На углу Малой Мѣщанской и Столярнаго переулка, д. No 6 и 14,
ГЛАВА I.
Тимоѳей Джагель, смотритель за дикими звѣрями, знакомитъ себя съ читателемъ
ГЛАВА II.
Проявленіе Новой Силы
ГЛАВА III.
Рожденіе Скрагамана въ странѣ Намакѣ. Его первое знакомство съ двуногими
ГЛАВА IV.
Грустныя подробности перваго охотничьяго предпріятія Скрагамана
ГЛАВА V.
Сватовство и женитьба Скрагамана.
ГЛАВА VI.
Скрагаманъ раскаявается въ свой женитьбѣ. Онъ подпадаетъ подъ власть жены, которая заставляетъ его исполнять всѣ свои прихоти; одна изъ нихъ окончательно его губитъ
ГЛАВА VII.
Сибирскіе волки разсказываютъ свои приключенія; ихъ крайняя трусливость и коварство; страшное происшествіе съ рыбными торговками изъ Минксо
ГЛАВА VIII.
Горькіе опыты и приключенія бураго медвѣдя
ГЛАВА IX.
Приключеніе тигрицы Джубы, по справедливости прозванной "безпощадною"
ГЛАВА X.
Несчастное время; мой договоръ съ г. Путлогомъ и знакомство съ бегемотомъ
ГЛАВА XI.
Я отыскиваю седьмаго и полѣдняго четвероногаго, разсказъ котораго стоило бы помѣстить въ моей книгѣ. Мой разговоръ съ обезьяною съ острава Борнео. Обращаюсь за разсказомъ къ Чэтни, слону изъ Цейлона.
ГЛАВА XII.
Чэтни разсказываетъ свой отчаянный бой съ "Хорой."
ГЛАВА XIII.
Чэтни разсказываетъ о своей встрѣчѣ съ партіей двуногихъ и о томъ, какъ онъ попалъ въ засаду
Участь, постигшая охотника съ шкурой тигренка на шляпѣ
Проявленіе Новой Силы
Смерть отца Скрагамана
Бой Скрагамана съ молодымъ Каффромъ
Послѣдній подвигъ Скрагамана
Кратчайшій путь въ хижину
Критическое положеніе отца бурой Беты
Непріятный случай съ бурой медвѣдицей Бетой
Ужасный преслѣдователь
Битва на тростниковомъ паромѣ
Бой Чэтни съ Хорой
Страшная засада
РАЗСКАЗЫ О СЕМИ ЛѢСНЫХЪ ЧЕТВЕРОНОГИХЪ.
ГЛАВА I.
ТИМОѲЕЙ ДЖАГЕЛЬ, СМОТРИТЕЛЬ ЗА ДИКИМИ ЗВѢРЯМИ. ЗНАКОМИТЪ СЕБЯ СЪ ЧИТАТЕЛЕМЪ.
Я, Тимоѳей Джагель, объявляю, что я знаю природу дикихъ звѣрей лучше всякаго жителя Великобританіи.
Но при этомъ, быть можетъ, не мѣшаетъ объяснить, что я разумѣю подъ знаніемъ природы дикихъ звѣрей: иначе меня причислятъ, пожалуй, къ тѣмъ жалкимъ созданіямъ, которыя называютъ себя "укротителями звѣрей" или "львиными царями". Я не желаю имѣть ничего общаго съ подобными людьми: въ моихъ глазахъ они не лучше лисицы и даже хуже, потому что эта послѣдняя просто высасываетъ кровь изъ своей жертвы и тѣмъ кончаетъ дѣло; а "львиный царь" отнимаетъ у нея здоровье, счастіе и все, что составляетъ удовольствіе жизни, и потомъ промышляетъ ею, собирая деньги, и истощая и ту крошечную жизнь, которая еще осталась въ ея несчастномъ тѣлѣ. Кромѣ того, я недопускаю, чтобы когда нибудь существовало такое животное, какъ укрощенный левъ. Духъ льва дѣлаетъ его львомъ; но когда вы изгнали изъ него этотъ духъ, онъ становится осломъ въ львиной шкурѣ.
Я не называю себя укротителемъ звѣрей. Мнѣ не доставляетъ никакаго удовольствія бить, какъ по барабану, по распростертому тѣлу дикой лошади, или дѣлать пасть гиппопотама до того безвредной, чтобы можно было растворять ее, какъ дверь комнаты, и всовывать въ нее свою голову. Дайте мнѣ льва, тигра или ягуара, въ полномъ развитіи ихъ природнаго смысла и силы, и они будутъ товарищами, съ которыми можно пріятно провести время. Но не пытайтесь разговаривать съ какою нибудь изъ тѣхъ жалкихъ каррикатуръ, которыхъ возятъ по странѣ въ караванахъ: я уже пробовалъ! Однажды я встрѣтилъ безсильнаго, стараго льва на Ридингской ярмаркѣ.
-- "Онъ обидитъ васъ, сэръ, если вы такъ близко подойдете къ его клѣткѣ," сказалъ мнѣ содержатель звѣринца.
-- "Какая глупость!" отвѣчалъ я; "его скорѣе можно обидѣть. Видите, какъ онъ забивается въ уголъ своей клѣтки. Онъ боится меня; спросите-ка его!"
-- "Нужно поискать человѣка поумнѣе меня, чтобы онъ могъ понять его языкъ," не безъ ироніи сказалъ содержатель.
-- "И я думаю, что такой человѣкъ нашелся бы" отвѣчалъ я, и отошелъ прочь, не оставивъ содержателя ни на каплю умнѣе прежняго.
Между тѣмъ я могъ бы немало удивить его. Я могъ бы сдѣлать ему слѣдующее возраженіе на его послѣднее замѣчаніе: "я-то и есть этотъ болѣе умный человѣкъ, и могу очень хорошо понимать все, что говоритъ этотъ бѣдный, изуродованный звѣрь. Вотъ, напримѣръ, теперь онъ просить не трогать его. "Я," говоритъ онъ, "не могу теперь вредить вамъ, потому что мои когти обрублены, а зубы спилены."
Какъ я уже сказалъ, я не открылъ своей мудрости "львиному укротителю" на Ридингской ярмаркѣ; да впрочемъ, еслибы и открылъ, въ этомъ небыло бы ничего нелѣпаго или смѣшнаго. Я понимаю языкъ созданій, которыхъ одно только невѣжество прозвало нѣмыми. Мое знаніе этаго языка есть результатъ тридцати трехъ лѣтняго постояннаго изученія. Несмотря на то, что я уже давно непрактиковался въ немъ, я берусь переводить взгляды, жесты, ревъ, вой, крики радости и жалобные вопли, какого угодно, дикаго звѣря. Я знаю, напр. что левъ ворчитъ, когда онъ прыгаетъ въ своей клѣткѣ черезъ этотъ шестъ, повѣшенный не выше его плечь; я понимаю его мысль, когда онъ поворачиваетъ своею широкою, косматою грудью и водитъ своими смѣлыми, прекрасными глазами; или же когда онъ понижаетъ свою голову, выказывая при этомъ весь свой лобъ, и потомъ снова медленно поднимаетъ ее до обнаженія горла и издаетъ рыканіе. Я знаю, о чемъ думаетъ леопардъ, когда онъ лежитъ, вздыхая и щурясь отъ солнца; вой волка и, ошибочно называемый смѣхомъ, крикъ гіены также для меня понятны, какъ и свой собственный, природный языкъ.
Если такъ, скажете вы, то такой удивительный господинъ, какъ вы, долженъ быть человѣкомъ извѣстнымъ; потому что вашъ необыкновенный талантъ долженъ ввести васъ въ общество тѣхъ немногихъ высшихъ умовъ, которые управляютъ ученымъ міромъ. Вашъ чудесный даръ долженъ быть "всеотворяющимъ кунжутомъ" прямо ведущимъ къ богатству; и вы, безъ сомнѣнія, должны быть также богаты, какъ всѣ Ротшильды, Мантефіори и Беринги.
О своемъ богатствѣ я могу сказать, что у меня достаточно хлѣба и мяса. О своей же знаменитости отвѣчу такимъ образомъ: можетъ ли человѣкъ быть знаменитъ, если неизвѣстно его имя! Кто знаетъ меня? Кто до сегодняшняго дня слыхалъ о Тимоѳеѣ Джагелѣ? Уже много, если мое полное имя или прозвище болѣе одного раза прошло чрезъ человѣческія уста послѣ того, какъ моя мать передала его пастору, а этотъ -- мнѣ чрезъ обливанье водой. Единственный исключительный случай, оставшійся въ, моей памяти, относительно моей неизвѣстности, есть тотъ, когда нашъ невѣжественный главный смотритель, открыто жаловался на меня комитету за мой одинъ поступокъ, который такъ нелѣпо онъ называлъ "шалостью," имѣвшей будто бы цѣлью подвергнуть мою жизнь нападенію ягуара."
Но хотя вы и никогда не слышали моего имени,-- можетъ быть, вы видѣли меня. Въ самомъ дѣлѣ, если вы были, лѣтъ семнадцать тому назадъ, частымъ посѣтителемъ Зоологическаго сада въ Суреѣ, то вы, безъ сомнѣнія, меня видѣли. Во время существованія этого Сада мнѣ, должно быть, было около пятидесяти лѣтъ, и если вы вспомните человѣка низкаго роста, смѣлаго, съ прямыми свѣтлыми волосами, съ глубокимъ шрамомъ на нижней губѣ, сдѣланнымъ въ избѣжаніе роковыхъ послѣдствій укушенія змѣи, то вы должны знать, что это былъ я. Я потому такъ подробно описываю свою наружность что, какъ вамъ безъ сомнѣнія, извѣстно, Садъ этотъ давно уже уничтоженъ, и животныя распроданы по всей Европѣ. Впрочемъ, еслибы вы пожелали, то могли бы узнать обо мнѣ на моихъ старыхъ мѣстахъ службы; только спрашивайте меня у старшихъ чиновниковъ не какъ г. Джагеля и не какъ Тимоѳея Джагеля, но какъ "сумасшедшаго Джагеля"; а у моихъ товарищей спрашивайте "Веселаго Джагеля." Они, навѣрное, скоро догадаются, кого вы ищете и займутъ васъ очень пріятной болтовней по поводу своихъ воспоминаній обо мнѣ.
Большая часть людей обидѣлась бы, конечно, если бы ихъ назвали съумасшедшими, но я не обижаюсь. Я даже не желаю протестовать противъ такого смѣшнаго прозвища, или опровергать его какими нибудь здравыми разсужденіями. А если уже такъ, то мнѣ ничто не мѣшаетъ теперь стать на ту почву, на которой я всегда находился.
-- "Хорошо, джентльмены", говорилъ я, "мы рѣшимъ этотъ вопросъ на практикѣ. У насъ есть пантера съ острова Явы; держите ее безъ пищи три дня, и, къ концу этого времени, я не только безоружнымъ войду въ ея клѣтку и сяду съ ней рядомъ, но я обѣщаюсь буквально передать вамъ весь мой разговоръ съ нею."
Таково въ точности возраженіе, сдѣланное мной комитету въ послѣдній разъ, когда я имѣлъ честь являться передъ нимъ, и вотъ слово въ слово отвѣтъ на него его членовъ.
-- "Дѣло въ томъ, Джангель, что вы стали стары (они были слишкомъ пристрастны, чтобы сказать "умны" и слишкомъ вѣжливы, чтобы сказать "съумасшедши") для нашей службы. Безъ сомнѣнія, вы очень серьозно вѣрите въ высказанное вами заявленіе и эта вѣра была причиной вашего послѣдняго страннаго поступка, о которомъ намъ было донесено. При вашемъ крайнемъ упрямствѣ въ этой вѣрѣ, вы должны извинить насъ, если мы признаемъ ваше заявленіе заблужденіемъ, и вслѣдствіе того принуждены будемъ сказать вамъ, что съ этого дня вы свободны отъ службы Обществу. Оставить васъ при ней, по мнѣнію членовъ Комитета, значитъ поддерживать васъ въ вашемъ опасномъ заблужденіи и, можетъ быть, даже привести къ какой нибудь печальной катастрофѣ "
-- "Попомните мое слово, джентльмены!" отвѣчалъ я, когда секретарь закрылъ записную книгу и объявилъ, что мое дѣло окончено -- "попомните мое слово, настанетъ когда нибудь время, когда вы будете раскаяваться въ теперешнемъ вашемъ поступкѣ. Я могу только надѣяться, что, при наступленіи этого времени, вы найдете меня еще въ живыхъ и въ полномъ обладаніи моими способностями, и что я помогу вамъ тогда загладить вашу ошибку."
Вынужденный оставить Садъ, я желалъ бы повидаться въ немъ съ своими старыми друзьями и товарищами, перекинуться съ ними парой прощальныхъ словъ и сказать имъ. что я ухожу, и что пусть они не ждутъ меня болѣе. Особенно мнѣ хотѣлось бы сказать слова два ягуару, потому что онъ только за ночь или за двѣ до моей отставки началъ разсказывать мнѣ о своихъ приключеніяхъ и остановился, повидимому, на самомъ интересномъ мѣстѣ, какъ я былъ подслушанъ, схваченъ и уведенъ въ Комитетъ.
За что? За такой поступокъ, или, какъ выражается докладъ, "рядъ поступковъ" котораго я стыжусь до того мало, что помѣщаю здѣсь полное обвиненіе, составленное противъ меня и въ томъ же самомъ видѣ, въ какомъ оно было представлено Комитету.
-- "Главный смотритель считаетъ своею обязанностью принести Комитету слѣдующую жалобу на Тимоѳея Джагеля, одного изъ служащихъ въ Саду".
-- "Недавно, его поведеніе, относительно животныхъ, обратило на него вниманіе не только его сослуживцевъ, но и посѣтителей сада.
-- "Иногда замѣчали за нимъ, что онъ пренебрегалъ правилами звѣринца, имѣющими цѣлью безопасность служащихъ: такъ онъ беззаботно подходилъ къ самымъ опаснымъ звѣрямъ, и не только клалъ свое оружіе между рѣшеткою ихъ клѣтокъ, но -- напримѣръ, случай съ пумой -- смѣло входилъ въ помѣщеніе животнаго по такому пустяшному поводу, каковъ напр. тотъ, что пума слегка повредила до крови одинъ изъ своихъ когтей".
-- "Въ тѣхъ случаяхъ, когда онъ считалъ себя наединѣ съ животными, случалось слышать, что онъ велъ съ ними разговоры весьма страннаго характера: онъ задавалъ имъ вопросы, и отвѣчалъ самъ на то, что, по видимому, считалъ вопросами съ ихъ стороны,-- что могутъ дѣлать только или дѣти, или съумасшедшіе".
-- "Не далѣе, какъ двѣ ночи назадъ, въ полночь, сторожъ засталъ служащаго Джагеля сидящимъ на землѣ передъ клѣткой недавно привезеннаго ягуара. Джагель разговаривалъ съ нимъ, смѣялся надъ нимъ и вообще мучилъ его, отчего ягуаръ страшно ревѣлъ".
-- "Можно думать, что онъ не въ первый разъ подобнымъ образомъ проводилъ ночи и не въ первый разъ дѣлалъ ночныя посѣщенія къ животнымъ, хотя, послѣ заката солнца, и не имѣлъ никакого занятія въ Саду и, чтобы попасть въ него, долженъ былъ перелѣзать чрезъ ограду сада".
-- "Въ виду всѣхъ этихъ обстоятельствъ, главный смотритель считаетъ своею обязанностью довести до свѣденія Комитета о таковомъ поведеніи Джагеля".
Я не стану дѣлать никакихъ замѣчаній на это донесеніе; развѣ скажу только, что все въ немъ сказанное чистѣйшая правда. Конечно, неправда только то, что я будто бы "мучилъ" ягуара. Эта ошибка произошла отъ невѣжества сторожа, которому (къ сожалѣнію я долженъ прибавить, что тоже замѣчаніе относится съ равною силою и къ его хозяевамъ) звѣриный языкъ также понятенъ, какъ греческій, и который держится того мнѣнія, что животное испускаетъ только звуки удовольствія и жалобы.
Теперь я припоминаю, что при неожиданномъ появленіи этого глупаго сторожа, ягуаръ говорилъ нѣсколько громко. Но, онъ, въ это время, разсказывалъ мнѣ, какъ читатель сейчасъ увидитъ, самое возмутительное происшествіе, какое только было въ его жизни, именно; какъ за нимъ полѣзъ на дерево одинъ охотникъ, а онъ -- ягуаръ согналъ его на конецъ вѣтви, которая была слишкомъ тонка для того, чтобы поддержать тяжесть тѣла ягуара, куда онъ счолъ опаснымъ слѣдовать за нимъ. Очень естественно, что разсказывая подробности такого критическаго положенія, звѣрь повысилъ, на нѣсколько тоновъ противъ обыкновеннаго, свой голосъ и часто дѣлалъ разные жесты.
Я объяснилъ это комитету; и чтобы убѣдить его, что ягуаръ -- не единственный примѣръ дикаго животнаго, разсказывающаго исторію своей жизни, я предложилъ ему тотчасъ же прочитать записанные мною со словъ разсказы животныхъ изъ нашего звѣринца, объ ихъ рожденіи, родителяхъ и воспитаніи, объ ихъ обычаяхъ и средствахъ жизни, о частыхъ случаяхъ ихъ критическаго положенія и, наконецъ, объ ихъ взятіи въ плѣнъ самымъ злѣйшимъ ихъ врагомъ, человѣкомъ -- прочитать въ томъ видѣ, какъ они переданы мнѣ самими животными и какъ я изложилъ ихъ на бумагѣ. Но чѣмъ горячѣе я оправдывался, тѣмъ упорнѣе они отказывались изслѣдовать это дѣло, и положили то рѣшеніе, о которомъ я гововилъ выше.
Объяснивъ, такимъ образомъ, свое положеніе, я осмѣливаюсь предложить читателю (къ чему, пожалуй онъ уже нѣсколько приготовленъ), вышеупомянутые разсказы своихъ четвероногихъ друзей. Къ этому меня побуждаютъ разныя обстоятельства. Мое пророчество, что комитетъ когда нибудь раскается въ своей несправедливости ко мнѣ, по видимому, никогда не можетъ оправдаться, потому что многіе изъ его членовъ умерли, а остальные разъѣхались, такъ что я не знаю, гдѣ найти хоть одного изъ нихъ... Самъ я становлюсь старъ -- мнѣ ужъ вотъ скоро будетъ 77 лѣтъ; и по всей вѣроятности -- умри я -- мои драгоцѣнныя записки безжалостно будутъ брошены въ соръ, или отдадутся продавцу масла. Все это, конечно, было бы очень грустно послѣ столькихъ терпѣливыхъ трудовъ, продолжавшихся цѣлые недѣли и мѣсяцы, которые я употребилъ на ихъ составленіе. Поэтому я рѣшился употребить всѣ свои послѣднія силы, чтобы избавить ихъ отъ такой безславной кончины, и вотъ теперь посылаю эту главу въ печать, надѣясь, что меня подождутъ осуждать до конца книги.
ГЛАВА II.
ПРОЯВЛЕНІЕ НОВОЙ СИЛЫ.
Довольно странно, что открытіе Новой Силы сдѣлалъ нея, а одинъ изъ нашихъ волковъ. А всякій знаетъ, что за молодецъ этотъ волкъ -- быстрый, сильный, злой, полный хитрости и при всемъ этомъ такая собака, которая когда либо встрѣчалась съ канканомъ на ногѣ.
Я всегда ненавидѣлъ волка. Но, чтобы быть къ нему справедливымъ, я долженъ сказать, что вообще и онъ никогда не любилъ меня. Я говорю здѣсь не объ одномъ какомъ нибудь волкѣ, но о всѣхъ волкахъ безъ исключенія, или, по крайней мѣрѣ, о тѣхъ тридцати, которые были подъ моимъ вѣденіемъ. Все равно, какого бы цвѣта и изъ какой бы страны они ни были -- изъ Россіи, Индіи или Америки -- они одинаково подлы и трусливы; и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ злы, что желая укусить руку, подающую имъ мясо, они растягиваютъ свои пасти до того, что, повидимому, готовы разорвать ихъ. Часто случалось, что я долго размышлялъ о дурномъ поведеніи разныхъ животныхъ прежде, чѣмъ рѣшалъ въ своемъ умѣ, какого наказанія онѣ заслуживаютъ. Но я никогда не могъ отыскать при этомъ ни одной смягчающей причины въ пользу волка, и всякое наказаніе для него мнѣ казалось не довольно жестокимъ. Въ его прищуренныхъ и вкрадчивыхъ глазахъ я ничего не видѣлъ достойнаго состраданія. Можетъ быть, скажутъ, что я слишкомъ жестокъ къ волкамъ. Но на это я возражу, что лучше меня никто не знаетъ ихъ подлой натуры, и потому никто не можетъ вѣрнѣе меня судить о нихъ.
Еще раньше, чѣмъ моя Сила сдѣлалась мнѣ извѣстна, т. е. раньше ея полнаго развитія, мнѣ всегда казалось, что за кажущейся просьбой волковъ о помилованіи, скрываются самыя страшныя угрозы мщенія, готовыя исполниться при первомъ удобномъ случаѣ. "Ахъ вы, мошенникъ этакой! Ахъ вы, вооруженный разбойникъ!" казалось, говорилъ онъ, среди своего воя, когда удары сыпались на него дождемъ. "Я отплачу вамъ за это; я растерзаю васъ на куски, только погодите немного!" Во время жестокихъ упражненій, говорить неудобно и потому какъ бы вмѣсто отвѣта на подобныя угрозы, я начиналъ бывало колотить его еще сильнѣе. Но однажды я пришелъ въ такое раздраженіе, что отвѣчалъ языкомъ и оружіемъ вмѣстѣ, и тутъ-то завѣса упала и Новая Сила родилась во мнѣ. Дѣло было такъ: я проходилъ мимо клѣтки сибирскаго волка; онъ схватилъ меня за ногу и укусилъ; я оттащилъ его и ударилъ желѣзными вилами. Этотъ молодой джентельменъ мой уже не въ первый разъ подшучивалъ со мной подобнымъ образомъ, и потому кровь моя страшно теперь взволновалась. Я почувствовалъ въ своихъ глазахъ какой-то жаръ когда сыпалъ на него удары, и начиналъ сыпать ихъ еще сильнѣе, потому, что онъ во все это время грозилъ мнѣ самымъ обиднымъ образомъ. Но кромѣ того, въ этотъ разъ онъ такъ сильно укусилъ меня въ пятку, что кровь заструилась изъ дыръ, прокушенныхъ его зубами въ моихъ сапогахъ. Въ этотъ же самый моментъ онъ насмѣшливо посмотрѣлъ на меня и сказалъ на своемъ языкѣ, но вмѣстѣ съ тѣмъ и понятно для меня.
![[]](/img/g/grinwud_d/text_1865_rasskazy_o_chetveronogih-oldorfo/text_1865_rasskazy_o_chetveronogih-oldorfo-2.jpg)
-- "Бейте! Вы не можете мнѣ нанести такого вреда, какой я причинилъ вамъ, даже если вы будете колотить меня цѣлую недѣлю! "
-- "Я не могу?" отвѣчалъ я, оборачивая вилы зубами внизъ и ударяя ими объ его ребра съ такою силою, которая была бы достаточна для того чтобы разщепать ихъ; "а вотъ посмотримъ!"
Повидимому, въ этомъ отвѣтѣ не было ничего страшнаго, что могло бы поразить глупаго волка. Но ясно было видно, что вся его храбрость пропала, потому что его морда имѣла теперь совсѣмъ ужъ другое выраженіе, и содрагаясь отъ моего яростнаго взгляда. Онъ завылъ.
-- "Перестаньте. Я поддаюсь вамъ! Какъ я могъ знать, что вы такой же волкъ? Отчего вы не говорили мнѣ этого прежде?"
Я часто удивляюсь, какъ я мало изумился такому неожиданному обороту дѣла, и особенно, когда вспомню, что, какъ только онъ обвинилъ меня въ волчьей натурѣ, мнѣ стало стыдно отъ того, что я проболтался въ своемъ секретѣ такимъ неловкимъ образомъ. Конечно, я сейчасъ же понялъ, почему онъ узналъ меня... Но, чтобы окончательно рѣшить свою догадку, я принялъ спокойный видъ и обратился къ нему.
-- "Теперь, стало быть, вы знаете меня?" сказалъ я, все еще держа свою ногу на его горлѣ, хотя и пересталъ уже колотить его. "А я такъ давно зналъ васъ. Какъ же однако случилось, что вы такъ долго не знали меня?"
-- "Ваша человѣческая наружность слишкомъ хорошо скрываетъ вашу волчью натуру," отвѣчалъ онъ; "но тѣмъ не менѣе все-таки, конечно, весьма странно, что я такъ долго обманывался въ васъ. Впрочемъ, я долженъ сказать вамъ, что васъ выдали не столько вашъ голосъ, сколько ваши глаза. Ваша волчья природа вдругъ порвала въ нихъ сдерживавшія ее цѣпи".
Моя догадка, такимъ образомъ, была совершенно вѣрна: меня глаза мои выдали... Не мудрено поэтому, что онъ открылъ во мнѣ Новую Силу... Какъ долго она спала во мнѣ, я не могу сказать; но, по истинѣ, способъ, которымъ она развилась во мнѣ до такой степени, что проявилось въ моихъ глазахъ, былъ очень страненъ. Что она во мнѣ существовала -- въ этомъ я не могъ сомнѣваться -- я чувствовалъ ее въ своихъ жилахъ, какъ и въ глазахъ. Но развившись, она, казалось, придала такую силу и крѣпость моимъ членамъ, что, мнѣ кажется, я могъ бы перепрыгнуть чрезъ самую высокую ограду и обогнать самого быстраго скорохода, котораго могли бы только послать за мной! Однакожъ и съ этимъ пріобрѣтеніемъ я не почувствовалъ ни на каплю больше дружбы къ своему сибирскому родственнику, хотя и былъ на столько обезсиленъ его открытіемъ, что не могъ уже больше бить его и поспѣшилъ уйдти въ уединенное мѣсто сада, чтобы успокоить свою душу.
Но ей, казалось, не суждено было успокоиться. Въ это время я слышалъ то, чего не могло слышать ни одно ухо въ мірѣ, и я думалъ, "что все это значитъ?" "чѣмъ окончится?" Уже то обстоятельство, что я могъ понимать одного только волка, приводило меня въ крайнее изумленіе. Но, вообразите, что я долженъ былъ чувствовать, когда, сидя на скамейкѣ подъ каштановыми деревьями, я узналъ, что языкъ каждаго животнаго, находящагося въ звѣринцѣ -- изъ какой бы страны оно ни было, былъ также мнѣ понятенъ, какъ и языка, волка! Среди этого страннаго концерта звѣриныхъ голосовъ, мое ухо могло различать низкій голосъ льва и его жены, пронзительный крикъ леопарда и оцелота, удушливое ворчанье пантеры, и мычанье бизона, пронзительные взвизги и болтовню обезьянъ, и смыслъ всѣхъ этихъ голосовъ былъ одинъ -- голодъ! голодъ! голодъ!
Такое множество чудесныхъ происшествій, казалось бы, нѣсколько должно было смутить меня; но я оставался совершенно спокоенъ и въ полномъ самообладаніи. Самымъ лучшимъ доказательствомъ этого было то, что, моя Новая Сила, повидимому, съ каждою минутою, становилась сильнѣе и дѣлала меня болѣе и болѣе способнымъ понимать раздающіеся во кругъ меня голоса дикихъ животныхъ. Такъ, въ недалеко стоявшей отъ меня, запертой клѣткѣ обезьянъ, между ея обитателями вдругъ поднялся ужасный шумъ. Невѣжественный человѣкъ, конечно, ничего бы не услышалъ въ немъ, кромѣ безсмысленной белтавни; но я ясно понялъ, что произошла ссора между синеносой и круглохвостой обезьянами, и что остальныя изъ ихъ компаніи раздѣлились на двѣ партіи и ругали другъ друга такими неосторожными словами, что я не рѣшаюсь здѣсь повторить ихъ.
Одно стало для меня ясно изъ того, что я могъ понимать всѣхъ животныхъ съ одинаковой легкостью это то, что, изъ какой бы страны онѣ ни были, онѣ говорили на одномъ и томъ же языкѣ. А если такъ, то признали ли бы онѣ меня также за волка, и какъ стали бы относиться ко мнѣ -- дружественно или съ отвращеніемъ, или даже презрительно, какъ всякое честное животное относится къ волкамъ? И здѣсь у меня явилась другая мысль, которая не мало смутила меня, когда я сидѣлъ въ каштановой аллеѣ: мое новопріобрѣтенное знаніе, видимое даже непонятливымъ глазамъ звѣрей, могло ли быть легко открыто во мнѣ подобными мнѣ созданіями? или же мнѣ предстояло носить въ себѣ двѣ природы -- одну человѣческую, видимую только для человѣка, другую -- звѣриную, видимую только для звѣрей? Рѣшеніе этого вопроса доставило мнѣ не мало безпокойствъ и мученій; потому что мнѣ крайне не нравилась мысль, что моя Новая Сила могла происходить изъ существа моей собственной природы -- природы моихъ родителей и моихъ сестеръ и братьевъ. Но я скоро убѣдился, что не слѣдовало бы предаваться этимъ грустнымъ размышленіямъ, по крайней мѣрѣ, въ томъ случаѣ, если я не хотѣлъ изчезновенія своей Новой Силы; потому что, чѣмъ дольше я думалъ о своихъ выгодахъ и невыгодахъ, тѣмъ непонятнѣе становились для меня голоса животныхъ... Это меня тревожило, и потому, желая подкрѣпить свою ослабѣвшую отъ этихъ размышленій Новую Силу, я всталъ со скамьи (было еще рано и посѣтителей было не много) и направился къ волчьей клѣткѣ. Этого для нея было достаточно. Уже одно ихъ близкое присутствіе оживило ее. Когда же я посмотрѣлъ на клѣтку своего сибирскаго друга и его щурящіеся узкіе глаза встрѣтились съ моими, когда онъ забился отъ меня въ самый дальній уголъ своей клѣтки съ воемъ и просьбой уйти прочь и не безпокоить его -- мои уши, казалось, болѣе, чѣмъ когда нибудь прежде, были способны понимать языкъ звѣрей -- и я слышалъ ихъ голоса, ворчащіе, ссорящіеся и жалующіеся на то, какъ они голодны!..
-- "Теперь", думалъ я,-- когда моя Сила находится въ полномъ своемъ развитіи, интересно было бы посмотрѣть -- какимъ я кажусь?
Съ этой цѣлью я отправился къ пруду, въ которомъ содержалась золотая рыба, и, сталъ на берегу на колѣни, нагнулся и сталъ смотрѣть на себя въ воду. Сказать по правдѣ, я такъ чуть измѣнился, немного, но все-таки настолько, что могъ замѣтить перемѣну. Она главнымъ образомъ была видна въ томъ, на что я смотрѣлъ -- въ моихъ глазахъ. Я этимъ не хочу сказать, что они имѣли у меня совсѣмъ волчье выраженіе,-- нисколько: они казались только болѣе открытыми и блестящими и съ большимъ, противъ прежняго, безпокойствомъ; впрочемъ, послѣдняя перемѣна была сомнительна и могла происходить отъ колыханія воды.
Но замѣтили ли бы эту перемѣну мои сослуживцы? На минуту я закрылъ глаза и потомъ вдругъ открылъ ихъ и посмотрѣлъ на свое изображеніе, представляя его лицомъ своего знакомаго. Ба, какое сходство! Смотритель Джагель съ такимъ невиннымъ и скромнымъ выраженіемъ въ лицѣ, какъ будто съ нимъ ничего и не случилось важнаго!
Въ это самое время меня поразилъ шумъ приближающихся шаговъ и главное -- поразилъ до того, что съ меня свалилась фуражка и упала въ воду. Вотъ непріятное происшествіе! сказалъ я про себя. Но слѣдующая за тѣмъ мысль (удивительно, какъ я научился думать подъ вліяніемъ своей Новой Силы), указала мнѣ, что напротивъ это былъ очень счастливый случай; потому что я навѣрное не успѣлъ бы встать до прихода приближающагося человѣка, который, найдя меня стоящимъ на колѣняхъ около рыбнаго пруда безъ всякой видимой причины, конечно, не могъ бы не видѣть въ этомъ чего нибудь страннаго; между тѣмъ какъ теперь плавающая фуражка послужитъ мнѣ удовлетворительнымъ извиненіемъ моего поступка. Приближающійся человѣкъ былъ молодой Робертъ Крейтъ, садовникъ.
Онъ шолъ съ своимъ орудіемъ на плечахъ и, видя мое несчастіе, какъ добрый товарищъ, тотчасъ же взялъ мотыгу и вытащилъ мою фуражку.
-- "Какъ вы уронили ее?" спросилъ онъ.
-- "Сдулъ вѣтеръ" отвѣчалъ я, и вдругъ за тѣмъ мнѣ пришла въ голову мысль; не могу ли я воспользоваться этимъ посѣтителемъ? и потому продолжалъ: "не только сдулъ, но и засорилъ мнѣ правый глазъ, такъ что теперь мнѣ больно смотрѣть имъ. Взгляните, пожалуйста, Бобъ, не найдете-ли вы въ немъ чего нибудь. Затѣмъ я подошелъ къ нему и подставилъ свои глаза, (которые теперь были также полны волчьей натуры, какъ и прежде, потому что въ это время я слышалъ со всѣхъ сторонъ голоса звѣрей, жалующихся, какъ они голодны) зоркому зрѣнію молодаго шотландца. Но хотя онъ смотрѣлъ довольно пристально и даже приподнялъ вѣко, все таки сказалъ, что "не видно ни одной соринки". Съ этими словами онъ ушелъ, оставивъ меня обивать свою мокрую фуражку о дерево съ радостнымъ чувствомъ, что моя тайна сохранилась.
Изъ всѣхъ дней моей жизни -- это былъ самый памятный для меня день. Такъ какъ, до прихода публики, всѣ клѣтки должны были быть уже въ порядкѣ, то служащіе исполняли эту работу по парно, и такое распоряженіе было дѣйствительно необходимо, потому что въ короткій срокъ нужно было выполнить много работы. Но въ это утро мнѣ ужасно хотѣлось одному убирать свое отдѣленіе несчастныхъ звѣрей безъ всякой посторонней помощи. По этому мое положеніе было мучительно. Въ каждой клѣткѣ, къ которой подходилъ я съ моимъ товарищемъ, каждый звѣрь, при встрѣчѣ съ моими глазами, вздрагивалъ и испускалъ безпокойное ворчаніе, и потомъ все время не переставалъ смотрѣть на меня съ такимъ многозначительнымъ выраженіемъ, что я старался постоянно держать свою голову внизъ.
За завтракомъ я ничего не могъ ѣсть; потому что голова моя все была занята мыслью о странномъ происшествіи, случившемся со мной утромъ. Послѣ завтрака начали уже сходится посѣтители, и я, по необходимости, долженъ былъ отказаться отъ надежды перекинуться, хоть однимъ словомъ, съ кѣмъ нибудь изъ животныхъ. Обѣдать я также не могъ, какъ и завтракать; но за то я выпилъ теперь двойную порцію пива, чѣмъ немного подкрѣпилъ себя.
Только одинъ разъ, въ теченіи этого дня, мнѣ удалось поупражнять свою Новую Силу,-- въ полдень съ Бетой, нашею бурой медвѣдицей. Это было предъ временемъ кормленія звѣрей, и медвѣдица спокойно сидѣла въ углу своей клѣтки. Посѣтители, въ ожиданіи человѣка, который будетъ кормить ихъ, толпились у дверей клѣтки на такомъ отъ меня разстояніи, что никто изъ нихъ не могъ меня слышать.
-- "Бета", сказалъ я, "подойдите сюда!" Нужно замѣтить, что она слыла у насъ за самое упрямое животное въ звѣринцѣ, и была до такой степени сердита, что иногда дня на два отказывалась отъ пищи, если ее поколотятъ. Но въ этотъ разъ, какъ только услышала мой голосъ, она сейчасъ же повернула ко мнѣ свою голову и -- наши глаза встрѣтились. Я упорно смотрѣлъ на нее; но глаза ея не выдержали и заморгали; мигая и сворачивая ихъ въ сторону, она снова безпокойно повертывала ихъ ко мнѣ.
-- "Или я кажусь вамъ двойникомъ?" рѣзко спросилъ я.
-- "Кто вы?" возразила она въ смущеніи; "вы, кажется, смотритель, но не медвѣдь. А отчего же вы не смотрите смотрителемъ?"
-- "Я и медвѣдь, и левъ, и волкъ, отвѣчалъ я; "я все и царь всѣхъ! Подите же сюда сію минуту!"
-- "О-о-о!" заворчала она недовольнымъ тономъ; "настали прекрасныя времена, когда никто не можетъ отличить медвѣдя отъ человѣка"; и она встала съ своего мѣста и стала ходить взадъ и впередъ, все время посматривая на меня изъ подлобья, не ушелъ ли я?
Наконецъ наступилъ вечеръ, и даже самые поздніе изъ нашихъ посѣтителей вышли изъ сада. Послѣ этого обыкновенно еще на цѣлый часъ оставались въ немъ двое или трое изъ служителей и я постарался, чтобы быть одному изъ нихъ.
Размышляя все послѣобѣденное время о своей Новой Силѣ и ея послѣдствіяхъ, я рѣшилъ наконецъ разъ на всегда испробовать ея могущество. Я хотѣлъ испытать ее не на комъ нибудь другомъ, какъ на нашемъ знаменитомъ и мудромъ южно-американскомъ львѣ, который, какъ я замѣтилъ, смотрѣлъ на меня во все это утро и даже въ продолженіи всего дня при каждой нашей встрѣчѣ съ необыкновеннымъ недовѣріемъ и подозрительностію. Я подождалъ, пока стемнѣло.
-- Южно-африканскій левъ "Скрагаманъ" какъ мы, служащіе обыкновенно называли его (хотя публика знала его подъ другимъ именемъ) дремалъ въ углу своей клѣтки, когда я подошелъ къ ея рѣшеткѣ.
-- "Скрагаманъ!" сказалъ я шепотомъ, и въ одно мгновеніе онъ былъ на ногахъ.
-- "Кто вы?" воскликнулъ онъ, подходя ко мнѣ, какъ можно ближе, и устремляя на меня свои блестящіе, коричневые глаза. "Что вы такое? Вы уже много разъ были здѣсь сегодня".
-- "И много разъ вчера" -- отвѣчалъ я въ слѣдъ за нимъ, не спуская съ него своихъ глазъ,-- "и много разъ третьяго-дня и каждый день въ продолженіе цѣлаго года. Послѣ этого вы спрашиваете, кто я?"
-- "Это ложь!" заревѣлъ онъ, "вчера вы не были здѣсь; я никогда въ свою жизнь не видѣлъ васъ до нынѣшняго утра. Я никогда не видѣлъ даже ничего подобнаго вамъ. Что за странную смѣсь вы представляете собой? Если вы человѣкъ, то какъ вы усвоили себѣ львиную натуру? Если же вы левъ, то какъ вы позволяете себѣ носить такое жалкое тѣло? Вы не поддѣли бы меня на то, чтобы я принялъ на себя такой безобразный видъ, въ угоду этимъ слабымъ, нѣжнымъ, двуногимъ созданіямъ-людямъ. Льву, виновному въ такой подлости, стоитъ скусить его голову и я сдѣлалъ бы это также съ вами, еслибы вы стояли по ближе ко мнѣ".
-- "Я имѣю то самое тѣло, съ которымъ я родился" смѣло отвѣчалъ я, ни на минуту не сводя съ него своихъ глазъ, "и нахожу его очень удобнымъ. Смотрите,-- оно покрыто шкурой съ карманами и къ тому же удобными, подручными карманами, въ которыхъ я могу носить съ собой вещи, подобныя напримѣръ этимъ, чтобы наказывать ими наглаго льва."
И съ этими словами я вынулъ изъ кармана красивую палку съ желѣзнымъ наконечникомъ, (я ее постоянно носилъ при себѣ) и ткнулъ ею въ лапу, которую онъ сердито было просунулъ ко мнѣ.
Онъ точасъ же отнялъ ее назадъ и съ крикомъ боли пробормоталъ:
-- "Возможно-ли? Здѣсь человѣкъ, внутри котораго скрывается левъ? Какъ онъ могъ очутиться въ немъ?"
-- "Ага!" сказалъ я радостно; "такъ вы нашли во мнѣ львиную природу? Какъ вы узнали ее, Скрагаманъ? По какимъ признакамъ заключили вы объ ея существованіи во мнѣ?"
"Къ чему вы дѣлаете мнѣ такіе вопросы?" отвѣчалъ онъ съ негодованіемъ. "Развѣ обладаніе выгодами вамъ подобныхъ животныхъ можетъ служитъ вамъ оправданіемъ того, что вы обращаетесь со мной,-- съ старымъ и почтеннымъ львомъ, какъ съ простымъ щенкомъ? Что же касается до того, по какимъ признакамъ я узнаю, кто вы, или, по крайней мѣрѣ, что за звѣрь сидитъ въ васъ, то это -- ваши глаза. Кто можетъ ошибиться въ глазахъ льва?
-- "И когда гордый звѣрь съ надменнымъ самонаслажденіемъ прищурилъ свои глаза; то, признаюсь, я не выдержалъ и сдѣлалъ тоже самое: до того я почувствовалъ себя польщеннымъ! Левъ -- самъ царь звѣрей, призналъ меня своимъ братомъ! А такъ былъ увлеченъ своей Новой Силой, что удивляюсь, какъ я не отворилъ его клѣтку и не пригласилъ его выйти насладиться свободой. Впрочемъ, я, можетъ быть, и сдѣлалъ бы это, но, въ самый разгаръ моего восторга, блоха укусила его величество и онъ повернулъ свою голову, чтобы поцарапать укушенное мѣсто. Какъ бы ни было обыкновенно такое происшествіе, но оно уравновѣсило мою нерѣшительную человѣческую природу съ моей Новою Силою -- и царь лѣсовъ тотчасъ же снова сдѣлался въ моихъ глазахъ простымъ львомъ, Скрагаманомъ.
Въ то же самое время я вспомнилъ, что и волкъ также призналъ меня своимъ родственникомъ и что, еслибъ я посѣтилъ обезьянъ, то у нихъ, по всей вѣроятности, былъ бы принятъ, какъ братъ. Послѣдняя мысль была для меня благодѣтельна: она возвратила мнѣ чувство уваженія къ моей собственной природѣ, смѣшанной съ тѣмъ что я такъ недавно пріобрѣлъ. Но все таки я не могъ не чувствовать нѣкотораго сожалѣнія, когда убѣдился, что всѣ попытки здраво мыслить по старому способу были враждебны моей Новой Силѣ. Въ минуты такихъ попытокъ, мои уши какъ будто закладывало пухомъ, и голоса звѣрей дѣлались для меня съ трудомъ понятны, такъ что самъ левъ долженъ былъ повторять свои вопросы во нѣскольку разъ, чтобы получить отъ меня отвѣтъ.
-- "Прежде, чѣмъ мы будемъ о чемъ нибудь говорить, скажите мнѣ по совѣсти, друзья мы, или враги?" спросилъ онъ.
-- "Друзья," отвѣчалъ я съ поспѣшностью, "и, если хотите, самые задушевные друзья съ этого же часа."
-- "Если такъ, то пріятнѣе этого для меня ничего не можетъ быть," сказалъ онъ, весело махая своимъ хвостомъ. "Какъ другъ, вы, конечно, не откажетесь доставить мнѣ маленькое удовольствіе, о которомъ я попрошу васъ?"
"-- Противъ этого я ничего не имѣю".
-- Въ такомъ случаѣ, какъ хорошій пріятель, выпустите меня, и мы немного погуляемъ вмѣстѣ."
Подобная просьба привела меня въ затруднительное положеніе, особенно въ то время, когда, не сомнѣваясь, что я тотчасъ же соглашусь ее исполнить, онъ подошелъ къ двери клѣтки и приготовился сейчасъ же выпрыгнуть, какъ только я отворю ее.
-- "Ну, отпирайте же поскорѣе", нетерпѣливо сказалъ онъ."
-- "Извините, я не сдѣлаю этого," отвѣчалъ я. "Если бы я былъ вашимъ врагомъ, а не другомъ, то, конечно, не сталъ бы напрасно терять время и удовлетворилъ бы вашему желанію. Но вы извините меня, если я скажу вамъ, что вы сами не знаете, чего просите. Вы говорите о прогулкѣ по дорожкамъ! Но вы раскаетесь въ своемъ желаніи прежде, чѣмъ пройдете двадцать аршинъ."
-- "Неужели?! презрительно отвѣчалъ онъ, и грива его начала щетиниться; "а скажите пожалуйста, что за причина, которая заставитъ меня раскаяться? Ужь не собаки ли, или олени, или буйволы? или, быть можетъ, предвидя опасность со стороны страшнаго животнаго -- человѣка, вы такъ заботитесь о моемъ спокойствіи?"
-- "Послѣдняя ваша догадка совершенно справедлива!" спокойно сказалъ я.
-- "Го, го! го!" закричалъ левъ такимъ вызывающимъ голосомъ, что услышавъ его, бизонъ началъ мычать. "Какъ? я боюсь человѣка? Я, который столько разъ, сколько когтей на моихъ переднихъ лапахъ, ужиналъ ими, пожиралъ ихъ подлыя тѣла и глодалъ ихъ кости за моимъ завтракомъ? Да, еслибы всѣ деревья, которыя я вижу теперь передъ собою, были люди, еслибы каждая былинка травы превратилась въ человѣка, то и тогда я сталъ бы лицомъ къ лицу съ этими жалкими созданіями и смѣло прошелъ бы по ихъ рядамъ, какъ будто бы между мной и ими протекала широкая рѣка!"
-- "Въ самомъ дѣлѣ!" отвѣчалъ я, радуясь случаю оборвать его на хвастовствѣ. "Но скажите: какъ же, въ такомъ случаѣ, васъ могли бы изловить и привезти сюда на показъ? или, быть можетъ, я ошибаюсь?"
-- "Вы дѣйствительно ошибаетесь?" возразилъ онъ въ страшномъ волненіи, которое, какъ я полагаю, происходило въ немъ отъ грустныхъ воспоминаній. "Еще не было въ мірѣ человѣка, который имѣлъ бы такую сильную руку, чтобы могъ удержать меня хоть на одну минуту; даже много человѣкъ не могли бы этаго сдѣлать. Сила, покорившая меня, была могущественѣе всѣхъ другихъ земныхъ силъ."
-- "Я не понимаю, о какой силѣ говорите вы," сказалъ я. "Я знаю много силъ: паръ, электричество, животный магнитизмъ -- не одна ли изъ этихъ?"
-- "Нѣтъ!" отвѣчалъ онъ съ какимъ-то благоговѣйнымъ шопотомъ. "Сила, о которой я говорю -- былъ огонь."
Я не мало удивился, когда услышалъ, какимъ тономъ этотъ могущественный звѣрь, равный по силѣ цѣлому полку людей, говорить объ этой силѣ, съ которой даже дѣти обращаются весьма свободно.
-- "Мнѣ кажется," сказалъ я смѣясь, "вы слишкомъ низко цѣните человѣка. Вѣдь этотъ огонь, о которомъ вы говорите съ такимъ ужасомъ, есть самый обыкновенный его слуга. Онъ живетъ, пока угодно человѣку, и дышетъ, пока ему захочется поддерживать его жизнь. Онъ держитъ его, какъ невольника въ спичечницѣ на концѣ небольшой палочки, и стоитъ ему только черкнуть о стѣну этой палочкой -- какъ онъ готовъ къ его услугамъ."
-- "Но вы говорите, какъ я понялъ васъ, что огонь не страшенъ?" замѣтилъ левъ, качая своей головой: "если такъ, то вы сами не знаете, что вы говорите! Я не думаю, чтобы сила, о которой я говорю, позволила когда нибудь держать себя невольницей на концѣ палочки; она съѣла бы ее и вырвалась прежде, чѣмъ вы успѣли бы поймать ее. Что же касается до важности держать ее въ спичишницѣ, то я на это не могу вамъ сдѣлать никакого возраженія, если вы не скажите мнѣ, что такое спичечница?"
Въ то время, о которомъ я говорю, во всеобщемъ употребленіи были конгревскія спички. Я обыкновенно носилъ ихъ съ собой, чтобы закуривать свою трубку. Видя, какое плохое понятіе имѣетъ левъ о свойствѣ огня, я вынулъ изъ кармана одну изъ нихъ и зажегъ ее о рѣшетку его клѣтки. Она быстро воспламенилась съ пріятно громкимъ трескомъ, и сумерки еще рѣзче выказали блескъ ея пламени.
-- "Вотъ, что я называю огнемъ," сказалъ я.
Если бы я предвидѣлъ его дѣйствіе, то кажется, не рѣшился бы дѣлать подобнаго опыта. Вспыхнувшее пламя освѣтило всю внутренность львиной клѣтки, и я увидѣлъ, что глаза льва блестѣли, какъ звѣзды, его ноги видимо тряслись, и пасть такъ широко раскрылась отъ ужаса, что онъ, кажется, не могъ бы зарычать, еслибъ даже и хотѣлъ. Замѣтивъ это, я затушилъ огонь.
-- "Да, да, это онъ, ворчалъ онъ шопотомъ, и если не вполнѣ, то все-таки ясно видно, что онъ могъ бы сдѣлаться тѣмъ, какимъ я его знаю. Онъ слишкомъ малъ теперь, чтобы его можно было принять за огонь. Я скорѣе назвалъ бы его развѣ сѣмянемъ огня. Ахъ, еслибы вы видѣли его въ полной его силѣ и бѣшенствѣ! Еслибы вы видѣли его такъ, какъ я его видѣлъ въ мою послѣднюю ночь свободы! Онъ образовалъ тогда вокругъ меня огромное кольцо, которое тотчасъ же превратилось въ массу прыгающихъ и ревущихъ кустарниковъ! Вы говорите объ этой удивительной силѣ съ такимъ презрѣніемъ; но я скажу вамъ, что сами люди -- ихъ было около десяти -- которые зажгли противъ меня огонь, боялись его и стояли отъ него вдали, защищая свои глаза отъ его пламени! Вы удивляетесь, что я -- такой сильный, попался въ плѣнъ? Но скажите, что я могъ сдѣлать противъ такого всепожирающаго и истребляющаго врага, въ которомъ я не находилъ ничего, на что я могъ бы нападать? Вѣдь не могу же я сражаться противъ вѣтра, какъ не могъ бороться и съ этой толпой красныхъ и толстыхъ клыковъ, прыгающихъ, разсыпающихся и ревущихъ съ силою тысячи львовъ! Я не имѣлъ ничего, что могли бы разорвать мои когти или раскусить мои зубы. Что же я могъ сдѣлать тогда? Я сдѣлалъ то, что въ такихъ обстоятельствахъ, не стыдно сдѣлать даже и такому льву, какъ я -- я бѣжалъ. Въ этомъ огненномъ кружащемся кольцѣ я увидѣлъ черное пятно, которое подало мнѣ надежду на избавленіе. Я принялъ его за проходъ, подбѣжалъ къ нему и, увидя за нимъ большой свободный лѣсъ, громко зарычалъ отъ радости, думая, какъ я разрушу козни своихъ враговъ. Но моя радость была непродолжительна: этотъ черный проходъ былъ только приманкой и, бросившись въ него, я упалъ въ яму, изъ которой былъ вытащенъ уже связаннымъ плѣнникомъ. Да! въ этомъ случаѣ, побѣда осталась на ихъ сторонѣ; но много, много разъ она была и на моей!"
И старый людоѣдъ медленно и задумчиво покачалъ своей головой, видимо наслаждаясь какими-то пріятными воспоминаніями.
Затѣмъ онъ сейчасъ же сказалъ:
-- "Все это однакожъ не относится къ предмету нашего разговора; вернемся къ нему. Отвѣчайте же, почему я раскаялся бы, еслибы вы меня выпустили?"
-- "Извините, отвѣчалъ я," все сказанное вами, прямо ведетъ насъ къ рѣшенію предложеннаго вами вопроса. Вѣдь вы до смерти боитесь огня, какъ вы это сейчасъ высказали; а эта слабость ваша извѣстна здѣшнимъ людямъ также хорошо, какъ и тѣмъ, которые взяли васъ въ плѣнъ. Ни не успѣете погулять и минуты, какъ васъ окружитъ такое пламя, которое, въ сравненіи съ тѣмъ, какое вы видѣли, покажется вамъ простымъ свѣтильникомъ."
Левъ въ отчаяніи сдѣлалъ нѣсколько оборотовъ въ своей тѣсной клѣткѣ -- и вдругъ, обернувшись ко мнѣ, проревѣлъ:
-- "Въ такомъ случаѣ, оставимъ это; убирайтесь! Что толку въ томъ, что вы будете стоять здѣсь и мучить меня? Если вы не можете мнѣ помочь, такъ убирайтесь! Вы, конечно, ничего не можете сказать мнѣ такого, что я сталъ бы слушать!! "
-- "Развѣ только о мясѣ," подсказалъ я.
-- "Да, развѣ только о мясѣ", поспѣшно повторилъ онъ; "противъ этого я ничего не имѣю:"
Съ тѣхъ поръ, какъ я сталъ обладать Новой Силой, мнѣ часто приходилъ въ голову вопросъ: "что я сдѣлаю съ ней?" "Какимъ образомъ я воспользуюсь ею для своей выгоды?",
Мнѣ казалось страннымъ, чтобы обладатель такого важнаго секрета не могъ получить отъ него никакой выгоды; но какъ получить?-- вотъ этого-то я и не могъ придумать. Патента на него я добыть не могъ; я не могъ также получить и высшей должности, напримѣръ, директора звѣринца, при хорошемъ окладѣ....
Но, если я не могъ получить отъ своей Новой Силы денежной выгоды,-- то не могъ ли я пріобрѣсти чрезъ нея больше знанія и удовольствія? размышлялъ я. Происшествіе, разсказанное мнѣ сейчасъ львомъ изъ его жизни, было не совсѣмъ безъинтересно,-- можетъ быть, мнѣ удалось бы уговорить его разсказать мнѣ всю исторію его жизни, начиная съ самыхъ раннихъ воспоминаній о ней, и оканчивая временемъ его плѣна? Нельзя ли было бы также уговорить мнѣ разсказать свои исторіи тигра, ягуара, медвѣдя,-- однимъ словомъ всякое животное, испытавшее въ своей жизни разныя опасности и приключенія?
Во всякомъ случаѣ, думалъ я, не мѣшаетъ теперь же сдѣлать опытъ примѣненія своей Силы на львѣ.
-- "Вы справедливо изволили замѣтить, сказалъ я, что мясо не непріятный предметъ для разговора. Но я несомнѣваюсь также, что если мы останемся друзьями (разумѣется намъ напрасно было бы тогда говорить о мясѣ, т. е. не изъ увеличенія же вашихъ порцій мы останемся друзьями), то найдемъ много другихъ, также занимательныхъ предметовъ".
-- "Да, пожалуй, будемъ говорить о сѣнѣ для постели, или о водѣ для питья; вы вѣдь это разумѣете?"
-- "Нисколько," отвѣчалъ я. "Неужели нѣтъ ничего достойнаго вниманія такого славнаго льва, какъ вы, кромѣ такихъ грубыхъ предметовъ, какъ пища и питье?"
-- "О чемъ же говорить больше?" колко сказалъ онъ. "Ѣда, питье и сонъ составляютъ всю дѣятельность жизни плѣннаго льва. Если бы я билъ свободенъ, то, конечно, нашелъ бы о чемъ еще говорить, и очень даже о многомъ"
-- "А развѣ вы не можете вспомнить того времени, когда вы были свободны?"
-- "Ахъ, да, я вспоминаю," отвѣчалъ онъ съ глубокимъ горькимъ вздохомъ. "Очень пріятно, скажу вамъ,-- закрыть уши отъ всего міра и думать о подвигахъ своей юности! Я лежу иногда и думаю объ этомъ; эти воспоминанія дѣлаютъ меня добрымъ".
-- "Но вы сдѣлались бы еще болѣе добрымъ, если бы стали разсказывать свои воспоминанія" прибавилъ я.
-- "Стѣнѣ своей клѣтки,-- да?"
-- "Нѣтъ, мнѣ напримѣръ; я былъ бы очень радъ, если бы вы это сдѣлали."
-- "Если бы вы могли придти ко мнѣ ночью -- я пожалуй, подумалъ бы объ этомъ," отвѣчалъ онъ послѣ нѣкотораго раздумья. "Я очень скучаю, лежа ночью безъ сна; возможность разсказывать кому нибудь могла бы дѣйствительно доставить мнѣ большое удовольствіе."
-- "Очень хорошо," отвѣчалъ я. "Такъ мы уговорились? Я согласенъ и завтра ночью буду здѣсь."
-- "Хорошо," сказалъ онъ; "да не забудьте мяса."
ГЛАВА III.
РОЖДЕНІЕ СКРАГАМАНА ВЪ СТРАНѢ НАМАКѢ. ЕГО ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО СЪ ДВУНОГИМИ.
Въ слѣдующую ночь, какъ только церковный колоколъ ударилъ полночь, я перелѣзъ чрезъ ограду зоологическаго сада. Ограда была не высока, но за то снабжена, отъ воровъ, рядомъ стоячихъ гвоздей; такъ что, еслибы я попробовалъ перелѣзть чрезъ нее безъ особенныхъ предосторожностей, то навѣрное оставилъ бы послѣ себя нѣсколько клочковъ своей одежды, или даже кожи, и такимъ образомъ могъ бы попасться. Но я взялъ съ собою толстый мѣшокъ, и перелѣзая, сложилъ его въ четверо, покрылъ имъ гвозди, и такимъ образомъ перелѣзъ благополучно.
Въ саду всѣ огни были уже погашены, кромѣ ночныхъ, которые скорѣе помогали, чѣмъ вредили мнѣ: они служили мнѣ маяками и предупреждали меня объ опасности. Собираясь идти въ садъ, я захватилъ съ собой палку съ желѣзнымъ наконечникомъ и около пяти фунтовъ говядины, чтобы предложить ихъ въ знакъ дружбы Скрагаману. Отъ шума моихъ шаговъ животныя проснулись, въ своихъ клѣткахъ, и подошли къ рѣшеткамъ посмотрѣть, кто былъ этотъ ночной посѣтитель. Прежде всего я хотѣлъ зайдти къ волкамъ для полнаго возбужденія своей Новой Силы; но когда увидѣлъ длинный рядъ устремленныхъ на меня блестящихъ, какъ свѣча, глазъ, то почувствовалъ, что визитъ къ волкамъ былъ бы совершенно лишній. Поэтому я рѣшился идти прямо къ Скрагаману, и пошолъ, возбуждая удивленіе заключенныхъ животныхъ.
-- "Кто это можетъ быть?" спросила жена леопарда. "По росту, онъ почти подходитъ къ жираффу. Но жираффъ не можетъ видѣть въ темнотѣ".
-- "По моему мнѣнію, это человѣкообразная обезьяна, вырвавшаяся изъ своей клѣтки", отвѣчалъ леопардъ. "Тсъ! тсъ! Человѣкообразная обезьяна! подите сюда и скажите намъ, какъ убѣжать отсюда".
-- "Ахъ, сказалъ оцелотъ, это должно быть медвѣдь: кромѣ него никто, не можетъ ходить на заднихъ лапахъ. Ей, черный медвѣдь, будьте такъ добры, отоприте мой ошейнкъ".
Среди такихъ восклицаній и замѣчаній я дошелъ наконецъ до клѣтки Скрагамана. Но, странно сказать, за ея рѣшеткой не было видно его сверкающихъ глазъ; между тѣмъ какъ я надѣялся, что разчитывая на обѣщанную пищу, онъ одинъ изъ первыхъ будетъ высматривать меня. "Должно быть," думалъ я, "онъ не особенно заботится о моемъ подаркѣ". Но когда я подошелъ къ самой решеткѣ его клѣтки и посмотрѣлъ сквозь нея, то неясно различилъ его фигуру, обращенную ко мнѣ задомъ.
-- "Скрагаманъ!" сказалъ я шепотомъ, "вы спите"?
-- "Убирайтесь прочь!" заворчалъ онъ, не повертывая ко мнѣ своей головы. "Я не говорю съ такими подлыми животными, какъ вы; я сожалѣю даже о томъ, что осквернилъ свои губы, разговаривая съ вами въ прошлый разъ".
Нѣтъ надобности говорить, что подобный пріемъ крайне удивилъ меня, особенно послѣ того, какъ я вполнѣ сознавалъ, что рядъ устремленныхъ на меня глазъ во время моего прохода мимо клѣтокъ, совершенно возбудилъ во мнѣ мою Силу и что, я, поэтому, былъ теперь особенно способенъ на какое бы то ни было предпріятіе. Но я не только былъ удивленъ такимъ пріемомъ, но и не мало обиженъ, такъ что чуть было, въ запальчивости, не схватился за стою палку. Къ счастью, во время одумался, и обратился ко льву съ упрекомъ.
-- "Развѣ царь звѣрей такъ держитъ свое слово?"
-- "Я его давалъ днемъ" отвѣчалъ онъ нетерпѣливо; "я не могу отвѣчать за подобнаго рода обѣщанія. При солнечномъ свѣтѣ, я только на половину левъ. Мнѣ кажется, что солнце выжигаетъ изъ меня мудрость и дѣлаетъ меня ручнымъ, какъ кролика; но при наступленіи ночи я снова становлюсь львомъ. Теперь я левъ, и потому лежу къ вамъ задомъ. Что можетъ сказать льву, подобный вашъ презрѣнный ублюдокъ?"
Ясно, что отвѣтъ на это могъ быть только одинъ.
Я отвѣчалъ: "Если бы я не такъ хорошо зналъ природу животныхъ нашей породы и судилъ о ней только по вашимъ словамъ, которыя я только что слышалъ, то долженъ былъ, бы сказать вамъ слѣдующее: если днемъ вы дѣлаетесь ручнымъ, какъ кроликъ, то день былъ бы вашимъ лучшимъ временемъ, потому что ночью вы стали бы глупы, какъ страусъ и высокомѣрны, какъ обезьяна. Не согласно ли, въ такомъ случаѣ, съ нашими природами бодрствовать послѣ заката солнца?"
-- "А я никогда не думалъ объ этомъ" проворчалъ онъ про себя; и затѣмъ, повернулся и сталъ смотрѣть на меня, какъ я могъ заключить объ этомъ по направленію его большихъ глазъ, горѣвшихъ какъ огонь. При моей напускной храбрости, положеніе мое въ это время было мучительно, и еслибы онъ былъ ночью проницательнѣе, чѣмъ днемъ, то навѣрное замѣтилъ бы мое состояніе. Однако онъ ничего не вынесъ изъ своего пристальнаго взгляда, которымъ удостоилъ меня; ясно стало быть, что онъ небылъ такъ уменъ, какъ самъ воображалъ себя. Я смѣялся надъ нимъ, когда онъ сталъ говорить мнѣ.
-- "Ахъ, въ самомъ дѣлѣ, вы смотрите теперь болѣе согласно съ вашей природой. Я жалѣю, если я сказалъ что нибудь обидное для вашихъ чувствъ, и, если хотите, дамъ вамъ, какое угодно удовлетвореніе. Но зачѣмъ вы мучаете себя, стоя на заднихъ лапахъ? Ляжьте и примите болѣе удобное положеніе. Вы принесли мяса?"
Вотъ глупое животное! Принимаетъ меня за настоящаго льва и въ тоже самое время спрашиваетъ у меня услуги, которую можетъ оказать только человѣкъ. Но я не высказалъ ему этаго замѣчанія, а удовлетворился только однимъ чувствомъ своего превосходства надъ нимъ и затѣмъ безъ дальнѣйшихъ словъ, кинулъ ему говядину и сѣлъ, покуда онъ пожиралъ ее.
Онъ недолго возился съ ней.
-- "Очень аппетитный кусокъ мяса," замѣтилъ онъ, облизывая свои губы.
-- "Да," поспѣшно отвѣтилъ я, "потому что онъ стоилъ мнѣ семнадцать съ половиной копѣекъ за фунтъ. "Я увѣренъ, что вы никогда не ѣли такого вкуснаго мяса".
-- "Вы, конечно, говорите о времени моей неволи?" спросилъ онъ.
-- "Я говорю о всей вашей жизни," отвѣчалъ я. "Можетъ быть вы ѣли точно такое же вкусное мясо, но лучше его, мнѣ кажется, невозможно найти".
-- "Въ самомъ дѣлѣ!" сказалъ онъ гордо. "Должно быть, мой вкусъ теперь испортился и я плохо знаю цѣну мяса, которое ѣмъ? Скажите -- мясо какаго животнаго вы мнѣ давали сейчасъ? мясо кафра?"
-- "Нѣтъ" отвѣчалъ я съ негодованіемъ, "это было..."
-- "Это было мясо молодаго охотника? онъ былъ нѣжный, жирный молодой готтентотъ? Если это не былъ готтентотъ, то не поднимайте себя на смѣхъ, утверждая, что я никогда не пробовалъ лучшаго мяса".
-- "Мясо, которое вы съѣли, была говядина", отвѣчалъ я, съ трудомъ сдерживая свое негодованіе.
-- "И вы можете, какъ звѣрь съ развитымъ вкусомъ" сказалъ онъ; "хоть на одну минуту сравнить бычачье мясо -- да что бычачье, даже мясо буйвола -- съ нѣжнымъ мясомъ чернаго человѣка? Есть ли что нибудь вкуснѣе его? Конечно, вы должны во время охотиться за нимъ. Зимою готтентота не стоитъ даже и трогать. Можете ли животное быть вкусно, когда оно едва поддерживаетъ кожу на своихъ костяхъ, выкапывая корни и какихъ нибудь животныхъ или насѣкомыхъ, которыя залегаютъ въ норы до наступленія весны? Нѣтъ, готтентота нужно ѣсть къ концу лѣта, когда онъ, въ продолженіи нѣсколькихъ недѣль, успѣетъ уже полакомиться краснымъ звѣремъ и хлѣбными плодами, и сдѣлается до того жирнымъ, что не можетъ ни плавать, ни бѣгать, ни лазить. Это и есть время охоты на готтентотовъ! Увѣряю васъ,-- вы тогда можете ловить ихъ также легко, какъ свой хвостъ. Ахъ, было у меня время, когда я пренебрегалъ холоднымъ готтентотомъ за завтракомъ; я бросалъ его гіенамъ и шакаламъ, и снова уходилъ за новой добычей. Вотъ были времена, не правда ли"?
И въ пылу своего восторга, Скрагаманъ чуть было не вздернулъ меня за ребра своей громадной лапой, еслибы я не попятился назадъ.
-- "Да" отвѣчалъ я, желая къ нему поддѣлаться, хотя въ тоже время горѣлъ отвращеніемъ къ такимъ чудовищнымъ признаніямъ; "все это должно быть очень пріятно -- т. е. я думаю, что, должно быть, очень пріятно".
-- "Думаете!" сказалъ онъ, и въ глазахъ его мелькнуло подозрѣніе. "Но вы знаете, что это пріятно? Скажите пожалуйста, въ какой части свѣта вы родились?"
-- "На Востокѣ," уклончиво отвѣчалъ я.
-- "Востокъ обширенъ. Въ какой странѣ востока?"
-- "Въ Уайтчепелѣ" съ увѣренностью отвѣчалъ я.
-- "Въ Уайтчепелѣ..." повторилъ онъ задумчиво." Я не знаю такой страны и никогда прежде не слыхалъ о ней. Близко это отъ Нубіи?"
-- "Нѣтъ, далеко" отвѣчалъ я.
-- "Ну, да это все равно" сказалъ онъ; "я только желалъ знать, живутъ на вашей родинѣ Готтенитоты? "
-- "Очень не много!" отвѣчалъ я, вполнѣ наслаждаясь, своимъ обманомъ глупаго животнаго, и въ тоже время думая о старомъ негрѣ, постоянно торчавшаго на перекресткахъ у Альдгедскаго колодца. "Я могу сказать," продолжалъ я, "что я видѣлъ только одного."
-- "И я увѣренъ, что онъ не долго оставался цѣлъ," сказалъ левъ, облизывая свои губы и испуская дикій хохотъ.
-- "Нѣтъ -- мы не тронули его," возразилъ я; "да никто изъ насъ и не думалъ его трогать, потому что онъ слишкомъ полезенъ -- онъ чиститъ дорожки, чтобы левъ могъ ходить по своимъ дѣламъ, не пачкая своихъ ногъ."
Но, желая перемѣнить разговоръ, становившійся наконецъ затруднительнымъ, я замѣтилъ далѣе:
-- "Объясните, пожалуйста, Скрагаманъ, какъ вы можете говорить съ такимъ знаніемъ, о странахъ, далеко отстоящихъ отъ вашей родины; вы, должно быть, много путешествовали въ своей молодости?"
-- "Нѣтъ," отвѣчалъ онъ; "все, что я знаю о другихъ львиныхъ странахъ, далекихъ отъ моей родины, я вынесъ изъ разговоровъ двуногихъ, которые меня посѣщали здѣсь и, сказать по правдѣ, будь они менѣе презрѣнныя существа, ихъ разговоры были бы очень забавны. Они ужасные невѣжды, не правда ли... ваше имя?"
-- "Джагель", отвѣчалъ я; надѣясь избѣжать этого послѣдняго, прянаго и непріятнаго для меня вопроса. "Джагель, мое имя."
-- "Недурное имя," замѣтилъ старый людоѣдъ. "Да, такъ я сказалъ, Джагель, эти двуногія животныя ужасные невѣжды: вы едва ли повѣрите, что я вамъ раскажу сейчасъ. Нѣсколько дней тому назадъ, два сѣдыхъ двуногихъ,-- повидимому, животныя разумныя и, должно быть, старыя, т. е. на столько пожилыя, чтобы знать больше -- стояли вотъ на этомъ самомъ мѣстѣ, гдѣ теперь вы, и спорили, служитъ ли, или нѣтъ -- роговой ноготь, скрывающійся въ кисти моего хвоста для возбужденія во мнѣ ярости во всякое время, когда бы я ни пожелалъ? Одинъ изъ нихъ -- болѣе сѣдой -- утверждалъ, что служитъ; онъ говорилъ, что въ сору львиной берлоги, онъ своими собственными глазами видѣлъ роговой конецъ львинаго хвоста, сломанный безъ сомнѣнія, какъ онъ думалъ, въ одинъ изъ припадковъ ярости животнаго! Когда я слушалъ подобныя разсужденія этого дурака, то во мнѣ явилось страшное желаніе, хоть одинъ разъ въ жизни, владѣть презрѣннымъ, гнусливымъ и пискливымъ языкомъ этихъ двуногихъ, чтобы я могъ вмѣшаться въ ихъ разговоръ. Будь я въ состояніи это сдѣлать, я сказалъ бы имъ: "Джентельмены! я подслушалъ вашъ ученый споръ и, если вы мнѣ позволите, рѣшу его разъ на всегда. Дѣло очень простое: по природѣ мы всѣ одарены роговымъ ногтемъ въ кисти нашихъ хвостовъ; что же касается до употребленія этого миленькаго орудія, то вы, сэръ, ошибаетесь. Ваша догадка, безъ сомнѣнія, остроумна и дѣлаетъ честь вашему уму; но ноготь нашъ не употреблается нами для возбужденія ярости, а служитъ для болѣе невинной и мирной цѣли -- ковырять въ зубахъ. Я очень, желалъ бы показать вамъ свой ноготь; но, къ сожалѣнію, одинъ несчастный случай лишилъ меня его. Въ молодости, я имѣлъ однажды несчастіе ѣсть грубое мясо стараго буйвола; жесткій кусокъ его завязъ между моими коренными зубами и, желая его вытащить, я сломилъ свой роговой ноготь. Такъ онъ тамъ и остался, джентельмены, и если хотите, то можете сами удостовѣриться въ истинѣ моихъ словъ: вложите голову въ мою пасть и посмотрите."
Онъ произнесъ эти послѣднія слова такъ плавно и такимъ серьознымъ тономъ, что было замѣтно, что онъ не одинъ разъ повторялъ ихъ прежде и много положилъ труда, чтобы выучиться болѣе эффектно произносить ихъ.
-- "И вы позволили бы имъ положить свою голову въ вашу пасть, еслибы они пожелали этого, Скрагаманъ" спросилъ я.
-- "Навѣрное позволилъ бы, хотя бы до этихъ поръ," отвѣчалъ онъ, подмигивая.
-- "А! понимаю," сказалъ я; "вся шутка состояла бы въ томъ, что они посмотрѣли бы и ничего не нашли."
-- "Ну, нѣтъ! я вижу тутъ болѣе богатую шутку," отвѣчалъ грубый, старый людоѣдъ -- "даже очень богатую штуку."
При этомъ онъ началъ смѣяться, подмигивать и чавкать своими большими губами, такъ что не могло быть и малѣйшаго сомнѣнія въ смыслѣ его шутки; въ тоже время онъ предался такому задушевному и продолжительному смѣху, что я почувствовалъ большое облегченіе, когда онъ прекратилъ его.
-- ".Такъ вы, Скрагаманъ, если я понялъ васъ," сказалъ я, не желая, чтобы повторился потокъ его кровожаднаго смѣха -- "вы никогда не путешествовали за предѣлы вашей родины? "
-- "Я никогда не отходилъ дальше нѣсколькихъ миль на востокъ, западъ, югъ или сѣверъ отъ моей родины. Да и за чѣмъ я сталъ бы шляться! Наше логовище находилось въ одной мили отъ берега Намаки, въ уединенной чащѣ, которая такъ густо закрывала его своими переплетшимися листьями, что лежа въ немъ, вы могли въ самый жаркій полдень смотрѣть, не мигая. Я не знаю, какъ у васъ въ Уайтчепелѣ; но мнѣ кажется, что, по удобству и уютности, наша намакская берлога могла бы поспорить со всѣми другими. Она имѣла три входа: спереди, сзади и съ лѣвой стороны, что дѣлало ее весьма удобною въ томъ отношеніи, что нечего было бояться внезапнаго нападенія непріятеля. Еслибы онъ даже и сдѣлалъ такое нападеніе, то никогда бы не могъ прижать васъ въ уголъ. При первомъ его появленіи въ ней, вы сейчасъ же могли выйти вонъ, а оплошай онъ хоть немного, вы спокойно могли овладѣть имъ, войдя въ берлогу съ боковаго хода. Конечно, я не хочу этимъ сказать, чтобы подобная обстановка доставляла особенно много выгоды младшимъ членамъ нашего семейства; но все таки только у этихъ царей хвастовства -- двуногихъ достаетъ наглости говорить, что "въ берлогѣ можно ловить льва за бороду. "Кто и когда это дѣлалъ? Укажите мнѣ двуногаго, который осмѣлился бы войти хоть въ эту клѣтку ко мнѣ -- ко мнѣ, у котораго отняли уже добрую половину прежней отваги, и когда размякли мои зубы отъ жеванія этого вѣчно-холоднаго, безвкуснаго мяса. А если они не посмѣютъ войти сюда, то какъ они посмѣли бы войти въ логовище свободнаго льва? Какъ они осмѣлились бы войти въ его узкую дверь, очень хорошо зная, что не смотря на всю ихъ хитрость, не въ ихъ силахъ помѣшать ему прыгнуть на нихъ, повалить и усмирить ихъ прежде, чѣмъ они успѣютъ повернуться и убѣжать. Эти двуногіе -- страшные лгуны, Джагель; я ненавижу ихъ и не хочу больше говорить о нихъ. Но на чемъ мы тогда остановились? Да, вспомнилъ -- мы говорили о берлогѣ съ тремя входами. Лопни мои глаза, Джагель, какъ эти три входа были удобны для ловли оленей: они никогда не могли убѣжать отъ насъ, и мы ловили ихъ даже днемъ, какъ мухъ. Конечно, эта добыча, которая, какъ бы сама, лезла къ намъ въ ротъ, не удовлетворяла нашего аппетита, и, обыкновенно въ сумерки, мы отправлялись на берегъ Намаки, гдѣ находили цѣлое стадо оленей, приходившее туда для утоленія жажды: тамъ стоили они жирные, вкусные и мы любаго могли выбирать изъ нихъ. Ахъ, какъ хорошо было это мѣсто? Я никогда его не забуду: тамъ въ первый разъ я попробовалъ мяса."
-- "Безъ сомнѣнія," замѣтилъ я, не желая выводить Скрагамана изъ этого настроенія. погрузившаго его въ воспоминанія о его прежней жизни.
-- "Да," продолжалъ онъ, "я такъ отчетливо помню это происшествіе, какъ будто оно происходило только вчера. Оно было осенью вечеромъ. Я и моя сестра спокойно лежали вмѣстѣ съ матерью въ тѣни кустарника, росшаго у передняго входа нашего жилища, и вдругъ углышали, хорошо знакомые намъ, шаги отца и за тѣмъ скоро увидѣли его самаго. Онъ несъ на своихъ плечахъ нѣжнаго молодаго ягненка и былъ, понадиному, въ хорошемъ расположеніи духа. Но едва мать увидѣла его ношу, какъ начала злиться и бранить отца -- что съ ней бывало не рѣдко -- на сколько хватало у нея силъ, и сначала, казалось, не безъ причины. Въ самомъ дѣлѣ, обѣденное время уже црошло, а до ужина оставалось еще долго; что же значило въ такомъ случаѣ мясо?"
-- "Ну, что это значитъ, старый дуракъ?" спрашивала мать, когда онъ сложилъ свою ношу и подошелъ къ ней поздороваться (онъ не видѣлъ ее съ самаго утра). "Зачѣмъ ты принесъ мнѣ ужинъ въ такое неурочное время? Неужели ты не знаешь, что къ ночи онъ остынетъ и сдѣлается грубъ, какъ старый кафръ? Вамъ можетъ быть становится ужь тяжело охотиться для меня, или вы хотите деликатно намекнуть мнѣ на то, что у меня аппетитъ шакала, и что я не знаю вкуса въ мясѣ?"
-- "Нисколько, моя милая..." началъ было мой отецъ.
-- "Пожалуйста, безъ нѣжностей!" прервала его мать. "А все виновато это замужество съ старымъ себялюбивымъ львомъ, который мнѣ годится развѣ въ дѣдушки!..."
-- "Хотя мой отецъ былъ одинъ изъ самыхъ надменныхъ и гордыхъ львовъ, передъ которымъ трепетали буйволы, однакожъ съ матерью онъ былъ всегда нѣженъ и мягкостердеченъ, какъ маленькая лань, и безпрекословно исполнялъ всѣ ея прихоти. Такъ и въ этомъ случаѣ; вмѣсто того, чтобы начать ссору, какъ это дѣлаютъ многіе львы, онъ только смѣялся, моталъ хвостомъ и такъ весело сталъ ласкаться къ матери, что она, кажется, готова была за это скусить ему голову.
-- "Смѣшной старый лошакъ!" сказала она наконецъ поднимая свой носъ къ верху.
-- "Смягчите свои прекрасные темные глаза," засмѣялся онъ. "Я принесъ не для тебя ужинъ. Не обѣщалъ ли я тебѣ для ужина молоденькаго оленя? И развѣ ты не будешь имѣть его? Конечно, будешь," продолжалъ онъ, "хотя бы двадцать двуногихъ съ своими огненными желѣзами (онъ слышалъ, что готтентоты называли этимъ именемъ ружья,) рѣшились помѣшать мнѣ. Нѣгь, моя милая, я принесъ этого маленькаго ягненка, чтобы попробовать..."
И при этомъ онъ началъ шептать что-то матери, послѣ чего она пріятно заворчала и улеглась спать.
Отецъ позвалъ насъ къ себѣ. Никогда мы не видѣли въ его глазахъ и во всей его фигурѣ столько величія и торжества, какъ въ то время. Онъ гордо стоялъ передъ нами, наступивъ передней лапой на тѣло ягненка съ своею темнобурою, развѣвавшеюся отъ вѣтра гривой, запачканной кровью мертваго животнаго.
-- "Мои львята!" началъ онъ не безъ нѣкотораго волненія, "настало наконецъ время, когда вы должны принять на себя свойственную вамъ львиную природу и перестать питаться молокомъ вашей матери: оно не можетъ больше служить вамъ пищей, и съ этихъ поръ вы не должны сосать его!"
-- "А развѣ мы тогда не станемъ голодать?" спросила со слезами моя сестра.
-- "Не станете ни голодать, ни мучиться отъ жажды, мои маленькіе львята," отвѣчалъ отецъ. "Въ лѣсу, на берегу рѣки, вы безъ труда найдете животныхъ, которыя дадутъ вамъ болѣе вкусное молоко, чѣмъ вы пили до сихъ поръ, болѣе сытное и болѣе пріятнаго цвѣта. Не пробуя его, вы никогда не узнаете его чудотворную силу. Оно сдѣлаетъ ваши когти острыми, и ваши зубы крѣпкими; оно придастъ вашимъ мускуламъ гибкость виноградной вѣтви и вашимъ костямъ -- твердость камня..."
-- "Отецъ!" сказалъ я, "мнѣ кажется, я знаю, на что похоже это молоко. Я даже думаю, что могу назвать его цвѣтъ."
-- "Такъ скажи же мнѣ," сказалъ отецъ, недовольный тѣмъ, что я прервалъ его; "скажи мнѣ, мой львенокъ, съ мудростью страуса, что это молоко синяго цвѣта? Или же оно желто, какъ рѣчной песокъ, или зеленаго, какъ листья?"
-- "Нѣтъ, отецъ," сказалъ я, "оно краснаго цвѣта; вотъ, теперь ваша грива испачкана имъ. Но я не поэтому называю вашъ драгоцѣнный напитокъ краснымъ; я узналъ бы его присутствіе и съ закрытыми глазами. Я могу узнать его по запаху; ахъ, какъ я люблю его нюхать!"
-- "Браво, мой сынъ!" въ восторгѣ закричалъ отецъ. "Слушай его молодая львица! Онъ любитъ запахъ крови. Го! го! видѣлъ ли кто нибудь такихъ трехъ мѣсячныхъ львятъ!"
-- "Они не походили бы на своего отца, если бы не ставили обжорство выше всего на свѣтѣ," грубо отвѣчала мать моя, въ то же время мигая намъ, что она шутитъ.
-- "И такъ слушайте же меня, мои дѣти," снова началъ отецъ; "хотя животныя, которыя будутъ давать вамъ это удивительное красное молоко и попадаются часто, но вы не должны думать, чтобы онѣ сами давались вамъ въ лапы -- чтобы они стояли, какъ воды Намы, терпѣливо ожидая, когда вамъ будетъ угодно наслаждаться ихъ молокомъ. Нѣтъ мои дѣти! даже такія ничтожныя животныя, какъ зебръ, гну и глупый олень, также любятъ наслаждаться жизнію, какъ и львы, и употребляютъ всю проницательность своихъ глазъ и ушей и всю быстроту своихъ ногъ, чтобы избѣжать опасности. Да, впрочемъ, знайте, что левъ, этотъ образецъ великодушія, какимъ его всѣ знаютъ не желалъ бы никакой въ этомъ перемѣны. Если бы, напримѣръ, мнѣ и вашей матери предложили власть приказывать этимъ проворнымъ, вкуснымъ и нѣжнымъ созданіямъ лежать и дожидаться нашего прихода, то мы, какъ опытные охотники, отказались бы отъ нея. Мы лишились бы половины удовольствія нашей жизни, если бы находили свою пищу готовой. Только лѣнивымъ и робкимъ шакаламъ прилично питаться мясомъ спящаго животнаго; но левъ отыскиваетъ себѣ добычу въ обширныхъ пастбищахъ и тамъ ловитъ ее. Вы, можетъ быть, теперь не понимаете этого мои дѣти; но погодите, вы увидите и испытаете удовольствіе ловить добычу въ то время, когда истомленныя и измученныя страшной жаждой, вы дѣлаете прыжекъ, заканчивающій вашу охоту, когда однимъ прикосновеніемъ вашей воспаленной пасти вы освобождаете потокъ горячей крови и -- ее локате, локаете, локаете! Гу-у-у-офъ!
-- "Гу-у-у-офъ!" отвѣчала моя мать, облизывая свои губы, хотя она въ это время почти уже спала.
-- "Но вы еще не испытали этого, мои дѣти," продолжалъ отецъ, "и никогда не испытаете, если не будете учиться. Еслибы вы, напримѣръ, сегодня или завтра пошли на охоту и не были бы въ этотъ разъ особенно счастливы, то что сталось бы съ вами? Вы ничего бы не сдѣлали; вы были бы или слишкомъ трусливы, или ужь слишкомъ смѣлы. Вы не отличили бы человѣка съ огненнымъ желѣзомъ отъ вѣтвистаго дерева, и плотояднаго звѣря отъ буйвола; и вы были бы или убиты однимъ изъ клыковъ двуногаго животнаго, которымъ онъ кинулъ бы въ васъ изъ своего ревущаго огненнаго желѣза, или же проткнуты рогомъ буйвола прежде, чѣмъ узнали бы, съ кѣмъ вы имѣете дѣло. Вотъ этихъ-то опасностей вы и должны научиться избѣгать. Вы сейчасъ же начнете свои уроки."
-- Тогда отецъ велѣлъ намъ подойти ближе къ мертвому ягненку и на немъ указалъ намъ, гдѣ были самыя жизненыя части его тѣла, и гдѣ самыя слабыя и самыя сильныя. Онъ научилъ насъ, какъ взбрасывать животное на плечо, чтобы легко было нести его, не волоча въ тоже время ни одной его части но землѣ; какъ держать добычу и прыгать вмѣстѣ съ ней, и какъ ее перебрасывать черезъ высокую ограду, которую нельзя перепрыгнуть съ тяжестью во рту. Онъ особенно обратилъ наше вниманіе на этотъ послѣдній случай, знаніе котораго, по его мнѣнію, было полезно для насъ, если бы намъ пришлось когда-нибудь близко столкнуться съ кафрскими стадами.
-- "Слушайте, мои дѣти!" сказалъ онъ, "положимъ, что вы ужасно голодны,-- конечно, вы не будете настолько тупы, чтобы доводить себя до такого состоянія,-- такъ положимъ, что вы голодны до того, что мычанье телятъ раздражаетъ васъ, и вы рѣшаетесь перепрыгнуть къ нимъ черезъ ограду, чтобы добыть себѣ ужинъ; положимъ, что вы уже перепрыгнули ее, и какъ истый левъ, схватили вашу добычу и притащили ее къ оградѣ. Но вы видите, что перепрыгнуть черезъ нее съ добычей, вы не можете; скажите же, какъ, по вашему мнѣнію, слѣдуетъ поступить въ такомъ случаѣ?"
-- "Остановиться и наполнить свой желудокъ",-- сказала моя сестра."
-- "Это было бы безразсудно," сказалъ онъ, мотая своей головой, "ты не успѣешь проглотить трехъ кусковъ, какъ собаки нападутъ на тебя."
-- "А что, собаки будутъ величиной съ теленка, отецъ?-- спросилъ я."
-- "На половину поменьше."
-- "А вкусны онѣ?"
-- "Да вдвое хуже телятъ," отвѣчалъ мой отецъ, "но не нужно пренебрегать и ими, когда бываешь очень голоденъ. Такъ отвѣчайте же на мой вопросъ!"
-- "По моему," сказалъ я, "лучше, чѣмъ оставаться безъ ужина, схватить первую подбѣжавшую собаку и перепрыгнуть съ ней."
-- "Отецъ мой, видимо, былъ доволенъ моимъ отвѣтомъ и хотѣлъ было сказать что-то матери, но она въ это время уже крѣпко спала."
-- "Твой отвѣтъ достоинъ моего сына," сказалъ онъ, обратясь ко мнѣ;" но зачѣмъ хватать собаку, когда гораздо лучше утащить теленка? Почему не взять его такимъ образомъ? (онъ взялъ ягненка за горло), и, принявъ вотъ такое положеніе (онъ пригнулъ свою голову къ землѣ и согнулъ спину), оттолкнуться вотъ такъ и перепрыгнуть."
"При этомъ онъ быстро разогнулъ спину и сдѣлалъ въ воздухѣ небольшой прыжокъ, отчего раздался глухой звукъ.
-- "Вотъ какъ добываютъ себѣ кафрскаго теленка для ужина, сказалъ онъ,-- повторите-ка этотъ прыжокъ."
Мы повторили -- сначала я, а потомъ моя сестра, но такъ неловко, что нашъ отецъ едва могъ устоять на ногахъ отъ смѣха. Продолжая учиться, моя сестра неловкимъ прыжкомъ какъ-то откинула мертваго ягненка прямо къ матери, отчего та разсердилась и начала браниться: этимъ кончилось изученіе нашего прыжка. За тѣмъ отецъ сталъ уже шепотомъ учить насъ тому, какъ болѣе удобно разрывать ягненка, и, показавъ это на опытѣ, кинулъ намъ его куски, которые мы тотчасъ же съѣли."
-- "Ну," сказалъ онъ, когда мы все съѣли и легли, желая больше спать, чѣмъ что нибудь слушать, "думаете ли вы, что вы будете теперь довольны однимъ бѣлымъ молокомъ?"
-- "Нѣтъ," сказалъ я; "теперь я нахожу, что для насъ необходимо красное мясо и красное питье."
-- "Думать, что мы останемся довольны какою-то жидкою, мутною дрянью! закричала сестра. "Фуй! Мнѣ кажется, я скорѣе умерла бы отъ жажды, чѣмъ рѣшилась проглотить хоть одну его каплю!"
-- "Тише, пожалуйста, миссъ," строго сказалъ отецъ, и въ тоже время боязливо оглянулся въ ту сторону, гдѣ лежала моя мать, которая, въ это время, къ счастью крѣпко спала; "развѣ ты не знаешь, что, когда ты такъ дурно отзываешься о бѣломъ молокѣ, то показываешь этимъ не уваженіе къ своимъ родителямъ? Впрочемъ, очень естественно, что вы предпочитаете красное молоко бѣлому, и если вы оба будете вести себя, какъ слѣдуетъ, то завтра пойдете вмѣстѣ со мною на охоту, и на настоящую охоту."
ГЛАВА IV.
ГРУСТНЫЯ ПОДРОБНОСТИ ПЕРВАГО ОХОТНИЧЬЯГО ПРЕДПРІЯТІЯ СКРАГАМАНА.
"Таковы были подлинныя слова моего отца" продолжалъ Скрагаманъ, грустно качая своей головой, "о, какъ вы можете понять, Джагель, онѣ доставили мнѣ и сестрѣ большое удовольствіе. Въ этотъ вечеръ и въ продолженіе всего слѣдующаго дня мы ни о чемъ больше не говорили, какъ о предстоящей охотѣ, и до того надоѣли матери своей болтовней, что она высказала желаніе, чтобы мы никогда къ ней не возвращались съ своей охоты и такимъ образомъ перестали бы мучить ее своими разговорами и перешептываніемъ. Такой ужь былъ у нея характеръ, Джагель. Но я долженъ отдать ей справедливость: она была добрая мать своимъ львятамъ! Увы, ей не долго пришлось ждать исполненія своего желанія!"
Дойдя до этого мѣста въ своемъ разсказѣ, старый людоѣдъ повѣсилъ голову и, качая ей, горько заплакалъ. Я сталъ бояться, чтобы, вслѣдствіе грустнаго настроенія своего духа, онъ не прекратилъ своего разсказа, по крайней мѣрѣ, на нынѣшнюю ночь. Было видно, что онъ нисколько не притворялся, и все-таки странно было смотрѣть въ это время на этого стараго мошенника, болѣе чѣмъ заподозрѣннаго въ такихъ дурныхъ преступленіяхъ, которыя когда-либо совершались людьми или звѣрями, оплакивающими несчастія своего дѣтства. Желая вывести его изъ этого грустнаго настроенія, я замѣтилъ:
-- "Дѣло въ томъ, Скрагаманъ, что вашъ отецъ былъ правъ. Вы вышли на охоту въ первый разъ и навѣрное сдѣлали какую-нибудь оплошность, за что, вѣроятно, были строго наказаны; ну что же изъ этого? Конечно, все это могло быть оскорбительно для вашего самолюбія, но я бьюсь объ закладъ, что вы скоро загладили свою ошибку и ваше несчастіе послужило вамъ только хорошимъ урокомъ на будущее время."
Въ одну минуту въ темныхъ глазахъ Скрагамана засверкало негодованіе и осушило его слезы.
-- "Вы забыли", сурово сказалъ онъ, "что кромѣ меня съ отцомъ была въ этотъ вечеръ и моя сестра".
-- "Помню", отвѣчалъ я. "Ну, что же случилось съ нею?"
Я говорилъ эти слова равнодушно, и это вполнѣ соотвѣтствовало моему настроенію. Съ какой стати, въ самомъ дѣлѣ, я сталъ бы безпокоиться объ его сестрѣ?
-- "Что!" воскликнулъ Скрагаманъ, "развѣ у васъ въ Уайтчепелѣ львы чувствуютъ меньше любви къ своимъ сестрамъ, чѣмъ къ дрянному готтентоту, который мететъ ваши дорожки? Или, Джагель, вы никогда не знали любви сестры, никогда не чувствовали довѣрчиваго дыханія маленькаго женскаго носа на вашей дѣтской груди? Ахъ, Джагель, вы никогда не имѣли сестры! а я имѣлъ ее, какъ уже говорилъ вамъ; и -- я долженъ прибавить, забывши свое горе -- въ эту ужасную ночь я потерялъ ее. Въ ночь, когда она въ первый и послѣдній разъ позволила себѣ испытать удовольствіе быть львицей, она была убита; была жестоко ранена и убита до смерти!"
Скрагаманъ снова повѣсилъ свой носъ и его ребра снова начали вздуваться отъ горя; но скоро его зубы оскалились и глаза какъ-то особенно заблистали изъ-за наполнявшихъ ихъ слезъ.
-- "Но смерть ея была отмщена!" яростно закричалъ онъ; "отомщена лапами моей матери! Въ свою жизнь, Джагель, я много видѣлъ львицъ, много имѣлъ печальныхъ случаевъ видѣть ихъ ярость, когда онѣ были обижены,-- и вы этому повѣрите, если узнаете, что я вдовецъ. Но мнѣ никогда не случалось видѣть ни въ львѣ, ни въ львицѣ такого ужаснаго раздраженія, такой ярости, въ какой находилась моя мать въ день смерти моей сестры. Всѣ подробности борьбы и то, какъ случилось, что сестра была оставлена на охотѣ, она могла узнать не прежде, какъ когда..."
-- "Постойте немного, добрый Скрагаманъ", прервалъ я его; "вы такъ заинтересовали меня кончиной вашей несчастной сестры, что я не могу -- развѣ только это было бы слишкомъ тяжело для васъ -- ни чѣмъ быть больше доволенъ, какъ подробнымъ объясненіемъ всего дѣла. Гдѣ ваша сестра была оставлена?"
-- "Въ лагерѣ бѣлаго охотника", грустно отвѣчалъ Скрагаманъ. "Это цѣлая исторія. Какъ я уже говорилъ вамъ, отецъ обѣщался въ этотъ вечеръ взять насъ съ собою на настоящую охоту. Подъ этимъ онъ просто разумѣлъ, что мы пойдемъ съ нимъ на берегъ Намаки и будемъ присутствовать при его нападеніи на ланей, а можетъ быть, и сами что нибудь сдѣлаемъ. Съ этимъ намѣреніемъ мы и вышли, оставя мать дома. Гнѣвъ ея уже прошелъ. Хотя сначала, когда мы были еще дома, она и желала намъ никогда больше не возвращаться съ охоты какъ вы уже знаете, но при нашемъ уходѣ проводила насъ до дверей и похвалила насъ за наше поведеніе; потомъ отозвала отца и просила его беречь и заботиться о насъ".
-- "Не бойся, моя милая" отвѣчалъ онъ, смѣясь; "они не дураки".
-- "И онъ такъ грубо повернулся и пошелъ за нами, что мы слышали, какъ мать, тихо возвращаясь въ берлогу, сказала:
-- "Я не потому боюсь, что онѣ глупы."
-- "Такимъ образомъ мы отправились веселые, какъ обезьяны, и шалили во всю дорогу, потому что отецъ не запрещалъ намъ шалить. Однакожъ, чрезъ нѣсколько времени мы замѣтили, что онъ часто останавливается, оглядываясь во всѣ стороны, и нюхаетъ по вѣтру. Намъ представилось, что мы безпокоимъ его".
-- "Мы не станемъ больше шалить, отецъ," сказали мы, "мы пойдемъ рядомъ съ вами совершенно спокойно".
-- "Меня не ваши шалости безпокоятъ" нетерпѣливо отвѣчалъ онъ. "Я что-то чую по вѣтру -- нюхайте! нюхайте!-- чего я никакъ не могу разобрать. Я желалъ бы, чтобы ваша мать была здѣсь."
-- "Продолжая нюхать и ворчать, онъ пошелъ дальше; но вдругъ вмѣстѣ съ запахомъ, вѣтеръ принесъ намъ звукъ -- очень замѣчательный звукъ. Но какому животному принадлежалъ онъ? Когда нашъ отецъ услыхалъ его, онъ вдругъ отскочилъ назадъ и сталъ, какъ вкопанный. Онъ весь былъ въ страшномъ волненіи: губы его тряслись, а хвостъ сердито билъ по бокамъ".
-- "Тупитесь мои когти," воскликнулъ онъ наконецъ шепотомъ, "я начинаю понимать, что это такое! Вы слышали этотъ звукъ, мои львята?"
-- "Мы слышали его, но не можемъ понятъ, кому онъ принадлежитъ. Что это, въ самомъ дѣлѣ, отецъ?"