В.К.КЮХЕЛЬБЕКЕР


     ПОЭТЫ.

     На Рейне
     К Румью!
     Ермолову
     К Пушкину
     Пророчество
     Проклятие
     Участь поэтов
     <На смерть Чернова>
     Тень Рылеева
     Элегия.
     19 октября 1837 года
     Участь русских поэтов
     19 октября 1828 года
     Аргунь
     Бессмертие есть цель жизни человеческой
     Бурное море при ясном небе
     В альбом Илличевскому
     Ветер
     Вопросы
     Вот, слава богу, я опять спокоен...
     Вяземскому (Когда, воспрянув ото сна...)
     Горько надоел я всем...
     Да! ровно через год...
     До смерти мне грозила смерти тьма...
     Еще прибавился мне год...
     Из романа в стихах <Сирота>
     К А.Т.Пушкиной
     К брату (Короче день...)
     К друзьям, на Рейне
     К Пушкину из его нетопленной комнаты
     Клен 
     Лес
     Луна
     Любовь
     М.А.Дохтурову (Так, знаю...)
     М.Н.Волконской (Людская речь...)
     Море сна
     На смерть Якубовича
     Надгробие
     Ницца
     Ночь (Ночь,- приди...)
     Они моих страданий не поймут
     Осень
     Памяти Грибоедова
     Песни из повести <Адо>
     Песня дорожная
     Послание к брату
     Поэты (О Дельвиг, Дельвиг!..)
     Прощание
     Работы сельские приходят уж к концу...
     Разочарование (Скажи: совсем ли...)
     Разуверение
     Родство со стихиями
     Совет (Когда же злая чернь...)
     Суров и горек черствый хлеб изгнанья...
     Счастливицы вольные птицы...
     Тени Пушкина
     Усталость
   

     Вильгельм Карлович Кюхельбекер вошел в  историю  русской  культуры  как
поэт, драматург, переводчик, критик, теоретик  литературы  и  искусства.  Он
родился в  1797  году,  учился  в  Царскосельском  лицее,  где  сблизился  с
Пушкиным, с которым его навсегда связала тесная дружба.  В  мае  1820  года,
когда Пушкин был  выслан  из  Петербурга,  Кюхельбекер  выступил  в  Вольном
обществе любителей российской словесности  со  стихотворением  "Поэты".  Это
выступление   было   расценено   как   смелая   политическая   демонстрация.
Кюхельбекер славил поэтов-тираноборцев, которые "в дальний  храм  безвестной
славы тернистою дорогой шли". Высокое назначение поэта и поэзии стало  одной
из тем,  красной  нитью  прошедших  через  все  творчество  Кюхельбекера,  и
поэтическое ("К Пушкину",  "Участь  поэтов",  "Проклятие",  "Жребий  поэта",
"Участь русских поэтов")  и  критико-публицистическое  ("Письмо  к  молодому
поэту", "Отрывок из  путешествия  по  полуденной  Франции",  "О  направлении
нашей поэзии, особенно  лирической,  в  последнее  десятилетие",  "Поэзия  и
проза").
     В 1820 - 1821 годах Кюхельбекер путешествовал  по  Европе,  выступал  в
Париже с лекциями, которые вызвали недовольство властей и  упрочили  за  ним
репутацию "отчаянного либерала". В стихах "Ницца", "На  Рейне",  "К  Румью!"
Кюхельбекер с присущей ему страстностью выразил характерную для  декабристов
солидарность  с  революционными  силами   Европы.   Большое   значение   для
Кюхельбекера имело его сближение с Грибоедовым,  под  влиянием  которого  он
написал  ряд  тираноборческих  произведений  и   энергично   пропагандировал
самобытность,  народность,  гражданственность  литературы.  Эта   пропаганда
занимала  заметное  место  в  альманахе  "Мнемозина",  который   Кюхельбекер
выпускал в 1824 году совместно с В. Ф. Одоевским. Незадолго до  декабрьского
восстания   Кюхельбекер   написал    одно    из    самых    сильных    своих
стихотворений-прокламаций - "На смерть Чернова". Принятый затем  в  Северное
общество, он был 14 декабря  на  Сенатской  площади,  где  с  исключительным
мужеством и самоотверженностью пытался содействовать  успеху  переворота.  В
ту  же  ночь  он  скрылся  из  Петербурга,  надеясь  уйти  за  границу.  Его
арестовали месяц спустя в Варшаве и в кандалах доставили  в  Петропавловскую
крепость. Кюхельбекера присудили к смертной казни, которую позднее  заменили
каторгой. В заключении и ссылке, перенося тяжелейшие физические и  моральные
муки, он провел  свыше  20  лет.  Больной  чахоткой,  ослепший,  он  умер  в
Тобольске в 1846 году. До последних дней Кюхельбекер оставался  непреклонным
поборником  высокой,   гражданственной   поэзии.   Большая   часть   стихов,
написанных им в Сибири, долго оставалась  неизвестной  и  была  опубликована
лишь в советское время.


     ПОЭТЫ

     И им не разорвать венца,
     Который взяло дарованье!
     Жуковский
     О Дельвиг, Дельвиг! что награда
     И дел высоких, и стихов?
     Таланту что и где отрада
     Среди злодеев и глупцов?
     Стадами смертных зависть правит;
     Посредственность при ней стоит
     И тяжкою пятою давит
     Младых избранников харнт.
     Зачем читал я их скрижали?
     Я отдыха своей печали
     Нигде, нигде не находил!
     Сычи орлов повсюду гнали;
     Любимцев таинственных сил
     Безумные всегда искали
     Лишить парения и крил.
     Вы, жертвы их остервененья,
     Сыны огня и вдохновенья,
     Мильтон, я Озеров, и Тасс!
     Земная жизнь была для вас
     Полна и скорбей, и отравы;
     Вы в дальний храм безвестной славы
     Тернистою дорогой шли;
     Вы с жадностию в гроб легли.
     Но ныне смолкло вероломство:
     Пред вами падает во прах
     Благоговейное потомство;
     В священных, огненных стихах
     Народы слышат прорицанья
     Сокрытых для толпы судеб.
     Открытых взору дарованья!
     Что пользы? - Свой насущный хлеб
     Слезами грусти вы кропили;
     Вы мучилась, пока не жили.
     На небесах и для небес,
     До бытия миров и века,
     Всемощный, чистый бог Зевес
     Создал счастливца человека.
     Он землю сотворил потом
     В странах, куда низринул гром
     Свирепых, буйных великанов.
     Детей Хаоса, злых Титанов.
     Он бросил горы им на грудь,
     Да не возмогут вновь тряхнуть
     Олимпа твердыми столпами,
     И их алмазными цепями
     К ядру земному приковал, -
     Но, благостный, он им послал
     В замену счастья, в утешенье
     Мгновенный призрак, наслажденье, -
     И человек его узрел,
     И в призрак суетный влюбился;
     Бессмертный вдруг отяжелел.
     Забыл свой сладостный удел
     И смертным на землю спустился:
     И ныне рвется он, бежит,
     И наслажденья вечно жаждет,
     И в наслажденьи вечно страждет,
     И в пресыщении грустит!
     Но скорбию его смягченный,
     Сам Кронион, отец вселенны,
     Низводит на него свой взор,
     Зовет духов - высокий хор,
     Зовет сынов своих небесных,
     Поющих звук нектарных чаш
     В пеанах мощных и прелестных.
     Поющих мир и жребий наш,
     И рок, и гнев эринний строгий,
     И вечный ваш покой - о боги!
     Все обступают светлый трон
     Веселой, пламенной толпою, -
     И небо полно тишиною,
     И им вещает Кронион:
     "Да внемлет в страхе всё творенье:
     Реку - судеб определенье,
     Непремеияемый закон!
     В страстях и радостях минутных
     Для неба умер человек,
     И будет дух его вовек
     Раб персти, раб желаний мутных,
     И только есть ему одно
     От жадной гибели спасенье,
     И вам во власть оно дано:
     Так захотело провиденье!
     Когда избранники из вас,
     С бессмертным счастьем разлучась,
     Оставят жребий свой высокий,
     Слетят на смертных шар далекий
     И, в тело смертных облачась,
     Напомнят братьям об отчизне,
     Им путь укажут к полной жизни:
     Тогда, с прекрасным примирен,
     Род смертных будет искуплен!"
     И всколебался сонм священный,
     И начали они слетать
     И об отчизне сокровенной
     Народам и векам вещать.
     Парят Поэты над землею,
     И сыплют на нее цветы,
     И водят граций за собою, -
     Кругом их носятся мечты
     Эфирной, легкою толпою.
     Они веселий не бегут;
     Но, верны чистым вдохновеньям.
     Ничтожным, быстрым наслажденьям
     Они возвышенность дают.
     Цари святого песнопенья!
     В объятьях даже заблужденья!
     Не забывали строгих дев:
     Они страшились отверженья;
     Им был ужасен граций гнев!
     Под сенью сладостной прохлады
     За чашей пел Анакреон;
     Он пел тебя, о Купидон,
     Твои победы я награды!
     И древним племенам Эллады -
     Без прелести, без красоты -
     Уже не смел явиться ты.
     Он пел вино - и что же? Греки
     Не могут уж, как скифы, пить;
     Не могут в бешенстве пролить
     Вина с реками крови реки!
     Да внемлют же Поэтам веки!
     Ты вечно будешь их учить -
     Творец грядущих дарований,
     Вселенная картин и знаний,
     Всевидец душ, пророк сердец -
     Гомер, - божественный певец!
     В не связанной ничем свободе
     Ты всемогущий чародей,
     Ты пишешь страсти и людей
     И возвращаешь нас Природе
     Из светских, тягостных цепей.
     Вас вижу, чада Мельпомены:
     Ты вождь их, сумрачный Эсхил,
     О жрец ужасных оных сил,
     Которые казнят измены.
     Карают гнусную любовь
     И мстят за пролитую кровь,
     В руке суровой Ювенала
     Злодеям грозный бич свистит
     И краску гонит с их ланит,
     И власть тиранов задрожала.
     Я слышу завыванье бурь:
     И се в одежде из тумана
     Несется призрак Оссиана! -
     Покрыта мрачная лазурь
     Над ним немыми облаками.
     Он страшен дикими мечтами;
     Он песней в душу льет печаль;
     Он душу погружает в даль
     Пространств унылых, замогильных!
     Но раздается резкий звук:
     Он славит копий бранный стук
     И шлет отраду в сердце сильных.
     Л вы - благословляю вас,
     Святые барды Туискона!
     И пусть без робкого закона
     По воле ваша песнь лилась:
     Вы говорили о высоком;
     Вы обнимали быстрым оком
     И жизнь земли и жизнь небес;
     Вы отирали токи слез
     С ланит гонимого пороком!
     Тебе, души моей Поэт,
     Тебе коленопреклонен ье,
     О Шиллер, скорбных утешенье,
     Во мне ненастья тихий свет!
     В своей обители небесной
     Услышь мой благодарный глас!
     Ты был мне всё, о бард чудесный,
     В мучительный, тяжелый час,
     Когда я говорил, унылый:
     "Летите, дни! вы мне немилы!"
     Их зрела и святая Русь -
     Певцов и смелых и священных,
     Пророков истин возвышенных!
     О край отчизны - я горжусь!
     Отец великих, Ломоносов,
     Огонь средь холода и льдин.
     Полночных стран роскошный сын!
     Но ты - единственный философ,
     Державин, дивный исполин, -
     Ты пройдешь мглу веков несметных,
     В народах будешь жить несчетных -
     И твой питомец. Славянин,
     Петром, Суворовым, тобою
     Великий в храме бытия,
     С своей бессмертною судьбою,
     С делами громкими ея -
     Тебя похитит у забвенья!
     О Дельвиг! Дельвиг! что гоненья?
     Бессмертие равно удел
     И смелых, вдохновенных дел,
     И сладостного песнопенья!
     Так! не умрет и наш союз,
     Свободный, радостный и гордый,
     И в счастьи и в несчастьи твердый,
     Союз любимцев вечных муз!
     О вы, мой Дельвиг, мой Евгений!
     С рассвета ваших тихих дней
     Вас полюбил небесный Гений!
     И ты - наш юный Корифей -
     Певец любви, певец Руслана!
     Что для тебя шипенье змей.
     Что крик и Филина и Врана? -
     Лети и вырвись из тумана,
     Из тьмы завистливых времен.
     О други! песнь простого чувства
     Дойдет до будущих племен -
     Весь век наш будет посвящен
     Труду и радостям искусства;
     И что ж? пусть презрит нас толпа:
     Она безумна и слепа!


     1820


     НА РЕЙНЕ

     Мир над спящею пучиной,
     Мир над долом и горой;
     Рейн гладкою равниной
     Разостлался предо мной.
     Легкий челн меня лелеет,
     Твердь небесная ясна,
     С светлых вод прохлада веет:
     В душу льется тишина!
     Здесь, над вечными струями,
     В сей давно желанный час,
     Други, я в мечтаньях с вами;
     Братия, я вижу вас!
     Вам сей кубок, отягченный
     Влагой чистой и златой:
     Пью за наш союз священный!
     Пью за русский край родной!
     Но волна бежит и плещет
     В безответную ладью:
     Что же грудь моя трепещет?
     Что же душу тьмит мою?
     Встала в небе великаны,
     Отражает их река:
     Солнце то прорвет туманы.
     То уйдет за облака!
     Слышу птицу предвещаний:
     Дик ее унылый стон;
     Светлую толпу мечтаний
     И надежду гоннт он.
     О! скажи, жилец дубравы.
     Томный, жалобный пророк,
     Иль меня на поле славы
     Ждет неотразимый рок?
     Или радостных объятий
     К милым мне не простирать?
     И к груди дрожащих братии
     При свиданьи не прижать?
     Да паду же за свободу.
     За любовь души моей,
     Жертва славному народу,
     Гордость плачущих друзей!

     1820 или 1821


     К РУМЬЮ!

     Века шагают к славной цели;
     Я вижу их: они идут!
     Уставы власти устарели;
     Проснулись, смотрят и встают
     Доселе спавшие народы.
     О радость! грянул час, веселый час Свободы!
     Друзья! нас ждут сыны Эллады:
     Кто даст нам крылья? полетим!
     Сокройтесь горы, реки, грады!
     Они нас ждут: скорее к ним!
     Судьба, услышь мои молитвы.
     Пошли, пошли и мне минуту первой битвы!
     И пусть я, первою стрелою
     Сражен, всю кровь свою пролью:
     Счастлив, кто с жизнью молодою
     Простился в пламенном бою,
     Кто убежал от уз и скуки
     И славу мог купить за миг короткой -муки!
     Ничто, ничто не утопает
     В реке катящихся веков:
     Душа героев вылетает
     Из позабытых их гробов
     И наполняет бардов струны
     И на тиранов шлет народные перувы!


     1821


     ЕРМОЛОВУ

     О! сколь презрителен певец,
     Ласкатель гнусный самовластья!
     Ермолов, нет другого счастья
     Для гордых, пламенных сердец,
     Как жить в столетьях отдаленных
     И славой ослепить потомков изумленных!
     И кто же славу раздает,
     Как не любимец Аполлона?
     В поэтов верует народ;
     Мгновенный обладатель трона,
     Царь не поставлен выше их:
     В потомстве Нерона клеймит бесстрашный стих!
     Но мил и свят союз прекрасный
     Прямых героев и певцов -
     Поет Гомер, к Ахиллу страстный:
     Из глубины седых веков
     Вселенну песнь его пленила -
     И не умрет душа великого Ахилла!
     Так пел, в Суворова влюблен,
     Бард дивный, исполин Державин;
     Не только бранью Сципион,
     Он TinvMcftofi песнопевца славен:
     Единый лавр на их главах,
     Героя и певца равно бессмертен прах!
     Да смолкнет же передо мною
     Толпа завистливых глупцов,
     Когда я своему герою,
     Врагу трепещущих льстецов.
     Свою настрою громко лиру
     И расскажу об нем внимающему миру!
     Он гордо презрел клевету.
     Он возвратил меня отчизне:
     Ему я все мгновенья жизни
     В восторге сладком посвящу;
     Погибнет с шумом вероломство,
     И чист предстану я пред грозное потомство!


     1821


     К ПУШКИНУ

     Мой образ, друг минувших лет,
     Да оживет перед тобою!
     Тебя приветствую, Поэт!
     Одной постигнуты судьбою,
     Мы оба бросили тот свет,
     Где мы равно терзались оба,
     Где клевета, любовь и злоба
     Размучили обоих нас!
     И не далек, быть может, час,
     Когда при черном входе гроба
     Иссякнет нашей жизни ключ;
     Когда погаснет свет денницы,
     Крылатый, бледный блеск зарницы,
     В осеннем небе хладный луч!
     Но се - в душе моей унылой
     Твой чудный Пленник повторил
     Всю жизнь мою волшебной силой
     И скорбь немую пробудил!
     Увы! как он, я был изгнанник.
     Изринут из страны родной
     И рано, безотрадный странник,
     Вкушать был должен хлеб чужой!
     Куда, преследован врагами,
     Куда, обманут от друзей,
     Я не носил главы своей,
     И где веселыми очами
     Я зрел светило ясных дней?
     Вотще в пучинах тихоструйных
     Я в ночь, безмолвен и уныл,
     С убийцей-гондольером плыл 1),
     Вотще на поединках бурных
     Я вызывал слепой свинец:
     Он мимо горестных сердец
     Разит сердца одних счастливых!
     Кавказский конь топтал меня,
     И жив в скалах тех молчаливых
     Я встал из-под копыт коня!
     Воскрес на новые страданья,
     Стал снова верить в упованье,
     И снова дикая любовь
     Огнем свирепым сладострастья
     Зажгла в увядших жилах кровь
     И чашу мне дала несчастья!
     На рейнских пышных берегах,
     В Лютеции, в столице мира,
     В Гесперских радостных садах,
     На смежных небесам горах,
     О коих сладостная лира
     Поет в златых твоих стихах.
     Близ древних рубежей Персиды,
     Средь томных северных степей -
     Я был добычей Немезиды,
     Я был игралищем страстей!
     Но не ропщу на провиденье:
     Пусть кроюсь ранней сединой,
     Я молод пламенной душой;
     Во мне не гаснет вдохновенье,
     И по нему, товарищ мой,
     Когда, средь бурь мятежной жизни,
     В святой мы встретимся отчизне,
     Пусть буду узнан я тобой.

     1)  Отправляясь  из  Виллафранки  в  Ниццу  морем,  в  глухую  ночь,  я
подвергся было опасности быть брошенным в воды.


     1822


     ПРОРОЧЕСТВО

     Глагол господень был ко мне
     За цепью гор на бреге Кира:
     "Ты дни влачишь в мертвящем сне;
     В объятьях леностного мира:
     На то ль тебе я пламень дал
     И силу воздвигать народы? -
     Восстань, певец, пророк Свободы!
     Вспрянь, возвести, что я вещал!
     Никто - но я воззвал Элладу;
     Железный разломил ярем:
     Душа ее не дастся аду;
     Она очистится мечем,
     И, искушенная в горниле,
     Она воскреснет предо мной:
     Ее подымет смертный бой;
     Она возблещет в новой силе!"
     Беснуясь, варвары текут;
     Огня и крови льются реки;
     На страшный и священный труд
     Помчались радостные греки;
     Младенец обнажает меч,
     С мужами жены ополчились,
     И мужи в львов преобразились
     Среди пожаров, казней, сеч!
     Костьми усеялося море,
     Судов могущий сонм исчез:
     Главу вздымая до небес.
     Грядет на Византию горе!
     Приспели грозные часы:
     Подернет грады запустенье;
     Не примет трупов погребенье,
     И брань за них подымут псы!
     Напрасны будут все крамолы;
     Святая сила победит!
     Бог зыблет и громит престолы;
     Он правых, он свободных щит! -
     Меня не он ли наполняет
     И проясняет тусклый взор?
     Се предо мной мгновенно тает
     Утесов ряд твердынь и гор!
     Блестит кровавая денница;
     В полях волнуется туман:
     Лежит в осаде Триполицца
     И бодр, не дремлет верный стан!
     Священный пастырь к богу брани
     Воздел трепещущие длани;
     В живых молитвах и слезах
     Кругом вся рать простерлась в прах.
     С бойниц неверный ям смеется,
     Злодей подъемлет их на смех:
     Но Кара в облаках несется;
     Отяжелел Османов грех!
     Воспрянул старец вдохновенный,
     Булат в деснице, в шуйце крест:
     Он вмиг взлетел на вражьи стены;
     Огонь и дым и гром окрест!
     Кровь отомстилась убиенных
     Детей и дев, сирот и вдов!
     Нет в страшном граде пощаженных:
     Всех, всех глотает смертный ров! -
     И се вам знаменье Спасенья,
     Народы! - близок, близок час:
     Сам Саваоф стоит за вас!
     Восходит солнце обновленья!
     Но ты, коварный Альбион,
     Бессмертным избранный когда-то,
     Своим ты богом назвал злато:
     Всесильный сокрушит твой трон!
     За злобных тайный ты воитель!
     Но будет послан ангел-мститель;
     Судьбы ты страшной не минешь:
     Ты день рожденья проклянешь!
     Тебя замучают владыки;
     И чад твоих наляжет страх;
     Во все рассыплешься языки,
     Как вихрем восхищенный прах.
     Народов чуждых песнью будешь
     И притчею твоих врагов,
     И имя славное забудешь
     Среди бичей, среди оков!
     А я - и в ссылке, и в темнице
     Глагол господень возвещу:
     О боже, я в твоей деснице!
     Я слов твоих не умолчу! -
     Как буря по полю несется,
     Так в мире мой раздастся глас
     И в слухе Сильных отзовется:
     Тобой сочтен мой каждый влас!


     1822


     ПРОКЛЯТИЕ

     Проклят, кто оскорбит поэта
     Богам любезную главу;
     На грозный суд его зову:
     Он будет посмеяньем света!
     На крыльях гневного стиха
     Помчится стыд его в потомство:
     Там казнь за грех и вероломство,
     Там не искупит он греха.
     Напрасно в муках покаянья
     Он с воплем упадет во прах;
     Пусть призовет и скорбь и страх,
     Пусть на певца пошлет страданья;
     Равно бесстрашен и жесток,
     Свой слух затворит заклинанью,
     Предаст злодея поруганью
     Святый, неистовый пророк.
     Пройдет близ сумрачного гроба
     Пришелец и махнет рукой,
     И молвит, покивав главой:
     "Здесь смрадно истлевает злоба!"
     А в жизни - раб или тиран.
     Поэта гнусный оскорбитель, -
     Нет, изверг, - не тебе был дан
     Восторг, бессмертья похититель!
     Все дни твои тяжелый сон,
     Ты глух, и муз ты ненавидишь.
     Ты знаешь роковой закон.
     Ты свой грядущий срам предвидишь.
     Но бодро радостный певец
     Чело священное подъемлет,
     Берет страдальческий венец
     И место меж богов приемлет!


     1822


     УЧАСТЬ ПОЭТОВ

     О сонм глупцов бездушных и счастливых!
     Вам нестерпим кровавый блеск венца.
     Который на чело певца
     Кладет рука камен, столь поздно справедливых!
     Так радуйся ж, презренная толпа,
     Читай былых и наших дней скрыжали:
     Пророков гонит черная судьба;
     Их стерегут свирепые печали;
     Они влачат по мукам дни свои,
     И в их сердца впиваются змии.
     Ах, сколько вижу я некончеиных созданий,
     Манивших душу прелестью надежд,
     Залогов горестных за пламень дарований,
     Миров, разрушенных злодействами невежд!
     Того в пути безумие схватило
     (Счастливец! от тебя оно еокрыло
     Картину их постыдных дел;
     Так! я готов сказать: завиден твой удел!),
     Томит другого дикое изгнанье;
     Мрут с голоду Камоенс и Костров;
     Ш<ихматова> бесчестит осмеянье.
     Клеймит безумный лепет остряков, -
     Но будет жить в веках певец Петров!
     Потомство вспомнит их бессмертную обиду
     И призовет на прах их Немезиду!


     1823


     <НА СМЕРТЬ ЧЕРНОВА>

     Клянемся честью и Черновым:
     Вражда и брань временщикам,
     Царей трепещущим рабам,
     Тиранам, нас угнесть готовым.
     Нет, не отечества сыны
     Питомцы пришлецов презренных;
     Мы чужды их семей надменных;
     Они от нас отчуждены.
     Там говорят не русским словом.
     Святую ненавидят Русь;
     Я ненавижу их, клянусь,
     Клянусь и честью Черновым.
     На наших дев, на наших жен
     Дерзнет ли вновь любимец счастья
     Взор бросить, полный сладострастья, -
     Падет, перуном поражен.
     И прах твой будет в посмеянье,
     И гроб твой будет в стыд и срам.
     Клянемся дщерям я сестрам:
     Смерть, гибель, кровь за поруганье!
     А ты, брат наших ты сердец,
     Герой, столь рано охладелый!
     Взнесись в небесные пределы!
     Завиден, славен твой конец!
     Ликуй: ты избран русским богом
     Всем нам в священный образец;
     Тебе дан праведный венец.
     Ты будешь чести нам залогом.


     1825


     ТЕНЬ РЫЛЕЕВА

     Петру Александровичу Муханову

     В ужасных тех стенах, где Иоанн,
     В младенчестве лишенный багряницы,
     Во мраке заточенья был заклан
     Булатом ослепленного убийцы, -
     Во тьме на узничьем одре лежал
     Певец, поклонник пламенной свободы;
     Отторжен, отлучен от всей природы.
     Он в вольных думах счастия искал.
     Но не придут обратно днн былые:
     Прошла пора надежд и снов,
     И вы, мечты, вы, призраки златые,
     Не позлатить железных вам оков!
     Тогда - то не был сон - во мрак темницы
     Небесное видение сошло:
     Раздался звук торжественной цевницы;
     Испуганный певец подъял чело
     И зрит: на облаках несомый,
     Явился образ, узнику знакомый.
     "Несу товарищу привет
     Из области, где нет тиранов,
     Где вечен мир, где вечен свет.
     Где нет ни бури, ни туманов.
     Блажен и славен мой удел:
     Свободу русскому народу
     Могучим гласом я воспел,
     Воспел и умер за свободу!
     Счастливец, я запечатлел
     Любовь к земле родимой кровью!
     И ты - я знаю - пламенел
     К отчизне чистою любовью.
     Грядущее твоим очам
     Разоблачу я в утешенье...
     Поверь: не жертвовал ты снам;
     Надеждам будет исполненье!" -
     Он рек - и бестелесною рукой
     Раздвинул стены, растворил затворы,
     Воздвиг певец восторженные взоры
     И видит: на Руси святой
     Свобода, счастье и покой!


     1827


     ЭЛЕГИЯ

     "Склонился на руку тяжелой головою
     В темнице сумрачной задумчивый Поэт...
     Что так очей его погас могущий свет?
     Что стало пред его померкшею душою?
     О чем мечтает? Или дух его
     Лишился мужества всего
     И пал пред неприязненной судьбою?" -
     Не нужно состраданья твоего:
     К чему твои вопросы, хладный зритель
     Тоски, которой не понять тебе?
     Твоих ли утешений, утешитель,
     Он требует? оставь их при себе!
     Нет, не ему тужить о суетной утрате
     Того, что счастием зовете вы:
     Равно доволен он и во дворце и в хате;
     Не поседели бы власы его главы.
     Хотя бы сам в поту лица руками
     Приобретал свой хлеб за тяжкою сохой;
     Он был бы тверд под бурей и грозами
     И равнодушно снес бы мраз и зной.
     Он не терзается и по златой свободе:
     Пока огонь небес в Поэте не потух,
     Поэта и в цепях еще свободен дух.
     Когда ж и с грустью мыслит о природе,
     О божьих чудесах на небе, иа земле:
     О долах, о горах, о необъятном своде,
     О рощах, тонущих в вечерней, белой мгле,
     О солнечном, блистательном восходе,
     О дивном сонме звезд златых,
     Бесчисленных лампад всемирного чертога,
     Несметных исповедников немых
     Премудрости, величья, славы бога, -
     Не без отрады всё же он:
     В его груди вселенная иная;
     В ней тот же благости таинственный закон,
     В ней та же заповедь святая,
     По коей выше тьмы и зол и облаков
     Без устали течет великий полк миров.
     Но ведать хочешь ты, что сумрак знаменует,
     Которым, будто тучей, облегло
     Певца унылое чело?
     Увы! он о судьбе тоскует,
     Какой ни Меонид, ни Камоенс, ни Тасс,
     И в песнях и в бедах его предтечи.
     Не испытали; пламень в нем погас,
     Тот, с коим не были ему ужасны встречи
     Ни с скорбным недугом, ни с хладной нищетой.
     Ни с ветреной изменой
     Любви, давно забытой и презренной,
     Ни даже с душною тюрьмой.


     1832


     19 ОКТЯБРЯ 1837 ГОДА

     Блажен, кто пал, как юноша Ахилл,
     Прекрасный, мощный, смелый, величавый,
     В средине поприща побед и славы,
     Исполненный несокрушимых сил!
     Блажен! Лицо его, всегда младое,
     Сиянием бессмертия горя,
     Блестит, как солнце вечно золотое,
     Как первая эдемская заря.
     А я один средь чуждых мне людей
     Стою в ночи, беспомощный и хилый,
     Над страшной всех надежд моих могилой,
     Над мрачным гробом всех моих друзей.
     В тот гроб бездонный, молнией сраженный,
     Последний пал родимый мне поэт...
     И вот опять Лицея день священный;
     Но уж и Пушкина меж вами нет.
     Не принесет он новых песней вам,
     И с них не затрепещут перси ваши;
     Не выпьет с вами он заздравной чаши:
     Он воспарил к заоблачным друзьям.
     Он ныне с нашим Дельвигом пирует.
     Он ныне с Грибоедовым моим:
     По них, по них душа моя тоскует;
     Я жадно руки простираю к нам!
     Пора и мне! - Давно судьба грозит
     Мне казней нестерпимого удара:
     Она того меня лишает дара,
     С которым дух мой неразрывно слнт!
     Так! перенес я годы заточенья,
     Изгнание, и срам, и сиротство;
     Но под щитом святого вдохновенья,
     Но здесь во мне пылало божество!
     Теперь пора! - Не пламень, не перун
     Меня убил; нет, вязну средь болота,
     Горою давят нужды и забота,
     И я отвык от позабытых етрун.
     Мне ангел песней рай в темнице душной
     Когда-то созидал из снов златых;
     Но без него не труп ли я бездушный
     Средь трупов столь же хладных и немых?

     19 октября 1838



  К ПУШКИНУ И ДЕЛЬВИГУ
  Из Царского Села


Нагнулись надо мной родимых вязов своды,
Прохлада тихая развесистых берез!
Здесь нам знакомый луг; вот роща, вот утес,
На верх которого, сыны младой свободы,
Питомцы, баловни и Феба и Природы,

Бывало мы рвались сквозь пустоту древес,
И слабым ровный путь с   презреньем оставляли!
О время сладкое, где я не знал печали!
Ужель навеки мир души моей исчез

И бросили меня воздушные мечтанья?
Я радость нахожу в одном воспоминанье,
Глаза полны невольных слез! -
Увы, они прошли, мои весенни годы!

Но - не хочу тужить: я снова, снова здесь!
Стою над озером, и зеркальные воды
Мне кажут холм, лесок, и мост, и берег весь,
И чистую лазурь безоблачных небес!

Здесь часто я сидел в полуночном мерцаньи,
И надо мной луна катилася в молчаньи,
Здесь мирные места, где возвышенных Муз,
Небесный пламень их и радости святые,

Порыв к великому, любовь к добру - впервые
Узнали мы, и где наш тройственный союз,
Союз младых певцов и чистый и священный,
Волшебным навыком, судьбою заключенный,

Был дружбой утвержден!
И будет он для нас до гроба незабвен!
Ни радость, ни страданье,
Ни нега, ни корысть, ни почестей исканье -

Ничто души моей от вас не удалит!
И в песнях сладостных и в славе состязанье
Друзей-соперников тесней соединит!
Зачем же нет вас здесь, избранники Харит? -

Тебя, о Дельвиг мой, Поэт, мудрец ленивый,
Беспечный и в своей беспечности счастливый?
Тебя, мой огненный, чувствительный певец
Любви и доброго Руслана,

Тебя, на чьем челе предвижу я венец
Арьоста и Парни, Петрарки и Баяна?
О други! почему не с вами я брошу?
Зачем не говорю, не спорю здесь я с вами,

Не с вами с башни сей на пышный сад гляжу? -
Или, сплетясь руками,
Зачем не вместе мы внимаем шуму вод,
Биющих искрами и пеною о камень?

Не вместе смотрим здесь на солнечный восход,
На потухающий на крае неба пламень?
Мне здесь и с вами все явилось бы мечтой,
Несвязным, смутным сновиденьем,

Все, все, что встретил я, простясь с уединеньем,
Все, что мне ясность и покой
И тишину души младенческой отъяло
И сердце мне так больно растерзало!

При вас, товарищи, моя утихнет кровь,
И я в родной стране забуду на мгновенье
Заботы и тоску, и скуку, и волненье,
Забуду, может быть, и самую любовь!

1818



  ЖИЗНЬ

Юноша с свежей душой выступает на поприще жизни,
Полный пылающих дум, дерзостный в гордых мечтах;
С миром бороться готов и сразить и судьбу и печали!
Но, безмолвные, ждут скука и время его;

Сушат сердце, хладят его ум и вяжут паренье.
Гаснет любовь! и одна дружба от самой зари
До полуночи сопутница избранных неба любимцев,
Чистых, высоких умов, пламенно любящих душ.

1820



  ГРЕЧЕСКАЯ ПЕСНЬ

Века шагают к славной цели -
Я вижу их,- они идут! -
Уставы власти устарели:
Проснулись, смотрят и встают

Доселе спавшие народы.
О радость! грянул час, веселый час свободы!
Друзья! нас ждут сыны Эллады!
Кто даст нам крылья? полетим!

Сокройтесь горы, реки, грады,-
Они нас ждут - скорее к ним!
Услышь, судьба, мои молитвы! -
Пошли и мне, пошли минуту первой битвы!

И пусть я, первою стрелою
Сражен, всю кровь свою пролью,-
Счастлив, кто с жизнью молодою
Простился в пламенном бою,

Кто убежал от уз и скуки
И славу мог купить за миг короткой муки.
Ничто, ничто не утопает
В реке катящихся веков,-

Душа героев вылетает
Из позабытых их гробов
И наполняет бардов струны
И на тиранов шлет народные перуны.

1821


  ТЕНЬ РЫЛЕЕВА

Петру Александровичу Муханову
В ужасных тех стенах, где Иоанн,
В младенчестве лишенный багряницы,
Во мраке заточенья был заклан

Булатом ослепленного убийцы,-
Во тьме на узпичьем одре лежал
Певец, поклонник пламенной свободы;
Отторжен, отлучен от всей природы,

Он в вольных думах счастия искал.
Но не придут обратно дни былые:
Прошла пора надежд и снов,
И вы, мечты, вы, призраки златые,

Не позлатить железных вам оков!
Тогда - то не был сон - во мрак темницы
Небесное видение сошло:
Раздался звук торжественной цевницы;

Испуганный певец подъял чело
И зрит: на облаках несомый,
Явился образ, узнику знакомый.
"Несу товарищу привет

Из области, где нет тиранов,
Где вечен мир, где вечен свет,
Где нет ни бури, ни туманов.
Блажен и славен мой удел:

Свободу русскому народу
Могучим гласом я воспел,
Воспел и умер за свободу!
Счастливец, я запечатлел

Любовь к земле родимой кровью!
И ты - я знаю - пламенел
К отчизне чистою любовью.
Грядущее твоим очам

Разоблачу я в утешенье...
Поверь: не жертвовал ты снам;
Надеждам будет исполненьо!" -
Он рек - и бестелесною рукой

Раздвинул стены, растворил затворы,
боздвиг певец восторженные взоры
И видит: на Руси святой
Свобода, счастье и покой!

1827



  ЛЮБОВЬ УЗНИКА

Податель счастья и мученья!
Тебя ли я встречаю вновь?
И даже в узах заточенья
Ты обрела меня, любовь!

Увы! почто твои приветы?
К чему улыбка мне твоя?
Светилом ли твоим согретый
Воскресну вновь для жизни я?

Нет! минула пора мечтаний,
Пора надежды и любви:
От мраза лютого страданий
Хладеет ток моей крови.

Для узника ли взоров страстных
Восторг и блеск и темнота?
Погаснет луч в парах ненастных:
Забудь страдальца, красота!

1829



 * * *

Предел безмолвный, темный уголок!
Немая пристань, где наставник рок,
Спасительный, но в строгость облеченный,
Назначил мне приют уединенный,-
Сегодня будь святыней для меня!
Я ныне полон чистого огня! "..."
Пусть упиваются любимцы счастья

Отравою земного сладострастья,
Пусть одеваются в ничтожный блеск,
Пусть слышат купленный за брашно плеск -
Они умрут, и сгложет червь их кости,

Имен их не помянут даже гости,
Участники распутных их пиров,-
Я узник, но мой жребий не таков!
Меня взлелеял ангел песнопенья,

И светлые, чудесные виденья
За роем рой слетают в мой приют.
Я вижу их - уста мои поют,
И райским исполняюсь наслажденьем.

И да вещаю ныне с дерзновеньем:
Я верую, я знаю: не умрут
Крылатые души моей сознанья -
Так! чувствую: на мне печать избранъя.

Пусть свеется с лица земли мой прах -
Но я - счастливец - буду жить в веках.
Не весь истлею я: с очей потомства
Спадет покров мгновенной слепоты -

И стихнет гул вражды и вероломства,-
Умолкнет злоба черной клеветы -
Забудут заблужденья человека;
Но воспомянут чистый глас певца,

И отзовутся на него сердца
И дев и юношей иного века,
Приидет оный вожделенный день,
И радостью встрепещет от приветов

Святых, судьбой испытанных поэтов
В раю моя утешенная тень.
Тогда я робко именем клевретов,
Великие, назвать посмею вас,-

Тебя, о Дант, божественный изгнанник,
О узник, труженик бессмертный Тасс,
Тебя - и с ним тебя, бездомный странник,
Страдалец, Лузитании Гомер!

Вы образцы мои, вы мне пример.
Мне бед путем ко славе предлетели,
Я бед путем стремлюся к той же цели,
Не плача же достоин жребий мой.

Я на земле, в тюрьме я только телом,
Но дух в полете радостном и смелом
Горе несется, за предел земной
И в ваш собор вступает светозарный.

Нет, мне не страшен черни смех коварный.
Я в скорби, в заточеньи, в нищете;
Но лучший ли удел вкушали те,
Которых имена вовеки громки,

Те, что стоят времен на высоте,
Поэты, к коим поздние потомки
Подъемлют блеском ослепленный взор,-
Светил вселенной вдохновенный хор?

1832


  19 ОКТЯБРЯ 1836 ГОДА

Шумит поток времен. Их темный вал
Вновь выплеснул на берег жизни нашей
Священный день, который полной чашей
В кругу друзей и я торжествовал...

Давно... Европы страх - седой Урал,
И Енисей, и степи, и Байкал
Теперь меж нами. На крылах печали
Любовью к вам несусь из темной дали -

Поминки нашей юности - и я
Их праздновать хочу. Воспоминанья!
В лучах дрожащих тихого мерцанья
Воскресните! Предстаньте мне, друзья!

Пусть созерцает вас душа моя,
Всех вас, Лицея нашего семья!
Я с вами был когда-то счастлив, молод,-
Вы с сердца свеете туман и холод.

Чьи резче всех рисуются черты
Пред взорами моими? Как перуны
Сибирских гроз, его златые струны
Рокочут... Пушкин, Пушкин! это ты!

Твой образ - свет мне в море темноты;
Твои живые, вещие мечты
Меня не забывали в ту годину,
Как пил и ты, уединен, кручину.

Тогда и ты, как некогда Назон,
К родному граду простирал объятья;
И над Невой затрепетали братья,
Услышав гармонический твой стон.

С седого Пейпуса, волшебный, он
Раздался, прилетел и прервал сон,
Дремоту наших мелких попечений,-
И погрузил нас в волны вдохновений.

О брат мой! много с той поры прошло,
Твой день прояснел, мой покрылся тьмой;
Я стал знаком с Торкватовой судьбой.
И что ж? опять передо мной светло:

Как сон тяжелый, горе протекло;
Мое светило из-за туч чело
Вновь подняло - гляжу в лицо природы:
Мне отданы долины, горы, воды.

0 друг! хотя мой волос поседел,
Но сердце бьется молодо и смело.
Во мне душа переживает тело,
Еще мне божий мир не надоел.

Что ждет меня? Обманы наш удел,
Но в эту грудь вонзилось много стрел;
Терпел я много, обливался кровью:
Что, если в осень дней столкнусь с любовью?



  УЧАСТЬ РУССКИХ ПОЭТОВ

Горька судьба поэтов всех племен;
Тяжеле всех судьба казнит Россию:
Для славы и Рылеев был рожден:
Но юноша в свободу был влюблен ..

Стянула петля дерзностную выю.
Не он один: другие вслед ему,
Прекрасной обольщенные мечтою,
Пожалися годиной роковою...

Бог дал огонь их сердцу, свет - уму,
Да! чувства в них восторженны и пылки:
Что ж? их бросают в черную тюрьму,
Морят морозом безнадежной ссылки...

Или болезнь наводит ночь и мглу
На очи прозорливцев вдохновенных;
Или рука любовников презренных
Шлет пулю их священному челу;

Или же бунт поднимет чернь глухую,
И чернь того на части разорвет,
Чей блещущий перунами полет
Сияньем облил бы страну родную.

1845


        МОРЕ СНА

Мне ведомо море, седой океан:
Над ним беспредельный простерся туман.
Над ним лучезарный не катится щит;
Но звездочка бледная тихо горит.

Пускай океана неведом конец,
Его не боится отважный пловец;
В него меня манит незанятый блеск,
Таинственный шепот и сладостный плеск.

В него погружаюсь один, молчалив,
Когда настает полуночный прилив,
И чуть до груд*и* прикоснется волна,
В больную вливается грудь тишина.

И вдруг я на береге - будто знаком!
Гляжу и вхожу в очарованный дом:
Из окон мне милые лица глядят
И речи приветные слух веселят,

Не милых ли сердцу я вижу друзей,
Когда-то товарищей жизни моей?
Все, все они здесь! Удержать не могли
Ни рок их, ни люди, ни недра земли!

По-прежнему льется живой разговор;
По-прежнему светится дружеский взор...
При вещем сиянии райской звезды
Забыта разлука, забыты бед*ы*.

Но ах! пред зарей наступает отлив -
И слышится мне не отрадный призыв...
Развеялось все - и мерцание дня
В пустыне глухой осветило меня.

        1832

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        МАРИИ НИКОЛАЕВНЕ ВОЛКОНСКОЙ

Людская речь - пустой и лицемерный звук,
И душу высказать не может ложь искусства:
      Безмолвный взор, пожатье рук -
Вот переводчики избытка дум и чувства.
   Но я минутный гость в дому моих друзей,
      А в глубине души моей
   Одно живет прекрасное желанье:
Оставить я хочу друзьям воспоминанье,
      Залог, что тот же я,
   Что вас достоин я, друзья...
   Клянуся ангелом, который -
   Святая, путеводная звезда
Всей вашей жизни; на Восток, сюда,
К ней стану обращать трепещущие взоры
   Среди житейских и сердечных бурь,-
   И прояснится вдруг моя лазурь,
И дивное сойдет мне в перси утешенье,
И силу мне подаст и гордое терпенье 1.

        29 марта 1845, Курган

        Примечания
        1. Гордое терпенье... - см. стихотворение "Во глубине сибирских руд..."

        Русские поэты. Антология русской поэзии в 6-ти т.
        Москва: Детская литература, 1996.


        НАДГРОБИЕ

Сажень земли мое стяжанье,
Мне отведен смиренный дом:
Здесь спят надежда и желанье,
Окован страх железным сном,
Заснули горесть и веселье,-
Безмолвно всё в подземной келье.
И я когда-то знал печали,
И я был счастлив и скорбел,
Любовью перси трепетали,
Уста смеялись, взор светлел;
Но взор и сердце охладели:
Растут над мертвым пеплом ели.

И уж никто моей гробницы
Из милых мне не посетит;
Их не разбудит блеск денницы:
Их прах в сырой земле зарыт;
А разве путник утружденный
Взор бросит на мой гроб забвенный.

А разве сладостной весною,
Гонясь за пестрым мотыльком,
Дитя бессильною рукою
Столкнет мой каменный шелом,
Покатит, взглянет и оставит
И в даль беспечный бег направит.

        1815, начало 1820-х годов

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        В АЛЬБОМ ИЛЛИЧЕВСКОМУ

Прощай, товарищ в классе!
Товарищ за пером!
Товарищ на Парнасе!
Товарищ за столом!
Прощай, и в шуме света
Меня не позабудь,
Не позабудь поэта,
Кому ты первый путь,
Путь скользкий, но прекрасный,
Путь к музам указал.
Хоть к новизнам пристрастный,
Я часто отступал
От старорусских правил,
Ты в путь меня направил,
Ты мне сказал: "Пиши",
И грех с моей души -
Зарежу ли Марона,
Измучу ли себя -
Решеньем Аполлона
Будь свален на тебя.

        Первая половина 1817

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.



        * * *

   Вот, слава богу, я опять спокоен:
Покинула меня тяжелая хандра;
   Я снова стал доступен для добра,
И верить и любить я снова стал достоин.
   Охотно руку протяну врагу,
   Скажу охотно: будем жить друзьями,
Мой добрый Б[асаргин], и с вами я могу
      Теперь беседовать стихами...
      Как ангел божий, милый друг,
      Вы предо мной явились вдруг
      С радушным, искренним участьем;
   Был истомлен житейским я ненастьем:
      Опальный и больной слепец,
Обманутый людьми, растерзанный страданьем...
Но вот опять согрет я тихим упованьем,-
И этим одолжен вам труженик певец!
   О, да услышит бог мои молитвы,
      Пусть будут вам не трудны битвы
   С коварным миром и с самим собой;
Пусть сохраните вы средь бурь души покой;
Не разлучайтеся с Любовью животворной,
С святою Верою, с Надеждой неземной,-
И да не встретитесь с любовию притворной,
   Ни с суетной надеждою-мечтой,
Ни с верой мертвою, надменной и холодной,
   Подобной той смоковнице бесплодной,
   Которую сухую проклял Спас...
      Их трудно отличить подчас
   От дивных дочерей Софии... Искупитель
   И тут единственный наш друг-руководитель,
      И он вещает ясно нам:
      "Познайте их по их делам".

        13 апреля 1846, Тобольск

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        К ПУШКИНУ ИЗ ЕГО НЕТОПЛЕННОЙ КОМНАТЫ

К тебе зашел согреть я душу;
Но ты теперь, быть может, Грушу
К неистовой груди прижал
И от восторга стиснул зубы,
Иль Оленьку целуешь в губы
И кудри Хлои разметал;
Или с прелестной бледной Лилой
Сидишь и в сладостных глазах,
В ее улыбке томной, милой,
Во всех задумчивых чертах
Ее печальный рок читаешь
И бури сердца забываешь
В ее тоске, в ее слезах.
Мечтою легкой за тобою
Моя душа унесена
И, сладострастия полна,
Целует Олю, Лилу, Хлою!
А тело между тем сидит,
Сидит и мерзнет на досуге:
Там ветер за дверьми свистит,
Там пляшет снег в холодной вьюге;
Здесь не тепло; но мысль о друге,
О страстном, пламенном певце,
Меня ужели не согреет?
Ужели жар не проалеет
На голубом моем лице?
Нет! над бумагой костенеет
Стихотворящая рука...
Итак, прощайте вы, пенаты
Сей братской, но не теплой хаты,
Сего святого уголка,
Где сыну огненного Феба,
Любимцу, избраннику неба,
Не нужно дров, ни камелька;
Но где поэт обыкновенный,
Своим плащом непокровенный,
И с бедной Музой бы замерз,
Заснул бы от сей жизни тленной
И очи, в рай перенесенный,
Для вечной радости отверз!

        1819 (?)

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        ПЕСНЯ ДОРОЖНАЯ

Без лишних денег, без забот,
   Окрылены мечтою,
Мы, юноши, идем вперед,
   Мы радостны душою.

Нас в тихий сумрак манит лес,
   В объятия прохлады!
Для нас прелестен свод небес,
   Нас призывают грады;

Для нас, журча, бегут ручьи
   Под темными древами,
Нас, нас зовут в свои струи
   И блещут меж цветами.

Для нас поет пернатых глас,
   Шумят и шепчут рощи,
Светило дня блестит для нас,
   Для нас светила нощи!

И грусть не смеет омрачать
   Невинных наслаждений:
Ее от сердца отогнать
   Нам послан дружбы Гений!

Его священная рука
   Мои отерла слезы;
И спит в моей груди тоска;
   И вновь цветут мне розы!

        Конец 1810-х или начало 1820-х годов

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        БУРНОЕ МОРЕ ПРИ ЯСНОМ НЕБЕ

Дикий Нептун роптал, кипел и в волнах рассыпался,
А с золотой высоты, поздней зарей освещен,
Радостный Зевс улыбался ему, улыбался вселенной:
Так, безмятежный, глядит вечный закон на мятеж
Шумных страстей; так смотрит мудрец на ничтожное
                                          буйство:
Сила с начала веков в грозном величьи тиха.

        15 (27) сентября 1820, Мемель

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        К ДРУЗЬЯМ, НА РЕЙНЕ

Мир над спящею пучиной,
Мир над долом и горой;
Реин гладкою равниной
Разостлался предо мной.

Легкий челн меня лелеет,
Твердь небесная ясна,
С тихих вод прохлада веет:
В сердце льется тишина!

Здесь, над вечными струями,
В сей давно желанный час,
Други! я в мечтаньях с вами;
Братия! я вижу вас!

Вам сей кубок, отягченный
Влагой чистой и златой;
Пью за наш союз священный,
Пью за русский край родной!

Но волна бежит и плещет
В безответную ладью;
Что же грудь моя трепещет,
Что же душу тьмит мою?

Встали в небе великаны -
Отражает их река:
Солнце то прорвет туманы,
То уйдет за облака!

Слышу птицу предвещаний,
Дик ее унылый стон -
Светлую толпу мечтаний
И надежду гонит он!

О, скажи, жилец дубравы,
Томный, жалобный пророк:
Иль меня на поле славы
Ждет неотразимый рок?

Или радостных объятий
К милым мне не простирать
И к груди дрожащей братий
При свиданье не прижать?

Да паду же за свободу,
За любовь души моей,
Жертва славному народу,
Гордость плачущих друзей!

        1820 или 1821

        Примечания
        Написано во время пребывания Кюхельбекера в Германии и обращено
        к друзьям в России.

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        РАЗУВЕРЕНИЕ

Не мани меня, надежда,
Не прельщай меня, мечта!
Уж нельзя мне всей душою
Вдаться в сладостный обман:
Уж унесся предо мною
С жизни жизненный туман!

Неожиданная встреча
С сердцем, любящим меня,-
Мне ль тобою восхищаться,
Мне ль противиться судьбе?-
Я боюсь тебе вверяться!
Я не радуюсь тебе!

Надо мною тяготеет
Клятва друга первых лет!-
Юношей связали музы,
Радость, молодость, любовь -
Я расторг святые узы!
Он в толпе моих врагов!

"Ни любовницы, ни друга
Не иметь тебе вовек!"-
Молвил гневом вдохновенный
И пропал мне из очей -
С той поры уединенный
Я скитаюсь меж людей!

Раз еще я видел счастье,
Видел на глазах слезу,
Видел нежное участье,
Видел - но прости, певец!
Уж предвижу я ненастье:
Для меня ль союз сердец?

Что же роковая пуля
Не прервала дней моих?
Что ж для нового изгнанья
Не ведут ко мне коня?
В тихой тьме воспоминанья
Ты б не разлюбил меня!

        1821

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        К А.Т.ПУШКИНОЙ

Цветок увядший оживает
От чистой, утренней росы;
Для жизни душу воскрешает
Взор тихой, девственной красы.

Когда твои подернет щеки
Румянец быстрый и живой,-
Мне слышны милые упреки,
Слова стыдливости немой,
И я, отринув ложь и холод,
Я снова счастлив, снова молод,
Гляжу: невинности святой
Прекрасный ангел предо мной!

        1823 или 1824

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        НОЧЬ

Ночь,- приди, меня покрой
Тишиною и забвеньем,
Обольсти меня виденьем,
Отдых дай мне, дай покой!

Пусть ко мне слетит во сне
Утешитель мой ничтожный,
Призрак быстрый, призрак ложный,
Легкий призрак милых мне!

Незабвенных, дорогих
Наслажуся разговором:
Повстречаюся с их взором,
Уловлю улыбку их!

Предо мной моя семья:
Позабыты все печали,
Узы будто не бывали,
Будто не в темнице я!

        <1828>

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        ЛУНА

Тебя ли вижу из окна
Моей безрадостной темницы,
Златая, ясная луна,
Созданье божней десницы?

Прими же скорбный мой привет,
Ночное мирное светило!
Отраден мне твой тихий свет:
Ты мне всю душу озарило.

Так! может быть, не только я,
Страдалец, узник в мраке ночи,-
Быть может, и мои друзья
К тебе теперь подъемлют очи!

Быть может, вспомнят обо мне;
Заснут; с молитвою, с любовью
Мой призрак в их счастливом сне
Слетит к родному изголовью,

Благословит их... Но когда
На своде неба запылает
Передрассветная звезда,-
Мой образ, будто пар, растает.

        <1828>

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        19 ОКТЯБРЯ 1828 ГОДА

Какой волшебною одеждой
Блистал пред нами мир земной!
С каким огнем, с какой надеждой,
С какою детской слепотой
Мы с жизнию вступали в бой.
Но вскоре изменила сила,
И вскоре наш огонь погас;
Покинула надежда нас,
И жизнь отважных победила!
Моих друзей далекий круг!
Под воплями осенних вьюг,
Но благостным хранимый небом,
При песнях, вдохновенных Фебом,
От бурь и горя вдалеке,
В уютном, мирном уголке
Ты празднуешь ли день священный,
День, сердцу братьев незабвенный?
Моих друзей далекий круг!
Воспомнит ли в сей день священный,
В день, сердцу братьев незабвенный,
Меня хотя единый друг?
Или судьба меня лишила
Не только счастья - и любви?
И не взяла меня могила,
И кончилися дни мои?

        1828

        Примечания
        19 октября - годовщина основания Лицея, по традиции отмечавшаяся
        бывшими лицеистами.

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        * * *

Суров и горек черствый хлеб изгнанья;
Наводит скорбь чужой страны река,
Душа рыдает от ее журчанья,
И брег уныл, и влага не сладка.
В изгнаннике безмолвном и печальном -
Туземцу непостижная тоска;
Он там оставил сердце, в крае дальном,
Там для него все живо, все цветет;
А здесь... не все ли в крове погребальном,
Не все ли вянет здесь, не все ли мрет?
Суров и горек черствый хлеб изгнанья;
Изгнанник иго тяжкое несет.

        1829

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        * * *

Еще прибавился мне год
К годам унылого страданья;
Гляжу на их тяжелый ход
Не ропща, но без упованья -

Что будет, знаю наперед:
Нет в жизни для меня обмана.
Блестящ и весел был восход,
А запад весь во мгле тумана.

        1845

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        * * *

Горько надоел я всем,
Самому себе и прочим:
Перестать бы жить совсем!
Мы о чем же здесь хлопочем?
Ждешь чего-то впереди...
Впереди ж все хуже, хуже;
Путь грязней, тяжеле, *у*же -
Ты же все вперед иди!
То ли дело лоно гроба!
Там безмолвно и темно,
Там молчат мечты и злоба:
В гроб убраться бы давно!

        13 апреля 1846, Тобольск

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        ВОПРОСЫ

Ужель и неба лучшие дары
В подлунном мире только сновиденье?
Ужель по тверди только до поры
Свершают звезды дивное теченье?
Должно ли ведать гнев враждебных лет,
Душа души, святое вдохновенье,
Должно ли опадать в одно мгновенье,
Как в осень сорванный со стебля цвет?
Увы мне! с часу н*а* час реже, реже
Живительным огнем согрет мой дух!
И тот же мир, и впечатленья те же,
Но прежних песней не уловит слух,
Но я не тот;- уж нет живого чувства,
Которым средь свободных, смелых дум
Бывал отважный окрыляем ум:
Я робкий раб холодного искусства;
Седеет волос, в осень скорбных лет,
Ни жару, ни цветов весенних нет.

        1832

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.



        ПРОЩАНИЕ

Прости, отчизна дорогая!
Простите, добрые друзья!
Уже сижу в коляске я,
Надеждой время упреждая.
Уже волшебница Мечта
Рисует мне обитель Славы,
Тевтонов древние дубравы
И их живые города!
А там встают седые горы,
Влекут и ослепляют взоры
И, хмурясь, всходят до небес!
О гроб и колыбель чудес,
О град бессмертья, муз и брани!
Отец народов, вечный Рим!-
К тебе я простираю длани,
Желаньем пламенным томим.
Я вижу в радужном сиянье
И Галлию и Альбион!
Кругом меня очарованье,
Горит и блещет небосклон.
Пируй и веселись, мой Гений!
Какая жатва вдохновений!
Какая пища для души -
В ее божественной тиши
Златая дивная природа...
Тяжелая гроза страстей,
Вооруженная свобода,
Борьба народов и царей!
Не в капище ли Мельпомены
Я, ожиданий полн, вступил?
Не в храм ли тайных, грозных сил,
Взирающих на жизнь вселенны,-
Для них все ясно, все измены,
Все сокровенности сердец,
Всех дел и помыслов конец!
Святые, страшные картины!
Но, верьте! и в странах чужбины,
И там вам верен буду я,
О вы, души моей друзья!-
И пусть поэтом я не буду,
Когда на миг тебя забуду,
Тебя, смиренная семья,
Где юноши-певцы сходились,
Где их ласкали как родных,
Где мы в мечтаньях золотых
Душой и жизнию делились!

        Август или сентябрь 1820

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        НИЦЦА

Был и я в стране чудесной,
Там, куда мечты летят,
Где средь синевы небесной
Ненасытный бродит взгляд,
Где лишь мул наверх утеса
Путь находит меж стремнин,
Где весь в листьях в мраке леса
Рдеет сочный апельсин.

Край, любовь самой природы,
Родина роскошных муз,
Область браней и свободы,
Рабских и сердечных уз!
Был я на холмах священных,
Средь божественных гробов,
В тесных рощах, растворенных
Сладким запахом цветов!

Дивною твоей луною
Был я по морю ведом;
Тьма сверкала подо мною,
Зыбь горела за веслом!
Над истоком Полиона 1 
Я задумчивый стоял;
Мне казалось, там Миньона 2
Тужит между диких скал!

К песне тихой и печальной
Преклонял я жадный слух:
Из страны, казалось, дальной
Прилетел бесплотный дух!
Он оставил ночь могилы
Раз еще взглянуть на свет;
Только край родной и милый
Даст ему забвенье бед!

На горах среди туманов
Я встречал толпу теней,
Полк бессмертных великанов:
Ратных, бардов и судей -
Вечный Рим, кладбище славы,
Я к тебе летел душой!
Но встает раздор кровавый,
Брань несется в рай земной!

Гром завоет; зарев блески
Ослепят унылый взор;
Ненавистные тудески 3
Ниспадут с ужасных гор;
Смерть из тысяч ружей грянет,
В тысяче штыках сверкнет;
Не родясь, весна увянет,
Вольность, не родясь, умрет!

Васильковою лазурью
Здесь пленяют небеса;
Под рушительною бурью
Здесь не могут пасть леса;
Здесь душа в лугах шелк*о*вых,
Жизнь и в камнях и в вод*а*х!
Что ж закон судеб суровых
Шлет сюда и месть и страх?

Все жестоким укоризна,
Что здесь сердцу говорит!
Иль не здесь любви отчизна?
Иль не это сад харит?
Здесь я видел обещанье
Светлых, беззаботных дней;
Но и здесь не спит страданье,
Муз пугает звук цепей!

        1821

        Примечания
        В стихотворении отражены впечатления революционных событий в
        Пьемонте, свидетелем которых Кюхельбекер оказался во время
        своего путешествия.
        1. Полион - река, на берегах которой расположена Ницца.
        2. Миньона - героиня романа Гете "Вильгельм Мейстер".
        3. Тудески - австрийцы.

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        ВЕТЕР

Слышу стон твой, ветер бурный!
Твой унылый, дикий вой:
Тьмой ненастной свод лазурный,
Черным саваном покрой!

Пусть леса, холмы и долы
Огласит твой шумный зык!
Внятны мне твои глаголы,
Мне понятен твой язык.

Из темницы безотрадной
Преклоняю жадный слух:
За тобою, ветер хладный,
Рвется мой стесненный дух!

Ветер! ветер! за тобою
К необъятной вышине
Над печальной мглой земною
В даль бы понестися мне!

Был бы воздух одеянье,
Собеседник - божий гром,
Песни - бурей завыванье,
Небо - мой пространный дом.

Облетел бы круг вселенной,
Только там бы отдохнул,
Где семьи, мне незабвенной,
Речи вторит тихий гул;

Среди летней светлой ночи,
У часовни той простой,
Им бы там мелькнул я в очи,
Где почиет их родной!

К милым я простер бы pyки,
Улыбнулся бы, исчез,
Но знакомой лиры звуки
Потрясли бы близкий лес.

        <1829>

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        ПАМЯТИ ГРИБОЕДОВА

Когда еще ты на земле
Дышал, о друг мой незабвенный!
А я, с тобою разлученный,
Уже страдал в тюремной мгле,-
Почто, виденьем принесенный,
В отрадном, благодатном сне
Тогда ты не являлся мне?
Ужели мало, брат мой милый,
Я, взятый заживо могилой,
Тоскуя, думал о тебе?
Когда в боязненной мольбе
Слова в устах моих коснели,
Любезный образ твой ужели
Без слез, без скорби звал к себе?
Вотще я простирал объятья,
Я звал тебя, но звал вотще;
Бессильны были все заклятья,
Ты был незрим моей мечте.
Увы мне! только раз единый
Передо мной полночный мрак
Воззвал возлюбленный призр*а*к -
Не в страшный ль час твоей кончины?
Но не было глубоких ран,
Свидетелей борьбы кровавой,
На теле избранного славой
Певца, воспевшего Иран *
И - ах!- сраженного Ираном!-
Одеян не был ты туманом,
Не искажен и не уныл,
Не бледен... Нет, ты ясен был:
Ты был в кругу моих родимых,
Тобой незнанных, но любимых,
Тебя любивших, не видав.
В виденьи оной вещей ночи
Твои светлее были очи,
Чем среди смехов и забав,
В чертогах суеты и шума,
Где свой покров нередко дума
Бросала на чело твое,-
Где ты прикрыть желал ее
Улыбкой, шуткой, разговором...
(Но дружбе взор орлиный дан:
Великодушный твой обман
Орлиным открывала взором.)
Так! мне однажды только сон
Тебя представил благотворный;
С тех пор, суровый и упорный,
Отказывал мне долго он
Привлечь в обитель испытанья
Твой дух из области сиянья.
И между тем мои страданья
Копились и росли.- Но вдруг
Ты что-то часто, брат и друг,
Златую предваря денницу,
Спускаться стал в мою темницу.
Или зовешь меня туда,
Где ты, паря под небесами,
Ликуешь с чистыми духами,
Где вечны свет и красота,
В страну покоя над звездами?
Или же (много я любил!)
Те, коих взор и в самом мраке,
Как луч живительных светил,
Как дар былого, я хранил,
Все, все в твоем слиялись зраке?

* Примечание Кюхельбекера: Относится к
поэме Грибоедова, схожей по форме своей
с Чайлдом-Гарольдом; в ней превосходно
изображена Персия. Этой поэмы, нигде не
напечатанной, не надобно смешивать с
драмой, о которой упоминает Булгарин.

        1829

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        КЛЕН

Скажи, кудрявый сын лесов священных,
Исполненный могучей красоты,
Средь камней, соков жизненных лишенных,
    Какой судьбою вырос ты?

Ты развился перед моей тюрьмою...
Сколь многое напоминаешь мне!
Здесь не с кем мне... поговорю с тобою
    О милой сердцу старине:

О времени, когда, подобно птице,
Жилице вольной средь твоих ветвей,
Я песнь свободную певал деннице
    И блеску западных лучей;

Тогда с брегов смиренной Авиноры,
В лесах моей Эстонии родной,
Впервые жадно в даль простер я взоры,
    Мятежной мучимый тоской.

Твои всходящие до неба братья
Видали, как завешанную тьмой
Страну я звал, манил в свои объятья,-
    И покачали головой.

А ныне ты свидетель совершенья
Того, что прорицали братья мне;
О ты, последний в мраке заточенья
    Мой друг в далекой стороне! ^1 

        1832, Свеаборгская крепость

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        РОДСТВО СО СТИХИЯМИ

Есть что-то знакомое, близкое мне
В пучине воздушной, в небесном огне;
Звезды полуночной таинственный свет
От духа родного несет мне привет.

Огромную слышу ли жалобу бурь,
Когда умирают и день и лазурь,
Когда завывает и ломится лес,-
Я так бы и ринулся в волны небес.

Дон*е*льзя постыли мне тина и прах;
Мне там в золотых погулять бы полях:
Туда призывают и ветер и гром,
Перун прилетает оттуда послом.

Туман бы распутать мне в длинную нить,
Да плащ бы широкий из сизого свить,
Предаться бы вихрю несытой душой,
Средь туч бы лететь под безмолвной луной!

Все дале и дале, и путь бы простер
Я в бездну, туда - за сафирный шатер!
О, как бы нырял в океане светил!
О, как бы себя по Вселенной разлил!

        1834

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        ЛЮБОВЬ

Податель счастья и мученья,
Тебя ли я встречаю вновь?
И даже в мраке заточенья
Ты обрела меня, любовь!

Увы! почто твои приветы?
К чему улыбка мне твоя?
Твоим светилом ли согретый
Воскресну вновь для жизни я?

Нет! минула пора мечтаний,
Пора надежды и любви:
От мраза лютого страданий
Хладеет ток моей крови.

Для узника ли взоров страстных
Восторг, и блеск, и темнота?-
Погаснет луч в парах ненастных:
Забудь страдальца, красота!

        <1829>

        Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских поэтов.
        Москва: Художественная литература, 1988.


        * * *

Работы сельские приходят уж к концу,
Везде роскошные златые скирды хлеба;
Уж стал туманен свод померкнувшего неба
   И пал туман и на чело певцу...
Да! недалек тот день, который был когда-то
Им, нашим Пушкиным, так задушевно пет!
Но Пушкин уж давно подземной тьмой одет,
   И сколько и еще друзей пожато,
Склонявших жадный слух при звоне полных чаш
К напеву дивному стихов медоточивых!
Но ныне мирный сон товарищей счастливых
   В нас зависть пробуждает.- Им шабаш!

Шабаш им от скорбей и хл*о*пот жизни пыльной,
Их не поднимет день к страданьям и трудам,
Нет горю доступа к остывшим их сердцам,
   Не заползет измена в мрак могильный,
Их ран не растрав*и*т; их ноющей груди
С улыбкой на устах не растерзает злоба,
Не тронет их вражда: спаслися в пристань гроба,
   Нам только говорят: "Иди! иди!
Надолго нанят ты; еще тебе не время!
Ступай, не уставай, не думай отдохнуть!" -
Да силы уж не те, да всё тяжеле путь,
   Да плечи всё больнее ломит бремя!

        26 августа 1845

        Русские поэты. Антология русской поэзии в 6-ти т.
        Москва: Детская литература, 1996.


        УСТАЛОСТЬ

Мне нужно забвенье, нужна тишина:
Я в волны нырну непробудного сна,
Вы, порванной арфы мятежные звуки,
Умолкните, думы, и чувства, и муки.

Да! чаша житейская желчи полна;
Но выпил же эту я чашу до дна,-
И вот опьянелой, больной головою
Клонюсь и клонюсь к гробовому покою.

Узнал я изгнанье, узнал я тюрьму,
Узнал слепоты нерассветную тьму
И совести грозной узнал укоризны,
И жаль мне невольницы милой отчизны.

Мне нужно забвенье, нужна тишина
. . . . . . . . . . . . . . . . .

        Ноябрь 1845

        Русские поэты. Антология русской поэзии в 6-ти т.
        Москва: Детская литература, 1996.


        ИЗ РОМАНА В СТИХАХ "СИРОТА"

             ...кто наш герой?
Софа, в углу комод, а над софой
Не ты ль гордишься рамкой золотою,
Не ты ль летишь на ухарском коне,
В косматой бурке, в боевом огне,
Летишь и сыплешь на врагов перуны,
Поэт-наездник, ты, кому и струны
Волшебные и меткий гром войны
Равно любезны и равно даны?
С тобою рядом, ужас супостатов,
Наш чудо-богатырь, бесстрашный Платов.
Потом для пользы боле, чем красы,
Простой работы ст_е_нные часы;
Над полкой с книгами против портретов
Кинжал и шашка с парой пистолетов;
Прибавьте образ девы пресвятой
И стол и стулья.- "Кто же он?" - "Постой!
Чубук черешневый, халат бухарский,
Оружье, феска, генерал гусарский
И атаман казачий... Об заклад..."
Кто спорит? я догадке вашей рад:
Да! он в наряде стройном и красивом
Еще недавно на коне ретивом
Пред грозным взводом храбрых усачей
Скакал, но, видно, суженой своей
Не обскакал: в отставке.

        1833-1834

        Примечания
        Этот отрывок описывает гусара и поэта Дениса Давыдова

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        НА СМЕРТЬ ЯКУБОВИЧА

Все, все валятся сверстники мои,
Как с дерева валится лист осенний,
Уносятся, как по реке струи,
Текут в бездонный водоем творений,
Отколе не бегут уже ручьи
Обратно в мир житейских треволнений!..
За полог все скользят мои друзья:
Пред ним один останусь скоро я.

Лицейские, ермоловцы, поэты,
Товарищи! Вас подлинно ли нет?
А были же когда-то вы согреты
Такой живою жизнью! Вам ли пет
Привет последний, и мои приветы
Уж вас не тронут?- Бледный тусклый свет
На новый гроб упал: в своей пустыне 
Над Якубовичем рыдаю ныне.

Я не любил его... Враждебный взор
Вчастую друг на друга мы бросали;
Но не умрет он средь Кавказских гор:
Там все утесы - дел его скрижали;
Им степь полна, им полон черный бор;
Черкесы и теперь не перестали
Средь родины заоблачной своей
Пугать _Якубом_ плачущих детей.

Он был из первых в стае той орлиной,
Которой ведь и я принадлежал...
Тут нас, исторгнутых одной судьбиной,
Умчал в тюрьму и ссылку тот же вал...
Вот он остался, сверстник мне единый,
Вот он мне в гроб дорогу указал:
Так мудрено ль, что я в своей пустыне
Над Якубовичем рыдаю ныне?

Ты отстрадался, труженик, герой,
Ты вышел наконец на тихий берег,
Где нет упреков, где тебе покой!
И про тебя не смолкнет бурный Терек
И станет говорить Бешту седой...
Ты отстрадался, вышел ты на берег;
А реет все еще средь черных волн
Мой бедный, утлый, разснащенный челн!

        1846

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        РАЗОЧАРОВАНИЕ

Скажи: совсем ли ты мне изменил,
Доселе неизменный мой хранитель?
Для узника в волшебную обитель
Темницу превращал ты, Исфраил.
Я был один, покинут всеми в мире,
Всего страшился, даже и надежд...
Бывало же, коснешься темных вежд -
С них снимешь мрак, дашь жизнь и пламень лире,-
И снова я свободен и могуч:
Растаяли затворы, спали цепи,
И, как орел под солнцем из-за туч
Обозревает горы, реки, степи,-
Так вижу мир, раскрытый под собой,
И, радостен, сквозь ужас хладной ночи,
Бросаю полные восторга очи
На свиток, писанный судьбы рукой!..
А ныне пали стены предо мной:
Я волен: что же? Бледные заботы,
И грязный труд, и вопль глухой нужды,
И визг детей, и стук тупой работы
Перекричали песнь златой мечты,
Смели, как прах, с души моей виденья,
Отняли время и досуг творить -
И вялых дней безжизненная нить
Прядется мне из мук и утомленья.

        1837

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        ТЕНИ ПУШКИНА

Итак, товарищ вдохновенный,
И ты!- а я на прах священный
Слезы не пролил ни одной:
С привычки к горю и страданьям
Все высохли в груди больной.
Но образ твой моим мечтаньям
В ночах бессонных предстоит,
Но я тяжелой скорбью сыт,
Но, мрачный, близ жены, мне милой,
И думать о любви забыл...
/Там/ мысли, над твоей могилой!
Смолк шорох благозвучных крыл
Твоих волшебных песнопений,
На небо отлетел твой гений;
А визги желтой клеветы
Глупцов, которые марали,
Как был ты жив, твои черты,
И ныне, в час святой печали,
Бездушные, не замолчали!
Гордись! Ей-богу, стыд и срам
Их подлая любовь!- Пусть жалят!
Тот пуст и гнил, кого все хвалят;
За зависть дорого я дам.
Гордись! Никто тебе не равен,
Никто из сверстников-певцов:
Не смеркнешь ты во мгле веков,-
В веках тебе клеврет Державин.

        24 мая 1837

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        ПОСЛАНИЕ К БРАТУ

Минули же и годы заточенья;
А думал я: конца не будет им!
Податели молитв и вдохновенья,
Они парили над челом моим,
И были их отзывом песнопенья.
И что ж? обуреваем и томим
Мятежной грустию, слепец безумный,
Я рвался в мир и суетный и шумный.

Не для него я создан: только шаг
Ступить успел я за священный праг
Приюта тихих дум - и уж во власти
Глухих забот, и закипели страсти,
И дух земли, непримиримый враг
Небесного, раздрал меня на части:
Затрепетали светлые мечты
И скрылися пред князем темноты.

Мне тяжела, горька мне их утрата:
Душа же с ними свыклась, жизнь срослась -
Но пусть!- И я без них любовью брата
Счастлив бы был; с ним вместе, не страшась,
Вступил бы я в борьбу - и сопостата
Мы побороли бы; нет, дружных нас
Не одолел бы!- Может быть, и лира
Вновь оживилась бы на лоне мира!

О! почему, неопытный борец,
Рукой неосторожной грудь родную
Я сжал и ранил?- пусть восторжествую,
Пусть и возьму столь лестный мне венец,-
Ах! лучше бы я положил, певец,
Забытый всеми, голову седую
В безвестный темный гроб, чем эту грудь
И без того больную оттолкнуть!

Где время то, когда, уединенный,
К нему я вдаль объятья простирал,
Когда и он, любовью ослепленный,
Меня к себе под кров свой призывал?
Я наконец перешагнул Урал,
Перелетел твой лед, Байкал священный;
И вот свою суровую судьбу
Я внес в его смиренную избу!
Судьбу того, кто с самой колыбели
Был бед звездою всем своим друзьям...
За них подъемля руки к небесам,
Моляся, чтобы скорби пролетели
Над милыми,- сердца их я же сам,
Бывало, растерзаю! Охладели,
Заснули многие; ты не отъят,
Ты мне один остался, друг и брат!

А между тем... Покинем и забудем,
Забудем бури, будто злые сны!
Не станем верить ни страстям, ни людям:
Оставь мне, отпусти мои вины;
Отныне в жизни неразлучны будем!
Ведь той же матерью мы рождены.
Сотрем все пятна с памятной скрижали;
Всё пополам: и радость, и печали!

        3 сентября 1837, Баргузин

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        АРГУНЬ

   Еще одну я к тем рекам причислил,
Которых берег я, скиталец, посетил,-
И там с утратою своих сердечных сил
Терзался и молчал, но чувствовал, но мыслил,
Разлуку вечную предвидел,- но любил.
Да! вот и эти дни, как призрак, пролетели!
   До гроба ли ты будешь молодым,
   Мучитель сердце?- Ты скажи: ужели
Всегда блуждать, стремясь к недостижимой цели,
Твоим желаниям несытым и слепым?
   Любить и мыслить... Почему ж не может
   Не мыслить, не любить душа моя?
Какой ее злой дух без устали тревожит -
И хочет, и велит, чтоб вечно тратил я?
   Увы! с последним другом расставанье!
   По крайней мере, без пятна
   Хоть это сбережет воспоминанье
И чувств, и дум моих скупая глубина.
Прими же, о Аргунь 1, мое благословенье!
Ты лучше для меня, чем пасмурный Онон 2:
   И там мне было разлученье;
Но перед тем меня прельщал безумный сон 3 
   И чуть не умертвило пробужденье.

        1842

        Примечания
        1. Аргунь - одна из рек, составляющих Амур.
        2. Онон - река в Забайкалье.
        3. Безумный сон - последняя любовь Кюхельбекера.

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        ОНИ МОИХ СТРАДАНИЙ НЕ ПОЙМУТ

Они моих страданий не поймут,
Для них смешон унылый голос боли,
Которая, как червь, таится тут
В груди моей.- Есть силы, нет мне воли.
Хоть миг покоя дайте!- нет и нет!
Вот вспыхнуло: я вспрянул, я поэт;
Божественный объемлет душу пламень,
Толпятся образы, чудесный свет
В глазах моих,- и всё напрасно: нет!
Пропало всё!- Добро бы с неба камень
Мне череп раздвоил, или перун
Меня сожег: последний трепет струн
Разорванных вздохнул бы в дивных звуках
И умер бы, как грома дальный гул;
Но я увяз в ничтожных, мелких муках,
Но я в заботах грязных утонул!
Нет! не страшусь убийственных объятий
Огромного несчастья: рок, души!
Ты выжмешь жизнь, не выдавишь души
Но погибать от кумушек, от сватий,
От лепета соседей и друзей!..
Не говорите мне: "Ты Промефей!"
Тот был к скале заоблачной прикован,
Его терзал не глупый воробей,
А мощный коршун.- Был я очарован
Когда-то обольстительной мечтой;
Я думал: кончится борьба с судьбой,
И с нею все земные испытанья;
Не будет сломан, устоит борец,
Умрет, но не лишится воздаянья
И вырвет напоследок свой венец
Из рук суровых,- бедный я слепец!
Судьба берет меня из стен моей темницы,
Толкает в мир (ведь я о нем жалел) -
А мой-то мир исчез, как блеск зарницы,
И быть нулем отныне мой удел!

        15 января 1839

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        М.А.ДОХТУРОВУ

      Так, знаю: в радужные дни
   Утех и радостей, в круженьи света
   Не вспомнишь ты изгнанника поэта;
   Хоть в непогоду друга помяни!
   Молюсь, чтобы страданья и печали
Летели и тебя в полете миновали;
   Но не был никому дарован век
      Всегда безоблачный и ясный:
      Холоп судьбы суровой человек.
      Когда нависнет мрак ненастный
      И над твоею головой,-
   Пусть об руку с надеждою и верой,
Как пр*о*свет среди мглы взволнованной и серой,
      Тебе предстанет образ мой!

        22 июня 1840

        Примечания
        Адресат, Михаил Афанасьевич Дохтуров - врач, путешественник,
        поэт. Один из немногих образованных людей и интересных
        собеседников, с которыми Кюхельбекеру удалось встретиться в Акше.

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        СОВЕТ

Когда же злая чернь не клеветала,
Когда же в грязь не силилась втянуть
Избранников, которым горний путь
Рука господня в небе начертала?
Ты говоришь: "Я одарен душой";
Зачем же ты мешаешься с толпой?

Толпе бессмысленной мое презренье.
Но сына Лаия почтил Фезей 1;
Так пред страдальцем ты благоговей,-
Иль сам свое подпишешь осужденье.
Певцу в твоем участьи нужды нет;
Но сожалеет о тебе поэт.

Глубоких ран, кровавых язв сердечных
Мне много жадный наносил кинжал,
Который не в руке врагов сверкал,
Увы!- в руке друзей бесчеловечных.
Что ж? знать, во мне избыток дивных сил;
Ты видишь: я те язвы пережил.

Теперь я стар, слабею; но и эту
Переживу: ведь мне насущный хлеб
Терзанья; ведь наперснику судеб
Не даром достается путь ко свету;
Страдать, терпеть готов я до конца:
С чела святого не сорвут венца.

Умру - и смолкнет хохот вероломства;
Меня покроет чудотворный щит,
Все стрелы клеветы он отразит...
Смеются?- пусть! проклятие потомства
Не минет их - осмеян был же Тасс;
Быть может, тот, кто здесь стоит средь вас,

Не мене Тасса.- Будь яке осторожен,
К врагам моим себя не приобщай,
Бесчестного бессмертья не желай:
Я слаб, и дряхл, и темен, и ничтожен
Но только _здесь_,- моим злодеям _там_
За их вражду награда - вечный срам.

        22 февраля 1842

        Примечания
        1. Сына Лаия почтил Фезей... - ассоциация с трагедией
        Софокла "Эдип в Колоне". Сын царя Фив Лаия, Эдип, став
        изгнаником, нашел приют у царя древних Афин Тесея.

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        * * *

До смерти мне грозила смерти тьма,
И думал я: подобно Оссиану,
Блуждать во мгле у края гроба стану;
Ему подобно, с дикого холма
Я устремлю свои слепые очи
В глухую бездну нерассветной ночи,
И не увижу ни густых лесов,
Ни волн полей, ни бархата лугов,
Ни чистого, лазоревого свода,
Ни солнцева чудесного восхода;
Зато очами духа узрю я
Вас, вещие таинственные тени,
Вас, рано улетевшие друзья,
И слух склоню я к' гулу дивных пений,
И голос каждого я различу,
И каждого узнаю по лицу.
Вот первый: он насмешливый, угрюмый 1,
С язвительной улыбкой на устах,
С челом высоким под завесой думы,
Со скорблю во взоре и чертах!
В его груди, восторгами томимой,
Не тот же ли огонь неодолимый
Пылал, который некогда горел
В сердцах метателей господних стрел,
Объятых духом вышнего пророков?
И что ж? неумолимый враг пороков
Растерзан чернью в варварском краю...
А этот край он воспевал когда-то,
Восток роскошный, нам, сынам заката,
И с ним отчизну примирил свою!-
И вот другой: волшебно-сладкогласный 2 
Сердец властитель, мощный чародей,
Он вдунул, будто новый Промефей,
Живую душу в наш язык прекрасный...
Увы! погиб повременно певец:
Его злодейский не щадил свинец!
За этою четою исполинской
Спускаются из лона темноты
Еще две тени: бедный Дельвиг, ты,
И ты, его товарищ, Баратынский!
Отечеству драгие имена,
Поэзии и дружеству святые!
Их музы были две сестры родные,
В них трепеталася душа - одна!

        25 и 26 октября 1845

        Примечания
        1. Насмешливый, угрюмый - имеется в виду Грибоедов.
        2. Волшебно-сладкогласный - имеется в виду Грибоедов.

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        * * *

Да! ровно через год мы свиделись с тобою,
Но, друг и брат, тогда под твой приветный кров
Вступил я полн надежд, и весел и здоров -
Теперь, измученный и телом и душою,
Беспомощным, больным, трепещущим слепцом
Поник я под своим страдальческим венцом
И смерти говорил: приди же, избавитель!
Вот я вошел в твою смиренную обитель.
И ожил вдруг душой; и вера и любовь
Вновь встретили меня: уж не бунтует кровь,
И сердце улеглось, и тешусь я мечтою,
И с богом я мирюсь, и с миром, и с собою!

        5 марта 1846

        Примечания
        Адресат послания - И.И.Пущин.

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        К БРАТУ

   Короче день,- и реже с океана
   Снимается седая ткань тумана;
   Желтеет мой любимец, гордый клен,
   Который прихотливою судьбою
      Был с рощей разлучен родною
      И здесь меж камней возращен...
Так! осень царствует,- и скоро, скоро птицы
   Подымутся с полночных, грозных скал:
      На полдень путь им начертал
   Всемощный перст невидимой десницы.
   Усмотрит над собой их вереницы
      С высокой палубы пловец
И скажет: "Красным дням на севере конец".
      Мертвеет бледная природа;
На сумрачный полет дряхлеющего года
   Взирает, в думы погружен, певец.
Но и без летнего блестящего светила
   Мне свят и дорог праздник Михаила 1
Давно не для меня и аромат цветов,
И роскошь нив, и вид с присолнечных холмов,
   Не для меня дубравы томный шепот,
      И песни соловья,
И водопада рев, и плеск и шум и ропот
      Прозрачного ручья;
Давно покинул я все красоты вселенной:
      В стенах угрюмых заключенный,
      Давно от них оторван я;
   Остались мне одни воспоминанья...
   Но, друг мой, в день твоих ли именин
   Я буду в одиночестве один?
Сберется мой народ, крылатые мечтанья,
      И с ними сяду я за пир,
      Забуду стражей и затворы,
         Забуду целый мир
И вдруг перенесусь за степи, реки, горы,
         В твой тихий дом,- к тебе!
Там, сердца счастливым обманом упоенный,
      Воскликну: "Будь хвала судьбе!
Мне возвращен мой брат, со мною разлученный";
      И что ж? пространство ли одно
По воле сокращать мечтаниям дано?
         Их ветреное племя
Не покорило ли и самый рок и время?
   Не призрак ли былых, прекрасных дней
      Они подъемлют из могилы?
   От веянья их чудотворной силы
Вдруг предо мной всплывает сонм теней;
   Я вижу утра моего друзей:
   Всех вижу их, как их видал, бывало!
Так,- вот и тот, кого давно уже не стало,
И тот, который жив, но дружбе изменил;
Те с высоты честей, те из степей изгнанья,
Из шумных городов, из тишины могил,-
      Все, все стеклися для свиданья!
Сдается: только сон все наши испытанья:
   Их образ тот же,- тот же разговор,
И слышу тот же смех, и тот же резвый спор...
Но миг - и нет их!- Я на бреге Авиноры,
   Над зеркалом реки моей родной...
   Здесь за струей когда-то наши взоры
Бежали, жадные, в туман дали седой;
      Мы здесь, мой брат, рука с рукой
      Бродили, счастливые дети,
Глядели, как рыбак закидывает сети,
Или как челн скользит над светлой глубиной.
   Напомнить ли тебе робинсонады,
Романы пылкие младенческой мечты,
Какие слуху нам внимающей наяды
Рассказывали здесь когда-то я и ты?
   Пойти ли в садик посетить цветы,
Взглянуть на дерева, посаженные нами?
   Увы! давно цветы те отцвели,
   Давно смешались с перстию земли,
   И узнаны не будем деревами...
   Всё минуло; быть может, не найти
      Нам даже места на кладбище,
Где наш старик, сошед с житейского пути,
      Обрел последнее жилище.
О! да покоится на лоне тишины!
Он вовремя сомкнул страдальческие вежды:
            Еще тогда его сыны
Вливали в грудь отца и радость и надежды.
Но полно!- чувствую, как голос мой дрожит,
   Как слезы брызнуть из очей готовы.
   Мой утешитель-гений прочь летит:
   Уже не светлы - мрачны и суровы
   Те гостьи, коих в уголку своем
   На праздник друга созвал твой пустынник..
   Бог с ними! Пользы нет тужить вдвоем:
      Умолкну, милый именинник!
   Очнулся я,- и нет уже картин,
Какими тешило меня воображенье;
Подъемлю взоры - я по-прежнему один;
   Склоняю слух - кругом уединенье.

        25 сентября 1833

        Примечания
        1. Праздник Михаила - Лютеранский - 29 сентября.

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        БЕССМЕРТИЕ ЕСТЬ ЦЕЛЬ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ

      Из туч сверкнул зубчатый пламень.
      По своду неба гром протек,
      Взревели бури - челн о камень;
      Яряся, океан изверг
         Кипящими волнами
         Пловца на дикий брег.
Он озирается - и робкими очами
      Блуждает ночи в глубине;
Зовет сопутников,- но в страшной тишине
Лишь львов и ветра вопль несется в отдаленьи.

      Увы! так жизни в треволненьи
Единый плач я зрю, стенанья полон слух;
Безвестность мрачная, мучительно сомненье
      Колеблют мой смущенный дух!

   Как море зла волнуется повсюду!
      Венцов и скипетров на груду
      Воздвигнул изверг свой престол,-
И кровью наводнил и град, и лес, и дол,
И области покрыл отчаянья туманом!
Герой, невинных щит, гоним, повержен в прах,
Неблагодарности, неистовства в ногах
Его безглавый труп терзаем хищным враном;
С сверкающим мечом на брата брат восстал,
И на родителя десницу сын подъял.
О небо! где ж перун, злодеям мститель?
Всевышний судия! почто твой глас утих?
      Иль нет тебя, каратель злых,
         И случай нам властитель?

      Могила, знать, всему предел,
И извергов она, и добрых - всех удел!
      Увянут благость и пороки,
И тленья лишь текут за гробом мрачны токи!
И совесть, и закон, и честь, и долг - мечты!

      К чему ж заботы и труды?
Не льстися за добро, безумец, воздаяньем
      И не внимай слезам, стенаньям!
      Дух сладострастию предай
      И сердце негой упояй!
Нет бога!- внемлешь ли?- нет вечныя награды
         И буйству нет преграды!

Но что! возможно ли? и солнце и луна
      Родились ли сами собою?
      С угрюмой, хладною зимою
         Цветущая весна
Сменяются по собственной ли воле?
      Кому послушны ночь и день,
Когда то свет зари, то сумрачная тень
         Объемлют холм и поле?

      Кто одарил меня душой?
      С ее сравненны быстротой
Недвижны ветр, и звук, и самый свет, и время:
      Телесности отбросив бремя,
      Сверкает молниной стрелой,
      Миры мгновенно пролетает,
      Вселенную в себе вмещает!

         И случаем она
      Во мне средь мрака возжена?
      И случай сей не бог всесильный,
      Благий, премудростью обильный?
Егова, случай ли, Ормузд или Зевес
            Царя небес
         Святое имя?- Но вовеки
      Всему начало он, всему конец,
         На нас лиет щедрот он реки,
            Он чад своих отец!
Я мыслю, я тебя, творец мой, постигаю,
      Горячия мольбы поток
      Перед тобою изливаю,
      Ума на крыльях возлетаю
         В твой выспренной чертог!
            И смерть в твоем бессмертном лоне
      Дерзнет пожать меня, как злак,
      И при моем последнем стоне,
      Отец! твой не смутится зрак?
      Ужель столь пышными дарами
      Меня, как первенца цветами,
      Ты на закланье увенчал?
О, если так! кляну тот час, где я мученья
      С мгновенной жизнию приял.
Ах! лучше бы вовек я мрачного забвенья
      Из недра не был извлечен,
Для бедствий лишь одних вовеки не рожден!
Почто глас совести влиян во грудь мою?

Почто моим страстям положены препоны?
      Почто, лишь преступить дерзну
      Суровые ее законы,
      Вторгается в меня весь ад?
   Счастливые, счастливей во сто крат
      Попранный червь моей ногою!

      Но да исчезнет с страшной мглою
      Воображения призр_а_к!
      Источник слез да иссушится -
      Иль нет! да не престанет литься
      Он благодарности во знак!
   Бессмертие! о мысль неизреченна!
К престолу вышнего возносишь ты меня:
         Погибнет вся вселенна,-
      Но невредим пребуду я!

Воскреснет юный мир, порядок воцарится
      И снова в бездну погрузится -
Но средь развалин сих стою неколебим,
Средь общей гибели рукой отца храним!
О сын земли, воспрянь, воспрянь от заблужденья
               И мрак сомненья
            От веждей отряси,
         И глас природы вопроси!
Ужели он тебя, слепец, не убеждает?
            "Бессмертен ты,- вещает,-
В бессмертии с самим равняешься творцом,
Конец твой сопряжен лишь вечности с концом!
Се червь, се образ твой лежит перед тобою,
         Недвижим, заключен
         Во гроб самим собою;
      Но лишь весеннею порою
      От животворного луча
Вдруг рощи восшумят, одежду получа,
      С брегами реки пробудятся,
      От склянных свободясь оков,
      И тенью рощи осенятся,
      И прекратится царство льдов,-
         Оставя дом свой тесный,
Он явится в лугах сильфидою прелестной,
      Распустит крылья, воспарит,
      От розы к розе полетит!"

Почто, коль жизни луч пожрется тьмою вечной,
Почто же пламенным желанием томим?
Почто же от утех ты жаждой бесконечной
      К утехам новым век гоним?-
      Вот сибарит перед тобою;
      Рабов он шумною толпою,
      Прислужниц роем окружен,-
Но пресыщением, как некою горою,
      Печалью, грустью угнетен;
Ему совиного страшнее клика
      Лид_и_и неясная муз_ы_ка,
      Ему вино златое - яд;
      Рукой он кубок отвращает
      И томный, страждущий свой взгляд
      Во мрак хитона погружает!
      На честолюбца взор простри,
      На вихря бранного воззри,
Кого кровавый след и днесь еще дымится!
С его могуществом дерзал ли кто сравниться?
Он цепью приковал блестящий сонм царей
      К своей победной колеснице;
Всесокрушающей покорствуя деснице,
      Тирана грозного очей
Все племена страшились, трепетали
И молча жизнь иль смерть из уст его внимали!
         А он? он клял судьбу
И из торжеств своих и сердцу и уму
      Единую извлек отраву;
И вот - утратил трон, и счастие, и славу!
   И что ж?- он дней своих не прекратил!
Грозящей вечности злодея вид страшил
         Что слез и воплей дани,
Мученья нес ему в неумолимой длани,
И гласом громовым: "О трепещи!" вещал -
И ум ужасного вдруг ужас обуял!

        1814

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        ЛЕС

Во сыром бору
Ветер завывает;
На борзом коне
Молодец несется.

Позади сидит
Красная девица;
Вороной скакун
Мчит их в лес дремучий.

"Гой еси ты, конь,
Гой еси, ретивый!
В лес не мчи меня,
Не неси в дремучий!

В том темн_о_м лесу,
В черной той дубраве,
Нет волков, ни лис,
Ходит, бродит леший!

В том темн_о_м лесу,
В черной той дубраве,
Не услышишь птиц,

А поют русалки!"

Гаснет среди туч,
Гаснет светлый месяц;
Конь несет их в глушь,
В лес и в глушь немую.

Молодец глядит,
Видит клен да ветлы;
Бодрый слух вострит,
Слышит - воет ветер.

Вся как лист дрожит
Позади девица:
"Вон, он там стоит!
Чу, хохочут, свищут!"

Занялась заря,
Буйный ветер стихнул:
Молодец рыдал
Над бездушным телом!

        Конец 1810-х или начало 1820-х годов

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        ПОЭТЫ

          И им не разорвать венца,
          Который взяло дарованье!

                    Жуковский

О Дельвиг, Дельвиг! что награда
И дел высоких, и стихов?
Таланту что и где отрада
Среди злодеев и глупцов?
Стадами смертных зависть правит;
Посредственность при ней стоит
И тяжкою пятою давит
Младых избранников харит.
Зачем читал я их скрижали?
Я отдыха своей печали
Нигде, нигде не находил!
Сычи орлов повсюду гнали;
Любимцев т*а*инственных сил
Безумные всегда искали
Лишить парения и крил.
Вы, жертвы их остервененья,
Сыны огня и вдохновенья,
Мильтон, и Озеров, и Тасс!
Земная жизнь была для вас
Полна и скорбей и отравы;
Вы в дальний храм безвестной славы
Тернистою дорогой шли,
Вы с жадностию в гроб легли.
Но ныне смолкло вероломство:
Пред вами падает во прах
Благоговейное потомство;
В священных, огненных стихах
Народы слышат прорицанья
Сокрытых для толпы судеб,
Открытых взору дарованья!
Что пользы?- Свой насущный хлеб
Слезами грусти вы кропили;
Вы мучились, пока не жили.

На небесах и для небес,
До бытия миров и века,
Всемощный, чистый бог Зевес
Создал счастливца человека.
Он землю сотворил потом
В странах, куда низринул гром
Свирепых, буйных великанов,
Детей хаоса, злых Титанов.
Он бросил горы им на грудь,
Да не возмогут вновь тряхнуть
Олимпа твердыми столпами,
И их алмазными цепями
К ядру земному приковал,-
Но, благостный, он им послал
В замену счастья, в утешенье
Мгновенный призрак, _наслажденье_,-
И человек его узрел,
И в призрак суетный влюбился;
Бессмертный вдруг отяжелел,
Забыл свой сладостный удел
И смертным н_а_ землю спустился!
И ныне рвется он, бежит,
И наслажденья вечно жаждет,
И в наслажденьи вечно страждет,
И в пресыщении грустит!

Но, скорбию его смягченный,
Сам Кронион, отец вселенны,
Низводит на него свой взор,
Зовет духов - высокий хор,
Зовет сынов своих небесных
Поющих звук нектарных чаш
В пеанах мощных и прелестных,
Поющих мир и жребий наш:,
И рок, и гнев эринний строгий,
И вечный ваш покой - о боги!
Все обступают светлый трон
Веселой, пламенной толпою,-
И небо полно тишиною,
И им вещает Кронион:
"Да внемлет в страхе все творенье:
Реку - судеб определенье,
Непременяемый закон!
В страстях и радостях минутных
Для неба умер человек,
И будет дух его вовек
Раб персти, раб желаний мутных,
И только есть ему одно
От жадной гибели спасенье,
И вам во власть оно дано:
Так захотело провиденье!
Когда избранники из вас,
С бессмертным счастьем разлучась,
Оставят жребий свой высокий,
Слетят на смертных шар далекий
И, в тело смертных облачась,
Напомнят братьям об _отчизне_,
Им путь укажут к полной жизни:
Тогда, с прекрасным примирен,
Род смертных будет искуплен!"

И всколебался сонм священный,
И начали они слетать
И об отчизне сокровенной
Народам и векам вещать.

Парят Поэты над землею,
И сыплют на нее цветы,
И водят граций за собою,-
Кругом их носятся мечты
Эфирной, легкою толпою.
Они веселий не бегут;
Но, верны чистым вдохновеньям,
Ничтожным, быстрым наслажденьям
Они возвышенность дают.
Цари святого песнопенья!
В объятьях даже заблужденья
Не забывали строгих дев:
Они страшились отверженья,
Им был ужасен граций гнев!
Под сенью сладостной прохлады
За чашей пел Анакреон;
Он пел тебя, о Купидон,
Твои победы и награды!
И древним племенам Эллады -
Без прелести, без красоты -
Уже не смел явиться ты.
Он пел вино - и что же? Греки
Не могут уж, как скифы, пить;
Не могут в бешенстве пролить
Вина с реками крови реки!
Да внемлют же Поэтам веки!

Ты вечно будешь их учить -
Творец грядущих дарований,
Вселенная картин и знаний,
Всевидец душ, пророк сердец -
Гомер,- божественный певец!
В не связанной ничем свободе
Ты всемогущий чародей,
Ты пишешь страсти и людей
И возвращаешь нас Природе
Из светских, тягостных цепей.
Вас вижу, чада Мельпомены:
Ты вождь их, сумрачный Эсхил,
О жрец ужасных оных сил,
Которые казнят измены,
Карают гнусную любовь
И мстят за пролитую кровь.
В руке суровой Ювенала
Злодеям грозный бич свистит
И краску гонит с их ланит,
И власть тиранов задрожала.
Я слышу завыванье бурь:
И се в одежде из тумана
Несется призрак Оссиана!-
Покрыта мрачная лазурь
Над ним немыми облаками.
Он страшен дикими мечтами;
Он песней в душу льет печаль;
Он душу погружает в даль
Пространств унылых, замогильных!
Но раздается резкий звук:
Он славит копий бранный стук
И шлет отраду в сердце сильных.
А вы - благословляю вас,
Святые барды Туискона!
И пусть без робкого закона
По воле ваша песнь лилась;
Вы говорили о высоком;
Вы обнимали быстрым оком
И жизнь земли, и жизнь небес;
Вы отирали токи слез
С ланит гонимого пороком!
Тебе, души моей Поэт,
Тебе коленопреклоненье,
О Шиллер, скорбных утешенье,
Во мне ненастья тихий свет!
В своей обители небесной
Услышь мой благодарный глас!
Ты был мне всё, о бард чудесный,
В мучительный, тяжелый час,
Когда я говорил, унылый:
"Летите, дни! вы мне немилы!"

Их зрела и святая Русь -
Певцов и смелых и священных,
Пророков истин возвышенных!
О край отчизны,- я горжусь!
Отец великих, Ломоносов,
Огонь средь холода и льдин,
Полночных стран роскошный сын!
Но ты - единственный философ,
Державин, дивный исполин,-
Ты пройдешь мглу веков несметных,
В народах будешь жить несчетных -
И твой питомец, Славянин,
Петром, Суворовым, тобою
Великий в храме бытия,
С своей бессмертною судьбою,
С делами громкими ея -
Тебя похитит у забвенья!
О Дельвиг! Дельвиг! что гоненья?
Бессмертие равно удел
И смелых, вдохновенных дел,
И сладостного песнопенья!
Так! не умрет и наш союз,
Свободный, радостный и гордый,
И в счастье и в несчастье твердый,
Союз любимцев вечных муз!
О вы, мой Дельвиг, мой Евгений!
С рассвета ваших тихих дней
Вас полюбил небесный Гений!
И ты - наш юный Корифей,-
Певец любви, певец Руслана!
Что для тебя шипенье змей,
Что крик и Филина и Врана?-
Лети и вырвись из тумана,
Из тьмы завистливых времен.
О други! песнь простого чувства
Дойдет до будущих племен -
Весь век наш будет посвящен
Труду и радостям искусства;
И что ж? пусть презрит нас толпа:
Она безумна и слепа!

        1820

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        [ПЕСНИ ИЗ ПОВЕСТИ "АДО"]

           1

Государь ты, светлый месяц,
Что сверкаешь в облаках?
Не блистай, отец, над нами,
Не открой пришельцу нас!

Волк за хатой завывает,
Но я волка не боюсь!
Мне ужасен барский голос,
Голос твой, железный муж!

Мадли, дней моих подруга,
В Майцме вместе мы росли.
Ах, убит жених твой, Мадли,
Ты ж - убийц его раба.

Ты для немца ложе стелешь,
На него прядешь и ткешь!
Что ж еще ты, Мадли, дышишь?
Мадли, я бы умерла!

           2

Ах, не чайка, кружася, носится,
Не лебедь крыльями взмахивает,-
Плывут молодцы корабельщики,
Корабельщики, гости русские,
Плывут молодцы к Новугороду,
К Новугороду, ко великому!
Гой ты, батюшка, славный Новгород,
Гой ты, город наш белокаменный,
Изукрашен церквями божьими,-
Ко святым мощам мы приложимся,
Образам святым мы помолимся;
Мы на детушек полюбуемся,
Полюбуемся на сожительниц,
На младых девиц, на невест своих!
Красным девушкам подареньице -
Серьги светлые красна золота;
Женам ласковым подареньице -
Платье новое, камки хрущятой!
Гой ты, батюшка, славный Новгород!
Кто поднимется против стен твоих?
Кто восстанет на бога русского?

           3

Вдаль плыву по Пейпусу,
   Горестный изгнанник.
Воспою Отечество -
   Слушай, слушай, странник!

Наши нивы тучные
   Кони немцев топчут,
Под бичом мучителя
   Старцы тщетно ропщут;

Девы обесславлены,
   Юноши в неволе,
Кости наших витязей
   Тлеют в чистом поле!

Вдаль плыву по Пейпусу,
   Горестный изгнанник.
Воспою Отечество -
   Слушай, слушай, странник!

           4

На брегу чужой реки
   Одинок тоскую;
Грустно в дальней стороне
   Воду пить чужую!

Ах, зачем я не сокол?
   Полетел бы к милым!
В их дремучие леса,
   К их холмам унылым!

В те места, где злой пришлец
   Зрит, смеясь, их слезы,
Где одна глухая ночь
   Слышит их угрозы!

Полетел бы я туда,
   К ним, к родным, в объятья!
На пришельцев бы восстал!
   С вами б умер, братья!
         _____

На брегу чужой реки
   Ты почто тоскуешь?
Нор, воздвигнись! потеки!
   Вспомни край родимый!

Что ты медлишь, храбрый Нор?
   Нас пришлец терзает!
Варвар долы, луг и бор
   Кровью напояет!

           5

Душа моя полна боязни!
Однажды долгу изменив,
Злодей не минет поздней казни:
   Суд божий справедлив!

Пусть был решителем сражений,
Высокой башней среди сеч:
Вдруг сломится, как лед весенний,
   В его деснице меч!

Как жатву зрелую, Каратель
Пожнет главы его друзей;
Их жизнь неведомый предатель
   Погубит в цвете дней!

Увы! почто певец оставил
Твои струи, родной поток?
Почто в чужбину путь направил?
   Я раб твой, грозный рок!

Деля беспечно хлеб надменных,
Смиренный делит жребий их,-
Судьбу на гибель обреченных,
   Возданье дел чужих!

           6

Что ты, Машенька, призадумалась?
Что, голубушка, пригорюнилась?
Ах! пришла пора тебе, Машенька,
Пора бросить житье девичье,
Расплести свои косы черные,
Дом покинуть родного батюшки!
Не за тем ли ты пригорнюнилась?
Не на то ли, свет, призадумалась?

           7

Уж вы девицы, вы затейницы,
Вы, головушки неразумные!
Что вы шутите над невестою?
Что смиренницу в краску вводите?

Вы зачем сами льете олово?
Петуха овсом зачем кормите?
За ворота те, за широкие,
Вы зачем вечор выбегаете?

Имя молодца зачем просите:
"Расскажи ты нам, добрый молодец!
Как зовешься, сударь, по имени?
Как по отчеству, сударь, кличешься?"

        1822 или 1823

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


        [ВЯЗЕМСКОМУ]

Когда, воспрянув ото сна,
Воздвиглась, обновясь, Эллада
И вспыхла чудная война,
Рабов последняя ограда;
Когда их цепи пали в прах
И обуял крылатый страх
Толпу свирепых отоманов,
Толпу союзных им тиранов,
Гнетущих вековым жезлом
Немые Запада народы,
Казнящих ссылкой и свинцом
Возвышенных сынов Свободы,-
С Секванских слышал я брегов
Ваш клич, воскресшие герои,
Ваш радостный я слышал зов,
О вы, торжественные бои!
Хватая в нетерпеньи меч,
Я думал: там средь дивных сеч
Найду бессмертную кончину!
Но мне унылую судьбину
Послал неумолимый рок:
Мой темный жизненный поток
Безвестный потечет в истленье;
Увы, меня пожрет Забвенье!
А разве сохранит певца
Отважный голос упованья,
Мой стих, гремевший из изгнанья,
Разивший гордые сердца!
Развейся же, святое знамя,
Играй в воздушных высотах!
Не тщетное дано мне пламя;
Я волен даже и в цепях!
Чистейший жар в груди лелея,
Я ударяю по струнам;
Меня надзвездный манит храм -
Воссяду ли, счастливец, там
Близ Пушкина и близ Тиртея?

        1823


        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.



        * * *

   Счастливицы вольные птицы:
   Не знают они ни темницы,
   Ни ссылки, ни злой слепоты.
Зачем же родился не птицею ты?

   Да! ласточкой, легкой касаткой!
   Глядел бы на мир не украдкой,
   Весь видел бы вдруг с высоты.
Зачем же родился не птицею ты?

   Счастливицы вольные птицы:
   Купаются в море денницы,
   Им прах незнаком суеты.
Зачем же родился не птицею ты?

   Нет божией птичке работы,
   Ни страха, ни слез, ни заботы,
   Не слышит она клеветы!
Зачем же родился не птицею ты?

   С утра и до вечера бога
   Ты славил бы в выси чертога
   Чудесной святой красоты.
Зачем же родился не птицею ты?

   Ты пел бы с утра до зарницы
   Созданье премудрой десницы,
   И звезды, и луг, и цветы,
Зачем же родился не птицею ты?

   Ты грязь ненавидишь земную,
   Ты просишься в твердь голубую,
   Ты рвешься из уз темноты,
   Верь: некогда птицею будешь и ты!

   Прильнут к раменам тебе крылья,
   Взлетишь к небесам без усилья,
   И твой искупитель и бог
Возьмет тебя в райский нетленный чертог!

        29 апреля 1846

        А.А.Дельвиг. В.К. Кюхельбекер.
        Москва: Правда, 1987.


                                КОММЕНТАРИИ


     В. К. КЮХЕЛЬБЕКЕР

     ПОЭТЫ. Стихотворение послужило поводом доноса на Кюхельбекера  министру
внутренних дел. Эпиграф - из посланий В. А. Жуковского "К кн.  Вяземскому  и
В. Л. Пушкину" (1814 -  1815).  Избранники  харит  -  здесь:  поэты.  Хариты
символизировали в мифологии красоту и совершенство.  Мильтон  Джон  (1608  -
1674) - английский поэт и политический деятель, был  слеп  и  жил  в  нужде.
Озеров Владислав Александрович (1769 - 1816)  -  драматург,  к  концу  жизни
утратил  популярность,  лишился  рассудка,  умер  в  нищете.  Тасс  -  Тассо
Торквато (см. стр 211). Титаны -  божества  старшего  поколения,  восставшие
против новых богов - Зевса и других  обитателей  Олимпа,  были  побеждены  и
низвергнуты в Тартар. Анакреон (570 - 478 до н. э.) - древнегреческий  поэт,
воспевал любовь, вино, праздную жизнь. Купидон -  бог  любви.  Мельпомена  -
муза  трагедии.  Эсхил  (525   -   456   до   н.   э.)   -   древнегреческий
драматург-трагик. О жрец ужасных оных сил. - Имеются в виду богини мщения  -
эриннии, действующие в некоторых произведениях  Эсхила.  Ювенал  Децим  Юний
(ок. 60 - ок. 127) -  римский  поэт-сатирик.  Оссиан  -  легендарный  певец,
герой кельтского эпоса. Приписываемые ему песни были созданы в 1762  -  1765
гг. Д.  Макферсоном  (1736  -  1796).  Барды  Туиско-на  -  поэты  Германии.
Туискон - мифический  родоначальник  германских  племен.  Евгений  -  Е.  А.
Баратынский. Юный Корифей - А. С. Пушкин.
     НА  РЕЙНЕ.  Да  паду  же  за   свободу.   -   По-видимому,   выражается
неосуществленное  намерение  Кюхельбекера  принять   участие   в   греческой
революции.
     К РУЖЬЮ! Написано под впечатлением известий о восстании  Греции  против
турецкого ига.
     ЕРМОЛОВУ (см. стр,214). В потомстве Нерона клеймит бесстрашный стих!  -
Ювенал,  Марциал.  Лукан  и  другие  поэты  обличали   жестокость   римского
императора Нерона (37 - 68 н. э.). Ахилл -  герой  "Илиады"  Гомера.  Г.  Р.
Державин воспел Суворова т одах "На взятие Измаила" (1791) и  "На  победы  в
Италии" (1799). Публий Корнелий Сципион (ок. 235 - 183 до н. э.)  -  римский
полководец. Песнопевец - Энний Квинтий (239 - 169 до н. э.), римский поэт.
     К ПУШКИНУ. Написано под впечатлением поэмы "Кавказский пленник".  Одной
постигнуты судьбою. -  Кюхельбекер  сравнивает  свою  службу  на  Кавказе  с
ссылкой Пушкина на юг. Вотще на поединках бурных и  т.  д.  -  Речь  идет  о
дуэли Кюхельбекера с Н. Н. Похвисневым. Лютеция - Париж. Гесперские  сады  -
здесь: Италия.
     ПРОРОЧЕСТВО. Костьми усеялося  море.  -  Этот  стих  имеет  в  рукописи
примечание  Кюхельбекера:  "Разбитие  турецкого   флота   возле   Ионических
островов". Триполицца - город, бывший  местом  ожесточенных  боев  греков  с
турками. Осман - здесь: турок. Саваоф -  одно  из  ветхозаветных  именований
бога,  бог  сил.  Коварный  Альбион  -  Кюхельбекер  осуждает  отказ  Англии
поддержать греческое восстание.
     УЧАСТЬ ПОЭТОВ. Того в пути  безумие  схватило.  -  Речь  может  идти  о
Батюшкове или Озерове. Томит другого дикое изгнанье. - Вероятно,  имеется  в
виду ссылка Пушкина. Камознс (см. стр. 211). Костров Ермил
     Иванович (1750 - 1796)  -  поэт,  первый  переводчик  "Илиады",  терпел
крайнюю нужду. Ширинский-Шях-матов Сергей  Александрович  (1783  -  1837)  -
поэт-архаист,  автор  поэмы  "Петр  Великий"  (отсюда  -  "певец   Петров").
Кюхельбекер защищает его от насмешек Пушкина, Дельвига и др.
     <НА СМЕРТЬ ЧЕРНОВА>  Чернов  Константин  Пахо-мович  (1803  -  1825)  -
офицер  Семеновского  полка,  двоюродный  брат   Рылеева,   член   Северного
общества, дрался на дуэли с флигель-адъютантом В. Д. Новосильцевым,  защищая
честь  своей  сестры.  Оба   участника   дуэли   погибли.   Дело   приобрело
общественный резонанс. По  свидетельству  современника,  Рылеев  "утверждал,
что  эта  дуэль  -  человека  среднего  класса  общества  с  аристократом  и
флигель-адъютантом - явление  знаменательное,  свидетельствующее,  что  и  в
среднем классе есть люди, высоко дорожащие честью  и  своим  добрым  именем"
(П. П. Каратыгин. П.  А.  Катенин.  -  Рукописный  отдел  Института  русской
литературы АН СССР). Похороны Чернова вылились в политическую  демонстрацию,
во время которой Кюхельбекер пытался прочесть эти стихи.
     ТЕНЬ РЫЛЕЕВА. My ханов Петр Александрович (1799 -  1854)  -  декабрист,
литератор,  друг  Рылеева,  помогавший  ему  в  издании  "Дум".  Царь  Иоанн
Антонович   был   свергнут   с   престола   в   младенчестве,   заключен   в
Шлиссельбургскую крепость и убит в 1764 г. Певец  -  Кюхельбекер  говорит  о
себе.
     ЭЛЕГИЯ. Меонид - Гомер, Камоэнс, Тасс (см. стр. 211)
     19 ОКТЯБРЯ 1837 ГОДА. Дельвиг умер в 1831 г., Грибоедов - в 1829 г.









Оставить комментарий
Кюхельбекер Вильгельм Карлович
 (bmn@lib.ru)
Год: 1845
Обновлено: 25/12/2019. 102k. Статистика.
Сборник стихов: Поэзия










Оценка: 8.00*4


 Ваша оценка: 

шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать








Связаться с программистом сайта.