Каразин Николай Николаевич
Добыча с берега

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Добыча съ берега.

   Грустную картину представляютъ восточные берега Каспійскаго моря. Мертво и безлюдно въ этихъ печальныхъ мѣстахъ, "проклятыхъ Аллахомъ", какъ говорятъ о нихъ даже неприхотливые, неизбалованные природою кочевники.
   Голые, сыпучіе пески холмистою равниною спускаются къ морю; чѣмъ ближе подступаютъ эти пески къ водѣ, тѣмъ ниже и ниже, отложе и отложе становятся наносные вѣтромъ курганы (барханы) и наконецъ широкими отмелями соединяются съ водою, отмелями, едва отдѣляющимися отъ уровня моря.
   Бѣловатая, тонкая полоска пѣны -- рѣзко рисуется на темнобуромъ фонѣ смоченнаго песка, словно гигантскій щетинистый змѣй, дрожитъ и сверкаетъ на солнцѣ прибитый волною къ берегу, перегнившій мусоръ и морскіе выкидыши... Тамъ и сямъ на пескѣ бѣлѣются разбросанные ракушки и рыбьи остовы, а дальше песокъ и песокъ и ничего больше, далеко за видимый горизонтъ, зубчатой, волнистой линіей теряющійся въ знойномъ туманѣ раскаленнаго воздуха.
   Мѣстами черноватый скалистый кряжъ вздымается изъ-подъ слоя песка и гребнемъ подходить къ морю, образуя обрывистые склоны. Мѣстами чахлый верескъ и колючій терновникъ, Богъ вѣсть чѣмъ питающій свои корни, пестритъ пустыню... изрѣдка, и то только раннею весною, зазеленѣетъ мелкорослый камышъ и, не развившись какъ слѣдуетъ, чуть не черезъ мѣсяцъ послѣ своего зарожденія, превращается въ какую-то буроватую щетину, созженный безпощадными лучами здѣшняго солнца.
   Пахнетъ вѣтромъ съ моря,-- повѣетъ свѣжестью, станетъ одна за другою нагонять на низменный берегъ длинныя, пологія волны... эти волны принесутъ съ собою новыя выкидки и оставятъ ихъ на пескѣ -- догнивать на солнцѣ, заражать и безъ того дышащій болѣзнями береговой воздухъ.. Перемѣнится вѣтеръ, подуетъ съ суши,-- словно изъ натопленной печи пахнетъ удушливымъ жаромъ, обнажитъ отмели, откроетъ новыя и снова стихнетъ, снова успокоятся мертвыя воды и лягутъ ровнымъ, ярко-зеленымъ зеркаломъ, отражающимъ въ себѣ легкія облачка, бѣгущія гдѣ то очень высоко, высоко,-- да все выносящихъ морскихъ чаекъ, снующихъ надъ этою водною равниною.
   Рѣдко появится одинокій парусъ на горизонтѣ водъ,-- рѣдко появится всадникъ или верблюдъ на гребняхъ песчаныхъ бархановъ... И тотъ и другой избѣгаютъ этихъ мѣстъ, первому нечего здѣсь дѣлать, а второй боится уходить далеко отъ прѣсной воды, а воды этой близко къ морю никогда не бываетъ. "Иди дальше отъ зеленой воды, если не хочешь погибнуть самъ и погубить свою скотину" говоритъ туземная поговорка, тутъ зеленою водою называютъ морскую воду, за ея цвѣтъ, прелестно-изумрудный, блестящій, такъ рѣзко отличающійся отъ мутно-желтаго, глинистаго цвѣта прѣсной воды "воды доброй, благословенной Аллахомъ и его пророками"...
   А между тѣмъ и съ моря и съ суши сюда приходитъ человѣкъ; и иногда въ такое время, когда на горизонтѣ появится бѣлая точка паруса, на песчаныхъ холмахъ зачернѣютъ крохотныя движущіяся точки, цѣпочкою связанныя одна за другою... Иногда эти точки смѣло идутъ къ берегу и тогда вы видите ясно, что это легкій караванъ верблюдовъ, конвоируемый нѣсколькими вооруженными всадниками; иногда же они не подходятъ къ водѣ и остаются тамъ за этими барханами, воровски прячясь за ихъ пологими скатами... И то и другое дѣлается сообразно съ цѣлями самаго прибытія.
   Русскіе рыбаки съ низовьевъ Волги, астраханскіе и уральскіе, на своихъ незатѣйливыхъ парусныхъ шхунахъ, рѣшаются иногда посѣщать здѣшніе берега. Временами года здѣсь, между прибрежными островами-отмѣлями находятъ обильный ловъ рыбы и даже бьютъ, рѣдкаго въ здѣшнихъ мѣстахъ, тюленя; часто и другія, менѣе благонамѣренныя, мирныя занятія, привлекаютъ сюда предпріимчивыхъ моряковъ, заставляютъ ихъ бросать якорь въ виду этихъ негостепріимныхъ бархановъ.
   "Только недобрые люди посѣщаютъ недобрыя мѣста". Туркменскіе роды и воровскіе семьи киргизовъ Букеевцевъ, живущіе разбоемъ и грабежемъ, высылаютъ сюда небольшіе партіи хищниковъ. Эти партіи формируются обыкновенно такимъ образомъ: выбираютъ съ десятокъ сильныхъ, выносливыхъ верблюдовъ, большею частью одногорбыхъ наровъ, навьючиваютъ ихъ турсуками съ водою, въ такомъ количествѣ, чтобы ея хватило туда и обратно, на весь безводный переходъ отъ послѣднихъ колодцевъ къ морю, и съ этимъ караваномъ небольшая партія, человѣкъ въ двадцать, смѣло отправляется на недоброе предпріятіе. Цѣль подобныхъ партій большею частью двойная: или они встрѣтятъ здѣсь русскихъ, или не встрѣтятъ; если встрѣтятъ и застанутъ ихъ не въ расплодъ, а готовыми къ оборонѣ, то хищники мирно покончутъ дѣло и извлекутъ все таки выгоду изъ своей поѣздки; они тогда мѣняютъ на русскій товаръ свои награбленные товары, большею частью негромоздкіе, но цѣнные, контрабанда играетъ тутъ конечно роль не маловажную... Русскіе имъ даютъ желѣзо, свои ситцы, оружіе, рыбу, русское серебро; хивинцы -- шелковые ткани, чай, ковры, бараньи смушки и т. д. Поторгуются, переговорятъ то и другое между собою, зорко слѣдятъ при этомъ за каждымъ движеніемъ своего противника, покончатъ наконецъ свои коммерческія дѣла и мирно разойдутся, каждый въ свою сторону. Иногда же, когда очень хитро и незамѣтно подошла съ берегу воровская партія и оплошаютъ зазѣвавшіеся мореходы,-- то дорого эти послѣдніе поплатятся за свою оплотность и добро ихъ такъ задаромъ перейдетъ въ разбойничьи руки и сами они пойдутъ, можетъ быть даже на всю свою жизнь, въ тяжелое, безисходное рабство.
   Вотъ разсказъ одного такого раба, освобожденнаго нами при занятіи Хивы, двадцать семь лѣтъ проведшаго въ неволѣ. Этотъ разсказъ ярко характеризуетъ эпизоды этого рода и я привожу его здѣсь, стараясь сколько возможно ближе держаться къ подлиннику.

-----

   -- "Когда это было, чтобы то есть точно сказать, въ какое время, ужь я этого и не помню хорошенько, потому что въ годахъ счетомъ сбился и память у меня всю отшибли побоями, разсказывалъ этотъ страдалецъ.
   "Я былъ мужикъ еще молодой, тридцати не было. Седьмой годъ всего женатъ, а отецъ мой садокъ держалъ рыбный подъ Астраханью, и ловы свои имѣлъ, купцемъ считался. Люди мы были зажиточные, почти что богатые и рабочую артель держали человѣкъ сорокъ, а то и побольше.
   "Промышляли мы у своего берега больше, только и сюда, въ эти распроклятыя мѣста навѣдывались, по правдѣ сказать не за рыбою. Разовъ пятнадцать мнѣ приходилось сходить, а отецъ мой такъ и счетъ потерялъ, сколько разъ сюда на шхунѣ хаживалъ и все сходило съ рукъ благополучно.
   Снарядили мы разъ шхуну, "Ходокомъ" звалась, -- нагрузили ее чѣмъ слѣдуетъ; вина спустили въ трюмникъ -- два боченка, ружей десятка три, тогда еще кремневыя были, -- а въ ордѣ почитай никакихъ не водилось и по сорока барановъ намъ за штуку платили, на наши деньги рублей по восьмидесяти... Пороху четыре боченка; свинцу... все для продажи, и серебра пуда два съ половиною... не то чтобы настоящаго цѣннаго серебра, а эдакъ, что отъ мѣди ушло недалеко, за которое нашего брата въ хорошія мѣста сажаютъ... Сѣти забрали съ собою, всю какъ есть рыболовную спасть для вида больше и, благословись, снялись съ якоря.
   Народу на шхунѣ было у насъ немного, всего четырнадцать человѣкъ: тринадцать русскихъ, да одинъ хивинецъ. Служилъ онъ въ Астрахани и одного купца, обокралъ его что-ли, сказывали, что прирѣзалъ даже и прямо къ намъ на судно прибѣжалъ, ночью подъ корму подплылъ. Слезно умолялъ, чтобы взяли, посулилъ сто золотыхъ за перевозъ, половину сейчасъ-же отдалъ... ну какъ ни взять бѣднаго человѣка -- отецъ говоритъ ему: полѣзай Ахматка, ложись пока промежъ сухарными тюками. Тронулись...
   Говорили тогда, что неловко выѣхали, тринадцать человѣкъ, то-есть русскихъ да потомъ порѣшили, что со мною жена была, идти увязалась,-- ну такъ баба нешто человѣкъ, значитъ ея не въ счетъ... Подняли парусъ... Утро разсвѣло, солнышко поднялось, ужь нашъ-то берегъ чуть тутъ только надъ водою маячилъ: далеко ушли!
   Переходъ нашъ былъ не совсѣмъ благополучный... Сильно насъ вѣтромъ потрепало, чуть было совсѣмъ не погибли, однако кое какъ справились: только отнесло насъ къ югу сильно, почти къ персидскому берегу; а тамъ опасно -- казенныя суда ходятъ, встрѣтить могутъ, неровно осматривать станутъ, -- тогда дѣло скверное... Вѣтеръ слава Богу, перемѣнился и все пошло ладно. Семнадцать дней въ морѣ пробыли; на восемнадцатый, передъ вечеромъ этакъ,-- гребень Половань-горы завидѣли...
   Ужь какже мы обрадовались, когда землю почуяли, плясать просто начали на палубѣ. Солнце только что сѣло, мы якорь бросили и борказы на воду спустили, однако на берегъ не ѣздили остались всѣ на ночь на суднѣ... Безъ оглядки нельзя тоже.
   На другой день рано, еще чуть свѣтъ брезжилъ и по водѣ густой туманъ слался, проснулся я глянулъ на берегъ, ничего не видать, все натянуло туманомъ... Ну, пока что, пока вставалъ народъ, пока потягивался, да баркасъ готовили, солнышко подниматься стало, пригрѣло воздухъ и разогнало мглу... Видны уже стали и барханы степные и лога между ними синіе такіе... Кажись пусто... ни души невидать, никого нѣту...
   Ужь мы приглядывались, приглядывались, въ трубку глядѣли, тоже не простыми глазами -- ни, то-есть, единаго человѣка не чернѣется.
   -- Диковинное дѣло, думалъ тогда батька мой, кажись бы должны быть, потому увѣдомлены, нешто по той причинѣ, что какъ мы столько времени въ морѣ валандались призапоздали, такъ вѣрно думали -- не пріѣдемъ -- вотъ и отошли они назадъ къ прѣснымъ колодцамъ.
   Порѣшили на берегъ ѣхать.
   Поѣхалъ допречь всего отецъ самъ, да работниковъ взялъ съ собою человѣкъ четырехъ, да Ахматка съ ними хивинецъ. Отчалили отъ шхуны,-- полегли на весла, а я тѣмъ временемъ, подъ вторую палубу спустился низы осматривать, чуялось мнѣ ночью впросонкахъ, будто тамъ вода булькала.
   Спустился съ фонаремъ, оглядѣлъ все какъ слѣдуетъ -- и въ правду тѣчь оказалась, такъ и сочитъ вода межъ досокъ и на днѣ набралось ея таки порядочно, стояли у насъ тюки на высокомъ накатникѣ, аршинъ съ четвертью безъ малаго, а вода ужь почти къ нимъ самимъ подбирается.
   Хотя настоящаго мѣста, гдѣ то есть порча самая, я не отыскалъ, однако нижу дѣло дрянь, безъ розыску и починки нельзя и думать обратно въ море соваться.
   Къ полудню отецъ съ берега вернулся, говорить: точно никого нѣтъ на берегу, а были на прошлой недѣлѣ. Таперича если на той недѣлѣ ушли, да пойдутъ на колодцы, отдохнутъ, отпоятъ скотину и снова сюда вернутся, раньше какъ черезъ десять дней ждать нельзя, нешто другіе кто подойдутъ.
   Доложился я отцу тутъ о бѣдѣ нашей, насчетъ течи, свелъ самого, показалъ.
   -- Что жь и ладно, говоритъ, втянемся вонъ въ губу то, на мелкое мѣсто, на бокъ шхуну завалимъ и починимся -- времени слава Богу не мало, да и погода стоитъ тихая.
   А отъ насъ съ версту эдакъ побольше славная губенка выходила, съ моря ходъ въ нее отличный и коса песчаная далеко отъ берега отходила, полусерпомъ эту губу охватывала.
   Стали мы туда тянуться, якоря свезли на барказѣ, двухъ дней не работали, стали гдѣ слѣдуетъ. Сейчасъ грузъ весь на барказы, да на косу свезли, завалили шхуну, отыскали доску волною вышибленную, стали плотничать.
   Хивинецъ Ахматка съ нами остался, помогаетъ въ работѣ не хуже другихъ, даромъ что за пассажира считается.
   -- Что жь домой не бѣжишь? спрашиваемъ мы, смѣемся... пріѣхали, ну и высаживайся.
   -- Зачѣмъ теперь домой теперь нельзя, говоритъ, домой... Одинъ человѣкъ пропадетъ въ степи; а вотъ прійдутъ люди, ну и я тогда съ ними!
   -- Ну ладно!
   Прожили мы эдакъ дней пять -- шесть; скука такая разбирать слала, тоска просто, безлюдье, тишина, мертвечина кругомъ, только и видно, какъ вѣтромъ съ бархана на барханъ песчаные столбы переносить, винтомъ ихъ скручиваетъ.
   Отъ жары просто дѣваться некуда, индо вода согрѣлась, особенно на мелкомъ мѣстѣ, гдѣ мы стояли, купанье не въ отраду!.. Истомились просто, ходимъ какъ осоловѣлые, ждемъ не дождемся -- скоро-ли тюркмены -- купцы честные, арканники, на промѣнную торговлю къ намъ по уговору выѣдутъ.
   Вотъ и дождались наконецъ, -- глядимъ эдакъ передъ вечеромъ, ѣдутъ шестеро да два верблюда съ ними. Что думаемъ, такъ мало.
   Знакомые оказались, пріѣзжіе Мерчекъ, да Мулла Исса съ Талдыка, прежде съ ними дѣла имѣли. Выслали имъ карбасикъ. Скотину они на берегу оставили съ двумя человѣками, а сами къ намъ на шхуну пожаловали.
   Поздоровались по обычаю, говорятъ, что они передомъ пришли, а черезъ пять дней и наровокъ прійдетъ ихній. Спросили, что у насъ есть, про свой товаръ ни вѣсть какихъ чудесъ наговорили.
   -- Ну, думаемъ, черезъ пять дней, такъ черезъ пять, ждали много, подождемъ и еще, уподчивали гостей, на ночь на берегъ доставили, опять отецъ самъ уѣхалъ кое съ кѣмъ изъ нашихъ, тамъ и остался ночевать, уже очень его хорошо приняли.
   И намъ то хорошо видно, что въ ихъ лагерѣ дѣлается и имъ, что у насъ, потому близко отъ берега мы стояли.
   Спалъ я эту ночь на палубѣ, пологъ раскинулъ и съ женою улегся. Слышу, ночью толкаетъ меня Марья, будитъ, сама изъ подъ полога вылѣзла и черезъ бортъ на воду глядитъ.
   -- Что ты? спрашиваю.
   -- Да вотъ что, Парфенычъ... прислушайся-ко, никакъ конные топотятъ вонъ въ той сторонѣ.
   -- Какіе конные тамъ, съ моря то... Господь съ тобою! Берегъ-то вѣдь вонъ гдѣ, вонъ въ какой сторонѣ. Спи лучше блажная! самый что ни на есть лучшій сонъ передъ зарею перебила.
   -- Слышалось, что топотятъ, Парфенычъ, теперь не слышу, а что съ моря, аль не съ моря это все единственно... вонъ откуда доносило... чуется мнѣ что-то недоброе... спать просто не могу... не взбудить-ли народъ на всякъ случай, да послать корбасъ за батькомъ.
   Туманъ густой стоялъ тогда, ничего не видно, за два шага отъ бортовъ шхуны стѣна стоитъ бѣлая... слушалъ-я, слушалъ, хоть-бы что... выругалъ жену и снова спать завалился.
   Вдругъ какъ вскрикнетъ моя Марья не своимъ голосомъ, вскочилъ тутъ и я, даже сердце похолодѣло все. У самой то-есть шкуны, словно изъ моря выплыла лошадь, заржала, да звонко такъ... труба трубою по водѣ прокатилось это ржанье.
   Только изъ подъ полога вылезли мы оба, гляжу изъ за бортовъ уже торчатъ шапки бараньи, лѣзутъ на шхуну, руками цѣпляются.
   -- Разбой братцы! крикнулъ я во все горло, за первое, что подъ руками нашлось, за багоръ хватился сунулъ имъ одного въ рыло, а тутъ меня и самаго сцапали; какъ ни бился, мигомъ связали и у мачты бросили.
   Вижу, наши, одинъ за другимъ снизу лѣзутъ изъ люка; какъ вылѣзетъ, тутъ его и хватаютъ. Семенъ работникъ, здоровый такой мужикъ, въ драку полѣзъ было, да не помогло, только свой животъ за хозяйское добро положилъ, уходили его въ четыре ножа сразу....
   Невеселое мы утро тогда встрѣтили. Свезли насъ на берегъ да ужь не на лодкахъ, а лежа, на лошадяхъ вплавь. Тутъ мы и догадалися, какъ это къ намъ разбойники конные на шхуну попали: они отмелью, косою подошли, совсѣмъ съ другой стороны, а тамъ, что малость до судна оставалось, вплавь подобрались.
   На берегу, глядимъ уже большой ихъ лагерь стоить; пять то дней, что Мерчекъ говорилъ, пятью часами оказались, поддалъ проклятый.
   Отецъ и работники, что съ нимъ поѣхали на берегъ ночевать, тоже связанные насъ встрѣтили. Отецъ меня за оплошку ругаетъ, я его за то, что не хорошимъ словомъ помянулъ, тотъ было бить хотѣлъ, полѣзъ ко мнѣ, да руки больно крѣпко скручены -- не свободно.
   Навьючили насъ, какъ, скотину, Марью мою, какъ спала въ одной рубахѣ, такъ и посадилъ Мсрчекъ на сѣдло, за свою спину, только поясомъ ее прикрутилъ къ себѣ для прочности. Погнали насъ прочь отъ берега.
   Оглянулись мы назадъ на море, какъ отошли немного, черный столбъ дыма надъ водою стоитъ. То они, разбойники, окаянные шхуну нашу запалили, чтобы слѣдовъ не оставалось, другіе кто, въ случаѣ подъѣдутъ, не сомнѣвались-бы.
   Ну и приняли же мы дорожной муки, пока насъ черезъ мертвые пески гнали, семеро не стерпѣли, померли, остальные дошли и здѣсь насъ по разнымъ рукамъ, на базарѣ чимбайскомъ, разбили.
   Съ тѣхъ поръ я и не видывалъ никого изъ нашихъ. Послѣ уже узналъ я, что отецъ померъ. Марья моя подъ Хиву къ муллѣ одному въ жены поступила и уже ребятъ народила черномазыхъ, а я самъ уже и состариться успѣлъ въ неволѣ, когда вы русскіе подошли и всѣхъ насъ, такихъ-же горемычныхъ на волю высвободили.

-----

   Такими эпизодами не разъ оживлялись пустынныя мѣста прикаспійскаго прибрежья, и только теперь, когда русскіе войска заняли этотъ край, когда въ Мангишлакѣ и въ Красноводскѣ, построены постоянные укрѣпленія, оберегающія покой мертваго Усть-юрта, можно надѣяться, что подобные эпизоды станутъ случаться все рѣже и рѣже и можетъ быть и прекратятся совсѣмъ, и степнымъ вѣтромъ да зеленою морскою волною, засыпетъ и смоетъ послѣдніе слѣды кровавыхъ подвиговъ рыцарей пустыни.

0x01 graphic

Н. Каразинъ.

"Нива", No 16, 1876

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru