Ирвинг Вашингтон
Юмористы, или Замок Бресбидж

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Две главы из романа:
    1. Раскащикъ.
    2. Толстый господинъ. Дилижансовая повѣсть.
    Перевод Ореста Сомова.
    Текст издания: "Сѣверная Пчела", NoNo 101, 102, 104, 105, 1827.

   

Двѣ главы (*)
Изъ Вашингтона-Ирвинга.

   (*) Сіи двѣ главы взяты изъ Ирвингова романа: Юмористы, или замокъ Бресбиджъ. Здѣсь предлагаются онѣ, во-первыхъ, какъ образчикъ юморическаго расказа; во-вторыхъ, чтобы сообщить читателямъ неясный портретъ знаменитаго незнакомца, или, какъ Сочинитель называетъ, толстаго господина, изображенный во второй главъ. Кромѣ замысловатой шутки на счетъ таинственныхъ лицъ, безпрестанно встречающихся въ новыхъ романахъ, портретъ сей становится еще занимательнѣе, когда читатели узнаютъ, что подъ личиною знаменитаго незнакомца, скрывается общій ихъ знакомецъ, по крайней мѣрѣ, по своимъ сочиненіямъ.-- Сиръ-Вальтеръ Скоттъ. Шутка сія тѣмъ остроумнѣе, что тайна неизмѣннаго сего анонима, ни для кого уже не тайна: а все еще въ угоду его мы должны думать, будто бы онъ не извѣстенъ. Вальтеръ Скоттъ ни сколько не разсердился на Сочинителя за эту шутку, и самъ отшучивался довольно пространно въ предисловіи къ своему роману: Певерилъ Пикскій. Начертанный имъ въ семъ предисловіи собственный свой портретъ, не вовсе не сходенъ съ портретомъ толстаго господина. Прим. Перев.

-----

Раскащикъ.

   Самое любимое изъ вечернихъ занятій въ замкѣ и охотнѣе прочихъ предлагаемое Кавалеромъ -- состоитъ въ томъ, чтобы расказывать повѣсти. "Пріятное препровожденіе времени у камина, твердитъ онъ часто: оно было въ большой модѣ въ блаженные старые вѣки." И я думаю за правду, что Кавалеръ потому только кажется къ нему столь пристрастнымъ, что оно было любимымъ препровожденіемъ времени въ ту счастливую эпоху, когда женщины и мужчины вовсе не имѣли привычки читать.
   Какъ бы то ни были, по часто, когда разговоръ идетъ съ перемежкою послѣ ужина. Кавалеръ проситъ кого нибудь расказать повѣсть, такъ какъ прежде упрашивали пропѣть что-либо; и нельзя удержаться отъ удивленія, видя неослабное вниманіе и знаки участія, съ какими этотъ добрыя помѣщикъ слушаетъ устарѣлую повѣсть, которую имъ слышалъ уже по крайней мѣрѣ разъ сто.
   Въ одинъ вечеръ, очередь дошла до повѣстей и анекдотовъ о таинственныхъ лицахъ, кои, въ разныя времена надѣла ли шуму въ свѣтѣ и подали поводъ къ тысячѣ догадкамъ; таковы были: бродящій Жидъ, желѣзная маска, занимавшая собою всю Европу; женщина-невидимка, и наконецъ, послѣдняя по порядку, но не по важности своей -- дѣвушка съ свинымъ рыломъ.
   Подъ конецъ, всѣ приступили съ просьбою къ одному гостю, который, съ виду, нисколько не обѣщалъ въ себѣ разскащика. Это былъ сухой, блѣдный человѣкъ весь въ морщинахъ, изъ роду людей, подверженныхъ нервическимъ припадкамъ и крайне раздажительныхъ; онъ, казалось, былъ совершенно погруженъ въ думу, сидѣлъ въ концѣ стола, у ключа голову въ высокія воротникъ своего кафтана, и похожъ былъ на черепаху въ раковинѣ.
   Одна просьба о повѣсти уже какъ будто бы причинила ему нервическое волненіе, однако жъ онъ не только не отказался отъ того, о чемъ его просили, по высунулъ голову изъ своей раковины, сдѣлалъ нѣсколько странныхъ ужимокъ и судорожныхъ движеній, прежде, нежели могъ придать чертамъ своего лица настоящую ихъ правильность, а голосу своему естественный его тонъ. Послѣ всего этого, онъ предложилъ расказать во всей подробности недавнюю встрѣчу свою, вовремя путешествія, съ однимъ таинственнымъ человѣкомъ, котораго можно поставить на одну доску съ желѣзною маскою. Необыкновенный его расказъ такъ поразилъ меня, что я написалъ его здѣсь въ удовольствіе читателя, и столь вѣрно, сколько память мнѣ позволила. Мнѣ кажется, что въ немъ найдутъ всю занимательность тѣхъ таинственныхъ и романтическихъ повѣстей, которыхъ нынѣ столь жадно ищутъ.

-----

Толстый господинъ.

Дилижансовая повѣсть.

"Я увижу его, хотя бы онъ превратилъ меня въ ничто."
Гамлетъ.

   Былъ воскресный день, шелъ дождь, это было въ Ноябрѣ мѣсяцѣ, въ скучное пасмурное время года. Меня остановила въ путешествіи легкая простуда; я оправлялся, однако жъ небольшая лихорадка еще не позволяла мнѣ выходить изъ комнаты, въ постояломъ домѣ мѣстечка Дерби. Дождливое Воскресенье въ сельскомъ трактирѣ! Надобно, по несчастью, быть въ такомъ положеніи, чтобы составить себѣ о немъ понятіе. Дождь слегка стучалъ по стекламъ, и унылый звонъ колоколовъ призывалъ прихожанъ въ церковь Божію.
   Я подошелъ къ окну, въ надеждѣ найти какое либо развлеченіе для глазъ; но, какъ нарочно, комнаты мои стояли вдали отъ всего средоточія разсѣянности. Изъ спальни, я видѣлъ только черепичныя кровли, а изъ гостиной, передо мною въ перспективѣ разстилался весь задній дворъ. Не знаю, чтобы могло скорѣе отвратить отъ сей мірской юдоли, какъ задній дворъ въ дождливую погоду. Гнилая солома, съ незапамятныхъ дней утоптанная проѣзжими и конюхами, густымъ слоемъ лежала но всему двору; въ одномъ углу, куча сору выкосилась островомъ изъ середины лужи, наполненной застойною водою. Съ дюжину курицъ, забравшись подъ извощичій возъ, жались вокругъ жалкаго и щедушнаго пѣтушишка, съ котораго дождь сбилъ всю спесь; мокрый и повисшій хвостъ его скомшился войлокомъ въ одно перо, и служилъ какъ бы желобомъ для стока воды со спины. За возомъ, корова въ раздумьѣ жевала свою жвачку и съ непоколебимымъ терпѣніемъ выдерживала дождь, между тѣмъ какъ легкій паръ облачкомъ подымался со всего ея тѣла. Старая разноглазая пѣгая лошадь, наскуча одиночествомъ въ своей конюшнѣ, выставила въ окно сухощавую свою голову, на которую лилась вода съ желоба; шутъ же вблизи, несчастная собака, прикованная къ своей канурѣ, по временамъ глухо ворчала, такъ что нельзя было разобрать: выть или лаять ей хотѣлось? Кухонная служанка, дюжая замарашка, въ деревянныхъ черевикахъ, и на взглядъ еще непріятнѣе самой погоды, то туда, то сюда ходила по двору. Словомъ: все было скучно и пусто, кромѣ стада утокъ, которыя, дружески столпившись около лужи, пили изъ нея воду и громко крякали.
   Я былъ одинъ, безъ дѣла и безъ всякаго развлеченія. Отъ того моя комната мнѣ опостыла, и я тотчасъ изъ нея вышелъ въ ту, которую называютъ пріемною для проѣзжихъ. Эта общая комната, во многихъ постоялыхъ домахъ, назначается для удобства того разряда посѣтителей, которыхъ называютъ торговыми путешественниками, или и просто путешественниками,-- родъ странствующихъ рыцарей торговли, безпрестанно разъѣзжающихъ въ дилижансахъ, верхомъ и въ одноколкахъ. По моему, -- они одни въ наше время замѣнили странствующихъ рыцарей стараго вѣка. Подобно своимъ предшественникамъ, они ведутъ жизнь кочевую и разгульную;, только и разницы, что они смѣняли копье на хлыстъ; оклеенный образчиками матерій, листъ бумаги служитъ имъ щитомъ, а панцыремъ шинель. Вмѣсто того, чтобы ратовать со всякимъ встрѣчнымъ и поперечнымъ за несравненныя прелести красавицъ, они, разъѣзжая по городамъ и мѣстечкамъ, развозятъ на далекое разстояніе славу и надежность такого-то оптоваго купца или богатаго фабриканта, и всегда готовы заключать торговыя сдѣлки отъ его имени: ибо въ нашъ вѣкъ люди ищутъ людей для торговой сдѣлки, а не для богатырской раздѣлки. Какъ въ старые, феодальные вѣки, усталые рыцаря, послѣ долгаго странствія, развѣшивали по стѣнамъ большой комнаты въ гостиницѣ, тяжелые свои доспѣхи, панцирь. шлемъ и булатный мечъ, такъ и нынѣ общая комната украшается дорожными доспѣхами ихъ послѣдователей: тутъ видишь разнаго рода шинели, хлысты, шпоры, штиблеты и шляпы въ чахлахъ изъ тафтяной клеенки.
   Я думалъ найти здѣсь кого нибудь изъ сихъ почтенныхъ путешественниковъ, съ кѣмъ бы завести разговоръ: ни тутъ-то было. Правда, я увидѣлъ ихъ два или три человѣка въ общей комнатѣ, но ничего не могъ отъ нихъ добиться: одинъ доѣдалъ свой завтракъ, вздоря съ служителемъ и браня все, что ему ни подавали; другой, застегивая свои штиблеты, проклиналъ, на чемъ свѣтъ стоитъ, трактирнаго челядинца {Переводчикъ не могъ прибрать лучшаго названія для перевода Англійскаго boots; такъ называется трактирный мальчикъ, употребляемый на низкія прислуги путешественникамъ, какъ то для чистки сапоговъ, платья и т. п.} за то, что башмаки его были худо вычищены; а третій, сидя у стола, барабанилъ по немъ пальцами и смотрѣлъ, какъ дождь бѣжалъ дорожками по стекламъ. Казалось, что погода и къ нимъ привила скуку, и всѣ она вышли, другъ за другомъ, не сказавъ ни слова.
   Оставалось мнѣ только зѣвать въ окно на тамошнихъ красавицъ, которыя на цыпочкахъ шли въ церковь, прячась подъ измокшіе зонтики, и приподнявъ платьица до полъ-икры. Скоро и колоколъ пересталъ звонить, и мертвая тишина воцарилась на улицѣ. Тогда я нашелъ себѣ утѣшенье въ томъ, что смотрѣлъ на купеческихъ дочекъ, жившихъ насупротивъ; бѣдняжки остались дома, побоялись дождя, пожалѣвъ праздничныхъ своихъ нарядовъ; за то онѣ выглядывали въ окна и казали пригоженькія свои личики, надѣясь привлечь вниманіе проѣзжихъ; но суровый голосъ строгой и смѣтливой маменьки отогналъ ихъ отъ окна, и мнѣ совсѣмъ уже нечѣмъ было разсѣяться.

(Продолженіе впредь.)

"Сѣверная Пчела", No 101, 1827

Двѣ главы
Изъ Вашингтона-Ирвинга.

(Продолженіе.)

   Какъ провести этотъ долгій день? я былъ одинъ и боленъ; а въ трактирѣ, какъ будто нарочно, все разочтено, чтобъ удвоить скуку: старыя газеты, напитавшіяся пивнымъ и табачнымъ духомъ, которыя читалъ и и перечитывалъ разъ двѣнадцать, и дурные романы, еще скучнѣе дождливаго дня. Я чуть было не умеръ съ тоски, просматривая давнишній No Дамскаго Магазина. Я прочелъ разъ десятокъ всѣ мѣщанскія имена, вырѣзанныя на окнахъ честолюбивыми путешественниками, сущій поголовный списокъ Смитовъ и Брауновъ, Джаксоновъ и Джонсоновъ, и всѣхъ соновъ на бѣломъ свѣтѣ; разобралъ даже нѣсколько приторныхъ стиховъ, которые случалось мнѣ читать на трактирныхъ окнахъ во всѣхъ краяхъ міра.
   Погода все по прежнему скучна и пасмурна; черныя, тяжелыя и густыя тучи медленно тянутся; даже и въ дождѣ нѣтъ никакого разнообразія: безпрерывно тотъ же утомительный стукъ воды, которая каплетъ: токъ, токъ, токъ, и все таки токъ да токъ капля по каплѣ; часомъ только, когда зонтикъ пройдетъ подъ желобомъ, я пробуждаюсь и думаю, что дождь полилъ, какъ изъ ведра.
   Для меня было случаемъ истинно-освѣжительнымъ, (если смѣю употребитъ это модное выраженьице) {Въ подлинникѣ стоитъ слово: confortable, которое Англичане часто теперь употребляютъ, даже говоря по-Французски. Переводч.}, когда, въ теченіе утра, услышалъ я звукъ рога и увидѣлъ дилижансъ, шибко пронесшійся по улицѣ, съ дюжиной путешественниковъ на имперіялѣ, гдѣ ихъ навьючили другъ на друга. Закостенѣвъ подъ своими миткальными зонтиками, они были окутаны облакомъ паровъ, поднимавшихся съ мокрыхъ плащей и шинелей.
   Стукъ почтовой кареты вызвалъ на улицу толпы шалуновъ и безпріютныхъ собакъ, и рыжеволосаго конюха, и то неизобразимое животное, которое въ трактирахъ зовутъ челядинцемъ, и другихъ бродягъ всякаго рода и племени, кочующихъ около трактировъ. Но это движеніе было минутное: дилижансъ помчался далѣе, собаки, шалуны, конюхъ и челядинецъ разбрелись по норамъ, улица смолкла, а дождь шелъ по прежнему. Я даже почти и не надѣялся, чтобъ онъ унялся: барометръ стоялъ именно на большомъ дождѣ; полосатая хозяйская кошка, сидя въ углу камина, почищала себѣ усы и часто поводила лапкой за ухомъ, а когда я заглянулъ въ календарь, то увидѣлъ на цѣлый мѣсяцъ самыя нерадостныя предсказанія. "Дождь, дождикъ, -- сильный дождь, -- безпрерывный дождь," и все дождь, да дождь, начиная съ 1-го числа по 30-е.
   Я сталъ угрюмъ; часы тянулись для меня вѣками, даже бой маятника сдѣлался мнѣ несносенъ. Наконецъ глубокое молчаніе, господствовавшее въ трактирѣ, перервалось рѣзкимъ звономъ колокольчика. Спустя мигъ, я услышалъ на лѣстницѣ голосъ служителя: "толстый господинъ, что въ 15-мъ No, требуетъ себѣ на завтракъ хлѣба, масла, чаю, ветчины и яицъ; да чтобъ яицы были въ смятку."
   Въ моемъ положеніи, малѣйшій случай былъ важнымъ событіемъ. Здѣсь открылось мнѣ широкое поле для догадокъ; мнѣ было чѣмъ занять свое воображеніе. Я очень охотно выдумываю портреты, а въ семъ случаѣ у меня было все, что надобно. Если бы служитель назвалъ по имени жильца втораго яруса, если бъ илъ сказалъ: Г. Смитъ или Г. Браунъ, Г. Джаксонъ или Г. Джонсонъ, или просто: проѣзжій, что въ 15-мъ No; то дѣло было бы для меня ясно, какъ день, и я ни сколько бы ни обратилъ на это вниманія; но -- толстый господинъ... Такое названіе крайне защекотало мое любопытство. Одна сія черта давала уже мнѣ понятіе объ этомъ лицѣ; абрисъ его былъ набросанъ, воображеніе докончило его.
   Онъ толстъ, говорилъ я самъ себѣ, т. е. дороденъ: и такъ, по всѣмъ примѣтамъ, онъ человѣкъ пожилой: люди тучнѣютъ подъ старость. Онъ завтракаетъ поздно и въ своей комнатѣ! но этому онъ человѣкъ, привыкшій нѣжиться, и не обязанный вставать рано. Ну, точно: это какой нибудь старичокъ, съ толстымъ брюхомъ и краснымъ лицемъ.
   Колокольчикъ зазвенѣлъ снова и очень крѣпко. Толстый господинъ нетерпѣливо ждетъ завтрака. Вѣрно это человѣкъ важный, играющій въ свѣтѣ не шуточную роль, привыкшій, чтобы все мигомъ ему подавалось; охотникъ покушать и отчасти нетерпѣливъ, когда голоденъ. Это можетъ быть, (думалъ я) Лондонскій Альдерманъ; а почему жъ и не членъ Парламента?
   Понесли завтракъ, и за нимъ на короткое время послѣдовало молчаніе: видно толстый пилъ чай. Вдругъ звонокъ раздался очень громко, и не дождавшись отвѣта, зазвенѣлъ еще громче.-- Помилуй Богъ, какой бѣшеный старикъ! Служитель прибѣжалъ запыхавшись: все было дурно; масло горько, лица густы, ветчина пересолена. Толстый господинъ причудливъ; нѣтъ сомнѣнія, это одинъ изъ тѣхъ людей, которые ѣдятъ съ бранью, вертятъ кубаремъ бѣднаго служителя и живутъ въ безпрерывной войнѣ съ цѣлымъ трактиромъ.
   Хозяйка крайне разсердилась. Она была женщина пылкая и не безъ кокетства; немного сварлива, подъ часъ не совсѣмъ опрятна и однако жъ очень не дурна собою. Мужъ у нея былъ большой простакъ и очень съ руки для вздорливой женщины. Она разбранила въ пухъ своихъ служителей за то, что подали такой дурной завтракъ, но ни одного грубаго слова не сказала на счетъ толстаго господина: а это ясно доказываю, что онъ былъ человѣкъ немаловажный, имѣющій право браниться безотвѣтно и ставить все вверхъ дномъ въ трактирѣ. Снова понесли ему яицъ, ветчины, хлѣба и масла, и на этотъ разъ онъ былъ доволенъ завтракомъ; по крайней мѣрѣ не бранился.
   Едва я прошелся раза два-три но комнатѣ, какъ еще зазвенѣлъ колокольчикъ и въ минуту весь трактиръ разбѣгался, искать No Times или Morning-Chronicle, которыхъ спрашивалъ толстой господинъ. По этому онъ вигъ, или еще болѣе: по его повелительному тону, по настойчивымъ его поступкамъ, какіе онъ изъявляетъ при случаѣ, я готовъ его принять за радикала. Мнѣ сказывали, что Гунтъ довольно толстъ; почему знать, можетъ статься, это и самъ Гунтъ?
   Все сіе подстрекало мое любопытство. Я спрашивалъ у служителя, кто таковъ этотъ толстый господинъ, который столько дѣлаетъ шуму? но ничего не могъ узнать; никто даже не зналъ его имени. Хозяинъ большаго трактира рѣдко освѣдомляется объ имени и званіи проѣзжихъ своихъ постояльцевъ. Цвѣтъ ихъ платья, станъ и поступки служатъ достаточными примѣтами для ихъ означенія. Высокой или низенькой господинъ, господинъ въ черномъ или господинъ въ каштановомъ платьѣ: или, какъ въ теперешнемъ случаѣ, толстый господинъ: когда однажды пріискали такое означеніе, то и довольно; всякіе дальнѣйшіе распросы становятся безполезны.

(Продолженіе впредь.)

"Сѣверная Пчела", No 102, 1827

   

Двѣ главы
Изъ Вашингтона-Ирвинга.

(Продолженіе.)

   Дождь! дождь! и еще дождь! и все таки дождь! нѣтъ способа выказать носа на улицу, и никакою занятія, никакого развлеченія въ трактирѣ. Однако жъ слышу, ходятъ у меня надъ головою: это именно комната толстаго господина. Онъ толстъ и тяжелъ, судя по тяжести его шаговъ, и старъ, потому что носитъ башмаки, которые скрипятъ, когда онъ ступаетъ. Навѣрное это богатый я пожилой толстякъ, до сихъ поръ носящій тупоносые башмаки; и, какъ видно, онъ имѣетъ постоянныя привычки: теперь ходитъ онъ для движенія послѣ завтрака.
   Тутъ я читалъ и перечитывалъ всѣ выставленныя на каминѣ объявленія о трактирахъ и почтовыхъ каретахъ. Къ Дамскому Магазину почувствовалъ я отвращеніе: онъ сталъ мнѣ еще несноснѣе погоды. Я бродилъ, не зная, что дѣлать; наконецъ пошелъ въ свою комнату. Только что туда вошелъ, какъ услышалъ крикъ въ боковой комнатѣ. Дверь отворялась, и сильно захлопнулась, и молоденькая служанка, которая приглянулась мнѣ своимъ свѣженькимъ и веселымъ личикомъ, сбѣжала съ лѣстницы вся въ слезахъ. Толстый господинъ невѣжливо поступилъ съ нею.
   Это разстроило всѣ мои догадки: видно, незнакомецъ не старъ; старые люди не дразнятъ трактирныхъ служанокъ. Только видно онъ и не молодъ: молодой человѣкъ не возбудилъ бы противъ себя такого негодованія. Это долженъ быть человѣкъ среднихъ лѣтъ, и ужасно дуренъ собою; иначе дѣвушка не столько бы огорчилась его привязками. Признаться, это меня очень занимало.
   Спустя пять минутъ, раздался голосъ хозяйки. Я взглянулъ на нее, когда она шла вверхъ по лѣстницѣ: лице у нея пылало, чепецъ былъ на отлетѣ и языкъ въ безпрестанномъ движеніи.-- "Никакъ этого не позволю въ моемъ домѣ; о! ужь вѣрно нѣтъ! Пусть проѣзжіе платятъ хорошія деньги за то и другое; это все хорошо, но не дастъ имъ права быть дерзкими, и я никакъ не потерплю, чтобы служанокъ моихъ обижали, когда онѣ дѣлаютъ свое дѣло; нѣтъ! не потерплю!"
   Какъ я ненавижу ссоры съ женщинами, особливо съ женщинами пригожими, то ушелъ на середину комнаты, оставя дверь не притворенною; любопытство мое было возбуждено до крайности: какъ же не подслушать? Хозяйка храбро подошла подъ самые непріятельскіе шанцы, ворвалась туда силою и заперла дверь за собою. Голосъ ея трещалъ, какъ громъ, минуты двѣ или три; но скоро она мало по малу утихла, какъ вѣтеръ, завывающій въ пушномъ чердакѣ; наконецъ я услышалъ громкій хохошъ, и послѣ уже ничего не слыхалъ.
   Черезъ нѣсколько минутъ, хозяйка вышла; она усмѣхалась и оправляла свой чепецъ, который сбился не много на сторону. Когда она сходила съ лѣстницы, то мужъ спрашивалъ у нея: что случилось?-- "Вздоръ!" отвѣчала она: "эта дѣвка глупа."
   И пуще прежняго я былъ въ недоумѣнія. Что думать объ этомъ непонятномъ незнакомцѣ, который имѣетъ даръ приводить въ сердце молодую, вертлявую служанку, и перемѣнять на улыбку злость бранчивой хозяйки? По этому онъ не такъ отвратителенъ, старъ, безобразенъ и брюзгливъ, какъ я думалъ.
   Надобно мнѣ было снова приняться за дѣло, снова описать его и уже совсѣмъ другими чертами. Тутъ я представилъ себѣ его въ видѣ одного изъ тѣхъ дюжихъ молодцовъ, которые часто важничаютъ и заносятся въ деревенскихъ трактирахъ. Они охотники поѣсть и попить, повязываютъ на шеѣ платокъ по-Элегеровски {Элегеръ (Aeleher) сильный кулачный боецъ.} и пьютъ много пива, чтобы потучнѣть. Эти весельчаки побродили по бѣлому свѣту; давали въ Гейгетѣ присягу, требуемую отъ обитателей Horn's tavern {Вотъ форма сей шутовской присяги: "Клянусь не пить полпивв, когда передо мною будетъ стоять портеръ, и не ѣсть ростбифу, когда будутъ подавать жареныхъ овсянокъ, и пр. пр.}; всю жизнь свою шатаются по питейнымъ домамъ, и знаютъ всѣ плутни трактирныхъ слугъ и всѣ шашни трактирщицъ. Волокиты послѣдняго разбора, они подъ часъ бросаютъ по цѣлой гинеѣ, кличутъ всѣхъ служителей по именамъ, заигрываютъ съ служанками, болтаютъ съ конторщицей и послѣ обѣда надолго засѣдаютъ въ трактирѣ за бутылкою портвейну или за стаканомъ негусу {Негусъ родъ пуншу или глентвейна изъ вина съ водою, сахаромъ и лимоннымъ сокомъ.}.
   Такъ я цѣлое утро провелъ въ догадкахъ. Не успѣвалъ составить себѣ какого-либо образа мыслей касательно незнакомца, какъ вдругъ непредвидѣнный случай разрушалъ его до основанія и опять смѣшивалъ всѣ мои понятія. Таковы всегда бываютъ предположенія больнаго ума! У меня, какъ я сказалъ уже, нервы чрезвычайно раздражительны; и сіе безпрерывное преніе умственныхъ способностей на счетъ человѣка-невидимки, произвело свое дѣйствіе: мнѣ приключилась сильная нервическая потягота.
   Насталъ часъ обѣда. Я надѣялся, что толстый господинъ сойдетъ въ столовую, и что наконецъ я наслажусь его лицезрѣніемъ; ни тутъ-то было: ему подавали кушанье въ его комнатѣ. Что за цѣль его, запираться такимъ образомъ въ таинственномъ уединеніи? Это не можетъ быть радикалъ: что-то слишкомъ аристократическое проглядываетъ въ этомъ барскомъ усиліи отстраняться отъ другихъ людей и осудить себя просидѣть долгій дождливый день одному, съ скучною своею особою; къ тому жъ онъ слишкомъ роскошно живетъ для недовольнаго. Кажется, онъ любитъ полакомишься разными кушаньями и, какъ знатокъ, пьетъ лучшія вина. Сомнѣнія мои на сей счетъ напослѣдокъ объяснились; еще навѣрное не допилъ онъ первой бутылки, какъ послышалось, что онъ поетъ въ полголоса; я прислушиваться, и узналъ пѣснь: Cod save the King. Ясно, что это ue радикалъ, по вѣрноподданный, котораго усердіе воспламеняется за рюмкою вина, и который стоялъ бы за Короля и Правительство даже и тогда, когда бы самъ не могъ стоять на ногахъ. Кто же онъ таковъ? въ головѣ у меня бродили самыя странныя догадки. Ужь не какая ли нибудь высокая особа, путешествующая инкогнито! Ахъ, Боже мой! подумалъ я: можетъ быть, кто-либо изъ членовъ Королевский фамиліи; мнѣ помнится, всѣ она довольно дородны.
   Дождь все еще шелъ. Таинственный незнакомецъ не выходилъ изъ комнаты, и даже, какъ мнѣ думалось, не сходилъ съ креселъ, ибо не слышно было, чтобъ они двигались. Я между тѣмъ, день текъ своимъ порядкомъ и сборная комната наполнялась проѣзжими. Одни, только что съ дороги, были еще укутаны въ шинели, другіе, пробѣгавши цѣлое утро, возвратились въ трактиръ; тотъ обѣдалъ, этотъ пилъ чай. Еслибъ я былъ въ иномъ расположеніи духа, то позабавился бы наблюденіями надъ сею странною породою людей. Особенно двое показались мнѣ замѣчательными: то были походные остряки и знали наизусть всѣ шуточки, какія въ ходу между ихъ братьею, торговыми путешественниками. Они поминутно отпускали красныя словца служанкамъ, называли ихъ Луизой, Этелинзой и дюжиной другихъ именъ, столь же почетныхъ; мѣняли каждый разъ эти имена, и сами хохотали своимъ острымъ словамъ.-- Но всѣ мои мысли были приворожены къ толстому господину. Воображеніе мое гонялось за нимъ по пятамъ съ самаго утра, и ничто не могло его отвлечь.

(Окончаніе впредь.)

"Сѣверная Пчела", No 104, 1827

Двѣ главы
Изъ Вашингтона-Ирвинга.

(Окончаніе.)

   Вечеръ тянулся медленно. Проѣзжіе по два и по три раза прочли газеты; иные, усѣвшись въ кружокъ у мамина, раскалывали предлинныя исторіи при своихъ лошадей, а и приключеніяхъ своихъ въ дорогѣ, а сколько разъ ихъ колесница ломалась, и сколько разъ она падала; толковали о кредитѣ разныхъ торговыхъ домовъ и объ удобствахъ домовъ постоялыхъ. Оба остряка, о которыхъ говорилъ я передъ этимъ, расказали нѣсколько отборныхъ анекдотовъ о смазливенькихъ служащихъ и благосклонныхъ трактирщицахъ. Бесѣдуя такимъ образомъ, каждый изъ нихъ потягивалъ свой колпакъ: такъ они называли полные стаканы водки, въ которую подбавлено воды и сахару, или другой такой же смѣси. Кончивши, каждый изъ нихъ кликнулъ челядница либо служанку, и отправился на ночлегъ въ старыхъ башмакахъ съ обрѣзанными задками, изъ чего чрезъ такое чудное превращеніе вышли крайне безпокойныя туфли.
   Одинъ только остался въ общей комнатѣ. Это былъ очень малорослый человѣкъ, съ большою головою и рыжими волосами, съ толстымъ брюхомъ, которому двѣ короткія ноги служили подставками. Онъ сидѣлъ одинокъ у стола, а передъ никъ стояла полная чаша негусу; въ чашѣ была ложка. Онъ такъ управлялся, прикушивая и помѣшивая свое питье, поглядывая и опять прикушивая, чти скоро въ чашѣ остались одна только ложка. Мало по малу, онъ потянулся на креслахъ и такъ заснулъ; пустая чаша еще стояла передъ нимъ, и свѣча его какъ будто дремала: на длиной, черной свѣтильнѣ наросла цѣлая шайка нагару, отъ чего по комнатѣ разливался только слабый, брежжущій свѣтъ. Сей полу-свѣтъ и полу-мракъ имѣлъ въ себѣ нѣчто страшное. Все покоилось въ гостинницѣ; и длинные плащи проѣзжихъ, развѣшенные кругомъ комнаты, казались привидѣніями. Слышалось только чиканье маятника, тяжкое храпѣнье уснувшаго пьяницы и шумъ дождя, который капъ, капъ, капъ, и все капъ да капъ, капалъ съ кровли на мостовую. Часы на колокольнѣ пробили полночь. Въ ту же минуту я услышалъ у себя надъ головою тяжелые шаги толстаго господина, который медленно прохаживался по своей комнатѣ. Все сіе внушало нѣкоторый ужасъ, особливо человѣку въ нервическомъ волненіи, какъ я тогда былъ: и длинные плащи, вытянувшіеся подобно привидѣніямъ, и громкое храпѣнье, и отдающіеся шаги того таинственнаго существа... Однакожъ шумъ отъ его шаговъ утихалъ мало по малу, и скоро совсѣмъ прекратился. Я не могъ долѣе удерживаться. Я былъ какъ герой романа, доведенный до отчаянія.-- "Чтобъ ни случилось, вскричалъ я, но я увижу его!" Я схватилъ свѣчу и большими шагами отправился къ No 15. Дверь была отворена настежь. Я колебался съ минуту и наконецъ вошелъ: комната была пуста; широкая, глубокая софа съ подушками стояла близъ стола, на которомъ остался пустой стаканъ и листокъ Times, и по всей комнатѣ слышенъ былъ сильный запахъ Стильтонскаго сыру.
   Таинственный незнакомецъ за минуту передъ тѣмъ вышелъ: это было ясно; я пошелъ оттуда, жестоко обманутый, и отправился въ свои комнаты, которыя были уже не на задній дворъ, но съ передняго крыльца. Проходя корридоръ, увидѣлъ я пару огромныхъ сапоговъ съ отворотами, очень загрязненныхъ: то были сапоги незнакомцевъ: -- нѣтъ сомнѣнія. Но безразсудно было бы преслѣдовать столь страшное существо въ самомъ его убѣжищѣ: оно могло бы размозжишь мнѣ голову пистолетомъ, или чѣмъ-либо другимъ. И такъ я летъ въ постелю; но болѣе половины ночи провелъ безъ сна, въ ужасномъ волненіи; даже когда и сонъ посѣтилъ меня. толстый господинъ и его сапоги съ отворотами мнѣ все еще грѣзились и мучили меня въ мечтаніяхъ.
   Со всѣмъ тѣмъ, я долго проспалъ по утру. Сонъ мои былъ прерванъ необычайнымъ движеніемъ въ гостиницѣ и такою тревогою, которой сначала я никакъ не могъ себѣ изъяснишь; но когда совсѣмъ проснулся, то распозналъ, что стукъ происходилъ отъ дорожной коляски, выѣзжавшей изъ двора. Вдругъ закричали на лѣстницѣ: "Этотъ господинъ позабылъ свой зонтикъ; сыщите зонтикъ проѣзжаго, что въ 15 No." Тотчасъ послышался торопливый бѣгъ служанки по коридору; она повторяла задыхающимся голосомъ: "Вотъ онъ. вотъ зонтикъ проѣзжаго господина!"
   И такъ таинственный незнакомецъ отъѣзжалъ, и мнѣ оставалось одно только средство узнать его. Я вскочилъ съ постели, опрометью бросился къ окну, и вдругъ раздернувъ занавѣски, увидѣлъ со спины человѣка, влѣзавшаго въ коляску. Въ этотъ мигъ, вѣтеръ раздулъ полы каштановаго фрака, и явилъ передо мною во всей полнотѣ обширныя округлости, обтянутыя бѣлымъ казимиромъ. Дверцы захлопнулись: "Ступай прямо!" сказалъ какой-то голосъ. Коляска помчалась вскачь; и вотъ все, что я видѣлъ у толстаго господина. С.... <О. Сомов>

"Сѣверная Пчела", No 105, 1827

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru