Гольцев Виктор Александрович
К вопросу о петровской реформе

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Къ вопросу о петровской реформѣ.

   Въ майской книжкѣ Вѣстника Европы была напечатана статья А. Н. Пыпина: Новый вопросъ о Петрѣ Великомъ. Въ статьѣ этой онъ разсматриваетъ и оспариваетъ взгляды, высказанные покойнымъ Костомаровымъ (во второмъ томѣ его Русской исторіи въ жизнеописаніяхъ ея главнѣйшихъ дѣятелей) и мною въ книгѣ Законодательство и нравы въ Россіи XVIII вѣка. Высокій авторитетъ, которымъ заслуженно пользуется А. Н. Пыпинъ, обязываетъ меня представить по поводу его статьи нѣсколько разъясненій, не лишенныхъ, мнѣ думается, общаго интереса.
   А. Н. Пыпинъ находитъ, что поднятый мною вопросъ "есть именно одинъ изъ капитальнѣйшихъ, какіе подлежатъ исторической наукѣ". Я имѣлъ въ виду опредѣлить въ своей работѣ, какое вліяніе оказывало въ XVIII в. на нравы общества наше законодательство и наше правительство. "Къ сожалѣнію,-- вполнѣ справедливо замѣчаетъ г. Пыпинъ,-- какъ испыталъ это и г. Гольцевъ, историкъ, который хотѣлъ бы заняться объясненіемъ этого вопроса въ нашей исторической жизни, не имѣетъ пока въ распоряженіи даже внѣшняго сопоставленія данныхъ, которое облегчило бы его критическую работу. За исключеніемъ нѣкоторыхъ частныхъ отдѣловъ, ваша литература не имѣетъ еще того, что называется Sittengeschichte ни для до петровскихъ, ни для послѣ-петровскихъ временъ, между тѣмъ вопросъ о взаимнодѣйствіи законодательства и нравовъ, рѣшеніе котораго должно опираться на подробномъ изученіи нравовъ, есть именно та ось, на которой вращается весь смыслъ историческаго развитія государства и общества". Мой уважаемый критикъ находитъ, что въ концѣ книги я оставляю вопросъ "въ сущности весьма мало опредѣленнымъ". Въ виду неразработанности и трудности поставленной мною задачи, на которыя указываетъ самъ г. Пыпинъ, мое авторское самолюбіе могло бы и примириться съ этимъ отзывомъ; но г. Пыпинъ говоритъ далѣе, что я весьма точно указываю дѣйствіе принципа русской власти въ XVIII вѣкѣ. Между тѣмъ, именно въ эту сторону, въ доказательство мысли о важномъ значеніи постановки государственной власти въ дѣлѣ развитія нравовъ и были, главнымъ образомъ, направлены мои усилія.
   А. Н. Пыпинъ замѣчаетъ: "Для того, чтобы вести исторію законодательства и нравовъ и ихъ взаимнаго воздѣйствія, нельзя рѣшать вопроса въ предѣлахъ какого-либо тѣснаго, замкнутаго Періода, и, напримѣръ, взявши нравы начала этого періода за исходный пунктъ, строить на нихъ характеристику позднѣйшаго законодательства и позднѣйшихъ нравовъ". Я поступалъ именно такимъ способомъ, который осуждается почтеннымъ ученымъ, но думаю, что не совершалъ ошибки." Въ первой главѣ моей книги сказано: "Если задачей изслѣдованія служитъ опредѣленіе направленія и, по мѣрѣ возможности, размѣровъ правительственнаго вліянія на нравы даннаго народа въ извѣстную эпоху, то для ея разрѣшенія необходима характеристика нравовъ того времени, съ котораго начинается изслѣдованіе. Изображеніе нравовъ къ концу намѣченнаго времени укажетъ произошедшую разницу. При сопоставленіи относительнаго значенія факторовъ, изъ сложнаго взаимнодѣйствія которыхъ происходили перемѣны въ общественныхъ нравахъ, можно придти къ вѣроятному заключенію о преобладающемъ или главномъ значеніи одного или нѣсколькихъ факторовъ". Конечно, каждая эпоха связана съ предшествующею, но, вѣдь, тогда, исторически говоря, негдѣ остановиться, и монографическія работы дѣлаются невозможными. Уложеніе царя Алексѣя Михайловича, съ котораго я начинаю свое разсужденіе, представляетъ такой юридическій памятливъ, который, какъ немногіе, воплощаетъ и замыкаетъ эпоху и поэтому служитъ вполнѣ цѣлесообразнымъ отправнымъ пунктомъ. Я ограничился въ своемъ сочиненіи лишь вопросомъ о вліяніи законодательства (и правительства) на нравы, мало касаясь другой стороны вопроса -- вліянія нравовъ на законодательство, почему возраженіе А. Н. Пыпина еще болѣе ослабляется {Отмѣчу маленькую неточность критика. Онъ говоритъ, что я, приведя слова Ешевскаго объ отсутствіи какого-либо единства въ законодательствѣ прошлаго вѣка, подтверждаю эти слова. Между тѣмъ, на стр. 186 моей книги сказано: " Случайность, о которой говоритъ Ешевскій, дѣйствительно играла немаловажную роль въ нашей исторія прошлаго вѣка. Но случайность эта вытекала изъ той постановки верховной власти и замѣны учрежденій лицомъ, которая была выработана предшествовавшею исторіей".}. Мнѣ кажется, что не совсѣмъ справедливъ и другой упрекъ, обращаемый ко мнѣ г. Пыпинымъ: онъ говоритъ, что въ моемъ изслѣдованіи новый элементъ вліяній просвѣщенія долженъ былъ бы занять болѣе мѣста. Да, конечно, еслибъ я имѣлъ цѣлью разсмотрѣть взаимнодѣйствіе нравовъ и законодательства, а не вліяніе только послѣдняго на первые. Важное же значеніе указываемаго А. Н. Пыпинымъ элемента я вполнѣ признаю въ своей книжкѣ. Тамъ сказано (стр. 133): "Истинное понятіе о правахъ гражданина и о личномъ достоинствѣ приходило съ образованіемъ и сталкивалось съ установленными принципами нашего общежитія"; на стр. 135: "Воспитательное, въ высокой степени благотворное вліяніе западно-европейскихъ идей заключается въ томъ, что оно пробудило заглохшее было чувство человѣческаго достоинства" и т. д.
   Г. Пыпинъ находитъ, что я неправильно оцѣниваю значеніе петровской реформы. Но въ чемъ же, однако, заключается существенное разногласіе между высказаннымъ мною взглядомъ и взглядомъ такого знатока русской исторіи XVIII вѣка, какъ А. Н. Пыпинъ?
   Въ двухъ статьяхъ, напечатанныхъ въ іюньской и іюльской книжкахъ Вѣетника Европы и посвященныхъ до-петровскому преданію въ XVIII вѣкѣ, г. Пыпинъ, съ свойственною ему обстоятельностью, доказываетъ тѣсную связь идей и навыковъ, которые развились въ русскомъ обществѣ до Петра Великаго, съ нравами и воззрѣніями, державшимися въ теченіе всего прошлаго столѣтія. "Старое,-- говоритъ г. Пыпинъ,-- мѣшалось съ новымъ очень постепенно, и это смѣшеніе, а не рѣзкій переворотъ, составляетъ отличительную бытовую черту прошлаго вѣка". Г. Пыпинъ замѣчаетъ далѣе, что "въ громадномъ большинствѣ, и именно не только собственно въ народной массѣ, но и въ среднемъ слоѣ населенія, и въ большей долѣ мелкаго и средняго дворянства старый бытъ держался очень крѣпко въ теченіе не только всего XVIII вѣка, но даже и до нашего столѣтія". Это справедливо, и я поступалъ, слѣдовательно, правильно, слѣдя въ своей книжкѣ за законодательнымъ воздѣйствіемъ и вообще правительственнымъ вліяніемъ именно на высшіе слои русскаго общества. А. И. Пыпинъ утверждаетъ, что петровская реформа была необходимымъ историческимъ процессомъ нашей жизни. Но все ли въ этой реформѣ было необходимо и все ли совершалось цѣлесообразнымъ способомъ? Я примыкаю къ той группѣ историковъ, которая полагаетъ, что въ петровскихъ преобразованіяхъ и въ послѣ-петровскомъ режимѣ было много грубой и вредной ломки, слишкомъ много жестокости, слишкомъ мало заботы о человѣкѣ и гражданинѣ. Ради усиленія государственнаго могущества, не всегда, притомъ, вѣрно понимаемаго, въ угоду эгоистическимъ стремленіямъ отдѣльныхъ лицъ и нѣкоторыхъ общественныхъ группъ приносились нерѣдко въ жертву существенные интересы народныхъ массъ. Конечно, XVII вѣкъ, преданіе котораго г. Пыпинъ прослѣживаетъ въ теченіе всего XVIII столѣтія, оставилъ въ наслѣдство этому послѣднему много темнаго и злаго; но въ немъ же лежали и зародыши грядущей реформы, разъ она является естественнымъ и необходимымъ историческимъ процессомъ. Нельзя утверждать, по нашему мнѣнію, что Петръ Великій былъ во всемъ выше лучшихъ представителей предшествовавшаго ему столѣтія, что полная, напримѣръ, замѣна земскаго начала бюрократическою системой была благодѣтельною перемѣной. Самоуправленіе, которое хотѣлъ ввести Ордынъ-Нащокинъ, имѣетъ въ нашихъ глазахъ много преимуществъ передъ петровскимъ провинціальнымъ устройствомъ. Князь В. В. Голицынъ, мечтавшій объ освобожденіи крестьянъ съ землею, выше, въ данномъ отношеніи, того правителя, который усилилъ крѣпостное право. Жестокая борьба "съ бородой" также не свидѣтельствуетъ, по нашему мнѣнію, въ пользу безусловныхъ восхваленій петровскаго законодательства. "Съ бородой,-- говорю я въ своей книжкѣ, -- у русскаго человѣка связывалось, -- худо или хорошо, это другой вопросъ,-- представленіе объ образѣ и подобіи Божіемъ, о личномъ достоинствѣ, и поэтому заслуживаетъ полнаго уваженія отказъ отъ подчиненія правительственнымъ предписаніямъ, налагавшимъ свою тяжелую руку на частную жизнь, на личную свободу человѣка. Конечно, съ нашей точки зрѣнія, не стоило рисковать пенею, батогами, а тѣмъ болѣе жизнью изъ-за бороды или изъ-за платья; но съ нашей же точки зрѣнія слѣдуетъ осудить и законодательство, которое ведетъ ожесточенную борьбу съ бородой и долгополымъ платьемъ, раздражая народъ изъ-за пустаго дѣла и этимъ затрудняя проведеніе въ жизнь дѣйствительно важныхъ преобразованій". Самъ г. Пыпинъ говоритъ въ одной изъ своихъ статей (Русская наука и національный вопросъ въ XVIII вѣкѣ), что, "быть можетъ, реформа поступила бы благоразумнѣе, если бы вела свое дѣло съ меньшею рѣзкостью, съ большимъ вниманіемъ къ старой народной привычкѣ и съ большимъ участіемъ къ соціальной безпомощности народа". Г. Пыпинъ прибавляетъ, что эта рѣзкость была наслѣдіемъ отъ Московскаго царства, но она, во всякомъ случаѣ, не свидѣтельствуетъ въ пользу реформы. Страшное развитіе слова и дѣла, вопіющія жестокости розыскныхъ дѣлъ тайной канцеляріи производятъ по-истинѣ угнетающее впечатлѣніе и наводятъ на горькое раздумье. Конечно, не европейское просвѣщеніе, не "реформа" требовали подобныхъ мѣръ, но въ исторіи реформы они играютъ такую видную роль, что служатъ отчасти ея характеристикою.
   Г. Пыпинъ въ послѣдней своей статьѣ (Славянскій вопросъ по взглядамъ Ив. Аксакова. Вѣстникъ Европы, августъ) еще разъ повторяетъ, что петровская реформа ослабила въ Европѣ взглядъ на Россію, какъ на государство азіатское, "и ограничила еще разъ взглядъ вѣроисповѣдный". "Но,-- присовокупляетъ авторъ,-- съ тѣхъ же временъ Петра прибавилась новая причина недовѣрія: русское государство стадо такъ расширяться к усиливаться, что возникало опасеніе ея политическаго властолюбія; въ Европѣ стали предполагаться завоевательные планы Россіи, возбуждавшіе чисто-политическую боязнь, зависть, вражду". Не подлежитъ сомнѣнію, что въ этихъ опасеніяхъ было немало основательнаго. Ростъ военно-бюрократическаго государства въ XVIII вѣкѣ не соотвѣтствовалъ росту благосостоянія и просвѣщенія народныхъ массъ, достигался,-- по крайней мѣрѣ, во многихъ случаяхъ, если не постоянно,-- цѣною глубокаго пониженія умственнаго, нравственнаго и экономическаго уровня народнаго развитія. Политическое могущество покупалось, такимъ образомъ, слишкомъ дорого и интересы "государства" и "народа" нерѣдко расходились.
   А. Н. Пыпинъ согласится, конечно, что въ петровскихъ реформахъ было и лишнее, что много энергіи императора и народныхъ средствъ пошло на затѣи неудачныя или даже и вредныя. Не всегда Петръ Великій дѣйствовалъ въ согласіи съ основными народными воззрѣніями (введеніе майората, напримѣръ). Въ Обоихъ превосходныхъ историческихъ очеркахъ (Общественное движеніе въ Россіи при Александрѣ I, изд. 2) т. Пыпинъ говоритъ даже, что императоръ дѣйствовалъ чисто-революціонными пріемами и измѣнялъ привычныя формы жизни наперекоръ огромной массѣ народа. Вопреки С. М. Соловьеву, мы не можемъ восхищаться этою революціонною дѣятельностью, направленною наперекоръ народнымъ массамъ. Для правителей совершенно достаточно быть своевременно преобразователями, имъ не подобаетъ вторгаться въ ту область, въ которой долженъ свободно дѣйствовать каждый человѣкъ, каждый гражданинъ. Если революцію производитъ народъ, его преобладающее большинство, то и тогда она сопровождается тягостными послѣдствіями. Революція же сверху есть насиліе надъ народомъ, которое можно объяснить, во которому нельзя найти оправданія въ нравственномъ смыслѣ слова. Съ нашею нравственно-общественною оцѣнкой нельзя, разумѣется, подходить къ событіямъ прошлаго вѣка; но не подлежитъ сомнѣнію, что императоръ, отмѣнившій, напримѣръ, патріаршее достоинство, могъ разрѣшить переводъ сатиръ Ювенала. Петръ Великій этотъ переводъ запретилъ. Онъ не давалъ имъ же въ значительной мѣрѣ пробуждаемой мысли необходимаго для нея простора.
   Замѣчу, наконецъ, что XVIII вѣкъ не есть цѣликомъ результатъ петровской реформы, что во многихъ отношеніяхъ онъ хуже ея, а въ нѣкоторыхъ лучше. Въ той же книжкѣ Вѣстника Европы, гдѣ помѣщена вторая статья А. П. Пыпина, напечатано (общественной хроники) слѣдующее: "Было время, когда дуализмъ, созданный петровскою реформой въ верхнихъ сдояхъ нашего общества, выражался въ грубыхъ, рѣзкихъ формахъ, когда внѣшній европеизмъ и подражательное либеральничанье уживались съ замашками и пріемами крѣпостническаго барства". Именно на вредное въ этомъ направленіи вліяніе правительственной дѣятельности (Екатерина II не чужда и подражательнаго либеральничанья) я и старался указать въ своей книжкѣ.
   Въ заключеніе я долженъ выразить А. П. Пыпину искреннюю благодарность за разборъ моей работы. Указаніями уважаемаго критика на нѣкоторые пробѣлы въ этой работѣ я постараюсь воспользоваться въ томъ случаѣ, если мнѣ удастся приготовить второе изданіе книжки.

В. Гольцевъ.

"Русская Мысль", кн. VIII, 1886

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru