Аннотация: Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", NoNo 10-12, 1852.
ВОСПОМИНАНІЯ О ЖИЗНИ НА МОРѢ
Луи Гарнере.
Часть первая.
I.
Я родился въ Парижѣ, 19-го февраля 1783 года. Отецъ мои быль живописцемъ и предназначалъ меня къ этому же званію; но непреодолимое желаніе влекло меня къ морю. Воображеніе мое мечтавшее только о славѣ и битвахъ, не давало мнѣ ни днемъ, ни ночью покоя, представляя картины путешествіи, приключеній и опасностей.
Мнѣ былъ четырнадцатый годъ, когда я сообщилъ отцу о моемъ желаніи вступить въ морскую службу, и просьбы мои были такъ убѣдительны, что онъ наконецъ согласился на это. Меня поддерживалъ въ моемъ намѣреніи одинъ нашъ родственникъ, Больё, капитанъ фрегата, стоявшаго въ Рошфорѣ.
Какъ-теперь помню торжественный день, когда я отправился въ матросской, казенной одеждѣ, въ шартрскомъ дилижансѣ, въ Рошфорѣ. Отецъ проводилъ меня и благословилъ, убѣждая и въ новомъ званіи не бросать пріобрѣтенныхъ мною познаній въ живописи. Онъ какъ-бы предчувствовалъ, что искусство это будетъ мнѣ полезно.
Я прибылъ въ Рошфоръ къ самому обѣду моего родственника.
-- Браво, Луи! закричалъ онъ, увидя меня.-- Ты, я вижу, славный и рѣшительный малый! Садись и пей съ нами, это одно средство избавиться отъ скуки, когда принужденъ сидѣть въ гавани безъ дѣла.
Потомъ онъ представилъ меня всѣмъ своимъ собесѣдникамъ. Больше всѣхъ понравился мнѣ, по лицу и откровенности, капитанъ Лермитъ, съ которымъ судьба вскорѣ должна была свести меня въ самыхъ опасныхъ обстоятельствахъ.
За десертомъ познакомился я также съ мичманомъ де-ла-Бретоньеромъ, которому отпѣты мои очень понравились, и который обѣщалъ быть всегда моимъ добрымъ совѣтникомъ и другомъ. Онъ сдержалъ свое слово. Съ этой минуты и до 2-го января 1831 года, когда я со слезами провожалъ гробъ контр-адмирала де-ла-Бретоньера, доброе его расположеніе ко мнѣ никогда не измѣнялось.
На другой день капитанъ Больё объявилъ мнѣ, что дивизія Серсея, къ которой принадлежалъ и фрегатъ его "Ла-Фортъ", скоро выйдетъ въ море. При этомъ случаѣ далъ онъ мнѣ много дружескихъ наставленій, объявя, что по службѣ будетъ со мною обходиться строже, чѣмъ со всякимъ другимъ, потому-что я его родственникъ.
Пожавъ мнѣ дружески руку, онъ ужь сбирался у идти, когда вошелъ къ нему матросъ.
-- А! Керно! Ты пришелъ кстати. Ты мнѣ нуженъ. Однакожь сперва рапортуй, зачѣмъ пришелъ.
Матросъ подалъ письмо капитану.
-- Керно! сказалъ онъ, прочтя:-- видишь ты этого молодаго человѣка?
-- Вижу, отвѣчалъ матросъ, и оглядѣлъ меня внимательно съ могъ до головы.
-- Это мой родственникъ.
-- Слушаю.
-- Хочешь ли взять его къ себѣ въ товарищи, вмѣсто убитаго Гобера?
Керно еще разъ осмотрѣлъ меня.
-- Молодо, малосильно; но все-равно, вы хотите этого -- я согласенъ.
-- Возьми же его; только помни, что если ты по службѣ будешь спускать ему, такъ тебѣ же за это достанется.
-- Понимаю и берусь сдѣлать изъ него хорошаго моряка. Если не успѣю въ этомъ -- значитъ, онъ никуда не годится.
-- Хорошо. Даю вамъ обоимъ отпускъ на два дня. Постарайтесь вести себя хорошенько.
Прощаясь со мною, капитанъ сунулъ мнѣ въ руку нѣсколько луидоровъ и шепнулъ, чтобъ я хорошенько угостилъ матроса.
Черезъ часъ мы сидѣли съ нимъ въ лучшемъ трактирѣ въ Рошфорѣ. Сперва Керно очень затруднялся, какъ разговаривать со мною, но послѣ первой бутылки рѣшилъ, что я или матросъ, или не матросъ. Если да, такъ онъ долженъ мнѣ говорить побратски -- ты.
Я, разумѣется, согласился, и съ той минуты разговоръ нашъ сдѣлался живѣе и веселѣе. Керно объявилъ мнѣ, что принадлежитъ къ Береговому Братству.
Это было общество Французскихъ матросовъ въ Остиндіи, изъ котораго всѣ судохозяева, капитаны и корсары набирали лучшихъ людей для своихъ экипажей, потому-что общество ручалось за каждаго члена, принимая въ это береговое общество только матросовъ, извѣстныхъ своею храбростью и искусствомъ.
-- Такъ ты изъ Индіи? спросилъ я.-- Разскажи мнѣ что-нибудь объ этой странѣ. Хорошо ли тамъ?
-- Въ Индіи? съ жаромъ вскричалъ Керно.-- Чудакъ! да это не земля, а рай. Тамъ на каждомъ шагу сраженія и золото. А женщины!.. Здѣсь такихъ и въ-поминѣ нѣтъ. А плоды, а звѣри, а удавы -- все, что душѣ угодно!
-- Такъ зачѣмъ же ты пріѣхалъ во Францію, если такъ любишь Индію?
-- А вотъ видишь ли, меня не спросили: хочу ли я остаться. Капитану нужны были надежные люди. Общество назначило меня къ отправленію. Поутру привели на корабль, а въ полдень подняли паруса.
Чѣмъ больше пиль Керно, тѣмъ больше разсказывалъ объ Индіи и тѣмъ внимательнѣе и охотнѣе я слушалъ его. Цѣлый день прошелъ, а мнѣ все-еще хотѣлось слушать.
Наконецъ, когда наступила ночь, мы вышли изъ трактира и отправились домой. По, встрѣтивъ по дорогѣ нѣсколькихъ блузниковъ, Керно не могъ пропустить случая, чтобъ не задѣть ихъ и не отпустить на ихъ счетъ матросскихъ остротъ. Произошла драка, въ которой я удостовѣрился въ геркулесовской силѣ своего учителя. Каждый ударъ его сбивалъ съ ногъ человѣка, и только цѣлый патруль, появившійся на шумъ, одолѣлъ матроса. Меня же съ самаго начала схватили и не давали мнѣ пошевелиться.
Когда насъ привели къ караульному ффицеру, тотъ спросилъ о причинѣ драки.
Несмотря на краснорѣчіе Керно, офицеръ велѣлъ насъ посадить въ арестантскую, а по утру хотѣлъ отправить къ начальству; но мои просьбы смягчили его, и онъ отпустилъ насъ съ тѣмъ, чтобъ мы тотчасъ же явились на свои корабль.
Мы исполнили это приказаніе. Я прибылъ на фрегатъ, и видъ моря привелъ меня въ восторгъ. Но самый фрегатъ и матросы сильно разочаровали меня. Я воображалъ себѣ мундиры, великолѣпіе, стройность, а нашелъ матросовъ въ старыхъ курткахъ, цвѣтъ которыхъ скрывался подъ слоями смолы. Самый фрегатъ содержался довольно-нечисто.
Явился капитанъ Больё, и каково же было мое удивленіе, когда онъ прошелъ, невзглянувъ на меня, и, подозвавъ одного офицера, сказалъ:
-- Г. лейтенантъ, впишите въ списокъ экипажа этого молодаго человѣка въ званіи младшаго матроса рулевой команды.
Послѣ этого онъ повернулся и ушелъ, несказавъ мнѣ ни слова.
Четыре часа спустя, подняли мы якорь и вышли въ море.
Въ первую недѣлю плаваніе было тихо и благополучно; но потомъ буря разсѣяла нашу эскадру, и только четыре фрегата остались въ виду одинъ другаго. Эта буря заставила меня страдать отъ морской болѣзни; но при первомъ солнечномъ лучѣ и тихой погодѣ я все забылъ.
Двѣ недѣли спустя, вошли мы въ гавань Сантакрузъ, на островѣ Пальма, одномъ изъ Канарскихъ Острововъ. Тутъ позванъ былъ я къ капитану на квартиру, и удостовѣрился, что во все время плаванія онъ бдительно надзиралъ за мною, хотя никогда не говорилъ со мной ни слова. Онъ вполнѣ одобрилъ мое поведеніе и предсказалъ мнѣ, что изъ меня выйдетъ хорошій морякъ.
Изъ Пальмы пошли мы къ Мысу Доброй Надежды. На высотѣ этого мыса адмиралъ Серсей распечаталъ данныя ему инструкціи и увидѣлъ, что долженъ идти въ Остиндію.
Керно съ восторгомъ сообщилъ мнѣ эту радостную новость, и съ той минуты еще болѣе занялся моимъ морскимъ образованіемъ. Однажды, въ сильную бурю, когда вахтенный офицеръ приказалъ взять рифы, Керно велѣлъ мнѣ вмѣстѣ съ нимъ лѣзть на мачту.
-- Ступай смѣло, сказалъ онъ,-- и не смотри ни внизъ, ни по сторонамъ.
Я полѣзъ по канату, качавшемуся отъ вѣтра и отъ моей тяжести, но, взглянувъ вдругъ внизъ, увидѣлъ, что я въ тридцати футахъ отъ палубы, вишу надъ волнами океана, которыя бросаютъ нашъ фрегатъ какъ щепку. У меня закружилась голова и я закричалъ:
-- Керно! я не могу... упаду!..
-- Какой вздоръ! Какъ-будто матросъ можетъ упасть...
Собравъ всю силу воли, я опять уцѣпился за веревку, но въ эту самую минуту напоръ волны сильно накренилъ фрегатъ.
-- Керно, я падаю! вскричалъ я, и, закрывъ глаза, воображалъ ужь себя на днѣ моря.
Но Керно быстро и сильно подхватилъ меня, хладнокровно повторяя:
-- Говорятъ тебѣ, что это пустяки! Матросъ никогда не свалится съ мачты.
Исполнивъ приказаніе, мы сошли опять на палубу.
-- Вотъ видишь ли, что ты не упалъ! сказалъ Керно.
-- Да, потому что ты меня поддержалъ.
-- Все-равно, и безъ этого ты бы не упалъ. Повторяю тебѣ, что матросъ никогда не падаетъ.
Дѣйствительно, черезъ недѣлю я смѣло лазилъ на всѣ мачты, вовсе незаботясь ни о вѣтрѣ, ни о волнахъ.
Недалеко отъ Иль-де-Франса мы овладѣли богатымъ купеческимъ судномъ. Это былъ трехмачтовый португальскій бригъ "Эльсингеръ", шедшій съ товарами изъ Индіи.
Капитанъ перевелъ меня вмѣстѣ съ Керно на это захваченное судно, чтобъ еще болѣе пріучить къ службѣ и маневрамъ. Начальникомъ "Эльсингера" назначенъ былъ де-ла-Бретоньеръ.
Безъ дальнѣйшихъ приключеній прибыли мы въ концѣ 1797 года въ Иль-де-Франсъ, откуда, послѣ небольшихъ починокъ въ кораблѣ, отправились къ берегамъ Остиндіи, сдавъ, разумѣется, призовый нашъ бригъ.
До-сихъ-поръ мы еще не встрѣчались съ Англичанами. Но едва вышли изъ Иль-де-Франса, какъ наткнулись на два линѣнные корабля, "Викторію" о 80-ти и "Арроганъ" о 74-хъ пушкахъ.
Адмиралъ Серсей, видя превосходство непріятеля, вступилъ подъ всѣ паруса; но Англичане сильно преслѣдовали насъ. Поутру, на разсвѣтѣ, удостовѣрились мы, что они догоняютъ насъ, и что сраженіе неизбѣжно. Для меня это было важною новостью. Сердце мое стѣснилось. Но капитанъ подозвалъ меня и тихо сказалъ мнѣ:
-- Послушай, Луи, всѣ знаютъ, что ты мой родственникъ, слѣдовательно, всякая вина твоя палетъ на меня; если ты обнаружишь въ сраженіи хоть малѣйшую трусость, покроешь меня безчестіемъ; помни же это и знай, что я буду видѣть всѣ твои движенія.
-- Капитанъ! вскричалъ я: -- я докажу вамъ, что достоинъ быть вашимъ родственникомъ!
-- Хорошо. Теперь ступай на свое мѣсто.
Сказавъ, это, онъ подозвалъ Керно и что-то сказалъ ему. Тотъ видимо смѣшался, почесалъ за ухомъ и отвѣчалъ:
-- Слушаю.
Когда мы съ Керно воротились на ютъ, я спросилъ его: какое приказаніе далъ ему капитанъ? Матросъ не хотѣлъ сказать мнѣ.
-- Ну, а если я угадаю, признаешься ли ты?
-- Тогда... пожалуй...
-- Вѣрно, тебѣ приказано поджечь пороховую камеру, если мы принуждены будемъ сдаться?
-- Какой вздоръ! отвѣчалъ Керно.-- Такихъ приказаній не даютъ матросамъ. Ну, да полно болтать; смотри, сраженіе начинается.
II.
Было десять часовъ утра. Англичане приняли всѣ мѣры, чтобъ отрѣзать намъ дорогу. Мы шли, какъ-можно ближе къ вѣтру подъ одними марселями. У насъ было шесть фрегатовъ, у Англичанъ два линѣйные корабля. Силы были почти-равны, но непріятель могъ дѣйствовать вдругъ всѣми силами на каждомъ пунктѣ.
Англичане хотѣли прежде всего потопить первый фрегатъ Вертю, и оба корабля ихъ стали по обѣимъ сторонамъ фрегата, осыпая его залпами. Но тамъ командовалъ Лермитъ и искуснымъ маневромъ освободился отъ своего критическаго положенія, соединясь съ прочими судами эскадры. Сраженіе сдѣлалось общимъ.
Признаюсь, первое ядро, пролетѣвшее надъ моею головою, произвело на меня ужасное впечатлѣніе, но я старался скрыть свой страхъ, зная, что капитанъ смотритъ на меня. Другой, ужаснѣйшій шумъ, прогремѣвшій надо мною, еще болѣе смутилъ меня.
-- Что это? спросилъ я у Керно.
-- Это поетъ цѣпное ядро, мой милый, отвѣчалъ онъ -- что, не нравится?
-- Напротивъ! Только я люблю знать названіе инструментовъ, на которыхъ даютъ концертъ.
Эта острота понравилась Керно; но вдругъ сорванная ядромъ голова одного матроса, опять взволновала меня. Это былъ первый человѣкъ, убитый въ глазахъ моихъ.
-- Подвязать фалъ! закричалъ вахтенный.
Керно, видя, что я не тороплюсь исполнять данное приказаніе, бросился самъ и въ минуту выполнилъ его.
-- Извини, Луи, сказалъ онъ мнѣ: -- я забылъ, что это твое дѣло, и думалъ, что офицеръ мнѣ приказалъ.
Это было мнѣ урокомъ. Когда, чрезъ полчаса, ядромъ сорвало новый фалъ, я безъ команды бросился и исправилъ его. Сойдя на палубу, я взглянулъ на капитана. Онъ видѣлъ все и глядѣлъ на меня одобрительно. Я былъ въ восторгѣ.
Къ двумъ часамъ огонь Англичанъ началъ стихать, но нигдѣ еще не было ни сбитыхъ мачтъ, ни другихъ поврежденій, оканчивающихъ битву. Всѣхъ болѣе пострадалъ фрегатъ "Вертю". Вся эскадра удивлялась мужеству Лермита.
Въ четыре часа Англичане спустились подъ вѣтеръ и стали уходить. Громкое "ура!" раздалось на нашихъ корабляхъ. Мы ужь воображали, что овладѣемъ непріятельскими судами; вдругъ сигналъ адмирала Серсея приказалъ остановить преслѣдованіе. Всѣ выразили неудовольствіе мрачнымъ безмолвіемъ; но воля начальника была выполнена.
Даже мой Керно разсуждалъ объ этомъ, когда мы ночью стояли съ нимъ на часахъ.
-- Этакой штуки не было бы подъ командою Сюркуфа, сказалъ онъ; -- у того Англичане не отдѣлались бы такъ дешево...
Я присталъ къ нему съ разспросами о давешнемъ приказаніи капитана. Керно долго упрямился, но наконецъ, убѣжденный моими обѣщаніями въ скромности, открылъ мнѣ, что капитанъ приказалъ ему бросить меня за бортъ, если я обнаружу трусость.
Послѣ мадрасскаго сраженія (такъ названа была наша встрѣча съ Англичанами), мы зашли на Иль-де-Руа, чтобъ исправить поврежденія, а потомъ направили путь къ Батавіи. По дорогѣ захватили мы корабль Остиндской Компаніи Пиго, и я опять былъ переведенъ на призовое судно.
При бывъ въ Батавію, капитанъ Больё призвалъ меня, и объявилъ, что возвращается въ Европу, а меня передаетъ на руки одному изъ друзей своихъ, капитану Суше.
-- Тебѣ, любезный Луи, надобно еще служить, сказалъ онъ:-- и назадъ ѣхать не зачѣмъ. Лучше оставайся и выслужись.
Послѣ этого далъ онъ мнѣ двадцать-пять луидоровъ, пожалъ дружески руку и сказалъ: "до свиданья".
Увы! этого свиданья уже не было. Въ 1801 году Больё былъ убитъ въ морскомъ сраженьи на бенгальскихъ берегахъ.
Въ Батавіи схватилъ я лихорадку, которая преслѣдовала меня во весь переѣздъ до Иль-де-Франса, гдѣ я помѣщенъ былъ въ госпиталѣ. Керно всякій день навѣщалъ меня и оказывалъ мнѣ величайшую заботливость.
27 апрѣля 1798 года вышелъ я изъ лазарета и отправился на 22-хъ пушечномъ корветѣ Брюль-Гёль. Высадивъ адмирала Серсея въ Самарингѣ, мы возвратились на Батавію, откуда пошли къ Филиппинскимъ Островамъ. Оба судна, подъ командою капитана Лермита, бросили якорь въ Кавитской Гавани, въ Маниллѣ.
Мы тотчасъ же отправились съ Керно гулять по городу, который былъ хорошо знакомъ ему. Первое, что мы встрѣтили на улицѣ, была дуэль на ножахъ двухъ головорѣзовъ; около нихъ составился кружокъ, и зрители бились объ закладъ, кто изъ ратоборцевъ побѣдитъ. Послѣ первой сильной раны, бой кончился, а побѣдитель съ шляпою обошелъ всѣхъ зрителей, чтобъ получить отъ нихъ нѣсколько мелкихъ монетъ. Страннѣе всего, что въ этихъ закладахъ принимали участіе и Францисканцы.
Керно увидѣлъ въ толпѣ одного знакомаго, по имени Переса. Онъ прежде служилъ на кораблѣ и имѣлъ какую-то ссору съ Керно, во время которой дважды хотѣлъ убить его, но матросъ поколотилъ его за такую попытку, и тѣмъ дѣло кончилось.
Теперь Керно, для возобновленія знакомства, пригласилъ его на стаканъ грогу. Мы пошли вмѣстѣ.
III.
Пришедъ въ какой-то шинокъ къ старухѣ, Керно, какъ старый другъ дома, потребовалъ лучшій завтракъ.
-- До завтрака ли мнѣ теперь!.. вскричала хозяйка, заливаясь слезами.
-- Что это значитъ? спросилъ Керно.
-- У меня похитили дочь... мою Глорію...
-- Какъ! этого ребенка?... Да бишь, это было лѣтъ десять тому назадъ... Ну, что жь? похитили и отдадутъ... Давай завтракать...
-- Отдадутъ! Но что будетъ съ нею?
-- Да полно о пустякахъ говорить, или я уйду въ другой трактиръ...
Эта угроза подѣйствовала. Старуха присмирѣла, засуетилась и черезъ полчаса мы сидѣли втроемъ за сытнымъ завтракомъ, во время котораго хозяйка продолжала разсказывать, какъ дочь ея была похищена въ ея глазахъ и несмотря на ея крики.
-- А что? хладнокровно спросилъ Керно:-- который разъ похищаютъ твою дочь?
-- Первый, отвѣчала плачевно старуха -- и вы видите мое отчаяніе...
-- Ну, во второй тебѣ ужь не такъ тяжело будетъ...
Несмотря на это утѣшеніе, старуха продолжала плакать, а Пересъ, выпившій два стакана грога, между-тѣмъ тихонько ушелъ отъ насъ.
Какъ-скоро Керно замѣтилъ это, то задумался.
-- Этотъ шутъ не даромъ улизнулъ. У него вѣрно дурныя намѣренія. Пойдемъ за нимъ, я знаю, гдѣ онъ живетъ.
Мы не долго шли по улицамъ, и едва поравнялись съ квартирою Переса, какъ оттуда выбѣжала дѣвушка, кричавшая: "Спасите, помогите!"
Это была Глорія. Она узнала Керно и бросилась къ нему, умоляя о защитѣ. Тотъ, какъ рыцарь, обѣщалъ охрапять ее.
Вдругъ изъ этого же дома выбѣжалъ Пересъ съ нѣсколькими товарищами и бросился отнимать Глорію.
-- Луи! сказалъ мнѣ Керно:-- бѣги скорѣе за помощью. Въ первомъ трактирѣ ты найдешь Французскихъ матросовъ... зови всѣхъ, а до-тѣхъ-поръ я буду забавляться съ ними.
Видя, что онъ вынулъ два пистолета и сталъ съ Глоріею въ уголъ, чтобъ защитить свой тылъ, я понялъ, что на него не скоро рѣшатся напасть и я успѣю вайдти помощь.
Первый, кто мнѣ попался, былъ мичманъ Оливье. Я ему успѣлъ быстро разсказать объ опасности Керно, и онъ тотчасъ же бросился къ мѣсту побоища, а мнѣ велѣлъ бѣжать въ ближайшій трактиръ, гдѣ, по его словамъ, пировали двадцать матросовъ.
Черезъ пять минутъ я ужь явился съ подкрѣпленіемъ въ двадцать человѣкъ, вооруженныхъ всею мёбелью трактира. Дѣла были въ томъ же положеніи. Около Керно собралась большая толпа народа, но, при видѣ пистолетовъ его, никто не смѣлъ подойдти къ нему.
При нашемъ появленіи толпа отхлынула, но ожесточеніе усилилось. На одного совѣстно, можетъ-быть, было напасть всему городу, но тутъ ужь были двѣ націи: Французы и Испанцы; самолюбіе поджигало послѣднихъ.
Наконецъ вся толпа разбѣжалась, и мы овладѣли мѣстомъ битвы безъ всякаго кровопролитія, кромѣ нѣсколькихъ толчковъ.
Въ эту минуту явился нашъ капиталъ и городовой алгвазилъ. Все тотчасъ же пришло въ порядокъ, и Керно, какъ зачинщикъ суматохи, отправленъ на корабль подъ арестъ.
Я, разумѣется, пошелъ съ нимъ.
-- Ужь не убилъ ли ты Переса? спросилъ я.
-- О, нѣтъ! Онъ послѣ тебя хватилъ меня ножомъ по уху, а я отмахнулся рукою.
-- Да я видѣлъ, что онъ лежалъ на землѣ.
-- Притворился, негодный. А можетъ-быть я какъ-нибудь нечаянно задѣлъ его кулакомъ.
-- А куда жь дѣвалась Глорія?
-- Ее подхватила мать и увела.
-- А ты за нее, бѣднякъ, подъ арестомъ.
-- Ненадолго: я завтра же отправлюсь, по приказанію моихъ начальниковъ.
Я не понялъ этихъ словъ и оставилъ ихъ безъ вниманія. Но онъ дѣйствительно исчезъ на другой день.
Въ это время узнали мы, что капитанъ Лермитъ убѣдилъ испанскаго адмирала идти на встрѣчу двумъ англійскимъ кораблямъ, которые служили конвоемъ большому купеческому флоту, шедшему изъ Китая въ Европу.
Дѣйствительно, несмотря на медленность и видимую неохоту Испанцевъ, мы вскорѣ вышли въ море.
Въ этой кампаніи, будучи одинъ и безъ опредѣленной должности, я занялся впервые опять живописью, которую совсѣмъ-было бросилъ, и первый мой трудъ заслужилъ всеобщее одобреніе экипажа.
IV.
Первою наградою за труды мои было то, что капитанъ пригласилъ меня съ собою обѣдать. Онъ одобрялъ мои способности и обѣщалъ снабжать бумагою и карандашами.
У Разбойничьихъ Острововъ узнали мы, что англійскіе корабли стоятъ въ тридцати миляхъ отъ насъ. Мы тотчасъ же пустились въ погоню за ними. Появленіе наше было такъ неожиданно, что Англичане едва успѣли отрубить канаты и пуститься въ бѣгство; мы быстро устремились за ними.
Вскорѣ мы догнали ихъ и начали бой; но, не прошло и полчаса, какъ адмиральскій испанскій корабль подалъ намъ сигналъ прекратить огонь и присоединиться къ нему. Мы повиновались, удостовѣрять тогда вполнѣ, что Испанцы неохотно дерутся съ Англичанами.
Съ грустью воротились мы въ Кавитъ. Первый мой визитъ былъ къ той же старухѣ, у которой я былъ въ первый разъ съ Керно.
Я засталъ ее опять въ слезахъ.
-- Что это значитъ? спросилъ я.-- Ужь не опять ли похитили твою дочь?
-- Разумѣется, отвѣчала она -- и на этотъ разъ ее увезъ вашъ пріятель Керно.
-- Такъ онъ былъ здѣсь? Гдѣ жь онъ теперь?
-- Не знаю. Говорятъ, что отправился на суднѣ испанскаго корсара.
Больше я ничего не узналъ объ этомъ.
Впрочемъ, мы не долго пробыли въ Кавитѣ, а пошли сперва въ Батавію, потомъ опять въ Иль-де-Франсъ. Но какъ и тутъ нигдѣ не встрѣтили непріятеля, то капитанъ Гермитъ рѣшился идти къ Порту-Морису, который, какъ говорили, былъ блокированъ Англичанами.
Дѣйствительно, подходя къ острову, увидѣли мы, что два линѣйные корабля, одинъ фрегатъ и одинъ корветъ блокируютъ портъ. Англичане тотчасъ же увидѣли насъ и бросились наперерѣзъ, чтобъ не допустить до берега; но капитанъ Гермитъ хорошо зналъ мѣста и видѣлъ, что, выдержавъ огонь преслѣдующихъ его судовъ, онъ можетъ войдти въ бухту.
Дѣйствительно, съ одиннадцати до четырехъ часовъ выдерживали мы ихъ залпы, отвѣчая только кормовыми пушками; но наконецъ поставили корабли свои на ширинѣ и могли отвѣчать сильнымъ огнемъ.
Когда стало смеркаться, Англичане, убѣдясь, что не могутъ захватить насъ въ этой позиціи, прекратили бой и удалились въ открытое море.
На другое утро непріятельскихъ кораблей ужь не было видно; но мы не смѣли выйдти изъ своей бухты, зная, что они караулятъ насъ и что вскорѣ опять явятся, чтобъ произвести на насъ новое, сильнѣйшее нападеніе. Въ ожиданіи этого, капитанъ устроилъ береговую батарею изъ двадцати-четырехъ пушекъ, взятыхъ съ обоихъ нашихъ судовъ.
Черезъ недѣлю Англичане воротились и снова напали на насъ. Мы отвѣчали имъ жесточайшимъ огнемъ, который изумилъ и ожесточилъ ихъ. Особливо береговая батарея наносила имъ большія поврежденія. Цѣлый день упорствовали они въ своей атакѣ, наконецъ отступили и сняли блокаду острова, а мы съ торжествомъ вступили въ Портъ-Морисъ при восклицаніяхъ народа.
Сойдя на берегъ, я занялся изображеніемъ минувшаго сраженія и представилъ картину капитану. Онъ очень-ласково принялъ ее, помѣстилъ меня у себя на квартирѣ и рекомендовалъ всѣмъ знатнѣйшимъ жителямъ города.
Всего пріятнѣе было для меня знакомство съ капитаномъ Лермитомъ, который перевелъ меня къ себѣ на фрегатъ "Пренёзъ".
15 августа 1799 года, отправились мы къ южному берегу Мадагаскара: но здѣсь капитанъ нашелъ новыя инструкціи, по которымъ онъ принужденъ былъ направить путь къ южному берегу Африки.
21 сентября пришли мы къ бухтѣ Лагоа. Издали видно было тамъ пять судовъ, и капитанъ Лермитъ, потирая руки, объявилъ, что этого приза достаточно будетъ на нынѣшній годъ. Онъ даже предупредилъ меня, что я долженъ составить картину предстоящаго боя, если дѣло дойдетъ до этого.
-- Я ужь набросалъ, капитанъ, отвѣчалъ я:-- главные пункты нашей позиціи и береговъ бухты. Къ-сожалѣнію, непріятельскіе корабли худо еще видны.
-- Да, это и меня безпокоитъ, сказалъ онъ.-- Я все еще не увѣренъ, купеческія ли это суда, или военныя.
Чтобъ обмануть непріятеля, мы тотчасъ же превратили свой фрегатъ въ купеческое судно, закрывъ борты пушекъ и выставя шведскій торговый флагъ. Въ этомъ видѣ вошли мы въ бухту.
Около 7-ми часовъ вечера прошелъ мимо насъ гальотъ съ небольшимъ числомъ матросовъ, необращавшихъ повидимому никакого вниманія на насъ.
Мы стали въ бухтѣ на ружейный выстрѣлъ отъ трехмачтоваго большаго корабля, который съ виду казался купеческимъ. Ночью замѣтили мы также, что около насъ проѣхала лодка, какъ-бы высматривая корабль и подслушивая разговоръ матросовъ. У Англичанъ никто бы ничего не узналъ; они все молчатъ; но Французы любятъ болтать, смѣяться, браниться, и лазутчики, бывшіе въ лодкѣ, легко могли узнать, какой націи принадлежитъ наше судно.
На разсвѣтѣ мы удостовѣрились, что узнаны и что попали въ западню. Передъ нами были три большія китоловныя судна, вооруженныя пушками, такой же корабль Остиндской Компаніи и трехмачтовый англійскій корветъ. Это превосходство силъ не оставляло намъ никакой надежды на побѣду, а главное несчастіе наше было въ томъ, что на берегу была устроена батарея, которой мы не видали и которая наносила намъ ужасный вредъ. Но дѣлать было нечего; надобно было сражаться до невозможности.
Послѣ сильнаго съ нашей стороны огня, судно Компаніи спустило флагъ. Эта первая побѣда одушевила васъ. Но едва мы послали лодку, чтобъ овладѣть сдавшимся кораблемъ, какъ увидѣли, что англійскій корветъ наградилъ его за это цѣлымъ залпомъ. Это принудило уже сдавшееся судно опять поднять флагъ и открыть огонь. Неожиданная же перемѣна вѣтра дозволила англійскому корвету осыпать насъ ядрами, на которыя мы едва могли отвѣчать.
Судьба возстала противъ насъ. Лермитъ рѣшился отступить, то-есть выѣхать поскорѣе изъ бухты. Вдругъ, къ всеобщему ужасу, усмотрѣли мы брандеръ, шедшій прямо на насъ. Колебаться нельзя было ни на минуту. Мы отрубили канаты якорей, распустили паруса и пустились въ открытое море.
Едва успѣли мы отойдти, какъ ужаснѣйшій взрывъ брандера доказалъ намъ, какой участи мы подвергались.
Въ открытомъ морѣ спѣшили мы по возможности исправить свои поврежденія; но судьба рѣшилась до конца насъ преслѣдовать. Поднялась ужаснѣйшая буря, какой я никогда не видалъ. Была минута, что фрегатъ накренило до такой степени, что онъ долго не могъ подняться. Мы ужь отчаялись въ своемъ спасеніи; но онъ, къ-счастію, успѣлъ подняться. Капитанъ Лермитъ принужденъ былъ оставить свое намѣреніе возвратиться въ несчастную бухту.
Три дня и три ночи свирѣпствовала эта буря; наконецъ она стала утихать, какъ вдругъ часовые донесли, что какой-то корабль видѣнъ въ отдаленіи, и по величинѣ, кажется, военный.
Тотчасъ же приготовились къ бою и полетѣли на встрѣчу корабля. Въ это мгновеніе буря опять усилилась, и мы такъ близко сошлись съ кораблемъ, что ожидали нечаяннаго абордажа; мы подняли Французскій флагъ и тотчасъ же непріятельское ядро привѣтствовало его.
Это былъ сигналъ къ начатію боя. Открылся жесточайшій огонь, но непріятельскій корабль былъ гораздо сильнѣе вашего, и мы пустились уходить отъ него. Подняты были всѣ паруса, но въ борты, пробитые въ недавнюю битву, вливалось много воды, и часть экипажа должна была дѣйствовать насосами.
Настала ночь, и мы взяли другое направленіе, чтобъ уйдти отъ Англичанъ. Но ночью взошла луна, и мы убѣдились, что непріятельскій корабль слѣдуетъ за нами даже и по новому направленію. Очевидно было, что нельзя избѣжать вторичнаго сраженія, а такъ-какъ оно должно было начаться поутру, то Лермитъ и приказалъ экипажу отдохнуть. Самъ онъ задремалъ въ пять часовъ утра, сидя на гаубицѣ.
До полдня спалъ онъ въ этомъ положеніи, и мы, уважая сонъ храбраго моряка, не будили его, а приготовлялись къ битвѣ. Вдругъ онъ вскочилъ на ноги, и первый взглядъ его былъ обращенъ на непріятельскій корабль. Тотчасъ же собранъ былъ экипажъ, сдѣланы послѣднія распоряженія, и какъ Англичане были уже отъ насъ на три четверти пушечнаго выстрѣла, то мы первые и начали огонь.
Двадцать минутъ продолжали мы осыпать ядрами непріятельскій корабль, а онъ не удостоивалъ насъ ни однимъ выстрѣломъ. Не прежде, какъ подойдя на пистолетный выстрѣлъ, пустилъ онъ въ насъ залпъ полнымъ бортомъ и потомъ продолжалъ попрежнему преслѣдовать, незамѣчая нашихъ ядеръ. Смѣлая идея родилась въ головѣ капитана. Уходить ему было нельзя: непріятельскій корабль былъ быстрѣе на ходу; онъ рѣшился вдругъ убавить парусовъ и дать себя обогнать.
Дѣйствительно, въ дыму выстрѣловъ Англичане не замѣтили нашего маневра и чрезъ нѣсколько минутъ опередили насъ. Очутясь позади своихъ преслѣдователей, капитанъ хотѣлъ сцѣпиться съ ними на абордажъ, но сдѣланный для этой цѣли маневръ не удался -- и оба корабля могли только осыпать другъ друга ружейными выстрѣлами.
Съ этой минуты ожесточеніе на обоихъ судахъ дошло до высшей степени. Никто ничего не видѣлъ, не слышалъ; вездѣ дымъ и огонь. Всѣ въ какомъ-то чаду; по палубѣ потекли ручьи крови; пораженные люди безпрестанно падали, и никто ужь не обращалъ на это вниманія.
Одинъ Лермитъ, сохранявшій хладнокровіе, стоялъ у грот-мачты и повторялъ приказаніе стрѣлять только двойными-цѣпными ядрами.
Цѣлый часъ продолжалось это обоюдное изступленіе. Лермитъ, слѣдившій за дѣйствіемъ своихъ выстрѣловъ, вдругъ приказалъ объявить экипажу, что побѣда склоняется на нашу сторону, потому-что непріятельскій корабль, на пространствѣ десяти футовъ, видимо получилъ болѣе пятидесяти ядеръ близь самой ватер-линіи.
Вскорѣ Англичане замѣтили свое опасное положеніе. Половина экипажа бросилась чинить эти поврежденія, но всякій работникъ при появленіи дѣлался мишенью, осыпаемою нашими выстрѣлами. Воздухъ огласился нашими побѣдными криками. Еще нѣсколько минутъ упорства со стороны Англичанъ -- и потопленіе ихъ было неизбѣжно. Мы надѣялись, что національная гордость ихъ не дозволитъ имъ бѣжать отъ слабѣйшаго противника, во ошиблись.
"Юпитеръ" (такъ назывался нашъ 64-хъ пушечный противникъ) распустилъ всѣ паруса и пустился уходить отъ насъ. Это была грустная для насъ минута. Мы были избиты и не могли преслѣдовать его.
-- Какъ, капитанъ! мы не преслѣдуемъ непріятеля?..
-- Безъ вопросовъ! Исполняйте приказаніе.
Лейтенантъ поклонился молча; слеза блеснула въ глазахъ его, но дисциплина повелѣвала -- и приказъ былъ выполненъ.
Потери наши были жестоки, но насъ утѣшала мысль, что 64-хъ пушечный корабль бѣжалъ отъ насъ. Конечно, весь экипажъ лучше бы желалъ возвратиться теперь въ какую-нибудь гавань; но какъ, по инструкціямъ, даннымъ капитану, фрегатъ нашъ долженъ былъ крейсировать до-нельзя, то мы и должны были оставаться въ морѣ, несмотря на бури, на поврежденія въ кораблѣ, на недостаточное число экипажа и на болѣзни, распространившіяся между остальными людьми.
Это было тяжкое и печальное плаваніе. Бури измучили насъ. Цынготная болѣзнь похитила еще тридцать человѣкъ. Упадокъ духа былъ всеобщій. Но по инструкціямъ должны мы были не прежде 30 октября распечатать предписаніе министра о дальнѣйшемъ нашемъ назначеніи.
Желанный день насталъ -- и, ко всеобщей радости, мы пошли въ Иль-де-Франсъ.
V.
Наше плаваніе къ Иль-де-Франсу было продолжительно. Насъ застигли нестерпимые жары и штили. У насъ оказался недостатокъ воды. Къ страданіямъ болѣзней и голода прибавилась жажда. Я былъ одинъ изъ счастливѣйшихъ во всемъ экипажѣ, потому-что корпусъ офицеровъ, поручивъ мнѣ написать сраженіе въ бухтѣ Лагоа и съ "Юпитеромъ", снабжалъ меня изобильно водою, которую каждый офицеръ отдавалъ мнѣ изъ своей порціи.
Въ недѣлю окончилъ я свои рисунки и представилъ ихъ. Всѣ были чрезвычайно-довольны. Двадцать лѣтъ спустя, когда Лермить былъ ужь вице-адмираломъ и барономъ, онъ за обѣдомъ у меня съ удовольствіемъ вспоминалъ объ этихъ рисункахъ.
10-го декабря увидѣли мы наконецъ обѣтованный берегъ... но, увы! судьба рѣшилась до конца преслѣдовать насъ. Едва мы направили путь къ большой гавани, какъ вдругъ изъ-за восточнаго берега показались два корабля. Всѣ подзорныя трубы устремились на нихъ, и мы вскорѣ убѣдились, что это были два англійскіе корабля, которые тотчасъ же пустились наперерѣзъ, чтобъ не допустить насъ до берега
Около полудня убѣдились мы, что англійскіе корабли гораздо-быстрѣе насъ на ходу. Лермитъ приказалъ тогда направить путь по узкому каналу, идущему между берегомъ и скалою Куан-де-Меръ. По немъ рѣдко пускались корабли; но положеніе наше было таково, что надо было на все рѣшиться.
Радостный крикъ всего экипажа привѣтствовалъ удачную попытку, позволившую намъ опередить Англичанъ на три мили. Еще два часа попутнаго вѣтра -- и мы стали бы подъ пушками фортовъ. Вдругъ вѣтеръ упалъ и фрегатъ нашъ остановился; только начавшійся приливъ тихо влекъ насъ къ берегу.
Одна радость утѣшила насъ вскорѣ въ нашемъ положеніи. Мы увидѣли, что штиль коснулся и той полосы, гдѣ шли англійскіе корабли. Теперь мы увѣрены были, что на-время избавились отъ нихъ. Но это положеніе не могло быть продолжительно: приливъ видимо угрожалъ разбить насъ о береговые рифы. Надобно было выбраться въ море. Подулъ вѣтерокъ; мы воспользовались имъ, подняли паруса и проплыли небольшое разстояніе, приблизившее насъ къ гавани Св. Лудовика. Вдругъ корабль нашъ ощутилъ сильный ударъ и остановился. Мы были на мели; погибель была неизбѣжна.
Лермитъ собралъ вокругъ себя офицеровъ.
-- Господа! сказалъ онъ имъ:-- мы дѣлали все возможное для своего спасенія. Судьба неблагопріятствуетъ намъ. Положеніе наше самое критическое. Надобно извлечь изъ него все, что можно, если не для спасенія, то для чести и славы Франціи. Надобно поставить фрегатъ такъ, чтобъ мы могли отвѣчать нашимъ огнемъ на непріятельское нападеніе.
Въ эту минуту прибыла съ берега шлюбка. Адмиралъ Серсей прислалъ узнать у капитана, какую помощь можетъ онъ ему подать.
-- У меня во всемъ недостатокъ, отвѣчалъ Лермитъ.-- Но я прошу, чтобъ съ фрегата тотчасъ же свезли всѣхъ больныхъ и раненныхъ и прислали мнѣ какъ-можно-больше артиллеристовъ, свѣжей воды и съѣстныхъ припасовъ. Мы спастись не можемъ; но даромъ не достанемся въ руки Англичанамъ.
Послѣ этого началась на фрегатѣ дѣятельная работа. Срубили мачты, сбросили лишнія пушки, бочки, и спущенныя лодки потянули фрегатъ, чтобъ поставить его бортомъ къ непріятелю. Все это исполнено было съ успѣхомъ.
Но едва успѣли мы приготовиться, какъ ужь непріятельскіе выстрѣлы доказали намъ, что сраженіе начинается.
-- Г. Гарнере, сказалъ мнѣ капитанъ: -- вотъ и для васъ работа. Замѣчайте всѣ эпизоды битвы и передайте ихъ потомству своимъ искусствомъ.
Огонь начался въ три часа. Съ подкрѣпленіемъ, полученнымъ нами съ берега, было у насъ до двухсотъ человѣкъ экипажа. Лодки ходили безпрестанно между кораблемъ и берегомъ для отвоза раненныхъ. Адмиралъ Серсей вздумалъ-было устроить наскоро береговую батарею и открылъ огонь, но съ первыхъ же выстрѣловъ убѣдился, что ядра не долетаютъ до непріятельскихъ судовъ.
Закипѣла самая отчаянная битва. Восемьдесятъ непріятельскихъ орудій было направлено на насъ. Мы отвѣчали изъ двадцати-трехъ; но Лермитъ рѣшился сражаться до послѣдняго человѣка.
Два часа продолжалась ужасная канонада. Несмотря на неравенство силъ, наши выстрѣлы были самые меткіе и удачные. Два раза Англичане прекращали огонь и, казалось, совѣтовались, продолжать ли имъ бой, который при успѣхѣ дастъ имъ самый незначущій результатъ, а при пораженіи покроетъ ихъ стыдомъ.
Новое несчастіе довершило вашу погибель -- корабль нашъ упалъ на бокъ.
Въ этомъ положеніи нельзя было продолжать сражаться. Лермитъ приказалъ тотчасъ же всему экипажу переправиться на лодкахъ на берегъ.
Офицеры молча исполнили это приказаніе, но сами остались при немъ.
-- Мы хотимъ раздѣлить участь корабля! отвѣчали они.
-- Но я, господа, сейчасъ подожгу фрегатъ.
-- Прекрасно, капитанъ! Тогда мы раздѣлимъ вашу судьбу.
-- Такъ и быть, оставайтесь. Вы достойны этой чести.
До этой минуты видѣли мы въ Лермитѣ истиннаго героя. Мы и не подозрѣвали, что онъ давно ужъ былъ одержимъ жестокою болѣзнью, убивающею въ тропическихъ странахъ, а именно, нервическою лихорадкою. Непостижимая сила воли побѣждала до-сихъ-поръ тѣлесныя страданія; но теперь, когда судьба корабля и экипажц была рѣшена, онъ вдругъ упалъ безъ чувствъ, съ сильнѣйшими нервическими спазмами. Совѣтъ офицеровъ тотчасъ же рѣшилъ отвезти его на берегъ;, но для этого надобно было подвезти лодку къ той сторонѣ, которая была подъ выстрѣлами, и едва она явилась, какъ картечный залпъ пустилъ ее ко дну. Одинъ офицеръ былъ при этомъ смертельно раненъ.
Въ эту минуту огонь Англичанъ прекратился, и мы увидѣли большую лодку, идущую къ нашему фрегату. Оставаясь до-тѣхъ-поръ, вмѣстѣ съ прочими офицерами, при капитанѣ, я понялъ, что плѣнъ мой нисколько не поможетъ ему, и бросился въ кучу убитыхъ матросовъ, лежавшихъ вблизи.
Англійскій офицеръ, присланный для того, чтобъ взять всѣхъ въ плѣнъ, снялъ шляпу и, съ почтеніемъ поклонясь капитану, который уже опомнился и всталъ, объявилъ ему, что присланъ для исполненія его приказаній.
Это великодушіе тронуло Лермита. Онъ сказалъ, что готовъ слѣдовать за Англичаниномъ.
Поддерживаемый и своими и англійскими офицерами, онъ сошелъ въ англійскій куттеръ, бросивъ прощальный взглядъ на свой фрегатъ.
Послѣ узнали мы, что адмиралъ Пелью (Pelew), впослѣдствіи лордъ Эксмоутъ, поднялъ на обоихъ 74-хъ пушечныхъ корабляхъ своихъ Французскій флагъ въ честь Лермита. Его подняли на корабль въ креслахъ, и когда онъ сталъ на палубу, адмиралъ подошелъ къ нему и сказалъ:
-- Принимаю ее, на память о вашихъ геройскихъ подвигахъ, и никогда съ нею не разстанусь, отвѣчалъ англійскій адмиралъ.-- Примите вмѣсто нея мою шпагу и сохраните ее въ знакъ глубочайшаго моего къ вамъ уваженія.
Послѣ этого подалъ онъ ему руку и, прося опереться на него, повелъ Лермита въ свою каюту.
Я же, какъ-скоро англійскій куттеръ отчалилъ отъ фрегата, скинулъ куртку, башмаки, и бросился вплавь къ берегу. Я хорошо плавалъ и не боялся усталости; но мысль объ акулахъ пугала меня. По счастью, на половинѣ пути встрѣтилъ я лодку, ѣхавшую еще разъ къ фрегату собирать раненныхъ, и меня посадили въ нее.
Когда я сошелъ на берегъ, меня окружили съ почестями, которыхъ я, конечно, не заслуживалъ. Всѣ предлагали мнѣ свои услуги, деньги, домъ. Мнѣ очень-трудно было выбрать, какъ вдругъ явился г. Монтолонъ, съ которымъ я еще прежде познакомился чрезъ капитана Суше. Онъ прибѣжалъ ко мнѣ съ отверстыми объятіями и увелъ меня къ себѣ.
Отдохнувъ и переодѣвшись, я долженъ былъ разсказать весь ходъ сраженія.. Собраніе было многочисленное, и разсказъ мой живо тронулъ всѣхъ. Вдругъ всѣ замолчали, и на всѣхъ лицахъ выразилось неудовольствіе.
-- Я слышалъ, что у васъ остановился одинъ изъ храбрецовъ, участвовавшихъ въ битвѣ фрегата "Провёзъ". Сдѣлайте милость, представьте меня ему.
Монтолонъ подвелъ его ко мнѣ.
-- Рекомендую вамъ, г. Гарнере, англійскаго лейтенанта Грина.
Мы молча поклонились другъ-другу; но Гринъ обратился потомъ ко мнѣ:
-- Кажется, я вошелъ въ ту минуту, какъ вы разсказывали о сегодняшнемъ сраженіи. Я увѣренъ, что приходъ мой не остановитъ этого разсказа. Хотя Франція и Англія воюютъ между собою, но, конечно, ни одна не завидуетъ другой въ военной славѣ. Мужество капитана Лермита, оказанное сегодня, такъ блистательно и славно, что моя народная гордость нисколько не оскорбится описаніемъ его подвиговъ. Я не только Англичанинъ, но и воинъ: подвиги всякой націи всегда пріятно отзываются въ моемъ сердцѣ.
Всъ были довольны этими словами, и я продолжалъ свой разсказъ. Когда я кончилъ его, Гринъ опять обратился ко мнѣ:
-- А вѣдь мы ужь имѣли честь съ вами встрѣчаться, сказалъ онъ:-- помните ли, въ сраженіи въ бухтѣ Лагоа?
-- Какъ! вы были тамъ?
-- Нѣтъ; я отправился наканунѣ. Вы помните гальйотъ, прошедшій мимо васъ... Это былъ я, посланный къ Мысу Доброй Надежды, чтобъ увѣдомить нашу эскадру о вашемъ появленіи и дерзкомъ нападеніи. Я привелъ оттуда противъ васъ "Юпитера", и, признаюсь, тамъ боялись только, что вы уйдете отъ его преслѣдованія. Оказалось, что "Юпитеру" пришлось уходить отъ насъ. Онъ воротился весь избитый и едва не пошелъ ко дну. Имя Лермита прославилось уже и тогда между нами.
-- Позвольте, однако, узнать, какимъ образомъ вы на Иль-де-Франсѣ?
-- Осматривая берегъ въ лодкѣ, я былъ захваченъ въ плѣнъ, и теперь пользуюсь свободою на честномъ словѣ.
Болѣе недѣли стояли англійскіе корабли въ виду острова, и всякій день отправлялась туда лодка изъ города, чтобъ узнать о здоровьи Лермита. Предлагали составить большую сумму по подпискѣ, чтобъ выкупить его, но англійскій адмиралъ отвергъ всякое предложеніе объ этомъ.
Чрезъ недѣлю адмиралъ доставилъ острову самый неожиданный и радостной сюрпризъ. Подъ парламентерскимъ флагомъ и при салютаціи съ кораблей, отправилъ онъ въ лодкѣ на берегъ капитана Лермита и безусловно возвратилъ ему свободу. Это былъ невыразимый праздникъ для всѣхъ жителей. Съ нимъ вмѣстѣ возвращены были и три офицера. Два по жребію остались въ плѣну, для доказательства истребленія фрегата "Пренёзъ".
Я тотчасъ же явился къ капитану, и онъ меня принялъ самымъ дружескимъ образомъ. Я одинъ оставался до конца на фрегатѣ, и это много значило въ глазахъ его. А какъ онъ согласился переѣхать на нѣсколько дней въ загородный домъ Монтолона, для поправленія здоровья, то и меня пригласилъ туда же. Разумѣется, я съ восторгомъ послѣдовалъ за нимъ.
Мнѣ дали верховую лошадь, а Лермитъ съ хозяиномъ отправились въ каретѣ.
Я былъ плохой ѣздокъ. Недоѣзжая до загороднаго дома, близь одной плантаціи сахарнаго тростника, лошадь бросилась въ сторону, а я полетѣлъ на землю.
Не успѣлъ я встать, какъ кто-то ударилъ меня по плечу.
VI.
Какъ изобразить мое удивленіе! Это былъ Керно.
Мы обнялись, какъ родные братья.
-- Какимъ образомъ ты здѣсь? спросилъ л.
-- Вотъ глупый вопросъ! сказалъ онъ со смѣхомъ.-- Оттого я здѣсь, что не въ другомъ мѣстѣ. Вѣдь земля кругла. Какъ же не встрѣтиться матросамъ, которые мѣряютъ ее со всѣхъ сторонъ? Ты, Луи, выросъ, но, сколько замѣчаю, не поумнѣлъ. Вотъ что значить быть безъ меня.
-- Да, я безпрестанно вспоминалъ о тебѣ, Керно.
-- А я-то! особливо, когда узналъ, что вы дрались, какъ молодцы, на фрегатѣ "Пренёзъ".
-- Ну, что же ты все это время дѣлалъ?
-- Да глупости, мой милый. Помнишь ли маленькую Глорію. Она меня упросила увезти ее отъ этого Переса. Почему же не доставить ей этого удовольствія? Пересъ подурачился: опять хотѣлъ меня пырнуть можемъ, но я его опять урезонилъ... Ну, да послѣ все разскажу. А ты какъ это вздумалъ объѣзжать дикихъ лошадей? Ты зачѣмъ здѣсь?
-- Я приглашенъ въ загородный домъ гостить у Монтолона, гдѣ теперь живетъ и капитанъ нашъ, Лермитъ.