Аннотация: The Secret Agent. Перевод Зинаиды Венгеровой. Текст издания: "Вѣстникъ Европы", NoNo 4-5, 1908.
ТАЙНЫЙ АГЕНТЪ РОМАНЪ. -- Joseph Conrad. The Secret Agent. 1907.
I.
Выйдя изъ дому утромъ, м-ръ Верлокъ оставилъ свою лавку на попеченіи брата своей жены. Никакого риска въ этомъ не было, потому что вообще торговля шла очень тихо, особенно днемъ; рѣдкіе покупатели являлись только подъ-вечеръ. М-ръ Верлокъ вообще не придавалъ большого значенія своей торговлѣ; она служила больше для отвода главъ, прикрывая собой настоящее его занятіе. Къ тому же, онъ могъ быть вполнѣ спокоенъ, такъ какъ кромѣ шурина оставалась дома и его жена.
Лавка была маленькая, да и весь домъ былъ небольшой. Такіе угрюмые кирпичные дома разсѣяны были въ большомъ количествѣ по всѣмъ кварталамъ Лондона до того, какъ началось перестраиваніе города. Лавка занимала четырехугольное помѣщеніе. Входная дверь была закрыта весь день и только къ вечеру таинственно пріотворялась. Въ витринѣ выставлены были фотографическія карточки сильно декольтированныхъ танцовщицъ; затѣмъ, пакетики съ патентованными лекарствами и странные, туго набитые, заклеенные желтые конверты съ обозначенной на нихъ, густой черной краскою, цѣной въ два съ половиной шиллинга. На протянутой поперекъ витрины веревочкѣ висѣли какъ бы дли просушки старые французскіе юмористическіе журналы. Затѣмъ еще были разложены въ витринѣ канцелярскія принадлежности, бутылочки съ чернилами для мѣтки бѣлья, каучуковые штемпеля, нѣсколько книгъ, заглавія которыхъ возвѣщали непристойность содержанія, старые нумера невѣдомыхъ, плохо напечатанныхъ газетъ подъ вызывающими заглавіями: "Горящій факелъ", "Призывный Колоколъ". Два газовыхъ рожка въ витринѣ горѣли очень слабо -- можетъ быть, изъ экономіи, а можетъ быть, въ интересахъ покупателей.
Обычными покупателями были или очень молодые люди, которые обыкновенно долго стояли у окна и потомъ только украдкой пробирались въ лавку, или же люди почтеннаго возраста, видимо сильно опустивщіеся. У нихъ воротникъ былъ обыкновенно поднятъ до ушей, а платье было потертое и забрызганное грязью. Ступали они большей частью весьма неувѣренно, засунувъ руки глубоко въ карманы. Они подходили къ двери бокомъ, выдвигая сначала одно плечо, точно боясь задѣть колокольчикъ входной двери. А этого было трудно избѣгнуть. Колокольчикъ, подвѣшенный къ двери посредствомъ изогнутой стальной ленты, былъ надтреснутъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ, но по вечерамъ онъ немилосердно дребезжалъ, какъ только кто-нибудь приближался къ двери.
Какъ только раздавался звукъ колокольчика, изъ-за покрытой пылью стеклянной двери за деревяннымъ прилавкомъ показывался м-ръ Верлокъ, выходя изъ задней комнаты. У него были заспанные глаза съ тяжелыми вѣками; можно было подумать, глядя на него, что онъ весь день валялся въ платьѣ на неприбранной постели. Всякій другой на его мѣстѣ не рѣшился бы показаться такимъ, такъ какъ въ торговомъ дѣлѣ очень важно, чтобы у продавца былъ обходительный, пріятный видъ. Но м-ръ Верлокъ зналъ своихъ покупателей и не церемонился съ ними. Глядя въ лицо покупателю дерзкимъ и вызывающимъ взглядомъ, точно отвѣчая этимъ на ожидаемую брань и угрозы; онъ продавалъ какой-нибудь предметъ, слишкомъ явно не стоющій тѣхъ денегъ, которыя за него уплачивались: какую-нибудь маленькую коробочку, какъ будто пустую внутри, или одинъ изъ тщательно запечатанныхъ желтыхъ конвертовъ, или же книжку въ загрязненной оберткѣ съ многообѣщающимъ заглавіемъ. Изрѣдка продавалась любителю и какая-нибудь изъ вылинявшихъ декольтированныхъ танцовщицъ.
Иногда на призывный звукъ треснувшаго колокольчика появлялась м-ссъ Верлокъ, молодая женщина, довольно полная, въ плотно облегающемъ ее платьѣ, съ гладко причесанными волосами. У нея былъ такой же пристальный взглядъ, какъ у мужа, и она стояла за прилавкомъ съ непроницаемо-равнодушнымъ видомъ. Покупатели юнаго возраста смущались при появленіи женщины; нѣкоторые съ затаеннымъ бѣшенствомъ требовали бутылочку чернилъ для мѣтки, платили за нее полтора шиллинга, вмѣсто обычной цѣны въ шесть пенсовъ и, выйди изъ лавки, сейчасъ же бросали бутылочку въ канаву.
Вечерніе посѣтители -- тѣ, у которыхъ воротники были подняты до ушей, а поля мягкихъ фетровыхъ шляпъ спущены вникъ,-- кивали головой м-ссъ Верлокъ съ видомъ хорошихъ знакомыхъ; пробормотавъ привѣтствіе, они приподнимали доску въ концѣ прилавка и проходили въ корридоръ, изъ котораго крутая лѣстница вела вверхъ. Дверь въ лавку была единственнымъ входомъ въ домъ, въ которомъ м-ръ Верлокъ занимался своими разнородными дѣлами, продажей подозрительныхъ предметовъ, охраной общества и, кромѣ того, культомъ семейныхъ добродѣтелей. Онъ былъ образцовый семьянинъ. Его духовные, умственные и физическіе запросы вполнѣ удовлетворялись въ домашней обстановкѣ. Дома онъ жилъ спокойно и мирно, окруженный попеченіями жены и почетомъ матери, м-ссъ Верлокъ.
Мать Винни Верлокъ была полная, коренастая женщина съ широкимъ смуглымъ лицомъ. Она носила черный парикъ и бѣлую наколку. Опухшія ноги не давали ей возможности двинуться съ мѣста. Она гордилась своимъ французскимъ происхожденіемъ. Овдовѣвъ послѣ долголѣтняго супружества -- мужъ ея былъ оптовый торговецъ съѣстными припасами,-- она содержала себя, дочь и сына тѣмъ, что сдавала меблированныя комнаты въ одномъ изъ фешбнэбельныхъ кварталовъ Лондона. Дамъ она къ себѣ не пускала. Въ виду удачно выбраннаго мѣста, комнаты ея были всегда заняты, но жильцы вовсе не принадлежали въ аристократическому обществу. Дочь ея, Винни, помогала ей вести хозяйство. Слѣды французскаго происхожденія замѣтны были и въ молоденькой дочери вдовы. Винни со вкусомъ причесывала свои блестящіе черные волосы, у нея былъ очаровательный цвѣтъ лица и она держалась съ большимъ достоинствомъ, но при этомъ вовсе не уклонялась отъ разговоровъ съ жильцами и была чрезвычайно любезна, никогда, впрочемъ, не роняя себя этимъ. М-ръ Верлокъ, повидимому, сразу почувствовалъ обаяніе ея чаръ. Занимая комнату у вдовы, онъ часто отлучался безъ всякихъ видимыхъ причинъ. Онъ обыкновенно возвращался въ Лондонъ съ континента съ нѣсколько таинственнымъ видомъ. Образъ жизни его былъ не совсѣмъ обычный. Утренній кофе ему подавали въ постель, и онъ обыкновенно не вставалъ до полудня, а иногда даже поднимался еще позже. Уходилъ онъ изъ дому поздно и возвращался уже рано утромъ. Когда Винни вносила ему въ десять часовъ утра подносъ съ завтракомъ, онъ здоровался съ ней съ изысканной любезностью, но голосъ у него былъ охрипшій, точно онъ много часовъ кряду говорилъ безъ умолку. Его выпуклые глаза съ тяжелыми вѣками, смотрѣли на нее томнымъ влюбленнымъ взглядомъ.
Матери Винни м-ръ Верлокъ казался идеальнымъ джентльмномъ, и она охотно согласилась выдать за него замужъ свою дочь. Сразу же было рѣшено, что вдова уже не будетъ больше сдавать меблированныя комнаты. М-ръ Верлокъ заявилъ, что это было бы неудобно въ виду другихъ его дѣлъ. Какія это были дѣла, онъ не говорилъ. Онъ только сказалъ, что всю мебель можно перевезти къ нимъ, и что мать его жены будетъ жить съ ними. Сдѣлавшись женихомъ Винни, онъ сталъ вставать до полудня и сходилъ внизъ къ матери своей невѣсты, которая, въ виду своей немощи, сидѣла неподвижно въ столовой. Онъ гладилъ кошку, поправлялъ огонь въ каминѣ, ждалъ завтрака и потомъ еще сидѣлъ послѣ завтрака съ невѣстой и ея матерью цѣлые часы, чувствуя себя видимо очень хорошо въ уютной домашней обстановкѣ. Но поздно вечеромъ онъ все-таки уходилъ. Онъ никогда не предлагалъ Винни повести ее въ театръ, какъ это сдѣлалъ бы на его мѣстѣ всякій другой молодой человѣкъ. Онъ говорилъ, что занятъ по вечерамъ, и однажды сказалъ Винни, что занятія его имѣютъ отношеніе къ политикѣ. Онъ просилъ ее быть впослѣдствіи любезной съ его политическими друзьями, и она отвѣтила согласіемъ, глядя на него нѣмымъ непроницаемымъ взглядомъ.
Что онъ еще сказалъ ей о своихъ занятіяхъ -- этого мать Винни никакъ не могла разузнать. Послѣ свадьбы дочери, она переселилась къ ней. Перевезли и всю мебель. Жалкій видъ лавки ее удивилъ. Переѣздъ изъ широкаго сквера въ фешенэбельномъ кварталѣ Бельгравія въ узкую улицу тѣснаго квартала Сого сильно повредилъ ея здоровью. Ноги ея распухли до ужасающихъ размѣровъ. Но зато она избавилась отъ всякихъ матеріальныхъ заботъ. Добродушіе зятя внушало ей полное довѣріе. Будущность ея дочери была, очевидно, обезпечена, и точно также ей нечего было тревожиться и о сынѣ. Она, конечно, сознавала -- этого нечего было скрывать отъ себя,-- что бѣдный Стэви былъ большой обузой въ жизни. Но въ виду того, что Винни очень любила своего болѣзненнаго брата и что м-ръ Верлокъ былъ очень добрый, великодушный человѣкъ, она чувствовала, что ей нечего безпокоиться о своемъ сынѣ, что ему не будетъ скверно житься на свѣтѣ. Она даже въ глубинѣ души радовалась, что у Верлоковъ нѣтъ дѣтей, тѣмъ болѣе, что самъ Верлокъ, повидимому, не страдалъ отъ этого обстоятельства, а Винни привязалась съ чисто материнской любовью къ своему несчастному брату.
Трудно было пристроить къ чему-нибудь бѣднаго Стэви. У него былъ болѣзненный видъ. Онъ былъ бы, собственно говоря,недуренъ собой, если бы не безпомощно опустившіеся углы рта. Его научили читать и писать, но примѣнить своихъ знаній хотя бы къ самому легкому дѣлу онъ не могъ. Онъ не годился на должность посыльнаго, такъ какъ забывалъ, куда и зачѣмъ его посылали. Видъ какой нибудь бродячей кошки или собаки такъ его увлекалъ, что онъ шелъ за нею на грязный дворъ. Или же онъ смотрѣлъ на уличныя происшествія въ ущербъ интересамъ своего нанимателя. Если на улицѣ падала лошадь,которую заставляли везти слишкомъ тяжелую поклажу, онъ съ дикимъ крикомъ врывался въ собравшуюся вокругъ происшествія толпу и возмущалъ своимъ отчаяніемъ всѣхъ окружающихъ. Имъ было непріятно, что искренно выраженное сочувствіе въ несчастному животному мѣшало имъ спокойно наслаждаться обычнымъ зрѣлищемъ. Когда его уводилъ какой-нибудь важный съ виду полицейскій, то часто оказывалось, что бѣдный Стэви забылъ свой адресъ -- по крайней мѣрѣ на время. Отъ неожиданно предложеннаго вопроса онъ начиналъ весь дрожать. Отъ всякаго испуга у него перекашивались глаза. Но ясно выраженныхъ нервныхъ припадковъ у него не было. Въ раннемъ дѣтствѣ, когда на него начиналъ кричать отецъ, раздражаясь его придурковатостью, онъ бѣжалъ къ сестрѣ и прятался, уткнувъ голову въ ея передникъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ иногда могло казаться, что въ мальчикѣ много скрытаго упрямства и злости. Когда ему исполнилось четырнадцать лѣтъ, другъ его умершаго отца доставилъ ему мѣсто мальчика въ одной конторѣ. Но однажды, въ туманный день, его застали въ отсутствіе хозяина за совершенно неожиданнымъ занятіемъ. Онъ устроилъ фейерверкъ, и вся лѣстница наполнилась дымомъ и трескомъ пущенныхъ имъ ракетъ. Въ конторѣ поднялась настоящая паника. Служащіе разбѣжались по корридорамъ, темнымъ отъ дыма, и мчались, какъ безумные,внизъ по лѣстницѣ. Но, повидимому, Стэви вовсе не испытывалъ удовольствія отъ своей шалости. Очень трудно было добиться у него объясненія причинъ, побудившихъ его выкинуть такую штуку. Только гораздо позже Винни вынудила у него туманное признаніе. Оказалось, что два другихъ конторскихъ мальчика разжалобили его разсказомъ о несправедливомъ обращеніи съ ними и довели его этимъ до бѣшенства, вызвавшаго актъ мести. Конечно, его тотчасъ же прогнали за его продѣлку, и въ награду за свой альтруистическій подвигъ Стэви принужденъ былъ мыть посуду въ кухнѣ и чистить сапоги жильцамъ своей матери. Иногда онъ получалъ за это какую-нибудь мелочь отъ жильцовъ; наиболѣе щедро награждалъ его м-ръ Верлокъ. Но заработки его все таки были самые ничтожные, и когда Винни объявила матери о своей помолвкѣ съ м-ромъ Верлокомъ, мать ея вздохнула, думая о судьбѣ бѣднаго Стэви.
Оказалось однако, что м-ръ Верлокъ ничего не имѣлъ противъ того, чтобы забрать къ себѣ и брата жены, вмѣстѣ съ ея матерью и съ мебелью, составлявшей все состояніе семья. М-ръ Верлокъ готовъ былъ прижать всѣхъ къ своему широкому любящему сердцу. Мебель разставили по всему дому, а матери м-ссъ Верлокъ отведены были двѣ заднія комнаты перваго этажа. Несчастный Стэви спалъ въ одной изъ этихъ комнатъ. Въ это время у него появился на нижней губѣ легкій золотистый пушокъ. Онъ со слѣпой любовью и покорностью помогалъ сестрѣ въ домашнихъ дѣлахъ, а въ свободное отъ работы время занимался рисованіемъ круговъ на бумагѣ при помощи карандаша и циркуля. Онъ предавался этому занятію съ большимъ рвеніемъ, сидя у кухоннаго стола, широко разложивъ локти и близко нагнувшись къ бумагѣ. Черезъ открытую дверь комнаты за лавкой сестра его отъ времени до времени глядѣла на него съ материнской заботливостью.
II.
Таковъ былъ домъ, такова была домашняя обстановка, а также лавка м-ра Верлока, выйдя изъ которой въ половинѣ одиннадцатаго утра, онъ направился въ западную часть города. Часъ этотъ былъ для него необычно раннимъ. Во всемъ его существѣ чувствовалась какая-то особая свѣжесть. Синее пальто было разстегнуто, сапоги блестѣли, свѣже выбритыя щеки лоснились, и даже глаза съ тяжелыми вѣками, освѣженные безмятежнымъ сномъ, имѣли сравнительно оживленный видъ... Сквозь рѣшетку парка онъ видѣлъ мужчинъ и дамъ, ѣдущихъ верхомъ, то парами, то группами въ нѣсколько человѣкъ, совершающихъ вмѣстѣ утреннюю прогулку. Проѣзжали и всадники, ѣхавшіе въ одиночку; у нихъ были большей частью непріятныя угрюмыя лица. Проѣзжали женщины, за которыми слѣдовали издали грумы съ кокардами на шляпахъ и съ кожаными поясами на плотно обтягивающихъ ихъ ливреяхъ. Проѣзжали коляски съ полуопущеннымъ верхомъ, изъ-подъ котораго выглядывали женщины въ большихъ шляпахъ. На колѣняхъ у нихъ лежали дорогія мѣховыя полости. Все это окутывалъ яркій съ красноватымъ отблескомъ свѣтъ лондонскаго солнца. Даже земля подъ ногами м-ра Верлока имѣла золотистый отливъ. М-ръ Верлокъ шелъ среди золотистой атмосферы, среди свѣта безъ тѣней. Мѣдно-красные отблески падали на крыши, на углы стѣнъ, на экипажи и на широкую спину м-ра Верлока, придавая ржавый видъ его пальто. Но м-ръ Верлокъ не замѣчалъ этого. Онъ глядѣлъ съ чувствомъ удовлетворенія на роскошь, мелькавшую передъ его взорами за рѣшеткой Гайдъ-Парка. Всѣ эти люди нуждались въ охранѣ. Охрана -- самая насущная потребность богатства и роскоши. Всѣхъ этихъ людей, катающихся по парку передъ завтракомъ, необходимо оберегать. Нужно оберегать ихъ лошадей, ихъ экипажи,ихъ дома, источники ихъ богатствъ, весь общественный строй,благопріятствующій ихъ гигіеничному бездѣлью. Всему этому угрожаетъ зависть трудящихся классовъ. Оборона необходима,-- и м-ръ Верлокъ радовался бы тому, что причастенъ къ столь полезному дѣлу,-- если бы не его органическое отвращеніе отъ всякаго лишняго труда. Его лѣнь была не гигіеничной, но органической, связанной со всѣхъ его существомъ. Онъ былъ, фанатическій приверженецъ бездѣлья. Родители его были люди трудящіеся, и онъ былъ рожденъ для трудовой жизни, но полюбилъ праздность исключительной властной любовью -- какъ человѣкъ привязывается въ одной какой-нибудь женщинѣ изъ тысячи другихъ. Онъ былъ слишкомъ лѣнивъ даже для роли оратора на рабочихъ собраніяхъ. Даже говорить было для него лишнимъ усиліемъ. Ему хотѣлось пребывать въ полномъ бездѣйствіи,-- можетъ быть, онъ былъ жертвой философскаго скептицизма и не вѣрилъ въ производительность какого бы то ни было человѣческаго усилія. Такой родъ лѣни требуетъ нѣкотораго ума,-- и м-ръ Верлокъ былъ не глупъ. Думая объ "охранѣ существующаго строя, которому грозитъ опасность", онъ готовь былъ самъ иронически подмигнуть себѣ. Но это выраженіе скептицизма требовало все-таки нѣкотораго напряженія, а его большіе выпуклые глаза не склонны были мигать. Имъ было скорѣе свойственно медленно и тяжело опускаться въ сладкой дремотѣ.
Грузный м-ръ Верлокъ не потиралъ себѣ поэтому рукъ отъ удовольствія и не подмигивалъ самому себѣ, подчеркивая этимъ, свои скептическія мысли, а спокойно и тяжело ступалъ ярко вычищенными сапогами. Онъ имѣлъ видъ обезпеченнаго ремесленника, но вмѣстѣ съ тѣмъ въ немъ было что-то странное, не присущее человѣку, живущему честнымъ трудомъ, нѣчто общее всѣмъ людямъ, эксплоатирующимъ для собственной выгоды человѣческіе пороки и слабости,-- особый отпечатокъ нравственнаго нигилизма, свойственнаго содержателямъ игорныхъ притоновъ и разныхъ вертеповъ, сыщикамъ, кабатчикамъ и до нѣкоторой степени изобрѣтателямъ патентованныхъ цѣлебныхъ средствъ, электрическихъ поясовъ и т. д. Впрочемъ, у людей послѣдней категоріи бываетъ дьявольское выраженіе лица, а въ лицѣ м-ра Верлока не было абсолютно ничего дьявольскаго...
Не доходя до Найтбриджа, м-ръ Верлокъ повернулъ налѣво и свернулъ съ улицы, по которой громыхали омнибусы и тихо скользили кэбы. Подъ шляпой, слегка сдвинутой назадъ, волосы его были гладко причесаны; онъ направлялся въ одно изъ посольствъ и шелъ теперь по тихой аристократической улицѣ, очень широкой и пустынной, производящей впечатлѣніе незыблемости и вѣчности. Единственнымъ напоминаніемъ о земной бренности была докторская карета, остановившаяся у одного изъ домовъ. Издали сверкали ярко вычищенныя ручки домовъ, блестѣли темнымъ блескомъ чисто вымытыя окна. Кругомъ была тишина. Издали проносилась съ звяканьемъ повозка молочника; изъ-за угла промелькнула двуколка мясника; кошка быстро пробѣжала съ виноватымъ видомъ передъ м-ромъ Верлокомъ и скрылась въ подвалѣ ближайшаго дома. Толстый полицейскій, съ виду лишенный всякой способности чѣмъ-нибудь волноваться, вдругъ появился откуда-то, точно выйдя изъ фонарнаго столба, и не обратилъ ни малѣйшаго вниманія на м-ра Верлока. Повернувъ налѣво, м-ръ Верлокъ пошелъ по узкой улицѣ вдоль желтой стѣны и затѣмъ вышелъ на Чешэмъ-Сквэръ и подошелъ къ дому подъ No 10. Онъ остановился передъ монументальными воротами и постучался. Было такъ рано, что привратникъ посольства вышелъ къ м-ру Верлоку, еще натягивая ливрею на красный жилетъ. При видѣ незнакомца, лицо его приняло суровый видъ, но м-ръ Верлокъ показалъ ему конвертъ съ гербомъ посольства и прошелъ дальше. Тотъ же талисманъ онъ показалъ лакею, который открылъ входную дверь; тотъ отступилъ и пропустилъ его въ пріемную.
Въ большомъ каминѣ ярко пылать огонь и спиной къ нему стоялъ пожилой человѣкъ, во фракѣ, съ цѣпочкой вокругъ шеи. Онъ поднялъ глаза съ газеты, которую держалъ развернутой въ рукахъ, но не двинулся съ мѣста. Къ м-ру Верлоку подошелъ другой лакей, въ коричневой ливреѣ, обшитой узкимъ желтымъ шнуркомъ, спросилъ его имя, повелъ его по корридору налѣво, вверхъ по лѣстницѣ, покрытое ковромъ, и ввелъ его въ маленькую комнатку, гдѣ стояли большой письменный столъ и нѣсколько стульевъ. Затѣмъ лакей вышелъ и закрылъ за собой дверь; м-ръ Верлокъ остался одинъ. Стоя съ шляпой и палкой въ рукахъ, онъ провелъ рукой по гладко причесаннымъ волосамъ. Въ эту минуту открылась безшумно дверь, и м-ръ Верлокъ, взглянувъ по ея направленію, увидѣлъ черный сюртукъ, лысую макушку и сѣдыя бакенбарды, свисающія съ двухъ сторонъ на морщинистыя руки. Вошедшій держалъ въ рукахъ пачку бумагъ, поднося ихъ близко къ глазамъ, и подошелъ мелкими шагами къ столу.
Чиновникъ Вурмтъ, правитель канцеляріи въ посольствѣ, былъ близорукъ. Онъ разложилъ бумаги на столѣ, и тогда открылось его пухлое, грустное и очень некрасивое лицо въ рамкѣ длинныхъ жидкихъ сѣдыхъ волосъ. Онъ надѣлъ пенснэ въ черной оправѣ на тупой, безформенный носъ. Увидавъ м-ра Верлока, онъ видимо удивился. Онъ съ нимъ не поздоровался, и м-ръ Верлокъ, зная свое мѣсто, тоже ничего не произнесъ и только почтительно наклонилъ спину.
-- У меня тутъ нѣсколько вашихъ донесеній,-- сказалъ бюрократъ неожиданно мягкимъ усталымъ голосомъ, ткнувъ пальцемъ въ бумаги. Онъ остановился, и м-ръ Верлокъ, узнавшій свой почеркъ, замеръ въ ожиданіи.-- Мы недовольны здѣшней полиціей,-- продолжалъ Вурмтъ усталымъ голосомъ.
М-ръ Верлокъ слегка пожалъ плечами.
-- Какова страна, такова въ ней и полиція,-- сентенціозно замѣтилъ онъ; но такъ какъ правитель канцеляріи продолжалъ упорно на него смотрѣть, онъ вынужденъ былъ прибавить:-- Я позволю себѣ доложить, что не могу оказать никакого воздѣйствія на здѣшнюю полицію.
-- Было бы желательно,-- сказалъ склонившійся надъ бумагами Вурмтъ,-- чтобы произошло нѣчто рѣшительное, что пробудило бы ихъ бдительность. Вѣдь это вы можете устроить, неправда ли?
М-ръ Верлокъ отвѣтилъ только неожиданно вырвавшимся у него вздохомъ. Потомъ, спохватившись, онъ постарался снова придать веселое выраженіе лицу. Вурмтъ продолжалъ нѣсколько безпомощно мигать глазами, точно ему было больно даже отъ слабаго свѣта въ комнатѣ.
-- Необходимо пробудить бдительность полиціи и повліять на суды. Снисходительность здѣшнихъ судовъ и полное отсутствіе репрессивныхъ мѣръ возмущаютъ всю Европу. Желательно было бы выяснить серьезность опасности -- наличность броженія. Вѣдь оно несомнѣнно существуетъ.
-- Конечно,-- сказалъ м-ръ Верлокъ, нѣсколько удививъ собесѣдника своимъ твердымъ ораторскимъ тономъ.-- Опасность существуетъ. Мои донесенія за весь годъ въ достаточной степени это подтверждаютъ.
-- Я читалъ всѣ ваши донесенія за годъ,-- сказалъ Вурмтъ мягкимъ безстрастнымъ голосомъ.-- Но я совершенно не понимаю, зачѣмъ вы ихъ писали.
Наступило молчаніе. М-ръ Верлокъ точно проглотилъ языкъ, а Вурмтъ сталъ внимательно разглядывать бумаги. Наконецъ, онъ ихъ слегка отодвинулъ.
-- То, что вы доводите до нашего свѣдѣнія,-- снова заговорилъ онъ,-- намъ хорошо извѣстно. Если бы не предполагалось опасности, вы бы не состояли у насъ на службѣ. Донесенія о томъ, что есть, безполезны. Нужно вывести на свѣтъ что-нибудь новое, значительное,-- какой-нибудь, я бы сказалъ, тревожный фактъ.
-- Само собой разумѣется, что мои усилія будутъ направлены на это,-- сказалъ м-ръ Верлокъ съ убѣжденной нотой въ голосѣ. Но видъ слѣдящихъ за нимъ изъ-за стеколъ пенснэ глазъ Вурмта сильно его смущалъ.
Онъ замолчалъ, наклонивъ голову съ глубокой почтительностью. Вурмтъ взглянулъ на него. Вдругъ его что-то видимо поразило во внѣшности м-ра Верлока.
-- Вы очень полны,-- сказалъ онъ.
Это замѣчаніе задѣло м-ра Верлока, и онъ отступилъ на шагъ.
-- Что вамъ угодно было сказать?-- спросилъ онъ нѣсколько повышеннымъ голосомъ.
Правитель канцеляріи не захотѣлъ продолжать разговора.
-- Вамъ лучше повидать м-ра Вальдера,-- сказалъ онъ.-- Это даже необходимо. Будьте любезны обождать его здѣсь,-- прибавилъ онъ и вышелъ мелкими шагами.
М-ръ Верлокъ провелъ рукой по волосамъ. У него выступили капли пота на лбу, и онъ тяжело отдувался. Когда слуга въ коричневой ливреѣ показался у дверей, м-ръ Верлокъ все еще не двигался съ мѣста. Онъ стоялъ неподвижно, точно его окружали со всѣхъ сторонъ ловушки.
Пройдя вслѣдъ за лакеемъ по корридору, освѣщенному одинокихъ газовымъ рожкомъ, онъ поднялся по крутой винтовой лѣстницѣ и пошелъ по свѣтлому корридору перваго этажа. Затѣмъ его ввели въ комнату съ тремя окнами, устланную мягкимъ толстымъ ковромъ. Въ глубокомъ креслѣ у письменнаго стола сидѣлъ молодой человѣкъ съ крупнымъ бритымъ лицомъ. Онъ говорилъ по-французски правителю канцеляріи, выходившему изъ комнаты съ бумагами въ рукахъ:
-- Вы совершенно правы, mon cher: онъ слишкомъ толстъ...
М-ръ Вальдеръ, первый секретарь посольства, славился въ салонахъ какъ интересный, обходительный молодой человѣкъ. Онъ былъ даже до нѣкоторой степени любимцемъ общества. Остроуміе его заключалось въ томъ, что онъ любилъ приводить въ соотношеніе самыя разнородныя понятія. Въ подобныхъ случаяхъ онъ усаживался плотно на стулѣ, поднималъ лѣвую руку, какъ бы держа между двумя пальцами свой доводъ, а на кругломъ, гладко выбритомъ лицѣ выражалось веселое недоумѣніе.
Но никакого слѣда неудоумѣнія или веселости не было на его лицѣ, когда онъ взглянулъ на м-ра Верлока. Откинувшись въ глубокомъ креслѣ, широко разложивъ локти и закинувъ ногу за ногу, онъ строго взглянулъ на вошедшаго.
М-ръ Верлокъ поспѣшилъ отвѣтить утвердительно. Подавшись впередъ всѣмъ своимъ плотнымъ туловищемъ, онъ стоялъ неподвижно на коврѣ посреди комнаты, держа шляпу и палку въ одной рукѣ; другая безжизненно свѣсилась. Онъ робко напомнилъ, что служилъ во французской артиллеріи.
М-ръ Вальдеръ сдѣлалъ презрительную гримасу и неожиданно заговорилъ на чистѣйшемъ англійскомъ языкѣ безъ тѣни иностраннаго акцента.
-- Ахъ, да, я и забылъ,-- сказалъ онъ.-- Подождите-ка... Сколько вамъ дано было за рисунокъ ихъ новой пушки?
-- Пять лѣтъ крѣпости,-- неожиданно отвѣтилъ м-ръ Верлокъ ровнымъ голосомъ.
-- Это вы еще легко отдѣлались,-- сказалъ м-ръ Вальдеръ.-- Во всякомъ случаѣ, вамъ подѣломъ. Зачѣмъ попались! Что васъ побудило пойти на такую штуку?
М-ръ Верлокъ сталъ что-то бормотать про молодость, про роковую страсть къ недостойной...
-- Ага, cherchez la femme!-- милостиво прервалъ его м-ръ Вальдеръ. Въ его тонѣ чувствовалась, однако, не любезность, а злобно-пренебрежительное отношеніе.
-- Вы давно у насъ на службѣ?-- спросилъ онъ.
-- Я служилъ еще при покойномъ баронѣ Стоттъ-Вартенгеймѣ,-- отвѣтилъ Верлокъ тихимъ голосомъ и вытянулъ слегка губы съ скорбнымъ выраженіемъ, въ знакъ сожалѣнія о покойномъ дипломатѣ. Первый секретарь замѣтилъ эту игру на его лицѣ.
-- А, такъ это онъ... Ну, что вы можете мнѣ сказать?-- отрывисто спросилъ онъ.
М-ръ Верлокъ отвѣтилъ, что явился не потому, что самъ имѣетъ что-либо сообщить, а потому, что его вызвали письмомъ. Онъ было-засунулъ руку въ карманъ, чтобы показать письмо, но, замѣтивъ насмѣшливое выраженіе на лицѣ Вальдера, такъ письма и не вынулъ.
-- Послушайте,-- сказалъ Вальдеръ.-- Почему это вы такъ располнѣли? Ваша внѣшность не подходитъ къ вашей профессіи. Развѣ васъ можно принять за голоднаго пролетарія? Ни въ какомъ случаѣ. Какой вы, чортъ возьми, соціалистъ, или, тамъ, анархистъ, что-ли?!
-- Анархистъ,-- подтвердилъ м-ръ Верлокъ.
-- Тахъ вамъ и повѣрятъ!-- насмѣшливо сказалъ м-ръ Вальдеръ, не поднимая головы.-- Вотъ вѣдь даже старикъ Вурмтъ обратилъ на это вниманіе. Вы бы не провели самаго глупаго человѣка -- глупы-то они всѣ, конечно. Вы совершенно невозможны. Вы начали свою службу съ того, что украли для насъ образцы французскихъ пушекъ и при этомъ сами попались. Это, было, конечно, весьма непріятно нашему правительству. Вы, повидимому, не особенно ловкій человѣкъ.
М-ръ Верлокъ сдѣлалъ усиліе оправдать себя.
-- Вѣдь я уже имѣлъ случай доложить вамъ, что вслѣдствіе роковой страсти къ недостойной...
М-ръ Вальдеръ поднялъ бѣлую, пухлую руку.
-- Ахъ, да... Несчастная привязанность вашей молодости! Она, конечно, выманила у васъ деньги и затѣмъ выдала васъ. Такъ вѣдь?
Грустное выраженіе на лицѣ Верлока подтвердило, что, дѣйствительно, такъ дѣло и произошло. М-ръ Вальдеръ охватилъ руками перекинутое черезъ другую ногу колѣно.
-- Вотъ видите, вы попадаетесь въ вопросахъ. Это хуже всего. Можетъ быть, вы слишкомъ чувствительны?
М-ръ Верлокъ пробормоталъ нѣсколько хриплымъ голосомъ, что молодость его уже миновала.
-- Этотъ недостатокъ не проходитъ съ годами,-- замѣтилъ м-ръ Вальдеръ съ злорадствомъ.-- Впрочемъ, вы слишкомъ толсты. Вы бы такъ не растолстѣли, если бы, дѣйствительно, принимали все близко къ сердцу. Я знаю, въ немъ дѣло. Вы просто лѣнтяй. Сколько времени ви состоите на жалованьи у насъ въ посольствѣ?
-- Одиннадцать лѣтъ,-- отвѣтилъ м-ръ Верлокъ послѣ нѣкотораго колебанія.-- Мнѣ поручено было нѣсколько миссій въ Лондонѣ еще въ то время, когда его превосходительство, баронъ Стоттъ-Вартенгеймъ, былъ еще посланникомъ въ Парижѣ. Потомъ, по распоряженію его превосходительства, я поселился въ Англіи. Я вѣдь англичанинъ.
-- Вы англичанинъ? Вотъ какъ!
-- Да, я уроженецъ Англіи и англійскій подданный,-- сказалъ Верлокъ.-- Но отецъ мой былъ французъ, и поэтому...
-- Ну, да все равно,-- прервалъ его м-ръ Вальдеръ.-- Плохо то, что вы лѣнивы и не умѣете пользоваться обстоятельствами. Во времена барона Стоттъ-Вартенгейма, у насъ тутъ было въ посольствѣ много мягкосердечныхъ простаковъ. Благодаря имъ, люди вродѣ васъ составляли себѣ невѣрное представленіе о секретныхъ фондахъ. Мой долгъ сказать вамъ правду, и прежде всего объяснить, что именно составляетъ назначеніе секретнаго фонда. Прежде всего, я вамъ долженъ сказать, что секретный фондъ -- не благотворительное учрежденіе. Я васъ вызвалъ сюда именно для того, чтобы заявить вамъ это.-- М-ръ Вальдеръ увидѣлъ по лицу Верлока, до чего онъ его поразилъ, и злорадно засмѣялся.
-- Я вижу,-- сказалъ онъ,-- что вы меня вполнѣ поняли. Полагаю, что у васъ хватитъ ума на то, что отъ васъ требуютъ. Теперь намъ нужна активная дѣятельность... активная дѣятельность.
Повторяя послѣднее слово, м-ръ Вальдеръ стукнулъ большимъ бѣлымъ пальцемъ по краю стола. М-ръ Верлокъ измѣнился въ лицѣ. У него покраснѣла шея надъ бархатнымъ воротникомъ пальто, и губы его дрожали, прежде чѣмъ онѣ широко раскрылись.
-- Если вы будете столь любезны просмотрѣть мои донесенія, то увидите,-- громко крикнулъ онъ густымъ ораторскимъ басомъ,-- что всего три мѣсяца тому назадъ именно я предупредилъ объ опасности пріѣзда сюда принца Ромуальда. Мое предупрежденіе сообщено было по телеграфу французской полиціи, и...
-- Французская полиція не нуждалась въ вашемъ предупрежденіи,-- поспѣшно возразилъ м-ръ Вальдеръ, нахмуривъ брови.-- Да не орите такъ. Что это за манеры!
М-ръ Верлокъ извинился въ томъ, что забылся на минуту, но въ его извиненіи прозвучала гордая нотка. Его громкій голосъ славился много лѣтъ на митингахъ подъ открытымъ небомъ и въ большихъ рабочихъ собраніяхъ. Благодаря зычному голосу, онъ и пріобрѣлъ, по его словамъ, популярность среди товарищей.
-- Меня всегда заставляли говорить въ самыя бурныя минуты,-- объяснилъ онъ м-ру Вальдеру.-- Каковъ бы ни былъ гулъ, мой голосъ все-таки былъ слышенъ... Позвольте, продемонстрировать вамъ это,-- предложилъ онъ вдругъ м-ру Вальдеру, чтобы доказать, что онъ приноситъ пользу дѣлу своими исключительными талантами. Не дожидаясь отвѣта, онъ слегка наклонилъ голову, быстро прошелъ черезъ комнату и подошелъ къ одному изъ большихъ оконъ. Точно повинуясь безотчетному порыву, онъ пріоткрылъ окно. М-ръ Вальдеръ въ изумленіи вынырнулъ изъ глубинъ своего кресла и, подойдя къ м-ру Верлоку, заглянулъ ему за плечо. Внизу, черезъ весь дворъ посольства, за открытыми воротами, виднѣлась широкая спина полисмена. Онъ лѣниво поглядывалъ на колясочку, въ которой везли гулять разряженнаго ребенка.
-- Констебль!-- позвалъ м-ръ Верлокъ безъ всякаго усилія повысить голосъ, и м-ръ Вальдеръ расхохотался, увидавъ, что полисменъ быстро обернулся, точно его ткнули въ бокъ чѣмъ-то острымъ. М-ръ Верлокъ спокойно закрылъ окно и вернулся на середину комнаты.
-- Вотъ какимъ голосомъ -- сказалъ онъ -- я одаренъ отъ природы. И къ тому же я всегда знаю, что слѣдуетъ сказать.
-- Нѣтъ,-- злобно пробормоталъ Верлокъ.-- Этого отъ меня, надѣюсь, и не требуется. Зачѣмъ? Я принадлежу къ милліонамъ простыхъ людей. Кто знаетъ латынь? Сотни жалкихъ дураковъ, которые не умѣютъ даже сами позаботиться о себѣ, на которыхъ должны работать другіе.
М-ръ Вальдеръ изучалъ еще съ полминуты въ зеркалѣ заплывшій профиль и толстую фигуру стоявшаго за нимъ Верлока. Въ то же самое время онъ съ удовольствіемъ видѣлъ передъ собой свое собственное лицо, гладко выбритое, розоватое, съ тонкими губами, какъ бы созданными для того, чтобы произносить тонкія, остроумныя фразы, дѣлавшія его любимцемъ самаго избраннаго общества. Затѣмъ онъ обернулся и прошелъ на середину комнаты такъ рѣшительно, что даже кончики его нажитаго галстука, казалось, пріобрѣли угрожающій видъ. М-ръ Верлокъ искоса взглянулъ на него и внутренно вздрогнулъ.
-- Ага, вы смѣете говорить дерзости!-- воскликнулъ м-ръ Вальдеръ со страннымъ картавымъ выговоромъ, поражая м-ра Верлока мастерской поддѣлкой подъ простонародную рѣчь.-- Вотъ вы какой! Ну, такъ я объяснюсь съ вами на чистоту. Къ чорту вашъ голосъ! Намъ вашъ голосъ не нуженъ. Намъ нужны факты. Поражающіе факты, чортъ возьми!-- прибавилъ онъ, глядя Верлоку прямо въ лицо.
-- Убирайтесь во-свояси!-- крикнулъ въ отвѣть м-ръ Верлокъ тоже голосомъ рабочаго на сходкѣ.
М-ръ Вальдеръ насмѣшливо улыбнулся и перешелъ на французскій языкъ.
-- Вы выдаете себя намъ за провокатора. А дѣло провокатора -- создавать факты. Насколько я могу судить по вашимъ донесеніямъ, вы не сдѣлали ничего, чтобы заработать свое жалованье за послѣдніе три года.
-- Ничего?!-- воскликнулъ м-ръ Верлокъ, стоя неподвижно и даже не поднимая глазъ, но съ искреннимъ чувствомъ обиды въ голосѣ.-- Я нѣсколько разъ предотвратилъ...
-- Здѣсь у васъ говорятъ, что предотвращеніе лучше леченія,-- прервалъ его м-ръ Вальдеръ, снова усаживаясь въ кресло.-- Но это -- глупое правило. Въ Англіи только одно и знаютъ, что предупреждать. Это очень характерно. Не любятъ и не умѣютъ доходить ни въ чемъ до конца. Не будьте слишкомъ ужъ англичаниномъ. И въ данномъ случаѣ -- не будьте нелѣпы. Зло существуетъ. Предупреждать поздно -- нужно лечить.
Онъ остановился, повернулся къ столу и, наклоняясь надъ бумагами, сказалъ измѣнившимся дѣловитымъ тономъ, не глядя на м-ра Верлока:
-- Вы, ковечно, знаете о международной конференціи, которая собирается въ Миланѣ?
М-ръ Верлокъ отвѣтилъ хриплымъ голосомъ, что онъ читаетъ газеты, а на дальнѣйшій вопросъ сказалъ, что, очевидно, понимаетъ прочитанное. На это м-ръ Вальдеръ, слабо улыбаясь и глядя на бумаги, лежавшія передъ нимъ, проговорилъ въ отвѣтъ:
-- Конечно, только въ томъ случаѣ, если газеты не написаны по-латыни.
-- И не по-китайски,-- рѣшительно прибавилъ Верлокъ.
-- Гм... Нѣкоторыя изліянія вашихъ друзей -- такая тарабарщина, что ихъ языкъ не легче понять, чѣмъ китайскій.-- М-ръ Вальдеръ презрительно протянулъ Верлоку листки, напечатанные на сѣроватой бумагѣ.-- что это за листки подъ иниціалами "Б. П. съ пересѣченными молоткомъ, перомъ и факеломъ на заголовкѣ? Что значитъ Б. П.?
-- "Будущее Пролетаріата",-- объяснилъ м-ръ Верлокъ, подойдя въ внушительному письменному столу.-- Это -- такое общество -- не анархическое по существу, но открытое революціонерамъ всѣхъ оттѣнковъ.
-- А вы членъ этого общества?
-- Я одинъ изъ вице-президентовъ,-- отвѣтилъ м-ръ Берловъ, переводя дыханіе.
Первый секретарь посольства поднялъ голову и взглянулъ на него.
-- Въ такомъ случаѣ, стыдитесь,-- сказалъ онъ ядовито.-- Неужели ваше общество только то и въ состояніи дѣлать, что печатать вздорныя пророчества на грязной бумагѣ. Почему вы ничего не предпринимаете? Говорю вамъ прямо: теперь это дѣло въ моихъ рукахъ, и я предлагаю вамъ заработать такъ или иначе свое жалованье. Времена старика Стоттъ-Вартенгейма прошли навсегда. Не заработаете -- и денегъ не получите.
М-ръ Верлокъ почувствовалъ слабость въ ногахъ. Онъ отступилъ на шагъ, сильно встревоженный. Рыжеватый лондонскій свѣтъ разсѣялъ туманъ и освѣтилъ тепловатымъ блескомъ кабинетъ перваго секретаря. Среди тишины м-ръ Верлокъ услышалъ тихое жужжаніе мухи у окна, первой мухи, возвѣщавшей приходъ весны. Напрасная суетливость маленькаго, энергичнаго организма была непріятна этому толстому лѣнивому человѣку.
М-ръ Вальдеръ дѣлалъ свои заключенія, глядя на лицо и фигуру м-ра Верлока. Онъ находилъ его чрезвычайно вульгарнымъ, неуклюжимъ и возмутительно неумнымъ и непонятливымъ. У него былъ видъ водопроводнаго мастера, пришедшаго со счетомъ. Первый секретарь посольства считалъ именно этотъ классъ ремесленниковъ воплощеніемъ лѣни, непониманія и мошенничества.
Такъ вотъ каковъ знаменитый тайный агентъ, которому такъ довѣрялъ и котораго въ видахъ конспиративности никогда не называлъ по имени, а только обозначалъ знакомъ А въ оффиціальной, полу-оффиціальной и конфиденціальной корреспонденціи баронъ Стоттъ-Вартенгеймъ! Вотъ этотъ знаменитый агентъ А, донесенія котораго могли мѣнять планы путешествій высокопоставленныхъ лицъ и даже могли совершенно отмѣнять эти путешествія. Вотъ онъ каковъ!-- М-ръ Вальдеръ сталъ внутренно смѣяться и надъ своимъ собственнымъ наивнымъ удивленіемъ по этому поводу, и, главнымъ образомъ, надъ глупостью покойнаго, всѣми оплакиваемаго барона Стоттъ-Вартенгейма. Покойный баронъ занималъ постъ посланника только вслѣдствіе особаго благоволенія къ нему его державнаго повелителя. Это обстоятельство побѣждало протесты противъ него министровъ иностранныхъ дѣлъ. Онъ славился своей трусостью. Его преслѣдовалъ страхъ соціальной революціи. Онъ воображалъ, что предназначенъ судьбой быть послѣдними дипломатомъ на свѣтѣ, и что ему придется видѣть конецъ міра среди страшныхъ народныхъ волненій. Его пророческія, преисполненныя ужаса донесенія потѣшали въ теченіе долгихъ лѣтъ все министерство иностранныхъ дѣлъ. Разсказывали, что на смертномъ одрѣ, въ присутствіи удостоившаго его своимъ посѣщеніемъ державнаго повелителя и друга, онъ воскликнулъ: "Несчастная Европа! Ты погибнешь, благодаря нравственной извращенности твоихъ дѣтей".--"Онъ долженъ былъ роковымъ образомъ сдѣлаться жертвой перваго обманщика и негодяя, который попался на его пути",--подумалъ м-ръ Вальдеръ, неопредѣленно улыбаясь и глядя на м-ра Верлока.
На потупленномъ лицѣ м-ра Верлока отразилась досада.
-- Позвольте напомнить вамъ,-- сказалъ онъ,-- что я явился сюда, потому что меня вызвали экстреннымъ письмомъ. За одиннадцать лѣтъ моей службы я былъ здѣсь не болѣе двухъ разъ и, конечно, не въ одиннадцать часовъ утра. Вызывать меня въ такое время весьма неблагоразумно. Меня могутъ увидѣть, а это, зваете ли, была бы не шутка для меня.
М-ръ Вальдеръ пожалъ плечами.
-- Это уничтожило бы мою полезность,-- продолжалъ Верлокъ, вспыливъ.
-- Это ваше дѣло,-- проговорилъ м-ръ Вальдеръ съ ледяной вѣжливостью.-- Когда вы перестанете быть полезнымъ, васъ удалятъ. Да, удалятъ. Васъ...-- м-ръ Вальдеръ остановился на минуту, нахмуривъ брови, и потомъ снова просіялъ и оскалилъ красивые бѣлые зубы: -- васъ прогонятъ,-- закончилъ онъ съ злорадствомъ.
М-ръ Верлокъ снова долженъ былъ напрячь всѣ силы, чтобы побороть слабость въ ногахъ. У него, дѣйствительно, по пословицѣ, ушла душа въ пятки. Преодолѣвъ себя, онъ поднялъ голову и смѣло взглянулъ м-ру Вальдеру прямо въ лицо. Тотъ совершенно спокойно выдержалъ его взглядъ.
-- Намъ нужно поднять духъ у членовъ миланской конферевціи,-- сказалъ онъ.-- Мысль объ организаціи международной борьба противъ политическихъ преступленій не находитъ достаточнаго сочувствія. Англія не хочетъ примкнуть къ организаціи. Удивительно нелѣпы они со своимъ преклоненіемъ передъ кумиромъ свободы личности! Нельзя подумать безъ возмущенія о томъ, что всѣмъ вашимъ пріятелямъ стоитъ только пріѣхать сюда...
-- Зато они всѣ у меня на виду,-- прервалъ его м-ръ Верлокъ.
-- Было бы гораздо лучше держать ихъ всѣхъ подъ замкомъ. Нужно довести до этого Англію. Безсмысленная англійская буржуазія становится сообщницей тѣхъ самыхъ людей, цѣль которыхъ -- выгнать собственниковъ изъ ихъ домовъ и обречь ихъ на голодную смерть. Пока у собственниковъ еще есть въ рукахъ политическая власть, имъ слѣдовало бы пользоваться ею для того, чтобы уберечь себя. Вы, я полагаю, согласны съ тѣмъ, что средній классъ отличается необыкновенной глупостью.
-- Да,-- согласился Верлокъ.
-- У этихъ людей нѣтъ воображенія. Они ослѣплены идіотскимъ тщеславіемъ. Нужно ихъ перепугать -- тогда они опомнятся. И вотъ какъ-разъ теперь психологическій моментъ, когда нужно пустить въ ходъ вашихъ друзей. Я вызвалъ васъ, чтобы раввить эту мысль.
М-ръ Вальдеръ сталъ развивать свой планъ очень свысока, презрительнымъ тономъ, обнаруживая въ то же время большое невѣжество относительно истинныхъ цѣлей и методовъ революціонеровъ. М-ръ Верлокъ былъ пораженъ. Первый секретарь посольства непростительно смѣшивалъ причины со слѣдствіями, самыхъ выдающихся пропагандистовъ -- съ безразсудными бомбометателями, предполагалъ организацію тамъ, гдѣ она не могла существовать въ силу обстоятельствъ, говорилъ о революціонной партіи, то какъ о строго дисциплинированной арміи, въ которой слово вождя -- законъ, то какъ о шайкѣ разбойниковъ. Разъ даже м-ръ Верлокъ раскрылъ ротъ для протеста, но движеніе поднятой кверху красивой бѣлой руки остановило его.
Вскорѣ онъ пришелъ въ такой ужасъ, что даже не пытался возражать. Онъ слушалъ съ безмолвнымъ страхомъ, который могъ казаться безмолвіемъ глубокаго вниманія.
-- Нужна серія преступныхъ дѣяній,-- спокойно продолжалъ м-ръ Вальдеръ,-- совершенныхъ здѣсь... именно совершенныхъ, а не только задуманныхъ; иначе это не произвело бы никакого впечатлѣнія. Ваши друзья могли бы разрушить огнемъ полъ-Европы, и это бы не возбудило здѣсь общественнаго мнѣнія въ пользу карательныхъ законовъ. Тутъ слишкомъ привыкли думать только о себѣ.
М-ръ Верлокъ откашлялся, но у него захватило дыханіе, и онъ ничего не сказалъ.
-- Нѣтъ надобности въ кровавыхъ преступленіяхъ,-- продолжалъ м-ръ Вальдеръ, точно читая научную лекцію.-- Нужно только придумать что-нибудь достаточно эффектное. Лучше всего, напримѣръ, чтобы преступный замыселъ былъ направленъ, напримѣръ, противъ какихъ-нибудь зданій. Что, по-вашему, въ настоящее время, фетишъ буржуазіи? Что, мистеръ Верлокъ?
М-ръ Верлокъ развелъ руками и слегка пожалъ плечами.
-- Вы слишкомъ лѣнивы, чтобы подумать,-- сказалъ м-ръ Вальдеръ, увидавъ его жестъ.-- Обратите вниманіе на то, что я скажу. Современный фетишъ -- это ни монархическая власть, ни религія. Поэтому, оставимъ въ покоѣ церкви и дворцы. Вы понимаете меня, м-ръ Верлокъ?
Гнѣвъ м-ра Верлока нашелъ исходъ въ игривости.
-- Отлично понимаю. А какъ вы думаете насчетъ посольствъ? Серія покушеній на равныя посольства...-- началъ онъ, но не могъ продолжать, не выдержавъ холоднаго, пристальнаго взгляда перваго секретаря.
-- Вы умѣете быть шутливымъ,-- небрежно замѣтилъ тотъ.-- Что жъ, это недурно. Это оживляетъ, вѣроятно, ваше краснорѣчіе на соціалистическихъ конгрессахъ. Но тутъ не мѣсто шутить. Гораздо полезнѣе для васъ тщательно выслушать то, что я скажу. Такъ какъ отъ васъ требуютъ фактовъ, а не басенъ, то постарайтесь воспользоваться тѣмъ, что я беру на себя трудъ вамъ изложить. Священный фетишъ нашихъ дней -- наука. Такъ почему вамъ не возбудить вашихъ друзей противъ этого деревяннаго идола? Развѣ наука не принадлежитъ въ тѣмъ учрежденіямъ, которыя должны быть сметены съ лйца земли во имя торжества пролетаріата?
М-ръ Верлокъ ничего не сказалъ, опасаясь, что у него вырвется крикъ негодованія, если онъ раскроетъ ротъ.
-- Вотъ что вамъ слѣдовало бы организовать. Покушенія на людей, стоящихъ у власти, конечно, эффектны сами по себѣ, но уже не такъ, какъ прежде. Эта опасность стала какъ-то укладываться въ общую схему жизни всѣхъ главъ государствъ. Это уже стало банальнымъ -- особенно съ тѣхъ поръ, какъ убито столько президентовъ. Ну, а желаніе взорвать церковь, какъ оно ни ужасно на первый взглядъ, все же не такъ сильно дѣйствуетъ на умы, какъ можетъ показаться человѣку неопытному. До чего бы такое преступленіе ни было революціоннымъ и анархическимъ по существу, все же найдутся дураки, которые увидитъ въ немъ религіозную манифестацію; а это лишило бы террористическій фактъ того спеціально пугающаго значенія, которое мы хотимъ ему придать. Взрывъ ресторана или театра тоже можетъ пріобрѣсти чисто политическое значеніе, казаться местью голодныхъ людей. Все это слишкомъ использовано и уже не можетъ служить предметнымъ урокомъ для демонстраціи революціоннаго анархизма. Каждая газета имѣетъ достаточно готовыхъ фразъ, чтобы уничтожить эффектъ такихъ манифестацій. Я вамъ объясню философію бомбометательства съ моей точки зрѣнія, т.-е. по отношенію къ той цѣли, которой и вы, будто бы, служите одиннадцать лѣтъ. Я буду говорить очень просто. Чувствительность того общественнаго класса, на который вы нападаете, очень притуплена. Нельзя разсчитывать на длительность ихъ чувствъ состраданія или страха. Только тотъ террористическій фактъ можетъ повліять на общественное мнѣніе, въ которомъ нѣтъ ни тѣни мести и политическаго героизма. Онъ долженъ быть только актомъ разрушенія и больше ничего -- ее имѣть никакой другой цѣли. Вы, анархисты, должны ясно показать, что рѣшились уничтожить весь общественный строй. Но какъ вдолбить такое представленіе въ головы людей, чтобы не было на этотъ счетъ никакого сомнѣнія? Вотъ въ чемъ допросъ -- и вотъ отвѣтъ: нужно направить удары на нѣчто, стоящее внѣ обычныхъ страстей человѣчества. Взрывъ бомбы въ Національной галлереѣ произвелъ бы, конечно, нѣкоторый шумъ, но не оказалъ бы достаточнаго воздѣйствія. Искусство никогда не было фетишемъ толпы. Это то же, что разбить окна въ заднихъ комнатахъ дома. Для того, чтобы дѣйствительно оглушить человѣка, нужно, по крайней мѣрѣ, взорвать крышу надъ нимъ. За искусство и его права вступилось бы нѣсколько художественныхъ критиковъ и любителей искусства,-- но кто бы сталъ обращать вниманіе на ихъ жалобы и крики? Совсѣмъ другое дѣло -- наука. Въ нее вѣритъ всякій болванъ, нажившій состояніе. Онъ самъ не знаетъ почему, но вѣритъ. Это -- самый священный фетишъ. Всѣ профессора, конечно,-- радикалы въ душѣ. Но скажите имъ, что ихъ идолъ долженъ быть сверженъ до имя будущности пролетаріата, и эти ученые тупицы поднимутъ вой, который какъ-разъ будетъ на руку миланской конференціи. Они наводнятъ газеты очень удобными для насъ статьями. Ихъ негодованіе будетъ выше всякихъ подозрѣній, такъ какъ ихъ видимыхъ матеріальныхъ интересовъ при этомъ не будете затронуто, и они возбудятъ эгоистическій ужасъ въ томъ классѣ, за который слѣдуетъ вліять. Имущій классъ вѣритъ, что наука какимъ-то мистическимъ путемъ является истиннымъ источникомъ ихъ богатства, и поэтому дикая манифестація противъ науки подѣйствуетъ сильнѣе за нихъ, чѣмъ если бы взорвали на воздухъ цѣлую улицу или театръ, переполненный людьми ихъ класса. Въ послѣднемъ случаѣ, они рѣшили бы, что это -- только "классовая ненависть",-- но что можно сказать о проявленіи безсмысленной жестокой жажды разрушенія -- почти непостижимо-безумной? Безуміе -- вотъ что самое страшное: на него нельзя повліять угрозами, убѣжденіями или подкупомъ, къ тому же, явовсе не убѣждаю васъ устраивать какую-то бойню. Я культурный человѣкъ и не желалъ бы пользоваться такими средствами, хотя бы для наилучшихъ результатовъ. Но я даже не ожидалъ-бы никакихъ благотворныхъ результатовъ отъ кровопролитія. Убійство -- явленіе обычное; оно ничего не мѣняетъ. Это -- почти общественное учрежденіе. Демонстрація должна быть направлена противъ науки. И даже не безразлично, противъ какой. Нужно, чтобы покушеніе потрясло безполезностью глумленія. Такъ какъ вы орудуете бомбами, то слѣдовало бы бросить бомбу въ чистую математику. Но это, конечно, невозможно. Я развилъ вамъ высшую философію примѣненія вашихъ силъ и привелъ вѣскіе доводы. Практическое примѣненіе моихъ мыслей -- уже ваше дѣло: Но и въ этомъ отношеніи я могу снабдить васъ еще кое-какими указаніями. Какого вы мнѣнія о томъ, чтобы обрушиться на астрономію?
М-ръ Верлокъ стоялъ неподвижно, точно въ столбнякѣ, у кресла м-ра Вальдера, и только отъ времени до времени слегка судорожно вздрагивалъ, какъ домашняя собака, свернувшаяся у камина, которую во снѣ мучатъ кошмары.
Онъ только повторилъ звукомъ, похожимъ на рычаніе:
-- На астрономію?
Онъ еще не очнулся отъ оглушающаго впечатлѣнія быстро произнесенной рѣчи м-ра Вальдера. Онъ ее могъ сразу усвоить себѣ его словъ, и это его злило. Къ тому же, онъ не вполнѣ довѣрялъ искренности своего собесѣдника, боялся, что тотъ надъ нимъ смѣется, тѣмъ болѣе, что м-ръ Вальдеръ сидѣлъ, улыбаясь, оскаливъ свои бѣлые зубы, съ ямочками на кругломъ лицѣ. Любимецъ свѣтскихъ дамъ принялъ обычную позу, въ которой онъ произносилъ свои тонкія, остроумныя фразы въ салонахъ. Слегка подавшись впередъ, поднявъ бѣлую руку, онъ какъ бы осторожно держалъ между двумя пальцами свой тонкій и убѣдительный доводъ.
-- Ничего лучшаго и придумать нельзя. Такого рода покушеніе соединяетъ наибольшую заботу о человѣчествѣ съ угрожающимъ проявленіемъ идіотской жестокости. Самый умный журналистъ не въ состояніи будетъ убѣдить свою публику въ томъ, что какой бы то ни было членъ пролетаріата можетъ питать личную вражду къ астрономіи. Тутъ ужъ нельзя объяснить дѣло голодомъ. Затѣмъ, этотъ планъ имѣетъ еще много другихъ преимуществъ. Весь цивилизованный міръ слыхалъ про Гринвичъ. Чистильщики сапогъ у вокзала Чарингъ-Кроссъ знаютъ про Гринвичъ. Теперь вы поняли?
Лицо м-ра Вальдера, которое такъ нравилось въ лучшемъ обществѣ своей изящной веселостью, сіяло теперь циничнымъ самодовольствомъ, которое бы изумило симпатизирующихъ ему свѣтскихъ дамъ.
-- Да,-- продолжалъ онъ съ презрительной усмѣшкой:-- если взорвать первый меридіанъ, то это вызоветъ вой и проклятіе во всемъ мірѣ.
-- Это трудная штука,-- пробормоталъ м-ръ Верлокъ, чувствуя, что только это ему и безопасно сказать.
-- Почему? Вѣдь у васъ въ рукахъ вся компанія, самый цвѣтъ ихъ шайки. Старый террористъ Юатъ -- въ Лондонѣ. Я каждый день встрѣчаю его на Пикадилли въ его зеленой насадкѣ. И Михаэлисъ, отпущенный на свободу апостолъ, тоже здѣсь -- надѣюсь, вы не скажете, что вамъ неизвѣстно, гдѣ онъ? Если не знаете, то я вамъ скажу,-- продолжалъ м-ръ Вальдеръ съ угрозой въ голосѣ.-- Если вы воображаете, что секретныя суммы оплачиваютъ васъ одного, то ошибаетесь. А всѣ лозанцы? Развѣ они не сбѣжались всѣ сюда, какъ только зашла рѣчь о миланской конференціи? Здѣсь всѣхъ готовы пріютить.
-- Это будетъ стоить денегъ,-- сказалъ м-ръ Верлокъ.
-- На эту удочку меня не поддѣнете,-- возразилъ м-ръ Вальдеръ.-- Вы будете получать свое мѣсячное жалованье и ни гроша больше, пока чего-нибудь не устроите. А если и впредь ничего у васъ не выйдетъ, то и этого вамъ больше не дадутъ. Какое у васъ занятіе для видимости? Чѣмъ вы живете, по общему мнѣнію?
-- Моя жена.-- М-ръ Верлокъ слегка повысилъ голосъ.-- Я женатъ.
-- Чортъ знаетъ, что такое!-- воскликнулъ м-ръ Вальдеръ.-- Женаты?-- Въ голосѣ его послышалось искреннее изумленіе.-- Что за глупости! Но, конечно, это только манера выражаться. Анархисты вѣдь не женятся. Это хорошо извѣстно. Имъ нельзя. Это значило бы отречься отъ своихъ принциповъ.
-- Моя жена не анархистка,-- съ досадой проговорилъ м-ръ Верловъ.-- Къ тому же, это васъ совершенно не касается.
-- Очень касается,-- возразилъ м-ръ Вальдеръ.-- Я начинаю думать, что вы вовсе не годитесь для службы у васъ. Вы навѣрное погубили себя въ глазахъ своихъ товарищей вашей женитьбой. Неужели вы не могли обойтись безъ этого? И вотъ какова была ваша прежняя привязанность! Всѣми своими привязанностями вы дѣлаете себя совершенно непригоднымъ для насъ.
М-ръ Верлокъ ничего не отвѣтилъ. Онъ вооружился терпѣніемъ. На этотъ разъ, впрочемъ, испытанію наступилъ конецъ. Первый секретарь закончилъ рѣзко и отрывисто:
-- Можете идти,-- сказалъ онъ.-- Нуженъ динамитный взрывъ. Я даю вамъ мѣсяцъ. Засѣданія конференціи временно пріостановлены. Прежде чѣмъ они возобновятся, здѣсь должно что-нибудь произойти, или вы лишаетесь службы.
Перемѣнивъ опять тонъ, со свойственной ему неустойчивостью, онъ заговорилъ дружески.
-- Подумайте о моей философіи, м-ръ Верлокъ,-- сказалъ онъ на прощанье.-- Направьте свои усилія на первый меридіанъ. Вы не знаете средняго класса такъ, какъ я. Разсчитывать на ихъ чувствительность нельзя. Первый меридіанъ -- это на нихъ подѣйствуетъ. Это -- самое лучшее, да, по-моему, и самое легкое.
Лакей въ ливреѣ, вдругъ появившійся въ корридорѣ, провелъ м-ра Верлока по другой дорогѣ черезъ маленькую дверь въ другой уголъ двора. Привратникъ у главныхъ воротъ не видалъ, какъ они вышли, и м-ръ Верлокъ направился домой какъ во снѣ. Онъ настолько забылъ обо всемъ окружающемъ, что хотя его земная оболочка двигалась неспѣшно по улицамъ, духомъ онъ какъ бы въ ту же минуту очутился у дверей своей лавки, точно прилетѣлъ съ запада на востокъ на крыльяхъ сильнаго вѣтра. Онъ прямо прошелъ за прилавокъ и сѣлъ на деревянный стулъ за нимъ. Никто не нарушалъ его уединенія. Стэви, на котораго надѣли зеленый люстриновый передникъ, подметалъ лѣстницу и сметалъ пыль, ревностно и добросовѣстно выполняя порученное ему дѣло, точно это была интересная игра. М-ссъ Верлокъ была въ кухнѣ. Услыхавъ дребезжащій звукъ колокольчика, она только подошла въ стеклянной двери, ведущей изъ внутреннихъ комнатъ въ лавку, и, слегка отдернувъ занавѣску, заглянула въ тускло освѣщенную лавку. Увидавъ, что мужъ сидитъ мрачный, тяжеловѣсно опустившись на стулъ, сдвинувъ далеко назадъ шляпу, она сейчасъ же вернулась въ плитѣ. Черезъ часъ она сняла зеленый передникъ съ своего брата Стэви и велѣла ему вымыть руки и лицо. Она говорила съ мальчикомъ властнымъ тономъ, которымъ вліяла на него съ самаго дѣтства. Переставъ на минуту мыть посуду, она тщательно осмотрѣла лицо и руки Стэви, когда онъ подошелъ въ кухонному столу показать ей, что приказаніе ея выполнено. Прежде эта формальность предобѣденнаго омовенія совершалась изъ страха передъ гнѣвомъ отца, но кротость м-ра Верлока въ домашнемъ обиходѣ разрушала всякую возможность ссылаться на его гнѣвъ. Даже Стэви, при всей его нервности, не повѣрилъ бы. Поэтому Винни пользовалась другимъ доводомъ. Она говорила, что м-ру Верлоку было бы чрезвычайно больно и непріятно, если, бы за обѣденнымъ столомъ не соблюдалась полная чистота. Винни почувствовала большое облегченіе послѣ смерти отца въ томъ, что ей ужъ больше не придется дрожать за бѣднаго Стэви. Она не могла выносить, чтобы обижали мальчика. Это сводило ее съ ума. Когда она была маленькой дѣвочкой, она бросалась на отца, сверкая глазами, чтобы защитить брата. А теперь по спокойной наружности м-ссъ Верлокъ никакъ нельзя было бы предположить, что она способна въ проявленіямъ страстныхъ чувствъ.
Она кончила накрывать столъ къ обѣду. и, подойдя въ лѣстницѣ, крикнула:-- Мама!-- Затѣмъ, открывъ стеклянную дверь въ лавку, она спокойно сказала:-- Адольфъ.-- М-ръ Верлокъ сидѣлъ въ той же позѣ, очевидно, не шевельнувшись въ теченіе полутора часа. Онъ грузно поднялся и вышелъ къ обѣду въ пальто и шляпѣ, не говоря ни слова. Его молчаніе само по себѣ не было столь необычнымъ въ жизни этой семьи, ютившейся въ мрачной улицѣ, куда рѣдко заглядывало солнце, проводившей дни за полутемной лавкой, гдѣ продавались подозрительные дрянные товары. Но въ этотъ день въ молчаніи м-ра Верлока чувствовалась глубокая задумчивость, которая произвела сильное впечатлѣніе на обѣихъ женщвпъ. Онѣ сидѣли сами молча и только слѣдили глазами за бѣднымъ Стэви, боясь, чтобы онъ какъ-нибудь не впалъ въ припадокъ говорливости, что съ нимъ иногда случалось. Но онъ спокойно сидѣлъ противъ м-ра Верлока и молча смотрѣлъ въ пространство. Забота о томъ, чтобы мальчикъ не раздражалъ хозяина дома своими странностями, омрачала жизнь этихъ двухъ женщинъ. "Этотъ мальчикъ", какъ онѣ его называли, говоря о немъ между собого, былъ источникомъ большихъ заботъ для матери съ самаго дня своего рожденія. Его отецъ при жизни чувствовалъ себя униженнымъ тѣмъ, что у него сынъ съ такими странностями, и его обида на судьбу выражалась въ суровомъ обращеніи съ мальчикомъ. Потомъ, послѣ его смерти, нужно было удерживать Стэви отъ того, чтобы онъ не раздражалъ жильцовъ. И послѣ того самый фактъ его существованія былъ для его матери источникомъ большихъ тревогъ.-- Если бы ты не вышла замужъ за такого хорошаго человѣка -- говорила вдова своей дочери,-- то я не знаю, что сталось бы съ бѣднымъ мальчикомъ.
М-ръ Верлокъ относился къ Стэви очень терпимо,-- какъ человѣкъ, не особенно любящій животныхъ, отнесся бы къ любимой кошкѣ своей жены. Обѣ женщины считали, что большаго нельзя было и требовать. За это одно мать Стэви питала безконечную благодарность къ своему зятю. Въ первое время она еще иногда, извѣрившись въ добротѣ людей въ теченіе своей долгой жизни, тревожно спрашивала дочь:-- Тебѣ не кажется, дорогая, что м-ру Верлоку хотѣлось бы избавиться отъ Стэви?-- Въ отвѣтъ на это Винни обыкновенно только слегка качала головой. Только разъ она сказала страннымъ, угрюмымъ и вмѣстѣ съ тѣмъ вызывающимъ тономъ:-- Для этого ему пришлось бы раньше избавиться отъ меня.-- Послѣдовало долгое молчаніе. Мать старалась проникнуть въ смыслъ этого отвѣта, поразившаго ее глубиной затаенныхъ въ немъ чувствъ. Въ сущности она никакъ не могла понять, почему Винни вышла замужъ за м-ра Верлока. Бракъ этотъ былъ очень благоразуменъ, и дочери ея жилось, повидимому, теперь хорошо, но все же было бы естественно, если бы Винни выбрала какого-нибудь болѣе подходящаго по возрасту спутника жизни. За нею ухаживалъ одинъ милый молодой человѣкъ, единственный сынъ хозяина мясной лавки на сосѣдней улицѣ. Правда, онъ пока жилъ еще на иждивеніи отца, но дѣла отца шли хорошо, и будущее молодого человѣка было обезпечено. Винни онъ нравился. Она ходила съ нимъ гулять по воскресеньямъ; онъ водилъ ее часто въ театръ. Но какъ разъ тогда, когда мать уже начала бояться, что вотъ-вотъ дочь объявитъ ей о своей помолвкѣ (какъ бы она стала управляться одна съ большимъ домомъ, имѣя на плечахъ такую обузу, какъ Стэви?) романъ между Винни и сыномъ мясника круто оборвался. Винни ходила нѣсколько времени съ очень грустнымъ лицомъ. Но вскорѣ Провидѣніе послало имъ м-ра Верлока, который занялъ лучшую комнату въ первомъ этажѣ. О молодомъ сынѣ мясника уже не было больше рѣчи. Очевидно, само Провидѣніе такъ устроило.
III.
-- Всякая идеализація отнимаетъ что-то у жизни. Прикрашивать жизнь значитъ лишать ее сложности -- разрушать ее. Предоставьте это моралистамъ, милый мой. Исторію дѣлаютъ люди, но не изъ своей головы. Мысли, которыя рождаются въ сознаніи, играютъ самую незначительную роль въ ходѣ событій. Исторія опредѣляется и управляется производствомъ и орудіями производства, т.-е. силой экономическихъ условій. Капитализмъ породилъ соціализмъ, и законы, созданные капитализмомъ для защиты собственности, и являются единственно отвѣтственными за анархизмъ. Никакъ нельзя знать, каковъ будетъ общественный строй въ грядущія времена, и незачѣмъ поэтому предаваться страстнымъ пророческимъ бреднямъ. Въ лучшемъ случаѣ, они только характерны для пророка, но никакой объективной цѣнности у нихъ быть не можетъ. Предоставьте же эту забаву моралистамъ...
Михаэлисъ, выпущенный на свободу апостолъ, говорилъ это ровнымъ голосомъ, нѣсколько сдавленнымъ подъ тяжестью толстаго жирового слоя на груди. Онъ вышелъ изъ гигіенично устроенной тюрьмы, толстый какъ бочка, съ огромнымъ животомъ и одутловатыми блѣдными щеками. Можно было подумать, что его враги нарочно кормили его въ теченіе пятнадцати лѣтъ чрезмѣрно жирной пищей, упрятавъ его въ сырой темный погребъ. Потомъ уже и на свободѣ ему не удавалось спустить ни одного фунта вѣса.
Разсказывали, что въ теченіе трехъ сезоновъ сряду одна богатая старая дама посылала его лечиться въ Маріенбадъ, но его выслали оттуда по случаю пріѣзда именитыхъ паціентовъ и лишили такимъ образомъ доступа къ цѣлебнымъ водамъ. Сначала онъ возмущался, но потомъ вполнѣ покорился судьбѣ.
Опершись на заплывшіе жиромъ локти, онъ слегка подался впередъ своихъ грузнымъ туловищемъ и плюнулъ въ рѣшетку камина.
-- Да, у меня было достаточно времени все это обдумать,-- прибавилъ онъ, не повышая голоса.-- Общество предоставила мнѣ нужный для размышленія досугъ.
По другую сторону камина, на мягкомъ удобномъ креслѣ, въ которомъ обыкновенно сидѣла мать м-ссъ Верлокъ, расположился Карлъ Юнтъ. Онъ мрачно разсмѣялся, раскрывъ беззубый ротъ. Террористъ -- такъ онъ самъ себя называлъ -- былъ лысый старикъ съ отвисшимъ подбородкомъ. Въ его потухшихъ глазахъ сверкало затаенное гнѣвное чувство. Онъ поднялся, опираясь на тонкую палку, изогнувшуюся подъ тяжестью его руки.
-- Я всегда мечталъ -- заговорилъ онъ мрачнымъ тономъ -- о союзѣ людей, твердо рѣшившихъ дѣйствовать, не стѣсняясь средствами, достаточно сильныхъ, чтобы смѣло признать себя разрушителями, и свободныхъ отъ смиренія и пессимизма, отъ котораго гибнетъ и разлагается міръ. Безпощадность во всему на землѣ, въ томъ числѣ и въ самому себѣ, отреченіе отъ всего во имя блага человѣчества въ его грядущихъ судьбахъ -- вотъ чего я требовалъ отъ нужныхъ мнѣ сообщниковъ.
Его маленькая лысая голова вся тряслась, въ горлѣ у него пересохло отъ возбужденія. М-ръ Верлокъ, усѣвшійся въ углу дивана на другомъ концѣ комнаты, промычалъ что-то неопредѣленное въ знакъ одобренія.
Старый террористъ медленно покачалъ головой.
-- И я никогда не могъ собрать хотя бы трехъ такихъ людей,-- сказалъ онъ.-- Все изъ-за вашего проклятаго, безплоднаго пессимизма!-- накинулся онъ на Михаэлиса. Тотъ разставилъ свои толстыя, какъ подушки, ноги и принялъ оскорбленный видъ.
Какъ можно было назвать его пессимистомъ! Это его глубоко возмущало. Онъ былъ настолько далекъ отъ пессимизма, что, напротивъ того, твердо вѣрилъ въ близкій конецъ частной собственности. Онъ былъ убѣжденъ, что классъ собственниковъ погибнетъ отъ собственнаго разврата. Собственникамъ придется бороться не только противъ проснувшагося пролетаріата, но и другъ противъ друга. Борьба, война -- вотъ грядущая судьба частной собственности. Гибель ея неминуема. Михаелисъ тверда въ это вѣрилъ и не нуждался для подкрѣпленія своей вѣры въ ревѣ возбужденной толпы, въ красныхъ флагахъ и т. д. Нѣтъ, одинъ только холодный разумъ лежалъ въ основѣ его оптимизма.
Онъ остановился, чтобы передохнуть, и потомъ продолжалъ:
-- Не будь я оптимистомъ,-- сказалъ онъ,-- развѣ бы я не нашелъ въ теченіе пятнадцати лѣтъ средства перерѣзать себѣ горло? Въ крайнемъ случаѣ, я могъ бы расшибить себѣ голову объ стѣны камеры.
Прерывистость дыханія лишала его голосъ всякаго огня. Его одутловатыя блѣдныя щеки свисали, какъ неживыя; но въ его синихъ глазахъ, сильно прищуренныхъ, свѣтилось сосредоточенное, безумное въ своей напряженности, выраженіе твердой вѣры. Съ такимъ выраженіемъ въ глазахъ онъ, вѣроятно, сидѣлъ по ночамъ въ тюремной камерѣ, предаваясь своимъ мыслямъ. Карлъ Юнтъ стоялъ передъ нимъ, перекинувъ черезъ плечо одинъ конецъ своей зеленоватой накидки. Передъ самымъ каминомъ сидѣлъ товарищъ Озипонъ, бывшій студентъ медицины, главный составитель листковъ и брошюръ издательства "Б. П.". Онъ вытянулъ ноги, повернувъ ихъ пятками къ огню. Пучокъ курчавыхъ свѣтлыхъ волосъ торчалъ надъ его краснымъ лицомъ съ приплюснутымъ носомъ и толстыми губами, выдававшими его негритянское происхожденіе; глаза съ миндалевиднымъ разрѣзомъ свѣтились темнымъ блескомъ. надъ выступающими скулами. На немъ была синяя фланелевая рубашка; свободные концы небрежно повязаннаго чернаго толковаго галстука спускались на плотно застегнутый жилетъ. Онъ прислонялся головой въ спинкѣ стула, вытянувъ шею, поднесъ къ губамъ папиросу, вставленную въ длинный деревянный мундштукъ, и сталъ пускать въ потолокъ клубы дыма.
Михаелисъ продолжалъ развивать свою мысль -- ту мысль, которая его занимала въ долгіе годы заключенія и превратилась у него въ глубокую вѣру. Онъ говорилъ, обращаясь въ самому себѣ, не думая о слушателяхъ, и даже забывая объ ихъ присутствіи, по усвоенной привычкѣ думать вслухъ среди четырехъ выштукатуренныхъ стѣнъ своей камеры, въ гробовомъ молчаніи огромнаго кирпичнаго зданія близъ рѣки, мрачнаго и уродливаго, какъ гигантская покойницкая для живыхъ мертвецовъ.
Онъ совершенно не умѣлъ вести споръ, не потому, что какіе-либо выводы противника могли убѣдить его, а потому, что самый фактъ другого голоса, раздающагося рядомъ съ нимъ, смущалъ его и спутывалъ его мысли. Онѣ создались въ безконечно долгіе годы духовнаго одиночества, какъ бы среди безводной пустыни; ничей живой голосъ никогда ихъ не опровергалъ, не одобрялъ,-- и Михаэлисъ не умѣлъ доказывать ихъ въ живомъ спорѣ.
На этотъ разъ никто его не прерывалъ, и онъ снова изложилъ свое міросозерцаніе, которое онъ теперь исповѣдывалъ, какъ символъ вѣры. Онъ говорилъ, что тайна судьбы всецѣло заключена въ матеріальной сторонѣ жизни, что будущее обусловливается только экономическими причинами, что въ этомъ -- источникъ всѣхъ идей, руководящихъ умственнымъ развитіемъ человѣчества и даже порывами ихъ страстей.
Раздавшійся вдругъ рѣзкій смѣхъ товарища Озипона прервалъ Михаелиса на полусловѣ, и онъ не могъ сразу продолжать. Въ его кроткихъ восторженныхъ главахъ появилось выраженіе растерянности. Онъ медленно закрылъ ихъ, какъ бы для того, чтобы собрать разбѣжавшіяся мысли. Наступило молчаніе. Отъ пылающаго огня камина и отъ двухъ газовыхъ рожковъ надъ столомъ въ комнатѣ сдѣлалось душно. М-ръ Верлокъ тяжеловѣсно поднялся съ дивана, открылъ дверь въ кухню, чтобы впустить больше воздуха, и увидѣлъ Стэви, сидѣвшаго спокойно за кухоннымъ столомъ. Онъ по обыкновенію чертилъ круги, безконечное число круговъ, концентрическихъ, эксцентрическихъ, цѣлый хаосъ круговъ, которые множествомъ сплетенныхъ и повторенныхъ кривыхъ, множествомъ пересѣкающихся линій были какимъ-то отраженіемъ космическаго хаоса, символомъ безумнаго искусства, которое гонится за недостижимымъ. Художникъ даже не повернулъ головы, низко наклонившись надъ работой. М-ръ Верлокъ, непріятно удивленный присутствіемъ мальчика въ сосѣдней комнатѣ, вернулся на свое мѣсто на диванѣ. Александръ Озипонъ поднялся съ мѣста. Онъ казался очень высокимъ въ комнатѣ съ низкимъ потолкомъ.
Пройдя въ кухню, онъ сталъ за спиной Стэви, поглядѣлъ на его работу и, вернувшись, произнесъ тономъ оракула:
-- Очень хорошо. Очень характерно, совершенно типично.
-- Что хорошо?-- ворчливо спросилъ м-ръ Верлокъ, усѣвшійся снова въ углу дивана.
Озипонъ небрежно пояснилъ свои слова, кивнувъ головой по направленію въ кухнѣ:
-- Типичная форма вырожденія,-- я говорю о рисункахъ.
-- Вы считаете мальчика дегенератомъ?-- пробормоталъ м-ръ Верлокъ.
Товарищъ Александръ Озипонъ, по прозвищу "Докторъ", былъ медикомъ безъ диплома, потомъ ѣздилъ изъ города въ городъ читать лекціи о гигіенѣ съ соціальной точки зрѣнія во всѣхъ рабочихъ союзахъ. Онъ былъ авторомъ популярнаго полунаучнаго очерка (въ видѣ дешеваго памфлета, конфискованнаго вскорѣ послѣ выхода въ свѣтъ) подъ заглавіемъ: "Губительные пороки средняго класса"; кромѣ того, онъ былъ делегатомъ таинственнаго главнаго комитета. Ему, вмѣстѣ съ Карломъ Юнтомь и Михаэлисомъ, поручена была литературная пропаганда. Этотъ человѣкъ глядѣлъ теперь на тайнаго соглядатая, состоявшаго въ сношеніяхъ, по меньшей мѣрѣ, съ двумя посольствами, взглядомъ, выражавшимъ непоколебимую увѣренность.
-- Да, такъ его можно назвать съ научной точки зрѣнія. Очень типичный образчикъ этого рода дегенераціи. Достаточно взглянуть на его уши. Если бы вы читали Ломброзо...
М-ръ Верлокъ, разсѣвшись широко на диванѣ, сталъ пристально смотрѣть на пуговицы жилета. Щеки его слегка покраснѣли. Въ послѣднее время всякое упоминаніе чего-нибудь, относящагося въ наукѣ (слово само по себѣ невинное и довольно неопредѣленное), страннымъ образомъ вызывало тотчасъ же въ умѣ м-ра Верлока живой и весьма непріятный образъ м-ра Вальдера. Это явленіе, составляющее, быть можетъ, именно одно изъ чудесъ науки, погружало м-ра Верлока въ странное состояніе волненія и страха и вызывало въ немъ желаніе наговорить грубыхъ словъ, ругаться, чтобы облегчить этимъ душу. Но онъ ничего не сказалъ. Раздался голосъ не его, а Карла Юнта, неподкупнаго въ своей прямолинейности.
-- Ломброзо -- оселъ!-- выпалилъ онъ.
Товарищъ Озипонъ взглянулъ на него испуганными широко раскрытыми глазами въ отвѣтъ на такое богохульство. А Юнтъ продолжалъ сердитымъ голосомъ, ежеминутно схватывая губами кончикъ языка; онъ точно жевалъ его со злости.
-- Да вѣдь этотъ идіотъ Богъ вѣсть что говоритъ!-- кричалъ онъ.-- Преступникъ для него -- это заключенный въ тюрьму.-- Просто, не правда ли? Ну, а какъ относительно тѣхъ, которыхъ сажаютъ туда силой? Да, силой. Да и что такое преступленіе? Развѣ онъ знаетъ это, вашъ глупый пошлякъ, который прославился среди другихъ пошляковъ тѣмъ, что сталъ разсматривать уши и зубы несчастныхъ жертвъ? По его мнѣнію, зубы и уши накладываютъ клеймо на преступника. А что сказать о законѣ, который еще яснѣе клеймитъ,-- о способѣ клейменія, изобрѣтенномъ сытыми для огражденія отъ голодныхъ? Они раскаленнымъ желѣзомъ клеймятъ тѣло несчастныхъ. Развѣ не слышите отсюда, какъ шипитъ подъ раскаленнымъ желѣзомъ живое тѣло? Вотъ какъ изготовляются преступники для Ломброзо и его глупостей.
Набалдашникъ его палки и его ноги дрожали отъ волненія, но его фигура, задрапированная въ широкій плащъ, сохраняла гордый и вызывающій видъ. Онъ точно различалъ въ воздухѣ запахъ жестокости, точно подслушивалъ чуткимъ ухомъ страшные крики страданія. Чувствовалась большая сила во всемъ его существѣ. Почти умирающій ветеранъ динамитныхъ войнъ былъ въ свое время большимъ актеромъ -- актеромъ на трибунѣ на тайныхъ собраніяхъ, въ частныхъ бесѣдахъ. Онъ самъ никогда въ жизни пальца не поднималъ во вредъ обществу. Онъ не былъ человѣкомъ дѣйствія и не былъ даже ораторомъ, увлекающимъ потокомъ краснорѣчія. Но онъ умѣлъ вызывать всѣ разрушительные инстинкты въ угнетенныхъ, пробуждать озлобленность въ бѣднякахъ. Онъ умѣлъ призывать къ мятежу, и слабые остатки рокового дара все еще сохранились въ немъ.
Михаэлисъ улыбался отсутствующей улыбкой, не разжимая губъ. Онъ понурилъ голову, сочувствуя словамъ Юнта. Онъ самъ былъ въ тюрьмѣ. Его тѣло тоже жгли раскаленнымъ желѣзомъ,-- и онъ теперь тихо напомнилъ объ этомъ.
-- Вы этого не понимаете,-- началъ онъ презрительнымъ тономъ, но остановился, испуганный мертвенной чернотой провалившихся глазъ, медленно повернувшихся къ нему слѣпымъ взглядомъ. Онъ слегка пожалъ плечами и отказался отъ дальнѣйшаго спора.
Стэви, привыкшій, чтобы на него не обращали вниманія, всталъ изъ-за кухоннаго стола и, взявъ рисунки, направился въ себѣ въ комнату спать. Онъ очутился у двери лавки какъ разъ во-время, чтобы выслушать всю образную рѣчь Карла Юнта. Листъ бумаги съ нарисованными на немъ кругами выпалъ у него изъ рукъ; онъ остановился какъ вкопанный, не сводя глазъ съ стараго террориста. Его точно приковали къ мѣсту болѣзненный ужасъ и страхъ передъ физической болью. Стэви хорошо зналъ, что если приложить раскаленное желѣзо въ тѣлу, то отъ этого очень больно. Глаза его загорѣлись негодованіемъ. Онъ ясно представилъ себѣ, до чего это больно. Онъ стоялъ, раскрывъ широко ротъ.
Глядя неуклонно въ огонь, Михаэлисъ снова испыталъ чувство уединенія, необходимое для него, чтобы сосредоточить свои мысли. Изъ его устъ снова потекли оптимистическія пророчества. Онъ доказывалъ, что капитализмъ обреченъ на погибель съ самой колыбели, такъ какъ родился съ ядомъ конкурренціи въ крови. Большіе капиталисты поѣдаютъ маленькихъ, сосредоточиваютъ силу и орудія производства въ большихъ центрахъ, совершенствуютъ орудія промышленности и въ безумномъ своемъ самовозвеличеніи подготовляютъ только законное наслѣдіе страдающаго пролетаріата. Михаэлисъ произнесъ великое слово: "Терпѣніе", и въ его ясномъ взглядѣ, поднятомъ въ низкому потолку комнаты, отразилась ангельская твердость вѣры. Стэви, не отходившій отъ дверей, успокоился и точно впалъ въ забытье.
На лицѣ товарища Озипона отравилось нетерпѣніе.
-- Такъ, значитъ, нѣтъ надобности что-либо дѣлать,--значитъ, лучше всего ждать, сложа руки?
-- Я этого не говорю,-- мягко возразилъ Михаэлисъ.-- Видѣніе истины такъ сильно внѣдрилось въ него, что звукъ чужого голоса уже не могъ его разсѣять. Онъ продолжала смотрѣть въ красные уголья. Нужно было готовиться въ будущему, онъ готовъ былъ допустить, что великій переворотъ совершится среди взрыва революціи. Но онъ только доказывалъ, что революціонная пропаганда -- дѣло, требующее чуткой совѣсти. Революціонная пропаганда, это -- воспитаніе будущихъ властителей міра; оно, должно быть поэтому такимъ же тщательнымъ, какъ воспитаніе королей. Нужно было, по его мнѣнію, крайне осторожно, даже робко раскидывать сѣти пропаганды, такъ какъ мы совершенно не знаемъ, какое вліяніе можетъ оказать всякое данное измѣненіе экономическихъ условій на счастье, нравственность, умъ и исторію человѣчества. Исторія дѣлается орудіями производства, а не идеями,-- все мѣняется отъ измѣненія экономическихъ условій -- искусство, философія, любовь, добродѣтель -- даже истина.
Уголья въ каминѣ съ трескомъ обрушились, и Михаэлисъ порывисто поднялся съ мѣста. Круглый, какъ раздувшійся шаръ, онъ раскрылъ свои короткія толстыя руки, какъ бы въ безумномъ и неосуществимомъ желаніи обнять и прижать въ груди обновленную собственнымъ усиліемъ вселенную. Онъ прерывисто дышалъ, отдаваясь пламенному порыву вѣры.
-- Будущее такъ же установлено, какъ минувшее: рабство, феодализмъ, индивидуализмъ, коллективизмъ. Это -- твердый законъ, а не пустое пророчество.
Презрительная усмѣшка на толстыхъ губахъ товарища Озипона еще яснѣе выдала негритянскій типъ его лица.
-- Глупости!-- сказалъ онъ довольно спокойно.-- Нѣтъ никакихъ законовъ, и нельзя ничего опредѣлить заранѣе. Обучать -- безсмысленно. Совершенно безразлично, что люди знаютъ, хотя бы знанія ихъ были самыя точныя. Важны только эмоціи. Безъ эмоцій невозможно дѣйствіе.
Онъ остановился и прибавилъ скромно, но рѣшительно:
-- Вѣдь я это говорю вамъ чисто научно,-- научно. Что? что вы сказали, Верлокъ?
-- Ничего,-- пробормоталъ м-ръ Верлокъ. Услышавъ со своего мѣста на диванѣ ненавистный ему звукъ, м-ръ Верлокъ не могъ удержаться отъ восклицанія досады.
Старый, безгубый Юнтъ принялся опять шипѣть. Слова его были точно пропитаны ядомъ.
-- Знаете, каковъ, по-моему, современный экономическій строй? Я его называю канибальскимъ. Люди утоляютъ свою жадность, питаясь живымъ тѣломъ и теплой кровью своихъ ближнихъ. Ничѣмъ другимъ ихъ нельзя насытить.
Услыхавъ это ужасное заявленіе, Стэви застоналъ и сразу, точно въ него влили быстро дѣйствующій ядъ, опустился и присѣлъ на ступеньки, ведущія въ кухонной двери.
Михаэлисъ, повидимому, ничего не слышалъ вокругъ себя. Губы его окончательно сомкнулись и щеки отвисли, какъ неживыя. Онъ оглянулся мутными глазами, ища свою круглую шляпу, и надѣлъ ее. Его заплывшее круглое тѣло точно плыло между стульями подъ острымъ локтемъ Карла Юнта. Старый террористъ поднялъ дрожащую руку и надѣлъ широкополую фетровую шляпу. Онъ медленно двинулся съ мѣста и шелъ, на каждомъ шагу ударяя палкой по полу. Было довольно трудно выпроводить его изъ дому; онъ отъ времени до времени останавливался, задумываясь о чемъ-то, и не двигался съ мѣста, пока Михаэлисъ не подталкивалъ его. Кроткій апостолъ бралъ его подъ-руки съ братской заботливостью; за ними шелъ, позѣвывая и засунувъ руки въ карманы, коренастый Озипонъ. Сдвинутая назадъ синяя фуражка съ кожанымъ околышемъ придавала ему видъ скандинавскаго матроса, которому тоскливо послѣ хорошей выпивки. М-ръ Верлокъ проводилъ своихъ гостей, попрощался съ ними, все время держа глаза опущенными, затѣмъ закрылъ за ними дверь, заперъ ее на ключъ, задвинулъ засовъ. Онъ былъ недоволенъ своими друзьями. Въ свѣтѣ теорій м-ра Вальдера они никуда не годились. А м-ръ Верлокъ долженъ былъ соблюдать опредѣленную тактику въ своихъ отношеніяхъ съ революціонерами, и не могъ поэтому, ни дома, ни на большихъ революціонныхъ собраніяхъ, взять на себя иниціативу дѣйствія. Необходимо было соблюдать осторожность. Чувствуя негодованіе, вполнѣ естественное въ человѣкѣ, которому уже за сорокъ лѣтъ, и которому грозятъ отнять самое ему дорогое -- его безопасность и спокойствіе,-- онъ съ гнѣвнымъ презрѣніемъ говорилъ себѣ, что ничего другого нельзя и ожидать отъ такихъ людишекъ, какъ Карлъ Юнтъ, Михаэлисъ и Озипонъ.
Остановившись въ своемъ намѣреніи потушить газовый рожокъ въ лавкѣ, м-ръ Верлокъ погрузился въ бездну нравственныхъ разсужденій. Онъ сталъ судить всю компанію. Бездѣльники они, въ особенности Карлъ Юнтъ, котораго няньчила его старая подруга. Онъ когда-то сманилъ ее отъ одного друга и потомъ много разъ хотѣлъ отдѣлаться отъ нея. Но, къ счастью для Юнта, она отъ времени до времени снова къ нему возвращалась. И теперь, не будь ея, некому было бы помочь ему садиться въ омнибусъ, когда онъ отправлялся на прогулку. Когда старуха умретъ, то конецъ и Карлу Юнту, со всѣми его разрушительными теоріями. Нравственное чувство Верлока оскорблено было также оптимизмомъ Михаэлиса, который жилъ теперь на попеченіи одной богатой старой дамы. Она часто посылала его въ свой коттэджъ въ деревнѣ, и онъ цѣлыми днями ходилъ по тѣнистымъ аллеямъ, обдумывая среди пріятнаго досуга будущее человѣчества. И Озипонъ тоже умѣлъ какъ-то доставать деньги для жизненныхъ удобствъ.
Думая о нихъ, м-ръ Верлокъ прежде всего чувствовалъ зависть въ ихъ праздности. Онъ вдругъ вспомнилъ о м-рѣ Вальдерѣ, и зависть его въ его друзьямъ-революціонерамъ разгорѣлась еще сильнѣе. Хорошо имъ бездѣльничать! Они не отвѣтственны передъ ужаснымъ м-ромъ Вальдеромъ. Къ тому же, у нихъ есть женщины, заботящіяся о нихъ, а онъ, напротивъ того, имѣетъ жену, о которой онъ долженъ заботиться.
Тутъ, по простой ассоціаціи идей, м-ръ Верлокъ вспомнилъ, что пора идти спать. Онъ вздохнулъ, такъ какъ зналъ, что ему не такъ-то легко будетъ заснуть. Уже много ночей его мучила непобѣдимая безсонница. Онъ поднялъ руку и затушилъ газовый рожокъ надъ головой.
Широкая полоса свѣта проникла черезъ дверь сосѣдней комнаты въ лавку, за прилавокъ. Ори этомъ свѣтѣ м-ръ Верлокъ могъ пересчитать выручку. Сумма была очень небольшая, и онъ въ первый разъ съ тѣхъ поръ какъ открылъ лавку, задумался о коммерческой сторонѣ своей торговли. Результатъ подсчета оказался весьма неблагопріятнымъ. Онъ, правда, занялся торговлей не изъ коммерческихъ побужденій, а выбралъ свой родъ торговли вслѣдствіе инстинктивнаго тяготѣнія къ темнымъ промысламъ, въ которыхъ деньги достаются легко. Кромѣ того, содержа свою лавку, онъ оставался въ своей области, т.-е. подъ непосредственнымъ надзоромъ полиціи, съ которой онъ все равно имѣлъ тайныя сношенія. Все это создавало значительныя удобства, но какъ средство въ жизни этого было недостаточно.
Онъ вынулъ шкатулку съ деньгами изъ ящика и направился уже въ себѣ наверхъ, какъ вдругъ замѣтилъ, что Стэви все еще въ кухнѣ.
"Что это онъ тутъ дѣлаетъ?-- подумалъ м-ръ Верлокъ.-- Чего онъ тутъ скачетъ?" М-ръ Верлокъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на мальчика, но ничего у него не спросилъ. Всѣ разговоры м-ра Верлока съ Стэви ограничивались тѣмъ, что онъ послѣ утренняго завтрака говорилъ ему: "сапоги",-- но не въ формѣ приказа, а просто какъ сообщеніе факта, что онъ нуждается въ сапогахъ. М-ръ Верлокъ съ изумленіемъ замѣтилъ теперь, что совершенно не знаетъ, какъ говорить съ Стеви. Онъ стоялъ среди комнаты и молча глядѣлъ въ кухню. Онъ даже не зналъ, что могло бы произойти, если бы онъ что-нибудь сказалъ. Это вдругъ показалось очень страннымъ м-ру Верлоку, особенно въ виду того, что мальчикъ находится всецѣло на его попеченіи и живетъ на его средства. Съ этой стороны онъ до сихъ поръ никогда не смотрѣлъ на Стэви.
Онъ, положительно, не зналъ, какъ говорить съ мальчикомъ, и молча смотрѣлъ, какъ тотъ что-то бормочетъ и сильно жестикулируетъ, бѣгая вокругъ стола, какъ звѣрь въ клѣткѣ. Нерѣшительное предложеніе м-ра Верлока: "Пошелъ бы ты лучше спать" -- не произвело никакого впечатлѣнія. М-ръ Верлокъ пересталъ наконецъ наблюдать за страннымъ поведеніемъ мальчика и пошелъ наверхъ, держа въ рукахъ шкатулку съ деньгами. Онъ чувствовалъ страшную слабость, поднимаясь по лѣстницѣ, и это его безпокоило. Ужъ не заболѣетъ ли онъ, чего добраго? Остановившись наверху лѣстницы, чтобы оправиться, онъ услышалъ мѣрный храпъ изъ комнаты своей тещи. "Вотъ еще и о ней нужно заботиться",-- подумалъ онъ и направился въ спальню.
М-ссъ Верлокъ заснула, не затушивъ лампы, стоявшей на столикѣ у постели. Свѣтъ ярко падалъ на ея лицо съ закрытыми глазами и на черные волосы, заплетенные на ночь въ косы. Она проснулась, услышавъ нѣсколько разъ громко повторенное свое имя.
Она открыла глава и спокойно посмотрѣла на мужа, стоявшаго у постели съ шкатулкой въ рукахъ. Но когда она услышала, что братъ ея прыгаетъ по кухрѣ, она быстро соскочила съ постели и надѣла туфли.
-- Я не знаю, какъ съ нимъ быть,-- сказалъ м-ръ Вердокъ.-- Нельзя оставить его внизу и не тушить свѣта.
Она ничего не сказала и быстро выскользнула изъ комнаты. М-ръ Верлокъ поставилъ шкатулку на столъ и сталъ ходить по комнатѣ. Подойдя къ окну, онъ поднялъ жалюзи и выглянулъ на улицу. За окномъ чувствовалась сырая, холодная ночь, грязь на улицѣ. Дома имѣли непривѣтливый, угрюмый видъ. М-ру Верлоку сдѣлалось жутко. Ему вдругъ показалось, что онъ и его близкіе могутъ очутиться выброшенными на улицу среди холода и грязи, которую онъ видѣлъ въ эту минуту передъ собою. И вдругъ передъ его глазами мелькнуло, какъ въ видѣніи, лицо м-ра Вальдера; оно казалось розовымъ пятномъ среди мрака.
Мелькнувшій на минуту образъ былъ до того ясный, что м-ръ Верлокъ отшатнулся отъ окна, и жалюзи опустились съ громкимъ шумомъ. Окаменѣвъ отъ ужаса, что такія видѣнія могутъ повториться, онъ увидѣлъ жену, вернувшуюся въ спальню, и обрадовался присутствію живого существа. М-ссъ Верлокъ удивилась, что онъ еще не легъ.
М-ссъ Верлокъ со спокойствіемъ опытной женщины предложила обычныя въ такихъ случаяхъ лекарства, но Верлокъ, не двигаясь съ мѣста, только отрицательно качалъ головой.
Наконецъ, она убѣдила его лечь въ постель, чтобы не простудиться. Чтобы вызвать ее на разговоръ, м-ръ Верлокъ спросилъ, затушила ли она газъ внизу?.
-- Да, затушила,-- отвѣтила м-ссъ Верлокъ.-- Бѣдный мальчикъ сегодня очень возбужденъ,-- заговорила она послѣ короткой паузы.
М-ру Верлоку не было никакого дѣла до возбужденности Стэви, но онъ такъ боялся темноты и тишины, которая наступитъ, когда потушатъ свѣтъ, что старался затянуть разговоръ. Онъ сказалъ, что Стэви не послушался его, когда онъ послалъ его спать. М-ссъ Верлокъ, попавшись въ ловушку, стала доказывать мужу, что это не отъ непослушанія, а отъ нервности. Стави -- доказывала она -- послушный и кроткій мальчикъ и пригоденъ для всякой работы; не нужно только кружить ему голову вздоромъ. М-ссъ Верлокъ старалась увѣрить мужа, что Стэви -- полезный членъ семьи, и страстное желаніе защитить мальчика, жъ которому она чувствовала болѣзненную жалость съ самаго дѣтства, возбуждало ее. Глаза ея сверкали темнымъ блескомъ, иона казалась прежней молоденькой Винни того времени, когда мать ея сдавала комнаты жильцамъ. М-ръ Верлокъ не слушалъ словъ ея. Онъ былъ слишкомъ поглощенъ собственной тревогой, и голосъ ея доходилъ до него какъ бы изъ-за плотной стѣны. Но видъ ея пробуждалъ его отъ кошмара. Онъ былъ привязанъ къ этой женщинѣ,-- и это чувство только усиливало теперь его душевныя муки. Когда она замолкла, ему снова сдѣлалось страшно и онъ сказалъ:
-- Мнѣ очень нездоровится послѣдніе дни.
Можетъ быть, эти слова были вступленіемъ въ полной исповѣди, но м-ссъ Верлокъ слишкомъ занята была мыслью о братѣ,и продолжала говорить о немъ.
-- Онъ слишкомъ много слышитъ того, что не слѣдуетъ. Если бы я знала, что они сегодня придутъ, я бы его услала спать, когда пошла сама. Онъ что-то слышалъ о томъ, что ѣдятъ мясо людей и пьютъ ихъ кровь, и теперь внѣ себя. Зачѣмъ болтать такой вздоръ?!
Въ голосѣ ея послышалось возмущеніе. М-ръ Верлокъ окончательно оправился.
-- Спроси Карла Юнта,-- сказалъ онъ.
М-ссъ Верлокъ рѣшительно заявила, что Карлъ Юнтъ -- противный старикъ. Она призналась въ симпатіи къ Михаэлису. Объ Озипонѣ она ничего не сказала; она чувствовала что-то пугающее за его каменнымъ спокойствіемъ. Продолжая говоритъ о братѣ, который былъ въ теченіе столькихъ лѣтъ предметомъ ея попеченія, она сказала:
-- Ему нельзя слушать того, что здѣсь говорится. Онъ думаетъ, что все это правда, и совершенно съ ума сходитъ.
М-ръ Верлокъ ничего не отвѣтилъ.
-- Онъ посмотрѣлъ на меня, точно не зналъ, кто я. Сердце его стучало какъ молотокъ. Онъ не виноватъ, что у него такая повышенная чувствительность. Я разбудила маму и просила ее посидѣть, съ нимъ, пока онъ заснетъ. Онъ не виноватъ. Онъ совсѣмъ кроткій, если его оставить въ покоѣ.
М-ръ Верлокъ и на это ничего не сказалъ.
-- Напрасно его посылали учиться въ школу,-- снова заговорила м-ссъ Верлокъ.-- Онъ беретъ газеты изъ витрины и читаетъ ихъ. А потомъ у него лицо красное отъ возбужденія. Мы не продаемъ и двѣнадцати нумеровъ въ годъ. Онѣ напрасно занимаютъ мѣсто въ витринѣ. А м-ръ Озипонъ приноситъ каждую недѣлю кипы брошюрокъ "Б. П." и говоритъ, чтобы ихъ продавать по подъ-пенни. А по-моему, такъ не стоитъ дать полъ-пении за все. Глупое это чтеніе! На дняхъ, Стэви взялъ одну изъ этихъ брошюрокъ. Тамъ говорилось о нѣмецкомъ офицерѣ, который чуть не оторвалъ ухо у рекрута, и за это ему не было такого наказанія. Въ тотъ день я ничего не могла подѣлать съ Стэви. Да вѣдь и правда: отъ такихъ исторій кипитъ кровь. И зачѣмъ печатать такія извѣстія? Здѣсь вѣдь не Пруссія. Какое же намъ дѣло до нихъ?
М-ръ Верлокъ ничего не отвѣтилъ.
-- Мнѣ пришлось отнять у него кухонный ножъ,-- продолжала м-ссъ Верлокъ уже слегка соннымъ голосомъ.-- Онъ кричалъ, рыдалъ, топалъ ногами. Онъ не выноситъ никакой жестокости. Онъ закололъ бы офицера, какъ поросенка, еслибы увидалъ его. Да и дѣйствительно, бываютъ люди, которыхъ нельзя жалѣть.
М-ссъ Верлокъ замолкла, и глаза ея стали смыкаться.
-- Тебѣ лучше?-- спросила она слабымъ голосомъ мужа.-- Не затушить ли свѣтъ?
Въ страхѣ передъ наступающей темнотой и безсонницей, м-ръ Верлокъ не могъ сразу отвѣтить. Наконецъ, онъ сдѣлалъ ладъ собой усиліе.
-- Затуши,-- сказалъ онъ глухимъ голосомъ.
VII.
Вице-директоръ прошелъ по узкому травному переулку и, выйдя оттуда на широкую улицу, вошелъ въ общественное зданіе внушительныхъ размѣровъ. Тамъ онъ обратился къ частному секретарю начальствующаго лица съ просьбой доложить о его приходѣ. Лицо молодого секретаря, розовое и безмятежное, озабоченно нахмурилось, и онъ сталъ что-то говорить о томъ, что его начальникъ утомленъ и озабоченъ.
Вице-директоръ все-таки настоялъ на томъ, чтобы о немъ доложили, и чрезъ нѣсколько минутъ очутился въ кабинетѣ начальника. Онъ пробылъ тамъ довольно долго и вышелъ изъ кабинета съ довольнымъ лицомъ. Ему удалось выполнить свой планъ, который заключался въ томъ, чтобы отстранить отъ гринвичскаго дѣла главнаго инспектора Хита, неудобнаго ему своимъ желаніемъ привлечь въ отвѣтственности Михаэлиса. Вице-директоръ сообщилъ своему главному начальнику очень сенсаціонныя вѣсти, разсказалъ про посольскаго агента Верлока и выяснилъ провокаціонный характеръ гринвичскаго происшествія. Начальникъ былъ крайне пораженъ сообщеніями вице-директора, и тотъ умѣло воспользовался произведеннымъ впечатлѣніемъ. Онъ сказалъ, что свѣдѣнія свои имѣетъ отъ главнаго инспектора Хита, но что Хитъ выказалъ въ этомъ дѣлѣ нѣкоторое превышеніе власти; онъ пользовался услугами Верлока, зная, каковъ его родъ дѣятельности, и не сообщая объ этомъ по начальству. Говоря, что это, конечно, не мѣшаетъ Хиту быть вполнѣ преданнымъ и заслуживающимъ довѣрія служащимъ, онъ все-таки предложилъ на этотъ разъ отказаться отъ его услугъ. Онъ сказалъ, что самъ займется изслѣдованіемъ сложныхъ обстоятельствъ дѣла и обличитъ Верлока, что, по его мнѣнію, необходимо сдѣлать для предупрежденія такихъ же происшествій въ будущемъ. Сваливать вину на Михаэлиса, какъ это собирался сдѣлать Хитъ, онъ считалъ крайне несправедливымъ и нежелательнымъ. Заручившись согласіемъ начальника на свой образъ дѣйствій, онъ сказалъ, что въ этотъ же вечеръ отправится самъ къ Верлоку, конечно, измѣнивъ свой внѣшній видъ, и поздно вечеромъ придетъ сообщить о результатахъ своему начальнику въ Вестминстерѣ, такъ какъ въ этотъ вечеръ предстояло позднее вечернее засѣданіе.
Вице-директоръ медленно вернулся обратно въ свой департаментъ и прошелъ въ себѣ въ кабинетъ. Сѣвъ у письменнаго стола, онъ позвонилъ.
-- Главный инспекторъ Хитъ ушелъ?-- спросилъ онъ вошедшаго.
-- Да, сэръ. Ушелъ съ полчаса тому назадъ.
Онъ отпустилъ служителя, кивнувъ головой, и продолжалъ сидѣть нѣсколько времени неподвижно, въ досадѣ на Хита, который спокойно унесъ единственное вещественное доказательство. "Но, конечно,-- подумалъ онъ,-- лоскутокъ сукна съ адресомъ -- слишкомъ драгоцѣнная улика, чтобы оставлять ее гдѣ попало, и Хитъ поступилъ какъ преданный, честный слуга". Успокоившись насчетъ Хита, вице-директоръ написалъ и отправилъ женѣ записку, прося ее передать его извиненіе покровительницѣ Михаэлиса, въ которой они были приглашены въ обѣду.
Отправивъ записку, онъ подошелъ къ задернутому занавѣской алькову, гдѣ стоялъ умывальный столикъ и развѣшано было на крюкахъ разное платье, и переодѣлся тамъ, выбравъ короткую жакетку и низкую круглую шляпу. Въ этомъ видѣ онъ вышелъ на улицу, гдѣ сразу окунулся въ мрачную сырость осенняго вечера. Остановившись на краю панели, онъ сталъ ждать. Привычно зоркимъ глазомъ онъ замѣтилъ среди движущихся огней и тѣней на мостовой медленно приближающійся кэбъ. Онъ не подозвалъ его рукой, но когда медленно двигающійся экипажъ поровнялся съ нимъ, онъ быстро отворилъ дверцу и сѣлъ; когда онъ крикнулъ въ окошечко, куда ѣхать, кучеръ былъ почти удивленъ присутствіемъ сѣдока въ экипажѣ.
Ѣхать было недалеко. Сѣдокъ остановилъ знакомъ кучера въ неопредѣленномъ мѣстѣ, между двумя фонарями передъ большимъ магазиномъ мануфактурныхъ товаровъ, протянулъ ему деньги черезъ окошечко и исчезъ какъ призракъ. Но возница былъ удовлетворенъ размѣромъ платы за проѣздъ и уѣхалъ вполнѣ довольный, не задумываясь о странномъ сѣдокѣ, котораго везъ. Вице-директоръ вошелъ въ маленькій ресторанъ; это была одна изъ многихъ разсѣянныхъ по городу ловушекъ для голодныхъ: маленькое помѣщеніе съ зеркалами и бѣлыми скатертями на столахъ, душное, безъ воздуху, съ особымъ запахомъ плохой пищи, которая обманываетъ, но не удовлетворяетъ голодъ. Сѣвъ за столикъ, вице-директоръ сосредоточился на мысляхъ о своемъ предпріятіи, все болѣе теряя сознаніе своей личности. У него было странное ощущеніе одиночества и свободы. Когда, заплативъ за свой болѣе чѣмъ скромный обѣдъ, онъ поднялся и въ ожиданіи сдачи, поглядѣлъ на себя въ зеркало, онъ увидѣлъ съ удовольствіемъ, что непривычная одежда измѣнила его видъ до неузнаваемости. Для довершенія перемѣны, онъ еще поднялъ воротникъ, закрутилъ кверху черные усы и въ такомъ видѣ вышелъ изъ ресторана.
Очутившись на улицѣ, онъ подумалъ о томъ, до чего итальянскіе рестораны въ Лондонѣ утратили всякій національный характеръ вслѣдствіе подлаживанія подъ англійскіе вкусы и употребленія плохихъ продуктовъ. Хозяева этихъ ресторановъ -- тоже какіе-то оторванные отъ всякой почвы люди; они какъ бы созданы только для своихъ помѣщеній и не имѣютъ другого мѣста на землѣ. И онъ самъ въ эту минуту почувствовалъ себя тоже человѣкомъ безъ опредѣленнаго мѣста и положенія. Никто бы не могъ сказать, глядя на него, чѣмъ онъ занимается. И это сознаніе обрадовало его. Онъ энергично зашагалъ по грязной сырой мостовой, окутанной мглою сырой лондонской ночи.