Аннотация: The Little Duke: Richard the Fearless. Перевод Марии Ловцовой. Текст издания: журнал "Юный Читатель", No 9, 1901.
МАЛЕНЬКІЙ ГЕРЦОГЪ РИЧАРДЪ БЕЗСТРАШНЫЙ.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОВѢСТЬ Ш. Юнгъ.
Переводъ съ англійскаго М. И. Ловцовой.
ГЛАВА I.
Въ одинъ изъ осеннихъ дней отдаленной отъ насъ эпохи 943 года въ замкѣ Байе, въ Нормандіи {Нормандія -- теперешняя французская провинція, въ старину было отдѣльнымъ герцогствомъ.}, шла какая-то суета.
Залъ замка былъ обширенъ, но не высокъ; сводчатый потолокъ его подпирался колоннами; въ необычайно толстыхъ стѣнахъ замка были пробиты маленькія, незащищенныя стеклами окна, съ такими широкими подоконниками, что даже и проливной дождь не могъ проникать вглубь комнаты. Но если бы даже дождь или градъ и проникнули извнѣ, то ничего не попортили бы внутри зала, такъ какъ стѣны замка были изъ грубаго камня, а полъ выстланъ кирпичами. Въ обоихъ концахъ этого громаднаго полутемнаго зала топились очаги безъ трубъ, такъ что дымъ отъ огня клубился большими бѣлыми облаками подъ покрытыми копотью сводами потолка, придавая еще болѣе мрачный видъ огромной, и безъ того уже полутемной комнатѣ.
Въ одномъ изъ очаговъ, стоявшемъ въ крайнемъ отъ главнаго входа концѣ зала, огонь пылалъ жарче, чѣмъ въ другомъ очагѣ, и надъ нимъ висѣли громадные черные котлы; у огня толпились мужчины и женщины съ обнаженными руками, вооруженные длинными желѣзными ухватами. Въ противоположномъ углу зала, гдѣ полъ возвышался на нѣсколько ступеней, суетились слуги за другими приготовленіями. Двѣ молодыя дѣвушки разбрасывали свѣжій тростникъ по полу, въ то время какъ нѣсколько слугъ были заняты устройствомъ длиннаго стола изъ грубыхъ досокъ, положенныхъ на козлы. Устроивъ столъ, они разставилщна немъ серебряные бокалы, кубки для вина изъ оленьяго рога и деревянныя плошки, замѣнявшія въ то время тарелки.
Для гостей были придвинуты къ столу длинныя скамьи, но у середины, на почетномъ мѣстѣ, стояло высокое кресло съ очень толстыми перекрещенными ножками, на которомъ были искусно вырѣзаны львиныя морды и когти; передъ этимъ стуломъ стояла грубо сколоченная скамейка для ногъ. На столѣ передъ этимъ сидѣньемъ стоялъ серебряный кубокъ, отличавшійся отъ всѣхъ прочихъ своею красивою чеканкой виноградныхъ листьевъ и дѣтскихъ фигуръ съ козлиными ножками. Если бы эта чаша могла говорить, то разсказала бы намъ удивительную повѣсть, такъ какъ она была вычеканена въ древнемъ Римѣ и увезена оттуда сѣверными пиратами, какъ называли нормановъ во Франціи.
Отъ одного очага къ другому хлопотливо переходила статная, уже преклонныхъ лѣтъ, женщина; ея длинные, густые, слегка посѣдѣвшіе волосы были подобраны подъ высокій бѣлый чепецъ, завязанный подъ подбородкомъ бантомъ; она была одѣта въ темное платье со шлейфомъ, съ широкими открытыми рукавами; въ ушахъ у нея были продѣты массивныя золотыя серьги, а на шеѣ красовалось ожерелье, по всѣмъ признакамъ римскаго издѣлія, какъ и кубокъ, о которомъ мы упоминали. Она отдавала приказанія слугамъ, зорко наблюдая за приготовленіемъ яствъ и за убранствомъ стола, совѣтуясь со старымъ дворецкимъ. Время отъ времени она озабоченно поглядывала въ окна, какъ бы въ ожиданіи прибытія кого-либо, нетерпѣливо жалуясь на то, что юноши такъ запаздываютъ и что оленина едва ли поспѣетъ къ ужину герцога Вильгельма.
Но вдругъ она радостно встрепенулась, услыхавъ звуки охотничьяго рога и чьи то торопливые шаги. Въ залу вбѣжалъ мальчикъ лѣтъ восьми; щеки его и большіе голубые глаза горѣли отъ бѣготни на свѣжемъ воздухѣ; длинные бѣлокурые волосы развѣвались по его плечамъ, когда онъ вбѣжалъ въ комрату, размахивая своимъ лукомъ, съ радостнымъ крикомъ: "Я подстрѣлилъ его! Да, да, я подстрѣлилъ оленя, фру Астрида! Вѣдь у него рога съ десятью отростками и я попалъ ему прямо въ шею!"
-- Вы! герцогъ Ричардъ! Вы убили оленя?
-- Нѣтъ, нѣтъ, я только ранилъ его въ шею, но стрѣла Осмонда попала ему прямо въ глазъ. Это было вотъ такъ; слушайте, фру Астрида. Олень бѣжитъ прямо изъ лѣса, а я стою, положимъ, вотъ такъ, подъ большимъ вязомъ; свой лукъ я держалъ вотъ такъ, смотрите...
И Ричардъ началъ представлять ей всю сцену охоты на оленя; но почтенная фру Астрида была слишкомъ занята своими хозяйскими заботами, чтобы слушать мальчика, и прервала его разсказъ вопросомъ: "А гдѣ олень; что же его не несутъ сюда?"
-- Сейчасъ Вальтеръ принесетъ его сюда. Но слушайте же дальше: у меня наготовѣ была длинная стрѣла...
Въ эту минуту дюжій лѣсничій, нагруженный оленьей тушей, показался въ дверяхъ, и фру Астрида поспѣшила ему навстрѣчу, отдавая на ходу приказанія объ изготовленіи дичины; слѣдомъ за нею пустился маленькій Ричардъ, разсказывая съ такимъ увлеченіемъ о своихъ похожденіяхъ, какъ будто она слушала его. Онъ показывалъ, какъ онъ выстрѣлилъ изъ лука, потомъ какъ Осмондъ пустилъ свою стрѣлу, какой прыжокъ сдѣлалъ олень и какъ затѣмъ палъ, раненый въ голову. Потомъ онъ принялся считать отростки роговъ убитаго оленя, поминутно восклицая: "Вотъ такъ новость для отца! Скоро ли только онъ пріѣдетъ!"
Въ это время въ залъ вошли двое мужчинъ; одинъ съ виду лѣтъ около пятидесяти, другой -- лѣтъ двадцати съ небольшимъ; оба они были одѣты въ охотничьи одежды изъ простой кожи; опоясаны они были широкими поясами, за которые были, заткнуты охотничьи ножи и охотничьи рога. Старшій изъ вошедшихъ былъ широкоплечій, загорѣлый мужчина довольно суроваго вида; младшій, болѣе высокаго роста, отличался своею стройной фигурой и подвижностью; блестящіе глаза его смотрѣли зорко, а все лицо освѣщалось веселою улыбкой. Вошедшіе были: одинъ -- сынъ фру Астриды, баронъ Эрихъ де Сентевилль, другой -- ея внукъ Осмондъ. Попеченіямъ этого семейства герцогъ Вильгельмъ Норманскій ввѣрилъ воспитаніе своего единственнаго, лишившагося матери, сына Ричарда, по обычаю сѣверянъ, которые часто отдавали своихъ молодыхъ наслѣдниковъ въ домъ какого либо вассала испытанной вѣрности. Одною изъ причинъ, почему герцогъ Вильгельмъ избралъ среди своихъ вассаловъ семейство Сентевилль, была, между прочимъ, та, что баронъ Эрихъ и его мать говорили на древне-норвежскомъ языкѣ, такъ какъ онъ желалъ, чтобы молодой Ричардъ вполнѣ усвоилъ этотъ языкъ, а въ другихъ владѣніяхъ герцога норманны, вторгнувшіеся изъ Скандинавіи во Францію, успѣли позабыть свой родной языкъ и говорили на языкѣ лангедуи -- смѣси нѣмецкаго и латинскаго языковъ -- который послужилъ впослѣдствіи началомъ французскаго нарѣчія.
Въ день, съ котораго начинается нашъ разсказъ, ожидался пріѣздъ въ Байе самаго герцога Вильгельма, который хотѣлъ навѣстить сына прежде, чѣмъ предпринять путешествіе съ цѣлью разрѣшенія распри между графами Фландрскимъ и Монтрельскимъ. Ожидаемый пріѣздъ герцога и былъ причиной необычайныхъ хлопотъ и приготовленій фру Астриды. Распорядившись, чтобы громадный окорокъ дичины былъ навѣшенъ передъ очагомъ на вертелъ, и поручивъ мальчику слугѣ наблюдать за жаркимъ, почтенная дама увела молодаго герцога Ричарда въ верхнія комнаты, чтобы привести въ порядокъ его одежду. Тамъ у него было довольно времени для разговоровъ, пока фру Астрида, не взирая на то, что она была такая важная особа, принялась собственноручно расчесывать длинные шелковистые локоны мальчика. Покончивъ съ его волосами, она надѣла на него короткую пунцовую тунику, доходившую до колѣнъ; шея же, руки и ноги мальчика оставались голыми. Ричардъ просилъ ее позволить ему заткнуть за поясъ его красиво вычеканенный кинжалъ, но фру Астрида воспротивилась этому.
-- Довольно придется вамъ въ жизни имѣть дѣло съ мечомъ,-- сказала она;-- пока еще рано вамъ начинать носить оружіе.
-- Когда я буду большимъ, то буду настоящимъ воиномъ,-- возразилъ мальчикъ.-- Я заслужу прозвище Ричарда Безстрашнаго, даю вамъ въ этомъ слово, фру Астрида! Мы, норманны, такіе же храбрецы, какими были Сигурды и Рагнары, о которыхъ говорится въ вашихъ пѣсняхъ. Хотѣлъ бы я, чтобы тутъ въ Нормандіи водились змѣи и драконы, съ которыми я могъ бы сражаться.
-- Не безпокойтесь, найдется и здѣсь не мало такихъ чудовищъ,-- отвѣчала фру Астрида.-- Здѣшніе драконы не менѣе зловредны, чѣмъ тѣ, о которыхъ упоминается въ моихъ сагахъ {Саги -- древне-скандинавскія легенды; соотвѣтствуютъ нашимъ преданіямъ. Прим. перевод.}.
И обрадованный мальчикъ вырвался изъ рукъ фру Астриды и опрометью бросился бѣжать внизъ по длинной, крутой каменной лѣстницѣ, ведущей къ зубчатому, укрѣпленному боевымъ порядкомъ, входу въ замокъ. Туда же спѣшилъ и баронъ Эрихъ де-Сентебилль и сынъ его Осмондъ, чтобы встрѣтить своего герцога; Ричардъ успѣлъ только крикнуть Осмонду: "Позволь мнѣ придержать его стремя", и бросился внизъ, громко изъявляя свою радость. Въ это время подъ сводчатымъ входомъ показался рослый темно-гнѣдой конь, на которомъ сидѣлъ величавый герцогъ норманскій. Его темнокрасная туника была опоясана богатымъ поясомъ, поддерживающимъ его знаменитый могучій мечъ, благодаря которому герцогъ получилъ прозвище: "Вильгельмъ Длинный Мечъ". На головѣ у него красовалась темнокрасная герцогская шапка, отороченная мѣхомъ и украшенная перомъ съ пряжкой, усыпанной драгоцѣнными камнями. Выраженіе лица герцога съ его высокимъ умнымъ лбомъ поражало достоинствомъ и грустью; глядя на него, невольно вспоминалось, что онъ рано потерялъ свою молодую жену, герцогиню Эмму, и что онъ въ настоящее время былъ опутанъ кругомъ тяжкими заботами и кознями злонамѣренныхъ людей. Вглядѣвшись, однако, внимательно въ его лицо, можно было подмѣтить, что въ его глазахъ свѣтилась доброта и кротость.
Маленькій Ричардъ весь сіялъ отъ счастья, такъ какъ сегодня ему удалось въ первый разъ оказать отцу рыцарскую почесть: ему дозволили держать стремя, пока отецъ соскакивалъ съ лошади. По тогдашнему обычаю, при встрѣчѣ дѣтей съ родителями, Ричардъ преклонилъ передъ отцомъ колѣно, ставъ подъ его благословеніе. Герцогъ возложилъ руку ему на голову со словами:-- Благословеніе Господне да будетъ надъ тобою!-- потомъ приподнялъ сына и заключилъ въ объятія, цѣлуя его несчетное число разъ. Тутъ подошелъ баронъ Эрихъ, преклонилъ колѣно и, поцѣловавъ руку герцога, сказалъ: -- Добро пожаловать въ мой замокъ!
Было бы слишкомъ долго передавать привѣтствія и обмѣнъ дружескихъ рѣчей, произнесенныхъ ими; привѣтствія фру Астриды, а также пріемъ, оказанный хозяевами замка баронамъ, прибывшимъ въ свитѣ своего властелина. Ричарду было велѣно тоже привѣтствовать ихъ, но онъ прижался къ отцу, изъ за спины котораго смотрѣлъ на нихъ застѣнчиво и не безъ чувства нѣкотораго страха.
Въ числѣ прибывшихъ былъ графъ Бернардъ де-Гаркуръ, по прозванію "датчанинъ", съ лохматою рыжею бородой и волосами и съ полудикимъ, суровымъ взглядомъ изъ подъ густыхъ бровей, изъ которыхъ одна была когда-то просѣчена ударомъ меча. Находился здѣсь также и высокій баронъ Райнульфъ Ферьерскій, одѣтый съ головы до ногъ въ стальной панцырь, звенѣвшій при каждомъ его движеніи; были и оруженосцы въ шлемахъ и со щитами въ рукахъ. Глядя на эту толпу, можно было подумать, что боевые доспѣхи барона Эриха, развѣшенные по стѣнамъ у входа въ замокъ, вдругъ оживились и начали расхаживать по залу.
Всѣ чинно усѣлись за столъ фру Астриды, которая, какъ хозяйка дома, заняла мѣсто по правую руку герцога, тогда какъ графъ де-Гаркуръ сѣлъ налѣво отъ него. Осмондъ подавалъ блюда герцогу, а Ричардъ поднесъ ему кубокъ съ виномъ. Въ теченіи ужина герцогъ и бароны обсуждали подробности предполагаемаго путешествія для встрѣчи съ графомъ Арнульфомъ Фландрскимъ на маленькомъ островѣ на рѣкѣ Соммѣ, съ цѣлью примирить Арнульфа съ герцогомъ Монтрельскимъ.
Ричарду надоѣло слушать ихъ пренія и ему казалось, что ужинъ затягивается уже слишкомъ долго. Наконецъ, трапеза кончилась, и такъ какъ было еще свѣтло, то гости разошлись: кто для присмотра за своими конями, кто для осмотра конюшенъ и псарни барона Эриха.
Герцогъ могъ теперь на свободѣ заняться своимъ маленькимъ сыномъ, и Ричардъ сѣлъ къ нему на колѣни и началъ ему разсказывать о своихъ развлеченіяхъ: о томъ, какъ онъ ранилъ оленя своей стрѣлой, о томъ, какъ баронъ Эрихъ уже позволялъ ему иногда принимать участіе въ охотахъ; о томъ, какъ онъ купался съ Осмондомъ въ прохладной, чистой какъ зеркало, рѣкѣ; о томъ, какъ онъ наблюдалъ за гнѣздомъ сороки, свитомъ на самой верхушкѣ старой башни.
Герцогъ Вильгельмъ съ улыбкой слушалъ болтовню сына и, казалось, эта болтовня доставляла ему не меньше удовольствія, нежели самому мальчику.
-- Но, Ричардъ,-- сказалъ онъ наконецъ; -- ты мнѣ еще ничего не сказалъ объ отцѣ Лукѣ и о его большой книгѣ. Что же ты молчишь? Посмотри на меня, Ричардъ, и скажи,-- какъ подвигается твое ученіе?
-- Ахъ, отецъ,-- тихо отвѣчалъ Ричардъ, опуская глаза и играя поясомъ отца; -- я ненавижу эти каракули на старомъ пожелтѣвшемъ пергаментѣ.
-- Но ты все-таки стараешься выучиться читать, я надѣюсь?-- спросилъ герцогъ.
-- Да, отецъ, я стараюсь, но такъ трудно запоминать буквы, а слова все такія длинныя. Отецъ Лука всегда зоветъ меня учиться какъ разъ въ такое время, когда солнце такъ весело сіяетъ и зеленый лѣсъ такъ и манитъ къ себѣ, и у меня не хватаетъ терпѣнія разбирать эти черные крючки и черточки.
-- Бѣдный мальчикъ!-- сказалъ герцогъ Вильгельмъ, улыбаясь, и Ричардъ, поощренный этими словами, продолжалъ уже смѣлѣе: -- А ты самъ, отецъ, умѣешь читать?
-- Къ сожалѣнію, нѣтъ,-- отвѣчалъ герцогъ.
-- И баронъ Эрихъ тоже не умѣетъ читать, да и Осмондъ тоже. Никто, никто не умѣетъ; почему же я непремѣнно долженъ учиться и коверкать свои пальцы надъ писаніемъ, какъ будто я готовлюсь быть писцомъ!-- Ричардъ мелькомъ взглянулъ на отца и повѣсилъ голову, какъ бы стыдясь того, что противился его желанію, но герцогъ отвѣтилъ ему безъ всякаго неудовольствія.
-- Я вѣрю, сынъ мой, что тебѣ не легко дается ученіе теперь, но со временемъ ты будешь радоваться тому, что научился читать и писать. Дорого бы я далъ, еслибы могъ самъ читать тѣ священныя книги, которыя мнѣ читаетъ теперь мой писецъ; но, при всемъ моемъ желаніи учиться, у меня теперь на это не хватаетъ времени.
-- Но рыцари и дворяне не учатся читать,-- возразилъ Ричардъ.
-- А развѣ ты думаешь, что имъ такъ и не слѣдуетъ учиться? Ты ошибаешься, сынъ мой; короли Франціи, Англіи, а также графы Анжуйскій, Провансальскій и Парижскій и даже самъ король Норвегіи, Гаконъ -- всѣ грамотные люди. Признаюсь тебѣ, Ричардъ, что когда былъ составленъ договоръ о возстановленіи короля Людовика на его тронѣ, то я, къ стыду своему, оказался въ числѣ тѣхъ немногихъ его вассадовъ, которые не умѣли подписать свое имя подъ договоромъ.
-- Но, вѣдь, нѣтъ никого на свѣтѣ добрѣе и умнѣе тебя, отецъ!-- съ гордостью воскликнулъ Ричардъ.-- Баронъ Эрихъ постоянно мнѣ это твердитъ.
-- Баронъ Эрихъ слишкомъ преданъ своему герцогу, чтобы видѣть его недостатки,-- сказалъ герцогъ Вильгельмъ, -- но самъ я увѣренъ въ томъ, что былъ бы несравненно умнѣе и добрѣе, если бы меня учили такіе учителя, какіе есть у тебя, И послушай, что я тебѣ скажу, Ричардъ: не только у насъ всѣ принцы умѣютъ читать, но въ Англіи король Ательстанъ установилъ законъ, чтобы всѣ дворяне въ его владѣніяхъ обучались грамотѣ. Они учатся въ его дворцѣ вмѣстѣ съ его братьями и читаютъ тѣ поучительныя книги, которыя онъ перевелъ для нихъ на англійскій языкъ.
-- Я ненавижу англичанъ!-- порывисто вскричалъ Ричардъ, и глаза его засверкали гнѣвомъ.
-- Ненавидишь ихъ? За что же?
-- За то что они предательски убили храбраго моряка короля Рагнара. Фру Астрида поетъ его предсмертную пѣснь, которую онъ пѣлъ, пока змѣи сосали его кровь, а онъ радовался тому, что сыновья его отдадутъ англичанъ на съѣденіе воронамъ. Ахъ! если бы я былъ его сыномъ, то съ радостью отмстилъ бы за смерть отца. Я поразилъ бы всѣхъ этихъ коварныхъ предателей и сжегъ бы ихъ дворцы!-- Глаза Ричарда сверкали и его слова, произнесенныя на старинномъ норвежскомъ нарѣчіи, звучали какъ строфы тѣхъ сагъ, которыя онъ слышалъ отъ фру Астриды.
Лицо герцога Вильгельма приняло строгое выраженіе.
-- Фру Астрида не должна больше пѣть тебѣ эти саги,-- сказалъ онъ,-- если онѣ наполняютъ твой умъ такими мыслями о мщеніи; такія чувства достойны только почитателей Одина {Одинъ -- главный богъ древне-германцевъ и скандинавовъ, считалсй богомъ войны, отцомъ павшихъ въ битвѣ героевъ.} или Тора {Торъ -- въ скандинавской микологіи, богъ грома, старшій сынъ Одина и Іорды (земли). Прим. перевод.}. Рагнаръ и его сыновья стремились къ кровавой мести, но мы, христіане, знаемъ, что долгъ нашъ -- прощать своимъ врагамъ.
-- Но англичане убили отца этихъ юношей!-- вскричалъ Ричардъ съ неудовольствіемъ, удивляясь снисхожденію отца.
-- Да, Ричардъ, и я ихъ не осуждаю, потому что и мы разсуждали бы точно такъ, какъ и они, если бы король Гаральдъ не изгналъ твоего дѣда изъ Даніи и наши предки вслѣдствіе этого не поселились-бы здѣсь, въ Нормандіи. Ихъ не учили христіанской истинѣ: "Прости своимъ врагамъ, дабы и самому тебѣ были прощены твои прегрѣшенія". Выслушай меня внимательно, сынъ мой. Хотя въ этой странѣ мы въ настоящее время всѣ исповѣдуемъ христіанскую вѣру, но этотъ долгъ всепрощенія далеко не всегда исполняется всѣми нами; помни мой завѣтъ и будь примѣрнымъ христіаниномъ. Припомни каждый разъ, какъ ты увидишь знакъ креста, вышитый ли на нашихъ знаменахъ или вырѣзанный на камнѣ въ нашихъ церквахъ, что этотъ крестъ есть символъ отпущенія намъ нашихъ прегрѣшеній. Но можемъ ли мы надѣяться на это отпущеніе, если сами не будемъ прощать нашимъ врагамъ? Ты понялъ меня, мой мальчикъ?
Ричардъ призадумался и отвѣчалъ: "Да, отецъ, я понялъ, но все таки мнѣ кажется, что я никогда не могъ бы простить, если бы былъ однимъ изъ сыновей Рагнара".
-- Кто знаетъ; можетъ быть, тебѣ самому предстоитъ испытать нѣчто подобное тому, что и они испытали, Ричардъ. Но если я подвергнусь участи Рагнара, что очень можетъ случиться при тѣхъ распряхъ, которыя волнуютъ въ наше время несчастную Францію, то не забудь, что я теперь тебѣ говорю: заклинаю тебя во имя твоего долга передъ Богомъ и передъ твоимъ отцомъ постараться заглушить въ своемъ сердцѣ чувства кровожадной мести и помнить, что гораздо благороднѣе будетъ твое мщеніе, если ты отъ чистаго сердца простишь своимъ врагамъ. Дай мнѣ честное слово, что ты выполнишь мой завѣтъ.
-- Да, отецъ, даю тебѣ слово, -- отвѣчалъ Ричардъ растроганнымъ голосомъ. Затѣмъ наступило молчаніе; но скоро Ричардъ сталъ опять по прежнему беззаботно и весело ласкать короткую бороду отца и играть его вышитымъ воротникомъ, изъ подъ котораго обнаружилась серебряная цѣпочка. Ричардъ высвободилъ эту цѣпь и увидалъ, что къ ней прикрѣпленъ ключъ.
-- Ахъ! что это за ключикъ?-- спросилъ онъ.-- Что у тебя заперто этимъ ключемъ?
-- Твое лучшее сокровище, отецъ? Это, вѣроятно, твоя герцогская корона?
-- Когда нибудь ты самъ узнаешь,-- отвѣчалъ отецъ, отстраняя маленькую руку, слишкомъ свободно распоряжавшуюся чужою собственностью.
Въ это время нѣкоторые изъ бароновъ вернулись въ залъ, и съ приходомъ ихъ прекратилась дальнѣйшая бесѣда отца съ маленькимъ сыномъ.
На слѣдующій день, послѣ обѣдни въ часовнѣ замка и завтрака въ большомъ залѣ, герцогъ снова пустился въ путь, обѣщавъ Ричарду, что вернется въ замокъ недѣли черезъ двѣ, и взявъ съ него слово, что онъ будетъ прилежно учиться, твердо запоминать наставленія отца Луки и во всемъ безпрекословно повиноваться барону Эриху де Сентевилль.
ГЛАВА II.
Какъ-то разъ вечеромъ фру Астрида сидѣла на своемъ высокомъ стулѣ у пылающаго очага, держа въ рукахъ прялку съ намотаннымъ льномъ. Она скручивала и вытягивала нитки, и веретено такъ и подпрыгивало на полу. Противъ нея дремалъ въ своемъ деревянномъ креслѣ баронъ Эрихъ де Сентевилль; Осмондъ сидѣлъ тутъ же на низкой скамейкѣ, погруженный въ свое занятіе: онъ обчищалъ и скоблилъ своимъ ножемъ перья дикаго гуся, которыя должны были служить для ускоренія полета его стрѣлъ.
Домочадцы и слуги помѣщались на скамьяхъ у стѣны зала -- женщины отдѣльно отъ мужчинъ. Залъ освѣщался свѣтомъ громаднаго пылающаго очага и сверхъ того еще фонаремъ, который спускался съ потолка; окна были закрыты, досчатыми ставнями и вся обстановка дышала спокойнымъ довольствомъ. Близь очага помѣстились два-три огромныхъ пса и между ними на полу сидѣлъ маленькій Ричардъ Норманскій. Онъ то гладилъ широкія шелковистыя уши собакъ, то щекоталъ мягкія какъ подушки ступни ихъ лапъ кончикомъ гусинаго пера, то старался насильно раскрыть вѣки у спящихъ добродушныхъ животныхъ, которыя въ отвѣтъ на такое насиліе только слегка рычали. Несмотря, однако, на эти развлеченія, Ричардъ довольно внимательно вслушивался въ слова фру Астриды, которая разсказывала о томъ, какъ дѣдъ Ричарда, графъ Роллонъ, доплылъ до устьевъ Сены и какъ архіепископъ Руанскій встрѣтилъ его съ ключами города и какъ ни одинъ изъ жителей не потерпѣлъ какой-либо обиды отъ храбрыхъ сѣверянъ. Потомъ она разсказала ему о крещеніи его дѣда, какъ онъ послѣ этого долго не снималъ своего бѣлаго одѣянія и въ это время раздавалъ пожертвованія всѣмъ главнымъ церковнымъ приходамъ въ его Норманскомъ герцогствѣ.
-- Ахъ! разскажите о томъ, какъ приносили присягу,-- прервалъ Ричардъ,-- и какъ Сигурдъ Кровавый Мечъ сшибъ съ ногъ кроткаго короля Карла. Какъ бы я смѣялся, если бы присутствовалъ при этомъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ, герцогъ Ричардъ, -- отвѣчала старушка,-- не нравится мнѣ этотъ разсказъ. Это было еще въ тѣ времена, когда норманны не научились правиламъ вѣжливости, а отъ грубости всегда надо стараться исправиться. Нѣтъ, ужъ лучше разскажу я вамъ о томъ, какъ мы пріѣхали сюда въ Сентевилль и какая тоска напала на меня при видѣ этихъ ровныхъ полей и этихъ тихо текущихъ, спокойныхъ рѣкъ, когда я сравнивала ихъ съ отцовскимъ фіордомъ {Фіорды -- узкіе и глубокіе заливы, расположенные по берегу материка или острова.} въ Норвегіи, окруженнымъ высокими темными скалами, увѣнчанными темно-зелеными соснами, изъ-за которыхъ на голубомъ небѣ рисовались далекія снѣжныя вершины горъ. Ахъ, Богъ мой, какимъ чуднымъ синимъ цвѣтомъ отливала вода въ безконечно длинные лѣтніе вечера, когда я просиживала по цѣлымъ часамъ въ маленькой лодкѣ на нашемъ фіордѣ и когда...
Слова фру Астриды были прерваны звукомъ охотничьяго рога у входныхъ воротъ замка; собаки вскочили съ оглушительнымъ лаемъ. Осмондъ бросился унимать ихъ, прислушиваясь къ шуму у воротъ, а Ричардъ подбѣжалъ къ барону Эриху съ крикомъ: "Проснитесь, баронъ, проснитесь; отецъ пріѣхалъ! Ахъ! поспѣшите скорѣе, скорѣе открыть ворота и впустить его!"
-- Тише, тише! Цыцъ, замолчите ли вы, собаки!-- крикнулъ баронъ, медленно привставъ съ своего кресла въ то время какъ раздался вторично звукъ рога.-- Ступай, Осмондъ, съ привратникомъ и не впускай никого, прежде чѣмъ узнаешь, кто является къ намъ въ такой поздній часъ -- другъ или врагъ? А вы оставайтесь здѣсь, герцогъ Ричардъ,-- строго прибавилъ онъ, увидавъ, что мальчикъ готовъ бѣжать за Осмондомъ. Ричардъ принужденъ былъ остановиться, хотя весь дрожалъ отъ нетерпѣнія.
-- Должно быть, вѣсти отъ герцога, -- сказала фру Астрида; -- едва ли онъ самъ пожаловалъ бы къ намъ такъ поздно вечеромъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ, милая фру Астрида, это онъ, навѣрное, это мой отецъ! Онъ сказалъ, что пріѣдетъ ко мнѣ скоро опять. Слышите, слышите! На дворѣ стучатъ копыта лошадей. Я увѣренъ, что это его вороной конь! И меня не будетъ тамъ, чтобы держать стремя отцу! Ахъ, господинъ баронъ, пустите меня къ нему!
Баронъ Эрихъ, не любившій лишнихъ словъ, только покачалъ отрицательно головой, и въ ту же минуту раздались шаги на каменной лѣстницѣ. Опять Ричардъ бросился впередъ, но вмѣсто герцога вошелъ Осмондъ. Достаточно было взглянуть на него, чтобы понять, что произошло что-то необычайное, но онъ только громкимъ голосомъ доложилъ: "Графъ Бернардъ де Гаркуръ и баронъ Райнульфъ Ферьерскій", и посторонился, чтобы впустить рыцарей въ залъ.
Ричардъ, совсѣмъ разочарованный, продожалъ стоять посреди зала. Не обращая вниманія ни на хозяина замка, ни на кого-либо изъ присутствовавшихъ, графъ де Гаркуръ приблизился къ Ричарду, преклонилъ передъ нимъ одно колѣно, схватилъ его руку и проговорилъ прерывающимся отъ волненія голосомъ: "Ричардъ, герцогъ Норманскій, я твой вѣрный союзникъ и покорный твой вассалъ!" Онъ приподнялся, уступивъ мѣсто Райнульфу Ферьерскому, который произнесъ тѣ же слова, въ то время какъ старый графъ, закрывъ лицо обѣими руками, громко зарыдалъ.
-- Неужели это правда?-- спросилъ баронъ де Сентевилль, но, поймавъ грустный взоръ и услыхавъ тяжелый вздохъ барона Райнульфа, онъ также склонилъ колѣно передъ мальчикомъ и повторилъ формулу: "Я твой вѣрный союзникъ и покорный твой слуга я клянусь служить тебѣ вѣрой и правдой вмѣстѣ со всѣми находящимися въ моемъ замкѣ людьми и со всѣми обитателями моихъ баронскихъ владѣній въ Сентевиллѣ".
-- Что это все значитъ? Ахъ! фру Астрида, говорите же, что это значитъ? Скажите мнѣ, гдѣ мой отецъ?
-- Увы! Мое бѣдное дитя!-- вскричала старая баронесса, схвативъ Ричарда въ свои объятія и привлекая его къ своей груди, въ то время какъ слезы ручьемъ лились изъ ея глазъ. Нѣсколько успокоенный ея лаской и находясь какъ бы подъ ея защитой, Ричардъ широко раскрывъ глаза и тяжело дыша, началъ прислушиваться къ тому, о чемъ говорили собравшіеся группой дворяне, не обращавшіе уже больше вниманія на присутствіе своего маленькаго герцога.
-- Итакъ, герцогъ Вильгельмъ скончался!-- повторялъ какъ бы совсѣмъ ошеломленный извѣстіемъ баронъ де Сентевилль.
-- Да, нашего герцога не стало!-- отвѣтилъ Райнульфъ тихимъ и грустнымъ голосомъ; затѣмъ послѣдовало молчаніе, нарушаемое отъ времени до времени стонами стараго графа Бернарда.
-- Но какъ это случилось? Когда? Гдѣ?-- вырвалось у барона Эриха.-- Кажется, не готовилось никакого боя, когда вы пустились въ путь. Ахъ! Отчего меня не было тамъ, чтобы защищать моего герцога!
-- Онъ палъ не въ бою,-- мрачно отвѣчалъ баронъ Райнульфъ.
-- Неужели его внезапно сразила лихая болѣзнь?
-- Не болѣзнь,-- отвѣчалъ баронъ Ферьерскій;-- онъ палъ отъ предательской руки злодѣя.
-- И этотъ измѣнникъ еще живъ!-- вскричалъ баронъ де Сентевилль, хватаясь за свой мечъ.
-- Онъ живъ и радуется, что удалось его преступленіе,-- отвѣчалъ баронъ де Ферьеръ.-- Онъ находится въ безопасности въ своихъ торговыхъ городахъ.
-- Мнѣ что-то плохо вѣрится, господа!-- вскричалъ баронъ Эрихъ.-- Нашъ герцогъ злодѣйски убитъ, а вы стоите передъ мною здравыми и невредимыми!
-- Я скорблю о томъ, что не легъ костьми рядомъ съ тѣломъ моего герцога,-- произнесъ Бернардъ;-- но я еще нуженъ для защиты Нормандіи и этого бѣднаго ребенка, которому понадобится защита всѣхъ дружественныхъ его дому людей. Ахъ! Лучше бы мои глаза не видѣли этого страшнаго зрѣлища! Но, разскажи ты, Райнульфъ, какъ все произошло; чувствую, что я не въ силахъ передать этотъ ужасъ!
Онъ бросился на скамью и закрылъ лицо своимъ плащемъ, а Райнульфъ продолжалъ: "Вы знаете, что не въ добрый часъ нашъ герцогъ условился встрѣтиться на островѣ Некиньи съ графомъ Фландрскимъ. Было рѣшено, что герцогъ и графъ приведутъ съ собой каждый по двѣнадцати невооруженныхъ рыцарей. Съ нашей стороны были герцогъ Британскій, присутствующій здѣсь графъ Бернардъ, старый графъ Ботонъ и я. По условію мы передъ сборищемъ сложили свое оружіе; но не такъ, какъ потомъ оказалось, поступили измѣнники Фламандцы. Увы! Не забыть мнѣ во всю жизнь, съ какимъ достоинствомъ герцогъ выступилъ на встрѣчу подлому Арнульфу, обнаживъ передъ нимъ свою благородную голову".
-- Да,-- вмѣшался Бернардъ,-- и я хорошо разслышалъ привѣтствіе измѣнника при ихъ встрѣчѣ: "Герцогъ, сказалъ онъ,-- вы наша защита и твердый нашъ оплотъ. Ахъ! отчего не разрубилъ я своею сѣкирой его предательскую голову!"
-- Нашъ герцогъ приступилъ къ переговорамъ,-- продолжалъ Райнульфъ,-- и Арнульфъ обѣщалъ исполнить всѣ требованія герцога и даже хотѣлъ присягнуть ему въ вѣрности города Фландра, но герцогъ отклонилъ это предложеніе, сказавъ, что это значило бы одновременно измѣнить королю Франціи Людовику и германскому императору Оттону. Простившись другъ съ другомъ, они разошлись, и мы пустились обратно къ нашимъ лодкамъ; тогда герцогъ заявилъ, что желаетъ плыть одинъ въ маленькой лодкѣ съ гребцами. Мы почти уже подъѣхали къ нашему берегу, когда съ покинутаго нами противоположнаго берега раздался призывъ; оказалось, что Фламандцы давали знать, что хотятъ еще повидать герцога, чтобы продолжить совѣщаніе. Отдавъ намъ приказаніе остаться на мѣстѣ, герцогъ Вильгельмъ направился въ своей маленькой лодкѣ обратно къ чужому берегу. Но не успѣлъ онъ ступить ногой на берегъ,-- вскричалъ Райнульфъ, сжавъ свои кулаки и съ трудомъ произнося слова отъ волненія,-- какъ одинъ изъ Фламандцевъ напалъ на него съ весломъ; герцогъ былъ сбитъ съ ногъ сильнымъ ударомъ, и тутъ на него напала толпа злодѣевъ и они закололи его; потомъ они стали показывать намъ окровавленное оружіе, какъ будто насмѣхаясь надъ нами. Вы можете себѣ представить, какими отчаянными криками мы разразились, но напрасны были всѣ наши усилія захватить злодѣевъ, хотя мы съ быстротою молніи направили наши лодки къ ихъ берегу; прежде чѣмъ мы достигли острова, они уже успѣли броситься въ свои лодки и, высадившись на дальнемъ отъ насъ берегу, ускакали на своихъ коняхъ, избѣгнувъ нашей яростной мести.
-- Но не надолго!-- вскричалъ Ричардъ, бросаясь впередъ къ баронамъ.-- Ахъ! Будь я взрослый мужчина, и измѣнники всѣ до одного погибли бы отъ моей руки! Но настанетъ день, когда... Онъ замолчалъ, вспомнивъ завѣтъ отца, запретившаго ему мстить за злодѣянія; но слова его были приняты съ восторгомъ баронами, которые, какъ говорилъ герцогъ Вильгельмъ, далеко не отличались кротостью нравовъ, считая, что месть составляетъ священный долгъ каждаго рыцаря, и полная отваги вспышка ихъ молодого герцога пришлась имъ какъ нельзя больше по душѣ.
Старикъ графъ Бернардъ быстро двинулся впередъ къ Ричарду со словами:-- Вѣрно сказано, благородный герцогъ!.. Такъ, такъ, и я вижу по той отвагѣ, которая свѣтится въ вашихъ глазахъ, доказательство того, что вы достойнымъ образомъ отплатите злодѣямъ за смерть вашего отца!
Ричардъ выпрямился и окинулъ окружающихъ гордымъ взглядомъ; сердце его сильно забилось въ груди, а баронъ Эрихъ де Сентевилль одобрительно произнесъ: "Помяните мое слово, графъ Бернардъ, что имя нашего, молодаго герцога прогремитъ повсюду, какъ прогремѣли имена его славныхъ предковъ!"
-- Вѣрю вамъ!-- отвѣчалъ графъ Бернардъ;-- онъ унаслѣдовалъ духъ своего дѣда графа Роллона, хотя въ немъ течетъ также и кровь его миролюбиваго отца! Итакъ, герцогъ Ричардъ, вы согласны стать нашимъ доблестнымъ вождемъ -- вождемъ всей Нормандіи, чтобы вести насъ навстрѣчу нашимъ врагамъ?
-- О, да,-- вскричалъ Ричардъ, увлеченный похвалою, которую онъ вызвалъ своимъ юношескимъ пыломъ.-- Я готовъ стать впереди всѣхъ васъ, хоть сейчасъ же, если только вы рѣшите выступить противъ коварныхъ Фламандцевъ.
-- Ваша свѣтлость выѣдете изъ замка со всѣми нами,-- отвѣчалъ графъ Бернардъ-де-Гаркуръ,-- только не на бой, а въ Руанъ, гдѣ будете облечены въ герцогскую мантію и торжественно опоясаны герцогскимъ мечомъ и гдѣ примете присягу вашихъ вѣрныхъ подданныхъ.
Ричардъ молча поникъ головою, такъ какъ эти слова пробудили въ немъ ясное сознаніе потери любимаго отца. Ему вспомнилось, какъ нетерпѣливо онъ ожидалъ возвращенія отца; какъ онъ въ послѣднее время считалъ дни и даже часы, когда, наконецъ, ему удастся разсказать отцу о томъ, что онъ прилежно занимался съ о. Лукой, который былъ имъ очень доволенъ. А теперь ему уже никогда больше не придется прижаться къ груди отца, услыхать его голосъ и улыбаться въ отвѣтъ на ласковый взглядъ отца! Крупныя слезы потекли изъ глазъ Ричарда; стараясь скрыть ихъ отъ окружающихъ, онъ опустился на скамейку у ногъ фру Астриды, закрылъ лицо руками и началъ перебирать въ своей памяти все, что ему говорилъ отецъ при послѣднемъ ихъ свиданіи. Ему живо представилось все, что произошло въ тотъ памятный день, и послѣднія событія показались ему лишь страшнымъ сномъ, который исчезнетъ съ пробужденіемъ. Но, прислушавшись къ разговорамъ бароновъ, онъ понялъ, что это не сонъ, а дѣйствительность. Бароны, столпившись въ группу, съ печальными лицами, толковали о томъ, что тѣло покойнаго герцога должно быть привезено въ Руанъ подъ охраною герцога Бретани. Въ Руанѣ предполагалось похоронить убитаго герцога рядомъ съ его покойной женой и старымъ герцогомъ Роллономъ. Ричардъ, глядя на бароновъ, сталъ мечтать о томъ, вѣдаетъ ли его отецъ объ его думахъ о немъ и не витаетъ ли его духъ надъ нимъ. Среди этихъ думъ осиротѣвшій юный герцогъ Норманскій, забытый своими, занятыми важными преніями, подданными, крѣпко заснулъ и уже полусонный едва осилилъ вечернюю молитву, когда, наконецъ, фру Астрида повела его спать.
Проснувшись на другое утро, Ричардъ все еще сомнѣвался въ томъ, что случившееся наканунѣ было дѣйствительностью; скоро, однако, ему пришлось убѣдиться въ этомъ, тѣмъ болѣе, что были начаты приготовленія къ его отъѣзду въ Руанъ. Фру Астрида была въ большомъ горѣ отъ того, что "бѣдное дитя", какъ она его называла, долженъ ѣхать безъ нея съ непривыкшими къ уходу за мальчикомъ суровыми воинами; но баронъ Эрихъ посмѣялся надъ нею, объявивъ, что герцогъ Норманскій не нуждается для въѣзда въ Руанъ въ услугахъ няньки и что она должна быть довольна тѣмъ, что поѣдетъ въ тылу шествія подъ присмотромъ лѣсничаго Вальтера.
Она простилась съ Ричардомъ, умоляя барона Эриха и Осмонда беречь его, какъ зѣницу ока, и проливая при этомъ горькія слезы, какъ будто разставалась съ нимъ на долгое время. Затѣмъ Ричардъ простился со слугами замка, получилъ благословеніе отца Луки и, сѣвъ на своего коня, пустился въ путь въ сопровожденіи бароновъ.
Благодаря своей крайней молодости Ричардъ скоро началъ забывать о своемъ горѣ, двигаясь верхомъ на конѣ, со знаменемъ, развѣвающимся впереди шествія и чувствуя себя настоящимъ принцемъ во главѣ своихъ вассаловъ. Дорогою всюду ихъ встрѣчалъ народъ, высыпавшій изъ своихъ жилищъ, чтобы поглазѣть на молодаго герцога и пожелать ему всякаго благополучія. Райнульфъ Ферьерскій, заранѣе запасшись тяжелымъ кошелькомъ, наполненнымъ золотыми и серебряными монетами, подносилъ его Ричарду каждый разъ, какъ собиралась толпа, и маленькій герцогъ, глубоко погрузивъ въ кошелекъ руку, бросалъ деньги въ толпу, становясь особенно щедрымъ, когда среди толпы замѣчалъ большое число дѣтей.
Дорогою путники остановились около полудня, чтобы пообѣдать и отдохнуть. Хозяинъ замка, гдѣ они пристали, присоединился къ шествію и тоже направился въ Руанъ. Дорога, по которой они ѣхали, была уже знакома Ричарду, такъ какъ онъ проѣзжалъ по ней, когда отправлялся на рождественскіе праздники къ отцу. Приближаясь къ городу, юноша узналъ широкую рѣку Сену и четырехугольную башню собора.
Тяжело было на сердцѣ у бѣднаго мальчика при мысли, что некому теперь встрѣтить его съ распростертыми объятіями, какъ бывало встрѣчалъ его отецъ; некому ему было высказать свои дѣтскія думы, такъ какъ окружавшіе его суровые, сосредоточенные бароны не имѣли ничего общаго съ такимъ мальчикомъ, какъ онъ тѣ знаки уваженія, которые они ему оказывали какъ своему властелину, заставляли его еще больше чуждаться ихъ и въ особенности суроваго старика графа Бернарда де Гаркуръ. Даже Осмондъ, его вѣрный другъ и товарищъ его дѣтскихъ развлеченій, двигался въ шествіи далеко позади его, какъ младшій по рангу.
Уже наступали сумерки, когда они въѣхали въ городъ. Графъ Бернардъ принялся заботливо выстраивать ряды всадниковъ. Баронъ Эрихъ де Сентевилль сдѣлалъ Ричарду строгое наставленіе: "сидѣть прямѣе въ сѣдлѣ, съ выраженіемъ чувства собственнаго достоинства, и имѣть бодрый видъ". Затѣмъ всѣ рыцари отступили назадъ, пропуская впередъ маленькаго герцога, который одинъ, во главѣ своей свиты, въѣхалъ въ городъ черезъ главныя ворота. Раздались громкіе возгласы: "Да здравствуетъ нашъ маленькій герцогъ!" У воротъ столпилось столько народа, что въ кошелькѣ скоро не оказалось больше денегъ. Весь городъ, точно громадный замокъ, былъ защищенъ кругомъ стѣною и глубокимъ рвомъ. Среди площади возвышалась высокая Роллонова башня, и къ ней собирался уже свернуть Ричардъ, когда графъ Бернардъ де Гаркуръ воспрепятствовалъ этому намѣренію, сказавъ: "Нѣтъ, господинъ герцогъ, сначала въ церковь Богоматери".
Въ тѣ времена считалось за долгъ почитанія умершихъ, чтобы въ церковь къ ихъ гробу собирались родственники и друзья и окропляли бы святою водой усопшихъ. Ричарду предстояло теперь выполнить этотъ обрядъ. Онъ былъ очень смущенъ и весь дрожалъ отъ волненія, подъѣзжая къ собору, хотя въ душѣ радовался тому, что увидитъ еще разъ своего отца. Въ то время соборъ имѣлъ совсѣмъ иной видъ, нежели въ наше время. Окна въ немъ были такъ малы, что почти не пропускали свѣта, и въ соборѣ царилъ полумракъ. Въ то время, однако, когда Ричардъ вошелъ въ соборъ, вся внутренность его сіяла свѣтомъ; тамъ, кромѣ обычныхъ, высокихъ, толстыхъ свѣчей у алтаря, горѣлъ еще двойной рядъ свѣчей, распространяя чистый, мягкій свѣтъ и освѣщая серебряныя и золотыя украшенія на алтарѣ. Вблизи алтаря на колѣняхъ стояли монахи въ черныхъ одѣяніяхъ; руки ихъ были скрещены на груди и головы низко наклонены; они пѣли псалмы и ихъ тихое пѣніе дѣйствовало успокаивающимъ образомъ на душу присутствовавшихъ. Среди огражденнаго мѣста стоялъ гробъ, и въ немъ покоился усопшій герцогъ.
Ричардъ задрожалъ отъ благоговѣйнаго страха и былъ уже готовъ отступить, но принудилъ себя подойти къ гробу. Онъ зачерпнулъ рукой воды изъ купели, осѣнилъ себя крестнымъ знаменіемъ и, придвинувшись къ гробу, окропилъ безжизненное тѣло отца святой водой; потомъ онъ остановился какъ вкопаный, объятый благоговѣйнымъ трепетомъ.
Передъ нимъ покоился прахъ герцога Вильгельма;онъ былъ одѣтъ, какъ подобало благородному христолюбивому воину, въ свои блестящія латы съ крестомъ на груди. Его герцогская мантія пурпуроваго бархата, подбитая горностаемъ, покрывала его плечи и вмѣсто шлема на голову его была возложена герцогская корона. Въ противоположность этому богатому одѣянію, однако, изъ подъ ворота его панцыря выступалъ край грубой власяницы, которую, какъ узнали только уже послѣ смерти герцога, когда сняли съ него пропитанную кровью одежду, онъ носилъ на тѣлѣ, не снимая. Выраженіе лица герцога было полно величаваго спокойствія; казалось, онъ впалъ въ тихій сонъ и лежитъ въ ожиданіи призыва къ пробужденію въ иномъ мірѣ. На лицѣ его не было замѣтно никакихъ знаковъ насилія; только къ лѣвому виску изъ подъ волосъ спускался темный шрамъ отъ нанесеннаго ему въ голову удара весломъ, отъ котораго онъ, лишившись чувствъ, палъ къ ногамъ своихъ предателей.
-- Взгляните на этотъ знакъ, герцогъ, -- проговорилъ тихимъ, но суровымъ голосомъ графъ Бернардъ, нарушая этими словами царившую въ соборѣ тишину,
Ричардъ уже со дня вѣсти о кончинѣ отца только и слышалъ жалобы на коварство Фламандцевъ и безпощадныя угрозы объ отмщеніи имъ; теперь же, глядя на умерщвленнаго отца и подстрекаемый суровымъ взглядомъ и голосомъ стараго датчанина, мальчикъ весь воспылалъ гнѣвомъ и, какъ бы пробуждаясь отъ какого-то оцѣпенѣнія, воскликнулъ: "Вижу, и дорого заплатитъ измѣнникъ Фламандецъ за свое злодѣяніе!" -- Поощряемый одобрительными взглядами собравшихся рыцарей, Ричардъ продолжалъ, какъ бы увлеченный примѣромъ тѣхъ рыцарей, доблести которыхъ воспѣвались въ сагахъ фру Астриды: "Знай и вѣдай, Арнульфъ Фландрскій, что отнынѣ кровь герцога Вильгельма Норманскаго падетъ на твою голову! Клянусь этимъ добрымъ рыцарскимъ мечомъ моего покойнаго отца, что лишь только рука моя окрѣпнетъ..."
Его рѣчь была внезапно прервана. Кто-то схватилъ его сзади за руку. За нимъ стоялъ священникъ, который до той минуты тихо молился, колѣнопреклоненный у изголовья гроба, а теперь придвинулся къ Ричарду въ своемъ темномъ одѣяніи съ блѣднымъ и строгимъ лицомъ. Юноша узналъ его; то былъ настоятель Жюмьежскаго аббатства, первый другъ и совѣтникъ его покойнаго отца.
-- Ричардъ, герцогъ Норманскій,-- произнесъ онъ,-- опомнись! Какое право имѣешь ты произносить здѣсь такія слова! Склони свою голову, но не повторяй того, что ты сказалъ. Развѣ ты явился сюда для того, чтобы смущать покой усопшаго твоими угрозами о мести? Какъ смѣешь ты произносить клятву о мщеніи на томъ мечѣ, который вынимался изъ ноженъ только для защиты слабыхъ и угнетенныхъ! Неужели ты измѣнишь Тому, Кому обязанъ посвятить жизнь свою, и отдашься служенію нечестивому! То-ли завѣщалъ тебѣ благочестивый твой отецъ?
Ричардъ не произнесъ ни одного слова, но закрылъ лицо руками, чтобы скрыть слезы, полившіяся ручьями изъ его глазъ.
-- Господинъ аббатъ! Господинъ аббатъ, довольно!-- вмѣшался графъ Бернардъ.-- Нашъ молодой герцогъ не монахъ, чтобы слушать твои рѣчи о смиреніи. Мы не хотимъ, чтобы каждую искру благороднаго рыцарскаго духа старались потушить въ самомъ ея зародышѣ.
-- Графъ де-Гаркуръ,-- отвѣчалъ аббатъ Мартинъ -- мнѣ сдается, что я слышу слова идолопоклонника, а не христіанина. Никогда, покуда я живъ, не дозволю я, чтобы ты омрачалъ душу ребенка твоею гнусною жаждой мести. Замолчи лучше! Не оскорбляй праха усопшаго замыслами о мщеніи, которое было столь, ненавистно почившему; не оскорбляй своею ненавистью храма Того, Кто прощалъ своимъ врагамъ. Знаю я вашу испытанную вѣрность, бароны Нормандіи! Знаю я, что каждый изъ васъ охотно пожертвовалъ бы собой, если бы могъ вернуть къ жизни нашего возлюбленнаго герцога или защитить его осиротѣлое дитя, но если вы любили герцога, то обязаны чтить его завѣтъ и побороть въ себѣ духъ ненависти и мщенія; если любите этого отрока, не вливайте яда въ его чистую душу; воздержитесь отъ нанесенія ему большаго вреда, нежели можетъ нанести ему самый заклятый врагъ и даже самъ Арнульфъ, сразившій его отца.
Бароны замолкли, и аббатъ Мартинъ обратился къ Ричарду, у котораго слезы все еще текли при мысли объ обѣщаніи, данномъ имъ отцу при послѣднемъ ихъ свиданіи. Аббатъ положилъ ему руку на голову и сказалъ: "Твои слезы, сынъ мой, доказываютъ, что сердце твое смягчилось. Я вѣрю, что ты самъ не вѣдалъ, что говорилъ".
-- Простите меня, святой отецъ, -- проговорилъ Ричардъ.
-- Взгляни вверхъ,-- сказалъ аббатъ, указывая на большой крестъ надъ алтаремъ.-- Ты знаешь, что означаетъ этотъ святой знакъ?
Ричардъ благоговѣйно склонилъ голову передъ крестомъ.
-- Это изображеніе креста служитъ символомъ всепрощенія,-- продолжалъ аббатъ.-- А знаешь ли ты, Кто показалъ намъ примѣръ всепрощенія? Сынъ Божій простилъ своимъ гонителямъ; Богъ-Отецъ простилъ тѣмъ, кто истязалъ Его Сына. И ты смѣешь послѣ этого говорить о мщеніи!
-- Но неужели,-- вскричалъ Ричардъ,-- этотъ злодѣй, убійца будетъ безнаказанно продолжать наслаждаться жизнью, тогда какъ здѣсь лежитъ сраженный имъ... голосъ Ричарда оборвался, его душили слезы.
-- Преступникъ не уйдетъ отъ кары, -- отвѣчалъ аббатъ;-- но наказаніе ему ниспошлется отъ Бога и по волѣ Господа, а не по твоему желанію. Повѣрь мнѣ, сынъ мой, что ты первый долженъ показать примѣръ кротости и милосердія къ Арнульфу Фландрскому. Помни, Ричардъ, что когда рука Господня коснется его и сразитъ за его преступленіе, то ты, которому онъ причинилъ такое жестокое горе, долженъ протянуть ему руку помощи, простить его и отпустить съ миромъ. Если ты желаешь поклясться мечемъ твоего благочестиваго отца въ святилищѣ твоего Спасителя, то пусть клятва твоя будетъ проникнута духомъ христіанской любви къ ближнему, а не мщенія.
Ричардъ разразился такими горькими слезами, что былъ уже не въ силахъ говорить, и Бернардъ де Гаркуръ, взявъ его за руку, увелъ изъ церкви.
ГЛАВА III.
Герцогъ Вильгельмъ Длинный Мечъ былъ похороненъ на другое утро съ большими почестями.
Когда окончилась вся траурная церемонія, маленькаго Ричарда, который все время опечаленный стоялъ, преклонивъ колѣни у гроба отца, отвели въ герцогскій замокъ. Тамъ сняли съ него длинное, тяжелое траурное одѣяніе и надѣли короткую пунцовую тунику; волосы его были тщательно причесаны, и онъ сошелъ внизъ въ большой залъ, гдѣ уже собрались всѣ бароны, изъ которыхъ нѣкоторые были въ полномъ вооруженіи, другіе -- въ длинныхъ, обшитыхъ мѣхомъ мантіяхъ; всѣ они участвовали въ церемоніи похоронъ. Ричардъ, слѣдуя наставленіямъ барона Эриха де Сентевилля, низко поклонился въ отвѣтъ на почтительныя привѣтствія, которыми бароны встрѣтили его при входѣ въ залъ. Ричардъ медленно прошелъ черезъ весь залъ и спустился со входной лѣстницы къ выходу; за нимъ послѣдовали бароны, выстроившіеся въ длинное шествіе по рангамъ, примемъ герцогъ Бретанскій шелъ первымъ, а за нимъ остальные дворяне и рыцари, и такъ до бѣднѣйшаго изъ вассаловъ.
Въ такомъ порядкѣ двигалось шествіе медленно и въ строгомъ порядкѣ до собора Богоматери. Здѣсь духовенство уже поджидало прибытія герцога и бароновъ, стоя по рангамъ съ обѣихъ сторонъ клироса. Епископы въ митрахъ и въ богатыхъ облаченіяхъ съ пастырскими жезлами въ рукахъ стояли у алтаря. По мѣрѣ приближенія маленькаго герцога, изъ глубины раздалось пѣніе гимна "Те Deum Laudamus" (Тебя, Господи, хвалимъ). Громкіе, торжественные звуки молитвъ раздались по собору, замирая подъ высокими, темными сводами потолка. Подъ звуки этого пѣнія Ричардъ двинулся вдоль клироса къ высокому, тяжелому точеному креслу съ крестообразными ножками, стоявшему на возвышеніи передъ самымъ алтаремъ. Тамъ, около кресла, онъ остановился; справа и слѣва отъ него стали графъ Бернардъ де Гаркуръ и баронъ де Сентевилль; остальные сановники размѣстились въ полномъ порядкѣ вдоль клироса.
Подъ конецъ службы къ алтарю приблизился Райнульфъ Ферьерскій. Онъ несъ подушку съ герцогскою короной; слѣдомъ за нимъ шелъ другой рыцарь, несшій длинный, тяжелый мечъ съ крестообразною рукояткой. Архіепископъ Руанскій принялъ изъ рукъ рыцарей корону и мечъ и возложилъ ихъ на престолъ алтаря. Ричардъ опустился на колѣни для пріобщенія Св. Тайнъ. По окончаніи обряда причастія графъ Бернардъ и баронъ Эрихъ де Сентевилль подвели Ричарда къ ступенямъ алтаря, и архіепископъ, соединивъ руки молодого герцога, покрылъ ихъ своею ладонью и заставилъ его присягнуть именемъ Бога, что онъ будетъ вѣрнымъ и благодѣтельнымъ правителемъ Нормандіи, будетъ охранять страну отъ враговъ, поддерживать народъ въ истинной вѣрѣ, карать преступленія и оказывать покровительство церкви.
Клятва была торжественная, налагавшая громадную отвѣтственность на давшаго ее, и сердце Ричарда дрогнуло при мысли о данномъ имъ словѣ. Онъ въ теченіи нѣкотораго времени продолжалъ стоять на колѣняхъ и твердилъ про себя: "Богъ Всемогущій, Отецъ мой Небесный, пошли мнѣ силы сдержать данный мною обѣтъ".
Архіепископъ выждалъ, пока Ричардъ всталъ, и тогда, повернувъ его лицомъ къ собравшемуся народу, произнесъ: "Ричардъ, Божіею Милостію облекаю тебя въ герцогскую мантію Нормандіи".
Двое епископовъ накинули ему на плечи малиноваго цвѣта бархатную мантію, подбитую горностаемъ. Она была сшита на ростъ взрослаго человѣка и повисла тяжелыми складками на плечахъ бѣднаго ребенка, волочась за нимъ по полу. Затѣмъ архіепископъ возложилъ корону на голову мальчика поверхъ его длинныхъ, развѣвающихся кудрей; но корона была такъ велика для маленькой головы Ричарда, что баронъ Эрихъ принужденъ былъ придержать ее рукою; подъ конецъ маленькому герцогу вложили въ руки длинный, прямой мечъ, со строгимъ внушеніемъ обнажать этотъ мечъ только для защиты праваго дѣла. Мечъ слѣдовало, какъ это было принято, препоясать къ его боку, но онъ оказался гораздо больше роста самого герцога, такъ что Ричардъ былъ принужденъ поднять высоко руку, чтобы взяться за его рукоятку.
Послѣ этой церемоніи Ричардъ сталъ приближаться къ своему трону; но мантія такъ затрудняла его при ходьбѣ что Осмондъ долженъ былъ помочь ему взойти на тронъ, причемъ баронъ Эрихъ все время придерживалъ корону надъ его головой; что же касается отцовскаго меча, то Ричардъ не хотѣлъ выпускать его изъ рукъ и крѣпко и любовно прижималъ его къ себѣ, хотя графъ де Гаркуръ хотѣлъ помочь ему нести тяжелое оружіе до трона. Бароны помогли маленькому герцогу взойти на возвышеніе, гдѣ стояло тронное кресло, и затѣмъ началась церемонія приношенія вассалами присяги въ вѣрности. Аланъ, герцогъ Бретанскій, первый преклонилъ передъ Ричардомъ колѣно и, протянувъ руку, клялся быть его вѣрнымъ сподвижникомъ, исполнять его повелѣнія и платить ему ленную дань за его Бретанское герцогство. Въ отвѣтъ на это обѣщаніе Ричардъ клялся быть вѣрнымъ покровителемъ и защитникомъ его отъ внѣшнихъ враговъ. Затѣмъ подошелъ графъ Бернардъ де Гаркуръ, по прозванію Датчанинъ, и многіе другіе рыцари; каждый изъ нихъ повторялъ вышеприведенныя слова присяги. Множество добрыхъ и преданныхъ глазъ слѣдили съ состраданіемъ за сиротой, и не одно храброе, доблестное сердце сжималось при воспоминаніи о горестной участи его отца. Слезы лились изъ глазъ по щекамъ закаленныхъ въ бою рыцарей, когда они преклоняли колѣни передъ лишившимся отца мальчикомъ, котораго они любили въ память его завоевателя дѣда и его храбраго, благочестиваго отца.
Церемонія принесенія присяги длилась такъ долго, что Ричардъ, сначала относившійся ко всему съ любопытствомъ и очень тронутый оказываемыми ему знаками преданности, почувствовалъ, наконецъ, полное изнеможеніе. Ему захотѣлось спать или спрыгнуть съ трона, чтобы стряхнуть съ себя дремоту или хотя бы сказать что-нибудь другое, а не повторять постоянно одни и тѣ же слова. Онъ не могъ удержаться отъ зѣвоты, но эта вольность вызвала такое строгое выраженіе на лицѣ графа Бернарда, что Ричардъ со страха совсѣмъ встрепенулся и умоляюще посмотрѣлъ на барона Эриха, какъ бы спрашивая, будетъ ли этому когда-нибудь конецъ. Изъ толпы вассальныхъ бароновъ выдвинулся, однако, одинъ, при видѣ котораго Ричардъ тотчасъ же оправился отъ овладѣвшаго имъ утомленія. То былъ мальчикъ, только нѣсколькими годами старше его самого; повидимому, ему было лѣтъ около десяти. Смуглое лицо мальчика было очень привлекательно; его черные, живые глаза глядѣли на Ричарда почтительно, но въ то же время и съ замѣтнымъ сочувствіемъ. Ричардъ нетерпѣливо ждалъ, пока онъ приблизится къ трону, и съ облегченнымъ сердцемъ прислушивался къ юному голосу, произносившему: "Я, Альберикъ, баронъ де Монтемаръ на Эптѣ, твой вѣрноподданный и вассалъ" и т. д.
Насталъ конецъ церемоніи, и Ричардъ съ удовольствіемъ пустился бы бѣгомъ до замка, чтобы стряхнуть усталость отъ долгаго сидѣнія на одномъ мѣстѣ, но онъ былъ вынужденъ снова стать во главѣ шествія, чтобы въ прежнемъ порядкѣ двинуться къ замку. Но и послѣ прихода въ замокъ не окончились его мытарства, такъ какъ тамъ былъ приготовленъ парадный обѣдъ, и ему пришлось сѣсть за столъ на почетное мѣсто, которое не дальше какъ въ прошлое Рождество занималъ его отецъ, держа на колѣняхъ своего маленькаго Ричарда. Ему пришлось высидѣть до конца обѣда, пока бароны угощались яствами. Ричардъ развлекался только тѣмъ, что слѣдилъ за Осмондомъ де Сентевиллемъ и Альберикомъ де Монтемаръ, которые вмѣстѣ съ другими, не возведенными еще въ рыцарское званіе, юношами подавали яства и обносили виномъ сидѣвшихъ за столомъ. Наконецъ Ричардъ до того утомился, что крѣпко заснулъ, съежившись въ углу широкаго кресла. Онъ спалъ до. тѣхъ поръ, пока былъ разбуженъ грубымъ голосомъ Бернарда де Гаркура, который объявилъ, что герцогъ Аланъ Бретанскій хочетъ съ нимъ проститься.
-- Бѣдное дитя,-- проговорилъ герцогъ Аланъ, въ то время какъ Ричардъ испуганно озирался кругомъ.-- Берегите его, графъ Бернардъ; вы добрый, но слишкомъ суровый наставникъ для такого ребенка. Ага! герцогъ Ричардъ, вы краснѣете отъ стыда, что я назвалъ васъ ребенкомъ! Прошу меня извинить. Въ васъ пробуждаются уже рыцарскія чувства взрослаго мужчины. А вотъ послушайте, что я вамъ скажу на прощаніе, герцогъ Ричардъ Норманскій. У меня нѣтъ особенной причины любить вашъ родъ, да притомъ я считаю, что король Карлъ Кроткій былъ не правъ, когда принудилъ насъ, свободныхъ бретанцевъ, подчиниться хищнымъ сѣвернымъ пиратамъ, и мой отецъ никогда не соглашался приносить присягу вашему могущественному дѣду, герцогу Роллону. Да и я самъ покорился герцогу Вильгельму не какъ рыцарю Длиннаго Меча, а какъ великодушному и кроткому человѣку, а теперь я принесъ присягу вамъ, какъ слабому юношѣ и въ знакъ моего уваженія къ благородной памяти покойнаго герцога. Мнѣ сдается, что вѣроломный франкъ, король Людовикъ, которому герцогъ помогъ укрѣпиться на престолѣ, употребитъ всѣ свои усилія, чтобы воспользоваться вашей молодостью и безпомощностью, и если мои опасенія оправдаются на дѣлѣ, то помните, что нѣтъ у васъ вѣрнѣе друга какъ Аланъ Бретанскій. А затѣмъ честь имѣю кланяться, господинъ герцогъ.
-- Прощайте, сударь,-- отвѣчалъ Ричардъ, охотно подавая руку своему доброму вассалу, который удалился изъ зала въ сопровожденіи барона Эриха.
-- Прекрасныя слова,-- пробормоталъ ему вслѣдъ графъ Бернардъ,-- но я не довѣряю бретанцу; ненависть къ сѣверянамъ пустила въ нихъ слишкомъ глубокіе корни.
-- Онъ долженъ во всякомъ случаѣ хорошо знать, чего можно ожидать отъ французскаго короля,-- возразилъ Райнульфъ Ферьерскій;-- онъ воспитывался вмѣстѣ съ ними въ то время, когда оба они были изгнаны изъ Франціи и жили въ Англіи при дворѣ короля Ательстана.,
-- Да, и только благодаря герцогу Вильгельму имъ удалось вернуться изъ изгнанія. Посмотримъ, который изъ двухъ окажется наиболѣе благодарнымъ за оказанную помощь -- франкъ или бретанецъ. Я полагаю, что лучше всего довѣряться одной только норманской храбрости.
-- Это вѣрно; но можетъ ли норманская храбрость достичь своей цѣли безъ денегъ? Неизвѣстно еще, какія суммы хранятся въ кованныхъ сундукахъ покойнаго герцога.
Затѣмъ послѣдовали пренія въ полголоса, и Ричардъ увидалъ, какъ одинъ изъ дворянъ показалъ серебряную цѣпочку и ключъ, говоря, что цѣпочка была надѣта на шеѣ покойнаго герцога и что ключикъ этотъ имѣетъ вѣроятно какое либо важное значеніе.
-- О да, -- вскричалъ Ричардъ, -- я видѣлъ у отца этотъ ключикъ; онъ самъ мнѣ говорилъ, что подъ этимъ ключемъ сохраняется его лучшее сокровище!
Норманскіе дворяне внимательно выслушали это заявленіе и порѣшили, чтобы подъ руководствомъ нѣкоторыхъ наиболѣе довѣренныхъ лицъ изъ ихъ среды, между которыми были названы архіепископъ Руанскій Мартинъ и графъ де-Гаркуръ, тотчасъ же приступить къ осмотру сокровища. Ричардъ послѣдовалъ за ними вверхъ по узкой, крутой каменной лѣстницѣ. Хотя темная обширная комната, въ которую они вошли, служила опочивальней покойнаго герцога Вильгельма, въ ней тѣмъ не менѣе не было почти никакого убранства; стояла низкая кровать безъ полога, у изголовья которой висѣло распятіе; кромѣ того, въ комнатѣ помѣщались грубо сколоченный столъ, нѣсколько стульевъ и два громадныхъ сундука. Графъ де-Гаркуръ открылъ, одинъ изъ сундуковъ и увидалъ, что въ немъ была сложена одежда герцога; затѣмъ начали открывать другой, меньшихъ размѣровъ, сундукъ, весь выточенный и украшенный красивою рѣзьбой. Сундукъ былъ запертъ на замокъ; въ него былъ вложенъ серебряный ключикъ, и крышка со звономъ открылась. Норманскіе рыцари всѣ столпились, горя нетерпѣніемъ узнать, въ чемъ именно заключалось лучшее сокровище покойнаго герцога.
Въ сундукѣ лежало сермяжное одѣяніе и пара сандалій, какія носили монахи въ Жюмьежскомъ аббатствѣ.
-- Что же это такое?-- вскричалъ Бернардъ-Датчанинъ.-- О какомъ же сокровищѣ вы тутъ толковали, молодой человѣкъ?
-- Отецъ мнѣ такъ самъ говорилъ,-- отвѣчалъ Ричардъ;-- этими самыми словами: что подъ этимъ ключикомъ хранится его лучшее сокровище.
-- И это совершенно вѣрно, -- отвѣчалъ аббатъ Мартинъ.
Потомъ старый аббатъ приступилъ къ разсказу, нѣкоторыя подробности котораго были уже не безъизвѣртны присутствующимъ.
Лѣтъ пять или шесть передъ своей кончиной герцогъ Вильгельмъ, охотясь въ Жюмьежскомъ лѣсу, набрелъ на мѣсто, гдѣ возвышались развалины аббатства, которое опустошилъ лѣтъ тридцать-сорокъ передъ этимъ Морской король Гастингъ. Двое стариковъ-монаховъ еще были въ живыхъ и вышли навстрѣчу герцогу, предлагая ему гостепріимство.
-- Знаю, знаю я ихъ гостепріимство,-- прервалъ разсказъ графъ Бернардъ;-- отвѣдавъ однажды ихъ хлѣба, я спросилъ у нихъ, не пекутъ ли они его изъ сосновой коры, какъ наше простонародье въ Норвегіи.
-- Герцогъ Вильгельмъ, -- продолжалъ аббатъ свой разсказъ,-- съ отвращеніемъ отвергъ ихъ нищенское угощеніе и, бросивъ старикамъ горсть золота, ускакалъ дальше со своими ловчими. Во время охоты онъ очутился одинъ въ лѣсу и на него напалъ разъяренный кабанъ, который сшибъ его съ ногъ и истопталъ копытами. Приближенные нашли его распростертымъ безъ памяти и сильно израненнымъ. Они понесли герцога: въ аббатство, гдѣ добрые старики-монахи радушно приняли его и отвели ему уцѣлѣвшее отъ разрушенія помѣщеніе въ ихъ убѣжищѣ. Оправившись отъ потрясенія и ранъ, герцогъ Вильгельмъ просилъ сострадательныхъ монаховъ простить ему то презрѣніе, съ какимъ онъ отнесся къ ихъ нищетѣ и достойному уваженія смиренію.
Герцогъ Вильгельмъ и прежде отличался добрымъ и благороднымъ нравомъ, но этотъ случай и продолжительная болѣзнь заставили его стать еще болѣе сосредоточеннымъ и разсудительнымъ; онъ сталъ помышлять о спасеніи своей души, пренебрегая земными дѣлами, своими успѣхами на войнѣ и герцогскимъ тщеславіемъ. Онъ воздвигъ новое аббатство на развалинахъ прежняго, богато одарилъ братство и пригласилъ аббата Мартина изъ Франціи занять мѣсто настоятеля аббатства. Онъ считалъ высшимъ для себя счастіемъ предаваться въ аббатствѣ молитвѣ, вести бесѣды съ аббатомъ и слушать его чтеніе священныхъ книгъ. Но онъ былъ, однако, не въ силахъ вовсе побороть въ себѣ влеченіе къ мірскимъ дѣламъ и чувствовалъ, что его высокій санъ и окружавшая при его дворѣ роскошь служили для него сильнымъ соблазномъ; вслѣдствіе этого онъ возъимѣлъ мысль окончательно отрѣшиться отъ всего мірскаго и принять монашество. Аббатъ Мартинъ, однако, и слышать не хотѣлъ объ его отреченіи отъ міра. Онъ доказывалъ герцогу, что онъ не имѣетъ права пренебрегать тѣми обязанностями, которыя были возложены на него Провидѣніемъ. Онъ доказывалъ Вильгельму, что онъ можетъ служить Богу, живя въ мірѣ и творя справедливыя дѣла среди своего народа и защищая правыхъ отъ насилій и гоненій. Онъ увѣщевалъ его повременить, пока онъ достигнетъ намѣченныхъ цѣлей и пока сынъ его подростетъ настолько, что будетъ въ состояніи стать вмѣсто него правителемъ Нормандіи; только тогда онъ будетъ имѣть право предаться покою послѣ своей тревожной жизни, удалиться отъ водоворота міра и искать уединенія въ монастырѣ. И вотъ, въ надеждѣ дожить до этого мирнаго успокоенія, герцогъ Вильгельмъ благоговѣйно хранилъ то скромное одѣяніе, которое онъ жаждалъ носить, ведя мирную и святую жизнь отшельника. "Но не долго пришлось ждать успокоенія моему благородному герцогу,-- воскликнулъ аббатъ Мартинъ, по щекамъ котораго потекли обильныя слезы.-- Самъ Господь взялъ его въ Свою Обитель раньше, чѣмъ онъ предполагалъ"!
Медленно и съ подавленными чувствами удалились норманскіе бароны изъ опочивальни покойнаго герцога; маленькій же Ричардъ, о которомъ они совсѣмъ позабыли, предавшись вспоминаніямъ о его покойномъ отцѣ, одиноко побрелъ къ выходу, стараясь въ мало знакомомъ ему замкѣ пробраться къ той комнатѣ, въ которой онъ спалъ наканунѣ. Но едва онъ успѣлъ подняться на нѣсколько ступеней, какъ услыхалъ голосъ Осмонда сверху: "Сюда, сюда, герцогъ Ричардъ"! Ричардъ поднялъ голову и увидалъ кончикъ чепца у дверей на верхней площадки лѣстницы. Радостно вбѣжавъ туда, онъ очутился въ объятіяхъ фру Астриды.
Какъ счастливъ былъ онъ, когда почувствовалъ себя подъ ея крыломъ! Онъ прижалъ свою усталую голову къ ея груди и разбитымъ отъ изнеможенія голосомъ сказалъ: "Ахъ, милая фру Астрида! Если бы только вы знали, какъ трудно, какъ трудно мнѣ быть герцогомъ Нормандіи".
ГЛАВА IV.
Маленькому герцогу Норманскому очень захотѣлось познакомиться съ тѣмъ юношею, котораго онъ видѣлъ среди своихъ вассаловъ.
-- Ага! Молодой баронъ де Монтемаръ,-- отвѣтилъ на выраженное Ричардомъ желаніе баронъ Эрихъ;-- въ былое время я былъ коротко знакомъ съ его отцомъ; это былъ храбрый рыцарь, хотя не сѣверянинъ по происхожденію. Онъ былъ блюстителемъ порядка на окраинахъ вдоль берега рѣки Эпты и былъ убитъ на глазахъ вашего покойнаго отца, какъ разъ въ то время, какъ вы, герцогъ Ричардъ, появились на свѣтъ.
-- Но гдѣ-же онъ живетъ? Неужели мнѣ не удастся больше встрѣтиться съ нимъ?-- Замокъ Монтемаръ лежитъ на берегу Эпты, въ той области, которую франки совершенно незаконно оспариваютъ у насъ. Онъ живетъ тамъ съ матерью, и если только онъ не вернулся уже домой, то вы скоро его увидите. Осмондъ, иди и узнай, гдѣ остановился молодой Монтемаръ; скажи ему, что герцогъ желаетъ его видѣть.
Ричардъ, у котораго никогда не бывало товарища сверстника, съ нетерпѣніемъ поджидалъ прихода Альберика де Монтемаръ. Наконецъ онъ увидалъ Осмонда, вошедшаго во дворъ въ сопровожденіи десятилѣтняго мальчика и слѣдовавшаго за нимъ сѣдовласаго почтеннаго вида сановника, съ золотою цѣпью на шеѣ, служившей знакомъ занимаемаго имъ поста управляющаго замкомъ.
Ричардъ побѣжалъ имъ на встрѣчу, протягивая юношѣ руку. Альберикъ обнажилъ свою голову, низко и граціозно кланяясь герцогу, но стоялъ молча, не зная, что ему дѣлать дальше. Ричардъ тоже ощущалъ неловкость, и оба мальчика застѣнчиво стояли другъ противъ друга. Глядя на нихъ, можно было тотчасъ-же сказать, что они по происхожденію были различной народности, такъ рѣзко отличались голубые глаза, свѣтлые волосы и нѣжное лицо молодаго герцога отъ темныхъ блестящихъ глазъ и оливковаго цвѣта лица это вассала, который, хотя и старше его годами, былъ только немного выше его ростомъ. Своею тонкою упругою, подвижною фигурою онъ могъ служить совершенною противоположностью Ричарду, который своею здоровою наружностью и крѣпкими мышцами подавалъ надежды на то, что со временемъ изъ него выйдетъ такой же богатырь, какимъ былъ его дѣдъ -- графъ Ролданъ первый герцогъ Нормандіи.
Въ теченіи нѣсколькихъ минутъ маленькій герцогъ и юный баронъ безмолвно стояли, оглядывая другъ друга, пока старикъ баронъ Эрихъ не выручилъ ихъ своимъ восклицаніемъ: "Ну, что-же, господинъ герцогъ! Развѣ у васъ не найдется ни одного слова привѣтствія для вашего гостя?"
-- Дѣти просто стѣсняются,-- вступилась фру Астрида, видя, что оба мальчика покраснѣли отъ словъ барона, и прибавила:-- А какъ здоровье баронессы, вашей матери, сударь?
Альберикъ еще больше покраснѣлъ и отвѣчалъ на французскомъ языкѣ, отвѣсивъ низкій поклонъ благородной старой дамѣ: "Я не говорю на норманскомъ нарѣчіи".
Тутъ Ричардъ, обрадованный тѣмъ, что представился случай прервать неловкое молчаніе, перевелъ слова фру Астриды.
Молодой баронъ отвѣчалъ, что его мать здорова и что онъ весьма благодаренъ баронессѣ де Сентевилль за ея участіе. Опять наступило неловкое молчаніе, прерванное новымъ предложеніемъ фру Астриды, чтобы герцогъ показалъ гостю своихъ лошадей или охотничьихъ собакъ.
Ричардъ съ удовольствіемъ принялъ это предложеніе, и мальчики выбѣжали изъ Роллоновой башни на дворъ замка, гдѣ на открытомъ воздухѣ скоро сблизились другъ съ другомъ. Ричардъ повелъ маленькаго барона къ конюшнѣ и затѣмъ они поднялись по винтообразной каменной лѣстницѣ до стѣнныхъ зубчатыхъ укрѣпленій на самой верхушкѣ башни, откуда были видны крыши домовъ Руана и рѣка Сена, развѣтвлявшаяся на два рукава, изъ которыхъ одинъ расширяясь, направлялся прямо къ морю, а другой, извиваясь узкою лентою по зеленымъ лугамъ Нормандіи, орошалъ ихъ своими серебристыми водами. Мальчики начали бросать съ башни камешки и куски извести, прислушиваясь къ ихъ отдаленному шуму паденія и подвергая другъ друга испытанію, который изъ нихъ можетъ стать ближе къ самому краю высокой зубчатой башни, не ощутивъ головокруженія. Ричардъ доказалъ, что онъ смѣлѣе можетъ выдержать это испытаніе; потомъ онъ началъ разсказывать Альберику о головокружительныхъ утесахъ Норвегіи, которые описывала ему фру Астрида изъ ея личныхъ воспоминаній того времени, когда она, молодой дѣвушкой, карабкаясь по крутымъ утесамъ своей родины, пасла отцовскія стада въ свѣтлыя сѣверныя ночи. За этими разговорами юноши успѣли такъ сдружиться, что, когда явились къ обѣду домой, имъ уже казалось, будто они давно знакомы. Обѣдъ былъ очень торжественный и Ричарду снова пришлось занять за столомъ высокое кресло, на подобіе трона, имѣя по свою правую руку графа де Гаркура, тогда какъ, къ его великой радости, съ лѣвой стороны помѣстилась фру Астрида.
Послѣ обѣда Альберикъ де Монтемаръ приблизился къ герцогу, чтобы откланяться, говоря, что ему предстоитъ длинное путешествіе домой и что въ этотъ вечеръ ему удастся сдѣлать только полпути. Тогда баронъ Эрихъ, во врется обѣда зорко наблюдавшій за Альберикомъ изъ подъ густыхъ своихъ бровей, подошелъ къ Ричарду, къ которому только въ рѣдкихъ случаяхъ обращался съ разговорами, и спросилъ: "А что-бы вы сказали, герцогъ, если бы имѣли около себя такого товарища?"
-- Какъ,-- съ живостью спросилъ Ричардъ,-- чтобы онъ былъ постоянно около меня? Ахъ! Благодарю васъ, господинъ графъ! И вы разрѣшаете ему остаться здѣсь?
-- Теперь здѣсь повелитель -- вы, а не я.
-- Ахъ, Альберикъ,-- вскричалъ Ричардъ, спрыгнувъ съ своего параднаго кресла,-- оставайся со мною! Будь мнѣ братомъ и товарищемъ!
Альберикъ опустилъ въ замѣшательствѣ голову.
-- Ахъ! Соглашайся-же скорѣе! Я подарю тебѣ лошадей, соколовъ и охотничьихъ собакъ; я буду любить тебя, любить... почти такъ же, какъ я люблю Осмонда. Что-жъ, оставайся со мною, Альберикъ!
-- Я обязанъ вамъ повиноваться, ваша свѣтлость,-- отвѣчалъ Альберикъ,-- но...
-- Ну-съ, господинъ французъ, говорите смѣлѣе,-- вскричалъ старый графъ Бернардъ,-- тутъ не должно быть никакихъ "но"! Говорите, что у васъ на душѣ безъ запинокъ, и всю правду, какъ мы норманны, если только сумѣете!
Эти рѣзкія слова графа де Гаркура вернули маленькому дворянину его самообладаніе; онъ взглянулъ смѣло въ глаза суровому старику датчанину и сказалъ: "Я не хотѣлъ-бы здѣсь оставаться".
-- Какъ? Не хотите исполнить желаніе вашего герцога?
-- Я готовъ ему служить вѣрою и правдою, но не желаю оставаться здѣсь. Я люблю свой замокъ Монтемаръ и хотѣлъ-бы жить у себя дома. Къ тому же я единственный сынъ у матери и кромѣ меня у нея нѣтъ на свѣтѣ никого близкаго.
-- Вѣрно и благородно сказано, господинъ французъ,-- воскликнулъ старый графъ, кладя свою тяжелую руку на голову Альберику, между тѣмъ какъ суровое лицо его просіяло доброю улыбкой. Затѣмъ онъ обратился къ домоправителю Монтемаровскаго замка со словами: "Скажи благородной баронессѣ де Монтемаръ, что графъ де Гаркуръ свидѣтельствуетъ ей свое почтеніе и велѣлъ ей передать, что такъ какъ ея сынъ выказалъ себя благороднымъ, прямодушнымъ юношею, то если ей будетъ угодно, чтобы онъ воспитывался вмѣстѣ съ господиномъ герцогомъ въ качествѣ его друга и товарища, ему при дворѣ герцога будетъ оказана радушная встрѣча".
-- Это будетъ зависѣть отъ воли моей матери,-- откровенно отвѣтилъ Альберикъ, собираясь со своимъ домоправителемъ въ путь и прощаясь съ герцогомъ.
Нѣсколько разъ въ теченіе дня Ричардъ приставалъ то къ Осмонду, то къ фру Астридѣ, думаютъ-ли они, что Альберикъ вернется или нѣтъ, и ему было чрезвычайно пріятно услышать отъ окружающихъ мнѣніе, что было-бы весьма неблагоразумно со стороны баронессы Монтемаръ отказаться отъ сдѣланнаго ей предложенія; только фру Астрида высказала опасеніе, что врядъ-ли она захочетъ разстаться съ сыномъ. Дни проходили въ напрасномъ ожиданіи, и Ричардъ уже началъ опасаться, что тщетно надѣялся на пріѣздъ юнаго барона де Монтемара, когда однажды, возвращаясь съ прогулки съ барономъ Эрихомъ и Осмондомъ, онъ увидалъ приближающихся къ нимъ четырехъ всадниковъ.
-- Это Альберикъ,-- вскричалъ маленькій герцогъ;-- это навѣрное онъ!-- И Ричардъ бросился на встрѣчу желанному гостю со словами:
-- Ну, какъ я радъ, что твоя матушка согласилась тебя отпустить!
-- Она сказала, что не считаетъ себя достаточно свѣдущей, чтобы заняться воспитаніемъ молодого рыцаря,-- отвѣчалъ Альберикъ.
-- А тебѣ не жалко было уѣхать отъ нея и покинуть свой домъ?
-- Я думаю, что я понемногу привыкну жить здѣсь у васъ, въ особенности если, какъ того желала матушка, вы, господинъ герцогъ, согласитесь отпускать меня домой черезъ каждые три мѣсяца, когда за мною будетъ пріѣзжать нашъ домоправитель Бертранъ.
Ричардъ былъ въ совершенномъ восторгѣ и употреблялъ всѣ усилія, чтобы сдѣлать Альберику пріятнымъ его пребываніе въ Руанѣ. Съ своей стороны Альберикъ уже дня черезъ два сталъ веселѣе, рѣже вспоминалъ о матери и сдѣлался веселымъ товарищемъ другомъ для Ричарда.
Въ одномъ отношеніи Альберикъ былъ даже лучшимъ товарищемъ для молодаго герцога, нежели Осмондъ, такъ какъ этотъ послѣдній, играя съ Ричардомъ какъ съ ребенкомъ, уступалъ ему въ играхъ, вслѣдствіе чего Ричардъ съ своей стороны становился нѣсколько своевольнымъ и требовательнымъ. Это очень не нравилось Альберику, который заявилъ, что не находитъ удовольствія въ играхъ, когда приходится постоянно уступать и помнить, что одинъ изъ играющихъ господинъ, а другой -- вассалъ. Онъ продолжалъ играть, но такъ вяло и неохотно, что Ричардъ совсѣмъ разсердился.
-- Не могу я играть какъ слѣдуетъ,-- объявилъ Альберикъ,-- если вы будете всегда первенствовать. Я обязанъ слушаться васъ, какъ моего герцога, но любить такую игру я не могу.
-- Забудь, что я твой господинъ, и будемъ играть по прежнему!
-- Хорошо; будемъ играть такъ, какъ я игралъ съ сыновьями Бертрана въ Монтемарѣ. Я былъ для нихъ ихъ барономъ, слѣдовательно, такимъ же господиномъ, какъ вы для меня, но моя матушка сказала, что намъ будетъ веселѣе, если мы на время игръ вовсе позабудемъ объ этомъ.
-- Ну, будемъ играть такъ, какъ ты хочешь. Пойдемъ, Альберикъ, начнемъ снова, только твоя будетъ первая очередь.
Такимъ образомъ уладились игры, но въ остальное время Альберикъ оказывалъ маленькому герцогу то почтеніе, которое ему подобало по сану. Можно сказать вообще, что Альберикъ перенялъ отъ своей матери такія утонченныя манеры вѣжливости, какія еще были вовсе не извѣстны норманнамъ. Въ скоромъ времени онъ принялся за занятія подъ руководствомъ Сентевилльскаго капеллана и учился съ большею охотою, нежели Ричардъ, который, сдѣлавшись герцогомъ, былъ-бы не прочь и совсѣмъ отказаться отъ ученія, если бы о. Мартинъ Жюмьежскій не напомнилъ ему, что его покойный отецъ особенно настаивалъ на этомъ.
Чего особенно не долюбливалъ Ричардъ это -- необходимости для него засѣдать въ совѣтѣ.
На самомъ дѣлѣ управлялъ герцогствомъ графъ де Гаркуръ, но для веденія дѣлъ требовалось во всемъ формальное согласіе и рѣшеніе герцога. И по крайней мѣрѣ разъ въ недѣлю въ большомъ залѣ башни Роллона происходили такія засѣданія, которыя уже въ ту раннюю эпоху назывались парламентомъ или "судоговореніемъ" (отъ франц. глагола: parler -- говорить); на этихъ засѣданіяхъ графъ Бернардъ, архіепископъ, баронъ де Сентевилль, аббатъ Жюмьежскій и тѣ епископы, дворяне или аббаты, которые случайно находились въ Руанѣ, совѣщались о дѣлахъ Норманскаго герцогства. На этихъ засѣданіяхъ маленькій герцогъ обязанъ былъ присутствовать, сидя въ своемъ парадномъ креслѣ, въ то время какъ велись скучныя для него пренія о перестройкѣ замковъ, о взиманіи повинностей съ вассаловъ и слушались доклады бароновъ -- членовъ государственнаго казначейства, которые тогда разъѣзжали по герцогству, чтобы творить судъ и расправу среди подданныхъ герцога. На этихъ-же засѣданіяхъ обсуждались вопросы о дѣйствіяхъ непосредственныхъ сосѣдей герцога Норманскаго, короля Французскаго Людовика, графа Анжуйскаго, графа Монтрельскаго, и о томъ, насколько можно довѣряться дружескимъ увѣреніямъ графовъ Гугона Парижскаго и Алана Бретанскаго.
Ричарду надоѣдали до нельзя всѣ эти пренія, въ особенности когда онъ узналъ, что норманскіе дворяне рѣшили пока не предпринимать войны противъ коварнаго графа Фландрскаго. Маленькій герцогъ во время этихъ засѣданій вздыхалъ отъ утомленія, зѣвалъ и безпокойно метался въ своемъ громадномъ креслѣ; но стоило графу Бернарду подмѣтить его тоскливое нетерпѣніе, какъ онъ бросалъ такіе грозные взгляды и дѣлалъ такіе укоризненные знаки Ричарду, что мальчикъ поневолѣ сдерживался, чтобы не навлечь на себя неудовольствіе стараго датчанина.
Графъ Бернардъ, оказывая всѣ знаки почтенія Ричарду, какъ своему повелителю, какія требовались въ тѣ времена отъ вассаловъ, никогда, однако, не говорилъ съ нимъ объ его юношескомъ времяпрепровожденіи, никогда не хвалилъ его и даже часто позволялъ себѣ короткими фразами неодобренія напоминать ему объ его обязанностяхъ герцога Норманскаго.
Избалованный ласками и свободою, какими онъ пользовался въ домѣ барона де Сентевилля, Ричардъ въ глубинѣ своего сердца питалъ непріязнь, доходившую почти до ненависти, къ старому графу и часто повторялъ наединѣ своему другу Альберику, что какъ только ему минетъ четырнадцать лѣтъ -- его совершеннолѣтіе -- онъ тотчасъ же велитъ графу Бернарду отправиться стеречь его собственный замокъ де Гаркуръ, вмѣсто того, чтобы сидѣть въ залѣ герцогскаго замка, нагоняя на всѣхъ тоску своимъ угрюмымъ видомъ.
Подошла зима, и Осмондъ отправлялся ежедневно съ маленькимъ герцогомъ и Альберикомъ къ ближайшему, покрытому льдомъ, озеру, такъ какъ норманны гордились своимъ умѣніемъ кататься на конькахъ, хотя они, переселившись во Францію, уже давно покинули скованные льдомъ рѣки и озера своей родины -- Норвегіи.
Однажды, возвращаясь домой съ катанья по льду, они были удивлены, услыхавъ, прежде чѣмъ вошли въ ворота замка, звуки множества голосовъ и топотъ лошадиныхъ копытъ.
-- Что это можетъ означать?-- удивился Осмондъ;-- вѣроятно, къ намъ наѣхало много вассаловъ вашей свѣтлости. Можетъ быть, сюда прибылъ герцогъ Бретанскій.
-- Ахъ, какая досада,-- жаловался маленькій Ричардъ;-- вѣдь у насъ уже было одно засѣданіе на этой недѣлѣ. Неужели устроится второе!
-- Нѣтъ, тутъ творится что-то необычайное,-- продолжалъ Осмондъ;-- какъ это не кстати, что графъ де Гаркуръ уѣхалъ какъ разъ въ это время изъ Руана.
По мнѣнію Ричарда, однако, отъѣздъ графа всегда бывалъ какъ нельзя болѣе кстати,
Его размышленія были прерваны Альберикомъ, который прошелъ впередъ и быстро вернулся со слѣдующимъ извѣстіемъ. "Тутъ собрались какіе-то французскіе всадники; я слышалъ ихъ разговоръ на французскомъ языкѣ; это не норманны".
-- Съ разрѣшенія вашей свѣтлости,-- обратился Осмондъ къ герцогу Ричарду, преграждая юношѣ путь,-- мы не должны входить во дворъ безъ подобающей осторожности.
Осмондъ остановился въ раздумьи, а оба юноши смотрѣли на него со страхомъ, какъ-бы ища у него защиты. Но прежде нежели Осмондъ успѣлъ принять какое-либо рѣшеніе, изъ воротъ вышелъ норманскій оруженосецъ въ сопровожденіи двухъ незнакомцевъ.
-- Господинъ герцогъ,-- доложилъ норманнъ на французскомъ языкѣ,-- баронъ Эрихъ де Сентевилль велѣлъ мнѣ передать вашей милости, что въ замокъ пожаловалъ король Франціи для принятія отъ васъ присяги въ вѣрности.
-- Король Франціи!-- воскликнулъ Осмондъ.
-- Да,-- продолжалъ норманнъ уже на родномъ нарѣчіи.-- Самъ Людовикъ явился сюда и съ нимъ многочисленная свита; очевидно, у нихъ на умѣ что-то недоброе. Дай Богъ только, чтобы это прибытіе не повлекло за собою какого-либо несчастія для нашего герцога, Вы видите, мнѣ не дозволили выйти къ вамъ безъ провожатыхъ. Я вижу по всему, что Людовикъ боится, чтобы, получивъ предостереженіе объ этомъ вторженіи въ замокъ, мы не предприняли мѣры къ тому, чтобы вырвать молодого герцога изъ его когтей.
-- Какъ! Что такое?-- со страхомъ спросилъ Ричардъ.-- Что означаетъ этотъ пріѣздъ короля? Что долженъ я дѣлать?
-- Теперь остается одно -- итти къ замку,-- отвѣчалъ Осмондъ; -- другого нѣтъ исхода. Окажите королю подобающее вашему сану пріемъ; преклоните передъ нимъ колѣно и принесите ему присягу въ вѣрности.
Ричардъ тотчасъ же принялся твердить въ своей памяти формулу принесенія присяги, чтобы безъ запинки произнести требуемыя слова; потомъ онъ вошелъ во дворъ своего замка, въ то время какъ Альберикъ, Осмондъ и другіе, уступивъ ему дорогу, слѣдовали на почтительномъ разстояніи отъ него. Весь дворъ былъ наполненъ людьми и лошадьми, и только благодаря тому, что Осмондъ громко прокричалъ: "Герцогъ идетъ! дайте дорогу господину герцогу!" имъ удалось пробраться сквозь густую толпу всадниковъ. Еще нѣсколько минутъ, и Ричардъ поднялся на лѣстницу и вошелъ въ большой залъ замка.
На парадномъ креслѣ въ глубинѣ зала возсѣдалъ небольшаго роста, худощавый, блѣднолицый, бѣлокурый мужчина, лѣтъ двадцати восьми-девяти. На немъ было богатое голубое, съ золотымъ шитьемъ, платье. Баронъ Эрихъ и другія почетныя лица почтительно окружали его, въ то время какъ онъ бесѣдовалъ съ архіепископомъ, который, какъ и баронъ Эрихъ, бросалъ нетерпѣливые взгляды по направленію къ маленькому герцогу, приближавшемуся къ нимъ черезъ залу. Онъ подошелъ къ королю, преклонилъ колѣно и едва лишь началъ слова присяги: "Людовикъ, король Франціи, я Ричардъ..." какъ его быстро приподнялъ и обнялъ король, цѣлуя его въ обѣ щеки. Потомъ король посадилъ его къ себѣ на колѣни и воскликнулъ:
-- И это сынъ моего благороднаго, храбраго друга, герцога Вильгельма! Да! Объ этомъ можно было бы догадаться по сходству его съ отцемъ! Позволь мнѣ обнять тебя еще разъ, мое дитя, въ память твоего славнаго отца!
Ричардъ былъ нѣсколько озадаченъ подобною встрѣчею, но король ему очень понравился, особенно когда Людовикъ началъ восхищаться его ростомъ и гордою осанкою, сказавъ, что онъ очень сожалѣетъ о томъ, что его сыновья -- Лотаръ и Карломанъ гораздо ниже Ричарда ростомъ и далеко не такъ развиты. Онъ ласкалъ Ричарда несчетное число разъ, хвалилъ каждое его слово, превзойдя въ этомъ отношеніи даже самое фру Астриду, и Ричардъ еще болѣе прежняго удивлялся тому, какой былъ странный этотъ противный графъ Бернардъ де-Гаркуръ, всегда готовый осуждать его, тогда какъ оказывалось, что даже самъ король былъ такъ ласковъ съ нимъ и осыпалъ его похвалами.
ГЛАВА V.
Герцогъ Ричардъ Норманскій занималъ опочивальню своего отца; у ногъ его, въ качествѣ его пажа, помѣщался Альберикъ де-Монтемаръ, тогда какъ Осмонду де-Сентевилль стлали постель на полу поперегъ двери, гдѣ онъ спалъ, имѣя около себя всегда наготовѣ свой вѣрный рыцарскій мечъ, какъ и подобало стражу и защитнику юнаго герцога.
Въ замкѣ уже всѣ давно были объяты глубокимъ сномъ, когда Осмондъ былъ разбуженъ легкимъ движеніемъ двери, которую нельзя было раскрыть безъ того, чтобы не разбудить его. Въ одинъ мигъ Осмондъ схватился за мечъ, въ то же время своимъ плечомъ придерживая тяжелую дверь; но онъ узналъ голосъ своего отца, сказавшаго шепотомъ на норманскомъ нарѣчіи: "Это я, открывай дверь". Осмондъ тотчасъ же отступилъ отъ двери, и старый баронъ Эрихъ, ступая осторожно своими босыми ногами, присѣлъ на кровать, указывая Осмонду на мѣсто рядомъ, чтобы они могли бесѣдовать какъ можно тише: "Ты правъ, Осмондъ, началъ онъ:-- теперь нужно быть готовымъ ко всему; мальчику угрожаетъ опасность на каждомъ шагу. Франки замышляютъ недоброе! Я знаю изъ вѣрнаго источника, что Людовикъ совѣщался съ Арнульфомъ Фландрскимъ передъ тѣмъ какъ явиться сюда. Онъ двоедушный человѣкъ. Ты навѣрное замѣтилъ, какъ онъ своими ласками, да лестью совсѣмъ вскружилъ голову бѣдному мальчику!"
-- И вы догадываетесь, отецъ, -- пробормоталъ Осмондъ,-- какіе могутъ быть на умѣ коварные замыслы у этого лживаго человѣка?
-- Я полагаю, что онъ задумалъ увезти съ собою маленькаго герцога и употребитъ всѣ мѣры къ тому, чтобы извести послѣдняго представителя Роллонова рода. Я уже узналъ навѣрняка, что онъ намѣревается начать съ того, что предложитъ намъ взять къ себѣ герцога подъ свое покровительство въ качествѣ опекаемаго государствомъ сироты. Ты слышалъ, какъ онъ обольщалъ мальчика своими обѣщаніями дружбы его сыновей -- маленькихъ принцевъ? Я не вполнѣ понялъ его французскую рѣчь, но я догадался, къ чему клонятся его слова.
-- Ты никогда не допустишь этого, отецъ?
-- Если онъ прибѣгнетъ къ насилію, то уведетъ мальчика не иначе, какъ черезъ наши трупы, но насъ захватили врасплохъ, и своимъ сопротивленіемъ мы не достигнемъ цѣли. Замокъ весь переполненъ французами. Весь залъ и дворъ кишатъ ими. Если мы соберемъ всѣхъ нашихъ вѣрныхъ норманновъ подъ оружіе, что не легко сдѣлать при теперешнихъ условіяхъ, насъ все-же соберется не болѣе какъ человѣкъ двѣнадцать, и тогда что же намъ останется дѣлать? Только развѣ лечь костьми. Но мы готовы и на это, если нѣтъ иного исхода, лишь бы только помѣшать французамъ увезти нашего герцога, не давъ намъ по крайней мѣрѣ хотя бы заложника, который служилъ бы порукою безопасности герцога, и не лишивъ насъ возможности увѣдомить о такомъ насиліи нашихъ союзниковъ.
-- Король явился сюда въ самую неподходящую минуту,-- сказалъ Осмондъ.
-- Да, какъ разъ, когда Бернардъ-Датчанинъ отлучился. Если бы только онъ зналъ, что приключилось теперь, онъ поднялъ бы на ноги всю страну и явился бы сюда на выручку.
-- Нельзя ли послать къ нему гонца сегодня же ночью?
-- Не придумаю, какъ бы это сдѣлать, -- отвѣчалъ старый баронъ.-- Французы поставили стражу ко всѣмъ входамъ въ замокъ; къ тому же они такъ заполонили замокъ, что мнѣ трудно пробраться въ своемъ собственномъ домѣ къ нашимъ людямъ; притомъ я не могу допустить, чтобы отлучился хотя бы одинъ человѣкъ, такъ какъ всѣ до единаго наши люди могутъ понадобиться завтра же для защиты герцога.
-- Господинъ баронъ!-- раздался чей то голосъ, и Альберикъ де-Мортемаръ стоялъ передъ нимъ вскочивши босыми ногами съ кровати.
-- Я не хотѣлъ подслушивать, но поневолѣ услыхалъ все, о чемъ вы говорили. Я, конечно, еще не въ силахъ защищать герцога въ случаѣ нападенія на него, но я могу исполнить какое нибудь важное порученіе.
-- Это вѣрно,-- живо подхватилъ Осмондъ.-- Лишь бы ему благополучно выбраться изъ замка и пройти небольшое разстояніе отъ замка до самаго Руана; тогда ему уже будетъ легко найти гонца, который догналъ бы графа Бернарда. Альберикъ можетъ дойти до монастыря Св. Оэна, или же, -- и это даже лучше -- до оружейнаго мастера Тибольта, который въ одинъ мигъ пошлетъ всадника въ догонку за графомъ.
-- Ага! Дай мнѣ сообразить, -- воскликнулъ баронъ.-- Это такъ, но какъ ему выбраться изъ замка?
-- Я знаю какъ,-- заявилъ Альберикъ;-- не дальше какъ на прошлой недѣлѣ я спустился по каменному уступу у восточной стѣны замка, чтобы высвободить изъ вѣтвей плюща нашъ большой мячикъ, а съ тѣхъ поръ, какъ французы здѣсь, подъемный мостъ такъ и не спускается.
-- Дорого бы я далъ, чтобы увѣдомить Бернарда -- это вѣрно! По крайней мѣрѣ я тогда бы сложилъ съ себя часть отвѣтственности,-- въ раздумьи произнесъ баронъ,-- ну, что же, молодой человѣкъ, съ Богомъ -- выручай своего герцога!
-- Затѣмъ, -- прибавилъ Осмондъ, -- было бы желательно удалить самого герцога изъ замка и не позже какъ сегодня же на разсвѣтѣ. Если бы только я могъ его вывести подземнымъ ходомъ и дойти съ нимъ до города, то онъ былъ бы спасенъ. Тогда легко было бы обратиться за помощью къ гражданамъ или же укрыться съ нимъ въ соборѣ Богоматери до прибытія графа Бернарда. Въ такомъ случаѣ Людовикъ, проснувшись утромъ; узналъ бы, что его добыча ускользнула изъ его рукъ прежде, нежели онъ успѣлъ ее словить.
-- Это хорошо задумано, сынъ мой, но я сомнѣваюсь въ успѣхѣ. Французы слишкомъ сильно разсчитываютъ на то, чтобы завладѣть герцогомъ, и едва ли дадутъ ему выскользнуть изъ ихъ рукъ. Ты найдешь всѣ выходы, не исключая подземнаго, занятыми стражею.
-- Да, но не всѣ французы видали герцога въ лицо, и видъ простаго рыцаря, сопровождаемаго маленькимъ пажемъ, направляющагося къ городу, можетъ вовсе не возбудить ихъ подозрѣнія.
-- Можетъ быть, ты и правъ, но герцогъ едва ли сумѣетъ выдержать свою роль простаго пажа. Кромѣ того, онъ такъ обольщенъ льстивыми и притворно-ласковыми словами короля, что я не вполнѣ увѣренъ въ томъ, что онъ захочетъ итти на перекоръ его волѣ и стать подъ защиту графа Бернарда. Бѣдное дитя, ему, къ сожалѣнію, скоро придется убѣдиться въ томъ, кто настоящіе его друзья и кто ему врагъ!
-- Я готовъ,-- объявилъ Альберикъ, подходя къ нимъ.
Баронъ де-Сентевилль далъ ему нѣсколько наставленій и остался для защиты у двери маленькаго герцога, пока Осмондъ пошелъ проводить Альберика до спуска съ каменнаго бастіона. Они тихо прокрались внизъ по лѣстницѣ, избѣгая большаго зала, наполненнаго французскими воинами, и пробрались до намѣченнаго ими рѣшетчатаго окна, огражденнаго желѣзными болтами, такъ близко скованными одинъ возлѣ другаго, что только мальчикъ съ такою гибкою и тонкою фигурою, какъ Альберикъ, могъ протискаться между ними. Изъ этого окна до земли было не высоко и стѣна до того густо поросла цѣпкимъ плющемъ, что прыжокъ внизъ не представлялъ особенно трудной задачи для ловкаго и не трусливаго юноши; такимъ образомъ, Альберикъ быстро спустился на землю и, помахавъ Осмонду шапкою, побѣжалъ по рву до подземнаго моста и скоро скрылся изъ вида въ ночной темнотѣ.
Осмондъ вернулся въ комнату герцога и смѣнилъ отца на его посту. Ричардъ же продолжалъ крѣпко спать, не подозрѣвая ни о козняхъ своихъ враговъ, ни о мѣрахъ, предпринятыхъ его вѣрными вассалами для его спасенія.
Осмондъ былъ отчасти радъ этому, такъ какъ мало полагался на терпѣніе и самообладаніе Ричарда и думалъ, что было бы всего удобнѣе удалить его изъ замка при условіи, чтобы онъ не зналъ, какъ много зависѣло отъ успѣшности ихъ замысла и какой опасности онъ подвергался, оставаясь во власти своихъ враговъ.
Когда Ричардъ, наконецъ, проснулся, онъ былъ очень удивленъ тѣмъ, что не нашелъ около себя Альберика, но Осмондъ ему объяснилъ, что юношѣ было дано порученіе къ оружейному мастеру Тибольту. Все время, пока онъ одѣвался, у него только и было разговоровъ о королѣ и о томъ, что онъ намѣревается показать ему въ своемъ замкѣ. Когда онъ былъ одѣтъ, ему предстояло, по обыкновенію, итти въ часовню къ заутрени, но Осмондъ остановилъ его у входа въ большой залъ, сказавъ:
-- Мы пройдемъ сегодня другимъ ходомъ, господинъ герцогъ; тамъ все полно французами, которые устроились на ночь въ залѣ; мы пройдемъ черезъ потайную дверь.
Осмондъ при этихъ словахъ быстро свернулъ по корридору въ сторону къ этой двери, довольный тѣмъ, что Ричардъ не особенно поспѣшилъ за нимъ, такъ какъ ему казалось безопаснѣе войти туда первому. Оказалось, что входъ былъ, какъ онъ опасался, охраняемъ двумя высокими, одѣтыми въ стальныя латы, воинами, которые тотчасъ же загородили входъ своими длинными копьями, проговоривъ:
-- Никого тутъ не велѣно пропускать безъ дозволенія.
-- Но вы не должны-же намъ, жителямъ замка, препятствовать исполнять наши ежедневныя обязанности, возразилъ Осмондъ.-- Если вы прервете всѣ сношенія съ городомъ, то сами останетесь сегодня безъ ѣды.
-- Вы должны предъявить пропускъ, -- повторилъ одинъ изъ воиновъ. Осмондъ только что хотѣлъ объяснить, что онъ сынъ домоправителя замка, какъ Ричардъ стремительно бросился впередъ: "Какъ! Неужели эти люди хотятъ преградить намъ дорогу?" вскричалъ онъ тѣмъ повелительнымъ тономъ, который онъ себѣ усвоилъ съ тѣхъ поръ, какъ сталъ герцогомъ. "Объяснитесь! Что это значитъ?"
Воины переглянулись между собою и только еще плотнѣе загородили дверь.
Осмондъ понялъ, что не было никакой надежды пройти, и началъ заботиться только о томъ, чтобы увести герцога.
Ричардъ, однако, еще громче крикнулъ:
-- Я спрашиваю васъ, что все это значитъ?
-- Король отдалъ приказъ, чтобы никого не пропускать безъ его разрѣшенія,-- отвѣчалъ Осмондъ.-- Намъ придется обождать и заручиться имъ.
-- Я не буду ждать! Я пройду сейчасъ же!-- нетерпѣливо воскликнулъ Ричардъ, не привыкшій къ какому-либо противорѣчію его желаніямъ.-- Что ты говоришь, Осмондъ? Кажется, я въ своемъ собственномъ замкѣ имѣю право приказывать?
-- Слышите вы, часовые! пропустите меня сію же минуту. Я -- герцогъ Ричардъ!
Караульные отдали честь герцогу, но твердо отвѣтили: "Намъ отдано строжайшее приказаніе, и мы обязаны исполнять свой долгъ".
-- Говорю вамъ, что я герцогъ Норманскій и имѣю право проходить гдѣ мнѣ только угодно въ моемъ собственномъ замкѣ!-- вскричалъ вышедшій изъ себя Ричардъ, бросаясь очертя голову на перекрещенныя копья и стараясь силою пробить себѣ дорогу между ними; но въ эту минуту его схватилъ своею могучею рукой съ стальною руковицею одинъ изъ оруженосцевъ и не выпускалъ его.
-- Пусти меня, негодяй!-- вскричалъ Ричардъ, вырываясь изъ рукъ воина.-- Осмондъ, Осмондъ, сюда, на помощь ко мнѣ!
Но Осмондъ уже бросился освобождать его изъ рукъ француза.-- Нѣтъ, нѣтъ, господинъ герцогъ, уйдемте отсюда, упрашивалъ онъ;-- не по силамъ намъ бороться съ этими воинами.
-- Но я не поддамся имъ, ни за что на свѣтѣ!-- горячился мальчикъ.-- Я не дозволю никому преграждать мнѣ путь въ моемъ собственномъ замкѣ! Я передамъ королю, какъ со мною обращаются эти негодяи. Я прикажу засадить ихъ за это въ тюрьму! Господинъ баронъ! Гдѣ же баронъ де Сентевилль! Онъ мнѣ нуженъ!
И Ричардъ бросился вверхъ по лѣстницѣ, а за нимъ поспѣшилъ Осмондъ изъ страха, чтобы онъ не подвергъ себя новой опасности или своими громкими возгласами не привлекъ вниманія французовъ, которые легко могли арестовать его. Однако, на верху лѣстницы стоялъ баронъ Эрихъ, съ напряженнымъ вниманіемъ слѣдивщій за происходившимъ внизу, надѣясь на удачное бѣгство Ричарда изъ замка. Юноша, взволнованный происшедшимъ, продолжалъ кричать: Баронъ Эрихъ, баронъ Эрихъ! Эти французы негодяи! Оди меня не выпускаютъ изъ замка!...
Непокорный въ своихъ сношеніяхъ съ другими, Ричардъ, въ силу привычки всегда безпрекословно повиноваться барону Эриху, и въ эту минуту не сопротивлялся, когда баронъ, заставивъ его молчать, быстро повлекъ его вверхъ по крутой лѣстницѣ все выше и выше до второй винтообразной лѣстницы, а потомъ и до третьей еще болѣе узкой съ полуразрушенными ступеньками, пока онй, наконецъ, дошли до маленькой круглой, съ необычайно толстыми стѣнами, башенной комнатки, съ низкой дверью и круглыми отверстіями вмѣсто оконъ. За ними слѣдомъ поднимался и Осмондъ.
Тутъ, къ удивленію Ричарда, стояла на колѣняхъ фру Астрида, перебирая свои четки; около нея стояли ея служанки и нѣсколько норманскихъ рыцарей и оруженосцевъ.
-- И такъ, твоя попытка не удалась, Осмондъ?-- сказалъ баронъ.
-- Но объясните же мнѣ, наконецъ, что все это значитъ?-- вскричалъ Ричардъ,-- Зачѣмъ фру Астрида поднялась сюда? И почему мнѣ не позволяютъ итти къ королю, чтобы пожаловаться ему на этихъ дерзкихъ франковъ?
-- Выслушайте меня, герцогъ Ричардъ, -- началъ баронъ.-- Этотъ сладкорѣчивый король, который такъ обольстилъ васъ вчера вечеромъ,-- гнусный обманщикъ. Французы испоконъ вѣка всегда ненавидѣли и боялись норманновъ и, не будучи въ силахъ покорить насъ въ открытомъ бою, взялись теперь за гнусныя и коварныя мѣры, Людовикъ явился сюда изъ Фландріи; онъ привелъ съ собой цѣлое войско, чтобъ застигнуть насъ врасплохъ; они хотятъ увезти васъ подъ предлогомъ, что вы находитесь подъ опекою французскаго королевства съ цѣлью заточить васъ въ тюрьму вдали отъ Нормандіи.