XVII вѣкъ принесъ съ собою много горя и разоренія для средней Европы. Религіозный фанатизмъ возбудилъ жестокія войны, города и деревни разрушались, гибли люди. Германія теряла всѣ духовныя пріобрѣтенія, возрожденія и реформаціи и вновь впадала въ варварство. Отъ недавней бодрой мысли не оставалось слѣда, гуманныя стремленія смѣнились грубымъ разгуломъ разнузданныхъ страстей. На мѣсто живой заботы о человѣкѣ, объ его умственномъ и нравственномъ воспитаніи, началась безпощадная рѣзня между католиками и протестантами.
Но въ глубинѣ общества продолжало теплиться стремленіе къ знаніямъ и къ справедливости въ жизни личной и общественной. Нѣмецкія войска опустошали Богемію. Въ теченіе многихъ и многихъ лѣтъ чешскій народъ мужественно отстаивалъ свою религіозную свободу, свою духовную самостоятельность. Но казалось, что грубая сила одержала, наконецъ, верхъ, что на вѣки утрачены всѣ высокія надежды лучшихъ людей этого даровитаго славянскаго народа. Исторія показала, однако, что истинныя идеи не умираютъ, и разоренная, истерзанная Богемія дала Германіи, а черезъ нее и всему міру, великаго педагога, сочиненія и личная дѣятельность котораго могущественно содѣйствовали новому и на этотъ разъ окончательному возрожденію науки и философской мысли.
Янъ Амосъ Коменскій родился въ 1592 году. Обстоятельства его жизни общеизвѣстны. Въ нашей литературѣ существуетъ много статей, посвященныхъ этому удивительному человѣку. Горе и несчастія преслѣдуютъ Коменскаго. Ужасы войны, безпощадная жестокость религіознаго преслѣдованія обрушиваются на него всею своею тяжестью. Гибнетъ семья Коменскаго, истребляются рукописи, въ которыхъ собраны были его глубокія наблюденія и разсужденія. Въ 1627 году издается императорскій эдиктъ, изгоняющій изъ Богеміи всѣхъ нежелающихъ возвратиться въ лоно католической церкви. И вотъ моравскіе братья и ихъ епископъ, Амосъ Коменскій, становятся изгнанниками.
Казалось бы, что всѣ эти удары судьбы должны были сломить Боменскаго; а въ его умѣ продолжали врѣть важныя и плодотворныя педагогическія идеи, въ его душѣ постоянно жило и крѣпло высокое гуманное чувство.
Слава великаго изгнанника переходила изъ страны въ страну. Въ Англію, въ Венгрію, въ Швецію приглашаютъ Коменскаго, чтобъ воспользоваться его указаніями и дать правильную постановку народному образованію. Онъ по всей Европѣ разносилъ сѣмена здраваго воззрѣнія на задачи и средства величайшаго изъ искусствъ -- искусства воспитывать человѣка. ея чужбинѣ, въ глубокой старости умеръ Коменскій. Послѣдніе годы его жизни протекали въ Амстердамѣ, который онъ горячо любилъ, гдѣ онъ самъ былъ окруженъ любовью и уваженіемъ. Въ школахъ Амстердама, по словамъ Коменскаго, царствовали свобода и радость, и юношеству этого города посвящены послѣднія сочиненія великаго педагога.
Чего же требовалъ, чему училъ Янъ Амосъ Коменскій? Требованія его просты и естественны. Ученіе его опирается на глубокое знаніе природы человѣка и ставитъ для воспитателя высокія нравственныя задачи. Но вотъ прошло три вѣка со дня рожденія Коменскаго, а многія и многія изъ этихъ задачъ остаются недосягаемыми и для современнаго общества. Не даромъ, конечно, работала въ теченіе этого долгаго времени научная мысль. Выросло и углубилось наше знаніе дѣтской души, точнѣе и лучше опредѣлились методы обученія и воспитанія, устранены, наконецъ, многія изъ ошибокъ и заблужденій, въ которыя не могъ не впадать мыслитель XVII столѣтія. Но и теперь знакомство съ его идеями въ высшей степени поучительно и представляетъ не только историческій, но и жизненный, практическій интересъ.
Амосъ Коменскій -- врагъ схоластики. Онъ сторонникъ того воззрѣнія, по которому весь матеріалъ для нашего мышленія пріобрѣтается черезъ посредство чувствъ, путемъ опыта. Отсюда основное педагогическое требованіе: наглядность обученія, воспитаніе чувствъ. "Такъ какъ въ видимомъ мірѣ,-- говоритъ Коменскій,-- ничего нѣтъ такого, что нельзя было бы видѣть, слышать, обонять, вкушать и осязать, различать по существу и по качеству (quid et quale sit), то, слѣдовательно, ничего нѣтъ въ мірѣ и такого, чего не могъ бы познать человѣкъ, одаренный и чувствами, и разумомъ {Великая дидактика, русскій переводъ, стр. 25. Всѣ остальныя цитаты изъ Великой дидактики приводятся также по этому переводу.}. Роль воспитателя поэтому громадна: подобно тому, какъ на частой доскѣ писецъ можетъ написать, а живописецъ нарисовать, что имъ угодно, если только они свѣдущи въ своемъ искусствѣ,-- одинаково легко возможно начертать все въ человѣческомъ духѣ тому, кто свѣдущъ въ искусствѣ обученія".
Это преувеличенное представленіе о силѣ воспитанія и образованія обусловливалось, конечно, психологическою ошибкой того направленія философской мысли, къ которому принадлежали великіе современники Коменскаго -- Беконъ (1561--1626) и Локкъ (1632--1704). Эту ошибку раздѣляли и многіе изъ мыслителей XVIII вѣка. Одна изъ главъ извѣстнаго трактата Гельвеція О человѣкѣ носитъ такое названіе: Воспитаніе все можетъ {De l'homme, sect. X, ch. I: L'éducation peut tout.}.
"Человѣкъ,-- говоритъ Коменскій,-- стоитъ посреди Божьихъ твореній, обладая свѣтлымъ духомъ, который можно сравнить съ висящимъ въ комнатѣ зеркальнымъ шаромъ, воспринимающимъ въ себя изображенія всѣхъ вещей, кругомъ находящихся". Но въ другихъ мѣстахъ своихъ сочиненій Коменскій придаетъ духу активное значеніе. Намъ врождены,-- пишетъ онъ,-- сѣмена знанія, добродѣтели и религіи. "Намъ врождена также жажда познанія и способность не только исполнять работу, но и стремленіе къ ней".
Коменскій скончался въ 1671 году. Двѣсти двадцать одинъ годъ протекъ со дня его смерти, и теперь легко указывать на пробѣлы, недостатки и заблужденія великаго педагога. Несравненно поучительнѣе напомнить тѣ здравыя взгляды, тѣ благородныя стремленія, которыя вносилъ онъ въ свою дѣятельность и которыя такъ далеки отъ осуществленія въ современномъ педагогическомъ мірѣ и въ семьѣ.
Великая дидактика или всеобщее искусство всѣхъ учить всему достигаетъ, по Каменскому, этой цѣли: навѣрное, такъ чтобъ ученье не могло оставаться безъ успѣха; скоро, безъ отягощенія учащихъ и учащихся, вызывая не скуку, а высшее наслажденіе; основательно, раскрывая существо предмета, приводя къ истинной наукѣ и къ добродѣтели. Всѣ области знанія и пытливой мысли должно охватить такое преподаваніе, чтобы дать впослѣдствіи возможность каждому, по добровольному выбору, расширять и углублять свои познанія въ той или въ другой наукѣ. Школу должны посѣщать всѣ дѣти, и мальчики, и дѣвочки, безъ всякаго различія въ сословіи и состояніи, потому что всѣ люди рождены для того, чтобы быть разумными существами, подобіемъ божества, властелинами природы. "Никто да не устраняется отъ шкоды, развѣ ужь кому Богъ отказалъ въ смыслѣ и разумѣніи". "Также точно не можетъ быть приведено достаточныхъ основаній для того, чтобы вообще устранять женскій полъ отъ изученія мудрости (будетъ ли она преподаваться на латинскомъ, или на родномъ языкѣ), ибо женщины, какъ и мужчины, созданы по образу и подобію Божію, одинаково съ ними онѣ соучастницы благодати и будущей жизни, одинаково одарены живымъ и воспріимчивымъ для мудрости умомъ (часто даже болѣе, чѣмъ нашъ подъ); одинаково открытъ имъ доступъ къ высокимъ званіямъ, такъ какъ и самъ Богъ часто избиралъ женщинъ для управленія народовъ, для сообщенія весьма полезныхъ совѣтовъ царямъ и начальникамъ, для служенія врачебному искусству и для другихъ полезныхъ человѣческому роду дѣдъ; наконецъ, избирались онѣ и для пророческаго служенія, и для обличенія священниковъ и епископовъ. И такъ, зачѣмъ же мы допускаемъ ихъ къ азбукѣ, а затѣмъ отъ книгъ отстраняемъ? Боимся ли ихъ легкомыслія? Но чѣмъ болѣе мы предаемся размышленію, тѣмъ меньше мѣста для легкомыслія, которое обыкновенно является отъ пустоты духа".
Не правда ли, эти глубоко продуманныя и горячо прочувствованныя слова изъ Великой дидактики имѣютъ для насъ живой интересъ современности, потому что для многихъ и многихъ три столѣтія съ рожденія Коменскаго не принесли съ собою духовнаго перехода въ девятнадцатый вѣкъ?
Человѣкъ ведетъ троякую жизнь: растительную, животную и духовную. Воспитаніе должно позаботиться о томъ, чтобы тѣло наше было здорово, чтобы чувства наши, которыя доставляютъ матеріалъ для нашего мышленія, были въ достаточной степени развиты. Въ школахъ, а черезъ посредство школъ и во всей жизни, необходимо стремиться къ тому, чтобы 1) природныя дарованія развивались науками и искусствами, 2) даръ слова изощрялся, 3) нравы образовывались бы для всего честнаго... 4) Богъ почитался бы искренно.
Шкоды должны быть мастерскими, и если кто-либо скажетъ, что же будетъ, если ремесленники, носильщики и женщины станутъ учеными?-- то Коменскій отвѣчаетъ: "будетъ то, что если правильно введено это всеобщее обученіе юношества, то никто не будетъ имѣть недостатка въ матеріалѣ для разумнаго размышленія, выбора, соревнованія и труда. Лишь бы всѣ знали предѣлы дѣйствій и желаній житейскихъ, границы ихъ и свое мѣсто между другими людьми. Кромѣ того, посреди трудовъ и тягостей всѣ будутъ услаждать себя созерцаніемъ словъ и дѣлъ Божіихъ и устранять праздность, опасную для плоти и крови, чтеніемъ Библіи и другихъ хорошихъ книгъ".
Такъ писалъ великій славянскій педагогъ въ первой половинѣ XVII в. А вотъ что говоритъ о народномъ образованіи въ своемъ политическомъ завѣщаніи знаменитый современникъ Коменскаго, кардиналъ Ришелье: какъ чудовищно было бы тѣло, у котораго были бы глаза повсюду, такъ чудовищно и государство, если въ немъ всѣ подданные будутъ образованными людьми: тогда окажется мало послушанія.
Коменскій требуетъ, чтобы всеобщее воспитаніе и обученіе приноровлялось въ ходу развитія природныхъ способностей дѣтей. День долженъ дѣлиться на три части: восемь часовъ для ученья, восемь для пищи, духовныхъ развлеченій и физическихъ упражненій, восемь -- на сонъ. Изъ восьми учебныхъ часовъ половину ученики проводятъ въ школѣ, другую употребляютъ на занятія у себя дома. Въ школѣ должны царить радость и бодрая мысль. Наказанія, въ особенности тѣлесныя, изгоняются: если учитель не умѣетъ заинтересовать ученика, то вина падаетъ на самого воспитателя.
Амосъ Коменскій указываетъ на одно очень важное обстоятельство, которымъ совершенно пренебрегаетъ наша средняя школа, чѣмъ и обусловливается, въ значительной мѣрѣ, ея малоуспѣшность: въ каждой школѣ или въ каждомъ классѣ нуженъ только одинъ учитель. Психологическія основанія разумности такого требованія представляются мнѣ очевидными: ученикъ знакомится съ разными предметами, связанными общностью пріемовъ и цѣли, короче, легче и гармоничнѣе въ преподаваніи одного учителя, который не только учитъ тому или другому предмету, но вообще образовываетъ и воспитываетъ ученика.
Прежде и болѣе всего слѣдуетъ заботиться объ образованіи разсудка для пониманія вещей, потомъ уже воспитываются память, языкъ и рука. Память должно упражнять только существеннымъ, предоставляя остальное свободному усвоенію, и при этомъ необходимо наблюдать, чтобы запоминаемое было "вѣрно понято разсудкомъ". Чтобы объясненія легче запечатлѣвались, слѣдуетъ возможно болѣе упражнять внѣшнія чувства. "Такъ, напримѣръ, нужно постоянно соединять слухъ съ зрѣніемъ, слово съ осязаніемъ. То, что ученики должны усвоить, слѣдуетъ имъ не только разсказать, чтобы оно проникло въ ихъ уши, но полезно и нарисовать, чтобы преподаваемое запечатлѣлось въ воображеніи и съ помощью глазъ".
"Школы,-- впишетъ Коменскій,-- до сихъ поръ не заботились о томъ, чтобы умы учениковъ, подобно молодымъ деревьямъ, развивали свою жизнь изъ собственнаго корня, онѣ учили навѣшивать на себя собранныя съ разныхъ деревьевъ вѣтки и, такимъ образомъ, подобно езоповой воронѣ, украсить себя чужими перьями; шкоды не только не трудились раскрывать скрытый въ ученикахъ источникъ разумѣнія, но торопились наполнить его водою изъ чужихъ ручьевъ". Учителя передаютъ чужія мнѣнія, ученики ихъ заучиваютъ. Школы учатъ видѣть чужими глазами, постигать предметы чужимъ разсудкомъ, тогда какъ необходимо развивать въ человѣкѣ способность критическаго анализа и самостоятельнаго синтеза. Въ кругъ начальной школы должны войти и главнѣйшія ремесла, она должна постоянно направляться нравственными началами, такъ какъ мы учимся для жи8пи, для дѣятельнаго и разумнаго въ ней участія. "Что Соломонъ говоритъ о прекрасной, но пренебрегающей разумомъ женщинѣ, то относится также и къ ученому человѣку, дурно воспитанному: что золотое кольцо на носу у свиньи, то ученость для человѣка, отвратившагося отъ добродѣтели".
Родной намъ чешскій народъ далъ міру Яна Гуса и Амоса Коменскаго. Массарикъ говоритъ, что необыкновенно живое, могущественное, непреодолимое рвеніе служить своему народу и человѣчеству есть чисто-славянское стремленіе. Амосъ Коменскій не сказалъ бы этого. Гуманность составляетъ лучшее достояніе лучшихъ людей каждаго народа. Горячо любилъ свою родину великій изгнанникъ, его высокая мысль охватывала въ своемъ полетѣ всѣ народы и каждаго человѣка. Умирая, въ глубокой старости, на чужбинѣ, Янъ Амосъ Коменскій благодарилъ Бога за свою долгую жизнь, переполненную тревогами, горемъ, неустаннымъ трудомъ, страстнымъ исканіемъ истины и правды. Радостно и бодро звучитъ на краю могилы голосъ этого педагога, въ благороднѣйшемъ смыслѣ слова. Вся его жизнь была отдана просвѣщенію, всѣхъ призывалъ онъ въ горячихъ рѣчахъ къ этой плодотворной дѣятельности. И не даромъ мыслилъ и страдалъ творецъ Великой дидактики. Его идеи принесли добрые плоды и въ Германіи, и въ другихъ странахъ Европы. Тотъ духъ независимаго изслѣдованія, который вѣетъ въ германскихъ университетахъ, въ значительной мѣрѣ обязанъ своимъ торжествомъ трудамъ славянскаго мыслителя, и нѣмецкій народъ достойно поминаетъ одного изъ лучшихъ своихъ духовныхъ вождей. Самостоятельнаго знанія, опытнаго знакомства съ природой, бодрой критической мысли требовалъ Амосъ Коменскій, и эти требованія направляясь высокимъ нравственно-общественнымъ идеаломъ. счастливъ народъ, который даетъ міру подобныхъ людей, и чешскій народъ справедливо гордится сыномъ моразскаго мельника. Тяжела была участь этого народа. Какъ у Коменскаго, у чеховъ отымали свободу совѣсти, лишали ихъ родины; какъ Коменскій, свято сберегли они свободу чистой мысли и религіознаго убѣжденія. Но великій учитель умеръ въ изгнаніи, а его народъ воротилъ себѣ родину. Идеи послѣдняго епископа моравскихъ братьевъ глубоко западали въ душу чешскаго народа. Онъ понялъ, въ чемъ заключается вѣрнѣйшее средство вернуть подавленную національную самобытность: необходимо было впитать въ себя всѣ истинныя основы европейской мысли и знанія, усвоить европейскія начала общественной жизни. Эта трудная задача исполнена чехами, и они вновь являются въ исторіи міровымъ дѣятелемъ.
Великая объединяющая мысль, которая связывала въ міровоззрѣніи Амоса Коменскаго всѣ народы, соединяла въ гармоническое цѣлое и всѣ науки, всѣ предметы преподаванія. Ошибочно,-- писалъ Коменскій,-- съ самаго начала излагать науку въ подробностяхъ, не предпославъ напередъ элементарный общій очеркъ всего знанія, и никого не должно обучать такъ, чтобы онъ могъ считать достаточнымъ знаніе одной какой-нибудь отдѣльной науки, безъ отношенія ея къ другимъ. "Вся совокупность научныхъ занятій должна быть тщательно раздѣлена на классы, такъ чтобы предъидущее повсюду приготовляло и освѣщало путь послѣдующему". Ее обученіе только должна поставить своею цѣлью школа, а и нравственное воспитаніе, гармонію нравовъ. Ничто не должно быть изучаемо исключительно для школы, но для жизни, дабы пріобрѣтенное знаніе не разлетѣлось по вѣтру, какъ скоро ученики оставятъ школу.
Система образованія, по Амосу Коменскому, начинаясь съ воспитанія внѣшнихъ чувствъ въ материнской школѣ, заканчивается университетомъ, который "образуетъ преимущественно то, что дѣйствуетъ опредѣляющимъ образомъ на волю, и достигаетъ этого посредствомъ, представляющихъ все въ гармоніи". Въ горячихъ выраженіяхъ призываетъ Ковенскій къ великому дѣлу воспитанія правителей, ученыхъ и родителей. Этотъ призывъ не утратилъ до нашихъ дней ничего въ своей глубокой важности и убѣдительности, и словами самого великаго педагога всего лучше закончить воспоминаніе объ его подвигѣ и его завѣтѣ: "Да одушевитъ насъ всѣхъ,-- молю я,-- одинъ общій духъ, чтобы все, что каждый могъ бы принести для общей и полезной цѣли, въ видѣ совѣта, предостереженія, увѣщанія, исправленія, понужденія, каждый не замедлилъ бы съ ревностью исполнить, по мѣрѣ силъ, для Бога и для потомства, и чтобы никто не думалъ, что это до него вовсе не касается".