Гензлен Эмиль
Эльзас под ярмом

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    L'Alsace-Lorraine sous le joug qui se brise...
    Перевод А. Раевской (1915).

   

Эмиль Гензлэнъ.

Эльзасъ подъ ярмомъ.

Съ французскаго.

Переводъ А. Раевской.

ПЕТРОГРАДЪ.

Изданіе "Вѣстника Иностранной Литературы".
1915

   

ПРЕДИСЛОВІЕ.

   Жители Эльзасъ-Лотарингіи всегда питали глубокое убѣжденіе въ томъ, что они стоятъ на гораздо болѣе высокой ступени цивилизаціи по сравненію съ нѣмцами и обладаютъ врожденной любовью къ свободѣ и сознаніемъ своего человѣческаго достоинства -- т.-е., свойствами, почта неизвѣстными по ту сторону Рейна.
   Это моральное превосходство мѣстнаго населенія надъ германцами особенно ярко проявилось въ тѣхъ инцидентахъ, которые разыгрались недавно въ Савернѣ и сдѣлали этотъ городъ на нѣкоторое время центромъ вниманія цѣлаго міра.
   Я не буду говорить читателю о жестокости людей, пускающихъ въ ходъ грубую силу противъ безоружнаго населенія, и по собираюсь напоминать ему о всѣмъ извѣстныхъ случаяхъ оскорбленія молодыхъ новобранцевъ изъ Эльзаса ихъ строевыми начальниками, не стѣсняющимися громко оцѣнивать голову эльзасскаго рекрута въ десять марокъ. Я не стану рисовать картины казармъ, приведенныхъ на военное положеніе, гдѣ солдаты держатъ наготовѣ заряженныя ружья, пушки и пулеметы, чтобы имѣть возможность въ любую минуту уничтожить мирныхъ обитателей прелестнаго, тихаго городка. Я не хочу вспоминать о томъ, какъ прусскій офицеръ унизилъ себя, пытаясь броситъ грязью во французское знамя. Пусть судятъ его собственные собратья по оружію, на которыхъ падаетъ тѣнь отъ его поступковъ!
   Если я берусь за перо, то вовсе не съ тѣмъ, чтобы пробуждать лишній разъ въ чьей-либо душѣ безполезную вспышку гнѣва. Я хочу только отъ всего сердца послать привѣтъ благородному населенію Эльзаса, привлекающему къ себѣ сейчасъ искреннія симпатіи цѣлаго свѣта. Я такой же "вакэсъ" (мальчишка), родомъ изъ Лотарингіи и считаю за честь себѣ выразить свои чувства дружбы и восхищенія по адресу тѣхъ, кого называютъ презрительной кличкой "вакэсовъ" Эльзасъ-Лотарингіи.
   Да и кто могъ бы остаться чуждымъ почтительной симпатіи по отношенію къ нашимъ братьямъ, лишившимся своего отечества? Кто не согласится признать, наряду съ лучшими представителями самого германскаго общества, что населеніе Эльзасъ-Лотарингіи показало себя въ послѣднихъ событіяхъ стоящимъ во главѣ современной цивилизаціи Германіи и что оно заняло это мѣсто, благодаря своему ясному и бодрому духу, составляющему счастливый даръ той расы, къ которой оно принадлежитъ.
   Не мрачные стоны донеслись до насъ изъ Саверна, но громкіе раскаты смѣха, который можетъ сыграть большую роль въ духовномъ освобожденіи всей Германіи.
   Да и какъ не смѣяться имъ было, этимъ добрымъ "вакэсамъ" изъ Саверна, глядя на то, какъ прусскій лейтенантъ идетъ покупать себѣ шоколаду подъ эскортомъ четырехъ вооруженныхъ солдатъ, у которыхъ штыки примкнуты къ дулу ружья, чтобы сейчасъ, когда понадобится, броситься въ атаку? На ихъ же глазахъ этотъ офицеръ приказываетъ арестовать глухонѣмого, обвиняя того въ призывѣ населенія къ возмущенію противъ Германской Имперіи, а потомъ теряетъ голову до такой степени, что хватаетъ подъ караулъ всѣхъ членовъ мѣстнаго суда въ полномъ составѣ! Развѣ могли не смѣяться жители Саверна, видя, какъ тотъ же лейтенантъ и его достойные товарищи заводятъ форменную войну съ пятилѣтними мальчуганами подъ тѣмъ предлогомъ, что они издѣваются надъ офицерами. или начинаютъ преслѣдовать по городу четырнадцатилѣтнюю дѣвочку, а та благополучно ускользаетъ отъ своихъ преслѣдователей въ тяжеловѣсныхъ ботфортахъ? Какъ можно удерживаться отъ смѣха, читая расклеенныя по городу объявленія, въ которыхъ гражданскія власти предупреждаютъ прохожихъ, чтобы тѣ не смѣялись въ лицо офицерамъ!
   Въ Савернѣ живутъ люди не робкаго десятка и, когда даже дѣло доходитъ до кровопролитія, природная насмѣшливость не оставляетъ эльзасцевъ, и въ драматическія событія вносится полукомическій, полугероическій элементъ. Я искренно сожалѣю, что читателю не довелось, подобно мнѣ, слышать, какъ эльзасцы разсказываютъ объ инцидентѣ съ бѣднымъ сапожникомъ Бланкомъ. Дѣло случилось въ Деттвиллэ -- деревнѣ, расположенной но-сосѣдству съ Саверномъ. Бланкъ, коренастый девятнадцати-лѣтній малый, хромой на одну ногу, сидѣлъ у себя дома и мирно работалъ, какъ вдругъ до него донесся сильнѣйшій шумъ съ улицы. Оказалось, что это проходили солдаты лейтенанта Форстнера. которые только-что передъ тѣмъ, съ штыками на перевѣсъ, гонялись за деревенскими мальчишками, встрѣчавшими ихъ командира крикомъ: "здорово, ряженый баронъ!" Герои возвращались ни съ чѣмъ послѣ неудачной охоты за ребятишками и тутъ столкнулись носъ къ носу съ Бланкомъ, который, слыша шумъ, выскочилъ на улицу, думая, что въ деревнѣ пожаръ. Солдаты сейчасъ же схватили бѣднягу, а онъ сталъ вырываться и отталкиваться, крича: "оставьте меня, я здѣшній пожарный!" Въ эту минуту на сцену появился самъ Форстнеръ: "Ахъ, ты -- пожарный?-- закричалъ онъ:-- такъ вотъ же тебѣ!" И двумя ударами сабли онъ раскроилъ черепъ хромоногому сапожнику...
   Судите сами, на какой ступени культурности стоятъ представители господствующаго класса въ Германіи и въ какомъ состояніи рабства пребываетъ остальная часть общества, ежедневно и безропотно выносящая подобное обращеніе съ собою!
   Разумѣется, уже давно наиболѣе просвѣщенные и благородные представители германскаго племени съ осужденіемъ относятся къ грубости нравовъ дворянскаго класса, типичнымъ образцомъ которой и явился печальный герой Савернскихъ событій. Но до послѣдняго времени только небольшая группа независимыхъ писателей и артистовъ, большей частью -- южно-германскаго происхожденія, рѣшалась кое-когда изображать въ юмористическихъ журналахъ представителей этого типа, въ его неприкрашенномъ видѣ -- выводить серію дерзкихъ, надутыхъ дворянчиковъ, по уши погрязшихъ въ долгахъ и развратѣ. Но какое значеніе могли имѣть эти протесты отдѣльныхъ независимыхъ умовъ, совершенно терявшихся въ рабски-приниженной массѣ, готовой все снести и всему покориться? Теперь же, какъ кажется, Германія искренно взволнована событіями, происшедшими въ Эльзасѣ, возмущается ими и, начиная отдавать себѣ отчетъ въ томъ, что существуетъ чувство собственнаго достоинства, готова возвыситься до представленій гуманности. Удары грубаго сапога пробудили, повидимому, даже ее. Приведетъ ли только къ чему-нибудь это движеніе протеста?
   Итакъ, привѣтъ имъ, бодрымъ и сильнымъ духомъ братьямъ нашимъ въ Эльзасѣ! Они -- скромные люди, эти мелкіе горожане, крестьяне или рабочіе, но они испоконъ вѣковъ научились здѣсь понимать, что такое свобода и человѣческое достоинство, и, какъ только чванные прусскіе выскочки дали въ ихъ странѣ чрезмѣрную волю своей глупости, они не задумались сказать: Довольно! И безъ всякаго оружія, однимъ только смѣхомъ своимъ и яснымъ умомъ, они на глазахъ всей Европы одерживаютъ верхъ надъ нѣмецкимъ чудищемъ!

Морись Баррэсь.

   
   Года два тому назадъ въ небольшомъ Эльзасскомъ городкѣ Савернѣ произошли безпорядки, вызванные заносчивымъ поведеніемъ и насиліями прусскихъ офицеровъ по отношенію къ мирному населенію города. Группа молодыхъ офицеровъ мѣстнаго гарнизона, съ получившимъ печальную извѣстность лейтенантомъ Форстнеромъ во главѣ, не довольствуясь обычными въ прусской арміи систематическими оскорбленіями своихъ подчиненныхъ -- солдатъ эльзасскаго происхожденія, стала держать себя особенно вызывающе по адресу гражданской части населенія, стараясь всячески задѣть хорошо извѣстныя симпатіи этого населенія къ Франціи. Эти неумныя попытки встрѣчены были отпоромъ и градомъ насмѣшекъ со стороны обывателей Саверна, непожелавшихъ остаться въ долгу у пруссаковъ, и офицерская молодежь, окончательно потерявъ голову, перешла отъ словъ къ насиліямъ, причемъ въ одинъ прекрасный день военными отрядами арестованъ былъ, подъ предлогомъ безпорядковъ на улицѣ, цѣлый рядъ уважаемыхъ въ городѣ лицъ, и въ ихъ числѣ даже представители суда и гражданской администраціи. Событія, происшедшія въ Савернѣ, вызвали тогда живой откликъ со стороны общественнаго мнѣнія во всемъ Эльзасѣ и во Франціи. Поведеніе офицерства осуждалось даже въ самой Германіи, гдѣ Савернскіе инциденты послужили поводомъ къ запросу правительству въ рейхстагѣ, который выразилъ свое неодобреніе германскому канцлеру, выступившему на парламентской трибунѣ съ зашитою дѣйствій Форстнера и его товарищей.
   Савернскія событія привлекли въ свое время всеобщее вниманіе къ положенію дѣлъ въ отторгнутыхъ Германіею въ 1871 году бывшихъ французскихъ провинціяхъ. Въ печати и на книжномъ рынкѣ появился рядъ статей и сочиненій, посвященныхъ современному состоянію Эльзасъ-Лотарингіи и настроенію умовъ ея населенія. Среди этихъ произведеній должна быть особенно отмѣчена книга знатока мѣстной жизни, извѣстнаго писателя Э. Гензлэна: "Эльзасъ подъ ярмомъ", вышедшая въ свѣтъ въ Парижѣ, съ предисловіемъ французскаго академика націоналиста Мориса Баррэса. Если до сего времени "Вѣстникъ Иностранной Литературы" не ознакомилъ своихъ читателей съ этою книгою, обратившей въ себя большое вниманіе французской критики, то только потому, что редакція не считала въ тотъ моментъ вопросъ объ Эльзасъ-Лотарингіи могущимъ имѣть исключительный интересъ въ глазахъ русской публики.
   Въ переживаемую же нами историческую годину судьбы Эльзасъ-Лотарингіи пріобрѣли характеръ общеевропейскаго вопроса первостепенной важности. Возвращеніе провинцій, силою отторгнутыхъ отъ нея въ 1871 году, является теперь для Франціи дѣломъ чести и долга передъ населеніемъ ея бывшихъ земель и составляетъ одну изъ главнѣйшихъ задачъ, которыми вдохновляются паши союзники въ ихъ тяжелой и доблестной борьбѣ противъ общаго врага. Французскія войска занимаютъ сейчасъ значительную часть территоріи Верхняго Эльзаса и, какъ заявилъ генералиссимусъ Жоффръ (который, какъ извѣстно, не любитъ бросать своихъ словъ на вѣтеръ) привѣтствовавшей его депутаціи отъ города Танца: "Французы больше уже не уйдутъ отсюда".
   Въ такой моментъ редакція считаетъ вполнѣ своевременнымъ предложить вниманію своихъ подписчиковъ трудъ г. Гензлэна, который задался цѣлью раскрыть передъ читателемъ душу населенія Эльзасъ-Лотарингіи, не утратившаго, несмотря на сорока-четырехлѣтнее пребываніе подъ германскимъ игомъ, крѣпкихъ связей съ культурою истиннаго его отечества -- Франціи.

Отъ переводчицы.

   

ГЛАВА I.
Савернь -- "центръ свѣта".

   Нѣсколько недѣль подрядъ весь цивилизованный міръ только и говорилъ, что о Савернѣ. Съ главной городской площади, что находится передъ бывшимъ замкомъ герцоговъ де Роганъ, нынѣ обращеннымъ въ казармы, савернцы могли весьма точно слѣдить, день за днемъ, какъ слава объ ихъ родномъ городѣ распространялась все дальше и ужъ гремѣла далеко за предѣлами милаго ихъ сердцу Эльзаса.
   Надо сказать, что противъ своего замка одинъ кардиналъ изъ рода Рогановъ, для котораго Савернъ поистинѣ являлся центромъ вселенной, воздвигъ обелискъ изъ розоваго камня, гдѣ были написаны точныя цифры разстояній отъ Саверна до всѣхъ главныхъ городовъ земного шара. И пока въ базарные дни хозяйки дѣлали на площади свои закупки, ребятишки тѣснились вокругъ обелиска, громко читая нанесенныя на камнѣ чужеземныя названія далекихъ городовъ: Вѣна, Миланъ, Москва, Мексико, Пекинъ...
   Савернъ занимаетъ прекрасное мѣстоположеніе на порогѣ Вогезовъ, между лѣсистыми горами и равниною, напоминающею своимъ видомъ цвѣтущій садъ. Самый городъ, раздѣленный извилистымъ теченіемъ живописнаго Цорна, съ своимъ замкомъ на главной площади, кривыми, узкими улицами, остроконечными крышами домовъ и старинной четырехугольной церковной башней -- остался такимъ же, какимъ былъ во времена Рогановъ; такъ же тихо шумятъ старыя, благородныя липы своими вѣтвями, такъ же красивъ каналъ со своими шлюзами. Въ Савернѣ восемь тысячъ жителей, различныя административныя учрежденія, префектура, судъ и, конечно, живетъ масса нѣмецкихъ чиновниковъ..
   У всѣхъ еще свѣжъ въ памяти инцидентъ, вызвавшій бурный взрывъ негодованія въ тихомъ эльзасскомъ городкѣ. Лейтенантъ пятой роты 99 пѣхотнаго полка, квартировавшаго въ Савернѣ, баронъ фонъ-Форстнеръ, имѣлъ обыкновеніе иначе не называть эльзасцевъ, какъ оборванцами и бродягами. Обыкновенно въ нѣмецкихъ казармахъ солдаты-нѣмцы прилично ведутъ себя по отношенію къ эльзассцамъ: нѣмцы любятъ нападать только на болѣе слабыхъ. Лейтенантъ Форстеръ, очевидно, считалъ себя гораздо сильнѣе всѣхъ.
   Однажды, просматривая тетрадь наложенныхъ по полку взысканій, противъ имени одного прусскаго рекрута онъ увидѣлъ запись: "Два мѣсяца ареста".
   -- Позовите ко мнѣ этого солдата.
   Солдатъ явился, звякнулъ шпорами и вытянулся во фронтъ.
   -- За что на тебя наложено наказаніе?
   -- Зато, что, поссорившись съ однимъ эльзассцемъ, ткнулъ его ножомъ!
   -- Какъ, изъ-за какого-то эльзасскаго оборванца тебя подъ арестъ на два мѣсяца! Да я далъ бы тебѣ десять марокъ за то, что ты проучилъ его.
   -- А я бы -- вскричалъ присутствовавшій при этомъ разговорѣ благородный нѣмецкій унтеръ-офицеръ,-- прибавилъ тебѣ три марки изъ собственнаго кармана.
   Савернъ -- одинъ изъ самыхъ тихихъ городовъ Эльзаса. Пріютившійся у подножія покрытыхъ высокоствольнымъ лѣсомъ горъ и словно укрывшійся подъ ихъ защитой, Савернъ годился бы для картины мирнаго человѣческаго труда. И вотъ, когда спокойные савернцы узнали, какъ отозвался объ эльзассцахъ нѣмецкій офицеръ, они возмутились до глубины сердца. Собралась большая толпа горожанъ и съ ироническими возгласами двинулась сначала на домъ, въ которомъ жилъ офицеръ, потомъ -- къ казармамъ.
   Офицеры на глазахъ у толпы стали заряжать свои револьверы. Прусскіе солдаты запѣли нѣмецкіе военные пѣсни: "Я -- пруссакъ" и "Германія превыше всего". Во дворѣ казармъ были выставлены митральезы, направленныя въ сторону толпы. Савернцы только смѣялись и пожимали плечами. Ни одного камня изъ мостовой не было выворочено, ни одного фонаря не было разбито; только выбиты оказались стекла въ окнахъ комнаты, гдѣ жилъ лейтенантъ Форстнеръ.
   Съ того времени, какъ прусскій лейтенантъ поселился въ Савернѣ, онъ успѣлъ уже-доказать, что умѣетъ владѣть оружіемъ. Когда ему разъ въ ресторанѣ, гдѣ онъ обѣдалъ, подали каргу кушаній, написанную по-французски. Форстнеръ тотчасъ же выхватилъ саблю изъ ноженъ и въ нѣсколькихъ мѣстахъ пронзилъ злополучное меню.
   Бумага все вынесла молча, и лейтенантъ рѣшилъ, что ему все позволено. Но горькое разочарованіе ждало его и ему подобныхъ. Пока Совернъ находился въ осадномъ положеніи, одному изъ товарищей Форстнера по полку вздумалось какъ-то зайти въ колбасную. Хозяинъ колбасной былъ занять разговоромъ съ покупательницей. Достойный сподвижникъ Форстнера, задравъ голову, гордо прошелъ мимо посторонившейся женщины и намѣренно заносчивымъ и рѣзкимъ тономъ громко произнесъ:
   -- Дайте-ка мнѣ эльзасской колбасы для моей собаки.
   -- А мнѣ, пожалуйста, самой лучшей офицерской колбасы для моей свиньи,-- спокойно сказала женщина.
   Офицеръ, не дожидаясь сдачи, быстро вышелъ изъ колбасной.
   Дворъ, на которомъ были выстроены теперь въ рядъ митральезы, видалъ прежде лучшіе виды: здѣсь страсбургскіе епископы принимали французскую знать и именитыхъ гостей изъ-заграницы.
   Четверо изъ рода Рогановъ занимали подрядъ епископскій постъ въ Страсбургѣ. Одинъ изъ нихъ, Арманъ-Гастонъ, членъ Французской Академіи,-- перестроилъ и расширилъ Савернскій замокъ. Онъ реставрировалъ мраморъ, увеличилъ количество картинъ новыми цѣнными пріобрѣтеніями, возобновилъ потускнѣвшую отъ времени позолоту. Про великолѣпіе и блескъ Савернскаго замка съ той поры сложилась даже поговорка: "Въ замкѣ Рогановъ на каминахъ больше драгоцѣнностей, чѣмъ у любой красавицы".. И дѣйствительно, эти камины, выложенные сердоликомъ и агатомъ, сіяли, точно алтари. Женщины "бредили роскошью Савернскаго замка".
   Въ 1779 году случилось необычайное происшествіе. Какъ-то разъ, ночью, когда епископъ Луи спокойно почивалъ въ своей спальнѣ. его маленькая комнатная собачка съ длинной шелковистой шерстью принялась отчаянно лаять. Епископъ позвалъ своего камердинера.
   -- Что случилось?
   -- Ничего, ваше высокопреосвященство,-- отвѣтилъ слуга, открывая окно.-- Ночь на рѣдкость тихая... Что это! кажется, горитъ замокъ!..
   Камердинеръ не ошибся: ночь была тихая и замокъ горѣлъ. Три дня продолжался пожаръ.
   Когда перестала дымиться послѣдняя головешка, епископъ рѣшилъ, что нужно приступить къ отстройкѣ своего замка заново.
   Савернцы безвозмездно предоставили лѣсъ для постройки новаго замка и рабочія руки. Таковъ благородный обычай Эльзаса: добрые сосѣди всегда добровольно приходятъ на помощь погорѣльцамъ.
   Когда замокъ былъ ужъ готовъ, наступилъ конецъ монархіи во Франціи. Дворецъ Рогановъ былъ пріобрѣтенъ затѣмъ правительствомъ имперіи и долженъ былъ служить пріютомъ для вдовъ военныхъ и гражданскихъ сановниковъ, умершихъ на государственной службѣ.. Такъ продолжалось до насильственнаго присоединенія Эльзасъ-Лотарингіи къ землямъ нѣмецкой короны. Германской имперіи угодно было превратить историческій замокъ въ казармы.
   На. рѣдкость живописны окрестности Саверна: внизу, на равнинѣ, зеленѣющіе луга чередуются съ желтыми полосами полевой рѣпы, какъ будто всегда освѣщенными солнцемъ, съ полями, засѣянными краснымъ макомъ или пестрѣющими нѣжно-голубыми цвѣтками льна, темно-зеленою листвою конопли и розовыми табачными плантаціями; крестьянскіе дома обвиты хмѣлемъ и утопаютъ въ вишневыхъ садахъ; выше начинаются высокоствольные лѣса, грандіозною красотою которыхъ недаромъ, славятся Вогезы во всей Европѣ; вдали виднѣются живописныя и таинственныя развалины древнихъ. замковъ и покрытые виноградниками склоны горъ; красивые изгибы небольшихъ, но быстрыхъ рѣчекъ, причудливо переплетаются между собой, и ихъ воды то сливаются вмѣстѣ, то разъединяются вновь и бѣгутъ среди хлѣбныхъ полей этого благодатнаго края, священная эмблема котораго -- знаменитый Страсбургскій соборъ съ его сквознымъ шпицемъ -- высоко поднимается къ небу и какъ-бы царитъ надъ всѣми окрестностями.
   Людовикъ XIV, спускаясь однажды съ холмовъ, окружающихъ Савернъ, въ долину и окинувъ взоромъ разстилавшійся у его ногъ пейзажъ, воскликнулъ съ восхищеніемъ: "Какой чудесный садъ!" Модной прической въ кругу придворныхъ дамъ стала съ тѣхъ поръ прическа "à la Saverne", и искуснѣйшіе парикмахеры той эпохи немало труда клали на то, чтобы расположеніе прядей волосъ на дамскихъ головкахъ напоминало своими изгибами зигзаги горныхъ Вогезскихъ дорогъ.
   Помимо своего прекраснаго расположенія на порогѣ Вогезовъ, Савернъ замѣчателенъ также, какъ живой памятникъ старины. Сколько народовъ прошло черезъ Саверискій проходъ! Древніе римляне укрѣпили его и онъ служилъ имъ сторожевымъ постомъ; со временъ этихъ завоевателей обладаніе Саверномъ и горнымъ проходомъ черезъ Вогезы, не переставало быть предметомъ спора между враждовавшими германскими и готскими племенами; дворецъ или замокъ, который имѣли тамъ страсбургскіе епископы, былъ въ то же время и крѣпостью. Изъ Саверна-жъ выѣхалъ императоръ Юліанъ, чтобы спасти цивилизацію отъ зарейнскихъ варваровъ. На Савернской городской площади, подъ деревомъ Свободы, посаженнымъ передъ замкомъ герцоговъ де Роганъ, собирались вожди Революціи съ старыми ружьями за плечами и Правами Человѣка, начертанными въ ихъ сердцахъ. Видѣлъ Савернъ, какъ въ 1870 году проходили по его улицамъ въ печальномъ молчаніи побѣжденные герои Ренхсгофена.
   Кто ни проходилъ твоею главною аллеей, цвѣтущій Савернскій садъ! Много народовъ перевидѣлъ ты на своемъ вѣку, великія событія длинной лентой развертывались передъ тобою. Кто знаетъ, что. суждено еще увидѣть тебѣ!
   Весь Эльзасъ, какъ одинъ человѣкъ, былъ возмущенъ наглостью нѣмцевъ. Пока Форстнеръ ограничивался тѣмъ, что называлъ эльзассцевъ оборванцами и бродягами, тѣ только презрительно смѣялись. Когда пруссакъ оскорбилъ честь француза-солдата, Эльзасъ задрожалъ отъ гнѣва. Но, понявъ низость оскорбителей, эльзассцы снова стали смѣяться.
   Смѣхъ ихъ бѣсилъ пруссаковъ. "Вотъ, кто пришелъ наводить у насъ порядки!:-- смѣялись эльзасцы. "Грубые, беззаконные и наглые побѣдители! Вотъ, что несетъ съ собою хваленый нѣмецкій миръ!".
   Интересно знать, рискнетъ ли Форстнеръ одинъ когда-либо вновь появиться на улицахъ въ Савернѣ? Будетъ ли онъ спокойно, какъ прежде, покупать себѣ шоколадъ въ мѣстной кондитерской? Послѣ знаменитой своей исторіи столкновенія съ савернцами онъ сталъ вести себя потише. На улицу онъ не выходилъ иначе, какъ въ сопровожденіи четырехъ вооруженныхъ солдатъ. Будетъ ли онъ впредь собственноручно выбирать себѣ въ табачной сигары или заходить и заказывать себѣ кофе съ молокомъ въ кофейной? Четверо тѣлохранителей со дня печальнаго инцидента не покидали его ни на шагъ. Эльзассцы хохотали до упаду, мальчишки показывали на него пальцами. И дѣйствительно, фигура Форстнера въ сопровожденіи охранниковъ была комична!
   Но Форстнеру мало было совершенныхъ имъ подвиговъ. Онъ рѣшилъ еще разъ показать себя. Какъ-то разъ онъ, задержалъ на улицѣ тринадцатилѣтнюю дѣвочку и обѣщалъ, что донесетъ объ ея безчинствахъ и шалостяхъ самому императору. Вѣдь всякій нѣмецъ, будь онъ въ самомъ маленькомъ чинѣ, разъ онъ носитъ темлякъ, имѣетъ доступъ ко двору!
   Примѣръ Форстнера подѣйствовалъ на его однополчанъ. Какъ-то разъ цѣлая дюжина прусскихъ офицеровъ съ саблями наголо бросились преслѣдовать мирнаго прохожаго, схватили его и потащили въ кордегардію. На площади человѣку этому удалось вырваться отъ нихъ и бѣжать. Тогда за бѣглецомъ съ ружьями на-перевѣсъ бросился ужъ чуть ли не весь составъ кордегардіи. Мирный обыватель Саверна былъ, разумѣется, снова пойманъ, связанъ по рукамъ и ногамъ и съ торжествомъ водворенъ съ узилище.
   Собралась толпа любопытныхъ. Одинъ изъ офицеровъ выстроилѣсолдатъ въ рядъ и роздалъ имъ боевые патроны. Затѣмъ, обернувшись къ толпѣ, заявилъ: "Приказываю немедленно разойтись, иначе намъ придется прибѣгнуть къ оружію!" Толпа была человѣкъ въ пятьдесятъ -- не больше, и среди нея было много женщинъ и дѣтей. Вдругъ въ одномъ изъ домовъ, выходящихъ на площадь, распахнулось окно, и чей-то звонкій и насмѣшливый голосъ произнесъ торжественно: "Германія, Германія -- ты превыше всего!" Эта остроумная выходка вызвала въ толпѣ взрывъ неудержимаго смѣха. Тогда, полковникъ Гейтеръ приказалъ солдатамъ зарядить ружья и разсѣять толпу. Солдаты врѣзались въ кучку мирныхъ обывателей и стали наносить имъ жестокіе удары куда попало прикладами ружей и просто кулаками.
   Офицеры не переставая кричали: "Такъ, такъ! Бейте крѣпче, бейте сильнѣе, задайте имъ!" Одинъ изъ пруссаковъ, схвативъ за. шиворотъ пятилѣтняго мальчугана, со всей силы трясъ его. крича: "А, попался, попался!" Одного глухого повалили на землю и топтали ногами. Онъ не могъ разобраться въ происходящемъ и кричалъ: "Гдѣ пожаръ?" Тащите его въ кордегардію! Арестовать подстеркателя!
   Какой-то мельникъ, заслышавъ возню и шумъ, подумалъ, что случилось какое-либо несчастье, и вышелъ также на площадь. Солдаты тотчасъ же набросились на него. Онъ вырвался отъ нихъ и побѣжалъ во второй этажъ ближайшаго дома, къ себѣ на квартиру. Солдаты, продолжая преслѣдованіе, ворвались въ квартиру, гдѣ находилась въ то время семидесятивосьми-лѣтняя старушка, мать злополучнаго мельника. Она попробовала было вступиться за сына, но получила сильный ударъ прикладомъ въ грудь. Въ кордегардію! Подъ арестъ!
   Въ аптеку изъ ближайшей деревни съ рецептомъ въ рукѣ прибѣжалъ крестьянинъ: его жена была опасно больна. Только-что онъ успѣлъ, получивъ лѣкарство, выйти на площадь, какъ былъ схваченъ со стклянкой въ рукѣ и посаженъ подъ арестъ, гдѣ и просидѣлъ до двѣнадцати часовъ слѣдующаго дня.
   Тридцать человѣкъ арестованныхъ, все мѣстныхъ жителей, были приведены къ полковнику. Среди нихъ находились два члена суда и прокуроръ. Прокуроръ, наблюдавшій всю уличную сцену, произнесъ, пожимая плечами: "Нѣтъ, это, просто, невѣроятно!" -- "Арестуйте этого человѣка!" -- закричалъ лейтенантъ. Тогда прокуроръ отважился еще сказать самому полковнику: "Но, вѣдь это-жъ беззаконіе!" -- "Молчать!" -- прервалъ его полковникъ:-- "здѣсь я распоряжаюсь, а не вы. Все, что я сдѣлалъ, сдѣлано мною съ одобренія высшаго начальства".
   Вмѣшательство предсѣдателя суда освободило отъ ареста чиновниковъ. Прочіе же арестованные были посажены въ тѣсный подвалъ съ мокрыми отъ сырости стѣнами, который служилъ обыкновенно для склада угля. За нѣсколько часовъ передъ тѣмъ подвалъ этотъ, по предусмотрителному распоряженію военнаго начальства, былъ очищенъ отъ имѣвшихся въ немъ угольныхъ запасовъ. Полковникъ всегда все предвидѣлъ! До полдня слѣдующаго дня арестованныхъ ни на минуту, ни подъ какимъ предлогомъ не позволено было покидать ихъ мрачнаго узилища, гдѣ воздухъ до того успѣлъ сгуститься, что буквально нельзя было продохнуть. Между тѣмъ, въ короткой и задорно-трескучей рѣчи, какія умѣютъ произносить только пруссаки, полковникъ поздравилъ съ одержанной побѣдой надъ внутреннимъ врагомъ своихъ вѣрныхъ офицеровъ и солдатъ.
   Женщины и дѣти все это время продолжали толпиться на площади передъ замкомъ. Наконецъ арестованныхъ вывели и, построивъ ихъ попарно, повели подъ сильной охраной въ зданіе суда. Здѣсь имъ объявили, что они свободны. Савернъ очень часто имѣетъ видъ осажденнаго города. И дѣйствительно, врать всегда, сторожить его.
   Какъ-то. разъ утромъ, при проходѣ солдатъ по одной изъ улицъ города, офицеръ, который велъ ихъ, замѣтилъ, что какой-то подмастерье, глядя на солдатъ, улыбался. Тотчасъ же за мальчишкой была организована погоня, но тому удалось-таки убѣжать и юркнуть въ мастерскую, гдѣ онъ служилъ, захлопнувъ дверь передъ самымъ носомъ своихъ преслѣдователей. Солдаты вышибли дверь и буквально перевернули все вверхъ дномъ въ помѣщеніи, гдѣ укрылся досадившій имъ мальчишка. "Можно было думать, что вернулись времена франко-прусской войны", замѣтилъ по этому поводу: одинъ случайный свидѣтель происшедшаго -- ветеранъ 1870--71 г.
   Въ деревнѣ настроеніе то же, что и въ городѣ. Проходя однажды во главѣ полувзвода солдатъ по деревнѣ Детгвиллеръ, недалеко отъ Саверна, лейтенантъ фонъ-Форстнеръ замѣтилъ ироническія улыбки на лицахъ деревенскихъ ребятишекъ. "Задай-ка этимъ пострѣлятамъ!" -- приказалъ Форстнеръ. Солдаты бросились на дѣтей, дѣти же, шедшіе звонить въ церковь, укрылись въ колокольнѣ.
   Когда пруссаки проникли внутрь колокольни, они наткнулись тамъ только на стараго хромого звонаря. Тотъ выступилъ было на защиту ребятъ, но лейтенантъ Форстнеръ съ силой ударилъ старика своей саблей по головѣ и разсѣкъ ему лобъ. Саблѣ Форстнера не въ первый разъ было наносить удары.
   Какъ-то разъ поздно вечеромъ среди мертвой тишины засыпавшаго уже города прозвучалъ ружейный выстрѣлъ. Обыватели съ испугомъ вскочили на своихъ постеляхъ. "Вѣрно, кого-нибудь убили",-- подумали многіе. Какъ извѣстно, почти всѣ великія революціи начинались съ отдѣльнаго убійства. Мысль о возможности близкой революціи никого не испугала въ Савернѣ. "Что-жъ, революція -- такъ революція",-- рѣшили савернцы: "не мы ее вызвали. Будь, что будетъ". Вскорѣ выяснилось, что выстрѣлъ произошелъ нечаянно. Возвращавшійся откуда-то солдатъ случайно нажалъ спускъ у ружья. Ахъ, если бы ружье было заряжено... Что бы тогда только было... Конецъ миру и спокойствію Эльзаса, Европы, всего цивилизованнаго свѣта. Германія все бы поставила на карту. Такова ужъ Германія.
   Послѣ Савернскаго инцидента одинъ изъ профессоровъ Страсбургскаго университета, депутатъ рейхстага, воскликнулъ съ кафедры: "Я посланъ былъ сюда императоромъ, чтобы содѣйствовать германизаціи края. Теперь все пропало, все нужно начинать сызнова". По "праву силы" Эльзасъ-Лотарингія сдѣлалась нѣмецкою землею; но ея населеніе тяготѣло всегда и будетъ тяготѣть къ Франціи. Въ минуты горестей, какъ и въ счастливые дни, сердца Франціи и Эльзаса бьются въ униссонъ и даже нѣмецкій мечъ здѣсь безсиленъ.
   Въ концѣ XVIII столѣтія, въ одномъ изъ своихъ докладовъ, сдѣланныхъ французскому Національному Собранію, Мерлэнъ изъ Дуэ сказалъ про Эльзасъ, что онъ "навсегда останется вѣренъ завѣтамъ Великой Революціи". При этомъ Мерлэнъ добавилъ: "Прошло то время, когда короли, именуя себя пастырями народовъ, полновластно распоряжались судьбою тѣхъ, кого они называли своимъ стадомъ". Напрасно послѣ войны 1870--71 г. король прусскій поспѣшилъ присоединить къ своей имперіи эльзасцевъ, какъ пастухъ загоняетъ въ ввѣренное ему стадо новыя головы рогатаго скота.
   Черезъ три года послѣ подписанія Франкфуртскаго договора, 18 февраля 1874 года, депутатъ отъ Саверна Эдуардъ Теутшъ, отъ имени пятнадцати оппозиціонныхъ членовъ рейхстага, избранныхъ Эльзасъ-Лотарингіей, выступилъ съ слѣдующимъ заявленіемъ:
   "Предлагаю рейхстагу постановить: чтобы насильственно присоединенному къ Германской имперіи, согласно Франкфуртскому договору, народонаселенію Эльзасъ-Лотарингіи предоставлена была возможность свободно высказаться по-поводу этого присоединенія. Въ кодексѣ Международнаго Права знаменитый юристъ, профессоръ Блунчли изъ Гейдельберга, говоритъ: "Для дѣйствительности уступки территоріи необходимо, чтобы она была санкціонирована согласіемъ населенія, живущаго и пользующагося на ней политическими правами. Народъ -- не безправная и безвольная вещь, которой можно было бы навязывать хозяина". Какъ видите, господа, ни съ моральной, ни съ юридической точки зрѣнія, нельзя оправдать аннексіи Эльзасъ-Лотарингіи Германской имперіей".
   Предложеніе Теутша не только было отвергнуто, но въ рейхстагѣ произошла, дикая сцена, какихъ до той поры не знавали парламентскія лѣтописи.
   Законъ 1 февраля 1871 года, противъ котораго протестовалъ Эдуардъ Теутшъ, гласитъ, что Эльзасъ-Лотарингія считается неотдѣлимой частью Германской имперіи, что земли эти "куплены цѣною крови, которую проливали всѣ нѣмецкія государства, и являются залогомъ единенія имперіи, созданной соединенными силами нѣмцевъ".
   Таковъ языкъ самихъ завоевателей. Недалеко ушли и ученые педанты! Въ ноябрѣ 1913 года въ нѣмецкой газетѣ "Strassburger Post" появилась статья подъ заглавіемъ: "Должны ли мы придерживаться согласительной политики, во что бы то ни стало?" Статья эта принадлежитъ перу извѣстнаго дѣятеля германизаціи Карла Гнейсса. Вотъ ея главное положеніе. Чтобы мы могли прійти къ соглашенію съ Франціей, мало того, чтобы она. навсегда отказалась отъ интереса къ. судьбамъ Эльзасъ-Лотарингіи, надо еще, чтобы Франція признала за нами право свободно дѣйствовать за предѣлами нашихъ границъ, на всемъ пространствѣ ея территоріи, которое можетъ только потребоваться для всесторонняго развитія нашихъ силъ. Мы должны, конечно, считаться съ возможностью войны, но ея кровавый признакъ по долженъ страшить насъ!" Заключеніе Гнейсса: "Дорогу. Германіи или берегитесь ея ударовъ!" И такая газета, какъ "Strassburger Post", которая претендуетъ на роль органа, примиряющаго нѣмецкіе и французскіе интересы, печатаетъ подобную статью и даже безъ всякихъ оговорокъ.
   Правосудіе въ Эльзасѣ весьма своеобразное. Офицеръ оскорбилъ солдатъ -- наказали тѣхъ же солдатъ за то, что они не держали въ секретѣ проступка офицера. Когда прусскій полицейскій арестовалъ насъ въ Старомъ-Бризакѣ и приставилъ къ намъ жандармовъ, подъ предлогомъ, что мы будто-бы снимали какой-то планъ -- кто былъ наказанъ? Онъ -- за свое ложное свидѣтельство? Нѣтъ, мы, доказавшіе свою невиновность: устройство конференцій и всякихъ лекцій, видите ли, запрещено французамъ на почвѣ Эльзасъ-Лотарингіи.
   Всякій инцидентъ, разыгравшійся въ аннексированной области, легко можетъ принять угрожающіе размѣры и повести къ такимъ серьезнымъ послѣдствіямъ, о которыхъ никому и не снилось. Напримѣръ, по-поводу Савернскихъ столкновеній нѣмецкія газеты написали, что и другой офицеръ, капитанъ Кёдингъ, разговаривалъ и велъ себя совершенно такъ же, какъ и Форстнеръ.
   "И вотъ, что удивительно",-- прибавляли онѣ:-- "что этотъ самый офицеръ, капитанъ Кёдингъ -- родомъ изъ Эльзаса и родился въ старинной эльзасской семьѣ, въ Шлештадтѣ".
   То же самое говорили и про полицейскаго, Гекмана, арестовавшаго насъ. "Онъ -- эльзасецъ, родился въ Обернэ, въ старинной эльзасской семьѣ". Да, дѣйствительно, капитанъ Кёдингъ родился въ Шлештадтѣ, а полицейскій Гекманъ -- въ Обернэ, но и у того, и другого родители были нѣмцы.
   Большія французскія газеты изложили Савернскіе инциденты, не прибавивъ къ нимъ никакихъ комментаріевъ съ своей стороны. Такъ же отнеслись онѣ въ свое время и къ знаменитому Агадирскому инциденту. И тѣ, и другія событія были изложены съ исчерпывающей полнотой, но газеты не обмолвились ни словомъ, какимъ образомъ слѣдуетъ оцѣнивать эти событія, какую мѣрку прилагать къ нимъ.
   Нѣкоторые пацифисты, находящіеся на службѣ у Германіи, пытались объяснить по-своему сдержанность французской прессы. Они стали распускать слухи, будто-бы французское правительство собрало редакторовъ семи или восьми наиболѣе крупныхъ парижскихъ періодическихъ изданій и предложило имъ, говоря о Саверинкихъ инцидентахъ, старательно избѣгать всего, что могло бы возбудить общественное мнѣніе. Но подобныя предосторожности являлись совершенно излишними: факты говорили сами за себя и не нуждались ни въ какихъ комментаріяхъ. Самое пылкое и наиболѣе враждебно настроенное по отношенію къ Германіи воображеніе врядъ-ли могло бы выдумать что-либо краснорѣчивѣе Савернскихъ событій. Событія эти войдутъ въ исторію въ неприкрашенномъ видѣ, будутъ отданы на нелицепріятный судъ потомства. Самое страстное краснорѣчіе не въ силахъ было бы ни на іоту убавить или прибавить что-либо къ чувствамъ, которыми послѣдніе Савернскіе инциденты связали французовъ съ эльзасъ-лотарингцами и Эльзасъ-Лотарингцевъ съ французами.
   

ГЛАВА II.
Эльзасъ-Лотарингія -- укрѣпленный лагерь.

   Черезъ Мулэнъ мы пріѣхали въ Мецъ. Еще издали вырисовывались передъ нами его крѣпостные бастіоны, окруженные широкой лентой виноградниковъ.
   На далекомъ разстояніи крѣпость Мецъ не кажется вовсе страшной; своимъ видомъ она напоминаетъ скорѣе всего тѣ укрѣпленія изъ песка, которыя любятъ возводить дѣти на берегу моря. Но, подъѣхавъ ближе, видишь, что это крѣпость, и совсѣмъ не шуточная.
   Бѣдный нашъ Мецъ, что нѣмцы сдѣлали съ тобою? На твоихъ прежде многолюдныхъ и оживленныхъ улицахъ только и слышишь теперь, что бряцаніе и лязгъ оружія и топотъ солдатскихъ ногъ! Зловѣще мигаютъ, какъ глаза, чудовищъ, электрическіе огни вновь строющихся фортовъ.
   На "эспланадѣ" прусскіе солдаты заняты были разстрѣломъ французскаго офицера. Раздѣленные на три группы, по шести человѣкъ въ каждой, они старательно цѣлились въ мишень, на головѣ которой красовалось французское кэпи. Нѣкоторые солдаты производили упражненія стоя, другіе -- опустившись на колѣна, иные -- лежа на животѣ. Они долго и старательно прицѣливались, медленно нажимали курокъ и, давъ холостой выстрѣлъ изъ ружья, снова начинали нацѣливаться. За ихъ спинами прогуливался взадъ и впередъ плотный пруссакъ съ толстыми красными щеками, одѣтый въ стального цвѣта офицерскій плащъ, съ маленькой, плоской фуражкой на головѣ. Тутъ-же какой-то угрюмый унтеръ обучалъ солдата прицѣлу изъ пушки. Пушки не было, ее замѣняло ружье, положенное на низенькіе козлы. Мишенью служилъ все тотъ же французскій офицеръ.
   Показались еще солдаты -- цѣлый отрядъ, шагающій въ ногу. Слышны были слова команды. Солдаты шагали, какъ шагаютъ пруссаки на парадѣ: втянувъ въ себя животъ, неистово выпятивъ грудь, выпрямивъ ноги, словно палки, такъ, чтобъ не было видно колѣннаго сгиба. Ноги старательно вытягивались и подымались чуть ли не до самыхъ задранныхъ кверху солдатскихъ носовъ. Что сказать о военной выправкѣ нѣмцевъ? Она смѣшна, ужасно-смѣшна... и только и годится, что для парада.
   Неподалеку отъ стараго вокзала, въ Мецѣ мы увидѣли двухъ откормленныхъ и задорныхъ съ виду, точно молодые пѣтухи, юныхъ нѣмецкихъ офицеровъ. Стоя на подъѣздѣ зданія казармъ, они подставляли свои спины и плечи солдатамъ, которые старательно смахивали щетками пыль съ ихъ новенькихъ съ иголочки мундировъ. Когда эта процедура была окончена, юнцы направились въ сторону Сэрпенуазскихъ воротъ. Не успѣли офицеры удалиться на какихъ-нибудь десять шаговъ, какъ солдаты, переглянувшись, послали имъ какой-то насмѣшливый жестъ вдогонку и затѣмъ оба прыснули со смѣху. Эта небольшая сценка могла бы служить хорошей, иллюстраціей къ книгамъ Бильзе, Бейерлейна или графа де-Бодриссона, гдѣ говорится о бросающихся въ глаза недочетахъ германской арміи.
   Подъ старыми каштанами, на самомъ краю эспланады, откуда открывается прелестный видъ на рѣку Мозель и окрестные холмы, покрытые виноградниками, устроено небольшое кафе и разставлены круглые столики. Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ возвышается темная, лоснящаяся статуя Вильгельма I, вылитая изъ бронзы, и статуя эта непріятно дисгармонируетъ съ благородной простотой и изяществомъ окружающаго пейзажа.
   Внизу вьется серебристая лента Мозеля, отражая въ своихъ искрящихся водахъ вѣковыя деревья и широкіе листья виноградниковъ. Небо, подернутое блѣдно-фіолетовой дымкой, хранитъ еще на себѣ отраженіе послѣднихъ лучей заката. Съ рѣки ползетъ туманъ и окутываетъ мало-по-малу своимъ блѣдно-сизымъ покровомъ прибрежную зелень кустарника. Изъ долины доносится ужъ чудный ароматъ лотарингской ночи, напоенной сладкимъ дурманомъ виноградныхъ лозъ. При одномъ воспоминаніи, что эта прелестная страна перестала быть нашей, слезы сами собой навертываются на глаза и загорающіяся на ночномъ небѣ звѣзды кажутся и блѣдными, и печальными...
   Пруссаки задавили Эльзасъ-Лотарингію своей военною мощью. Изъ маленькихъ городковъ, которые прежде не имѣли почти никакого стратегическаго значенія, они сдѣлали настоящіе укрѣпленные лагери: такъ, напримѣръ, городокъ Моранжъ, съ чисто-французскимъ населеніемъ, буквально наводненъ войсками всѣхъ родовъ оружія -- тутъ и пѣхота, и артиллерія, и знаменитые нѣмецкіе уланы!
   Военный бюджетъ Германіи имѣетъ длинный перечень параграфовъ, относящихся до вопроса: "о производствѣ необходимыхъ работъ въ различныхъ гарнизонахъ Эльзасъ-Лотарингіи", причемъ цифры, встрѣчающіяся въ этихъ параграфахъ, достигаютъ весьма внушительныхъ размѣровъ.
   Съ самаго момента присоединенія Эльзасъ-Лотарингіи къ Германской имперіи, нѣмцы не переставая работали и работаютъ надъ увеличеніемъ и усиленіемъ системы укрѣпленій ея главныхъ стратегическихъ пунктовъ. На это пруссаки не жалѣютъ ни времени, ни труда, ни денегъ. Количество людей, находящихся подъ ружьемъ, въ аннексированныхъ провинціяхъ достигаетъ огромныхъ размѣровъ. Очевидно, Германія боится нападенія. Не довольствуясь линіей укрѣпленій отъ Меца до Тіонвиля и отъ Страсбурга до Мольсхейма, Германія все увеличиваетъ количество силъ, предназначенныхъ для ихъ защиты. Такъ съ 1 октября 1912 года съ этою цѣлью были образованы два новыхъ корпуса: одинъ изъ нихъ расквартированный въ Саарбрюкѣ, долженъ былъ усилить собою 120.000-ый гарнизонъ Меца...
   Въ маѣ 1913 года вновь назначенный въ Мецъ корпусный командиръ заявилъ хвастливо: "въ случаѣ войны мы черезъ недѣлю будемъ въ Парижѣ". Франціи нечего страшиться этихъ угрозъ, но она обязана имѣть ихъ въ виду!
   Вдохновляемый военными приготовленіями нѣмцевъ въ Эльзасъ-Лотарингіи, пангерманизмъ задался цѣлью измѣнить самый характеръ, нравы и привычки населенія аннексированной области. Лучшіе дни для дѣятелей пангерманизма -- дни офиціальныхъ торжествъ въ Эльзасъ-Лотарингіи; какою радостью наполняются вѣрноподданныя сердца нѣмцевъ, когда передъ ихъ глазами проходятъ ветераны на какіе-нибудь обѣды, устраиваемые въ ихъ честь, или учащіеся городскихъ школъ, разставленные стройными шеренгами по обѣ стороны улицы, встрѣчаютъ пріѣхавшія изъ Берлина власти съ цвѣтами въ рукахъ -- съ цвѣтами, пріобрѣтенными, разумѣется, за счетъ самого правительства. Дѣятели пангерманизма довольствуются пока что этими механическими манифестаціями, разсчитывая, что въ будущемъ добропорядочныя привычки вызовутъ и соотвѣтствующія чувства, дремлющія пока въ сердцахъ населенія Эльзасъ-Лотарингіи. Нѣмцы и въ политикѣ -- чистѣйшіе матеріалисты. Они любить, правда, повторять при всякомъ удобномъ и неудобномъ случаѣ: "Съ нами Богъ", но ихъ настоящій богъ -- это грубая сила...
   Эльзасъ-лотарингцы говорятъ: нѣмцы оттого сосредоточили такую массу войскъ въ Эльзасъ-Лотарингіи, что здѣсь они не чувствуютъ себя дома и въ безопасности. Французскія войска, стоящія на восточной границѣ Франціи, пожалуй, слабѣе сосредоточенныхъ противъ нихъ германскихъ силъ. Если французская артиллерія стоитъ выше нѣмецкой, въ смыслѣ качества, и французская кавалерія (благодаря тому, что Франціи не приходится оттягивать части силъ для охраны Альпійской границы) по численности не уступаетъ нѣмецкой, то пѣхота германская, разумѣется, въ количественномъ отношеніи превосходитъ французскую. Зато французскую границу будутъ охранять сами французы. По первому призыву французскаго правительства резервныя и территоріальныя войска Бельфора встанутъ на его защиту такъ же точно, какъ ополченцы округа Туля будутъ защищать Туль, а резервисты Верденскаго округа -- Верденъ: Но кто, скажемъ, будетъ защищать отъ французовъ Страсбургъ или Мецъ? Нѣтъ, сколько бы нѣмцы ни сосредоточивали своихъ лучшихъ силъ въ Эльзасъ-Лотарингіи -- ихъ никогда не будетъ черезчуръ много, въ случаѣ войны съ французами. А что Германія сосредоточиваетъ въ Эльзасъ-Лотарингіи лучшія части, отборнѣйшія части своихъ войскъ -- это такъ: стоитъ только посмотрѣть на солдатъ, которыхъ она посылаетъ сюда; что за рослый народъ и какъ прекрасно умѣетъ владѣть оружіемъ! Въ центрѣ самой Германіи такихъ войскъ очень мало -- тамъ многіе полки весьма и весьма средняго достоинства. Нѣкоторые изъ нихъ, когда идутъ въ строю (.можетъ быть, изъ-за ранняго призывнаго возраста?), видомъ своимъ напоминаютъ робкихъ пансіонеровъ, выпущенныхъ на прогулку. Въ нѣмецкой арміи, какъ и почти во всемъ нѣмецкомъ, хороша только показная сторона, великолѣпенъ и грандіозенъ фасадъ -- всегда и всюду только фасадъ!..
   Таково положеніе дѣлъ въ Эльзасъ-Лотарингіи. Со стороны французовъ оцѣнка должна быть точная и быстрая. Если желаешь мира -- готовься къ войнѣ.
   Конечно, въ Эльзасъ-Лотарингіи среди населенія существуютъ досадныя раздѣленія -- разномыслія на почвѣ религіозной, соціальной и политической. Но зато есть и общая точка, на которой могутъ сойтись, кажется, самые разнообразные слои населенія. Точка это привязанность къ Франціи. Тяготѣніе къ Франціи повсюду здѣсь такъ велико, что, кажется, пройдись по Эльзасу и Лотарингіи французскій полкъ съ развернутымъ знаменемъ,-- и все населеніе аннексированной области, какъ одинъ человѣкъ, пойдутъ за нимъ.
   Жители Эльзаса и Лотарингіи цѣлыми толпами ходятъ смотрѣть на смотры войскъ въ Нанси или Бельфоръ. Переходя границу, они говорятъ: "Мы идемъ запасаться терпѣніемъ".
   Шумно привѣтствуя французскія войска и родныя ихъ сердцу знамена, бѣдные, насильственно-отгорженные отъ Франціи. сыны ея запасаются терпѣніемъ и надеждой на лучшее будущее.

* * *

   Одинъ эльзасецъ разсказывалъ: "Первый день моего пребыванія въ нѣмецкой казармѣ остался навсегда у меня въ памяти. Улучивъ свободную минутку, я вытащилъ изъ своего мѣшка колбасу, принесенную изъ родительскаго дома. Только-что я собирался отвѣдать ее, какъ проходившій въ эту минуту мимо меня мой сержантъ ловкимъ движеніемъ выбилъ колбасу у меня изъ рукъ и не останавливаясь, на ходу сталъ ѣсть ее".
   -- Что же вы сдѣлали?
   -- Ничего. Вѣдь я былъ германскимъ солдатомъ.
   Какъ-то разъ, въ маѣ 1913 года, дѣти изъ Виссембурга играли въ свою излюбленную игру -- въ солдатъ. У нихъ происходило сраженіе между французами и нѣмцами. Дѣти впередъ сговаривались, кто долженъ побѣдитъ, и игра шла затѣмъ по заранѣе выработанной программѣ. На этотъ разъ было рѣшено, что побѣдителями должны быть нѣмцы. Но французская партія, увлеченная игрой, забыла о существованіи предварительнаго соглашенія между играющими, перешла въ ожесточенную контръ-атаку и разбила нѣмцевъ на голову. Чтобы ознаменовать должнымъ образомъ одержанную побѣду, побѣдители огласили воздухъ безудержными криками: "Да здравствуетъ Франція!" Въ результатѣ нѣмецкая полиція составила протоколъ, и родителямъ провинившихся школьниковъ пришлось уплатить по пяти марокъ за каждаго ребенка, чтобы впредь имъ неповадно было играть въ крамольныя игры.
   Въ Мюльгаузенѣ разъ двое дѣтей семи или восьми лѣтъ мирно играли за зданіемъ солдатскихъ бань. При устройствѣ крѣпости имъ пришла въ голову мысль водрузить на кучѣ кирпичей французскій флагъ, принесенный ими изъ Бельфора съ праздника 14 іюля. Флагъ этотъ величиной былъ съ дѣтскую ладонь. Случайно проходившій мимо драгунскій офицеръ замѣтилъ крошечный трехцвѣтный французскій флажокъ, разбранилъ дѣтей, затѣмъ вызвалъ изъ казармы солдатъ и приказалъ тѣмъ разрушить злополучную кучу кирпичей съ все еще развѣвавшимся на ней ненавистнымъ флагомъ. Самый флагъ съ другими трофеями -- двумя самодѣльными деревянными саблями -- былъ торжественно сожженъ въ присутствіи нѣмецкаго драгуна. Оказывается, и такія невинныя игрушки, какъ дѣтскія сабли, могутъ грозитъ цѣлости и могуществу Германской имперіи!

* * *

   Вильгельму II, при помощи искусной лести, удалось обойти швейцарцевъ. Побывавъ на военныхъ маневрахъ въ. Швейцаріи, онъ такъ очаровалъ швейцарцевъ, что Гельветическая Республика заключила съ Германіей конвенцію въ С.-Готардѣ. Кто извлечетъ наибольшую долю выгодъ изъ этого договора, мы не знаемъ, но Германію все же можно поздравить съ побѣдой, ибо теперь она будетъ пользоваться на швейцарской почвѣ такими привилегіями, какими не будутъ пользоваться другія европейскія государства.
   А вотъ и такъ-называемая Гунингенская исторія, которая имѣетъ несомнѣнно весьма важное значеніе. Гунингенъ -- ближайшій къ швейцарской границѣ эльзасскій городокъ, нѣкогда пріобрѣвшій извѣстность своими укрѣпленіями: укрѣпленія эти были срыты въ 1815 году и Франція обязалась никогда не возводить здѣсь, всего въ нѣсколькихъ шагахъ отъ Базеля, новыхъ укрѣпленій. Когда въ 1871 году Гунингенъ сдѣлался германскимъ, къ Германіи вмѣстѣ съ тѣмъ естественно перешли и обязательства, принятыя Франціей въ 1815 году. Однако Германія преспокойно нарушила эти обязательства и выстроила на Рейнѣ (около Гунингена) новый тетъ-де-понъ для пѣхоты и артиллеріи. Какъ реагировало на этотъ вообще характерный для Германіи поступокъ швейцарское правительство? Никакъ. Между тѣмъ Германія при всякомъ удобномъ случаѣ такъ позволяетъ себѣ относиться къ отдѣльнымъ швейцарскимъ подданнымъ,-- говорятъ болѣе дальновидные швейцарцы:-- что по этому ея обращенію легко представить себѣ, какъ бы она обошлась и съ нашимъ отечествомъ, если бы обстоятельства къ тому благопріятствовали. Изъ Эльзаса Германія попросту выгоняетъ, безъ всякаго уважительнаго повода, швейцарскихъ подданныхъ. Владѣлецъ книжнаго магазина въ Мюльгаузенѣ нѣкто Бруннеръ принужденъ былъ покинуть этотъ городъ. Спрашивается, за что его выселили? За то только, что онъ позволилъ себѣ продать одну книгу, которая давно уже безвозбранно продавалась въ томъ же городѣ нѣмецкими книгоиздательствами. Заступилось ли швейцарское правительство за своего подданнаго? И не подумало. А такъ-называемое дѣло нѣмецкихъ офицеровъ въ швейцарскомъ топографическомъ федеральномъ управленіи? Здѣсь въ числѣ служащихъ былъ одинъ офицеръ-нѣмецъ, у котораго подъ руками имѣлись слѣдовательно всѣ планы швейцарскихъ крѣпостей. Сынъ же этого офицера, какъ это выяснилось впослѣдствіи, былъ въ то же время причисленнымъ къ главному штабу въ Берлинѣ. Такъ-что все, что касалось швейцарскихъ крѣпостей, было одинаково хорошо извѣстно и отцу, и сыну.
   Въ заключеніе одинъ изъ бесѣдовавшихъ съ нами швейцарцевъ добавилъ:
   -- Эльзасъ-Лотарингія требуетъ для себя автономіи. Неужели-жъ намъ суждено дожить до того времени, когда и Швейцаріи придется для себя ее требовать?
   

ГЛАВА III.
"Армія".

   По одной изъ улицъ Мюльгаузена двигался отрядъ германской кавалеріи съ пышными бѣлыми султанами на каскахъ. Не обращая вниманія на проходившихъ солдатъ, двое коренныхъ жителей Мюльгаузена, стоя въ сторонкѣ на тротуарѣ, вели между собой тихую бесѣду на тему о возможности войны между Германіей и Франціей; до случайныхъ прохожихъ долетали только обрывки фразъ: "Одинъ изъ моихъ племянниковъ служить въ гарнизонѣ Безансона"...-- "Мой кузенъ, капитанъ въ Люневилѣ"...
   И такія фразы слышишь повсюду -- отъ Мюльгаузена до Виссембурга, отъ Гагенау до Тіонвиля -- во всей Эльзасъ-Лотарингіи!
   Въ 1840 году въ Страсбургѣ торжественно праздновалось открытіе статуи Гуттенберга, произносящаго: "Fiat Lux!" (да будетъ свѣтъ!). На этотъ праздникъ были приглашены представители всѣхъ большихъ европейскихъ городовъ, Въ самомъ концѣ параднаго банкета изъ-за стола поднялся бургомистръ Берлина и сказалъ, подымая свой бокалъ: "Я пью за дочь Германіи -- прекрасный Эльзасъ!"
   На этотъ тостъ послѣдовалъ полный сдержанности и достоинства и въ то же время чрезвычайно-остроумный отвѣтъ страсбургскаго мэра:
   "Я не знаю, дѣйствительно ли Эльзасъ -- дочь Германіи. Но зато я знаю, да и всѣмъ намъ это хорошо извѣстно, что Эльзасъ -- нѣжнѣйшая супруга Франціи, которая даритъ и будетъ и впредь дарить дѣтей только своему возлюбленному мужу".
   Мэръ Страсбурга оказался хорошимъ пророкомъ. Эльзасъ и Лотарингія и сейчасъ отдаютъ Франціи своихъ лучшихъ сыновъ.
   Но цифры краснорѣчивѣе словъ. Изъ девяти французскихъ бригадныхъ генераловъ, произведенныхъ въ этотъ чинъ въ мартѣ 1913 года, пять -- уроженцы Эльзасъ-Лотарингіи. Въ связи съ этимъ слѣдуетъ указать, что общее число эльзасцевъ и лотарингцевъ въ главномъ французскомъ штабѣ достигаетъ 170: въ его спискахъ значится двадцать дивизіонныхъ генераловъ дѣйстѣительной службы: изъ нихъ одиннадцать -- члены верховнаго военнаго совѣта или командиры отдѣльныхъ армейскихъ корпусовъ, сорокъ девять бригадныхъ генераловъ дѣйствительной службы, тридцать два дивизіонныхъ и шестьдесятъ девять бригадныхъ генераловъ, состоящихъ въ резервѣ или отставкѣ.
   Какъ только Франціи грозитъ какая-либо опасность или ей нужно побороть упорство врага -- эльзасъ-лотарингцы съ готовностью идутъ жертвовать за нее своею жизнью. И каждый разъ много новыхъ славныхъ именъ приходится вписывать въ Золотую Книгу Эльзасъ-Лотарингіи.
   Капитанъ Излеръ, родомъ изъ города Таинъ, умеръ въ Марокко. Капитанъ Браунъ изъ Кольмара скончался на берегахъ Чадскаго озера. Лейтенантъ Фигеншухъ, страсбургскій уроженецъ, сложилъ свои кости въ Уадайѣ. Мичманъ Пьеръ Энгель погибъ на "Плювіозѣ". Неподалеку отъ Бельфора намъ случилось присутствовать на его грандіозныхъ похоронахъ. Что это была за торжественная погребальная процессія! Казалось, весь Эльзасъ собрался отдать ему свой послѣдній долгъ.
   Какъ на похоронахъ римскихъ патриціевъ было принято за гробомъ почившаго нести бюсты его славныхъ предковъ, которые должны были какъ-бы свидѣтельствовать о томъ, что ихъ потомокъ не уступалъ имъ въ доблести,-- такъ и за погребальной колесницей каждаго эльзасца или лотарингца, положившаго свою жизнь за. Францію, чудится, будто рядомъ съ его родственниками и друзьями невидимо шествуютъ славныя тѣни прежнихъ героевъ Эльзасъ-Лотарингіи: Лефевра изъ Руффаха, Раппа и Брюата изъ Кольмара, Келлермана и Клебера изъ Страсбурга, Мутона изъ Пфальбурга, Эбдэ изъ Сентъ-Жанъ-де-Ту, Молитора изъ Гайянжа, Кюстина, Ришенанса, Бушотта и Лассаля изъ Меца, Нея изъ Саррелуи...

* * *

   Нѣмцы сами признаются, что эмиграція изъ Эльзасъ-Лотарингіи во Францію почти не уменьшается. А между тѣмъ Франція съ своей стороны ничего не дѣлаетъ для усиленія этой эмиграціи. Она не только не поощряетъ бѣглецовъ, но находится немало такихъ французовъ, которые прямо говорятъ эльзасъ-лотарингцамъ: "Оставайтесь на родной почвѣ. Вы однимъ вашимъ присутствіемъ здѣсь защищаете ее отъ врага".
   Съ 1871 до 1875 г. 81.000 молодыхъ эльзасъ-лотарингцевъ покинула родную землю, чтобы не служить въ германской арміи. Изъ 112.000 эльзасъ-лотарингцевъ, подлежавшихъ призыву въ 1871, 1872, 1873 и 1874 г.г., для отбыванія повинности явилось только двадцать восемь тысячъ человѣкъ, и изъ нихъ восемнадцать тысячъ. которые разсчитывали навѣрняка быть забракованными.
   Изъ 40.000 иностранцевъ, натурализовавшихся во Франціи за послѣднія десять лѣтъ, эльзасъ-лотарингцы составляютъ болѣе 3.400.
   Въ теченіе 1912 года 1.023 молодыхъ эльзасъ-лотарингцевъ, въ большинствѣ не достигшихъ еще призывного возраста (документовъ о рожденіи съ нихъ не требовалось), добровольно записались въ иностранный легіонъ во Франціи. Такого наплыва волонтеровъ не замѣчалось съ 1871 года.
   Между тѣмъ молодое поколѣніе въ Эльзасъ-Лотарингіи уже воспитано пруссаками. За періодъ времени съ 1900--1913 г. болѣе двадцати двухъ тысячъ жителей Эльзаса и Лотарингіи добровольно приняли французское подданство. Въ среднемъ это выходить почти 1.700 человѣкъ въ годъ.
   Какія объясненія можетъ, дать на этотъ счетъ правительство Германіи?
   Чтобы удержать эльзасъ-лотарингцевъ на ихъ родной почвѣ, чего только ни дѣлала Германія! Она испробовала, кажется, всѣ мѣры. Сначала, въ качествѣ безжалостныхъ побѣдителей, пруссаки жестоко штрафовали оставшіяся семьи дезертировъ. Затѣмъ Германія стала придерживаться по отношенію къ нимъ прямо противоположной системы. Когда рекруты Эльзасъ-Лотарингіи проходили по улицамъ съ французскими флагами -- она дѣлала видъ, что не видитъ этого; если тѣ же рекруты затягивали какія-нибудь популярныя французскія пѣсенки, нѣмецкія власти намѣренно притворялись глухими. Дошло до того даже, что солдатъ -- эльзасъ-лотарингцевъ перестали посылать въ отдаленные гарнизоны Пруссіи и Силезіи; имъ давались, не въ примѣръ прочимъ солдатамъ, частые отпуски, но и это не помогло. Попрежнему.находилось много охотниковъ, которые все же предпочитали служить, подъ французскими знаменами. Огромнымъ было число и такихъ эльзасъ-лотарингцевъ, которые подъ нѣмецкимъ мундиромъ хранили въ своемъ сердцѣ горячую привязанность къ Франціи.
   Тогда Германія снова рѣшила перемѣнить свою систему. Прежде солдату -- эльзасъ-лотарингцу, не желавшему отправляться для несенія военной службы въ Берлинъ, Кенигсбергъ или другіе далекіе города, достаточно было подать прошеніе и его оставляли на его родинѣ. Теперь все это круто измѣнилось. Главному штабу вдругъ показалось чрезвычайно опаснымъ удовлетворять подобныя прошенія. Какъ отдать страсбургскія митральезы въ руки самихъ эльзасцевъ?! И рекрутамъ Эльзасъ-Лотарингіи пришлось снова, волей-неволей, путешествовать на ту сторону Рейна...
   А вотъ, что разсказывалъ одинъ эльзасецъ о военной службѣ въ Германіи:
   "Тяжелое испытаніе -- служить въ нѣмецкой арміи. Нѣмцы легко свыкаются со строгостями дисциплины -- этого нельзя сказать про эльзасъ-лотарингцевъ. Кромѣ того, что намъ приходится переносить гнетъ бездушнаго формализма, царящаго въ нѣмецкой казармѣ, на насъ особенно охотно накладываются пруссаками всякіе штрафы и взысканія. Къ намъ относятся съ пренебреженіемъ и недовѣріемъ. Если бы разразилась война, я увѣренъ, насъ заперли бы въ какихъ-нибудь отдаленныхъ крѣпостяхъ и не столько для ихъ защиты, сколько -- просто въ качествѣ плѣнниковъ".
   Для эльзасъ-лотарингцевъ, призванныхъ на военную службу, придумывали все новыя и новыя ограниченія. Ихъ перестали мало-по-малу вовсе допускать въ военныя канцеляріи, къ службѣ на телефонѣ, къ охранѣ желѣзныхъ дорогъ. Отъ нихъ тщательно скрываютъ теперь даже устройство митральезъ! Имъ запрещено записываться авіаціонныя роты, ихъ не допускаютъ на аэропланы въ качествѣ пилотовъ.
   Одинъ изъ немногихъ эльзасъ-лотарингцевъ, которому удалось доказать свой полнѣйшій лойялизмъ по отношенію къ Германіи, былъ допущенъ къ несенію военной телеграфной службы. Вдругъ его отставили отъ должности, которую онъ занималъ. Когда онъ спросилъ объясненій, капитанъ его роты заявилъ ему: "Въ Эльзасъ-Лотарингіи эльзасцу нельзя поручать отвѣтственную должность въ арміи". Вотъ отзывъ, который дѣлаетъ большую честь всѣмъ жителямъ аннексированной Германіей французской области!

* * *

   Въ большихъ нѣмецкихъ газетахъ давно уже ведется постоянная ожесточенная кампанія противъ французскихъ иностранныхъ полковъ, которые въ кругахъ широкой публики называются своимъ прежнимъ славнымъ именемъ -- Иностранный Легіонъ.
   До того, какъ открыть эту газетную кампанію, пангерманисты испробовали, кажется, всѣ средства, чтобы внести дезорганизацію въ ненавистный имъ Легіонъ. Они не гнушались принимать съ этою цѣлью и такія мѣры, какъ образованіе спеціальныхъ агентствъ въ мѣстахъ расположенія французскихъ иностранныхъ полковъ, на обязанности которыхъ было переманивать и всяческими способами содѣйствовать дезертирству солдатъ и унтеръ-офицеровъ изъ французскаго Иностраннаго Легіона.
   -- Призванный въ 1891 году на нѣмецкую военную службу.-- разсказывалъ намъ одинъ нашъ другъ и пріятель изъ Виссембурга:-- я поспѣшилъ поскорѣе уѣхать прямо въ Алжиръ. Въ концѣ года военный министръ въ Берлинѣ объявилъ во всеобщее свѣдѣніе, что молодые эльзасъ-лотарингцы, числящіеся на дѣйствительной службѣ въ Легіонѣ, могутъ, если желаютъ, вернуться на родину: имъ стоитъ только явиться въ воинское присутствіе, къ которому они ранѣе были приписаны. Это заявленіе германскаго военнаго министра было вслухъ прочитано и объяснено намъ нашимъ капитаномъ, уроженцемъ Эльзаса; чтеніе бумаги внимательно было выслушано тысячнымъ отрядомъ людей, изъ которыхъ шестьсотъ были эльзасцами и лотарингцами. Окончивъ чтеніе, нашъ капитанъ сказалъ: "Друзья мои, я не хочу насиловать вашу волю. Кто хочетъ уѣхать отсюда, пусть уѣзжаетъ. Но я все-таки надѣюсь, что вы не покроете позоромъ меня и ввѣренную мнѣ часть Легіона". Намъ было дано нѣсколько дней на размышленіе. Пятьдесятъ уроженцевъ Эльзасъ-Лотарингіи, и я въ ихъ числѣ, дали другъ другу торжественную клятву повѣсить на ближайшемъ платанѣ того несчастнаго, которому пришла бы въ голову мысль перейти на службу къ Германіи. Нечего и говорить, что вѣшать намъ никого не пришлось.
   Германія очень мало освѣдомлена во внутреннихъ дѣлахъ Франціи. Въ одной большой нѣмецкой газетѣ недавно сравнительно было напечатано: "Иностранный Легіонъ во Франціи имѣетъ спеціальное назначеніе -- принимать въ свои ряды молодыхъ эльзасъ-лотарингцевъ, достигшихъ призывнаго возраста". Такимъ образомъ нѣмецкой газетѣ оказывается неизвѣстнымъ распоряженіе французскаго правительства, въ силу котораго уроженцы Эльзасъ-Лотарингіи, родившіеся позднѣе 20 мая 1871. года, могутъ переходить во французское подданство "подписавъ, въ присутствіи двоихъ свидѣтелей, у мирового судьи своего участка декларацію, предусмотрѣнную 10 пунктомъ Гражданскаго Кодекса". Какъ только такое заявленіе поступитъ въ канцелярію, подписавшій его получаетъ немедленно всѣ права, какими пользуются прирожденные французы. Поэтому молодымъ эльзасъ-лотарингцамъ нѣтъ никакой необходимости поступать на военную службу именно въ Иностранный Легіонъ.
   -- Пусть такъ!-- говорятъ дѣятели пангерманизма.-- Въ настоящее время количество эльзасъ-лотарингцевъ въ Иностранномъ Легіонѣ стало меньше. Но зато прежде ихъ тамъ было не мало. Спросите же, сладко ли имъ жилось въ вашемъ Легіонѣ?
   Вотъ отвѣтъ одного страсбургскаго уроженца, побывавшаго во французскихъ колоніальныхъ войскахъ: "Кормятъ въ Легіонѣ очень хорошо. Служба совсѣмъ не такая тяжелая. Всѣ тяготы, выпадающія порой на долю солдатъ, раздѣляетъ съ ними и ихъ начальство. Начальство очень внимательно относится къ солдатамъ. Я служилъ подъ начальствомъ полковниковъ Зени, Виллебуа-Марейля, а позднѣе -- Бертрана, теперь уже генерала. Солдаты называли его отцомъ Легіона, потому-что онъ иначе не обращался къ намъ, какъ: "Дѣти мои". Я былъ тяжело раненъ и, когда сталъ поправляться, тоска по родинѣ заставила меня вернуться въ Эльзасъ. Тамъ я былъ тотчасъ же схваченъ, арестованъ, а затѣмъ зачисленъ въ одинъ далекій прусскій пѣхотный полкъ. Когда срокъ моей службы тамъ былъ оконченъ, капитанъ, отпуская меня, спросилъ:
   -- Ну, гдѣ же тебѣ больше понравилось служить: у насъ или въ африканской пустынѣ?
   И я отвѣтилъ ему слово въ слово:
   -- Въ Легіонѣ, капитанъ.
   -- Какъ же это такъ?-- воскликнулъ удивленный начальникъ:-- значитъ, то, что пишутъ про условія службы въ Легіонѣ,-- неправда?
   -- Я, право, не знаю, что пишутъ про Легіонъ, но служить тамъ отлично. Солдатамъ, которые находятся на службѣ въ Легіонѣ, никогда не приходится обращаться къ роднымъ за денежной помощью.
   Въ Легіонѣ не только царитъ братство по-оружію, но всѣ на самомъ дѣлѣ относятся другъ къ другу, какъ родные братья. Дѣйствительно, дисциплина тамъ нѣсколько суровѣе, чѣмъ на территоріи самой Франціи, но дисциплина эта проникнута мягкимъ, гуманнымъ духомъ. Она никогда не принижаетъ человѣческаго достоинства. Въ этомъ -- основное различіе между тѣмъ, какъ понимается слово "дисциплина" во французскомъ и нѣмецкомъ войскѣ; въ послѣднемъ дисциплина давно уже сдѣлалась синонимомъ рабства.
   Чтобы пріостановить нѣсколько ростъ дезертирства въ нѣмецкой арміи, нѣмцы образовали спеціальную лигу: "Общество борьбы съ дѣятельностью Иностраннаго Легіона". Общество это насчитываетъ въ числѣ своихъ членовъ представителей аристократіи и духовенства, крупныхъ чиновниковъ и блестящихъ гвардейцевъ. Такой составъ лицъ не помѣшалъ однако лигѣ искать поддержки въ лагерѣ соціалистовъ. Лига обратилась непосредственно къ старому вождю партіи -- Бебелю. "Красный папа" принялъ къ сердцу ходатайство членовъ "Общества борьбы съ дѣятельностью Иностраннаго легіона" и съ своей стороны обѣщалъ имъ поддержку нѣмецкой соціалъ-демократіи.
   Такимъ образомъ для дѣла борьбы съ. Иностраннымъ Легіономъ Франціи въ Германіи соединились вмѣстѣ такіе элементы общества, которые до той поры находились въ постоянной враждѣ другъ съ другомъ: соціалъ-демократы -- съ одной стороны, а съ другой -- такія имена, какъ: князь Сайнъ-Витттенштейнъ, генералъ Бэлли-де-Пино, князь Рейтценштейнъ, графиня де-Песталоцца, графиня Фриггеръ, Рашдау, мюнхенскій архіепископъ, раввинъ, президентъ консисторіи и еще многое-множество видныхъ сановниковъ, великосвѣтскихъ дамъ, генераловъ и крупныхъ капиталистовъ.
   Новая лига начала, разумѣется, свою дѣятельность изданіемъ манифеста, каждая фраза котораго своей лживостью возбуждала презрѣніе, а подчасъ и горячее негодованіе среди эльзасъ-лотарингцевъ. Такъ, напримѣръ, манифестъ начинался съ утвержденія, что въ германскихъ за-рейнскихъ провинціяхъ повсюду шныряютъ французскіе агенты, которые не брезгаютъ никакими средствами -- вплоть до примѣненія грубой силы,-- чтобы только завербовать побольше солдатъ въ Иностранный Легіонъ Франціи. "И вѣдь, въ концѣ концовъ, говорятъ эльзасъ-лотарингцы:-- не въ одной Франціи существуетъ наборъ иностранныхъ рекрутовъ. Въ Голландіи, напримѣръ, также есть иностранный легіонъ. Германія о немъ забываетъ. Она всегда обрушивается только на Францію"..
   

ГЛАВА IV.
"Властелинъ страны".

   Главой пангерманистовъ въ Эльзасъ-Лотарингіи и ихъ настоящимъ вождемъ, тайнымъ или явнымъ вдохновителемъ всей ихъ дѣятельности, несомнѣнно является Вильгельмъ II.
   Недавно еще намъ совѣтовали: "Оставьте вы Вильгельма II въ покоѣ. Не трогайте его: Нѣмцы не любятъ, когда задѣваютъ ихъ императора". Но, во-первыхъ, можемъ мы возразить на это -- Германія съ своей стороны рѣдко обращаетъ вниманіе на то, что любитъ и чего не любитъ Франція, а во-вторыхъ -- прошло давно то время, когда особа императора для Германіи казалась священной..
   Нѣкоторые юмористическіе журналы Германіи первые открыли огонь. Сначала они ограничивались только тѣмъ, что высмѣивали рѣчи, позы, писанія Вильгельма II, его страсть къ переодѣваніямъ въ мундиры самыхъ разнообразныхъ полковъ, его жажду вѣчныхъ передвиженій -- словомъ, всю ту лихорадочную дѣятельность, въ которой проявлялась неугомонность его натуры.,
   Мало-по-малу. насмѣшки эти стали принимать все болѣе острый и ядовитый характеръ. На другой день послѣ произнесенія Вильгельмомъ II его знаменитой рѣчи въ Кенигсбергѣ, въ которой онъ металъ громы и молніи на голову незримыхъ враговъ, одинъ нѣмецкій юмористическій журналъ назвалъ, его по-французски, valeureux pol trou (доблестный трусъ)! Мѣткое прозвище пришлось нѣмцамъ по вкусу и быстро облетѣло всю Германію.
   Послѣ этого выплыла на свѣтъ Божій тяжба Вильгельма II съ его фермеромъ. Пресса съ готовностью подчеркнула рядъ неловкихъ положеній, въ которыя добровольно поставилъ себя императоръ въ этомъ процессѣ. Когда же фермеръ выигралъ процессъ, присутствовавшая при разборѣ дѣла публика привѣтствовала его съ своей стороны громкимъ смѣхомъ и веселыми восклицаніями.
   Когда Вильгельмъ II задумалъ выдать свою дочь замужъ за герцога Кумберлэндскаго, насмѣшки въ прессѣ уступили мѣсто негодованію. "Рейнско-Вестфальская Газета" прямо обвинила императора въ измѣнѣ Германіи, въ томъ, что онъ ведетъ ее къ новому расчлененію. "Можетъ быть, какому-нибудь обнищавшему герцогу хочется заставить германскую казну нести новые расходы" -- писала газета. "Но въ глазахъ народа система маленькихъ нѣмецкихъ государствъ давно отжила свой вѣкъ. Мы ни въ какомъ случаѣ не желаемъ возвращенія къ системѣ serenissimus'овъ!"
   -- Что это за система?-- спроситъ читатель.
   А видите ли, это милая нѣмецкая шутка. Серениссимусъ въ устахъ нѣмца означаетъ приблизительно, то же что "une ganache" -- въ устахъ француза: серениссимусами нѣмцы называютъ впавшихъ въ дѣтство государей.
   Какъ бы ни было, у Вильгельма мало наблюдательности, но очевидно все же онъ замѣтилъ нѣкоторое броженіе среди своихъ подданныхъ. И онъ счелъ своевременнымъ начать чудовищное увеличеніе военныхъ силъ своего государства. Такимъ путемъ императоръ разсчитывалъ навѣрное пріобрѣсти полнѣйшее довѣріе въ средѣ пангерманистовъ.
   Но не слѣдуетъ забывать, что для дѣятелей пангерманизма на первомъ планѣ всегда стояли ихъ личныя выгоды. Если они и соглашались нести тяготы военныхъ налоговъ, то очевидно надѣясь на широкое вознагражденіе въ будущемъ. Пангерманисты разсчитываютъ на будущіе блестящіе военные успѣхи нѣмцевъ. Франціи этого забывать не слѣдуетъ: она обязала зорко слѣдить за безопасностью своей территоріи, за своими колоніальными владѣніями, должна быть готова немедленно встать на защиту своей славы, силы и могущества!
   Переходя отъ мирныхъ изліяній къ трескучимъ воинственнымъ рѣчамъ и обратно, Вильгельмъ напоминаетъ собою воланъ, который при игрѣ ударяется то о ту, то о другую ракету. Въ началѣ войны въ Трансваалѣ императоръ Германіи отправилъ престарѣлому президенту Крюгеру привѣтственную телеграмму и планъ съ указаніемъ, какъ слѣдуетъ вести кампанію: вѣдь рогъ Лоэнгрина звучитъ чрезъ лѣса и моря! Прошло всего нѣсколько мѣсяцевъ и Вильгельмъ вовсе пересталъ интересоваться судьбой престарѣлаго героя, и когда тотъ прибылъ въ Европу, то отказалъ ему даже въ аудіенціи.
   Вильгельмъ заварилъ затѣмъ смуту въ Танжерѣ и натравилъ на французовъ туземцевъ-мусульманъ. Сколько погибло тогда французскихъ солдатъ, защищая честь французскаго знамени! Когда съ танжерской исторіей было покончено, германскій императоръ выступилъ съ рѣчью, въ которой заявилъ, что всѣ его слова и дѣйствія всегда имѣли одну цѣль -- улаженіе возникающихъ конфликтовъ.
   Потомъ онъ принялся проповѣдывать желтую опасность. Онъ призывалъ европейцевъ встать на защиту своей цивилизаціи, которой грозила яко бы смертельная опасность со стороны безчисленныхъ ратей желтолицыхъ враговъ. Но не прошло и нѣсколькихъ мѣсяцевъ, какъ ярый проповѣдникъ новаго Крестоваго Похода завелъ переговоры съ японскими офицерами, предлагая продать Японіи нѣсколько германскихъ дирижаблей и аэроплановъ.
   Затѣмъ, снизойдя на слезныя мольбы своего канцлера или, вѣрнѣе, своихъ канцлеровъ, которые въ ту пору такъ и мѣнялись въ Германіи, Вильгельмъ II закрылъ на время фонтанъ своего краснорѣчія. Однако молчать долго Вильгельмъ II былъ не въ силахъ, и онъ снова заговорилъ. На этотъ разъ онъ сталъ все больше распространяться въ своихъ рѣчахъ насчетъ своего божественнаго призванія. "Помазанникъ Божій никому не долженъ отдавать отчетъ въ своихъ дѣйствіяхъ, кромѣ Одного Бога. Въ своихъ рѣшеніяхъ императоръ не обязанъ считаться ни съ мнѣніями парламента, ни съ желаніями и чувствами народа".
   "Откуда только упалъ къ намъ на землю Вильгельмъ II?" -- писалъ по этому поводу одинъ извѣстный нѣмецкій памфлетистъ: "ужъ, конечно, не съ аэроплана -- скорѣй съ луны". Необходимо какъ можно скорѣе напомнить ему, что его государство не имѣетъ ничего общаго съ Священной Римской Имперіей; что современный монархъ ужъ не является въ глазахъ народа тѣмъ полубожествомъ, что прежде, и что онъ обязанъ считаться съ общественнымъ мнѣніемъ страны..
   При посѣщеніи Кассельскаго университета, Вильгельмъ II сказалъ, обращаясь къ студентамъ: "Рекомендую вамъ заниматься всевозможнаго рода спортомъ, упражняться во владѣніи рапирой и избѣгать алкоголя".
   Что касается до рекомендованныхъ императоромъ упражненій съ рапирой, то послѣ рыбной ловли это -- самый невинный видъ спорта. Во время студенческихъ дуэлей нѣмцы такъ основательно закутываются съ головы до ногъ или покрываютъ даже все свое тѣло броней, что сталь оружія развѣ можетъ оцарапать имъ кончикъ носа или поранить поверхность щеки. Вызывая другъ друга на дуэль, нѣмецкіе студенты вовсе не думаютъ о возстановленіи своей чести: они желаютъ только получить царапину на лицо. Доктора, чтобы царапины эти были виднѣе, нарочно зашиваютъ ихъ грубыми стегами, какъ какіе-нибудь мѣшки съ картофелемъ.
   Конечно, Вильгельмъ II былъ правъ, рекомендуя студентамъ избѣгать излишествъ алкоголя. Но только онъ (долженъ былъ опредѣленнѣй высказаться, причисляетъ ли онъ пиво къ алкогольнымъ напиткамъ, или нѣтъ. Нѣмецкій студентъ, который каждый день выпиваетъ не менѣе дюжины пива, навѣрно считаетъ себя образцомъ умѣренности по-сравненію съ французскимъ студентомъ, который не прочь въ праздникъ хлебнуть бордосскаго винца или даже опрокинуть бокалъ, другой шампанскаго.
   Какъ-то разъ самъ императоръ далъ торжественную клятву не брать въ ротъ ни капли ничего спиртного, "ни при какихъ обстоятельствахъ, ни подъ какимъ видомъ и никогда въ жизни". Во время парадныхъ обѣдовъ, носившихъ офиціальный характеръ, согласно его приказу, ему наливали въ бокалъ какой-то напитокъ, цвѣтомъ и игрой напоминавшій нѣсколько шампанское. Клятва, данная императоромъ, ясно доказывала, что Вильгельмъ II не очень то вѣритъ въ силу и твердость своего характера и что онъ не можетъ отказать себѣ въ удовольствіи лишній разъ порисоваться, если къ тому представляется удобный случай. Да, впрочемъ, онъ и не сдержалъ своей клятвы.
   Вильгельмъ II любитъ смѣяться и смѣется иногда громко и заразительно. Что же вызываетъ его веселость? Въ отвѣтъ на это мы можемъ привести разсказъ одного изъ виднѣйшихъ государственныхъ дѣятелей Германіи -- имперскаго министра иностранныхъ дѣлъ г. Кидерлэнъ-Вехтера, который провелъ всю исторію съ Конго. Онъ сопровождалъ однажды императора Германіи во время его плаванія на яхтѣ Гогенцоллернъ. Чтобы скоротать длинные вечера въ норвежскихъ фіордахъ, на яхтѣ устраивались импровизированные домашніе спектакли. "Представь себѣ,-- писалъ въ одномъ изъ своихъ писемъ сестрѣ г. Кидерлэнъ-Вехтеръ,-- вчера мы ставили пьесу, въ которой я выступилъ въ роли Гретхенъ. Потомъ я участвовалъ въ дивертисментѣ, причемъ мы вмѣстѣ съ X... (фамилія одного дипломата) изображали сіамскихъ близнецовъ. Мы были связаны вмѣстѣ длиннѣйшей колбасой. Это было очень забавное зрѣлище". Вильгельмъ II чуть не умеръ со смѣху. Бородатая Гретхенъ и двое людей, соединенныхъ огромной колбасой,-- не правда ли, какое деликатное зрѣяище, какая тонкая и остроумная шутка!
   Внимательно изучивъ всѣ поступки и рѣчи Вильгельма II, касающіеся Эльзасъ-Лотарингіи, одинъ извѣстный докторъ-психіатръ, уроженецъ Эльзаса, пришелъ къ слѣдующему выводу: "Тѣ обрывки свѣдѣній, которые долетаютъ до насъ черезъ толщу каменныхъ стѣнъ императорскихъ резиденцій, даютъ намъ все-таки возможность нарисовать себѣ картину жизни Вильгельма II. Мы видимъ его то высчитывающимъ доходъ, который долженъ получиться отъ продажи одного изъ его замковъ или отъ принадлежащей ему фабрики пуговицъ, то опредѣляющимъ прибыль, которую, по его соображеніямъ, должны принести ему, какъ одному изъ акціонеровъ Крупповскихъ заводовъ, послѣдніе военные заказы для нуждъ арміи. Онъ лежитъ иногда на своей походной постели, и тогда взоръ его, устремленный въ одну точку, ровно ничего не выражаетъ и кажется какимъ-то загадочно-пустымъ. То мы видимъ Вильгельма II въ роли вдохновеннаго проповѣдника, произносящаго утомительно-длинныя проповѣди, то -- оратора, дающаго волю своему краснорѣчію. Но больше всего времени тратитъ Вильгельмъ II на переодѣванія. Смѣна мундировъ -- его страсть. И надо отдать справедливость, дѣлаетъ онъ это чрезвычайно быстро -- такъ же быстро, какъ съ перемѣной платья входитъ и въ новую роль. Однажды, во время одного изъ безчисленныхъ скитаній Вильгельма II по Европѣ, часть его сундуковъ гдѣ-то застряла. Производившіе осмотръ багажа таможенные чиновники, открывъ эти сундуки и увидѣвъ груду всевозможныхъ костюмовъ, не колеблясь сдѣлали помѣтку: "Вещи, принадлежащія труппѣ артистовъ". Труппой артистовъ былъ Вильгельмъ!
   -- А знаете, докторъ, когда Вильгельмъ лишенъ возможности переодѣваться, онъ занимается иногда тѣмъ, что хоть мѣняетъ позы. Когда онъ прибылъ на открытіе статуи Вильгельма I на эспланадѣ въ Мецѣ, одному французскому журналисту удалось получить разрѣшеніе находиться вблизи особы императора и даже сдѣлать съ него нѣсколько фотографическихъ снимковъ. Правда, бѣднаго француза помѣстили между двумя нѣмецкими жандармами (не правда-ли, подходящій эскортъ для французскаго журналиста?), но онъ не ропталъ на это. Императоръ, знавшій о присутствіи француза, которому, разрѣшено было дѣлать фотографическіе снимки, внимательно наблюдалъ за нимъ, а главное -- слѣдилъ за собственными позами и выраженіемъ лица. Никогда ни одна профессіональная модель такъ не старалась, какъ императоръ передъ фотографическимъ аппаратомъ. Скоро всѣ пластинки были израсходованы, но французъ все продолжалъ дѣлать видъ, что снимаетъ Вильгельма. Журналистъ не могъ отказать себѣ въ жестокомъ удовольствіи видѣть передъ собою, какъ можно дольше, императора Германіи въ роли жалкаго фигуранта для кинематографической ленты. Какихъ только позъ ни принималъ Вильгельмъ II! Передъ глазами француза то стоялъ феодалъ, созерцающій бюстъ незабвеннаго предка; то Вильгельмъ въ идиллической обстановкѣ, отгоняющій вѣткой мухъ отъ своей лошади; то полководецъ, гордо оглядывающій поле битвы, или Вильгельмъ -- артистъ, съ вдохновеннымъ выраженіемъ лица и мерцающей тайной творчества въ широко-раскрытыхъ глазахъ...
   -- И вы думаете, что онъ намѣренно принималъ всѣ эти позы?-- спросилъ психіатръ.
   -- Я не понимаю, что вы хотите сказать, докторъ?
   -- Я хочу сказать, что, можетъ, тамъ, гдѣ вы видите актера, я вижу больного человѣка съ повышенной и сбитой съ толку нервной дѣятельностью. Вильгельмъ II представляетъ собою невѣроятно-измѣнчивую и неуравновѣшенную натуру! Ему въ голову приходятъ самыя фантастическія, бредовыя идеи. Одна мысль у него экстравагантнѣй другой. Въ одно прекрасное утро онъ вообразилъ себя художникомъ и тотчасъ же принялся рисовать какую-то картину символическаго содержанія. На другой день Вильгельмъ II ужъ бросилъ краски, полотно и кисти. Онъ рѣшилъ вдругъ, что онъ -- великій музыкантъ, который можетъ подарить міру дивную, чарующую симфонію! Вы посмотрите, чѣмъ только ни занимается Вильгельмъ! Онъ и пишетъ стихи, и лѣпитъ, и рисуетъ, и занимается композиторской дѣятельностью. Одно время онъ вообразилъ, что его стихія -- море, и взялся за руль такъ же смѣло и съ такой же увѣренностью, какъ брался за деро или кисть. Вы думаете, онъ внимательно относится ко всякаго рода новой дѣятельности, за которую хватается? Ничуть. Управляя судномъ, онъ вмѣсто того, чтобы слѣдить за компасомъ, углубляется въ мысли о признакахъ Божественнаго Откровенія... Вы видѣли когда-нибудь его правую руку? Она совсѣмъ четыреугольной формы, и линіи ея чрезвычайно спутаны...
   -- Но вѣдь, кажется, по лѣвой рукѣ узнаютъ характеръ человѣка?
   -- Да, но лѣвая рука у Вильгельма сухая, и онъ ее тщательно прячетъ... Приходится довольствоваться правой рукой... Сухорукость Вильгельма II тоже краснорѣчивый признакъ своего рода. Возьмите теперь его предковъ: его отецъ, несчастный Фридрихъ III, умеръ отъ страшной болѣзни (1888 г.); Фридрихъ-Вильгельмъ IV, братъ его дѣда, умеръ сумасшедшимъ (1861 г.). А что за лицо у самого Вильгельма II! Узкій лобъ, сильно развитой подбородокъ и скулы, блуждающій взглядъ. Обыкновенно взглядъ этотъ направленъ куда-то ввысь. Поднятые кверху, подъ острымъ угломъ, усы придаютъ физіономіи Вильгельма II воинственный видъ; попробуйте ихъ остричь, и лицо получить женственно-мечтательное выраженіе.
   Все, что бы ни задумалъ Вильгельмъ II, должно быть немедленно приведено въ исполненіе. Затрудненій, отговорокъ для него не существуетъ; онъ не боится попасть въ смѣшное или глупое положеніе. Какъ-то разъ ему представили какого-то эльзасца. Вильгельму понравился его ростъ. "Изъ него вышелъ-бы превосходный капитанъ гвардіи", замѣтилъ императоръ. Никто не обратилъ особаго вниманія на это замѣчаніе. Но такіе субъекты, какъ Вильгельмъ II, шутить не любятъ. Онъ тутъ же пожаловалъ полюбившагося ему уроженца Эльзаса капитаномъ гвардіи и, приказавъ одному изъ свитскихъ генераловъ снять мундиръ, облекъ въ него вновь произведеннаго офицера.
   Сколько времени длятся фантазіи Вильгельма II? Обыкновенно капризы его продолжаются недолго. Въ одно прекрасное утро, когда императоръ находился въ Страсбургѣ, ему вздумалось передъ мѣстными властями произнести рѣчь. Рѣчь эта носила самый идиллическій, миролюбивый характеръ,-- въ ней Вильгельмъ II сначала восхвалялъ блага мира, потомъ себя и заявилъ въ заключеніе: "Миръ -- это я!" Въ тотъ же день вечеромъ, изъ-за какого-то пустяшнаго дѣла о дезертирахъ, Вильгельмъ явно пошелъ на то, чтобы вызвать серьезный конфликтъ съ Франціей.
   Откройте какой угодно изъ ученыхъ трудовъ по психіатріи, -- сказалъ въ заключеніе докторъ,-- и вы тамъ прочтете: "Больной чувствуетъ въ себѣ безграничный избытокъ умственной энергіи; онъ, вѣритъ въ себя и собственныя силы; его самомнѣніе положительно опьяняетъ его. Въ его мозгу безпрерывно зарождаются тщеславныя мысли и самые смѣлые проекты. Временами онъ поражаетъ силой своей интуиціи, своимъ краснорѣчіемъ, но въ его мысляхъ не достаетъ послѣдовательности, и завтра онъ можетъ искренно и горячо защищать то, что жестоко бранилъ наканунѣ. Вѣдь его слова и дѣйствія направлены къ тому, чтобы дать возможность ему выдвинуться; онъ постоянно думаетъ о томъ, чтобы порисоваться передъ другими, изумить чѣмъ-нибудь міръ, средоточіемъ котораго больной считаетъ себя. Онъ очень подозрителенъ, и ему кажется, что всѣ злоумышляютъ противъ него -- онъ страдаетъ ясно выраженной маніей преслѣдованія".
   Какъ-то разъ Вильгельмъ II задумалъ отправиться въ Шлюхть. Говорили, что будто-бы онъ оттого только прервалъ тогда свое путешествіе и не проѣхался по Франціи, что узналъ о готовившемся тамъ на него покушеніи. Но, слухи эти, разумѣется, не имѣли подъ собой никакой почвы. Даже тѣ изъ французовъ, которые по соображеніямъ патріотическаго и моральнаго характера не могутъ питать нѣжныхъ чувствъ къ Вильгельму (мы причисляемъ себя именно къ этой категоріи людей), первые выступили бы, въ такомъ случаѣ, на его защиту. Почему? Да потому, что переѣхавъ нашу границу, Вильгельмъ попалъ бы подъ покровительство французскаго знамени и сдѣлался бы гостемъ Франціи. Въ мемуарахъ одного изъ прежнихъ президентовъ совѣта министровъ въ Вюртембергѣ, г. Миттнахта написано: "Когда германскій наслѣдный принцъ (будущій императоръ Фридрихъ III, отецъ Вильгельма II) на обратномъ своемъ пути изъ Италіи захотѣлъ проѣхать черезъ Францію, Бисмарку удалось отговорить его отъ этого намѣренія! Васъ непремѣнно убьютъ тамъ, твердилъ канцлеръ. Искренно ли заблуждался и вѣрилъ въ свои слова Бисмаркъ, или онъ говорилъ завѣдомую ложь? Мы думаемъ, скорѣе можно предположить, что онъ и самъ ошибался. Германія такъ мало знаетъ Францію!
   Въ Эльзасѣ передъ пріѣздомъ сюда Вильгельма II были приняты чрезвычайныя мѣры предосторожности, которыя должны были оградить императора отъ возможности покушенія на его жизнь. Блѣдный и неподвижный, словно мраморное изваяніе, быстро проѣзжалъ онъ по городамъ Эльзаса -- такъ быстро, что иногда эскортъ съ трудомъ поспѣвалъ за нимъ; онъ ѣхалъ въ парадной коляскѣ, на парѣ кровныхъ арабскихъ лошадей, подаренныхъ ему его вѣрнымъ другомъ султаномъ; молчаливо и холодно встрѣчало Вильгельма враждебно настроенное къ нему эльзасское населеніе.
   Быстро пронесли императора его арабскіе скакуны и черезъ прелестный, чисто французскій городокъ Массево, которому нѣмцы дали названіе -- Масмюнстеръ. Здѣсь, передъ самымъ проѣздомъ Вильгельма II, произошла довольно комичная исторія.
   Приготовленія къ встрѣчѣ начались еще за цѣлыя сутки. Улицы, по которымъ лежалъ путь императора, густо посыпали пескомъ, а фонтанъ на Рыночной площади щедро украсили нѣмецкими флагами. Передъ фонтаномъ съ вечера была поставлена почетная стража -- жандармы, на обязанности которыхъ было охранять нѣмецкіе флаги.
   Когда настало утро, горожане съ удивленіемъ увидѣли, что высоко надъ нѣмецкими флагами на фонтанѣ побѣдоносно развѣвалось огромное французское знамя. Восторгу не было предѣловъ.
   Повсюду стали открываться окна, двери, выходящія на площадь. Сосѣди шопотомъ сообщали другъ другу веселую новость. Площадь быстро стала заполняться народомъ -- всѣ взоры были устремлены въ одну точку, губы невольно растягивались въ улыбку.
   Вдругъ послышался громкій дѣтскій хохотъ. Хохотъ этотъ вывелъ изъ задумчивостй угрюмыхъ нѣмецкихъ жандармовъ, продолжавшихъ бдительно охранять національные флаги Германіи. Удивленіе смѣнилось у солдатъ гнѣвомъ, а гнѣвъ -- безпокойствомъ; они разразились ругательствами, затѣмъ велѣли принести себѣ лѣстницу и сволокли французское знамя внизъ какъ разъ во-время: вдали, на улицѣ, показалась уже коляска императора.
   Затѣянное позднѣе слѣдствіе не дало никакихъ положительныхъ результатовъ. Молодые люди, которымъ такъ ловко удалось отвлечь отъ фонтана вниманіе жандармовъ и водрузить надъ нѣмецкими флагами французское знамя, такъ и избѣгли рукъ полиціи. Между тѣмъ, имена ихъ, какъ имена героевъ, отлично были извѣстны всему городу. Эльзасцы -- жители Массево, съ чувствомъ удовлетворенія могли сказать себѣ: "мы показали германскому императору, что тѣ мѣры предосторожности, которыя онъ принимаетъ, являясь къ намъ, ни къ чему бы не привели, если бы мы этого захотѣли!"
   Военные маневры въ Эльзасѣ въ присутствіи германскаго императора прошли далеко не блестяще -- здѣсь не хватало воодушевленія. Организованное въ Верхнемъ Эльзасѣ состязаніе аэроплановъ форменно провалилось. Страсбургъ оказалъ Вильгельму II ледяной пріемъ. Да и могъ ли императоръ разсчитывать на болѣе теплую встрѣчу со стороны мѣстнаго населенія послѣ всѣхъ репрессій, которыя такъ и сыпались на злополучныя провинціи, и невыполненнаго обѣщанія о дарованіи автономіи Эльзасу? Во время офиціальнаго обѣда, даннаго въ честь императора городомъ Страсбургомъ, Вильгельмъ II, раздраженный оказаннымъ ему пріемомъ, далъ волю своему дурному настроенію. Обратившись къ страсбургскому мэру, императоръ неожиданно произнесъ: "пока-что -- эльзасцы видѣли только хорошую мою сторону, но я покажу имъ и другую!"
   Въ тотъ же день вечеромъ въ частномъ кругу одинъ, не лишенный остроумія, эльзасецъ изъ Сарргеминъ, замѣтивъ на каминѣ бюстъ Вильгельма II, перевернулъ его со словами: "А ну-ка, посмотримъ другую сторону императора!"
   Эльзасъ -- кишитъ шпіонами, и житель Сарргемина за оскорбленіе величества былъ приговоренъ къ четыремъ мѣсяцамъ тюремнаго заключенія.
   "Другая сторона императора!" -- восклицали со смѣхомъ уроженцы Эльзасъ-Лотарингіи:-- "да можно-ли представить себѣ что-нибудь хуже той, которую мы ужъ знаемъ?"
   Страна, обитателей которой нѣмцы, послѣ присоединенія ея къ Германіи, называли своими братьями, испытываетъ со стороны побѣдителей далеко не братскій гнетъ. Для имперіи Гогенцоллерновъ -- это не больше, какъ европейская колонія, въ которой нѣмцы являются полновластными и безконтрольными хозяевами. Они присылаютъ сюда цѣлыя арміи тупыхъ, алчныхъ и безсовѣстныхъ чиновниковъ, которые грабятъ страну, попираютъ ея обычаи и законы, языкъ и традиціи. Даже кладбища -- и тѣхъ нѣмцы не оставляютъ въ покоѣ: они стираютъ французскія надписи на памятникахъ и могильныхъ крестахъ. Въ Эльзасѣ у стѣнъ есть уши. Промышленность испытываетъ острый кризисъ. Земледѣліе приходитъ въ упадокъ. Городскіе бюджеты обременены крупными долгами. Всюду надъ всѣмъ властвуетъ въ Эльзасѣ и распоряжается полиція. Фабрики, которыя обнаруживаютъ слишкомъ большую склонность къ французскимъ образцамъ, немедленно закрываются по первому приказу изъ Берлина и тысячи рабочихъ выбрасываются на мостовую. За мѣткое замѣчаніе или остроумное слово, иронію или карикатуру уроженцевъ Эльзаса безъ дальнихъ разговоровъ ввергаютъ въ узилище, гдѣ они должны сидѣть въ обществѣ закоренѣлыхъ злодѣевъ и преступниковъ.
   Но все-таки своимъ обѣщаніемъ показать Эльзасу "другую сторону" Вильгельмъ похвасталъ. Что онъ желаетъ сдѣлать изъ Эльзасъ-Лотарингіи? Прусскую провинцію? Но онъ не имѣетъ права самолично распоряжаться "имперскими землями", а Эльзасъ-Лотарингія является имперской землей. Чтобы обратить ее въ обыкновенную прусскую провинцію, Вильгельму II необходимо получить на то одобреніе совѣта германскихъ государей и согласіе рейхстага. Разумѣется, совѣтъ германскихъ государей скажетъ "да": "нѣтъ" говорить онъ не умѣетъ. Но рейхстагъ, пожалуй, отнесется къ плану Вильгельма менѣе благожелательно.
   Одинъ изъ нѣмецкихъ соціалистовъ старой школы воскликнулъ по этому поводу: "императоръ, дѣйствительно, ужасный человѣкъ. Когда барометръ слишкомъ низко опускается и упорно стоитъ на дурной погодѣ, Вильгельмъ II не колеблясь вдребезги разбиваетъ досадившій ему барометръ".
   Всякій разъ, какъ Вильгельмъ II побываетъ въ Страсбургѣ, лексиконъ мѣстныхъ жителей обогатится непремѣнно новымъ остроумнымъ замѣчаніемъ на его счетъ. Послѣ послѣдняго отъѣзда императора изъ этого города въ одномъ изъ маленькихъ ресторанчиковъ добродушный эльзасецъ, покуривая трубку, обратился къ своему сосѣду съ замѣчаніемъ:
   -- А вѣдь, дѣйствительно, Вильгельмъ II -- самый любезный изъ пруссаковъ.
   Какой-то пруссакъ (въ Эльзасѣ всюду ихъ много, и они то и занимаются подслушиваніемъ), заслышавъ эту фразу, приблизился къ столику говорившаго.
   -- Вотъ! теперь и вы это признаете!.. Нашъ императоръ положительно очаровалъ недавно г. д'Эстурнель-де-Констана. И Жоресъ мало-по-малу мѣняетъ о немъ свое мнѣніе. Теперь очередь дошла до васъ и вы отдаете нашему императору дань справедливости.
   -- Да, что и говорить, Вильгельмъ II -- самый любезный изъ пруссаковъ,-- повторилъ эльзасецъ:-- онъ, по крайней мѣрѣ, подолгу не засиживается ни въ одномъ эльзасскомъ городѣ и не успѣетъ пріѣхать, какъ уѣзжаетъ вновь.
   Когда Вильгельмъ II въ послѣдній разъ покидалъ Страсбургъ, одинъ пріѣзжій французъ замѣтилъ въ нѣмецкой толпѣ, провожавшей императора, нѣсколько коренныхъ жителей Эльзаса. Французъ не могъ скрыть своего удивленія по этому поводу. Но одинъ изъ эльзасцевъ сказалъ ему:
   -- Васъ удивляетъ, что нѣсколько природныхъ эльзасцевъ провожаютъ германскаго императора? Смѣю васъ увѣрить, ихъ собралось бы въ тысячу разъ больше, если-бъ они прослышали, что всѣ пруссаки рѣшили вдругъ покинуть Эльзасъ.
   Мы вернулись въ Мецъ какъ разъ въ то время, когда туда пріѣхалъ Вильгельмъ II. Въ этотъ день на эспланадѣ была ярмарка, и никто даже не повернулъ головы, чтобы взглянуть на промчавшійся мимо императорскій автомобиль. Вдоль улицъ тянулись установленные заранѣе унылаго вида столбы, обвитые поблекшими отъ времени гирляндами и украшенные какими-то выцвѣтшими флагами.
   Автомобиль остановился передъ входомъ въ соборъ. Его огромный желтый кузовъ былъ въ изобиліи украшенъ императорскими коронами. Корона спереди, корона сзади, двѣ короны надъ фонарями, одна -- на мѣстѣ номера. На обѣихъ дверцахъ короны и подъ ними буквы I. R. (Imperator Rex -- Императоръ-Король). Два шофера, одѣтые въ свѣтло-коричневыя куртки на мѣху и желтые кожаные сапоги, съ важнымъ видомъ стояли подлѣ машины. На ихъ одеждѣ было нашито столько шнуровъ, галуновъ и нѣмецкихъ орловъ, что положительно своимъ видомъ шоферы напоминали ходячія живыя рекламы.
   Пока императорскій автомобиль стоялъ передъ соборомъ въ Мецѣ, мимо него торопливой походкой прошла на рынокъ старая крестьянка изъ Лотарингіи. Она несла въ своихъ жесткихъ, грубыхъ, сморщенныхъ рукахъ какую-то тяжелую, наполненную до верху провизіей корзину. Пройдя мимо автомобиля, она обернулась на минутку, чтобы еще разъ однимъ глазкомъ взглянуть на поразившее ее желтое чудовище. На нее пахнуло при этомъ такимъ неблаговоннымъ духомъ, что старуха поморщившись произнесла:
   -- Какой дурной вкусъ!
   На языкѣ лотарингскихъ крестьянъ слово goût -- вкусъ, употребляется иногда и въ смыслѣ запаха. Но въ данномъ случаѣ оно и въ своемъ буквальномъ значеніи какъ нельзя лучше отвѣчало впечатлѣніямъ дѣйствительности. Боже, и подумать только, что-бы сдѣлалъ съ бѣдной крестьянкой германскій императоръ, если бы ея замѣчаніе коснулось его слуха!
   На обратномъ пути изъ собора императорскому автомобилю пришлось проѣзжать мимо одного строившагося дома. Мальчишка-каменщикъ, по-имени Рейнольдъ Брюэнингъ, высунулъ языкъ. На эту глупую, чисто-дѣтскую выходку стоило только улыбнуться. Но снисходительная, веселая улыбка -- это цвѣтокъ, который не растетъ на германской почвѣ. Въ результатѣ всей этой исторіи мальчишка былъ приговоренъ къ девятимѣсячному тюремному заключенію. Очевидно, что послѣ столь неудачнаго опыта онъ не дерзнетъ впредь при проѣздѣ своего императора показывать ему языкъ; можетъ, онъ разъ семь повернетъ его въ своемъ рту, но ужъ, конечно, не посмѣетъ высунуть и кончика, а если покажетъ Вильгельму II кулакъ,-- и то какъ-нибудь украдкой, изъ кармана.
   Прилипчивость нѣмцевъ и ихъ мелочность кажутся жителямъ Эльзасъ-Лотарингіи, привыкшимъ къ мягкой обходительности французовъ. просто чѣмъ-то невыносимымъ!
   Неподалеку отъ Меца у Вильгельма есть свой Урвильскій замокъ. Каждый годъ въ маѣ императоръ пріѣзжаетъ сюда, но ненадолго.
   Остроконечный шпицъ на крышѣ, слуховыя окошки, веранда и весь фасадъ, выложенный сланцевыми плитами, дѣлаетъ этотъ замокъ похожимъ на претенціозныя дачи, какихъ много въ окрестностяхъ Парижа. Въ саду посажены пожелтѣлые лавры, вялые фикусы и какія-то немощныя пальмы въ кадкахъ. Двѣ металлическія статуи украшаютъ паркъ; одна изъ нихъ изображаетъ играющаго на флейтѣ Марса, другая -- весталку, держащую въ рукахъ свѣточъ. Пара чугунныхъ львовъ меланхолично лежать у парадной двери. Посерединѣ главнаго въѣзда находится довольно забавный фонтанчикъ: бронзовый ибисъ съ загнутой кверху головой пускаетъ изъ клюва и снова ловитъ тоненькую водяную струйку, которая изгибомъ своимъ напоминаетъ небольшого червячка.
   Внутреннее убранство дома -- во французскомъ стилѣ; преобладаютъ свѣтлые тона. Тутъ есть и нѣкоторые сувениры: на одномъ изъ столиковъ, подъ стекляннымъ колпакомъ, лежитъ кусокъ земли съ вѣткой остролистника; на колпакѣ надпись: Вёртъ, 1888 г.; на каминѣ стоятъ часы, изображающія тюркоса съ надвинутой на ухо чалмой и ружьемъ въ рукахъ.
   Въ тѣ мѣсяцы, когда императоръ не живетъ въ Урвильскомъ замкѣ, входъ въ него никому не запрещается. Очевидно, для Вильгельма II замокъ этотъ самъ по себѣ не представляетъ никакого интереса. И если онъ купилъ его, то только изъ-за удобства его мѣстоположенія. Кругомъ главнаго зданія, по повелѣнію вильгельма, возведены были различныя пристройки, флигеля, кордегардіи, казармы каменныя и деревянныя, огромные сараи, помѣстительныя конюшни -- словомъ все, что требуется для размѣщенія цѣлаго штаба и авангарда войскъ. Среди всѣхъ этихъ многочисленныхъ построекъ для нуждъ военнаго времени самый домъ кажется какимъ-то жалкимъ и заброшеннымъ, предоставленнымъ на волю стихій -- дождей и вѣтровъ. Вѣдь его задача -- послужить императору пристанищемъ на нѣсколько ночей, послѣ или до объявленія войны; на это онъ всегда будетъ годенъ.
   Обойдя весь замокъ, мы вышли изъ него, такъ и не встрѣтивъ ни одной живой души. Мы невольно залюбовались двумя могучими липами, росшими у входа въ домъ; это были старыя французскія деревья, верхушки которыхъ были снесены снарядомъ, залетѣвшимъ сюда съ поля битвы 14 августа 1870 года. Разглядывая остроконечную крышу голубятни, намъ въ голову невольно пришла мысль, не посылается ли отсюда, изъ этого уголка Эльзаса, каждый годъ нѣсколько голубей въ видѣ оброка въ Потсдамъ...
   Вдругъ вниманіе наше было отвлечено странной повозкой, показавшейся на дорогѣ. Двѣ страшно худыя лошади, похожія на живые скелеты, покрытые кожей, тащили какія-то черныя дроги; на дрогахъ этихъ стоялъ черный, же ящикъ, а сзади къ ящику былъ прикрѣпленъ черный флагъ съ бѣлымъ крестомъ, это съ виду настоящее знамя смерти, грязное, мятое и оборванное, какъ-то безпомощно болталось, свисая между заднихъ колесъ. Подъ повозкой, похожей на дроги, внизу было привѣшено ведро съ водой, которое мѣрно раскачивалось, выплескивая порою нѣсколько капель на придорожную пыль. Рядомъ съ лошадьми понурой походкой шелъ босикомъ ихъ вожатый -- сгорбленный старикъ, который правилъ своими одрами безъ помощи кнута.
   Съ траурнымъ флагомъ, въ мрачной черной запряжкѣ, на скелетахъ вмѣсто лошадей нѣмцы всегда перевозятъ порохъ съ одного мѣста въ другое.
   Что за глубокій символъ! Достаточно вожатому взять въ руки кнутъ и ударить имъ лошадей или лошадиному копыту выбить искру изъ лотарингскаго булыжника и -- если на эту искру во-время не вылить ведра воды -- моментально произойдетъ взрывъ, который потрясетъ всю Европу.
   

ГЛАВА V.
Право выборовъ.

   Послѣ 1871 года Эльзасъ-Лотарингія сдѣлалась для Германіи своего рода европейскою колоніей, которая управляется непосредственно имперскою властью, гдѣ населенію не предоставлено ни малѣйшаго права контроля надъ управленіемъ.
   Правда, не такъ давно ея конституція подверглась незначительной реформѣ, давно обѣщанной населенію подъ пышнымъ именемъ автономіи. Про эту реформу можно только сказать, что въ даннамь случаѣ гора родила не то что мышь, а самое большее -- паука!
   Дѣйствительно, истинной автономіей обладаетъ тотъ народъ, который пользуется правомъ распоряжаться своими судьбами. А для Эльзасъ-Лотарингіи закономъ по прежнему является воля и даже прихоть ея властелина. Въ томъ, что касается отношеній этой провинціи къ императорской власти, ничего ровно не измѣнилось и все осталось по-старому. Въ качествѣ наслѣдственнаго представителя объединенныхъ государствъ Германіи, германскій императоръ продолжаетъ пользоваться верховною властью надъ присоединенными къ имперіи областями и ему же принадлежитъ здѣсь и исполнительная власть.
   Остался въ Эльзасъ-Лотарингіи и особый штаттгальтеръ (намѣстникъ императора), сохраняющій свои прежнія прерогативы. Реформою конституціи внесено единственное нововведеніе: законы для Эльзасъ-Лотарингіи могутъ издаваться теперь только императоромъ по одобреніи ихъ эльзасъ-лотарингскимъ парламентомъ, состоящимъ изъ двухъ палатъ.
   Въ составъ Верхней палаты (сената) входятъ прежде всего высшія гражданскія и духовныя должностныя лица, т. е. пришлый элементъ, призванный между тѣмъ къ участію въ парламентѣ по праву занимаемыхъ должностей. Затѣмъ въ той же палатѣ имѣются члены, избранные отъ населенія косвенною подачею голосовъ, и члены, непосредственно назначаемые императоромъ на пятилѣтній срокъ. Верхняя палата ни въ малѣйшей степени не пользуется, конечно, независимостью, такъ какъ большинство ея членовъ или прямо назначены императорской властью, или являются имперскими чиновниками.
   Вторая палата (ландтагъ), избираемая прямымъ всеобщимъ голосованіемъ, но съ примѣненіемъ такъ называемаго множественнаго вотума, состоитъ изъ шестидесяти депутатовъ. Въ каждомъ избирательномъ округѣ насчитывается въ среднемъ около 30.000 жителей. Избиратели, имѣющіе тридцать пять и болѣе лѣтъ отъ роду, пользуются правомъ на два голоса; имѣющіе же сорокъ пять лѣтъ и свыше располагаютъ -- каждый -- тремя голосами. Однако никакое постановленіе, прошедшее черезъ нижнюю палату, не имѣетъ силы, если оно не одобрено верхней. Къ тому же правительство имѣетъ возможность совершенно не считаться съ контролемъ со стороны нижней палаты, пользуясь въ случаяхъ конфликта правомъ взимать налоги съ населенія и производить расходы на основаніяхъ смѣты предшествуюшаго года. Разумѣется, законодательная камера, лишенная правъ финансоваго контроля, представляетъ собою лишь блѣдную тѣнь истиннаго парламента.
   Обѣ завоеванныя провинціи получили наименованіе Имперской Земли и. какъ мы уже говорили выше, составляютъ общую собственность всѣхъ государствъ Германіи, являясь какъ-бы нераздѣльною для нихъ военною добычей. Эльзасъ-Лотарингія, правда, входитъ въ Германскую Имперію въ качествѣ составной ея части, но положеніе ея здѣсь совершенно своеобразно. Какъ извѣстно. Германская Имперія состоитъ изъ двадцати пяти союзныхъ государствъ, однако Эльзасъ-Лотарингія не входитъ въ ихъ число, но всѣ эти двадцать пять государствъ сообща владѣютъ и управляютъ Эльзасъ-Лотарингіей, которая не пользуется ни однимъ изъ политическихъ правъ, принадлежащихъ союзнымъ государствамъ.
   Во всѣхъ случаяхъ, гдѣ по какому-либо экономическому вопросу интересы Эльзасъ-Лотарингіи расходятся съ интересами Пруссіи, Великаго герпогства Баденскаго или вообтпе какого бы то ни было изъ союзныхъ государствъ, имперскіе совѣты и учрежденія неизмѣнно рѣшаютъ дѣло не въ пользу Эльзаса и Лотарингіи.
   Тѣ. кто не знаютъ близко порядковъ Германской Имперіи, нерѣдко недоумѣваютъ: "да на какомъ-же основаніи можетъ претендовать Эльзасъ-Лотарингія на какое либо участіе въ Германскомъ Союзномъ Совѣтѣ, когда она вся-то состоитъ только изъ трехъ бывшихъ департаментовъ Франціи? А между тѣмъ Эльзасъ-Лотарингія вполнѣ могли бы имѣть право на такое участіе. Въ этомъ отношеніи высчитано, что они имѣли бы возможность занять шестое мѣсто среди германскихъ государствъ, а двадцать государствъ должны бы занимать мѣсто ниже ея въ Союзномъ Совѣтѣ.
   Дѣйствительно, въ Эльзасъ-Лотарингіи насчитывается 1.814.580 человѣкъ населенія, а площадь ихъ занимаетъ 14.518 квадратныхъ километровъ. Между тѣмъ, если взять цифры, относящіяся до другихъ союзныхъ государствъ Германіи, то оказывается, что въ княжествѣ Шаумбургъ всего 44.000 жителей, въ княжествѣ Вальдекъ -- 59.000 жителей, въ княжествѣ Рейссъ, старшей линіи -- 70.000, въ Великомъ герцогствѣ Мекленбуртъ-Стрелицкомъ -- 103.000 и т. д., и т. д. Въ девяти изъ союзныхъ государствъ не насчитывается въ каждомъ того количества населенія, какое мы имѣемъ, напримѣръ, въ Страсбургѣ, населеніе котораго составляетъ 168.000 человѣкъ. Мюльгаузенъ -- городъ съ населеніемъ въ 94.000 человѣкъ -- стоитъ, по количеству жителей, выше четырехъ изъ государствъ Германскаго Союза. Въ Мецѣ, гдѣ живетъ всего 69.000 человѣкъ, жителей на цѣлыхъ 10.000 больше, чѣмъ въ княжествѣ Вальдекъ, и на 14.000 больше, чѣмъ въ Шаумбургѣ-Липпе.
   И вотъ, у Эльзасъ-Лотарингіи вовсе нѣтъ права голоса въ Союзномъ Совѣтѣ, тогда какъ два княжества Шварцбургъ, насчитывающія у себя вмѣстѣ какихъ-нибудь 182.000 человѣкъ населенія, пользуются въ Совѣтѣ двумя голосами. Два голоса принадлежатъ здѣсь также и обоимъ княжествамъ Рейссъ -- Шлейцъ и Гейцъ, площадь которыхъ въ тринадцать разъ, а населеніе въ девять разъ меньше, чѣмъ въ Эльзасъ-Лотарингіи. Поистинѣ, горькая и краснорѣчивая иронія цифръ!
   Словомъ, автономія Эльзасъ-Лотарингіи очень напоминаетъ собою пресловутую берлинскую швейную машину, о которой повѣствуется въ популярномъ здѣсь разсказѣ.
   Какая такая, спросите вы, машина? Одной дамѣ, видите-ли, по-обѣщали выслать сюда изъ Берлина швейную машину. Проходить мѣсяцъ за мѣсяцемъ, а машины все нѣтъ. Наконецъ дама уже отчаялась и получить свою машину, какъ въ одинъ прекрасный день привозятъ ей на домъ огромный ящикъ. Она поспѣшно вскрываетъ его, а тамъ оказывается второй ящикъ, а во второмъ ящикѣ -- третій, а въ третьемъ -- еще ящикъ, и т. д., и т. д. Наконецъ въ самомъ послѣднемъ крохотномъ уже ящичкѣ лежитъ игральная косточка съ надписью точно того образца, какіе бываютъ на машинахъ: "Швейная машина".
   Такова и автономія Эльзасъ-Лотарингіи!

* * *

   Именно въ періодъ выборовъ въ аннексированныхъ провинціяхъ съ особенною силой обнаруживается глубокій неизгладимый антагонизмъ между двумя элементами, которые оспариваютъ другъ у друга вліяніе въ Эльзасъ-Лотарингіи: здѣсь ярче всего проявляется борьба двухъ различныхъ культуръ, національныхъ традицій, душевнаго склада представителей мѣстнаго и пришлаго населенія.
   Въ любой моментъ избирательной борьбы вы можете подмѣтить и съ той, и съ другой стороны типичныя особенности обоихъ національныхъ характеровъ, столь рѣзко противоположныхъ другъ другу, какъ характеръ германца и жителя Эльзасъ-Лотарингіи.
   Послѣдній вноситъ въ эту борьбу всю свойственную ему живость ума, всегда склоннаго къ легкой насмѣшкѣ, искреннее стремленіе къ тому, что онъ считаетъ правомъ, и настоящій культъ чести -- несомнѣнныя черты французскаго характера. Германецъ же, грубый и въ то же время хитрый отъ природы, изощряется во всевозможныхъ ухищреніяхъ избирательной кампаніи, не щадя угрозъ и ругательствъ по адресу своихъ противниковъ.
   Невозможно даже передать на словахъ то чувство злобы, какимъ кипятъ здѣсь сердца германизаторовъ страны. Они сознаютъ, что несмотря на военные успѣхи нѣмцевъ 1870 года, несмотря на все колоссальное развитіе промышленной, торговой и колоніальной мощи Германіи и неподражаемую "рекламу", какую съумѣли создать для себя нѣмцы послѣ 1870 года, дѣло Германіи не подвинулось впередъ въ Эльзасъ-Лотарингіи ни на одну іоту. Всего больше германцамъ хотѣлось бы пересадить въ Эльзасъ-Лотарингію ихъ собственный политическій режимъ, основанный на привилегіяхъ представителей власти и классовой іерархіи. А между тѣмъ Эльзасъ-Лотарингія всегда была демократической страной и по убѣжденіямъ, и -- больше того -- по самымъ инстинктамъ своего населенія. Еще во времена Священной Германской Имперіи десять главнѣйшихъ городовъ Эльзаса, образовавшихъ такъ-называемый Декаполь, представляли собою нѣчто вродѣ маленькихъ самостоятельныхъ республикъ. Въ 1789 году Эльзасъ единодушно привѣтствовалъ французскую революцію, видя въ ней осуществленіе и торжество своихъ завѣтнѣйшихъ надеждъ. Вплоть до самаго 1870 года страна оставалась надежными оплотомъ французскаго либерализма.
   И вотъ такую-то страну побѣдитель 1870 года мечталъ подчинить своей дисциплинѣ и внѣдрить сюда привычный для него іерархическій строй, т. е. навязать такія формы жизни, которыя для насъ и родственныхъ намъ натуръ кажутся нестерпимыми орудіями пытки.
   Въ этой борьбѣ Эльзасъ-Лотарингія проявляетъ столько энергіи и упрямства, такое неискоренимое стремленіе къ протесту и противодѣйствію, что оно вызываетъ со стороны нѣмцевъ прямую ненависть, тѣмъ болѣе что это настроеніе совершенно для нихъ непонятно. Да и какъ могла бы Германія понимать въ этомъ случаѣ мѣстное населеніе? Вѣдь характерной принадлежностью германской политики всегда была пассивность тѣхъ, кто служитъ ея орудіемъ.
   Этотъ протестъ противъ германскаго ига эльзасъ-лотарингскіе избиратели выражаютъ одинаково по всей территоріи обѣихъ провинцій, отъ востока до запада и отъ сѣвера до юга: отъ Гюнингена съ одной стороны до Сирка съ другой и отъ Меца до самаго Виссембурга! Въ прежнее время оппозиція носила здѣсь названіе "оппозиціи протеста". Теперь она называетъ себя "національной оппозиціей". Подъ какимъ-бы именемъ ей ни суждено было проявляться на будущее время, мѣстная оппозиція всегда будетъ являться выразительницей неискоренимаго протеста самаго духа Эльзасъ-Лотарингіи противъ германскихъ завоевателей.
   На всѣхъ избирательныхъ программахъ партій неизмѣнно лежитъ печать этой національной идеи. Даже сами соціалисты,-- соціалисты-государственники -- вынуждены здѣсь заявлять себя сторонниками партикуляристскихъ стремленій.
   А между тѣмъ въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ стремленіямъ націонализма приходится бороться съ такими трудностями, которыхъ, казалось бы, вполнѣ достаточно, чтобы совершенно обезкуражить борцовъ. Напримѣръ, въ первомъ избирательномъ округѣ Меца насчитывается всего восемьсотъ мѣстныхъ избирателей на каждыя двѣ съ половиной тысячи человѣкъ пришлаго элемента. А иммиграція сюда нѣмцевъ изъ коренной Германіи все продолжаетъ ростъ! Однако, несмотря на свою малочисленность, мѣстное населеніе борется здѣсь за свои права изо всѣхъ силъ. Оно энергично отгоняетъ отъ себя малодушныя мысли, вродѣ того: "Къ чему подавать свой голосъ? Вѣдь, кто бы ни явился нашимъ представителемъ, Петръ ли или Павелъ, все равно, мы ничего и въ томъ, и другомъ случаѣ для себя не выиграемъ". Съ какимъ-бы воодушевленіемъ исполняли свой гражданскій долгъ такіе избиратели, если бы имъ снова суждено было стать французами!
   Одинъ крестьянинъ изъ окрестностей Меца, который провожалъ насъ къ избирательному пункту, сказалъ, показывая на бюллетень, бывшій у него въ рукахъ: "Это не Богъ вѣсть что, а все-таки я исполняю свою обязанность!" Съ этими словами онъ прошелъ въ помѣщеніе, гдѣ происходили выборы, вложилъ свой бюллетень (за противоправительственнаго кандидата) въ конвертъ, предъявилъ удостовѣреніе о своемъ избирательномъ правѣ и вручилъ конвертъ предсѣдателю секціи. Удостовѣрясь, что его конвертъ былъ опущенъ затѣмъ въ избирательную урну, крестьянинъ опять вернулся къ намъ: "Да,-- пробормоталъ онъ,-- вотъ по ту сторону границы (это значитъ -- во Франціи) одинъ голосъ много можетъ сдѣлать! А тутъ это одна комедія!" Покачавъ головою, онъ прибавилъ: "Впрочемъ, вы знаете нашу поговорку: вѣдь оно не вѣчно же такъ будетъ!"
   Понятно, когда, такой человѣкъ думаетъ о правѣ, такъ Франція ему кажется раемъ, а Эльзасъ-Лотарингія развѣ чистилищемъ, если не прямо адомъ...
   Никогда, кажется, въ Эльзасъ-Лотарингіи не говорилось такъ много и такъ настойчиво о Франціи и ея порядкахъ, какъ по поводу выборовъ въ ландтагъ, производившихся на основаніи новой конституціи. Образъ Франціи виталъ надъ всѣми рѣчами и дебатами и видно было, что онъ здѣсь вѣчно живъ въ глубинѣ сердца у всѣхъ и каждаго.
   Либералы напоминали эльзасъ-лотарингцамъ, что ихъ предки принимали участіе въ героическихъ битвахъ временъ Великой Революціи. Одинъ изъ кандидатовъ соціалистической партіи въ Мецѣ рѣшился даже сказать такую фразу: "Мы -- внуки тѣхъ людей, которые при Вальми отразили натискъ прусскихъ контръ-революціонеровъ!" Когда на одномъ общественномъ собраніи въ Викъ кто-то изъ присутствующихъ сталъ критиковать слишкомъ рѣзко французское правительство, мѣстный генеральный совѣтникъ воскликнулъ: "Не задѣвайте нашего прежняго отечества: вѣдь пограничный столбъ стоитъ такъ близко отъ насъ!" Даже клерикалы, нападая на французское правительство, спѣшатъ, по большей части, завѣрить, что не смѣшиваютъ этого правительства съ Франціей самой по себѣ. Въ Страсбургѣ одинъ изъ кандидатовъ въ ландтагъ нарисовалъ въ своей рѣчи образъ Франціи, шествующей съ непобѣдимымъ мужествомъ во главѣ цивилизаціи и величественнымъ жестомъ "Сѣятеля", разбрасывающей по свѣту сѣмена правды...
   Проѣзжая по городамъ Эльзасъ-Лотарингіи, путешественникъ, если онъ только не читаетъ газетъ, даже и не догадается, что онъ попалъ сюда въ періодъ избирательной кампаніи. На стѣнахъ почти вовсе не замѣтно никакихъ афишъ или воззваній къ избирателямъ. Въ понятіяхъ всякаго француза выборы неизбѣжно связываются съ расклейкою вездѣ и повсюду цѣлой массы афишъ, покрывающихъ своимъ слоемъ всѣ стѣны домовъ и заборы, причемъ каждая партія старается перещеголять соперниковъ величиной и яркостью своихъ рекламъ. Въ Страсбургѣ развѣ на немногихъ кіоскахъ, разставленныхъ тамъ-и-сямъ по улицамъ для расклейки театральныхъ афишъ, можно увидѣть кое-какія избирательныя воззванія, въ содержаніи которыхъ нѣтъ ни малѣйшаго элемента страстности. Указывается только имя кандидата, да названіе политической партіи, къ которой онъ принадлежитъ. Избирательная борьба разыгрывается только на страницахъ газетъ и въ общественныхъ собраніяхъ. Самые выборы производятся обыкновенно въ помѣщеніяхъ школъ между десятью часами утра и семью вечера. Понятно, что мѣстные школьники, для которыхъ вдругъ какая-нибудь заурядная пятница обращается въ желанное воскресенье, съ увлеченіемъ ждутъ роспуска сессіи рейхстага или ландтага, какъ манны небесной.
   Передъ дверьми той комнаты, гдѣ подается голосъ, избирателя встрѣчаютъ трое или четверо представителей борющихся партій, стараются всунуть ему въ руку свой бюллетень или шепчутъ на ухо имя рекомендуемаго кандидата. Въ самой комнатѣ возсѣдаютъ на скамьяхъ члены избирательной комиссіи, окруженные немалымъ числомъ счетчиковъ. На столъ ставятся четырехугольныя деревянныя ширмы, подъ покровомъ которыхъ избирателю предоставляется вкладывать свой бюллетень въ особый предназначенный для этого конвертъ казеннаго образца. Эти конверты, которые раздаетъ въ той же комнатѣ чиновникъ въ штатскомъ или форменномъ костюмѣ, величиной немного побольше обыкновенныхъ французскихъ конвертовъ для почтовой бумаги. Снаружи они дѣлаются бѣлаго, а изнутри -- синяго цвѣта и на каждомъ красуется императорскій орелъ, свидѣтельствуя о предназначеніи конверта.

* * *

   Въ прежнемъ представительномъ собраніи Эльзасъ-Лотарингіи, такъ-называемой Делегаціи, соціалистическая партія вовсе не имѣла своихъ представителей; въ нынѣшнюю же нижнюю палату (ландтагъ) вошло одиннадцать соціалистовъ.
   Явно поддерживавшее ихъ германское правительство рѣшило, что ихъ успѣхъ знаменуетъ собою и его собственную побѣду, и ликовало, что такимъ способомъ ему удалось не пропустить въ ландтагъ носителей такихъ извѣстныхъ въ Эльзасъ-Лотарингіи именъ, какъ: Блюменталь, Прейссъ, Лаугель и друг. Однако въ отвѣтъ на это Блюменталь демонстративно прошелъ первымъ на выборахъ въ верхнюю палату, куда былъ избранъ сенаторомъ отъ муниципальнаго совѣта города Кольмара.
   Но разумѣется, тутъ интересны не тѣ или иные отдѣльные результаты, сколько общій политическій характеръ этого союза германизаторской партіи и соціализма. Извѣстно, къ чему стремятся вдохновители германизаціи аннексированныхъ провинцій. Ихъ идеалъ -- сломить независимый, свободолюбивый и гордый духъ Эльзасъ-Лотарингіи, искоренить въ странѣ самое воспоминаніе о героическомъ прошломъ и всецѣло покорить ее игу прусскаго имперіализма. И, какъ это ни кажется дикимъ, для достиженія такихъ своихъ цѣлей, германизаторы Эльзасъ-Лотарингіи вступили въ блокъ съ нѣмецкой соціалъ-демократіей, именующей себя великимъ прибѣжищемъ всѣхъ угнетенныхъ, рѣшительнымъ врагомъ всякой тиранніи, а въ особенности -- феодальнаго, военнаго и бюрократическаго самовластья, представителемъ котораго является берлинское правительство.
   И вотъ, на глазахъ у высшей власти въ краѣ, полицейскіе комиссары, мировые судьи, учителя -- словомъ, чиновники всякихъ степеней и родовъ службы -- принялись за энергичную кампанію въ пользу кандидатовъ, выставленныхъ соціалъ-демократіею. При этомъ, чтобы еще больше сбить съ толку избирателей, всѣ кандидаты въ ландтагъ отъ партій, соперничающихъ. съ національнымъ союзомъ Эльзасъ-Лотарингіи, объявили себя въ своихъ избирательныхъ программахъ -- приверженцами націонализма. Мало того: нѣкоторые изъ соціалистовъ, товарищи тѣхъ, что встрѣчали себѣ поддержку со стороны мѣстныхъ чиновниковъ ярко-германизаторскаго типа, прославляли въ своихъ рѣчахъ Францію, называя ее: "Великою тѣнью прошлаго, на знамени которой написано: Свобода, равенство и братство!"
   Германія уже давно лелѣяла мечту обратить свою соціалъ-демократію въ орудіе борьбы съ стремленіями къ независимости Эльзасъ-Лотарингіи! По восшествіи на престолъ Вильгельмъ II очень скоро объявилъ себя покровителемъ рабочаго класса. Онъ съ Бисмаркомъ то поссорился, между прочимъ, на почвѣ соціальнаго вопроса. Императоръ созвалъ въ Берлинѣ международную конференцію труда и приводилъ тогда въ изумленіе Жоля Симона своими теоріями въ соціалистическомъ вкусѣ.
   Сейчасъ же въ Эльзасѣ тогдашнимъ намѣстникомъ княземъ Гогенлоэ-Шиллингфюрстомъ, при содѣйствіи перваго министра Путтмакера, отданъ былъ соотвѣтствующій пароль по всѣмъ отраслямъ административной службы. Мѣстная жандармерія стала покровительствовать манифестаціямъ рабочихъ и даже руководить ими. Разные начальники округовъ принялись проповѣдывать сознательнымъ рабочимъ идеи возмущенія и стачки. Многимъ эльзасскимъ промышленникамъ пришлось, къ своему великому удивленію, услышать, какъ изъ группъ рабочихъ, собиравшихся у нихъ подъ окнами, наряду съ угрозами по адресу хозяина, стали раздаваться возгласы "hoch" въ честь императора. Словомъ, можно было думать, что здѣсь разыгрываются сцены изъ какого-нибудь "Жерминаль" Зола, поставленныя искуссною рукою полицейскаго режиссера.
   Не такъ давно на стѣнахъ домовъ въ одной деревушкѣ въ Лотарингіи можно было видѣть избирательный плакатъ, въ которомъ провозглашалась необходимость: "отстаивать наиболѣе цѣнныя для насъ права -- свободное употребленіе французскаго языка и т. д., и т. д.". Плакатъ былъ подписанъ лицомъ, хорошо извѣстнымъ за дѣятеля германизаціи. Рядомъ съ этимъ красовалась и другая афиша, исходившая отъ другого кандидата, лелѣющаго, можетъ быть, въ душѣ такія же тенденціи пангерманизма, но въ данномъ случаѣ выступившаго подъ соціалистическимъ знаменемъ: въ этой афишѣ къ требованіямъ партикуляристскаго характера былъ присоединенъ одинъ пунктъ довольно-таки общаго интереса: "уничтоженіе налоговъ!" На нашихъ глазахъ какой-то лотарингскій крестьянинъ, медленно прочитавъ съ начала и до конца обѣ эти афиши, покачалъ головой и негромко замѣтилъ: "Ну, бумага то, она все терпитъ!"
   Проведя нѣсколько соціалистовъ въ Ландтагъ Эльзасъ-Лотарингіи, нѣмцы восклицали въ восторгъ: "Наше правительство одержало побѣду!" Итакъ, то, что они сами признали-бы за пораженіе въ Берлинѣ, оказывается, по ихъ словамъ, побѣдою въ Страсбургѣ.
   Конечно, это оказалось Пирровою побѣдой. Начиная съ первыхъ же засѣданій, Ландтатъ обнаружилъ по адресу Германіи тѣ же независимыя тенденціи, что и прежняя Делегація. И вотъ, въ чемъ проявилась прежде всего его позиція.
   Въ бюджетъ Эльзасъ-Лотарингіи германское правительство постоянно вноситъ крупные кредиты на уплату жалованья и выдачу всяческихъ наградъ чиновникамъ и судьямъ, которые всѣ явились въ этотъ край изъ коренной Германіи. Ни одна крупица изъ этихъ суммъ, взыскиваемыхъ казною отъ населенія, не возвращается въ руки аборигеновъ страны. Однако для германскаго аппетита, и этого оказывается недостаточнымъ. Въ бюджетѣ Эльзасъ-Лотарингіи фигурируетъ еще особый кредитъ подъ таинственнымъ именованіемъ: Фондъ милости, состоящій въ распоряженіи императора. Это что-же за кредитъ? возникъ нескромный вопросъ со стороны Ландтага: на что же расходуется этотъ фондъ милости, которымъ распоряжается самъ императоръ? На дѣлѣ изъ этого источника покрываются самые разнохарактерные и своеобразные расходы: за его счетъ иной разъ даютъ отличную пенсію какому-нибудь германскому чиновнику, который негласно оказалъ ту или иную существенную услугу, иногда уплатятъ долги важнаго администратора, которому иначе угрожаетъ скандалъ, или уберутъ подальше съ глазъ долой совсѣмъ скомпрометировавшаго себя агента правительства, а то -- просто оплачиваютъ добрыя услуги всякихъ шпіоновъ внутри Имперіи и заграницей.
   Начнемъ съ того, заявилъ Ландтагъ представителямъ правительства, что уничтожимъ эти недопустимые кредиты. А затѣмъ можно будетъ повыключить изъ бюджета и другіе безполезные расходы, напримѣръ: на содержаніе огромнаго охотничьяго имѣнія императора, который кстати здѣсь никогда и не охотится...
   Разумѣется, всѣ такіе кредиты, исключенные изъ смѣты второю Палатою Эльзасъ-Лотарингіи, т. е. Ландтагомъ, были возстановлены второю Палатою, гдѣ культъ императора остается неприкосновеннымъ, хотя бы потому, что большая часть членовъ Палаты назначена его же властью.
   Но все-таки эта демонстрація явилась хорошимъ урокомъ для пангерманистовъ и вызвала съ ихъ стороны меланхолическія сѣтованія: "Итакъ все, что мы сдѣлали для Эльзасъ-Лотарингіи, не встрѣчаетъ себѣ отклика! Тщетно рѣшились мы дать этой странѣ болѣе либеральную конституцію: населеніе не замедлило использовать свои новыя права къ нашему же ущербу. Значитъ, надо отказаться отъ мягкихъ пріемовъ дѣйствія. Присоединимъ же попросту Эльзасъ-Лотарингію къ владѣніямъ Пруссіи, которая живо научитъ недовольныхъ ходить по стрункѣ, какъ на парадѣ".
   Во всякомъ случаѣ начальное выступленіе парламента Эльзасъ-Лотарингіи явилось горькимъ разочарованіемъ для министерства г. Цорнъ-фонъ-Бюлаха, которое поставило себѣ задачей привязать къ Германіи сердца эльзасъ-лотарингцевъ при помощи новаго избирательнаго закона.
   Тогда по иниціативѣ Цорнъ-фонъ-Бюлаха, г. Мандель, помощникъ министра внутреннихъ дѣдъ, выработалъ два законопроекта, имѣющихъ цѣлью ограничить свободу печати и свободу собраній въ Эльзасъ-Лотарингіи. Помощью этихъ законопроектовъ, министерство Цорнъ-фонъ-Бюлаха хотѣло заручиться правомъ распускать простымъ распоряженіемъ администраціи всякое общество, дѣятельность котораго была бы признана имъ опасной для спокойствія Имперіи. Министерство желало получить полномочіе запрещать продажу въ Эльзасъ-Лотарингіи не только иностранныхъ газетъ, но и газетъ мѣстныхъ, если онѣ издаются на "иностранномъ языкѣ". Само собой разумѣется, здѣсь имѣлись въ виду французскія изданія.
   Въ своихъ объясненіяхъ г. фонъ-Бюлахъ указывалъ, что населеніе аннексированныхъ провинцій, пользуясь во зло той долей свободъ, которыя ему были предоставлены, вступаетъ въ сообщества, проникнутыя французскими тенденціями, и воздерживается отъ вступленія въ ряды союзовъ истинно-германскаго направленія.
   Въ общемъ министерство домогалось въ своихъ законопроектахъ возстановленія права диктатуры. Оставалось неизвѣстнымъ, какъ отнесется къ этимъ проектамъ Рейхстагъ, но во всякомъ случаѣ дѣйствія министерства привели пока къ возрожденію блока противогерманскихъ оппозиціонныхъ группъ въ Эльзасъ-Лотарингіи.
   

ГЛАВА VI.
Педанты.

   Пангерманисты желали бы аннексировать всѣ государства міра и владычествовать не только надъ настоящимъ, но и прошлымъ и будущимъ покоренныхъ Германіей народовъ.
   Одинъ нѣмецкій ученый г. Волькманнъ, родомъ изъ Берлина, доказывалъ, напримѣръ, не такъ давно, что Наполеонъ -- германскаго происхожденія: у него, видите-ли, были голубые глаза и свѣтлокаштановые волосы. Если же волосы эти и казались порой, когда Наполеонъ отпускалъ ихъ, черными, то это зависѣло отъ помады (конечно, тоже -- нѣмецкой), которую императоръ употреблялъ въ такихъ случаяхъ. "Его фамилія Бонапартъ (Боунапартъ) -- ничто иное, какъ испорченное нѣмецкое имя Бониперть". (Да полно, такъ ли? Скорѣй, пожалуй, Бонапартъ -- это искаженная нѣмецкая фамилія Гогенцоллернъ?)
   Отсюда слѣдуетъ вывести заключеніе: въ сраженіи при Іенѣ пруссаки были побиты однимъ изъ своихъ же. Простая семейная ссора!
   Въ какомъ блаженномъ невѣдѣніи находились, оказывается, геніальные представители великой германской эпохи, всѣ эти бѣдные Гердеры, Лессинги, Шиллеры и имъ подобные: они даже и не подозрѣвали, что за ними грядутъ въ міръ пангерманисты. Тѣмъ лучше для нихъ: они бы пришли въ ужасъ отъ современной тевтоманіи.
   Почти въ одно и то же время съ работой г. Волькманна о Наполеонѣ появился "Словарь новѣйшихъ изобрѣтеній" г. Фельтгауза. Онъ составленъ въ томъ же духѣ. Возьмемъ, для примѣра, слово "Автомобиль". Изобрѣтатели, конструкторы, промышленники, шоферы, механики -- сплошь все нѣмцы. Ни одного французскаго имени, какъ-будто французы такъ-таки ровно ничего и не внесли въ дѣло развитія автомобилизма.
   Недавно одинъ баденскій профессоръ г. Герлахъ вздумалъ доказывать, что побѣдитель при Вальми Келлерманъ будто-бы родомъ изъ Германіи. Французы -- жители Эльзаса -- выискали въ Страсбургѣ подлинный актъ о рожденіи Келлермана и доказали, съ помощью этого документа, посрамленному профессору и его друзьямъ-пангерманистамъ, что генералъ Келлерманъ былъ прирожденнымъ жителемъ Страсбурга.
   Прежде, чѣмъ начатъ преслѣдованіе и гоненіе на все французское, дѣятели пангерманизма расточали льстивыя похвалы и дѣлали различныя заманчивыя предложенія и обѣщанія по адресу Франціи. Дѣло въ томъ, что они надѣялись заинтересовать насъ, французовъ, въ размѣщеніи нѣмецкихъ цѣнностей на биржѣ. Нѣмцы настолько не понимали настроенія французовъ по отношенію къ нимъ, что думали польстить отдѣльнымъ уроженцамъ Франціи тѣмъ, что приписывали имъ германское происхожденіе. Къ числу аннексированныхъ такимъ образомъ фамилій принадлежитъ и имя автора настоящаго очерка.
   Въ самомъ дѣлѣ, какого происхожденія фамилія Гензлэнъ (Hinzelin)? Дѣйствительно ли -- германскаго? Одинъ, знакомый итальянецъ увѣрялъ, что Гензлэнъ -- испорченное итальянское имя. По его мнѣнію выходило, что родоначальникомъ этой фамиліи является никто иной, какъ гибелинъ, Эччелино. Когда ему замѣчали на это, что обѣ фамиліи пишутся совершенно разно, онъ возражалъ, что имена собственныя не имѣютъ никакой опредѣленной орфографіи. Пожалуй, онъ правъ, такъ какъ и въ настоящее время фамилія Гензлэнъ пишется самымъ разнообразнымъ образомъ (по-французски: Hincelin, Hainzelin, d'Hinselin, Hinzelin и т. п.).
   Недавно, занявшись изученіемъ твореній знаменитаго швейцарскаго живописца Ганса Гольбейна, авторъ настоящей книги наткнулся случайно на строки, гдѣ говорилось, что друзья художника называли его иногда ласкательнымъ именемъ Гэнзлейнъ (отъ Гансъ). Что, если отсюда и пошла фамилія Гензлэнъ? Но недолго пришлось мнѣ увлекаться этимъ заманчивымъ для меня предположеніемъ о возможности родства между великимъ художникомъ и мною. Одинъ изъ друзей, Артюръ Шюкэ, разбилъ мои мечты: знаменитый филологъ доказалъ съ неопровержимой ясностью, что фамилія Гензлэнъ происходитъ отъ имени Гейнзелэнъ-де-Констансъ, и что фамилію эту носилъ швейцарскій поэтъ, жившій въ концѣ XIII вѣка и написавшій "Доктрину Любви" въ легкихъ и звучныхъ стихахъ...
   Какого бы происхожденія ни была фамилія Гензлэнъ -- итальянскаго, швейцарскаго или нѣмецкаго -- фамилію эту съ честью носятъ вотъ ужъ нѣсколько поколѣній французовъ, которые вѣрно служатъ своей родинѣ въ арміи, школѣ и прессѣ и каждую минуту съ радостью готовы умереть за свое отечество.
   Но вернемся къ славнымъ дѣятелямъ пангерманизма. Они настолько ослѣплены своей ненавистью къ Франціи и всему французскому, что и въ глазахъ французовъ видятъ дикое пламя той же ненависти. Но нѣмцы жестоко ошибаются: въ добродушномъ, веселомъ и живомъ галльскомъ племени нѣтъ и тѣни желчной злобности тевтонцевъ. Франція никого не ненавидитъ; никому не завидуетъ. Ненависть -- это доказательство низменности натуры; зависть -- есть признаніе чужого превосходства и, слѣдовательно, собственной слабости.
   Французы прекрасно отдаютъ себѣ отчетъ въ высокомъ достоинствѣ своего языка и литературы; но изъ этого вовсе не слѣдуетъ, чтобъ они презрительно относились къ чужимъ языкамъ и иностраннымъ литературамъ.
   Да будетъ извѣстно всѣмъ галлофобамъ, что если Франція и страдаетъ какимъ недостаткомъ, то прямо противоположнымъ заносчивому высокомѣрію и безграничному самомнѣнію нѣмцевъ. Слабой стороной Франціи является чрезмѣрное преклоненіе передъ всѣмъ чужеземнымъ.
   Въ началѣ своей литературной карьеры популярнымъ романистамъ Эркману и Шатріану никакъ не удавалось привлечь къ себѣ вниманіе французской читающей публики. Тогда они пустились на слѣдующую хитрость. Выпустили ближайшую же книгу своего сочиненій съ подзаголовкомъ: "Повѣсть Эмиля Эркмана, переведенная съ нѣмецкаго Александромъ Шатріанъ". Книга имѣла выдающійся успѣхъ. Еще бы, нѣмецкая повѣсть! Развѣ могло быть иначе? Французы -- народъ крайне любознательный. Они интересуются всѣмъ, что дѣлается въ чужихъ странахъ. Достаточно кому-нибудь вскользь, въ разговорѣ, похвалить тотъ или иной иностранный языкъ, чтобы его тотчасъ же забросали вопросами: "Вы можете привести какіе-нибудь примѣры? Пожалуйста, скажите намъ фразу-другую, по которымъ можно было бы судить о красотѣ этого языка"?
   Не проходитъ года, чтобы Франція не "открыла" какого-нибудь иностраннаго писателя, который не успѣлъ еще получить признанія у себя на родинѣ. Иногда имя этого писателя во Франціи пользуется большей популярностью, чѣмъ въ его отчизнѣ. Примѣрами могутъ служить Гофманъ и Генрихъ Гейне. Пожалуй, черезчуръ восхищаются во Франціи Лиліенкраномъ и Зудерманомъ. Зудерманъ многимъ и многимъ обязанъ Флоберу, Мопассану, Золя, Дюма-сыну и даже Сарду! Но французская критика видитъ передъ собой единственную цѣль -- цѣль глубже вникнуть въ замыселъ художественнаго творчества. писателя, а чтобы понять автора, нужно раньше его полюбить.
   Пангерманистамъ никогда не постичь поэтому великихъ литературныхъ твореній Франціи. И французы должны это твердо помнить.

* * *

   Дѣятели пангерманизма намѣренно игнорируютъ заслуги Франціи и замалчиваютъ объ ея успѣхахъ на различныхъ поприщахъ человѣческой дѣятельности.
   Во Франкфуртскомъ музеѣ одна изъ залъ посвящена художникамъ всѣхъ временъ и народовъ. Всѣ тѣ, кто владѣлъ искусно рѣзцомъ или кистью, нашли себѣ здѣсь пріютъ. Но гдѣ же Пуссэнъ? Гдѣ Лэзюёръ? Пювисъ-де-Шаваннъ? Ихъ слава, оказывается, не перешагнула черезъ Рейнъ.
   Иногда Германія искренно ошибается въ оцѣнкѣ французскихъ артистовъ и писателей. Въ классическихъ трудахъ по исторіи всеобщей литературы она едва упоминаетъ о Декартѣ, родоначальникѣ современной мысли! Она какихъ-нибудь десять строкъ посвящаетъ Виктору Гюго, и зато на двадцати страницахъ прославляетъ какое-нибудь ничтожество!
   Всѣ тевтоманы обязательно -- враги всего чужеземнаго. Эти ярые ксенофобы, разумѣется, больше всего ненавидятъ свою сосѣдку Францію, но и къ другимъ народамъ они далеко не питаютъ нѣжныхъ чувствъ. Русскихъ они считаетъ грязными и упрямыми животными; чеховъ -- дикарями, съ которыми можно обращаться только съ помощью палки; итальянцевъ и испанцевъ -- зловредными бродягами и попрошайками: англичанъ и американцевъ -- лицемѣрами, пьяницами и жестокими, бездушными людьми. Одинъ народъ великъ и прекрасенъ -- и это сами нѣмцы. Другія націи не могутъ даже и постичь германскаго величія и красоты душевной.
   И этому учатъ въ университетахъ, гимназіяхъ, во всѣхъ школахъ по ту сторону Рейна и увы! по ту сторону Вогезовъ -- также! "Назначеніе Германіи -- возродить нравственно обветшалый міръ и дать ему новые законы. Нѣмецкій народъ отмѣченъ перстомъ Божьимъ, какъ излюбленный Богомъ народъ". Всякій школьникъ и школьница въ Германіи прежде всего должны заучивать этотъ новый символъ вѣры.
   Нечего и говорить, что Франція далека отъ желанія обратиться въ царство галломаніи и галломановъ. Никогда не слѣдуетъ дѣлать того, что осуждаешь въ другихъ; иначе рискуешь встать съ ними на одну плоскость.
   Но если подражать нѣмцамъ -- смѣшно и глупо, то все-таки у дѣятелей пангерманизма можно кой-чему и научиться. Французамъ нужно выше цѣнить свое достоинство и развивать въ подрастающемъ поколѣніи любовь къ Франціи и ко всему французскому.

* * *

   Въ гнѣвѣ на то, что въ Эльзасъ-Лотарингіи дѣло германизаціи идетъ изъ рукъ вонъ плохо, нѣмцы осыпаютъ бранью и угрозами не только самихъ эльзасцевъ и лотарингцевъ, но и французовъ вообще и даже всѣхъ обитателей нашей планеты, въ жилахъ которыхъ не течетъ благородная германская кровь.
   Послушайте, что пишетъ одинъ изъ главныхъ органовъ пангерманистской печати: "Франція получила свое названіе отъ франковъ -- племени, издавна населявшаго ее. Первобытные жители Франціи достигли нѣкоторой степени культуры и поднялись надъ настоящими дикарями, потому что Германія въ свое время занялась ими. Франція заняла затѣмъ выдающееся положеніе и сохраняла его до тѣхъ поръ, пока кровь туземцевъ съ черными волосами не испортила въ конецъ благородной крови бѣлокурыхъ германцевъ. Когда, благодаря многочисленнымъ религіознымъ войнамъ, возстаніямъ и великой революціи, типъ германца со свѣтлыми волосами исчезъ съ лица Франціи, послѣдняя мало-по-малу впала въ прежнее ничтожество! Германія выступила на сцену міровой исторіи и, какъ прахъ, разсѣяла по всему лицу земли государства людей съ чернымъ цвѣтомъ волосъ. Только тѣ страны уцѣлѣли, которыя Германія пріобщила къ своей культурѣ, вливъ въ жилы ихъ населенія нѣмецкую кровь. Въ настоящее время ничто въ мірѣ не въ силахъ задержать побѣду благородныхъ германцевъ надъ расой съ черными волосами".
   Прочтя эти строки, французскій читатель улыбнется, пожалуй, да недовѣрчиво покачаетъ головой. "Конечно, это шутка, мистификація!" скажетъ онъ: "какому-нибудь остроумному эльзасскому критику вздумалось позабавиться -- вотъ онъ и сталъ подражать теоріямъ и стилю пангерманистовъ. Вѣдь серьезно никто-жъ не станетъ писать подобныя вещи?" Читатель ошибется. Приведенныя выше фразы цѣликомъ взяты со столбцовъ "Рейнской и Вестфальской газеты", а эта газета никогда не шутить.
   Такъ вотъ почему Германія считаетъ себя "превыше всего". Это -- прямой вызовъ съ ея стороны, брошенный исторіи и здравому смыслу.
   Конечно, среди германцевъ было много бѣлокурыхъ людей высокаго роста. Но и многіе галлы имѣли тотъ же оттѣнокъ волосъ и тотъ же ростъ. Это не помѣшало и тѣмъ, и друтимъ быть побитыми римскими легіонами, составленными изъ людей небольшого роста съ черными глазами и темнымъ цвѣтомъ волосъ. Мало того -- только такимъ путемъ цивилизаціи удалось проникнуть къ варварамъ: галламъ и германцамъ. Римляне погрязли затѣмъ въ порокахъ и въ свою очередь погибли отъ меча тѣхъ, кого они считали навѣки покоренными. Но общіе историческіе выводы и заключенія чрезвычайно трудно црилагать на практикѣ къ тѣмъ или инымъ отдѣльнымъ историческимъ личностямъ. Какъ забавны, напримѣръ, главныя положенія тѣхъ же пангерманистовъ! Современная Германская имперія создана, какъ извѣстно, Вильгельмомъ I и Бисмаркомъ. Вильгельмъ I былъ средняго роста, а у Бисмарка были волосы темнаго цвѣта. Что-же касается современнаго повелителя имперіи Вильгельма II, онъ -- темный шатенъ, средняго роста.
   И что за дикая мысль, какъ подумаешь, классифицировать людей по росту и оттѣнку ихъ волосъ и затѣмъ, согласно этому,-- выводитъ заключеніе объ ихъ сравнительномъ достоинствѣ и даже объ исторической роли въ будущемъ населяемыхъ ими странъ!
   Приблизительно разсужденіями подобнаго же характера и достоинства пытались нѣмцы въ свое время оправдать произведенную ими аннексію Эльзасъ-Лотарингіи. Зарейнскій педантизмъ, котораго никогда не понять французамъ, любитъ изливаться въ высокомѣрныхъ софизмахъ.
   Разумѣется, не всѣ пангерманисты повинны въ этомъ, но большая часть изъ нихъ думаетъ, что подобные софизмы полезны и могутъ завершить дѣло, начатое пушками. Франція должна приготовиться парировать всяческіе удары.
   Во всякомъ случаѣ французы не забудутъ уроковъ, преподанныхъ имъ до сихъ поръ Германіей. Уроки эти будутъ помнить и французы съ темными, и французы съ свѣтлыми волосами. Если же, паче чаянія, они и забыли бы ихъ, то французы съ сѣдыми, какъ лунь, волосами, придутъ къ нимъ на помощь. И всѣ французы, безъ различія цвѣта волосъ, всегда радостно будутъ привѣтствовать молодыхъ людей, уроженцевъ Эльзасъ-Лотарингіи, которые служатъ подъ французскимъ знаменемъ, чтобы не служить только подъ стягомъ бѣлокурой Германіи!
   

ГЛАВА VII.
За столомъ.

   Послѣ того, какъ пангерманисты объявили походъ противъ меню, написанныхъ на французскомъ языкѣ, они мечтаютъ теперь объявить бойкотъ и самой французской кухнѣ.
   Одинъ изъ героевъ Гёте говорить: "Добрый нѣмецъ ненавидитъ французовъ, но зато охотно пьетъ ихъ вина". Въ настоящее же время нѣкоторые нѣмцы отказалисьи отъ французскаго вина, и отъ французскихъ блюдъ.
   Въ одномъ французскомъ кулинарномъ журналѣ, "Le carnet d'Epicure", появилась какъ-то замѣтка о нѣмецкой кухнѣ, причемъ въ замѣткѣ этой выражалось мнѣніе, что нѣмецкое кулинарное искусство очень далеко отъ совершенства. Тотчасъ же въ отвѣть на это берлинскій кулинарный журналъ объявилъ нѣмецкую національную кухню "превыше всего".
   Въ доказательство изысканности нѣмецкаго вкуса, журналъ приводилъ меню параднаго обѣда въ одномъ изъ самыхъ аристократическихъ домовъ Берлина:
   
   Икра по-русски.
   Супъ финансистовъ.
   Филеи изъ палтуса.
   Пулярдки à la daine blanche.
   Омары по-индѣйски.
   Шоффруа изъ куропатокъ съ трюфелями.
   Жареное оленье сѣдло -- соусъ Альтессъ.
   Салатъ demi-deuil.
   Компотъ изъ абрикосовъ по-итальянски.
   Спаржа по-французски.
   Шампиньоны à la maître d'hôtel.
   Мороженое съ сюрпризомъ по-японски.
   Сосиски изъ сыра по-англійски.
             Дессертъ.
   
   Кулинарный журналъ затѣмъ пространно и торжественно пояснилъ, какъ все было приготовлено и какъ подано. Икра была уложена въ хрустальную вазу, которую вверху увѣнчивало изображеніе нѣмецкаго орла, (надо сознаться, что здѣсь утка была бы куда болѣе подходящей птицей!) Супъ финансистовъ былъ приготовленъ изъ мяса, телятины, нѣсколькихъ куръ и кореньевъ; для приданія супу большей аппетитности въ него пущены были маленькія разноцвѣтныя клецки: зеленыя, бѣлыя, черныя и красныя; кромѣ того, въ прозрачную, какъ стекло влагу, опущена была тончайшая, какъ ниточка, вермишель, золотистаго цвѣта. Что можете сказать вы, читатель, по поводу этихъ нѣмецкихъ затѣй? Разноцвѣтныя клецки? Если бы еще ихъ цвѣта соотвѣтствовали цвѣтамъ національнаго нѣмецкаго флага -- куда ни шло! Но причемъ же зеленый то цвѣтъ? Что онъ обозначаетъ? Весеннее время года, что-ли? А эти золотистыя ниточки, плавающія на поверхности супа,-- не правда-ли, они должны быть похожи на попавшіе въ супъ чьи-то бѣлокурые волосы?
   Соусъ Альтессъ -- это новѣйшее изобрѣтеніе нѣмецкой кухни, которымъ она очень гордится. Какъ же онъ приготовляется? А вотъ какъ: виноградное желе соединяется для этого съ сбитыми сливками... Ну, конечно, мы именно такъ и думали!.. Развѣ можетъ оленье сѣдло обойтись безъ сбитыхъ сливокъ?
   Только, кажется, одна спаржа приготовляется у нѣмцевъ по-французскому рецепту, хотя и рекомендуется, подавая ее на столъ, наверхъ положить самую крупную и лучшую, а внизъ -- спаржу похуже. Не правда ли, недурный образчикъ пресловутой нѣмецкой скаредности? Французы -- тоже народъ бережливый, но у нихъ на парадныхъ обѣдахъ вовсе не принято, даже и внизъ, подкладывать сухую и мелкую спаржу: на столъ въ такихъ случаяхъ подается все самое отборное и лучшаго качества.
   Французскіе повара обвиняютъ нѣмецкихъ, главнымъ образомъ, въ неумѣніи составлять меню. Искусство составленія программы обѣда.-- по-преимуществу, французское искусство. Какъ!-- говорятъ повара-французы своимъ нѣмецкимъ собратьямъ:-- вы подаете подрядъ три соуса къ тремъ разнымъ блюдамъ, причемъ эти соусы по цвѣту и вкусу очень мало разнятся другъ отъ друга! Вы кладете раковыя шейки въ филе изъ палтуса и въ омары! Горе тѣмъ, которые не любятъ раковъ!.. Омары по-индѣйски подаются у васъ съ рисомъ и рисъ-же входить въ фаршъ для пулярдки! Трюфелями нашпигована пулярдка и трюфели-же входятъ въ соусъ demi-deuil. По истинѣ, это ужъ самый глубокій трауръ по тонкому вкусу. Одно жаркое изъ птицы слѣдуетъ у васъ непосредственно за другимъ. Ужъ это просто преступленіе! Такая небрежность...
   Что касается до антремэ (entremets), составленныхъ согласно нѣмецкому вкусу,-- это несравнимый ни съ чѣмъ шедевръ кулинаріи! Вотъ, напримѣръ, рецептъ приготовленія мороженаго по-японски: для каждой формочки мороженаго приготовить по чашечкѣ изъ слоенаго тѣста; въ одну такую чашечку или половинку положить фисташковое, а въ другую мороженое изъ банана; затѣмъ наложить одну половинку на, другую и закрыть щель между чашечками тѣстомъ. Всѣ отдѣльныя чашечки съ мороженымъ выложить на бисквитный кругъ и запечь все кушанье нъ свиномъ салѣ, очень горячемъ.
   Откровенно говоря, это не только, разумѣется, не вкусно, но и не ново. Ужъ давнымъ давно Генрихъ Гейне крайне несправедливо сравнилъ стихи Виктора Гюго съ китайскимъ запеченымъ мороженымъ. "Снаружи -- жжетъ, внутри -- леденитъ". Но едва ли Генриху Гейне когда-нибудь снилась возможность ѣсть мороженое, приготовленное на свиномъ салѣ, да еще за обѣдомъ въ одномъ изъ лучшихъ домовъ Берлина!
   Кончается знаменитое меню сосисками изъ сыра.
   Рецетъ: приготовить обыкновенное тѣсто, смѣшать его съ сыромъ де-Грюэръ и Честэромъ, сдѣлать изъ этой общей массы маленькія сосиски, положить ихъ на промасленную бумагу и изжарить въ горячемъ свиномъ салѣ; вынувъ изъ печки, обвалять въ тертомъ сырѣ и подавать въ такомъ видѣ на столъ.
   Вотъ-то долженъ быть букетъ! Сырныя сосиски, изжаренныя все на томъ же излюбленномъ нѣмцами свиномъ салѣ -- можно ли придумать болѣе удачное завершеніе несравненному нѣмецкому обѣду? Какъ чудесно и свѣжо должно было быть послѣ этого дыханіе прелестныхъ женскихъ устъ!
   "Мы не понимаемъ только, зачѣмъ понадобилось нѣмцамъ назвать эти сосиски -- англійскими?" восклицали французскіе повара: "вѣдь вздумай нѣмцы угостить ими англичанъ, послѣдніе навѣрное съ негодованіемъ швырнули бы злополучныя сосиски имъ прямо въ лицо. Правильнѣе было бы назвать эти сосиски -- нѣмецкими: вѣдь нѣмцы ихъ выдумали".
   Въ своемъ "Се человѣкъ" нѣмецкій философъ Ницше говоритъ, что сила и благородство человѣческой природы находится въ прямой зависимости отъ питанія. Другими словами, главное въ человѣкѣ это -- его желудокъ. Ницше совѣтуетъ серьезно прислушиваться къ голосу желудка и детально ознакомиться со всѣми его особенностями. Слѣдуетъ остерегаться пить черный кофе, чтобы не впадать въ меланхолію, и крѣпкій чай, чтобы не проводить затѣмъ безсонныхъ ночей. Чтобы пища могла хорошо перевариваться и обмѣнъ веществъ совершался правильно, нужно, какъ можно меньше, сидѣть на мѣстѣ и побольше двигаться: работа ногъ способствуетъ усвоенію пищи организмомъ. "Сидни -- это великіе грѣшники передъ животворящимъ духомъ. Всѣ предразсудки происходятъ отъ дурного пищеваренія". Вотъ почему Ницше безпощадно осуждаетъ нѣмецкую кухню. Она породила современный нѣмецкій духъ. Тяжеловѣсный умъ создается отягощеннымъ желудкомъ. Оказывается, такимъ образомъ, что всѣ теоріи пангерманистовъ -- это только продуктъ плохого пищеваренія.

* * *

   Супруга герцога Орлеанскаго, невѣстка Людовика XIV и матъ будущаго регента, никакъ не могла освоиться съ французской кухней и цѣлыхъ пятьдесятъ лѣтъ тосковала по родной нѣмецкой стряпнѣ. Чего она терпѣть не могла -- это шоколада, чая и.кофе. "По-моему, чай -- писала она:-- это какіе-то зловонные помои. Запахъ кофе напоминаетъ чье-то нечистое дыханіе. Именно такъ пахло всегда изо рта покойнаго епископа Парижскаго". Ахъ, идиллическій запахъ нѣмецкой кислой капусты!
   Любимое кушанье Вильгельма II -- это, такъ называемый, "лѣтній супъ". Его ѣдятъ совершенно холоднымъ. Туда кладется кусочками треска, свекла, свѣжіе огурцы, укропъ, лукъ; все это заливается огуречнымъ разсоломъ и подправляется сметаной; затѣмъ этотъ супъ относится на ледникъ, а передъ тѣмъ, какъ подавать его на столъ, въ него опускаются еще рубленыя яйца, раковыя шейки и кусочки льду.
   Пробѣжавъ этотъ рецетъ, рѣшишь сразу, что это вѣрно любимый супъ какихъ нибудь дикарей; что, можетъ, гдѣ-нибудь на раскопкахъ въ Италіи удалось найти любопытное указаніе на то, какъ изготовлялось любимое блюдо какого-нибудь Аттилы. Но нѣтъ, оказывается, это -- польская окрошка, аннексированная Вильгельмомъ II.
   Послѣ нѣмецкихъ меню не лишнее ознакомиться съ тѣмъ, какъ ѣдятъ нѣмцы. Въ четыре часа въ одинъ изъ ресторановъ Меца зашла нѣмецкая парочка и заняла столикъ неподалеку отъ насъ. На пышныхъ, золотистыхъ волосахъ нѣмки красовалась какая-то плоская зеленая шапочка-блинъ: точно пятно на солнечной коронѣ. Каріе глаза дамы имѣли довольно мягкое выраженіе; она вообще была недурна собой и даже ея сѣрый костюмъ шелъ къ ней.
   Мужъ, какъ-то непріятно шевеля своими торчащими кверху кончиками усовъ, внимательно занялся изученіемъ обѣденной карты. Супруги затѣмъ долго обсуждали между собой меню обѣда, пока не пришли наконецъ къ соглашенію. Черезъ нѣсколько времени мужу подали вареное мясо, жареную дичь и зеленые бобы.
   А женѣ? Кусочекъ какого-то сильно пахучаго сыра. И она, бѣдная, пока мужъ, пользуясь вилкой вмѣсто ножа и ножемъ вмѣсто ложки, съ жадностью поѣдалъ все поданное ему заразъ, должна была довольствоваться скромными крохами, выпавшими на ея долю. Нѣмка аккуратно отрѣзала корочки у сыра, затѣмъ сдѣлала два ломтика хлѣба, положила на нихъ сыръ и крошечными кусочками, видимо, желая продлить удовольствіе, стала закусывать. Оба супруга въ одно и то же время кончили свою трапезу и, отбросивъ въ сторону бумажныя салфетки, встали изъ-за стола.
   Одинъ нѣмецъ, человѣкъ вполнѣ интеллигентный, говоря въ письмѣ о Страсбургѣ, гдѣ ему удалось побывать впервые, написалъ буквально слѣдующее: "Здѣсь много отличныхъ кафэ, но чашки подаютъ всюду крошечныя! Нельзя положить всей порціи сахара, которая тебѣ полагается, безъ того, чтобы любой напитокъ не обратился въ какой-то густой сиропъ". Хорошенькое выраженіе -- всей порціи, которая полагается! Потерять что-либо, будь то одинъ кусокъ сахара, не въ нѣмецкихъ нравахъ!
   Куда дѣвались въ настоящее время всѣ прежнія кафэ Страсбурга съ своими оригинальными вывѣсками и надписями: Тигръ, Единорогъ, Слонъ, Четыре вѣтра, Сосновая Шишка, Кольцо, Бездонный погребъ?.. Ихъ мѣсто заняли новыя кофейни нѣмецкаго типа. Это настоящія пивныя лавки, ничуть не похожія на прежнія веселыя французскія кафэ. Кофейни новыя -- это мѣста, гдѣ тянутъ пиво, гдѣ царитъ леденящая душу, какая-то зловѣщая тишина, гдѣ не увидишь ни одного оживленнаго лица, ни одной веселой улыбки. Люди, пришедшіе сюда со спеціальной цѣлью -- поѣсть и выпить, добросовѣстно посвящаютъ себя закускѣ и пиву. Они сидятъ, мрачно насупившись, и ждутъ, когда имъ подадутъ, а потомъ начинаютъ жевать и глотать съ дѣловымъ, озабоченнымъ видомъ. Только и слышно что хлопанье пробокъ да звонъ посуды и стукъ ножей и вилокъ. Здѣсь произносится вслухъ одно только священное слово, имѣющее для нѣмецкихъ посѣтителей какое-то символическое значеніе: Mahlzeit... Какъ, вы думаете не снимать вашей шляпы? Сохрани Боже, здѣсь всѣ обязаны снимать свои головные уборы, и мужчины-нѣмцы, которые не приподнимутъ шляпы, чтобы дать дорогу дамѣ, повстрѣчавшейся съ ними на узкой лѣстницѣ или тротуарѣ, и не обнажатъ головы при видѣ похоронной процессіи.-- съ какимъ-то благоговѣніемъ снимаютъ шляпы, входя въ пивную. Надо видѣть, съ какой аккуратностью, какъ бережно стряхиваютъ они пепелъ своихъ сигаръ въ разставленныя повсюду вычурнаго вида пепельницы. Прислуги-нѣмки ходятъ размѣренными шагами, и ихъ лица оживляются только, когда имъ приходится прислуживать у столика какого нибудь офицера или студента съ огромнымъ шрамомъ на лицѣ. Въ буфетомъ прилавкѣ, за которымъ стоитъ толстая нѣмка-кассирша, нагромождены цѣлыя торы различныхъ колбасныхъ продуктовъ и вареной и конченой рыбы. Нѣмцы любятъ закусывать копчеными селедками, какими-нибудь маринованными рыбками, ветчиной, острымъ сыромъ -- однимъ словомъ, всѣмъ тѣмъ, что вызываетъ усиленную жажду и что можно залить изряднымъ количествомъ пива.
   

ГЛАВА VIII.
Пангерманское искусство.

   Ни одинъ изъ коренныхъ обитателей Страсбурга никогда не простить нѣмцамъ того, что они изуродовали его родной городъ. "Благодаря намъ -- заявляютъ между тѣмъ нѣмцы -- Страсбургъ начинаетъ становиться красивымъ городомъ". Вотъ, по истинѣ, кошунственныя слова грубыхъ натуръ!
   Нѣмцы, видимо, одушевлены желаніемъ примѣнить къ Эльзасу и Лотарингіи тѣ пріемы, къ которымъ прибѣгали когда-то фараоны и цезари съ цѣлью импонировалъ побѣжденнымъ народамъ. Повсюду въ краѣ они возводятъ одну постройку за другой. Увы, въ нѣмецкихъ зданіяхъ вы не найдете тѣни величія древнихъ пирамидъ или цирковъ, ни малѣйшаго признака той красоты, которою одухотворены сфинксы или античныя колоннады. Все, что понастроено здѣсь руками нѣмцевъ,-- всевозможные ихъ дворцы, зданія судебныхъ учрежденій, почтамты, университеты, префектуры, вокзалы, казармы -- все это отличается колоссальными размѣрами, но ничуть не производить величественнаго впечатлѣнія! Въ любомъ изъ этихъ зданій вамъ непремѣнно бросится въ глаза какая-нибудь грубая деталь. Но пангерманское зодчество нисколько не опасается за то, что его творенія могутъ произвести на зрителя впечатлѣніе смѣшного. Боязнь этого рода -- можетъ быть, единственный видъ страха, совершенно незнакомый истинно-германской натурѣ.
   Нельзя себѣ представить ничего болѣе притязательнаго на свѣтѣ, чѣмъ самомнѣніе нѣмецкаго педанта. Ничто, напримѣръ, не сравнится съ непоколебимой увѣренностью Вильгельма II въ непогрѣшимости его артистическаго пониманія -- развѣ только безнадежная посредственность императорскаго вкуса. Дѣйствительно, среди вѣчнаго возбужденія, въ которомъ живетъ императоръ, мѣняющій чуть не ежечасно свой костюмъ и направленіе политики, одинъ только вкусъ его постоянно остается вѣренъ себѣ: неизмѣнное безвкусіе -- вотъ опредѣленнѣйшая черта всѣхъ художественныхъ начинаній императора!
   Итакъ, вслѣдъ за вторженіемъ въ Эльзасъ германской власти въ лицѣ нѣмецкаго солдата и чиновника, началось не менѣе, пожалуй, тягостное вторженіе въ этотъ край германскаго зодчества. Сначала въ своихъ постройкахъ офиціальнаго характера нѣмцы неуклюже, старались подражать романскому и готическому стилю. Стремясь уничтожить слѣды прежней французской культуры въ краѣ, нѣмецкая администрація, можно сказать, загромождаетъ самые незначительные городки огромными общественными зданіями. Сюда присоединяется еще какая-то тенденція подражать феодальнымъ порядкамъ, точно съ тѣмъ, чтобы символизировать намѣреніе Германіи перенести сюда феодальный строй жизни. Какъ въ средневѣковыя времена хижины вассаловъ тѣсно лѣпились вокругъ какого-нибудь стараго замка, такъ и въ эльзасскихъ городкахъ казенныя зданія окружаются вновь выстроенными виллами нѣмецкаго чиновничества, которыя имѣюта видъ слѣпковъ съ бездарныхъ образцовъ современной архитектуры Германіи и рѣжутъ глазъ своей полной дисгармоніей съ изяществомъ старыхъ построекъ, сохранившихся здѣсь отъ эпохи французскаго владычества.
   Въ прежнія времена Эльзасъ можно было назвать, пожалуй, музеемъ, переполненнымъ прекрасными твореніями искусства. Путешественникъ встрѣчалъ здѣсь дивные образцы и церковной архитектуры, какъ соборы въ Страсбургѣ, Танкѣ, Кольмарѣ, Виссембургѣ и Мармутье, и старыхъ крѣпостныхъ сооруженій, вродѣ городскихъ воротъ и башенъ въ Тюркгеймѣ и Рикевирѣ, и, наконецъ, частныхъ построекъ и сооруженій въ городахъ и даже деревняхъ, какъ дома съ изукрашенными фасадами, фонтаны, колодцы и т. п.
   Въ нѣкоторыхъ селеніяхъ департаментовъ Верхняго и Нижняго Рейна вы можете увидѣть иногда по истинѣ очаровательные домики. Когда семья садится здѣсь за трапезу вокругъ стариннаго стола передъ очагомъ своихъ отцовъ и дѣдовъ, то кажется, что всѣ окружающіе предметы однимъ своимъ видомъ способны пробудить у обитателей дома вкусъ къ истинно-прекраснымъ вещамъ. Здѣсь все удивительно хорошо и просто: и старинная дубовая мебель, и потолокъ, выложенный деревянными панелями, шкафъ съ тонкой рѣзьбой, поставецъ, заставленный старой фаянсовой посудой, стулья съ фигурными спинками -- словомъ все, вплоть до стѣнныхъ часовъ въ красивомъ деревянномъ футлярѣ, гдѣ видно сквозь стекло, какъ еле колышется позолоченный маятникъ. Прекрасное -- тутъ естественная принадлежность, такъ сказать, цвѣтокъ необходимаго для жизни. Вы вдыхаете его ароматъ въ интимной атмосферѣ гостепріимной и достойной жизни этого дома...
   Но увы! все это отходить въ прошлое! Гдѣ найдутся теперь художники и мастера, способные создать такія вещи? Откуда возьмется достатокъ у населенія, чтобы оплатить ихъ покупку? Подъ тяжелымъ сапогомъ завоевателя самая почва Эльзаса кажется истощается послѣ присоединенія его къ Германіи. Въ нѣкоторые изъ домовъ, сохраняющихъ съ стародавнихъ временъ свою оригинальную физіономію, начинаетъ уже проникать дешевая дрянь современнаго нѣмецкаго базара. Такая же дрянь въ архитектурномъ смыслѣ водворяется въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Эльзаса подъ видомъ различныхъ виллъ "стиль-модернъ", или "модернъ-швабъ", какъ любятъ выражаться вѣрные старому духу эльзасцы. "Пруссія -- ничто иное, какъ выскочка. Всей ея цивилизаціи едва насчитывается какихъ нибудь два столѣтія",-- говорятъ эти сыны Эльзаса, сопоставляя то, что принесли съ собою пришельцы, съ старинной культурой страны, ея старыми очаровательными памятниками искусства и прекраснымъ въ своей простотѣ народнымъ творчествомъ.
   Внѣдреніе въ предѣлы Эльзаса дурного художественнаго вкуса, которому открылся сюда широкій доступъ послѣ присоединенія этого края къ Имперіи, является однимъ изъ печальнѣйшихъ событій, какія только можно отмѣтить на страницахъ, исторіи искусства. Первою жертвой этой новой эпохи стали церковныя зданія. На ихъ фасадахъ и подъ ихъ сводами запечатлѣны во всемъ своемъ убожествѣ, прискорбные слѣды поддѣлокъ въ ложно-романскомъ или ложно-готическомъ стиляхъ современнаго нѣмецкаго изобрѣтенія.
   Церковь Святого Георгія въ Гагенау съ своимъ остовомъ въ романскомъ стилѣ и крылосами стрѣльчатой постройки была истиннымъ сокровищемъ искусства. Но теперь, благодаря реставраціямъ нѣмецкихъ мастеровъ малярнаго цеха, объ этомъ приходится только догадываться. Церковные своды и стѣны подверглись самой безпощадной раскраскѣ. Капители колоннъ выкрашены,. напримѣръ, черезъ одну въ синій и красный цвѣта. Еще хоть бы догадались, варвары, третью то капитель оставлять бѣлой!
   Положимъ, странно было бы, если бы нѣмецкіе архитекторы, съ своей маніей къ яркой окраскѣ, что свирѣпствуютъ теперь по всей Германіи отъ беретовъ Рейна и до устьевъ Нѣмана, оставили въ покоѣ Эльзасъ, разъ германцамъ принадлежитъ тамъ неограниченная власть. Весьма вѣроятно, что этимъ теоретикамъ малярнаго ремесла хотѣлось бы дойти до конца и размалевать даже самый соборъ въ Страсбургѣ! Но, повидимому, они не смѣютъ на это рѣшиться. Самая тѣнь несравненнаго памятника искусства отстранила бы, кажется, ихъ руки и повергла въ прахъ ихъ безплодныя измышленія.
   Само собой разумѣется, для такого торжества дурного вкуса въ Эльзасѣ было тѣмъ болѣе простора, что эти затѣи вдохновлялись еще ненавистью къ Франціи; что задачей ихъ было замѣстить, стереть и унизить все, что могло здѣсь напоминать собою о французскомъ владычествѣ и о французскомъ изысканномъ вкусѣ. Съ другой стороны, нельзя забывать и того, что въ вопросахъ эстетики ни одна національность не можетъ безнаказанно отрѣшаться отъ своихъ традицій. Укажемъ, для примѣра, на туземцевъ Туниса. Ихъ традиціонный національный костюмъ всегда отличается красивыми и гармоничными оттѣнками. Но когда тѣ же туземцы покупаютъ себѣ европейское платье, то непремѣнно берутъ матеріи рѣзкихъ, кричащихъ цвѣтовъ. Въ этомъ случаѣ имъ совершенно измѣняетъ вкусъ, который они унаслѣдовали, вмѣстѣ съ традиціонными формами жизни отъ своихъ предковъ.
   А германской душѣ одинаково свойственна любовь и къ архаичности, и ко всему, что отличается преувеличенно рѣзкими чертами. Отсюда понятно пристрастіе нѣмцевъ къ постройкамъ, гдѣ смѣшиваются между собою и старо-германскій и ультра-современный стили.
   "Вообразите себѣ -- замѣтилъ какъ-то по этому поводу одинъ уроженецъ Эльзаса -- смѣсь крѣпкаго пива съ сбитыми сливками!"
   А одинъ страсбургскій художникъ говоритъ: "Я съ прискорбіемъ слѣжу за тѣмъ, какъ нѣмцы стараются прибрать къ рукамъ наши эльзасскіе пейзажи. Конечно, нѣмцы любятъ природу. Но они любятъ ее примѣрно такъ же, какъ какой-нибудь гурманъ любитъ перепеловъ или куропатокъ. Къ чему только не умудрятся они приспособить какой-нибудь "лѣтній ресторанчикъ" или "садъ съ продажей пива". Около каждой-то развалины нѣмцы непремѣнно постараются образовать свое "общество для украшенія природы"! И вотъ, мнѣ все кажется, будто я слышу, какъ они повсюду у насъ прокладываютъ новыя дорожки, подчищаютъ аллеи, разставляютъ скамейки -- съ тѣмъ, чтобы объѣдаться потомъ всласть колбасой и глотать свое пиво! И вся возня, что поднимается изъ-за этого нѣмцами, мнѣ нестерпима до-нельзя!"
   Любовь къ природѣ, какъ ее понимаютъ завоеватели Эльзаса, ярче всего проявилась въ созданіи монументальнаго фонтана, воздвигнутаго передъ Страсбургскимъ театромъ -- такъ называемаго фонтана Рейнгардта. Нѣкій г. Рейнгардтъ оставилъ по завѣщанію городу Страсбургу 150.000 марокъ съ тѣмъ, чтобы соорудить на этомъ мѣстѣ монументъ символическаго характера, поручивъ исполненіе этой работы нѣмецкому скульптору Гильдебранду. Фигура Рейна, которую изобразилъ здѣсь скульпторъ, представляетъ собою грубаго и неуклюжаго на видъ рыбака. Въ одной рукѣ онъ держитъ рыбу, а другой -- опирается на трезубецъ, причемъ вся его поза свидѣтельствуетъ, что онъ приготовился нанести трезубцемъ еще новый ударъ. Чтобы достичь такого эффекта, скульпторъ сдѣлалъ на ногахъ у своего рыбака, необыкновенно выпуклые, напрягшіеся мускулы! Трудно себѣ представить, какое тягостное и въ то же время смѣхотворное впечатлѣніе производить эта вымученная бронзовая фигура, поставленная передъ классическимъ зданіемъ театра въ началѣ удивительнаго по своимъ благороднымъ линіямъ бульвара...

* * *

   Характерной чертой этой новѣйшей германской архитектуры является полное отсутствіе заботы о томъ, чтобы внѣшній видъ зданія соотвѣтствовалъ его назначенію. Взгляните, напримѣръ, въ Страсбургѣ на городскую гимназію для дѣвочекъ. На крышѣ ея нагромождена цѣлая куча всевозможныхъ башенокъ, колоколенъ, шпицевъ и т. п. Нельзя вообразить себѣ болѣе затѣйливой крыши, чѣмъ у этого зданія. Неужели же такой хитрый парикъ подходитъ къ зданію женской гимназіи? Развѣ что строитель гимназіи начитался "Мемуаровъ" Жоржъ-Зандъ?.. Въ ея мемуарахъ разсказывается, что въ монастырскомъ пансіонѣ, гдѣ она провела свое дѣтство, поддерживалась легенда о томъ, что какой-то таинственный незнакомецъ сидитъ въ заключеніи на монастырскомъ чердакѣ. И вотъ, ночью воспитанницы пансіона, ускользали изъ дортуаровъ и отправлялись искать на крышѣ дома мѣсто заключенія таинственнаго узника. Для подобныхъ затѣй крыша Страсбургской гимназіи дѣйствительно была бы очень подходящимъ мѣстомъ -- играть въ прятки здѣсь можно сколько угодно....
   Зданіе почты въ Германіи является излюбленнѣйшимъ конькомъ для упражненій въ сверхъ-готическомъ стилѣ, силою навязанномъ всей нѣмецкой бюрократіи. И въ городахъ Эльзаса нѣмцы прежде всего поспѣшили соорудить гигантскіе почтамты такого же типа -- все невѣроятно пышныя, тяжелыя и холодныя постройки, какія только можно себѣ представить. Такова уже истинно-германская печать!
   Новое зданіе университета вытянулось по фасаду на 125 метровъ, оканчиваясь съ обѣихъ сторонъ огромными выступами въ циклопическомъ стилѣ, совершенно подавляющемъ слабые признаки кое-какихъ фантазій строителя во вкусѣ ранняго итальянскаго возрожденія. Тутъ опять таки напутана цѣлая сѣть павильоновъ, наружныхъ лѣстницъ, колоннъ, нишъ, бронзовыхъ украшеній и прочаго. На верхушкѣ зданія поставлена статуя Минервы съ надписью на ея подножьѣ: "Наукамъ и отечеству". О какомъ отечествѣ заставили они говорить тебя, о, Минерва!..
   Цѣлая часть большого квартала въ Страсбургѣ была снесена для постройки на ея мѣстѣ императорскаго дворца. Остовъ дворца сдѣланъ изъ желтоватаго камня. На видъ дворецъ выглядитъ какимъ-то казеннымъ учрежденіемъ не перваго ранга, но впрочемъ съ цретензіями на пышность, отъ чего только усиливается провинціальный тонъ всей постройки. Зданіе обошлось въ пять милліоновъ марокъ, но отъ своей высокой стоимости ровно ничего не выиграло. Строилъ его архитекторъ Эггертъ въ сотрудничествѣ, какъ говорятъ, съ самимъ императоромъ. Куполъ у дворца страшно тяжелъ и неуклюжъ; наверху помѣщены двѣ фигуры герольдовъ, уцѣпившихся за громоотводъ, видимо, съ тѣмъ, чтобы охранять его. Напрасная забота, онъ и не собирается улетѣть! Въ общемъ дворецъ -- воплощенное олицетвореніе самодовольства, надутости и какого-то жестокаго бездушія. Однѣ колонны окружены внизу цѣлыми группами изъ металлическихъ фигуръ, у другихъ -- капители обдѣланы вперемежку то мѣдными, то гипсовыми украшеніями; на стѣнахъ вы увидите отдѣлку изъ мрамора всевозможныхъ оттѣнковъ: сѣраго, розоваго, чернаго и зеленаго; тамъ-и-сямъ сверху выглядываютъ орлы, опустившіе внизъ свои гипсовыя головы; на лѣстницахъ понадѣланы фонтаны, въ которыхъ нѣтъ воды; въ залахъ устроены камины, у которыхъ нѣтъ топокъ, да ихъ и незачѣмъ топить, такъ какъ дворецъ отапливается помощью калорифера. Напрасна, впрочемъ, всякая попытка согрѣть что нибудь въ этомъ пышномъ зданіи. На всемъ здѣсь лежитъ печать ледяного холода, безжизненной скуки и смерти! При входѣ посѣтитель сразу наталкивается на цѣлую груду огромныхъ войлочныхъ туфель, сложенныхъ въ вестибюлѣ. Всѣ желающіе осматривать дворецъ должны облечь свои ноги въ пару такихъ туфель, чтобы не осквернить какъ нибудь блестящаго паркета императорскихъ хоромъ. И вотъ, по всему дворцу видишь, какъ неслышно двигаются, словно могильныя тѣни, мужчины, женщины, дѣти, съ трудомъ передвигая ноги, засунутыя въ неуклюжіе лапти. Кажется, что мертвящій холодъ, которымъ вѣетъ здѣсь отъ каждаго угла, вызываетъ эти могильныя представленія. И что особенно подчеркиваетъ гнетущее безобразіе всего дворца -- это цвѣтъ матеріала, изъ котораго онъ построенъ. Еще розовый песчаникъ мѣстнаго происхожденія, отличающійся такими благородными оттѣнками, во многомъ могъ бы улучшить впечатлѣніе даже отъ некрасиваго въ своихъ деталяхъ зданія. Но строители дворца, конечно, сознательно не желали прибѣгать къ мѣстному матеріалу. И въ результатѣ этотъ желтоватый дворецъ, крытый тяжелыми красными черепицами, выглядитъ самымъ негостецріимнымъ и непригоднымъ для обитанія зданіемъ, какое только есть на свѣтѣ.
   Новый вокзалъ въ Страсбургѣ обошелся въ цѣлыхъ двадцать три милліона марокъ. Вѣроятно, впрочемъ, въ эту сумму включили кое-какіе побочные расходы для того, чтобы общая цифра казалась особенно подавляющей. Въ гигантскомъ вестибюлѣ нарисованы на стѣнахъ двѣ фрески, раскинувшіяся такъ широко вверхъ и въ стороны, что ихъ не окинешь и взглядомъ; онѣ изображаютъ: одна -- посѣщеніе Гагенау Фридрихомъ Барбаруссой, а другая -- пріѣздъ императора Вильгельма I въ Мюндольсгеймъ въ 1879 году. На послѣдней фрескѣ вы видите, какъ мѣстный мэръ съ орденомъ Почетнаго Легіона въ петлицѣ привѣтствуетъ Вильгельма I. Эти фрески -- явно плохая и неискренняя вещь -- представляютъ собою типичнѣйшій образецъ нѣмецкой офиціальной живописи.
   Но если новый вокзалъ поражаетъ своими размѣрами, то зато площадь передъ вокзаломъ оказалась слишкомъ тѣсною. Новыя же улицы, проложенныя отсюда къ центру города, выглядятъ узкими до убожества. Строители вокзала и прилегающей къ нему части города обнаружили несомнѣнный недостатокъ вкуса и логики, производящій самое непріятное впечатлѣніе на чуткихъ эльзассцевъ. Да и самый вокзалъ, несмотря на то, что на него потрачена такая колоссальная сумма денегъ, выстроенъ плохо. Галлерея, гдѣ прибываютъ поѣзда, отличается невѣроятною высотою, но она черезчуръ узка. Однѣ только платформы, которымъ приданы огромные размѣры, очевидно, въ расчетѣ на надобности военнаго движенія при мобилизаціи, производятъ извѣстное впечатлѣніе.
   По какой бы улицѣ вы ни пошли, удаляясь отъ центра Страсбурга, вы непремѣнно встрѣтите на своемъ пути казарму! Нѣмецкія казармы, можно сказать, тѣснятъ городъ со всѣхъ сторонъ. Но гдѣ увидите вы въ новыхъ кварталахъ характерныя крыши, слуховыя окна, высокія печныя трубы, что составляли очаровательную принадлежность домовъ стараго Страсбурга? Все, что представляется здѣсь вашему глазу, можно одинаково встрѣтить въ какомъ хотите изъ современныхъ городовъ. Куда вы попали, очутившись здѣсь? Можетъ быть, въ Нью-Іоркъ, скажете вы, а можетъ и въ Берлинъ?
   Нѣмцамъ въ Страсбургѣ принадлежатъ по преимуществу магазины съ пестрыми, бросающимися въ глаза выставками товара въ витринахъ; здѣсь продаются излюбленные нѣмецкіе "галантерейности" и "деликатессы". Рядомъ съ элегантными французскими магазинами всѣ эти "современные базары" производятъ самое неблагопріятное впечатлѣніе. Здѣсь все отличается необыкновенно рѣзкими, кричащими тонами: и выставленные въ окнахъ предметы, и самыя этикетки на нихъ; о рекламахъ и вывѣскахъ не приходится ужъ и говорить.

* * *

   Неизгладимый контрастъ между нѣмецкимъ и эльзасскимъ вкусомъ проявляется особенно замѣтно въ тѣхъ случаяхъ, когда какому нибудь нѣмцу приходитъ здѣсь въ голову фантазія построить себѣ домъ въ стилѣ XVIII столѣтія. Нѣмецъ принимается его строить по тому же плану, и изъ того же матеріала, изъ котораго построено большинство старыхъ эльзасскихъ домовъ. Но всѣ линіи постройки сразу принимаютъ у него куда болѣе тяжелый видъ. На фасадѣ дома обязательно появляются какія-то гирлянды, отъ которыхъ вѣетъ самодовольствомъ и нестерпимой скукой... Прелестный естественный тонъ мѣстнаго розоваго песчаника не удовлетворяетъ еще иногда этихъ взыскательныхъ эстетовъ. Они начинаютъ раскрашивать въ синій и бѣлый цвѣта мансарды домовъ, желобки на крышахъ, даже -- сточныя трубы... "Любовь къ окраскѣ -- есть признакъ мужественныхъ вкусовъ у человѣка", увѣряютъ нѣмецкіе педанты. Съ этой точки зрѣнія какихъ-нибудь дикарей, что раскрашиваютъ себѣ кожу и покрываютъ себя татуировкой съ головы до ногъ, надо признавать, вѣроятно, сверхь-человѣками!
   Здѣсь попадаются замки, выстроенные изъ матеріала, изображающаго собой поддѣлку подъ камень и даже поддѣлку подъ кирпичъ! Вы можете увидѣть на домахъ цѣлыя башни, карнизы, скворешницы, сдѣланныя изъ чего-то, чему приданъ видъ картона, изъ котораго дѣлаются коробки для сладкихъ пироговъ. Такъ и хочется крикнуть хозяину такого дома: "глядите, дождь собирается идти, уберите скорѣй ваши игрушки!"
   Намъ пришлось слышать разсужденія одного нѣмца о томъ, что онъ собирается выкрасить свою виллу въ "художественную" окраску.
   -- Это что же за цвѣтъ, по-вашему, "художественная" окраска?
   -- По-моему,-- не смущаясь отвѣтилъ нѣмецъ:-- это -- цвѣта "Зеленаго Нила".
   Оказывается, что такъ называется здѣсь извѣстный оттѣнокъ матерій, и какъ разъ въ костюмѣ такого цвѣта только что была тогда императрица германская на одномъ военномъ торжествѣ въ Мецѣ. Само собой понятно, что цвѣтъ, который еще можетъ быть подходящимъ для дамскаго платья, ровно никуда не годится, когда дѣло идетъ объ окраскѣ стѣнъ...
   Наряду съ такою виллою цвѣта "Зеленаго Нила", попадаются виллы цвѣтовъ: небесно-лазореваго, канареечнаго, цвѣта "копченаго лосося" и другихъ столь же оригинальныхъ. Внѣшнія формы этихъ виллъ отличаются такимъ же изысканнымъ вкусомъ, какъ и ихъ окраска. Здѣсь можно встрѣтить постройки, которымъ приданъ видъ соборовъ, голубятенъ, мавританскихъ бельведеровъ, готтентотскихъ хижинъ, часовенъ въ готическомъ вкусѣ, китайскихъ кіосковъ и т. п., и т. п. Остается, кажется, только удивиться, почему среди нихъ не попадается турецкихъ минаретовъ! Вѣдь сколько извѣстно, Вильгельмъ II отнюдь не въ ссорѣ съ султаномъ и турками?
   Разумѣется, все это не болѣе, какъ поддѣлка подъ деревенскій стиль и жалкое подражаніе феодальнымъ временамъ и быту. Въ садахъ, окружающихъ эти замки и виллы, высятся иной разъ грозные утесы, сдѣланные изъ нагроможденныхъ другъ на друга массъ бетона; подъ поддѣльными кустами изъ гофрированнаго цинка разставлены гипсовыя изображенія дикихъ козъ, выдѣлывающихъ головоломные прыжки. Право, даже страхъ беретъ, когда подумаешь о душевномъ состояніи людей, которые такимъ способомъ выражаютъ свои идеалы красоты и уюта.
   Въ Страсбургѣ нѣмецкіе архитекторы даютъ намъ наиболѣе выразительные образцы этой претенціозности и убожества, воплощенныхъ въ колоссальномъ стилѣ. А по утрамъ вы можете наблюдать, какъ мимо этихъ вызывающихъ по своей внѣшности построекъ ходятъ взадъ и впередъ группы нѣмецкихъ солдатъ въ отвратительно грязныхъ рабочихъ курткахъ...
   Конечно, и въ Германіи можно отмѣтить за послѣднее время чрезвычайно интересныя художественныя теченія. Нѣкоторые архитекторы стараются въ своихъ работахъ разрѣшить задачи простоты, соразмѣрности формъ и гармоніи, т.-е. искренно стремятся къ красотѣ. Но вѣянія этого по истинѣ новаго искусства остаются совершенно чуждыми тѣмъ германскимъ зодчимъ, что строютъ общественныя зданія и жилища частныхъ лицъ въ Эльзасъ-Лотарингіи. Ихъ слишкомъ стѣсняла бы мысль о томъ, какъ-бы кто нибудь. не подумалъ: "да тутъ есть что-то близкое французскому идеалу".
   "Эльзасскіе художники -- это наши художники,-- восклицаютъ при случаѣ нѣмцы:-- объ этомъ свидѣтельствуютъ самыя ихъ фамиліи: Гепнеръ, Горнекеръ, Спиндлеръ, Кауфманнъ, Браунагель, Эльбъ, Луксъ, Крафтъ, Кертге, Имбсъ, Умбрихтъ, Штоскопфъ и т. д.". Разумѣется, это ровно ничего не доказываетъ. Истинные художники изъ уроженцевъ Эльзаса по прежнему тяготѣютъ къ Франціи, отъ которой они получили въ наслѣдіе чувство мѣры, пониманіе изящнаго, тонкаго въ искусствѣ -- словомъ, даръ, въ которомъ нѣтъ ничего германскаго: вкусъ. Многіе среди нихъ носятъ чисто-французскія имена. Да, наконецъ, имя само по себѣ еще ничего не означаетъ. Французскій генералъ, одержавшій въ эпоху Революціи первую побѣду надъ пруссаками, былъ Келлерманъ. А нѣмецкій генералъ, что съ истинно-тевтонскою яростью старается теперь унизить въ печати французскую армію, носитъ имя Пелэ-Нарбоннъ!
   

ГЛАВА IX.
Гоненіе на слова.

   Когда состоялось присоединеніе Эльзасъ-Лотарингіи къ Германской имперіи, Франкфуртская газета сдѣлала въ одной изъ своихъ статей слѣдующее ироническое замѣчаніе, оказавшееся пророческимъ: "Мнѣ особенно жалко васъ, жители Эльзасъ-Лотарингіи, потому что вамъ предстоитъ жить подъ полицейскимъ режимомъ". И дѣйствительно, повсюду здѣсь, въ Мецѣ и Страсбургѣ, въ Ширмекѣ и Мюльгаузенѣ, страной управляетъ не законъ, а власть и воля полиціи.
   На мелкія преслѣдованія полиціи обитатели Эльзасъ-Лотарингіи научились отвѣчать довольно остроумными уловками, причемъ имъ немало помогаетъ въ этомъ случаѣ психологія самихъ нѣмцевъ, а главнымъ образомъ -- нѣмецкая же грамматика.
   Напримѣръ, нѣмецкая полиція не переноситъ французскаго слова dentiste (дантистъ). Она требуетъ, чтобы на вывѣскахъ писалось Dentist, что считается уже нѣмецкимъ словомъ.
   Одинъ эльзасскій дантистъ все-таки вывѣсилъ у своихъ дверей дощечку, на которой красовалось запрещенное полиціей слово! На него сейчасъ же составили протоколъ.
   "Позвольте,-- запротестовалъ обвиняемый,-- я работаю у себя въ кабинетѣ вмѣстѣ съ сыномъ, котораго взялъ себѣ въ компаніоны. А какъ же, по-вашему, будетъ множественное число отъ нѣмецкаго слова Dentist? Вѣдь Dentiste, не правда-ли? Если писать по-французски, такъ пришлось бы выписать dentistes!
   Какой-то торговецъ въ Эльзасѣ вывѣсилъ однажды надъ дверьми своего магазина бумажный плакатъ, на которомъ было написано: "Liquidation totale" (окончательная распродажа). Очень скоро въ магазинъ зашелъ мѣстный комиссаръ и заявилъ:
   -- Надо убрать эту надпись!
   -- Почему же? Развѣ я не имѣю права объявить у себя окончательной распродажи?
   -- Вы не имѣете права объявлять объ этомъ по-французски. На нѣмецкомъ языкѣ можете объявлять, сколько хотите.
   -- Ладно,-- отвѣтилъ торговецъ.
   Онъ заглянулъ было въ словарь, сталъ совѣтоваться съ сосѣдями и пріятелями, какъ вдругъ голову его осѣнила блестящая мысль. Вооружившись парою ножницъ, онъ отрѣзалъ второе слово отъ своей надписи и переставилъ его на первое мѣсто. Койда комиссаръ прочелъ надпись "Total Liquidation", то совершенно удовлетворился и замѣтилъ:
   -- Вотъ видите, по-нѣмецки оно даже гораздо лучше выходитъ.
   -- Какъ угодно,-- отозвался торговецъ:-- мнѣ, пожалуй, все равно, что поставить впередъ.
   Въ этомъ случаѣ дѣло ограничилось забавной шуткой. Но бываетъ иногда и похуже, особенно, когда на сцену выступаетъ нѣмецкое остроуміе. Прочтите, напримѣръ, что пишетъ одна изъ газетъ пангерманскаго лагеря по поводу какого-то обѣда при Баварскомъ дворѣ, гдѣ меню обѣда было составлено на французскомъ языкѣ.
   "Совершенно недостойно для королевскаго германскаго двора подавать у себя подобныя меню въ тотъ моментъ, когда мы готовимся праздновать годовщину основанія Германской имперіи. Теперь, когда повсюду усиливаются интернаціональныя теченія, нѣмецкимъ дворамъ надлежало бы идти во главѣ народа, воспитывая его въ духѣ вѣрности германской идеѣ. Уже достаточно прискорбно и то, что французскія меню случается встрѣчать въ ресторанахъ, а когда такія вещи переносятся въ обиходъ нѣмецкаго королевскаго двора, то это совсѣмъ уже неприлично. Можно подумать, что мы живемъ полвѣка назадъ до нашего времени".
   Сколько шуму и тяжеловѣсныхъ фразъ по-поводу простого перечня какой-нибудь полдюжины аппетитныхъ блюдъ!

* * *

   Хотя Эльзасъ-Лотарингія уже нѣсколько десятилѣтій находится подъ владычествомъ Германіи, нѣмецкая власть все еще чувствуетъ себя здѣсь какъ-бы въ иностранномъ государствѣ. Все возбуждаетъ въ ней тревогу и подозрѣніе: какая-нибудь пѣсенка, слово, жестъ или даже форма прически. Еще недавно сильнѣйшія опасенія внушалъ германскому правительству покрой плаща у мѣстной полиціи. Въ декабрѣ 1912 года нѣмецкая полиція сочла даже нужнымъ категорически воспретить своимъ служащимъ носить накидки съ пелеринами. Ношеніе этого костюма французскаго покроя было признано проявленіемъ мятежныхъ чувствъ. Нѣмцы дали ему даже названіе Revan chem an tel, т.-е. плащъ реванша. Конечно, если бы полицейскіе стали носить такія накидки, то въ понятіяхъ нѣмцевъ это значило бы, что міръ сталъ вверхъ ногами, и во всякомъ случаѣ, что владычеству Германіи въ Эльзасѣ пришелъ конецъ.
   Однако жители Эльзасъ-Лотарингіи не смущаются угрозами и преслѣдованіями германскаго правительства. Они отлично сознаютъ, что все, что можетъ сдѣлать власть,-- это воспретить внѣшнія проявленія дорогихъ имъ воспоминаній и чувствъ, но эти воспоминанія недоступны для какихъ-либо запретовъ власти въ своемъ надежномъ и священнѣйшемъ убѣжищѣ -- въ глубинѣ человѣческаго сердца. И эльзасъ-лотарингцы крѣпко держатся за свои воспоминанія о прошломъ, со всѣмъ упорствомъ, которое является однимъ изъ выдающихся качествъ ихъ національности. Намъ пришлось услышать здѣсь отъ одной простой женщины: "тѣ, кто продержатся дольше другихъ, тѣ и выйдутъ у насъ побѣдителями!" По истинѣ, живъ еще завѣтъ Жанны д'Аркъ: "Все дѣло въ томъ, чтобы держаться какъ можно дольше!"
   Въ этомъ упорномъ противодѣйствіи населенія Эльзасъ-Лотарингіи гнету нѣмецкаго владычества находятъ себѣ выраженіе лучшія свойства этого населенія, вплоть до его склонности къ тонкому и сдержанному юмору, которая такъ роднитъ представителей этой страны съ коренными французами. Недавно въ одной лотарингской деревушкѣ, Сентъ-Мари-о-Шэнъ, въ окрестностяхъ Марсъ-ла-Тура, нѣмецкій школьный учитель принялся по какому то поводу восхвалять германскую науку и германскую мощь. "Нѣмцы -- говорилъ онъ: -- могутъ сдѣлать все, чего они только захотятъ!" "А, ну-ка, попробуйте -- возразилъ ему кто-то изъ мѣстныхъ жителей -- только выговорить, какъ слѣдуетъ, названіе нашей деревни!" Легко себѣ представить, въ какую какафонію обращается въ устахъ германца красивое, благозвучное названіе Сентъ-Мари-о-Шэнъ!
   За разговоръ на французскомъ языкѣ обитатели Эльзасъ-Лотарингіи подвергаются всяческимъ штрафамъ и даже тюремному заключенію.
   Провѣдавъ какъ-то, что супруга бывшаго намѣстника Эльзасъ-Лотарингіи госпожа Ведель бесѣдовала въ своемъ салонѣ по-французски съ уроженцами Эльзаса, газеты оффиціознаго направленія подняли по этому поводу сильнѣйшій шумъ. Конечно, дѣло дошло до Берлина и госпожа Ведель послѣ перваго же оффиціальнаго обѣда, обращаясь къ присутствовавшему на обѣдѣ корреспонденту истинно-прусскаго органа, сказала ему потихоньку: "Я надѣюсь, вы можете теперь засвидѣтельствовать, что въ теченіе всего обѣда я говорила исключительно по-нѣмецки". Однако пангерманистская пресса съ тѣхъ поръ стала называть г. Веделя "человѣкомъ, жена котораго измѣнила нѣмецкому дѣлу". Въ глазахъ этихъ людей проявленіе обычной свѣтской любезности по адресу представителей эльзасскаго населенія составляетъ уже актъ государственной измѣны!
   Въ іюлѣ 1913 года военное начальство въ Мецѣ запретило говорить по-французски вблизи расположенія пороховыхъ складовъ. По-истинѣ, мудрое распоряженіе! Языкъ Вольтера искрится и блещетъ огнемъ, а, какъ извѣстно, и ничтожной искры достаточно, чтобы взорвался порохъ! Повидимому, того же нельзя сказать про нѣмецкую рѣчь. Такъ, напримѣръ, никто не обратилъ особеннаго вниманія на слова, сказанныя по-нѣмецки посломъ Германіи въ Вашингтонѣ въ рѣчи его на національномъ празднествѣ Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ 4 іюля: "Для Германіи невозможно оставаться дольше въ ея тѣсныхъ границахъ!" А право, въ такихъ словахъ достаточно было бы матеріала, чтобы вызвать хорошій взрывъ!
   Чтобы показать, насколько послѣдовательно придерживается берлинское правительство провозглашаемыхъ имъ самимъ иногда принциповъ терпимости въ управленіи Эльзасъ-Лотарингіею, напомнимъ, что лично Вильгельмъ II, когда ему случается завтракать у перваго министра имперскихъ земель, г-на Цорнъ-фонъ-Бюлаха, демонстративно бесѣдуетъ съ представителями мѣстнаго эльзасскаго общества по-французски. А въ то же самое время какой-нибудь подпоручикъ изъ гарнизона Мюльгаузена, ничуть не стѣсняясь, заявляетъ во всеуслышаніе, что "со стороны запасного унтеръ-офицера изъ уроженцевъ Эльзаса разговаривать на французскомъ языкѣ является прямою дерзостью". Въ другомъ эльзасскомъ гарнизонѣ капитанъ, обучавшій готовившихся къ экзамену на чинъ офицера запаса, объявилъ своимъ слушателямъ: "Въ Эльзасѣ порядочныхъ людей мало. Большинство же эльзассцевъ -- это просто свиньи". Вотъ слова, въ которыхъ замѣчательно ярко выразился истинный духъ пангерманизма.
   На какомъ то празднествѣ, происходившемъ въ зданіи биржи въ Мюльгаузенѣ, устроители праздника привѣсили надъ дверьми одной небольшой комнаты надпись на французскомъ языкѣ: Vestiaire (раздѣвальня). Сейчасъ же со стороны присутствовашихъ нѣмцевъ посыпались замѣчанія: "Мы, кажется, живемъ въ имперской землѣ! Уберите прочь эту французскую надпись!" "Но чѣмъ же намъ замѣнить ее?" "По-нѣмецки надо написать: Garde-robe (гардеробная)"... Вотъ такъ нѣмецкое слово!
   Однажды, находясь въ мѣстечкѣ Викъ-сюръ-Сэйль, Вильгельмъ II сказалъ группѣ представлявшихся ему коренныхъ лотарингцевъ: "Я глубоко уважаю населеніе, хранящее вѣрную привязанность къ своимъ старымъ традиціямъ". А чрезъ какой-нибудь мѣсяцъ или того меньше въ оффиціальномъ органѣ Эльзасъ-Лотарингіи было напечатано слѣдующее правительственное распоряженіе: Въ общинахъ: Аманвил ь, Борни, Бронво, Агандажъ, Маланкуръ, Маранжъ-Сенальванжъ, Монтуа-ла-Монань, Пьервиллье и Сентъ-Мари-о-Шэнъ -- округа Мецъ-Кампань; Буланжъ, Эзанжъ, Гандранжъ, Клуанжъ, Марспикъ, Ришемонъ, Шрэманжъ, Крессанжъ и Витри -- округа Западнаго Тіонвилля; Бэбингъ, Эмингъ и Сенъ-Кэренъ -- округа Сарребургъ, по распоряженію министерства отмѣняются изъятія изъ правилъ закона 31 марта 1872 года, допущенныя для этихъ общинъ ордонансомъ верховнаго президента 5 декабря 1877 года".
   Это значило, что въ двадцать одной общинѣ, расположенныхъ въ двухъ шагахъ отъ французской границы и гдѣ до того времени оффиціальнымъ языкомъ для всякаго рода, актовъ и документовъ оставался еще французскій языкъ,-- населеніе обязывалось на будущее время изъясняться не иначе, какъ по-нѣмецки!
   Законъ 1872 года, признавшій вообще для Эльзасъ-Лотарингіи оффиціальнымъ языкомъ нѣмецкій, не примѣнялся въ общинахъ, гдѣ для пятидесяти процентовъ населенія роднымъ языкомъ являлся французскій.
   -- Отнынѣ -- объявяло своимъ новымъ распоряженіемъ Берлинское правительство:-- населеніе этихъ общинъ будетъ у насъ говорить по-нѣмецки.
   -- Значитъ, вы не уважаете вашихъ собственныхъ законовъ?
   -- Нѣтъ, мы уважаемъ ихъ, мы только считаемся съ данными статистики!
   Выходитъ, что германская статистика не прочь потакать сокровеннымъ желаніемъ своего правительства. Въ данномъ случаѣ съ ея помощью даносится чувствительный ущербъ интересамъ множества ни въ чемъ неповинныхъ людей. Въ нѣкоторыхъ изъ общинъ, перечисленныхъ въ правительственномъ распоряженіи, не найдется и трехъ обывателей (не трехъ процентовъ, а всего-на-всего трехъ человѣкъ), которые свободно говорили бы по-нѣмецки. Понятно, что мѣстный общинный совѣтъ не въ состояніи составитъ на нѣмецкомъ языкѣ хотя бы самое несложное постановленіе. Населеніе здѣсь и не пойметъ ни одного правительственнаго распоряженія, документа или протокола, написаннаго по-нѣмецки.
   Но въ извѣстное время года въ Лотарингію прибываетъ масса итальянскихъ рабочихъ. Вотъ этимъ-то элементомъ и пользуется нѣмецкая статистика для своихъ цѣлей. Правда, въ отдѣльныхъ деревняхъ водворяется не болѣе тридцати -- сорока человѣкъ итальянцевъ. Однако всѣхъ ихъ старательно регистрируютъ въ качествѣ населенія, для котораго французскій языкъ не является роднымъ. Благодаря такимъ уловкамъ, требуемыхъ для изъятія изъ общаго закона пятидесяти процентовъ людей, говорящихъ по-французски, въ данной общинѣ, по крайней мѣрѣ -- въ извѣстный періодъ времени, можетъ и не оказаться на лицо. Разуѣется, эти манипуляціи съ цифрами ничуть не могутъ доказать правильность притязаній, съ которыми выступаютъ германизаторы страны. Къ тому же итальянцы-братья французовъ по своей принадлежности къ латинской расѣ -- въ тысячу разъ легче и скорѣе выучиваются говорить по-французски, чѣмъ по-нѣмецки.
   Недавно одинъ, директоръ Округа въ Лотарингіи разослалъ всѣмъ мэрамъ Округа слѣдующій запросъ: "Прошу васъ конфиденціально меня увѣдомить, вѣрно ли, что приходо-расходныя книги при церкви въ вашей деревнѣ отпечатаны на двухъ языкахъ и что французскому тексту отведено при этомъ первое мѣсто?" Очевидно, если французскій текстъ стоитъ въ этихъ книгахъ на первомъ мѣстѣ (а, между нами говоря, оно такъ и есть на самомъ дѣлѣ), то, по понятіямъ нѣмецкаго чиновника, это значитъ, что германскаго владычества въ Эльзасъ-Лотарингіи болѣе не существуетъ!..

* * *

   Нѣтъ ничего болѣе смѣхотворнаго, чѣмъ борьба нѣмецкой власти противъ французскихъ вывѣсокъ, надписей и объявленій въ-Эльзасъ-Лотарингіи. Въ этой области можно почерпнуть матеріалъ для цѣлей траги-комической поэмы. Берлинское правительство одержало уже здѣсь нѣсколько крупныхъ побѣдъ. Мѣстнымъ куаффёрамъ пришлось пройти черезъ своего рода Кавдинскія ущелья и примириться съ дозволеннымъ для нихъ наименованіемъ "фризеръ". По распоряженію власти слово "ресторанъ" замѣняется на вывѣскахъ "нѣмецкимъ" словомъ "ресторація". Модистка означется "нѣмецкимъ" же словомъ: "Modistin", консьержу разрѣшено именоваться "портье". Слово "concert" (концертъ) допускается только при условіи, если первое "с" замѣнено буквою "к", а второе -- буквою "z". Слово "café" (кафе) изображается въ видѣ Kafee и т. д. Вывѣска "Pharmacie" (аптека) признается непозволительною, и напримѣръ, въ Савернѣ ее сейчесъ же полиція приказываетъ убрать. Но если надписать надъ тою же аптекою "Pharmazie", то дѣло сходитъ съ рукъ вполнѣ благополучно. На театральномъ зданіи въ Тіонвилѣ надпись "Théâtre" пришлось замѣнить словомъ Theater, и только тогда власти переложили свой гнѣвъ на милость.
   Разумѣется, всѣ эти выходки и придирки полиціи возбуждаютъ только смѣхъ въ населеніи.
   Однажды къ одному почтенному Страсбургскому коммерсанту зашелъ въ магазинъ полицейскій чиновникъ и заявилъ ему:
   -- На васъ поступилъ доносъ, что вы наклеиваете этикетки на иностранномъ языкѣ на вещахъ, что выставляются у васъ въ витринѣ.
   -- Сущая ложь! Впрочемъ, вы можете сами убѣдится.
   -- Однако какъ разъ я вижу у васъ надписи "cover-coat" и "voll-moire".
   -- "Cover-coat" -- это англійское слово, которое въ такомъ же ходу въ Берлинской торговлѣ, какъ и въ Страсбургѣ. "Woll-moir" тоже англійское слово и значитъ "волнистая шерсть". Этотъ товаръ вездѣ на свѣтѣ означается такимъ наименованіемъ, и мнѣ рѣшительно никто не. заявлялъ претензій по этому поводу.
   -- Это только и доказываетъ,-- отвѣчалъ полицейскій:-- что до сихъ поръ на васъ еще не поступало доноса.
   Dénonciation (доносъ)! Вотъ слово, по-поводу котораго нѣмецкая полиція никогда не задумывается, германскаго ли оно происхожденія или нѣтъ.

* * *

   Въ 1912 году одинъ депутатъ соціалистической партіи съ негодованіемъ обличалъ въ Лантагѣ Эльзасъ-Лотарингіи борьбу, которую ведутъ здѣсь нѣмцы противъ французскихъ именъ.
   "Одному отцу" -- говорилъ депутатъ -- "не позволили назвать сына Жаномъ. Но такъ-какъ отецъ въ свою очередь отказался дать сыну имя Іоганнъ, то администрація придумала компромиссъ для рѣшенія спора. Мальчикъ былъ записанъ въ метрическія книги подъ именемъ Ивана. Отецъ пошелъ домой, ворча себѣ подъ носъ: "Да у насъ никто и не разберетъ, что это за несуразное имя!"
   Въ своемъ справедливомъ негодованіи бѣдный отецъ и не подозрѣвалъ, что имя Иванъ въ соединеніи съ его чисто-французскою фамиліей звучитъ манифестаціей въ честь франко-русскаго союза.
   -- Что это за имя, Шарль?-- спрашиваютъ нѣмецкіе чиновники:-- называйте себя Карломъ.
   -- Васъ зовутъ Луи, говорите вы? Называйте себя Лудвигомъ.
   -- Однако въ Баваріи это имя такъ же произносится Луи, какъ и во Франціи.
   -- Ну, мы съ вами живемъ не во Франціи и не въ Баваріи, а въ Имперской Землѣ. Значитъ, мы запишемъ вашего сына Лудвигомъ, а вашу дочь...
   -- Мою дочь зовутъ Жанною въ честь ея тетки...
   -- Она будетъ называться у насъ Іоганною, если вы не хотите чтобы мы составили протоколъ...
   Правда, родители могутъ жаловаться и, какъ говорится, "есть еще судьи въ Берлинѣ". Напримѣръ, одинъ отецъ тоже явился къ чиновнику, завѣдывающему метрическими записями, заявить о рожденіи у него сына.
   -- Запишите моего сына -- сказалъ онъ чиновнику -- подъ именемъ Жанъ-Жака.
   Чиновникъ даже вздрогнулъ, потомъ поднялъ голову, поправилъ очки у себя на носу и холодно отвѣтилъ:
   -- Этого нельзя.
   -- Почему нельзя?
   -- Мнѣ запрещено вносить въ мой регистръ подобное имя.
   -- Потому, что его носилъ авторъ "Общественнаго договора".
   -- Нѣтъ, просто потому, что это французское имя.
   -- Но позвольте, однако вѣдь Руссо-то былъ швейцарецъ по происхожденію?
   -- Это меня совершенно не касается.
   -- Ну, хорошо! Мы еще посмотримъ...
   Отецъ перенесъ дѣло въ судъ. Судья сначала-было хотѣлъ стать на сторону чиновника.
   -- Въ Германіи,-- заявилъ онъ,-- нѣтъ именъ Жанъ, а есть имя Гансъ, и нѣтъ имени Жакъ, а есть только -- Якобъ. Значитъ, новорожденный и долженъ именоваться Гансъ-Якобъ, что, кстати сказать, звучитъ гораздо пріятнѣе на слухъ, чѣмъ вашъ Жанъ-Жакъ!
   -- Противъ этого мы не споримъ,-- возразилъ адвокатъ, приглашенный отцомъ ребенка.-- Но вы упускаете изъ виду, что слова Жанъ и Жакъ соединяются посредствомъ тире. Значить, тутъ дѣло идетъ не о двухъ разныхъ именахъ, а только объ одномъ единственномъ. Если бы еще надо было дать ребенку два разныхъ имени, такъ мы бы, пожалуй, и назвали его и Гансомъ и Якобомъ. Но вѣдь вся штука въ томъ, что имя то Жанъ-Жакъ -- одно. И Гансъ-Якоба нельзя считать равнозначущимъ Жанъ-Жаку. Попробуйте зайти въ книжный магазинъ въ Берлинѣ или Лейпцигѣ и опросите сочиненія Гансъ-Якоба. Да вамъ отвѣтятъ, что о такомъ никогда и не-слыхивали!
   Судъ въ концѣ-концовъ призналъ эти доводы уважительными и въ рядахъ населенія Эльзасъ-Лотарингіи появился новый Жанъ-Жакъ.
   Всячески запрещая населенію аннексированныхъ провинцій говорить по-французски, сами нѣмцы ревностно стараются изучать французскій языкъ. Они не чувствуютъ его красотъ, но отлично знаютъ, насколько выгодно умѣть владѣть имъ.
   А преслѣдованіе французской рѣчи въ Эльзасъ-Лотарингіи приводитъ лишь къ тому естественному результату, что населеніе чувствуетъ тѣмъ большую привязанность къ гонимому языку. Французская рѣчь пріобрѣтаетъ здѣсь прелесть запрещеннаго райскаго плода. И ужъ, конечно, жители Эльзаса-Лотарингіи не страшатся въ этомъ случаѣ меча въ рукахъ прусскаго жандарма, охраняющаго врата рая. Было-бы большою ошибкой разсчитывать на то, что ихъ можно запугать. "Ни задора, ни уступокъ"!-- вотъ истинно французскій девизъ этого населенія.
   Обратите вниманіе на то, что они хорошо изучили своихъ завоевателей...
   "Нѣмецъ" -- говорятъ обитатели Эльзасъ-Лотарингіи:-- "любитъ гулять, потому-что онъ старается въ точности изучить мѣсто, гдѣ онъ живетъ. Каждое воскресенье нѣмецъ отправляется, съ котомкою за плечами, въ большую прогулку по окрестностямъ, исходитъ за день верстъ восемь или десять, тщательно обслѣдуетъ каждую тропинку, заглянетъ въ каждый укромный уголокъ. Онъ любитъ, вмѣстѣ съ тѣмъ, соединять пріятную прогулку съ строгой экономіей. Заходя на пути въ ресторанъ, нѣмецъ непремѣнно спроситъ карту кушаній, внимательно прочтетъ ее съ первой строки до послѣдней и наконецъ послѣ долгихъ переговоровъ со слугою велитъ подать себѣ кусочекъ сыру. А между-тѣмъ у нѣмцевъ всегда есть аппетитъ. Въ любой часъ вы можете предложить нѣмцу съѣсть какое хотите кушанье, и онъ съ готовностью будетъ ѣсть все, кромѣ хлѣба. Обратите вниманіе на нѣмца, которому случится зайти въ кафе сейчасъ послѣ плотнаго завтрака. Что онъ себѣ заказываетъ? Большую чашку "бѣлаго кофе", какъ выражаются нѣмцы, т. е. кофе съ молокомъ!"
   Въ результатѣ, нѣмцы и эльзасцы вѣчно ведутъ другъ съ другомъ войну, даже на самыхъ, казалось бы, мирныхъ поприщахъ. Когда въ концертѣ исполняется произведеніе какого-нибудь германскаго композитора, нѣмцы восторженно рукоплещутъ, а эльзасцы хранятъ молчаніе. Стоитъ оркестру сыграть французскую вещь, и эльзасцы раздражаются апплодисментами.
   Такія же сцены можно наблюдать и въ кинематографѣ. Нѣмцы съ восхищеніемъ привѣтствуютъ появленіе на экранѣ изображеній Вильгельма I, Вильгельма II или Бисмарка. Со стороны эльзасцевъ -- конечно, ни звука. Вдругъ на экранѣ появляется реклама какой-нибудь эльзасской фирмы, напримѣръ: "Обувь торговаго дома Л. Б." Ее встрѣчаетъ громъ рукоплесканій эльзасцевъ. И въ этой тонкой насмѣшкѣ надъ нѣмецкими восторгами опять-таки немало общаго съ чисто-французскими чертами характера.
   

Глава X.
Борьба съ воспоминаніемъ о Франціи.

   Какъ извѣстно, въ Эльзасъ-Лотарингни германскимъ императоромъ объявлена война не только французскимъ надписямъ и вывѣскамъ, но и цвѣтамъ національнаго французскаго флага.
   Въ одномъ высшемъ учебномъ заведеніи Меца какому-то физику вздумалось, говоря о компасѣ, нарисовать на бѣломъ картонѣ главныя точки -- краснымъ, а промежуточныя -- синимъ карандашомъ. Мѣстное начальство во время спохватилось и старательно зачернило синій цвѣтъ, такъ, что о немъ не осталось и малѣйшаго воспоминанія. Еще бы, такая компасная карта могла, чего добраго, вызвать цѣлую бурю!
   Покойный г. Дьедоннэ, мэръ города Вика, когда ему въ 1880 году случилось принимать намѣстника Эльзасъ-Лотарингіи генерала Мантейфеля, повязалъ черезъ плечо, трехцвѣтный французскій шарфъ, затянувъ лишь синюю его полосу чернымъ муслиномъ. Трауръ по французскому флагу!
   Въ Страсбургѣ какъ-то полиція распорядилась снять рекламу, изображавшую бѣлый домъ съ красной крышей подъ лазурью небеснаго свода. Крамольные цвѣта! Какъ потомъ оказалось, реклама, возбудившая негодованіе нѣмецкой полиціи, была нѣмецкаго происхожденія. Ее выпустила одна фабрика сигаръ въ Магдебургѣ. Когда владѣльца фабрики спросили, зачѣмъ онъ на соблазнъ французскаго населенія Эльзаса выпускаетъ подобныя рекламы, тотъ отвѣчалъ, что реклама это -- результатъ художественнаго конкурса и что именно комбинація трехъ цвѣтовъ -- синяго, бѣлаго и краснаго -- и получила первую премію въ Берлинѣ.
   На это нѣмецкія власти замѣтили, что, если владѣлецъ табачной фабрики желаетъ избѣжать серьезныхъ недоразумѣній съ полиціей, онъ не долженъ впредь ни подъ какимъ видомъ расклеивать подобныя рекламы въ Эльзасъ-Лотарингіи.
   Нерѣдко въ витринахъ французскихъ магазиновъ можно видѣть безвкусныя открытки, раскрашенныя въ яркіе цвѣта, съ изображеніемъ французскихъ солдатъ. Сюжетъ этихъ почтовыхъ карточекъ вовсе не доказываетъ еще, что онѣ издаются на почвѣ Франціи. Нѣтъ, ихъ фабрикуетъ Германія, ибо нѣмецкіе фабриканты оказываются чрезвычайно сговорчивыми, когда вопросъ идетъ о наживѣ; они дѣлаются тогда необычайно-любезными и внимательными и стараются подлаживаться всячески подъ вкусъ и требованія своихъ покупателей. Жители Эльзасъ-Лотарингіи любятъ открытки съ изображеніемъ французскихъ солдатъ? Германія охотно идетъ навстрѣчу этому желанію, и нѣмцы стараются придать фигурѣ французскаго солдата какъ можно болѣе гордый и воинственный видъ. Подчасъ терпимость нѣмецкихъ фабрикантовъ простирается еще дальше, и они наполняютъ Эльзасъ-Лотарингію карикатурными изображеніями собственныхъ солдатъ, причемъ нѣмцы на этихъ открыткахъ имѣютъ такой идіотскій и въ то же время наглый видъ, что покупатели -- французы чувствуютъ здѣсь несомнѣнную утрировку.
   Слѣдующій случай проявленія подобнаго рода нѣмецкой любезности можетъ послужить хорошей иллюстраціей къ сказанному. Въ Дижонѣ представитель одной нѣмецкой фаянсовой фабрики старательно навязывалъ мѣстному торговцу горчицей свои банки. Французъ завѣрялъ нѣмца, что онъ не нуждается въ его банкахъ, такъ-какъ у него имѣется уже поставщикъ, издѣлія котораго вполнѣ удовлетворяютъ его. Однако это не помогло и навязчивый нѣмецъ не отставалъ. Французъ почувствовалъ, что уже начинаетъ терять терпѣніе...
   -- Хорошо!-- воскликнулъ онъ:-- я вамъ дамъ заказъ, но при одномъ условіи.
   -- При какомъ условіи?!
   -- Чтобы банки для горчицы, которыя вы сдѣлаете у себя на фабрикѣ по моему заказу, изображали бы собою фарфоровую свинью въ германской остроконечной каскѣ на головѣ.
   Коммисіонеръ нѣмецкой фабрики молча открылъ свою записную книжку, вынулъ карандашъ и съ дѣловитымъ видомъ спросилъ:
   -- А сколько потребуется такихъ баночекъ?
   -- Двадцать тысячъ.
   Прошло нѣсколько недѣль и къ торговцу въ Дижонѣ прибыла изъ Германіи партія заказанныхъ имъ на нѣмецкой фаянсовой фабрикѣ банокъ: двадцать тысячъ фарфоровыхъ свиней, на головахъ которыхъ красовались остроконечныя германскія каски.
   А вотъ и самая пикантная подробность всей этой исторіи!
   Какой-то проѣзжій нѣмецъ, случайно попавшій въ Дижонъ, увидѣлъ, къ своему великому изумленію, на окнѣ колбасной фарфоровую свинью въ настоящей нѣмецкой каскѣ. Разумѣется, онъ, какъ достойный сынъ своего отечества, счелъ своимъ долгомъ тотчасъ, же донести объ этомъ въ Берлинъ. Оттуда поступилъ оффиціальный запросъ по этому поводу во французское министерство иностранныхъ дѣлъ. Въ свою очередь министерство заинтересовалось фарфоровыми свиньями въ германскихъ каскахъ и откомандировало одного изъ своихъ чиновниковъ произвести на мѣстѣ разслѣдованіе всей этой исторіи. Дижонскій торговецъ горчицей, вмѣсто всякихъ объясненій, протянулъ чиновнику оплаченный счетъ нѣмецкой фаянсовой фабрики.
   Замѣтивъ однажды на груди одного эльзасъ-лотарингца орденъ, полученный имъ за Крымскую кампанію, нѣмецкій блюститель порядка воскликнулъ съ негодованіемъ: "Снимите сейчасъ эту мерзость!"
   Какая разница съ Франціей, всегда гостепріимной и изысканно-вѣжливой по отношенію къ тѣмъ же нѣмцамъ!

* * *

   Когда германское правительство объявило войну французскимъ надписямъ и вывѣскамъ въ Эльзасъ-Лотарингіи, одинъ нѣмецкій начальникъ округа, случайно попавъ на мѣстное французское кладбище, воскликнулъ: "Вотъ, что мы совсѣмъ упустили изъ виду!"
   Недѣля Всѣхъ Святыхъ оказалась особенно-благопріятной для открытія враждебныхъ дѣйствій. Трехцвѣтныя ленты, букеты и вѣнки, составленные изъ цвѣтовъ синяго, бѣлаго и краснаго оттѣнковъ, всѣ эти нѣжныя воспоминаніія о милой сердцу Франціи, которыми жители Эльзасъ-Лотарингіи задумали почтить дорогихъ умершихъ,-- все это безжалостно истреблялось и выбрасывалось нѣмцами.
   Подобная неистовства нѣмецкихъ властей вливаютъ новую дозу элегической грусти въ сердца эльзасъ-лотарингцевъ и заставляютъ ихъ лишній разъ вспоминать о мягкой терпимости временъ французскаго владычества. Въ 1828 году, т. е. черезъ 180 лѣтъ послѣ присоединенія Эльзаса къ Франціи, Карлъ X, остановившись въ эльзасской деревушкѣ Инттенгеймъ, сказалъ мѣстному мэру:
   -- Мнѣ очень жаль, что я недостаточно хорошо владѣю нѣмецкимъ языкомъ, чтобы поговорить со славными эльзасцами.
   Пока Эльзасъ принадлежалъ Франціи, послѣдняя не запрещала въ церквахъ говоритъ проповѣди на нѣмецкомъ языкѣ. Въ разсчетныхъ книгахъ рабочихъ обязательныя правила были напечатаны на двухъ языкахъ -- французскомъ и нѣмецкомъ. Германія сторицей вознаградила Францію за проявленную ею терпимость ко всему нѣмецкому въ Эльзасѣ: нѣмцы объявили здѣсь войну всему французскому. Но Франція получила за то лучшую награду. Въ 1871 году эльзасцы, знавшіе языкъ побѣдителей, эмигрировали не въ такой степени, какъ лотарингцы: нынѣ жители Эльзаса особенно усердно поддерживаютъ французскія традиціи и хранятъ любовь къ прошлому.

* * *

   Есть вещь, которая совершенна недоступна нѣмцамъ и даже самымъ интеллигентнымъ изъ нихъ: чувство мѣры. Присмотритесь къ нѣмцу въ обществѣ, прислушайтесь къ его разговору: нѣмецъ или черезчуръ фамильяренъ или не въ мѣру холоденъ, впадаетъ то въ распущенный и развязный, то въ заносчиво-напыщенный тонъ; онъ или сухъ съ вами до-нельзя или какъ-то надоѣдливо любезенъ, держитъ себя высокомѣрно и чванно или слишкомъ безпокоенъ и суетливъ.
   Чувство мѣры въ области искусства называется вкусомъ, въ области общественныхъ отношеній -- тактомъ.
   Даже тѣ французы, которые живутъ бокъ-о-бокъ съ нѣмцами, совершенно не понимаютъ ихъ характера. Душа француза и душа нѣмца -- это двѣ крайнія противоположности!
   Подчасъ, нѣмецкая манера держать себя, нѣмецкія слова и жесты, даже -- само нѣмецкое молчаніе кажется французу оскорбительнымъ; а нѣмецъ, оказывается, не имѣлъ ни малѣйшаго желанія оскорблять кого-бы то ни было. Позвольте подтвердить сказанное личнымъ воспоминаніемъ. Встрѣтивъ насъ въ Берлинѣ, одинъ прусскій литераторъ предложилъ намъ: "Хотите, я вамъ покажу что-то очень интересное".
   Онъ свелъ насъ въ одинъ изъ Берлинскихъ музеевъ и шепнулъ что-то на ухо смотрителю. И тотчасъ же (это былъ заранѣе приготовленный сюрпризъ) тотъ выложилъ на столъ цѣлую коллекцію оффиціальныхъ бюллетеней о ходѣ военныхъ дѣйствій, выпущенныхъ въ періодъ войны 1870-71 г.г. французскимъ правительствомъ. Послѣдній изъ этихъ бюллетеней возвѣщалъ жителямъ Парижа вступленіе въ городъ нѣмецкихъ войскъ и рекомендовалъ имъ сохранять внѣшнее спокойствіе.
   Мы стояли лицомъ къ лицу передъ тягчайшими для всякаго француза воспоминаніями прошлаго и невольно наши глаза наполнились слезами. Конечно, въ отвѣтъ, и мы могли въ свою очередь попросить предупредительнаго нѣмца показать намъ оффиціальный нѣмецкій бюллетень, который красовался на улицахъ Берлина послѣ Іены. Но подобнаго урока нѣмецъ все равно не понялъ бы. Онъ искренно былъ увѣренъ въ томъ, что какъ гостепріимный хозяинъ, доставилъ намъ развлеченіе, показавъ интересные документы, и даже не допускалъ мысли, чтобы его поступокъ могъ оскорбить насъ или омрачить наше настроеніе.
   Во время своего путешествія къ берегамъ Греціи Вильгельмъ II, тоже безъ всякаго намѣренія съ своей стороны, оскорбилъ греческаго морского офицера, показывавшаго ему одинъ изъ крейсеровъ, слѣдующимъ замѣчаніемъ:
   -- Ваше правительство лучше бы сдѣлало, если бы оно вмѣсто того, чтобы ставить заплаты на старыхъ судахъ, покупало бы новыя.
   Офицеръ промолчалъ. Да и что могъ сказать онъ? Про себя же онъ навѣрно подумалъ: "Что за грубый человѣкъ!"
   Не проходитъ недѣли, чтобы гдѣ-нибудь на восточной границѣ Франціи не разыгрался тотъ или другой инцидентъ, вызванный стараньями нѣмцевъ. Если до сихъ прръ инциденты эти улаживаются мирнымъ путемъ и не приводятъ ни къ какимъ печальнымъ послѣдствіямъ, это нужно отнести на счетъ рѣдкой сдержанности и удивительнаго такта французовъ. Въ февралѣ 1913 года одинъ семнадцатилѣтній юноша -- французъ, ученикъ Авіаціонной школы въ Шантиль, пріѣхалъ на-время въ гости къ своимъ родителямъ, въ родную деревушку Решэзи, близъ Бельфора. Однажды утромъ ему вздумалось прокатиться на велосипедѣ по аннексированной области. Около деревни Пфеттергузъ онъ столкнулся съ патрулемъ нѣмецкихъ драгунъ. Офицеръ спросилъ его, кто онъ такой.
   -- Я не обязанъ вовсе докладывать вамъ объ этомъ,-- отвѣчалъ юноша.-- Только жандармскія власти имѣютъ право потребовать отъ меня отвѣта.
   -- Вы правы, но зато, можетъ, вы не откажитесь сообщить мнѣ; какія части французскихъ войскъ участвуютъ сейчасъ въ маневрахъ по ту сторону границы?
   -- Ужъ не принимаете ли вы меня за шпіона?-- восклицалъ французъ.
   Нѣмецкій офицеръ велѣлъ солдатамъ арестовать юношу, и его затѣмъ три часа продержали на станціи Пфеттергузъ. Вся эта исторія въ свое время была занесена въ рапортъ французской жандармеріи.
   За нѣсколько мѣсяцевъ до этого, подъ трескъ барабановъ и пронзительные звуки флейтъ, въ Бельфоръ неожиданно вступила процессія учащихся одной изъ Баварскихъ школъ; участники процессіи -- все уже взрослые юноши -- задумали, оказывается, совершить школьную экскурсію на границу Франціи. Трубачи, какъ это и полагается въ нѣмецкой арміи, шли справа, а флейтисты -- слѣва; учащіеся, выстроенные правильными колоннами, шагали, какъ заправскіе нѣмецкіе гвардейцы, и видъ всей процессіи былъ столь воинствененъ, что старики изъ Бельфора подумали, ужъ не вернулись ли къ нимъ снова нѣмецкіе полки, которыхъ они не видали съ тѣхъ поръ, какъ Франція выплатила свою пятимилліардную контрибуцію Германіи. Съ трудомъ удалось объяснить сопровождавшимъ школьную экскурсію нѣмецкимъ педагогамъ всю неумѣстность подобной демонстраціи.
   Всѣ эти многочисленные мелкіе выпады Германіи противъ Франціи должны служить для послѣдней предостереженіемъ. Пусть Франція остается спокойной и сдержанной, но зато и готовой ко всякаго рода случайностямъ и неожиданностямъ съ нѣмецкой стороны.

* * *

   На мѣстахъ, служившихъ прежде полями сраженія въ Эльзасъ-Лотарингіи, всѣ надгробныя надписи въ памятникахъ и крестахъ сдѣланы на нѣмецкомъ языкѣ.
   Даже на тѣхъ могилахъ, гдѣ не похоронено ни одного нѣмца, германскія власти не позволили написать на надгробномъ камнѣ ни одного французскаго слова. Германія ведетъ борьбу даже съ мертвецами!
   На заупокойной службѣ, что ежегодно совершается въ соборѣ въ Мецѣ по всѣмъ павшимъ въ 1870--71 гг. на полѣ сраженія воинамъ-французамъ, всегда бываетъ масса публики, которая приходитъ сюда, желая почтить память почившихъ защитниковъ родины. Изъ собора вся толпа отправляется на кладбище Шамбіеръ и здѣсь въ нѣмомъ благоговѣніи обнажаетъ свои головы передъ памятникомъ, возведеннымъ надъ братской могилой французскихъ солдата. Послѣдній годъ, какъ и обыкновенно, присутствовавшіе намѣревались возложить на дорогую могилу вѣнокъ съ трехцвѣтной французской лентой. Однако представитель нѣмецкой власти потребовалъ грозно: "Снимите ленту!" Французы обрѣзали только синюю полосу трехцвѣтной ленты, такъ что остались лишь бѣлый и красный цвѣта -- цвѣта Эльзаса. Синюю же полосу прикрѣпили отдѣльно, въ видѣ банта, въ верху вѣнка. Нѣмецкій представитель власти получилъ удовлетвореніе. Французскіе солдаты получили то, что имъ принадлежало по праву.
   Характерную въ политическомъ смыслѣ рѣчь произнесъ при открытіи одной санаторіи близъ Лоркэна г. фонъ-Ведель, намѣстникъ Эльзасъ-Лотарингіи. Какъ видно, онъ задался цѣлью примирить коренныхъ жителей Эльзасъ-Лотарингіи съ пришлымъ нѣмецкимъ элементомъ. Сначала г. фонъ-Ведель долго перечислялъ обязанности эльзасъ-лотарингцевъ по отношенію къ нѣмецкимъ властямъ; затѣмъ онъ простеръ свою любезность до того, что призналъ, что и нѣмецкіе чиновники, въ свою очередь, имѣютъ нѣкоторыя обязанности по отношенію къ населенію имперской земли.
   "Вдругъ признать, что кто-то имѣетъ какія то обязанности по отношенію къ намъ! Дѣйствительно, Германія, просто осыпаетъ насъ своими милостями"! перешептывались между собою втихомолку эльзасцы.
   "Жители Эльзасъ-Лотарингіи",-- продолжалъ г. фонъ-Ведель:-- "должны стараться всячески доказывать, что они -- вѣрные подданные императора; оказывая знаки вниманія памяти павшихъ за свою родину французскихъ солдатъ, жители Эльзасъ-Лотарингіи должны твердо помнить и о тѣхъ новыхъ обязанностяхъ, которыя налагаетъ на нихъ званіе подданныхъ германскаго императора; особенно они должны стараться о томъ, чтобы не бередить, а заживлять свои старыя раны". Въ концѣ своей рѣчи намѣстникъ присовокупилъ, что онъ протестуетъ не противъ воспоминаній о прошломъ вообще, но противъ той формы воспоминаній о Франціи, которая влечетъ за собой "политическія демонстраціи и агитаціонную дѣятельность всякаго рода"; поэтому онъ рѣшительно осуждаетъ дѣятельность общества: "Память о судьбахъ Франціи".
   Послѣднее замѣчаніе г. фонъ-Веделя послужило сигналомъ. Нѣмецкая пресса забила въ набатъ. Со всѣхъ сторонъ посыпались колкія замѣчанія по адресу общества "Память о судьбахъ Франціи": его обвиняли въ шовинизмѣ; писали, что названное общество разжигаетъ среди населенія Эльзасъ-Лотарингіи ненависть къ Германіи; что дѣятельность этого общества слѣдуетъ немедленно пресѣчь, ибо она угрожаетъ цѣлости Германской имперіи!
   Упреки эти были совершенно несправедливы. Рѣчи, произносившіяся на собраніяхъ членовъ общества "Память о судьбахъ Франціи", неизмѣнно отличались умѣренностью, были полны достоинства и такта. Къ сожалѣнію, того же нельзя сказать про рѣчи самихъ нѣмцевъ!.. Рѣчи эти, внушаемыя берлинскимъ правительствомъ, сѣять рознь и ненависть между отдѣльными слоями населенія, возбуждаютъ другъ противъ друга различныя общественныя группы!.. Вотъ, напримѣръ, нѣсколько строкъ изъ рѣчи, произнесенной нѣмецкимъ военнымъ священникомъ передъ памятникомъ въ Сенъ-Прива-ла-Монтань.
   "Памятникъ, который возвышается передъ нами, поставленъ здѣсь для-того, чтобы напоминать намъ, что императоръ и имперія могутъ всегда разсчитывать на нашу жизнь, если она понадобится родинѣ. Нашъ врагъ по ту сторону границы также не долженъ забывать этого. Земля, орошенная кровью нѣмцевъ, вернулась къ Германіи; могилы, что окружаютъ насъ, свидѣтельствуютъ о славѣ героевъ. Если люди умолчатъ о ней, камни возопіютъ! Если нашимъ потомкамъ пришлось бы уступить землю, которую мы завоевали, если наши дѣти вынуждены были бы вернуть ее врагу, камни эти громогласно стали бы взывать о мщеніи! Долго еще съ глубокой горестью будетъ вспоминать врагъ о прекрасной части Лотарингіи съ славной крѣпостью Мецомъ, которыя онъ потерялъ въ результатѣ войны, затѣянной изъ-за собственнаго непростительнаго легкомыслія; долго еще будетъ онъ лелѣять въ своемъ сердцѣ мечту о мщеніи; долго еще будетъ онъ при всякомъ удобномъ случаѣ хвататься за оружіе, чтобы попытаться вернуть потерянное. И если наступитъ рѣшительный часъ, памятникъ, что стоитъ передъ нами, долженъ послужить для нашего врага предостерегающей десницей и напомнить ему, что нѣмецкая гвардія бодрствуетъ не только на берегахъ Рейна, но и на берегахъ Мозеля!"
   Вотъ, что по ту сторону границы считаетъ приличнымъ громко высказывать передъ лицомъ могилы служитель алтаря! Представьте же себѣ теперь, какія рѣчи по этому поводу можетъ повести журналистъ въ нѣмецкой прессѣ или генералъ во время маневровъ!
   Черезъ два года послѣ рѣчи г. фонъ-Веделя (въ августѣ 1912 г.) германское правительство особымъ декретомъ навсегда прекратило дѣятельность общества "Память о судьбахъ Эльзасъ-Лотарингіи".
   -- Но вѣдь въ Германіи существуетъ же законъ о свободѣ союзовъ и собраній?
   Увы! имперскій кодексъ представляетъ собою арсеналъ, гдѣ каждый можетъ найти себѣ оружіе по собственному вкусу. Законъ предусматриваетъ роспускъ тѣхъ союзовъ и собраній, "дѣятельность которыхъ клонится къ какимъ нибудь преступнымъ цѣлямъ". Когда общество называлось "Память о судьбахъ Франціи", нѣмцы находили, что оно вмѣсто того, чтобы заниматься культомъ павшихъ за родину французовъ, служитъ культу современной Франціи. Общество перемѣнило свое названіе: оно стало называться -- "Память о судьбахъ Эльзасъ-Лотарингіи". Въ числѣ его членовъ остались только уроженцы Эльзасъ-Лотарингіи. Казалось бы, теперь общество могло быть спокойнымъ за свое существованіе. Но не тутъ то было. Германское правительство распорядилось произвести обыскъ у нѣсколькихъ видныхъ членовъ этого общества, и "Память о судьбахъ Эльзасъ-Лотарингіи" постигла печальная участь "Памяти о судьбахъ Франціи". И это общество было закрыто подъ тѣмъ предлогомъ, что оно поддерживало яко бы сношенія "съ преступной организаціей "Памяти о судьбахъ Франціи" и что, вмѣсто культа мертвыхъ, оно пропагандировало идею отложенія отъ Германіи Эльзасъ-Лотарингіи.

* * *

   Въ Имперской землѣ германскія власти не только срываютъ ленты сколько нибудь подозрительныхъ цвѣтовъ съ вѣнковъ, возложенныхъ какой-либо общественной организаціей, но даже и съ вѣнковъ, принесенныхъ на могилу отдѣльными частными лицами. Нѣмцы въ Эльзасъ-Лотарингіи проявляютъ крайнюю нервность и подозрительность. Подозрительность эта, казалось, достигла своего апогея во время полетовъ французскихъ аэроплановъ. Узнавъ о томъ, что французскіе авіаторы собираются пролетѣть надъ Мецомъ, нѣмецкія газеты забили тревогу. "Strassburger Post" совѣтовалъ даже разстрѣливать всякій французскій аэропланъ, показавшійся надъ территоріей Эльзасъ-Лотарингіи: "Французы вѣрно ничего не будутъ имѣть противъ, если ихъ подшибетъ ихъ же бывшая митральеза".
   Это наглое заявленіе нѣмецкаго общественнаго органа вызвало, надо сознаться, въ свое время взрывъ негодованія чуть ли не во всемъ цивилизованномъ мірѣ.
   "Такое предложеніе могъ сдѣлать только негодяй или безумецъ!" рѣшили европейцы.
   Увы! Это былъ языкъ ретиваго пангерманиста!
   Иногда дѣятели пангерманизма пишутъ статьи въ защиту мира, но и въ этихъ статьяхъ чувствуется все тотъ же припѣвъ, къ которому они привыкли съ колыбели: "Пусть нашимъ паролемъ будетъ кровь французовъ!"
   Пролетѣть на аэропланѣ изъ Нанси въ Мецъ? Боже, да это. настоящее преступленіе въ глазахъ пангерманистовъ! А вотъ какимъ образомъ закончилась въ одномъ большомъ нѣмецкомъ иллюстрированномъ журналѣ статья, въ которой возвѣщалось о предполагавшемся тогда полетѣ Цеппелина VII, прозваннаго "Германіей",-- полетѣ, окончившемся, увы! столь трагично на территоріи Герцинскаго лѣса: "Несомнѣнно, вскорѣ мы получимъ возможность для быстрыхъ передвиженій пользоваться услугами аэроплановъ, которые будутъ въ часъ покрывать разстояніе отъ 70--80 километровъ. Такимъ образомъ, мы сможемъ при желаніи перелетѣть изъ Берлина въ Парижъ въ какихъ-нибудь десять-двѣнадцать часовъ времени".
   Когда первый Цеппелинъ -- это громоздкое, неуклюжее и безформенное чудовище -- поднялся надъ территоріей Германской имперіи, восторгу и ликованію нѣмцевъ не было предѣла.
   Нѣмцы всю ночь не спали и милліоны людей жадными взорами впились въ небо -- каждый первымъ желалъ увидѣть Цеппелинъ. Въ крикахъ, которыми нѣмецкая толпа привѣтствовала самого пилота графа Цеппелина, слышались не только ноты восхищенія, но и восторженнаго поклоненія новоявленному генію великой Германіи. Разумнаго человѣка, который вздумалъ бы объяснить нѣмцамъ истину, а именно, что графъ Цеппелинъ для постройки своего летательнаго аппарата воспользовался идеей французскихъ изобрѣтателей, восторженно настроенная толпа навѣрно приняла бы за сумасшедшаго.
   Одинаковый восторгъ былъ написанъ на лицахъ зрителей: и краснощекаго мальчугана, и ветерана съ сѣдой бородой. Ихъ сердца были преисполнены національной гордости, съ ихъ устъ готовы были сорваться побѣдныя слова нѣмецкаго гимна: "Германія, Германія -- ты превыше всего!" Одинъ изъ зрителей сказалъ: "Теперь мы можемъ перелетѣть границу, какъ только пожелаемъ". Какая то женщина прибавила: "И черезъ одну границу, и черезъ другую!" Послѣднія слова вызвали въ толпѣ цѣлую бурю восторга. Въ нихъ выразились затаенныя желанія всѣхъ истинныхъ нѣмцевъ: эскадра германскихъ дирижаблей направляется сначала во Францію, затѣмъ въ Англію. Нѣмецкіе шовинисты полны такой же ненависти къ Англіи, какъ и къ Ф'ранціи. И они мечтаютъ убить заразъ двухъ зайцевъ.
   У всѣхъ еще свѣжа въ памяти катастрофа съ первымъ Цеппелиномъ. Вся Германія оплакивала тогда свое дѣтище. Грушевое дерево, за которое зацѣпился Цеппелинъ при своемъ паденіи, было тотчасъ же срублено, и нѣмцы съ какимъ то благоговѣніемъ разбирали его куски себѣ на память. Этихъ реликвій все же не хватило для всѣхъ желающихъ, и сосѣднія съ злополучнымъ деревомъ грушевыя деревья также немало пострадали отъ не въ мѣру усердныхъ почитателей графа Цеппелина.
   Сколько воспоминаній связано для каждаго нѣмца съ этимъ именемъ! Графъ Цеппелинъ не только подарилъ Германіи первый дирижабль; онъ первымъ изъ нѣмецкихъ офицеровъ перешелъ въ 1870 году французскую границу. Въ то время графъ Цеппелинъ числился капитаномъ въ отрядѣ Вюртембергской кавалеріи, и ему удалось съ нѣсколькими другими кавалеристами, отдалившись въ время отъ главной операціонной линіи, проникнуть въ ночь съ 24 на 25 іюля въ долину Нижняго Эльзаса. Отъ открылъ здѣсь враждебныя дѣйствія тѣмъ, что разбилъ вдребезги одинъ почтовый ящикъ, послѣ чего проѣхался по Морсбронну, Вёрту, Фрёшвиллеру, высотамъ Эльзесхаузена -- по всѣмъ тѣмъ мѣстамъ, гдѣ черезъ двѣнадцать дней началась борьба въ неимовѣрно тяжелыхъ для французовъ условіяхъ. Графъ Цеппелинъ сообщилъ въ прусскій генеральный штабъ, что никакого сосредоточенія французскихъ войскъ въ Эльзасѣ не замѣчается, и Эльзасъ-Лотарингія остается открытой для вторженія непріятеля. Судьба Франціи была рѣшена.
   Черезъ тридцать девять лѣтъ тотъ же человѣкъ, который въ 1870 году первымъ изъ нѣмцевъ вступилъ на почву Франціи, пролетая на своемъ Цеппелинѣ надъ аннексированной нѣмцами областью, мысленно поздравлялъ себя съ удачнымъ изобрѣтеніемъ, которое до-нельзя упрощало теперь переправу черезъ любую изъ границъ.
   

ГЛАВА XI.
Травля.

   Германія прилагаетъ всѣ усилія къ тому, чтобы Эльзасъ-Лотарингія твердо помнила, что она завоеванная страна. Вотъ, что разсказалъ одинъ уроженецъ Эльзаса:
   -- Сегодня утромъ я отправился въ судъ по личному дѣлу: мои судьи тамъ оказались родомъ изъ Пфальца. Изъ суда я направился сначала въ бюро регистраціи, потомъ въ контору таможни и наконецъ на станцію. Въ бюро регистраціи засѣдалъ нѣмецъ изъ Помераніи; въ таможенной конторѣ -- уроженецъ Вюртемберга; на желѣзнодорожной станціи -- саксонецъ. Только что на почтѣ я купилъ марку -- ее мнѣ продалъ пруссакъ. Что-жъ, пойти съ жалобой на нѣмецкое засилье въ редакцію ближайшей газеты? Тамъ меня проведутъ въ кабинетъ редактора -- уроженца Вестфаліи! Нѣмецкіе чиновники не только высоко задираютъ носъ, но чувствуютъ себя въ имперской землѣ какими то неограниченными самодержцами, волѣ которыхъ безпрекословно должно подчиняться все коренное населеніе Эльзасъ-Лотарингіи! И это -- въ странѣ, гдѣ я родился и выросъ, гдѣ жили и умерли мои дѣды и прадѣды! Меня, природнаго жителя Эльзаса, пришлые нѣмцы оттѣсняютъ куда то на второй планъ, и я долженъ чувствовать себя въ родной странѣ какимъ то чужестранцемъ, пришельцемъ, ни къ чему ненужнымъ человѣкомъ!
   Нѣмецкіе чиновники, утвердившіеся въ Эльзасѣ со дня аннексіи, почувствовали себя здѣсь сразу же господами положенія. Большая часть изъ нихъ явилась въ аннексированную область съ опредѣленной цѣлью -- съ цѣлью поправки своихъ финансовъ; а такъ какъ пришельцы изъ Германіи не отличались особой щепетильностью, то они и начали съ первыхъ же шаговъ неуклонно слѣдовать разъ намѣченной программѣ: грабить и притѣснять мѣстное населеніе. За образецъ себѣ нѣмцы-чиновники поставили самого Мольтке, который, проживъ во время войны довольно долго въ одной эльзасской гостиницѣ, уѣхалъ оттуда, не заплативъ ни копѣйки; въ видѣ воспоминанія о пребываніи высокаго гостя у хозяевъ гостиницы остался билетъ, выданный на его имя съ разрѣшеніемъ безплатно проживать въ названной гостиницѣ; подписанъ былъ билетъ самимъ же Мольтке.
   -- Этотъ билетъ -- не только драгоцѣнный автографъ,-- говорилъ намъ хозяинъ гостиницы:-- но и великолѣпный автопортретъ!
   Какъ только нѣмецкіе чиновники явились въ Эльзасъ-Лотарингію на смѣну французскимъ, первое, что они потребовали, это сбавку цѣнъ на столъ и помѣщеніе въ гостиницахъ гдѣ они остановились.
   -- Намъ предстоятъ большіе расходы,-- заявили они.
   "Имъ нужно было подновить свой гардеробъ. Каждый изъ нихъ поторопился пріобрѣсти цилиндръ, хотя прежде, разумѣется, никогда не носилъ его",-- съ серьезнымъ видомъ поясняли тогда эльзасцы.
   Какъ то разъ, проходя мимо какого-то изъ великолѣпныхъ виноградниковъ Эльзаса, жена одного нѣмца-чиновника сорвала себѣ нѣсколько наиболѣе пышныхъ вѣтокъ. Сторожъ виноградника замѣтилъ ей въ самой вѣжливой формѣ, что виноградныя лозы принадлежатъ не ей, что онѣ составляютъ частную собственность владѣльца виноградника.
   -- Что вы такое говорите, я не понимаю!-- искренно возмутилась дама:-- развѣ вся эта страна не принадлежитъ намъ?
   Какой to нѣмецъ вздумалъ восхвалять разъ въ разговорѣ съ эльзасцемъ вѣжливость, любезность и обходительность Вильгельма II.
   -- Увы!-- воскликнулъ на это эльзасецъ:-- мы имѣемъ дѣло только съ его чиновниками и жандармами. Вѣрно, и онъ самъ ничего не можетъ подѣлать съ ними!
   Стефани, бывшій прежде крупнымъ полицейскимъ чиновникомъ Германіи, опубликовалъ внушительныхъ размѣровъ памфлетъ противъ нѣмецкой полиціи. Хотя онъ и заслужилъ прозвище недостойнаго сына своего отечества, но въ его книгѣ есть и очень большая доля истины. Напримѣръ, онъ говоритъ: "эльзасъ-лотарингцы всегда будутъ съ сожалѣніемъ вспоминать о любезныхъ и предупредительно-вѣжливыхъ французскихъ чиновникахъ".
   Французская прирожденная скромность не должна смущаться этимъ замѣчаніемъ, потому что, дѣйствительно, грубость и подкупность нѣмецкихъ чиновниковъ въ Эльзасъ-Лотарингіи переходитъ всякіе предѣлы!
   Подкупить здѣсь можно кого угодно: какъ мелкихъ, такъ и крупныхъ агентовъ власти. Нужно только предварительно узнать ихъ цѣну; иногда же можно обойтись и безъ этого, Стоитъ вамъ въ поѣздѣ сунуть нѣсколько пфенниговъ въ руку нѣмецкому кондуктору или нѣсколько марокъ -- въ руку начальнику станціи, и вы можете спокойно пользоваться всевозможнаго рода льготами. Во Франціи же, если бы путешественнику вздумалось сунуть нѣсколько монетъ въ руку начальнику станціи, тотъ пришелъ бы въ полнѣйшее недоумѣніе.
   Грубость и продажность -- два неотъемлемыя качества нѣмецкой администраціи въ Эльзасъ-Лотарингіи. Нѣмцы-чиновники говорятъ здѣсь и обращаются съ мѣстнымъ населеніемъ, какъ съ ротой солдатъ. Этотъ тонъ вѣчной команды раздражаетъ эльзасъ-лотарингцевъ: "Точно разговоръ въ дисциплинарномъ батальонѣ", говорятъ они.
   Трогательнѣе всего то, что въ оправданіе своего служебнаго усердія нѣмецкая полиція въ Эльзасъ-Лотарингіи любитъ ссылаться на устарѣвшіе акты французскаго законодательства.
   Такъ, эльзасскіе карикатуристы Цислэнъ и Анзи, были осуждены въ силу французскаго закона... 1848 года! Одинъ страсбургскій ювелиръ въ витринѣ своего магазина выставилъ аншлагъ на французскомъ языкѣ: "Changement de domicile" (магазинъ переводится въ другое помѣщеніе). Нѣмецкіе судьи, привыкшіе вести безпощадную борьбу съ французскими вывѣсками, не постѣснялись вынести ювелиру обвинительный приговоръ, ссылаясь на декретъ, Изданный французскимъ правительствомъ въ... 1789 году! Президентъ полиціи въ Страсбургѣ заставляетъ владѣльцевъ кинематографовъ подчиняться слѣдующему обязательному постановленію: "Для устройства представленія въ театрѣ маріонетокъ и вообще всякаго рода зрѣлищъ требуется каждый разъ особое разрѣшеніе мэра". Надо сказать, что это -- текстъ французскаго декрета, изданнаго 18 августа... 1790 года!
   Одинъ изъ жителей Страсбурга подалъ жалобу въ судъ исправительной полиціи. "Неужели", говорилъ онъ: "вы такъ-таки и намѣрены подчинить современные кинематографы театральнымъ правиламъ, изданнымъ въ 1790 году? Кинематографъ -- это вовсе не театръ въ томъ смыслѣ, въ какомъ понималось это слово въ концѣ XVIII столѣтія. Новыя вещи и понятія требуютъ и новыхъ словъ и законовъ. Французскій законодатель въ 1790 году не могъ предвидѣть ни современныхъ кинематографовъ, ни даже самой аннексіи Эльзасъ-Лотарингіи". Судъ исправительной полиціи призналъ, что полицейская власть превысила въ данномъ случаѣ свои права. Но, не обращая ни малѣйшаго вниманія на это рѣшеніе, полиція продолжаетъ запрещать нѣкоторыя представленія въ кинематографахъ, ссылаясь при этомъ все на тотъ же французскій декретъ 1790 года. Германизаторы въ Эльзасъ-Лотарингіи преслѣдуютъ одну цѣль -- изгнать изъ сердца мѣстнаго населенія любовь къ Франціи.
   "Пеняйте не на насъ", говорятъ они эльзасъ-лотарингцамъ: "а на декреты, изданные вашей милой Франціей".
   Съ такимъ же основаніемъ, если бы нѣмцамъ пришла вдругъ въ голову мысль разстрѣливать эльзасцевъ изъ пушекъ и ружей, взятыхъ изъ стараго арсенала въ Страсбургѣ, они могли бы сказать имъ: "Вамъ нечего жаловаться. Вѣдь васъ сражаютъ французскія ядра и пули!"
   Цѣлая масса нѣмецкихъ газетъ, во главѣ съ "Strassburger Post", постоянно кричитъ о томъ, что съ населеніемъ Эльзасъ-Лотарингіи слѣдуетъ обращаться возможно круче. Эти же газеты безъ устали доносятъ германскимъ властямъ обо всемъ, что кажется имъ подозрительнымъ, неблагонадежнымъ или даже недостаточно почтительнымъ по отношенію къ нѣмцамъ въ мѣстной жизни. Эти органы германской прессы не останавливаются и передъ тѣмъ, чтобы упрекнуть свое же правительство въ слабости и преступномъ попустительствѣ, если оно не сразу обращаетъ вниманіе на ихъ предостереженія или замѣчанія или съ недостаточной силой обрушивается на виновныхъ. "Роль -- довольно некрасивая!" рѣшитъ каждый порядочный человѣкъ. Увы! газеты эти искренно увѣрены въ томъ, что они честно служатъ нѣмецкому обществу.
   Если же какому-нибудь эльзасцу пришла въ голову мысль издавать газету у себя на родинѣ, онъ во-первыхъ долженъ представить залогъ; во-вторыхъ внести въ депозитъ суда 20.000 марокъ (25.000 франковъ), которыя должны служить гарантіей въ правильной эксплоатаціи названной газеты. Всѣ иностранныя газеты и журналы, всякія статьи, въ которыхъ германское правительство усмотритъ что-либо предосудительное съ государственной точки зрѣнія, подлежатъ немедленной конфискаціи или даже полному запрещенію.
   Въ 1905 году извѣстный карикатуристъ родомъ изъ Мюльгаузена Цислэнъ былъ приговоренъ къ штрафу въ сто марокъ за свой рисунокъ (помѣщенный въ мѣстномъ журналѣ), изображавшій нѣмецкаго орла, вонзившаго свои острые когти въ грудь поверженной на землю эльзаски.
   Въ 1908 году тотчасъ же Цислэнъ былъ приговоренъ судомъ исправительной полиціи къ штрафу въ сто марокъ и къ восьми мѣсяцамъ тюремнаго заключенія. Его обвиняли въ томъ, что онъ началъ изданіе журнала "По Эльзасу", не внеся предварительно залога; въ томъ, что онъ своими рисунками оскорбляетъ общественную нравственность; наконецъ, въ томъ, что онъ задѣваетъ честь нѣмецкихъ офицеровъ...
   На первый пунктъ обвиненія власти особенно не напирали: они удовольствовались заявленіемъ Цислэна, что онъ готовъ подчиниться рѣшенію суда и внести залогъ и что, если онъ до сихъ поръ не сдѣлалъ этого, то потому только, что, когда ему случалось издавать другіе періодическіе органы печати, залога съ него никогда не требовали.
   Рисунокъ, навлекшій на себя гнѣвъ нѣмецкихъ цензоровъ, изображалъ двухъ господъ сидящихъ въ парижскомъ кабачкѣ за кружкой пива. Одинъ изъ нихъ спрашивалъ у своего визави (господина съ рѣзко выраженнымъ германскимъ типомъ): "Sprechen sie deutsch? (Вы говорите по-нѣмецки?)" И это все? "Да, все!" воскликнулъ съ негодованіемъ въ голосѣ предсѣдатель суда: "и этого слишкомъ достаточно! Вы воспроизводите подобный рисунокъ чуть ли не на слѣдующій день послѣ окончанія процесса Эйленбурга: это черезчуръ ясный намекъ, милостивый государь!" Пока предсѣдатель суда съ жаромъ произносилъ эту тираду, друзья подсудимаго съ недоумѣніемъ переглядывались и перешептывались другъ съ другомъ: "Какъ? Неужели теперь нельзя спросить кого-нибудь въ Парижѣ: говорите ли вы по-нѣмецки? безъ того, чтобы власти въ Мюльгаузенѣ не подняли изъ-за этого цѣлой бури! А вѣдь какъ разъ префектъ парижской полиціи только что образовалъ особый отрядъ полицейскихъ, владѣющимъ иностранными языками, которые именно могутъ задать этотъ вопросъ".
   Третій пунктъ обвиненія: нанесеніе оскорбленія нѣмецкимъ офицерамъ. Въ Центральной гостиницѣ въ Мюльгаузенѣ обѣдали, какъ и всегда въ воскресенье, нѣмецкіе драгуны. Послѣ конца обѣда имъ поданъ былъ счетъ, написанный по-французски. Нѣмцы подняли скандалъ, стали кричать: "Разъ счетъ написанъ по-французски, мы ничего не платимъ!"
   Болѣе благодарной темы карикатуристу не придумать для своего рисунка. И Цислэнъ поспѣшилъ использовать сюжетъ, набросавъ нѣсколько головъ съ моноклями. Въ нарисованныхъ монокляхъ нашли черезчуръ большое сходство съ ихъ оригиналами.
   "Я никогда и въ глаза не видѣлъ этихъ господъ!" утверждалъ обвиняемый.
   -- Да вѣдь надо сказать, что всѣ нѣмецкіе драгунскіе офицеры похожи другъ на друга, какъ двѣ капли воды; у нихъ у всѣхъ та же голова съ прямымъ проборомъ чуть ли не до хребта,-- заявили друзья подсудимаго.
   Предсѣдатель суда обратился къ самимъ оскорбленнымъ:
   -- Узнаете ли вы себя на этомъ рисункѣ?
   Одинъ изъ офицеровъ выказалъ нѣкоторое колебаніе. Онъ узнавалъ, но не совсѣмъ. Зато другой сразу узналъ:
   -- Да,-- сказалъ онъ:-- вотъ мои товарищи, а вотъ и я самъ.
   -- Какимъ образомъ вы узнали себя?
   -- Я узналъ по стулу, на которомъ сидѣлъ.
   Аудиторія разражается смѣхомъ. Пожалуй, одинъ стулъ изъ дюжины еще больше похожъ на другой стулъ изъ той же дюжины, чѣмъ одинъ драгунскій офицеръ на другого.
   Къ третьему офицеру предсѣдатель обратился съ вопросомъ:
   -- Узнаете вы этого офицера съ моноклемъ въ глазу?
   -- Да,-- твердо отвѣчаетъ спрошенный:-- это лейтенантъ Вассерманъ. Во всякомъ случаѣ это его монокль.
   Когда человѣкъ смѣшливо настроенъ, ему все кажется особенно забавнымъ. Поэтому допросъ остальныхъ свидѣтелей проходилъ подъ дружные раскаты смѣха всей аудиторіи. Предсѣдателю подъ конецъ пришлось даже прибѣгнуть къ угрозѣ, чтобы нѣсколько усмирить не въ мѣру разошедшихся слушателей.
   -- У насъ въ гостиницѣ всегда, какъ меню, такъ и счета, писались по-французски,-- пояснялъ между тѣмъ хозяинъ отеля:-- не знаю, какая муха укусила въ этотъ вечеръ господъ офицеровъ. Надо сказать, что буфетчица изъ осторожности написала названія нѣкоторыхъ блюдъ по-нѣмецки, но имъ и этого показалось мало.
   Вслѣдъ за хозяиномъ гостиницы съ объясненіями выступила сама буфетчица. По ея словамъ, недѣли двѣ тому назадъ одинъ нѣмецкій лейтенантъ тоже поднялъ скандалъ изъ-за меню, написаннаго по-французски. Съ тѣхъ поръ, но избѣжаніе дальнѣйшихъ недоразумѣній съ посѣтителями-нѣмцами, она и рѣшила писать на меню и счетахъ названія нѣкоторыхъ кушаній по-нѣмецки. Такъ, напримѣръ, вмѣсто "fruits" -- "Obst" (фрукты); вмѣсто "canard" -- "Ente" (утка) и т. п. Но могла ли она придумать какое-нибудь другое названіе вмѣсто лангуста? Конечно, нѣтъ. Ужъ изъ одного уваженія къ желудкамъ посѣтителей отеля она обязана была сохранить за большинствомъ блюдъ ихъ французскія наименованія, чтобы не испортить людямъ аппетита. Какъ извѣстно, нѣмецкій языкъ -- самый неповоротливый въ мірѣ. "Зачѣмъ вы пишете: "soupe à la tortue"? (супъ изъ черепахъ) кричатъ нѣмцы: "пишите по-нѣмецки: "Schildkröte-Suppe". Schildkröte-Suppe буквально означаетъ: "супъ изъ безхвостаго гада-щитоносца". Пріятно ѣсть безхвостаго гада, плавающаго въ собственномъ бульонѣ! Достаточно вмѣсто французскаго слова "souce" (соусъ) поставить нѣмецкое "Tunke", чтобы у васъ тотчасъ же создалось представленіе о чемъ то тягучемъ, клейкомъ. Попробуйте написать на меню вмѣсто "champignons" (грибы) -- "Pilze". Pilz буквально означаетъ наростъ, опухоль. Нужно отдать справедливость нѣмецкимъ меню -- они крайне экономны. Достаточно взглянуть на нихъ, чтобы у васъ пропалъ всякій аппетитъ.
   Рѣчь прокурора была безпощадна. Онъ прежде всего заявилъ, что Цислэнъ руководствовался "низкими чувствами", что повидимому онъ рѣшилъ всячески вредить дѣлу сближенія между кореннымъ и пришлымъ населеніемъ Эльзасъ-Лотарингіи. Очевидно, у прокурора былъ собственный моральный кодексъ. Дальше онъ старался доказать, что рисунки Цислэна имѣли цѣлью "прославлять все французское и даже тѣхъ эльзасцевъ, которые перешли по ту сторону границы". Карикатурѣ Цислэна на нѣмецкихъ драгунъ прокуроръ противопоставилъ рисунокъ того же Цислэна, посвященный памяти уроженца города Танна капитана Илэра, погибшаго въ Марокко, защищая честь французскаго знамени.
   На это защитникъ Цислэна возразилъ:
   -- Вы ставите намъ въ упрекъ то, что мы, прославляя память героевъ, будто бы тѣмъ самымъ углубляемъ пропасть, которая отдѣляетъ пришлыхъ нѣмцевъ отъ коренныхъ жителей Эльзасъ-Лотарингіи. Вы жестоко ошибаетесь. Прославляя память капитана Илэра, мы желаемъ подчеркнуть только то обстоятельство, что человѣкъ, который могъ бы спокойно служить во французской арміи въ Европѣ и сдѣлать, можетъ хорошую карьеру, пренебрегъ всѣмъ этимъ и отправился въ Африку, чтобы тамъ прославить французское оружіе. Капитанъ Илэръ былъ сыномъ бакалейнаго торговца изъ Танна. Жажда подвига -- это отличительная черта сыновъ французскаго народа. Нѣмцы, кажется, этимъ не отличаются. Мы тутъ, право, не при чемъ, и насъ карать за это не слѣдуетъ.
   Цислэнъ тѣмъ не менѣе былъ осужденъ и тутъ же безъ дальнѣйшихъ разговоровъ посаженъ куда слѣдуетъ.

* * *

   Въ день седьмой годовщины основанія "Эльзасъ-Лотарингской газеты", гдѣ авторъ сотрудничалъ съ перваго же дня ея изданія, Цислэнъ помѣстилъ въ газетѣ свой рисунокъ, отъ котораго вѣяло истинно-героической силой. Онъ изобразилъ группу эльзасъ-лотарингцев -- людей различныхъ состояній и профессій: горожанъ, рабочихъ, крестьянъ, артистовъ, тѣсно сплотившихся вокругъ знамени, на которомъ красуется галльскій пѣтухъ, и идущихъ за символической фигурой Эльзаса, олицетвореннаго въ образѣ бодрой, привѣтливо улыбающейся женщины въ красномъ фригійскомъ колпакѣ. Этотъ рисунокъ являлся иллюстраціей къ моему стихотворенію, напечатанному въ томъ же номерѣ.
   Когда мое стихотвореніе и рисунокъ Цислэна появились на свѣтъ въ новогоднемъ номерѣ газеты, то нѣмецкія судебныя власти сейчасъ же пришли въ волненіе. Прокуроръ суда немедленно потребовалъ къ себѣ одного изъ представителей редакціи "Эльзасъ-Лотарингской газеты".
   -- Что-жъ это такое,-- заявилъ ему прокуроръ:-- Вы позволяете себѣ помѣщать на заглавномъ листѣ вашего изданія символическія изображенія, говорящія о Франціи?
   -- Какія же изображенія вы имѣете въ виду, господинъ прокуроръ?
   -- А галльскій пѣтухъ что же, по-вашему, означаетъ?
   -- Позвольте однако, господинъ прокуроръ, вамъ замѣтить, что Шантеклэръ вовсе не исключительная принадлежность французской почвы -- это символъ всемірнаго характера. Повсюду на свѣтѣ онъ возвѣщаетъ своимъ пѣніемъ зарю лучшихъ дней всякому честному труженику!
   -- Ну а красный колпакъ? Вѣдь это же чисто французское украшеніе!
   -- Совсѣмъ нѣтъ -- хотя бы ужъ потому, что онъ называется фригійскимъ! Повѣрьте, что Франція никогда и не помышляла о томъ, чтобы присоединить Фригію къ своимъ владѣніямъ...
   Прокуроръ суда задумался и долго что-то соображалъ про себя.
   -- Если за это дѣло взяться какъ слѣдуетъ,-- сказалъ онъ,-- то намъ бы ничего не стоило засадить васъ года на три въ крѣпость. Ступайте и не подумайте никому разсказывать о нашей бесѣдѣ.
   -- Не безпокойтесь объ этомъ...
   Нѣсколько мѣсяцевъ спустя Цислэнъ былъ осужденъ судомъ въ третій разъ. Судя по тексту предъявленнаго къ нему обвиненія, преслѣдованіе было возбуждено на этотъ разъ не за его карикатуры. Въ одной изъ статей, помѣщенной въ его сборникѣ "По Эльзасу" и написанной сотрудникомъ Цислэна г. Веберомъ изъ Страсбурга, судебныя власти усмотрѣли язвительный намекъ на ежегодное паломничество въ Эльзасъ-Лотарингію нѣмецкихъ ветерановъ, устраиваемое въ августѣ мѣсяцѣ въ память сраженій 1870 года. Всѣмъ жителямъ Эльзасъ-Лотарингіи отлично знакома картина торжественнаго шествія этихъ старыхъ солдатъ, которые чувствуютъ себя на небесахъ отъ гордости, потому-что могутъ выставить здѣсь на показъ грудь, украшенную всякими знаками отличія, и потому, что имъ дали проѣхать по желѣзной дорогѣ по удешевленному тарифу.
   "Поистинѣ",-- говорилось въ этой статьѣ:-- "Слишкомъ много шуму поднимается изъ-за побѣдъ, гдѣ десять человѣкъ боролось противъ одного. Право же, такіе побѣдители могли бы сидѣть спокойно дома, а лавровые листья просто купить себѣ въ мелочной лавочкѣ!"
   На эту выходку была подана жалоба отъ имени ветерановъ полковникомъ фонъ-Вилліерсомъ -- офицеромъ, нѣкогда перешедшимъ французскую границу вмѣстѣ съ графомъ Цеппелиномъ въ самомъ началѣ войны 1870 года.
   Нѣмецкіе судьи не углублялись особенно въ текстъ этой статьи, видимо не отдавая себѣ отчета въ томъ тонѣ легкой насмѣшки, въ какомъ она была написана. Они прямо взялись за извѣстнаго карикатуриста -- издателя сборника и присудили его къ двухмѣсячному заключенію въ тюрьмѣ, а г. Вебера къ уплатѣ штрафа въ двѣсти марокъ. Да, можно сказать, есть еще судьи въ Мюльгаузенѣ.
   Мѣстная печать отмѣтила по этому поводу, что германскія судебныя власти, обнаруживъ здѣсь такую строгость по адресу эльзасскихъ журналиста и художника, какъ-разъ одновременно съ этимъ случаемъ, но только въ другомъ мѣстѣ Германіи, проявили чисто отеческую снисходительность къ дѣяніямъ нѣкихъ студентовъ Боннскаго университета. Эти милые господа изъ молодыхъ дворянчиковъ вздумали ни болѣе, ни менѣе, какъ покуситься устроить крушеніе поѣзда и убить одного изъ кондукторовъ. Одинъ изъ студентовъ вышелъ изъ суда совершенно оправданнымъ; другой -- былъ приговоренъ къ денежному штрафу на сумму трехъ съ половиною франковъ, а третій, покушавшійся на убійство,-- къ штрафу въ шестьдесятъ два франка.
   Вообще въ Эльзасѣ нѣмецкая администрація очень щедра на всякія неуклюжія придирки, неизмѣнно встрѣчаемыя смѣхомъ со стороны населенія. Еще недавно власти догадались запретить здѣсь представленіе одной французской пьесы... Какой -- какъ бы вы думали? "Тяжущихся" -- Расина!.. Попасть впросакъ -- вѣчная судьба нѣмецкой полиціи въ Эльзасъ-Лотарингіи.

* * *

   Трудно себѣ представить болѣе неосновательный случай ареста, чѣмъ тотъ, жертвой котораго мнѣ лично пришлось оказаться въ Старомъ Бризакѣ.
   Я только что передъ тѣмъ выступилъ на конгрессѣ членовъ Лиги Образованія въ Жерардмерѣ съ докладомъ на тему "Душа и сердце Эльзасъ-Лотарингіи". Моему докладу суждено было обратить на себя извѣстное общественное вниманіе, особенно въ виду того обстоятельства, что на этой сессіи конгресса предсѣдательствовалъ тогдашній предсѣдатель совѣта министровъ, нынѣ президентъ республики г. Раймондъ Пуанкарэ.
   Изъ Жерардмера я отправился въ Эльзасъ. Приготовляя въ то время къ печати мой трудъ "Эльзасскія легенды", я захотѣлъ лишній разъ проѣхаться по этой очаровательной странѣ, которая является истинной обѣтованной землей для зарожденія на ея почвѣ всякихъ красивыхъ легендъ. Какъ всегда бывало и въ прежнихъ моихъ поѣздкахъ, я останавливался въ Обернэ, въ Кольмарѣ, въ Труазэпи... На пути я дѣлалъ кое-какія замѣтки съ тѣмъ, чтобы удержать въ памяти особенно интересныя детали того восхитительнаго пейзажа и обстановки, среди которыхъ развиваются главнѣйшія сцены задуманной мною книги.
   Мнѣ оставалось поработать надъ описаніемъ картины Рейна въ тихій лѣтній вечеръ. Отъ Кольмара до Стараго Бризака всего нѣсколько минутъ ѣзды по желѣзной дорогѣ, и я рѣшилъ проѣхаться въ Старый Бризакъ. Оставивъ свой чемоданъ въ гостиницѣ "Серебряная Башня", я направилъ свои стопы прямо къ берегу рѣки и не торопясь перешелъ по наплавному мосту на другую сторону.
   Здѣсь я зашелъ въ маленькій ресторанчикъ у самаго въѣзда на мостъ, написалъ одно нужное мнѣ письмо и той же дорогой пошелъ обратно въ городъ. Переходя опять черезъ Рейнъ, я досталъ изъ кармана записную книжку и собрался уже дѣлать въ ней свои замѣтки...
   Но вотъ изъ сторожевой будочки, помѣщавшейся посерединѣ моста, вышелъ прусскій сержантъ, ведя за собою велосипедъ. Низко кланяясь и улыбаясь, онъ заговорилъ со мною вкрадчивымъ голосомъ и предложилъ мнѣ нѣсколько вопросовъ довольно неопредѣленнаго характера. Съ полной готовностью я отвѣчалъ ему по-нѣмецки, какъ только умѣлъ хорошо, что я собираю здѣсь замѣтки для своей литературной работы и что остановился я въ гостиницѣ, которую видно съ того мѣста, гдѣ мы стояли.
   На это сержантъ отозвался, что не понимаетъ меня, такъ какъ я плохо объясняюсь по-нѣмецки. Въ виду такого нелестнаго замѣчанія я рѣшилъ больше не отвѣчать на его вопросы. Тогда онъ вскочилъ на велосипедъ и понесся по направленію къ Старому Бризаку. Счастливаго пути!-- подумалъ я и совершенно спокойно снова сталъ смотрѣть въ великолѣпную панораму, разстилавшуются передъ моими глазами.
   Однако на обратномъ пути къ гостиницѣ я былъ остановленъ тремя жандармами изъ Стараго Бризака, которые потребовали отъ меня мои бумаги. Тутъ же невдалекѣ находился и сержантъ со своимъ велосипедомъ. Я протянулъ одному изъ жандармовъ мой членскій билетъ Союза журналистовъ Восточной Франціи; на билетѣ этомъ прикрѣплена была моя фотографическая карточка, а внизу стояла моя подпись, засвидѣтельствованная нотаріальнымъ порядкомъ.
   Однако жандармы не удовольствовались этимъ, и я, уже въ качествѣ арестованнаго, долженъ былъ слѣдовать подъ стражей обратно въ мою гостиницу.
   Дорогой я вдругъ вспомнилъ о письмѣ, которое написалъ одному своему пріятелю, поджидавшему меня въ Домреми. Такъ какъ письмо это нужно было поскорѣе отправить по назначенію, я передалъ его сержанту съ велосипедомъ, прося отнести письмо на станцію; такимъ путемъ я разсчитывалъ кстати разсѣять и послѣднія нелѣпыя подозрѣнія, зародившіяся на мой счетъ въ головѣ не въ мѣру усерднаго сержанта. Тотъ взглянулъ на протянутый ему конвертъ и вздрогнулъ, замѣтивъ, что на немъ наклеены были четыре марки по пяти пфенниговъ каждая: письмо отправлялось заграницу -- значитъ, его подозрѣнія были небезъосновательны. Сержантъ молча передалъ письмо, но оно попало уже не въ мои руки, а въ руки сопровождавшей меня охраны.
   Въ гостиницѣ снова начался допросъ. Я рѣшилъ больше не отвѣчать по-нѣмецки, такъ какъ положеніе мое сдѣлалось серьезнѣй, и я боялся изъ-за недостаточнаго знанія нѣмецкаго языка что-нибудь напутать въ своихъ показаніяхъ. Роль переводчицы взяла на себя хозяйка гостиницы, гдѣ я остановился; она пробыла нѣсколько лѣтъ въ школѣ въ Дижонѣ и хорошо знала французскій языкъ. Благодаря ей, мнѣ удалось съ большой ясностью и подробностью изложить содержаніе задуманной мною литературной работы и объяснить, что бумаги, найденныя въ моемъ чемоданѣ -- не больше, какъ путевыя замѣтки и черновые наброски, имѣющіе отношеніе все къ тому же литературному труду.
   Чтобы подтвердить свои слова, я вынулъ изъ кармана свой блокъ-нотъ и тоже отдалъ его жандармамъ. На крышкѣ этого блокъ-нота вверху былъ сдѣланъ синій съ бѣлымъ кружокъ, и на немъ написано названіе магазина и цѣна: "0 fr. 65" (65 сантимовъ). Жандармы указали другъ другу на этикетку магазина и многозначительно переглянулись. Позднѣе я догадался, почему ихъ обезпокоилъ этотъ двухцвѣтный кружокъ; онъ показался имъ черезчуръ похожимъ на кокарду, какіе носятъ нѣмецкіе солдаты; цифры же, по мнѣнію жандармовъ, должны были обозначать мой номеръ, какъ шпіона. Сдѣлавъ столь важное открытіе, солдаты больше не колебались.
   -- Жандармы спрашиваютъ васъ,-- сказала мнѣ хозяйка гостиницы:-- желаете ли вы слѣдовать по улицѣ между ними или въ двухъ шагахъ впереди нихъ.
   Мнѣ это было рѣшительно безразлично, но такъ какъ я не зналъ дороги, то жандармамъ приходилось большею частью идти по сторонамъ, а не сзади меня.
   Въ су-префектурѣ мои жандармы узнали, что су-префектъ находится въ отпуску, а его замѣститель только что ушелъ куда то со службы. Мнѣ пришлось цѣлыхъ два часа, т. е. до половины девятаго вечера простоять подъ охраной четырехъ жандармовъ на улицѣ, передъ зданіемъ су-префектуры въ ожиданіи прихода начальства. Къ жандармамъ присоединилось еще двое какихъ то служащихъ въ военной формѣ. Передъ нами возвышалась старинная церковь Стараго Бризака, и я могъ вдоволь наслаждаться созерцаніемъ строгой красоты этого величественнаго памятника романской архитектуры. Нечего и говорить, что наша группа привлекала къ себѣ невольное вниманіе прохожихъ: они останавливались, и каждый считалъ своимъ долгомъ высказать какое-нибудь предположеніе о вѣроятныхъ причинахъ моего ареста.
   Наконецъ явился и замѣститель су-префекта. Онъ, оказалось, довольно хорошо понималъ по-французски, и я сталъ доказывать ему, что въ моемъ блокъ-нотѣ и бумагахъ не содержалось ровно ничего меня компрометирующаго; письмо же, которое я просилъ сержанта опустить въ почтовый ящикъ, также не заключало въ себѣ ничего преступнаго. Но сержантъ упрямо твердилъ свое: онъ видѣлъ, какъ я, стоя на мосту, снималъ какой-то планъ и дѣлалъ при этомъ еще помѣтки.
   -- Но куда-жъ онъ дѣлъ этотъ планъ?-- спросилъ замѣститель су-префекта.
   -- Увидя, что я подхожу къ нему, онъ бросилъ его въ Рейнъ,-- отвѣчалъ сержантъ.
   Всякій хорошо пойметъ, насколько серьезно было послѣднее совершенно ложное конечно обвиненіе, брошенное мнѣ въ лицо сержантомъ.
   Послѣ довольно сбвичиваго допроса, замѣститель су-префекта отобралъ отъ меня мою записную книжку и бумаги, найденныя въ чемоданѣ, и объявилъ мнѣ, что принужденъ продержать меня подъ арестомъ до прибытія своего начальства.
   Съ девяти часовъ вечера и до девяти утра, находясь все время подъ бдительнымъ надзоромъ, я могъ предаваться, сколько душѣ угодно, печальнымъ размышленіямъ о томъ, съ какими затрудненіями и неожиданностями сопряжено для французскаго литератора путешествіе по имперскимъ землямъ, хотя бы и предпринятое исключительно съ литературно-историческими цѣлями.
   Нѣсколько разъ и въ этотъ день, и въ послѣдующій меня нарочно оставляли одного (на самомъ дѣлѣ продолжая внимательно наблюдать за мною), чтобы посмотрѣть, не выдамъ ли я самъ себя, пустившись на утекъ.
   Наконецъ на третій день меня повели въ кабинетъ къ самому су-префекту; тутъ же находился и его помощникъ. Су-префектъ еще лучше понималъ и говорилъ по-французски, чѣмъ его подчиненный, я снова вынужденъ былъ давать пространныя объясненія. Еще до начала этого вторичнаго допроса су-префектъ предупредилъ меня, что онъ не можетъ принять никакого окончательнаго рѣшенія на мой счетъ, пока не получитъ по телефону соотвѣтствующихъ инструкцій изъ Страсбурга.
   Въ десять часовъ вечера меня снова потребовали къ су-префекту, и допросъ опять начался.
   -- Откуда вы ѣхали?
   -- Изъ Сеноннъ чрезъ Оберно и Траузэпи.
   -- А куда направлялись?
   -- Я расчитывалъ тотчасъ же вернуться во Францію, такъ-какъ завтра меня ждутъ въ Домреми.
   -- Зачѣмъ же вы въ Новый Бризакъ?
   Послѣдній вопросъ былъ предложенъ видимо съ тѣмъ, чтобъ заманить меня въ въ ловушку. Надо сказать, что Новый Бризакъ -- крѣпость, гдѣ имѣется унтеръ-офицерская школа. Слѣдовательно, писателю здѣсь рѣшительно нечего дѣлать, и остановка въ Новомъ Бризакѣ съ научными цѣлями -- явленіе довольно таки подозрительное. Въ сознаніи собственной правоты я твердо отвѣтилъ:
   -- Я пріѣхалъ въ Новый Бризакъ по желѣзной дорогѣ. Здѣсь поѣздъ стоитъ всего нѣсколько секундъ. Отсюда я отправился въ Старый Бризакъ, гдѣ и взялъ для себя комнату въ гостиницѣ.
   Въ полдень опять новый допросъ.
   -- Какъ васъ зовутъ? Гдѣ вы родились? Вы въ совершенствѣ владѣете нѣмецкимъ языкомъ!
   -- Нѣтъ, я плохо говорю по-нѣмецки.
   -- Нѣтъ, очень хорошо. Мы слышали, какъ вы говорите...
   -- Вы право черезчуръ снисходительны. Я понимаю нѣмецкую рѣчь, но самъ говорю въ достаточной мѣрѣ плохо. А такъ какъ я терпѣть не могу синтаксическихъ ошибокъ, то стараюсь говорить по-нѣмецки возможно рѣже.
   Затѣмъ начался подробный осмотръ моего блокъ-нота и чтеніе всѣхъ замѣтокъ, сдѣланныхъ въ немъ моей рукой.
   -- Что означаютъ эти строки, посвященныя описанію горъ Эльзаса: "Каждая изъ нихъ имѣетъ свою собственную физіономію. Легкое облачко, появившееся въ небѣ, слабый лучъ солнца придаютъ ей особенное, всякій разъ иное выраженіе"?
   -- Это замѣтки для задуманной мною работы; я собираюсь выпустить сборникъ Эльзасскихъ легендъ...
   -- Теперь скажите, пожалуйста, что вы записывали и зарисовывали на Рейнскомъ мосту?
   -- Я ничего не зарисовывалъ. Снять планъ -- это не въ моихъ силахъ: я очень слабый рисовальщикъ. Если же васъ интересуетъ вопросъ что я тогда записывалъ, то взгляните на послѣднюю страничку моего блокъ-нота.
   Су-префектъ прочелъ. "Рейнъ, легкія колебанія, свѣтлые переливы. Черный сукъ то погружается въ воду, то показывается надъ ея поверхностью. Вдали горы за нѣжно-сѣрой дымкой, что то нереальное, плодъ воображенія, 7 августа 14".
   Здѣсь въ каждомъ словѣ нѣмецкимъ властямъ чудится что-то недоговоренное; а развѣ не странны эти цифры? Что могутъ онѣ означать? 7 и 14? Разумѣется, производились какія-нибудь измѣренія, вычислялась глубина и ширина рѣки въ различныхъ мѣстахъ! Для кого могли понадобиться всѣ эти свѣдѣнія, какъ не для французскаго генеральнаго штаба, который только и мечтаетъ о томъ, чтобы французскія войска перешли на другую сторону Рейна?
   Мнѣ снова пришлось пуститься въ пространныя объясненія. Я сказалъ, что цифра 7 не заключаетъ въ себѣ ровно ничего страшнаго; когда я заносилъ въ блокъ-нотъ замѣтки, было около семи часовъ вечера; цифра 14 обозначаетъ: 14 августа.
   -- Все-таки вы должны сознаться, что настроены противъ насъ.-- Я не возражалъ. Су-префектъ заговорилъ снова:-- Мнѣ только что звонили по телефону изъ Страсбурга и сообщили, что вы состоите постояннымъ сотрудникомъ одной французской газеты въ Эльзасѣ и что неоднократно выступали здѣсь съ лекціями на различныя политическія темы.
   -- Въ Эльзасѣ я не прочелъ ни одной лекціи на политическія темы. Если бы мнѣ предложили сдѣлать это, я, разумѣется, далъ бы свое согласіе. Я читалъ доклады на литературныя темы, а именно: о Жоржъ Зандъ, Викторѣ Гюго, Эркманъ-Шатріанѣ, о французскомъ языкѣ, о Жаннѣ д'Аркъ.
   -- Обѣщаете ли вы, если васъ отпустятъ, тотчасъ же вернуться въ предѣлы Франціи?
   -- Разумѣется, обѣщаю. Какъ я уже говорилъ вамъ, завтра меня ждутъ въ Домреми. Я даже написалъ часъ моего пріѣзда туда какъ разъ въ томъ письмѣ, которое вы отобрали отъ меня, чтобы ознакомиться съ его содержаніемъ, и которое ужъ вѣрно успѣли прочесть.
   -- Господинъ Гензлэнъ, вотъ ваше письмо; я не читалъ его,-- заявилъ су-префектъ.
   -- Это дѣлаетъ вамъ честь. Вы поступили, какъ истый джентльмэнъ,-- отвѣтилъ я ему и взялъ протянутое мнѣ письмо. Конвертъ былъ распечатанъ.
   Весь допросъ, всѣ вопросы и отвѣты были переведены на нѣмецкій языкъ и продиктованы секретарю. Затѣмъ мнѣ предложили подписать протоколъ допроса. Такъ какъ переводъ былъ точенъ, я подписалъ протоколъ.
   Между тѣмъ время шло. Чтобы поспѣть во-время въ Домреми, мнѣ слѣдовало выѣхать съ ближайшимъ поѣздомъ. Поэтому я въ свою очередь обратился съ вопросомъ къ су-префекту.
   -- Я не хочу больше оставаться въ неизвѣстности: скажите мнѣ, пожалуйста, когда вы меня отпустите и отпустите ли вообще? Я долженъ предупредить людей, которые будутъ ждать меня и безпокоиться изъ-за моего отсутствія; отвѣчайте прямо: когда наконецъ кончится мой арестъ? Скажите, вѣрите вы моимъ показаніямъ или нѣтъ. Только: да или нѣтъ?
   Су-префектъ колебался нѣсколько секундъ, затѣмъ видимо, собравъ все свое мужество, произнесъ:
   -- Да, я вѣрю вамъ! Но я могу ошибаться. Вѣдь ни одинъ человѣкъ не застрахованъ отъ возможныхъ ошибокъ.
   Черезъ два дня послѣ моего задержанія я снова очутился на свободѣ. Разумѣется, я прекрасно сознавалъ, что не могу особенно жаловаться на временное лишеніе свободы: вѣдь уличенный въ шпіонствѣ наказывается нѣсколькими годами крѣпости! И невольно я повторялъ про себя: для всякаго правительства, которое не особенно стѣсняется въ выборѣ средствъ, чтобы обвинить неугоднаго для него человѣка въ шпіонажѣ, достаточно подсунуть ему клочокъ бумажки компрометирующаго характера. Вѣдь не постѣснялся же сержантъ утверждать, что я зарисовывалъ какой то планъ!
   На станціи въ Старомъ Бризакѣ меня никто не сталъ задерживать; жандармы молча пропустили меня въ вагонъ. Но всю дорогу я находился подъ ихъ строгимъ наблюденіемъ.
   Я проѣхалъ отсюда прямо въ Домреми. Всецѣло поглощенный помыслами о задуманныхъ мною литературныхъ работахъ -- сборникѣ Эльзасскихъ легендъ и новой книгѣ о жизни Жанны д'Аркъ,-- я никому не разсказывалъ о случившемся со мною въ Старомъ Бризакѣ, считая къ тому же этотъ инцидентъ совершенно исчерпаннымъ.
   Но случай этотъ привлекъ къ себѣ вниманіе нѣмецкихъ газетъ. Ихъ сообщенія были воспроизведены затѣмъ и во французской печати, и въ тиши своего добровольнаго уединенія я имѣлъ возможность удостовѣриться въ добросовѣстности нѣмецкихъ извѣстій о моемъ приключеніи: "Французскій литераторъ" -- сообщалось въ газетахъ -- "г. Эмиль Гензлэнъ былъ задержанъ по подозрѣнію въ шпіонствѣ въ Новомъ Бризакѣ. Его застали съ карандашомъ и записною книжкою въ рукахъ на самомъ мосту черезъ Рейнъ. Такъ какъ положительныхъ уликъ противъ него не оказалось, то г. Гензлэнъ сейчасъ же былъ отпущенъ на свободу".
   Какъ видно нѣмецкая печать торопилась первая открыть огонь по-поводу случившагося -- недаромъ наступательная тактика считается у нѣмцевъ наилучшей. А если въ передачу фактовъ вкрались кое-какія извращенія, то не надо забывать, что такова была метода самого Бисмарка. Впрочемъ нѣкоторые листки пангерманнстскаго лагеря пошли по этому пути нѣсколько дальше. Они обвиняли меня въ томъ, что я демонстративно, съ цѣлью провоцировать полицейскихъ, разгуливалъ съ трехцвѣтной записной книжкой въ рукахъ, и къ своимъ сообщеніямъ присоединяли слѣдующее замѣчаніе по моему адресу. "Разъ г. Гензлэнъ попался уже къ намъ въ руки, то его не слѣдовало выпускать!"...
   Какъ разъ въ это же время въ печати появились также извѣстія о томъ, что германскимъ правительствомъ выработанъ проектъ новаго закона о шпіонстсвѣ; текстъ этого законопроекта тогда же мнѣ прислалъ кто то по почтѣ изъ Германіи. "Для обвиненія и задержанія подозрѣваемаго въ шпіонствѣ -- говорилось въ этомъ текстѣ -- нѣтъ надобности, чтобы при немъ были найдены компрометирующіе документы. Достаточно, чтобы заподозрѣнный былъ задержанъ въ раіонѣ германскихъ укрѣпленныхъ мѣстъ". Какъ извѣстно, рѣка Рейнъ входитъ въ систему военныхъ оборонительныхъ линій Германіи. Слѣдовательно, отнынѣ стоитъ какому-нибудь непріятному для пангерманистовъ лицу вступить на одинъ изъ Рейнскихъ мостовъ, и этого уже за-глаза довольно, чтобы погубить неосторожнаго, какъ злѣйшаго врага.

* * *

   Преслѣдованіе, которымъ германскому правительству угодно было почтить мою особу, имѣло случай проявиться и другой разъ въ еще болѣе незаконной формѣ; кромѣ того, со времени моего приключенія въ Старомъ Бризакѣ я безпрестанно получалъ анонимныя письма, гдѣ, въ обычномъ стилѣ пангерманистовъ, трактовалось о недалекой гибели Франціи, къ вящшему торжеству Германской Имперіи.
   Въ началѣ октября 1912 года группа промышленниковъ и коммерсантовъ Нижняго Эльзаса и Лотарингіи образовала свой клубъ въ г. Ширмекѣ и, затѣявъ дать въ день открытія клуба парадный обѣдъ и балъ, пригласила меня произнести на этомъ торжествѣ слово на какую-нибудь литературную тему. Я предложилъ имъ на выборъ нѣсколько такихъ темъ, какъ: "Дѣятельность Эркманъ-Шатріана", "Народная повѣсть въ Эльзасъ-Лотарингіи", "Двухсотлѣтій юбилей Жанъ-Жака Руссо", "Французскія сказки фей" и т. д. Обсудивъ эти темы, комитетъ клуба остановилъ свой выборъ на той изъ нихъ, которая, казалось, менѣе всего могла вызвать безпокойство со стороны пангерманистскихъ элементовъ, а именно: "Юбилей Жанъ-Жака Руссо". Какъ извѣстно, имя женевскаго философа пользуется въ Германіи такими-же широкими симпатіями, какъ и во Франціи: Гете и Шиллеръ, Кантъ и Якоби, Фихте и Гегель -- всѣ они охотно отдавали дань уваженія литературнымъ дарованіямъ Руссо. Мнѣ самому всего какихъ-нибудь четыре мѣсяца передъ тѣмъ случилось прочесть докладъ о Жанъ-Жакѣ Руссо въ Берлинѣ, и берлинская пресса отозвалась о немъ вполнѣ сочувственно. Эти отзывы черезъ посредство "Эльзасъ-Лотарингской Газеты" стали извѣстными и въ Ширмекѣ. Слѣдовательно, мѣстному клубу не приходилось опасаться встрѣтить какую-нибудь оппозицію моему намѣренію выступить съ докладомъ о Руссо.
   Докладъ былъ назначенъ на субботу 6-го октября въ семь часовъ вечера. Я выѣхалъ изъ Парижа въ девять часовъ утра и въ Сенъ-Діэ пересѣлъ въ автомобиль, доставившій меня въ Ширмекъ.
   "Нашъ клубъ" -- сообщилъ мнѣ одинъ изъ членовъ комитета: -- "является по-преимуществу органомъ объединенія. Въ составъ его членовъ входятъ и католики, и протестанты, и евреи -- все люди, привыкшіе не останавливаться надъ тѣмъ, Что можетъ раздѣлять насъ на партіи, и цѣнить особенно то, что связываетъ насъ другъ съ другомъ. Единственный нашъ противникъ здѣсь -- нѣмцы!"
   Мнѣ показали залу, гдѣ я долженъ былъ говорить. Это былъ просто большой обѣденный залъ въ одной изъ мѣстныхъ гостиницъ. Столъ, въ формѣ подковы, былъ покрытъ великолѣпно вышитой скатертью; на немъ лежали дорогія салфетки изъ тончайшаго полотна и стояла масса цвѣтовъ, краснорѣчиво говорившихъ своимъ видомъ о веснѣ, несмотря на то, что на улицѣ бушевалъ рѣзкій осенній вѣтеръ. Серебро и хрусталь на столѣ сіяли привѣтливымъ блескомъ. На другомъ концѣ залы около большого, старинной формы очага стояли стулья, которыхъ было приготовлено ровно столько, сколько ожидалось участниковъ обѣда. Вся эта обстановка свидѣтельствовала о томъ, что тутъ, передъ трапезою близкихъ другъ къ друту людей, будетъ происходить небольшое собесѣдованіе въ тѣсномъ интимномъ кругу.
   Но въ тотъ самый моментъ, когда я готовился уже открыть чтеніе, въ гостиницѣ поднялась какая то тревога.
   -- Кто тамъ пришелъ?
   -- Коммиссаръ полиціи!
   Въ залѣ появился коммиссаръ полиціи, одѣтый въ дорожное пальто, и секретарь мѣстнаго начальника округа. Коммиссаръ вынулъ изъ кармана какую то бумагу и заявилъ:
   -- Если г. Эмиль Гензлэнъ начнетъ свой докладъ, то онъ будетъ арестованъ полиціею!
   Одинъ изъ членовъ клуба протянулъ было руку, желая взять у коммиссара его бумагу, но тотъ отказался ее отдать и держалъ, развернутой ровно настолько, что, несмотря на наши старанія удовлетворить свою законную любознательность, мы могли прочесть только слова, уже сообщенныя намъ коммиссаромъ.
   Тогда со всѣхъ сторонъ послышались протесты:
   -- Позвольте, мы вѣдь выбрали тему, неимѣющую ровно никакого отношенія къ политикѣ!
   -- Это ничего не значитъ,-- отозвался коммиссаръ.
   -- Во всемъ докладѣ г. Эмиля Гензлэнъ не будетъ сдѣлано ни малѣйшаго намека на политическія темы.
   -- Это не мѣняетъ дѣла,-- отвѣчалъ коммиссаръ.
   -- Однако г. Гензлэнъ ужъ читалъ свой докладъ о Руссо въ Берлинѣ, и всѣ большія берлинскія газеты отозвались о ней съ похвалою. Въ одной изъ наиболѣе значительныхъ среди нихъ -- "Berliner Zeitung" -- было даже написано: "Вотъ, если-бъ у насъ, въ Германіи, было побольше такихъ ораторовъ, какъ авторъ этого доклада!" Вполнѣ понятно, что и мы пожелали его слышать.
   -- Это не мѣняетъ дѣла,-- повторилъ коммиссаръ.
   -- Но согласитесь, господинъ коммиссаръ, что нашъ клубъ -- учрежденіе совершенно частнаго характера. Вы лучше, чѣмъ кто либо, знаете, какими строгими условіями обставленъ доступъ въ его члены. Мы принимаемъ въ нашу среду новыхъ членовъ толко послѣ баллотировки и по рекомендаціи четырехъ лицъ. А наше сегодняшнее собраніе имѣетъ не только частный, но, можно сказать, интимный характеръ. Мы здѣсь -- у себя дома.
   -- Это не мѣняетъ дѣла,-- твердилъ коммиссаръ.
   По-правдѣ говоря, эта исторія произвела сильнѣйшее впечатлѣніе на присутствовавшихъ. У многихъ поблѣднѣли лица, и глаза заблестѣли лихорадочнымъ огнемъ. Обращаясь къ одному изъ членовъ комитета, я сказалъ громко, чтобы коммиссаръ могъ меня слышать:
   -- Пригласите, пожалуйста, коммиссара присутствовать при моемъ чтеніи: пусть онъ лично удостовѣрится, что я не выйду за предѣлы избранной нами темы.
   -- Я получилъ совершенно опредѣленныя инструкціи,-- заявилъ коммиссаръ.-- Если г. Гензлэнъ начнетъ чтеніе, то онъ будетъ сейчасъ же арестованъ.
   Въ отвѣтъ на это кто-то изъ членовъ клуба произнесъ:
   -- Что-жъ, если съ нами обращаются хуже, чѣмъ съ собаками, то мы тоже будемъ кусаться!
   Вернувшись въ залу, гдѣ долженъ былъ происходить докладъ, или вѣрнѣй -- въ столовую, мы увидѣли, что всѣ стулья ужъ заняты: Элегантные туалеты дамъ, ихъ изящество, грація и умѣнье держать себя, присущія всѣмъ француженкамъ, придавали собранію видъ свѣтскаго празднества въ избранномъ обществѣ. Я занялъ мѣсто у маленькаго столика, который для меня долженъ былъ сыграть роль эшафота, а одинъ изъ членовъ клуба объяснилъ собранію, какимъ образомъ меня хотѣли лишить слова.
   -- Кто нибудь донесъ на насъ, но нечего и говорить, конечно, что среди членовъ и гостей нашего клуба нѣтъ доносчиковъ. Доносъ достигъ Страсбурга какимъ нибудь окольнымъ путемъ,-- заявилъ онъ въ заключеніе.
   Рѣшено было все-таки пока-что не складывать оружія. Телефонировали начальнику округа и статсъ-секретарю и подробно изложили и тому, и другому всѣ обстоятельства дѣла. Начальникъ округа заявилъ, что онъ дѣйствовалъ согласно полученнымъ инструкціямъ. Что же касается до статсъ-секретаря, то г. Мандель не нашелъ ничего лучшаго, какъ гнѣвнымъ голосомъ прокричалъ въ телефонъ: "Если г. Эмиль Гензлэнъ скажетъ слово, онъ будетъ немедленно арестованъ!"
   Начался обѣдъ. Нѣмецкія придирки и преслѣдованія, надо сознаться, еще никогда не отбивали аппетита ни у одного порядочнаго человѣка. Хорошій оркестръ подъ управленіемъ искуснаго дирижера игралъ лучшія вещи своего репертуара.
   Начинало свѣтать. Галльскіе пѣтухи давно ужъ пропѣли. Музыка умолкла. Музыканты отправились ужинать, или, вѣрнѣй говоря, завтракать. Портьеры были задернуты, двери заперты.
   -- Теперь ужъ, кажется, мы остались въ своемъ кругу,-- сказалъ кто то изъ членовъ клуба:-- г. Эмилю Гензлэнъ запретили выступать съ публичнымъ докладомъ, но, можетъ, у него найдется теперь, чѣмъ подѣлиться съ нами? Еще-бы!.
   Пожалуй, для дѣятелей пангерманизма выгоднѣй было допустить лекцію о Жанъ-Жакѣ Руссо, чѣмъ тѣ разговоры, которые мы вели въ этотъ памятный для меня вечеръ. Скажу только, что послѣдній бокалъ шампанскаго былъ поднятъ: "За Францію!" и тостъ этотъ предложилъ одинъ изъ коренныхъ жителей Эльзаса.
   На слѣдующій день спеціальная делегація была послана въ Страсбургъ отъ членовъ Ширмекскаго клуба; делегація эта попросила объясненій у г. Бюлаха по поводу запрещенія доклада, который долженъ былъ состояться въ клубѣ и носить чисто литературный характеръ. Отвѣтъ послѣдовалъ черезъ шесть недѣль, и вотъ въ какой формѣ. Именно въ это время въ "Страсбургскихъ оффиціальныхъ вѣдомостяхъ" появился декретъ, воспрещавшій "иностранцу Эмилю Гензлэнъ читать доклады въ Эльзасъ-Лотарингіи, подъ угрозой воспрещенія въѣзда въ эти области, такъ какъ въ своихъ сочиненіяхъ и докладахъ онъ проявилъ себя, какъ ярый пропагандистъ идеи французскаго реванша". Декретъ такимъ образомъ какъ будто не касался вопроса о свободѣ собраній вообще и былъ направленъ лишь противъ отдѣльной личности. Однако эта уловка никого не успокоила и въ различныхъ обществахъ и собраніяхъ Эльзасъ-Лотарингіи поднялась тревога. Чтобы устранить всякую возможность провокаціи со стороны агентовъ нѣмецкой власти, я ни словомъ не обмолвился въ печати объ инцидентѣ въ Ширмекѣ. Тщетная предосторожность! Какъ и слѣдовало ожидать, Ширмекская исторія открыла собой цѣлую эру гоненій противъ тѣхъ обществъ въ Эльзасъ-Лотарингіи, которыя были проникнуты французскимъ духомъ.
   Въ Мецѣ, въ гостиницѣ Терминусъ, нѣмецкая полиція запретила концертъ, устроенный мѣстнымъ спортивнымъ обществомъ "Лотарингія". Собравшаяся на концертъ публика, въ видѣ протеста, запѣла марсельезу, которую Мецъ не слыхалъ съ 71 года.
   Манифестаціи происходили и передъ гостиницей, и передъ соборомъ, причемъ возбужденная толпа кричала: "Да здравствуетъ Лотарингія!" и даже кто то закричалъ: "Да здравствуетъ Франція!" Были изъ казармъ спѣшно вытребованы солдаты, которые штыками разогнали манифестантовъ. Какой то пруссакъ, видя, какъ нѣмцы работаютъ штыками, воскликнулъ: "Хорошо бы кого нибудь изъ нихъ по-настоящему поддѣть на штыкъ!" Нѣсколько человѣкъ съ негодованіемъ поглядѣли на него, и пруссакъ поспѣшилъ ретироваться. Солдаты расталкивали теперь любопытныхъ прикладами ружей: "Прочь съ дороги! Назадъ!" Проходившая мимо дама замѣтила съ ироніей въ голосѣ: "Не такъ съ нами разговариваютъ пруссаки, когда дѣло касается того, чтобы получить съ насъ деньги!"
   Предсѣдатель спортивнаго общества "Лотарингія" г. Самэнъ, былъ арестованъ. Къ нему предъявили обвиненіе, что онъ "возбуждалъ толпу къ неповиновенію вооруженной силѣ и самъ пытался скрыться за границу, чтобы избѣжать заслуженной кары". На самомъ дѣлѣ его арестовали за то, что онъ отказался выдать полиціи списокъ членовъ общества, въ которомъ самъ былъ предсѣдателемъ.
   Почти въ то же самое время, когда былъ арестованъ г. Самэнъ, на одного изъ членовъ спортивнаго общества "Лотарингія" г. Сель были надѣты ручные кандалы, и онъ былъ ввергнутъ въ узилище. Любопытная подробность: г. Сель -- сынъ нѣмецкихъ родителей. Населеніе аннексированныхъ областей не только не поддается германской культурѣ, которую принесли съ собой пришлые нѣмцы, но еще офранцуживаетъ ихъ.
   Нѣмцы въ правѣ были разсчитывать, что Мецъ, обезлюдевшій въ 1871 году вслѣдствіе колоссальной эмиграціи, никогда ужъ не будетъ въ состояніи отстаивать свою независимость передъ пришельцами. Послѣ присоединенія Эльзасъ-Лотарингіи къ Германіи, Бисмаркъ съ обычной своей грубостью воскликнулъ: "Пожалуй, намъ придется повозиться лѣтъ двадцать съ Эльзасомъ. Зато съ Мецомъ и остальной Лотарингіей мы покончимъ въ какихъ нибудь четыре года!"
   Съ тѣхъ поръ прошло болѣе сорока лѣтъ. И вотъ улицы Меца огласились звуками марсельезы, которую молодежь распѣвала подъ носомъ у полиціи.
   Завѣты великой Франціи живы въ Мецѣ, и они поддерживаютъ бодрое настроеніе въ населеніи и вѣру въ лучшее будущее.
   Здѣсь люди закалились въ борьбѣ, и у нихъ выработался твердый и независимый нравъ.
   Съ виду это -- суровый и замкнутый народъ, но сердце у него горячее и доброе; несмотря на свою внѣшнюю суровость, народъ этотъ умѣетъ веселиться отъ души. Память у него, можно сказать, великолѣпная. Въ Эльзасѣ и Лотарингіи помнятъ какъ добро, такъ и зло.
   

ГЛАВА XII.
"Французскія вліянія".

   Нѣмцы, проживающіе въ аннексированныхъ провинціяхъ, очень охотно сотрудничаютъ въ изданіяхъ пангерманскаго направленія и постоянно засыпаютъ ихъ редакціи письмами, въ которыхъ отмѣчаются "угрожающіе успѣхи французскаго вліянія въ Эльзасъ-Лотарингіи". Выводъ, къ которому неизмѣнно приходятъ авторы такихъ писемъ, всегда остается однимъ и тѣмъ же: "Доколѣ-жъ наконецъ берлинское правительство будетъ оставлять безнаказанною дѣятельность партизановъ французской идеи?"
   По словамъ этихъ добровольныхъ сотрудниковъ пангерманскихъ газетъ, населеніе Эльзасъ-Лотарингіи относится ко всему, исходящему отъ Германіи, съ презрѣніемъ. По ихъ мнѣнію, идеалы большинства населенія Эльзаса сводятся къ слѣдующимъ требованіямъ: 1) аннексированныя провинціи обращаются въ независимое государство, существующее примѣрно на тѣхъ же основаніяхъ, какъ нынѣшній Люксембургъ; во главѣ его оставляется, пожалуй, какой нибудь изъ нѣмецкихъ принцевъ, но только для формы, и въ тайной надеждѣ, что-отъ него можно будетъ живо отдѣлаться. 2) Всѣ пришлые изъ Германіи чиновники въ трехгодичный срокъ должны оставить свои мѣста и должности ихъ замѣщаются лицами мѣстнаго происхожденія. 3) желѣзнодорожныя линіи подлежатъ выкупу государствомъ за опредѣленное вознагражденіе. Подобныя уступки, о необходимости которыхъ заявляютъ во всеуслышаніе обитатели Эльзасъ-Лотарингіи, очевидно требуются съ тѣмъ, чтобы подготовить такимъ способомъ совершенное возвращеніе обѣихъ провинцій въ составъ французскихъ владѣній!
   Вотъ, напримѣръ, характерное въ этомъ смыслѣ письмо, авторъ котораго не скрываетъ, что онъ -- нѣмецкій чиновникъ.
   "Что же получается наконецъ въ результатѣ политики, которой придерживалось до сихъ поръ германское правительство по отношенію къ эльзасъ-лотарингцамъ? Одни изъ нихъ желаютъ, чтобы Эльзасъ-Лотарингія играла роль связующаго моста между Франціей и Германіей; другіе хотятъ, чтобы она обратилась въ республику; третьи -- чтобы она стала независимымъ государствомъ; въ общемъ же всѣ только и мечтаютъ, что о Франціи. Намъ, нѣмецкимъ чиновникамъ, работавшимъ надъ дѣломъ германизаціи страны съ самой ея аннексіи Германіей, постоянно приходилось крѣпко стискивать зубы и кусать себѣ губы подъ градомъ насмѣшекъ и оскорбленій. Въ концѣ концовъ, мы ясно видимъ, что германское добродушіе не можетъ привести здѣсь къ благимъ послѣдствіямъ. Такъ пусть же имперское правительство безъ колебаній вернется на путь политики твердой руки! Нельзя допускать, чтобы настоящее положеніе вещей въ странѣ продолжалось и дальше!"
   А вотъ и другое письмо, исходящее отъ нѣмца, сдѣлавшаго себѣ политическую карьеру въ Эльзасъ-Лотарингіи.
   "Какъ можно мечтать о томъ, чтобы германское вліяніе побѣдоносно проникло въ Эльзасъ-Лотарингію и дѣйствительно подчинило намъ этотъ край, когда непосредственно прилегающая къ его границамъ территорія, можно сказать, насыщена чувствами неугасаемой ненависти къ Германіи, а нѣмецкія власти прибѣгаютъ лишь къ мѣрамъ совершенно недостаточнымъ для того, чтобы успѣшно бороться съ тлетворнымъ французскимъ вліяніемъ. Новая конституція, дарованная съ нашей стороны Эльзасъ-Лотарингіи, обратилась въ орудіе, направленное противъ насъ же самихъ!"
   Какъ видите, и форма, и содержаніе этихъ писемъ чрезвычайно характерны. Но, по крайней мѣрѣ, пангерманисты правы въ одномъ отношеніи: путешественникъ, проѣзжающій по Эльзасъ-Лотарингіи, легко можетъ удостовѣриться, что французскія традиціи не только сохранились здѣсь, но и окрѣпли съ теченіемъ времени. Къ германцамъ тутъ относятся точно такъ же, какъ и въ тѣ дни, когда ихъ войска, подъ пронзительную музыку своихъ флейтъ, впервые вступили въ этотъ край. Съ тѣхъ поръ нѣмцамъ не удалось сдѣлать ни одного шага впередъ въ смыслѣ пріобрѣтенія симпатіи мѣстнаго населенія.
   Даже въ тѣ времена, когда Тройственный Союзъ былъ въ расцвѣтѣ своихъ силъ и заставлялъ всю Европу склоняться предъ его волею, Эльзасъ-Лотарингія ничего не уступила изъ своихъ позицій. Порою нѣмцы пробовали добиться ея подчиненія всякими обѣщаніями, уступками, лестью, но хитрость не приносила имъ лучшихъ результатовъ, чѣмъ примѣненіе силы. Да впрочемъ глубокая пропасть, раздѣляющая аннексированныя области и Германію, едва ли изгладилась бы и въ томъ случаѣ, если бы германская имперія даровала имъ истинную автономію и тѣмъ самымъ создала на своей территоріи своего рода маленькую Францію съ населеніемъ, проникнутымъ духомъ независимости.
   Эльзасъ и Лотарингія -- это провинціи, стоящія на много выше общаго уровня. Къ тѣмъ достоинствамъ, которыми издавна отличалось ихъ населеніе, присоединилось еще одно возвышенное свойство моральнаго порядка: каждый обитатель Эльзасъ-Лотарингіи является носителемъ идеи попраннаго права, ожидающаго своего возстановленія.
   Въ Европѣ имѣется парламентъ, въ анналахъ котораго запечатлѣна слѣдующая сцена: "Представители двухъ присоединенныхъ силою провинцій высказываютъ свое чувство скорби... (шумный смѣхъ во всемъ залѣ)"... Во всемъ залѣ!.. Пожалуй, это ужъ черезчуръ! Въ залѣ рейхстага нашлось все же нѣсколько человѣкъ, у которыхъ сердце кипѣло тогда негодованіемъ. Мы не забыли ихъ именъ: докторъ Якоби, Карлъ Фохтъ, Зоннеманъ, Крюйгсъ (депутатъ отъ Шлезвига), Либкнехтъ, Бебель. Да, берлинскому парламенту есть что загладить передъ возмущенной человѣческой совѣстью. Когда только соберется онъ искупить свои дѣянія?
   Самый фактъ насильственнаго присоединенія территоріи уже заключаетъ въ себѣ зародышъ всяческихъ смутъ и безпорядка. Развитіе германской политики по отношенію къ Эльзасъ-Лотарингіи представляетъ собою нескончаемую цѣпь взаимныхъ противорѣчій, изъ которыхъ никакъ не могутъ выйти руководители этой политики. Германіи хотѣлось бы въ одно и то же время и сдѣлать уступки мѣстному населенію, и сохранить полную власть надъ нимъ. Такимъ образомъ, все сводится здѣсь къ одному кардинальному вопросу: Кому же принадлежитъ Эльзасъ-Лотарингія: своимъ завоевателямъ или самой себѣ?"
   Нынѣшніе властители страны, какъ и въ первые дни ея присоединенія къ Германіи, отвѣчаютъ на это, что Эльзасъ-Лотарингія является ихъ военной добычей. А коренные обитатели края утверждаютъ, что Эльзасъ-Лотарингія -- это живое воплощеніе идеи права и долга.

* * *

   Во время аннексіи Эльзасъ-Лотарингіи къ Германской имперіи нѣмцы тщетно стремились найти среди вліятельныхъ представителей мѣстнаго общества хоть кого-нибудь, кто пожелалъ бы пойти навстрѣчу идеямъ германизаціи.
   При всеобщихъ выборахъ во французскій парламентъ, произведенныхъ 8 февраля 1871 года въ Эльзасъ-Лотарингіи, оккупированной тогда нѣмецкими войсками, обѣ провинціи, не взирая на чудовищное давленіе, въ обстановкѣ котораго совершались выборы, послали отъ себя въ Національное Собраніе, засѣдавшее въ Бордо, только такихъ депутатовъ, которые обязались рѣшительно противиться заключенію мира. Гамбетта, одинъ изъ избранниковъ департамента Нижняго Рейна, былъ наиболѣе блестящимъ представителемъ идеи войны, "во что бы то ни стало".
   Въ трагическій день засѣданія Бордосскаго Національнаго Собранія, 1 марта 1871 года, депутаты отъ Эльзаса и Лотарингіи умоляли Собраніе отвергнуть условія мира, предложенныя Бисмаркомъ. Депутатъ Келлеръ отъ имени всѣхъ своихъ коллегъ говорилъ слѣдующее: "Намъ предлагаютъ уступить на вѣчныя времена Эльзасъ Германской имперіи. Я завѣряю васъ, что Эльзасъ останется французскою землею, и вы сами это чувствуете. Вы горите желаніемъ силою оружія вернуть эту страну Франціи, какъ только можно будетъ скорѣе, и, я увѣренъ, никто не въ состояніи отрицать у себя такого желанія. И все-таки вы собираетесь заявить въ своемъ мирномъ договорѣ, что вы уступаете права собственности на Эльзасъ. Такъ, значитъ, этотъ договоръ -- одна ложь, а ложь -- безчестное дѣло! Если собраніе утвердитъ такой договоръ, то мнѣ останется апелировать только къ Богу, Вѣчному Защитнику и Отмстителю всякаго праваго дѣла; я буду взывать къ потомству, которое разсудитъ когда-нибудь насъ всѣхъ; я буду взывать къ совѣсти всѣхъ націй, которыя не согласятся же до безконечности мириться съ тѣмъ, чтобы живой народъ продавался, какъ скотина на рынкѣ; я взываю къ оружію тѣхъ мужественныхъ людей, которые разорвутъ въ будущемъ этотъ ненавистный договоръ, и дай Богъ, чтобъ это случилось скорѣе!"
   Но сила оказалась выше права. Большинствомъ 546 голосовъ противъ 107 національное собраніе рѣшило подчиниться насилію. Тогда другой изъ эльзасскихъ депутатовъ, Луи Грожанъ, поднялся на трибуну и прочелъ отъ имени своихъ товарищей заявленіе, оканчивавшееся слѣдующей фразой: "Не взирая на всю нашу скорбь, сильнѣйшее чувство, которое таится въ глубинѣ сердца у каждаго изъ насъ,-- это чувство благодарности къ тѣмъ, кто въ теченіе шести мѣсяцевъ, не покладая оружія боролся за нашу защиту, и сознаніе неискоренимой привязанности нашей къ родинѣ, отъ которой насъ отторгаютъ насильно. Наши взоры всегда будутъ обращены въ вашу сторону, и съ твердою вѣрою въ будущее мы будемъ ждать того момента, когда возродившаяся Франція снова встанетъ на путь, достойный великихъ судебъ. Ваши братья изъ Эльзаса и Лотарингіи, отрываемые сейчасъ отъ лона родной семьи, сохранятъ непоколебимую вѣрность Франціи до того дня, когда она придетъ къ нимъ опять и займетъ принадлежащее ей по праву мѣсто у ихъ опустѣлыхъ очаговъ"...
   Затѣмъ наступило время аннексіи, переселеніе множества семей во Францію, наплывъ въ аннексированныя провинціи нѣмецкихъ пришельцевъ, всевозможныя попытки германизаціи края, диктатура власти... Наши соотечественники, оставшіеся въ своей родной странѣ, устояли передъ всѣми угрозами и преслѣдованіями завоевателя. Они неизмѣнно посылаютъ въ Берлинъ депутатовъ, энергично противящихся идеѣ германизаціи, и въ свою очередь дорого платятся за свое упорство.
   Если вспомнить, сколько выдающихся политическихъ дѣятелей вышло изъ среды эльзасскихъ уроженцевъ до самаго 1870 года, то невольно напрашивается мысль, сколько же талантливыхъ, дальновидныхъ, убѣжденныхъ министровъ могъ дать Эльзасъ и третьей республикѣ, если-бъ населеніе его имѣло своихъ представителей во французскомъ парламентѣ. Эта мысль вызываетъ лишній разъ горькое чувство въ душѣ француза.

* * *

   До сего времени Германія руководствовалась въ своихъ отношеніяхъ къ Эльзасъ-Лотарингіи однимъ принципомъ: правомъ болѣе сильнаго. Вотъ уже двадцать лѣтъ, напримѣръ, какъ эльзасъ-лотарингцамъ обѣщано шлюзованіе Мозеля, но эта работа такъ и остается въ области обѣщаній. Германское государство само эксплоатируетъ желѣзные рудники въ Эльзасъ-Лотарингіи и не платитъ въ мѣстную казну ни одного пфеннига промысловаго налога.
   Въ Эльзасъ-Лотарингіи насчитывается 300.000 человѣкъ пришлаго населенія при 1.550.000 коренныхъ уроженцевъ края.

* * *

   Пришельцы принадлежатъ здѣсь къ самымъ различнымъ классамъ общества и профессіямъ: изъ ихъ рядовъ выходятъ судьи и содержатели гостиницъ, архитектора и лакеи, профессора и полицейскіе, журналисты и чернорабочіе и т. д., т. д. Немало среди нихъ и купцовъ, промышленниковъ и земледѣльцевъ. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Эльзасъ-Лотарингіи водворились цѣлыя земледѣльческія колоніи, съ многочисленными батраками, служащими, сторожами и т. п. Понятно, мѣстное населеніе единодушно признаетъ необходимость объединиться для цѣлей самозащиты. Его девизъ: "Эльзасъ-Лотарингія -- для эльзасъ-лотарингцевъ" имѣетъ какъ экономическое, такъ и чисто политическое, патріотическое значеніе.
   Что же представляетъ собою Эльзасъ-Лотарингія въ глазахъ имперскаго правительства въ Берлинѣ? "Залогъ единства Германской имперіи, завоеванной соединенными силами". Вотъ, во всей его грубой откровенности, подлинный смыслъ закона 9 іюня 1871 года, опредѣлившаго государственное положеніе аннексированныхъ провинцій.
   Жители Эльзаса и Лотарингіи, близко знающіе истинное положеніе дѣлъ въ обѣихъ провинціяхъ, только пожимаютъ плечами, когда до нихъ доходятъ разглагольствованія французскихъ пацифистовъ на тему о томъ, что Эльзасъ-Лотарингія, если бы ей была дарована настоящая автономія, могла бы играть роль "государства-буфера" между Франціей и Германіей. Они прекрасно понимаютъ, что если-бы нѣмцы и согласились на какую нибудь автономію для Эльзасъ-Лотарингіи, то исключительно въ такой формѣ, при которой этотъ край еще тѣснѣе былъ привязанъ къ Германской имперіи.
   А въ отношеніи завоевателей, опирающихся въ управленіи краемъ только на грубую силу, ни о какой лояльности со стороны мѣстнаго населенія, конечно, не можетъ быть и рѣчи. Чтобы добиться какихъ нибудь результатовъ въ свою пользу, не утрачивая собственнаго достоинства, эльзасъ-лотарингцамъ очевидно придется и въ будущемъ держать себя съ той же твердостью и выдержкой,.какую они проявили до сихъ поръ. Огромное большинство населенія Эльзасъ-Лотарингіи ясно понимаетъ свой долгъ и мужественно выполняетъ его.
   -- Но вѣдь здѣсь есть же и исключенія!
   -- Конечно. Напримѣръ, недавно одна изъ газетъ пангерманистскаго лагеря стала обвинять Жореса въ "шовинизмѣ и сочувствіи идеямъ реванша" -- только потому, что онъ высказался какъ-то о судьбахъ Эльзасъ-Лотарингіи въ тонѣ сожалѣнія. Понятно, подобное обвиненіе показалось всѣмъ французамъ верхомъ парадоксальности, и эта выходка нѣмецкой газеты была встрѣчена общимъ смѣхомъ во французской печати. Одно только грустно, что такая выходка была подхвачена однимъ журналистомъ эльзасскаго происхожденія въ газетѣ, издающейся въ предѣлахъ Эльзаса... Но мы въ правѣ не останавливаться на явленіяхъ этого рода; имъ нельзя приписывать серьезнаго значенія. Можно ли требовать, чтобы въ средѣ цѣлаго населенія двухъ провинцій, проявляющаго такое вѣрное и честное отношеніе къ своимъ идеаламъ, не нашлось отдѣльныхъ менѣе устойчивыхъ личностей, способныхъ поддаться воздѣйствію угрозы или обѣщанію выгодъ? Но все же это лишь рѣдкія единицы или, вѣрнѣе -- нули...
   

II.

   Г. Цорнъ-фонъ-Бюлахъ, глава министерства Эльзасъ-Лотарингіи, коренной эльзасецъ по своему происхожденію, и тѣломъ, и душою состоитъ на службѣ Германской имперіи. Его отецъ, бывшій въ свое время членомъ французскаго законодательнаго корпуса, близкимъ человѣкомъ при Тюльерійскомъ дворѣ и камергеромъ Наполеона III, сразу же послѣ присоединенія Эльзаса къ Германіи сталъ искать милостей германскаго императора. Ему не удалось сдѣлаться камергеромъ при дворѣ Вильгельма I, но сынъ его сталъ министромъ Вильгельма II.
   Этотъ сынъ получилъ свое образованіе во французскомъ учебномъ заведеніи -- въ коллежѣ Сенъ-Клеманъ въ Мецѣ... Онъ былъ офицеромъ французской арміи во время войны 1870 года. А теперь этотъ человѣкъ всѣми своими силами служитъ дѣлу германизаціи родной страны!
   Тяжелая это задача и, по его собственному признанію, дѣло далеко не идетъ на ладъ. "Французское вліяніе" -- заявилъ онъ однажды:-- "весьма замѣтно стало проявляться здѣсь за послѣдніе годы". Пошлемъ же ему привѣтъ, этому неослабѣвающему вліянію Франціи на Эльзасъ-Лотарингской почвѣ!
   Это онъ, г. Цорнъ-фонъ-Бюлахъ, распорядился снять французскія эмблемы на углахъ памятника павшимъ въ бою при Виссембургѣ; это онъ приказалъ выслать изъ Эльзаса какого то швейцарскаго гражданина, попросившаго дирижера оркестра въ одномъ изъ рестораномъ Мюльгаузена: "Не сыграете ли вы намъ Марсельезу?"; онъ же закрылъ общество "Любителей спорта въ Лотарингіи"; онъ же запретилъ намъ чтеніе лекцій въ имперскихъ земляхъ; онъ наконецъ пожелалъ увѣнчать дѣло рукъ своихъ, проведя черезъ рейхстагъ исключительные законы противъ печати и союзовъ въ Эльзасъ-Лотарингіи.
   Какъ то разъ въ мѣстномъ ландтагѣ, въ отвѣтъ на нападки на его политику, г. Цорнъ-фонъ-Бюлахъ воскликнулъ:. "Я нахожусь здѣсь по волѣ моего императора!"
   По истинѣ, нельзя себѣ представить болѣе разительнаго противорѣчія съ историческими словами Мирабо!
   Жители Эльзасъ-Лотарингіи говорятъ о своемъ первомъ министрѣ: "Отецъ его былъ камергеромъ двора Наполеона III. Сдѣлавшись тюремщикомъ Эльзаса, сынъ только перемѣнилъ одинъ ключъ на другой!.."
   Уроженцамъ Эльзасъ-Лотарингіи, уклонившимся отъ службы въ германскихъ войскахъ, запрещено возвращаться на родину до сорока-пятилѣтняго возраста. Всѣмъ извѣстно, съ какой строгостью наблюдаетъ тюремщикъ Эльзаса за точнымъ исполненіемъ этого закона. Извѣстно также, съ какой упорной ненавистью, порождаемой, надо думать, угрызеніями совѣсти, преслѣдуетъ онъ своихъ прежнихъ товарищей по оружію, оставшихся на французской службѣ. Такъ онъ не разрѣшилъ одному офицеру въ отставкѣ пріѣхать изъ Франціи въ Эльзасъ, куда того вызывала умирающая мать, чтобы проститься передъ смертью.
   Второй сынъ г. фонъ-Бюлаха собирается поступить офицеромъ въ гвардейскій уланскій полкъ. Если присоединить нѣкоего кирасирскаго офицера барона фонъ-Шарпантье, человѣка довольно смутнаго происхожденія, да полковника Шэуха, дослужившагося до мѣста начальника одного изъ центральныхъ управленій военнаго министерства въ Берлинѣ,-- то вотъ вамъ и весь списокъ офицеровъ родомъ изъ Эльзасъ-Лотарингіи, находящихся на службѣ въ германской арміи.

* * *

   Въ Германской имперіи Эльзасъ-Лотарингія стоитъ совершенно особнякомъ. Она ни въ чемъ рѣшительно не похожа на остальныя части государства. Взять для примѣра, хотя бы, приростъ населенія въ Германіи. Нѣмцы очень радуются тому, что за послѣдніе годы населеніе Германской имперіи сильно увеличилось. Между тѣмъ въ то время, какъ въ другихъ частяхъ имперіи наблюдается увеличеніе народонаселенія, въ Эльзасъ-Лотарингіи замѣчалось бы уменьшеніе его, если-бъ не вновь открытые рудники въ Лотарингіи, привлекшіе большое количество иностранныхъ рабочихъ.
   Что сдѣлала только Германія изъ Эльзаса? Городъ Бишвиллеръ до войны 71 года славился своимъ суконнымъ производствомъ. Но уже въ 1874 году.изъ его 96 фабрикъ осталось только 21; количество рабочихъ сразу упало съ 5.000 на 1.800 человѣкъ, а денежные обороты -- съ 20 милліоновъ на 5. Но не война затушила этотъ очагъ промышленности, существовавшій болѣе трехъ столѣтій, а германское владычество.
   Мецъ, несмотря на свой огромный гарнизонъ и многочисленную армію нѣмецкихъ чиновниковъ, насчитываетъ всего на какихъ нибудь нѣсколько сотъ обитателей больше, чѣмъ во времена французовъ. Въ Кольмарѣ, окрестности котораго совершенно опустѣли, народонаселеніе самого города увеличилось весьма незначительно. Несмотря на систематическое усиленіе за послѣднее время гарнизона въ Мюльгаузенѣ, количество жителей этого прежде цвѣтущаго промышленнаго центра Верхняго Рейна уменьшилось. Народонаселеніе Танна, Гебвиллера, Сентъ-Мари-о-Минъ также уменьшилось. Въ Савернѣ цифра народонаселенія понизилась еще значительнѣй. Да и сколько другихъ живописныхъ и оживленныхъ городковъ Эльзаса и Лотарингіи обратились теперь въ настоящія пустыни!
   Что сдѣлали нѣмцы съ пышными виноградниками, покрывавшими склоны Вогезовъ? Теперь виноградники эти -- жалкая тѣнь былого, чудный букетъ выдохся! Болѣе шестидесяти тысячъ эльзасскихъ виноградарей переживаютъ острый кризисъ, на окончаніе котораго нѣтъ надежды.
   Почва осталась такой же богатой и тучной, какъ и во времена французскаго владычества; отъ такой земли можно всегда получить все, что захочешь; но экономическая жизнь Эльзасъ-Лотарингіи получила слишкомъ грубый ударъ нѣмецкаго кулака!
   Не только промышленность, но и торговля Эльзасъ-Лотарингіи пришла въ совершенный упадокъ. Ея самые законные, жизненные интересы всегда приносятся въ жертву интересамъ зарейнской части Германіи. Тамъ, по ту сторону Рейна, проводятся новые пути сообщенія, строятся желѣзныя дороги, роются каналы. Для Эльзасъ-Лотарингіи ровно ничего не дѣлается. Новыя таможенныя пошлины больно ударили по карманамъ мѣстныхъ хлопчатобумажныхъ и нитяныхъ фабрикантовъ; для Мюльгаузена и его округа это явилось своего рода моровой язвой. Но не больше, чѣмъ съ нитяными фабрикантами, постѣснялись нѣмцы и съ пивоваренными заводчиками въ Эльзасъ-Лотарингіи!
   И города, и деревни одинаково стонутъ здѣсь подъ тяжестью нѣмецкаго ярма! Спрашивается, какъ же не вспоминать эльзасъ-лотарингцамъ со вздохомъ сожалѣнія о минувшихъ временахъ французскаго владычества? Тогда промышленная и торговая жизнь Эльзаса и Лотарингіи, можно сказать, била ключомъ! Въ періодъ времени съ 1820 по 1870 іодъ населеніе обѣихъ областей возросло на 50%, и ихъ благосостояніе увеличилось въ той же мѣрѣ.
   Въ настоящее, время съ тяжестью полицейскаго гнета, въ Эльзасъ-Лотарингіи можетъ поспорить развѣ тяжесть налоговъ, которая давитъ мѣстное населеніе; во Франціи средній плательщикъ уплачиваетъ всего какую нибудь сотню франковъ налога, а на долю жителя Эльзасъ-Лотарингіи приходится болѣе ста пятидесяти франковъ.
   -- Когда я обосновался въ Мецѣ и открылъ тамъ маленькую кондитерскую въ концѣ Содовой улицы,-- разсказывалъ мнѣ одинъ уроженецъ Лотарингіи:-- я уплачивалъ за право торговли всего 60 франковъ; теперь за то же помѣщеніе съ меня причитается 157 марокъ торговаго сбора. Вотъ и весь сказъ!
   Но это былъ далеко не весь сказъ. Такія исторіи, такія жалобы здѣсь приходится выслушивать на каждомъ шагу.
   Несмотря на это, Эльзасъ-Лотарингія сохранила до сихъ поръ похвальную привычку платить во-время всѣ налоги. Это единственная чисто французская привычка, которая не дѣйствуетъ раздражающе на дѣятелей пангерманизма. Берлинъ, собирая золотую жатву, съ самодовольствомъ говоритъ: "Эльзасъ-Лотарингія -- лучшій изъ плательщиковъ".
   Въ счастливое время французскаго владычества Эльзасъ былъ богатѣйшей промышленной областью; въ 1828 году французскій король сказалъ: "Мюльгаузенъ -- это настоящій центръ французской промышленности!"
   На какое счастливое будущее могъ расчитывать этотъ цвѣтущій и богатый, край! И что же? Сравните въ настоящее время его промышленное развитіе съ промышленнымъ развитіемъ Франціи или, лучше, той же Германіи. Что мы видимъ? За извѣстный промежутокъ времени въ прядильной промышленности въ Германіи число веретенъ возросло на 107%, а въ Эльзасъ-Лотарингіи всего на 14%. Въ машинномъ производствѣ въ Германіи количество машипъ увеличилось на 142%, а въ Эльзасъ-Лотарингіи за тотъ же періодъ времени -- на 15%. Такое же соотношеніе повторяется рѣшительно во всѣхъ промышленныхъ областяхъ.
   Эльзасъ-Лотарингіи необходимо увеличить число своихъ каналовъ на сѣверѣ и на югѣ. Ей нужна для развитія торговыхъ отношеній съ Франціей желѣзная дорога черезъ Вогезы; она давно уже хлопочетъ и о томъ, и о другомъ передъ правительствомъ Германіи. Эльзасъ-Лотарингія требуетъ для себя образованіе французскихъ консульствъ, которыя могли бы удовлетворять запросамъ ея промышленности, за разрѣшеніемъ которыхъ ей приходится обращаться въ Берлинъ.
   Когда разъ какъ-то въ рейхстагѣ обсуждался вопросъ объ отпускѣ кредитовъ на устройство каналовъ въ бассейнѣ Мозеля, одинъ прусскій депутатъ, поднявшись на трибуну, громогласно заявилъ: "Было бы крайне неосмотрительно производить подобные расходы. Когда работы будутъ окончены, французы потребуютъ возвращенія Лотарингіи и мы потеряемъ даромъ тридцать милліоновъ".
   Эти слова сначала вызвали взрывы смѣха, потомъ протесты, наконецъ наступило глубокомысленное молчаніе. Стоитъ ли говорить, что проектъ этотъ, затрагивающій самые жизненные интересы Лотарингіи, былъ отвергнутъ также, какъ и проектъ, касающійся постройки желѣзныхъ дорогъ въ Эльзасѣ и Лотарингіи. Нѣмецкая администрація видимо не желаетъ считаться съ такой огромной суммой, какъ сорокъ милліоновъ марокъ, поступающихъ въ берлинскую казну изъ аннексированныхъ областей.
   Германія старается доказать, что Эльзасъ-Лотарингія процвѣтаетъ подъ ея властью. "Со времени аннексіи населеніе Эльзасъ-Лотарингіи возросло на 21 %", говорятъ пруссаки: "скотоводство находится въ отличномъ состояніи: количество быковъ увеличилось на 30%, свиней -- на 85%; руды прежде добывалось на 5.500.000 марокъ, теперь ее добывается на 81.125,000. Общая длина желѣзнодорожной сѣти была въ 768 километровъ, въ настоящее время ея протяженіе -- 2.100 километровъ. Вмѣсто прежнихъ 1.100,000 тоннъ груза теперь по каналамъ провозится 2.250,000 тоннъ. Вотъ, что говорятъ безпристрастныя цифры".
   Допустимъ, что эти оффиціальныя нѣмецкія исчисленія вѣрны. Что-жъ изъ этого слѣдуетъ? Въ XVIII вѣкѣ Эльзасъ былъ житницей Франціи; это была земля, которая "изобиловала хлѣбомъ, виномъ и масломъ". Съ той поры въ различныхъ областяхъ жизни Эльзасъ-Лотарингіи замѣчается извѣстный прогрессъ. Но это ровно ничего не доказываетъ. Вѣдь жизнь не можетъ вдругъ остановиться, Эльзасъ-Лотарингія не исключена изъ общаго жизненнаго круговорота -- немудрено, что и ея коснулся общій міровой прогрессъ. Чтобы составить себѣ правильное представленіе о современномъ экономическомъ положеніи Эльзаса и Лотарингіи, слѣдуетъ пользоваться цифрами не абсолютной, а сравнительной статистики.
   Подъ гнетомъ Германіи Эльзасъ-Лотарингія претерпѣваетъ и нравственныя, и матеріальныя испытанія и лишенія. Во всѣхъ областяхъ ея жизни -- застой. Города Эльзаса и Лотарингіи никогда прежде не были переобременены такой кучей долговъ, какъ теперь; никогда въ нихъ не было такой бѣдности. Сытые нѣмецкіе чиновники, получающіе великолѣпное жалованье и занимающіе мѣста мэровъ, нисколько не пекутся объ обывательскихъ интересахъ ввѣренныхъ имъ городовъ.
   Съ тѣхъ поръ, какъ Эльзасъ сдѣлался имперской землей, жизнь въ немъ вздорожала въ четыре раза. Все почти вдвое дороже, чѣмъ во Франціи: и мясо, и хлѣбъ, и овощи, и фрукты и т. д. Установлены новые налоги на соль, спички, пиво. Вино вздорожало свыше всякой мѣры. До аннексіи за литръ хорошаго вина платили шесть су. Теперь неважное вино стоитъ 1 марку 25 или 1 марку 30 пфенниговъ за литръ. И нѣмцы еще удивляются послѣ этого, что здѣсь неохотно пьютъ за ихъ здоровье!
   Отношенія между Германіей и Эльзасъ-Лотарингіей основываются не на правѣ, а на силѣ. Всякая сдѣлка только тогда имѣетъ цѣну, если она заключена свободно. Насиліе не можетъ замѣнить брака. Союзъ же между Берлиномъ и Эльзасъ-Лотарингіей былъ заключенъ насильно: одна сторона, сколько могла, противилась ему.

* * *

   Канцлеръ Германской имперіи г. Бетманнъ-Гольвегъ заявилъ какъ-то въ рейхстагѣ: "Никто не думаетъ въ Германіи осуждать населеніе Эльзасъ-Лотарингіи за то, что оно свято хранитъ память о прошломъ. Но мы не желаемъ, чтобы подрастающему поколѣнію, родившемуся уже послѣ аннексіи, внушались воспоминанія, которыхъ у него быть не можетъ".
   Удивительная смѣсь снисходительности и грубости! Какую цѣну можетъ имѣть такое заявленіе въ глазахъ жителей Эльзасъ-Лотарингіи? Люди, родившіеся до аннексіи, не нуждаются въ разрѣшеніи г. канцлера, любезно предоставляющаго имъ право хранить воспоминанія о милой ихъ сердцу Франціи: воспоминанія эти навсегда запечатлѣны въ ихъ душахъ. Молодому-жъ поколѣнію эльзасъ-лотарингцевъ, выросшему уже подъ нѣмецкою властью, нельзя насильно навязать любовь къ Германіи и лишить ихъ права на воспоминанія о прошломъ на томъ только основаніи, что они родились послѣ аннексіи!
   Молодое поколѣніе эльзасъ-лотарингцевъ знаетъ нѣмцевъ и творитъ надъ ними судъ. Оно отдаетъ дань справедливости ихъ хорошимъ качествамъ. Но когда Германія оглушаетъ ихъ своею пѣснью: "Германія, ты превыше всего" или дѣлаетъ что нибудь вродѣ этого, жители Эльзасъ-Лотарингіи неодобрительно покачиваютъ головами. Когда германцы называютъ себя поборниками и защитниками права и справедливости, Эльзасъ-лотарингцы смѣются. Молодое поколѣніе Эльзасъ-Лотарингіи оказалось куда нетерпѣливъй стараго: Германія встрѣчаетъ здѣсь теперь гораздо болѣе сильный отпоръ, чѣмъ двадцать или сорокъ лѣтъ тому назадъ. Послѣднее впрочемъ признаютъ и сами пруссаки. Одинъ старый лотарингецъ сказалъ по этому поводу:
   -- Наши дѣти! О, они еще хуже насъ!
   Подъ словомъ хуже слѣдуетъ подразумѣвать: лучше.
   Показавъ мнѣ свои самыя ѣдкія карикатуры, Ганзи воскликнулъ: "Я принадлежу къ первому поколѣнію, окончившему курсъ въ нѣмецкихъ школахъ!" Нѣмецкую школу можно только послѣ этого поздравить съ успѣхомъ! Передъ моими глазами такъ и вырисовывается мрачная фигура нѣмецкаго педанта -- педагога, съ инквизиторскими замашками человѣка, глядящаго на весь міръ сквозь очки германскаго матеріализма.
   -- Да,-- говорилъ знаменитый карикатуристъ:-- сначала насъ учили въ нѣмецкихъ школахъ, потомъ мы служили въ прусскихъ полкахъ и довершали свое образованіе въ германскихъ университетахъ. И въ результатѣ изъ насъ вышли самые ярые протестанты -- не правда-ли, Цислэнъ?
   Обойдите всѣ деревни Эльзасъ-Лотарингіи. Вы увидите, что ничто не измѣнилось тамъ со временъ французскаго владычества. Тѣ же костюмы, тотъ же языкъ, тѣ же правы и обстановка -- даже народное искусство сохранилось въ полной неприкосновенности. Какъ будто время остановилось и стрѣлка на церковныхъ башенныхъ часахъ перестала двигаться съ тѣхъ поръ, какъ сюда пришли хозяйничать пруссаки. Германія въ Эльзасъ-Лотарингіи потерпѣла полное фіаско. Ея претензіи и ея преслѣдованія, ея педантизмъ и милитаризмъ, угрозы и обѣщанія -- все осталось мертвой буквой.

* * *

   Чѣмъ отличается уроженецъ Эльзаса отъ германца? Да рѣшительно всѣмъ, начиная съ главнаго и кончая второстепеннымъ. Мелкія отличія особенно характерны.
   Пруссакъ сидитъ, пьетъ красное вино и куритъ толстую сигару. Эльзасецъ смотритъ на него. Никогда нѣмцу не понять этого взгляда!
   Въ ресторанѣ нѣмецъ кончилъ ѣсть. Онъ не сразу поднимается изъ-за стола, а прежде старательно расчесываетъ себѣ усы и приглаживаетъ щеткой волосы. Эльзасецъ смотритъ на него. Если же у нѣмца, къ довершенію всего, имѣется еще шрамъ на лицѣ -- результатъ студенческой дуэли -- эльзасецъ съ брезгливостью отворачивается.
   Нѣмецъ считаетъ цивилизованной націей ту, у которой больше полицейскихъ; у эльзасца другіе идеалы и цивилизованнымъ народомъ онъ считаетъ французовъ.
   Въ гостиницѣ, близъ одной изъ небольшихъ лотарингскихъ станцій, завтракало трое нѣмецкихъ офицеровъ. На столѣ у нихъ не было скатерти, и они обходились безъ помощи салфетокъ. Увѣренные въ томъ, что за ними никто не слѣдитъ, нѣмцы глотали мясо огромными кусками и совали пальцы въ общую солонку. Я убѣжденъ, что, сидя вечеромъ въ какой нибудь модной кофейнѣ Меца, тѣ же офицеры будутъ, при помощи ножичка и вилки, счищать кожицу съ фруктовъ, стараясь не дотронуться до нихъ пальцами. Въ гостиницѣ на маленькой станціи рядомъ съ офицерскимъ столикомъ занималъ сосѣдній столикъ какой то рабочій въ блузѣ. Онъ спросилъ себѣ капусты. Я видѣлъ, какъ рабочій этотъ -- уроженецъ Лотарингіи -- тщательно вытеръ кончикъ своего ножа и ужъ тогда только опустилъ его въ солонку.
   Въ ту же гостиницу вошли еще двое людей: мелкій служащій желѣзной дороги и какой то крестьянинъ. Они выпили по рюмочкѣ и заспорили, кому платить за выпитое: "Сегодня -- я плачу!" говорилъ одинъ. "Нѣтъ, ужъ позвольте заплатить мнѣ!" возражалъ другой. А трое нѣмецкихъ офицеровъ, окончивъ свой завтракъ, вытащили изъ кармана по старому кошельку и всякій изъ нихъ молча выложилъ на столъ свою долю.
   Большая часть крестьянъ Эльзаса говоритъ только на своемъ эльзасскомъ нарѣчіи. Французскому языку въ деревенскихъ школахъ ихъ не обучаютъ. Но главная мечта эльзасскаго крестьянина, чтобъ его сынъ говорилъ по-французски. Какъ только отецъ скопитъ деньги, онъ посылаетъ своего сына въ ближайшій городъ. Онъ хвастается передъ сосѣдями, что его сынъ выучился говорить по-французски; онъ полонъ горделивой радости, что ему удалось какъ бы одержать маленькую побѣду надъ германизаторами края. Знаніе французскаго языка въ Эльзасѣ считается первымъ признакомъ солиднаго образованія. Масса дѣтей нѣмецкихъ чиновниковъ обучается конечно также въ гимназіяхъ французскому языку. Но маленькихъ уроженцевъ Эльзаса легко отличить отъ нѣмецкихъ школьниковъ: эльзасцы, какъ только подучатся французскому языку, всегда говорятъ между собой по-французски. Если же благосостояніе эльзасскаго крестьянина почему либо еще увеличится, онъ посылаетъ своего сына учиться уже не въ эльзасскій, а въ какой нибудь изъ французскихъ городовъ.
   Въ Страсбургскомъ университетѣ студенты -- уроженцы Эльзаса не смѣшиваются съ нѣмецкими студентами, а держатся особнякомъ: у нихъ свои излюбленныя квартиры, гдѣ только эльзасцамъ сдаются комнаты, свои собранія, кружки, рестораны.
   Эльзасецъ, если онъ даже и не говоритъ, то думаетъ по-французски: складъ его ума, его сужденія, привычки, вкусы, даже самый характеръ чувствъ -- все французское.
   Разница въ характерѣ коренныхъ эльзасцевъ и пришлыхъ нѣмцевъ сказывается рѣшительно во всемъ, даже въ ихъ манерѣ вести борьбу. Жители Эльзаса и Лотарингіи не любятъ прибѣгать къ грубой силѣ. Они пользуются болѣе деликатнымъ оружіемъ: ироніей, насмѣшкой, острымъ словцомъ. Они съ презрительной улыбкой смотрятъ на то, какъ нѣмецкіе чиновники безо всякой застѣнчивости набиваютъ свои карманы ихъ кровными деньгами.
   Лояльность эльзасъ-лотарингцевь, которую они проявляютъ по отношенію къ Германіи, приводитъ въ восторгъ не только французовъ, но и другихъ иностранцевъ. Французская культура пустила глубокіе корни въ почву Эльзасъ-Лотарингіи и ихъ теперь оттуда не вытащишь. Жители Эльзаса и Лотарингіи проливали кровь вмѣстѣ съ французами за свою общую родину и этого кровнаго братства между ними ничѣмъ не уничтожить.
   Эльзасъ-лотарингцы признаютъ хорошія качества нѣмецкаго характера: нѣмецкое трудолюбіе, семейныя добродѣтели, предпріимчивость и организаторскія способности (достаточно, говорятъ они, чтобы двѣнадцати нѣмцамъ въ одинъ и тотъ же часъ захотѣлось выпить пива, и они тутъ же образуютъ новое сообщество), пылкій патріотизмъ и національное самолюбіе, которое заставляетъ нѣмцевъ стремиться къ тому, чтобы ихъ отечество было "превыше всего" не только въ военной, но и экономической сферѣ, наконецъ -- ихъ уваженіе ко всякаго рода порядку и дисциплинѣ. Эльзасъ-лотарингцы находятъ только, что если не всему нѣмецкому народу, то его вождямъ не хватаетъ одного -- чувства справедливости.
   Правда, нѣмецкую близорукость и отсутствіе чуткости тоже нельзя причислить къ достоинствамъ. Нѣмцы никогда не понимали и никогда не поймутъ деликатности французовъ и ихъ изысканной вѣжливости и тактичности. Когда нѣмцы пріѣзжаютъ во Францію, тамъ никто не говоритъ имъ ни слова объ Эльзасъ-Лотарингіи. "Французы забыли о ней!" заключаютъ недальновидные дѣятели пангерманизма.
   А между тѣмъ Франція твердо помнитъ объ отторженныхъ отъ нея областяхъ. Въ 1910 году во время выставки въ Нанси мимо группы эльзасокъ, пріѣхавшихъ на французскій народный праздникъ, проходилъ какой то французскій полкъ. Полковникъ, замѣтивъ жительницъ Эльзаса, скомандовалъ солдатамъ: "На караулъ!" Это былъ красивый и широкій жесть истиннаго сына Франціи.
   Французы одинаково близко принимаютъ къ сердцу какъ горести, такъ и радости Эльзаса и Лотарингіи. Развѣ могутъ понять эти чувства дѣятели пангерманизма, которые, называя эльзасъ-лотарингцевъ своими братьями, вернувшимися въ родное лоно, не перестаютъ съ 1870 года всячески преслѣдовать, мучить и грабить ихъ?

* * *

   Уроженцы Эльзасъ-Лотарингіи очень любятъ въ своемъ разговорѣ употреблять выраженіе: "во времена французовъ". Это у нихъ означаетъ: во время братства, свободы, справедливости и милосердія.
   Крестъ Почетнаго Легіона въ Эльзасѣ и Лотарингіи цѣнится чрезвычайно высоко. Жители Эльзаса сохранили въ своемъ языкѣ французское выраженіе décoré (имѣть какой нибудь орденъ), причемъ здѣсь подъ орденомъ подразумѣвается именно орденъ Почетнаго Легіона. Если кто нибудь изъ уроженцевъ Эльзасъ-Лотарингіи получитъ орденъ нѣмецкаго Чернаго или Краснаго Орла, про него никто не скажетъ, что онъ décoré.
   Вотъ, что разсказалъ мнѣ по этому поводу одинъ мой пріятель, родомъ изъ Эльзаса: "Меня увѣдомили, что я въ скоромъ времени получу крестъ Почетнаго Легіона. Пришла изъ Франціи долгожданная депеша, но въ ней, среди другихъ именъ, моего имени не оказалось. Я началъ было ужъ терять надежду, какъ вдругъ новая телеграмма и въ ней мое имя и фамилія. Я не помнилъ себя отъ радости. У меня ужъ давно была приготовлена узенькая красная ленточка въ десять сантиметровъ длиною. Я, разумѣется, тотчасъ же поспѣшилъ надѣть ее и вышелъ прогуляться. Я встрѣтилъ на улицѣ человѣкъ пять-шесть знакомыхъ, но они, казалось, ничего не замѣчали. Въ тотъ же вечеръ должно было состояться собраніе музыкальнаго кружка, въ которомъ я былъ предсѣдателемъ. Въ назначенный часъ я отправился туда, разумѣется, съ красной ленточкой въ петлицѣ. Прихожу -- никого нѣтъ. "Вѣрно, я пришелъ черезчуръ рано", подумалъ я. Вдругъ мнѣ пришла въ голову мысль заглянуть въ парадную залу. Я пріоткрылъ двери и остановился въ изумленіи -- такъ поразило меня то, что я увидѣлъ. Парадная зала была полна элегантной публикой. Всюду масса живыхъ цвѣтовъ, дамы въ открытыхъ бальныхъ туалетахъ. Посрединѣ комнаты -- столъ на четыреста кувертовъ, весь заставленный букетами изъ цвѣтовъ трехъ оттѣнковъ: синяго, бѣлаго и краснаго. Я тотчасъ же былъ окруженъ и долженъ былъ выслушать цѣлый потокъ рѣчей, поздравленій и дружескихъ пожеланій. Повѣрите ли, я плакалъ отъ волненія. Но что меня растрогало до глубины души -- это рѣчь одного изъ самыхъ молодыхъ членовъ нашего кружка. Онъ подошелъ ко мнѣ и началъ такъ: "Многоуважаемый и дорогой предсѣдатель, вамъ до сихъ поръ говорили рѣчи люди, родившіеся до войны. Я же выступаю сейчасъ отъ имени тѣхъ, кто родился послѣ нея, отъ имени пруссаковъ по рожденію, но не пруссаковъ въ душѣ..." На этомъ празднествѣ мы пили исключительно французскія вина".
   На эльзасскомъ діалектѣ всѣ пожеланія и любезныя выраженія -- французскія: "Au revoir. Bon voyage. Toujours bonne mine. Bien à vous..." и т. п. (До свиданья. Добраго пути: Будьте здоровы. Преданный вамъ...)
   Одна хорошенькая уроженка Мюльгаузена сказала мнѣ какъ то: "Вы замѣтили, вѣрно, что нѣмецкій языкъ старается все оттягивать книзу въ то время, какъ французскій -- имѣетъ обратную тенденцію. По-нѣмецки, напримѣръ, хозяинъ перчаточнаго магазина пишетъ на своей вывѣскѣ: Handschuhmacher (мастеръ обуви для рукъ -- если переводить буквально). Французъ же сапожникъ, примѣряя покупательницѣ ботинки, говоритъ: "Voilà, madame, des bottines qui vous gantent à merveille!" (Вотъ, сударыня, ботинки, которыя, какъ перчатка, облегаютъ вашу ногу!)
   Другая знакомая дама, родомъ изъ Страсбурга, особа крайне наблюдательная и остроумная, однажды спросила меня: "Случалось вамъ иногда ѣздить въ страсбургскихъ трамваяхъ? Вотъ, гдѣ можно было хорошо прослѣдить за послѣдовательными измѣненіями, происшедшими въ народной психологіи въ Эльзасѣ. Сначала въ трамваяхъ преобладалъ эльзасскій говоръ, затѣмъ нѣкоторое время здѣсь зачастую слышалась нѣмецкая рѣчь, теперь же въ трамваяхъ Страсбурга все чаще и чаще раздается французскій языкъ.
   Въ Страсбургѣ послѣ аннексіи уцѣлѣло немало чисто французскихъ уголковъ: разныя небольшія собранія, клубы, излюбленныя кафэ. Въ какомъ нибудь французскомъ ресторанчикѣ собираются, положимъ, ежедневно около пяти часовъ нѣсколько человѣкъ пріятелей. Собираются они просто для того, чтобы посидѣть здѣсь, поболтать, что называется -- отвести душу. По старинной традиціи. они выпиваютъ обязательно по рюмочкѣ абсента. Абсентъ -- это своего рода символъ въ Эльзасѣ: онъ подогрѣваетъ воспоминанія о прошломъ, кажется здѣсь чѣмъ то роднымъ, благороднымъ и трогательнымъ. Въ Эльзасѣ смакуютъ абсентъ тѣ, кто не прикоснулся-бъ къ нему губами во Франціи.
   Нѣкоторые пруссаки, обосновавшіеся прочно въ Эльзасъ-Лотарингіи, говорятъ и пишутъ на эльзасскомъ діалектѣ. До сей поры лотарингское нарѣчіе не имѣло у нихъ того успѣха, можетъ, потому, что казалось имъ болѣе труднымъ. Но кто поручится за то, что въ ближайшемъ будущемъ нѣмцы не заговорятъ и на этомъ языкѣ? Среди эльзасскихъ пруссаковъ, оказывается, есть и такіе, которые требуютъ автономіи для Эльзаса. Въ нихъ, значитъ, ужъ не такъ много національной гордости! Нѣмцы вообще, надо сказать, любятъ хвалиться своей національностью только тогда, когда имъ нѣтъ никакой возможности отказаться отъ нея.
   Когда васъ знакомятъ въ Эльзасъ-Лотарингіи съ какимъ нибудь нѣмцемъ, тотъ прежде всего какъ будто начинаетъ извиняться передъ вами за свое происхожденіе. Этотъ говоритъ, что его бабушка съ материнской стороны была чистокровной француженкой, другой -- что онъ женатъ на шведкѣ, третій -- что онъ выросъ и воспитывался въ Швейцаріи. И надо видѣть только, съ какой торопливостью выкладываются передъ чужимъ человѣкомъ всѣ эти семейныя обстоятельства!
   На рынкѣ въ Мецѣ все по-старому. За рядомъ разставленныхъ корзинъ съ овощами и фруктами сидятъ крестьянки изъ окрестныхъ деревень. И ихъ товаръ, и ихъ говоръ сразу обличаютъ въ нихъ уроженокъ Лотарингіи. Изъ ихъ корзинъ выглядываютъ фрукты, которые разводятся только въ этомъ краѣ: такъ называемыя quetches -- синія сливы, особой, продолговатой формы, и lambiches -- тонкія красныя груши. Торговки громко переговариваются другъ съ другомъ. Pensez denn (donc)., или: "C'est une pâte très bien trav ailliée" и отвѣтъ: "Mé oui" -- долетаютъ до вашего слуха отрывки ихъ грубаго, мѣстнаго говора. Въ день, когда исчезъ бы этотъ говоръ, германизаторы края могли бы несомнѣнно поздравить себя съ одержаннымъ ими серьезнымъ успѣхомъ.

* * *

   Именно въ тотъ моментъ, когда преслѣдованія всего французскаго въ Эльзасъ-Лотарингіи приняли особенно острый характеръ, во Франціи въ Куррьерѣ разразилась ужасная катастрофа въ шахтахъ. "Эльзасъ-Лотарингская газета" тотчасъ же открыла подписку на помощь осиротѣвшимъ семьямъ рудокоповъ.
   Всю Эльзасъ-Лотарингію, казалось, охватилъ тогда одинъ великій порывъ -- порывъ великодушія. Деньги такъ и полились: жертвовали всѣ -- и богатые, и бѣдные -- и въ нѣсколько дней была собрана сумма въ сорокъ тысячъ франковъ. Такъ и чувствовалось, что тѣ, которые протягивали теперь руку помощи своимъ братьямъ и отдавали имъ нѣсколько десятковъ марокъ, ясно представляли себѣ, что эти марки обратятся въ блестящія золотыя монеты съ изображеніемъ на нихъ галльскаго пѣтуха или въ красивыя французскія кредитки, которыя принесутъ, быть можетъ, хоть какое либо утѣшеніе несчастнымъ.
   Въ спискѣ жертвователей, опубликованномъ тогда же въ одномъ изъ номеровъ "Эльзасъ-Лотарингской газеты", можно было наряду съ фамиліями богатыхъ мѣстныхъ промышленниковъ и коймерсантовъ прочесть имена рабочихъ, писателей, ученыхъ и артистовъ. Немало было и дѣтскихъ именъ. Милыя дѣти! Эльзасъ-лотаринтскія дѣти не колеблясь разбили свои копилки и отдали ихъ содержимое жертвамъ Куррьерской катастрофы. Красивый и благородный порывъ дѣтскихъ душъ, котораго Франція никогда не забудетъ! Листы тогдашней національной подписки -- настоящая Золотая Книга Франціи.
   

III.

   Эльзасъ -- страна, въ которой совсѣмъ не существуетъ кастовыхъ предразсудковъ. Эльзасъ, пожалуй, единственная страна на всемъ земномъ шарѣ, гдѣ человѣческій трудъ цѣнится превыше всего. Для жителей Эльзаса всѣ области труда одинаково заслуживаютъ уваженія; хорошій плотникъ, опытный докторъ, добросовѣстный мясной торговецъ, талантливый художникъ -- если они встрѣтятся гдѣ нибудь вмѣстѣ, то держатся всѣ другъ съ другомъ совершенно на равной ногѣ. Перечитайте романы Эркманнъ-Шатріана! Здѣсь воспѣвается трудъ во всѣхъ его проявленіяхъ, упорный трудъ рабочаго человѣка, и еще какъ воспѣвается этотъ трудъ, съ какимъ искусствомъ, какой любовью! Когда въ "Исторіи человѣка изъ народа" мы читаемъ о томъ, какъ Жанъ-Пьеръ Кладель дѣлалъ столъ изъ грушеваго дерева и какой это вышелъ столъ, у насъ самихъ является непреодолимое желаніе сдѣлаться столярами. Когда же въ "Исторіи одного крестьянина" Мишель Бастьенъ приноситъ своей невѣстѣ лопату, которую онъ собственноручно изготовилъ для нея, прекрасную лопату, длинную и легкую, съ удобной ручкой -- намъ самимъ начинаетъ хотѣться выучиться благородному ремеслу кузнеца.

* * *

   Чтобы измѣнить національность какого-нибудь народа, нужно дать этому народу высшіе идеалы, которые смогли бы заставить его позабыть прежнія національныя черты его характера. Каковы же идеалы французскіе и идеалы нѣмецкіе? Во Франціи -- свобода, равенство, братство, прогрессъ во всѣхъ его видахъ, культъ истины, преклоненіе передъ правомъ и геніемъ человѣческой мысли. Какіе идеалы несетъ съ собой германское владычество? Въ области политики -- торжество грубой силы, въ области искусства -- педантичное подражанье средневѣковью. Нечего сказать, хороши идеалы!
   Въ 1870 году баварцы, тѣ самые баварцы, которыхъ въ 1866 г. побила Пруссія, выступили ярыми защитниками ея владычества. Австрія, забывъ битву при Садовой, сдѣлалась вѣрной союзницей своихъ побѣдителей! Говорятъ, въ этомъ сказалась характерная особенность нѣмецкаго духа. Какъ же далеки, значитъ, отъ Германіи по своему духу Эльзасъ и Лотарингія!
   Германія допустила неправильную аналогію въ своемъ мышленіи. Она думала: "въ четыре года мнѣ удалось опрусачить тѣхъ, надъ кѣмъ я установила свою гегемонію послѣ 1866 года. Не пройдетъ слѣдовательно и десяти лѣтъ, и Эльзасъ-Лотарингія будетъ германизирована". Какое заблужденіе! Въ первомъ случаѣ дѣло шло о жителяхъ Франкфурта, Гессена, Ганновера, Саксоніи и Вюртемберга, т.-е. о тѣхъ же нѣмцахъ. А жители Эльзаса и Лотарингіи были и останутся французами.
   Германія съ хвастовствомъ заявляетъ: "Мы сдѣлали изъ Эльзасъ-Лотарингіи укрѣпленный лагерь. Французы никогда не смогутъ отнять ее у насъ!" Австрійцы говорили то же про крѣпостной раіонъ Вероны: "Онъ такъ укрѣпленъ, что двѣсти тысячъ человѣкъ не въ состояніи сдѣлать въ немъ и одной бреши". Послѣ пораженія, нанесеннаго въ 1866 году пруссаками въ Богеміи, австрійцамъ пришлось уступить Веронскія укрѣпленія.
   Какъ-то разъ Гастонъ Менье, сенаторъ департамента Сены и Марны, принималъ лѣтомъ на своей яхтѣ Вильгельма II; на этой же яхтѣ находился въ то время и бывшій предсѣдатель Совѣта Министровъ Вальдекъ-Руссо. Гастонъ Менье тогда жъ записалъ одну фразу, сказанную Вильгельмомъ II. Вотъ она: "Эльзасъ-Лотарингія -- это больное мѣсто Германской Имперіи; Бисмаркъ сдѣлалъ въ этомъ отношеніи ошибку".
   Въ этой фразѣ германскаго императора мы не видимъ ровно ничего удивительнаго. Чтобы завоевать симпатіи своихъ собесѣдниковъ, въ особенности, если они -- французы, Вильгельмъ II готовъ произнести и не такія еще фразы. Если бы разговоръ объ Эльзасѣ продолжаться, то весьма, вѣроятно, Вильгельмъ II не задумался бы прибавить: "Что касается вопроса объ Эльзасѣ-Лотарингіи, то ошибка Бисмарка особенно велика тѣмъ, что она непоправима".
   На самомъ дѣлѣ на свѣтѣ нѣтъ ничего непоправимаго. Вся жизнь человѣческая -- это цѣпь случайностей: нужно только быть всегда готовымъ воспользоваться представившимся счастливымъ случаемъ. Ломбардская и Вениціанская области, аннексированныя Австріей, вернулись къ Италіи черезъ пятьдесятъ одинъ годъ послѣ аннексіи.
   Физіономія міра мѣняется такъ быстро! Вспомнить хотя бы знаменитый діалогъ двухъ случайно встрѣтившихся у истоковъ Нила великихъ изслѣдователей: англичанина Стэнли и американца Ливингстона.
   Ливингстонъ ужъ нѣсколько лѣтъ путешествовалъ по Африкѣ, порвавъ всѣ связи съ цивилизованнымъ міромъ. Онъ не зналъ, рѣшительно ничего, что дѣлалось въ Европѣ. Все-таки, встрѣтившись съ Стэнли, онъ прежде всего, какъ полагается вѣжливымъ и воспитаннымъ людямъ, освѣдомился о его здоровій.
   -- Какъ вы себя чувствуете?
   -- Мерси. Великолѣпно. А вы?-- спросилъ въ свою очередь Стэнли.
   -- Тоже превосходно. А какъ поживаетъ испанская королева? Она выказывала въ свое время, такой живой интересъ къ задуманному мною путешествію...
   -- Парижскій воздужъ ей видимо идетъ на пользу...
   -- Она остановилась проѣздомъ въ Парижѣ?
   -- Она совсѣмъ тамъ обосновалась съ тѣхъ поръ, какъ генералъ Примъ лишилъ ея трона.
   -- Какъ! Генералъ Примъ -- теперь правитель Испаніи?
   -- Нѣтъ. Онъ былъ убитъ во время осады Парижа.
   -- Вы говорите: осады Парижа? Да кто жъ осаждалъ Парижъ?
   -- Нѣмецкія арміи.
   -- Ну, а теперь то ужъ миръ заключенъ?
   -- Да. По условіямъ этого мира Франціи пришлось выплатить пять милліардовъ контрибуціи и уступить двѣ провинціи.
   -- Какія?
   -- Эльзасъ и Лотарингію.
   Ловингстонъ задумался. Онъ устремилъ свой взоръ къ высокому и чистому небу, усѣянному сверкающими звѣздами...
   -- Франція,--.прошепталъ онъ:-- скоро забудетъ потерянные милліарды. Но ей никогда не забыть утраченныхъ областей! Пусть же Германія скорѣй возвращаетъ Эльзасъ и Лотарингію Франціи!
   "Никогда!" говорятъ нѣмцы. Исторія знаетъ много такихъ никогда! Когда Цезарь потребовалъ у Аріависта, чтобы тотъ ушелъ съ лѣваго берега Рейна, Аріаівистъ отвѣтилъ: "Никогда!" На другой день Цезарь разбилъ Аріависта.
   Во время празднованія мартовскихъ идъ, жена Цезаря Калпурнія умоляла мужа не ходить въ Сенатъ, гдѣ его сторонники должны были поднести ему императорскій титулъ. "Какъ, чтобъ я покинулъ ихъ? Никогда!" Черезъ нѣсколько часовъ Цезарь былъ мертвъ; на его тѣлѣ была найдена двадцать одна рана отъ ударовъ кинжаломъ.
   Другой Цезарь -- Наполеонъ I, которому союзники говорили въ 1814 году: "Признайте Рейнъ за границу Франціи, и миръ будетъ заключенъ", отвѣтилъ имъ: "Никогда!" Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ ему пришлось проститься въ Фонтенебло съ императорской властью.
   Въ 1870 году слово "никогда" также сыграло извѣстную роль въ потерѣ Эльзасъ-Лотарингіи. Либеральная партія просила Руэра, перваго министра Наполеона III, отозвать войска изъ Рима. "Никогда!" отвѣчалъ Руэръ. Черезъ нѣсколько недѣль Наполеонъ III сдѣлался Седанскимъ узникомъ, а король Италіи вошелъ въ Римъ. "Никогда!" современной Германіи произносится не съ меньшимъ блескомъ, но зато и имѣетъ не большую цѣну.
   Въ 1870 году Франція потеряла, помимо Эльзасъ-Лотарингіи, еще нѣчто большее: вѣру въ самое себя. Вотъ почему до сихъ поръ Эльзасъ-Лотарингія еще не вернулась къ ней. Теперь, наконецъ, вѣра въ собственныя силы, въ собственную мощь вернулась къ Франціи: она знаетъ, что ей слѣдуетъ дѣлать!
   Въ сентябрѣ 1910 года Савойя праздновала пятидесятилѣтіе своего присоединенія къ Франціи; празднества, нечего и говорить, носили самый искренній, одушевленный характеръ. Найдется ли, спрашивается, въ Германіи хоть одинъ нѣмецъ, который серьезно надѣется, что когда-нибудь и Эльзасъ-Лотарингія будетъ торжественно праздновать свой юбилей присоединенія къ Имперіи? Это совершенно невѣроятно, да впрочемъ Эльзасъ и Лотарингія еще раньше 1921 года сдѣлаются снова французскими.
   Во Франкфуртскомъ договорѣ говорится: "Франція на вѣчныя времена уступаетъ Эльзасъ Германской Имперіи". На вѣчныя времена!
   А между тѣмъ, такой опытный дипломатъ, какъ Бисмаркъ, самъ признавалъ, что никакому соглашенію между великими державами не можетъ быть обезпечена вѣчная длительность".
   Сколько времени сохранить еще свою силу Франкфуртскій договоръ? Два договора, относящихся къ XIX вѣку, были: одинъ продиктованъ самимъ Бисмаркомъ -- Франкфуртскій договоръ, другой составленъ подъ его внушеніемъ -- Берлинскій трактатъ. Берлинскій договоръ уже разорванъ. Теперь очередь за другимъ!
   

ГЛАВА XIII.
О чемъ мечтаютъ пангерманисты.

   Говорятъ, что французская молодежь плохо знаетъ войну 1870 г. Но откуда жъ она можетъ знать войну, о которой ей никто не говоритъ! Во французскихъ лицеяхъ и школахъ учатъ всему -- только не новѣйшей отечественной исторіи. Здѣсь много говорятъ о Столѣтней и Тридцатилѣтней войнахъ, о Семилѣтней войнѣ. Это, разумѣется, такъ и слѣдуетъ. Но почему не изучаютъ войны 1870 года -- это непонятно! Во французскихъ школахъ дѣтямъ много говорятъ о Тюреннѣ и Кондэ, и это вполнѣ понятно. Но зато черезчуръ мало разсказываютъ о солдатахъ Абеля Дуэ и Шанзи. Это огромная ошибка. Французскіе дѣти прекрасно знаютъ условія Вестфальскаго и Утрехтскаго договоровъ. И пусть знаютъ. Но почему такъ мало говорится во французскихъ школахъ о Франкфуртскомъ договорѣ, который, являясь вѣчнымъ источникомъ всевозможнаго рода недоразумѣній и конфликтовъ между европейскими державами, заставляетъ ихъ держать наготовѣ огромныя арміи и нести чудовищные военные расходы.
   По вашему выходитъ, значитъ, что исторію нужно начинать учить съ конца?
   А почему бы и не такъ? Для насъ исторія начинается съ ближайшихъ къ нашей эпохѣ событій -- они больше всего волнуютъ и интересуютъ насъ. Отходя отъ нихъ, мы постепенно будемъ углубляться все дальше и дальше въ сѣдую старину, доберемся до Крестовыхъ походовъ и самого потопа. Исторія какъ и географія, должна начинаться съ извѣстнаго, хорошо-знакомаго дѣтямъ и вести къ неизвѣстному -- отъ границъ родной земли къ границамъ міра.
   Родную исторію новѣйшаго времени должны изучать во всѣхъ подробностяхъ не только будущіе войны и граждане, но и будущія жены и матери. Француженки сумѣютъ тогда поддерживать патріотизмъ въ мужьяхъ и внушать съ малыхъ лѣтъ своимъ дѣтямъ горячую привязанность къ родинѣ. Нѣтъ того подвига самоотверженія, на который не рѣшилась бы обречь себя французская женщина: энергіи и ума въ ней также достаточно, чтобы въ тяжелую годину придти на помощь родной странѣ.
   Въ Германіи давно ужъ введено всеобщее обязательное обученіе, и обученіе это носитъ ярко выраженный религіозно-патріотическій характеръ. Всѣ учебныя заведенія Германіи могутъ быть справедливо названы школами патріотизма и разсадниками имперіалистическихъ теченій въ обществѣ.
   Въ первоначальныхъ школахъ дѣтямъ прежде всего внушается безпрекословное повиновеніе и слѣпое послушаніе. "Кто послѣ Бога самый великій, могущественный и добрый?-- Императоръ. А послѣ Императора?-- Его августѣйшая семья. А послѣ императорской семьи?-- Союзные государи и ихъ семьи. Кто живетъ въ сосѣднихъ къ Германіи государствахъ?-- Наши враги. Слѣдуетъ ли нѣмцамъ бояться ихъ?-- Нѣтъ, потому -- что всѣ они давно прокляты Богомъ и погрязли въ порокахъ и преступленіяхъ".
   Вотъ резюме того, чему учатъ будущихъ солдатъ въ свѣтскихъ школахъ Германской имперіи.
   Знаменитые нѣмецкіе профессора говорятъ: "Каждое учебное заведеніе, высшее или низшее, мужское или женское, должно непремѣнно быть въ то же время и школой патріотизма. Преподаватели обязаны пользоваться всякимъ удобнымъ случаемъ, чтобы возбуждать въ сердцахъ юношей и дѣтей горячую любовь къ родинѣ. Съ этою цѣлью весьма полезно организовывать празднества, въ которыхъ дѣятельное участіе принимали бы школьники, пріурочивая эти празднества къ выдающимся политическимъ событіямъ дня или историческимъ юбилеямъ".
   Въ день рожденія императора, въ памятные дни нѣмецкихъ побѣдъ или въ дни военныхъ празднествъ -- въ школахъ поются гимны, исполняются пріуроченныя къ торжеству кантаты, говорятся стихотворенія, въ которыхъ прославляется военная мощь Германіи или доблести ея знаменитыхъ сыновъ. Праздникъ въ школѣ заканчивается обыкновенно лекціей, въ которой профессоръ знакомитъ слушателей съ исторической стороной воспоминаемаго событія.
   31 августа въ такъ называемый Sedantag (день Седанскаго сраженія) не только въ мужскихъ, но и во всѣхъ женскихъ учебныхъ заведеніяхъ Германіи послѣ гимна, который исполняется воспитанницами школы, и раздачи наградъ, учителемъ или профессоромъ читается лекція на тему: "Патріотическій подъемъ въ Германіи въ 1813 году, и роль и обязанности женщины во время войны". Въ этой лекціи прославляются не только прошлыя, но и будущая побѣда Германіи: "Мы жаждемъ новаго Седана!"
   По выраженію Бисмарка, Германская имперія скована желѣзомъ и кровью. Современные нѣмецкіе професора, чтобы оправдать аннексію Эльзасъ-Лотарингіи, вздумали искать преемственную связь между Священной Римской имперіей и теперешней Германіей.
   Правда, Эльзасъ входилъ въ составъ священной Римской имперіи, но какія узы связывали ихъ! Центромъ священной имперіи была Австрія; Пруссія же, которая теперь стоитъ во главѣ союза нѣмецкихъ государствъ, даже не входила въ составъ священной Римской имперіи. Правитель Бранденбурга, по своимъ владѣніямъ считался вассаломъ Польской республики. Ужъ не называть ли намъ поэтому современную Пруссію бывшей польской землей?
   Чтобы подкрѣпить свои теоріи, дѣятели пангерманизма пускаются иногда на забавныя выдумки и черезчуръ наивныя хитрости. Педагогъ-французъ, которому было, разрѣшено германскимъ правительствомъ осмотрѣть начальныя школы въ Германіи, попросилъ въ одной школѣ учителя, чтобы тотъ велѣлъ какому нибудь ученику отвѣтить помѣченныя въ программѣ патріотическія стихотворенія. Вызванный ученикъ сталъ отвѣчать поэму Рукерта о Фридрихѣ Барбаруссѣ: какъ императоръ, котораго считали утонувшимъ въ одной рѣкѣ въ Малой Азіи, на самомъ дѣлѣ живъ до сихъ поръ; какъ онъ сидитъ въ маленькомъ домикѣ въ Тюрингенскихъ горахъ около каменнаго стола, и одинъ священникъ, видѣвшій тамъ Барбаруссу, разсказывалъ, что рыжая борода его девять разъ обвилась вокругъ ножки стола. Дойдя до этого мѣста въ стихотвореніи, ученикъ началъ какую то новую строфу, которой не было въ подлинникѣ Рукерта, но вдругъ покраснѣлъ, замялся и неожиданно оборвалъ ее на полусловѣ. Французъ попросилъ продолжать, и мальчикъ окончилъ стихотвореніе. Что же оказалось? Какому то современному нѣмецкому поэту пришла въ голову геніальная мысль закончить достойнымъ образомъ стихотвореніе Рукерта, и онъ, не задумываясь долго, прибавилъ къ поэмѣ строфу, въ которой говорилось, что Вильгельмъ I явился достойнымъ продолжателемъ Барбаруссы!
   Большинство стихотвореній и пѣсенъ, которымъ учатъ дѣтей въ начальныхъ нѣмецкихъ школахъ, проникнуты духомъ непримиримой вражды и ненависти къ Франціи. Примѣромъ могутъ служить военныя пѣсни о Наполеонѣ I! Вы скажете: это отголоски старыхъ счетовъ съ Франціей! Но просмотрите тогда длинный списокъ патріотическихъ поэмъ, посвященныхъ войнѣ 1870 года: "Король Вильгельмъ въ Эмсѣ", "Гвардія въ Вогезахъ" и т. д., и т. д. Заслуживаетъ вниманія въ одной изъ нѣмецкихъ воинственныхъ пѣсенъ припѣвъ побѣдителей: "Да будетъ трижды благословенъ часъ, когда снова надъ Мозелемъ будетъ падать дождь изъ снарядовъ!"
   Въ Германіи иногда нѣкоторые публицисты, писатели, финансовые дѣятели поговариваютъ о необходимости сближенія съ Франціей. Но ихъ дѣти, учащіеся въ правительственныхъ учебныхъ заведеніяхъ Германіи, продолжаютъ распѣвать воинственныя пѣсни, въ которыхъ Франція называется извѣчнымъ врагомъ нѣмцевъ (Erbfeind).
   Прусскій жандармъ по прежнему стоитъ на пограничныхъ съ Франціей станціяхъ: въ Новэанѣ, Аврикурѣ и Мутье-ле-Вьё. Какое же тутъ можетъ быть сближеніе!
   Существуетъ особая географія -- географія пангерманистовъ; въ ней всѣ названія городовъ восточной Франціи онѣмечены. Вмѣсто Нанси написано (Нанцигъ), вмѣсто Понтъ-а-Муссонъ -- Мозельбрюкъ, вмѣсто Лонгви -- Лунгишъ, Этенъ передѣланъ въ Штейнъ и т. д. Надо сознаться, такая передѣлка именъ -- упражненіе не изъ трудныхъ. Но не безполезно вспомнить, что даже въ оффиціальныхъ бумагахъ Обернэ съ 1871 года называется Оберенгеймъ, а Тіонвилль -- Диденгофъ.
   Въ настоящее время въ округѣ Меца почти всѣ французскія названія передѣланы въ нѣмецкій ладъ. Новымъ фортамъ, которые нѣмцы возвели вокругъ Меца, а также старымъ, даны имена отличившихся въ войну 1870 года нѣмецкихъ генераловъ: фортъ Мантейфель, фортъ Гебенъ, фортъ принца Августа Вюртембергскаго, фортъ Фридриха-Карла, фортъ Манштейна и т. д. Во второй линіи фортовъ -- фортъ Императрицы, фортъ наслѣднаго принца и т. д. Французскія названія исчезли безслѣдно. Сарргемипъ передѣланъ у нѣмцевъ въ Сааргемюндъ, Булэ -- въ Больхенъ, Бузонвиль -- въ Бузендорфъ, Фонтца -- въ Феутшъ, Одёнъ-ле-Тишъ -- въ Деутшъ-Оттъ. Уроженцамъ Лотарингіи, когда они изъ Франціи попадаютъ къ себѣ на родину, кажется, что они попали въ глубь Пруссіи. Немногія же французскія имена, которыхъ нѣмцы почему то не уничтожили, до того искалѣчены ими, что ихъ трудно узнать. Мулэнъ обратился въ Моолинсъ, Деванъ-лэ-Понъ -- въ Пэфантъ-Леспонтъ и т. п.
   Въ 1911 году на Ганноверскомъ конгрессѣ пангерманистовъ нѣкто фонъ-Штрауцъ предложилъ слѣдующую резолюцію: "Германія должна требовать присоединенія къ своимъ владѣніямъ всей Швейцаріи, Франшъ-Контэ, остальной части Лотарингіи, французской Фландріи, Артуа, Бельгіи и Голландіи".
   Доктрина пангерманистовъ гласитъ: "Германія обязана завладѣть той частью французской территоріи, которая нужна ей для обезпеченія ея спокойствія и внѣшней безопасности. Равнымъ образомъ Германія должна отнять у Франціи тѣ изъ ея колоній, которыя необходимы для правильнаго развитія экономическихъ интересовъ имперіи".
   Во Франціи на подобныя заявленія пангерманистовъ только машутъ рукой; въ ихъ резолюціяхъ видятъ пустыя фразы. "Пусть, молъ, говорятъ, коли хочется!" Но не слѣдуетъ забывать, что подобныя заявленія легко могутъ перейти въ соотвѣтствующія дѣйствія.
   Вѣдь дѣятели пангерманизма насчитываютъ въ своихъ рядахъ массу видныхъ чиновниковъ, гражданскихъ и военныхъ, которые имѣютъ немалый вѣсъ въ нѣмецкомъ обществѣ. Да и аннексія Эльзасъ-Лотарингіи является печальнымъ примѣромъ того, какъ сбываются подчасъ самыя неожиданныя вещи.
   Въ 1815 году Германія отняла у Франціи Саррелуи, основанный въ 1680 году Людовикомъ XIV,-- родину маршала Нея! Затѣмъ Германія отняла отъ Франціи Сарребрюкъ. Франція молча смотрѣла на это. Въ 1871 году Германія отняла у Франціи Эльзасъ и большую часть Лотарингіи. Если Франція и теперь не окажетъ Германіи самаго рѣшительнаго протеста, то французамъ придется въ. скоромъ времени проститься и съ остальной частью Лотарингіи, съ Франшъ-Контэ и Фландріей. Ужъ Германія поглотила одну французскую колонію -- Конго, и ей нужно дать скорѣе хорошій отпоръ.
   Если Германія будетъ опять искать конфликта съ Франціей, послѣдняя должна дать ей такой же отвѣть, какой далъ германскому послу Клемансо по дѣлу о Казабланкскихъ дезертирахъ.
   Въ результатѣ разговора, происшедшаго между Клемансо и германскимъ посломъ, послѣдній вынулъ часы и, взглянувъ на нихъ, сказалъ: "Г. предсѣдатель совѣта министровъ, сейчасъ одиннадцать часовъ утра. Если въ два часа дня мое правительство не получитъ отъ васъ удовлетворительнаго отвѣта, я уѣзжаю отсюда съ поѣздомъ въ шесть часовъ".
   Внезапный отъѣздъ посла равняется, какъ извѣстно, объявленію войны.
   Клемансо также вынулъ часы и, посмотрѣвъ на нихъ, воскликнулъ:
   -- Но, г. посолъ, вѣдь вамъ гораздо удобнѣе уѣхать съ поѣздомъ, который уходитъ изъ Парижа ровно въ двѣнадцать!
   Германскій посолъ на этотъ разъ никуда не уѣхалъ.
   Достойное и рѣшительное поведеніе французскаго правительства произвело великолѣпный эффектъ. Хорошо было бы, если-бъ и другіе французскіе министры всегда ставили свои часы по часамъ Клемансо!
   

ГЛАВА XIV.
Все возрастающая неизбѣжность возвращенія провинцій въ лоно Франціи.

   Савернскія событія, разыгравшіяся въ ноябрѣ 1913 года, можетъ быть, были наиболѣе значительными изъ всѣхъ, происшедшихъ въ Эльзасъ-Лотарингіи со временъ аннексіи. Разумѣется, на долю Эльзасъ-Лотарингіи выпадали и болѣе тяжкія испытанія: гоненія, униженія и преслѣдованія всякаго рода, которыя приходилось переносить отъ нѣмцевъ. Но то была, такъ сказать, организованная травля, и самыя преслѣдованія носили характеръ правительственныхъ мѣропріятій; оли возмущали интеллигенцію и политическихъ дѣятелей Эльзасъ-Лотарингіи, словомъ -- тѣхъ людей, которые болѣе или менѣе освѣдомлены въ дѣлахъ внутренней политики государства. Народъ пока-что оставался въ сторонѣ. Но достаточно было на сцену выступить молодому, задорному лейтенанту, и его глупое и наглое поведеніе возмутило весь тихій Эльзасъ. Эльзасцы объединились, чтобы дать отпоръ зазнавшейся Пруссіи! Крестьяне, рабочіе, каменщики, маляры, сапожники -- никто не могъ отказать себѣ въ удовольствіи высмѣять ненавистныхъ пруссаковъ!
   Берлинскій журналистъ Максимиліанъ Гарденъ писалъ по поводу Савернскаго инцидента: "Лейтенантъ Форстнеръ нанесъ болѣе чувствительный ударъ дѣлу германизаціи аннексированныхъ провинцій, чѣмъ всѣ берлинскіе декреты и различнаго рода запрещенія". Одинъ нѣмецкій юмористическій журналъ представилъ Форстнера верхомъ на лошади: онъ мчится по хлѣбному полю и безжалостно топчетъ колосья. Вдали фигура Французской республики во фригійскомъ колпакѣ -- Франція кричитъ ему браво. Другой нѣмецкій журналъ Simplicissimus изобразилъ завѣтную мечту молодого лейтенанта: стрѣлять изъ хорошаго охотничьяго ружья по эльзасцамъ.
   Но жителямъ Эльзаса не нужно смотрѣть карикатуры въ юмористическихъ журналахъ или читать полемическія статьи: жизнь даетъ еще болѣе яркіе образы. Въ октябрѣ 1913 года командиръ одного прусскаго артиллерійскаго полка, стоящаго въ Майнцѣ, пріѣхалъ въ Эльзасъ со спеціальной цѣлью: осмотрѣть поле сраженія въ Спикернѣ, неподалеку отъ Форбаха. Въ сопровожденіи ординарца командиръ полка галопомъ промчался черезъ свѣже-засѣянное поле клевера, которому лошадиныя копыта не могли, разумѣется, принести большой пользы. Случилось это въ имѣніи Брэмъ-д'Оръ. Работавшій въ полѣ фермеръ сдѣлалъ офицеру замѣчаніе. Тотъ страшно обозлился и осыпалъ фермера цѣлымъ градомъ ругательствъ.
   И съ кѣмъ нѣмцы обращаются-то такъ, кому позволяютъ они себѣ говорить дерзости! Да, по истинѣ, на живописномъ фонѣ Вогезскихъ горъ разыгрывается сильная драма! Когда повсюду въ Европѣ были только государи и ихъ подданные, Эльзасъ имѣлъ уже свободныхъ гражданъ. Его десять городовъ, составлявшихъ между собою союзъ, были самостоятельными маленькими республиками, всегда готовыми съ оружіемъ въ рукахъ выступить на защиту своихъ привилегій. Можно сказать, что эльзасскій народъ выросъ въ атмосферѣ права, правды и справедливости.
   Храбрость эльзасцевъ на полѣ сраженія, ихъ упорство и терпѣніе въ работѣ, ихъ богатыя природныя способности и стремленіе къ знанію, ихъ дѣловитость и ловкость въ сферѣ промышленности, ихъ вкусъ и тонкое пониманіе прекраснаго -- всѣ эти качества давно ужъ получили себѣ должную оцѣнку. Разумѣется, не съ нѣмецкой стороны! Населеніе Эльзасъ-Лотарингіи всегда было вѣрными и преданными сынами Франціи; на поляхъ сраженія они покрыли себя неувядаемой славой.
   Людовикъ XIV, указавъ какъ то госпожѣ Ментенонъ на эльзасскаго офицера, сказалъ: "Одна ихъ семья дала мнѣ больше офицеровъ, чѣмъ вся Нижняя Бретань!"
   Въ періодъ времени съ 1792 года до 1815 Эльзасъ и Лотарингія дали Франціи огромный контингентъ солдатъ! "Съ каждаго дома -- по солдату, съ каждой деревни -- по генералу" -- говорятъ сами жители обѣихъ аннексированныхъ Германіей областей. Такой маленькій городокъ, какъ Пфальцбургъ, далъ французской арміи тридцать три генерала! Въ битвѣ при Іенѣ почти весь командный составъ легкой кавалеріи состоялъ изъ офицеровъ -- уроженцевъ Эльзасъ-Лотарингіи. Маршалъ Ней, этотъ храбрѣйшій изъ храбрыхъ, когда императоръ поручилъ ему какъ то во время войны взять одну сильно укрѣпленную непріятельскую позицію, отвѣтилъ ему: "Пусть только въ дивизіонѣ, который ваше величество дастъ мнѣ, будетъ два батальона, составленныхъ изъ однихъ уроженцевъ Лотарингіи!"
   Въ 1815 году Наполеонъ I сказалъ делегатамъ отъ Эльзасской арміи: "Вы были въ ниспосланныхъ намъ испытаніяхъ самыми стойкими и мужественными!" Страсбургскую національную гвардію онъ поздравилъ съ проявленнымъ ею на поляхъ сраженій исключительнымъ героизмомъ. А извѣстно, что Наполеонъ не очень то былъ щедръ на похвалы гражданской милиціи! Во время войны 1870--71 года болѣе ста тысячъ эльзасцевъ сражалось въ рядахъ французской арміи!
   Сколько опасныхъ эмблемъ для Германіи, сколько вещей и изображеній, которыя она должна запретить употреблять въ Эльзасъ-Лотарингіи: изображеніе орла, потому что имъ былъ Наполеонъ; метлы и топора, потому что это эмблемы французской революціи; солнца -- потому, что солнцемъ называли Людовика XIV, и т. д., и т. д.
   Связи между Франціей и отторженными отъ нея провинціями Германіи не уничтожить: это не внѣшняя, а внутренняя, сердечная связь, надъ которой не властна грубая сила! Пусть Германія остерегается лучше укалывать самолюбіе Эльзасъ-лотарингцевъ: уколы могутъ легко обратиться въ язвы!
   Одинъ французъ спросилъ какъ то у природнаго жителя Меца:
   -- А что говорится въ Германіи по поводу послѣднихъ событій?
   -- Въ Германіи?-- воскликнулъ лотарингецъ:-- Я тамъ никогда не бывалъ.
   Молоденькая француженка спросила однажды у эльзаски:
   -- Когда нѣмецкіе офицеры приглашаютъ васъ на танцы, они подаютъ правую или лѣвую руку дамѣ?
   -- Неужели-жъ вы думаете, что мы танцуемъ съ ними?-- съ негодованіемъ воскликнула эльзаска.

* * *

   Присоединивъ къ своимъ владѣніямъ Эльзасъ-Лотарингію, Германія подвергла тѣмъ самымъ серьезнѣйшему потрясенію спокойствіе цѣлаго міра. Въ виду все возрастающихъ притязаній германизма всѣ народы оказываются вынужденными тревожиться за свое существованіе. И вотъ мы видимъ, что самодержавная Россія заключаетъ союзъ съ Французской республикой. Два европейскихъ народа, представляющихъ, кажется, полнѣйшую противоположность другъ другу по своимъ національнымъ свойствамъ -- англичане и французы -- также мало-по-малу вступаютъ въ тѣсную дружбу между собою.
   Напряженное политическое положеніе въ Европѣ, которое Германія создала своими же руками и отъ котораго приходится страдать ей самой, вынуждаетъ нѣмцевъ увеличивать составъ своихъ армій до чудовищныхъ размѣровъ. Въ отвѣтъ на это Франція поневолѣ должна была прибѣгнуть къ удлиненію срока службы въ своихъ войскахъ до трехъ лѣтъ. Неизбѣжно слѣдуя по тому же пути, вся Европа только и думаетъ о томъ, какъ бы взвалить на плечи плательщиковъ государственныхъ налоговъ новыя и новыя тяготы ради колоссальнаго расширенія своихъ вооруженій на сушѣ и на морѣ...
   Всѣ мыслящіе люди на свѣтѣ не могутъ по совѣсти не согласиться съ тѣмъ, что на Франціи лежитъ прямой долгъ добиться возвращенія ея прежнихъ провинцій силою присоединенныхъ къ Германіи, и если Франція забудетъ объ этомъ долгѣ, то тѣмъ самымъ признаетъ, что она перестала существовать, какъ великая держава!
   Франція всегда считала своею священнѣйшею обязанностью защищать всѣхъ угнетаемыхъ за дѣло свободы. И вотъ, рядомъ съ нею живетъ населеніе цѣлыхъ двухъ провинцій, стонущихъ подъ игомъ завоевателя, и эти люди -- ея сыны! Требовать отъ Франціи, чтобы она вычеркнула ихъ изъ своей памяти, значитъ -- наносить ей самое тяжкое оскорбленіе!

* * *

   Эльзасъ-лотарингскія газеты, защищающія французскія симпатіи населенія, вынуждены прибѣгать ко всевозможнымъ уловкамъ и хитростямъ, чтобы избѣгнуть каръ отъ тяжелой руки германскихъ властей. Ихъ редакторы отлично знаютъ, что ихъ изданіе будетъ моментально закрыто, если только позволитъ себѣ оспаривать въ чемъ либо силу Франкфуртскаго договора или выразить малѣйшее сомнѣніе въ его непоколебимости на вѣчныя времена. Газеты силою вещей должны преклоняться передъ существующимъ фактомъ и признавать, что онъ будетъ существовать всегда. Всѣ замѣчанія, которыя пресса можетъ себѣ позволить, сводятся развѣ къ обсужденію какихъ нибудь второстепенныхъ подробностей положенія, къ простымъ пожеланіямъ о томъ, чтобы Эльзасъ-Лотарингіи было дано побольше свободы...
   Да и какъ могло бы быть иначе? Вчитайтесь хорошенько въ то, что гласитъ ст. 86 Германскаго Уголовнаго Кодекса: "Всякій, кто предприметъ попытку присоединить часть территоріи имперіи къ иностранному государству, наказывается за это каторжными работами или безсрочнымъ заключеніемъ въ крѣпости."...
   Эта статья, какъ Дамокловъ мечъ, виситъ надъ головой журналистовъ Эльзасъ-Лотарингіи. Всякое заявленіе, всякая печатная строчка, въ которой нѣмцы усмотрятъ что нибудь враждебное для себя, легко можетъ быть истолкована, какъ призывъ къ государственной измѣнѣ, предусмотрѣнной ст. 86, и сейчасъ же эта грозная статья обрушивается на несчастнаго автора, словно ножъ гильотины на голову казнимаго.
   Итакъ, когда кто нибудь въ Эльзасъ-Лотарингіи требуетъ автономіи для этихъ провинцій, то это только форма, въ которую приходится облекать совсѣмъ другія пожеланія, высказать которыя прямо и во всеуслышаніе -- запрещено!..
   Да и на самомъ дѣлѣ Германія никогда не согласится дать Эльзасъ-Лотарингіи истинную автономію. Нѣмцы прекрасно понимаютъ, что на слѣдующій же день послѣ объявленія этой автономіи неизбѣжно вспыхнетъ война. Дѣйствительно представьте себѣ, что населенію Эльзасъ-Лотарингіи дано право вывѣшивать любые флаги въ общественныхъ мѣстахъ. Населеніе моментально повсюду вывѣшиваетъ французскій флагъ и всѣ кричатъ: "Да здравствуетъ Франція!" А при одномъ имени прежней родины, отъ которой такъ и не удалось отвратить сердца ея вѣрныхъ сыновъ, какъ не вспомнить всѣхъ бѣдъ, что претерпѣло за нее населеніе обѣихъ провинцій отъ Германіи? И тутъ къ возгласу: "Да здравствуетъ Франція!" могутъ присоединиться и иные клики...
   Эльзасъ и Лотарингія остались и остаются французскими землями. Ихъ населеніе всѣмъ сердцемъ искренно держится за лучшіе завѣты французкой жизни. Попытки нѣмцевъ хотя бы въ чемъ либо ассимилировать себѣ населеніе этихъ провинцій, остались совершенно безплодными.
   Представимъ себѣ невозможное: вообразимъ, что Франція отказалась отъ Эльзасъ-Лотарингіи и вполнѣ примирилась съ Франкфуртскимъ договоромъ. Тѣмъ самымъ она заявила бы передъ лицомъ всего свѣта: "Французская революція провозгласила ложный принципъ, утверждая, что народы имѣютъ право располагать своей судьбой. Истина была на сторонѣ Бисмарка, учившаго насъ, что сила выше права. Отнынѣ я, Франція, перестаю отстаивать справедливость моихъ притязаній на Эльзасъ-Лотарингію, которыя я поддерживала въ теченіе свыше сорока лѣтъ, и преклоняюсь передъ совершившимся фактомъ, какъ преклоняюсь и передъ тѣми, которые могутъ совершиться въ будущемъ". Разумѣется, такія слова означали бы для Франціи отреченіе отъ всѣхъ ея идеаловъ и близкое расчлененіе и смерть...
   Итакъ французскіе патріоты вполнѣ сознательно стремятся достигнуть полнаго разрѣшенія Эльзасъ-Лотарингскаго вопроса -- рѣшенія, съ которымъ не совмѣстимы никакія полумѣры. Молодое поколѣніе французовъ готово исполнить великій долгъ, намѣченный ему исторіей. Истинный, прочный миръ наступитъ для Франціи и наступитъ для всего свѣта только съ того дня, когда Эльзасъ и Лотарингія будутъ возвращены ихъ истинному отечеству!..

"Вѣстникъ Иностранной Литературы", NoNo 1--4, 1915

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru