(Известно, что консул Бонапарте в разговоре с Фоксом все народы разделил на два, и назвал европейцев одним семейством. Следующая пьеса, взятая из Парижского журнала, изъясняет мысль его)
Разделение земли на два народа есть в самом деле глубокая мысль, непонятная для ума обыкновенного. Их можно вообразить двумя реками, которые текут вместе, не смешивая вод своих, и неизменно сохраняют сие различие до самых отдаленных стран, где глаз уже теряет их из виду. Восходя в летописях до известного происхождения народов, мы видим уже и там следы их различия, особенные нравы, особенные идеи и права общественности.
Нация, которую можно назвать восточной, сохранив для нас предания древнейшего мира, сохранила и его нравы, обычаи, законы; и дух, заимствованный персами от ассирийцев, перешел в целости своей к парфам, арабам, туркоманам и всем другим варварским народам, которые населяли и опустошали сию прекрасную часть земного шара, колыбель рода человеческого.
В то время, когда греки воевали с персами, уже явно различаются характер и нравы сих двух главных народов. Один показывает более роскоши и менее законов, более неги и дикости: ибо роскошь и нега происходят не столько от успехов общественности, сколько от законов. Тогда воля монарха была единственным уставом для персов. По религии и образу своего правления они считали весь мир его собственностью, все другие народы данниками или врагами, их законы преступлением его велений, а сопротивление бунтом. Не было иных прав, иных отношений между ними, кроме власти господина над рабами; а как рабы не имеют ни прав, ни собственности, то отнятие их имения не казалось беззаконным насилием.
Сей дух древних монархов Востока не изменился от разных вер, которые там одна после другой господствовали. От того ли, что жаркий климат противился отвлеченным идеям и строгой святости христианства, или слабость Греческой империи казалась презрительной восточным народам: только сия эпоха, в которую обе части мира могли бы весьма легко соединить нравы, язык и религию свою, еще более разделила их. Весь Восток, отстав мало-помалу от многобожия, иудейства и христианства, скоро получил другой характер единообразия, когда народы отчасти свободно, отчасти неволей, приняли новую веру магометанскую.
Рим был в Европе источником религии, нравов, особенного и народного права, которые из всех ее народов составили один, разделенный на многие семейства. В средних веках видим одно феодальное правление, во время Крестовых походов одну армию, во время рыцарства один дух чести -- и единство веры, которой управлял один папа, еще более сближало нации.
Таким образом оба народа, различные нравами, пользами и религией, долженствовали иметь особенный характер, особенную (так сказать) физиономию. Понятия их о чести, правосудии и собственности были столь же различны. То, что западный мир издавна называет народным правом, доныне неизвестно народам. живущим в северной Африке. Французский министр иностранных дел справедливо сказал о них, что они "не знают никаких народных прав, кроме законов их полиции, которая, дозволяя во многих случаях насилие против своих единоземцев, еще менее обороняет иностранцев, и даже признает мужественным того, кто накажет европейца как неприятеля". Вот следствие их правления, морали и веры.
Сие различие между восточными и западными народами препятствовало сообщению между ними. Как скоро северная Африка, столь драгоценная для римлян, приняла магометанскуюю веру и восточные нравы, она совершенно отстала от Европы. Теперь Алжир и Марокко нам менее известны, нежели острова южного океана. От пределов Египта до пролива Гибралтарского все народы живут во всегдашней войне с европейцами, и должны так жить по их духу, обычаям и вере. Минутное пресечение военных действий бывает только перемирием, купленным постыдной данью: условие, всегда нарушаемое, как скоро есть надежда сделать другое выгоднейшее. Сие происходит от различных мыслей о справедливости, чести и собственности.
Нации западного мира живут между собой по лучшим и справедливейшим уставам, которые суть плод их сведений и просвещения. Узнав, что народы должны быть источником правления, они сделали законы для взаимного блага частных людей и народов. Первые названы гражданским уложением, вторые правом народным, и преступление их считается во всей Европе постыдным. Можно утвердительно сказать, что не только частных государственных уложений нельзя переменить без замешательства, но что нарушение и самых общих законов, соединяющих народы, может подвергнуть Европу великим опасностям и лишить ее плодов долговременного просвещения, действия двадцати веков. Правда, что сии общие, во многом не весьма ясные уставы, имели своим основанием одно общественное мнение, не определенное и часто сомнительное; но от времени до времени являлись великие писатели, которые собирали и приводили в систему элементы сего мнения, и основали его наконец на верных правилах. Европа, убежденная философами, освятила сии правила долговременным их исполнением, хотя безмолвным, но общим и торжественным.
Однако некоторые статьи сего народного права служат еще предметом споров, и державы толкуют их иногда сообразно с их частными выгодами.
Война на сухом пути имеет правила великодушные, неизвестные древним. Мы уже не считаем пленников рабами и не берем их собственности ибо отличаем людей от правления. Завоеватель может только взять собственность государя или начальства, и наложить подать, которую оно собирало с народа. Но война морская, за исключением рабства, сохранила свои древние обычаи и не отличает собственности правительства от имения граждан. Может быть сие отступление извинительно. Опасности на сухом пути и на море различны. Сражаясь с огнем и железом неприятеля, флот сражается еще и с волнами. Слава казалась недостаточным побуждением для морского воина: с ней соединили еще приманку корысти.
По крайней мере ни один народ не может жаловаться на грабеж морской войны, ибо все им пользуются: он составляет часть условия, известного под именем народного права.
Но есть еще другие права, действие силы -- права, которых требует исключительно один народ, и которые отделяют его от общего европейского союза. К ним принадлежит власть отнимать корабли мирных держав, нагруженные товарами для неприятельской державы, и право осматривать купеческие флоты, спокойно плывущие под защитой военных кораблей своих. Сия власть, ненавистная всем европейским народам, есть только следствие превосходных морских сил Англии, и должна исчезнуть с ними. Тогда она не будет уже частью народного устава, который хранит слабого от обиды сильных, соединяет все отрасли великого семейства и служит преградой для частного самовластия.
-----
О восточном и западном народе: [Законы, по которым живут Азия, Африка и Европа] : [Из Париж. журн.; перепеч. в журн. "Minerva". 1802. T.4] / [Пер. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. -- 1803. -- Ч.7, N 1. -- С.54-60.