Аннотация: (Dina barn och mina barn). Снежок.
Кристофер. Поэзия и проза. Перевод Елены Благовещенской. Текст издания: "Современникъ", кн.IV, 1914.
Наши дѣти. Разсказы Густава Янсона.
Снѣжокъ.
-- Что это такое глухая?-- спрашиваетъ маленькій Карлъ-Филипъ у своей мамы утромъ, во время одѣванія.
Произведя цѣлое дознаніе по поводу возникновенія этого вопроса у Карла-Филипа и такъ ничего и не добившись отъ него, мама начала длинное описаніе разныхъ увѣчій и несчастій. Мать, сознающая всю лежащую на ней отвѣтственность, должна думать о будущемъ и, слѣдовательно, сообщить своему сыну какъ можно больше полезныхъ знаній. Такимъ образомъ, Карлъ-Филипъ узналъ, что такое слѣпой и глухой. И только послѣ этого, мама перешла къ описанію глухоты. Но къ этому моменту одѣваніе Карла-Филипа пришло къ концу, и онъ горѣлъ отъ нетерпѣнія скорѣе вырваться на волю. Да къ тому же онъ уже успѣлъ позабыть свой вопросъ и ломалъ себѣ голову надъ тѣмъ, какъ это можно не видѣть. Онъ прищуриваетъ одинъ глазъ, но тѣмъ не менѣе продолжаетъ прекрасно видѣть все. Тогда онъ приходитъ къ утѣшительному выводу, что слѣпымъ бываешь только тогда, когда спишь, а это такъ и должно быть, потому что иначе невозможно заснуть.
Вслѣдъ за этимъ онъ выбѣгаетъ изъ дѣтской и заглядываетъ къ папѣ, но папа ушелъ на свою обычную утреннюю прогулку. Тогда Карлъ-Филипъ идетъ отыскивать горничную. И какъ только онъ ее увидалъ, ему въ голову приходитъ фраза, которую вчера произнесла его мама: "Можно подумать, что она глухая!" -- Это она сказала какъ разъ по адресу Лины, и теперь Карлъ-Филипъ снова вспоминаетъ свой вопросъ.
-- Лина,-- спрашиваетъ онъ озабоченно,-- что такое глухая?
-- Это когда не слышишь.
-- Совсѣмъ не слышишь?-- Карла-Филипа вдругъ осѣняетъ блестящая мысль, и онъ смотритъ на горничную.-- Какъ иногда ты, Лина?
-- Помилуй Богъ, я, кажется, не глухая!
Карлъ-Филипъ хитро улыбается. Онъ понимаетъ, что Лина шутитъ. А онъ очень любитъ ея шутки. Въ эту минуту изъ спальной раздается: "Лина!" Онъ это ясно слышитъ и наклоняетъ голову набокъ, чтобы удобнѣе было наблюдать.
Лина продолжаетъ вытирать пыль, какъ ни въ чемъ не бывало.
Карлъ-Филипъ вопросительно смотритъ на нее. Какое-то смутное чувство подсказываетъ ему, что она отлично слышала, но не хочетъ идти.
Изъ спальной во второй разъ раздается: "Лина!", но и это не производить ни малѣйшаго впечатлѣнія на нее.
Карлъ-Филипъ нѣсколько разъ киваетъ головой. Теперь онъ знаетъ, въ чемъ выражается глухота. И онъ говоритъ:
-- Лина глухая.
-- Вовсе нѣтъ.
-- Мама два раза звала Лину.
-- Ахъ, ты, Господи... да неужели!-- Лина швыряетъ пыльную тряпку на столъ и мчится къ двери.
Карлъ-Филипъ задумчиво идетъ въ дѣтскую. Въ его мозгу происходитъ усиленная работа, и онъ старается разобраться въ этомъ хаосѣ мыслей, и связать ихъ въ нѣчто цѣлое. Но на полу лежать его новые кубики, и онъ скоро забываетъ только что мучившую его проблему. Въ его воображеніи встаетъ картина великолѣпнаго сказочнаго замка съ башенками и зубцами, и онъ начинаетъ ставить кубики другъ на друга
Мальчикъ вздрагиваетъ, но все же кладетъ еще одинъ кубикъ на стѣну почти достроеннаго замка. Онъ чувствуетъ, что долженъ послушаться и пойти къ отцу; это его зовутъ завтракать. Но замокъ еще не конченъ, а кромѣ того, онъ сегодня кое-чему научился. Карлъ-Филипъ нехотя поднимается и сейчасъ же снова садится на полъ. А потомъ онъ забываетъ о томъ, что его звали.
-- Иди же, Карлъ-Филипъ, папа и мама ждутъ тебя!
Карлъ-Филипъ не трогается съ мѣста. Лина еще разъ зоветъ его и съ тѣмъ же результатомъ. Тогда она приводитъ на помощь кухарку.
-- Карлъ-Филипъ, сейчасъ же иди, какъ тебѣ не стыдно.
Карлъ-Филипъ спокойно продолжаетъ строить. Онъ твердъ и непоколебимъ.
Мама замѣчаетъ, что въ дѣтской что-то неладно, и спѣшитъ туда -- Карлъ-Филипъ!
Ни слова въ отвѣтъ.
-- Вотъ видите, барыня, какой онъ упрямый, -- говоритъ кухарка.
Для мамы теперь становится дѣломъ чести отвлечь Карла-Филипа отъ поглотившихъ его мыслей. Она повторяетъ его имя значительно строже, но съ тѣмъ же результатомъ. Тогда приходитъ папа.
-- Карлъ-Филипъ!
-- Я не слышу, я глухой.
Папа беретъ своего маленькаго мальчика на руки и уноситъ въ столовую. За завтракомъ родители хранятъ почти торжественное молчаніе, и Карлъ-Филипъ видитъ по ихъ лицамъ, что они недовольны. Но его совѣсть чиста. Лина не слышала, когда мама звала ее. А Карлъ-Филипъ увѣренъ: мама знаетъ, что Лина слышала. И онъ съ аппетитомъ ѣсть. Но необычное молчаніе начинаетъ дѣйствовать на него, и ему дѣлается не по себѣ. Онъ неувѣренно смотритъ на отца, потомъ на мать. Они избѣгаютъ его взгляда, значить они сердятся. Карлъ-Филипъ понять не можетъ, что онъ сдѣлалъ, но вѣрно это что-нибудь ужасное. Ему стыдно, и онъ мечтаетъ о томъ, чтобы скорѣе выйти изъ-за стола. Онъ благодаритъ родителей и спѣшитъ въ дѣтскую къ своимъ кубикамъ.
-- Да, онъ упрямъ,-- говоритъ мама.
-- Гм!-- Папа еще не составилъ себѣ на этотъ счетъ опредѣлённаго мнѣнія, но озабоченность мамы отражается на его лицѣ. Затѣмъ у родителей начинается разговоръ, въ которомъ они дѣтскія чувства и переживанія мѣрятъ на свой собственный аршинъ. И чѣмъ больше они говорятъ, тѣмъ серьезнѣе звучатъ ихъ голоса.
Маленькій Карлъ-Филипъ видитъ ихъ въ открытую дверь. Про его совѣсть и говорить нечего, она у него молчитъ. Но онъ слышитъ заглушенные голоса родителей, и у него екаетъ сердце. Онъ смотритъ на свою постройку, и тутъ онъ вдругъ замѣчаетъ, что это самые обыкновенные деревянные кубики. Сказочнаго замка нѣтъ... Глаза Карла-Филипа наполняются слезами.
На дворѣ большими бѣлыми хлопьями идетъ снѣтъ.
Карлу-Филипу хочется, чтобы выглянуло солнце. На мамѣ сегодня надѣто красивое пушистое платье. Карлъ-Филипъ любитъ тереться щекой объ эту мягкую ткань, но теперь мама на него сердится, и онъ не смѣетъ подойти жъ ней. Онъ задумчиво смотритъ въ окно. Какіе большіе хлопья, онъ никогда не видалъ такихъ. Онъ слѣдитъ за ихъ полетомъ, и въ голубыхъ дѣтскихъ глазахъ появляется мечтательное выраженіе. Потомъ онъ встаетъ и идетъ къ двери.
Въ столовой родители все еще продолжаютъ разговаривать. Маленькое сердечко Карла-Филипа больно сжимается. Въ эту минуту онъ хочетъ только одного -- какъ-нибудь развеселить маму, сдѣлать такъ, чтобы она засмѣялась, взяла его къ себѣ на колѣни и крѣпко обняла. Но какъ это сдѣлать?...
Онъ безшумно отворяетъ дверь и выходить на крыльцо. Его манятъ къ себѣ небольшіе бѣлые хлопья -- онъ весь горитъ желаніемъ доставить своей мамѣ радость. Вотъ почему онъ сдѣлалъ то, что меньше всего долженъ былъ дѣлать. Карлъ-Филипъ это самъ сознаетъ и уже собирается шмыгнуть обратно въ дверь, какъ вдругъ взглядъ это падаетъ на бѣлую мягкую пелену снѣга, лежащую у самаго основанія виллы.
-- Ахъ, какъ красиво!-- думаетъ Карлъ-Филипъ. Такой бѣлый и мягкій! Нѣсколько секундъ онъ стоитъ, не двигаясь, весь поглощенный созерцаніемъ. Глаза его блестятъ. Ему въ голову приходитъ внезапная мысль. Мама любитъ снѣгъ, она это сказала тогда... когда... онъ забылъ, когда именно, но онъ нашелъ способъ развеселить ее.
На ципочкахъ онъ сходить съ лѣстницы во дворъ, быстро наклоняется и соскребываетъ ручонками снѣгъ. Ему холодно, больно щиплетъ пальцы, но онъ не обращаетъ на это вниманія и дѣлаетъ небольшой снѣжокъ. Онъ понесетъ его мамѣ. Она такъ любитъ снѣгъ.-- Вотъ то она обрадуется, когда увидитъ этотъ снѣжокъ!
Крѣпко прижавъ снѣжокъ къ себѣ, онъ спѣшитъ обратно домой. Никто не замѣтилъ его отсутствія и, успокоенный, онъ рѣшительно идетъ черезъ переднюю. Онъ весь такъ и сіяетъ; сейчасъ онъ войдетъ къ мамѣ и дастъ ей снѣжокъ. Но вдругъ онъ останавливается, на его личикѣ появляется хитрое выраженіе. А что, если онъ сдѣлаетъ ей сюрпризъ? Мама часто дѣлаетъ ему сюрпризы, а Карлъ-Филипъ находитъ, что нѣтъ ничего веселѣе сюрпризовъ. Онъ спрячетъ снѣжокъ, и мама неожиданно найдетъ его.
Весь этотъ день Карлъ-Филипъ ходитъ съ таинственной, многообѣщающей улыбкой на лицѣ. Онъ наслаждается. Въ ушахъ у него уже раздается радостное восклицаніе матери и довольный смѣхъ отца. Что за плутишка, этотъ Карлъ-Филипъ.
Но какъ ужасно трудно молчать. У него такъ и чешется языкъ открыть свою тайну, и онъ нѣсколько разъ готовъ спросить маму, не нужно ли ей пойти за чѣмъ-нибудь въ гардеробную. Но Карлъ-Филипъ геройски владѣетъ собой. Онъ возвращается къ постройкѣ своихъ замковъ, и на время забываетъ снѣжокъ. Но вечеромъ онъ вспоминаетъ о немъ и...
-- Мама!
-- Будь умникомъ и спи.
-- Да, но...
-- Ты долженъ слушаться.
Карлъ-Филипъ слушается. Не оттого, что онъ это считаетъ своей обязанностью, но больше потому, что сонъ слипаетъ ему глаза. Однако, прежде, чѣмъ заснуть, онъ замѣчаетъ, что голосъ мамы звучитъ строже обыкновеннаго. Онъ немного озадаченъ и сейчасъ же засыпаетъ.
На слѣдующій день Карлъ-Филипъ окончательно забылъ о томъ сюрпризѣ, который онъ приготовилъ мамѣ. А черезъ нѣсколько дней Лина вдругъ заявляетъ:
-- Барыня, въ гардеробной показалась сырость.
-- Неужели?..-- Оказывается, что съ одной стѣны течетъ. Послѣ тщательныхъ розысковъ открываютъ причину.
Карлъ-Филипъ вспоминаетъ все и радостный, спѣшитъ въ гардеробную. Тутъ онъ вдругъ видитъ маму, которая, покраснѣвъ отъ досады, разсматриваетъ свою испорченную шляпу. Карлъ-Филипъ тоже краснѣетъ, потомъ разражается плачемъ.
-- Тебѣ жаль маминой шляпы?
<так в журнале>преступленіе, и вмѣстѣ съ тѣмъ, чувствуетъ, что никогда не будетъ въ силахъ разобраться во все-мъ этомъ. Цѣлый сказочный замокъ, одинъ изъ самыхъ прекрасныхъ, которые когда-либо воздвигала его фантазія, разрушился, и на его развалинахъ стоялъ самъ смотритель, убитый и уничтоженный. Онъ хотѣлъ доставить радость, сюрпризъ и... ууу... ууу... ууу!.. Смутный страхъ передъ трудностями бытія заставляетъ его проливать горькія слезы.
-- Я хотѣлъ, чтобы ты развеселилась, мама.-- Вотъ все, что отъ него удалось добиться.
Мама окончательно не понимаетъ Карла-Филипа. Она пожимаетъ плечами и разсѣянно проводитъ рукой по волосамъ.
-- Какой ты непослушный! Ну, на этотъ разъ ничего. Шляпа вышла изъ моды, и мама во всякомъ случаѣ собиралась купить себѣ новую.
Карлъ-Филипъ стоитъ растерянный и недоумѣвающе смотритъ передъ собой большими удивленными глазами. Потомъ онъ уепокиваегся. Сегодня онъ еще разъ убѣдился въ томъ, какъ безнадежно трудно маленькому мальчику понять взрослыхъ, и тотъ міръ, въ которомъ онъ живетъ.
А отецъ и мать, сознающіе всю лежащую на нихъ отвѣтственность, долго сидятъ въ этотъ вечеръ и серьезно обсуждаютъ ту сложную проблему, которая называется воспитаніемъ. Въ концѣ-концовъ, они приходятъ къ тому выводу, что строгость это единственный способъ воздѣйствованія на Карла-Филипа. И, скрѣпя сердце, они рѣшаются прибѣгнуть къ этой мѣрѣ.
Кристоферъ.
Шелъ проливной дождь. Я думалъ, что онъ пойдетъ днемъ, и никакъ не ожидалъ, что онъ разразится такъ рано. Мнѣ пришлось повернуть домой, не окончивъ своей утренней прогулки. Быстрыми шагами я пошелъ по пустыннымъ улицамъ небольшого городка. Кругомъ не видно было ни одной кошки. Тогда то я и познакомился съ нимъ.
Онъ, не двигаясь, стоялъ подъ открытымъ небомъ на горкѣ и спокойно наблюдалъ за потоками воды, которые лили съ него. Меня удивило, что этотъ маленькій пятилѣтній мальчикъ одинъ стоитъ подъ проливнымъ дождемъ. Я остановился.
-- Что ты тутъ дѣлаешь?-- началъ я разговоръ.
-- Я гуляю,-- отвѣтилъ онъ съ достоинствомъ.
-- Не довольно ли съ тебя, вѣдь ты промокнешь.
-- Нѣтъ. Мнѣ позволили,-- отвѣтилъ онъ, не мѣняя выраженія своего маленькаго, смѣшного личика.
-- А ты кто такой?
-- Я Кристоферъ,-- отвѣтилъ онъ.
Сомнѣваться въ его правдивости не было никакого основанія. Я попробовалъ порыться въ своей памяти, но не могъ вспомнить ни одного Кристофера.
-- На твоемъ мѣстѣ я все-таки пошелъ бы домой,-- посовѣтовалъ я ему.
-- Нѣтъ,-- отвѣтилъ онъ рѣшительно.-- Я всегда гуляю въ это время.
-- Твоя мама это знаетъ?
-- Нѣтъ,-- снова послѣдовалъ отвѣтъ.-- Но она узнаетъ, когда я вернусь домой.
Пришлось повѣрить ему на слово, и такъ какъ мнѣ здѣсь больше нечего было дѣлать, то я попрощался съ нимъ, и еще разъ посовѣтовалъ ему идти домой.
-- Нѣтъ,-- отвѣтилъ Кристоферъ и недовѣрчиво покосился на меня.
Два раза я обернулся. Кристоферъ все продолжалъ стоять на горкѣ. Вода текла у него съ бровей, капала съ носа, уже не говоря о платьѣ. Но это нисколько не смущало его. Потомъ я повернулъ за уголъ и больше его въ тотъ день не видалъ.
Придя домой, я разсказалъ о своемъ новомъ знакомствѣ. Мальчики, оказалось, знали его.
-- Кристоферъ это кремень,-- сказали они,-- онъ на все говоритъ нѣтъ.
-- А если ему предложить карамелекъ?
На это мальчики не могли сказать ничего опредѣленнаго. Но я сдѣлалъ заключеніе, что Кристоферъ, несмотря на свою молодость, представляетъ изъ себя характеръ.
Потомъ я забылъ его, но вотъ мы съ нимъ снова какъ-то встрѣтились.
На этотъ разъ онъ не былъ такъ мокръ, какъ тогда, но сосредоточенность у него осталась та же.
-- Ты тотъ разъ не промокъ, Кристоферъ?
-- Нѣтъ,-- отвѣтилъ онъ, и сейчасъ же прибавилъ:-- Только снаружи, потому что кожа не пропускаетъ.
-- И ты не простудился?
-- Нѣтъ. Но вечеромъ я кашлялъ.
-- Видишь, какъ жалко.
-- Нѣтъ, потому что мнѣ дали нательныхъ карамелекъ.
-- Ты, вѣрно, очень былъ радъ?
-- Нѣтъ, мнѣ ихъ всегда даютъ, когда я кашляю.
По всему видно было, что Кристофера не переубѣдить и поэтому я только ограничился тѣмъ, что кротко замѣтилъ:
-- А тебѣ, видно, хорошо живется на свѣтѣ.
На этотъ разъ онъ ничего не отвѣтилъ мнѣ. Онъ поднялъ голову и уставился на любопытнаго дядю. Насмотрѣвшись вволю, онъ сталъ продолжать свое прерванное занятіе -- постройку плотины поперекъ дороги.
-- Ты что обыкновенно дѣлаешь по утрамъ?
-- Я жду мальчиковъ, они возвращаются изъ школы.
-- Развѣ тебѣ не скучно... такъ долго ждать?
-- Нѣтъ, они потомъ приходятъ. Мы играемъ въ индѣйцевъ, и въ другія игры. А вчера мы вздули одну дѣвчонку.
-- Какъ нехорошо, Кристоферъ. Вѣдь дѣвочекъ...
-- Нѣтъ, такъ ей и надо. На прошлой недѣлѣ она отодрала меня за волосы.-- И онъ съ невозмутимымъ спокойствіемъ перевелъ свой взглядъ съ кучки песка на меня.
-- Но пойми...
-- Нѣтъ,-- рѣшительно прервалъ онъ меня.
Да, я отгадалъ: Кристоферъ это былъ характеръ. И, такъ какъ не стоило тратить напрасно силы на то, чтобы переубѣдить его, я собрался идти.
-- Прощай!
Онъ потянулся грязной ручонкой къ своей вязаной шапкѣ, но сейчасъ же опустилъ ее. Я нашелъ, что очень разумно съ его стороны не пачкать себѣ головы, и пошелъ дальше.
Послѣ этого прошло нѣсколько недѣль, прежде чѣмъ Кристоферъ снова появился на моемъ пути. Какъ то рано утромъ я подходилъ къ той самой горкѣ, гдѣ мы съ нимъ встрѣтились въ первый разъ, и уже издалека услыхалъ крики и возню. По дорогѣ бѣжала долговязая дѣвочка и орала во все горло. За спиной у нея что-то болталось, и я долго не могъ понять, что это такое. Когда дѣвочка подошла немного ближе, я увидалъ, что это Кристоферъ. Обѣими руками онъ вцѣпился ей въ косу и крѣпко держался за нее. Когда эта странная группа, помѣ нѣкоторыхъ усилій съ обѣихъ сторонъ, распалась, я хотѣлъ вмѣшаться на правахъ старшаго, но мнѣ это не удалось. Оба противника стали обмѣниваться любезностями.
-- Здорово тебѣ попало?-- торжествующе спросилъ Кристоферъ, едва переводя духъ.
-- Ничуть не больше, чѣмъ тебѣ въ послѣдній разъ, противный мальчишка!
-- Сама не лучше!
-- Дрянь!
Затѣмъ послѣдовалъ обмѣнъ ругательствъ, который ярко свидѣтельствовалъ объ ихъ находчивости и способностяхъ, но который вмѣстѣ съ тѣмъ наводилъ слушателей на печальныя размышленія. Иногда казалось, что они начинаютъ уставать. Но нѣтъ, они были неутомимы. Если бы у нихъ было время, они, вѣроятно, продолжали бы весь день. Въ концѣ-концовъ дѣвочка ушла, высказавъ свое презрѣніе по адресу мужчинъ. Кристоферъ побѣдоносно смотрѣлъ ей вслѣдъ. Потомъ онъ покосился на меня, ожидая похвалы. А такъ какъ похвалы не послѣдовало, то онъ сказалъ:
-- Сегодня мое рожденье.
-- Ну, что же, очень пріятно.
-- Нѣтъ, чего же тутъ пріятнаго,-- замѣтилъ Кристоферъ разочарованно,-- вчера мнѣ было четыре года, а сегодня пять, вотъ и все.
Пришлось и на этотъ разъ согласиться съ нимъ. И такъ какъ Кристоферъ теперь былъ въ нѣкоторомъ родѣ мой знакомый, то я рѣшилъ какъ слѣдуетъ разсмотрѣть его. На немъ была надѣта широкая, ярко красная шерстяная фуфайка и такой же колпачокъ. Между этими двумя принадлежностями туалета, хватавшими по крайней мѣрѣ на двухъ такихъ мальчиковъ, какъ онъ, виднѣлась пара серьезныхъ и живыхъ глазъ и маленькій вздернутый носикъ. Кромѣ этого, голова Кристофера была снабжена двумя ушами, которыя торчали въ разныя стороны. Собственно говоря, ихъ прямымъ назначеніемъ было поддерживать колпачокъ, который, не будь ихъ, навѣрное съѣхалъ бы внизъ на плечи мальчику. Изъ-подъ фуфайки виднѣлись тонкія, претонкія ноги. Но Кристоферъ былъ молодчина и отлично справлялся съ ними.
Кристоферъ милостиво посмотрѣлъ на меня. Онъ безъ всякаго сомнѣнія нашелъ, что я недурной товарищъ для него. Но у него было много старыхъ друзей, и поэтому онъ повернулъ мнѣ спину и, не попрощавшись, ушелъ.
-- Послушай, Кристоферъ,-- крикнулъ я ему вдогонку,-- знакомымъ обыкновенно кланяются.
Онъ обернулся и смѣрилъ меня взглядомъ съ ногъ до головы.
-- Нѣтъ,-- отвѣтилъ онъ упрямо.
Да, на этотъ счетъ у него, конечно, было свое особое мнѣніе. Я ничего не возразилъ ему на это. Вѣдь, въ нынѣшнее время мальчиковъ воспитываютъ по какой то совсѣмъ другой методѣ, чѣмъ прежде. И они сами это отлично знаютъ. Я улыбнулся, и на Кристофера моя улыбка, повидимому, произвела хорошее впечатлѣніе. То обстоятельство, что я не вмѣшиваюсь въ его воспитаніе и не читаю ему длинныхъ нравоучительныхъ лекцій, сильно подняло меня въ его глазахъ.
Послѣ этого мы съ нимъ встрѣчались еще нѣсколько разъ. Въ теченіе зимы красная фуфайка Кристофера появлялась всюду самымъ неожиданнымъ образомъ. Одно время онъ чувствовалъ особенною тяготѣніе къ желѣзнодорожной станціи. Онъ раздобылъ себѣ откуда то свистокъ и то и дѣло подавалъ сигналы къ отходу поѣзда. Разъ какъ то ему удалось обмануть машиниста, и поѣздъ тронулся въ путь раньше времени. И Кристоферъ и его фуфайка буквально сіяли отъ восторга.
Пока лежалъ снѣгъ, Кристоферъ почти никуда не появлялся безъ старыхъ истрепанныхъ сапокъ. Онъ или тянулъ санки за собой, или же самъ тянулся за санками. Въ обоихъ случаяхъ онъ бывалъ слишкомъ занятъ, чтобы вступать въ разговоры со встрѣчными, и мы проходили мимо, обмѣниваясь значительными взглядами.
Но вотъ въ одинъ прекрасный день снѣгъ растаялъ, обнажились камни, и по всѣмъ дорогамъ и тропинкамъ потекли ручьи. Въ одинъ изъ такихъ дней я вдругъ увидалъ его красную фуфайку. Кристоферъ стоялъ посреди глубокой лужи, которая была достаточно велика для того, чтобы привлечь на себя его вниманіе. Тутъ же на дорогѣ стояла старая дама и вслухъ выражала свое недовольство жизнью вообще и, въ частности, маленькими дѣтьми. Кристоферъ съ нескрываемымъ интересомъ слушалъ ее, но по всему видно было, что это не производитъ на него ни малѣйшаго впечатлѣнія.
Когда Кристоферъ увидалъ меня, онъ громко и серьезно сказалъ.
-- Намъ за нее дорого дадутъ, а? Не продать ли?
Старая дама посмотрѣла сначала на меня, потомъ на Кристофера, и, передернувъ плечами, повернулась и пошла дальше.
-- Послушай, Кристоферъ, тебѣ не стыдно?-- спросилъ я строго.
-- Нѣтъ,-- отвѣтилъ Кристоферъ, принимая въ лужѣ оборонительную позу.-- Она первая полѣзла ко мнѣ.
Да, конечно, съ ея стороны это было въ высшей степени неосторожно. И такъ какъ я уже зналъ, что съ дѣтьми въ настоящее время надо быть какъ можно снисходительнѣе, то я и не затрагивалъ больше этого вопроса. Вмѣсто этого, я спросилъ его, почему онъ стоитъ въ водѣ, и гдѣ его шапка.
На первый мой вопросъ онъ просто не обратилъ вниманія и, проведя грязной рукой по волосамъ, сдѣлалъ открытіе, что онъ дѣйствительно безъ шапки.
А вскорѣ послѣ этого произошла исторія съ паровымъ каткомъ.
Лѣто обыкновенно начинается съ того, что всюду появляются особые катки для укатыванія дорогъ. Такимъ образомъ, и у насъ появился такой паровой катокъ, и Кристоферъ сейчасъ же облюбовалъ его. Онъ находилъ, что это презабавная игрушка. Машинистъ. повидимому, очень любилъ дѣтей, потому что онъ охотно бралъ къ себѣ Кристофера и позволялъ ему вертѣть разныя рукоятки, колеса.
-- Хорошій локомотивъ,-- сказалъ мнѣ Кристоферъ, когда я проходилъ мимо. Я посмотрѣлъ на него. Онъ имѣлъ гордый видъ и былъ какъ то торжественно настроенъ.
Но однажды, когда машинистъ ушелъ обѣдать, Кристоферъ рѣшилъ поработать безъ него.
Онъ повернулъ какой-то кранъ, повертѣлъ рулевое колесо.
-- "Впередъ!" -- Машина, дѣйствительно, пошла впередъ, и шла она скорѣе, чѣмъ обыкновенію. Кристоферъ закричалъ отъ восторга. А машина пыхтѣла, громыхала и стонала. И минуту спустя въѣхала прямо въ тлубокую канаву.
Со всѣхъ сторонъ сбѣгались люди. Въ канавѣ, уткнувшись носомъ въ землю, лежалъ паровой катокъ. Заднее колесо еще вертѣлось, паръ шипѣлъ, и кругомъ разсыпались всевозможныя части, которыя имѣли каждая свое опредѣленное мѣсто.
-- Боже мой... а мальчишка!-- ужасался машинистъ.
Машина еще нѣсколько времени пыхтѣла и шипѣла. И вдругъ откуда то изъ ея нѣдръ показалась маленькая, вымазанная сажей, голова, и каріе глаза Кристофера вопросительно уставились на окружающихъ.
Двѣ женщины, которыя готовы были заплакать, расхохотались. Машинистъ плюнулъ.
-- Ты еще живъ, мальчишка?-- закричалъ онъ.
Кристоферъ выползъ на свѣтъ Божій. Его лицо выражало величайшее изумленіе и отчасти страхъ.
Машинистъ, убѣдившись въ томъ, что мальчишка цѣлъ и невредимъ, теперь не на шутку разсердился.
-- Этакъ изуродовать машину... ахъ ты, дрянь!.. Но отъ злости онъ не могъ высказать всего, что накипѣло у него на сердцѣ.
Кристоферъ имѣлъ въ эту минуту ужасно жалкій и приниженный видъ. Однако, присущее ему спокойствіе не оставило его, хотя онъ каждую минуту готовъ былъ расплакаться. Его ниточки-ноги такъ и дрожали отъ волненія. Красная фуфайка измѣнила свою окраску. Она была пропитана грязной коричневатой водой и масломъ изъ масленки, которая опрокинулась прямо на голову мальчику. Да и сажа, и уголь сыграли немалую роль въ перемѣнѣ окраски. Кристоферъ смотрѣлъ на насъ, на опрокину тую машину и потомъ переводилъ взглядъ на себя. И когда онъ убѣдился въ томъ, что сейчасъ ему не грозитъ никакая кара, онъ важно заявилъ:
-- Теперь я пойду домой.
-- Давно пора,-- отвѣтилъ машинистъ.-- А по настоящему я долженъ былъ бы...
Кристоферъ повернулся и какъ ни въ чемъ не бывало полѣзъ въ гору. Пройдя шаговъ двадцать, онъ остановился и обернулся. Около машины собралась цѣлая толпа. Онъ пожалъ плечами, презрительно вытянулъ нижнюю губу и, вѣроятно, подумалъ, что люди глупы. Чего они волнуются изъ-за такого пустяка?
А машинистъ еще долго бѣсновался послѣ его ухода.
-- Если бы я или кто другой въѣхалъ такъ въ канаву, отъ насъ и косточки не осталось бы! А этотъ мальчишка... дда... нечего сказать... Онъ погрозилъ кулакомъ уходящему Кристоферу.-- Этотъ клопъ... онъ небось выберется...
Черезъ часъ Кристоферъ появился въ новой красной фуфайкѣ и чистой шапочкѣ. Онъ скоро позабылъ о случившемся происшествіи. Но зато старшій братъ долго хвасталъ его геройскимъ поступкомъ, и вскорѣ Кристоферъ былъ принятъ въ компанію другихъ мальчиковъ, до сихъ поръ награждавшихъ его презрѣніемъ.
Кристоферъ сталъ почти знаменитостью. Но въ немъ не произошло никакой особенной перемѣны. Онъ только появляется теперь всюду, гдѣ меньше всего хотятъ его присутствія.
Онъ стрѣляетъ изъ лука, упражняется въ метаніи камней. Лучше всего свернуть съ дороги, какъ только покажется вдали его красная фуфайка, потому что онъ очень небреженъ въ обращеніи со своимъ оружіемъ. Его завѣтная мечта -- это играть съ паровыми катками, настоящими локомотивами и тому подобными игрушками. Но въ общемъ онъ очень разностороненъ и имѣетъ тысячи интересовъ. Онъ не пренебрегаетъ никакими опасностями и всюду всегда выходитъ цѣлъ и невредимъ. Да, всѣмъ извѣстно, что Кристоферъ всегда "выберется". Спросите кого угодно изъ мальчиковъ, они вамъ скажутъ.
Поэзія и проза.
Сюльфъ шла по средней аллеѣ сада. Голубой бантъ надъ лѣвымъ ухомъ такъ и сіялъ на солнцѣ, и локоны мягкими волнами опускались на плечи. Въ лѣвой рукѣ она держала свернутую скакалку. На ногахъ были сандаліи и бѣлые, пока еще совершенно чистые носочки, которые составляли пріятный контрастъ загорѣлымъ икрамъ. Сюльфъ была очень заинтересована новыми мѣстами; она пріѣхала сюда только наканунѣ и не успѣла еще осмотрѣть сада. Ея голубые глаза быстро перебѣгали съ одного предмета на другой, жадно ища чего-нибудь интереснаго, но ничего пока не находили. Она надула губы, недовольно закинула голову, какъ это иногда дѣлали взрослые, и нашла, что здѣсь ужасно скучно.
Первые піоны уже распустились, группа сабельниковъ, которымъ было слишкомъ тѣсно на клумбѣ, соскользнули на дорожку, гордясь своими полураспустившимися бутонами. Сюльфъ остановилась возлѣ піоновъ, понюхала самый большой и милостиво кивнула головой. Но видъ сабельниковъ вызвалъ въ ней недовольство. Нельзя же такъ безцеремонно лѣзть на дорожку. Проходивъ цѣлый годъ въ дѣтскій садъ, уже имѣешь представленіе о томъ, что такое порядокъ, а Сюльфъ къ тому же была дѣвочка послушная, особенно въ присутствіи взрослыхъ.
Но теперь ей было ужасно скучно, ничего не подѣлаешь. Ей разрѣшили, сколько душѣ угодно, гулять по саду и по парку. Но за заборомъ начинался широкій свѣтъ, и туда маленькимъ дѣвочкамъ ходить было незачѣмъ.
Сюльфъ искоса посмотрѣла на кусты смородины. Ягоды на нихъ были еще совсѣмъ зеленыя и твердыя, въ этомъ она уже успѣла убѣдиться. Тогда она перевела взгляды на фруктовыя деревья. Нѣтъ, и они тоже не представляли собой никакого интереса для нея. Охъ, какъ скучно!
Сюльфъ остановилась и опустила голову. Въ своемъ бѣломъ коротенькомъ платьѣ съ массой золотистыхъ локоновъ она напоминала въ эту минуту маленькую недовольную фею, которая сбилась съ пути и не знаетъ, что дѣлать.
И вдругъ она услыхала слабый свистъ. Сюльфъ подняла голову, прислушиваясь, откуда онъ доносится.
Старые клены и вязы стояли строгіе и величественные по сторонамъ аллеи, ведущей къ усадьбѣ. Въ вѣтвяхъ ихъ не слышно было птицъ, и тѣмъ не менѣе, свистъ не умолкалъ. Не было никакого сомнѣнія въ томъ, что онъ пытался выводить какую-то мелодію. Два-три тона напоминали пѣсенку, которую напѣвала няня. Но какъ разъ тогда, когда Сюльфъ готова была признать въ ней эту пѣсенку, послѣдовалъ рядъ невѣроятно фальшивыхъ звуковъ. И, когда неизвѣстный артистъ кое-какъ миновалъ ихъ, снова послѣдовало нѣсколько звуковъ изъ этой пѣсенки.
-- Онъ совсѣмъ не умѣетъ свистать,-- было первой мыслью Сюльфъ. И съ безграничнымъ презрѣніемъ, на какое только способна семилѣтняя дѣвочка, она продолжала:-- И все-таки онъ свиститъ,-- Сюльфъ пожала плечами и круто повернула обратно. Все здѣсь ей такъ надоѣло, что она рѣшила идти домой.
Потомъ она сейчасъ же развернула скакалку и запрыгала по дорожкѣ. Начала она съ обыкновеннаго шага, по потомъ мало-помалу перешла къ болѣе сложнымъ варіаціямъ. Она дѣлала прыжокъ впередъ, крутилась на мѣстѣ, потомъ прыгала въ сторону, проявляя при этомъ необыкновенную грацію. Дуга скакалки со свистомъ прорѣзала воздухъ, опускалась на дорожку, то позади нея, то впереди. А Сюльфъ ловко перелетала черезъ тѣ круги, которые она сама очерчивала вокругъ себя. Она ни разу не задѣла скакалки и всегда оказывалась по другую сторону замысловатыхъ извилистыхъ дугъ. Ноги ея легко и граціозно перелетали черезъ тѣ препятствія, которыя ставили на ея пути однообразныя чуть замѣтныя движенія рукъ. Она, видимо, наслаждалась своей собственной ловкостью, и съ ея розовыхъ губъ сорвался смѣхъ, похожій на щебетаніе птицъ.
Такимъ образомъ она добѣжала до конца аллеи. Тамъ заборъ преграждалъ ей дальнѣйшій путь. Но вдоль забора шла тропинка, Сюльфъ повернула влѣво и запрыгала дальше. Сандаліи въ ритмичномъ тактѣ хлопали о дорожку, усыпанную пескомъ, пучокъ волосъ съ голубымъ бантомъ подскакивалъ и колыхался отъ малѣйшаго движенія, щеки дѣвочки порозовѣли. Но Сюльфъ и не думала объ усталости. Теперь она до такой степени была увѣрена въ себѣ, что посмотрѣла въ сторону.
Такъ и есть, свистъ раздавался тутъ ее, гдѣ то совсѣмъ близко. Между кустами виднѣлось что-то сѣрое, и, бросивъ еще одинъ взглядъ, Сюльфъ увидѣла мальчика.
-- Ахъ!-- сказала она.
Свистъ сразу прекратился. Воцарилась тишина. Позади нея дремалъ садъ со всѣми своими цвѣтами, которые тянулись къ свѣту; передъ ней, за заборомъ, тянулась пыльная дорога. А на краю дороги сидѣлъ мальчикъ, который своимъ свистомъ заманилъ ее сюда.
Сюльфъ сдѣлала нѣсколько замысловатыхъ фигуръ и остановилась только тогда, когда убѣдилась въ томъ, что окончательно убила "этого" своей ловкостью. Не обращая никакого вниманія на мальчика по ту сторону забора она стала въ позу, перебросила скакалку черезъ лѣвую руку и откинула назадъ волосы. Потомъ она повернула голову и сдѣлала видъ, что теперь только замѣтила его. Въ ея прелестныхъ глазахъ появилось выраженіе безграничнаго удивленія, и она оправила платье.
Съ минуту она и незнакомецъ обмѣнивались взглядами.
Сюльфъ сейчасъ же составила себѣ ясное представленіе о томъ, какъ слѣдуетъ обращаться съ этимъ мальчикомъ. Она снисходительно улыбнулась. Но ее разсердило безучастное выраженіе его лица. Она подошла ближе и смѣрила его взглядомъ съ головы до ногъ. Однако, мальчикъ, повидимому, ждалъ, чтобы она сдѣлала первый шагъ къ сближенію.
Сюльфъ склонила голову набокъ и продолжала свой осмотръ изъ-подъ полуопущенныхъ вѣкъ.
Мальчикъ былъ изъ простыхъ, это она опредѣлила съ перваго же взгляда. На немъ была надѣта разстегнутая у ворота рубашка. На ногахъ болтались мѣшкообразные штаны, поддерживаемые одной подтяжкой. Прямо на животѣ красовалась большая костяная пуговица. Она особенно заинтересовала Сюльфъ. И ей захотѣлось узнать, есть ли у него такая же на другой сторонѣ. Въ общемъ мальчикъ имѣлъ очень неряшливый видъ. Космы бѣлыхъ волосъ свѣшивались на лобъ, и одежда была не первой чистоты. Сюльфъ невольно сморщила свой тоненькій носикъ.
Когда они достаточно насмотрѣлись другъ на друга, мальчикъ сдѣлалъ попытку улыбнуться.
Сюльфъ отвѣтила ему тѣмъ же, но сейчасъ же опомнилась, и лицо ея смѣшно сморщилось. Такъ всегда дѣлала гувернантка, когда что-нибудь не нравилось ей.
Мальчикъ продолжалъ улыбаться. Доброе сердце Сюльфъ тронулось этимъ усердіемъ, и она кивнула ему. Потомъ она сказала:
-- Что ты дѣлаешь?
-- Ничего. Я сижу.
-- Развѣ тебѣ нечего дѣлать?
-- Нѣтъ,-- послѣдовалъ спокойный отвѣтъ.-- А тебѣ?
Сюльфъ опять сморщила носъ и отступила назадъ, намѣреваясь уходить. Но тутъ она вспоминала о томъ, какъ скучно въ большомъ, пустомъ саду и дома, среди знакомыхъ ей людей. Она быстро измѣнила выраженіе лица и благосклонно спросила:
-- Какъ тебя зовутъ?
-- Перъ. Но меня называютъ Петтеръ.
Сюльфъ нашла, что это вполнѣ естественно, и нѣсколько разъ повторила имя:
-- Петтеръ, Петтеръ, какъ смѣшно!
Петтеръ поднялся, обрадованный тѣмъ, что хоть что-нибудь въ его особѣ удостоилось вниманія этой молодой дамы.
-- Да,-- согласился онъ съ широкой улыбкой.-- Старика тоже зовутъ Перъ, и вотъ они называютъ меня Петтеръ, а то не понять, кого мать зоветъ.
Сюльфъ не совсѣмъ поняла, въ чемъ дѣло.
-- Вотъ что,-- сказала она и потомъ прибавила:-- Знаешь, а ты ужасно потѣшный.
Петтеръ улыбнулся еще шире. Ему очень польстило, что его наружность можетъ казаться смѣшной.
-- Развѣ? Хэ-хэ-хэ!
-- Не смѣйся. Это некрасиво.
Перъ послушно прервалъ свой смѣхъ. Онъ снова почувствовалъ въ себѣ неувѣренность и сталъ ждать, чтобы Сюльфъ соблаговолила продолжить разговоръ.
-- Ты умѣешь прыгать черезъ скакалку?-- спросила она, наконецъ.
-- Это умѣетъ каждая дѣвчонка.
-- Поскачи тогда, -- предложила Сюльфъ, уязвленная его тономъ.
-- Можно мнѣ взять твою скакалку?
-- Нѣѣтъ... нельзя!-- Въ мозгу у нея съ быстротой молніи пронеслась мысль, что она должна дать ему скакалку. Однако, новая мысль разсѣяла ея благой порывъ: что если, несмотря на свои широкіе штаны и босые ноги, онъ дѣйствительно хорошо прыгаетъ? Этого она не могла допустить. Быстрымъ движеніемъ она спрятала скакалку за спину, съ презрѣніемъ посмотрѣла на мальчика и важно сказала:-- Незачѣмъ и пробовать, ты все равно не сумѣешь.
Перъ открылъ было ротъ, чтобы засмѣяться, но во-время вспомнилъ, какъ было принято его первое проявленіе радости. Онъ сжалъ губы и опустилъ голову.
Перъ искоса посмотрѣлъ на нее. Такъ ли онъ онъ понялъ ее? И онъ послушно повернулся; ему и въ голову не приходило протестовать.
-- Их-хи-хи!-- залилась Сюльфъ и всплеснула руками.
-- Какой ты смѣшной!-- И она продолжала звонко хохотать надъ половинкой оловянной пуговицы, которая сзади придерживала неотъемлемую часть туалета Пера.
Перъ безпомощно оглянулся на нее черезъ плечо, но продолжалъ неподвижно стоять. Волосы спутанными вихрями смѣшивались на коричневую шею, въ окраскѣ которой немалую долю участія принимала грязь. Однако, хуже всего были ноги, онѣ были покрыты цѣлымъ футляромъ изъ засохшей грязи.
Самонадѣянность Сюльфъ еще больше возрасла, когда она мимоходомъ взглянула на свое бѣлое, аккуратно выглаженное платье. Смѣхъ ея перешелъ въ торжествующую трель, и скакалка нѣсколько разъ со свистомъ прорѣзала воздухъ.
-- Повернись назадъ!-- скомандовала она.
Перъ повернулся. И когда онъ встрѣтился съ взглядомъ ея сіяющихъ глазъ, онъ улыбнулся, потому что она соблаговолила смѣяться. Онъ все продолжалъ находиться въ пріятномъ невѣдѣніи относительно причины ея веселости. Его старое мѣшковатое платье относилось къ порядку дня, и ему и въ голову не приходило, что оно-то и развеселило его новую знакомую.
-- Ты умѣешь играть?-- внезапно спросила его Сюльфъ.
-- Тутъ и умѣть нечего,-- послѣдовалъ короткій, почти презрительный отвѣтъ. Какіе она задаетъ странные вопросы, эта дѣвочка въ нарядномъ платьѣ.
-- Пойди сюда!
-- Нѣтъ, мнѣ туда нельзя.
-- Нельзя?-- Въ головѣ Сюльфъ пронеслось подозрѣніе, ужъ не сдѣлалъ ли онъ чего-нибудь дурного? Но и оно исчезло безслѣдно, и у нея осталось только предвкушеніе безконечно долгаго, скучнаго дня.-- Ты правда умѣешь играть?-- спросила она его почти торжественно, точно вопросъ шелъ о какомъ-нибудь дѣлѣ чести.
Петтеръ понялъ, что отъ его отвѣта зависитъ все. На его старообразномъ личикѣ появилось сосредоточенное, искреннее выраженіе.
-- Я вѣдь уже сказалъ, что умѣю,-- отвѣтилъ онъ.
-- А ты чѣмъ играешь?-- продолжала Сюльфъ свой допросъ.
-- Да чѣмъ угодно.
-- У тебя есть пингъ-понгъ, крокетъ, кукла... а еще?..
-- Нѣѣть,-- отвѣтилъ Перъ, онъ даже и не зналъ, что это такое.
-- Съ чѣмъ же ты тогда играешь?:-- Сюльфъ сморщила носъ, ея подозрѣнія оправдались.
-- Я сдѣлалъ плотину и выстроилъ мельницу.
-- Это не игрушки,-- замѣтила Сюльфъ съ видомъ опытнаго человѣка.
-- А потомъ у меня есть сто коровъ и овцы, онѣ стоятъ въ загонѣ,-- продолжалъ Петтеръ. Онъ инстинктивно чувствовалъ, что теперь у него все поставлено на карту.
-- Понятно, а то мельница не могла бы работать. Петтеръ предвидѣлъ возможность побѣды.
Въ головѣ Сюльфъ поднялся цѣлый вихрь мыслей. И ни одну изъ нихъ она не додумывала до конца, потому что любопытство сильно мучило ее.
-- Я хочу посмотрѣть твою мельницу,-- заявила она.
-- Пойдемъ,-- сказалъ Петтеръ и сдѣлалъ движеніе, чтобы идти.
У самаго забора Сюльфъ въ нерѣшительности остановилась. Ей было строго-настрого запрещено...
-- Это совсѣмъ, какъ настоящая мельница?-- спросила она въ послѣдній разъ, прежде, чѣмъ сдѣлать рѣшительный шагъ.
-- Колесо вертится, когда я пускаю воду,-- пояснилъ Петтенъ.
-- Помоги мнѣ перелѣзть.
Петтеръ не былъ галантнымъ кавалеромъ, а кромѣ того, онъ боялся запачкать своими грязными руками бѣлое платье Сюльфъ. Сюльфъ въ концѣ-концовъ сама справилась, и оказалось, что перелѣзть черезъ заборы гораздо легче, чѣмъ она думала.
-- Это далеко?-- спросила она, тяжело дыша послѣ непривычной для нея гимнастики.
-- Нѣѣтъ.--Петтеръ, который тоже сознавалъ всю незаконность ихъ предпріятій, наискось перешелъ дорогу.-- Вонъ тамъ.
Спускъ съ другой стороны былъ довольно крутой, но между листвой просвѣчивала вода. Когда Сюльфъ увидѣла это, всѣ ея колебанія разсѣялись. Ея собственныя игрушки были всѣ такія обыкновенныя и давно уже надоѣли ей. Она сбѣжала съ горы вслѣдъ за Петтеромъ.
А вотъ и ручей! Онъ медленно и меланхолично текъ между топкими берегами. Съ одной стороны росли дикіе ирисы, и черезъ камни была положена полусгнившая доска. Сквозь листву деревьевъ просвѣчивало солнце и бросало на мохъ и на траву веселые, свѣтлые кружочки. Все здѣсь было такъ красиво и замѣчательно, а главное, полно прелести запретнаго. Одно мгновеніе Сюльфъ отъ всего сердца презирала садъ и паркъ, потомъ она забыла и себя, и все на свѣтѣ. Въ ручейкѣ дѣйствительно была устроена плотина, а подъ ней на двухъ параллельныхъ деревянныхъ жердочкахъ было прикрѣплено колесо.
Петтеръ открылъ плотину, и вода хлынула черезъ небольшое отверстіе. Мягкой струей упала она на колесо, и колесо завертѣлось. Сюльфъ до того забылась, что громко закричала ура.
-- Гдѣ ты ее купилъ?-- спросила она, какъ только первый восторгъ немного остылъ.
-- Купилъ?-- переспросилъ Петтеръ. Онъ даже не сразу понялъ, въ чемъ дѣло?-- Я не купилъ, я самъ сдѣлалъ.