Лѣтомъ 1836 года, я часто ходилъ рано утромъ прогуливаться на Невское-кладбище. Здѣсь, когда природа и люди еще спали, мнѣ было какъ-то особенно пріятно и сладостно бродить и мечтать. Никто но тревожилъ печальныхъ думъ моихъ;-- я былъ одинъ -- и потому счастливъ.
Обыкновенная прогулка моя была на новомъ кладбищѣ. Это мѣсто находится, когда вы войдете въ ограду Невскаго монастыря, на правой сторонѣ. Новое кладбище я предпочитаю старому потому, что здѣсь схороненъ прахъ незабвеннаго И. М. Карамзина. Съ дѣтства я привыкъ находить въ имени Карамзина что-то священное, родное моему сердцу. Я, не зная его, любилъ и почиталъ, какъ отца, какъ друга. Новое кладбище я люблю еще потому, что здѣсь покоится еще одинъ человѣкъ, драгоцѣнный русскому сердцу. Это Гнѣдичъ, передавшій намъ безсмертныя пѣсни Омира. Посмотрите на могильный памятникъ Гнѣдича. Кто соорудилъ его? Друзья и почитатели поэта. Прекрасный гранитный камень съ лавровымъ вѣнкомъ стоитъ надъ прахомъ Гнѣдича. Скромная надпись: "Гнѣдичу, обогатившему русскую словесность переводомъ Омира, отъ друзей и почитателей", и внизу стихи:
Рѣчи изъ устъ его вѣщихъ
Сладчайшія меду лилися...
Это дань, достойная поэта. У насъ Русскихъ память добраго и умнаго человѣка не умретъ. Есть люди, которые умѣютъ быть благодарными.
Однажды, это было 2-го іюля 1836 года, я, вмѣсто обыкновенной утренней прогулки, зашелъ на Невское-кладбище вечеромъ часу въ десятомъ. Вечеръ былъ прекрасный, наше сѣверное небо было чисто, безоблачно. На кладбищѣ было тихо и спокойно; два -- три монаха бродили по могиламъ усопшихъ, и нѣсколько малютокъ рѣзвились и бѣгали вокругъ крестовъ и памятниковъ. Счастливое дѣтство! ему вездѣ пріятно. Поклонившись праху Карамзина, я пришелъ на могилу Гнѣдича. Долго сидѣлъ я, задумавшись, на могилѣ поэта; время летѣло; было уже около половины одиннадцатаго. Ко мнѣ подошелъ монахъ. Черты лица его были благородны;-- ему едва было двадцать-пять лѣтъ.
-- Я часто вижу васъ у этой могилы. Позвольте узнать, не родственникъ ли вы покойному Николаю Ивановичу?-- спросилъ монахъ.
-- Желалъ бы быть родственникомъ, братомъ этого человѣка, во судьба не дала мнѣ этого счастія. Я только простой почитатель его прекраснаго таланта. Я лично не зналъ его.
-- Жаль, очень жаль, что вы, кромѣ литературной славы покойника, не знали еще прекрасной души его. Онъ былъ истинно-добрый человѣкъ. Царство ему небесное! Я никогда не забуду Николая Ивановича. Онъ былъ благодѣтелемъ моей бѣдной матери и двухъ малютокъ, сестеръ моихъ.
-- Сердечно радуюсь, что къ имени извѣстнаго писателя прибавляется еще имя добраго человѣка.
-- Когда-нибудь посѣтите мою скромную келью. Я разскажу вамъ одну благородную черту изъ жизни покойнаго Гнѣдича.
Происшествіе это достойно вниманія. Вы увидите, какъ добръ и чувствителенъ былъ покойникъ. Въ Лаврѣ, у привратника, спросите отца Іоанна. Прощайте!
Три дня спустя послѣ этого, я посѣтилъ отца Іоанна. Въ тихой и уединенной кельи юный монахъ сидѣлъ задумчиво у небольшаго столика, вперивъ глаза на изображеніе Спасителя. На столикѣ лежала раскрытая книга: "Путешествіе ко святымъ русскимъ мѣстамъ".
-- Здравствуйте! очень благодаренъ, что вы не забыли посѣтить отшельйика, сказалъ мнѣ монахъ. До всенощной еще три часа, а въ это время мы успѣемъ много, очень много поговорить. Садитесь.
-- Я сѣлъ; молодой монахъ прекрасно и краснорѣчиво говорилъ о многихъ предметахъ, относящихся до христіанской религій, отзывался съ отличной стороны о книгѣ: "Путешествіе ко святымъ русскимъ мѣстамъ", прочиталъ двѣ три страницы Изъ этой книги, которыя называлъ высокою духовною поэзіею, и наконецъ разсказалъ мнѣ слѣдующее:
"Я родился въ Лифляндіи. Отецъ мой былъ бѣдный священникъ русской деревни Н. На четырнадцатомъ году я поступилъ въ здѣшнюю Духовную Академію. Время летѣло -- я былъ уже въ риторическомъ классѣ, какъ по одному непріятному дѣлу отецъ мой долженъ былъ ѣхать въ-Петербургъ. Спустя годъ, дѣло кончилось въ пользу отца моего; во онъ не дожилъ до этого, и переселился въ вѣчность. Осталась бѣдная, горестная мать, съ двумя малолѣтными дѣтьми, отъ двухъ до трехъ лѣтъ. Мать моя, женщина великой души, не умѣла и не могла просить. Живя на Выборгской-сторонѣ, она работала день и ночь; но что могла выработать слабая женщина, обремененная семействомъ! Она страдала -- и къ довершенію несчастій заболѣла. Это положеніе было ужасно. Не дай Богъ никому испытать его.-- Къ намъ въ Академію, къ Ректору H. Н., ходилъ одинъ благородный, лѣтъ пятидесяти мужчина. Я часто встрѣчалъ его, но не зналъ, кто онъ. При встрѣчѣ, я всегда привѣтствовалъ его поклономъ, и онъ отвѣчалъ мнѣ тѣмъ-же. Въ свободное отъ ученія время я ходилъ на старое кладбище. Тамъ у богатаго, огромнаго памятника гражданина Кусова, я всегда молился Тому, Которому я предназначенъ былъ на служеніе. Я плакалъ; да, я плакалъ, какъ дитя, объ участи моей матери. Однажды, когда я, предавшись слезамъ, усердно молился Спасителю міра, ко мнѣ подошелъ незнакомецъ. Онъ подалъ мнѣ руку, спросилъ съ участіемъ о моей горести. Я разсказалъ ему въ короткихъ словахъ о состояніи моси матери. Онъ спросилъ меня, гдѣ она живетъ, совѣтовалъ успокоиться, надѣяться на Бога -- и ушелъ. Послѣ я узналъ, что это былъ незабвенный Николай Ивановичъ Гнѣдичъ.
Чрезъ четыре дня, въ воскресенье, отпросившись у Ректора, я пошелъ на Выборгскую-сторону, къ матери. Мнѣ сказали, что она переѣхала. Отыскавъ квартиру ея, я крайне удивился, увидѣвъ, что она поселилась въ прекрасной, чистой и свѣтлой квартиркѣ, вмѣсто того смраднаго, темнаго уголка, гдѣ она дотого жила. Во всемъ было замѣтно довольство: малютки дѣти были одѣты опрятно. Мать моя здоровьемъ стала оправляться. Поздоровавшись, я спросилъ, кто виновникъ этой счастливой перемѣны. Мнѣ со слезами благодарности сказали имя генія-утѣшителя. Это былъ Гнѣдичъ. Онъ отыскалъ прежнюю квартиру моей матери, удостовѣрился въ ея несчастномъ положеніи, самъ нанялъ для нея другую квартиру, самъ озаботился о переѣздѣ больной, пригласилъ знакомаго врача для пользованія, одѣлъ и обулъ малютокъ сестеръ моихъ -- и каждый день навѣдывался о здоровьѣ больной. Богъ да благословитъ его въ Царствѣ небесномъ! Первая моя молитва къ Богу есть о благодѣтелѣ моей несчастной матери. Но постойте, мало еще этого: незабвенный Гнѣдичъ выхлопоталъ бѣдной матери моей у одного добраго вельможи, по смерть ея, пенсіонъ, и пристроилъ дѣтей ея въ казенныя заведенія. Все это сдѣлано было тихо, скромно,-- родные и друзья его, вѣроятно, объ этомъ не знали и не знаютъ. Вотъ черта великая, благородная, изъ жизни любимаго нами поэта. Послѣ-того я часто видѣлъ Гнѣдича -- и онъ подарилъ мнѣ безсмертный переводъ Омира....
Такъ кончилъ монахъ.
Два мѣсяца я не былъ въ Невскомъ-монастырѣ. 30-го августа, въ день праздника благовѣрнаго князя Александра Невскаго, я зашелъ въ Лавру, отслушалъ обѣдню, и по окончаніи службы, пошелъ къ отцу Іоанну, по къ удивленію, вмѣсто юнаго монаха, встрѣтилъ въ его кельѣ почтеннаго, сѣдовласаго старца.
Я спросилъ объ отцѣ Іоаннѣ, и старикъ, вздохнувъ, сказалъ мнѣ:
-- Молодой братъ нашъ приказалъ долго жить -- 13-го августа, онъ скончался".
Поговоривъ съ почтеннымъ старцемъ, я пошелъ на могилу юнаго монаха:-- онъ схороненъ недалеко отъ Гнѣдича.