Голсуорси Джон
Гений

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Джон Голсуорси.
Гений

   В наши дни таланты не умирают с голоду.
   Доказательством может служить история моего друга Брюса.
   Когда я познакомился с ним, ему было лет около шестидесяти, и он успел написать до пятнадцати книг, которые в глазах немногих истинных ценителей заслужили ему репутацию "гения". Он жил на Йоркстрите, в двух комнатах, выходивших на шаткую лестницу дома, единственной достопримечательностью которого были его входные двери, никогда не запиравшиеся.
   Никогда еще не было, кажется мне, писателя, более равнодушного к тому, что о нем думали. Он с глубоким пренебрежением смотрел на печать, -- не с тем пренебрежением, какое часто развивается у авторов от чтения отзывов о собственных вещах, -- а с органическим пренебрежением "оригинала", духовного бродяги, человека, чуждого современной цивилизации, который по временам бросает свои пенаты и, после долгих странствований, возвращается к ним, чтобы перезимовать и написать книгу.
   Это был высокий и худой старик, напоминавший лицом Марка Твена, со щетинистыми и черными бровями, с опущенными книзу седыми усами, которые он имел привычку покусывать, и всклокоченной седой шевелюрой. Но глаза у него были, как у филина: сверлящие, печальные, темно-коричневые, и они-то придавали его суровому лицу необыкновенное выражение. Он был холост и, видимо, избегал женщин. Возможно, что они довели его до этого, так как, надо думать, он должен был бы иметь у них успех.
   Год, о котором я говорю, сложился для моего друга Брюса в материальном отношении, чертовски плохо. Да и на что он мог надеяться, упорно касаясь тем, к которым в его возрасте уже нет вкуса? Его последняя книга не произвела впечатления. Кроме того, он подвергся операции, которая обошлась ему очень дорого и сильно ослабила его.
   Когда, я однажды, в октябрьское утро, пришел к нему, он лежал в кресле, положив ноги на другое, и курил свои любимые бразильские папиросы, которых я не выносил, --- настолько крепок был их черный табак в желтых гильзах из маисовой бумаги. На коленях у него находился маленький пюпитр, а по всей комнате, имевшей крайне убогий вид, были разбросаны листы исписанной бумаги.
   Я уже больше года не видел его, но он встретил меня так, как будто мы только недавно расстались.
   -- Здравствуйте, -- сказал он. -- Я зашел вчера вечером в одно место, которое называется кино. Бывали вы там?
   -- Бывал ли я там? Да вы знаете, сколько времени существуют уже кино? Примерно, с 1900 года.
   -- Ну и штука, скажу я вам! Я пишу на него пародию...
   -- Что такое?
   -- Пародию! Самую небывалую и дикую историю, какая была когда-либо написана.
   Он взял один из листов бумаги и, ухмыляясь, пробежал его.
   -- Героиня моя, -- пояснил он, -- метиска. У нее глаза с поволокой и волнующаяся грудь. Все добиваются ее, но она необычайно добродетельна. Она выдерживает эту марку при таких ситуациях, при которых у вас бы мороз по коже пробегал и спинной мозг горел бы как на угольях. У нее есть братец, сущий негодяй, с которым она вместе росла и который знает ее мрачную тайну. И он хочет продать секрет сестры миллионеру, у которого, в свою очередь, своя собственная, не менее мрачная тайна. В общей сложности, в моей истории четыре мрачных тайны. Замечательно!
   -- И вы тратите на такие вещи свое время! -- воскликнул я.
   -- Мое время? -- резко отозвался он. -- А на что мне нужно мое время? Никто не покупает моих книг.
   -- Кто ухаживает за вами? Кто вас лечит?
   -- Только не доктора! Они любят тянуть деньги, а их у меня нет. Но не будем говорить обо мне.
   Он снова взял лист бумаги и прыснул со смеху.
   -- Вчера вечером у них там летели вперегонку поезд и автомобиль. А у меня перегоняют один другого поезд, автомобиль, аэроплан и лошадь.
   Я встал.
   -- Можно будет взглянуть, когда вы кончите? -- спросил я.
   -- Все уже кончено. В один присест написал. Неужто вы думаете, что я стал бы продолжать такую штуку, если бы остановился хоть на минуту?
   Он собрал листы и протянул их мне.
   -- Вот, возьмите. Меня позабавила эта история. Тайна моей героини заключается в том, что она вовсе не метиска, а урожденная Лякосс, -- отпрыск самой чистой на юге креольской крови. И ее братец-негодяй -- вовсе ей не брат, гадкий же миллионер -- не миллионер, а нищий... Словом, замечательно, говорю вам!
   -- Благодарю, -- сухо сказал я, кладя листы в карман.
   Я ушел, озабоченный болезнью моего друга и его бедностью, особенно последней, так как не видел из нее выхода.
   В тот же день, после обеда, я стал лениво просматривать полученную мною пародию. Я не пробежал еще и двух страниц из тридцати пяти, как встрепенулся, вскочил, снова сел и стал лихорадочно читать. Пародия?! Как же! Мой друг написал безукоризненный сценарий, вернее -- сценарий, которому не хватало лишь небольшой профессиональной отделки, чтобы стать первоклассным. Я заволновался. Эта шутка могла оказаться золотой россыпью, если умело взяться за дело. Любая кино-фирма должна была ухватиться за нее. -- в этом я был убежден.
   Да, но как подойти к этому вопросу? Брюс, этот старый филин, был непохож на других людей... Подумать только: он лишь теперь узнал о кино! Если я ему скажу, что его пародия -- настоящий фильм, он крикнет: "Великий боже!" и бросит ее в огонь, хотя бы ей и цены не было...
   Но, все же, в праве ли я устраивать его сценарий, не имея от него разрешения? А как его получить, не поделившись со стариком своим открытием?
   Мне страшно хотелось раздобыть для него хоть немного денег. А между тем, его пародия могла почти обеспечить его, сделать независимым. Я чувствовал себя так, будто у меня в руках находилась не имеющая цены редкость, которая вот-вот разлетится на тысячи осколков, -- стоит лишь мне споткнуться.
   Мне вспомнился тон, каким мой друг говорил о кино: "Ну и штука!" Притом, он горд до мнительности и в денежных вопросах страшно щепетилен. Могу ли я пустить в ход его сценарий, ничего не сказав ему? Я знал, что в газеты он никогда не заглядывает. Но хорошо ли, пользуясь этим, предлагать и устраивать вещь без его ведома? Я часами раздумывал над этим вопросом и на следующий день снова пошел к нему.
   Он читал.
   -- А, это вы опять?.. Что вы думаете насчет этой теории, будто египетская цивилизация -- осколок более древней, сахарской.
   -- Ничего не думаю! -- ответил я.
   -- А я думаю, что это вздор!
   Я перебил его.
   -- Вы хотите получить назад вашу пародию, или я могу оставить ее себе?
   -- Пародию? Какую?
   -- Ту, что вы дали мне вчера.
   -- Ах, эту штуку! Растопите ею ваш камин!.. А эта теория -- вздор.
   -- Да, -- сказал я, -- я не только растоплю, я зажгу целый пожар. Вы заняты, я вижу...
   -- О, нет, ничуть, -- отозвался он. -- Мне нечего делать. К чему писать? Каждая новая книга дает мне все меньше и меньше. Я в конец обнищал.
   -- И все потому, что вы не хотите считаться с публикой.
   -- Как я могу считаться с нею, не зная, чего она хочет.
   -- Вы не знаете потому, что не хотите знать. Если бы я предложил вам способ угодить публике и нажить деньги, вы вытолкали бы меня из комнаты.
   Слова: "вот здесь, у меня в кармане, золотая россыпь для вас" -- так и вертелись у меня на языке, но я вовремя остановился. "Нельзя рисковать, -- подумал я, -- он отдал мне эту вещь, и я обязан ее использовать ради него".
   Я унес "золотую россыпь" с собой и приспособил-ее вчерне для фильма. Это было очень легко сделать, так как текст не требовал никаких изменений. Затем я долго боролся с искушением поставить на ленте его имя. Я рассуждал так: если я принесу кино-фирме сценарий неизвестного автора, мне дадут соответствующие условия; если же я поставлю на нем имя моего друга, гонорар, по крайней мере, удвоится. Публике кино фамилия Брюса, конечно, незнакома, но люди, близкие к литературе, его хорошо знают, и слово "гений", вовремя пущенное в оборот, котируется порой на рынке баснословно дорого. Однако, по зрелом размышлении, оба мои способа оказались чересчур опасными, и я выбрал средний путь. Я отнесу сценарий и, не называя имени, скажу, что автор его "гений" и что они могут нажить капитал на его инкогнито.
   В том, что они сразу почувствуют гениальность моего друга, я не сомневался.
   На следующий же день я вручил сценарий солидной фирме, глухо сказав: "Автор -- признанный литературный гений, но предпочитает, по некоторым причинам, остаться неизвестным".
   Фирме понадобилось две недели, чтобы проникнуться пародией Брюса. Но она все-таки прониклась ею. Да иначе и быть не могло: вещь, сама по себе, была слишком хороша. Еще неделю шли переговоры. Я дважды предъявлял ультиматум, и фирма дважды уступала, хорошо понимая, какой ей предлагали товар. Я мог заключить договор на таких условиях: две тысячи наличными, а по истечении срока -- еще две тысячи. Но я предпочел взять сразу наличными три тысячи фунтов, рассчитывая, что на такой почве мне будет легче столковаться с Брюсом. Договор был, конечно, далеко не блестящий для такого чудесного сценария, и, если бы я мог вести дело в открытую, я выговорил бы, разумеется, больше. Как бы то ни было, я вскоре подписал условие, сдал рукопись и получил чек на весь гонорар.
   Я был в восторге, но в то же время сознавал, что трудности только начинаются. Kaк мне уговорить Брюса, при таком его отношении к кино, взять деньги? Не пойти ли мне к его издателю и сговориться с ним, чтобы он постепенно выплатил Брюсу полученную мною сумму, как бы в уплату за его книги? Но это значило бы посвятить в тайну посторонних. Да и Брюс уже привык почти ничего не выручать за свои произведения. Он начнет наводить справки, и секрет может обнаружиться. Не поискать ли адвоката, который согласился бы преподнести ему неожиданное наследство? Но это было бы связано с чрезвычайно сложными измышлениями, даже если бы нашелся такой юрист. Не послать ли ему деньги в бумагах Английского банка, при записке: "От человека, всю жизнь восторгавшегося вашим гением!" Но он может заподозрить какое-нибудь мошенничество, подлинность самих бумаг и обратится в полицию... Может быть, просто пойти к нему, положить чек на стол и сказать правду?
   Вопрос не давал мне покоя, тем более, что я не считал себя в праве советоваться с кем-либо из наших общих знакомых. Такое дело, наверняка, получит широкую огласку, -- стоит лишь о нем заговорить. С другой стороны, было неосторожно откладывать получение по чеку такой крупной суммы. Кроме того, сценарий был уже пущен в ход, -- времена были плохие: в хороших фильмах чувствовался большой недостаток. Да и Брюс нуждался в самом необходимом, не мог никуда уехать из-за безденежья, хандрил и болел. Однако, я так привык смотреть на него, как на существо высшего порядка, не уживающееся с окружающими нас условиями, что мне даже в голову не приходило пойти к нему и прямо сказать: "Вот деньги за написанный вами сценарий". Я так и слышал его ответ: "Как? Чтобы я писал для кино? За кого вы меня принимаете?"
   Раздумывая над своим затруднительным положением, я все больше приходил к заключению, что позволил себе слишком много. Я чувствовал, что Брюс никогда не простит мне мой поступок, а между тем я был так расположен к нему, так уважал его, что мысль попасть к нему в немилость приводила меня в отчаяние. Наконец, я придумал способ, показавшийся мне наиболее приемлемым: я сам должен был явиться заинтересованным во всем этом деле, что должно было "ослабить удар при падении".
   Я получил деньги, положил их в банк на свое имя, выписал чек на всю сумму и, захватив договор, отправился к Брюсу.
   Он лежал в кресле, курил бразильские папиросы и гладил приблудную кошку, запросто примостившуюся у него на коленях. Он казался менее непримиримым, чем обычно, и, сделав предварительно несколько вылазок в сторону его здоровья и прочих материй, я начал:
   -- Мне надо сделать вам одно признание, Брюс.
   -- Признание? В чем?
   -- Помните вы пародию на фильм, которую вы написали и отдали мне месяца полтора тому назад?
   -- Нет.
   -- Вспомните: насчет метиски...
   Он захохотал.
   -- Ах, это!... Ха-ха-ха!
   Я перевел дух и продолжал:
   -- Ну, так вот: я продал ее. И гонорар, конечно, принадлежит вам.
   -- Что такое? Кто стал бы печатать подобную ерунду?
   -- Ее не будут печатать. Из нее сделают фильм, сверхфильм, как они говорят.
   Брюс сверкнул глазами, и его рука, гладившая кошку, остановилась.
   Я заторопился.
   -- Я, конечно, должен был бы сказать вам о том, что я сделал, но вы такой неприступный, и у вас такие возвышенные понятия... Я боялся, что вы собственный нос откусите, чтобы плюнуть себе в лицо... А сценарий получился чудесный... Вот договор и вот чек на мой банк на всю сумму, -- три тысячи фунтов. Если вам угодно рассматривать меня как своего доверенного, вы должны мне триста фунтов. Я не рассчитывал на них, но и не такой гордый, как вы: фыркать не стану!
   -- Великий боже! -- сказал он.
   -- Да, знаю, знаю... Но право же, Брюс... Это -- чепуха... Нельзя так раздувать свою щепетильность. Не доброкачественный источник? -- скажете вы... Наверно... И если на то пошло, то кино вполне оправданное явление современной цивилизации, естественный продукт века. Оно развлекает... оно доставляет удовольствие. Пусть оно вульгарно, пусть оно дешево, но и мы тоже все вульгарны, дешево стоим, -- это нельзя отрицать... Что делать, Брюс? Вульгарный век требует вульгарных развлечений, и если мы можем доставить их ему, тем лучше... Жизнь сама по себе не очень-то весела...
   Глаза старика метали такие молнии, что у меня чуть было не отнялся язык, но, собравшись с силами, я все-таки продолжал, запинаясь:
   -- Вы живете вне мира... вы не знаете, что нужно простому, недалекому человеку... Жизнь сера и банальна... Надо иногда от нее уходить в царство фантазии... Людям хочется иногда крови, сенсации, потрясающих зрелищ... Вы не собирались доставлять все это им, но вы это сделали... через меня... Вы доставили им удовольствие... хотели вы этого или нет... а потому деньги ваши, и вы должны их взять...
   Кошка вдруг спрыгнула на пол. Я ждал, что вот-вот разразится гроза.
   -- Я знаю, -- несся я дальше, -- что вы не выносите... что вы презираете кино...
   Вдруг загудел его голос:
   -- Вздор! Что вы такое говорите? Кино? Да ведь я бываю там через день!
   Пришла моя очередь воскликнуть: "Великий боже!" И, сунув старику в руки договор и чек, я бросился вон из комнаты, сопровождаемый перепуганной кошкой.

------------------------------------------------------------------

   Источник текста: С натуры. Рассказы / Дж. Гелсуорси; Пер. с англ. А. М. Карнауховой. Под ред. А. Н. Горлина. -- Ленинград: Красная газета, 1929 (тип. им. Володарского). -- 148 с.; 20х13 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru