Lib.ru/Классика: Герштеккер Фридрих. Картины Миссисипи

КАРТИНЫ МИСИСИППИ.

СВѢТЛЫЯ И ТЕМНЫЯ СТОРОНЫ АМЕРИКАНСКОЙ ЖИЗНИ.

Сочиненіе Фридриха Герштеккера.

I.
ОХОТА ВЪ ПЕЩЕРАХЪ ЗАПАДНОЙ АМЕРИКИ.

Былъ свѣтлый и очень холодный февральскій день; солнце, подернутое легкимъ туманомъ, не имѣло силы смягчать рѣзкій вѣтерокъ, вѣявшій изъ сѣверо-западныхъ степей; на окраинахъ рѣжи тянулась ледяная кайма, что очень рѣдко бываетъ въ Арканзасѣ; три человѣка карабкались по едва проходимымъ крутымъ окатамъ, окружающимъ источники "Spirit Creeks", и, несмотря на то, что на пути ихъ часто лежали открытыя поляны, они каждый разъ обходили ихъ и искали самыхъ крутыхъ и дикихъ горныхъ покатостей, гдѣ въ безпорядкѣ были разбросаны огромные утесы и камни.

Три охотника (другимъ людямъ нечего было искать въ этихъ горахъ) тихо шли на разстояніи нѣсколькихъ сотъ шаговъ другъ отъ друга, внимательно разсматривая попадавшіяся имъ почву и растенія. Внезапно раздавшійся крикъ спускавшагося ниже всѣхъ индѣйца (остальные два охотника были бѣлые) привлекъ вниманіе товарищей, и они начали спускаться къ нему, видя по движеніямъ его, что онъ сдѣлалъ какое-то открытіе.

Индѣйцу было лѣтъ тридцать, и по выставленной ямъ изъ-подъ своей шерстяной одежды рукѣ, на-которой показывались чрезвычайно сильные мышцы, можно было судить о крѣпости его тѣлосложенія.

Ноги его были обуты кожаными леггинами и моккасинами; охотничья куртка, поддерживаемая кушакомъ, была сшита изъ тонкаго, пестраго каттука и падала съ плечъ длинными полосами; обѣ его руки были голы, но покрывались шерстяною тканью, висѣвшею на плечахъ, на-подобіе мантіи; тонкій ремень изъ оленьей кожи стягивалъ станъ. Черные и длинные волосы его спускались по вискамъ и лбу; лицо его не было, по обычаю его племени, покрыто разноцвѣтными красками, но обнаруживало свой собственный темно-мѣдяный цвѣтъ, а огненные глаза отважно блестѣли изъ-подъ густыхъ бровей.

На лѣвомъ плечѣ лежало длинное ружье, а за поясомъ торчали ножъ, томагаукъ и жестяной стаканъ.

Два товарища его были одѣты почти одинаково: на нихъ были только кожаныя охотничьи куртки, шерстяные плащи были свернуты на спинѣ; на головѣ одного изъ нихъ, стройнаго, высокаго мужчины, котораго свѣтлые волосы обнаруживали въ немъ жителя сѣвера, была надѣта медвѣжья шапка; у товарища его висѣлъ на плечѣ короткій нѣмецкій штуцеръ, а на головѣ красовалась шерстяная тканая шапка.

Привыкнувъ къ опаснымъ путешествіямъ, они легко перескакивали съ утеса на утесъ и скоро достигли индѣйца, который, видя, что они услышали голосъ его, остановился и спокойно ждалъ ихъ. Когда они подошли къ нему, то, опять выставивъ руку изъ-подъ плаща, онъ, указывая на низкій кустарникъ, листья котораго были мѣстами обглоданы, сказалъ:

-- Медвѣдь любитъ сассафрасъ, который служитъ мягкою постелью; когда погода тепла, можно найти слѣдъ до ручья.

-- Если бы мы только не прозѣвали, Тессаке! закричалъ стройный охотникъ, внимательно разсматривая знаки, доказывавшіе близость медвѣдя: -- куда же спрятался черный молодчикъ? входъ къ нему долженъ быть здѣсь близко, между тѣмъ я не вижу пещеры.

-- Вотъ! сказалъ индѣецъ, показывая на находившееся прямо передъ нимъ отверстіе, вертикально спускавшееся въ землю едва довольно широкое для того, чтобы человѣкъ могъ пролѣзть въ него.

-- Какъ же мы сойдемъ внизъ? спросилъ нѣмецъ, нагнувъ голову къ самому отверстію и стараясь заглянуть въ него.-- Кажется, глубоко и темно, хоть глазъ выколи.

Съ этими словами онъ бросилъ туда маленькій камень, услышанный имъ глухой звукъ доказывалъ, что онъ упалъ въ воду.

-- Внизу вода! закричалъ англичанинъ, нагнувшись и прислушиваясь: внизу вода, и около двадцати футовъ глубины! я не пойду туда, хотя бы тамъ лежало мясо самаго жирнаго медвѣдя, откормлемннаго жолудями. Тамъ впрочемъ не можетъ быть медвѣдя, потому-что это животное не такъ глупо, чтобы выбрать себѣ мокрое жилище, тогда-какъ тутъ есть много сухого...

-- Медвѣдь хитеръ, отвѣчалъ Тессаке, бросивъ еще камень и прислушиваясь къ его паденію: -- очень хитеръ; онъ съумѣетъ найти безопасное и сухое мѣсто; но бѣлый человѣкъ летаетъ глазами подъ облаками, когда ему слѣдуетъ смотрѣть подъ ноги.... что? наступилъ на сучекъ.

-- И въ-самомъ-дѣлѣ, закричалъ Редхамъ, поднявъ и внимательно разсматривая маленькій засохшій сучекъ сассафраса, лежавшій у самого края отверстія: -- его притащилъ сюда медвѣдь; это вѣрное доказательство, что онъ въ этой пещерѣ; несмотря на то, я не полѣзу за нимъ: жизнь мнѣ пріятнѣе, чѣмъ кусокъ мяса; и къ тому же я не понимаю, какъ мы его вытащимъ, если бы удалось застрѣлить его.

-- Когда воины идутъ оо слѣдамъ враговъ, отвѣчалъ Тессаке:-- то они не толпятся другъ подлѣ друга; послѣдній идетъ по слѣдамъ перваго.

-- Да, да, сказалъ нѣмецъ, кивая головой: -- его надобно вытащить по частямъ; но вотъ, что всего непріятнѣе: намъ такимъ же способомъ придется и спускаться въ нещеру.

Не отвѣчая ни слова, Тессаке нѣсколько минутъ смотрѣлъ пристально въ отверстіе, потомъ подошелъ къ молодому, прямому дереву. Футовъ въ сорокъ вышины и только нѣсколько дюймовъ толщины, срубилъ его нѣсколькими ударами томагаука, отрубилъ сучья, оставивъ ихъ только у самого ствола; потомъ съ помощію нѣмца поднялъ эту незамысловатую лѣстницу и спустилъ ее въ пещеру.

-- Ну, Редхамъ, не хотите ли сойти съ нами? спросилъ нѣмецъ, сбросивъ съ себя плащъ и подтянувъ ремень съ пороховымъ рожкомъ: -- немъ предстоитъ много удовольствій внизу, и было бы очень жаль, если бы вы одни....

-- Я предоставляю вамъ, Вернеръ, отъ души, всѣ удовольствія, какія вы можете найти тамъ, прервалъ его Редхамъ, высѣкая огонь: -- спускайтесь въ пещеру и не забудьте только принести мнѣ въ вечеру кусокъ медвѣжины; я, не шутя, голоденъ, а мы еще утромъ съѣли все мясо; между тѣмъ я разведу огонь и буду сторожить у входа.

Тессаке такъ же сбросилъ свой шерстяной плащъ, вынулъ изъ дробницы толстую свѣчу изъ желтаго воску, затянулъ крѣпче поясъ съ охотничьимъ ножекъ и придвинулъ ружье къ огню, который, благодаря дѣятельности Редхама, уже начиналъ пылать. Вернеръ досталъ также восковую свѣчу.

-- Такъ я одинъ возьму ружье? спросилъ Вернеръ, видя, что Тессаке готовится лѣзть безъ ружья.

-- У Тессаке длинное ружье, и когда онъ вынимаетъ шомполъ, ружье вырастаетъ на четыре фута, отвѣчалъ индѣецъ.

-- Если эта пещера такъ же узка, какъ та, въ которую мы сходили въ послѣдній разъ, сказалъ смѣясь Вернеръ -- то и мое ружье будетъ слишкомъ длинно; впередъ же, Тессаке, впередъ! докажемъ этому господину, что мы не боимся глубокой дыры и воды на днѣ; если мы найдемъ медвѣдя, сегодня вечеромъ у насъ будетъ мясо, а это главное.

Съ этими словами хотѣлъ онъ спуститься, привязавъ ружье на спину; но Тессаке остановилъ его и, указывая на ружейное дуло, сказалъ:

-- Опасно смотрѣть въ дуло: если ружье разрядится слишкомъ рано, два бѣлые друга будутъ вечеромъ сидѣть одни у огня. Я спущусь прежде, и когда слѣземъ внизъ, пусть бѣлый первый покажетъ медвѣдю свою свѣчу.

Не дожидаясь отвѣта, индѣецъ спустился въ отверстіе и черезъ нѣсколько минутъ исчезъ изъ виду; Вернеръ тотчасъ же послѣдовалъ его примѣру, и Редхамъ едва успѣлъ крикнуть ему:

-- Берегитесь, Вернеръ, берегитесь, не стрѣляйте, пока не будете увѣрены въ своемъ дѣлѣ, и помните, что пуля въ такой пещерѣ вылетаетъ очень легко и скоро и дьявольски медленно опять вбивается въ дуло, особенно если нужно обороняться отъ раненаго звѣря.

Вернеръ кивнулъ еще разъ головой, бодрымъ голосомъ закричалъ "желаю веселиться", и такъ же исчезъ въ пещерѣ, осторожно наблюдая, чтобы ружье не выстрѣлило само собою.

Они легко сошли по сучковатому стволу, и вскорѣ Тессаке стоять уже у его подошвы въ водѣ, которая, какъ теперь оказалось, была не глубже шести или семи дюймовъ. Они подняли свѣчи, проливавшія вокругъ себя слабый свѣтъ, и внимательно осматривали мѣсто, куда попали. То былъ родъ подвала, футовъ девяти вышиною и отъ шестнадцати до осьмнадцати въ длину, съ двумя отверстіями.

Тессаке съ помощью Вернера сталъ отыскивать слѣды медвѣдя, желая убѣдиться, гдѣ житель пещеры избралъ себѣ убѣжище. Вернеръ съ своимъ ружьемъ не могъ послѣдовать за индѣйцевъ въ одно изъ узкихъ отверстій, онъ стоялъ въ холодной водѣ, и холодъ началъ проникать его тѣло; между тѣмъ возвратившійся Тессаке объявилъ ему, что изслѣдованный имъ ходъ былъ такъ узокъ, что медвѣдь не могъ бы помѣститься въ немъ, почему и надобно было предполагать, что онъ долженъ былъ помѣщаться въ другомъ отверстіи.

Между тѣмъ входъ во вторую предполагаемую пещеру былъ не слишкомъ заманчивъ; хотя онъ былъ вышиною дюймовъ въ двадцать, такъ-что человѣкъ могъ бы удобно пролѣзть къ него, но вода стояла тамъ по-крайней-мѣрѣ на шесть дюймовъ и темное логовище мрачно смотрѣло на охотниковъ.

-- Медвѣдь здѣсь, сказалъ Тессаке.-- Охотники молча внимательно осмотрѣли входъ.-- Медвѣдь здѣсь, повторилъ индѣецъ: -- но хочетъ и братъ мой жертвовать жизнью, нападая на звѣря въ его берлогѣ? Холодно, олень ищетъ желудей, лежащихъ на южной сторонѣ горъ, а Редхамъ -- великій охотникъ: ему надо мясо, прежде чѣмъ солнце дойдетъ до полудня.

-- Правда, Тессаке, сказалъ Вернеръ, въ раздумьи глядя на опасный и неудобный входъ: -- но мы уже здѣсь; немного терпѣнія, и мы найдемъ и убьемъ звѣря; хочешь ли ты послѣдовать за мною, если я пойду впередъ, чтобы очистить дорогу? или же станешь ждать здѣсь, чтобы услышать отсюда крикъ мой и не быть въ состояніи помочь мнѣ? потому-что я рѣшился попробовать!

-- Братъ мой не трусъ и пусть попробуетъ: когда оглянется онъ, вездѣ, гдѣ бы ни было, онъ увидитъ глаза Тессаке, отвѣчалъ индѣецъ.

Не тратя напрасно словъ, Вернеръ сталъ на колѣни въ водѣ у отверстія и посвѣтилъ въ него; казалось, не было никакого препятствія; положивъ на лѣвую руку ружье, прикладомъ къ лѣвому плечу, и держа той же рукой свѣчу, онъ уперся правымъ локтемъ въ землю и началъ тихо пролѣзать въ тѣсное отверстіе; индѣйцу, безъ ружья, это путешествіе было не такъ затруднительно. Хотя изъ воды выглядывали только голова и лѣвая рука Вернера, несмотря на то, что онъ принужденъ былъ нѣсколько разъ держать зубами пороховой рожокъ, чтобы не замочить его, однако онъ бодро, безъ боязни продолжалъ въ темнотѣ опасный путь; проползши отъ 30 до 40 шаговъ, онъ, совершенно мокрый, дрожа отъ холода, достигнулъ сухой части пещеры, которая въ этомъ мѣстѣ была пространнѣе и представила три новыхъ отверстія. Тессаке въ ту же минуту явился подлѣ него и началъ отряхать съ себя воду, какъ собака, вылѣзшая изъ рѣки; тогда осторожно освѣщая пещеру и съ большимъ вниманіемъ разсматривая мягкую почву, покрытую множествомъ различныхъ слѣдовъ, онъ съ улыбкой обратился къ бѣлому другу, который, снявъ поясъ и охотничью куртку, выжалъ воду и осмотрѣлъ ружье, не отсырѣло ли оно отъ неосторожнаго движенія въ мокромъ проходѣ.

-- Охотники часто находили пещеры, но ни брата моего, ни Тессаке не было между ними, сказалъ индѣецъ: -- они зажигали свои костры у входа, сюда же никто не доносилъ искры; они какъ волкъ, который обходитъ ночлегъ спящихъ охотникомъ: чутье говоритъ ему, что вблизи есть добыча, но онъ боится людского взгляда.

-- Въ которой изъ трехъ пещеръ сидитъ звѣрь? спросилъ Вернеръ, надѣвъ куртку и затянувъ снова поясъ съ ножомъ: -- кажется, онѣ всѣ одинаково опасны.

Тессаке между тѣмъ продолжалъ свои наблюденія и указалъ на широкіе слѣды, которые шли по направленію къ лѣвому отверстію пещеры; потомъ нагнувшись онъ началъ измѣрять раздвинутыми пальцами ширину слѣдовъ.

-- Здѣсь! сказалъ онъ, протянувъ къ товарищу руку: -- онъ великъ и тяжелъ, лапы его вдались глубоко въ землю, и я думаю, что онъ спитъ.

-- Ну, Тессаке, если онъ спитъ, сказалъ Вернеръ, окончивъ свои приготовленія и насадивъ новый пистонъ: -- то дѣло въ шляпѣ, и намъ будетъ труднѣе выманить его на свѣтъ, чѣмъ застрѣлить. Однако намъ нечего терять времени, продолжалъ, онъ, взявъ свѣчу въ руки: -- Редхаму наверху будетъ очень скучно, и мнѣ бы самому хотѣлось еще до вечера отвѣдать медвѣжины.

-- До вечера? сказалъ улыбнувшись Тессаке: братъ нашъ увидитъ солнце еще разъ надъ горами, будетъ все лежать у огня и ждать васъ. Пещера узка, и много придется поработать, прежде, чѣмъ втащимъ звѣря наверхъ.

-- Непріятная перспектива, проворчалъ Вернеръ, которому не слишкомъ нравилась мокрота, необращавшая на себя вниманія Teссаке: -- тутъ нѣтъ однако другой дороги, какъ впередъ; итакъ, рѣшимся; чѣмъ больше мы будемъ мѣшкать, тѣмъ позже кончимъ. Ну, Тессаке, впередъ!

-- Братъ мой хочетъ повѣрить мнѣ ружье и итти по слѣдамъ моимъ? спросилъ остановшись индѣецъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, ты не понялъ меня, Тессаке: я полѣзу впередъ, а если ты замѣтишь во мнѣ малѣйшій страхъ, смотри за свѣчей, чтобы намъ не остаться въ темнотѣ; это было бы очень не кстати; итакъ, съ Богомъ!

При послѣднихъ словахъ, онъ приблизился ко входу пещеры, и, положивъ ружье передъ собою, для того, чтобы двигать его впередъ, и взявъ свѣчу въ лѣвую руку, ползкомъ началъ свое путешествіе. Тессаке, не отвѣтивъ ни слова на предложеніе Вернера итти впередъ и повидимому довольный тѣмъ, что предоставилъ нѣмцу опаснѣйшую часть предпріятія, полѣзъ за винъ въ узкую пещеру.

Пещера сначала была довольно просторна, и они могли удобно подвигаться впередъ, но шаговъ черезъ пятьдесятъ ходъ становился уже и ниже, и Вернеръ едва могъ пролѣзать; но, видя на мягкой землѣ слѣды медвѣдя, онъ рѣшился продолжать трудную работу и достигъ опять мѣста немного просторнѣе. Здѣсь имъ встрѣтилось новое затрудненіе: хотя пещера продолжалась передъ ними, но подъ самыми ногами показалось новое отверстіе въ видѣ колодца...

-- Братъ мой услышалъ медвѣдя? спросилъ Тессаке, замѣтивъ, что Вернеръ остановился.

-- Нѣтъ; но предо мною колодезь; мнѣ бы хотѣлось узнать глубину его, но какимъ образомъ,-- не могу придумать; здѣсь нѣтъ даже камня, чтобы бросить внизъ.

-- Есть пуля въ карманѣ, лаконически замѣтилъ индѣецъ.

-- Правда, Тессаке, объ этомъ я и не подумалъ. Пяти пуль я здѣсь не истрачу, сказалъ Вернеръ, вынувъ изъ кармана пулю и бросивъ ее въ колодезь. По ея тихому и долгому паденію въ воду надобно было предполагать, что глубина ея простиралась футовъ на тридцать. Нисколько не успокоенный этимъ испытаніемъ, Вернеръ, обратясь къ индѣйцу, сказалъ: -- скверное положеніе; если бы мнѣ даже удалось перелѣзть черезъ эту пропасть, уцѣпившись ногами и руками за ея края, то какимъ образомъ перетащимъ мы медвѣдя? Что дѣлать?

-- Впередъ, если можно, сказалъ Тессаке: -- трудно взвѣшивать птицу, еще летающую въ воздухѣ. Когда Тессаке увидитъ кровь застрѣленной дичи, тогда мы найдемъ средство перетащить ее.

-- Хорошо, пусть будетъ по твоему, сказалъ Вернеръ,-- я согласенъ, но пеняй на себя, если вся наша работа будетъ напрасна.

Съ этими словами онъ повѣсилъ ружье на шею и, упершись обоими локтями и колѣнями въ неровную поверхность стѣнъ пещеры, началъ подвигаться шагъ за шаговъ далѣе, повисъ надъ глубокой пропастью и достигъ другого края ея, или, скорѣе, продолженія прежняго хода, который здѣсь былъ такъ тѣсенъ, что оглянувшись нельзя было видѣть, какъ велика была пройденная опасность. Вернеръ, не ожидая индѣйца, который, по его мнѣнію, былъ за нимъ, поползъ шаговъ сто далѣе, по слѣдамъ, виднѣвшимся и здѣсь на пескѣ, какъ въ началѣ пещеры; вдругъ ему показалось, что въ пещерѣ раздается тихій визгъ. Онъ началъ прислушиваться и убѣдился, что то былъ тотъ самый визгъ, которымъ медвѣдь сопровождаетъ свой зимній сонъ, въ то время, когда сосетъ лапу.

-- Тессаке? шепнулъ онъ тогда, поворотивъ въ болѣе просторномъ мѣстѣ голову: -- Тессаке, я слышу медвѣдя.

Не было отвѣта отъ товарища; глубокій мракъ былъ за нимъ.

-- Тессаке, повторилъ онъ громче, думая, что индѣецъ отсталъ; онъ снова прислушался, но только отдаленный визгъ звѣря раздавался въ мертвой тишинѣ: съ досадой прилегъ онъ на минуту на лѣвый бокъ, чтобы отдохнуть; онъ не зналъ, итти ли ему впередъ и отважиться одному на бой, или же, воротившись, удостовѣриться, не случилось ли какого-нибудь несчастія съ его товарищемъ.

-- Если бы онъ упалъ въ пропасть, потомъ подумалъ онъ: -- то позвалъ бы на-помощь; если же онъ остался на той сторонѣ и предоставилъ мнѣ одному справиться съ чернымъ молодцемъ, то я докажу ему, что и безъ его помощи съумѣю спустить курокъ; медвѣдь только въ несчастномъ случаѣ можетъ съѣсть меня, но для этого мнѣ нужно быть близко отъ него!

Подкрѣпившись этимъ основательнымъ утѣшеніемъ, онъ началъ снова подвигаться впередъ и болѣе и болѣе приближался къ визгу, который болѣе и болѣе становился внятнымъ.

Въ этой части пещеры висѣло множество нетопырей, которые, пробудившись отъ блеска свѣчи, испускали громкое шипѣніе; но отважный охотникъ обращалъ на нихъ мало вниманія и уже намѣревался обогнутъ маленькій поворотъ, за которымъ предполагалъ найти медвѣдя, какъ вдругъ увидѣлъ передъ собой ужасную гремучую знѣю; она лежала такъ близко, что если бы онъ прислонился даже къ противоположной стѣнѣ, то почти долженъ былъ задѣть ее; пробужденная близостію человѣка, она открыла маленькіе сверкающіе глаза, но, ослѣпленная свѣтомъ, въ тоже мгновеніе закрыла ихъ, повернула голову назадъ и начала по временамъ выставлять свой двойной остроконечный языкъ.

Вернеръ невольно содрогнулся и оставался въ нерѣшительности, что дѣлать, хотя онъ и не боялся змѣи, тѣмъ не менѣе сосѣдство ее было очень непріятно; къ тому же онъ не смѣлъ выстрѣлить, по невозможности въ тѣсномъ проходѣ снова зарядить ружье.

Къ счастію онъ, скоро увидѣлъ приближавшійся свѣтъ, и вслѣдъ на тѣмъ Тессаке былъ уже возлѣ него. Вернеръ въ нѣсколькихъ словахъ объяснялъ ему свое положеніе.

-- Она показываетъ зубы? шепнулъ индѣецъ.

-- Нѣтъ, она только гремѣла.

-- Она, какъ собака, на охотѣ за медвѣдемъ; она предостерегаетъ; когда же непріятель приближается, она отступаетъ; братъ мой можетъ смѣло проползать мимо ея: она закроетъ глаза и будетъ спать.

Вернеръ очень неохотно послѣдовалъ такому совѣту, и, подвигая осторожно ружье, онъ въ одну минуту былъ подлѣ змѣи, которая нѣсколько разъ пыталась открыть глаза и громко гремѣла; теперь онъ былъ подлѣ нея и хотя прижался къ противоположной стѣнѣ, но почти касался свернувшагося тѣла гадины.

Медленно вытянулся онъ впередъ; вдругъ змѣя снова открыла глаза и, видя передъ собой яркое пламя, быстро отдернула голову и разинула пасть, въ которой блестѣли ядовитые зубы, по обѣимъ сторонамъ дрожащаго жала, между тѣмъ какъ глаза искрились зеленымъ огнемъ.

Съ ужасомъ выдернулъ Вернеръ ножъ, но въ ту же минуту свиснулъ вѣрно направленный томагаукъ индѣйца, и змѣя завертѣлась въ крови своей.

Вернеръ зналъ, что она теперь безвредна, но, несмотря на то, онъ содрогнулся, когда холодная чешуя коснулась горячей щеки его. Быстро оттолкнулъ онъ ее отъ себя; но Тессаке схватилъ содрогавшуюся въ послѣднемъ издыханіи змѣю, хладнокровно отрѣзалъ гремушки и заткнулъ за поясъ.

Тогда Вернеръ хотѣлъ продолжать путь свой, но Тессаке, удержавъ его, сказалъ шопотомъ:

-- Берегись: я не слышу болѣе визга, медвѣдь проснулся, и глаза его открыты. Если онъ зачуетъ насъ, мы его услышимъ, но дымъ свѣчей нашихъ относитъ назадъ.

-- Ты правъ, сказалъ Вернеръ;-- старый плутъ вѣрно проснулся и, увидѣвши свѣтъ не очень будетъ доволенъ. Проклятая змѣя привлекла все мое вниманіе, такъ-что я больше и не думалъ о медвѣдѣ; ты пришелъ очень кстати, потому-что я...

-- Тише, воскликнулъ индѣецъ, поднявъ руку: -- я слышу медвѣдя; онъ въ тревогѣ.

Оба охотника начали прислушиваться; царствовала мертвая тишина; Вернеръ тщательно осмотрѣлъ ружье, поправилъ пистонъ, вычистилъ стволъ отъ глины, которая насѣла на немъ, и началъ снова медленно подвигаться впередъ, въ сопровожденіи товарища.

Вдругъ раздался глухой ревъ медвѣдя, и вслѣдъ за тѣмъ выступила изъ глубокаго мрака пещеры его темная фигура; глаза его сверкали, какъ два тлѣющихъ угля. Ворча онъ поднялъ носъ и втягивалъ въ себя воздухъ, который относился въ противную сторону, такъ-что чутье измѣнило ему; но, фыркая и ворча, онъ отступилъ, прежде чѣмъ Вернеръ успѣлъ прицѣлиться къ двигавшейся головѣ его.

Оба охотника замѣтили теперь, что настала рѣшительная минута, и потому медленно подавались впередъ за отступавшимъ звѣремъ; они вскорѣ настигли его; но Вернеръ съ ужасомъ увидѣлъ, что здѣсь пещера оканчивалась; хотя она была довольно просторна и человѣкъ могъ свободно стоять въ ней на колѣняхъ, однако опасность была велика, потому-что другого выхода изъ пещеры не было.

-- Ва! накричалъ Тессаке, приподнявшись подлѣ Вернера, который старался прицѣлиться въ глазъ медвѣдя.

-- Ва! спокойный ночлегъ, худое мѣсто для боя, и замѣтимъ за темъ направленіе Вернерова ружья, шепнулъ:

-- Не стрѣляй въ голову; если промахнешься, мы оба пропали, а медвѣдь ни на минуту не можетъ быть спокойнымъ; цѣлься въ грудную кость: если пуля попадетъ и не въ сердце, то раненый, хотя и не до смерти, онъ свалится и будетъ намъ менѣе опасенъ; стой! Я на минуту успокою чернаго; цѣль живо, бѣлый брать, и попадай мѣтко;

Едва проговоривъ слова эти, Тессаке издалъ звукъ, подобный крику молодого оленя. Услышавъ пронзительный неожиданный шумъ, медвѣдь поднялся и навострилъ уши, но въ тоже мгновеніе тяжелые своды пещеры потряслись отъ громоваго раската выстрѣлившаго ружья.

Какъ-будто пораженный электрическимъ ударомъ и прежде чѣмъ дымокъ отлетѣлъ отъ дула, медвѣдь внезапно бросился на стрѣлка, который не успѣлъ отбросить ружья и вынуть широкаго ножа; Вернеръ, отброшенный страшною тяжестью звѣря, ударился головой о стѣну и упалъ безъ памяти. Тессаке же, лежавшій на животѣ съ вострымъ ножомъ въ рукѣ, во-время замѣтилъ прыжокъ раненаго медвѣдя, понялъ, что онъ бросился на нихъ не для нападенія, а для побѣга, прижался къ землѣ и быстро ударилъ острою сталью въ перешагнувшаго черезъ него звѣря, тотчасъ же исчезнувшаго въ темнотѣ пещеры. Обезпамятѣвшій отъ паденія, Вернеръ скоро очнулся; въ первую минуту онъ не могъ сообразить, гдѣ находился; черная ночь окружала его. Нѣсколько ударовъ ножомъ о кремень, которыми Тессаке добылъ огня, вывели нѣмца изъ безпамятства.

-- Тессаке! закричалъ онъ; гдѣ наши свѣчи?

-- Если медвѣдь не взялъ ихъ съ собою, то онѣ возлѣ насъ, отвѣчалъ лаконически индѣецъ,.-- но лицо мое мокро, и я чую кровь. Ударъ Тессаке вѣренъ, и медвѣдь не воротится посмотрѣть на враговъ своихъ..

Онъ между тѣмъ зажегъ трутъ; сорвалъ лоскутокъ охотничей куртки, и вскорѣ вспыхнуло ободрившее ихъ пламя. Они осмотрѣлись и нашли кровавый слѣдъ до того мѣста, гдѣ Тѣссаке ранилъ медвѣдя; стѣны пещеры были такъ же обрызганы кровью, самъ индѣецъ съ верху до низу былъ облитъ ею. Вернеръ хотѣлъ еще разъ зарядить ружье, Тессаке удержалъ его.

-- Выстрѣлъ былъ вѣренъ, сказалъ онъ,-- если кровь не хлынула, то ножъ мой открылъ ей дорогу. Мы найдемъ мертваго медвѣдя близко отсюда и не за чѣмъ въ другой разъ заряжать ружья.

-- Зачѣмъ задулъ ты свѣчу, Тессаке? Лишній свѣтъ вѣрно не ослѣпилъ бы тебя.

-- Развѣ братъ мой знаетъ, какъ долго мы пробудемъ въ пещерѣ? Если медвѣдь лежитъ въ тѣсномъ ходѣ между пропастью и нами, то бѣлый другъ на верху увидитъ восходъ и закатъ солнца прежде, чѣмъ мы выйдемъ отсюда.

-- Я объ этомъ совсѣмъ не думавъ. Уфъ! мнѣ какъ-будто душно. Пойдемъ, Тессаке, поспѣшимъ. Я не спокоенъ, пока не узнаю, что предстоятъ намъ.

Безмолвно охотники начали возвратный путь и достигли пропасти, не встрѣтивъ медвѣдя. Густая кровь до самого этого мѣста доказывала, что онъ былъ тяжело раненъ и не могъ далеко уйти.

-- Досадно будетъ, ворчалъ Вернеръ, ползя за индѣйцемъ: -- если онъ лежитъ на днѣ пропасти. Тогда всѣ труды наши пропали даромъ, потому-что я добровольно не спущусь въ пропасть.

-- Ba! закричалъ Тессаке, освѣтивши свѣчей Вернера пропасть и взглянувши на противоположную сторону -- ва!

-- Что, внизу? спросилъ съ живостію нѣмецъ.

-- Гм! хорошо, если бы такъ, сказалъ тихо индѣецъ: -- свѣчи наши догорятъ, намъ захочется и ѣсть и пить, а мы не перелѣземъ на ту сторону.

-- Отчего же не перейдемъ мы пропасти? спросилъ встревоженный Вернеръ, стараясь пробиться впередъ, чтобы увидѣть, препятствіе. Индѣецъ прижался къ стѣнѣ, поднялъ свѣчу надъ пропастью и закричалъ: вотъ пропасть, но гдѣ выходъ?

Нѣмецъ крикнулъ въ ужасѣ, видя, что противоположный ходъ былъ такъ наполненъ тѣломъ медвѣдя, что не оставалось никакой надежды попасть на ту сторону, не упавши въ пропасть, потому-что не выдавалось ни на дюймъ земли, за которую бы можно было уцѣпиться.

-- Тессаке, прервалъ наконецъ Вернеръ тягостное молчаніе: -- здѣсь мы не можемъ остаться и отъ Редхама намъ нечего ждать помощи; у него нѣтъ свѣчи, и онъ никогда не отважится предпринять путешествіе сюда, хотя бы нужно было спасти десятерыхъ; впрочемъ оно и понятно, когда мнѣ и со свѣчей было страшно. Но такъ-какъ положеніе наше съ каждою минутою становится затруднительнѣе и свѣчи наши сгораютъ, то я рѣшаюсь съ Божьею помощью на переходъ черезъ пропасть. Если мнѣ не удастся отодвинуть медвѣдя отъ края пропасти и я упаду въ нее, то мы оба за-живо похоронены; если же не упаду, то мы сдвинемъ его.

Индѣецъ не отвѣчалъ ни слова, и Вернеръ, отложивъ ружье съ порошницей, снялъ мокрые и тяжелые леггины для того, чтобы ничего не мѣшало его движеніямъ; упираясь, какъ и прежде, локтями и колѣнями въ стѣну, повисъ онъ надъ пропастью и вскорѣ былъ на противоположной сторонѣ. Но напрасно старался онъ шевельнуть неуклюжій трупъ убитаго медвѣдя и открыть себѣ проходъ: неподвижно лежалъ звѣрь, страшный своимъ убійцамъ даже и послѣ смерти.

Напрягая всѣ свои силы, удвоенныя страхомъ, онъ употребилъ послѣднее средство къ спасенію: правой рукой началъ онъ толкать трупъ, а лѣвой держаться за стѣну; но вдругъ правая нога его поскользнулась, и, потерявъ точку опоры, тѣло его повисло вдоль стѣны надъ пропастью, и онъ бы вѣроятно упалъ въ нее, если бы вовремя не удержался руками за край.

Но положеніе это было весьма неутѣшительно, смерть казалась неминуемой. Тессаке, окинувъ однимъ взглядомъ положеніе товарища, закричалъ ему, чтобы онъ держался еще нѣсколько минутъ; потомъ, поставивъ свѣчу, на край пропасти, индѣецъ началъ такъ же переползать черезъ нее, но не такъ, какъ Вернеръ, а ногами впередъ. Ему удалось нѣсколько подвинуть медвѣдя и получить точку опоры. Такимъ образомъ онъ былъ на первую минуту предохраненъ отъ паденія. Тогда онъ со всею силою отчаянія началъ стараться перелѣзть между трупомъ и стѣною, и хотя пещера была узка, а убитое животное толсто и неуклюже, однако индѣйцу удалось послѣ многихъ сверхъестественныхъ усилій продвинуть свое тѣло между однимъ бокомъ медвѣдя и стѣною. Почти такъ же трудно было пошевельнуть съ мѣста тяжелую массу; между тѣмъ для спасенія товарища оставалось только нѣсколько мгновеній. Онъ ловко уперся ногами въ осколокъ базальта и привлекъ къ себѣ тѣло медвѣдя.

Потъ катился градомъ съ лица его. Онъ остановился на минуту перевести духъ, но вдругъ раздался слабый голосъ Вернера, говорившаго, что долѣе полуминуты не можетъ держаться.

-- Потерпи, потерпи, кричалъ Тессаке: -- звѣрь двигается, и братъ моя сейчасъ вздохнетъ свободно, -- потерпи! и съ новыми силами принялся онъ двигать эвѣря; вотъ онъ подался еще немного, перевелъ духъ и привлекъ къ себѣ мертвую массу. Съ быстротою молніи прижался онъ къ медвѣдю, нагнулся и схватилъ правой рукой руку Вернера.

-- Упрись и приподнимись, только одинъ разъ, чтобы мнѣ схватить тебя за поясъ, кричалъ онъ.-- Но Вернеръ не быть въ состояніи исполнить совѣтъ его.-- Я не могу, отвѣчалъ онъ едва внятно.

Силы его исчезли, и Тессаке видѣлъ это. Не теряя ни секунды, онъ выпустилъ руку товарища, быстро проткнулъ мѣхъ медвѣдя, просунулъ свою лѣвую руку въ эту дыру и, упершись въ нее, нагнулся внизъ и схватилъ Вернера за поясъ. Употребивъ свои послѣднія силы, нѣмецъ приподнялся и вскорѣ, благодаря помощи Тессаке, лежалъ верхнею частью тѣла на краю пещеры.

Далѣе онъ не могъ двинуться; трупъ медвѣдя лежалъ передъ нимъ; но въ этомъ положеніи онъ могъ по-крайней-мѣрѣ отдохнуть, не опасаясь упасть въ пропасть. Тессаке между тѣмъ началъ дѣлать новыя попытки оттащить медвѣдя на болѣе просторное мѣсто.

Наконецъ и это удалось ему, и Вернеръ помѣстился подлѣ медвѣдя. Оба они были до смерти утомлены, особенно нѣмецъ, измученный тѣлеснымъ напряженіемъ и душевнымъ страхомъ. Почти полчаса пролежалъ онъ безъ памяти.

Тессаке, не нуждаясь въ большомъ отдыхѣ, первый пришелъ въ себя и совѣтовалъ Вернеру не поддаваться усталости.

-- Путь нашъ длиненъ и труденъ, сказалъ онъ: -- братъ мой недолго будетъ бороться съ голодомъ; онъ вѣрно не хочетъ ѣсть сырое мясо, а на верху пылаетъ огонь и манитъ насъ отдохнуть. Здѣсь воздухъ сыръ; скоро мы будемъ въ темнотѣ: свѣчи наши догораютъ.

Вернеръ, видя справедливость словъ индѣйца и съ ужасомъ думая объ узкомъ ходѣ, наполненномъ водою, который имъ быть можетъ предстояло пройти въ-потьмахъ, отряхнулся и началъ помогать индѣйцу: одинъ тянулъ, другой толкалъ тяжелаго медвѣдя, и такъ они успѣли вытащить трупъ его на болѣе просторное мѣсто.

Здѣсь они пріостановились, и Тессаке воротился за свѣчею, почти догорѣвшею, и за платьемъ Вернера, оставленнымъ имъ по ту сторону пропасти; и потомъ оба опять принялись за трудную работу.

Вернеръ предложилъ содрать кожу медвѣдя и вырѣзать ребра и окорока, но Тессаке противился этому, замѣчая, что на это занятіе имъ будетъ нужно столько же времени, сколько и на самую переноску медвѣдя до выхода изъ пещеры.

Тихо, очень тихо, молча подвигались они впередъ и наконецъ очутились у того мѣста, гдѣ начиналась та часть пещеры, которая была покрыта водою.

До этой минуты горѣла свѣча; но тутъ она догорѣла, вспыхнула въ послѣдній разъ и погасла. Глубокій мракъ окружилъ охотниковъ.; наконецъ Тессаке прервалъ молчаніе.

-- Хорошо! намъ бы и безъ того пришлось оставить свѣчу; у брата моего не три руки, чтобы двумя тащить медвѣдя, а третьей держать свѣчу; итакъ, за работу!

-- Однако, чортъ возьми, Тессаке, вѣдь это не бездѣлица окунуться въ-потьмахъ въ эту мокрую яму, сказалъ съ досадой нѣмецъ.

-- Братъ мой не задумывался, когда держался на край пропасти, сказалъ индѣецъ.

-- Не задумывался? да, было ли время задумываться, сказалъ смѣясь Вернеръ:-- мнѣ нечего было дѣлать.

-- Что же братъ мой хочетъ дѣлать теперь? ухо мое открыто прислушивается къ звукамъ голоса бѣлаго человѣка.

-- Ты правъ, Тессаке, сказалъ Вернеръ,-- ты правъ теперь, какъ и всегда, и доказательство, что я хочу поправить вину свою, я полѣзу впередъ... такъ... вотъ стоитъ ружье мое, не урони его; я послѣ ворочусь на намъ. Теперь конечно нужно остерегаться, чтобы не заблудиться...

-- Пещера пряма и нѣтъ боковыхъ ходовъ, сказалъ индѣецъ; -- насъ ждетъ бѣлый другъ, сидящій у теплаго востра.

Вернеръ поползъ впередъ и, ощупавъ дорогу, съ помощію Тессаке втащилъ медвѣдя въ воду.

Непроницаемый мракъ окружалъ ихъ, вода, занимала третью часть пещеры, и положеніе ихъ было незавидно; но, привыкнувъ къ опасностямъ и лишеніямъ посреди неизмѣримыхъ и дремучихъ лѣсовъ, они безмолвно и медленно продолжали трудъ свой.

Скоро усилія ихъ увѣнчались совершеннымъ успѣхомъ: они достигли подножія своей искуственной лѣстницы, и свѣтъ Божій глядѣлъ на нихъ сверху.

-- Ура! закричалъ Вернеръ отъ всей души, приложивъ воронкообразно руки ко рту; -- ура! бѣлый брать на верху?

Въ ту же минуту закрылось верхнее отверстіе, и веселый голосъ Редхама закричалъ: "я уже думалъ, что вы тамъ совсѣмъ поселились".

-- Мы не промедлили ни минуты долѣе, чѣмъ нужно, отвѣчалъ Вернеръ и съ ловкостью кошки вскарабкался по сучковатому стволу и обрадовался, вздохнувъ свѣжимъ воздухомъ.-- Ура! закричалъ онъ еще разъ, увидавъ съ изумленіемъ около большого костра пятерыхъ новыхъ охотниковъ, которые, встань съ мѣстъ, привѣтствовали его счастливое возвращеніе; между тѣмъ въ сторонѣ ржали лошади и лаяли собаки.

Быстро выпрыгнулъ онъ изъ пещеры и стоялъ опять среди вольной, прекрасной природы. Почти въ ту же минуту явился и Тессаке. Ихъ обоихъ окружили охотники. Видя и нѣмца и индѣйца покрытыхъ кровью, начали распрашивать объ охотѣ. Вернеръ всталъ на носки, взглянулъ черезъ плечи окружающихъ на костеръ, гдѣ жарилась вкусныя ребра оленя и глухаря, отодвинулъ стоявшаго передъ нимъ охотника, сѣлъ къ огню, вынулъ ножъ и началъ тотчасъ же ѣсть, увѣряя, что будетъ нѣмъ какъ рыба, пока не утолитъ страшнаго голода.

Съ хохотомъ всѣ послѣдовали его примѣру. По прошествія четверти часа, когда первый голодъ утолился, когда новые куски мяса возвѣщали вторую закуску, онъ проглотилъ чашку горячаго кофе и началъ разсказывать любопытнымъ охотникамъ всѣ перенесенныя имъ труды и опасности. Она объяснилъ, какъ Тессаке два раза спасъ его жизнь, и, съ благодарностію обратившись къ смуглому сыну лѣсовъ, пожалъ его жирную руку, между тѣмъ какъ тотъ съ наслажденіемъ грызъ кости глухаря и не безпокоился обтереть ее.

-- Тессаке,-- сказалъ нѣмецъ:-- я у тебя на всю жизнь въ долгу, и не моя будетъ вина, если я не отплачу тебѣ.

-- Бѣлый братъ мой говорить хорошо, отвѣчалъ индѣецъ, продолжая ѣсть,-- это не первый и не послѣдній слѣдъ, за которымъ мы вмѣстѣ ходили. Гдѣ Тессаке вечеромъ раскинетъ шалашъ свой, крыша его защититъ его друга отъ огня; Тессаке и бѣлый братъ его -- одно!

-- Достало ли вамъ свѣчей? спросилъ Редхамъ: -- вѣдь вы были въ пещерѣ болѣе осьмнадцати часовъ.

-- Догорѣли, сказалъ Вернеръ: -- и мы работали въ-потьмахъ. Повѣришь ли, Редхамъ, темнота была такъ густа, что едва можно было пробить медвѣдя ножомъ; къ тему же водяная прогулка... бррръ!.. мнѣ даже страшно, когда я подумаю, что еще разъ придется воротиться за ружьемъ.

-- Гдѣ медвѣдь? спросилъ одинъ изъ охотниковъ.

-- Онъ внизу.

-- Что же мы сидимъ и глазѣемъ напрасно, закричалъ другой: -- между тѣмъ, какъ во ста шагахъ отъ васъ прекрасныя медвѣжьи ребра! Онъ вскочилъ съ своего мѣста и отвязалъ отъ лошади длинную веревку.-- Вернеръ можетъ еще разъ сойти внизъ и обвязать этой веревкой медвѣдя: вѣдь онъ и такъ вымокъ; а пока онъ сходитъ за ружьемъ, мы вытащимъ стараго молодца.

-- Хорошо, закричалъ Вернеръ: -- я готовъ; но нѣтъ ли у кого-нибудь изъ васъ свѣчи? я охотнѣе прогуляюсь при свѣтѣ, къ тому же не знаю, найду ли въ-потьмахъ отверстіе.

-- Вотъ свѣча, сказалъ одинъ явь охотниковъ, подавая ее Вернеру: -- если хотите, я пойду съ вами?

-- Благодарю, благодарю, сказалъ Вернеръ, зажигая свѣчу и приближаясъ къ пещерѣ:--ненужно; зачѣмъ напрасно мокнуть въ водѣ, дорога коротка, и я скоро ворочусь; спустите мнѣ только конецъ веревки.

Съ этими словами онъ исчезъ въ пещерѣ и скоро далъ знакъ, чтобъ тянули веревку; Тессаке, боясь, чтобы тонкая веревка не оборвалась, спустилъ еще другую, которую Вернеръ подвязалъ подъ переднія лапы звѣря. Общими усиліями охотники подняли добычу, которая была встрѣчей громкими возгласами, веселыми криками охотниковъ и лаемъ собакъ.

Вскорѣ явился и Вернеръ съ ружьемъ и нашелъ въ жареныхъ медвѣжьихъ ребрахъ слабое вознагражденіе за понесенные труды и опасности. Онъ и Тессаке единодушно признались, что въ эту пещеру они никогда болѣе не воротятся, хотя бы въ ней сидѣло двадцать медвѣдей, потому-что, какъ очень основательно замѣтить индѣецъ, "имъ доспалось слишкомъ много работы и слишкомъ мало мяса."

II.
**ГУРРИКАНЪ *).**

(*) Такъ называются въ Америкѣ ураганы, которые низвергаютъ и уничтожаютъ все, что ни повстречается имъ на пути, и производятъ страшныя опустошенія.

У подножія Опаркскихъ горъ, гдѣ страшные каменистые утесы далеко вдаются въ долины, ко берегу рѣки Мулберри, съ трескомъ и громомъ набѣгающей на острыя льдины, оковывающія ее въ суровую зиму, пробирались два бѣлые охотника: казалось, они искали удобнаго мѣста, гдѣ бы переплыть рѣку.

Оба они было крѣпкаго сложенія, длинныя охотничьи ружья лежали на плечахъ; ихъ красивыя леггины (панталоны) и тщательно сшитыя моккасины (обувь) доказывали, что они слѣдовали обычаямъ жителей лѣсомъ и не принадлежали жъ числу тѣхъ "сухопутныхъ охотниковъ", которые уже въ то время начинали появляться въ западныхъ частяхъ штатовъ, отъискивая и покупая лучшія и плодороднѣйшія земли.

-- Билль! вскричалъ одинъ изъ нихъ,-- наши поиски напрасны: видишь, я не ошибся; рѣка здѣсь такъ широка, что мы едва ли найдемъ дерево, которое бы можно было перебросить черезъ нее. Если бы мнѣ и удалось срубить, своимъ томагаукомъ одну изъ этихъ платанъ на самомъ краю берега, то и тогда я очень сомнѣваюсь, достанетъ ли она до противоположнаго берега. Между тѣмъ небо обложилась тучами, будетъ буря, и, мнѣ кажется, не мѣшало бы поискать убѣжища, гдѣ бы можно провести эту ночь покойнѣе прошедшей: будетъ страшно холодно.

-- Досадно, сердито отвѣчалъ Билль своему брату: -- что намъ нельзя переѣхать сегодня вечеромъ на тотъ берегъ; тамъ есть пещеры, гдѣ бы мы могли провести ночь; притомъ мнѣ бы хотѣлось поискать медвѣдя; я увѣренъ, что тамъ есть по-крайней-мѣрѣ одинъ. Вода черезчуръ холодна, переплыть невозможно, а буря приближается; итакъ, за работу; здѣсь довольно старыхъ деревьевъ; а шалашъ изъ древесной коры настроить недолго.

-- Мнѣ кажется, что здѣсь ихъ даже слишкомъ много, сказавъ Томъ, оглядываясь вокругъ себя: но большею частію они хрупки и гнилы, мнѣ бы не очень хотѣлось лечь спать вблизи такой опасности. Ты помнишь исторію, которую разсказывалъ намъ отецъ.

-- Вздоръ! сказать смѣясь Билль: -- мы не найдемъ ночлега покойнѣе этого? маленькій ручей протекаетъ у самыхъ ногъ нашихъ, кругомъ лежатъ деревья, молодые побѣги будутъ служить намъ вмѣсто кольевъ, для шалаша, а кора годится для крыши.

