Гауптман Герхарт
Одинокие люди

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драма въ 5-ти дѣйствіяхъ.
    (Einsame Menschen).
    Текст издания: "Сѣверный Вѣстникъ", No 7, 1895.

  

Одинокіе люди.
Драма въ 5-ти дѣйствіяхъ Г. Гауптмана.

Дѣйствіе происходитъ въ загородномъ домѣ, въ Фридрихсгафенѣ, около Берлина, садъ выходитъ на озеро Мишель.

Во время всѣхъ пяти актовъ мѣсто дѣйствія остается то-же: большая комната, гостиная и столовая вмѣстѣ. Хорошая, но буржуазная обстановка. Піанино, книжный шкафъ, около него на стѣнѣ портреты современныхъ ученыхъ, у между ними Дарвинъ и Геккель, есть и теологи. Надъ піанино -- портретъ масляными красками пастора въ облаченіи. По стѣнамъ нѣсколько библейскихъ картинъ, копій со Шнорра фонъ-Карольсфельда. Слѣва одна, а справа двѣ двери. Дверь слѣва ведетъ въ кабинетъ Ганса Фокератъ; одна изъ дверей направо -- въ спальню, другая въ сѣни. Комната не особенно глубока. Два полукруглыхъ окна и стеклянная дверь выходятъ на веранду. Изъ оконъ и двери виденъ садъ, озеро и за нимъ Мюггельскія горы.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Комната пуста. Дверь въ кабинетъ плохо притворена, оттуда слышна рѣчь пастора, по окончаніи ея раздается хоралъ, исполняемый на гармоніумѣ. Во время первыхъ тактовъ дверь отворяется и появляются слѣдующія лица: госпожа Фокератъ, Катя Фокератъ и кормилица съ ребенкомъ на рукахъ: всѣ одѣты по-праздничному.

   Г-жа Фок. (пожилая, видная женщина, лѣтъ за 50. Черное шелковое платье. Беретъ и гладитъ руку Кати). Онъ очень хорошо говорилъ. Не правда-ли, Катя?
   Катя (21 года, брюнетка средняго роста, нѣжнаго сложенія, блѣдная и тихая. Находится въ періодѣ выздоровленія; принужденно улыбается, машинально киваетъ головой и поворачивается къ ребенку).
   Кормилица. Охъ, ты, маленькій, милый мой карапузикъ! (качаетъ его на рукахъ). Ну, вотъ онъ и заснулъ... кш-кш! Вотъ и не хочетъ больше ничего знать (поправляетъ одѣяльце, въ которое завернуть ребенокъ). Вотъ такъ, вотъ такъ! Баиньки баю, дитеньку мою (напѣваетъ мелодію баю-баюшки-баю). А ужъ и задалъ онъ хлопотъ пастору -- вотъ такъ! (показываетъ) ха, ха, ха! Пока дѣло не дошло до воды, все еще было ничего, но зато потомъ!!, (напѣваетъ) ха, ха, ха! Ну и раскричался-же онъ, уа, уа! Кш-кш! Баю-баюшки-баю, баю дитеньку мою! (притопываетъ въ тактъ ногой).
   Катя (искренно, но нервно смѣется).
   Г-жа Фок. Посмотри, Катюша, какъ онъ милъ! Какія у него длинныя рѣсницы!
   Кормилица. Мамашины. Спи, дитятко, спи!
   Г-жа Фок. Нѣтъ, право, онъ весь въ мать.
   Катя (отрицательно качаетъ головой).
   Г-жа Фок. Да право-же.
   Катя (говоритъ съ усиліемъ). Ахъ, мамаша, я вовсе не желаю этого. Онъ совсѣмъ не долженъ походить на меня. Мнѣ (не договариваетъ)...
   Г-жа Фок. (стараясь отвлечь вниманіе). Здоровый ребенокъ!
   Кормилица. Крѣпкій мальчишка!
   Г-жа Фок. Посмотри, что за кулачки.
   Кормилица. Точно у Голіаѳа.
   Катя (цѣлуетъ ребенка). Не правда-ли, фрау Фокератъ? Какая у него крѣпкая грудка!
   Кормилица. Да ужъ вѣрьте слову, барыня, грудка что у генерала. Кш, кш! Такой съ пятерыми справится.
   Г-жа Фок. Нѣтъ, посмотрите... Знаете-ли... (Она и Катя смѣются).
   Кормилица. У него здоровая кровь, кш-кш! дѣти живутъ кровью! (напѣвая) но-о, но-о... Пойдемъ въ люлечку, въ люлечку... Ну, идемъ, идемъ... пора намъ и въ люлечку... Спи, дитятко, спи! (уходитъ въ спальню).
   Г-жа Фок. (затворяетъ дверь за кормилицей, оборачивается къ Катѣ и весело качаетъ головой). Презабавная, но славная женщина. Я рада, Катюша, что ты такъ удачно напала.
   Катя. Генералъ! Богъ мой!.. (смѣется, смѣхъ выходитъ судорожный, болѣе похожій на плачъ).
   Г-жа Фок. Что съ тобой?
   Катя (старается успокоиться).
   Г-жа Фок. (обнимаетъ Катю). Катюша...
   Катя. Со мной -- право ничего.
   Г-жа Фок. Какъ ничего? Впрочемъ, оно и неудивительно, ты вѣдь еще не совсѣмъ оправилась. Поди прилягъ немного, отдохни.
   Катя. Нѣтъ! все уже прошло.
   Г-жа Фок. Все-таки прилягъ хоть на минутку...
   Катя. Нѣтъ, нѣтъ, пожалуйста. Сейчасъ вѣдь обѣдъ.
   Г-жа Фок. (подходитъ къ столу, на которомъ стоитъ вино и печенье, наливаетъ стаканъ вина и подаетъ Катѣ). Выпей немного, хотя глотокъ. Попробуй! Это -- сладкое.
   Катя (пьетъ).
   Г-жа Фок. Это подкрѣпляетъ. Не правда-ли? Милое, дорогое дитя, къ чему такъ волноваться? Тебѣ еще очень нужно беречь себя. Не создавай себѣ лишнихъ заботъ и мученій. Все, Богъ дастъ, уладится. Теперь у васъ ребенокъ, и все пойдетъ иначе. Гансъ будетъ поспокойнѣе.
   Катя. Ахъ, если-бы такъ, мама.
   Г-жа Фок. Вспомни о томъ, какъ онъ радовался, когда родился ребенокъ. Онъ вообще страшно любитъ дѣтей. Надѣйся на это. Всегда такъ бываетъ. Бракъ безъ дѣтей -- плохая вещь. Сколько разъ я молила Бога, чтобъ онъ благословилъ ребенкомъ вашъ союзъ. Знаешь, какъ было у насъ? Первые четыре года мы едва промаялись -- я и мой мужъ; это была не жизнь. Наконецъ, Господь услышалъ наши молитвы и послалъ намъ Ганса. Только съ тѣхъ поръ началась настоящая жизнь, Катя. Пусть только пройдутъ первые 3--4 мѣсяца и ты увидишь, сколько радости дастъ тебѣ ребенокъ! Нѣтъ, нѣтъ, ты должна быть вполнѣ довольна своей судьбой: у тебя есть сынишка, есть мужъ, который тебя любитъ. Вы можете жить безъ заботъ. Чего тебѣ еще желать?
   Катя. Можетъ быть это и въ самомъ дѣлѣ пустяки. Я знаю. Иной разъ я, дѣйствительно, попусту безпокоюсь.
   Г-жа Фок. Послушай-ка. Только не сердись на меня. Ты была-бы спокойнѣе, гораздо спокойнѣе, если-бы... Послушай, когда мнѣ очень тяжело, я начинаю горячо молиться, высказываю милосердному Богу все, что у меня есть на душѣ -- и мнѣ становится такъ легко, такъ хорошо на сердцѣ. Нѣтъ, нѣтъ, пусть ученые говорятъ, что хотятъ, но есть Богъ, Катя, есть Вѣчный Отецъ на небѣ, ужъ это ты мнѣ повѣрь. Мужчина безъ вѣры -- и то уже плохо. Но женщина, которая не вѣритъ... Не сердись, Катюша. Хорошо, хорошо, я больше не буду объ этомъ говорить. Я такъ много, такъ усердно молюсь. Я молюсь каждый день. Я вѣрю, Онъ услышитъ мои молитвы. Вы оба такіе хорошіе люди. Когда нибудь Господь обратитъ васъ къ Себѣ (цѣлуетъ Катю, хоралъ кончается). Ахъ, Боже, а я-то заболталась съ тобой.
   Катя. Какъ-бы я хотѣла поскорѣе поправиться, мама! Тяжело смотрѣть, какъ ты одна хлопочешь.
   Г-жа Фок. (въ дверяхъ ведущихъ въ сѣни). Стоитъ объ этомъ говорить. Здѣсь я просто отдыхаю. Вотъ когда ты совсѣмъ поправишься, я заставлю тебя ухаживать за мной (уходитъ).
   Катя (хочетъ уйти въ спальню. Въ это время изъ кабинета выходитъ Браунъ).

(Брауну 26 лѣтъ. Блѣдное лицо. Усталое выраженіе. Подъ глазами тѣнь. Пушистая бородка. Волоса острижены очень коротко. Платье модное, щеголеватое, немного потертое. Браунъ флегматикъ, почти всегда въ дурномъ настроеніи).

   Браунъ. Ну, вотъ (вынимаетъ сигару). Пытка и кончилась!
   Катя. Но вы прекрасно выдержали ее, г-нъ Браунъ.
   Браунъ (закуривая). Лучніе было-бы рисовать. Грѣхъ и стыдъ не пользоваться такой погодой.
   Катя. Успѣете еще наверстать потерянное.
   Браунъ. Всѣ-то мы дѣйствуемъ черезъ-пень-колоду (садится около стола). Впрочемъ, подобныя крестины представляютъ большой интересъ.
   Катя. Смотрѣли-ль вы на Ганса?
   Браунъ (быстро). Онъ очень волновался. Я все время боялся, не вышло-бы чего. Думалъ, онъ вмѣшается въ рѣчь пастора, Вышла-бы пренепріятная исторія.
   Катя. Ахъ, нѣтъ, г-нъ Браунъ.
   Браунъ. Знаете, теперь я почти доволенъ. Можетъ быть я когда-нибудь нарисую нѣчто подобное. Замѣчательно тонкая вещь.
   Катя. Вы говорите серьезно?
   Браунъ. Если-бы это изобразить, на многихъ повѣяло-бы отъ такой картины атмосферой, полной тяжелыхъ воспоминаній... Подумайте, это смѣсь бѣлаго вина, печенья, нюхательнаго табаку и восковыхъ свѣчей... Нѣтъ, это просто умилительно, это многимъ напомнитъ юность...

(Гансъ Фокератъ выходитъ изъ кабинета. Ему 28 лѣтъ. Средняго роста, бѣлокурый. Умное, въ высшей степени подвижное лицо. Безпокойныя движенія. Безукоризненный костюмъ: фракъ, бѣлый галстукъ, перчатки).

   Гансъ (вздыхаетъ. Снимаетъ перчатки).
   Бгаунъ. Ты кажется совсѣмъ растаялъ.
   Гансъ. Право, не знаю. А какъ съ обѣдомъ, Катюша?
   Катя (нетвердымъ голосомъ). Я думаю... на балконѣ?
   Гансъ. Какъ? Тамъ уже накрыто?
   Катя (робко). Развѣ тебѣ не нравится? Я думала...
   Гансъ. Не бойся, Катя. Я тебя не съѣмъ. Право, это ужасно непріятно.
   Катя (стараясь говорить твердо). Я велѣла накрыть на воздухѣ.
   Гансъ. Ну, конечно; такъ будетъ лучше. Точно я людоѣдъ какой-нибудь.
   Браунъ. Не ворчи.
   Гансъ (обнимаетъ жену, добродушно). Это вѣрно, Катя. Ты ведешь себя такъ, какъ будто я домашній тиранъ, второй экземпляръ дяди Отто. Отучись ты отъ этой манеры.
   Катя. Ты такъ часто раздражаешься...
   Гансъ (снова горячо). А если бы и такъ, не Богъ знаетъ, какая еще бѣда! Защищайся и ты! Я не могу совладать со своимъ характеромъ, а ты не давай себя въ обиду. Я не знаю, что можетъ быть противнѣе такого терпѣливаго, святого отношенія...
   Катя. Не волнуйся понапрасну, Гансъ, объ этомъ и говорить-то не стоитъ.
   Гансъ (съ жаромъ и быстро). О, о! Ты очень ошибаешься. Я нисколько не волнуюсь, ни капельки... По вашему -- я постоянно сержусь... удивительное дѣло! (Браунъ хочетъ говорить). Ну, хорошо. Конечно, вы лучше меня это знаете. Довольно! Поговоримъ о чемъ нибудь другомъ... Ахъ, ну да, ну да!..
   Браунъ. Вѣчные вздохи въ концѣ-концовъ и надоѣсть могутъ.
   Гансъ (хватается за грудь и морщится отъ боли). Охъ!
   Браунъ. Что съ тобой?
   Гансъ. Ничего особеннаго. Старая исторія. Въ груди кольнуло.
   Браунъ. Опять колетъ!
   Гансъ. Мнѣ не до шутокъ. Охъ. охъ.
   Катя. Ахъ, Гансъ, не пугайся. Вѣдь ничего опаснаго нѣтъ.
   Гансъ. Ну да, особенно, когда два раза перенесъ воспаленіе легкихъ.
   Браунъ. И это еще офицеръ запаса!
   Гансъ. А что-жъ мнѣ съ того?
   Браунъ. Старый ипохондрикъ. Не говори глупостей. Съѣшь что-нибудь. Проповѣдь сильно разволновала тебя.
   Гансъ. Откровенно говоря, Брео... Ты такъ отзываешься о крестинахъ.. Ты знаешь хорошо, какъ я отношусь къ этимъ вещамъ...
   Браунъ (встаетъ, нѣсколько сконфуженный, смѣется безъ причины).
   Катя (у рабочаго столика). Вы обидѣли его, г-нъ Браунъ.
   Браунъ (принужденно улыбаясь, говоритъ рѣзко). Ничего не подѣлаешь, ненавижу двойственность во всемъ.
   Катя (послѣ небольшой паузы). Вы несправедливы къ нему.
   Браунъ. Какъ, такъ?
   Катя. Я не знаю, не умѣю точно выражаться. Во всякомъ случаѣ Гапсъ борется честно.
   Браунъ. Скажите, съ какихъ поръ онъ такой раздражительный!
   Катя. Съ тѣхъ поръ, какъ поднялся вопросъ о крестинахъ. Я была такъ счастлива, такъ спокойна, а теперь опять все пошло вверхъ дномъ. Вѣдь это одна только формальность. Развѣ стоило изъ-за этого причинять горе родителямъ? Это было-бы совсѣмъ нехорошо. Подумайте, такіе благочестивые, глубоковѣрующіе люди! Вѣдь это нужно принять во вниманіе, г-нъ Браунъ.
   Гансъ (отворяетъ дверь и говоритъ). Дѣти, я немножко погорячился. Будемъ спокойны. Я справился съ собой. (Уходитъ въ садъ).
   Браунъ. Глупо.
   Катя. Мнѣ жалко его. Иногда онъ бываетъ такой трогательный!

(Старый Фокератъ и пасторъ съ шумомъ выходятъ изъ кабинета. Фок. за шестьдесятъ лѣтъ. Сѣдая голова, рыжая борода, веснушки на рукахъ и лицѣ. Сильный, широкій, склонный къ полнотѣ. Немного уже сгорбленъ, ходитъ мелкими шажками. Преисполненъ любовью и привѣтливостью. Пасторъ, 73 лѣтъ, старикъ веселый, наивный, жизнерадостный. На головѣ шапочка, нюхаетъ табакъ).

   Г-нъ Фок. (вводя пастора за руку, говоритъ слабымъ, мягкимъ голосомъ). Очень, очень благодаренъ, г-нъ пасторъ. Очень благодаренъ за совершеніе таинства. Это такъ укрѣпило мою душу. Ты здѣсь, моя милая дочка (идетъ къ Канѣ, обнимаетъ и горячо цѣлуетъ ее). Ну, моя милая, дорогая Катюша. Отъ души всего хорошаго (поцѣлуй). Милосердный Богъ еще разъ открылся намъ въ своей великой благости... да... въ своей безконечной благости (поцѣлуй). Его милосердіе и благость неизмѣримы. Его десница будетъ также... да... будетъ охранять новорожденнаго (къ Брауну). Позвольте, г-нъ Браунъ, пожать руку и вамъ. (Входитъ Гансъ, Фок. ему навстрѣчу). Вотъ и ты, дорогой Гансъ. (Поцѣлуй. Крѣпкія объятія. Смѣется отъ умиленія). Радуюсь за тебя (Поцѣлуй). Я радъ, очень радъ. Не знаю, какъ и благодарить Бога.
   Пасторъ (дышитъ коротко, говоритъ дрожащимъ голосомъ, жметъ торжественно руку Катѣ). Еще разъ,-- да благословитъ васъ Богъ (жметъ руку Гансу). И васъ да благословитъ Богъ!
   Г-нъ Фок. Ну, любезный пасторъ, позвольте васъ угостить? Не желаете? О!
   Гансъ. Пожалуйста, дорогой пасторъ, стаканъ вина. Сейчасъ достану новую бутылку.
   Пасторъ. Не безпокойтесь, пожалуйста, не безпокойтесь.
   Гансъ. Какого желаете: краснаго или бѣлаго?
   Пасторъ. Все равно, рѣшительно все равно. Но послушайте. Пожалуйста, не безпокойтесь, прошу васъ. (Гансъ уходитъ). А пока я... (Ищетъ свои вещи. Шляпа, пальто, длинный плащъ на вѣшалкѣ около двери).
   Г-нъ Фок. Вы вѣдь не уходите еще, г-нъ пасторъ? Но послушайте...
   Пасторъ. А моя завтрашняя проповѣдь. Развѣ кто будетъ говорить за меня?
   Браунъ (подаетъ пастору пальто).
   Пасторъ (надѣвая его). Благодарю васъ, молодой человѣкъ.
   Катя. Доставьте намъ удовольствіе... простой обѣдъ...
   Пасторъ (занятъ одѣваньемъ). Мнѣ было-бы очень пріятно, дорогая фрау, очень пріятно. Но вѣдь...
   Г-нъ Фок. Дорогой пасторъ, вы должны доставить намъ это удовольствіе.
   Пасторъ (видимо колеблясь). Но послушайте, послушайте.
   Г-нъ Фок. А если мы всѣ будемъ очень просить васъ?
   Пасторъ. А слово Божіе какже? хэ-хэ, вѣдь завтра мнѣ говорить. Да, говорить завтра надо. (Гансъ вернулся, наливаетъ вино).
   Г-нъ Фок. (подаетъ пастору стаканъ). Ну, ужъ отъ этого вы не откажетесь.
   Пасторъ (беретъ стаканъ). Отъ этого? нѣтъ, нѣтъ. Итакъ, за здоровье... за здоровье новокрещеннаго... (чокаются), чтобы онъ былъ истиннымъ сыномъ Божіимъ.
   Г-нъ Фок. (тихо). Дай Богъ!
   Гансъ (предлагаетъ пастору сигары). Вы курите, г-нъ пасторъ?
   Пасторъ. Да, благодарю (беретъ сигару и обрѣзаеть ее), благодарю. (Принимаетъ отъ Ганса огонь и съ большимъ трудомъ раскуриваетъ сигару. Наконецъ, она разгорается. Осматривается кругомъ). Вы устроились очень хорошо,-- съ большимъ вкусомъ (осматриваетъ картины сперва вскользь, затѣмъ внимательнѣе. Останавливается передъ картиной, изображающей борьбу Іакова съ Ангеломъ). "Я тебя не отпущу, пока ты не благословишь меня" (бормочетъ довольный пасторъ).
   Катя (немного боязливо). Папаша, я хочу тебѣ предложить -- въ саду такъ хорошо. Гораздо теплѣе, чѣмъ въ комнатѣ. Не пойдешь-ли ты туда вмѣстѣ съ г-нъ пасторомъ. Я велю и стаканы вынести.
   Пасторъ (останавливается передъ портретами ученыхъ). Пестрое общество. Это все ваши учителя, г-нъ докторъ? Послушайте-ка?
   Гансъ (немного смущенный). Да, т. е. за исключеніемъ Дарвина, конечно.
   Пасторъ (разсматриваетъ портреты со вниманіемъ). Дарвинъ? Дарвинъ? Ахъ. да, Дарвинъ. Послушайте только (медленно разбираетъ подпись) Геккель. Даже съ автографомъ (не безъ ироніи). Онъ тоже изъ числа вашихъ учителей?
   Гансъ (съ жаромъ и быстро). Да, и я горжусь этимъ, г-нъ пасторъ.
   Г-нъ Фок. Моя дочь говоритъ правду, дорогой пасторъ. На воздухѣ гораздо теплѣе. Если вы ничего не имѣете противъ, пойдемте въ садъ. Я снесу вино и стаканы.
   Пасторъ. Да, конечно, съ удовольствіемъ. Но слушайте, не надолго. (Немного обиженный, уходитъ вмѣстѣ съ Фок.). Человѣкъ, г-нъ Фокератъ, человѣкъ болѣе уже не подобіе Бога,-- слышите вы -- а только обезьяна, наука, хочу я сказать, дошла до этого. (Идутъ на балконъ, оживленно разговаривая, затѣмъ спускаются въ садъ).
   Браунъ (смѣется).
   Гансъ. Чего ты?
   Браунъ. Я? Мнѣ весело, я и смѣюсь.
   Гансъ. Тебѣ весело?
   Браунъ. Ну, да. Почему же мнѣ и не смѣяться?
   Гансъ. Пожалуйста, пожалуйста (отходитъ въ сторону, вздыхаетъ и вдругъ обращается къ Катѣ, которая хотѣла было уйти). Скажи, я велъ себя прилично?
   Катя. Такъ себѣ.
   Гансъ (пожимая плечами). Да, дѣти. Здѣсь я безсиленъ. Не переношу я подобныхъ вещей. Всему есть граница. Если вы будете постоянно раздражать меня...
   Катя. Но вѣдь дѣло обошлось довольно мирно.
   Гансъ. Правда?
   Катя. Кто знаетъ, можетъ быть онъ и не замѣтилъ ничего.
   Гансъ (ходитъ по комнатѣ, хватается за голову). Во всякомъ случаѣ, все это непріятно.
   Браунъ. Ты опять на что-то сердишься, Гансъ.
   Гансъ (внезапно приходитъ въ раздраженное настроеніе). Чортъ возьми, пусть оставятъ меня въ покоѣ! Не выводите меня изъ себя, иначе,-- если мое терпѣніе лопнетъ...
   Браунъ. Это было-бы недурно.
   Гансъ (обращаясь къ Брауну). Всѣ то вы фанатики, больше ничего. И какой смыслъ говорить правду старому человѣку? Что толку? Когда мнѣ приходится сталкиваться съ подобными людьми, вся моя злость проходитъ мгновенно. Мнѣ тотчасъ становится ясно, что сердиться на нихъ просто ребячество. Все равно, какъ злиться на то, что на соснѣ растутъ иглы, а не листья. Во всемъ необходима объективность, другъ мой.
   Браунъ. Въ наукѣ, можетъ быть, но не въ жизни.
   Гансъ. Ахъ, дѣти! Всѣ эти мелочи мнѣ такъ противны... такъ противны. Вы не можете себѣ представить, до какой степени (Бѣгаетъ по комнатѣ).
   Браунъ (переходитъ отъ печки къ столу и бросаетъ окурокъ сигары въ пепельницу). А мнѣ, ты думаешь, не противно? И я часто испытываю то-же самое. Но къ чему постоянно ныть и стонать, чортъ побери!
   Гансъ (другимъ тономъ, со смѣхомъ). Ну вотъ, не кипятись ради Бога. О постоянномъ нытьѣ не можетъ быть и рѣчи. Но почему же иногда и не повздыхать? Нѣчто въ родѣ жажды воздуха, больше ничего. Мнѣ вовсе не такъ плохо живется и, во всякомъ случаѣ, я долго еще не буду такимъ банкротомъ, какъ ты.
   Браунъ. Очень можетъ быть.
   Гансъ. Ты притворяешься.
   Браунъ. Нисколько.
   Гансъ. Ахъ, банкротъ, банкротъ. Что собственно значитъ банкротъ? Ты такъ же мало банкротъ, какъ и я. Въ чемъ банкротство? Неужели въ томъ, что я не захотѣлъ портить настроеніе духа отцу и пастору?
   Катя (обнимая Ганса). Гансъ, Гансъ, будь спокойнѣе.
   Гансъ. Моя работа сильно безпокоитъ меня. Вотъ уже двѣ недѣли я не принимался за нее.
   Браунъ. Ты малодушенъ. И не сознаешь, какъ унизительно это...
   Гансъ (не разслышавъ словъ Брауна). Что?
   Браунъ. Когда идетъ дождь, то мокро, когда снѣгъ, то все бѣло, когда замерзнетъ, то будетъ ледъ.
   Гансъ. Дурень!
   Катя. Тише, Гансъ. Вспомни о мальчикѣ. Зимою мы устроимся здѣсь прелестно. Ты будешь много работать.
   Гансъ. Знаешь, Брео, четвертая глаза ужъ готова.
   Браунъ (равнодушно). да?
   Гансъ. Посмотри: вотъ рукопись. Двѣнадцать страницъ однихъ источниковъ. Развѣ это не трудъ? Увѣряю тебя: старикамъ придется призадуматься, натяну всѣмъ хорошій носъ.
   Браунъ. Воображаю только?
   Гансъ. Посмотри, напримѣръ (перелистываетъ рукопись), здѣсь я нападаю на Дюбуа-Реймона.
   Браунъ. Ты не вздумай мнѣ читать. Я не расположенъ, въ другой разъ.
   Гансъ (покорнымъ тономъ). Ну, конечно. Да я и не собирался. Я хотѣлъ только... (Вздыхая кладетъ рукопись обратно въ шкапъ).
   Катя. Успокойся, успокойся, Гансъ.
   Гансъ. Но, Катя, я спокоенъ.
   Катя. Нѣтъ, ты опять плохъ.
   Гансъ. Если-бы хоть одинъ человѣкъ во всемъ мірѣ интересовался мною. Для этого требуется не много: чуточку доброй воли и вниманія къ моей работѣ.
   Катя. Будь благоразуменъ. Нечего создавать себѣ мнимыхъ мученій. Подожди немного. Придетъ время, когда они сознаютъ...
   Гансъ. А до тѣхъ поръ? Ты думаешь, легко жить безъ всякаго сочувствія... Думаешь, такъ можно долго выдержать?
   Катя. Да, мнѣ такъ думается. Слушай, Гансъ, когда мысль о чемъ-нибудь становится въ тягость, надо освободиться отъ нея. Пойдемъ посмотримъ на мальчика. Какъ онъ милъ, когда спитъ. Онъ лежитъ такъ (показываетъ, какъ ребенокъ держитъ ручки во снѣ). И складываетъ ручки вотъ этакъ. Презабавно. Пойдемъ.
   Гансъ. А ты пойдешь?
   Браунъ. Ахъ, нѣтъ, Гансъ, я не люблю маленькихъ дѣтей. Лучше пойду въ садъ (Уходитъ черезъ веранду).
   Гансъ. Странный человѣкъ!
   Катя (осторожно отворяетъ дверь въ спальню). Онъ очень милъ, говорю тебѣ, тсс -- тише, тише (На цыпочкахъ, взявшись за руки, уходятъ).

(Г-жа Фок. и дѣвушка все это время приготовляли столъ на верандѣ. Слышенъ шумъ разбитой посуды. Раздается крикъ, и дѣвушка, блѣіная, бѣжитъ съ балкона въ сѣни. Г-жа Фок. входитъ въ комнату и бранитъ дѣвушку).

   Г-жа Фок. Но, Минна, вы никуда не годитесь. Каждый день вы что-нибудь да бьете. Чудесный маіонезъ (Дѣвушка возвращается изъ сѣней). У меня не случается подобныхъ вещей. Я ихъ живо выучиваю
   Гансъ (изъ спальни, привлеченный шумомъ). Мамаша, что случилось? (обнимаетъ мать, желая ее успокоить). Успокойся, не сердись.
   Катя (въ дверяхъ). Что такое?
   Гансъ. Ничего, ровно ничего.
   Катя (прячется).
   Г-жа Фок. Благодарю, ничего! Разбила на десять марокъ посуды. И это ничего!? И весь прекрасный соусъ... (отталкиваетъ Ганса).
   Гансъ. Мама, мама, ну, останемся безъ соуса.
   Г-жа Фок. Нѣтъ, нѣтъ, вы ужъ черезчуръ легкомысленны. Вамъ не изъ чего такъ швырять деньги. Вы ужъ очень снисходительны къ прислугѣ. Она скоро будетъ просто невыносима.
   Гансъ. Но вѣдь ей все время приходится возиться съ этими вещами.
   Г-жа Фок. Я вовсе не тиранъ. Прислуга у меня живетъ но 6--7 лѣтъ. Но что разобьетъ, должна купить на свои деньги. У васъ, конечно, онѣ ѣдятъ сладкіе пироги и икру,-- нѣтъ, нѣтъ, оставьте меня въ покоѣ съ вашими новыми идеями.
   Гансъ. Ну полно, мама, не сердись.
   Г-жа Фок. Да я и не сержусь, мой мальчикъ (цѣлуетъ его). Сумасшедшій ты, право. Ты не отъ міра сего. (Дѣвушка на верандѣ подтираетъ полъ и собираетъ осколки).
   Гансъ (удивленный). Въ самомъ дѣлѣ, мама (веселымъ тономъ). Но почему ты дѣлаешь такіе... такіе странные, испуганные глаза?
   Г-жа Фок. Я? когда-же? Я и не знала... Какіе я могу дѣлать глаза?..
   Гансъ. Посмотри еще разъ на меня.
   Г-жа Фок. Дурень! (смотритъ пристально на него).
   Гансъ. Довольно, хорошо.
   Г-жа Фок. Глупый мальчикъ! Мнѣ хотѣлось-бы, чтобы ты всегда былъ доволенъ, чтобы ты былъ довольнымъ человѣкомъ.
   Гансъ. Мать, этого ты никогда не дождешься. Довольные люди все равно, что трутни въ ульѣ. Жалкія созданья!
   Г-жа Фок. Къ чему все это?..
   Гансъ (серьезно, немного растроганный). Мой сынъ долженъ быть тоже въ родѣ меня,-- недовольный.
   Г-жа Фок. Сохрани Богъ!
   Гансъ. Онъ долженъ быть инымъ человѣкомъ, чѣмъ я. Объ этомъ я позабочусь.
   Г-жа Фок. Человѣкъ предполагаетъ, а Богъ располагаетъ. И мы дѣлали все, что могли.
   Гансъ. Но, матушка, я вовсе ужъ не такой неудачникъ.
   Г-жа Фок. Я и не говорю, я и не хочу этого сказать. Но ты же самъ говоришь, что Филиппъ долженъ быть инымъ. И... и... послушай только: ты не вѣришь... ты не.вѣришь въ милосерднаго Бога. У тебя нѣтъ религіи. Вѣдь это большое несчастье. Ужасно досадно, что ты не остался въ духовномъ вѣдомствѣ. Еще послѣ твоей пробной проповѣди діаконъ сказалъ...
   Гансъ (весело). Матушка, матушка! Дѣла минувшихъ дней (Звонятъ). Г-жа Фок. Дверь, вѣдь, не заперта (Дѣлаетъ нѣсколько шаговъ по направленію къ сѣнямъ, въ дверь стучатся).
   Прачка Леманъ (въ полинявшемъ синемъ платьѣ, входитъ боязливо). Здравствуйте!
   Гансъ. Здравствуйте!
   Г-жа Фок. Здравствуйте!
   Леманъ. Я только хотѣла посмотрѣть. Извините, пожалуйста. Я уже давно ищу своего жильца.
   Гансъ. Г-нъ Браунъ у насъ.
   Леманъ (осматриваясь). Тсс... тсс... Скажите, пожалуйста. Кто-бы это могъ знать?
   Г-жа Фок. Какъ вы поживаете, фрау Леманъ?
   Леманъ. Ахъ, фрау Фокератъ! Мнѣ вѣдь никогда хорошо не жилось. Вѣдь я все-таки должна была прогнать своего старика. Больше не было никакой возможности. Ужъ я и не знаю теперь, какъ я буду жить съ моей пятеркой.
   Г-жа Фок. Что вы говорите? Вѣдь...
   Леманъ (становясь все болтливѣе). Да, видите-ли, фрау Фокератъ, если бы я не была такъ слаба. Но я слишкомъ слаба. А вѣдь горе-то, сами знаете, незамѣтно подползаетъ къ человѣку. Мнѣ, можетъ, никто въ этомъ не повѣритъ. Вотъ я и сказала своему старику: Адольфъ, говорю, уходи ты, Христа-ради, къ своимъ братьямъ, говорю. Ступай, говорю, къ своимъ собутыльникамъ. Я и одна буду заботиться о моихъ ребятахъ. Вѣдь смотри, говорю, до чего ты довелъ себя, вѣдь тебя отовсюду въ шею гонятъ. У тебя, говорю, вовсе характера нѣтъ. Кабы, говорю, у тебя характеръ былъ, ты бы не довелъ до нищеты дѣтей и жену. Видите-ли, фрау Фокератъ, такъ я ему и сказала; такъ, вѣрите-ли, чего мнѣ это стоило! Вѣдь это мнѣ, какъ ножъ острый... А все-таки это помогло. Все-таки нужно сказать правду: такъ лучше! И думаю я себѣ теперь: Господь милостивъ,-- не оставитъ меня съ моими пятью дѣтками. (Она сморкается и вытираетъ себѣ глаза).
   Г-жа Фок. Только мы должны всегда...
   Леманъ. Да, да, и я то же говорю. Отправляйся, говорю, въ Америку. Сдѣлай милость, ступай. Коли человѣкъ честенъ, говорю я, и можетъ работать, говорю я, да копеечку бережетъ, такъ еще дѣло не пропащее, говорю я. А я честный человѣкъ, фрау Фокератъ. Я свой домъ, сине добро уберечь умѣю. Ужъ у меня изъ рукъ ничего зря не уйдетъ.
   Гансъ. Вы хотѣли говорить съ Брауномъ, фрау Леманъ.
   Леманъ. Ахъ, нѣтъ. Вѣдь вотъ, чуть я и не забыла. Тамъ барышня одна желаетъ видѣть г-на Брауна (въ дверяхъ показывается голова фрейленъ Маръ, но тотчасъ прячется. Гансъ замѣчаетъ ее).
   Гансъ. Пожалуйста, прошу войти (Матери и -Леманъ, которыя ее не замѣтили). Это та самая барышня (Леманъ). Вамъ слѣдовало ее ввести(Отворяетъ дверь). Прошу васъ, милостивая государыня. Вы желали видѣть моего друга Брауна? Будьте любезны, войдите.

(Anna Маръ, 24 лѣтъ, средняго роста; у ней маленькая головка, темные, гладкіе волоса, топкія нервныя черты лица. Движенія непринужденныя, полныя граціи и силы. Нѣкоторая увѣренность въ манерѣ держать себя, живость въ движеніяхъ умѣряется до извѣстной степени тактомъ и скромностью; въ высшей степени женственна; одѣта во все черное).

   Анна (входитъ). Прошу извинить. Очень жаль, что безпокою васъ.
   Гансъ. Пожалуйста, пожалуйста.
   Анна. Фрау Леманъ очень долго не возвращалась, и я хотѣла ей сказать, что приду въ другой разъ.
   Гансъ. Подождите, пожалуйста. Сейчасъ позову Брауна. Присядьте, прошу васъ.
   Анна. Благодарю васъ (стоитъ); но въ самомъ дѣлѣ мнѣ очень неловко.
   Гансъ. Не безпокойтесь, прошу васъ. Сейчасъ я позову Брауна.
   Анна. Но я затрудняю васъ.
   Гансъ. Нисколько. Извините (уходитъ чрезъ веранду).
   Леманъ (Аннѣ). Ну, теперь я пойду, назадъ-то вы и одна вернетесь.
   Анна. Благодарю, что проводили. Позвольте предложить вамъ (даетъ денегъ).
   Леманъ. Благодарю, благодарю (Къ фрау Фокератъ). Вотъ и весь мой сегодняшній заработокъ. Истинный Богъ. Не легко это, а все-таки лучше, чѣмъ жить съ пьяницей. Только уповать на Бога... Милосердный Богъ не оставитъ меня (берется за ручку двери). Пойду теперь въ мелочную. Куплю чего-нибудь своимъ сироткамъ (уходитъ).
   Г-жа Фок. (вслѣдъ ей). Подите на кухню,-- тамъ есть остатки (Приноситъ стулъ и ставитъ рядомъ со стуломъ Анны, садится). Прошу васъ, фрейленъ, садитесь.
   Анна (неохотно садясь). Право я совсѣмъ не устала.
   Г-жа Фок. Вы знаете здѣшнюю мѣстность?
   Анна. Нѣтъ, я родомъ изъ Россіи, изъ прибалтійскихъ губерній, я". (неловкая пауза).
   Г-жа Фок. Здѣшняя мѣстность очень песчана. Я бываю здѣсь неохотно. Сама я изъ окрестностей Бреславля. И все то здѣсь дорого, вы не можете себѣ представить, до какой степени. Мой мужъ арендуетъ тамъ имѣніе, такъ что мы можемъ кое-что посылать дѣтямъ. Видѣли вы озеро? Оно дѣйствительно очень красиво. Намъ очень удобно, мы какъ разъ на берегу. У насъ въ саду двѣ лодки. Но я не люблю, когда дѣти катаются. Ужъ очень я труслива. Вы теперь въ Берлинѣ, смѣю спросить?
   Анна. Да, но я тамъ въ первый разъ. Хотѣлось-бы хорошенько осмотрѣть его.
   Г-жа Фок. О! да, его стоитъ посмотрѣть. Только слишкомъ ужъ шумно...
   Анна. Да, въ немъ шуму много. Особенно, когда привыкнешь къ маленькимъ городамъ.
   Г-жа Фок. А вы откуда, если...
   Анна. Я изъ Ревеля. Возвращаюсь въ Цюрихъ. Послѣдніе четыре года я провела въ Цюрихѣ.
   Г-жа Фок. Чудная Швейцарія! Тамъ у васъ родные?
   Анна. Нѣтъ, я учусь.
   Г-жа Фок. Вы? Въ университетѣ?
   Анна. Въ университетѣ.
   Г-жа Фок. Не можетъ быть! Значитъ, вы студентка. Что вы говорите? Это очень интересно. Въ самомъ дѣлѣ вы студентка?
   Анна. Ну да.
   Г-жа Фок. Что вы говорите! И что-же?-- вамъ нравится такъ много учиться?
   Анна (весело). О, да! но только до извѣстной степени.
   Г-жа Фок. Весьма вѣроятно (Гансъ и Браунъ показываются на верандѣ, дамы замѣчаютъ ихъ и встаютъ).
   Анна. Очень жалѣю, что побезпокоила васъ.
   Г-жа Фок. Ничего, милая фрейленъ, я очень рада, что видѣла такъ близко настоящую студентку. У насъ такія глупыя представленія о нихъ. Вы родственница Брауна?
   Анна. Нѣтъ, мы познакомились въ Парижѣ на выставкѣ.
   Г-жа Фок. (подаетъ ей руку). Всего хорошаго. Я очень рада.
   Анна. Еще разъ прошу извинить меня, г-жа Фокератъ. (Уходитъ въ сѣни. Гансъ и Браунъ поговорили немного на верандѣ; Гансъ остается тамъ, Браунъ входитъ).
   Браунъ (удивленный). Фрейленъ Маръ -- вы?
   Анна. Да, Надѣюсь, что вы не сочтете меня безтактной. Ваша хозяйка, ваша оригинальная г-жа Леманъ, виновата, что я пришла сюда.
   Браунъ. О, святой бимбамъ.
   Анна. А "бимбамъ" все еще живъ?
   Браунъ. Мнѣ и во снѣ не снилось, что увижу васъ. Отлично.
   Анна. Что? все еще "отлично"? Вѣдь у васъ все "отлично". Вы нисколько не измѣнились, право.
   Браунъ. Вы находите? Раздѣвайтесь.
   Анна. Нѣтъ, нѣтъ. Что вы? Я хотѣла только посмотрѣть, что вы дѣлаете (Игриво). Главное хотѣлось справиться о вашей большой картинѣ. Что, можно уже на нее полюбоваться?
   Браунъ. Ни тѣни, ни мысли, ни даже холста къ ней еще не имѣется.
   Анна. Жаль, очень жаль. А вы еще такъ обѣщали мнѣ!
   Браунъ. Человѣкъ предполагаетъ, а Богъ располагаетъ. Повторяю вамъ: раздѣвайтесь.
   Анна. Я васъ видѣла, и теперь...
   Браунъ. Нѣтъ, вы должны остаться.
   Анна. Здѣсь?
   Браунъ. Ну да. Развѣ вы не знаете, гдѣ мы? У Ганса Фокератъ. Изъ моихъ разсказовъ вы его хорошо знаете. Кстати -- сегодня крестины. Вы какъ разъ во время.
   Анна. Ахъ, нѣтъ. Это неудобно. Да и у меня сегодня масса дѣлъ въ городѣ.
   Браунъ. Теперь все закрыто.
   Анна. Это не бѣда, мнѣ надо сдѣлать нѣсколько визитовъ. Не думайте, впрочемъ, что вы отдѣлались отъ меня. Мнѣ хочется подольше поговорить съ вами. Я вамъ еще нотацію прочту: вы измѣнникъ. Вы все еще художникъ только на словахъ.
   Браунъ. Сначала нужно достигнуть духовной ясности. Еще успѣю поработать въ свое время.
   Анна. Ну, наврядъ-ли.
   Браунъ. Слушайте, но все-таки вы не смѣете уйти теперь.
   Анна. Ахъ, оставьте меня пожалуйста.
   Браунъ. Гансъ! Гансъ!!
   Анна. Прошу васъ, оставьте меня (Входитъ Гансъ, раскраснѣвшись).
   Браунъ. Позвольте. Мой другъ -- Гансъ Фокератъ. Фрейленъ -- Анна Маръ.
   Анна, Гансъ. (Одновременно.) Я уже много слышала о васъ. Я уже много слышалъ о васъ.
   Браунъ. Подумай, Гансъ. Она хочетъ уйти.
   Гансъ. Моя жена и всѣ мы будемъ огорчены. Не проведете-ли вы сегодняшній день съ нами?
   Анна. Право, я не знаю... Впрочемъ, если я дѣйствительно не помѣшаю, я останусь...
   Гансъ. Ни въ какомъ случаѣ (помогаетъ снять кофточку, передаетъ ее Брауну). Повѣсь, пожалуйста. Я сейчасъ скажу женѣ (Въ дверь спальни). Катя! (уходитъ въ спальню).
   Анна (поправляя платье передъ зеркаломъ). Вашъ другъ очень любезенъ
   Браунъ. Пожалуй слишкомъ.
   Анна. Какъ такъ?
   Браунъ. Я шучу. Онъ прекрасный малый; но какъ скоро заговоритъ о своей работѣ, становится невыносимъ. Приготовьтесь; если вы проведете здѣсь день, онъ непремѣнно прочтетъ вамъ свое произведеніе.
   Анна. Что это за работа?
   Браунъ. Для меня слишкомъ учено. Что-то философско-критико-психофизіологическое; мнѣ недоступно.
   Анна. Это меня интересуетъ. Вѣдь и я сама, какъ говорятъ, немного причастна философіи.
   Браунъ. Что вы? Въ такомъ случаѣ вы не скоро отдѣлаетесь отъ него; вы приведете его въ восторгъ.
   Гансъ (выходя изъ спальни). Браунъ!
   Браунъ. Что?
   Гансъ. Поди къ Катѣ. Успокой ее: по ея мнѣнію, у мальчика слишкомъ выдается ребро.
   Браунъ. Къ чему это?
   Гансъ. Это пустяки, но все-таки иди. Она понапрасну создаетъ себѣ безпокойство.
   Браунъ. Хорошо, хорошо. Иду (уходитъ въ спальню).
   Гансъ. Жена извиняется. Она придетъ черезъ нѣсколько минутъ. А пока она поручила мнѣ показать вамъ нашъ садъ. Конечно, если вы не имѣете ничего противъ этого.
   Анна. О, нѣтъ, съ удовольствіемъ.
   Гансъ (улыбаясь). У насъ прекрасный уголокъ, т. е. мы нанимаемъ здѣсь дачу. Самое лучшее въ ней -- озеро. Видѣли вы озеро -- Мюггель (передаетъ ей зонтикъ; разговаривая, оба проходятъ на веранду). Я собственно ненавижу городъ. Мой идеалъ -- громадный паркъ, окруженный высокою стѣною. Такъ можно жить спокойно, преслѣдуя свои цѣли.
   Анна. Вы -- эпикуреецъ!
   Гансъ. Совершенно вѣрно. Но увѣряю васъ: для меня нѣтъ другого исхода. Вамъ не холодно?
   Анна. О, нѣтъ, я закалена. (Гансъ пропускаетъ Анну впередъ и слѣдуетъ за нею на веранду; здѣсь они останавливаются на нѣсколько секундъ. Гансъ показываетъ и объясняетъ окрестные виды. Наконецъ, спускаются въ садъ и тамъ исчезаютъ. Изъ спальни выходитъ Браунъ въ сопровожденіи Кати).
   Браунъ (оглядываясь). Ихъ уже нѣтъ?
   Катя. Уже?
   Браунъ. Нѣтъ, нѣтъ! А у ребенка все въ порядкѣ.
   Катя. Подчасъ я совсѣмъ теряю мужество.
   Браунъ. Почему-же?
   Катя (улыбаясь). У меня сердцебіеніе.
   Браунъ. У васъ нервы разстроены.
   Катя. Что, она очень гордая?
   Браунъ. Кто?
   Катя. Молодая дѣвушка.
   Браунъ. Кто? фрейленъ Маръ -- гордая? Нисколько.
   Катя. Право не знаю. Пожалуй, я-бы очень гордилась, если-бы...
   Браунъ. Нисколько. Нѣтъ, нѣтъ. Вы о ней слишкомъ дурного мнѣнія.
   Катя. Наоборотъ. Я чувствую ужасное уваженіе къ ней.
   Браунъ. Ну вотъ еще!.. Иногда она бываетъ очень рѣзка, но къ этому очень скоро привыкаешь. (Пауза).
   Катя. Вонъ Гансъ оставилъ свою рукопись. Понимаетъ-ли она въ этомъ что-нибудь?
   Браунъ. Да, я думаю.
   Катя. Право? Ахъ! При столкновеніи съ такими развитыми людьми намъ, бѣдненькимъ, приходится играть очень жалкую роль.
   Браунъ. Ну, вотъ еще. Я тоже не много учился. Но на меня не производитъ это впечатлѣнія,-- эта школьная ученость.
   Катя. Вѣроятно, она блестяще говоритъ?
   Браунъ. Блестяще? О, нѣтъ! Она говоритъ просто, какъ и мы всѣ. Она, дѣйствительно, довольно умна, но все-таки... Право, вы ужъ черезчуръ скромны и потому...
   Катя (улыбаясь). Дѣвочкой я была большою трусихой. Я боялась рѣшительно всего и цѣлые дни ничего не дѣлала. Мало-по-малу я отучилась отъ этого, а теперь опять сдѣлалась застѣнчивой и больше всего боюсь говорить (Обращаясь къ г-жѣ Фокератъ). Матушка, нужно поставить еще одинъ приборъ.
   Г-жа Фок. (говоритъ съ веранды, гдѣ накрываютъ столъ для обѣда). Кто-же еще пришелъ?
   Катя. А фрейленъ?..
   Г-жа Фок. Кто? Ахъ, да! хорошо!
   Катя (Брауну со вздохомъ). Я совсѣмъ порченая. Стараешься исправиться, да что теперь подѣлаешь? ужъ поздно (останавливается передъ букетомъ изъ розъ). Посмотрите, какъ красиво. Розы все еще держатся (подноситъ Брауну понюхать) и какъ еще сильно пахнутъ!
   Браунъ. Прелесть!
   Катя (ставя букетъ на мѣсто). Она молода?
   Браунъ. Кто?
   Катя. Фрейленъ Маръ.
   Браунъ. Право не знаю, сколько ей лѣтъ.
   Катя. Мнѣ уже 22-й. Да. да, я старѣюсь.
   Браунъ. Да, очень (смѣется).
   Катя. Ахъ, какая я ограниченная душонка!
   Г-жа Фок. (просовываетъ голову въ дверь). Дѣти, все готово (Прячется и съ веранды кричитъ въ садъ). Папа, папа! (Г-нъ Фокератъ и пасторъ, оба въ прекрасномъ настроеніи духа, поднимаются по лѣстницѣ на веранду).
   Г-нъ Фок. (у растворенной двери съ пальто пастора въ рукахъ). Будьте любезны. Войдите и раздѣньтесь. Ха-ха-ха (смѣется):
   Пасторъ (со шляпой и палкой въ рукахъ, куритъ и смѣется). Ха-хаха, въ самомъ дѣлѣ смѣшно, послушайте только, какъ забавно.
   Г-нъ Фок. И это дѣйствительно фактъ, г-нъ пасторъ (вѣшаетъ пальто).
   Пасторъ. "Г-нъ новопредставленный" (смѣется). Г-нъ новопредставленный, чего вы желаете? (смѣется, вѣшаетъ плащъ и шляпу, шапочку оставляетъ на головѣ).
   Г-нъ Фок. (тоже смѣясь). "Г-нъ новопредставленный". (Къ Брауну). У насъ въ деревнѣ были похороны. Носильщики стоятъ около гроба (изображаетъ на лицѣ страхъ); вдругъ что-то шевелится. Вѣроятно кто-нибудь подвинулся или что-нибудь въ этомъ родѣ (изображаетъ ужасъ). Всѣ отскакиваютъ. Только сторожъ сбирается съ духомъ, онъ храбрый, онъ подходитъ осторожно къ гробу и -- ха-ха-ха -- стучитъ: (пальцемъ стучитъ по столу, подражая голосу сторожа). "Г-нъ новопредставленный, что вамъ угодно?" (Всѣ хохочутъ).
   Пасторъ. Послушайте только. Это правда. Я самъ знаю этого сторожа.
   Г-жа Фок. (входя). Папахенъ, прошу, пока супъ не остылъ.
   Г-нъ Фок. Г-нъ пасторъ, пожалуйте.
   Пасторъ. Вы меня уговорили... (бросаетъ окурокъ сигары въ пепельницу и подаетъ руку г-жѣ Фокератъ).
   Г-нъ Фок. (собираясь предложить руку дочери). А гдѣ-же Гансъ?
   Г жа Фок. А фрейленъ? Это нехорошо со стороны Ганса, Весь прекрасный обѣдъ...
   Г-нъ Фок. (весело). Знаете-ли вы, г-нъ пасторъ, "zwischen Lipp und. Bechersrand"? Ха-ха-ха.
   Пасторъ. "Schwebt der finstern Mächte Hand". Xa-xa-xa!
   Г-нъ Фок. Это была дама. Мы видѣли парочку на озерѣ. Помните, г-нъ пасторъ?
   Пасторъ. Да, да, они катались на лодкѣ.
   Г-жа Фок. Я думаю, пора начинать.
   Г-нъ Фок. Кто не приходитъ во-время...
   Браунъ (бывшій на верандѣ). Вонъ они идутъ!
   Г-нъ Фок. Давно пора. (Гансъ и Анна входятъ).
   Гансъ. Мы опоздали?
   Г-нъ Фок. Какъ разъ во-время...
   Гансъ. Прошу извинить, мы... такъ хорошо на водѣ... Не правда ли? (представляя). Г-нъ пасторъ, мой отецъ, моя мать!
   Г-жа Фок. Мы уже познакомились.
   Гансъ. Моя жена. Фрейленъ Маръ. (Всѣ отправляются на веранду. Пасторъ съ г-жей Фокератъ, Катя съ г-номъ Фокератъ, Маръ съ Гансомъ, Браунъ -- одинъ).

Комната пуста. Изъ спальни слышна тихая пѣсня кормилицы. Звонъ тарелокъ и ножей доносится съ веранды. Вдругъ входитъ Катя взять что-то изъ буфета. Гансъ спѣшитъ за ней.

   Гансъ. Катя, тебѣ не слѣдуетъ такъ бѣгать. Позволь, я сдѣлаю.
   Катя. Ахъ, я не такъ ужъ слаба?
   Гансъ (горячась). Какое чудное созданіе! Сколько знанія, какая самостоятельность во взглядахъ! И подумать, что такая личность едва перебивается. Ты помнишь, намъ Браунъ разсказывалъ. Наша обязанность, нашъ долгъ удержать ее здѣсь недѣли на двѣ.
   Катя. Если ты хочешь...
   Гансъ. Нѣтъ, я не желаю. Тебѣ это болѣе необходимо, чѣмъ мнѣ; ты должна желать. Отъ нея ты можешь многому научиться.
   Катя. Иногда ты препротивный, Гансъ.
   Гансъ. Развѣ я не правъ? Тебѣ слѣдовало-бы хвататься за каждый случай умственно развиться. Ты должна стремиться къ этому. Тебѣ слѣдуетъ удержать фрейленъ. Не понимаю, какъ можно быть такой равнодушной.
   Катя. Вполнѣ согласна съ тобою, Гансъ...
   Гансъ. Никакой искорки въ васъ. Никакой иниціативы. Ужасно (Пасторъ ударяетъ по стакану).
   Катя. Гансъ, иди, иди-же. Пасторъ сейчасъ будетъ говорить. Я иду за тобой. Иди скорѣй. Я согласна съ тобой. Нельзя намъ обоимъ не быть тамъ.
   Гансъ. Ну, хорошо, хорошо, Катя (цѣлуетъ ее въ заплаканные глаза и торопится на веранду).

Слышенъ голосъ пастора. Пѣсня няньки становится тише. Съ Катей что-то произошло. Какъ только Гансъ ушелъ, она сильно ослабѣла; хочетъ идти, но не можетъ, ищетъ руками опоры. Легкое головокруженіе. Не можетъ идти, принуждена сѣсть. Глаза смотрятъ неподвижно, губы что-то шепчутъ. Въ глазахъ слезы. Пасторъ кончилъ. Аплодисменты. Катя вздрагиваетъ, встаетъ и уходитъ.

  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Прекрасное осеннее утро. Г-жа Фокератъ, въ домашнемъ платьѣ и передникѣ, и со связкою ключей, приготовляетъ столъ для завтрака. Издали слышенъ хоръ мужскихъ голосовъ: "Кому Господь желаетъ оказать свою милость". Передъ домомъ проходитъ пѣвческое общество. Изъ сада на балконъ поднимается Анна Маръ; у ней на рукѣ корзина съ виноградомъ. Она останавливается, прислушивается къ пѣнію; смотритъ вдаль черезъ озеро, защищаясь рукою отъ солнца. Звуки пѣсни удаляются. Анна входитъ въ комнату. На ней черное платье съ короткими рукавами, черный вязанный платокъ покрываетъ ея шею и голову, на груди пестрый букетъ изъ осеннихъ листьевъ.

   Г-жа Фок. Доброе утро, фрейленъ.
   Анна (ставитъ корзину, быстро подходитъ къ г-жѣ Фок. и цѣлуетъ у нея руку). Здравствуйте, матушка!
   Г-жа Фок. Такъ рано на ногахъ, милая!
   Анна. Мы снимали виноградъ съ господиномъ Гансомъ.
   Г-жа Фок. Какъ разъ время (пробуетъ ягоды изъ корзины). Слаще онъ не будетъ. Но развѣ вамъ такъ не холодно, милая Анна (дотрогивается до голой руки Анны)? по моему, сегодня очень прохладно.
   Анна. (Во время всего слѣдующаго разговора Анна заботливо разбираетъ ягоды и кладетъ ихъ на доску). Правда, сегодня довольно холодно, но для меня это ничего не значитъ. Я человѣкъ привычный. Воздухъ чудный! Сегодня утромъ колья на озерѣ, знаете тамъ, гдѣ привязываютъ лодки, и тѣ были бѣлые совсѣмъ отъ инея. Замѣчательно оригинально. Вообще здѣсь прелестно. Могу я въ чемъ-нибудь вамъ помочь, матушка?
   Г-жа Фок. Вотъ передайте мнѣ сахарницу.
   Анна (ставитъ на столъ сахарницу; наклонившись надъ столомъ, смотритъ немного въ сторону). Вы не сердитесь, что я васъ называю матушкой?
   Г-жа Фок. (смѣется). Ну вотъ еще!
   Анна. Я такъ рада, что вы мнѣ это позволяете (съ жаромъ цѣлуетъ г-жу Фок.). Какъ я вамъ благодарна, что вы позволяете мнѣ оставаться у васъ.
   Г-жа Фок. Но, милая Анна!
   Анна. Въ вашей семьѣ я чувствую себя такъ хорошо. Вы всѣ такъ сердечно относитесь ко мнѣ. Вы вообще всѣ такіе хорошіе люди.
   Г-жа Фок. Ну вотъ еще... Сколько паутины у васъ на платьѣ (сбираетъ паутину съ платья Анны).
   Анна. Какъ счастливо можно жить въ семьѣ. До сихъ поръ я не подозрѣвала этого.
   Г-жа Фок. (все еще снимая паутину). Смотрите, не накликайте чего нибудь. Подождите-ка. Посмотрите, настоящія веревки.
   Анна. А вы вѣрите въ примѣты?
   Г-жа Фок. Ахъ, нѣтъ, нѣтъ, моя прелесть. Это вѣрно -- Господь Богъ милостивъ къ намъ. Однако -- могло бы быть и лучше.
   Анна. Я этого не думала... Вѣдь вы же всѣ... Ахъ, нѣтъ, не говорите такъ.
   Г-жа Фок. Нѣтъ, нѣтъ, вы правы. Не слѣдуетъ роптать. Все-таки вы здѣсь очень кстати (таинственно). И для Ганса вы являетесь настоящимъ добрымъ геніемъ.
   Анна (пораженная, мѣняется въ лицѣ. Вдругъ съ жаромъ). Вы, на самомъ дѣлѣ, меня немножко любите?
   Г-жа Фок. Право, даже очень люблю васъ.
   Анна. Но не такъ, какъ я васъ. Я васъ люблю, какъ родную мать (беретъ пустую корзину, думаетъ идти въ садъ). У г-на Ганса очень доброе сердце, даже черезчуръ мягкое.
   Г-жа Фок. Какъ такъ?
   Анна. Ахъ, вообще. Вчера, напримѣръ, на улицѣ мы встрѣтили пьянаго; въ это время дѣти какъ-разъ шли изъ школы. Даже взрослые не оставляли его въ покоѣ. Передъ трактиромъ собралась громадная толпа.
   Г-жа Фок. Да, да... Онъ не можетъ выносить подобныхъ вещей. Его нельзя тогда удержать. Сколько непріятностей онъ имѣлъ изъ-за этого!
   Анна. Развѣ это не прекрасно?
   Г-жа Фок. Прекрасно! Ахъ... Ну да конечно, почему же нѣтъ? Онъ славный малый! Но если пораздумать хорошенько, какая въ томъ польза? Что толку во всей его добротѣ? Ну, положимъ, онъ добръ. Но онъ совсѣмъ забылъ Бога... Это вовсе не легко. Вы представить себѣ не можете, каково это для матери... для родителей, которые, можно сказать, всю свою душу положили, чтобы воспитать его честнымъ человѣкомъ (сморкается, чтобы скрыть свое волненіе). Противный насморкъ, ужъ нѣсколько дней (стираетъ пыль съ мебели, послѣ небольшого молчанія). Да, онъ добрый; все это прекрасно, но отъ этого вдвойнѣ горько. Во всемъ видно Божье наказанье, нѣтъ благословенія его дѣятельности: вѣчное безпокойство, вѣчная тревога, ну точно охота съ борзыми. И хоть бы что изъ этого выходило. Но онъ не подвигается впередъ. Какой онъ былъ прежде -- ребенкомъ... онъ былъ замѣчательный мальчикъ. Я помню, еще пасторъ Шмидель... Всѣ ему удивлялись. 13-ти лѣтъ онъ былъ въ четвертомъ классѣ. 17-ти окончилъ гимназію, а теперь? Теперь почти всѣ перегнали его. Всѣ, даже менѣе способные, давно уже получили мѣста.
   Анна. Въ сущности все это вполнѣ естественно. Все это только доказываетъ, что г-нъ Гансъ желаетъ быть выше толпы. Проторенныя дорожки не для всякаго годны. Г-нъ Гансъ изъ тѣхъ, которые ищутъ новыхъ путей.
   Г-жа Фок. Но, вѣдь, это ничего не даетъ, моя дорогая! Какая польза, что онъ мучится? Только силы понапрасну тратятся. Я лучше желала бы, чтобъ онъ былъ простымъ земледѣльцемъ, садовникомъ или хотя бы чиновникомъ и бросилъ бы всѣ свои фантазіи. Ахъ, фрейленъ, не портите своего хорошаго настроенія духа. Со мной это часто бываетъ. Иногда мнѣ кажется, что все пропало. Но когда такъ немножко поохаешь, опять говоришь себѣ: "Милосердный Богъ все устроитъ къ лучшему". Да, да, вотъ вы улыбаетесь. Ужъ такая я... старомодная...
   Анна. Я и не хочу этого. Смѣяться я тоже не думала, матушка. Но послушайте, вы сдѣлались немного веселѣе. Подойдите-ка сюда. Не желаете-ли? Какъ хорошо на верандѣ!
   Г-жа Фок. Нѣтъ, нѣтъ, боюсь простудиться. Да и дѣла-то у меня еще много. Идите и приводите Ганса; завтракъ готовъ (Анна уходитъ. Г-жа Фок. вытираетъ пыль; слышны трубы, барабаны. Г-жа Фок. бѣжитъ къ окну; музыка мало-по-малу стихаетъ. Катя въ капотѣ выходитъ изъ спальни).
   Катя (разстроенная). Какъ шумно въ праздники!
   Г-жа Фок. Это гуляющіе изъ Берлина, Кэтхенъ. Какіе молодцы! Доброе утро, Кэтхенъ. Ну, что? Какъ ты себя чувствуешь? Какъ спала? Хорошо? Сегодня ты не выглядишь лучше.
   Катя. Маленькаго приносили два раза, и я послѣ долго не могла уснуть. Подожди, мама, я должна многое сообразить. О многомъ подумать.
   Г-жа Фок. Тебѣ слѣдуетъ уступить, дитя мое, пусть ребенокъ спитъ съ нянькой.
   Катя (съ легкимъ упрекомъ). Ахъ, мама, вѣдь ты же знаешь.
   Г-жа Фок. Но почему же нѣтъ?
   Катя. Ты знаешь хорошо, я никогда этого не сдѣлаю.
   Г-жа Фок. Въ концѣ концовъ тебѣ все же придется согласиться.
   Катя (съ жаромъ). Но я не позволю разлучить себя съ нимъ. Филиппъ мой ребенокъ. Такое маленькое дитя и безъ матери!
   Г-жа Фок. Милая, милая!.. Сохрани Богъ. Кто же это думаетъ! Пойдемъ; я принесу тебѣ чего-нибудь. Кофе. Не принести-ли хлѣбца съ масломъ или...
   Катя (усталая садится къ столу). Ахъ, да! Пожалуйста (Пауза, во время которой г-жа Фок. намазываетъ масло). Гдѣ же Гансъ?
   Г-жа Фок. Они снимаютъ виноградъ. Онъ и Анна.
   Катя (опершись подбородкомъ на руки, медленно). Она очень мила, не правда-ли?
   Г-жа Фок. Признаться, она мнѣ очень нравится.
   Катя. Помнишь, мама, какъ ты всегда дурно отзывалась о студенткахъ.
   Г-жа Фок. Что правда, то правда. И дѣйствительно, я должна сказать...
   Катя (медленно). Такъ проста и женственна; ничего навязчиваго. И несмотря на то, что она очень умна и такъ много знаетъ. Это такъ мило. Не правда-ли, мамочка? И она вовсе не желаетъ блистать своими знаніями. Я очень рада за Ганса. Не находишь-ли ты, мама, онъ теперь всегда такъ веселъ?
   Г-жа Фок. (удивленная). Да, да. Ты права. Онъ дѣйствительно теперь иногда бываетъ веселъ.
   Катя. Не правда-ли, мамаша?
   Г-жа Фок. Видишь, теперь ему есть передъ кѣмъ выкладывать всѣ свои учености.
   Катя. Все это очень важно для него.
   Г-жа Фок. Это должно быть такъ. Да. (Пауза).
   Катя. Во многихъ случаяхъ я должна отдать справедливость Аннѣ. Какъ-то она сказала недавно: "мы, женщины, живемъ въ приниженномъ состояніи". Она совершенно права. Сотни разъ я это чувствовала.
   Г-жа Фок. Ахъ, объ этомъ я не забочусь. Знаешь, съ подобными вещами ей не-зачѣмъ ко мнѣ, старой опытной женщинѣ, обращаться. Она ужъ это замѣтила. Для этого я ужъ слишкомъ стара и слишкомъ опытна.
   Катя. Но вѣдь она права, мама. Это ясно, какъ Божій день, что она права. Вѣдь на самомъ дѣлѣ мы презрѣнныя существа. Подумай только, въ нашемъ законѣ есть статьи, разсказывала она вчера, по которымъ мужъ имѣетъ право подвергать жену тѣлеснымъ наказаніямъ.
   Г-жа Фок. Этого я не знаю что-то! Объ этомъ я не хочу говорить. Вѣроятно, это не такъ ужъ скверно... Но если ты хочешь доставить мнѣ удовольствіе, Катюша, не поддавайся новымъ выдумкамъ, это только смущаетъ людей и отнимаетъ миръ и покой. Подожди, дѣточка, вотъ я тебѣ кофе принесу. (Уходитъ).

(Катя сидитъ за обѣденнымъ столомъ, облокотившись на него и опустивъ голову на руки. Внезапно въ саду появляются Гансъ и Анна, весело болтая и смѣясь. Катя вздрагиваетъ и приподнимается, чтобы слѣдить глазами за парой. Ея взглядъ полонъ страха. Тяжело вздыхаетъ. Слышно, какъ г-жа Фок. возится съ кофейникомъ. Вскорѣ и она сама появляется и находитъ Катю за столомъ въ томъ-же самомъ положеніи, въ какомъ оставила).

   Г-жа Фок. Ну, вотъ, выпей и подкрѣпись (Анна и Гансъ входятъ съ веранды).
   Г-жа Фок. Хорошо, что пришли.
   Гансъ (оставляя дверь настежь). Я оставляю дверь открытой. Солнце грѣетъ уже порядочно. Сильно вы ушиблись, фрейленъ Анна?
   Анна (въ рукахъ нѣсколько виноградныхъ вѣтокъ). Ахъ, нѣтъ, совсѣмъ нѣтъ. Лѣстница была мокрая, и я упала вмѣстѣ съ ножницами. (Подбѣгаетъ къ Катѣ, беретъ ее за обѣ руки и цѣлуетъ въ лобъ). Здравствуйте! Какія холодныя руки! (третъ ей руки).
   Гансъ (цѣлуетъ Катю въ щеку). Доброе утро, Катя. (Съ комическимъ Удивленіемъ). Ахъ, Боже мой, какая ты опять блѣдная. Ужасъ! Ты похожа на больную птичку.
   Г-жа Фок. Сколько вы нанесли холода. Придется дѣйствительно скоро топить. Ну, пдите-же (Наливаетъ всѣмъ кофе).
   Анна (украшая столъ вѣтками). Нужно немножко украсить.
   Катя. Восхитительно.
   Гансъ (садясь). Судите-же, какъ выглядитъ фрейленъ Анна теперь и какъ она выглядѣла недѣлю тому назадъ, когда только что пріѣхала сюда?
   Анна. Мнѣ здѣсь слишкомъ хорошо. Придется скоро уѣхать.
   Г-жа Фок. Сейчасъ сказывается деревенскій воздухъ.
   Гансъ. А кто тогда все упрямился и упрямился?
   Г-жа Фок. Что-то папаша подѣлываетъ теперь?
   Гансъ. Думаю, сильно скучаетъ по тебѣ.
   Г-жа Фок. Ну, у него довольно дѣла. Правда, посѣвъ кончился, но онъ писалъ мнѣ, что я могу здѣсь остаться, пока буду необходима.
   Гансъ. Онъ вѣдь заѣдетъ за тобой, мамаша?
   Г-жа Фок. Да, если напишу, онъ пріѣдетъ (къ Аннѣ). Онъ пользуется каждымъ случаемъ повидать дѣтей, а тутъ еще внучекъ. Нѣтъ, если-бы вы знали, когда пришла телеграмма: "здоровый мальчикъ"), если-бы вы знали, онъ былъ просто внѣ себя отъ радости.
   Катя. Милый папочка! Въ самомъ дѣлѣ, тебѣ слѣдуетъ скорѣе вернуться къ нему. Съ нашей стороны было-бы слишкомъ эгоистично...
   Г-жа Фок. Пустяки, право. Раньше нагуляй себѣ другія щеки.
   Анна. Я могу еще побыть здѣсь. Что вы думаете? Я вѣдь тоже умѣю хозяйничать. И чего только я вамъ не настряпаю! Русскія кушанья: борщъ или пилавъ! (всѣ смѣются).
   Г-жа Фок. (поспѣшно). Нѣтъ, нѣтъ, я ни въ какомъ случаѣ не уѣду.
   Катя. Ну, если тебѣ дѣйствительно все равно...

(Пауза).

   Гансъ. Катя, передай мнѣ медъ..
   Катя. Ахъ! Вонъ Браунъ идетъ (Входитъ Браунъ въ пальто, шапкѣ, съ зонтикомъ, дорожной сумкой и книжкой въ рукѣ; производитъ тяжелое впечатлѣніе. Усталая, небрежная походка).
   Браунъ. Здравствуйте.
   Гансъ. Куда тебя несетъ такъ рано?
   Г-жа Фок. (отмахивается салфеткой отъ чего-то).
   Гансъ. Это пчела, мама; не надо ее убивать, не надо!
   Браунъ. Я собирался въ Берлинъ достать красокъ изъ моей лавки,-- къ сожалѣнію, опоздалъ на поѣздъ.
   Гансъ. Эхъ ты! Это часто съ тобой случается.
   Браунъ. Ну завтра вѣдь тоже день.
   Катя (поднимаетъ руки вверхъ, какъ будто пчела летаетъ около ея тарелки). Она слышитъ медъ.
   Анна. Развѣ нѣтъ больше поѣздовъ? (смотритъ внизъ, шаловливо грозитъ пальцемъ). Пчелка, пчелка!
   Браунъ. Тѣ слишкомъ дороги для меня. Я ѣзжу на рабочемъ поѣздѣ.
   Гансъ. Но вѣдь они ходятъ очень рано. Скажи мнѣ, ты еще можешь писать?
   Браунъ. Безъ красокъ? Нѣтъ.
   Гансъ. Брео, Брео, ты меня поражаешь.
   Браунъ. Не все-ли равно быть знаменитымъ днемъ раньше или позже... Ахъ, вообще, вся эта живопись...
   Гансъ. Лучше въ шахматы играть! Не правда-ли?
   Браунъ. Если-бы у тебя было больше пониманія подобныхъ вещей! Но въ твоемъ морѣ нѣтъ гаваней, мой милый. Ты живешь безъ передышки.
   Гансъ. Ахъ, это невозможно!
   Г-жа Фок. (вскакиваетъ съ мѣста, кричитъ). Оса, оса! (всѣ машутъ салфетками въ сторону г-жи Фок.).
   Гансъ. Ужъ улетѣла.
   Г-жа Фок. (садясь на мѣсто). Противныя животныя!
   (Всѣ садятся).
   Гансъ. Ну, или сюда, садись. Что у тебя тамъ?
   Браунъ. Ты очень хочешь знать? Интересная вещь!
   Гансъ. Поди, закуси еще немного!
   Браунъ (садится за столъ, передаетъ книгу Гансу, который ее перелистываетъ). Съ большимъ удовольствіемъ. Я только немножко перехватилъ. Отыщи-ка "Художники" Гаршина.
   Гансъ (перелистывая книгу). Что ты еще тамъ выкопалъ?
   Браунъ. Нѣчто для тебя, Гансъ.
   Анна. Да, это прелестный разсказъ. Развѣ вы не читали его раньше?
   Браунъ. Нѣтъ. Только сегодня утромъ началъ читать, потому-то я и опоздалъ на поѣздъ.
   Анна. Вы за кого -- за Рябинина или за Дѣдова?
   Гансъ. Во всякомъ случаѣ, ты теперь больше стоишь за чтеніе, а не за рисованіе.
   Браунъ. Въ настоящую минуту я ни за чтеніе, ни за рисованіе. Проникнись хорошенько содержаніемъ этой повѣсти. Можетъ статься, есть вещи, которыя въ данное время гораздо важнѣе всякаго писательства и художества.
   Анна. Слѣдовательно, вы за Рябинина?
   Браунъ. За Рябинина? О нѣтъ, я не могу сказать этого такъ опредѣленно.
   Гансъ. Что это, собственно, за исторія "Художники"?
   Анна. Представлены два художника -- одинъ наивный, а другой такъ называемый мыслящій художникъ. Наивный былъ инженеромъ, а сдѣдался художникомъ. Мыслящій бросаетъ живопись и дѣлается сельскимъ учителемъ.
   Гансъ. На какомъ основаніи?
   Анна. Ему кажется, что дѣятельность учителя важнѣе для даннаго времени.
   Гансъ. Какъ-же онъ приходитъ къ подобному рѣшенію?
   Анна (беретъ книгу, перелистываетъ ее). Подождите. Будетъ гораздо проще, я прочту вамъ это мѣсто. Вотъ. (Держитъ палецъ на отысканной страницѣ; объясняя, поворачивается ко всѣмъ). Дѣдовъ, бывшій инженеръ, повелъ Рябинина на чугунно-литейный заводъ. Люди, работающіе внутри котла, черезъ нѣкоторое время становятся глухими отъ ужаснаго стука молотковъ; потому ихъ и называютъ глухарями. Вотъ такого-то глухаря во время работы и показываетъ Дѣдовъ Рябинину (читаетъ): "Онъ сидитъ въ темномъ углу котла, въ согнутомъ положеніи, покрытый лохмотьями, изнемогая отъ усталости. Потъ струится по его темно-красному лицу, по его широкой, измученной и ввалившейся груди".
   Г-жа Фок. Но вообще, зачѣмъ изображаютъ такія ужасныя вещи? Вѣдь это не можетъ никому доставить удовольствія.
   Гансъ (смѣясь, гладитъ нѣжно мать по головѣ). Ахъ, мамаша, мамаша, неужели только все смѣяться?
   Г-жа Фок. Я этого не говорю. Но все-таки искусство должно доставлять удовольствіе.
   Гансъ. Но искусство можетъ дать нѣчто большее, чѣмъ одно удовольствіе.
   Анна. И Рябининъ не испытывалъ радостнаго чувства. Онъ былъ растроганъ и потрясенъ до глубины души.
   Гансъ. Вспомни только, мама, о сельскомъ хозяйствѣ. И тутъ почва должна быть ежегодно вспахана плугомъ, если желаютъ, чтобы выросло что-нибудь новое.
   Анна. Въ Рябининѣ, напримѣръ, выростаетъ тоже нѣчто новое. Онъ говоритъ себѣ: пока существуетъ подобное бѣдствіе, я считаю преступленіемъ дѣлать что-либо, непосредственно не содѣйствующее его облегченію.
   Г-жа Фок. Горе и несчастье всегда существовали.
   Гансъ. Мысль быть учителемъ, по моему, неудачна.
   Браунъ. Какъ такъ? Развѣ это не полезнѣе, чѣмъ сочинять книги и писать картины?
   Гансъ. Нужно знать, какъ оцѣниваешь свою работу! Что касается меня, то я не низкаго мнѣнія о своей.
   Браунъ. Ты только не сознаешься, а я сознаюсь.
   Гансъ. Что такое? Въ чемъ я не сознаюсь?
   Браунъ. Ну, вотъ въ этомъ.
   Гансъ. Въ чемъ-же?
   Браунъ. Что все твое писанье такъ-же безцѣльно, какъ и...
   Гансъ. Какое писанье?
   Браунъ. Да ну, вся твоя психо-физіологія.
   Гансъ (сердито). Ты вѣдь ничего въ этомъ не понимаешь.
   Браунъ. Да мнѣ до этого и дѣла-то нѣтъ.
   Гансъ. Ну, въ такомъ случаѣ ты несчастный невѣжда, стоишь на такой степени развитія...
   Брлунъ. Да, да, выкладывай опять свои школьныя познанія.
   Гансъ. Ты прекрасно знаешь, что я плюю на свое школьное образованіе. Но дѣло въ томъ...
   Браунъ. Ты это говорилъ сотни разъ, а между тѣмъ самомнѣніе у тебя проглядываетъ во всемъ. Ахъ, оставимъ вообще этотъ разговоръ. Это такія щекотливыя вещи, которыя каждый въ концѣ-концовъ долженъ рѣшить по своему.
   Гансъ. Почему-же щекотливыя?
   Браунъ. Вѣдь все это безцѣльно. Ты тотчасъ начинаешь горячиться. Ты опять волнуешься и...
   Гансъ. Выскажись, мой милый! Выскажись-же яснѣе!
   Браунъ. Ахъ, глупости! Вѣдь это, дѣйствительно, безцѣльно. Пусть каждый дѣйствуетъ по своему.
   Гансъ. Да развѣ моя дѣятельность ужъ такъ плоха? Скажи-ка?
   Браунъ. Не хуже, чѣмъ у всѣхъ остальныхъ. Ты тоже идешь на компромиссы.
   Гансъ. Извини, если я тебѣ не отвѣчу на это. Все это такъ скучно (раздражаясь все болѣе и болѣе). Дѣло вотъ въ чемъ. Вы всѣ, мои друзья, сыпали радикальными фразами, я-же разъ навсегда отказался отъ этого, и потому вы сочли меня идущимъ на компромиссы.
   Браунъ. Ты думаешь такъ, а между тѣмъ дѣло обстоитъ иначе: между тѣмъ какъ мы, съ нашими убѣжденіями, пробирались впередъ, не обращая ни на что вниманія, ты стоялъ всегда за старое и пережитое, въ какой-бы формѣ оно ни проявлялось. И этимъ ты оттолкнулъ отъ себя всѣхъ друзей и вполнѣ изолировался.
   Катя (успокаивая его). Гансъ!
   Гансъ. Друзья, которыхъ я могъ этимъ оттолкнуть... на такихъ друзей мнѣ, откровенно говоря, наплевать.
   Браунъ (встаетъ). Ты плюешь на нихъ? (бросаетъ взглядъ на Анну). Съ какихъ поръ?
   Катя (послѣ небольшой паузы). Вы уходите, г-нъ Браунъ?
   Браунъ (оскорбленный, равнодушнымъ тономъ). Да, у меня дѣла.
   Гансъ (добродушно). Не глупи.
   Браунъ. Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ.
   Гансъ. Ну, въ такомъ случаѣ, дѣлай, что тебѣ необходимо.
   Браунъ. Прощайте (уходитъ).

(Пауза).

   Г-жа Фок. (собирая посуду). Я не знаю. Вы всегда такъ расхваливаете Брауна. Откровенно говоря, я его не очень-то люблю.
   Гансъ (разсердившись). Матушка, сдѣлай мнѣ одолженіе...
   Катя. Вѣдь, Браунъ, дѣйствительно, не совсѣмъ милъ съ тобою, Гансъ.
   Гансъ. Дѣти, прошу васъ, не вмѣшивайтесь въ мои личныя отношенія. (Наступаетъ снова пауза. Г-жа Фок. убираетъ со стола. Катя встаетъ).
   Гансъ (Катѣ). Куда-же ты?
   Катя. Маленькаго купать (кланяется Аннѣ принужденно улыбаясь, уходитъ въ спальню).

(Г-жа Фок., поставивъ часть посуды на подносъ, хочетъ уходить. Въ это время пріоткрывается дверь изъ сѣней, служанка показывается и говоритъ: "Барыня, зеленщица пришла").

   Г-жа Фок. (отвѣчая ей). Иду (уходитъ въ сѣни).

(Послѣ небольшой паузы),

   Анна (встаетъ, заводитъ часы). Который теперь часъ -- точно? (поворачивается къ Гансу, который сидитъ угрюмый). Ну, г-нъ докторъ! (напѣваетъ мелодію какой-то пѣсенки, задорно посматриваетъ на Ганса. Оба смѣются).
   Гансъ (вздыхаетъ, говоритъ серьезнымъ тономъ). Ахъ, фрейленъ Анна! Къ сожалѣнію, это горькая истина.
   Анна (грозя ему пальцемъ, шаловливо). Смотрите, не смѣйтесь.
   Гансъ (смѣется, потомъ серьезно). Нѣтъ, право. Вы не знаете, что скрывается за подобными разсужденіями Брауна.
   Анна. Вы слышали уже, какъ я играю на рояли.
   Гансъ. Нѣтъ. Но я думалъ, что вы совсѣмъ не играете.
   Анна. Нѣтъ, нѣтъ. Я шучу. Ну, что-же, мы ѣдемъ на лодкѣ?
   Гансъ. Право, у меня ни къ чему больше нѣтъ охоты.
   Анна (дружески грозя ему пальцемъ). Г-нъ докторъ, г-нъ докторъ! Какъ быстро вы мѣняете настроеніе духа.
   Гансъ. Я не понимаю, что такой человѣкъ, какъ Браунъ...
   Анна. Итакъ, опять Браунъ! Неужели его слова произвели такое сильное впечатлѣніе на васъ?
   Гансъ. Это старая исторія, которая опять всплываетъ наружу.
   Анна. Оставьте въ покоѣ всѣ старыя исторіи. Пока оборачиваешься назадъ, невозможно подвигаться впередъ.
   Гансъ. Вы, дѣйствительно, правы. Итакъ довольно. Интересно право, что люди безусловно умные иногда цѣлыми годами возвращаются къ одному и тому-же заблужденію. И знаете, это его искреннее убѣжденіе. Мою философскую работу онъ ставитъ ни во что. Какъ вамъ это кажется?
   Анна. Да, такіе люди бываютъ.
   Гансъ. Необходимо выказывать себя дѣятельнымъ, шумѣть, либеральничать. Нельзя повѣнчаться, хотя-бы даже изъ уваженія къ религіозно-воспитанной невѣстѣ. Ни на что не нужно обращать вниманія; а если живешь въ четырехъ стѣнахъ для научной цѣли, то прослывешь за человѣка. измѣнившаго своимъ идеаламъ. Развѣ все это не странно?
   Анна. Ахъ, г-нъ докторъ, не придавайте такого значенія тому, что говорятъ ваши друзья. Если ваши взгляды могутъ васъ удовлетворить -- не огорчайтесь тѣмъ, что другіе ими не удовлетворены. Всѣ эти споры только даромъ силы отнимаютъ.
   Гансъ. Ахъ, нѣтъ, нѣтъ. Конечно, нѣтъ. Не стану больше обращать вниманія. Кому это не понутру, тому я помочь не могу. Конечно, невозможно относиться совершенно равнодушно къ подобному разногласію. Вѣдь мы выросли вмѣстѣ съ друзьями. Мы привыкли, чтобы насъ немного цѣнили. Если-же интересъ къ намъ пропадаетъ, то мы испытываемъ то-же, какъ если-бы насъ заставили дышать въ безвоздушномъ пространствѣ.
   Анна. Но у васъ есть семья, г-нъ докторъ.
   Гансъ. Конечно. Да. Т.-е. нѣтъ, фрейленъ Анна! Вы поймите меня. Я еще ни съ кѣмъ не говорилъ до сихъ поръ объ этомъ. Вы знаете, насколько я сжился со своей семьей. Моей-же работой они нисколько не интересуются. Впрочемъ, Катя по крайней мѣрѣ имѣетъ добрую волю. Вѣдь она трогательна! Вѣдь она все находитъ прекраснымъ. Но я знаю, она не можетъ имѣть собственнаго мнѣнія, а поэтому это не имѣетъ для меня большого значенія. Поэтому-то я буквально на седьмомъ небѣ съ тѣхъ поръ, какъ вы здѣсь. Въ первый разъ въ своей жизни мнѣ пришлось встрѣтить человѣка, который проявляетъ дѣйствительный интересъ къ моей работѣ, къ тому, что я въ состояніи сдѣлать. Я снова оживаю. Я могу сравнить себя съ пустыней, на которую пролился дождь. Я...
   Анна. Да вы настоящій поэтъ, г-нъ докторъ, право!
   Гансъ. Поневолѣ будешь поэтомъ. Но вы ошибаетесь. Мать моя положительно ненавидитъ мою несчастную работу. Она съ громаднымъ удовольствіемъ бросила-бы ее въ печку. И моему дорогому отцу она представляется не менѣе дикой. Итакъ, съ этой стороны мнѣ нечего ожидать -- семья создаетъ мнѣ только всевозможныя препятствія. Впрочемъ, все это меня нисколько не удивляетъ. Мнѣ странно только, что друзья мои не выказываютъ ни капли интереса, что такіе люди, какъ Браунъ...
   Анна. А меня такъ удивляетъ, что именно Браунъ причиняетъ вамъ столько заботъ.
   Гансъ. Да... Браунъ... Это потому... вѣдь мы знакомы съ дѣтства.
   Анна. То-есть вы знаете его съ дѣтства.
   Гансъ. Ну да, и онъ меня.
   Анна. Онъ васъ? Дѣйствительно?
   Гансъ. Ну, конечно, до извѣстной степени.
   Анна. Вѣдь, мнѣ кажется, между вами такая коренная разница.
   Гансъ. Ахъ! вы такъ думаете!
   Анна (немного помолчавъ). Вѣдь Браунъ во многихъ отношеніяхъ такъ неразвитъ, такъ... Я не хочу сказать, что онъ вамъ завидуетъ, но это его сердитъ... Ему не по себѣ ваша стойкость въ убѣжденіяхъ. Ему какъ будто боязно. Онъ успѣлъ кое-что усвоить: нѣкоторыя этико-соціальныя идеи, или какъ ихъ тамъ еще называютъ; и онъ хватается, цѣпляется за нихъ, послѣ чего не можетъ идти самостоятельно. Какъ и многіе художники, онъ не представляетъ изъ себя сильной индивидуальной личности. Онъ не рѣшается стоять одинъ. Онъ долженъ чувствовать за собою толпу.
   Гансъ. Какъ жаль, что никто такъ не говорилъ со мной нѣсколько лѣтъ тому назадъ, когда я почти погибалъ отъ мнѣній пріятелей. О еслибы хоть одинъ человѣкъ сказалъ мнѣ это въ то время, когда я такъ изнемогалъ, когда я упрекалъ себя за то, что живу въ хорошемъ домѣ, хорошо ѣмъ и пью; въ то время, когда я съ трепетомъ избѣгалъ каждаго работника, когда я не могъ проходить безъ внутренняго содроганія мимо построекъ, на которыхъ они работали. Какъ я тогда мучилъ свою жену; я хотѣлъ пожертвовать всѣмъ и жить съ ней въ добровольной бѣдности. Право, если-бы мнѣ пришлось пережить еще разъ подобное состояніе, то я скорѣй согласился-бы... право -- лучше въ озеро! Теперь-же мнѣ все-таки хогѣлось-бы (беретъ шляпу) постараться убѣдить этого дурня Брауна.
   Анна (смотритъ на него и странно смѣется).
   Гансъ. Вы не вѣрите?
   Анна. Исполняйте свою обязанность, эхъ вы, большой ребенокъ!
   Гансъ. Фрейленъ Анна!
   Анна. Сердце ваше, г-нъ докторъ, врагъ вашъ.
   Гансъ. Понимаете, я не могу быть спокоенъ, когда думаю о томъ, что онъ тамъ бѣгаетъ и злится.
   Анна. Развѣ хорошо быть такимъ зависимымъ.
   Гансъ. (Рѣшительно). Нѣтъ, это плохо, хотя онъ теперь не вернется. Ни разу онъ не приходилъ первымъ. Все равно, вы правы. И потому на этотъ разъ я не пойду къ Брауну. Ну, ѣдемъ мы, что-ли?
   Анна. Но вѣдь вы хотѣли мнѣ прочесть третью главу.
   Гансъ. Можно взять съ собой рукопись.
   Анна. Ну, хорошо. Иду скорѣе одѣваться (уходитъ).
   Гансъ (подходитъ къ книжному шкапу, беретъ рукопись и углубляется въ чтеніе. Г-жа Фок. входитъ изъ сѣней, въ рукахъ двѣ книги съ золотымъ обрѣзомъ).
   Г-жа Фок. Вотъ видишь-ли -- усядусь на одномъ изъ вашихъ удобныхъ стульевъ, надѣну очки и займусь утренними размышленіями. На верандѣ достаточно тепло.
   Гансъ. Конечно, тепло (поднимая глаза отъ рукописи). Что у тебя тамъ?
   Г-жа Фок. Слова сердца. Ты знаешь -- мой любимый Лафатеръ. А здѣсь Герокъ,-- Пальмовые листья.-- Что это былъ за человѣкъ! Бываютъ хорошіе люди и между учеными. О, Боже! (обнимаетъ Ганса, кладетъ голову ему на грудь, нѣжнымъ голосомъ). О ты, старый ребенокъ! Опять задумался! (не безъ юмора). Эхъ ты, молодой папенька!
   Гансъ (Разсѣянно, поднимая глаза отъ рукописи). О, мамаша!
   Г-жа Фок. Какъ ты себя чувствуешь въ новой роли отца?
   Гансъ. Ничего особеннаго, мама. Какъ и всегда.
   Г-жа Фок. Ну не говори такъ! То прыгалъ чуть не на аршинъ, а теперь... Ты опять чѣмъ-то разстроенъ, недоволенъ?
   Гансъ (смотритъ разсѣянно). Ахъ, очень доволенъ, мамаша!
   Г-жл Фок. Скажи, почему ты все въ новомъ платьѣ? Неужели стѣсняешься Анны? Носидъ-бы дома старое платье.
   Гансъ. Но я не маленькій ребенокъ, мама!
   Г-жа Фок. Ужъ и разсердился (обнимаетъ его крѣпче, съ нѣжностью). Будь немножко благочестивымъ. Сдѣлай это для старухи матери. Это старый Геккель и глупый Дарвинъ все смущаютъ тебя -- они сдѣлаютъ тебя несчастнымъ. Слышишь? Сдѣлай удовольствіе матери.
   Гансъ (смотритъ вверхъ). Ахъ, наивные люди. Про васъ дѣйствительно можно сказать: Боже, прости имъ, ибо они не вѣдаютъ, что творятъ. Ты думаешь, это такъ просто -- благочестіе-то?
   Г-жа Фок. (уходя). Разумѣется. Слѣдуетъ только захотѣть. Постарайся немного, Гансъ. Хоть разъ попробуй (уходитъ на веранду, садится на стулъ и читаетъ. Гансъ углубляется въ чтеніе, Катя приходитъ съ письмами въ рукахъ)
   Катя (читаетъ письмо, кончивъ, обращается къ Гансу). Гансъ, письмо отъ банкира.
   Гансъ. Пожалуйста, оставь, Катюша. Мнѣ не до того въ эту минуту.
   Катя. Онъ спрашиваетъ, продавать-ли?
   Гансъ. Ради Бога, теперь не говори мнѣ объ этомъ.
   Катя. Дѣла не ждутъ, Гансъ!
   Гансъ (разсердившись). Здѣсь! Вотъ! (ударяетъ пальцемъ по рукописи). Мое дѣло еще менѣе ждетъ.
   Катя. По мнѣ, пусть ждетъ. Только мы опять останемся безъ денегъ завтра.
   Гансъ (разсердившись |еще болѣе). Право, Катя, мы не подходимъ другъ къ другу. Вы постоянно удивляетесь, почему я никакъ не могу успокоиться. Какъ только я хоть немного приду въ равновѣсіе, появляешься ты и начинаешь копаться у меня въ душѣ.
   Катя. Вовсе нѣтъ. Только что пришелъ почтальонъ, и я просто говорю тебѣ объ этомъ...
   Гансъ. Въ томъ-то и дѣло. Все это только доказываетъ полнѣйшее отсутствіе пониманія съ вашей стороны. Какъ будто это такъ просто, какъ шить сапоги. Пришелъ почтальонъ, и ты объ этомъ сообщаешь мнѣ. Естественно. Почему нѣтъ? А что этимъ ты, можетъ быть, прерываешь нить моихъ мыслей -- тебѣ и въ голову не приходитъ.
   Катя. Но вѣдь надо подумать и о матеріальной сторонѣ жизни.
   Гансъ. Но если я тебѣ говорю -- моя работа прежде всего. Во-первыхъ, работа, во-вторыхъ, работа, въ-третьихъ, работа и затѣмъ уже матеріальная сторона жизни. Постарайся понять, Катя. Хоть немножко поддержи меня. Или не говори ничего о практической сторонѣ жизни. Заботься о ней сама. Не взваливай на меня...
   Катя. Не могу-же я быть за все отвѣтственна.
   Гансъ. Видишь, ты снова начинаешь. Никакого- самостоятельнаго рѣшенія ты не принимаешь на себя. Никакого самостоятельнаго рѣшенія! Развѣ вы, женщины, не употребляете всѣхъ силъ, чтобы остаться въ зависимости? Не стараетесь-ли вы во что-бы то ни стало оставаться несовершеннолѣтними всю жизнь свою?
   Катя (хочетъ передать письмо). Ахъ, Гансъ, отвѣть Что нибудь.
   Гансъ. Я не могу теперь, Катя.
   Катя. Когда-же придти мнѣ съ этимъ? Гансъ, неудобно-же говорить при Аннѣ о такихъ вещахъ.
   Гансъ. Какая мелочность! Есть нѣкоторыя вещи... Почему-то считаютъ нужнымъ скрывать свои денежныя дѣла. Это безсмысленно! Я не знаю... Все это отзывается мелкими душонками -- ахъ!
   Катя. Хотѣла-бы я на тебя посмотрѣть, если-бъ я начала этотъ разговоръ при Аннѣ.
   Гансъ. Все Анна да Анна. Оставь Анну въ покоѣ. Она насъ совсѣмъ не стѣсняетъ.
   Катя. Я и не говорю, что она насъ стѣсняетъ. Но не можетъ быть, чтобъ ее это очень интересовало...
   Гансъ. Ахъ Катя, Катя! Это ужасно! Постоянные денежные разсчеты, вѣчный страхъ! Будто на завтра намъ угрожаетъ голодъ. Это ужасно. Получается впечатлѣніе, будто твоя голова и сердце заняты исключительно деньгами. И въ тебѣ-то я видѣлъ идеалъ женщины! Кого-же еще любить послѣ этого!
   Катя. Я уже о себѣ ничего не говорю. Но что будетъ съ маленькимъ Филиппомъ, если... Вѣдь и самъ ты говорилъ, что не можешь разсчитывать на заработокъ. Потому-то и необходимо заботиться о нашемъ состояніи.
   Гансъ. Ну конечно. У тебя только семейные интересы, у меня-же общественные. Я вообще не гожусь въ отцы семейства. Для меня самое главное выразить то, что есть во мнѣ. Я какъ запряженный пегасъ. Я легко могу погибнуть.
   Катя. Гансъ, ужасно слышать подобныя вещи.
   Гансъ. Анна права. Кухня и -- въ лучшемъ случаѣ дѣтская -- составляютъ весь вашъ кругозоръ. За ихъ предѣлами ничто не существуетъ для нѣмецкой женщины.
   Катя. Надо-же кому нибудь стряпать и смотрѣть за дѣтьми.. Ей хорошо такъ говорить, пожалуй и я охотнѣе стала-бы книги читать.
   Гансъ. Катя, не слѣдуетъ такъ унижаться. Развѣ можно такъ отзываться о личности, стоящей такъ высоко, какъ Анна.
   Катя. Зачѣмъ-же она говоритъ подобныя вещи.
   Гансъ. Что именно?
   Катя. Про насъ, нѣмецкихъ женщинъ, такія глупости.
   Гансъ. Она не говорила глупостей. Наоборотъ. Въ данную минуту мнѣ противно говорить, какъ она хорошо отзывалась о тебѣ. Мнѣ не хотѣлось-бы слишкомъ конфузить тебя.
   Катя. Но она говорила вѣдь объ узкости нашего горизонта.
   Гансъ. Докажи, что она ошибается!
   Катя (въ слезахъ, страстно). Нѣтъ, Гансъ... Ты хорошій, добрый, но иногда... иногда ты бываешь такимъ жестокимъ, грубымъ, безсердечнымъ.
   Гансъ (немного успокоившись). Ну вотъ, опять я безсердечный! Какъ такъ, Катя?
   Катя (рыдая). Потому что ты меня мучаешь, вѣдь ты знаешь хорошо...
   Гансъ. Что я знаю, Катюша?
   Катя. Ты знаешь, какъ рѣдко я бываю собою довольна. Ты знаешь это, а между тѣмъ въ тебѣ нѣтъ и капли состраданія. Ты только унижаешь меня.
   Гансъ. Но, Катюша, какимъ-же это образомъ?
   Катя. Вмѣсто того, чтобы отнестись ко мнѣ снисходительнѣе, поддержать меня... Нѣтъ, ты относишься свысока ко мнѣ, стараешься унизить меня. Я и не воображала, что у меня Богъ знаетъ какой широкій горизонтъ. Но все-таки я не безчувственная. Я не свѣтило какое нибудь. Вообще я давно уже замѣчаю, что я лишняя.
   Гансъ (хочетъ взять за руки, Катя вырывается). Ты не лишняя: я этого никогда не говорилъ.
   Катя. Ты это только-что сказалъ. Да если-бы и не говорилъ, то я чувствую сама-для тебя я ничто, такъ-какъ не понимаю твоей работы. А ребенокъ... ну да! Даешь ему молоко, заботишься о немъ, но это можетъ сдѣлать любая служанка. А позже? Позже я не буду въ состояніи ничего дать ему (снова плачетъ). Анна-бы лучше воспитала его.
   Гансъ. Ты вѣроятно... Но, милая Катя!
   Катя. Я только такъ говорю. Вѣдь все это правда. Она много училась. Она многое понимаетъ. Мы-же -- точно калѣки. Какъ можно быть опорой другому, когда самъ...
   Гансъ (полный жара и любви хочетъ обнять Катю). Катюша, ты золотое созданіе. У тебя сердце, какъ... О, ты моя прелесть (она его отталкиваетъ). Буду подлецомъ, если... Подчасъ я грубъ и жестокъ! Я недостоинъ тебя, Катя!
   Катя. Ахъ, нѣтъ, нѣтъ, Гансъ! Ты только теперь такъ говоришь!..
   Гансъ. Право, Катя. Я поступлю безчестно, если...
   Катя. Оставь меня, Гансъ! Мнѣ надо подумать. А письмо-то, письмо!
   Гансъ. Ахъ, глупенькая Катюша, о чемъ нужно тебѣ думать?
   Катя. Такъ много теперь падаетъ на меня. Оставь.
   Гансъ (горячо). Ахъ, позабудь пока о письмѣ! Моя милая, дорогая женушка!
   Катя. Нѣтъ, нѣтъ, мой Гансъ (Не подпускаетъ къ себѣ).
   Гансъ. Что съ тобой?
   Катя. Поди, посмотри (показываетъ письмо). Онъ спрашиваетъ, продать-ли?
   Гансъ. Какія бумаги?
   Катя. Акціи прядильной фабрики.
   Гансъ. Развѣ намъ не хватаетъ процентовъ?
   Катя. Еще-бы. Этотъ мѣсяцъ мы прожили опять болѣе тысячи марокъ.
   Гансъ. Но, Катя... Это невозможно. Дѣти, дѣти, достаточно-ли вы у меня экономны?
   Катя. Все записано, Гансъ.
   Гансъ. Совершенно непонятно.
   Катя. Ты слишкомъ много тратишь, Гансъ. Капиталъ таетъ. Ну, что-же, продавать?
   Гансъ. Конечно, конечно. Обожди; вообще это не къ спѣху. Куда ты идешь?
   Катя. Написать отвѣтъ.
   Гансъ. Катя!
   Катя (въ дверяхъ оборачиваясь). Что, Гансъ?
   Гансъ. Ты, дѣйствительно, такъ уходишь?
   Катя. Какъ?
   Гансъ. Право, не знаю какъ.
   Катя. Чего ты хочешь?
   Гансъ. Катя, я не понимаю, что съ тобой.
   Катя. Ничего, Гансъ. Право, ничего.
   Гансъ. Ты сердишься на меня?
   Катя (отрицательно качаетъ головой).
   Гансъ (обнимая Катю). Ты не забыла, Катя, то, что мы рѣшили съ самаго начала -- не имѣть никакихъ тайнъ другъ передъ другомъ (крѣпче обнимаетъ ее). Скажи, согласна? Ты больше не любишь меня, Катя? Катя. Ахъ, Гансъ, ты вѣдь это знаешь!
   Гансъ. Но что съ тобой, въ такомъ случаѣ?
   Катя. Ты знаешь.
   Гансъ. Что такое? Не понимаю. Не имѣю ни малѣйшаго представленія. Катя. Мнѣ хотѣлось быть чѣмъ-нибудь для тебя.
   Гансъ. Но ты и такъ много значишь для меня.
   Катя. Нѣтъ, нѣтъ.
   Гансъ. Но скажи-же мнѣ...
   Катя. Ты не можешь этому помочь. Но я не удовлетворяю тебя. Гансъ. Ты удовлетворяешь меня. Удовлетворяешь вполнѣ.
   Катя. Ты это говоришь теперь.
   Гансъ. Это мое искреннее убѣжденіе.
   Катя. Да, въ настоящую минуту.
   Гансъ. Изъ чего ты заключаешь, что...
   Катя. Я это вижу.
   Гансъ. Катюша, развѣ я подалъ поводъ?
   Катя. Нѣтъ, никогда.
   Гансъ. Ну, вотъ видишь (Крѣпче обнимаетъ ее). Все это химера. Злая химера, которую надо гнать отъ себя (Цѣлуетъ ее).
   Катя. Ахъ, если-бы только химера!
   Гансъ. Будь спокойна.
   Катя. Я тебя такъ сильно, такъ глубоко люблю, Гансъ, невыразимо! Думается, скорѣе отдала-бы маленькаго Филиппа, чѣмъ тебя.
   Гансъ. Что ты, Катюша!
   Катя. Боже, прости меня. Дорогой, маленькій мальчикъ! (Обнимаетъ Ганса). Милый, дорогой! (Обнимаются).
   (Анна, переодѣтая для прогулки, отворяетъ дверь съ веранды). Анна (зоветъ). Г-нъ докторъ! Ахъ, извините! (Прячется за дверь). Гансъ. Сейчасъ, сейчасъ, фрейленъ (Беретъ свою рукопись). Мы ѣдемъ на лодкѣ, Катя!-- Ради Бога, безъ химеръ,-- обѣщай мнѣ (Цѣлуетъ ее на прощанье, беретъ шапку, уходя оборачивается). Не пойдешь-ли ты съ нами, Катя.
   Катя. Мнѣ нельзя уйти, Гансъ!
   Гансъ. Ну, до свиданія! (Уходитъ).
   Катя (смотритъ вслѣдъ, какъ человѣкъ, передъ глазами котораго расплывается прекрасное видѣніе; глаза наполняются слезами).
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Время: утро около 10 часовъ. На письменномъ столѣ горитъ лампа. Катя сидитъ погруженная въ счеты. На верандѣ кто-то обтираетъ себѣ сапоги. Катя встаетъ и напряженно ждетъ. Браунъ входитъ.

   Катя (ему навстрѣчу). Ахъ, какъ это мило съ вашей стороны.
   Браунъ. Добраго утра. Ужасный туманъ.
   Катя. Сегодня кажется совсѣмъ не разсвѣтетъ. Подите сюда. Здѣсь печь топится. Исполнила-ли фрау Леманъ свое обѣщаніе?
   Браунъ. Да, она была у меня.
   Катя (весь слѣдующій разговоръ въ противоположность всегдашнему спокойному состоянію ведется оживленно и нервно. Она горячится. Глаза блестятъ. На ея блѣдныхъ, худыхъ щекахъ появляется нѣжная краска). Подождите. Я принесу сигары.
   Браунъ. Не безпокойтесь, не надо (Обгоняетъ Катю, которая старается снять съ книжнаго шкафа ящикъ съ сигарами).
   Катя. Ну, устройтесь поудобнѣе.
   Браунъ (смотря на Катю). Но мнѣ не хотѣлось-бы курить.
   Катя. Сдѣлайте мнѣ удовольствіе. Я такъ люблю запахъ сигары.
   Браунъ. Если такъ, то... (закуриваетъ).
   Катя. Не стѣсняйтесь, будьте совсѣмъ, какъ раньше. О, злой человѣкъ. Почему вы цѣлую недѣлю не показывались у насъ?
   Браунъ. Я думалъ, Гансъ больше не нуждается во мнѣ.
   Катя. Какъ вы можете...
   Браунъ. Теперь у него вѣдь есть Анна Маръ.
   Катя. Какъ вы можете говорить подобныя вещи.
   Браунъ. Онъ вѣдь плюетъ на своихъ друзей.
   Катя. Вы знаете его рѣзкій характеръ. Вѣдь у него это не серьезно.
   Браунъ. О конечно. Я знаю, кто въ этомъ отношеніи вліяетъ на него. Вообще -- Анна очень умная особа, но при этомъ эгоистична, упряма и безпощадна въ преслѣдованіи своихъ цѣлей. Меня она боится. Она знаетъ хорошо, что не сможетъ одурачить меня.
   Катя. Но какая у нея можетъ быть цѣль...
   Браунъ. Онъ ей нуженъ Богъ знаетъ для чего. Я ей не гожусь. Мое вліяніе для нея излишне.
   Катя. Но я дѣйствительно никогда не замѣчала.
   Браунъ (встаетъ). Я не навязываюсь. Я удалился отсюда по просьбѣ Ганса. Если я оказываюсь лишнимъ, то уйду снова.
   Катя (быстро и съ удареніемъ). Анна уѣзжаетъ сегодня.
   Браунъ. Да? Такъ она уѣзжаетъ?
   Катя. Да. И потому я хотѣла попросить васъ... Для Ганса было-бы такъ ужасно вдругъ никого не имѣть около себя. Вы должны опять приходить къ намъ, г-нъ Браунъ. Не сердитесь на него за рѣзкость и угрюмость. Мы его хорошо знаемъ. Мы знаемъ, какой онъ въ сущности добрый.
   Браунъ. Я разумѣется не обидчивъ, но...
   Катя. Ну, хорошо. Въ такомъ случаѣ оставайтесь у насъ. Сегодня-же. На цѣлый день.
   Браунъ. Я, въ крайнемъ случаѣ, могу придти снова,
   Катя. Но такъ, чтобы быть здѣсь при прощаньѣ. Обратите вниманіе, теперь у насъ будетъ все прекрасно. Я научилась понимать кое-что. Мы проведемъ хорошую зиму. Да, я еще хотѣла васъ спросить (какъ будто шутя), я-бы хотѣла зарабатывать деньги... Да. да, серьезно. Развѣ мы тоже не созданы для труда, мы женщины?
   Браунъ. Какъ вамъ пришла подобная мысль въ голову?
   Катя. Мнѣ иногда весело объ этомъ думать.
   Браунъ. Легко сказать -- зарабатывать деньги.
   Катя. Я могу напримѣръ писать по фарфору. Нашъ сервизъ моей работы. Если же это не годится, могу вышивать, вы знаете, на бѣльѣ прелестныя мѣтки.
   Браунъ. Вы шутите, конечно.
   Катя. Ну, кто знаетъ.
   Браунъ. Если вы мнѣ не объясните, въ чемъ дѣло, то дѣйствительно не знаю.
   Катя (забываясь). Умѣете вы молчать? Ахъ, нѣтъ. Коротко и ясно: къ людямъ предъявляются извѣстныя требованія. Мы всѣ не изъ такихъ особенно разсчетливыхъ людей.
   Браунъ. И менѣе всего Гансъ.
   Катя. Ахъ, нѣтъ... т. е. не слѣдуетъ этимъ огорчаться. Надо только заботиться, чтобы хватило.
   Браунъ. Вы думаете такъ много заработать? Напрасная мечта.
   Катя. Но 400 талеровъ въ годъ вѣдь можно заработать?
   Браунъ. 400? Едва-ли. Почему-же именно 400?
   Катя. Мнѣ они необходимы...
   Браунъ. Развѣ опять кто-нибудь воспользовался безграничной добротой Ганса?
   Катя. Вовсе нѣтъ.
   Браунъ. Можетъ быть Аннѣ необходима поддержка.
   Катя. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ. Какъ вы можете предполагать это? Какъ можетъ придти въ голову подобная вещь! Я больше ничего не скажу. Ни слова, господинъ Браунъ.
   Браунъ (беретъ шляпу). Во всякомъ случаѣ, я не могу вамъ помочь. Это было-бы дѣйствительно...
   Катя. Ну, хорошо, хорошо. Оставимъ это. Но вы вернетесь еще?
   Брлунъ (собираясь уходить). Конечно. Такъ вы серьезно задумали это?
   Катя (хочетъ засмѣяться, но въ глазахъ показываются слезы). Ахъ, гдѣ тамъ, я шучу (киваетъ головой и потомъ продолжаетъ шаловливо). Уходите, уходите. (Не въ состояніи совладать съ собою, убѣгаетъ въ спальню).
   Браунъ (уходитъ въ задумчивости).
   Г-жа Фок. (съ подносомъ яблокъ садится къ столу и чиститъ. Катя приходитъ, садится къ столу).
   Г-жа Фок. Какъ хорошо, что опять наступитъ тишина и спокойствіе. Не правда-ли, Катя?
   Катя (надъ счетами). Постой, мама. Я должна думать.
   Г-жа Фок. Вотъ какъ! Не безпокойся. Куда она собственно уѣзжаетъ отсюда?
   Катя. Въ Цюрихъ, кажется.
   Г-жа Фок. Ну, вотъ и хорошо, тамъ она больше ко двору.
   Катя. Какъ такъ, мама? Вѣдь она кажется тебѣ понравилась?
   Г-жа Фок. Нѣтъ, нѣтъ, она мнѣ не нравится. Для меня она черезчуръ новомодна.
   Катя. Но, мама...
   Г-жа Фок. Это ни на что не похоже -- молодой дѣвушкѣ не слѣдуетъ по три дня бѣгать съ дырьями на рукавахъ. (Гансъ въ шляпѣ входитъ съ веранды, хочетъ пройти къ себѣ въ кабинетъ).
   Катя. Гансъ!
   Гансъ. Что?
   Катя, ѣхать мнѣ вмѣстѣ съ вами на вокзалъ?
   Гансъ (пожимая плечами). Это ужъ твое дѣло (Уходитъ въ кабинетъ. Пауза).
   Г-жа Фок. Что съ нимъ опять? (кончаетъ чистку яблокъ, поднимается). Нѣтъ, право. Давно пора успокоиться. Ужъ болтаютъ объ этомъ.
   Катя. О чемъ-же?
   Г-жа Фок. Ну, ужъ тамъ не знаю. Я только говорю... И потомъ... все-таки это стоитъ денегъ.
   Катя. Ахъ, мамаша. Не все-ли равно, готовить на троихъ или на четверыхъ, объ этомъ не стоитъ и говорить.
   Г-жа Фок. Копѣйка рубль бережетъ, Катя. (Гансъ приходитъ, садится, кладетъ ногу на ногу и перелистываетъ книгу).
   Гансъ. Безсовѣстная чинушка, подобный начальникъ станціи, цѣлый день ему-бы только пить, пить и пить; и при этомъ грубъ, какъ...
   Катя. Когда идетъ лучшій поѣздъ? Не сердись, Гансъ.
   Гансъ. Вообще проклятое гнѣздо (вскакиваетъ, захлопываетъ книгу). Я тоже не останусь здѣсь.
   Г-жа Фок. Но ты нанялъ домъ на 4 года.
   Гансъ. Неужели я здѣсь долженъ погибать спокойно только, что имѣлъ глупость нанять домъ на 4 года?
   Г-жа Фок. Тебѣ же всегда хотѣлось жить въ деревнѣ. Не прожилъ 1/2 года, и опять ужъ рвешься куда-то.
   Гансъ. Въ Швейцаріи тоже можно жить въ деревнѣ.
   Г-жа Фок. А ребенокъ? Что будетъ съ нимъ? Неужели и его таскать съ собой по свѣту?
   Гансъ. Въ Швейцаріи будетъ и для ребенка здоровѣе жить, чѣмъ здѣсь.
   Г-яса Фок. Скоро тебѣ захочется переѣхать на луну. Богъ съ тобой, дѣлай что знаешь. На насъ стариковъ нечего обращать вниманія (Уходитъ).
   Гансъ (вздыхаетъ). Дѣти, берегитесь, говорю вамъ.
   Катя. Почему ты выбралъ Швейцарію?
   Гансъ. Да, да, дѣлай благочестивую физіономію (передразнивая ее). "Почему ты выбралъ Швейцарію?" Слушай, вѣдь я же знаю, что ты это спрашиваешь не безъ задней мысли. Я знаю, что ты думаешь. Ты отгадала. Я хочу быть тамъ, гдѣ Анна. Это вполнѣ естественно. Я говорю откровенно.
   Катя. Гансъ, ты такой странный сегодня. Такой удивительный... Я лучше уйду.
   Гансъ (живо). Я тоже могу уйти (Уходитъ на веранду).
   Катя (вздыхаетъ, качаетъ головой). О Боже, Боже! (Анна приходитъ, кладетъ шляпу, пальто и сумку на стулъ).
   Анна. Я готова (обращаясь къ Катѣ). Сколько еще времени осталось?
   Катя. Не меньше 3/4 часа.
   Анна. Ахъ, я съ удовольствіемъ провела время у васъ (Беретъ Катю за руку).
   Катя. Время скоро проходитъ.
   Анна. Въ Цюрихѣ я запрусь совершенно. Работать, работать и больше ничего не видѣть, ни о чемъ не думать.
   Катя. Не хочешь-ли закусить?
   Анна. Нѣтъ, благодарю. Только не ѣсть (Пауза). Если-бы прощанье скорѣе окончилось. Ужасно. Друзья -- разспросы! брр (сжимаясь, какъ отъ холода). Будешь-ли ты писать мнѣ иногда?
   Катя. О да, но вѣдь у насъ ничего особеннаго не случается.
   Анна. Дай мнѣ свою карточку?
   Катя. Съ удовольствіемъ (ищетъ въ ящикѣ стола), но она старая.
   Анна (гладитъ ее по головѣ, почти съ состраданіемъ). Какая худенькая шейка!
   Катя (все еще роясь въ ящикѣ, оборачивается, съ горькимъ юморомъ). Ей не много тяжести носить, Анна. Вотъ нашла (даетъ карточку).
   Анна. Очень хорошая. Нѣтъ-ли у тебя карточки мужа? Я такъ васъ всѣхъ полюбила.
   Катя. Я не знаю, право.
   Анна. Ахъ, милая Катя, поищи, пожалуйста! Нашла? Да?
   Катя. Вотъ одна оказалась.
   Анна. Можно взять.
   Катя. Да, Анна, бери ее.
   Анна (быстро прячетъ карточку). Ну, вы меня скоро забудете. Ахъ, Катя, Катя (обнимаетъ ее со слезами).
   Катя. Нѣтъ, Анна, конечно, нѣтъ. Я всегда буду помнить тебя.
   Анна. И будешь продолжать любить?
   Катя. Да, Анна, да.
   Анна. Развѣ ты чувствуешь только любовь ко мнѣ?
   Катя. Что это значитъ: только?
   Анна. Развѣ ты не радуешься немножко моему отъѣзду?
   Катя. Почему ты это думаешь?
   Анна (отпустивъ Катю). Да, да. Я хорошо дѣлаю, что уѣзжаю. Во всякомъ случаѣ. Матушка тоже не очень жалуетъ меня.
   Катя. Я этого не думаю...
   Анна. Повѣрь мнѣ (садится около стола). Къ чему все это (забывается, вынимаетъ карточку и внимательно разсматриваетъ). Какая у него глубокая черта около рта.
   Катя. У кого?
   Анна. У Ганса. Настоящая складка скорби. Это отъ одиночества. Кто одинокъ, тому приходится много переносить отъ другихъ. Какъ вы познакомились?
   Катя. Ахъ это было...
   Анна. Онъ былъ еще студентомъ?
   Катя. Да, Анна.
   Анна. Ты была еще очень молода и сказала да.
   Катя (покраснѣвъ въ замѣшательствѣ). Т.-е я...
   Анна (печально). Ахъ Катюша, Катюша (прячетъ карточку, поднимается). Есть еще время?
   Катя. Да, еще много.
   Анна. Еще много? Боже, еще не скоро (садится къ роялю). Ты не играешь? (Катя отрицательно качаетъ головой). И не поешь? (Катя отрицательно качаетъ головой). А Гансъ любитъ музыку? Нѣтъ? Я пѣла и играла раньше. Но давно не дотрогивалась до рояля (Вскакиваетъ). Все равно. Что прошло, то прошло. Надо себя сдерживать. Все подернулось какимъ-то туманомъ, какой-то дымкой. Это самое лучшее. Не правда-ли, Катя?
   Катя. Я право не знаю.
   Анна. Не все то хорошо, что манитъ къ себѣ и кажется хорошимъ.
   Катя. Весьма возможно.
   Анна. Это почти на самомъ дѣлѣ такъ. Ахъ, свобода! Свобода! Надо быть свободнымъ и независимымъ во всѣхъ отношеніяхъ. Не слѣдуетъ имѣть ни отечества, ни друзей, ни семьи. Теперь, думаю, пора.
   Катя. Нѣтъ еще, Анна (Небольшая пауза).
   Анна. Мнѣ еще рано въ Цюрихъ, ѣду цѣлой недѣлей раньше, чѣмъ начнутся занятія.
   Катя. Въ самомъ дѣлѣ?
   Анна. Хоть-бы скорѣй начать работать (Вдругъ съ плачемъ обнимаетъ Катю). Ахъ, Боже, мнѣ такъ тяжело и скучно.
   Катя. Бѣдняжка, бѣдняжка...
   Анна (порывисто освобождаясь изъ объятій Кати). Но я должна уѣхать. Должна.

(Пауза).

   Катя. Ты теперь уѣзжаешь -- хочешь дать мнѣ одинъ совѣтъ?
   Анна (печально, почти сострадательно улыбаясь). Милая Катюша.
   Катя. Ты это поняла. Ты такъ благотворно вліяла на него.
   Анна. Въ самомъ дѣлѣ? Это такъ дѣйствительно было?
   Катя. Да, Анна. Послушай -- и на меня также. Я за многое благодарна тебѣ. У меня есть сила воли. Посовѣтуй мнѣ, Анна.
   Анна. Я не могу совѣтовать тебѣ. Я боюсь давать совѣты.
   Катя. Ты боишься?
   Анна. Я слишкомъ полюбила тебя, Катюша.
   Катя. Если-бы я могла помочь тебѣ, Анна?
   Анна. Ты не смѣешь, ты права не имѣешь.
   Катя. А можетъ быть. Можетъ быть я и понимаю твои страданія.
   Анна. О чемъ-же я мучаюсь, дурочка?
   Катя. Я могла-бы это сказать, но...
   Анна. Пустяки, о чемъ я могу страдать? Я пріѣхала сюда и теперь уѣзжаю. Вѣдь ничего не случилось. Посмотри, вотъ показалось и солнышко. Хочешь, пройдемся въ послѣдній разъ. Такъ или иначе, но многимъ сотнямъ, даже тысячамъ людей живется не лучше или даже хуже. Ахъ, я вспомнила -- мнѣ надо написать нѣсколько словъ.
   Катя. Можешь-писать здѣсь (приготовляетъ мѣсто на столѣ). Впрочемъ нѣтъ. Перо и чернила тамъ -- въ комнатѣ Ганса. Его нѣтъ. Иди, не бойся, Анна (пропускаетъ Анну въ дверь, сама остается).

(Небольшая пауза).

   Гансъ (входитъ съ веранды, безпокойнѣе, нѣмъ раньше). Опять идетъ, дождь... Слѣдовало-бы взять карету!
   Катя. Теперь уже поздно.
   Гансъ. Къ сожалѣнію, да.
   Катя. Браунъ былъ здѣсь.
   Гансъ. Я вполнѣ равнодушенъ къ этому. Что ему надо было?
   Катя. Онъ придетъ еще разъ; между вами все будетъ попрежнему.
   Гансъ (отрывисто смѣется). Забавно. Мнѣ это нравится. Нельзя-ли послать поскорѣе? Ахъ, вообще...
   Катя. За каретой, Гансъ? Вѣдь до станціи недалеко.
   Гансъ. Но грязно, едва можно пройти. Ужасно неудобная погода для путешествія.
   Катя. Сидѣть-то въ вагонѣ?
   Гансъ. Въ третьемъ классѣ, масса народа, съ мокрыми ногами.
   Катя. Она можетъ сѣсть въ дамское отдѣленіе.
   Гансъ. Дай ей, по крайней мѣрѣ, большой плэдъ.
   Катя. Да, да. Ты правъ. И я ужъ думала объ этомъ.
   Гансъ. Ахъ, вообще -- все это такъ глупо!
   Катя (не отвѣчаетъ).
   Гансъ. Она-бы осталась еще на нѣсколько дней съ большимъ удовольствіемъ.
   Катя (послѣ небольшой паузы). Ты вѣдь предлагалъ ей?
   Гансъ (рѣзко и горячо). Я, но не вы. Ты и мать. Вы обѣ промолчали, и она конечно замѣтила.
   Катя. Вотъ въ чемъ дѣло! Я, право, не думаю, чтобы...
   Гансъ. А если двое тутъ стоятъ и молчатъ, какъ рыбы, тогда поневодѣ пропадаетъ охота, и приходится отказываться. Мнѣ страшно тяжело, что её выпроваживаютъ на ночь и въ такой туманъ.
   Катя (подходя къ нему съ боязливой нѣжностью). Нѣтъ, Гансъ. Не будь такъ несправедливъ. И не думай такъ дурно обо мнѣ. Объ выпроваживаніи не можетъ быть и рѣчи.
   Гансъ. Вы недостаточно деликатны. Вы почти слѣпы. Я получаю такое впечатлѣніе, какъ будто мы ее выгоняемъ за дверь. Право. "Ты довольно побыла здѣсь, теперь уходи. Уходи, куда знаешь. На всѣ четыре стороны. Посмотримъ, какъ ты уйдешь, умѣешь-ли ты плавать?" Мнѣ такъ представляется дѣло, Катя. Пожалуй, немножко пожалѣемъ ее, но вотъ и все.
   Катя. Нѣтъ, Гансъ. Мы ее навѣрно избавили отъ нужды.
   Гансъ. Увѣрена-ли ты, что она приметъ нашу помощь? Да и этимъ чертовски мало сдѣлано. Деньги не вознаградятъ ее за отсутствіе любви.
   Катя. Ахъ, Гансъ, должна-же она когда-нибудь уѣхать.
   Гансъ. Такъ думаютъ филистеры. Она жила здѣсь, сдѣлалась нашимъ другомъ, и филистеры, говорятъ теперь: мы должны разстаться. Это для меня непонятно. Это проклятая безсмыслица, которая портитъ и отравляетъ жизнь.
   Катя. Не хочешь-ли ты, чтобы она осталась еще?
   Гансъ. Я ничего не хочу. Я говорю только, что нашъ кругозоръ такъ-же узокъ, какъ у каждаго изъ филистеровъ. И если-бы дѣло шло по моему -- ужъ на столько-то я понимаю -- если-бы я не былъ связанъ по рукамъ и по ногамъ разными мелочными соображеніями, я совершенно иначе повернулъ-бы дѣло, внутренно я считалъ-бы себя совершенно правымъ, я-бы тогда имѣлъ дѣло только съ самимъ собой, все было-бы не такъ, какъ теперь. Будьте увѣрены.
   Катя. Знаешь, Гансъ. Поневолѣ приходитъ въ голову, что я совсѣмъ лишняя.
   Гансъ. Я не понимаю.
   Катя. Если ты не можешь быть счастливъ со мной одной.
   Гансъ. О, Боже, Царь небесный! Нѣтъ, право -- на самомъ дѣлѣ -- знаешь. Только этого недоставало. Вѣдь не канаты-же у меня вмѣсто нервовъ! Этого еще я теперь не въ состояніи переносить (уходитъ въ садъ).
   Г-жа Фок. (приноситъ чашку бульону, ставитъ ее на столъ). Для Анны.
   Катя (рыдаетъ въ отчаяніи, бѣжитъ къ г-жѣ Фок. и обнимаетъ ее). Мамочка, мамочка. Я должна уйти отсюда, уйти изъ этого дома, уйти отъ всѣхъ васъ. Это выше моихъ силъ.
   Г-жа Фок. Но ради Бога! Дитя мое, что ты? Какъ? Кто-же тебя могъ?..
   Катя (дѣлается вдругъ сердитой). Нѣтъ, для этого я черезчуръ хороша. Для того, чтобы меня выбросить я еще слишкомъ хороша. Я не могу такъ унижаться. Я ставлю себя выше этого. Я тотчасъ уѣзжаю, мамочка. На кораблѣ,-- въ Америку,-- только вонъ отсюда -- въ Англію, гдѣ ни одна душа меня не знаетъ, гдѣ...
   Г-жа Фок. Что ты, милая. Въ Америку -- милосердный Боже! Да что съ тобою случилось? Ты хочешь уѣхать отъ мужа, отъ ребенка? Филиппу придется расти безъ матери? Это невозможно!
   Катя. Ахъ, что такое мать? У него мать -- глупое, ограниченное существо. Какую пользу можетъ принести ему такая глупая мать, какъ я! Я знаю хорошо, какъ я глупа и невѣжественна. Они мнѣ это повторяли изо дня въ день. Они меня сдѣлали такой маленькой и ничтожной, что я сама себѣ противна. Нѣтъ, нѣтъ, прочь отсюда, прочь!
   Г-жа Фок. Но, Катюша, опомнись-же! Уѣзжать отъ мужа и отъ ребенка... Прошу тебя ради Бога, ради Христа.
   Катя. Развѣ онъ былъ когда нибудь моимъ? Прежде владѣли имъ друзья, теперь Анна. Со мной одной онъ никогда не былъ счастливъ. Я проклинаю свою жизнь. Довольно съ меня этого проклятаго существованія.
   Г-жа Фок. (приходитъ въ экстазъ, какъ будто подъ вліяніемъ внезапнаго просвѣтлѣнія. Глаза дѣлаются неподвижными и блестятъ; щеки то краснѣютъ, то блѣднѣютъ). Видите вы? видите? (указываетъ пальцемъ въ пространство). Посмотрите только. Помните, что я всегда говорила. Посмотрите. Домъ изъ котораго, говорила я, изгоняется Господь Богъ, такой домъ разрушается. Посмотрите. Вы не ошибаетесь. Видите-ли вы? Что я говорила? Сперва вѣроотступникъ, теперь прелюбодѣй, а тамъ... Катя!!
   Катя (борясь съ обморокомъ). Нѣтъ, мамаша, нѣтъ. Я... Я...
   Г-жа Фок. Катя, соберись съ духомъ, пойдемъ. Кто-то идетъ. Пойдемъ (уходятъ въ спальню. Гансъ входитъ съ веранды. Г-жа Фок. открываетъ дверь спальни).
   Г-жа Фок. А, это ты, Гансъ (входитъ, стараясь побороть свое волненіе, дѣлаетъ видъ, что ищетъ что-то въ комнатѣ). Ну, Гансъ.
   Гансъ. Что, мамаша?
   Г-жа Фок. Ничего (Гансъ смотритъ на нее вопросительно). Что ты думаешь, Гансъ?
   Гансъ. Мнѣ показалось, что ты... Я хочу сказать, я не люблю, когда на меня такъ смотрятъ.
   Г-жа Фок. Сынокъ, сынокъ, хорошо, что зима настаетъ. У тебя такое настроеніе... Никогда ты не относился ко мнѣ такъ отвратительно. Прежде всего тебѣ нуженъ покой.
   Гансъ. Да, да. Вы всегда знаете лучше меня, что мнѣ необходимо.
   Г-жа Фок. Да и Катя еще не совсѣмъ хорошо себя чувствуетъ.
   Гансъ. Нельзя сказать, чтобъ Анна доставляла ей много заботъ.
   Г-жа Фок. Хотя-бы и такъ. Но я уже тоже стара, и если-бы я даже и хотѣла все дѣлать, то мои старыя кости иногда отказываются служить.
   Гансъ. Нѣтъ никакой надобности тебѣ такъ хлопотать, сотни разъ я говорилъ тебѣ это. Вѣдь въ домѣ довольно прислуги.
   Г-жа Фок. Надо-же когда-нибудь и Аннѣ приняться за работу.
   Гансъ. Это ея дѣло.
   Г-жа Фок. Право, я не понимаю. Все должно быть въ мѣру. Съ нея вполнѣ достаточно. Здѣсь она прожила довольно долго.
   Гансъ. Чего ты, собственно, хочешь? Мнѣ все это такъ странно... Я право не знаю...
   Г-жа Фок. Ты хочешь уговорить эту Маръ погостить здѣсь еще и...
   Гансъ. Я это и сдѣлаю. Непремѣнно сдѣлаю. Ты имѣешь что нибудь противъ?
   Г-жа Фок. (грозя ему). Сынъ, сынъ!
   Гансъ. Нѣтъ, мама, право это... Какъ будто я совершилъ Богъ знаетъ какое преступленіе. Вѣдь это невозможно!
   Г-жа Фок. (вкрадчиво). Будь благоразуменъ. Послушай. Выслушай меня покойно. Вѣдь я твоя мать. Я тебѣ добра желаю. Нѣтъ ни одного человѣка, который больше любилъ-бы тебя. Послушай, я знаю, что у тебя благородный характеръ -- но мы слабые люди, Гансъ, и Катя воображаетъ и...
   Гансъ (смѣясь). Не обижайся, мамаша; но, право, я не могу не смѣяться. Къ этому невозможно отнестись иначе, какъ со смѣхомъ! Это просто забавно!
   Г-жа Фок. Сынокъ, сынокъ, и болѣе сильные люди попадали въ сѣти! Часто замѣтишь только тогда, когда уже поздно.
   Гансъ. Ахъ, мама, если вы дѣйствительно желаете, чтобъ я не сошелъ съ ума, то ради Бога не приставайте ко мнѣ съ подобными вещами. Не дурачьте и не сердите меня. Не приписывайте мнѣ поступковъ, которые... Не навязывайте мнѣ такихъ отношеній, о которыхъ я и не думаю. Убѣдительно прошу васъ объ этомъ.
   Г-жа Фок. Ты можешь понять самъ, что дѣлаешь, Гансъ. Я только предупреждаю тебя -- берегись.
   Г-жа Фок. уходитъ въ спальню, входитъ Анна.
   Анна (замѣтивъ Ганса). Г-нъ докторъ! (идетъ къ столу, гдѣ сложены ея вещи, беретъ ватерпруфъ, хочетъ надѣвать его). Ну теперь пора!
   Гансъ (вскакиваетъ, чтобъ помочь ей одѣться). Итакъ, все-таки.
   Анна (застегивая пальто). А то, что вы обѣщали, вы мнѣ скоро пришлете?
   Гансъ. Обязательно. Но я хотѣлъ-бы выяснить одну вещь, чтобы окончательно успокоиться. Вѣдь вы не захотите отнять отъ насъ своей дружбы.
   Анна. Вы оскорбляете меня, г-нъ докторъ.
   Гансъ. Ну хорошо; не буду больше приставать съ этимъ. Но вы обѣщаете, въ случаѣ необходимости, обратиться къ намъ. Если другіе съ нами дѣлятся, вамъ помогаютъ, то и намъ слѣдуетъ принять здѣсь участіе (идетъ въ спальню и зоветъ). Мамаша, Катя!

Катя и г-жа Фок. входятъ.

   Анна (цѣлуетъ руку г-жѣ Фок.). Благодарю за все (дружески обнимаетъ Катю). Милая, дорогая. ниши-же иногда!
   Г-жа Фок. Дай вамъ Богъ всего хорошаго.
   Катя. Будь (плачетъ), будь счастлива (не можетъ дальше продолжать, плачетъ).

Гансъ несетъ сумку Анны, г-жа Фок. и Катя провожаютъ до веранды. Встрѣчаются тамъ съ Брауномъ, который прощается. Разстаются. Г-жа Фок., Катя и Браунъ остаются на верандѣ. Катя машетъ платкомъ. Всѣ входятъ въ комнату.

   Г-жа Фок. (утѣшая тихо плачущую Катю). Ну, милая, перестань, успокойся. Она легко перенесетъ это, она еще такъ молода.
   Катя. Какіе у нея трогательные глаза. Ахъ, ей пришлось вынести такъ много горя!
   Г-жа Фок. И всѣ мы живемъ не на розахъ, Катя.
   Катя. Сколько на свѣтѣ горя и несчастья (уходитъ въ спальню).

(Пауза).

   Г-жа Фок. Она и бульона не выпила (беретъ чашку, хочетъ ее унести, останавливается передъ Брауномъ). Г-нъ Браунъ, я должна сознаться -- въ послѣднія десять минутъ мнѣ пришлось кое что пережить (дѣлаетъ нѣсколько шаговъ, вдругъ ослабѣваетъ и принуждена сѣсть на стулъ). Теперь я чувствую во всемъ тѣлѣ, во всѣхъ суставахъ, чувствую что совершенно разбита.
   Браунъ. Развѣ случилось что-нибудь, г-жа Фок.?
   Г-жа Фок. Я вѣдь хочу быть довольной. Я не скажу ни слова, если дѣло такъ окончится. Это Господь Богъ погрозилъ намъ, и я Его поняла. Вы вѣдь тоже безбожникъ. Да, да, но повѣрьте старой, опытной женщинѣ. Безъ Него не уйдешь далеко. Рано или поздно споткнешься и упадешь. (Небольшая пауза). Я пойду (хочетъ встать, но еще не можетъ). Поспѣю еще... Уже проходитъ... Кто знаетъ, можетъ быть это испытаніе и послужитъ въ пользу (прислушивается въ сторону входной двери). Кто тамъ? Въ сѣняхъ?* Кто-то идетъ по лѣстницѣ. Ахъ, да. Сегодня стирка. Вѣроятно прислуга. Ну хоть теперь будетъ поспокойнѣе; можно опять и за дѣло приняться.

(Небольшая пауза).

   Подумайте, такой золотой характеръ, такой честный, безупречный человѣкъ, какъ Гансъ. Посмотрите, куда все ведетъ, если положиться только на свои собственныя силы. Съ виду такъ громко: у меня религія дѣла. А выходитъ плохо. Господь Богъ разрушаетъ наши карточные домики.

(Гансъ, возбужденный, быстро входитъ въ комнату, нерѣшительнымъ голосомъ):

   Гансъ. Господа, она остается!
   Г-жа Фок. (не понимая, въ чемъ дѣло). Кто, Гансъ, остается?
   Гансъ. Ну, она остается еще на нѣсколько дней, мамаша. Фрейленъ Анна, конечно.
   Г-жа Фок. (какъ громомъ пораженная). Анна оста... гдѣ-же она?
   Гансъ. Въ своей комнатѣ. Но я не понимаю...
   Г-жа Фок. Вотъ какъ!
   Гансъ. Будьте такъ добры и не принимайте этого такъ торжественно.
   Г-жа Фок. (встаетъ, вкрадчиво). Гансъ, выслушай меня (съ чувствомъ). Я тебѣ говорю -- этой дѣвушкѣ нечего здѣсь дѣлать. Во всякомъ случаѣ, эта дѣвушка должна оставить нашъ домъ. Я этого непремѣнно требую.
   Гансъ. Въ чьемъ мы домѣ, мама?
   Г-жа Фок. О, ты. Я знаю, я хорошо это знаю. Мы въ домѣ... мы въ домѣ человѣка, забывшаго свои обязанности; и если ты напоминаешь объ этомъ, то конечно я могу уступить мѣсто этой особѣ.
   Гансъ. Мама! Ты говоришь объ Аннѣ такимъ тономъ, котораго я не могу вынести.
   Г-жа Фок. А ты говоришь съ матерью тономъ, который запрещается 4-ою заповѣдью.
   Гансъ. Матушка, я постараюсь сдержаться. Но примите во вниманіе мое душевное состояніе. Иначе можетъ случиться... Если вы меня вызовете, то я способенъ на поступокъ, который нельзя будетъ поправить.
   Г-жа Фок. Кто накладываетъ на себя руки, тотъ проклятъ вовѣки вѣковъ.
   Гансъ. Все равно. Въ такомъ случаѣ, вамъ надо быть вдвойнѣ осторожными.
   Г-жл Фок. Умываю руки въ этомъ дѣлѣ. Я уѣзжаю.
   Гансъ. Матушка!
   Г-жа Фок. Или я, или эта особа.
   Гансъ. Матушка, вы требуете невозможнаго. Мнѣ стоило много труда уговорить ее. Неужели теперь придется... нѣтъ, я скорѣе застрѣлюсь!
   Г-жа Фок. (съ внезапнымъ рѣшеніемъ). Хорошо, ну такъ я пойду. Я ей выскажу свое мнѣніе. Эта безсовѣстная кокетка, эта... Она завлекла тебя въ свои сѣти.
   Гансъ (заступаетъ ей дорогу). Мама, ты не пойдешь. Она находится подъ моей защитой -- я сумѣю защитить ее отъ подобныхъ грубыхъ оскорбленій.
   Браунъ. Гансъ, Гансъ!
   Г-жа Фок. Хорошо, хорошо. Я вижу, у тебя (уходитъ) дѣло очень далеко зашло.
   Браунъ. Гансъ, что случилось съ тобой?
   Гансъ. Оставьте меня. Не лѣзьте въ чужую душу со своими грязными руками.
   Браунъ. Гансъ, образумься! Меня зовутъ Брауномъ. У меня нѣтъ ни малѣйшаго желанія читать тебѣ проповѣди нравственности.
   Гансъ. Дѣти, вы оскверняете мои мысли и чувства. Вѣдь это умственное насиліе. Отъ этого я ужасно страдаю. Больше не скажу ни слова.
   Браунъ. Гансъ, ты теперь не имѣешь права молчать. Дѣло обстоитъ такъ, что ты обязанъ говорить. Постарайся хоть немного успокоиться.
   Гансъ. Что собственно вы хотите знать? Въ чемъ обвиняете вы насъ? Во всякомъ случаѣ, я не стану защищаться. Гордость не позволитъ -- понимаешь-ли. Мерзость. Одна только мысль...
   Браунъ. Слушай, Гансъ! Дѣло это мнѣ кажется въ высшей степени простымъ.
   Гансъ. По-моему, смотри, какъ хочешь на это дѣло. Но ни слова о твоихъ взглядахъ, потому-что каждое слово мнѣ все-равно, что ударъ хлыста по лицу.
   Браунъ. Ты долженъ сознаться, что играешь съ огнемъ.
   Гансъ. Не желаю ни въ чемъ сознаваться. Мое отношеніе къ Аннѣ не подлежитъ вашему обсужденію.
   Браунъ. Не можешь-же ты отрицать, что у тебя есть извѣстныя обязанности по отношенію къ своей семьѣ.
   Гансъ. А ты не можешь отрицать, что у меня есть обязанности относительно самого себя. Помните, раньше вы все хвастались передо мной своимъ свободомысліемъ, своей рѣшительностью, а теперь, при первомъ моемъ самостоятельномъ шагѣ, вы струсили и заговорили объ обязанностяхъ.
   Браунъ. Вовсе и не думалъ такъ говорить. Что значитъ долгъ, обязанность? Ты долженъ только ясно смотрѣть на вещи. Дѣло вотъ въ чемъ: или Анна, или твоя семья.
   Гансъ. Но послушай -- ты съ ума сошелъ, вѣроятно? Всѣ вы хотите придумать затрудненія, которыхъ на самомъ дѣлѣ не существуетъ. То, что вы мнѣ говорите, ложь. Мнѣ вовсе не предстоитъ дѣлать рѣшительнаго шага. То, что меня связываетъ съ Анной, ничего не имѣетъ общаго съ тѣмъ, что связываетъ меня съ Катей. Одно не исключаетъ другого. Насъ связываетъ только дружба, чортъ возьми! Паша дружба явилась въ силу духовной близости, въ силу одинаковаго умственнаго развитія. Потому-то мы и понимаемъ другъ друга въ такихъ случаяхъ, когда другіе насъ не понимаютъ, когда вы не понимаете меня. Съ тѣхъ поръ, какъ она здѣсь, я какъ-бы возродился духовно. У меня возвратилась бодрость духа, чувство собственнаго достоинства. Я чувствую въ себѣ творческую силу. И все это явилось подъ ея вліяніемъ. Я чувствую -- она произвела во мнѣ этотъ переворотъ. Понимаете, только дружба. Развѣ мужчина и женщина не могутъ быть друзьями?
   Браунъ. Гансъ, не сердись только, ты относишься къ дѣлу не вполнѣ объективно и хладнокровно.
   Глисъ. Люди, вы не знаете, что творите! Вы судите по жалкому шаблону, я-же попралъ его ногами. Если вы любите меня, оставьте меня въ покоѣ. Вы не имѣете никакого представленія о томъ, что происходитъ во мнѣ. Послѣ вашихъ нападокъ я и самъ понялъ, что положеніе опасное. Но у меня есть сила воли обезпечить себѣ то, что составляетъ для меня насущную потребность жизни, обезпечить, не оскорбляя никого. Понимаете -- у меня есть сила воли.
   Браунъ. Это твоя вѣчная ошибка, Гансъ. Ты хочешь примирить непримиримое. По-моему есть только одинъ исходъ -- пойти къ ней, разсказать положеніе вещей и попросить уѣхать.
   Г лисъ. Ты кончилъ? Ты совсѣмъ кончилъ? Не теряй даромъ словъ -- пусть для тебя все будетъ ясно (со сверкающими глазами, ударяя на каждомъ словѣ). Никогда не будетъ того, чего вы всѣ желаете!! Я не тотъ, какимъ еще былъ недавно! Я пріобрѣлъ нѣчто, что теперь руководитъ мною, ни вы, ни ваше мнѣніе болѣе не имѣетъ силы надо мною. Я нашелъ самъ себя и останусь самимъ собою. Несмотря ни на кого, самъ собою!! (быстро входитъ въ кабинетъ).
   Браунъ (пожимаетъ плечами).
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

(Время: послѣ обѣда между 4--5 часами. У стола сидятъ Катя и г-жа Фокератъ Катя шьетъ дѣтскую рубашку, г-жа Фок. что-то вяжетъ. Катя сильно похудѣла. Нѣсколько секундъ проходитъ въ молчаніи, Гансъ выходитъ изъ кабинета. Пальто и шапка небрежно одѣты, собирается выходить изъ дому).

   Гансъ. Анна ушла?
   Г-жа Фок. (переводя духъ). Только что.
   Гансъ (подходя къ Катѣ и цѣлуя ее въ лобъ). Ты во-время принимаешь лѣкарство?
   Г-жа Фок. Ахъ, противныя лѣкарства! ничего-то они не помогаютъ. Я знаю, что могло-бы ей лучше помочь.
   Гансъ. Мама, мама!
   Г-жа Фок. Я молчу.
   Катя. Да, да, я исправно принимаю лѣкарство. Но вѣдь я здорова. Гансъ. Правда, сегодня ты выглядишь гораздо лучше.
   Катя. Мнѣ и въ самомъ дѣлѣ гораздо лучше.
   Гансъ. Береги-же себя. До свиданья. Мы скоро вернемся.
   Катя. Вы далеко идете?
   Гансъ. Нѣтъ, только немного походимъ по лѣсу. До свиданья (уходитъ черезъ веранду).

(Небольшая пауза. Слышенъ шумъ проходящаго поѣзда. Со станціи слышенъ звонокъ).

   Г-жа Фок. Слышишь, на станціи звонятъ.
   Катя. Вѣтеръ сегодня съ той стороны, мамаша (роняетъ работу на колѣни и задумывается).
   Г-жа Фок. (мелькомъ взглянувъ на нее). О чемъ ты задумалась, Катюша?
   Катя (опять беретъ работу). Ахъ, такъ, о многомъ.
   Г-жа Фок. О чемъ-же, напримѣръ?
   Катя. Напримѣръ, есть-ли на свѣтѣ люди, которымъ не приходится раскаиваться?
   Г-жа Фок. Вѣроятно нѣтъ, Катя.
   Катя (показывая свою работу). Не распустить-ли здѣсь складочку -- вотъ тутъ кругомъ?
   Г-жа Фок. (беретъ рубашку и осматриваетъ ее). Я думаю и такъ будетъ довольно длинно.
   Катя. Только-бы не окоротить. Лучше пустить немного длиннѣе. Дѣти растутъ такъ быстро (Обѣ усердно работаютъ. Небольшая пауза).
   Катя (продолжая шить). Гансу приходится иногда много выносить изъ-за моего характера. Подчасъ мнѣ было его очень жаль. Но что подѣлаешь со своей натурой -- въ этомъ-то и несчастье (горько смѣется). Ужъ очень я была въ немъ увѣрена. Я не предчувствовала ничего (вздыхаетъ). Знаешь, что мнѣ вспомнилось, глядя на эту рубашенку -- въ институтѣ у насъ была горничная -- она выткала себѣ рубашку на случай смерти и нѣсколько лѣтъ хранила ее у себя въ сундукѣ. Иногда она показывала намъ ее. На меня это производило тяжелое впечатлѣніе.
   Г-жа Фок. Вотъ выжившая изъ ума старуха!

(Небольшая пауза).

   Катя (продолжая шить). Маленькій Фидлеръ премилый мальчикъ. Вчера я его брала къ себѣ и показывала ему картинки, и онъ спросилъ меня: не правда-ли, тетя Катя, что бабочка мужъ, а стрекоза его жена?
   Г-жа Фок. (добродушно смѣется).
   Катя. Какой глупенькій! Потомъ дотронулся до моихъ вѣкъ и спросилъ: здѣсь спятъ глаза?
   Г-жа Фок. Дѣти бываютъ иногда очень забавны.
   Катя. Какъ онъ мило перевираетъ слова, напр. вмѣсто "игрушка" говоритъ, "гульгушка". Я всегда дразню его этимъ.
   Г-жа Фок. Презабавно (смѣется).
   Катя (опуская работу на колѣни). А какія горести бываютъ у дѣтей! Я помню хорошо, когда я была маленькой и мнѣ случалось проходить по картофельному полю -- я всегда молила Бога: ахъ, Боже мой, сдѣлай такъ, чтобы я хоть разъ въ жизни встрѣтила большую бабочку "мертвую голову". И я ни разу не нашла такой (встаетъ усталая. Вздыхаетъ). Позднѣе являются другія огорченія.
   Г-жа Фок. Куда ты хочешь идти? Посиди еще немножко.
   Катя. Хочу посмотрѣть, не проснулся-ли Филипхенъ?
   Г-жа Фок. Не безпокойся такъ, Катя. Есть кому позаботиться о немъ.
   Катя (стоитъ около стула, закрывъ лицо руками). Оставь, мамаша. Мнѣ необходимо кое о чемъ подумать.
   Г-жа Фок. (мягко). Тебѣ ни о чемъ не слѣдуетъ думать. Поди сюда, разскажи, мнѣ еще что-нибудь (садитъ ее на стулъ, Катя безъ сопротивленія покоряется). Садись-же. Когда Гансъ былъ ребенкомъ, у него тоже являлись подобныя причуды.
   Катя (какъ остолбенѣлая, широко раскрытыми глазами смотритъ на портретъ, висящій надъ піанино). Ахъ, дорогой отецъ, въ своей мантіи. Ему и не снилось, что его дочь... (голосъ прерывается слезами).
   Г-жа Фок. (замѣтивъ это). Что ты, Катюша.
   Катя (говоритъ съ трудомъ). Ахъ, оставь меня, прошу тебя.
   (Нѣкоторое время обѣ работаютъ).
   Катя (за работой). Ты радовалась, когда родился Гансъ?
   Г-жа Фок. Отъ души, Катя. А развѣ ты не рада была рожденію Филиппа?
   Катя. Право не знаю (Опять встаетъ). Лучше пойду немного прилягу.
   Г-жа Фок, (тоже встаетъ, гладитъ Катю по рукѣ). Конечно, конечно, если ты себя чувствуешь не совсѣмъ хорошо.
   Катя. Потрогай мою руку, мама!
   Г-жа Фок. (дѣлаетъ это). Зачѣмъ? Холодная, какъ ледъ, моя душечка.
   Катя. Возьми иголку (даетъ ей иголку).
   Г-жа Фок. (колеблется взять). Что-же мнѣ съ нею дѣлать?
   Катя. Посмотри (дѣлаетъ быстро нѣсколько уколовъ въ ладонь).
   Г-жа Фок. (хватаетъ ее за руку). Что ты? Что ты дѣлаешь?
   Катя. Мнѣ не больно вовсе. Никакихъ слѣдовъ. Рѣшительно ничего не чувствую.
   Г-жа Фок. Что за фантазіи! Идемъ, идемъ! Прилягъ немного. Отдохни (ведетъ Катю въ спальню, слегка ее поддерживая).

(Послѣ небольшой паузы входитъ Браунъ. Снимаетъ шляпу и пальто, вѣшаетъ все на крюкъ).

   Г-жа Фок. (высовывая голову изъ спальни). Ахъ, это вы, г-нъ Браунъ.
   Браунъ. Здравствуйте, г-жа Фокератъ.
   Г-жа Фок. Сейчасъ приду (прячется. Черезъ нѣсколько секундъ выходитъ, подбѣгаетъ къ Брауну и поспѣшно даетъ ему телеграмму). Ну, посовѣтуйте мнѣ (пока онъ читаетъ, съ напряженіемъ слѣдитъ за выраженіемъ его лица).
   Браунъ (прочитавъ). Вы говорили г-ну Фокератъ, въ чемъ дѣло?
   Г-жа Фок. Ни слова. Нѣтъ, нѣтъ. Я написала только, что онъ долженъ пріѣхать, потому что... потому что я не могу скоро уѣхать отсюда, и потому что Катя все еще чувствуетъ себя не совсѣмъ хорошо. Больше я ничего не писала. Не писала даже, что Анна все еще здѣсь.
   Браунъ (подумавъ немного, пожимаетъ плечами). Да! къ этому я ничего не могу прибавить.
   Г-жа Фок. (боязливо). Вы думаете, что я не права? Можетъ быть мнѣ не слѣдовало писать? Но Катя таетъ на моихъ глазахъ, какъ свѣчка, Пожалуй она еще сляжетъ, и я не знаю, что тогда и будетъ. И теперь, то и дѣло она ложится отдыхать, одѣтая, на постель. Вотъ и сейчасъ она лежитъ. Я не въ состояніи этого выносить дольше. Страшно одной нести отвѣтственность за все, г-нъ Браунъ (сморкается).
   Браунъ (взглянувъ въ телеграмму). Г-нъ Фокератъ пріѣзжаетъ съ 6-ти час. поѣздомъ. Который часъ теперь?
   Г-жа Фок. Еще нѣтъ и половины пятаго.
   Браунъ (подумавъ съ минуту). За послѣднюю недѣлю ничего не измѣнилось?
   Г-жа Фок. (печально качаетъ головой). Ничего.
   Браунъ. Она ни разу не собиралась уѣзжать?
   Г-жа Фок. Нѣтъ, ни разу. Гансъ положительно околдованъ. Онъ всегда былъ нѣсколько раздражителенъ, но его въ концѣ концовъ все-таки можно было заставить сдѣлать то, что нужно. А теперь онъ не слышитъ, не видитъ ничего. Для него существуетъ только она одна. Забылъ и мать и жену. Боже, какъ все это ужасно! Я по ночамъ ни на минуту глазъ не смыкаю. Ужъ обдумываю и такъ и этакъ. Что-то еще будетъ?

(Пауза).

   Браунъ. Право не знаю, хорошо-ли, что г-нъ Фокератъ пріѣзжаетъ. Гансъ разсердится, очень разсердится... и тогда, пожалуй, ему вздумается передъ Анной... иногда мнѣ думается, что Гансъ выпутается самостоятельно изъ этого затрудненія.
   Г-жа Фок. Раньше я тоже такъ думала. Потому-то я и позволила уговорить себя въ тотъ разъ, какъ онъ ее вернулъ. Потому-то я осталась здѣсь. Но дѣло становится все хуже и хуже. Нельзя осмѣлиться проронить объ этомъ хоть словечко. И съ Катей я не могу говорить. Къ кому-же мнѣ обратиться?
   Браунъ. Развѣ она сама не говорила съ Гансомъ по этому поводу?
   Г-жа Фок. Да, одинъ разъ -- тогда они провели цѣлую ночь безъ сна. Богъ знаетъ, о чемъ только они говорили. Катя очень терпѣлива и снисходительна, Она всегда защищаетъ Ганса, когда я за что-нибудь нападаю на него. Ну, и эту, эту госпожу она совсѣмъ не понимаетъ. И, какъ только можетъ, защищаетъ ее.

(Небольшая пауза).

   Браунъ. Нѣсколько разъ мнѣ приходило въ голову переговорить съ Анной.
   Г-жа Фок. (быстро). О, да, изъ этого могло-бы дѣйствительно что-нибудь выйти.
   Браунъ. Нѣсколько разъ я собирался писать ей... Серьезно, если г-нъ Фокератъ по своему примется за это дѣло, то, пожалуй, только еще ухудшитъ положеніе.
   Г-жа Фок. Ну да, ну да. Но что-же мнѣ оставалось дѣлать въ этомъ ужасномъ состояніи? Ахъ, если-бы вы только... если-бы вы на самомъ дѣлѣ вздумали поговорить съ ней (Слышны голоса Анны и Ганса). Ахъ, Боже! Я не могу ихъ видѣть теперь (Уходитъ черезъ дверь въ сѣни).
   Браунъ (колеблется. Тоже уходитъ раньше, чѣмъ тѣ появились).

(Анна входитъ одна).

   Анна (снимаетъ шляпу. Говоритъ съ Гансомъ, который замѣшкался на верандѣ). Что-нибудь интересное, г-нъ докторъ?
   Гансъ. Да, что-то случилось. Въ лодкѣ полицейскій (входитъ въ комнату). Опять какое-нибудь несчастье.
   Анна. Печальное предзнаменованіе.
   Гансъ. Здѣсь это часто бываетъ. Очень опасное озеро.-- Что у васъ, фрейленъ?
   Анна. Иммортельки, г-нъ докторъ. Беру ихъ на память.
   Гансъ. Т. е., если вы уѣдете. А это будетъ еще не скоро.
   Анна. Вы думаете?

(Небольшая пауза, во время которой оба ходятъ поодиночкѣ).

   Анна. Какъ рано становится темно.
   Гансъ. И прохладно, какъ только что скроется солнце. Не зажечь-ли лампу?
   Анна. Какъ хотите. Лучше посидѣть въ сумеркахъ (садится).
   Гансъ (садится вдали отъ Анны. Послѣ небольшой паузы). Сумерки Въ это время всплываютъ старыя воспоминанія.
   Анна. Сказки. Не правда-ли?
   Гансъ. Да, и онѣ также. Ахъ, есть прелестныя сказки!
   Анна. О, да! И знаете, какъ кончаются лучшія изъ нихъ? Я надѣла стеклянную туфельку, наступила на камень и крахъ -- она разбилась!
   Гансъ (послѣ недолгаго молчанія). Развѣ это тоже не грустный предразсудокъ.
   Анна. Не думаю (Встаетъ, идетъ медленно къ роялю, садится на стулъ, дуетъ на руки).
   Гансъ (тоже встаетъ, дѣлаетъ нѣсколько шаговъ и останавливается позади Анны). Только нѣсколько тактовъ. Сдѣлайте мнѣ удовольствіе. Только-бы услышать нѣсколько простыхъ аккордовъ, и я буду удовлетворенъ.
   Анна. Я не могу играть.
   Гансъ (съ упрекомъ). Анна, зачѣмъ вы такъ говорите? Вы просто не хотите, я это знаю.
   Анна. Шесть лѣтъ я не дотрогивалась до клавишей, и только этой весной стала опять немного играть. Да и бренчу-то я плохо. Печальныя, скучныя пѣсенки, которыя слышала еще отъ своей матери.^
   Гансъ. Спойте что-нибудь. Какую-нибудь печальную, безхитростную пѣсенку.
   Анна (смѣется). Видите, вы ужъ дразните меня.
   Гансъ. Я вижу, вы не хотите доставить мнѣ никакого удовольствія.

(Небольшая пауза).

   Анна. Да, да, г-нъ докторъ, я противное и капризное созданіе.
   Гансъ. Я не говорю этого, фрейленъ Анна.

(Небольшая пауза).

   Анна (открываетъ рояль, кладетъ руки на клавиши. Задумывается). Если-бы я знала что-нибудь веселенькое...
   Гансъ (садится въ дальній уголъ, наклоняетъ голову впередъ, кладетъ ногу на ногу, локтями упирается въ колѣни, ладони приставляетъ къ ушамъ).
   Анна (кладетъ руки на колѣни, говорить медленно и съ разстановкой). Мы переживаемъ великое время. Мнѣ чудится, будто все тяжелое, гнетущее уходитъ отъ насъ. Вы такъ не думаете, г-нъ докторъ?
   Гансъ (откашливаясь). Что вы хотите сказать?
   Анна. Съ одной стороны насъ одолѣвалъ томительный ужасъ, съ другой -- мрачный фанатизмъ. Это напряженное состояніе, кажется, проходитъ. Теперь дохнуло на насъ какъ-бы свѣжей струей воздуха изъ 20-го столѣтія. Вы съ этимъ не согласны, г-нъ докторъ? Напримѣръ, личность въ родѣ Брауна дѣйствуетъ на насъ, какъ совы при дневномъ свѣтѣ.
   Гансъ. Право, не знаю, фрейленъ. Насчетъ Брауна, пожалуй, и вѣрно. Я какъ-то не могу проникнуться жизнерадостностью. Я не знаю...
   Анна. Я говорю, не принимая въ разсчетъ нашу индивидуальную судьбу. Независимо отъ нашей мизерной участи.

(Пауза).

   Анна (ударяетъ по клавишу и держитъ аккордъ).
   Гансъ (послѣ того, какъ звукъ замеръ). Ну?
   Анна. Г-нъ докторъ!
   Гансъ. Сыграйте, пожалуйста.
   Анна. Мнѣ хочется сказать вамъ кое-что, но только вы не должны сердиться; сидите смирно и скромно.
   Гансъ. Ну, что такое?
   Анна. Я думаю, мое время прошло. Мнѣ слѣдуетъ уѣхать.
   Гансъ (глубоко вздыхаетъ, встаетъ и медленно идетъ по комнатѣ).
   Анна. Г-нъ Гансъ. Мы впадаемъ въ ошибки слабыхъ людей. Слѣдуетъ больше обращать вниманія на общее. Мы должны учиться переносить легче свою собственную участь.

(Небольшая пауза).

   Гансъ. Вы серьезно думаете уѣхать?
   Анна (мягко, но рѣшительно). Да, г-нъ докторъ.
   Гансъ. Теперь я буду въ десять разъ болѣе одинокимъ, чѣмъ раньше. (Пауза). Ахъ, не будемъ теперь хоть говорить объ этомъ, по крайней мѣрѣ.
   Анна. Прибавлю только: я дала знать, что буду дома въ субботу или воскресенье.
   Гансъ. Вы дали знать... Но почему вы такъ торопитесь?
   Анна. По многимъ причинамъ.

(Пауза).

   Гансъ (ходитъ быстрѣе). Неужели, въ самомъ дѣлѣ, необходимо пожертвовать всѣмъ, всѣмъ, что пріобрѣтено, пожертвовать проклятой условности? Неужели люди рѣшительно не могутъ понять, что такое положеніе вещей, при которомъ обѣ стороны только выигрываютъ, обѣ стороны дѣлаются лучше и благороднѣе, что такое положеніе не можетъ быть преступнымъ. Развѣ горе для родителей, что сынъ ихъ сталъ лучше? Развѣ горе для жены, если мужъ ея умственно выросъ и окрѣпъ?
   Анна (добродушно грозя ему). Г-нъ докторъ, г-нъ докторъ! вредная горячность!
   Гансъ (мягче). Да, но развѣ я не правъ?
   Анна. И да, и нѣтъ. Вы судите иначе, чѣмъ ваши родители. Ваши родители разсуждаютъ иначе, чѣмъ вата жена. Но моему-же, вы правы.
   Гансъ. Но вѣдь это ужасно -- ужасно для насъ!
   Анна. И для нея... и для другихъ не менѣе.

(Пауза).

   Гансъ. Да, но вы всегда говорили, не слѣдуетъ принимать въ соображеніе интересы другихъ, не слѣдуетъ быть зависимымъ.
   Анна. Ну, а если находишься въ зависимости?
   Гансъ. Хорошо, я, къ несчастью, человѣкъ зависимый. Ну, а вы... Зачѣмъ вы думаете о другихъ?
   Анна. Я тоже ее полюбила.

(Пауза).

   Анна. Вы мнѣ часто говорили, что предчувствуете новое, лучшее, высшее отношеніе мужчины къ женщинѣ.
   Гансъ (горячо и съ увлеченіемъ). Да, я предчувствую, это будетъ когда-нибудь впослѣдствіи. На первомъ мѣстѣ будетъ связь духовная, человѣческая, а не животная. Не животное будетъ сходиться съ животнымъ, а человѣкъ съ человѣкомъ. Дружба положится въ основу любви. Нерасторжимыя, чудныя отношенія! Но я предчувствую еще большее: нѣчто въ высшей степени чистое, свободное и высокое (прерывая себя, обращается къ Аннѣ); но вы, кажется, улыбаетесь. Не такъ-ли?
   Анна. Г-нъ докторъ... нѣтъ, на этотъ разъ я не улыбаюсь. Но вѣрно,-- послѣ подобныхъ рѣчей, которыми легко увлекаешься... во мнѣ обыкновенно пробуждается насмѣшка. Но допустимъ, что въ нашихъ отношеніяхъ было дѣйствительно нѣчто новое, высокое.
   Гансъ (печально). Развѣ вы сомнѣваетесь въ этомъ? Неужели необходимо указывать вамъ на различіе? Напримѣръ, испытываете-ли вы къ Катѣ нѣчто иное, кромѣ глубокой любви? Развѣ мое чувство къ Катѣ ослабѣло? Наоборотъ, оно сдѣлалось глубже и полнѣе.
   Анна. Но кто, кромѣ меня, этому повѣритъ? И развѣ это удержитъ Катю отъ гибели? Мнѣ не хотѣлось-бы говорить лично о насъ. Возьмемъ такъ вообще -- кто-нибудь предчувствуетъ это новое совершенное отношеніе. Вѣдь это можетъ быть только въ чувствѣ. На первый случай чувство это, какъ молодое растеніе, слѣдуетъ оберегать и оберегать. Не правда-ли, г-нъ докторъ? И нельзя надѣяться, что растеніе успѣетъ вырости еще при нашей жизни. Пожалуй, мы и не увидимъ его взрослымъ, плоды его будутъ для другихъ. Передать потомству новое сѣмя -- вотъ и все, на что мы только и можемъ разсчитывать. Я могла-бы себѣ даже представить, что кто-нибудь вмѣнитъ это себѣ въ обязанность.
   Гансъ. И изъ этого вы выводите заключеніе, что мы должны разстаться?
   Анна. Я не хотѣла говорить о насъ. Но если вы хотите... да, мы должны разстаться. Я вовсе не желаю идти путемъ, который временами представлялся мнѣ... У меня есть какое-то предчувствіе. И съ тѣхъ поръ, откровенно говоря, прежняя цѣль кажется мнѣ слишкомъ незначительной, слишкомъ обыкновенной! Какъ-будто съ высокихъ горъ съ широкимъ, широкимъ горизонтомъ пришлось спуститься въ долину, гдѣ все такъ близко и узко.

(Пауза).

   Гансъ. А если никто черезъ это не погибнетъ?
   Анна. Это невѣроятно.
   Гансъ. А если Катя найдетъ въ себѣ силы? Если-бъ ей удалось подняться на высоту этихъ идей?
   Анна. Если-бы Катя согласилась жить около меня, то я не могла-бы вынести этого. Во мнѣ... въ насъ есть нѣчто враждебное только что высказаннымъ заключеніямъ, и впослѣдствіи эта враждебная сила побѣдитъ насъ... Не зажечь-ли намъ лампу?
   Г-жа Фок. (входитъ изъ сѣней со свѣчей въ рукѣ; говоритъ въ сѣни). Здѣсь еще темно. Сейчасъ зажгу лампу. Подождите немного, г-нъ Браунъ. Я все устрою такъ...
   Гансъ (кашляетъ).
   Г-жа Фок. (испугавшись). Кто здѣсь?
   Гансъ. Мы, мамаша.
   Г-жа Фок. Ты, Гансъ?
   Гансъ. Мы, фрейленъ Анна и я. Кто тамъ ждетъ?
   Г-жа Фок. (очень недовольная). Что это, Гансъ. Слѣдовало-бы зажечь огонь. Вѣдь это не совсѣмъ... Такъ въ темнотѣ...
   Г-жа Фок. (зажигаетъ лампу. Анна и Гансъ не двигаются).
   Г-жа Фок. Гансъ!
   Гансъ. Что, мама?
   Г-жа Фок. Поди сюда. Мнѣ надо съ тобой поговорить.
   Гансъ. Развѣ нельзя здѣсь?
   Г-жа Фок. Если у тебя нѣтъ для меня времени, скажи это просто.
   Гансъ. Ахъ, мама! Конечно, я иду. Извините, фрейленъ Анна! (уходитъ въ кабинетъ вмѣстѣ съ матерью).
   Анна (начинаетъ тихо брать простые аккорды, затѣмъ поетъ въ полголоса). Замученный въ тюрьмѣ, ты умеръ молодымъ, въ борьбѣ за свой народъ ты голову сложилъ.

(Останавливается. Входитъ Браунъ).

   Анна (поворачивается на стулѣ). Здравствуйте, г-нъ Браунъ!
   Браунъ. Я не хотѣлъ-бы помѣшать вамъ. Добрый вечеръ, фрейленъ.
   Анна. Васъ такъ рѣдко видать.
   Браунъ. Почему вы это говорите?
   Анна. О васъ нѣсколько разъ освѣдомлялись.
   Браунъ. Кто именно? Навѣрное не Гансъ.
   Анна. Господинъ Іоганнъ? Нѣтъ. Фрау Кэтъ.
   Браунъ. Вотъ видите! Откровенно говорю, я... да теперь все это дѣло второстепенное.

(Молчаніе).

   Анна. Мы сегодня, кажется, въ подходящемъ настроеніи, чтобы разсказывать другъ другу веселыя вещи. Не знаете-ли вы чего-нибудь такого? Иногда нужно заставить себя смѣяться. Какой-нибудь анекдотъ или...
   Браунъ. Нѣтъ, право-же нѣтъ!
   Анна. Мнѣ кажется, вы не понимаете значеніе смѣха.

(Молчаніе).

   Браунъ. Я въ сущности пришелъ, фрейленъ, чтобы серьезно поговорить съ вами.
   Анна. Вы? со мной?
   Браунъ. Да, фрейленъ Анна.
   Анна (поднимается). Говорите. Я слушаю (Подходитъ къ столу, развязываетъ букетъ иммортелей и начинаетъ сызнова ихъ связывать).
   Браунъ. Я былъ тогда въ затруднительномъ положеніи. Я хочу сказать тогда, когда мы познакомились въ Парижѣ. Это были въ сущности пустяки. Совершенно безразлично, пишетъ-ли человѣкъ картины изъ практическихъ соображеній или нѣтъ. Искусство -- роскошь, а въ наше время работать для роскоши постыдно при всякихъ условіяхъ. Въ то время ваше общество во всякомъ случаѣ помогло мнѣ вырваться. И -- это я хотѣлъ главнымъ образомъ сказать,-- я началъ тогда уважать и цѣнить васъ.
   Анна (занятая цвѣтами, говоритъ небрежно). То, что вы говорите, не отличается большой деликатностью -- но продолжайте, я слушаю.
   Браунъ. Если мои слова задѣваютъ васъ, фрейленъ, то я очень жалѣю... Это путаетъ мои представленія.
   Анна. Очень жалѣю, господинъ Браунъ.
   Браунъ. Мнѣ это очень тяжело и непріятно. Слѣдовало-бы предоставить все на произволъ судьбы. Если-бы только все это не влекло за собой такихъ тяжелыхъ послѣдствій. Но нельзя вѣдь...
   Анна (напѣваетъ: "Пряди пряжу, доченька!"). Иммортели... я слушаю, господинъ Браунъ.
   Браунъ. При взглядѣ на васъ, фрейленъ, я не могу отдѣлаться отъ чувства... Вы какъ-будто совершенно не сознаете... вы не понимаете серьезнаго положенія дѣла.
   Анна (напѣваетъ: "Sah ein Knab ein Röslein stehn").
   Браунъ. Нужно-же, наконецъ, имѣть совѣсть. Я не виноватъ, фрейленъ, приходится апеллировать къ вашей совѣсти.
   Анна (послѣ короткой паузы, отрывисто и небрежно). Знаете, что папа Левъ X говорилъ о совѣсти?
   Браунъ. Нѣтъ, не знаю, и теперь очень далекъ мыслями отъ этого.
   Анна. "Совѣсть -- злое животное", говорилъ онъ, "которое возстановляетъ человѣка противъ самого себя". Но, пожалуйста, продолжайте. Я слушаю.
   Браунъ. Вѣдь вы должны ясно видѣть -- дѣло идетъ о жизни и смерти цѣлой семьи. Мнѣ кажется, что одинъ взглядъ на молодую фрау Фокератъ, одинъ единственный взглядъ долженъ разрушить всѣ сомнѣнія. Мнѣ казалось...
   Анна (серьезно). Ахъ, вотъ что, такъ вы объ этомъ. Ну, дальше, дальше.
   Браунъ. Да и -- да и ваши отношеній къ Іоганну.
   Анна (строго). Господинъ Браунъ! То, что вы говорили до сихъ поръ, я считала своимъ долгомъ выслушать, потому-что вы другъ моего друга. То, что вы говорите теперь, говорится на вѣтеръ.
   Браунъ. (Молчитъ нѣсколько времени въ замѣшательствѣ. Потомъ встаетъ, беретъ шляпу и пальто и уходитъ съ жестомъ, говорящимъ, что онъ сдѣлалъ все, что могъ).
   Анна (Бросаетъ букетъ, какъ только Браунъ выходитъ, и нѣсколько разъ возбужденно ходитъ изъ конца въ конецъ комнаты. Потомъ нѣсколько успокаивается и выпиваетъ воды).

(Г-жа Фок. показывается въ дверяхъ).

   Г-жа Фок. (оглядывается тревожно по всѣмъ сторонамъ и убѣдившись, что Анна одна, торопливо подходитъ къ ней). Я въ такомъ страхѣ за моего Ганса. Онъ ужасно вспыльчивъ, вы вѣдь это знаете. А у меня на душѣ есть кое-что. Я не могу больше таить этого. Фрейленъ!.. Фрейленъ!.. Фрейленъ Анна! (она глядитъ на Анну съ трогательной мольбой во взглядѣ).
   Анна. Я знаю, чего вы хотите.
   Г-жа Фок. Господинъ Браунъ, значитъ, говорилъ съ вами?
   Анна (хочетъ отвѣтить "да", но у нея не хватаетъ голоса; съ ней дѣлается припадокъ плача и рыданій).
   Г-жа Фок. (возится около нея). Фрейленъ Анна! милая! Не нужно терять головы. Господи Іисусе, что если Іоганнъ войдетъ! Я вѣдь не знаю, что дѣлаю. Фрейленъ, фрейленъ!
   Анна. Это только такъ. Теперь уже прошло. Нечего больше безпокоиться, фрау Фокератъ!
   Г-жа Фок. Я васъ тоже жалѣю. У меня вѣдь человѣческая душа. У васъ было много горькаго въ жизни. Я это близко принимаю къ сердцу. Но Іоганнъ мнѣ все-таки ближе. Я этого не могу измѣнить. И вы къ тому-же еще такъ молоды, фрейленъ. Въ ваши годы все легко переживается.
   Анна. Мнѣ безконечно тяжело, что дѣло зашло такъ далеко.
   Г-жа Фок. Я никогда этого не дѣлала. Я не могу вспомнить, чтобы я кому-нибудь отказывала въ гостепріимствѣ. Но я другого выхода не знаю -- это единственный, который можетъ спасти насъ всѣхъ. Я не хочу осуждать васъ въ эту минуту. Я говорю съ вами, какъ женщина съ женщиной -- буду говорить, какъ мать (слезливымъ голосомъ). Я прихожу къ вамъ, какъ мать Ганса. (Она беретъ Анну за руку). Отдайте мнѣ моего Ганса! Верните изстрадавшейся матери ея сына! (Она опустилась на стулъ и со слезами припадаетъ къ рукѣ Анны).
   Анна. Милая, дорогая г-жа Фокератъ! Это -- меня глубоко потрясаетъ... Но -- что я могу вернуть? Развѣ я брала что-нибудь?
   Г-жл Фок. Не будемте лучше говорить объ этомъ. Я не хочу вникать въ это, фрейленъ. Я не хочу разбирать, кто былъ искусителемъ. Я знаю только одно: мой сынъ во всю жизнь не имѣлъ дурныхъ привязанностей. Я была такъ увѣрена въ немъ -- что и теперь не понимаю... (Она плачетъ). Это грѣшно, фрейленъ Анна.
   Анна. Что бы вы ни сказали, г-жа Фокератъ, я не стану оправдываться передъ вами.
   Г-жа Фок. Я бы не хотѣла огорчить васъ, не хотѣла бы ни за что въ мірѣ возбудить въ васъ горькое чувство. Я вѣдь въ вашихъ рукахъ. Я могу только просить и молить васъ помочь моему великому горю. Отпустите Ганса -- пока еще не все потеряно -- прежде чѣмъ Катя умретъ отъ горя. Сжальтесь!
   Анна. Г-жа Фокератъ! Вы меня такъ унижаете... У меня чувство, какъ будто меня прибили и... Но нѣтъ -- я только скажу вамъ то, что необходимо. Мой отъѣздъ дѣло рѣшеное. И если дѣло идетъ только объ этомъ...
   Г-жа Фок. Что вы почувствуете въ отвѣтъ на то, что я еще должна сказать вамъ, фрейленъ? У меня еле поворачивается языкъ. Дѣло въ томъ, что въ виду нѣкоторыхъ обстоятельствъ... нужно чтобы это было сейчасъ... вы должны по возможности сейчасъ...
   Анна (беретъ свою накидку и шляпу).
   Г-жа Фок. Я должна была такъ поступить, фрейленъ.

(Короткое молчаніе).

   Анна. (Съ вещами черезъ руку медленно направляется къ выходу. Останавливается передъ г-жею Фокератъ). Вы могли думать, что я еще стану медлить.
   Г-жа Фок. Благослови васъ Господь, фрейленъ.
   Анна. Прощайте, г-жа Фокератъ.
   Г-жа Фок. Вы передадите Гансу нашъ разговоръ?
   Анна. Не безпокойтесь, г-жа Фокератъ.
   Г-жа Фок. Благослови васъ Господь, фрейленъ Анна. (Анна уходить въ дверь. Г-жа Фокератъ вздыхаетъ съ облегченіемъ и уходитъ въ спальню. Съ веранды виденъ зажженный фонарь. Старый Фокератъ входитъ въ шинели и плюшевой шапкѣ, за нимъ носильщикъ съ узлами).
   Г-нъ Фок. (въ сіяющемъ настроеніи). Наконецъ! Никого нѣтъ? Положите вещи сюда. Подождите (ищетъ въ портмонэ). Вотъ вамъ за трудъ.
   Носильщикъ. Покорно благодарю.
   Г-нъ Фок. Подождите, голубчикъ (ищетъ чего-то въ карманахъ пальто). "Пальмовыя вѣтки..." Вотъ (передаетъ носильщику нѣсколько брошюръ). Это писалъ благочестивый человѣкъ объ истинно пережитомъ имъ. Да послужитъ это вамъ въ назиданіе (пожимаетъ руку изумленному носильщику; тотъ не знаетъ, что сказать и уходитъ).
   Г-нъ Фок. (Снимаетъ шинель и шапку, оглядывается вокругъ, весело потираетъ руки и прикладываетъ ухо къ двери изъ спальни. Когда за ней слышится шорохъ, онъ отбѣгаетъ и прячется за печь).
   Катя (выходитъ изъ спальни, видитъ пакеты, шинель и шапку). Боже, да это... это... это вѣдь папины вещи.
   Г-нъ Фок. (Выбѣгаетъ вихремъ изъ-за печки, одновременно смѣясь и плача и говоритъ все время захлебываясь. Обнимаетъ и цѣлуетъ дочь нѣсколько разъ). Дочь моя! Катя дорогая! (Цѣлуетъ ее). Какъ вы всѣ поживаете? Всѣ здоровы и веселы (цѣлуетъ). Нѣтъ, вы не можете себѣ представить... (отпускаетъ Катю), вы не представляете себѣ, съ какой радостью я ждалъ этого дня (радостно смѣется). Что подѣлываетъ принцъ, ха-ха-ха? Какъ поживаетъ его свѣтлость, ха-ха-ха? Слава Богу, что, наконецъ, уже я здѣсь (отдувается). Знаешь (снимаетъ очки и протираетъ ихъ),-- долго оставаться одному невозможно. Ха-ха! Скучно человѣку быть одному, всегда нужно, чтобы было двое, ха-ха-ха! Да, да, таковы-то дѣла! А кромѣ того, сколько возни было съ подвозкой удобренія. Удобреніе, ха-ха-ха -- это сокровище для сельскаго хозяина. Пасторъ Пфейферъ былъ у меня недавно и возмущался, что у насъ выгребная яма такъ близка отъ дома. "Милый пасторъ, сказалъ я ему, это нашъ рудникъ", ха-ха-ха! Ну, гдѣ моя вѣрная старушка -- и мой Гансъ? (Вглядывается въ Катю). Отъ лампы это, что-ли? Но ты мнѣ кажешься не такой, какъ прежде, Катя!
   Катя (съ трудомъ сдерживая волненія). Ахъ -- папочка! Я чувствую себя совсѣмъ... (бросается ему на шею). Я такъ рада, что ты пріѣхалъ.
   Г-нъ Фок. Я, можетъ быть, тебя... я тебя испугалъ, Катя?

(Г-жа Фокератъ показывается у боковой двери).

   Г-нъ Фок. (Опять приходя въ дѣтскій восторгъ). Ку-ку -- ха-ха-ха! Вотъ и она (бросается женѣ въ объятія; оба плачутъ и хохочутъ одновременно).
   Катя (стоитъ растроганная).
   Г-нъ Ф"ок. (хлопаетъ жену по плечу послѣ объятій). Ну -- вотъ, моя вѣрная старушка. Это было самой длинной нашей разлукой. Теперь недостаетъ только Ганса.
   Г-жа Фок. (послѣ короткаго колебанія). Гостья тоже еще здѣсь.
   Г-нъ Фок. Гостья? Вотъ какъ.
   Г-жа Фок. Да, та барышня.
   Г-нъ Фок. Вотъ какъ! Какая барышня?
   Г-жа Фок. Ты знаешь, фрейленъ Маръ?
   Г-нъ Фок. Я думалъ, что она уѣхала. Ну, вотъ и разный провіантъ. (Суетится съ пакетами). Вотъ масло. Яицъ я на этотъ разъ не захватилъ. Я еще съ ужасомъ думаю о прошломъ разѣ. Вотъ для Ганса домашній сыръ, его нужно сейчасъ снести на ледникъ. Вотъ ветчина. А ужъ какая нѣжная, Мартхенъ, скажу тебѣ! Настоящая лососина. Но ты ничего не говоришь. Ты здорова?
   Г-жа Фок. Да, папа. Но, не знаю... у меня есть кое-что на сердцѣ. Я собственно не хотѣла говорить тебѣ этого, но я... Ты мнѣ вѣрный товарищъ въ жизни. Я не могу сама выносить этого.-- Нашъ сынъ... нашъ Гансъ -- былъ близокъ къ тому...
   Г-нъ Фок. (оторопѣлъ, встревоженнымъ голосомъ). Что, Гансъ, нашъ Гансъ? Что, что такое?
   Г-жа Фок. Да не волнуйся. Съ Божьей помощью все счастливо обойдется. Фрейленъ скоро уѣзжаетъ.
   Г-нъ Фок. (Глубоко потрясенный). Марта! Невозможно, чтобы это была правда.
   Г-жа Фок. Я сама не знаю, какъ далеко у нихъ зашло, только... Это было для меня ужасное время.
   Г-нъ Фок. Я вѣдь далъ бы себѣ отсѣчь руку, Марта, не задумываясь.-- Мой сынъ -- Марта! мой сынъ забылъ долгъ чести.
   Г-жа Фок. Ахъ, другъ мой, ты сначала самъ посмотри, разслѣдуй. Я вѣдь не знаю...
   Г-нъ Фок. (ходитъ блѣдный и бормочетъ). Господи, Твоя воля! Господи, Твоя воля!
   Г-жа Фок. (тихо плачетъ).
   Г-нъ Фок. (останавливается передъ ней, глухо). Марта,-- гдѣ-нибудь тута, кроется вина. Подумаемъ.
   Г-жа Фок. Мы недостаточно удерживали дѣтей, когда они все болѣе и болѣе уходили отъ Бога и оставляли путь истины.
   Г-нъ Фок. Ты права. Въ этомъ все дѣло. За это мы теперь наказаны (Беретъ жену за обѣ руки). Будемъ же Бога молить,-- въ глубокомъ смиреніи -- денно и нощно. Будемъ Бога молить, Марта.
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

Пятый актъ непосредственно слѣдуетъ за четвертымъ. Комната пуста. На столѣ еще горитъ лампа.

   Гансъ (сердитый, быстро входитъ изъ сѣней). Мама! (отворяетъ дверь въ спальню) мама!!
   Г-жа Фок. (выходитъ изъ спальни). Что случилось, Гансъ? Къ чему такой шумъ? Ты разбудишь Филиппа.
   Гансъ. Мама, я хотѣлъ-бы знать -- кто тебѣ далъ право выгонять гостей изъ моего дома?
   Г-жа Фок. Но, Гансъ... Мнѣ это и въ голову не приходило. Я никого не выгоняла.
   Гансъ (ходитъ по комнатѣ; злобно). Мать, ты лжешь!
   Г-жа Фок. Ты это говоришь матери въ лицо. Гансъ!
   Гансъ. Я принужденъ такъ говорить, потому что это правда. Анна хочетъ уѣзжать и...
   Г-жа Фок. Она тебѣ сказала, что я ее выгоняю?
   Гансъ. Я это и безъ нея знаю.
   Г-жа Фок. Какъ ты можешь знать, Гансъ?
   Гансъ. Она уѣзжаетъ. Вы этого добивались. Но знай: я лягу передъ дверью. Возьму револьверъ (беретъ изъ шкапа), вотъ, приставлю къ виску, и если она уѣдетъ, спускаю курокъ.
   Г-жа Фок. (въ ужасѣ хочетъ схватить его за руку). Гансъ, перестань! Брось это.
   Гансъ. Даю тебѣ слово.
   Г-жа Фок. (кричитъ). Папочка, папочка, приди-же сюда! Вѣдь легко можетъ выстрѣлить и тогда... Папочка, образумь ты его. (Г-нъ Фок. выходитъ изъ спальни).
   Гансъ. Отецъ! (роняетъ револьверъ).
   Г-нъ Фок. Да, это я... и такъ-то я тебя застаю.
   Гансъ. Что это значитъ, мама?
   Г-нъ Фок. (обращаясь къ Гансу серьезно и торжественно). Ты долженъ опомниться, сынокъ -- вотъ что это значитъ.
   Гансъ. Почему ты къ намъ пріѣхалъ?
   Г-нъ Фок. Воля Божья! Божій перстъ привелъ меня къ вамъ.
   Гансъ. Тебя вызвала мать?
   Г-нъ Фок. Да, Гансъ.
   Гансъ. По какой причинѣ?
   Г-нъ Фок. Чтобы я, какъ другъ, помогъ тебѣ.
   Гансъ. Развѣ я нуждаюсь въ помощи?
   Г-нъ Фок. Ты слабъ, Гансъ. Ты такой-же слабый человѣкъ, какъ и мы всѣ, да!
   Гансъ. Если я слабъ, то чѣмъ же ты думаешь помочь мнѣ?
   Г-нъ Фок. (подходитъ къ Гансу, беретъ его за руку). Я скажу, какъ мы всѣ тебя любимъ, да! Затѣмъ я хотѣлъ тебѣ сказать, что Богъ радуется каждому грѣшнику, да! каждому грѣшнику, который раскаивается.
   Гансъ. Итакъ, я грѣшникъ?
   Г-нъ Фок. (все еще говоритъ мягко). Великій грѣшникъ, да -- передъ Господомъ Богомъ.
   Гансъ. Чѣмъ я согрѣшилъ?
   Г-нъ Фок. Кто смотритъ на женщину съ вожделѣніемъ, сказалъ Христосъ, да! А ты сдѣлалъ больше.
   Гансъ (хочетъ закрыть себѣ уши). Отецъ!
   Г-нъ Фок. Не отвертывайся, Гансъ. Дай мнѣ руку, какъ грѣшникъ грѣшнику; вѣдь я твой сообщникъ.
   Гансъ. Я долженъ предупредить тебя, отецъ. Я стою на иной почвѣ, чѣмъ ты.
   Г-нъ Фок. Ты стоишь на покатой плоскости.
   Гансъ. Какъ ты можешь это говорить, отецъ! Ты не знаешь почвы, на которой я стою. Ты вѣдь не знаешь моей дороги.
   Г-нъ Фок. О, я знаю. Это широкій путь, ведущій къ погибели. Я Долго слѣдилъ за тобой, да! и кромѣ меня еще Высшее Существо -- Богъ. И такъ какъ я это зналъ, то виноватъ тѣмъ, что раньше не исполнилъ своего долга. Теперь я обращаюсь къ тебѣ отъ Его имени и говорю: вернись. Ты стоишь на краю пропасти.
   Гансъ. Я долженъ сказать тебѣ, отецъ... Намѣренія твои хороши, и говоришь ты, можетъ быть, правду, но слова твои не находятъ отзвука во мнѣ. Твоихъ пропастей я не боюсь. Но есть другія пропасти, и смотрите, не столкните меня туда.
   Г-нъ Фок. Нѣтъ, Гансъ, нѣтъ...
   Гансъ. Я не согласенъ съ тѣмъ, что смотрѣть на другую женщину и желать обладать ею, значитъ нарушать супружескую вѣрность. Я боролся, я много боролся...
   Г-нъ Фок. Нѣтъ, Гансъ! нѣтъ. Я часто давалъ тебѣ совѣты, и ты слѣдовалъ имъ. Говорю тебѣ, не обманывай себя, покончи все. Подумай о твоей женѣ, о твоемъ сынѣ, а также и о твоихъ старыхъ родителяхъ подумай немного. Не увеличивай...
   Гансъ. А о себѣ развѣ я не долженъ думать, отецъ?
   Г-нъ Фок. Когда ты придешь къ опредѣленному рѣшенію, тебѣ будетъ легко и радостно.
   Гансъ. А если это не будетъ такъ?
   Г-нъ Фок. Повѣрь мнѣ -- тебѣ будетъ хорошо.
   Гансъ. А если... А что будетъ съ Анной?
   Г-нъ Фок. Все на свѣтѣ переживается и забывается.
   Гансъ. А если она не перенесетъ это такъ легко?
   Г-нъ Фок. На то воля Божья.
   Гансъ. Ну, отецъ. Я другого мнѣнія. Мы не понимаемъ другъ друга. Въ этомъ дѣлѣ мы никогда не сойдемся.
   Г-нъ Фок. (по возможности мягкимъ тономъ). Здѣсь рѣчь не о понятіяхъ или взглядахъ. Ты просто не понимаешь положенія вещей. Все обстоитъ иначе. Ты раньше зналъ это хорошо. Дѣло не въ этомъ. Все зависитъ отъ одного только.
   Гансъ. Не сердись на меня, отецъ; въ чемъ-же именно суть?
   Г-нъ Фок. Дѣло въ послушаніи, думаю я, да!
   Гансъ. Тебѣ кажется, я долженъ поступать всегда согласно съ твоими желаніями, хотя-бы они и показались мнѣ несправедливыми?
   Г-нъ Фок. Я не посовѣтую тебѣ чего-нибудь нечестнаго, да! Тяжело, что приходится говорить подобныя вещи, да!.. Мы выростили тебя и сколько было заботъ, сколько безсонныхъ ночей!.. Когда ты бывалъ боленъ, никакая жертва не казалась намъ тяжелой, а ты часто болѣлъ, Гансъ, да. Мы дѣлали все съ радостью и охотою.
   Гансъ. Да, отецъ, и за это я вамъ благодаренъ.
   Г-нъ Фок. Слова, одни слова. Я хочу видѣть дѣло. Быть благочестивымъ, искреннимъ и послушнымъ -- да, вотъ истинная благодарность.
   Гансъ. Ты меня считаешь неблагодарнымъ; я не стою вашихъ заботъ.
   Г-нъ Фок. Помнишь, какъ ты ребенкомъ молился -- въ кроваткѣ, утромъ и вечеромъ.
   Гансъ. Какъ-же я молился, отецъ?
   Г-нъ Фок. Милосердный Боже, помоги мнѣ быть благочестивымъ ребенкомъ. Если-же я не буду...
   Гансъ. То лучше отними отъ меня жизнь. Итакъ, ты думаешь: было-бы лучше, если-бы вы меня схоронили?
   Г-нъ Фок. Если ты будешь продолжать идти по скользкому пути, если... да -- если твое сердце не смягчится.
   Гансъ. Да, и я почти увѣренъ, что мнѣ не слѣдовало-бы жить.

(Небольшая пауза).

   Г-нъ Фок. Опомнись, мой сынъ. Подумай о тѣхъ, кто тебя училъ, да, подумай о пасторѣ Пфейферѣ, твоемъ учителѣ и духовномъ отцѣ. Вернись къ прошлому.
   Гансъ (выходя изъ себя). Отецъ, оставь меня въ покоѣ съ твоими учителями, а то я начну хохотать.
   Г-жа Фок. О, Боже!
   Г-нъ Фок. Тише, Марта. Молчи (къ Гансу). Ни учителя твои, ни мы, кажется, этого не заслужили.
   Гансъ (кричитъ). Вы всѣ меня исковеркали.
   Г-нъ Фок. Ты богохульствуешь!
   Гансъ. Я знаю, что говорю -- вы исковеркали меня.
   Г-нъ Фок. Такъ-то ты платишь за нашу любовь.
   Гансъ. Ваша любовь меня испортила.
   Г-нъ Фок. Я болѣе не узнаю тебя. Я отказываюсь понимать тебя.
   Гансъ. Я этому вѣрю, отецъ. Вы никогда не понимали меня, да никогда и не поймете.

(Небольшая пауза).

   Г-нъ Фок. Ну, хорошо, Гансъ. Я кончилъ. Я не предполагалъ, что дѣло зашло такъ далеко. Я все еще надѣялся, но теперь отказываюсь. Я помочь ничѣмъ не могу. Здѣсь только одинъ Богъ можетъ помочь. Пойдемъ, моя старая Марта, намъ нечего здѣсь болѣе дѣлать, да! Укроемся гдѣ-нибудь и будемъ ждать, пока милосердный Богъ не призоветъ насъ къ себѣ. (Обращается къ Гансу). Но, Гансъ, скажу тебѣ только: не обагряй своихъ рукъ кровью. Не бери этого грѣха на душу! Слѣдилъ-ли ты за Катей? Знаешь-ли ты, что мы боялись за ея разсудокъ.? Обращалъ-ли ты вниманіе на это доброе и милое созданіе? Да? Замѣтилъ-ли ты, какъ она измѣнилась? Пусть мать разскажетъ тебѣ, какъ она цѣлыя ночи проводитъ въ слезахъ и рыданіяхъ. Итакъ, еще разъ, Гансъ. Не обагряй своихъ рукъ кровью. Ну, довольно, я высказалъ все, Да! Идемъ, Марта.
   Гансъ (послѣ недолгой борьбы). Отецъ! Мать!!
   Г-нъ Фок. Г-жа Фок. (оборачиваются. Гансъ бросается имъ въ объятія). Гансъ!

(Пауза).

   Гансъ (тихимъ голосомъ). Ну, говорите, какъ я долженъ поступить? Г-нъ Фок. Не удерживай ее. Пусть она уѣдетъ, Гансъ.
   Гансъ. Хорошо (совершенно разбитый долженъ сѣсть на стулъ).
   (Г-жа Фок. радостно спѣшитъ въ спальню).
   Г-нъ Фок. (ласкаетъ Ганса и цѣлуетъ его въ лобъ). Ну... дай Богъ тебѣ силы, да! (уходитъ въ спальню).

(Гансъ сидитъ нѣкоторое время совсѣмъ тихо; затѣмъ вздрагиваетъ, безпокоится, встаетъ со стула, подходитъ къ окну, вглядывается въ темноту и, наконецъ, отворяетъ дверь въ сѣни).

   Гансъ. Кто тамъ?
   Анна. Это я (входитъ).
   Гансъ. Вы хотѣли уѣхать, не простясь? (ходитъ по комнатѣ).
   Анна. Я колебалась. Впрочемъ, такъ лучше.
   Гансъ. Я нахожусь въ ужасномъ положеніи. Мои отецъ здѣсь. Я никогда не видѣлъ его такимъ. Всегда веселый, довольный человѣкъ. Я не могу отдѣлаться отъ тяжелаго впечатлѣнія. Съ другой-же стороны, я долженъ смотрѣть, какъ вы уѣзжаете и...
   Анна. Во всякомъ случаѣ, мнѣ слѣдовало уѣхать.
   Гансъ. Но вы не должны уѣзжать. Вы не должны уходить отсюда. И особенно въ настоящее время (садится, кладетъ голову на руки, тихо стонетъ).
   Анна (едва слышно, глубоко тронутая). Г-нъ докторъ (кладетъ руку ему на голову).
   Гансъ (поднявъ голову). Ахъ, Анна.
   Анна. Вспомните нашъ разговоръ -- часъ тому назадъ. Не будемъ ставить себѣ въ заслугу то, что является простой необходимостью.
   Гансъ (встаетъ, ходитъ по комнатѣ). Я не знаю, о чемъ мы говорили. Голова моя такъ пуста и тяжела. Я даже не знаю, о чемъ я говорилъ съ отцомъ. Я рѣшительно ничего не знаю. Голова отказывается служить.
   Анна. Пусть наши послѣднія минуты будутъ свѣтлыми минутами.
   Гансъ (послѣ недолгой борьбы). Помогите мнѣ, Анна. Во мнѣ не осталось ничего свѣтлаго или высокаго. Я сдѣлался инымъ человѣкомъ. Я уже не тотъ, которымъ былъ до нашего знакомства. Я чувствую какое-то отвращеніе къ жизни. Все мнѣ кажется мелкимъ, оскверненнымъ, втоптаннымъ въ грязь, лишеннымъ смысла. Между тѣмъ, я былъ чѣмъ-то, былъ благодаря вамъ, вашему присутствію, вашимъ бесѣдамъ -- и если я опять не могу быть чѣмъ-нибудь, то все остальное для меня не существуетъ. Мнѣ останется подвести итогъ прошлому и... покончить... (ходитъ, затѣмъ останавливается передъ Анной). Дайте мнѣ какую-нибудь поддержку. Укажите, за что мнѣ ухватиться. Я изнемогаю. Ради Бога, какую-нибудь поддержку! Я погибаю.
   Анна. Мнѣ больно смотрѣть на васъ. Право, не знаю, чѣмъ вамъ помочь. Помните одно. Мы это должны были предвидѣть. Такъ должно было случиться: не сегодня, такъ завтра.
   Гансъ (стоитъ задумавшись).
   Анна. Ну? Вспомнили? Попробуемъ сдѣлать опытъ. Вы догадываетесь, какой? Предпишемъ себѣ извѣстный законъ и будемъ поступать согласно ему. Будемъ дѣйствовать оба по одному и тому-же руководящему правилу, всю нашу жизнь, даже если-бы намъ и не пришлось болѣе встрѣчаться. Согласны: Только это одно и можетъ связывать насъ. Не будемъ обманывать себя. Все остальное только разъединяетъ насъ. Хотите? Даете слово?
   Гансъ. Я чувствую, что это могло-бы поддержать меня. Я могъбы даже работать, не надѣясь достигнуть цѣли. Но кто поручится? Откуда я возьму вѣру? Кто мнѣ скажетъ, что я страдаю не даромъ.
   Анна. Но если мы этого хотимъ, къ чему еще вѣра и какая-то гарантія?
   Гансъ. А если моихъ силъ не хватитъ?
   Анна (тихо). Когда мнѣ станетъ тяжело, я буду думать о томъ, кто подчиняется тому-же самому закону. И мысль о васъ поддержитъ меня, я въ этомъ увѣрена. Я буду думать о васъ.
   Гансъ. Ахъ, фрейленъ Анна. Ну, хорошо. Я желаю, я желаю. Мы сохранимъ въ себѣ предчувствіе новаго, свободнаго состоянія, предчувствіе отдаленнѣйшаго счастья. Возможность эта, которую мы испытали, не пропадетъ. Она останется, несмотря на то, есть-ли у нея будущность или нѣтъ. Свѣтъ этотъ будетъ горѣть во мнѣ; а если угаснетъ, то угаснетъ и моя жизнь (оба молчатъ потрясенные). Благодарю васъ, фрейленъ Анна.
   Анна. Прощайте, Гансъ.
   Гансъ. Куда вы ѣдете?
   Анна. Можетъ быть на югъ, а можетъ быть и на сѣверъ.
   Гансъ. Вы не хотите мнѣ сказать. Куда?
   Анна. Лучше объ этомъ не говорить.
   Гансъ. Но почему-же время отъ времени не писать другъ другу нѣсколькихъ строкъ,-- гдѣ мы находимся, что дѣлаемъ?
   Анна (качаетъ головой, печально улыбаясь). Къ чему это? Развѣ это не огромнѣйшая опасность, которую мы сами себѣ подставляемъ.
   Гансъ. Ну, хорошо, я понесу крестъ. А если онъ меня задавитъ... (беретъ Анну за руку). Прощайте, Анна.
   Анна (глубоко растроганная, говоритъ съ трудомъ, то блѣднѣетъ, то краснѣетъ). Гансъ, еще одно: кольцо это снято съ руки умершей женщины, которая послѣдовала въ Сибирь за своимъ мужемъ. И прекрасно выдержала тамъ до конца (съ ироніей). У насъ наоборотъ.
   Гансъ) Анна (подноситъ ея руку къ губамъ и долго держитъ такъ)!
   Анна. Кромѣ него, я не носила другихъ украшеній. Когда вамъ будетъ тяжело, вспомните его исторію. И смотря на кольцо -- въ минуты душевной слабости -- вспоминайте о той, которая борется гдѣ-то далеко, одинокая какъ и вы... Прощайте.
   Гансъ (внѣ себя). Мы не увидимся никогда, никогда!
   Анна. Если мы встрѣтимся, мы погибли.
   Гансъ. Вынесу-ли я!
   Анна. Порывъ, который не собьетъ насъ съ ногъ, сдѣлаетъ насъ только сильнѣе (хочетъ уйти).
   Гансъ. Анна. Сестра.
   Анна (со слезами). Братъ, Гансъ.
   Гансъ. Развѣ братъ не можетъ поцѣловать сестры передъ разлукой навѣкъ.
   Анна. Нѣтъ, Гансъ, нѣтъ.
   Гансъ. Да, Анна, да (обнимаетъ ее, губы ихъ сливаются въ долгомъ поцѣлуѣ, затѣмъ Анна вырывается и убѣгаетъ. Проходитъ черезъ веранду).

(Нѣкоторое время Гансъ стоитъ какъ вкопанный, затѣмъ начинаетъ ходить большими шагами по комнатѣ, хватается за волосы, вздыхаетъ глубоко, останавливается и прислушивается. Вдругъ слышенъ шумъ вдали, проходитъ поѣздъ. Гансъ открываетъ дверь на веранду и вслушивается. Шумъ становится сильнѣе и затѣмъ затихаетъ. Слышны звонки со станціи. Второй, третій звонокъ. Свистокъ. Гансъ хочетъ уйти къ себѣ въ комнату, но по дорогѣ опускается на стулъ. Судорожныя рыданія подергиваютъ его тѣло. На верандѣ свѣтъ луны. Въ сосѣдней комнатѣ поднимается небольшой шумъ. Громко говорятъ. Гансъ вскакиваетъ, направляется къ своей комнатѣ, останавливается, ждетъ одну минуту и быстро бѣжитъ черезъ веранду. Приходятъ старый Фокератъ и жена его. Оба идутъ по направленію къ сѣнямъ).

   Г-нъ Фок. (останавливается). Гансъ. Мнѣ показалось, да, какъ-будто здѣсь кто-то былъ.
   Г-жа Фок. (уже въ дверяхъ). Кто-то поднялся по лѣстницѣ.
   Г-нъ Фок. Гансу нуженъ покой. Не будемъ мѣшать ему. Въ крайнемъ случаѣ, пошли къ нему Брауна.
   Г-жа Фок. Да, да, папаша. Я пошлю за нимъ. Или даже схожу сама.
   Г-нъ Фок. (идетъ къ балконной двери). Лучше не ходи сама, Марта. (Отворяетъ дверь, прислушивается). Прекрасная лунная ночь. Послушай-ка.
   Г-жа Фок. (быстро подходитъ). Что тамъ?
   Г-нъ Фок. Дикіе гуси -- видишь? да тамъ, надъ озеромъ. Черныя точки въ воздухѣ. Видишь?
   Г-жа Фок. Куда мнѣ, глаза не такъ ужъ молоды (уходитъ назадъ къ дверямъ, ведущимъ въ сѣни).
   Г-нъ Фок. Послушай-ка!
   Г-жа Фок. Что такое? (останавливается).
   Г-нъ Фок. Тсс. Марта!
   Г-жа Фок. Что такое, папаша?
   Г-нъ Фок. (затворяетъ дверь, идетъ вслѣдъ за женой). Такъ, ничего" мнѣ показалось, что кто-то трогалъ весла.
   Г-жа Фок. Кто-же это можетъ быть? (оба уходятъ).

(Кто-то смотритъ съ балкона въ окно. Это Гансъ. Входитъ осторожно. Сильно измѣнился, блѣдный, дышитъ открытымъ ртомъ. Боязливо осматривается кругомъ, беретъ перо, быстро пишетъ нѣсколько словъ и при первомъ шумѣ бросаетъ все и убѣгаетъ на балконъ. Г-нъ и г-жа Фок. входятъ изъ сѣней, между ними Катя).

   Г-нъ Фок. Помилуй, чего ты сидишь въ темнотѣ.
   Катя (держитъ руки передъ глазами). Здѣсь такъ свѣтло.
   Г-жа Фок. Совсѣмъ нѣтъ. Какая ты странная, Богъ знаетъ сколько времени сидѣть въ темнотѣ.
   Катя (недовѣрчиво). Почему... Почему вы такъ внимательны ко мнѣ?
   Г-нъ Фок. Потому, что ты наша милая единственная дочурка (цѣлуетъ ее).
   Катя (улыбаясь, тихо). Да, да, вы жалѣете меня.
   Г-жа Фок. Ты, вѣдь, не чувствуешь себя нездоровой, Катюша?
   Г-нъ Фок. Ну, оставь. Все опять будетъ хорошо. Самое худшее, слава Богу, осталось позади.
   Катя (садится къ столу; послѣ небольшой паузы). Мнѣ какъ-то не по себѣ, мамаша. Такъ свѣтло! Мнѣ кажется, что кто-то рѣшился на безумный шагъ, и теперь обдумываетъ его.
   Г-жа Фок. Какъ такъ?
   Катя. Анна уѣхала?
   Г-нъ Фок. Да, Катя, и все теперь пойдетъ хорошо.
   Катя (молчитъ).
   Г-жа Фок. Развѣ ты не любишь больше Ганса?
   Катя (послѣ недолгаго раздумья). Все-таки мнѣ посчастливилось въ жизни. Вотъ, напримѣръ, Фанни Штенцель, которая вышла замужъ за пастора. Она всегда такъ счастлива, такъ довольна, а ты думаешь, я помѣнялась-бы съ нею? Нѣтъ, право; нѣтъ. Здѣсь пахнетъ дымомъ. Не правда-ли?
   Г-жа Фок. Нѣтъ, дорогая, я ничего не слышу.
   Катя (ломая руки). Ахъ, Боже, все погибло, все погибло!
   Г-нъ Фок. Катя, Катя! Какъ ты недовѣрчива. Я увѣренъ, что все обойдется хорошо. Пути Господа неисповѣдимы. Мнѣ кажется, Катя, что я поступилъ по Его указаніямъ.
   Катя. Знаешь, мама, первое ощущеніе, которое я испытала, когда Гансъ пришелъ ко мнѣ и хотѣлъ меня взять, было совсѣмъ правильное. Цѣлый день у меня вертѣлось въ головѣ: развѣ ты годишься въ жены такому умному и ученому человѣку. Что онъ будетъ съ тобой дѣлать? Все это правда.
   Г-жа Фок. Нѣтъ, Катюша, не онъ, а ты стоишь выше его. Онъ долженъ сдѣлаться достойнымъ тебя. Вотъ какъ дѣло стоитъ.
   Г-нъ Фок. (дрожащимъ голосомъ). Если это такъ, какъ говоритъ Марта, да, то сможешь-ли ты простить его, простить его великій грѣхъ.
   Катя. Ахъ, если-бы все было только въ прощеньи. Прощать можно сотни, тысячи разъ. Но Гансъ... Гансъ не можетъ унижаться. Мнѣ нечего прощать Гансу. Дѣло вотъ въ чемъ -- ты представляешь изъ себя то, а не иное. Я прекрасно знала, что я такое и чѣмъ не могу быть. (Съ улицы слышны крики "помогите").
   Г-жа Фок. Катя, я хочу тебѣ сдѣлать одно предложеніе. Послушай. Поди сюда. Ложись въ кровать, а я тебѣ почитаю сказки Гримма, пока ты не уснешь. А завтра утромъ сварю тебѣ супъ пептонный и яичекъ въ смятку, ты встанешь, мы пойдемъ прогуляемся по саду, и при свѣтѣ солнца все тебѣ покажется иначе, веселѣе. Пойдемъ, пойдемъ.
   Браунъ (съ веранды входитъ). Добраго вечера.
   Г-нъ Фок. Здравствуйте, г-нъ Браунъ.
   Браунъ. Здравствуйте, г-нъ Фокератъ (протягиваетъ руку). Гансъ дома?
   Г-нъ Фок. Я думаю, онъ наверху.
   Браунъ. Навѣрное?
   Г-нъ Фок. Да, я думаю. Гдѣ-же ему быть иначе, не правда-ли, Марта?
   Браунъ. Я посмотрю. (Уходитъ быстро).
   Г-жа Фок. (съ легкимъ безпокойствомъ). Что съ Брауномъ?
   Катя (возбужденно). Гдѣ-же Гансъ?
   Г-жа Фок. Не волнуйся, Катя.
   Катя (волнуясь все болѣе и болѣе). Да, но гдѣ-же онъ?
   Г-нъ Фок. Наверху, конечно наверху, гдѣ-же иначе.
   Браунъ (ворочается. Минута всеобщаго оцѣпенѣнія. Пауза).
   Г-нъ Фок. Ну, г-нъ Браунъ?..
   Браунъ. Нѣтъ, наверху его не нашелъ.
   Г-нъ Фок. Да, да. Но что-же съ вами?
   Браунъ. Ничего, ничего.
   Катя (подбѣгая къ Брауну). Вы что-то знаете.
   Браунъ. Нѣтъ, право ничего. Нѣтъ никакой причины бояться, но -- только у меня предчувствіе -- ни подъ какимъ видомъ не слѣдовало оставлять Ганса одного. И если-бы я это предвидѣлъ... ахъ, впрочемъ это безуміе!
   Г-жа Фок. Но что такое, говорите ради Бога!
   Г-нъ Фок. Говорите-же, не теряйте времени.
   Браунъ. Очень просто. Какъ только что я вошелъ въ садъ, мнѣ послышалось, будто кто отвязываетъ лодку и дѣйствительно подойдя ближе я увидѣлъ, что кто-то поѣхалъ на ней; мужчина -- я окликнулъ, но отвѣта не было. А Гансъ отвѣтилъ-бы.
   Катя (какъ-бы просвѣтляясь) Гансъ. Это былъ Гансъ. Бѣгите скорѣй! Ради Бога бѣгите живѣе! Отецъ! Мать! Вы раздражили его. Зачѣмъ вы это сдѣлали?
   Г-жа Фок. Что ты говоришь, Катя!
   Катя. Я чувствую это. Ему невозможно дольніе жить. Я согласна на все, только не это. Только не такой конецъ!
   Г-нъ Фок. (убѣгаетъ въ садъ, зоветъ) Гансъ! Гансъ!
   Катя (къ Брауну). Мужчина! Вы позвали. (Ломаетъ руки). О Боже! О Господи. Если-бы онъ бы былъ живъ. Если-бъ онъ могъ слышать меня. (Слышны крики на озерѣ помогите! помогите!)
   Катя (кричитъ въ сѣни). Альма, Минна! Фонарей! Огня! Скорѣе огня! (Хочетъ бѣжать въ садъ черезъ веранду, замѣчаетъ записку, останавливается, дрожа подходитъ къ столу, беретъ записку, нѣсколько секундъ смотритъ въ нее, затѣмъ какъ подкошенная надаетъ на полъ. На дворѣ продолжается шумъ и крики).

"Сѣверный Вѣстникъ", No 7, 1895

  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru