Ядринцев Николай Михайлович
Непочатый угол

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Акулина Евпина.

   

НЕПОЧАТЫЙ УГОЛЪ.

(СЦЕНЫ, ОЧЕРКИ, РАЗСКАЗЫ).

Акулина Евпина.

   Въ первые же дни но пріѣздѣ моемъ въ городъ --ъ ко мнѣ стали заявляться крестьяне съ различными просьбами, или обидами, какъ выражались они. Каждый изъ просителей, войдя въ переднюю комнату занятой мною квартиры и но обыкновенію помолившись въ передній уголъ на икону, обращался ко мнѣ съ вопросомъ: "не ты ли, батюшка, мировымѣто у насъ будешь?" или "гдѣ бы мнѣ тутъ мироваго-то повидать, съ обидой бы покучиться?" Получивъ утвердительный отвѣтъ, что я и есть искомый ими мировой, проситель молча направлялся правой рукой за пазуху своей шубы, гдѣ хранилась въ четверо сложенная просьба, или, вынувъ изъ-за пазухи шубы неизмѣнный клѣтчатый платокъ, принимался кряхтя развязывать его своими плохо сгибавшимися пальцами. Иногда мнѣ долго доводилось созерцать пріемы развязыванія платка, въ ковромъ хранилась просьба и выслушивать возгласы: "ишь какъ захлеснулся... узелъ-то, а?.." "ахъ ты едри тебя въ петельку!.."
   Какъ ни было ничтожно по содержанію большинство подаваемыхъ мнѣ прошеній объ обидахъ, вытекавшихъ, большею частію, изъ неурядицы общественной и семейной жизни крестьянъ и грубаго произвола, лежавшаго въ основѣ той и другой, во, все-таки, эти мелочныя обиды, тѣ разсказы, какіе доводилось выслушивать мнѣ при этомъ объ общественныхъ или семейныхъ отношеніяхъ, тяжелымъ гнетомъ давившихъ и отравлявшихъ жизнь отдѣльныхъ личностей, давали мнѣ возможность съ первыхъ же дней оріентироваться въ этой чуждой для меня жизни и вникать въ мелочныя условія ея, какія при другомъ моемъ положеніи неминуемо ускользнули бы отъ моего вниманія. Предо мною ежедневно появлялись своеобразно-типичныя личности, происходили оригинальныя сцены. Не менѣе оригинальны были и подаваемыя мнѣ просьбы. Для характеристики ихъ достаточно указать, что одна изъ нихъ начиналась фразою: "бывъ въ питейномъ заведеніи ради собственнаго душегубнаго увеселенія..."; другая гласила: "промаявшись десять лѣтъ въ законномъ сожительствѣ, безвредно для своего ума съ супругою Афросиньей..." Я одна изъ просьбъ даже повѣствовала о томъ, какъ нѣкая дѣвственница Елизавета покушалась отмыкать непочатое мѣсто у юноши Созонта. Подобныя просьбы, въ кото рыхъ иногда выражалось совсѣмъ не то, на что жаловался проситель, доказывали ту вредную и грубую эксплоатацію темнаго довѣрчиваго люда различными проходимцами изъ ссыльныхъ, создавшими для себя промыселъ изъ адвокатуры, не имѣя не только никакой юридической подготовки, но даже плохо зная грамоту. На какія уловки пускаются подобные адвокаты, завлекая въ свои сѣти крестьянъ и подстрекая ихъ къ тяжбамъ, мы увидимъ изъ разсказа: "Деревенскій адвокатъ".
   Въ одинъ изъ первыхъ же дней ко мнѣ пришла женщина лѣтъ двадцати пяти, шести на видъ, высокаго роста съ замѣчательно симпатичнымъ выраженіемъ исхудалаго, блѣднаго лица. Въ большихъ сѣрыхъ глазахъ ея, оттѣненныхъ длинными рѣсницами и темными, густыми бровями, проглядывало много затаеннаго въ душѣ горя и страданія. Достаточно было взглянуть на нее, чтобъ безъ всякихъ разспросовъ понять, какъ много выстрадала она. Она робко вошла въ дверь, остановилась у порога и вмѣсто отвѣта на вопросъ мой: "что скажешь, голубушка?" -- повалилась мнѣ въ ноги.
   -- Разлучи меня, батюшка, съ мужемъ!-- полушопотомъ, заглушаемымъ рыданьями, произнесла она, поднимаясь на ноги: -- загубили мой вѣкъ... свѣту нѣтъ въ моихъ глазанькахъ... весь-то слезьми онъ выплаканъ!-- говорила она, отирая слезы съ глазъ и щекъ концомъ красной шали, какою была окутана ея голова.
   -- Ты крестьянка?-- спросилъ я, такъ какъ въ первое время ко мнѣ много обращалось съ различными просьбами мѣщанъ, не подвѣдомственныхъ мнѣ.
   -- Крестьянка... Акулиной... зовутъ-то... по мужу то Евпина буду,-- пояснила она.
   -- Что жъ тебѣ не совѣтно живется съ мужемъ?-- спросилъ я.
   -- Злодѣи... злодѣи они мнѣ...
   -- Кто-же это они... Ты на мужа жалуешься... или еще на кого?...
   -- На мужа!... да вся семейка его только пагубы моей ищетъ: и свекровь, и золовки, всѣ заодно... А лютѣй батюшки свекра и человѣка не знаю, родимый... Ровно они и не люди, ровно они и въ семью-то взяли меня на то, чтобъ бить да тиранить... Я ужъ и въ острогѣ-то сидѣла, батюшка, никакъ годъ шесть мѣсяцевъ время-то высидѣла. Въ острогѣ-то будто только и вздохнула отъ этой жизни!...
   -- За что же ты въ острогѣ сидѣла?... прервалъ я,
   -- Мужа топоромъ рубила, на покосѣ рубила при всемъ народѣ... думала, што въ каторгу сошлютъ. Ну, не привелъ Богъ... Осудили меня судьи-то только на высидку въ острогѣ на шесть мѣсяцевъ... отдохъ, вишь, муженекъ-то, на него и пагубы-то нѣту...
   -- Давно ты замужемъ?
   -- Восьмой годокъ идетъ, какъ муку-то эту несу...
   -- Есть дѣти?...
   -- Немошный... онъ мужъ-то мой... ужъ какимъ тутъ дѣтямъ быть... не въ умѣ онъ... межеумокъ будто... говорить ли это почнетъ... слушать, слушать рѣчь-то его, ничего-то въ толкъ во возьмешь... только оплевывается... слюнями вмѣсто словъ-то брызжетъ. Ину пору и смѣхъ, и горе беретъ, глядя на него: пойдетъ это сѣно скотинѣ дать, все его въ стороны мечетъ... норовитъ это въ одно мѣсто ступать-то, а его мотнетъ въ другое... не владѣетъ што языкомъ, што ногами... уродомъ, вишь, выдался, а драться такъ куды лютъ... троимъ мужикамъ въ пору сладить съ нимъ.
   -- Зачѣмъ же ты выходила за него замужъ... если видѣла, что онъ уродъ?..
   -- Нѣшто у насъ по хрестьянству-то спрашиваютъ, батюшко, хоть аль не хоть, за кого замужъ идти?.. Я вотъ до вѣнца-то и не видала, каковъ онъ есть... изъ себя!.. Дѣло же мое сиротское было, въ дому-то у родителя росла я хуже, чѣмъ бы въ чужихъ людяхъ, и своя бы ровно, родная тятеньки дочь была, да всѣмъ-то была постыла! Отъ уродимой-то матери я осталась по семому году малолѣточкомъ. Тятенька-то въ ту пору, какъ померла она, въ строку жилъ, въ работникахъ, въ дому-то баунька всѣмъ правила... кабы значитъ матушки моей мать... Подъ ея-то глазомъ съ годокъ время я только и просвѣту видѣла, только всей моей и красной жизни было послѣ упокойной-то матушки,-- утирая набѣжавшія на глаза слезы, говорила она.-- Ну... только, сказать тебѣ, и году не прошло, какъ баунька-то болѣть это немочью стала... Сердце у ней схватывало... индѣ почернѣетъ въ лицѣ, какъ уголь, да такъ и покатится по полу, только и слова слышно бывало: о-охъ да о-охъ... смерточка подошла!.. Ну, какъ стала эта бабонька-то перемогаться... въ дому-то хозяйства и некому было вести... Видя бѣду-то экую, родитель-то мой, покойная головушка, и задумалъ жениться. А на ту нору, сказать тебѣ, объявилась въ селѣ пашемъ вдова, молодуха, и съ достаткомъ будто, сказывали люди. Мужъ-то ея въ волостныхъ ходилъ, въ хозяйственныхъ {До введенія у государственныхъ крестьянъ въ Сибири общаго положенія члены волостнаго правленія назывались: одинъ полицейскій засѣдатель, другой хозяйственный; на руки послѣдняго сдавались для храненія всѣ суммы, сдаваемыя крестьянскими обществами въ подати и повинности.}, жили-то они богато, да, вишь, должно, нахозяйствовалъ онъ не въ мѣру, што ль -- описали это у нихъ и домъ, и скотину, всѣ достатки. Говорили добрые люди, что и деньги были у нихъ, да деньги-то будто притаили они. Съ горя, што ли, мужъ-то ея запилъ да такъ въ непотребномъ видѣ энтомъ и душеньку Богу отдалъ. Молодица-то, вдовуха-то его, кабы, стало быть, мачиха-то моя, и трехъ мѣсяцевъ не выждала послѣ смерти мужа-то, свѣнчалась съ родителемъ моимъ. Наперво это она изъ строку его изъ работниковъ-то на свои деньги выкупила, скотины накупила, все хозяйство въ дому-то оправила. При покойной-то матушкѣ тятенька-то чрезъ великую силу бывало десятину распахивалъ, а тутъ она и работника съ году наняла и съ разу на семи десятинахъ почесть хлѣба насѣяла. Въ домъ-то она съ собою двухъ малолѣтковъ привела, одному еще и году въ тѣ поры не было. Бауньку-то мою на первыхъ же дняхъ изъ дому выжила. Такъ старуха-то, при немочи своей, и пошла по міру, въ чужихъ людяхъ и душу Богу отдала... Ужъ какое житье мнѣ настало... посуди... день и ночь нянчилась съ дѣтками ея... Заплачетъ бывало дитё, а я въ отвѣтѣ... за все про все въ отвѣтѣ была... отъ колотковъ да ругани просвѣту, родимый, не видала -- и ступила-то не такъ, и шагнула-то не атакъ... иной и клички-то отъ нея мнѣ не было, какъ "пучеглазый выкидышъ". Кусокъ-то кинетъ, што собакѣ, бывало, да и тѣмъ трижды выкоритъ!.. Я и дровъ наноси бывало... и рубахи выстирай... да на рѣкѣ выполощи... Ину пору зимой, батюшка... стужа лютая... слезы-то въ глазахъ стынутъ... руки-то закоченѣютъ... у проруби, што пальцовъ-то согнуть не могу... ребячье дѣло-то... малыя были силы-то... а чего не такъ сдѣлать... придешь... дома-то вмѣсто сугрѣву бить тебя учнутъ... Пошлетъ бывало воды съ рѣки наносить, такъ вѣришь Господу -- подъ коромысломъ-то съ ведрами падаю, слышу, какъ это кости-то въ плечахъ хрустятъ. Принесу воды-то, горькими обливаючись, изъ силъ это выбившись... а ей хошь бы што!.. Сосѣди-то што ись говаривали ей: "какъ тебѣ не грѣхъ, Митревна, дитё-то на этой работѣ убивать! Вѣдь малыя исшо силы у него... ей ли ведрами воду на коромыслѣ таскать... коли бабѣ-то иной только въ пору донести ихъ"! Такъ она бывало и съ сусѣдями-то содомъ подниметъ. "Не дворянка, говоритъ, хлѣбъ-то даромъ ѣсть... небо-ось... не треснетъ подъ коромысломъ-то"! А въ домъ-то придетъ да бить учнетъ меня... бить на злу голову, што сосѣдямъ будто на худое житье плачусь... Бабонька-то придетъ это крадучись ину пору... обхватитъ мою голову да такъ и замретъ надо мной... такъ и взвоетъ, словно по покойницѣ... Посбираетъ это по міру кусочковъ-то... такъ ужъ сладкаго куска-то... ни за што ни съѣстъ бывало... а все придетъ да мнѣ скормитъ...-- утирая слезы и всхлипнувъ при послѣднихъ словахъ, закончила она...-- Ну, у тятеньки-то, покойнаго головушки, можетъ, и болѣло сердце-то, глядя на житье мое, да безсловесный онъ былъ... Голосу-то супротивъ мачихи не было у него... извѣстно хошь и до кого доведись... изъ ея рукъ глядѣлъ... Немало и онъ отъ нея горя-то видѣлъ... Учнетъ это бывало корить-то его, што и изъ строку то его выкупила, што кабы не она, такъ вѣкъ бы ему по чужимъ людямъ съ бичикомъ ходить, што на ея деньги только онъ и жизнь-то увидѣлъ, и сладкій-то кусокъ ѣстъ... Слушать онъ, слушать бывало... возьметъ шапку да и со двора поскорѣй. До того у нея, батюшка, не тѣмъ будь помянута теперь, зло-то на меня кипѣло, што не было мнѣ горше той муки мученской, когды примялась она гниды {Простонародное названіе грегорины.} въ головѣ у меня искать. Лучше бы ужъ, думаю, теперь захлеснула она меня въ тѣ поры сразу... не терпѣла бы я горя горькаго, ни на кого бы теперь не плакалась! Гребнемъ-то это голову чесать заведенья у насъ нѣтъ, все болѣ ножомъ гнидъ-то выводятъ, такъ, вѣришь ли, бывало въ волдыри голову-то черепомъ ножа исколотитъ, кожу-то на головѣ расковыряетъ ножомъ, што кровь бывало сочится, а волосы-то такъ и выдергиваетъ, такъ и щиплетъ по одному... О-охъ Господи... и за што... только, подумать теперь, я примала эти муки...въ чемъ кому провинна была... Росла-то безъ радости, да и выросла-то, свѣту не видѣла. Не разъ это, какъ въ возростъ-то стала входить... такъ думала... порѣшить себя... или петлю надѣть... или въ воду кинуться. Ну, молода была... съ молоду-то ровно и солнышко ярче свѣтитъ да грѣетъ... проплачусь... проплачусь... бывало... да и подумаю... што, можетъ, и мнѣ исшо... красные денечки выглянутъ, и я исшо за сиротскія слезы свѣтъ увижу, поживу, какъ добрые люди живутъ,-- вздохнувъ заключила она, снова утирая концомъ шали набѣжавшія на глаза слезы...
   -- А живы у тебя отецъ и мачиха?
   -- Померли, давно ужъ померли, не тѣмъ будь помянуты. Тятенѣку-то того же году, какъ замужъ меня выдали, копь зашибъ, а она-то, мачиха-то, отъ живота извелась, животомъ все мучилась, схватило это ее, што не успѣли и исповѣдать, такъ безъ покаянья и душу Богу отдала! Были за меня руки-то кабы по она,-- снова начала она послѣ минутнаго молчанія:-- сколько путныхъ людей сватало меня. Работница я была, не хвалясь скажу. Все хозяйство въ дому-То на моихъ рукахъ было. Бывало въ лѣтнюю пору въ небѣ-то свѣтъ чуть забрезжетъ, а я ужъ на ногахъ, и коровъ напою и подою, и лошадей приберу и птицу, а десятины бывало жать въ страду, такъ и мужики со мной не схватывались, огневой звали! Сусѣди-то бывало дивовали, глядя на меня, все допытывали: "когда ты, Акулина, спишь?" а Акулина отъ зари до зари на ногахъ бывало мотается, не зная устали, молода была, вынослива! Ну, такъ, вишь, женихи-то все не по ндраву мачихѣ были, бѣдные... "Радѣла, вишь, обо мнѣ",-- не безъ ироніи замѣтила она:-- съ достаткомъ выискали муженька мнѣ, семья-то, вишь, богатая, польстились, што головъ до двадцати лошадей насчитываютъ, ямщину гоняютъ и одинъ сынъ у отца. Калымъ {У крестьянъ ...го округа существуетъ обычай платить калымъ на невѣстъ, заимствованный, по всей вѣроятности, у татаръ. При сватовствѣ, смотря по средствамъ семьи жениха и невѣсты, опредѣляется и размѣръ калыма отъ 10-ти и до 300 и болѣе руб. Калымъ долженъ быть уплоченъ сполна до вѣнчанія, и половина его отдается тотчасъ по окончаніи сватовства. На этотъ калымъ невѣстѣ готовятъ все приданое и покрываются всѣ свадебные расходы со стороны семьи невѣсты. Благодаря этому обычаю, свадьба всегда дорого обходится крестьянину. Уплата калыма семьею жениха особенно тяжело отражается на новобрачныхъ, которые обязаны отработать семьѣ понесенные ею свадебные расходы. Въ случаѣ, если новобрачные, не вынеся этого гнета, пожелаютъ отдѣлиться отъ семьи, то они обязываются внести ту сумму въ семью, какая была уплочена въ калымъ.} это сто рублевъ съ одного слова за меня отдали. Суженаго-то мнѣ и не показали, да коли бъ и увидала его, то што бы пути-то было, дѣвичій умъ-то былъ, несмышленый, да и воли-то не было! Ину пору думаю теперь -- будь бы онъ и того хуже, пошла бы, лишь бы отъ неволи ослобониться, хошь денекъ бы пожить, не утирая слезъ кулакомъ. Ну, и вышла, свѣнчали насъ! Не возьму грѣха на душу, говорить напрасно не стану. Перво-то время ровно и ладно жилось-то мнѣ. Надо и то сказать, што всю почесть работу въ дому на меня свалили. И по время и день-то донской на ногахъ промаешься, да и ночь-то не вздохнешь, особливо зимою, какъ ямщики бывало съ обозами пойдутъ. Сутки по двое такъ и ходишь, не смыкая глазъ, ну, да робить-то по привыкать мнѣ было. Ино время ужъ и изъ силъ выбьюсь, молчу. Ну, а тутъ и пошелъ грѣхъ. Сначала это золовушки стали пасть разѣвать на меня. Служи, вишь, имъ замѣсто прислуги, покорствовала... лишь бы отъ грѣха отойдти. Ну, а какъ старшую золовушку выдали замужъ, взяли мужа-то въ домъ, мнѣ ужъ совсѣмъ житья не стало. Всякій это въ домѣ-то норовилъ набольшимъ быть. Изо всякой-то малости бывало въ домѣ грѣхъ да содомъ. Золовка-то мужа ревновать ко мнѣ стала, я у рака-то моего стали на меня наускивать. Кабы умѣто у него былъ, онъ и взялъ бы въ разумъ, изъ-за чего сыръ-Боръ горитъ, ну, а съ дурака чего взять, ему чего не скажи, все ладно. Чего бы въ домѣ бывало ни стряслось, во всемъ я причиной стала. Погляди-ко, батюшка... не погнушайся моей простоты,-- произнесла она, сдернувъ шаль съ головы и показывая жиденькія косы темно-русыхъ волосъ, оплетенныхъ вокругъ головы.-- Погляди-ко, такія ли косы-то были у меня. Бывало, это въ банѣ дѣвки раздурятся, возьмутъ это -- разкосматятъ мнѣ волосы, да такъ и окутаютъ меня въ нихъ, индѣ тѣла-то не видать, не токмо что гребень, пальцы-то бывало, въ волосы не лѣзли, а теперь за восемь-то годковъ замужней жизни всѣ ихъ повыдрали, да повыдергали. Бывало свекоръ-то батюшка остервенится за што, сгребетъ это за волосы, намотаетъ косы-то, какъ канаты какіе на кулаки свои, да и пойдетъ поднимать меня да встряхивать, аль по полу изъ угла въ уголъ волочить. Бьютъ тебя, бьютъ, а ты имъ и слова не моги вымолвить. Не разъ отъ побой-то его и свекровь матушка на смертной лавкѣ леживала. Звѣрь... властный мужикъ. Ни одинъ работникъ не уходилъ отъ него, чтобъ замѣсто разсчету онъ боковъ ему не измялъ. Младшую-то дочь свою однова совсѣмъ было изувѣчилъ, такъ и думали, что не выживетъ. Пуще всего у него, у свекра, зло-то загорѣло на меня, когда я, видя бѣду-то экую, каторжную-то жизнь свою, стала было муженька-то своего на путь наводить, уговаривать отдѣлиться. Такъ чего они со мной сдѣлали, связали это мнѣ руки и ноги, выволокли зимою въ лѣтникъ {Лѣтняя изба, которая всегда почти устраивается безъ печи.} въ одной рубахѣ, привязали къ кровати, оголили всю, да возжами, ременными возжами, родимый, стали стегать меня, поколь изъ ума не выбили. Болѣ подѣли я вылежала опосля того, ни стать, ни пошевелиться моченьки не было.
   -- Заявляла ты кому ни будь о томъ, что тебя такъ тиранили?-- прервалъ я...
   -- Кому бы я заявила... гдѣ за насъ заступники-то были? Послѣ того, какъ мужа-то рубила я... я... все разсказала начальству на слѣдствіи... чего дѣяли со мной... да чего жъ имъ, хоть бы охъ... молвили. Богаты они... и убили бы меня... все бы съ рукъ сошло... Развѣ мало, батюшка, нашего брата губятъ... Поживи-ко, не то исшо увидишь и услышишь. Много у меня за восемь-то годовъ вѣку унесли, милостивецъ,-- произнесла она, качая головою.-- Теперь ино время, къ погодѣ-то изниметъ меня... такъ мѣста не могу найдти... Каждая-то косточка ровно поетъ во мнѣ... Голова-то ровно котляной сдѣлается... ровно свинцомъ налита... не дослышать стала... уши закладываетъ. А какія мои лѣта... двадцати пяти годовъ исшо нѣтъ... допрежъ вѣку состарили...
   -- Послѣ этого ты и рубила свое, мужа?-- спросилъ я.
   -- Нѣ-ѣтъ!.. Рубила-то я его ужъ въ долги послѣ этого... Въ покосъ это было... всего года два тому время... Занемоглось это мнѣ тогды... до того, што ровно ноги-то не держали меня... Ну, я все исшо крѣпилась... робила... хоть ужъ черезъ великую силу да робила... день это былъ жаркій, дыхнуть ровно нечѣмъ было. Пообѣдали, прилегли всѣ малость передохнуть... кто куды... и я-то легла это подъ телѣгу, думаю сосну, авось полегчаетъ... Ноютъ это мои рученьки и ноженьки, мочи нѣтъ... ровно вотъ живаго мѣста въ тѣлѣ-то нѣту, всю изломало... Ну, только будто и задремала я... А всѣ ужъ это поднялись... всякій за свое дѣло взялся... народу много было... наша-то вся семья работники... Слышу это ровно сквозь сонъ... тятенька-свекоръ кличетъ меня. Слышу, а подняться-то не могу, ровно вотъ камни на глаза-то мнѣ навѣшаны... ровно и голова-то не моя... не могу ее поднять... Мужъ-то это подошелъ, кричитъ мнѣ: "Вставай, Акулина!" -- Уйди, говорю, моченьки моей нѣту... хоть въ могилу кладите!-- Ну, а свекоръ-то и крикни ему:-- "Чего на нее глядишь... ты, говоритъ, за косы сгреби ее, поднимется... ишь барыня... добрые люди въ экую пору не пьютъ, не ѣдятъ... съ работой норовятъ управиться... а она нашла время высыпаться... Натычь ей бока-то вилами... небо-ось... не издохнетъ... вскочитъ!" -- Ну, муженекъ-то это съ отцовской науки схватилъ меня за волосы, и ну, изъ-подъ телѣги волочить., и ну, волочить да въ бока ногами пинать... Не помню ужъ, батюшка, какъ дѣло было, должно, ужъ не въ своемъ же умѣ я была... Вырвалась ли я отъ него, самъ ли онъ меня отпустилъ... только схватила я топоръ съ телѣги... и ну, его крошить... руки ему изрубила... бедро-то разрубила до кости... ногу по ниже живота... до колѣна почесть расплеснула; можетъ, я и совсѣмъ бы уходила его въ то время, кабы не сбѣжался народъ... да не отняли его... Чего ужъ далѣ было, не спрашивай... Ровно въ себя-то пришла, ужъ я, когды въ волость меня привезли, да въ тюрьму заперли... Ну, и пошло судъ да дѣлоі. Слѣдствіе наѣхало... Стала я начальству обсказывать все свое житье... А они тѣмъ временемъ, свекоръ-то, стали свидѣтелей подкупать, чтобъ показывали, што я не въ своемъ умѣ была... въ безпамятствѣ будто сдѣлала это... Нѣтъ, гооворю, вышнее начальство... въ своёмъ умѣ я была... рубила я его за ихъ злодѣйства надо мной, да увѣчья... Не въ энтотъ разъ, такъ въ другой... все равно захлеснула бы его... иль себя рѣшила... потому житья ужъ мнѣ не было... силы!.. Сдѣлайте... говорю, божескую милость... отправьте меня хошь въ каторгу... все легче будетъ... чѣмъ... въ энтакой жизни мучиться... Ужъ судьба мнѣ такая горегорькая выпала... за чужи грѣхи Господь велѣлъ, видно, муки терпѣть!.. Ну, въ острогъ меня свезли... такъ всѣ и полагали, што въ каторгу уйду... и сама-то я думала... ужъ все едино... одинъ конецъ!.. хуже-то не будетъ, чего вытерпѣла...
   -- Вѣрь, баринъ, аль не вѣрь моему слову... твоя воля... Много насъ въ острогѣ-то сидѣло... въ женскомъ отдѣленьѣ... Всѣ-то энто бывало плачутся... всѣмъ-то неволя не мила... а у меня вотъ на сердцѣ-то ровно андели почили... такъ это мнѣ покойно да радостно стало, што ровно и вѣкъ бы тутъ изжила... Никого-то это постылыхъ округъ меня нѣту... Никто-то это не диканится надо мной... Раздумаюсь это бывало надъ горькой то участью своей, а слезы-то такъ и льютъ, такъ и льютъ ручьемъ... и чѣмъ думаю... Бога я прогнѣвала... за што мнѣ съ измала сулилъ муки нести... Никому-то я мила не была, ни отъ кого-то добраго слова не слыхивала, ни одной-то ласки въ своей жизни не извѣдала... Не надоть было мнѣ ни сладкаго куска, ни покою, ни отдыху.
   Съ утра до ночи и съ ночи до утра робила бы я, не покладаючи рукъ, только обласкай меня, скажи мнѣ доброе слово... За привѣтливое слово да за ласку положила бы жизть и душу,-- говорила она, отирая крупныя слезы, катившіяся по щекамъ ея.-- Сидѣла я такъ-то болѣ году... Однова это потребовали меня въ судъ... зимой это дѣло-то было: рѣшенье де... вышло... Обрадовалась я... слава тѣ, Господи, думаю, и мнѣ конецъ пришелъ... Привели меня, стали мнѣ рѣшенье вычитывать... читали, читали... всего-то ровно въ толкъ не взяла... только... и вычитали мнѣ... высидѣть шесть мѣсяцевъ въ острогѣ за свою провину, а опосля того съизнова вернуть домой подъ призоръ обчества... Какъ прочитали мнѣ... это, што съ изпова вернуть меня домой... такъ у меня и ноги подкосились... Упала я это на колѣни и взвыла... Милосердые судьи, говорю... явите божескую милость... ушлите меня въ каторгу, легче мнѣ будетъ въ каторгѣ-то, чѣмъ... дома, въ опостылой семьѣ! Въ ногахъ это ползала... горькими обливаясь... Ну, нельзя... энтого,-- судьи-то сказали... закону экого нѣтъ...
   -- Батюшка... вся теперь надежа на тебя!-- съ глубокимъ отчаяніемъ въ голосѣ произнесла она и повалилась мнѣ въ ноги.-- Рѣши меня... разлучи съ мужемъ... какое мнѣ съ ними житье теперь... Посуди!.. Пожалѣй мою душу... вѣдь мнѣ ужъ одинъ конецъ... или себя... рѣшу... или его среди... бѣлаго дня... убью... Дашь отвѣтъ... за меня... Богу, коли не послушаешь моего горя...-- прерывающимся шопотомъ говорила она, бившись головою объ полъ...
   Страшно слышать, читатель, подобный вопль, который вырываетъ изъ растерзанной души глубокое отчаяніе. Подобная повѣсть о безпросвѣтной страдальческой жизни -- но единичная повѣсть. Нѣтъ того села, нѣтъ той деревеньки, гдѣ бы не нашлись подобныя мученицы неразрывнаго брака, совершеннаго по чужой волѣ. Какъ велики должны быть страданія человѣка, если онъ совершаетъ преступленія единственно только для того, чтобы идти въ каторгу, и въ ней найдти исходъ изъ невыносимаго положенія, въ какое онъ поставленъ. Для подобныхъ страдальцевъ самая каторга рисуется какимъ-то эдемомъ, въ которомъ они надѣются найдти для себя нравственный покой и отдыхъ.
   Что могъ я сдѣлать для облегченія участи Акулины Евпиной!.. Предписать волостнымъ и сельскимъ властямъ имѣть строжайшій надзоръ, чтобъ никто изъ ея семьи не смѣлъ ее обидѣть. По могла ли подобная мѣра облегчить душевныя страданія несчастной женщины, жизнь и здоровье которой были уже разбиты! Въ будущемъ едва ли мелькалъ ей хоть одинъ лучъ счастія, хоть одна та ласка и привѣтливое слово, за которыя она готова была положить свою жизнь и душу.

Знакомецъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 45, 1885

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru