Гурмон Реми Де
Андре Фонтена

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Реми де Гурмон

Андре Фонтена

[]

   Есть люди, у которых ум полон желаний. Высшее их наслаждение -- впитывать краски и образы. Лихорадка мысли возбуждает деятельность их мозга. Перед ними дилемма: или постоянно воплощать себя в чем-нибудь, или умереть. Другие же, после короткого периода творчества, погружаются в какой-то сон. Воображение их работает очень медленно, и нужны годы, чтобы оно, как мука на мельнице, полилось у них дождем. И тут все дело в характере жерновов, а не в качестве их. Альфред де Виньи был одним из самых крупных, но и самых медлительных поэтов нашего века.
   Если говорить о явлениях, проходивших перед нашими глазами, -- с какой величавой осторожностью Леон Диер усыпал путь свой цветами благородными и печальными! Малой производительности некоторых поэтов удивляться не следует. Причину отыскать не трудно: это или презрение, или пресыщение, или сомнение, или, наконец, желание покоя.
   Андре Фонтена не кажется поэтом бурных и часто рождающихся чувств. В нем тишина защищенных от ветра озер и непричастных ни к каким трагедиям дворцов. Жизнь для него лишь предлог отдаться мечте, прислушаться к звукам редкой музыки, следить полуоткрытым, утомленным взглядом за тихими видениями дальних горизонтов. Но утомляясь скоро, он отворачивается от них со смиренным чувством, не лишенным некоторой горечи.
   
   Я усталый рыцарь, и надежда не искушает более меня.
   
   Все же было бы неправильно приписывать ему чувства разочарованного всадника, чьи вздохи звучат отчаянием:
   
   В тоскующей душе возможно ль повстречать
   Желанье пожелать, мечтанье помечтать?
   
   При таком душевном состоянии заниматься поэзией невозможно. Между тем Андре Фонтена писал стихи и притом прекрасные. Значит, были в нем какие-то чувствительные нервы и артерии, способные вздуться желанием, гневом или любовью. Это подтверждает грустная нежность поэмы "Les Vergers Illusoires" ["Призрачные сады" (фр.; книга стихов, 1892)]:
   
   Вхожу в фруктовый сад, далеко от аллей,
   Ведущих к призрачным, мечтательным бассейнам,
   Вхожу полянкою при ветре тиховейном,
   А куст азалии мне пахнет все сильней.
   
   Радостей, которых поэт не нашел во внешнем мире, он уверенно просит у церкви, чья открытая дверь давно ожидала искателя приключений. Такова тема "Enfant prodigue" ["Блудный сын" (фр.; поэма)]. Тут поэт с чувством некоторого самодовольства окончательно погружается в столь для него отрадный покой.
   Стихи Фонтена, наверное, создавались среди полного одиночества в пустыне. Они отработаны с необыкновенной методичностью, точно вычеканены из бронзы, которую очистили от всего случайного, наносного. Профиль их необычайно чист. Линии точны, внешность гармонична, очертания открыты. В них чувствуется что-то солидное, серьезное, устойчивое. Если в его поэмах, при отшлифованном стихе, почти всегда мало фантазии, мало неожиданного, то зато сколько в них убежденности, благородства, законченности, силы. Даже отдаваясь фантазии, Фонтена сохраняет при этом ясность зрения, точность восприятия. Сны его, как у Расина, полны логики и ясновидения. Отчетливые сплетения чувств и образов проходят перед глазами, полные высочайшей согласованности.
   
   Величавые корабли качаются на длинных канатах...
   
   В чудесном и мудром произведении отразилась красота и холод римского сада. Чтобы почувствовать разницу между поэтом мысли и поэтом порыва, надо сравнить эту поэму с "Bateau ivre" Рембо. Тут характерные черты каждого из них выступают с полною отчетливостью.
   
   По месяцам, как скот, исполненный тревоги,
   Носился с бурей я, что осаждает риф,
   Не думал, что Марий блистательные ноги
   Могли бы зыби вод коснуться, усмирив.
   Достиг я, знаете ль? неведомой Флориды;
   Цветы там смешаны со взглядами пантер,
   С людскою кожею, а радуги -- Ириды
   Натянуты уздой заоблачных химер.
   
   И затем:
   
   Глаза наши хотят ослепительных миражей и, усталые от жизни и ее однообразных равнин, хотят потеряться в бесконечных холмах светил блестящих: стройные леса и торжественное золото осени окаймляют пруды задумчивые и усыпленные под вечер смутными и разлитыми поцелуями аргемонов.
   
   Тут отразились два темперамента: у одного -- случайность ощущений, образы, в резких контурах выхваченные из окружающего мира, травы, смешанные с цветами, кипящая жизнь улья под лучом солнца, прорвавшегося между двух туч. У другого -- чувство, сдавленное рассудком, рождающее спокойные и разумные картины, комбинация слов, правдивых и ясных, воображение логичное, мудрое и спокойное. Есть какое-то безрассудство в нелепом, но ошеломляющем и увлекательном образе: "скот, исполненный тревоги", и слишком осторожно слово "аргемоны". Предполагается, что если мы случайно узнаем в этом растении туманный колючий мак, мы охотно примем усыпляющую нежность его поцелуев.
   Как все поэты, твердо владеющие техникой и уверенные, что от избытка волнения у них не задрожит рука, Фонтена проявляет в стихах своих необычайную виртуозность. Он не злоупотребляет своим искусством смешивать звуки и образы, быть может, просто из чувства пренебрежения. Но он мог бы создавать поэмы законченные, сложные и безотрадные. Вот страница, которая могла бы стать сикстиной, если б этого пожелал поэт. Тогда Банвиль привел бы ее среди других примеров образцового искусства. Она кажется цветком, как бы упредившим цветение будущих времен.
   
   При входе гротов каменных, спокойных,
   Что фукусом златым и мхом подводным
   Покрыты, медленно дрожат, где волны,
   Вдруг зацвели роскошеством подводным,
   Цветы, что чаши, шпажников спокойных.
   И тайна, где умрут с роптаньем волны,
   Дарит ласканье отсветов спокойных,
   И розовый коралл кустом подводным
   Протягивает цвет цветов спокойных,
   Что отражают стихнувшие волны.
   И вот ты садом заперта подводным, --
   Ночную песнь поют далеко волны --
   Царица взглядов и лучей спокойных,
   Подобных шпажникам, что высят в волны
   Слезницы нежные цветов подводных.
   
   По силе это, без сомнения, лучше того, что исходило от целого ряда отдельных поэтов: на арене искусства каждый имеет свое место и свою задачу.
   В томике Фонтена я нашел следы удачной аллитерации и повторений. Он пока очень умеренно пользуется этими приемами, иногда необходимыми, потому что внутреннее созвучие слогов значительно усиливает иногда выразительность ритма. Он наиболее применим в двенадцатистопном стихе, когда отсутствие окончаний мешает полной звучности рифм:
   
   Роговой рог рокочет в глуби чащи.
   
   Это очень красиво. И еще:
   Как веночком -- розмарином
   Вьется танец, слышен смех;
   Пары с песней, такт утех
   Вьют извивом по равнинам.
   
   Это звучит немного вычурно:
   
   Лазурь зеленая в опалы впала.
   .........................................................
   Мы следом шли за палевым опалом.
   
   А вот что звучит совсем неудачно:
   
   Le givre: vivre libre en l_e de l_ver.
   
   Подобной игре мы предпочитаем медленную, как переливы шелка, смену прозрачных картин, которые носятся и сверкают в "Eau du fleuve" ["Речная вода" (фр.; книга стихов, 1897)]:
   
   Кто не видал во сне глубоком
   Как медлят, тают одиноко
   И бьются, что извив косы,
   Убором ценным утомленной,
   Волны печальные власы?
   
   Разве не прекрасен и чист последний стих в своей трагической простоте?
   Написанная свободным размером, заключительная часть книги самая своеобразная и приятная. Тут Андре Фонтена следует техническим приемам Вьеле-Гриффена, но не является его подражателем. Влияние вполне допустимое и чисто внешнее. В "Les Estuaires d_bre" ["Тенистые устья" (фр.; книга стихов, 1896)] Фонтена очень точно отразил Малларме, но в "Eau du fleuve" он по-своему перерабатывает внушенную ему манеру стихосложения. Свободному стиху он придает аллюр, подобающий стиху александрийскому. Он делает его неторопливым, спокойным, немного торжественным, серьезным, слегка суровым:
   
   Спадает жар, длиннеют волны,
   О сны, вы прелестию новой
   И миром полны!
   А на траве, в тени ольховой
   Спят рыболовы;
   Вода уснувшая едва колышет челны,
   Не пробегает ветерок в ветвях,
   Почти не светит солнце в небесах,
   И все -- спокойно.
   
   Так сам поэт красиво передал впечатление, оставляемое его поэзией: это -- спокойная, величавая и тихая бухта, в вечерней тишине покоящаяся среди камыша, кувшинчиков и тростника.
   

----------------------------------------------------

   Первое издание перевода: Книга масок. Лит. характеристики /Реми-де-Гурмон; Рис. Ф. Валлотона Пер. с фр. Е. М. Блиновой и М. А. Кузмина. -- Санкт-Петербург: Грядущий день, 1913. - XIV, 267 с.; портр.; 25 см. -- Библиогр.: с. 259-267.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru