Куприн Александр Иванович
Александр Дюма

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Критико-биографический очерк.

   
   Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
   Пенза, 2015.
   

Критико-биографический очерк

   Дюма -- человек бурных излияний. Его политические убеждения, так же как его дружба и как его ненависть (когда он ее чувствует), не обходятся у него без топотни и крика. Нет ничего забавнее, как читать в его "Мемуарах" страницы, посвященные июльским дням (30 г.): "Произвели революцию те, которых я видел в деле и которые видели меня на баррикадах". Дюма на всех перекрестках: при захвате артиллерийского музея, в атаке Лувра -- везде его узнают по его султану! Здесь уже чувствуются доспехи Франциска I и аркебуз Карла IX, потому что его романтизм прошедшего нашел свою среду. Вперед! Лицом к пулям, к митральезам. "Пушечный выстрел -- прямо в меня!" Сколько веселья, пыла, чванства, какое игривое смешение вызова и гасконады! Мишле, говоря об императрице Марии Терезе, вскричал: "У нее утроба полна тиранами!" Как же в словах и жестах этого великолепного Дюма, этого разрушителя баррикад, не заметить Д'Артаньяна, де Коллюна и Портоса, которым он полон. И заметьте хорошенько, что это не только дон Родриго, но так же и Гаргантюа и Грандузье. Та же эпопея, та же лира.
   "Я умирал голода и особенно от жажды. Мне отыскали бутылку бордосского вина, которую я опустошил почти одним глотком. Мне принесли огромную миску шоколаду, и я его проглотил".
   Таков Дюма, смотрящий, как и большинство романтиков, на жизнь через призму театра. Сейчас мы увидим его едущим в Италию к Красным Рубашкам завоевывать Неаполь и играющим около Гарибальди роль мухи на кибитке.
   Знаменитый кондотьер, прибыв в Неаполь, назначил Дюма сю-ринтендантом изящных искусств и устроил его на средства муниципалитета в Киатамоне, в прелестном palazzeto на берегу моря. Однако согласная гармония скоро распалась. Дюма становился слишком неудобным. Он вызывал публичные манифесты. Он врывался в двери военного света, чтобы выразить Гарибальди народную волю. "Народ волнуется!" -- кричал он, просовывая в полуотворенную дверь свое большое, доброе, взволнованное лицо. На что командир тысячи отвечал резко: "Пусть волнуется!" -- иными словами: "Идите к дьяволу!"
   Впрочем, -- размышляет Блэз де Бюри, -- разве в настоящее время не все романтические писатели лезут в общественные дела и, надо признаться, без особенного блеска...
   ...Кто-то назвал его человеком XVI столетия. В этом определении есть своеобразная меткость. Александр Дюма совсем не укладывается в созданные ему обычные рамки. Он скорее был сродни просвещенным кондотьерам времени Возрождения.

* * *

   Дюма писал много и очень скоро. Первую книжку романа "Кавалер Красного Замка" он написал на пари в пятьсот восемь часов, включая сюда еду, питье и отдых, в общем около трех печатных листов. Пьеса "Наполеон Бонапарт" в 8-ми действиях и 24-х картинах, содержащая в общей сложности 900 строк, была им, по настоянию директора театра "Одеон" г. Ареля, написана всего за 8 дней. Часто увлеченный работаю, он целый день не выходил из кабинета. Тогда завтрак и обед ему накрывали на маленьком передвижном столике, возле письменного стола, но нередко уносили их нетронутыми. Писал он без помарок, строгими линиями, чистым, ясным и красивым почерком.
   Слог его быстр, легок, изворотлив и подвижен. Повсюду Дюма отдает предпочтение живому диалогу с короткими вопросами и ответами. Побочным обстоятельствам и второстепенным сведениями о своих героях он не дает много места, предпочитая выяснять их двумя-тремя <фразами> в разговоре. У него есть промахи, вроде грубостей, повторений, тусклых мест, сделанных без подъема, неловких переходов и т.д. Но всматриваться тщательно в его стиль так же бесполезно и ненужно, как разглядывать вблизи театральные декорации, которые кажутся крикливой мазней на расстоянии аршина и образуют волшебную картину с другого конца зрительного зала.
   Он писал свободным тоном, без затруднений, не углубляясь, довольствуясь беглым чтением, в путешествии -- одним впечатлением, что не мешает, когда он не слышит, знать и тонкость своего ремесла и говорить о стиле других авторов с глубоким пониманием...

* * *

   Строгий Брандес так говорит о Дюма: "Он наполнял сцену, газеты и книжные лавки своими произведениями. Печатные машины кряхтели и стонали, чтобы только угнаться за его быстрым пером Следует только жалеть о том, что мальчишеское легкомыслие помешало ему пройти хорошую школу".
   А Пелисье важно замечает: "Если бы Дюма не разбрасывал так щедро своих богатых сил, он достиг бы звания одного из величайших писателей своего века".
   Но мы скромно думаем, что если какая-нибудь школа и сумела наложить узду на творчество Дюма, то она только изуродовала бы его прекрасный талант. Что же касается до глубокомысленного мнения Пелисье, то мы хотели бы спросить: где же, наконец, в писательской иерархии эти пограничные мысли, отделяющие великолепного от великого, великого от талантливого и талантливого писателя от того, которого просто приятно почитать на ночь?
   Кто берет на себя смелость учреждать эту шкалу ненужного местничества? И кто посмеет упрекнуть человека, если он чистосердечно признается, что Эдгар По, Киплинг и Мопассан ему ближе и понятнее, чем Гомер, Гете и Данте?
   Дюма иногда говорил: "Я насилую историю". И правда, ему случилось бесцеремонно обращаться с историческими фактами, пригоняя их к развивающемуся плану романа. Но он никогда не искажал духа истории и не отступал от правды в изображении исторических лиц. Его Карл IX, Генрих III, Людовик XIII, Людовик XIV, Людовик XV, Людовик XVI, Катерина Медичи, Анна Австрийская, Мария Антуанетта, Ришелье и Мазарини, не только верны истории, но каким-то чудом, истинно гениальным проникновением, их образы угаданы и закреплены еще глубже, еще живее и человечнее, чем доступно сухой науке, и никакой учебник не запечатлеет их так резко в памяти, как его романы. Дамы XVI столетия действительно имели жестокое и противное для нас обыкновение сохранять головы и сердца своих возлюбленных, погибших за них на дуэли или на эшафоте; кавалер де ла Молль, действительно, умер на плахе, частью из любви к Маргарите Валуа, частью жертвой придворной интриги; Шарль де Бюсси, действительно, оборонялся против двенадцати наемных убийц, выбросился из окна, повис телом на остриях садовой решетки и был, действительно, пристрелен из аркебуза по приказанию завистливого и ревнивого Франсуа Анжуйского. Но когда вы читаете скупую историческую хронику, преображенную в пылком воображении Дюма, когда вы видите давно ушедших людей <...>
   <...> А сознаться в этом запретном грехе они до сих пор не решились.
   И потому-то очень жалко, что в русской литературе до сих пор не появилось настоящей, умной, смелой и справедливой книги об этом щедром, веселом, героическом и великом Дюма.

22 ноября 1918 г.

   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Датирован по рукописи 1918 г. (ИРЛИ. Ф. 242).
   Куприн стал первым автором критико-биографического очерка о Дюма в русской литературе. Над очерком писатель работал в октябре-ноябре 1918 г. по заказу М. Горького для издательства "Всемирная литература". Он предназначался в качестве предисловия к собранию сочинений Дюма. Вступительная статья, оставленная Куприным в Гатчине, была утеряна. Несколько листов, подобранных в гатчинском доме писателя позже поступили в РО ИРЛИ. Дошедшие до нас отрывки представляют листы большого формата, исписанные с двух сторон, нумерация страниц 73-76, 81. Все это свидетельствует о том, какую крупную работу написал Куприн для "Всемирной литературы". Впервые очерк 1918 г. был опубликован П. П. Ширмаковым в журнале "Звезда". -- 1970. -- No 9. В эмиграции Куприн заново восстановил по памяти текст литературно-публицистического очерка и впервые опубликовал в 1930 г. в парижской газете "Возрождение" под названием "Дюма-отец". (Рукопись позднего очерка и его газетные гранки, выправленные автором, находятся в РГАЛИ). Восстановленный автором очерк 1931 г., тоже интересный и увлекательный, бледнее по языку, мыслям и наблюдениям, чем первоначальное произведение, которое Куприн написал для "Всемирной литературы".
   -- Дюма Александр, настоящее имя Александр Дюма Дави де ла Пайетри (1802-1870) -- выдающийся французский писатель, романист, журналист, драматург. Всемирную славу приобрели его произведения: "Три мушкетера" (1844), "Граф Монте-Кристо" (1845), "Королева Марго" (1847) и др.
   -- лицом к митральезам -- митральеза, артиллерийское орудие, предшественник пулемета.
   -- гасконада -- хвастовство, похвальба, вранье; от названия французской провинции Гасконь, откуда родом Д'Артаньян, герой романа Дюма "Три мушкетера".
   -- Мишле Жюль (1798-1874) -- французский историк и публицист.
   -- дон Родриго -- герой трагедии Пьера Корнеля "Сид", национальный герой Испании, прозванный побежденными маврами Сидом.
   -- Гаргантюа и Грандузье -- персонажи романа Франсуа Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль"; король Грандузье (глотка, обжора), отец Гаргантюа.
   -- Красные рубашки -- название добровольцев-повстанцев в Италии XIX в., принимавших участие в восстании Гарибальди.
   -- играющим около Гарибальди роль мухи на кибитке -- сравнение с мухой взято из басен И. Дмитриева и И. Крылова: муха сидела на рогах вола, но хвасталась: "Мы пахали".
   -- кондотьер -- (итал.) предводитель наемного военного отряда.
   -- сюринтендант изящных искусств -- командующий офицер во главе военной академии; т.е. -- президент.
   -- palazzeto -- дворец.
   -- Блэз де Бюри -- Блаз де Бюри Анри (1813-1888), французский писатель, критик.
   -- Брандес -- Георг Брандес (1842-1927), датский литературовед, публицист.
   -- Пелисье -- Жан Жак Пелисье (1794-1864), французский военачальник, генерал-губернатор Алжира.
   -- Маргарита Валуа и кавалер де ля Моль -- Маргарита (1553-1615), супруга короля Наваррского Генриха IV, известная как королева Марго, героиня романа Дюма "Королева Марго". Шевалье де ла Моль -- возлюбленный королевы.
   Печатается по: "Звезда". -- 1970. -- No 9.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru