Гринвуд Джеймс
Семь язв Лондона

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Изъ новой книги Гринвуда.)
    I. Безпризорныя дѣти.
    II. О родителяхъ нашего уличнаго населенія.
    III. Нѣсколько словъ и фактовъ о проституціи.
    Перевод М. А. Маркович.
    Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", No 12, 1869.

   

СЕМЬ ЯЗВЪ ЛОНДОНА.

(Изъ новой книги Гринвуда.)

I.
Безпризорныя дѣти.

Нищее населеніе. Нищія дѣти. Нѣсколько словъ о мѣрахъ касательно ихъ. Сто тысячъ бродячихъ дѣтей въ лондонскихъ улицахъ. Покинутые младенцы. Малолѣтніе рыночные шатуны.

   Въ настоящее время, въ одной Англіи и Уэльсѣ число дѣтей моложе шестнадцати лѣтъ, существующихъ на счетъ приходовъ, доходитъ до трехсотъ пятидесяти тысячъ!
   Это число, конечно, поразитъ каждаго. Но едва-ли менѣе поразителенъ и тотъ фактъ, что двери различныхъ тюремъ раскрываются ежегодно болѣе, чѣмъ для ста тысячъ преступниковъ, которымъ эти тюрьмы служили болѣе или менѣе долгое время пристанищемъ, и которые теперь снова выпускаются на вольный свѣтъ, столь же неласковый для нихъ, какъ и прежде, и при этомъ сопутствуются только совѣтомъ: "берегитесь, чтобъ не попасться опять". Мы не включаемъ въ это число огромной арміи малолѣтнихъ бродягъ. Я не знаю точно, откуда получены эти свѣдѣнія, но въ настоящее время признано какъ фактъ, что въ предѣлахъ обширнаго, цвѣтущаго Лондона бродятъ ежедневно, какъ лѣтомъ такъ и зимою, до ста тысячъ мальчиковъ и дѣвочекъ безъ присмотра, пищи, одежды и занятія. Превосходные кандидаты для каторги, рабочаго дома и наконецъ для Портленда и ссылки.
   Эти послѣдніе сто тысячъ преимущественно заслуживаютъ названіе безпризорныхъ дѣтей. Строго говоря, нельзя назвать вполнѣ безпризорными тѣ триста пятьдесятъ тысячъ маленькихъ нищихъ, которые содержатся на счетъ налога для бѣдныхъ. По всей вѣроятности, по крайней-мѣрѣ половина изъ нихъ никогда не были покинуты въ настоящемъ смыслѣ этого слова.
   Мистеръ Бембль {Извѣстная личность, надсмотрщикъ рабочаго дома изъ одного очерка Диккенса.} находитъ себѣ питомцевъ въ весьма различныхъ обстановкахъ: нѣкоторые изъ нихъ родились "въ домѣ", но подъ какимъ нибудь предлогомъ были покинуты жестокими матерями; другіе "заблудшіе" были найдены полиціею на улицахъ, на время отведены въ рабочій домъ и никогда не были прознаны никѣмъ. Здѣсь встрѣчается также какой нибудь ребенокъ бродячаго ткача или сапожника, который отправился странствовать съ цѣлью "поправиться", но, не успѣвъ въ этомъ, не считаетъ нужнымъ вернуться домой. Вотъ эти дѣти или подобныя имъ дѣйствительно могутъ обвинить кого нибудь въ своей нищетѣ; но даже изъ нихъ большая часть сдѣлались такими, какъ они есть, вслѣдствіе одного только несчастія. Когда смерть похищаетъ отца изъ-за того стола, гдѣ едва-едва доставало мѣста для всѣхъ толпящихся вокругъ него голодныхъ ребятишекъ -- похищаетъ въ цвѣтѣ лѣтъ, безъ всякаго предварительнаго предостереженія или, что еще хуже, когда болѣзнь лишаетъ его силъ, то куда же дѣться матери и сиротамъ, какъ не въ рабочій домъ? Кто знаетъ, сколько подобныхъ случаевъ могли бы раскрыть намъ приходскія книги? Безъ сомнѣнія, ихъ было бы вполнѣ достаточно, чтобъ успокоить вѣчный страхъ властительныхъ лицъ насчетъ того, что они называютъ "поощрять пауперизмъ". Право, изумляешься иногда, слушая, что говорятъ иные авторитеты. Недавно еще мистеръ Бартлей, читая въ обществѣ искусствъ статью "о воспитаніи нищихъ дѣтей", воспользовался случаемъ, чтобы замѣтить:
   "Этихъ дѣтей нельзя назвать настоящими нищими, такъ-какъ виновниками ихъ несчастнаго положенія служатъ обстоятельства, которымъ они ничуть непричастны. Они или дѣти негодяевъ, калѣкъ, идіотовъ, или же сироты, незаконорожденныя и заброшенныя дѣти, и часто съ самаго ранняго возраста нуждаются въ защитѣ закона, будучи лишены опоры своихъ естественныхъ попечителей, безъ всякой собственной вины. Въ подобномъ положеніи имъ остается только или пойти воровать, или умереть съ голоду на улицахъ, или же государство должно взять ихъ на свое попеченіе. Сверхъ того можно положительно утверждать, съ чисто коммерческой точки зрѣнія, что экономичнѣе истратить на нихъ извѣстное количество образованія и систематичнаго воспитанія, нежели дать имъ взрости по примѣру ихъ родителей и товарищей по рабочему дому и сдѣлаться постояннымъ бременемъ для производительныхъ классовъ. Государство дѣйствительно признаетъ это и потому, въ теоріи, назначаетъ для всѣхъ нищихъ дѣтей содержаніе достаточное не только для удовлетворенія ихъ тѣлесныхъ нуждъ, но, до извѣстной степени, и для ихъ умственнаго развитія. Но въ то же время не слѣдуетъ вдаваться и въ противоположную крайность, т.-е. излишнею щедростью относительно ихъ поощрять пауперизмъ. Ни въ какомъ случаѣ не должно благосостояніе ихъ превышать или даже равняться тому, которое всегда можетъ пріобрѣсти себѣ прилежный работникъ".
   Господинъ Бартлей изучилъ свой предметъ лучше большей части другихъ людей; сверхъ того, всѣ его поступки свидѣтельствуютъ о добромъ сердцѣ и здравомъ смыслѣ; однакожь, несмотря на это, рѣшительно невозможно согласиться съ вышеприведенными замѣчаніями. Но они тѣмъ болѣе заслуживаютъ наше вниманіе, что совершенно тѣмъ же духомъ проникнуты всѣ новѣйшія, улучшенныя системы приходскихъ реформъ. Зачѣмъ должны эти злополучныя созданья, "несчастное положеніе которыхъ вполнѣ зависитъ отъ обстоятельствъ, которымъ они ничуть не причастны", зачѣмъ должны они пользоваться меньшею долею благосостоянія, нежели какую можетъ пріобрѣсти себѣ прилежный работникъ? Неужели можетъ быть признано справедливымъ постоянно выставлять на видъ этимъ невиннымъ созданіямъ ихъ униженное положеніе и напоминать имъ, что единственное приличное для нихъ мѣсто,-- это смиренно и безропотно пресмыкаться у самаго подножія великой, соціальной лѣстницы? Даже предполагая, что всѣ они дѣти "негодяевъ, калѣкъ и идіотовъ, или же сироты, незаконнорожденныя или заброшенныя дѣти,-- предположеніе въ высшей степени невѣроятное,-- все же, если мы однажды уже признали ихъ вполнѣ невинными въ ихъ несчастномъ положеніи, то зачѣмъ же отказывать имъ въ возможномъ благосостояніи. Впрочемъ, я не стану вдаваться здѣсь въ вопросъ о положеніи нищихъ, такъ-какъ имъ посвященъ особый отдѣлъ этой книги. Какъ бы то ни было, всѣ наши триста пятьдесятъ тысячь нищихъ дѣтей не могутъ причисляться къ числу заброшенныхъ. Они составляютъ или, по крайней-мѣрѣ, должны бы были составлять отдѣльный классъ, тяжкія лишенія котораго должны привлечь на себя вниманіе и попеченіе правительства.
   Кромѣ уже упомянутыхъ, существуютъ еще и другія заброшенныя дѣти, которыхъ нельзя причислить къ той десятой части милліона, которая бродитъ по улицамъ, по той простой причинѣ, что они еще слишкомъ малы чтобы употреблять въ дѣло свои ноги. Но они подростаютъ, и въ настоящее время нечего опасаться, чтобы эта богатая жатва изъ сотни тысячъ бродягъ уменьшилась. Они размножаются въ такомъ множествѣ, что современная цивилизація можетъ, пожалуй, порадоваться, что мѣста, гдѣ выростаютъ эти несчастныя дѣти, представляютъ такую богатую почву для тифа и холеры. Безъ этого они бы размножались какъ кролики, и вскорѣ бы наводнили всѣ большія дороги, такъ что пришлось бы издавать парламентскій актъ (въ дополненіе къ недавно изданному касательно бродячихъ собакъ) противъ бродячихъ дѣтей, бѣгающихъ на свободѣ безъ намордника. Замѣтьте только, какое множество "городскихъ бедуиновъ" (city arabs) встрѣтите вы во время прогулки, хоть, напримѣръ, изъ Чипсайда въ Ислингтонъ. Вы не можете не признать ихъ. На каждомъ шагу вамъ попадаются также и другія дѣти, которыя хотя и не въ такихъ лохмотьяхъ и не такъ запачканы, какъ настоящіе маленькіе бродяги, но кажутся на видъ еще болѣе болѣзненными и голодными; однако легко различить эти два типа "имѣющихъ домъ" и "бездомныхъ"; между ними такое же различіе, какъ между дворовою и уличною собакою, незнающей другой конуры, кромѣ какого нибудь водосточнаго жолоба, въ которомъ изрѣдка удается найти что нибудь съѣдобное. Маленькіе оборвыши попадаются вамъ на каждомъ шагу; вы не можете пройти ни одной улицы, не услышавъ ихъ громкой просьбы о помощи; и въ этомъ отношеніи эта язва Лондона отличается отъ всѣхъ остальныхъ, исключая, можетъ быть, нищихъ. Впрочемъ, что касается до нищихъ, то, видя ихъ, вы не всегда можете повѣрить ихъ настоящей безпомощности и признать ихъ достойными вашей милостыни. Почти невозможно отличить по однимъ внѣшнимъ признакамъ обманщика отъ дѣйствительно нуждающагося. Блѣдныя щеки и впалые глаза могутъ быть дѣломъ искусства, а что касается до жалкихъ лохмотьевъ, то обманщикъ всегда лучше настоящаго бѣдняка съумѣетъ расположить ихъ такимъ образомъ, чтобы они выказывались передъ вами во всемъ своемъ безобразіи. Если же мы остановимся и станемъ взвѣшивать вѣроятности за и противъ, то предметъ нашихъ размышленій успѣетъ скрыться изъ виду прежде, чѣмъ мы придемъ къ какому нибудь рѣшенію, и нашей щепетильной благотворительнисти придется подождать другаго случая. Но никакихъ колебаній и сомнѣній не нужно для того, чтобы отличигь мальчика, рожденнаго и взросшаго на улицѣ, отъ такого, у котораго есть какой нибудь домъ, хотя бы этотъ домъ и состоялъ изъ грязной конуры, куда собирается все семейство на ночь и гдѣ встрѣчается поутру за чѣмъ-то въ родѣ завтрака. Въ выраженіи лица у этого послѣдняго вы замѣтите что-то совершенно недостающее у перваго, какую-то врожденную стыдливость и инстинктивное соблюденіе приличій, тогда какъ у лондонскаго цыганенка эти качества были смыты дождемъ и выжжены солнцемъ съ того самаго дня, когда онъ въ первый разъ выползъ изъ корзины съ охапкою сѣна на днѣ, которая служила ему колыбелью.
   При этихъ послѣднихъ словахъ, мнѣ кажется, я такъ и слышу восклицаніе недовѣрчивой читательницы: "Ну ужь это, конечно, чистыя выдумки! Когда же случается, чтобы колыбелью оборвышей служила корзина съ охапкою сѣна!" Но я положительно увѣряю васъ, милостивая государыня, что это не выдумки, а настоящій, дѣйствительный фактъ. Вы не повѣрите, какія бываютъ иногда странныя колыбели! Въ другомъ мѣстѣ этой книги я докажу вамъ, что для этого годится и корзина для винограда и лукошко для яицъ; это послѣднее, съ очень небольшимъ количествомъ сѣна на днѣ, служило даже колыбелью для больнаго младенца съ сломаною ногою! Я самъ былъ очевидцемъ слѣдующаго факта: сопровождаемый однимъ пріятелемъ, я отправился однажды осматривать малоизвѣстныя части Baldwin's Gardens въ Leather Lane и, войдя въ одинъ знакомый мнѣ подвалъ, нашелъ все семейство въ необыкновенномъ волненіи. Мать, высокая, костлявая, оборванная вѣдьма, подсунула себѣ подъ мышку грудного ребенка, а въ другой рукѣ держала старые, испорченные каминные мѣхи, и изо всѣхъ силъ колотила ими молодаго джентльмена, лѣтъ одинадцати, который ревѣлъ во все горло.
   "Тише, тише, что это произошло у васъ, мистриссъ Донели? Дайте минутку отдохнуть вашей рукѣ и разскажите намъ, въ чемъ дѣло?"
   "Въ чемъ дѣло! да ужь такое дѣло, что, право, можетъ лопнуть терпѣніе у бѣдной женщины!" И, переходя изъ ярости въ отчаяніе, она стала разсказывать намъ очень патетично, какъ на нѣсколько минутъ только поручила этому негодному мальчишкѣ Джону милую крошку, спокойно уснувшую въ ея корзинѣ, а онъ, этотъ негодяй, не присмотрѣлъ за нею, а оселъ пронюхалъ ее да и "выѣлъ изъ постели!"
   Моя опытность въ этомъ дѣлѣ такъ велика, что когда нибудь я буду въ состояніи написать цѣлую книгу о домахъ и помѣщеніяхъ англійскихъ младенцевъ. Вскорѣ послѣ описанной сцены съ корзиною, я увидѣлъ въ одной крохотной комнатѣ, гдѣ помѣщалось семейство изъ шести членовъ, троихъ ребятишекъ, отъ трехъ до восьми лѣтъ включительно, совершенно голыхъ. Это было лѣтомъ, и всѣ дѣти были отнюдь не больше одѣты, чѣмъ лѣсныя обезьяны; къ тому же они были такія худыя и грязныя, что каждое ребрышко ихъ истощеннаго тѣльца обрисовывалось ясно и казалось темно-коричневымъ. Завидѣвши меня въ дверяхъ, они тотчасъ же юркнули, какъ испуганные кролики, въ постель, т.-е. въ какую-то безобразную кучу вонючихъ тряпокъ и старыхъ, картофельныхъ мѣшковъ. Мать ихъ разсказала мнѣ, что у нихъ не было ни единой тряпки и что они находится въ такомъ положеніи, какъ теперь, уже болѣе трехъ мѣсяцевъ.
   Но вернемся къ племени маленькихъ "бедуиновъ", скитающихся по улицамъ Лондона. Каждому, кто знакомъ съ ними, постоянно приходитъ въ голову вопросъ: "да откуда же они берутся? Они не завезены сюда изъ другихъ странъ, подобно другой лондонской язвѣ, "маленькимъ шарманщикамъ и савоярамъ". Когда нибудь должны они были быть грудными малютками; гдѣ же выросли они? Въ очень отдаленныхъ, мрачныхъ мѣстностяхъ, милостивый государь; но, несмотря на это, если случится вамъ задать себѣ этотъ вопросъ, шатаясь по нарядной Regent street или по аристократической Belgravia, то, быть можетъ, фактическое рѣшеніе его гораздо ближе къ вамъ, нежели вы бы желали этого. Дѣйствительно, откуда же выводятся эти босоногіе, оборванные, неустрашимые, на все готовые бездомные мальчики? Повѣрьте мнѣ, иногда это происходитъ столь же близко къ домамъ богатыхъ, какъ воробьи, гнѣздящіеся на крышахъ. Какъ часто случается наткнуться на цѣлый рядъ безобразныхъ дворовъ и ходовъ, утопающихъ въ нищетѣ и грязи почти подъ самою тѣнью роскошныхъ дворцовъ великихъ міра сего! Увы! такіе случаи встрѣчаются цѣлыми дюжинами...
   Эти хищное отродье рѣдко покидаетъ свои гнѣзда до тѣхъ поръ, пока не въ силахъ заниматься какимъ нибудь промысломъ на свой собственный счетъ, хотя бы и въ весьма ограниченныхъ размѣрахъ. По близости Covent Garden'а или Farringdon Market'а вы можете иногда встрѣтить маленькій экземпляръ этого рода, котораго тащутъ его старшіе братья на старомъ, истертомъ подносѣ, преобразованномъ на этотъ разъ въ коляску. Не думайте, однако, что, катая такимъ образомъ ребенка, они дѣйствуютъ изъ одной доброты или нѣжности. Гораздо вѣроятнѣе, что мать ихъ, занятая въ какомъ нибудь другомъ мѣстѣ стиркою бѣлья или глаженьемъ, оставила ихъ дома или на дворѣ, строго на строго приказавъ имъ ни на минуту не оставлять малютку; но ихъ неотступно преслѣдуетъ мысль о выкинутыхъ сливахъ и апельсинахъ, которыми можно поживиться въ "Common Garden'ѣ", и вотъ они придумали это остроумное соображеніе, которое заразъ удовлетворяетъ и материнскому приказанію, и ихъ жадности.
   Чтобы хоть отчасти разрѣшить загадку, "чѣмъ прокармливаются эти сто тысячъ маленькихъ, уличныхъ бродягъ", я замѣчу здѣсь вскользь, что существенную часть своего пропитанія они добываютъ на рынкахъ. Право, можно было бы подумать, что по какой-то особенной милости провидѣнія, всякая гниль теряетъ для нихъ свои ядовитыя свойства и надѣляется качествами здоровой пищи. Случалось ли когда нибудь читателю видѣть "кормленье" этихъ маленькихъ рыночныхъ хищныхъ въ августѣ или сентябрѣ мѣсяцѣ? Это зрѣлище можетъ увидѣть только тотъ, кто привыкъ вставать рано, и можетъ добраться до Covent garden'а около того времени, когда кончается оптовая торговля на открытомъ воздухѣ, т.-е. приблизительно къ восьми часамъ утра. Ребятишки собираются вокругъ кучи гнилушекъ, выкапываютъ сливы, превратившіяся въ одну полуизгнившую массу, апельсины и яблоки, совершенно утратившіе свой первоначальный цвѣтъ и форму, и пожираютъ все это съ жадностью утокъ или поросятъ. Я говорю по собственному опыту, потому что самъ видѣлъ ихъ за дѣломъ. Я видѣлъ, какъ одинъ изъ этихъ маленькихъ, голодныхъ волчатъ набилъ себѣ всю свою изодранную шапку сливами такого сорта, что я бы ни за какія деньги не позволилъ моему ребенку съѣсть ни одну изъ нихъ, и это въ такое время года, когда врачебное начальство, испуганное быстрыми успѣхами холеры, повсюду развѣсило предостереженія и упрашивало, умоляло народъ воздерживаться отъ того, сего и другого, въ особенности же беречься не совсѣмъ спѣлыхъ и свѣжихъ фруктовъ. Судя по настойчивости, съ которой напирали на это послѣднее предостереженіе, можно было подумать, что изъ этой одной шапки маленькаго оборвыша можетъ выйти достаточно холеры для того, что уложить дюжину здоровыхъ мужчинъ; но, несмотря на это, онъ все продолжалъ жевать, пока не очистилъ всю свою грязную тарелку, и потомъ еще, причмокивая, облизалъ себѣ всѣ пальцы. Конечно, я не могъ насильно лишить мальчика добычи, которая дѣлала его предметомъ зависти менѣе счастливыхъ товарищей; а потому я обратился къ рыночному надсмотрщику, спрашивая его, нѣтъ ли возможности, зная наклонности этихъ несчастныхъ дѣтей, выкидывать гнилушки въ такое мѣсто, гдѣ они бы не могли достать ихъ; но онъ отвѣтилъ, что это не его дѣло и что ему все равно, что бы они ни ѣли, лишь бы не таскали и не воровали; затѣмъ онъ вѣжливо замѣтилъ мнѣ, что, должно быть, у меня нѣтъ лучшаго занятія, если я забочусь объ этой "маленькой сволочи", которую ничто не проберетъ. Онъ повѣрилъ мнѣ свое внутреннее убѣжденіе, что они сотворены немного на подобіе страуса, и что даже гвозди не повредили бы имъ ни мало, еслибъ они только могли пропустить ихъ въ глотку. Несмотря на то, что факты, казалось, дѣйствительно подтвержали слова остроумнаго смотрителя, но я все-таки остался при прежнемъ убѣжденіи, и теперь беру смѣлость предложить тотъ же совѣтъ каждому изъ надзирателей Covent Garden'а или Farringdon Market'а. которому можетъ попасться моя книга. Не можетъ быть и сомнѣнія, что чрезвычайно опасно бросать негодные фрукты, такъ, какъ это теперь дѣлается.-- Не думаю, чтобы кто нибудь сталъ серьёзно утверждать, что несчастныя, маленькія созданія, которыхъ голодъ заставляетъ подбирать всякую гниль, не платятся за это очень дорого. Весьма вѣроятно, что во многихъ случаяхъ у нихъ остается только достаточно силъ, чтобы доползти домой и умереть въ своихъ норахъ, словно отравленныя крысы. Что никто не замѣчаетъ ихъ отсутствія на рынкѣ, это не можетъ еще служить доказательствомъ противнаго. Почти невозможно отличить ихъ одинъ отъ другого: они точно яблоки въ одной корзинѣ или горохъ въ одномъ и томъ же горшкѣ. Къ тому же невозможно и сосчитать, сколько ихъ. Въ общественномъ мнѣніи они стоятъ такъ же низко, какъ заблудшія, уличныя шавки, и, подобно имъ, только тогда привлекаютъ на себя вниманіе, когда выражаютъ наклонность кусаться или лаять. Еслибы сегодня поутру смерть вымела всѣхъ до одного этихъ грязныхъ оборвышей, подбирающихъ себѣ пропитаніе между кучами гнилушекъ на рынкѣ, то завтра же рынокъ былъ бы столько же запруженъ ими, какъ и всегда.
   

II.
О родителяхъ нашего уличнаго населенія.

Кто матери ихъ?-- Рынокъ дѣтскаго труда.-- Печальные типы.-- Бойкія задорныя дѣти.-- Сожительство.-- Бракъ.

   Какъ ни интересно и ни поучительно всматриваться въ жизнь и привычки этого отребья человѣчества, но еще важнѣе проникнуть въ этотъ вопросъ глубже и познакомиться съ родителями, особенно же съ матерями уличныхъ младенцевъ.
   Ясно, что улица -- нехорошій домъ для дѣтей; человѣческое существо, особенно же невинное человѣческое существо, вѣнецъ всего созданія, одаренное вѣчной душою, такъ же не у мѣста въ грязи и развратѣ, какъ не у мѣста была бы дикая кошка въ частой и уютной дѣтской. Какъ же попали они на улицу? Если они и не родились въ грязной канавѣ, то, очевидно, такъ близко къ краю ея, что одного неловкаго движенія, одной невинной дѣтской шалости было достаточно, чтобы перекувырнуть ихъ въ нее. Иные изъ нихъ, къ счастью немногіе, падаютъ при этомъ съ такой высоты, что остаются калѣками на всю жизнь и никогда уже не могутъ выползти на свѣтъ божій.
   Я думаю, что не одинъ грубый, сознательный развратъ виновенъ въ нашемъ уличномъ населеніи; нельзя также обвинять въ этомъ нищету народа. Напротивъ того, если я не очень ошибаюсь, то надо искать главные источники этого вонючаго потока въ коммерческихъ предпріятіяхъ зажиточныхъ, хитрыхъ на выдумки, мелкихъ капиталистовъ, составляющихъ дѣловую часть нашего общества.
   Въ нашей борьбѣ за первенство въ промышленности мы менѣе, чѣмъ въ какомъ либо другомъ отношеніи походимъ на нашихъ предковъ. Быть можетъ, это свидѣтельствуетъ о развитіи нашей коммерческой предпріимчивости, но сомнѣваюсь, чтобы это способствовало хорошему, здоровому устройству человѣчества. Старая пословица "Работай изо всѣхъ силъ, коли хочешь разбогатѣть" давно утратила всякій смыслъ и замѣнилась другою, болѣе мѣткою: "лучше не работай, а спекулируй!"
   Спекулируй работою другихъ, кого бы то ни было, хоть даже маленькихъ дѣтей. Рынокъ дѣтской работы представляетъ самое обширное поле дѣятельности для этого новаго духа коммерческой предпріимчивости. Есть много такихъ работъ, гдѣ совсѣмъ не требуется мышечная сила; все, что нужно, это ловкость и легкость руки, а этимъ одарены большею частью всѣ дѣти. Для такихъ работъ дѣти годятся даже лучше взрослыхъ, и къ тому же довольствуются пенсомъ тамъ, гдѣ взрослый требуетъ не менѣе шиллинга. Но это все еще было бы ничего, еслибы ихъ заработокъ увеличивался съ годами; но такого рода разсчетъ совсѣмъ не входитъ въ виды этихъ кровопійцъ, жидовъ и христіанъ, которые кровь и плоть маленькихъ дѣтей превращаютъ себѣ въ хлѣбъ, и не только въ хлѣбъ, но и въ богатые дома, въ загородныя виллы и нарядные экипажи. Когда ихъ "рабочая сила" переростетъ дѣтскій возрастъ, то эти предпріимчивые фабриканты уже не нуждаются въ ней и прогоняютъ прежнихъ работниковъ, чтобы дать мѣсто новому набору маленькихъ тружениковъ, съ радостью готовыхъ продать себя за такую цѣну, которою уже не довольствуются прежніе; этихъ же несчастливцевъ выгоняютъ вонъ и предоставляютъ имъ заработывать свой хлѣбъ какъ угодно.
   Каждый, кому бы хотѣлось узнать кое-что о судьбѣ маленькихъ работницъ дѣвочекъ, можетъ каждый божій день удовлетворить своему любопытству: стоитъ только постоять нѣсколько времени, между двѣнадцатью и двумя часами, на Лондонскомъ или Blackpriar'скомъ мосту. Здѣсь онъ увидитъ пропасть молоденькихъ дѣвушекъ изъ ремесленныхъ заведеній, торопящихся домой, гдѣ ихъ ждетъ какая нибудь жиденькая похлебка, что нибудь "теплое", что должно замѣнить имъ обѣдъ.
   Стоитъ поглядѣть на нихъ каждому, кто сколько нибудь интересуется настоящимъ положеніемъ рынка дѣтской работы. Не знаю, на сколько справедливы частыя жалобы, что родъ человѣческій мельчаетъ, и что теперь мы рѣдко доживаемъ до преклоннаго возраста нашихъ предковъ; во всякомъ случаѣ, нѣтъ сомнѣнія, что мы старѣемъ раньше, чѣмъ старѣли наши дѣды. Тѣмъ не менѣе, хотя срокъ нашей жизни укоротился, можетъ быть, на десять или на пятнадцать лѣтъ, но закатъ нашей жизни такъ же продолжителенъ, какъ и въ доброе старое время, когда бодрые шестидесятилѣтніе старики могли еще перепрыгивать черезъ барьеры. Это должно быть такъ, а иначе бы древній законъ, называющій ребенкомъ каждаго человѣка моложе четырнадцати лѣтъ, никогда не былъ бы пропущенъ законодателями. Обратите же вниманіе на этихъ "малолѣтнихъ" по закону, когда они выходятъ изъ фабрики небольшими группами или длинными рядами и торопятся изо всей мочи, чтобы поскорѣе поспѣть домой: имъ всего данъ одинъ часъ, и въ этотъ короткій срокъ они должны, можетъ быть, прогуляться мили двѣ взадъ и впередъ, отдыхая лишь въ тѣ непродолжительныя минуты, когда могутъ упражнять свои жевательные органы.
   Дѣйствительно, можно пожалѣть о добромъ старомъ времени уже за то, что тогда не было такихъ дѣтей, какъ эти! Блѣдные, истомленные, съ впалыми глазами; не вѣрится, чтобъ они когда нибудь были грудными младенцами. Посмотрите на этихъ крошекъ; голова ихъ едва доходитъ до пояса угрюмаго полисмена на мосту, но на лбу у нихъ выведена неизгладимыми чертами жалкая повѣсть человѣческой жестокости въ отношеніи къ нимъ. Какія блѣдныя, болѣзненно сжатыя губы! Какое выраженіе грустной, старческой опытности! Кто бы сказалъ, что это молодыя дѣвушки, которыя когда нибудь сдѣлаются старухами! Можно подумать скорѣе, что по какому-то противоестественному ходу вещей, онѣ когда-то были старухами и теперь опять молодѣютъ; что когда-то имъ было семьдесять лѣтъ, но что на вершинѣ жизни онѣ повернули назадъ вмѣсто того, чтобы перешагнуть черезъ край, и теперь снова вернулись къ тринадцати. Но старыя, дряхлыя головы на молодыхъ плечахъ выдаютъ ихъ тайну.
   Однакоже, этотъ печальный типъ подросшаго, заброшеннаго ребёнка все-таки не самый жалкій изъ всѣхъ тѣхъ, которые въ такомъ множествѣ и съ такою поспѣшностью проходятъ мимо васъ. Иныя идутъ пасмурно и угрюмо, какъ будто постигли безжалостную истину, что для нихъ "нѣтъ исхода", и такъ и застыли въ этомъ сознаніи. Онѣ такъ освоились съ невзгодами жизни, что теперь сносятъ все безъ ропота и находятъ даже какое-то болѣзненное наслажденіе растравлять свои раны. Но не онѣ всѣхъ болѣе достойны нашего сожалѣнія, а также и не эти нѣжныя, болѣзненныя дѣвочки. Ихъ слабое здоровье не выдержало ядовитой атмосферы душныхъ, набитыхъ мастерскихъ, поздняго бдѣнія по ночамъ и вѣчнаго шлянья, утромъ и вечеромъ, въ дождь и вьюгу, въ старыхъ, истоптанныхъ башмакахъ, и въ одномъ, истасканномъ салопчикѣ, промокающемъ при первомъ дождѣ. Какъ ни печально положеніе этихъ бѣдняжекъ, но глядя на нихъ мы утѣшаемся мыслью, что ихъ ужь не надолго хватитъ. Гораздо болѣе тревожитъ насъ участь дѣвочки совершенно другаго типа.
   Это плотный, бойкій ребёнокъ, лѣтъ четырнадцати, ростомъ не больше четырехъ футовъ, но уже вполнѣ владѣющій собой и съ такими дерзкими, наглыми глазами, которые бы годились для любой "дочери полка". Она водится все съ своего же поля ягодками. Не надо много опытности, чтобы съ перваго же взгляда угадать, чѣмъ занимаются эти дѣвочки; не подлежитъ сомнѣнію, что эти опасныя дѣти приготовляютъ искусственные цвѣты. Ихъ зубы обезцвѣчены и посинѣлыя ноздри всегда имѣютъ такой видъ, будто нуждаются въ носовомъ платкѣ. Но это только слѣдствіе опаснаго яда, употребляемаго въ ихъ отрасли промышленности, вѣроятно мышьяковистой мѣди, такъ-какъ этотъ чрезвычайно вредный минералъ, превосходнаго зеленаго цвѣта, въ большомъ употребленіи у цвѣточницъ и очень нравится покупателямъ. Вотъ онѣ идутъ, ни мало не робѣя въ толпѣ, какъ будто привыкли считать большую дорогу своимъ домомъ и все человѣчество своими братьями; любая изъ нихъ могла бы уже разсказать вамъ длинную повѣсть о себѣ и уснастила бы свою рѣчь большимъ количествомъ смѣха и вольныхъ жестовъ. Она принадлежитъ къ числу такихъ, которыхъ, увы, не мало въ Лондонѣ и у которыхъ способность измышлять развилась прежде, чѣмъ онѣ научились ходить и говорить. При хорошемъ воспитаніи изъ такихъ дѣвочекъ выходятъ умныя, способныя женщины, съ твердымъ характеромъ и тонкою проницателѣностью. Но дурное сѣмя быстро прививается къ нимъ. Его не заморишь голодомъ, не убьешь морозомъ. На свободѣ оно выростаетъ, преодолѣвая и задушая всѣ препятствія, и вскорѣ становится преобладающимъ.
   Эта дѣвочка -- сущая язва мастерскихъ, биткомъ набитыхъ молоденькими швейками, цвѣточницами или галантерейными мастерицами. Ея постоянная, напускная веселость привлекаетъ ихъ къ ней, ея оживленные разсказы служатъ развлеченіемъ отъ монотонной, томительной работы. Она забавляетъ ихъ описаніемъ "продѣлокъ" и "шалостей", которыми развлекалась съ другими подругами, а иногда нагло хвастается и болѣе серьёзными проступками. Она была и въ театрѣ, и на "балахъ" и, бѣдняжка, по мѣрѣ силъ своихъ старается подражать послѣдней модѣ и носитъ свои старыя, полинялыя лохмотья съ такою увѣренностью, будто не носила ничего другаго со времени своего невиннаго дѣтства,-- а это, должно быть, было много, много лѣтъ тому назадъ. У нея всегда водятся деньги; немного, но достаточно для покупки разныхъ сластей; и голодныя подруги жестоко мучатся, видя какъ она лакомится ими. Дружба стоитъ чего нибудь, и многія стараются пріобрѣсть ее; но мы не станемъ описывать, къ чему это приводитъ ихъ.
   Въ пятнадцать лѣтъ дѣвушка, воспитанная въ лондонскихъ мастерскихъ, уже пріобрѣла всю житейскую опытность, которою обладаютъ обыкновенно восемнадцати и двадцатилѣтья женщины. Она уже имѣетъ своего "молодаго человѣка", и сопровождаетъ его по вечерамъ въ дешевые концерты и кабачки, а по воскресеньямъ и праздникамъ ѣдетъ съ нимъ въ Гэмптонъ или въ Гринвичъ на шестипенсовомъ пароходѣ. Въ шестнадцать лѣтъ ей уже надоѣдаютъ ухаживанья любовника и, если только молодой человѣкъ согласенъ, то парочка заводитъ общее хозяйство и поселяется вмѣстѣ.
   Иногда они женятся, и хотя многіе увѣряютъ противное, но будьте увѣрены, что на замужство въ ея классѣ совсѣмъ не смотрятъ слегка. Напротивъ того, многіе такъ гордятся свадебнымъ контрактомъ, что вывѣшиваютъ свидѣтельство о немъ на стѣнѣ лучшей комнаты, словно какую-нибудь дорогую картину, съ тѣмъ только страннымъ и необъяснимымъ отличіемъ, что если между прочею хозяйскою утварью, въ домѣ есть и часы, то свидѣтельство о бракѣ почти всегда вѣшается подъ ними. Господинъ Кэтлинъ изъ Cow Cross Mission, первый обратилъ мое вниманіе на эту странность, и потомъ, когда мы осматривали съ нимъ отвратительные дворы и ходы по близости дома миссіи, то намъ часто приходилось встрѣчать примѣры этого обычая. Но даже и онъ, такъ хорошо знакомый съ нравами и привычками всѣхъ лондонскихъ парій, не могъ объяснить мнѣ его происхожденія. Когда онъ разспрашивалъ объ этомъ предметѣ, то ему всегда отвѣчали: "говорятъ, это приноситъ счастье".
   Расходы, сопряженные съ самимъ обрядомъ, дѣлаютъ изъ брака исключеніе, а не общее правило. По крайней-мѣрѣ, значительность этихъ расходовъ всегда служитъ извиненіемъ. Я думаю, здѣсь будетъ у мѣста, какъ прямо относящееся къ вопросу о заброшенныхъ дѣтяхъ, упомянуть о стараніяхъ нѣкоторыхъ благонамѣренныхъ людей уменьшить число холостыхъ мужчинъ и женщинъ, скученныхъ вмѣстѣ въ ихъ жалкихъ жилищахъ и живущихъ какъ мужъ съ женою.
   Съ этою цѣлью они придумали вѣнчать даромъ преступныя пары. Приходскій миссіонеръ, который обыкновенно замѣчательно близко знакомъ съ семейными дѣлами своей паствы, является къ молодымъ людямъ, у которыхъ часы висятъ на голой стѣнѣ, и дѣлаетъ имъ предложеніе повѣнчать, публиковать объявленія, заплатить церковнымъ служителямъ,-- даромъ! Часто случается, что грѣшники, за недостаткомъ лучшаго предлога, извиняются неимѣньемъ приличнаго платья или куртки, чтобы явиться въ церковь; пастырь отмѣчаетъ себѣ это и, обыкновенно, вскорѣ устраняетъ это затрудненіе самымъ пріятнымъ образомъ, и потомъ благословляетъ ихъ.
   Все это прекрасно, но мнѣ кажется, что и въ этомъ средствѣ есть много важныхъ недостатковъ. Вопервыхъ, инстинктъ, побуждающій молодыхъ людей скучиваться вмѣстѣ, подобно скотинѣ въ хлѣву, весьма различенъ отъ того чувства, которое заставляетъ ихъ соединять всѣ свои интересы и самую жизнь неразрывно, до конца дней своихъ. Въ первомъ случаѣ, мужчина, безъ всякой сильной привязанности, сходится иногда съ женщиною, которая, въ благодарность за помѣщеніе, пищу и покровительство, создаетъ ему какое-то слабое подобіе "дома". Въ выборѣ такой женщины онъ совсѣмъ не руководится тѣми соображеніями, которыя, конечно, представились бы ему, еслибы онъ зналъ, что невозвратно связывается съ подругою всей своей жизни. Можетъ быть, ему извѣстна ея прежняя исторія до знакомства съ нимъ, и хотя онъ и не находитъ въ ней ничего привлекательнаго, но такъ-какъ безсрочной связи между ними нѣтъ, то они поживаютъ себѣ кое-какъ и не слишкомъ часто ссорятся.
   Конечно, нельзя одобрить подобный союзъ, но не думаю, чтобы особенно полезно было связывать его священными узами брака! Развѣ можно назвать это бракомъ по любви? Не нелѣпо ли предполагать, что еслибы они дѣйствительно желали церковнаго благословенія, то ихъ удержала бы плата нѣсколькихъ шиллинговъ? Если они такъ мало уважаютъ священный обрядъ, что обходятся и безъ него, то едва-ли можетъ считаться великою побѣдою въ дѣлѣ нравственности и религіи заставить ихъ рѣшиться на него изъ-за новаго платья или куртки, сопровождаемыхъ сверхъ того благосклонностью миссіонера, которому поручается обыкновенно раздача милостыни.
   Нѣтъ спора, никто не принуждаетъ мужчину согласиться на уговоры тѣхъ, которые желаютъ сдѣлать изъ него честнаго члена общества, однакоже нельзя сказать, чтобы онъ дѣйствовалъ совершенно свободно. Если у такихъ людей уже есть дѣти, то жена тоже, обыкновенно, присоединяетъ свои просьбы къ уговорамъ священника. Къ тому же, что отвѣчать на такой простой вопросъ: "почему же вы не хотите?" -- когда все такъ великодушно придумано, когда вамъ доставляютъ даже настоящее, золотое вѣнчальное кольцо, на мѣсто простого мѣднаго, и вамъ остается только придти въ церковь, гдѣ уже ждетъ васъ священникъ и готовъ произнести надъ вами великія, навѣки связывающія слова. "Почему же вы не хотите?" спрашиваетъ добронамѣренный миссіонеръ. Дѣвушка, изъ нравственныхъ или изъ корыстныхъ побужденій, повторяетъ тотъ, же вопросъ. Молодой человѣкъ еще колеблется, но онъ не можетъ похвастать особою дальновидностью и въ душѣ чрезвычайно равнодушенъ къ этому вопросу; его ни чуть не тревожитъ ни нравственная, ни религіозная сторона дѣла. Когда священникъ говоритъ ему: "подумайте только, какъ спокойнѣе будетъ ваша совѣсть, когда вы поступите такъ, какъ этого требуетъ справедливость относительно женщины, которую вы выбрали себѣ въ подруги", онъ киваетъ головой, какъ бы соглашаясь съ этимъ, но такъ-какъ совѣсть не очень-то мучила его до сихъ поръ, то слова эти, навѣрное, не производятъ на него большаго впечатлѣнія. Изъ десяти разъ девять всѣ его размышленія приводятся къ слѣдующему заключенію: "мнѣ все равно. Мнѣ это ничего не будетъ стоить. Пусть будетъ по ихнему!"
   Но къ какому же окончательному результату приводятъ всѣ старанія и торжество добраго миссіонера? Позолота, которою онъ такъ тщательно прикрылъ жесткую цѣпь, навсегда приковывающую человѣка къ семейству и порядочности, стирается въ весьма короткое время. Потъ, капающій съ лица бѣдняка, не только не поддерживаетъ ея блеска, но заставляетъ скорѣе ржавѣть. Онъ чувствуетъ, что онъ не въ выигрышѣ отъ всего этого дѣла.
   Одна изъ подобныхъ жертвъ такъ повѣряла мнѣ свои печали:
   "Я не говорю, чтобы жена моя стала хуже, чѣмъ была; да и лучшаго не вижу въ ней!"
   "Но если она не хуже, чѣмъ была, то чѣмъ же вы недовольны?"
   "Эхъ, сударь, не понимаете вы этого! Что прежде хорошо было, то теперь уже не годится. Вотъ хоть, примѣромъ сказать, нанялъ бы я у сосѣда тачку и возилъ бы въ ней свой товаръ; она и величины хорошей и возится легко, плачу я за нее восемнадцать пенсовъ въ недѣлю, ну и доволенъ. Все идетъ хорошо, какъ вдругъ приходитъ ко мнѣ малецъ, да и говоритъ: "что тебѣ за охота нанимать тачку; отчего ты свою собственную не заведешь? Вѣдь тебѣ всегда нужна будетъ тачка, зачѣмъ же не купить тебѣ эту?" "Оттого, что денегъ не хватаетъ", отвѣчаю я. "Только-то", говоритъ онъ, "ну, такъ и быть, деньги найдутся у меня и тачка будетъ твоею,-- коли ты побожишься, что въ жизнь не возьмешь себѣ другой тачки". Ну, что жь, я ничего; я знаю, что тачка хорошая и удобная, и согласенъ. Но вотъ только что она дѣлается моей, я начинаю въ нее поближе всматриваться, и вдругъ открываю въ ней разныя разности, которыхъ прежде и не видѣлъ. Вотъ тутъ винтъ развинтился, а тамъ доски не хватаетъ! Здѣсь худо, и тамъ скверно. Вотъ и забивается мнѣ въ голову эта тачка! и все-то я объ ней думаю и всякіе въ ней пороки нахожу. Все-то мнѣ думается: "пока еще все ладно, старуха, т.-е. старая тачка! а ужь когда нибудь покажешь ты мнѣ себя! Вотъ и страшно мнѣ дѣлается, а вѣдь не было бы страшно, еслибы я попрежнему только нанималъ ее!"
   "Да, по вѣдь вы забываете, что тачка, какъ вы называете ее, не виновата въ вашемъ страхѣ. Она такъ же хорошо будетъ служитъ вамъ, какъ и прежде. Съ этимъ вы согласитесь, надѣюсь".
   "Такъ-то такъ, только вотъ что худо: что она навсегда. Впрочемъ, можетъ, вы и правы, да отъ мысли этой никакъ не отвяжешься!"
   Я бы ничего не могъ придумать, что бы рельефнѣе выразило мысль моего пріятеля-зеленщика, чѣмъ его собственная аллегорія о тачкѣ. Примѣняя ее къ интересующему насъ вопросу, я вовсе не думаю, чтобы негодность "тачки", или ея преждевременное паденіе были виною несчастнаго положенія всѣхъ бездомныхъ дѣтей. Я хотѣлъ только показать, что если и удается иногда притянуть нѣсколько паръ къ вѣнцу и связать ихъ законными узами, то это еще мало ведетъ къ улучшенію нравственности въ нашихъ бѣдныхъ кварталахъ и дворахъ, а слѣдовательно, и немногимъ способствуетъ уменьшенію числа бездомнаго уличнаго населенія. Несомнѣнно, что отвратительное скученіе молодыхъ людей обоего пола въ грязныхъ конурахъ и заднихъ дворахъ Лондона многимъ виновато въ этомъ множествѣ безпризорныхъ дѣтей; и надо надѣяться, что вскорѣ найдется какой-нибудь умный человѣкъ, который обратитъ вниманіе на этотъ вопросъ.
   Докторъ Летсби, въ своемъ недавнемъ отчетѣ, представленномъ коммисіонерамъ лондонскихъ водосточныхъ трубъ, говоритъ: "Въ эти послѣдніе три мѣсяца я употребилъ много труда, чтобы вполнѣ познакомиться съ жилищами, правами и болѣзнями бѣднаго населенія. Я тщательно осмотрѣлъ 2,208 комнатъ, и въ общемъ результатѣ оказалось, что всѣ онѣ грязны, сыры, слишкомъ набиты и дурно провѣтриваются. Въ 1,089-ти изъ этихъ комнатъ, которыя населены въ настоящее время, помѣщаются 5,790 жильцовъ, принадлежащихъ къ 1,576-ти разнымъ семействамъ. Уже не говоря о тѣхъ многочисленныхъ случаяхъ, когда цѣлое семейство, мужъ, жена и четверо или пятеро ребятъ, сбиты въ одну жалкую, маленькую, нездоровую коморку, нерѣдко случается, что взрослые обоего пола, принадлежащіе къ разнымъ семействамъ, помѣщаются въ одной комнатѣ. Нерѣдко видишь троихъ или пятерыхъ взрослыхъ мужчинъ и женщинъ, не считая еще нѣсколько ребятишекъ, скученныхъ вмѣстѣ, подобно безсловеснымъ животнымъ или первобытнымъ дикарямъ. Понятно, что при подобной жизни утрачивается всякій человѣческій инстинктъ приличія и скромности. Такъ же, какъ и предшественникъ мой, я видѣлъ взрослыхъ мужчинъ и женщинъ, спящихъ вмѣстѣ съ родителями, братьями, сестрами и другими родственниками на одной и той же постелѣ изъ соломы и грязнаго тряпья. Иногда рядомъ съ ними помѣщался и какой-нибудь случайный товарищъ дневнаго шатанья, приставшій къ нимъ на день или на два. Тутъ вы увидите и женщину въ родахъ посреди другихъ мужчинъ и женщинъ разныхъ семействъ, нанимающихъ ту же комнату, гдѣ рожденіе и смерть идутъ рука объ руку; гдѣ новорожденный младенецъ, больной лихорадкою, и непохороненный трупъ лежатъ рядомъ въ обществѣ другихъ жильцовъ. Изъ многихъ упомянутыхъ мною случаевъ нѣкоторые особенно привлекли мое вниманіе своею необычайною безнравственностью, напримѣръ, тѣ случаи, когда трое или четверо взрослыхъ людей обоего пола, не считая ребятишекъ, живутъ въ одной комнатѣ, и часто даже спятъ въ одной постелѣ. Въ трехъ или четырехъ мѣстахъ я нашелъ, что сорокъ-восемь мужчинъ, семьдесятъ-три женщины и пятьдесятъ-девять дѣтей помѣщаются въ тридцати-четырехъ комнатахъ. Въ одной комнатѣ жило двое мужчинъ, три женщины и пятеро дѣтей; въ другой -- одинъ мужчина, четыре женщины и два ребенка. Недѣли двѣ тому назадъ, я вошелъ въ одну изъ заднихъ комнатъ перваго этажа No 5; она была занята однимъ мужчиною, двумя женщинами и двумя дѣтьми; тутъ же лежало и тѣло бѣдной дѣвушки, умершей въ родахъ нѣсколько дней тому назадъ. Оно лежало между живыми на голомъ полу, непокрытое, безъ савана и гроба. И потомъ вы удивляетесь, что сердце черствѣетъ и чувства притупляются, когда постоянно видишь передъ собою подобныя картины!
   "Воздухъ въ нѣкоторыхъ изъ этихъ комнатъ такой душный и злокачественный, что я пытался даже изслѣдовать его химически, чтобы убѣдиться, не заключается ли въ немъ какихъ-нибудь особыхъ продуктовъ разложенія, сообщающихъ ему скверный запахъ и ядовитыя свойства. Я нашелъ, что не только въ немъ не заключается надлежащей пропорціи кислорода, но еще сверхъ того онъ содержитъ втрое противъ обыкновеннаго угольной кислоты и большое количество водяныхъ паровъ, насыщенныхъ какимъ-то очень вонючимъ, щелочнымъ веществомъ. Это послѣднее есть несомнѣнно продуктъ разложенія разныхъ гніющихъ, злокачественныхъ испареній, заражающихъ весь воздухъ въ комнатѣ. Какъ я, такъ и предшественникъ мой уже не разъ пытались обратить ваше вниманіе на этотъ вонючій источникъ всевозможныхъ болѣзней, и на тѣ послѣдствія, которыя должны произойти отъ скученія столькихъ человѣческихъ существъ на чрезвычайно ограниченномъ пространствѣ. Теперь я снова возвращаюсь къ этому важному вопросу, такъ-какъ губительное вліяніе подобной обстановки выражается, не только тѣмъ, что зарождаетъ лихорадки и всякія другія болѣзни, но и тѣмъ, что развращаетъ все подростающее поколѣніе, убиваетъ въ зародышѣ всякія хорошія чувства, подготовляетъ негодяевъ и злодѣевъ, и, благодаря беззаботности общества, разсѣеваетъ сѣмена порчи, разврата и преступленія.
   

III.
Нѣсколько словъ и фактовъ о проституціи.

   Прежде всего бросимъ бѣглый взглядъ на размѣры, до которыхъ разрослась у насъ эта страшная болѣзнь. Кромѣ цифръ и фактовъ, имѣющихся у меня подъ руками, я рѣшительно не знаю никакихъ новѣйшихъ данныхъ по этому вопросу. Еслибы только существовала хоть малѣйшая возможность добыть гдѣ бы то ни было болѣе точныя цифры, я бы, конечно, не полѣнился сдѣлать это, но всѣ отчеты, которые я видѣлъ, до такой степени разнятся между собою въ цифрахъ, такъ несогласны во всѣхъ подробностяхъ, и такъ невѣроятны, что я беру офиціальныя данныя, несмотря на то, что онѣ собраны около десяти лѣтъ тому назадъ, и, вслѣдствіе этого, не вполнѣ соотвѣтствуютъ настоящему положенію дѣла. Всю отвѣтственность за точность приводимыхъ чиселъ я слагаю на начальство лондонской городской полиціи.
   Оказывается, что въ періодъ составленія этихъ отчетовъ въ предѣлахъ вѣдѣнія полиціи состояло до 8,600 публичныхъ женщинъ, которыя распредѣлялись различнымъ образомъ по публичнымъ домамъ разныхъ кварталовъ Лондона {Цифры полицейскихъ отчетовъ не даютъ даже приблизительнаго понятія о числѣ публичныхъ женщинъ Лондона, такъ-какъ проституція не признается въ Англіи закономъ и публичные дома запрещены. Нѣкоторые изъ писателей, изучившихъ этотъ вопросъ основательно, напримѣръ Мегью (Mayhew), насчитываютъ въ Лондонѣ до 90,000 публичныхъ женщинъ, и нѣтъ сомнѣнія, что цифра эта близка къ истинѣ.}.
   Не входя въ слишкомъ отталкивающія подробности, я постараюсь дать читателю нѣкоторое понятіе о томъ, какимъ образомъ ведется эта гнусная торговля, и укажу на разные способы и уловки, употребляемые въ этомъ промыслѣ. По своимъ размѣрамъ и способу веденія дѣла, распутные дома Лондона представляютъ почти такое же разнообразіе, какъ и всѣ другія коммерческія предпріятія. Распутные дома существуютъ какъ въ самыхъ фешенебельныхъ, такъ и въ самыхъ гнусныхъ кварталахъ Лондона, и многіе изъ нихъ платятъ за наемъ квартиръ по триста и по четыреста фунтовъ въ годъ, но, конечно, не въ этихъ аристократическихъ притонахъ разврата слѣдуетъ искать наибольшихъ страданій: здѣсь продается только самый дорогой товаръ, и самый простой разсчетъ и собственная выгода заставляетъ содержателей этихъ заведеній обращаться очень осторожно съ предметомъ своей торговли. Да и сами женщины этого рода никогда не потерпятъ дурнаго обращенія со стороны тѣхъ, кто содержитъ ихъ. Онѣ "знаютъ себѣ цѣну", обыкновенно сами очень дерзки, требовательны и грубы относительно своихъ "хозяевъ". Въ противоположность своимъ сестрамъ по несчастію, погрязшимъ вполнѣ въ безвыходную нищету, онѣ не встрѣчаютъ ни малѣйшей трудности найти себѣ новый домъ и новаго хозяина. Сотни заведеній, подобныхъ тому, которому такая женщина въ настоящее время дѣлаетъ честь своимъ присутствіемъ, открыты для нея. Пока у нея красивое личико и полный кошелекъ, вся дьявольская стая содержателей публичныхъ домовъ рѣшительно рабы ея, готовые лобызать прахъ ея ногъ до тѣхъ поръ, пока она платитъ имъ свои десять гиней въ недѣлю и заставляетъ своихъ "друзей" пить шампанское по фунту стерл. за бутылку. Во всякомъ случаѣ, ей еще осталось много времени, прежде чѣмъ дойти до положенія "простой проститутки"; она еще не попала въ полицейскій списокъ, и всякій блюститель порядка въ синемъ фракѣ, въ скромной надеждѣ на сиксъ-пенсъ (6 пенсовъ -- 15 коп.), охотно приподыметъ передъ ней свою шляпу и поторопится открыть ей дверцы экипажа.
   Сердца многихъ строгихъ судей поневолѣ смягчились бы и руки, поднятыя съ цѣлью сломать мостъ, соединяющій этихъ несчастныхъ съ честнымъ населеніемъ, опустились бы, еслибы онѣ только знали тѣ лишенія и глубокія несчастія, которыми такъ полна жизнь падшей женщины. Около тысячи женщинъ, обозначенныхъ въ полицейскомъ отчетѣ, какъ "хорошо одѣтыя и живущія въ распутныхъ домахъ", далеко не показываютъ намъ всей глубины общественнаго зла въ его наготѣ. Женщины эти до извѣстной степени свободны, онѣ могутъ жить, какъ имъ заблагоразсудится; движенія ихъ не стѣснены, онѣ могутъ оставаться дома или выѣзжать, одѣваться, какъ хотятъ, и тратить свои заработки, какъ имъ вздумается. Но у нихъ есть сестры по несчастію, которыя абсолютно лишены всякой свободы. Ихъ слѣдуетъ искать въ числѣ тѣхъ 2,216 женщинъ, которыя значатся въ полицейскомъ отчетѣ, какъ "хорошо одѣтыя и гуляющія по улицамъ"; -- это несчастныя, которыя не имѣютъ рѣшительно ничего своего въ этомъ мірѣ. Каждая изъ нихъ есть только отдѣльная единица изъ тысячи, бродящей по улицамъ Лондона, самая несчастная, самая притѣсненная изъ всей огромной семьи проституціи. Женщины эти связаны по рукамъ и ногамъ хозяевами и хозяйками, высасывающими ихъ кровь. Положеніе ихъ несравненно хуже, чѣмъ положеніе негритянокъ на плантаціяхъ, потому что эти послѣднія могутъ назвать своими хотя тѣ лохмотья, которыми покрыто ихъ тѣло, и своимъ тотъ уголъ, который отведенъ имъ въ общей хижинѣ послѣ работъ. Но у этихъ рабынь лондонской мостовой нѣтъ своего ни души, ни тѣла; яркія платья и кружева, въ которыя онѣ одѣты, не принадлежатъ имъ. Онѣ всецѣло собственность тѣхъ изверговъ въ человѣческомъ образѣ, которые содержатъ притоны, называемые этими несчастными своимъ "домомъ". Вы никогда не можете составить себѣ понятія о той крайней степени нищеты, въ которую погружена эта ярко-разряженная проститутка: на улицѣ роскошно одѣтая, начиная отъ атласныхъ башмаковъ и до разукрашенной перьями шляпки, она бѣднѣе, чѣмъ самый послѣдній нищій, вымаливающій подъ окнами корку хлѣба.
   Женщины эти извѣстны въ Англіи подъ названіемъ "dress lodgers" {Буквально "жилица съ платьемъ"; за неимѣніемъ подходящаго названія можно оставить англійское названіе.}; -- это несчастныя существа, дошедшія, вслѣдствіе разныхъ обстоятельствъ, до послѣдней степени нищеты и униженія. Часто главную причину паденія составляла болѣзнь. Иногда, когда въ такой домъ попадетъ несчастная дѣвушка, слишкомъ новичокъ въ ремеслѣ, чтобы подчиняться безпрекословно всѣмъ вымогательствамъ и страшному грабежу содержателей притоновъ, ее "переламываютъ и подчиняютъ" помощью какой-нибудь уловки или западни. Одна подобная дѣвушка разсказывала недавно одному изъ моихъ пріятелей, священнику, слѣдующее. Прійдя въ отчаяніе отъ притѣсненій и угрозъ своей хозяйки, она обратилась къ нему за совѣтомъ. "Я была довольно дурнаго поведенія и прежде -- говорила она -- но я не была воровкою. Я занималась этимъ дѣломъ всего только одинъ мѣсяцъ, и у меня было еще нѣсколько хорошихъ платьевъ и серебряные часы съ золотою цѣпочкою, когда я поселилась въ этомъ домѣ. Сначала все шло хорошо, пока я бросала деньги, какъ дура, покупала джинъ и угощала ихъ всѣхъ; но когда затѣмъ я одумалась, и объявила содержательницѣ, что мнѣ это надоѣло, и что я намѣрена платить ей за мою комнату, по уговору, девять шиллинговъ въ недѣлю, и больше ничего, она поклялась, что "сломитъ меня и заставитъ подчиняться себѣ". Все это я узнала только впослѣдствіи, потому что въ то время хозяйка вела себя наружно очень хорошо со мною, просила не оставлять ее, льстила мнѣ и жаловалась, что она разорится, когда мужчины увидятъ, что самая красивая изъ ея дѣвушекъ оставила ее. Она придерживалась нѣкоторое время этой манеры, какъ вдругъ однажды, когда я вернулась домой, она обвинила меня въ томъ, будто я украла у одного гостя, остававшагося у меня прошлой ночью, брильянтовую застежку. У нея былъ въ это время какой-то мужчина, объявившій мнѣ, что онъ "секретный полицейскій", и хотя мой ящикъ былъ закрытъ, но онъ отперъ его безъ меня и божился, что нашелъ тамъ застежку, которую и показалъ мнѣ. Все это была ложь. У меня точно былъ прошлой ночью гость, но у него на галстухѣ была не застежка, а кольцо -- въ этомъ я могла побожиться, однако, всѣ мои увѣренія оказывались напрасными; они кричали, что я воровка, и что меня тотчасъ сведутъ въ полицію. Что мнѣ было дѣлать? Я просила полисмена не брать меня, я умоляла хозяйку заступиться за меня, и она сдѣлала видъ, что соглашается на это. Она ушла въ другую комнату вмѣстѣ съ мнимымъ полисменомъ, и затѣмъ, вернувшись, сказала мнѣ, что онъ согласенъ взять десять фунтовъ, чтобы затушить все дѣло. Съ тѣхъ поръ я видѣла не разъ этого человѣка; онъ жилъ, какъ "bally" {"Bally" называется мужчина, который содержится въ нѣкоторыхъ публичныхъ домахъ Лондона, чтобъ помогать въ случаѣ дракъ, а иногда чтобъ и ограбить пьянаго гостя.}, въ одномъ распутномъ домѣ въ Уатерлоо-родъ, но въ то время я повѣрила, что это былъ переодѣтый полисменъ. Конечно, у меня не было за душой не только десяти фунтовъ, но и десяти шиллинговъ, однако, хозяйка предложила мнѣ дать взаймы десять фунтовъ подъ "обезпеченіе", и вотъ я заложила, или просто продала ей на бумагѣ всѣ платья, которыя были у меня, не исключая того, въ которомъ была одѣта въ то время: "припишите и это, Мегъ -- говорила хозяйка -- я, по крайней-мѣрѣ, буду тогда спокойнѣе, что вы не сбѣжите". Я продала ей также мои часы -- словомъ, все имущество, и дала, кромѣ того, росписку на пять фунтовъ; тогда она устроила дѣло съ полисменомъ, и онъ убрался, оставивъ меня въ покоѣ.
   "Вотъ какимъ образомъ меня закабалили въ "dress lodger". Хозяйка не считала нужнымъ играть эту комедію дальше; она подошла ко мнѣ той же ночью, говоря: "А, недотрога, большая барыня! теперь у тебя новая хозяйка; теперь ты должна работать изъ-за хлѣба; работать для меня -- понимаешь? Ты не можешь работать, не можешь заработать ни пенса безъ щегольскаго платья, а всякая тряпка, надѣтая на тебѣ, принадлежитъ мнѣ; и посмѣй только заартачиться или сказать грубое слово, такъ я раздѣну тебя до нага и вытолкаю вонъ".
   "Что же было говорить, что было дѣлать?-- продолжала несчастная, и слезы текли ручьемъ по ея, еще красивому лицу -- всѣ дѣвушки у хозяйки были тоже "dress lodgers", и онѣ, казалось, радовались, что вотъ и меня довели до того же уровня; онѣ только хохотали, слушая хозяйку. Съ этихъ поръ я была постоянно въ положеніи "dress lodger". Я не имѣю возможности заработать ни шиллинга для меня -- она отнимаетъ все, что мнѣ даютъ, и, кромѣ того, вѣчно грозится раздѣть меня до нага и вытолкать на улицу, да кромѣ того, взыскать судомъ пять фунтовъ, которые я должна ей".
   Священникъ спросилъ ее: "Какимъ же образомъ она можетъ такъ неустанно надзирать за вами? Вѣдь не вѣчно же вы у нея на глазахъ; выходите же вы изъ дома, отправляясь гулять по улицамъ?"
   "Я точно выхожу, но никогда не выхожу одна. Dress lodgers никогда не выпускаются изъ дому однѣ; я еще недавно живу такимъ образомъ, но это-то ужь успѣла узнать давно. За нами всегда слѣдитъ "шпіонъ". Иногда шпіономъ служитъ женщина, какая-нибудь старуха, негодная ни на какое другое дѣло, но обыкновенно, "шпіонъ" мужчина. Онъ вѣчно слѣдитъ за вами, идя сзади по другой сторонѣ улицы. Онъ никогда не потеряетъ васъ изъ виду, никогда не ошибется. Стоитъ вамъ зайти на минуту въ кабакъ за глоткомъ джина, какъ онъ входитъ тоже туда, и ему слѣдуетъ поднести рюмку, хотя это и запрещается ему, то-есть пить джинъ -- да и намъ запрещено пить джинъ, и дѣлаешь это только тайкомъ отъ хозяйки. Обязанность наша состоитъ въ томъ, чтобы ходить но улицѣ и высматривать "работу", а шпіонъ обязанъ смотрѣть, чтобы мы занимались дѣломъ какъ слѣдуетъ, а главное, не возили гостей въ другое мѣсто, кромѣ своего дома. И что же даютъ за все это? Насъ держатъ впроголодь, ругаютъ день и ночь, и вѣчно грозятся раздѣть и выгнать на улицу; дома же шпіонъ, при малѣйшемъ знакѣ хозяйки, бросается на тебя съ проклятіемъ и наноситъ побои по спинѣ (онъ никогда не ударитъ въ лицо, боясь испортить его)."
   Въ самомъ дѣлѣ, трудно представить себѣ человѣческое существо, болѣе несчастное, болѣе подавленное, чѣмъ женщины, судьбу которыхъ мы только что описали, а между тѣмъ, онѣ насчитываются цѣлыми тысячами. Нѣкоторые представители этой обширной общины являются намъ въ еще болѣе отталкивающемъ видѣ, какъ, напримѣръ, стаи тигрицъ, бродящихъ по зачумленнымъ притонамъ береговъ Темзы, около Шадуэлля и Ротклиффа. Онѣ, можетъ быть, упали еще ниже въ развратѣ, онѣ живутъ и тонутъ въ самой страшной грязи его, но все-таки не страдаютъ такъ, какъ эти несчастныя, щегольски одѣтыя dress lodgers. У нихъ уже рѣшительно угасли всѣ человѣческія чувства; кромѣ періодовъ болѣзни и пребыванія въ госпиталѣ, онѣ никогда не бываютъ трезвыми. Едва раскрывши глаза утромъ, несчастная старается освѣжить свое высохшее горло джиномъ, и "лопни мои глаза, давайте-ка намъ еще джину!" -- вотъ слова, съ которыми она отходитъ ко сну вечеромъ, валяясь на охапкѣ гнилой соломы, гдѣ она лежитъ трязнѣе всякой свиньи.
   Солдатскія женщины значительно отличаются отъ матросскихъ; говоря вообще, онѣ гораздо приличнѣе съ виду и до извѣстной степени защищены отъ привычки къ слишкомъ животному пьянству уже вслѣдствіе небольшихъ средствъ тѣхъ людей, на счетъ которыхъ онѣ существуютъ. Не слишкомъ-то можно расходиться относительно вина и даже пива, получая всего по четыре съ половиною пенса въ день (11 1/4 коп. с.), и эта цифра всего краснорѣчивѣе говоритъ о томъ, какой страшной участи подвержены женщины, промышляющія около казармъ, или правильнѣе, за казармами на холодной, мокрой равнинѣ, на которой зиму и лѣто разбиты солдатскія палатки.
   Съ годъ тому назадъ на страницахъ "Пэль-Молля" (Pall-Moll) появились три поразительныя описанія страшнаго положенія, въ которомъ находится колонія женщинъ, живущихъ лагеремъ въ Курра-Коммонъ, и существующихъ на тѣ ничтожные гроши, которые платятъ имъ квартирущіе тамъ солдаты. Существа эти извѣстны въ окрестностяхъ большаго лагеря подъ именемъ "wrens" (зяблицъ). Онѣ живутъ не въ домахъ или хижинахъ, но строятъ себѣ "гнѣзда" въ кустарникѣ. Мы приведемъ здѣсь нѣсколько словъ изъ упомянутой выше статьи: "Гнѣзда эти -- говоритъ авторъ -- имѣютъ не болѣе девяти футовъ длины и семи ширины, а крыша ихъ возвышается всего на четыре съ половиною фута отъ землянаго пола гнѣзда. Люди вползаютъ туда точно дикіе звѣри въ нору, и не могутъ выпрямиться до тѣхъ поръ, пока опять не выползутъ наружу. Постройки эти напоминаютъ до извѣстной степени поставленное вверхъ дномъ грубое птичье гнѣздо и состоятъ изъ неправильныхъ, шершавыхъ куполовъ, сложенныхъ изъ вѣтвей крупнаго вереска и хвороста. Стѣны ихъ достигаютъ до двадцати дюймовъ толщиною, и иногда сбиты плотнѣе, нежели можно себѣ представить. Сверху, на крышѣ, не видно ни трубы, ни даже отверстія, и сама крыша обыкновенно нѣсколько поката спереди. Дымъ отъ торфянаго очага, разложеннаго на полу лачуги, выходитъ въ случаѣ попутнаго вѣтра въ дверь, и если вѣтеръ дуетъ съ другой стороны, то пробирается сквозь неплотныя рѣшетчатыя стѣны гнѣзда. Дверью служитъ узкое отверстіе, почти во всю вышину постройки -- просто щель съ двумя небольшими устоями, служащими также для поддержки крыши. Чтобы сколько-нибудь укрѣпить эту послѣднюю и защитить ее отъ жестокихъ вѣтровъ, дующихъ на Курра, на ней разложены глыбы сырой земли и кое-гдѣ кусокъ проржавѣвшаго желѣза, какъ добавочная защита отъ дождя. Иногда кусокъ этого ржаваго желѣза вставляется поперегъ двери, и тогда въ гнѣздѣ есть не только дверь, но и косякъ въ ней. Пола, конечно, нѣтъ и помину; не видно также и слѣдовъ углубленія внутрь земли, чтобы сдѣлать лачугу сколько-нибудь удобнѣе. Постройка новаго гнѣзда дѣлается весьма просто: клочокъ земли очищаютъ довольно грубо отъ покрывающаго ее торфа, наламываютъ сколько нужно хвороста и вереска, и затѣмъ призываютъ на помощь какого-нибудь знакомаго солдата или двухъ, чтобы вывести стѣны гнѣзда, а это, въ свою очередь, дѣлается очень незамысловатымъ способомъ, именно: накладывается хворостъ и утаптывается его ногами. Если гнѣздо сдѣлано очень недавно, и если вамъ случится увидѣть его въ первый разъ въ жаркій солнечный день, оно можетъ показаться очень удобнымъ пристанищемъ; охотникъ могъ бы провести въ немъ день или два безъ всякаго вреда для здоровья, и былъ бы даже доволенъ этимъ кровомъ. Но гнѣзда далеко не всѣ новы, и если иногда на Курра и свѣтитъ солнце, за то жестокіе вѣтры съ проливными дождями дуютъ тамъ по цѣлымъ недѣлямъ, и цѣлыя мили равнины, раздѣляющей колонію этихъ несчастныхъ погибшихъ женщинъ отъ ближайшаго города, покрываются глубокимъ снѣгомъ. Дождь и вѣтеръ -- злѣйшіе враги ихъ (если мы исключимъ человѣчество), подымающіе иногда злобную игру въ запуски съ ихъ жалкими жилищами. Соединенныя усилія обоихъ скоро уничтожаютъ свѣжій, сносный видъ новаго гнѣзда. Гнѣзда расшатываются, падаютъ то въ одну, то въ другую сторону, и осѣдаютъ на несчастныхъ женщинъ, гнѣздящихся внутри; устои дверей перестаютъ поддерживать крышу, а глыбы земли не могутъ удержать ее. Гнѣздо дѣлается просто норою въ хворостѣ -- норою, которую можетъ устроить себя всякое животное, и гдѣ объ удобствѣ и чистотѣ не можетъ быть и рѣчи. Въ каждомъ изъ этихъ ужасныхъ логовищъ, которыя авторъ посѣтилъ самъ и описываетъ по личному наблюденію, ѣдятъ, пьютъ, спятъ и принимаютъ гостей. Изъ меблировки и домашней утвари, которыми снабжено подобное гнѣздо, на первомъ мѣстѣ слѣдуетъ поставить деревянную полку, расположенную по задней стѣнкѣ гнѣзда, поддерживаемую палками, вбитыми въ земляной полъ хижины. Нѣсколько кружекъ, тарелокъ, чашекъ и блюдечекъ, подсвѣчникъ, два или три старые ножика и вилки, изломанные и ржавые; пара грязныхъ ложекъ, чайникъ (это только въ богатомъ гнѣздѣ) и нѣсколько другихъ мелочей разставлены на полкѣ, и составляютъ весьма утѣшительное зрѣлище. Въ самомъ дѣлѣ, при своемъ посѣщеніи я былъ всего благодарнѣе за чашки и блюдечко; что же касается чайника, то это былъ просто ковчегъ спасенія для жилицъ. "Если это и не единственныя человѣческія вещи -- сказалъ я себѣ, когда глаза мои остановились на нихъ,-- которыя я вижу въ этой норѣ, то, по крайней-мѣрѣ, онѣ даютъ утѣшительную увѣренность, что заброшенныя сюда несчастныя и униженныя существа еще не совсѣмъ порвали всякую связь съ остальнымъ міромъ".
   "Подъ полкой была свалена небольшая куча сырой соломы, выкраденной, вѣроятно, когда-то изъ солдатскихъ конюшень; на ночь солома эта разстилалась по полу, доставляя логово всѣмъ обитателямъ гнѣзда. Грубый деревянный ящикъ, въ родѣ того, въ которомъ продаютъ свѣчи, стоялъ въ углу; одна или двѣ чашки и омерзительный старый чайникъ, напоминающій какъ бы спившагося съ кругу человѣка, стояли въ разныхъ углубленіяхъ хворостяныхъ стѣнъ; туда же была воткнута старая сковорода съ ручкой рядомъ съ изогнутой желѣзной палкой, игравшей роль кочерги, и, конечно, какъ необходимая принадлежность, небольшое дешевое зеркальце было укрѣплено сверху, около крыши. Не видно было ни одной скамейки, а что касается стола, то, при размѣрахъ гнѣзда, объ немъ не могло быть и рѣчи. Если исключить чашки и блюдечки, то я не знаю, существуютъ ли жилища австралійскихъ дикарей, которыя бы можно было назвать болѣе жалкими и бѣдными. Другія гнѣзда (а я заглядывалъ почти во всѣ) были устроены въ томъ же родѣ; единственное различіе состояло въ количествѣ посуды. Въ каждомъ жильѣ я замѣчалъ неизбѣжный свѣчной ящикъ; оказалось, что онъ служилъ складочнымъ мѣстомъ тѣхъ мелкихъ личныхъ украшеній и бездѣлушекъ, которыя иногда берегутся женщинами съ какимъ-то особаго рода животнымъ инстинктомъ. Жители всѣхъ гнѣздъ спятъ обыкновенно, положивъ голову подъ полку, которая такимъ образомъ доставляетъ имъ небольшую добавочную защиту отъ вѣтра, и повернувшись ногами къ торфяному огню, который горитъ всю ночь въ дверяхъ. Тутъ-то я понялъ значеніе продырявленныхъ большихъ чашекъ, попадавшихся мнѣ на глаза: ими покрываютъ торфяной огонь, когда жилицы гнѣзда укладываются спать, а такъ-какъ въ воздухѣ тамъ нѣтъ недостатка, то торфъ горитъ хорошо и жарко подъ защитою чашки. Еще одно изъ воспоминаній цивилизованной жизни видно въ томъ, что женщины всегда раздѣваются, ложась спать на свою горсть соломы, и покрываются дневнымъ платьемъ, какъ одѣяломъ.
   Женщины эти обыкновенно очень молоды и всѣ безъ исключенія ирландки. Возрастъ ихъ большею частію отъ семнадцати до двадцати-пяти лѣтъ; родились онѣ и жили до сихъ поръ въ какихъ нибудь бѣдныхъ крестьянскихъ хижинахъ Ирландіи. Случайно можно встрѣтить "wren" очень нѣжнаго сложенія; обыкновенно же, это плотныя, хорошо сложенныя женщины, здоровыя и сильныя, часто даже красивыя. Онѣ представляютъ много своеобразнаго какъ въ одеждѣ, такъ и въ домашней жизни. Большую часть дня онѣ проводятъ полунагими, въ одной юбкѣ, между тѣмъ какъ другая, не менѣе грязная, накинута у нихъ на плеча; къ вечеру, впрочемъ, всѣ наряжаются гораздо приличнѣе. Эти нарядныя платья ихъ обыкновенно очень ярки и даже чисты; женщины часто и тщательно моютъ ихъ, что не трудно замѣтить по множеству платьевъ, развѣшанныхъ на кустахъ для сушки. Сказанное нами касается только бумажной юбки, чулковъ и бѣлой юбки, фланелевая же и пестрядинная юбки повидимому вовсе не знаютъ, что значатъ вода и мыло. Юбки "Курро" извѣстны на цѣлыя мили въ окружности; главная особенность ихъ состоитъ повидимому въ томъ, что онѣ крахмалятся, но не гладятся. Различіе внѣшняго вида этихъ несчастныхъ существъ, когда онѣ наряжены въ свои чистыя юбки, отъ того, когда онѣ снимаютъ ихъ (т.-е. тотчасъ послѣ того, какъ вернутся съ "охоты") соотвѣтствуетъ какъ нельзя больше ихъ поведенію и рѣчамъ въ трезвомъ и въ пьяномъ видѣ. Каждое гнѣздо управляется на началахъ полнаго коммунизма, и каждый членъ гнѣзда получаетъ одинаковое участіе въ заработкахъ. "Ни одна изъ женщинъ не имѣетъ собственныхъ личныхъ денегъ, все заработываемое сносится въ общую кассу, на счетъ которой и содержатся всѣ обитатели гнѣзда. Заработки ихъ, конечно, самые жалкіе, нѣсколько полупенсовъ (1 1/4 коп. сер.), вынимаемые изъ кармановъ по вечерамъ, когда снимается чистое платье, едва достаточны для того, чтобъ удержать душу въ голодающемъ тѣлѣ.
   Тщательное наблюденіе и ближайшее знакомство показали автору, что зяблицы, "wrens", по очереди занимаются хозяйствомъ и ходятъ на рынокъ, въ то время, какъ другія идутъ "на дѣло". Нечего и говорить, что главную прибыль гнѣзду доставляютъ молодыя и красивыя его обитательницы. Принимая въ соображеніе ихъ жестокія лишенія и жизнь, наполненную постояннымъ несчастіемъ, поневолѣ удивляешься, что нѣкоторыя зяблицы занимаютъ мѣсто, на которомъ расположено гнѣздо, въ теченіе восьми или девяти лѣтъ. "Я спросилъ у одной изъ болѣе старыхъ птицъ, какимъ образомъ онѣ устроивались прежде, до изобрѣтенія "гнѣздъ". "Мы выискивали, отвѣчала она, самый густой изъ небольшихъ кустовъ, растущихъ на пустырѣ, и ложились подъ него, "поворачиваясь къ вѣтру". "И вы поворачивались вокругъ всего куста по мѣрѣ того, какъ мѣнялся вѣтеръ?" Точно такъ, и иногда просыпались покрытыя снѣгомъ и до костей промоченныя дождемъ". Какъ же вы сушили ваше платье? "Какъ сушили?-- ждали хорошаго денька".
   Всѣ эти и еще много другихъ свѣдѣній касательно нравовъ и привычекъ этихъ европейскихъ бушменокъ Курра, были собраны въ дневное время, но этого показалось мало талантливому автору статей Пэлль-Молля. Онъ очень хорошо зналъ, что "wren" ночная птица, которую слѣдуетъ наблюдать при слабомъ свѣтѣ свѣчи въ ея гнѣздѣ, или при мерцаніи звѣздъ и луны, когда она выходитъ на добычу. Выйдя изъ дому вечеромъ, нашъ пріятель пустился въ путь поперегъ пустыря къ гнѣздамъ, которыя онъ наблюдалъ наканунѣ, и въ особенности къ одному гнѣзду, извѣстному подъ именемъ "гнѣзда No 2", обитатели котораго оказывались вѣжливѣе и привѣтливѣе.
   "Когда я приблизился, пишетъ онъ, я увидѣлъ всего только одну несчастную фигуру. Скорчившись близь горящаго торфянаго костра, положивъ голову на руки, сидѣла женщина, возрастъ которой я не берусь опредѣлить, хотя, если судить по цѣлой массѣ густыхъ черныхъ волосъ, падавшихъ ей спереди на лицо и сзади на голыя плечи, она, вѣроятно, была еще молода. Она очевидно дремала, не обращая никакого вниманія на шалости рѣзваго мальчика съ курчавой головой, игравшаго по близости, на полу. Когда я заявилъ о своемъ приближеніи, постучавъ по куску желѣза, вставленнаго поперегъ двери, женщина вскочила точно испугавшись, но узнавъ меня успокоилась. Я вошелъ въ лачугу. "Поставьте желѣзо опять на мѣсто", сказала женщина, когда я вошелъ. "Вѣтеръ, чтобъ чортъ его побралъ, дуетъ нынче ночью какъ разъ съ этой стороны"... Мнѣ хотѣлось узнать, какимъ образомъ моя знакомая, въ этомъ сквозномъ несчастномъ жильѣ, превратилась изъ женщины въ зяблицу "wren". Разсказъ начинался какъ обыкновенно: ни отца, ни матери; тетка, содержавшая водочную въ Коркѣ; артиллерійскій солдатъ, зашедшій въ лавочку, увидѣлъ и соблазнилъ дѣвушку. Нѣсколько времени спустя полкъ его былъ переведенъ въ Курра и она тоже послѣдовала за полкомъ, будучи въ то время беременною. "Онъ бранилъ меня, зачѣмъ я пошла за нимъ, и сказалъ, что не желаетъ имѣть никакого дѣла со мною; затѣмъ посовѣтовалъ придти сюда и дѣлать то же самое, что и другія женщины. Что было предпринять! Ребенокъ мой родился здѣсь, въ этомъ проклятомъ мѣстѣ, но и этому крову я была рада, и еще болѣе рада, когда онъ умеръ, благодареніе пресвятой Дѣвѣ! Что мнѣ было дѣлать съ ребенкомъ? Отца его услали скоро прочь отсюда, и хорошо сдѣлали; онъ обращался со мной очень дурно". Помолчавъ съ минуту, женщина, къ величайшему моему удивленію, продолжала слѣдующимъ образомъ: "Я покажу вамъ портретъ гораздо лучшаго человѣка, который теперь далеко отсюда и который никогда не сказалъ мнѣ ни одного дурнаго слова,-- да будетъ благословенна та земля, которая носитъ его!" И порывшись въ карманѣ своей грязной и изорванной юбки, она вынула оттуда фотографическую карточку солдата, завернутую въ пучокъ засаленныхъ писемъ. "Онъ музыкантъ, сэръ, очень красивъ собою и, я думаю, до сихъ поръ любитъ меня. Но они услали его на шесть лѣтъ въ Мальту, и я уже никогда не увижу моего дорогаго опять". И затѣмъ эта несчастная, со слезами на глазахъ, разсказала мнѣ, какъ она прошла пѣшкомъ до самаго Дублина, чтобы увидѣть его еще разъ передъ отплытіемъ, "оттого что бѣдняга хотѣлъ видѣть меня разокъ передъ отъѣздомъ".
   Эта же самая женщина разсказала мнѣ потомъ, что она вынесла такъ много страданій въ прошлую зиму, "что теперь совсѣмъ рѣшилась не оставаться больше въ холодное время года на пустырѣ". "Какъ только выпадетъ первый снѣгъ, я уйду въ рабочій домъ, это ужь вѣрно!" говорила она такимъ тономъ, какъ человѣкъ, говорящій, что пусть вотъ только случится такое-то несчастіе, такъ онъ перерѣжетъ себѣ горло. "Повѣрите ли вы, прибавила она, снѣгъ доходилъ прошлой зимой до самаго верха нашихъ домовъ, и приходилось пробивать себѣ дорогу къ казармамъ, а то мы бы погибли окончательно".
   "Вдругъ вдали раздался пушечный выстрѣлъ". Заря! воскликнула моя собесѣдница, значитъ онѣ скоро вернутся, и надѣюсь не совсѣмъ пьяныя". Я подошелъ къ двери послушать. Все было тихо, и кромѣ огоньковъ въ другихъ гнѣздахъ, на пустырѣ не видно было рѣшительно ничего, какъ вдругъ вдали показался яркій свѣтъ. Нѣсколько солдатъ, бродящихъ на пустырѣ, зажгли гдѣ-то кучу хвороста. Но вотъ послышались звуки отдаленныхъ голосовъ, они приближались все болѣе и болѣе, и рѣзкость и безпорядочность ихъ ясно говорили, что это возвращалась партія женщинъ, шедшихъ съ промысла, и далеко не трезвыхъ. Въ самомъ дѣлѣ, онѣ были мертвецки пьяны, и рѣзкіе звуки, доходившіе до меня въ темнотѣ, крики, перемѣшанные съ сальными куплетами, прерывавшимися иногда взрывомъ отчаяннаго смѣха или рядомъ ругательствъ и проклятій, все это было такъ ужасно, что, признаюсь, я почувствовалъ себя очень неловко.
   Я видѣлъ зяблицъ до сихъ поръ только трезвыми или вытрезвляющимися послѣ сна, но что такое онѣ были напившіяся до безпамятства, съ этимъ мнѣ впервые приходилось познакомиться и, признаюсь, это знакомство показалось мнѣ не совсѣмъ удобнымъ. Шумъ все приближался и становился ужаснѣе по мѣрѣ того, какъ ухо могло различать отдѣльные голоса и слышать проклятія, грязныя пѣсни, ругательства и угрозы разнести, разбить, разломать разныя части человѣческаго тѣла. "Что, это ваша партія?" спросилъ я хозяйку съ нѣкоторымъ страхомъ, когда пьяная толпа вышла изъ темноты на болѣе свѣтлое мѣсто. "Я думаю, что да", отвѣтила она; но нѣтъ, онѣ прошли мимо... И когда наконецъ послѣдняя изъ фурій исчезла шатаясь въ темнотѣ, я ощутилъ нѣчто подобное преступнику, котораго помиловали передъ казнью. Опять послышались новые голоса, на этотъ разъ уже женщинъ, принадлежавшихъ къ той группѣ гнѣздъ, гдѣ я проводилъ столь неудобный вечеръ. Ихъ было пять, двѣ пьяныя и три сравнительно трезвыя; вскорѣ онѣ подошли къ двери, одна изъ нихъ была мать кудряваго мальчика. Билли, заслышавъ ея голосъ, проснулся и сталъ звать ее. Это было самое отвратительное по наружности существо изъ всей партіи; она поторопилась тотчасъ же снять свой кринолинъ и другое платье, принадлежавшее къ костюму гулянья (почти все, что было на ней), затѣмъ подошла къ ребенку и стала очень нѣжно ласкать и укачивать его. Другія "wrens" тоже сняли свои платья и юбки, и сложивши ихъ, устроили себѣ въ гнѣздѣ сидѣнья. Затѣмъ зяблица, остававшаяся сторожить гнѣздо, спросила ихъ: "Ну что, каково ныньче?" На это послѣдовалъ отвѣтъ: "средственно". Безъ малѣйшаго стыда онѣ стали считать добытыя деньги и дѣлить ихъ между собою,-- заработокъ былъ самый ничтожный. Просто сердце обливалось кровью, слыша подробности добыванія и видя самыя деньги.
   "Съ цѣлью продолжать свои наблюденія попозже и притомъ не быть непріятнымъ этимъ несчастнымъ существамъ, я предложилъ "поставить ужинъ". Это предложеніе было принято съ большою радостію всѣми. Несмотря на позднее время, одна изъ женщинъ отправилась за покупками, и вскорѣ вернулась съ большою булкою, ветчиною, чаемъ, сахаромъ, молокомъ и ведромъ воды. Женщина закупила все это въ такихъ скромныхъ размѣрахъ, что все угощенье стоило мнѣ не болѣе двухъ шиллинговъ восьми пенсовъ (75 коп. сер.); она очень добросовѣстно принесла сдачу съ данной ей монеты. Сковорода была тотчасъ же пущена въ дѣло и все предсказывало "славную ночь" въ нашемъ болѣе трезвомъ гнѣздѣ. Одна изъ обитательницъ принялась пѣть,-- невеселая нѣсня,-- какъ вдругъ остановилась чтобъ прислушаться къ бѣшенному реву какого-то грубаго голоса въ сосѣднемъ гнѣздѣ. "Это Кэтъ, сказала одна, и кажется, успѣла ужь напиться водкой, дьяволъ она эдакой". Мнѣ сообщили затѣмъ, что это была женщина до того свирѣпая въ пьяномъ видѣ, что все населеніе трепетало при одномъ видѣ ея. Моя сосѣдка показала мнѣ при этомъ свое лице, изодранное ныньче вечеромъ когтями этой фуріи, и палецъ, почти прокушенный ею насквозь. Все время, пока слышался грубый голосъ злобнаго существа, женщины въ нашемъ гнѣздѣ No 2 не произносили ни слова, боясь чтобы Кэтъ не нагрянула на нихъ. Но вотъ голосъ ея замолкъ, у насъ опять затянули пѣсню, акомпаниментомъ которой служило шипѣніе сковороды, но это-то послѣднее, можетъ быть, и привело страшнаго врага къ намъ. Мы слышали, какъ она шла, свирѣпствуя, изъ своего гнѣзда и направлялась къ намъ. "Господи помилуй!-- она!" крикнула одна изъ женщинъ. "Она идетъ сюда, и если только увидитъ васъ здѣсь, такъ не оставитъ на васъ ни одного клочка!" Черезъ мгновеніе она вломилась въ наше гнѣздо; -- огромная женщина ростомъ въ пять футовъ и десять дюймовъ, пьяная до безпамятства. Волосы ея разсыпались по плечамъ, она была почти совсѣмъ голая, и держа высоко надъ головою глиняный кувшинъ, направлялась прямо ко мнѣ съ цѣлью разбить его объ мою голову. Видъ чудовища просто приковалъ меня къ мѣсту... Я былъ такъ изумленъ, что она могла бъ хватить меня кувшиномъ по головѣ безъ всякой попытки защищаться съ моей стороны; но, къ счастію, одна изъ женщинъ съ быстротою молніи стала передо мною, и крикнула во все горло: "Прочь отсюда, крикнула она въ ужасѣ: -- бѣгите!". Я не заставилъ повторять себѣ этого совѣта; подъ прикрытіемъ благодарной wren я выбрался изъ гнѣзда и пустился въ темнотѣ домой. Одна изъ обитательницъ вышла за мною, чтобы показать мнѣ дорогу. Оставивъ ее за нѣсколько ярдовъ отъ гнѣзда, я заблудился на пустырѣ и только въ два часа ночи вернулся въ Кильдэръ послѣ посѣщенія этой колоніи позора".

"Отечественныя Записки", No 12, 1869

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru