Аннотация: The quality of mercy. Перевод С. А. Гулишамбаровой. Текст издания: "Міръ Божій", NoNo 1-8, 1900.
МИЛОСЕРДІЕ.
Романъ Уилльяма Д. Гоуэллса.
Переводъ съ англійскаго С. А. Гулишамбаровой.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ.
I.
Человѣкъ Нортвика, Элбриджъ, выѣхалъ въ легкихъ санкахъ на станцію желѣзной дороги встрѣтить своего барина. Поѣздъ немного опоздалъ, а Элбриджъ явился слишкомъ рано. Постоявъ на станціи нѣсколько минутъ, какъ того требовало приличіе, онъ началъ проваживать по улицѣ, взадъ и впередъ, лошадей своихъ съ подрѣзанными хвостами. На ходу ихъ тонкая шерсть вздрагивала и струилась волнистымъ лоскомъ. Онѣ медленно и свободно поднимали и опускали головы, причемъ колокольчики ихъ оглушительно звенѣли всѣ разомъ. Эти трескучіе звуки, вызванные ихъ твердымъ и сильнымъ алюромъ, замирали вдали, разсыпаясь мелкою музыкальною дробью. Все время Элбриджъ, не переставая, нѣжно разговаривалъ съ ними, уснащая рѣчь крѣпкими словечками съ безсознательною невоздержанностью простолюдина-янки, которому судьба опредѣлила жить въ лошадиномъ обществѣ. Во время остановокъ при каждомъ поворотѣ онъ выпускалъ цѣлый потокъ дружественныхъ ругательствъ въ отвѣтъ на пріятельскія проклятія трехъ или четырехъ другихъ кучеровъ, ожидавшихъ поѣзда.
-- Послушай-ка, Элбриджъ, когда же подаришь ты мнѣ эту старую шляпенку, что у тебя на головѣ?-- спросилъ одинъ изъ нихъ такимъ зычнымъ голосомъ, что Элбриджъ услыхалъ бы его за добрую полумилю, хотя разстояніе между ними было не болѣе восьми футовъ.
-- Зачѣмъ тебѣ другая подержанная шляпа, распроклятый старый колпакъ?-- огорошилъ его въ свою очередь Элбриджъ.
Тотъ весь скорчился отъ веселаго смѣха и хлопнулъ себя по ногѣ. Но тутъ послышался свистъ локомотива; онъ выпрямился снова и произнесъ: "Ладно! машина запыхтѣла, наконецъ!" словно цѣль его была достигнута.
Изъ поѣзда вышли только мистеръ Герришъ и Нортвикъ. Мистеръ Герришъ никакъ не могъ прійти въ себя отъ того замѣчательнаго обстоятельства, что проѣхалъ всю дорогу отъ Бостона въ одномъ поѣздѣ съ Нортвикомъ, не зная объ этомъ; но Нортвикъ отнюдь не былъ расположенъ раздѣлять его изумленіе. Онъ быстро проскользнулъ мимо мистера Герриша и усѣлся на мѣсто приготовленное ему Элбриджемъ въ санкахъ.
Было около шести часовъ, когда Нортвикъ поднялся къ южной окраинѣ улицы; было еще такъ свѣтло, что, пожалуй, можно было читать, и маленькая тонкая фигура человѣка, выросшая словно изъ подъ земли посреди дороги, выступила съ поразительной яркостью. Человѣкъ этотъ, должно быть, лежалъ въ снѣгу, потому что лошади съ внезапнымъ испугомъ рванулись назадъ, въ сторону отъ проѣзжей дороги, словно онъ ихъ отстранилъ рукою, заставивъ рысаковъ и сани окунуться въ ухабы снѣга.
Онъ остановился на мгновеніе. Но и этого мгновенія было достаточно ему, чтобы окинуть Нортвика презрительнымъ взглядомъ, а затѣмъ прошелся по дорогѣ неспѣшнымъишагомъ до глубокой выбоины въ снѣгу, шедшей отъ ближайшаго дома. Здѣсь онъ остановился и смотрѣлъ, какъ трудно было Нортвику успокоить лошадей и вывести ихъ снова на дорогу. Онъ не сказалъ ни слова, Нортвикъ тоже хранилъ молчаніе. Элбриджъ проворчалъ сквозь зубы: "Онъ опять нализался", а лошади дружно рванулись впередъ, зазвенѣвъ всѣми своими бубенчиками.
Нортвикъ не разжималъ губъ вплоть до въѣзда въ сосновую аллею, которая съ большой дороги вела къ его дому. Сосны были еще окутаны снѣгомъ, а ихъ нижнія вѣтви были зарыты въ сугробы.
-- Что такое съ жеребцомъ?-- спросилъ Нортвикъ.
-- Должно, тотъ малый не больно понимаетъ свое дѣло; сдается мнѣ, одна подкова плохо прилажена.
-- Не мѣшало бы осмотрѣть ее.
Нортвикъ передалъ возжи Элбриджу и вышелъ изъ санокъ у гранитной лѣстницы, которая вела въ нижній этажъ его деревянныхъ палатъ. Входъ открывался за широкую веранду въ видѣ портика съ рѣзными ажурными украшеніями изъ дерева. Несмотря на внѣшнее впечатлѣніе чего-то крайне непрочнаго, присущее всякой деревянной постройкѣ, домъ Нортвика внушалъ съ перваго же взгляда идею о полнѣйшемъ комфортѣ и уютности. Кругомъ веранды были окна съ двойными рамами. Изъ оконъ лился мягкій, ласкающій зрѣніе, свѣтъ электрическихъ лампъ, разгонявшій вечерній сумракъ. Когда двери дома распахнулись передъ Нортвикомъ, его обдало пріятнымъ тепломъ вмѣстѣ съ благоуханіемъ цвѣтовъ и вкуснымъ запахомъ обѣда.
-- Обѣдъ сейчасъ подаютъ, сэръ,-- доложилъ лакей, кладя пальто и шляпу Нортвика съ почтительной аккуратностью на столъ въ передней.
Нортвикъ остановился въ раздумьѣ. Онъ стоялъ у отдушины и разсѣянно держалъ свои руки въ пріятной теплотѣ, струившейся изъ паровыхъ трубокъ снизу.
-- Барышни думали, что вы пріѣдете домой съ слѣдующимъ поѣздомъ,-- объяснилъ лакей, когда изъ столовой донеслись звуки голосовъ.
-- Что у нихъ гости?-- спросилъ Нортвикъ.
-- Точно такъ, сэръ. Пасторъ, сэръ, мистеръ Уэдъ, сэръ.
-- Я прійду немного погодя,-- сказалъ Нортвикъ, собираясь подняться наверхъ.-- Скажите, что я поздно позавтракалъ передъ выѣздомъ изъ города.
-- Слушаю, сэрѣ,-- отвѣчалъ лакей.
Нортвикъ поднялся наверхъ, звуки его шаговъ заглушались толстымъ пушистымъ ковромъ, и повернулъ въ кабинетъ, примыкавшій въ его спальнѣ. Кабинетъ этотъ былъ гостиной его жены впродолженіи немногихъ лѣтъ ея жизни въ этомъ домѣ, который онъ построилъ для нея и въ которомъ супруги разсчитывали скоротать вмѣстѣ вѣкъ свой. Комната эта выходила на югъ и изъ нея открывался видъ на оранжереи и сады, тянувшіеся позади дома вплоть до дремучаго лѣса, за которымъ ютились живописныя дачи Южнаго Гатборо. Она сама поставила свою качалку въ амбразурѣ окна на солнечной сторонѣ и Нортвикъ не позволилъ касаться этой качалки со времени ея смерти. Въ одной изъ нишь онъ отвелъ мѣсто несгораемому шкапу, гдѣ хранились его бумаги. Жена его предназначала этотъ шкапъ для серебра, но боязнь ночныхъ воровъ заставила ее измѣнить свое намѣреніе и она всегда держала серебро въ буфетѣ, въ столовой.
Всю свою жизнь она была трусливымъ созданіемъ и, выйдя замужъ, чувствовала себя въ безопасности только въ присутствіи Нортвика. Портретъ ея, написанный Гуэтомъ {Извѣстный американскій художникъ. Прим. переводч.}, висѣлъ надъ каминомъ и въ немъ отразилась типичная черта ея душевнаго склада, хотя художникъ постарался извлечь самые выгодные эффекты изъ бѣлокурой красоты этой хрупкой женщины среднихъ лѣтъ; онъ придалъ ея лицу въ общемъ выраженіе согласовавшееся скорѣе съ его собственнымъ независимымъ, смѣлымъ стилемъ, чѣмъ съ дѣйствительностью. Въ сущности, она была одною изъ тѣхъ женщинъ съ куринымъ умомъ и мелкою душою, представляющихъ самое заурядное явленіе въ жизни; стремленія ихъ чрезвычайно ограничены и узки, а страхи и тревоги до крайности разнообразны. Ея скопидомческій инстинктъ пережилъ дни тяжелой борьбы, когда онъ являлся подспорьемъ инстинкту наживы въ Нортвикѣ. Она жила и умерла въ сладкой увѣренности, что содѣйствовала его благосостоянію, сберегая аккуратно всевозможный ничего нестоющій и никому ненужный хламъ. Но Нортвикъ былъ съ нею счастливъ пассивно, и послѣ ея смерти онъ часто вспоминалъ о ней, хотя при жизни мало придавалъ ей значенія, вслѣдствіе ея несносныхъ треволненій и полнѣйшей безполезности въ серьезныхъ дѣлахъ.
Ему часто казалось, что онъ ни о чемъ не думаетъ, а затѣмъ онъ открывалъ, что думаетъ о ней. Въ такіе дни онъ тосковалъ и больно чувствовалъ ея потерю. Но, быть можетъ, тутъ скорѣе дѣло было въ привычкѣ, а не въ привязанности. Теперь онъ опустился на свое вертящееся кресло и повернулъ его отъ письменнаго стола, стоявшаго на коврѣ передъ каминомъ; онъ взглянулъ въ глаза портрета, ощущая ея неуловимое присутствіе въ немъ и страстно желая успокоить свою душу въ ея душѣ. Она была единственнымъ существомъ, которое онъ могъ заставить по своему желанію не видѣть его такимъ, каковъ онъ былъ на самомъ дѣлѣ. Она никогда бы не повѣрила даже его словамъ, скажи онъ ей, что онъ воръ. А такъ какъ онъ намѣревался идти все дальше и дальше по пути воровства, то ея любовь сгладила бы ему этотъ путь, слѣпо принявъ тѣ умозрѣнія и соображенія, которыя лежали въ основѣ его намѣреній и служили для нихъ прикрытіемъ подъ видомъ вынужденныхъ обстоятельствъ. Онъ думалъ, что даже родная мать не могла бы оказать ему такую поддержку; она могла бы имѣть къ нему состраданіе, но онъ не нашелъ бы у нея поблажки. Въ тайникѣ своего сердца, подъ видомъ всевозможныхъ оговорокъ, Нортвикъ отлично зналъ, что никакое состраданіе не могло ему помочь. Но онъ нуждался въ немъ. Мы всѣ нуждаемся иногда въ томъ, что для насъ отрадно и дурно. Сдѣлавшись воромъ и намѣреваясь въ душѣ имъ остаться, онъ искалъ въ изображеніи лица покойной жены убѣжища отъ взгляда всѣхъ живыхъ людей. Лицо это не могло считать его за вора.
Это слово такъ сильно занимало его мысль, что казалось вотъ-вотъ оно сорвется у него съ языка. Этимъ словомъ назвалъ его предсѣдатель совѣта директоровъ общества, когда фактъ его мошенническихъ продѣлокъ съ компанейскими книгами былъ поставленъ ему на видъ съ такою ясностью, что съ его стороны стало невозможнымъ даже безумное отрицаніе, къ которому инстинктивно прибѣгаетъ каждый преступникъ. Остальные директора сидѣли смущенные и печальные и не произнесли ни слова. Заурядная пошлость повседневной жизни не развила въ нихъ способности къ сильному выраженію своихъ эмоцій. Однако, предсѣдатель совѣта вскочилъ съ своего мѣста и подошелъ къ Нортвику съ угрожающимъ видомъ.
-- Что значить вся эта канитель, милостивый государь? Я скажу вамъ сейчасъ, что она такое. Это значить, что вы -- воръ, милостивый государь, все равно, какъ еслибы вы стащили у меня кошелекъ изъ кармана или украли мою лошадь, или унесли мое пальто изъ передней.
Онъ трясъ сжатымъ кулакомъ у самаго носа Нортвика и казалось вотъ-вотъ схватитъ его за горло. Впослѣдствіи онъ больше другихъ директоровъ склонялся къ милосердію. Онъ подалъ голосъ за то, чтобъ Нортвику были даны три дня отсрочки на приведеніе въ порядокъ его дѣлъ и на представленіе директорамъ доказательства, что онъ обладаетъ сполна средствами, какъ онъ утверждалъ, для пополненія дефицита.
-- Мнѣ хотѣлось бы, чтобы вамъ удалось раздѣлаться съ этимъ ради вашего семейства,-- сказалъ ему предсѣдатель на прощанье;-- но все равно, милостивый государь, вы воръ.
Онъ величественно заложилъ руки въ карманы, когда остальные директора, прощаясь съ Нортвикомъ, обмѣнялись съ послѣднимъ безсмысленными рукопожатіями, и прошелъ мимо него торопливымъ шагомъ, не глядя на него. Затѣмъ онъ неожиданно вернулся назадъ я сказалъ ему приблизительно слѣдующее:
-- Если бы дѣло касалось лишь одного васъ, я съ радостью потерялъ бы большую сумму чѣмъ та, которую вы у меня украли, лишь бы имѣть удовольствіе видѣть, какъ на ваши руки констебль надѣнетъ кандалы въ этой комнатѣ и отведетъ васъ въ тюрьму по улицѣ, на виду у всѣхъ. Вы одинъ честный человѣкъ, ни одинъ человѣкъ не сдѣлалъ бы того, что сдѣлали вы, не будь онъ мошенникомъ въ душѣ. Вы цѣлые годы плутовали съ книгами и съ такою дьявольскою ловкостью умѣли замазать всѣмъ глаза, что по сей день никто ничего не подозрѣвалъ. Вы употребили много ума на вашу мошенническую работу, милостивый государь, вы затратили на нее весь свой умъ сполна; не будь вы такъ рьяны въ вашемъ стремленіи воровать удачно, вы бы старались воспользоваться своими кражами съ большимъ умомъ. У васъ могло бы остаться кое-что изъ наворованнаго, но, повидимому, вы все промотали глупѣйшимъ образомъ, ни дать ни взять, какъ мелкотравчатый жуликъ... Да, милостивый государь, по моему, вы принадлежите именно къ этому низкосортному типу воровъ. Я не могу уважать васъ даже въ вашей собственной сферѣ дѣятельности. Но я хочу дать вамъ просимую вами возможность ради вашей дочери. Она постоянно бывала у меня въ домѣ вмѣстѣ съ моей дочерью, я привыкъ смотрѣть на нее, какъ на своихъ родныхъ дѣтей, и я готовъ сдѣлать все, чтобы избавить отца ея отъ тюрьмы. Поймите меня хорошенько! У меня нѣтъ ни малѣйшаго сочувствія къ вамъ, Нортвикъ. Мнѣ было бы пріятно увидѣть такого мошенника, какъ вы, въ арестантской курткѣ, за работою сапожныхъ щетокъ. Но вамъ будетъ дана возможность отправиться домой и поразмыслить, въ состояніи ли вы расплатиться такъ или иначе. Пока что, васъ оставятъ въ покоѣ. Въ теченіе трехъ дней вы сохраните передъ свѣтомъ свой декорумъ... Но если вамъ угодно знать мое желаніе, то для васъ было бы лучше всего -- по дорогѣ домой быть раздавленнымъ встрѣчнымъ поѣздомъ.
Слова и взгляды этого человѣка были выжжены въ памяти Нортвика, которая теперь, казалось, обладала способностью воспроизводить ихъ одновременно. Нортвику живо представилось его багровое лицо съ глазами на выкатѣ и его огромный, колеблющійся животъ, которымъ онъ ударился о косякъ двери, когда, уходя, быстро повернулся во второй разъ. Остальные директора стояли тутъ же кругомъ, въ застегнутыхъ до верху пальто,-- одни изъ нихъ были въ шляпахъ и имѣли такой видъ, словно ихъ пришибло обухомъ, другіе держали свои шляпы въ рукахъ, опустивъ глаза внизъ съ подобающимъ отсутствіемъ выраженія, словно на похоронахъ. Затѣмъ они удалились, оставивъ его одного въ кабинетѣ казначея.
II.
Если бы предсѣдатель воздержался отъ бурнаго выраженія своего негодованія, Нортвикъ могъ бы уйти изъ собранія послѣ огласки своихъ растратъ, безъ вреда для своего личнаго достоинства. Но при данныхъ обстоятельствахъ онъ чувствовалъ себя, что называется, сбитымъ съ позиціи; однако, благодаря преобладающему свойству его характера, онъ снова подбодрился и вернулъ свою прежнюю неунывающую самоувѣренность. Такая перемѣна настроенія совершилась въ немъ очень быстро. Онъ слишкомъ привыкъ "воображать" себя человѣкомъ, который употребляетъ ввѣренные ему вклады на различныя предпріятія рискованнаго характера, порою успѣшныя, а подчасъ прогоравшія, но во всѣхъ случаяхъ обезпеченныя его личною честностью и денежной благонадежностью. Въ самомъ дѣлѣ, онъ уже не разъ пополнялъ до чиста всѣ взятыя имъ суммы и, практикуя эти сдѣлки, понемногу сталъ такъ же вѣрить самому себѣ, какъ вѣрили ему люди, не подозрѣвавшіе о его неправильныхъ дѣйствіяхъ. Ему льстило, такъ или иначе, полное довѣріе, которое они къ нему питали, хотя онъ и считалъ, что ему оказывали только должное. Онъ всегда заслуживалъ довѣріе и пользовался имъ со стороны лицъ, вступавшихъ съ нимъ въ дѣловыя отношенія, и мало-по-малу сталъ смотрѣть на капиталъ товарищества, какъ на свой собственный въ практическомъ смыслѣ. Когда онъ вступилъ въ это общество, оно было значительно обязано своимъ процвѣтаніемъ его умному и заботливому управленію, и только въ послѣднее время, запутавшись непріятнѣйшимъ образомъ въ этихъ желѣзнодорожныхъ спекуляціяхъ, онъ увидалъ нѣчто неправильное въ своихъ тайныхъ заимствованіяхъ изъ довѣренной ему кассы. Это было несоблюденіе установленныхъ формальностей,-- онъ и не думалъ отрицать этого, но лишь простое несоблюденіе -- и только. А тутъ его убытки внезапно возросли, и онъ уже не былъ въ состояніи покрыть ихъ. Вотъ тогда-то онъ впервые прибѣгнулъ къ тому способу веденія торговыхъ книгъ, который, по выраженію разсвирѣпѣвшаго предсѣдателя, былъ мошенническимъ. Даже на эту крайнюю мѣру онъ смотрѣлъ, какъ на законное средство самозащиты на время, пока ему не удастся покрыть своихъ убытковъ другими боіѣе счастливыми спекуляціями. По временамъ счастіе, какъ будто, улыбалось ему; и всякій разъ, когда онъ представлялъ самому себѣ "въ лицахъ" свое объясненіе съ директорами, что онъ дѣлалъ часто, въ особенности за послѣднее время, ему легко удавалось убѣдить ихъ въ благонамѣренности своихъ побужденій и благопристойности своего поведенія, обративъ ихъ вниманіе на эти удачные "гешефты" и за вѣроятность, полнѣйшую вѣроятность, что въ извѣстный моментъ онъ будетъ въ состояніи уплатить все. Онъ называлъ такой образъ дѣйствій "займомъ", и благодаря долговременной привычкѣ отпускать себѣ самому эти ссуды и возмѣщать ахъ, понемногу освоился съ смутной мыслью, что товарищество само принимало участіе въ этихъ тайныхъ ссудахъ, что было почти рѣшенное дѣло.
Рѣзкія слова предсѣдателя явились первымъ указаніемъ, которое коснулось самого существа его дѣланной самоувѣренности; онъ ясно увидалъ, что его поступокъ ставилъ его во всѣхъ отношеніяхъ на одну линію съ тѣми безумными расхитителями общественной собственности, разоблаченіе и бѣгство которыхъ въ Канаду сдѣлалось общимъ мѣстомъ въ каждой утренней газетѣ. Въ присутствіи директоровъ онъ отказывался признаться въ этомъ самому себѣ; но когда они удалялись и онъ остался одинъ, истина предстала передъ нимъ во всей своей неприглядной наготѣ. Онъ уподобился тѣмъ дуракамъ, поступая точь въ точь какъ они и такимъ же манеромъ. И побужденіе, и основанія у него были тѣ же, что у нихъ. Всѣ они пользовались для своихъ рискованныхъ дѣлъ и дѣлишекъ чужими деньгами, въ надеждѣ возмѣстить ихъ, а затѣмъ оказывались несостоятельными и старались "улизнуть" подъ шумокъ, по выраженію газетъ.
Дополнитъ ли онъ это сходство и улизнетъ ли подобно имъ? Онъ еще не хотѣлъ признаться самому себѣ, что уже рѣшилъ этотъ вопросъ. Онъ никогда не думалъ, не гадалъ, что ему надобно будетъ прійти къ такому рѣшенію, но когда предсѣдатель пожелалъ ему по пути домой погибнуть отъ несчастнаго столкновенія встрѣчныхъ поѣздовъ, у него мгновенно блеснула мысль, что одною изъ трехъ предстоявшихъ передъ нимъ альтернативъ было "улизнуть". Онъ могъ выбрать самоубійство, что предполагалось "благороднымъ" способомъ выйти изъ затруднительнаго положенія; тогда семьи его не коснулся бы позоръ его преступленія. Вопросъ о самоубійствѣ иногда обсуждался въ его присутствіи и всѣ до единаго соглашались, что оно было единственнымъ исходомъ для джентльмена, разъ тотъ укралъ чужія деньги и не былъ въ состояніи вернуть ихъ. Существовало нѣчто другое для человѣка другого пошиба, съ менѣе покладистой совѣстью: предстать на судъ за растрату и утайку товарищескихъ вкладовъ и понести заслуженное наказаніе. Или же ему оставалось "улизнуть", если только онъ способенъ на такое низкое дѣло. Вопросъ для Нортвика заключался въ томъ, былъ ли онъ способенъ на такое низкое дѣло, и "улизнувъ" не становился ли онъ тѣмъ самымъ въ разрядъ людей, способныхъ на пакости, и тайное бѣгство, само по себѣ, не дѣлало ли его человѣкомъ низкаго сорта?
Это былъ жестокій вопросъ для его личнаго достоинства, неприкосновенность котораго онъ такъ тщательно оберегалъ. Онъ носилъ въ себѣ чувство приличія, можно сказать, отъ рожденія. Если у него было какое-либо врожденное влеченіе, то это было влеченіе къ почету, желаніе, чтобы его уважали за ту личину, которую онъ принималъ на себя.
Желаніе почета было въ немъ еще сильнѣе оттого, что отецъ его никогда имъ не пользовался. Быть можетъ, наслѣдственная черта нашла въ немъ выраженіе, перейдя черезъ одно поколѣніе; быть можетъ, какое-нибудь вліяніе, предшествовавшее его рожденію, создала эту типичную особенность его характера. Мать его постоянно старалась поддержать достоинство человѣка, за котораго вышла замужъ, въ глазахъ своихъ сосѣдей; но мужъ ея никогда не помогалъ ея усиліямъ. Онъ получилъ званіе врача, но никогда не занимался врачебною практикою. Занимаясь продажей лѣкарствъ и книжнымъ дѣломъ въ деревнѣ, онъ больше заботился о ея просвѣщеніи, чѣмъ о процвѣтаніи своей аптеки. Онъ любилъ собирать до полуночи старыхъ друзей и знакомыхъ въ своей лавкѣ вокругъ печки, гдѣ пылали дрова, и разсуждать съ ними о нравственности и религіи. Разъ вечеромъ, отрицая непреложность библейскаго вдохновенія, онъ отпустилъ лѣкарство на своему рецепту не изъ той банки, что слѣдовало, и больной умеръ, вслѣдствіе его ошибки. Позоръ и бѣдственное положеніе сокрушили сердце его жены. Но онъ дожилъ до глубокой безцвѣтной старости, пользуясь поддержкою своего сына, при полнѣйшемъ отсутствіи занятій. Старшій Нортвикъ иногда говорилъ о своемъ сынѣ и объ его успѣхахъ, говорилъ не хвастливо, а съ нѣкоторымъ сарказмомъ объ источникѣ его щедрости, какъ о дѣтищѣ, обманувшемъ его надежды. Онъ звалъ его Мильтомъ и говорилъ, что, по его мнѣнію, Мильтъ долженъ быть теперь самодовольнѣйшимъ человѣкомъ въ штатѣ Массачусетсъ; при этомъ Нортвикъ-отецъ дѣлалъ предположеніе, что есть вещи достойныя большаго вниманія, чѣмъ матеріальныя блага. Онъ не говорилъ, какія именно, да врядъ ли съ его мнѣніемъ согласилось бы большинство обитателей этой деревни; не признало бы также это большинство, что казначею Понкуассэтскихъ заводовъ можно было считать себя обиженнымъ судьбою, имѣя отца, который пустилъ его на житейское поприще съ именемъ Джона Мильтона. Добрые деревенскіе люди звали его также Мильтомъ въ разговорахъ между собою; пожалуй, нашлись бы между ними и такіе вольнодумцы, которые назвали бы его такъ и въ глаза, еслибы ему вздумалось когда-нибудь вернуться въ свою родную деревню. Но онъ не думалъ объ этомъ. Добрые люди знали, по слухамъ, что у него была великолѣпная лѣтняя резиденція въ Гатборо, гдѣ онъ проводилъ свое время, когда не жилъ въ своемъ домѣ, въ Бостонѣ; а когда имъ удавалось провѣрить черезъ дачниковъ, которые звали его или слыхали о немъ, какъ далеко онъ пошелъ въ гору, они были смутно польщены фактомъ его житейскихъ успѣховъ, точь въ точь какъ многіе изъ насъ гордятся своею принадлежностью къ націи, въ которой мы являемся фиктивно обогащенными нашимъ согражданствомъ съ массою всевозможныхъ милліонеровъ. Они не осуждали Нортвика за то, что онъ ни разу не пріѣхалъ повидаться съ отцомъ и ни разу не пригласилъ его погостить у себя; вѣдь они ежедневно видали стараго Нортвика и понимали, что онъ былъ, какъ говорится, совсѣмъ не ко двору человѣку, сіявшему такимъ ослѣпительнымъ блескомъ всеобщаго почета... Старый Нортвикъ ничего, ровнехонько-таки ничего не сдѣлалъ для Мильта; никогда даже не бывалъ съ нимъ; малый оставилъ его и самъ проложилъ себѣ дорогу; и старикъ не вправѣ жаловаться; коли, чего добраго, Мильтъ прекратитъ выдачу ему пайка, что-то тогда запоетъ старикашка...
III.
Однако, мѣстное мнѣніе едва ли справедливо обвиняло стараго Нортвика въ плохомъ исполненіи его отцовскихъ обязанностей. Его строгіе судьи не могли понять, до какой степени нѣкоторыя способности, если не наклонности, унаслѣдованныя Нортвикомъ отъ отца содѣйствовали созданію того самаго почетнаго положенія, передъ которымъ они благоговѣли. Ранніе разговоры о книгахъ, знакомство съ чисто внѣшней стороной литературы, какъ оно ни было ограничено, помогло Нортвику позднѣе прослыть за человѣка образованнаго, если не начитаннаго, у людей, которые сами было менѣе начитаны, чѣмъ образованы. Всѣ люди, съ которыми, благодаря своимъ дарованіямъ, ему пришлось сойтись въ Бостонѣ, вышли изъ стѣнъ Гарвардскаго университета и никакъ не могли вообразить себѣ знакомаго съ такими благородными, спокойными манерами, какъ у Нортвика, который бы не получилъ также университетскаго образованія. По нѣкоторымъ безошибочнымъ признакамъ, которые остаются присущими намъ въ теченіе всей жизни, они тотчасъ же узнавали въ немъ провинціала и стали думать, что онъ вышелъ изъ свѣжеиспеченнаго университета. Они говорили: "вы изъ Дартмутскаго университета, Нортвикъ, не правда ли?" или "Я думаю, вы изъ Уильямскаго университета". А когда Нортвикъ отвѣчалъ отрицательно, они забывали объ этомъ и у нихъ сложилось какъ-то само собою убѣжденіе, что онъ учился въ одномъ изъ этихъ провинціальныхъ университетовъ. Точно такимъ же образомъ думали -- отчасти благодаря его имени -- что онъ принадлежалъ къ одной изъ тѣхъ старинныхъ пасторскихъ фамилій, которыя встрѣчаются въ горахъ и въ которыхъ вся молодежь изучаетъ греческихъ классиковъ, а весною занимаются сахаровареніемъ, и что его родная мать подготовляла его къ университету.
И въ самомъ дѣлѣ, было что-то пасторское въ манерахъ и въ походкѣ Нортвика. Многіе даже думали, что онъ готовилъ себя къ пасторской службѣ и занялся торговыми предпріятіями, чтобы помочь своему семейству. Ложное представленіе о его литературныхъ познаніяхъ находило себѣ наглядное подтвержденіе въ библіотекѣ, занимавшей выдающееся мѣсто какъ въ его бостонскомъ домѣ, такъ и въ его резиденціи въ Гатборо. Въ Гатборо у него, дѣйствительно, была обширная библіотека, такъ прелестно и роскошно обставленная, что сразу внушала вамъ мысль о высокообразованномъ семействѣ. Члены его предпочитали проводить въ ней время и рѣдко бывали въ гостиной, которая была гораздо меньше. Эта великолѣпная комната, бѣлая съ золотомъ, на сѣверной сторонѣ дома, открывалась только для танцевъ, когда собиралось много гостей. Большинство посѣтителей совсѣмъ не видали ея и она оставалась запертой,-- такая же загадочная, какъ память о женѣ Нортвика. Добрые люди думали, что жена его умерла во время, чтобы избавить его и дѣтей отъ обидныхъ послѣдствій одного изъ тѣхъ романическихъ союзовъ по любви, ради котораго честный человѣкъ пожертвовалъ собою дѣвушкѣ, стоявшей гораздо ниже его по уму. Никому изъ его кружка не было извѣстно, что въ основу его благосостоянія было положено приданое, принесенное ею, и непоколебимое постоянство ея вѣры въ него. Она была, какъ большинство женщинъ, преданной дочерью церкви, но въ дѣйствительности ея закономъ былъ Нортвикъ; а такъ какъ ничто не освящаетъ такъ сильно божества, какъ слѣпая преданность его поклонниковъ, то Нортвикъ по временамъ дѣлался достойнымъ ея вѣры въ него, именно благодаря силѣ этой вѣры.
По своему, онъ отвѣчалъ на ея любовь взаимностью; онъ былъ не такого рода человѣкъ, чтобы разбрасывать свои влеченія направо и налѣво, быть можетъ, потому, что влеченій этихъ было у него немного и ихъ легко было удержать вмѣстѣ; быть можетъ, отчасти потому, что убѣжденія не позволяли ему сворачивать съ прямой дороги долга. Онъ былъ не только вѣренъ женѣ въ пассивномъ смыслѣ, но оставался преданъ ей неизмѣнно въ болѣе положительномъ значеніи этого слова. Когда они выступили въ большой свѣтъ и его дѣловитость и дарованія сблизили его съ людьми гораздо болѣе высокаго поста, чѣмъ онъ самъ, онъ уступилъ ея боязливому нежеланію воспользоваться удобнымъ случаемъ возвышенія на общественной лѣстницѣ и держался съ нею въ сторонѣ. Долѣе, чѣмъ ему было нужно, онъ сохранилъ обликъ провинціала, что развило въ немъ скрытность извѣстнаго рода, которая заставляетъ насъ держаться на сторожѣ. Только послѣ смерти жены, когда его дочери стали появляться чаще въ тѣхъ сферахъ, куда имъ давали доступъ его богатства и дѣловыя связи, онъ началъ изрѣдка бывать въ великосвѣтскихъ салонахъ. Но дѣлалъ онъ это, главнымъ образомъ, для дѣтей, а самъ продолжалъ оставаться вполнѣ вѣрнымъ памяти своей жены и, повидимому, ему ни на минуту не приходила мысль о вторичной женитьбѣ.
Онъ всталъ со стула, на которомъ сидѣлъ, вглядываясь въ ея портретъ, и направился къ несгораемому шкапу возлѣ окна. Но онъ остановился здѣсь, нагнувшись надъ шкапомъ, чтобы открыть секретный замокъ, и бросилъ черезъ плечо быстрый взглядъ въ темное окно. Хорошо знакомая красота пейзажа неудержимо потянула его къ окну. Онъ зналъ тогда же, что глядитъ на эту красоту въ послѣдній разъ, хотя въ слѣдующее мгновеніе былъ способенъ доказывать совершенно обратное и оправдывать заранѣе обдуманный поступокъ намѣреніями поскорѣе вернуть растраченныя деньги и выйти съ честью изъ затруднительнаго положенія.
Онъ долго пробылъ въ раздумьѣ передъ каминомъ. Луна уже взошла и озарила темныя купы сосенъ съ южной стороны и группу надворныхъ строеній. Послѣднія играли, такъ сказать, роль передаточнаго механизма въ его домашней жизни, служа всѣмъ ея нуждамъ и удовольствіямъ. Подъ оранжереями съ ихъ длинными стекляными стѣнками, отражавшими лучи луннаго свѣта на подобіе гладкой поверхности воды, была установлена огромная паровая печь, которая снабжала эти оранжереи лѣтнимъ климатомъ посредствомъ тяжелыхъ трубъ, уложенныхъ подъ основаніемъ и проведеннымъ въ каждую комнату роскошнаго дома. Изъ высокой домовой трубы надъ теплицами перистыми клочьями вырывался паръ и ночнымъ вѣтеркомъ разносился, въ видѣ прозрачныхъ серебристыхъ струекъ. Позади теплицъ находились прохладные виноградники. А далѣе, налѣво, стояли конюшни. Въ чистенькомъ, уютномъ уголкѣ этой низкой громады Нортвикъ замѣтилъ свѣтящіяся окна домика, гдѣ жилъ кучеръ со своей семьей. Позади конюшенъ находились коровникъ и молочная ферма съ мызой. Дѣловые друзья Нортвика говорили въ шутку, что иногда у него можно было купить масло болѣе чѣмъ наполовину дешевле того, во что оно обходилось ему самому, и эта шутка льстила Нортвику, чувствовавшему себя въ своемъ помѣстьѣ такимъ же важнымъ, какъ какой-нибудь феодальный баронъ. Его молочная ферма была очень велика, и притомъ съ превосходными пастбищами; рогатый скотъ его значился въ родословной книгѣ образцовыхъ породъ; онъ воспитывалъ лошадей, которыхъ продавалъ иногда какому-нибудь пріятелю. Лошади его настолько отличались отъ первоначальныхъ своихъ родичей, что сами по себѣ представляли почти особую расу; они считались десятками и сотнями въ его конюшняхъ и на его лугахъ. Вся группа построекъ, занятыхъ подъ конюшни и скотный дворъ, была такъ велика, что походила на древню, устроенную на общинныхъ началахъ.
Въ затишьѣ лунной ночи Нортвикъ любовался своими владѣніями, словно то было расширеніе и дополненіе его самого, до такой степени полно воспроизводили они его личные вкусы и такъ тѣсно была съ ними связана исторія честолюбивыхъ стремленій всей его жизни. Онъ понималъ съ безпощадною ясностью, что, уходя отсюда, онъ въ буквальномъ смыслѣ отрывается отъ всего этого. И въ этомъ будетъ его истинное мученіе; вѣдь дѣти могутъ пріѣхать къ нему, а домъ его останется позади его. Но, вѣдь, онъ удаляется отсюда только на время, пока будетъ въ состояніи возстановить свое доброе имя, вернется при условіяхъ, которыя ему не трудно будетъ поставить, когда онъ снова почувствуетъ подъ ногами твердую почву. Онъ подумалъ о томъ, какое счастіе, что въ этотъ промежутокъ времени помѣстье не могло быть отчуждено; какое счастіе, что въ самомъ началѣ онъ перевелъ его законнымъ порядкомъ на имя жены въ тѣ дни, когда еще имѣлъ полное право сдѣлать это, а она завѣщала его своимъ дѣтямъ съ воспрещеніемъ отчуждать его. Лошади и рогатый скотъ могутъ быть и, по всей вѣроятности, будутъ проданы,-- онъ содрогнулся при этой мысли,-- но земля и домъ -- сполна, кромѣ мебели и картинъ, принадлежали дѣтямъ и должны были остаться въ ихъ пользованіи неприкосновенно. Картины были его собственностью, ему приходилось лишиться ихъ вмѣстѣ съ рогатымъ скотомъ и лошадьми. Но взамѣнъ ихъ онъ возьметъ десять -- двѣнадцать тысячъ долларовъ; эту сумму онъ долженъ прибавить къ своимъ потерямъ и постараться по возможности примириться съ этимъ.
Во всякомъ случаѣ, чтобы ни говорили и ни дѣлали, оставался въ проигрышѣ главнѣйшимъ образомъ онъ. Если онъ былъ воромъ, какъ сказалъ тотъ человѣкъ, то онъ могъ доказать, что обкрадывалъ себя на два доллара за каждый долларъ, украденный имъ у всякаго другого. Если онъ намѣренъ теперь усугубить свое воровство, унеся съ собою сорокъ три тысячи долларовъ изъ компанейскаго капитала, которыя были въ его распоряженіи, то, разумѣется, онъ имѣлъ въ виду не одинъ лишь свой личный интересъ. Деньги эти должны послужить ему средствомъ для возмѣщенія всѣхъ прежнихъ убытковъ; да притомъ тѣ самые люди, съ которыми онъ будетъ въ состояніи сполна расплатиться, благодаря упомянутымъ деньгамъ, считали ихъ потерянными.
Въ душѣ Нортвика вспыхнуло почти гордое чувство, когда онъ уяснилъ себѣ этотъ вопросъ. Добавочное воровство представлялось почти въ свѣтѣ долга; въ самомъ дѣлѣ, его обязанностью было удовлетворить тѣхъ, кому онъ причинилъ вредъ, если допустить, что онъ причинилъ его кому-либо, и первымъ долгомъ его было обезпечить за собою средства выполнить эту обязанность. Если эти деньги, которыя, такъ сказать, само Провидѣніе оставило въ его рукахъ, были бы имъ просто-на-просто переданы теперь обществу, то онѣ отнюдь не поправили бы сущности дѣла, а его лишили бы всякой надежды вернуть своимъ компаньонамъ всю сумму, "занятую" имъ. Снова онъ пришелъ къ этому слову, оно его подкрѣпило, и онъ снова повернулся къ шкапу, чтобы отворить секретный замокъ и заручиться этими деньгами, такъ какъ чувствовалъ теперь нездоровую потребность имѣть ихъ въ своихъ рукахъ; но внезапно ему сдѣлалось дурно,-- была ли то дурнота душевная или желудочная, Богъ вѣсть,-- онъ приподнялся и прошелся по комнатѣ.
Онъ увидалъ, что, несмотря на наружное спокойствіе, которому онъ дивился въ самомъ себѣ, онъ находился подъ какимъ-то сильнымъ внутреннимъ гнетомъ и долженъ освободиться отъ этого тяжелаго ощущенія, если хочетъ довести свое дѣло до конца. Онъ приподнялъ оконную раму и, придерживая ее рукою, постоялъ на холоду, вздрагивая отъ пахнувшей въ комнату сильной струи морознаго воздуха. Но холодъ подкрѣпилъ его, и, когда спустя нѣсколько минутъ онъ опустилъ окно, слабости его какъ не бывало. Однако, онъ все еще откладывалъ свое "дѣло". Времени у него было довольно. Онъ повидается съ дочерьми и скажетъ имъ, что ему необходимо уѣхать съ первымъ утреннимъ поѣздомъ.
Онъ снялъ башмаки, надѣлъ туфли и тужурку; онъ вышелъ на площадку лѣстницы и прислушался къ голосамъ, доносившимся изъ библіотеки. Онъ могъ уловить только женскіе голоса и заключилъ изъ этого, что молодой человѣкъ, обѣдавшій съ его дочерьми, уже ушелъ. Онъ прошелъ назадъ въ свою спальню и въ зеркалѣ увидалъ передъ собою лицо вора безъ маски. Однако, онъ смотрѣлъ въ зеркало вовсе не съ тою цѣлью, чтобы получить такое изображеніе самого себя: онъ только хотѣлъ узнать, не подумаютъ ли его дѣти, что онъ боленъ, при видѣ его блѣднаго лица.
IV.
Нортвикъ крѣпко любилъ обѣихъ своихъ дочерей; если онъ высказывалъ больше нѣжности къ младшей, то это происходило оттого, что она ласкалась къ своему отцу болѣе по новому, по городскому. Старшая, которая была гораздо старше по лѣтамъ, слѣдовала старомодному деревенскому обычаю сдержанности; она оставалась безмолвной и продолжала сидѣть, когда отецъ входилъ въ комнату, хотя съ удовольствіемъ и участіемъ смотрѣла на обмѣнъ нѣжностей между нимъ и ея сестрой. Ее звали Аделиной, какъ звали и ея мать, и она казалась теткой своей юной сестры. Она была худа и высока, и страдала плохимъ пищевареніемъ, вслѣдствіи чего казалась на видъ слабѣе, чѣмъ была на самомъ дѣлѣ. Она сообразовалась съ перемѣной окружающей обстановки, перемѣной, съ которою она свыклась почти также сознательно, какъ ея родители, и одѣвалась богато и по модѣ; она больше всего любила шелковыя платья коричневаго или темнаго цвѣта. Она носила множество колецъ на своихъ тонкихъ костлявыхъ пальцахъ.
Другую дочь Нортвика звали Сюзэтой,-- это имя было ей дано по капризу ея матери. Но сокращеніе его въ односложное ласкательное лучше шло къ величавой красотѣ этой дѣвушки, чѣмъ полное имя, въ которомъ слышится что-то соблазнительно-заманчивое.
-- Отчего ты не пришелъ къ намъ, папа?-- спросила она.-- У насъ былъ мистеръ Уэдъ; онъ остался къ обѣду.
Она улыбнулась и ему было больно видѣть ее въ такомъ необычайно счастливомъ настроеніи. Онъ сознавалъ, что ему было бы легче оставить ее огорченною; по крайней мѣрѣ въ этомъ случаѣ не онъ бы сдѣлалъ ее вполнѣ несчастною.
-- Мнѣ надо было кое-что пересмотрѣть,-- сказалъ онъ.-- Я думалъ что успѣю прійти прежде, чѣмъ онъ уйдетъ.
Глубокое кожаное кресло стояло передъ каминомъ. Здѣсь сидѣлъ молодой пасторъ, а барышни помѣстились по бокамъ камина. Нортвикъ опустился въ кресло и, взглянувъ мелькомъ на слабо тикающіе часы, стоявшіе передъ нимъ на подставкѣ изъ чернаго мрамора, прибавилъ какъ бы невзначай:
-- Я долженъ уѣхать завтра съ утреннимъ поѣздомъ въ Понкуассэтъ и мнѣ еще предстоитъ привести кое-какія дѣла въ порядокъ.
-- Развѣ тамъ случились какіе-нибудь непріятности?-- спросила молодая дѣвушка, вернувшись на свое старое мѣсто. Одною рукою она держалась за уголокъ каминной доски, а на другую руку опустила свою голову. Отецъ ея также сильно чувствовалъ ея чудную красоту, какъ всякій посторонній человѣкъ.
-- Непріятности?-- повторилъ онъ.
-- Съ рабочими.
-- О, нѣтъ. Ничего такого! Почему пришло тебѣ это въ голову?-- спросилъ Нортвикъ, быстро соображая, нельзя ли извлечь какую-нибудь выгоду изъ перспективы, вызванной въ его умѣ вопросомъ его дочери. Онъ почувствовалъ минутное облегченіе, вообразивъ, что его вызвали на заводъ по случаю непріятностей съ рабочими.
-- Пока нѣтъ никакихъ основаній думать, что стачка рабочихъ отзовется и на нашихъ людяхъ,-- сказалъ Нортвикъ,-- но все же мнѣ кажется лучше, если я буду на мѣстѣ.
-- А мнѣ казалось, что ты могъ бы поручить это дѣло управляющему,-- возразила молодая дѣвушка,-- не тратя своихъ силъ и здоровья.
-- Разумѣется, могъ бы,-- отвѣчалъ Нортвикъ, какъ бы отказываясь отъ признанія заслуги за его поведеніемъ,-- но всѣ старые рабочіе хорошо меня знаютъ, что...
Онъ остановился, словно сказанное не требовало комментаріевъ. А его старшая дочь замѣтила:
-- Вотъ онъ опять закутилъ по старому. Право, по моему, слѣдовало бы сдѣлать что-нибудь для него, ради его семейства, если не почему-либо другому. Элбриджъ говорилъ Джемсу, что ты почти переѣхалъ черезъ него, возвращаясь домой.
-- Да,-- отвѣчалъ Нортвикъ.-- Я увидалъ его только въ ту самую минуту, какъ онъ выскочилъ изъ-подъ лошадиныхъ копытъ.
-- Онъ добьется того, что будетъ убитъ въ одинъ прекрасный день,-- сказала Аделина съ какимъ-то ужасомъ удовольствія, живо представляя себѣ катастрофу. Такое ощущеніе удовольствія, смѣшаннаго съ ужасомъ, испытываютъ часто нѣжныя, изящныя женщины.
-- Для него это было бы самое лучшее,-- замѣтила ея сестра,-- да и для его родныхъ тоже. Когда человѣкъ становится только обузою и позоромъ для самого себя и для всѣхъ, кто къ нему близокъ, ему надобно умереть какъ можно скорѣе.
Нортвикъ сидѣлъ, глядя на прелестное лицо своей;дочери, но вмѣсто него онъ увидѣлъ разсерженное и ненавистное лицо предсѣдателя совѣта и услыхалъ его слова: "Для васъ было бы лучше всего по дорогѣ домой быть раздавленнымъ встрѣчнымъ поѣздомъ".
Онъ тихо вздохнулъ.
-- Мы не всегда знаемъ суть дѣла,-- сказалъ онъ.-- Я думаю, мы не должны такъ говорить.
Затѣмъ онъ прибавилъ съ тою снисходительностью въ прегрѣшеніямъ другихъ, которую мы чувствуемъ въ своей душѣ, когда сами жаждемъ пощады своимъ собственнымъ грѣхамъ:
-- Путнэй очень способный человѣкъ; одинъ изъ способнѣйшихъ адвокатовъ во всемъ штатѣ и очень честный. Онъ могъ бы добиться всего, еслибы бросилъ пить. Не хочу я судить его, быть можетъ, у него есть...
Нортвикъ снова вздохнулъ и закончилъ неопредѣленно:
-- Свои причины.
Сюзэта засмѣялась.
-- Какой ты всегда|сдержанный, папа! И какой ты снисходительный!
-- Я увѣрена, что мистеръ Путнэй отлично знаетъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло; онъ можетъ преспокойно бранить тебя, сколько ему угодно,-- сказала Аделина.-- Но я не понимаю, какъ такіе почтенные люди, какъ докторъ Моррэллъ и миссисъ Моррэлъ, могутъ переносить его. У меня нѣтъ такого терпѣнія какъ у доктора Моррэлля, и у миссисъ Моррэллъ. Разумѣется, они переносятъ также миссисъ Уилмингтонъ.
Сюзэта подошла къ отцу поцѣловать его.
-- Ну, я ухожу спать, папа. Если ты желалъ посидѣть со мною дольше, то долженъ былъ придти сюда раньше. Вѣроятно, я не увижу тебя завтра утромъ. Итакъ, прощай, папа, желаю тебѣ спокойной ночи. Когда ты вернешься домой?
-- Не ранѣе, какъ черезъ нѣсколько дней, быть можетъ,-- отвѣчалъ несчастный.
-- Какая жалость! А ты всегда такъ же сильно тоскуешь по дому, когда уѣзжаешь?
-- Нѣтъ, ее всегда.
-- Ну, такъ постарайся быть веселѣе на этотъ разъ. А если тебѣ придется пробыть тамъ долго, позови меня. Не правда ли, ты позовешь?
-- Да, да. Позову,-- отвѣчалъ Нортвикъ.
Дѣвушка крѣпко прижала къ себѣ его голову, а затѣмъ тихо удалилась изъ комнаты. Въ дверяхъ она остановилась и послала ему воздушный поцѣлуй.
-- Слушай, папа!-- сказала Аделина.-- Имя "миссисъ Уилмингтонъ" сорвалось у меня съ языка нечаянно. Она не можетъ выносить этого имени, я знаю, оно заставило ее уйти. Но ты, пожалуйста, не безпокойся объ этомъ папа. Мнѣ кажется, теперь все идетъ, какъ слѣдуетъ.
-- Что такое идетъ, какъ слѣдуетъ?-- разсѣянно спросилъ Нортвикъ.
-- Эта исторія съ Джэкомъ Уилмингтономъ. Я знаю, она, наконецъ, дѣйствительно, перестала думать о немъ; мы должны быть очень рады, если этого увлеченія больше нѣтъ. Я не вѣрю, что онъ такъ дуренъ, какъ объ немъ говорятъ, но онъ выказалъ себя малодушнымъ, а этого она не можетъ простить въ мужчинѣ. Вѣдь сама она такая энергичная.
Нортвикъ не думалъ о Уилмингтонѣ. Онъ думалъ о самомъ себѣ и въ глубинѣ своей преступной души, въ тѣхъ ея тайникахъ, гдѣ не было мѣста всѣмъ его отговоркамъ, гдѣ онъ ясно сознавалъ себя воромъ, онъ спрашивалъ себя, неужели энергія его родной дочери помѣшаетъ ей простить его малодушіе? Мы безусловно вѣримъ въ то, что насъ сильно страшитъ; ему не пришло въ голову спросить, неужели нетерпимость къ слабодушію является необходимымъ результатомъ сильной души? Онъ только зналъ, что самъ онъ ужасно малодушенъ.
Онъ всталъ и на одно мгновеніе остановился у камина, повернувъ къ дочери свое безстрастное красивое лицо, словно собирался говорить съ нею. Онъ былъ высокаго роста, очень худощавъ, гладко выбритъ, за исключеніемъ сѣдѣющихъ бакенбардовъ у самыхъ ушей, на одной линіи съ ними. У него былъ правильный профиль, гораздо болѣе привлекательный чѣмъ выраженіе его лица, когда онъ смотрѣлъ на васъ прямо. Онъ взялъ хрустальный шаръ, лежавшій на мраморной подставкѣ, и принялся его разглядывать, словно читая свое будущее въ его прозрачныхъ глубинахъ, а затѣмъ положилъ его опять на мѣсто съ выраженіемъ безпомощности. Когда онъ заговорилъ, слова его не имѣли никакого отношенія къ тому, о чемъ говорила его дочь.
-- Мнѣ надобно пойти наверхъ и собрать кое-какія бумаги, которыя хочу взять съ собою. А затѣмъ постараюсь немного заснуть. Встать надо рано.
-- А когда можно ждать твоего возвращенія?-- спросила дочь, покорно принимая его молчаніе относительно любовнаго увлеченія ея младшей сестры. Она знала, что это обозначало его полное согласіе со всѣмъ, что Сю и она найдетъ лучшимъ сдѣлать.
-- Навѣрно не знаю; ничего не могу сказать теперь. Спокойной ночи. Къ немалому ея удивленію онъ подошелъ въ ней и поцѣловалъ ее; обыкновенно онъ оказывалъ ласки только Сю; Аделина такъ же мало ждала отъ него выраженія его отцовскихъ чувствъ, какъ мало сама ихъ вызывала своимъ сдержаннымъ обращеніемъ съ нимъ.
-- Прикажи Джэмсу уложить мои вещи въ небольшой чемоданъ и послать ко мнѣ Элбриджа черезъ часъ,-- сказалъ онъ, уходя въ переднюю.
V.
Нортвику было теперь пятьдесятъ девять лѣтъ, но уже въ сравнительно молодые годы онъ перевидалъ на свѣтѣ много такого, что заставило его усомниться въ господствѣ нравственнаго начала во вселенной. Въ дѣтствѣ ему внушили то, что внушается каждому изъ насъ. Его учили вѣрить въ существованіе высшей силы, которая накажетъ его, если онъ будетъ поступать дурно, и наградитъ его, если онъ будетъ поступать хорошо, или, по меньшей мѣрѣ, въ первомъ случаѣ будетъ довольна, а во второмъ -- недовольна его поведеніемъ. Сначала правило это приняло форму увѣщанія и на первомъ планѣ его стоялъ фактъ наказанія и неудовольствія. Случалось, что не всегда хорошіе поступки сопровождались осязательной наградой или ощутительнымъ довольствомъ; но зато дурныя дѣла никогда не оставались безъ заслуженной кары. Такимъ принципамъ подчинялись намѣренія, если не всѣ поступки этого человѣка, и онъ продолжалъ сообразовываться съ ними въ теченіе многихъ лѣтъ, послѣ того, какъ жизненный опытъ, а въ особенности близкое знакомство съ дѣлами торговаго міра доказали полную несостоятельность этой доктрины. Онъ видѣлъ и зналъ массу случаевъ, гдѣ не только честный образъ дѣйствій не получалъ, повидимому, награды, но безчествые поступки оставались безнаказанными. Относительно безчестныхъ поступковъ опытъ его наблюденій показалъ ему, что поступки эти не влекли за собою ни несчастій, ни даже какого бы то ни было неудобства, разъ все было шито и крыто. Въ большинствѣ случаевъ дурныя дѣла такъ и оставались подъ спудомъ. Это, однако, не поколебало принциповъ Нортвика; ему все-таки хотѣлось держаться благонадежнаго образа мыслей и дѣйствій, даже въ отдаленномъ, непредвиденномъ случаѣ. Но это дало ему смѣлость входить въ компромисы съ своими принципами и временно поступать не по хорошему, а затѣмъ заглаживать это нехорошее, прежде чѣмъ онъ будетъ "накрытъ", или прежде чѣмъ онъ попадетъ на замѣчаніе у верховной власти.
А теперь случились такія обстоятельства, которыя заставили его подумать въ моментъ нежданно обрушившейся на него бѣды, когда открылись его неправильныя дѣйствія, что эта власть все время неусыпно слѣдила за нимъ, и что онъ напрасно льстилъ себя надеждой уйти отъ нея... Ему казалось, что его положеніе было отмѣчено какимъ-то драматизмомъ, дѣлавшимъ его сокрушеніе еще болѣе чувствительнымъ. Вообще, онъ мало читалъ; но иногда, уступая настойчивому желанію своихъ дочерей, ходилъ съ ними въ театръ и разъ видѣлъ "Макбета". Онъ слышалъ кругомъ шумные отзывы объ игрѣ актера въ роли Макбета, но сохранилъ про себя свое мнѣніе объ этой трагедіи; она показалась ему несоотвѣтствующей тому, что онъ видѣлъ въ дѣйствительной жизни: случись всѣ эти событія именно такимъ образомъ, они не стали бы смущать совѣсть и мучить душу этого преступнаго человѣка. Онъ думалъ, что въ дѣйствительности ничего подобнаго не бываетъ. Трагедія эта дала ему скорѣе плохое мнѣніе о Шекспирѣ, тѣмъ болѣе плохое, что Нортвикъ судилъ о немъ съ самоувѣренностью мало развитого человѣка.
Теперь же трагедія эта припомнилась ему и онъ съ тоскою сознался въ душѣ, что въ ней все было правда. Онъ также быстро понесъ расплату за свой грѣхъ. Притомъ сердце его терзали именно тѣ вещи, которыя было тяжелѣе всего перенести. За послѣднее время здоровье его пошатнулось и физическія силы измѣнили ему. Его душевныя тревоги изнуряли его, и никогда еще въ жизни онъ не нуждался такъ сильно въ уютномъ, покойномъ пристанищѣ у себя дома, какъ въ эту минуту, когда былъ вынужденъ покинуть его. Никогда еще не дорожилъ онъ такъ сильно всей этой обстановкой; никогда еще не казался ему домъ его такимъ прекраснымъ и великолѣпнымъ. И, однако, все это было ничтожно сравнительно съ мыслью о его дѣтяхъ, въ особенности о его младшей дочери, которую онъ любилъ безъ памяти и которую собирался покинуть на позоръ и разореніе. Слова, сказанныя ею съ гордымъ чувствомъ увѣренности въ немъ, ея легкомысленное осужденіе этого пьяницы, которому, по ея мнѣнію, было лучше умереть, чѣмъ сдѣлаться обузою и позоромъ для своего семейства,-- язвили его и, не переставая, раздавались въ его ушахъ. Въ головѣ его быстро проносились безумныя мысли, сумасшедшія побужденія и желанія отказаться отъ бѣгства. Потомъ онъ начиналъ раздумывать, что оставшись онъ ничуть не поправитъ дѣла; ни къ чему не послужитъ даже его смерть; разомъ ничто не поможетъ, но его отъѣздъ будетъ въ высшей степени цѣлесообразенъ и полезенъ. Онъ долженъ уѣхать. Отъѣздъ его разобьетъ сердце его родной дочери, поставивъ ее лицомъ къ лицу съ его позоромъ, и она должна будетъ перенести это. Онъ не думалъ о своей старшей дочери; онъ только думалъ, что это неминуемое несчастіе не могло такъ гибельно повліять на нее.
Безсознательное чувство совѣстливости, такъ часто сказывающееся въ минуты великаго лицемѣрія, помѣшало ему сказать маленькую ложь; онъ поднялся на верхъ, не отвѣтивъ дочери ни слова. Онъ позволилъ себѣ нѣсколько дольше отдаться чувству жалости къ самому себѣ,-- старому человѣку, насильно отторгнутому отъ своего дома; въ душѣ его была слѣпая, безъосновательная злоба противъ людей, заставлявшихъ его уйти, тогда какъ даже въ эту минуту онъ заботился объ ихъ интересахъ. Но войдя къ себѣ въ комнату, онъ стряхнулъ съ себя это гнѣвное чувство и принялся за работу. Ему надобно было сдѣлать очень многое,-- разобрать и привести въ порядокъ бумаги на неопредѣленное время своего отсутствія; съ одинаковою заботливостью онъ сдѣлалъ распоряженія о нѣкоторыхъ незначительныхъ расходахъ по компанейскимъ дѣламъ и составилъ инструкцію дѣтямъ относительно ихъ образа дѣйствій, пока онъ не дастъ о себѣ вѣсти. Впослѣдствіи эта странная точность стала предметомъ пересудовъ и толковъ среди тѣхъ, кого она близко касалась; нѣкоторые видѣли въ ней новое доказательство, что человѣкъ этотъ былъ отъявленный плутъ и мошенникъ, хитрую уловку придать смягчающее объясненіе своему управленію вообще доходами компаніи, а другіе видѣли въ этомъ любопытный примѣръ невольнаго вліянія дѣловыхъ инстинктовъ, не покидавшихъ этого человѣка даже при такихъ обстоятельствахъ, когда онъ долженъ былъ дѣйствовать, руководясь исключительно сильнѣйшими эгоистичными побужденіями.
Вопросъ этотъ остался нерѣшеннымъ даже при окончательномъ обсужденіи совершившагося факта, когда выяснилось, что именно въ тотъ самый моментъ, какъ Нортвикъ высказалъ такую заботливость объ интересахъ общества въ мелочахъ, онъ совершилъ новый обманъ, удержавъ большую денежную сумму принадлежавшую обществу. Но въ этотъ моментъ Нортвикъ не считалъ, чтобы эти деньги необходимо принадлежали обществу, болѣе чѣмъ ему принадлежали домъ и ферма его дочерей. Несомнѣнно, деньги эти составляли часть той суммы, которую онъ "занялъ" или взялъ у общества и употребилъ на необычайно прибыльное дѣло, но общество не заработало этихъ денегъ и, прижавъ его, какъ говорится, въ стѣнѣ, принуждая его немедленно возмѣстить всѣ ссуды взятыя имъ у общества безъ вѣдома послѣдняго, оно тѣмъ самымъ какъ бы оправдывало его захватъ изъ этой части.
Нортвикъ былъ слишкомъ уменъ и не облекалъ свои разсужденія въ точную форму, но имъ руководила своеобразная логика безъ словъ, позволявшая ему идти дальше въ томъ же направленіи и украсть больше тамъ, гдѣ уже было украдено такъ много. Обстоятельства сложились такъ счастливо, что не только его маклеръ прислалъ ему чекъ на такую большую сумму его прибылей, но Нортвикъ противъ обыкновенія размѣнялъ чекъ на наличныя деньги и положилъ ихъ въ несгораемый шкафъ, не отправивъ въ банкъ. Теперь онъ усматривалъ во всемъ какое то указаніе свыше, хотя въ то время казалось, будто онъ бросаетъ ужасный вызовъ судьбѣ и нѣчто въ родѣ приглашенія ночнымъ ворамъ. Онъ самъ себѣ показался ночнымъ воромъ, когда затворилъ двери, спустилъ оконныя гардины и, ставъ передъ несгораемымъ шкафомъ, принялся отпирать потайной замокъ. Онъ весь дрожалъ. А когда наконецъ, механизмъ уступилъ его усилію, слабо звякнувъ замкомъ, Нортвикъ отскочилъ въ сильномъ испугѣ. Въ это самое мгновеніе послышался рѣзкій стукъ въ дверь и Нортвикъ крикнулъ сдавленнымъ голосомъ, словно его внезапно разбудили:
-- Кто тамъ? Что такое?
-- Это я,-- отвѣчалъ Элбриджъ.
-- А! Хорошо! Отлично! Подожди одну минутку! Ахъ... Приходи лучше черезъ десять-пятнадцать минутъ. Я еще не совсѣмъ готовъ.
Нортвикъ произнесъ первыя отрывочныя фразы у шкафа, гдѣ онъ стоялъ, въ какомъ-то ужасномъ бреду; рѣчь его стала спокойнѣе, когда онъ подбѣжалъ къ своему письменному столу, чтобы схватить револьверъ. Онъ и самъ не зналъ, почему казалось ему, что Элбриджъ попробуетъ ворваться въ комнату; быть можетъ, потому, что его привело бы въ ужасъ присутствіе всякаго человѣка тамъ, возлѣ двери его кабинета. Онъ скоро понялъ, что ему нечего бояться за деньги,-- онъ боялся за самого себя, совершая эту кражу.
Элбриджъ кашлянулъ по другую сторону двери и отвѣчалъ съ легкою нерѣшительностью въ голосѣ: "Слушаю". Нортвикъ услыхалъ топотъ его удаляющихся шаговъ по лѣстницѣ.
Онъ снова вернулся къ шкафу и открылъ тяжелую дверцу; сопротивленіе ея помогло ему стряхнуть съ себя нервное возбужденіе. Затѣмъ онъ вынулъ деньги изъ ящика, сосчиталъ, сунулъ во внутренній карманъ своего жилета и застегнулъ его. Послѣдовательный рядъ этихъ привычныхъ дѣйствій успокоилъ его постепенно. Онъ зажегъ спичку и развелъ огонь въ каминѣ, что забылъ сдѣлать раньше. Теперь онъ былъ въ состояніи заняться снова своими приготовленіями и письменными дѣлами.
VI.
Когда Элбриджъ пришелъ снова, Нортвикъ громко крикнулъ: "Войди!" подошелъ къ двери и отперъ замокъ.
-- Я позабылъ, что заперъ ее на ключъ,-- небрежно сказалъ онъ.-- Какъ думаешь, лошадь эта будетъ хромать?
-- Да, мнѣ сильно не нравится, какъ она ходитъ. Надо бы ее расковать.
Элбриджъ остановился у письменнаго стола, распространяя сильный задахъ конюшни въ жарко натопленной комнатѣ.
Разумѣется, позаботься объ этомъ,-- сказалъ Нортвикъ.-- Я уѣзжаю утромъ и не знаю навѣрное, сколько времени пробуду въ отсутствіи.
Нортвикъ успокоилъ свою совѣстливость, возстававшую противъ лжи, этой условной фразой и продолжалъ давать Элбриджу инструкціи насчетъ лошадей въ его отсутствіе. Онъ досталъ изъ записной книжки деньги и передалъ ему на расходы, а затѣмъ сказалъ:
-- Я хочу уѣхать съ пятичасовымъ поѣздомъ, который приходитъ въ Нонкуасэтъ въ девять. Ты можешь отвезти меня туда на вороной кобылѣ.
-- Слушаю,-- отвѣчалъ Элбриджъ, но въ тонѣ его голоса чувствовалось колебаніе; это не ускользнуло отъ Нортвика.
-- Что такое случилось?-- спросилъ онъ.
-- Не знаю... Съ нашимъ мальчикомъ что-то не ладно.
-- Что съ нимъ?-- спросилъ Нортвикъ съ сочувствіемъ; ему стало какъ-то легче отъ того, что онъ могъ ощущать состраданіе къ бѣдѣ ближняго.
-- Да вотъ докторъ Морреллъ только что былъ здѣсь и боится, что это кру!..
-- Онъ опять придетъ... ему надо было побывать еще въ другомъ мѣстѣ... Но я вижу, что ни къ чему это,-- проговорилъ Элбриджъ съ терпѣливымъ отчаяніемъ. Онъ снова взялъ себя въ руки и голосъ его звучалъ ясно.
Нортвикъ отступилъ въ ужасѣ передъ набѣжавшимъ на него мракомъ. Безъ сомнѣнія, то была тѣнь отброшенная небесами, но ея густой мракъ наполнялъ душу какимъ-то невольнымъ ужасомъ, окутывая землю.
-- Ну, конечно, ты и не думай оставлять жену свою. Дай знать по телефону Симпсону, чтобы онъ пріѣхалъ за мной.
-- Слушаю.
Съ этими словами Элбриджъ удалился.
Нортвикъ слѣдилъ за нимъ, какъ онъ шелъ по обледенѣлому двору къ кучерскому дому, въ уютномъ уголку обширныхъ конюшенъ. Окна въ немъ все еще весело свѣтились отъ горѣвшихъ лампъ, наполняя сердце Нортвика мучительнымъ чувствомъ нѣмой зависти. Должно быть, ребенокъ заболѣлъ внезапно, потому что дочери его не знали объ этомъ. Онъ подумалъ сперва, что надобно позвать Аделину и послать ее къ этимъ бѣднымъ людямъ, но затѣмъ разсудилъ, что она все равно не можетъ помочь дѣлу; поэтому везачѣмъ доставлять ей безполезнаго огорченія. Скоро бѣдняжкѣ понадобятся вся ея сила. Мысль его вернулась къ личнымъ заботамъ, отъ которыхъ его отвлекла на мгновеніе тревога за чужую бѣду. Но услыхавъ звяканіе бубенчиковъ докторскихъ санокъ, въѣзжавшихъ во дворъ, Нортвикъ рѣшился пойти туда самъ и выказать участіе, которое должно было чувствовать его семейство по поводу этого несчастнаго случая.
У Элбриджей никто не отвѣчалъ на его стукъ въ дверь, и Нортвикъ отворилъ ее самъ. Онъ прошелъ въ комнату, гдѣ Элбриджъ и жена его были съ докторомъ. Маленькій мальчикъ вскочилъ въ своей кроваткѣ и боролся со смертью, раскинувъ ручонки.
-- Вотъ! вотъ опять его душитъ!-- рыдала мать.-- Элбриджъ Ньютонъ, неужели ты ничего не можешь сдѣлать? Охъ, пособите ему, спасите его, докторъ Моррелъ! Охъ, какъ вамъ не грѣшно заставлять его такъ мучиться!
Она бросилась къ ребенку, выхватила его изъ рукъ доктора и стала его укачивать, стараясь облегчить его. Вдругъ малютка затихъ и она закричала:
-- Вотъ, я знала, что смогу его успокоить! А вы-то, здоровые, сильные мужчины, на что годитесь вы, всякій...
Она взглянуло на личико ребенка, лежавшаго у нея на рукахъ, а затѣмъ на доктора и изъ ея груди вырвался дикій вопль, вопль человѣка пораженнаго мучительной болью.
У Нортвика заныло сердце. Онъ почувствовалъ себя болѣе, чѣмъ безполезнымъ здѣсь. Онъ пошелъ въ домъ фермера и попросилъ его жену пойти къ Ньютонамъ, у которыхъ только что умеръ ребенокъ. Онъ услыхалъ, какъ она вошла туда, прежде чѣмъ дошелъ до своего дома, а когда очутился у себя въ комнатѣ, услыхалъ бубенчики докторскихъ санокъ, выѣзжавшихъ изъ аллеи.
Ему все мерещились голосъ и взглядъ этой матери, у которой смерть отняла ребенка. Она была раньше мастерицей въ шляпномъ магазинѣ и большой вертушкой; она безумно влюбилась въ Элбриджа, которымъ распоряжалась съ того момента, какъ они поженились, съ какою-то неистовою преданностью вознаграждая себя за его хладнокровіе безпрестанными порывами чрезмѣрной чувствительности, во всѣхъ случаяхъ жизни. Но почему-то она напомнила Нортвику его родную мать, и онъ позавидовалъ маленькому мальчику, который только что умеръ.
Сообразивъ, что родители захотятъ устроить своему первенцу торжественные похороны, онъ написалъ Элбриджу записку и вложилъ въ нее одинъ изъ билетовъ, взятыхъ имъ у общества. Онъ надѣялся, что Элбриджъ приметъ отъ него эти деньги на расходы, которые ему предстояли въ такое время.
Затѣмъ онъ подкатилъ свое кресло къ огню и протянулъ ноги немного отдохнуть, если возможно, передъ отъѣздомъ. Ему бы очень хотѣлось лечь въ постель, но онъ опасался проспать въ случай, если Элбриджъ позабудетъ извѣстить Симпсона по телефону. Но онъ не думалъ чтобы такая небрежность была возможна со стороны Элбриджа, и тихо ввѣрился испытанной точности своего слуги. Вдругъ онъ вскочилъ, разбуженный звономъ бубенчиковъ у подъѣзда, а затѣмъ трескучими звуками электрическаго звонка надъ его кроватью въ слѣдующей комнатѣ. Онъ подумалъ въ первую минуту, что это полицейскій чивовникъ пришелъ арестовать его, но тотчасъ же вспомнилъ, что только его домашнимъ было извѣстно существованіе этого звонка, и порядкомъ удивился, какъ могъ его отыскать Симпсонъ. Онъ надѣлъ пальто и теплые калоши, схватилъ чемоданъ, быстро спустился съ лѣстницы и вышелъ изъ дому. На крыльцѣ его ожидалъ Элбриджъ, принявшій отъ него чемоданъ.
-- Какъ! А гдѣ же Симпсонъ?-- спросилъ Нортвикъ.-- Развѣ ты не могъ его вызвать?
-- Не безпокойтесь, сударь,-- сказалъ Элбриджъ, открывая дверцу крытыхъ саней и осторожно усаживая Нортвика,-- я самъ могу васъ отвезти. Мнѣ думалось, вамъ будетъ спокойнѣе ѣхать въ крытыхъ саняхъ,-- холодновато.
-- Не хотѣлось мнѣ, чтобы Симпсонъ или кто другой повезъ васъ на поѣздъ, ни въ какомъ случаѣ не хотѣлось. Слезы подступили къ глазамъ Нортвика, онъ пытался сказать: "Ну, спасибо тебѣ, Элбриджъ", но дверца захлопнулась прежде, чѣмъ онъ пришелъ въ себя. Элбриджъ усѣлся на свое мѣсто и лошади тронулись. Нортвикъ былъ въ состояніи разстаться со своимъ домомъ лишь подъ однимъ условіемъ, что онъ уѣзжаетъ, по обыкновенію, не надолго. Ему приходилось держаться того же образа мыслей съ самимъ собою по дорогѣ на станцію. Выходя изъ экипажа, онъ обратился къ Элбриджу по слѣдующими словами:
-- Я оставилъ для тебя записку на моемъ письменномъ столѣ. Мнѣ жаль уѣзжать изъ дому... въ такое время... когда у тебя...
-- Вы пришлете депешу, когда васъ встрѣтить?-- прервалъ его Элбриджъ.
-- Да,-- отвѣчалъ Нортвикъ.
Онъ вошелъ на станцію, гдѣ было такъ уютно и тепло отъ огромной отдушины, расположенной посреди комнаты, ярко освященной, въ ожиданіи поѣзда, который слегка запоздалъ. Захлопнувшаяся за Нортвикомъ дверь разбудила маленькую черную фигурку, наклонившуюся впередъ на скамейкѣ въ углу. Это былъ пьяный адвокатъ. Между этими двумя людьми существовали кое-какіе счегы общаго и личнаго характера; они не говорили между собою. Но теперь, при видѣ Нортвика, Путнэй выступилъ впередъ и сурово устремилъ на него свои глаза.
-- Нортвикъ! Извѣстно ли вамъ, кого вы намѣревались раздавить прошлымъ вечеромъ?
Нортвикъ, въ свою очередь, посмотрѣлъ на него съ тѣмъ полунасмѣшливымъ, полупокровительственнымъ видомъ, который принимаетъ за себя человѣкъ относительно лица не столь богатаго, но съ большихъ умственнымъ вѣсомъ.
-- Я не видалъ васъ. Я васъ замѣтилъ, мистеръ Путнэй, только въ ту минуту, какъ наѣхалъ на васъ... Лошади...
-- Извѣстно ли вамъ, кого вы намѣревались раздавить?! загремѣлъ маленькій человѣкъ такимъ голосомъ, котораго нельзя было предположить въ его хрупкомъ тѣльцѣ.-- Не пытайтесь слишкомъ часто дѣлать это! Вы не можете преступать закона, несмотря на... для этого не хватитъ вамъ всѣхъ вашихъ милліоновъ. Э? Такъ что ли?-- спросилъ онъ, пробуя перейти изъ высокопарнаго въ шутливый тонъ, но въ пьяномъ видѣ не будучи въ состояніи поддержать его.
Нортвикъ не отвѣтилъ ему. Онъ прошелъ на другой конецъ станціи, предназначенный для дамъ, а Путнэй не послѣдовалъ за нимъ туда. Пришелъ поѣздъ, Нортвикъ вышелъ и сѣлъ въ вагонъ.
VII.
Предсѣдатель совѣта директоровъ компаніи, обозвавшій Нортвика воромъ и тѣмъ не менѣе давшій ему возможность оправдать себя, проснулся послѣ безсонной ночи въ тотъ самый часъ, когда неисправный должникъ скрылся. Онъ принялъ приглашеніе на обѣдъ, надѣясь, забыть про Нортвика, но при всякой перемѣнѣ блюдъ и винъ ему казалось, что онъ имѣетъ съ нимъ дѣло. Вернувшись домой въ одиннадцатомъ часу, онъ прошелъ въ свою библіотеку и сѣлъ у пылавшаго камина. Жена его ушла спать, а сынъ и дочь были на балу, ивотъ онъ сидѣлъ здѣсь одинъ, нетерпѣливо покуривая трубку.
Лакею, пришедшему узнать, не надобно ли его барину что-нибудь, онъ приказалъ идти спать; ему нечего было дожидаться молодыхъ людей. Гилари питалъ къ прислугѣ вниманіе этого рода и любилъ оказывать его на дѣлѣ. Ему пріятно было сознавать, что онъ дѣлалъ это и теперь, въ тотъ самый моментъ, когда всѣ привычки его жизни должны были стушеваться передъ громадными и разнообразными тревогами, осаждавшими его умъ.
У него былъ идеалъ, какъ онъ долженъ вести себя въ качествѣ джентльмена и гражданина, и онъ не могъ скрыть отъ самого себя, что онъ, именно онъ, способствовалъ мошеннику ускользнуть отъ карающаго правосудія, убѣдивъ совѣтъ дать Нортвику возможность выпутаться изъ бѣды. До настоящаго времени его идеалы не мѣшали его благосостоянію, полнѣйшему спокойствію его ума, точно также они не вредили его матеріальному преуспѣянію, хотя идеалы эти были значительно выше тѣхъ, которыми довольствуется обыкновенно совѣсть торговаго человѣка. Онъ считалъ себя обязаннымъ, какъ человѣкъ извѣстнаго происхожденія и общественныхъ традицій, имѣть гражданское мужество, и онъ обладалъ имъ въ высокой степени. Онъ былъ убѣжденъ, что долгъ его по отношенію къ государству обязываетъ, его не дѣлать ничего, что могло бы принизить высокіе образны личной честности и отвѣтственности. Онъ отличался пріятнымъ сознаніемъ своихъ гражданскихъ обязанностей отъ тѣхъ людей съ покладистой нравственностью, которые придерживаются всевозможныхъ шаткихъ понятій по разнымъ вопросамъ. Имя его имѣло значеніе не только, какъ имя капиталиста,-- многія имена въ этомъ отношеніи были гораздо выше его,-- но оно было равносильно понятіямъ -- благонадежность, честность, ненарушимая вѣрность. Онъ, дѣйствительно, любилъ эти понятія, хотя несомнѣнно любилъ ихъ менѣе за ихъ сущность, чѣмъ за то, что они были душевными свойствами Ибна Гилари. Онъ не ожидалъ, чтобы всѣ другіе обладали ими, но по своей жизненной теоріи требовалъ, чтобы они считались главными добродѣтелями. Онъ былъ глубоко проникнутъ сознаніемъ ихъ высокаго значенія и не придавалъ особаго значенія другимъ менѣе важнымъ качествамъ своей души, дѣлавшимъ его не только сноснымъ, но даже милымъ человѣкомъ. Онъ не зналъ за собою никакихъ слабыхъ струнъ, и всякая погрѣшность въ поведеніи гораздо больше изумляла его, чѣмъ огорчала, нелегко было ему сознаться въ ней; но какъ только онъ замѣчалъ ее, тотчасъ же не только хотѣлъ, но страстно стремился исправить ее.
Промахъ, сдѣланный имъ въ дѣлѣ Нортвика,-- если только это былъ промахъ,-- представлялъ особыя, своеобразныя затрудненія, какъ это вообще бываетъ съ ошибками въ жизни. Ошибки и промахи принимаютъ безконечно сложныя формы и маскируются, какъ и все остальное. Въ иныя мгновенія Гилари очень ясно видѣлъ свою ошибку; тогда ему казалось, что если Нортвикъ улизнетъ, ему ничего другого не остается, какъ вторично уплатить изъ своего кармана деньги, украденныя Нортвикомъ, и тѣмъ удовлетворить требованія правосудія со стороны его обманутыхъ товарищей. А затѣмъ снова поступокъ его представлялся ему дѣломъ разумной пощады, какимъ онъ казался ему въ ту минуту, когда онъ убѣждалъ совѣтъ дать этому человѣку возможность возстановить свое честное имя, какъ единственное, что они могли сдѣлать съ полною увѣренностью въ благопріятномъ исходѣ при данныхъ обстоятельствахъ, согласно здравому смыслу и требованіямъ ихъ интересовъ. Но теперь для него стало ясно, какъ Божій день, что такой человѣкъ, какъ Нортвикъ, ничего не сдѣлаетъ, а просто улизнетъ, получивъ къ тому благопріятную возможность; и ему показалось, что онъ явился его сообщникомъ, когда употребилъ силу своей личной честности въ защиту Нортвика передъ своими товарищами. Онъ очутился въ глупѣйшемъ положеніи,-- въ этомъ не могло быть никакого сомнѣнія,-- и ему нельзя было выйти изъ него безъ мучительнаго поношенія своей гордости, своего самоуваженія.
Послѣ долгаго раздумья онъ посмотрѣлъ на часы и увидѣлъ, что было еще рано для его молодежи вернуться домой. Ему нетерпѣливо хотѣлось повидаться съ сыномъ, обсудить положеніе дѣла съ его точки зрѣнія и узвать, въ какомъ видѣ оно представляется со стороны. Онъ уже говорилъ ему объ учетахъ Нортвика и о томъ, какъ порѣшилъ, совѣтъ поступить съ виновнымъ; но то было въ пылу дѣйствія, онъ говорилъ въ торопяхъ съ Маттомъ, который пришелъ домой въ ту самую минуту, какъ онъ уходилъ на званый обѣдъ. Онъ еще не успѣлъ тогда одуматься.
Гилари былъ въ томъ возрастѣ, когда человѣку пріятно излагать свои тревоги передъ сыномъ; и во взглядѣ, который его сынъ выражалъ по поводу его тревогъ, Гилари, казалось, находилъ иную, тоже собственную точку зрѣнія, но болѣе новую и свѣжую. Вѣдь сынъ былъ не только моложе, но и сильнѣе его; у него былъ совсѣмъ другой темпераментъ, при томъ же участіи и часто при тѣхъ же принципахъ Онъ не оправдалъ ожиданій Гилари въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, но въ нихъ же удовлетворилъ его родительской гордости. Отецъ разсчитывалъ, что сынъ займется торговыми предпріятіями, и Маттъ охотно отдался занятіямъ на Донкуасэтскихъ заводахъ, гдѣ долженъ былъ сдѣлаться управляющимъ по естественному теченію вещей. Но въ одинъ прекрасный день онъ вернулся домой и объявилъ отцу, что у него зародились сомнѣнія насчетъ существующихъ отношеній труда и капитала, и пока онъ не уяснитъ себѣ своихъ взглядовъ по этому вопросу, онъ считаетъ за лучшее отказаться отъ участія въ дѣлахъ компаніи. Это было чувствительнымъ разочарованіемъ для Гилари; онъ не скрылъ своихъ мыслей отъ сына, но не сталъ съ нимъ ссориться. Онъ отнесся съ мужественной терпимостью къ страннымъ понятіямъ Матта не только потому, что слѣпо обожалъ своихъ дѣтей и считалъ, всѣ ихъ дѣйствія хорошими, если даже дѣйствія эти вели къ заблужденіямъ, но потому, что умѣлъ уважать принципы ближняго, если то были дѣйствительно принципы. У него были свои принципы и, если Матту было угодно имѣть свои, пусть себѣ ихъ имѣетъ. Онъ вполнѣ поддержалъ намѣреніе Матта съѣздить за границу и пожелалъ, дать ему гораздо больше денегъ, чѣмъ юноша хотѣлъ взять, чтобы произвести изслѣдованія, составлявшія предметъ его путешествій. Когда, онъ вернулся и издалъ монографію о работѣ и заработной платѣ въ въ Европѣ, Гилари уплатилъ расходы и принималъ вполнѣ безкорыстное участіе въ медленной и скудной продажѣ этой небольшой книги,словно она ничего ему не стоила.
Притомъ же въ свое время Ибнъ Гилари былъ большимъ мечтателемъ; онъ пошелъ наперекоръ самымъ достопочтеннымъ традиціямъ, торговаго міра въ Бостонѣ, явившись ярымъ аболюціонистомъ. Его личныя стремленія къ кореннымъ общественнымъ реформамъ формулировались просто: всѣ мы въ отдѣльности годимся только для извѣстной степени передоваго движенія мысли, весьма немногіе способны къ. безконечному прогрессу. И Гилари не примкнулъ къ движенію, увлекшему его сына. Но онъ понималъ, какъ его сынъ сталъ тѣмъ, чѣмъ онъ былъ, и любилъ его такъ сильно, что почти благоговѣлъ передъ нимъ именно за то, что называть его "турусами" насчетъ промышленнаго рабства. У него повеселѣло на сердцѣ, когда онъ услыхалъ, наконецъ, скрипъ дверной щеколды внизу. Тяжелой поступью торопился онъ спуститься по лѣстницѣ, отворить и впустить молодежь. Онъ подошелъ къ двери въ ту минуту, какъ они отворили ее. Подъ вліяніемъ мимолетнаго радостнаго чувства, охватившаго его душу при видѣ дѣтей, онъ весело привѣтствовалъ ихъ и обнялъ дочь, всю закутанную въ пушистые мѣха и нѣжный шелкъ.
-- Охъ, не цѣлуй моего носа,-- вскричала она,-- онъ заморозитъ тебя до смерти, папа! Что это ты до сихъ поръ на ногахъ? Что-нибудь случилось съ мамой?
-- Нѣтъ. Она уже была въ постели, когда я пришелъ домой. А мнѣ захотѣлось посидѣть и узнать, весело ли ты провела время?
-- Да развѣ ты когда-нибудь видѣлъ, чтобы я скучала? Я веселилась сегодня, какъ никогда. Танцовала до упаду и мнѣ было такъ весело, такъ весело, словно я снова обратилась въ "розовый бутонъ". Но развѣ ты не знаешь, что для старичковъ очень дурно такъ поздно засиживаться?
Они поднялись на лѣстницу, и когда очутились возлѣ библіотеки, она вошла туда и сунула свои руки въ длинныхъ перчаткахъ въ каминъ, держа ихъ высоко надъ огнемъ, и взглянула на часы.
-- О, еще не такъ поздно! Только пять.
-- Нѣтъ, рано,-- сказалъ ея отецъ въ шутливо самонадѣянномъ тонѣ, который только отцы могутъ принимать со своими взрослыми дочерьми.-- Еще цѣлый часъ, прежде чѣмъ Матту пришлось бы встать, чтобы выгнать скотъ въ поле, живи онъ въ Вардлэ.
Гилари подарилъ Матту старое фамильное мѣсто въ Вардлэ и всегда шутилъ насчетъ того, какъ онъ будетъ честно зарабатывать свой насущный хлѣбъ, обрабатывая землю.
-- Не говори объ этомъ сельскохозяйственномъ ангелѣ!-- сказала молодая дѣвушка, отбрасывая свое пышное платье одною рукою и придерживая его локтемъ, чтобы удобнѣе грѣть другую руку у огня. Для большаго удобства она опустилась на колѣни передъ каминомъ.
-- Былъ ли онъ паинькой?-- спросилъ отецъ.
-- Паинькой! Спроси у всѣхъ наивныхъ дѣвочекъ, съ которыми онъ танцовалъ, у всѣхъ глупыхъ дѣвченокъ, съ которыми онъ говорилъ! Стоитъ мнѣ только подумать, какъ бы славно я провела время съ нимъ въ качествѣ наивной дѣвочки, не будь я его сестрой,-- я теряю всякое терпѣніе.
Она вскинула глаза на своего отца; все ея прелестное личико, съ неправильными чертами, дышало страннымъ очарованіемъ. Затѣмъ съ граціей, которая управляла каждымъ ея движеніемъ, каждымъ ея жестомъ, она такъ легко вскочила на ноги, словно цвѣтокъ, пригнутый вѣтромъ и снова вернувшійся къ своему отвѣсному положенію. Отецъ любовался ею съ такимъ нѣжнымъ восхищеніемъ, какое могъ бы чувствовать влюбленный.
Въ дѣйствительности, она была юнымъ, женственнымъ образомъ его самого, съ тѣмъ-же обыкновеннымъ лицомъ, но прелестное изящество сполна было ея собственное. Цвѣтъ ея лица не былъ, какъ у отца ея, краснымъ и рѣзкимъ, но гладкимъ и ровнымъ, бѣлымъ отъ щекъ до горла. Ея широкій плащъ упалъ на кресло позади нея, и она предстала -- высокая и гибкая, со своимъ, капризнымъ личикомъ, склонившимся на шейкѣ чудной красоты.
-- Да если бы мы всѣ были рогатымъ скотомъ,-- сказала она,-- онъ не могъ бы обращаться съ нами лучше.
-- Слышишь, Маттъ,-- обратился Гилари къ сыну, который вошелъ въ комнату, сложивъ свое верхнее платье внизу "съ толкомъ, съ чувствомъ, съ разстановкой". Его любовь къ аккуратности и къ порядку составляли предметъ подтруниванія надъ нимъ въ семействѣ.
-- Она жалуется на меня, что я заставилъ ее идти пѣшкомъ домой?-- спросилъ онъ, въ свою очередь, съ невозмутимостью, которая была другимъ предметомъ подтруниванія.-- Не думалъ, что ты выдашь меня, Луиза.
-- Я не выдавала тебя. Я знала, что ты самъ себя выдашь,-- возразила Луиза.
-- Заставилъ тебя идти пѣшкомъ домой?-- сказалъ отецъ.-- Вотъ отчего у тебя такія холодныя руки.
-- Онѣ уже успѣли согрѣться... теперь. Да если бы моимъ рукамъ было вдвое холоднѣе, я не обратила бы вниманія на нихъ въ такомъ важномъ дѣлѣ.
-- Какое дѣло?
-- А преступное пренебреженіе къ ногамъ, даннымъ мнѣ Богомъ?!. Но вѣдь тутъ всего нѣсколько шаговъ, и я была въ теплыхъ калошахъ.
Она слегка подвинулась къ огню и указала на калоши, лежавшія на полу. Она ихъ сбросила изъ-подъ юбокъ.
-- Уфъ! Но какъ было холодно!
Она протянула къ огню атласную туфельку.
-- Да, ночь была прохладная. Но ты, повидимому, пришла домой молодцомъ и никакой бѣды тебѣ отъ этого не будетъ, если сейчасъ же ляжешь въ постель,-- сказалъ ея отецъ.
-- Это намекъ, чтобы я ушла?-- спросила она, наслаждаясь теплотою, проникавшей сквозь носокъ ея туфельки.
-- Нисколько. Намъ было бы пріятно, если бы ты просидѣла здѣсь всю ночь съ нами.
-- А! Ну, теперь я знаю, на что ты намекаешь. Дѣловая бесѣда?
-- Дѣловая бесѣда, да.
-- Ну, а я какъ разъ въ ударѣ послушать дѣльныхъ рѣчей. Мнѣ надоѣла "пріятная" болтовня.
-- Почему бы Луизѣ не остаться и не поговорить съ нами о дѣлахъ, коли ей охота? По моему, очень худо, что женщинъ отстраняютъ отъ дѣла, словно оно ихъ не касается,-- сказалъ сынъ.-- Въ девяти случаяхъ изъ десяти оно касается ихъ гораздо больше, чѣмъ мужчинъ.
Онъ произнесъ эту сентенцію съ свѣтлой, дружественной улыбкой мыслителя и стоялъ въ ожиданіи ухода сестры съ терпѣніемъ, котораго не раздѣлялъ его отецъ. Въ тонкихъ башмакахъ онъ былъ ростомъ шести футовъ слишкомъ, и его мощная фигура рѣзко выдѣлялась изъ бальнаго фрака, который, казалось, мало ей соотвѣтствовалъ. Все его лицо было красиво и правильно; большая пышная борода не скрывала необыкновенно свѣжаго, прекраснаго рта.
-- Я раздѣляю твое мнѣніе въ отвлеченномъ смыслѣ,-- отвѣчалъ отецъ.-- Если бы это дѣло было моимъ или дѣломъ въ обыкновенномъ смыслѣ этого слова...
-- Ну, такъ, зачѣмъ же ты сказалъ, что это относится къ "дѣлу"?
Молодая дѣвушка обняла руками шею отца и уронила головкой шарфъ, на коверъ возлѣ своего плаща и калошъ.
-- Не скажи ты, что у васъ будетъ дѣловая бесѣда, я бы уже давно была въ постели.
Затѣмъ, словно чувствуя, что отецъ нетерпѣливо ждетъ ея ухода, она прибавила; "Спокойной ночи", поцѣловала его, крѣпко прижавшись къ нему, сказала: "Спокойной ночи, Маттъ" и вышла. Длинная перчатка, выскользнувшая откуда-то изъ ея платья, растянулась позади нея на полу, словно пытаясь слѣдовать за нею.
VIII.
Гилари, обернувшись къ сыну, почувствовалъ легкій уколъ въ щеку булавкою, которая перемѣстилась изъ ея боа въ воротникъ его сюртука, а Маттъ тѣмъ временемъ подбиралъ съ полу плащъ, калоши, шарфъ и перчатку. Онъ бережно положилъ плащъ на софу, обитую кожей, размѣстивъ тамъ же шарфъ и перчатку, поставилъ калоши въ надлежащемъ порядкѣ на полъ, а затѣмъ вернулся какъ-разъ кстати, чтобы избавить отца отъ булавки, которая его колола и которую онъ старался увидать, ворочая глазами.
-- Что это за діавольская штука?-- вскричалъ онъ съ бѣшенствомъ.
-- Булавка Луизы,-- отвѣчалъ Маттъ такъ невозмутимо-спокойно, словно тутъ было ея настоящее мѣсто, а назначеніе ея состояло въ томъ, чтобы колоть щеку отца. Онъ пошелъ вколоть булавку въ шарфъ, а затѣмъ сказалъ:
-- Мнѣ кажется, тутъ дѣло идетъ о Нортвикѣ.
-- Да,-- отвѣчалъ Гилари, все еще сердясь на уколовшую его булавку,-- я сильно опасаюсь, какъ бы не удралъ этотъ жалкій мошенникъ.
-- Ты ожидалъ, что у него будетъ возможность сдѣлать это?-- спокойно спросилъ Маттъ.
-- Ожидалъ ли!-- выпалилъ отецъ.-- Не знаю, чего я ожидалъ. Я могъ ожидать отъ него всего, кромѣ обыкновенной честности. На собраніи я держался того мнѣнія, что наша единственная надежда -- дать ему возможность оправдаться. Онъ изворотливъ, какъ угорь, и могъ вернуть убытки. Я ему не вѣрилъ, но думалъ, что, при желаніи онъ въ состояніи выплатить по частямъ убытки, а судомъ съ него ничего не возьмешь. Какъ говорится, съ голаго взятки гладки.
-- Совершенно резонно,-- согласился сынъ, со своей спокойною улыбкой.
-- Я не пощадилъ его, но убѣдилъ другихъ пощадить его. Я сказалъ ему въ глаза, что онъ воръ.
-- О!-- произнесъ Маттъ.
-- Да развѣ это не правда?-- сердито возразилъ отецъ.
-- Да, да. Я думаю, его можно назвать этимъ именемъ.
Маттъ выразилъ свое согласіе съ видомъ человѣка, имѣющаго свои оговорки, что еще болѣе усилило раздраженіе отца.
-- Очень хорошо, сударь!-- загремѣлъ онъ.-- Ну такъ я назвалъ его этимъ именемъ. И полагаю, ему будетъ полезно узнать это.
Гилари не сталъ повторять всѣхъ рѣзкостей, высказанныхъ имъ Нортвику, хотя намѣревался сдѣлать это, очень гордясь ими; но что-то въ голосѣ его сына остановило его въ эту минуту.
-- Всѣ товарищи согласились со мной и мы дали ему льготу, о которой онъ просилъ у насъ.
-- Вамъ ничего другого не оставалось сдѣлать. Это вѣрно.
-- Разумѣется, вѣрно! Это былъ единственно дѣльный исходъ въ данномъ случаѣ, хотя все представится въ иномъ свѣтѣ, когда обнаружится, что онъ удралъ въ Канаду. Я сказалъ ему, что для него лучше всего было бы наткнуться на встрѣчный поѣздъ по дорогѣ домой; что не будь его семейства, не будь его дочери, которая такъ дружна съ Луизой, мнѣ было бы пріятно увидѣть, какъ его повели бы, въ кандалахъ, по улицѣ два констебля.
Маттъ не сдѣлалъ никакаго замѣчанія, быть можетъ, онъ не считалъ цѣлесообразнымъ критиковать отца, быть можетъ, вниманіе его было болѣе занято вопросомъ, о которомъ упомянулъ его отецъ.
-- Тяжело это будетъ для этого прелестнаго созданія.
-- Тяжело будетъ для массы созданій прелестныхъ и непрелестныхъ,-- возразилъ отецъ.-- Никого изъ насъ это не разоритъ, но многихъ изъ насъ встряхнетъ отвратительнѣйшимъ образомъ. На время, быть можетъ, одинъ -- два человѣка очутятся въ критическомъ положеніи.
-- Ахъ, это совсѣмъ не то. Это -- страданіе; это не позоръ. Это не имѣетъ ничего общаго съ горемъ, въ которое повергаетъ васъ грѣхъ нашего отца.
-- Ну, конечно, это совсѣмъ иное!-- сказалъ Гилари, нетерпѣливо уступая сыну.-- Но миссъ Нортвикъ всегда казалась мнѣ молодой особой довольно непреклоннаго сорта; никогда не могъ я понять, за что наша Луиза ее полюбила.
-- Онѣ вмѣстѣ учились,-- пояснилъ сынъ,-- она довольно рѣзкая особа, мнѣ кажется, или можетъ быть рѣзка. Но именно по этой причинѣ, мнѣ иногда казалось, что о ней легко составить несправедливое мнѣніе. Я думаю, въ ней то обаяніе, которое гордая дѣвушка представляетъ для такой дѣвушки, какъ Луиза.
-- Не знаю. Кажется, всѣ такія дѣла, въ которыхъ нѣтъ ничего рѣшеннаго, имѣютъ въ себѣ нѣчто таинственное. Мы ожидаемъ, что люди должны жениться и дѣлу конецъ, хотя, быть можетъ, въ дѣйствительности, дѣло не такъ просто.,
-- Съ нимъ, кажется, случился какой-то скандалъ?
-- Да, но я этому никогда не вѣрилъ.
-- На меня онъ всегда производилъ впечатлѣніе какого-то неотесаннаго чурбана, но какъ бы то ни было, онъ, кажется, не такой негодяй, чтобы оставить дѣвушку, потому что...
-- Потому что отецъ ея мошенникъ?-- подсказалъ Маттъ.-- Нѣтъ, совсѣмъ не думаю, чтобы онъ былъ такимъ. Но есть всегда множество другихъ обстоятельствъ, которыя приходится принимать въ разсчетъ, помимо своихъ чувствъ и даже принциповъ. Я не могу рѣшить, какъ бы поступилъ Уилмингтонъ. Какъ предполагаешь ты дѣйствовать въ ближайшемъ будущемъ относительно Нортвика?
-- Я обѣщалъ ему, что его не станутъ "травить", пока онъ будетъ стараться оправдать себя. Если же мы откроемъ, что онъ удралъ, мы должны передать это дѣло въ руки сыскной полиціи. Такъ мнѣ кажется.
Отвращеніе выразилось на лицѣ Гилари, бывшемъ вѣрнымъ зеркаломъ воѣхъ его душевныхъ эмоцій.
-- Аппаратъ правосудія не отличается особенной привлекательностью,-- промолвилъ сынъ съ сочувственной улыбкой,-- даже въ томъ случаѣ, когда человѣкъ не совершалъ преступленія. Но я не знаю ничего возмутительнѣе коммерческаго или, какъ мы его называемъ, дѣлового аппарата. Нѣкоторая доля грязи, повидимому, остается на хлѣбѣ каждаго въ то время, какъ онъ его зарабатывалъ, или на его дѣлахъ даже и въ томъ случаѣ, когда онъ наживалъ ихъ большими кушами, какъ это практикуется въ нашемъ сословіи.
Эти послѣднія слова дали отцу возможность вымѣстить на сынѣ недовольство самимъ собою.
-- Я бы попросилъ тебя, Маттъ, не говорить со мною этимъ высокопарнымъ языкомъ бродячаго делегата. Я оставляю тебя въ покоѣ съ твоими бреднями и, мнѣ кажется, ты можешь легко сообразить, что я тоже не хочу, чтобы меня задѣвали.
-- Извини, пожалуйста,-- сказалъ молодой человѣкъ,-- я не хотѣлъ сдѣлать тебѣ непріятное.
-- Ну такъ я не дѣлай!
Спустя минуту Гилари прибавилъ, возвращаясь къ сознанію собственной неправоты:
-- Вся эта исторія въ высшей степени мнѣ противна; но я не вижу, какъ могъ бы я поступить иначе. Знаю, я самъ навлекъ на себя отвѣтственность въ извѣстномъ смыслѣ, давъ Нортвику возможность выпутаться изъ бѣды. Но, право, ничего другого не оставалось. Если онъ обманетъ оказанное ему довѣріе, отъ этого самый фактъ ничуть не измѣнится; но я не могу скрыть отъ самого себя, что отчасти ожидалъ съ его стороны возможности обмана.
-- Мнѣ кажется,-- отвѣчалъ сынъ,-- это естественно заставляетъ тебя предполагать, что онъ убѣжитъ.
-- Да.
-- Но твое предположеніе не устанавливаетъ еще самаго факта.
-- Нѣтъ. Но вопросъ въ томъ, не обязываетъ ли это меня дѣйствовать такъ, какъ если бы существовалъ уже самый фактъ; не долженъ ли я, разъ у меня явилось это подозрѣніе, принять теперь же нѣкоторыя мѣры, чтобы узнать, уѣхалъ-ли Нортвикъ дѣйствительно, или нѣтъ, вмѣстѣ съ сыскной полиціей энергично слѣдить за нимъ, хотя и обѣщалъ ему, что ни малѣйшая тѣнь не коснется его, пока не пройдутъ льготные три дня.
-- Это щекотливый вопросъ,-- сказалъ Маттъ,-- или, вѣрнѣе это скверный вопросъ. Однако, ты принимаешь свои страхи за совершившійся фактъ и всѣ вы должны были имѣть свои опасенія еще ранѣе. Я не думаю, чтобы даже виновная совѣсть обязывала кого бы то ни было къ занятію сыщика.
Матгъ снова засмѣялся съ тою нѣжной любовью, которую онъ питалъ къ отцу.
-- Хотя я не вижу никакого, особеннаго позора въ положеніи полицейскаго сыщика, разъ онъ полицейскій сыщикъ. Полицейскіе сыщики составляютъ необходимую часть административнаго правосудія, какъ мы его понимаемъ и какимъ оно у насъ является на дѣлѣ. Я не вижу, почему сыщикъ, арестующій, напримѣръ, убійцу, не представляетъ такого же достопочтеннаго чиновника, какъ судья, произносящій приговоръ надъ убійцей, или палачъ, накидывающій веревку ему на шею. Различіе, дѣлаемое нами между ними, одна изъ тѣхъ скрытыхъ уловокъ, которыя примѣняются нами повсюду въ нашей системѣ общественнаго устройства. Я говорю это не изъ желанія обратить тебя въ полицейскаго сыщика. Все это до такой степени грустно и возмутительно, что я желалъ бы, чтобы ты совсѣмъ не участвовалъ въ этомъ дѣлѣ.
-- Мнѣ кажется, ты думаешь, тебѣ слѣдуетъ, по крайней мѣрѣ, увѣдомить совѣтъ о твоихъ опасеніяхъ?
-- Да,-- сказалъ Гилари, печально свѣсивъ свой двойной подбородокъ на грудь,-- сперва мнѣ казалось, что я долженъ сдѣлать это; но я далъ ему слово! И мнѣ хотѣлось переговорить съ тобою.
-- Ты хорошо сдѣлалъ, оставивъ ихъ спать спокойно. Въ сущности, тутъ рѣшительно ничего нельзя сдѣлать.
Маттъ всталъ съ низкой кушетки, на которой растянулся, и широко разставилъ свои сильныя руки.