Аннотация: Текст издания: журнал "Сѣверная Пчела", NoNo 26-27, 1826.
Морское путешествіе.
Изъ Вашингтона-Ирвинга.
Американецъ, намѣревающійся посѣтить Европу, находитъ въ предлежащемъ ему морскомъ путешествіи случай и досугъ приготовиться къ новому зрѣлищу. Мгновенное прекращеніе всѣхъ явленіи и занятій жизни вседневной производитъ въ душѣ его способность къ пріятію новыхъ, живыхъ впечатлѣній. Обширное пространство, раздѣляющее оба земныя полушарія, подобно бѣлой страницѣ въ жизни. Здѣсь нѣтъ постепеннаго перехода, какъ въ сухопутномъ путешествіи по Европѣ, гдѣ мѣстный характеръ и населеніе земли непримѣтно сливаются съ другими. Съ той самой минуты, въ которую потеряешь изъ виду оставляемую землю, носишься въ пустомъ пространствѣ до того мгновенія, когда вдругъ очутишься посреди волненія и новыхъ картинъ другаго Свѣта.-- Путешествуя по сухому пути, продолжаешь исторію жизни своей непрерывно: картины природы смѣняются одна другою; люди и происшествія идутъ своимъ порядкомъ, и симъ смягчается дѣйствіе отсутствія и разлуки. Мы влачимъ за собою длинную цѣпь съ одного ночлега до другаго, но цѣпь сія непрерывна: мы можемъ въ памяти перебрать ее, звено за звеномъ, и чувствуемъ, что послѣднее все еще соединяетъ насъ съ отечествомъ. Но продолжительное морское путешествіе вдругъ отторгаетъ насъ отъ родины. Мы чувствуемъ, что снялись съ якоря, который приковывалъ насъ къ обыкновенной, постоянной жизни, что мы кинуты въ міръ волненія и грозныхъ потрясеніи. Мы видимъ не воображаемую, а дѣйствительную пропасть между нами и отечествомъ наполненную бурями боязни и недоумѣнія: разлука становится въ полной мѣрь чувствительною, возвращеніе сомнительнымъ.
Таковы были, по крайней мѣрѣ, мои чувствованія. Когда послѣдняя синяя полоска моего отечества, подобно облачку, исчезла на горизонтѣ, мнѣ показалось, что я захлопнулъ книгу одного Свѣта со всѣмъ его содержаніемъ, и піонеръ имѣю время размыслить, пока раскрою другую. Къ тому должно прибавить, что отъ глазъ моихъ скрылась земля, заключавшая въ себѣ все, что мнѣ дорого на сыѣтѣ: какія перемѣны могутъ произойти въ ней, какія превращенія во мнѣ самомъ -- до обратнаго моего пріѣзда! Кто изъ странниковъ, идущихъ въ безвѣстную, бурную даль, можешь сказать, когда онъ ворошится, и наткано ли ему на роду увидѣть вновь мѣсто своего рожденія и младенчества!
Я сказалъ, что море есть огромное, пустое пространство: это выраженіе невѣрно.-- Человѣку, который можетъ грѣзить среди бѣла дня, и охотно предается мечтаніямъ, морское путешествіе представляетъ множество предметовъ для размышленія. Чудесныя явленія моря и воздуха отвлекаютъ душу отъ предметовъ житейскихъ. Я находилъ большое удовольствіе, опершись на перила палубы, или взобравшись при тихой погодѣ на вершину большой мачты, цѣлый день смотрѣть на зеркальную поверхность лѣтняго моря; глядѣть на кудрявыя толпы раззолоченныхъ облаковъ, поднимавшихся на горизонтѣ; воображать, что тамъ владычество Фей, и населять ихъ мечтательными существами; созерцать нѣжно катящіяся, серебристыя струйки, которыя тихо клубясь къ западу, кажется, хотятъ исчезнуть у сихъ счастливыхъ береговъ.
Съ пріятнымъ, смѣшаннымъ чувствомъ безопасности и боязни, смотрѣлъ я съ вершины мачты на чудъ морскихъ и ихъ неповоротливые прыжки. Толпы морскихъ тюленей клубились за кормою корабля; сѣверный китъ огромнымъ тѣломъ своимъ поднимался на морской поверхности; хищная акула стрѣлою бросалась сквозь синія струи. Въ воображеніи своемъ повторялъ я все, что когда либо слышалъ или читалъ о подводномъ царствѣ, которое теперь находилось у меня подъ ногами: о стадахъ черепокожныхъ, обитающихъ на днѣ морскомъ, о грозныхъ чудовищахъ, населяющихъ хляби океана, и обо всѣхъ тѣхъ мечтательныхъ существахъ, которыя играютъ важныя роли въ расказахъ рыбаковъ и матросовъ.
Иногда появлялся вдали, на краю горизонта, бѣлый парусокъ, и подавалъ предметъ къ пустымъ догадкамъ. Какъ привлекателенъ такой отрывокъ свѣта, стремящійся вновь присоединиться къ большой громадѣ бытія! Какой знаменитый памятникъ изобрѣтательности человѣческой, побѣдившей бури и волны, совокупившей между собою крайнія части Свѣта, открывшей дорогу къ взаимной мѣнѣ избытковъ и наслажденій, распространяющей свѣтъ наукъ и удовольствія жизни благородной, и вновь соединяющей разсѣянныя племена рода человѣческаго, между коими природа, по видимому, провела непреодолимую преграду!
Въ одно утро примѣтили мы въ нѣкоторомъ отъ насъ отдаленіи что-то, плывущее по волѣ теченія. На морѣ возбуждаетъ вниманіе все, что только прерываетъ единообразіе водной поверхности. Оказалось, что это мачта корабля, который, вѣроятно, погибъ совершенно, ибо на ней примѣтны были еще обрывки платковъ, которыми люди привязали себя къ этому куску дерева, чтобъ волны ихъ не смыли. Не были слѣда, ни которому мы могли бы узнать имя корабля, бревно это, видно, нѣсколько мѣсяцевъ носилось по водѣ; сверху пристали къ нему кучи улитокъ, снизу висѣла длинная морская трава. Гдѣ же люди? Подумалъ я про себя, бореніе ихъ давно уже кончилось -- они погибли при грозномъ шумѣ бури -- кости ихъ тлѣютъ въ пещерахъ дна морскаго. Безмолвное забвеніе, подобно волнамъ морскимъ, залило ихъ, и никто не услышитъ повѣсти о ихъ гибели. Сколько вздоховъ слѣдовало за симъ кораблемъ! Сколько молитвъ возносилось къ небу въ въ оставленной странѣ родимой о благополучномъ его плаваніи! Невѣста, жена, мать неоднократно перебирали газеты, чтобъ узнать о судьбѣ путниковъ по влажной стихіи. Ожиданіе перешло въ опасеніе, опасеніе въ боязнь, боязнь въ отчаяніе! Ахъ, любезные не дадутъ друзьямъ своимъ радостной вѣсти! все, что знаемъ, заключается въ словахъ: "корабль отправился изъ гавани, и болѣе ничего о немъ не слыхали."
Зрѣлище сихъ обломковъ подало, какъ обыкновенно, поводъ къ нѣкоторымъ печальнымъ расказахъ. Эти расказы особенно расплодились къ вечеру, когда свѣтлая дотолѣ погода вдругъ начала хмуриться, и все предвѣщало одну изъ тѣхъ бурь, которыя нерѣдко прерываютъ лѣтнее плаваніе. Мы сидѣли при тускломъ свѣтѣ лампады въ каютѣ, и всякъ расказывалъ, что зналъ, о кораблекрушеніяхъ и бѣдствіяхъ. Болѣе всего подѣйствовалъ на меня слѣдующій короткій расказъ Капитана:
"Однажды," говорилъ онъ: "плылъ я на прекрасномъ, крѣпкомъ кораблѣ, по Ньюфундландскому заливу. Въ это время случился обыкновенный въ тѣхъ странахъ туманъ, при которомъ и днемъ не видать далеко, а ночью корабль окруженъ самымъ густымъ мракомъ. Я засвѣтилъ фонари на мачтахъ, и поставилъ сторожеваго матроса, чтобъ смотрѣть за рыбачьими лодками, которые обыкновенно стоятъ на якоряхъ въ заливѣ. При свѣжемъ вѣтрѣ, ходъ корабли былъ скорый. Вдругъ закричалъ сторожевой: "передъ нами парусъ!" Но лишь только мы это услышали, какъ уже корабль нашъ переѣхалъ чрезъ судно: то была небольшая шкуна, стоявшая бокомъ къ намъ на якорѣ. Люди заснули, не догадавшись засвѣтить фонари. Мы ударились прямо въ средину этого судна. Корабль вашъ своею величиною и тяжестью раздавилъ шкуну, и мы проплыли чрезъ нее. Въ ту самую минуту, когда она съ трескомъ погружалась въ бездну, увидѣлъ я, что двое или трое несчастныхъ полунагихъ бросились изъ каюты: они выскочили изъ коекъ, чтобъ въ ту же минуту погибнуть въ волнахъ. Я слышалъ ихъ отчаянный вопль, и тотъ самый порывъ вѣтра, который принесъ къ нань сіи звуки, двинулъ насъ такъ сильно впередъ, что мы болѣе уже ничего не слыхали. Никогда не забуду этого вопля! Не скоро успѣли мы поворотить корабль на быстромъ ходу. Мы ворошились на то мѣсто, гдѣ, сколько догадывались, бѣдное суднишко стояло на якорѣ; нѣсколько часовъ разъѣзжали въ густомъ туманѣ по разнымъ направленіямъ, давали сигналы, и прислушивались, не отдадутся ли клики спасшихся; -- но все были тихо -- мы ничего не видали и не слышали."
Признаюсь, что этотъ расказъ на нѣсколько времени прекратилъ мои великолѣпныя мечты. Буря въ ночь усилилась. Море страшно волновалось. Шумъ бушующихъ волнъ быль ужасенъ; пропасти морскія то разверзались, то смыкались. Иногда казалось, что черныя облака надъ нами раздираются пламенными молніями, которыя, потухая въ лѣнящихся волнахъ, еще усугубляли наступавшій мракъ. Громъ ревѣлъ надъ бурнымъ пространствомъ моря, и раздавался между горами волнъ, повторявшими его раскаты. Видя, какъ корабль кружится и переваливается между зіяющими хлябями, то въ нихъ погружается, то поднимается вверхъ, я дивился, какъ онъ можешь сохранять равновѣсіе, и вообще держаться на водѣ. Реи (поперечныя мачты) касались воды, бугспритъ (передняя мачта) зарывался въ волнахъ. Иногда казалось, что громадная волна поглотишь его, и только искусный поворотъ руля спасалъ насъ отъ погибели.
Я удалился въ каюту, но грозная картина за мною послѣдовала. Свистъ вѣтра въ снастяхъ казался мнѣ могильнымъ воемъ; трескъ мачтъ, стонъ натягиваемыхъ веревокъ, при борьбѣ корабля съ могучими волнами, были ужасны. Слыша, какъ волны бьются о корабль и ревутъ подлѣ самыхъ ушей моихъ, я воображалъ, что смерть витаетъ вокругъ сей пловучей темницы, и ищетъ себѣ добычи: выскочи гвоздикъ, проломись дощечка, и она вторгнется насильно.
Ясный день, спокойное море и попутный вѣтеръ разсѣяли, между тѣмъ, всѣ сіи мрачные помыслы. Невозможно на морѣ не чувствовать усладительнаго вліянія прекрасной погоды и благопріятнаго вѣтра. Когда корабль на всѣхъ парусахъ, надуваемыхъ свѣжимъ вѣтромъ, стрѣлою летишь но клубящимся волнамъ -- онъ кажется могучимъ, кажется властелиномъ моря. Я могъ бы наполнишь цѣлую книгу мечтаніями морскаго плаванія, ибо для меня оно было безпрерывнымъ сновидѣніемъ -- но пора причалишь къ землѣ.
Въ прекрасное, ясное утро, съ марса раздался живительный кликъ: берегъ! Колумбъ, увидѣвъ Новый Свѣтъ, не могъ ощутить того восхитительнаго чувства, которое преисполняетъ грудь Американца при первомъ его взглядѣ на Европу. Съ однимъ этимъ именемъ сопряженъ цѣлый міръ воспоминаній. Вотъ желанная земля, заключающая въ себѣ съ избыткомъ все, что онъ слышалъ съ младенчества, о чемъ размышлялъ въ лѣта образованія!
Съ этой минуты до вступленія на берегъ, чувствовалъ я какое-то лихорадочное движеніе. Военные корабли, подобно сторожевымъ исполинамъ, плавающіе подлѣ береговъ; вдающіеся въ капалъ мысы Ирландіи; поднимающіяся къ облакамъ горы Валлиса -- всѣ сіи предметы возбуждали мое вниманіе. Плывя вверхъ по Мереею (въ Ливерпуль), смотрѣлъ я на берегъ въ подзорную трубу. Глаза мои съ неизъяснимымъ удовольствіемъ останавливались на чистенькихъ загородныхъ домикахъ, окруженныхъ зеленымъ кустарникомъ и гладкими полянами. Я увидѣлъ развалины стариннаго Аббатства, обросшія плющомъ, а за вершиною холма, высокую сельскую колокольню;-- все возвѣщало Англію. Теченіе и вѣтеръ были такъ благопріятны, что корабль, не теряя времени, могъ войти въ гавань. Насыпь ея покрыта была людьми: одни изъ нихъ прогуливались праздно, другіе съ нетерпѣніемъ ожидали друзей или родственниковъ. Я безъ труда узналъ въ толпѣ купца, къ которому адресованъ былъ нашъ корабль: расчетливый взглядъ и безпокойное движеніе ему измѣняли. Опустивъ руки въ карманы, онъ посвистывалъ въ раздумьѣ, и расхаживалъ взадъ и впередъ по тѣсному пространству, которое уступила ему на сей разъ толпа, изъ уваженія къ мгновенной его значительности.-- Между тѣмъ съ корабля и съ берегу знакомые привѣтствовали другъ друга. Особенное мое вниманіе обратила на себя молодая женщина, просто одѣтая, но необыкновенно привлекательная собою. Она подавалась головою впередъ изъ толпы народной, и пристально смотрѣла на приближающійся корабль, нетерпѣливо ища знакомаго лица. Она казалась печальною и встревоженною: вдругъ услышалъ я, что на кораблѣ слабымъ голосомъ зовутъ ее по имени. Это былъ голосъ бѣднаго матроса, который разнемогался во всю дорогу, и возбудилъ участіе всѣхъ спутниковъ. Въ хорошую погоду, товарищи выносили его на палубу, и клали на воздухъ въ тѣни. Болѣзнь его въ послѣднее время такъ усилилась, что онъ не могъ оставлять своей койки: одно его желаніе было -- предъ смертію увидѣться еще разъ съ женою. Когда мы вошли въ рѣку, его вывели на палубу; онъ держался за ванты, обратись къ берегу; но лице его до того измѣнилось, изсохло и помертвѣло, что и взоръ любви не могъ его узнать. Услышавъ звукъ его голоса, она взглянула на черты его, и однимъ взглядомъ прочитала въ немъ всю бѣдственную повѣсть. Она всплеснула руками, произнесла тихій жалобный вопль и залилась горькими слезами.
Поднялся шумъ; вездѣ смятеніе и толкотня. Знакомые привѣтствуютъ другъ друга; друзья обнимается; купцы толкуютъ и совѣтуются. Одинъ я стоялъ въ одиночествѣ и бездѣйствіи. Друзья не встрѣчали меня; никто меня не привѣтствовалъ. Я ступилъ на землю праотцевъ моихъ, но чувствовалъ, что я въ ней странникъ бездомный.