Томъ не возражалъ: мѣсто было привлекательно; и вскорѣ оба брата дѣятельно принялись готовить себѣ ночлегъ, желая сколько-нибудь укрыться отъ разыгрывавшейся непогоды. Работа шла живо; черезъ полчаса оба сидѣли уже за разведеннымъ подъ легкой крышкою огнемъ и ожидали, пока изжарятся повѣшенные надъ нимъ куски мяса.

-- Странно, сказать Томъ: -- какъ вдругъ стало холодно; посмотри, вода въ жестянкѣ замерзла, à вѣтеръ вдругъ перемѣнилъ направ вленіе и дуетъ на сѣверо-востокъ.

-- Пусть себѣ дуетъ! сказалъ зѣвая Билль, закутываясь въ свою широкую одежду:-- я усталъ, и мнѣ хочется спать: покойной ночи, Томъ! подложи еще нѣсколько дровъ, прежде чѣмъ уляжешься; а завтра кто проснется раньше, пусть разбудитъ другого.

Уже было за полночь, огонь почти потухалъ, а оба брата спали спокойно и крѣпко, и холодный вѣтеръ, приносившійся въ долину съ снѣжныхъ горныхъ вершинъ, не прерывалъ сна ихъ.

Между тѣмъ со всѣхъ сторонъ столпились густыя тучи; грозно висѣли онѣ надъ тихо шумѣвшимъ лѣсомъ; деревья съ едва слышнымъ шопотомъ трясли и нагибали свои обнаженныя вершины, какъ бы ожидая страшной бури. Вдругъ заблестѣла на небѣ яркая молнія, и тотчасъ же за этимъ предвѣстникомъ разрушеніе послѣдовалъ страшный громовый ударъ. Начинался зимній ураганъ и съ воемъ проносился по узкимъ долинамъ горной цѣпи.

-- Билль! закричалъ Томъ, вскакивая съ ужасомъ; -- вставай, Билль: намъ нельзя здѣсь оставаться: посмотри, какъ качаются старыя деревья; слышишь, вотъ одно изъ нихъ уже повалилось.

-- Что съ нами? закричалъ Билль, быстро сбрасывая съ себя одежду: -- эй, Томъ, держи крышу; я не я, если проклятый нордъ-вестъ не унесетъ ея.

Это предположеніе было не безъ основанія, потому-что въ ту же минуту бѣшеный порывъ вѣтра, промчавшись чрезъ противоположное ущелье, мгновенно сорвалъ половину крыши и разогналъ по темному пространству тлѣвшія уголья и искры. Опять сверкнула молнія, опять громовый ударъ смѣнилъ вой вѣтра, затрещали падавшіе столѣтніе стволы. Казалось, земля была готова разорваться. Ураганъ летѣлъ, издавая сначала въ отдаленіи неясный глухой гулъ, какъ громъ тысячи орудій, потомъ ближе и ближе, съ дикимъ, страшнымъ трескомъ и оглушительными ударами.

-- Всемогущій Боже! гурриканъ! закричалъ Томъ.

Исполинскія деревья, стоявшія сотни лѣтъ, гнулись какъ тонкій камышъ, и весь лѣсъ, какъ бы скошенный невидимою могущественною рукою, повалился внезапно отъ одного удара, наполнившаго трепетомъ и душу и сердце. Дальше и дальше мчалась буря, съ неимомѣрною быстротою; неся съ собою вѣковые дубы, она очищала себѣ путь, разрушая и уничтожая все, что ни встрѣчалось на немъ; и когда пронеслась она, въ долинѣ остались деревья, разбросанныя въ дикомъ безпорядкѣ, и воцарилась мертвая тишина; вѣтеръ унялся, это мертвое спокойствіе послѣ страшной борьбы стихій, еще болѣе чѣмъ губительные порывы урагана, сжимало бѣдное сердце человѣческое.

Билль какъ бы чудомъ избѣгнулъ малѣйшей царапины; онъ прислонился къ упавшему дубу, и другое упавшее чрезъ него дерево, удерживая всѣ маленькіе сучья и деревья, защитило его; когда же миновалась грозная опасность, онъ вскочилъ и началъ робко и заботливо звать своего брата.

-- Томъ! братъ Томъ! отвѣчай же, Томъ! Господи, ужели постигла тебя ужасная участь!

Нѣтъ! счастливъ былъ бы онъ, если бы случилось съ нимъ то, что думалъ Билль: онъ былъ еще живъ, и слабый голосъ его раздался и достигъ уха боязливо прислушивавшагося охотника.

-- Милосердый Боже! воскликнулъ Билль, перескочивъ два лежавшихъ на дорогѣ дерева и остановившись, съ горящей лучиной въ рукѣ, передъ братомъ.-- Милосердый Боже! повторилъ онъ голосомъ, въ которомъ слышалась отчаянная горесть, и закрылъ лицо руками: подлѣ него лежалъ Томъ, братъ его, товарищъ юности, любимецъ сердца, съ блѣднымъ какъ смерть лицомъ, между тѣмъ какъ ноги его были погребены подъ гигантскимъ дубомъ, врѣзавшимся въ милю.

-- Мнѣ холодно! шепталъ несчастный и глядѣлъ умоляющимъ взоромъ на брата, который повидимому потерялъ слухъ и зрѣніе, и стоялъ передъ нимъ какъ каменная статуя.-- Мнѣ холодно, Билль; нельзя ли принести сюда немного огня?

Слова эти пробудили безчувственность Билля.

-- Братъ! закричалъ онъ: -- братъ! и рыдая бросился на изуродованное тѣло Тома.

-- Мнѣ больно, Билль, жалобнымъ голосомъ говорилъ Томъ,-- у меня рука болитъ; мнѣ холодно.

-- Подожди немного, я принесу огня, отвѣчалъ Билль: -- полежи минуту, я принесу угольевъ и тогда помогу тебѣ; только, минуту терпѣнія! и съ отчаянною быстротою онъ бросился къ пылавшему костру. Но онъ не замѣтилъ блѣдной, болѣзненной улыбни, мелькнувшей на лицѣ страдальца, когда онъ просилъ его потерпѣть. Съ судорожною торопливостію собралъ Билль уголья и горѣвшіе сучья, обжегъ себѣ лицо и руки, но, не чувствуя боли, устремился къ брату; здѣсь лежало много сухого дерева, и въ минуту запылалъ жаркій костеръ подлѣ дуба, заживо похоронившаго бѣднаго Тома.

Билль однимъ взглядомъ успѣлъ убѣдиться въ страшномъ несчастіи и съ бѣшенымъ усиліемъ бросился къ дубу, усиливаясь одинъ поднять его, тогда-какъ и сотни людей не могли бы сдвинуть его съ мѣста.

-- Билль! тихо сказалъ Томъ: -- пойдя сюда, дай мнѣ руку... такъ.... хорошо.... теперь скажи, Билль, любишь ли ты меня?

Судорожное пожатіе руга брата было отвѣтомъ на этотъ вопросъ; Билль не могъ говорить: насильно подавленныя слезы заглушали слова его.

-- Исполнишь ли ты одну мою просьбу? ласкаясь спрашивалъ Томъ, привлекая къ себѣ рыдавшаго брата!

-- Одну просьбу? шепталъ Биллы -- одну просьбу? чего не исполню я, если только достанетъ силъ моихъ.

-- Обѣщаешь лы ты исполнить мою просьбу?

-- Что съ тобой? съ боязнію спросилъ изумленный охотникъ.

-- Такъ возьми свое ружье, твердо сказалъ Томъ: -- и прекрати мои страданія!

-- Томъ! закричалъ тотъ, вскакивая съ ужасомъ.

-- Прекрати мои страданія! умолялъ несчастный. Билль! братъ! если ты когда-нибудь любилъ меня, докажи это теперь: не дай мнѣ умереть здѣсь медленною и мучительною смертью.

-- Я спасу тебя, и съ опасностію собственной жизни, еще сегодня къ вечеру приведу сюда помощь.

-- Это невозможно! отвѣчалъ несчастный, качая печально головою. Ближайшее поселеніе по прямому направленію по-крайней-мѣрѣ въ пятнадцати миляхъ; по дорогѣ же, чрезъ утесы, гдѣ пойдешь ты, двадцать миль, и если бы ты воротился, если бы ты привелъ пятдесятъ человѣкъ, что могутъ они сдѣлать?... Обѣ мои ноги до туловища, размозжены, а ближайшій врачъ живетъ во ста миляхъ отсюда, въ Литль Рокѣ, куда мы даже не знаемъ дороги.... Билль! ужели ты допустишь меня умирать здѣсь нѣсколько дней сряду?

-- Требуй жизни моей, Томъ, и я съ радостію отдамъ тебѣ ее, но не требуй отъ меня такого ужаснаго преступленія; еще можно спасти тебя: со мной есть томагаукъ; я разрублю въ щепки это дерево, я могу....

-- Можешь ты вылечить такія раны? прервалъ его Томъ и показалъ на свои ноги.

Видъ этотъ раздиралъ сердце Билля, и онъ со стономъ упалъ на колѣни.

-- Я не могу тебя убить! простоналъ онъ тихо.

-- И ты называешь это убійствомъ! О Билль! продолжалъ онъ, пересиливая свои страданія: -- если бы ты имѣлъ малѣйшее понятіе о моихъ мученіяхъ, ты бы сжалился, не далъ бы мнѣ просить напрасно.

-- Я дамъ тебѣ ружье.... не дѣлай меня братоубійцей.

-- Моя правая рука также сломана; я не могу, если бы и хотѣлъ.

-- Томъ! чего требуешь ты отъ меня?

-- Что сдѣлалъ ты съ Несторомъ, когда медвѣдь вырвалъ ему внутренности?

-- Я застрѣлилъ его.

-- А то была только твоя любимая собака?

Билль отвѣчалъ только рыданіемъ.

-- Можетъ быть ты любилъ ее больше, чѣмъ меня? спросилъ съ упрекомъ Томъ.

-- О, зачѣмъ не послушался я тебя, когда мы подошли къ этому проклятому мѣсту? зачѣмъ приблизились мы къ этимъ деревьямъ, зачѣмъ....

-- Билль! прервалъ его несчастный: -- хочешь ли ты избавить меня отъ моихъ мученій?

-- Хочу! отвѣчалъ онъ рыдая и упалъ на шею брата.

Долго и сильно сжимали они другъ друга въ объятіяхъ; когда же Томъ хотѣлъ тихо оттолкнуть отъ себя брата, тотъ еще сильнѣе къ нему прижался. Вдругъ началъ загараться день на востокѣ, солнце освѣтило восточныя вершины деревьевъ.

-- Разстанемся, шепталъ Томъ: -- будь мужчиной.

Ласково отвелъ онъ отъ себя брата, и Билль всталъ.

-- Хорошо, пусть будетъ по твоему! воскликнулъ онъ: -- я вижу, ты правъ.... нѣтъ спасенія; я знаю, что если бы и я въ подобномъ положеніи просилъ тебя, ты бы такъ же не отказалъ мнѣ. Молись еще разъ Богу.... и.... молись и за меня.... да проститъ онъ мнѣ братоубійство.

Билль шатаясь пошелъ за ружьемъ, но воротился спустя нѣсколько кинутъ твердыми шагами. Въ лѣвой рукѣ держалъ онъ ружье, правой помогалъ онъ себѣ переходить чрезъ разбросанныя деревья, и остановился возлѣ брата, смотрѣвшаго на него съ ласковой улыбкой.

-- Я готовъ, сказалъ Томъ: -- не дрожи только.... Богъ наградитъ тебя за дружескую услугу.... прощай!

Онъ подалъ брату, отворотившись, лѣвую, здоровую руку.

-- Братъ! закричалъ Билль въ страшномъ душевномъ бореніи и еще разъ упалъ на грудь его.

Еще разъ судорожно обнялись они.

-- Не мѣшкай больше! тихо умолялъ Томъ.

И Билль быстро всталъ на ноги, приложилъ прикладъ къ щекѣ и -- въ слѣдующее мгновеніе уже безъ памяти лежалъ подлѣ застрѣленнаго имъ трупа.

Что остается разсказывать? Описать ли какъ онъ проснулся и складывалъ сучья на трупъ брата, чтобы волкъ и тигръ не тронули дорогихъ останковъ, какъ онъ, окруженный друзьями, въ дикомъ бреду горячки, боролся съ смертію въ теченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ!...

Нѣтъ, довольно и этого. Недолго мучилъ его ночью, во время страшныхъ сновидѣній, облитый кровью призракъ брата: сострадательная пуля окончила жизнь его въ стычкѣ съ индѣйскими хищниками, и друзья похоронили его тамъ, гдѣ палъ онъ.

Память его еще жива въ томъ краѣ, и если охотникъ вечеромъ строитъ шалашъ свой и боязливо бросаетъ испытующій взглядъ на исполинскія деревья, тогда, хотя бы онъ былъ даже самый безстрашныя и неукротимый изъ всѣхъ охотниковъ, тихая молитва открываетъ уста его, и онъ шепчетъ:

"Не дай, Богъ, испытать участь бѣднаго Тома!"

III.
СЕМЬ ДНЕЙ HА АМЕРИКАНСКОМЪ ПАРОХОДѢ.

"31-го іюля, въ десять часовъ утра, отходитъ отъ Леве {Леве, по собственному значенію -- насыпь на берегахъ Мисиссипи, для предупрежденія наводненій; въ настоящемъ случаѣ -- пристань для пароходовъ.} въ Сенъ-Луи быстрый и крѣпкій пароходъ Оцеаникъ; шкиперъ г. Вилькенсъ. О цѣнѣ за поклажу и переѣздъ можно узнать на самомъ пароходѣ, или у агентовъ Смита и Рейхфіельда.

"Кестомхаузъ-стритъ, No 52, Нью-Орлеанъ.".

Это объявленіе было напечатано въ Коммерческой газетѣ Нью-Орлеана, за 29 іюля 184... вмѣстѣ съ 20-го подобными, объ отходѣ разныхъ пароходовъ, назначенныхъ частью плыть по Мисиссипи, частью по Редрейверъ, Миссури, Арканзасу, Огіо, Иллинойсъ, или даже въ Мексиканскій заливъ.

На Левё кипѣла толпа; на пароходъ торопливо переносили сундуки, чемоданы, картонки, постели и другую домашнюю утварь; изъ двухъ страшныхъ трубъ валялъ густой черный дымъ; первый звонокъ уже прозвонилъ, и капитанъ, расхаживавшій на палубѣ, объявилъ нѣсколькимъ пассажирамъ, что Оцеаникъ отходить черезъ полчаса. Безпрестанно прибывали драи {Двухколесныя телѣжки, употребляемыя во всѣхъ штатахъ для перевозки товаровъ.} съ сахаромъ, кофе, сыропомъ, хлопчатой бумагой и крупною солью, и такъ же скоро исчезали въ огромной внутренности парохода. Множество маленькихъ лодокъ скользили между пароходами, и особенно около тѣхъ, которые готовы были отплыть. Фрукты и провизія, наваленные въ серединѣ этихъ лодокъ, сбывались путешественникамъ.

Живописное зрѣлище представляли маленькія, пестро выкрашенныя лодки, въ которыхъ гребъ смуглый испанецъ, въ большой широкополой соломенной шляпѣ и съ черными бакенбардами; у ногъ его были навалены въ красивомъ безпорядкѣ ананасы, апельсины, гранатные яблоки, бананы и кокосовые орѣхи; по нимъ важно расхаживалъ попугай, приглашавшій путешественниковъ купить сочныхъ фруктовъ; а на носу лодки качалась обезьяна, скалившая зубы на всѣ мимо проѣзжающія лодки, изъ которыхъ ее закидывали коркани и орѣховой скорлупой.

Звонокъ раздался во второй разъ; со всѣхъ сторонъ бросились новые пассажиры, желая попасть на пароходъ прежде иинуты отъѣзда; иногіе изъ нихъ несли тяжелые чемоданы, едва передвигая свои ноги подъ неимовѣрною ношею; одинъ даже вытащилъ платокъ и замахалъ имъ, чтобъ только быть замѣченнымъ.

Капитанъ, отвернувшись въ сторону, улыбнулся.

Между тѣмъ все еще прибывали нагруженныя телѣги, еще спускались новые товары во внутренность парохода, котораго только двѣ трети были наполнены; а дымъ поднимался изъ трубъ гуще и чернѣе, какъ вѣрное доказательство скораго отплытія.

Уже три парохода отплыли въ Сенъ-Луи; многіе пассажиры знали, что Оцеаникъ отличается скоростію хода, и потому предпочли прождать полчаса, надѣясь скоро догнать отплывшіе пароходы.

Колокольчикъ раздался въ третій разъ; громко и долго звенѣлъ онъ; наступило время отъѣзда, и все еще прибывали новые пассажиры и новые товары, и пароходъ все еще держался на цѣпяхъ у берега.

-- Капитанъ, когда же мы отъѣзжаемъ? спросилъ плантаторъ съ Мисиссипи, пославшій въ городъ своего негра, за какою-то забытою вещію.

-- Well, сэръ, отвѣчалъ тотъ: -- едва ли прежде вечера; ваша поклажа еще не прибыла.

-- Хорошо, хорошо, сказалъ плантаторъ: -- мнѣ все равно; я только такъ спросилъ. Успѣю я сходить въ Сенъ-Чарлсъ, пообѣдать?

-- Конечно, конечно, отвѣчалъ вѣжливо капитанъ: -- если пароходъ пойдетъ раньше вечера, то я пошлю за вами.

Плантаторъ отправился медленно и спокойнымъ шагомъ къ гостинницѣ.

Едва успѣлъ онъ отойти отъ судна, какъ подбѣжалъ къ капитану бѣдный переселенецъ, нѣмецъ, находившійся съ семействомъ въ средней каютѣ, и спросилъ его ломанымъ англійскимъ языкомъ, успѣетъ ли онъ еще сбѣгать на берегъ, закупить для семейства нѣкоторыя необходимыя вещи, такъ-какъ, услышавъ утромъ звонъ колокола, онъ боялся опоздать къ отходу парохода и не успѣлъ запастись всѣмъ необходимымъ.

-- Хорошо, хорошо, сказалъ капитанъ, утомленный длинною рѣчью: -- только живѣе; черезъ полчаса мы ѣдемъ, а васъ я ждать не могу.

Торопливо побѣжалъ нѣмецъ въ городъ, спѣшилъ отъ одного мѣста къ другому, давалъ за все требуемую цѣну; по прошествіи получаса прибѣжалъ на пароходъ, до-смерти измученный, и, къ удивленію своему, нашелъ пароходъ въ такомъ же спокойномъ положеніи, какъ и прежде.

Такимъ образомъ прошелъ полдень; отъ пристани отходилъ послѣдній пароходъ, назначенный въ Сенъ-Луи, и многіе пассажиры согласились бы ѣхать на немъ, если бы вещи ихъ не находились на Оцеаникѣ. Но теперь они должны были ждать, а штурманъ объявлялъ всѣмъ, что капитанъ еще на берегу и едва ли придетъ раньше утра.

Многіе пассажиры бранились, большая же часть ихъ казались равнодушны.

Жара была нестерпиная, и жители города, кромѣ дѣловыхъ людей, прятались въ своихъ домахъ; тѣ же изъ нихъ, которые отправляли и принимали поклажу, расхаживали по Леве съ открытыми зонтиками, желая сколько-нибудь предохранить себя отъ невыносимаго зноя.

Между разложенными на берегу товарами лежало болѣе сотни мѣшковъ съ кофе; они были сложены отдѣльными кучками, смотря потому, назначались ли въ Сенъ-Луи, Цинциннатъ, или Питтсбургъ. Около мѣшковъ толпились женщины и дѣвушки, прилежно занимаясь подбираніемъ въ ручныя кореянки выпавшихъ изъ мѣшковъ кофейныхъ зеренъ. Многія изъ нихъ тайкомъ прорѣзывали диры въ мѣшкахъ и сыпали кофе въ свои корзины; по большой части это были нѣмки.

Люди, которымъ принадлежалъ кофе, зная хитрости этой сволочи, по временамъ бросались на женщинъ съ длинными арапниками; но чуть стража удалялась, промышленницы снова нападали на раненые мѣшки, какъ хищныя птицы на добычу.

-- Бѣсъ возьми этихъ промышленницъ! кричалъ штурманъ Оцеаника, весь въ поту возвращаясь на палубу послѣ тщетной попытки отогнать сволочь отъ мѣшковъ: -- бѣсъ бы ихъ побралъ! Я бы хотѣлъ знать, зачѣмъ существуютъ нѣмцы, ирландцы и москитосы! чтобъ бѣсить насъ, что ли?

-- А развѣ не мы дѣлаемъ всю работу? спросилъ ирландецъ съ другого корабля: -- развѣ не ирландцы съ нѣмцами копаютъ каналы, мостятъ улицы, обработывають землю?.. что, сэръ, что вы на это скажете?

-- Ступай работать, Патъ! закричалъ штурманъ съ ближняго судна: -- что ты тутъ болтаешь и ничего не дѣлаешь? Живо, живо, дѣти! несите вещи!

Солнце начало западать, и движеніе закипѣло въ спокойныхъ до того улицахъ. Изо всѣхъ концовъ хлынули пестрыя толпы желающихъ прогуляться по насыпи. Кандитерскія наполнились посѣтителями, группы хорошенькихъ цвѣточницъ начали мелькать между гуляющими, иныя изъ нихъ помѣстились у входовъ гостинницъ, и весь городъ будто пробудился отъ душной и тягостной дремоты.

Напротивъ того, на пароходѣ все утихло. Кончивъ работу на палубѣ, матросы и почти вся прислуга съѣхала на берегъ, оставивши на ней только сторожевыхъ, которые медленно бродили у носа, заботясь только, какъ бы прогонять отъ себя тучу назойливыхъ москитосовъ.

Наконецъ тишина воцарилась и въ городѣ; огни погасли, кофейныя и трактиры были заперты, и только на рынкѣ подлѣ насыпи свѣтились окна подобныхъ же заведеній, гдѣ молоденькія дѣвушки, всѣ почти изъ нѣмокъ, разносили во всю ночь гостямъ кофе, шоколадъ, чай, пирожки и холодную содовую воду, смотря по вкусу каждаго. Хорошенькія группы ихъ пріятно отдѣлялись среди общей темноты и спокойствія.

По тихимъ улицамъ раздавались сигналы сторожей -- удары тяжелыхъ палокъ о мостовую. Группы гуляющихъ останавливались у кофеенъ, выпивали свою чашку кофе или чаю и, заплативши, со смѣхомъ и пѣніемъ спѣшили въ другую улицу или другой рынокъ, съ цѣлію провести душную ночь подъ открытымъ небомъ, а подъ утро броситься въ утомленіи на постель и проспать часа два.

Около полуночи привалила на нижній рынокъ толпа пьяныхъ матросовъ и съ шумомъ потребовала себѣ кофе.

-- Послушай, Томъ, сказалъ наконецъ одинъ изъ нихъ самому буйному изъ товарищей: -- не ори такъ громко; не то просидишь ночь въ калебузѣ.

-- Боюсь я твоей калебузы! отвѣчалъ пьяный: -- я не какой-нибудь проклятый негръ... я бѣлый! кто смѣетъ посадить меня въ калебузу! Вотъ, дѣвушка, возьми деньги, сказалъ онъ, обращаясь къ маленькой нѣмочкѣ, которая подбирала чашки, опасаясь, чтобы ихъ не разбили: -- вотъ разъ, два, три, четыре, пять, шесть, семь чашекъ -- вотъ половина доллара; довольно?

-- Вамъ слѣдуетъ пикаюну сдачи, робко сказала дѣвушка.

-- Оставь у себя твою пикаюну, я хочу за нее тебя поцаловать. Ну, подойди, дурочка!

-- Оставьте меня, я позову часового.

-- Позови, коли хочешь, мнѣ что за дѣло?

Онъ попытался схватить дѣвушку, но едва успѣла она громко закричать, какъ уже появился сторожъ, въ грубомъ томномъ сюртукѣ, въ каскообразной клеенчатой шапкѣ, съ жолтынъ нумеромъ впереди, -- оттолкнулъ пьянаго и велѣлъ ему замолчать.

Напрасно старались трезвые матросы удержать подгулявшаго товарища, который бранилъ сторожа во все горло и, ухвативъ съ земли палку, непремѣнно хотѣлъ его ударить.

Въ это время задребезжала трещетка сторожа. Онъ снова подскочилъ къ пьяному, схватилъ его за воротъ и закричалъ: ты мой арестантъ! Остальные отскочили съ испугомъ, но въ ту же минуту все собраніе было окружено десятью или пятнадцатью хорошо вооруженными сторожами.

Пьяный покорился судьбѣ, между тѣмъ какъ остальные частью разсыпались въ разныя стороны, частью отправились по другимъ кандитерскимъ выпить еще чашку кофе или съѣсть пирожокъ.

Вдругъ сверкнулъ на востокѣ первый свѣтъ утра, на Оцеаникѣ пробудилась жизнь.

Сторожевой разбудилъ кочегаровъ и матросовъ; первые начали, какъ и наканунѣ, подбрасывать дрова подъ котелъ, а вторые мыть и мести палубу парохода, которая съ первыми лучами солнца лоснилась и блестѣла какъ зеркало.

Завтракъ былъ конченъ; снова начали подъѣзжать телѣжки съ товарами и поклажею, опять завертѣлись маленькія лодки съ фруктами, и снова колоколъ парохода чисто и звонко задребезжалъ посреди городского шума.

Мальчики съ газетами, другіе съ фруктами и корзинками, наполненными книгами, для развлеченія во время переѣзда, молодыя негритянки и мулатки, живописно обвязавъ свѣтлыми платками свои курчавыя головы, держали въ рукахъ оловянныя кружки съ молокомъ, сливками и масломъ. Вся эта толпа бросилась къ доскамъ, соединяющимъ берегъ съ пароходомъ, стараясь продать свои товары.

Двѣ осмьнадцатилѣтнія молочницы, мулатка и негритянка, стройныя и хорошенькія, побранились за что-то на пароходѣ и, со шедши на берегъ, продолжали шумѣть. Слово за слово, мулатка, утомившись отъ долгой брани, поставила наконецъ молочную кружку на землю, засучила рукава и, ставши въ ловкую позитуру боксера, вызывала на бой свою соперницу. Въ-мигъ столпились матросы ближнихъ пароходовъ, составили кружокъ около двухъ дѣвушекъ и поощряли ихъ мужество одобрительными возгласами и криками.

Негритянка въ свою очередь засучила рукава и удачно отбила первый ударъ жолтой соперницы.

-- Браво, Мери! кричалъ на-угадъ кто-то: -- браво! ну-ка еще, еще! между тѣмъ какъ съ другой стороны раздавались такіе же одобрительные крики: -- Въ глаза, Дженни, въ глаза! славный ударъ! еще одинъ -- такъ -- еще одинъ.

Такъ поощряли амазонокъ многочисленные зрители.

Въ эту минуту какой-то плантаторъ пробился къ дѣвушкамъ и схватилъ мулатку за руку, желая увлечь ее съ поля битвы

-- Оставь ее, оставь ее! кричали въ одно время нѣсколько голосовъ: -- равный бой, равный бой, дай ей кончить!

-- Она моя невольница, сказалъ новопришедшій, все еще желая рознятъ дѣвушекъ.

-- Вотъ, что выдумалъ, невольница! закричалъ огромнаго росту матросъ, отталкивая плантатора: -- убирайся! пусть онѣ себѣ подерутся.

-- Да! дайте имъ кончить! кричала вся толпа, и господинъ невольницы долженъ былъ покориться, опасаясь, чтобъ его не поколотили самого.

Обѣ соперницы кончили кулачный бой и вцѣпились другъ другу въ курчавые волосы. Платья ихъ превратились въ лохмотья. Такъ боролись онѣ нѣсколько времени, когда негритянка, воспользовавшись оплошностію соперницы, схватила ее обѣими руками за шею и ударила своимъ лбомъ по виску съ такою силою, что та безъ памяти грянулась на землю.

-- Ай да чернушка! радостно закричала шумная толпа: -- славно, малютка, молодецъ-дѣвушка! мужа твоего можно поздравить! Подобныя привѣтствія раздавались со всѣхъ сторонъ. Густая толпа разступилась и дала дорогу дѣвушкѣ, которую ждали вѣроятно побои госпожи за разорванное платье. Между тѣмъ плантаторъ поднялъ мулатку, бросилъ ее на стоявшую вблизи телѣжку и велѣлъ отвезти къ своему дому. Въ двѣ минуты толпа разсыпалась.

Оцеаникъ, казалось, не шутя началъ готовиться къ отъѣзду. Снова густой и черный дымъ началъ подниматься изъ трубы, бѣлый паръ со свистомъ прорывался сквозь боковыя отверстія и исчезалъ въ свѣтломъ утреннемъ воздухѣ. Колоколъ прозвонилъ уже два раза, цѣпи были сняты, пароходъ держался только на двухъ канатахъ, и колеса его съ шумомъ вертѣлись противъ теченія. Рулевой выслалъ на берегъ двухъ матросовъ, чтобы, по данному знаку, отвязать канатъ отъ желѣзныхъ береговыхъ колецъ.

Наконецъ раздался послѣдній звонокъ; всѣ приходившіе на пароходъ проститься съ путешественниками, спѣшили перейти по доскѣ на берегъ; другіе съ берега бросались на пароходъ; канатъ былъ развязанъ, штурманъ стоялъ наверху у колеса въ маленькомъ своемъ домикѣ, съ огромными окнами; оба матроса перебѣжали по доскѣ на пароходъ и перевернувшись отдернули доску. Человѣкъ двадцать длинными шестами отодвинули пароходъ отъ берега, носъ былъ свободенъ, рулевой дернулъ за колоколъ, машинистъ отвѣтилъ другимъ звонкомъ, и огромный пароходъ, извергая клубы дыму и разсѣкая волны, прочистилъ себѣ дорогу между быстро скользившими по сторонамъ лодками. Черезъ нѣсколько секундъ пароходѣ качался вольно на широкой рѣкѣ, раздѣлялъ волны сильными взмахами колесъ, такъ-что только брызги летали, а отставшія лодки высоко качались со стороны на сторону.

Но какой-то человѣкъ бѣжитъ на Леве съ дикою поспѣшностію, машетъ платкомъ и шапкой, кричитъ, въ утѣху окружающихъ, машетъ руками и, наконецъ, совершенно обезсилѣвъ, садится въ отчаяніи на корабельный баластъ, взваленный на берегу. Пароходъ уходитъ все далѣе и далѣе, вся поспѣшность запоздалаго пассажира пропала.

То былъ бѣдный Нѣмецъ, прибывшій за три дня передъ тѣмъ изъ своего отечества и намѣревавшійся отправиться съ семействомъ въ Миссури; на пропадающемъ въ туманной дали пароходѣ находится его семейство: беременная жена съ тремя малолѣтними дѣтьми и дряхлой матерью, которую не хотѣли одну оставить на родинѣ.

Многіе спрашиваютъ, отчего онъ плачетъ, многіе смѣются надъ нимъ, нѣкоторые жалѣютъ; онѣ самъ сидитъ и безсмысленно смотритъ на рѣку,-- онъ не понимаетъ англійскаго языка и слѣдовательно ни вопросовъ, ни насмѣшекъ, ни участія; онъ понимаетъ только, что онъ одинъ, покинутъ и брошенъ среди незнакомаго города и быть можетъ никогда не увидитъ тѣхъ, къ кому привязано его сердце.

Едва увидѣла жена несчастнаго, что пароходъ отходить, она бросилась на палубу, умоляя матросовъ подождать мужа.

Бѣдная женщина, она въ первый разъ находится на американскомъ кораблѣ, ей можно простить ея мольбы, она не знаетъ, что нѣтъ жалости въ груди ея новыхъ соотечественниковъ!

"Ничего не понимаю", отвѣчаютъ ей на мольбы, быть можетъ съ прибавкою какого-нибудь словца, если она нечаянно помѣшаетъ при навертываніи каната; наконецъ услышалъ ея вопли нѣмецкій матросъ. Прибѣжавши къ рулевому, онъ представилъ ему положеніе несчастной.

-- Ступай къ капитану! мнѣ некогда; вольно было нѣмецкому дураку опоздать! отвѣчаетъ рулевой. Матросъ побѣжалъ къ капитану и разсказалъ ему, въ нѣсколькихъ словахъ, въ чемъ дѣло.

-- Поздно, поздно, говоритъ капитанъ, пожимая плечами: -- ему было довольно времени, вольно же ему опоздать!

-- Но капитанъ, жена и дѣти его одни на пароходѣ. Они не умѣютъ говорить по-англійски.

-- Жалко, жалко! я не могу помочь, нельзя же воротиться еще разъ и сдѣлать лишнія двѣ мили, чтобы принять пассажира "изъ средней палубы", хоть онъ и опоздалъ къ отплытію парохода.

Пароходъ съ быстротою мчится чрезъ волны, матросъ знаетъ, что всѣ рѣчи его напрасны; онъ сходитъ къ женщинѣ и старается ее утѣшить, а она съ воплями и стономъ возвращается къ своимъ дѣтямъ и оплакиваетъ потерю мужа!

Здѣсь будетъ кстати короткое описаніе американскихъ пароходовъ, внутреннее устройство которыхъ вѣроятно вовсе неизвѣстно читателю.

Американецъ, во всѣхъ своихъ предпріятіяхъ, ищетъ какъ бы скорѣе собрать возможный барышъ, и этого основанія держится онъ вездѣ и во всемъ. Эту же истину доказываетъ постройка американскихъ пароходовъ.

Желая употребить внутренность парохода для товаровъ и вмѣстѣ съ тѣмъ избѣгая потери мѣста, гдѣ бы можно помѣстить большее число пассажировъ, онъ переноситъ машину на палубу, строитъ надъ нею ярусъ каютъ, съ различными удобствами для каютныхъ пассажировъ и офицеровъ парохода.

Середину палубы занимаетъ машина, гдѣ ближе къ носу находятся котлы, на маленькихъ пароходахъ одинъ или два, на большихъ отъ трехъ до восьми. Оцеаникъ имѣлъ пять котловъ. Часто встрѣчаются пароходы съ двумя машинами, которыя или вертятъ каждая одно колесо, или же работаютъ обѣ за однимъ общимъ колесомъ, придѣланнымъ къ задней части парохода. За машиной, занимая почти третью часть пространства, находится мѣсто, для перевоза между-палубныхъ пассажировъ, которое мы постараемся описать подробнѣе, такъ-какъ намъ придется въ теченіи разсказа сходить нѣсколько разъ въ это пространство.

Къ передней части, или, лучше сказать, ко внутренней сторонѣ парохода, пространство это открыто; по обѣимъ сторонамъ находятся койки для спанья, изъ необтесанныхъ досокъ, въ три яруса, довольно широкія, чтобы въ случаѣ нужды два человѣка могли помѣститься на имъ; они отдѣляются короткими перекладинами. Въ серединѣ описаннаго нами пространства находится огромная печь, гдѣ между-палубные пассажиры варятъ себѣ пищу, такъ-какъ они не получаютъ обѣда во время путешествія. Печь эта всегда окружена толпою людей, готовящихъ кушанье, которые, особенно въ лѣтній зной, еще болѣе увеличиваютъ духоту. Здѣсь же лежатъ чемоданы, ящики и постели палубныхъ пассажировъ, а сзади виситъ привязанная шлюбка, для спасенія въ случаѣ бури и для перевоза пассажировъ.

Налѣво отъ руля находится кухня, съ примыкающею къ ней кладовою, гдѣ обыкновенно устроивается страшной величины печь, въ которой стряпается пища для сотни пассажировъ, офицеровъ и работниковъ парохода.

Надъ всѣмъ этимъ возвышается каюта, къ которой подымаются по двумъ маленькимъ лѣстницамъ.

Центръ каюты занятъ длинною столовою, ни обѣимъ сторонамъ которой тянутся маленькія спальни съ стеклянными дверями изъ толстаго литого хрусталю; въ каждой двѣ постели, одна надъ другой. Впереди устроены маленькія каюты для капитана, рулевыхъ, машиниста и бухгалтера; подлѣ этихъ каютъ находится обыкновенно маленькая кофейная, особенно красивая на Оцеаникѣ. Между гранеными графинами, бутылями съ цвѣтными ликерами красуются лимоны, апельсины, ананасы и цвѣты.

Въ серединѣ этого амфитеатра, въ восемь футовъ ширины и шесть въ длину, блестѣла и поражала глаза бѣлая картонная доска, въ рамкѣ и подъ стекломъ, на которой колоссальными буквами было написано: "Nu credit" -- нѣтъ кредита. Пассажиры такимъ образомъ избавляются отъ напрасныхъ вопросовъ по этому предмету.

Кофейная и столовая были обвѣшаны гирляндами и разводами изъ разноцвѣтныхъ вырѣзанныхъ бумажекъ. Кромѣ того, стѣны столовой были украшены картинками изъ жизни Наполеона и нѣсколькими изображеніями знаменитѣйшихъ пароходовъ, въ числѣ которыхъ красовался, какъ и слѣдуетъ, Оцеаникъ.

Тотчасъ за столовой слѣдовала дамская каюта, отдѣленная отъ столовой только большою стеклянною дверью съ красными занавѣсками; каюта эта по внутреннему своему устройству очень походила на столовую; спальныя койки были украшены со вкусомъ развѣшанными занавѣсками, внутренность ихъ облѣплена была гравюрами и картинами; въ серединѣ стояло нѣсколько качающихся креселъ.

Крыша, покрывающая всѣ эти каюты, снабжена была во всю длину стекляннымъ верхомъ, служащимъ въ тоже время и поломъ третьему этажу, или гуррикандеку, покрытому обоями изъ песочной краски, для того, чтобы падающія изъ трубъ искры не зажгли ихъ; здѣсь въ хорошую погоду собираются между-палубные пассажиры.

Надъ этимъ-то этажемъ, между двумя желѣзными страшной величины трубами, стоитъ маленькое помѣщеніе лоцмана, окруженное со всѣхъ сторонъ стеклами, чтобы предохранить стоящаго у колеса отъ суровой погоды и давать ему возможность видѣть и избѣгать мелей, подводныхъ деревьевъ и камней. Изъ этого домика спускаются канаты въ нижнюю часть парохода, а оттуда идутъ къ рулю. Нынѣ канаты эти замѣнены проволочными веревками, для безопасности на случай пожара.

Ознакомившись съ устройствомъ парохода, войдемъ въ каюту, чтобы познакомиться съ пассажирами.

Около двадцати мужчинъ столпились въ передней части открытой каюты, откуда можно было свободно видѣть, какъ мелькали на пути судна живописныя береговыя плантаціи.

Плантаторъ изъ Мисиссипи, продававшій въ Нью-Орлеанъ хлопчатую бумагу, равнодушно смотрѣлъ на красоты природы, протянувъ свои ноги на палубныя перила. Онъ былъ занятъ чтеніемъ. Подлѣ него сидѣлъ, совершенно свѣсивъ ноги за перила и сложивъ руки на толстомъ брюшкѣ, маленькій жирный плантаторъ и съ довольною улыбкою оглядывалъ мелькающія мимо него сахарныя и хлопчато-бумажныя плантаціи; онъ самъ имѣлъ плантацію на Атхефельсѣ въ Луизіанѣ и отправлялся теперь въ Сенъ-Луи привести въ порядокъ какія-то дѣла по наслѣдству. Онъ разговаривалъ съ молодымъ, стройнымъ человѣкомъ, въ простомъ темно-коричневомъ сюртукѣ, который, прислонясь къ периламъ, иногда отъ души смѣялся сухимъ остротамъ маленькаго собесѣдника; несмотря на то, во взорѣ его была какая-то худо скрытая горесть.

Это былъ одинъ изъ обитателей Виргиніи; открытый, благородный взглядъ его, высокій, темнымц волосами оттѣненный лобъ, съ выразительными бровями, составляли разительную противоположность съ блѣднымъ лицомъ и потупленнымъ взоромъ сосѣда его съ правой стороны, стройнаго и худощаваго человѣка, черты котораго выраждли глубокую и тягостную задумчивость; онъ кусалъ яогтк, едва обращалъ вниманіе на прекрасные береговые ландшафты только изрѣдка подымалъ глаза, чтобы дико и быстро поглядѣть жа окружающіе его предметы.

-- Какъ васъ зовутъ? спросилъ маленькій плантаторъ, обращаюсь къ виргинцу, который передъ этимъ хохоталъ надъ какой-то шуткой: -- я самъ называюсь Симмонсомъ; а вы?

-- Грей, отвѣчалъ молодой человѣкъ, въ коричневомъ сюртукѣ, все еще улыбаясь и слегка поклонявшись плантатору.

-- Итакъ, мистеръ Грей, продолжалъ Симмонсъ: -- говорите, что хотите, а я не могу сердиться на ирландцевъ, несмотря на всѣ ихъ неловкости.

-- Но, мистеръ Симнонсъ, отвѣчалъ Грей: -- въ этомъ отношеніи я нисколько съ вами не спорю. Ни въ одной націи не находилъ я столько юмору, здраваго смысла и остроумія, сколько въ ирландцахъ.

-- Послушайте, что третьяго дня вечеромъ случилось со мной въ Нью-Орлеанѣ, сказалъ Симмонсъ: -- я былъ въ гостяхъ, мы подпили; быть можетъ и я хватилъ лишнюю рюмку сладкой ананасовой наливки, только, какъ бы то ни было, почувствовалъ я себя не совсѣмъ здоровымъ; я взялъ шляпу и вышелъ на улицу освѣжиться; хорошо... вотъ я и прошелся по двумъ или тремъ улицамъ и почувствовалъ себя гораздо лучше. Хочу воротиться, но какъ ни ищу, всѣ улицы похожи одна на другую, какъ двѣ капли воды, и я не могъ узнать дома, изъ котораго едва вышелъ. Я забылъ и проклятое французское названіе, а ужь было за полночь, -- я рѣшился воротиться въ мою гостинницу Сенъ-Чарлсъ. Но такъ-какъ я не зналъ туда дороги, то обратился къ первому сторожу, предлагая ему долларъ, если онъ возьмется отвести меня въ Сенъ-Чарлсъ.

-- Пойдемте, сказалъ онъ мнѣ, и по этому слову узналъ я въ немъ ирландца. Мы пошли рядомъ; пройдя нѣсколько, онъ остановился передъ маленькимъ домикомъ съ зелеными занавѣсками и предложилъ мнѣ войти.

-- Но, любезный, сказалъ я ему: -- вѣдь это не Сенъ-Чарлсъ, я хочу въ гостинницу Сенъ-Чарлсъ.

-- Не твое дѣло разсуждать, сказалъ онъ грубо: -- развѣ это не караульня и не сынъ матери моей привелъ тебя сюда.

-- Однако, что же я сдѣлалъ, за что же сажать меня въ караульню, сказалъ я ему, досадуя и смѣясь въ одно время.

-- Это что? закричалъ онъ, изумленный до-нельзя моею дерзостью: -- ничего не сдѣлалъ? а не ты ли хотѣлъ подкупить меня?

Я покатился со смѣху; ирландцу это не понравилось, и прежде, чѣмъ я успѣлъ прійти въ себя, онъ толкнулъ меня въ открытую дверь, гдѣ меня приняли двое другихъ, для дальнѣйшей передачи.

Я не шутя началъ протестовать и объяснять свое дѣло, но, къ несчастію моему, привели цѣлую толпу пьяныхъ.

-- Мнѣ некогда выслушивать каждаго буяна, сказалъ мнѣ караульный чиновникъ: -- прочь его. и черезъ нѣсколько минутъ я сидѣлъ на жосткой доскѣ за рѣшеткой, въ пріятномъ обществѣ мошенниковъ, пьяницъ и негодяевъ.

-- И вы всю ночь просидѣли въ караульной? спросилъ съ улыбкой виргинецъ.

-- Да; вы думаете, что выпустили меня ранѣе девяти часовъ другого утра? Рекордеръ чуть не лопнулъ со смѣху, когда на другой день я, въ присутствіи сторожа, разсказалъ-ему мое приключеніе. Я и самъ впрочемъ противъ воли смѣялся: не было силъ сердиться.

-- Не можете ли вы мнѣ сказать, сэръ, обратился къ Симмонсу очень хорошо одѣтый господинъ: -- водится ли здѣсь въ окрестностяхъ дичь? Мнѣ кажется, что вы здѣшній, а я пріѣхалъ сюда изъ Нью-Йорка для одной охоты; мнѣ бы хотѣлось найти хорошее мѣсто, чтобы не даромъ жечь порохъ.

-- Ну, сэръ, сказалъ Симмонсъ, пожимая плечами: -- этимъ мы не можемъ похвастаться; оленей здѣсь мало, а медвѣди почти всѣ перевелись.

-- Однако индѣекъ здѣсь много? спросилъ незнакомецъ.

-- Около рѣки ихъ не видно, за тѣми холмами иногда встрѣтишь, да и то рѣдко.

-- Боже мои, сказалъ съ испугомъ обитатель Нью-Йорка: -- въ Новой Англіи мнѣ толковали другое. Тамъ всѣ увѣряютъ, что здѣшнія болота такъ и кишатъ дикими звѣрьми, оленями да индѣйками, а буйволы стоятъ на берегу и пьютъ воду изъ Мисиссипи, не боясь проходящихъ пароходовъ.

-- Ну, ждите же, сказалъ смѣясь Симмонсъ: -- этакъ бы хорошо охотиться; нужно однако имѣть зоркій глазъ, чтобы подмѣтитъ буйвола на берегу Мисиссипи.

-- А въ Миссури лучше охота? спросилъ житель Нью-Йорка упавъ духомъ: -- я бы охотно отправился въ скалистыя горы.

-- На нынѣшній годъ вы опоздали, сказалъ виргинецъ: -- обѣ компаніи, снаряженныя въ скалистыя горы, изъ Арканзаса и Индепенденса, отправляются перваго мая.

-- Остановись пароходъ! закричалъ капитанъ съ верхней палубы.

Оцеаникъ приближался къ правому берегу, чтобы принять съ плантаціи нѣсколькихъ пассажировъ. Два сильныхъ матроса сѣли въ маленькую лодку и съ быстротою принялись грести. Черезъ десять минуть шлюбка пристала къ мѣсту, гдѣ ждали ее, махая платками, нѣсколько кавалеровъ и дамъ.

Негры принесли изъ ближняго дома сундуки и картонки; шлюбка пристала, одинъ кавалеръ и двѣ дамы вскочили въ нее; поклажу бросили въ лодку. Въ это время пароходъ пріостановился и сталъ медленно двигаться по теченію.

-- Впередъ! закричалъ капитанъ штурману, наблюдая за приближеніемъ шлюбки.

Когда она подъѣхала, ее втащили на бортъ, и пароходъ, снова выбрасывая клубы дыму, съ прежнею скоростью полетѣлъ вдоль берега.

Молодой мулатъ началъ обходить палубу, звоня колокольчикомъ, что означало приближеніе обѣда. Длинный столъ былъ накрытъ, раздался второй звонокъ; капитанъ, высокій, стройный и изящно одѣтый мужчина отворилъ дамскую каюту и подвелъ женщинъ къ верхнему концу стола, гдѣ онѣ и усѣлись. Самъ капитанъ занялъ между дамами первое мѣсто, передъ огромною жареной индѣйкой, для того, чтобы съ этого конца видѣть весь столъ и отвѣчать на требованія гостей; на другомъ концѣ стола сидѣлъ бухгалтеръ; мальчики, мулаты и негры, съ курчавыми головами и въ чистыхъ рубашкахъ, разносили между гостями маленькія блюда, разставленныя по всему столу.

По американскому обычаю, обѣдъ прошелъ скоро, безъ долгихъ разговоровъ, а послѣ подали черный, крѣпкій кофе въ маленькихъ чашкахъ.

Послѣ обѣда Симмонсъ и Грей опять сидѣли на палубѣ, и Симмонсъ, вытягиваясь и зѣвая, увѣрялъ всѣхъ, что онъ наѣлся до отвала и ни къ чему болѣе не годенъ.

-- Гумбо, любимое кушанье здѣшнихъ французовъ, сказалъ виргинецъ: -- вовсе не по моему вкусу; эта слизистая и тягучая масса не нравится моему сѣверному желудку. Одного краснаго перцу, которымъ его начиняютъ, довольно, чтобы заставить здороваго человѣка подавиться отъ кашлю.

-- Да, да! сказалъ смѣясь Симмонсъ: когда я переселился въ этотъ край, то со мной было тоже самое, и жена моя долго не смѣла подавать эту смѣсь на столъ; а теперь я такъ привыкъ къ ней, что ѣмъ красный перецъ какъ сахаръ.

-- Здѣсь еще можно ѣсть, сказалъ блѣдный и изнуренный молодой человѣкъ, прибывшій наканунѣ пьянымъ на пароходъ: -- но тамъ, около Ватерлоо, гдѣ я живу съ годъ, я самъ видѣлъ, какъ начиняли гумбо совами, ястребами и воронами.

-- Гм, это невкусно, замѣтилъ Грей.

-- Совы и вороны, сказалъ смѣясь Симмонсъ: -- я столько ѣлъ, что если съ пароходомъ случится сегодня несчастіе, и это неудивительно, мы летимъ изо всей силы, и вотъ уже третій пароходъ остался за нами, -- я столько ѣлъ, что о плаваніи мнѣ нечего и думать; я пойду ко дну какъ камень.

-- Вы думаете, сэръ, что съ пароходомъ можетъ случиться несчастіе? испуганнымъ голосомъ спросилъ пожилой господинъ, пробывшій передъ тѣмъ на пароходъ съ двумя дамами.

-- Ничего, сказалъ смѣясь Симмонсъ: -- если котлы лопнутъ, то мы ничего не замѣтимъ; мы какъ разъ надъ ними и отправимся на тотъ свѣтъ въ одно мгновеніе.

-- Стало быть опасность на самомъ дѣлѣ такъ велика, какъ мнѣ разсказывали во Франціи? спросилъ блѣднѣя пожилой господинъ.

-- Нисколько! съ вѣжливой улыбкой прервалъ его Грей: -- дѣйствительно, иногда бываютъ несчастія отъ неосмотрительности и безпечности машинистовъ; но намъ нечего опасаться: капитанъ Вилкенсъ степенный и умный человѣкъ; онъ не станетъ подвергать опасности жизнь столькихъ пассажировъ, да еще, и свою въ придачу.

-- Благодарю, сэръ, за ваше любезное объясненіе, сказалъ учтиво французъ: -- я самъ хочу успокоить дамъ, которыя переѣхали на пароходъ не безъ боязни. Съ этими словами онъ раскланялся и отправился въ дамскую каюту.

-- Я бы желалъ знать, сказалъ Симмонсъ:-- есть ли у этого француза life preserver {Life preserver -- предохранитель жизни, круглая подушка изъ непромокаемой матеріи, которая надувается воздухомъ. Она такъ устроена, что можетъ быть надѣта и укрѣплена подъ мышками и такимъ образомъ не даетъ тѣлу опускаться глубже въ воду.}; меня очень удивило бы, если онъ и его дама, такая толстая, не взяли съ собою предохранителей жизни.

-- О, всегда! сказалъ Симмонсъ: -- немногіе капитаны пускаются въ путь безъ предохранителя; мнѣ кажется однако, что дама не нуждается въ немъ: ея 200 фунтовъ жиру вѣрно поддержатъ ее надъ водою. Будь я капитанъ, она заплатила бы за вѣсъ; но пароходъ причаливаетъ, чтобы принять дрова; я думаю, намъ бы всѣмъ не мѣшало прогуляться по берегу.

Съ этими словами онъ всталъ и пошелъ съ нью-йоркцемъ, Грейемъ и другими на берегъ, потому-что пароходъ въ ту минуту приставалъ къ плантаціи.

-- Дрова носить, дрова носить! кричалъ голосъ штурмана въ между-палубномъ пространствѣ, гдѣ находились койки рабочихъ: -- дрова носить, ребята, дрова носить! и изо всѣхъ угловъ выползали работники и пассажиры, спѣшившіе переносить на пароходъ дрова, сваленныя на берегу.

Между тѣмъ штурманъ тщательно разсматривалъ всѣ койки между палубами, чтобы убѣдиться, всѣ ли пассажиры, обязанные за переѣздъ свой платить ношеніемъ дровъ, исполняютъ свою обязанность.

Плата пассажировъ устанавливалась по этому; обыкновенная цѣна за проѣздъ отъ Нью-Орлеана до Сенъ-Луи 5 долларовъ, безъ пищи и постели; въ этомъ случаѣ пассажиръ не занимается носкою дровъ; если же онъ платитъ не болѣе 4-хъ или 3 ¹/₂ долларовъ (отъ Нью-Орлеана до Сенъ-Луи около 1,200 англійскихъ, или 300 нѣмецкихъ миль), то онъ вмѣстѣ съ тѣмъ обязанъ былъ носить дрова на пароходъ, когда судно приставало къ берегу.

Каютные пассажиры не имѣютъ дѣла съ этою работою и платятъ 20--25 долларовъ, съ пищей и постелью.

-- Эй, пріятель! закричалъ штурманъ плечистому дѣтинѣ, сидѣвшему въ углу и притворявшемуся спящимъ: -- носишь ты дрова?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ тотъ отрывисто.

-- Покажи-ка билетъ -- квитанцію.

Тотъ, къ которому относилась рѣчь, вынулъ изъ кармана смятую бумагу и подалъ ее штурману.

-- Какъ?! закричалъ штурманъ: -- ты говоришь, нѣтъ! вѣдь ты не заплатилъ!

-- А зачѣмъ вы меня спрашиваете, ношу ли я дрова, когда я сплю, сидя въ углу?

-- Вонъ, вонъ! и прахъ тебя побери! кричалъ раздосадованный штурманъ.

-- Ну, ну! кричалъ смѣясь дѣтина, вставая и вытягиваясь: -- я еще успѣю, -- и онъ медленно пошелъ къ носу корабля.

-- Эй! носите дрова? спросилъ штурманъ, обращаясь къ кучкѣ нѣмецкихъ крестьянъ; едва прибывшихъ изъ старой родины и не понимавшихъ, чего хотѣлъ штурманъ; они качали головой, или не понимая, чего онъ хочетъ, или объясняя, что не носятъ дровъ.

-- Ничего не знаю, сказалъ съ досадой штурманъ, стараясь передразнивать нѣмецкій выговоръ бѣдняковъ:-- du... you... woud {Носите -- вы -- дрова.}, между каждымъ словомъ, произносимымъ медленно и съ разстановкой, какъ-будто его легче поймутъ, онъ махалъ руками и старался мимикой передать имъ свою мысль.

-- Чего хочетъ этотъ дуракъ? спросилъ одинъ изъ переселенцевъ.

-- Я право не знаю, отвѣчалъ другой.-- Посмотри, какія онъ дѣлаетъ рожи.

-- Не понимаемъ, закричала женщина надъ самымъ ухомъ штурмана, вѣроятно думая, что онъ лучше пойметъ.

Нѣмецъ, одинъ изъ пассажировъ, понимавшій такъ же англійскій языкъ, объяснилъ имъ, въ чемъ дѣло, и они тотчасъ согласились носить дрова, сложили завтракъ въ большой ящикъ, служившій имъ вмѣстѣ съ тѣмъ и комодомъ для платья, а одинъ изъ нихъ, надѣвая изношенную зеленую куртку, сказалъ съ добродушіемъ штурману: "мы идемъ."

-- Ja -- Ja! сквозь зубы отвѣчалъ тотъ.

У берега была навалена куча дровъ; матросы, между-палубные пассажиры и кочегары занялись дѣятельною ихъ переноскою, и чрезъ полчаса дрова находились на пароходѣ, а Оцеаникъ снова со свистомъ и пыхтѣніемъ скользилъ по жолтымъ водамъ Мисиссипи.

Ночной сумракъ спустился на "отца водъ", какъ американцы называютъ Мисиссипи; штурманъ отдалилъ пароходъ отъ берега, чтобы не наткнуться на подводные камни; на обоихъ берегахъ на равномъ разстояніи горѣли огни, показывавшіе мѣсто дровяныхъ складовъ.

Обязанность поддерживать эти огни лежитъ на неграхъ. Если пароходъ пристаетъ и принимаетъ дрова, то для поощренія они получаютъ отъ господина четверть доллара. Но какъ часто вскакиваетъ бѣдняжка съ жосткаго ложа, на которое онъ бросится, утомленный работою, зажигаетъ костеръ, полчаса ждетъ парохода, который приближается и медленно проѣзжаетъ мимо. Обманутый въ ожиданіи, бѣдный негръ тушитъ огонь, лѣзетъ подъ одѣяло, закутавъ голову и все тѣло, чтобы сколько-нибудь избавиться отъ мучительнаго укушенія москитосовъ.

На правомъ берегу пылалъ костеръ; передъ нимъ нѣсколько человѣкъ махали горящими головнями, въ знакъ того, что на берегу ждутъ пассажиры. Оцеаникъ приблизился къ берегу, выслалъ шлюбку и, принявъ пассажировъ, снова помчался по темной поверхности воды.

Каютные пассажиры между прочимъ предались различнымъ занятіямъ: Грей игралъ въ шахматы съ другимъ молодымъ человѣкомъ; Симмонсъ съ тремя пассажирами занялся партіею экре, любимой игры американцевъ; а блѣдный молодой человѣкъ, сидѣвшій съ Симмонсомъ на палубѣ, занимался съ кѣмъ-то покеромъ {Азартная игра, которая позволена въ Штатахъ, между тѣмъ какъ ней другія запрещены.}; а въ 11 часовъ всѣ отправились спать.

На второй день, около шеста часовъ по полудни, пароходъ приближался къ городу Натчецъ. Не доѣзжая полъ-мили, капитанъ велѣлъ звонить, для объявленія пассажирамъ, что онъ намѣренъ пристать къ берегу. Принявъ нѣсколько ящиковъ съ товарами и созвавши запоздалыхъ путниковъ, онъ приказалъ ѣхать далѣе.

-- Эй, пустите меня! закричалъ голосъ на палубѣ, и среди общаго хохота пассажировъ протѣснился впередъ маленькій толстый человѣкъ съ свѣтло-русыми волосами, бѣлой шляпой и необыкновенно-краснымъ лицомъ: -- держите, держите пароходъ! Это былъ одинъ изъ жителей города, зачѣмъ-то пришедшій на пороходъ.

Но было уже поздно: пароходъ летѣлъ. Штурманъ взглянулъ на капитана, расхаживавшаго наверху и бывшаго свидѣтелемъ всей сцены; но видя, что тотъ улыбается, не обращая вниманія на мольбы маленькаго человѣчка, онъ продолжалъ свою работу, между тѣмъ какъ невольный пассажиръ перебѣгалъ отъ одного къ другому и самымъ жалкимъ образомъ объяснялъ свое положеніе, бранился и умолялъ, чтобы его высадили.

-- Любезный господинъ капитанъ, сказалъ онъ, обращаясь къ матросу, смотрѣвшему ему хладнокровно прямо въ глаза: -- велите остановить пароходъ: я долженъ быть сегодня вечеромъ въ Натчецѣ, а вы берете меня Богъ знаетъ куда.-- Остановитесь, Бога ради, кричалъ онъ къ настоящему капитану: -- стойте, я не принадлежу къ пароходу, я хочу вытти!

Но все было напрасно; никто не сожалѣлъ о немъ; маленькій человѣчекъ въ отчаяніи и бѣшенствѣ бѣгалъ по палубѣ, проклиная капитана, пароходъ, Мисиссипи, Натчецъ и наконецъ свою собственную оплошность, заставившую его, какъ онъ самъ выразился, ногою ступить на этотъ гнусный и скверный пароходъ.

-- Однако до какого мѣста довезете вы меня? спросилъ онъ наконецъ штурмана, стоявшаго у руля и равнодушно смотрѣвшаго на его смѣшное бѣснованіе.

-- До первой складки дровъ, отвѣчалъ хладнокровно штурманъ.

-- А гдѣ же первая складка дровъ?

-- Неизвѣстно, лаконически отвѣчалъ морякъ.

-- И мнѣ придется провести цѣлую ночь въ какой-нибудь хижинѣ на берегу Мисиссипи и у меня нѣтъ сѣтки противъ москитосовъ? Бестіи съѣдятъ меня! плачевнымъ голосомъ вопіялъ маленькій господинъ.

-- Можетъ быть, сказалъ штурманъ.

Похищенный пассажиръ испустилъ глубокій вздохъ, покорился судьбѣ и успокоился.

И умнѣе онъ ничего не могъ сдѣлать; никто на него не обращалъ вниманія; онъ сидѣлъ одинъ въ углу и съ подавленнымъ бѣшенствомъ ждалъ первой складки дровъ. Около одинадцати часовъ вечера пароходъ присталъ къ берегу, однимъ прыжкомъ маленьки человѣчекъ очутился на берегу, провожаемый хохотомъ пассажировъ, Симмонсъ опять игралъ съ своими друзьями въ экръ, смѣялся и забавлялъ все общество своими разсказами; а по окончаніи каждой партіи игроки отправлялись къ букету и пили на счетъ проигравшаго.

Г. Смитъ и обитатель Нью-Йоркскаго штата сѣли между тѣмъ на свою партію; Грей же стоялъ на палубѣ, наклонивши горячую голову къ перекладинѣ и вглядываясь въ темный лѣсъ, мимо котораго они проѣзжали. Въ ночной темнотѣ сверкали миріадъ; блестящихъ червячковъ и жуковъ, будто искры, свѣтившіяся по воздуху,

Казалось, печальныя мысли наполняли его голову, на рѣсницахъ молодого пассажира повисла слеза, и тяжелый вздохъ вырвался изъ стѣсненной груди.

-- Грей, Грей! закричалъ весело Симмонсъ.-- Куда васъ занесло? что вы одни бродите по сырости? идите къ намъ. Вильсонъ проигралъ и долженъ угостить, какъ мы играли на стаканъ "для всѣхъ", а къ нимъ принадлежите и вы.

-- Я не могу пить: у меня болитъ голова.

-- Вотъ вздоръ -- головная боль! отвѣчалъ Симмонсъ, входя такъ же на палубу: -- пойдемте, выпейте хотя стаканъ лимонаду; а пить вы должны во всякомъ случаѣ. Съ этими словами онъ потащилъ Грея къ ярко освѣщенному буфету.

-- Водки и сахару! закричалъ онъ: -- а вы что пьете? спросилъ онъ молодого Грея.

-- Стаканъ мадеры, сказалъ Грей.

-- Ну, Вильсонъ, теперь вы можете ещё отъиграться; только не горячитесь въ игрѣ.Что вы пьете, мистеръ Смитъ, и вы, мистеръ, какъ васъ зовутъ?

-- Блумфильдъ, сэръ, отвѣчалъ нью-йоркецъ: -- я пью пуншъ.

-- Итакъ, г. Блумфильду пуншу, а г. Смиту gin cock tail {Смѣсь полынной водки, сахару, воды, мяты и горькой эссенціи, называемая гь южныхъ штатахъ: gin cock tail.}.

-- Такъ! сказалъ онъ весело, проглотивъ напитокъ: -- теперь опять за работу, пока снова не захочется пять.

Они сѣли за столъ, между уѣмъ какъ Смитъ и Блумфильдъ такъ же сѣли за свою партію, а Грей снова вышелъ на открытый воздухъ.

Въ Натчецѣ, между другими пассажирами, вошелъ на пароходъ высокій, стройный и плечистый мужчина, одѣтый въ легкое лѣтнее платье; онъ почти до этой минуты не принималъ участія въ игрѣ и почти все время, никѣмъ не замѣченный, сидѣлъ въ одномъ углу, слѣдя за игрою, особенно обращая вниманіе на партіи Блумфильда и Смита. Онъ всталъ, вошелъ на палубу къ Грею, и положивъ ему руку на плечо, вѣжливо назвалъ его по имени.

-- Сэръ! сказалъ Грей, будто проснувшись.

-- Васъ зовутъ, Грейемъ, если не ошибаюсь? Извините меня, сказалъ онъ, легко поклонившись: -- если я помѣшалъ вамъ. Я такъ недавно на пароходѣ, что не желалъ бы начинать ссоры, но между тѣмъ мнѣ бросается въ глаза вещь, въ истинѣ которой я желалъ бы убѣдиться. Блѣдный молодой человѣкъ, котораго вы, если не ошибаюсь, называли Смитомъ, фальшиво играетъ. Онъ объигрываетъ на-вѣрную своего партнера, который и не подозрѣваетъ незаконной игры противника.

-- Это очень можетъ быть, сказалъ про себя Грей.

-- Воротимся туда и станемъ наблюдать за ходомъ игры.

-- Вы играете въ шахматы? спросилъ Грей.

-- Немного.

-- Хорошо, подъ этимъ предлогомъ мы сядемъ къ тому же столу.

Вскорѣ оба сидѣли у того же стола за шахматами, внимательно глядя на руки блѣднаго человѣка, который въ этотъ вечеръ казался утомленнѣе обыкновеннаго.

Около получаса они напрасно старались поймать его, хотя передъ тѣмъ игра его была оцень подозрительна

-- Нѣтъ, я больше не играю, сказалъ наконецъ Блуфильдъ:-- я вчера проигралъ сорокъ долларовъ, а сегодня болѣе пятидесяти: мнѣ совсѣмъ не везетъ; чуть у меня три туза или три короля, то т васъ въ рукахъ навѣрное четыре десятки или четыре валета.

-- Попробуйте еще немного, сказалъ Смитъ: -- можетъ быть и къ вамъ придетъ счастье. Онъ началъ мѣшать карты, и Грей ясно замѣтилъ какъ вмѣсто пяти хитрый игрокъ сдалъ семь картъ, изъ которыхъ двѣ, ему не нравившіяся, уронилъ на колѣни.

У Блумфильда были четыре дамы и тузъ; онъ положилъ на столъ одинъ долларъ, Смитъ -- двумя долларами больше. Блумфильдъ бросилъ на столъ бумажку десять долларовъ. Смитъ удвоилъ сумму. Блумфильдъ прибавилъ столько же. Когда закладъ сравнялся, они открыли карты: у Смита было четыре короля и валетъ.

-- Довольно на сегодня, сказалъ Блумфильдъ, вставая.

Смитъ протянулъ спокойно руку къ деньгамъ, но Грей, жадно слѣдившій за ходомъ игры, вскочилъ, закрылъ рукою деньги и, перегнувшись черезъ столъ, закричалъ громовымъ голосомъ:

-- Сэръ, вы сплутовали.

Мошенникъ посинѣлъ; губы его дрожали отъ бѣшенства.

-- Лжецъ! какъ смѣете вы? закричалъ онъ, задыхаясь on гнѣва....

Но онъ не окончилъ своей рѣчи, Грей перескочилъ черезъ столъ и сильнымъ толчкомъ сбилъ шулера съ ногъ. Карты, спрятанныя за рукавомъ Смита, вылетѣли на полъ. Онъ вскочилъ на ноги и выхватиль пистолетъ изъ кармана, взвелъ курокъ и выстрѣлилъ въ Грея, прежде чѣмъ тотъ успѣлъ замѣтить движеніе его руки. Но ему было некогда цѣлиться: пуля только зацѣпила воротникъ молодого человѣка, который снова хотѣлъ на него броситься. Господинъ въ лѣтнемъ сюртукѣ удержалъ его.

-- Остановитесь, мистеръ Грей: не марайте рукъ своихъ; воръ отъ висѣлицы не уйдетъ!

-- Пусть онъ по-крайней-мѣрѣ воротитъ деньги, сказалъ Грей, пересиливая свою горячность.

-- Пускай у себя оставитъ и убирается куда хочетъ! закричалъ Блумфильдъ: -- за такой урокъ можно дать девяносто долларовъ. Пустите его; въ эту минуту и ни за что въ мірѣ не хотѣлъ бы бытъ въ его шкурѣ.

-- Выпьемте друзья, сказалъ Симмонсъ, прибѣжавшій съ другими на шумъ: -- выпьемъ и забудемъ негодяя: досада можетъ повредить намъ, если мы не запьемъ ея; къ тому же я проигралъ.-- Водки и сахару, сказалъ онъ, обращаясь къ буфетчику.

И всѣ послѣдовали его примѣру, не обращая вниманія на шулера, который тихо и съ подавленнымъ бѣшенствомъ удалился изъ каюты. Во время ночи ничего особеннаго не случилось, кромѣ высадки на берегъ и пріема пассажировъ.

На другое утро пароходъ присталъ къ Фиксбургу, откуда перешло на него цѣлое семейство со всѣми пожитками, для переселенія въ Сенъ-Луи.

Два пассажира были высажены, и одинъ изъ нихъ искалъ по-крайней-мѣрѣ полчаса свой чемоданъ. Капитанъ проснулся, строго разспросилъ всю прислугу, но не было и слѣда пропавшаго чемодана, какъ вдругъ штурманъ подошелъ къ разстроенному господину и спросилъ его, не была ли на чемоданѣ мѣдная дощечка съ буквою С.

-- Точно такъ, сказалъ съ живостію пассажиръ, предавшійся радостной надеждѣ получить свою собственность.

-- Ну, такъ я головой ручаюсь, что Смить укралъ его: онъ вышелъ на берегъ съ этимъ чемоданомъ.

-- А гдѣ онъ вышелъ на берегъ? спросилъ съ живостію пассажиръ.

-- Около десяти или пятнадцати миль отъ Фиксбурга, на берегу красивой плантаціи.

-- Не знаете ли вы имени плантатора?

-- Я не знаю; можетъ быть лоцманъ знаетъ.

И несчастный отыскалъ лоцмана, но и тотъ ему ничего не могъ сказать опредѣлительнаго.

Съ отчаяніемъ вышелъ бѣдняга на берегъ, вѣроятно потерявши съ чемоданомъ все свое имущество, и поклялся отмстить обманщику и вору.

Пароходъ продолжалъ свой путь, когда подъѣхала къ нему лодка, на которой, махая руками, сидѣло нѣсколько человѣкъ.

-- За ними другая лодка, Билль! закричалъ лоцманъ: -- въ передней сидитъ молодая дѣвушка съ мужчиной; зови капитана скорѣй!....

Штурманъ бросился въ каюту и донесъ капитану о лодкахъ.

-- Остановить пароходъ! закричалъ капитанъ, взглянувъ на рѣку.-- Стой!

Лоцманъ зазвонилъ, и машина остановилась. Первая лодка половила между тѣмъ довольно близко; въ ней сидѣлъ молодой человѣкъ, жоторый напрягалъ всѣ свои усилія, чтобы уйти отъ преслѣдующей его лодкѣ и достигнуть парохода.

Во второй лодкѣ сидѣлъ пожилой господинъ съ двумя неграми, которыхъ онъ безпрестанно поощрялъ словами и угрозами, подымая арапникъ; другой рукой онъ махалъ платкомъ, показывая тѣмъ, что хочетъ пристать къ пароходу. Молодая дама изъ другой лодки подавала такіе же знаки.

-- Посмотрите-ка, мистеръ Грей, сказалъ капитанъ, передавая молодому человѣку зрительную трубку: -- посмотрите, какую страшную рожу корчитъ старикъ во второй лодкѣ. Я головой ручаюсь, что впереди ѣдутъ двое влюбленныхъ, а старикъ съ арапникомъ ихъ преслѣдуетъ. Бѣда молодому человѣку, если его поймаютъ!

-- Ужели вы ихъ выдадите? съ безпокойствомъ спросилъ Грей у капитана.

-- Никогда! отвѣчалъ тотъ: -- только я боюсь, что имъ не дадутъ доѣхать до насъ; они всего шаговъ за пятнадцать другъ отъ друга.

-- Пустите имъ на-встрѣчу вашу шлюбку, я туда сяду, сказалъ Грей, повидимому принявшій большое участіе въ участи молодыхъ бѣглецовъ.

-- Это ни къ чему не послужитъ, а вотъ я лучше велю направить пароходѣ въ ту сторону, сказалъ капитанъ и бросился къ рулевому, чтобы дать приказаніе.

Между тѣмъ Грей выбралъ легчайшую лодку, началъ грести до тѣхъ поръ, пока не изнемогъ отъ усталости. Но негры, подстрекаемые немилосерднымъ господиномъ, употребляли сверхъестественныя усилія, догоняя бѣглецовъ, которые потеряли всю надежду.

Голосъ сердитаго старика слышенъ былъ на Оцеаникѣ.

-- Остановись, проклятый воръ, кричалъ онъ изъ своей лодки: -- стой или убью тебя какъ собаку!

Онъ вынулъ пистолетъ изъ кармана и взвелъ курокъ; молодой человѣкъ, обращенный къ нему лицомъ, ничего не отвѣчалъ и продолжалъ грести, печально поглядывая на свою молодую спутницу, которая въ отчаяніи ломала руки.

Пароходъ пришелъ въ движеніе и медленно приблизился къ первой лодкѣ: палуба его была усѣяна пассажирами, съ участіемъ глядѣвшими на усилія бѣглецовъ. Наконецъ вторая лодка догнала первую; старикъ, съ пистолетомъ въ лѣвой рукѣ и арапникомъ въ правой, хотѣлъ уже пройти между неграми къ носу, чтобъ сдѣлать скачокъ, но въ это время нога его поскользнулась, и онъ упалъ на руку негра, который, самъ перевалившись, выпустилъ весло; первая лодка, воспользовавшаяся этой минутой, подлетѣла къ пароходу; пятьдесятъ рукъ протянулись въ одно время и торжественно притянули на бортъ молодыхъ бѣглецовъ.

-- Впередъ! раздался голосъ капитана.

Пароходъ перемѣнилъ направленіе и обѣ лодки очутились въ сторонѣ отъ него.

-- Стой, пароходъ, кричалъ въ бѣшенствѣ старикъ, вскочивъ на ноги.-- Стой, стой!

Крики его терялись въ отдаленіи, потому-что Оцеаникъ, получивъ свою прежнюю скорость, полетѣлъ какъ стрѣла; а старикъ какъ тигръ напалъ на своихъ негровъ, арапникомъ вымѣщая на бѣднякахъ свою ярость.

Почти на рукахъ понесли бѣглецовъ въ каюту, гдѣ дамы овладѣли дѣвушкой, окружили ее и поздравляли, какъ-будто были съ нею знакомы всю жизнь.

Грей взялъ молодого человѣка въ каюту и далъ ему сухое бѣлье; Симмонсъ же принесъ огромный стаканъ водки съ сахаромъ и не прежде хотѣлъ отстать отъ новаго пассажира, какъ заставивши его осушить стаканъ, хотя тотъ увѣрялъ и клялся, что никогда не пьетъ водки.

-- Да чтожь вы, сэръ, кричалъ Симмонсъ: -- или вы умереть хотите? вы мокры какъ кошка -- и не пьете водки? Грей, слышали ли вы когда-нибудь подобное? гребъ изо всей силы, велъ себя молодцомъ -- и не хочетъ пить водки!

Молодой человѣкъ, улыбаясь, отпилъ немного изъ стакана.

-- Нѣтъ, сказалъ Симмонсъ, взявъ его за руку: -- нѣтъ, извольте-ка все выпить.... вотъ такъ! это согрѣетъ; а теперь я и молодой дамѣ снесу стаканчикъ: ей нужно выпить, чтобъ оправиться отъ испуга.

И добрый Симмонсъ со стаканомъ въ рукахъ отправился къ буфету, собираясь привести въ исполненіе свое благодѣтельное намѣреніе.

Въ Фиксбургѣ между прочими пассажирами вошелъ на пароходъ старый миссурскій переселенецъ; онъ по дѣламъ провелъ нѣсколько недѣль въ штатѣ Мисиссипи и теперь возвращался въ свое владѣніе.

По нѣкоторымъ разсужденіямъ его о стрѣльбѣ и Дичи, можно было принять его за любителя охоты. Блумфильдъ сдѣлался неразлучнымъ его спутникомъ; онъ не переставалъ осаждать старика вопросами о западной части Соединенныхъ Штатовъ, о тамошней охотѣ и о странностяхъ ея. Фермеръ Стюарть съ удивительнымъ терпѣніемъ отвѣчалъ на всѣ вопросы Блумфильда и, казалось, не утомлялся его безконечными разспросами. Симмонсъ слушалъ долгое время; наконецъ онъ всталъ и ушелъ, досадуя на болтовню Блумфильда.

-- Нѣтъ, сказалъ онъ Грею, который сидѣлъ задумавшись передъ каютой: -- головой отвѣчаю, если этотъ господинъ въ кожаной охотничьей курткѣ не методистъ; у него христіанское терпѣніе доведено до высшей степени; можно съ ума сойти отъ однихъ его вопросовъ.

-- Да, да, отвѣчалъ Грей: -- Блумфильдъ не даетъ ему покоя. Однако замѣтили вы? Стюартъ все время улыбается; кажется мнѣ, что онъ намѣренъ съиграть шутку съ нью-йоркцемъ.

-- Какую шутку? замѣтилъ Симмонсъ: -- просто, бѣднякъ отъ души слушаетъ эти разспросы. Онъ терпѣливъ.

-- Ну, что, Симмонсъ, скажете вы о сегодняшней нашей охотѣ? спросилъ его Грей.

-- Я чуть не задохнулся въ ту минуту, какъ старикашка хотѣлъ перескочить въ другую лодку. Если бы въ то время у меня въ рукахъ была винтовка, я въ состояніи былъ бы убить его на-повалъ.

-- Дѣвушка упала въ обморокъ, когда дамы повели ее въ каюту, сказалъ Грей.

-- Немудрено, сказалъ Симмонсъ: -- ей со своимъ дружкомъ солоно приходилось.

-- А видѣли вы, какой арапникъ былъ у старика въ рукахъ?

-- Мистеръ Далтонъ, сказалъ Грей: -- показалъ мнѣ пистолетъ, которымъ онъ хотѣлъ застрѣлиться, если бы старику удалось поймать ихъ, и онъ бы выстрѣлилъ.

-- А что сталось бы съ дѣвушкой? съ досадой спросилъ Симмонсъ: -- вѣрнѣе бы убить старика.

-- Отца невѣсты? спросилъ Грей съ удивленіемъ.

-- Это плохой отецъ, замѣтилъ Симмонсъ.-- Впрочемъ, сказалъ онъ, послѣ нѣкотораго молчанія, обращаясь къ Грею, который въ это время пристально и грустно смотрѣлъ въ дѣль: -- не обижайтесь моимъ вопросомъ, и съ вами что-то случилось, васъ тяготитъ что-то? скажите мнѣ; я старше васъ, и хотя мы недолго знакомы, но я успѣлъ полюбить васъ душою; быть можетъ мнѣ удастся пособить вашему горю.

-- Нѣтъ, нѣтъ, любезный другъ, сказалъ Грей, грустно улыбаясь и крѣпко пожимая руку маленькаго, толстаго добряка: -- ничего, ничего.... я.... я иногда бываю дуракомъ.

-- Это что! вы отклоняетесь отъ вопроса, закричалъ Симмонсъ: -- нѣтъ, изъ этого ничего не выйдетъ; я еще вчера вечеромъ видѣлъ, когда повелъ васъ въ каюту, какъ слезы капали изъ глазъ вашихъ; я тогда же хотѣлъ съ вами поговорить объ этомъ, но мнѣ помѣшалъ шулеръ.

-- Я впрочемъ не знаю, вдругъ сказалъ Грей, взявъ старика за руку: -- зачѣмъ скрывать отъ васъ то, что гложетъ мое сердце. Повѣсть проста и коротка, но въ тоже время довольно грустна и тягостна. Здѣсь однако не мѣсто для подобнаго разсказа; вотъ идетъ нью-йоркецъ, пойдемте на верхнюю палубу.

Съ этими словами они отправились наверхъ и сѣли подлѣ самой огромной трубы. Нѣсколько минутъ Грей молчалъ и задумчиво смотрѣлъ въ зеленую чащу, тянувшуюся по берегу; потомъ, опомнившись, онъ провелъ рукой по лбу и началъ говорить, какъ бы съ самимъ собою, и будто забывая посторонняго слушателя.

"Я родился въ Виргиніи; отецъ мой былъ шотландецъ и поселился тамъ лѣтъ за шесть до моего рожденія; онъ познакомился тамъ съ молодой нѣмкой, полюбилъ ее и женился на ней.

"Мать моя скоро умерла, оставивъ отцу двухъ дѣтей, въ томъ числѣ и меня.

"Неутомимыми трудами и заботами отецъ насъ воспиталъ, сколько могъ; потомъ дѣла его устроились, состояніе увеличивалось съ каждымъ годомъ, такъ-что по прошествіи немногихъ лѣтъ купилъ онъ одну изъ прекраснѣйшихъ плантацій Виргиніи, съ восемьюдесятью неграми. Въ одной мили отъ насъ, находилась плантація одного богача, по имени Тайлора; у него дѣтей не было; онъ воспитывалъ одну сироту, которую любилъ какъ родную дочь. Всякой день мы съ братомъ ее видѣли и играли съ нею.

"Старый Тайлоръ умеръ, оставивши все свое имущество девятилѣтней Целестѣ, подъ опекою брата своего, которому на смертномъ одрѣ поручилъ надзоръ надъ дѣвушкой и ея имѣніемъ.

"Братъ этотъ передъ тѣмъ возвратился изъ Мексики, гдѣ онъ, какъ носились слухи, содержалъ большой игорный домъ, пріобрѣтая деньги не очень честнымъ образомъ.

"У него былъ сынъ моихъ лѣтъ. Негодяй рѣшился готовить Целесту для своего сына, чтобы такимъ образомъ обѣ плантаціи доставить своему наслѣднику.

"Планъ этотъ впослѣдствіи принялъ видъ необходимости: онъ потерялъ большую часть своего имѣнія въ неудачныхъ спекуляціяхъ вслѣдствіе несостоятельности должниковъ. Мы между тѣмъ выросталы, Целестѣ минуло 16 лѣтъ, мнѣ -- 22 года, и тогда онъ догадался, что ребяческая дружба сосѣдей легко могла обратиться въ любовь.

"Онъ увезъ Целесту въ Цинциннати, подъ тѣмъ предлогомъ, чтобъ датъ ей приличное воспитаніе, на самомъ же дѣлѣ, чтобы разлучить насъ.

"Онъ опоздалъ! мы начали писать другъ другу; и то, о чемъ мы прежде и не думали или по-крайнѣй-мѣрѣ о чемъ никогда не говорили, высказали мы другъ другу въ своихъ письмахъ.

"Одно изъ этихъ писемъ попалось въ руки старику. Онъ распечаталъ и прочелъ его; взбѣшенный открытіемъ, онъ тотчасъ же отправился въ Цинциннати, чтобы поправить дѣло; но уже было поздно: воспитанница его любила меня всею душою.

"Онъ ждалъ безпрекословнаго послушанія, но, встрѣтивши твердость и рѣшительность въ дѣвушкѣ, заключилъ, что одни лишь строгія мѣры могутъ произвести перемѣну.

"Онъ передалъ плантацію смотрителю, переѣхалъ въ Георгію; я поѣхалъ за нимъ.

"Оттуда онъ отправился въ Алабаму, но и тамъ нашелъ я слѣдъ и сблизился съ Целестой.

"Сынъ его, противный, напыщенный глупецъ, съ бѣловатыми волосами и зелеными глазами, каждый день доводилъ бѣдную Целесту до отчаянія своими неотвязчивыми любовными изъясненіями.

"Я письменно просилъ Стараго Тайлора выдать за меня Целесту безъ имѣнія, говоря, что не нуждаюсь въ приданомъ. Старикъ даже не отвѣчалъ мнѣ, вѣроятно посовѣстившись удержать имѣніе дѣвушки; потомъ переѣхалъ онъ въ Нью-Орлеанъ.

"Онъ принялъ мѣры, чтобы скрыть отъ меня свою поѣздку; такъ-что я было уже собрался ѣхать въ Техасъ, но по счастію письмо Целесты застало меня передъ скмымъ отправленіемъ. Тотчасъ перемѣнилъ я планъ и прибылъ въ Нью-Орлеанъ двумя днями послѣ Целесты.

"Но тутъ я заболѣлъ. Всѣ доктора признали мое положеніе безнадежнымъ. Я пролежалъ нѣсколько недѣль въ бреду горячки, доходившей до сумасшествія.

"Крѣпкое сложеніе мое одержало верхъ; едва могъ я стоять на ногахъ, какъ уже полетѣлъ къ дому, гдѣ ожидалъ найти Целесту.-- Но за два мѣсяца передъ тѣмъ она уѣхала съ дядей, и уѣхала, никто не зналъ куда: иные говорили -- въ Техасъ, другіе -- въ Мексику; многіе увѣряли, что старикъ отправился въ Нью-Йоркъ, другіе разсказывали, что онъ поселился въ Цинциннати.

"Я воротился домой и жилъ у отца, собираясь по совершенномъ возстановленія здоровья возобновить свои поиски.

"Нынѣшней весной получилъ я по почтѣ извѣстіе, что молодой Тайлоръ женился на Целестѣ и отправился съ нею въ Англію, чтобы возстановить ея здоровье, пострадавшее въ Нью-Орлеанѣ.

"Это извѣстіе разрушило всѣ мои слабыя надежды; съ растерзаннымъ сердцемъ бросился я снова въ суетныя свѣтскія заботы.

"Я занялся устройствомъ плантаціи и неутомимо помогалъ отцу, стираясь забыть свое горе.

"Въ іюнѣ мѣсяцѣ былъ я въ Нью-Орлеанѣ, по своимъ дѣламъ, и посудите, любезный Симмонсъ, о моей горести, когда, нѣсколько дней тому назадъ, старая мулатка принесла мнѣ письмо, писанное Целестой, въ то время, какъ я лежалъ въ ужаснѣйшей горячкѣ; ока писала мнѣ, чтобы я послѣдовалъ на нею въ Сенъ-Луи, и умоляла вырвать ее изъ рукъ мучителей, говоря, что она лишитъ себя жизни, если ее не освободятъ отъ ненавистнаго жениха.

"Письмо тогда не дошло до меня, а теперь, теперь, когда уже поздно, умоляющій голосъ ея зоветъ меня и растравляетъ старыя, почти излечившіяся, но все еще болѣзненныя раны".

-- И вы ѣдете въ Сенъ-Луи? тихо спросилъ Симмонсъ, съ участіемъ слѣдившій за разсказомъ молодаго человѣка, между тѣмъ, какъ Грей отворотился, скрывая двѣ свѣтлыя слезы, выступившія на глазахъ его.

-- Да, я ѣду въ Сенъ-Луи; я хочу узнать судьбу Целесты; бытъ можетъ она и счастлива съ своимъ мужемъ; въ такомъ случаѣ и съумѣю перенести то, чему нельзя пособить.

Онъ наклонилъ голову на руку, потупилъ глаза, и оба собесѣдника молчали нѣсколько времени

Сильный туманъ спустился на рѣку, и рулевой, державшійся берега, сколько того позволяла безопасность, могъ едва различать верхушки деревьевъ.

-- Готовьтесь пристать къ берегу! кричалъ лоцманъ: -- туманъ все гуще и гуще, и кажется мнѣ, что пароходъ идетъ намъ навстрѣчу.

Молодой Дальтонъ, ввѣривши свою невѣсту попеченію дамъ и надѣвши бѣлье Грея, подошелъ къ двумъ друзьямъ и прервалъ ихъ бесѣду.

-- Я боюсь, что намъ придется остановиться, сказалъ онъ послѣ короткаго и дружескаго поклона; туманъ сгущается каждую минуту и какъ разъ передъ нами рѣка круто поворачиваетъ. Тутъ мели, подводные камни, и кромѣ того, если два парохода здѣсь встрѣтятся, они могутъ столкнуться.

-- Нашъ лоцманъ остороженъ, сказалъ Грей. Я думаю, что онъ хочетъ выйти изъ фарватера и пристать къ берегу или бросить якорь.

-- Берегитесь, эй вы, на пароходѣ! раздались голоса, и въ то же время посреди тумана обозначился корпусъ другого стимера, который шелъ по теченію. На палубѣ его раздался звонъ колокола.

Оба судна летѣли на-встрѣчу другъ другу съ страшною быстротою. Одно мгновеніе продолжалось мучительное, ужасное молчаніе, и вдругъ передняя часть Оцеаника наѣхала на носъ встрѣтившагося парохода. Трескъ, громъ и крики раздались съ неистовою силою.

Трое нашихъ собесѣдниковъ, держась за желѣзныя цѣпи и притаивъ дыханіе, ждали, чѣмъ все это кончится. Скоро убѣдились они, что опасность грозила не имъ, а встрѣчному судну, которое было менѣе размѣромъ. Грей сбѣжалъ внизъ успокоить невѣсту, другіе же бросились помогать бѣдѣ.

Оцеаникъ, какъ мы сказали выше, наѣхалъ переднею частью своею на носъ "Мазепы" (такъ назывался встрѣтившійся стимеръ) и по счастію не причинилъ ему важнаго вреда; капитанъ Мазепы велѣлъ тотчасъ открыть люки, осмотрѣлъ внутренность парохода и нашелъ только небольшую течь. Это обстоятельство успокоило пассажировъ, которые по большой части перебѣжали на Оцеаникъ.

Симмонсъ, опытный въ пароходствѣ, схватилъ Грея за руку и пригласилъ его въ каюту успокоить тамошнихъ пассажировъ. Они вошла въ столовую парохода, гдѣ кипѣла страшная суматоха. Каюта Оцеаника напоминала вавилонское столпотвореніе: американцы, французы, нѣмцы и англичане бѣгали, суетились, собирая свои пожитки, чемоданы, шляпныя картонки и прочія вещи. Толстая француженка, вошедшая на пароходъ съ пожилымъ господиномъ и другой дамой близь Натчеца, была напугана почти до безпамятства; волосы ея были въ безпорядкѣ, лицо покрыто смертельною блѣдностью; На ней былъ надѣтъ страшной величины "life preserver;" но бѣдная дама забыла напустить воздуху въ подушку этого снаряда, который только болтался по сторонамъ; она бѣгала по каютѣ, подходила къ каждому спутнику и кричала дурнымъ англійскимъ языкомъ: надуйте меня! надуйте меня!

Между тѣмъ Оцеаникъ отдалили отъ Мазепы, и оба парохода давно уже мирно стояли у берега, выжидая времени, когда туманъ разсѣется.

-- Однако скажите, капитанъ Дункасъ, спросилъ капитанъ Оцеаника другого капитана: -- что заставило васъ ѣхать по теченію, и ѣхать такъ тихо, что мы не слыхали вашего приближенія.

Капитанъ Мазепы оправдывался тѣмъ, что густота тумана вынудила его бросить якорь, что онъ и собирался сдѣлать, когда столкнулся съ Оцеаникомъ. Потолковавъ нѣсколько времени, капитанъ Мазепы далъ своимъ людямъ приказаніе держаться берега, а Оцеаникъ, въ свою очередь, пустился плыть по старому направленію. Пассажиры, оправившись отъ недавней тревоги, сѣли за столъ.

Общество за обѣдомъ было чрезвычайно веселое; противъ обыкновенія американцевъ, собесѣдники смѣялись, припоминали забавныя сцены, происходившія во время мнимой опасности, и каждый изъ пассажировъ отъ всей души смѣялся надъ другими и надъ самимъ собою.

Пароходъ миновалъ штатъ Луизіану. Граница Арканзаса тянулась по лѣвому берегу прекрасною зеленою линіею; пассажиры вошли послѣ обѣда на палубу погулять, на сколько позволяло тѣсное ея пространство.

Вѣтеръ между тѣмъ перемѣнилъ направленіе; черныя тучи сбирались на горизонтѣ; все выше и выше подымались темныя массы и наконецъ совершенно закрыли солнце.

Легкій дождь брызнулъ на палубу, пассажиры оставались на ней, радуясь свѣжести воздуха, но скоро начался сильный проливной дождь и принудилъ ихъ искать убѣжища въ каютѣ.

Симмонсъ устроилъ между тѣмъ партію экръ, говоря, что нечѣмъ заняться болѣе дѣльнымъ; партія состояла изъ Грея, капитана Вилькенса, Симмонса и Стюарта, миссурскаго поселенца Блумфильдъ сѣлъ подлѣ Стюарта, не для того только, чтобы смотрѣть на игру, а скорѣе, чтобы обращаться съ безпрестанными вопросами къ "лѣсному жителю", который продолжалъ оказывать свое необыкновенное терпѣніе.

Симмонсъ прорывалъ его нѣсколько разъ, убѣждая обитателя нью-йоркскаго штата не мѣшать имъ каждую минуту; и неутомимый любитель охоты предавался молчанію на нѣсколько секундъ, а потомъ снова начиналъ свои разиресы. Наконецъ притащилъ онъ свое ружье, съ тѣмъ, чтобы показать его Стюарту.

-- Какъ вы думаете, спрашивалъ онъ: -- можетъ ли пуля такого калибра убить на-повалъ буйвола?

Житель Миссури улыбнулся и добродушно посмотрѣлъ въ лицо неутомимому господину.

-- Коли хорошо прицѣлитесь, такъ убьете и маленькою пулею, отвѣчалъ онъ и, взглянувъ.на карты, прибавилъ: вистъ.

-- Маленькой пулей? закричалъ Блумфильдъ съ удивленіемъ:

-- Маленькой пулей убить буйвола! вы шутите, мистеръ Стюартъ!

-- Мистеръ Стюартъ, не можете ли вы повнимательнѣе играть, съ досадою сказалъ Симмонсъ, укладывая взятки и глядя на Грея и капитана, которые улыбались.-- Если бы вы хоть сколько-нибудь слѣдили за игрой, то послѣдняя взятка была бы наша, и партія была бы кончена; вы должны сообразить, что я бы непремѣнно козырнулъ, если бы имѣлъ на рукахъ хоть одного козыря!

-- Вѣдь буйволъ страшно жиренъ, продолжалъ неотвязчивый Блумфильдъ: -- да можетъ ли маленькая пуля пробить его кожу, не говоря о жирѣ?

-- Оставимъ въ покоѣ большія и маленькія пули! кричалъ Симмонсъ.-- Стюартъ, вы въ рукѣ!

-- Подождите нѣсколько минутъ, мистеръ Блумфильдъ, сказалъ Стюартъ спокойно, выходя съ первой карты: -- когда игра кончится, я разскажу вамъ кое-что о моей тонкой винтовкѣ.

-- А сколько у нея пуль идетъ на фунтъ? спросилъ Блумфильдъ.

-- Это наша, и это наша, сказалъ Симмонсъ: -- старшіе козыри.... теперь, Стюартъ, я хочу сказать вамъ кое-что: разскажите ему свою исторію, но прежде выпьемъ, капитанъ платить; я пью водку съ сахаромъ; а ежели мистеръ Блумфильдъ не оставитъ васъ въ покоѣ, я заколдую его ружье такъ, что онъ въ двухъ шагахъ попадать въ цѣль не будетъ.

-- Тому ровно два года, -- началъ Стюартъ, когда всѣ выпили и снова сѣли за карточный столъ: -- какъ однажды я вышелъ съ ружьемъ въ поле, потому-что множество бѣлокъ опустошали хлѣбъ. У меня было одно изъ длинныхъ ружей, такого малаго калибра, что 180 пуль для этого ружья составляли одинъ фунтъ.

-- Сто восемьдесятъ пуль? прервалъ его Блумфильдъ: -- да этимъ и индѣйки не убьете!

-- Я тогда самъ такъ думалъ, спокойно продолжалъ Стюартъ:-- въ то время въ Сѣверной Каролинѣ ничего не было, кромѣ бѣлокъ; изрѣдка правда, и то только лѣтомъ, приходили къ намъ изъ горъ медвѣди. Въ послѣднее время открыли слѣды медвѣдя въ нашемъ сосѣдствѣ; его преслѣдовали, но нѣсколько дней не было о немъ слуху, ни духу, и мы всѣ рѣшили, что онъ отправился на западъ. Я и самъ такъ думалъ, однако....

-- Ужъ не хотите ли разсказать мнѣ, какъ убили медвѣдя пулею по 180 на фунтъ? снова прервалъ его Блумфильдъ.

-- Поле мое, продолжалъ Стюартъ, не обращая вниманія на новый вопросъ: -- лежитъ передъ самимъ домомъ; съ лѣвой стороны загорожено оно строеніями и садомъ, а съ остальныхъ заборомъ, очень высокимъ. Я медленно обошелъ, съ ружьемъ на плечѣ, всю западную часть поля, обошелъ и сѣверную сторону, и ни тамъ, ни здѣсь ровно Ничего не нашелъ. Бѣлокъ нигдѣ не было; я думалъ-было воротиться домой, какъ вдругъ около одного куста, стоявшаго вправо отъ моей тропинки, услышалъ я тихій шорохъ листьевъ. Ружье мое было заряжено, какъ я говорилъ вамъ, пулями для бѣлокъ, и мнѣ на умъ не приходило, чтобы я могъ встрѣтить какого-нибудь другого звѣря. Я однако остановился и началъ внимательно прислушиваться. Шелестъ слышался яснѣе и яснѣе. Взведя курокъ, я съ нетерпѣніемъ выжидалъ звѣрка, который скрывался отъ меня въ густомъ кустарникѣ; наконецъ зашевелились вѣтки, все ближе и ближе и наконецъ не болѣе какъ на двадцать шаговъ отъ меня на тропинкѣ, ведущей къ моему дому....

-- И это былъ медвѣдь? спросилъ Блумфильдъ, слѣдившій, притаивъ дыханіе, за ходомъ разсказа.

-- Медвѣдь? спросилъ съ удивленіемъ Стюартъ: -- отчего вы думаете, что медвѣдь?... Это была одна изъ моихъ коровъ, пришедшая домой для того, чтобы ее подоили.

-- Такъ что же вы застрѣлили? спросилъ Блумфильдъ, сбитый съ толку, между тѣмъ какъ Симмонсъ хохоталъ отъ души.

-- Надѣюсь, вы не думаете, что я убилъ свою корову? спросилъ Стюартъ, какъ-будто удивленный вопросомъ.

-- Да дайте же ему кончить, сказалъ капитанъ Вилькенсъ, забавлявшійся несбывшимися надеждами нью-йоркца: -- вѣдь ему нужно пройти еще вдоль всей восточной стороны забора, чтобы добраться до дому.

-- Да, продолжалъ Стюартъ: -- это была одна изъ моихъ коровъ, которыя въ этотъ часъ имѣли привычку возвращаться домой. Я спокойно спустилъ курокъ, зная, что нечего ожидать дичи, и потому пошелъ вдоль забора, не ожидая болѣе ничего. Дичи точно не было, и черезъ десять минутъ я былъ уже дома.

-- Ха, ха, ха, ха, ха! разразился Симмонсъ хохотомъ: -- выпьемъ.... О, какъ хорошо имѣть тонкое ружье!

-- Я вамъ крайне обязанъ за вашъ разсказъ, сказалъ мистеръ Блумфильдъ вѣжливымъ, по обиженнымъ голосомъ. Потомъ онъ холодно поклонился и пошелъ на палубу, оставя игроковъ.

-- Дайте мнѣ вашу руку, сказалъ Симмонсъ Стюарту: -- вы настоящій молодецъ; теперь я вижу, вы мастеръ отдѣлать скучнаго человѣка. Я пью водку съ сахаромъ.

Посмѣявшись еще нѣсколько времени, пріятели сѣли за карты въ самомъ веселомъ расположеніи духа.

-- Капитанъ! сдѣлайте одолженіе, поговорите съ человѣкомъ на берегу, сказалъ штурманъ, просунувъ голову въ полуоткрытую дверь: -- у насъ осталось едва полъ-сажени дровъ, на берегу же, кажется, сухія и хорошія дрова.

-- Извините, господа, на минуту, сказалъ капитанъ вставая и положилъ карты на столъ: -- я посмотрю только, каковы дрова.

-- И штурманъ называетъ это сухимъ и хорошимъ лѣсомъ, сказаль Симмонсъ, выходя съ другими на галлерею каюты: -- а дождь нѣсколько часовъ сряду ихъ мочить.

-- Что за дрова? кричалъ капитанъ стоявшему на берегу во ста шагахъ человѣку.

-- Два съ половиною долларовъ, кричалъ тотъ.

-- Какое дерево?

-- Около шестнадцати саженъ, отвѣчалъ голосъ.

-- Да какое дерево?

-- Да! вы можете пристать къ берегу; вонъ подъ хлопчатобумажнымъ деревомъ.

-- Видно намъ самимъ придется посмотрѣть, какія у него дрова, сказалъ смѣясь капитанъ: -- мошенникъ не понимаетъ моего вопроса, или быть можетъ не хочетъ понять его; и, взявъ веревку колокольчика, онъ зазвонилъ, давая знакъ, чтобы пароходъ присталъ къ берегу для пріема дровъ.

-- Wood pile -- wood pile раздалось въ междупалубномъ пространствѣ. Штурманъ и помощники его вошли съ фонарями во внутренность междупалубныхъ коекъ, чтобы выгнать пассажировъ подъ дождь и вѣтеръ, гдѣ имъ предстояло нести на плечахъ мокрыя вязанки дровъ, по грязному берегу и потомъ черезъ узкую и скользкую доску на пароходъ.

Кочегары понесли на берегъ горящіе шесты и зажгли два огромныхъ костра; работники и пассажиры бросились на берегъ, чтобы поскорѣе окончить несносную работу.

Одинъ изъ кочегаровъ, съ семью тяжелыми полѣнами на плечахъ, шелъ твердымъ шагомъ по мокрой землѣ, которая приставала къ его подошвамъ; онъ дошелъ до доски и продолжалъ подвигаться съ осторожностью, когда одно изъ полѣнь покачнулось, онъ хотѣлъ схватить его, поскользнулся и вмѣстѣ съ вязанкою грянулся въ воду.

-- Бросьте золы на доску, крикнулъ штурманъ: -- куда вы всѣ идете?

-- Человѣкъ упалъ въ воду, закричали другіе.

-- Чортъ побери дурака, самъ виноватъ! поворачивайтесь, молодцы, несите дрова.

-- Эй, вы! кто тамъ упалъ въ воду? кричалъ капитанъ сверху.

-- Онъ плыветъ къ берегу, капитанъ, сказалъ одинъ изъ матросовъ: -- онъ уже вышелъ изъ воды.

Кочегаръ добрался до берега и, съ трудомъ ступая по густой тинѣ, вскарабкался на высокую окраину рѣки и пошелъ къ пароходу, чтобы высушить платье, потому-что бѣдняку нечего было надѣть, однако штурманъ объявилъ ему, что онъ долженъ сначала таскать дрова, а потомъ уже сушить свое платье.

-- Кто велѣлъ тебѣ лѣзть въ воду! Вонъ дрова, поворачивайся живѣе.

Кочегаръ послѣ своего приключенія былъ въ дурномъ расположеніи духа. Взбѣшенный приказаніемъ штурмана, вытащилъ онъ свой ножъ и поклялся, что убьетъ того, кто заставитъ его работать въ мокромъ платьѣ.

Капитанъ вступился за бѣдняка и не позволилъ ему работать послѣ купанья.

Нѣсколько часовъ сряду переносили дрова по скользкому берегу на пароходъ. Наконецъ раздались давно ожиданные звуки колокола.

-- На пароходъ, крикнулъ штурманъ, и слова его показались работникамъ пріятнѣе всякой музыки. Доски были сняты, и Оцеаникъ, пыхтя и испуская густой дымъ, помчался далѣе.

Въ одинадцать часовъ присталъ онъ въ "Наполеонѣ", при устьѣ Арканзаса, для принятія и высадки пассажировъ.

Въ четвертый день около полудня капитанъ и Грей стояли на палубѣ и, приближаясь къ маленькому городку "Еленѣ", увидали два парохода, которые повидимому перегоняли другъ друга; оба шли къ городу почти въ одно время, одинъ, чтобы высадить пассажировъ, другой -- оставить на берегу грузъ свинцу.

Съ страшною скоростью выгрузили свинецъ этотъ изъ парохода, чтобы не дать времени другому пароходу, который едва полъ-минутой раньше отчалилъ, и когда Оцеаникъ приблизился, второй пароходъ "Генералъ Гринъ" снова полетѣлъ далѣе.

Вдругъ, не болѣе чѣмъ на разстояніи пятидесяти шаговъ отъ берега и во ста шагахъ отъ Оцеаника, бѣлый паръ наполнилъ пространство между палубой машиной, раздался оглушительный трескъ и полетѣли на воздухъ изуродованные трупы и дребезги парохода.

-- Держи въ сторону! держи въ сторону! закричалъ капитанъ Вилькенсъ: -- спасемъ людей, которыхъ еще можно спасти; пароходъ тотчасъ долженъ пойти ко дну! въ маленькую шлюбку, молодцы, трое изъ васъ, спасайте сколько можно людей, пусть вещи тонутъ!

Оцеаникъ подлетѣлъ съ быстротою молніи, между тѣмъ какъ вода около взорваннаго парохода была усѣяна трупами, живыми людьми, бревнами, досками и разною поклажею. И дѣйствительно не слѣдовало терять времени, потому-что пассажиры, спасшіеся отъ взрыва, не имѣя силъ держаться на водѣ, должны были итти ко дну, вмѣстѣ съ остатками парохода. Изъ города выплыло тоже нѣсколько маленькихъ лодокъ, для поданія помощи.

Дамская каюта почти одна осталась цѣла; дамы выбѣжали изъ нея и взобрались на верхнюю палубу, которая возвышалась надъ поверхностію воды не болѣе чѣмъ на два фута, въ ту минуту, когда Оцеаникъ проходилъ подлѣ нея.

Передняя часть парохода тонула, и когда женщины столпились на узенькомъ пространствѣ, чтобы по переброшенной къ нимъ доскѣ перейти на Оцеаникъ, остатки парохода заколебались и грозили пойти ко дну со всѣмъ, что въ немъ находилось.

Сильно билось сердце Грея при видѣ страшной опасности, въ которой находились слабыя, безпомощныя существа, какъ вдругъ чудная перемѣна произошла въ его лицѣ.

-- Целеста! закричалъ онъ съ ужасомъ и еще сомнѣваясь.

Блѣдное лицо взглянуло на него.

-- Вильямъ! крикнула она и протянула руки, какъ бы прося спасенія.

Въ это время пароходъ пошелъ ко дну, и жолтыя волны сомкнулись надъ утопленниками.

-- Целеста! закричалъ Грей, голосомъ раздиравшимъ душу, и въ ту же секунду бросился въ волны.

Матросы не хотѣли отстать отъ своего пассажира; пятеро изъ нихъ сбросили свои синія куртки и тоже кинулись въ воду; нѣсколько секундъ прошло, а между являвшимися и исчезавшими тѣлами нельзя было различить, кто въ этомъ хаосѣ живыхъ и мертвыхъ будетъ спасенъ, кто погибъ безвозвратно.

Притаивъ дыханіе, стояли поссажиры на палубѣ Оцеанмка. Грей показался на поверхности воды; въ рукахъ держалъ онъ женщину, лишившуюся чувствъ: это была Целеста; сильною рукою разсѣкалъ онъ воду, приближаясь къ шлюбкѣ, изъ которой его подняли на пароходъ съ громкими радостными криками. Такъ же быстро спасли еще четырехъ женщинъ. Остальныя утонули.

Маленькія лодки, вышедшія изъ города, тоже ѣздили между остатками парохода, спасая людей, которыхъ можно было спасти.

Пассажиры вышли на короткое время на берегъ и когда мало-помалу начали возвращаться, Симмонсъ стоялъ съ Дальтономъ на палубѣ.

-- Что съ вами? спросилъ Симмонсъ Дальтона, который съ напряженнымъ вниманіемъ прислушивался къ отдаленному шуму.

-- Мистеръ Симмонсъ, сказалъ молодой человѣкъ дрожащимъ голосомъ, взявъ старика за руку: -- мистръ Симмонсъ, не слышите ли вы чего-нибудь?

-- Слышу ли? какже: я слышу, что внизу шумятъ матросы....

-- Не слышите ли вы приближенія парохода? слышите, опять? развѣ вы не слышите? спросилъ Дальтонъ съ боязнію: -- о, Боже мой! вонъ надъ деревьями подымается паръ, меня преслѣдуютъ, а мы здѣсь стоимъ....

Въ отчаяніи прижалъ онъ руку ко лбу и сталъ бѣгать по палубѣ.

-- Вотъ и капитанъ идетъ на пароходъ, сказалъ Симмонсъ: -- теперь мы вѣроятно отправимся, и я держу пари противъ одного, что никто не догонитъ. Слышите, вотъ и звонятъ, не теряйте мужества, Дальтонъ, вы держались молодцомъ, въ опасности, ужели же вы теперь потеряете бодрость?

Капитанъ такъ же взошедъ на палубу, и когда увидѣлъ дымъ приближавшагося парохода и отчаяніе Дальтона, то взялъ его за руку, убѣждая не терять надежды и ожидать хорошаго конца.

-- Мистеръ Дальтонъ, продолжалъ онъ свои утѣшенія: -- вы имѣете, какъ я слышалъ, причины вѣнчаться въ Сенъ-Луи, потому-что тамъ живутъ родственники невѣсты вашей; даю вамъ честное слово, что я васъ обоихъ сдамъ въ цѣлости, по нашему -- "in good condition", и если злой старикъ точно намѣренъ гнаться за вами, ему предстоитъ остаться съ носомъ.

-- Пароходъ идетъ однако съ чудесною скоростью, даромъ что у него одна машина, продолжалъ капитанъ, прикрывъ ладонью глаза, чтобы лучше разглядѣть пароходъ, который хотя находился еще на разстояніи нѣсколькихъ миль, однако открылся взорамъ капитана, вдругъ явившись изъ-за мыса, вдавшагося въ рѣку.

-- Риббертсъ, закричалъ онъ внизъ, одному изъ кочегаровъ, негру: -- какой это пароходъ? Этотъ негръ, сказалъ капитанъ, обращаясь къ Симмонсу Дальтону: -- можетъ узнать каждый стимеръ по дыму.

-- Не могу видѣть его снизу, масса! закричалъ негръ.

-- Такъ полѣзай наверхъ!

Негръ въ нѣсколько прыжковъ очутился на палубѣ; пристально разсмотрѣвъ приближавшійся пароходъ и прислушавшись къ отдѣльнымъ вспышкамъ, ясно раздававшимся въ воздухѣ, сказалъ, скаля свои бѣлые зубы:

-- Діана, масса!

-- Я ожидалъ этого, крикнулъ Вилькенсъ, топнувъ ногой.

-- Это самый быстрый пароходъ на Мисиссипи, въ отчаяніи сказалъ Дальтонъ.

-- Однако попробуемъ мы, можетъ ли эта Діана догнать Оцеаника, закричалъ капитанъ, зазвонивъ изо всей силы.

Всѣ пассажиры прибѣжали съ берега, боясь остаться тамъ.

-- Отвяжите канатъ! крикнулъ капитанъ.-- Отчаливай, отчаливай и "give her hell!" {Любимое выраженіе на пароходахъ: "дайте ему адъ", шла топите сколько печь выдержитъ.}

-- А дама, которую спасъ Грей? спросилъ Симмонсъ капитана: -- она еще на параходѣ и, кажется, не намѣревалась ѣхать въ Сенъ-Луи?

-- Если такъ, то она недавно перемѣнила намѣреніе, сказалъ улыбаясь капитанъ: -- потому-что, судя по словамъ Грея, за четверть часа тому назадъ, она съ радостью ѣхала въ Сенъ-Луи предпочитаетъ здоровыя климатъ сѣвера жолтымъ горячкамъ юга.

Пароходъ тронулся и быстро скользнулъ вдоль зеленаго берега.

-- Развѣ дама была одна на погибшемъ пароходѣ? спросилъ Симмонсъ далѣе.

-- Я слышалъ, что съ нею было два господина: одинъ изъ нихъ безъ вѣсти пропалъ, голова другого лежитъ вонъ подъ тѣмъ деревомъ.

-- Ужасно! ужасно! сказалъ содрогаясь Симмонсъ: -- да, этотъ страшный бѣгъ стоилъ жизни многимъ людямъ. Я считаю большимъ грѣхомъ позволять себѣ такую быстроту хода.

-- Подобный бѣгъ, сказалъ капитанъ: -- имѣетъ однако много привлекательнаго; когда хочешь перегнать противника, то забываешь и опасность и смерть.

-- Я самъ противникъ бѣговъ, но признаюсь откровенно, что бываютъ времена, когда только одна отвѣтственность за жизнь сотни людей можетъ удержать меня отъ перегонки съ другимъ стимеромъ.

-- Одинъ разъ, продолжалъ капитанъ: -- ѣхалъ я въ Нью-Орлеанъ. На пароходѣ у меня сидѣла дама, которая взяла мѣсто съ тѣмъ только условіемъ, чтобы я я не думалъ во все время поѣздки перегоняться съ другимъ пароходомъ. Я обѣщался; но на пути случилось мнѣ обогнать какой-то пароходъ, который въ свою очередь прибавилъ ходу. Были ли у него дрова лучше моихъ, или, что вѣрнѣе, судя по черному дыму, капитанъ велѣлъ класть сало подъ котлы, только стимеръ началъ бѣжать скорѣе, я съ той минуты я ни на дюймъ не могъ къ нему приблизиться.

"Дама сначала съ безпокойствомъ просила не перегонять парохода, потомъ она ничего не говорила, а къ вечеру выразилась, что охотно бы дала десять долларовъ, если бы мы проѣхали мимо парохода.

"У меня было двѣ сажени ольховыхъ дровъ, назначенныхъ мною сначала для факеловъ; ихъ-то я велѣлъ подложить; до сумерекъ мы были подлѣ парохода и пришли въ Нью-Орлеанъ девятью минутами раньше. Между тѣмъ Оцеаникъ шелъ полнымъ ходомъ, съ быстротою стрѣлы летѣлъ онъ по спокойной рѣкѣ; черепахи, грѣвшіяся на берегу, въ испугѣ кидались въ воду, спасаясь отъ мнимой опасности, между тѣмъ какъ волны за пароходомъ высоко взбѣгали на берегъ и, какъ бы играя, подкапывали и глотали огромныя глыбы плодоносной земли.

Кочегары и рабочіе скоро узнали Діану, старавшуюся перегнать Оцеаника, и употребили все, что находилось въ ихъ силахъ, чтобы попробовать оставить за собой самый быстрый пароходъ изъ ходившихъ по Мисиссипи. Но несмотря на всѣ ихъ усилія, несмотря на страшную быстроту, съ которою Оцеаникъ летѣлъ противъ теченія, онъ не могъ избѣгнуть слѣдовавшаго за нимъ парохода; ближе и ближе подымался бѣлый дымъ, громче и явственнѣе раздавалось разстановочное пыхтѣніе, съ которымъ Діана выпускала паръ изъ своихъ трубъ.

Пассажиры сошли съ капитаномъ въ каюту, гдѣ они нашли Грея въ глубокой задумчивости, но въ веселомъ расположеніи духа.

-- Я пью водку съ сахаромъ, закричалъ онъ Симмонсу, который явился въ дверяхъ.

-- Браво, отвѣчалъ Симмонсъ: -- это совершенно и моя идея; я выпью однако порядочный стаканчикъ.

-- Какъ здоровье молодой леди? спросилъ капитанъ Вилькенсъ.

-- Она спитъ, отвѣчалъ Грей: -- однако, капитанъ, продолжалъ онъ съ улыбкой: -- я вашъ должникъ, въ Нью-Орлеанѣ я заплатилъ за свой проѣздъ, не зная однако, что довершу путешествіе свое въ такомъ миломъ обществѣ, и....

-- Вздоръ, сказалъ Вилькенсъ: -- молодая дама у меня въ гостяхъ; не думаетъ ли мистеръ Грей, что я спасаю людей, чтобы брать потомъ плату за проѣздъ? Жалко, продолжалъ онъ со вздохомъ: -- что всѣ утонувшія дамы не здѣсь, я бы охотно довезъ ихъ даромъ въ Сенъ-Лук и обратно въ Нью-Орлеанъ; -- къ несчастію, теперь они не нуждаются ни въ пароходахъ, ни въ платѣ за каютное мѣсто.

-- Однако, капитанъ, сказалъ Грей: -- я не поѣду съ вами до Сенъ-Луи;-- дѣла, по которымъ я туда ѣхалъ, окончены, и я намѣренъ выйти на берегъ въ Каирѣ; съ первымъ пароходомъ на Огіо, я отправлюсь въ Pointe-Plaisant.

-- Еслибы пароходъ, который идетъ за нами, назывался не Діаной, сказалъ Вилькенсъ, качая головой: -- то я посовѣтовалъ бы вамъ выждать его въ Каирѣ, но теперь боюсь, что мы познакомимся съ нимъ раньше, чѣмъ слѣдуетъ. Однако, мистеръ Дальтонъ, -- куда дѣлся онъ? онъ былъ сейчасъ здѣсь, сказалъ капитанъ, оглядываясь во всѣ стороны.

-- Онъ смотритъ вѣроятно на Діану, сказалъ Симмонсъ, спокойно мѣшая сахаръ съ водкой; потомъ, поболтавши жидкость въ стаканѣ, залпомъ вылилъ ее въ свое горло, гдѣ много подобныхъ стакановъ исчезло въ разное время.

Штурманъ вошелъ въ каюту и шепнулъ что-то наухо капитану.

-- Этого нельзя, крикнулъ Вилькенсъ, вскочивъ со стула: -- я не хочу, чтобы пароходъ мой взлетѣлъ на воздухъ!

-- Что случилось? спросили всѣ въ одно время.

-- Дальтонъ, сказалъ смѣясь капитанъ: -- подкупаетъ кочегаровъ и купилъ у повара двѣ бочки стараго сала, которое они притащили къ печкамъ и подбрасываютъ подъ котлы.

-- Прекрасно, сказалъ Симмонсъ: -- если этому головорѣзу такъ сильно хочется полетѣть на воздухъ со своей Дульцинеей, то я-то покорнѣйше прошу избавить меня отъ подобнаго путешествія; у меня важныя дѣла въ Сенъ-Луи, мнѣ вовсе не хочется быть доставленнымъ въ Нью-Орлеанъ въ видѣ куклы.

-- Не безпокойтесь, господа, сказалъ капитанъ, идя къ двери:-- я самъ поговорю съ инженеромъ, чтобы онъ отклонилъ всякую опасность; во всякомъ случаѣ это будетъ напрасно: въ Мемфисѣ Діана васъ догонитъ, мнѣ нужно тамъ высадить пассажировъ.

Симмонсъ, вышедшій съ капитаномъ, воротился и шепнулъ что-то Грею на ухо, взялъ его подъ руку и вывелъ изъ каюты:

-- Досадно, говорилъ онъ:-- но право я далъ бы пятьдесятъ долларовъ, если бы мы ушли отъ парохода. Не говорите капитану, онъ обрадуется, если узнаетъ, что я, противникъ бѣговъ, перемѣнилъ свое мнѣніе. Скажите мнѣ, Грей, какимъ образомъ милая ваша забрала себѣ въ голову несчастную мысль отправиться въ августѣ въ Нью-Орлеанъ? Чего ей хотѣлось? познакомиться съ жолтой горячкой?

-- Она мнѣ разсказала часть своихъ приключеній, отвѣчалъ Грей, дружески пожимая руку Симмонса: -- она не за-мужемъ; Тэйлоръ распространилъ подлую ложь въ нашемъ сосѣдствѣ; впрочемъ, еслибъ и такъ, то она была бы теперь свободна: старый Тайлоръ пропалъ безъ вѣсти, а голова Гутсхинсона лежитъ на берегу Мисиссипи. Стюартъ сказалъ мнѣ, что при отъѣздѣ нашемъ не могли найти трупа. Тайлоръ имѣлъ намѣреніе ѣхать въ Матаморъ, а оттуда въ Мексику; что онъ хотѣлъ тамъ дѣлать, не знаю, но теперь все это кончилось, и черезъ нѣсколько дней вы будемъ въ моей плантаціи; если вы, Симмонсъ, принимаете участіе въ насъ обоихъ, то пріѣзжайте ко мнѣ изъ Сенъ-Луи; я вамъ поднесу такой водки, какую рѣдко удавалось вамъ пить; вообще, я надѣюсь, что мы не соскучимся вмѣстѣ.

-- Согласенъ, согласенъ, сказалъ Симмонсъ, взявъ Грея за руку: -- пріѣду, сына оставлю я смотрѣть за плантаціями, а съ вами проживу недѣльки двѣ. Однако, что это? быстро спросилъ онъ: -- слышите, какъ звонятъ? глядите-ка, вотъ и Мемфисъ, вотъ и Діана.

Они взяли съ собой Стюарта и вышли на палубу.

Оцеаникъ прошелъ мимо первой пристани города и остановился у второй, немного повыше, чтобы высадить пассажировъ и принять другихъ, которые съ дикою поспѣшностію тащили свои чемоданы и прочую поклажу; между тѣмъ и Діана въ ту же минуту пристала у нижней пристани, шагахъ въ 300 отъ Оцеаника, и тоже занялась перемѣною пассажировъ.

Всѣ каютные пассажиры Оцеаника, и въ особенности дамы, собрались на палубѣ, толкуя о Дальтонѣ и его невѣстѣ; только одна Целеста, узнавшая приключенія дѣвушки, осталась съ ней, стараясь ободрить ее.

Капитанъ Вилькенсъ стоялъ съ зрительной трубкой к разсматривалъ пассажировъ, сошедшихъ съ Діаны на берегъ. Онъ старался подглядѣть памятную ему фигуру злого старика съ Мисиссипи. Другіе тоже смотрѣли въ ту сторону, хотя въ толпѣ, кипѣвшей взадъ и впередъ, простымъ глазомъ трудно было отличить отдѣльныя лица.

Снова зазвонили на Діанѣ, и пароходъ началъ готовиться къ отплытію.

-- Звоните, Блокхедъ, закричалъ капитанъ Вилькенсъ штурману: -- мнѣ кажется, что Діана хочетъ сама передать намъ своего молодца; вонь стоитъ фигура на палубѣ. Посмотримъ, какъ-то онъ пожалуетъ къ намъ, чтобъ взять съ моего парохода молодыхъ людей насильно. Если старый тиранъ захочетъ остаться съ нами на пароходѣ, тогда я высажу васъ, мистеръ Дальтонъ, съ невѣстой въ Каскаскіѣ или другомъ маленькомъ городкѣ, а старика провезу до Сенъ-Луи, гдѣ и предоставлю ему разыскивать васъ, сколько ему будетъ угодно.

Въ это время раздался крикъ на берегу, гдѣ высадились пассажиры Діаны. Какой-то человѣкъ, въ рубашкѣ сверхъ панталонъ, бѣжалъ во всю прыть, махая шапкой и крича по-нѣмецки: -- стой, стой, ради Бога, стой! Радостный крикъ отвѣчалъ ему изъ междупалубнаго пространства Оцеаника.

Это былъ нѣмецъ, который въ Нью-Орлеанѣ былъ разлученъ съ своимъ семействомъ. Потерявъ почти надежду увидѣться со своими родными, онъ однако сѣлъ на первый попавшійся пароходъ, и къ счастію, то была Діана, которая одна могла поспорить съ Оцеаникомъ въ быстротѣ хода. Но казалось, несчастный затѣмъ только догналъ свое семейство, чтобы снова съ нимъ разлучиться. Крики и мольбы его были напрасны.

-- Отчаливай, крикнулъ штурманъ, прикрикнувъ на матросовъ, которые видимо сожалѣли о бѣдномъ нѣмцѣ: -- отчаливай! впередъ!

-- Стой! закричалъ капитанъ Вилькенсъ, услышавшій радостный крикъ женщинъ внизу и догадавшійся въ чемъ дѣло: -- стой! возьмите этого человѣка.

-- Сейчасъ, серъ! отвѣчалъ штурманъ. Еще разъ кинули канатъ и прикрѣпили его къ берегу.

Въ ту самую минуту съ свистомъ и шипѣньемъ промчалась Діана.

-- Какъ поживаете, капитанъ Вилькенсъ? закричалъ стройный молодой человѣкъ на палубѣ, махая шляпой Вильксису, который привѣтливо отвѣчалъ на его поклоны. Это былъ капитанъ Діаны.

Дальтонъ судорожно сжалъ руку Грея и бросилъ благодарный взглядъ на небо. Старика не было на палубѣ Діаны.

Вниманіе всѣхъ въ эту минуту, было обращено на сцену, происходившую на нижней палубѣ. Нѣмецъ, оставленный въ Нью-Орлеанѣ, вскочилъ на пароходъ, жена и дѣти съ радостными криками бросились къ нему, они обнимали, цаловали его, отирали потъ съ его лица, осыпали его тысячани вопросовъ и въ тоже время не давали отвѣчать, прерывая слова его новыми объятіями и поцалуями.

Кочегары и матросы, по большей части народъ не привыкшій къ нѣжнымъ ощущеніямъ, не смѣялись; хотя все это происходило на непонятномъ для нихъ языкѣ; сердца ихъ была тронуты; нѣкоторые изъ нихъ подошли и пожали руку человѣку, который, едва прибывъ на чужую сторону, едва не потерялъ своего семейства и теперь снова съ нимъ встрѣтился.

Капитанъ, Дальтонъ, Грей, Симмонсъ и Стюартъ сошли къ нему внизъ, и Стюартъ, знавшій довольно хорошо нѣмецкій языкъ, долженъ быль разспросить нѣмца, гдѣ пароходъ останавливался и не встрѣчались ли имъ по сю сторону Фиксбурга пассажиры, которые бы просились попасть на Діану?

Нѣмецъ сообщилъ, что точно какой-то старикъ съ двумя неграми въ лодкѣ хотѣли-было попасть на Діану, но капитанъ не хотѣлъ ожидать его, торопясь итти далѣе.

-- Итакъ, мистеръ Дальтонъ, сказалъ капитанъ улыбаясь: -- теперь вы можете быть спокойны, потому-что ни одинъ изъ нью-орлеанскихъ пароходовъ не въ состояніи догнать Оцеаника, хотя бы они, вмѣсто дровъ, топили смолой и сѣрой. Седьмого числа мы будемъ въ Сенъ-Луи, и если вашъ тесть имѣетъ хоть крошку здраваго смысла, то онъ пойметъ, что ему остается сидѣть на своей плантаціи.

Оцеаникъ шелъ между тѣмъ полнымъ ходомъ; зданія Мемфиса слились уже позади въ одну неопредѣленную массу, и скоро въ сторонѣ города видна была одна бѣлая полоса, чуть обозначавшаяся посреди сумрака.

Снова скользилъ пароходъ по безчисленнымъ изгибамъ Мисиссипи, направляясь къ устью Огіо.

Мистеру Симмонсу по-неволѣ пришлось въ этотъ вечеръ поискать другихъ товарищей для игры. Грей былъ слишкомъ счастливъ, слишкомъ удаленъ отъ прозаической дѣйствительности, и не былъ въ состоянія думать о картахъ, и даже о водкѣ, что казалось еще непонятнѣе добряку Симмонсу. Молодой человѣкъ не выходилъ изъ дамской каюты; онъ сидѣлъ подлѣ Целесты, держа ея руки въ своихъ и наклонясь къ ней, описывалъ перенесенныя имъ страданія. Такъ толковалъ онъ до тѣхъ поръ, пока свѣтлыя слезы не заблистали въ темныхъ глазахъ дѣвушки. Наконецъ, улыбаясь сквозь слезы, она бросилась ему на шею и сказала, что теперь ничто въ свѣтѣ не въ состояніи разлучить ихъ.

Долго еще болтали они, припоминая всѣ обстоятельства при разлукѣ, всѣ интриги стараго Тайлора. Целеста разсказывала, какъ плакала о своемъ Вильямѣ, который въ то время, больной, лежалъ въ Нью-Орлеанѣ. Она описывала ему, какимъ образомъ, преслѣдуемая любезностями молодого, ненавистнаго Тайлора, рѣшилась она поступить въ женскій монастырь. Это и было вѣроятно побудительною причиною, заставившею стараго Тайлора выѣхать изъ Сенъ-Луи; онъ боялся, что Целеста сдержитъ свое обѣщаніе. Судя по принятымъ имъ мѣрамъ, онъ хотѣлъ увезти бѣдную дѣвицу въ Мексику. Но судьба послала ему наказаніе и соединила любовниковъ.

Дальтонъ проводилъ не менѣе блаженныя минуты подлѣ своей возлюбленной, и врядъ ли въ каютѣ Оцеаника когда-нибудь сходилось четверо человѣкъ болѣе счастливыхъ. Пока пароходъ, вздымая пѣну, скользилъ въ виду дремучаго и шумящаго лѣса, наши любовники смотрѣли другъ другу въ глаза и мѣнялись ласками.

Не такъ нѣжна, но не менѣе трогательна, была радость семейства знакомаго намъ нѣмца, и жена его съ неменьшимъ вниманіемъ слушала разсказъ мужа, покинутаго въ огромномъ городѣ.

-- Въ страшномъ отчаяніи (такъ продолжалъ онъ начатый разсказъ) побѣжалъ я, видя, что всѣ люди на берегу смѣются надо мной, въ нѣмецкую гостинницу, гдѣ мы прожили два дня во время пребыванія нашего въ Нью-Орлеанѣ, и упалъ тамъ съ рыданіемъ на стулъ, поставивши въ уголъ кофе, сахаръ и молоко, купленные мною для нашего младшаго дитяти, -- все это мнѣ васъ напоминало. Въ комнатѣ были рсе нѣмцы, но ни одинъ изъ нихъ не пожалѣлъ обо мнѣ, и вмѣсто того, чтобы утѣшить меня, они грубо острили надъ моимъ несчастіемъ, говоря, что мнѣ теперь не будетъ заботъ о пропитаніи семейства, потому-что вѣроятно никогда оно не отыщется. Жестокость соотечественниковъ произвела во мнѣ то, чего быть можетъ не сдѣлали бы ни утѣшенія, ни дружескіе совѣты. Я съ отчаяніемъ вскочилъ и побѣжалъ къ пароходамъ, съ твердымъ намѣреніемъ взойти на первый, который бы шелъ въ эту сторону. Въ карманѣ у меня не было ни пфеннинга, потому-что всѣ наши деньги въ красномъ сундукѣ здѣсь на Оцеаникѣ.

"Но на пристани не было парохода, который бы въ тотъ же день плылъ противъ теченія, всѣ ушли раньше Оцеаника. Съ тоской въ душѣ, съ мыслями о самоубійствѣ, воротился я въ гостинницу. Кто-то изъ прислуги въ это время разсматривалъ купленныя мною вещи. Я представилъ ему безнадежное свое положеніе и просилъ его взять эти припасы, а вмѣсто нихъ дать мнѣ ночлегъ и поѣсть чего-нибудь. Вещи стоили вдвое болѣе; несмотря на то, ему, казалось, не хотѣлось согласиться на мое предложеніе; наконецъ онъ однако смягчился и далъ мнѣ нѣсколько кракеровъ (родъ корабельныхъ сухарей изъ пшеничной муки), кусочекъ сыру и постель, но безъ москитоской сѣтки, такъ-что животныя эти чуть не заѣли меня.

"Утромъ я вскочилъ голодный и снова началъ хлопотать о пароходѣ. Къ моему счастію, "Діана" готовилась отправиться, и капитанъ взялъ меня безплатно, съ обязанностью носить дрова для парохода.

"О Боже, какъ охотно помогалъ бы я имъ топить, если бы они мнѣ позволили, чтобы только скорѣе догнать васъ; для этого было и безъ меня много рукъ. Съ страшною скоростью неслись мы по большой рѣкѣ и перегнали всѣ пароходы. Какъ билось мое сердце каждый разъ, когда я видѣлъ передъ собою бѣлый дымъ, думая, что идетъ Оцеаникъ.

"Часто звали насъ люди на берегу, чтобы заставить капитана остановиться; но онъ рѣдко высылалъ свою шлюбку, потому-что спѣшилъ, какъ-будто согласившись со мною. Такъ-то я догналъ васъ, и теперь никто насъ не разлучить.

Онъ взялъ дѣтей на руки, старшихъ посадилъ на колѣни, обнималъ и цаловалъ ихъ, слезы текли по смуглымъ щекамъ его. Потомъ всѣ улеглись спать.

Междупалубное пространство Оцеаника, тускло освѣщенное одною висячею лампою, представляло довольно живописное зрѣлище.

У обѣихъ стѣнъ, къ которымъ были придѣланы трехъ-этажныя койки, лежало столько людей, сколько могло ихъ помѣститься, и страшно было видѣть, какъ изъ открытыхъ коекъ висѣли: гдѣ нога, гдѣ рука, гдѣ наконецъ голова. Изо всѣхъ угловъ раздавалось громкое храпѣнье. Такъ-какъ Оцеаникъ не имѣлъ достаточно кроватей, чтобы доставить всѣмъ пассажирамъ особсе ложе, то на сундукахъ и ящикахъ, разбросанныхъ въ безпорядкѣ на палубѣ, въ странныхъ положеніяхъ лежали и висѣли сонныя фигуры, изъ которыхъ немногимъ удавалось заснуть спокойно.

Въ отдаленномъ углу, при свѣтѣ почти догорѣвшей сальной свѣчи, сидѣли два человѣка съ мрачнымъ видомъ и играли въ карты.

Фонарь потухъ, и только матовый полусвѣтъ царствовалъ въ тѣсномъ, набитомъ людьми пространствѣ; все спало глубокимъ сномъ, исключая двухъ игроковъ, какъ вдругъ за сундукомъ нѣмца, который неосторожно упоминалъ о немъ въ своемъ разсказѣ, тихо приподнялась голова, и два темныхъ глаза безпокойно и пристально оглянули все пространство и потомъ остановили наблюдательный взоръ на игрокахъ.

Все было тихо, и только однообразное дыханіе спящихъ или монотонный трескъ и стукъ огромной машины, да еще изрѣдка полуподавленное проклятіе игроковъ нарушали ночную тишину.

Притаившійся за ящикомъ человѣкъ тихо поднялъ руку и попробовалъ осторожно замокъ, висѣвшій на крышкѣ, пощупалъ замочную скважину и вытащилъ изъ кармана связку маленькихъ ключей, которые поочередно вставлялъ въ замокъ; наконецъ одинъ нашелся впору, замокъ подался, но въ это время связка выскользнула изъ рукъ вора съ громкимъ шумомъ упала на полъ.

-- Убирайся прочь! пробормоталъ одинъ изъ спящихъ, вытянувшій длинное свое тѣло на ящикѣ, неимѣвшемъ болѣе трехъ футовъ въ квадратѣ. Голова этого пассажира висѣла съ одного комма, а ноги съ другого.

Испуганный собственнымъ шумомъ и безсознательнымъ возгласомъ спящаго, воръ исчезъ за сундукомъ и притаился.

-- Слышалъ, тамъ что-то упало! сказала нѣмка, толкнувъ мужа: -- встань и посмотри.

-- Это вѣрно машина шумитъ, пробормоталъ мужъ, не обращая сквозь сонъ вниманія на ея слова. Жена прислушивалась еще нѣсколько времени, но такъ-какъ все утихло, то она снова уснула.

Воръ, пролежавъ около четверти часа за сундукомъ безъ всякаго движенія, тихо и осторожно приподнялъ крышку не болѣе какъ на одинъ дюймъ, просунулъ руку въ сундукъ и началъ тамъ рыться. Послѣ короткаго поиска, рука его схватила маленькій, довольно тяжелый мѣшечекъ, заключавшій въ себѣ весь капиталъ бѣдныхъ переселенцевъ. Воръ тихо сжалъ его въ рукѣ и приготовился кончить свое дѣло, какъ въ это время проснулся надъ его головой длинный кентукецъ, началъ зѣвать и вытягиваться. Наконецъ онъ уперся на локти и привсталъ на своей постели, сколько позволяло ея неудобное устройство.

-- Экой крѣпкій матрасъ, чтобъ его... кричало новое лицо, постукивая каблуками о доску, на которой лежалъ: -- вѣдь не устроятъ же такой койки, чтобы порядочный человѣкъ въ футовъ шесть могъ покойно въ ней помѣститься! Охъ! хо! охъ! продолжалъ кентукецъ, снова вытягиваясь и ворочаясь во всѣ стороны: -- хоть бы утро пришло поскорѣе.

Услышавъ эти возгласы, воръ выпустилъ изъ рукъ свою добычу и съ бѣшенствомъ въ душѣ скрылся въ тѣни отъ сундука.

-- Эй, Джимъ! закричалъ длинный дѣтина одному изъ картежниковъ: -- что вы? всю ночь собрались сидѣть? Есть уже два часа. Эй, Джемъ, слышишь?

-- Убирайся! лаконически отвѣчалъ одинъ изъ игроковъ.-- Видя безполезность своихъ разспросовъ, длинный пассажиръ опять развалился на койкѣ, стараясь заснуть хоть немного.

-- Хорошо бы было, возгласилъ густой басъ подъ его койкою: -- еслибъ тамъ на верху лежали поспокойнѣе.

-- А почему бы это вамъ хотѣлось? спросилъ кентукецъ, перегнувшись черезъ край и глядя на своего нижняго товарища.

-- Потому-что чуть вы тамъ наверху заворочаетесь, мнѣ падаютъ пыль и песокъ въ глаза! отвѣчалъ съ досадою басъ: -- въ ротъ тоже, прибавилъ онъ, быстро вскочивъ и сплюнувъ въ сторону; потому-что отъ новаго движенія кентукца весь песокъ, накопившійся между щелями досокъ, высыпался ему въ разинутый ротъ, -- полежите же наконецъ смирно! что же мнѣ дѣлать здѣсь внизу?

-- Закрыть ротъ и глаза! спокойно сказалъ длинный пассажиръ, а вслѣдъ на тѣмъ вытянулся еще разъ, захрапѣлъ и перенесся на цвѣтущіе берега Ликкинга {Рѣка въ Кентуки.}.

Чуть настала прежняя тишина, какъ изъ-на ящика приподнялась фигура спрятавшагося вора; Мошенникъ отворилъ снова крышку сундука, всунулъ руку, схватилъ деньги, положеніе которыхъ ему теперь было извѣстно, и стиснувши кладъ изо всей силы, вынулъ его на свѣтъ Божій.

Затѣмъ онъ осторожно спустилъ крышку, надѣлъ накладку и только собирался вдѣть замокъ и затворить его, какъ снова былъ прерванъ въ своемъ занятіи.

-- Я говорю, сосѣдъ, закричалъ одинъ изъ пассажировъ, улегшійся подлѣ него на полу и нѣсколько разъ претерпѣвшій отъ кентукца, вытянувшагося на сундукѣ, удары ногами по самой физіономіи: -- я бы желалъ, чтобы вы смотрѣли немного за своими длинными ходулями, а не то я укушу ихъ; damn your eyes! или черепъ мои для того созданъ, чтобы вы могли обтирать на немъ свои ноги!

-- Wood pile -- wood pile! раздался въ эту минуту голосъ штурмана. Wood pile, boys! get up here! get up! {Дрова нести! вставайте, вставайте!} Въ тоже время онъ обхаживалъ всѣ койки и толкалъ всѣхъ спящихъ, не обращая вниманія на ихъ досаду и отнѣкиванья.

Вытягиваясь и зѣвая, подымались пассажиры, терли заспанные глаза, отыскивая шапки и шляпы, снятыя передъ сномъ; остальное платье было на нихъ; между тѣмъ штурманъ будилъ, всѣхъ, поднося фонарь подъ самыя лица спящихъ, которые отъ испуга корчили страшныя рожи и дико смотрѣли на огонь, очутившійся въ трехъ дюймахъ отъ ихъ носа.

Пожилой человѣкъ спалъ такъ же глубокимъ сномъ въ своей койкѣ, спокойно скрестивъ руки на груди; штурманъ нагнулся къ нему и, дерзка фонарь надъ самымъ лицомъ спящаго, закричалъ:

-- Вы носите дрова?

Спавшій, не понимая въ чемъ дѣло, но разбуженный громкимъ крикомъ и увидавъ передъ самыми глазами яркій свѣтъ фонаря, заревѣлъ изо всѣхъ силъ, вскочивъ на ноги:

-- Горитъ! Пожаръ! пожаръ!

-- Что такое? крикнулъ штурманъ, въ испугѣ самъ отскочивъ отъ пассажира.-- Что это вы кричите, продолжалъ онъ смѣясь, при видѣ старика, который съ безсмысленно-открытыми глазами и ртомъ сидѣлъ, упираясь на локти: -- успокойтесь, съ вами ничего не будетъ!

-- Ради Бога, что же вамъ нужно?

-- Носите вы дрова? спросилъ штурманъ.

-- И для этого такой адскій шумъ? спросилъ тотъ, еще больше открывая глаза.

-- Носите вы дрова? повторилъ штурманъ, теряя терпѣніе.

-- Нѣтъ, нѣтъ! закричалъ старикъ, понявшій наконецъ смѣшное свое положеніе, при видѣ пассажировъ, окружавшихъ его -со смѣхомъ: -- нѣтъ и убирайтесь! съ этими словами онъ повернулся на другую сторону и выставилъ смѣющейся публикѣ свою спину.

-- Wood pile! wood pile! сказалъ штурманъ, ударяя нѣмца ладонью по плечу. Нѣмецъ всталъ, но видя, что сундукъ отворенъ, бросился къ нему, сорвалъ крышку и напрасно обшарилъ всѣ углы съ смертельною блѣдностью на лицѣ: весь сундукъ, все имѣніе его, вся надежда на будущее существованіе исчезли. Да, напрасно перерылъ онъ дрожащими отъ боязни руками бѣдныя вещи свои; деньги его пропали; безъутѣшно и безнадежно стоялъ онъ, глядя тусклыми глазами на разбросанные пожитки, между тѣмъ какъ большія капли слезъ медленно текли по блѣднымъ щекамъ его.

-- Wood pile, wood pile! молодецъ! Живо -- вложите свою дрянь; damn it, слышите ли? кричалъ штурманъ, между тѣмъ какъ нѣмецъ не обращалъ на него вниманія и безсмысленно глядѣлъ въ сундукъ.

-- Все украдено! пробормоталъ онъ наконецъ и, закрывъ лицо, упалъ на колѣни.

-- Что тутъ опять не такъ? спросилъ штурманъ, съ досадою обращаясь къ окружающимъ.

-- Кто-то укралъ всѣ его деньги, сказахъ кто-то изъ разумѣвшихъ по-нѣмецки.

-- Укралъ? крикнула пронзительно жена, порываясь какъ безумная сквозь толпу: -- украли? всѣ наши деньги? Святая Богородица! завопила она, видя открытый, перерытый сундукъ и мужа, стоящаго на колѣняхъ въ нѣмомъ отчаяніи. Святая Богородица! и бѣдная женщина съ громкимъ рыданьемъ грянулась на полъ.

-- Wood pile -- damn it, кричалъ штурманъ: -- вонъ отсюда, что вы тутъ зѣваете; разсуждайте и плачьте послѣ, теперь носить дрова, пароходъ присталъ къ берегу.

Люди, обязавшіеся носить дрова, вышли; нѣмецъ лежалъ недвижно подлѣ сундука, между тѣмъ какъ жена еще разъ, безуспѣшно, съ дикою поспѣшностью, обыскала сундукъ. Точно такъ же были тщетны поиски, устроенные по приказанію капитана, вслѣдствіе просьбъ многихъ пассажировъ: когда пароходъ шелъ опять полнымъ ходомъ, воръ вышелъ на берегъ, вѣроятно предпочитая лучше скитаться въ болотахъ, чѣмъ подвергнуться строгому обыску; къ утру были прекращены всѣ поиски. Всѣ пассажиры повидимому принимали большое участіе въ покражѣ, за исключеніемъ двухъ игроковъ, которые вовсе не замѣчали шума около себя, даже не спрашивали о причинѣ суматохи и, совершенно занятые игрой, ни разу не вставали; только когда къ утру дневной свѣтъ началъ пробиваться сквозь окна и двери, они задули жолтый сальный огарокъ и продолжали игру при дневномъ свѣтѣ.

Симмонсъ собралъ въ каютѣ маленькую сумму для бѣдныхъ людей, желая обезпечить несчастныхъ хотя на первое время.

Оцеаникъ продолжалъ путь свой съ страшною скоростію.

Безконечный, вѣковой лѣсъ мрачно тянулся по обѣимъ сторонамъ; кое-гдѣ встрѣчалась избушка поселенца, живущаго въ отдаленіи отъ всѣхъ людей и предоставленнаго милости москитосовъ, -- поселенца, который занимался продажею дровъ проѣзжающимъ по рѣкѣ пароходамъ, хотя ни деревья, ни земля, на которыхъ они стояли, не принадлежали ему. Маленькая избушка дровосѣка почти исчезала подлѣ гигантскихъ деревьевъ первобытнаго лѣса.

Наблюдатель съ проѣзжавшаго парохода едва могъ различить просѣку въ густомъ лѣсу; и только маленькій клочекъ съ высохшими деревьями, свѣтлая сѣрая досчатая крыша и дрова, сваленныя на берегу, обозначая мѣстопребываніе семейства, одного изъ звеньевъ великой цѣпи человѣческаго общества, вырывали невольное восклицаніе: что, скажите, Бога ради, можетъ заставить разумнаго человѣка, живого, мыслящаго человѣка, поселяться въ болотистомъ мѣстѣ, гдѣ живутъ только насѣкомыя, гады и дикіе звѣри, гдѣ царствуютъ горячки и падежи, гдѣ Мисиссипи наполняетъ берега и уноситъ съ собою бѣдное ихъ имущество и съ трудомъ собранный запасъ дровъ, гдѣ они даже не могутъ найти сухого мѣста, для погребенія своего тѣла?

Голубой дымъ вился изъ этихъ форпостовъ цивилизаціи и, уносимый вѣтромъ, пропадалъ въ сторонѣ, между страшно высокими верхушками хлопчато-бумажныхъ деревьевъ.

Оцеаникъ проѣзжалъ мимо одного изъ такихъ жилищъ, повидимому еще совершенно новаго; Дрова еще не были свалены на берегу, только свѣтлая крыша хижины и нѣсколько бѣлыхъ и пестрыхъ коровъ обозначали близость живого, мыслящаго существа.

-- Эй, пароходъ! эй! крикнулъ съ берега какой-то человѣкъ, махая платкомъ, привязаннымъ къ дляцной палкѣ.

-- Пристать вы хотите? спросилъ капитанъ, стоявшій съ зрительной трубкой на палубѣ.

-- Поворотите пароходъ, продолжалъ онъ:-- тамъ, кажется, кто-то хочетъ войти къ намъ.

-- Hallo the boat, кричалъ снова голосъ, нетерпѣливѣе прежняго.

Капитанъ раза два дернулъ колоколъ, показывая тѣмъ, что понялъ стоявшаго на берегу и хочетъ пристать; пароходъ же круто поворотилъ къ берегу, къ означенному мѣсту.

-- Что вамъ надобно? закричалъ капитанъ, подойдя къ берегу.

-- Куда идетъ пароходъ?

-- Въ Сенъ-Луи!

-- Ай, ай! кричалъ человѣкъ съ берега, показывая, что понялъ.

-- Вы хотите ѣхать со мной? спросилъ капитанъ.

-- Не хотите ли вы купить хорошую лодку? спокойно спросилъ береговой житель, приставивъ руки ко рту, въ видѣ воронки.

-- Что? вы хотите на пароходъ? спросилъ удивленный и раздосадованный капитанъ.

-- Я говорю, не хотите ли вы купить хорошую лодку? повторилъ мнимый пассажиръ.

-- Пошелъ ты! крикнулъ въ бѣшенствѣ капитанъ, показывая рулевому, чтобы ѣхать дальше.

-- Ай, ай! кричалъ тотъ, повернулся и спокойно пошелъ къ хижинѣ.

-- Зачѣмъ не согласились вы на выгодный торгъ, спросилъ лукаво улыбаясь Симмонсъ, когда они вошли въ каюту: -- лодка вѣрно была хороша, если вы рѣшились переѣхать Мисиссипи, для того только, чтобъ о ней поговорить.

-- Смѣйтесь! сказалъ Вилькенсъ: -- что же мнѣ было дѣлать? выйти на берегъ, чтобъ отдуть его? да тогда плутъ ушелъ бы въ чащу; поневолѣ остается только смѣяться.

-- Вы не думаете ли, что этотъ человѣкъ хотѣть посмѣяться валъ вами? съ удивленіемъ спросилъ Симмонсъ.

-- Разумѣется, сказалъ Вилькенсъ: -- не могу же я думать, чтобы разумный человѣкъ серьёзно рѣшился звать пароходъ чрезъ всю рѣку, чтобы предложатъ мнѣ дрянную лодку, которая вѣроятно годится развѣ на дрова!

-- Не думайте такъ, капитанъ, сказалъ Симмонсъ: -- не думайте: человѣкъ предлагалъ вамъ торгъ, насколько не шутя, а онъ навѣрно остался бы на берегу, воображая, что вы хотите видѣть лодку. Одинъ изъ моихъ сосѣдей держалъ пари на боченокъ водки, что свинья, которую хотѣлъ заколоть, вѣсить двѣсти фунтовъ, а не сто восемьдесятъ, какъ увѣрялъ его противникъ; не имѣя вѣсовъ, они условились обратиться за рѣшеніемъ къ тому человѣку, котораго раньше всѣхъ встрѣтятъ, обѣщаясь безпрекословно покориться его заключенію. Въ это время шелъ пароходъ "Черный Соколъ"; онъ плылъ около другого берега. Наши спорщики, увидѣвъ на палубѣ капитана, съ неистовствомъ принялись махать платками и кричать во все горло, радуясь тому, что кромѣ рѣшенія спора предстоитъ имъ возможность запастись любимымъ своимъ напиткомъ. Такъ-какъ пароходъ почти не имѣлъ пассажировъ, то капитанъ, въ надеждѣ получить пятнадцать или двадцать лишнихъ долларовъ, переплылъ рѣку и вышелъ на берегъ; но каково же было его удивленіе, когда онъ узналъ, что его звали для того, чтобы рѣшить, что вѣситъ убитая свинья! Долго онъ клялся и бранился, и наконецъ, взбѣшенный дерзостью или глупостью этихъ людей, долженъ былъ продолжать путь, въ добавокъ сопровождаемый крупною бранью моихъ сосѣдей, обманутыхъ въ своемъ ожиданіи насчетъ бочонка съ водкою.

-- Въ такомъ случаѣ, не мудрено, если "янки" смѣются надъ "западными" жителями, сказалъ Вилькенсъ:-- и если мистеръ Блумфильдъ когда-нибудь воротится на востокъ, то разскажетъ о насъ забавныя вещи.

-- Не слишкомъ дурныя, капитанъ, отвѣчалъ Блумфильдъ, помирившійся съ Стюартомъ: -- жители запада вовсе не считаются глупцами въ восточныхъ штатахъ. Напротивъ того, я всегда слышалъ, что разнощики и торговцы часовъ съ востока, скитающіеся по всѣмъ штатамъ, добываютъ на западѣ менѣе барыша, чѣмъ въ среднихъ штатахъ.

-- Да, ужь о вашихъ часовщикахъ нечего и говорить, замѣтилъ Симмонсъ: -- отецъ мой мнѣ всегда говорилъ, что янки clock pedlar (продавецъ стѣнныхъ часовъ) способенъ навязать свои часы человѣку на смертномъ одрѣ, и что онъ не выйдетъ изъ дому, не спустивъ съ рукъ часть своего товара.

-- Ну, клокъ педлары еще не самые хитрые, сказалъ капитанъ Вилькенсъ:-- вспомните только, какъ янки продаютъ цѣлые корабли деревянныхъ окороковъ, обшитыхъ кожею.

-- Или выточенные изъ дерева мускатные орѣхи, сказалъ смѣясь Блумфильдъ.

-- Это все еще бездѣлица, въ сравненіи съ статьей, найденной мною въ Чарльстонской газетѣ, сказалъ Грей, вынимая листокъ изъ кармана:-- кажется, восточные земляки наши занимаются теперь изготовленіемъ особенныхъ колбасъ; впрочемъ лучше я прочту объявленіе:

"Получаемыя изъ Гартфорда колбасы, изъ легко разрубленной красной фланели и картофеля, дѣйствительно нездоровая пища, однако ихъ можно ѣсть; тѣже, къ которымъ примѣшивается треть сѣрой бумаги, не годятся даже собакамъ."

-- Недурно, сказалъ захохотавъ Блумфильдъ: -- мои соотечественники, какъ кажется, дѣлаютъ быстрые успѣхи въ промышленности, но въ замѣнъ они уступаютъ западнымъ въ торговлѣ лошадьми, особенно въ индѣйскомъ способѣ покупать лошадь, въ чемъ, какъ я слышалъ, особенно отличается Арканзасъ!

-- Я сомнѣваюсь, отстаетъ ли Миссури въ этомъ отношеніи, сказалъ Стюартъ: -- говорятъ, оба штата сродни въ этомъ случаѣ, и то, что крадется въ Миссури, легко продается въ Арканзасѣ, особенно съ того времени, какъ уничтожили тамъ смертную казнь за воровство лошадей. Недурно было бы, продолжалъ онъ, переглянувшись съ Симмонсомъ: -- составить намъ маленькую партію; погода стоить худая и намъ нечего дѣлать.

-- Съ удовольствіемъ, сказалъ Симмонсъ:-- я самъ хотѣлъ предложить поиграть; нельзя однако не выпить передъ тѣмъ: у меня пересохло въ горлѣ; это несообразно съ моимъ сложеніемъ; эй, малый, стакановъ!

Грей извинился и передалъ мѣсто свое Блумфильду, къ досадѣ Симмонса, который еще не переставалъ коситься на него за охотничьи повѣсти; впрочемъ послѣдній разсказъ Стюарта, казалось, совершенно удовлетворилъ любознательность нью-йоркскаго жителя.

Запасшись дровами, Оцеаникъ тихо и безмятежно продолжалъ путь свой, по быстрой рѣкѣ, когда внезапно страшный шумъ и крикъ послышались въ междупалубномъ пространствѣ.

-- Что тамъ опять случилось, закричалъ капитанъ Вилькенсъ:-- видно, что нынѣшняя поѣздка наша обречена на гвалтъ и приключенія.

Съ этими словами онъ всталъ съ мѣста и хотѣлъ итти узнать причину суматохи, какъ въ ту же минуту вошли въ комнату штурманъ съ молодымъ нѣмцемъ, говорившимъ довольно чисто по-англійски.

-- Капитанъ, началъ штурманъ: -- проклятый поваръ сдѣлалъ глупость.... и однако вотъ онъ лучше разскажетъ, онъ все слышалъ, сказалъ штурманъ, показывая на нѣмца: -- все говорилось по-нѣмецки, и кто разберетъ ихъ.

-- Что вамъ угодно? сказалъ капитанъ, обращаясь вѣжливо къ молодому человѣку, который былъ блѣденъ какъ полотно: -- что сдѣлалъ мой поваръ?

-- Самое ужасное, самое гнусное дѣло, закричалъ молодой человѣкъ съ гнѣвомъ и увлеченіемъ.-- Господа, продолжалъ онъ, обращаясь къ каютнымъ пассажирамъ: -- я разскажу вамъ, что случилось на этомъ пароходѣ:

"Между моими соотечественниками, прибывшими изъ старой родины искать въ другой части свѣта новое отечество, находится бѣдная глухонѣмая дѣвушка, сирота, воспитанная бѣдными людьми, которые и при переселеніи не хотѣли ее покинуть. Отъ роду ей неболѣе пятнадцати лѣтъ. Негръ-поваръ соблазнилъ ее.

-- Это ужасно! закричалъ Стюартъ.

-- Страшное преступленіе!.... крикнулъ Симмонсъ въ тоже время.

-- Его надобно связать, осудить на смерть! раздавалось со всѣхъ сторонъ.

-- Съ смертельнымъ страхомъ и страшнымъ отчаяніемъ на лицѣ, продолжалъ молодой нѣмецъ: -- бросилось бѣдное дитя къ госпожѣ своей, разсказала свое несчастіе, между тѣмъ какъ извергъ хвасталъ своимъ поступкомъ въ кухнѣ передъ товарищами.

-- Гдѣ поваръ? спросилъ капитанъ Вилькенсъ, кусая губы и топая ногой: -- его нужно повѣсить.

-- Мы его связали, и онъ лежитъ внизу, отвѣчалъ молодой нѣмецъ, называвшійся Эргольдомъ.

-- Выбросьте его за бортъ, закричалъ Стюартъ: -- дѣло будетъ короче; не остался бы онъ въ-живыхъ, будь я участникомъ въ этомъ дѣлѣ!

-- Вы участникъ въ этомъ дѣлѣ! сказалъ съ жаромъ Эргольдъ: -- вы такъ же участникъ, какъ и всякій благородный человѣкъ; я надѣюсь, что никто изъ находящихся здѣсь господъ не откажется быть заступникомъ бѣдной глухо-нѣмой дѣвушки.

-- По моему мнѣнію, сказалъ Грей: -- мы лучше всего сдѣлаемъ, если свяжемъ преступника и сдадимъ его судьямъ въ Сенъ-Луи; его можно стеречь, такъ-что онъ не будетъ имѣть случая убѣжать.

Пассажиры спорили и требовали, чтобы повара тотчасъ же наказали. Капитанъ просилъ не торопиться судомъ, говоря, что онъ одинъ будетъ отвѣчать, потому-что по прибытіи въ Сенъ-Луи всѣ пассажиры разойдутся онъ останется одинъ, вмѣстѣ съ тѣмъ Вилькенсъ замѣтилъ, что безъ негра некому будетъ варить кушанье для пассажировъ.

Наконецъ всѣ согласились съ капитаномъ и рѣшили стеречь негра до Сенъ-Луи, а тамъ отдать его въ руки правосудія.

-- Сойдемте внизъ и посмотримъ на него, сказалъ Симмонсъ, и всѣ послѣдовали за нимъ по узкой каютной лѣстницѣ между мѣшками кофе и разной поклажи въ пространство возлѣ машины, тускло освѣщенное двумя лампами.

Тамъ лежалъ привязанный къ столбу преступникъ, въ изодранномъ платьѣ, съ раздутымъ лицомъ и красно-сверкавшими глазами.

-- Капитанъ, закричалъ Стюартъ: -- не будь я Стюартъ, если я возьму въ ротъ хоть одинъ кусокъ, приготовленный этимъ скотомъ.

-- Онъ конечно не очень апетитенъ, сказалъ капитанъ, съ отвращеніемъ отходя отъ дико озирающагося повара.

-- Свяжите ему руки и ноги и бросьте его въ воду, вотъ мой совѣтъ, сказалъ Стьюартъ.

Симмонсъ выразилъ тоже мнѣніе, присовокупивъ, что онъ не достоинъ веревки.

-- А по моему все-таки лучше сдать его въ судъ, сказалъ Г рей: -- онъ связанъ и лучше если его накажутъ въ Сенъ-Луи; то, что тамъ будетъ правосудіемъ, здѣсь было бы своеволіемъ и убійствомъ.

-- Благодарю, мистеръ Грей, сказалъ капитанъ Вилькенсъ, пожавъ руку молодому человѣку: -- благодарю за ваши слова; люди мои будутъ стеречь его поочередно; злодѣй не уйдетъ отъ наказанія.

Пассажиры снова возвратились наверхъ, между тѣмъ какъ капитанъ принялъ мѣры для охраненія преступника и успокоенія междупалубныхъ пассажировъ, изъ которыхъ нѣкоторые, особенно кентукцы, непремѣнно хотѣли бросить негра въ рѣку.

Нѣсколько женщинъ предложили тотчасъ свои услуги, для варенія пищи, чтобы избавить повара отъ этой для пассажировъ непріятной обязанности.

При наступленіи ночи пассажиры удвоили присмотръ за преступникомъ, лежавшимъ на землѣ съ завязанными на спинѣ руками; безмолвно и дико смотрѣлъ онъ на тусклую лампу и, казалось, покорился судьбѣ; наконецъ, побѣжденный усталостью и изнеможеніемъ, заснулъ безпокойнымъ сномъ.

Небо подернулось слабымъ свѣтомъ на востокѣ; Оцеаникъ прибылъ къ городку Кайрой, пришедши изъ жолтыхъ волнъ Мисиссипи въ чистую и свѣтлую волну Огіо, пристать къ берегу.

Раздались звуки колокола, доска были переброшены, и Грей повелъ свою молодую невѣсту въ сопровожденіи капитана Вилькенса, Стюарта и Дальтона. Здѣсь онъ еще разъ оборотился, чтобы проститься съ новыми друзьями, особенно съ Симмонсомъ, котораго снова просилъ навѣстить его и посмотрѣть на его супружеское счастіе.

Симмонсъ обѣщалъ, и молодая парочка отправилась въ гостинницу, между тѣмъ какъ Оцеаникъ медленно выбивался отъ глубокой и густой тины, въ которую въѣхалъ.

Напрасно работала машина, напрасно собрались всѣ матросы на носъ парохода и старались длинными шестами оттолкнуть его въ глубокій фарватеръ; все было безуспѣшно: какъ-будто забитый въ вязкую массу, пароходъ то едва двигался, то останавливался безъ всякаго движенія.

-- Позовите междупалубныхъ пассажировъ, закричалъ штурманъ, взбѣшенный безполезными усиліями: -- позовите пассажировъ.-- А вы, закричалъ онъ рабочимъ: -- понатужьтесь хорошенько, ну, еще, еще, живѣй, живѣй!

Большая часть пассажировъ и рабочихъ, стали помогать, какъ умѣли.

-- Вотъ идетъ, идетъ, кричалъ поощряя рабочихъ штурманъ:-- и всѣ налегли на шесты, вдругъ одинъ изъ шестовъ переломился съ трескомъ и четверо человѣкъ свалились за бортъ.

Связанный негръ лежалъ между тѣмъ, оставленный почти всѣми, потому-что большая часть пассажировъ находилась на палубѣ. Только два молодыхъ крестьянина сидѣли подлѣ, не сводя съ него глазъ. Поваръ подозвалъ къ себѣ одного изъ пробѣжавшихъ мимо поваренковъ и просилъ дать ему напиться.

Молодой мулатъ возвратился чрезъ нѣсколько секундъ съ жестяной кружкой и подалъ ее негру, съ жадностію прильнувшему къ ней губами.

Въ эту минуту раздался громкій крикъ, сопровождавшій паденіе четырехъ людей въ воду.

Оба сторожевые въ испугѣ вскочили на ноги и прислушивались къ крику; мулатъ же, пользуясь минутой, перерѣзалъ острымъ ножемъ веревки, увязывавшія повара, и прежде, чѣмъ нѣмцы успѣли опомниться, негръ вскочилъ, вырвалъ ножъ изъ рукъ мулата и двумя прыжками очутился на задней части парохода. Онъ хотѣлъ броситься въ привязанную тамъ шлюбку, перерѣзать веревку и спастись. Во всякомъ случаѣ, онъ рѣшился защищать свою свободу до послѣдней крайности.

Едва достигъ онъ шлюбки, какъ обратилъ на себя вниманіе кентукца, сидѣвшаго въ этой части парохода. Едва поваръ вскочилъ въ шлюбку, кентукецъ кинулся на него, и они стали бороться. Ошеломленный внезапнымъ натискомъ, негръ вѣроятно позабылъ, что держитъ въ рукѣ ножъ, и пропустилъ удобную минуту. Не выдержавъ натиска кентукца, перевалился онъ на правую сторону и въ ту же секунду, испустивъ раздирающій стонъ, перевалился чрезъ край лодки и исчезъ подъ водою.

Въ это время машина перестала работать, Оцеаникъ тронулся; капитанъ и пассажиры подбѣжали къ задней части парохода и увидѣли чернѣвшее въ водѣ тѣло утопленника.

-- Спустите шлюпку! закричалъ капитанъ.

Никто не трогался, и всѣ безмолвно смотрѣли на усилія негра, который старался держать голову надъ водой; но, ослабѣвъ отъ потери крови, онъ не былъ въ-силахъ держаться на поверхности.

Пароходъ, казалось, остановился, или, вѣрнѣе, медленно шелъ назадъ по теченію.

Еще разъ увидѣли черную курчавую голову утопленника, а потомъ исчезла и она.

Капитанъ Вилькенсъ отправился въ каюту разсказать дамамъ о происшествіи.

Между тѣмъ Оцеаникъ быстро приближался къ цѣли своего путешествія; несмотря на то, между его пассажирами, казалось, исчезло хорошое расположеніе духа. Самъ Симмонсъ, казалось, былъ не гь своей тарелкѣ и болѣе обыкновеннаго занимался истребленіемъ любимаго своего напитка -- водки съ сахаромъ.

Около десяти часовъ утра, въ седьмой день пути, пассажиры Оцеаника примѣтили въ дали бѣлые дома Сенъ-Луи; въ гавани стояло тринадцать или четырнадцать разныхъ параходовъ, проскользнувши между которыми, Оцеаникъ подъѣхалъ къ берегу.

Звонокъ раздался, канаты были выброшены и прикрѣплены къ большимъ желѣзнымъ кольцамъ, началась возня и хлопоты, по окончаніи которыхъ пассажиры Оцеаника разошлись въ разные стороны. Въ тотъ же вечеръ прибылъ пароходъ "Red rover" изъ Нью-Орлеана и привезъ плантатора изъ Мисиссипи, который началъ всѣхъ распрашивать о Дальтонѣ и его подругѣ; но молодая пара уже успѣла воспользоваться временемъ и въ городѣ Сенъ-Луи сочеталась узами, которыхъ ни одинъ изъ плантаторовъ великаго штата Мисиссипи разорвать былъ не въ состояніи. Въ самый день брака Дальтонѣсъ женою отправились въ Илинойсъ и скрылись у одного изъ своихъ родственниковъ; напрасно бѣсился старикъ: онъ не могъ открыть ихъ убѣжища; когда же и узналъ о немъ, то было уже поздно; дочь была для него потеряна. Обругавши цѣлый свѣтъ, въ безсиліи своего гнѣва, онъ воротился на свою плантацію.

-----

Осенью того же года Симмонсъ сидѣлъ у Грея, уже обвѣнчавшагося съ маленькой Целестой; толкуя между собою, они вспоминали свой переѣздъ на Оцеаникѣ.

-- Что сдѣлалось съ Блумфильдомъ? спросилъ Грей съ улыбкой, вспоминая разсказъ о тонкомъ ружьѣ.

-- Онъ отправился на родину Стюарта стрѣлять оленей, отвѣчалъ Симмонсъ:-- и говорилъ, что коли найдетъ товарища, то съѣздитъ въ скалистыя горы.

-- А г-жа Дальтонъ? спросила Целеста.

-- Она помирилась съ отцомъ; кажется, и молодой Дальтонъ попалъ въ милость къ старику, у котораго нѣтъ другихъ дѣтей. Зимой собираются они переѣхать въ болѣе теплый климатъ, т. е. отправиться на плантацію тестя въ Мисиссипи.

-- Однако, Грей, я вамъ довольно разсказывалъ, такъ заключилъ Симмонсъ свои извѣстія: -- у меня во рту отъ разговоровъ пересохло. Дайте мнѣ водки съ сахаромъ.

IV.
ДОКТОРЪ МИДДЛЬТОНЪ.

Былъ холодный, но ясный февральскій день; одинокій всадникъ выѣхалъ изъ незначительнаго городка Ф... въ Иллинойсѣ на широкую дорогу -- въ степи. То былъ молодой человѣкъ, лѣтъ двадцати семи или осьми, съ добродушными темными глазами; поверхъ одежды его былъ, по обычаю холодныхъ странъ, надѣтъ огромный сюртукъ изъ бѣлой фланели, такъ-что только блестящіе глаза да покраснѣвшія отъ холодного вѣтра щоки выглядывали изъ поднятаго вверхъ воротника; на голову была нахлобучена шапка изъ мягкой темношерстной выдры.

Нижняя часть могъ была также обвязана большимъ кускомъ синей фланели, которая въ свою очередь стягивалась зелеными подвязками. На правомъ каблукѣ торчала простая желѣзная шпора, а на спинѣ висѣла красивая кентукская винтовка, принадлежавшая къ числу тѣхъ, которыя жителямъ этой страны доставили славу искусныхъ охотниковъ. Но, несмотря на винтовку, всадникъ, казались, выѣхалъ не для охоты; на немъ не было ни ягташа, ни пороховницы; онъ ѣхалъ крупной рысью по замерзшей дорогѣ и не обращалъ ни малѣйшаго вниманія на дичь, которая безпрестанно подымалась подлѣ дороги. Онъ замѣтилъ передъ собою другого всадника и старался его нагнать, чтобы сколько-нибудь сократить разговорами однообразную степь, тянувшуюся по необозримой дали гладкою желтою равниною.

И дѣйствительно, печальна была эта страшная, жолтая степь. На восточномъ горизонтѣ лежали черныя тучи, прорываемыя тамъ и сямъ сине-зелеными клочками неба, дѣлавшаго видъ ихъ еще печальнѣе; холодно и рѣзко несся сѣверо-западный вѣтеръ съ большимъ озеръ; даже теплые лучи полуденнаго солнца не были въ состояніи согрѣть озябнувшаго всадника, погонявшаго своего маленькаго, быстроногаго понни {Порода малорослыхъ, но крѣпкихъ и быстрыхъ лошадей.}, чтобы сколько-нибудь согрѣться тряскою рысью.

Онъ нагналъ ѣхавшато передъ нимъ всадника и придержалъ лошадь.

-- Здоровы ли вы, докторъ? спросилъ тотъ.-- Несмотря на морозъ, вы собрались въ городъ? куда какъ не кстати этотъ сѣверо-западный вѣтеръ, -- однако погодите, недолго онъ продлятся; видите темныя длинныя полосы тучь? онѣ всѣ идутъ съ востока на западъ: это означаетъ снѣгъ или дождь, а тогда и морозъ присмирѣетъ.

-- Дай Богъ! сказать молодой человѣкъ, подавая руку, которую тотъ дружески пожалъ.-- Скажите мнѣ, Смитфидьдъ, вы развѣ не зябнете? морозъ пробралъ меня сквозь толстый фланелевый сюртукъ, такъ-что кости трещатъ, а вы сидите себѣ спокойно на лошади съ открытою шеей, какъ-будто теперь стоить не февраль, а августъ, и вѣтеръ дуетъ слѣва, а не справа.

Второй всадникъ былъ добродушный старикъ, съ бѣлыми волосами, которыхъ короткія кудри выглядывали изъ-подъ старой шляпы. На немъ была темно-синяя шерстяная охотничья куртка, такіе же панталоны и домашней работы грубые жолтые башмаки. Бѣлая, чистая рубашка, несмотря на сильный морозъ, была открыта на груди и показывала раскраснѣвшуюся отъ пронзительнаго вѣтра шею. Изъ кармана куртки показывалась деревянная рукоятка простого ножа, составлявшаго его единственное оружіе.

Онъ взглянулъ добродушно на доктора отвѣчалъ:

-- Вы слишкомъ много сидите въ комнатѣ, докторъ, слишкомъ много за печкой; когда вздумаете выйти на воздухъ, закутываетесь такъ, что едва носъ выглядываетъ, и малѣйшій вѣтерокъ пробиваетъ васъ насквозь! Да, да, докторъ, если бы наша милая нровимція не была такъ плоска, и испаряющіеся лѣтомъ дожди не производили проклятыхъ лихорадокъ, то, не знаю, было ли бы у васъ многобольныхъ. Что это, докторъ! я думалъ, что вы не охотитесь, а теперь вижу, что у васъ чудная винтовка. О, да я видѣлъ гдѣ-то это оружіе -- оно изъ города.

-- Нѣтъ, сегодня утромъ я зашелъ къ оружейнику за парой пуль для пистолетовъ, и онъ просилъ меня взять ружье домой я при первой возможности отослать къ Джону Снигерсу.

-- Джонъ Снигерсъ? я не ошибся, частенько лежали мы ночью: Джонъ, я и винтовка въ лѣсу, частенько, частенько; а знаете, отчего я не узналъ винтовки? Джонъ велѣлъ снять мѣдную насѣчку и обить простымъ желѣзомъ. Оно и лучше: я ему всегда говорилъ, что мѣдь свѣтится въ лѣсу, особенно если солнце въ ней отражается; гораздо лучше желѣзо или вороненая сталь, какъ у того нѣмца на штуцерѣ. Странный народъ нѣмцы! наши длинныя винтовки имъ не нравятся, и они возятся съ своими короткими игрушками. Правда, маленькіе штуцера бьютъ лихо, если бы можно было держать ихъ твердо; я же въ пятидесяти шагахъ едва могу прицѣлиться въ буйвола. Недавно я видѣлъ одного нѣмца; у него на штуцерѣ былъ ремень; я думалъ сначала, что кожа ему страшно.мѣшаетъ при проходѣ чрезъ кусты, и спросилъ его, къ чему она служитъ; тогда онъ показалъ мнѣ, какъ онъ стрѣляетъ, -- и, надо признаться, мастерски; онъ забрасываетъ ремень за лѣвый локоть, сгибаетъ руку, такъ-что ладонь приходится къ замку и штуцеръ лежитъ твердо, какъ прикованный; я самъ попробовалъ; умно выдумано. Что же касается до этой винтовки, то я могу избавить васъ отъ труда: Джонъ Снигерсъ живетъ только въ полумилѣ отъ меня, и сынъ мой долженъ каждое утро проѣзжать мимо него, по дорогѣ въ школу. Онъ можетъ взять ее съ собою, потому-что я во всякомъ случаѣ буду сегодня вечеромъ дома, даже если бы пришлось ѣхать до полуночи.

-- Вы мнѣ этимъ сдѣлаете большое одолженіе; говоря откровенно, тяжелое желѣзо почти отдавило мнѣ плечо.

-- Я это замѣтилъ съ перваго взгляда, сказалъ смѣясь старикъ: -- я тотчасъ увидѣлъ, что вы не охотникъ, по тому, какъ вы держали винтовку; я же къ нимъ такъ привыкъ, что безъ ружья на плечѣ мнѣ какъ-будто чего-то недостаетъ. Однако, докторъ, долгъ платежемъ красенъ: если вы въ замѣну того согласитесь сдѣлать мнѣ услугу, то избавите меня отъ лишней поѣздки, а именно, въ вашъ городокъ. Мнѣ нужно заплатить тамъ сто пять долларовъ купцу Розенбергу; завтра срокъ, и вы меня крайне обяжете, если согласитесь взять деньги съ собою; но возьмите квитанцію: я не слишкомъ довѣряю этому молодцу; у него что-то очень горбатый носъ и курчавые волосы; маленькій нѣмецъ, мой сосѣдъ, разсказываетъ о немъ разныя вещи.... сдѣлайте мнѣ эту милость!

-- Съ величайшимъ удовольствіемъ, любезный другъ; деньги будутъ вѣрно доставлены и квитанція взята; я самъ не очень довѣряю этому купцу; товарищъ его, отправившійся съ нимъ, шесть лѣтъ тому назадъ, въ Индіану, говорилъ ему въ лицо столько дурного, когда они недавно разбранились, что я за него въ душѣ краснѣлъ. Но какъ бы ни было, квитанцію онъ долженъ дать, а тогда нечего бояться.

-- Въ такомъ случаѣ возьмите, вотъ бумажникъ, сказалъ Смитфильдъ, подавая молодому человѣку маленькій, обтертый бумажникъ, изъ красноватой кожи.-- Не вынимайте, сказалъ онъ, видя, что докторъ хочетъ вынуть ассигнаціи, чтобъ возвратить ему бумажникъ: -- мнѣ его не нужно, и вы мнѣ возвратите его въ другой разъ.

-- Однако, докторъ, продолжалъ онъ, положивъ винтовку передъ собою на сѣдло: -- нѣтъ ли съ вами пороху? я не люблю ѣздятъ съ незаряженнымъ ружьемъ и вѣроятно до ночи повстрѣчаю парочку оленей.

-- Порохъ-то у меня есть, да нѣтъ пуль; я взялъ четверть фунта для моихъ пистолетовъ, потому-что порохъ, который продаетъ Розенбергъ, никуда не годится, между тѣмъ какъ ему платятъ за фунтъ по доллару.

-- Ну, одна пуля найдется у меня въ карманѣ; она отъ моей винтовки и непремѣнно будетъ впору для джонова ствола, если взять только добрую тряпку; онъ часто стрѣлялъ моими пулями; его же пули немного велики для моего ружья.

Съ этими словами онъ сошелъ съ лошади и отыскалъ въ глубокомъ карманѣ пулю.

Докторъ также соскочилъ съ лошади и подошелъ къ нему; онъ обернулъ поводья лошади около праваго локтя и началъ неистово скакать и топать ногами, чтобы сколько-нибудь согрѣть полуокоченѣвшіе члены.

-- У васъ нѣтъ мѣрки, Смитфильдъ? отвѣчалъ онъ старику, когда тотъ спросилъ пороху.

-- Не бѣда! насыпьте мнѣ только пороху на ладонь, чтобы немного прикрыть пулю; стой! не такъ скоро -- такъ -- довольно. Посмотрите, продолжалъ онъ, заткнувъ въ затравку короткій кончикъ пера степной птицы: -- посмотрите, съ этммъ лоскуткомъ кожи пуля совершенно впору. И теперь, сказалъ онъ, спустивъ ее медленно въ дуло, но вѣрною и спокойною рукою: -- я бы желалъ видѣть оленя, который бы осмѣлился стать въ осьмидесяти или ста шагахъ отъ меня.

Два пріятеля сѣли опять на лошадей и проѣхали вмѣстѣ около трехъ миль, разсказывая другъ другу разныя новости; вдругъ дорога раздѣлилась ма-двое а докторъ пріостановилъ, лошадь.

-- Здѣсь намъ нужно разстаться, сказалъ онъ, дружески протянувъ руку старику: -- меня тянетъ въ теплую комнату, и если я не согрѣюсь скоро отъ ѣзды, то заѣду въ первый домъ и переночую тамъ.

-- Прощайте, прощайте! закричалъ старикъ, привѣтливо кивая головою и поворачивая налѣво, между тѣмъ какъ докторъ направилъ свою лошадь по дорогѣ къ сѣверу: -- прощайте, на той недѣлѣ я пріѣду къ вамъ за квитанціей.

-- Хорошо, отвѣчалъ доктору: -- тогда вы непремѣнно будете ночевать у меня.

Между тѣмъ они отъѣхали другъ отъ друга болѣе. чѣмъ на сто шаговъ, еще разъ дружески сказали: "прощайте!" и поскакали каждый своей дорогой по гладкой, мерзлой равнинѣ.

Смитфильду оставалось почти еще двадцать миль до фермы, поэтому онъ пришпорилъ рѣзваго коня своего, такъ-что тотъ, сдѣлавъ нѣсколько скачковъ, помчался по ровной степи скорою иноходью.

Уже немного времени оставалось до солнечнаго заката, когда онъ подъѣхалъ къ небольшому лѣсу, тянувшемуся длинною темною полосою и составлявшему первый предѣлъ тѣхъ большихъ лѣсовъ, которые отъ озеръ идутъ на югъ почти до рѣки Огіо.

Приблизившись къ окраинѣ лѣса, Сыитфильдъ пустилъ лошадь шагомъ и внимательно смотрѣлъ на обѣ стороны дороги, въ надеждѣ, если можно, подстрѣлить беззаботно пасущагося гдѣ-нибудь оленя и привезти домой кусокъ вкусной дичины.

Подъѣхавъ къ кустарнику, на мѣстѣ, гдѣ дорога сворачивала немного вправо, онъ внезапно услышалъ подлѣ самой дороги крикъ индѣйки; тотчасъ остановилъ онъ лошадь и сталъ прислушиваться, откуда происходятъ эти звуки, какъ вдругъ въ пятнадцати шагахъ отъ него, въ низкомъ кустарникѣ, сверкнула блестящая молнія, раздался громкій выстрѣлъ, и, высоко подскочивъ на сѣдлѣ, старый Смитфильдъ, до смерти раненый, грянулся на мерзлую землю. Еще одинъ разъ судорожно приподнялся онъ, упалъ назадъ, вытянулся и умеръ, между тѣмъ какъ теплая кровь переливалась темными ручьями чрезъ синюю охотничью куртку на снѣжную поверхность земли.

Испуганная лошадь полетѣла съ бѣшеною скоростію къ домашнему крову.

Около мяти минутъ старикъ пролежалъ спокойно; кровь перестала течь и остановилась густою массою на дорогѣ. Лицо его покрылось смертною блѣдностію, между тѣмъ какъ совершенно открытые глаза были дико устремлены къ голубому небу, подернутому легкими полосами тумана, какъ-будто прося помощи или требуя мщенія убійцѣ. Тогда зашевелились суеты подлѣ самой дороги, и изъ-за нихъ выскочилъ, быстро и дико озираясь, блѣдный небольшого росту человѣкъ.

На немъ была кожаная охотначья рубашка и такіе же панталоны, на ногахъ крѣпкіе, грубые башмаки, а на головѣ шавка изъ лисьяго мѣху; лицо его, покрытое остатками оспы, въ одно и тоже мгновеніе выражало ужасныя страсти: удовлетворенное мщеніе, трусость и жестокость, придававшія его чертамъ какую-то сверхъестественную дикость.

Въ рукахъ держалъ онъ длинное, тяжелое ружье, пославшее смертельную пулю.

Почти неслышными, но быстрыми шагами проскользнулъ онъ къ трупу и съ холодною радостью во взорѣ нагнулся надъ неподвижнымъ трупомъ стараго охотника, въ чертахъ котораго добродушіе и откровенность не могли даже изгладиться послѣ внезапной страдальческой смерти.

-- Теперь ты не будешь смѣяться надъ моимъ ружьемъ и не скажешь, что это игрушка; сего-дня оно попало въ свою цѣль -- прямо въ сердце, бормоталъ онъ про себя, приподнявъ трупъ за лѣвое плечо: -- и насквозь -- на здоровье свинецъ мой по-крайней-мѣрѣ не выдастъ меня, когда они найдутъ тѣло; теперь, старичина, давай-ка сюда денежки. И съ внимательною, боязливою торопливостію началъ убійца ощупывать тѣло своей жертвы, чтобы найти предполагаемыя имъ у старики деньги, такъ-какъ онъ утромъ слышалъ въ городѣ, что Смитфильдъ долженъ былъ взять домой значительную сумму.

Однако денегъ но было, и все бѣшеннѣе, все усерднѣе объискивалъ онъ десять разъ ощупанное мѣсто, отворилъ даже клапанъ въ прикладѣ ружья, чтобы удостовѣриться, не спряталъ ли тамъ старикъ своего сокровища; но напрасно.

-- Будь я проклятъ! закричалъ онъ, вскочивъ на ноги и въ бѣшенствѣ бросивъ шапку на землю: даромъ, совершенно даромъ убилъ я стараго грѣшника!-- Однако не можетъ быть, прервалъ онъ себя снова:-- онѣ должны быть у него; и опять началъ онъ страшную работу и обыскалъ еще разъ всѣ мѣста, гдѣ могъ предполагать ожиданныя деньги; напрасно! скрежеща зубами, утомленный, сѣлъ онъ на опрокинутое дерево; однако опасеніе быть пойманнымъ, если бы онъ долѣе оставался на мѣстѣ совершеннаго имъ преступленія, скоро вытѣснило всѣ другія мысли.

Онъ вскочилъ, подошелъ къ трупу и поднялъ съ земли ружье, выпавшее изъ рукъ старика, при его паденіи.

-- Пула прошла насквозь, бормоталъ онъ сквозь зубы: -- и если а выстрѣлю изъ винтовки стараго дурака, люди, которые найдутъ его, подумаютъ, что онъ самъ случайно застрѣлился... не въ первый разъ... это, скверно будетъ, если, даже не получивъ денегъ, еще придется въ добавокъ быть повѣшеннымъ.

Съ этими словами онъ выстрѣлилъ изъ винтовки и положилъ ее подлѣ старика, въ такомъ положеніи, что можно было подозрѣвать несчастный случай, отъ котораго она сама выстрѣлила; потомъ, схвативъ свое собственное ружье и шапку, побѣжалъ въ лѣсъ, гдѣ вблизи стояла привязанная лошадь его, и быстро помчался по дорогѣ, чтобы какъ-можно скорѣе показаться въ трактирѣ и тѣмъ отклонить отъ себя всякое подозрѣніе.

Домъ Мансфильда былъ первый попавшійся ему на пути, когда уже совершенно стемнѣло; онъ хотѣлъ подъѣхать къ нему и позвать кого-нибудь, какъ увидѣлъ мальчика, который, напоивъ лошадь у ближняго источника, возвращался съ нею въ конюшню.

-- Чья это лошадь? спросилъ онъ мальчика, когда топ. подошелъ къ нему.

-- Доктора Мидльтона, отвѣчалъ мальчикъ. А вы кто?

-- Я путешественникъ, отвѣчалъ тотъ отрывисто и поскакалъ дальше по дорогѣ къ трактиру, находившемуся въ двухъ миляхъ отъдома Мансфильда. Никѣмъ не замѣченный, вошелъ онъ въ комнатку низкаго домика, служившую буфетомъ.

Едва полчаса прошло съ тѣхъ поръ, какъ убійца оставилъ свою жертву; еще мракъ боролся со свѣтомъ и готовился окружить страшное мѣсто преступленія, между тѣмъ какъ нѣсколько орловъ; привлеченныхъ запахомъ крови, качались на верхушкахъ ближнихъ деревьевъ и ожидали перваго разсвѣта,.чтобы начать свою трапезу; вдругъ два всадника появились на той же дорогѣ, гдѣ за полчаса несчастный Смитфильдъ такъ страшно кончилъ жизнь свою.

Подъѣхавъ къ этому мѣсту, обѣ лошади въ испугѣ отскочили въ сторону, фыркая и дрожа всѣмъ тѣломъ. Испуганные всадники, едва не выброшенные изъ сѣдла внезапностію скачковъ своихъ лошадей, насилу сдержали оторопѣвшихъ животныхъ.

-- Во-о-о!-- ты, негодная тварь, не можешь стоять спокойно, когда тебѣ приказываютъ! крякнулъ съ гнѣвомъ одинъ изъ всадниковъ, стройный молодой человѣкъ., пытавшійся, всѣми силами успокоить своего коня.-- Послушай, Томъ, вѣрно на дорогѣ лежитъ дохлая лошадь; только это и можетъ заставить моего старика бѣситься; онъ обыкновенно омиренъ какъ овца.

-- Мой гнѣдой долженъ пройти мимо, отвѣчалъ товарищъ, широкоплечій и крѣпко сложенный мужчина, въ которомъ по выговору можно было узнать нѣмца; между тѣмъ онъ снова у дарилъ шпорами въ бона скакавшей и фыркавшей лошади. Но напрасны были всѣ попытки всадниковъ проѣхать мимо страшнаго для лошадей мѣста.

-- Что за чудо! закричалъ одинъ изъ нихъ, называвшійся Вильямомъ Престономъ, надо посмотрѣть, что тамъ лежитъ въ дорогѣ.-- Съ этими словами онъ спрыгнуть съ лошади, перебросилъ поводья товарищу и подошелъ къ роковому мѣсту, между тѣмъ какъ нѣмецъ (имя его было Томасъ Фольгеймъ) спокойно ожидалъ конца изслѣдованія.-- Съ дикимъ крикомъ ужаса отскочилъ молодой Престонъ, когда, при послѣднемъ свѣтѣ угасавшаго дня, увидѣлъ онъ блѣдныя черты человѣческаго трупа.

-- Пойди сюда, Томъ, закричалъ онъ, перегибаясь чрезъ тѣло, чтобы узнать, если можно, лицо убитаго -- великій Боже! это старый Смитфильдъ!

Однимъ скачкомъ нѣмецъ очутился на землѣ, привязалъ поводья обѣихъ лошадей къ наклонившейся дубовой вѣтви и подошелъ, внутренно содрогаясь, къ Престону.

-- Что намъ дѣлать, сказалъ тотъ, видя, что товарищъ его молча и задумчиво стоялъ и разсматривалъ блѣдное лицо старика:-- ѣхать ли ко мнѣ въ домъ, который въ пяти миляхъ отсюда, или воротиться въ городъ и привезти судъ?

-- Послѣднее будетъ, кажется, лучше, отвѣчалъ Фолыеймъ:-- и? Боже мой! какъ могло случиться это ужасное происшествіе?

-- Совершенно стемнѣло; мы ничего не можемъ узнать; разведемъ тутъ огонь: при свѣтѣ его мы все ближе изслѣдуемъ и сговоримся, что дѣлать; признаюсь откровенно, мнѣ что-то неловко здѣсь, въпотьмахъ, хотя я право не трусъ.

Не говоря ни слова, они высѣкли огня, и вскорѣ запылалъ свѣтлый костеръ. Пламя, обнявшее сухія листья и дерево, скоро освѣтило мѣсто преступленія.

Оба пріятеля тотчасъ принялись изслѣдовать, какимъ образомъ погибъ старикъ.

-- Посмотри, Томъ, сказалъ Престонъ, вставшій на колѣни и перегнувшійся чрезъ трупъ: -- пуля прошла чрезъ лѣвый бокъ, и, смотри, винтовка его разряжена;

Съ этими словами онъ поднялъ съ земли винтовку и началъ внимательно разсматривать ее.

-- Да, въ самомъ дѣлѣ, отвѣчалъ подошедшій ближе Фольгейвъ: -- ужели старикъ упалъ съ лошади и самъ себя застрѣлилъ? это было бы странно: онъ такъ хорошо ѣздилъ верхомъ.

-- Послушай, Томъ, продолжалъ Престонъ: мнѣ это кажется невѣроятнымъ; посмотри, въ какомъ безпорядкѣ его платье! я боюсь, боюсь, старика предательски убкли, и съ нимъ быть можетъ были деньги. Выстрѣлъ былъ смертеленъ, -- и, смотри, карманъ въ панталонахъ вывороченъ... видишь тамъ, и здѣсь... и здѣсь, кричать онъ, нагибаясь, и разсматривая при свѣтѣ огня довольно ясные человѣческіе слѣды... здѣсь человѣкъ топталъ твердою ногою землю...они вѣроятно другъ съ другомъ боролись.

Съ боязливымъ напряженіемъ осматривалъ Престонъ малѣйшія замѣченныя имъ обстоятельства, которыя могли навести его на слѣдъ убійцы, потому-что для него съ перваго разу не существовало сомнѣнія, что то было умышленное убійство, между тѣмъ какъ нѣмецъ задумчиво и печально разсматривалъ бренные остатки честнаго и добраго старика, котораго всѣ любили и уважали.

-- Послушай, Биль, прервалъ онъ наконецъ молчаніе: мы поступимъ умнѣе, если поѣдемъ отсюда въ городъ, такъ скоро, какъ только лошади могутъ нести насъ, и приведемъ констабля и судей. Здѣсь случилось страшное убійство, и мы до разсвѣта успѣемъ быть можетъ найти слѣды, которые помогутъ намъ открыть убійцу.

-- Я согласенъ, Томъ, и намъ нужно поторопиться, посмотри, какъ заволокло небо. Сегодня будетъ снѣгъ -- это такъ вѣрно, какъ то, что мы стоимъ здѣсь -- и тогда мы не отыщемъ слѣдовъ убійцы. Богъ знаетъ, простоитъ ли погода до утра, а намъ нужно еще въ эту ночь воротиться сюда съ факелами. Но какъ оставить трупъ непокрытымъ? волки могутъ найти его и разтаскаютъ кости старика. Между тѣмъ я бы не хотѣлъ перенести его на другое мѣсто: для того, чтобы судъ нашелъ его въ такомъ же положеніи, какъ мы.

-- Послушай, Биль, что я скажу тебѣ, замѣтилъ спокойно нѣмецъ: -- ты съумѣешь найти дорогу въ городъ и въ-потьмахъ; поѣзжай безъ меня, а я буду стеречь трупъ; если волки почуютъ живого человѣка, то нечего ихъ опасаться.

-- Ты не боишься остаться наединѣ съ трупомъ? спросилъ товарищъ.

-- При огнѣ нестрашно да и два часа пройдутъ скоро; постарайся только скорѣе воротиться, отвѣчалъ нѣмецъ и, не ожидая отвѣта, началъ таскать къ огню большіе куски дерева, и костеръ загорѣлся еще сильнѣе

Молодой Престонъ вполнѣ согласился на предложеніе Фольгейма, бросился на свою лошадь и помчался въ городъ; между тѣмъ Фольгеймъ снялъ съ лошади чепракъ и сѣдло и, разложивъ ихъ между костромъ и трупомъ, спокойно улегся и впалъ въ глубокую задумчивость.

Чрезъ нѣсколько времени его стала одолѣвать безпокойная дремота; но часто, пробуждаемый непріятными сновидѣніями, онъ снова припоминалъ себѣ настоящее положеніе свое и старался разоѣять мысли, разводя огонь и подбрасывая въ костеръ новые куски дерева.

Послѣ полуночи нѣсколько волковъ, почуявъ кровь, начали выть и обходить мѣсто широкими кругами, но, чувствуя близость-живого человѣка, не смѣли близко подойти къ огню.

Наконецъ, когда часы Фольгейма показали три четверти третьяго, услышалъ онъ давно-жданные голоса людей, которые должны были смѣнить его съ печальнаго поста.

Изслѣдованіе было произведено чрезвычайно тщательно, при свѣтѣ нѣсколькихъ факеловъ, и кончилось единогласнымъ рѣшеніемъ, что старикъ предательски убитъ и ограбленъ. Пуля прошла насквозь, и ее трудно было отыскать; поэтому нельзя было судить по величинѣ ея о ружьѣ, изъ котораго былъ сдѣланъ выстрѣлъ.

Когда они обшаривали мѣсто, подъ кустомъ, гдѣ лежалъ убійца,. Престонъ нашелъ пороховой рожокъ, съ грубо вырѣзанными буквами: П. М. М. Д.

Никто изъ слѣдователей не зналъ этого рожка и не могъ открытъ значенія буквъ. Фолыеймъ подошелъ и, внимательно разсматривая буквы, спросилъ Престона, какъ зовутъ доктора Мидльтона?

-- Поль, отвѣчалъ тотъ: зачѣмъ тебѣ?

-- Всемогущій Боже! прошепталъ нѣмецъ: -- неужели онъ могъ рѣшиться на такой страшный поступокъ?

-- Кто? докторъ? съ живостію спросилъ Престонъ: -- также вѣроятно было бы, если бы въ этомъ преступленіи я подозрѣвалъ отца моего; нѣтъ, нѣтъ, это сумашествіе. Но что же означаютъ буквы М. Д., а это, безъ сомнѣнія, чье-нибудь имя?

-- Поль Мидльтонъ, Medicmae Doctur, задумчиво читалъ Фольгеймъ однообразнымъ голосомъ.

-- Вздоръ, вздоръ! кричалъ неистово Престонъ: -- впрочемъ точно я видѣлъ, какъ докторъ вчера вечеромъ выѣхалъ за старымъ Смитфильдомъ изъ города, и, если не ошибаюсь, то съ нимъ была винтовка... О Боже милосердый! это было бы ужасно, бѣдная жена, старая мать!

Онъ присѣлъ на опрокинутое дерево и въ глубокомъ раздумьи склонилъ голову на руку.

-- Пойдемъ, Престонъ, закричалъ Фолыеймъ: -- пойдемъ по слѣду; ты умѣешь отыскивать слѣдъ; быть можетъ мы найдемъ преступника.

У трупа оставили караульнаго, другого послали къ семейству убитаго, чтобы увѣдомить о постигшемъ еганесчастіи, и для погребенія трупа, а остальные начали при свѣтѣ факеловъ искать на мягкой землѣ слѣдъ убійцы; поиски шли довольно медленно такъ-какъ мерцаніе факеловъ бросало на землю очень обманчивый блескъ.

Наконецъ, когда на востокѣ показался разсвѣтъ, они дошли до того мѣста, гдѣ была привязала лошадь вора, и отсюда уже легче могли слѣдить по направленію, принятому убійцей.

Во время ночи небо обложилось тучами, и когда вдали показался домъ мирнаго судьи Мансфильда, къ которому прямо были отысканы слѣды, вдругъ началъ выпадать снѣжокъ, который вскорѣ такъ усилился, что погоня не успѣла дойти до дому судьи, а уже конскіе слѣды пропали изъ виду и дальнѣйшее преслѣдованіе сдѣлалось совершенно невозможнымъ.

-- Счастье наше, сказалъ одинъ изъ погони: -- что мы во-время пустились по слѣду; двумя часами позже, и мы не знали бы, итти ли на сѣверъ, или на югъ.

Престонъ ничего не отвѣчалъ; онъ былъ задумчивъ и молчаливъ. Это странное стеченіе обстоятельствъ, прямо подававшее подозрѣніе противъ доктора, извѣстнаго своею честностію и безукоризненною жизнію, его сильно опечалило, тѣмъ болѣе, что въ семействѣ его былъ онъ какъ свой. Его поддерживала еще надежда, что докторъ не способенъ къ подобному преступленію, и что слѣдъ настоящаго убійцы будетъ найденъ ими въ домѣ Мансфильда.

Когда они подошли къ дому мирнаго судьи, онъ собирался завтракать, и пригласилъ пришедшихъ войти и поѣсть чего-нибудь, говоря, что они, вѣроятно, рано выѣхали, если въ такую пору прибыли къ его дому.. Онъ отдалъ нужныя приказанія служанкѣ, потомъ обратился къ гостямъ своимъ.

-- Судья, сказалъ Престонъ, послѣ первыхъ привѣтствій: -- былъ у васъ ночью кто-нибудь?

-- Да, докторъ Мидльтонъ. Для чего вы спрашиваете?

Гости обмѣнялись взглядами.

-- Не замѣтили ли въ немъ чего-нибудь необыкновеннаго? спросилъ одинъ изъ присяжныхъ.

-- Не правда ли, онъ былъ веселъ, какъ всегда? спросилъ съ живостію Престонъ?

-- Необыкновеннаго? повторилъ медленно судья, не обращая вниманія на вопросъ молодого чеговѣка: -- необыкновеннаго? нѣтъ, онъ показался мнѣ нѣсколько встревоженнымъ: онъ говорилъ, что жена ёго больна, а съ разсвѣтомъ уѣхалъ; я даже мало и видѣлъ его.

-- Боже, Боже, если это правда, простоналъ Престонъ и бросился въ изнеможеніи на стулъ.

-- Но что съ вами? что случилось? воскликнулъ -мирный судьи.

Въ короткихъ, во ясныхъ словахъ разсказалъ ему Престонъ все, что было имъ извѣстно въ этомъ странномъ собьти, и показалъ ему пороховой рожокъ съ роковыми буквами. Тутъ же былъ призванъ въ свидѣтели одинъ изъ присутствовавшихъ, давшій наканунѣ старому Смитфильду въ займы сто пять долларовъ.

-- Будь я проклятъ! въ заключеніе прибавилъ огорч енный Престонъ: -- если бы Мидльтонъ самъ сказалъ мнѣ, что онъ убилъ старика, то и тогда бы я не повѣрилъ, -- клянусь Богомъ, не повѣрилъ бы!.

Судья Мансфильдъ, почтенный, добрый старикъ, знавшій доктора съ ранняго дѣтства, поблѣднѣлъ какъ смерть, когда услышалъ страшное обвиненіе; если онъ и вполнѣ былъ увѣренъ, что тутъ существуетъ какое-нибудь недоумѣніе, то все-таки не могъ противиться требованію присяжныхъ, немедленно приготовилъ листъ для арестованія доктора и послалъ съ пнми констабля, жившаго у него молодого человѣка.

Престонъ не хотѣлъ итти въ дэмъ доктора, но мирный судья уговорилъ его, Представивъ, что все это дѣло есть слѣдствіе какого-нибудь несчастнаго стеченія обстоятельствъ, и что настоящій убійца неминуемо долженъ быть открытъ.

Уже было около десяти часовъ, когда Престонъ, Фолыеймъ, три присяжныхъ изъ городка Ф. и копстабль прибыли въ домъ доктора.

Юдиѳь, молодая, краснощокая ирландка, бывшая работницею въ домѣ доктора, отворила имъ дверь и не мало удивилась, увидѣвъ такое собраніе молодыхъ людей въ этотъ ранній часъ.

Престонъ вошелъ послѣднимъ, и легкій румянецъ пробѣжалъ по лицу и плечамъ красивой ирландки, когда молодой человѣкъ пожалъ ей руку; но тотчасъ же на лицѣ ея выразилось чувство опасенія, когда она замѣтила блѣдность и грусть Престона, бывшаго любимцемъ дома и не совсѣмъ постороннимъ ея собственному сердцу.

-- Дома докторъ, Юдиѳь? спросилъ онъ робкимъ голосомъ, такъ-что Юдиѳь не вдругъ собралась отайчать и боязливо озиралась на посѣтителей.

-- Ради Бога, что случилось? мистеръ Престонъ, вы сегодня необыкновенно грустны... и эти господа, и констабль? что же случилось?

-- Оставь, Юдиѳь, я все разскажу тебѣ послѣ; скажи мнѣ только, дома ли докторъ; намъ нужно поговорить съ нимъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ.

-- Онъ на верху, сказала испуганная дѣвушка.-- Но идите тише, продолжала она, видя, что всѣ хотятъ войти къ нему: -- госпожа Мидльтонъ больна и только передъ утромъ уснула.

Докторъ Мидльтонъ, ничего не подозрѣвая о происшествіяхъ послѣдняго дня, сидѣлъ въ своемъ кабинетѣ, когда посѣтители вошли къ нему, и пересчитывалъ деньги, повѣренныя ему несчастнымъ Смитфильдомъ, готовясь отнестц.ихъ купцу, жившему въ нѣсколькихъ шагахъ отъ его дома.

Дружески пожалъ онъ руку Престону и тѣмъ изъ посѣтителей, съ которыми былъ знакомъ, и вѣжливо, спокойно просилъ ихъ сѣсть; Престонъ, не выпуская руки его изъ своей, боязливо смотря въ глаза друга, сказалъ:

-- Докторъ, вчера вечеромъ убили стараго Смитфильда!

-- Убили? ради Бога! закричалъ докторъ, до смерти испуганный ужасною вѣстью и припоминая, какъ онъ самъ еще наканунѣ видѣлся со старикомъ.

Одинъ изъ людей, пріѣхавшій ночью изъ Ф., подошелъ между тѣмъ къ столу и закричалъ въ эту минуту грознымъ голосомъ:

-- Это деньги, которыя вчера я выплатилъ старому Смитфильду; это бумажникъ, куда онъ вложилъ ихъ, и этой самой красной тесемкой обвязалъ онъ бумажникъ.

-- Докторъ Мидльтонъ, вы мой арестантъ, прибавилъ коустабль, подошедши къ нему и положивши руку на плечо доктора, онѣмѣвшаго отъ испуга при внезапномъ обвиненіи.

-- Но, ради Бога, Престонъ, Фольгеймъ, Дугласъ, ужели вы думаете.... великій Боже, не сонъ ли это.... Ужели вы думаете, что я, я убилъ и ограбить старика?

Воцарилось страшное молчаніе, но вскорѣ Престонъ схватилъ руку доктора и громко закричать:

-- Нѣтъ, нѣтъ, докторъ, пропадай, если я это думаю, нѣтъ! и если бы вы сами утверждали это, я и не повѣрилъ бы. Не можетъ, не можетъ быть, чтобы вы это сдѣлали!

-- Благодарю васъ, Престонъ, сказать докторъ, горячо сжимая его руку: -- благодарю васъ; я увѣренъ, что по-крайней-мѣрѣ вы меня знаете.

-- Докторъ, обязанность моя очень тяжела, сказалъ почти тронутый Констабль: -- но вы знаете, это мой долгъ, и вы должны итти со мною.

-- Боже, жена моя! пробормоталъ несчастный, вспомнивъ слабость и раздражительность любнцой имъ женщины: -- она не переживетъ этого, если узнаетъ.

-- Оставьте, докторъ, сказалъ Преставъ, усненоивая ers: -- ваша невинность должна открыться, и если вамъ вридется не быть дня два дома, то жена ваша можетъ и не знать, гдѣ вы находитесь. Ступайте съ Боговъ; Фольгеймъ и я останемся здѣсь, объяснимъ вашей матушкѣ дѣло и, если можно, успокоимъ ее.

Всѣ согласились съ этимъ мнѣніемъ, и самъ докторъ боялся, что не будетъ въ состояніи скрыть своихъ чувствъ при разлукѣ съ матерью и женою, поэтому пошелъ въ конюшню, самъ осѣдлалъ лошадь, и во прошествіи нѣсколькихъ минутъ ѣхалъ съ своими спутниками по дорогѣ къ городку Ф., гдѣ съ начатіемъ слѣдствія, должны была отвести его въ тюрьму.

Но надежда молодого Престона видѣть скорое оправданіе доктора осталась тщетною; улики противъ него становились все сильнѣе и страшнѣе. Оружейникъ показывалъ, что докторъ приходилъ къ нему и спрашивалъ пуль для пистолетовъ, и когда узналъ, что въ лавкѣ находится винтовка Джона Сингерса, тотчасъ предложилъ взять ее съ собою, говоря, что непремѣнно на-дняхъ увидитъ Сингерса: винтовку нашли подлѣ трупа. Купецъ, уплатившій старому Смитфильду деньги, за поставленную старикомъ соленую свинину, присягнулъ, что эти деньги тѣ самыя, которыя онъ отдалъ убитому, и подтвердилъ, что видѣлъ у него найденный у доктора бумажникъ. Пороховой рожокъ несъ на себѣ начальныя.буквы имени Мидльтона, и хотя онъ упорно увѣрялъ, что никогда его не видалъ, но всѣ остальныя доказательства были противъ него; къ тому же онъ откровенно сознался, что догналъ старика въ нѣсколькихъ миляхъ отъ города и ѣхалъ съ нимъ до перепутья.

Къ несчастію, рано выпавшій снѣгъ помѣшалъ дальнѣйшему исканію слѣдовъ, и, несмотря на упорныя клятвы доктора въ невинности, положеніе его было очень затруднительно.

Наконецъ назначенъ былъ день, въ который должна была рѣшиться судьба несчастнаго.

Судъ собрался, и допросъ начался. Адвокатъ Мидльтона оправдывалъ его съ жаромъ, призвалъ всѣхъ сосѣдей въ свидѣтели безукоризненности его поведенія, указалъ на прошедшую жизнь его, на дружескія отношенія къ старому Смитфильду; все было напрасно: судъ удалился, совѣщался минутъ десять о преступленіи, доказательства котораго были слишкомъ явмы, и произнесъ свое страшное "виновенъ".

Докторъ упалъ въ безпамятствѣ на стулъ, когда услышалъ роковое слово.

На слѣдующій день послѣ обѣда, Престонъ сидѣлъ задумчиво въ нижней комнатѣ квартиры доктора; передъ имъ стояла Юдиѳь; изъ глазъ ея капали крупныя прозрачныя слезы и медленно катились по блѣднымъ и похудѣвшимъ щекамъ.

-- Оставьте, оставьте, мистеръ Престонъ, сказала она, прерывающимся голосомъ, отворачиваясь отъ него: -- что помогутъ ваши прекрасныя слова! вы также вмѣстѣ съ другими арестовали бѣднаго доктора, и если его несчастная жена умретъ, когда узнаетъ смертный приговоръ, то вы перестанете называть меня своей Юдиѳью; кажется, и я не переживу этого.

Бѣдная дѣвушка горько плакала.

-- Юдиѳь, развѣ это моя вина? могъ ли я поступить иначе, могъ ли я подозрѣвать, когда мы нашли трупъ, что обвиненіе падетъ на добраго Мидльтопа?

-- Но и вы также думаете, что онъ преступникъ? возразила Юдиѳь, съ живостію обращаясь къ нему.

-- Ты жестока Юдиѳь; клянусь, одинъ Богъ знаетъ, что я готовъ сдѣлать все, что въ-силахъ моихъ, лишь бы помочь бѣдному доктору; я свято вѣрю, что онъ невиненъ, хотя и не понимаю, какъ всѣ доказательства такъ страшно его обвиняютъ.

-- Вы хотите все сдѣлать, что въ-силахъ вашихъ, Биль? вы хотите все сдѣлать, чтобы спасти бѣднаго доктора? поспѣшно спрашивала Юдиѳь, положивъ маленькую ручку свою на плечо молодого человѣка и пристально смотря на него дѣтски-прекрасными голубыми глазами.

-- Что съ тобой другъ мой? что могу я сдѣлать? страшный приговоръ произнесенъ и долженъ быть исполненъ!

-- Слушайте меня, продолжала въ волненіи Юдиѳь: -- онъ сидитъ въ тюрьмѣ въ Ф., бѣдная мать его была вчера у него, чтобы видѣть его въ послѣдній разъ и внушить ему надежду; жена его борется здѣсь со смертію; истина, когда она ее узнаетъ, убьетъ ее! докторъ былъ вашимъ благодѣтелемъ, вашимъ другомъ, и послѣ завтра, послѣ завтра его повѣсятъ!

-- Что говормшь ты, Юдиѳь, прервалъ ее Престонъ, изумленный необыкновенною горячностью обыкновенно спокойной дѣвушки.

-- Тише, не прерывайте меня.... завтра до разсвѣта вы можете быть въ городѣ.... пойдите жъ нему, уговорите его бѣжать и помогите ему. Онъ убѣжитъ, онъ долженъ бѣжать!-- Вы не можете сказать мнѣ, что нельзя освободить его, продолжала она: -- потому-что вы когда-то мнѣ сами разсказывали, что тюрьма худо устроена и узнику легко убѣжать, что для этого стоить только распилить заднія бревна... вотъ все, что нужно: пила, подпилокъ,-- Фольгеймъ досталъ мнѣ ихъ. И вотъ, продолжала она шопотомъ: -- вотъ пятьдесятъ долларовъ; это все, что я могла скопить себѣ въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ.... предназначая ихъ для другой цѣли; но теперь я бы охотно отдала вдесятеро болѣе, если бы у меня было, лишь бы освободятъ добраго доктора я свисти отъ смерти бѣдную жену его.

-- А тюремщикъ, Юдиѳь? возразилъ въ нерѣшимости Престонъ.

-- Докторъ спасъ ему жену и дѣтей отъ нервной горячки я не взялъ отъ него ни одного цента; онъ не смѣетъ его выпуститъ, но онъ не осмѣлится стеречь его слишкомъ строго; вы молоды и ловки, старикъ можетъ и не видѣть вашихъ дѣйствій. Идите, идите; умоляю васъ, и если вы освободите бѣднаго доктора, если онъ счастливо скроется въ Техасѣ, мы послѣдуемъ за нимъ,-- и тогда, тогда....

Престонъ схватилъ руку покраснѣвшей дѣвушки; она замолчала, съ рыданьемъ бросилась на грудь крѣпко обнявшаго ее молодого человѣка и, вырвавшись отъ него, стремглавъ выбѣжала изъ комнаты, какъ испуганная лань.

Престонъ былъ побѣжденъ. Онъ быть можетъ болѣе всѣхъ былъ убѣжденъ въ совершенной невинности Мидльтона, несмотря на всѣ улики и доказательства, и съ облегченнымъ сердцемъ отправился въ городъ, для того, чтобы исполнить просьбу Юдиѳи.

Но онъ встрѣтилъ препятствія тамъ, гдѣ всего меньше ожидалъ ихъ.

Когда онъ былъ допущенъ къ доктору и объявилъ ему планъ спасенія, тотъ съ непоколебимою твердостію объявилъ, что не выйдетъ изъ тюрьмы даже позоветъ стражу, если услышитъ малѣйшій признакъ покушенія противозаконно освободить его.

-- Теперь еще есть честные люди, заключилъ онъ: -- которые, несмотря на ожидающую меня позорную казнь, вѣрятъ моей невинности; если же я убѣгу, никто не будетъ сомнѣваться въ винѣ моей; но я охотнѣе испытаю тысячу смертей, чѣмъ буду жить на свободѣ въ чужой землѣ подъ вѣчнымъ подозрѣніемъ. Нѣтъ, Престонъ, я не бѣгу; жизнь моя въ рукахъ Бога, и если мнѣ суждено умереть ужасною смертію, да будетъ воля его; онъ одинъ знаетъ, способенъ ли я на такое дѣло!

.Престонъ вышелъ отъ него съ глубокою горестію; онъ пытался внушить ему надежду, хотя самъ не имѣлъ ея, и, не зная, куда отправиться, медленно въѣхалъ въ городъ, предоставивъ лошади итти, куда она хочетъ.

Наконецъ онъ остановился у одной гостинницы кормить свою лошадь. Изъ открытыхъ дверей раздавались громкій споръ, смѣхъ и пѣніе; дикій шумъ и грубая радость худо ладила съ чувствами, наполнявшими грудь его, и онъ собирался проѣхать мимо, какъ вдругъ Фолыеймъ показался въ дверяхъ и пригласилъ его войти на минуту въ гостинницу.

Престонъ привязалъ лошадь къ прибитому въ стѣну кольцу вошелъ въ наполненную посѣтителями гостинницу, тихо передавая пріятелю разговоръ его съ докторомъ и результатъ попытки спасти его.

-- Я зналъ это, возразилъ Фолыеймъ:-- онъ невиненъ и не хочетъ бѣжать какъ преступникъ... Юдиѳь такъ убѣдительно просила меня, что я долженъ былъ достать ей пилу. Какъ ни жаль бѣднаго доктора; но, признаюсь, мнѣ пріятно, что онъ не измѣнилъ себѣ; онъ благородный человѣкъ и я позволилъ бы отрубить себѣ руку, если бы могъ спаёти его.

Громкій смѣхъ и крикъ прервали разговоръ двухъ друзей; Фолъгеймъ и Престонъ присоединились къ прочимъ гостямъ, бывшемъ въ комнатѣ. То были большею частію иностранцы, пріѣхавшіе въ городъ посмотрѣть въ казнь доктора; всѣ они шумно и весело гово--рмли о предстоявшемъ печальномъ событіи.

Престону было больно слышать рѣчи ихъ передъ смертію человѣка, котораго онъ любилъ какъ брата. Онъ едва успѣлъ выпить стаканъ водки съ водой, для подкрѣпленія ослабѣвшихъ силъ своихъ, и хотѣлъ выйти изъ комнаты, какъ вдругъ наткнулся на человѣка, который, казалось, успѣлъ уже хватить не въ мѣру горячихъ напитковъ, потомъ поклонялся ему какъ старому знакомому, и сказалъ:

-- Я говорю, Престонъ, какъ вы поживаете, давно васъ не видалъ. Я очень радъ, что вижу васъ. Вы прекрасный человѣкъ!

Въ тоже время онъ распростеръ свои объятія и намѣревался поцвловать новаго друга.

-- Что? Месвортъ? спросилъ Престонъ, удаляя пьянаго рукою? потому-что такая внезапная встрѣча всего менѣе была ему пріятна, въ настоящую минуту: -- откуда вы вдругъ явились? я думалъ, что вы въ Техасѣ.

-- Былъ и тамъ, другъ мой, закричалъ Месвортъ, садясь на стоявшій у дверей пень, служившій вмѣсто стула: -- былъ и тамъ, а сегодня вечеромъ пріѣхалъ сюда, потому-что услышалъ въ Сенъ-Луи, что бывшій пріятель мой, докторъ Мидльтонъ, будетъ повѣшенъ.... Пропадай онъ! кто велѣлъ ему убивать людей?

-- До свиданія! отвѣчалъ Престонъ, и хотѣлъ уйти, чтобы избавиться отъ человѣка, извѣстнаго негодяя, жившаго въ Ф., но за шесть мѣсяцевъ передъ тѣмъ переѣхавшаго въ Техасъ, и по старой привязанности посѣтившаго свое прежнее мѣстопребываніе.

Видя, что Престонъ хочетъ удалиться, онъ вдругъ схватилъ молодого человѣка за руку и закричалъ:

-- Нѣтъ, пріятель, нѣтъ, ты отъ меня даромъ не уйдешь: мнѣ нужно вмѣстѣ выпить; мы давно не пили, и меня мучить жажда..-- Въ горлѣ пересохло, а вода здѣсь скверная!

Престонъ старался освободиться отъ неотвязчиваго Месвори, но тотъ вдругъ схватилъ пороховой рожокъ, висѣвшій на груди молодого человѣка.

-- Что это! закричалъ онъ:-- какъ вамъ достался мой рожокъ?

Престонъ и Фольгеймъ содрогнулись въ одно мгновеніе, какъ бы пораженные громомъ, и обмѣнялись взглядами изумленія радости, это нисколько не смутило Месфорта, и онъ настойчиво продолжалъ:

-- Да, мой рожокъ, хотя бы вы тутъ смотрѣли другъ на друга съ такимъ удивленіемъ, какъ-будто никогда не видѣлись; это мой рожокъ; я же его отдалъ на время подлецу Курнелесу, наканунѣ отъѣзда моего, а онъ, ракалія, съ тѣхъ поръ не повязывался маѣ мы глаза, такъ-что когда мнѣ понадобился рожокъ, я долженъ былъ, купить себѣ новый?

-- Позвольте, возразилъ Престонъ, почти задыхаясь отъ волненія и радости и не вѣря неожиданности открытія: -- точно ли вы знаете, что это вашъ собственный рожокъ, и что вы отдали его Курнелесу?

-- Знаю ли я? Вотъ новость! кажется, на немъ довольно ясна вырѣзано мое. имя и мѣсторожденіе? посмотрите: П -- Петръ, М-- Месвортъ, изъ М -- Мильфорда, въ Д -- Делаварѣ Ну? кому же принадлежитъ онъ? Кромѣ того, онъ стоитъ мнѣ полтора доллара, потому-что крышка, какъ сказалъ мнѣ нѣмецкій купецъ, у котораго я купилъ его, изъ чистаго серебра!

Престонъ стоялъ нѣсколько минутъ какъ окаменѣлый: такъ сильно кипѣли въ немъ различныя чувства. Фольгеймъ, не теряя присутствія духа, предложилъ пьяницѣ полтора доллара и просилъ продать пороховой рожокъ., говоря, что онъ купилъ его и промѣнялся съ Престономъ, не зная, что человѣкъ, продавшій рожокъ, не имѣлъ на то права.

Месвортъ, очень довольный чистыми деньгами, клялся, что рожокъ ему не нуженъ, и что они могутъ оставить его у себя; онъ непремѣнно хотѣлъ пойти въ буфетъ, чтобы пропить съ ними деньги; молодые люди успѣли однако вырваться, бросились на лошадей и; вскорѣ были уже за городомъ середи открытой степи.

-- Побѣда! закричалъ Фольгеймъ, когда дома остались за ними: побѣда! слѣдъ найденъ.

-- Куда же отправимся мы теперь, спросилъ Престонъ:-- чтобы найти Курнелеса, который Богъ знаетъ укуда скрылся?-- и если онъ отопрется.

-- Пойдемъ только со мной, весело кричалъ Фольгеймъ: -- пойденъ только со мной; я знаю, гдѣ гнѣздо этой птицы.

Онъ разсказалъ пріятелю, что еще наканунѣ вечеромъ видѣлся и говорилъ съ этимъ Курнелесомъ, и что онъ находится въ корчмѣ въ пяти миляхъ отъ докторскаго дома, гдѣ живетъ уже долгое время, занимается одной охотой, угрюмо и пасмурно расхаживаетъ и почти ни съ кѣмъ не говорить ни слова. По словамъ хозяина корчмы, Курнелесъ ждалъ только пятидесяти долларовъ, которые ему задолжалъ купецъ въ Ф., чтобы тотчасъ же отправиться въ Техасъ и поселиться тамъ.

Скорою рысью мчались оба всадника по замерзшей равнинѣ и около полудня пріѣхали къ дому судьи Мансфильда, гдѣ они желали узнать, не видѣли ли тамъ въ тотъ злополучный вечеръ какого-нибудь подозрительнаго человѣка. Никто не могъ имъ дать объясненія, и Мидльтонъ былъ, казалось, единственный человѣкъ, замѣченный въ окрестности; скоро маленькій конюхъ вспомнилъ, что видѣлъ незнакомца, но прибавилъ, что лица его онъ не могъ разглядѣть ясно, потому-что тогда уже было темно; только голосъ показался ему знакомымъ.

Судья подошелъ къ нимъ я полагалъ, тихо покачивая головою, что это мало поможетъ доктору.

-- Поможетъ, судья, поможетъ! рѣшительно возразилъ Престонъ, будучи не въ состояніи обуздывать своего нетерпѣнія:-- невинность его открыта, слѣдъ убійцы найденъ!

И онъ подробно разсказалъ происшествіе съ пороховымъ рожкомъ и подозрѣніе, павшее на Курнелеса.

Сердце стараго судьи сильно билось при разсказѣ Престона, и глаза его блестѣли радостнымъ чувствомъ.

-- Да, воскликнулъ онъ вдругъ: есть провидѣніе, которое не позволитъ невинному погибнуть; убійца будетъ отысканъ, а несчастный докторъ, жестоко испытанный подозрѣніемъ, будетъ оправданъ.

-- Но, перебилъ его Престонъ:-- съ вашего позволенья, судья, лошадь моя чуть жива, я со вчерашняго дня почти не сходилъ съ ея.

-- Возьмите мою лучшую верховую лошадь, Престонъ, радушно отвѣчалъ старикъ:-- загоните ее, но поймайте мнѣ злодѣя и заставьте его признаться; я дамъ вамъ открытый листъ и пошлю съ имя констабля; а между тѣмъ сынъ мой отвезетъ въ городъ письве, съ приказаніемъ отложить казнь, до тѣхъ поръ, пока я самъ туда не пріѣду; самъ я отправлюсь въ домъ доктора, чтобы утѣшать его бѣдную мать и жену, которыя очень въ томъ нуждаются....

Старикъ принялъ всѣ мѣры и, казалось, самъ помолодѣлъ двадцатью годами, въ надеждѣ спасти доктора, котораго любилъ какъ родного сына. Вслѣдъ за тѣмъ Престонъ, Фольгеймъ констабль поскакали ближайшей дорогой къ корчмѣ, гдѣ предполагали застать Курнелеса.

Солнце уже давно закатилось и ночь покрыла землю, когда всадники увидѣли домъ у окраины маленькаго лѣса; изъ единственнаго окошка прокрадывался тусклый свѣтъ сальнаго огарка.

Прибывъ туда, они передали лошадей молодому ирландцу, съ приказаніемъ выводить ихъ и потомъ задать имъ корму, и вошли въ маленькую лавку, сверху до низу уставленную разнородными товарами.

-- Здѣсь Курнелесъ? спросилъ Престонъ продавца, спокойно развалившагося на прилавкѣ и не обращавшаго вниманія на новыхъ пришлецовъ.

-- Курнелесъ? да, въ другомъ домѣ, только теперь нельзя его видѣть: хватилъ черезъ край, и вѣроятно потому голова у него потяжелѣла; онъ спитъ уже часа два.

-- Намъ надобно видѣть его, твердо отвѣчалъ констебль и пошелъ впередъ; однако Фольгеймъ удержалъ его за руку и просилъ пустить его и Престона впередъ, опасаясь внезапнымъ появленіемъ констабля испугать преступника.

Тотъ согласился на предложеніе, и оба пріятеля вошли въ другое строеніе, отдѣленное отъ лавки узкимъ проходомъ, но соединенное одной общею крышей.

Жена торговца стояла у печки и готовила ужинъ; передъ огнемъ, на медвѣжьей шкурѣ, лежалъ Курнелесъ, подложивъ подъ голову вмѣсто полушки старое испанское сѣдло. Онъ не спалъ, при входѣ друзей приподнялся и посмотрѣлъ на нихъ съ изумленіемъ, когда узналъ въ нихъ тѣхъ самыхъ, которые первые объявили о случившемся убійствѣ..

-- Курнелесъ, началъ Престонъ послѣ обычныхъ привѣтствій:-- я хотѣлъ бы показать вамъ кое-что; подойди сюда, къ огню.,

Курнелесъ всталъ медленно и угрюмо спросилъ:

-- Что принесло васъ сюда такъ поздно, чтобы потревожатъ честнаго христіанина?

-- Знаешь ты эту вещь? скоро и громко спроевлъ его Престолъ, поднося пороховой рожокъ къ самымъ глазамъ безпокойно озиравшагося Курнелеса, который невольно вскрикнулъ и отскочилъ въ сторону, между тѣмъ какъ правая рука судорожно схватилась за сердце. Въ эту минуту незамѣтно вошелъ констебль h, подежявъ ему руку на плечо, сказалъ:

-- Вы мой арестантъ.

Какъ молія сверкнулъ въ рукѣ убійцы широкій я тяжелый охотничій кожъ; страшнымъ скачкомъ и дико рубя около себя, воспользовался онъ первымъ недоумѣніемъ враговъ и полетѣлъ къ открытымъ дверямъ.

Радость его была однако кратковременна: торговецъ, подозрѣвавшій съ первой минуты что-нибудь очень худое, стоялъ за дверьми и слышалъ весь разговоръ; отъ одного удара его кулака отшатнулся убійца; его схватили и, несмотря на страшное сопротивленіе, повалили на землю и связали..

Страшно бился и рвался онъ въ рукахъ своихъ враговъ, но руки Престона держали его какъ желѣзные обручи. Наконецъ видя, что всякое сопротивленіе напрасно, оцъ успокоился и лежалъ на землѣ какъ убитый.

Однако на всѣ вопросы отвѣчалъ онъ только ругательствами и клялся, что они ему поплатятся.

Между тѣмъ лошади отдохнули, и Престонъ, не будучи въ состояніи остаться долѣе въ корчмѣ, попросилъ Фольгейма помочь констаблю въ охраненіи преступника и отвести его въ тюрьму, а самъ бросился на лошадь и полетѣлъ, сколько достало силъ, къ дому доктора.,

Съ какими радостными чувствами мчался онъ къ своей цѣли! Вскорѣ засверкали передъ нимъ огни когда-то веселаго жилища, гдѣ со времени печальнаго происшествія поселились горе à тоска. Чѣмъ болѣе приближался онъ, тѣмъ сильнѣе понукалъ коня, какъ буря мчавшагося съ нимъ по равнинѣ. Наконецъ въѣхалъ онъ въ ворота, соскочилъ съ сѣдла и, бросивъ поводья дрожавшей отъ усталости лошади, вошелъ въ двери, отворенныя ему Юдиѳью.

Какъ ни крѣпко было тѣлосложеніе молодого человѣка, но онъ ме могъ долѣе перенести сверхъестественныхъ усилій; колѣни его дрожали, пульсъ остановился; лицо было блѣдно какъ полотно; увидѣвъ Юдиѳь, онъ успѣлъ только прошептать: "онъ невиненъ, мы поймали убійцу." При этихъ словахъ, ноги-его подкосились, и безъ памяти грянулся онъ къ ногамъ испуганной дѣвушки.

-- Онъ умираетъ, онъ умираетъ! кричала Юдиѳь, забывъ все на свѣтѣ, кромѣ опасности любимаго ею человѣка, и бросилась его подымать.-- О, пресвятая Богородица! онъ умираетъ на рукахъ моихъ, и я, я убила его... рыдая страшно, обняла она бездыханное тѣла и упала безъ чувствъ подлѣ него.

Но вскорѣ судья Мансфильдъ, находившійся тогда въ домѣ доктора, успѣлъ съ помощью другихъ возвратить чувства обоямъ.

Престона отнесли на постель; едва успѣлъ онъ прійти жъ себя, какъ снова хотѣлъ вскочить; но Мансфильдъ удержалъ его насильно и велѣлъ лежать спокойно.

-- Я долженъ ѣхать! кричалъ Престонъ:-- я долженъ ѣхать въ городъ; велите осѣдлать мнѣ лучшую лошадь доктора; спѣшите; отъ каждой минуты завысить жизнь его.

-- Нѣтъ, сказалъ судья:-- это было бы сумасшествіемъ -- отпустить васъ теперь: вы такъ слабы, что едва можете поднять руку.

-- Я?! я силенъ, какъ медвѣдь! кричалъ встревоженный Престонъ:-- пустите меня, если вамъ дорога жизнь доктора! онъ невиненъ... мы поймали убійцу; я долженъ ѣхать.

-- А если въ дорогѣ вы опять ослабѣете и безъ памяти упадете съ лошади, кто тогда узнаетъ въ Ф. хоть одно слово, изъ того, что вы хотите сказать? нѣтъ, съѣздить долженъ здоровый, крѣпкій человѣкъ, я на моей собственной лошади, а не вы и не я. Мы останемся здѣсь и приготовимъ дамъ къ неожидаемому счастію; онѣ бѣдныя давно нуждаются въ утѣшеніи и радости.

Престонъ долженъ былъ сознаться, что онъ слишкомъ слабъ, и черезъ десять минутъ другой всадникъ летѣлъ уже по замерзшей степи; онъ везъ отъ судьи письмо, въ которомъ тотъ обѣщалъ на другое утро доставить въ Ф. настоящаго убійцу стараго Смитфильда.

Нужны ли слова, чтобы описать радость свиданія добрыхъ людей, когда освобожденный докторъ воротился въ кругъ своего семейства? Но долго, долго чувствовалъ онъ тоску, послѣ ужаснаго подозрѣнія, тяготившаго его, хотя недолго;-- и сильная горячка повергла его на болѣзненный одръ; однако какъ онъ такъ и жена скоро совершенно выздоровѣли.

Хотя сосѣди носили его почти на рукахъ, дѣлая для него все, что было въ-силахъ, чтобы заставить его забыть обиду, нанесенную ему подозрѣніемъ и вознаградить его за страданія, но онъ всегда помнилъ, что люди, которыхъ онъ привыкъ считать друзьями смотли почесть его убійцей и разбойникомъ и осудили его на казнъ. Несмотря на всѣ убѣжденія и просьбы судьи Мансфильда, онъ на другой годъ переселился въ Миссури.

Кажется не стоитъ упоминать, что съ нимъ отправилось на дальный запалъ другое маленькое семейство. Вильямъ Престонъ съ молодой женой старались развлечь жизнь тяжело испытаннаго человѣка, въ тихихъ лѣсахъ новой отчизны, такъ-что, въ кругу этихъ добрыхъ людей, онъ скоро забылъ прошедшее.

Фольгеймъ послѣдовалъ двумъ семействамъ годомъ позже; пріобрѣлъ себѣ свинцовыя руды и разработкою ихъ и устройствомъ плавильныхъ печей сдѣлался богатымъ человѣкомъ.

Курнелесъ, переведенный въ тюрьму, сознался въ убійствѣ, но улязнулъ наканунѣ казни,, какъ говорятъ, съ помощью Месворта. Никто не могъ однако доказать этого, и послѣ побѣга Курнелеса онъ самъ оставался недолго въ тѣхъ краяхъ. Какъ полагаютъ, Курнелесъ бѣжалъ на западъ.

V.
ОХОТНИКЪ СТЕФЕНСЪ и СОБАКА ЕГО ПОППИ.

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ И ПЕЧАЛЬНЫЙ РАЗСКАЗЪ.

Прекрасная черная нью-фаундлендская собака, принадлежавшая адвокату Флойду въ Голмфирсѣ, утопилась въ рѣкѣ, протекающей за домомъ ея господина; за нѣсколько дней передъ смертію она была необыкновенно скучна. Однажды видѣли, какъ она бросилась въ воду и усиливалась пойти ко дну. Ее вытащили и привязали на короткое время къ цѣпи; но когда ее опять отвязали, она возобновила свое покушеніе, и послѣ нѣсколькихъ усилій ей удалось исполнить свое намѣреніе. Когда ее вытащили изъ воды, она была мертва.

Такъ, въ недавнее время, почти въ каждомъ журналѣ было возвѣщено странное самоубійство собаки; если есть люди, невѣрящіе этому разсказу, то все-таки нельзя сомнѣваться въ истинѣ этого событія.

Но какимъ образомъ бѣдное животное было доведено до степени отчаянія, встрѣчаемаго только у образованныхъ людей, о томъ есть немногимъ извѣстная трогательная повѣсть, которую мы намѣрены разсказать читателямъ.

Далеко на западѣ, тамъ, гдѣ Миссури гонитъ свои темныя волны въ могущественной "матери водъ" Мисиссипи, у подошвы увѣнчанныхъ соснами холмовъ, окружающихъ низкую долину, стоитъ небольшая хижинка, выстроенная изъ необтесанныхъ бревенъ и покрытая досками.

Рѣдко случается человѣческому глазу видѣть эту хижинку, рѣдко нога человѣка, исключая хозяина хижины, переступаетъ чрезъ порогъ ея; она стоитъ въ глубокой чащѣ, окруженная громадными деревьями первобытнаго лѣса, и только маленькая, едва замѣтная травянка соединяетъ ее съ остальнымъ міромъ.

Это дикій, романическій край земли; только человѣкъ и хищный звѣрь могли находить тамъ, не вдалекѣ другъ отъ друга, свое ложе;. одинакій охотникъ поселился тамъ, чтобы легче охотиться и не видѣть скучныхъ лицъ людскихъ.

Внутренность хижины была какъ-то странно причудливо разукрашена. На стѣнахъ ея не было видно и слѣдовъ необтесанныхъ бревенъ, потому-что они были увѣшаны огромною шкурою буйволовъ, а полъ былъ покрыть широкою и густошерстою кожею медвѣдей.

Половину одной стѣны занималъ большой, покрытый глиною каминъ, въ которомъ часто весело горѣли дрова; противъ камина находилась высокая постель, покрытая шкурами, а у подножія ея другое маленькое ложе, въ которомъ, по лежавшимъ на немъ оглоданнымъ костямъ, можно было узнать мѣсто отдыха собаки.

Надъ низкихъ входомъ, на двухъ деревянныхъ скобкахъ, лежала длинная винтовка; за дверью висѣла дробница. съ пороховымъ рожкомъ; въ широкомъ кожаномъ кушакѣ были воткнуты маленькій ножъ и шило.

Единственную мебель хижины составляли грубо обтесанный столъ, къ которому повидимому прикасался только топоръ; такой же стулъ, обитый медвѣжьей шкурой; искусно придѣланная къ стѣнѣ доски, съ деревянной тарелкой, маленькимъ желѣзнымъ котелкомъ и жестянымъ кубкомъ; въ углу стоялъ кусокъ пустаго пня, наполненный очищеннымъ маисомъ. Эти украшенія были дополнены багромъ; да нѣсколькими пустыми мѣшками изъ оленьей шкуры, висѣвшими съ потолочныхъ перекладинъ. Кто же жилъ въ этой хижинѣ?

Передъ каминомъ, на стулѣ, обтянутомъ мѣхомъ, сидѣлъ владѣлецъ хижины, крѣпкій, краснощокій старикъ, съ бѣлоснѣжными волосами и голубыми глазами; онъ точилъ свой длинный охотничій ножъ на маленькомъ оселкѣ. Одежда на немъ была охотничья.

Кожаные панталоны и моккасины плотно обхватывали ноги; широкая рубашка, также изъ кожи, по швамъ обшитая бахрамой, падала широкими складками на плечи, и старая шляпа, принявшая отъ бурь и непогодъ какой-то странный видъ, покрывала его сѣдую голову. Шея у него была открыта, несмотря на холодный осенній вѣтеръ, бушевавшій въ лѣсу по безлистымъ деревьямъ; широкій кожаный поясъ обтягивалъ станъ; ножъ, маленькій томагаукъ и жестяная кружка висѣли на поясѣ, у ногъ лежалъ свернутый шерстяной плащь. Старикъ, повидимому, снаряжался на охоту и въ ту минуту пробовалъ, годенъ ли и довольно ли остеръ его мѣрный стальной ножъ.

Передъ нимъ сидѣлъ другой жилецъ хижины и нетерпѣливо смотрѣлъ въ его лицо своими большими, добродушными глазами. То была огромная, черная, нью-фаундленская собака, съ длинной шерстью, широкою грудью и крѣпкимъ тѣлосложеніемъ. Вездѣ виднѣлись на прекрасной, блестящей шкурѣ сильнаго животнаго широкіе шрамы доказывали, что не разъ оно съ своимъ господиномъ выходило изъ опаснаго боя. Она знала себѣ цѣну, и конечно никогда же существовало болѣе вѣрной дружбы между человѣкомъ и собакой, какъ между этимъ охотникомъ и его Поппи. Она внимательно слѣдила за движеніями старика, окончившаго свою работу и воткнувшаго оселокъ въ скважину падь каминомъ, а ножикъ въ поясъ..

-- Поппи! сказалъ онъ дружески, взглянувъ на вѣрнаго товарища: -- Поппи, пойдемъ охотиться?

Хотя Поппи уже не былъ щенкомъ, но сохранилъ свою юношескую кличку и, казалось, совершенно свыкся съ нею; потому-что едва услышалъ онъ дружескій голосъ господина, какъ, склонивъ голову на сторону, поднялъ верхнюю губу, такъ-что оскалились бѣлые, блестящіе зубы, и замахалъ длиннымъ пушистымъ хвостомъ.

-- Поппи! сказалъ охотникъ еще разъ: -- хочешь?

"Гамъ!" отвѣчалъ Поппи и положилъ широкую лапу на колѣно господина.

-- Куда же мы пойдемъ сегодня, Поппи? спросилъ старикъ и погладилъ рукою голову вѣрнаго животнаго: -- гм? зачѣмъ ворчите? Пойти развѣ на индѣекъ, а?-- тебѣ, кажется, не хочется?

Поппи снялъ лапу съ колѣна и смотрѣлъ внизъ; онъ по видимому не былъ доволенъ охотою на индѣекъ.

-- Или пойти намъ отыскать большого оленя въ тростникѣ? что ты скажешь?

И это, кажется, не понравилось собакѣ; она поскребла лапой по полу и опять успокоилась.

-- Ну, Поппи, такъ нечего дѣлать, надобно пойти въ горы и убить двуутробку -- вѣдь и онѣ вкусны, а?

Поппя смотрѣлъ своему господину очень угрюмо въ лицо, но, не услышавъ болѣе ни одного слова, всталъ, проворчалъ что-то и подалъ къ своей постели, гдѣ и легъ, раздосадованный и въ дурномъ расположеніи духа.

Старикъ съ довольной улыбкой наблюдалъ за умной собакой; когда же она закрыла глаза и, казалось, ничего болѣе не хотѣла слышать объ охотѣ, онъ снова заговорилъ:

-- Поппи?

Поппи ничего не слышалъ.

-- Поппи!-- я не хочу двуутробокъ!

Собака приподняла голову, какъ-будто готовилась слушать.

-- Полни, пойдемъ къ рѣкѣ?-- посмотримъ, не перешелъ ли черезъ нея медвѣдь? Въ-мигъ очутилась собака подлѣ господина и смотрѣла ему въ глаза, какъ-будто сомнѣваясь въ словахъ старика.-- Убьемъ медвѣдя, Понпи? продолжалъ охотникъ.-- Съ громкимъ лаемъ и дикой радостью прыгнула собака, лизала его руки, и весѣло завыла самымъ трогательнымъ голосомъ.

-- Такъ, такъ!-- смѣясь говорилъ старикъ.-- Пойдемъ; тольмо веди себя умно, Поппи; ты добрая собака, -- вотъ такъ!-- Въ то же время онъ надѣлъ дробницу и шерстяной плащъ, снялъ винтовку и вышелъ въ сопровожденіи собаки, затворивъ дверь снаружи деревянной задвижкой.

-- Подожди, Поппи! закричалъ онъ собакѣ, которая побѣдила впередъ по извѣстному ей направленію: -- подожди, Поппи; сначала заглянемъ въ кладовую: все ли въ порядкѣ. Съ этими словами онъ подошелъ къ дому, который скорѣе можно было назвать чуланчикомъ, сдѣланнымъ изъ вбитыхъ въ землю шестовъ; верхъ былъ покрытъ древесной корой, поддерживаемой шестидесятью оленьими рогами. Низкая дверь, крѣпко затворенная деревянной задвижкой, образовала входъ, а внутри было складочное мѣсто припасовъ дѣятельнаго охотника. Главные припасы состояли изъ нѣсколькихъ кусковъ медвѣжьяго сала, ряда оленьихъ окороковъ и двухъ мѣшковъ изъ оленьей шкуры, наполненныхъ медомъ; кромѣ того на полу стояло нѣсколько выдолбленныхъ пней съ сарачинскимъ пшеномъ и солью, а на потолочныхъ перекладинахъ висѣли сухіе ломти тыквы, лучшій салатъ въ западныхъ штатахъ.

Стефенсъ -- такъ звали охотника -- хотѣлъ-было заперетъ дверь, бросивъ довольный взглядъ во внутренность кладовой, какъ ему вздумалось еще разъ взглянуть на рядъ оленьихъ окороковъ; потомъ онъ нагнулся къ одному изъ шестовъ забора и внимательно перечелъ знаки, вырѣзанные на деревѣ.

-- Разъ, два, три, шесть, девять -- вѣрно. А внутри? продолжалъ онъ, приподнявшись: -- разъ, два, пять, семь, восемь -- гм! сказалъ онъ и задумчиво посмотрѣлъ на пустое мѣсто, гдѣ висѣлъ девятый копченый окорокъ. Это странно! Поппи! не знаешь ли, Поппи, куда дѣвался девятый окорокъ?

Поппи, снова присоединившійся нъ своему господину, казалось, не слышалъ вопроса и совершенно углубился въ созерцаніе высушеннаго солнцемъ медвѣжьяго черепа, который онъ очень внимательно разсматривалъ.

-- Гм! удивительно!... ворчалъ сквозь зубы Стефенсъ: -- и слѣда нѣтъ живого существа, кромѣ Поппи и меня, а окорока нѣтъ. Не обчелся ли я? Но вѣдь уже вотъ третій разъ.... Поппи, Поппи, стереги лучше, продолжалъ онъ, обращаясь, къ собакѣ:-- такъ нельзя; если опять что-нибудь пропадетъ, я поставлю тебѣ въ кладовой!

Поппи косо взглянулъ на своего господина и, видя, что старикъ заперъ дверь и поднялъ винтовку на плечо, весело запрыгалъ передъ нимъ и помчался искать медвѣжій слѣдъ.

Когда они отдалялись отъ хижины, Поппи началъ сильно помахивать хвостомъ.

Охотникъ хорошо зналъ прекрасныя качества своей собаки, цѣнилъ ихъ, давалъ ей во всемъ полную волю, и никто не слышалъ, чтобы между ними когда-либо произошла ссора; они понимали и уважали другъ друга, а любовь и дружба, какъ извѣстно, могутъ проистекать только изъ обоюднаго уваженія.

Поппи былъ на свѣжемъ слѣду; онъ нѣсколько разъ останавливался и, оборачиваясь, смотрѣлъ весело на господина, какъ-будто бы хотѣлъ сказать: "развѣ мы съ тобой не молодцы? посмотри, какъ будетъ весело". Старикъ только кивалъ головой и улыбался.

-- Такъ, собака моя, -- славное животное!

Была осень, бѣлый дубъ былъ покрытъ зрѣлымъ плодомъ, и медвѣди взлѣзали на деревья за жолудями. Этотъ край еще до нынѣ славится дичью. Медвѣдей здѣсь множество; но вскорѣ бѣдняки будутъ выгнаны изъ родины отцовъ своихъ, духи убитыхъ индѣйцевъ будутъ охотиться за ними въ "вѣчныхъ охотничьихъ дубравахъ".

-- Поппи! вдругъ тихо сказалъ старикъ: -- Поппи, стой, я что-то слышу.

Поппи имѣлъ также вѣрный слухъ и такое же чутье; онъ подмялъ носъ кверху, постоялъ нѣсколько секундъ, я потомъ, возвратясь къ своему господину, поднялъ правую лапу.

-- Да, другъ мой, я знаю! сказалъ улыбаясь старикъ и погладилъ голову умнаго животнаго: -- я слышу; но пойдемъ, будь остороженъ; -- сегодня къ вечеру будетъ у насъ медвѣжина.

Охотникъ и собака пошли по направленію, откуда слышался шумъ все громче и явственнѣе, пока наконецъ раздался надъ самымъ ухомъ; нѣсколько сломанныхъ тяжелыхъ сучьевъ, упавъ сверху, произвели въ тишинѣ лѣса оглушительный трескъ.

Старикъ и Поппи подошли вскорѣ къ маленькому ручью, крутой берегъ котораго шелъ подъ самое дерево, такъ-что сидѣвшій на немъ медвѣдь не могъ ихъ замѣтить; въ пятидесяти шагахъ отъ дерева, старикъ остановился, далъ знакъ собакѣ и началъ осторожно приподыматься, чтобы разсмотрѣть беззаботнаго лакомку, которому на верху и не снился опасный непріятель.

Медвѣдь стоялъ, въ девятидесяти футахъ надъ землею на довольно большомъ суку и усердно старался пригнуть къ себѣ висѣвшій надъ нимъ сучекъ; гибкое дерево противилось его усиліямъ, и онъ очевидно боялся сдѣлать шагъ далѣе, не довѣряя, по тяжести своей, слабому подножію.

Стефенсъ взвелъ курокъ; но, видя, по всѣмъ движеніямъ звѣря, что оно чувствуетъ себя довольнымъ и не скоро сойдетъ внизъ, вовсе не торопился выстрѣломъ и рѣшился выждать, чѣмъ кончатся попытки медвѣдя. Поппи, стоя въ ручьѣ, ничего, не видѣлъ, началъ безпокоиться и тереться объ ногу господина.

-- Поппи! шепнулъ Стефенсъ, тихо погрозивши собакѣ.

Поппи сѣлъ, переминалъ безпрерывно передними ногами, послушался на нѣкоторое время угрозы старика, но, видно, ожиданіе показалось ему слишкомъ долгимъ, и онъ во второй разъ перегнулся и началъ снова тереть лапой ногу господина. Старикъ поднялъ ногу, какъ бы хотѣлъ ступить; Поппи нельзя было этимъ испугать; онъ очень хорошо зналъ, что на него не наступятъ, и оставался въ прежнемъ положеніи.

Между тѣмъ медвѣдь убѣдился, что вѣтка, которой ему тамъ сильно хотѣлось, ни въ какомъ случаѣ не переломится, и мѣсто, гдѣ стоялъ онъ, очень ненадежно; поэтому онъ полѣзъ выше, перешелъ на желанный сукъ, на оконечности своей украшенный множествомъ прекрасныхъ желудей, и пробовалъ переломить его; но скорѣе, чѣмъ ожидалъ, дерево поддалось, и едва-едва успѣлъ онъ спастись на сосѣднемъ сукѣ, гдѣ онъ засѣлъ, весьма довольный собою, и сталъ чесать себѣ голову.

Поппи испугался при трескѣ сука и смотрѣлъ съ напряженнымъ вниманіемъ на господина, стоявшаго по прежнему на своемъ мѣстѣ, между тѣмъ, какъ медвѣдь, перегнувши къ себѣ надломленный сукъ, ѣлъ съ большимъ наслажденіемъ трудно добытый плодъ. Собака потеряла терпѣніе, она ухватилась зубами за кожаную бахраму охотничьей рубашки и дернула такъ сильно, что старикъ съ испугомъ закричалъ:

-- Поппи!

Голосъ охотника достигъ до медвѣдя; сдѣлавшись внимательнѣе, онъ нѣсколько разъ пріостанавливался, осматривался осторожно на всѣ стороны, глядѣлъ внизъ и почувствовалъ, что не совсѣмъ безопасно сидѣть на деревѣ. Стефенсъ понялъ, что настала рѣшительная минута; медвѣдь еще не трогался, желая узнать, откуда послышался подозрительный голосъ; быстро и вѣрно поднялъ старикъ смертоносный стволъ, прицѣлился одну секунду, и эхо съ громомъ повторило выстрѣлъ. Дубовый сукъ выскользнулъ изъ лапъ звѣря и закачался; медвѣдь держался еще нѣсколько секундъ въ прежнемъ положеніи, потомъ покачнулся два раза впередъ и стремглавъ полетелъ головой впередъ съ вышины на крѣпкую землю; отъ паденія его задрожала окрестность.

Поппи тотчасъ послѣ выстрѣла очутился подлѣ дерева, подъ которымъ валялся медвѣдь въ предсмертныхъ судорогахъ; послѣ немногихъ минутъ его не стало.

Какъ былъ нетерпѣливъ Поппи до того времени, такъ смирно и прилично велъ онъ себя теперь. Онъ полизалъ рану и прилегъ спокойно подлѣ убитаго звѣря, пока господинъ не разрѣзалъ его и не собрался нести домой.

Стефеисъ не взялъ съ собою лошади, потому-что единственный конъ его бѣгалъ на волѣ въ лѣсу и два дня уже не возвращался домой; поэтому едва къ солнечному закату успѣлъ онъ воротиться домой съ своей добычей; мясо и сало повѣсилъ онъ въ кладовой, мѣхъ натянулъ, а себѣ самому изжарилъ къ ужину бокъ и два вкусныхъ куска окорока.

-- Вотъ, Поппи, сказалъ онъ, отрѣзавъ порядочный кусокъ и подавая его собакѣ: -- вотъ ты въ лѣсу не хотѣлъ ѣсть, быть можетъ теперь понравится.

Но и теперь собакѣ не хотѣлось; Поппи понюхалъ мясо, покачалъ головой и прилегъ на свое ложе. Стефеисъ посмотрѣлъ на него сомнительно и спросилъ наконецъ съ участіемъ:

-- Ты боленъ, Поппи?

Поппи не считалъ нужнымъ отвѣчать и вскорѣ заснулъ глубокимъ сномъ.

Когда Стефенсъ проснулся утромъ, солнце поднялось уже надъ вершинами горъ; было воскресенье, и ему не хотѣлось въ этотъ день мтти на охоту; онъ, совершенно спокойно, приготовилъ себѣ завтракъ, съѣлъ его и сѣвши къ окну, принялся чинить мокассины. Поппи снова отказался отъ пищи и старикъ нѣсколько разъ взглядывалъ на товарища, безпокоясь о его здоровья; собака мало обращала на него вниманія и лежала съ закрытыми глазами.

-- Поппи, что съ тобой? спросилъ старикъ, спустя нѣсколько времени и внимательно разсматривая (собаку: -- это что? онъ раненъ! закричалъ онъ вдругъ и бросился къ собакѣ, чтобы удостовѣриться въ истинѣ своего предположенія. Но это не была настоящая рана: на одномъ боку шерсть была стерта, какъ-будто отъ удара, и самая шкура была легко оцарапана на двухъ мѣстахъ.

-- Проклятый медвѣдь! сказалъ съ сожалѣніемъ старикъ, поглаживая голову собаки:-- онъ таки успѣлъ тебя оцарапать! Я думалъ, что онъ тотчасъ околѣлъ. Но подожди, Поппи! мы тебя вылечимъ; знаешь, что чистое медвѣжье сало вылечизаеть всѣ такія раны.

Поппи бросилъ безпокойный взглядъ на господина, помахалъ хвостомъ послѣдовалъ за нимъ къ дверямъ. Стефенсъ, вошедши въ кладовую, тотчасъ посмотрѣлъ оленьи окорока, опасаясь, не украли ли у него вчера еще одного?

-- Разъ, два, три, четыре, пять, шестъ, с-е-м-ь! закричалъ онъ протяжно: -- с-е-м-ь! Поппи, они у насъ опять украли окорокъ! Нѣтъ, довольно, будетъ съ нихъ! ты будешь спать въ кладовой, Поппи -- слышишь?

Поппи помахалъ немного хвостомъ, показывая, что понялъ рѣчь господина, но вообще, казалось, мало интересовался кладовою; онъ, какъ и вчера, глубокомысленно разсматривалъ старый медвѣжій черезъ; между тѣмъ охотникъ внимательно обошелъ кладовую, осмотрѣлъ, нѣтъ ли гдѣ-нибудь отверстія. Все было крѣпко и не было видяо чужого слѣда.

-- Ты эту ночь будешь спать въ кладовой, Поппи! повторилъ старикъ еще разъ: -- и если услышишь что-нибудь подозрительное, то зашуми, быть можетъ поймаемъ вора.

Сказано -- сдѣлано. Поппи спалъ, начиная съ этой ночи, на мягкихъ, разложенныхъ для него въ кладовой шкурахъ. Покража прекратилась; но эта "перемѣна воздуха", казалось, благодѣтельно подѣйствовала на здоровье собаки: бокъ его излечился, апетитъ воротился; онъ ѣлъ все: медвѣжину и оленье мясо и по временамъ не отказывался отъ жареной индѣйки, которую до того времени отвергалъ съ презрѣніемъ.

Спустя двѣ недѣли, въ которыя все шло благополучно, Поппи, казалось, потерялъ охоту ночевать въ новой спальной онъ подошелъ къ постели господина и вытянулся у ногъ его.

-- Все цѣло, Поппи? спросилъ Сгсфсисъ: -- все цѣло? ты болѣе не хочешь спать въ кладовой?

Собака, казалось, поняла вопросъ хозяина, встала и почесала передней лапой моккасины старика.

-- Добрая собака! сказалъ Стефенсъ и погладилъ ея голову:-- Славная собака!

Оба единодушно согласились предоставить на эту ночь кладовую своей собственной судьбѣ. Каково же было удивленіе охотника, когда онъ, осмотрѣвъ на другое утро кладовую, увидѣлъ только шесть копченыкъ окороковъ! Это было слишкомъ загадочно. Онъ въ ноелѣхніе дни убилъ еще четыре оленя и повѣсилъ ихъ окорока; но ночной воръ предпочелъ сухіе, копченые, и не трогалъ другихъ припасовъ.

-- Поппи, сказалъ Стефенсъ:-- дѣло мнѣ подозрительно. Я буду караулить эту ночь; мѣсяцъ свѣтитъ, и я съ постели своей, если отодвинуть шкуры, могу удобно обозрѣвать кладовою; а ты Поппи -- подойди сюда и брось скверный старый черепъ -- и ты, Поппи, не долженъ спать внутри, но подлѣ кладовой; если кто приблизится, ты сейчасъ почуешь и сможешь преслѣдовать.

Три ночи сряду караулилъ Стевенсъ, три ночи сряду обходилъ Поппи кладовую, при лунномъ свѣтѣ: никто не показывался; въ четвертую, когда оба устали и соснули, воръ снова появился, и на другое утро висѣло только пять окороковъ.

Это хоть кого бы вывело изъ терпѣнія. Стевенсъ остановился. удивленный на порогѣ, или на томъ мѣстѣ, гдѣ могъ быть порогъ, и клялся, что готовъ повѣситься, если онъ что-нибудь понимаетъ въ этомъ дѣлѣ. Поппи тоже ничего не понималъ; онъ стоялъ также около своего господина и смотрѣлъ съ удивленіемъ на пустые таоздв.

Оба съ сомнѣніемъ качали головою.

Стефенсу дѣло показалось важнымъ. Было что-то необъяснима таинственное въ этихъ покражахъ, и онъ рѣшился не спать еще одну ночь и на другой день съ разсвѣтомъ отправиться къ ближайшему сосѣду, чтобы посовѣтоваться съ нимъ. Ближайшій сосѣдъ жилъ, правда, въ двадцати слишкомъ миляхъ; но по тому же направленію паслась лошадь Стевенса, и онъ рѣшился воснольноваться этакъ случаемъ, чтобы сдѣлать два дѣла вдругъ.

Возвратясь домой, онъ снялъ съ гвоздей винтовку, почистилъ замокъ, влилъ свѣжаго оленьяго сала въ особое отверстіе приклада, срѣзать два новыхъ ремня и растопилъ немного овинцу для пуль. Поппи, видя всѣ приготовленія господина, сѣлъ между тѣмъ передъ нимь и добродушно смотрѣлъ на него большими томными глазами, вѣроятно ожидая, что они тотчасъ войдутъ въ лѣсъ. Хотя бѣдное животное и проспало цѣлую ночь, но оно было утомлено; глава его. сомкнулись, и черезъ нѣсколько минутъ голова его покачивалась то въ ту, то въ другую сторону.

-- Ступай спать, Поппи! сказалъ старикъ: -- мы сегодня не пойдемъ на охоту; можешь спокойно улечься.

Поппи не ждалъ вторичнаго приказанія, всталъ, протянулъ сначала лѣвую заднюю ногу, потомъ правую, съ удивительною ловкостію почесалъ себѣ шею, пошелъ къ постели, перевернулся раза три съ боку на богь и улегся, готовясь порядкомъ выспаться...

Стевенсъ снялъ между тѣмъ дробницу и осмотрѣлъ, все ли въ ней въ порядкѣ для завтрашняго похода: пять пуль и одна въ винтовкѣ, всего шесть, -- этого хватало на три или четыре дня, отвертка, три кремня, кусочекъ трута, немного войлока для чистки стволовъ, кусокъ тонкой кожи, трубочка для приманки индѣекъ и маленькій мѣшочекъ соли; итакъ, все было въ порядкѣ; он всыпалъ немного пороху изъ большого рога въ обыкновеннный охотчій рогъ свой, какъ вдругъ Поппи зашевелился, дѣлалъ безпокойныя, движенія тихо началъ визжать -- онъ бредилъ.

-- Гм! сказалъ Стевенсъ и посмотрѣлъ съ улыбкой на товарища: -- старый индѣецъ, которому я недавно подарилъ медвѣдя, разсказывалъ, что если спящей собакѣ покрыть голову своимъ платкомъ, и имъ же накроешь послѣ того свою собственную голову, и заснешь, то приснится самому тоже, что снилось собакѣ; дай попробую съ Поппи.

Поппи началъ дергать обѣими ногами, какъ-будто бы его держалъ кто-то и онъ желалъ освободиться, и визжалъ тихо и жалостно.

-- Эхъ, попробую, сказалъ старикъ, снялъ сцою косынку, накрылъ ею спящаго Попни и наблюдалъ внимательно за всѣми его движеніями. Долго лежалъ онъ неподвижно; скорое дыханіе доказывало, что инстинктъ его былъ въ дѣйствіи; наконецъ онъ началъ обѣими передними лапами шарить, полежалъ опять спокойно, потомъ снова зашевелился всѣмъ тѣламъ и успокоился. Стевенсъ снялъ осторожно косынку, положилъ ее себѣ подъ голову и заснулъ тотчасъ послѣ того; добрый охотникъ долженъ былъ воспользоваться временемъ для отдохновенія, чтобы въ случаѣ необходимости отказаться отъ сна.

Осеннее солнце смотрѣло тепло и весело на хижинку охотника, въ которой отдыхали два друга.

Было два часа пополудни, когда Стефеисъ проснулся. Поппи, бывшій около получаса внѣ хижины, передъ тѣмъ воротился и лежалъ спокойно на своемъ старомъ мѣстѣ; Стеоенсъ приподнялся, сѣлъ на постель и сидѣлъ долгое время неподвижно устремивъ мза передъ собой, какъ-будто забывшись въ-раздумья;. потомъ онъ взглянулъ на собаку, вздохнулъ тяжело, какъ-будто отъ тяжккго страданія, покачалъ головой и закричалъ:

-- Поппи!

Поппи не спалъ, открылъ тотчасъ глаза и началъ махать хвостомъ; господинъ сильнѣе закачалъ головой и взглянулъ на собаку съ упрекомъ, остановивъ на ней пристальный и испытующій взглядъ. Понаи сдѣлалось неловко отъ этого взгляда, онъ привсталъ, медленно поднялъ голову вверхъ и смотрѣлъ то въ одну, то въ другую сторону, но повсюду встрѣчалъ онъ пристальный взоръ господина, такъ-что наконецъ, какъ бы привлеченный неодолимою силою, всталъ, подошелъ къ нему, началъ ласкаться и хотѣлъ полизать его руку; Стефенсъ отдернулъ ее и повторялъ съ упрекомъ:

-- Поппи!

"Гамъ, гамъ!" завыла собака и почесала передней лапой колѣно старика, какъ-будто желая сказать: "полно! не шути это непріятно!" Охотникъ оттолкнулъ его, спустилъ ноги и сказалъ собакѣ, слушавшей его съ полнымъ вниманіемъ:

-- Поппи! вотъ уже четыре года съ тѣхъ поръ, какъ ты былъ еще маленькимъ щенкомъ, -- жили мы съ тобою въ искренней дружбѣ; я тебя никогда не билъ, исключая когда ты побѣжалъ за кроликомъ, вмѣсто того, чтобы итти по найденному нами медвѣжьему слѣду, да ещё разъ, когда ты не хотѣлъ выйти изъ-подъ дерева, гдѣ сидѣла дикая кошка, между тѣмъ какъ у меня была всего одна пуля. Ты развѣ голодалъ у меня? былъ ли у тебя въ чемъ-нибудь недостатокъ? помнишь ли, какъ мы три дня сряду не нашли дичи, -- не подѣлился ли я съ тобою честно послѣднимъ кускомъ? можешь ли ты сказать противное?

Поппи разсмотрѣлъ между тѣмъ всѣ углы и предметы комнаты, исключая лица своего господина, и повидимому чувствовалъ себя вовсе не въ своей тарелкѣ; онъ взглянулъ даже одинъ разъ грустно на дверь, какъ-будто думая: "не улизнуть ли?" Но хотя дверь и была отворена, онъ не трогался съ мѣста; совѣсть его была нечиста.

-- Поппи! продолжалъ старикъ послѣ короткаго молчанія: -- Поппи! ты неблагодарная, дурная собака: ты употребилъ во зло мое довѣріе, вкрался въ мою любовь, а теперь ты воруешь. Да, Поппи, ты воруешь: видишь эту неплотную доску внизу камина? Тамъ ты ночью пролѣзаешь. Ты запираешься, закричалъ онъ съ гнѣвомъ, когда Поппи всталъ и, какъ-будто ничего не понимая, обнюхивалъ показанную ему доску: -- ты запираешься? Такъ послушай же, что я, исполнивъ совѣтъ стараго индѣйца, видѣлъ сегодня во снѣ. Едва положилъ я подъ голову платокъ, поймавшій твой сонъ, какъ и заснулъ, и мнѣ въ ту же минуту показалось, будто я нахожусь въ отверстіи, тамъ, у камина, что половина моего тѣла головой впередъ высовывалась наружу, я бился изо всѣхъ силъ, чтобы освободиться изъ тѣснаго отверстія, я это наконецъ удалось мнѣ; бокѣ болѣлъ у меня, когда я пролѣзъ, но несмотря на то, я быстро побѣжалъ -- и странно -- на четырехъ ногахъ, -- къ кладовой, гдѣ, привставъ, отдернулъ задвижку, не какъ всегда -- рукой, но зубами. Поппи, я почти стыжусь разсказывать, что я сдѣлалъ тамъ. Я взлѣзъ на пень съ солью, стащилъ зубами одинъ изъ копченыхъ оленьихъ.окороковъ и понесъ его къ дверямъ; задвинулъ задвижку, какъ было прежде, и понесъ окорокъ въ чащу къ опрокинутому красному дубу.

Со вздохомъ пріостановился старикъ на минуту и, гляди на Поппи; съ упрекомъ покачалъ головой; собака не могла успокоиться, бросалась съ одной ноги на другую, смотрѣла то въ тотъ, то въ другой уголъ, порыла передней лапой землю и, искоса бросая взгляды на открытую дверь, не смѣла однако убѣжать.

-- Тамъ, продолжалъ тоскливымъ голосомъ старый охотникъ, стирая ладонью двѣ большія слезы, повиснувшія на глазахъ его: -- тамъ легъ я обѣими руками -- мнѣ казалось, будто у меня лапы -- на окорокъ и сгрызъ все мясо съ кости, зарылъ потомъ остатки подъ листьями и мхомъ и воротился чрезъ тоже отверстіе въ комнату; для того, чтобы скрыть свои подлый поступокъ, я задвинулъ доску, отправился на свою постель, и здѣсь, повернувшись самымъ необыкновеннымъ образомъ, заснулъ. Куда, Поппи? закрималъ онъ громовымъ голосомъ собакѣ, которая старалась разными увертками улизнуть отъ непріятнаго для нея разговора: -- куда, Поппи? стыдись, скверная, неблагодарная собака. Но погоди, сначала найдемъ доказательства твоей вины; пойдемъ къ дубу.

Съ этими словами онъ взялъ винтовку и ягдташъ (хорошій охотникъ безъ оружія не отойдетъ и десяти шаговъ отъ своего дома) и строгимъ знакомъ приказалъ собакѣ слѣдовать за собою. Поппи, замѣтившій по разговорамъ о каминномъ отверстіи, что дѣло не ладно, и видя, по какому направленію идетъ господинъ, повѣсилъ уши, запустилъ хвостъ подъ брюхо и шелъ въ молчаніи за старикомъ. Два раза останавливался онъ на дорогѣ и оглядывался, желая убѣжать, но Стефенсъ наблюдалъ за нимъ, и напрасно пытался онъ избѣгнуть его вниманія. Наконецъ пришли они къмѣсту, гдѣ Стефенсъ во снѣ зарылъ кости -- тамъ лежалъ дубъ; старый корень, обвитый густымъ сассафрасомъ я сассапарилемъ подъ самымъ стволомъ; Стефеисъ отодвинулъ ружьемъ листья и мохъ. Тамъ лежала улика вора -- остатки украденныхъ окороковъ.

Еслибъ для Поппи была возможность пролѣзть сквозь игольное ушко, онъ бы сдѣлалъ это съ величайшимъ наслажденіемъ: такъ подло и нестерпимо было его положеніе; его узнали, обличили, и онъ зналъ, что гнѣвъ и досада выражались въ эту минуту въ глазахъ его добраго господина. Въ это мгновеніе Поппи, безспорно, считалъ себя самой несчатвой собакой въ Миссури.

Съ повисшей головой, дрожащими ногами и полузакрытыми глазами стоялъ онъ нѣсколько минутъ, безсмысленно смотря въ свѣтлые листья и ожидая отъ господина брани, а быть можетъ и другого наказанія. Къ удивленію его, однако не было на того, ни другого; старый Стефеисъ нѣсколько времени смотрѣлъ на него пристально и съ грустію, поднялъ винтовку на плечо и пошелъ молча въ лѣсъ. Поппи печально побѣжалъ за винъ.

Настала ночь, и оба улеглась подъ широкими вѣтвями дуба, но прежняя дружба между ними исчезла.

Поппи хотѣлъ-было приласкаться, но Стефенсъ оттолкнулъ его и сказалъ: "ступай прочь -- ты волкъ!" и онъ не могъ найти брани хуже этой, потому-что ничего въ свѣтѣ Поппи такъ не ненавидѣлъ какъ волка. Поппи воротился печально и легъ подъ деревомъ, далеко отъ господина и костра.

На другое утро Стефенсъ отправился съ разсвѣтомъ и около десяти часовъ пришелъ къ Миссури. Сначала намѣреніе его было жестоко. Чѣмъ болѣе онъ любилъ свою собаку, тѣмъ болѣе огорчила его скрытность ея характера, и онъ хотѣлъ ее застрѣлить, но, не будучи въ состояніи исполнить этого страшнаго рѣшенія, придумалъ отвесть Поппи въ ближайшее поселеніе и подарить его кому-нибудь, хотя и не вѣрилъ возможности, чтобы удалось удержать собаку у новаго хозяина.

Онъ сидѣлъ и печально, нерѣшительно смотрѣлъ въ даль; вдругъ услышалъ онъ приближеніе парохода, одного изъ тѣхъ, которые время отъ времени идутъ внизъ и вверхъ по рѣкѣ, частію привозя охотниковъ во внутренность страны, частію доставляя въ Сенъ-Луи мѣха и другія произведенія. Въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ отъ мѣста отдохновенія старика, присталъ пароходъ къ берегу, для того, чтобы запастись дровами.

Стефенсъ пошелъ къ пароходу.

-- Эй, старый, у васъ славная собака! закричалъ одинъ изъ пассажировъ, бѣлокурый, стройный молодой человѣкъ: -- не продадите ли вы ее?

-- Продать? сказалъ Стефеисъ: -- нѣтъ, никогда; если же аы хотите взять ее и обѣщаете увезти далеко.... хорошо обходиться съ ней, продолжалъ онъ, взглянувъ на Поппи, стоявшаго съ поджатымъ хвостомъ и повисшими ушами подлѣ старика:,-- то.... то.... возьмите ее....

-- Можетъ ли быть? спросилъ пораженный пассажиръ, которому очень понравилось прекрасное мохнатое животное: -- я съ первымъ пароходомъ иду изъ Нью-Орлеана-въ Англію: довольно ли это далеко для васъ?

-- Возьмите ее, сказалъ Стефенсъ и отворотился.

Въ эту минуту раздался звонъ на палубѣ; англичанинъ быстро обвязалъ шею присмирѣвшей собаки своимъ платкомъ и потащилъ ее на пароходъ, который тотчасъ же отправился въ путь.

До того времени Поппи велъ себя смирно и страдательно, подавленный нечистою совѣстію и молчаніемъ господина, но видя, какъ пространство все болѣе и болѣе увеличивалось между нимъ и его покровителемъ, у него промелькнула въ головѣ мысль о судьбѣ своей, и онъ завылъ и залаялъ, какъ въ старыя времена, когда провожалъ старика на охоту.

Этому не могло противостоятъ доброе сердце охотника, которому уже и такъ горька была разлука съ собакой; онъ повернулся и крикнулъ:

-- Поппи, собака моя; сюда, сюда! и громко и радостно взвылъ Поппи и хотѣлъ броситься на зовъ; новый господинъ предвидѣлъ это, и бѣдное, изо всѣхъ силъ сопротивлявшееся животное было привязано на цѣпь.

-- Поппи! Поппи! кричалъ раздирающимъ голосомъ старый охотникъ.-- Поппи исчезалъ вдали, зовъ его перелеталъ, какъ тихій вѣтерокъ, а пароходъ, фыркая и пыхтя, летѣлъ по гладкой поверхности рѣки.

Четыре дня послѣ того скакалъ чрезъ Сенъ-Луи всадникъ въ кожаной охотничьей курткѣ, съ винтовкой на плечѣ; лошадь была измучена я утомлена до смерти; всадникъ соскочилъ съ лошади у пристани и спросилъ одного стоявшаго тутъ поденщика: гдѣ пароходъ "Yellow Stone?"

-- Вчера отправился въ Нью-Орлеанъ, оказалъ поденщикъ и, взваливъ послѣдній мѣшокъ, муки на телѣжку, отправился въ городъ; всадникъ простоялъ болѣе часа на берегу широкаго Мисиссипи и смотрѣлъ на дико волновавшуюся рѣку, потомъ медленно сѣлъ на лошадь и шагомъ поѣхалъ въ лѣсъ, не взглянувъ ни разу на городъ.

Поппи былъ отвезенъ въ Англію, и такъ-какъ онъ отъ тоски и морской болѣзни очень похудѣть, то новый господинъ берегъ его съ неимовѣрнымъ вниманіемъ и любовью. Поппи видѣлъ это и любилъ новаго господина, но былъ всегда печаленъ, ѣлъ, что ему давали, и жилъ осенью и всю зиму такъ спокойно въ Англія, какъ это возможно бѣдной собакѣ, увезенной изъ своего отечества.

Когда же настала весна съ новыми цвѣтами и почками, когда веслѣ долгаго зимняго сна природа проснулась освѣженная, когда ласточки воротились домой, и онъ вспомнилъ родимый лѣсъ, когда все разцвѣло и позеленѣло, птицы запѣли, тогда напала тоска на сердце бѣднаго Поппи: онъ вспомнилъ свой лѣсъ, зеленѣющіе, прекрасные кусты, серебристый ручей, протекающій подлѣ дома; онъ думалъ объ охотѣ, о прекрасной лѣсной жизни, какъ тамъ голубое небо лучше, какъ звѣзды тамъ свѣтлѣе; онъ думалъ о слѣдѣ дикихъ звѣрей, о боѣ съ медвѣдемъ и тигромъ, и сердце у него затосковало. Поджавши хвостъ, бродить онъ, какъ будто вылили на него ушать воды.

Однажды господинъ его получилъ изъ Сенъ-Луи посылку, открылъ ее (Поппи сидѣлъ тутъ же) и вынулъ изъ ящика: разъ, два, тря, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять коочшыхъ оленьихъ окороковъ. Это было слишкомъ: старыя воспоминанія воскресли, Поппи вспомнилъ своего прежняго господина, какъ тотъ любилъ его, какъ, подло онъ обманулъ его, и какъ страшно-было накаваміе; внезапно рѣшился онъ окончить жизнь и бросился въ протекающую за домомъ рѣку.

Бѣдный Поппи, ты лежишь теперь въ чужой землѣ, -- и только одинъ проступокъ удалилъ тебя изъ родины!

А господинъ твой? что сталось съ твоимъ бѣднымъ господиномъ? Тихо и одиноко сидѣлъ онъ въ хижинѣ, винтовка безъ дѣла висѣла на стѣнѣ. Старый Стенемсъ заболѣлъ и долго пролежалъ на болѣзненномъ одрѣ. Когда же настала весна, когда послѣ зимняго сна природа воскресла, ласточки воротились въ его хижину, все позеленѣло и разцвѣло, птички запѣли, старику сдѣлалось больно и взгрустнулось въ хижинѣ. Онъ вычистилъ винтовку отъ ржавчины и пыли, собралъ охотничьи снаряды, осѣдлалъ коня и помчался далеко, далеко, въ западныя степи; на сѣдлѣ была привязана свернутая медвѣжья шкура, шкура того медвѣдя, котораго онъ убилъ, когда въ послѣдній разъ охотился съ Поппи.

VI.
МЕСТЬ.

На дальномъ западѣ Соединенныхъ Американскихъ Штатовъ, у Скалистыхъ горъ, на берегахъ Арканзаса, молодой человѣкъ (backwoodman, обитатель лѣсовъ), слѣдуя обычаю своего поколенія, построилъ одинокую свою хижину въ лѣсу, посреди кочующихъ индѣйцевъ. Онъ обрабатывалъ свое маленькое поле и трудился надъ нимъ такъ спокойно и безбоязненно, какъ-будто бы находился среди просвѣщеннаго народа, подъ покровительствомъ законовъ. Его звали Уильсонъ.

Жена его (одна изъ тѣхъ милыхъ и стройныхъ женщинъ, которыя, подобно лѣснымъ цвѣткамъ, красуются и увядаютъ въ глуши), старая мать и двое дѣтей составляли все семейство. Сыну его Уильяму было восемь лѣтъ, а дочь Клара была по третьему году. Маленькое поле молодого человѣка, засѣянное пшеницей, не требовало много времени на обработку, и потому въ свободные часы онъ ходилъ на охоту съ винтовкой на плечѣ. Много оленьихъ шкуръ, много медвѣжьяго жиру, разной дичи и меду возилъ онъ на своемъ маленькомъ челнокѣ въ Литлъ Рокѣ, состоявшій тогда изъ незначительнаго числа домовъ. Тамъ запасался онъ порохомъ и свинцомъ, солью, кофе, Захаромъ и необходимою одеждою для своихъ домашнихъ. Хотя нашъ поселенецъ чувствовалъ въ себѣ довольно силы и мужества, чтобы не бояться дикихъ своихъ сосѣдей, но онъ старался пріобрѣсти ихъ расположеніе. Нерѣдко, когда онъ оставлялъ свое семейство, на него находила боязнь за любимыхъ сердцу; въ особенности же, если, преслѣдуя звѣря, онъ былъ принужденъ ночевать въ далеко отъ дому, ему невольно приходили на мысль частыя убійства, еще не задолго передъ тѣмъ случившіяся въ странѣ.

Наконецъ онъ привыкъ къ такой жизни, и такъ-какъ жена съ матерью не обнаруживали боязни, то онъ всячески остерегался даже напоминать имъ о возможности опасности. Время проходило тихо и спокойно, опасности не встрѣчалось ни разу, и мало-по-малу тревожныя мысли совершенно оставили нашего Уильсона. Таковъ характеръ человѣка: онъ помнитъ объ опасности тогда только, когда она стоитъ прямо передъ нимъ. Нашъ молодой поселенецъ началъ удалять отъ себя всякую заботу, считалъ своя прежнія мысли вздоромъ и уже чаще прежняго уходилъ на охоту, которая доставляла ему много выгоды.

Одинъ разъ, проходя съ собакой по лѣсу, онъ наткнулся на свѣжій медвѣжій слѣдъ; пройдя по немъ около трехъ англійскихъ миль, поселенецъ увидѣлъ медвѣдя, усердно разрывавшаго листья водъ дубомъ, чтобы добыть скрытые подъ ними жолуди. Услышавъ трескъ переломившагося подъ уильсоновыми ногами сука, медвѣдь вскочилъ на заднія ноги и, придерживаясь передними лапами за стволъ дерева, началъ внимательно оглядываться.

Хотя Уильсовъ былъ на довольно долевомъ разстоянія отъ звѣря, но, разсудивъ, что малѣйшее движеніе можетъ отогнать добычу, охотникъ тихо приподнялъ винтовку, прицѣлился и, выстрѣливъ, ранилъ медвѣдя. Но онъ дурно расчиталъ разстояніе, пуля попала не въ сердце, а склонившись на полетѣ, ударила ниже. Почувствовъ рану, медвѣдь грянулся о земль и заревѣлъ, но прежде чѣмъ собака успѣла добѣжать до него, онъ вскочилъ и исчезъ посреди крутыхъ горъ, преслѣдуемый собакой.

Уильсонъ могъ только медленно слѣдовать по неровной почвѣ; примѣтивъ кровавый слѣдъ, онъ разсудилъ, что звѣрь тяжело раненъ и не можетъ долго протащиться. Каково же было его изумленіе и бѣшенство, когда, наконецъ увидѣвъ свою добычу, онъ тутъ же примѣтилъ индѣйца, спокойно укладывавшаго срѣзанный жиръ въ шкуру, которую уже успѣлъ снять съ медвѣдя. Мало того, около индѣйца лежала на травѣ собственная его собака, вѣрный Понте, съ раздробленнымъ черепомъ. Въ нѣсколько секундъ Уильсонъ былъ подлѣ краснокожаго а, задыхаясь отъ гнѣва, спрашивалъ его:

-- Кто убилъ мою собаку?

-- Сѣрый Соколъ развѣ овца? развѣ я позволю безнаказанно травить себя собакой? въ свою очередь угрюмо спросилъ темный охотникъ.

-- Сѣрому Соколу слѣдуетъ сидѣть съ бабами, если онъ не умѣетъ самъ охотиться, а подбираетъ чужую добычу! сказалъ съ бѣшенствомъ Уильсонъ.-- Ты не соколъ, а воронъ, что бросается на падаль! прибавилъ онъ, хватаясь за ножъ.

-- А кто просилъ тебя въ наши края? проворчалъ Сѣрый Соколъ: -- если бы ты охотился за Аллеганскими горами, твоя бѣлая собака не попалась бы подъ мою руку.

И говоря эти слова индѣецъ презрительно оттолкнулъ трупъ собаки носкомъ своего мокассина.

Охотникъ не вытерпѣлъ: прежде чѣмъ дикарь успѣлъ пошевельнуть рукой или увернуться отъ быстраго нападенія, онъ почувствовалъ сильную руку бѣлаго. Приподнятый съ земли, индѣецъ полетѣлъ черезъ убитаго медвѣдя и грянулся на острые камни.

Однако быстрѣе молніи онъ снова вскочилъ на ноги. Схвативъ свой томагаукъ, онъ бросилъ его въ голову Уильсона. Острое оружіе сорвало съ него шапку. Въ ту же минуту ножъ сверкнулъ въ рукѣ Сѣраго Сокола; какъ тигръ кинулся онъ на Уильсона и прежде чѣмъ молодой охотникъ успѣлъ опомниться, ударилъ его два раза въ животъ.

Но Уильсонъ не потерялъ силы и смѣлости. Онъ снова схватилъ врага обѣими руками, снова приподнялъ его и, освободивши свою правую руку, три раза вонзилъ ему въ грудь широкій охотничій ножъ, бросилъ умирающаго на трупъ собаки и самъ, изнемогши отъ трудной борьбы, опустился на землю. Кровь выступила красной волной изъ-подъ охотничьей рубашки. Припавъ къ стволу сосны, поселенецъ лежалъ нѣсколько времени, почти безсознательно прикрывъ раму обѣими руками, между которыми кровь его медленно текла на землю.

Еще разъ очнулся несчастный, пытался приподняться, но силы ему измѣнили; онъ чувствовалъ, что конецъ его приближается; онъ хотѣлъ молиться, но мысли его путались. Въ послѣдній разъ призвалъ онъ имена жены, дѣтей, опрокинулся назадъ и испустилъ духъ.

-----

Былъ вечеръ; жена Уильсона съ безпокойствомъ подходила къ дверямъ и смотрѣла въ поле, вглядываясь, не возвращается ли мужъ съ долгой охоты, потому-что онъ не взялъ съ собою плаща, а ночь была холодна и сурова.

Старая мать сидѣла у камина, сложивъ руки на колѣняхъ, и смотрѣла пристально на пламя, между тѣмъ, какъ маленькая Клара играла у ногъ ея и ласкаясь прислоняла свою русую головку къ ногамъ старухи, которая тогда, отворачивая глаза отъ огня, клала лѣвую руку на голову дитяти и любовалась его кудрями.

-- Не знаю, отчего мнѣ сегодня вечеромъ грустно, сказала молодая женщина: -- Уильсонъ часто не бывалъ по вечерамъ дома, никогда однако я такъ сильно не тосковала, какъ сегодня. Вѣтеръ душъ сегодня очень сильно: не случилось ли съ нимъ несчастья отъ падающихъ деревъ? ахъ, еслибы онъ былъ дома! и гдѣ же Уильямъ? какъ долго не несетъ онъ пшеницы.

-- Придетъ, отвѣчала старуха: -- можетъ быть онъ нашелъ слѣдъ и зашелъ далеко въ лѣсъ; вѣроятно, когда стемнѣемъ, онъ воротится домой; приготовь лучше ужинъ, онъ, вѣрно, проголодается.

Уильямъ воротился съ поля и пронесъ пшеницу, накормилъ лошадь и вошелъ въ комнату, между тѣмъ его мать поставила жаровню съ пшеничнымъ хлѣбомъ на очагъ и посыпала горящихъ угольевъ на крышу.

-- Пойди, Уильямъ, сказала она ему: принеси мнѣ немного дровъ, прежде чѣмъ стемнѣетъ, и положи два шеста въ плетень, чтобы коровы не вбѣжали еще разъ въ ограду, какъ въ прошедшую ночь, когда онѣ обгрызли лучшій нашъ соляной мѣшокъ.

Стало совершенно темно; молодая женщина поставила свою прялку въ сторону, и подойдя къ дверямъ, опять выжидала мужа.

Какъ она была счастлива, что не могла видѣть сосны, подъ которою лежалъ мужъ ея, блѣдный и истекшій кровью!

Ночь была мрачная, небо обложилось тучами, ихъ темныя массы приближались съ запада чернѣе и чернѣе и повисли надъ зеленымъ лѣсомъ.

-- Пойдемъ, матушка, поужинаемъ. Уильсонъ сегодня не придетъ домой; вѣдь на дворѣ такъ темно, что руки передъ глазами не видно, и если бы онъ былъ въ полумили, то и тогда пришлось бы переночевать въ лѣсу, замѣтилъ Уильямъ.

-- Потруби въ рогъ, сказала мать:-- если онъ услышитъ, то вѣрно отыщетъ дорогу.

-- Ахъ да, я и забыла о рогѣ, закричала Анна, взяла его изъ угла и, обратясь лицомъ въ ту сторону, откуда ожидала мужа, затрубила нѣсколько разъ: отрывистые звуки далеко отдались въ мертвой тишинѣ темной ночи. Когда она замерли, Анна долго прислушивалась и ждала отвѣтныхъ звуковъ своего мужа; потомъ, еще и еще звучалъ рогъ, но Уильсонъ не приходилъ; обѣ женщины, недовольныя и безпокойныя, сѣли съ Уильямомъ за столъ.

Въ тотъ самый день, когда Сѣрый Соколъ имѣлъ несчастно кончившуюся стычку съ Уильсономъ, три молодыхъ индѣйца шли по берегу Кадрона, чтобы сойтись въ условленномъ мѣстѣ, съ отцамъ своимъ, Сѣрымъ Соколомъ.

Прибывъ къ мѣсту, они зажгли костеръ, и поставили палки съ большими кусками оленины, обѣщавшими голоднымъ пріятную трапезу.

-- Посмотри, какъ орлы летятъ къ той долинѣ, сказалъ одинъ изъ охотниковъ:-- я схожу и посмотрю, не растерзалъ ли тигръ оленя, не приготовила ли пищи орламъ винтовка Сѣраго Сокола.

Онъ поднялъ ружье свое, лежавшее на травѣ, и ушелъ въ чащу. Мясо изжарилось; братья окончили завтракъ; старшій воротился: а поясѣ висѣла свѣжая кожа съ черепа; платье и моккасины были въ крови. Взоръ его былъ страшенъ. Оба брата вскочили съ травы, схвативъ винтовки, послѣдовали за старшимъ, не произнося ни слова и не дѣлая никакихъ вопросовъ. Когда они обогнули утесъ, глазамъ ихъ представилось мѣсто описанной нами схватки Уильсона съ Сѣрымъ Соколомъ.

-- А! закричали оба, отскочивъ въ одно время.

Страшное зрѣлище, представившееся ихъ глазамъ, казалось безобразнымъ пятномъ на красотѣ живописнаго пейзажа; самые солнечные лучи, отражаясь въ большой лужѣ застывшей крови, увеличивали отвращеніе къ этому мѣсту.

Прежде всѣхъ пришедшія братъ поднялъ трупъ отца съ трупа собаки и посадилъ его къ стволу дуба, а съ уильсонова черепа снялъ кожу; когда онъ подошелъ, птицы отлетѣли, но вскорѣ опять спустились, продолжая клевать трупы.

Всѣ три брага тотчасъ же начали плясать около труповъ свой смертный танецъ, дикими напѣвами выхваляя храбрость убитаго отца, хитрость на охотѣ, и другія добродѣтели. Пѣсня окончилась клятвою мщенія всему дому убійцы. Томагауками вырыли они плоскую могилу, опустили въ нее трупъ отца со всѣми охотничьими принадлежностями и завалили ее тяжелымъ деревомъ, чтобы волки не могли вырыть тѣла.

Причину боя они скоро узнали; убитый медвѣдь, мертвая собака, томгаукъ, брошенный рукою дикаря и глубоко врѣзавшійся въ сосну, раны отъ ножей на обоихъ трупахъ, все это легко объяснило догадливымъ дѣтямъ природы весь ходъ дѣла; мщеніе, страшное мщеніе было обѣщано семейству несчастнаго, сильная рука котораго, теперь расклеванная птицами, не могла защитить слабыхъ.

Окончивъ это, они удалились: старшій братъ впереди, два другіе пошли по его слѣдамъ; одна цѣль наполняла сердца ихъ, одно чувство выражалось въ сверкающихъ темныхъ глазахъ -- желаніе мщенія.

Черныя тучи поднимались на западѣ и росли выше и выше; солнце закатилось и мрачная ночь спустилась на чащу. Не рѣшаясь искать своихъ жертвъ въ этой темнотѣ среди непроходимыхъ колючихъ растеній и дикихъ виноградниковъ, темнокожіе войны рѣшились отложить на-время исполненіе своего намѣренія.

Они зажгли огонь и молча расположились вокругъ него. Такъ сидѣли они около часу, задумавшись и не говоря ни слова, какъ вдругъ раздался въ воздухѣ пронзительно ясный звукъ рога.

Всѣ поняли значеніе этого сигнала. Адская улыбка мелькнула на темныхъ лицахъ, и въ ту же минуту, схвативъ ружья, они бросились въ ту сторону, откуда слышался звукъ, которымъ бѣдное семейство призывало единственнаго своего покровителя.

-----

Милая Клара давно заснула, играя у камина. Она лежала, подложивъ подъ голову бѣленькую ручку и плотно прислонившись къ большой бѣлой кошкѣ, которая, самодовольно мурлыча, прижималась къ хорошенькому дитяти.

Хотя индѣйка была вкусно изжарена и оленина и медъ были любимыми блюдами всего семейства, но въ этотъ вечеръ обѣ женщины не могли ѣстъ. Одинъ Уильямъ ѣлъ усердно, говоря, что отецъ привыкъ ночевать въ лѣсу, и что съ разсвѣтомъ онъ будетъ дома.

Женщины старались вѣритъ словамъ мальчика; однако Анна нѣсколько разъ подходила къ дверямъ и трубила въ рогъ. Буря усиливалась. Ослѣпительная молнія освѣщала стонавшій отъ вѣтра лѣсъ, и громъ страшно перекатывался въ отдаленіи.

Старуха подняла съ полу спокойно уснувшую Кларочку и уложила ее на постельку; она подошла къ лампѣ, чтобы погасить ее. Въ это время послышался стукъ въ двери.

-- Папа идетъ, закричалъ Уильямъ, подскочивъ къ дверямъ; отодвинувъ задвижку, онъ отворилъ дверь и съ раздвоеннымъ черепомъ упалъ на руки вскрикнувшей матери.

Какъ тѣни проскользнули въ домъ трое краснокожихъ убійцъ. Страшно описывать всѣ ужасы индѣйскаго мщенія. Одинъ изъ мнѣ повлекъ жену Уилсона къ камину, и несчастная женщина были убита однимъ ударомъ томагаука. Другой братъ схватилъ старуху, накрутилъ волосы ея на руку, и въ тоже время третій индѣецъ приподнялъ дитя, снявшее въ постели. Вырвавшись изъ рукъ своего мучителя, бѣдная женщина съ отчаяніемъ бросилась на изступленнаго дикаря, схватила дитя, и прижавъ его къ груди, молила изверга о пощадѣ. Но скорѣе пойманный олень могъ бы получить пощаду отъ схватившей его гіены.

Самый высокій изъ братьевъ оттолкнулъ несчастную въ другой уголъ комнаты и, приподнявъ маленькую Клару, ударилъ ее бѣлокурую кудрявую головку объ дверь.

Старуху видѣла смерть своего любимаго дитяти. Страшный огонь сверкнулъ въ ея потухшихъ глазахъ; она выпрямимъ и устремила на мучителей взглядъ, отъ котораго и ликари не могли не содрогнуться. Поднявъ сухую руку, заговорила она на языкѣ ирокезовъ.

-- Да накажетъ васъ великій духъ! произнесла она: -- пусть растерзаютъ тѣла ваши хищные звѣри и разнесутъ кости ваши! Пусть орлы расклюютъ ваше мясо! Пусть волки насытятся вами!

Томагауки братьевъ размахнулись, но суевѣріе удерживало ихъ руки. Бѣдная старуха, потерявшая разумъ, при видѣ смерти всѣхъ любимыхъ ею существъ, показалась имъ сверхъестественнымъ созданіемъ, близкимъ къ ихъ великому духу. Ужасъ ихъ былъ неописанный; черезъ нѣсколько минутъ, услышавъ новое проклятіе, убійцы бросились бѣжать, забывъ даже взять съ собою черепъ убитой дѣвочки.

Старуха подняла дитя, поцаловала его и стала носить холодный трупъ на рукахъ по комнатѣ, называя свою Клару всѣми ласковыми именами.

-- Пойдемъ, ангелъ мой, не смотри на меня такъ пристально, спи, моя милашка; сколько у тебя крови на лицѣ! пойдемъ, я разскажу тебѣ сказку и убаюкаю тебя, а когда ты проснешься, придетъ твой папа. Папа? ахъ, если-бы папа былъ здѣсь, душенька! посмотри, и мама устала, она лежитъ тамъ на землѣ и спить, и братъ тоже. Баю, баюшки, баю.

И она качала на колѣняхъ трупъ дитяти, прося его не смотрѣть такъ пристально, быть добрымъ дитятей и не спать.

Одинъ изъ деревянныхъ стульевъ хижины, во время страшной сцены, упалъ въ огонь и загорѣлся; пламя ползло сначала по нижнимъ бревнамъ камина, высохшимъ отъ всегдашней близости огня, охватило ихъ, пробиралось далѣе и далѣе и освѣтило краснымъ свѣтомъ печальную комнату.

Одна часть дома горѣла, а старуха, забывъ все и качая маленькій трупъ, ожидала, что внучка закроетъ глазки, открывшіеся въ предсмертныхъ судорогахъ.

Все ближе подходило пламя, захватило уже трупъ женщины; платьея тлѣло. Жара въ комнатѣ сдѣлалась нестерпимою.

-- Пойдемъ, душенька: здѣсь, тепло, ты потѣешь; посмотри, какъ ты мокра... или это кровь? пойдемъ, и мама тотчасъ пойдетъ за нами.

Играя вышла она съ ребенкомъ на освѣщенный пламенемъ дворъ. Передъ ней провалились верхнія перекладины дома, загородили входъ, и взлетѣли милліоны искръ къ темному ночному небу.

Старуха ничего не замѣчала; она укачивала ребенка и пѣла старинныя пѣсни. Когда домъ сгорѣлъ, когда огонь потухъ, когда холодный ночной вѣтеръ пронзительно сталъ продувать ея легко прикрытое тѣло и трупъ дитяти въ рукахъ ея дѣлался все холоднѣе и холоднѣе, она пришла съ своей ношей къ тлѣющимъ бревнахъ развалинъ и, дрожа отъ холода, начала свое однообразное пѣніе.

Въ такомъ же положеніи нашло ее на другое утро солнце, появившись надъ зеленымъ моремъ листьевъ и освѣтивъ мѣсто страшнаго злодѣянія.

Въ это самое время скользилъ по рѣкѣ маленькій каноэ, въ которомъ сидѣлъ одинъ гребецъ. То былъ другъ Уильсона, котораый, проплывъ наканунѣ нѣсколько миль и возвращаясь теперь домой, увидѣлъ догаравшій домъ.

Онъ тотчасъ переплылъ рѣку, чтобы посмотрѣть, нѣтъ ли возможности спасти кого-нибудь и среди полусгорѣвшихъ труповъ увидѣлъ страшную картину безумія и смерти. Легко было ему угадать убійцъ: уже не первый домъ, не первое семейство подвергалось разрушенію отъ рукъ индѣйцевъ, которые въ свою очередь испытывали много жестокостей отъ бѣлыхъ.

Онъ безъ сопротивленія взялъ безумную старуху и трупъ ребенка, уложилъ ихъ въ каное и, отплывъ около четырехъ миль внизъ по рѣкѣ, остановился у жилища родственниковъ погибшихъ жертвъ.

-----

Въ тридцати англійскихъ миляхъ отъ Арканзасъ-поста вливается въ рѣку Арканзасъ небольшая рѣчка, которая, несмотря на малость свою при устьѣ, течетъ сотни миль по прекрасной, плодоносной долинѣ; ее окружаютъ крутыя горы, покрытыя лѣсомъ, гдѣ въ прежнее время водилось множество дичи. И теперь иногда выступаетъ тамъ стройный олень и дикая индѣйка качается ночью на величественныхъ дубахъ долины; даже хитрый шакалъ разбойничаетъ тамъ и, выждавъ въ засадѣ беззаботную добычу, гоняется за ней и безпощадно поражаетъ.

Весной, послѣ разсказаннаго нами происшествія, на одномъ изъ рукавовъ этой рѣчки поселилась шайка индѣйцевъ изъ семейства шоктавсовъ. Группы пестро разукрашенныхъ индѣйцевъ представляли необыкновенную картину среди красиваго мѣстоположенія.

Мужчины ходили на охоту, иные съ ружьями и собаками, другіе же просто съ луками и стрѣлами. Женщины принимали добычу, потрошили убитыхъ звѣрей, вывѣшивали кожи для сушки, коптили мясо, выпускали медвѣжье сало и наполняли имъ мѣха изъ оленьей кожи.

Иногда мужчины съ томагауками, женщины съ корытами отправлялись срубать найденное вблизи дерево съ сотами, наполнить медомъ корыта и по возвращеніи домой спустить его въ мѣшки, подобные тѣмъ, которые употребляются у нихъ для медвѣжьяго сала.

Весело было видѣть, какъ маленькіе полунагіе мальчики и дѣвочки торопливо подносили къ срубленному дереву горящія гнилушки и хворостъ, чтобы отогнать пчелъ, и какъ прыгали они, когда какая-нибудь сердитая пчела, несмотря на дымъ, глубоко впускала острое жало въ ихъ смуглое тѣло. Если же, при первомъ паденіи дерева пчелы слишкомъ бѣсились, что обыкновенно бываетъ при богатыхъ ульяхъ, они съ радостными криками и хохотомъ бросались, преслѣдуемые метательными врагами, въ самые густые кусты, или бѣжали къ ближнему ручью и, ныряя въ водѣ, спасались отъ своихъ крылатыхъ преслѣдователей.

Не всѣ индѣйцы этой страны принадлежали къ семейству шоктавсовъ: между ними гостили три чужестранца съ другого берега Арканзаса. То были три сына Сѣраго Сокола, которые, боясь мщенія бѣлыхъ сосѣдей за убитое семейство, скрывались въ дикихъ горахъ. Несмотря на согласіе свое съ этимъ поколѣніемъ индѣйцевъ, братья ходили большею частью вмѣстѣ и охотились втроемъ.

Разъ утромъ они пробирались съ ружьями по южной сторонѣ холмовъ, когда двѣ ихъ собаки подняли въ чащѣ тигра огромной величины. Но прежде чѣмъ кто-либо изъ нихъ успѣлъ выстрѣлить, звѣрь скрылся, преслѣдуемый собаками. Охотники не могли довольно скоро приготовиться къ погонѣ, и потому продолжали только держаться одного направленія, не обращая вниманія на мелкую дичь и прислушиваясь къ лаю борзыхъ, который раздавался то далѣе, то ближе, смотря по ходу охоты. Наконецъ вечеромъ, когда солнце озолотило верхи деревъ, скворцы полетѣли къ своимъ гнѣздамъ, тамъ и сямъ послышалось на соснахъ хлопанье крыльевъ дикихъ индѣекъ, собаки настигая тигра, остановились, завыли и залаяли передъ деревомъ, на которомъ скрылся врагъ ихъ.

Почти совершенно обезсилѣвъ, прибыли къ мѣсту двое изъ охотниковъ. Старшій прицѣлился, но отъ усталости рука его дрожала; онъ попытался еще разъ -- и долженъ былъ отказаться. Другой, видя, что тигръ намѣревается спрыгнуть на землю, и боясь продлить охоту, а быть можетъ и совсѣмъ выпустить изъ рукъ трудно-настигнутаго звѣря, быстро поднялъ винтовку и выстрѣлилъ.

Тигръ, тяжело раненный, падая съ сука, на которомъ стоялъ, повисъ на немъ передней лапой, послѣ тщетныхъ попытокъ снова поднять; пуля старшаго индѣйца сразила его; звѣрь выпустилъ сукъ изъ лапъ и грянулся на землю; въ-мигъ бросились на него собаки; но едва онѣ коснулись до него, какъ тигръ схватилъ одну изъ нихъ и разорвалъ; другая же съ остервенѣніемъ впилась въ него. Охотники, опасаясь потерять послѣднюю и лучшую собаку, подскочили въ ту же минуту съ поднятыми ножами , чтобы нанести звѣрю послѣдній ударъ.

Тигръ, при видѣ новыхъ враговъ, сдѣлать страшное усиліе. Онъ освободился отъ утомленной и раненой собаки и съ яростью бросался на охотниковъ, которые, ожидая нападенія, твердо стояли другъ возлѣ друга, уставивъ свои ножи на свирѣпое животное.

Короткіе клинки пронзили тѣло тигра, но индѣйцы не могли избѣгнуть бѣшенства звѣря и злого рока. Бѣшеный тигръ поднялся на заднія ноги и, падая впередъ, однимъ взмахомъ страшной лапы раскроилъ грудь одному изъ братьевъ, такъ-что тотъ съ громкимъ воплемъ отшатнулся; тогда звѣрь, бросившись на другого индѣйца, схватилъ его и хотѣлъ разорвать, но силы ему измѣнили; въ предсмертной борьбѣ схватилъ онъ несчастнаго за горло, и оба испустили духъ, истекая кровью.

Младшій подоспѣлъ только, чтобы увидѣть одного изъ своихъ братьевъ мертвымъ, другого умирающимъ, и въ тоже время его сердце было поражено воспоминаніемъ о проклятіи старухи.

-- Маниту! кричалъ онъ, выпустивъ изъ руки винтовку : -- Маниту, заклятіе бѣснующихся! горе намъ: Маниту сердитая, и мы преданы царству Нанабоца.

Смертная блѣдность покрыла лицо умирающаго, услышавшаго слова эти; онъ протяжно застоналъ, вытянулся и испустилъ духъ.

Солнце зашло, и глубокіе сумерки покрыли спокойныя деревья; наступила ночь , потому-что въ лѣсахъ на востокъ отъ скалистыхъ горъ солнце , едва спустившись , будто поглощаетъ въ себя лучи, и глубокій мракъ слѣдуетъ быстро за дневнымъ свѣтомъ.

Молодой воинъ сложилъ два трупа братьевъ на одно мѣсто, покрылъ ихъ шерстянымъ покрываломъ, навалилъ на нихъ столько дровъ, сколько могъ собрать, для прикрытія отъ хищныхъ звѣрей, и убѣжалъ. Онъ думалъ о помѣшавшейся старухѣ и не смѣлъ провести ночь подлѣ жертвъ ея проклятія.

Такъ бѣжалъ онъ нѣсколько времени, пока сумерки не спустились окончательно; и, утомленный бѣгомъ, а еще болѣе испуганный мыслью о страшной старухѣ, онъ скоро повалился на землю и не могъ двинуться съ мѣста.

Такъ лежалъ онъ нѣсколько часовъ, какъ вдругъ въ нѣсколькихъ шагахъ услышалъ онъ вой волковъ. Краснокожій тихо приподнялся на локтѣ и со страхомъ вслушивался въ эти сурово-дикіе голоса. Казалось, старый волкъ предводительствовалъ цѣлымъ стадомъ; сначала раздавался въ лѣсу глубокій, жалобный голосъ и затихъ на минуту; потомъ снова тотъ-же звукъ, сильнѣе, жалобнѣе, вдругъ огласила лѣсъ такая дикая, бѣшеная мелодія, что испуганныя ночныя птицы прекратили свое пѣніе; только филинъ скрылся въ болѣе уединенное мѣсто, чтобы оттуда спокойно испускать свой не менѣе страшный крикъ.

Сынъ лѣсовъ зналъ слишкомъ хорошо образъ жизни этихъ животныхъ и не боялся насчетъ своей участи; напротивъ того, близость живыхъ существъ служила ему въ эту минуту ободреніемъ. Долго лежалъ онъ и прислушивался къ вою волковъ, то густому и низкому, то возвышавшемуся до звуковъ, страшно пронзительныхъ.

Вѣрная собака его, ласкаясь, положила свою морду на плечо господина; индѣецъ обернулся къ смѣлому животному, такъ недавно въ борьбѣ съ тигромъ употребившему всѣ возможныя усилія къ побѣдѣ надъ врагомъ, и потрепалъ ему затылокъ. Но вдругъ, громко взвизгнувъ собака отскочила и поползла потомъ снова къ господину, махая хвостомъ, какъ бы въ извиненіе за то, что пренебрегла ласкавшую ее руку, между тѣмъ, какъ причиною ея движенія были раны, оставленныя на тѣлѣ ея когтями тигра.

Вой волковъ прекратился: они отыскали мѣсто, гдѣ лежали трупы.

Они сначала нашли трупъ собаки и съ бѣшенствомъ разорвали его. Индѣецъ задумчиво прислонился къ дереву, когда вой, все болѣе и болѣе громкій, снова раздался въ тиши; мысль о томъ, что они нашли трупы, быть можетъ вырыли теперь тѣла изъ-подъ деревѣ, начали свою трапезу, воспоминаніе о послѣднемъ проклятіи старухи -- все, все наполняло сердце его непреодолимымъ страхомъ. Волосы стали у него дыбомъ; онъ вскочилъ и помчался дикими прыжками чрезъ чащу.... куда? ему было все равно -- только дальше, дальше отъ страшныхъ завываній.

Наконецъ, утомленный до полусмерти, повалился онъ на землю, кругомъ все было тихо, какъ въ могилѣ. Онъ завернулся въ плащъ и скоро заснулъ; но и во снѣ старуха поднимала изсохшія руки, произносила слова проклятія и громко хохотала, разсказывая ему судьбу его братьевъ.

-----

Былъ прелестный осенній день, одинъ изъ дней того время года, которое въ сѣверной части Америки называется "индѣйскимъ лѣтомъ". Наступленіе осени ясно обозначалось: зрѣлые жолуди падали съ трескомъ на сухіе листья, зелень сассафраса покрылась огненными свѣтложолтыми пятнами, которыя-служатъ признакомъ, что растеніе скоро увянетъ. Дикій виноградъ висѣлъ тяжелыми синими кистями съ высокихъ и стройныхъ дубовъ, по которымъ ползли его вьющіеся стебли, и перезрѣвшія мускатныя ягоды валялись между жолудями и сухими листьями.

Солнце опустилось за зеленое лиственное море, когда четверо всадниковъ остановились подъ большимъ краснымъ дубомъ, не берегу маленькаго ручья.

Первый, высокій, стройный мужчина былъ одѣтъ, какъ и другіе въ охотничьей рубашкѣ, леггинахъ и моккасинахъ; изъ-подъ синей шотландской шапки выглядывали отдѣльными кудрями бѣлоснѣжные волосы и придавали добродушному лицу его какую-то нѣжность. Передъ нимъ лежала на сѣдлѣ винтовка. Оборотясь къ товарищамъ, онъ сказалъ:

-- Здѣсь, кажется, удобное мѣсто, вода хороша, вотъ это сухое дерево возьмемъ на дрова, а густой дубъ укроетъ насъ отъ росы; если бы ночью пошелъ дождь, то на кустахъ можно растянуть плащи и устроить покойный ночлегъ.

-- Хорошо, Стевенсъ! у тебя вѣрный глазъ въ подобныхъ случаяхъ, отвѣчалъ маленькій, толстый пожилой человѣкъ, соскакивая на землю и принимаясь разсѣдлывать лошадь; жаль только, что на проклятой охотѣ разбилъ я свою фляжку съ водкой. Чтобы мы теперь сдѣлали, если бы не взяли съ собой завтрака? пришлось бы жевать сассафрасовые листья и жолуди да закусывать кислымъ виноградомъ, а это хоть и здорово, какъ говоритъ нашъ аптекарь въ Поллокѣ, да невкусно. Нѣтъ, мое медвѣжье сало и хлѣбъ пріятнѣе! И, говоря это, онъ вынулъ изъ-подъ сѣдла длинный, туго набитый мѣшокъ и, пригнувъ низенькое деревцо, повѣсилъ на него свои припасы для предохраненія отъ собакъ.-- Вотъ, въ прошлый разъ, продолжалъ онъ, обращаясь къ Стевенсу:-- твой Плутонъ, негодная тварь утащилъ все мое сало, а когда я хотѣлъ отнять, то онъ еще накрылъ добычу обѣими лапами и принялся скалить зубы.

Всю провизію удалили отъ собакъ; сѣдла и плащи разложены были подъ деревомъ въ видѣ постелей и подушекъ; лошадямъ связали переднія ноги и, чтобы на слѣдующее утро скорѣе найти ихъ, на шею надѣли колокольчики.

Путники усердно принялись разводить огонь, жарить сырое мясо, а главное грѣться отъ ночной сырости. Скоро веселое пламя начало подыматься выше и выше.

Одинъ изъ младшихъ охотниковъ, загорѣлый, черноглазый и черноволосый юноша, подошелъ также къ огню и бросился на свой плащъ.

-- Слѣдовало бы позвать собакъ, это они переполошатъ весь лѣсъ; сказалъ онъ съ досадою:--вотъ и теперь я слышу, какъ возятся онѣ въ камышѣ, около рѣки. И отчего, въ-самомъ-дѣлѣ, онѣ все вертятся тамъ? Вдругъ молодой человѣкъ вскочилъ съ своего мѣста и, приложивъ руку къ уху, началъ прислушиваться къ отрывистому, визгу и громкому лаю собакъ.-- Генри, пойдемъ туда? сказалъ онъ, обращаясь съ живостью къ четвертому охотнику, молодому человѣку, съ русыми волосами и голубыми глазами; который, прислонившись къ дереву, также прислушивался къ лаю.

-- Да полноте, прервалъ ихъ старый Стевенсъ:-- вы избалуете собакъ, если покажете, что вамъ весело стрѣлять по всякой дряни; тогда намъ придется отказаться отъ медвѣдей и гоняться за бѣлками да дикими мошками. Бросьте ихъ: пусть себѣ лаютъ подъ деревомъ.

-- Стевенсъ правъ! сказалъ старый Гарперъ:-- скотамъ только и нужно пошумѣть; слышите, какъ онѣ воютъ; чортъ меня побери, если мы завтра цѣлый день не проѣздимъ, пока найдемъ порядочный слѣдъ.... Потруби въ рогъ, Генри: онъ лежитъ за тобою. Молодой человѣкъ, спокойно улегшійся-было близь огня, схватилъ огромный бычачій рогъ и затрубилъ нѣсколько разъ громко и протяжно. Собаки замолкли на короткое время, а потомъ между ними поднялся такой страшный и жалобный вой, что всѣ охотники громко расхохотались. Вслѣдъ за тѣмъ Генри бросилъ рогъ на траву и вмѣстѣ съ Гарперомъ началъ развѣшивать тонко разрѣзанные куски мяса на деревянныя палки и, поставивши ихъ къ огню, подложилъ подъ нихъ ломти хлѣба, чтобы сберечь капающій съ мяса жиръ.

Стевенсъ и Джемсъ, или Нимъ, какъ его называли, не тратили времени напрасно, а заботливо поддерживали огонь.

Вскорѣ, мало-по-малу, начали собираться собаки; ихъ явилось семь; махая хвостами, подходили онѣ и привѣтливо щелкали зубами, въ ожиданіи корма. Самая большая изъ нихъ, красносѣраго цвѣта, по головѣ, тѣлу и сверкающимъ глазамъ совершенно похожая на волка, ласкаясь, прислонилась къ старому Стевенсу, который лежалъ, опрокинувъ голову на сѣдло.

-- Ну, Плутонъ! чего тебѣ, старикашка? спросилъ охотникъ; добродушно, смотря въ глаза прекрасному животному. Услышавъ голосъ господина, собака положила правую лапу на грудь его и, прежде чѣмъ тотъ успѣлъ отвернуться, облизала ему все лицо. Ну, пошелъ, ложись говорилъ старый охотникъ. Экой ты необтесанный!

-- Это пребезстыдный песъ, замѣтилъ Гарперъ:-- спроси только мистриссъ Впиліамсъ. Недавно она хотѣла варить мыло , собрала все свое старое сало и поставила къ дверямъ, чтобы навалить въ котелъ -- и чтожь? не успѣла она отлучиться на двѣ минуты, какъ Плутонъ уплелъ половину сала! Нимъ, дай собакамъ кусокъ хлѣба, авось завтра утромъ чего-нибудь еще добудемъ. Должны же въ этихъ мѣстахъ водиться медвѣди. Да, кстати, господа, разсказывалъ, ли я вамъ мою исторію о медвѣдѣ, и о томъ , какъ я упалъ въ дупло? Нѣтъ еще? ну, хорошо, такъ послушайте и учитесь присутствію духа.

Всѣ усѣлись, ожидая обѣщаннаго разсказа; Гарперъ былъ извѣстенъ во всей странѣ своимъ балагурствомъ и шутками. Поправивъ свой плащь, старикъ приподнялся на локти и отогналъ одну изъ собакъ, которая разлеглись-было подъ самымъ его носомъ.

"Тому болѣе пятнадцати лѣтъ, началъ онъ, я былъ еще тогда молодымъ и красивымъ мужчиной; пятеро насъ изъ Винцелловъ переѣхали чрезъ Огіо и прибыли въ знаменитый охотничій край Кентуки; дичи было множество, и медвѣди бѣгали какъ у насъ свиньи. Поохотившись нѣсколько дней, я бродилъ въ одно утро по лѣсу и недалеко отъ себя увидѣлъ пустое дерево, съ большимъ отверстіемъ. Постой, думаю я, дерево это кажется мнѣ зимней квартирой одного изъ жирныхъ черныхъ молодцовъ; подхожу и, осматривая дерево со всѣхъ сторонъ, вижу ясные слѣды, по которымъ нетрудно было мнѣ догадаться, что медвѣди лазили вверхъ и внизъ по дереву; дай-ка, думаю я, полѣзу наверхъ и понюхаю, не пахнетъ ли медвѣдемъ, и коли отыщу что-нибудь, схожу за товарищами. Между тѣмъ я неосторожно наступилъ на край дупла; кусокъ гнилого дерева подломился, и я падаю и быстро спускаюсь въ дупло точь-въ-точь, какъ пуля въ ружейный стволъ.

Однако паденіе мое не сопровождалось никакимъ несчастіемъ. Одно только обстоятельство ужасало меня: что, если медвѣдь лежитъ подъ моими ногами? Черезъ нѣсколько секундъ я успокоился: все было благополучно, и только ноги мои завязли до колѣнъ въ истлѣвшей сердцевинѣ гнилого дерева. Я убѣдился очень скоро, что дерево это не задолго предъ тѣмъ, а можетъ быть даже еще и въ настоящее время, служило жилищемъ медвѣдю; въ первыя минуты я едва могъ дышать отъ остраго запаха, и самая внутренность ствола была такъ гладка и оскоблена, какъ-будто его нарочно выстрогали.

Осмотрѣвшись вдоволь, я хотѣлъ выйти; но кто же опишетъ мой ужасъ, когда я открылъ, что для того, чтобы выйти изъ дупла, необходимо имѣть когти и силу медвѣдя. Своему заклятому врагу не желаю подобной минуты. Холодный потъ выступилъ на всемъ тѣлѣ; колѣни у меня подогнулись. Кричать и шумѣть было бы безумно: на разстоянія по-крайней-мѣрѣ восьмидесяти миль не было жилья, исключая развѣ хижины на другомъ берегу Огіо. Къ тому же мы на-канунѣ сговорились съ товарищами итти внизъ по рѣкѣ, и они могли подумать, что я пошелъ впередъ, между тѣмъ какъ мнѣ приходилось прощаться съ жизнію. Мысль о голодной смерти промелькнула въ моей головѣ, я вскочилъ и попытался-было вскарабкаться ко крутой стѣнѣ; но напрасно: хотя отчаяніе и придавало мнѣ силы, но я не нашелъ опоры, и хотя по временамъ поднимался немного, но каждый разъ падалъ внизъ еще глубже. Мысль о самоубійствѣ нѣсколько облегчила меня; при мнѣ былъ ножъ, и я зналъ по-крайней-мѣрѣ, что умру не голодной смертью, а разомъ, безъ мученья.

Долго сидѣлъ я въ раздумья, судорожно сложивъ руки, какъ вдругъ услышалъ, что кто-то снаружи карабкается по стволу дерева. Я притаилъ дыханіе и сталъ прислушиваться; ободренный мыслью о помощи, я хотѣлъ-было закричать, но въ ту же минуту закрылось надо мною отверстіе, густой мракъ окружилъ меня; одна мысль пришла въ голову: навѣрно то былъ медвѣдь, который возвращается въ свое логовище.

Что теперь дѣлать? бороться съ нимъ? хороша борьба! подумалъ я -- и все-таки вынулъ ножъ и крѣпко сжалъ его рукоятку. Дупло было глубиною до тридцати футовъ; медвѣдь вѣроятно не ждалъ, кого найдетъ внизу! Когда онъ спустился довольно низко, мнѣ пришла другая идея: я вдвинулъ ножъ на свое мѣсто, и въ ту минуту, какъ звѣрь находился надъ самою моею головою (вы знаете, онъ входитъ всегда задомъ въ дупло), вцѣпился я обѣими руками въ толстую шкуру его ляшекъ, а для большей вѣрности схватилъ зубами короткій хвостъ медвѣдя.-- Я повисъ на немъ какъ піявка. Что думалъ тогда медвѣдь, понравилось ли ему такое неожиданное приключеніе въ собственномъ его домѣ, мнѣ неизвѣстно; я знаю только то, что съ первой же минуты, онъ не лѣниво взобрался наверхъ, а вцѣпившись сильными костями въ дерево, съ быстротою труса полѣзъ изъ дупла, по той же дорогѣ, гдѣ за минуту спускался такъ спокойно и самодовольно. Я боялся одного, чтобы въ дорогѣ силы его не ослабѣли; но въ одно мгновеніе я былъ уже наверху дерева, и едва высунулась голова моя наружу, какъ я выпустилъ медвѣдя изъ рукъ и зубовъ, уцѣпился за край отверстія, чтобы снова не упасть въ дупло, потому-что медвѣдь вѣроятно не явился бы во второй разъ ко мнѣ на-помощь. Какъ молнія слетѣлъ онъ съ дерева и, прежде чѣмъ я успѣть спокойно усѣсться и выплюнуть волосы, оставшуюся у меня во-рту медвѣжью шерсть, какъ владѣтель ея исчезъ въ чащѣ.

-- И вы не успѣли даже поблагодарить его? сказалъ, смѣясь, Стевенсъ.

-- Благодарить? нѣтъ! ворчалъ Гарперъ: -- трусъ удралъ безъ оглядки.

Среди смѣха и разсказовъ подобнаго рода, прошелъ вечеръ и настало время лечь спать. Генрихъ и Нимъ подвалила дровъ въ огонь, сдвинули уголья, принесли нѣсколько кружекъ воды изъ ближняго ручья, сняли свои леггины и моккасины, покрыли ими винтовки, лежавшія подлѣ нихъ, завернулись въ плащи и вскорѣ всѣ заснула глубокимъ сномъ.

Съ разсвѣтомъ старыя Стевенсъ разбудилъ спящихъ; они намѣревались въ тотъ день сильно поохотиться: страна изобиловала дичью.

Весело зашевелились охотники, раздули огонь, такъ-что искры взвились въ сѣромъ утреннемъ воздухѣ; умылись въ студеномъ ключѣ и изготовили незатѣйливый завтракъ: небольшой кусокъ мяса на брата и еще меньшую порцію для каждой собаки.

-- Ну, сказалъ смѣясь Гарперъ: -- если мы сегодня худо будемъ цѣлиться, то вечеромъ можно будетъ стянуть поясъ поплотнѣе; да и то правда, что собаки наши будутъ бѣжать какъ черти; лишняя пища, кажется, не обременила ихъ.

Между тѣмъ молодые люди отыскали лошадей, осѣдлали и, прежде чѣмъ сѣли на нихъ, посыпали пороху на полку. Рогъ созвалъ собакъ, которыя съ радостнымъ лаемъ подпрыгивали къ лошадямъ, въ нетерпѣливомъ ожиданіи начала охоты.

Мѣсто охоты было въ штатѣ Арканзасъ, на узкомъ пространствѣ земли, образуемомъ двумя маленькими рѣками, впадающими въ Мисиссипи. Густой, почти непроходимый камышъ покрывалъ часть этого мѣста; тамъ и сямъ попадался открытый лѣсъ, гдѣ множество опрокинутыхъ и полусгнившихъ деревъ дѣлали его тоже недоступнымъ для всадниковъ; но въ пылу охоты часто случается , что едва собаки найдутъ звѣриный слѣдъ п пустятся по немъ, какъ лошади летятъ чрезъ кустарникъ съ такою легкостью и быстротою, что всаднику остается только беречься дикаго виноградника и другихъ вьющихся растеній , которыя часто выбрасываютъ ею изъ сѣдла.

Охотники должны были, какъ предсказалъ Гарперъ, проѣхать нѣсколько миль, прежде чѣмъ нашли слѣдъ. Вдругъ Плутонъ обнаружилъ безпокойство, пробѣжалъ нѣсколько разъ по маленькому открытому мѣсту, обнюхалъ деревья , началъ перескакивать чрезъ старые стволы, потомъ вдругъ остановился, поднялъ голову вверхъ и завылъ громко и протяжно.

Другія собаки окружили его и принялись искать съ такимъ же усердіемъ: вдругъ Плутонъ умолкъ. бросился къ опрокинутому дереву, вскочилъ на него, добѣжалъ по немъ до корня, завылъ громко и какъ стрѣла молча помчался по найденному слѣду; но тѣмъ громче залаяли остальныя собака и огромными скачками послѣдовала я а своимъ предводителемъ.

-- Ахой-хо-ахой! молодцы, кричалъ старый Стевенсъ, подстрекая собакъ и приподымаясь на сѣдлѣ.-- Слѣдъ славный, посмотримъ, каковы-то наши собаки.

Старикъ сжалъ подъ собою лошадь. Съ неимовѣрною скоростью летѣли охотники за собаками, изрѣдка подстрекая ихъ одобрительными возгласами. Казалось, самъ Стевенсъ помолодѣлъ двадцатью годами. Все быстрѣе и громче становилось преслѣдованіе, и наконецъ появился медвѣдь, бѣжавшій чрезъ открытый лѣсъ, чтобы укрыться въ непроходимомъ тростникѣ; старикъ, угадавъ намѣреніе звѣря, отрѣзалъ ему дорогу и поспѣлъ во-время, чтобы выгнать его снова на открытое мѣсто. Съ бѣшеною, дикою скоростью мчались охотники по колючимъ кустамъ, болотистымъ, мягкимъ мѣстамъ, чрезъ опрокинутыя деревья и старые пни и часто ложились на шею лошадей, чтобы не свалиться, когда задѣвали они за древесныя вѣтви.

Наконецъ медвѣдь добѣжалъ до чащи; собаку, особенно Плутонъ, преслѣдовали его по пятамъ, и онъ рѣшился отдохнуть на дубѣ.

Собаки съ бѣшенствомъ прыгали около дерева и отъ злости грызли корень; одинъ Плутонъ лежалъ въ нѣкоторомъ отдаленіи и разсматривалъ своими большими, умными глазами ослѣденнаго непріятеля.

Стевенсъ достигъ въ эту минуту до окраины лѣса. По лаю собакъ, онъ догадался, что медвѣдь загнанъ на дерево, соскочилъ съ коня и пытался пройти пѣшкомъ чрезъ камышъ; вдругъ раздался выстрѣлъ, и острый слухъ его былъ пораженъ болѣзненнымъ визгомъ нѣсколькихъ собакъ.

-- Тысяча чертей! закричалъ старый охотникъ:-- неужели кто-нибудь изъ нихъ успѣлъ прибѣжать раньше меня? и снова раздался собачій визгъ. Употребляя всѣ усилія, онъ пробился чрезъ чащу и явился на мѣсто битвы, въ тоже время, какъ Нимъ подходилъ съ другой стороны.

Медвѣдь, раненый пулею, не могъ бѣжать, но защищался мужественно противъ собакъ, изъ которыхъ одна уже издохла, а другая была поражена до смерти страшною лапою; къ бою присоединилась чужая собака, которая сражалась такъ же храбро. Плутонъ, дразнившій до этой минуты медвѣдя, услышавъ голосъ господина, бросился съ бѣшенствомъ на звѣря и старался схватить его за горло. Осажденное и раненное животное стаяло на заднихъ ногахъ, густая шерсть его поднялась, уши прилегла назадъ; изъ открытой пасти высунулся языкъ, оскалились бѣлые, облитые кровью зубы, темные глаза сверкали. Въ борьбѣ съ собаками онъ отбрасывалъ ихъ въ разныя стороны и наконецъ успѣлъ схватить вѣрнаго Плутона въ свой когти.

Старый Стевенсъ спокойно держалъ ружье свое на-готовѣ, чтобы при первомъ случаѣ убить звѣря; его удерживала только боязнь убить одну изъ собакъ; во, увидѣвъ своего Плутона въ опасности, онъ не утерпѣлъ: бросилъ винтовку, выдернулъ ножъ и поспѣшилъ на выручку собаки.

Медвѣдь страшно замахнулся на стараго охотника, такъ-что если бы попалъ, то конечно Стевенсъ никогда бы болѣе не охотился; но опытный старикъ былъ готовъ встрѣтить отраженіе и отскочилъ въ сторону; когти разъяреннаго звѣря успѣли только распороть ему рукавъ и легко ранить его. Отчаянное животное хотѣло броситься въ другой разъ, но ножъ Нима пронзилъ его сердце; съ ревомъ грянулось оно на землю и издохло, къ величайшей радости остервенѣвшихъ собакъ.

Тогда прибыли Гарперъ и Генри; они очень удивились, когда увидѣли незнакомаго имъ человѣка, незамѣченнаго прежде Стевенсомъ и Нимомъ.

То былъ индѣецъ, который, спокойно опираясь на винтовку, равнодушно присутствовалъ при битвѣ, какъ посторонній зритель. Когда издохъ медвѣдь, замѣченная на охотѣ собака его присоединилась къ красному сыну лѣсовъ; страшные шрамы, покрывавшіе красивое тѣло ея, придавали еще болѣе свирѣпости ея дикой наружности.

-- Странно, сказалъ съ удивленіемъ Гарперъ: -- этотъ молодецъ пришелъ словно полюбоваться на охоту.-- Любезный другъ, развѣ у тебя не было кусочка точеной стали, чтобы помочь собакамъ облегчить смерть медвѣдю?

Индѣецъ молчалъ и показалъ на лѣвую руку, обернутую кускомъ оленьей шкуры.

-- Ты раненъ? сказалъ Стевенсъ съ сожалѣніемъ, подходя ближе.

-- Когти катамунта {Порода маленькихъ тигровъ.} длинны и зубы его остры; великій духъ скрываетъ его въ сучьяхъ и напускаетъ на тѣхъ, кого наказываетъ; но Те-неш-ма-ка мужчина и у него двѣ руки, сказалъ индѣецъ и дико оглянулся кругомъ.

-- Не робѣй! отвѣчалъ ему старый Стевенсъ: -- заживетъ; смотри, я также раненъ; пойдемъ къ моему дому, въ нѣсколькихъ миляхъ отсюда; тамъ мы отдохнемъ, пока вылечимся; вѣдь намъ съ тобой во всякомъ случаѣ нескоро прійдется итти на охоту.

-- Бѣлыя братъ моя говоритъ правду; я посмотрю его вигвамъ, отвѣчалъ дикарь и присоединился къ охотникамъ съ своей собакой.

Во время дороги они говорили мало, съ трудомъ пробивали себѣ путь чрезъ чащу, обремененные ношею, и наконецъ пришли къ лошадямъ. Когда же тучи на западной части неба подернулись краснымъ отблескомъ, подошли они къ берегу Мисиссипи, и маленькая тропинка довела ихъ скоро вдоль рѣки до стевенсова жилища, изъ трубы котораго взвивался свѣтло-голубой дымокъ.

Въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ отъ дома раздался привѣтливый лай я визгъ оставленныхъ дома собакъ; взятыя на охоту прыгали весело, лая около лошадей, изъявляя свою радость, и съ ворчаньемъ проходили мимо чужой робаки, униженно опустившей голову и хвостъ.

Прибывъ къ дому, Нимъ и Генри, при помощи нѣсколькихъ мальчиковъ, сняли съ лошадей добычу и отнесли въ кладовыя и накормили лошадей.

Молодая женщина, жена Генри, стояла у прялки, одной рукой вертя колесо, а въ другой держа бѣлоснѣжную хлопчатую бумагу. Прибытіе охотниковъ прервало ея работу; она отставила прялку, взяла на руки маленькаго краснощекаго мальчика, игравшаго у ногъ ея, и пошла съ привѣтливой улыбкой на-встрѣчу мужа.

Въ углу сидѣла на корточкахъ старуха, которая, казалось, не обращала вниманія на новоприбывшихъ; голова и руки ея дрожали, а тусклые глаза безсмысленно устремлялись въ землю.

Те-неш-ма-ка, бросившій проницательный, безпокойный взглядъ на старуху; подошелъ къ огню, противъ самой старухи, которая въ эту минуту подняла глаза, и взоры ихъ встрѣтились.

Какъ-будто ужаленный змѣей, отшатнулся индѣецъ, не сводя глазъ съ безумной; медленно выпрямляясь, старуха вытянулась во весь ростъ. На одинъ мигъ, казалось, лицо ея выразило испугъ и изумленіе; но вдругъ черты ея приняли выраженіе страшнаго гнѣва и бѣшенства: синія губы и слабыя, вытянутыя впередъ руки задрожали какъ въ лихорадкѣ; почти потухшіе глаза бросали новый, сверхъестественный блескъ, изъ-подъ густыхъ сѣдыхъ бровей ея; индѣецъ съ ужасомъ вытянулъ впередъ лѣвую раненую руку, какъ-бы готовясь къ защитѣ.

Наконецъ почти беззвучнымъ, но внятнымъ голосомъ сказала она:

-- Богъ, самъ Богъ отдалъ тебя въ руки мстителей, ты погибъ! умри! и сама мертвая упала она на руки Стевенса.

-- А! это одинъ изъ убійцъ моего брата твоей своячиницы, Генри! закричалъ Нимъ и, вытащивъ ножъ, съ бѣшенствомъ бросился на индѣйца, который однако не обращалъ на него вниманія какъ прикованный къ мѣсту не спускалъ главъ съ мертвой старухи. Скоро бы рѣшилась судьба его, но Стевенсъ бросился между ними и удержалъ руку молодого человѣка.

-- Стой, Нимъ, закричалъ онъ: -- индѣецъ гость мой! если онъ убилъ родственниковъ вашихъ, въ чемъ я нисколько не сомнѣваюсь, то преслѣдуй его и отомсти, когда онъ выйдетъ отсюда, но не въ моемъ домѣ, куда я пригласилъ его.

Стевенсъ обратился къ дикарю и, положивъ руку на плечо его, сказалъ: садись, ѣшь и отдохни до-завтра; рука твоя покрыта кровью лучшихъ моихъ родныхъ, эта старуха сошла съ-ума отъ твоего злодѣйства; одно появленіе твое теперь лишило ее жизни; ты знаешь и уважаешь законъ кровной мести; но законъ гостепріимства священнѣе: -- ты въ безопасности.

Это великодушіе нисколько не удивило индѣйца, онъ спокойно присѣлъ къ огню и отложилъ въ сторону оружіе, чтобы удобнѣе отдохнуть. Одинъ разъ только взглянулъ онъ мимоходомъ на остальныхъ мужчинъ, и гордая улыбка мелькнула на губахъ его, когда замѣтилъ онъ, съ какимъ гнѣвомъ смотрѣли на него два молодымъ человѣка; онъ презрительно поворотился къ нимъ спиною.

Женщина, напрасно пытавшаяся привести въ чувство старуху, принялась за приготовленіе пищи и поднесла не индѣйцу. Она содрогнулась, когда глаза ея встрѣтились съ пытливымъ взоромъ краснокожаго гостя; онъ смотрѣлъ на нее пристально и жадно началъ пожирать поставленное ему кушанье. Послѣ того завернулся въ свое покрывало и скоро заснулъ.

Для объясненія замѣтимъ, что когда пріятель Уильсона нашелъ старуху въ развалинахъ сгорѣвшаго дома, онъ привезъ ее къ женѣ Генри, той самой молодой женщинѣ, которая подала индѣйцу пишу и питье; сходство ея съ убитой имъ женою Уильсона поразило его. Джемсъ Уильсонъ, братъ несчастнаго, убитаго "Сѣрымъ Соколомъ", переселился впослѣдствіи со старымъ Стевенсомъ къ своему родственнику, молодому Генри Вудсъуорту, владѣвшему на берегахъ Мисиссипи значительнымъ участкомъ земли.

На-утро первый проснулся старый Гарперъ, одѣлся и началъ раздувать угли, тлѣвшіе, въ каминѣ. Было еще темно; онъ осторожно поднималъ ноги, боясь наступить на индѣйца, который, по предположенію его, еще долженъ былъ спать, какъ и всѣ домашніе. Онъ нагнулся къ огню, бросилъ на уголья нѣсколько мелко нарубленнаго кипарису; свѣтлое пламя вскорѣ запылало. Тогда только замѣтилъ онъ, что индѣйца уже не было.

-- Тысяча чертей! закричалъ онъ: -- мошенникъ навострилъ лыжи; видно, ему здѣсь показалось опасно.

-- Что? убѣжалъ? закричали въ одно время проснувшіеся Джемсъ и Генри.

-- Да, гнѣздо пусто, продолжалъ старый Гарперъ: -- это не бѣда, здѣсь въ домѣ намъ нельзя было бы его тронуть; мы даже должны были бы дать ему нѣсколько времени, прежде чѣмъ пуститься въ погоню; теперь же, когда красный извергъ убѣжалъ такъ скрытно и трусливо, посмотримъ, кто изъ насъ хитрѣе, мы или онъ. Посмотри, Джемсъ, въ какую сторону бѣжалъ онъ въ лѣсъ, да зайди къ рѣкѣ, не нашелъ ли онъ каноэ? Мы оба, Генри, покормимъ лошадей, и клянусь, мы нагонимъ подлеца до солнечнаго заката.

Джемсъ воротился скоро и возвѣсти ль, что каноэ лежитъ на своемъ мѣстѣ, индѣецъ же бѣжалъ по той самой дорогѣ, гдѣ они шли на-канунѣ.

-- Бьюсь объ-закладъ, сказалъ Гарперъ:-- хитрый плутъ бѣжитъ къ тому мѣсту, гдѣ мы охотились; онъ знаетъ, что мы будемъ преслѣдовать его съ собаками, а тамъ онѣ потеряютъ слѣдъ его или даже не обратятъ на него вниманія; постой же, ты ошибешься въ своемъ расчетѣ!

Ротъ зазвучалъ посреди утренней тишины, и тотчасъ за нимъ поднялся вой всей псарни, вой четырнадцати собакъ.

Стевенсъ вышелъ изъ дому и сказалъ, схвативъ Джемса за руку:

-- Друзья, не марайте рукъ кровью краснаго вора; приведите его живого, мы сдадимъ его суду; вы имѣете право убить его, но помните, что это человѣческая кровь и оставляетъ послѣ себя скверныя красныя пятна; я не хотѣлъ бы, чтобъ у кого-нибудь изъ васъ они были на совѣсти!

-- Ты правъ, старикъ, сказалъ Гарперъ: -- мы приведемъ его живого; я самъ не желаю марать своихъ рукъ, но не буду раньше спокоенъ, пока не увижу, какъ его повѣсятъ.

-- Ступайте съ Богомъ, сказалъ старикъ, пожиная всѣмъ руки:-- ступайте съ Богомъ; я останусь дома и похороню старуху, а Луизѣ нельзя одной оставаться съ покойницей.

-- Ура, молодцы! закричалъ старый Гарперъ собакамъ, затрубивъ, еще въ рогъ ура, сегодня важная охота! Только, смотрите, чтобъ ни одна изъ васъ не зарилась на другую дичь; особенно ты, Гекторъ, не плошай у меня!

Впрочемъ подстрекать собакъ было ненужно; почуявъ слѣдъ чужой собаки, онѣ съ лаемъ бросились по слѣду. Охотники едва успѣвали бѣжать за ними чрезъ густой кустарникъ и камышъ.

Индѣецъ, преслѣдуемый видѣніемъ безумной старухи, не помня себя, бѣжалъ чрезъ чащу. Надѣясь запутать слѣдъ, онъ перебѣжалъ чрезъ то мѣсто, гдѣ убили медвѣдя; но погоня не прекратилась; по треску камыша и кустарника, краснокожій зналъ, что погоня близка.

Онъ остановился, прислушался еще разъ, и дрожь пробѣжала по всему его тѣлу; собаки лаяли и выли, бѣжа по его слѣду; спасеніе было невозможно. Быть можетъ онъ придумалъ бы для того еще какое-нибудь средство, потому-что человѣкъ любятъ жизнь и даромъ ея не бросаетъ; но суевѣрная боязнь, мысль, что судьба его рѣшена, что самъ Маниту привелъ его къ дому враговъ, чтобы исполнилось предсказаніе безумной старухи; эта страшная мысль сдѣлала его неспособнымъ къ самостоятельному дѣйствію. Несчастный могъ только взвести курокъ, осмотрѣть ножъ и молча ожидать нападенія.

Гекторъ прибѣжалъ прежде всѣхъ: съ дикимъ бѣшенствомъ летѣлъ онъ, но еще въ двадцати шагахъ поразила его пуля индѣйца. Вѣрная собака взвизгнула и упала. Ближе и ближе подбѣгали остальныя собаки; несчастный хотѣлъ снова зарядить ружье, но лѣвая рука у него такъ опухла, что онъ не могъ двигать ею. Онъ прислонился спиной къ дереву и взялъ ножъ въ правую руку.

Собаки подбѣгали все ближе и ближе. Индѣецъ чувствовалъ, что собственная собака его, готовившаяся защищать своего господина, ускоритъ его гибель, но то было послѣднее любившее его существо, и онъ не рѣшился оттолкнуть ее отъ себя. Съ дикимъ бѣшенствомъ бросились переднія собаки; онѣ, казалось, не хотѣли человѣка и напали на собаку, которая, видя неравенство боя, со всѣми признаками ужаса и боязни въ глазахъ, старалась спрятаться за своимъ господиномъ. Нѣсколько собакъ упали подъ острой сталью индѣйца, уже онъ размахнулся для новаго удара, какъ вдругъ одна изъ собакъ вцѣпилась въ его собаку и билась съ нею на землѣ; индѣецъ хотѣлъ перепрыгнуть черезъ нихъ, но нога его запуталась въ кустарникѣ, и онъ упалъ на землю; въ одно мгновеніе собаки схватили, задушили и разорвали его въ куски.

Гарперъ, Джемсъ и Генри подскакали въ эту минуту, разогнали собакъ отъ бѣдной жертвы, но поздно.

Съ содроганіемъ отвернулись они отъ страшнаго зрѣлища, вскочили на лошадей и медленно воротились домой... Проклятіе безумной старухи исполнялось; страшно были наказаны красныя дѣти лѣсовъ за ужасное преступленіе, кости ихъ была разбросаны въ чащѣ.

Осенью 1840 года охотился я на берегу Тироши; провожатымъ моимъ былъ смуглый стройный американецъ. То былъ сынъ Генри Вудсъуорта. Онъ показывалъ мнѣ черепъ Те-неш-ма-ка, служившій дѣтямъ и молодымъ людямъ цѣлью, когда училась они стрѣльбѣ изъ ружья. По просьбѣ моей, мнѣ подарили этотъ послѣдній остатокъ страшно наказаннаго убійцы.

Я вырылъ томагаукомъ могилу и похоронилъ въ ней голеву Тенеш-ма-ка.

"Современникъ", No 11, 1848, NoNo 2, 3, 6, 1894

Оставить комментарий Герштеккер Фридрих (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1848 Обновлено: 11/06/2021. 350k. Статистика. Роман: Проза, Переводы, Приключения Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: "Светлые и темные стороны американской жизни". Текст издания: журнал "Современникъ", No 11, 1848, NoNo 2, 3, 6, 1849.

Герштеккер Фридрих Картины Миссисипи

КАРТИНЫ МИСИСИППИ.

I. ОХОТА ВЪ ПЕЩЕРАХЪ ЗАПАДНОЙ АМЕРИКИ.

II. ГУРРИКАНЪ *).

III. СЕМЬ ДНЕЙ HА АМЕРИКАНСКОМЪ ПАРОХОДѢ.

IV. ДОКТОРЪ МИДДЛЬТОНЪ.

V. ОХОТНИКЪ СТЕФЕНСЪ и СОБАКА ЕГО ПОППИ.

VI. МЕСТЬ.

Герштеккер Фридрих
Картины Миссисипи

I.
ОХОТА ВЪ ПЕЩЕРАХЪ ЗАПАДНОЙ АМЕРИКИ.

II.
**ГУРРИКАНЪ *).**

III.
СЕМЬ ДНЕЙ HА АМЕРИКАНСКОМЪ ПАРОХОДѢ.

IV.
ДОКТОРЪ МИДДЛЬТОНЪ.

V.
ОХОТНИКЪ СТЕФЕНСЪ и СОБАКА ЕГО ПОППИ.

VI.
МЕСТЬ.