Хоуэллс Уильям Дин
Недоразумение

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    A Foregone Conclusion -- "Предрешенный исход".
    Перевод В. М. Саблина.
    Текст издания: журнал "Русская Мысль", кн. III-VII, 1894.

   

НЕДОРАЗУМЕНІЕ.

Романъ В. Д. Гоуэльса.

I.

   Проходя по длинной и узкой улицѣ, ведущей отъ Campo San-Stefano къ Большому Каналу въ Венеціи, донъ-Ипполито тревожно озирался вокругъ: то оглядывался назадъ, на тротуарчикъ, гдѣ не было видно ни одного живого существа, кромѣ кошки на садовой калиткѣ, то поспѣшно скользилъ взоромъ по стѣнамъ дворцовъ, широко раскинувшихся по обѣ стороны и окаймлявшихъ тонкую полоску голубого неба, сквозившую вверху, зубчатыми контурами и выступами своихъ балконовъ, дымовыхъ трубъ и карнизовъ, то обращалъ взглядъ на каналъ, гдѣ черныя лодки безшумно встрѣчались и расходились. На улицѣ не было слышно ни звука, за исключеніемъ его собственныхъ шаговъ, да рѣзкаго крика попугая, висѣвшаго на солнышкѣ въ одномъ изъ самыхъ верхнихъ оконъ; возгласы крестьянина, продававшаго гвоздику и розы въ горшкахъ, доносились съ площади, значительно смягченные, до ушей донъ-Ипполито, и онъ слышалъ хриплые голоса и смѣхъ гондольеровъ, перекликавшихся съ двухъ противуположныхъ береговъ канала, на ближайшей станціи гондолъ.
   Въ воздухѣ чувствовалось нѣжное вѣяніе первыхъ весеннихъ дней, но внизу, въ этой узкой улицѣ, было настолько свѣжо, что зимній холодъ щипалъ копчикъ гибкаго носа донъ-Ипполито, который онъ, ради удобства, растиралъ синимъ бумажнымъ платкомъ, а для щегольства поглаживалъ другимъ, бѣлымъ полотнянымъ. Каждый изъ нихъ онъ клалъ обратно въ особые карманы своего священническаго талара или рясы, доходившей ему почти до щиколотокъ, и затѣмъ крѣпко сжималъ тотъ карманъ, куда былъ опущенъ полотняный платокъ, точно желая удостовѣриться, что нѣчто, имѣющее для него большую цѣну, находится тамъ въ полной сохранности. Онъ вдругъ какъ бы спохватился и, оглянувшись на домъ, мимо котораго прошелъ, повернулъ назадъ и, пройдя нѣсколько шаговъ, остановился у дверей, надъ которыми, слегда выдаваясь впередъ, висѣла овальная вывѣска съ изображеніемъ орла, пучка стрѣлъ и какихъ-то перуновъ и съ слѣдующею, отчетливо напечатанною надписью: "Консульство Соединенныхъ Штатовъ". Донъ-Ипполито порывисто вздохнулъ и, послѣ минутнаго колебанія, схватилъ сонетку и такъ сильно дернулъ ее, что она какъ будто вытолкнула въ окно, находившееся надъ нимъ, словно часть своего механизма, голову старой служанки.
   -- Кто тутъ? -- спросила голова.
   -- Друзья, -- отвѣтилъ донъ-Ипполито звучнымъ, печальнымъ голосомъ.
   -- А что вамъ угодно?-- продолжала спрашивать старуха.
   Донъ-Ипполито сдѣлалъ паузу, какъ бы пробуя свой голосъ, прежде чѣмъ спросить:
   -- Здѣсь живетъ американскій консулъ?
   -- Такъ точно.
   -- Онъ, можетъ быть, дома?
   -- Не знаю. Я пойду, спрошу у него.
   -- Сдѣлайте одолженіе, голубушка,-- сказалъ донъ-Ипполито и остался предъ запертою дверью, нервно стискивая пальцы.
   Старуха сейчасъ же вернулась и, высунувшись изъ окна настолько, чтобъ можно было сказать: "Консулъ дома",-- отодвинула при помощи проволоки, соединенной съ замкомъ, какой-то внутренній засовъ, вслѣдствіе чего дверь отворилась, потомъ, выждавъ, когда донъ-Ипполито закроетъ ее за собою, она крикнула ему съ своей вышки:
   -- Пожалуйте наверхъ!
   Онъ поднялся по темной лѣстницѣ до того мѣста, гдѣ стояла старуха, и послѣдовалъ за нею къ двери, которую она широко распахнула, впустивъ его въ комнату, такъ ярко-освѣщенную окномъ, выходившимъ на залитой солнцемъ каналъ, что онъ остановился на порогѣ, жмурясь отъ свѣта.
   -- Синьоръ консулъ,-- сказала старуха,-- вотъ господинъ, желавшій васъ видѣть,-- и донъ-Ипполито, снявъ свою широкую, жесткую трехугольную шляпу, выступилъ впередъ и сдѣлалъ консулу глубокій поклонъ. Трепетъ, съ которымъ онъ подходилъ къ консульству, теперь исчезъ у него и онъ держалъ себя съ изящнымъ достоинствомъ.
   Это было въ первый годъ войны, и изъ патріотическаго побужденія, весьма обычнаго въ то время, мистеръ Феррисъ (одинъ изъ многихъ моихъ предшественниковъ въ этой должности въ Венеціи) только что скрестилъ два шелковыхъ флага своей гондолы надъ консульскимъ книжнымъ шкафомъ, гдѣ они производили очень недурной эффектъ своими золочеными древками съ копьями вверху, своими яркими звѣздами и полосами. Онъ смахнулъ нѣсколько пылинокъ со своего сюртука и попросилъ донъ-Ипполито сѣсть съ такимъ видомъ, какъ будто хотѣлъ дать понять, что подъ складками національнаго знамени даже венеціанскій священникъ ставится на равную ногу съ другими людьми. Мистеръ Феррисъ, какъ всѣ друзья Италіи, питалъ предубѣжденіе противъ католическихъ священниковъ; еслибъ не это, то онъ едва ли могъ бы найти въ донъ-Ипполито что-либо способное возбудить антипатію. Лицо у него было довольно худощавое, подбородокъ тонкій, носъ имѣлъ красивую дантовскую горбинку, но его нижняя линія придавала меланхолическій характеръ физіономіи, носившей печать мягкой и доброй души. Глаза были большіе и темные, полные какого-то мечтательнаго тепла. Главнымъ оттѣнкомъ въ цвѣтѣ лица донъ-Ипполито была та прозрачная синева, которая происходитъ отъ усиленнаго бритья густой черной бороды; лобъ и виски были бѣлы, какъ мраморъ; на головѣ виднѣлась тонзура съ долларъ величиной. Онъ просидѣлъ нѣсколько времени въ молчаніи, кротко вопрошая лицо консула своими мечтательными глазами. Очевидно, у него не хватало духу заговорить сразу о дѣлѣ, потому что онъ устремилъ взоръ на окно и сказалъ:
   -- Прекрасное мѣстоположеніе, синьоръ консулъ!
   -- Да, хорошенькое мѣстечко,-- осторожно отвѣтилъ мистеръ Феррисъ.
   -- Жить здѣсь, на Canalezzo, вѣдь, гораздо пріятнѣе, чѣмъ на площадяхъ или на маленькихъ каналахъ?
   -- О, безъ сомнѣнія!
   -- Здѣсь вы постоянно можете развлекаться, слѣдя за проѣзжающими гондолами, здѣсь столько движенія, столько разнообразія, столько жизни! А вотъ теперь подходитъ лѣто, и соотечественники синьора консула начнутъ скоро съѣзжаться въ Венецію... Можетъ быть,-- прибавилъ донъ-Ипполито съ учтивымъ безпокойствомъ и съ такимъ видомъ, какъ будто имъ внезапно овладѣло мучительное желаніе увернуться отъ приведшаго его сюда дѣла,-- можетъ быть, я мѣшаю синьору консулу или задерживаю его?
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ мистеръ Феррисъ,-- я совершенно свободенъ въ данную минуту. Въ чемъ могу я имѣть честь служить вамъ?
   Донъ-Ипполито испустилъ долгій, безплодный вздохъ и, вынувъ полотняный платокъ изъ кармана своей рясы, отеръ имъ лобъ и сталъ его свертывать на колѣняхъ. Онъ посмотрѣлъ на дверь, обвелъ взоромъ всю комнату, потомъ всталъ и подошелъ совсѣмъ близко къ консулу, оффиціально сидѣвшему у конторки.
   -- Я полагаю, что синьоръ консулъ выдаетъ паспорта?-- спросилъ онъ.
   -- Случается,-- отвѣтилъ консулъ, и лицо его омрачилось.
   Донъ-Ипполито, казалось, замѣтилъ возроставшее недовѣріе мистера Ферриса и чувствовалъ себя передъ нимъ совсѣмъ беззащитнымъ. Онъ торопливо продолжалъ:
   -- Не можете ли, синьоръ консулъ, дать паспортъ въ Америку мнѣ?
   -- А развѣ вы американскій гражданинъ?-- спросилъ консулъ тономъ человѣка, подозрѣнія котораго возбуждены не на шутку.
   -- Американскій гражданинъ?
   -- Да, т.-е. подданный Американской республики?
   -- Нѣтъ, конечно, нѣтъ, я не имѣю этого счастья. Я австрійскій подданный,-- возразилъ донъ-Ипполито съ нѣкоторою горечью, какъ будто долженъ былъ проглотить что-то непріятное.
   -- Въ такомъ случаѣ, я не могу дать вамъ паспорта,-- сказалъ мистеръ Феррисъ, на этотъ разъ уже помягче.-- Вѣдь, вамъ извѣстно,-- пояснилъ онъ,-- что никакое правительство не можетъ выдавать паспортовъ иностраннымъ подданнымъ. Это было бы неслыханною вещью.
   -- Но я думалъ, что для того, чтобы поѣхать въ Америку, нужно имѣть американскій паспортъ.
   -- Въ Америкѣ,-- возразилъ консулъ съ гордымъ состраданіемъ,-- никто и не смотритъ на паспорта. Люди пріѣзжаютъ и уѣзжаютъ, и никто въ это не вмѣшивается. Положимъ, -- замялся онъ,-- именно теперь, по милости сецессіонистовъ, въ Нью-Йоркѣ, дѣйствительно, приходится предъявлять паспортъ, но,-- продолжалъ онъ уже смѣлѣе,-- американскіе паспорта обыкновенно выдаются отъѣзжающимъ въ Европу, и, притомъ же, никакой въ мірѣ американскій паспортъ не далъ бы права вамъ переѣхать границу въ Пескіерѣ. Вы должны имѣть паспортъ отъ австрійскаго намѣстничества въ Венеціи.
   Донъ-Ипполито нѣсколько разъ тихо кивнулъ головой, повторяя: "такъ точно". Потомъ, съ неописанною тоскою въ голосѣ, онъ прибавилъ:
   -- Терпѣніе! Синьоръ консулъ, прошу васъ простить меня за безпокойство,-- и опять онъ низко поклонился консулу.
   Было ли затронуто любопытство мистера Ферриса, хотѣлось ли ему, разъ онъ удостовѣрился, что посѣтитель его человѣкъ безопасный, узнать, зачѣмъ онъ собственно явился съ такою просьбой, были ли у него другіе, болѣе добросердечные мотивы, онъ едва ли могъ бы самъ себѣ это сказать, но онъ обратился къ священнику со словами:
   -- Мнѣ очень жаль. Не могу ли я быть вамъ полезенъ въ чемъ-нибудь другомъ?
   -- Ахъ, я, право, не знаю!-- воскликнулъ донъ-Ипполито.-- Я, дѣйствительно, питалъ слабую надежду, отправляясь къ вашему превосходительству.
   -- Я не превосходительство, -- добросовѣстно прервалъ его мистеръ Феррисъ.
   -- Ахъ, виноватъ! Но теперь мнѣ это представляется чистѣйшею глупостью. Я оказался такимъ невѣждою въ одномъ дѣлѣ, что, безъ сомнѣнія, совершенно обманываюсь и въ другомъ.
   -- Я, конечно, ничего не могу сказать заранѣе, -- отвѣтилъ мистеръ Феррисъ,-- но я надѣюсь, что нѣтъ.
   -- Ну, такъ выслушайте меня, синьоръ!-- сказалъ донъ-Ипполито, положивъ руку на карманъ, въ которомъ хранился его полотняный платокъ.-- Мнѣ пришло въ голову предложить вашему уважаемому правительству одну вещь, которая могла бы сослужить ему службу въ этомъ прискорбномъ возстаніи.
   -- О!-- отвѣтилъ мистеръ Феррисъ съ вытянувшеюся физіономіей. Онъ получилъ уже столько предложеній помощи его уважаемому правительству отъ сочувствующихъ иностранцевъ. Недѣли не проходило безъ того, чтобы на его темной лѣстницѣ не раздался звонъ сабли какого-нибудь Herr Graf или Herr Baron, который являлся въ полныхъ доспѣхахъ блестящаго австрійскаго капитана или поручика, разсчитывая получить отъ консула командованіе бригадой въ федеральныхъ войскахъ подъ тѣмъ условіемъ, чтобы консулъ уплатилъ впередъ его путевые расходы до Вашингтона или, по крайней мѣрѣ, гарантировалъ ему тотчасъ по его прибытіи туда высокій постъ и возмѣщеніе президентомъ Линкольномъ всѣхъ его издержекъ. Это все были красивые мужчины съ цвѣтомъ лица дѣвушекъ-блондинокъ:, мундиры облегали ихъ точно лайковыя перчатки; золотые или красные галуны съ восхитительною рельефностью выдѣляли блѣдно-голубой или чисто-бѣлый, или гусарски-черный цвѣтъ ихъ плащей; и трудно было втолковать имъ, что въ Вашингтонѣ видимо-невидимо бригадныхъ командировъ изъ природныхъ американцевъ и что если они хотятъ отправиться туда, то должны ѣхать добровольцами, на свой собственный страхъ и рискъ. Но они были очень вѣжливы, просили извиненія, когда задѣвали ножнами мебель консула, въ дверяхъ каждый изъ нихъ отвѣшивалъ ему великолѣпный поклонъ, произнося своимъ громовымъ голосомъ "Yerous!" -- и уходилъ обратно, провожаемый старухой Мариной, ненавидѣвшей ихъ мундиры и питавшей сомнѣнія насчетъ политическихъ симпатій консула. Не дальше какъ вчера она въ неурочный часъ позвала его наверхъ, гдѣ его дожидался благовоспитанный господинъ, величавшій его monsieur le Ministre и предлагавшій ему за сходную цѣну десять тысячъ штукъ, вѣроятно, уже не годившихся къ употребленію, ружей изъ наслѣдства покойнаго герцога Пармскаго. Оборванные, голодные, ни на что не способные изгнанники всевозможныхъ націй, всевозможныхъ религій и политическихъ убѣжденій осаждали консула, выпрашивая у него почетныхъ и доходныхъ мѣстъ на службѣ Союза; революціонеры не у дѣлъ и фавориты низвергнутыхъ деспотовъ,-- всѣ были равно одушевлены желаніемъ, чтобъ ихъ накормили, одѣли и отправили въ Вашингтонъ, снабдивъ ихъ шпагами, посвященными увѣковѣченію Американской республики.
   -- Я принесъ съ собою,-- сказалъ донъ-Ипполито (онъ такъ горѣлъ нетерпѣніемъ показать, что именно онъ принесъ, что не замѣтилъ перемѣну въ настроеніи консула),-- модель изобрѣтеннаго мною орудія, которымъ, мнѣ думается, правительство Сѣвера могло бы пользоваться съ успѣхомъ въ тѣхъ случаяхъ, когда его батареямъ грозила бы опасность быть взятыми въ плѣнъ испанцами.
   -- Испанцами? Какими испанцами? У насъ нѣтъ войны съ Испаніей!-- воскликнулъ консулъ.
   -- Да, да, я знаю,-- поторопился объяснить донъ-Ипполито, но такъ какъ эти мятежники Южной Америки по своему происхожденію испанцы...
   -- Но мы воюемъ не съ Южною Америкой. Мы, къ сожалѣнію, воюемъ съ нашими собственными южными штатами.
   -- О, виноватъ! Я боюсь, что не совсѣмъ понимаю васъ,-- покорно сказалъ донъ-Ипполито, и вслѣдъ за этимъ мистеръ Феррисъ въ формѣ, составленной имъ для опроверженія превратныхъ взглядовъ европейцевъ на положеніе вещей въ Америкѣ и начинавшей уже надоѣдать ему, изложилъ суть дѣла своему посѣтителю. Донъ-Ипполито сокрушенно кивнулъ головой, и когда мистеръ Феррисъ кончилъ свое объясненіе, онъ такъ сконфузился, что не сталъ и порываться показать ему свое изобрѣтеніе, пока консулъ не прибавилъ: "Ну, да это все равно! Я полагаю, что вашъ снарядъ будетъ такъ же удачно дѣйствовать противъ южанъ, какъ противъ южно-американцевъ. Будьте любезны, покажите мнѣ его", и тогда донъ-Ипполито, съ улыбкой удовлетвореннаго самолюбія, вынулъ изъ кармана изящно сработанную модель пушки, заряжаемой съ казенной части.
   -- Вы видите, синьоръ консулъ,-- сказалъ онъ съ внезапно появившимся въ его тонѣ чувствомъ собственнаго достоинства,-- какъ орудіе, заряжаемое съ казенной части, этотъ снарядъ не представляетъ особенной новизны, хотя я прошу васъ обратить вниманіе на это маленькое усовершенствованіе, посредствомъ котораго казенный винтъ можетъ удобнѣе занимать свое первоначальное мѣсто; это нѣчто совсѣмъ оригинальное. Но капитальная черта моего изобрѣтенія -- вотъ эта секретная камера, долженствующая содержать въ себѣ взрывчатое вещество высокой силы съ фитилемъ, проходящимъ наружу въ нижней ея части. Канониръ, видя, что его орудіе находится въ опасности, зажигаетъ фитиль и спасается бѣгствомъ. Въ тотъ моментъ, какъ непріятель захватываетъ пушку, содержимое секретной камеры взрывается, орудіе взлетаетъ на воздухъ и убиваетъ захватившихъ пушку людей.
   Мечтательная теплота въ глубокихъ глазахъ донъ-Ипполито разгорѣлась въ яркое пламя, густой румянецъ запылалъ на его худыхъ щекахъ; онъ вынулъ изъ складокъ своей рясы маленькую табакерку и съ громкимъ свистомъ втянулъ щепотку табаку, какъ бы вдыхая сѣрнистый дымъ сраженія или щекоча свои ноздри крупинками пороха. Во всякомъ случаѣ, онъ вполнѣ наслаждался поэтическою мощью своего изобрѣтенія, и передъ его глазами, безъ сомнѣнія, рисовалась животрепещущая картина десятковъ двухъ сецессіонистовъ, ошеломленныхъ и превращенныхъ въ атомы въ самый моментъ торжества.
   -- Извольте взглянуть, синьоръ консулъ,-- сказалъ онъ.
   -- Это, конечно, очень любопытно, -- сказалъ мистеръ Феррисъ, вертя въ рукѣ грозную игрушку и любуясь чистотой отдѣлки.-- Вы сами изготовили эту модель?
   -- Разумѣется, самъ,-- отвѣтилъ священникъ съ горделивою радостью,-- у меня нѣтъ столько денегъ, чтобы дѣлать заказы ремесленникамъ, и, притомъ же, вы сами можете судить, синьоръ, что мое начальство и мои коллеги не особенно благосклонно смотрятъ на мои невинныя забавы, такъ что я, по возможности, сохраняю ихъ въ тайнѣ.-- Донъ-Ипполито нервно усмѣхнулся и затѣмъ погрузился въ молчаніе, напряженно устремивъ глаза на лицо консула.
   -- Какъ полагаете вы, синьоръ?-- снова заговорилъ онъ вдругъ.-- Еслибъ ваше великодушное правительство было поставлено въ извѣстность относительно этого изобрѣтенія, развѣ оно не оказало бы свое покровительство моимъ трудамъ? Я читалъ, что Америка -- страна предпріятій. Почемъ знать? Быть можетъ, ваше правительство пригласило бы меня на свою службу и опредѣлило бы меня на какую-нибудь должность, въ которой я могъ бы примѣнять эти скромныя дарованія, ниспосланныя мнѣ небомъ...-- Онъ опять остановился, повидимому, озадаченный улыбкой состраданія, мелькавшей на губахъ консула.-- Но скажите же мнѣ, синьоръ, какого вы мнѣнія объ этомъ изобрѣтеніи?
   -- Знакомы вы сколько-нибудь на практикѣ съ артиллерійскою наукой?-- спросилъ мистеръ Феррисъ.
   -- Ахъ, конечно, нѣтъ.
   -- Я тоже,-- продолжалъ мистеръ Феррисъ,-- но я сейчасъ подумалъ, что взрывчатое вещество въ этой секретной камерѣ будетъ такъ сильно воспламеняться отъ частыхъ выстрѣловъ орудія, что можетъ иной разъ взорваться преждевременно и убить нашихъ собственныхъ артиллеристовъ, вмѣсто того, чтобы дождаться южанъ.
   Лицо донъ-Ипполито омрачилось, выраженіе стыда и печали смѣнило ликованіе, которое только что сіяло на немъ. Голова его упала на грудь и онъ не пытался возражать, такъ что мистеру Феррису пришлось опять заговорить, чтобы прервать молчаніе.
   -- Видите ли, я, право, не больше васъ смыслю въ этомъ дѣлѣ и не рѣшаюсь утверждать, можетъ или нѣтъ мелькнувшая въ моей головѣ гипотеза сдѣлать ваше изобрѣтеніе непримѣнимымъ на практикѣ. Нѣтъ ли у васъ знакомыхъ военныхъ, которымъ вы могли бы показать свою модель?
   -- Нѣтъ,-- холодно отвѣтилъ донъ Ипполито,-- у меня нѣтъ сношеній съ военными сферами. Притомъ же, что подумали бы о священникѣ,-- спросилъ онъ, съ горечью подчеркивая это слово,-- который показалъ бы подобное изобрѣтеніе офицеру нашего отеческаго правительства?
   -- Я полагаю, что это, конечно, удивило бы до нѣкоторой степени вице-короля, -- сказалъ мистеръ Ферриссъ со смѣхомъ.-- Позвольте спросить,-- продолжалъ онъ послѣ небольшой паузы,-- вы занимались и другими изобрѣтеніями?
   -- Я дѣлалъ очень много попытокъ,-- уныло отвѣтилъ донъ-Ипполито.
   -- И что же, всѣ онѣ носятъ такой воинственный характеръ?-- продолжалъ консулъ.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ донъ-Ипполито, слегка покраснѣвъ,-- онѣ почти всѣ имѣютъ мирныя цѣли. Эту пушку я придумалъ изъ желанія создать что-нибудь полезное. Добрые друзья мои, соблаговолившіе поинтересоваться моими опытами, порицали меня за безполезность моихъ изобрѣтеній; они признавали, что это остроумныя вещи, но говорили мнѣ, что еслибъ даже ихъ привести въ дѣйствіе, то онѣ, все-таки, не окажутся тѣмъ, что нужно свѣту. Быть можетъ, они были правы. Я очень мало знаю свѣтъ,-- грустно закончилъ священникъ. Онъ всталъ и собирался откланяться, но какъ будто не въ силахъ былъ уйти,-- ему ничего больше не оставалось сказать,-- но если онъ явился къ консулу съ радостными надеждами, то теперь, когда онѣ разсыпались въ прахъ, естественно было, что онъ совсѣмъ палъ духомъ. Онъ испустилъ протяжный, сдавленный вздохъ сквозь стиснутые зубы, три раза кивнулъ самъ себѣ и, обратившись къ мистеру Феррису съ меланхолическимъ поклономъ, произнесъ:-- Синьоръ консулъ, благодарю васъ безконечно за вашу доброту, прошу простить меня за безпокойство и позволить мнѣ удалиться.
   -- Мнѣ очень жаль,-- сказалъ мистеръ Феррисъ.-- Намъ надо бы еще разъ повидаться съ вами. Что касается вашихъ изобрѣтеній, то, конечно, вамъ слѣдуетъ запастись терпѣніемъ.-- Онъ прибѣгнулъ къ помощи ходячихъ фразъ, которыми услужливые романскіе языки въ такомъ изобиліи снабжаютъ тѣхъ, кому часто приходится говорить, когда не хочется думать, и встрепенулся, услыхавъ, что донъ-Ипполито возражаетъ ему по-англійски. Все это такъ, но надежда, уходящая въ смутную даль, заставляетъ сердце страдать.
   Не то чтобъ для мистера Ферриса было такимъ необычнымъ явленіемъ видѣть итальянцевъ, невинно выкладывающихъ передъ нимъ весь свой скудный багажъ англійскихъ словъ, "ради практики", какъ они ему говорили, но въ произношеніи донъ-Ипполито были особенности, которыхъ онъ не могъ себѣ объяснить.
   -- Какъ!-- воскликнулъ онъ,-- вы знаете по-англійски?
   -- Я немножко выучился самоучкой, -- отвѣтилъ донъ-Ипполито, польщенный тѣмъ, что его англійскій языкъ былъ узнанъ, но затѣмъ, чувствуя себя не совсѣмъ твердо на этой почвѣ, прибавилъ по-англійски:-- И, кромѣ того, я пользовался уроками одного англійскаго священника, который въ прошломъ году провелъ ради своего здоровья нѣсколько мѣсяцевъ въ Венеціи; онъ читалъ со мной и училъ меня правильному выговору. Онъ былъ изъ Дублина, этотъ священникъ.
   -- А, вотъ какъ!-- съ облегченіемъ промолвилъ мистеръ Феррисъ.-- Теперь я понимаю.-- Онъ сообразилъ, что то, что смутило его въ англійскомъ языкѣ донъ-Ипполито, былъ грубый ирландскій акцентъ, наслоившійся на его итальянскомъ произношеніи.
   -- У меня довольно давно уже явилась эта идея отправиться въ Америку, и я думалъ, что для этого мнѣ, прежде всего, слѣдуетъ вооружиться знаніемъ языка.
   -- Гм!...-- сказалъ мистеръ Феррисъ,-- это во всякомъ случаѣ было практично,-- и онъ на минуту задумался. Затѣмъ онъ продолжалъ такимъ сердечнымъ тономъ, какимъ еще не говорилъ съ нимъ до тѣхъ поръ -- Я очень радъ былъ бы еще посидѣть съ вами, но я далъ слово быть въ одномъ домѣ и долженъ торопиться. Вы какъ пойдете, черезъ площадь? Подождите меня, пожалуйста, я выйду вмѣстѣ съ вами.
   Мистеръ Феррисъ направился въ другую комнату, и въ отворенную дверь донъ-Ипполито увидѣлъ обычную обстановку мастерской живописца: мольбертъ съ на половину конченною картиной, стулъ съ палитрой, кистями и толчеными и мятыми красками, манекенъ въ одномъ углу комнаты, на стѣнахъ лоскутки тисненой кожи, обрывки обоевъ, наскоро сдѣланные на бумагѣ эскизы.
   Мистеръ Феррисъ снова показался, чистя на ходу шляпу.
   -- Синьоръ консулъ забавляется, какъ я вижу, живописью,-- любезно замѣтилъ донъ-Ипполито.
   -- Вовсе нѣтъ,-- отвѣтилъ мистеръ Феррисъ, натягивая перчатки,-- я живописецъ по профессіи и забавляюсь консульствомъ {Послѣ того, какъ эти слова мистера Ферриса были впервые напечатаны, мнѣ пришлось узнать, что болѣе знаменитый живописецъ, а именно Рубенсъ, далъ такой же почти отвѣтъ на такое же почти замѣчаніе, въ бытность свою испанскимъ посломъ въ Англіи. "Посолъ его католическаго величества забавляется иногда, какъ я вижу, живописью",-- сказалъ ему одинъ посѣтитель, заставъ его за мольбертомъ.-- "Я забавляюсь иногда, разъигрывая роль посла", -- отвѣтилъ Рубенсъ. Несмотря на сходство этихъ репликъ, я оставляю отвѣтъ мистера Ферриса въ его первоначальной формѣ, ибо я убѣжденъ, что ему не было извѣстно, какъ неделикатно предвосхитилъ у него эти слова Рубенсъ.},-- и такъ какъ такой явный фактъ не требовалъ поясненій, то онъ ничего болѣе не прибавилъ. Да и мы не видимъ особенной необходимости распространяться о томъ, какъ въ одинъ прекрасный день, когда онъ работалъ въ Нью-Йоркѣ, у него блеснула мысль получить чрезъ одного изъ своихъ пріятелей, члена конгресса, должность консула въ Италіи, въ какомъ городѣ -- это было ему безразлично. Случилось такъ, что въ это время должность консула въ Венеціи оставалась вакантной; вознагражденіе было въ нѣсколько сотенъ долларовъ; такъ какъ другихъ претендентовъ на это мѣсто не явилось, то никто и не сталъ справляться, годится ли мистеръ Феррисъ на этотъ постъ, и вскорѣ въ его рукахъ очутилась бумага съ ходатайствомъ къ австрійскому императору о разрѣшеніи мистеру Феррису пользоваться правами и исполнять обязанности консула въ портахъ Ломбардо-Венеціанскаго королевства, на каковую должность президентъ Соединенныхъ Штатовъ назначилъ мистера Ферриса изъ особаго довѣрія къ его способностямъ и честности. Онъ тотчасъ же отправился на мѣсто службы, вытребовалъ консульскіе архивы у корабельнаго лавочника, которому они были отданы на храненіе, и принялся писать картины изъ венеціанской жизни.
   Онъ вышелъ изъ консульства вмѣстѣ съ донъ-Ипполито, предоставивъ старой Маринѣ переварить за ея обѣденною похлебкой удивленіе, которое она должна испытать при видѣ того, что онъ такъ по-пріятельски идетъ бокъ-о-бокъ со священникомъ. На площади они остановились въ дружеской бесѣдѣ и разстались, обмѣнявшись самыми любезными привѣтствіями предъ взорами докторовъ этого околотка, проводившихъ, по венеціанскому обычаю, часы досуга въ мѣстной аптекѣ.
   Аптекарь вытянулъ шею надъ своимъ прилавкомъ и выглянулъ въ отворенную дверь.
   -- Что это американскому консулу понадобилось вдругъ отъ священника?
   -- Американскому консулу отъ священника?-- переспросилъ степенный старикъ-докторъ, съ красивою, серебристою бородой и самою почтенною и сенаторскою осанкой, но одинъ изъ самыхъ злыхъ языковъ въ Венеціи.
   -- О, -- со смѣхомъ прибавилъ онъ, разсмотрѣвъ ихъ обоихъ сквозь очки,-- вѣдь, это полоумный донъ-Ипполито Рондинелли! Онъ не настолько священникъ, чтобы повредить репутаціи консула. Можетъ быть, онъ продаетъ ему perpetuum mobile для его правительства, которое какъ разъ теперь нуждается въ чемъ-нибудь подобномъ. А то, можетъ быть, консулъ пишетъ съ него картину. Изъ него вышелъ бы очень недурной Іосифъ, еслибъ помѣстить на заднемъ планѣ жену Пентефрія.
   

II.

   Мистеръ Феррисъ направился по извилистымъ тротуарамъ, гдѣ тѣнь давала прохладу, и по широкимъ площадямъ, гдѣ солнце разливало мягкое тепло, и гдѣ церковныя колокольни рельефно вырѣзывались на безоблачной лазури весенняго неба. Онъ шелъ и озабоченно хмурился, смущенный мыслями о донъ-Ипполито, котораго сначала, по какой-то непонятной причинѣ, онъ заподозрилъ въ шпіонствѣ, а потомъ сталъ жалѣть съ оттѣнкомъ юмора и съ глубокимъ сознаніемъ всей безплодности своего состраданія. Вскорѣ онъ уже началъ думать о немъ съ легкимъ отвращеніемъ, какъ свойственно людямъ думать о человѣкѣ, котораго они жалѣютъ и которому, однако, не могутъ помочь, и поторопился сбросить съ себя бремя ни къ чему не ведущей заботы. Онъ пожалъ плечами, и, постукивая тростью по гладкимъ плитамъ, сталъ блуждать взоромъ по фасадамъ домовъ, любуясь хорошенькими личиками, выглядывавшими изъ оконъ. Онъ былъ молодъ, въ воздухѣ пахло весной и онъ находился въ Венеціи. Онъ радостно сливался съ прекраснымъ городомъ и съ разцвѣтающею природой; его забавляли узкія улицы, добродушная сутолока и давка; онъ прижался къ аркѣ одного дома, чтобы дать дорогу женщинѣ съ коромысломъ, на концахъ котораго покачивались мѣдныя ведра съ капавшею по капелькамъ водой, и веселою, открытою улыбкой отвѣчалъ на ея улыбки и извиненія; онъ задѣвалъ пышные дамскіе кринолины, нагибался передъ неуклюжими вьюками носильщиковъ, торопливо пробиравшихся сквозь толпу, раздававшихъ толчки направо и налѣво и со смѣхомъ говорившихъ въ свое оправданіе: "Что дѣлать, синьоры, мы въ Венеціи!" Онъ сторонился передъ рядами солдатъ, тяжело громыхавшихъ по мостовой, причемъ ихъ ружья то зажигались яркимъ пламенемъ на освѣщенныхъ солнцемъ площадяхъ, то снова потухали во влажной тѣни улицъ. До слуха его доносился пронзительный жаргонъ лодочниковъ, проталкивавшихъ свои лодки подъ мостами, черезъ которые онъ проходилъ, и звонкое пѣніе канареекъ и черныхъ дроздовъ, высоко-высоко висѣвшихъ въ клѣткахъ подъ рѣшетчатыми окнами. Кучи апельсиновъ оживляли по временамъ своими красками сумрачные закоулки, а протяжный крикъ разнощиковъ: "Палермскіе померанцы!" -- заглушалъ топотъ ногъ и звуки другихъ голосовъ. Въ маленькой лавочкѣ, гдѣ въ изобиліи продавались масло, яйца и молоко, вмѣстѣ съ разнообразными весенними цвѣтами, мистеръ Феррисъ купилъ пучокъ гіацинтовъ, голубыхъ, бѣлыхъ и желтыхъ, и, наслаждаясь ихъ ароматомъ, не замѣтно дошелъ до отеля -- цѣли своего пути. Вскорѣ онъ уже стоялъ въ гостиной, дожидаясь дамъ, которымъ послалъ свою карточку. Онъ повернулся при звукѣ раздвинувшейся портьеры и невольно вложилъ свои гіацинты въ руки миссъ Флориды Вервэнъ, вошедшей въ комнату, чтобъ его принять.
   Это была дѣвушка лѣтъ семнадцати, на видъ казавшаяся старше; она была выше средняго роста, довольно полная, хотя ей нельзя было бы сдѣлать упрека въ массивности. Въ позахъ застѣнчивой надменности, которыя она то и дѣло принимала, былъ оттѣнокъ горделивой неловкости, имѣвшей извѣстное обаяніе. Она была блондинка съ молочно-бѣлыми руками и шеей; едва замѣтныя веснушки покрывали ея правильное лицо, на которомъ часто вспыхивалъ яркій румянецъ, хотя обыкновенно ея щеки были немного блѣдны. Глаза были голубые, съ прямо-очерченными бровями, рѣсницы нѣсколько свѣтлѣе густыхъ волнъ ея золотисто-бѣлокурыхъ волосъ; края вѣкъ были окрашены блѣдно-розовою каймой. Покойный полковникъ Вервэнъ, офицеръ арміи Соединенныхъ Штатовъ, передавшій дочери свою комплекцію, былъ опаснымъ противникомъ для тѣхъ, кто вздумалъ бы становится ему поперекъ дороги къ его удовольствіяхъ, и миссъ Вервэнъ порою какъ бы изнемогала подъ бременемъ страстнаго темперамента, который онъ оставилъ ей вмѣстѣ съ тропическимъ именемъ, даннымъ ей въ честь того штата, гдѣ въ свои молодые годы онъ воевалъ съ семинолами, и гдѣ ему случилось стоять и въ то время, когда она появилась на свѣтъ. Она какъ будто тяготилась своею собственною особой и какъ будто держала свои импульсы подъ тревожнымъ контролемъ. Не знаю, какъ иначе описать впечатлѣніе гордой, безпомощной женственности, которое поразило бы въ миссъ Вервэнъ внимательнаго наблюдателя.
   -- Какіе чудные цвѣты!-- сказала она. Въ сдержанной интонаціи ея голоса проглядывала все та же тревога, хотя въ немъ слышалась и извѣстная искренность.-- Вы мнѣ ихъ назначили, мистеръ Феррисъ?
   -- Не назначалъ, но назначаю,-- отвѣтилъ мистеръ Феррисъ.-- Я купилъ ихъ въ невѣдѣніи, но я понимаю теперь, на что ихъ предназначила природа.-- Дѣйствительно, мягкія ткани и чистыя краски гіацинтовъ прелестно гармонировали съ миссъ Вервэнъ, наклонившей надъ ними лицо и вдыхавшей ихъ сильный, густой ароматъ.
   -- Я поставлю ихъ въ воду,-- сказала она,-- вы извините меня на минутку?... Мама сейчасъ сойдетъ внизъ.
   Не успѣла она вернуться, какъ въ гостиной зашуршало платье ея матери.
   Миссисъ Вервэнъ, граціозная и хрупкая, была совсѣмъ не похожа на дочь. Она вошла тихою, скользящею походкой, неувѣренно озираясь сквозь очки своими близорукими глазами, и разсмѣялась торжествующимъ смѣхомъ, когда ей удалось въ точности опредѣлить позицію мистера Ферриса, который стоялъ, поглаживая свою окладистую каштановую бороду, и улыбался миссисъ Вервэнъ привѣтливымъ взглядомъ своихъ карихъ глазъ. Она была одѣта съ безукоризненнымъ вкусомъ по отношенію къ ея пожилому возрасту и сохранившимся еще признакамъ вдовьяго траура; въ ея манерахъ чувствовалась неподдѣльная естественность, которую, несмотря на ея сорокъ восемь лѣтъ, нельзя было назвать иначе, какъ очаровательной. Говорила довѣрчивымъ, ласкающимъ тономъ; ни одинъ мужчина не могъ бы отвѣтить сурово на этотъ тонъ.
   -- Какъ вы добры, что взяли на себя этотъ трудъ, мистеръ Феррисъ,-- сказала она, дружески протягивая ему руку.-- Вѣдь, мы похищаемъ у васъ такое драгоцѣнное время. Я, право, совѣщусь принимать вашу жертву. Но развѣ ныньче не божественный день? То, что я называю безподобнымъ днемъ, какъ разъ золотая середина, нѣтъ этихъ раздражающихъ крайностей. Такъ непріятно, напримѣръ, когда бываетъ слишкомъ жарко! Я величайшая сторонница умѣренности, мистеръ Феррисъ, и всюду преслѣдую этотъ принципъ; но я, все-таки, нахожу, что завтраки въ этихъ итальянскихъ отеляхъ черезъ-чуръ ужь воздушны. То ли дѣло наши американскіе завтраки, не правда ли? Я только что говорила Флоридѣ, что не могу дольше выносить этого; мы, право, должны какъ-нибудь иначе устроиться. Конечно, не слѣдовало бы думать о такихъ вещахъ, какъ ѣда, въ такомъ мѣстѣ, какъ Венеція,-- здѣсь все поэзія,-- но здоровая душа въ здоровомъ тѣлѣ -- вотъ мой девизъ. Мы положительно безъ ума отъ Венеціи. Не правда ли, мистеръ Ферриссъ, этотъ городъ производитъ чрезвычайно сильное впечатлѣніе? Все это пожалуй даже черезъ-чуръ подавляетъ, и гондолы на каждомъ шагу! Но я вѣчно боюсь, что гондольеры насъ обманываютъ, а въ магазинахъ я ни минуты не бываю спокойна, ни единой минуты! Я убѣждена, что венеціанцамъ недостаетъ-таки честности. Мнѣ кажется, они не въ состояніи были бы понять нашу американскую прямоту и искренность въ дѣлахъ. Я вовсе не желаю быть къ нимъ несправедливой, но я, право, думаю, что они злоупотребляютъ довѣріемъ покупателей. Вотъ хотя бы такая вещь, какъ кораллы. Флорида ужасно ихъ любитъ, и вчера мы купили на Піаццѣ цѣлый парюръ; но я знаю, что мы переплатили за нихъ. Флорида,-- обратилась миссисъ Вервэнъ къ дочери, возвратившейся въ комнату съ шалями и плэдами на рукѣ и терпѣливо дожидавшейся, когда мать окончитъ свою рѣчь,-- ты бы принесла сюда эти кораллы. Я желала бы слышать безпристрастное мнѣніе мистера Ферриса. Я увѣрена, что насъ обманули.
   -- Я ничего не смыслю въ кораллахъ, миссисъ Вервэнъ,-- вставилъ мистеръ Феррисъ.
   -- Все равно, вы должны взглянуть на нихъ, ради ихъ чуднаго цвѣта; они въ самомъ дѣлѣ восхитительны. Я увѣрена, что они доставятъ наслажденіе вашему художественному вкусу.
   Миссъ Вервэнъ колебалась, ей, очевидно, хотѣлось пойти за кораллами, но она какъ будто спрашивала себя, прилично ли навязывать мистеру Феррису это удовольствіе?
   -- Не лучше ли отложить это до другого раза, мама?-- нерѣшительно промолвила она,-- вѣдь, гондола ждетъ насъ.
   Миссисъ Вервэнъ нервно приподнялась со стула, на который только что опустилась.
   -- О, такъ пойдемте сейчасъ же!-- сказала она.-- Что за мрачныя вещи, эти гондолы!-- прибавила она потомъ, уже на крыльцѣ отеля, въ то время, какъ гондольеръ, опираясь одною ногой о бортъ лодки, принималъ платки и шали, и затѣмъ подставлялъ руку, чтобы помочь дамамъ войти.-- Удивляюсь, почему это ихъ не красятъ въ какой-нибудь болѣе веселый цвѣтъ!
   -- Въ голубой или розовый, миссисъ Вервэнъ?-- спросилъ мистеръ Феррисъ.-- Я зналъ, что вы дойдете до этого вопроса,-- всѣ туристы рано или поздно предлагаютъ его. Но мы отлично можемъ обойтись безъ крышки, если она наводитъ на васъ уныніе. Намъ будетъ достаточно тепло на солнышкѣ подъ открытымъ небомъ.
   -- Ну, такъ прикажите, пожалуйста, ее снять. Меня дрожь охватываетъ, какъ только я взгляну на нее. Какъ это Байронъ ее назвалъ?
   -- Да, да, теперь пора заговорить и о Байронѣ. Вы очень добры, что не упоминали о немъ раньше, миссисъ Вервэнъ! Но я зналъ, что и до него дойдетъ очередь. Онъ назвалъ ее гробомъ, втиснутымъ въ индійскій каноэ.
   -- Вотъ именно,-- сказала миссисъ Вервэнъ.-- Когда я сажусь въ гондолу, мнѣ всегда представляется, будто я отправляюсь на свои собственныя похороны, а ужь, кажется, достаточно видала похоронъ на своемъ вѣку и вовсе не желаю имѣть еще дѣло съ этою печальною церемоніей, пока я жива.
   Какъ только сняли верхъ, она лѣниво опустилась на мягкія кожаныя подушки. Дѣйствительно, смерть очень часто витала вокругъ нея; еще въ дѣтствѣ она потеряла отца и мать, и братья и сестры, осиротѣвшіе вмѣстѣ съ ней, одинъ за другимъ блекли и увядали, по мѣрѣ того, какъ достигали своего полнаго разцвѣта; смерть похитила у нея самой четверыхъ дѣтей, мужъ ея умеръ шесть лѣтъ тому назадъ. Всѣ эти утраты оставили ее такою же, какой застали. Она искренно оплакивала своихъ умершихъ и, по ея словамъ, съ тѣхъ поръ, какъ помнила себя, почти не выходила изъ траура.
   -- Я никогда не носила цвѣтныхъ платьевъ, пока была дѣвушкой,-- продолжала она, предаваясь воспоминаніямъ о своихъ потеряхъ, между тѣмъ какъ гондола, погрузившись въ воду, летѣла стрѣлой внизъ по каналу.-- Я даже вѣнчалась въ траурѣ по моей младшей сестрѣ. Это, право, было уже слишкомъ, мистеръ Феррисъ, когда она скончалась. Я была черезъ-чуръ мала, чтобы такъ же сильно принимать къ сердцу смерть другихъ, но съ ней мы были почти ровесницы, а, вѣдь, это много значитъ, не правда ли? То братъ, то сестра: такъ странно, что они умирали все въ томъ же порядкѣ! Я какъ будто сняла заклятіе, вышедши замужъ; впрочемъ, вѣдь, послѣ Маріанны брата больше и не было.
   Миссъ Вервэнъ слушала некрологическую болтовню своей матери съ такимъ выраженіемъ лица, въ которомъ нельзя было уловить и тѣни нетерпѣнія; мистеръ Феррисъ, съ своей стороны, оставилъ безъ комментаріевъ странное несоотвѣтствіе между содержаніемъ и характеромъ повѣствованія, такъ какъ миссисъ Вервэнъ касалась самыхъ мрачныхъ фактовъ своей біографіи съ какимъ-то безличнымъ статистическимъ интересомъ. Они плыли по лагунѣ къ острову Санъ-Лаццаро, гдѣ, по извѣстнымъ лишь ей причинамъ, миссисъ Вервэнъ намѣревалась посѣтить монастырь, въ которомъ Байронъ изучалъ армянскій языкъ, готовясь написать на немъ свою поэму; если ея паломничество не имѣло особенно серьезнаго побужденія, то оно, во всякомъ случаѣ, было достойно того факта, въ честь котораго было предпринято. Лагуна представляла зеркальную, лучезарную поверхность, мѣстами ее рябили мели, по которымъ, словно спутанныя пряди волосъ, волочились оставленныя отливомъ водоросли. Рыбаки ходили вбродъ, разставляя свои сѣти или собирая на меляхъ ракушки, и ихъ ноги, смуглыя и упругія, напоминали ноги апостоловъ въ Успеніи Тиціана. Тамъ и сямъ на водѣ качалась лодка съ мальчикомъ или старикомъ, спавшимъ на днѣ ея. Чайки носились высоко, точно хлопья снѣга на необозримой лазури небесъ; воздухъ, хотя весна была въ самомъ началѣ и въ тѣни въ немъ чувствовалась солоноватая ѣдкость, здѣсь былъ такъ тепелъ, что навѣвалъ какую-то истому; въ неподвижномъ блескѣ и въ богатыхъ краскахъ пейзажа таилась меланхолія, подъ вліяніемъ которой даже миссисъ Вервэнъ погружалась въ молчаніе. По временамъ Феррисъ произносилъ нѣсколько словъ, чтобъ обратить вниманіе миссъ Флориды на тотъ или другой предметъ, и она такъ же отрывисто отвѣчала ему. Когда они проѣзжали мимо дома умалишенныхъ въ Санъ-Серволо, одинъ сумасшедшій, стоявшій у окна, снялъ съ своихъ сѣдыхъ волосъ черную бархатную ермолку и, низко поклонившись три раза, послалъ дамамъ воздушный поцѣлуй. Впереди Лидо стлалось коричневою песчаною полосой, изъ-за которой просвѣчивали бѣлыя селенія; налѣво Общественные Сады выставляли массу какъ бы висящей въ воздухѣ зелени; далеко-далеко за ними и вверху, словно призраки, мелькали въ туманномъ горизонтѣ снѣга альпійскихъ вершинъ.
   Холодно было въ тѣни монастыря, когда они причалили къ Санъ-Лаццаро, свѣжо было въ пріемной, гдѣ они дожидались монаха, который долженъ былъ показать имъ зданіе, но на превращенномъ въ садъ дворѣ было тепло и тихо, и пчелы жужжали тамъ подъ лучами полуденнаго солнца, среди крокусовъ и гіацинтовъ. Миссъ Вервэнъ смотрѣла въ окно на лагуну, между тѣмъ какъ ея мать ходила по комнатѣ, разсматривая сквозь очки предметы, украшавшіе стѣны. Она только что принялась расточать хвалы китайской картинѣ, написанной на рисовой бумагѣ и изображавшей какихъ-то рыбъ, какъ вдругъ въ пріемную вошелъ молодой монахъ, сердечно привѣтствуя мистера Ферриса на англійскомъ языкѣ. Она обернулась и увидала, что они пожимаютъ другъ другу руку, но въ эту самую минуту ея очки стремительнымъ скачкомъ упали съ ея носа; она мило разсмѣялась и, ощупывая ихъ на своемъ платьѣ, поклонилась наугадъ, когда мистеръ Феррисъ представилъ ей padre Джироламо.
   -- Я совсѣмъ залюбовалась этою картиной, padre Джироламо,-- сказала она, сразу удостоивая монаха своей благосклонности и показывая ему уже тѣмъ непринужденно-фамильярнымъ тономъ, какимъ она произносила его имя, что она принимаетъ его въ кругъ своихъ друзей.-- Вѣроятно, кто-нибудь изъ братьевъ нарисовалъ ее?
   -- Ахъ, нѣтъ,-- отвѣтилъ монахъ,-- это китайская картина. Мы повѣсили ее здѣсь, потому что намъ ее подарили, и, притомъ же, она очень оригинальна.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Но, знаете, я, вѣдь, такъ и думала, что это китайская картина!-- возразила миссисъ Вервэнъ.-- Ихъ произведенія до того причудливы! Но, право же, такая вещь въ армянскомъ монастырѣ совсѣмъ неудобна. Мнѣ кажется, что вамъ не слѣдуетъ оставлять ее здѣсь; она такъ легко можетъ сбить людей съ толку,-- прибавила она, и милый упрекъ, который она вложила въ эти слова, смягчилъ ихъ вульгарность и придалъ имъ что-то поистинѣ изящное.
   -- Но что же вы скажете, если въ китайскихъ монастыряхъ вѣшаютъ армянскія картины?-- сказалъ мистеръ Феррисъ.
   -- Вы шутите!-- воскликнула миссисъ Вервэнъ, глядя на него съ граціозно-удивленною миной.-- Какіе же могутъ быть монастыри въ Китаѣ? Конечно, эти мятежники до нѣкоторой степени, все-таки, христіане,-- задумчиво прибавила она,-- но ихъ, навѣрное, уже не много осталось, при томъ что ихъ, несчастныхъ, цѣлыми сотнями заразъ казнили. Сердце разрывается, когда читаешь объ этихъ ужасахъ, и такъ тяжело думать, что ничѣмъ нельзя имъ помочь! Но, впрочемъ, говорятъ, что они не такъ чувствительны, какъ мы... не такіе нервные.
   Она пошла рядомъ съ молодымъ монахомъ, пригласившимъ ихъ осмотрѣть тѣ части монастырскаго зданія, которыя открыты для посѣтителей, а мистеръ Феррисъ двинулся съ ея дочерью во второй парѣ. Ему вдругъ показалось, что миссъ Флорида встрѣчаетъ его попытки къ разговору съ большею, чѣмъ когда-либо, надменностью. "Какая дурочка!-- подумалъ онъ про себя.-- Боится она, что ли, что я буду за ней ухаживать?" -- и онъ послѣдовалъ за миссисъ Вервэнъ и ея путеводителемъ въ довольно-таки угрюмомъ молчаніи. Библіотека, часовня и музей вызвали у миссисъ Вервэнъ восторженныя похвалы; мумію, выставленную въ музеѣ, она стала даже превозносить надъ муміей, видѣнною сю въ Нью-Йоркѣ; но когда padre Джироламо указалъ ей въ трапезной аналой, за которымъ одинъ изъ братьевъ читаетъ, пока другіе обѣдаютъ, она принялась журить его.
   -- Но, вѣдь, знаете, это никакъ не можетъ быть полезно для пищеваренія, такъ напрягать умъ, пока сидишь за столомъ! Надѣюсь, что вы слушаете не черезъ-чуръ внимательно; въ концѣ-концовъ, это, все-таки, было бы лучше для васъ, даже съ религіозной точки зрѣнія... Да, а что же Байронъ? Вы непремѣнно должны показать мнѣ его келью!
   Монахъ сталъ отрицать существованіе подобной кельи и съ замѣшательствомъ взглянулъ на мистера Ферриса, который поспѣшилъ къ нему на выручку.
   -- Вы не могли бы видѣть его келью, если бы даже она существовала, миссисъ Вервэнъ. Дамы не допускаются во внутреннія помѣщенія обители.
   -- Какія глупости!-- отвѣтила миссисъ Вервэнъ, повидимому, принимая эти слова за новую шутку мистера Ферриса, но padre Джироламо молчаливымъ наклоненіемъ головы подтвердилъ его заявленіе, и она съ жаромъ напала на это правило, какъ свидѣтельствующее о неуваженіи къ ея полу и, слѣдовательно, къ самой Пресвятой Дѣвѣ. Монахъ терпѣливо выслушалъ ее и съ улыбкой сознался, что всѣ аргументы на сторонѣ миссисъ Вервэнъ. Въ типографіи, гдѣ печатаются книги на разныхъ языкахъ, она съ большимъ тактомъ накупила всевозможныхъ армянскихъ книгъ и брошюръ, видя въ этомъ единственный способъ отблагодарить padre Джироламо за безпокойство, причиненное ея посѣщеніемъ. Но онъ не простился съ ними здѣсь, а, переговоривъ съ Феррисомъ, очевидно, его старымъ пріятелемъ, провелъ ихъ черезъ садъ къ маленькой бесѣдкѣ, лѣпившейся на стѣнѣ, защищающей островъ отъ прибоя лагуны. Слѣдомъ за ними явился послушникъ, неся подносъ, на которомъ были кофе, сухари и кружка варенья изъ розовыхъ лепестковъ, предлагаемаго въ монастырѣ почетнымъ посѣтителямъ, какъ самое тонкое угощеніе. Когда padre Джироламо объяснилъ миссисъ Вервэнъ, что это такое, она пришла въ восторгъ отъ поэтическаго лакомства, дочь ея тоже соблаговолила выразить сдержанное удовольствіе. Кончивъ свой полдникъ, милая матрона стряхнула съ платья крошки и, поправивъ на носу очки, наклонилась впередъ, чтобы лучше вглядѣться въ чернобородое лицо монаха.
   -- Я просто очарована,-- сказала она.-- Вы должны быть очень счастливы, живя здѣсь. Я надѣюсь, что вы счастливы.
   -- Да,-- восторженно отвѣтилъ монахъ,-- я такъ счастливъ, что только одного и желаю: никогда не покидать Санъ-Лаццаро. Я очень еще юнымъ поступилъ сюда и большая часть моей жизни протекла на этомъ островкѣ. Это моя вторая родина, моя вторая отчизна.
   -- Вы никогда не выѣзжаете отсюда?
   -- Какъ же; иногда я ѣзжу въ Константинополь, иногда въ Лондонъ и Парижъ.
   -- И вы никогда еще не были въ Америкѣ? Ну, такъ вы непремѣнно должны побывать тамъ. Я знаю, что Америка вамъ понравится, а нашъ народъ устроилъ бы вамъ самый радушный пріемъ.
   -- Пріемъ?-- Монахъ снова взглянулъ на Ферриса, какъ бы призывая его на помощь.
   Феррисъ разсмѣялся.
   -- Не думаю, чтобы padre Джироламо пріѣхалъ въ Америку въ качествѣ знатнаго иностранца, миссисъ Вервэнъ. Да онъ, вѣроятно, и не зналъ бы, что ему дѣлать съ нашими радушными пріемами.
   -- Все равно, онъ, во всякомъ случаѣ, долженъ поѣхать въ Америку. Онъ не можетъ имѣть сколько-нибудь вѣрнаго представленія о насъ, пока не побывалъ тамъ. Подумайте только, какъ мало знаютъ о нашей странѣ англичане! Вѣдь, вы пріѣдете, не правда ли? Я такъ была бы рада видѣть васъ у себя въ Провиденсѣ. Родъ-Айлэндъ небольшой штатъ, но очень богатый, а въ Провиденсѣ вы найдете очень хорошее общество. Это, знаете, Нью-Йоркъ въ миніатюрѣ,-- выразительно добавила миссисъ Вервэнъ.
   Говоря это, она встала и направилась обратно къ гондолѣ. Она сказала padre Джироламо, что пробудетъ съ дочерью нѣсколько недѣль въ Венеціи, и взяла съ него обѣщаніе пріѣхать къ нимъ въ отель завтракать. Она продолжала улыбаться и кивать ему, когда лодка уже отчалила отъ берега, а онъ стоялъ на крыльцѣ, провожая ихъ поклонами.
   -- Что за прелестное мѣстечко! И какое божественное утро вы намъ устроили, мистеръ Феррисъ! Не знаю, какъ и благодарить васъ! А теперь знаете, что мнѣ пришло въ голову? Можетъ быть, вы поможете мнѣ? Это Байронъ съ своимъ изученіемъ армянскаго языка навелъ меня на эту мысль. Когда прилетаютъ москиты?
   -- Въ концѣ іюня, приблизительно, -- машинально отвѣтилъ Феррисъ и съ полнымъ недоумѣніемъ уставился глазами въ миссисъ Вервэнъ.
   -- Отлично; стало быть, ничто не помѣшаетъ намъ остаться до этого времени въ Венеціи. Намъ обѣимъ очень полюбился этотъ городъ и сегодня утромъ мы совсѣмъ было рѣшили остаться здѣсь, пока не прилетятъ москиты. Вы знаете, мистеръ Феррисъ, моей дочери пришлось оставить школьную скамью гораздо раньше, чѣмъ бы слѣдовало, такъ какъ мое слабое здоровье вынудило меня очень много путешествовать, послѣ того, какъ я потеряла своего мужа, а Флориду я непремѣнно должна имѣть возлѣ себя, потому что мы съ нею послѣдніе обломки нашей семьи,-- у насъ ни одной родной души нѣтъ на бѣломъ свѣтѣ. Но, гдѣ бы мы ни останавливались, хотя бы лишь на нѣсколько недѣль, я непремѣнно стараюсь сдѣлать что-нибудь для ея образованія. Я такъ живо чувствую, насколько я сама недостаточно образована. Потому что, по правдѣ говоря, мистеръ Феррисъ, я вышла замужъ черезъ-чуръ ужь юной. По всей вѣроятности, я поступила бы не иначе, еслибъ это пришлось повторить съизнова, но, видите ли, вслѣдствіе этого мой умъ не успѣлъ развиться должнымъ образомъ. А потомъ мы съ мужемъ постоянно перекочевывали съ мѣста на мѣсто; первый ребенокъ родился у меня, когда мнѣ было всего девятнадцать лѣтъ. Гдѣ же тутъ было думать объ образованіи? Вотъ я и рѣшила, что хотя мы съ Флоридой вѣчныя странницы, но она, по крайней мѣрѣ, будетъ избавлена отъ сожалѣній, которыя мнѣ такъ хорошо знакомы. Я приглашала для нея учителей въ Англіи, -- англичане далеко не такъ непріятны у себя дома, какъ въ путешествіи, а мы прожили тамъ два года,-- и то же самое во Франціи и въ Германіи. Ну, а вотъ теперь итальянскій языкъ. Разъ мы находимся въ Италіи, мнѣ кажется, мы должны употребить время съ пользой. Флорида уже очень порядочно знаетъ по-итальянски, потому что ея учитель музыки во Франціи былъ итальянецъ и училъ ее не только музыкѣ, но и своему языку. Что ей требуется теперь, по моему мнѣнію, это усовершенствовать произношеніе и научиться бѣгло говорить; мнѣ кажется, очень хорошо было бы найти кого-нибудь, кто могъ бы приходить къ ней каждый день, чтобы читать съ ней и разговаривать часъ или два.
   Миссисъ Вервэнъ откинулась на спинку скамьи и посмотрѣла на Ферриса. Чувствуя, что вопросъ представленъ на его обсужденіе, онъ отвѣтилъ ей:
   -- Мнѣ кажется... я не беру на себя смѣлость сказать, насколько миссъ Вервэнъ нуждается въ дальнѣйшемъ образованіи, но мнѣ кажется, что ваша идея очень удачна.-- Онъ погрузился въ молчаніе, недоумѣвая, какимъ образомъ такая пустоголовая женщина, какою съ перваго же взгляда должна была показаться миссисъ Вервэнъ, могла, въ то же время, проявлять столько здраваго смысла.
   -- Въ теоріи это, конечно, превосходно,-- прибавилъ онъ, бросивъ взглядъ на ея дочь, какъ будто эта мысль принадлежала собственно ей. Она не тотчасъ же встрѣтила этотъ взглядъ, но, словно досадуя на жару, сдѣлавшуюся слишкомъ чувствительною для ея сравнительно теплаго костюма, она слегка вздернула рукава платья, обнаруживъ ослѣпительную бѣлизну своей руки, окунула пальцы въ прохладную воду, потомъ вытерла ихъ носовымъ платкомъ и взглянула прямо въ глаза молодому человѣку, какъ бы заранѣе зная, что онъ найдетъ то, что она сдѣлала, неприличнымъ для дѣвушки хорошаго общества.
   "Нѣтъ, ясное дѣло, что эта мысль не ей принадлежитъ, -- сказалъ самъ себѣ Феррисъ, -- невозможно составить себѣ благопріятное мнѣніе объ умѣ дѣвушки, которая съ такимъ нескрываемымъ презрѣніемъ третируетъ людей".
   -- Да,-- подхватила миссисъ Вервэнъ,-- въ теоріи это, конечно, превосходно. Но только... Ахъ, Боже мой, вы не можете себѣ представить, какія тутъ возникаютъ препятствія! Я могу говорить съ вами откровенно, мистеръ Феррисъ, потому что вы представитель нашей страны и, естественно, должны сочувствовать затрудненіямъ, которыя американцы встрѣчаютъ за границей. Бѣда въ томъ, что учителя считаютъ непремѣннымъ долгомъ влюбляться въ своихъ ученицъ.
   -- Мама!-- начала было миссъ Вервэнъ по сейчасъ же остановилась.
   Феррисъ зло засмѣялся.
   -- Что до этого, миссисъ Вервэнъ, то, хотя я сочувствую вамъ, какъ лицо оффиціальное, но я долженъ сказать, что, какъ мужчина и собратъ этихъ несчастливцевъ, я не могу, въ то же время, не пожалѣть ихъ.
   -- Конечно, о нихъ слѣдуетъ пожалѣть, само собою разумѣется. И мнѣ дѣйствительно ихъ жаль. И всегда было жаль, когда я сама была дѣвушкой, потому что то же самое случалось и тогда. Но зачѣмъ же Флоридѣ подвергаться такимъ непріятностямъ? Иной разъ можно, право, подумать, что это у нихъ въ крови. Знаете,, нихъ сейчасъ является фантазія, что они имѣютъ дѣло съ богачами.
   -- Такъ я сказалъ бы скорѣе, что причина кроется въ карманѣ,-- замѣтилъ мистеръ Феррисъ; онъ взглянулъ при этомъ на миссъ Вервэнъ и въ безмолвномъ страданіи, которое онъ прочелъ на ея лицѣ, нашелъ себѣ злорадное утѣшеніе за ея пренебрежительное обращеніе съ нимъ.
   -- Какъ вы это ни объясняйте, это очень досадно,-- возразила миссисъ Вервенъ.-- Разумѣется, вѣчно путешествуя такъ, какъ мы, постоянно переѣзжая изъ города въ городъ, останавливаясь въ каждомъ на не долгій срокъ, пожалуй, и нельзя выбирать особенно тщательно. А если даже и удастся найти пожилого учителя, онъ оказывается не лучше другихъ. Это чистая мука! Но вотъ сейчасъ, когда я разговаривала съ этимъ милымъ монахомъ, вашимъ пріятелемъ, я не могла не подумать, какъ было бы прелестно, еслибъ онъ могъ сдѣлаться учителемъ Флориды. Почему бы и нѣтъ? Онъ сказалъ мнѣ, что пріѣдетъ къ намъ завтракать или полдничать, но только не обѣдать, потому что по уставу онъ обязанъ засвѣтло возвращаться въ монастырь. Ну, такъ онъ могъ бы давать урокъ какъ-нибудь среди дня.
   -- Этого нельзя устроить, миссисъ Вервэнъ, я знаю, что нельзя,-- серьезно отвѣтилъ Феррисъ.-- Я увѣренъ, что армянскіе монахи никогда не дѣлаютъ ничего подобнаго. Всѣ они очень дѣятельные люди, трудящіеся на пользу церкви или литературы; у нихъ и времени бы не нашлось.
   -- Почему вы такъ думаете? А какъ же Байронъ?
   -- Но, вѣдь, Байронъ самъ отправился къ нимъ и изучалъ у нихъ не итальянскій, а армянскій языкъ. Padre Джироламо, насколько я могу судить, превосходно говоритъ по-итальянски, но я сомнѣваюсь, чтобъ онъ взялъ на себя выработать у миссъ Вервэнъ природный акцентъ, а, между тѣмъ, вамъ именно это и нужно. Увѣряю васъ, что это совсѣмъ неосуществимый планъ.
   -- Ну, дѣлать нечего!-- сказала миссисъ Вервэнъ, -- но мнѣ это чрезвычайно грустно. Этотъ планъ такъ мнѣ пришелся по сердцу! Никогда еще не бывало, чтобы кто-нибудь успѣлъ мнѣ такъ понравиться въ такое короткое время, какъ padre Джироламо.
   -- Это, кажется, была взаимная симпатія съ перваго взгляда,-- замѣтилъ Феррисъ.-- Padre Джироламо не расточаетъ всѣмъ посѣтителямъ безъ разбора свое варенье изъ розовыхъ лепестковъ.
   -- Благодарю васъ,-- отвѣтила миссисъ Вервэнъ, -- вы очень добры, мистеръ Феррисъ, и мнѣ очень пріятно слышать то, что вы говорите; но, видите ли, это нисколько не подвигаетъ впередъ нашего дѣла. Скажите, какихъ вы знаете учителей?
   По своему замужству она такъ долго состояла на службѣ Соединенныхъ Штатовъ, что до сихъ поръ продолжала считать ихъ чиновниковъ какъ бы зачисленными въ составъ ея домашней экономіи. Къ консуламъ она всюду относилась какъ къ должностнымъ лицамъ, спеціально назначеннымъ для охраненія интересовъ американскихъ дамъ, путешествующихъ безъ мужчинъ. Въ теченіе недѣли, прошедшей со времени ея пріѣзда въ Венецію, она ни одного дня не пропустила, чтобы не обратиться къ Феррису за помощью, за сочувствіемъ или совѣтомъ. Она сразу дружески завладѣла имъ и установила между нимъ и собою какую-то забавную интимность, которой высокомѣрная пугливость ея дочери ставила извѣстныя границы, но въ предѣлахъ которой просьба найти подходящаго итальянскаго учителя была самою простою и натуральною вещью.
   -- Да, я знаю нѣсколькихъ учителей,-- сказалъ онъ, немного подумавъ,-- но противъ всѣхъ нихъ говоритъ тотъ фактъ, что они люди; притомъ же, всѣ они относятся къ дѣлу рутинно, и я боюсь, что они не съумѣютъ освоиться съ духомъ какой бы то ни было системы преподаванія, которая слишкомъ отступала бы отъ Оллендорфа.
   Онъ остановился, и миссисъ Вервэнъ обрисовала ему различныхъ учителей по профессіи, которыхъ она приглашала для дочери въ тѣхъ странахъ, гдѣ ей случалось быть, съ подробнымъ анализомъ ихъ жизни и характера; относительно сомнительныхъ пунктовъ она искала подтвержденія своихъ словъ у Флориды. Феррисъ разсѣянно слушалъ ее.
   -- Сегодня утромъ, -- заговорилъ онъ, наконецъ, и улыбнулся,-- у меня былъ итальянскій священникъ, удивившій меня знаніемъ англійскаго языка, правда, съ грубымъ акцентомъ, который онъ перенялъ отъ одного англійскаго священника, пріѣхавшаго прямо изъ Дублина; можетъ быть, онъ годился бы вамъ, миссисъ Вервэнъ? Вы знаете, что его профессіональный обѣтъ обязываетъ его не доставлять тѣхъ непріятностей, которыя вамъ приходилось терпѣть отъ другихъ учителей. Я полагаю, что онъ исполнялъ бы ваши требованія не хуже padre Джироламо.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? И вы говорите серьезно?
   -- Ахъ, конечно, нѣтъ! Я вовсе не думаю, чтобъ онъ годился въ учителя. Онъ принадлежитъ къ воинствующей церкви. Онъ принесъ показать мнѣ модель изобрѣтенной имъ пушки и просилъ у меня паспорта въ Америку, чтобы предложить эту пушку нашему правительству.
   -- Какъ это любопытно!-- сказала миссисъ Вервэнъ, а дочь ея открытымъ взглядомъ посмотрѣла на Ферриса.-- Но я знаю, это опять ваши шутки!
   -- Вы слишкомъ лестнаго мнѣнія обо мнѣ, миссисъ Вервэнъ. Еслибъ я могъ сочинить ради шутки такого священника, то сразу попалъ бы въ юмористы. У него былъ тотъ оттѣнокъ паѳоса, безъ котораго, говорятъ, немыслимо истинно-юмористическое произведеніе, -- продолжалъ онъ, инстинктивно обращаясь къ миссъ Вервэнъ, и дѣвушка на этотъ разъ не оттолкнула его.-- Онъ возбудилъ во мнѣ какое-то меланхолическое чувство, и лицо его постоянно у меня передъ глазами. Я желалъ бы написать его портретъ. Католическіе патеры обыкновенно такой вульгарный, непривлекательный народъ. Да и онъ, вѣроятно, достаточно вульгаренъ, хотя и не показался мнѣ такимъ, -- закончилъ Феррисъ.-- Поберегите вашъ романъ, миссъ Вервэнъ.
   Молодая дѣвушка обиженно покраснѣла.
   -- Романъ тутъ такъ же мало умѣстенъ, какъ и шутки,-- сказала она.
   -- Плохо пришлось бы южанамъ отъ этого орудія, если бы только оно имъ досталось, -- продолжалъ Фериссъ, съ какимъ-то разсѣяннымъ смѣхомъ и не обращая вниманія на Флориду.-- Бѣдняга! Онъ, вѣроятно, явился ко мнѣ, преисполненный радужныхъ надеждъ, увѣренный, что я встрѣчу его изобрѣтеніе краснорѣчивыми похвалами. Безъ сомнѣнія, онъ уже рисовалъ себѣ въ мечтахъ, что я снабжу его не только паспортомъ, но и письмомъ къ президенту Линкольну, и предвкушалъ заранѣе свой торжественный въѣздъ въ Вашингтонъ и почетныя аудіенціи у восхищенныхъ генераловъ союзной арміи, которымъ онъ будетъ показывать свою чудесную пушку. Грустное разочарованіе, не правда ли?
   -- А почему же вы не дали ему паспорта и письма?-- спросила миссисъ Вервэнъ.
   -- О, это государственная тайна!-- отвѣтилъ Феррисъ.
   -- И вы думаете, что онъ не годился бы въ учителя Флоридѣ?
   -- Думаю, что нѣтъ.
   -- Ну, я не такъ-то въ этомъ увѣрена. Разскажите мнѣ еще что-нибудь о немъ.
   -- Я больше ничего о немъ не знаю. Да, къ тому же, и времени нѣтъ.
   Гондола уже вошла въ каналъ и быстро приближалась къ отелю.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, времени еще много, -- упрашивала миссисъ Вервэнъ, коснувшись его руки.-- Вы должны отобѣдать съ нами. Мы рано обѣдаемъ.
   -- Благодарю васъ, но я не могу остаться. Дѣла націи, вы знаете. На Брентскомъ каналѣ появилось мятежное судно.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?
   Миссисъ Вервэнъ наклонилась впередъ, чтобы лучше разглядѣть выраженіе его лица. Ея очки соскочили съ носа и упали Феррису на грудь.
   -- Позвольте, -- сказалъ онъ съ комическою вѣжливостью, высвобождая ихъ изъ складокъ своего жилета и съ важнымъ видомъ возвращая ихъ ей.
   Миссъ Вервэнъ разразилась неудержимымъ смѣхомъ, потомъ повернулась къ матери съ какою-то негодующею нѣжностью и заботливо поправила на ней шаль, чтобы она не соскользнула съ нея, когда она будетъ выходить изъ гондолы. Она не кинула ни единаго взгляда на Ферриса, который спокойно выдержалъ просьбы миссисъ Вервэнъ остаться, и простился, какъ только гондола причалила къ берегу.
   Дамы вошли въ свою комнату, Флорида взяла со стола вазу съ разноцвѣтными гіацинтами и, выйдя на балконъ, съ розмаху бросила цвѣты въ каналъ. Когда она поставила пустую вазу на прежнее мѣсто, въ комнатѣ разнесся не успѣвшій еще улетучиться ароматъ изгнанныхъ цвѣтовъ.
   -- Что это значитъ, Флорида?-- сказала мать.-- Вѣдь, это тѣ самые цвѣты, которые тебѣ подарилъ мистеръ Феррисъ. Развѣ тебѣ показалось, что они уже начинаютъ вянуть? Запахъ гіацинтовъ, когда они немного застоятся, дѣйствительно ужасенъ. Но я не могу себѣ представить, чтобы джентльменъ рѣшился приподнести дамѣ не совсѣмъ свѣжіе цвѣты.
   -- О, мама, не говори со мной!-- запальчиво воскликнула миссъ Вервэнъ, закрывъ руками лицо.
   -- Ахъ, я понимаю! Я, вѣроятно, сказала что-нибудь, что огорчило тебя, моя голубка, -- и, сѣвъ на диванъ возлѣ молодой дѣвушки, она нѣжно отняла ея руки отъ лица.-- Но что же собственно, скажи мнѣ! Быть можетъ, что твои учителя въ тебя влюблялись? Но, вѣдь, ты знаешь, Флорида, что это чистая правда: и Пестакіави, и Шульце, оба они были въ тебя влюблены, и этотъ противный старикашка Флёронъ.
   -- Такъ неужели ты думала, что мнѣ будетъ легче, если ты станешь пересказывать все это постороннему человѣку?-- спросила Флорида, все еще сердясь.
   -- Это правда, душа моя, -- сокрушенно промолвила миссисъ Вервэнъ.-- Но если это было тебѣ такъ непріятно, почему же ты меня не остановила? Ну, сдѣлала бы мнѣ какой-нибудь знакъ или толкнула бы меня, что ли.
   -- Нѣтъ, мама, это ни за что! Тогда ты пустилась бы во всѣ подробности, чтобы доказать, что ты права. Нѣтъ, ужь лучше было тебя оставить!-- сказала Флорида съ сердитымъ смѣхомъ, похожимъ на рыданіе,-- Но удивительно, какъ ты не помнишь, что подобныя вещи меня мучаютъ!
   -- Я думаю, что вся вина въ моемъ слабомъ здоровьѣ, душа моя,-- отвѣтила миссисъ Вервэнъ.-- Прежде я, вѣдь, не была такая. Но теперь у меня, право, какъ-то не хватаетъ силъ быть разсудительной. Языкъ у меня какъ будто самъ собою движется, такъ и выбалтываетъ, такъ и выбалтываетъ. Но ты не тревожься, дружокъ. Мистеръ Феррисъ никогда не заподозритъ тебя въ чемъ-нибудь такомъ, что выходило бы изъ рамокъ приличія. Ужь, конечно, по твоему обхожденію съ нимъ никакъ нельзя подумать, что ты способна поощрять чьи-нибудь ухаживанія. Мнѣ кажется, ты слишкомъ горда съ нимъ, Флорида. И потомъ, эти цвѣты!...
   -- Онъ мнѣ противенъ. Онъ такъ самоувѣренъ и такъ заносчивъ, что это просто нестерпимо! Мнѣ все равно, что бы онъ ни подумалъ обо мнѣ. Но чего я не выношу, это его обращенія съ тобой.
   -- Онъ, конечно, держитъ себя немного свободно, -- сказала миссисъ Вервэнъ.-- Но, вѣдь, ты знаешь, душа моя, что скоро мнѣ уже пора будетъ записаться въ старухи и, къ тому же, я привыкла смотрѣть на консуловъ, какъ на членовъ семьи въ нѣкоторомъ родѣ. Мистеръ Феррисъ былъ очень обязателенъ съ самаго нашего пріѣзда, я не знаю, что бы мы дѣлали безъ него. И меня вовсе не шокируетъ нѣкоторая непринужденность въ обращеніи у мужчинъ и никогда не шокировала.
   -- Онъ поднимаетъ тебя на смѣхъ,-- воскликнула Флорида.-- А тамъ, въ монастырѣ,-- продолжала она, заливаясь гнѣвными слезами,-- онъ переглядывался съ этимъ монахомъ, точно какъ онъ... Нѣтъ, онъ дерзкій, я ненавижу его!
   -- Ты хочешь сказать, Флорида, что твоя мать показалась ему смѣшной?-- серьезно спросила миссисъ Вервэнъ.-- Ты не такъ поняла его взгляды, навѣрное, не такъ поняла. Я не могу придумать, почему бы онъ сталъ надо мной смѣяться. Я помню, во все время нашего посѣщенія я говорила какъ-то особенно хорошо; мой умъ работалъ, потому что я чувствовала себя необыкновенно крѣпкой, и все рѣшительно меня интересовало. Это просто твоя фантазія или твое предубѣжденіе, Флорида, но какъ это странно! Теперь, посидѣвши немного, я чувствую, что совсѣмъ ослабѣла. И какая у меня жажда!
   Миссисъ Вервэнъ поправила очки, и, все-таки, неувѣренно ощупала пустую вазу, стоявшую передъ ней на столѣ.
   -- Это не стаканъ, мама,-- сказала Флорида,-- я принесу тебѣ воды.
   -- Да, пожалуйста, принеси и накинь на меня шаль. Меня что-то клонитъ ко сну, мнѣ будетъ полезно немножко вздремнуть передъ обѣдомъ. Не понимаю, почему послѣднее время меня такъ часто клонитъ ко сну. Должно быть, это морской воздухъ такъ на меня дѣйствуетъ, хотя, вѣдь, обыкновенно горный воздухъ возбуждаетъ сонливость. Но ты совершенно ошибаешься насчетъ мистера Ферриса. Онъ неспособенъ на что-нибудь дѣйствительно грубое. И, притомъ, въ этомъ не было бы смысла.
   Молодая дѣвушка принесла воды и затѣмъ стала на колѣни у дивана, поправляя подушки подъ головою матери и укутывая ее мягкими плэдами. Она прижалась щекой къ исхудалому лицу миссисъ Вервэнъ.
   -- Забудь все, что я сказала, мама, поговоримъ о чемъ-нибудь другомъ.
   Мать перебирала тонкими пальцами выбившіяся пряди волосъ Флориды, но мало говорила и вскорѣ погрузилась въ глубокій сонъ. Дѣвушка тихо высвободила свою голову и осталась на колѣняхъ передъ диваномъ, вглядываясь въ спящее лицо съ выраженіемъ горячей и сострадательной преданности, смѣшанной съ смутною тревогой, съ жалостью къ самой себѣ и какою-то недоумѣвающею тоской.
   

III.

   На другой день послѣ свиданія съ Феррисомъ донъ-Ипполито сидѣлъ въ своей лабораторіи, посреди многочисленныхъ доказательствъ его изобрѣтательности и прилежанія и предъ моделью пушки на рабочемъ станкѣ. Онъ старательно утвердилъ ее на колесахъ, чтобы показать ее консулу въ самомъ блестящемъ и законченномъ видѣ, но по дорогѣ домой лафетъ сломался у него въ карманѣ отъ злополучнаго толчка, даннаго ему носильщикомъ, и теперь бѣдная игрушка лежала изувѣченная на станкѣ, какъ бы драматизируя собою преждевременный взрывъ въ секретной камерѣ, возможность котораго предусматривалъ Феррисъ.
   Все сердце донъ-Ипполито было отдано его изобрѣтеніямъ, до сихъ поръ такъ скупо платившимъ ему за его любовь. Ради нихъ онъ урѣзывалъ себя во всемъ необходимомъ. Скуднаго жалованья, которое выдавалось ему изъ церковныхъ доходовъ, если присоединить сюда еще сборы за требы и заупокойныя обѣдни, въ лучшемъ случаѣ только-только хватило бы ему на то, чтобы прокормиться, но онъ отказывалъ себѣ во всемъ, кромѣ одежды и жилища, приличныхъ его сану, постился какъ подвижникъ, спалъ какъ отшельникъ, на самомъ жесткомъ ложѣ, и всѣ свои деньги тратилъ на эти неблагодарныя созданія своего мозга. Они были дѣломъ его собственныхъ рукъ, и такимъ образомъ онъ былъ избавленъ отъ издержекъ на ихъ изготовленіе, но все же оставались неизбѣжные расходы на инструменты и на матеріалъ, и эти мелкія траты уносили все, что онъ имѣлъ. Его изобрѣтенія не только заставляли его голодать, но и разобщили его со всѣмъ міромъ. Его церковное начальство и собратья-священники относились скептически или насмѣшливо къ трудамъ, изъ-за которыхъ онъ избѣгалъ ихъ знакомства и которымъ приносилъ въ жертву невинныя и рѣдкія общественныя удовольствія, доступныя для венеціанскаго священника той эпохи, когда одинъ только видъ его рясы возбуждалъ подозрѣніе во всѣхъ благородныхъ умахъ, а церковь и государство каждую минуту были готовы уличить его въ холодности или равнодушіи. Но, безропотно перенося все это и живя такъ умѣренно, какъ только могъ, онъ, все-таки, не былъ въ состояніи сводить концы съ концами и съ радостью взялся обучать одну барышню древняго и знатнаго рода тѣмъ научнымъ предметамъ, съ которыми считалось нелишнимъ ознакомить молодую особу такой хорошей фамиліи. Средства семьи не соотвѣтствовали ея древности и знатности, и родители ученицы платили донъ-Ипполито, соображаясь скорѣе съ своимъ кошелькомъ, чѣмъ съ своею родовою гордостью. Но скромное вознагражденіе было для него, все-таки, подспорьемъ; патриціи были очень добры къ нему, не разъ они приглашали его обѣдать, такъ что ему въ эти дни не приходилось тратиться дома на похлебку; когда онъ являлся на урокъ, ему всегда подавали кофе, и это опять-таки составляло для него экономію; при подходящихъ случаяхъ его не забывали маленькими подарками. Словомъ сказать, его положеніе въ это время было довольно сносно. Онъ усердно исполнялъ свои преподавательскія обязанности и единственное его огорченіе заключалось въ томъ, что барышня-подростокъ быстро становится молодою дѣвицей и что ему не суждено продолжать свои занятія съ ней до скончанія вѣка. Въ одинъ злополучный день,-- день, превратившій, какъ казалось донъ-Ипполито, тѣ годы, въ теченіе которыхъ она была его ученицей, въ одинъ мимолетный мигъ,-- она сдѣлалась невѣстой молодого графа изъ Фріуля, посѣтившаго Венецію, и донъ-Ипполито лишился своего заработка. То былъ тяжелый ударъ, но онъ рѣшилъ вооружиться терпѣніемъ, сочинилъ оду на бракосочетаніе своей бывшей ученицы, изящно отпечаталъ ее по итальянскому обычаю вмѣстѣ съ краткимъ генеалогическимъ очеркомъ невѣсты и преподнесъ по экземпляру всѣмъ друзьямъ дома; кромѣ того, онъ написалъ сонетъ въ честь жениха, и эти литературныя приношенія были щедро оплачены.
   Цѣлый годъ прожилъ онъ на эту выручку и, пока не издержалъ послѣдняго сольдо, не терялъ бодрости духа, изобрѣтая одну вещь за другой и тратя много времени и денегъ на устройство парового двигателя на новыхъ началахъ; однако же, примѣненный имъ безъ пара къ маленькой лодкѣ на каналѣ у воротъ его дома, двигатель заупрямился и не сталъ дѣйствовать, хотя не имѣлъ на это никакого логическаго оправданія. Донъ-Ипполито пытался найти себѣ другихъ ученицъ, но все было безуспѣшно, и вотъ онъ началъ мечтать о путешествіи въ Америку. Свою вѣру во всякія блестящія возможности онъ основывалъ на именахъ Франклина, Фультона и Морза; онъ такъ былъ несвѣдущъ въ американской политикѣ и географіи, что воображалъ, будто Соединенные Штаты ведутъ войну съ испанцами Южной Америки, но онъ зналъ, что въ сѣверной части материка господствуетъ англійскій языкъ, и поэтому принялся изучать его. Одному небу извѣстно, какою утопіей изобрѣтателей рисовалась ему въ этихъ его грёзахъ наша бѣдная, загроможденная патентами страна. Я лишь смутно представляю это себѣ. Но очень естественно, что его влекло въ тотъ край, гдѣ духъ изобрѣтенія встрѣчаетъ признаніе и поддержку и гдѣ онъ могъ надѣясься обрѣсти для себя вдохновляющую силу соревнованія и товарищества, которую американскіе художники находятъ себѣ въ Италіи.
   Идея пушки, заряжаемой съ казенной части, явилась у него внезапно, во время его мечтаній о Новомъ Свѣтѣ, и онъ поторопился осуществить ее на дѣлѣ и сталъ тщательно изучать для этого форму и общій видъ австрійской пушки у галлереи Дворца Дожей, къ великому смущенію часового кроата, шагавшаго взадъ и впередъ передъ орудіемъ и не смѣвшаго спровадить священника, какъ онъ спровадилъ бы мірянина. Модель донъ-Ипполито была великолѣпна по отдѣлкѣ; онъ даже выкрасилъ лафетъ въ желтый съ чернымъ цвѣтъ, потому что оригиналъ былъ такъ выкрашенъ, а самому орудію придалъ цвѣтъ мѣди, и ради того, чтобы дать высохнуть краскѣ, цѣлымъ днемъ позже пошелъ показывать модель консулу.
   Онъ разстался съ Феррисомъ, унося съ собой слабую искру утѣшенія, зароненную въ его душу ласковымъ обращеніемъ молодого человѣка, но не успѣлъ настать вечеръ, какъ эта искра погасла, и сегодня утромъ онъ уже не могъ зажечь ее вновь.
   Кофе въ мѣдномъ котелкѣ стоялъ передъ нимъ на его рабочемъ столикѣ, возлѣ разрушенной пушки, но онъ еще не притрогивался къ нему, хотя было десять часовъ, и ему давно уже пора было позавтракать, такъ какъ онъ всталъ спозаранку, чтобъ отслужить утреню въ присутствіи трехъ крестьянокъ, двоихъ нищихъ, кошки и параличнаго аристократа въ старинной, красивой церкви, къ штату которой онъ былъ причисленъ. Онъ хотѣлъ было приступить къ своимъ обычнымъ занятіямъ, но все еще сидѣлъ, ничего не дѣлая, передъ станкомъ, между тѣмъ какъ его служанка, стоя на балконѣ, переговаривалась съ хозяйкой сосѣдняго дома черезъ глубокій и узкій переулокъ, открывающійся подъ ними, словно зіяющее горное ущелье.
   -- Лучше бы хозяинъ чаще почитывалъ требникъ, чѣмъ до сумасшествія ломать себѣ голову надъ этими проклятыми выдумками, которыя проѣдаютъ больше сольди, чѣмъ добрый христіанинъ. Проку-то отъ нихъ, все равно, нѣтъ никакого. Вотъ онъ сидитъ передъ станкомъ, точно пригвожденный къ стулу, а кофе у него стынетъ даромъ... Господу Богу извѣстно, что я охотно выпила бы его горячимъ два часа тому назадъ! И никогда-то онъ не оглянется, хотя бы я разъ двадцать отворила дверь, чтобы посмотрѣть, кончилъ онъ завтракъ или нѣтъ. Святое терпѣніе! Въ этомъ домѣ нельзя даже утѣшаться тѣмъ, что постишься во славу Божію, несмотря на то, что круглый годъ идетъ великій постъ. Это чортовъ постъ, вѣрьте моему слову. Цыцъ, Діана! А вѣдь это у насъ звонятъ. Кто это еще? Прощай, Луизетта. Потомъ, милая, еще потолкуемъ. До свиданія!
   Она побѣжала и впустила гостя. Это былъ Феррисъ; онъ назвалъ ей себя и она пошла доложить о немъ хозяину. Консулъ остался внизу, въ потемкахъ, и чуть было не упалъ, наткнувшись на цистерну, причемъ громко застучалъ тростью по мѣдной ея крышкѣ и вслѣдъ затѣмъ услыхалъ голосъ священника, просившаго его подождать минутку, пока онъ сойдетъ, чтобы провести его наверхъ. Его глаза еще не успѣли освоиться съ темнотой тѣсныхъ сѣней, въ которыхъ стоялъ, когда онъ почувствовалъ на своей рукѣ чьи-то холодные пальцы и пассивно послѣдовалъ за своимъ путеводителемъ. Онъ попробовалъ извиниться за свое поспѣшное вторженіе къ нему, но священникъ перебилъ его, быстро сыпля итальянскими фразами, и среди жалобныхъ увѣреній, что онъ не достоинъ оказанной ему чести, ввелъ гостя въ свое жилище. Онъ, очевидно, считалъ несомнѣннымъ фактомъ, что Феррисъ, въ отвѣтъ на его вчерашнее приглашеніе, пришелъ взглянуть на его работы, и не сталъ дѣлать церемонныхъ поползновеній отложить этотъ осмотръ. Но когда миновали первыя возбужденныя минуты взаимныхъ привѣтствій, онъ съ какимъ-то тихимъ уныніемъ поднялся съ мѣста, предлагая гостю показать ему свою лабораторію.
   Вся квартира была воспроизведеніемъ его личности. Это была исторія его жизни и его характеристика. Она повѣствовала объ его причудливыхъ и дѣтскихъ вкусахъ, объ его неустанныхъ исканіяхъ, его случайныхъ и неувѣренныхъ успѣхахъ. Передняя, въ которой онъ остановился съ Феррисомъ, была расписана al fresco, представляя собою виноградную бесѣдку, гдѣ лозы поднимались съ пола, пышно разростались по стѣнамъ и, выбиваясь изъ рамки трельяжа своевольными усиками и прихотливыми листочками, развертывали по всему потолку свои роскошные зеленые и пурпурные гроздья. Феррисъ умилился сердцемъ, когда донъ-Ипполито признался ему, что эта декорація написана имъ самимъ въ минуты досуга, и что онъ старался сдѣлать ее похожей на виноградныя бесѣдки, видѣнныя имъ въ отдаленныхъ уголкахъ Венеціи у воротъ развалившихся дворцовъ или у входовъ въ лѣтніе рестораны; повидимому, онъ и не думалъ штудировать ее съ натуры, на виноградныхъ бесѣдкахъ въ деревнѣ. Художникъ обратилъ вниманіе на архаическое стремленіе священника къ точному воспроизведенію дѣйствительности и съ достаточною искренностью могъ расхвалить техническія достоинства фресокъ и любовь къ правдѣ, съ какой онѣ были выполнены, но коллекція картинъ на полотнѣ въ гостиной донъ-Ипполито, гдѣ тотъ попросилъ его присѣсть, заставила его совершенно умолкнуть.
   Съ жесткими контурами, съ неподвижнымъ выраженіемъ, съ темнымъ колоритомъ, эти копіи съ знаменитыхъ мастеровъ -- святые обоего пола, разныя Вознесенія, Успенія, подвиги мучениковъ и чего-чего тамъ не было!-- показались ему даже не совсѣмъ понятны, пока донъ-Ипполито не объяснилъ, что копировалъ ихъ съ гравюръ, какія ему удавалось достать, и раскрашивалъ ихъ на свой собственный вкусъ. Все это въ томъ городѣ, чье искусство составляло славу міра почти пять столѣтій подрядъ, представилось Феррису еще болѣе комически-патетическимъ, чѣмъ фрески, изображавшія виноградную бесѣдку; онъ сталъ озираться вокругъ, стараясь какъ-нибудь спастись отъ этихъ картинъ, и взоръ его упалъ на фортепіано и на мелодіонъ, поставленные подъ прямымъ угломъ. Донъ-Ипполито, замѣтивъ его вопросительный взглядъ, сѣлъ, положилъ одну руку на фортепіано, другую на мелодіонъ и, не говоря ни слова, сыгралъ одну и ту же арію на обоихъ инструментахъ заразъ.
   Феррисъ улыбнулся.
   -- Донъ-Ипполито, вы -- второй да-Винчи, универсальный геній.
   -- Увы, все это бездѣлицы, бездѣлицы!-- задумчиво произнесъ священникъ, но замѣчаніе Ферриса какъ будто ободрило его; онъ всталъ и пригласилъ его въ маленькую комнату, служившую ему кузницей. Нѣкоторыя особенности ея формы должны были навести на мысль, что нѣкогда она представляла изъ себя часовню, но въ настоящее время она была вся закопчена дымомъ и пылью отъ горна, устроеннаго въ ней донъ-Ипполито; пепелъ отъ недавно потухшаго огня, мѣхи, клещи, молотки и другія орудія кузнечнаго ремесла придавали ей какой-то зловѣщій видъ; можно было подумать, что мѣстомъ молитвы завладѣли коварные духи ада или что какой-нибудь несчастный смертный, запродавшій душу злымъ силамъ, доискивается здѣсь съ помощью врага человѣчества запретныхъ тайнъ металловъ и огня. Въ тѣ дни Феррисъ питалъ непримиримую вражду къ театральной декоративности въ искусствѣ, особенно въ итальянскихъ сюжетахъ, но картина молодого священника въ черной сутанѣ, работающаго на этомъ мѣстѣ, тѣмъ сильнѣе поразила его воображеніе, что характеристическою чертой въ физіономіи донъ-Ипполито была какая-то трагическая невинность. Ему страстно захотѣлось сейчасъ же сдѣлать набросокъ картины, но у него достало силы воли побороть эту фантазію, какъ нѣчто совершенно немыслимое безъ помощи тѣхъ аксессуаровъ, которые онъ презиралъ, и, съ сознаніемъ одержанной надъ собою побѣды, онъ послѣдовалъ за священникомъ въ другую, болѣе просторную мастерскую, гдѣ были собраны всѣ его изобрѣтенія, конченныя и неконченныя, и гдѣ онъ сидѣлъ въ тотъ моментъ, какъ явился его посѣтитель. Высокія окна и расписанный фресками потолокъ были увѣшаны пыльными паутинами; на полу цѣлыми слоями валялись стружки и опилки; всюду были разсованы инструменты и машины, и беззаботность донъ-Ипполито какъ будто снова вернулась къ нему при видѣ этого, столь знакомаго ему, безпорядка.
   Среди другихъ предметовъ обращала на себя вниманіе неудавшаяся модель парового двигателя на новыхъ началахъ, къ которой онъ не прикасался съ того самаго дня, когда поднялъ ее съ канала и отнесъ домой, идя между рядовъ скалившихъ зубы зрителей. Съ полки надъ этою моделью онъ снялъ модели летательнаго снаряда и perpetuum mobile,-- фантастическія изысканія въ области невозможнаго. "Я никогда не ждалъ большихъ результатовъ отъ этихъ опытовъ,-- сказалъ онъ,-- но они, все-таки, забавляли меня",-- и онъ поспѣшно сталъ показывать Феррису различнаго рода складную мебель, стулья, столы, кровати, которые сжимались въ плоскіе ящики, обнаруживая сбоку ручки, за которыя ихъ съ удобствомъ можно было носить. Эта мебель была выкрашена и полирована и во всѣхъ отношеніяхъ была закончена; она удостоилась даже благопріятнаго отзыва на выставкѣ провинціальнаго общества искусствъ и промышленности, и Феррисъ могъ нелицемѣрно похвалить ея остроумное устройство, хотя на счетъ ея полезности у него оставались тайныя сомнѣнія. Онъ снова умолкъ, когда донъ-Ипполито показалъ ему фотографическую камеру, приспособленную, съ помощью безчисленныхъ винтовъ и пружинъ, для того, чтобы доставить каждому желающему удовольствіе снять фотографію съ самого себя, и рѣшительно не зналъ, что сказать о подводной лодкѣ, четырехъ-колесномъ водяномъ велосипедѣ, плавучемъ мостѣ и множествѣ другихъ идей и фантазій, которымъ искусная рука дона-Ипполито придала болѣе или менѣе несовершенную форму. Ему казалось, что всѣ онѣ, какъ бы онѣ ни были совершенны или несовершенны, имѣли одинъ общій недостатокъ: все это были порыванія къ невозможному или осуществленія чего-нибудь избитаго или ненужнаго. И, несмотря на это, произвели сильное впечатлѣніе на художника, какъ преждевременно захирѣвшіе плоды таланта, которому судьба отказала въ благопріятныхъ случайностяхъ, въ образованіи и въ сочувствіи окружающихъ. Когда онъ, наконецъ, перевелъ съ нихъ глаза на вопрошающее лицо священника и подумалъ, сколько надо было безнадежнаго и одинокаго терпѣнія для того, чтобы создать все это въ городѣ, цѣлыя сотни лѣтъ тому назадъ умершемъ для всякихъ подобныхъ стремленій, онъ положительно не могъ произнести гладкихъ комплиментовъ, которые были у него наготовѣ. Если бы донъ-Ипполито былъ молодъ, онъ, можетъ быть, и достигъ бы чего-нибудь, хотя и это оставалось подъ сомнѣніемъ, но въ тридцать лѣтъ, какъ то казалось по виду, съ его невыясненными цѣлями, со всѣми бродившими у него въ головѣ химерами, о которыхъ наглядно свидѣтельствовали эти опыты... Феррисъ не могъ вымолвить ни слова и опять опустилъ глаза. Взоръ его упалъ на обломки пушки и тогда онъ заговорилъ:
   -- Донъ-Ипполито, вы очень добры, что дали себѣ трудъ показать мнѣ эти вещи, и простите, надѣюсь, неблагодарность, которой я отплачу вамъ, заявивъ, что не могу въ настоящее время высказать о нихъ какое-либо опредѣленное мнѣніе. Я долженъ признаться, что онѣ, собственно говоря, не по моей части. Я желалъ бы отъ всего сердца заказать вамъ пробную копію въ натуральную величину этого снаряда, чтобы представить ее на испытаніе моему правительству, но я не могу этого сдѣлать; и, правду говоря, меня привело сегодня къ вамъ не столько желаніе взглянуть на ваши изобрѣтенія, сколько нѣчто другое.
   -- О,-- съ оскорбленнымъ видомъ промолвилъ донъ-Ипполито,-- я боюсь, что утомилъ синьора консула.
   -- Ничуть, ничуть,-- поспѣшилъ успокоить его Феррисъ, сердясь на свою неловкость.-- Но вы говорили со мной вчера по-англійски, и это... Можетъ быть, то, что я имѣю въ виду, вовсе не соотвѣтствуетъ вашимъ вкусамъ и невозможно для васъ...-- Онъ запнулся и съ замѣшательствомъ устремилъ взоръ на донъ-Ипполито, который стоялъ передъ нимъ въ позѣ ожиданія, сжимая концы пальцевъ и съ любопытствомъ глядя ему въ лицо.-- Дѣло вотъ въ чемъ, -- съ отчаянною рѣшимостью продолжалъ художникъ.-- Въ Венеціи находятся въ настоящее время двѣ американки, мои знакомыя. Онѣ предполагаютъ остаться здѣсь до середины лѣта. Эти двѣ дамы -- мать и дочь, и послѣдняя желала бы читать и разговаривать съ кѣмъ-нибудь по-итальянски часа по два или по три въ день. Вопросъ въ томъ, насколько подобные уроки были бы не совмѣстимы съ вашими взглядами и привычками. Я спрашиваю это совершенно на-удачу. Во всякомъ случаѣ, надѣюсь, что не обидѣлъ васъ?-- и, какъ бы извиняясь передъ донъ-Ипполито, онъ съ безпокойствомъ взглянулъ на него.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ священникъ,-- вы не обидѣли меня. Напротивъ того, въ настоящую минуту я долженъ считать большою милостью съ вашей стороны, что вы предлагаете мнѣ это занятіе. Я съ величайшимъ удовольствіемъ принимаю его. О!-- воскликнулъ онъ съ внезапнымъ порывомъ, измѣняя спокойствію, съ какимъ онъ началъ свою рѣчь,-- вы не знаете, что вы дѣлаете для меня, вы заставляете меня воспрянуть отъ отчаянія. Когда вы явились ко мнѣ, я только что дошелъ до одного изъ тѣхъ состояній, которыя могутъ быть названы послѣднимъ предѣломъ напряженія душевныхъ силъ. Но вы возвращаете мнѣ жизнь. Теперь я могу продолжать свой опытъ. Я докажу вамъ свою благодарность, предоставивъ въ распоряженіе вашей страны это орудіе, которое я для нея задумалъ. Я убѣжденъ, что построено оно на вѣрныхъ началахъ, какое-нибудь небольшое усовершенствованіе, пожалуй, примѣненіе другого взрывчатаго вещества устранитъ ту опасность, которую вы мнѣ подсказали,-- поспѣшно прибавилъ онъ.-- Да, что-нибудь можно будетъ сдѣлать. Господь да благословитъ васъ, мой милый сынъ... я хочу сказать... perdoni!... мой дорогой синьоръ...
   -- Постойте... не увлекайтесь такъ,-- со смѣхомъ перебилъ его Феррисъ, немножко, все-таки, досадуя на то, что его чисто-зондирующій вопросъ сразу получилъ такой опредѣленный отвѣтъ.-- Совершенно ли вы увѣрены, что можете выполнить требованія этихъ дамъ? И онъ сталъ развивать ему планъ миссисъ Вервэнъ, насколько самъ понималъ его.
   Донъ-Ипполито отозвался на этотъ планъ съ полнымъ пониманіемъ дѣла. Онъ сказалъ Ферриссу, что ему уже приходилось руководить образованіемъ одной дѣвицы знатнаго рода и что поэтому онъ съ большою увѣренностью можетъ надѣяться быть полезнымъ молодой американкѣ. Проблескъ радостной надежды засвѣтился въ его мечтательныхъ глазахъ, онъ весь какъ будто преобразился, вошелъ въ роль гостепріимнаго и ласковаго хозяина. Онъ опять повелъ Ферриса въ свою гостиную и, усадивъ его на жесткій диванъ, служившій ему по ночамъ жесткимъ ложемъ, кликнулъ служанку и приказалъ ей подать кофе. Она крѣпко сжала губы и стала махать пальцемъ предъ своимъ лицомъ въ знакъ того, что въ домѣ нѣтъ больше ни крупинки кофе. Тогда онъ велѣлъ ей достать его въ кафе и съ какой-то восторженной разсѣянностью слушалъ Ферриса, возвратившагося къ занимавшей его темѣ и старавшагося объяснить ему, что онъ заговорилъ съ нимъ объ урокахъ, не предувѣдомивъ своихъ знакомыхъ, и что донъ-Ипполито ничего не долженъ считать рѣшеннымъ. Но тутъ донъ-Ипполито, такъ ясно понявшій, чего желаетъ миссисъ Вервэнъ, обнаружилъ нѣкоторый недостатокъ воспріимчивости и Феррисъ не зналъ, чему собственно приписать, что священникъ какъ будто не понимаетъ побужденія, въ силу котораго онъ дѣйствовалъ,-- хитрости его или простодушію. Онъ въ замѣшательствѣ допилъ скорѣе кофе и когда онъ поднялся, чтобъ уйти, донъ-Ипполито проводилъ его до выхода на улицу и уберегъ его отъ вторичнаго столкновенія съ крышкой цистерны.
   -- Но только помните, донъ-Ипполито: я не даю слова за моихъ знакомыхъ; вы сами должны повидаться съ ними и лишь тогда дѣло можетъ рѣшиться,-- сказалъ на прощанье Феррисъ.
   -- Конечно, конечно!-- отвѣтилъ священникъ. Онъ продолжалъ улыбаться, стоя у дверей дома, пока Феррисъ не повернулъ за ближайшій уголъ. Тогда онъ пошелъ обратно въ свою мастерскую и взялъ со станка сломанную модель. Но онъ не могъ работать надъ ней въ эту минуту, не могъ работь ни надъ чѣмъ; онъ сталъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ.
   "Неужели онъ въ самомъ дѣлѣ оказался такимъ безтолковымъ лишь потому, что его мысли были заняты этою нелѣпою пушкой?" -- сердито недоумѣвалъ Феррисъ, идя по улицѣ. И онъ постарался подготовить свои собственныя мысли къ встрѣчѣ съ дамами Вервэнъ, къ которымъ счелъ нужнымъ отправиться сейчасъ же. Ему казалось, будто его несправедливо обидѣли и поставили въ положеніе жертвы. Тѣмъ не менѣе, это былъ забавный эпизодъ и онъ съумѣлъ заинтересовать имъ обѣихъ дамъ. Младшая встрѣтила его такъ холодно, какъ только позволяли условія гостепріимства, но когда онъ сталъ разсказывать о своемъ разговорѣ съ донъ-Ипполито, она приблизилась къ нему, какъ бы стараясь побѣдить свое высокомѣріе, что не ускользнуло отъ Ферриса, и онъ, точно игнорируя ее, повернулся къ миссисъ Вервэнъ.
   -- Ну-съ, чтобы не утомлять ваше вниманіе,-- сказалъ онъ,-- я долженъ сразу признаться, что я не могъ обезкуражить донъ-Ипполито. Онъ рѣшительно не хотѣлъ убояться, какъ убоялся бы я, мысли сдѣлаться учителемъ миссъ Вервэнъ. Я не дѣлалъ съ нимъ уговора, чтобъ онъ не смѣлъ влюбляться въ нее, подобно его свѣтскимъ предшественникамъ, да это, кажется, было бы излишне. Но вы можете упомянуть объ этомъ при свиданіи съ нимъ, если вамъ угодно. Да вотъ что,-- закончилъ онъ, обращаясь вдругъ къ Флоридѣ,-- вы могли бы сами поставить ему это условіе, миссъ Вервэнъ.
   Она быстро взглянула на него съ какою-то беззащитною мукой, заставившей его устыдиться, и потомъ отошла отъ него къ окну съ нескрываемымъ негодованіемъ, вызвавшимъ у него улыбку. Эта улыбка все еще мелькала у него на губахъ, когда онъ продолжалъ:
   -- Я полагаю, что вамъ желательно получить какое-нибудь объясненіе причинъ, побудившихъ меня такъ неожиданно навязать вамъ донъ-Ипполито, когда я только вчера говорилъ вамъ, что онъ вовсе не годится въ преподаватели. Сказать правду, я и самъ думаю, что поступилъ довольно-таки легкомысленно, тѣмъ болѣе для представителя страны. Но я признаюсь вамъ, и вы едва ли удивитесь этому, что я дѣйствовалъ подъ вліяніемъ смѣшанныхъ мотивовъ. Я вовсе не увѣренъ въ томъ, что донъ-Ипполито годится для васъ; съ той самой минуты, какъ я ушелъ отъ него, меня не покидали недобрыя предчувствія, и я радъ случаю облегчить предъ вами свою душу. Вчера вечеромъ, когда я сталъ раздумывать о вашемъ желаніи и о томъ, что донъ-Ипполито самоучкой выучился англійскому языку, пользуясь для усвоенія выговора помощью ирландца, мнѣ показалось, что этотъ фактъ обѣщаетъ съ его стороны способность пойти съ должной симпатіей на встрѣчу вашему плану и доказываетъ, что мой новый знакомый не лишенъ и практическаго смысла. А къ этому присоединилось и эгоистическое побужденіе. Я имѣлъ въ виду не одни только ваши интересы, отправляясь къ донъ-Ипполито. Я не въ силахъ былъ отдѣлаться отъ него, онъ не выходилъ у меня изъ головы. Мнѣ думалось, что онъ обрадуется преподавательскому гонорару, и... кромѣ того... у меня носилась въ умѣ мысль пригласить его позировать у меня. Заручусь ли я имъ для миссъ Вервэнъ, или для искусства, какъ это принято называть, относительно этого шансы были равны. Миссъ Вервэнъ одержала верхъ, потому что она можетъ платить ему, а какъ можетъ вознаградить его искусство, объ этомъ я пока понятія не имѣю. Можетъ быть, современемъ мнѣ удастся какъ-нибудь поладить съ нимъ. Вотъ чѣмъ объясняется моя непослѣдовательность. Я утѣшаю себя тѣмъ, что оставилъ вамъ полную свободу. Я ничего не обѣщалъ ему навѣрное.
   -- Благодарю васъ,-- сказала миссисъ Вервэнъ,-- значитъ, вопросъ рѣшенъ. Вы можете привести донъ-Ипполито, когда вамъ будетъ угодно, въ наше новое помѣщеніе. Мы наняли квартиру, которую смотрѣли на-дняхъ, и переѣзжаемъ уже сегодня. Вотъ письмо домовладѣльца,-- прибавила она, вынимая изъ кармана конвертъ.-- Если онъ обманулъ насъ, то вы можете, надѣюсь, наблюсти, чтобъ онъ былъ наказанъ правосудіемъ. Я не хотѣла безпокоить васъ раньше.
   -- Ну, и дѣловая же вы женщина, миссисъ Вервэнъ!-- сказалъ Феррисъ,-- Этотъ человѣкъ самый настоящій жидъ, или самый настоящій христіанинъ, какъ надо бы говорить въ Венеціи; вѣдь, мы, послѣдователи истинной вѣры, плутуемъ здѣсь гораздо безстыднѣе, чѣмъ жиды,-- и вы заключаете съ нимъ письменное условіе, не посовѣтовавшись предварительно со мной. Ну-съ,-- продолжалъ онъ, пробѣжавъ глазами бумагу,-- славно вы это обдѣлали! Онъ заставляетъ васъ платить въ полтора раза дороже противъ настоящей цѣны. Впрочемъ, это, все-таки, довольно дешево, вдвое дешевле, чѣмъ вы платите въ отелѣ.
   -- Но я вовсе не стою за дешевизну. Я терпѣть не могу, чтобъ меня обманывали. Что-жь теперь дѣлать?
   -- Да ничего, разъ у него въ рукахъ ваше письмо, а у васъ его. Это контрактъ, и вы должны его выполнить.
   -- Контрактъ? О, мистеръ Феррисъ, извините, это уже чистый вздоръ. Простая записка, какъ знакъ взаимнаго соглашенія.
   -- Да, можно, конечно, и такъ на это взглянуть. Но гражданскій судъ назвалъ бы это обязательнымъ для обѣихъ сторонъ договоромъ, требующимъ самаго строгаго соблюденія, если бы вы вздумали начать по этому поводу процессъ.
   -- Я и начну процессъ.
   -- О нѣтъ, не начнете, развѣ только вы желаете прожить до конца дней своихъ въ Венеціи и растратить здѣсь все свое состояніе. Послушайте, миссисъ Вервэнъ, вы не такъ ужь плохо устроились... Одиннадцать франковъ въ день за четыре комнаты, вполнѣ меблированныя и со всѣмъ хозяйствомъ, да еще съ прелестнымъ садомъ,-- я никакъ не могу сказать, чтобъ это было дорого. Притомъ же, хозяинъ человѣкъ чрезвычайно деликатный, внимательный и услужливый, и настоящій джентльменъ, несмотря на то, что онъ самый гнусный негодяй. Онъ, конечно, будетъ обманывать васъ, въ чемъ только можетъ, вы должны приготовиться къ этому, но, въ то же время, онъ будетъ вамъ оказывать всякія любезности, какъ добрый сосѣдъ. Прощайте,-- сказалъ въ заключеніе Феррисъ, очутившись у дверей, прежде чѣмъ миссисъ Вервэнъ могла его перехватить.-- Я сегодня же вечеромъ зайду освѣдомиться, довольны ли вы вашимъ новымъ помѣщеніемъ.
   -- Флорида,-- сказала миссисъ Вервэнъ,-- это ужасно обидно!
   -- Я бы оставила это безъ вниманія, мама. Въ концѣ-концовъ, мы платимъ очень немного.
   -- Да, но мы платимъ больше того, что слѣдуетъ. Вотъ этого-то я и не выношу. И я согласна съ тѣмъ, что ты вчера говорила; мистеръ Феррисъ въ самомъ дѣлѣ обращается со мной не совсѣмъ почтительно.
   -- Онъ только правду сказалъ тебѣ; мнѣ кажется, онъ далъ тебѣ хорошій совѣтъ. Теперь уже нельзя поправить дѣла.
   -- Но, по-моему, это неделикатно такъ откровенно высказывать правду.
   -- Намъ, кажется, не придется жаловаться на такую неделикатность въ нашемъ хозяинѣ,-- сказала Флорида,-- да, пожалуй, и въ нашемъ священникѣ тоже,-- прибавила она.
   -- Да, это было, несомнѣнно, очень мило со стороны мистера Ферриса,-- сказала миссисъ Вервэнъ.-- Это было такъ благородно, такъ тактично... то, что я называю обращикомъ истинной деликатности. Мнѣ, право, любопытно взглянуть на этого священника. Донъ-Ипполито! Какъ это дико называть священника донъ! Ужь скорѣе же называть его padre. Донъ сейчасъ вызываетъ въ воображеніи фигуру какого-нибудь испанскаго кабаллеро, донъ-Родриго или кого-нибудь въ этомъ же родѣ.
   Онѣ продолжали перекидываться различными догадками о донъ-Ипполито и о томъ, что онъ долженъ представлять изъ себя. Говоря о немъ наканунѣ, Феррисъ упомянулъ, что его поразила въ немъ какая-то таинственная грусть, а упоминаніе о грусти въ мужчинѣ всегда возбуждаетъ интересъ къ нему въ женщинахъ -- и старыхъ, и молодыхъ: старыя уже знакомы съ горемъ, а молодыя предчувствуютъ его. Разсказъ Ферриса о визитѣ, сдѣланномъ имъ священнику, и о всемъ томъ, что онъ видѣлъ у него въ домѣ, не убавилъ ихъ интереса къ донъ-Ипполито, потому что въ смѣхѣ, сопровождавшемъ слова молодого человѣка, звучали все тѣ же ноты состраданія, а своими сомнѣніями онъ ихъ не заразилъ. Онѣ не говорили о томъ, какъ странно, что Феррисъ сдѣлалъ сегодня какъ разъ то, о чемъ вчера еще не хотѣлъ и думать; быть можетъ, какъ женщины, онѣ не могли находить странною подобную вещь; но его это сердило все больше и больше, чѣмъ долѣе онъ раздумывалъ объ этомъ обстоятельствѣ и чѣмъ чаще задавалъ себѣ вопросъ, не поступилъ ли онъ опрометчиво.
   

IV.

   Палаццо, въ которомъ миссисъ Вервэнъ наняла себѣ помѣщеніе, выходилъ фасадомъ на широкую площадь; его пустынные мраморные балконы, съ отворявшимися на нихъ готическими окнами, висѣли надъ такимъ безмолвнымъ пространствомъ, какое едва ли можно встрѣтить гдѣ-либо еще въ Венеціи. Мѣстная аптека, кафе, мелочная лавка, овощная и другія лавки, составляющія неизмѣнную принадлежность всякой венеціанской площадки, проявляли, каждая въ отдѣльности, нѣкоторые признаки жизни, но то была безмолвная жизнь, и если въ полдень проходила какая-нибудь женщина изъ простонародья, стуча по плитамъ своими деревянными башмаками, то скрипучее эхо ея шаговъ не прерывалось никакимъ другимъ звукомъ. Раннимъ утромъ, когда отпиралась общественная цистерна въ центрѣ площадки, вокругъ нея поднимался шумъ голосовъ и звяканье мѣдныхъ сосудовъ: всѣ хозяйки околотка и мѣстная армія дюжихъ фріулянокъ, замѣняющихъ въ Венеціи водовозовъ, собирались сюда, чтобы запастись на весь день водою. Въ особый же приходскій праздникъ, носящій названіе sagra, на площади стоялъ гулъ веселой толпы, тѣснившейся вокругъ лотковъ съ тыквенными сѣмячками, печеною тыквой и анисовою водкой, и возлѣ передвижной кухни, гдѣ жарились въ прованскомъ маслѣ пирожки, которые разнощикъ въ поварскомъ костюмѣ тутъ же громогласно предлагалъ желающимъ, не смущаясь соперничествомъ находившагося рядомъ съ его кухней театра маріонетокъ и продолжая оглушительно выкрикивать свой товаръ съ утра и до поздней ночи, когда пламя его котловъ начинало окрашивать его лицо ярко-малиновымъ цвѣтомъ. Но когда sagra приходила къ концу, площадь снова погружалась въ обычное молчаніе, и, взглянувъ на фасадъ палаццо, никто бы не подумалъ, что тутъ придетъ охота поселиться ищущимъ развлеченій иностраннымъ туристамъ. Впрочемъ, хозяинъ не этою стороной заманивалъ къ себѣ жильцовъ; главное объявленіе объ отдачѣ внаймы квартиръ было приклеено къ заднимъ воротамъ палаццо, выходившимъ на одинъ изъ мелкихъ каналовъ, который такъ близко примыкалъ къ Большому каналу, что всякій неминуемо долженъ былъ его увидать. Входъ представлялъ высокую арку въ венеціанско-готическомъ стилѣ съ рѣзбой наверху; къ самому берегу спускалась лѣстница изъ бѣлаго истрійскаго камня, украшенная выпукло-изваянными уткородками и зацѣплявшая во время прилива и отлива длинныя кудри свѣтло-зеленыхъ морскихъ мховъ. Цѣлые рои жуковъ играли надъ краями ступеней, крабы испуганно спѣшили нырнуть туда, гдѣ вода была глубже, при приближеніи гондолы. Стѣна изъ кирпича, облицованнаго камнемъ, съ сохранившимися еще слѣдами лѣпной работы, тянулась по обѣ стороны воротъ, подъ покровомъ плюща, бросавшаго ща нее извнутри свою ярко-зеленую сѣть, а за воротами прятался прелестный садъ, величественный и обширный для Венеціи и полный восхитительныхъ, полугрустныхъ сюрпризовъ для того, кто нечаянно проникъ бы въ него. Въ серединѣ былъ разрушенный фонтанъ съ мраморною наядой, стоявшею на раковинѣ и имѣвшею болѣе бойкій видъ, чѣмъ какой хотѣлъ придать ей скульпторъ, благодаря тому, что у нея былъ отбитъ кончикъ носа; нимфы и фавны, пастухи и пастушки, все ея родня, кокетничали другъ съ другомъ среди зелени, не стѣсняясь переломленною рукой или отшибленною ногой; у одной дамы не было головы, но она была всѣхъ смѣлѣе. Въ этомъ саду росли тутовыя и гранатовыя деревья, осѣняя своими вѣтвями окружавшія фонтанъ скамьи, а затѣмъ были все больше розы и олеандры и другіе кустарники изъ тѣхъ породъ, которыя очень пышно цвѣтутъ, требуя самаго ничтожнаго ухода. Широкая терраса опоясывала сзади палаццо и съ нея вела къ садовой аллеѣ лѣстница въ нѣсколько ступеней съ балюстрадой; на эту террасу выходили овальныя окна гостиной и столовой миссисъ Вервэнъ. Ея хозяину принадлежалъ только первый этажъ, да еще подвалъ палаццо, гдѣ онъ ютился въ какомъ-то углу со своими слугами, своею страстью къ картинамъ и bric-à-brac и кое-какими свѣдѣніями въ венеціанской исторіи, всегда готовый отдать внаймы себя самого и все, что было у него въ распоряженіи, но очень пріятный, кроткій и не назойливый, обманщикъ и лгунъ, но человѣкъ съ добрымъ сердцемъ и симпатичнымъ обхожденіемъ. Его покровительству миссисъ Вервэнъ и препоручила своихъ непостоянныхъ пенатовъ. Квартира была нанята только понедѣльно, и милая дама откровенно объяснила padrone, сновавшему по комнатамъ съ предложеніемъ своихъ услугъ, что она слишкомъ хорошо себя знаетъ, чтобы распаковывать какія-нибудь вещи, которыя не портятся, оставаясь упакованными. Она обыкновенно вынимала изъ своихъ сундуковъ всѣ предметы, необходимые для удобства больной особы, и потомъ оставляла ихъ въ такомъ видѣ, что ихъ можно было стянуть ремнями и отвезти на станцію въ какихъ-нибудь полдня послѣ того, какъ у нея явилось желаніе перемѣны, или требованія ея слабаго здоровья заставили ее уѣхать. Все нужное для хозяйства было предоставлено вмѣстѣ съ квартирой. Въ услуженіи хозяина былъ гондольеръ и нѣчто вродѣ лакея; миссисъ Вервэнъ наняла ихъ у него и уже вскорѣ по своемъ переѣздѣ, умасливъ padrone ласковыми рѣчами, отправила его съ порученіемъ найти горничную для нея и ея дочери. Горничная явилась сейчасъ же, точно она ждала приглашенія у сосѣднихъ воротъ, и такъ какъ она была венеціанка и по профессіи домашняя прислуга, то звали ее разумѣется, Ниной. Тогда миссисъ Вервэнъ объявила Флоридѣ, что все превосходно, и въ самомъ благодушномъ настроеніи начала свою жизнь въ Венеціи, сказавъ мистеру Феррису, когда онъ зашелъ вечеромъ, что онъ можетъ привести донъ-Ипполито хоть послѣ-завтра, если ему угодно.
   Въ назначенное утро она, въ ожиданіи ихъ, сидѣла съ Флоридой на террасѣ, когда Феррисъ, вмѣстѣ съ патеромъ, одѣтымъ въ свое лучшее платье, показался на освѣщенной солнцемъ садовой дорожкѣ. Лучшее платье донъ-Ипполито носило довольно явственный отпечатокъ бѣдности, и, уходя изъ дому, онъ колебался нѣкоторое время въ печальномъ выборѣ между истрепаннымъ, старомоднымъ цилиндромъ и своею священническою, изрядно поношенною пуховою треуголкой и, наконецъ, со вздохомъ надѣлъ послѣднюю. Онъ велѣлъ служанкѣ вычистить пряжки на его башмакахъ, и, вмѣсто полотнянаго галстука, надѣлъ суконный, расшитый мелкимъ бѣлымъ бисеромъ, между тѣмъ какъ внизу и вверху его шелъ одинъ рядъ блѣдно-голубого.
   Когда онъ и Феррисъ стали подниматься по лѣстницѣ, миссисъ Вервэнъ пошла къ нимъ на встрѣчу; Флорида же встала и остановилась возлѣ своего стула въ какой-то горделивой нерѣшимости и застѣнчивости. Мать была въ черномъ костюмѣ, отъ котораго ее такъ рѣдко избавляла судьба, на дочери было свѣтло-зеленое платье, и въ немъ она казалась какъ бы спутницей молодой весны, всюду облекавшейся въ тотъ же оттѣнокъ. Солнечные лучи падали на ея бѣлокурые волосы, сливаясь съ ихъ золотистымъ цвѣтомъ, ея прямыя брови слегка сдвинулись отъ пытливаго взгляда, который она устремила на смуглаго молодого священника, почтительно кланявшагося ея матери и старавшагося отвѣтить на ея англійскія привѣтствія тоже по-англійски.
   -- Моя дочь,-- сказала миссисъ Вервэнъ, и донъ-Ипполито еще разъ низко поклонился и съ какимъ-то чистосердечнымъ и меланхолическимъ недоумѣніемъ посмотрѣлъ на дѣвушку, когда она послѣ того обмѣнялась нѣсколькими словами съ Феррисомъ, который, не смущаясь ея серьезностью и высокомѣріемъ, осыпалъ ее шутливыми комплиментами. Яркій румянецъ то вспыхивалъ, то погасалъ на ея щекахъ въ то время, какъ она говорила, и пушистыя рѣсницы, окаймлявшія ея серьезные, вопрошающіе глаза, медленно поднялись и опустились, когда она на мигъ остановила взоръ на молодомъ человѣкѣ и затѣмъ круто, но не кокетливо оборвавъ разговоръ, отошла отъ Ферриса и направилась къ матери, тогда какъ онъ со смѣхомъ ушелъ на другой конецъ террасы. Миссисъ Вервэнъ и священникъ экзаменовали другъ друга во французскомъ языкѣ, но не очень-то подвигались впередъ; онъ объяснилъ молодой дѣвушкѣ по-итальянски то, что хотѣлъ сказать ея матери, и она неувѣренно отвѣтила ему, послѣ чего онъ въ стереотипныхъ фразахъ похвалилъ ея знаніе итальянскаго языка.
   -- Благодарю васъ,-- искреннимъ тономъ сказала Флорида,-- я старалась учиться. Я надѣюсь, -- прибавила она съ тою же искренностью,-- что вы заставите меня увидѣть, какъ мало я знаю.
   Словно открывъ въ ней новое качество, донъ-Ипполито остановилъ на полпути жестъ, которымъ хотѣлъ опровергнуть ея несправедливость къ самой себѣ. Онъ съ серьезнымъ видомъ сказалъ ей, что постарается быть ей полезнымъ, и затѣмъ они оба умолкли.
   -- Мистеръ Феррисъ, пожалуйте сюда,-- кликнула въ дверяхъ миссисъ Вервэнъ,-- завтракъ готовъ и вы должны повести меня къ столу.
   -- Слишкомъ много чести,-- сказалъ живописецъ, выступая впередъ и предлагая ей руку, и миссисъ Вервэнъ первая вошла въ комнаты.
   -- Можетъ быть, мнѣ слѣдовало бы взять руку донъ-Ипполито,-- шепнула она ему,-- но, знаете, мы съ нимъ говоримъ такимъ непохожимъ французскимъ языкомъ, что не слишкомъ хорошо понимаемъ другъ друга.
   -- О,-- отвѣчалъ Феррисъ,-- я знавалъ итальянцевъ и американцевъ, которыхъ сами французы не могли понять!
   -- Вы видите, это американскій завтракъ,-- объявила миссисъ Вервэнъ, критически оглядывая столъ, прежде чѣмъ сѣсть.-- Все, кромѣ горячаго хлѣба; этого здѣсь ни за какія деньги не достанешь. И донъ-Ипполито въ первый разъ въ жизни очутился передъ завтракомъ, состоявшимъ изъ бифштекса, яицъ, гренковъ, жаренаго картофеля, кофе съ молокомъ и чаю для желающихъ. Онъ подавилъ всѣ признаки удивленія, которое долженъ былъ испытать, и помимо того, что разрѣзалъ на мелкіе кусочки мясо, прежде чѣмъ за него приняться, ничѣмъ не выдалъ, какъ необычно для него подобное пиршество.
   Завтракъ прошелъ очень пріятно, хотя съ нѣкоторыми перерывами въ разговорѣ.
   -- Мы изнемогаемъ подъ тяжестью столькихъ языковъ,-- сказалъ Феррисъ.-- Это право embarras de richesses. Составимъ себѣ лучше какой-нибудь макароническій, смѣшанный языкъ. Могу я попросить у васъ un poco di pin сахару въ мой café, миссисъ Вервэнъ? Что вы скажете о bettezza такой magnifique погоды, донъ-Ипполито?
   -- Какъ это уморительно!-- тономъ нѣжнаго восхищенія сказала миссисъ Вервэнъ въ сторону донъ-Ипполито; онъ улыбнулся, но воздержался отъ участія въ разговорѣ на новомъ языкѣ.
   -- Ну, такъ хорошо же,-- сказалъ живописецъ,-- на будущее время я останусь вѣренъ моему родному бергамскому нарѣчію, а донъ-Ипполито пусть переводитъ иностраннымъ дамамъ.
   Онъ кончилъ тѣмъ, что сталъ говорить со всѣми по-англійски; донъ-Ипполито обращался къ миссисъ Вервэнъ на этомъ же языкѣ, съ прибавкой французскаго; Флорида, чувствуя, что Феррисъ иронически слѣдитъ за нею, смѣло, хотя нѣсколько затрудняясь, говорила со священникомъ по-итальянски.
   -- Я такъ довольна!-- провозгласила миссисъ Вервэнъ, вставъ изъ-за стола, когда Феррисъ сказалъ ей, что ему пора уходить. Флорида при этомъ подала руку обоимъ гостямъ.
   -- Благодарю васъ, миссисъ Вервэнъ, я могъ бы уйти и раньше, еслибъ зналъ, что вамъ это будетъ пріятно, -- отвѣчалъ художникъ.
   -- Ахъ, вы опять за ваши глупости!-- возразила она.-- Вѣдь, вы знаете, что я хотѣла сказать. Я совершенно очарована имъ,-- продолжала она, отводя въ сторону Ферриса, -- и я знаю, что у него долженъ быть отличный выговоръ. Какъ я вамъ благодарна, мистеръ Феррисъ! А будете вы такъ добры уговориться съ нимъ насчетъ вознагражденія? Языкъ не повертывается начать съ нимъ рѣчь о такихъ вещахъ. Благодарю васъ. Значитъ, мнѣ не нужно упоминать ему объ этомъ? Я такъ рада, что пригласила его завтракать въ первый же день, хотя Флорида была противъ этого. Конечно, ничто насъ не обязываетъ возводить это въ правило. Но, говоря серьезно, это, вѣдь, знаете, не какой-нибудь заурядный случай.
   Феррисъ съ дружескимъ непочтеніемъ посмѣялся надъ ней и наскоро простился. Донъ-Ипполито остался еще нѣсколько минутъ, чтобъ переговорить о предполагаемыхъ урокахъ, и затѣмъ тоже ушелъ, откланявшись болѣе утонченнымъ образомъ. Миссисъ Вервэнъ просидѣла нѣкоторое время задумавшись, потомъ сказала:
   -- А, вѣдь, это было смѣшно, Флорида!
   -- Что такое, мама?
   -- Что онъ разрѣзалъ мясо на мелкіе кусочки, прежде чѣмъ начать ѣсть. Но, можетъ быть, это въ обычаѣ у венеціанцевъ. Во всякомъ случаѣ, душа моя, онъ джентльменъ уже въ силу своей профессіи, и я не могла поступить иначе, какъ пригласить его завтракать. У него прекрасныя манеры, и, разъ ужь онъ нюхаетъ табакъ, то, по-моему, все-таки, опрятнѣе имѣть два носовыхъ платка, хотя это кажется страннымъ. Лучше бы онъ, однако, не нюхалъ табакъ!
   -- Я не понимаю, что намъ до этого, мама. Во всякомъ случаѣ, мы не можемъ этому помѣшать.
   -- Это справедливо, душа моя. А его ногти... Знаешь, если онъ станетъ придерживать пальцами книгу, это, вѣдь, будетъ, пожалуй, непріятно?
   -- Кажется, у всѣхъ европейцевъ совершенно такіе же ногти, за исключеніемъ однихъ англичанъ.
   -- О, да, я знаю! Правда, что намъ не слѣдовало бы обращать на это вниманіе, еслибъ только онъ не казался такимъ милымъ во всѣхъ другихъ отношеніяхъ. И какъ онъ хорошъ собой!
   

V.

   Было условлено, что донъ-Ипполито будетъ приходить каждое утро въ десять часовъ и заниматься часъ или два съ Флоридой, но гостепріимство миссисъ Вервэнъ имѣло слишкомъ аггрессивный характеръ, чтобы придерживаться буквы этого соглашенія. Она часто приглашала священника завтракать въ девять часовъ, потому что, какъ она объяснила Феррису, ей невыносимо было давать ему чувствовать, что ихъ знакомство -- простая денежная сдѣлка, и въ эти дни для занятій не назначалось никакого срока. Если Феррисъ бывалъ свободенъ, она приглашала тогда и его и огорчалась, когда онъ не приходилъ.
   -- Я люблю въ немъ эту рѣзкость,-- признавалась она дочери,-- и ничуть не сержусь на него за то, что онъ трунитъ надо мной. Такъ легко сдѣлаться скучной, если по временамъ надъ вами не подтруниваютъ. Еслибъ у меня былъ сынъ, ужь, конечно, я не желала бы видѣть его такимъ почтительнымъ ко мнѣ и послушнымъ, какъ ты, душа моя.
   Художникъ честно платилъ ей такою же нѣжною симпатіей, не имѣя на то болѣе серьезныхъ причинъ, чѣмъ она. Онъ видѣлъ, что она съ удовольствіемъ разговариваетъ съ нимъ и любитъ его слушать даже тогда, когда его не понимаетъ, а этому роду лести не легко противустоять. Притомъ же, въ тѣ времена въ Венеціи было очень мало дамскаго общества, и Феррисъ, слегка ознакомившись съ тѣмъ, какое было, охотно предпочелъ ему молодыхъ людей, встрѣчавшихся ему въ кофейняхъ и на Піаццѣ, но съ пріѣздомъ въ Венецію миссисъ Вервэнъ и ея дочери онъ вспомнилъ дни своей ранней юности, когда находилъ истинное наслажденіе въ обществѣ дамъ. Послѣ такой долгой отвычки было очаровательно проводить время съ красивою дѣвушкой, не дичившейся его и не ожидавшей, что онъ посватается къ ней, потому только, что сидитъ съ ней съ глазу на глазъ, катается съ ней въ гондолѣ, гуляетъ и читаетъ съ ней. Всѣ молодые люди любятъ бывать въ такихъ домахъ, гдѣ имъ позволяютъ приходить и уходить, не поднимая изъ-за этого шума, а миссисъ Вервэнъ въ совершенствѣ понимала, что ему нужно, чтобы чувствовать себя легко у нея. Мало-по-малу онъ съ удивленіемъ увидѣлъ, что эта милѣйшая женщина, никогда не дѣлавшая ничего такого, что не было бы вполнѣ прилично, никогда не говорившая умышленно ничего вульгарнаго, была въ глубинѣ сердца довольно близка къ типу цыганки,-- самая кроткая и безупречная изъ всей этой породы, она все же не признавала надъ собою законовъ общества, отъ походной ли жизни, которую ей пришлось вести въ годы замужства, отъ вѣчныхъ ли скитаній во время вдовства или по природному расположенію, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ увидѣлъ, что миссъ Флорида, склонная быть строгой до щепетильности, совершенно терялась, благодаря своему неправильному воспитанію, въ выборѣ правилъ, которыми она могла бы сдерживать невинныя причуды миссисъ Вервэнъ. Тревожное замѣшательство, проглядывавшее въ ней порою, на ряду съ ея геройскимъ послушаніемъ и неизмѣнною преданностью матери, имѣло въ себѣ нѣчто столь же патетическое, какъ и забавное. Ему не разъ приходилось видѣть ее смущенной почти до слезъ неудержимою откровенностью миссисъ Вервэнъ, такъ какъ эта дама была, повидимому, изъ числа тѣхъ женщинъ, которыя, разъ имъ пришло что-нибудь въ голову, такъ бываютъ подавлены и поражены уже однимъ этимъ фактомъ, что спѣшатъ немедленно высказать или осуществить явившуюся у нихъ мысль, и онъ замѣчалъ, что Флорида никогда не старается замаскировать свое терпѣніе какими-нибудь женскими хитростями, но какъ будто приглашаетъ его, Ферриса, думать объ этомъ, что ему угодно. Быть можетъ, она была неспособна поступать иначе; по временамъ она ему казалась воплощенною правдивостью. Ея гордость была на-сторбжѣ противъ него; быть можетъ, она воображала, что онъ украдкой надъ ней посмѣивается, и, безъ сомнѣнія, чувствовала иронію, нерѣдко сквозившую въ его бесѣдѣ и обращеніи съ ней, такъ какъ въ то время онъ любилъ придавать своей дружбѣ съ дамами Вервэнъ характеръ небрежной снисходительности, которая матери была прямо по вкусу, тогда какъ въ дочери она вызывала гнѣвъ и тревогу. Безъ всякой логики, иныя проявленія безцеремонности Ферриса она карала непомѣрно строго, другія же, за которыя онъ, пожалуй, и самъ былъ готовъ себя осуждать, спускала ему по какому-то странному капризу. Иногда такое обращеніе ея раздражало его, иногда обезоруживало. Но находились ли они въ ссорѣ, или въ перемиріи, или, какъ это порою случалось, въ entente cordiale, казавшейся ему очаровательной, къ одному свойству миссъ Вервэнъ онъ всегда старался относиться съ безмолвнымъ уваженіемъ и пощадой: къ аггресспиной нѣжности, съ какой она спѣшила прикрывать слабыя стороны своей матери. Это было нѣчто весьма похвальное въ ея гордости, рѣшилъ онъ, въ концѣ-концовъ. Въ то же время, онъ не пытался увѣрить себя, будто понимаетъ удивительное дочернее самоотверженіе, къ которому ее обязывала эта нѣжность.
   Еще одна вещь озадачивала его въ ней: ея набожность. Миссисъ Вервэнъ трудно было заставить пойти въ церковь, дочь же ея не пропускала ни одной службы по англійскому обряду въ старинномъ палаццо, гдѣ разъ въ недѣлю собирались англійскіе и американскіе туристы, съ гидами въ одномъ карманѣ и молитвенникомъ въ другомъ, хороня подъ алтаремъ томагаукъ. Ферриса часто посылали съ Флоридой и тогда мысли молодого человѣка переносились отъ службы къ прелестной дѣвушкѣ, сидѣвшей возлѣ него, къ золотистой головкѣ, аккуратно наклонявшейся въ извѣстныхъ пунктахъ литургіи, къ яркимъ губкамъ, шептавшимъ отвѣты, къ шелковистымъ рѣсницамъ, скользившимъ по блѣднымъ щекамъ, когда она прочитывала утренніе псалмы. Онъ зналъ отъ миссисъ Вервэнъ, что она и ея дочь не принадлежатъ собственно къ епископальной церкви и что Флорида ходитъ къ англиканской службѣ потому, что нѣтъ другой. И ему пришла мысль, что, можетъ быть, склонность къ обрядности проистекаетъ у нея просто изъ любви къ какимъ бы то ни было формамъ, на которыя она считала возможнымъ опереться.
   Слуги въ наскоро составленномъ хозяйствѣ миссисъ Вервэнъ съ быстротой симпатіи, свойственной итальянцамъ, пріучились видѣть въ Феррисѣ самаго близкаго друга семьи, и, хотя, можетъ быть, по чувству приличія и удивлялись тому, что онъ поставилъ себя на такую короткую ногу въ домѣ, но все же, вѣроятно, извиняли эти отношенія, какъ одну изъ фазъ иностранной эксцентричности, на которую ихъ нація смотритъ такъ снисходительно. Если они не были способны набросить тотъ же покровъ милосердія на приверженность къ ихъ госпожамъ донъ-Ипполито, а у нихъ ужь, конечно, были свои подозрѣнія насчетъ такого откровенно-фамильярнаго обращенія съ личностью, такъ мало походившею на священника, тѣмъ не менѣе, какъ священникъ, онъ внушалъ имъ извѣстное благоговѣніе. Они унаслѣдовали непосредственную вѣрность своей расы тѣмъ людямъ, которымъ они служили, и никогда ни однимъ взглядомъ не давали понять, какъ странно имъ кажется, что донъ-Ипполито приходитъ и уходитъ, когда ему вздумается.
   Миссисъ Вервэнъ окончательно зачислила его въ члены своей семьи, а дочь ея, казалось, чувствовала себя съ нимъ болѣе непринужденно, чѣмъ съ Феррисомъ, и въ своемъ обращеніи съ донъ-Ипполито проявляла серьезную вѣжливость, въ которой была также доля состраданія и дѣтскаго почтенія. Феррисъ замѣчалъ, что она всегда особенно бережно относится къ его предполагаемой чувствительности въ томъ, что касалось его принадлежности къ римско-католической церкви, и что священникъ остается какъ-то странно равнодушенъ къ этой деликатности, точно для него вовсе не важно, оказываютъ или нѣтъ уваженіе его церкви. Онъ слегка избѣгалъ, какъ представлялось Феррису, не только религіозныхъ вопросовъ, въ которыхъ они могли расходиться, но всякихъ фазъ религіи, какъ не имѣющихъ для него значенія. Въ такихъ случаяхъ почтительность къ нему миссъ Вервэнъ смѣнялась чѣмъ-то вродѣ укоризны, какъ будто ей не нравилось, что представитель хотя бы и чуждой ей религіи недостаточно уважаетъ свое призваніе, какъ будто она чтила въ немъ его санъ, а свое состраданіе дарила его личности. Это должно было быть тяжелымъ искусомъ для донъ-Ипполито, думалъ про себя Феррисъ и ждалъ, что рано или поздно священника отчитаютъ напрямикъ, если онъ будетъ держать себя безъ подобающей серьезности.
   Гранатовыя и миндальныя деревья въ саду покрылись цвѣтомъ и осыпались, самыя раннія розы были въ полной красѣ; всюду такъ густо разрослась листва, что даже самая рѣзвая изъ бойкихъ нимфъ была обречена на скромное уединеніе, но беззаботная наяда у фонтана вся горѣла на солнцѣ, незамѣтно усиливавшемъ съ каждымъ днемъ пламя своихъ лучей, и было не только тепло, но даже жарко, когда разъ утромъ Феррисъ и миссъ Вервэнъ сидѣли на ступенькахъ террасы, дожидаясь донъ-Ипполито, который долженъ былъ придти завтракать.
   Художникъ уже работалъ въ это время надъ портретомъ донъ-Ипполито, который ему такъ захотѣлось написать при первомъ взглядѣ на священника, и теперь разговаривалъ именно объ этомъ съ молодою дѣвушкой.
   -- Но почему же вы пишете его просто священникомъ?-- спросила она.-- Я скорѣе подумала бы, что вы захотите сдѣлать его центромъ какой-нибудь знаменитой или романтической сцены,-- прибавила она, серьезно заглянувъ въ глаза Ферриса, опиравшагося головой о балюстраду.
   -- Нѣтъ, едва ли вы это думали, -- отвѣтилъ онъ, -- потому что вы поняли бы тогда, что венеціанскій священникъ не имѣетъ нужды въ мишурныхъ аксессуарахъ. Чего же вамъ надо? Священника, соборующаго какую-нибудь жертву Совѣта Десяти? Духовника, переступающаго порогъ исповѣдальни въ церкви del Frari, съ могилой Кановы въ отдаленіи, съ алтаремъ въ перспективѣ и т. д., и вперяющаго взоръ въ хорошенькую прихожанку, явившуюся облегчить передъ нимъ свою совѣсть? Просто терпѣнія нѣтъ слушать всѣ глупости, которыя люди думаютъ и говорятъ о Венеціи.
   Флорида смотрѣла на живописца съ горделивымъ вопросомъ въ глазахъ.
   -- Вы не хуже другихъ, -- продолжалъ онъ, равнодушный ко гнѣву, вызванному въ ней его рѣзкостью.
   -- Всѣ вы воображаете, что не можетъ быть картины на венеціанскій сюжетъ безъ гондолы или безъ Моста Вздоховъ. Читали вы когда-нибудь Венеціанскаго купца или Отелло? Ни въ той, ни въ другой изъ этихъ пьесъ нѣтъ упоминанія ни о лодкѣ, ни о мостѣ, ни о каналѣ, а, между тѣмъ, въ нихъ такъ и дышетъ, такъ и трепещетъ самая неподдѣльная жизнь Венеціи. Я хочу попытаться написать венеціанскаго священника такъ, чтобъ вы узнали его моментально, хотя возлѣ него не будетъ ни слѣда условной Венеціи.
   -- Эти пьесы написалъ Шекспиръ,-- сказала Флорида.
   Феррисъ насмѣшливо поклонился, дѣлая видъ, будто ея сарказмъ попалъ въ цѣль.
   -- Вамъ слѣдовало бы лучше придать символическое значеніе вашей картинѣ Венеціанскій священникъ, иначе публика будетъ недоумѣвать, зачѣмъ вы отправились такъ далеко, чтобъ написать отца О'Брайена {Отецъ О'Брайенъ -- протестантскій епископъ, умершій въ 1874 г.}.
   -- Я не говорю, что мой замыселъ мнѣ удастся,-- отвѣтилъ Феррисъ.-- Я долженъ покаяться, что разъ уже потерпѣлъ фіаско и, кажется, что и второй разъ мнѣ грозитъ неудача, но это ничего не значитъ, моя идея, все-таки, вѣрна. Я не разсчитываю на то, что всѣ увидятъ разницу между донъ-Ипполито и отцомъ О'Брайеномъ. Во всякомъ случаѣ, я хотѣлъ бы изобразить язычника, еще не умершаго въ моемъ оригиналѣ, отреченіе сначала отъ унаслѣдованной природы, а затѣмъ и отъ личности, которая съумѣла бы насладиться мірскими радостями. Мнѣ хочется представить разбитыя стремленія, апатическое отчаяніе и мятежную тоску, которую можно уловить въ его лицѣ, когда онъ не слѣдитъ за собой, и этотъ придавленный взглядъ, который составляетъ характеристическое выраженіе всей австрійской Венеціи. А потомъ,-- сказалъ, усмѣхнувшись, Феррисъ,-- работая надъ этою картиной, я долженъ слегка подозрѣвать въ своей модели іезуита, который таится во всякомъ католическомъ патерѣ. Но очень возможно, что я сдѣлаю изъ него отца О'Брайена.
   -- Вы не сдѣлаете изъ него донъ-Ипполито,-- сказала Флорида, пристально взглянувъ ему въ лицо, чтобъ видѣть, совершенно ли серьезно онъ говоритъ,-- не сдѣлаете, если все это вложите въ него. Трудно найти человѣка съ такимъ простодушнымъ и открытымъ взглядомъ,-- горячо прибавила она.-- Въ этомъ взглядѣ нѣтъ ни язычника, ни мученика, ни мятежника.
   Феррисъ опять разсмѣялся.
   -- Извините меня, я не думаю, чтобъ вы знали... Я могу убѣдить васъ...
   Флорида встала со ступенекъ.
   -- Вотъ онъ,-- сказала она, смотря вглубь садовой аллеи, и когда донъ-Ипполито приблизился и лицо его засвѣтилось радостною и невинною улыбкой, дѣвушка безсознательно продолжала:-- На немъ новые чулки и какое-то другое платье и шляпа.
   Чулки были, дѣйствительно, новые, а вмѣсто обычнаго пісchio {Nicchio (въ переводѣ -- раковина) -- низкая трехугольная шляпа.}, на священникѣ былъ новый шелковый цилиндръ съ совершенно по-свѣтски загнутыми полями. Платье донъ-Ипполито также было болѣе свѣтскаго покроя, чѣмъ сутана; на немъ былъ жилетъ и панталоны до колѣнъ, стянутыя у чулокъ блестящими пряжками. Его костюмъ не носилъ ни малѣйшихъ слѣдовъ нюхательнаго табаку, которымъ обыкновенно онъ былъ осыпанъ въ такомъ изобиліи. Впрочемъ, донъ-Ипполито уже не нюхалъ табаку при дамахъ. Въ первую же недѣлю онъ замѣтилъ въ нихъ какое-то непонятное безпокойство всякій разъ, какъ онъ вынималъ синій бумажный платокъ, усладивъ себя маленькою щепоткой; вскорѣ послѣ того, оставшись наединѣ съ Флоридой, онъ увидалъ, какъ она нервно вздрогнула при появленіи этого платка. Онъ сильно покраснѣлъ и сунулъ его обратно въ карманъ, откуда уже вытащилъ его на половину, и никогда больше не вынималъ его съ тѣхъ поръ въ присутствіи дѣвушки. Контессина, его бывшая ученица, не выказывала отвращенія къ привычкѣ донъ-Ипполито нюхать табакъ и къ его синему платку, но за то Контессина никогда не произносила нѣмого осужденія его ногтямъ съ тѣми нѣжно-розовыми и перламутровыми тонами, которыми такъ очаровывали его руки миссъ Вервэнъ. Немного забавно было видѣть, какъ усердно онъ изучалъ манеры этихъ американцевъ, стараясь, по мѣрѣ возможности, къ нимъ приспособляться. Въ ихъ обществѣ онъ сталъ дѣлать быстрые успѣхи въ англійскомъ языкѣ, и случалось порою, что урокъ итальянскаго языка ограничивался только чтеніемъ донъ-Ипполито съ Флоридой, такъ какъ она всегда уступала желанію матери поговорить, а миссъ Вервэнъ находила болѣе удобнымъ объясняться на своемъ родномъ языкѣ. Въ рукахъ этой милой дамы священникъ американизировался такъ скоро, какъ только она могла подвергнуть его этой метаморфозѣ, и внималъ ея рѣчамъ съ довѣрчивымъ почтеніемъ, какъ рѣчамъ женщины выдающагося, хотя и эксцентрическаго ума. Однако, въ концѣ-концовъ, онъ все же отдавалъ каждый пунктъ на разсмотрѣніе Флориды, какъ бы угадывая въ ней болѣе твердый и сильный характеръ, и теперь, поднимаясь по ступенямъ террасы въ своемъ видоизмѣненномъ костюмѣ, онъ напряженно смотрѣлъ на нее. Она окинула его взглядомъ съ головы до ногъ и затѣмъ серьезно поздоровалась съ нимъ, ничѣмъ не выразивъ своего удивленія.
   Въ ту же минуту миссисъ Вервэнъ вышла черезъ балконную дверь и, поправивъ очки, изумленно произнесла:
   -- Какъ, это вы, милый донъ-Ипполито? Я едва узнала васъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, madama!-- съ болѣзненною улыбкой спросилъ священникъ.-- Развѣ же это такая большая перемѣна? Мы имѣемъ право носить какъ то платье, такъ и это, смотря по желанію.
   -- Ну, да, конечно, это очень прилично и все такое, но это такъ не подходитъ къ представленію о священникѣ,-- сказала миссисъ Вервэнъ, приглашая гостей въ столовую.-- Это почти то же, что видѣть военнаго въ штатскомъ платьѣ.
   -- Но, вѣдь, должно быть большимъ удовольствіемъ, мама, снимать отъ времени до времени форму,-- сказала Флорида, когда они сѣли за столъ.-- Я помню, что папа бывалъ всегда очень радъ, когда ему можно было отдохнуть отъ мундира.
   -- Себя не помнилъ отъ радости,-- согласилась съ нею миссисъ Вервэнъ.-- Но, вѣдь, тогда онъ казался совсѣмъ другимъ человѣкомъ. Военныя... и духовныя лица, вѣдь, гораздо характернѣе въ своемъ обычномъ костюмѣ. Не то, чтобъ именно характернѣе, но какъ-то внушительнѣе. Развѣ вы не находите?
   -- Вотъ оно что, донъ-Ипполито,-- вмѣшался Феррисъ.-- Надѣньте лучше опять сутану и nicchio. Вашъ костюмъ аббата, какъ видите, не одобряютъ.
   Художникъ говорилъ по-итальянски, но донъ-Ипполито, хотя и съ ошибками, отвѣтилъ полупечально, полушутливо на своемъ старательномъ и добросовѣстномъ англійскомъ языкѣ, взглянувъ на Флориду, прежде чѣмъ обратиться къ миссисъ Вервэнъ:
   -- Вы также строги, какъ и всѣ, madama. Я думалъ, что этотъ костюмъ вамъ понравится, но, если не ошибаюсь, онъ произвелъ на васъ впечатлѣніе маскараднаго. Какъ изволила сказать madamigella, снимать отъ времени до времени мундиръ большое удовольствіе какъ для прочихъ воиновъ, такъ и для насъ, ополчающихся противъ невидимыхъ враговъ. Когда я былъ моложе и состоялъ еще въ чинѣ иподіакона, то разъ я снялъ совсѣмъ священническое одѣяніе и надѣлъ мірское платье, а не одежду аббата, какъ теперь. Мы были въ Падуѣ, я и другой молодой священникъ, мой задушевный и единственный другъ, и цѣлую ночь мы пространствовали по городу въ этомъ платьѣ, сталкиваясь со студентами, которые съ пѣснями бродили по улицамъ, освѣщеннымъ луной; мы заходили въ театръ и въ кафе, курили сигары и все это время смѣялись и трепетали при мысли о тонзурѣ, скрытой подъ нашими шляпами. Но на слѣдующее утро намъ снова пришлось надѣть чулки, сутану и nicchio.
   Донъ-Ипполито меланхолически усмѣхнулся. Онъ засунулъ было кончикъ салфетки за воротникъ; замѣтивъ, что Феррисъ этого не сдѣлалъ, онъ украдкой выдернулъ салфетку съ такимъ видомъ, будто она все время лежала у него на колѣняхъ. Всѣ хранили молчаніе, точно было сказано что-то неприличное. Флорида съ строгою укоризной глядѣла на донъ-Ипполито, а на Ферриса его разсказъ подѣйствовалъ такъ непріятно, какъ повѣствованіе о похожденіяхъ какой-нибудь дѣвушки, переряженной мужчиной. Онъ страшно боялся, что миссисъ Вервэнъ выскажетъ ту же самую мысль, она какъ разъ собиралась что-то сказать, онъ поспѣшилъ предупредить ее и свернулъ разговоръ на другую тему.
   На слѣдующій день священникъ явился въ своей обычной одеждѣ и съ этихъ поръ уже не дѣлалъ попытокъ смѣнить ее на другую.
   

VI.

   Однажды, когда донъ-Ипполито позировалъ у Феррисса для его картины Венеціанскій священникъ, художникъ, чтобы начать разговоръ, спросилъ его:
   -- А что, напали вы на новое взрывчатое вещество, съ помощью котораго можно было бы примѣнить къ дѣлу вашъ снарядъ? Или вы теперь занимаетесь чѣмъ-нибудь другимъ?
   -- Нѣтъ,-- смущенно отвѣтилъ священникъ.-- Я не притрогивался къ пушкѣ съ того дня, какъ вы ее видѣли въ моей мастерской. А что касается другихъ вещей, то я не могъ сосредоточить надъ ними своихъ мыслей. Я сдѣлалъ нѣсколько бездѣлокъ и осмѣлился преподнести ихъ дамамъ.
   Феррисъ еще раньше обратилъ вниманіе на замысловатый пюпитръ, который донъ-Ипполито подарилъ Флоридѣ, и складную скамеечку подъ ноги, въ видѣ обыкновеннаго портфеля, которую носила съ собой миссисъ Вервэнъ.
   Странное выраженіе, сначала пойманное художникомъ, но тотчасъ же ускользнувшее отъ него, мелькнуло на лицѣ священника, когда онъ продолжалъ:
   -- Вѣроятно, мои новыя занятія и знакомство, столь необычное для меня во всѣхъ отношеніяхъ, съ вашими любезными соотечественницами, -- вѣроятно, все это отвлекаетъ меня и мѣшаетъ мнѣ приняться серьезно за что-нибудь теперь, когда, благодаря ихъ щедрости, я имѣю возможность преслѣдовать свои цѣли съ большими, чѣмъ когда-либо, преимуществами. Но это лѣнивое настроеніе пройдетъ, а покамѣстъ я очень счастливъ. Онѣ обѣ настоящіе ангелы, а madama истинный оригиналъ.
   -- Миссисъ Вервэнъ немного своеобразна,-- сказалъ живописецъ, отступивъ на нѣсколько шаговъ отъ картины и разсматривая ее прищуренными глазами.-- Отъ всего того горя, которое она перенесла, женщина и съ гораздо болѣе крѣпкою головой могла бы свихнуться,-- прибавилъ онъ мягкимъ, сердечнымъ тономъ.-- Но у нея замѣчательно доброе сердце. По правдѣ сказать,-- вырвалось у него,-- она самое удивительное сочетаніе совершеннаго сумасбродства и истиннаго изящества, свойственнаго настоящей лэди, какое мнѣ когда-либо случалось видѣть.
   -- Извините меня, я васъ не понимаю,-- съ недоумѣніемъ пробормоталъ донъ-Ипполито.
   -- Конечно, не понимаете, и я думаю, что не съумѣлъ бы объяснить вамъ это,-- отвѣтилъ Феррисъ.
   Водворилось молчаніе, которое прервалъ, наконецъ, донъ-Ипполито.
   -- Почему вы не женитесь на madamigellal -- спросилъ онъ.
   Онъ, повидимому, не чувствовалъ, что въ его вопросѣ есть что-либо неумѣстное, а Феррисъ слишкомъ привыкъ къ дѣтской прямотѣ этой самой пронырливой въ мірѣ породы, чтобы придти въ удивленіе. Однако, онъ ощутилъ досадливое чувство, какого не ощутилъ бы, не будь донъ-Ипполито священникомъ. Онъ не принадлежалъ къ тому типу патеровъ, по отношенію къ которымъ американецъ заразился предубѣжденіемъ и недовѣріемъ итальянцевъ; онъ былъ отчужденъ отъ своихъ собратьевъ всѣми интересами своей жизни и взаимною антипатіей. О другихъ священникахъ ходили разныя скандальныя исторіи, но донъ-Ипполито былъ вродѣ той хорошенькой продавщицы спичекъ на Піаццѣ, которая подала поводъ къ слѣдующему, чисто-венеціанскому отвѣту на вопросъ о томъ, развѣ же такое прелестное личико не должно быть невинно: "Еще бы, она, вѣдь, сумасшедшая!" Онъ былъ такой безукоризненной чистоты, что сплетники, собирающіеся въ венеціанскихъ кафе и спѣшащіе навести свой испытующій фонарь на всякаго, о комъ вы только упомянете, прославили его полоумнымъ. Изъ своихъ личныхъ сношеній съ нимъ Феррисъ вывелъ заключеніе, что онъ обладалъ, повидимому, такимъ простосердечіемъ, какое можно встрѣтить лишь въ самыхъ рѣдкихъ итальянцахъ. Онъ былъ альбиносомъ своего вида: сѣрымъ ворономъ, бѣлою мухой. И онъ, дѣйствительно, былъ таковъ, или же умѣлъ казаться таковымъ, пуская для этого въ ходъ лукавство, далеко оставлявшее позади себя всякую заурядную хитрость. Смутное ожиданіе, что когда-нибудь ему придется напасть на слѣдъ двоедушія въ донъ-Ипполито,-- вотъ что парализовало художника въ его попыткахъ написать своего Венеціанскаго священника, вотъ что придавало стоявшей передъ нимъ картинѣ ея неопредѣленный, неудовлетворительный характеръ, ея расплывающуюся жесткость, ея раздражающую поверхностность. Онъ старался выразить черты меланхоліи и тоски, которыя ему чудились въ немъ, но всякій разъ испытывалъ поползновеніе сдѣлать въ картинѣ намекъ на что-то зловѣщее, набросить на это лицо легкую и едва уловимую тѣнь эгоистическихъ происковъ.
   Онъ пристально посмотрѣлъ на донъ-Ипполито, и чуть ли не въ сотый разъ въ его умѣ шевельнулись эти безпокойныя мысли.
   -- Не знаю,-- сказалъ онъ затѣмъ принужденнымъ тономъ.-- Я вообще не собираюсь жениться. Притомъ же, -- прибавилъ онъ, и противъ его воли на его лицѣ появилась веселая усмѣшка,-- очень возможно, что миссъ Вервэнъ не пожелала бы выйти за меня.
   -- Ну, этого никогда нельзя сказать заранѣе, -- возразилъ донъ-Ипполито.-- Я полагаю, что всѣ молодыя дѣвушки желаютъ выйти замужъ,-- продолжалъ онъ со вздохомъ.-- Она, вѣдь, очень красива, не правда ли? У насъ, въ Италіи, рѣдко можно встрѣтить такую блондинку. Наши блондинки скорѣе смуглыя: у нихъ пепельные волосы и голубые глаза, но цвѣтъ лица у нихъ темный. Миссъ Вервэнъ свѣтла, какъ утро; ея волосы -- золотые лучи солнца, ея ослѣпительная шея -- его полуденный блескъ, ея губы -- пурпуръ его восхода; она могла бы олицетворить собою зарю.
   -- Вы поэтъ, донъ-Ипполито,-- засмѣялся на его слова живописецъ.-- А какое же свойство солнца видите вы въ гнѣвномъ взорѣ ея глазъ?
   -- Его огонь! Ахъ, въ этомъ ея главное очарованіе! Эти чудные глаза ея какъ бы полны трагедій. Она точно создана быть героиней какого-нибудь бурнаго романа, а, между тѣмъ, какъ она проста, какъ терпѣлива и добра!
   -- Да,-- сказалъ Феррисъ.-- Но едва ли было бы благоразумно на нее полагаться,-- полузадумчиво прибавилъ онъ, спустя минуту, уже по-англійски.-- Я боюсь, что у нея дурной характеръ. По крайней мѣрѣ, я всегда ожидаю увидѣть гдѣ-нибудь дымъ, когда взглядываю въ ея глаза. Впрочемъ, у нея удивительное самообладаніе, и я не могу хорошенько понять, откуда оно у нея берется. Быть можетъ, людямъ съ сильными импульсами дана и сильная воля, чтобы сдерживать ихъ,-- это было бы только справедливо.
   Спустя нѣкоторое время донъ-Ипполито сказалъ:
   -- Онѣ должны быть очень богаты, чтобы жить такъ, какъ онѣ живутъ.
   -- Насчетъ этого я ничего не знаю, -- отвѣчалъ Феррисъ.-- Американцы распоряжаются своими деньгами иначе, чѣмъ итальянцы. Я думаю, что миссисъ Вервэнъ и ея дочь находятъ жизнь въ Венеціи очень дешевой послѣ Лондона, Парижа и Берлина.
   -- Ну, а если бы онѣ были дѣйствительно богаты, -- сказалъ донъ-Ипполито, -- можетъ быть, вы женились бы тогда на madamigella?
   -- Я никогда бы не женился на деньгахъ миссъ Вервэнъ,-- рѣзко возразилъ художникъ.
   -- Нѣтъ, но еслибъ вы любили ее, то ея деньги облегчили бы вамъ путь къ женитьбѣ на ней.
   -- Послушайте, донъ-Ипполито, я никогда не говорилъ вамъ, что люблю миссъ Вервэнъ, и не понимаю, что даетъ вамъ право предлагать мнѣ такіе вопросы? Съ какой стати заговорили вы объ этомъ?
   -- Я?... Съ какой стати я объ этомъ заговорилъ? Мнѣ казалось такъ натурально, что вы должны ее любить. Развѣ предосудительно говорить о такихъ вещахъ? Развѣ это противно американскимъ обычаямъ? Отъ всего сердца прошу васъ простить меня, если я провинился передъ вами.
   -- Вы ни въ чемъ не виноваты,-- сказалъ художникъ, разсмѣявшись,-- и нисколько не странно было съ вашей стороны вообразить, что я долженъ быть влюбленъ въ миссъ Вервэнъ. Она прекрасна, это несомнѣнно, и я думаю, что она добра. Но еслибъ мужчины должны были жениться потому только, что женщины прекрасны и добры, то ни одинъ изъ насъ не могъ бы и дня прожить холостымъ. Притомъ же, я жертва другой страсти, я изнываю подъ гнетомъ безнадежной любви къ искусству.
   -- Значитъ, вы не любите ея?-- съ живостью спросилъ донъ-Ипполито.
   -- Нѣтъ, насколько я понимая себя въ данную минуту,-- нѣтъ, не люблю.
   -- Это странно!-- произнесъ священникъ разсѣяннымъ тономъ, но съ пылающимъ лицомъ.
   Онъ вышелъ отъ художника и побѣдоносно-легкимъ шагомъ, торопливо направился домой. Тихое довольство разлилось по его лицу, радостный свѣтъ зажегся въ его глубокихъ глазахъ. Онъ сѣлъ передъ фортепіано и мелодіономъ, поставленными рядомъ, и ударилъ въ унисонъ по ихъ клавишамъ; въ первый разъ въ жизни это показалось ему ребяческою забавой. Тогда онъ сыгралъ нѣсколько быстрыхъ тактовъ на одномъ фортепіано, но они показались ему черезъ-чуръ легкими и пошлыми, и онъ обратился къ другому инструменту. Жалобный стонъ мелодіона овладѣлъ его душой, какъ торжественная органная музыка, и преобразилъ то мѣсто, гдѣ онъ находился; звуки вздымались къ пространнымъ сводамъ храма, и ему чудилось, будто онъ стоитъ у главнаго алтаря и совершаетъ литургію въ своемъ священническомъ облаченіи. Внезапнымъ жестомъ онъ оторвалъ пальцы отъ клавишъ; сердце его трепетно забилось, и онъ закрылъ руками лицо.
   

VII.

   По уходѣ священника Феррисъ сталъ чистить палитру, соскабливая ножичкомъ краски и аккуратно намазывая ихъ на края палитры, и все время раздумывалъ о томъ, что собственно хотѣлъ у него вывѣдать итальянецъ. Должно быть, ничего особеннаго у него не было на умѣ, но все же это было странно. Само собою разумѣется, у миссъ Вервэнъ дурной характеръ.
   Онъ надѣлъ пальто и шляпу и пошелъ, куда глаза глядятъ. Пробродивъ часъ или два, онъ вернулся съ противуположной стороны и остановился у самой близкой отъ его дома станціи гондолъ. Гондольеры стали на перебой предлагать ему свои услуги, и, разсѣянно оглядѣвъ лодки, онъ сѣлъ въ одну изъ нихъ и велѣлъ грести по направленію къ воротамъ, выходившимъ на маленькій каналъ, напротивъ станціи. Онъ позвонилъ, калитка отворилась, и онъ вошелъ въ садъ миссисъ Вервэнъ.
   Флорида сидѣла одна на скамьѣ, возлѣ фонтана. Это былъ уже не прежній, разрушенный фонтанъ: наяда съ отбитымъ носомъ держала надъ головою трубку, изъ которой били серебристые брызги воды, поднимаясь настолько высоко, что въ нихъ отражались переливы заката, озарявшаго въ это мгновеніе садъ, и затѣмъ опять разсыпались вокругъ нея въ облако тумана, придавая ей почти скромный видъ.
   -- Что это значитъ?-- спросилъ Феррисъ, безцеремонно удерживая руку Флориды въ своей,-- я думалъ, что эта дама отставлена отъ своей должности навсегда.
   -- Донъ-Ипполито починилъ фонтанъ, а хозяинъ обязался наполнять резервуаръ водой,-- сказала Флорида.-- Онъ, кажется, считаетъ это невыгодною для себя сдѣлкой, потому что пускаетъ фонтанъ только на какихъ-нибудь полчаса въ день. Но онъ говоритъ, что донъ-Ипполито очень искусно поправилъ его. Онъ не хотѣлъ вѣрить, что можно будетъ его починить. Вѣдь, это очень мило?
   -- Да, дѣйствительно,-- сказалъ живописецъ, и имъ овладѣло какое-то странное желаніе, отозвавшееся мучительною болью въ его сердцѣ, тоже сдѣлать что-нибудь для миссъ Вервэнъ.-- А были вы тогда у донъ-Ипполито, видѣли его машины?
   -- Да, онѣ насъ очень заинтересовали. Я пожалѣла, что такъ мало знаю о всякаго рода изобрѣтеніяхъ. Какъ вы думаете, много въ этихъ вещахъ практическихъ идей? Я надѣюсь, что да; ему, кажется, было такъ лестно и такъ пріятно показывать ихъ намъ. Скажите, есть у него настоящій даръ изобрѣтателя?
   -- Да, я думаю, что есть, но я не больше васъ понимаю въ этомъ дѣлѣ.-- Онъ сѣлъ возлѣ нея и, поднявъ съ земли вѣтку, сталъ молча сдирать съ нея кору.-- Миссъ Вервэнъ,-- сказалъ онъ, наконецъ, сдвинувъ брови, какъ всегда, когда у него было что-нибудь на совѣсти и ему хотѣлось во что бы то ни стало выложить это.-- Я похожъ на суму переметную. На-дняхъ я толковалъ съ вами о донъ-Ипполито, а сейчасъ толковалъ съ нимъ о васъ. Но, по крайней мѣрѣ, я настолько еще благороденъ, что самъ стыжусь себя.
   -- Зачѣмъ же вамъ стыдиться?-- спросила Флорида.-- Вы ничего дурного не сказали о немъ. Или о насъ вы сказали что-нибудь дурное?
   -- Не то чтобъ именно дурное, но я начинаю думать, что мнѣ вовсе не подобало и вообще-то разсуждать о васъ. Лучше всего оставлять другихъ въ покоѣ. Что касается меня, то, когда я пытаюсь сдѣлать характеристику своихъ друзей, я, конечно, никогда не умѣю отдать имъ полную справедливость, а, между тѣмъ, этотъ несовершенный портретъ остается въ моемъ умѣ какъ бы ихъ представителемъ; онъ ограничиваетъ ихъ и замыкаетъ въ рамки, и я уже не могу вернуть ихъ въ область неопредѣленнаго и идеальнаго, къ которой они на самомъ дѣлѣ принадлежатъ. Никогда не надо говорить о недостаткахъ своихъ друзей, -- это искажаетъ ихъ образъ; послѣ того они уже никогда не могутъ быть для насъ тѣмъ, чѣмъ были.
   -- Значитъ, вы говорили о моихъ недостаткахъ?-- сказала Флорида, быстро дыша.-- Быть можетъ, вы не откажетесь назвать ихъ мнѣ въ лицо?
   -- Тогда мнѣ пришлось бы сказать, что одинъ изъ нихъ -- несправедливость. Но это недостатокъ, свойственный всему вашему полу. Развѣ же я сказалъ, что говорилъ о вашихъ недостаткахъ? Я объявилъ, что не слѣдуетъ говорить о такихъ вещахъ, а вы сейчасъ же выводите отсюда, что моимъ мотивомъ были угрызенія совѣсти. Я не знаю, есть ли у васъ какіе-нибудь недостатки. Можетъ быть, они -- замаскированныя добродѣтели. Даже и несправедливость имѣетъ свою прелесть. Ну, да ужь если признаваться, я дѣйствительно сказалъ, что у васъ долженъ быть горячій характеръ.
   Флорида сильно покраснѣла.
   -- Но теперь я вижу, что ошибался, -- сказалъ Феррисъ съ легкимъ смѣхомъ.
   -- Можно мнѣ узнать, что вы сказали еще?-- спросила дѣвушка надменнымъ тономъ.
   -- О, это было бы нарушеніемъ довѣрія!-- сказалъ Феррисъ, нисколько не задѣтый ея надменностью.
   -- Такъ зачѣмъ же вы сочли нужнымъ упоминать мнѣ объ этомъ?
   -- Я полагаю, что мнѣ хотѣлось очистить совѣсть и потомъ опять начать грѣшить. Мнѣ хотѣлось поговорить съ вами о донъ-Ипполито.
   Флорида съ замѣшательствомъ взглянула на Ферриса; краска медленно сошла съ ея лица и смѣнилась блѣдностью.
   -- Что же вамъ хотѣлось сказать о немъ?-- спокойно спросила она.
   -- Я, право, не знаю, какъ это выразить. Начать съ того, что онъ меня сбиваетъ съ толку. Вы знаете, что я до нѣкоторой степени чувствую себя отвѣтственнымъ за него?
   -- Да.
   -- Конечно, я никогда и не подумалъ бы познакомить его съ вами, еслибъ не разговоръ вашей матушки въ то утро, когда мы возвращались изъ Санъ-Лаццаро.
   -- Я знаю,-- сказала Флорида съ легкою краской въ лицѣ.
   -- И, все-таки, развѣ же вы не понимаете, что моя симпатія, моя слабость къ этому человѣку, наравнѣ съ желаніемъ оказать услугу вашей матушкѣ, побудила меня ввести его въ вашъ домъ?
   -- Да, я понимаю,-- отвѣтила дѣвушка.
   -- Я дѣйствовалъ наперекоръ жестокому венеціанскому предубѣжденію противъ католическихъ священниковъ. Всѣ мои друзья здѣсь (по большей части молодые люди съ современными итальянскими идеями или же старые либералы) ненавидятъ и презираютъ священниковъ. Они увѣрены, что патеры преисполнены лживости и коварства, что они служатъ шпіонами австрійцамъ, что они, наконецъ, самые отъявленные злодѣи.
   -- Еслибъ донъ-Ипполито вздумалъ донести полиціи о нашихъ самыхъ сокровенныхъ помыслахъ, то и это нисколько не устрашило бы насъ,-- сказала Флорида, и испугъ, мелькнувшій было въ ея взорѣ, перешелъ въ улыбку.
   -- О,-- вскричалъ художникъ,-- какъ вы спѣшите дѣлать выводы! У меня и въ мысляхъ не было возбудить въ васъ подозрѣніе, будто донъ-Ипполито -- шпіонъ. Наоборотъ, если что заставило меня призадуматься надъ нимъ, такъ это его несходство съ другими священниками. Онъ производитъ такое впечатлѣніе, точно онъ столько же отрѣзанъ отъ церкви, какъ и отъ свѣта. А, между тѣмъ, онъ священникъ и воспитанъ, какъ священникъ. Что, если я совершенно ошибся? Онъ или одинъ изъ самыхъ чистосердечныхъ людей въ мірѣ, какъ вы утверждали, или одинъ изъ самыхъ скрытныхъ.
   -- Я во всякомъ случаѣ не стала бы его бояться, -- сказала Флорида,-- но я не могу повѣрить, чтобы въ немъ таилось что-нибудь дурное.
   Феррисъ досадливо нахмурился.
   -- Да я и не прошу васъ вѣрить. Я и самъ не вѣрю. Я долженъ былъ бы раньше знать, что только напутаю. Я пытался облечь въ слова какое-то неопредѣленное безпокойство, какое-то смутное желаніе передать вамъ все это такъ, какъ это сложилось у меня въ головѣ, и только кашу заварилъ,-- съ видомъ раскаянія сказалъ Феррисъ, поднявшись со скамьи.-- Притомъ, мнѣ слѣдовало бы лучше поговорить съ миссисъ Вервэнъ.
   -- Ахъ, нѣтъ!-- съ живостью воскликнула Флорида и тоже вскочила съ мѣста.-- Не говорите съ ней! Ее каждая мелочь волнуетъ. Я рада, что вы не къ ней обратились. Мнѣ кажется, я понимаю васъ, я только не такъ выразилась, -- прибавила она съ тревогою въ лицѣ.-- Я очень благодарна вамъ. Скажите, что же мнѣ дѣлать?
   Они пошли по аллеѣ къ воротамъ, выходившимъ на каналъ. Въ струѣ фонтана закатъ уже погасъ, но освѣщалъ еще все небо, въ широкихъ лазурныхъ глубинахъ котораго висѣли легкіе клочки розоватыхъ облаковъ, такіе же воздушные, какъ прозрачныя буфы платья миссъ Вервэнъ, развѣвавшіяся за нею, когда она съ очаровательною граціей шла возлѣ Ферриса,-- ни неловкости, ни натянутости не было въ ней теперь. Когда она обернулась къ Феррису и низкимъ голосомъ, которому какое-то затаенное чувство сообщило легкую дрожь, произнесла: "Скажите, что же мнѣ дѣлать?" Сознаніе, что она готова слѣдовать его указаніямъ, наполнило его сладостнымъ трепетомъ. Онъ взглянулъ на это прелестное существо, такое гордое и такое безпомощное, взглянулъ на эту дѣвушку, въ которой было такъ много женственнаго и такъ много дѣтскаго, и взволнованно перевелъ духъ, прежде чѣмъ отвѣтить. Ея кисейное платье задѣвало его ноги, раздуваясь отъ легкаго вѣтерка, колыхавшаго листву; она была немного близорука и въ своемъ воодушевленіи придвинулась ближе къ Ферриссу, со смѣлостью невинности устремивъ на него глаза.
   -- Господи Боже!-- воскликнулъ онъ, внезапно покраснѣвъ.-- Это вовсе не такое серьезное дѣло, миссъ Вэрвенъ. Я дуракъ, что заговорилъ съ вами объ этомъ. Не дѣлайте, ради Бога, ничего. Оставьте все такъ, какъ было. Не мнѣ руководить вами.
   -- Я была бы рада вашему совѣту,-- сказала она разочарованнымъ и почти оскорбленнымъ тономъ, все еще не отрывая отъ него своего взгляда.-- Мнѣ кажется, что мы постоянно дѣлаемъ промахи...
   Она запнулась, вспыхнула и опять поблѣднѣла.
   Феррисъ отвѣтилъ на ея взоръ выраженіемъ комическаго испуга. Эта явная готовность миссъ Вервэнъ его слушаться по нѣкоторомъ размышленіи устрашила его.
   -- Забудьте лучше мою глупую болтовню,-- сказалъ онъ.-- Я чувствую, что я какъ будто сдѣлалъ злодѣйскую попытку возстановить васъ противъ человѣка, котораго очень люблю и не довѣрять которому не имѣю никакихъ основаній,-- человѣка, который до такой степени считаетъ меня своимъ другомъ, что и помыслить не въ состояніи, чтобъ я сталъ причинять ему непріятности. Мнѣ кажется, у него сердце разобьется, если вы перемѣните свое обращеніе съ нимъ. Просто трогательно слушать его изліянія благодарности къ вамъ и вашей матушкѣ. Это понятно развѣ только потому, что прежде у него въ цѣломъ мірѣ не было друзей. Онъ какъ будто сталъ другимъ человѣкомъ или точно вновь пробудился къ жизни. И не его вина, что онъ священникъ. Я думаю, -- прибавилъ онъ, заставляя себя сдѣлать подъ конецъ еще одно мучительное усиліе,-- я думаю, что въ венеціанской семьѣ онъ не нашелъ бы такого открытаго гостепріимства, какое вы ему оказали, и, быть моф жетъ, не потому именно, что тамъ отнеслись бы къ нему съ недовѣріемъ, а потому, что боялись бы другихъ венеціанскихъ языковъ.
   Эта послѣдняя капля яда, влитая неумѣлою рукой, не вызвала отравляющаго дѣйствія въ мысляхъ и чувствахъ миссъ Вервэнъ. Она шла теперь, отвернувшись отъ Ферриса, и холодно отвѣтила ему:
   -- Насъ это нисколько не можетъ безпокоить. Намъ нѣтъ дѣла до венеціанскихъ языковъ.
   Они были уже у калитки.
   -- Прощайте,-- отрывисто сказалъ Феррисъ,-- я ухожу.
   -- Развѣ вы не дождетесь мамы?-- спросила Флорида, и снова на нее нашла прежняя неловкость и принужденность.
   -- Нѣтъ, благодарю васъ,-- угрюмо промолвилъ Феррисъ.-- Мнѣ некогда. Я заглянулъ только на минутку, чтобъ опорочить репутацію невиннаго человѣка и смутить душевный миръ молодой дѣвицы.
   -- Такъ вамъ незачѣмъ еще уходить,-- отвѣтила Флорида,-- потому что вы не успѣли ни въ томъ, ни въ другомъ.
   -- Ну, я, кажется, постарался, сколько было въ моихъ силахъ,-- возразилъ Феррисъ, отодвигая задвижку.
   Онъ ушелъ, повѣсивъ голову; онъ самъ на себя удивлялся и чувствовалъ къ себѣ отвращеніе при мысли о своей неуклюжести и безтактности. Ему казалось, что онъ сыгралъ презрѣнную роль, во-первыхъ, навязавъ дамамъ знакомство съ донъ-Ипполито, если отсюда могли произойти для нихъ непріятности, а затѣмъ стараясь увильнуть отъ отвѣтственности этими запоздалыми предостереженіями. Если же непріятностями отъ этого знакомства не грозитъ, то было безуміемъ затрогивать вообще этотъ вопросъ.
   Чего же хотѣлъ онъ добиться, и что у него были за мотивы? Онъ самъ едва ли это зналъ. Снова и снова перебирая въ умѣ весь свой разговоръ съ молодою дѣвушкой, онъ утѣшалъ себя только тѣмъ, что какъ ни трудно было говорить объ этомъ съ миссъ Вервэнъ, говорить съ ея матерью было бы, вѣроятно, несравненно труднѣе.
   

VIII.

   Было уже поздно, когда Феррисъ забылъ, наконецъ, во снѣ свою досаду, и когда онъ проснулся на слѣдующее утро, солнце свѣтило такъ ярко, что толстыя зеленыя жалюзи въ окнѣ, накаленныя его жгучими лучами, наполняли комнату ароматомъ своихъ родныхъ сосновыхъ лѣсовъ, и золотое копье пронзало сердце донъ-Ипполито на его портретѣ, оставшемся съ вечера на мольбертѣ.
   Марина вмѣстѣ съ кофе принесла Феррису письмо. Оно было отъ миссисъ Вервэнъ, умолявшей его придти къ нимъ завтракать въ двѣнадцать часовъ и потомъ принять вмѣстѣ съ ними участіе въ прогулкѣ, о которой они часто говорили,-- вверхъ по Брентскому каналу. "Донъ-Ипполито выхлопоталъ себѣ разрѣшеніе,-- подумайте только, что онъ не имѣетъ права отправиться на материкъ безъ позволенія,-- и можетъ сегодня ѣхать съ нами. А потому я и спѣшу скорѣе это устроить. Вы должны придти,-- все зависитъ отъ васъ".
   -- Да, кажется, что такъ!-- простоналъ живописецъ и отправился.
   Въ саду онъ засталъ донъ-Ипполито и Флориду у того самаго фонтана, у котораго встрѣтилъ ее наканунѣ, и съ облегченіемъ человѣка, чувствующаго себя виноватымъ, замѣтилъ, что священникъ говоритъ съ ней со своею обычною счастливою безпечностью.
   Флорида бросила на художника быстрый взоръ затаенной мольбы и призыва, но онъ оставилъ его безъ отвѣта, и въ ту же минуту она обратила на него другой взглядъ, какъ будто только сейчасъ увидала его, и, здороваясь съ нимъ, протянула ему руку. У нея была прекрасная рука; онъ всегда восхищался ея прелестными очертаніями, лилейною бѣлизной и мягкостью кисти, нѣжно-розовымъ цвѣтомъ ладони и кончиковъ пальцевъ.
   Она лѣниво продолжала обмахиваться большимъ венеціанскимъ вѣеромъ, который висѣлъ на цѣпочкѣ у ея пояса.
   Донъ-Ипполито разсказывалъ о вилледжіатурѣ на Брентѣ {Брента -- рѣка близъ Венеціи, питающая собой два канала -- Большую Бренту и Брентеллу.} въ былые дни,-- объяснила она.
   -- О, да,-- сказалъ художникъ,-- въ то время въ виллахъ умѣли веселиться, и тогда стоило быть священникомъ или хотя бы abbate-di-casa. Я думаю, вы не прочь были бы вернуть эти былые золотые деньки, донъ-Ипполито? Представьте себѣ только, еслибъ вы были домашнимъ аббатомъ въ какой-нибудь патриціанской семьѣ въ концѣ прошлаго столѣтія, вѣдь, вы могли бы быть наставникомъ, собесѣдникомъ и духовнымъ совѣтникомъ самой свѣтлѣйшей, сопровождали бы ее въ теченіе всей зимы въ театры, на карточные вечера, въ маскарады, а въ эту пору года, вмѣсто однодневной загородной прогулки по Брентѣ съ нами, варварами-янки, вы отправились бы туда съ свѣтлѣйшей и со всѣми ихъ сіятельствами, и большими, и маленькими, на лѣтнюю вилледжіатуру. Вы поѣхали бы не въ простой гондолѣ, а на золоченомъ катерѣ съ пѣснями, музыкой и танцами и пробыли бы на Брентѣ цѣлый мѣсяцъ, гуляли бы, ѣздили бы на пикники, ходили бы въ кафе, пили бы шоколатъ и лимонадъ, играли бы въ карты, сочиняли бы сонеты и вообще порхали бы, какъ мотылекъ.
   -- Да, безъ сомнѣнія, это была прекрасная жизнь,-- просто и равнодушно отвѣтилъ священникъ.-- Но я никогда не вспоминалъ о ней съ сожалѣніемъ, потому что былъ занятъ другими мыслями, не имѣющими ничего общаго съ свѣтскими удовольствіями, хотя, быть можетъ, онѣ были не умнѣе ихъ.
   Флорида слѣдила за выраженіемъ лица донъ-Ипполито, пока говорилъ Феррисъ, и теперь серьезно спросила его:
   -- Но развѣ вы не находите, что жизнь, которую духовенство ведетъ въ настоящее время, болѣе прилична для него?
   -- Почему же, madamigella? Какой могъ быть вредъ въ этихъ увеселеніяхъ? Я полагаю, что дурныя черты старины дошли до насъ въ преувеличенномъ видѣ.
   -- Эти увеселенія не могли быть хуже, чѣмъ забавы безъ удержу пившихъ, безъ удержу скакавшихъ верхомъ, безъ удержу ругавшихся и проводившихъ время въ охотѣ на лисицъ англійскихъ пасторовъ той же эпохи,-- сказалъ Феррисъ.-- Притомъ же, abbate-di-casa имѣлъ свою особенную прелесть, прелесть всякаго рококо, которое, что бы вы о немъ ни говорили, какъ-то элегантно и утонченно, или, по крайней мѣрѣ, наводитъ на мысль объ элегантности и утонченности. Я не хочу сказать, что оно возвышаетъ душу, но оно имѣетъ въ себѣ нѣчто обаятельное. Я не уважаю его, но люблю. Когда я думаю о прошломъ Венеціи, мнѣ не столько хочется видѣть какія-либо мѣстности ея, освященныя героически-историческими воспоминаніями, сколько заглянуть въ Ridotto {Ridotto -- площадь въ Венеціи, гдѣ происходитъ съ давнихъ поръ карнавалъ.}, въ самый разгаръ его веселья, когда его такъ оживляли парики и маски, фижмы и камзолы, поклоны и присѣданія, влюбленный шепотъ и нѣжные взоры. Вѣроятно, я отыскалъ бы тамъ и донъ-Ипполито въ какомъ-нибудь подходящемъ карнавальномъ костюмѣ.
   Флорида переводила взоръ съ художника на священника и обратно на художника въ то время, какъ Феррисъ говорилъ это, а затѣмъ съ легкою тревогой повернулась къ террасѣ, и какая-то тѣнь соскользнула съ ея лица, когда на лѣстницѣ показалась ея мать, шелестя платьемъ, встряхивая и оправляя свою мантилью. Молодая дѣвушка побѣжала къ ней на встрѣчу, подняла руки, какъ бы готовясь принять ее въ свои объятія, и... увѣреннымъ жестомъ передвинула на лобъ съѣхавшую на бокъ шляпу почтенной дамы.
   -- И всегда-то я ее надѣну криво,-- сказала миссисъ Вервэнъ въ видѣ привѣтствія Феррису.-- Какъ поживаете, донъ-Ипполито? Но вы находите, вѣроятно, что я достаточно долго заставила васъ ждать, чтобы надѣть ее прямо съ перваго раза? И это правда, я очень задержала васъ. Я ужасно мѣшкотна и не отрицаю этого. Въ мои годы мнѣ гораздо труднѣе собраться въ путь, чѣмъ когда я была помоложе. Я говорю Флоридѣ, что всякій скорѣе ее приметъ за старшую изъ дамъ,-- она такъ мало употребляетъ времени на свой туалетъ.
   -- А, между тѣмъ, она производитъ впечатлѣніе молодой особы, уже въ самомъ разцвѣтѣ юности соблюдающей строгость стиля въ костюмѣ,-- замѣтилъ Феррисъ съ каррикатурнымъ оттѣнкомъ въ голосѣ.
   -- Намъ лучше позавтракать въ шляпахъ и мантильяхъ, -- сказала миссисъ Вервэнъ,-- тогда уже не будетъ проволочекъ въ отъѣздѣ.-- Я велѣла подать завтракъ сюда,-- прибавила она, когда Нина и лакей появились съ подносами, уставленными блюдами и чашками,-- такъ что мы можемъ отправиться въ настроеніи, совершенно соотвѣтствующемъ для пикника. Я знала, что вамъ это покажется дамскимъ завтракомъ, мистеръ Феррисъ,-- донъ-Ипполито, вѣдь, раздѣляетъ наши вкусы, а потому я заказала для васъ маіонезъ изъ цыплятъ и прошу васъ его отвѣдать, да я и сама порядочно проголодалась.
   Маіонеза хватило на всѣхъ, и только къ часу завтракъ былъ конченъ, были выбраны плэды и платки настоящей тонины и толщины, и все общество удобно размѣстилось подъ полосатымъ полотнянымъ навѣсомъ гондолы, нанятой на городской станціи, такъ какъ хозяйская не была свободна въ этотъ день. Черезъ узкій каналъ, опоясывавшій садъ, они выплыли въ широкое водное пространство передъ Джіудеккой {Джіудекка -- бывшій еврейскій кварталъ въ Венеціи, по ту сторону Большого канала, гдѣ въ настоящее время находится синагога.} и затѣмъ пересѣкли лагуну по направленію къ Фузинѣ {Фузина -- предмѣстье Венеціи.}, мимо островной церкви Санъ-Джорджіо въ Альгѣ, прекрасная колокольня которой вспыхивала и погасала въ столькихъ картинахъ венеціанскаго заката, и мимо австрійскихъ фортовъ на лагунѣ, съ вѣнцами ружей, угрожавшихъ на каждомъ пунктѣ, и съ кроатскими часовыми, шагавшими взадъ и впередъ по крѣпостнымъ стѣнамъ. Они остановились у одной изъ таможенныхъ лодокъ, чтобы объявить загорѣлымъ, любезнымъ чиновникамъ, какой невинный грузъ они везутъ съ собою, а въ устьѣ Брентскаго канала они сдѣлали снова остановку у полицейскаго поста, откуда вышелъ сторожъ и внимательно оглядѣлъ ихъ. Онъ поклонился сутанѣ донъ-Ипполито, и тогда, плывя вверхъ по мутному, мелкому каналу, заросшему водорослями и мхами, они начали врѣзываться въ материкъ.
   Весна, дающая себя чувствовать въ Венеціи въ болѣе мягкой атмосферѣ и въ неизмѣнной синевѣ небесъ, съизнова возродилась передъ ихъ взорами во всей своей чудной красѣ. Правда, что садъ миссисъ Вервэнъ уже отпраздновалъ весну роскошью листвы и цвѣта на деревьяхъ, но тамъ это производило впечатлѣніе какъ бы еще одного изъ искуственныхъ эффектовъ, создавшихъ садъ въ этомъ городѣ, гдѣ нѣтъ ничего, кромѣ камня и моря. Здѣсь же передъ гуляющими внезапно открылся весенній міръ съ обширными полями земли подъ куполомъ безоблачной лазури; только мягкіе изгибы далекихъ холмовъ вырѣзывались на стѣнахъ его, а вблизи -- нѣжные контуры густолиственныхъ деревьевъ. Длинная гирлянда виноградныхъ лозъ, обвивающая всю Италію своими фестонами, казалось, начиналась въ сосѣднихъ фруктовыхъ садахъ; луга колыхали на солнцѣ свои высокія травы и разбивались въ группы мака, подобно тому, какъ морскія волны разбиваются въ радужные брызги; стройный маисъ помахивалъ въ ослѣпительномъ воздухѣ своими лоснящимися стеблями; тополи шли величайшею процессіей по обѣ стороны прямой, бѣлой дороги, ведущей въ Падую, и исчезали, наконецъ, въ далекой перспективѣ. Цвѣтъ на деревьяхъ осыпался уже за нѣсколько недѣль передъ тѣмъ, но воздухъ былъ пропитанъ смутно-сладкимъ благоуханіемъ настоящей весны, кое-гдѣ сгущавшимся и принимавшимъ опредѣленный характеръ -- пряный ароматъ травы, скошенной на берегу канала и сушившейся въ опьяняющемъ зноѣ солнечныхъ лучей.
   Отъ времени до времени путешественники обмѣнивались замѣчаніями объ особенностяхъ, мелькавшихъ одна за другой вдоль канала. Нѣкоторыя изъ нихъ были извѣстны донъ-Ипполито, другія -- гондольерамъ, но, въ концѣ-концовъ, ихъ имена не имѣли никакого значенія для нашей компаніи. Нѣтъ ничего печальнѣе въ Венеціи этихъ останковъ былого великолѣпія и праздности,-- останковъ, которые сами себѣ надоѣли и не могутъ, однако, стереться съ лица земли, и, притомъ, въ глазахъ нашихъ американцевъ они представляли совершенно непонятный міръ -- міръ отжившихъ обычаевъ и чуждой имъ исторіи. Нѣкоторыя изъ виллъ были немного подновлены, другія даже поддерживались въ прежнемъ видѣ, но значительная ихъ часть обнаруживала признаки большаго или меньшаго разрушенія, тамъ и сямъ попадались и совсѣмъ готовыя превратиться въ груду развалинъ. Виллы были окружены садами, заглохшими и одичалыми, длинные ряды дряхлыхъ статуй во вкусѣ рококо стояли, пошатнувшись, по аллеямъ или улыбались глупою улыбкой въ воротахъ. Два или три дома были какъ будто заняты, остальные были необитаемы и, защищенные отъ близившагося зноя плотными рѣшетчатыми ставнями, безмолствовали среди запыленныхъ виноградныхъ лозъ.
   Наша компанія не имѣла опредѣленнаго плана насчетъ того, какъ провести этотъ день; было только рѣшено подняться вверхъ по каналу, а затѣмъ нанять въ какой-нибудь деревнѣ экипажъ и поѣхать въ знаменитую виллу Пизани въ Стра.
   -- Эти домики очень красивы,-- сказалъ донъ-Ипполито, бывшій однажды въ виллѣ Пизани и сохранившій о ней почти такое же неизгладимое воспоминаніе, какъ о той ночи въ Падуѣ, когда онъ расхаживалъ по улицамъ въ гражданскомъ платьѣ,-- но только въ Стра вы увидите нѣчто дѣйствительно достойное княжеской роскоши венеціанскихъ патриціевъ {Пизани -- знатная венеціанская семья, сдавъ изъ членовъ которой былъ дожемъ въ XVIII вѣкѣ.}. Что я говорю "княжеской"? Эта вилла принадлежитъ въ настоящее время австрійскому эксъ-императору, который не находитъ ее менѣе царственной, чѣмъ прочіе свои дворцы.
   Съ тѣхъ поръ, какъ миссисъ Вервэнъ только задумала поѣздку на Бренту, донъ-Ипполито не переставалъ прославлять въ этомъ тонѣ виллу Пизани: то онъ воспѣвалъ великолѣпныя теплицы и оранжереи, то громадный садъ съ уставленными статуями аллеями межь двухъ рядовъ подстриженныхъ кедровъ и пихтъ, то конюшни со стойлами для несчетнаго числа лошадей, то самый дворецъ съ его залами, расписанными al fresco, и его художественными сокровищами. Американцы дружески подшучивали надъ его энтузіазмомъ къ виллѣ въ Стра. Феррисъ засмѣялся на этотъ новый взрывъ его восторговъ, объявилъ, что ему наскучило ѣхать въ гондолѣ, и пригласилъ Флориду сойти вмѣстѣ съ нимъ на берегъ и прогуляться въ тѣни деревьевъ, по красивой дорожкѣ, отдѣлявшей виллы отъ канала.
   -- Мы отыщемъ что-нибудь пограндіознѣе виллы Пизани,-- похвасталъ онъ, взглянувъ на донъ-Ипполито.
   Они отправились вдвоемъ по аллейкѣ; порой имъ встрѣчался величественный палаццо, какъ, напримѣръ, дворецъ Кантаринри, гдѣ у главнаго портала смиренно лежатъ каменные львы, давшіе свое имя одной изъ вѣтвей этой фамиліи, но по большей части виллы представляли интересъ лишь по отношенію къ незаписаннымъ на скрижаляхъ исторіи панорамамъ, которыя онѣ открывали фантазіи. Почти всѣ онѣ были оштукатуренныя, и бѣлая ихъ облицовка ярко сверкала сквозь листву садовъ. Когда крестьянская хижина прерывала ихъ линію, то своими амбарами, овинами и грядками съ огородными растеніями, всѣмъ своимъ обыденнымъ видомъ, она освѣжала душу послѣ гибнущаго въ запустѣніи гордаго величія виллъ.
   -- Какая жалость, миссъ Вервэнъ,-- сказалъ художникъ,-- что блага этого міра распредѣлены такъ неравномѣрно! Почему всѣ эти просящіяся на полотно развалины судьба расточила мѣстности, лежащей близъ города, какъ Венеція, столь богатаго картинами живописнаго разрушенія? Для насъ, американцевъ, это довольно-таки жестоко и заставляетъ людей воспріимчивыхъ отправляться въ изгнаніе. Чего бы не дали лица съ развитымъ вкусомъ за кусочекъ этой дороги въ предмѣстьяхъ Бостона или хотя бы вашего Провиденса! Я думаю, что нью-йоркцы какъ-нибудь и, можетъ быть, даже очень скоро, устроятъ у себя что-нибудь въ этомъ родѣ и окрестятъ французскимъ именемъ, назовутъ это Aux bords du Brenta. Какъ-то недавно одинъ изъ нихъ привезъ съ собой гондолу, чтобы спустить ее на прудъ въ новомъ городскомъ паркѣ. Но хуже всего то, что нельзя перевезти на родину настроенія, одушевляющаго эти ландшафты.
   -- Я всегда думала, что дѣло художниковъ пересылать на родину это настроеніе въ своихъ картинахъ,-- сказала Флорида.
   Феррисъ говорилъ съ ней такъ, потому что это была его манера такъ говорить; его всегда слегка удивляло, что дѣвушка проникалась духомъ его словъ, хотя онъ не совсѣмъ былъ въ этомъ увѣренъ; иногда ему казалось, что она только выжидаетъ случая прицѣпиться къ чему-нибудь, чтобъ обратиться противъ него и, такимъ образомъ, придать себѣ видъ, будто она все поняла. Онъ засмѣялся.
   -- О да, жалкое, ничтожное, выцвѣтшее воспроизведеніе этого настроенія, которое то же, что "лунный свѣтъ рядомъ съ солнечнымъ, что вино рядомъ съ водой", если сравнить его съ оригиналомъ. Представьте себѣ, что я скопировалъ бы этотъ самый кусочекъ и поставилъ бы на переднемъ планѣ картины насъ съ вами, смотрящихъ какъ разъ на этотъ садъ насупротивъ, гдѣ забавный вандалъ-домовладѣлецъ постарался выкрасить свои статуи въ бѣлую краску; развѣ наши друзья на родинѣ поняли бы такую картину? Цѣлая повѣсть должна была бы остаться необъясненною. Я могъ бы только сдѣлать намекъ на цѣлую ситуацію. Конечно, тѣ, кто любятъ оливы, почувствовали бы ихъ вкусъ, но даже они удивились бы, что я выбралъ столь неспособный вдохновить художника сюжетъ. Неспособный вдохновить! Да это самый вдохновляющій, до безумія вдохновляющій сюжетъ, какой только можно здѣсь встрѣтить! И, говоря скромно, по отношенію ко мнѣ, по крайней мѣрѣ, мнѣ кажется, что мы съ вами, молодые граждане Америки, созерцающіе эту кульминаціонную точку рококо, что мы -- самая квинтъ-эссенція настроенія, проникающаго эту картину; но что бы поняли въ насъ почтенные знатоки, добрые люди, ищущіе опоры въ Рёскинѣ {Джонъ Рёскинъ -- современный англійскій эстетикъ, написавшій длинный рядъ сочиненій объ искусствѣ.} и искренно и упорно старающіеся добыть себѣ кое-какія идейки объ искусствѣ? Они, конечно, могли бы съ полною справедливостью превозносить грацію вашей позы, если бы мнѣ удалось схватить ее, и то, какъ вы подпираете пальцами локоть руки, которою держите зонтикъ,-- Флорида съ чѣмъ-то похожимъ на пренебреженіе осталась въ той же позѣ, и живописецъ улыбнулся,-- но они не знали бы, что за смыслъ кроется во всемъ этомъ, и не могли бы вообразить себѣ, что эта до жалости крошечная вилла навѣяла на насъ томительную тоску по нечестивомъ прошломъ...
   -- Извините меня,-- прервала его Флорида съ оттѣнкомъ печали въ своемъ гордомъ тонѣ,-- вы можете говорить за себя, но я не испытываю ни малѣйшей тоски по немъ и не желала бы его вернуть. Я счастлива тѣмъ, что я американка и что для меня нѣтъ прошедшаго. Я не понимаю, какъ вы и донъ-Ипполито можете говорить такъ снисходительно о томъ, чего никто не можетъ уважать,-- прибавила она почти съ огорченіемъ.
   Если миссъ Вервэнъ хотѣла свернуть разговоръ на донъ-Ипполито, то Феррисъ вовсе этого не хотѣлъ,-- съ него достаточно было этой темы наканунѣ; онъ постарался уклониться отъ нея такъ незамѣтно, какъ только могъ.
   -- О, вѣдь, я же говорилъ вамъ, что донъ-Ипполито язычникъ, а я живописецъ, и что рококо -- моя слабость. Я такъ желалъ бы изобразить его на полотнѣ, но я не могу; я запоздалъ на цѣлое столѣтіе. Я даже самого себя не могъ бы написать въ тотъ моментъ, когда сантиментальничаю по его поводу.
   Среди разговора онъ сдѣлалъ нѣсколько штриховъ въ маленькомъ карманномъ альбомѣ, разъ или два взглянувъ украдкой на Флориду. Когда они сѣли опять въ гондолу, онъ снова занялся альбомомъ и черезъ нѣсколько минутъ подалъ его миссисъ Вервэнъ.
   -- Да, вѣдь, это Флорида!-- воскликнула она.-- Ахъ, какъ мило вы рисуете, мистеръ Феррисъ!
   -- Благодарю васъ, миссисъ Вервэнъ; вы всегда мнѣ льстите.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, серьезно! Я очень жалѣю, что такъ мало занималась рисованіемъ, когда была дѣвушкой. А теперь Флорида! Она въ руки не беретъ карандаша. Вы бы поговорили съ ней насчетъ этого, мистеръ Феррисъ.
   -- Къ чему дѣлаться живописцами тѣмъ, кто самъ представляетъ собою картину?-- сказалъ Феррисъ немного шуточнымъ тономъ.
   Миссиссъ Вервэнъ стала разсматривать набросокъ, устроивъ изъ руки бинокль; художникъ сдѣлалъ гримасу.
   -- Но она вышла у васъ черезъ-чуръ гордою, мистеръ Феррисъ. У нея не такой взглядъ.
   -- Нѣтъ, такой... для тѣхъ, кто недостоинъ ея милости. Я срисовалъ миссъ Вервэнъ въ тотъ моментъ, когда она гнѣвалась на рококо и, вмѣстѣ съ нимъ, на меня, смиреннаго поклонника этого жанра.
   -- Я, признаться, не понимаю, что вы собственно хотите сказать, мистеръ Феррисъ, но я не могу повѣрить, чтобы Флоридѣ былъ вообще свойственъ такой взглядъ, а я слыхала отъ очень компетентныхъ судей въ этомъ дѣлѣ, что художникъ не долженъ увѣковѣчивать мимолетное выраженіе. Да, что-то похожее на эти слова.
   -- Этому нельзя теперь помочь, миссисъ Вервэнъ, портретъ непоправимо безсмертенъ. Мнѣ очень жаль, но теперь уже поздно.
   -- Вотъ пустяки! Точно вы не можете приподнять углы рта или что-нибудь въ этомъ родѣ.
   -- И придать ей такой видъ, будто она смѣется надо мною? Нѣтъ, ни за что на свѣтѣ!
   -- Донъ-Ипполито,-- обратилась миссисъ Вервэнъ къ священнику, напряженно слушавшему весь этотъ пустой разговоръ,-- что скажете вы объ этомъ эскизѣ?
   Онъ нетерпѣливо схватилъ альбомъ и сталъ вглядываться въ эскизъ, словно стараясь прочесть въ немъ какую-то тайну. Черезъ минуту онъ съ легкимъ вздохомъ, очевидно, вздохомъ облегченія, возвратилъ его миссисъ Вервэнъ, но ничего не сказалъ.
   -- Ну, что же?-- спросила миссисъ Вервэнъ.
   -- О, прошу прощенія. Нѣтъ, я иначе представляю себѣ madamigella. Мнѣ кажется, что ея портретъ долженъ быть сдѣланъ красками. Эти линіи вѣрны, но они требуютъ красокъ, чтобъ ихъ смягчить; онѣ преувеличиваютъ; онѣ болѣе чѣмъ вѣрны.
   -- Вы совершенно правы, донъ-Ипполито,-- сказалъ Феррисъ.
   -- Такъ вы не думаете, что у нея всегда этотъ гордый взглядъ?-- продолжала миссисъ Вервенъ.
   Художнику показалось, будто Флорида подавила въ себѣ движеніе нетерпѣнія; онъ съ веселою усмѣшкой смотрѣлъ на нее.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не всегда,-- отвѣтилъ донъ-Ипполито.-- Иногда ея лицо выражаетъ величайшую въ мірѣ кротость.
   "Но только не въ настоящую минуту", -- подумалъ Феррисъ, восхищенный гнѣвно-горделивымъ взоромъ, который дѣвушка устремила на ничего не подозрѣвавшаго итальянца.
   -- Хотя, признаюсь, я едва ли съумѣлъ бы охарактеризовать ея обычное выраженіе,-- прибавилъ донъ-Ипполито.
   -- Благодарю васъ,-- рѣзко произнесла Флорида.-- Мнѣ этотъ вопросъ прискучилъ, да онъ и не важенъ.
   -- Ахъ, какъ же не важенъ, душа моя?-- сказала миссисъ Вервэнъ.-- Если не для тебя, то, по крайней мѣрѣ, для меня онъ важенъ, потому что я твоя мать, и, право, еслибъ я могла повѣрить, что ты производишь такое впечатлѣніе на случайнаго наблюдателя, то я увидала бы въ этомъ осужденіе себѣ.-- Феррисъ засмѣялся поддразнивающимъ смѣхомъ, но она мягко продолжала:-- И такъ, я буду настаивать, донъ-Ипполито: скажите, видали вы когда-нибудь Флориду такою?
   Дѣвушка откинулась назадъ и начала медленно обмахиваться вѣеромъ.
   -- Я никогда не видалъ ее такою съ вами, дорогая madama,-- сказалъ священникъ, бросивъ тревожный взглядъ на Флориду, которая уронила сложенный вѣеръ на колѣни и сидѣла теперь неподвижно. Онъ сталъ говорить дальше со свойственною священникамъ плавностью рѣчи и чѣмъ-то вродѣ признанной авторитетности, какую можетъ выказать только человѣкъ, облеченный властью раздавать индульгенціи и налагать эпитиміи.
   -- Ни отъ кого не можетъ ускользнуть ея беззавѣтная преданность вамъ, и я съ первой же минуты почувствовалъ удивленіе къ ея послушанію и нѣжности, равныхъ которымъ мнѣ никогда не случалось видѣть. Во всѣхъ своихъ отношеніяхъ къ вамъ madamigella казалась мнѣ...
   Флорида внезапно вскочила съ мѣста.
   -- Васъ не просятъ обсуждать мое обхожденіе съ моею матерью, васъ не приглашаютъ высказывать ваше мнѣніе о моемъ поведеніи вообще!-- запальчиво вскрикнула она; лицо ея пылало, голубые глаза ея, устремленные на донъ-Ипполито, горѣли гнѣвнымъ огнемъ, и онъ отступилъ назадъ предъ этою изумительною рѣзкостью, словно предъ ударомъ, который ему нанесли бы въ лицо.-- Что вамъ до того, какъ я обращаюсь съ своею матерью?
   Она опять откинулась на подушки и, съ шумомъ раскрывъ вѣеръ, стала быстро размахивать имъ передъ собой.
   -- Флорида!-- внушительно произнесла ея мать.
   Феррисъ отвернулся съ чувствомъ холоднаго отвращенія, точно передъ нимъ учинили жестокость по отношенію къ какому-нибудь безпомощному существу. Рѣчь донъ-Ипполито въ лучшемъ случаѣ не была удачна, но причиной тому могло быть недоразумѣніе, извинительное для иностранца, а въ худшемъ случаѣ она все же была добродушна и доброжелательна.
   "Эта дѣвушка настоящая грубіянка, какъ я и думалъ вначалѣ,-- сказалъ самъ себѣ живописецъ.-- Какъ только могъ я измѣнить свое мнѣніе о ней! Я долженъ буду сказать донъ-Ипполито, что стыжусь за миссъ Вервэнъ и снимаю съ себя всякую отвѣтственность. Фи! И зачѣмъ я только затѣялъ эту исторію?"
   Все удовольствіе прогулки пропало безвозвратно. Они отправились въ Стра, какъ предполагали раньше, но блескъ виллы Пизани померкъ для донъ-Ипполито. Онъ просто не зналъ, что ему дѣлать съ собой. Онъ не обращался больше къ Флоридѣ, хотя, едва ли, еслибъ даже самъ того хотѣлъ, съумѣлъ бы питать злобу противъ нея за ея дикую выходку. Миссисъ Вервэнъ, со своею неизмѣнною добротой, безъ умолку болтала съ нимъ. Феррисъ не отходилъ отъ него и съ дружескимъ усердіемъ старался навести его на разговоръ о виллѣ, но ни фрески, ни оранжереи, ни теплицы, ни конюшни, ни сады не могли пробудить его отъ безучастнаго оцѣпенѣнія, въ которомъ онъ двигался, хотя Феррисъ все здѣсь находилъ вполнѣ достойнымъ его всегдашнихъ восторженныхъ восхваленій. Среди этого тяжелаго замѣшательства никто, казалось, не чувствовалъ себя свободно, кромѣ самой его виновницы. Правда, она не говорила съ донъ-Ипполито, но, какъ всегда, окружала мать своими неустанными попеченіями и какъ будто не замѣчала саркастической предупредительности, съ какой Феррисъ оказывалъ ей ту или другую услугу.
   День уже склонялся къ вечеру, когда они снова сѣли въ гондолу и поплыли внизъ по каналу, направляясь къ Венеціи, и солнце зашло совсѣмъ задолго до того времени, какъ они доѣхали до Фузины. Меланхолически-красный закатъ, изборожденный ровными полосками темныхъ облаковъ, стоялъ надъ равнинами, оставшимися позади, и слабо окрашивалъ своимъ отраженнымъ свѣтомъ восточный край горизонта, который пока еще не начали прорѣзать колокольни и куполы Венеціи. Спустились сумерки, и тогда сквозь хмурыя небеса тускло засвѣтилъ мѣсяцъ; тамъ и сямъ въ виллахъ мелькали огни; вдали мелодически раздавались звуки голосовъ, корова гдѣ-то мычала, собака лаяла; крѣпкія, сладкія испаренія весенней почвы сливали свои ароматы съ знойнымъ воздухомъ сосѣдней лачуги. Путники мало говорили между собой, безъ сомнѣнія, время для нихъ всѣхъ тянулось безконечно долго, для Ферриса было почти нестерпимою мукой слышать скрипъ веселъ и ровное, въ тактъ, дыханіе гондольеровъ. Наконецъ, гондола остановилась у полицейскаго поста въ Фузинѣ; солдатъ съ фонаремъ въ рукѣ, коротко переговоривъ съ гондольерами, заставилъ ихъ сойти на берегъ и препроводилъ ихъ въ станціонное зданіе.
   -- Теперь намъ ужь ничего больше не остается желать,-- сказалъ Феррисъ, разразившись ироническимъ смѣхомъ.
   -- Что значитъ все это?-- спросила миссисъ Вервэнъ.
   -- Я думаю, мнѣ лучше всего пойти посмотрѣть, въ чемъ дѣло.
   -- Мы пойдемъ съ вами,-- сказала миссисъ Вервэнъ.
   -- Pazienza!-- отвѣчалъ Феррисъ.
   Дамы поднялись, но донъ-Ипполито не тронулся съ мѣста.
   -- А развѣ вы не пойдете, донъ-Ипполито?-- спросила миссисъ Вервэнъ.
   -- Благодарю васъ, madama, я предпочелъ бы остаться здѣсь.
   Жалобные крики и вопли, точно арестованные были немедленно подвергнуты пыткѣ, раздались изъ полицейскаго поста, когда Феррисъ отворилъ дверь. Лампа, скупо освѣщавшая сцену, бросала свое пламя на фигуры двухъ рыбаковъ. Безтолково излагая какія-то жалобы на рѣзкомъ діалектѣ Кіоццы {Кіоцца (Chiozza) -- городъ въ Венеціанской области, въ 24 километрахъ отъ Венеціи и въ 4 километрахъ отъ устья Бренты.}, по временамъ они наступали на гондольеровъ и съ угрожающими жестами дергали себя за бороды и били себя въ грудь. Нѣсколько полицейскихъ, развалившись на скамьяхъ, тянувшихся по стѣнамъ комнаты, съ кроткою невозмутимостью наблюдали это зрѣлище.
   Феррисъ учтиво спросилъ одного изъ нихъ о причинѣ ихъ задержки.
   -- Да, видите ли, сеньоръ,-- любезно отвѣтилъ полицейскій,-- эти честные люди обвиняютъ вашихъ гондольеровъ въ томъ, что они въ Доло украли изъ ихъ лодки веревку.
   -- Вѣдь, это моя кровь была, моя кровь!-- вопилъ старшій рыбакъ, дико размахивая руками.-- Это было мое собственное сердце!-- закричалъ онъ, причемъ послѣднее слово замирало у него и опять раздавалось въ заунывномъ припѣвѣ, и онъ трагически вперилъ взоръ въ Ферриса.
   -- Да что же, наконецъ, случилось?-- спросила миссисъ Вервэнъ, падѣвая очки и съ граціознымъ любопытствомъ стараясь проникнуть въ смыслъ мелодрамы.
   -- Ничего особеннаго,-- сказалъ Феррисъ,-- наши гондольеры высосали кровь изъ сердца этого почтеннаго дервиша, то-есть украли веревку, которая ему принадлежала.
   -- Наши гондольеры? Я этому не вѣрю. Да они не имѣютъ права задерживать насъ здѣсь на всю ночь. Скажите имъ, что вы американскій консулъ.
   -- Я лучше не стану пускать въ ходъ силу своего оффиціальнаго положенія противъ этихъ нижнихъ чиновъ, миссисъ Вервэнъ; здѣсь, вѣдь, нѣтъ американскаго батальона, которому я могъ бы дать приказъ штурмовать Фузину, еслибъ они оставили мои слова безъ вниманія. Но я посмотрю, нельзя ли мнѣ еще что-нибудь сдѣлать, въ качествѣ вѣжливаго иностранца.
   -- Не можете ли вы, все-таки, сказать мнѣ, сколько времени вы должны будете продержать насъ здѣсь?-- спросилъ онъ опять у полицейскаго.
   -- Повѣрьте, сеньоръ, мнѣ очень прискорбно задерживать васъ. Но что же я могу сдѣлать? Коммиссара, на бѣду, нѣтъ дома. Онъ, можетъ быть, скоро вернется.
   Полицейскій снова погрузился въ апатическое созерцаніе гондольеровъ, которые все это время не произнесли ни слова. Тщетныя сѣтованія рыбаковъ ритмически поднимались и опускались; затѣмъ оба они вышли изъ комнаты и стали изливать свою обиду лунѣ.
   Въ канцеляріи было душно, и Феррисъ, хотя не безъ труда, уговорилъ миссисъ Вервэнъ возвратиться въ гондолу. Флорида мягкими и здравыми убѣжденіями поддержала его доводы.
   Коммиссара пришлось ждать довольно долго, но его появленіе мгновенно упростило ситуацію. Быть можетъ, по той причинѣ, что ему никогда еще не представлялось случая оказать вниманіе консулу какой-либо націи, попавшему въ затруднительное положеніе, онъ обнаружилъ чрезвычайную предупредительность по отношенію къ Феррису. Встрѣтилъ онъ его довольно сурово, но, бросивъ взглядъ на его карточку, онъ разсыпался передъ нимъ въ шумныхъ извиненіяхъ. Онъ упросилъ дамъ и донъ-Ипполито выйти изъ гондолы, повелъ ихъ въ свою квартиру въ верхнемъ этажѣ и пригласилъ ихъ удобно размѣститься на диванахъ его гостиной. Онъ приказалъ своей экономкѣ сварить для нихъ кофе и подалъ имъ его собственноручно, извиняясь, что онъ не достаточно крѣпокъ, потому что приготовленъ наспѣхъ, и стоялъ возлѣ нихъ, потирая ладони и улыбаясь, пока гости подкрѣплялись горячимъ напиткомъ.
   -- Пусть никогда не говорятъ мнѣ теперь, что австрійцы -- тираны,-- въ полголоса сказала миссисъ Вервэнъ консулу.
   Нелегко было Феррису напомнить хозяину о преступникахъ, но онъ принудилъ себя къ этой неделикатности. Коммиссаръ попросилъ прощенія и, пригласивъ его съ собой внизъ, поставилъ на очную ставку обвиняемыхъ и обвинителей. Кіоццотты вторично разыграли свою трагедію съ эффектомъ, отъ котораго кровь застывала въ жилахъ; гондольеры сохраняли спокойствіе сознательной невинности.
   Феррисъ почувствовалъ себя оскорбленнымъ этою завѣдомою клеветой.
   -- Послушайте-ка вы, арестованные,-- сказалъ коммиссаръ.-- Вашъ padrone торопится въ Венецію, и я не желаю подвергать его еще дальнѣйшимъ непріятностямъ. Возвратите веревку этимъ честнымъ людямъ и принимайтесь тогда за свое дѣло.
   Обиженные гондольеры стали перешептываться, потомъ одинъ изъ нихъ пожалъ плечами и вышелъ. Черезъ минуту онъ вернулся и положилъ веревку къ ногамъ коммиссара.
   -- Эта, что ли, ихъ веревка?-- спросилъ онъ.-- Мы нашли ее, когда она плыла внизъ по каналу, и подобрали ее, чтобы отдать законному владѣльцу. Но теперь я жалѣю отъ всей души, что мы не опустили ея на самое дно моря.
   -- Ну, славную онъ выдумалъ сказку!-- заревѣли кіоццотты. Они набросились на веревку и потащили ее къ своей лодкѣ; гондольеры тоже удалились.
   Коммиссаръ съ любезною улыбкой обернулся къ Феррису.
   -- Мнѣ очень жаль, что эти мошенники ничѣмъ не поплатятся,-- сказалъ американецъ.
   -- О, вѣдь они люди бѣдные,-- отвѣтилъ коммиссаръ,-- да и дѣло не важное; я очень радъ, что могъ услужить вамъ.
   Онъ сердечнѣйшимъ образомъ простился со своими нежданными гостями и проводилъ ихъ съ фонаремъ до гондолы.
   Миссисъ Вервэнъ, которой Ферриссъ отдалъ отчетъ о процедурѣ суда, когда они, послѣ всѣхъ этихъ проволочекъ, пустились, наконецъ, въ обратный путь, обратила вниманіе лишь на магическій эффектъ, произведенный на коммиссара консульскимъ званіемъ, и стала обвинять дипломата въ напрасной и преступной скромности.
   -- Ахъ,-- сказалъ Феррисъ,-- вся суть въ томъ, чтобы знать, когда заявлять о своемъ званіи. Есть чиновники, которые слишкомъ мало понимаютъ, какъ эти полицейскіе, и есть другіе, которые понимаютъ слишкомъ много, какъ начальство коммиссара. Но онъ обрѣтается какъ разъ въ той золотой серединѣ невѣдѣнія, когда люди предполагаютъ, что консулъ -- важная особа.
   Миссисъ Вервэнъ стала это оспаривать и Феррисъ безмолвно ей уступилъ. Вдругъ, когда они приблизились къ берегу, чтобъ опредѣлить направленіе, по которому лежалъ ихъ путь черезъ лагуну, свирѣпый голосъ крикнулъ изъ мрака по-венеціански: Іпdrio, indrio! (назадъ, назадъ!) и лучъ луны, пробившійся сквозь блѣдныя, водянистыя облака, освѣтилъ фигуру жандарма на ближайшемъ пунктѣ твердой земли. Гондольеры налегли на весла и лодка быстро понеслась къ лагунѣ.
   -- Вотъ, напримѣръ, лицо, которое осталось бы совершенно равнодушно къ моему величію, если бы даже у меня въ карманѣ была консульская печать. Въ его глазахъ мы, можетъ быть, контрабандисты {Во времена австрійскаго владычества Венеція была porto-franco, но все, что перевозилось оттуда на материкъ, подлежало обложенію пошлиной.}, и я долженъ сказать,-- прибавилъ онъ, вынимая часы и пристально глядя на нихъ,-- что еслибъ я былъ человѣкомъ здѣсь не заинтересованнымъ и въ отвѣтъ на высказанное имъ подозрѣніе услыхалъ бы, что это небольшая компанія, ради невинной прогулки очутившаяся въ морѣ въ половинѣ перваго ночи, то я сказалъ бы, что онъ правъ. Во всякомъ случаѣ, мы не будемъ вступать съ нимъ въ пререканія. Живѣй, живѣй!-- крикнулъ онъ гондольерамъ, бросивъ взглядъ сначала на уходившій вдаль берегъ, а затѣмъ на первый изъ фортовъ на лагунѣ, къ которому они подъѣзжали. Какой-то неясный образъ шевельнулся на верхней площадкѣ стѣны и какъ будто остановился и сталъ всматриваться въ нихъ. Когда они подъѣхали ближе, прозвучалъ окликъ: Wer da!
   Гондольеры поспѣшили отвѣтить единственнымъ нѣмецкимъ словомъ, которому ихъ научила хитрость: Freunde, и постарались дать ходу лодкѣ, но у гондольера, сидѣвшаго впереди, весло соскользнуло съ высокой уключины и выпало изъ его руки въ воду. Гондола накренилась на-бокъ и внезапно сѣла на мель. Часовой остановился, снялъ ружье съ плеча и приказалъ имъ ѣхать дальше; гондольеры отъ страха завизжали самымъ высокимъ тембромъ и одинъ изъ нихъ сталъ кричать пассажирамъ, чтобъ они сдѣлали что-нибудь, такъ какъ за нѣсколько недѣль передъ тѣмъ караульный выстрѣлилъ въ одного рыбака и убилъ его.
   -- Что это онъ тамъ болтаетъ?-- спросила миссисъ Вервэнъ.-- Если мы не тронемся съ мѣста, то этотъ человѣкъ будетъ обязанъ стрѣлять въ насъ, у него нѣтъ другого выбора,-- сказала она, возбужденная и заинтересованная грозившею опасностью.
   Гондольеры прыгнули въ воду и стали спихивать лодку. Она не двигалась, и донъ-Ипполито, не проронившій ни слова съ тѣхъ поръ, какъ они выѣхали изъ Фузины, теперь, неожиданно для всѣхъ, перешагнулъ черезъ бортъ гондолы и, подсунувъ подъ дно ея весло, снялъ ее съ мели.
   -- Ахъ, и къ чему это?-- воскликнула миссисъ Вервэнъ, когда священникъ и гондольеры опять вскарабкались въ лодку.-- Онъ теперь на смерть простудится.
   -- Это просто смѣшно,-- сказалъ Феррисъ.-- Вы бы, донъ-Ипполито, лучше указали этимъ низкимъ бездѣльникамъ, что надо было сдѣлать. Вы совсѣмъ даромъ промокли. Это ужь изъ рукъ вонъ.
   -- Да мнѣ, право, ничего, -- сказалъ донъ-Ипполито, усаживаясь на маленькой палубѣ у носа лодки, чтобы не обезпокоить другихъ стекавшею съ него ручьями водой.
   -- Вотъ!-- крикнула миссисъ Вервэнъ, схвативъ въ руки нѣсколько шалей,-- пусть онъ укутается этими платками. Онъ умретъ, я знаю, что умретъ отъ этой насквозь промокшей сутаны. Ужь если вы считали нужнымъ броситься въ воду, лучше бы вы надѣли тогда вашъ костюмъ аббата! Какъ могли вы только это сдѣлать, донъ-Ипполито?
   Гондольеры взялись за весла, но не успѣли еще сдѣлать ни одного удара, какъ ихъ остановилъ рѣзкій крикъ Halt!-- раздавшійся съ форта. Другой силуэтъ выросъ возлѣ часового и тоже смотрѣлъ на нихъ.
   -- Ну-съ,-- сказалъ Феррисъ,-- желалъ бы я знать, что это еще за сюрпризъ. Ахъ, это, кажется, офицеръ! Еслибъ я зналъ хоть сколько-нибудь по-нѣмецки, я могъ бы объяснить ему положеніе дѣлъ.
   Онъ почувствовалъ на своей рукѣ легкое прикосновеніе.
   -- Я говорю по-нѣмецки,-- застѣнчиво промолвила Флорида.
   -- Такъ вамъ самое время говорить теперь,-- сказалъ Феррисъ.
   Она поднялась со скамьи и твердымъ голосомъ изложила суть дѣла въ краткихъ словахъ. Фигуры выслушали ее, не двигаясь, затѣмъ тотъ, кто явился послѣднимъ, учтиво отвѣтилъ ей, прося ее не тревожиться, сдѣлалъ ей поклонъ и скрылся. Часовой возобновилъ свою прогулку вдоль стѣны, не обращая на нихъ больше вниманія.
   -- Браво!-- сказалъ Феррисъ, между тѣмъ, какъ миссисъ Вервэнъ выражала свое удовольствіе несмолкаемымъ щебетаніемъ.-- Я завтра же куплю себѣ нѣмецкій Оллендорфъ. Нѣмецкій языкъ оказывается безусловно необходимымъ для увеселительной прогулки по лагунѣ.
   Флорида ничего не сказала на это и вся отдалась стараніямъ защитить мать отъ ночной сырости и дать ей возможность успокоиться послѣ всѣхъ волненій. Она какъ будто не сознавала присутствія другихъ. Донъ-Ипполито прерывалъ молчаніе лишь для гого, чтобъ оборониться отъ тревожныхъ разспросовъ и упрековъ миссисъ Вервэнъ, повторявшихся и возобновлявшихся съ промежутками. Немного погодя она задремала и всякій разъ, какъ она открывала глаза, ей казалось, что они только что причалили къ подъѣзду ея квартиры. Луна то пряталась за облаками, то выплывала изъ-за нихъ; путешественникамъ стали попадаться на встрѣчу крестьянскія лодки, отправлявшіяся на рынокъ въ Ріальто; наконецъ, гондола вошла въ каналъ Цаттере, потомъ проскользнула въ узкій проходъ и вскорѣ остановилась у воротъ дома миссисъ Вервенъ, совсѣмъ неожиданно для нея на этотъ разъ. Донъ-Ипполито подалъ ей руку и вмѣстѣ съ ней вошелъ въ садъ; Феррисъ остался съ Флоридой, чтобы помочь ей собрать платки и плэды, разбросанные по гондолѣ.
   -- Постойте!-- произнесла она повелительнымъ тономъ, когда они пошли по садовой аллеѣ.-- Мнѣ надо поговорить съ вами о донъ-Ипполито. Что мнѣ сдѣлать, чтобы загладить передъ нимъ свою грубость? Вы должны сказать мнѣ это... и вы скажете,-- продолжала она взволнованнымъ шепотомъ, стискивая руку, которую ей подалъ Феррисъ, чтобы помочь ей взойти на лѣстницу.-- Вы... вы старше меня!
   -- Благодарю васъ. Я боялся, что вы скажете "умнѣе". Мнѣ кажется, ваше собственное чувство справедливости, ваше собственное чувство...
   -- Приличія? Что-жъ, договаривайте, договаривайте!-- страстно воскликнула дѣвушка.-- Это было неприлично, да, именно, неприлично!
   --...подскажетъ вамъ, что вы должны сдѣлать,-- сухо докончилъ живописецъ.
   Она отбросила руку, за которую было уцѣпилась, и побѣжала по террасѣ, гдѣ стоялъ священникъ съ ея матерью.
   -- Донъ-Ипполито,-- воскликнула она,-- мнѣ надо сказать вамъ, что я раскаиваюсь, мнѣ надо попросить у васъ прощенія... простите ли вы мнѣ когда-нибудь... то, что я сказала?
   Она инстинктивно протянула ему руку.
   -- О!-- произнесъ священникъ съ неизъяснимымъ, долгимъ, трепетнымъ вздохомъ. Онъ схватилъ ея руку и, продержавъ ее нѣкоторое время въ своей, прижалъ на одинъ мигъ къ своему сердцу.
   Феррисъ порывисто выступилъ впередъ.
   Блѣдный лунный свѣтъ озарялъ эту группу, придавая всѣмъ четыремъ лицамъ какой-то странный, необычный видъ.
   -- Ну, и прекрасно, Флорида,-- сказала миссисъ Вервэнъ.-- Я увѣрена, что донъ-Ипполито пересталъ сердиться на тебя. Если же онъ еще сердится, то пусть зайдетъ къ намъ и смоетъ память объ обидѣ стаканомъ вина. Это добрый, старинный обычай. Но я, во всякомъ случаѣ, требую, чтобъ вы выпили стаканъ вина, донъ-Ипполито; это предохранитъ васъ отъ простуды. Вы непремѣнно должны зайти.
   -- Благодарю, васъ, madame, я не могу больше терять времени, я долженъ сейчасъ же идти домой. Покойной ночи!
   Прежде чѣмъ миссисъ Вервэнъ успѣла выразить протестъ или удержать его, онъ поклонился и поспѣшно скрылся за калиткой.
   -- До чего это было, все-таки, глупо бросаться въ воду безъ всякой нужды,-- сказала она, машинально обративъ взоръ въ ту сторону, гдѣ онъ исчезъ.
   -- Положимъ, миссисъ Вервэнъ, что не особенно годится быть слишкомъ благодарнымъ людямъ,-- сказалъ Феррисъ,-- но мнѣ кажется, мы должны признать, что если намъ грозила каная-нибудь опасность совсѣмъ завязнуть въ этой тинѣ, то донъ-Ипполито выручилъ насъ, подсобивъ гондольерамъ.
   -- Разумѣется,-- согласилась миссисъ Вервэнъ.
   -- Да и въ самомъ дѣлѣ,-- продолжалъ Феррисъ,-- мы можемъ, думается мнѣ, сказать, что, по благости Провидѣнія, мы, вѣроятно, обязаны своею жизнью самопожертвованію донъ-Ипполито и умѣнью миссъ Вервэнъ говорить по-нѣмецки. Я, по крайней мѣрѣ, буду всегда утверждать это.
   -- Мама, не войти ли тебѣ лучше въ комнаты?-- кротко спросила Флорида. Ея кротость игнорировала присутствіе и самое существованіе Ферриса.-- Я боюсь, что ты заболѣешь послѣ всѣхъ этихъ безпокойствъ.
   -- Ну, что меня касается, миссисъ Вервэнъ, то вамъ нечего и пытаться угостить меня стаканомъ вина,-- сказалъ Феррисъ.-- Вы видите, меня выпроваживаютъ. И миссъ Вервэнъ совершенно права. Покойной ночи!
   -- Ахъ!... Прощайте, прощайте, мистеръ Феррисъ!-- сказала миссисъ Вервэнъ, подавая ему руку.-- Я такъ вамъ благодарна!
   Флорида и не взглянула на него. Она въ двадцатый разъ въ этотъ день поправила шаль на плечахъ матери и нѣжно толкнула ее къ дверямъ, между тѣмъ какъ Феррисъ вышелъ изъ сада на площадь.
   

IX.

   Флорида стала готовить матери постель.
   -- Для чего ты это дѣлаешь, душа моя?-- спросила миссисъ Вервэнъ.-- Я не могу сейчасъ же ложиться.
   -- Но, мама...
   -- Нѣтъ, Флорида! И я опять повторяю: ты черезъ-чуръ строптива. Мнѣ кажется, ты сама должна бы видѣть, какъ тебѣ, въ концѣ-концовъ, приходится страдать всякій разъ, какъ ты даешь волю своему бурному-нраву. Ты весь этотъ день намъ испортила.
   -- Я очень виновата,-- смиренно пролепетала гордая дѣвушка.
   -- И потомъ это извиненіе! Очень надо было тебѣ такъ унижать себя!
   -- Я не чувствовала никакого униженія; мнѣ это было все равно.
   -- Да я, право, думаю, что, въ своемъ высокомѣріи, ты не допускаешь даже возможности унизить себя чѣмъ-нибудь. А донъ-Ипполито былъ все время такъ милъ съ нами! Я начинаю думать, что мистеръ Феррисъ уловилъ твой истинный характеръ въ этомъ эскизѣ. Но, рано или поздно, твоя гордость будетъ сломлена, Флорида.
   -- Дай я помогу тебѣ раздѣться, мама. Ты можешь говорить со мной и раздѣваясь. Тебѣ надо постараться заснуть.
   -- Да, я чувствую себя совсѣмъ разбитой. Отчего ты не позволила ему войти и поболтать немного? Это всего бы лучше успокоило меня. Но нѣтъ, ты всегда поставишь на своемъ. Не тереби меня, душа моя, я предпочитаю раздѣться сама. Но, вѣдь, ты очень заботлива ко мнѣ. Желала бы я только знать, любишь ли ты меня на самомъ дѣлѣ?
   -- О мама, ты одна у меня въ цѣломъ мірѣ!
   Миссисъ Вервэнъ начала всхлипывать.
   -- Ты говоришь такъ, точно я счастливѣе тебя въ этомъ отношеніи. Вѣдь, у меня только ты и осталась. А сколькихъ я потеряла!
   -- Не вспоминай теперь объ этомъ, мама.
   Миссисъ Вервэнъ поцѣловала молодую дѣвушку.
   -- Къ своей матери ты дѣйствительно добра. Донъ-Ипполито былъ правъ, никто не видалъ, чтобъ ты была ко мнѣ непочтительна или неласкова. Ну, полно, полно! Не плачь, моя голубка! Я думаю, мнѣ въ самомъ дѣлѣ лучше будетъ лечь, а ты поможешь мнѣ раздѣться.
   Дочь уложила ее въ постель и стала тихонько ходить по комнатѣ, привела ее въ порядокъ и сдвинула плотнѣе занавѣси, чтобы не пропустить въ окно свѣтъ уже близкой зари. Мать поговорила немного, и вскорѣ безсвязныя ея рѣчи смѣнились молчаніемъ, а затѣмъ сномъ.
   Флорида съ безпокойствомъ поглядѣла на нее, потомъ поставила свѣчку на полъ и устало опустилась въ кресло возлѣ постели. Ея руки упали на колѣни; голова какъ-то печально поникла на грудь; то причудливо удлиненная, то укороченная, на потолкѣ замелькала отраженная свѣтомъ тѣнь ея лица.
   Вскорѣ какая-то пташка засвистала въ саду; издалека донеслось щебетаніе ласточки; вешній день начиналъ стряхивать съ себя легкую, короткую дремоту вешней ночи. Багровый вѣнчикъ образовался на свѣтильнѣ свѣчки, опрокинувшейся въ трубкѣ подсвѣчника и оплывавшей съ рѣзкимъ шипѣніемъ.
   Флорида вздрогнула и вскочила со стула. Полоска солнечнаго свѣта пробивалась сквозь ставни и шторы. Миссисъ Вервэнъ привстала на постели, опираясь однимъ локтемъ о подушки, и смотрѣла на дочь, какъ будто только что окликнула ее.
   -- Мама, ты звала меня?-- спросила дѣвушка.
   Миссисъ Вервэнъ повернулась къ стѣнѣ; она глубоко вздохнула, протянула свои исхудалыя руки вдоль подушки и стала точно углубляться,-- медленно углубляться въ постель. Она перестала дышать и лежала въ обморокѣ.
   Флорида скорѣе почувствовала это, чѣмъ увидала. Она невскрикнула и не позвала на помощь. Она принесла воды и одеколону, вспрыснула матери лицо, а затѣмъ начала растирать ей руки. Миссисъ Вервэнъ стала медленно возвращаться къ жизни; она открыла глаза, потомъ закрыла ихъ; она не говорила, но вскорѣ стала дышать ровно и протяжно, какъ дышутъ во снѣ.
   Флорида безшумно отворила дверь и столкнулась со служанкой, несшей кофе на подносѣ. Она приложила палецъ къ губамъ, сдѣлала ей знакъ не входить и шепотомъ спросила:
   -- Сколько теперь времени, Нина? Я забыла завести часы.
   -- Девять часовъ, синьорина. Я думала, что вы устали со вчерашняго дня и пожелаете кушать кофе въ постели. О, misericordia!-- произнесла дѣвушка, все еще шепотомъ, бросивъ взглядъ въ полуотворенную дверь,-- вы такъ совсѣмъ и не ложились!
   -- Мамѣ что-то нехорошо. Я сидѣла возлѣ нея и сама не знаю, какъ уснула въ креслѣ.
   -- Ахъ, вы бѣдняжка! Такъ напейтесь сейчасъ же кофе. Это подкрѣпитъ васъ.
   -- Да, да,-- сказала Флорида, затворяя дверь и указывая на столъ въ сосѣдней комнатѣ,-- поставьте его сюда. Я сама налью его, Нина. А вы, пожалуйста, пойдите и кликнете гондолу. Я сейчасъ поѣду и вы должны ѣхать со мной. Скажите Чекѣ, чтобъ она пришла сюда и оставалась возлѣ мамы, пока я не возвращусь.
   Она дрожащею рукой налила себѣ чашку кофе и выпила ее, потомъ, промывъ глаза, подошла къ зеркалу, слегка оправила на себѣ свой вчерашній туалетъ, остановилась на минуту, какъ бы изучая производимый имъ эффектъ, и отошла; затѣмъ еще разъ подбѣжала и черезъ минуту уже шла къ воротамъ, выходившимъ на каналъ, гдѣ Нина дожидалась ея въ гондолѣ.
   Вскорѣ онѣ очутились у подъѣзда Ферриса.
   -- Позвоните,-- сказала она гондольеру,-- и скажите, что одна изъ американскихъ дамъ желаетъ видѣть консула.
   Феррисъ стоялъ какъ разъ надъ ней, на балконѣ, и съ нѣмымъ удивленіемъ слѣдилъ за приближеніемъ ея гондолы.
   -- Что это значитъ, миссъ Вервэнъ?-- крикнулъ онъ сверху.-- Скажите, ради Бога, что такое случилось?
   -- Не знаю. Мнѣ надо поговорить съ вами,-- сказала Флорида, поднявъ къ нему задумчивое личико.
   -- Я сойду внизъ.
   -- Да, пожалуйста. Или нѣтъ, лучше я сама взойду наверхъ. Да, я взойду наверхъ съ Ниной.
   Феррисъ встрѣтилъ ихъ у нижней двери и проводилъ въ свою квартиру. Нина сѣла въ первой комнатѣ, а Флорида послѣдовала за живописцемъ въ его мастерскую. Несмотря на блѣдность ея лица, ему казалось, что никогда онъ не видалъ его такимъ прелестнымъ, и онъ испытывалъ странную гордость, принимая ее у себя, хотя безпорядокъ, въ которомъ находилась комната, долженъ былъ бы пристыдить его. Она оглядѣла все съ какимъ-то дѣтскимъ, робкимъ любопытствомъ и съ нѣкоторою долей того гордаго состраданія, съ какимъ молодыя дѣвицы смотрятъ на обиталища мужчинъ, когда случайно попадаютъ въ нихъ, и величественный, медленный поворотъ ея головы при этомъ осмотрѣ очаровалъ Ферриса.
   -- Я надѣюсь,-- сказалъ онъ,-- что этотъ запахъ не безпокоитъ васъ?-- То былъ смѣшанный запахъ масляныхъ красокъ и табаку.-- Моя служанка убираетъ пріемную, и тамъ пыль стоитъ столбомъ. Вотъ почему мнѣ пришлось просить васъ сюда.
   Флорида сѣла на стулъ передъ мольбертомъ, и на нее взглянули печальные глаза донъ-Ипполито. Феррисъ рѣзкимъ движеніемъ повернулъ полотно другою стороной.
   -- Я вовсе не хотѣлъ, чтобы вы это видѣли; въ картинѣ осталось еще столько работы, что я не могу ее показывать, -- сказалъ онъ и остановился передъ дѣвушкой въ выжидательной позѣ. Онъ хотѣлъ, чтобъ она заговорила первая, такъ какъ никогда не зналъ, какъ ему обращаться съ миссъ Вервэнъ; онъ не прочь былъ отнестись свысока къ ея важнымъ минамъ, но въ настоящую минуту она, очевидно, была слишкомъ несчастна, чтобы быть для него предметомъ насмѣшекъ; между тѣмъ, ему никакъ не хотѣлось заслужить щелчокъ преждевременнымъ выраженіемъ сочувствія. Онъ пробѣжалъ въ умѣ событія вчерашняго дня и подумалъ, что, вѣроятно, этотъ визитъ имѣетъ какое-нибудь отношеніе къ донъ-Ипполито. Но его посѣтительница хранила молчаніе и, наконецъ, онъ сказалъ ей:
   -- Надѣюсь, что у васъ дома все благополучно, миссъ Вервэнъ. Вчерашній день и ночь, и нынѣшнее утро,-- все это какъ-то странно смѣшалось въ моей головѣ. Надѣюсь, что миссисъ Вервэнъ предала все случившееся полному забвенію.
   -- Вотъ о ней-то... о ней-то я и пріѣхала поговорить съ вами,-- чуть слышно сказала Флорида.-- То-есть, мнѣ надо спросить у васъ, кто здѣсь лучшій докторъ?-- поторопилась она объяснить.
   Значитъ, дѣло шло не о донъ-Ипполито.
   -- Ваша матушка больна?-- поспѣшно спросилъ Феррисъ.-- Она, должно быть, страшно утомилась послѣ нашей неудачной экскурсіи. Надѣюсь, что нѣтъ ничего серьезнаго?
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Но она чувствуетъ себя нехорошо. Она очень слаба, вы сами это знаете. Вы должны были замѣтить, какъ она слаба,-- трепещущимъ голосомъ сказала Флорида.
   Феррисъ замѣтилъ, что его соотечественницы, по минованіи дѣвическаго возраста, казались больными, Богъ знаетъ почему и отчего; онъ полагалъ, что это въ порядкѣ вещей, это было такое обычное явленіе. Что касается миссисъ Вервэнъ, то въ ней, хотя она очень много распространялась о своемъ плохомъ здоровьѣ, онъ замѣчалъ это менѣе, чѣмъ въ другихъ: она такъ бодра была духомъ. Теперь онъ вспомнилъ, что, дѣйствительно, по временамъ она казалась ему похожей на призракъ, и что иногда его забавляла мысль, какимъ образомъ такой хрупкій организмъ выдерживаетъ борьбу съ жизнью не только вполнѣ успѣшно, но даже побѣдоносно.
   -- Да,-- сказалъ онъ,-- я знаю, что миссисъ Вервэнъ далеко не сильна.
   -- Мнѣ надо только получить совѣтъ для нея, -- продолжала Флорида,-- но, мнѣ кажется, намъ, все-таки, лучше повидаться съ врачомъ или знать, къ кому обратиться въ случаѣ нужды. Мы такъ далеки отъ всякихъ знакомствъ и отъ всякой помощи.-- Она какъ будто пыталась отдать отчетъ скорѣе самой себѣ, чѣмъ Феррису, въ томъ, что она дѣлаетъ.-- Мы ничего не должны пропустить безъ вниманія.
   Она взглянула на него съ мольбою, но тѣнь какъ бы мучительнаго воспоминанія пробѣжала по ея лицу, и она ничего больше не сказала.
   -- Я поѣду съ вами къ доктору,-- мягко сказалъ Феррисъ.
   -- Нѣтъ, благодарю васъ, зачѣмъ вамъ безпокоиться?
   -- Да это вовсе не безпокойство.
   -- Нѣтъ, пожалуйста, мнѣ не хотѣлось бы, чтобы вы ѣхали со мною; я предпочитаю отправиться одна.
   Феррисъ смущенно взглянулъ на нее, когда она поднялась.
   -- Только дайте мнѣ адресъ, и я все отлично устрою сама, я къ этому привыкла.
   -- Какъ вамъ будетъ угодно. Подождите минутку.-- Феррисъ написалъ адресъ.-- Вотъ,-- сказалъ онъ, подавая его, -- но развѣ же я ничего не могу сдѣлать для васъ?
   -- Да, можете, -- съ неловкою нерѣшительностью отвѣтила Флорида, устремивъ на него полувызывающій, полуумоляющій взоръ.-- Къ вамъ, какъ къ консулу, обращаются, конечно, всякіе люди, и вы помогаете имъ въ ихъ дѣлахъ и потомъ... стараетесь ихъ забыть?
   -- Ну?-- сказалъ Феррисъ.
   -- Я желала бы, чтобы вы не вспоминали о томъ, что я просила у васъ этой услуги, чтобы вы посмотрѣли на это, какъ на...
   -- Какъ на консульскую обязанность? Отъ всего сердца обѣщаю вамъ это, -- отвѣтилъ Феррисъ, и въ пятый или шестой разъ онъ подумалъ, до какой степени юна миссъ Вервэнъ.
   -- Вы очень добры, добрѣе, чѣмъ я имѣла право ожидать отъ васъ, -- сказала Флорида съ жалобною улыбкой.-- Я, собственно, хотѣла только просить васъ не говорить объ этомъ съ моею матерью. Не то чтобъ я желала скрыть отъ нея какой-нибудь изъ своихъ поступковъ, -- прибавила она, -- но она стала бы мучиться, еслибъ знала, что я тревожусь за нее. Ахъ, если бы только я могла не тревожиться!
   Она стала торопливо доставать носовой платокъ; Феррисъ увидѣлъ, какъ задрожали ея губы, и душа его затрепетала вмѣстѣ съ ними.
   Прошелъ еще одинъ мигъ.
   -- Прощайте,-- быстро сказала она съ какимъ-то воздушнымъ рыданіемъ.-- Пожалуйста, не провожайте меня.
   Она выбѣжала изъ комнаты и спустилась съ лѣстницы; служанка послѣдовала за ней.
   Феррисъ набилъ трубку, вышелъ снова на балконъ и сталъ задумчиво курить, слѣдя за тѣмъ, какъ направлялась гондола по данному имъ адресу. Вѣдь, это та самая дѣвушка, которая вчера дала такую жестокую пощечину бѣдному донъ-Ипполито. Но это казалось ему не менѣе логичнымъ, чѣмъ ея внезапное, благородное и преувеличенное раскаяніе; все это совершенно соотвѣтствовало тому, какъ сейчасъ она явилась къ нему за помощью, держа его на разстояніи, взывая къ его сочувствію, и какъ затѣмъ, сдѣлавъ попытку оборвать его, изнемогла въ своихъ усиліяхъ. Все это составляло нѣчто цѣльное и все вмѣстѣ оно было несимпатично; да, у миссъ Вервэнъ дурной характеръ, но у нея есть и великодушныя черты. Стоя на балконѣ, гдѣ его обливали струи утренняго воздуха и солнечнаго свѣта, въ бодромъ и здоровомъ невѣдѣніи всей тайны женскихъ нервовъ, онъ улыбался этимъ противорѣчіямъ, которыя скорѣе чувствовалъ, чѣмъ формулировалъ. Эти капризы даже плѣняли его. Онъ вспоминалъ, что, несмотря на дѣтское своенравіе Флориды, онъ продолжалъ оказывать дамамъ Вервэнъ одну услугу за другою, и рѣшилъ не останавливаться и теперь; ея причуды ничего не будутъ значить для него, какъ ничего не значили до сей поры. Мужчинѣ всегда лестно быть необходимымъ для женщины, пока ничто его къ этому не обязываетъ; зависимое отношеніе къ нему миссъ Вервэнъ во время ея визита придало ей въ глазахъ Ферриса прелесть, какой ей раньше недоставало.
   Между тѣмъ, онъ увидалъ, что ея гондола остановилась, повернула и снова вошла въ каналъ, окаймлявшій садъ миссисъ Вервэнъ.
   "Опять передумала,-- съ ласковою снисходительностью сказалъ про себя Феррисъ, и, въ гордомъ сознаніи своего превосходства надъ всѣмъ непостояннымъ поломъ, онъ постарался отдѣлаться отъ тревоги насчетъ здоровья миссисъ Вервэнъ. Но вечеромъ онъ, все-таки, пошелъ ее провѣдать. Сначала онъ послалъ Флоридѣ свою карточку, написавъ на ней: "Надѣюсь, что миссисъ Вервэнъ чувствуетъ себя лучше. Не принимайте меня, если это обезпокоитъ ее". Онъ перечелъ то, что написалъ, смутно ощущая, что тонъ у него вышелъ покровительственный, и, войдя въ гостиную, понялъ, что миссъ Вервэнъ приняла оборонительную позицію и по какому-то капризу хочетъ дать ему почувствовать, что онъ поступилъ самонадѣянно, позволивъ себѣ придти; на этотъ разъ его не утѣшила мысль, что Флорида такъ еще юна.
   -- Мама сейчасъ придетъ,-- сказала дѣвушка тономъ, возводившимъ ихъ утреннее свиданіе къ миѳологическимъ временамъ.
   Миссисъ Вервэнъ вошла, улыбающаяся и радушная, повидимому, чувствуя себя лучше, а не хуже послѣ вчерашнихъ злоключеній.
   -- О, я живо встряхиваюсь,-- объяснила она,-- вы знаете, я старый служака. Пожалуй, даже слишкомъ старый въ настоящее время. Годы, все-таки, много значатъ; вы убѣдитесь въ этомъ, мистеръ Феррисъ, когда поживете побольше на свѣтѣ.
   -- Я въ этомъ не сомнѣваюсь,-- сказалъ Феррисъ, не особенно довольный тѣмъ, что миссисъ Вервэнъ обращается съ нимъ совсѣмъ какъ съ мальчикомъ.-- Даже и въ двадцать шесть лѣтъ мнѣ было очень пріятно немножко вздремнуть среди дня. А какъ отражается усталость въ семнадцать лѣтъ, миссъ Вервэнъ?-- спросилъ онъ.
   -- Мнѣ вовсе не хотѣлось спать,-- равнодушно отвѣтила Флорида, и онъ почувствовалъ себя передъ ней старикомъ.
   Ему казалось, что онъ сдѣлалъ пустой, совсѣмъ ненужный визитъ. Миссисъ Вервэнъ спросила его, видѣлъ ли онъ донъ-Ипполито, и выразила удивленіе, что священникъ не показывался въ теченіе всего дня. Она разсказала какую-то длинную исторію и подъ конецъ ударила себя по губамъ вѣеромъ въ наказаніе за то, что зѣвнула.
   Феррисъ всталъ, чтобъ откланяться. Миссисъ Вервэнъ снова и въ тѣхъ же выраженіяхъ стала удивляться, почему донъ-Ипполито цѣлый день не былъ у нихъ.
   -- Потому что онъ умный человѣкъ,-- съ горечью сказалъ Феррисъ,-- и умѣетъ выбирать время для своихъ посѣщеній.
   Миссисъ Вервэнъ не замѣтила горечи, звучавшей въ его словахъ, но что-то побудило Флориду проводить его до наружной двери.
   -- Ахъ, лунная ночь!-- воскликнула она, взглянувъ на Ферриса, какъ будто въ душѣ у нея было желаніе что-то искупить передъ нимъ.
   Но онъ не хотѣлъ ея искупленія.
   -- Да, правда, луна свѣтитъ,-- угрюмо промолвилъ онъ.-- Покойной ночи!
   -- Покойной ночи!-- отвѣчала Флорида и порывисто протянула ему руку. Ему показалось, что она дрожитъ въ его рукѣ, но, вѣроятно, то было волненіе его собственныхъ нервовъ.
   Боль, затихшая было въ его сердцѣ, возвратилась къ нему съ прежнею силой; онъ шелъ домой разочарованный и разстроенный, самъ едва ли сознавая, въ чемъ и почему. Онъ не смѣялся теперь, вспоминая, какъ миссъ Вервэнъ просила его утромъ забыть, что она обращалась къ нему за услугой, онъ чувствовалъ себя оскорбленнымъ при мысли, что ему отплатили такимъ образомъ, и отпоръ, встрѣченный его симпатіей, былъ вульгаренъ; кромѣ вульгарности, для этого не было иного названія. Однако, онъ не могъ привести въ связь это свойство съ лицомъ молодой дѣвушки, которое постоянно видѣлъ передъ собой на обратномъ пути. Оно не выражало презрѣнія и не отталкивало его, оно смотрѣло на него задумчивымъ взглядомъ, какъ въ это утро изъ гондолы. Тѣмъ не менѣе, онъ закалилъ свое сердце. Онъ рѣшилъ отправиться къ дамамъ Вервэнъ не раньше того, какъ онѣ сами пошлютъ за нимъ. Въ концѣ-концовъ, нельзя считать себя особенно старымъ въ двадцать шесть лѣтъ.
   

X.

   -- Донъ-Ипполито пришелъ, синьорина,-- сказала Нина на слѣдующее утро, приблизясь къ Флоридѣ, сидѣвшей въ саду въ позѣ лѣниваго ожиданія.
   -- Донъ-Ипполито!-- усталымъ тономъ повторила дѣвушка. Она встала и вошла въ домъ, и они встрѣтились съ принужденностью, совершенно естественною послѣ обстоятельствъ, сопровождавшихъ ихъ послѣднее разставаніе. Трудно сказать, кому приходится болѣе преодолѣвать въ такомъ случаѣ -- лицу простившему или прощенному. Прощеніе отравляетъ даже великодушное сердце, а воспоминаніе о дарованномъ прощеніи приводитъ въ замѣшательство чувствительную душу передъ объектомъ ея милосердія, принижая я пристыжая ее. Хорошо было бы, думается мнѣ, если бы не было надобности ни въ чемъ подобномъ между человѣческими существами, неспособными выдерживать такихъ отношеній безъ обоюднаго недовѣрія. Когда они врозь, имъ еще не такъ плохо, но при встрѣчѣ они неминуемо должны быть первое время холодны и подозрительны.
   -- Вижу, о чемъ вы оба думаете,-- сказала миссисъ Вервэнъ, и слабый румянецъ окрасилъ щеки священника, когда она, такимъ образомъ, соединила его въ этихъ словахъ со своею дочерью.-- Вы думаете о томъ, что произошло на-дняхъ; забудьте-ка это лучше, совсѣмъ не къ чему ломать себѣ голову надъ этими вещами. Господи Боже! еслибъ я стала раздумывать о всякомъ непріятномъ эпизодѣ, какой только случался со мной, такъ я совсѣмъ бы пропала. Да, кстати, гдѣ пропадали вы весь вчерашній день, донъ-Ипполито?
   -- Я не хотѣлъ безпокоить васъ, такъ какъ полагалъ, что вы должны быть очень утомлены. Притомъ же, у меня было много хлопотъ.
   -- Ахъ, да, все ваши изобрѣтенія! Какой вы талантливый человѣкъ! Но вы не должны заниматься слишкомъ усердно. Вотъ, напримѣръ, вчера, послѣ всей усталости, знаете, это былъ уже совсѣмъ невыносимый трудъ для мозга,-- и она стукнула себя въ лобъ вѣеромъ.
   -- Я былъ занятъ не машинами своими, madama,-- отвѣтилъ донъ-Ипполито, сидѣвшій въ женской позѣ, которую священники усвоиваютъ себѣ отъ широкой одежды, и перебиравшій пальцами шнурокъ вокругъ своей треугольной шляпы.-- Я едва притрогивался къ нимъ послѣднее время. Но нашъ приходъ принимаетъ участіе въ процессіи Тѣла Господня на Піаццѣ, и мнѣ тоже выпала доля въ приготовленіяхъ.
   -- Ахъ, какъ это я забыла! Когда это будетъ? Мы всѣ должны отправиться. Наша Нина разсказывала Флоридѣ объ этомъ великолѣпномъ зрѣлищѣ и о маленькихъ дѣтяхъ, одѣтыхъ Іоанномъ Крестителемъ, которыя ведутъ за собою ягнятъ. Это, конечно, большое событіе для васъ?
   Священникъ развелъ руками, такъ что шляпа его соскользнула на полъ и, перевернувшись, откатилась на довольно далекое разстояніе. Онъ поднялъ ее и сѣлъ на прежнее мѣсто.
   -- Это церковный обрядъ,-- холодно сказалъ онъ.
   -- А вы будете въ процессіи?
   -- Я буду тамъ вмѣстѣ съ другими священниками моего прихода.
   -- Восхитительно!-- воскликнула миссисъ Вервэнъ.-- Мы будемъ искать васъ глазами. Мнѣ будетъ очень лестно подумать, что я дѣйствительно знаю одного изъ участниковъ процессіи. Я вамъ кивну головой. Вы не сочтете это черезъ-чуръ неприличнымъ?
   Она вывела его изъ затрудненія, которое ему, можетъ быть, доставила бы необходимость ей отвѣтить, внезапно потерявъ всякій видимый интересъ къ этой темѣ. Она обратилась къ дочери и сказала плаксивымъ тономъ:
   -- Пожалуйста, Флорида, накинь мнѣ на ноги плэдъ и устрой меня поудобнѣе, прежде чѣмъ начать читать съ донъ-Ипполито.
   При этомъ она, какъ бы совсѣмъ ослабѣвъ, расположилась на подушкахъ дивана, на которыя опиралась передъ тѣмъ, и стала ждать, чтобы дочь укрыла ей ноги.
   -- Я только немножко закрою глаза,-- сказала она потомъ дочери,-- но буду слышать каждое слово. У тебя вырабатывается прекрасное произношеніе, душа моя, я знаю, что прекрасное. Я думаю, что у Гольдони долженъ быть очень легкій, пріятный стиль, не правда ли, если читать его по-итальянски?
   Они начали читать комедію Гольдони; черезъ пятнадцать или двадцать минутъ миссисъ Вервэнъ открыла глаза и сказала:
   -- Но прежде чѣмъ ты примешься за чтеніе, Флорида, съиграй мнѣ, пожалуйста, что-нибудь, чтобы меня успокоить. Я чувствую, что нервы у меня сильно раздражены. Это, вѣроятно, дѣйствіе сирокко. И я думаю, что мнѣ лучше будетъ лечь въ той комнатѣ.
   Флорида пошла за нею, чтобы, повторивши ту же процедуру, уложить мать поудобнѣе. Потомъ она возвратилась и, сѣвъ за фортепіано, съ какою-то нѣжною твердостью извлекла изъ него нѣсколько низкихъ ласкающихъ звуковъ, изъ которыхъ выросла убаюкивающая мелодія. Оставивъ пальцы на клавишахъ, она повернула свою царственную головку и взглянула въ отворенную дверь на мать.
   -- Донъ-Ипполито,-- тихо сказала она,-- можетъ быть, что-нибудь въ воздухѣ Венеціи наводитъ на людей такую спячку?
   -- Я никогда не слыхалъ объ этомъ, madamigàlla.
   -- Удивляюсь, -- разсѣянно продолжала дѣвушка, -- почему мою мать такъ часто клонитъ ко сну.
   -- Можетъ быть, она еще не оправилась отъ безпокойствъ той ночи,-- подсказалъ священникъ.
   -- Можетъ быть,-- промолвила Флорида, бросивъ печальный взглядъ на дверь въ комнату матери.
   Она опять обернулась къ инструменту и, поникнувъ головкой, стала перебирать пальцами клавиши. Вдругъ она подняла лицо и откинула съ висковъ нѣсколько непокорныхъ прядей волосъ. Не глядя на священника, она спросила его съ дѣтскою прямотой, составлявшею ея характеристическую черту:
   -- Почему вамъ непріятно участвовать въ процессіи Тѣла Господня?
   Лицо донъ-Ипполито вспыхнуло и опять поблѣднѣло, и онъ уклончиво отвѣтилъ:
   -- Я не говорилъ, что мнѣ это непріятно.
   -- Да, это правда,-- сказала Флорида, снова опустивъ пальцы на клавиши.
   Донъ-Ипполито всталъ съ дивана, на которомъ сидѣлъ возлѣ нея, пока они читали, и прошелся по комнатѣ. Потомъ онъ приблизился къ Флоридѣ и мягко сказалъ ей:
   -- Madamigdla, я не хотѣлъ отталкивать участіе, которое вы принимаете во мнѣ. Но странно было предлагать такой вопросъ священнику, а я вспомнилъ, что я священникъ, когда вы мнѣ предложили его.
   -- Развѣ вы не всегда это помните?-- спросила дѣвушка, не повертывая головы.
   -- Нѣтъ, иногда мнѣ дозволяется забывать это, -- сказалъ онъ пытливымъ тономъ.
   Она ничего не отвѣтила, и онъ тяжело перевелъ духъ и молча отошелъ отъ нея. Она уронила руки на колѣни и сидѣла въ позѣ ожиданія. Подойдя къ ней, онъ вторично остановился.
   -- Въ этомъ домѣ забываю я, что я священникъ, -- началъ донъ-Ипполито, -- и одна изъ первыхъ вашихъ милостей заключается въ томъ, что вы и ваша добрая матушка позволяете мнѣ забывать объ этомъ. Чѣмъ могу я отблагодарить васъ? У меня сердце разрывалось на части, когда вы сочли себя вынужденной просить у меня прощенія, хотя вашъ упрекъ очень больно кольнулъ меня. О, развѣ вы не имѣли права дѣлать мнѣ упреки, разъ я злоупотребилъ деликатною простотой, съ какою вы всегда относились ко мнѣ? Но вѣрьте мнѣ, я не хотѣлъ обидѣть васъ тогда.
   Его голосъ задрожалъ и Флорида прервала его:
   -- Вы ничего дурного не сдѣлали. Это я была жестока безъ всякаго повода.
   -- Нѣтъ, нѣтъ. Не говорите этого,-- возразилъ священникъ.-- И зачѣмъ мнѣ было обращать вниманіе на нѣсколько словъ, когда всѣ ваши дѣйствія выражали довѣріе ко мнѣ, которое точно небо для моей души?
   Она теперь обернулась и посмотрѣла на него, и онъ продолжалъ:
   -- Ахъ, я вижу, вы не понимаете меня! Какъ могли вы знать, что такое быть священникомъ въ этомъ злосчастномъ городѣ? Чувствовать, что тебя преслѣдуетъ шпіонство всего твоего класса, что тебя, какъ шпіона, избѣгаютъ всѣ тѣ, кто не принадлежитъ къ нему! Но ваша матушка и вы не воздвигну ли между собой и мною той преграды, которая всюду исключаетъ меня отъ общенія съ моими ближними. Вы соблаговолили видѣть во мнѣ человѣка и дали мнѣ забыть священника.
   -- Я не знаю, что сказать вамъ на это, донъ-Ипполито. Я, вѣдь, только иностранка и молодая дѣвушка, и я очень несвѣдуща во всѣхъ этихъ вещахъ,-- сказала Флорида съ легкою тревогой.-- Я боюсь, что вы можете сказать что-нибудь, о чемъ послѣ пожалѣете.
   -- О, никогда! Не бойтесь меня, если я буду откровенъ съ вами. Это -- мое убѣжище отъ отчаянія.
   Страстная вибрація его голоса все возростала; казалось, слезы душили его. Дѣвушка обратила взоръ на сосѣднюю комнату и слегка шевельнулась.
   -- Ахъ, не бойтесь выслушать меня!-- съ горечью воскликнулъ священникъ.
   -- Я не стану будить ея,-- спокойно сказала черезъ минуту Флорида.
   -- Видите, какъ вы говорите то, что у васъ на умѣ, и всегда такъ, всегда, всегда! Вы не могли бы отрицать, что вы хотѣли сначала разбудить ее, потому что истина -- привычка всей вашей жизни. Знаете ли вы, что такое имѣть привычкой всей своей жизни ложь? Это -- быть священникомъ. Знаете ли вы, что такое казаться не тѣмъ, что вы есть, говорить то, чего вы не думаете, дѣлать то, чего вы не хотите? То, во что вы вѣрите, оставлять невысказаннымъ, то, чего вы хотите -- невыполненнымъ, то, что вы есть, никому невѣдомымъ? Это -- быть священникомъ!
   Донъ-Ипполито говорилъ по-итальянски, и онъ произнесъ эти слова, осторожно понизивъ голосъ, чтобы никто не могъ ихъ слышать, кромѣ дѣвушки, сидѣвшей передъ нимъ.
   -- Знаете ли вы, что такое, когда наступаетъ моментъ, подобный настоящему, и у васъ является потребность ниспровергнуть все зданіе неправды, облекавшей вашу жизнь? Знаете ли вы, что такое удерживать ее въ себѣ настолько, насколько это нужно для того, чтобы безмолвно и сокровенно сбросить съ себя маску? Это -- быть священникомъ!
   Его голосъ утратилъ свою горячность и вся его осанка сдѣлалась странно-сдержанной и холодной. Тихая апатія, разлившаяся по его физіономіи, вмѣстѣ съ какимъ-то печальнымъ, безличнымъ удивленіемъ при видѣ разницы между его собственною долей и другою, болѣе счастливою, которой онъ противупоставлялъ свою, были трогательнѣе всякой трагической демонстраціи.
   Словно чувствуя обаяніе паѳоса, котораго она не могла анализировать вполнѣ, дѣвушка сидѣла въ молчаніи. Черезъ нѣсколько времени, въ теченіе котораго она, повидимому, старалась все это продумать, она спросила тихимъ, глубокимъ шепотомъ:
   -- Почему же, въ такомъ случаѣ, вы сдѣлались священникомъ?
   -- Это длинная исторія,-- сказалъ донъ-Ипполито.-- Я не стану докучать вамъ ею теперь. Когда-нибудь въ другой разъ.
   -- Нѣтъ, разскажите ее теперь же,-- отвѣтила по-англійски Флорида.-- Если вы такъ ненавидите призваніе священника, то я не понимаю, почему вы допустили себя сдѣлаться священникомъ. Мы были бы очень несчастны, если бы не могли уважать васъ,-- не могли вамъ вѣрить, какъ уважали васъ и вѣрили вамъ до этого дня; а какъ же было бы это возможно, еслибъ мы знали, что вы не вѣрите самому себѣ въ вашемъ служеніи?
   -- Madamigella,-- сказалъ священникъ,-- я никогда не дерзалъ и помыслить, что я хоть сколько-нибудь необходимъ для вашего счастія. Такъ неужели это правда, что для васъ не безразлично, каковъ я на самомъ дѣлѣ, что васъ можетъ хоть сколько-нибудь огорчить что-либо дурное во мнѣ?
   -- Я едва понимаю, что вы хотите сказать. Какъ можемъ мы не огорчаться тѣмъ, что вы мнѣ сказали?
   -- Благодарю васъ; но почему же вамъ, протестанткѣ, не все равно, любитъ ли священникъ моей вѣры свое призваніе, или нѣтъ? Не потому ли, что вы жалѣете меня, какъ несчастнаго человѣка, не такъ ли?
   -- Да, но не только поэтому. Я не католичка, но христіанка, какъ и вы...
   Донъ-Ипполито незамѣтно повелъ плечами.
   -- И я не могу вынести мысли, что вы исполняете обязанности священника и, въ то же время, ненавидите свое служеніе... Это ужасно!
   -- Развѣ всѣ священники вашего исповѣданія истинно набожны?
   -- Конечно, не всѣ. Но развѣ у васъ такихъ вовсе нѣтъ?
   -- О, Боже сохрани меня сказать что-нибудь подобное! Я знаю между ними настоящихъ подвижниковъ. Мой другъ въ Падуѣ, о которомъ я вамъ какъ-то разсказывалъ, былъ однимъ изъ такихъ святыхъ и умеръ, какъ ангелъ, готовый войти во врата рая. И я думаю, что мой бѣдный дядя тоже святой въ своемъ родѣ.
   -- Вашъ дядя? Священникъ? Вы никогда не упоминали о немъ.
   -- Да, не упоминалъ,-- сказалъ донъ-Ипполито. Послѣ небольшой паузы онъ вдругъ заговорилъ:-- И въ каждомъ поколѣніи мы старались облагородить нашу кровь, посвятивъ церкви одного изъ членовъ нашего рода. Когда я былъ ребенкомъ, я обыкновенно забавлялся вырѣзываніемъ маленькихъ фигурокъ изъ дерева и изъ картона и снятіемъ грубыхъ копій съ картинъ, которыя видѣлъ въ церкви. Мы жили въ томъ же домѣ, гдѣ я живу теперь и гдѣ я родился, и моя мать позволяла мнѣ играть въ маленькой комнатѣ, гдѣ теперь помѣщается моя кузница; встарину это была ораторія знатной семьи, занимавшей весь дворецъ. Я устроилъ на одномъ концѣ ея алтарь, повѣсилъ на стѣны свои картины, разставилъ своихъ маріонетокъ на полу рядами, на подобіе молящихся, и съ утра до вечера служилъ обѣдню и проповѣдовалъ имъ. Моя мать была вдова. Она со слезами на глазахъ смотрѣла на мои игры. Наконецъ, въ одинъ прекрасный день она привела моего дядю, чтобъ онъ взглянулъ на меня; я помню все это гораздо отчетливѣе, чѣмъ то, что было вчера. "Развѣ это не Господня воля?" -- спросила она. Дядя позвалъ меня къ себѣ и спросилъ меня, хочу ли я быть настоящимъ священникомъ, когда выросту. "А можно мнѣ будетъ тогда дѣлать столько куколокъ, сколько мнѣ захочется, писать картины, вырѣзать изъ дерева такой же алтарь, какой я видѣлъ въ вашей церкви?" -- спросилъ я. Дядя отвѣтилъ, что тогда передо мной будутъ живые мужчины и женщины, которымъ я буду говорить проповѣди, какъ онъ теперь ихъ произноситъ; вѣдь, это же будетъ гораздо лучше? Въ глубинѣ сердца я думалъ иначе, потому что эта сторона священническаго служенія не интересовала меня; я любилъ говорить проповѣди моимъ маріонеткамъ только потому, что эти слушатели были произведеніемъ моихъ рукъ. Но я сказалъ: "Ахъ, конечно!" -- какъ всегда говорятъ дѣти. Я продолжалъ дѣлать самъ игрушки, которыми игралъ, и привыкъ мало-по-малу къ толкамъ моихъ товарищей и нашихъ сосѣдей о томъ, что я буду священникомъ; я не могу припомнить никакого другого разговора съ моею матерью, и не знаю, какъ и когда рѣшился этотъ вопросъ. Всякій разъ, какъ я думалъ объ этомъ, я говорилъ себѣ: "Что-жь, это будетъ прекрасно! Священники трудятся очень мало, а своими обѣднями зарабатываютъ кучу денегъ, и мнѣ можно будетъ заниматься, чѣмъ мнѣ угодно". Въ то время я смотрѣлъ на званіе священника единственно какъ на средство удовлетворить страсть къ изобрѣтеніямъ и ко всякимъ остроумнымъ и замысловатымъ машинамъ, страсть, съ самыхъ малыхъ лѣтъ наполнявшую мою душу. Мои склонности были чистомірскія, но я такъ же неизбѣжно становился священникомъ, какъ еслибъ родился съ тѣмъ, чтобъ имъ быть.
   -- Но, вѣдь, васъ не принуждали? На васъ не оказывали гнета?
   -- Нѣтъ, но, поскольку это касалось моихъ близкихъ, у нихъ просто было отсутствіе всякаго иного представленія. Я думаю, что они относились ко мнѣ справедливо и ужь безъ всякаго сомнѣнія были добры ко мнѣ. Я подросталъ, и наступало время, когда я долженъ былъ начать учиться. Благодаря вліянію моего дяди, меня приняли въ семинарію della Salute, и тамъ я постарался вознаградить его заботы обо мнѣ крайнимъ прилежаніемъ. Но я любилъ не богословскія занятія, а математику и ея практическія примѣненія, а изъ классиковъ я предпочиталъ поэтовъ и историковъ. Да, я вижу теперь, что мой умъ былъ всегда направленъ на мірское, и нѣкоторыя изъ тѣхъ лицъ, на попеченіи которыхъ я находился, сразу угадали это. Насъ водили иногда гулять,-- вамъ, вѣроятно, случалось видѣть маленькихъ человѣчковъ въ рясахъ, которыя они надѣваютъ при поступленіи въ школу, и во главѣ ихъ шеренги нѣсколько молодыхъ священниковъ -- и однажды, чтобы сдѣлать намъ особенное удовольствіе, насъ повели въ арсеналъ и показали намъ верфи и музей. Вы знаете, сколько тамъ интересныхъ предметовъ: знамена и ружья, захваченныя въ плѣнъ у турокъ; странное оружіе всякихъ образцовъ, знаменитые доспѣхи. Я возвратился оттуда, точно обезумѣвшій. Я плакалъ, покидая это мѣсто. Но я приложилъ всѣ свои старанія, къ тому, чтобы вырѣзать изъ дерева снарядъ, мысль о которомъ навѣяла на меня модель одной изъ древнихъ галеръ. На слѣдъ моего изобрѣтенія напали,-- въ подобной школѣ нельзя ничего утаить, что не замкнуто въ вашей груди,-- и вмѣстѣ съ моимъ снарядомъ меня повели къ нашему начальнику. Онъ участливо, но серьезно взглянулъ на меня. "Сынъ мой,-- сказалъ онъ, -- желаешь ты быть священникомъ?" -- "Конечно, желаю, ваше преподобіе,-- отвѣтилъ я въ тревогѣ,-- почему же нѣтъ?" -- "Потому, что эти вещи не для священниковъ. Поразмысли самъ объ этомъ, сынъ мой, пока еще есть время",-- сказалъ онъ и обратился ко мнѣ съ длинною и строгою рѣчью о жизни, въ которую мнѣ предстояло вступить. Онъ былъ человѣкъ справедливый, добросовѣстный и сердитый, но каждое его слово жгло, какъ огонь, мое сердце. Когда онъ кончилъ, то взялъ мою бѣдную игрушку и бросилъ ее въ горящіе уголья своего scaldino {Scaldino -- грѣлка.}. Scaldino отъ этого задымилось и онъ велѣлъ мнѣ вынести его и опять углубился въ свою книгу.
   Моей матери въ это время уже не было на свѣтѣ, но еслибъ она и была жива, я едва ли могъ бы пойти къ ней. "Эти вещи не для священниковъ",-- раздавалось днемъ и ночью въ моемъ мозгу. Я былъ въ отчаяніи, неистовое желаніе повидаться съ дядей охватило меня. Я излилъ передъ нимъ свое сердце и попытался сдѣлать понятными ему иллюзіи и тщетныя надежды, составлявшія атмосферу моей жизни. Онъ холодно отнесся къ моей скорби и къ упрекамъ, которыхъ я для него не щадилъ; онъ совѣтовалъ мнѣ смотрѣть на мои склонности какъ на искушенія, которыя я долженъ преодолѣть для блага моей души и во славу имени Божія. Онъ предостерегалъ меня отъ соблазна -- сойти теперь съ намѣченной для меня стези. Я сказалъ ему, что никогда не буду священникомъ. "Куда же ты дѣнешься?" -- спросилъ онъ. Увы! Куда мнѣ было дѣваться? Я возвратился въ свою темницу и въ надлежащій срокъ сдѣлался священникомъ.
   Не было недостатка въ предостереженіяхъ, прежде чѣмъ я былъ посвященъ въ одинъ духовный чинъ за другимъ, но слова дяди: "Куда же ты дѣнешься?" -- дѣлали меня глухимъ къ этимъ увѣщаніямъ. Все это теперь миновало. Я не чувствую больше ни злобы, ни ненависти; я какъ будто утратилъ способность ощущать ихъ; но то были дни, когда душа моя была преисполнена горечи. Нѣкоторые признаки чувствъ, таившихся во мнѣ, должны были быть замѣчены лицами, подъ вѣдѣніемъ которыхъ я находился. Я слышалъ, что одно время они питали серьезныя сомнѣнія насчетъ того, слѣдуетъ ли допустить меня къ посвященію въ духовный санъ. Меня подвергнули очень строгому экзамену, среди котораго мнѣ представили съ величайшею наглядностью всѣ трудности священнической жизни; я самъ не знаю, какъ выдержалъ его; вѣроятно, мнѣ оказали снисхожденіе изъ вниманія къ моему дядѣ. Слѣдующіе десять дней я провелъ въ монастырѣ, предаваясь размышленіямъ о шагѣ, который долженъ былъ предпринять. Бѣдный, безпомощный, сиротливый несчастливецъ! Маdamigdla, даже теперь я не думаю, чтобъ былъ достоинъ порицанія за то, что выступилъ передъ алтаремъ и принялъ сначала первый, а современемъ второй и третій духовный чинъ. Я сдѣлался священникомъ, но въ глубинѣ сердца былъ имъ столько же, сколько венеціанскіе рекруты, которыхъ, помните, увезли на прошлой недѣлѣ, считаютъ себя въ душѣ австрійскими солдатами. Я былъ связанъ, какъ и они, неумолимымъ и неизбѣжнымъ закономъ. Вы спрашивали меня, почему я сдѣлался священникомъ. Быть можетъ, я не сказалъ вамъ почему, но сказалъ вамъ какъ,-- я очертилъ передъ вами незначительныя внѣшнія событія, а не процессы моего ума -- и это все, что я могу сдѣлать. Если вина была моя, то я и пострадалъ за нее. Если-жь она была не моя, то я, все-таки, пострадалъ за нее. Точно какое-то проклятіе тяготѣло надъ всѣмъ, за что я ни принимался. Моя работа,-- о, я отлично это знаю!-- она заклеймена ничтожностью, мои труды -- все это жалкія неудачи или презрѣнные успѣхи. Я лелѣялъ безкорыстныя мечты осчастливить человѣчество какимъ-нибудь великимъ открытіемъ или изобрѣтеніемъ, но моя жизнь была безплодна, безплодна, безплодна, и еслибъ не доброе участіе, которое я встрѣтилъ въ этомъ домѣ и которое не допускаетъ меня до отчаянія, она была бы теперь лишена всякой надежды.
   Онъ умолкъ, и дѣвушка, внимавшая ему съ видомъ скорбнаго состраданія, преобразившимъ ея горделивый взоръ, испустила протяжный вздохъ, когда прервалась его рѣчь.
   -- О, мнѣ жаль васъ, -- сказала она,-- такъ жаль, что я не умѣю даже выразить. Но вы не должны терять мужества, не должны отрекаться отъ своихъ стремленій.
   Донъ-Ипполито продолжалъ съ меланхолическою улыбкой:
   -- Безъ сомнѣнія, существуетъ достаточно соблазновъ, могущихъ сдѣлать человѣка лживымъ даже въ самыхъ лучшихъ условіяхъ въ этомъ мірѣ. Но что-то,-- я самъ не знаю, что или кто,-- быть можетъ, мой дядя и моя мать, столь же неповинны въ этомъ, какъ я, такъ какъ они были лишь таковы, какими ихъ создало прошлое,-- что-то заставило меня начать жизнь съ неправды; развѣ вы этого не видите?
   -- Да, да,-- какъ бы противъ воли отвѣтила дѣвушка.
   -- Быть можетъ... кто знаетъ?... быть можетъ, поэтому ничего хорошаго и не вышло изъ меня и никогда не выйдетъ. Набожность и извѣстность моего дяди всегда оказывали мнѣ существенную помощь. Онъ главный священникъ той церкви, при которой я состою, и безконечно терпѣливъ со мною. Мое честолюбіе и неудачныя мои попытки въ смыслѣ изобрѣтеній приводятъ его въ негодованіе, ибо онъ изъ числа священниковъ, подобныхъ святому отцу, которые вѣрятъ, что все несчастіе современнаго міра произошло отъ затѣй науки; мое равнодушіе ко всему, что касается религіи, ужасаетъ и огорчаетъ его, и онъ старается его побѣдить молитвами и эпитиміями. Онъ умерщвляетъ свою плоть голодомъ и холодомъ, доводитъ себя до полнаго изнеможенія ради того, чтобы Богъ смиловался надо мною и обратилъ мое сердце къ тому, на что устремлено его. Онъ любитъ мою душу, а не меня, и мы едва ли можемъ назваться друзьями.
   Флорида не спускала съ него сострадательнаго взора.
   -- Это такъ странно,-- пролепетала она,-- это такъ похоже на сонъ, что вы мнѣ это говорите, донъ-Ипполито, и я не знаю, зачѣмъ только я вздумала спрашивать васъ.
   Жалость, наполнявшая это дѣвственное сердце, была, очевидно, очень сладка человѣку, на котораго она изливалась. Его глаза выражали поклоненіе Флоридѣ, когда онъ благоговѣйно отвѣтилъ ей:
   -- Предъ лицомъ истины, обитающей въ васъ, я обязанъ былъ явиться въ вашихъ глазахъ тѣмъ, что я есть на самомъ дѣлѣ.
   -- Ахъ, мнѣ, право, совѣстно слушать васъ!-- воскликнула она, съ румянцемъ на щекахъ.-- Я поступила эгоистично, заставивъ васъ говорить. А теперь, послѣ того, что вы мнѣ сказали, я не знаю, какъ утѣшить, какъ ободрить васъ, потому что такъ безпомощна и окутана такимъ мракомъ невѣдѣнія. Но, навѣрное, вы можете такъ или иначе помочь себѣ. Неужели мужчины, на видъ такіе сильные и умные, оказываются, въ концѣ-концовъ, точь-въ-точь такими же безсильными, какъ женщины, разъ дѣло доходитъ до истиннаго горя? Неужели мужчина...
   -- Я не могу на это отвѣтить. Я только священникъ,-- холодно сказалъ донъ-Ипполито, опуская глаза на рясу, складки которой лежали на немъ, точно полы женскаго платья.
   -- Да, но священникъ долженъ бы быть мужчиною,-- онъ болѣе, чѣмъ кто другой: священникъ...
   Донъ-Ипполито пожалъ плечами.
   -- Нѣтъ, нѣтъ!-- воскликнула дѣвушка.-- Всѣ ваши собственные планы потерпѣли крушеніе, говорите вы; такъ почему же вы не подумаете сдѣлаться священникомъ въ истинномъ смыслѣ слова и воспользоваться всѣмъ, что есть цѣннаго для человѣка въ подобномъ призваніи? Странно, конечно, что я рѣшаюсь сказать вамъ такую вещь,-- я, протестантка,-- и не только странно, но, вѣроятно, самонадѣянно и смѣшно, но наши пути такъ различны...
   Она остановилась, сильно покраснѣла, затѣмъ овладѣла собой и прибавила съ серьезнымъ спокойствіемъ:
   -- Еслибъ вы помолились...
   -- Чему, madamigella?-- печально спросилъ священникъ.
   -- Чему?-- отозвалась Флорида, устремивъ на него широкораскрытые глаза.-- Конечно, Богу!
   Донъ-Ипполито не далъ ей отвѣта. Онъ такъ низко склонилъ голову на грудь, что дѣвушка могла видѣть его священническую тонзуру.
   -- Извините меня,-- сказала она и опять покраснѣла.-- Я не хотѣла оскорбить ваши чувства католика. Я была очень смѣла и назойлива. Я должна была бы вспомнить, что члены вашей церкви имѣютъ иныя вѣрованія... что святые...
   Донъ-Ипполито взглянулъ на нее съ задумчивою ироніей.
   -- О, бѣдные святые!
   -- Я не понимаю васъ,-- сказала Флорида чрезвычайно серьезнымъ тономъ.
   -- Я хочу сказать, что столько же вѣрю въ святыхъ, какъ и вы.
   -- Но вы вѣрите въ свою церковь?
   -- У меня нѣтъ церкви.
   Наступило молчаніе, во время котораго донъ-Ипполито снова опустилъ голову на грудь. Флорида въ своемъ воодушевленіи наклонилась впередъ и пролепетала:
   -- Вы вѣрите въ Бога?
   Священникъ поднялъ глаза и съ мольбою взглянулъ на нее.
   -- Не знаю,-- прошепталъ онъ.
   Она встрѣтила его взглядъ выраженіемъ нѣмого испуга. Наконецъ, она заговорила:
   -- Вѣдь, вамъ случается совершать крещеніе надъ младенцами и принимать ихъ въ лоно церкви во имя Господа Бога?
   -- Да.
   -- Жалкія созданія являются къ вамъ исповѣдать свои грѣхи, и вы имъ ихъ отпускаете или назначаете имъ эпитиміи?
   -- Да.
   -- А когда люди находятся на краю гроба, вамъ приходится стоять у ихъ смертнаго одра и расточать имъ послѣднія утѣшенія религіи?
   -- Это правда.
   -- О!-- простонала дѣвушка, устремивъ на донъ-Ипполито долгій взглядъ недоумѣнія и укоризны, на который его глаза отвѣтили безмолвною тоской.
   -- Это ужасно, madamigella!-- сказалъ онъ, вставая.-- Я это знаю. Я радъ былъ бы жить чистосердечно, мнѣ думается, что я и въ самомъ дѣлѣ былъ созданъ для того, но теперь вы видите, какую черную, какую смертоносную ложь представляетъ моя жизнь. Вѣдь, она хуже, чѣмъ вы могли себѣ представить, не такъ ли? Хуже, чѣмъ жизнь самаго закоренѣлаго ханжи, потому что онъ вѣритъ въ самого себя, по крайней мѣрѣ.
   -- Хуже, гораздо хуже!
   -- Но, по крайней мѣрѣ, дорогая madamigdla,-- продолжалъ онъ жалобнымъ тономъ,-- повѣрьте, что во мнѣ осталось еще настолько благородства, что я чувствую къ себѣ омерзѣніе. Это немного, это очень, очень мало, на это, все-таки, что-нибудь значитъ. Не осуждайте меня безповоротно.
   -- Осуждать васъ? О, я всѣмъ своимъ сердцемъ жалѣю васъ! Но, только, зачѣмъ вы считаете нужнымъ говорить мнѣ все это? Нѣтъ, нѣтъ, это не ваша вина. Я заставила васъ говорить, я причина тому, что вы не пощадили себя предо мною.
   -- Ахъ нѣтъ, дорогая madamigella! Еслибъ я и могъ, я ничего не взялъ бы назадъ изъ своихъ признаній, развѣ для того только, чтобы снять съ вашего сердца огорченіе, которое я вамъ доставилъ. Мнѣ было скорѣе отрадно, чѣмъ стыдно, раскрыть вамъ все это, и еслибъ даже вы стали меня презирать...
   -- Я не презираю васъ; какъ смѣла бы я васъ презирать? Но, Боже мой, какъ я желала бы помочь вамъ!
   Донъ-Ипполито покачалъ головой.
   -- Вы не можете помочь мнѣ, но я благодарю васъ за ваше состраданіе; я никогда не забуду его!-- и онъ нерѣшительно остановился со шляпою въ рукѣ.-- Желаете вы продолжать чтеніе, madamigella?
   -- Нѣтъ, мы больше не будемъ читать сегодня,-- отвѣтила она.
   -- Такъ я не стану долѣе безпокоить васъ, madamigella,-- сказалъ онъ и, послѣ минутнаго колебанія, печально поклонился и ушелъ.
   Она машинально послѣдовала за нимъ до двери, съ легкими жестами и движеніями, выражавшими желаніе его удержать, однако, дала ему уйти и, вернувшись къ фортепіано, безшумно опустила руки на клавиши.
   

XI.

   На другое утро донъ-Ипполито не явился, но послѣ полудня почтальонъ принесъ его письмо на имя миссисъ Вервэнъ, написанное англійскимъ языкомъ и просившее освободить его отъ уроковъ до дня, слѣдующаго за праздникомъ Тѣла Господня, такъ какъ до этого времени онъ будетъ слишкомъ занятъ, чтобъ имѣть возможность продолжать свои обычныя занятія съ миссъ Вервэнъ.
   Это письмо напомнило миссисъ Вервэнъ, что онѣ уже три дня не видали мистера Ферриса, и она послала просить его къ обѣду. Но онъ отвѣтилъ на это извиненіемъ и, несмотря на просьбы миссисъ Вервэнъ, не пришелъ и завтракать на слѣдующее утро. Онъ находился въ открытомъ возстаніи. Миссисъ Вервэнъ сѣла въ гондолу, велѣла подвезти себя къ консульскому подъѣзду и послала наверхъ гондольера со вторичнымъ приглашеніемъ къ обѣду.
   Художникъ появился на балконѣ въ полотняной блузѣ, которую носилъ за работой, и съ минуту хмуро и не говоря ни слова поглядѣлъ на улыбающееся лицо миссисъ Вервэнъ.
   -- Я приду,-- угрюмо сказалъ онъ потомъ.
   -- Такъ поѣдемте со мной,-- отвѣтила миссисъ Вервэнъ.
   -- Мнѣ придется заставить васъ ждать.
   -- Мнѣ это все равно. Вы будете готовы въ какихъ-нибудь пять минутъ.
   Флорида встрѣтила живописца такъ привѣтливо, что онъ вдругъ почувствовалъ, какимъ глупымъ, не имѣвшимъ ровно никакого основанія капризомъ было его неудовольствіе противъ нея. Онъ постарался снова вызвать въ себѣ поблѣднѣвшее чувство обиды, но, кромѣ раскаянія, ничего не могъ найти въ своей душѣ. Смущенное смиреніе, съ которымъ держала себя дѣвушка, придало ей новое обаяніе въ его глазахъ.
   Обѣдъ былъ превосходный, какъ всѣ обѣды миссисъ Вервэнъ, и въ честь художника было подано одно изъ его любимыхъ блюдъ.
   -- Что это значитъ, миссисъ Вервэнъ?-- спросилъ онъ при видѣ его.-- Вамъ нечего притворяться, будто вы даромъ такъ угощаете меня. Вамъ что-нибудь нужно?
   -- Намъ нужно только одно, чтобъ вы не забывали вашихъ друзей. Мы были совершенно одиноки въ продолженіе трехъ или четырехъ дней. Донъ-Ипполито тоже не былъ у насъ, но у него есть на это оправданіе: онъ долженъ готовиться къ празднику Тѣла Господня. Онъ будетъ участвовать въ процессіи.
   -- Съ чѣмъ же онъ выступитъ въ ней, съ своею метательною машиной или складнымъ обѣденнымъ столомъ, или автоматическою камерой?
   -- Какъ вамъ не стыдно!-- вскричала миссисъ Вервэнъ съ тысячью упрековъ въ своемъ взглядѣ. Лицо Флориды омрачилось, и Феррисъ поспѣшилъ сказать, что онъ не зналъ, что эти изобрѣтенія священны, и вовсе не хотѣлъ богохульствовать по ихъ поводу.
   -- Вы отлично знаете, что у меня было на умѣ, -- отвѣтила миссисъ Вервэнъ,-- Ну, а теперь мы хотимъ васъ просить достать намъ окно, откуда мы могли бы видѣть процессію.
   -- О, такъ вы этого хотите, да? Я думалъ, вы хотите только, чтобъ я не забывалъ своихъ друзей.
   -- А развѣ-жь вы называете это забывать ихъ?
   -- Миссисъ Вервэнъ, миссисъ Вервэнъ, какой вы тонкій политикъ! Вы, можетъ быть, еще чего-нибудь желаете? Чтобъ я отправился съ вами смотрѣть процессію, напримѣръ?
   -- Мы не настаиваемъ. Вы можете проводить насъ до окна и тамъ насъ оставить, если вамъ угодно.
   -- Такого милосердія я ужь никакъ не ожидалъ, -- отвѣчалъ Феррисъ,-- Я, право, недостоинъ его.
   Онъ продолжалъ говорить въ шутливомъ тонѣ, вошедшемъ въ привычку между нимъ и миссисъ Вервэнъ, какъ вдругъ Флорида заявила протестъ:
   -- Мама, мнѣ кажется, мы злоупотребляемъ добротою мистера Ферриса.
   -- Я знаю это, душа моя, я знаю это,-- весело согласилась съ ней миссисъ Вервэнъ.-- Это прямо-таки возмутительно. Но что же намъ дѣлать? Мы должны злоупотреблять чьею-нибудь добротой.
   -- Останемся лучше дома. Мнѣ бы не хотѣлось идти,-- съ трепетомъ въ голосѣ сказала дѣвушка.
   -- Что это, что это, миссъ Вервэнъ?-- серьезно вмѣшался Феррисъ.-- Мнѣ очень жаль, если вы не поняли моей шутки. Я никогда еще не видалъ этой процессіи во всѣхъ ея деталяхъ, и мнѣ было бы очень пріятно посмотрѣть ее вмѣстѣ съ вами.
   Онъ не могъ сказать, благодарна ли она ему за его слова, или раздосадована ими. Она какъ бы намѣренно ничего больше не сказала, но ея мать принялась разговаривать на эту тему и долго обсуждала ее, развивая всѣ подробности того, какъ они сойдутся и отправятся вмѣстѣ. Феррисъ былъ слегка обиженъ и началъ удивляться, почему миссъ Вервэнъ не остается дома, если не желаетъ идти. Правда, она всюду сопровождала мать, но при свойственной ей пылкой покорности странно было, что она рѣшилась сказать что-нибудь наперекоръ желанію или плану своей матери.
   Послѣ обѣда миссисъ Вервэнъ, не стѣсняясь присутствіемъ Ферриса, удалилась, чтобъ немножко вздремнуть, а Флорида какъ будто поспѣшила взять въ руки работу и сѣла съ видомъ женщины, желающей удержать своего гостя. Не такой былъ стоикъ Феррисъ, чтобъ не почувствовать себя смутно польщеннымъ, но онъ въ слишкомъ сильной степени былъ мужчина, чтобы понять вполнѣ, какимъ большимъ шагомъ на встрѣчу ему это должно было казаться.
   -- Я думаю, мы увидимъ большинство венеціанскихъ священниковъ въ завтрашней процессіи,-- сказала она.-- Помните, какъ вы недавно разговаривали со мной о католическихъ патерахъ, мистеръ Феррисъ?
   -- Да, отлично помню. Мнѣ кажется, я хватилъ черезъ край, и послѣ того я не могъ найти иного мотива къ моему поведенію, кромѣ желанія досадить донъ-Ипполито.
   -- Я никогда не думала этого,-- серьезно отвѣчала Флорида.-- То, что вы сказали, было, вѣдь, только правда, да?
   -- Да, это была и правда, и неправда, какъ почти все, что говорится людьми. Правда, что среди итальянцевъ господствуетъ великое недовѣріе къ патерамъ. Молодежь ихъ ненавидитъ или думаетъ, что ихъ ненавидитъ, или, наконецъ, говоритъ, что ихъ ненавидитъ. Большая часть образованныхъ людей средняго возраста -- матеріалисты, и, разумѣется, они непріязненно настроены противъ священниковъ. Есть даже женщины, относящіяся скептически къ религіи. Но я подозрѣваю, что большинство тѣхъ, кто всего громче говоритъ противъ священниковъ, на самомъ дѣлѣ подчинено имъ. Примите въ разсчетъ, какъ тѣсно связаны они со всякою семьей въ самыхъ торжественныхъ житейскихъ отношеніяхъ.
   -- Вы думаете, священники вообще дурные люди?-- робко спросила молодая дѣвушка.
   -- Нѣтъ, право, я не думаю этого. Я не понимаю, какъ могъ бы идти міръ своимъ порядкомъ, еслибъ это такъ было. Въ нихъ долженъ быть большой запасъ искренности и доброты, если ужь говорить всю правду. Мнѣ кажется, что въ худшемъ случаѣ они -- люди профессіи, бѣдняки, посвятившіе себя служенію церкви ради насущнаго хлѣба. Вы знаете, что сыновья благородныхъ семей неслишкомъ часто принимаютъ посвященіе въ духовный санъ, священники по большей части бываютъ скромнаго происхожденія; это не значитъ, что вслѣдствіе того они непремѣнно должны быть хуже другихъ; патриціи бывали обыкновенно такіе же дурные люди, какъ они, въ другомъ только смыслѣ.
   -- Хотѣлось бы мнѣ знать,-- сказала Флорида, склонивъ голову на бокъ и разсматривая шовъ,-- почему для насъ въ представленіи о католическомъ священникѣ всегда кроется нѣчто ужасное?
   -- Они, дѣйствительно, кажутся намъ, протестантамъ, какими-то чуждыми созданіями. Не знаю, такое же ли впечатлѣніе, или нѣтъ производятъ они на католиковъ. Но мы чувствуемъ отвращеніе ко всѣмъ обреченнымъ людямъ, не правда ли? А католическій священникъ -- это, вѣдь, человѣкъ, которому вынесенъ смертный приговоръ относителено естественныхъ узъ между нимъ и человѣческимъ родомъ. Онъ умеръ для насъ. Это и дѣлаетъ его ужаснымъ. Призракъ нашего самаго дорогого друга, нашего отца или матери, былъ бы страшенъ для насъ. А, между тѣмъ,-- задумчиво прибавилъ Феррисъ,-- въ монахинѣ нѣтъ ничего страшнаго.
   -- Вы правы,-- отвѣтила дѣвушка,-- но это потому, что жизнь женщины даже въ мірѣ является постояннымъ отреченіемъ. Да, въ монахинѣ нѣтъ ничего неестественнаго, а въ католическомъ священникѣ есть.
   Нѣкоторое время она оставалась безмолвной, и иголка быстро сверкала въ ея пальцахъ. Потомъ она внезапно уронила работу на колѣни и, сжавъ ее обѣими руками, спросила Ферриса:
   -- Какъ вы думаете, случается иногда священникамъ питать сомнѣнія въ вопросахъ религіи?
   -- Я полагаю, что случается. Вы знаете, что въ лучшіе дни церкви скептицизмъ былъ даже въ модѣ. У меня часто являлось желаніе позондировать на этотъ счетъ нашего друга, донъ-Ипполито, но я не зналъ, какъ къ этому приступить.-- Феррисъ не замѣтилъ быстрой перемѣны, мелькнувшей въ лицѣ Флориды, и продолжалъ:-- Наше знакомство не сдѣлалось такъ интимно, какъ я на то надѣялся вначалѣ. Но съ итальянцами можно дойти только до извѣстнаго пункта. Они любятъ встрѣчать васъ на улицѣ; можетъ быть, они не знаютъ бесѣды у комелька.
   -- Да, это должно случаться порой, какъ вы говорите, -- съ порывистымъ вздохомъ сказала Флорида, возвращаясь къ первой половинѣ отвѣта Ферриса.-- Но развѣ лживый патеръ хуже лицемѣрнаго протестантскаго пастора?
   -- И тотъ, и другой, конечно, достоинъ осужденія. Но патеръ, все-таки, въ большей мѣрѣ заслуживаетъ его. Вы понимаете, миссъ Вервэнъ, что пасторъ протестантской церкви не присвоиваетъ себѣ такихъ правъ. Онъ не беретъ на себя власть отпускать намъ наши грѣхи и не требуетъ, чтобъ мы ихъ исповѣдали ему; онъ не присягаетъ на вѣрность видимому и осязаемому намѣстнику Христа на землѣ. Протестантскій пасторъ-лицемѣръ можетъ быть нелѣпымъ, но патеръ-скептикъ трагиченъ.
   -- Да, да, я понимаю,-- прошептала дѣвушка съ огорченнымъ лицомъ.-- Но всегда ли заслуживаютъ они за это порицанія? Вѣдь, иногда ихъ убѣждаютъ посвятить себя служенію церкви, прежде чѣмъ они успѣли серьезно обдумать этотъ шагъ, а потомъ они не знаютъ, какъ сойти имъ со стези, съ дѣтства намѣченной для нихъ. Неужели вы думаете, что такой священникъ заслуживаетъ порицанія за то, что онъ скептикъ?-- спросила она необыкновенно серьезно.
   -- Нѣтъ, -- сказалъ Феррисъ, улыбаясь ея серьезности, -- я подумалъ бы скорѣе, что такой скептикъ заслуживаетъ порицанія за то, что онъ священникъ.
   -- Развѣ вамъ не было бы очень жаль его?-- продолжала Флорида еще болѣе торжественнымъ тономъ.
   -- Было бы жаль, еслибъ онъ былъ мнѣ симпатиченъ. Въ противномъ случаѣ боюсь, что мнѣ не было бы жаль его, -- сказалъ Феррисъ, но тотчасъ же увидѣлъ, что его легкомысленный отвѣтъ покоробилъ Флориду,-- Послушайте, миссъ Вервэнъ, вѣдь, не станете же вы смотрѣть на жирныхъ монаховъ и сытыхъ патеровъ въ завтрашней процессіи, какъ на рядъ олицетворенныхъ трагедій. Вы испортите мнѣ тогда все удовольствіе. Я заранѣе увѣренъ, что, сколько ихъ ни есть, всѣ они -- набожные вѣрующіе, признающіе все рѣшительно.
   -- Еслибъ вы были такого рода священникомъ, -- настаивала дѣвушка, не обращая вниманія на его шутки,-- что сдѣлали бы вы тогда?
   -- Честное слово, самъ не знаю. Я не могу себѣ этого даже представить. Подумайте только,-- продолжалъ онъ,-- какимъ безпомощнымъ созданіемъ является католическій священникъ во всемъ, лежащемъ внѣ его священнической сферы, болѣе безпомощнымъ, чѣмъ даже женщина! Единственное, что онъ могъ бы сдѣлать, это отрѣшиться отъ церкви, а какъ могъ бы онъ это сдѣлать? Онъ въ мірѣ, но не отъ міра, и я не въ силахъ понять, какъ могъ бы онъ поладить съ міромъ или міръ съ нимъ. Еслибъ итальянскій священникъ счелъ своимъ долгомъ оставить церковь, даже люди, теперь питающіе къ нему недовѣріе, стали бы еще сильнѣе его презирать. Знаете ли, что у нихъ существуетъ милая мода называть обратившихся въ протестантство вѣроотступниками? Первымъ результатомъ отрѣшенія священника отъ церкви было бы изгнаніе. Но во мнѣ никакъ нельзя предположить такого священника, какого вы подразумѣваете, и я не думаю, чтобы какъ разъ такой священникъ былъ возможенъ въ дѣйствительности. Мнѣ кажется, еслибъ католическій священникъ увидѣлъ себя быстро идущимъ по пути къ сомнѣнію, онъ постарался бы обходить эту непріятную тему, а еслибъ ему это не удалось, то ухитрился бы какъ-нибудь побѣдить ее философскими умствованіями и не далъ бы своему скептицизму мучить его.
   -- Вы думаете, слѣдовательно, что у нихъ нѣтъ совѣсти, какъ у насъ?
   -- Нѣтъ, совѣсть у нихъ есть, но только не такая, какъ у насъ. Въ итальянцахъ больше доброты, чѣмъ въ американцахъ, но они не такъ справедливы, и я сказалъ бы, что они не считаютъ истину высшимъ благомъ жизни. Они думаютъ, что есть болѣе пріятныя и болѣе цѣнныя вещи. Быть можетъ, они правы.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, вы этому не вѣрите, вы сами знаете, что не вѣрите,-- тревожно произнесла Флорида.-- И, потомъ, вы не отвѣтили на мой вопросъ.
   -- Какъ не отвѣтилъ? Я сказалъ вамъ, что это случай, котораго нельзя вообразить.
   -- Но предположите, что онъ возможенъ въ дѣйствительности.
   Феррисъ усмѣхнулся.
   -- Ну-съ, разъ вы заставляете меня непремѣнно отвѣтить вамъ, то, при моемъ несчастномъ воспитаніи, я не могъ бы сказать на это ничего другаго, какъ то, что подобный человѣкъ долженъ былъ бы, несмотря ни на что, совлечь съ себя священническій санъ. Онъ долженъ былъ бы перестать быть священникомъ, рискуя потерять вслѣдствіе этого родныхъ, друзей, доброе имя, родину, все на свѣтѣ. Я не могу постигнуть, какъ можно жить въ такой лжи, хотя и знаю, что есть люди, живущіе въ ней. Даже здравый разсудокъ говоритъ, что это должно разъѣдать душу человѣка и мало-по-малу сдѣлать его совершенно неспособнымъ къ добру. Но, повидимому, есть нѣчто, я не знаю собственно что, стоящее выше нашего разсудка, нѣчто спасающее каждаго изъ насъ для блага, вопреки злу, обрѣтающемуся въ насъ. Для человѣка, желающаго быть скромнымъ, хорошая практика -- поселиться въ латинской странѣ. Онъ пріучается смотрѣть недовѣрчиво на свои высокія добродѣтели и быть снисходительнымъ къ новымъ комбинаціямъ добра и зла, которыя видятъ кругомъ. Но что касается нашего не существующаго въ дѣйствительности патера,-- да, я сказалъ бы рѣшительно, что онъ во что бы то ни стало долженъ былъ бы покинуть церковь.
   Флорида откинулась на спинку кресла съ видомъ такого облегченія, какое мы чувствуемъ, когда намъ подтвердили какой-нибудь важный для насъ пунктъ. Она провела рукою по работѣ, лежавшей у нея на колѣняхъ, но ничего не сказала.
   Феррисъ сталъ говорить дальше, бросивъ предварительно на нее нерѣшительный взглядъ, такъ какъ съ того дня на Брентѣ онъ остерегался произносить имя донъ-Ипполито и не зналъ, какое дѣйствіе на миссъ Вервэнъ окажетъ упоминаніе о немъ въ этой бесѣдѣ.
   -- Я часто задумывался надъ тѣмъ, не шатокъ ли немножко въ своей вѣрѣ нашъ пріятель, донъ-Ипполито? Я не думаю, чтобы природа предназначила ему быть священникомъ. Онъ всегда производитъ на меня впечатлѣніе чрезвычайно мірской натуры. Я сомнѣваюсь, чтобъ онъ когда-либо честно и прямо поставилъ себѣ вопросъ, дѣйствительно ли онъ то, за что онъ выдаетъ себя,-- онъ такой наивный фантазеръ!
   Флорида слегка измѣнила позу и опустила глаза на шитье.
   -- Но развѣ вы не возненавидѣли бы его, еслибъ онъ былъ священникомъ-скептикомъ?-- спросила она.
   Феррисъ пожалъ плечами.
   -- О, я нахожу, что ненавидѣть людей вовсе не такая легкая штука! А, вѣдь, интересно было бы посмотрѣть,-- задумчиво продолжалъ онъ,-- какъ подобный мечтатель,.проснувшись въ одинъ прекрасный день, очутился бы внезапно лицомъ къ лицу съ тѣмъ, что было для него воплощенною правдивостью, и невольно сопоставилъ бы себя со своимъ идеаломъ. Но это было бы немножко жестоко.
   -- Вы предпочли бы оставить его такимъ, какъ онъ есть?-- спросила Флорида, поднявъ на него глаза.
   -- Какъ моралистъ, нѣтъ; но какъ гуманистъ, да, миссъ Вервэнъ. Онъ былъ бы гораздо счастливѣе, еслибъ остался такимъ, какъ онъ есть.
   -- Въ которомъ часу придете вы завтра за нами?-- спросила дѣвушка тономъ принятаго рѣшенія.
   -- Намъ надо быть на Піаццѣ къ девяти часамъ, -- отвѣтилъ Феррисъ, безъ затрудненія переходя къ новой темѣ, и затѣмъ разсказалъ о своемъ планѣ смотрѣть процессію изъ окна Старой Прокураціи.
   Когда онъ собрался уходить, то сказалъ вскользь Флоридѣ:
   -- Какъ знать, можетъ быть, въ концѣ-концовъ, мы и увидимъ типъ трагическаго священника, о которомъ говорили съ вами. Я только въ одномъ увѣренъ, что носъ у него будетъ красный.
   -- Можетъ быть,-- серьезно отвѣтила Флорида, оставляя безъ вниманія его шутливый тонъ.
   

XII.

   Былъ одинъ изъ тѣхъ дней, какими природа даритъ Венецію только въ началѣ іюня. Въ небесахъ не было видно ни облачка, но голубая дымка скрывала подъ своимъ таинственнымъ покровомъ горизонтъ, гдѣ незримо встрѣчались небо и лагуна. Дыханіе моря обвѣвало своею свѣжестью городъ, у ногъ котораго ярко искрились, погруженныя въ дрему, волны.
   Большая площадь св. Марка изъ рынка, изъ салона превратилась въ храмъ. Магазины подъ колоннадами, замыкающими ее съ трехъ сторонъ, были закрыты, кафе, передъ которыми обыкновенно снуютъ праздные потребители кофе и шербета, разсыпаясь потомъ по всей Піаццѣ, были отодвинуты до предѣловъ своихъ дверей; стойки продавщицъ воды, корзины разнощиковъ, торгующихъ палермскими апельсинами и черными падуанскими вишнями, исчезли съ фундамента церкви св. Марка, и эта церковь, въ матовомъ блескѣ своихъ мозаикъ и великолѣпіи рѣзныхъ колоннъ, сводовъ и куполовъ, высилась, неизъяснимо богатая и прекрасная, какъ и главный алтарь болѣе обширнаго храма, ограду котораго она довершала. Передъ нею стояли три высокихъ красныхъ флагштока, точно крашеныя свѣчи предъ алтаремъ, а съ нихъ свѣшивались австрійскіе флаги -- красные съ бѣлымъ и желтые съ чернымъ.
   Посреди площади неподвижно стоялъ австрійскій военный оркестръ, окружая своего дирижера съ поднятою вверхъ палкой, позолоченною на концѣ. Въ теченіе ночи вокругъ внутренней части Піаццы была возведена легкая деревянная колоннада, съ навѣсомъ изъ синяго сукна, и подъ нею остановилась въ данную минуту длинная и пышная церковная процессія: священники всѣхъ венеціанскихъ церквей въ самыхъ богатымъ своихъ облаченіяхъ, за ними по порядку facchini {Facchini -- носильщики, участвующіе въ процессіи, какъ отдѣльная корпорація.}, въ бѣлыхъ сандаліяхъ и яркихъ одеждахъ, въ шапочкахъ алаго, бѣлаго, зеленаго и синяго цвѣта, съ громадными расписными восковыми свѣчами въ рукахъ и шелковыми хоругвями, носившими на себѣ эмблему или изображеніе патроновъ различныхъ церквей, поддерживали балдахины, подъ которыми находились Святые Дары изъ каждой церкви. Передъ духовенствомъ шла рота австрійскихъ солдатъ, за facchini -- длинная вереница религіозныхъ обществъ, мальчики изъ пріютскихъ школъ въ своихъ мундирахъ, старые богадѣленные пенсіонеры въ праздничномъ платьѣ, крошечные мальчики, совсѣмъ нагіе, съ пастушескими посохами въ рукѣ и полосками овечьей шерсти вокругъ чреслъ, подобно Іоанну Крестителю въ пустынѣ, дѣвочки съ ангельскими крылышками и вѣнчиками, монахи разнообразныхъ орденовъ и кающіеся міряне во всевозможныхъ плащахъ или фракахъ, въ капюшонахъ или съ непокрытою головой, и каждый съ зажженною свѣчей въ рукѣ. Корридоры подъ дворцомъ и Новою и Старою Прокураціей были загромождены зрителями, изъ всѣхъ оконъ, и верхнихъ, и нижнихъ, вдоль по фасадамъ дворцовъ были выброшены яркія матеріи; спугнутые голуби св. Марка садились на карнизы или же безпокойно порхали взадъ и впередъ надъ толпой.
   Дирижерская палочка опустилась и раздался громъ военной музыки; священники запѣли молитвы, пріютскіе мальчики стали имъ вторить пискливыми голосами, всюду поднялся шорохъ ногъ, смѣшанный съ напоминающимъ шумъ листвы шелестомъ фольги, привязанной къ хоругвямъ и свѣчамъ; вся эта странная, пышная картина исполнилась жизни.
   Послѣ всѣхъ своихъ плановъ и приготовленій миссисъ Вервэнъ въ это утро почувствовала себя недостаточно хорошо, чтобъ отправиться взглянуть на зрѣлище, которое она такъ разсчитывала видѣть, но поэтому она еще настойчивѣе стала посылать туда свою дочь, и Феррисъ стоялъ теперь вдвоемъ съ Флоридой у одного изъ оконъ Старой Прокураціи.
   -- Ну, что вы думаете объ этомъ, миссъ Вервэнъ?-- спросилъ онъ, когда ихъ внѣшнія чувства нѣсколько освоились съ шумомъ процессіи.-- Будете вы и теперь говорить, что Венеція слишкомъ мрачный городъ, чтобы можно было когда-либо представить его себѣ полнымъ веселья?
   -- Я никогда не говорила этого,-- отвѣтила Флорида, смотря на него удивленными глазами.
   -- Я тоже не говорилъ, -- возразилъ Феррисъ, -- но я часто это думалъ, и теперь я почти увѣренъ въ томъ, что былъ правъ. Все это проникнуто, по-моему, какою-то глубокою меланхоліей. Одного блеска обстановки и этой музыки уже достаточно для того, чтобы исторгнуть слезы изъ глазъ. Я не знаю ничего болѣе умилительнаго, кромѣ процессіи освѣщенныхъ фонарями гондолъ и катеровъ на Большомъ Каналѣ. Это что-то фантастическое. Это -- призрачное воскресеніе старинныхъ вымершихъ формъ въ современной эпохѣ. Это даже не призракъ, а трупъ былыхъ вѣковъ, витающій надъ Венеціей. Напрасно Наполеонъ не уничтожилъ самаго города, когда уничтожилъ республику и выкинулъ за бортъ Крылатаго Льва {Крылатый Левъ -- гербъ Венеціи.}, Буцентавра {Буцентавръ -- великолѣпный корабль, на которомъ во времена Венеціанской республики дожъ обручался съ Адріатическимъ моремъ, причемъ бросалъ въ волны золотое кольцо.} и все остальное. Ни одна страна не сравнится съ Америкой въ умѣньѣ неподдѣльно радоваться и веселиться. Вспомните о нашемъ 4 іюля {День провозглашенія американской независимости.} и о нашихъ государственныхъ ярмаркахъ.
   Феррисъ съ шутливымъ блескомъ въ глазахъ заглянулъ въ серьезное лицо дѣвушки. Онъ любилъ ставить ее въ тупикъ своими юмористическими рѣчами и съ наслажденіемъ наблюдалъ ея старанія найти въ нихъ серьезный смыслъ и ея явное смущеніе, когда она не находила его.
   -- Любопытно было бы мнѣ посмотрѣть, какой видъ будетъ у нашего пріятеля,-- снова началъ онъ, поправляя подушку на подоконникѣ, для того, чтобы Флорида могла удобнѣе слѣдить за церемоніей.-- Но не такъ-то легко будетъ разглядѣть его въ этомъ маскарадѣ. Идти въ процессіи съ зажженною свѣчей, равно какъ исполнять всякіе другіе акты набожности не особенно вяжется, думается мнѣ, съ личностью донъ-Ипполито, и я не могу представить себѣ, чтобъ онъ вкладывалъ въ это много воодушевленія. Какъ бы то ни было, лишь очень немногіе священники, повидимому, способны на это. Взгляните на этихъ праведниковъ, съ глазами, обращенными вверхъ! Они задаютъ себѣ вопросъ, кто la belle bionda въ этомъ окнѣ?
   Флорида съ выраженіемъ грустнаго замѣшательства слушала его шутки. Она напряженно слѣдила за процессіей по мѣрѣ того, какъ та приближалась съ другой стороны Піаццы, и наобумъ отвѣчала на замѣчанія Ферриса о различныхъ корпораціяхъ, входившихъ въ ея составъ.
   -- Очень трудно рѣшить, кто мои любимцы,-- продолжалъ онъ, смотря въ бинокль на длинную колонну.-- Вслѣдствіе погрѣшностей моего религіознаго воспитанія я больше люблю маленькихъ пріютскихъ мальчиковъ съ тоненькими, какъ булавки и иголки, голосенками и съ волосами, торчащими бобрикомъ. Еслибъ это было совмѣстимо съ консульскимъ достоинствомъ, я охотно сошелъ бы внизъ и погладилъ бы ихъ головки. Да и старые, пріютскіе призрѣваемые тоже, признаться, мнѣ по-сердцу. Эти убогіе нищіе заставляютъ влюбиться въ обездоленный и зависимый возрастъ однимъ своимъ видомъ безотвѣтнаго наслажденія. Посмотрите, какъ проворно каждый изъ нихъ ковыляетъ на той ногѣ, которая не сошла еще у него въ могилу. А какъ привлекательны, въ свою очередь, чиновники-святоши въ своихъ нетлѣнныхъ фракахъ! Обратите вниманіе на ихъ высокіе воротники эры Священнаго Союза: ихъ отцы и дѣды носили эти фраки; спустя сто лѣтъ, ихъ потомки въ нихъ же будутъ являться на религіозныя церемоніи. Желалъ бы я знать, силой какого элексира получаютъ безсмертіе фраки гражданскихъ чиновниковъ. Эти кающіеся въ плащахъ и капюшонахъ тоже недурны; не правда ли, миссъ Вервэнъ? Согласитесь, что они придаютъ зрѣлищу очень милый оттѣнокъ таинственности. Они представляютъ собою тотъ сюжетъ, воспроизведенія котораго ожидаютъ отъ живописцевъ, живущихъ въ Венеціи, -- сюжетъ, по которомъ люди вздыхаютъ, считая его столь характерно-венеціанскимъ. Если въ васъ есть хоть какое-нибудь чувство, миссъ Вервэнъ, теперь самое время обнаружить его.
   -- Но у меня его нѣтъ. Я боюсь, что у меня вовсе нѣтъ чувства,-- сокрушенно отвѣтила дѣвушка.-- Одно только я знаю, что эта картина навѣваетъ на меня ужасную грусть.
   -- Вѣдь, и я только сейчасъ сказалъ это. Извините меня, миссъ Вервэнъ, но вашей грусти недостаетъ новизны; это нѣчто вродѣ плагіата.
   -- Перестаньте, прошу васъ,-- еще серьезнѣе взмолилась она.-- Я только что думала... не знаю, какъ такая страшная мысль могла придти мнѣ въ голову... что, въ концѣ-концовъ, все это, пожалуй, одно заблужденіе.
   -- Я не удивляюсь тому, что это зрѣлище побуждаетъ васъ сомнѣваться. Боже великій! Какъ это далеко отъ Христа! Взгляните на эти войска, предшествующія послѣдователямъ Агнца; ихъ ремесло -- убійство. Если бы дюжина зрителей вздумала воскликнуть: "Да здравствуетъ король Италіи!" -- то долгомъ этихъ солдатъ было бы стрѣлять сію же минуту въ безпомощную толпу. Взгляните на шелковую и золоченую роскошь служителей сына плотника! Взгляните на этихъ жалкихъ монаховъ, добровольныхъ плѣнниковъ, нищихъ, отчужденныхъ отъ своихъ ближнихъ! Взгляните на этихъ кающихся, которые думаютъ, что могутъ получить отпущеніе грѣховъ, если обойдутъ площадь со свѣчею въ рукѣ! А, между тѣмъ, прошло почти два тысячелѣтія съ тѣхъ поръ, какъ міръ обратился въ христіанство! Процессъ идетъ довольно-таки медленно. Но я полагаю, что Богъ заставляетъ людей познавать Его ихъ собственнымъ грѣховнымъ опытомъ, и мнѣ думается, что Богъ привлекаетъ къ Себѣ людей лишь чрезъ посредство ихъ полной свободы.
   -- Да, да, это должно быть такъ, -- отвѣчала Флорида, устремивъ внизъ, на толпу, ничего не видѣвшій взоръ,-- но я не могу остановить на этомъ своихъ мыслей. Я все время думаю о томъ, о чемъ мы говорили вчера. Никогда не могла бы я себѣ представить невѣрующаго священника, теперь же я не могу думать ни о чемъ другомъ. Мнѣ кажется, что ни одинъ изъ этихъ священниковъ или монаховъ не способенъ во что-либо вѣрить. У всѣхъ у нихъ лживыя, коварныя и гадкія лица, у всѣхъ, у всѣхъ!
   -- Нѣтъ, нѣтъ, миссъ Вервэнъ, -- сказалъ Феррисъ, улыбаясь ея отчаянію,-- вы немножко преувеличиваете, по праву женщины, конечно. Я никакъ не думаю, чтобъ у всѣхъ у нихъ были гадкія лица. Нѣкоторыя тупы и скучны, иныя легкомысленны, точь-въ-точь какъ лица людей другихъ классовъ общества. Но я примѣтилъ множество славныхъ, добрыхъ, ласковыхъ лицъ, и они составляютъ большинство, равно какъ и у другого сорта людей, потому что совершенно не принимать въ разсчетъ можно, по моему мнѣнію, лишь очень немногихъ человѣческихъ существъ. Я даже уловилъ взглядомъ нѣсколько лицъ, въ которыхъ можно прочесть истинный религіозный экстазъ, а по временамъ мнѣ попадались и очень невинныя физіономіи. Вотъ, напримѣръ, человѣкъ, за котораго я побился бы о закладъ, еслибъ только онъ взглянулъ вверхъ.
   Священникъ, на котораго указывалъ Феррисъ, медленно приближался къ пространству, находившемуся непосредственно подъ ихъ окномъ. Онъ былъ въ парадномъ облаченіи и держалъ въ рукѣ зажженную свѣчу. Онъ двигался тихою поступью, и его согнутая, тонкая фигура какъ будто свидѣтельствовала о безнадежномъ уныніи. Тогда какъ большинство его товарищей съ беззаботностью и любопытствомъ озиралось вокругъ, онъ шелъ съ поникшимъ лицомъ, потупивъ взоры въ землю.
   Внезапно процессія остановилась и глубокая тишина охватила громадное собраніе. Затѣмъ безмолвіе было нарушено шелестомъ и шумомъ всей этой многотысячной толпы, преклонившей колѣна въ тотъ моментъ, какъ кардиналъ-патріархъ воздѣлъ руки къ небу, благословляя ее.
   Священникъ, на котораго было обращено вниманіе Ферриса и Флориды, поколебался съ минуту и, прежде чѣмъ онъ опустился на колѣни, его ближайшій сосѣдъ долженъ былъ дернуть его за край облаченія. Тогда онъ тоже поспѣшно преклонилъ колѣна, машинально поднявъ голову и скользнувъ взоромъ по фасаду Старой Прокураціи. Лицо его носило печать унынія, на которое намекала его фигура и его движенія, и оно было очень блѣдно, но еще болѣе своеобразно, вслѣдствіе смущенной невинности, которую выражали его черты.
   -- Посмотрите,-- шепнулъ Феррисъ,-- вотъ, что я называю удивительно-славнымъ лицомъ.
   Флорида подняла руку, чтобы прервать его рѣчь, и мрачный взглядъ священника сначала холодно остановился на нихъ. Потомъ въ глазахъ его засвѣтился лучъ: онъ, видимо, узналъ ихъ, и румянецъ залилъ его блѣдное лицо, сдѣлавшееся какъ будто еще угрюмѣе и безнадежнѣе. Его голова снова поникла и онъ выронилъ изъ рукъ свѣчу. Одинъ изъ нищихъ, которые сопровождаютъ процессію, подбирая капли воска, поднялъ ее и возвратилъ ему.
   -- Да, вѣдь это донъ-Ипполито!-- громко произнесъ Феррисъ.-- Вы сразу узнали его?
   

XIII.

   На другое утро дамы сидѣли на террасѣ, когда явился донъ-Ипполито съ просьбой освободить его какъ на этотъ, такъ и на нѣсколько слѣдующихъ дней отъ занятій съ миссъ Вервэнъ, ссылаясь, въ видѣ извиненія, на нѣкоторыя священническія обязанности, приходившіяся какъ разъ на это время. Миссисъ Вервэнъ начала жаловаться на то, что ей не удалось наканунѣ пойти смотрѣть процессію.
   -- Я хотѣла хорошенько разглядѣть васъ; Флорида васъ видѣла, мистеръ Феррисъ тоже. Но, знаете, это далеко не все равно. Флорида не умѣетъ описывать, и вотъ теперь, я, вѣроятно, уѣду изъ Венеціи, такъ и не увидавъ васъ ни разу въ полномъ парадномъ облаченіи.
   Донъ-Ипполито выслушалъ и эти слова, и дальнѣйшія рѣчи миссисъ Вервэнъ въ кроткомъ молчаніи. Съ безукоризненною вѣжливостью онъ выждалъ удобную минуту и откланялся со своею обычною церемонною почтительностью.
   -- Ну, такъ приходите же опять, донъ-Ипполито, какъ только ваши обязанности позволятъ вамъ,-- крикнула миссисъ Вервэнъ,-- Мы страшно будемъ скучать безъ васъ, и я заранѣе жалѣю о каждомъ урокѣ, который потеряетъ Флорида.
   Осторожно ступая, чтобы не запутаться въ своей длинной сутанѣ, священникъ пошелъ по садовой аллеѣ. Когда онъ былъ уже на полдорогѣ отъ калитки, Флорида, внимательно смотрѣвшая ему вслѣдъ, сказала вдругъ матери:
   -- Мнѣ надо еще поговорить съ нимъ,-- и, легко соскочивъ со ступенекъ, побѣжала въ догонку.
   -- Донъ-Ипполито!-- позвала она.
   Его рука была уже на задвижкѣ, но онъ обернулся и поспѣшно пошелъ назадъ, на встрѣчу Флоридѣ.
   Быстро дыша, она стояла все на томъ же мѣстѣ аллеи, съ котораго ея голосъ остановилъ его. Глаза ихъ встрѣтились: грустная тѣнь омрачила лицо молодой дѣвушки, повидимому, тщетно пытавшейся заговорить.
   Миссисъ Вервэнъ надѣла очки и съ добродушнымъ любопытствомъ смотрѣла на дочъ и на донъ-Ипполито.
   -- Что же, madamigella, что вамъ угодно?-- произнесъ, наконецъ, священникъ. Онъ испустилъ при этомъ слабый терпѣливый вздохъ.
   Слезы навернулись на ея глаза.
   -- О,-- горячо начала она,-- еслибъ кто-нибудь имѣлъ право поговорить съ вами!
   -- Никто,-- отвѣтилъ донъ-Ипполито,-- не имѣетъ такого права на это, какъ вы.
   -- Я видѣла васъ вчера,-- начала она снова,-- и я все думала о томъ, что вы сказали мнѣ, донъ-Ипполито.
   -- Да, я тоже объ этомъ думалъ, -- отвѣтилъ священникъ,-- я думалъ объ этомъ непрестанно съ того самаго дня.
   -- Но развѣ вы не старались отыскать какой-нибудь лучъ надежды? Развѣ вы должны идти все по той же дорогѣ, по какой шли до сихъ поръ? Какъ можете вы возвратиться теперь къ тому, что было, какъ можете вы притворяться, будто считаете святымъ многое такое, къ чему все время будутъ оставаться равнодушны и сердце, и вѣра ваша? Это ужасно!
   -- Чего же вы хотите, madamigella! -- угрюмо спросилъ донъ-Ипполито, пожавъ плечами.-- Вы знаете, это моя профессія, мое ремесло. Вы точно также могли бы сказать узнику, -- горько прибавилъ онъ: -- "Ужасно видѣть тебя скованнымъ этою цѣпью". Да, это ужасно. О, я не отвергаю вашего состраданія! Но что же могу я сдѣлать?
   -- Присядьте здѣсь, возлѣ меня,-- сказала Флорида съ своею прямою, дѣтскою манерой и опустилась на каменную скамью у края аллеи. Она сложила руки на колѣняхъ съ какимъ-то глубокимъ, застѣнчивымъ волненіемъ, между тѣмъ какъ донъ-Ипполито, повинуясь ея приказанію, сѣлъ и ждалъ, чтобъ она заговорила. Ея голосъ былъ скорѣе похожъ на хриплый шепотъ, когда она начала:
   -- Я не знаю, какъ приступить къ тому, что мнѣ хочется сказать. Не мнѣ давать кому-либо совѣты. Я такъ молода и такъ мало знаю свѣтъ.
   -- Я тоже мало знаю свѣтъ,-- сказалъ священникъ, обращаясь не столько къ ней, сколько къ самому себѣ.
   -- Быть можетъ, я сужу неправильно, совсѣмъ, совсѣмъ неправильно. И, притомъ,-- прибавила она, сдѣлавъ вдругъ рѣзкій переходъ,-- какъ могу я знать, что вы хорошій человѣкъ, донъ-Ипполито? Какъ могу я знать, что вы сказали мнѣ правду? Быть можетъ, это что-нибудь вродѣ ловушки...
   Онъ смотрѣлъ на нее въ полномъ недоумѣніи.
   -- Мы въ Венеціи, быть можетъ, вы хотите выпытать у меня что-нибудь такое, что причинитъ потомъ непріятности моей матери и мнѣ. Быть можетъ, вы шпіонъ...
   -- О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!-- воскликнулъ священникъ, быстро поднявшись со скамьи съ чѣмъ-то вродѣ стона или содроганія.-- Боже меня избави!-- Онъ легко коснулся ея руки кончиками пальцевъ и затѣмъ поцѣловалъ ихъ: актъ невыразимаго смиренія.-- Madamigella, клянусь вамъ всѣмъ, что свято для васъ: я готовъ скорѣе умереть, чѣмъ быть вѣроломнымъ передъ вами хотя бы въ одномъ только вздохѣ или одной только мысли.
   -- О, я знаю это, знаю!-- прошептала она.-- Я не понимаю, какъ могла я сказать такую жестокую вещь.
   -- Вовсе не жестокую, madamigella, вовсе не жестокую,-- сталъ мягко защищать ее донъ-Ипполито.
   -- Но... но развѣ для васъ нѣтъ...
   Они пристально взглянули въ глаза другъ другу, потомъ донъ-Ипполито заговорилъ:
   -- Да,-- сказалъ онъ съ глубокою серьезностью,-- одинъ исходъ есть. Я часто о немъ думалъ, и однажды мнѣ показалось, что я сдѣлалъ первый шагъ по пути къ нему; но этотъ путь обставленъ множествомъ великихъ препятствій, а профессія священника дѣлаетъ человѣка робкимъ и неувѣреннымъ.
   Съ послѣдними словами онъ опять погрузился въ свою задумчивую меланхолію; но Флорида не хотѣла допустить, чтобъ онъ утратилъ мужество, съ которымъ началъ свою рѣчь.
   -- Это ничего не значитъ, -- сказала она,-- вы снова должны направить свои мысли къ тому и не должны отказываться отъ этого средства, пока не испытали его. Сдѣлайте только первый шагъ, а затѣмъ вамъ уже легко будетъ идти дальше. Со всѣхъ сторонъ появятся друзья и поддержатъ васъ. Послушайте,-- произнесла она съ горячею мольбой,-- вы должны обѣщать мнѣ это.
   Онъ устремилъ на нее свои мечтательные глаза.
   -- Еслибъ я рѣшился на этотъ единственный исходъ, и еслибъ всѣмъ другимъ онъ показался безумнымъ, остались бы вы и тогда моимъ другомъ?
   -- Я осталась бы вашимъ другомъ, еслибъ весь свѣтъ обратился противъ васъ.
   -- Остались бы вы моимъ другомъ,-- поспѣшно спросилъ онъ полушепотомъ и съ признаками внутренней борьбы,-- еслибъ этотъ исходъ заключался для меня въ томъ, чтобы не быть больше священникомъ?
   -- Конечно, конечно! Почему же нѣтъ?-- воскликнула дѣвушка, и лицо ея запылало геройскою отвагой и симпатіей. Это небесное невѣдѣніе женщинъ относительно непреодолимыхъ трудностей, являющихся передъ тѣми, кто хочетъ поступать справедливо,-- вотъ что вдохновляетъ мужчинъ и заставляетъ ихъ осуществлять на дѣлѣ геніальныя, кажущіяся невозможными мечты. Наша склонность разрабатывать подробности, наша роковая привычка къ разсужденію парализуютъ насъ; намъ нуженъ импульсъ чистаго идеала, который только женщины могутъ намъ дать. Эти два существа были одинаково дѣтьми по отношенію къ свѣту, но онъ, какъ мужчина, предвидѣлъ средства и боялся ихъ, она же была преисполнена божественнаго презрѣнія ко всему, кромѣ цѣли, которую требовалось достигнуть.
   Онъ тяжело перевелъ духъ.
   -- Такъ это не кажется вамъ ужаснымъ?
   -- Ужаснымъ? Нѣтъ, я не понимаю, какъ можете вы быть спокойнымъ, пока это не сдѣлано!
   -- Стало быть, это правда, что вы поощряете меня на этотъ шагъ, на который я самъ такъ давно уже хотѣлъ рѣшиться?
   -- Да, это правда! Послушайте, донъ-Ипполито, это именно то, чего я ожидала отъ васъ, но мнѣ хотѣлось, чтобы вы первый заговорили объ этомъ. Вамъ должна принадлежать вся честь этой мысли, и я рада, что она уже раньше являлась вамъ. Никогда не придется вамъ объ этомъ пожалѣть!
   Она улыбнулась ему сіяющею улыбкой, и ея энтузіазмъ воспламенилъ его. Черезъ минуту лицо его снова омрачилось.
   -- Но это будетъ куплено дорогою цѣной,-- прошепталъ онъ.
   -- Не бойтесь этого!-- воскликнула Флорида.-- Такой человѣкъ, какъ вы, долженъ совлечь съ себя санъ священника во что бы ни стало! Вы должны перестать быть священникомъ, рискуя потерять вслѣдствіе этого родныхъ, друзей, доброе имя, отчизну, все на свѣтѣ!-- Она вспыхнула, словно что-то вспомнивъ.-- Вамъ незачѣмъ поддаваться унынію. Разъ вашъ геній сдѣлается свободнымъ, вы можете всюду создать себѣ родину, славу, друзей. Покиньте Венецію! Есть и другія мѣста на земномъ шарѣ. Подумайте, какой успѣхъ имѣютъ изобрѣтатели въ Америкѣ...
   -- Въ Америкѣ!-- воскликнулъ священникъ.-- Ахъ, какъ давно я мечтаю о ней!
   -- Вы должны туда ѣхать. Вы не замедлите снискать тамъ почетъ и славу, и даже съ самаго начала не будете тамъ чужимъ. Знаете ли вы, что мы думаемъ уже въ очень скоромъ времени возвратиться домой? Да, мы сегодня толковали объ этомъ съ мамой. Мы обѣ стосковались по родинѣ, и вы видите, мама все больна и больна. Вы пріѣдете къ намъ и поселитесь въ нашемъ домѣ, пока не составили еще какихъ-нибудь опредѣленныхъ плановъ. Все устроится очень легко. Богъ милосердъ,-- сказала она прерывающимся голосомъ,-- и Онъ благословитъ васъ.
   -- Кто-то,-- отвѣтилъ донъ-Ипполито со слезами на глазахъ,-- былъ уже очень милосердъ ко мнѣ. Я думалъ, что это вы, но теперь я назову это Богомъ.
   -- Тссъ... Не говорите такихъ вещей. Но теперь вамъ пора уходить. Оставьте себѣ время подумать, но не думайте слишкомъ долго. И еще одно -- будьте вѣрны самому себѣ!
   Они поднялись со скамейки и съ инстинктивнымъ, умоляющимъ жестомъ она опустила пальцы на его руку. Онъ стоялъ ошеломленный.
   -- Благодарю васъ, madamigella, благодарю васъ,-- сказалъ онъ затѣмъ и, схвативъ ея душистую ручку, поднесъ ее къ губамъ. Онъ выпустилъ ее и поднялъ руки, какъ бы движимый слѣпымъ порывомъ, однако, поборолъ его въ тотъ же мигъ и отвернулся съ горячею краской въ лицѣ. Онъ не простился съ Флоридой съ своими обыкновенными церемонными поклонами, но быстро направился къ выходу.
   Паническій страхъ овладѣлъ дѣвушкой, когда она увидала, что онъ уже готовъ уйти. Она побѣжала вслѣдъ за нимъ.
   -- Донъ-Ипполито, донъ-Ипполито!-- сказала она, приблизившись къ нему, но тотчасъ же смутилась и запнулась.-- Я не знаю, мнѣ что-то страшно. Вы ничего не должны дѣлать по моему наущенію; я не могу этого допустить, -- не мнѣ давать вамъ совѣты. Это должно быть всецѣло дѣломъ вашей совѣсти. Ахъ, нѣтъ, не смотрите на меня такъ! Я буду вашимъ другомъ, что бы ни случилось. Но если то, что вы намѣрены сдѣлать, казалось вамъ такъ ужаснымъ, то, можетъ быть, оно дѣйствительно ужаснѣе, чѣмъ я могу себѣ вообразить. Если это единственный исходъ, то такъ и должно быть. Но развѣ нѣтъ другого? Я хочу сказать, развѣ нѣтъ у васъ никого, съ кѣмъ вы могли бы обсудить все это? Не могли ли бы вы переговорить объ этомъ хотя бы съ... съ мистеромъ Феррисъ? Онъ такъ искрененъ, такъ честенъ и справедливъ.
   -- Я и хотѣлъ пойти къ нему отсюда,-- сказалъ донъ-Ипполито съ смутнымъ безпокойствомъ въ лицѣ.
   -- Ахъ, какъ я рада это слышать! Помните, я ничего не беру назадъ, что бы ни случилось. Я буду вамъ другомъ. Но онъ скажетъ вамъ какъ разъ то, что слѣдуетъ сдѣлать.
   Донъ-Ипполито поклонился и отворилъ калитку.
   Флорида вернулась къ матери.
   -- Скажи, ради Бога, о чемъ это ты такъ серьезно толковала съ донъ-Ипполито?-- спросила миссисъ Вервэнъ.-- И отчего ты такъ блѣдна и такъ задыхаешься?
   -- Я сейчасъ разскажу тебѣ, мама, -- отвѣтила Флорида и, придвинувъ себѣ стулъ, сѣла напротивъ матери.
   

XIV.

   Донъ-Ипполитто не прямо пошелъ къ художнику. Онъ сначала направился къ себѣ, потомъ повернулъ въ сторону и изъ шумнаго, люднаго квартала Канареджіо вышелъ на Campo di Marte. Маленькій отрядъ кавалеріи возвращался послѣ ученья съ плацъ-парада, нѣсколько пѣхотинцевъ бродили въ тѣни деревьевъ. Донъ-Ипполито перешелъ поле по направленію къ берегу лагуны и началъ шагать взадъ и впередъ, опустивъ голову на грудь и погрузившись въ глубокія думы. Онъ двигался быстро, но останавливался по временамъ и стоялъ неподвижно на солнцѣ, не чувствуя, повидимому, его зноя, хотя блѣдное лицо его было въ испаринѣ и капли пота катились по его лбу изъ-подъ полей его піссіно. Грязныя, оборванныя дѣтишки бѣдняковъ, густо заселявшихъ эту часть города, смотрѣли на него съ покатыхъ склоновъ Campo di Ctiustizia, гдѣ обыкновенно совершались казни, а одинъ мальчуганъ началъ передразнивать движенія священника, но одна изъ дѣвочекъ остановила его и, внушительно жестикулируя, стала трясти его за плечи.
   Въ этомъ пунктѣ видѣнъ на всемъ его протяженіи длинный желѣзно-дорожный мостъ, соединяющій Венецію съ материкомъ; и вдругъ свистокъ заграничнаго поѣзда пробудилъ донъ-Ипполито отъ его грезъ, которыя ни на минуту не покидали его, шелъ ли онъ, или стоялъ на мѣстѣ. Онъ проводилъ глазами поѣздъ, плавно пронесшійся надъ широкими арками и стремительно врѣзавшійся въ плоскія, соленыя болота, лежавшія позади. Когда онъ исчезъ изъ виду, донъ-Ипполито снова надѣлъ шляпу, которую безсознательно снялъ съ головы, и быстрыми шагами направился къ желѣзно-дорожной станціи. Придя туда, онъ простоялъ съ полчаса на вокзалѣ, наблюдая, какъ уѣзжающіе брали себѣ билеты, какъ ихъ багажъ сперва осматривали таможенные чиновники, потомъ свѣшивали и зарегистровывали желѣзно-дорожные носильщики, передавая его черезъ барьеръ, отгораживающій поѣздъ, между тѣмъ какъ пассажиры собирали свои ручныя вещи и шли гурьбой къ заламъ. Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ въ эту сторону, слѣдомъ за группою англичанъ, потомъ, возвратившись къ барьеру, долго и задумчиво смотрѣлъ черезъ него на поѣздъ. Весь багажъ былъ сданъ, сторожа съ рѣзкими возгласами распахнули двери пассажирскихъ залъ, и уѣзжающіе столпились у вагоновъ. Раздались свистки и звонки и поѣздъ выползъ изъ крытой галлереи станціи.
   Какой-то человѣкъ въ мундирѣ желѣзно-дорожнаго чиновника подошелъ къ незамѣтившему его приближенія патеру и, тихонько потирая руки, сказалъ съ пріятною улыбкой:
   -- Вашъ слуга, донъ-Ипполито. Вы поджидаете кого-нибудь?
   -- А, здравствуйте!-- отвѣтилъ священникъ, слегка вздрогнувъ.-- Нѣтъ,-- прибавилъ онъ,-- я никого не жду.
   -- Понимаю, понимаю,-- сказалъ тотъ.-- Вы, по обыкновенію, забавляетесь механикой. Простите за смѣлость, донъ-Ипполито, но вамъ бы слѣдовало избрать нашу профессію, хе, хе, хе! Когда у васъ будетъ свободный часокъ, мнѣ очень хотѣлось бы показать вамъ рисунокъ американскаго локомотива, присланный мнѣ однимъ пріятелемъ изъ Нью-Йорка. Онъ вовсе не похожъ на наши и весьма любопытенъ. Но какая, знаете, громадина! Просто что-то чудовищное! Можно мнѣ какъ-нибудь вечеркомъ занести его вамъ?
   -- Вы сдѣлаете мнѣ большое удовольствіе, -- сказалъ донъ-Ипполито; онъ мечтательно смотрѣлъ по направленію умчавшагося поѣзда.-- Это миланскій поѣздъ?-- спросилъ онъ вдругъ.
   -- Точно такъ,-- сказалъ чиновникъ.
   -- И онъ идетъ въ Миланъ безъ остановки?
   -- Ахъ, нѣтъ! Онъ останавливается въ Пескіерѣ, гдѣ пассажиры должны предъявлять паспорта, а въ Дезенцано пересадка на Миланъ. А послѣ этого,-- съ воодушевленіемъ продолжалъ чиновникъ,-- если, напримѣръ, вашъ путь лежитъ въ Англію, то нужно пересаживаться на Сеузу, оттуда дилижансомъ черезъ горы въ С.-Мишель, потомъ опять по желѣзной дорогѣ и такъ черезъ Парижъ до Приморской Булони, а затѣмъ на пароходѣ до Фолькстона, а затѣмъ по желѣзной дорогѣ до Лондона и Ливерпуля. Въ Ливерпулѣ вы садитесь на пароходъ, ѣдущій въ Америку, и -- фьють!... Чрезъ десять дней вы уже въ Нью-Йоркѣ. Мой пріятель все это мнѣ въ точности расписалъ.
   -- Ахъ, да, вашъ пріятель! Что же, нравится ему жизнь въ Америкѣ?
   -- Ничего себѣ, ничего себѣ. У американцевъ нѣтъ манеръ, но они добрые малые. Ирландцы ихъ подъ свою власть забрали. И вино тамъ дорого. Но Америка ему нравится, да, нравится. Nuova-York -- прекрасный городъ. Но огромный, знаете! Въ восемь разъ больше Венеціи!
   -- И повезло тамъ вашему пріятелю?
   -- Ага! Въ томъ-то и дѣло. Онъ тамъ разбогатѣлъ. Онъ служитъ чертежникомъ при одной крупной фирмѣ, исполняетъ рисунки каминовъ, мраморныхъ столовъ, надгробныхъ памятниковъ и получаетъ... сколько бы вы думали? Шестьсотъ франковъ въ мѣсяцъ!
   -- О, per Вассо!-- воскликнулъ донъ-Ипполито.
   -- Честное слово. Но за то тамъ и жизнь дорога. А, все-таки, это великолѣпно, не правда ли? Еслибъ не проклятая война, которая теперь тамъ ведется, вотъ бы самое настоящее мѣсто для васъ, донъ-Ипполито. Мой пріятель пишетъ мнѣ, что американцы съ ума сходятъ по всякимъ изобрѣтеніямъ. Вашъ слуга, донъ-Ипполито. Простите за смѣлость,-- сказалъ онъ, кланяясь и отходя отъ священника.
   -- Ахъ, сдѣлайте одолженіе, голубчикъ, сдѣлайте одолженіе!-- отвѣтилъ донъ-Ипполито.
   Онъ легкими шагами вышелъ со станціи, отправился къ себѣ и отперъ комнату, гдѣ были собраны его модели. Онъ уже нѣсколько недѣль не прикасался къ нимъ. Всѣ онѣ были покрыты пылью, а многія и паутиной. Онъ сдулъ съ нѣкоторыхъ пыль, поднесъ ихъ къ свѣту и сталъ ихъ критически разсматривать. Большинство онъ нашелъ въ томъ или другомъ отношеніи непригоднымъ къ дѣлу, кромѣ моделей складной мебели; ихъ онъ вытеръ носовымъ платкомъ и поставилъ въ сторону, оглядывая ихъ издали съ надеждой во взорѣ. Онъ схватился за пушку, заряжаемую съ казенной части, и вдругъ съ легкою дрожью снова положилъ ее на мѣсто, вышелъ на порогъ профанированной часовни и заглянулъ въ свою кузницу. Венеранда по забывчивости оставила окно открытымъ, и сквозной вѣтеръ разнесъ пепелъ по всему полу. На кучѣ мусора лежали инструменты, которыми онъ починилъ сломанную трубку у фонтана въ домѣ миссисъ Вервэнъ и которыхъ съ тѣхъ поръ не употреблялъ. Даже и въ этотъ лѣтній день въ кузницѣ чувствовался холодъ. Донъ-Ипполито, стиснувъ руки, простоялъ нѣкоторое время въ дверяхъ. Потомъ онъ позвалъ Венеранду, сдѣлалъ ей выговоръ за то, что она оставила окно открытымъ, велѣлъ ей затворить его и вышелъ изъ дому, не обращая вниманія на ея воркотню.
   Феррисъ какъ будто удивился, когда донъ-Ипполито пришелъ подъ вечеръ въ консульство и сѣлъ на то мѣсто, гдѣ привыкъ позировать передъ художникомъ.
   -- Вы хотите дать мнѣ сеансъ?-- нерѣшительно спросилъ послѣдній.-- Какъ разъ теперь самое невозможное освѣщеніе, благодаря этому ослѣпительному блеску на каналъ. Я не хочу сказать, что дѣло идетъ много лучше, когда освѣщеніе и болѣе выгодно. Я никакъ не могу сладить съ вами, донъ-Ипполито. Вашей братіи слишкомъ много. Я бы не узналъ васъ во вчерашней процессіи.
   Священникъ ничего не отвѣтилъ. Онъ поднялся со стула, подошелъ къ портрету, стоявшему на мольбертѣ, и сталъ въ него вглядываться съ глубокимъ вниманіемъ. Потомъ онъ опять сѣлъ на мѣсто и все продолжалъ смотрѣть на портретъ.
   -- Я полагаю, что онъ долженъ быть очень похожъ на меня,-- сказалъ онъ,-- а, между тѣмъ, чувствую я не такъ, какъ это лицо. Я едва ли могъ бы сказать, въ чемъ тутъ ошибка. Не въ томъ ли, что на этомъ портретѣ я изображенъ такимъ, какимъ былъ бы, если бы былъ похожъ на всѣхъ другихъ священниковъ моей церкви?
   -- Я знаю, что портретъ неудаченъ,-- сказалъ живописецъ.-- Онъ, все-таки, условенъ, какъ я противъ этого ни боролся. Но вотъ первый эскизъ, который я снялъ съ васъ.
   Онъ взялъ полотно, стоявшее лицомъ къ стѣнѣ, и поставилъ его на мольбертъ. На этомъ эскизѣ, сдѣланномъ углемъ, черты лица были гораздо искреннѣе и симпатичнѣе.
   -- Ахъ,-- со вздохомъ и съ улыбкой облеченія произнесъ донъ-Ипполито,-- этотъ несравненно лучше! Какъ бы мнѣ хотѣлось подстеречь у васъ, дорогой другъ, такое же сочувственное ко мнѣ настроеніе, какъ то, о какомъ свидѣтельствуетъ этотъ портретъ, для того, чтобы поговорить съ вами о нѣкоторыхъ дѣлахъ, касающихся меня очень близко. Я къ вамъ прямо со станціи желѣзной дороги.
   -- Провожали знакомыхъ?-- равнодушно спросилъ живописецъ, наклоняясь надъ эскизомъ съ кусочкомъ угля въ рукѣ и взвѣшивая, придать ему или нѣтъ какой-то новый штрихъ. Онъ взглянулъ прищуренными глазами на священника.
   Донъ-Ипполито опять вздохнулъ.
   -- Ахъ, я и самъ не знаю! Я провожалъ свои надежды, свои желанія, свои молитвы, улетавшія вслѣдъ за поѣздомъ въ Америку!
   Художникъ положилъ уголь на столъ, вытеръ пальцы и посмотрѣлъ на священника, не сказавъ ни слова.
   -- Помните, какъ я въ первый разъ пришелъ къ вамъ?-- спросилъ донъ-Ипполито.
   -- Конечно, помню,-- отвѣчалъ Феррисъ.-- Такъ вы объ этомъ дѣлѣ хотите потолковать со мной? Мнѣ жаль это слышать, потому что я не нахожу вашу идею практичной.
   -- Практичной, практичной!-- запальчиво вскричалъ священникъ.-- Ни одну идею нельзя назвать практичной, пока мы не попробовали ее осуществить. И почему бы мнѣ не отправиться въ Америку?
   -- Прежде всего, потому, что вы не можете получить паспорта,-- сухо отвѣтилъ художникъ.
   -- Я думалъ объ этомъ,-- уже болѣе сдержанно отвѣтилъ донъ-Ипполито.-- Я могу достать паспортъ во Францію отъ здѣшнихъ австрійскихъ властей, а въ Миланѣ я какъ-нибудь найду средство обмѣнить его на паспортъ съ подписью моего собственнаго короля,-- такъ величали въ тѣ дни венеціанскіе патріоты Виктора Эммануила,-- и, такимъ образомъ, получить пропускъ изъ Франціи въ Англію.
   Феррисъ на минуту задумался.
   -- Это совершенно вѣрно,-- сказалъ онъ.-- Почему вамъ не пришло это въ голову, когда вы въ первый разъ были у меня?
   -- Право, не могу сказать. Да и о томъ, что мнѣ можно достать паспортъ во Францію, я узналъ только на-дняхъ.
   Оба молчали, пока художникъ набивалъ себѣ трубку.
   -- Ну,-- сказалъ онъ вдругъ,-- мнѣ очень жаль. Я боюсь, что, рѣшаясь ѣхать въ Америку, вы обрекаете себя на множество горькихъ разочарованій. Что же вы тамъ будете дѣлать?
   -- Да, вѣдь, съ моими изобрѣтеніями...
   -- Я полагаю,-- перебилъ его Феррисъ, поднося къ трубкѣ зажженную спичку,-- что живописецъ долженъ быть весьма жалкаго сорта американцемъ: у него первая мысль -- это ѣхать въ Италію. А потому мнѣ очень мало извѣстно изъ первыхъ рукъ о судьбѣ моихъ изобрѣтательныхъ соотечественниковъ и о томъ, можетъ ли изобрѣтатель разсчитывать на вѣрный заработокъ. Но разъ въ Вашингтонѣ я зашелъ въ бюро патентовъ, гдѣ хранятся модели изобрѣтеній; зданіе почти такого же размѣра, какъ дворецъ дожей, и биткомъ набито моделями всякихъ машинъ. Мнѣ говорили тамъ, что сплошь и рядомъ одно и то же изобрѣтеніе снова и снова повторяется различными изобрѣтателями. Весьма немногіе счастливцы достигаютъ цѣли, но тогда имъ приходится вести процессы съ контрафакторами ихъ патентовъ; нѣкоторые сбываютъ за безцѣнокъ свои изобрѣтенія компаніямъ, располагающимъ капиталомъ и богатѣющимъ на ихъ счетъ; большинству такъ и не удается ознакомить публику со своими идеями. Можете сами судить, каковы были бы ваши шансы. Вы спрашивали меня, почему бы вамъ не ѣхать въ Америку? Да просто потому, что вы будете тамъ голодать.
   -- Я привыкъ къ этому, -- сказалъ донъ-Ипполито,-- и, притомъ, пока нѣкоторыя изъ моихъ изобрѣтеній получатъ извѣстность, я могъ бы давать уроки итальянскаго языка.
   -- О, браво!-- воскликнулъ Феррисъ,-- вы, стало быть, предпочитаете моментальную смерть?
   -- Но madamigella, кажется, думаетъ, что мой успѣхъ въ качествѣ изобрѣтателя былъ бы тамъ обезпеченъ.
   Феррисъ усмѣхнулся съ большою ироніей.
   -- Миссъ Вервэнъ, вѣроятно, было лѣтъ двѣнадцать, когда она уѣхала изъ Америки. Въ этомъ возрастѣ даже дамскія познанія въ дѣлахъ довольно ограничены. Когда вы съ ней говорили объ этомъ? Со мной вы послѣднее время не заводили объ этомъ рѣчи, и я думалъ, что вы нѣсколько примирились со своею участью.
   -- Это правда,-- сказалъ священникъ.-- Въ послѣдніе два мѣсяца мнѣ случалось почти забывать объ этомъ.
   -- Что же опять навело васъ на эти мысли и побуждаетъ васъ такъ настойчиво останавливаться на нихъ?
   -- Вотъ это-то мнѣ и хотѣлось бы сказать вамъ,-- отвѣтилъ донъ-Ипполито, устремивъ на лицо живописца ищущій сочувствія взоръ. Онъ смочилъ языкомъ пересохшія губы, ожидая дальнѣйшихъ вопросовъ отъ Ферриса, которому онъ показался человѣкомъ разгоряченнымъ какимъ-то сильнымъ душевнымъ волненіемъ и даже не совсѣмъ здоровымъ въ эту минуту. Феррисъ не прерывалъ молчанія, и донъ-Ипполито началъ опять.
   -- Хотя я не говорилъ вамъ этого словами, дорогой другъ, но развѣ вамъ не являлась мысль, что у меня нѣтъ склонности къ моему призванію?
   -- Да, иногда мнѣ такъ думалось. Я не имѣлъ права спросить васъ о причинѣ.
   -- Я вамъ скажу это когда-нибудь, если только у меня хватитъ мужества еще разъ пережить все это. Отчасти вина лежитъ на мнѣ, но скорѣе на моей злосчастной судьбѣ. Но гдѣ бы ни крылось зло, оно сдѣлалось для меня подъ конецъ нестерпимо. Я не могу выносить его дольше, не могу жить, тая его въ себѣ. Я долженъ уйти, долженъ бѣжать отъ него.
   Феррисъ слегка отшатнулся отъ священника, какъ инстинктивно отступаютъ люди передъ человѣкомъ, задумавшимъ какое-нибудь отчаянное предпріятіе.
   -- Неужели вы хотите сказать, донъ-Ипполито, что намѣрены отречься отъ священническаго сана?
   Донъ-Ипполито развелъ руками и точно сбросилъ на землю свой священническій санъ.
   -- Вы никогда не говорили объ этомъ раньше, когда толковали со мной о путешествіи въ Америку; хотя, конечно...
   -- Да, да!-- съ горячностью прервалъ его донъ-Ипполито.-- Но теперь ангелъ явился мнѣ и показалъ мнѣ всю гнусность моей жизни.
   У Ферриса мелькнула мысль: ужь не помѣшался ли донъ-Ипполито?
   -- Да, ангелъ,-- продолжалъ священникъ, вставъ со стула,-- ангелъ, проникшій своимъ безпорочнымъ взоромъ въ мерзкій омутъ моей лживости, она, которой, еслибъ это стоило мнѣ жизни, я не могу отплатить ничѣмъ инымъ, какъ такою же любовью къ истинѣ, какая воодушевляетъ ее!
   -- Ее, ее!-- воскликнулъ художникъ съ внезапною тоской въ сердцѣ.-- Но кто же это? Не говорите такими загадками. Кого вы подразумѣваете?
   -- Кого могу я подразумѣвать, кромѣ ея одной? Madamigella!
   -- Миссъ Вервэнъ? Вы хотите сказать, что миссъ Вервэнъ совѣтовала вамъ отречься отъ вашего служенія?
   -- Почти такими же словами она повелѣла мнѣ оставить его во что бы то ни стало, рискуя потерять родныхъ, друзей, доброе имя, родину, все на свѣтѣ.
   Художникъ смущенно провелъ рукой по лицу. Вѣдь, это были его собственныя слова, произнесенныя имъ въ разговорѣ съ Флоридой о воображаемомъ священникѣ-скептикѣ. Онъ сильно поблѣднѣлъ.
   -- Смѣю спросить,-- обратился онъ къ донъ-Ипполито сухимъ, жесткимъ тономъ,-- что собственно побудило ее рекомендовать вамъ подобный шагъ?
   -- Я самъ затруднился бы это сказать. Еще раньше что-то внушило ей узнать отъ меня повѣсть моей жизни, узнать, что я человѣкъ безъ вѣры и надежды. Ея чистое сердце содрогнулось предъ моею неправотой и моими заблужденіями. Я никогда не видалъ самъ себя въ такомъ отталкивающемъ свѣтѣ, въ какомъ она увидала меня въ то самое время, какъ кроткая душа ея изливала на меня свое божественное состраданіе. Я былъ почти радъ, что я то, что я есть, изъ-за ангельской жалости ея ко мнѣ.
   Слезы брызнули изъ глазъ донъ-Ипполито, но Феррисъ спросилъ все тѣмъ же голосомъ, какъ и прежде.
   -- Такъ она тогда потребовала отъ васъ, чтобъ вы перестали быть священникомъ?
   -- Нѣтъ, не тогда,-- терпѣливо возразилъ патеръ,-- она слишкомъ была поражена моимъ несчастіемъ, чтобы думать о какомъ-нибудь врачеваніи. Только сегодня произнесла она эти слова,-- слова, которыхъ я никогда не забуду, которыя, что бы ни случилось, будутъ мнѣ поддержкой и утѣшеніемъ.
   Художникъ ожесточенно кусалъ кончикъ своей трубки. Онъ отвернулся и началъ прибирать краски и карандаши на столикѣ у стѣны, аккуратно раскладывая ихъ тѣсными, ровными рядами. Вдругъ онъ сказалъ:
   -- Можетъ быть, и ѣхать въ Америку вамъ тоже посовѣтовала миссъ Вервэнъ?
   -- Да,-- благоговѣйно отвѣтилъ священникъ.-- Она подумала обо всемъ. Она обѣщала дать мнѣ пріютъ подъ кровлею своей матери, пока мои изобрѣтенія не сдѣлаются извѣстны, и я теперь же послѣдую за ними.
   -- Послѣдуете за ними?
   -- Она сказала мнѣ, что онѣ уѣзжаютъ. Мадама здѣсь не поправляется. Обѣ онѣ тоскуютъ по родинѣ. Онѣ... но вы, вѣроятно, уже все это знаете.
   -- Ахъ, вовсе нѣтъ, вовсе нѣтъ!-- съ горькою улыбкой сказалъ художникъ.-- Это для меня новости! Сдѣлайте милость, продолжайте.
   -- Больше мнѣ нечего сказать. Она взяла съ меня обѣщаніе повидаться съ вами и спросить вашего совѣта, прежде чѣмъ предпринимать что-либо. Она говоритъ, что я не долженъ довѣрять ей одной, но если я рѣшусь на этотъ шагъ, то она будетъ моимъ другомъ, несмотря ни на что. Ахъ, дорогой другъ мой, позволите ли вы мнѣ сказать вамъ о надеждѣ, которую эти слова пробудили во мнѣ? Вы видѣли... не правда ли?... вы должны были видѣть...
   Священникъ запнулся, а Феррисъ, точно онѣмѣвъ, не сводилъ съ него изумленнаго взора. Когда онъ услыхалъ его дальнѣйшія слова, онъ не могъ уже найти ничего страннаго въ фактѣ, который, однако, нанесъ ему такой сильный ударъ. Онъ почувствовалъ, что въ глубинѣ своего сознанія онъ давно уже освоился съ этимъ фактомъ,-- съ того самаго дня, когда, въ видѣ шутки, онъ предложилъ впервые пригласить донъ-Ипполито въ учителя къ Флоридѣ. Чудовищный, трагическій, невозможный, этотъ фактъ, тѣмъ не менѣе, таился на самомъ днѣ всѣхъ его думъ или, по крайней мѣрѣ, такъ это ему представлялось теперь.
   Донъ-Ипполито тревожно придвинулся къ нему и съ умоляющимъ жестомъ дотронулся до его руки.
   -- Я люблю ее!-- сказалъ онъ.
   -- Какъ?-- произнесъ, задыхаясь, художникъ.-- Вы, вы?... священникъ?
   -- Священникъ, священникъ!-- въ бурномъ порывѣ вскричалъ донъ-Ипполито.-- Съ этого дня я больше не священникъ. Съ этого часа я человѣкъ, какъ и всѣ, и могу предложить ей честную любовь мужчины, ненарушимый завѣтъ самаго священнаго брака и вѣрность до могилы.
   Феррисъ не далъ ему отвѣта. Онъ началъ холодно и высокомѣрно смотрѣть на донъ-Ипполито, пылъ священника угасъ подъ его неподвижнымъ взглядомъ, и подъ конецъ онъ встрѣтилъ его взоромъ, выражавшимъ трепетное смущеніе. Пальцы его соскользнули съ руки Ферриса и онъ отступилъ отъ него на нѣсколько шаговъ.
   -- Что это значитъ, дорогой другъ?-- спросилъ онъ тономъ мольбы.-- Или я чѣмъ-нибудь оскорбилъ васъ? Я явился къ вамъ за совѣтомъ, а вы встрѣчаете меня непріязненно, почти враждебно. Я этого не понимаю. Или я, самъ не вѣдая того, задумалъ что-нибудь дурное? О, заклинаю васъ, говорите прямо!
   -- Подождите, подождите минутку,-- сказалъ Феррисъ, махая рукой, какъ человѣкъ, терзаемый внезапною болью.-- Я стараюсь подумать. То, что вы говорите, это... Я не могу себѣ этого вообразить!
   -- Не можете себѣ вообразить! Не можете себѣ вообразить! Но почему же? Развѣ она не прекрасна?
   -- Конечно.
   -- И добра?
   -- Несомнѣнно.
   -- И молода, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, умна не по лѣтамъ? И строго-правдива, и, въ то же время, ангельски-кротка?
   -- Богъ свидѣтель, что все это такъ, какъ вы говорите. Но вы -- священникъ...
   -- О, вѣчно это проклятое слово! А въ глубинѣ сердца что такое священникъ, какъ не человѣкъ? Человѣкъ жалкій, замаскированный, заключенный въ тюрьму, обреченный на изгнаніе? Развѣ у него не такая же кровь и нервы, какъ и у другихъ? Развѣ нѣтъ у него глазъ, чтобы видѣть то, что прекрасно, нѣтъ ушей, чтобы слышать то, что сладостно звучитъ? Развѣ можетъ онъ жить близъ такого божественнаго цвѣтка и не сознавать его прелести, не вдыхать благоуханія ея души, не поклоняться красотѣ ея? Великій Боже! А еслибъ онъ, наконецъ, сорвалъ съ себя душащую его маску, убѣжалъ бы изъ своей темницы, возвратился бы изъ изгнанія? Стали бы вы и тогда отрекаться отъ него?
   -- Нѣтъ!-- промолвилъ живописецъ съ чѣмъ-то вродѣ стона. Онъ сѣлъ на высокій рѣзной готическій стулъ,-- аксессуаръ одной изъ его картинъ,-- оперся головой объ его высокую спинку и взглянулъ на священника, стоявшаго на другомъ концѣ мастерской.-- Извините меня,-- сказалъ онъ затѣмъ, съ большимъ трудомъ овладѣвъ собою.-- Я готовъ служить вамъ по мѣрѣ силъ. Что вы хотѣли спросить у меня? Я сказалъ вамъ чистосердечно, какъ я смотрю на вашъ планъ отправиться въ Америку, но я легко могу ошибаться. Объ этомъ собственно миссъ Вервэнъ просила васъ посовѣтоваться со мной?-- Противъ его воли и голосъ, и вся его манера снова сдѣлались суровы.-- Или она желала, чтобъ я далъ вамъ совѣтъ относительно отреченія отъ священническаго сана? Вы, вѣроятно, сами уже тщательно обдумали этотъ вопросъ.
   -- Да, вы едва ли могли бы представить мнѣ его болѣе затруднительнымъ, чѣмъ онъ казался мнѣ самому.-- Донъ-Ипполито остановился съ смущеннымъ и робкимъ видомъ, точно какой-то важный пунктъ ускользнулъ изъ его мыслей.-- Но я долженъ рѣшиться на этотъ шагъ; тяжесть двойной роли, которую я играю, нестерпима, не правда ли?
   -- Вамъ это лучше знать, чѣмъ мнѣ.
   -- Но еслибъ вы были такимъ человѣкомъ, какъ я, безъ любви къ своему призванію и безъ вѣры въ него, развѣ не перестали бы вы тогда быть священникомъ?
   -- Если вы такъ ставите вопросъ, то я отвѣчу "да", -- сказалъ живописецъ.-- Но я ничего не совѣтую вамъ. Я не могъ бы дать совѣта другому въ такихъ обстоятельствахъ.
   -- Но вы думаете и чувствуете, какъ я,-- сказалъ священникъ,-- и, слѣдовательно, я правъ.
   -- Я не говорю, что вы неправы.
   Феррисъ умолкъ, а донъ-Ипполито сталъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ своею скользящею походкой, точно высокая, худая, несчастная дѣвушка. Ни тотъ, ни другой не рѣшались положить конецъ этому свиданію, преисполненному неопредѣленной муки. Феррисъ тяжело перевелъ духъ и затѣмъ сказалъ твердымъ голосомъ:
   -- Донъ-Ипполито, я полагаю, что вы не ради празднаго разговора сообщили мнѣ о вашей... о вашихъ чувствахъ къ миссъ Вервэнъ и что въ свою очередь я могу говорить съ вами откровенно?
   -- Безъ сомнѣнія, -- отвѣтилъ священникъ, остановившись среди комнаты и устремивъ глаза на живописца.-- Какъ къ другу madamigdla и моему собственному обратился я къ вамъ, чтобы сказать вамъ о своей любви и о своей надеждѣ... всего чаще ввергающей меня въ отчаяніе.
   -- Такъ вы не имѣете большихъ основаній думать, что она отвѣчаетъ на вашу... на ваше чувство?
   -- Ахъ, какъ могла бы она сознательно отвѣчать на него? До сихъ поръ я былъ для нея священникомъ, и мысль обо мнѣ была бы противна ея цѣломудрію. Но впослѣдствіи, если я съумѣю заявить себя мужчиной, если я съумѣю завоевать себѣ мѣсто въ свѣтѣ... Да нѣтъ, даже и теперь развѣ стала бы она такъ стремиться освободить меня отъ этихъ оковъ, еслибъ я не былъ болѣе близокъ ея сердцу, чѣмъ сама она подозрѣваетъ?
   -- Размышляли вы когда-нибудь о странной чертѣ въ характерѣ миссъ Вервэнъ, ея не знающемъ мѣры великодушіи?
   -- Оно божественно!
   -- И вамъ не казалось, что разъ такая женщина сознала, что она несправедливо заставила васъ страдать, то ея усилія загладить свою вину будутъ такъ же порывисты и безразсудны, какъ и нанесенная вамъ обида, что ея искупленію не будетъ границъ?
   Донъ-Ипполито взглянулъ на Ферриса, но не вставилъ ни слова.
   -- Миссъ Вервэнъ, по-своему, очень религіозна, и, притомъ, она сама истина. Увѣрены ли вы, что что-либо иное, а не безпокойство относительно того, что ей представляется ужаснымъ въ вашемъ положеніи, заставило ее высказать столько тревоги о васъ?
   -- Развѣ я не превосходно знаю это? Развѣ я не чувствовалъ на себѣ бальзама ея небеснаго состраданія?
   -- И нельзя ли предположить, что она только хочетъ пробудить въ васъ нѣчто столь же высокое, какъ импульсъ ея собственнаго сердца?
   -- Столь же высокое!-- почти гнѣвно воскликнулъ донъ-Ипполито.-- Можетъ ли быть въ небесахъ или на землѣ что-нибудь выше любви къ подобной дѣвушкѣ?
   -- Да, можетъ, и въ небесахъ, и на землѣ,-- отвѣтилъ Феррисъ.
   -- Я не понимаю васъ,-- сказалъ донъ-Ипполито, остановивъ на немъ недоумѣвающій взглядъ.
   Феррисъ ничего не возразилъ. Онъ впалъ въ какую-то тупую задумчивость и, казалось, забылъ о донъ-Ипполито и о всемъ этомъ дѣлѣ. Наконецъ, священникъ прервалъ молчаніе:
   -- Вы ничего не имѣете сказать мнѣ, синьоръ?
   -- Я? Что же могу я сказать?-- смущенно возразилъ тотъ.
   -- Можетъ быть, вамъ извѣстна еще какая-нибудь причина, по которой я не долженъ любить ее, кромѣ той, что я священникъ... то-есть былъ священникомъ?
   -- Нѣтъ, мнѣ ничего не извѣстно,-- усталымъ тономъ промолвилъ художникъ.
   -- Ахъ,-- воскликнулъ донъ-Ипполито,-- у васъ есть что-то на умѣ, но вы не хотите мнѣ этого сказать! Умоляю васъ, не допустите меня впасть въ ошибку. Я люблю ее такъ горячо, что готовъ скорѣе умереть, чѣмъ оскорбить ее своею любовью. Я мужчина со страстями и надеждами мужчины, но безъ мужского опыта и безъ мужского пониманія того, что хорошо и что правильно въ этихъ отношеніяхъ. Если вы можете быть въ этомъ дѣлѣ настолько моимъ другомъ, чтобы дать мнѣ совѣтъ или предостеречь меня, если вы можете быть ея другомъ...
   Феррисъ поспѣшно всталъ, вышелъ на балконъ и взглянулъ на большой каналъ. Потемнѣвшій отъ времени дворецъ напротивъ его дома не измѣнился въ послѣдніе полчаса. Какъ и во всякій другой лѣтній день, передъ его глазами мелькали черныя лодки. Тяжелый, остроконечный катеръ изъ Силе съ семействомъ капитана, обѣдавшимъ подъ навѣсомъ на палубѣ, лѣниво двигался по среднему теченію. Нѣсколько американцевъ въ гондолѣ, съ биноклями и гидами въ рукахъ, указывали другъ другу на орла въ консульскомъ гербѣ. Все это были точно отраженія въ зеркалѣ или предметы, видимые въ мірѣ, перевернутомъ вверхъ дномъ.
   Феррисъ возвратился въ мастерскую и, съ трудомъ держась на ногахъ, взглянулъ на донъ-Ипполито, стараясь заставить себя повѣрить, что этотъ безчеловѣчный призракъ въ обликѣ скященника только что говорилъ ему о своей любви къ молодой прекрасной дѣвушкѣ, родной ему по племени, по вѣрѣ и по языку.
   -- Могу я надѣяться получить отъ васъ отвѣтъ, синьоръ?-- мягко спросилъ донъ-Ипполито.
   -- Въ этомъ вопросѣ,-- сказалъ художникъ, -- я не могу ни давать вамъ какіе-либо совѣты, ни предостерегать васъ. Я не имѣю права вмѣшиваться въ это дѣло. Я не хочу быть нелюбезнымъ, но я рѣшительно не могу обсуждать его съ вами. На это имѣются причины. У миссъ Вервэнъ есть мать, и я никакъ не смѣю думать, что ея интересы въ подобномъ вопросѣ находятся въ моихъ рукахъ. Если онѣ обратятся за помощью ко мнѣ, тогда другое дѣло. Чего вы собственно желаете? Вы говорите мнѣ, что рѣшились отречься отъ вашего сана и ѣхать въ Америку, и я отвѣтилъ вамъ на это по мѣрѣ своихъ силъ и разумѣнія. Вы говорите мнѣ, что влюблены въ миссъ Вервэнъ. Что могу я имѣть сказать вамъ на это?
   Донъ-Ипполито стоялъ и слушалъ сначала съ терпѣливымъ, а потомъ съ оскорбленнымъ видомъ.
   -- Ничего ровно,-- гордо отвѣтилъ онъ.-- Простите, что обезпокоилъ васъ своими дѣлами. Ваша прежняя доброта ко мнѣ сдѣлала меня черезъ-чуръ смѣлымъ. Я не буду впредь докучать вамъ. Я поступилъ такъ по невѣдѣнію и прошу васъ извинить меня. Я удаляюсь, синьоръ.
   Онъ поклонился и вышелъ изъ комнаты, и смутное раскаяніе наполнило душу живописца, когда онъ услыхалъ, какъ захлопнулась за нимъ наружная дверь. Но онъ ничего не могъ сдѣлать. Если онъ ранилъ сердце, довѣрчиво раскрывшее передъ нимъ свою тайну, то онъ сдѣлалъ это въ тоскѣ, которой не могъ побороть и причины которой еще были для него неясны. Все это было какою-то неопредѣленною пыткой, державшею его подъ своею властью, точно воспоминаніе о какомъ-то отвратительномъ кошмарѣ, простирающемъ свои ужасы даже за предѣлы сна. Казалось, невозможно было, чтобы то, что случилось, случилось на самомъ дѣлѣ.
   Феррисъ остался на стулѣ, на которомъ онъ сидѣлъ, разговаривая съ донъ-Ипполито, и долго еще не могъ настолько успокоиться, чтобъ обсудить то, что онъ узналъ; но когда онъ сталъ это обсуждать, то самая худшая фаза, прежде всего, представилась его уму. Онъ видѣлъ теперь, что священникъ могъ найти поводъ къ надеждѣ въ обращеніи съ нимъ молодой дѣвушки. Ея страстное негодованіе и одинаково страстное раскаяніе, ея пламенное сочувствіе къ его несчастной судьбѣ и мучительное желаніе заставить его теперь же отречься отъ священническаго сана, ея настойчивые совѣты ему отправиться въ Америку и обѣщаніе пріютить его тамъ подъ кровлей ея матери,-- развѣ не могло все это быть дѣйствительно доказательствомъ ея нѣжныхъ чувствъ къ нему? Она, быть можетъ, нашла необходимымъ отважиться на такую грубую откровенность съ нимъ, потому что мужчина, поставленный въ такія же отношенія къ ней, какъ донъ-Ипполито, иначе и не могъ бы представить себѣ, что она интересуется имъ. Но зачѣмъ же, въ такомъ случаѣ, обратилась она къ Феррису, чтобы его словами подтвердить свои собственныя намѣренія, зачѣмъ повторила она ихъ такъ, что они возвратились къ нему обратно изъ устъ донъ-Ипполито, зачѣмъ допустила она другого пойти вмѣстѣ съ ней смотрѣть процессію, гдѣ священникъ, избранникъ ея сердца, долженъ былъ явиться во всеоружіи своего духовнаго сана? Этого нельзя было объяснить ничѣмъ инымъ, кромѣ черты ея характера, замѣченной имъ въ самомъ началѣ,-- бурнаго, вызывающаго задора. Зачѣмъ сказала она, прежде всего, Донъ-Ипполито объ ихъ скоромъ отъѣздѣ? "Ну, желаю ему счастья въ выигрышѣ!" -- громко произнесъ Феррисъ и, поднявшись съ мѣста, пожалъ плечами и постарался стряхнуть съ себя всѣ заботы о дѣлѣ, которое его не касалось. Но не такъ-то легко забыть о дѣлѣ, которое насъ не касается. Ему стали невольно припоминаться то какая-нибудь интонація, то взглядъ, то жестъ молодой дѣвушки, совершенно несходные съ тѣмъ характеромъ, который онъ хотѣлъ ей приписать. Они были такъ наивны, такъ довѣрчивы, такъ безсознательны, что ничего подобнаго имъ онъ никогда не встрѣчалъ ни въ одной женщинѣ, и теперь они взывали къ нему съ паѳосомъ, сводившимъ его съ ума. Вотъ она стоитъ передъ портретомъ донъ-Ипполито, какъ въ то утро, когда она явилась къ Феррису, и съ тревогой глядитъ на него, и ея невинная красота, отуманенная какою-то скрытою заботой, освящаетъ его жилище. Феррису пришли на память слова одного молодого человѣка, говорившаго ему, что онъ провелъ три мѣсяца въ скучномъ нѣмецкомъ городкѣ, потому что занималъ тамъ комнату, въ которой когда-то помѣщалась дѣвушка, отвергнувшая его любовь; и онъ вспомнилъ, какъ молодой человѣкъ прибавилъ, что только что прочелъ въ американской газетѣ извѣстіе объ ея свадьбѣ.
   Зачѣмъ миссъ Вервэнъ послала къ нему донъ-Ипполито? Былъ ли это какой-нибудь разсчетъ ея тайной любви къ священнику, или одна грубая месть за предостереженія, которыя Феррисъ позволилъ себѣ ей когда-то сдѣлать, нѣчто вродѣ вульгарной похвальбы? Но что если она дѣйствовала въ простотѣ своей чистой души, въ безразсудной добротѣ своего сердца? Что если донъ-Ипполито обманулся, и ничто иное, какъ ея невинная жалость къ нему, вселило въ него надежду? Онъ самъ подсказалъ это священнику, и теперь, изъ иного уже мотива, взглянулъ на это съ точки зрѣнія, выгодной для него самого. Громадная тяжесть начала медленно скатываться съ сердца Ферриса и теперь оно могло уже болѣть за злополучнаго донъ-Ипполито. Но если его догадка справедлива, то долгъ велитъ ему поступить иначе. Онъ не вправѣ холодно соглашаться и предоставлять дѣло собственному теченію. Онъ ввелъ донъ-Ипполито въ домъ миссисъ Вервэнъ; онъ до нѣкоторой степени отвѣтственъ за него; онъ долженъ, если только это возможно, спасти своихъ соотечественницъ отъ тягостныхъ послѣдствій галлюцинаціи патера, но какъ это сдѣлать, это далеко не было ясно ему. Онъ сталъ осуждать себя за то, что не былъ болѣе откровененъ съ донъ-Ипполито и не попытался дать ему понять, что миссисъ Вервэнъ и ея дочь могутъ посмотрѣть на его страсть какъ на самообольщеніе, вызванное ихъ добротою къ нему, какъ на злоупотребленіе ихъ радушіемъ и дружбой, а, между тѣмъ, какъ могъ бы онъ это сдѣлать, не оскорбивъ его чувствительную и честную душу? Одну минуту ему показалось, что онъ долженъ пойти къ донъ-Ипполито и исправить свою ошибку; но они разстались не друзьями, и его поступокъ легко могъ подвергнуться ложному толкованію. Если его пугала мысль снова заговорить съ нимъ объ этомъ дѣлѣ, то коснуться этой темы предъ миссисъ и миссъ Вервэнъ представлялось ему еще невозможнѣй. Какъ человѣкъ съ сильно развитою фантазіей, онъ преувеличивалъ то впечатлѣніе, которое подобное извѣстіе должно было произвести на нихъ, и рисовалъ себѣ ихъ ужасъ въ такихъ краскахъ, что его вмѣшательство въ это дѣло поневолѣ являлось ему глупымъ до смѣшного. Да и во всякомъ случаѣ, нелегко было рѣшиться на него даже и человѣку, не запутавшемуся, какъ онъ, въ такихъ сложныхъ обязательствахъ. Онъ чувствовалъ, что на немъ лежитъ извѣстный долгъ передъ его соотечественницами, невинною молодою дѣвушкой и пустоголовою матерью; но если ему слѣдуетъ пойти къ нимъ и сказать имъ то, что онъ знаетъ, къ которой изъ двухъ долженъ онъ обратиться и въ какихъ словахъ? Въ тоскѣ и смущеніи, вызвавшихъ капли пота на его лбу, онъ улыбнулся, однако, при мысли, что миссисъ Вервэнъ, пожалуй, посмотритъ на дѣло серьезно и пожелаетъ обсудить, прилично ли Флоридѣ принять предложеніе донъ-Ипполито. Но если онъ обратится къ дочери, съ чего начать ему тогда?... "Донъ-Ипполито говоритъ мнѣ, что любитъ васъ, и ѣдетъ въ Америку въ надеждѣ, что когда онъ составитъ себѣ состояніе патентованною машинкой для чистки яблокъ, вы выйдете за него замужъ". Сказать развѣ что-нибудь въ этомъ родѣ? И, наконецъ, какое право имѣетъ онъ, Феррисъ, что бы то ни было сказать ей? Ужасная нелѣпость, неумолимая щекотливость положенія заставили его разсмѣяться.
   Къ тому же, съ другой стороны, на немъ лежалъ извѣстный долгъ по отношенію къ донъ-Ипполито, который явился къ нему, какъ къ самому близкому другу и своему, и миссъ Вервэнъ и открылъ ему свое сердце. Съ запоздалою, мучительною ясностью Феррисъ вспомнилъ теперь, какъ въ своемъ первомъ разговорѣ объ американскихъ дамахъ донъ-Ипполито старался узнать отъ него, не влюбленъ ли онъ во Флориду. Могъ ли онъ казаться менѣе благороднымъ и великодушнымъ, чѣмъ этотъ жалкій патеръ, могъ ли онъ нарушить святость его тайны? Феррисъ громко застоналъ. Нѣтъ, какъ ни верти, какъ ни старайся подбирать для этого приличныя названія, онъ не можетъ совершить такого вѣроломства. И тѣмъ невозможнѣе это было ему, что въ пыткѣ сомнѣній относительно того, что ему надо предпринять, онъ, по крайней мѣрѣ, ясно читалъ въ своемъ собственномъ сердцѣ и не питалъ уже сомнѣній на счетъ того, что таится въ немъ. Онъ чувствовалъ жалость къ Флоридѣ за страданія, которыя ей суждены. Онъ видѣлъ, какъ ея наивная доброта, ея слѣпая симпатія къ донъ-Ипполито -- только это и ничто иное -- привели священника къ тому ложному шагу, предъ которымъ онъ стоялъ. Но все это дѣло роковымъ образомъ ускользнуло изъ рукъ Ферриса; ему оставалось въ настоящее время только ждать и терпѣть. Есть случаи, когда мужчина не долженъ защищать женщину, которую любитъ. И это былъ одинъ изъ такихъ случаевъ.
   Такъ протянулся день. Вечеромъ онъ отправился на Піаццу и выпилъ чашку кофе у Флоріана. Потомъ онъ пошелъ въ общественный садъ и смотрѣлъ на толпу, пока, съ наступленіемъ сумерекъ, она не порѣдѣла и не оставила его одного. Онъ облокотился на парапетъ и сталъ глядѣть на лагуну и, наконецъ, замѣтилъ, что вся она залита луннымъ свѣтомъ. Въ какомъ-то отчаяніи онъ кликнулъ гондолу и велѣлъ гондольеру везти себя къ городской станціи, сосѣдней съ домомъ миссисъ Вервэнъ, поднялся по узкой улицѣ и вошелъ въ палаццо съ площади, черезъ дворъ, примыкавшій одною стороной къ саду.
   Миссисъ Вервэнъ была одна въ гостиной, гдѣ онъ привыкъ всегда видѣть возлѣ нея Флориду, и на него повѣяло холодомъ грозившей ему перемѣны. Онъ почувствовалъ, какъ пріятно ему было постоянно ихъ видѣть вмѣстѣ, почувствовалъ съ безплоднымъ, острымъ сожалѣніемъ, до какой степени онъ сроднился съ этимъ домомъ. Миссисъ Вервэнъ, однако, не измѣнилась; она была даже болѣе, чѣмъ когда-либо, вѣрна себѣ, хотя все то, что она говорила, сулило перемѣну. Она, повидимому, не замѣтила въ гостѣ ничего необычнаго и въ своемъ невѣдѣніи начала разсуждать съ своей точки зрѣнія о вещахъ, столь близкихъ его сердцу.
   -- Ну-съ, мистеръ Феррисъ, у меня есть для васъ маленькій сюрпризъ.-- Отгадайте, что это такое.
   -- Я не мастеръ отгадывать. Я лучше согласенъ такъ и не узнать, что это такое, чѣмъ ломать себѣ надъ этимъ голову,-- сказалъ Феррисъ, стараясь легкою шуткой замаскировать свое тяжкое горе.
   -- Вы не хотите даже попробовать? Такъ вотъ въ чемъ дѣло: вы скоро отъ насъ избавитесь -- мы уѣзжаемъ!
   -- Да, я это знаю,-- спокойно сказалъ Феррисъ.-- Донъ-Ипполито сообщилъ мнѣ это сегодня.
   -- И это все, что вы имѣете сказать? Но развѣ же это не грустно? Развѣ это не неожиданно? Послушайте, мистеръ Феррисъ, будьте хоть немножко полюбезнѣй.
   -- Это неожиданно и, могу васъ увѣрить, очень и очень грустно для меня,-- отвѣтилъ художникъ тономъ, не оставлявшимъ ни малѣйшаго сомнѣнія въ его искренности.
   -- Да и для насъ тоже,-- дрожащимъ голосомъ промолвила миссисъ Вервэнъ.-- Вы были очень, очень добры къ намъ,-- продолжала она нѣсколько спокойнѣе,-- и мы никогда этого не забудемъ. Флорида тоже мнѣ это говорила, она чрезвычайно вамъ благодарна; по ея словамъ, мы просто безсовѣстно вамъ надоѣдали.
   -- Благодарю васъ.
   -- Это, должно быть, такъ и есть. Но, какъ я всегда повторяю, вы здѣсь представитель страны. Впрочемъ, это не относится къ дѣлу. Вы знаете, мистеръ Феррисъ, у насъ на всемъ земномъ шарѣ нѣтъ ни одной души родной, но въ Провиденсѣ у меня много старинныхъ друзей, и мы хотимъ туда возвратиться. Мы обѣ думаемъ, что дома мнѣ будетъ лучше. Я должна сказать, мистеръ Феррисъ, къ своему огорченію, что, хотя я нисколько не жалуюсь на Венецію,-- это, дѣйствительно, чудный городъ и все такое, безъ малѣйшаго преувеличенія,-- но я, все-таки, думаю, что пребываніе здѣсь принесло мало пользы моему здоровью; во всякомъ случаѣ, я, знаете, не чувствую, что я здѣсь поправилась, совсѣмъ не чувствую.
   -- Мнѣ очень грустно это слышать, миссисъ Вервэнъ.
   -- Да, я не сомнѣваюсь въ этомъ, но, вѣдь, не правда ли, вы сами понимаете теперь, что мы должны уѣхать? Мы ѣдемъ на будущей недѣлѣ. Разъ мы это рѣшили, то не для чего тянуть агонію.
   Миссисъ Вервэнъ поправила очки и съ веселою улыбкой заглянула въ лицо Феррису.
   -- Но самая интересная часть моего сюрприза,-- продолжала она, немного понизивъ голосъ,-- это то, что донъ-Ипполито ѣдетъ съ нами.
   -- А!-- громко воскликнулъ Феррисъ.
   -- Я знала, что удивлю васъ, -- засмѣялась миссисъ Верзэнъ, -- У насъ былъ здѣсь настоящій конфабъ... то-есть конклавъ, и онъ такъ и горитъ нетерпѣніемъ отправиться въ Америку; но это должно содержаться въ величайшей тайнѣ ради него, бѣдняги. Онъ присоединится къ намъ во Франціи, а оттуда вмѣстѣ съ нами ему уже легко будетъ пробраться въ Англію. Вы знаете, что онъ хочетъ отказаться отъ духовнаго званія и посвятить себя изобрѣтеніямъ, когда пріѣдетъ въ Америку. Теперь скажите, что вы думаете объ этомъ, мистеръ Феррисъ? Признайтесь, вы такъ поражены, что не находите словъ?-- торжествующимъ тономъ сказала миссисъ Вервэнъ.
   Феррисъ перевелъ духъ, какъ будто собираясь заговорить, но ничего не сказалъ.
   -- Донъ-Ипполито пробылъ у насъ до самаго вечера,-- продолжала миссисъ Вервэнъ,-- или, вѣрнѣе, просидѣлъ здѣсь до пяти часовъ. Онъ обѣдалъ у насъ и мы все время толковали объ этомъ. Онъ такъ воодушевленъ этою идеей, а, между тѣмъ, то и дѣло приходитъ въ уныніе и начинаетъ совсѣмъ отчаяваться въ своемъ предпріятіи. Но Флорида не позволяетъ ему этого, и, право, забавно видѣть, какъ онъ подчиняется ея мнѣнію,-- вы знаете, я всегда считаю Флориду такимъ ребенкомъ,-- и какъ онъ каждое ея слово принимаетъ за евангеліе. Но, скажите, проливать слезы! Вѣдь, это ужасно въ мужчинѣ, не правда ли? Лучше бы донъ-Ипполито не имѣлъ этой привычки! Это заставляетъ человѣка какъ-то съеживаться. По-моему, это не мужественно, не правда ли?
   Феррисъ нашелъ въ себѣ силы сказать какую-то фразу о различіи, представляемомъ въ этомъ отношеніи латинскими расами.
   -- Ну, во всякомъ случаѣ, я рада, что американцы, какъ общее правило, не имѣютъ привычки проливать слезы. Возьмите, напримѣръ, Флориду; можно подумать, что она играетъ роль мужчины во всемъ этомъ дѣлѣ, она относится къ нему съ такимъ безграничнымъ героизмомъ, то-есть, судя по внѣшнему виду, конечно, потому что я вижу,-- женщины всегда это видятъ одна въ другой, мистеръ Феррисъ,-- какъ разъ ту точку, на которой она ежеминутно готова сломиться. Говорила она когда-нибудь съ вами о донъ-Ипполито? Она такъ высоко цѣнитъ ваше мнѣніе, мистеръ Феррисъ.
   -- Она оказываетъ мнѣ слишкомъ много чести,-- сказалъ съ сумрачною ироніей Феррисъ.
   -- О, вовсе нѣтъ!-- возразила миссисъ Вервэнъ.-- Она сказала мнѣ сегодня утромъ, что взяла съ донъ-Ипполито обѣщаніе переговорить съ вами о его планѣ, но онъ не упомянулъ о томъ, былъ ли онъ у васъ, а я, знаете... я не могла рѣшиться спросить его объ этомъ... Да, впрочемъ, Флорида заранѣе сказала мнѣ, чтобъ я его не спрашивала. Она говоритъ, что въ этомъ дѣлѣ онъ долженъ быть совершенно предоставленъ себѣ, и...-- Миссисъ Вервэнъ вопросительно взглянула на Ферриса.
   -- Онъ говорилъ со мной,-- сказалъ художникъ.
   -- Такъ скажите, ради Бога, зачѣмъ вы заставили меня разсказывать вамъ то, что вы уже знаете? Вы, вѣроятно, отговаривали его?
   -- Конечно, отговаривалъ.
   -- Ну, такъ вотъ гдѣ, по-моему, женское вдохновеніе сильнѣе, чѣмъ мужской разсудокъ.
   Художникъ молча наклонилъ голову.
   -- Да, въ этомъ отношеніи, я безусловно сторонница женскихъ правъ,-- сказала миссисъ Вервэнъ.
   -- О, безъ сомнѣнія!-- неизвѣстно для чего отвѣтилъ Феррисъ.
   -- Я въ совершенномъ восторгъ,-- продолжала она,-- отъ этой идеи донъ-Ипполито отречься отъ духовнаго званія, и я сказала ему, что онъ долженъ жениться на какой-нибудь американкѣ. Посмотрѣли бы вы, какъ бѣдняга при этомъ покраснѣлъ! Но, знаете, вѣдь, дѣйствительно, найдется множество премиленькихъ дѣвушекъ, которыя съ перваго слова будутъ готовы выйти за него замужъ; онъ такъ хорошъ собой, и такой у него печальный взглядъ, и при этомъ онъ -- геній.
   Феррисъ только безпомощно смотрѣлъ на миссисъ Вервэнъ; она продолжала:
   -- Да, я, по крайней мѣрѣ, думаю, что онъ геній, и я рѣшила дать ему возможность пробить себѣ дорогу. Я полагаю, что мы взяли на себя порядочную обузу, но я объ этомъ не жалѣю. Я введу его въ общество и, если ему понадобятся деньги, то снабжу его ими. Зачѣмъ и посылаетъ намъ Господь деньги, мистеръ Феррисъ, какъ не затѣмъ, чтобы помогать нашимъ ближнимъ?
   Несчастный съ головы до ногъ, такъ что ему казалось невозможнымъ вытерпѣть что-нибудь еще, Феррисъ, все-таки, невольно разсмѣялся при этомъ порывѣ благочестія.
   -- Чему это вы смѣетесь?-- спросила миссисъ Вервэнъ, начавшая весело вторить ему.-- Чему-нибудь, что я сказала? Ну, не долго придется вамъ теперь смѣяться надо мной. Хотѣлось бы мнѣ знать, надъ кѣмъ вы будете трунить потомъ.
   Смѣхъ Ферриса замеръ въ глубокомъ вздохѣ, но когда миссисъ Вервэнъ заговорила опять, то на нее внезапно нашелъ какой-то плаксивый тонъ.
   -- Что же это Флорида не идетъ? Она пошла запереть калитку за донъ-Ипполитто, я сама просила ее... но ей давно уже пора было бы вернуться. Странно, что вы ихъ не встрѣтили, когда пришли. Она, вѣрно, гдѣ-нибудь въ саду. Ей, конечно, грустно покидать это прелестное мѣстечко. Но она нужна мнѣ. Если бы вы были такъ добры и попросили бы ее придти ко мнѣ?
   Феррисъ тяжело поднялся со стула, на которомъ онъ какъ будто постарѣлъ на десять лѣтъ. Онъ ничего почти не услыхалъ отъ миссисъ Вервэнъ, что не было ему уже извѣстно, но ясное представленіе о дѣлѣ, съ которымъ онъ явился сюда, теперь безнадежно спуталось и затемнилось. Онъ не зналъ, хочется ему или нѣтъ видѣть теперь Флориду. Онъ машинально повиновался миссисъ Вервэнъ и, выйдя на террасу, медленно спустился съ лѣстницы.
   Луна ярко освѣщала садъ.
   

XV.

   Флорида и донъ-Ипполито остановились въ аллеѣ, развѣтвлявшейся у фонтана на двѣ дорожки, изъ которыхъ одна вела къ калиткѣ, выходившей на каналъ, а другая -- черезъ дворъ палаццо -- на площадь.
   -- Слушайте, вы не должны больше поддаваться отчаянію,-- сказала дѣвушка.-- Вы добьетесь успѣха, я въ этомъ увѣрна, поэтому что съумѣете заслужить его.
   -- Это все ваша доброта, madamigella,-- вздохнулъ священникъ,-- и въ глубинѣ сердца я боюсь, что всѣ мои надежды и все мое мужество тоже ваши.
   -- Значитъ, у васъ никогда не будетъ недостатка въ мужествѣ и надеждѣ. Мы вѣримъ въ васъ и уважаемъ ваши стремленія и будемъ вашими неизмѣнными друзьями. Но теперь вы должны думать только о настоящемъ, о томъ, какъ вамъ уѣхать изъ Венеціи. О, я могу себѣ представить, какъ тяжело вамъ разставаться съ ней! Что за чудная ночь! Не надѣйтесь видѣть такія лунныя ночи въ Америкѣ, донъ-Ипполито.
   -- Да, не правда ли, чудная ночь?-- сказалъ священникъ, заразившись ея энтузіазмомъ.-- Но мнѣ кажется, что мы, уроженцы Венеціи, никогда не сознаемъ такъ ясно красоту ея, какъ вы, иностранцы.
   -- Не знаю. Я знаю только, что съ тѣхъ поръ, какъ мы рѣшили ѣхать и назначили день и часъ, я испытываю такое чувство, точно покидаю родную страну. Этотъ садъ, напримѣръ... Мнѣ кажется, что я всю жизнь свою провела въ немъ. Когда мы устроимся въ Провиденсѣ, я попрошу маму пріобрѣсти нѣкоторыя изъ этихъ статуй, съ тѣмъ, чтобы ихъ переслали туда. Синьоръ Кавалетти, навѣрное, не посѣтуетъ на насъ за то, что мы похитимъ ихъ изъ его сада, если получитъ за нихъ хорошую цѣну. Во всякомъ случаѣ, эта статуя съ фонтаномъ непремѣнно должна перейти въ нашу собственность. Вы первый пустите тамъ нашъ фонтанъ, донъ-Ипполито, и тогда мы сядемъ съ вами на эту каменную скамью возлѣ него и вообразимъ себѣ, что мы въ саду "Casa" Вервэнъ въ Венеціи.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, пусть лучше я послѣдній пущу его здѣсь,-- сказалъ священникъ, быстро наклонившись къ трубкѣ у подножія статуи.-- И тогда мы сядемъ съ вами здѣсь и вообразимъ себѣ, что мы въ саду "Casa" Вервэнъ въ Провиденсѣ.
   Флорида положила ему руку на плечо.
   -- Не дѣлайте этого,-- просто сказала она,-- padrone не любитъ, чтобы даромъ тратили воду.
   -- О, мы умолимъ святыхъ излить ее когда-нибудь съ процентами ему наголову!-- вскричалъ донъ-Ипполито своенравно-шаловливымъ тономъ, и струя забила среди луннаго сіянія и какъ бы повисла въ немъ, точно спутанная пасма серебристыхъ нитей.
   -- Но какъ же я заверну кранъ, когда вы уйдете?-- спросила молодая дѣвушка, глядя съ безпокойствомъ на разлетавшіяся въ воздухѣ ослѣпительныя брызги.
   -- О, я самъ заверну его, прежде чѣмъ уйти!-- отвѣтилъ донъ-Ипполито.-- Пусть онъ побьетъ еще минутку,-- прибавилъ онъ, смотря съ восторгомъ на фонтанъ, между тѣмъ какъ луна, отражаясь на его поднятомъ вверхъ лицѣ, покрывала его блѣдностью, еще рѣзче выступавшей на фонѣ его чернаго одѣянія. Онъ вздохнулъ протяжно и глубоко, какъ будто вмѣстѣ съ этимъ вздохомъ онъ хотѣлъ вобрать въ свою грудь густые ароматы цвѣтовъ, поблѣднѣвшихъ такъ же, какъ и лицо его, подъ серебристымъ блескомъ, какъ будто хотѣлъ сразу вмѣстить въ своемъ сердцѣ и дивное великолѣпіе лѣтней ночи, и красоту молодой дѣвушки, стоявшей рядомъ съ нимъ. Казалось, то былъ самый высокій моментъ въ его жизни: такъ долженъ смотрѣть человѣкъ, достигшій, наконецъ, послѣ несчетныхъ пораженій, хотя одной только минуты свободы и торжества.
   Флорида опустилась на скамью передъ фонтаномъ, позволивъ донъ-Ипполито исполнить его прихоть съ тою святою, материнскою снисходительностью, извѣстный оттѣнокъ которой присутствуетъ всюду, гдѣ женщина уступаетъ волѣ мужчины, и которая, быть можетъ, еще сильнѣе проявлялась въ ея чувствѣ къ человѣку, болѣе другихъ сиротливому и одинокому.
   -- Вѣдь, Провиденсъ вашъ родной городъ?-- спросилъ вдругъ священникъ, послѣ недолгаго молчанія.
   -- Ахъ, нѣтъ; я родилась въ С.-Августинѣ, во Флоридѣ.
   -- Да, да, я забылъ; madama говорила мнѣ. Провиденсъ -- это ея городъ. Но, вѣдь, оба они находятся близко одинъ отъ другого?
   -- Нѣтъ,-- сострадательнымъ тономъ отвѣтила Флорида,-- ихъ раздѣляетъ тысяча миль.
   -- Тысяча миль! Что за обширная страна!
   -- Да, это цѣлый свѣтъ.
   -- Да, правда, цѣлый свѣтъ!-- съ легкимъ восклицаніемъ произнесъ священникъ.-- Я никогда не съумѣю этого понять.
   -- И дѣйствительно, не съумѣете, -- внушительно сказала дѣвушка,-- если не будете относиться къ дѣлу болѣе практично.
   -- Практично, практично!-- насмѣшливо повторилъ донъ-Ипполито.-- Какое это у васъ, американцевъ, великое слово! Это, вѣдь, тоже любимое слово консула: практично!
   -- Такъ вы, значитъ, заходили къ нему сегодня?-- съ нетерпѣніемъ спросила Флорида.-- Мнѣ хотѣлось узнать...
   -- Да, я совѣщался съ оракуломъ, какъ вы мнѣ приказали.
   -- Донъ-Ипполито...
   -- И онъ былъ противъ моего плана ѣхать въ Америку. Онъ сказалъ мнѣ, что это непрактично.
   -- О!-- прошептала дѣвушка.
   -- Мнѣ сдается,-- запальчиво продолжалъ священникъ,-- что синьоръ Феррисъ больше мнѣ не другъ.
   -- Развѣ онъ былъ съ вами холоденъ... суровъ?-- спросила она съ ноткой негодованія въ голосѣ.-- Зналъ онъ, что я... что вы пришли...
   -- Быть можетъ, онъ былъ правъ. Быть можетъ, я тамъ и въ самомъ дѣлѣ погибну. Погибель! Погибель! А развѣ не погибель та жизнь, которою я здѣсь живу?
   -- Что онъ вамъ сказалъ? Въ какихъ словахъ?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, madamigella! Я не хочу теперь думать объ этомъ человѣкѣ. Я хочу, чтобы вы помогли мнѣ еще разъ вообразить себѣ, что я въ Америкѣ, гдѣ не будетъ тяготѣть надо мною гнетъ моего бывшаго призванія, гдѣ мнѣ можно будетъ, по крайней мѣрѣ, вступить въ схватку съ міромъ на равныхъ правахъ. Забудемъ лучше о консулѣ; мысль о немъ парализуетъ всѣ мои надежды. Онъ не могъ видѣть меня иначе, какъ въ этой рясѣ, въ этомъ образѣ, который я ненавижу.
   -- О, это странно, это вовсе непохоже на него, это жестоко! Что онъ сказалъ?
   -- Всѣмъ своимъ обращеніемъ со мной, не говоря уже о словахъ, онъ обрекъ меня на отчаяніе; онъ заставилъ меня взглянуть на все, что краситъ жизнь и возвышаетъ ее, какъ на нѣчто невозможное для меня.
   -- Но какъ же это? Быть можетъ, онъ не понялъ васъ? Да, да, конечно, онъ не понялъ васъ. Что вы сказали ему, донъ-Ипполито? Что вы сказали?-- и, говоря это, она въ тоскливомъ волненіи наклонилась впередъ.
   Священникъ всталъ и простеръ руки, точно стараясь почерпнуть храбрости изъ безконечнаго пространства. Въ его лицѣ соединились величіе и ужасъ, испытываемые человѣкомъ, рѣшившимся на все.
   -- Что ожидаетъ меня на самомъ дѣлѣ тамъ, за океаномъ?-- спросилъ онъ.-- Будутъ ли смотрѣть тамъ на меня, какъ на другихъ людей, чья прошлая жизнь, если она была безвинна, не слѣдуетъ за ними въ этотъ новый міръ справедливости и свободы?
   -- Почему же нѣтъ?-- отвѣтила Флорида.-- Развѣ онъ сказалъ, что вамъ нельзя надѣяться на это?
   -- Должно ли быть тамъ извѣстно, что я былъ когда-то священикомъ? Или, если я самъ это объявлю, будутъ ли тогда считать меня чѣмъ-то вродѣ чудовища, непохожаго на другихъ людей?
   -- Нѣтъ, нѣтъ!-- съ жаромъ возражала она.-- Своимъ прошлымъ вы всюду пріобрѣтете себѣ друзей и общее уваженіе. Развѣ онъ...
   -- Одну минуту, одну минуту!-- воскликнулъ донъ-Ипполито прерывающимся голосомъ.-- Будетъ ли мнѣ когда-либо возможно пріобрѣсти тамъ нѣчто большее, чѣмъ уваженіе и дружбу?
   Она взглянула на него смущенно, вопросительно.
   -- Если я буду человѣкомъ, какъ всѣ, и если наступитъ часъ, когда чьи-нибудь черты, чей-нибудь взоръ, чей-нибудь голосъ сдѣлаются для меня тѣмъ, что они значитъ для другихъ мужчинъ, вспомнитъ ли она въ укоръ мнѣ, что я былъ священникомъ, когда я скажу ей... когда признаюсь ей, madamigella... какъ дорога она мнѣ, когда я повергну къ ея ногамъ обѣтъ всю жизнь свою посвятить ей, когда буду просить ее сдѣлаться моею женой?...
   Флорида поднялась со скамьи и стояла лицомъ къ лицу съ донъ-Ипполито, въ безпомощномъ молчаніи, котораго онъ, казалось, не замѣчалъ.
   Вдругъ онъ сложилъ молящимъ жестомъ руки и въ отчаянномъ порывѣ протянулъ ихъ къ ней.
   -- О, моя надежда! Моя вѣра! Моя жизнь! Еслибъ вы была та, которую я люблю!...
   -- Какъ?-- содрогнулась дѣвушка, отступивъ отъ него и едва не вскрикнувъ.-- Вы? Вы? Священникъ!
   Донъ-Ипполито испустилъ тихій вопль, похожій на рыданіе.
   -- Его слова! Его слова! Это правда, мнѣ нѣтъ спасенія. Я обреченъ, я долженъ умереть такъ, какъ жилъ!
   Онъ опустилъ лицо на руки и стоялъ передъ Флоридой съ наклоненною головой. Долгое время оба они не говорили и не двигались.
   -- Да, я вижу теперь все, вижу, какъ это случилось, -- какъ бы про себя сказала затѣмъ Флорида хриплымъ шепотомъ, до котораго понижался ея голосъ, когда она бывала сильно взволнована. И снова она умолкла, устремивъ взоръ въ пространство, точно передъ глазами ея проносилась процессія событій и сценъ, происходившихъ въ минувшіе мѣсяцы.
   -- Ахъ, зачѣмъ это, зачѣмъ?-- тихо застонала она вдругъ, ломая руки.
   Глупый фонтанъ все еще прыгалъ и журчалъ. Но вотъ, какъ пламя внезапно вспыхиваетъ и погасаетъ, его струя высоко поднялась и упала, изсякнувъ у подножія статуи.
   Когда фонтанъ пересталъ бить, молодые люди остались точно въ потемкахъ, и, подъ покровомъ этого мрака, дѣвушка подошла ближе къ священнику и, постепенно придвигаясь къ нему, какъ подвигается человѣкъ къ какому-нибудь призраку, когда страхъ не позволяетъ ему обратиться въ бѣгство и онъ предпочитаетъ лучше сразу вытерпѣть самое худшее отъ этого видѣнія, чѣмъ жить послѣ него въ вѣчномъ ужасѣ передъ нимъ, она подняла руки къ рукамъ донъ-Ипполито, осторожно отняла ихъ отъ его лица и заглянула въ глаза его, въ которыхъ уже не теплилось ни искры надежды.
   -- О, донъ-Ипполито,-- печально пролепетала она,-- что мнѣ сказать вамъ, что мнѣ сдѣлать для васъ теперь?
   Но сдѣлать ничего не оставалось. Все зданіе его грезъ, его безумныхъ фантазій, разлетѣлось въ прахъ отъ одного слова, никакое волшебство не могло его возсоздать, насталъ конецъ, никогда, повидимому, не имѣющій конца. Онъ оставилъ въ ея рукахъ свои холодные пальцы и на мольбу ея и слезы отвѣтилъ своею блѣдною, покорной улыбкой.
   -- Вы не въ силахъ помочь мнѣ,-- для такой ошибки, какъ моя, помощи быть не можетъ. Впослѣдствіи, если когда-нибудь мысль обо мнѣ будетъ для васъ мучительнѣе, чѣмъ въ эту минуту, вы захотите, можетъ быть, меня простить. Да, это вы можете сдѣлать для меня.
   -- Но кто же, кто когда-либо проститъ меня за мою слѣпоту?-- вскричала Флорида.-- О, вы должны повѣрить, что мнѣ никогда и не думалось, никогда и не снилось...
   -- Я знаю, знаю это. Ваша роковая любовь къ истинѣ всему виной, любовь къ истинѣ, настолько высокая, настолько утонченная, что я не могъ распознать ее иначе, какъ путемъ этой пытки... Вы тоже, какъ и другіе, любили мою душу и не хотѣли, чтобъ я былъ священникомъ, по той самой причинѣ, по которой они хотѣли, чтобъ я... Теперь я это вижу, имъ былъ... Но вы не имѣли права любить мою душу, а меня самого... вы, женщина! Женщина не должна любить только душу мужчины.
   -- Да, да!-- жалобно промолвила дѣвушка.-- Но для меня вы были священникомъ!
   -- Это правда, madamigella. Я всегда былъ для васъ священникомъ, и теперь понимаю, что никогда не могъ бы сдѣлаться для васъ чѣмъ-либо инымъ. Ахъ, мое несчастье началось за много лѣтъ до нашей встрѣчи! Я хотѣлъ бы немножко осудить васъ...
   -- Осуждайте меня, осуждайте, я прошу васъ объ этомъ.
   -- Но мнѣ не за что осуждать васъ. Сочтите лучше, что, дѣлая это, я еще разъ просилъ у васъ прощенія... О, Боже мой, Боже мой, Боже мой!
   Онъ высвободилъ отъ нея свои руки и произнесъ эти слова полушепотомъ, обративъ лицо къ небесамъ. Потомъ онъ опять взглянулъ на нее и сказалъ:
   -- Madamigella, если моя доля въ этомъ злополучіи даетъ мнѣ право спросить у васъ...
   -- О, спрашивайте все, что хотите! Я все готова отдать, все готова исполнить!
   Онъ запнулся.
   -- Вы не любите меня, -- сказалъ онъ вдругъ, -- но, можетъ быть, вы любите другого?
   Она не отвѣчала.
   -- Вы... любите... его?
   Она закрыла руками лицо.
   -- Я зналъ это,-- простоналъ священникъ,-- я зналъ и это!-- и онъ отвернулся.
   -- Донъ-Ипполито, донъ-Ипполито! О, бѣдный, бѣдный донъ-Ипполито!-- воскликнула дѣвушка, подбѣжавъ къ нему.-- Неужели вы такъ разстанетесь со мной? Куда вы идете? Что будете вы дѣлать теперь?
   -- Развѣ я не сказалъ вамъ? Я ухожу, чтобы умереть священникомъ.
   -- Но развѣ я ничѣмъ не могу быть для васъ, ни на что не могу надѣяться для васъ?
   -- Нѣтъ!-- спустя минуту сказалъ донъ-Ипполито.-- И что могли бы вы сдѣлать?-- Онъ схватилъ ея руки, протянутыя къ нему съ мольбой, сложилъ ихъ вмѣстѣ и обѣ ихъ поцѣловалъ.-- Прощайте!-- прошепталъ онъ. Потомъ онъ ихъ разъединилъ и страстно прильнулъ губами къ каждой ладони.-- Прощайте, прощайте!
   Могучая волна скорби, состраданія и отчаянія за него поднялась въ душѣ Флориды. Она обвила руками его шею, привлекла его голову къ себѣ на грудь и крѣпко прижалась къ нему, плача и сокрушаясь надъ нимъ, какъ надъ какимъ-то жалкимъ, безобиднымъ существомъ, которое она неумышленно раздавила и умертвила. Потомъ она порывисто оттолкнула его отъ себя, повернулась и пустилась бѣжать.
   Феррисъ отступилъ назадъ, подъ тѣнь дерева, изъ-подъ котораго онъ только что показался, и схватился за стволъ его, чтобы не упасть. Казалось, кто-то другой въ его образѣ вышелъ, крадучись, со двора палаццо и побрелъ невѣрными шагами подъ ослѣпительнымъ бѣлымъ блескомъ площади и затѣмъ въ непроницаемой тьмѣ узкаго переулка. Въ промежуткахъ, на которые падалъ лунный свѣтъ, этотъ самъ себѣ чужой, несчастный человѣкъ видѣлъ фигуру патера, беззвучно двигавшуюся впереди.
   

XVI.

   Флорида быстро взбѣжала по ступенькамъ террасы и взялась за ручку двери, но вдругъ остановилась, запыхавшись, повернулась и медленно отошла на самый конецъ террасы, вытирая и обмахивая глаза носовымъ платкомъ и приводя въ порядокъ растрепавшіеся на бѣгу локоны. Потомъ она опять подошла къ двери и, подождавъ немного, осторожно ее отворила. Матери ея уже не было въ гостиной, гдѣ она оставила ее, и она тихонько прошла въ свою комнату, гдѣ съ крышками, прислоненными къ стѣнѣ, стояли открытые и на половину упакованные сундуки. Она начала собирать различныя принадлежности туалета, разложенныя на постели и на стульяхъ, стала складывать ихъ съ машинальною тщательностью и убирать въ сундуки.
   -- Это ты, Флорида?-- окликнулъ ее изъ другой комнаты голосъ миссисъ Вервэнъ.
   -- Да, мама, -- отвѣтила дѣвушка и осталась на колѣняхъ передъ однимъ изъ ящиковъ, держа въ рукѣ свѣтло-зеленое платье, которое было на ней въ то утро, когда Феррисъ въ первый разъ привелъ къ нимъ въ домъ донъ-Ипполито. Она разгладила его складки и взглянула на него, не дѣлая никакого движенія, чтобъ его уложить, такъ и застыла въ своей позѣ, между тѣмъ какъ мать предлагала ей одинъ вопросъ за другимъ.
   -- Что это ты дѣлаешь, Флорида? Да гдѣ ты? Почему ты не идешь ко мнѣ?-- и подъ конецъ сама очутилась въ дверяхъ,-- А, ты укладываешь вещи! Знаешь, Флорида, мнѣ просто не терпится скорѣе уѣхать. Я такъ рада была бы, еслибъ мы могли теперь же пуститься въ путь!
   Трепетъ пробѣжалъ по лицу молодой дѣвушки, она вздрогнула, оставила свою пассивную позу и уложила платье въ сундукъ.
   -- Я тоже, мама, была бы рада. Я не знаю, чего бы я ни дала за то, чтобы намъ можно было ѣхать завтра!
   -- Да, но ты понимаешь, что это невозможно. Я боюсь, мой другъ, что мы взяли на себя черезъ-чуръ много. Ужь и теперь у меня точно свинцовая тяжесть лежитъ на мысляхъ, и я просто не знаю, что же будетъ потомъ. Еслибъ только мы были свободны, мы непремѣнно уѣхали бы завтра, но какъ можемъ мы это устроить, когда у насъ на рукахъ донъ-Ипполито?
   Флорида подождала минуту, прежде чѣмъ отвѣтить.
   -- Донъ-Ипполито не ѣдетъ съ нами, мама,-- холодно сказала она затѣмъ.
   -- Не ѣдетъ съ нами? Что это значитъ?
   -- Онъ не поѣдетъ въ Америку. Онъ не хочетъ покинуть Венецію; онъ останется священникомъ, -- угрюмо проговорила Флорида.
   Миссисъ Вервэнъ опустилась на стулъ, стоявшій возлѣ двери.
   -- Не поѣдетъ въ Америку, не хочетъ покинуть Венецію, останется священникомъ? Флорида, ты изумляешь меня. Но я нисколько не поражена, ни капельки! Я такъ и думала, что донъ-Ипполито отступится отъ своего плана, все время думала. Я не скажу, чтобы онъ былъ собственно перемѣнчивъ, но онъ слабохарактеренъ или, скорѣе, робокъ. Онъ хорошій человѣкъ, но ему не хватаетъ смѣлости, рѣшимости. Я всегда сомнѣвалась въ томъ, чтобъ онъ могъ имѣть успѣхъ въ Америкѣ,-- онъ слишкомъ большой мечтатель. Но это, говоря по правдѣ, уже немножко черезъ-чуръ! Этого я никакъ не ожидала. Что же онъ сказалъ, Флорида? Что онъ выставилъ въ извиненіе себѣ?
   -- Я, право, не знаю; такъ, нѣсколько словъ. Да и что могъ онъ сказать?
   -- Конечно, конечно. Пробовала ты переубѣдить его, Флорида?
   -- Нѣтъ,-- печально промолвила дѣвушка.
   -- Я очень рада. Мнѣ кажется, ты уже совершенно достаточно уговаривала его. Ты уронила бы свое достоинство, еслибъ что-нибудь еще сказала, и онъ, пожалуй, ложно истолковалъ бы твои слова. Эти иностранцы такъ непохожи на американцевъ. Намъ, навѣрное, было бы съ нимъ ужасно много хлопотъ, еслибъ онъ съ съ нами поѣхалъ. Все къ лучшему. Я увѣрена, что такъ предназначено свыше. Но это, все-таки, не снимаетъ съ донъ-Ипполито обвиненія въ черной неблагодарности и недостаткѣ уваженія къ намъ. Онъ совсѣмъ одурачилъ насъ.
   -- Его нельзя осуждать. Это былъ для него очень важный шагъ. А еслибъ...
   -- Я знаю. Но зачѣмъ же онъ заговорилъ объ этомъ? Онъ долженъ былъ вполнѣ уяснить себѣ свои намѣренія, прежде чѣмъ поднять этотъ вопросъ,-- это единственный надежный путь. Ну, стало быть, ничто намъ теперь не мѣшаетъ уѣхать завтра отсюда.
   Флорида глубоко вздохнула и встала, чтобы снова приняться за укладку вещей.
   -- У тебя заплаканные глаза, Флорида? Впрочемъ, конечно, нельзя не пожалѣть о такомъ человѣкѣ. Въ донъ-Ипполито много хорошаго, очень много. Но когда ты доживешь до моихъ лѣтъ, душа моя, слезы не будутъ у тебя такъ дешевы. Ахъ, какъ это непріятно!-- сказала сейчасъ же послѣ того миссисъ Вервэнъ. Она просидѣла нѣкоторое время молча и потомъ спросила: -- Придетъ онъ къ намъ завтра утромъ?
   Дочь устремила на нее взоръ, выражавшій испуганный вопросъ.
   -- Да опомнись, душа моя! Мы должны же передъ отъѣздомъ проститься съ нимъ, да и расплатиться тоже.
   -- Расплатиться?
   -- Ну, да, расплатиться. Расплатиться за уроки, которые онъ тебѣ давалъ. Это всегда было ужасно неловко. Ты понимаешь, онъ приходилъ къ намъ не такъ, какъ другіе учителя, а скорѣе какъ гость или какъ другъ дома. Онъ никогда не показывалъ виду, что желаетъ получить свой гонораръ, и послѣднее время я перестала платить ему въ срокъ, потому что мнѣ просто претило предлагать ему деньги, и вотъ теперь изъ нихъ накопилась цѣлая сумма. Я думаю, онѣ нужны ему, бѣднягѣ. Но вопросъ въ томъ, какъ ихъ ему доставить? Онъ, можетъ быть, не придетъ завтра въ обычное время, а довѣрить padrone я не рѣшаюсь. Мы могли бы переслать ихъ ему переводомъ изъ Парижа, но я предпочла бы заплатить ихъ ему раньше, чѣмъ мы уѣдемъ. Притомъ же, это было бы почти грубо уѣхать, не повидавшись съ нимъ еще разъ.-- Миссисъ Вэрвэнъ на минуту задумалась.-- Вотъ что я скажу тебѣ, -- продолжала она, -- если случится такъ, что онъ не придетъ завтра утромъ, то мы можемъ остановиться по пути на станцію и вручить ему деньги лично.
   Флорида ничего не отвѣтила.
   -- Развѣ ты не находишь, что это отличный планъ?
   -- Не знаю,-- какъ-то уныло сказала дѣвушка.
   -- Слушай, Флорида, если ты заключила изъ словъ донъ-Ипполито, что онъ предпочелъ бы не видѣться съ нами больше... что это было бы тягостно для него... такъ мы могли бы попросить мистера Ферриса передать ему деньги.
   -- Ахъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, мама!-- воскликнула Флорида, закрывъ руками лицо,-- это было бы верхъ неделикатности!
   -- Да, можетъ быть, это дѣйствительно было бы не совсѣмъ согласно съ правилами хорошаго тона,-- растерянно сказала миссисъ Вервэнъ,-- но зачѣмъ же ты такъ сильно выражаешься, душа моя? Вѣдь, это не вопросъ о жизни и смерти. Я, право, не знаю, какъ мнѣ быть... Мнѣ кажется, мы, все-таки, должны заѣхать къ донъ-Ипполито. Не правда ли?
   -- Пожалуй,-- нерѣшительно согласилась дочь.
   Миссисъ Вервэнъ зѣвнула.
   -- Ну, сегодня я не въ силахъ больше объ этомъ думать,-- я слишкомъ отупѣла. Но мы такъ и сдѣлаемъ. Ты поможешь мнѣ лечь въ постель, мой другъ? Я ни на что не буду годна завтра.
   Она продолжала говорить о перемѣнѣ въ планахъ донъ-Ипполито, пока голова ея не коснулась подушки, но вдругъ она снова подняла ее и крикнула дочери, прошедшей въ смежную комнату:
   -- А что же мистеръ Феррисъ? Почему онъ не вернулся съ тобой?
   -- Не вернулся со мной?
   -- Ну, да, дитя. Я послала его за тобой какъ разъ передъ тѣмъ, какъ ты вошла въ комнаты. За этою исторіей съ донъ-Ипполито я совсѣмъ забыла о немъ. Развѣ же ты не видала его?... Ахъ! что это такое?
   -- Ничего, мама, я уронила свѣчку.
   -- Ты увѣрена въ томъ, что ничего не зажгла?
   -- Нѣтъ. Она совсѣмъ погасла.
   -- Зажги ее опять и посмотри хорошенько. Ну, что же? Все благополучно?
   -- Да.
   -- Странно, что онъ не вернулся, по крайней мѣрѣ, сказать, что не нашелъ тебя въ саду. Какъ же ты думаешь, куда онъ дѣвался?
   -- Не знаю, мама.
   -- Это что-то удивительное. Какъ жаль, что мистеръ Феррисъ такой чудакъ! Это совершенно граничитъ съ аффектаціей. Я не знаю, какъ это понять. Завтра утромъ мы первымъ дѣломъ должны увѣдомить его о томъ, что уѣзжаемъ, и попросить его зайти.
   Флорида не возражала. Она сидѣла, устремивъ неподвижный взглядъ на черный промежутокъ въ открытой двери, отдѣлявшей ея комнату отъ спальни матери. Миссисъ Вервэнъ не прерывала молчанія.
   Немного погодя дочь тихо вошла въ ея комнату, заслоняя свѣчку рукой, и, увидѣвъ, что она спитъ, тихо удалилась, затворила дверь и стала опять укладывать сундуки.
   Когда все было кончено, она бросилась на постель и спрятала лицо въ подушку.
   Слѣдующее утро было посвящено безконечнымъ послѣднимъ штрихамъ, которыхъ требуетъ укладка дамскихъ вещей, и прощанію, весьма щедрому (миссисъ Вервэнъ блистала своею щедростью), со всею прислугой въ домѣ и со всѣми людьми внѣ его, которые хотя бы только снимали шляпу передъ миссисъ и миссъ Вервэнъ во время ихъ пребыванія въ Венеціи. Все это свелось къ не особенно значительной суммѣ. Всякаго рода вымогательства со стороны padrone тоже составили небольшой итогъ, хотя этотъ честнѣйшій человѣкъ всю голову свою изломалъ, чтобы сочинить различныя поврежденія, причиненныя жильцами его мебели и квартирѣ. Но когда дамы безропотно удовлетворили его требованія, онъ далъ волю своему искреннему расположенію къ нимъ и проявилъ его во множествѣ мелкихъ услугъ. Подъ конецъ онъ настоялъ на томъ, чтобъ онѣ поѣхали на станцію въ его гондолѣ, и лишь съ трудомъ удалось имъ уговорить его, чтобъ онъ самъ не отправился ихъ провожать.
   Миссисъ Вервэнъ, какъ только встала, послала записку Феррису, но и въ первый, а затѣмъ и во второй разъ былъ данъ отвѣтъ, что консула нѣтъ дома; такъ прошло утро, а онъ все не показывался. Негодованіе противъ него поддерживало бодрость ея духа, пока гондола не вошла въ каналъ, но тогда оно уступило мѣсто безграничному сожалѣнію о томъ, что она больше не увидитъ молодого человѣка.
   -- Я не могу уѣхать, не простившись съ мистеромъ Феррисъ, Флорида,-- сказала она, наконецъ,-- ты и не думай отговаривать меня. Онъ, можетъ быть, былъ не совсѣмъ учтивъ, но онъ былъ такъ добръ къ намъ все время, и мы слишкомъ обязаны ему, чтобы не постараться поблагодарить его передъ отъѣздомъ. Мы непремѣнно должны остановиться на минутку у его дома.
   Флорида, съ пассивнымъ равнодушіемъ смотрѣвшая на усилія матери вызвать къ нимъ Ферриса, обратила на нее взоръ мучительной тоски. Но черезъ минуту она велѣла гондольеру остановиться у консульства и, опустивъ вуаль на лицо, откинулась назадъ, подъ тѣнь занавѣсокъ гондолы.
   Миссисъ Вервэнъ стала слегка сантиментальничать по поводу ихъ отъѣзда, но дочь ни слова не сказала ни за, ни противъ мѣстности, которую онѣ покидали.
   Гондольеръ позвонилъ у подъѣзда Ферриса и возвратился съ отвѣтомъ, что его нѣтъ дома.
   Миссисъ Вервэнъ дала волю своему отчаянію.
   -- О, Боже мой, Боже мой! Какое несчастье! Что же намъ дѣлать теперь?
   -- Мама, мы опоздаемъ къ поѣзду, если будемъ такъ мѣшкать,-- сказала Флорида.
   -- Да подожди же немножко. Я должна оставить ему хоть записку.
   "Какъ могли вы не быть дома,-- написала она на карточкѣ,-- въ то самое время, когда мы заѣзжали проститься съ вами? Наши планы измѣнились и мы уѣзжаемъ сегодня. Я напишу вамъ изъ Вероны (мы ѣдемъ черезъ Бреннеръ) и прочту вамъ хорошенькую нотацію за ваше вчерашнее поведеніе. Кто будетъ держать васъ въ строгости безъ меня? Вы были очень, очень добры. Флорида, такъ же, какъ и я, шлетъ вамъ тысячу благодарностей, сожалѣній и прощальныхъ привѣтовъ".
   -- И, все-таки, въ концѣ-концовъ, я ничего не сказала,-- стала она жаловаться со слезами на глазахъ.
   Гондольеръ опять направился съ карточкой ко входной двери, служанка Ферриса спустила внизъ корзинку и поймала въ нее записку.
   -- Если мы не застанемъ донъ-Ипполито, -- сказала миссисъ Вервэнъ, когда лодка двинулась дальше,-- я рѣшительно не буду знать, что же мнѣ дѣлать съ деньгами? Это выйдетъ ужь черезъ-чуръ неловко.
   Гондола проскользнула изъ Canalezzo въ сѣть болѣе мелкихъ каналовъ, гдѣ густыя тѣни были такъ же стары, какъ и дворцы, которые отбрасывали ихъ, и остановилась у пристани передъ маленькою набережной. Гондольеръ сошелъ на берегъ и позвонилъ у дверей дома донъ-Ипполито. Отвѣта не послѣдовало; онъ сталъ звонить еще и еще. Наконецъ, изъ окна верхняго этажа высунулась голова самого священника. Гондольеръ приподнялъ шляпу и сказалъ:
   -- Американскія дамы желаютъ васъ видѣть, донъ-Ипполито.
   Прошла еще минута, прежде чѣмъ дверь отворилась, и священникъ, съ непокрытою головой, щуря глаза отъ яркаго свѣта и, повидимому, крайне озадаченный, перешелъ черезъ набережную къ лѣстницѣ, ведущей на пристань.
   -- Ну-съ, донъ-Ипполито!-- крикнула миссисъ Вервэнъ, вставая и подавая ему руку, которой она сперва указала ему на сундуки и мѣшки, нагроможденные въ оставшейся свободною передней части гондолы.-- Что скажете вы на это? Мы дѣйствительно уѣзжаемъ, и уѣзжаемъ сейчасъ, мы тоже умѣемъ измѣнять наши планы. И я не думаю, чтобъ мы черезъ-чуръ строго наказали васъ,-- прибавила она съ ласковою улыбкой,-- еслибъ уѣхали, не простившись съ вами. Объясните, ради Бога, что все это значитъ? Почему вы такъ неожиданно отказались отъ вашего грандіознаго проекта?
   Она опять усѣлась, чтобъ удобнѣе продолжать разговоръ, и, казалось, была совершенно счастлива, что снова видитъ передъ собой донъ-Ипполито.
   -- По зрѣломъ обсужденіи, это оказалось благоразумнѣе,-- спокойно сказалъ онъ, бросивъ быстрый и пытливый взглядъ на Флориду, не поднимавшую вуаля.
   -- Ну, можетъ быть, вы отчасти и правы. Но я не могу отрѣшиться отъ мысли, что вы, съ своимъ талантомъ, имѣли бы большой успѣхъ въ Америкѣ. Изобрѣтателямъ страшно везетъ у насъ. Возьмите, напримѣръ, "Компанію винтовъ" въ Провиденсѣ. Это такая простая вещь, а, между тѣмъ, въ настоящее время ея акціи ходятъ по восьми сотъ долларовъ. Вы совсѣмъ здоровы, донъ-Ипполито?
   -- Совершенно здоровъ, madama.
   -- Мнѣ показалось, что вы ныньче какъ-то блѣдны. Но, впрочемъ, вы всегда немного блѣдны. Вы не должны слишкомъ усиленно работать. Мы очень будемъ скучать безъ васъ, донъ-Ипполито.
   -- Благодарю васъ, madama.
   -- Да, мы просто не будемъ знать, что дѣлать безъ васъ. И вотъ, что я хотѣла еще сказать вамъ, донъ-Ипполито: если когда-нибудь вы опять передумаете и рѣшите отправиться въ Америку, вы должны написать мнѣ и принять отъ меня поддержку, которую я была намѣрена предложить вамъ теперь.
   Холодная дрожь пробѣжала по членамъ священника, и онъ опять бросилъ взглядъ на закрытое вуалемъ лицо Флориды.
   -- Вы слишкомъ добры,-- сказалъ онъ.
   -- Да, я, кажется, и въ самомъ дѣлѣ слишкомъ добра, -- игриво возразила миссисъ Вервэнъ.-- Если подумать, что вы такъ бы и дали мнѣ уѣхать изъ Венеціи, не попытавшись даже проститься со мной, то я, дѣйствительно, очень добра.
   Настроеніе миссисъ Вервэнъ омрачилось и глаза ея наполнились слезами.
   -- Я надѣюсь, что вамъ грустно разставаться съ нами, донъ-Ипполито, вѣдь, вы знаете, какъ высоко я цѣню вашу дружбу. По-моему, это было довольно-таки жестоко съ вашей стороны.-- Она, повидимому, не помнила, что онъ не могъ знать о перемѣнѣ ихъ намѣреній.
   Донъ-Ипполито съ мольбой взглянулъ ей въ лицо и сдѣлалъ трогательный жестъ возраженія, но ничего не сказалъ.
   -- Я, право, боюсь, что вы, все-таки, нездоровы; мнѣ кажется, мы очень не хорошо поступаемъ, уѣзжая какъ разъ теперь,-- продолжала миссисъ Вервэнъ,-- но, вѣдь, этого ужь нельзя передѣлать; вы видите, мы совсѣмъ уложились. Но у меня есть къ вамъ просьба, донъ-Ипполито,-- продолжала она, вынимая украдкой изъ кармана маленькій свертокъ, -- пожалуйста, оставьте на время всѣ эти ваши изобрѣтенія и дайте себѣ вакантъ. Вамъ нуженъ умственный отдыхъ. Отправляйтесь куда-нибудь въ деревню, обѣщайте мнѣ это. Вѣдь, эта работа рѣшительно изнуряетъ васъ. Но теперь намъ и въ самомъ дѣлѣ пора ѣхать. Проститесь съ Флоридой, а я разстанусь съ вами послѣдняя,-- сказала она, улыбаясь сквозь слезы.
   Священникъ и Флорида протянули другъ другу руки. Ни онъ, ни она не обмѣнялись ни единымъ словомъ, и, снова опустившись на скамью, съ которой она было привстала, молодая дѣвушка натянула еще гуще складки вуаля, который она такъ и не поднимала съ лица.
   Легкое рыданіе вырвалось изъ устъ миссисъ Вервэнъ, когда донъ-Ипполито взялъ ея руку и поднесъ къ губамъ, и ей оказалось довольно трудно всунуть ему въ руку свертокъ, который она искусно старалась прижать къ его ладони.
   -- Прощайте, прощайте,-- сказала она,-- смотрите, не выроните,-- и сдѣлала опять попытку закрыть его пальцами свертокъ.
   Но онъ безпечно оставилъ его въ открытой рукѣ, когда гондола отчалила отъ берега, и деньги все еще лежали на его ладони, пока онъ слѣдилъ за тѣмъ, какъ лодка скользнула подъ мостъ у ближайшаго угла и исчезла.
   Въ то время, какъ онъ стоялъ, не отрывая взора отъ пустой арки, къ нему сталъ приближаться человѣкъ съ дикою и свирѣпою физіономіей. Ходили слухи, что онъ помѣшался вслѣдствіе смерти своего брата, выданнаго австрійцамъ духовникомъ его жены послѣ революціи 48-го года. Онъ шелъ впередъ быстрыми шагами и, очутившись возлѣ донъ-Ипполито, внезапно повернулъ къ нему лицо и сквозь стиснутые зубы послалъ ему проклятіе:
   -- Собака -- попъ!
   Какъ будто вся его нація отреклась отъ него словами этого маніака,-- донъ-Ипполито испустилъ отчаянный вопль и, закрывъ руками лицо, вошелъ, шатаясь, въ свое жилище.
   Свертокъ упалъ съ его ладони, покатился по отлогому мрамору набережной и соскользнулъ въ воду.
   Маленькій нищій, державшій у берега гондолу миссисъ Вервэнъ, пока она говорила со священникомъ, окинулъ взоромъ пустынную набережную, двери и окна домовъ и началъ потомъ раздѣваться, чтобы выкупаться въ каналѣ.
   

XVII.

   Не раньше сумерокъ Феррисъ вернулся въ свою квартиру, гдѣ не былъ съ самаго разсвѣта, и, измученный, бросился на постель. Лицо его до-красна загорѣло на солнцѣ, глаза были налиты кровью. Онъ впалъ въ дремоту, и ему приснилось, что онъ все еще въ Маламокко, куда онъ отправился утромъ въ какомъ-то умопомраченіи, вмѣстѣ съ рыбаками, которымъ надо было закинуть тамъ сѣти; потомъ онъ увидалъ, какъ возвращается въ Венецію по лагунѣ, принявшей подъ килемъ видъ жидкаго пламени. Онъ проснулся съ тяжелымъ вздохомъ и велѣлъ Маринѣ принести ему свѣчу.
   Она поставила ее на столъ и подала ему карточку, оставленную миссисъ Вервэнъ. Онъ прочелъ ее разъ, прочелъ другой, отложилъ ее въ сторону и, надѣвъ шляпу, взялъ трость и вышелъ изъ дому.
   -- Не ждите меня, Марина,-- сказалъ онъ,-- я, можетъ быть, поздно вернусь. Ложитесь въ постель.
   Онъ возвратился въ полночь, зажегъ свѣчу, взялъ карточку и перечиталъ ее еще разъ. Онъ самъ не зналъ, радоваться ли ему, или огорчаться, что онъ пропустилъ случай увидать на прощанье миссисъ Вервэнъ и ея дочь. Онъ считалъ рѣшеннымъ дѣломъ, что донъ-Ипполито послѣдуетъ за ними; онъ не хотѣлъ себя спрашивать, какой мотивъ ускорилъ ихъ отъѣздъ. Всѣ доводы были за то, что ему никогда болѣе не придется взглянуть на дѣвушку, такимъ ненавистнымъ образомъ утраченную для него, но мощный инстинктъ его сердца вступалъ въ борьбу противъ нихъ.
   Онъ легъ, не раздѣваясь, и, прежде чѣмъ онъ успѣлъ задремать, ему на яву уже начали грезиться сны. Онъ рано проснулся и пошелъ бродить по городу. Въ теченіе всего этого дня онъ не присѣлъ ни на минутку. Заглянувъ къ себѣ, онъ нашелъ письмо отъ миссисъ Вервэнъ со штемпелемъ изъ Вероны. Она повторяла свои упреки и прощанія и объясняла ему, что священникъ отказался отъ своего намѣренія и совсѣмъ не думаетъ ѣхать въ Америку. Это извѣстіе, еще болѣе загадочное, явилось не менѣе зловѣщимъ въ его глазахъ, чѣмъ таинственность, связанная съ внезапнымъ отъѣздомъ его соотечественницъ.
   Въ послѣдовавшія затѣмъ недѣли единственнымъ стараніемъ Ферриса было сводить дни къ часамъ, а часы къ минутамъ. Бремя, ложившееся на него, когда онъ просыпался, до самой ночи тяжко давило его сердце и угнетало его даже во снѣ. Его горе не отливалось въ какую-либо извѣстную форму; то, что онъ чувствовалъ чаще всего, было какою-то смутною утратой, которую онъ не могъ опредѣлить точнымъ названіемъ стыда или обиды. Временами то, что онъ видѣлъ, представлялось ему злою игрой его воображенія, какою-то коварною и безумною иллюзіей.
   Но онъ ничего не могъ сдѣлать, не могъ спросить себя, какой же будетъ конецъ. Днемъ онъ оставался въ своей квартирѣ, пытаясь читать, пытаясь работать, удивляясь отчасти, какъ онъ не занемогъ до сихъ поръ и не умеръ. По ночамъ онъ предпринималъ длинныя прогулки, шелъ, самъ не зная куда, и нерѣдко бродилъ по улицамъ, пока сѣрая утренняя мгла не начинала мерцать сквозь ночную синеву неба. Но даже ночью онъ избѣгалъ той мѣстности, гдѣ жили дамы Вервэнъ. Ихъ хозяинъ прислалъ ему пакетъ различныхъ бездѣлушекъ, позабытыхъ ими, но онъ отказался его принять, сославшись на то, что не знаетъ, гдѣ находятся въ настоящее время эти дамы. Онъ немножко надѣялся, что миссъ Вервэнъ, несмотря на то, что онъ не отвѣчалъ на ея послѣднее письмо, еще разъ напишетъ ему изъ Англіи, но она не написала. Она и ея дочь исчезли съ его горизонта; онъ зналъ, что онѣ когда-то были на немъ, лишь по той мукѣ, которую онѣ оставили въ его душѣ.
   Онъ слегка удивлялся, что нигдѣ не видитъ донъ-Ипполито. Разъ, въ полночь, ему представилось, что священникъ направляется къ нему навстрѣчу черезъ площадь, на которую онъ только что вышелъ; онъ остановился и повернулъ назадъ, въ переулокъ; когда священникъ поравнялся съ нимъ, оказалось, что это вовсе не донъ-Ипполито.
   Въ эти дни Феррисъ получилъ отъ департамента иностранныхъ дѣлъ депешу, извѣщавшую его о назначеніи ему преемника и приглашавшую его сдать консульскіе флаги, печати, архивы и остальное имущество Соединенныхъ Штатовъ. Никакой причины его отставки въ депешѣ не указывалось; но такъ какъ и назначеніе его на постъ консула тоже ничѣмъ не было обосновано, то онъ не имѣлъ никакого права жаловаться; равновѣсіе строго возстановлялось этимъ нехитрымъ пріемомъ американской администраціи. Феррисъ рѣшилъ не ждать своего преемника для сдачи консульскихъ вещей и немедленно отдалъ ихъ на храненіе почтенному корабельному поставщику, такъ часто передававшему ихъ изъ рукъ отъѣзжающихъ консуловъ въ руки пріѣзжающимъ. Совсѣмъ готовый покинуть въ любую минуту Венецію, онъ, однако, вовсе не испытывалъ нетерпѣнія скорѣе уѣхать, но принялся не спѣша упаковывать свои эскизы и этюды.
   Разъ утромъ, когда онъ сидѣлъ безъ дѣла въ своей опустошенной мастерской, Марина пришла сказать ему, что какая-то старуха, ожидающая отвѣта у входной двери внизу, проситъ позволенія сказать ему нѣсколько словъ.
   -- Что-жь, впустите ее,-- вяло проговорилъ Феррисъ, и Марина сейчасъ же вернулась съ весьма некрасивою, похожею на вѣдьму матроной, устремившею пристальный взглядъ на молодого человѣка, въ то время, какъ онъ, наморщивъ лобъ, старался припомнить, гдѣ онъ видѣлъ раньше это сердитое лицо.
   -- Ну?-- сурово обратился онъ къ ней.
   -- Меня прислалъ донъ-Ипполито Рондинелли,-- отвѣтила старуха,-- онъ такъ желалъ бы видѣть ваше превосходительство.
   Феррисъ не отвѣчалъ; старуха дрожащими пальцами перебирала бахрому своей шали и вдругъ прибавила съ нѣжностью въ голосѣ, представлявшею странный контрастъ съ грубыми чертами ея лица:
   -- Онъ былъ очень болѣнъ, бѣдненькій, лежалъ въ горячкѣ, но теперь онъ пришелъ въ память, и доктора говорятъ, что онъ поправится. Я надѣюсь, что такъ и будетъ. Но онъ еще очень слабъ. Онъ попробовалъ было написать вамъ два слова, но у него силъ на это не хватило, такъ вотъ онъ и велѣлъ мнѣ доложить вашему превосходительству, что ему надо сказать вамъ кое-что, очень для васъ важное, и что онъ проситъ васъ не сердиться за то, что онъ самъ не пришелъ засвидѣтельствовать вамъ свое почтеніе, такъ какъ это совсѣмъ невозможно, и чтобы вы оказали ему милость и пришли къ нему, какъ только вамъ время позволитъ.
   Старуха вытерла глаза кончикомъ шали и подбородокъ ея патетически затрясся, когда она украдкой кинула на Ферриса взоръ, выражавшій смертельную ненависть. Консулъ долго и тупо глядѣлъ на нее, потомъ отвѣтилъ:
   -- Скажите ему, что я приду.
   Онъ не вѣрилъ въ возможность того, чтобы донъ-Ипполито имѣлъ сообщить ему что-либо очень для него важное, но онъ совсѣмъ истерзался, постоянно вращаясь въ одномъ и томъ же кругѣ догадокъ, и если еще сохранилъ способность чему-нибудь радоваться, то былъ радъ случаю взглянуть прямо въ лицо своему несчастью. Онъ рѣшилъ пойти, но не сейчасъ, онъ хотѣлъ еще подумать, онъ рѣшилъ пойти на другой день, когда ему удастся нѣсколько уяснить себѣ положеніе дѣла.
   Старуха медлила уходить.
   -- Скажите ему, что я приду, -- нетерпѣливо повторилъ Феррисъ.
   -- Тысячу разъ прошу прощенія, но мой бѣдный господинъ былъ очень болѣнъ. Доктора говорятъ, что онъ выздоровѣетъ. Я надѣюсь, что такъ и будетъ; но онъ, право, еще очень слабъ; какое-нибудь легкое огорченіе, маленькое разочарованіе... Развѣ синьоръ очень, очень занятъ теперь? Онъ такъ сильно желалъ, такъ просилъ, чтобъ, если это только возможно для вашего превосходительства, по добротѣ вашей... Но я разгнѣвала синьора!
   -- Чего же вы хотите?-- спросилъ Феррисъ.
   Старушенція жалобно захныкала, сдѣлала попытку овладѣть рукою консула, и вмѣсто нея поцѣловала рукавъ его сюртука.
   -- Чтобы вы пошли къ нему вмѣстѣ со мною!-- взмолилась она.
   -- Хорошо, я пойду!-- простоналъ художникъ.-- Не все ли равно мнѣ, идти сейчасъ или послѣ?-- прибавилъ онъ по-англійски.-- Ну, полно, оставьте это! Довольно, довольно, говорю вамъ! Вѣдь я же сказалъ, что пойду вмѣстѣ съ вами!-- крикнулъ онъ старухѣ.
   -- Да благословитъ васъ Господь!-- пробормотала она и, спустившись впередъ его по лѣстницѣ, вышла изъ дверей дома. У нея былъ такой несчастный, такой дряхлый и изможденный видъ, что онъ позвалъ гондолу къ своему подъѣзду и заставилъ Венеранду сѣсть возлѣ себя. Досужіе сосѣди донъ-Ипполито измучились отъ любопытства, увидавъ, что Венеранда явилась въ такой парадной обстановкѣ, а въ кафе, гдѣ личность консула была извѣстна, возникло страстное возбужденіе, когда Феррисъ вмѣстѣ со старухой вошелъ въ домъ священника.
   Художникъ не часто посѣщалъ донъ-Ипполито, но причудливость его жилища произвела на него такое сильное впечатлѣніе, что ему казались давно знакомыми и виноградная бесѣдка въ прихожей, и картины, украшавшія гостиную, и дѣтски-наивно размѣщенные фортепіано и мелодіонъ. Венеранда провела его черезъ эти комнаты въ ту, гдѣ священникъ въ первый визитъ показывалъ ему свои изобрѣтенія. Теперь они всѣ были убраны, и на кровати, поставленной у стѣны, напротивъ двери, лежалъ донъ-Ипполито, съ руками, сложенными на груди, и съ слабою улыбкой на губахъ, такою спокойной, такою безмятежной, что художникъ остановился, внезапно охваченный благоговѣніемъ, точно онъ неожиданно очутился предъ лицомъ самой смерти.
   -- Подойдите ближе, подойдите ближе къ нему, -- шептала старуха.
   У изголовья постели сидѣлъ сѣдовласый священникъ, въ красныхъ чулкахъ каноника; его лицо выражало фанатическую строгость, но онъ всталъ и вѣжливо поклонился Феррису.
   Шелестъ его одежды разбудилъ донъ-Ипполито. Онъ повернулъ голову слабымъ, медленнымъ движеніемъ и взоръ его упалъ на живописца. Онъ сдѣлалъ безпомощный жестъ привѣтствія своею исхудалою рукой и началъ извиняться за причиненное имъ безпокойство съ кроткою учтивостью, тронувшею сердце Ферриса, несмотря на сложное чувство вражды, стоявшее между нимъ и священникомъ. И дѣйствительно, этимъ двумъ людямъ пришлось встрѣтиться на какой-то странной почвѣ. Феррисъ не могъ бы назвать донъ-Ипполито своимъ врагомъ, такъ какъ священникъ не сдѣлалъ ему умышленнаго зла; онъ не могъ бы логически ненавидѣть его, какъ соперника, такъ какъ своему собственному сердцу онъ признался въ любви, которая въ немъ таилась, лишь тогда, когда было уже слишкомъ поздно; онъ не зналъ ничего дурного за донъ-Ипполито, онъ не могъ обвинить его въ какомъ-либо вѣроломствѣ или нарушеніи довѣрія. Онъ просто чувствовалъ, что это несчастное существо, лежавшее передъ нимъ съ такимъ мертвеннымъ обликомъ, осквернило, хотя и невольно, то, что для него, Ферриса, было самаго святаго въ мірѣ; за предѣлами этого сознанія все представляло одинъ хаосъ. Онъ принялъ извѣстіе о болѣзни священника съ злобнымъ ожесточеніемъ сердца; но теперь, когда онъ увидалъ его, ему стали припоминаться вещи, вызвавшія въ немъ нѣчто похожее на угрызеніе совѣсти. Ему пришла на память простодушная искренность, съ которой донъ-Ипполито впервые заговорилъ съ нимъ о миссъ Вервэнъ, стараясь узнать, какія чувства онъ самъ къ ней питаетъ; онъ подумалъ о томъ, съ какою довѣрчивостью священникъ признался ему при ихъ послѣднемъ свиданіи въ своей любви и надеждахъ, и, когда Феррисъ холодно встрѣтилъ его исповѣдь, какъ торжественно заклиналъ онъ его быть съ нимъ откровеннымъ; но быть откровеннымъ Феррисъ не могъ. Жалость къ себѣ, какъ жертвѣ странныхъ и жестокихъ случайностей,-- жалость, которую онъ смутно чувствовалъ и раньше,-- распространилась теперь и на патера; забывъ обо всемъ, кромѣ этого состраданія, онъ подошелъ къ постели и взялъ протянутую къ нему тонкую, холодную, безсильную руку.
   Каноникъ поднялся съ своего мѣста и придвинулъ Феррису стулъ, возлѣ подушки, на которой лежало мѣдное распятіе; потомъ онъ тихо удалился изъ комнаты, обмѣнявшись съ больнымъ взглядомъ любящей симпатіи.
   -- Я могъ бы подождать немного,-- заговорилъ донъ-Ипполито слабымъ, глухимъ голосомъ, представлявшимъ одну лишь тѣнь его прежняго низкаго тембра,-- но вы съумѣете простить нетерпѣніе человѣка, еще не совсѣмъ владѣющаго собой... Благодарю васъ зато, что вы пришли. Я былъ очень болѣнъ, какъ видите; я не думалъ, что останусь живъ, да, впрочемъ, и не желалъ этого... я и теперь еще очень слабъ; дайте мнѣ скорѣе сказать вамъ то, что мнѣ хочется сказать. Дорогой другъ,-- произнесъ онъ, устремивъ глаза на художника,-- я говорилъ съ ней въ тотъ вечеръ, послѣ того, какъ разстался съ вами.
   Голосъ священника былъ теперь твердъ, художникъ отвернулъ отъ него лицо.
   -- Я говорилъ безъ надежды,-- продолжалъ донъ-Ипполито,-- и только потому, что молчать было выше моихъ силъ. Я говорилъ напрасно; все погибло, все исчезло въ какой-нибудь мигъ.
   Узелъ сомнѣній, злыхъ предчувствій и страховъ, который Феррисъ за послѣднее время тщетно старался распутать, вдругъ окончательно затянулся; онъ не рѣшался взглянуть на блѣдное лицо священника изъ боязни увидѣть на немъ неуловимое выраженіе коварства; водоворотъ его мыслей сковалъ молчаніемъ его уста.
   Донъ-Ипполито сталъ говорить дальше:
   -- Еслибъ я никогда не былъ священникомъ, я, все-таки, не могъ бы найти доступа къ ея сердцу. Она...
   Онъ запнулся, точно ему силъ не хватило продолжать. Вдругъ онъ воскликнулъ:
   -- Слушайте!-- и быстро пересказалъ Феррису повѣсть своей жизни, заключавшуюся роковою трагедіей любви. Послѣ того онъ произнесъ спокойнымъ тономъ:-- Но теперь все кончено для меня на землѣ. Я возношу благодареніе безконечному состраданію за скорби, черезъ которыя я прошелъ. Я, какъ и многіе другіе, испыталъ на себѣ чудодѣйственную силу церкви, имѣющей власть спасать во всѣ вѣка.-- Онъ сжалъ распятіе прозрачными, какъ у мертвеца, пальцами и прикоснулся къ нему губами.-- Много свидѣтельствъ небеснаго милосердія выпало мнѣ на долю, пока я лежалъ на одрѣ болѣзни. Мой дядя, съ которымъ меня разлучили тѣ долгіе годы, когда я блуждалъ во мракѣ, теперь опять въ мирѣ со мной. Даже бѣдная старуха, которую я послалъ за вами и которая служила мнѣ, какъ мнѣ думалось, затаивъ въ сердцѣ ненависть ко мнѣ, какъ къ лживому священнику, даже она дни и ночи просиживала надо мной, безпомощнымъ больнымъ; она совсѣмъ изнемогла, лишая себя ради меня сна и покоя. Да, я видѣлъ много знаменій божественнаго состраданія и сердце мое преисполнено благодарности.-- Онъ остановился, быстро дыша, и потомъ прибавилъ:-- Мнѣ говорятъ, что опасность этого недуга миновала, но, тѣмъ не менѣе, я умеръ для жизни. Я поднимусь съ своего скорбнаго одра лишь для того, чтобы произнести обѣты кармелитскаго монаха.
   Феррисъ не отвѣчалъ и донъ-Ипполито заговорилъ опять:
   -- Я сказалъ вамъ, что когда впервые признался ей въ неправдѣ, среди которой жилъ, она умоляла меня попытаться найти себѣ утѣшеніе въ святой жизни, которой я былъ посвященъ. Когда вы увидите ее, дорогой другъ, скажите ей, прошу васъ, что я понялъ, наконецъ, что это утѣшеніе, это убѣжище ожидаетъ меня въ кармелитской кельѣ. Я внесъ столько печали въ ея жизнь, и такъ бы мнѣ хотѣлось теперь дать ей знать, что я обрѣлъ миръ душѣ своей тамъ, гдѣ она повелѣла мнѣ искать его, что я побѣдилъ свое горе, примирившись съ нимъ. Скажите ей, еслибъ не ея состраданіе и не тревога ея за меня, я, вѣроятно, такъ и умеръ бы въ своихъ грѣхахъ.
   Быть можетъ, съ протестантской точки зрѣнія, съ которой все, носившее наименованіе монаховъ, монастырей и покаянія, обобщалось въ представленіи Ферриса съ механизмомъ поэтическаго вымысла, быть можетъ, съ этой точки зрѣнія было неизбѣжно, что слова донъ-Ипполито показались ему столь же нереальными, какъ какой-нибудь разговоръ въ драматической пьесѣ. Сердце его оставалось холодно, когда онъ отвѣчалъ ему:
   -- Я радъ слышать, что вы успокоились душой относительно такъ долго смущавшихъ васъ сомнѣній. Не всѣмъ дано такъ легко находить себѣ умиротвореніе; но, какъ вы говорите, это привилегія вашей церкви -- творить чудеса. Что касается миссъ Вервэнъ, то мнѣ жаль, что я не могу обѣщать вамъ исполнить ваше порученіе къ ней. Я никогда болѣе не увижусь съ ней. Извините меня,-- продолжалъ онъ,-- но ваша служанка говорила, что вы желаете сказать мнѣ нѣчто, имѣющее отношеніе ко мнѣ?
   -- Вы никогда не увидитесь съ ней?-- воскликнулъ священникъ, сдѣлавъ усиліе, чтобы приподняться на локтѣ, и снова упалъ на подушку.-- О, безумный! О, глухой и слѣпой! Вѣдь, она васъ любитъ! Она призналась мнѣ въ этомъ въ ту ночь!
   -- Постойте!-- сказалъ Феррисъ, пытаясь, но напрасно, овладѣть своимъ звенящимъ голосомъ.-- Я былъ у миссисъ Вервэнъ въ въ тотъ вечеръ; она послала меня въ садъ за своею дочерью, и я видѣлъ, какъ миссъ Вервэнъ разставалась съ человѣкомъ, котораго она не любила! Я видѣлъ...
   Какъ только эти слова сорвались съ его языка, онъ почувствовалъ, какую ужасную вещь онъ сдѣлалъ; сознаніе своей неделикатности и вызванный этимъ сознаніемъ стыдъ, казалось, отняли у него всякій болѣе или менѣе возвышенный интересъ въ этомъ вопросѣ; ему оставалась въ немъ лишь роль изобличеннаго своею собственною совѣстью шпіона. Его лицо запылало, колеблющіяся надежды, колеблющіяся сомнѣнія,-- все это замерло въ его сердцѣ. Онъ палъ такъ низко, что уже не былъ достоинъ нести свое горе.
   -- Вы видѣли, вы видѣли,-- мягко повторилъ священникъ, не взглянувъ на него и не обнаруживъ ни малѣйшихъ признаковъ волненія; очевидно, выздоровленіе, возвративъ ему полную ясность разсудка, оставило его чувствованія еще нѣсколько притупленными. Онъ сомкнулъ уста и пролежалъ нѣкоторое время молча. Наконецъ, онъ спросилъ съ удивительною кротостью въ голосѣ:
   -- Какъ же мнѣ заставить васъ повѣрить, что то, что вы видѣли, было не любовью женщины, а небесною жалостью ко мнѣ ангела? Трудно вамъ, кажется, повѣрить этому въ ней?
   -- Да, трудно,-- угрюмо отвѣтилъ художникъ.
   -- А, между тѣмъ, это чистая истина. О, вы не знаете ея и никогда не знали ея! Въ тотъ самый мигъ, какъ она отказала мнѣ въ любви своей, она угадала своимъ чуткимъ сердцемъ мучительную тоску моей души, и этимъ объятіемъ постаралась утѣшить меня въ сиротливости всей моей жизни -- и прошлой, и грядущей. Но я знаю, что только даромъ трачу слова!-- съ горечью воскликнулъ онъ,-- Вы никогда не хотѣли видѣть во мнѣ то, что я есть; вы не хотѣли признать моего прямодушія, а, между тѣмъ, мое сердце было къ вамъ такъ же полно преданности, какъ къ ней любви. Скажите, въ чемъ я былъ лживъ передъ вами?
   -- Вы никогда не были лживы предо мною,-- отвѣтилъ Феррисъ,-- и Богу извѣстно, что я былъ честенъ по отношенію къ вамъ, и какою цѣной! Мы могли бы проклинать тотъ день, въ который встрѣтились впервые, донъ-Ипполито, потому что ничего не сдѣлали другъ другу, кромѣ зла. Но я никогда не желалъ вамъ зла. Теперь же я прошу васъ простить меня за то, что не могу повѣрить вамъ. Я не могу повѣрить, по крайней мѣрѣ, въ эту минуту. Я принадлежу къ другой расѣ, чѣмъ вы,-- къ расѣ, у которой медленно зарождаются подозрѣнія и медленно возникаетъ довѣріе. Дайте мнѣ срокъ, позвольте мнѣ еще повидаться съ вами. Мнѣ надо уйти и подумать. Я не сомнѣваюсь въ томъ, что вы сказали правду. Но я боюсь, что вы сами ее не знаете. Я боюсь, что мы оба сдѣлались жертвами одного и того же обманчиваго призрака. Я могу придти къ вамъ завтра. Могу я придти?
   Онъ всталъ и остановился возлѣ постели.
   -- Конечно, конечно,-- отвѣтилъ священникъ, спокойно и мягко взглянувъ въ смущенные глаза художника.-- Вы сдѣлаете мнѣ величайшее удовольствіе. Да, приходите завтра. Вы знаете,-- прибавилъ онъ съ грустною улыбкой, намекая на свое намѣреніе постричься въ монахи,-- что мнѣ недолго осталось пробыть въ мірѣ. Прощайте, до свиданія!
   Онъ взялъ горячую руку Ферриса, безсильно висѣвшую вдоль стана, тихонько притянулъ его къ себѣ и поцѣловалъ его въ обѣ заросшія бородою щеки.
   -- Вы знаете, это въ обычаѣ у насъ между друзьями. Прощайте!
   Когда Феррисъ проходилъ черезъ переднюю, каноникъ поклонился ему со строгимъ видомъ, старуха суровымъ "не надо!" -- отвергла деньги, которыя онъ предложилъ ей въ дверяхъ.
   Онъ горько упрекалъ себя за сомнѣнія, которыхъ не могъ отогнать, и все еще краснѣлъ отъ стыда при мысли, что объявилъ себя предъ донъ-Ипполито соучастникомъ тайны, обязывавшей его хранить молчаніе, чего бы это ни стоило ему. Онъ едва ли питалъ теперь какое-либо нѣжное чувство къ дѣвушкѣ, вокругъ которой сгруппировались всѣ эти злополучія. Онъ понялъ, что преувеличенныя фантазіей угрызенія совѣсти могутъ оказаться сильнѣе ревнивой любви.
   Онъ съ нетерпѣніемъ ждалъ утра, чтобы признаться въ своемъ стыдѣ и своихъ сожалѣніяхъ, но, прежде чѣмъ сумерки спустились на землю, въ немъ наступила реакція этому бурному раскаянію. По мѣрѣ того, какъ звуки голоса священника и его изнуренное болѣзнью лицо блѣднѣли въ воображеніи художника, онъ снова начиналъ все видѣть въ прежнемъ свѣтѣ. И то, что сказалъ ему донъ-Ипполито, стало принимать тогда характеръ смѣшной и дерзской невѣроятности.
   Когда стемнѣло, Феррисъ отправился, по обыкновенію, безцѣльно бродить по городу. Онъ шелъ скорымъ и твердымъ шагомъ, стараясь простою физическою усталостью утишить тоску, наполнявшую его душу. Но куда бы онъ ни поворачивалъ, онъ всякій разъ приходилъ къ дому донъ-Ипполито и, наконецъ, остановился возлѣ него, опершись на парапетъ набережной и устремивъ на домъ пристальный взглядъ, словно стараясь исторгнуть изъ безчувственныхъ камней истинный смыслъ той тайны, которую они скрывали въ себѣ. На самомъ верху, въ комнатѣ, гдѣ, какъ онъ узналъ, лежалъ священникъ, окна были тускло освѣщены.
   Пока онъ стоялъ такимъ образомъ, обративъ вверхъ угрюмое лицо, казавшееся еще болѣе блѣднымъ при лунномъ свѣтѣ, офицеръ, командовавшій австрійскимъ патрулемъ и проходившій какъ разъ мимо него, остановилъ свой взводъ, намѣреваясь, повидимому, спросить у молодого человѣка, что ему тутъ нужно.
   Феррисъ повернулся и быстро направился къ себѣ, но онъ даже не ложился въ эту ночь. Его тоска приняла форму рѣшенія, не позволявшаго ему забыться сномъ. Онъ составилъ планъ пойти къ донъ-Ипполито и сказать ему, что его исторія не произвела должнаго эффекта, что онъ не дастъ такъ легко одурачить себя, и, не спрашивая ничего болѣе, оставить священника съ бременемъ лжи на его сердцѣ.
   Онъ пошелъ въ самый ранній часъ, въ какой могъ надѣяться быть принятымъ, и началъ неистово звонить. Дверь отворилась, и онъ очутился лицомъ къ лицу съ служанкой священника.
   -- Мнѣ надо видѣть донъ-Ипполито,-- безъ всякихъ предисловій сказалъ Феррисъ.
   -- Это невозможно...-- начала она.
   -- Я говорю вамъ, что долженъ его видѣть, -- повторилъ Феррисъ, возвышая голосъ.-- Я говорю вамъ...
   -- Сумасшедшій!-- гнѣвнымъ шепотомъ произнесла старуха, размахивая передъ его лицомъ руками.-- Онъ умеръ! Умеръ въ эту ночь!
   

XVIII.

   Ужасная вѣсть отрезвила Ферриса, онъ очнулся отъ своей долгой оргіи ненависти, ревности и отчаянія; впервые съ той ночи въ саду, онъ съ яснымъ разсудкомъ взглянулъ въ лицо своей судьбы. Смерть навѣки сомкнула своею печатью свидѣтельство, котораго онъ не въ силахъ былъ ни отвергнуть, ни принять; со скорбью и со стыдомъ униженія онъ благодарилъ Бога за то, что Онъ не допустилъ его нанести этотъ послѣдній жестокій ударъ, но если бы донъ-Ипполито возсталъ изъ мертвыхъ, чтобы повторить свое показаніе, Феррисъ чувствовалъ, что это чудо не могло бы, все-таки, измѣнить его пассивнаго состоянія. Теперь для него оставался только одинъ выходъ: свидѣться съ Флоридой, объявить ей, что онъ знаетъ о всемъ случившемся, и повѣрить слову, что бы она ни сказала. Въ худшемъ случаѣ, убѣжищемъ ему могла служить война, уже пославшая ему призывный кликъ своимъ барабаннымъ боемъ.
   Онъ подумалъ сначала, что, быть можетъ, успѣетъ гдѣ-нибудь съѣхаться съ миссисъ Вервэнъ и ея дочерью прежде, чѣмъ онѣ отплывутъ въ Америку, но вспомнилъ, что съ ихъ отъѣзда изъ Венеціи прошло уже полтора мѣсяца. Ждать ему казалось невозможнымъ, но когда онъ высадился на берегъ въ Нью-Йоркѣ, то на ряду съ нетерпѣніемъ его стала мучить какая-то странная нерѣшительность. Его планы предстали передъ нимъ въ фантастическомъ свѣтѣ; сознаніе ихъ дикости лишило его всякой энергіи. Что онъ намѣревается сдѣлать? Неужели онъ пріѣхалъ за четыре тысячи миль для того только, чтобъ извѣстить Флориду о смерти донъ-Ипполито? Или онъ намѣревается сказать ей: "Мнѣ говорили, что вы любите меня, но я этому не вѣрю; скажите, правда ли это?"
   Онъ отправился далѣе, въ Провиденсъ, стараясь заглушить, насколько былъ въ силахъ, мысли, выставлявшія его передъ самимъ собой въ такомъ каррикатурномъ видѣ, и, не давая себѣ времени отступить отъ своего рѣшенія, прямо пошелъ разыскивать домъ миссисъ Вервэнъ. Онъ зналъ и улицу, и номеръ дома, такъ какъ она нѣсколько разъ повторяла ему свой адресъ, приглашая его навѣстить ее въ Провиденсѣ, когда онъ возвратится въ Америку. Когда онъ сталъ приближаться къ дому, нѣжный трепетъ наполнилъ все его существо и заставилъ замолкнуть въ немъ всѣ другія чувства, сердце его громко забилось, вся вселенная заключала теперь для него одинъ фактъ, что онъ сейчасъ увидитъ лицо дѣвушки, которую любитъ, и этотъ фактъ не имѣлъ ни прошлаго, ни будущаго.
   Но грозное предчувствіе, предчувствіе какъ бы смерти охватило его, когда онъ остановился передъ домомъ и взглянулъ на фасадъ его съ наглухо заколоченными ставнями, затѣмъ на запыленныя лужайки и запущенныя цвѣточныя клумбы палисадника. Похолодѣвшею рукой онъ дернулъ звонокъ, дернулъ его еще разъ, но никто не отозвался. Наконецъ, какой-то человѣкъ показался изъ дверей сосѣдняго дома и лѣниво подошелъ къ рѣшеткѣ.
   -- Врядъ ли васъ кто-нибудь услышитъ,-- равнодушно сказалъ онъ.
   -- Развѣ миссисъ Вервэнъ не въ этомъ домѣ живетъ?-- спросилъ Феррисъ сиплымъ голосомъ, прозвучавшимъ въ его ушахъ, точно чей-то чужой голосъ, затерявшійся въ его горлѣ.
   -- Да, она жила здѣсь, но въ настоящее время ея нѣтъ въ Провиденсѣ, она путешествуетъ съ дочерью по Европѣ.
   -- И такъ, онѣ еще не возвратились? Благодарю васъ,-- машинально произнесъ Феррисъ и отошелъ прочь.
   Онъ посмѣялся внутренно надъ жестокою ироніей судьбы, онъ приготовился выслушать подтвержденіе своихъ сомнѣній и, Богу было извѣстно, приготовился получить избавленіе отъ нихъ, но этотъ пустой билетъ, выброшенный поворотомъ колеса, это -- "Ничто".
   Флорида и ея мать такъ безповоротно пропали для него, какъ еслибъ Европа находилась на другой планетѣ. Какъ ему найти ихъ тамъ? И, притомъ, онъ былъ бѣденъ, ему не на что было поѣхать, если бы даже онъ пожелалъ возвратиться туда.
   Съ первымъ же поѣздомъ онъ отправился въ Нью-Йоркъ и разыскалъ одного своего молодого пріятеля, служившаго въ дни мира чиновникомъ при губернаторѣ. Онъ сохранилъ и теперь свое мѣсто и былъ рьянымъ вербовщикомъ волонтеровъ. Онъ съ восторгомъ привѣтствовалъ выраженное Феррисомъ желаніе идти на войну.
   -- Подождите,-- сказалъ онъ, подумавъ съ минуту,-- вѣдь, вы должны были имѣть какой-нибудь чинъ, когда состояли консуломъ?
   -- Да,-- отвѣчалъ Феррисъ съ меланхолическою улыбкой,-- мое званіе было равносильно капитану во флотѣ и полковнику въ арміи, конечно, не обоимъ этимъ чинамъ заразъ, но одному изъ нихъ.
   -- Отлично!-- вскричалъ его пріятель.-- Мы должны мѣтить повыше. Мѣста полковниковъ почти недоступны въ настоящее время, а также и мѣста подполковниковъ, но еслибъ получить, напримѣръ, патентъ маіора...
   -- Нѣтъ, нѣтъ, пожалуйста не хлопочите!-- сталъ отбиваться Феррисъ.-- Сдѣлайте меня капраломъ или, наконецъ, поваромъ. Тогда я, по крайней мѣрѣ, не такъ буду вредить нашимъ, а если южане меня подстрѣлятъ, то и урона отъ этого большого не будетъ.
   -- О, они ни за что не подстрѣлятъ васъ!-- жизнерадостнымъ тономъ ободрилъ его пріятель. Онъ досталъ Феррису патентъ поручика и ссудилъ его деньгами на покупку мундира.
   Полкъ Ферриса былъ посланъ на юго-западъ, гдѣ ему пришлось немного понюхать пороху, не мало болѣть лихорадкой и тифомъ. Въ теченіе двухъ лѣтъ Феррисъ находился поперемѣнно то на полѣ битвы, то въ госпиталѣ. Въ концѣ второго года, разъ утромъ онъ ѣхалъ верхомъ недалеко отъ лагеря въ необыкновенно веселомъ расположеніи духа, какъ вдругъ въ него выстрѣлили двое южанъ,-- одинъ имѣлъ огорченіе промахнуться, пуля другого ранила Ферриса въ руку. Сначала зашла рѣчь объ ампутаціи, но, въ концѣ-концовъ, дѣло обошлось безъ нея. Тѣмъ не менѣе, состояніе здоровья молодого человѣка потребовало прекращенія военной карьеры.
   Онъ пріѣхалъ на сѣверъ больной, увѣчный и безъ гроша. Онъ улыбался теперь при мысли явиться передъ Флоридой и начать говорить съ ней въ повелительномъ или вызывающемъ тонѣ; но его безнадежно-меланхолическое настроеніе все больше и больше влекло его къ ней. Однажды, рѣшившись на отчаянный рискъ, онъ написалъ ей, адресовавъ письмо въ Провиденсъ, но не получилъ отвѣта. Онъ спросилъ у одного уроженца Провиденса, принадлежавшаго къ кружку нью-іоркскихъ художниковъ, знаетъ ли онъ миссисъ и миссъ Вервэнъ; тотъ отвѣчалъ ему, что зналъ ихъ немного, когда былъ гораздо моложе; онѣ много путешествовали; онъ смутно припоминалъ, что онѣ и теперь еще должны быть въ Европѣ.
   -- Дочь,-- прибавилъ онъ,-- всегда была своенравна.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- принужденно переспросилъ Феррисъ.
   Въ Нью-Йоркѣ Феррисъ нашелъ только одного надежнаго друга, ретиваго чиновника, состоявшаго при губернаторѣ. Энтузіазмъ этого вербовщика не погасъ съ отъѣздомъ Ферриса къ арміи; громадное число офицеровъ-инвалидовъ не позволяло ему возводить каждаго изъ нихъ въ герои, но онъ ласково обошелся съ Феррисомъ; онъ притворился, будто разгадалъ очевидную для всѣхъ тайну его бѣдности, и спросилъ, чѣмъ онъ можетъ быть ему полезенъ.
   -- Не знаю,-- сказалъ Феррисъ,-- мнѣ мое положеніе представляется безнадежнымъ.
   -- Ахъ что вы!-- возразилъ его пріятель, такъ же весело и увѣренно, какъ когда онъ обѣщалъ ему, что его не подстрѣлятъ.-- Развѣ вы не привезли съ собой изъ Венеціи никакихъ картинъ?
   -- Я привезъ массу эскизовъ и этюдовъ. Я долженъ, къ сожалѣнію, сказать, что порядочно тамъ бездѣльничалъ. Мнѣ всегда казалось, что передо мною цѣлая вѣчность; я былъ и теоретикомъ, и пуристомъ, и, вообще говоря, идіотомъ. Ни одинъ изъ этихъ этюдовъ нельзя показать.
   -- Все равно, давайте посмотримте ихъ.
   Они разыскали портфели Ферриса въ шкафу со всякимъ хламомъ въ студіи одного скульптора, у котораго Феррисъ ихъ оставилъ и который выразилъ учтивое удовольствіе, что передаетъ ихъ самому Феррису, а не наслѣдникамъ его и душеприкащикамъ.
   -- Ну, я не могу сказать, чтобъ раздѣлялъ твою радость, старина,-- печально отвѣтилъ живописецъ, но, все-таки, распаковалъ этюды.
   Осмотръ ихъ, дѣйствительно, произвелъ обезкураживающее впечатлѣніе работы на скорую руку.
   -- И ничѣмъ-то я не могу въ настоящее время поправить дѣло,-- простоналъ Феррисъ, собираясь снова закрыть ящикъ, когда еще только половина его набросковъ была выложена.
   -- Погодите, погодите,-- сказалъ его пріятель.-- Вотъ это что такое? Послушайте, это вовсе не такая плохая вещь.
   Это былъ этюдъ Венеціанскаго священника, сдѣланный съ донъ-Ипполито, и Феррисъ уставился на него съ тупымъ удивленіемъ, вспоминая, что хотѣлъ уничтожить картину, и недоумѣвая, какимъ образомъ она попала сюда, въ число другихъ набросковъ, но, въ сущности, довольно равнодушный къ этому.
   -- Она хуже, чѣмъ вы можете себѣ представить,-- сказалъ онъ, все еще глядя на нее съ тою же апатіей.
   -- Ничего не значитъ. Я хочу, чтобы вы ее мнѣ продали. Согласны?
   -- Не могу ее продать!-- жалобно возразилъ Феррисъ.-- Это было бы прямо-таки дневной грабежъ!
   -- Ну, пошлите ее на выставку.
   Скульпторъ, снова принявшійся скоблить подбородокъ знаменитаго общественнаго дѣятеля, надъ бюстомъ котораго работалъ, воткнулъ ему въ сердце свой инструментъ и обратился къ Феррису и его пріятелю. Онъ взмахнулъ своею окладистою рыжею бородой, искоса взглянулъ на картину и промолвилъ:
   -- Я знаю, что ты хочешь сказать, Феррисъ. Кисть жестка, и въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ картина слаба и, пожалуй, черезъ-чуръ эскизна, но она не такъ ужь адски плоха.
   -- Не говори подлостей!-- уныло отвѣтилъ Феррисъ. Совершенно упавъ духомъ, онъ думалъ о томъ, какой траги-комическій конецъ приметъ вся его исторія, если бѣдный донъ-Ипполито явится ему на выручку въ его крайности и предложитъ ему, такъ сказать, свою помощь. Онъ понималъ, какъ постыдно было бы принять подобную помощь; въ тысячу разъ лучше было бы умереть съ голоду; но онъ чувствовалъ себя побѣжденнымъ, у него не хватало уже храбрости взяться за оружіе противъ саркастическаго рока, съ насмѣшливою улыбкой гнавшаго его все ниже и ниже. Онъ потеръ себѣ лобъ и сталъ задумчиво всматриваться въ картину. По крайней мѣрѣ, было бы нѣкоторымъ утѣшеніемъ избавиться отъ нея. И потомъ, донъ-Ипполито умеръ, и кому бы она могла представить иной интересъ, кромѣ внѣшняго?
   Его пріятель заказалъ для нея раму, и она попала на выставку. Выставочный комитетъ предложилъ ей гостепріимство въ темномъ уголкѣ, но она все же висѣла здѣсь и ожидала своей участи. Однако, никто не зналъ, повидимому, что она здѣсь находится, пока передъ ней не очутился пріятель Ферриса, а затѣмъ никто уже, казалось, не интересовался ей и тѣмъ менѣе желалъ ее пріобрѣсти. Феррисъ видѣлъ, какъ вокругъ нея распродавались значительно худшія картины, и поэтому началъ питать къ ней сумрачное уваженіе. Сначала его покоробило, когда онъ увидалъ ее на стѣнахъ академіи, но вскорѣ онъ сталъ къ ней въ отношенія, основанныя на одномъ лишь творчествѣ, подобно тому, какъ относится поэтъ къ поэмѣ, въ которой онъ воспѣваетъ свою любовь или оплакиваетъ своихъ умершихъ, и которую продаетъ за извѣстную цѣну. Его гордость, равно какъ и его бѣдность, заставляли его желать продажи картины; дѣлать ему было нечего, и онъ обыкновенно бродилъ вокругъ нея, подстерегая, не заинтересуетъ ли она кого-нибудь, наконецъ. На она оставалась не проданной весь май и добрую половину іюня, когда толпа перестала тѣсниться на выставкѣ, и только случайные посѣтители изъ провинціи заходили на нее по двое или по трое.
   Въ одинъ теплый и пыльный день, когда онъ завернулъ въ академію изъ Четвертой Авенью, только одни его шаги повторялись эхомъ въ пустой залѣ.
   Группа утомленныхъ женщинъ, со взоромъ, мечтающимъ о полдникѣ, столь характеристичнымъ для всѣхъ посѣтителей картинныхъ галлерей, и на родинѣ, и за границей, вяло разсматривала большое полотно, изображавшее венеціанскій сюжетъ, которое Феррисъ ненавидѣлъ и самое имя котораго извергалъ изъ устъ съ омерзѣніемъ къ его фальши. Онъ съ хмурымъ лицомъ прошелъ мимо нихъ, направляясь къ уединенному мѣстечку, гдѣ висѣла его картина.
   Дама, траурный костюмъ которой сразу указалъ бы представительницамъ ея пола самую послѣднюю парижскую моду, стояла, немного отступя отъ картины, и пристально смотрѣла на нее. Наклонъ ея головы, вся поза выражали тихую меланхолію; и не видя ея лица, всякій угадалъ бы его мечтательную задумчивость. Феррисъ рѣшилъ подойти поближе, чтобы побаловать себя необычнымъ зрѣлищемъ интереса, возбужденнаго его картиной; при звукѣ его шаговъ дама медленно повернула голову, показавъ ему лицо красавицы, изваянное немного тяжеловатымъ рѣзцомъ, и изъ-подъ низко закрывавшихъ лобъ густыхъ бѣлокурыхъ волосъ и прямо очерченныхъ бровей изумленно взглянула на него печальными глазами Флорида Вервэнъ.
   Словно прислушиваясь къ звуку его шаговъ во мракѣ, а не видя его передъ собой воочію, она, все еще не узнавая его, не отводила отъ него погруженнаго въ какую-то грезу взора.
   -- Да, это я,-- сказалъ Феррисъ, какъ бы въ отвѣтъ на невысказанный ею вопросъ.
   Она очнулась и съ подавленнымъ, грустнымъ спокойствіемъ, смягчавшимъ всегдашнюю прямоту ея манеры, отвѣчала:
   -- Я думала, что вы должны быть въ Нью-Йоркѣ,-- и въ объясненіе своего предположенія указала на его картину.
   Феррисъ почувствовалъ, какъ вся кровь прилила къ его головѣ.
   -- Вы находите, что портретъ похожъ?-- спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ,-- сказала она,-- онъ несправедливъ къ нему; онъ приписываетъ ему свойства, которыхъ у него не было, и умалчиваетъ о многихъ, которыя у него были.
   -- Я едва ли могъ бы надѣяться угодить вамъ портретомъ донъ-Ипполито.-- Феррисъ увидалъ, какъ яркая краска вспыхнула на блѣдныхъ щекахъ дѣвушки и какъ глаза ея гнѣвно расширились. Онъ продолжалъ въ неудержимомъ порывѣ:-- Онъ пожелалъ меня видѣть послѣ того, какъ вы уѣхали, и далъ мнѣ къ вамъ порученіе. Я не обѣщалъ передать вамъ его, но теперь передамъ. Онъ просилъ меня сказать вамъ, когда мы съ вами встрѣтимся, что онъ исполнилъ ваше желаніе и постарался примириться съ своимъ призваніемъ и своею религіей; онъ собирался поступить въ монастырь кармелитовъ.
   Флорида ничего не отвѣтила, но, повидимому, ждала, что онъ скажетъ еще что-нибудь, и Феррисъ былъ вынужденъ продолжать.
   -- Онъ такъ и не осуществилъ своего намѣренія,-- сказалъ онъ, бросивъ зоркій взглядъ на нее,-- онъ умеръ въ слѣдующую же ночь послѣ того, какъ мы съ нимъ видѣлись.
   -- Умеръ!-- Вѣеръ, зонтикъ и два или три пакета, которые она держала, соскользнули одинъ за другимъ и упали къ ея ногамъ.-- Благодарю васъ за то, что вы передали мнѣ его послѣднія слова,-- сказала она, но больше ничего не спросила.
   Феррисъ не предложилъ подобрать ея вещи, онъ стоялъ въ нерѣшимости. Вдругъ онъ опять заговорилъ, потупивъ взоръ:
   -- У него была горячка, но врачи думали, что онъ поправляется. Его смерть должна была произойти внезапно.-- Онъ остановился и продолжалъ запальчивымъ тономъ, рѣшившись высказать самое худшее:-- Я пошелъ къ нему на другой день послѣ того, какъ его видѣлъ, пошелъ не съ добрыми чувствами къ нему; но я явился слишкомъ поздно. Это была милость Божія ко мнѣ. Я надѣюсь, миссъ Вервэнъ, что и вы найдете въ этомъ утѣшеніе.
   Онъ внутренно бѣсился, видя, что она такъ мало взволнована, и хотѣлъ дать и ей долю въ своихъ угрызеніяхъ.
   -- Онъ осуждалъ меня за что-нибудь?-- спросила она.
   -- Нѣтъ!-- сказалъ Феррисъ съ горькимъ смѣхомъ,-- онъ осыпалъ васъ похвалами.
   -- Я рада это слышать,-- отвѣчала Флорида,-- потому что я много разъ раздумывала объ этомъ и знаю, что меня не за что осуждать, хотя первое время я сама себя осуждала. Я никогда не желала ему ничего, кромѣ добра. Въ этомъ мое утѣшеніе, мистеръ Феррисъ. Но вы,-- прибавила она,-- вы какъ будто берете на себя роль моего судьи. Ну, такъ за что же вы осуждаете меня? Я имѣю право знать, что у васъ на умѣ.
   То, что у него было на умѣ, уже цѣлыхъ два года отравляло его душу; не разъ въ черныхъ думахъ, чередовавшихся у него съ приступами приниженныхъ самобичеваній и полной вѣры въ Флориду, онъ стоялъ передъ нею и бросалъ ей это въ лицо въ язвительной фразѣ, которая одна должна была выразить все. Но теперь онъ внезапно растерялся, онъ забылъ эти слова, его мука оставалась безгласной передъ нею, онъ почувствовалъ всю невозможность говорить въ ея присутствіи о томъ, что его терзало. Ея губы слегка дрожали, когда она дѣлала свой вопросъ, и въ голосѣ ея тоже слышался звенящій трепетъ.
   -- Флорида! Флорида!-- безотчетно для самого себя произнесъ вдругъ Феррисъ,-- я все это время любилъ васъ!
   -- О, въ самомъ дѣлѣ? Вы любили меня?-- воскликнула она съ негодованіемъ, и слезы заблистали на ея глазахъ.-- Такъ вы поэтому предоставили безпомощной молодой дѣвушкѣ одной распутать эту трудную задачу? Такъ вы поэтому отказали мнѣ въ своемъ совѣтѣ, отвернулись отъ меня и нанесли мнѣ грубую обиду? О, спасибо, спасибо вамъ за вашу любовь!-- Она гнѣвно смахнула платкомъ навернувшіяся слезы и продолжала:-- Быть можетъ, вамъ было извѣстно и то, о чемъ мечталъ этотъ бѣдный священникъ?
   -- Да,-- глупо отвѣтилъ Феррисъ,-- я узналъ это подъ конецъ: онъ сказалъ мнѣ.
   -- О, какъ великодушно, какъ благородно поступили вы, оставивъ его въ его заблужденіи! Вы были добры къ нему и очень, очень добры ко мнѣ!
   -- Что же могъ я сдѣлать?-- спросилъ Феррисъ, изумленный и раздраженный до послѣдней степени тѣмъ, что попалъ въ оборонительное положеніе.-- Сказавъ мнѣ это, онъ отнялъ у меня возможность дѣйствовать.
   -- Я рада, что вы можете находить удовлетвореніе въ подобномъ софизмѣ! Но я удивляюсь, какъ можете вы говорить это мнѣ и вообще говорить это женщинѣ!
   -- Боже мой, это ужасно!-- воскликнулъ Феррисъ.-- Неужели вы думаете... Смотрите!-- грубо продолжалъ онъ.-- Я изложу вамъ все дѣло и вы сами разсудите. Не забудьте, что я имѣлъ глупость быть влюбленнымъ въ васъ. Предположите, что донъ-Ипполито сказалъ мнѣ, что онъ готовъ рискнуть всѣмъ на свѣтѣ, готовъ пожертвовать отчизной, религіей, друзьями за десятитысячную долю возможности, что вы когда-нибудь полюбите его. Я не думалъ, чтобы онъ имѣлъ даже и такой ничтожный шансъ, но онъ всегда считалъ меня своимъ другомъ и дарилъ меня своимъ довѣріемъ. Такъ неужели софизмъ не позволилъ мнѣ его выдать? Я не знаю, что подразумѣваютъ-женщины подъ словомъ "честь", но что касается мужчинъ, то ни одинъ бы этого не сдѣлалъ. Я долженъ, къ стыду своему, признаться, что отправился къ вамъ въ тотъ вечеръ, мучимый желаніемъ выдать его. Но предположите, что ваша матушка послала меня въ садъ за вами, и я увидѣлъ тогда... увидѣлъ то, что сдѣлало изъ моей жизни за послѣдніе два года настоящій адъ сомнѣній, что меня... Нѣтъ, извините! Въконцѣ-концовъ, я, все-таки, не могу изложить вамъ дѣда.
   -- Что вы хотите сказать?-- спросила Флорида.-- Я васъ не понимаю!
   -- Что я хочу сказать? Вы не понимаете? Развѣ вы такъ слѣпы или потѣшаетесь надо мной? Что могъ я подумать, какъ не то, что вы играли сердцемъ этого священника, пока сами...
   -- О!-- съ содроганіемъ воскликнула Флорида и отшатнулась отъ него.-- Неужели вы считали меня до такой степени злой?
   Это была не защита, не объясненіе, не отрицаніе; эти слова просто-на-просто поставили передъ Феррисомъ все дѣло такъ, какъ оно было и прежде. Онъ стоялъ съ такимъ выраженіемъ лица, какъ будто не зналъ, благословлять ему себя или проклинать, ликовать или богохульствовать.
   Она нагнулась, пытаясь поднять вещи, которыя дѣвушка уронила на полъ, но, повидимому, не въ силахъ была найти. Онъ наклонился и, подобравъ ихъ, подалъ Флоридѣ лѣвою рукой, держа правую за бортомъ сюртука.
   -- Благодарю васъ,-- сказала она и, спустя минуту, застѣнчиво спросила: -- Вы были ранены на войнѣ?
   -- Да,-- угрюмо сказалъ Феррисъ.-- Мнѣ тоже выпала моя доля.-- Онъ искоса взглянулъ на свою руку.-- Это довольно-таки условно,-- прибавилъ онъ.-- Рана не важная, но, вѣдь, и я былъ не важный солдатъ.
   Дѣвушка съ благоговѣніемъ подняла глаза на условно-раненую руку; то были дни, такъ давно отошедшіе въ прошлое, когда женщины поклонялись мужчинамъ за подобныя вещи. Но она ничего не сказала, и когда глаза Ферриса снова обратились къ ней, онъ получилъ новое и тягостное впечатлѣніе.
   -- Я не успѣлъ еще спросить васъ, что ваша матушка, миссъ Вервэнъ?... Надѣюсь, что она здорова?-- нерѣшительно сказалъ онъ.
   -- Она скончалась,-- съ каменнымъ спокойствіемъ отвѣтила Флорида.
   Они оба смолкли на время. Потомъ Феррисъ заговорилъ:
   -- Я очень былъ привязанъ къ вашей матушкѣ.
   -- Да,-- сказала дѣвушка,-- она тоже любила васъ. Но вы ни разу не написали ей, ни разу не послали ей привѣта. Это всегда огорчало ее.
   Ея несправедливый упрекъ кольнулъ его въ самое сердце, такъ долго занятое своими собственными печалями; онъ съ нѣжнымъ раскаяніемъ вспомнилъ былые венеціанскіе дни и привѣтливость милой, безтолковой миссисъ Вервэнъ, выказывавшей ему такое расположеніе, вспомнилъ обаяніе, производимое ея безукоризненно-изящною женственностью, ея симпатичныя, хотя и сумасбродныя старанія сдѣлать счастливымъ всякаго, съ кѣмъ бы она ни говорила, ея чудную доброту, ея гостепріимную душу, которая въ иномъ, лучшемъ мірѣ, чѣмъ нашъ, оцѣнится выше чисто-интеллектуальной или эстетической жизни. Онъ смирился предъ ея памятью и такъ горько сталъ укорять себя, какъ если бы дѣйствительно имѣлъ возможность дать ей какую-либо вѣсть о себѣ въ теченіе двухъ минувшихъ лѣтъ. Онъ могъ только сказать Флоридѣ:
   -- Мнѣ очень жаль, что я причинилъ вашей матушкѣ это огорченіе; я искренно и крѣпко любилъ ее. Надѣюсь, что она не очень страдала послѣднія минуты...
   -- Нѣтъ,-- отвѣтила Флорида,-- Богъ послалъ ей тихую кончину. Но все же это было такъ внезапно. Она уже много лѣтъ была нездорова, все какъ-то хирѣла; порою, еще до нашего пріѣзда въ Венецію, я начинала безпокоиться за нее, но я была такъ молода. Никогда я не чувствовала настоящей тревоги до того дня, какъ пріѣхала къ вамъ.
   -- Я помню,-- съ сокрушеніемъ сказалъ Феррисъ.
   -- Съ ней сдѣлался обморокъ, и я подумала, что намъ слѣдуетъ посовѣтоваться съ докторомъ; но потомъ я, однако, не поѣхала къ доктору, такъ какъ мнѣ пришла мысль, что я не имѣю права этого дѣлать, не переговоривъ предварительно съ ней. Въ этотъ день мы рѣшили возвратиться на родину, какъ только будетъ возможно, и одно время она такъ было поправилась, а потомъ все какъ-то разомъ случилось. Когда мы собрались въ путь, она могла доѣхать только до Швейцаріи, а осенью мы возвратились снова въ Италію. Мы отправились въ Сорренто и, повидимому, теплый климатъ подѣйствовалъ на нее благотворно. Но она становилась все слабѣе и слабѣе. Она скончалась въ мартѣ. Я встрѣтила ея старыхъ знакомыхъ въ Неаполѣ и съ ними вернулась въ Америку.
   Дѣвушка слегка запиналась на отдѣльныхъ словахъ, но, тѣмъ не менѣе, твердо продолжала разсказъ, и слезы тихо струились по ея щекамъ. Она забыла, повидимому, гнѣвныя рѣчи, которыми обмѣнялась съ Феррисомъ, и, сообщая ему затѣмъ различные мелкіе факты изъ послѣднихъ дней жизни миссисъ Вервэнъ, помнила въ немъ лишь человѣка, знавшаго ея мать. Она поднялась въ болѣе высокую, болѣе свѣтлую атмосферу, недоступную для его личнаго горя и негодованія, говоря о своей потерѣ. Безъискусственная повѣсть недуга и смерти несказанно умалила его страстныя мученія и заставила его увидѣть въ нихъ нѣчто театральное. Онъ двигался, понуривъ голову, когда, вслѣдъ за Флоридой, отошелъ отъ портрета донъ-Ипполито и сталъ вмѣстѣ съ нею спускаться съ лѣстницы, направляясь къ выходной двери. Группа дамъ, разглядывавшихъ другую венеціанскую картину, очевидно, не устояла противъ мечтаній о полдникѣ и исчезла.
   -- Я очень мало имѣю сообщить вамъ о своей жизни,-- неловко началъ Феррисъ.-- Я возвратился въ Америку вскорѣ послѣ вашего отъѣзда изъ Венеціи и отправился въ Провиденсъ, въ надеждѣ увидать васъ тамъ, но вы еще не вернулись тогда изъ Европы.
   Флорида остановила его, тревожно взглянула ему въ лицо и двинулась дальше.
   -- Потомъ я отправился въ армію. Какъ-то разъ я писалъ вамъ.
   -- Я вашего письма не получила,-- сказала она.
   Они были уже въ нижней залѣ, недалеко отъ выходной двери.
   -- Флорида,-- произнесъ внезапно Феррисъ,-- у меня нѣтъ ни гроша за душой и, притомъ, я изувѣченъ; я такъ же мало права имѣю сказать вамъ это, какъ какой-нибудь калѣка-нищій, который вамъ попался бы на улицѣ; но я любилъ васъ, я вѣчно буду любить васъ, я... Прощайте!
   Она снова удержала его.
   -- Вы говорили,-- съ мягкимъ упрекомъ сказала она,-- что сомнѣвались во мнѣ, вы говорили, что вашу жизнь я превратила...
   -- Да, я говорилъ это, я знаю,-- отвѣтилъ Феррисъ.
   -- Вы думали, что я могла оказаться до такой степени фальшивой и жестокой?
   -- Да, да, все это я думалъ; да проститъ мнѣ Богъ!
   -- Когда я чувствовала только жалость къ нему, когда я никого другого, какъ васъ...
   -- О, я знаю это!-- отвѣчалъ Феррисъ беззвучнымъ голосомъ, въ которомъ не было и проблеска надежды.-- Онъ тоже это зналъ. Онъ сказалъ мнѣ это наканунѣ своей смерти.
   -- И вы не повѣрили ему?
   Феррисъ не могъ отвѣтить.
   -- Вѣрите вы ему теперь?
   -- Я вѣрю каждому вашему слову. Когда я смотрю на васъ, я не могу повѣрить, что когда-либо сомнѣвался въ васъ.
   -- Почему же?
   -- Потому что... потому что... я люблю васъ.
   -- О, это не причина!
   -- Я знаю, но я привыкъ обходиться безъ причинъ.
   Флорида серьезно взглянула на дышавшее раскаяніемъ лицо Ферриса и румянецъ благородной отваги залилъ ея лобъ и щеки, когда она выдвинула неотразимый аргументъ:
   -- Такъ зачѣмъ же вы хотите уйти?
   Міръ точно растаялъ и уплылъ отъ нихъ. Онъ возвратился къ нимъ и вновь отвердѣлъ при звукѣ шаговъ сторожа, дѣлавшаго обычный обходъ по пустому зданію и шедшаго къ нимъ на встрѣчу. Феррисъ схватилъ руку Флориды и они рука объ руку вышли на улицу. Въ эту минуту они не могли ни говорить, ни думать, а только могли глядѣть другъ на друга и быстро идти впередъ.
   Наконецъ, черезъ сколько времени, онъ самъ не зналъ, Феррисъ воскликнулъ:
   -- Куда же мы идемъ, Флорида?
   -- Куда? Я, право, не знаю!-- отвѣчала она.-- Я остановилась съ нашими знакомыми въ отелѣ Пятой Авенью. Мы завтра собирались ѣхать въ Провиденсъ. Мы пріѣхали вчера и остановились здѣсь съ тѣмъ, чтобы сдѣлать нѣкоторыя покупки.
   -- А можно мнѣ спросить, какъ это случилось, что вы посвятили первыя минуты по вашемъ возвращеніи въ Америку изящнымъ искусствамъ?
   -- Изящнымъ искусствамъ? О, я просто думала, что, можетъ быть, найду здѣсь какую-нибудь изъ вашихъ картинъ.
   Въ отелѣ она представила его своимъ спутникамъ, какъ стараго друга, съ которымъ она и ея мать познакомились въ Италіи, и потомъ ушла въ свою комнату, чтобы снять шляпку. Провинціалы встрѣтили молодого человѣка съ тою непринужденною, полуюжною теплотой обращенія, которая, повидимому, перенеслась къ сѣверу, вплоть до самаго ихъ города, по гольфштрёму, омывающему берега Родъ-Эйленда. Прежде еще, чѣмъ Флорида успѣла вернуться, мать этого семейства вывѣдала отъ Ферриса въ общихъ чертахъ всю исторію ихъ знакомства, и сдѣлала это съ такимъ тактомъ, что онъ и не подозрѣвалъ, что даетъ ей какія-либо свѣдѣнія. Увидавъ ихъ снова вмѣстѣ, она угадала несравненно больше. Она была очаровательна, но, по мнѣнію Ферриса, имѣла одинъ недостатокъ: она слишкомъ мало позволяла ему говорить съ Флоридой, хотя сама говорила только о ней; но подъ конецъ она съ большою деликатностью проявила къ нему милосердіе.
   -- Какъ вы думаете, у меня будетъ дурной характеръ?-- шепнула ему Флорида, близко придвинувшись къ его лицу, когда они разставались.
   -- Я надѣюсь, что да, иначе вы убьете меня своею добротой,-- отвѣчалъ онъ.
   Она простояла минуту, нервнымъ движеніемъ застегивая ему пальто на груди.
   -- Вы не должны допустить, чтобы кто-нибудь купилъ эту картину, Генри,-- сказала она, и единственно этимъ легкимъ намекомъ дала ему понять, если только сама сознавала, что онъ поступилъ неделикатно, выставивъ на продажу портретъ донъ-Ипполито. Онъ вздрогнулъ, она же прибавила съ кроткимъ состраданіемъ въ голосѣ:-- Въ концѣ-концовъ, онъ, все-таки, соединилъ насъ. Генри, милый, мнѣ такъ жаль, что вы не повѣрили ему!
   -- И мнѣ тоже жаль,-- смиренно промолвилъ Феррисъ.

-----

   Люди никогда не остаются на уровнѣ романа своей молодости въ зрѣлыхъ лѣтахъ и развѣ только временами возвращаются къ нему. Феррису болѣе чѣмъ кому-либо другому было трудно удержаться на оперномъ діапазонѣ, какъ онъ выражался, своей недолгой помолвки и перваго періода своей супружеской жизни. Съ его помощью или хотя бы поощряемая имъ, его жена оказалась бы, пожалуй, способна сохранить этотъ діапазонъ. По крайней мѣрѣ, она имѣла даръ идеализировать своего мужа, и, такъ какъ рана его заживала довольно медленно и долго мѣшала ему приняться за живопись, то миссисъ Феррисъ легко было увѣрить себя за это время, что онъ былъ бы величайшимъ живописцемъ своей эпохи, если бы не его почетное увѣчье; слушая ее, можно было подумать, что, кромѣ ея мужа, никто другой никогда не былъ раненъ на службѣ отчизнѣ.
   Для Ферриса, при невозможности работать, являлось счастьемъ, что Флорида имѣла состояніе; въ минуты экзальтаціи онъ считалъ это препятствіемъ къ ихъ браку; однако, онъ не могъ припомнить никого, кто отказался бы отъ руки прекрасной дѣвушки изъ-за случайнаго обстоятельства, что она была богата, и подъ конецъ ему удалось убаюкать свои сомнѣнія. Можно было бы сказать, что онъ не былъ ей равенъ во многихъ другихъ отношеніяхъ, но надо подумать о томъ, какъ мало мужчинъ, достойныхъ своихъ женъ въ какомъ бы то ни было смыслѣ. По-своему, онъ любилъ ее всегда, даже тогда, когда она испытывала его терпѣніе до послѣднихъ предѣловъ: приходится признаться, что у нея дѣйствительно оказался тяжелый характеръ, который онъ съ самаго начала боялся встрѣтить въ ней. Не то чтобъ ея властный нравъ затрогивалъ его прямо. Долгое время послѣ свадьбы она, очевидно, не имѣла иного желанія, какъ потерять въ волѣ мужа свою утомленную волю. Въ этомъ было нѣчто слегка патетическое. Къ ея кротости примѣшивалось какое-то смущеніе, какъ будто ея самоотверженность, столь напряженная при жизни матери, невольно ослабѣвъ теперь, лишила ея существованіе истинной цѣлесообразности; она, повидимому, находила невозможнымъ отдаваться такъ всецѣло, какъ она желала бы, человѣку, который собственно могъ обходиться безъ ея помощи. Мало-по-малу дѣти стали заполнять этотъ пробѣлъ и сдѣлались для нея объектомъ невообразимаго самоотверженія. Феррисъ смѣялся, видя, что она ихъ лелѣетъ и ухаживаетъ за ними съ тою же нѣжностью тигрицы, съ тѣмъ же гордымъ смиреніемъ, съ какимъ она заботилась о бѣдной миссисъ Вервэнъ, и онъ понялъ постепенно, что это было у нея ничто иное, какъ отвлеченіе отъ прирожденной бурной пылкости, которая сдѣлала бы ее несносной, если бы въ ней не было столько силы и столько потребности любви. Чего она, прежде всего, требовала отъ дѣтей въ отвѣтъ на свою страстную самоотверженность, это -- безусловной правды во всемъ; она охотно мирилась съ тѣмъ, что ее они любили, пожалуй, меньше отца, который дѣйствительно больше ея умѣлъ забавлять ихъ.
   Черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ свадьбы Феррисы отправились въ Европу, посѣтили вновь Венецію, но жили, главнымъ образомъ, во Флоренціи. Феррисъ когда-то воображалъ, что трагедія, подарившая ему жену, постоянно будетъ облекать ее своею печальною тѣнью, но въ этомъ онъ ошибался. Ничто, на самомъ дѣлѣ, не имѣетъ такой способности перерабатывать событія, какъ любовь, и это большое счастье, въ виду многообразныхъ испытаній, которыя ей приходится проглатывать и ассимилировать; когда Феррисъ возвратился съ женою въ Венецію, то увидѣлъ, что привычки ихъ совмѣстной жизни отгоняютъ, точно какимъ-то волшебствомъ, всѣ мрачныя для нихъ воспоминанія. Эти воспоминанія лишь составляли темный фонъ, на которомъ еще рельефнѣе выступали радости ихъ брачнаго союза. Они много говорили о прошломъ, съ спокойною совѣстью, безъ стыда и безъ страха. Это можетъ слегка покоробить, но это, тѣмъ не менѣе, вѣрно и согласно съ человѣческою природой, что они говорили о донъ-Ипполито, какъ будто онъ былъ частью ихъ любви.
   Феррисъ никогда не переставалъ удивляться тому, что онъ называлъ неизмѣримою невинностью своей жены, и любилъ перебирать въ памяти всѣ эпизоды ихъ прежняго пребыванія въ Венеціи, вновь и вновь убѣждаясь въ крайнемъ простодушіи ея дѣвическихъ идей, мотивовъ и намѣреній,-- простодушіи, и поражавшемъ, и, въ то же время, восхищавшемъ его.
   -- Это изумительно, Флорида,-- не разъ говорилъ онъ ей,-- это просто изумительно, что ты была готова взять на себя такую страшную обузу: перевезти въ Америку этого бѣднягу со всѣмъ его багажомъ безпомощности, мечтательности и непрактичности. Какъ только могло это тебѣ въ голову придти?
   -- Вѣдь, я же сколько разъ объясняла тебѣ это, Генри. Я думала, что онъ не долженъ былъ оставаться священникомъ.
   -- Да, да, я знаю!-- потомъ онъ погружался въ какія-то мысли и начиналъ тихо насвистывать. Въ одинъ изъ такихъ разговоровъ онъ спросилъ жену:-- Ты думаешь, что онъ дѣйствительно очень тяготился своимъ фальшивымъ положеніемъ?
   -- Теперь я, право, не знаю. Тогда мнѣ казалось такъ.
   -- Помнишь исторію, которую онъ разсказалъ тебѣ о своемъ дѣтствѣ и о томъ, какъ онъ сдѣлался священникомъ? Развѣ она не произвела на тебя въ то время впечатлѣніе чего-то сочиненнаго, мелодраматическаго?
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Какъ можешь ты говорить такія вещи, Генри? Этотъ разсказъ былъ слишкомъ простъ, чтобы не быть достовѣрнымъ.
   -- Хорошо, хорошо. Очень можетъ быть, что оно такъ и было. Но донъ-Ипполито ставитъ меня въ тупикъ и, сказать правду, всегда меня ставилъ въ тупикъ.
   Снова наступила пауза; Феррисъ откинулся на подушки гондолы, такъ что уровень Лидо очутился подъ самыми полями его шляпы.
   -- Какъ ты думаешь, Флорида, большимъ онъ былъ, въ сущности, скептикомъ?
   Миссисъ Феррисъ съ укоризной обратила взоръ на мужа.
   -- Что это, Генри, какой ты странный! Ты самъ же сказалъ мнѣ когда-то, что всегда задавался вопросомъ, не скептикъ ли онъ.
   -- Да, я знаю. Но если онъ прожилъ столько лѣтъ подъ гнетомъ сомнѣній, то надо признаться, что онъ очень ужь быстро съумѣлъ укрыться отъ нихъ въ лонѣ католической церкви. Развѣ тебѣ не кажется, что это былъ человѣкъ съ довольно поверхностными чувствами?
   -- Я не могу говорить съ тобой, милый, если ты будешь продолжать въ такомъ же духѣ.
   -- Я ничего дурного не хочу сказать о немъ. Я, вѣдь, понимаю, что во многихъ отношеніяхъ онъ былъ воплощеніемъ правдивости и честности. Но мнѣ кажется, что даже та жизнь, которою онъ жилъ, была въ значительной степени измышленною. Я хочу сказать, что онъ былъ такимъ фантазеромъ, что разъ вообразивъ себѣ, что его положеніе удручаетъ его, онъ могъ и все послѣдующее время испытывать такія же острыя страданія, какъ еслибъ онъ дѣйствительно имъ тяготился. Развѣ не можетъ быть, что всѣ его сомнѣнія проистекали не столько отъ анализа, которому онъ подвергалъ свою душу, сколько отъ гнѣва и озлобленія противъ тѣхъ, кто сдѣлалъ его священникомъ? Я не утверждаю, что это на самомъ дѣлѣ было такъ. Но я не думаю, чтобы онъ самъ ясно сознавалъ, что ему нужно. Онъ долженъ былъ чувствовать, что его неудачи, какъ изобрѣтателя, коренятся не въ успѣхѣ его единичныхъ попытокъ, а въ чемъ-нибудь болѣе глубокомъ. Я думалъ одно время, что у него былъ талантъ въ этомъ направленіи, но теперь я готовъ въ этомъ сомнѣваться. Еслибъ у него былъ талантъ, то, мнѣ кажется, онъ имѣлъ полную возможность доказать его какъ священникъ, онъ, конечно, имѣлъ достаточно досуга, чтобы проявить его на дѣлѣ. Но когда его охватило это, такъ сказать, полусознаніе его неспособности, то онъ, совершенно естественно, постарался утѣшить себя предположеніемъ, что обстоятельства погубили его.
   Миссисъ Феррисъ хранила смущенное молчаніе.
   -- Я не знаю, что отвѣтить тебѣ, Генри, но я думаю, что ты судишь о немъ узко и жестко.
   -- Вовсе не жестко. Я чувствую къ нему глубокое состраданіе. Но посмотри, если даже взять то, что всякій счелъ бы самымъ реальнымъ моментомъ его жизни, его любовь къ тебѣ, то мнѣ кажется, что и въ этомъ чувствѣ была большая доля воображенія. Это была не страсть, это была мечта мягкой натуры о страсти.
   -- Онъ умеръ не отъ мечты,-- сказала жена.
   -- Нѣтъ, онъ умеръ отъ горячки.
   -- Онъ оправился отъ горячки.
   -- Это совершенно вѣрно, дорогая моя. И, какова бы ни была у него голова, сердце у него, во всякомъ случаѣ, было любящее и вѣрное. Я искренно сожалѣю, что не былъ мягче съ нимъ. Я, вѣроятно, часто уязвлялъ его чувствительную душу. Богу извѣстно, что я раскаиваюсь въ этомъ. Но онъ загадка для меня, загадка!
   Такъ, все болѣе и болѣе превращаясь въ простую проблему, по мѣрѣ того, какъ проходили годы, донъ-Ипполито пересталъ подъ конецъ служить хотя бы только памятью о человѣкѣ съ страстною любовью и смертельнымъ горемъ. Быть можетъ, это конечное впечатлѣніе, оставленное имъ въ умѣ того, кто извѣдалъ все счастье, о которомъ бѣдный священникъ тщетно мечталъ, есть одна изъ самыхъ трагическихъ фазъ въ трагедіи донъ-Ипполито.

В. С.

"Русская Мысль", кн. III--VII, 1894

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru