Гольцев Виктор Александрович
Из литературных наблюдений

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Изъ литературныхъ наблюденій.

   Въ концѣ прошлаго года въ нашей печати велась любопытная и поучительная полемика съ Московскими Вѣдомостями, правильнѣе, это была не полемика, а дружный и рѣзкій отпоръ, данный повременными изданіями, безъ различія направленій, новой и чрезвычайно развязной, чтобы не сказать болѣе, редакціи этой газеты. Моск. Вѣд. пожелали вторично привести къ присягѣ Русскія Вѣдомости и Вѣстникъ Европы. Русскія Вѣдомости посмѣялись очень зло и презрительно надъ усерднымъ не по разуму охранителемъ, и выходка Моск. Вѣд. вызвала общее осужденіе. Характерно въ этомъ отношеніи мнѣніе Гражданина. Князь Мещерскій говоритъ про новаго редактора Моск. Вѣд. слѣдующее: "будь я на его мѣстѣ, я не обращался бы къ противнику съ такимъ запросомъ: како вѣруете?-- ибо: 1) не считалъ бы себя на то вправѣ, а 2) не рѣшался бы подъ вліяніемъ того соображенія, что борьба, такъ поставленная, не равна: ибо если противникъ далъ бы требуемый отъ него отвѣтъ такъ же развязно, какъ его вопрошаетъ г. Грингмутъ, ему пришлось бы пострадать, и сильно пострадать, какъ органу печати, отъ кары за нецензурныя рѣчи".
   Петербургскія Вѣдомости въ сильной статьѣ также даютъ суровую отповѣдь Моск. Вѣд. Мы приведемъ изъ этой статьи одно мѣсто, которое дастъ читателямъ ясное понятіе, что въ лицѣ Петербургскихъ Вѣдомостей мы имѣемъ дѣло съ честными и просвѣщенными публицистами: "Съ того дня,-- говоритъ газета,-- когда русскіе консерваторы, по-человѣчески относясь къ своимъ соперникамъ и противникамъ въ сферѣ публицистики (какъ бы злокозненны послѣдніе ни казались), объективнымъ тономъ начнутъ говорить съ ними о конкретныхъ вещахъ, клонящихся ко благу или вреду цѣлокупной Россіи,-- съ того дня, когда клеветническіе пріемы, огульныя печатныя обвиненія, выстрѣлы изъ-за угла, да еще изъ кривого ружья, возможность административныхъ каръ либеральнымъ газетамъ за полемику противъ консервативныхъ собратьевъ по профессіи, всякаго рода безнаказанныя келейныя безчинства по отношенію издателей и редакторовъ,-- однимъ словомъ, все то раздражающее и волнующее, что туманить теперь лучшіе обще-русскіе идеалы, разсѣется, какъ дымъ,-- не подлежитъ сомнѣнію, что о многомъ можно будетъ столковываться на необъятной Руси представителямъ разнообразнѣйшихъ направленій и убѣжденій".
   Петербургскія Вѣдомости справедливо указываютъ далѣе, что Россія можетъ гордиться многими и консервативными, и либеральными именами, что убѣжденный и честный прогрессистъ неизмѣримо предпочтительнѣе эгоистично-неискренняго консерватора. Одно только замѣтимъ мы Петербургскимъ Вѣдомостямъ: вотъ именно такіе-то "консерваторы", съ авансомъ и субсидіей, и не послушаютъ добраго совѣта петербургской консервативной газеты. Они органически не могутъ благопристойно относиться къ противникамъ.
   Выходка Моск. Вѣд., впрочемъ, не только не благопристойна, но и забавна. Въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ онѣ постоянно твердили, что либерализмъ въ Россіи -- явленіе наносное и преходящее, много разъ возвѣщали даже, что русское общество освободилось отъ этой болѣзни, что либерализмъ убитъ и похороненъ. На могилѣ бѣднаго русскаго либерализма Моск. Вѣд. производили побѣдоносный танецъ дикихъ,-- и что же оказывается? Въ декабрѣ 1896 года отечество въ опасности: "либералы" умножились страшно, захватили въ свои руки земства, города, печать, школу. "Консерваторы" очутились въ ничтожномъ меньшинствѣ, и ихъ бодрость можетъ быть поддержана лишь героическимъ рѣшеніемъ Моск. Вѣд. безстрашно и безкорыстно стоять за существующій порядокъ вещей. Какъ же все это случилось? Либерализмъ, стало быть, развивается, либералы живы? Неужели нѣсколько лѣтъ подъ-рядъ Моск. Вѣд. говорили неправду? Для меня одно становится яснымъ: если либерализмъ на чистомъ полѣ задавили, какъ крыловскаго медвѣдя, то, конечно, г. Грингмуть имѣетъ полное право разсчитывать на клочокъ медвѣжьяго ушка.
   Кромѣ дружной отповѣди Моск. Вѣд., необходимо отмѣтить и сужденія о положеніи нашей печати, поводомъ для которыхъ послужила замѣтка г. Суворина въ Новомъ Времени. Въ ней говорилось о системѣ предостереженій, которая, "конечно, въ журналистикѣ не можетъ имѣть никого, кромѣ противниковъ". Г. Суворинъ вполнѣ основательно прибавляетъ: "Кто дорожитъ искренностью, кто убѣжденъ, что печать только тогда исполняетъ свою обязанность, когда дѣятели ея могутъ говорить въ предѣлахъ закона, для тѣхъ система предостереженій -- давно осужденная система". Г. Суворинъ ставитъ и очень любопытный практическій вопросъ: "переходятъ ли предостереженія къ новому редактору-издателю? Другими словами: князь Ухтомскій, теперешній редакторъ-издатель С.-Пет. Вѣд., и г. Грингмуть, на-дняхъ ставшій издателемъ-редакторомъ Моск. Вѣдом., имѣютъ ли по два предостереженія, полученныя ихъ предшественниками, или не имѣютъ?" Этимъ вопросомъ заинтересовались и Моск. Вѣд., сочувственно перепечатавшія замѣтку г. Суворина. А г. Гамма вполнѣ присоединяясь къ мнѣнію г. Суворина о системѣ предостереженій, напоминаетъ, что "законъ 6 апрѣля 1865 года былъ изданъ въ видѣ "временныхъ правилъ", впредь до введенія Судебныхъ Уставовъ. Въ настоящее время и Судебные Уставы подвергаются уже пересмотру, а "временныя правила" о печати продолжаютъ дѣйствовать съ тѣми временными же дополненіями, которыя окончательно устранили всякую "законность" въ отношеніяхъ къ печати". Кончаетъ свою статью г. Гамма такими словами: "Неужели настоитъ какая-либо надобность сохранять это "временное положеніе" въ Россіи, неужели русская печать и русская литература недостойны той законной охраны и того довѣрія, которыя господствуютъ во всей Европѣ, во всѣхъ просвѣщенныхъ государствахъ? Мы очень хорошо сознаемъ, откуда исходили у насъ преобразованія и улучшенія. Къ этому источнику добра обращаемъ мы свои упованія и въ настоящемъ случаѣ. Не Государю и не Россіи можетъ повредить свободное русское слово!"
   Извѣстно, что надежда -- кроткая посланница небесъ, и мы не хотимъ, не можемъ потерять этой надежды. Пусть она согрѣваетъ насъ въ на ступившемъ году, пусть рушится привилегированное положеніе для лицемѣрія и наглости!
   Конечно, бросать такія обвиненія противникамъ возможно лишь съ величайшею осторожностью, отнюдь не заглядывая назойливо и неосновательно въ душу противника. По подобныя обвиненія произносить можно и должно, когда имѣются на лицо факты. Не правъ ли я, напримѣръ, если буду обвинять Моск. Вѣд. за слѣдующее. Какъ извѣстно, газета распинается за нашу самобытность. Г. Грингмуть,-- недавній иностранецъ,-- такъ глубоко, по его мнѣнію, постигъ духъ русскаго народа и смыслъ нашего историческаго призванія, что считаетъ долгомъ относиться къ политическому опыту и учрежденіямъ европейскаго Запада довольно презрительно. Но вотъ что происходитъ съ Моск. Вѣдом. Нужно имъ укорить Западную Европу, увѣрить читателей, что тамъ все расшатано и гибнетъ, подвертывается подъ руку такой писатель, какъ Максъ Нордау, и газета указываетъ на него, какъ на признакъ вырожденія, называетъ его "аберраціей талантливости". Но вотъ Варшавскій Дневникъ нашелъ у Нордау дифирамбы Русскому государству, и Моск. Вѣд. вмѣстѣ съ этою газетой производятъ названнаго западно-европейскаго космополита и нигилиста въ авторитетный голосъ {Моск. Вѣдомости 28 декабря.}. Другой примѣръ. Когда чествовали сорокалѣтіе со дня кончины Грановскаго, Моск. Вѣд. отнеслись къ памяти знаменитаго профессора холодно и даже пренебрежительно, а теперь выбиваются изъ силъ, доказывая (и, конечно, безуспѣшно), что "либералы" не имѣютъ права считать Грановскаго вполнѣ своимъ. Какъ мы будемъ вѣрить въ искренность людей, которые поступаютъ такимъ образомъ?
   Будемъ надѣяться, что наступившій годъ принесетъ нашей публицистикѣ что-либо радостное, внесетъ сдержанность въ полемику, устранитъ охранительные подвохи. Покуда онъ принесъ намъ много изданій безъ предварительной цензуры, чего у насъ давно не бывало. Шлемъ всѣмъ имъ -- и друзьямъ, и противникамъ -- наше привѣтствіе и желаніе долго и честно поработать надъ рѣшеніемъ вопросовъ, все чаще и настойчивѣе задаваемыхъ усложняющеюся жизнью нашего общества. Въ Петербургѣ съ новаго года открылась даже собственная Сибирь, "политическо-литературная и общественная газета, посвященная интересамъ всей Сибири и сопредѣльныхъ съ нею мѣстностей". Такая газета имѣетъ полное право на существованіе, въ особенности теперь, съ проведеніемъ велико-океанской дороги. Редакція въ передовой статьѣ подробно останавливается на значеніи областной печати вообще и сибирской въ особенности. "Правовыя условія гражданственности сибирскаго населенія,-- говоритъ газета,-- можно съ увѣренностью думать, находятся въ болѣе безотрадномъ состояніи, чѣмъ у жителей другихъ окраинъ. Существующія отжившія дореформенныя учрежденія не въ состояніи вдохнуть жизнь и дать свободную дорогу къ прогрессу" {Сибирь, 1 января 1897.}.
   Вполнѣ соглашаясь съ новымъ собратомъ, мы замѣтимъ, что въ Европейской Россіи провинціальная печать достигла уже значительнаго развитія. Многія изъ губернскихъ газетъ издаются съ большимъ знаніемъ дѣла, редактируются талантливо, выдвигаютъ значительныя мѣстныя литературныя силы. Мы не будемъ называть лучшихъ изъ этихъ изданій,-- они пользуются заслуженнымъ успѣхомъ,-- и скажемъ только, что явленіе это въ высшей степени утѣшительно. Не зная главнѣйшихъ провинціальныхъ газетъ, теперь нельзя правильно судить о теченіяхъ русской общественной мысли, о духовномъ ростѣ, объ юридическихъ и экономическихъ нуждахъ Россіи. Въ послѣднюю четверть вѣка областная печать выросла въ крупную и благотворную общественную силу. Ея значеніе въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ превосходить значеніе петербургской и московской печати. Она ближе стоитъ къ живымъ, непосредственнымъ нуждамъ населенія, она чаще столичной печати должна затрогивать интересы не юридическихъ, а подлинныхъ лицъ, дѣйствующихъ въ администраціи, въ земствѣ и т. д. Столичная печать начинаетъ считаться съ мнѣніями провинціальной. Не знаю, какъ Петербургу, а Москвѣ,-- новой, быстро растущей Москвѣ,-- все это въ высшей степени утѣшительно. Москву не безъ пренебреженія называютъ самою большою въ Россіи деревней, и въ этомъ есть значительная доля правды. И вотъ мы, московскіе мужики, радуемся, когда растетъ деревня -- Саратовъ, деревня -- Казань, деревня -- Нижній, всѣ деревни Великой, Малой и Бѣлой Россіи...
   Оживленная, плодотворная работа идетъ и въ народныхъ школахъ въ глубинѣ нашей провинціи, въ особенности, конечно, земской. Иногда представляется литературному наблюдателю возможность заглянуть въ эту лабораторію новой Россіи: выходить изслѣдованіе или отчетъ по учебному дѣлу въ народной школѣ, и передъ вами встаютъ не разрозненныя усилія отдѣльныхъ учителей и учительницъ, а картина достигнутыхъ уже общихъ результатовъ и назрѣвшихъ потребностей. Къ числу такихъ изданій принадлежатъ Записки о губернскихъ краткосрочныхъ педагогическихъ курсахъ въ Твери 1896 г. Д. И. Тихомирова {Отмѣтимъ кстати, что доходъ съ этой книги назначенъ въ пользу Общества взаимнаго вспомоществованія учащимъ и учившимъ въ Тверской губерніи. Стоитъ книга 1 руб.}. О чрезвычайно интересныхъ педагогическихъ вопросахъ, подымавшихся и обсуждавшихся на курсахъ, я говорить не стану: это -- дѣло спеціалиста. Но Записки представляютъ и значительный общій интересъ для каждаго, кому дороги судьбы русскаго просвѣщенія.
   На курсахъ участвовало до двухсотъ учителей и учительницъ. "Основнымъ вопросомъ, не сходящимъ съ очереди во все время занятій на курсахъ, былъ интересующій всѣхъ въ настоящее время вопросъ о томъ, какое образовательное и воспитательное (въ примѣненіи къ жизни) значеніе имѣетъ каждый изъ предметовъ школьнаго ученія, какія занятія и умѣнья должны быть признаны для будущей жизненной дѣятельности учениковъ плодотворными и какія безплодными" {По этому поводу вспоминаю, что мнѣ недавно показывали копію съ документа, который я считаю апокрифическимъ,-- такъ онъ изумителенъ: въ немъ строго предписывалось учить въ воскресныхъ школахъ исключительно механическому чтенію, а за толковое и выразительное обѣщаны наказанія.}.
   Составитель Записокъ говоритъ, что крестьяне оцѣнили гуманное значеніе школы, что кончившіе въ ней курсъ вносятъ новыя добрыя понятія въ семью и общественную среду. "Всѣ приглашенные на курсы учительницы и учителя отнеслись къ дѣлу курсовъ съ полною серьезностью и глубокимъ интересомъ".
   Сдвинулась съ трехъ китовъ матушка-Русь.

О. Т. В.

"Русская Мысль", кн.I, 1897

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru