Аннотация: Перевод Эмилии Пименовой. Текст издания: журнал "Русское Богатство", No 2, 1911.
Возвращеніе.
Разсказъ Рудольфа Герцога.
Пер. Э. К. Пименовой.
Весь городокъ пришелъ въ волненіе...
У воротъ постоялаго двора этого маленькаго мѣстечка, затерявшагося среди лѣсовъ, на разстояніи часа пути отъ желѣзной дороги, стояла коляска, въ которой пріѣхалъ со станціи какой то чужестранецъ. Дорожный сундукъ, обитый мѣдью, и большой саквояжъ изъ желтой пахучей кожи были уже внесены въ домъ.
Дѣти, какъ всегда, очутились на мѣстѣ первыми и теперь торопились разсказать объ этомъ взрослымъ, которые также спѣшили къ постоялому двору. Каждый изъ ребятъ непремѣнно хотѣлъ доказать, что онъ раньше другихъ увидѣлъ пріѣзжаго. Они перебивали другъ друга, и дѣло дошло до настоящей потасовки.
-- Это что такое?-- раздался вдругъ сердитый голосъ.-- Чего вы тутъ горланите? Смирно!
-- Господинъ учитель!..
-- Я, господинъ учитель!..
Они бросились къ нему въ безпорядкѣ, отталкивая другъ друга, растрепанные, въ истерзанной одеждѣ, стараясь говорить наперерывъ и бросая другъ на друга гнѣвные взгляды.
-- Молчать!-- крикнулъ учитель.-- Пусть говоритъ кто нибудь одинъ!.. Генрихъ Ламнерцъ, вытри носъ и разсказывай, ну!..
Мальчикъ, пристыженный, вытеръ носъ. Его товарищи, другіе школьники и школьницы, вытолкнули его впередъ. Въ эту минуту подоспѣли взрослые, заинтересованные происшедшимъ.
-- Коляска?-- повторилъ учитель и потомъ вдругъ крикнулъ:-- Ты думаешь, что мы еще не проспались, дурачокъ? Ступай на мѣсто, а то я тебѣ задамъ! Иди ты сюда, Билла, и разскажи въ чемъ дѣло, мое дитя.
Билла, маленькая дѣвочка, дочь портного, выскочила впередъ, быстро облизнула свои губки краснымъ язычкомъ и затараторила:
-- Въ коляскѣ сидѣлъ человѣкъ... нѣтъ, не человѣкъ, а господинъ! На головѣ у него была красивая мягкая шляпа... На немъ было красивое пальто съ мѣхомъ... И у него были красивые бѣлокурые усы... А на ногахъ были такіе блестящіе сапоги, что въ нихъ можно было смотрѣться, какъ въ зеркало... Когда онъ увидѣлъ насъ, то сказалъ намъ: "Godien Dag"'...
-- Какъ? Онъ сказалъ: "Godden Dag"? Значитъ, это не быль господинъ, а кто-нибудь изъ здѣшнихъ!
Слушавшіе этотъ разговоръ жители мѣстечка съ удивленіемъ посмотрѣли на школьнаго учителя.
-- Но вѣдь у него пальто на мѣху,-- замѣтилъ какой-то ремесленникъ.-- Здѣсь ни у кого нѣтъ такого пальто.
-- Даже у бургомистра, у великаго Могола!-- сказалъ кто-то.
-- Я слышалъ вчера въ уѣздномъ городѣ, что нынче никто не заявилъ желанія арендовать наши общественныя земли для охоты, потому что...
-- Посмотримъ! Если только тутъ не скрывается крупное мошенничество!..
-- ...Потому... потому, что самъ господинъ бургомистръ отсовѣтовалъ это всѣмъ охотникамъ! По его словамъ, во всемъ округѣ нѣтъ никакой дичи, а вся община состоитъ лишь изъ неотесаннаго мужичья...
-- Ага! Господинъ бургомистръ, значитъ, изъ простого чувства милосердія самъ взялъ эти земли въ аренду за... за бутербродъ!
-- Эдакая подлость! Надо поднять вопросъ объ этомъ...
-- Надо пожаловаться ландрату!
-- Если тамъ не дѣйствуютъ съ нимъ заодно!..
Учитель вынулъ часы и посмотрѣлъ на нихъ.
-- Какъ разъ время для вечерней кружки пива!-- сказалъ онъ.
Коляска отъѣхала отъ постоялаго двора. Послѣдній чемоданъ былъ внесенъ въ домъ. Кучеръ прогналъ бичомъ шумливыхъ ребятишекъ, облѣпившихъ коляску, и быстро покатилъ по улицѣ. Кто-то изъ стоявшихъ потянулъ воздухъ носомъ и проговорилъ:
-- Похоже на весну... хотя еще только конецъ февраля. Быть можетъ, дѣйствительно сюда пріѣхалъ кто-нибудь!..
Всѣ послѣдовали его примѣру и также, понюхавъ воздухъ, объявили, что онъ правъ.
-- Старый Флендерсъ знаетъ свое дѣло. Не даромъ онъ расширилъ и отдѣлалъ заново свою гостинницу! Онъ хочетъ устроить здѣсь курортъ, и это привлечетъ въ нашъ городокъ много денегъ. Молодчина! Пойдемъ, значитъ, къ Флендерсу!..
И одинъ за другимъ, они отправились въ гостинницу "Золотого Льва".
Булочникъ, мясникъ и колоніальный торговецъ робко переглянулись другъ съ другомъ. Они чувствовали нѣкоторыя обязательства по отношенію къ своимъ кліентамъ и, поэтому, сначала посмотрѣли на улицу, а потомъ уже пошли вслѣдъ за другими въ гостинницу, гдѣ велѣли кельнершѣ подать себѣ кружку дешеваго пива.
Хозяина въ комнатѣ не было.
-- Эй, Бабетта, куда дѣвался старикъ?-- спросили кельнершу.
Она лукаво усмѣхнулась и показала глазами наверхъ, гдѣ находились комнаты для пріѣзжающихъ, прибавивъ:
-- Нельзя сказать!..
Всѣ тоже взглянули наверхъ, испытывая жгучее любопытство...
* * *
Сундукъ и остальныя вещи пріѣзжаго были внесены въ лучшую и самую просторную комнату наверху. Дворникъ устлалъ ковромъ лѣстницу. Старый Флендерсъ съ подобострастной улыбкой послюнилъ кончикъ карандаша и приготовился записать имя и званіе своего гостя.
Пріѣзжій посмотрѣлъ на него своими свѣтлыми блестя щими глазами.
-- Меня зовутъ Конрадъ Флендерсъ,-- сказалъ онъ серьезно.
Старикъ, согнувшійся надъ книгой для пріѣзжающихъ, вдругъ выпрямился.
-- Какъ вы сказали?-- спросилъ онъ.
-- Конрадъ Флендерсъ, сынъ хозяина этой гостинницы, Іосифа Флендерса... Ну, положи же на мѣсто карандашъ, отецъ, и протяни мнѣ руки!
-- Ты... Ты?..
-- Да, я, отецъ... послѣ пятнадцати лѣтъ!
Онъ схватилъ обѣими руками правую руку старика и крѣпко потрясъ ее: "Ты все еще не узнаешь меня, отецъ?.."
Старикъ какъ-то бокомъ посмотрѣлъ на него.
-- Нѣтъ... узнаю. Я вижу -- это ты, Конрадъ!..
Потомъ, вдругъ, взглянувъ прямо въ лицо сыну,-- спросилъ:
-- Что тебя привело сюда? Счастье начало измѣнять тебѣ?..
-- О, нѣтъ, отецъ! Все идетъ хорошо и будетъ идти еще лучше!..
Старикъ глубоко вздохнулъ.
-- А я подумалъ уже, что ты пріѣхалъ взять себѣ "Золотого Льва"...
Конрадъ весело и звонко расхохотался:
-- Гостинницу?.. Нѣтъ, отецъ! Вѣдь она же принадлежитъ тебѣ?
-- Въ прошломъ году она была перестроена на твои деньги.
-- Мнѣ все равно. Я далъ тебѣ эти деньги безъ процентовъ и въ пожизненное владѣніе.
-- Но у меня нѣтъ на это никакихъ юридическихъ доказательствъ.
Сынъ съ нѣкоторымъ изумленіемъ взглянулъ на отца.
-- Хорошо,-- сказалъ онъ.-- Поѣдемъ завтра въ уѣздный городъ, къ нотаріусу, если это можетъ успокоить тебя. А теперь поздоровайся же со мной!..
-- Хорошо, поѣдемъ завтра... Здравствуй же, Конрадъ! Ты выглядишь недурно!
-- Нѣтъ причинъ выглядѣть иначе, отецъ. Жаловаться мнѣ не на что,-- весело отвѣчалъ молодой человѣкъ и снова энергично потрясъ руку отца.
-- Ты зарабатываешь, значитъ, кучу денегъ своей музыкой? Вотъ ужъ никогда бы не думалъ этого!
-- Но ты не сердишься на это?
-- Сердиться? Деньги всегда деньги. Главное -- самому зарабатывать ихъ, а не черезъ другихъ. Поэтому-то, въ моихъ глазахъ, музыка твоя -- второстепенное дѣло. На первомъ планѣ у меня...
-- Гостинница "Льва"!-- перебилъ его, смѣясь, Конрадъ и отвѣсилъ ему шутливый поклонъ.
Но старый Флендерсъ не понялъ ироніи и, окинувъ испытующимъ взоромъ вещи сына, спросилъ его какъ бы вскользь:
-- Ты пріѣхалъ только на нѣсколько дней?
-- Я бы хотѣлъ пробыть здѣсь нѣсколько мѣсяцевъ. Я нуждаюсь въ спокойствіи для моей новой работы. Притомъ-же, и тоска по родинѣ немного даетъ себя чувствовать... Вѣдь прошло пятнадцать лѣтъ!.. Или, можетъ быть, уже всѣ комнаты въ "Золотомъ Львѣ" заранѣе удержаны, въ виду предстоящаго наплыва весеннихъ и лѣтнихъ гостей?..
Старикъ провелъ рукой по своему небритому подбородку.
-- Если ты полагаешь, что можешь смѣяться надъ этимъ, то, значитъ, ты ничего не понимаешь! Ужъ конечно, старый Флендерсъ выстроилъ свою гостинницу не для воробьевъ и мышей! Наше мѣстечко будетъ курортомъ, и гости будутъ слетаться сюда, какъ мухи лѣтомъ. Можешь въ этомъ отношеніи положиться на своего отца!
-- Ну, ну!-- успокоилъ его сынъ.-- До тѣхъ поръ я буду уже далеко, и комната будетъ свободна.
-- Можетъ быть, ты согласишься занять комнату этажемъ выше?
-- Господинъ хозяинъ, я удерживаю за собой эту комнату, если бы даже за нее мнѣ надо было платить въ день по золотому...
-- Такъ, такъ... ты бы заплатилъ? Ты не хочешь ничего принимать даромъ? Ну, что-жъ, если твоя гордость не позволяетъ тебѣ, то я согласенъ.
-- Нѣтъ, моя гордость не позволяетъ мнѣ...
Какая-то тѣнь легла на лицѣ молодого человѣка, но она тотчасъ же разсѣялась, когда онъ повернулся къ окну и увидѣлъ освѣщенные закатомъ лѣсъ и луга и вдали рѣку.
Старикъ не мѣшалъ ему. Онъ, видимо, о чемъ-то раздумывалъ и немного прищурилъ глаза. Наконецъ, сынъ подошелъ къ нему.
-- А все-таки хорошо дома, отецъ!-- воскликнулъ онъ.-- Чудно хорошо!..
-- Ты сдѣлался тамъ, на чужбинѣ, знаменитымъ человѣкомъ, Конрадъ? Когда ты бѣжалъ изъ дому, пятнадцать лѣтъ тому назадъ и потребовалъ свое материнское наслѣдство, вложенное въ эту гостинницу, то я думалъ, что сдѣлаюсь банкротомъ...
-- Это было не совсѣмъ такъ, отецъ. Мое образованіе стоило денегъ, и надо же было жить какъ-нибудь, хотя и очень скромно! Но, такъ какъ ты наотрѣзъ отказался поддержать меня...
-- Зачѣмъ тебѣ была нужна консерваторія? Поддержать гостинницу было важнѣе...
-- А все таки, вѣдь это консерваторія причиной тому, что теперь "Золотой Левъ" заново отдѣланъ и расширенъ!-- замѣтилъ, улыбаясь, Конрадъ.-- Я съ удовольствіемъ послалъ тебѣ деньги, какъ только ты попросилъ меня объ этомъ, и меня это нисколько не стѣснило.
-- Ты, значитъ, очень знаменитъ? Я уже спрашивалъ тебя объ этомъ!
-- Если тебя это можетъ порадовать, отецъ, то я скажу тебѣ: да, имя Конрада Флендерса извѣстно всему міру.
-- Такъ, такъ... значитъ, твое имя должно имѣть притягательную силу? Вѣдь всегда находятся такіе дураки, которые бѣгаютъ за знаменитостями. Ну, вотъ, пойдемъ туда внизъ, въ залу. Учитель, навѣрное, будетъ тамъ. Съ нимъ ты долженъ постараться быть въ хорошихъ отношеніяхъ. Онъ часто пишетъ большія статьи въ газетѣ.
-- Боже храни меня! И здѣсь то же самое?.. Но вѣдь я же пріѣхалъ сюда инкогнито!..
-- Глупости! Въ "Золотомъ Львѣ"... инкогнито? Ну, пойдемъ же внизъ!..
Торжественная тишина воцарилась въ большой просторной комнатѣ, когда туда вошелъ старый Флендерсъ со своимъ гостемъ. Сидящіе за кружками пива уставили глаза въ полъ или въ потолокъ. Учитель поспѣшно схватилъ газету, дѣлая видъ, что читаетъ ее, но на самомъ дѣлѣ онъ поглядывалъ изъ-за нея на гостя. Всѣ старались сдѣлать видъ, будто знатные чужестранцы вовсе не составляютъ рѣдкости въ здѣшнихъ мѣстахъ, и въ то же время всѣ таили въ душѣ надежду въ скоромъ времени завязать знакомство съ пріѣзжимъ.
-- Добрый вечеръ,-- сказалъ Конрадъ.
-- Добрый вечеръ,-- отвѣчали ему.
-- Вы позволите мнѣ присѣсть къ вамъ?
-- Пожалуйста! Пожалуйста!..
Всѣ задвигали стульями. Конрадъ выбралъ для себя мѣсто между учителемъ и колоніальнымъ торговцемъ. И снова наступила тишина. Всѣ уставили взоры въ полъ или потолокъ, а учитель, сжавъ губы, посматривалъ изъ-за газеты. Очевидно всѣ ждали, чтобы пріѣзжій представился имъ.
-- Бутылку рюдесгеймера!-- приказалъ Конрадъ.-- Но прежде дайте кружку здѣшняго вина, чтобы утолить жажду...
Учитель откашлялся и проговорилъ:
-- Извините, меня, милостивый государь, но здѣшнее вино предназначается не только для утоленія жажды...
-- Не только? Значитъ, также и для торжественныхъ случаевъ? Ну, что жъ, вы видите, что я прежде всего этимъ виномъ приношу жертву домашнимъ богамъ, г. учитель!..
-- Извините, милостивый государь, но я не хорошо разслышалъ... не знаю вашего имени...
-- Но, господинъ учитель! Съ какимъ усердіемъ вы когда-то вколачивали въ меня азбуку, а теперь вамъ самимъ не хватаетъ нѣсколькихъ буквъ?
Учитель сбросилъ очки и, поднявъ голову, взглянулъ на говорившаго. И вдругъ онъ схватилъ его за плечи и потрясъ.
-- Конрадъ!.. Это ты... Конечно! Добро пожаловать, мой сынъ, добро пожаловать! Ты -- украшеніе нашего города, украшеніе искусства и всего человѣчества!..
-- Вижу, что вы дѣйствительно обрадовались мнѣ!..
-- Еще бы! Что-жъ ты думаешь, что я совсѣмъ погрязъ здѣсь? Оттого, что тридцать лѣтъ сижу въ этомъ захолустномъ мѣстечкѣ? И ты удивляешься, что я отъ всего сердца радуюсь возможности поговорить, наконецъ, съ разумнымъ человѣкомъ, поговорить съ нимъ обо всемъ, къ чему я съ юности чувствовалъ влеченіе: объ искусствѣ, литературѣ, музыкѣ!.. Конрадъ... Нѣтъ! Если я и осмѣливаюсь говорить тебѣ "ты" по прежнему, то все же я долженъ называть тебя "маэстро"!..
-- Ваше здоровье, господинъ учитель! Вы согрѣли мою душу.
-- Будь здоровъ! И добро пожаловать на родину!
Всѣ сидящіе за столомъ пришли въ волненіе. Всѣ увѣряли, что они тотчасъ же узнали Конрада Флендерса, но только не рѣшались показать это, не зная, какъ отнесется Конрадъ, ставшій знаменитымъ и богатымъ, къ старымъ знакомымъ и допуститъ ли прежнее фамильярное обращеніе съ собой?
-- Нѣтъ, онъ вовсе не гордецъ, Конрадъ!-- сказалъ колоніальный торговецъ.-- Онъ, вѣдь, знаетъ, куда онъ пріѣхалъ! Онъ помнитъ, конечно, какъ я не разъ совалъ ему въ ротъ леденецъ, когда онъ былъ мальчишкой! Поэтому я и считаю себя вправѣ говорить ему "ты".
-- Дружище, Конрадъ! Еслибъ ты заглянулъ къ намъ въ мясную лавку!-- Мясникъ ударилъ себя въ грудь.-- У меня теперь есть машина для выдѣлки колбасъ... съ паровымъ двигателемъ! Говорю тебѣ только одно: съ паровымъ двигателемъ!.. Приходи завтра и осмотри все!..
-- Сегодня же ночью я спеку для тебя крендель!-- воскликнулъ булочникъ.-- И всѣ стали тѣсниться къ Конраду со своими стаканами, чокаться съ нимъ и говорить разныя прибаутки, причемъ каждый вспоминалъ что-нибудь о немъ и этихъ воспоминаній было такъ много, что, пожалуй, хватило бы на цѣлую человѣческую жизнь. А Конрадъ былъ молодъ и смѣялся, съ удивленіемъ слушая эти разсказы о себѣ, о томъ, что онъ продѣлывалъ когда-то, хотя, въ сущности, этого никогда не было. Каждый изъ его согражданъ непремѣнно хотѣлъ въ эту минуту похвастаться тѣмъ, что онъ сохранилъ воспоминаніе о немъ вплоть до сегодняшняго дня, точно предвидя въ немъ будущее свѣтило.
Зала наполнялась людьми. Слухъ о пріѣздѣ Конрада быстро распространился по всему городу, и почти въ каждомъ домѣ хозяинъ требовалъ, чтобы ужинъ былъ поданъ раньше, чтобы тотчасъ же послѣ ужина отправиться въ "Золотого Льва". Старый Флендерсъ и кельнерши совсѣмъ съ ногъ сбились въ этотъ вечеръ. Даже позвали на помощь дворника, и онъ долженъ былъ разносить бутылки и стаканы. Въ этотъ день спрашивали болѣе дорогія вина, точно въ большой праздникъ!
-- Эй, дружище!-- слышались возгласы.-- Вѣдь обыкновенное вино мы можемъ пить всегда, а Конрадъ пріѣзжаетъ сюда не каждый день!..
Конрадъ долженъ былъ разсказывать и отвѣчать на сотни вопросовъ. Каждый непремѣнно хотѣлъ говорить съ Конрадомъ. Къ нему обращались съ разными глупостями, всѣ подзывали его къ своему столу, и все это имѣло только одну цѣль: показать другимъ свою близость съ Конрадомъ.
-- Да, да, это такъ и называется! Оперой это называютъ!.. Слушай, Конрадъ, то, что ты пишешь, называется операми?..
-- Разумѣется, это пишутъ нотами и музыка это играетъ. Слушай, Конрадъ, ты пишешь ноты?..
-- Во всѣхъ странахъ, гдѣ есть театры, играютъ оперы Конрада. Слушай, Конрадъ, твои оперы играютъ также и у французовъ, въ Парижѣ?
-- Можетъ быть, Конрадъ обѣдалъ съ принцами?.. Можетъ быть, и папа приглашалъ его къ себѣ?..
-- Скажи-ка, Конрадъ, гдѣ тебѣ лучше понравилось, у императора или у папы?
-- Здѣсь мнѣ больше всего нравится!-- воскликнулъ Конрадъ и вызвалъ этимъ такое ликованіе, какъ будто маленькое мѣстечко вдругъ было объявлено столицей!
-- Слышали вы? Конрадъ! Онъ знаетъ, гдѣ хорошо и какое будущее ожидаетъ наше мѣстечко!..
-- Конрадъ Флендерсъ!.. Нашъ Конрадъ Флендерсъ!.. Да здравствуетъ Конрадъ!.. Ура!..
-- Ура!.. Ура!..
Кто-то затянулъ патріотическую пѣсню. Остальные подхватили ее, и скоро вся зала запѣла хоромъ...
Послѣдніе гости ушли только на разсвѣтѣ. За нѣкоторыми пришли жены и увели ихъ домой...
Конрадъ Флендерсъ проснулся послѣ неспокойнаго сна. Онъ открылъ глаза, и взоры его блуждали по незнакомой комнатѣ. Наконецъ, онъ вспомнилъ. Ахъ да, вѣдь онъ былъ на родинѣ! И родина вчера чествовала его. Кто это сказалъ, что никто пророкомъ не бываетъ въ своемъ отечествѣ? Правда, немного шумно было вчера. Но здѣшніе люди по своему выражаютъ свою радость. Впрочемъ, это все же было довольно оригинально. Но теперь все кончилось, и можно приниматься за работу...
Конрадъ бѣжалъ отъ столичной сутолоки въ свою тихую, затерявшуюся въ глуши родину. Страстное желаніе увидѣть тѣ мѣста, гдѣ онъ провелъ дѣтство и юность, овладѣло имъ. Онъ еще не успѣлъ повидать ихъ, но сегодня же сдѣлаетъ это и пойдетъ туда, въ лѣса!
Ледяная вода освѣжила его. Онъ надѣлъ свѣжее бѣлье и платье и настежъ растворилъ окна. Передъ нимъ, какъ на ладони, лежало мѣстечко, пустынное и сонное, но солнце уже заливало все своими золотыми лучами, и часы показывали девять.
Конрадъ большими прыжками сбѣжалъ съ лѣстницы.
-- Завтракать!-- крикнулъ онъ, войдя въ столовую. Но когда кельнерша вздумала фамильярно подсѣсть къ нему, онъ сухо сказалъ ей:
-- Позаботьтесь о томъ, чтобы все, какъ слѣдуетъ, было выложено изъ моихъ сундуковъ и убрано въ шкафы.
Отецъ еще спалъ. Скорѣе туда, на чистый воздухъ, въ лѣсъ!..
Дорога черезъ лѣсъ шла въ гору. Въ воздухѣ уже чувствовалось вѣяніе весвы, и кое-гдѣ на вѣтвяхъ ивы мѣстами замѣтны были молодыя почки и сережки.
Наконецъ, лѣсъ началъ рѣдѣть, и Конрадъ увидѣлъ передъ собой поросшую правой верхушку горы.
Это было его любимое мѣсто въ дѣтствѣ. Конрадъ быстро, чуть не бѣгомъ, взобрался туда. Пятнадцать лѣтъ ждалъ онъ этой минуты! Онъ хотѣлъ громко крикнуть отъ радости, привѣтствовать родину, но остановился и стоялъ тихо, тихо...
Родина... страна его дѣтства, юности!..
Вотъ она передъ нимъ, безъ всякихъ перемѣнъ, такая какъ была, и ему кажется, что въ ней заключаются всѣ сокровища міра.
Онъ сталъ старше на цѣлыхъ пятнадцать лѣтъ, и теперь ему тридцать шесть лѣтъ. Да, онъ состарился, но то, что онъ видѣлъ вокругъ себя, осталось такимъ же, какъ было тогда. Его дѣтство и юность смотрѣли на него тутъ изъ за каждаго куста. Ничто не измѣнилось вокругъ него. Тутъ была его родина. Здѣсь онъ рѣзвился на лугу, бродилъ по лѣсу, шумѣлъ на улицахъ мѣстечка, тайкомъ пробирался въ уѣздный городъ, средневѣковыя церкви и башни котораго виднѣлись тамъ въ долинѣ,-- или лежалъ на берегу потока, глубоко задумавшись надъ вопросами будущаго. Мысли тѣснились въ его головѣ и настойчиво искали выхода, точно волны рѣки, бѣгущія къ океану...
Онъ смотрѣлъ и думалъ:
-- Какъ я люблю тебя, какъ люблю!.. Я люблю тебя, какъ музыку, которая еще не вылилась въ звукахъ, но, никому не слышная, живетъ въ моей душѣ!..
Онъ пролежалъ на полянкѣ до полудня. Солнце согрѣвало его своими лучами, и глаза точно впитывали въ себя окружающую природу. Когда прозвонилъ полдневный колоколъ, онъ медленно всталъ и потянулся. Руки его прикоснулись къ вѣтвямъ деревьевъ.
Тихо спускался онъ по тропинкѣ. На опушкѣ лѣса, у самаго городка, ему повстрѣчалась какая-то молодая женщина. Она шла быстро, не поднимая головы и прижимая къ себѣ темную ивовую корзинку, которую держала въ рукахъ. Когда она углубилась въ лѣсъ, онъ крикнулъ ей вслѣдъ:
-- Здравствуйте!-- Но въ отвѣтъ послышалось только хрустѣніе вѣтокъ.
-- Вѣдь это была Фридель?-- проговорилъ онъ громко.-- Да, Фридель, я въ этомъ увѣренъ!
Онъ задумчиво продолжалъ свой путь въ освѣщенный солнцемъ городокъ, который точно купался въ золотомъ туманѣ.
-- Выспался, отецъ?
-- Я ждалъ тебя съ обѣдомъ...
-- Чудный день сегодня!
-- Чудный вечеръ былъ вчера! Сказать ли тебѣ, сколько у меня было въ кассѣ? А сегодня вечеромъ явятся всѣ ферейны. Будетъ большое собраніе бюргеровъ по вопросу о превращеніи нашего городка въ климатическій курортъ. Ну, ты можешь имъ что-нибудь поразсказать тутъ!
-- Я?.. Неужели ты серьезно думаешь, что я опять... сегодня?..
-- Ты не долженъ мѣшать мнѣ въ дѣлахъ. Я самъ знаю, что приноситъ пользу "Золотому Льву".
Конрадъ весело посмотрѣлъ на него, но потомъ заговорилъ о другомъ.
-- Мнѣ казалось, что я видѣлъ сегодня Фридель въ лѣсу,-- сказалъ онъ.-- Что съ нею сталось, отецъ?
-- Что сталось? Вышла замужъ. По крайней мѣрѣ, лѣтъ шесть тому назадъ. Пока жилъ ея отецъ и получалъ свою капитанскую пенсію, она держала себя гордо и неприступно. Но когда старикъ умеръ, ничего не оставивъ ей, то она согласилась выйти замужъ даже за бургомистра!
-- Даже за бургомистра? Развѣ онъ не считался здѣсь лучшей партіей?..
-- Онъ-то? Да его никогда не бываетъ дома, ни днемъ, ни ночью! Онъ все время проводитъ на охотѣ и въ охотничьемъ домикѣ. О дѣлахъ онъ совсѣмъ не заботится и лишь настолько занимается ими, чтобы доставлять намъ непріятности своими полицейскими мѣрами. Онъ боится всякаго прогресса, всякаго развитія нашего мѣстечка, опасаясь тогда остаться за штатомъ. Секретарь дѣлаетъ за него всю работу... Но сегодня вечеромъ мы покажемъ господину бургомистру, что отлично можемъ обходиться безъ него и даже можемъ дѣйствовать противъ его желанія.
-- Но Фридель... Хорошо ли ей живется, по крайней мѣрѣ, съ такимъ мужемъ?..
-- Какъ постелешь, такъ и будешь спать! Когда она была дѣвицей, то всегда держала себя недотрогой и гордилась своимъ воспитаніемъ и прекрасными манерами. А теперь, какъ жена бургомистра, она должна носить ему ѣду въ охотничій домикъ, на верху!
-- Фридель!..-- проговорилъ Конрадъ послѣ небольшой паузы. Онъ старался возстановить въ своей памяти образъ этой подруги своего дѣтства и товарища своихъ игръ, такой нѣжный и кроткій...-- Жаль ее!
Вечеромъ Конрадъ сидѣлъ въ своей комнатѣ. Лампа горѣла, и передъ нимъ на столѣ лежали чистые листы нотной бумаги. Онъ рѣшилъ завтра начать работать. Въ душѣ его давно уже звучала мелодія, которую онъ хотѣлъ выразить въ нотахъ. Даже ночью, во снѣ, онъ прислушивался къ ней, пока, наконецъ, у него не явилась страстная жажда творчества. Онъ смотрѣлъ на чистые, не исписанные листы бумаги и, какъ всегда передъ началомъ новаго творенія, его охватило странное, неопредѣленное чувство, похожее на робость, но въ сущности представляющее лишь священный трепетъ и глубокое благоговѣніе передъ искусствомъ.
-- На этотъ разъ мнѣ поможетъ родина! сказалъ онъ съ глубокимъ вздохомъ.-- Все пойдетъ хорошо!
Онъ всталъ и подошелъ къ старому піанино, которое было его материнскимъ наслѣдствомъ. Онъ велѣлъ перенести его въ свою комнату. Онъ взялъ нѣсколько аккордовъ. Какой нѣжный тонъ сохранился у этого стараго инструмента! Въ струнахъ его, какъ будто, звучали мечты прежнихъ, давнихъ временъ. Не были ли это его собственныя мечты, которыя онъ воспроизводилъ въ звукахъ, когда, юношей, фантазировалъ на этомъ инструментѣ въ отсутствіи отца? Тѣ самыя, которыя онъ повѣрялъ маленькой Фридель, дочери отставного капитана, когда они сидѣли въ лѣсу или на полянѣ? Фридель была шестью годами моложе его, но она была единственной, понимавшей возвышенные порывы его души, среди шумной и глупо хихикающей толпы школьниковъ и товарищей его игръ.
И вотъ теперь эта самая Фридель, жена бургомистра, носитъ своему мужу обѣдъ въ охотничій домикъ, въ лѣсу!
Конрадъ ударилъ по клавишамъ и ближе придвинулъ стулъ къ инструменту.
-- Дѣвичьи идеалы! Всегда одно и то же! Ради какого-нибудь бургомистра приносится въ жертву безсмертная душа!..
Онъ заигралъ... Звуки прогнали всѣ тѣни, и засіяли тысячи свѣтильниковъ, словно въ комнатѣ внезапно зажглась ярко освѣщенная елка. Звуки лились бурнымъ потокомъ, уносившимъ все, и онъ погружался въ нихъ все глубже и глубже...
Онъ самъ не зналъ, какъ долго продолжалась его игра. Но вдругъ за окномъ раздались апплодисменты. Дверь въ его комнату открылась, и на порогѣ показался учитель. За нимъ виднѣлись головы любопытныхъ, заглядывавшихъ въ комнату.
-- Конрадъ! Маэстро Конрадъ!-- воскликнулъ учитель и протянулъ къ нему руки.
-- Добрый вечеръ, господинъ учитель.
-- Маэстро Конрадъ, ты не долженъ сердиться на меня за то, что я вторгаюсь къ тебѣ безъ разрѣшенія. Клянусь, что вовсе не любопытство двигаетъ мной, какъ всѣми прочими! Это... это совсѣмъ особое чувство... да! Вѣдь я сижу здѣсь тридцать лѣтъ!..
Окончаніе фразы вышло какое-то спутанное, но въ немъ слышалось столько тоски по утраченной юности и такая усталость!
-- Г. учитель, если вы хотите, я буду каждый день играть для васъ.
-- О нѣтъ, не дѣлай этого, Конрадъ! Въ воскресенье, пожалуй, когда у меня праздникъ. Въ будни я долженъ заниматься въ школѣ, и я долженъ жить со здѣшними людьми. Понимаешь ты это? Нѣтъ, ты этого понять не можешь, потому что ты пріѣхалъ сюда только на время... Если ты мнѣ поиграешь тогда, Конрадъ...
Конрадъ Флендерсъ поспѣшно протянулъ ему руку, и они нѣсколько мгновеній стояли молча, задумчиво глядя другъ на друга.
-- Конрадъ,-- послышались голоса за дверьми,-- мы пришли просить тебя...
-- Ну, говорите! Если и г. учитель съ вами...
-- Онъ стоитъ во главѣ. У насъ сегодня собраніе бюргеровъ для обсужденія мѣстныхъ интересовъ... А ты вѣдь побывалъ вездѣ, и у тебя есть опытъ. Бургомистръ также приглашенъ.
-- Приходи,-- сказалъ ему учитель просительнымъ тономъ.-- Мнѣ хочется еще побыть съ тобой.
Конрадъ пошелъ съ нимъ, и въ большой танцевальной залѣ, гдѣ происходило собраніе, его встрѣтили криками "ура".
-- Ты будешь пить рюдесгеймеръ,-- шепнулъ ему отецъ.-- Тогда и другіе послѣдуютъ твоему примѣру.
Предсѣдатель собранія позвонилъ.
-- Господа, къ дѣлу!-- сказалъ онъ.
-- Бургомистръ еще не явился. Онъ заставляетъ себя ждать.
-- Господа, я послалъ за нимъ. А пока мы можемъ заняться обсужденіемъ дѣлъ и придти къ извѣстнымъ заключеніемъ. На повѣсткѣ стоитъ: газопроводъ и водопроводъ. Постройка трамвая къ городу, согласованнаго съ желѣзнодорожными поѣздами. Все это направлено къ развитію нашего городка и превращенію его въ климатическій курортъ. Я ставлю на обсужденіе пунктъ первый: газопроводъ и водопроводъ.
Онъ сѣлъ. Въ залѣ воцарилось смущенное молчаніе. Тогда быстро поднялся со своего мѣста вице-предсѣдатель и громовымъ голосомъ произнесъ:
-- Предлагаю собранію выразить благодарность высокоуважаемому г. предсѣдателю!
Онъ съ воодушевленіемъ захлопалъ въ ладоши. Это послужило сигналомъ. Смущеніе исчезло, и всѣ начали неистово апплодировать, затѣмъ стали подталкивать другъ друга, предлагая говорить, и всѣ пили для приданія себѣ бодрости.
Наконецъ, старый Флендерсъ выступилъ впередъ.
-- Господа!-- сказалъ онъ.-- Мы всѣ здѣсь знаемъ, что во всемъ мірѣ не найдется мѣста, болѣе пригоднаго для лѣченія воздухомъ, чѣмъ нашъ городокъ, благодаря своему положенію среди лѣсовъ. Только одному г. бургомистру это неизвѣстно!
-- Браво! Хорошо сказано!-- послышалось въ залѣ.
-- Господа! Мы всѣ знаемъ также, что городъ, желающій стоять на высотѣ современныхъ требованій, долженъ имѣть газовое освѣщеніе, водопроводъ и трамвай, для болѣе быстрой доставки путешественниковъ. Этого не знаетъ только г. бургомистръ!..
-- Онъ долженъ услышать это!.. Пусть онъ это послушаетъ!.. Пошлите ему депутацію, пусть она подниметъ его съ постели!.
-- Тише!..
Прозвучалъ звонокъ предсѣдателя.
-- Посланный сейчасъ вернется. Продолжайте свою рѣчь, г. Флендерсъ, -- обратился онъ къ оратору.
-- Господа! Мы всѣ знаемъ, что наплывъ пріѣзжихъ въ наше мѣсто можетъ помочь намъ и повысить цѣны. Мы знаемъ, что устройство курорта для лѣченія воздухомъ является наиболѣе выгоднымъ для насъ предпріятіемъ, такъ какъ воздухъ намъ ничего не стоитъ, а пріѣзжіе будутъ намъ платить за него. Мы знаемъ, что отъ этого выиграютъ не только постоялые дворы, но и каждый изъ жителей, такъ какъ онъ можетъ отдавать внаймы свои комнаты на лѣто и, если пожелаетъ, то можетъ еще получать экстренный доходъ въ качествѣ ремесленника или торговца. Мы всѣ это знаемъ, но это знаетъ и г. бургомистръ, только онъ не хочетъ этого знать, потому что онъ не сочувствуетъ нашему возвышенію и желаетъ оставаться среди насъ какъ турецкій паша!..
Поднялся неистовый шумъ, гнѣвные возгласы и ликованіе.
-- Развѣ мы не пришли къ нему на помощь, когда загорѣлся его домъ и не помогли ему потушить пожаръ? Вотъ какова его благодарность!
-- Привести его сюда! Привести его сюда... Пусть придетъ бургомистръ! Онъ долженъ сложить съ себя это званіе, даже если ему не хочется этого!.. Выбирайте бургомистромъ Іосифа Флендерса!
И у всѣхъ передъ глазами въ эту минуту носился золотой потокъ, который старый Флендерсъ долженъ привлечь въ городъ!..
Предсѣдатель ожесточенно звонилъ колокольчикомъ до тѣхъ поръ, пока язычекъ не сорвался съ петли.
-- Спокойствія!.. Прошу спокойствія!-- кричалъ онъ изо всѣхъ силъ.-- Я долженъ прочесть вамъ записку г. бургомистра!..
Эти слова подѣйствовали. Любопытство было сильнѣе гнѣва, и въ залѣ воцарилась тишина. Предсѣдатель прочелъ: "Сожалѣю, что не могу принять приглашенія комитета собранія, происходящаго у владѣльца гостинницы Іосифа Флендерса, но сегодня въ первый разъ начали токовать въ лѣсу тетерева. Затѣмъ, такъ какъ объ этомъ собраніи не было заявлено полиціи, то я оштрафую на одну марку каждаго участника собранія, который не отправится немедленно домой.
Бургомистръ".
Въ залѣ воцарилась глубокая тишина. Всѣ сидѣли, притаивъ дыханіе, и никто не рѣшался заговорить первымъ.
Но старый Флендерсъ ничего не боялся. Будущность его "Золотого Льва" состазляла для него главное.
-- Не заявлено полиціи!-- зарычалъ онъ громовымъ голосомъ.-- Я самъ ходилъ въ канцелярію, чтобы заявить объ этомъ. А если не было получено разрѣшенія, то это произошло вслѣдствіе всѣмъ извѣстнаго служебнаго рвенія нашего бургомистра, который не былъ на службѣ цѣлый день, потому что былъ на охотѣ. Еще сегодня утромъ его жена носила ему туда обѣдъ, въ охотничій домъ, и это можетъ засвидѣтельствовать Конрадъ, который ее встрѣтилъ... Я сейчасъ же напишу жалобу г. ландрату, а если это не поможетъ, то обращусь прямо къ правительству!..
Это было какъ разъ то слово, которое было нужно. Правительство! Невидимое, карающее и милующее божество, которому достаточно моргнуть глазомъ, чтобы бургомистръ, и даже самъ ландратъ, поверженъ былъ въ прахъ!..
-- Къ правительству! Къ правительству!-- раздавались оглушительные крики.-- Выбирайте депутацію! Пусть идетъ нашимъ представителемъ старый Флендерсъ и съ нимъ оба предсѣдателя!..
-- Мужайтесь, господа! Выборы не за горами! Скажите прямо правительству, что весь округъ будетъ подавать голосъ за соціалъ-демократовъ, если у насъ останется этотъ бургомистръ!..
-- Согласны! Согласны! Депутація принята!
Предсѣдатель всталъ:
-- Господа! Предложеніе принято. Мы, въ свою очередь, выражаемъ благодарность за наше избраніе. Такъ какъ пунктъ первый, стоящій на повѣсткѣ, относительно газоваго освѣщенія водопровода, постройки трамвая и согласованія его съ поѣздами желѣзныхъ дорогъ также единогласно...
-- Единогласно!.. Единогласно!.. Да! да!..
-- ...также единогласно принятъ, то я закрываю сегодняшнее собраніе, приглашая васъ встать и вмѣстѣ со мною прокричать: да здравствуетъ правительство!
-- Ура! Ура! Радуйся, бургомистръ!..
Конрадъ Флендерсъ тихо дотронулся до руки школьнаго учителя.
-- Не выйдемъ ли мы на воздухъ?-- сказалъ онъ.-- Здѣсь будутъ пить и безъ помощи искусства... А все-таки было интересно, ужасно интересно!..
Онъ далъ волю своему веселью и расхохотался во все горло, когда они вышли.
-- Не правда ли, г. учитель, вѣдь Гёте зналъ это, предвидѣлъ? Помните, въ "Фаустѣ", пасхальную прогулку всѣхъ добрыхъ бюргеровъ, осуждающихъ своего бургомистра?...
-- Конрадъ! Конрадъ!-- покачалъ головой старый учитель.-- Тебё это можетъ казаться интереснымъ, даже очень интереснымъ!.. То, что должно составлять для меня жизнь, то для тебя лишь художественныя наблюденія... Ахъ, маэстро Конрадъ, какъ я радуюсь воскресенью и тому, что ты будешь играть для меня!..
На другое утро, когда солнце освѣтило полянку на вершинѣ горы, Конрадъ Флендерсъ принялся за свое новое произведеніе. Первую сцену своей оперы онъ написалъ однимъ взмахомъ пера, какъ хвалебный гимнъ солнечному дню. Ноты точно выливались у него изъ души на бумагу, и когда онъ останавливался, то передъ его взорами вставали зеленые лѣса, голубая даль и онъ черпалъ въ этихъ видѣніяхъ новую силу. Онъ писалъ, не отдыхая, и, напѣвая мотивъ, иногда взглядывалъ въ окно и затѣмъ снова принимался писать. Онъ писалъ до тѣхъ поръ, пока не прозвонилъ полуденный колоколъ, пока его не позвали обѣдать. А послѣ обѣда рѣшилъ наградить себя за трудолюбиво проведенное утро и отправился въ лѣсъ.
Туда, на полянку, въ страну своихъ мечтаній!..
Когда онъ вышелъ изъ лѣса и направился къ тому мѣсту, гдѣ такъ любилъ сидѣть и мечтать прежде, то увидалъ, что оно уже занято. Тамъ сидѣла Фридель, жена бургомистра.
У ногъ ея лежала пустая корзинка. Очевидно, она возвращалась изъ охотничьяго домика.
-- Здравствуйте, госпожа бургомистрша!-- крикнулъ онъ, и прежде чѣмъ она успѣла вскочить на ноги, онъ уже стоялъ около нея,-- Нѣтъ, на этотъ разъ вы отъ меня не убѣжите! Считайте себя въ плѣну и, въ знакъ этого, давайте сюда обѣ руки!
-- Вы остались такимъ же... молодымъ!-- сказала она, протягивая ему руки.
Онъ взглянулъ на нее, на ея худенькое личико, на тонкую, стройную фигуру. И онъ могъ сказать ей тоже самое. Это она прочла въ его взорахъ и, точно отвѣчая на его мысль, тихо проговорила: "Я стала старухой".
Цѣлый потокъ словъ обрушился на нее.
-- Фридель, фрау Фридель... Моя старая, любимая подруга дѣтства! Вы такой и остались!.. Старуха? Погодите, дайте мнѣ сосчитать. Вамъ было пятнадцать лѣтъ, когда я ушелъ отсюда. Теперь вамъ двадцать девять и въ этомъ году будетъ тридцать. Это самые лучшіе годы для женщины, когда сочетаются въ ней молодость тѣла съ мудростью души. Только тогда-то и начинаетъ истинная женщина жить собственной жизнью, тогда только она начинаетъ понимать настоящимъ образомъ страданія и наслажденія! О, фрау Фридель, вы молоды, и ваши глаза полны ожиданій, какъ бывало въ дѣтствѣ! Только вы блѣдны, слишкомъ блѣдны для сельской жительницы! Мнѣ это не нравится. Вы... не больны?
-- Я здорова,-- отвѣчала она и, отнявъ у него руки, сложила ихъ на колѣняхъ.
Онъ сѣлъ возлѣ нея на траву, какъ въ былое время, по-товарищески.
-- Госпожа бургомистрша!-- сказалъ онъ, улыбаясь.-- Кто могъ это предполагать, фрау Фридель? А дѣти у васъ есть?
-- Нѣтъ.
-- Я остался холостымъ...-- Онъ продолжалъ говорить, преслѣдуя свою мысль, и рѣзкій тонъ, которымъ она произнесла "нѣтъ", ускользнулъ отъ него.-- Не знаю, оттого ли это случилось, что меня всего захватило искусство, или же я безсознательно искалъ чего-то такого, чего не находилъ нигдѣ...
-- Вы думаете? Ну, онъ могъ бы раньше доставить себѣ эту радость, еслибъ захотѣлъ. Но онъ не хотѣлъ и закрывалъ мнѣ дорогу домой. Только, когда онъ задумалъ перестроить гостинницу и услыхалъ, что я, кромѣ лавровыхъ вѣнковъ, получаю и звонкую монету, между нами наступило примиреніе...
-- А вы... вы сохранили свою прежнюю любовь къ нему?
Онъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на нее.
-- Но, фрау Фридель... именно такая примитивность, такая неизмѣнная приверженность этихъ людей къ своей землѣ и нравятся мнѣ въ нихъ. Я бы не хотѣлъ видѣть ихъ другими!
Она устремила взглядъ въ землю и медленно проговорила:
-- Да... если самъ не принадлежишь къ нимъ... не долженъ къ нимъ принадлежать!.. Если можешь вспорхнуть и улетѣть, когда захочешь!.. Тогда, пожалуй...
Онъ удивленно, возразилъ ей:
-- Вчера старый учитель говорилъ то же самое...
-- Онъ тоже былъ когда-то молодъ, сказала она застѣнчиво,-- и не можетъ забыть...
-- Что?
-- Свои юношескія мечты... и то, что онъ одинокъ среди всѣхъ этихъ примитивныхъ, твердо стоящихъ на своей землѣ людей.
Она встала и взяла корзинку.
-- Мнѣ пора идти домой, заняться хозяйствомъ,-- прибавила она,-- Это былъ мой праздничный отдыхъ. Я допускаю это въ тихій послѣобѣденный часъ, когда возвращаюсь изъ охотничьяго домика.
-- Я провожу васъ,-- сказалъ онъ и, не дожидаясь отвѣта, пошелъ рядомъ съ нею. Но они оба молчали, пока не вышли изъ лѣса.
-- Не разсказать ли мнѣ вамъ о своихъ музыкальныхъ скитаніяхъ, фрау Фридель?
Она улыбнулась въ первый разъ и, продолжая улыбаться, отвѣчала ему: