Коровин Константин Алексеевич
Трагик

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   М., "Русский путь", 2010.
   

Трагик

   У артистки театра Корша Смирновой устраивались для друзей вечеринки. Муж ее, Н.Е. Эфрос, был "мужчина серьезный", но до чего непоседливый! Бегает из одной комнаты в другую, вертится, вечно о чем-то хлопочет. Будто с утра ключом его заводили, вот как заводят игрушки.
   Так и в тот вечер... Эфрос не унимался ни на минуту, подходил то к одному, то к другому актеру, спрашивал, где что идет, и записывал в книжечку.
   Был тут и другой человек, тоже серьезный и задумчивый,-- забыл, как его звали. Но, помню, за ужином этот человек все норовил сказать, должно быть, что-то весьма дельное и значительное.
   Он встал, поднял бокал и начал официально:
   -- Милостивые государыни и милостивые государи...
   Но актеры говорить ему не дали. Только он начал -- "Драматическое действие в своем начале имеет две неопровержимых конкретных формы, первая из них...", как актер Климов перебил его:
   -- Господа, канделябры в прошлом году были фарфоровые, а нынче бронзовые сделались. Странно! Почему бы это, Надежда Александровна?
   Все стали смотреть на канделябры, удивлялись.
   Оратор пробормотал:
   -- Виноват, я не окончил мысль... В действе самого действия, в сокровенной его психологии...
   Но актер Вовка опять перебил:
   -- Ежели кошке дать валерьянку, так она...
   Оратор умолк, снова начал. Однако опять кто-нибудь заметит: "На пять тысяч держу пари, что это не рябиновка, а бузиновка",-- и покажет бутылку, а гости смотрят и кричат: "Врешь!"
   Так и не дали договорить задумчивому человеку.
   В чем дело? Оказывается, уже давно, чуть ли не год перед тем, актеры сговорились мешать этому красноречию. Год целый длится эта история. Задумчивый человек всем жалуется: "Не дают говорить", а самому невдомек, что они его и на вечера для того самого приглашают.
   Еще был на вечеринке известный доктор, психиатр Баженов, одетый изысканно. Он постоянно складывал руки, как бы молясь или прося прощения у молодых актрис. Те позволяли ему целовать себя, подставляя щеку. Он целовал, закрывая глаза, и замирал надолго. Они называли себя именами и двойными фамилиями и кокетничали, каждая по-своему. Одна щурилась -- что очень шло к ней, и она это знала, другая, обладательница больших глаз,-- старалась расширить их еще больше. Та говорила трепетно и немного как бы вздрагивала или пугаясь, та -- небрежно-ласково, будто растворялась в истоме.
   Был тут и Борисов, вечно подпевавший романсы, а в сторонке сидел мрачный, огромного роста провинциальный трагик Задунаев-Врайский и пил стаканами коньяк. Когда его спрашивали -- "Что это ты коньяк хлещешь?",-- он отвечал: "Глаза болят".
   Как-то после выпивки, пения, веселья, уже к утру, гости стали расходиться. На подъезде Задунаев-Врайский остановился, склонил грустно голову и стал жаловаться:
   -- Живу, играю, веселюсь, а моя Ольга прошлой весной -- ау! И всегда я чувствую себя скверно после веселья. Прошедшей весной умерла Ольга. Она похоронена вон там, отсюда недалеко,-- он показал рукой вдаль Тверской,-- на Даниловском. Еду к ней. Не могу! Еду.
   -- И мы с тобой поедем,-- предложили все в один голос.-- Все поедем! Взяли извозчиков. До кладбища было верст пять.
   Раннее утро, чуть брезжит свет. На пролетке я оказался рядом с очень красивой актрисой. На ней была большая шляпа с висящими вишнями и темный жакет с белыми обшивками, похожий на жука, гладкий и тугой, а талия была тонюсенькой. Как она нравилась мне -- тогда, в это раннее утро, на Тверской! И жакет ее, и тонкая талия, и вишни в шляпе. Молод я был, и божественно-прекрасной казалась мне она в весеннем сумраке. До жути радостно было трястись рядом с ней на извозчике.
   Когда мы въехали под каменную арку Триумфальных ворот, она обернулась ко мне и сказала:
   -- Ах, как хорошо, как торжественно. Ах, арка! Я чувствую себя маркизой, а вы -- мой верный паж.
   На кладбище Задунаев-Врайский отыскал могилу. Она была еще свежа. Трагик имел вид сугубо мрачный. Он встал на колени перед насыпанной горкой земли, долго крестился и кланялся, касаясь головой края насыпи, и когда поднялся, на лбу его и на седевших уже волосах видны были комья глины. Он простер над могилой руки и дрожащим голосом сказал:
   -- Вот она, Ольга. Моя Ольга -- здесь. Бедная моя Ольга! В Нижнем я играл Кина. Театр гремел. А она кашляла. Номера Трофимова -- сырые...
   Прекрасная актриса в шляпке с вишнями тоже истово крестилась и подносила к глазам батистовый платочек.
   Трагик бил себя в грудь и рыдал:
   -- Не будь такой сволочью этот Линевич, была бы она жива. Еще буду ему морду бить. А полицмейстер хорош! Дал убежать антрепренеру, бродяга. А доктора? Оперируют, вынимают легкие, прокалывают женщину, и это...
   И вдруг растерянно посмотрел на могилу, на нас, кругом:
   -- А ведь могила-то не та,-- сказал он.
   -- Что же ты, чертова кукла, зря нас возишь! -- кричали ему актеры.
   -- За каким дьяволом тряслись этакую даль!
   -- Какая тут застава? -- грозно спросил Задунаев-Врайский. Ему ответили:
   -- Тверская.
   -- Да, ошибка! Та застава -- Бутырская. И притом темно было. Стал я малость рассеян. Старость. Вне жизни я уже -- понимаете? Вне жизни... Перепутал.
   И затем, как бы обидевшись на нас, трагик добавил:
   -- Она похоронена в Ростове!
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Трагик -- Впервые: Возрождение. 1930. 12 октября. Рассказ имеет подзаголовок: Московское воспоминание. Входит в издание "Константин Коровин вспоминает...". Печатается по газетному тексту.
   театр Корша -- крупнейший частный драматический театр в России. Основан в Москве театральным предпринимателем Ф.А. Коршем. Открылся в ноябре 1882 г. премьерой спектакля "Ревизор". Театр славился сильной труппой. На его сцене в разное время играли П. Орленев, В. Давыдов, И. Москвин, М. Иванов-Козельский, А. Остужев, Н. Радин, М. Климов, М. Блюменталь-Тамарина, Л. Леонидов, В. Топорков, А. Кторов и др. В 1900-1909 гг. главным режиссером театра был Н. Синельников. В числе лучших спектаклей можно назвать: "Горе от ума" Грибоедова, "Иванов" Чехова, "Маскарад" Лермонтова, "Гроза" Островского, "Гамлет" Шекспира, "Тартюф" Мольера, "Дети Ванюшина" Найденова, "Дни нашей жизни" Л. Андреева и др. В репертуаре, однако, преобладали типично коммерческие, развлекательные пьесы, фарсы, мелодрамы; каждую неделю ставился новый спектакль. В сезоне 1925/26 г. Театр Корша был включен в сеть государственных театров. Назывался Театром комедии (б. Корш), Московским драматическим театром. Закрыт в 1932 г.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru