Гольцев Виктор Александрович
Библиография

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Народная жизнь на Севере". С. А. Приклонского. Москва, 1884 г.- "Основании классификации государств в связи с общим учением о классификации". Н. Зверева. Москва. 1883 г.- "Наша новейшая литература об экономическом состоянии России". Д. И. Москва. 1883 г. "История XIX века до 18 брюмера". Мишле. Том II. Перевод под редакцией М. Цебриковой.- "Жизнь и счастие". Исследования Владимира Баранова. С.-Пб., 1884 г.

Русскія книги.

   "Народная жизнь на Сѣверѣ". С. А. Приклонскаго. Москва, 1884 г.-- "Основаніи классификаціи государствъ въ связи съ общимъ ученіемъ о классификаціи". Н.Звѣрева. Москва. 1883 г.-- "Наша новѣйшая литература объ экономическомъ состояніи Россіи". Д. И. Москва. 1883 г. "Исторія XIX вѣка до 18 брюмера". Мишле. Томъ II. Переводъ подъ редакціей М. Цебриковой.-- "Жизнь и счастіе". Изслѣдованія Владиміра Баранова. С.-Пб., 1884 г.
   

Народная жизнь на Сѣверѣ. С. А. Приклонскаго. Москва, 1884.

   Подъ этимъ заглавіемъ авторъ выпустилъ сборникъ статей, которыя, въ сокращенномъ видѣ, печатались въ Русскихъ, въ концѣ 1879 и началѣ 1880 гг. Статьи г. Приклонскаго (письма объ Олонецкой губерніи) въ свое время обратили на себя вниманіе жизненностью содержанія и литературными достоинствами изложенія. Напрасно, поэтому, г. Приклонскій оговаривается, что издаетъ книгу отъ бездѣлья; его книга не будетъ лишнею при нынѣшнемъ небываломъ литературномъ оскудѣніи. Сквозь рубище этого заявленія станутъ, пожалуй, разглядывать нѣкую гордыню. Народная жизнь на Сѣверѣ -- хорошая книга. Статьи Русскихъ Вѣдомостей отчасти не производили достаточно сильнаго впечатлѣнія, потому что долго тянулись въ газетѣ. Наконецъ, книга разсчитана на все образованное русское общество, а не на однихъ читателей уважаемой московской газеты. Если прибавить къ сказанному, что послѣдняя глаза книги -- Народная школа и рабочая жизнь появляется въ печати впервые, то станетъ совершенно понятенъ интересъ къ сочиненію г. Приклонскаго.
   Скажемъ нѣсколько словъ именно о послѣдней главѣ книги.
   Въ крестьянской средѣ на нашемъ Сѣверѣ, замѣчаетъ г. Приклонскій, ясно обозначились два слоя -- культурный и некультурный, сельскіе богачи и рабочая масса. Глубокая разница между этими двумя слоями сказывается, между прочимъ, и въ дѣлѣ народнаго образованія. Авторъ обращается къ фактамъ, которые подмѣчены сельскими священниками, дьяконами, волостными писарями и деревенскими учителями, "которые близко стоятъ къ народу и отнюдъ не могутъ быть заподозрѣны въ какихъ-либо предвзятыхъ тенденціяхъ" {Г. Приклонскій пользуется статьями Олонецкихъ Губернскихъ Вѣдомостей.}. Не подвергая сомнѣнію точности свѣдѣній, которыми пользовался г. Приклонскій, замѣтимъ, однако, что въ отношеніи духовенства къ земской начальной школѣ можно предположить и нѣкоторую тенденціозность. Очень недавно мы пережили походъ противъ земской школы подъ знаменемъ школы церковно-приходской. Конечно, этотъ походъ, къ счастію неудачный, предпринятъ былъ не сельскимъ духовенствомъ, но сочувствіемъ болѣе или менѣе значительной части этого духовенства онъ не могъ не пользоваться.
   "Всѣ наблюдатели сельской жизни,-- говоритъ г. Приклонскій,-- почти единогласно утверждаютъ, что крестьянское рабочее населеніе безучастно, а отчасти даже враждебно относится къ народной школѣ, по крайней мѣрѣ, на первыхъ? порахъ ея существованія. Напротивъ, сельскіе богачи дѣятельно заботятся о распространеніи школьнаго образованія, своимъ вліяніемъ на крестьянъ стараются сломить ихъ противодѣйствіе школѣ и дѣлаютъ значительныя денежныя пожертвованія на школьныя нужды". Одинъ изъ учителей Повѣнецкаго уѣзда, г. Миролюбовъ, такъ описываетъ отношеніе къ школѣ мѣстныхъ крестьянъ: "Къ сожалѣнію, ихъ полудикій образъ жизни, борьба съ лишеніями и бѣдностью, крайнее невѣжество не скоро даютъ имъ понять всю важность толковой грамотности. Въ нихъ не замѣчается, точно, ни отвращенія, ни ненависти къ обученію дѣтей и къ училищу, ни усердія и готовности быть на пользу и за училище. Зато въ средѣ ихъ есть не мало ходалыхъ людей, которые съумѣли бы разумно оцѣнить заслуги училища и учителей, но прирожденная имъ самою природою черствость, дикость нрава и затаенная ненависть ко всему новому не только не дозволяютъ имъ повліять однимъ словомъ на меньшихъ своихъ собратовъ и тѣмъ дать обильный (?) толчекъ училищу въ трудномъ дѣлѣ просвѣщенія корелъ, но, кажется, напротивъ, они едва удерживаютъ себя отъ порывовъ противъ училища". Въ крестьянскихъ, толкахъ о, школьномъ образованіи, говоритъ г. Приклонскій, очень часто слышатся полнѣйшее непониманіе практической пользы его, а иногда -- весьма основательныя указанія на плохую постановку школьнаго дѣла, отчего школьныя занятія становятся пустою, тратою времени. Г. Приклонскій указываетъ, съ другой стороны, на то важное и прискорбное обстоятельство, что жизнь крестьянина "до такой степени вся поглощена безконечнымъ трудомъ изъ-за куска хлѣба, что онъ не въ силахъ Ничего удѣлить на школу и не можетъ отпустить дѣтей въ училище безъ ущерба для своего нищенскаго хозяйства". Большое затрудненіе въ посѣщеніи школъ происходитъ и отъ того, что въ Олонецкой губерніи деревни малолюдны (три, пять, много десять дворовъ) и разбросаны среди сплошнаго лѣса, на дальнихъ другъ отъ друга разстояніяхъ. Послѣдствія всего этого крайне печальны. "Крестьянскія дѣти изъ домашней среды выносятъ такъ мало словъ и понятій и до такой степени непривычны къ быстрому и правильному мышленію, что школьный учитель, одновременно съ обученіемъ грамотѣ, долженъ развивать въ нихъ мышленіе, объяснять незнакомыя имъ понятія и учить новымъ, непонятнымъ имъ словамъ".
   Школа вноситъ въ крестьянскую жизнь новыя мысли, новыя свѣдѣнія; она перерабатываетъ міровоззрѣніе сельскаго населенія. Ори привѣтствуютъ школу съ восторженною радостью, другіе видятъ въ шкрлѣ только вредъ. "Представителями перваго взгляда являются сельскіе богачи, а противниками школьнаго вліянія -- рабочая бѣднота". Школа, говоритъ далѣе уважаемый авторъ, "развиваетъ въ крестьянинѣ человѣческую личность, которая въ рабочей семьѣ совершенно подавлена безпрекословнымъ подчиненіемъ власти большака". Г. Приклонскій настаиваетъ на всеобщемъ и равномѣрномъ распространеніи образованія. "Конечно,-- прибавляетъ онъ,-- нечего и думать о возможности этимъ путемъ рѣшить рабочій вопросъ. Но, съ другой стороны, всѣ попытки къ разрѣшенію этого вопроса останутся безъ успѣха, пока образованіе не распространится въ рабочей средѣ, хотя бы настолько, чтобы самый низшій образовательный уровень, въ видѣ начальнаго школьнаго образованія, сдѣлался достояніемъ всѣхъ, безъ исключенія, работниковъ". Соглашаясь вполнѣ съ этою мыслью, мы не находимъ возможнымъ согласиться съ другимъ требованіемъ г. Приклонскаго. По его мнѣнію, необходимо изъять начальную школу изъ вѣдѣнія земства, освободить послѣднее отъ расходовъ на народное образованіе. "Земство можетъ имѣть,-- говоритъ г. Приклонскій,-- только мѣстный контроль надъ народными школами, но самыя школы непремѣнно должны находиться въ рукахъ правительства". Для насъ представляется затруднительнымъ допустить контроль части надъ цѣлымъ, земства надъ государствомъ. Кромѣ того, желаніе почтеннаго автора, чтобы начальное образованіе "во всемъ государствѣ было строго, подчинено одной и той же системѣ, такъ, чтобы оно повсемѣстно давало народу однообразный minimum культурнаго развитія", кажется намъ или не совсѣмъ точно формулированнымъ, или нарушающимъ важное педагогическое требованіе. Школа, даже начальная, дающая тотъ minimum развитія, о которомъ говоритъ г. Приклонскій, должна до извѣстной степени приспособляться къ этнографическимъ и другимъ мѣстнымъ особенностямъ, Мы стоимъ поэтому за земскую школу подъ контролемъ государства, но требуемъ содѣйствія государства для всеобщаго и равномѣрнаго созданія школъ въ имперіи. Самъ г. Приклонскій признаетъ заслуги земства въ дѣлѣ развитія народнаго образованія. Онъ говоритъ, что земство дало этому дѣлу рѣшительный и быстрый толчекъ.
   Въ заключеніе укажемъ на нѣкоторую, думается намъ, несправедливость почтеннаго автора, который выставляетъ дворянъ врагами народнаго образованія. Во многихъ земскихъ собраніяхъ, гдѣ большинство принадлежитъ дворянамъ, мѣры для развитія начальныхъ училищъ находятъ постоянную и твердую поддержку. Въ этомъ отношеніи дворянство, если не лучше, то, во волкомъ случаѣ, не хуже духовенства или купечества.
   Читатель найдетъ въ книгѣ г. Приклонскаго много интересныхъ фактовъ и соображеній.
   

Основанія классификаціи государствъ въ связи съ общимъ ученіемъ о классификаціи. Н. Звѣрева. Москва, 1883.

   Методологическое изслѣдованіе г. Звѣрева было представлено имъ въ юридическій факультетъ московскаго университета, какъ магистерская диссертація. Написана эта книга замѣчательно живымъ, простымъ и яснымъ языкомъ, и поэтому можетъ разсчитывать на довольно обширный кругъ читателей. Въ первой части своего сочиненія авторъ говоритъ о психологическихъ данныхъ логики, о сопоставленіи и сравненіи, о значеніи классификаціи, какъ пріема изученія, и т. д. Г. Звѣревъ опирается въ своемъ изслѣдованіи, главнымъ образомъ, труды Бена, Спенсера, Д. С. Милля и на нѣмецкихъ писателей сходнаго направленія. Эти главы читаются съ большимъ интересомъ, хотя нѣкоторые изъ второстепенныхъ выводовъ автора и представляются нѣсколько односторонними. Вторая часть книги посвящена тщательному разбору многочисленныхъ попытокъ классифицировать государства. Эту спеціальную работу авторъ предназначаетъ, само собою разумѣется, ученой критикѣ, но многія страницы и здѣсь отличаются доступностью и поучительностью для образованнаго человѣка вообще. Г. Звѣревъ принимаетъ аристотелевское дѣленіе формъ государственнаго устройства, комбинируя его съ классификаціей Канта. Въ основу дѣленія авторъ кладетъ кантовскій признакъ: государства бываютъ простыя или сложныя, смотря потому, раздѣлена ли верховная власть между составными органами, или нѣтъ. И простыя, и сложныя государства подраздѣляются уже, по Аристотелю, на монархію, аристократію и демократію. Г. Звѣрева можно упрекнуть за преимущественно формально-логическую обработку предмета. Конечно, авторъ воленъ ставить себѣ какую угодно цѣль, но и читатель имѣетъ свои права. Намъ кажется, что для нѣкоторыхъ дѣйствительно существующихъ государствъ классификація уважаемаго ученаго будетъ прокрустовымъ ложемъ. Намъ непонятно, напримѣръ, зачисленіе Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ въ сложныя государства, куда они должны попасть по классификаціи г. Звѣрева. Существованіе всеобщей подачи голосовъ, въ нашихъ глазахъ, обусловливаетъ принадлежность великой заатлантической республики къ чистой демократіи, такъ какъ всѣ органы власти вытекаютъ изъ единаго источника -- народной воли. Тѣмъ не менѣе, въ Соединенныхъ Штатахъ судъ отдѣленъ отъ законодательной власти, которая, до извѣстной степени, распредѣлена между конгрессомъ, сенатомъ и президентомъ, а исполнительная находится въ подчиненномъ положеніи относительно двухъ первыхъ. Г. Звѣревъ можетъ возразить, что онъ имѣлъ въ виду лишь классификацію, какъ предварительный пріемъ изученія; но противъ этого можно привести слѣдующее соображеніе. Нужно ли въ настоящее время такое размѣщеніе государствъ, которое составляетъ, какъ справедливо утверждаетъ почтенный авторъ, лишь начало работы? Неужели вопросъ о государствѣ до сихъ поръ не вышелъ изъ такого состоянія? Неужели еще не установлено въ наукѣ самое понятіе государства? А, между тѣмъ, такое утвержденіе составляетъ главный аргументъ г. Звѣрева въ возраженіяхъ Форлендеру и другимъ писателямъ. Мы придаемъ, наоборотъ, особенно важное значеніе именно попыткамъ классифицировать государства по ступенямъ развитія. Для насъ, поэтому, Родбертусъ, о которомъ не пришлось упомянуть г. Звѣреву, неизмѣримо важнѣе цѣлой дюжины нѣмецкихъ писателей, пересаживавшихъ государства съ одного мѣста на другое. Родбертусъ указываетъ на то, что въ основѣ древнихъ государствъ лежало рабство. Сюда относятся теократическія, кастовыя государства, сатрапія персовъ и полисъ грековъ. Въ новое время являются церковныя, сословныя и представительныя государства. Человѣкъ пересталъ быть собственностью управляющей группы, какъ было, напримѣръ, въ Аѳинахъ; затѣмъ земля подвергается подобному же измѣненію, а также орудія труда (въ будущемъ). Мы не станемъ защищать классификацію Родбертуса; но въ основѣ его взгляда лежитъ вѣрная и плодотворная мысль.
   Г. Звѣреву самому тѣсно въ рамкахъ его темы. Государства распредѣляетъ онъ по возрастающей или убывающей силѣ государственной власти. "Здѣсь,-- говоритъ уважаемый авторъ,-- мы наблюдаемъ борьбу двухъ основныхъ принциповъ общежитія: личной свободы и порядка". Проектируемая г. Звѣревымъ классификація можетъ, по его словамъ, привести къ важнымъ выводамъ; но въ такомъ случаѣ она уже не первоначальный пріемъ размѣщенія, облегчающій начало научной работы, а то, что Вундтъ называетъ генетическою классификаціею, въ противоположность описательной (Wundt, Logik, II; Methodeulehre, 42, 45--51). Замѣтимъ мимоходомъ, что, на нашъ взглядъ, противопоставленіе свободы порядку не представляется правильнымъ. Свободѣ противоположна необходимость, въ государствѣ личной свободѣ гражданина противоположна власть цѣлаго, авторитетъ. Отъ признанія гражданской свободы порядокъ не уменьшается, а только механическое, рабское подчиненіе замѣняется разумнымъ соглашеніемъ, добровольнымъ подчиненіемъ высшимъ началамъ общежитія.
   Въ этой библіографической замѣткѣ мы указали лишь, на часть богатой содержаніемъ книги г. Звѣрева. Его изслѣдованіе вызоветъ, по всей вѣроятности, критическія статьи спеціалистовъ, такъ какъ оно составляетъ весьма цѣнный вкладъ въ нашу научную литературу. Стройность изложенія "и по истинѣ изящная отчетливость работы заслуживаютъ особенной похвалы.
   

Наша новѣйшая литература объ экономическомъ состояніи Россіи. Д. И. Москва, 1883.

   Эта небольшая брошюра составлена изъ статей, которыя печатались въ газетѣ Русь. Понятно, поэтому, что въ ней мы встрѣчаемъ шаблонныя вылазки противъ либерализма и нѣсколько дѣльныхъ замѣчаній въ защиту народныхъ интересовъ. Г. Д. И. разбираетъ сочиненія гг. Шаврова, Новосельскаго, Менделѣева и Данилевскаго и придаетъ этимъ сочиненіямъ, на нашъ взглядъ, преувеличенное значеніе. Авторъ является рѣшительнымъ сторонникомъ покровительственной системы. Однако, защита высокаго національнаго тарифа сопровождается въ брошюрѣ многознаменательными оговорками. Необходимо разумное развитіе новыхъ отраслей производства путемъ покровительственной системы (15); говоря о докладѣ проф. Менделѣева, г. Д. И. признаетъ, что главную мысль этого доклада "составляетъ измѣненіе условій образованія въ Россіи". Г. Данилевскій также "вполнѣ увѣренъ, что одно возвышеніе тарифа неспособно вызвать производство въ самой Россіи всѣхъ предметовъ, которые нынѣ ввозятся". Затѣмъ г. Д. И., вмѣстѣ съ г. Менделѣевымъ, признаетъ, что теперь "самое покровительство промышленности, раздробленное у насъ между многими вѣдомствами, обращается въ покровительство отдѣльнымъ лицамъ и отдѣльнымъ заводамъ, что скорѣе возбуждаетъ не предпріимчивость, а искательство, и потому не успѣваетъ ничего сдѣлать въ общемъ интересѣ". Эти замѣчанія -- горькая правда, но какъ же послѣ этого патетически нападать на либераловъ, которые возстаютъ противъ современнаго покровительства всѣмъ хищнымъ стремленіямъ и закоренѣлой, невѣжественной косности нашихъ крупныхъ капиталистовъ?
   Г. Д. И. стоитъ за государственныя желѣзныя дороги; но за пріобрѣтеніе рельсовыхъ путей государствомъ высказываются давно и настойчиво и русскіе либералы. Напрасно только авторъ замѣчаетъ, что "въ дѣлѣ желѣзныхъ дорогъ статья г. Головачова послужила важнымъ подспорьемъ г. Шаврову" Г. Головачовъ написалъ обширное изслѣдованіе и длинный рядъ въ высшей степени замѣчательныхъ статей по вопросамъ желѣзно-дорожнаго хозяйства. "Освободивъ ее (одну изъ статей г. Головачова),-- продолжаетъ г. Д. И.,-- отъ вреднаго нароста либерально-космополитическихъ разсужденій, г. Шавровъ правильно воспользовался здоровымъ основаніемъ статьи". Либерально-космополитическій наростъ принадлежитъ, разумѣется, къ излюбленнымъ словесамъ, которыя должны не вразумлять, а оглушать. Вотъ какъ, между прочимъ, правильно пользуется г. Шавровъ здоровымъ основаніемъ статьи г. Головачова. Онъ предполагаетъ построить желѣзную дорогу на азіатскій Востокъ. "Стоимость постройки не превыситъ 45 т. на версту. Подъ построенныя дороги можно выпустить облигаціи, которыя, кромѣ самой дороги, будутъ обезпечиваться еще полосою земли вдоль дороги, по 5-ти верстъ въ каждую сторону: это будетъ болѣе 10 тысячъ десятинъ на каждую версту. Употребивъ эту землю на водвореніе поселенцевъ (что, добавимъ, не мало облегчитъ эксплуатацію дороги), можно будетъ путемъ весьма умѣреннаго обложенія однимъ этимъ доходомъ обезпечить исправное поступленіе процентовъ по облигаціямъ. Подобное примѣненіе къ намъ американскихъ порядковъ достойно полнаго вниманія". Да проститъ намъ почтенный авторъ, но шавровская дорога сильно напоминаетъ маниловскій мостъ. Эта дорога будетъ, надо думать, не короче 1,000 верстъ. Прилегающей къ ней по проекту земли окажется десять Милліоновъ десятинъ. Дадимъ переселенцу по 20 десятинъ, предположимъ, что его семья состоитъ только изъ четырехъ человѣкъ (мужъ, жена, двое дѣтей); окажется, что для паю пользованія основаніемъ статьи г. Головачова надо вытянуть вдоль шавровской дороги два милліона населенія изъ такъ мало населенной Европейской Россіи. Нечего говорить о другихъ затрудненіяхъ для осуществленія этого американскаго предпріятія. Отступленіе отъ самобытнаго жестоко наказуется.
   Г. Д. И. нѣсколько колеблется въ вопросѣ о нашемъ кредитномъ рублѣ, но высказывается за "созданіе той почвы, на которой твердо можно строить улучшеніе нашего рубля". Постройка эта, по справедливому замѣчанію автора, дѣло не легкое, требующее серіознаго знанія производительныхъ силъ страны, а теперь "въ извѣстныхъ кругахъ опять оживилась вѣра въ силу и всеисцѣляющее значеніе циркуляра и предписанія" (53).
   Г. Д. И. возстаетъ противъ "поверхностнаго образованія и его эпидемическаго распространенія по Россіи". Но кто же защищаетъ поверхностное образованіе?
   Въ заключеніе два замѣчанія. Либералы, дѣйствительно, считаютъ (и съ полнымъ основаніемъ) выигрышные займы безнравственнымъ поощреніемъ игры въ счастье. Государство разрѣшаетъ, и то съ трудомъ, лоттереи въ пользу безпріютныхъ дѣтей и неисцѣлимыхъ больныхъ. Зачѣмъ оно устроиваетъ такую же лоттерею и для себя? Наконецъ, на стр. 66 своей интересной брошюры г. Д. И. говоритъ слѣдующее: "Дѣлая многое, что было необходимо и- неизбѣжно (рѣчь идетъ о великихъ реформахъ Александра И), кстати измѣнили многое,, что надлежало сохранить, позабыли оградить многое, что, будучи легкомысленно заброшено, потребуетъ не мало времени для своего возстановленія. Такъ, напримѣръ, признавъ совершенно правильно необхормость освобожденія крестьянъ съ землею, забыли охранить многія учрежденія, крѣпостнаго строя, которыя служили на пользу самихъ крестьянъ (хлѣбные магазины, больницы, школы, кредитныя учрежденія, установленные порядки для огражденія отъ пожаровъ и пр.)". Любопытно было бы знать, какія это школы и больницы для крестьянъ существовали при позорной памяти крѣпостномъ правѣ?
   

Исторія XIX вѣка до 18 брюмера. Мишле. Томъ II. (Переводъ подъ редакціей М. Дебриковой).

   Русская литература очень бѣдна оригинальными и переводными сочиненіями по исторіи текущаго столѣтія. Нельзя поэтому не привѣтствовать изданія г-жи Дебриковой, которое знакомитъ насъ съ однимъ изъ произведеній великаго французскаго историка. Симпатія къ книгѣ, переведенной М. К. Цебриковою, еще усиливается тѣмъ, что прибыль съ нея назначена на такое честное и благотворное дѣло, какъ поддержка высшихъ женскихъ курсовъ.
   Въ краснорѣчивыхъ выраженіяхъ говоритъ Мишле о судѣ исторіи. "Проклятіе -- посмертная мука, которую налагаетъ ужасъ, внушаемый человѣчеству; этотъ адъ исторіи страшенъ и для тирановъ, потому что они не щадятъ ничего для охраненія своей памяти и для обмана потомства". Мишле считаетъ обязанностью историка, которую онъ никогда не терялъ изъ виду,-- воздавать каждому должное, творить историческій судъ надъ великими и малыми міра. Правосудіе исторіи "соединяетъ тѣхъ, которые жили въ разное время, вознаграждаетъ многихъ, которые появились только на мгновеніе для того, чтобы исчезнуть. Всѣ они живутъ теперь съ нами, и мы чувствуемъ, что мы имъ родные, друзья. Такъ создается одна семья, одинъ градъ, общій для мертвыхъ и живыхъ". Въ теченіе своей долгой дѣятельности, Мишле старался представлять правдивую оцѣнку прославленныхъ руководителей государственной жизни, изъ которыхъ многіе оказывались достойными глубокаго презрѣнія; великій историкъ, съ другой стороны, напоминалъ о забытыхъ герояхъ, объ истинныхъ вождяхъ человѣчества, которые боролись и гибли за справедливость и свободу.
   Мишле пламенно любитъ свою прекрасную родину. Онъ говоритъ, что, подъ вліяніемъ первой французской республики, "все западное человѣчество потребовало правъ своихъ и стало себя способнымъ управлять само собою и повиноваться законамъ разума, такимъ, какими ихъ провозгласилъ восемнадцатый вѣкъ. Тогда Франція пережила прекрасное мгновеніе великодушія, чудесный порывъ мужественнаго братства. Никогда еще она не доходила такъ близко до великой поэтической мечты своей -- освобожденія міра, до идеала человѣчества, совершеннолѣтняго подъ республиканской формой". Но Мишле стремится къ безпристрастію, говоря о другихъ народахъ. Историкъ долженъ входить въ идеи чужаго народа, брать въ разсчетъ его преданія и естественное увлеченіе страстныхъ минутъ.
   Достоинство и недостатки Мишле, какъ историка, извѣстны русскому образованному обществу. Исторія XIX вѣка до 18 брюмера прочтется съ большимъ интересомъ многочисленнымъ кругомъ читателей.
   

Жизнь и счастье. Изслѣдованіе Владиміра Баранова. Спб., 1884.

   Подъ этимъ заманчивымъ заглавіемъ вышла брошюра, повергнувшая насъ въ сильное недоумѣніе. Авторъ прислалъ ее въ редакцію, и я обязанъ поэтому дать о ней отзывъ. Никому не посовѣтую читать это "изслѣдованіе", которое, несмотря на свою краткость, возбуждаетъ большую скуку. Г. Барановъ заявляетъ въ предисловіи, что онъ прочелъ въ Лондонѣ, по-англійски, лекціи о жизни и счастьи. Эти лекціи "обратили вниманіе публики настолько, что автора просили издать ихъ отдѣльной брошюрой". Изъ отзывовъ печати г. Барановъ можетъ теперь убѣдиться, что надъ нимъ неделикатно подшутили. Нашъ соотечественникъ полагаетъ, что, "безъ всякаго сомнѣнія, русская публика отнесется снисходительно къ одному изъ первыхъ опытовъ русской мысли двигаться не въ хвостѣ европейской, а предложить самостоятельную формулировку вопросовъ, всегда интересовавшихъ человѣчество". Къ сожалѣнію, ни малѣйшихъ признаковъ самостоятельнаго мышленія, въ сколько-нибудь серьезномъ смыслѣ этого слова, мы не нашли въ мнимомъ изслѣдованіи г. Баранова. Особенность русскаго духа, говоритъ авторъ,-- "пригвождать къ жизни широчайшее отвлеченіе, мѣшала русскому уму завоевать себѣ направляющее начало въ средѣ европейской цивилизаціи". Прекрасно, допустимъ, что это маловразумительное утвержденіе справедливо; но какимъ же образомъ авторъ видитъ ту же мысль въ утвержденіи иностранцевъ, что русскіе "задаются такими всеобъемлющими задачами, разрѣшить которыя подъ силу только поколѣніямъ"? Какое же это пригвожденіе къ жизни широчайшаго отвлеченія? Невозможно подвергать разбору странное произведеніе г. Баранова, утверждающаго, что "божество и камень,-- вотъ два предѣла человѣческаго счастья". Книжка, къ сожалѣнію, издана очень изящно.

В. Гольцевъ.

"Русская Мысль", No 1, 1884

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru