Гатцук Владимир Алексеевич
Кощей бессмертный

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Кощей бессмертный

  
   Источник текста: В. А. Гатцук - Сказки русского народа.
   Издательство "ЭОС", Москва, 1992 г.
   OCR и проверка орфографии: и море Э Хемингуэй (Официальный сайт Эрнеста Хемингуэя).
  
   В неведомых землях, на горах, на водах, не в наших городах, на море, на Океане, на острове Буяне, стоит дуб зеленый, под дубом бык печеный, в боку у него нож точеный, на блюде чеснок толченый; с одного бока режь, с другого макай да ешь. И это еще не сказка, только присказка. А кто сказку будет слушать -- тому соболь, куница да красная девица, сто рублей на свадьбу да пятьсот на гулянье...
   Было у царя с царицей три дочки, а сына-наследника так долго не давал им Бог, что они совсем изгоревались и всякую надежду потеряли. Наконец, родился у царицы сынок. Назвали его отец с матерью Иваном-царевичем, любили и берегли несказанно. Царь сыночка всегда сам убаюкивал; качает люльку и поет:
  
   Баю, баюшки, бай!
   Скорей глазки закрывай.
   Будешь, Ванюшка, большой
   Награжу тебя женой,
   Ненаглядною красою
   С золотою косой --
   Марьей Моревной.
  
   Она за морем живет,
   Там, где солнышко встает.
   Она утренней росой умывается,
   Пестрой радугой-ширинкой утирается.
   Оттого она белее белой пены морской,
   Ее оченьки яснее светлых звездочек.
  
   Каждый вечер пел сынку царь эту песенку. Споет раз-другой -- глядь -- уж и заснул сынок сладким сном.
   Время идет да идет, а Иван-царевич растет да растет -- точно тесто на опаре поднимается. Каковы другие ребята в десять лет -- он в два года таков, каковы другие в двадцать -- он такой по пятому году... В ту пору стряслось над Иваном-царевичем великое горе: померли его родители в один день, в один час, и остался он сам хозяин и в доме, и в царстве, и над тремя сестрами старшими.
   Раз сидит Иван-царевич в своем зеленом саду задумавшись, пригорюнившись, вдруг затмила свет черная туча, ветер завыл, деревья к земле приклонилися, затряслась, застонала мать-сыра земля -- и явились перед царевичем три добрых молодца: Ясный Сокол -- птичий царь, Медведь -- звериный царь да Змей -- змеиный и рыбий царь. "Здравствуй, Иван-царевич, над своей семьей старший! Мы к тебе с добрым словом за хорошим делом: выдай за нас твоих сестриц замуж. Все мы трое -- родом тебя не ниже, богатством не беднее". Говорит им Иван-царевич: "Я со своих сестер воли не снимаю: им за вами жить. Коли они согласятся, и я с вами породниться рад". Сестры-царевны согласились. У царей не пиво варить, не вино курить: веселым пирком за свадебку -- и вышла старшая царевна за Ясного Сокола, средняя за Медведя-царя, а младшая за Змея-царя.
   После свадьбы вскорости стали зятья с молодыми женами домой собираться, стали Ивану-царевичу за его привет да за ласку благодарствовать. Птичий царь дает ему воробьеныша, звериный царь -- крысеныша, а змеиный царь -- лягушоныша. Говорят: "Захочешь, дорогой зять, сестер проведать, нашей хлеб-соли отведать -- пусти вперед себя этих наших ответчиков: они тебя до нас прямой дорогой доведут". Распрощались и уехали в свои царства.
   Остался Иван-царевич в своем дворце один-одинешенек; из горницы в горницу ходит, по зелену саду бродит, а сам все думу думает: "Скучно, грустно молодцу коротать век одному! Обещал мне батюшка невесту, ненаглядную красоту Марью Моревну. А где она? Пора уж мне свет повидать, людей посмотреть, себя показать. Поеду-ка я на все четыре стороны, отыщу свою суженую".
   Сказано -- сделано. Оседлал Иван-царевич своего добра коня, хотел было уж ехать, куда глаза глядят: на все ветры буйные, на все вьюги зимние, на все вихри осенние -- да задумался. "Где мне Марью Моревну искать, в каких землях, в каких городах? Велик белый свет, вовек, его весь не объедешь. Поеду-ка сперва зятей навешу; они хитры-мудры, по горам, по долам, по глубоким пропастям бродят, выше облаков носятся, по глуби синя моря плавают -- не знают ли, где моя суженая".
   Сел Иван-царевич на своего коня и пустил вперед воробьеныша. Воробьеныш вперед летит, с куста на кустик, с деревца на деревце перепархивает -- насилу поспевает Иван-царевич за ним во всю конскую прыть...
   Ехал он, ехал -- долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, близко ли, далеко ли, день коротается, ночь надвигается -- и выехал на широкую поляну. А середь той поляны стоит двор -- что царство, дом -- что город. Из ворот выбежала его старшая сестрица; брала брата за руки белые, целовала в уста сахарные, вводила в белокаменные палаты, за столы дубовые усаживала. "Ах, братец родимый, что долго не бывал? Мы с мужем об тебе давно соскучились". Тут вошел и его старший зять Ясный Сокол -- птичий царь, и началось у них веселье: стали они гулять, стал зять Ивана-царевича угощать... Пировали три дня, три ночи -- напоследок начал Иван-царевич отпрашиваться: "Отпусти меня, милый зять, куда мне путь лежит". "А в какую сторону, Иван-царевич, ты свой путь держишь?" "Еду я искать свою суженую, Марью Моревну, ненаглядную красу, родителем мне пообещанную. Не знаешь ли, где ее царство?" Задумался Ясный Сокол -- птичий царь. "По всему, кажись, белому свету я летал, а про Марью Моревну, твою суженую, и не слыхивал". Вышел он на высокое крыльцо, свистнул молодецким свистом, крикнул-гаркнул громким голосом: "Эй, вы, слуги мои верные, птицы, летучие, собирайтесь, слетайтесь на широкий двор, держите мне ответ без утайки!"
   Не черные тучи со всех сторон надвигалися, -- слетался весь птичий народ, собралось птиц видимо-
   невидимо. Спрашивает их Ясный Сокол -- птичий царь: "Все ли вы собрались сюда?" "Все до единой малой пичужки". -- "Кто из вас, слуги мои верные, знает, где царство Марьи Моревны, ненаглядной красы, моего зятя суженой?" Молчит весь птичий народ, большой за среднего хоронится, средний за малого прячется, а от малого ответа нет -- никто не знает, никто об Марье Моревне и не слыхивал.
   "Прости, Иван-царевич; рад бы, да не могу я услужить тебе, -- говорит Ясный Сокол -- птичий царь. -- Съезди к другим твоим зятьям: они не знают ли, где искать твою суженую".
   Иван-царевич с сестрой, с зятем прощался, живо в путь собирался; сел на своего доброго коня и пустил вперед крысеныша. Крысеныш вперед бежит, меж кореньев, камушков шмыгает -- насилу Иван-царевич за ним во всю конскую прыть поспевает. Долго ли, коротко ли добрался царевич до двора другого своего зятя, Медведя -- звериного царя. Зять с сестрой ему обрадовались; обнимали, целовали, всякими яствами, питьями угощали. А как стал он зятя про Марью Моревну спрашивать -- царь Медведь отказывается: "Не знаю, -- говорит, -- никогда и не слыхивал. Соберу сейчас весь звериный народ, может, кто-нибудь и знает, где твоя суженая".
   Собрались на царский двор все звери со всего света до самого малого мышоночка -- только и из них никто не слыхивал про Марью Моревну.
   Нечего делать, выпустил Иван-царевич лягушоночка и поехал за ним к третьему своему зятю -- Змею. Лягушонок вперед скачет -- насилу за ним Иван-царевич во всю конскую прыть поспевает. Долго ли, коротко ли доехал он до синего моря; на берегу стоят палаты белокаменные, серебром-золотом, скатным жемчугом изукрашенные. Только подъехал Иван-царевич -- выбежала на крыльцо его младшая сестрица, а за ней и ее муж, добрый молодец, змеиный и рыбий царь вышел. Стали они царевича обнимать, целовать, брали его за руки белые, вводили в палаты белокаменные, сажали за столы дубовые, за скатерти браные. Угощали дорогого гостя три дня, три ночи, напоследок говорит Ивану-царевичу зять: "Слышал я, что ты ищешь свою суженую, ненаглядную красу Марью Моревну?" "А откуда тебе-то ведомо?" -- спрашивает Иван-царевич. "Мне ли, змеиному царю, не знать, что делается на свете; только одного не знаю, где живет Марья Моревна. Пойдем на крыльцо, сегодня я приказал собраться всем моим подданным-ответчикам. Не знает ли из них кто".
   Вышли они на высокое крыльцо -- и диву дался Иван-царевич: сколько кругом глазом окинешь -- по всей земле змеи и всякие гады кишмя кишат, от рыбьих голов в море воды не видно... Спрашивает своих подданных Змей-царь: "Ой вы, слуги мои верные, правдивые ответчики! Не знаете ли, где царство неописанной красы Марьи Моревны, моего зятя суженой?" Молчат все змеи, гады и рыбы; большой за среднего хоронится, средний малым прикрывается, а от малого ответа нет... "А все ли вы собрались по-моему приказу?" -- спрашивает Змей-царь. "Нет, государь, не хватает еще самой старой колченогой Лягушки, она что-то замешкалась".
   Глядь, а Лягушка тут как тут, ползет, еле ноги волочит. Как закричит на нее Змей-царь: "Где ты, старая тварь, пропадала? Почему по-моему приказу вовремя не явилася?" "Ох, прости, государь! Больно далеко была, у самой Марьи Моревны золотой косы, неописанной красы -- там, где солнышко восходит из-за синя моря. Сватаются за Марью три чужестранных богатыря -- пришлось было мне, старухе, у нее сватьей быть". "Ну, Иван-царевич, дорогой зятюшка, -- говорит Змей-царь, -- вот тебе от меня Лягушка в помощницы; она тебя и проведет, куда тебе надобно, она тебя и уму-разуму научит, как добыть Марью Моревну. Поезжай за невестой, коли не боишься". "А как к Марье Моревне добраться, -- спрашивает Иван-царевич у Лягушки, -- на коне надо ехать или пешком идти?" "Нет, царевич, к ней ни конем не доедешь, ни пешком не дойдешь; надо плыть через сине море. Возьми с собой еды на месяц да стеклянную банку и приходи на берег".
   Вскорости пришел Иван-царевич на берег, смотрит: Лягушка с сенной стог раздулась, спрыгнула с берега в воду -- точно корабль плавает. "Ну, царевич, садись мне на спину, поплывем скорее; коли хочешь добыть Марью Моревну, мешкать некогда".
   Плывет Лягушка с царевичем на спине, будто корабль по ветру несется; день коротается, ночь надвигается, ночь проходит, из-за моря солнышко выходит... На тридцатые сутки подплыла Лягушка к царству Марьи Моревны: "Слезай, Иван-царевич, на берег; посади меня в стеклянную банку и неси с собой в город твоей суженой. Я тебя доброму научу". Вымолвила это Лягушка, перекувырнулась -- и стала опять маленькой.
   Иван-царевич пришел в большой город и попросился ночевать у бабушки-задворенки. Спрашивает его бабушка-задворенка: "Откуда ты, добрый молодец, каких родов, из каких городов, как тебя по имени зовут?" Он ей все о себе рассказал. "Ах, Иван-царевич, -- говорит бабушка-задворенка, -- в какое ты время явился! Ведь наехали сюда три сильномогучих богатыря из бусурманских стран к нашей царевне Марье Моревне свататься, и завтра будет между богатырями смертный бой. Кто других победит -- тот и Марью Моревну за себя возьмет; а тебе, Иван-царевич, куда против них выйти: они в день едят по пяти коров, выпивают вина по пяти чанов". А Лягушка Ивану-царевичу из банки квакает: "Ничего, Иван-царевич, ложись-ка спать, завтра тебе рано вставать; утро вечера мудренее. Коли Марья Моревна -- твоя суженая, так суженой и конем не объедешь. А про чужестранных богатырей не очень думай, мало ли что! Была, сказывают, у нашего царя корова обжорлива: по стогу сена враз поедала, пруд воды одним духом выпивала, а всего только, что обожралась да и лопнула".
   Поутру Иван-царевич встал ранехонько, умылся белехонько,-снарядился и пошел к обедне. Пришел в церковь, образам помолился, на все стороны поклонился.
   Марье Моревне в особицу; стоят они рядом да Богу молятся. На отходе обедни -- она первая под крест, он -- вторым за ней. Стали из церкви выходить -- он с Марьи Моревны глаз не сводит, -- что за невиданная краса: алый цвет по лицу расстилается, белый пух по груди рассыпается, видно, как кровь из жилочки в жилочку переливается. И она на царевича украдкой поглядывает: какойтакой чужестранный красавец проявился: кудри черные, очи соколиные, брови соболиные, ухватки молодецкие!
   На широкой площади стали бусурманские богатыри между собой за Марью Моревну смертным боем биться. В первый день младший богатырь со средним схватился, долго бились и копьями долгомерными и мечами булатными и топорами тяжелыми, наконец, повалил средний богатырь младшего, насел на него, распорол ножом его грудь белую, вынул из груди ретиво-сердце и подносит Марье Моревне на ладони... Не стала глядеть Марья Моревна, отвернулась и ушла в свой дворец. А Иван-царевич пошел к бабушке-задворенке. "Что, царевич, видел Марью Моревну?" -- спрашивает Лягушка. "Видел, и вовек не забуду". -- "Ну, не печалься; теперь из трех ведь только двое богатырей против тебя осталось".
   На другое утро встал Иван-царевич рано, умылся, нарядился. Богу помолился, на все четыре стороны поклонился и пошел в церковь к обедне. Отстоял обедню, как вчера, идет на выход сзади Марьи Моревны; вдруг обернулась она и спрашивает: "Ты скажи, чужестранный гость, каких ты родов, из каких городов, как тебя по имени зовут, почему ты в церкви рядом со мной становишься?" Отвечает ей Иван-царевич: "Потому, ненаглядная краса Марья Моревна, я в церкви рядом с тобой становлюсь, что ты моя суженая". И рассказал все о себе: какого он отца сын и как ему отец Марью Моревну в жены обещал. "Ах, Иван-царевич, ведь и мне мой отец тебя в мужья прочил, и вышла бы я за тебя с охотою, да что теперь делать: эти бусурманские богатыри все мое войско побили и меня силком берут". "Ничего, не бойся, Марья Моревна, ненаглядная моя красота, -- говорит Иван-царевич, -- вот сегодня из трех твоих женихов только один живым останется, а с последним я и сам, Бог даст, завтра справлюсь".
   Начался на площади между бусурманскими богатырями второй бой из-за Марьи Моревны. Одолел старший богатырь, убил супротивника. "Теперь, -- кричит, -- ты моя, Марья Моревна, никому тебя не уступлю!" А Иван-царевич вышел вперед и говорит: "Нет, погоди. Не зван на пир -- хлеб-соль кушаешь; не поймав, белую лебедь рушаешь. Надо еще тебе завтра со мной из-за Марьи Моревны переведаться!" "Ах ты, комар! Да мне супротивник еще не родился. А тебя на одну руку сейчас посажу, другой прихлопну -- только мокренько станет". "Не насильничай, бусурманский богатырь, -- говорит Марья Моревна, -- видишь, перед тобой Иван-царевич безоружен стоит. Бейся с ним завтра, коли не боишься".
   Пришел Иван-царевич к бабушке-задворенке: "Ну вот, теперь один тебе супротивник остался, -- говорит Лягушка. -- Выходи завтра против него смело; только чтоб был у вас не конный, а пеший бой, да меня с собой возьми за пазухой".
   На третье утро встал Иван-царевич, сходил в церковь к обедне, с Марьей Моревной повидался и вышел на широкую площадь. На другом конце бусурманский богатырь на коне, словно сенная копна сидит. "Погоди, -- говорит ему Иван-царевич, -- видишь, я пеший; только два дня, как из-за моря приплыл, -- не нашел еще себе коня богатырского. Давай вровень, пешими, биться!" Бусурманский богатырь подъехал, слез с коня, и только было на Ивана-царевича кинулся, чтоб его мечом разрубить, -- подвернулась ему под ногу Лягушка, что у царевича из-за пазухи выскочила, поскользнулся богатырь, покачнулся, руками взмахнул... А Иван-царевич на тот случай догадлив был: разогнал по жилам свою кровь горячую, дал простор ретивым плечам, стал бусурмана сечь, рубить, свалил его на землю... Тут богатырю и конец пришел.
   Веселым пирком, да за свадебку; женился Иван-царевич на Марье Моревне, стали они жить-поживать в ладу да согласии: Только спустя недолгое время говорит мужу Марья Моревна: "Надо мне, богоданный муж, поехать, старика дедушку моего, Морского царя проведать. Поеду я ненадолго; ты меня жди: по всему дворцу нашему ходи, за всем хозяйством приглядывай, только не заходи в ту горницу, что заперта тремя засовами железными". Лишь Марья Моревна уехала, не вытерпел Иван-царевич: "Что, -- думает, -- от меня жена в той горнице прячет?" Отодвинул железные запоры, глядь -- а там висит Кощей, двенадцатью цепями к стене прикован -- страшный, словно смерть, тощий... Просит Кощей у Ивана-царевича: "Дай напиться! Десять лет -- с самой той поры, как я здесь прикован, -- капли воды у меня во рту не было. Несказанно ведь я мучаюсь!.." Ивану-царевичу его жалко стало -- принес он Кощею ведро воды. Выпил Кощей все до капли и еще запросил: "Дай еще -- ведром мне не залить жажды". Царевич принес другое ведро; Кощей выпил, просит еще. Дал ему Иван-царевич третье ведро воды. Как выпил Кощей третье ведро -- вернулась к нему сила прежняя, встряхнулся он, дернул и оборвал все двенадцать железных цепей, словно гнилые нитки... "Благодарствую тебе, Иван-царевич, за то, что ты меня выручил, помог мне твою жену Марью Моревну к себе, наконец, унести. Из-за нее я с ее отцом и бился. Хорошо, что я -- Бессмертный, не быть бы мне живому, когда победил он и полонил меня. Ну а теперь уж не видать тебе Марьи Моревны, как своих ушей". Сказал это Кощей -- и страшным вихрем вылетел в окно...
   Затужил-загоревал Иван-царевич. Ждет свою жену Марью Моревну, ненаглядную красоту, день, другой; вдруг ворочаются ее провожатые: "Беда, -- говорят, -- налетел в пути на нас страшный вихрь, подхватил царицу и унес вмиг неведомо куда". Горько-горько заплакал Иван-царевич; собрался, снарядился, сел на корабль и поехал через синее море. "Что ни будет, -- думает, -- а разыщу я Марью Моревну!"
   Долго ли, коротко ли плыл он -- скоро, сказка сказывается, да не скоро дело делается, --, наконец, пристал к берегу, где было царство его зятя, змеиного царя. На ту пору у Змея-царя шел пир на весь мир, собралось гостей со всех волостей многое множество, приехали и другие зятья Ивана-царевича -- Сокол-царь и Медведь-царь. Стал Иван-царевич зятьям свою беду рассказывать, как унес у него жену Кощей. Говорят ему зятья: "Знаем мы этого Кощея, и дорогу к нему показать можно, только в царство его нам войти нельзя, потому что он -- страшный колдун и так заколдовал, чтобы зверь через его царство не прорыскивал, птица не пролетывала, змея не проползала -- и все из жадности, чтоб никакая тварь его добром для пропитания не попользовалась. Потому и нам, царям, вход в его царство заказан. А если хочешь, Иван-царевич, мы тебя, докуда можно, доведем -- дальше уж сам управляйся. Только ты оставь нам твои серебряные ложку, вилку и ножик. Коли серебро почернеет -- по тому узнаем мы, что с тобой неблагополучно, и в беде твоей тебя не покинем".
   Хоть и жутко одному без помощи в Кощееву берлогу забираться, да делать нечего -- охота пуще неволи. Собрался Иван-царевич, сел на коня и поехал; зятья, его до Кощеева царства проводивши, назад вернулись, а он едет все вперед, чтоб найти-увезти свою ненаглядную Марью Моревну. Страшно кругом: сколько глазом видно, все песок сыпучий да камни горами навалены; ни былинки, ни травинки, ни деревца; солнце жжет, жажда донимает... Долго ли, коротко ли -- вдруг увидал Иван-царевич среди каменных гор на голом месте большой дом, из серых камней сложенный. Вошел он в дом -- пусто, тихо, точно все вымерло. Идет дальше из горницы в горницу -- все то же: окна паутиной заросли, на полу пыль подушками слеглась; толкнул маленькую дверку -- глядь: в особой горенке сидит Марья Моревна, горькими слезами обливается. Кинулся к ней Иван-царевич, обнялись они, вместе заплакали. "Ох, -- говорит Марья Моревна, -- зачем ты меня не послушал, Кощея выпустил, меня ему на лютую муку отдал!" "Не поминай старого, и мне не легче тебя. Уедем скорее отсюда, пока Кощея не видать. Мой конь у дверей дожидается". Вышли, сели и поскакали во всю конскую прыть.
   Вечером Кощей домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается. "Что ты, волчья сыть, травяной мешок, спотыкаешься? Или чуешь какую невзгоду?" Отвечает конь: "Иван-царевич был, Марью Моревну увез". "А догонишь их?" -- "Пшеницы насей, пусть вырастет, сожни, обмолоти, обмели, хлеба напеки -- тогда поедем, и то догоним!" Поскакал Кощей в погоню, мигом догнал Ивана-царевича: "Ну, на первый раз прощаю тебя, -- говорит, -- за то, что меня водой напоил. Смотри, в другой раз не попадайся -- в куски изрублю". И отнял Марью Моревну.
   Заплакал горько Иван-царевич, слез с коня, сел на камень и задумался: "Неужели мне ненаглядную мою Марью Моревну так и отдать Кощею. Лучше и на белом свете не жить!" Махнул рукой и поехал опять к Кощееву дому. Увидала мужа Марья Моревна, страшно испугалась: "Ах, Иван-царевич, что ты сделал, зачем вернулся? Ведь Кощей убьет тебя!" "Пускай убьет: мне без тебя все равно не жить. Поедем отсюда, хоть час вместе; а потом не жаль мне и головы!" "Погоди, -- говорит Марья Моревна, -- пойдем на хитрости. Чем Кощею под меч голову подставлять без толку, поезжай ты скорее назад, найди Бабу-Ягу и добудь у нее коня ее завода. У Кощея -- от нее конь. Может быть, как поедем на том коне, он нас не догонит. А даст тебе Яга жеребенка, если ты пропасешь ее кобылиц три ночи". И рассказала Марья Моревна мужу, где Бабу-Ягу найти.
   Тут поцеловались они, помиловались, и поехал Иван-царевич своим же следом назад через Кощеево царство. Выехал благополучно, доехал до дворца своего зятя, змеиного царя. Змей-царь его выслушал и говорит: "Умница у тебя жена, Иван-царевич, хорошо она тебе посоветовала. Поезжай теперь к Бабе-Яге, а мы тебе поможем ее кобылиц три ночи выпасти. Только смотри: когда даст тебе Яга коня выбирать -- бери самого захудалого жеребенка, что сзади всего табуна плестись будет".
   Вот и поехал Иван-царевич к Бабе-Яге через пески сыпучие, через леса дремучие, через болота зыбучие. Долго ли, коротко ли ехал он, день коротается, ночь
   надвигается -- и наехал Иван-царевич в самом глухом бору на избушку; стоит избушка на курьих ножках, на бараньих рожках, кругом поворачивается. Смотрит он на избушку -- хорошо бы в нее войти, ночь переночевать, да нельзя: все она вертится. А тут ночь наступила, ветер завыл...
   Вдруг закрутилось, замутилось, в глаза зелень выступила. Подымается земля бугром, из-под земли -- камень, из-под камня -- Баба-Яга, костяная нога. "Фу-фу-фу! -- кричит.-- Доселе русского духа слыхом не слыхать, видом не видать, а ныне русский дух воочию проявляется, сам на ложку садится, в рот катится! Зачем, молодец, сюда попал?" -- "К тебе, Баба-Яга, приехал за конем от твоих кобылиц". -- "Ну что ж. А уговор знаешь? Выпасешь их три ночи -- выбирай себе любого коня; хоть одну потеряешь -- будешь моим вечным работником, под землей сырой хлеб молотить". Иван-царевич согласился.
   Привела его Яга в свои загоны широкие, в тех загонах двенадцать кобылиц с жеребятами. Яга их стала выгонять -- каждую мимо себя пропускает, каждой на ухо пошепчет. А потом сказала: "Погони их теперь, добрый молодец, в зеленые луга, паси, да уговор помни".
   Только выгнал Иван-царевич кобылиц в зеленые луга, как ударились кобылицы бежать в разные стороны -- мигом из глаз пропали. Что тут делать? Закручинился царевич, запечалился; вдруг подлетел к нему ясный сокол, ударился об землю и стал добрым молодцем -- его зятем, птичьим царем. "Не тужи, царевич, ложись да спи до утра спокойно: утром все кобылицы сами к тебе прибегут". Сказал, обернулся опять ясным соколом и улетел с глаз.
   На утро, только стало солнышко всходить, вылезла Баба-Яга на крылечко, глядь -- идет Иван-царевич, прутиком помахивает, гонит впереди себя двенадцать кобылиц с жеребятами. Так Баба-Яга и затряслась со злости; послала Ивана-царевича спать, а сама давай кобылиц помелом колотить. Бьет да приговаривает: "Слушайтесь, коли велела вам только к вечеру вернуться!" Отзываются ей кобылицы: "Сил наших не было... Налетели на нас птицы со всего света, бьют, клюют -- неволей к пастуху согнали".
   Вечером опять выгнал Иван-царевич кобылиц в зеленые луга -- тут ему Медведь-царь помог: послал на табун волков, медведей со всего света, и согнали они кобылиц к пастуху на утренней заре.
   На третью ночь еще хуже кобылицам пришлось... Стала их поутру Баба-Яга допрашивать, почему они ее не послушались, пастуху покорились, а они совсем измучены, еле дух переводят: "Далеко, -- отзываются, -- мы от него забежали: и к вечеру сегодня бы нам домой не собраться, да напали на нас змеи и гады со всего света -- шипят, жалят, -- пригнали к пастуху еще до зари и шага от него отойти не дали". Тут Ивану-царевичу Змей-зять помог.
   Нечего делать -- слово дано, поздно назад пятиться -- разбудила Яга Ивана-царевича. "Твое счастье, -- говорит, -- выбирай себе конька, какой полюбится". А Иван-царевич с радости и забыл наказ Змея-зятя; выбрал самого показного жеребеночка -- на того заморышка, что сзади табуна плелся, и не поглядел...
   Сел он на своего добра коня, -- под ним конь бежит, земля дрожит, из-под копыт по сенной копне летит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет... Не успела бы стриженая девка косы заплести -- уж он подъехал ко дворцу Кощееву, ухватил свою ненаглядную Марью Моревну и помчался с ней, как стрела из лука.
   Только что они отъехали, Кощей домой ворочается -- под ним конь спотыкается... "Что ты, волчья сыть, травяной мешок, спотыкаешься? Иль беду чуешь?" -- "Иван-царевич опять приезжал, Марью Моревну увез". -- "А сможешь догнать?" "Надо бы догнать: под ним мой младший брат; кабы взял он у Бабы-Яги заморышка, что сзади табуна плелся, -- не догнать бы его и ветру буйному", -- отвечает Кощеев конь.
   Тут бил Кощей коня по крутым бедрам, рассекал кожу дочерна-мяса, разбивал мясо до белых костей. Под ним конь возъяряется, от сырой земли подымается, несет седока выше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего...
   Уж доскакал Иван-царевич до края проклятой земли, уж его конь передними ногами на святорусскую землю стал -- догнал их Кощей, убил Ивана-царевича, разрубил его тело на мелкие куски, а Марью Моревну назад к себе увез.
   В те поры потускнело серебро у зятей Ивана-царевича; потускнело серебро, почернело, заржавело. Съехались они вместе у Змея-царя: "Ох, беда с Иваном-царевичем приключилася; надо ехать скорей -- не поможем ли".
   У границы Кощеева царства наехали они на мертвое тело; лежит оно, на куски разрубленное, а рядом богатырский конь ходит. Признали зятья в том мертвом теле Ивана-царевича; сейчас обернулся добрый молодец птичий царь ясным соколом, взвился высоко-высоко, ударил сверху и зашиб вороненка. Говорит ему Черный Ворон: "За что, царь, моего сына погубил?" -- "Не за что, а затем, чтоб слетал ты, Ворон, и добыл мне живой и мертвой воды". Черный Ворон полетел и принес под обоими крыльями по пузырьку с водой мертвой и живою. Сбрызнули зятья вороненка -- он ожил и улетел; сбрызнули куски тела мертвой водой -- они срослись, сбрызнули живой водой -- ожил Иван-царевич, поднялся. "Ох, -- говорит, -- как я долго спал!" "И спать бы тебе до конца веку, кабы не мы!" -- отвечает ему Змей-царь. Одумался Иван-царевич, вспомнил, что с ним приключилося и заплакал: "Зачем, -- говорит, -- вы меня оживили! Все равно мне не жить без Марьи Моревны. Поеду сейчас опять за ней в Кощееву берлогу".
   Как ни отговаривали зятья Ивана-царевича -- не могли отговорить. "Что с тобой делать, -- говорит Змейцарь, -- поезжай на свою погибель. Только хоть попытайся спастись: попроси твою жену, Марью Моревну, чтоб она доведалась у Кощея: где его смерть запрятана. Может, удастся его смерть отыскать -- и мы тебе поможем".
   Приехал Иван-царевич в третий раз к Кощееву дому -- Марья Моревна и глазам своим не верит, и обрадовалась и испугалась. Ей Иван-царевич все рассказал: как зятья его оживили, чему научили. "Хорошо, -- говорит она, -- надо последнюю надежду попытать". И спрятала Ивана-царевича в отдаленной комнате.
   Вечером приехал Кощей с добычи -- Марья Моревна его не по-прежнему, весело встретила, стала к нему ласкаться, а потом спрашивает: "Отчего это тебя, Кощеюшка, Бессмертным зовут?" "А оттого, что никому не узнать, где моя смерть спрятана". -- "Неужели и я этого знать не могу?" -- "Зачем тебе?" -- "Я бы оберегала-стерегла; чтоб кто до твоей смерти не добрался, мой Кощеюшка, чтоб мне, сироте, без тебя одинокой не остаться". "Ишь ты, -- говорит Кощей, -- ну, ладно, уж тебе я скажу: моя смерть в рогах того козла спрятана, что у нас на конюшне".
   Приезжает Кощей с добычи на другой вечер, глядь -- по горнице конюшенный козел ходит и у него рога вызолочены, как жар горят. "Это что такое?" -- спрашивает Кощей у Марьи Моревны. А она ему: "Я нарочно козла теперь около себя держу и рога ему вызолотила, чтоб всегда твою смерть беречь". "Эка, правду говорят: у бабы волос долог да ум короток! Гони козла назад в конюшню: моя смерть -- в том венике, что под печью валяется".
   Смотрит Кощей на другой вечер -- а веник, уж весь золотом и дорогими камнями убранный, лежит на столе, в серебряной миске. Давай Кощей смеяться: "Эка, бабы! Что им ни скажи, всему верят. Может ли это быть, чтобы моя смерть была в венике запрятана. Ну, слушай, Марья Моревна, за твою ко мне любовь я, так и быть, уж скажу тебе: далеко-далеко отсюда, на море, на Океане, есть остров Буян; на том острове растет дуб; под тем дубом железный сундук зарыт, в том сундуке, за двенадцатью замками булатными, заперт заяц, в зайце утка, в утке яйцо, а в том яйце огонь теплится. Если это яйцо добыть, разбить и огонь потушить -- тогда мне и смерть придет. Да где туда человеку добраться!"
   Наутро, только Кощей уехал за добычей, Марья Моревна выпустила Ивана-царевича и рассказала ему, где Кощееву смерть искать. Выбрался Иван-царевич из проклятого царства, доехал до Змея-зятя. "Ну, -- говорит змеиный царь, -- надо последнее средство испытать. Созову я других твоих зятьев, доберемся до острова Буяна, попробуем Кощееву смерть добыть".
   Долго ли, коротко ли -- время идет да идет, а Иван-царевич по морю-Океану плывет вместе с зятьями. Немало довелось им беды избыть -- а добрались они все-таки до острова Буяна.
   Посреди того острова стоит дуб, старый, кряжистый, пяти человекам дуба не обхватить, а царь Медведь только качнул его -- и вывернул с корнями. Стала на месте дуба глубокая яма, а в той яме виден крепкий хилезный сундук, двенадцатью обручами железными окованный, двенадцатью замками булатными запертый; не разбить его ни топорами, ни ломами, а царь Медведь только дернул за крышку -- она так и отскочила. Вырвался из того сундука серый заяц, заложил уши и пустился бежать неведомо куда. Где его поймать! А Ясный Сокол -- птичий царь взвился кверху, нагнал, ударил зайца и принес его к Ивану-царевичу. Иван-царевич разрезал зайца, вдруг выпорхнула из-зайца утка, закрякала, полетела -- а за ней Ясный Сокол -- птичий царь. Летит утка над синим морем, а над нею Ясный Сокол вьется, изловчается, как бы лучше ее сверху ударить. Вдруг -- сложил крылья, камнем на утку кинулся и закогтил ее. Только было захватил Ясный Сокол утку когтями, чтоб нести ее Ивану-царевичу, вдруг уронила утка яйцо, упало" оно в синее море и пошло, как ключ, ко дну. А царь Змей то заприметил, вмиг обернулся щукой, рыбой зубастою, нырнул в море -- и вынес яйцо Ивану-царевичу.
   Едет Иван-царевич через Кощеево царство, яйцо в руке держит да нет-нет и сдавит... Оттого Кощея тяжкой болью схватывает. "Ох, Марья Моревна, -- говорит он, -- что-то худо мне можется, так сердце и щемит. Прилягу-ка я, может быть, полегчает".
   Марья Моревна у окна сидит, на белый свет глядит. Вдруг закурилась вдали пыль -- ближе, ближе, вот и конский топот слышится. Подскакал верховой, спрыгнул с коня -- идет прямо в дом. Замерло сердце у Марьи Моревны, а Кощей повернулся и спрашивает: "Будто подъехал кто?" Не успел он этого и выговорить, отворилась дверь в горницу и вошел Иван-царевич.
   Страшно смотрит на него Кощей, так бы и разорвал его, да подняться силы нет: Иван-царевич сдавил, разломил яйцо -- в скорлупке огонек теплится, чуть-чуть вспыхивает. "Знаешь, Бессмертный Кощей, что это?" -- спрашивает Иван-царевич. "Твое счастье, -- сказал Кощей, -- а моя смерть!" -- и повернулся к стене лицом. Тут дунул Иван-царевич на огонек; огонек вспыхнул и погас, а с тем и Кощею конец пришел.
   Вернулся. Иван-царевич с Марьей Моревной в свое отцовское царство, стал с ней жить-поживать припеваючи, родителей вспоминаючи. И теперь перед всеми царевич своей женой похваляется -- тем и сказка кончается.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru