Аннотация: The Man of Property. Перевод Эмилии Пименовой. Текст издания: журнал "Русская Мысль", NoNo 1-5, 1910.
ВЪ МІРѢ СОБСТВЕННИКОВЪ.
Романъ Джона Гэлсуорси.
Съ англійскаго.
I. "Дома" у старика Джоліона.
Тѣ избранники, которые удостоены были приглашенія на фамильное празднество Форсайтовъ, могли наблюдать привлекательное зрѣлище -- блестящее собраніе семьи, представительницы верховъ средняго класса. Но обладающій даромъ психологическаго анализа,-- талантъ, не имѣющій никакой денежной цѣнности и поэтому совершенно игнорируемый Форсайтами,-- нашелъ бы въ такомъ собраніи любопытный матеріалъ для размышленія надъ нѣкоторыми темными сторонами человѣческой природы. Тутъ собрались члены одной семьи, между которыми едва ли существовало чувство, заслуживавшее названія взаимной симпатіи, и между тѣмъ принадлежность къ одной семьѣ создавала между ними таинственную и крѣпкую связь, благодаря которой семья можетъ представлять грозную общественную единицу и сама, въ свою очередь, являться воспроизведеніемъ общества въ миніатюрѣ. Наблюдателю-психологу такое семейное собраніе должно было бы напомнить отдаленныя времена человѣческой исторіи, темные пути соціальнаго прогресса, патріархальную жизнь, скопленіе дикихъ ордъ, возвышеніе и паденіе націй... Семья представляла могучее дерево, которое теперь, достигнувъ полнаго расцвѣта, раскинуло свои мощныя вѣтви во всѣ стороны.
Блестящее семейное собраніе, состоявшееся въ домѣ старика Джоліона Форсайта, было созвано по случаю помолвки его внучки, миссъ Джюнъ Форсайтъ, выходящей замужъ за мистера Филиппа Бозиннея. Присутствовали почти всѣ члены этой огромной семьи: дамы,-- въ ослѣпительныхъ свѣтлыхъ вечернихъ туалетахъ, мужчины -- во фракахъ самаго безукоризненнаго покроя. Даже престарѣлая тетушка Эннъ была тутъ. Въ послѣднее время она почти не выѣзжала изъ дому и не покидала зеленой гостиной въ домѣ своего брата Тимоѳея, гдѣ ее всѣ привыкли видѣть постоянно сидящей въ креслѣ, съ книгой или вязаніемъ въ рукахъ, и окруженной портретами трехъ поколѣній Форсайтовъ.
Но таковъ былъ обычай: во всѣхъ торжественныхъ случаяхъ всѣ Форсайты всегда собирались вмѣстѣ; свадьба, родины, крестины непремѣнно влекли за собой такія семейныя сборища. Если умиралъ кто-нибудь изъ Форсайтовъ... Впрочемъ, Форсайты не умирали! Они изгнали смерть изъ своихъ понятій. Умирать было противно ихъ принципамъ. Сильные и здоровые, они жили долго и цѣплялись за жизнь, какъ за свою неотъемлемую собственность, принимая всѣ предосторожности противъ ея возможнаго прекращенія.
Въ этотъ день, смѣшиваясь съ толпою другихъ гостей въ домѣ старика Джоліона, Форсайты какъ-то болѣе обыкновеннаго были проникнуты сознаніемъ своей принадлежности къ одной семьѣ. Они старались обращаться другъ съ другомъ съ особенною предупредительностью и радушнымъ вниманіемъ, словно чувствуя потребность сплотиться въ виду какой-то общей опасности, угрожающей основамъ ихъ благополучія.
Въ сторонѣ отъ другихъ, около рояля, стоялъ очень высокій и очень толстый человѣкъ. На ослѣпительной бѣлой манишкѣ, покрывавшей его мощную грудь, сверкалъ дорогой рубинъ. Его широкое, гладко выбритое лицо, съ блѣдно голубыми глазами, сохраняло выраженіе высокомѣрнаго спокойствія. Это былъ Свизинъ Форсайтъ, одинъ изъ братьевъ стараго Джоліона. Другой братъ Джемсъ, очень худой и высокій, со скучающимъ видомъ вертѣлъ въ рукахъ какую-то фарфоровую вещицу. Его единственный сынъ Сомсъ, темноволосый, слегка плѣшивый, на бритомъ лицѣ котораго блуждала какая-то брезгливая гримаса, разговаривалъ съ дамой въ коричневомъ платьѣ, а кузенъ Сомса, "большой Джорджъ", какъ его называли, съ сардонической улыбкой оглядывалъ толпу, наполнявшую залу. На другомъ концѣ сидѣли рядомъ три тетушки Форсайтъ: двѣ незамужнія, Эннъ и Эстеръ, третья, тетушка Джюлей, вдова Септимуса Смолля, умершаго нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Всѣ три сестры жили вмѣстѣ въ домѣ своего брата Тимоѳея.
Въ центрѣ комнаты стоялъ хозяинъ дома, старый Джоліонъ. Высокій и прямой, несмотря на свои восемьдесятъ лѣтъ, онъ выглядѣлъ настоящимъ патріархомъ со своею гривой совершенно бѣлыхъ волосъ, окаймлявшихъ выпуклый лобъ, и большими, ниспадавшими сѣдыми усами. Но его маленькіе, умные, темносѣрые глаза сохраняли живость молодости и во всей его мощной фигурѣ чувствовалась какая-то особенная скрытая сила, невольно заставлявшая другихъ признавать его превосходство. Взоры всѣхъ обращались къ нему, и, казалось, онъ былъ олицетвореніемъ той непоколебимой твердости, которая легла въ основу благополучія Форсайтовъ и создала ихъ значеніе.
Однако внимательный наблюдатель могъ бы подмѣтить въ этотъ день на лицахъ всѣхъ Форсайтовъ нѣсколько озабоченное выраженіе. Всѣ были какъ будто смущены, обезпокоены чѣмъ-то, и эта неловкость и смущеніе отражались въ ихъ взорахъ, обращенныхъ на человѣка, ради котораго они собрались сюда. Правда, Филиппъ Бозинней, женихъ Джюнъ, не имѣлъ никакого состоянія. Но вѣдь дѣвушки изъ семьи Форсайтовъ не разъ уже заключали такіе неравные браки, и это одно не могло бы возстановить Форсайтовъ противъ молодого Бозиннея. Пожалуй, никто изъ нихъ не могъ бы выразить вполнѣ опредѣленно, что собственно не нравится имъ въ этомъ молодомъ человѣкѣ. Но въ немъ они чувствовали какой-то невысказанный протестъ противъ всего того, чему они привыкли вѣрить и поклоняться. Этотъ молодой архитекторъ смущалъ ихъ своимъ полнымъ пренебреженіемъ къ свѣтскому этикету. Разсказывали, что онъ сдѣлалъ свой обязательный визитъ тетушкамъ Эннъ, Джюлей и Эстеръ, въ мягкой, сѣрой фетровой шляпѣ. И шляпа-то была старая, помятая!... "Подумайте, моя дорогая, какъ это странно! Тетушка Эстеръ,-- она немного близорука,-- приняла въ темнотѣ эту шляпу за сѣрую кошку, свернувшуюся на стулѣ, и хотѣла спугнуть ее... Она была поражена, когда "кошка" не двинулась съ мѣста"...
Почему-то всѣмъ понравилось это названіе, и когда говорили о Бозиннеѣ, то всегда употребляли эту кличку, подъ которой онъ былъ теперь извѣстенъ всѣмъ Форсайтамъ.
Тетушки, впрочемъ, сочли нужнымъ сдѣлать замѣчаніе Джюнъ по поводу шляпы ея жениха.
-- Тебѣ бы слѣдовало обратить на это вниманіе, дорогая,-- сказали онѣ.
-- Вздоръ!-- воскликнула своенравная Джюнъ.-- Филь никогда не замѣчаетъ, что у него на головѣ!
Ну, развѣ могъ успокоить кого-нибудь такой отвѣтъ? Развѣ можно было допустить, чтобы женихъ Джюнъ,-- женихъ всѣми признанной наслѣдницы стараго Джоліона,-- до такой степени пренебрегалъ свѣтскими приличіями? Положимъ, онъ былъ архитекторъ, происходилъ изъ круга, чуждаго Форсайтомъ, онъ былъ "человѣкомъ безъ чековой книжки", но развѣ это давало ему право такъ поступать?
Такъ разсуждали всѣ Форсайты, но волновавшія ихъ недоброжелательныя чувства въ отношеніи жениха Джюнъ не помѣшали имъ, конечно, принять приглашеніе стараго Джоліона. Торжественный раутъ въ домѣ стараго Джоліона носилъ характеръ выдающагося событія. Старикъ давно уже не устраивалъ семейныхъ собраній, съ тѣхъ поръ, какъ умерла его жена. Но теперь, болѣе чѣмъ когда-либо, членамъ семьи надлежало показать свою сплоченность. Къ тому же надо было рѣшить вопросъ относительно свадебныхъ подарковъ. И это усиливало чувство неловкости, испытываемое Форсайтами въ домѣ Джоліона. А тутъ еще эта непріятная исторія со шляпой! Было отчего прійти въ смущеніе семьѣ, придававшей такое исключительное значеніе внѣшности.
Самъ Бозинней, впрочемъ, совершенно не замѣчалъ чувствъ, которыя онъ возбуждалъ въ семьѣ Форсайтовъ. Онъ въ первый разъ видѣлъ ее въ полномъ сборѣ, и это зрѣлище, повидимому, забавляло его. Его курчавые волосы были взъерошены и, казалось также были удивлены происходящимъ. Джорджъ, взглянувъ на него, сказалъ своему брату Евстафію:
Этотъ "странный молодой человѣкъ", какъ его называла мистриссъ Смолль,-- былъ средняго роста и крѣпкаго сложенія. Его блѣдное, смуглое лицо, съ очень выдающимися скулами, впалыми щеками и темными усами, обращало на себя вниманіе. Высокій лобъ, нѣсколько отходящій назадъ, съ очень выпуклыми надбровными дугами, напоминалъ голову льва, выглядывавшаго изъ клѣтки зоологическаго сада. Его темнокаріе глаза по временамъ имѣли какое-то разсѣянное, блуждающее выраженіе.
Джюнъ стояла возлѣ него, отражая своимъ вызывающимъ видомъ любопытные взоры, обращенные на ея жениха. Ея маленькая головка, съ безстрашными голубыми глазами, энергичнымъ ртомъ и яркимъ румянцемъ, какъ будто сгибалась подъ тяжестью пышныхъ золотисто-рыжихъ волосъ. Недалеко отъ нея стояла высокая, стройная женщина съ очень красивымъ матовоблѣднымъ лицомъ, на которую заглядывались всѣ мужчины. Кто-то изъ семьи Форсайтовъ сравнилъ ее съ языческой богиней. Иногда ея большіе, черные глаза съ томнымъ выраженіемъ разсѣянно блуждали по комнатѣ и на мягкихъ, чувственныхъ губахъ скользила едва замѣтная улыбка, Бозинней первый обратилъ на нее вниманіе и спросилъ у своей невѣсты, кто она такая? Джюнъ взяла его подъ руку и подвела къ заинтересовавшей его красавицѣ.
-- Это Иренъ -- мой лучшій товарищъ,-- сказала она.-- Будьте вы оба друзьями!
Точно повинуясь командѣ маленькой Джюнъ, оба улыбнулись; Сомсъ Форсайтъ, молча смотрѣвшій на эту сцену, тотчасъ же подошелъ къ нимъ и обратился къ Джюнъ:
-- Представь, пожалуйста, и меня,-- сказалъ онъ.
Онъ всегда старался держаться въ обществѣ поблизости Иренъ, которая была его женой. Но даже тогда, когда онъ былъ отдѣленъ отъ нея требованіями свѣтскаго этикета, его взоры всегда были прикованы къ ней и въ нихъ выражалась какая-то странная тоска и напряженное вниманіе.
Его отецъ, Джемсъ Форсайтъ, продолжалъ стоять у окна, разсматривая фабричное клеймо на фарфоровой бездѣлушкѣ.
-- Удивляюсь, какъ это Джоліонъ допустилъ эту помолвку,-- замѣтилъ онъ тетушкѣ Эннъ, сидѣвшей поблизости.-- Говорятъ мало шансовъ на то, чтобы они могли пожениться раньше нѣсколькихъ лѣтъ. Вѣдь у Бозиннея нѣтъ ровнешенько ничего! (Джемсъ какъ-то особенно растягивалъ букву "о" въ разговорѣ). Когда Винифредъ выходила замужъ за Дэрти, то я заставилъ его вложить всѣ свои деньги, до одного пенни, въ дѣло. И это было хорошо. А то, по нынѣшнимъ временамъ, они могли бы остаться безъ гроша.
Тетушка Эннъ сидѣла въ бархатномъ креслѣ. Сѣдые локоны окружали ея старческое лицо. Эта прическа не измѣнялась уже въ теченіе многихъ десятилѣтій и уничтожала у Форсайтовъ всякое представленіе о времени, когда они смотрѣли на нее. Она ничего не отвѣчала Джемсу, такъ какъ берегла свой старческій голосъ, но взглядъ, брошенный ею, былъ краснорѣчивѣе всякихъ словъ.
-- Что-жъ,-- отвѣтилъ Джемсъ, очевидно понявшій его значеніе -- Я ничего не могъ подѣлать! У Иренъ не было денегъ, но Сомсъ такъ настаивалъ!... Онъ даже исхудалъ, ухаживая за нею...
Потомъ вдругъ, поставивъ фарфоровую вещицу на столъ, онъ неожиданно прибавилъ:
-- Впрочемъ, я думаю, что это было къ лучшему.
Тетушка Эннъ не спросила у него, что значатъ эти странныя слова. Она и такъ знала это. Такъ какъ у Иренъ нѣтъ ни гроша, то это можетъ удержать ее отъ безумныхъ поступковъ. Говорятъ вѣдь, что она настаивала на отдѣльной спальнѣ, но Сомсъ, конечно...
Джемсъ прервалъ ея размышленія.
-- Гдѣ же Тимоѳей?-- спросилъ онъ.-- Развѣ онъ не пріѣхалъ съ другими?
Нѣжная улыбка разжала губы тетушки Эннъ, и она сказала тихо:
-- Нѣтъ, онъ счелъ благоразумнѣе остаться дома. Вѣдь кругомъ свирѣпствуетъ дифтеритъ, а онъ такъ подверженъ болѣзнямъ...
-- О, онъ хорошо заботится о себѣ!-- замѣтилъ Джемсъ.-- Я вотъ не могу такъ заботиться о своемъ здоровьѣ.
Трудно было сказать, что преобладало въ этомъ замѣчаніи -- насмѣшка, зависть или восхищеніе?
Тимоѳей, въ самомъ дѣлѣ, показывался рѣдко. Онъ былъ младшимъ въ семьѣ. Издатель по профессіи, онъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ, предвидя застой, который, по всеобщему убѣжденію, долженъ былъ непремѣнно наступить въ издательскомъ дѣлѣ (но который не наступилъ), изъ предосторожности продалъ свое дѣло въ полномъ ходу и помѣстилъ свои деньги въ вѣрныя бумаги. Благодаря такому странному поступку, онъ занялъ изолированное положеніе въ семьѣ Форсайтовъ, такъ какъ никогда ни одинъ изъ Форсайтовъ не согласился бы получать меньше четырехъ процентовъ на свой капиталъ. Тимоѳей превратился въ какой-то миѳъ, воплощающій идею прочности Форсайтовскаго міра. Онъ никогда въ своей жизни не сдѣлалъ ни одного неосторожнаго поступка, не женился и не обременилъ себя многочисленной семьей.
Джемсъ снова взялъ въ руки фарфоровую вазочку и резюмировалъ свои мысли словами:
-- Это не настоящій старинный уорчестерскій фарфоръ... Вѣроятно, старый Джоліонъ что-нибудь разсказывалъ вамъ объ этомъ молодомъ человѣкѣ? Но все, что я слышалъ, только подтверждаетъ, что у него нѣтъ ничего,-- ни дѣла, ни доходовъ, ни знакомствъ, о которыхъ стоило бы упоминать! Впрочемъ, я вѣдь ничего не знаю... никто ничего мнѣ не говоритъ!
Тетушка Эннъ не сказала ни слова, но по ея старческому сморщенному личику пробѣжала какая-то тѣнь, и тонкіе пальцы ея рукъ странно задрожали. Она была самая старшая изъ всѣхъ Форсайтовъ и поэтому занимала среди нихъ особое положеніе. Всѣ они какъ-то робѣли передъ нею и, случалось, даже прямо избѣгали ея присутствія, когда имъ казалось, что она, молча, осуждаетъ ихъ поступки.
Но Джемсъ чувствовалъ потребность высказать свои взгляды, поэтому онъ сѣлъ возлѣ нея и, вытянувъ свои длинныя ноги, продолжалъ:
-- Джоліонъ всегда поступалъ по-своему. Дѣтей у него нѣтъ...-- Джемсъ запнулся, вспомнивъ, что у Джоліона былъ сынъ, отецъ Джюнъ, бросившій жену и ребенка и бѣжавшій съ иностранной гувернанткой.-- Ну, да все равно,-- прибавилъ онъ торопливо.-- Онъ можетъ позволить себѣ такъ поступать, если ему это нравится... Однако, что же онъ намѣренъ дать Джюнъ? Полагаю, что онъ можетъ давать ей, по крайней мѣрѣ, тысячу фунтовъ въ годъ... Вѣдь ему некому оставить свои деньги...
Размышленія Джемса были прерваны появленіемъ какого-то необычайно подвижного человѣка съ гладко выбритымъ лицомъ и безъ единаго волоска на головѣ.
-- Николасъ,-- сказалъ Джемсъ, протягивая ему руку.-- Какъ поживаешь?
Николасъ Форсайтъ, обладатель очень большого состоянія, нажитаго вполнѣ законнымъ образомъ, помимо тѣхъ коммерческихъ компаній, гдѣ онъ состоялъ директоромъ, съ живостью обернулся и вложилъ свои холодные, тонкіе пальцы въ такую же холодную руку Джемса.
-- Очень худо,-- сказалъ онъ, насупившись.-- Всю недѣлю чувствовалъ себя плохо. Спать не могу. Докторъ не знаетъ, что со мной. Онъ очень умный парень, этотъ докторъ, иначе я бы не сталъ приглашать его. Но я ничего не имѣю отъ него, кромѣ счетовъ.
-- Докторъ!-- воскликнулъ Джемсъ.-- Знаю я этихъ докторовъ! У меня въ домѣ перебывали всѣ лондонскіе доктора, которыхъ я призывалъ для кого-нибудь изъ насъ. Никакого удовольствія это не доставляетъ. Отъ нихъ ничего не добьешься. Вотъ, посмотри на Свизина. Какую пользу они ему принесли? Онъ сталъ еще толще. Онъ просто -- чудовищный! Они ничего не могутъ сдѣлать, чтобы уменьшить его вѣсъ. Посмотри на него!
Свизинъ Форсайтъ, громадный, четырехугольный, съ широкою, огромною грудью, выпяченною впередъ, на которой сверкалъ рубинъ, какъ разъ направлялся къ нимъ въ эту минуту.
-- Эге!-- сказалъ онъ.-- Какъ вы поживаете оба?
Онъ говорилъ важно, растягивая слова.
Оба брата переглянулись.
-- Мы только что говорили,-- сказалъ Джемсъ,-- что ты нисколько не сталъ тоньше.
Свизинъ уставился на говорившаго своими блѣдными, круглыми глазами.
-- Тоньше? Съ какой стати? Это вы похожи на тонкую бумажную полоску...
И онъ еще сильнѣе выпятилъ грудь, такъ какъ больше всего заботился о томъ, чтобы имѣть внушительный видъ.
Тетушка Эннъ окинула взоромъ братьевъ. Во взглядѣ ея была строгость и вмѣстѣ съ этимъ какая-то снисходительность къ нимъ. Братья, въ свою очередь, взглянули на нее. Голова у нея слегка тряслась. Удивительная женщина! Восемьдесятъ шесть лѣтъ -- и вѣдь она никогда не была крѣпкаго здоровья! Свизинъ и Джемсъ,-- длинный и широкій,-- были близнецами. Имъ было по семидесяти пяти лѣтъ. Николасъ былъ совсѣмъ еще младенецъ,-- ему даже не было семидесяти! Всѣ были крѣпкаго здоровья и выводъ, къ которому они пришли при взглядѣ на Эннъ, естественно долженъ былъ подѣйствовать на нихъ успокоительно. Изъ всѣхъ видовъ собственности они все же больше всего дорожили своимъ здоровьемъ!
-- Я здоровъ,-- сказалъ Джемсъ,-- но мои нервы расходились, малѣйшій пустякъ волнуетъ меня. Думаю съѣздить въ Батъ.
-- Батъ?-- воскликнулъ Николасъ.-- Я пробовалъ ѣздить въ Харрогэтъ. Толку никакого. Мнѣ нуженъ морской воздухъ. Ничего не можетъ быть лучше Ярмута. Когда я бываю тамъ, я сплю...
-- У меня печень въ плохомъ состояніи,-- медленно произнесъ Свизинъ.-- Сильныя боли вотъ тутъ...-- Онъ приложилъ руку къ правому боку.
-- Недостатокъ движенія,-- замѣтилъ Джемсъ и снова завертѣлъ въ рукахъ фарфоровую вазочку.-- У меня тоже были боли въ правомъ боку...
Свизинъ покраснѣлъ, какъ индѣйскій пѣтухъ.
-- Я двигаюсь достаточно,-- сказалъ онъ сердито.-- Я никогда не пользуюсь лифтомъ въ клубѣ...
-- Не знаю, не знаю,-- поспѣшилъ возразить Джемсъ.-- Я вообще ничего не знаю, ни про кого. Никто ничего мнѣ не говоритъ...
Свизинъ пристально посмотрѣлъ на него и спросилъ:
-- А что ты дѣлалъ, когда у тебя болѣлъ бокъ?...
-- Я принималъ смѣсь изъ...
-- Какъ поживаете, дядя?
Передъ нимъ стояла Джюнъ. Ея маленькая фигурка казалась еще меньше въ сосѣдствѣ съ ея огромными дядюшками, но выраженіе лица у нея было очень рѣшительное, когда она смотрѣла на шнъ.
Джемсъ, только что начавшій съ оживленіемъ объяснять Свизину составъ лѣкарства, сразу омрачился.
-- А ты какъ поживаешь?-- спросилъ онъ, нагибаясь къ Джюнъ.-- Говорятъ, ты уѣзжаешь завтра въ Уэльсъ, къ роднымъ твоего жениха?... Теперь тамъ дождливая погода...-- онъ опять поставилъ фарфоровую вазочку на столъ и прибавилъ:-- Это не настоящій уорчестерскій старинный фарфоръ. Вотъ тотъ сервизъ, который я подарилъ твоей матери, когда она выходила замужъ, то была подлинная вещь!
Джюнъ пожала руки дядюшкамъ и повернулась къ тетушкѣ Эннъ, старое лицо которой озарилось ласковой улыбкой. Она съ нѣжностью поцѣловала молодую дѣвушку въ щеку и сказала:
-- Итакъ, милая, ты уѣзжаешь на цѣлый мѣсяцъ?
Тетушка Эннъ провожала глазами ея маленькую фигурку, когда Джюнъ направилась дальше и смѣшалась съ толпою гостей. Начинался разъѣздъ. Тетушка Эннъ смотрѣла на подходившихъ къ Джюнъ гостей, раскланивавшихся съ ней, и что-то усиленно перебирала своими дрожащими пальцами.
"Да, да,-- думала она въ это время.-- Всѣ были добры къ ней. Всѣ явились къ ней, чтобы поздравить ее. Она должна быть счастлива".
Среди толпы людей, наполнявшихъ залу, было не болѣе двадцати процентовъ Форсайтовъ. Большинство гостей было изъ биржевого, адвокатскаго и докторскаго міра. Тутъ были представители всѣхъ профессій, допускаемыхъ въ высшихъ слояхъ средняго круга. Но тетушка Эннъ видѣла только Форсайтовъ. Это былъ ея міръ, ея семья и она не знала другой. Она знала всѣ ихъ маленькія тайны, болѣзни, увлеченія, знала, какъ они женятся, какъ живутъ, какъ наживаютъ деньги. Все это было ея собственностью, ея наслажденіемъ, ея жизнью. За этимъ уже начинался для нея міръ какихъ-то смутныхъ, туманныхъ фактовъ, и людей, не имѣющихъ въ ея глазахъ никакой цѣны. Но свой міръ она хотѣла бы сохранить до конца.
Мысли ея унеслись въ прошлое. Она вспомнила отца Джюнъ, молодого Джоліона, который убѣжалъ съ иностранною гувернанткой. Какой это былъ ударъ для его отца и для всѣхъ Форсайтовъ! Такой былъ славный, многообѣщающій юноша! Да, это было печально! Но, къ счастью, обошлось безъ публичнаго скандала. Жена Джо не согласилась на разводъ. Давно это было! Когда мать Джюнъ умерла, восемь лѣтъ тому назадъ, то Джо женился на этой женщинѣ. Говорятъ, у нихъ двое дѣтей... Да, онъ уже не имѣетъ права присутствовать здѣсь! Онъ нанесъ чувствительный ударъ ея фамильной гордости, лишилъ ея удовольствія видѣть его, обнять его... А какъ она гордилась имъ когда-то! Такой многообѣщающій юноша!... Мысли эти подымали со дна ее стараго сердца горечь, и ея глаза наполнялись слезами. Она достала тонкій батистовый платокъ и приложила къ глазамъ.
-- Здравствуйте, тетушка Эннъ,-- произнесъ чей-то голосъ около нея.
Это былъ Сомсъ Форсайтъ, широкоплечій и весь какой-то плоскій, съ плоскимъ же гладко-выбритымъ лицомъ, смотрѣвшій на нее съ своею обычною брезгливою гримасой.
-- А что вы думаете объ этой помолвкѣ?-- спросилъ онъ.
Тетушка Энпъ ласково взглянула на него. Послѣ бѣгства молодого Джоліона, который былъ ея любимцемъ, Сомсъ былъ единственнымъ изъ всѣхъ ея племянниковъ, которымъ она гордилась, такъ какъ онъ больше, чѣмъ другіе, казался ей истиннымъ Форсайтомъ, и она видѣла въ немъ вѣрнаго хранителя традицій семьи.
-- Онъ очень милъ, этотъ молодой человѣкъ,-- сказала она.-- Но я все-таки сомнѣваюсь, подходящая ли это партія для нашей дорогой Джюнъ?
-- Она сдѣлаетъ его ручнымъ,-- отвѣтилъ Сомсъ, внимательно разглядывая золоченый канделябръ. Онъ украдкой помуслилъ палецъ и потеръ имъ выпуклыя украшенія канделябра.-- Это настоящій старинный золотой лакъ,-- прибавилъ онъ,-- теперь вы не достанете такого лака нигдѣ. Если будетъ когда-нибудь аукціонъ у старика Джоліона, то эта вещь пойдетъ за хорошую цѣну. Я бы не задумался пріобрѣсти ее. Такой старинный лакъ никогда не теряетъ своей цѣны.
Онъ говорилъ это съ видомъ знатока, и тетушка Эннъ съ гордостью посмотрѣла на него.
-- Ты знаешь толкъ въ этихъ вещахъ,-- сказала она.-- Ну, а какъ поживаетъ дорогая Иренъ?
Самодовольная улыбка мигомъ исчезла съ лица Сомса.
-- Хорошо,-- отвѣтилъ онъ.-- Жалуется на безсонницу, но спитъ она гораздо лучше меня, во всякомъ случаѣ.
Онъ поглядѣлъ на жену, разговаривавшую съ Бозиннеемъ, въ дверяхъ.
Тетушка Эннъ вздохнула.
-- Можетъ быть, было бы лучше, еслибъ она рѣже видѣлась съ Джюнъ. Вѣдь у нея такой рѣшительный характеръ, у нашей милой Джюнъ!-- замѣтила она.
Сомсъ вспыхнулъ. Его плоскія щеки покраснѣли, но краска скоро сбѣжала съ лица и сосредоточилась лишь на лбу, между глазами, точно указывая на волнующія его мысли.
-- Не знаю, что ей такъ нравится въ этой маленькой попрыгуньѣ!-- возразилъ онъ съ раздраженіемъ, но, спохватившись, что они не одни, тотчасъ же снова занялся канделябромъ.
-- Мнѣ говорили, что Джоліонъ покупаетъ другой домъ,-- послышался голосъ Джемса, разговаривавшаго со Свизиномъ.-- Должно быть, у него много денегъ, такъ много, что онъ не знаетъ куда дѣвать ихъ. Говорятъ, это на площади Монпелье, около Сомса... Но они ничего не сообщали мнѣ объ этомъ. Иренъ никогда ничего мнѣ не говоритъ...
-- Прекрасное положеніе,-- замѣтилъ Свизинъ.-- Это вѣдь въ двухъ минутахъ ѣзды отъ меня. А изъ своего дома я могу въ восемь минутъ доѣхать до клуба.
Всѣ Форсайты придавали громадное значеніе положенію своихъ домовъ, какъ будто отъ этого въ большой степени зависѣлъ ихъ успѣхъ въ жизни.
Родоначальникъ Форсайтовъ происходилъ изъ фермерской семьи въ Дорсетшайрѣ. Онъ былъ каменщикомъ по ремеслу и мало-по-малу сдѣлался строительнымъ подрядчикомъ. Подъ конецъ своей жизни онъ переселился въ Лондонъ, гдѣ и занимался постройками до самой смерти. Послѣ него осталось состояніе въ тридцать тысячъ фунтовъ, которые онъ раздѣлилъ между своими десятью дѣтьми. Старикъ Джоліонъ говорилъ про него, что это былъ грубый, непреклонный человѣкь, "безъ всякаго лоска". Вообще второе поколѣніе Форсайтовъ не очень-то гордилось такимъ предкомъ. Единственная аристократическая черта, которую они находили въ немъ, была его привычка пить мадеру.
Тетушка Эстеръ, считавшаяся авторитетомъ въ томъ, что касалось исторіи семьи, такъ описывала его, когда ее спрашивали:
-- Я не помню, чтобы онъ когда-либо чѣмъ-нибудь занимался. По крайней мѣрѣ, въ мое время онъ уже ничего не дѣлалъ. Онъ имѣлъ дома, душа моя! Волосы у него были такого цвѣта, какъ у дядюшки Свизина. Онъ былъ коренастый человѣкъ. Высокъ ли ростомъ? Нѣтъ... не очень,-- около пяти футовъ. Лицо было у него пестрое, красное. Я помню, онъ постоянно пилъ мадеру. Впрочемъ, спросите тетушку Эннъ... Кто былъ его отецъ? Онъ прежде обрабатывалъ землю, тамъ, въ Дорсетшайрѣ, у моря...
Джемсъ однажды ѣздилъ туда. Ему захотѣлось посмотрѣть мѣсто, откуда произошелъ ихъ родъ. Тамъ онъ нашелъ двѣ старыя фермы. Глубокія колеи виднѣлись на дорогѣ, ведущей къ берегу ручья, гдѣ находилась мельница. Маленькая, сѣренькая церковь, окруженная каменною оградой, и крошечная, такая же сѣренькая часовенка. Вода, отработавъ на мельницѣ, разливалась множествомъ мелкихъ ручейковъ, а вокругъ бродили свиньи. Казалось, будто весь ландшафтъ подернутъ былъ какой-то туманной дымкой. Здѣсь-то жили первоначальные Форсайты, быть можетъ, многія сотни лѣтъ. И каждое воскресенье они ходили по этой тропинкѣ, смотря на море и глубоко ступая ногами въ грязь...
Были ли у Джемса какія-нибудь надежды на наслѣдство, когда онъ поѣхалъ на родину Форсайтовъ, или онъ думалъ найти тамъ что-нибудь, заслуживающее упоминанія въ ихъ родословной -- этого никто не зналъ. Во всякомъ случаѣ онъ вернулся домой разочарованный, хотя и старался не показывать вида.
-- Пустяки,-- сказалъ онъ,-- заниматься не стоитъ. Обыкновенная деревушка, древняя, какъ эти холмы.
Древность ея была своего рода утѣшеніемъ для него. Но старый Джоліонъ, чувствовавшій порою потребность быть искреннимъ, говорилъ о своихъ предкахъ: "Крестьяне-землевладѣльцы. Полагаю -- не важное кушанье". И онъ повторялъ эти слова "крестьяне-землевладѣльцы", какъ будто это доставляло ему утѣшеніе.
Однако Форсайты пробились въ жизни и создали себѣ то, что называется "положеніемъ". Они владѣли всевозможными акціями, консолидированными бумагами, участвовали въ разныхъ предпріятіяхъ и, кажется, больше всего на свѣтѣ боялись,-- за исключеніемъ одного только Тимоѳея,-- помѣщать свои деньги въ предпріятія и бумаги, которыя приносили бы имъ меньше четырехъ процентовъ. Они покупали картины и оказывали поддержку такимъ благотворительнымъ учрежденіямъ, которыя могли оказаться полезными на случай болѣзни кого-нибудь изъ ихъ слугъ. Отъ своего отца они унаслѣдовали любовь къ постройкамъ. Первоначально они, должно быть, принадлежали къ какой-нибудь примитивной сектѣ, но теперь уже, силою вещей, сдѣлались членами англиканской церкви и заставляли своихъ женъ и дѣтей посѣщать аккуратно наиболѣе фешенебельные храмы въ столицѣ. Конечно, они бы очень удивились и огорчились, еслибъ кто-нибудь заподозрилъ ихъ христіанскія убѣжденія. Нѣкоторые изъ нихъ даже имѣли платныя мѣста въ церкви, и это была наиболѣе практическія формы, въ которой выражались ихъ симпатіи къ ученію Христа. Ихъ резиденціи, отстоящія другъ отъ друга на опредѣленномъ разстояніи, были расположены вокругъ парка, точно стражи, стерегущіе Лондонъ, къ которому были прикованы всѣ ихъ желанія.
Джемсъ, очень интересовавшійся новой покупкой старика Джоліона, сталъ разспрашивать его. Онъ находилъ, что Джоліонъ далъ слишкомъ высокую цѣну за домъ.
Старый Джоліонъ поморщился.
-- Я торговалъ этотъ домъ раньше,-- сказалъ поспѣшно Джемсъ.-- Но такую цѣну я не хотѣлъ дать. Спроси Сомса, онъ хорошо знаетъ этотъ домъ. Онъ тебѣ скажетъ, что ты заплатилъ слишкомъ дорого.
-- Меня ничуть не интересуетъ его мнѣніе,-- замѣтилъ сердито старикъ.
-- Ну, конечно, это твое дѣло... Прощай! Мы ѣдемъ кататься въ Хёрлингэмъ... Я слышалъ, что Джюнъ уѣзжаетъ въ Уэльсъ завтра? Ты будешь чувствовать себя одинокимъ безъ нея. Не пріѣдешь ли ты къ намъ пообѣдать?
Старый Джоліонъ отказался. Но онъ пошелъ все-таки проводить Джемса и смотрѣлъ, какъ его жена, величественная женщина, съ каштановыми волосами, садилась въ коляску рядомъ съ Иренъ. На передней скамейкѣ помѣстились оба супруга, отецъ и сынъ, въ какой-то странной, выжидательной позѣ. Слегка покачиваясь на пружинныхъ подушкахъ коляски, они сидѣли молча, обливаемые солнечными лучами и не глядя по сторонамъ. Старый Джоліонъ задумавшись смотрѣлъ на коляску, пока она не скрылась за поворотомъ.
Въ коляскѣ мистриссъ Джемсъ первая прервала молчаніе, какъ только они отъѣхали.
-- Видали ли вы когда-нибудь такую пеструю коллекцію всякаго сорта людей?-- воскликнула она.
Сомсъ искоса посмотрѣлъ на нее и слегка кивнулъ головой. Но онъ тотчасъ же поймалъ на лету загадочный взглядъ Иренъ. Можно почти навѣрняка предположить, что такое замѣчаніе высказали всѣ Форсайты, покидая домъ старика Джодіона.
Послѣдними изъ гостей вышли четвертый и пятый братья Форсайтъ, Николасъ и Роджеръ. Они пошли пѣшкомъ черезъ паркъ къ станціи подземной желѣзной дороги. Какъ и всѣ Форсайты, достигшіе извѣстнаго положенія и возраста, они ѣздили только въ собственныхъ экипажахъ и никогда не брали извозчиковъ.
День былъ ясный, солнечный. Деревья парка ярко зеленѣли, но братья, повидимому, не замѣчали пышнаго расцвѣта лѣтней природы, хотя это, безъ сомнѣнія, доставляло имъ смутное удовольствіе. Они шли медленно, бесѣдуя другъ съ другомъ.
-- Да,-- сказалъ Роджеръ.-- Она все же красивая женщина -- жена Сомса! Я слышалъ, они не очень-то ладятъ другъ съ другомъ?
-- У нея не было денегъ,-- замѣтилъ Николасъ.
Онъ самъ взялъ за женой изрядный кушъ, и это было въ то благословенное время, когда еще не прошелъ въ парламентѣ законъ о женской собственности. Онъ, слѣдовательно, могъ сдѣлать полезное употребленіе изъ денегъ своей жены.
-- Кто былъ ея отецъ?
-- Геронъ... Какой-то профессоръ, говорили мнѣ.
Роджеръ покачалъ головой.
-- Ну, у такихъ денегъ не бываетъ!
-- Говорятъ, отецъ ея матери торговалъ цементомъ...
-- Ай! ай!-- сказалъ Роджеръ.-- Сомсу будетъ много хлопотъ съ нею. Помяни мое слово. Она причинитъ ему не мало заботъ. У нея такой странный взглядъ.
Николасъ провелъ языкомъ по губамъ.
-- А все-таки она красігва!-- воскликнулъ онъ, отходя въ сторону, чтобы пропустить метельщика улицы.
-- Какъ это онъ овладѣлъ ею? Должно быть, ея наряды обходятся ему дорого!-- замѣтилъ Роджеръ.
-- Эннъ разсказывала мнѣ, что онъ буквально съ ума сходилъ по ней. Она пять разъ отказывала ему. Джемсъ совсѣмъ изнервничался за это время.
-- А?... Бѣдняга Джемсъ! Ему и такъ немало хлопотъ доставляетъ Дэрти.
Роджеръ оживился. Щеки у него слегка покраснѣли отъ движенія и онъ чаще обыкновеннаго размахивалъ своимъ зонтикомъ. Николасъ тоже имѣлъ довольный видъ.
-- По мнѣ, она слишкомъ блѣдна... но все же замѣчательно красива!-- замѣтилъ онъ.
Роджеръ ничего не возражалъ.
-- Я нахожу, что у нея очень изящная наружность.
Это была высшая похвала въ устахъ Форсайтовъ.
-- Молодой Бозинней никогда ничего не добьется... Мнѣ говорили про него, что у него артистическая натура. Онъ мечтаетъ объ усовершенствованіи англійской архитектуры. Ну, а на этомъ денегъ не наживешь! Хотѣлось бы мнѣ слышать мнѣніе Тимоѳея объ этомъ!
Они вышли на станцію.
-- Въ какомъ классѣ ты ѣздишь? Я всегда ѣзжу во второмъ.
-- Для меня второго класса не существуетъ,-- отвѣчалъ Николасъ.-- Никогда вѣдь нельзя знать, что тамъ можно захватить...
Онъ взялъ билетъ перваго класса въ Ноттинъ-Хилль Гэгъ, а Роджеръ -- второго въ Южный Кенсингтопъ. Поѣздъ подошелъ, и оба брата разстались. Каждый вошелъ въ купэ своего класса, причемъ каждый чувствовалъ себя обиженнымъ, что другой не захотѣлъ измѣнить своимъ привычкамъ, ради удовольствія побыть съ нимъ подольше. Роджеръ выразилъ это неудовольствіе мысленнымъ восклицаніемъ: "какъ всегда упрямъ этотъ плутъ Никъ!"
Николасъ, въ свою очередь, подумалъ: "Всегда былъ неуслужливъ этотъ Роджеръ".
Форсайты не отличались сантиментальностью. Развѣ у нихъ могло найтись время для чувства, въ этомъ огромномъ Лондонѣ, который они завоевали и который всецѣло поглотилъ ихъ?
II. Старый Джоліонъ отправляется въ оперу.
На слѣдующій день, около пяти часовъ дня, старый Джоліонъ сидѣлъ одинъ у стола за чашкой кофе и съ сигарой во рту. Онъ чувствовалъ себя утомленнымъ и задремалъ раньше, чѣмъ сигара была выкурена. Она выпала изъ пальцевъ его руки, костлявой, со вздувшимися синими жилами, и медленно догорала на полу. Маленькій, довольно мрачный рабочій кабинетъ, съ цвѣтными стеклами въ окнахъ, былъ уставленъ тяжелою мебелью краснаго дерева, обитой зеленымъ бархатомъ и съ богатой рѣзьбой. Старый Джоліонъ любилъ говорить, смотря на эту мебель: "Не удивлюсь, если за нее дадутъ когда-нибудь большую цѣну!"
Пріятно было думать, что и послѣ смерти онъ можетъ получить больше денегъ за купленныя имъ вещи, нежели самъ заплатилъ за нихъ!
Его огромная голова, съ совершенно бѣлыми волосами, покоившаяся на высокой спикнѣ кресла, напоминала картины Рембрандта. Только густые сѣдые усы нѣсколько портили впечатлѣніе, придавая отчасти военное выраженіе его наружности. Старые часы, съ которыми онъ не разставался со времени своей свадьбы, пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ, мѣрно отбивали минуты его жизни, отходившіе въ вѣчность. Старый Джоліонъ не любилъ этой комнаты. Онъ даже рѣдко заходилъ сюда, развѣ только за тѣмъ, чтобы взять сигары, хранившіяся въ японскомъ кабинетикѣ, возлѣ этой комнаты. И вотъ теперь комната какъ будто мстила ему за такое пренебреженіе. Онъ спалъ и во время его сна еще рѣзче выступали морщины и впадины на вискахъ. Его щеки обвисли, скулы выдались, и все его лицо какъ будто признавалось въ томъ, что онъ уже очень старъ!
Но вотъ онъ проснулся... Джюнъ уѣхала! Джемсъ сказалъ ему, что онъ почувствуетъ себя одинокимъ. Джемсъ всегда ухитряется сказать что-нибудь непріятное!... Старый Джоліонъ съ удовольствіемъ подумалъ о томъ, что онъ купилъ домъ, на который имѣлъ виды Джемсъ. Подѣломъ ему! Онъ всегда боится переплатить! Этотъ парень думаетъ только о деньгахъ... Однако, ужъ и вправду не переплатилъ ли онъ за этотъ домъ?... Да... Онъ долженъ сознаться, что ему теперь понадобятся всѣ его деньги изъ-за этой выходки Джюнъ. Не слѣдовало ему допускать такой помолвки! Джюнъ познакомилась съ Бозиннеемъ у Бейнсовъ (Бейнсъ и Бильдебой -- архитекторы). Кажется, Бейнсъ приходятся ему сродни. Послѣ этого Джюнъ буквально бѣгала за нимъ всюду. А ужъ если она заберетъ себѣ что-нибудь въ голову, эта дѣвочка, то всегда поставитъ на своемъ! Она вѣдь любитъ возиться съ разными несостоятельными людьми. У этого молодца нѣтъ ни гроша, но она захотѣла во что бы то ни стало сдѣлаться его невѣстой. Такой непрактичный, безразсудный юноша, какъ этотъ Бозинней! Онъ непремѣнно создастъ себѣ милліонъ затрудненій.
Джюнъ пришла въ одно прекрасное утро къ своему старику дѣду и своей обычной манерой, безъ всякаго предупрежденія, объявила ему о своемъ рѣшеніи. Затѣмъ, точно въ утѣшеніе, прибавила:
-- Ахъ, онъ великолѣпенъ! Знаешь, онъ часто въ теченіе цѣлой недѣли питался только однимъ какао!...
-- Что-жъ онъ хочетъ, чтобъ и ты питалась только какао?
-- О, нѣтъ! Онъ уже вышелъ на дорогу теперь.
Старый Джоліонъ вынулъ сигару изо рта, расправилъ сѣдые усы, концы которыхъ были запачканы кофе, и взглянулъ на свою внучку,-- на это маленькое существо, такъ завладѣвшее его сердцемъ! Онъ, конечно, лучше ея понималъ, какая это "дорога". Но Джюнъ, положивъ руки къ нему на колѣни, прижалась головкой къ его груди и мурлыкала, точно котенокъ. Тогда онъ, сбросивъ съ сигары пепелъ, проговорилъ съ какимъ-то отчаяніемъ.:
-- Ну, вотъ, ты всегда такова! Ты непремѣнно должна поставить на своемъ. Смотри же, если тебѣ придется плохо,-- а это непремѣнно будетъ!-- то я умываю руки.
И онъ, дѣйствительно, больше не вмѣшивался. Но все же поставилъ условіемъ, что она выйдетъ замужъ за Бозиннея только тогда, когда онъ будетъ зарабатывать по крайней мѣрѣ четыреста фунтовъ въ годъ.
-- Я вѣдь не могу дать тебѣ много,-- сказалъ онъ. Эти слова Джюнъ уже не разъ слышала отъ него.-- Но, быть можетъ, этотъ господинъ,-- какъ его зовутъ?-- позаботится о какао и для тебя?
Онъ уже рѣдко видѣлъ Джюнъ послѣ того, какъ "это" началось... Пренепріятное дѣло! Не могъ же онъ дать ей столько денегъ, чтобы этотъ парень, о которомъ онъ ровно ничего не зналъ, могъ проводить время въ праздности. Видывалъ онъ уже такія дѣла въ своей жизни! Ничего хорошаго изъ этого не выходило никогда. А хуже всего было то, что у него не было никакой надежды поколебать ея рѣшеніе. Она всегда была упряма, какъ мулъ, съ самаго дѣтства! Онъ не могъ даже представить себѣ, чѣмъ все это кончится. Они должны по одежкѣ протягивать ножки. Но и онъ не уступитъ, пока Бозинней не будетъ имѣть доходъ, равный его доходу. Что Джюнъ наживетъ горе съ этимъ парнемъ,-- это было для него ясно, какъ Божій день. Онъ имѣлъ не больше понятія о деньгахъ, чѣмъ корова. Что же касается поѣздки Джюнъ въ Уэльсъ, къ его теткамъ, то старый Джоліонъ въ глубинѣ души надѣялся, что онѣ похожи на старыхъ кошекъ...
Старый Джоліонъ задумчиво уставился въ стѣну. И вдругъ вспомнилъ... Нѣтъ, какова идея? Этотъ щенокъ Сомсъ будетъ давать ему совѣты? Скажите, пожалуйста! Онъ всегда вздергиваетъ носъ, точно нюхаетъ воздухъ. Точь-въ-точь его отецъ, всегда разнюхивающій, гдѣ бы повыгоднѣе устроить сдѣлку! И этотъ молодой плутъ пошелъ по его стопамъ!...
Старый Джоліонъ всталъ и, пройдя въ кабинетъ, досталъ свѣжія сигары, методически засовывая ихъ въ свой портсигаръ. Онъ думалъ, что эти сигары недурны, но развѣ теперь можно имѣть хорошія сигары! Что можетъ сравниться съ сигарами Гансона и Бриджера? Вотъ это были сигары!...
И мысль его невольно унеслась къ тѣмъ чуднымъ вечерамъ отдаленнаго прошлаго, когда онъ, послѣ обѣда, сиживалъ на террасѣ, въ паркѣ Ричмондъ, куря сигары, въ обществѣ своихъ пріятелей, Николаса Треффри и Тракейра и Джека Герринга и Торнуорси. Какъ были хороши сигары тогда!... Бѣдный старина Никъ! Умеръ давно. И Герингъ умеръ и Тракейръ. Торнуорси теперь совсѣмъ дряхлый старикъ! Весь трясется. И неудивительно, вѣдь онъ такъ много пилъ!...
Изъ всей этой компаніи прежнихъ дней уцѣлѣлъ только онъ одинъ. Не считая Свизина, впрочемъ. Но Свизинъ былъ такъ толстъ, что онъ все равно никуда не годился.
Трудно повѣрить, чтобы это было такъ давно. Джоліонъ еще не чувствовалъ себя старикомъ. Мысль о старости была самой непріятной мыслью для него. Несмотря на свою бѣлую голову, на свое одиночество, онъ не могъ примириться съ мыслью о старости. Онъ вспоминалъ прогулки со своимъ сыномъ Джо. Какія чудныя были сигары, которыя онъ курилъ тогда! И какая прекрасная была погода! Теперь такой погоды не бываетъ...
Когда Джюнъ была пятилѣтнею крошкой, онъ бралъ ее каждое воскресенье въ зоологическій садъ, подальше отъ двухъ почтенныхъ женщинъ -- ея матери и бабушки. Ему доставляло такое удовольствіе видѣть, какъ она радуется, глядя на медвѣдей! Онъ насаживалъ булку на кончикъ своего зонтика и просовывалъ его въ клѣтку, къ медвѣдямъ. Какъ хороши были сигары, которыя онъ курилъ тогда!...
Да, съ сигарой у него было связано много воспоминаній. Онъ всегда считался знатокомъ сигаръ и дѣйствительно былъ имъ. Тонкое обоняніе и вкусъ, до нѣкоторой степени, способствовали его богатству. Фирма Форсайтъ и Треффри славилась въ Сити своими операціями на востокѣ. Чай, поставляемый ею, отличался особеннымъ ароматомъ. Онъ доставлялся на спеціальныхъ судахъ, грузился въ спеціальныхъ портахъ. Джоліонъ былъ экспертомъ въ этой торговлѣ. Да, люди умѣли работать тогда! Теперешняя молодежь даже понятія не имѣетъ о такой работѣ. Джоліонъ изучалъ всѣ детали своего дѣла, зналъ все и иногда по цѣлымъ ночамъ работалъ надъ этимъ. И притомъ онъ всегда самъ выбиралъ своихъ агентовъ и хвалился тѣмъ, что умѣетъ выбирать людей. Въ этомъ заключалась тайна его успѣха. Но развѣ такая карьера годилась для человѣка его способностей? Онъ давно уже бросилъ это дѣло, которое пришло теперь въ упадокъ, но всегда вспоминалъ объ этомъ времени съ болью въ сердцѣ. Навѣрное онъ могъ бы добиться многаго и на другомъ пути. Онъ могъ бы быть великолѣпнымъ адвокатомъ! Онъ подумывалъ также о томъ, чтобы выступить кандидатомъ въ парламентъ. Какъ часто Николасъ Треффри говаривалъ ему: "Джо, ты бы могъ достигнуть многаго, еслибъ до такой степени не заботился о себѣ!" Милый, старый Никъ, такой добрякъ, но въ то же время такой бунтовщикъ! Онъ-то о себѣ совсѣмъ не заботился... Вотъ и умеръ!
Старый Джоліонъ пересчиталъ сигары и положилъ портсигаръ во внутренній карманъ, затѣмъ, застегнувшись на всѣ пуговицы, вышелъ изъ кабинета. Онъ поднялся по лѣстницѣ въ свою комнату, тяжело переступая съ ноги на ногу и держась за перила. Да, домъ слишкомъ великъ!
Послѣ свадьбы Джюнъ, если только она выйдетъ замужъ за этого молодого человѣка,-- а она, вѣроятно, сдѣлаетъ это!-- онъ выѣдетъ отсюда и переселится въ меблированныя комнаты. Зачѣмъ содержать и кормить безъ пользы такое огромное количество слугъ?
Онъ позвонилъ. Вошелъ камердинеръ, плотный человѣкъ съ добродушнымъ лицомъ, окаймленнымъ бородкой и отличавшійся чрезвычайной молчаливостью. Джоліонъ сказалъ ему, что онъ будетъ обѣдать въ клубѣ и велѣлъ подать экипажъ къ половинѣ седьмого.
Клубъ, куда Джоліонъ пріѣхалъ къ семи часамъ, видывалъ лучшіе дни. Прежде его политическій характеръ былъ выраженъ гораздо рѣзче, но туда собирались исключительно только люди, принадлежащіе къ верхамъ средняго класса. Давно уже говорили, что клубъ доживаетъ послѣдніе дни, что уже-началось распаденіе, между тѣмъ онъ продолжалъ существовать и даже обнаруживалъ удивительную жизнеспособность.
-- Зачѣмъ это ты торчишь въ этомъ клубѣ?-- спрашивалъ Свизинъ своего брата.-- Отчего ты не вступишь въ "Полиглотъ"? Могу тебя увѣрить, что ты во всемъ Лондонѣ не получишь такого хорошаго вина, какъ тамошнее шампанское, причемъ ты платишь меньше двадцати шиллинговъ за бутылку. Знаешь,-- прибавлялъ онъ, понизивъ голосъ,-- этого вина осталось только пять тысячъ дюжинъ бутылокъ. Я пью это вино каждый вечеръ...
-- Я подумаю,-- отвѣчалъ Джоліонъ. Но когда начиналъ думать объ этомъ, то передъ нимъ тотчасъ же вставалъ вопросъ о пяти гинеяхъ вступительной платы. Притомъ же, пройдетъ четыре или пять лѣтъ, прежде чѣмъ онъ привыкнетъ къ новой обстановкѣ. И онъ продолжалъ думать...
Онъ былъ уже слишкомъ старъ, чтобы быть либераломъ, и давно уже пересталъ вѣрить въ политическія доктрины своего клуба. Онъ даже довольно презрительно отзывался о нихъ, но ему все-таки доставляло странное удовольствіе то, что онъ состоялъ членомъ клуба, принципы котораго такъ расходились съ его собственными взглядами. Надо сказать правду, что онъ всегда относился съ нѣкоторымъ презрѣніемъ къ своему клубу. Онъ вступилъ въ него, много лѣтъ тому назадъ, когда другой клубъ "Hotch-Potch" отказалъ ему въ пріемѣ, потому что онъ занимался торговой профессіей. Какъ будто другіе члены этого клуба были сколько-нибудь лучше его? Но въ глубинѣ души онъ все-таки презиралъ тотъ клубъ, который принялъ его. Члены его клуба были ничего незначущими людьми; большинство было изъ Сити, маклера, ходатаи по дѣламъ, оцѣпщики на торгахъ и т. п. Въ сущности старый Джоліонъ придавалъ очень мало значенія тому классу, къ которому принадлежалъ. Онъ очень добросовѣстно соблюдалъ всѣ обычаи своего класса, соціальные и другіе, но втайнѣ ко всему этому относился съ презрѣніемъ. Годы сгладили воспоминаніе о его пораженіи въ клубѣ "Hotch-Potch". Онъ уже философски относился къ этому факту, объясняя свой провалъ небрежностью Джека Герринга, предлагавшаго его. Вѣдь остальные члены не могли знать, кто онъ такой! И онъ думалъ объ этомъ клубѣ уже безъ всякаго раздраженія. Они же приняли его сына Джо сразу! Должно быть, онъ до сихъ поръ состоитъ членомъ этого клуба, судя по тому письму, которое онъ получилъ отъ него восемь лѣтъ тому назадъ.
Джоліонъ уже нѣсколько мѣсяцевъ не былъ въ своемъ клубѣ. Домъ былъ подновленъ и заново выкрашенъ. Отдѣлка курительной комнаты, однако, не понравилась Джоліону, но зато онъ одобрилъ столовую.
Онъ заказалъ обѣдъ и усѣлся въ углу, быть можетъ затѣмъ самымъ столомъ, за которымъ сиживалъ двадцать пять лѣтъ тому назадъ, со своимъ сыномъ Джо, когда бралъ его въ театръ Дрюри-Ленъ, во время каникулъ. Вѣдь въ этомъ клубѣ, начиная отъ его радикальныхъ принциповъ, почти все оставалось безъ перемѣнъ!
Юный Джо очень любилъ театръ, и старый Джоліонъ вспомнилъ оживленное личико мальчика, сидѣвшаго противъ него и старавшагося скрыть свое радостное волненіе подъ видомъ полнаго равнодушія.
Подъ вліяніемъ этихъ воспоминаній Джоліонъ выбралъ такое меню, которое всегда выбиралъ его сынъ: супъ, жареную рыбу, котлеты и тортъ. Ахъ, еслибъ Джо сидѣлъ противъ него въ настоящую минуту!
Они уже не видѣлись другъ съ другомъ въ теченіе цѣлыхъ пятнадцати лѣтъ. И не разъ за это время старому Джоліону приходило на умъ, что, быть можетъ, и онъ не совсѣмъ правъ въ отношеніи сына. Джо былъ еще очень молодъ, когда неудачная любовь заставила его искать утѣшенія въ бракѣ; Джоліонъ долженъ былъ бы воспротивиться этому, но онъ самъ хотѣлъ, чтобъ Джо поскорѣе женился, зная его какъ очень увлекающагося юношу. И вотъ черезъ четыре года произошелъ крахъ! Ни воспитаніе, ни принципы не дозволили отцу принять сторону сына въ этой исторіи, но сердце его обливалось кровью. Впрочемъ, что за дѣло традиціямъ до страдающихъ сердецъ! Однако, у него оставалась Джюнъ, крошечное существо, съ пламенѣющими волосами, которая всецѣло овладѣла его сердцемъ. Онъ чувствовалъ теперь, что и здѣсь ему предстоитъ разлука. Въ этомъ заключается трагизмъ жизни.
Онъ простился съ сыномъ и съ тѣхъ поръ не видался съ нимъ. Онъ хотѣлъ продолжать выплачивать ему уменьшенную субсидію, но Джо отказался отъ нея наотрѣзъ. Этотъ отказъ былъ особенно чувствителенъ для Джоліона, такъ какъ подчеркивалъ полный разрывъ...
Обѣдъ показался Джоліону безвкуснымъ, а шампанское горькимъ и рѣзкимъ на вкусъ. Развѣ такое шампанское онъ пилъ въ прежніе годы! Принимаясь за кофе, онъ подумалъ, что могъ бы отправиться въ оперу. Въ "Times",-- другимъ газетамъ онъ не довѣрялъ,-- онъ прочелъ, что идетъ Фиделіо. Хорошо, что не одна изъ новомодныхъ нѣмецкихъ пантомимъ, сочиненныхъ Вагнеромъ!
Проѣзжая по улицамъ въ извозчичьемъ кэбѣ, старый Джоліонъ почему-то обратилъ вниманіе на господствующее въ нихъ оживленіе.
"Отели тутъ должны дѣлать хорошія дѣла,-- подумалъ онъ.-- Нѣсколько лѣтъ тому назадъ здѣсь еще не было ни одного большого отеля". Джоліонъ съ удовольствіемъ вспомнилъ, что у него есть собственность въ этихъ мѣстахъ. Земля должна была сильно вздорожать теперь... Но тотчасъ же мысли его унеслись въ другую сторону. Онъ обладалъ способностью отвлеченнаго мышленія, столь несвойственною остальнымъ Форсайтамъ, смотрѣвшимъ на все исключительно съ практической точки зрѣнія. И въ этомъ заключалось его превосходство надъ ними.
Онъ споткнулся, выходя изъ экипажа, заплатилъ извозчику ровно столько, сколько слѣдовало по таксѣ, и направился къ кассѣ, театра, держа въ рукахъ свой кошелекъ. Кассиръ, выглядывавшій въ окошечко, точно старый песъ изъ своей будки, воскликнулъ съ удивленіемъ, увидѣвъ Джоліона:
-- Какъ, это вы, мистеръ Джоліонъ Форсайтъ?... Цѣлые годы не видѣлъ васъ! Боже мой, какъ измѣнились времена! Вы и вашъ братъ и этотъ оцѣнщикъ, мистеръ Тракейръ и мистеръ Николасъ Треффри, вѣдь вы прежде аккуратно бывали здѣсь каждый сезонъ... Ну, какъ вы поживаете, сэръ? Что дѣлать, мы не молодѣемъ!...
Глаза стараго Джоліона потемнѣли отъ удовольствія. Въ самомъ дѣлѣ, онъ не былъ забытъ! И онъ бодро вошелъ въ партеръ, направляясь къ своему мѣсту при звукахъ начавшейся увертюры.
Положивъ на колѣни шляпу, онъ методически снялъ перчатки, слегка пахнувшіе кожей, вслѣдствіе постояннаго сосѣдства съ портсигаромъ въ его карманѣ; онъ досталъ бинокль и обвелъ глазами театральный залъ. Болѣе остро, чѣмъ когда-либо, онъ почувствовалъ въ эту минуту, что для него все уже кончено. Куда дѣвались всѣ прекрасныя женщины, которыхъ бывало такъ много въ этомъ залѣ въ былыя времена? Куда испарились его прежнія чувства, которыя онъ испытывалъ на этомъ самомъ мѣстѣ, ожидая съ замираніемъ сердца выхода знаменитаго пѣвца или пѣвицы? Гдѣ то ощущеніе полноты жизни, которое наполняло его въ такія минуты?...
Какія чудныя оперы онъ слушалъ здѣсь, бывало! Теперь не даютъ такихъ оперъ. Вагнеръ все заполонилъ, все уничтожилъ! Не оставилъ ни мелодій, ни голосовъ, чтобы пѣть ихъ! Чудные, прежніе пѣвцы! Гдѣ они?... Джоліонъ смотрѣлъ на давно знакомыя ему старыя сценическія дѣйствія, испытывая какое-то особенно тоскливое чувство въ сердцѣ.
Никакого признака дряхлости, разрушенія еще не было замѣтно въ его наружности. Онъ держался почти такъ же прямо, какъ прежде, въ тѣ времена, когда онъ ежедневно посѣщалъ оперу. Онъ не могъ пожаловаться ни на зрѣніе, ни на слухъ. Отчего же онъ испытывалъ теперь такое странное чувство разочарованія во всемъ и утомленія?
Онъ всегда умѣлъ наслаждаться жизнью, умѣлъ извлекать пріятное изъ всего. Но наслажденіями пользовался умѣренно, чтобы не растратить своихъ силъ. А теперь его покинули и его способность наслаждаться и его философія и осталось только тяжелое сознаніе, что все кончено. Даже знакомые звуки его любимыхъ арій не могли разсѣять его тоски!
Если-бъ Джо былъ съ нимъ! Парню, должно быть, уже около сорока лѣтъ. Пятнадцать лѣтъ онъ не видалъ своего сына. Однако Джо уже пересталъ быть паріей въ обществѣ. Онъ женился. И старый Джоліонъ не могъ иначе выразить одобреніе его поступку, какъ пославъ ему чекъ на 500 фунтовъ. Но чекъ былъ возвращенъ ему въ письмѣ изъ клуба "Hotch-Potch". Джо писалъ:
"Мой дорогой отецъ. Твой великодушный подарокъ былъ мнѣ пріятенъ, какъ доказательство того, что ты не думаешь обо мнѣ дурно. Но я возвращаю его тебѣ. Если же ты найдешь возможнымъ положить эту сумму на имя нашего мальчугана, который носитъ нашу съ тобой христіанскую фамилію и наше имя (мы зовемъ его Джолли),-- то я буду очень радъ.
"Отъ всей души надѣюсь, что ты такъ же здоровъ, какъ всегда.-- Любящій тебя сынъ Джо".
Въ этомъ письмѣ цѣликомъ вылился Джо. Онъ всегда былъ ласковый мальчикъ. Старый Джоліонъ послалъ ему слѣдующій отвѣть:
"Мой дорогой Джо. Сумма (500 фунтовъ) записана въ моихъ книгахъ на имя Джоліона Форсайта и на нее будутъ причитаться пять процентовъ. Надѣюсь, что у тебя все благополучно. Я здоровъ, какъ прежде.-- Твой любящій отецъ Джоліонъ Форсайтъ."
И каждый годъ онъ прибавлялъ къ этой суммѣ сотню фунтовъ и проценты. Сумма возрастала и къ будущему году она уже должна будетъ достигнуть полторы тысячи фунтовъ. Трудно даже представить себѣ, какое удовольствіе доставлялъ старику этотъ ежегодный подсчетъ. Но переписка съ сыномъ на этомъ кончилась.
Однако въ душѣ у него оставалось какое-то чувство неловкости. Несмотря на любовь къ сыну, несмотря на привычку, присущую людямъ его класса и являющуюся частью слѣдствіемъ постояннаго устройства сдѣлокъ и дѣловыхъ сношеній,-- судить о поступкахъ по результатамъ, скорѣе нежели съ точки зрѣнія принциповъ, старый Джоліонъ все-таки не могъ освоиться съ мыслью, что его сынъ преуспѣваетъ, вопреки всему, что говорится по этому поводу въ проповѣдяхъ и что изображается въ большинствѣ повѣстей и драмъ, которыя онъ когда-либо читалъ или видѣлъ. Онъ особенно отчетливо почувствовалъ это, когда получилъ обратно чекъ. Въ самомъ дѣлѣ, отчего его сынъ не пропалъ, не разорился окончательно, какъ это можно было ожидать? Онъ слышалъ,-- на самомъ дѣлѣ, онъ постарался собрать объ этомъ свѣдѣнія,-- что Джо нанимаетъ въ Вистеріа Авеню маленькій домикъ съ садомъ и что онъ вмѣстѣ со своею женой бываетъ въ обществѣ,-- воображаю, какое это общество?-- У нихъ двое дѣтей: мальчикъ Джолли (старый Джоліонъ находилъ циничнымъ такое прозвище при данныхъ обстоятельствахъ, а цинизмъ всегдатвнушалъ ему страхъ и отвращеніе. Вѣдь "Jolly" означаетъ: радость) -- и дѣвочка, по имени Холли, родившаяся уже послѣ брака.. Но никто не могъ ему съ достовѣрностью сказать, какъ обстоятъ дѣла его сына. Джо капитализировалъ доходъ, который онъ наслѣдовалъ послѣ своего дѣда съ материнской стороны и поступилъ на службу въ страховую контору Ллойда. Кромѣ того, онъ рисовалъ картины, акварели. Старый Джоліопъ зналъ ихъ и даже украдкой покупалъ, если случайно онѣ попадались ему на глаза, въ витринѣ какого-нибудь магазина, на томъ берегу Темзы. Онъ находилъ ихъ плохими и не вѣшалъ ихъ на стѣну, изъ-за подписи сына, имѣющейся на нихъ, но всегда тщательно запиралъ ихъ въ комодъ.
Въ то время, какъ онъ сидѣлъ и слушалъ оперу, имъ вдругъ овладѣло сильнѣйшее желаніе увидѣть сына. Онъ вспоминалъ его маленькимъ мальчикомъ, когда онъ прыгалъ у него на колѣняхъ въ коричневомъ платьицѣ; вспоминалъ, какъ онъ училъ его ѣздить верхомъ, какъ онъ впервые повелъ его въ школу... Какой это былъ прелестный малѣчуганъ! Въ Итонѣ онъ пріобрѣлъ тѣ изящныя манеры,-- пожалуй, даже съ излишкомъ!-- которыя, какъ это было извѣстно старику, можно было пріобрѣсти только въ такихъ заведеніяхъ, что всегда стоило дорого. Но Джо былъ всегда общительнымъ малымъ, даже послѣ того какъ вышелъ изъ Кэмбриджа, онъ не чуждался своего круга, хотя, конечно, онъ былъ впереди его благодаря полученнымъ преимуществамъ. Старый Джоліонъ никогда не мѣнялъ своего отношенія къ общественнымъ школамъ, доступнымъ для всѣхъ, питая смѣшанное чувство восхищенія и неодобренія въ отношеніи такой системы обученія, которая приспособлена только для высшихъ классовъ въ странѣ и которой онъ самъ лишенъ былъ возможности воспользоваться въ свое время... Теперь, когда Джюнъ покидаетъ его, какъ хорошо было бы снова имѣть своего сына возлѣ себя! Чувствуя себя виновнымъ въ измѣнѣ традиціямъ своей семьи, своего класса, своимъ принципамъ, старый Джоліонъ уставился глазами на пѣвца. Какой ничтожный артистъ! Развѣ такъ пѣли прежде?...
Опера кончилась. Какъ однако легко угодить теперь публикѣ!...
Выйдя на улицу, гдѣ толпился народъ, Джоліонъ перехватилъ у какого-то болѣе молодого, но болѣе толстаго джентльмена, извозчика, которымъ тотъ уже собирался завладѣть. Усѣвшись въ экипажъ, Джоліонъ крикнулъ извозчику названіе улицы. Но извозчикъ повезъ его не той дорогой, которой онъ привыкъ ѣздить. Джоліонъ, не любившій перемѣнъ, высунулъ голову изъ дверецъ кареты, чтобы приказать кучеру повернуть въ другую улицу и вдругъ увидѣлъ передъ собой освѣщенное зданіе клуба "Hotch-Potch". Страстное желаніе увидѣть сына, преслѣдовавшее его цѣлый вечеръ, овладѣло имъ съ новою силой. Онъ остановилъ экипажъ и вышелъ изъ него.
Въ умѣ его тотчасъ же созрѣло рѣшеніе: онъ пойдетъ и спроситъ, состоитъ ли Джо членомъ клуба до сигъ поръ?
Джоліонъ вошелъ въ переднюю. Тамъ все оставалось въ томъ же видѣ, какъ тогда, когда онъ приходилъ сюда обѣдать съ Джекомъ Геррингомъ. Въ этомъ клубѣ былъ лучшій поваръ въ Лондонѣ!..
Осмотрѣвшись кругомъ строгимъ, властнымъ взглядомъ, заставлявшимъ обыкновенно слугъ съ особенною предупредительностью исполнять его приказанія, старый Джоліонъ спросилъ:
-- Мистеръ Джоліонъ Форсайтъ все еще состоитъ здѣсь членомъ?
-- Да, сэръ. Онъ здѣсь, въ клубѣ, въ данный моментъ. Какъ прикажете доложить?
Старый Джоліонъ былъ захваченъ врасплохъ.
-- Его отецъ,-- отвѣчалъ онъ съ удареніемъ.
Джо уже надѣлъ шляпу и собирался уходить, когда въ дверяхъ столкнулся съ привратникомъ, сказавшимъ ему о приходѣ отца. Джо уже былъ не молодъ, въ волосахъ появилась сѣдина, и лицо, очень напоминавшее лицо отца, выражало утомленіе. Онъ поблѣднѣлъ, увидѣвъ отца. Это свиданіе, послѣ столькихъ лѣтъ, потрясло обоихъ. Но ничего не могло быть ужаснѣе сцены, поэтому они встрѣтились и пожали другъ другу руку, не промолвивъ ни слова. Затѣмъ старый Джоліонъ сказалъ съ чуть замѣтною дрожью въ голосѣ:
-- Ну какъ ты поживаешь, сынокъ?
-- Какъ ты поживаешь, отецъ?-- спросилъ сынъ.
-- Если тебѣ по дорогѣ, то я могу подвезти тебя.
И они вышли изъ клуба, какъ будто встрѣчались тутъ каждый день и имѣли обыкновеніе подвозить другъ друга.
Джоліонъ нашелъ, что его сынъ выросъ. "Во всякомъ случаѣ онъ сильно возмужалъ", подумалъ старикъ.-- Къ естественной привѣтливости, составлявшей отличительное качество Джо, присоединилась какая-то насмѣшливость, какъ будто обстоятельства его жизни принудили его къ этому. Онъ несомнѣнно сохранилъ характерныя черты Форсайта, но выраженіе было другое, болѣе вдумчивое, болѣе сосредоточенное. Очевидно, эти пятнадцать лѣтъ не прошли для него даромъ и заставили его многое передумать.
Видъ отца произвелъ на Джо тяжелое впечатлѣніе. Онъ показался ему такимъ постарѣвшимъ, такимъ утомленнымъ! Но это впечатлѣніе сгладилось, когда онъ сидѣлъ рядомъ съ нимъ въ. экипажѣ и отецъ смотрѣлъ на него своимъ прежнимъ прямымъ и спокойнымъ взглядомъ.
-- Ты хорошо выглядишь, отецъ,-- сказалъ Джо.
-- Такъ себѣ,-- отвѣчалъ старикъ.
Онъ чувствовалъ въ душѣ тревогу и потребность узнать, наконецъ, все, что касается сына.
Онъ такъ прямо и спросилъ его, полагая, что ему будетъ легче высказаться такимъ образомъ.
-- Нѣтъ,-- возразилъ Джо, и голосъ его звучалъ иронически.-- Я не въ долгу.
Джоліонъ чувствовалъ, что онъ сердится, и поэтому притронулся къ его рукѣ. Конечно, въ томъ, что онъ сдѣлалъ, заключался извѣстный рискъ, но онъ не раскаивался въ этомъ. Джо никогда не былъ грубъ съ нимъ. Они доѣхали молча до дома Джоліона. Старикъ пригласилъ Джо войти, но тотъ покачалъ головой.
-- Джюнъ нѣтъ дома,-- торопливо прибавилъ Джоліонъ.-- Она уѣхала въ гости. Я думаю, ты слышалъ, что она помолвлена?
-- Уже,-- прошепталъ Джо.
Старый Джоліонъ вышелъ спотыкаясь изъ экипажа, и въ первый разъ въ жизни, расплачиваясь съ извозчикомъ, далъ ему вмѣсто шиллинга соверенъ.
Осторожно повернувъ ключъ въ замкѣ, старикъ толкнулъ дверь и вошелъ въ переднюю, поманивъ за собою сына. Джо видѣлъ, какъ его отецъ степенно повѣсилъ свое пальто на вѣшалку, и выраженіе его лица почему-то напомнило ему школьника, собирающагося воровать вишни съ дерева.
Дверь въ столовую, слабо освѣщенную однимъ газовымъ рожкомъ, была открыта. На чайномъ подносѣ стояла спиртовая лампочка, а возлѣ нея, на столѣ, разлеглась кошка. Джоліонъ съ раздраженіемъ согналъ ее и даже пустилъ ей вдогонку свою шляпу. Ему надо было дать какой-нибудь исходъ своему волненію. Онъ подошелъ къ дверямъ въ переднюю и оттуда еще разъ прикрикнулъ на кошку, какъ вдругъ, по странной случайности, въ дверяхъ показался камердинеръ.
-- Вы можете ложиться спать,-- торопливо сказалъ ему Джоліонъ.-- Я все сдѣлаю самъ.
Когда онъ вернулся въ столовую, то опять увидѣлъ передъ собой кошку, которая съ торжествующимъ видомъ, поднявъ хвостъ кверху, шла впереди его, точно хотѣла этимъ показать, что она отлично понимаетъ всѣ его маневры.
Джо не могъ удержать улыбки. Онъ вообще склоненъ былъ къ ироніи, и въ этотъ вечеръ въ особенности все складывалось такъ, чтобы вызвать въ немъ ироническое чувство. Онъ только что узналъ о помолвкѣ своей дочери. Но развѣ онъ могъ разсчитывать на другое? Развѣ онъ занималъ какое-нибудь мѣсто въ ея жизни?
-- Какова Джюнъ теперь?-- спросилъ онъ.
-- Она -- крошка. Говорятъ, будто она похожа на меня. Но это пустяки. Она больше похожа на твою мать. Такіе же глаза и волосы.
-- А!... Что она, хорошенькая?
Старикъ Джоліонъ былъ недаромъ Форсайтъ. Ни одинъ Форсайтъ не способенъ былъ щедро расточатъ похвалы и въ особенности открыто хвалить то, что вызывало въ немъ искреннее восхищеніе.
-- Она недурна,-- отвѣтилъ Джоліонъ.-- Подбородокъ у нея нашъ, Форсайтовскій... Какъ будетъ пустынно здѣсь, когда ея не будетъ, Джо!
Джо посмотрѣлъ на отца, и у него снова сжалось сердце.
-- Что же ты будешь дѣлать съ собой, отецъ?-- спросилъ онъ.-- Вѣдь она, должно быть, влюблена въ него по уши...
-- Что я буду дѣлать съ собой?-- повторилъ Джоліонъ съ раздраженіемъ.-- Тяжело будетъ жить здѣсь одному. Я не знаю, какъ это кончится. Я бы хотѣлъ...-- Онъ вдругъ прервалъ себя и прибавилъ:-- Главный вопросъ заключается въ томъ, что дѣлать съ этимъ домомъ?
Джо оглянулъ комнату. Она была большая и мрачная, украшенная огромными картинами, изображающими nature morte; Джо еще ребенкомъ помнилъ эти картины. Домъ, дѣйствительно, былъ великъ, но Джо рѣшительно не могъ себѣ представить своего отца въ другой обстановкѣ.
Въ огромномъ креслѣ, прислонивъ свою бѣлую голову, съ высокимъ лбомъ, къ спинкѣ кресла, сидѣлъ передъ нимъ его отецъ, глава семьи, представитель класса и принциповъ умѣренности, порядка и любви къ собственности. И онъ былъ такой же одинокій старикъ, какъ и многіе другіе старики въ этомъ огромномъ Лондонѣ! Онъ былъ такимъ же игралищемъ тѣхъ самыхъ таинственныхъ великихъ силъ, которымъ нѣтъ никакого дѣла до семьи, класса, принциповъ и которыя все приводятъ къ неизбѣжному концу.
Такія мысли проносились въ головѣ Джо. Бѣдный, старый отецъ! Такъ ради него же онъ всю жизнь соблюдалъ такую умѣренность во всемъ, копилъ? Чтобы остаться одинокимъ и старѣться все больше и больше!...
Старый Джоліонъ тоже взглянулъ на сына. Ему такъ хотѣлось обо многомъ поговорить съ нимъ. Ему хотѣлось разсказать ему, какія онъ дѣлаетъ дѣла теперь. Вѣдь ему такъ и не удалось убѣдить Джюнъ, что было бы выгодно помѣстить деньги въ извѣстныхъ бумагахъ. Она ничего не смыслитъ въ этомъ. Ему хотѣлось сообщить сыну свой взглядъ на акціи новой угольной компаніи, на американскія бумаги и т. п. Чашка чаю развязала ему языкъ. Онъ, наконецъ, заговорилъ. Новая эра открывалась для него. Онъ имѣлъ теперь возможность высказывать свои взгляды, свои соображенія, онъ могъ говорить о своихъ планахъ округленія собственности, увѣковѣченія того, что должно было продолжать существовать и послѣ того, какъ его не станетъ. Джо умѣлъ слушать; это было его большимъ достоинствомъ. Онъ не спускалъ взоровъ съ отца, изрѣдка задавая ему вопросы или вставляя свои замѣчанія.
Былъ уже насъ ночи, когда Джоліонъ кончилъ говорить. Бой часовъ напомнилъ ему его привычки. Онъ встрепенулся, досталъ свои карманные часы и, взглянувъ на нихъ, сказалъ съ удивленіемъ:
-- Я долженъ идти спать, Джо!
Джо всталъ и помогъ своему отцу приподняться. Джоліонъ выглядѣлъ еще болѣе постарѣвшимъ и утомленнымъ.
-- Прощай, сынокъ, заботься о своемъ здоровьи,-- сказалъ старикъ, стараясь не глядѣть на Джо.
Еще мгновеніе -- и Джо уже былъ на улицѣ. Обычная улыбка блуждала у него на устахъ, но на душѣ было тяжело. Никогда, за всѣ эти пятнадцать лѣтъ, жизнь не представлялась ему такой сложной, какъ въ данную минуту.
Огромная люстра, украшенная хрустальными призмами, свѣшивалась съ потолка, точно гигантскій сталактитъ. Свѣтъ отъ нея отражался тысячами огней въ большихъ зеркалахъ, на мраморныхъ доскахъ буфетовъ и золоченыхъ спинкахъ высокихъ стульевъ. Тутъ все было красиво, и роскошное убранство столовой говорило не только о богатствѣ, но и объ изящномъ вкусѣ хозяина. Свизинъ, наживъ огромное состояніе, могъ дать волю своей любви къ роскоши и своимъ аристократическимъ наклонностямъ. Роскошь привлекала его, какъ муху привлекаетъ сахаръ, и его умъ, ровно ничѣмъ не занятый теперь, постоянно находился подъ вліяніемъ двухъ противоположныхъ чувствъ: колебанія въ удовлетвореніи своихъ стремленій къ роскоши и пріятнаго сознанія, что онъ можетъ позволить себѣ все, что захочетъ. Глядя на все, что его окружаетъ, онъ думалъ также, что человѣкъ, одаренный такими тонкими вкусами, никогда не долженъ былъ грязнить свой умъ и душу торговой профессіей.
Онъ стоялъ, облокотившись на буфетъ, и наблюдалъ за лакеемъ, который глубже засовывалъ въ холодильники со льдомъ бутылки шампанскаго. На его огромной, выпяченной груди, облаченной въ бѣлый жилетъ, сверкали большія запонки изъ оникса въ золотой оправѣ. Высокій воротникъ сильно стѣснялъ его движенія, но онъ ни за что на свѣтѣ не рѣшился бы уменьшить его величину. Онъ стоялъ неподвижно, видимо, что-то обдумывая, и взоры его переходили отъ одного прибора къ другому.
"Джоліонъ, пожалуй, выпьетъ стаканчикъ, другой,-- размышлялъ Свизинъ.-- Больше онъ пить не станетъ; онъ такъ заботится о своемъ здоровьѣ. Джемсъ совсѣмъ не можетъ пить, а Николасъ... Ну, онъ, пожалуй, вмѣстѣ съ Фанни будутъ приливать воду къ своему вину. Сомсъ не идетъ въ счетъ,-- эти молодые племянники (Сомсу было 38 лѣтъ) совсѣмъ не умѣютъ пить. А Бозинней?..."
При воспоминаніи объ этомъ чужомъ человѣкѣ, попавшемъ въ семью Форсайтовъ, Свизинъ испытывалъ какое-то неловкое чувство. Но развѣ можно было урезонить Джюнъ? Она молода и притомъ влюблена!... Свизинъ перебиралъ въ умѣ всѣхъ своихъ гостей, и вдругъ на его лицѣ появилось какое-то масляное выраженіе. Мистриссъ Сомсъ?... О, она умѣетъ пить и понимаетъ толкъ въ винѣ! Угощать ее хорошимъ виномъ доставляетъ истинное удовольствіе. Прелестная женщина и такая симпатичная!... Даже одна мысль о ней дѣйствовала на него, какъ стаканъ хорошаго шампанскаго. Какъ пріятно будетъ подливать хорошее вино этой молодой женщинѣ, такой красивой, изящной, умѣющей такъ хорошо одѣваться! Какое удовольствіе разговаривать съ ней!... И первый разъ въ этотъ вечеръ онъ нарушилъ неподвижность своей осанки и, съ трудомъ повернувъ шею, стиснутую высокимъ воротникомъ, проговорилъ, обращаясь къ лакею:
-- Адольфъ, поставьте возлѣ этого прибора еще бутылку.