Аннотация: (По поводу нового "научного" изделия профессора Грибовского)
В. Д. Катков
О власти русского Императора и ее недругах (По поводу нового "научного" изделия профессора Грибовского)
Вышла в свет составленная по заявлению самого автора на основании его лекций работа под именем "Государственное устройство и управление Российской Империей". Тема весьма занимательная, живая в памяти всех тех, кто переживал недавнюю кровавую смуту, созданную российскими, а особенно еврейско-инородческими политиками в минуту, когда правительство отстаивало достояние и честь Империи.
Отголоском этого политиканства и является указанная книга.
Вторая, большая часть книги, посвященная вопросам управления, интереса не представляет: это скучный сокращенный пересказ соответствующих частей "Свода законов", пересказ, не достигающий ни ясности, ни (относительной, конечно) элегантности изложения первоисточника.
Первая часть, о государственном устройстве, под пером строгого мыслителя, с ясным взором, чутким любящим Родину сердцем и чувством реальности, которое дается природой и никакой ученостью, могла бы обратиться в живую научную драму, где высшие интересы нации еще так недавно отстаивались с самоотвержением горсточкой лиц, окружавших кольцом, как боевое знамя в решительную минуту сражения, своего Императора.
Совсем не то находит читатель в указанной книге... Г. Спенсер оставил нам в своем "Facts and comments)), как философское завещание, последние выводы своего пытливого многолетнего наблюдения и вдумчивой работы мысли над ходом общественной жизни и современной науки. Выводы эти, как известно, весьма печального свойства: элементы варварства возрождаются в душах современных "культурных" людей, много, по-видимому, учащихся и слишком мало научающихся; одичание врывается во все отрасли общественной жизни; люди утрачивают способность отличать преступное от дозволенного; верхогляды и болтуны делаются учителями или выразителями общественного мнения; пышный расцвет детальной науки идет рука об руку с угасанием истинной мысли; разум и воля вырождаются до неспособности понимать широкие вопросы и совершать великие дела; мысль педантически заковывается в узкие рамки специальностей; разрастается ужасающая страсть к монографиям, к мелким, детальным исследованиям, не требующим ни творческих способностей, ни глубины анализа, а только простой кропотливой усидчивости; критиками жизни и науки становятся люди, совершенно неспособные понять критикуемое.
Книжка профессора Грибовского в первой части и есть, в сущности, критика исторической Императорской власти в России человеком, не могущим понять критикуемое.
Один ученый, которого знает весь образованный мир, но имя которого я не произнесу здесь в виду печальных ассоциаций религиозного характера, вызываемых им, говорил, что короли и цари, императоры и династии создают нации. Есть вещи слишком возвышенные, слишком аристократические, чтобы они были доступны каждому, plebs'y, толпе: уличной или даже, к сожалению, профессоров-невежд. Это - идеи долга, чести, отечества. Идеи эти создавались и поддерживались совсем маленьким числом среди толпы. Предоставленная самой себе толпа роняла их... Долг - вещь аристократическая; нужно, чтобы они имели свое специальное представительство... Душа народа не сохраняется без особого учреждения, обязанного по призванию хранить ее. Императорская власть и династия - лучший институт для этой цели...
Исторические особенности нашей жизни, борющиеся интересы отдельных групп, племен и рас, ее населяющих, поглотили бы собой интересы всей России, если бы разум творцов ее не выработал из недр ее особого института, обязанного хранить "душу нации" и служить ей объединяющим знаменем... Этот институт и есть Императорская власть русских вождей.
Эта Императорская Самодержавная власть существовала, по мнению г-на Грибовского, лишь, "к сожалению" (стр. 19). А когда она якобы пала (17 октября 1905 года), "в истории России началась новая эра", с возвещения каковой и начинается с шумом работа г-на Грибовского (стр. 1).
Это абсолютно ложное утверждение вызвано тем, что автор совершенно незнаком с методологией государственных наук. Свои рассуждения о существующем строе русского государства автор старается почерпнуть из слов некоторых законодательных актов и манифестов. Но... слова только слова. Человек, именующий себя "доктором государственного права", совершенно проспал огромное течение, целый переворот, совершенный в мышлении наукой о языке, языковедением. Мы действительно живем теперь в новой эре - научной, но только эта эра открывается для людей науки, а не для одичавших людей, о нашествии которых в науку и жизнь говорит Г. Спенсер, - варваров, погруженных кропотливо в мелочи и утрачивающим понимание более широких вопросов.
В элементарном учебнике языковедения хотя бы профессора А.И. Томсона, от знакомства с которым или ему подобным, не может уклониться уважающий себя и действительно следящий за развитием науки ученый, на начальных страницах его (стр. 12) можно прочитать: "Юриспруденция в сущности составляет одну небольшую частную филологическую дисциплину; но в виду своего практического значения она стала преимущественно прикладной наукой и расширилась настолько, что изучается на отдельном факультете"... Кто этого не знает, тот всегда будет ломать себе шею при попытке объяснить существующий у нас государственный строй, равно как и в других вопросах более или менее широкого значения.
Автор совершенно не знаком с развитием науки. Иначе он знал бы, что узко словесные толкования, к которым прибегает он, совсем отрицаются современной наукой (ср., например, "Языковедение" профессора А.И. Томсона, стр. 401).
Из слов манифестов и законов нельзя вывести самостоятельно заключения о характере государственного строя, потому, что сами эти слова нуждаются в объяснении, а строй определяется реальным соотношением сил в государстве.
Составители манифеста 17 октября 1905 года, равно как и составители основных законов 1906 года, были мудрые и гуманные люди. При отражении натиска на наше национальное знамя, на душу нашего народа (на Самодержавную Императорскую Власть), натиска со стороны честолюбцев и глупцов, власть могла поступить самым простым способом: перевешать коноводов смуты, но она поступила иначе. Она знала, чего не знают наши умники-политиканы, - что "человечество управляется словами", а глупцы в особенности. Правители народов открыли эту истину гораздо раньше лингвистов. Еще римский император Август, по свидетельству Гиббона (Падение Римской Империи, 68), хорошо понимал это.
Для успокоения зарвавшихся глупцов и нахалов, для прекращения поднятой ими смуты и издан был манифест 17 октября 1905 года, как это и говорится в нем самом. Непосредственный участник составления его, граф Витте, в свое время и сказал некоторым с недоумением спрашивавшим его лицам: "Одним манифестом будет больше".
Никогда наш Государь "державных прав" своих (если считать "державный" синонимом "самодержавный" или другим выражением для прав Верховной власти) ни в пользу "народного представительства" (ор. С, стр. 1), ни в чью другую не уступал. Манифест 17 октября 1905 года, как и основные законы 1906 года, изданы Самодержцем. На историческую Власть Свою ссылается Император и в манифесте 3 июня 1907 года. Одной из депутаций Государь совершенно ясно сказал: "Возложенное на Меня в Кремле московском бремя власти Я буду нести Сам, и уверен, что русский народ поможет Мне. Во власти Я отдам отчет перед Богом". И еще: "Самодержавие Мое останется таким, каким оно было встарь".
"Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная Власть. Повиноваться власти Его не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает", - так гласит ст. 4 основных законов 23 апреля 1906 года. Верховная Власть не была бы верховной, если бы она не имела права как писать статьи, вроде статьи 7-й основных законов, так и изменять их или отменять навсегда или ad hoc. Если бы была какая-либо другая власть в стране, могущая ограничивать права, принадлежащие Государю по ст. 4 основный законов, то эта ограничивающая власть и была бы верховной. Но такой другой Верховной Власти нет ни в законах, ни in rerum natura [в природе вещей (лат.) ].
Невозможность ограничиваться словами при определении характера государственного устройства прекрасно понимают, например, англичане, которые номинальному положению вещей (то есть словам) любят противополагать практическое положение их, то есть именно rerum natura. The executive government of Great Britain and Ireland is vested nominally in the Crown; but practically in a committee of Ministers, commonly called the Cabinet, whose existence is dependent on the possession of a majority in the House of Commons [ИсполнительнаявластьВеликобританиииИрландииноминальнопереходитКороне, нонасамомделе - палатеминистров, т.е. Кабинету, чьесуществованиезависитотналичиябольшинствавпалатеобщин (англ.)]. Номинально английский король имеет право утверждать или не утверждать решения парламента, но практически veto вышло из обычая. Номинально Самодержавие исчезло из законодательных актов стран Западной Европы, практически оно существует не только в монархиях, но и в республиках: автократия - самая распространенная и испытанная форма правления; большая часть человечества находится под автократическим правлением (английские колонии, России, Конго, колонии французские, голландские, северо-американских соединенных штатов)*. Итак, везде в жизни и мышлении: номинальное не соответствует реальному, кажущееся - действительному.
______________________
* См. нашу брошюру " О русском Самодержавии", 1906 год.
______________________
Пока в головах юристов не засядет прочно азбучная истина, что юриспруденция только небольшая частная филологическая дисциплина (А.И. Томсон, ор. с, 12), до тех пор мы будем вынуждены при решении более широких вопросов, как в данном случае сплошь и рядом натыкаться на абсолютную негодность юридической интерпретации, которая и закроет "ученому" истинное понимание как реальной жизни, так и собственных его словоизвержений (ср. ibid., 401).
Призыв к бунту, заведомое преступление, совершенное составителями Выборгского воззвания, оказывается у профессора Грибовского "легальным путем парламентской борьбы, избранным распущенной из-за оппозиции (что за эвфемизмы в пользу единомышленников!) первой Думой" (стр. 29). Истинное одичание, возврат к варварству (rebarbarization) в науке, как говорил в своей лебединой песне Г. Спенсер! Это ли не утрата способности различать преступное от дозволенного!! Это ли не извращение фактов действительности: "оппозиции" было и в первой Думе больше, чем надо, а между тем ее не распустили...
Принадлежа к партии тех, кто, состоя на службе в Императорском университете и стремясь к собственному Самодержавию, подпевал политическим проходимцам: "Долой Самодержавие!" и руководимый неприязнью к полноте Императорской власти, профессор Грибовский договаривается до самой недостойной вещи: до обвинения Императора, особа Которого по нашим законам (ст. 5 основного закона) "священна и неприкосновенна", в нарушении законов, в "очевидном правонарушении" (стр. 28, 30, 31).
И это называется логикой: призыв к бунту - легальный путь, а восстановление порядка и спокойствия на основании прав и обязанностей Верховной Самодержавной Власти - неправомерный факт.
Власть Государя связана у нас с нравственными и религиозными воззрениями народа. Государь - это лучшая часть души всякого верного русского гражданина, не ходящего по "легальным" путям революции. Французскому королю приписывают выражение: "L'etat с'est moi [Государство - это я (фр.)]"! Оно могло быть сказано и могло иметь высокое этическое значение: да, государство - это я, это лучшая часть меня самого, его горести - мои горести, его триумфы - мои триумфы! И Государь, как олицетворение величия государства, - лучшая часть нашей духовной личности. В религиозно-нравственных воззрениях народа Государь - великий Подвижник, несущий на себе бремя власти, бремя забот о своем народе, тяжелое и ответственное; это servus servorum ("первый слуга государства", как говорил Великий Петр), жертвующий собою, по решению рока, для блага народа, - великий печальник, берущий на себя управление страной, как солдат ее защиту. Императорская Власть - святыня, палладиум порядка, прогресса, свободы и славы народа. Величие этой власти не допускает ни деяний, ни слов по отношению к ней, которые сколько-нибудь могли бы затронуть наши представления о ней, как о нравственном институте, охраняющем силу государства, - институте, где не может быть места для интересов и целей, отдельных от блага народа. Счастье народа - Его счастье, горе страны - Его горе. Его действия и распоряжения, при исключительном Его положении, никаких других целей, кроме охраны народных интересов, иметь не могут. И всякое осуждение о них, клеймящее их именем "правонарушения", оскорбляет наше нравственное чувство, связанное с представлением об Императорском Величии или "Величестве". Вот почему и английские юристы, несмотря даже на то, что король не является у них носителем Верховной Власти, говорят о нем: "Король не может совершить правонарушения". Еще более священна и неприкосновенна Особа русского Императора, как носителя Верховной Самодержавной Власти. Его действия не подлежат нашему суду и еще менее осуждению. Это - Верховная Власть, по самому существу этого понятия - неограниченная юридически, ибо, если бы она была юридически ограничена, она не была бы Верховной Властью; - Верховной была бы власть ограничивающая. Эта Власть может изменять законы, приостанавливать и издавать новые, но не может "нарушать" их, не может делать "правонарушений", ибо правонарушение есть акт, не одобряемый ни моралью, ни законами, и акт, не согласный с представлением о нравственном и легальном Величии Власти, так как предполагает наличность другой высшей легальной Силы, служащей источником права, и ограничивающей признанную законами Верховную Власть. Говорить о "нарушении" Властью законов, значит унижать ее достоинство, оскорблять, низводя к роли ниже той, которая принадлежит ей.
Издавая указ 3 июня 1907 года о выборах, Император не мог совершить "неправомерного акта" или "правонарушения", а действовал в силу Своей Верховной Власти, выполняя свою роль защитника народных интересов, ответственного перед Престолом Господа Бога за судьбы державы своей. И никакое "русское общество", то есть на деле отбросы населения, ходящие по "легальным" путям, призывая к бунту, не имеют права ни признавать акты Верховной Власти "неправомерными фактами", ни права миловать Верховную Власть, "признавая неправомерный факт правом, не придавая ему, однако, значения прецедента" (стр. 31). Не имеет права, ибо такое право связано с мифом "народного суверенитета", пустым словосочетанием для нашей жизни.
У профессора Грибовского предполагается даже фантом какого-то "русского общества", а не народа. Что это за "общество"? - Те, что ходят по "легальным" путям призыва к бунту?! Так народ за ними не пошел и... не пойдет!
Нет в мире власти, кроме Престола Божия, которая могла бы привлечь Верховную Власть русского Императора к отчету и ответственности за Его деяния по управлению страной. Попытки найти такую судящую, милостивую или немилостивую, власть где-то в "русском обществе" есть отголосок революционных криков о низвержении Самодержавия или создания учредительного собрания, - криков, преступных для всякого, а особенно для лица, состоящего на государственной службе.
Возмутительное применение криминальных терминов к актам Верховной Власти, спасающим народ от кровавой смуты, и оскорбительное отрицание ее Верховных Самодержавных прав наряду с "легализацией" деятельности заливших страну кровью революционеров, собравшихся в первую Думу для создания из нее центрального органа смуты и призывавших после роспуска к бунту, воистину свидетельствуют об одичании и возвращении варварства в недра современного общества, как их предсказывал Г. Спенсер.
Мы живем в эпоху, когда соседние страны объяты волнениями: анархия пылает в Китае и Персии, внутренние неурядицы и война разрушают Турцию, нет спокойствия на Балканах, война и анархизм в Италии, стачки в Англии и Германии. Что принесет завтрашний день, мы не знаем. При возникновении международных осложнений, наша единственная надежда и опора - в сильной Императорской власти. Враждебное отношение к ней и покровительственное - к сеятелям смуты возмущает при этих условиях еще более.