даже по сту дѣтей. Моровое повѣтріе никогда не опустошало Китая; изобиліе царствуетъ вмѣстѣ съ миромъ. Сверхъ того народъ здѣшній не странствуетъ по чужимъ краямъ, а еще и того менше позволяется имъ селиться за границею.
   Ежели богатство государства состоитъ въ изобиліи вещей нужныхъ для жизни, въ разширеніи его торговли, въ сокровищахъ съ земли собираемыхъ; то Китай превосходитъ всѣ прочія государства въ свѣтѣ. Хлѣбъ всякаго рода, великое множество огородныхъ овощей и превосходныхъ плодовъ, скотъ, дичина, живность, рыба, соль, сахаръ, пряныя зелья и коренья, вино изъ пшена несравненно больше питающее и менше вредное, нежели ваше виноградное; наконецъ чай, сей столь извѣстной листъ посылаемой во всѣ части свѣта; вотъ что Китай производитъ для пищи! Что же касается до одежды, имѣетъ онъ полотна изъ пенки и хлопчатой бумаги, шелковые и шерстяные штофцы, преизрядные мѣхи по различію мѣстъ и времени. Зажиточные люди живутъ покойно и чисто; лавъ, живопись, позолота украшаютъ домы вельможъ и Государя. Торговля здѣсь столь же цвѣтуща, какъ и повсюду индѣ. Мандарины отдаютъ деньги свои для приращенія купцамъ, а особливо тѣмъ, кои ѣздятъ въ Сіамъ, въ Батавію, въ Формозу, на Филиппинскіе острова и пр. Возятъ они туда фарфоръ, лаковую работу, сахаръ, пшено, чай, лѣкарственныя вещи, и мѣняютъ на серебро, золото, жемчугъ, Европейскія сукна и проч. {О купечествѣ въ Китаѣ см. ежем. соч. 1761 мѣсяцъ Мартъ.} Но главнѣйшій торгъ есть тотъ, которой производится внутри земли. Рѣки, каналы безпрестанно покрыты судами, а большія дороги телегами, верблюдами, лошаками, лошадьми и людьми, везущими изъ одной провинціи въ другую товары, взаимно имъ нужные, и силіъ образомъ дѣляться они своими сокровищами. Сія торговля весьма обширнѣе производимой въ Европѣ между цѣлыми государствами. Китай походитъ на превеликой рынокъ, превосходящій лучшія наши ярмонки. Народъ здѣшній безпрестанно въ работѣ, и изключая четыре или пять праздниковъ, посвященныхъ въ году на народныя увеселенія, не знаетъ онъ тѣхъ дней покоя, кои въ нашихъ краямъ столь дорого становятся и художникамъ и государству.
   Монета ходящая въ Имперіи есть мѣдная, смѣшенная съ свинцомъ, цвѣтомъ и величиною похожая на покѣйки. На оной нѣтъ Императорова изображенія; ибо за поруганіе бы почлось, ежелибъ освященной его образъ переходилъ во всякія руки; дѣлаются на ней разныя подписи, содержащія пышныя его наименованія и цѣну монеты. Она имѣетъ четвероугольную диру по срединѣ, нанизывается на снурокъ, чтобы удобнѣе ее носить, и всякое сто перевязывается узломъ. За одну изъ сихъ монетъ можно купить чашку чаю, трубку табаку и рюмку водки; нищій можетъ хорошо пообѣдать за три. Сія монета не чеканится какъ въ Европѣ, и бьется въ одной столицѣ. Дѣлающіе подложную монету казнятся смертію. Золото ходитъ въ торговлѣ какъ товаръ; его покупаютъ серебромъ. И то и другое принимаютъ на вѣсъ. Купцы носятъ въ карманѣ нарочные для того вѣсы и ножницы для рѣзанія серебра. Китайцы совершенно узнаютъ доброту сихъ двухъ металловъ. Ежели кто не хочетъ обманутъ ими быть, не долженъ ходить безъ вѣсковъ, и не выпускать ихъ изъ глазъ ни на минуту. Они имѣютъ гири разныхъ родовъ и великое искуство ихъ подмѣнивать. Когда покупаютъ вещь, стоющую выше шести копѣекъ, отрѣзываютъ кусокъ серебра и вѣсятъ, что дѣлается во мгновеніе ока. Сіе обыкновеніе тѣмъ выгодно, что серебро не теряется въ хожденіи, какъ то бываетъ съ нашими деньгами. Но калъ при рѣзаніи теряются однакожъ малыя частицы, то множество людей кормятся тѣмъ, что собираютъ по улицамъ соръ, и изъ него оныя достаютъ.
   Китайцы раздѣляютъ фунтъ на шестнадцать унцій, а унцію на многія и крайне мелкія части. Мѣряютъ футами, дюймами и линеями, и имѣютъ четыре разные фута: Дворцовой, заведенной Императоромъ Кан-хи, есть точной Парижской; футъ Математическаго Приказа не много онаго побольше; футъ мастеровыхъ короче, а футъ купцовъ длиннѣе послѣдняго семью линіями.
   Я есмь и проч.
   

ПИСЬМО LXIV.

Продолженіе Китая.

   Нѣсколько дней назадъ прогуливайся съ двумя Іезуитами въ окружностяхъ здѣшней столицы, встрѣтили мы одного престарѣлаго человѣка, приятели симъ Миссіонерамъ, котораго почелъ я за Европейца по его пріемамъ: былъ то Бремендъ родомъ Шведъ, онъ пріѣхалъ сюда въ 1720 году съ Посломъ, присланнымъ отъ Петра Великаго къ Императору Кан-хи. Сіе посольство отправлено было для склоненія Китайскаго Монарха, чтобъ онъ согласился на всегдашнее пребываніе въ Пекинѣ Россійскаго Агента для содержанія доброй приязни между двумя Имперіями. Посолъ исполни щастливо порученное себѣ дѣло, оставилъ Г. Ланга въ Китаѣ въ качествѣ Россійскаго Агента, а при немъ и Г. Бременда. Сей послѣдній въ Пекинѣ приобрѣлъ немалое уваженіе. Вы надѣюсь не будете не довольны, Государыня моя, прочесть повѣствованіе о помянутомъ посольствѣ {Россійское посольство въ Китай описано подробно въ Белевыхъ путешествіяхъ, переведенныхъ М. Поповымъ, и напечатанныхъ въ 3 частяхъ при Императорской Академіи наукъ 1774 г.}. Г. Бремендъ сочинилъ его на Латинскомъ языкѣ, съ котораго переведено оно на Французской, и я его только списываю, или лучше, дѣлаю изъ него выписку, опуская все то, что произходило до прибытія посла на Китайскую границу, и внося здѣсь, что можетъ служить къ объясненію о Китайскомъ народѣ {Первое въ Европѣ подробное понятіе о Китайцахъ подалъ Венеціянецъ Маркъ Павелъ; извѣстіе его почтено за басню; первое же въ Кита ій посольство отправлено, по доношеніямъ Адмирала Албукерка подтвердившаго все сказанное Маркомъ Павломъ, изъ Лиссабона въ въ 1618 году, и Посломъ былъ Томасъ Перецъ.}.
   "Въ 22 день Сентября 1720 года, говоритъ Г. Бремендъ, навьюча скарбомъ нашимъ верблюдовъ, а сундуки съ подарками отъ двора поставя на возы, сѣли мы на лошадей и вступили на Китайскую границу. Верблюды весьма послушны, и становились на колѣна, когда хотѣли ихъ вьючить, но съ лошадьми труднѣе было обходиться; большею частію оныя бывъ совсѣмъ новыя, насилу давались сѣдлать, и на себя не пускали. Они по духу разпознавали разность между нашимъ платьемъ и Татарскимъ, лягались, становились на дыбы какъ бѣшеныя; но коль скоро на нихъ сядешь, то шли уже спокойно...
   "Китайской Императоръ содержитъ чужестранныхъ Пословъ на своемъ иждивеніи со дня прибытія ихъ въ его владѣнія до дня отъѣзда изъ оныхъ. Равнымъ образомъ поступаетъ онъ съ Князьями платящими ему дань и всѣми знатными Татарами своими подчиненными, когда приѣзжаютъ они къ нему на поклонъ. Свита наша состояла почти изо ста человѣкъ; а давали намъ на пищу по пятнадцати Карановъ на день. До самой стѣны нѣтъ почти другаго мяса, кромѣ баранины и говядины. Мы ѣхали по полямъ и долинамъ покрытымъ преизрядными паствами, но не видали ни одной кибитки. Я спросилъ, по какой причинѣ столь прекрасной край былъ безъ жителей? Отвѣтствовано мнѣ, что Императоръ запретилъ Татарамъ приближаться къ Россійскимъ границамъ, опасаясь чтобъ не пришло имъ охоты перейти въ Россію, какъ уже то нѣкоторые изъ нихъ учинили. Оныя долины кончатся весьма отлогими высотами, а вершины сихъ покрыты лѣсомъ, и составляютъ столь пріятной видъ, что трудно найти подобныя мѣста въ цѣломъ свѣтѣ. Цѣну ихъ умножаетъ еще и то что протекаетъ тутъ множество рыбныхъ рѣчекъ, а въ лѣсахъ и по долинамъ водится дичина.
   "Приближаясь къ большой стѣнѣ, видѣли мы на горахъ множество сурковъ: они роютъ норы, въ которыхъ, сказываютъ, живутъ зиму, не принимая никакой пищи. Около усадьбы своей держатъ они всегда караулъ, и ежели примѣтятъ малѣйшую опасность, становятся на заднія ноги, и кричатъ какъ человѣкъ, давая знать находящимся по полю, и тотчасъ всѣ убираются въ свои норы. Помянутыя горы наполнены такъ же ревенемъ, и по видимому сурки питаются его корнемъ; ибо гдѣ увидить десять кустовъ ревеню, вѣрно найдешь тамъ множество норъ; а я думаю, что и калъ ихъ не мало способствуетъ умножаться сему произрастенію, и что роючи землю, даютъ они кореньямъ свободу разширяться."
   "3 го Октября наѣхали мы на берегу Толы, множество Татаръ кочующихъ съ ихъ стадами. Они были первые жители, коихъ увидѣли мы, оставя границу. Россіяне утверждаютъ, что земля на западъ сей рѣки принадлежитъ имъ, и что рѣка служитъ природною границею между обѣими Имперіями. Сіе было бы приращеніемъ владѣній его Царскаго Величества, но оба Монарха имѣютъ такое пространство земли, что и не помышляютъ о присвоеніи нѣсколькихъ десятинъ, да сверхъ того таковое приобрѣтеніе не наградило бы имъ и издержекъ на него употребленныхъ."
   "9 го Присталъ къ намъ одинъ Лама, посланной къ Пекинскому двору; по платью и по числу ѣдущихъ съ нимъ показалось намъ, что онъ человѣкъ знатной. Онъ сказалъ намъ, что въ Китаѣ было землетрясеніе, и спрашивало, какъ разсуждаютъ Европейцы о таковыхъ произшествіяхъ. Мы отвѣтствовали, что вообще приписываютъ ихъ подземельнымъ огнямъ, и просили его также съ нашей стороны объяснить намъ, какое имѣютъ о томъ мнѣніе его земляки. Отвѣтъ его состоялъ въ томъ, что когда Богъ сотворилъ землю, то положилъ ее на спину одной большой лягушки, и что всякой разъ, когда сіе животное тряхнетъ головою или протянетъ ногу, то потрясетъ ту часть земли, которая на ней лежитъ. услыша сіе, не хотѣли мы входить въ дальнее съ нимъ разсужденіе, и начали говорить о другихъ вещахъ...
   "14 го Не могли мы напоить нашъ скотъ, ибо колодези наполнялись пескомъ, сколь скоро ихъ вырывали: сей песокъ столь сухъ и легокъ, что вѣтръ несетъ его въ лице, и отъ него не можно иначе защититься, какъ помощію сѣтки изъ лошадиныхъ волосовъ, которую надѣваютъ на лице, и которая служитъ также и отъ снѣга. Къ вечеру вѣтръ столь усилился, что не могли мы разбить палатокъ. При семъ случаѣ скажу я, что палатки употребляемыя въ Европѣ здѣсь совсѣмъ не годятся; ибо кольевъ бить не можно; а лучше служатъ Татарскія кибитки, кои и низки и круглы, слѣдовательно вѣтръ менше находя супротивленія, ихъ не опрокидываетъ, да сверхъ же того они теплѣе, легче и удобнѣе для становленія и перевозки."
   "Я не могу умолчать о способѣ, какъ здѣсь бьютъ скотину. Прокалываютъ ей ножемъ между пахами, и засунувъ руку давятъ сердце до тѣхъ поръ, пока она не издохнетъ; симъ образомъ вся кровь остается въ мясѣ. По убитіи барана не дожидаются, чтобъ былъ онъ изготовленъ, но рѣжутъ его въ куски, жарятъ съ овчиною на угольяхъ, и соскобливъ шерсть ножемъ, ѣдятъ,
   "Прошло уже шесть недѣль, какъ мы оставили границу и ѣхали, не останавливаясь ни одного дня, и невидавъ ни одного дома, а съ мѣсяцъ уже тащились по песчаной степи, на которой не было не деревни, ни рѣки, ни куста, ни горы; и мы принуждены были сворачивать съ прямой дороги, чтобы найти воду. а то Ноября увидѣли мы большую стѣну и одинъ изъ людей нашихъ началъ кричать: земля, земля, какъ бы мы были на открытомъ морѣ.
   Мы продолжали путь нашъ на полдень, и часто въ каменныхъ горахъ видѣли хижины, окруженныя небольшими полями, весьма похожими на деревенскіе виды, вой пишутся на штофахъ. Европейцы почитаютъ ихъ вымышленными, но они сняты съ природы.
   Наконецъ прибыли мы въ славной стѣнѣ, и въѣхали въ одни вороты, которыя запираются каждую ночь. Караулъ при нихъ состоитъ изъ тысячи человѣкъ подъ командою двухъ знатныхъ офицеровъ, одного Китайскаго, а другаго Татарскаго. Послѣ послѣдней въ Китаѣ перемѣны всѣ важныя мѣста поручены такимъ образомъ людямъ изъ обоихъ народовъ, кои взаимно другъ за другомъ присматриваютъ. Помянутые два офицера со множествомъ другихъ подчиненныхъ пришли поздравить Посла съ благополучнымъ прибытіемъ, и звали его пить чаю. Слѣзши съ лошадей, вошли мы въ превеликую залу, въ которой были подѣланы лавки, и которая построена для принятія отмѣнныхъ гостей. Тутъ подчивали насъ разными плодами и заѣдками; а спустя полчаса, Посолъ отправился въ путь.
   Комендантъ перваго Китайскаго города, въ которой мы прибыли, выѣхалъ на встрѣчу къ Послу и проводилъ его до приготовленнаго ему дома, прислалъ къ нему припасовъ, и звалъ ужинать. Блюды были маленькія, но поставлены порядочно, а на пустыхъ стояли соусницы. Дворецкой сидѣлъ на полу, и отправлялъ проворно свою должность: онъ мясо рѣзалъ на такіе мѣлкіе куски, что оставалось ихъ только проглотить, и отдавалъ ихъ слугамъ, кои служили съ великимъ раченіемъ и безъ малѣйшаго шума. По принесеніи плодовъ ввели десять, или двенадцать человѣкъ музыкантовъ, изъ коихъ большая часть играла на разныхъ духовыхъ инструментахъ, но столь на наши непохожихъ, что я не умѣлъ бы и описанія имъ сдѣлать. Во время музыки производилась пляска, въ которой толклись почти на одномъ мѣстѣ, а состояла она въ разныхъ принужденныхъ Движеніяхъ и смѣшныхъ размашкахъ. По томъ забавляли насъ нѣкоторою особливою пляскою, коей начало полагаютъ въ первыхъ временахъ Монархіи, и о которой даже и въ въ Конфуціевыхъ книгахъ упоминается.
   Во время древнихъ династій Китайская пляска не въ однихъ только простыхъ тѣлодвиженіяхъ заключалась, какъ нынѣ; но изъявляла дѣйствіе, склонности, привычки, нравы, и представляла важныя произшествія, случившіяся въ народѣ. Та, которую плясали предъ Посломъ, была весьма славна дѣйствіемъ, кое произходило въ свое время. Плясуны выходили съ сѣверной стороны, и представляли Фу-вана, которой родяся въ одной изъ полночныхъ провинцій Имперіи, приближился къ полуденнымъ, и тамъ прожилъ нѣкоторое время, у чиня нѣсколько шаговъ, перемѣнили они тотчасъ порядокъ, въ коемъ вошли, и изъявляли ухватками, положеніемъ и оборотами прнуготовленіе къ сраженію. Симъ представляли такъ же Фу-вана, которой бился съ Джеу, побѣдилъ его, и учинился побѣдителемъ королевства, положивъ конецъ навсегда династіи Піанъ. Въ третьей части пляски дѣйствующія лица еще ближе подходили къ полудню, представляя шествіе Фу-вана, которой по смерти Джеу продолжалъ путь къ югу, желая покорить остатокъ народа. По томъ плясуны составили одну шеренгу, означая границу, положенную Имперіи побѣдителемъ, представляли Министровъ, кои мудрымъ управленіемъ и содѣйствіемъ своимъ помогали Фу-вану нести бремя царствованія. Наконецъ ставъ неподвижны, какъ камни, изъявляли почтеніе и подчиненность всѣхъ провинцій, признавшихъ его своимъ Государемъ.
   Таково было содержаніе сей пляски, приводящей на память знающихъ исторію, наиславнѣйшее произшествіе, описуемое въ лѣтописяхъ Имперіи. Сочинитель оной не менѣе помышлялъ о преданіи его потомству, какъ и о внушеніи своимъ современникамъ, сколь велика была добродѣтель, мудрость и храбрость наивеличайшаго Императора изъ династіи Чеу.
   Въ сіи первыя времена Китайскіе Государи въ честь великимъ подданнымъ короннымъ, отличающимся отмѣнными добродѣтелями, сочиняли пляски и музыки въ родѣ относительномъ къ ихъ свойству. Музыка и пляска на внушала согласіе и соединеніе. Онѣ были тихи, важны и величественны. Музыка и пляска Та-тао въ пріятномъ родѣ изъявляла согласіе и паденія. Пляска Ю и пляска Іо подражали обыкновеннымъ обрядамъ ученыхъ людей, и были тихи, скромны, честны, и изъявляли видъ человѣколюбія, которой и примѣчается только между ими въ нѣкоторомъ родѣ совершенства. Пляски Кан-хо и Ванъ-фу, суровыя, стремительныя, изъясняли дѣйствія и обороты военныхъ людей. Конфуцій предпочиталъ пляску Ю, и кажется не похвалялъ пляску Кан-хо, находя ее съ лишкомъ суровую.
   Императоръ Кан-хи, вознамѣрясь ввести къ Китаѣ Европейскую музыку, поручилъ Миссіонерамъ сочинить книгу ея началамъ, и не только похвалилъ ихъ трудъ, но еще и удостоилъ обнародовать, что онъ въ томъ самъ немалое имѣлъ участіе. Книга была напечатана въ самомъ дворцѣ, и Императоръ дарилъ ею всѣхъ вельможъ своего двора: но музыка наша отъ того небольше полюбилась, и не была принята отъ народа. Монархъ, зная его нравъ, самъ предвидѣлъ, что трудно къ тому его склонить. Онъ видалъ, сколько пролито крови предками его, дабы принудить Китайцевъ остричь себѣ волосы, и не почелъ за благо возобновишь сіе печальное позорище, подвергая подданныхъ необходимости ослушаться его для такой вещи, которая въ самомъ существѣ не стоила труда. Сверхъ того хотѣлъ онъ (какъ то дѣйствительнымъ правиломъ почитается въ здѣшнемъ правленіи, чтобъ каждая династія имѣла свою особенную музыку) чтобъ Манжурская была сочиняема по правиламъ Китайской. Сверхъ начальника, повелѣвающаго всѣми музыкантами въ государствѣ, есть Приказъ составленной изъ нѣкотораго числа Мандариновъ, коему поручено стараться о сохраненіи музыки и учреждать все до нея касающееся. Сію то музыку играютъ, когда пріѣзжаютъ чужестранные владѣльцы или Послы ко двору Китайскому, когда сей Монархъ сидитъ на престолѣ, или чинитъ правосудіе; когда читаютъ въ его присутствіи сочиненную въ честь его похвалу, и когда присутствуетъ онъ при обрядѣ земледѣтельства. Есть особливая музыка, когда докторы собираются для испытаній учащихся, когда старшій изъ поколѣнія Конфуціева и Генералъ Бонзовъ пріѣзжаютъ ко двору, когда сооружается какое великое зданіе, копаютъ землю и кладутъ первой камень, первой перекладъ, ставятъ первую дверь въ домѣ и пр. Для каждаго изъ сихъ обрядовъ положено извѣстное число музыкантовъ. Есть такъ же особая музыка, когда подносятъ Императору новую книгу. Сія начинается, сколь скоро сочинителя увидятъ, и продолжается, пока онъ не придетъ къ двери книгохранилища: тутъ отдаетъ онъ книгу въ руки Мандаринамъ, а оные подносятъ Императору, у Императрицы играютъ музыку евнухи.
   Но я возвращаюсь къ первому моему предмету Когда встали мы изъ за стола, одинъ чиновной созвалъ нашихъ слугъ и посадилъ ихъ на наши мѣста, что произвело смѣшное зрѣлище, ибо мы должны были дать имъ волю, дабы не оскорбить хозяина. Въ каждомъ городѣ, чрезъ которой мы ѣхали, дѣлали намъ тѣже почести. Во многихъ мѣстахъ за пляскою и музыкою слѣдовала битва ледэелолокъ, Удивительно, съ какою злостію сіи малыя птахи бросаются одна на другую, когда ихъ выпустятъ: онѣ до смерти бьются, какъ пѣтухи. Китайцы страстно любятъ сей родъ забавы, и бьются объ закладъ за своихъ перепелокъ, какъ Агличане за лошадей. Разнимаютъ ихъ прежде, нежели онѣ себя переранятъ, и запираютъ въ клѣтки до будущаго случая.
   Приближаясь къ столицѣ, жилъ я въ одной деревнѣ у трактирщика, насмотрѣлся обычаевъ Китайцевъ, даже и въ самыхъ простыхъ и обыкновенныхъ вещахъ. Я видѣлъ на кухнѣ шесть котловъ поставленныхъ въ кругъ на очагѣ; подъ каждымъ было отверзтіе, чрезъ которое огонь до него доходилъ, а горѣло нѣсколько палочекъ смѣшанныхъ съ соломою. Хозяинъ потянулъ за ремень, привязанной къ мѣху, и вдругъ всѣ котлы закипѣли. Дрова столь рѣдки около Пекина, что нѣтъ способа, котораго бы уже не выдумалъ народъ для варенія себѣ пищи и для топленія зимою, а оная здѣсь очень холодна бываетъ цѣлые два мѣсяца.
   Верстъ за десять отъ Пекина дворъ выслалъ двухъ Мандариновъ поздравить Посла со счастливымъ приѣздомъ. Они привели нѣсколько лошадей для нашего въѣзда, которой исполнился слѣдующимъ порядкомъ: одинъ офицеръ съ обнаженною шпагою, трое рядовыхъ, литаврщикъ, двадцать четыре рядовыхъ по три въ рядъ, дворецкой, двенадцать лакѣевъ, два пажа, три переводчика. Посолъ и одинъ знатной Мандаринъ, два секретаря, шесть дворянъ по два въ рядъ и множество слугъ, всѣ одѣты великолѣпно; военные люди были въ мундирахъ и съ ружьями. Китайцы не согласились, чтобъ они обнажили шпаги, а позволено было сіе одному офицеру. По двучасномъ шествіи въ превеликой пыли и посреди неизчетнаго множества зрителей вступили мы въ городъ чрезъ большія сѣверныя ворота, отъ коихъ простирается прямая предолгая улица. Она была полита, чѣмъ спаслись мы отъ прежней пыли. Для очищенія дороги наряжено было пять сотъ человѣкъ конницы; но не смотря на сію предосторожность, народа такъ было много, что мы съ великимъ трудомъ могли ѣхать. Множество женщинъ, снявъ съ себя покрывала, стояли въ окнахъ, въ дверяхъ и по угламъ улицъ. Солдаты поступали съ народомъ весьма тихо и ласково. Правда, что онъ сторонился, сколько могъ, чтобъ дать намъ мѣсто. Наконецъ прибыли мы въ ту часть Пекина, которая называется Татарскимъ городомъ,-- и гдѣ былъ отведенъ намъ домъ. Ввечеру Церемоніймейстеръ приѣхалъ посѣтить Посла, спросилъ у него Императорскимъ именемъ о причинѣ его прибытія, и получа отвѣтъ, уѣхалъ. Другой чиновникъ приѣхалъ отъ перваго Министра поздравить Посла, и извинялся, что онъ самъ не можетъ быть, прибавляя, что уже поздо, но что будетъ онъ имѣть сію честь завтре, и между тѣмъ прислалъ къ нему всякихъ припасовъ въ знакъ своего почтенія къ его особѣ, хотя мы и имѣли уже оныхъ больше, нежели было надобно.
   Въ десять часовъ вечера караульной офицеръ заперъ наши ворота и приложилъ къ нимъ Императорскую печать, чтобъ никто не смѣлъ войти въ домъ, ни изъ него выпили ночью. Здѣсь обыкновеніе имѣютъ пресѣкать все сообщеніе между чужестранными Послами и жителями, пока первые не получатъ аудіенціи у Императора.
   Первой Министръ приѣхалъ къ Послу, имѣлъ съ собою Церемоніймейстера и пять Іезуитовъ. Сколь скоро приближились они къ воротамъ, выступили напередъ два служителя, дѣлая небольшой шумъ, какъ то обыкновенно чинится, когда идетъ какой знатной человѣкъ. Китайской Министръ просилъ Посла дать ему копію съ вѣрющей своей грамоты. Въ чѣмъ сперва было онъ отказалъ, но изъяснили ему, что Императоръ не принимаетъ никакихъ писемъ, не зная ихъ содержанія, и отъ. лучшихъ своихъ друзей, между коими считаетъ его Царское Величество, и онъ далъ копію на Латинскомъ языкѣ, ибо подлинникъ былъ на Россійскомъ. Миссіонеры перевели его по Китайски, и послѣ вышли. Первой Министръ остался у Посла, и разговаривалъ съ нимъ о разныхъ вещахъ. Императоръ присылалъ одного чиновника навѣдаться о Посольскомъ здоровьѣ. За нимъ несли четыре человѣка столъ покрытой желтымъ штофомъ, на коемъ поставлены были разные плоды и заѣдки, а въ срединѣ баранье плечо. Чиновникъ сказалъ, что все сіе снято съ Императорскаго стола, и что Государь надѣется, что Посолъ соблаговолитъ покушать. Сіе почитается здѣсь за особой знакъ милости.
   На другой день приѣхалъ Министръ чужестранныхъ дѣлъ. Разговоръ главнѣйше продолжался объ обрядѣ при аудіенціи. Приказъ обрядовъ Наблюдаетъ оные столь прилѣжно, что прежде, нежели Посолъ пойдетъ на аудіенцію, долженъ онъ нѣсколько дней учиться, какъ комедіантъ, собирающійся представлять на театрѣ. Но нашего Посла освободили отъ нѣкоторой выступки, употребляемой въ Китаѣ для оказанія почтенія должнаго Государю. Сія выступка, или лучше бѣгъ, почитается здѣсь за столь же приятную учтивость, какъ поклоны въ Европѣ. Миссіонеры принуждены были оную перенять, и я думаю очень смѣшно видѣть важныхъ Іезуитовъ бѣгущихъ по утиному чрезъ цѣлой покой, когда входятъ они къ Императору; тамъ стоятъ нѣсколько времени, протянувъ обѣ руки къ землѣ, то есть почти на четверенкахъ, по томъ преклоня колѣно, кланяются, встаютъ, и повторяютъ сіе игрище три раза, ожидая повелѣнія приближиться и стать на колѣна у ногъ Императора. Китайцы отправляютъ сію учтивость со всею сродною имъ приятностію.
   Посолъ хотѣлъ самъ поднести грамоту Императору, и избавиться отъ тройнаго земнаго поклона при вступленіи въ комнату, гдѣ стоитъ тронъ. Его увѣрили, что сіе требованіе совсѣмъ противно обыкновенію, введенному въ Китаѣ отъ древнихъ времянъ; что грамота кладется на столъ, стоящій недалеко отъ трона, и что вручаетъ ее его Величеству одинъ чиновной къ тому назначенной. Послѣ многихъ переговоровъ и пересылокъ рѣшено наконецъ тѣмъ, что Посолъ будетъ сообразоваться обыкновенію, установленному при Китайскомъ дворѣ съ тѣмъ условіемъ, что когда Китайской Императоръ пошлетъ Посла въ Россію, дастъ ему повелѣніе поступить по тамошнему обычаю.
   Въ день назначенной для аудіенціи многіе придворные господа въ великолѣпныхъ платьяхъ собрались къ намъ въ домъ для провожанія насъ ко двору. Мы прибыли туда около десяти часовъ по утру; и сойдя съ лошадей у воротъ, съ немалымъ удивленіемъ увидѣли между караульными солдатами одного изъ первыхъ придворныхъ вельможъ: онъ поставленъ былъ въ наказаніе за то, что продалъ свое покровительство. Иногда принуждаютъ провинившихся Министровъ мести дворъ, но изъ почтенія къ прежнему чину, не смотря на ихъ нещастіе, кланяются однакожъ имъ, ставъ на одно колѣно.
   Привели насъ въ залу, гдѣ поднесли намъ чаю въ ожиданіи прибытія Императорскаго. Оттуда шли мы чрезъ пространной дворъ, у воротъ котораго стояли три черные слона, вмѣсто часовыхъ: на спинѣ у нихъ были башни, украшенныя рѣзьбою и весьма хорошо вызолоченныя. Стеченіе народа было невѣроятное, и число караульныхъ не меньше удивительно, какъ и богатство ихъ платья. Два Татарскіе вельможи, коихъ должность принимать пословъ, пришли за нами и ввели насъ на другой дворъ окруженной офицерами и солдатами, а по томъ на третей откуда входятъ въ залу аудіенціи. Мы нашли всѣхъ Министровъ и государственныхъ вельможъ сидящихъ на подушкахъ, поджавши ноги предъ дверьми на чистомъ воздухѣ. Для Посла и нѣкоторыхъ изъ его свиты оставлены были мѣста. Мы зябли, пока не пришелъ Императоръ. А между тѣмъ наблюдалось глубокое молчаніе. По обѣимъ сторонамъ трона стояли сто двенадцать человѣкъ солдатъ, изъ коихъ каждой держалъ особое знамя цвѣту своего платья. Двадцать два офицера имѣли на рукѣ богатыя желтыя ширмы или щиты, коихъ видъ представлялъ солнце. Другіе въ большемъ числѣ держали штандарты съ драконовымъ или другимъ какимъ изображеніемъ, а позади всѣхъ сихъ рядовъ стояли разные богато одѣтые придворные, что весьма умножало великолѣпіе зрѣлища.
   Императоръ, окруженной великимъ числомъ Мандариновъ, Статскихъ Министровъ, Князей крови, сидѣлъ на возвышеніи, поджавъ ноги по Татарски. Сей тронъ имѣлъ три или четыре фута вышины, походилъ на Католичкой престолъ, и покрытъ былъ великолѣпными коврами; видны такъ же на немъ были собольи мѣхи. Императоръ имѣлъ верхнее платье изъ темнаго штофа, а полукафтанье изъ голубаго атласа, на шеѣ рѣпъ корольковую, и шапку опушенную соболемъ, съ которой висѣло на лѣвую сторону нѣсколько павлиныхъ перьевъ съ красною шелковою кистью. Церемоніймейстеръ взялъ Посла за руку, а другою Посолъ держалъ грамоту, которая положена была на столъ, какъ о томъ соглашенося, но Императоръ сдѣлалъ ему знакъ приближиться. Тогда онъ взялъ грамоту, и подошедъ къ трону съ первымъ Министромъ, сталъ на колѣна и положилъ ее предъ Императоромъ. Сей Государь коснулся до него рукою, и спросилъ о здоровьѣ его Царскаго Величества, и сказалъ Послу, что онъ избавленъ отъ обрядовъ въ уваженіе дружбы къ его Государю. Вводитель отвелъ Посла назадъ, и одинъ чиновникъ прокричалъ во весь голосъ повелѣніе предстоящимъ стать на колѣна и поклониться девять разъ его Величеству, Мы хотѣли избѣжать отъ почтенія таковаго рода, но должно было исполнить. Помянутый чиновникъ стоялъ и произносилъ на Татарскомъ языкѣ: согнитесь, встаньте; что повторено было девять разъ.
   По окончаніи всего сего вводитель повелъ Посла и дворянъ посольства въ залу аудіенціи. Мы сѣли рядомъ на подушкахъ по правую сторону трона, имѣя у себя за спиною трехъ придворныхъ Миссіонеровъ, которые по перемѣнкамъ служили намъ переводчиками. Императоръ позвалъ Посла, взялъ его за руку и разговаривалъ съ нимъ дружески о разныхъ вещахъ. Поднесъ ему по томъ золотую чашу съ теплымъ виномъ, сдѣланнымъ изъ разныхъ хлѣбныхъ зеренъ. Чаша была подаваема всѣмъ дворянамъ. Мы пили за здоровье его Величества, и онъ намъ сказалъ, что сіе питье укрѣпитъ насъ противъ стужи. Сынъ Императорской, Министры и вельможи сидѣли по лѣвую руку трона. По томъ пришли туда осмеро или десятеро внуковъ Императорскихъ: они всѣ были стройны, и отличались только дракономъ о пяти когтяхъ. вытканныхъ на ихъ платьѣ; но головѣ у нихъ были небольшія собольи шапки. За ними слѣдовала толпа музыкантовъ. Зала наполнилась людьми, но все было тихо. Каждой знаетъ, что ему дѣлать, и все исполняется скоро и порядочно. Однимъ словомъ царствуютъ при семъ дворѣ какъ порядокъ и благопристойность, такъ великолѣпіе и огромность.
   Какъ время приближалось уже къ полудню, то приготовленъ былъ обѣдъ. Поставили передъ нами небольшіе столы съ плодами и заѣдками. По томъ принесли мясное кушанье, состоящее въ дичинѣ, живности, баранинѣ и свининѣ. Императоръ прислалъ къ Послу многія блтоды съ своего стола и между прочимъ нѣсколько фазановъ. Во время стола играла музыка. Одинъ старой Татаринъ пѣлъ военную пѣсню при звукѣ множества маленькихъ колокольчиковъ, по коимъ ударялъ онъ двумя палочками. По томъ молодая Татарка пѣла и плясала, бьючи въ мѣру. Послѣ вошли двѣ дѣвочки, кои такъ же пѣли и плясали. За ними слѣдовали многіе скакуны, кои дѣлали разныя движенія на дворѣ, а ихъ мѣста заступили бойцы и борцы. По большей части были они наги, а иные имѣли портки изъ толстаго холста. Когда кто изъ нихъ получалъ сильной ударъ, или былъ раненъ, Императоръ приказывалъ имѣть объ немъ попеченіе; ежели они схватывались со злостію, приказывалъ ихъ рознить. Сіи доказательства человѣколюбія въ Монархѣ дѣлали зрѣлище сноснымъ, ибо многіе изъ борцовъ падали и получали столь сильные удары, что я удивлялся, какъ они не перебились до смерти.
   Появились по томъ два отряда Татаръ, одѣтыхъ въ тигровые кожи, вооруженныхъ луками и стрѣлами, и сидящихъ на весьма рослыхъ лошадяхъ. Сперьва сразились они какъ неприятели, по томъ помирились, и начали плясать при звукѣ инструментовъ и голосовъ. Одинъ великанъ съ престрашною маскою одѣтый и верьхомъ какъ Татаринъ, представляющій дьявола, прервалъ ихъ увеселенія, нападая нѣсколько разъ на нихъ: они же соединенными силами его отбивали, и наконецъ умертвивъ стрѣлами, понесли съ торжествомъ,
   Между тѣмъ, какъ побѣдители продолжали веселишься на дяорѣ, одинъ изъ сыновей Императорскихъ, имѣвшій лѣтъ двадцать, плясалъ въ залѣ и привлекъ на себя вниманіе зрителей; движенія его сперва такъ были тихи, что почти примѣтить ихъ было не можно, но послѣ учинились и живы и своры. Его Величество былъ очень веселъ и доволенъ. Онъ присылалъ нѣсколько разъ къ Послу спрашивать, нравились ли ему сіи утѣхи, прибавляя, что онъ самъ совершенно понимаетъ, что Татарская музыка не можетъ полюбиться Европейцамъ, но что всякому сродно предпочитать свою чужой. По долгомъ разговорѣ о разныхъ вещахъ оставилъ онъ тронъ, и пошелъ въ свои покои.
   Въ вечеру былъ фейерверкъ, которой зажегъ самъ Императоръ изъ своей галлереи. Въ нѣсколько минутъ зазжено было великое число фонарей. По другому знаку начали пускать ракеты весьма высоко летающія. Изъ нихъ выходили звѣзды разныхъ цвѣтовъ, и другія огненныя фигуры. Сіе зрѣлище, превосходящее все то, что я могу объ немъ сказать, и за коимъ послѣдовали другія еще великолѣпнѣйшія, но въ томъ же родѣ, превышало не только мое ожиданіе, но и все объ нихъ повѣствуемое. Кан-хи говорилъ Послу, что сія потѣха извѣстна въ Китаѣ больше двухъ тысячъ лѣтъ, и что онъ самъ трудился привести ее въ совершенство. На другой день одинъ Мандаринъ и два секретаря пришли къ намъ въ домъ за реестромъ подарковъ, присланныхъ отъ Россійскаго Императора. Оные состояли въ дорогихъ мѣхахъ, въ часахъ стѣнныхъ и карманныхъ съ бриліантами и съ репетиціями, въ зеркалахъ и пр. Было такое представленіе на кости Полтавской баталіи, выточенное самимъ Петромъ Великимъ. Въ тотъ же день принесли къ намъ плоды и заѣдки, оставшіеся на канунѣ, а несли ихъ съ церемоніею по улицамъ подъ желтыми покрывалами, и предъ ними шелъ одинъ придворной чиновникъ. Въ слѣдующіе дни Императоръ присылалъ къ Послу другіе Китайскія кушанья со своего стола: отличность, какову рѣдко онъ оказываетъ.
   Мы приближались къ пятому надесять числу Генваря, которое было первой день новой луны, и по исчисленію Китайцевъ первой день новаго года, то есть наивеличайшій изъ ихъ праздниковъ. Оной начался при первомъ явленіи сего свѣтила: сперва звонили въ большой колоколъ Императорскаго дворца, били во многіе большіе барабаны, нарочно сдѣланные для подобныхъ торжествъ, и стрѣляли изъ пушекъ. Вскорѣ народъ и жители всякаго состоянія начали изъявлять свою радость огнями, фейерверками и музыкою. Жрецы, коихъ число невѣроятно, имѣютъ тогда обыкновеніе трубить въ трубу въ своихъ капищахъ и монастыряхъ. Отъ десяти часовъ вечера до слѣдующаго полдня не меньше было слышно шуму, какъ во время сраженія между двумя стотысячными войсками. Днемъ улицы наполнены были ходами, въ коихъ носили всякихъ идоловъ; предъ и ними за ними шло великое число Ламъ и жрецовъ съ кадильницами и четками; барабанамъ, литаврамъ, трубамъ и другимъ музыкальнымъ инструментамъ и числа не было. Сіи ходы продолжались три дня, въ кои лавки были заперты и торги запрещены. Повсюду видѣнъ былъ толпою народъ обоихъ половъ, и особливо женщины гуляющія на ослахъ и въ открытыхъ коляскахъ о дву колесахъ. За ними сидѣли ихъ служанки, одни пѣли, другія играли на волынкахъ, многіе не стыдились въ таковомъ состояніи куришь всенародно табакъ. Пекинская провинція есть единое въ Китаѣ мѣсто, гдѣ женщины, могутъ казаться людямъ, а особливо въ Татарскомъ городѣ. Головной ихъ уборъ ни мало не походитъ на употребляемой въ другихъ провинціяхъ; большая часть обвиваютъ волосы сплетенныя въ косы около головы, и надѣваютъ на нихъ небольшую шапочку изъ чернаго шелковаго или бумажнаго штофа, прикалывая ее превеликою иглою; другіе сбираютъ волосы на темѣ пучкомъ, и покрываютъ оной кружкомъ похожимъ на тарелку, сдѣланнымъ изъ шелку и золота, а по лбу повязываютъ ленту изъ пюй же матеріи шириною въ три пальца.
   Съ сего дня не видали мы ничего кромѣ игръ, праздниковъ, увеселеній, пировъ, позорищъ, дѣланныхъ Послу то самимъ Императоромъ, то придворными господами. Первой Министръ показывалъ намъ кабинетъ любопытныхъ вещей произведенныхъ природою и искуствомъ, и между прочимъ разной старинной фарфоръ, коего не можно нигдѣ найти кромѣ охотниковъ. Онъ сказывалъ намъ, что многія вещи сдѣланы были двѣ тысячи лѣтъ назадъ; что нынѣшній фарфоръ гораздо хуже стариннаго, а сіе отъ того произходитъ, что не умѣютъ дѣлать состава. Въ другой день велѣлъ онъ намъ показать слоновей звѣринецъ: слоновъ выводили изъ стойлъ подъ золотыми попонами мимо насъ по одному въ равномъ между ихъ разстояніи, и опять уводили такъ что ему конца не было. Напослѣдокъ примѣтили мы хитрость, и сторожъ намъ сказалъ, что ихъ всѣхъ было только шестьдесятъ.
   Представляли для насъ разныя зрѣлища, въ коихъ не нашелъ я никакой связи. Въ одной комедіи, которую мы видѣли, вышло множество вооруженныхъ людей съ весьма страшными масками. Пройдя нѣсколько разъ по театру и обознавшись между собою, они поссорились, и одинъ изъ нихъ былъ раненъ въ сраженіи. Рознялъ ихъ и съ театра согналъ ангелъ съ превеликою шпажищею, явившійся при блистаніи молніи, которой по томъ поднялся на воздухъ въ огнѣ и дымѣ. За симъ явленіемъ слѣдовали другія шуточныя, а послѣ оныхъ вышелъ Европейской дворянинъ въ кафтанѣ, выкладенномъ золотымъ и серебренымъ галуномъ: онъ снялъ шляпу и кланялся всѣмъ мимо его идущимъ. Я оставляю судить, какой видъ долженъ имѣть Китаецъ одѣтой по Европейски. Хозяинъ дома велѣлъ прервать представленіе, и отослать комедіантовъ, опасаясь, чтобъ мы не почли сего за обиду. Послѣ онаго ввели стаканщика (ташенъ шпилеръ) и прыгуновъ. Первой воткнулъ бочечной гвоздь въ столбъ находящійся въ залѣ, и спрашивалъ, какаго мы хотимъ вина, бѣлаго или краснаго? Получа отвѣтъ, вынулъ онъ гвоздь, вложилъ перо въ трубку, и нацѣдилъ требуемаго вина. Онъ доставалъ такимъ же образомъ и другіе напитки. Я отвѣдалъ оные изъ любопытства, и нашелъ ихъ весьма вкусными. Другой взялъ три ножа съ долгимъ и остроконечнымъ лезвеемъ и бросалъ ихъ такъ, что всегда по одному оставалося у него въ каждой рукѣ, а третей былъ на воздухѣ, Онъ повторялъ сіе нѣсколько разъ, и долго хватая всегда ножъ за черепъ, когда оной летѣлъ на низъ, и никогда не далъ ни одному упасть, Ежелибъ по нещастію одинъ разъ ошибся, то конечно бы перерѣзалъ себѣ пальцы. Одинъ человѣкъ поставилъ стоймя посреди залы бамбовую трость длиною въ восемь или десять футовъ, и между тѣмъ какъ ее держалъ, взлѣзъ по ней на самой конецъ мальчикъ лѣтъ десяти такъ проворно, какъ обезьяна, легъ на трость брюхомъ и вертѣлся кругомъ; по томъ поднявшись, стоялъ то на одной ногѣ, то на другой, то на головѣ. Послѣ оперся рукою наконецъ палки и свѣсилъ тѣло такъ, что дѣлалъ имъ почти прямой уголъ съ тростью; въ семъ положеніи находился онъ немалое время, перемѣняя иногда руку. Я примѣтилъ, что сіе проворство частію зависѣло отъ того, которой держалъ палку; онъ носилъ ее, уперши себѣ въ кушакъ, и не спускалъ глазъ съ мальчика. Мало есть народовъ, кои бы могли уподобиться Китайцамъ въ семъ родѣ проворства.
   Видѣли мы такъ же многихъ бродягъ съ обезьянами и мышами, обученными разнымъ оборотамъ и хитростямъ: клали въ кузовъ платье разныхъ цвѣтовъ: обезьяна вынимала ихъ по одиначкѣ, и надѣвала на себя по повелѣнію своего хозяина, не ошибаясь никогда въ цвѣтѣ, которой онъ приказалъ. По томъ соображая кривлянья свои съ родомъ платья, кое велѣли ей надѣть, плясали на полу и по веревкѣ. Двѣ мыши прикованныя на одной цѣпи запутывались въ ней и разпутывались съ чрезвычайнымъ проворствомъ, чудныя ихъ движенія наибольше всего насъ веселили.
   По окончаніи всего онаго ходили мы смотрѣть стекляную фабрику: завелъ ее самъ Императоръ, и она была первая еще въ Китаѣ. удивительно, что здѣшній народъ, которой такъ давно дѣлаетъ фарфоръ, не зналъ, какъ дѣлать стекло.
   Хотѣлось мнѣ походить по городу; дали мнѣ въ провожатые солдата. Я былъ во многихъ лавкахъ, особливо у золотарей, коихъ торгъ въ томъ состоитъ, чтобъ мѣнять золото на серебро, у нихъ всегда найдешь много сихъ металловъ въ слиткахъ накладенныхъ кучами, а продаютъ ихъ вѣсомъ, Въ сихъ лавкахъ видѣлъ я мущинъ и женщинъ вмѣстѣ; купцы весьма учтивы, и гдѣ я ни входилъ, подчивали меня чаемъ. Не знаю я, родится ли кофе въ Китаѣ; но то знаю, что не прилагаютъ объ разведеніи его старанія, и что совсѣмъ его не употребляютъ.
   Проходя чрезъ небольшую площадь, увидѣлъ я стараго нищаго, которой искалъ въ платьѣ у себя вшей и ихъ ѣлъ. Мнѣ сказали, что сей родъ людей имѣетъ таковое обыкновеніе. Когда Китаецъ побранится съ Татариномъ, послѣдній называетъ перваго ѣдуномъ вшей, а Китаецъ послѣдняго мѣшкомъ изъ рыбьей кожи, ибо Татары живущіе при рѣкахъ кормятся нѣкоторымъ родомъ рыбы, а лѣтомъ носятъ ихъ кожи.
   Посолъ во время своего въ Пенинѣ пребыванія имѣлъ многія особенныя аудіенціи у ее Величества. Императоръ дружески съ нимъ на оныхъ разговаривалъ о разныхъ вещахъ, какъ человѣкъ знающій и философъ. Говоря объ исторіи, упомянулъ онъ, что лѣтосчисленіе у Китайцевъ гораздо древнѣе, нежели въ священномъ писаніи; но что содержитъ оное множество баснословныхъ вещей, на коихъ ничего положительнаго основать не можно. По поводу всемірнаго потопа, увѣрялъ онъ, что около того же времени было въ Китаѣ великое наводненіе, въ коемъ погибли всѣ жители, исключая малое число спасшихся на горахъ. Говорилъ по томъ о мореплаваніи, и спросилъ, какому народу Европейцы приписываютъ изобрѣтеніе компаса? Посолъ отвѣчалъ, что первые мореплаватели ѣздили около береговъ, смотря на сѣверную звѣзду, или на полетъ птицъ. Около двенадцатаго вѣка начали употреблять намагниченную стрѣлку, положа ее на корку, изъ которой дѣлаютъ пробки, и пустивъ на воду; но какъ оная колебалась отъ движенія корабля, то прикрѣпили ее къ одному мѣсту, дабы дать свободу стрѣлкѣ обращаться къ полюсу. Въ четырнадцатомъ вѣкѣ придѣлали въ стрѣлкѣ небольшой кружокъ изъ картузной бумаги, на коемъ назначали четыре главныя точки свѣта, вѣтры раздѣлили на шестдесять четыре, прибавили также раздѣленіе трехъ сотъ шестидесяти градусовъ горизонта и назвали намагниченную стрѣлку boufsole (компасъ) отъ Латинскаго слова buxela (коробка), въ коей она обыкновенно утверждается. Изобрѣтеніе же ея вообще приписывается Французамъ и цвѣтокъ лилейной, которой всѣ народы дѣлаютъ на сѣверной точкѣ звѣзды, по коей ходитъ стрѣлка, доказываетъ по меншой мѣрѣ, что они привели ее въ совершенство.
   Императоръ удивился, что изобрѣтеніе стрѣлки не старѣе было въ Европѣ, говоря, что магнитъ знаемъ въ Китаѣ больше двухъ тысячъ лѣтъ, и привелъ въ свидѣтельство тому одну древнюю записку, въ которой сказано, что нѣкоторой Посолъ отправясь въ Нанкинъ изъ весьма отдаленнаго острова, сбился съ пути во время бури, и выброшенъ былъ на берегъ въ жалостномъ состояніи: что царствующій тогда Императоръ принялъ его благосклонно, и при возвращеніи подарилъ ему компасъ, дабы онъ вѣрнѣе могъ доѣхать домой.
   Одинъ молодой Китаецъ сынъ знатнаго человѣка, съ коимъ мы познакомились, позвалъ насъ обѣдать въ славной трактиръ, находящійся на концѣ одного Пекинскаго предмѣстія. Мы тамъ всѣ были, выключая Посла. Пріятель нашъ столь былъ учтивъ, что прислалъ по насъ около десяти часовъ коляски, а въ одиннадцатомъ приѣхали мы въ домъ столь пространной, что могло бы вънемъ помѣститься отъ семи до осми сотъ человѣкъ, и состоящій изъ одной залы, въ которой были столы и лавки. Когда кто хочетъ угощать своихъ приятелей, стоитъ только послать туда сказать о числѣ людей, и по чему съ человѣка хочетъ заплатить; все въ немъ исполняется съ великою точностію. Мы имѣли весьма хорошей столъ, комедію и музыку. На многихъ столахъ играли въ кости и въ шашки. Не видалъ я однако денегъ, хотя Китайцы и великую ведутъ игру. Шашки знаемы въ Китаѣ отъ древнихъ временъ; но многіе ученые строгаго поведенія сильно возстаютъ въ разговорахъ и въ сочиненіяхъ противъ сей игры, которая по ихъ мнѣнію занимаетъ и утомляетъ разумъ, заключаетъ его, такъ сказать, въ оковы, заставляетъ не радѣть объ ученіи и о многихъ должностяхъ гражданской жизни. Для сихъ же самыхъ причинъ одинъ соборъ, какъ я слышалъ отъ Миссіонеровъ, запретилъ духовнымъ особамъ играть въ шашни.
   Китайцы, ежели судить по наружности, имѣютъ кажется въ омерзѣніи всѣ игры, и человѣка, предавшагося онымъ почитаютъ готовымъ ко всякому злу: но играютъ однако безъ мѣры. Въ разныя времена выдаваны были строгіе указы, и Императоры нынѣшняго колѣна запрещая игры во всемъ государствѣ, позволили ихъ только носильщикамъ и другимъ такаго же рода людямъ, какъ въ старину во Франціи, для удержанія отъ роскоши позволено было прелюбодѣйницамъ употреблять то, отъ чего хотѣли воздержать знатныхъ женщинъ: но какъ сія политика не имѣла желаемаго успѣха, то нынѣшній Императоръ никого не изключилъ изъ общаго запрещенія.
   Императоръ пригласилъ Посла ѣхать съ собою въ загородной домъ на охоту. Помянутой домъ, въ которомъ Посолъ былъ со всею своею свитою, чуднаго строенія, но прекрасной. Представьте себѣ великое пространство земли, испещренное небольшими горами, кои насыпаны человѣческими руками, и покрытое цвѣтущими деревьями. Долины орошаются извивающимися каналами, которые соединяются въ нѣкоторомъ разстояніи, и составляютъ пруды и озера. На берегахъ каналовъ стоятъ домы, какъ снаружи, такъ и внутри весьма хорошо убранныя. Въ Китаѣ не знаютъ Греческой и Римской архитектуры, ни тѣхъ разныхъ орденовъ, кои прельщаютъ Европейцевъ. Сей Азіатской свѣтъ есть свѣтъ особый, управляемый совсѣмъ другимъ вкусомъ и другими правилами, нежели нашъ. Таковыхъ домовъ считаютъ здѣсь съ лишкомъ двѣсти, а по большей части во всѣхъ дворцы поземные, окруженные домами для евнуховъ и Служителей. Къ сему прибавить должно городъ порядочно построенной по срединѣ всего мѣста нарочно для того, чтобы дать Императору понятіе и зрѣлище, каки живутъ люди. Сей городъ имѣетъ свои башни стѣны, капища, рынки, лавки, приказы и пр. Все, что велико въ Пекинѣ, здѣсь собрано въ маломъ видѣ. Государь, построившій его, имѣлъ намѣреніе забавляться, когда придетъ охота, шумомъ городской жизни, ибо величество его не позволяетъ ему наслаждаться таковымъ позорищемъ въ столицѣ: онъ тамъ ничего не видишь; когда выѣзжаетъ изъ дворца, лавки всѣ запираются и завѣшиваются коврами, подданные прячутся; никто не смѣетъ показаться на улицѣ; и дабы наградить увеселеніе, коего лишается онъ по причинѣ своего достоинства построенъ сей городокъ. Въ немъ заставляютъ евнуховъ представлять торговлю, рынки, художниковъ, мастеровыхъ, жителей ходящихъ по улицамъ, и даже мошенниковъ бывающихъ въ большихъ городахъ. Въ назначенной день каждой евнухъ одѣвается въ платье того художника, въ котораго велѣно ему преобразиться, и беретъ всѣ его снасти: мной представляетъ купца, иной солдата, иной офицера, корабли приходятъ въ пристань, лавки отпираются, разкладываютъ товары; одинъ рядъ съ шелковыми матеріями, другой съ фарфоромъ, иной съ лакомъ и пр. Императоръ ничѣмъ не различается отъ подданныхъ, каждой кричитъ, что несетъ; бранятся, бьются, дозоръ беретъ подъ караулъ дерущихся; ведутъ ихъ въ Приказъ; осуждаютъ на палки. Все сіе есть только игра, но иногда Императору приходитъ желаніе видѣть въ самомъ дѣлѣ наказаніе, и воля его исполняется. Мошенники также не забыты въ семъ праздникѣ. Сія благородная должность поручена не малому числу самыхъ проворныхъ евнуховъ, кои и исполняютъ ее весьма исправно. Ежели дадутъ себя поймать, имъ бываетъ стыдно, и осуждаютъ ихъ, или по крайней мѣрѣ поступаютъ такъ, какъ бы дѣйствительно осуждали. Ежели же украдутъ что искусно, насмѣшники бываютъ на ихъ сторонѣ, а купецъ лишается потеряннаго, все однако собирается по окончаніи ярмонки, которая отправляется для увеселенія Императора, женъ его и дѣтей: рѣдко другой кто туда допускается. Товары разкладенные принадлежатъ Пекинскимъ купцамъ, ввѣряющимъ оные евнухамъ для настоящей продажи: ибо Императоръ много тогда покупаешь, и вы сами догадаетесь, что продаютъ ему, какъ можно, дороже.
   Въ день назначенной для охоты данъ знакъ, что Императоръ поднялся: всѣ вельможи стали рядомъ отъ самаго крыльца до дороги ведущей въ лѣсъ. Всѣ они были пѣши вооружены луками и стрѣлами. Императоръ сидѣлъ, поджавъ ноги въ паланкинѣ, несомомъ четыр ю человѣками на плечахъ. Предъ нимъ лежало ружье, лукъ и калчанъ. Отъ нѣсколькихъ уже лѣтъ бывалъ онъ такимъ образомъ на охотѣ, а въ молодости всякое лѣто ѣзжалъ за большую стѣну со всѣми своими сыновьями и придворными вельможами въ лѣса и степи, гдѣ проживалъ по два и по три мѣсяца, не бралъ съ собою ничего кромѣ самаго нужнаго, и довольствовался тѣмъ, что попадалось въ лѣсахъ Татаріи. Цѣль его была приучить офицеровъ войска своего къ трудамъ и воспрепятствовать имъ нѣжиться въ Пекинской роскоши. Иногда водилъ онъ армію, какъ бы помышлялъ о завоеваніи какой страны. Не менше съ нимъ бывало сорока тысячъ человѣкъ, а часто терялъ онъ больше лошадей на таковыхъ охотахъ, нежели на сраженіи.
   Мы слѣдовали за Императоромъ въ нѣкоторомъ разстояніи до лѣса, гдѣ составили полукругъ. Онъ сталъ въ"срединѣ, имѣя на правой рукѣ десять или двенадцать сыновей, а на лѣвой въ пятидесяти шагахъ Посла. При немъ находился великій его Ловчій съ борзыми собаками; и великой Сокольникъ съ соколами. Я не могъ надивиться красотѣ сихъ птицъ. Многіе изъ нихъ были какъ лебеди съ однимъ или двумя черными перьями на крыльяхъ и на хвостѣ. Сперва подняли множество зайцовъ и гнали ихъ на Императора, которой убилъ нѣсколькихъ изъ лука, а когда не попадалъ, то давалъ знакъ Князьямъ за ними гнаться. Запрещено стрѣлять и выступать изъ ряду безъ особливаго на то отъ него повелѣнія. Приближились мы къ одному густому и покрытому тростникомъ мѣсту и побили не мало фазановъ, перепелокъ и куропатокъ. Императоръ отдалъ лукъ и взялъ сокола, котораго пускалъ, когда случай представлялся. Соколъ гонялся за добычею, и приносилъ ее къ нему. По томъ вступили мы въ большой лѣсъ, гдѣ нашли множество дикихъ звѣрей. Молодые люди разсыпались по лѣсу, но никто не смѣлъ стрѣлять, пока Императоръ не убилъ оленя: что учинилъ онъ съ великимъ проворствомъ. Позволилъ онъ послѣ сего Князьямъ стрѣлять по козамъ. Нашли мы на болотное мѣсто, гдѣ подняли множество кабановъ; но какъ въ сіе время ихъ не бьютъ, то дали имъ волю разбѣжаться, а сами поѣхали на одну четвероугольную гору, сдѣланную на пространномъ полѣ, на вершинѣ коей разбито было десять или двенадцать шатровъ для Императорской фамиліи: въѣзды на нее со всѣхъ сторонъ осажены деревьями, а въ низу былъ прудъ, изъ котораго земля для горы была вынута. Въ нѣкоторомъ разстояніи разбиты были палатки для знатныхъ и придворныхъ господъ.
   По окончаніи охоты Императоръ прислалъ сказать Послу, что онъ хочетъ показать ему сраженіе трехъ тигровъ, коихъ берегли нарочно въ желѣзныхъ клѣткахъ. Шатеръ его Величества окруженъ былъ многими рядами солдатъ съ копьями; около лагеря также оныхъ разставили изъ осторожности по причинѣ ярости сихъ звѣрей. Первой выпущенъ человѣкомъ сидящимъ на лошади, которой отворилъ клѣтку помощію привязанной къ ней веревки. Тигръ тотчасъ вышелъ и радовался, казалось, что видитъ себя на полѣ; но человѣкъ поскакалъ во весь опоръ, пока онъ катался по травѣ. Наконецъ тигръ всталъ, началъ ревѣть, и ходить туда и сюда. Императоръ выстрѣлилъ по немъ два раза пулею, но не убилъ, ибо было очень далеко, и прислалъ сказать Послу, чтобы онъ стрѣлялъ. Посолъ положа пулю въ ружье и ^приближаясь къ звѣрю съ десятью человѣками вооруженными рогатинами, выстрѣлилъ и положилъ его на мѣстѣ. Тогда выпустили другаго такимъ же образомъ, какъ и перваго. Тигръ взбѣсился, и какъ хотѣлъ перепрыгнуть чрезъ караульныхъ, то его убили при подошвѣ горы. Третей сколь скоро почувствовалъ себя на волѣ, прямо бросился бѣжать къ Императорову шатру: но и сего также убили. Послѣ накрытъ былъ великолѣпной столъ, по окончаніи котораго одинъ чиновникъ принесъ къ Послу именемъ Императора кожу убитаго имъ тигра, какъ принадлежащую ему по законамъ охоты.
   Дѣла, за коими приѣхали мы въ Китай, были окончаньи Посолъ началъ готовиться къ возвратному пути. Императоръ прислалъ къ нему въ домъ подарки назначенные Петру Великому. Они состояли въ двухъ штукахъ обоевъ шелковыхъ весьма богатыхъ, во множествѣ небольшихъ золотыхъ съ финифтью чашекъ, въ фарфоровой посудѣ, въ которую вдѣланы были жемчужныя раковины, въ разныхъ штофахъ вышитыхъ травами, въ другихъ, на коихъ представленъ былъ драконъ о пяти когтяхъ, въ опахалахъ, въ ящикѣ съ Китайскою бумагою и пр. По росписи взаимныхъ подарновъ можно видѣть, что оба сіи Государи предпочитали любопытныя вещи дорогимъ.
   Нѣсколько дней спустя, приѣхалъ Церемоніймейстеръ взять Посла на отпускную аудіенцію. Императоръ принялъ его въ своемъ покоѣ, увѣрялъ о дружбѣ своей къ Царю и о почтеніи къ нему Послу. Я былъ тогда съ нимъ, и имѣлъ удовольствіе прилѣжно разсмотрѣть его Величество. Ростомъ онъ былъ не много повыше средняго, и хотя толстоватъ, но не столько, какъ того Китайцы желаютъ; лице полное, и гораздо рябое, лобъ широкой, носъ небольшой, ротъ пригожій, и немало приятности въ нижней части лица. Приѳмы его имѣли нѣчто величаваго, предвѣщающаго высокость и доброту души.
   Таковъ былъ образъ сего славнаго Императора., коего имя заслужило удивленіе на востокѣ и уваженіе въ Европѣ. Шкунъ-джи отецъ его будучи при смерти, призвалъ своихъ дѣтей и спросилъ, которой изъ нихъ находилъ себя въ состояніи нести тягость вороны вновь завоеванной? Старшій имѣющій девять лѣтъ отъ роду извинился молодостію, и просилъ его учинишь выборъ по своему произволенію; но Каи хи, которому было только семь лѣтъ, сказалъ ему съ великою отвагою: "Я чувствую себя довольно сильнымъ для принятія правленія государства; я всегда предъ глазами имѣть буду примѣры моихъ предковъ, и стану стараться, чтобъ народъ былъ доволенъ моимъ правительствомъ... Сей отвѣтъ такъ тронулъ умирающаго Государя, что онъ назначилъ его наслѣдникомъ подъ опекою четырехъ вѣрныхъ Мандариновъ, и повелѣлъ ему поступать по ихъ совѣту. Онъ вскорѣ самъ собою началъ править, и доказалъ, что не безъ основанія полагался на свои силы. Отрекся отъ вина, роскоши и праздности. Хотя по обычаю народа имѣлъ многихъ женъ, но рѣдко его съ ними видали. Отъ четырехъ часовъ утра до полудня упражнялся въ государственныхъ дѣлахъ остатокъ дня препровождалъ въ воинскихъ обученіяхъ и въ свободныхъ художествахъ, въ коихъ столь много предуспѣлъ, что былъ въ состояніи испытывать Китайцевъ въ толкованіи ихъ собственныхъ книгъ, Татаръ въ военныхъ дѣйствіяхъ, Европейцевъ въ Математикѣ. Онъ разрушилъ многіе заговоры прежде, нежели бы отъ оныхъ могло поколебаться спокойствіе Имперіи; былъ щедръ къ солдатамъ, привѣтливъ къ народу; чиновной "человѣкъ справедливо обвиненной никогда не избѣгалъ при немъ наказанія; къ идолослуженію оказывалъ отвращеніе, и часто давалъ Миссіонерамъ немалыя деньги для строенія церквей.
   Посолъ препроводилъ еще нѣсколько дней въ Пекинѣ послѣ отпускной аудіенціи. Онъ былъ въ иностранномъ Приказѣ, гдѣ вручена ему отвѣтная грамата къ его Монарху. Оную можно почесть за наивеличайшей знакъ уваженія со стороны такаго Государя, которой никогда не пишетъ ни къ какому владѣтелю инако, какъ для посланія къ нему повелѣній, какъ къ своему подданному. Для разумѣнія сего должно знать, что когда Азіатскіе или Европейскіе Государи посылаютъ въ Китай Пословъ; тпо владѣнія ихъ вписываются тотъ часъ въ реестръ платящихъ дань Имперіи, и думаютъ еще, что тѣмъ много чести имъ дѣлается: ибо всѣхъ чужестранцевъ почитаютъ здѣсь варварами. Россіяне немало труда имѣли вывести ихъ изъ сего заблужденія и заставить перемѣнить для нихъ сіе ненавистное наименованіе.
   Іезуиты хотѣли склонить Китайское министерство къ принятію Посла изъ Франціи; но стараніе ихъ учинилось безплодно; ибо они дали выразумѣть подъ рукою, что его Христіаннѣйшее Величество не былъ данникъ Императоровъ, и что подарки, кои пошлетъ онъ къ Французскому Королю, не почтутся за милость и награжденіе, грамота Королевская не признается за челобитную, а отвѣтъ Императоровъ не примется за повелѣніе.
   Подлинная отвѣтная грамота къ Царю была на Китайскомъ языкѣ съ приложеніемъ Татарскаго перевода, свернутая долгою трубкою, обвернутая желтою шелковою матеріею, и привязана къ рукѣ тому, которой долженъ былъ нести ее во время шествія Посольскаго. Всѣ попадающіеся на встрѣчу ѣдущіе верхомъ, слѣзали съ лошадей и стояли для оказанія къ ней большаго почтенія.
   Симъ кончится повѣствованіе Г. Бременда. Исторія сего посольства дастъ вамъ понятіе, какимъ образомъ принимаются въ Китаѣ Министры присылаемые отъ Европейскихъ дворовъ. Хотя случается, что не столь ласково ихъ иногда принимаютъ; но то почти всегда произходитъ отъ самихъ Пословъ, кои или не хотятъ наблюдать здѣшняго церемоніала, или худо оному обучились: ибо Императоръ за обиду почитаетъ, ежели они въ день аудіенціи проронятъ что нибудь въ обрядѣ.
   Я есмь и проч.
   

ПИСЬМО LXV.

Конецъ Китая.

   Г. Бремендъ не разлученъ съ нами, ходитъ на всѣ посѣщенія и гулянья, и взялся быть нашимъ проводникомъ. Вчерась были мы съ нимъ въ лучшей Пекинской типографіи, ежели можно симъ именемъ назвать весьма древнее по истиннѣ, но на подобіе эстамповъ дѣлаемое тисненіе, утверждаютъ, что сіе искуство было здѣсь знаемо еще задолго до Рождества Христова, и всѣмъ извѣстно, что Императоръ Юань-ти, которой жилъ около половины шестаго вѣка, имѣлъ уже библіотеку состоящую изо ста сорока тысячъ книгъ, напечатанныхъ по большой части въ Китаѣ. Японія, Индія, и Персія дѣлала отъ наиотдалѣннѣйшихъ временъ набойки, на коихъ краски печатались посредствомъ деревянныхъ досокъ съ вырѣзанными выпукло узорами. Сіи доски натираются красками разныхъ цвѣтовъ, и кладутся одна послѣ другой на полотно, на коемъ каждая и оставляетъ краску, которою была набита.
   Вы видите, что искуство рѣзать на дерево было знаемо и въ дѣйствіе произведено въ преобширныхъ краяхъ уже гораздо прежде, нежели мы и понятіе о томъ имѣли, а можетъ быть имъ мы и обязаны симъ изобрѣтеніемъ; ибо наше печатаніе книгъ, каково дѣлалось онъ Гуттембергомъ въ Маянсѣ, съ начала было точно такое же, то есть рѣзное на доскахъ. Сперва печатали мы на бумагѣ съ одной стороны, какъ то чинится въ Китаѣ, да и нѣтъ нужды искать далеко образцовъ таковой печати. Подписи находящіяся въ старинныхъ церквахъ, внизу рѣзныхъ рдботъ, вырѣзаны выпукло съ гладкою поверхностію, какъ были первыя доски для тисненія. Стоитъ только набить ихъ чернилами и приложить бумагу, чтобы выпечашать. И такъ искуство и составленіе досокъ съ деревянными буквами было у насъ въ употребленіи гораздо прежде Гуттемберга, котораго первой опытъ появился только въ пятнадцатомъ вѣкѣ.
   Что принадлежитъ до тисненія, то было оное еще прежде сего художника. Карты, въ которыя играютъ, и которыя тиснятся деревянными рѣзными досками, были знаемы во Франціи, въ Нѣмецкой землѣ, въ Италіи, въ Англіи отъ четырнадцатаго вѣка. Шонферъ изобрѣлъ подвижныя буквы. Для насъ выгоднѣе было перемѣнить старинной образъ печатанія, а для Китайцевъ сохранить оной. Какъ языки наши составлены только изъ двадцати четырехъ буквъ, изъ коихъ посредствомъ сложенія могутъ дѣлаться превеликія книги, то и довольно имѣть въ типографіи нѣкоторое количество буквъ, кои работающій набираетъ и уставляетъ на доскѣ, а по отпечатаніи разбираетъ, и вновь опять употреблять можетъ. Но Китайскій языкъ не позволяетъ присвоить сего способа. Въ самомъ дѣлѣ вообразите, Государыня моя, какому убытку должно подвергнуться, чтобъ вылить пятьдесять тысячъ буквъ, а по сей причинѣ Китайцы и пошли другою дорогою, и вотъ какъ они поступаютъ.
   Сочинители даютъ переписывать свои книги чистою рукою на прозрачной бумагѣ. Рѣщикъ наклеиваетъ каждой листъ на доску изъ твердаго и выглаженнаго дерева; чертитъ рѣзцомъ по буквамъ и вырѣзываетъ буквы выпукло, вынимая остатокъ дерева, на которомъ ничего нѣтъ начерченаго. Такимъ образомъ красота печати зависитъ частію отъ совершенства рукописнаго подлинника, но то только спокойно въ семъ образѣ печатанія, что сочинитель не поправляетъ нѣсколько разъ каждаго листа, и не теряется на то бумага безполезно: печатаютъ же по мѣрѣ продажи, и доски навсегда остаются цѣлы. Не можно однако скрыть, чтобъ сей способъ не былъ подверженъ нѣкоторымъ неудобствамъ, ибо необходимо число формъ умножается, и не льзя тѣхъ же буквъ употребишь на другую книгу.
   Когда доски вырѣзаны, бумага и чернила приготовлены, одинъ человѣкъ можетъ безъ большаго труда вытиснить всякой день около двухъ тысячъ листовъ. Не употребляютъ къ тому станка; ибо доски бывъ тонки, не выдержали бы тягости таковой махины; но имѣютъ двѣ щетки, одну для мазанія чернилами доски, другую, которая продолговата и мягка, для давленія бумаги, а сей не мочатъ, какъ у насъ, но кладутъ сухую на доску. Чернила употребляемыя на печатаніе дѣлаются изъ сажи, водки, простой воды и бычачьяго клея; печатаютъ съ одной стороны, по тому что бумага тонка и прозрачна.
   Китайцы обвертываютъ свои книги картузною бумагою, атласомъ, тафтою, или парчею съ золотыми и серебреными травами. Тщеславіе хвастать, какъ у насъ, богатымъ собраніемъ книгъ ими еще не овладѣло. Люди не имѣющіе первыхъ понятій о словесныхъ наукахъ не употребляютъ ко украшенію своихъ домовъ того, что служитъ въ наставленію души и обогащенію разума. Не бывъ въ состояніи питаться важными мыслями, заключенными въ книгахъ, не тѣшатся они, какъ мы, смотря на порядокъ и разположеніе библіотекъ, и не почитаютъ себя мудрецами по тому, что накопили много книгъ, осужденныхъ не приносить никакой пользы. Сія страсть къ собранію книгъ показалась бы здѣсь смѣшною тѣмъ, кои ни охоты, ни способности не имѣютъ чинить изъ нихъ употребленіе, но и за безразсудное бы излишество почлось въ ученомъ собирать всѣ матеріи, въ коихъ одинъ человѣкъ упражняться не можетъ. Таковыя собранія, составляющія уже часть мотовства, наименовали бы здѣсь разточеніемъ наказанія достойнымъ и раззорительнымъ; и странной вкусъ дать преимущество книгамъ за то только, что онѣ рѣдки, признали бы за сумасшествіе, достойное презрѣнія людей разсудительныхъ.
   Китайцы не умѣли дѣлать часовъ до прибытія Миссіонеровъ. Имѣли они солнечные часы и другіе способы для измѣренія времени. Между прочими главнѣйшей состоялъ изъ благовонныхъ свѣчекъ стопочкою, кои сгараютъ въ извѣстное время, и различены на многія части. Кто хочетъ встать въ положенной часъ, привязываютъ на ниткѣ небольшую мѣдную гирьку на одну изъ помянутыхъ замѣтокъ. Когда свѣчи; догоритъ до того мѣста и нитка сотлѣетъ, и" гиря, падая въ мѣдной тазъ, будитъ своимъ стукомъ. Сіи свѣчи дѣлаются изъ благовоннаго дерева, которое толкутъ въ порошекъ, и мѣсятъ изъ него тѣсто, прибавляя какой ни есть страницей составъ.
   Наши часы почитаются здѣсь простымъ народомъ за животныхъ, кои по нѣсколькомъ движеніи спятъ, пока ключъ ихъ не разбудитъ. Ежели часы испортятся, то говорятъ, что животное умерло. Агличане пользуются симъ заблужденіемъ, и продаютъ дорого тѣже часы, воскресивъ ихъ безъ всякаго почти иждивенія.
   Находится здѣсь одинъ Нѣмецкой Іезуитъ искусной часовой мастеръ: сіе ремесло отворяетъ ему доступъ къ знатнымъ господамъ, покровительствующимъ его собратіевъ, кои многихъ имѣютъ неприятелей, но наименованіе, носимое ими въ Китаѣ придворныхъ, производитъ въ народѣ къ нимъ уваженіе. Знакомство мое съ ними привлекаетъ и ко мнѣ почтеніе; чѣмъ обязанъ я милости показываемой къ нимъ отъ вельможъ; и мы свободно повсюду допускаемся подъ ихъ руководствомъ, а можетъ быть также и подъ покровительствомъ Г. Бременда.
   Сей добросердечной Шведъ возилъ насъ недавно въ загородной домъ къ одному своему приятелю, гдѣ много было гостей и между прочимъ два человѣка, коихъ не пустили бы во Франціи въ порядочное общество. Одинъ былъ евнухъ, которой прослужа долгое время въ серали перваго министра, отпущенъ жить на волѣ. Я не понимаю, говорилъ я Г. Бременду, какъ пускаютъ къ себѣ въ домъ животныхъ сего рода, кои принимая на себя подлую должность стеречь чужихъ женъ, дѣлаются презрительны и самою своею вѣрностію. "Здѣсь не такъ на нихъ смотрятъ, отвѣчалъ г. Бремендъ: вельможи имѣютъ такихъ евнуховъ, кои служатъ имъ совѣтниками и наперсниками; но я думаю тоже, что и вы, о сихъ людяхъ, и почитаю ихъ за изверговъ обѣихъ половъ, больше чинящихъ несчастными женъ, нежели успокоевающихъ мужей. Класть или скопить евнуховъ составляетъ здѣсь родъ торговли, и въ немъ такъ искусны, что рѣдкіе отъ того умираютъ. Я зналъ одного Китайца, которой не имѣя чѣмъ питаться, продалъ самъ себя въ евнухи и вытерпѣлъ дѣйствіе; но предпочитаютъ здѣсь быть невольникомъ... Невольничество есть состояніе не столь тягостное въ Китаѣ, какъ въ другихъ мѣстахъ. Власть господъ ограничивается въ обыкновенныхъ должностяхъ службы; и ежели доведется, что они во зло ее употребили, принимая непозволенныя вольности съ женами своихъ невольниковъ, ничто не можетъ спасти ихъ отъ раззоренія. Невольники съ своей стороны чрезмѣрно вѣрны и преданы ненарушимо господамъ. Ежели они разбогатѣютъ своими трудами, господа не имѣютъ права присвоить себѣ ихъ имѣніе; а довольствуются полученіемъ отъ нихъ подарковъ.
   Другой человѣкъ, котораго я видѣлъ съ удивленіемъ въ помянутомъ домѣ, былъ одинъ изъ тѣхъ людей, кои начальствуютъ въ подозрительныхъ, или вольныхъ домахъ, и отдаютъ покои въ наемъ народнымъ блудницамъ. На двери написана большими буквами цѣна каждой по ея красотѣ и дарованіямъ. Охотникъ платитъ требуемое число денегъ, и все произходитъ безъ соблазна и безъ шума. Впрочемъ таковыя мѣста учреждены для людей не весьма разборчивыхъ; ибо ни одинъ человѣкъ, сберегающій свою славу, въ оныя не заглянетъ. Примѣчанія достойно, что наблюденіе порядка въ сихъ домахъ точно ввѣрено ключарямъ и казначеямъ капищъ.
   Я спросилъ у г. Бременда, естьли въ семъ великомъ числѣ гостей у его друга стряпчіе, подьячіе, секретари и приказные? Ни одного, отвѣчалъ онъ; ихъ совсѣмъ здѣсь не знаютъ. Правосудіе чинится скоро и безъ выписокъ, уставъ простъ и ясенъ, и здѣсь думаютъ, что каждой гражданинъ въ состояніи объяснить дѣло судьѣ столь-же хорошо, какъ въ другихъ мѣстахъ стряпчій. Челобитчикъ подаетъ прозьбу свою на письмѣ; чиновникъ суда вручаетъ челобитную Мандарину; и по томъ призывается отвѣтчикъ. Каждой говоритъ за себя, и дѣло тотчасъ вершится: виноватой рѣдко избавляется палки. Правленіе здѣшнее было бы можетъ быть наилучшее въ свѣтѣ, ежели бы не ввели сего неприятнаго обыкновенія подчинять палкѣ самыхъ почтенныхъ государственныхъ чиновъ наравнѣ съ послѣднею сволочью и за самыя бездѣлицы. Кишайцовъ не честь, не добродѣтель управляетъ, но палка, отъ которой изтребляются въ нихъ великодушныя чувствованія, яко единые защитники вольности.
   Въ помянутой домъ пришелъ одинъ человѣкъ, къ коему всѣ оказывали превеликое уваженіе. Онъ былъ ученой изъ Конфуціева поколѣнія, которое, какъ я уже сказалъ, имѣло больше двухъ тысячъ лѣтъ древности и дворянства. Императоръ всегда назначаетъ доктора изъ сего поколѣнія въ губернаторы Шанлинга, знаменитаго отечества сего философа. Желая вступить въ разговоръ съ самымъ старымъ дворяниномъ въ свѣтѣ, подошелъ я къ нему съ почтеніемъ, должнымъ его имени и рожденію. Онъ мнѣ показался честенъ и знающъ, сколько прилично быть человѣку произходящему отъ Китайскаго законодавца.
   Съ начала спрашивалъ онъ меня о причинѣ моего странствованія. Безъ сомнѣнія, говорилъ онъ, любовь къ премудрости побудила васъ оставить отечество и презрѣть сладости покойной жизни. Я бы желалъ быть на вашемъ мѣстѣ; но былъ бы можетъ быть первой Китаецъ, коего таковое побужденіе вывело изъ его земли. Хотя бы мы и имѣли сіе желаніе, но законы тому противятся: ибо всякому подданному Имперіи запрещено странствовать безъ особливаго повелѣнія отъ правительства. Большая часть нашихъ земляковъ торгующихъ въ Индіи произходитъ отъ тѣхъ древнихъ Китайцевъ, кои предпочли лучше бѣжать изъ отечества, нежели позволить себѣ остричь волосы. Подобное побужденіе не обязало бы меня конечно оставить моей родины; но признаюсь, что желалъ бы я учиться, протекая, какъ вы, разныя страны свѣта. Родился я въ блаженномъ и цвѣтущемъ государствѣ; но не думаю, какъ мои сограждане, что границы нашея Имперіи суть границы нашихъ познаній. Я читалъ многія изъ вашихъ сочиненій, переведенныя Миссіонерами на Китайской языкъ; они подали мнѣ высокія мысли о вашихъ законахъ, вѣрѣ и нравоученіи.
   "Мы имѣемъ, какъ и вы, наше святое писаніе, и почитаемъ сочинителей онаго за людей вдохновенныхъ; но раздѣляемъ ихъ на разныя степени, смотря по важности, которую имъ приписываемъ. Мы считаемъ пять таковыхъ первостепенныхъ книгъ, и почитаемъ не менѣе, какъ вы свою библію. Мнѣ кажется, что я нахожу въ нихъ и нѣкоторое сходство въ расположеніи и родѣ вещей съ вашими Моисеевыми и Пророческими книгами. Наши содержатъ вмѣстѣ тайны, правила вѣры, предписанія законовъ, аллегорическія стихотворенія и любопытныя повѣствованія, касающіяся до исторіи нашего народа...
   "Первая изъ помянутыхъ книгъ, приписываемая основателю нашему Фои, есть таблица Гіероглифическихъ изображеній изъ разныхъ сочинителей, особливо изъ Конфуція, къ поколѣнію котораго имѣю я честь принадлежать. Онъ первой разобралъ сіе таинственное писаніе, и отнесъ ученіе въ немъ заключающееся частію къ свойству стихій, частію же ко нравамъ и къ способу управлять людьми: и сія книга, или лучше толкованіе ея, есть основаніе нашего правленія, начало нашего законодательства, чистѣйшій и несумнительный Источникъ нашей исторіи. За преступленіе бы почлось у насъ перемѣнить одну изъ 26700 буквъ, ее составляющихъ. Императоры повелѣли вырѣзать ее всю на народныхъ монументахъ; но одна должна почитаться только за остатокъ обширнѣйшей исторіи. Въ ней находятся пустыя мѣста, нѣкоторыя превращенія въ порядкѣ и многія главы неполныя. Сія книга содержитъ строгое нравоученіе, побуждающее къ добродѣтели, повелѣваетъ ненарушимую преданность къ Государю, какъ къ священной особѣ, посаженной на престолъ небомъ, отъ коего получилъ онъ мѣсто на землѣ; предписываетъ глубокое почтеніе къ богослуженію, совершенное повиновеніе законамъ, безпредѣльную послушность къ судіямъ, должности сихъ самыхъ судей въ разсужденіи народа, почитаемаго здѣсь дѣтьми Государя, и обязательства самаго Государя, которому едва позволяется нѣкоторой отдыхъ."
   "Не думайте однакожъ, чтобъ сіе писаніе было простое нравоучительное и политическое сочиненіе. Его должно почитать такъ же за единственной монументъ нашей древней исторіи. Всѣ находящіяся въ немъ наставленія писаны по случаю вычисляемыхъ произшествій. Въ одномъ мѣстѣ Монархъ поставляетъ Вицероя, и при семъ случаѣ изъясняетъ ему, какъ онъ долженъ вести себя въ семъ чинѣ. Въ другомъ министръ наставляетъ своего малолѣтнаго Государя, и наслаждаетъ въ сердцѣ его правила мудраго правленія. Иногда какое ни есть произшествіе обязываетъ Императора сообщить свои разсужденія, обнародовать свои повелѣнія. Въ одной главѣ видѣнъ образъ правленія и число чиновниковъ; въ другой военные походы. Словомъ, сіе писаніе есть историческая книга, въ коей разныя приключенія рождаютъ случаи преподавать наставленія Государямъ, вельможамъ, судіямъ и народу. Въ ней отъ божества, управляющаго міромъ, нисходится до Государя правящаго Имперію, до министра предводительствующаго въ провинціи, до судіи надзирающаго въ городѣ, до гражданина властвующаго въ городѣ, до гражданина властвующаго въ семьѣ, до человѣка, которой самъ собою управляетъ. Она соединяетъ и связываетъ, и изъ началъ согласія зримаго въ мірѣ выводитъ всѣ законы согласія въ государствѣ, въ городѣ, въ семьѣ, въ человѣкѣ. Тотъ, кто повелѣваетъ, имѣетъ цѣлью благо того, кто повинуется. Тотъ, кто повинуется, любитъ того, кто повелѣваетъ. Одни и тѣже пороки причиняютъ безпорядокъ въ человѣкѣ и въ государствѣ; одинаковыя добродѣтели ведутъ ихъ по стезямъ порядка и благоденствія. Государства и люди подвержены одинаковымъ перемѣнамъ и разстройствамъ. Предупреждаютъ оныя и отвращаютъ одинаковыми способами. Добродѣтель есть основаніе государствъ, равно какъ и семей: человѣколюбіе должно быть всеобщею душею міра, какъ любовь самаго себя есть душа человѣка, принятаго въ отношеніяхъ его съ самимъ собою. Такова есть система, которую Конфуцій, такъ сказать, только изтолковалъ просто, величественно, сладостно; раздробленія учиненныя имъ удивительны. Сія книга есть сущая книга человѣчества, законодательство всего міра, слава разума, добродѣтель показующая людямъ истинну. Она примѣнила нравы нашихъ праотцевь; дала новую силу ихъ душамъ, новыя пружины правленію, новой образъ народу, и учинила его тѣмъ, чѣмъ только быть онъ могъ. Она собрала около престола народы, дѣтей государя, и возвела ихъ на верхъ блаженства, не налагая на нихъ иной власти, кромѣ власти законовъ, единой, которая утверждаетъ престолы, не унижаетъ подданныхъ, и которой и подданные и престолъ обязаны равнымъ повиновеніемъ."
   "Вторая книга содержитъ исторію первыхъ трехъ династій, или колѣнъ съ преизящными правилами какъ себя вести. Третья есть собраніе стиховъ до вѣры касающихся, то неблагочестивыхъ, то нравоучительныхъ, то соблазнительныхъ. Народъ приобыкшій почитать все имѣющее на себѣ священный образъ весьма уважаетъ сіи древнія и таинственныя стихотворенія. Четвертая и пятая были собраны Конфуціемъ, моимъ знаменитымъ праотцемъ. Одна совсѣмъ историческая, другая говоритъ объ обрядахъ, обычаяхъ и должностяхъ общества...
   "Ежели всѣ сіи книги не исправили еще рода человѣческаго, по крайней мѣрѣ способствовали они къ приведенію добродѣтели въ почтеніе и къ напечатлѣнію въ сердцахъ нашихъ любви къ добру, часто заглаждаемой испорченными нравами развращеннаго вѣка. Приходитъ время, въ которое сіе драгоцѣнное сѣмя произрастетъ съ пользою. Когда жаръ страстей утишился, премудрость, которую любили мы только въ мысли, чинится самымъ дѣломъ источникомъ счастія и славы...
   Разговоръ нашъ прерванъ былъ однимъ врачемъ, которой смѣшнымъ образомъ выхвалялъ намъ могущество своей науки. "Для чего вы, спросилъ я у него, столь сильно противитесь пусканію крови и въ жесточайшихъ горячкахъ, когда наши Европейскіе докторы пускаютъ уже ее и въ самыхъ легкихъ болѣзняхъ? Для того, отвѣчалъ онъ. что съ горячкою обходиться должно, какъ съ горшкомъ кипящей воды: мы любимъ лучше убавить огня нежели воды изъ горшка, дабы она еще сильнѣе не закипѣла. Ежели бы уменшеніе крови было столь дѣйствительно для лѣченія болѣзней, какъ естественныя изпражненія, на примѣръ, потъ, рвота, поносы, для чегожъ бы природа не сдѣлала для изпущенія крови дороги столь же открытой, какъ для мокротъ чрезъ скважинки на тѣлѣ и пр. Я уподобляю лѣкаря не хотящаго никакой болѣзни лѣчить безъ пусканіи крови тому кровельщику, которой получаешь больше денегъ отъ того, что портитъ кровлю на домѣ, нежели отъ починки ему порученной; дабы вставить новую черепицу на мѣсто разбитой, онъ начинаетъ выбирать дюжину цѣлыхъ, и бросаетъ на улицу, хотя онѣ до того и очень были хороши, а денегъ отъ хозяина не забываетъ при томъ требовать за всѣ.
   По томъ говорили мы о разныхъ произрастеніяхъ входящихъ въ составленіе лѣкарствъ. Я возпользовался симъ случаемъ и выспросилъ объ одномъ корнѣ чудномъ дѣйствіями ему приписываемыми. утверждаютъ, что наружностію походитъ оной на дѣтородныя мужескія части, и что по сей причинѣ названъ жинъ-шинъ, или изображеніе человѣка. Свойства сего произрастенія суть удивительны, и Китайцы употребляютъ его, какъ послѣднюю надежду во всѣхъ болѣзняхъ. Нѣтъ поноса, слабости въ желудкѣ, боли въ кишкахъ, паралича и конвулсій, кои бы не утишились отъ жинь-шина. Онъ удивительнымъ образомъ возвращаешь потерянныя силы, способствуетъ перевоженію духа, чиститъ кровь, умножаетъ коренную влажность, ободряетъ стариковъ и умирающихъ, остановляеть смерть, возвращаетъ во мгновеніе ока потерю причиненную любовными утѣхами, и тотчасъ подаетъ къ нимъ охоту.
   Врачъ нашъ насказалъ мнѣ объ немъ невѣроятныя вещи. Послѣдняя сила дѣлаешь его неоцѣненнымъ у Китайцевъ, падкихъ къ утѣхамъ и у нашихъ сластолюбивыхъ Европейцовъ. Голландцы покупая ею на вѣсъ золота, дѣлаютъ торгъ весьма прибыточной; Миссіонеръ утомленной Апостольскими своими трудами находитъ въ семъ корнѣ новой жаръ ободряющій его еще къ большимъ подвигамъ. Столь удивительныя качества дали ему разныя странныя имена. Ростетъ онъ наиболѣе въ Ханшонгской провинціи и въ Китайской Татаріи. Императоръ посылаетъ туда ежегодно десять тысячъ войска для собиранія его, что запрещено всѣмъ вообще. Когда сіе войско правосбирателей раздѣлишь землю между собою, каждой отрядъ, состоящей изъ двухъ сотъ человѣкъ, разширяется въ одну ширенгу до назначеннаго мѣста, и ищешь прилѣжно кусты, проходя такимъ образомъ въ нѣсколько дней опредѣленную себѣ землю. Мѣста, на коихъ оно родится, окружено загородою, и около оной безпрестанно ходятъ караульные: но сколь ни стараются стеречь, жадность къ корыстолюбію скрываетъ предъ глазами опасность.
   Стебель жинь-шина хотя и покрытъ нѣкоторымъ родомъ волокна, весьма гладокъ, довольно круглъ и цвѣтомъ немного красноватъ, кромѣ нижней части, гдѣ начинаетъ онъ становится бурымъ. Возвышается около осмнадцати дюймовъ, а къ верху изпускаетъ вѣтви, на которыхъ выходятъ листья продолговатые, тонкіе, волокнистые и зубчатые. Между различными способами употребленія его слѣдующій наибольше въ обычаѣ: когда онъ высохъ, наливаютъ въ сосудъ воды, варятъ ее, пока не закипитъ, и кладутъ туда жинь-шинъ, изрѣзавши въ куски. Сосудъ покрываютъ, и когда вода простынетъ, пьютъ ее на тощакъ какъ чай.
   Сіе произрастеніе въ такомъ здѣсь уваженіи, сказывалъ маѣ Г. Бремендъ, что Императоръ послалъ къ Петру Великому цѣлой я дивъ, думая учинить ему великой подарокъ. Что принадлежитъ до силы ему приписываемой, я думаю, что оную крайне увеличиваютъ ибо я никогда ее не примѣтилъ, хотя и употреблялъ во всѣхъ случаяхъ, въ коихъ почитаютъ его столь чудотворнымъ.
   "Мало я также вѣрю, продолжалъ онъ, баснямъ о нѣкоторой ящерицѣ, которую иногда называютъ стѣннымъ дракономъ, потому что она лазитъ по стѣнамъ, а иногда женскимъ сторожемъ, ибо служитъ, сказываютъ, къ испытанію и сохраненію добродѣтели въ женщинахъ, утверждаютъ, что Императоры имѣютъ обыкновеніе намазывать кисть у руки своихъ наложницъ мазью, составленною изъ мяса сего животнаго; что сія мазь оставляетъ на кожѣ знакъ, которой не сходитъ пока онѣ цѣломудренны, но пропадаетъ, ежели нанесутъ пятно своей чести." Докторъ нашъ будучи легковѣрнѣе, нежели обыкновенно бываютъ его ремесла люди, утверждалъ, что все сіе правда, и приводилъ въ доказательство тому многіе примѣры.
   Сей разговоръ продолжался до самаго обѣда. Вольность свойственная деревнѣ избавила на ъ отъ нѣкоторой части обрядовъ, и всѣ гости предались забавамъ. Я сидѣлъ подлѣ одною мореходца, которой показался мнѣ веселаго нрава. Разговоръ зашелъ о мореплаваніи Китайцовъ, о коемъ говорилъ онъ какъ человѣкъ разумной. Наше морское учрежденіе, какъ вы могли примѣтить, весьма несовершенно, можетъ быть по образу строенія кораблей, а можетъ быть и по привычкѣ управлять ими. Большіе наши корабли сушь собственно плоскодонныя барки съ превеликою мачтою, къ коей иногда прибавляется другая небольшая. Вы могли также примѣтить, что вмѣсто полотна употребляемъ мы обыкновенно рогожки тростяныя, коими весьма неловко дѣйствовать. Якори у насъ не желѣзные, но деревянные. Наши суда очень тяжелы, и плывутъ тихо, дамы и не ѣздимъ въ дальніе пути. Всякой день видимъ мы Европейскіе корабли, удивляемся ихъ строенію; знаемъ, что наши дурны, опасны въ морѣ, безпокойны для матросовъ; но мы не отстаемъ отъ нихъ, почитая за преступленіе что либо перемѣнить, и думая, что убудетъ отъ того величества Имперіи, какъ бы оная зависѣла отъ сохраненія старыхъ заблужденій.
   "Правда, сказалъ я ему, что мы въ мореходствѣ васъ превосходимъ, но ежели беремъ надъ вами верхъ на морѣ, должно напротивъ признаться, что вы искуснѣе насъ на рѣкахъ и на каналахъ. Съ небольшимъ числомъ людей плаваете вы на судахъ, не уступающихъ въ величинѣ нашимъ кораблямъ, а способъ плыть по стремнинамъ имѣетъ у васъ нѣчто невѣроятнаго. Вы приневоливаете природу и пробираетесь чрезъ пучины, на кои бы мы безъ страху взглянуть не смѣли...
   "Нечувствительно рѣчь наша дошла до рачала морской архитектуры. Признаюсь, что я удивился, найдя въ Китайцѣ человѣка столь знающаго и мореходца столь искуснаго. Люди, говорилъ онъ, переѣзжали рѣки съ начала на плотахъ, по томъ дѣлали изъ тростей небольшія лодки. Выдалбивая деревья, стали они имѣть оныя прочнѣе; а какъ разумъ человѣческой всегда стремится привести въ совершенство первыя откровенія; то, дабы учинить сіи ломкіе суда тверже и дать имъ способность разрѣзывать поверхность воды, состроили большую рыбу, въ которую могло вмѣститься немалое число людей. Голова составляла носъ, брюхо корму, движущейся на гвоздѣ хвостъ руль, а весла перья. Сіе зданіе привело въ удивленіе всѣ народы и было перенято. Каждой отличалъ свои суда особымъ знакомъ, божествомъ, животнымъ, чудовищемъ, и называлъ ихъ по его имени. Симъ образомъ именовались оные львомъ, тигромъ, дракономъ и пр. Въ послѣдующія времена суда перемѣнили видъ; всякой дозналъ нужду имѣть оныя дли войны и для перевозокъ; начали ихъ дѣлать долгія и круглыя, первыя для сраженій, вторыя для товаровъ, и давали имъ имена по качествамъ имъ свойственнымъ, какъ легкой, неустрашимой, побѣдоносной и пр."
   Между разными кушаньями подали намъ птичьи гнѣзда, о коихъ доносилъ я вамъ уже неоднократно. Оныя чрезвычайно хороши для соусовъ, и здоровы особливо, когда положатъ въ нихъ жинь-шинъ. Берутъ курицу, выпотрашиваютъ, чистятъ; а между тѣмъ держатъ помянутыя гнѣзда въ водѣ, дабы они смякли, и разщипываютъ ихъ; рубятъ на куски жинь-шинъ, и всѣмъ симъ начинивають курицу, кладутъ въ покрытой фарфоровой сосудъ, и парятъ, пока разопрѣетъ; на ночь ставятъ ее въ горячую золу, а по утру ѣдятъ курицу, жинь-шинь, птичьи гнѣзда безъ соли и безъ уксуса, и Китайцы хвалятъ сіе кушанье безъ мѣры. Они также дѣлаютъ изъ помянутыхъ гнѣздъ родъ лапши, которая возстановляетъ силу человѣка, оправляющагося отъ болѣзни.
   Послѣ обѣда кончившагося довольно рано, ибо Китайцы садятся за столъ предъ полуднемъ, предложили намъ гулять въ нѣкоторыхъ близкихъ загородныхъ домахъ. Въ оныхъ нѣтъ, какъ у насъ, садовъ наполненныхъ цвѣтами, дерномъ, рощицами, водометами, кои£ъ видъ предоставленной празднымъ зрителямъ, кажется запрещенъ народу. Все, что ни имѣетъ прелѣстнаго, простаго и пріятнаго деревенская жизнь, собрано въ Китайскихъ садахъ, и представляется больше дѣйствіемъ природы, нежели дѣломъ рукъ человѣческихъ: небольшіе ручейки чистой воды, усаженные высокими деревьями, текутъ около сихъ домовъ и дѣлаютъ ихъ ограду. Находятся въ нихъ также пруды, рощи, луга, огороды и пахатныя земли {См. Переводъ о Китайскихъ садахъ Г. Чамберса, напечатанъ въ С. Петербургѣ 1771 года.}.
   Хотя Китайцы имѣютъ изобильныя ломки мрамора, но не видалъ я ни одной статьи въ садахъ ниже въ Императорскихъ. Изъ всѣхъ художествъ менѣе имъ извѣстна скульптора. Живописцы ихъ упражняются наиболѣе въ деревенскихъ видахъ и совершенно подражаютъ природѣ. Отецъ Аттиретъ, которой здѣсь первой придворной живописецъ, не однократно сказывалъ мнѣ, что должно было позабыть совсѣмъ, чему онъ учился въ Европѣ. Въ самомъ дѣлѣ, дабы сообразоваться народному вкусу и мыслямъ Государя, былъ онъ принужденъ привыкать къ новому образу малеванія: не требуютъ отъ него выдумчивыхъ представленій, но только деревьевъ, птицъ, рыбъ, животныхъ всякаго рода, и рѣдко человѣческихъ изображеній; да и сіи бездѣлицы самъ Императоръ смотритъ, когда обрисуются онѣ карандашомъ, поправляетъ, перемѣняетъ, управляетъ рукою, глазомъ, знаніемъ художника, которой осужденъ не показывать ни малѣйшей охоты въ томъ ему противорѣчить.
   Возвратились мы въ Пекинъ вдоль по рѣкѣ, гдѣ видѣли насажденія табачныя. Сія трава приноситъ государству великую прибыль, ибо не смотря на расходъ въ самой землѣ, гдѣ жители всякаго состоянія, пила и возраста, безпрестанно курятъ, посылается также немалое количество онаго въ Татаріи, гдѣ Пекинской табакъ предпочитается всякому другому. Дымъ его некрѣпокъ, и онъ вкусомъ рознится отъ нашего. Китайцы употребляютъ его уже нѣсколько вѣковъ.
   Въѣзжая въ городъ, застали мы улицы наполненныя народомъ. Было тогда время прибытія Коренцовъ, кои приѣзжаютъ ежегодно въ Китай или съ податію Императору, или для своего торгу. Привозятъ они товары всякаго рода, и хотя можно ихъ почесть за одинъ народъ съ Китайцами, но не пользуются они ни малѣйшею вольностію во время своего здѣсь пребыванія. Все сообщеніе имъ запрещено какъ съ чужестранными, такъ и съ природными жителями, изключая торговлю.
   Сколь скоро приѣдутъ они въ столицу, посылаются два Мандарина въ ихъ жилище для примѣчанія за приходящими къ нимъ и выходящими отъ нихъ и для допрашиваніи, за чѣмъ кто приходитъ. По близь лежащимъ улицамъ прибивается отъ двора указъ, запрещающій имѣть съ ними сообщеніе безъ позволенія помянутыхъ Мандариновъ и около домовъ ихъ ставятся караульные для пресѣченія онаго. Когда выходятъ они для исправленія дѣлъ, сіи караульные слѣдуютъ за ними съ долгими бичами, дабы отгонять желающихъ съ ними разговаривать, и они не смѣютъ никуда войти безъ ихъ позволенія. Для Мандариновъ весьма нажиточно сіе мѣсто; ибо какъ Корейцамъ позволяется торговать только съ однимъ нѣкоторымъ обществомъ, то сіи господа берутъ превеликія деньги и съ нихъ и съ общества.
   Королевство Корейское, съ жителями коего поступаютъ здѣсь столь призрителѣнымъ образомъ, лежало на дорогѣ моей въ Японію, я и имѣлъ намѣреніе воспользоваться ихъ возвращеніемъ, но отецъ Гобиль Французской Іезуитъ посылаемой отъ двора въ Фу-Гіянскую провинцію приглашаетъ меня съ собою. Сей славной Миссіонеръ, повѣренной Парижской и членъ Санктпетербургской Академіи Наукъ живетъ въ Пекинѣ около двадцати лѣтъ. Ему отъ правительства поручены всѣ переводы съ Латинскаго и съ другихъ Европейскихъ языковъ на Татарской, и съ Татарскаго на Латинской, Аглинской. Французской, и пр.
   Сверхъ выгоды ѣхать съ человѣкомъ, имѣющимъ довѣренность отъ министерства, двѣ причины побуждаютъ меня не отставать отъ него: первая отъѣздъ Г. де Роша и моего Агличанина, коимъ вскорѣ должно возвратиться въ Пекинъ и сѣсть съ отцемъ Гобилемъ на корабль, отправляющейся на островъ Формозу; вторая трудность впущену быть въ Японію безъ помощи Голландцевъ; а меня увѣряютъ, что въ Кантонѣ найду я Батавской корабль, нагруженной товаромъ въ Нангазаки.
   Такимъ образомъ сіе письмо есть послѣднее, которое пишу я къ вамъ, Государыня моя, изъ Китая; и не утаю отъ васъ, что не безъ горести оставляю сію прекрасную страну. Все, что можетъ сдѣлать землю удивительною и почтенною, стремится, кажется, ко учиненію Китайцовъ первымъ народомъ въ свѣтѣ. Самыя древнія Монархіи имѣли свой конецъ: а Китай обязанъ тѣмъ, что остался безвреденъ посреди толикаго числа Имперій единой непоколебимости своихъ нравовъ. Хотя онъ былъ иногда возмущаемъ внутренними войнами, хотя наслѣдство трона было прерываемо чужестранными; но время неспокойствій не продолжалось, и сей благополучной народъ находитъ въ мудрости и превосходствѣ законовъ своихъ скоруюпо мощь на свои несчастія. Послѣдняя перемѣна, случившаяся въ 1644 году, покоряя Имперію Татарамъ, увеличила только его силу и пространство, ибо присоединила къ ней немалую часть великой Татаріи. Симъ образомъ Китай разширился способомъ завоеваній, славою правленія и самыми своими бѣдствіями. Нынѣ находится онъ на высочайшемъ степени величества, до котораго не доходилъ еще отъ своего основанія; и господствованіе его утверждено на непоколебимыхъ подпорахъ. Внутри наслаждается онъ наибезопаснѣйшимъ спокойствіемъ, коего не нарушало уже болѣе ста лѣтъ никакое возмущеніе; внѣ границъ, послѣ соединенія своего съ Татарами, не имѣетъ неприятелей, съ коими бы надлежало сражаться.
   Приложите къ симъ политическимъ выгодамъ наисчастливѣйшее положеніе, и наимногочисленнѣйшее населеніе. Почти весь Китаи пресѣкается озерами рѣками и каналами, кои чиня поля плодоносными, способствуютъ перевозу товаровъ. Посреди водъ его возвышаются цѣлые плавающіе городы, составленные изъ непонятнаго множества судовъ, наполненныхъ народомъ, коему нѣтъ числа, и размноженію коего ничто не препятствуетъ. Частыя войны, мореплаваніе, отягощеніе податьми, презрѣніе земледѣтельства, неравенство въ имѣніи. роскошь, произвольная холостая жизнь, преступленія и суровыя казни, всякое зло опустошающее прочія государства въ Китаѣ но большой части неизвѣстно. Сія земля въ нѣдрахъ своихъ питаетъ все служащее къ роскоши; но Императоры запретили оное доставать по той причинѣ, что золото и драгоцѣнные каменья не суть пища. Народъ здѣшній за правило поставляетъ, что ежелибъ былъ одинъ человѣкъ, которой бы не пахалъ, ежелибъ была одна женщина, которая бы не пряла; то непремѣнно претерпѣвалъ бы кто нибудь въ Имперіи голодъ или стужу.
   Правленіе сего государства заведено по образцу правленія дома. Почтеніе къ родителямъ соединено со всемъ тѣмъ, что вселяетъ только мысль отца; оно простирается до престарѣлыхъ, до судей, до Императора. Таковое чувствованіе въ дѣтяхъ предполагаетъ равное же и въ отцахъ, и въ слѣдствіе принятаго мнѣнія въ старикахъ къ молодымъ людямъ, въ судіяхъ къ судимымъ, въ господахъ къ слугамъ, въ помѣщикахъ къ крестьянамъ, въ Императорѣ къ подданнымъ, сіи почтенныя правила объемлютъ всѣ состоянія, управляютъ рѣшеніями судей, указами Государя, поступками придворныхъ, поведеніемъ градодержателей, и устройствомъ войскъ. Они Государя дѣлаютъ отцемъ подданныхъ, и препятствуютъ ему быть тиранномъ, не умевшая ни славы его, ни правъ. Они даютъ ему со изобиліемъ служителей, невольникиковъ, женъ, богатства; изливаютъ со излишествомъ все, что пристойно величеству Царей; но всего удивительнѣе, что всѣ сіи вещи не приобрѣтаются чрезъ нещастіе народа. Монархъ на трудолюбивыхъ и отеческихъ своихъ рукахъ носить бремя правленія. Съ высоты блистающаго трона даетъ онъ подданнымъ примѣръ скромности, простоты, воздержаніи и неразпіочишельносши. Милость къ любимцамъ, которая иногда бываетъ хуже тиранства, не раздаетъ здѣсь чиновъ. Имѣющіе оную въ рукахъ предохранены отъ прозьбъ прекраснаго пола, которой бывая часто сильнѣе и самыхъ законовъ, заставляетъ и самыя добродѣтельныя души забывать правосудіе. Мандаринамъ предоставлено предлагать людей способныхъ и достойныхъ къ занятію опорожнившихся мѣстъ. Они отвѣтствуютъ за ихъ поведеніе. и наказываются за ихъ проступки, какъ отцы за проступки своихъ дѣтей. Собираніе податей чинится безъ тягости; не ставятъ сѣтей платящимъ, дабы учинить ихъ преступниками; обманы избѣгающихъ отъ платежа наказываются умноженіемъ подати. Честь и жизнь подданныхъ нимало въ оные не входитъ. Воинъ исправно получаетъ жалованье, покойно одѣтъ, сыто накормленъ. Неимущій находитъ въ пути деревья нарочно посаженныя для защищенія его отъ солнечнаго зноя; людей, коимъ платятъ, дабы утоляли его жажду; а въ ночи увѣренъ онъ обрѣсти выгодное убѣжище и способъ къ пропитанію.
   Таковое безпристрастное и человѣколюбивое законодательство, таковые почтенные обычаи, спокойствіе подданныхъ, ихъ повиновеніе, безсмертной источникъ и залогъ ихъ блаженства заслуживаютъ наивеличайщую похвалу. Правительство не облекается покровомъ тайны: оно отдаетъ отчетъ народу въ государственныхъ дѣлахъ способомъ ежедневной газеты. Расходы, представленія приказовъ, рѣшенія верховныхъ судовъ, нещастія Мандариновъ, состояніе провинцій, словомъ всѣ дѣла Имперіи изображены въ сихъ вѣдомостяхъ, коими правленіе налагаетъ на себя необходимость быть справедливымъ; ибо предъ всѣмъ свѣтомъ себя обнажаетъ {Сверхъ упомянутыхъ мною о Китаѣ книгъ любопытствующіе познать подробнѣе сіе государство могутъ читать съ пользою 1. Географическое, историческое, хронологочиское, политическое и физическое описаніе Китайскія Имперіи Г. дю Гальда, переведенное Г. Іейльсомъ, и печ. при Кадетскомъ Корпусѣ 1774, 2. Всѣ переводы съ Китайскаго и Манжурскаго языка Государственной коллегіи иностранныхъ дѣлъ Секретаря Леонтіева.}.
   Я есмъ и проч.

Конецъ пятаго тома.

   

РЕЕСТРЪ

собственныхъ именъ и вещей примѣчанія достойныхъ, содержащихся въ семь пятомъ томѣ.

   Аполлоній Тіанскій
   Ариѳметика
   Артиллерія
   Астрономія
             Приказъ
   Аттиретъ, Іезуи
   Аудіенціи
   Бай-тунъ, мѣдь
   Бамбу, тростникъ
   Барки
   Башни
   Белево путешествіе
   Библіотека
   Битье скотины
   Богочтеніе
   Бой перепелокъ
   Болѣзни
   Бонзицы, монахини
   Бонзы, монахи
             Волокитство
             Жизнь
             Монастыри
             Начало
             Презрѣніе къ нимъ
   Бремендъ
   Буветъ, Іезуитъ
   Бумага
             Расходъ
             Способъ сдѣлать
   Бѣлая мѣдь
   Ванъ фу, пляска
   Ветчина
   Вербіестъ, Іезуитъ
   Вино приношенія
   Военное состояніе
   Войска
   Вольные домы
   Воры
   Восковое дерево
   Воспа
   Воспитаніе
   Врачи
             Обманщики
             Способъ лѣченія
   Время какъ измѣряется
   Вши
   Вѣжливость при встрѣчѣ
   Вѣры
             Жидовская
             Идолопоклоническ.
             Магометанская
             Татарская
             Христіанская
   Вѣсы
   Газеты ежедневн.
   Гарнизоны
   Генералъ Бонзовъ
   Геометрія
   Гидравлика
   Гинъ, книги
   Гин-де-дженъ , село
   Гія, пляска
   Гіенъ
   Гіенъ ку-ки
   Гіэ, Императоръ
   Гнѣзда птичьи
   Гобиль Іезуитъ
   Горы
   Горячность къ родителямъ
   Гости
   Грибы
   Гробы
   Гуанъ-джеу-фу, городъ
   Гуань-си, провинція
   Гугъ Капетъ
   Гуй-джеу, провинція
   Гуттенбергъ, типографщикъ
   Гянъ, рѣка
   Гянъ нань, провинція
   Гянъ-си провинція
             Фарфоръ
   Дамисъ
   Дворцы
             Загородные
             Имена
   Дворянство
   Денъ-джеу, городъ
   Деньги
   Деревья, восковое
             Лаковое
             Негніющее
             Сальное
   Дероберъ , мон.
   Дже-гянъ, провинція
             Городы
             Озеро
             Произрастенія
             Столица
             Тріумфальныя ворота
   Джеу
   Джеугянъ, астрономъ
   Джеу-фу, тѣсто
   Джоуцинъ, городъ
   Дзи-ань, городъ
   Дзинь-джеу фу, городъ
   Династія
   Докторъ
   Домы
   Дороги
   Дорожной путь
   Древность Китая
   Дрова 282
   Дѣвицы
   Дѣти
   Евнухи
   Желтая рѣка
   Желтой кушакъ
   Желѣзной мостъ
   Женской сторожъ ящерица
   Женщины
             Вѣрность
             Головной уборъ
             Должности
             Дѣвицы
             Красавицы
             Малость ногъ
             Образъ жизни
             Обувь
             Одежда
             Почтеніе къ нимъ
             Скромность
             Стыдливость
             Уборы
             Уединеніе
   Жербильонъ, Іезуитъ
   Живопись
   Жидовская вѣра
   Жиды
   Жинь-шинь, корень
   Жрецы
   Загородные дворцы
   Законы о казняхъ
   Зам-су, питье
   Званіе въ гости
   Земледѣліе
             Торжество
   Змѣи
   Зодчество
   Золотыя курицы
   Зрѣлища
   Игры
   Идолослуженіе
   Императоръ
             Аудіенціи
             Власть
             Власть дѣлать святыми
   Императоры нынѣшняго колѣна
   Императрица
   Испытаніе ученыхъ
   Исторической приказъ
   Исторія
             Какъ ее пишутъ
             Ученіе оной
   Іезуиты
   Іо, пляска 279
   Кабинетъ рѣдкостей
   Казни
   Кай-фынъ-фу, городъ
   Календари
             Раздача оныхъ
   Калъ
   Каменное масло
   Каналы
             Императорской
   Кан-гу
   Кантонская провинція
             Кантонъ, городъ
             Зданія
             Описаніе
             Полиція
             Правленіе
             Приказы
             Свойство жителей
   Кан-хи, Императоръ
             Образъ его
             Похвала
   Кан-хо, пляска
   Капища
   Караульни --
   Карты
   Кваны
   Китай
             Изобиліе
             Торговля
   Китайцы
             Волосы
             Домы
             Имена
             Малеучены
             Образъ ихъ
             Одежда
             Свойства
   Кладбища
   Книги
   Военныя
   Князья крови
   Колао
   Колоколы
   Комедіанты
   Комедіи
   Компасъ
   Конфуцій
             Жена его
             Жизнь
             Отечество
             Перемѣна произведенныя
             Писанія
             Потомки
             Почтеніе
             Секта
   Корейцы
             Торги
   Кохинскій портъ
   Кохинхинъ
   Ксаверій
   Куры особливыя
   Кяхта
   Лавки
   Лаковое дерево
   Лао-кіунъ
             Книги
             Секта
             Ученіе
   Летучая гора
   Летучій мостъ
   Летучія мыши
   Ли-джи, плодъ
   Лиценціаты
   Лій, бунтовщикъ
   Ловля утокъ
   Лу королевство
   Лува, птица
   Лѣкари
   Летосчисленіе
   Магистры
   Магометане
             Вѣра
   Макао, городъ
   Мандарины
             Военные
             Должность
             Поученія
             Имя
             Награжденія
             Одежда
             Почтеніе
             Преимущества
             Различіе
             Степени
             Число --
   Манжуры, народъ
   Маркъ Павелъ, Венеціянецъ
   Математической приказъ
   Матеріалисты
   Минъ, колѣно Импер.
   Младенцы
   Моды
   Молоченіе
   Монастыри
   Монета
   Мордехинъ, болѣзнь
   Мореплаваніе
             Начало онаго
   Морская сила
             Строеніе судовъ
   Мосты
             Желѣзной
             Летучей
   Мраморъ
   Муг-денъ городъ
             Поэма
   Музоній
   Музыка
             Приказъ музыки
             Разные роды
   Мыши
   Мѣдь
   Набойки
   Навозъ
   Наказанія
   Нан-кинъ, городъ
             Башня
             Зданія
             Жители
             Имя
             Колоколы
             Положеніе
             Торгъ
   Нань-сюнъ, городъ
   Нан-янъ, уѣздъ
   Невольники
   Негніющее дерево
   Нин-по, городъ
   Нищіе
   Носильни
   Носильщики
   Нравоисправители
   Нравоученіе
   Обезьяны
   Обрядникъ, книга (при смерти)
   Обряды (при столѣ)
   Обсерваторія
   Обычаи
   Обѣды
   Опенки
   Охота
   Пареннень, Іезуитъ
   Пекинъ
             Жители
   Пентонгъ, металлъ
   Перепелки
   ПЕТРЪ ВЕЛИКІЙ
   Пет-се, трава
   Пиры
   Писатели
   Письма
   Пища
             Въ дорогѣ
   Пляски
   Подати
   Позорища
   Полиція
   Полукоролевы
   Померанцы
   Порцелана
   Посольство Россійское
   Посольства
   Постоялые дворы
   Посѣщенія
   Похороны
   Почетной знакъ
   Почтеніе къ Государю
             къ престарѣлымъ
             къ родителямъ
             къ старшимъ братьямъ
             къ умершимъ
             къ учителямъ
   Почтовой ерлыкъ
   Почты
   Правленіе
   Праздники
             Весенній
             Водяной
             Въ честь матери Императорской
             Землепашества
             Конфуціевъ
             Новаго года
             Фонарной
   Приказы
             Астрономіи
             Верховной
             Внутренній
             Военной
             Историческій
             Иностранной
             Музыки
             Нравоисправителей
             Обрядовъ
   Присвоеніе дѣтей
   Прозрачная бумага
   Пытка
   Пышность
   Разводъ
   Раки
   Ревень
   Рикчи, Іезуитъ
   Рогеръ , Іезуитъ
   Рыба голубая
   Рѣзное искуство
   Рѣки
   Сады
   Сальное дерево
   Сан-ван-габъ, гора
   Сань-Сіянь, островъ
   Саранча
   Свадьбы
   Секты
             Безбожниковъ
             Безсмертныхъ
             Лао-кіунова
   Си-аль-фу, городъ
   Синью, рыба
   Скульптура
   Слоны
   Смола
   Совѣтъ
   Соколы
   Стекляная фабрика
   Стѣна большая
   Стѣнные драконы
   Су-джеу, городъ
   Суды
   Суевѣріе
   Сунт-се, генералъ
   Сы-чуань, провинція
             Рѣки
   Ся-джеу-фу, городъ
   Табакъ
   Та-джеу, городъ
             Винной рынокъ
   Тай-дзу
   Тай-дзунъ
   Танш-су Импер.
   Татарской городъ
   Та-шао, пляска
   Татары
   Та-хо, рѣка
   Теитръ
   Теун-хонгъ, Импер.
   Тигры
   Типографія
   Ти-сіангъ, Импер.
   Тіенъ
   Тола, рѣка
   Торговля
   Трактиры
   Трауръ
   Тріумфальныя ворота
   Трудолюбіе
   Теи, королевство
   Тюрмы
   Тан-нанская пров.
   Увеселенія
   Уголовные суды
   Утзей
   Учанъ-фу, городъ
   Ученіе
   Ученые
             Разныя степени
   Учители
   Учтивость
   Фабрики
   Фарфоръ
   Феіерверки
   Фигляры
   Фое
   Фонари
   Фу
   Фу-ванъ
   Фу-гіянъ, провинція
   Футти, Императоръ
   Фу-хи, Императоръ
             Гробница
   Хан-джеу-фу, городъ
   Хань-янъ, городъ
   Химія
   Хинг-тсе, философ
   Хлѣбъ какъ молотятъ
   Ходы
   Хо-нань, провинція
             Вода отмѣнная
             Произрастенія
             Столица --
   Хо-нань-фу, городъ
   Ху-гуань, провинція
   Хун-фу, Императоръ
   Ху-тсе, филос.
   Хѣ-нинь, островъ
             Величина
             Обычаи
             Произрастенія
   Цвѣты позволенные для платья
   Ци-шу, дерево
   Чай
   Часовые
   Часы
             Мнѣніе Китайцовъ
   Черви шелковые
   Чернила
   Чиновники и правители
   Чун-джеу, городъ
   Шаль, Іезуитъ
   Шанъ-дунъ , провинція
   Шанпингъ
   Шань-ти
   Шелковые черви
   Шелкъ
   Ши-дзу , Императоръ
   Ши-хуань-ти, Императоръ
   Шойферъ, типографщикъ
   Шоу-джде-фу, городъ
   Шоу-синъ, городъ
   Шунь, Императоръ
   Шунь-джи, Императоръ
   Шынь-си, провинція
   Ю, Императоръ
   Ю, пляска
   Ю-анъ-ши, Императоръ
   Юкіау
   Юнъ-тингъ, Императоръ
   Юнь-нань, провинція
             Учтивость
   Языкъ
   Янъ-джеу, городъ
   Янъ-джеу-фу, городъ
             красавицы
   Яу, Императоръ
   Ящерица называемая стѣнной драконъ, или женской сторожъ
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru