Хеллер Франк
Предложение и спрос

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод Елены Благовещенской и Софии Кублицкой-Пиоттух (1927).


Франк Хеллер

Предложение и спрос

1

   -- Следующий! -- проговорил доктор Циммертюр, показав на мгновение свой профиль в отворенной двери. Его глаза из-под выпуклых век окинули взглядом комнату. Один из ожидающих, коренастый, приземистый человек, встал и прошел в кабинет. Он затворил за собой двойные двери, но так небрежно, что внутренняя дверь снова отворилась. Доктор исправил его ошибку.
   -- Первое наблюдение, -- сказал он. -- Вы пришли из любопытства, но из любопытства, к которому примешаны в одинаковой доле как недоверие, так и пренебрежение.
   Пациент вздрогнул, оторвавшись от мыслей, в которые он, видимо, был погружен. Он осмотрелся по сторонам необыкновенно острыми глазами. Цвет лица у него был смуглый и брови такие густые, что образовывали нечто вроде повязки на лбу.
   -- Недоверие? Пренебрежение? -- пробурчал он с досадой. -- Ничего подобного! Уверяю вас, что...
   -- Совершенно лишнее уверять меня в том, что вы сами опровергли, -- прервал его доктор. -- Так, как вошли вы, не входят к человеку, советам и предписаниям которого собираются подарить хоть сколько-нибудь доверия. Но, впрочем, это неважно. Ваше имя и цель вашего посещения, разрешите узнать?
   -- Хейвелинк, -- отвечал пациент, слегка выбитый из колеи. -- Меня зовут Йозеф Хейвелинк. Но уверяю вас...
   Доктор протестующе поднял свою пухлую руку.
   -- Ваше дело? Вас беспокоят сны, не правда ли?
   В глазах господина Хейвелинка появилось выражение почтения.
   -- Как вы могли... Как вы, доктор, можете...
   -- А что же еще? Непохоже на то, чтобы вы пришли сюда с целью проанализировать вашу душу в интересах науки. Вас что-то тревожит... по-видимому, то, что вам снится по ночам. Рассказывайте. Мне некогда.
   Глаза господина Хейвелинка устремились куда-то вдаль, словно у ясновидящего.
   -- Да, это сон, -- согласился он. -- Я не из тех, кто придает значение снам...
   -- Нет, никоим образом, -- пробормотал доктор. -- Ну, ваш сон?
   -- Я антиквар. У меня антикварная лавка на Пийль-стег, 33, лучший магазин в Амстердаме, осмелюсь сказать.
   Доктор Циммертюр кивнул головой в знак легкого одобрения.
   -- Чего я не знаю про разные антикварные редкости и картины, -- продолжал господин Хейвелинк со все возрастающим энтузиазмом, -- про это не стоит говорить. А тому, что я знаю, я научился сам. Что напечатано в книгах, этого я в грош не ставлю. Когда видишь, как важные профессора переплачивают большие деньги за подделки, остается только смеяться над книгами и над тем, чему они учат. Ха-ха-ха! Нет, с книгами я никогда не имел дела... разве только как с товаром.
   Доктор Циммертюр нетерпеливо постучал указательным пальцем по столу.
   -- Дальше! -- сказал он. -- Ваши сны?
   -- Сейчас я дойду и до них. Впрочем, дело идет только об одном сне, но он все повторяется, раз за разом, так что можно прямо с ума сойти. Вот послушайте! Мне снится, что я сижу в комнате за прилавком. Я сижу к нему спиной и не могу повернуть головы. Перед глазами у меня книга, которую я держу обеими руками. Она толстая, точно кассовая книга, и всегда раскрыта на одной и той же странице. На этой странице напечатан заголовок: "Предложение и спрос".
   Доктор поднял бровь.
   -- Вы занимались политической экономией?
   -- Никогда! Довольно с меня и моей собственной экономии. Эта книга, доктор, лежит передо мной раскрытая, и все, что я могу прочесть в ней, -- это заголовок: "Предложение и спрос". И в то время как я читаю его, доктор, пока читаю, я слышу, как грабят мою кассу, и не могу пошевелить ни одним пальцем! Что это значит? Скажите мне, что это означает? Слыхали вы что-нибудь подобное?
   Доктор задумчиво смотрел на своего пациента.
   -- И это все?
   -- Да. Но я не успокоюсь до тех пор, пока не узнаю, что это означает. Я снабдил мой несгораемый шкаф особыми патентованными замками и электрической сигнализацией, и тем не менее я продолжаю видеть все тот же сон, господин доктор. Раз за разом, можно с ума сойти! Я прочел в газетах, что вы растолковываете сны, и вот я пришел к вам узнать, что означает мой сон.
   Господин Хейвелинк отер лоб шелковым платком и умоляюще посмотрел на ученого. Доктор Циммертюр, отвечая ему, отбивал каждую фразу коротким движением ножа для разрезания бумаги.
   -- Растолковываю сны? Да, я делаю это или, по крайней мере, пытаюсь делать... между прочим. Я стараюсь выяснить, отчего происходят сны, каково их значение и каким образом можно спастись от неприятных, беспокоящих снов. Словом, я психоаналитик. Понимаете?
   -- Да. Это вот мне и нужно.
   -- Сон, -- продолжал доктор, -- есть осязаемый результат нашего затаенного желания. Того, что мы пожелали в бодрствующем состоянии и не достигли или не решились сделать, и это снова возвращается к нам, когда мы спим, в форме снов. И желание не должно быть непременно положительного свойства, оно может быть отрицательным, -- например, стремление избежать чего-нибудь, страх, что нечто произойдет. Я делаю это предисловие, чтобы вы поняли меня, когда я попробую объяснить ваш сон.
   -- Понимаю, понимаю! Начинайте, господин доктор.
   -- Прекрасно! Попробуем проанализировать ваш сон. Для того чтобы это удалось, вы прежде всего должны дать мне одно обещание: вы должны честно, так добросовестно, как только можете, отвечать на те вопросы, которые я буду задавать вам. Обещаете?
   Антиквар кинул быстрый взгляд на дверь.
   -- Само собой разумеется, -- сказал доктор, -- что ни одно слово, сказанное в этой комнате, не выйдет за пределы ее. Начнем?
   Господин Хейвелинк заморгал, точно человек, который должен броситься в холодную воду, но пробормотал невнятно:
   -- Да.
   -- Прекрасно! Прежде всего вы должны выключить всякую сознательную работу мысли из вашего мозга. Приведите себя в такое состояние, какое у вас бывает, когда вам хочется спать. Конечно, сознание ваше вследствие этого не прекратит своей работы, но вы должны направлять его исключительно на те мысли, которые будут возникать в вашем подсознании. Поняли?
   Господин Хейвелинк задумался, и брови его завязались петлей над самой переносицей.
   -- Да.
   -- Прекрасно! Теперь я назову вам одно слово, и вы должны поделиться со мной всеми мыслями, появляющимися в вашем сознании в связи с этим словом. Поняли? Всеми!
   Пациент опять кинул быстрый взгляд на дверь, но в третий раз кивнул головой и выпрямился на стуле.
   -- Да.
   -- Прекрасно! Теперь я произношу слово: "предложение". Какие мысли вызывает оно у вас?
   Господин Хейвелинк смотрел перед собой в пространство, точно на невидимый стеклянный шар.
   -- Никаких.
   -- Не бойтесь, если мысли будут незначительны. Итак, о чем вы подумали, когда я произнес слово "предложение"?
   -- Ни о чем.
   -- Не бойтесь, если мысль покажется вам смешной или даже отвратительной. Говорите!
   -- Мне нечего сказать.
   Доктор Циммертюр пожал плечами.
   -- Гм! А слово "спрос"? Не вызывает ли оно каких-нибудь мыслей по ассоциации... каких-нибудь невольных мыслей?
   Господин Хейвелинк напоминал знаменитую роденовскую статую "Мыслитель".
   -- Да.
   -- Какие же? О чем вы прежде всего подумали, когда я произнес слово "спрос"?
   -- Об одном телефонном разговоре.
   -- Что это был за разговор? Следуйте за мыслью, не форсируя ее.
   -- Разговор с покупателем.
   -- Что он сказал?
   -- Я... я не помню.
   -- Не бойтесь говорить начистоту. Если бы вы знали, чего только мне не приходилось выслушивать в этой комнате! Смотрите на меня как на исповедника или, еще лучше, как на врача. Вспомните! Покупатель был недоволен чем-нибудь?
   -- Не думаю.
   -- Вы должны понять, что я не в силах помочь вам, если вы не захотите помочь мне.
   Господин Хейвелинк вскочил.
   -- Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать дерзкие вопросы! Я пришел узнать, что означает мой сон! Меня собираются ограбить? Отвечайте! Собираются меня ограбить, что ли? Вот что мне нужно знать!
   Доктор Циммертюр улыбнулся.
   -- Милостивый государь, вы не фараон, а я не Иосиф, обладающий даром пророчества. Я пытаюсь чисто научными методами объяснить, почему пациента мучают определенные мысли, почему ему снятся определенные сны, и таким образом мне удается иногда спасти его от навязчивой мысли или сна. Но будущего я не предсказываю.
   Господин Хейвелинк насмешливо посмотрел на него.
   -- Вот как? Не предсказываете? Но сны-то вы объясняете? Как же вы объясните мой сон, осмелюсь спросить?
   -- Хотите выслушать мое объяснение?
   -- Да.
   -- Мое объяснение, -- сухо начал доктор, -- заключается в следующем. Не отдавая себе в этом отчета, вы подхватили несколько выражений и понятий из области политической экономии. Одно из основных понятий -- как раз то самое, которое говорит о предложении и спросе. Если предложение какого-нибудь товара велико, а спрос мал, товар бывает дешев; если спрос велик, а предложение мало, то товар дорожает. В один прекрасный день вы продаете покупателю какую-нибудь антикварную вещь. Через некоторое время покупатель делает открытие, что спрос на эту вещь не соответствует предложению -- иными словами, что он заплатил цену оригинала за копию. Он звонит вам по телефону и высказывает свое мнение. Этот телефонный разговор в форме сна... Выражаясь по-старинному, тут можно было бы сослаться на нечистую совесть...
   -- Довольно! -- закричал антиквар, пылая обидой. -- Сколько стоит консультация? Я предполагаю, что она не бесплатная!
   Доктор указал на кусочек картона с обозначением цен.
   -- Тридцать гульденов? Покорно благодарю! Тридцать гульденов за недопустимые намеки... тридцать гульденов за объяснение, которое... Никогда не слыхал ничего подобного! Я честный купец, и я...
   Он порылся в бумажнике, заплатил и исчез.
   На этот раз он совсем забыл затворить за собой дверь. Доктор Циммертюр опять показал свой бледный профиль в дверях приемной:
   -- Следующий!
  

2

   В тот же вечер в антикварную лавку на Пийльстег зашел пожилой, приличного вида господин. Старинного устройства звонок нарушил тишину лавки, и владелец ее с совершенно обезумевшим взглядом опрометью выбежал из задней комнаты. По его туалету было видно, что он только что отдыхал после обеда. Покупатель был настолько воспитан, что не обратил внимания на его внешность. Он начал осматривать витрины и через несколько минут нашел, что время для начала разговора назрело.
   -- У вас очень разнообразная торговля, -- начал он. -- Монеты, картины, фарфор... поистине вы можете сказать, как Теренций: ничто человеческое мне не чуждо.
   -- Сколько времени этот проклятый сон будет мучить меня? -- бормотал про себя антиквар. -- Вы нашли то, что вам нужно?
   -- Да, кое-что нашел, -- отвечал покупатель, удивленный обращением господина Хейвелинка. -- Кое-что.
   -- Вот как? -- Антиквар завязал брови узлом. -- Я беру на себя смелость уверить вас, что мой магазин...
   -- Ваш магазин исключительный, -- успокоил его покупатель. -- Но именно потому, что выбор у вас так богат, я и испытываю еще большее разочарование. Я надеялся найти у вас одну определенную вещь, которую давно разыскиваю.
   -- Что это такое? -- спросил господин Хейвелинк. -- Если только она имеется, я достану ее в течение одного месяца.
   -- Не обещайте слишком много! -- посоветовал покупатель с легкой улыбкой. -- Это флорентийское двойное скудо времен Савонаролы, его я и разыскиваю повсюду.
   В глазах антиквара появилось выражение неподдельного почтения.
   -- Двойное скудо Савонаролы! -- повторил он. -- Да, они попадаются не каждый день. Был у меня как-то один экземпляр, но это было давно. Во всем мире вряд ли их найдется две дюжины.
   -- Насколько известно, нет, -- согласился незнакомец. -- До своего сожжения Савонарола не успел выпустить в оборот много денег. Он был монах, он хотел, чтобы Флоренция непосредственно управлялась Провидением, а деньги -- это в лучшем случае неизбежное зло для государства, не принадлежащего к этому миру.
   Господин Хейвелинк перелистывал каталог, не слушая его.
   -- Тысяча четыреста гульденов! -- пробормотал он, опустив нижнюю челюсть. -- Вот не думал!
   -- Неужели тысяча четыреста гульденов -- так много для двойного скудо Савонаролы! -- воскликнул с удивлением покупатель. -- Не понимаю вас. Подумайте о том, как ничтожно предложение. Кроме того, ваш каталог устарел. Кажется, последняя цена -- тысяча восемьсот гульденов, а я должен сказать, что с радостью отдал бы за него в любой момент и две тысячи пятьсот. Сколько с меня за эти мелочи?
   Господин Хейвелинк с трудом сосредоточился, чтобы подсчитать, сколько стоили римские монеты, купленные незнакомцем.
   -- Восемьдесят пять гульденов, -- проговорил он голосом, молящим о прощении за ничтожество суммы. На самом деле это была только удвоенная сумма стоимости монет. -- Куда прикажете послать?
   -- Восемьдесят пять? Пожалуйста! Благодарю вас, пошлите их, пожалуйста, в "Европейскую гостиницу". Вот моя карточка. А если вы случайно наткнетесь на двойное скудо -- я говорю: "случайно", -- то вы знаете, где я живу.
   Он ушел с улыбкой изысканной вежливости. Господин Хейвелинк проводил его, склонившись, до самой двери, ибо покупатель, который не торгуется, прекрасная и редкая птица в антикварном деле. А вечером сам занес небольшой пакет в "Европейскую гостиницу". Генеральный директор Себастиан Халльман, Стокгольм? Как же, генеральный директор живет в гостинице и пробудет здесь еще целый месяц.
  

3

   Полтора миллиарда человек дышали, каждый, в среднем, двумя легкими; самые необычайные питательные вещества питали их материальное "я"; самые необычайные мысли питали их нематериальное "я". А на Хееренграхт в Амстердаме доктор Циммертюр старался разгадать те их мысли, которые казались им странными и тревожными и мешали в их борьбе за существование с полутора миллиардами со-человеков.
   В один прекрасный день доктор вспомнил своего вспыльчивого пациента с Пийльстег. Сам он тоже слегка увлекался коллекционерством. Пациент этот интересовал его. Он решил нанести ему визит непрофессионального характера.
   Пийльстег -- узкий переулок с домами пятнадцатого века, который идет от Биржевой улицы параллельно Дамстрат. Старинный погребок Боля находится на этой улице, и наискосок от него доктор увидал лавку господина Хейвелинка.
   Лавка была такой, какой он себе ее и представлял: старинное узкое помещение с витринами, столами, полками. В глубине находилась дверь в жилую комнату. Когда зазвонил звонок, дверь отворилась и владелец лавки высунул голову.
   -- Сейчас! -- сказал он коротко и исчез в задней комнате.
   Несмотря на то что сгущались сумерки, свет в лавке еще не был зажжен, и вряд ли господин Хейвелинк узнал вошедшего покупателя. Доктор Циммертюр обратил внимание, что голос у антиквара был взволнованный и что дверь в заднюю комнату он затворил за собой очень тщательно. Доктор начал осматриваться.
   Подбор товаров у господина Хейвелинка был и разнообразен, и содержателен. Здесь был китайский и французский фарфор; тут были и столы с инкрустацией, и старые голландцы в позолоченных рамах; наконец, витрины, одна возле другой, с редкими монетами. Доктор с интересом осматривал все это. Но вдруг его усталый взор загорелся, и лицо покрылось слабой краской. На столе, заваленном разной мелочью -- статуэтками, книгами, фарфором, лежала массивная серебряная монета необычного вида.
   -- Неужели это возможно? -- пробормотал он про себя и вынул из кармана лупу.
   Из перламутровых сумерки сделались синевато-сиреневыми, и доктору пришлось поднести монету к окну, чтобы рассмотреть ее. Он внимательно осмотрел форму, чеканку, взвесил ее на руке и обратил внимание на оттенок. Насколько он понимал, монета, безусловно, была самая настоящая. На стертой и окрашенной временем лицевой стороне красовались два древних символа церкви -- око и треугольник; на оборотной стороне надпись "Florentia Respublica Dei О. M.". Перед его усталыми глазами пронеслись видения: царство Лоренцо Великолепного, разрушенное черным монахом; опрокинутые мраморные статуи; Флоренция, Божья республика, управляемая Савонаролой, и, наконец, пылающий костер... Он стоял, погруженный в свои мысли, когда дверь задней комнаты отворилась.
   -- Да, да, строго конфиденциально! -- услыхал он голос. -- Строго конфиденциально, клянусь вам!
   Господин Хейвелинк стоял на пороге вместе с молодым человеком, изысканно одетым. Щеки у него были нежные и гладкие, как слоновая кость; волосы, прекрасно причесанные, -- черные и блестящие. Судя по всему, единственное его занятие в жизни заключалось в том, чтобы питать себя, холить, расчесывать волосы и делать маникюр. Он любезно пожал антиквару руку и хотел было уже уходить. Вдруг господин Хейвелинк взглянул на коробку, которую тот держал в руках, и пронзительным голосом воскликнул:
   -- Но ведь у вас было пять... а здесь только четыре!
   -- Одну вы положили сюда, -- сказал молодой человек благозвучным голосом, указывая на стол.
   -- Да, но тут ее нет! Великий Боже, ее здесь нет! Что это значит? В лавку зашел какой-то господин... неужели он...
   Голос господина Хейвелинка поднимался все выше, словно пение жаворонка. По-видимому, он не заметил ученого, стоявшего у окна и наполовину скрытого портьерой. Доктор Циммертюр откашлялся.
   -- Простите, но я рассматриваю ту самую вещь, которую вы ищете, -- сказал он. -- Я увидал на столе эту монету и в полной уверенности, что она предназначена для продажи, взял ее сюда, чтобы...
   Что-то в звуках его голоса пробудило воспоминания в душе антиквара. С быстротой молнии он повернул выключатель и узнал доктора.
   -- Это вы! -- закричал он, дрожа от негодования. -- Зачем вы здесь? Уж не воображаете ли, что мне нужны еще консультации по тридцать гульденов? Не думаете ли, что мне нужны ваши дерзости? Зачем вы сюда пришли?
   Лицо его исказилось от охватившего волнения. Он вырвал серебряную монету с таким видом, точно собирался вступить в драку.
   -- Зачем вы здесь? Отвечайте!
   Доктор Циммертюр повернулся к молодому человеку:
   -- Милостивый государь, вы являетесь свидетелем сцены, которая, по всей вероятности, удивила вас еще больше, чем меня. Я психиатр. Прощайте, господин Хейвелинк. В качестве покупателя я к вам больше не приду. Но если я понадоблюсь вам как врач, я к вашим услугам, несмотря на ваше поведение.
   Он поклонился и ушел. Господин Хейвелинк хотел проводить его до двери, но молодой человек положил ему руку на плечо и удержал.
   -- Ради бога... строго конфиденциально! -- проговорил он шепотом.
  

4

   Спустя два дня приемная доктора Циммертюра еще проветривалась, когда человек с густыми бровями и смуглым цветом лица прорвался мимо прислуги в кабинет. Доктор стоял возле книжной полки и перелистывал энциклопедию. Его мятежный гость ни секунды не колебался в выборе приветственных слов:
   -- Вы были с ними в заговоре! Вот отчего вы не хотели объяснить мне сна! Вот почему вы третьего дня зашли ко мне в лавку! Но вы...
   Доктор положил книгу и пошел навстречу своему нежданному гостю.
   -- В чем дело? -- спросил он. -- Почему вы приходите до приема? И что это за вздор вы несете?
   Господин Хейвелинк не остался перед ним в долгу:
   -- Вы отлично знаете, в чем дело! Вы знали тех людей и знали, что они собираются делать! Вы были с ними заодно, ноя...
   Лицо антиквара было искажено судорогой. Он поднял руку как бы для того, чтобы ударить.
   Хлоп! Прозвучала пощечина в его правую щеку. И прежде чем он успел отвернуться, снова раздался звук пощечины -- хлоп! Удары были несильные, но они имели такое же действие, как слабый окрик на лунатика. Антиквар, точно пробудившийся от сна, смотрел на своего противника, который был слабее физически, моргнул несколько раз и вдруг разразился громкими рыданиями. Доктор подошел к стенному шкафу, вынул из него граненый графинчик и налил господину Хейвелинку рюмку.
   -- Я поставил диагноз: болезненная подозрительность и склонность к навязчивым идеям, -- сказал он. -- Уж не страдаете ли вы еще и манией преследования? Чем иначе можно объяснить то, что вы врываетесь ко мне и осыпаете оскорбительными инсинуациями?
   Господин Хейвелинк отхлебнул глоток коньяка и протянул ему письмо.
   -- Вот это, -- всхлипнул он, -- вот это письмо пришло сегодня рано утром, я бросился в гостиницу... генеральный директор уехал... и я побежал к моему приятелю Кольхофену... но у него они не были... и к моему приятелю Круппенику... у него они тоже не были... и они смеялись надо мной... и тогда я пошел к вам!..
   Доктор Циммертюр взял письмо. Оно было из Парижа. На конверте красовалась печать другого антиквара и надпись: "Личное. Конфиденциально" -- крупными буквами. Он прочел:
  
   Дорогой друг и коллега.
   Я получил твое письмо, в котором ты на прошлой неделе спрашивал меня о возможности получить флорентийское скудо эпохи Савонаролы. Должен сказать, что надежды найти эту монету очень мало. Как тебе самому, вероятно, известно, в музеях и коллекциях всего мира вряд ли наберется двенадцать или пятнадцать штук. Последняя цена -- тысяча восемьсот гульденов в голландской валюте.
   Твое письмо меня очень встревожило, и не без основания.
   Недавно ко мне в магазин зашел весьма приличного вида пожилой господин, купивший у меня кое-какие мелочи -- кажется, на триста франков, -- после чего он задал мне тот же вопрос, который задал и ты в своем письме: могу ли я достать для него флорентийское двойное скудо времен Савонаролы? Я ответит отрицательно и дал ему те пояснения, которые только что привел тебе, дорогой друг и коллега. Он кивнул головой, как бы говоря, что этого и ожидал, но на всякий случай попросил меня записать его имя: генеральный директор Себастиан Халльман, Стокгольм, и адрес: гостиница "Континенталь". Если мне удастся достать для него эту монету, он согласен заплатить мне две тысячи гульденов и даже больше.
   Через два дня после этого ко мне пришел очень элегантный молодой человек, который попросил меня уделить ему минутку для конфиденциального разговора. Он назвался маркизом ди Сан-Марчано из Флоренции. Маркиз дал мне понять, что материальное его положение оставляет желать лучшего. Он проигрался и в настоящее время так стеснен, что вынужден продать часть своих фамильных драгоценностей. Среди них была небольшая коллекция двойных скудо времен Савонаролы. Словом, он предложил мне купить ее. Что касается цены, то он готов был удовольствоваться суммой, соответствующей тысяче пятистам гульденов за штуку. Но прежде всего он настаивал на строжайшей конфиденциальности.
   Ты, конечно, понимаешь, дорогой друг и коллега, что я не отказался наотрез от его предложения и решил посмотреть "товар" маркиза. Он принес мне скудо на следующий день, и в течение нескольких часов я подверг монеты -- их было шесть штук -- всем пробам и испытаниям, какие только находятся в распоряжении лиц нашей профессии. Но не мог найти ни одного дефекта. Вес был верный, чеканка тоже; монеты были избиты по краям и стерты, каковыми им и полагается быть через четыреста лет. И наконец, у них был и требуемый оттенок. Я знаю, точно так же как и ты, дорогой друг и коллега, что в Италии существуют наглые обманщики, которые заставляют гусей и индюков глотать такие монеты, чтобы они приобрели в их внутренностях требуемый оттенок. Но знаток сейчас же может обнаружить его животное происхождение: древние, настоящие монеты приобрели свой оттенок от соприкосновения с кожей человека! Как бы то ни было, а монеты маркиза и с этой стороны показались настоящими, и я купил всю коллекцию за сумму, соответствующую девяти тысячам гульденов. Я уже чувствовал себя владельцем прибыли по меньшей мере в три тысячи гульденов и сейчас же поспешил в гостиницу "Континенталь".
   Там меня ожидал первый удар. Генеральный директор из Стокгольма уехал (я удостоверился в том, что он действительно проживал в гостинице и пробыл там около месяца). Однако этот удар был ничто в сравнении с теми, которые поразили меня в ближайшие дни. Чтобы не утомлять тебя понапрасну, скажу тебе прямо, какие это были удары: генеральный директор и маркиз оказались двумя необыкновенно ловкими фальшивомонетчиками, которые специализировались на древних монетах вместо современных ассигнаций. Чеканка монеты безупречна, вес правильный, сплав верный, но им нелегко было бы найти себе жертву, если бы они не придумали двух утонченных трюков для того, чтобы придать своим фальшивым монетам тот потертый вид и тот оттенок, который ввел в заблуждение также и меня. Чтобы добиться первого, они брали маленький бочонок, наполненный железными стружками и каким-нибудь жиром, клали туда монеты, и от тряски бочонка во время их постоянных поездок монеты приобретали потертый, вековой вид. И -- в довершение всего -- у них в запасе была еще одна хитрость. Бедные крестьяне в Италии, как тебе известно, обматывают себе ноги длинными холщовыми обмотками, которые они не меняют с той минуты, как их надели, и до тех пор, пока тряпки не свалятся с ног. За несколько сольдо они охотно позволили генеральному директору и маркизу уговорить себя привязать любое количество монет к ноге в непосредственной близости к коже... Вот откуда у монет появился тот "человеческий" оттенок, которого нет у обычных подделок, и благодаря которому они могли быть пущены в продажу в качестве скудо Савонаролы и куплены такими доверчивыми людьми, как я.
   Дорогой друг и коллега, от всего сердца надеюсь, что твое письмо по поводу скудо Савонаролы не имеет никакого отношения к тому обстоятельству, что двое мошенников скрылись из Парижа и, по слухам, уехали на север по направлению к Бельгии и Голландии. Эту надежду выражает

твой, пораженный несчастьем, друг и коллега

Луи Схрамек.

   P. S. Утешением для меня является лишь то, что не я один попал в беду. Двенадцать других антикваров Парижа разделяют мое горе. Пусть это письмо придет вовремя, и да послужит оно тебе предостережением.
  
   Доктор Циммертюр опустил письмо. Пациент смотрел перед собой в пространство, держа в руке пустую рюмку.
   -- Предостережением! -- проговорил он голосом, в котором слышались слезы. -- Точно мне нужно было дожидаться его из Парижа! Точно у меня не было предостережений в моем сне! Зачем я не послушался сонника? Там стоит: "Читать книгу -- предостережение против надвигающегося несчастья; кто-то задумал против тебя зло". А мне все время снилось, что я читаю книгу. И вот вместо того, чтобы послушаться сонника, я иду к вам, вы говорите мне дерзости и берете за это с меня тридцать гульденов. Я готов поклясться, -- он со стуком поставил рюмку, -- готов поклясться, что вы знали это так же хорошо, как сонник! Какой бы иначе был прок в вашей науке? Вы знали это! И вместо того чтобы предупредить меня, выдаете мошенникам...
   -- Вот как? -- сказал доктор строго. -- Я думал, что вы уже вылечились. Или вам хочется повторить курс лечения?
   Храбрости господина Хейвелинка как не бывало. Но он отважился все-таки на один последний жалобный вопрос:
   -- Почему вы не сказали, что это означает? Вы же знали? Почему вы наговорили мне так много другого, лишнего?
   -- Господин Хейвелинк, -- сказал доктор, ласково, но настойчиво направляя его к двери, -- я поставил определенный диагноз и ни минуты не сомневаюсь в том, что он верен. Но уж так и быть, один раз не в счет, я почти присоединяюсь к мнению вашего сонника. Во сне вы читали политическую экономию, а сами вы сознались, что вы совершенный профан в этой области. Если бы вы послушались вашего сна и задумались хоть немного, то вы, может быть, поняли бы, что пока определенные люди платят большие деньги за известный товар, другие люди будут заботиться о том, чтобы этот товар не переводился, и еще -- что могут найтись лица, обладающие достаточной дерзостью для того, чтобы самим заботиться как о спросе, так и о предложении. Прощайте, господин Хейвелинк!
  
   --------------------------------------------------------------
   Источник текста: Хеллер, Франк. Доктор Z. Рассказы / Пер. с швед. Е. Благовещенской и С. Кублицкой-Пиоттух. -- Москва: Изд-во Ольги Морозовой, 2005. - 185 с.; 19 . - (Преступление в стиле).
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru